«Тропик Козерога»

Тропик Козерога (fb2) - Тропик Козерога 1896K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Егор Владимирович Бекесов

Егор Владимирович Бекесов Тропик Козерога

«Клубились тучи, ветер выл, и мир дышал распадом

В те дни, когда мы вышли в путь с неомраченным взглядом.

Наука славила свой нуль, искусством правил бред;

Лишь мы смеялись, как могли, по молодости лет.

Уродливый пороков бал нас окружал тогда -

Распутство без веселья и трусость без стыда».

Гилберт Кийт Честертон

«О том, что где-то есть окраина —

Туда, за тропик Козерога! -

Где капитана с ликом Каина,

Легла ужасная дорога».

Николай Степанович Гумилёв.

ПРОЛОГ

Центральная улица была полна народа, спешившего поскорее уйти из города. Унылая процессия потерявших надежду людей, тащивших на себе бесчисленные чемоданы и узлы с вещами, шла в сторону порта, где последние корабли были готовы покинуть бывшую цитадель контрреволюции. День, как назло, стоял чудесный, и весёлое весеннее солнце светило с безоблачного неба, словно сама природа издевалась над бежавшими из города, отказываясь завершать трагическую картину последних дней.

С краю людского потока шёл человек в чёрном плаще, пригнув голову, словно боялся быть узнанным кем-то из толпы. В отличие от остальных, он не нёс с собой никаких вещей и, хотя направлялся в одну сторону с беженцами, из города он уходить не собирался, по крайней мере, в ближайшее время. Он нырнул в узкий переулок, где наткнулся на нескольких ополченцев, детей, одетых не по росту, в старые солдатские шинели. Ополченцы из частей, которые Совет, похоже, всерьёз рассчитывал выставить на защиту города. Те проводили его настороженными взглядами, взявшись за ремни винтовок, висевших у них за плечами.

Но человеку в плаще было не до них, у него в этом городе была своя цель, а всё остальное он почитал за декорации. Он дошёл до ничем не примечательного трёхэтажного дома с обшарпанными стенами и вошёл внутрь. Поднимаясь по лестнице, выхватил пистолет и, держа его в согнутой руке, осторожно прошёл по коридору на втором этаже. Прижался спиной к стене возле одной из дверей и громко прокричал:

— Мессеир, ещё не поздно, откликнись!

В ответ была лишь тишина. Незнакомец подождал минуту, после чего повернул ручку — дверь была открыта. Он медленно вошёл в квартиру, держа пистолет наготове, но внутри никого не оказалось. Не было ни пыли, ни беспорядка, всё лежало на своих местах, и только занавеска развевалась, поднимаемая ветром из открытого окна. На кухонном столе лежала записка, написанная аккуратным почерком на обрывке бумаги. Неизвестный подошёл к столу и медленно взял листок, принявшись медленно читать написанное. Лицо его во время чтения быстро мрачнело, а написано в записке было следующее:

«В тот момент, когда кто-либо будет читать эти строки, меня, если всё получится, уже не будет на этом свете. Я и без того тянул с этим, поддавшись, как и многие другие, иллюзиям относительно того, что ещё не всё потеряно и что нашу страну ещё можно вернуть. Впрочем, изначально это было вполне возможно, но теперь всё кончено, и сопротивление потеряло всякий смысл. Рано или поздно это должно было произойти, и глупцы те, кто считал иначе.

Я должен признать, что наши враги постепенно научились на своих ошибках. У этой сволочи наконец-то появилось подобие организации, так что теперь поздно что-либо предпринять — наш момент упущен. Наше сопротивление превратилось в агонию, и моё участие в дальнейших событиях уже ничего не изменит. Того, что я видел, хватит с лихвой. Фронт на юге рухнул, отступление превратилось в бегство. Через синие мосты перешла едва ли треть от имевшихся у нас на левом берегу реки войск, и повстанцы будут в городе со дня на день, положив конец этому фарсу, что теперь называют Сараткойской эпопеей. Мы проиграли и должны с гордостью принять поражение, как и подобает мужчинам.

Что бы впоследствии не говорили, но я сражался до конца, как и был должен, покинув армию лишь в самый последний момент, когда поражение стало свершившимся фактом. Я ухожу из этого мира без сожаления, ибо едва ли здесь осталось то, о чём я могу сожалеть, и что мне будет трудно оставить. Я надеюсь, что мой поступок не будет воспринят как проявление трусости или малодушия, благо ранее мною не раз было доказано отсутствие у меня хотя бы этих пороков.

Так что теперь мне осталось только сказать: «Прощайте, я сделал всё, что был должен сделать, и куда больше, чем мог сделать человек».

Верный своему долгу и отчизне Мессеир Крейтон».

Человек в плаще отложил записку и положил пистолет рядом с ней, опершись о край стола руками, он посмотрел куда-то вдаль. Его лицо уже перекашивала злоба, чтобы успокоиться, он три раза глубоко вздохнул и, опустив взгляд, произнёс одними губами: «Поздно».

Вдруг он разразился страшным кашлем, согнулся в три погибели, едва не падая на пол, перенеся свой вес на одну руку, которой он опёрся о край стола, вторую он держал около рта. Выпрямившись, он увидел своё отражение в трюмо, стоявшем в дальнем углу комнаты, перевёл взгляд на руку, испачканную в липкой кровяной жижице, и, вновь посмотрев в зеркало, улыбнулся сам себе измождённой озлобленной улыбкой, одной рукой взяв пистолет. Времени у него оставалось мало, но этого должно было хватить, чтобы исправить самую страшную ошибку в его жизни.

Часть первая. СТРАННИК

«Камень, который отвергли строители, соделался главою угла»

Псалом 117:22

Глава первая. ВСТРЕЧА НА НОЧНЫХ УЛИЦАХ

Он быстрым шагом шёл в полумраке по маленькой улочке, недалеко от городского центра, вдыхая холодный ночной воздух. Идя через весь город, он не отважился появляться на центральных улицах, опасаясь милицейских патрулей. Он не был ни вором, ни убийцей и едва ли где за ним числилось мелкое хулиганство, обычный юноша, ученик старших классов Василий Кистенёв, чьё единственное преступление было в том, что он вышел на улицу после одиннадцати часов.

Постепенно, по мере того как хмельной туман в голове рассеивался, юношу всё настойчивее преследовала простая мысль: какого чёрта он пошёл пешком. Теперь уже Василий понимал, что заплатить какую-то сотню таксисту было бы куда лучше, чем пробираться по улицам, шарахаясь от каждой тени, при этом немало рискуя попасть в руки к полиции, и это сейчас, когда он находится не в самом трезвом состоянии. Последствия этого он не хотел себе даже представлять.

Он уже подходил к своему дому и нырнул в проход между двумя высокими красными девятиэтажными зданиями, оказавшись во дворе. По краям заасфальтированной дороги, проходившей вдоль дома, как всегда было полно припаркованных машин. По другую сторону от здания располагался пустой двор, с несколькими недавно поставленными детскими каруселями, смотревшимися как-то угрюмо в ночном полумраке. А дальше темнели кусты и густые заросли высокой травы, обозначая ближний край оврага.

И когда до двери подъезда оставалось каких-то полсотни шагов, он услышал из-за спины резкий окрик, тот самый, который так боится услышать каждый, идя по ночному городу:

— Эй пацан, слышь, притормози-ка.

Василий остановился, медленно повернул голову. Тело тут же сковал страх, сердце начинало стучать всё быстрее, а туман в голове развеялся моментально. Со стороны двора к нему быстро приближалась группа из четверых парней не самой интеллигентной внешности, троим было лет по семнадцать, четвёртому возможно чуть побольше, он-то похоже и был их вожаком. Они один за другим лихо перемахнули через ограду детской площадки и веером разошлись по заасфальтированной дорожке, словно хотели окружить свою жертву.

— За шмот поясни, — произнёс главный, надменно-ироничным голосом и среди его товарищей пронёсся смешок.

Вместо того, чтобы ответить, Вася быстро прикрыл правой рукой патч на рукаве, хотя прекрасно понимал, что они просто издеваются над ним, якобы найдя повод. Он пустым взглядом посмотрел на главаря противников, словно ни черта не понимал, кто перед ним и чего они добиваются. Затем он осуществил единственный из приемлемых, как ему казалось, вариантов поведения в подобной ситуации: он бросился наутёк.

Кистенёва нельзя было назвать хорошим бегуном, но при желании и хорошей мотивации он мог показывать весьма неплохие результаты, и это был как раз тот случай. Дверь его подъезда быстро осталась позади, а вскоре и весь дом, однако Василий не обратил на это внимания, впереди он уже видел громоздкое жилое здание, стоящее углом, и тёмный силуэт трансформаторной будки, около которой дорожка сворачивала в сторону оврага и проходила чуть в стороне под аркой.

Он не знал, догоняет ли его погоня или наоборот отстаёт, оборачиваться было слишком рискованно, но по какому-то почти физическому чувству на спине точно понимал, что так просто его не оставили. Дыхание уже начинало сбиваться, в правом боку появилась сильная режущая боль, он чувствовал, что слишком резко начал и долго в таком темпе бежать не сможет.

Внезапно юноша увидел перед собой идущего навстречу мужчину в чёрном плаще. Кистенёв резко сдвинулся в сторону, едва не столкнувшись с ним, но скорости не замедлил. Лишь, когда он добежал до того места, где дорожка сворачивала вправо, то, развернувшись, при этом чуть не врезавшись в ограду и не перелетев туда, где по идее должна была находиться клумба, вдруг заметил краем глаза, что погоня отстала.

Действуя машинально, он спрятался за трансформаторной будкой, прямоугольным строением с обшарпанными кирпичными стенами, ржавыми дверцами с надписью «Не влезай — убьёт», оставшимся в этом районе ещё от старой советской застройки.

Василий встал с краю и аккуратно взглянул из-за угла. Сердце всё также бешено колотилось, горло сжимало, будто стальным обручем, и холодный ночной воздух наждаком проходил по нему изнутри, а в правом боку нестерпимой резкой болью отдавала печень, а ведь он пробежал всего пару сотен метров, зато как пробежал. Благо его преследователи неожиданно остановились на полпути и по неизвестным причинам переключились на новую жертву — того самого мужчину в чёрном плаще, которого Кистенёв чуть не сбил, убегая от них. Неизвестно, что так привлекло ночных хозяев двора в этом человеке, но они явно были разозлены, и для незнакомца дело принимало крайне скверный оборот. Но тот, несмотря ни на что, был абсолютно спокоен и невозмутим.

Василий, по правде говоря, был одновременно и неописуемо рад своему совершенно неожиданному спасению от столь же внезапно возникшей опасности, но с другой стороны ему было откровенно жаль того несчастного, который, судя по всему, должен был сейчас очень неплохо отхватить. «Господи, что же ты творишь, идиот, — думал Василий, продолжая смотреть из-за угла, — хоть не напрашивался бы, кретин…»

Далее всё произошло стремительно, парень, заходивший за спину человеку в плаще, вдруг согнулся, издав жуткий возглас и схватившись обеими руками за живот. В следующее мгновение двое парней, стоявших по бокам, упали, ещё один бросился бежать и, перепрыгивая через ограду, споткнулся и рухнул лицом вниз. Их главарь, похоже, пытался ударить незнакомца, но тот как-то хитро извернулся, ушёл в бок и в следующую секунду отлетел в сторону прямо на ступеньки крыльца подъезда. Вскрикнув от боли, он тем не менее встал и бросился на того, кто, казалось, был у них в руках всего минуту назад. Но, спустя мгновение, главарь дворовой шайки рухнул на землю у ног человека в плаще, издавая жалкие, не то стоны, не то подвывания.

Василий не заметил как, сделав всего шаг, вышел из-за своего укрытия. Мимо, согнувшись, петляя из стороны в сторону, что-то бормоча под нос, ковылял тот парень, что принял удар первым. Его кепка слетела, обнажив голову с коротко остриженными волосами, он всё ещё держался обеими руками за живот, а за ним по асфальту тянулся тёмный след, лишь на площадке под фонарём показывая свой истинный красный цвет.

Василий, ничего не понимая, продолжал смотреть на теперь одинокий силуэт человека в плаще, и на миг показалось, будто он видит хитрую улыбку на лице незнакомца. Тот в свою очередь заметил беглеца, и, сделав шаг ему навстречу, произнёс слова, от которых по спине Кистенёва забегали мурашки:

— Я извиняюсь, но…

Дальше Василий уже ничего не слышал, ноги уже несли его в сторону, мимо трансформатора к оврагу, а в голове только повторялись одни слова: «Нечестно. Нет. Так не бывает. Нет. Нечестно!»

Курцевский овраг пользовался в городе дурной славой, то ли там кто-то пропал, то ли наоборот был кто-то, кого быть не должно, но он был частым предметом разного рода городских легенд, что иногда вспоминают в компании ради красного словца, дабы было о чём поговорить. В истории эти, разумеется, никто не верил, но от оврага всё же старались держаться подальше. Однако сейчас это не беспокоило нашего героя, он знал лишь одно: там можно спрятаться. Человек в плаще, не теряя времени, бросился параллельно с ним в сторону оврага.

Василий быстро миновал заросли кустов и травы, не разбирая дороги перед собой, понесся вниз по склону. Случайно выбежал на какую-то тропинку и машинально двинулся по ней, не понимая, что она направлена как раз в сторону, где идёт дорога его преследователя. Он с ужасом заметил, как наверху, среди тонких стволов деревьев, в лунном свете мелькнула зловещая тень.

И то ли его нога поскользнулась в грязи, то ли он врезался в один из растущих на склоне стволов, но так или иначе он почувствовал сначала удар в бок, а потом кубарем покатился вниз. К счастью, катиться пришлось недолго, и Кистенёв отделался лишь ушибами, ссадинами и вымазанной в грязи одеждой. Последнее, как ни странно, расстроило его больше всего из произошедшего.

Василий обнаружил себя лежащим близ зловонного замусоренного ручья, протекавшего по дну оврага. Юноша попытался подняться, но тут же понял: поздно. Чуть в стороне мелькнул тёмный силуэт, и человек в плаще, зацепившись одной рукой за тонкий, косо стоящий ствол, как за перекладину, лихо приземлился на дно оврага, встав перед испуганным беглецом в полный рост как раз в том месте, где землю освещал шедший сверху лунный свет. Незнакомец медленно сделал шаг вперёд, случайно наступив на валявшуюся на земле пластиковую бутылку, и та сжалась, издав характерный звук, прозвучавший особенно неприятно в наступившей ненадолго тишине.

Только тут Вася понял, что никакой это не мужчина, а обыкновенный подросток, ровесник ему самому, в лучшем случае на год-другой старше. Это обстоятельство в какой-то степени одновременно пугало, и, с другой стороны, вселяло уверенность, заставляло смотреть на незнакомца как на равного противника, несмотря на то, что произошло несколькими минутами ранее.

И это воодушевление всё-таки взяло верх. Рука юноши уже потянулась к карману, где должен был лежать свинцовый кастет, а в голове тут же начал прокручиваться сценарий, где он, Кистенёв, быстро вскакивает и одним ударом в челюсть вырубает противника, благо на этот раз он всего один. Но тут возникла проблема: кастета на месте не оказалось.

Парень в плаще, тем временем, стоял всё на том же месте и, сделав успокаивающий жест рукой, произнёс по-русски, но с каким-то странным едва заметным акцентом: «Сударь, успокойтесь, я не желаю причинять вам зла.»

Но Кистенёв плевать хотел на всех его сударей, и что он там желает, в голове крутилось только одно: «Где кастет? Где, чёрт возьми, кастет?». Он отчаянно просматривал землю вокруг, он должен был быть где-то здесь, скорее всего, выпал при падении по склону.

И, наконец, он увидел спасительный блеск белого металла посреди грязи, в паре метров от противника. Мысленно поблагодарив самого себя за то, что взял именно свинцовый, белый кастет, Василий, резко сорвавшись с места и быстро подняв своё оружие из грязи, тут же отскочил в сторону, надевая его на руку.

«Ну всё, сучара, теперь играем по моим правилам,» — произнёс он, дёргая рукой, имитируя короткий удар, голосом, конечно, не столь жёстким как хотелось бы, но это было не главное.

Человек в плаще, несмотря ни на что, являл собой просто образец невозмутимости, на лице его отобразилось разве что какое-то странное разочарование и раздражение.

— Друг мой, — сказал он спокойным голосом, которым дают обычно дружеский совет, — никогда не стоит доставать оружие, даже столь безобидное как это, в противном случае это может быть чревато…

— Закрой пасть, иначе щас всеку, — спокойствие противника окончательно вывело Кистенёва из себя, и он почувствовал, как сам вдруг временно превратился в представителя того рода людей, от которых только убегал по двору, но едва ли это казалось ему минусом в сложившейся ситуации.

— Ещё раз повторяю…

— Ну, всё!

И в этот раз он ударил, ударил правда не в полную силу, рассчитывая нанести что-то вроде предупреждающего удара, но в то же время рука двигалась достаточно быстро, чтобы оставить противнику маленький шанс увернуться.

Всё прошло совершенно не так как планировалось. Рука ушла в пустоту, а ноги в тот же момент подкосил слабый, но чёткий удар и Василий поймал себя на том, что повис в воздухе совершенно без точек опоры. Однако, едва только он это осознал, как рухнул лицом в ручей недалеко от того места, где недавно лежал. Самое страшное при этом, что правая рука продолжала идти впереди туловища, и он всё же нанёс удар кастетом, очень хороший удар, в который был вложен почти весь его вес, но вот удар этот пришёлся по лежащему в воде камню. Мягкий металл сжался, больно прищемив пальцы. Василий перевернулся на спину, схватившись за руку.

Человек в плаще недвижимо возвышался над ним чёрным силуэтом. Вдруг он выхватил что-то обеими руками из-под плаща, и в лунном свете блеснули два длинных ножа, хотя скорее их следовало назвать маленькими мечами, сантиметров по пятьдесят длиной.

Кистенёв понял, что его разум отказывается выдвигать какие-либо идеи по поводу происходящего, слишком уж резко переменилось положение вещей, слишком уж бредово это всё было, да и, судя по всему, сейчас существованию разума придёт конец.

Два лезвия вошли в дно ручья по бокам от Васиной шеи, так что клинки образовали над ней букву «Х», лишая лежащего под ним человека возможности подняться. И хотя были на лицо театральность и бутафорство подобного метода обездвижить противника, вставать Кистенёв уже не собирался.

«Возьмите себя в руки, друг мой, — подчёркнуто флегматично произнёс парень в плаще, властно и одновременно презрительно смотря на разлёгшегося у его ног Василия, — думаю, теперь мы можем поговорить как взрослые, цивилизованные люди. Видите ли, всё, что мне от вас нужно, это немного общей информации о том мире, в котором мы сейчас с вами находимся, и прежде всего, ответ на один вопрос: что же всё-таки обозначает ваша одежда!»

Глава вторая ЧТО-ТО СТРАШНОЕ ГРЯДЁТ

На следующее утро Василий проснулся достаточно рано. Обычно после шести учебных дней, в которые он был вынужден не свет не заря насильно выдёргивать себя из кровати и полусонным идти в школу, воскресенье было единственным днём недели, когда он мог, наконец, выспаться. И он этой возможностью пользовался вдоволь.

Но сейчас всё было иначе. К похмелью, хоть и слабому, но вызывающему вполне определённые неприятные чувства, добавилась боль по всему телу, как напоминание о произошедшем вчера вечером во дворе. Особенно досаждали ссадины на локтях и коленях, и сильный ушиб на спине, возле правой лопатки, так что даже лежать можно было, повернувшись на левый бок.

Он встал не сразу и как обычно около получаса провалялся в кровати. Когда он всё-таки вышел на кухню, отец его уже собирался уходить, и, сидя за столом, прямо в деловой рубашке, допивал чашку чая, при этом, как обычно, не вынимая ложки. Василия, конечно, обрадовало, что отец уходит, и теперь не придётся выслушивать его нравоучения сколь-нибудь продолжительное время, хотя и понимал, что избавиться от них совсем не удастся: ему никогда не удавалось от них избавиться, ни в одно из воскресений за последние несколько месяцев.

— Доброе утро, — произнёс отец с назидательной издёвкой в голосе.

— Доброе утро.

Василий пододвинул стул и присел за стол сбоку, чтобы не смотреть на отца. Тот тоже не смотрел на сына и, лишь допив чай, безразлично произнёс:

— И где тебя угораздило так вчера извозиться?

— Говорю же, упал.

— Упал? Куда, в Курцевский овраг?

— И как ты догадался.

Отец недовольно посмотрел на Василия, встал из-за стола, громко прошептав: «Когда же ты повзрослеешь». Он обмыл чашку в раковине и, быстро надев висевший на спинке стула пиджак, бросил на ходу:

— Мясо с картошкой в сковородке, сам разогреешь. Да, и уточни насчёт дня открытых дверей… хотя конечно можешь и здесь всю жизнь оставаться, тебе, я так вижу, наплевать.

Василий остался сидеть на кухне. Приглушённо хлопнула входная дверь, оповещая о том, что он остался один в квартире.

Последние слова про «день открытых дверей», по какой-то неведомой ему самому причине окончательно нагнали на него странную грусть. Василию было знакомо это чувство, оно преследовало его постоянно, отступая только тогда, когда он напивался с друзьями и забывал обо всём. Словно впереди был туман, и за этим туманом не было ничего, кроме могильного креста в конце пути, но путь этот нужно было пройти, зачем — неясно, но выбора не было. И всё сильнее его мучил в последнее время вопрос: «Зачем?» Он задавал его себе каждый раз, когда просыпался утром в школу, где все уроки сидел в интернете, или просто убивал время при помощи телефона, дожидаясь звонка, чтобы потом прийти домой и делать то же самое дома. А теперь ещё он вспомнил, что и этому скоро придёт конец.

В этом свете мысли о вчерашней встрече приобрели какой-то странный оттенок, хотя сам юноша не придавал случившемуся большого значения, пребывая в странной уверенности, будто он больше никогда не встретится с этим человеком. Попытки найти объяснение способностям таинственного человека в чёрном плаще ни к чему не привели. На миг Василию показалась привлекательной теория о том, что это был так называемый ролевик, один из тех, что бегают по лесам, разыгрывая средневековые сражения, но потом отмёл эту версию, как не имеющую доказательств, ибо клинки у незнакомца никак не походили на бутафорские. Варианты о спецназовце и бойце спецслужб явно не выдерживали никакой критики, так как хоть тот человек и был постарше, чем показалось сначала, вряд ли он подходил по возрасту, да и опять же эти клинки.

А потому, решив, что единственное подходящее название для этого странного типа будет разве что «странный тип», Кистенёв просто выкинул этот случай из головы, проводив его глубокомысленной усмешкой.

Василий включил на всю квартиру музыку, зашёл в интернет, как обычно проводя свои дни беззаботно и бессмысленно, ненадолго взял книгу, которую ему дал Семелесов, но, прочитав несколько страниц, отложил в сторону, хотя роман был на самом деле неплохой. По телевизору тоже не было ничего интересного, разве что сообщение региональных новостей о нападении на полицейских в его районе прошлой ночью удивило Кистенёва. Где-то в четвёртом часу написали друзья и выдернули его на улицу. Зайдя поесть в одно из дешёвых кафе на центральной улице, они долго слонялись по городу, в основном вспоминая подробности вчерашней «вписки».

Домой он возвращался уже под вечер. Сидя в автобусе у окна, понуро склонив голову, он смотрел на клонящееся к закату солнце, то и дело закрываемое росшими вдоль дороги деревьями. Когда он вошёл в квартиру, то не прошло и пяти минут, прежде чем он поссорился с отцом. Причина была столь пустяковая, что стыдно рассказывать, хотя сам Василий сомневался, что она была, да и по большому счёту ему было без разницы.

Василий тихо выскользнул из квартиры и быстро поднялся по лестнице на последний этаж, где находился выход на крышу. Тяжёлая металлическая дверь с внушительным массивным замком никогда не запиралась, да и будь иначе, всё равно ключи от неё имелись у всех жильцов, их с отцом ключ всегда находился при юноше.

Когда Кистенёв поднялся на крышу, начинало темнеть. Внизу на улице уже загорались цепочки фонарей, а по другую сторону от дома Курцевский овраг проваливался во мрак. Василий подошёл к краю, достал пачку сигарет и закурил. Он всегда приходил сюда, когда на душе становилось особенно паршиво. Открывающийся здесь вид города и ощущение простора, которое давало высота, если не успокаивали, то хотя бы отвлекали от дурных мыслей.

Вечерняя прохлада проникала насквозь, и в воздухе был заметен пар от дыхания. Ветер заставлял вздрагивать при каждом своём порыве. Вдруг знакомый голос со спины окликнул юношу:

— А отсюда и вправду открывается неплохой вид.

Василий резко обернулся. Перед ним стоял тот самый человек, встреченный вчера на улице. Он был одет во всё тот же чёрный плащ, но на этот раз Кистенёв смог разглядеть его внимательно. Под плащом на незнакомце был тёмный свитер и брюки, заправленные в сапоги, наподобие солдатских. Василий обомлел, сигарета выпала из рук и свалилась за край, медленно полетев вниз на землю. Незнакомец, тем временем с флегматичным выражением лица подошёл к ограждению и присел на него, заложив ногу за ногу так, что выстроил ими некое подобие четвёрки. Не меняя выражения лица, он взглянул вниз, чуть откинувшись назад, так что у Василия, глядя на это, перехватило дух. Тут незнакомец посмотрел на него, его лицо вдруг приняло серьёзное выражение.

— Кто вы такой? — сбивчивым голосом проговорил Кистенёв.

— Вы уже задавали этот вопрос. К сожалению, пока я не могу подробно ответить на него.

— Пока? — Василий медленно опустился на край ограждения, с внутренней стороны, продолжая вздрагивать при каждом порыве ветра.

— Здесь всё зависит от вас, друг мой. А пока считайте меня всего лишь одиноким странником, или… хотя нет, думаю, сейчас странник лучшее имя для меня, да, Странник.

Кистенёв тут же нахмурился, он никак не мог понять, кто такой этот человек. А его манера говорить? В любой другой ситуации Василий принял бы говорящего за придурка, но этот придурком не был, и его слова только придавали ему таинственности. А разве может что-то пугать больше?

— На кой чёрт я вам понадобился, я уже рассказал всё, о чём вы просили.

— Будем говорить так: вы мне интересны. Мой вопрос относительно положения дел в этом мире имел двоякую цель, ибо характеристика мира человеком характеризует не только мир, но и человека её дающего. Вы ведь его ненавидите…

— Кого?

— Мир. Особенно мне понравилась фраза про дешёвое изобилие.

Кистенёв и сам не понимал, почему вчера он произнёс фразу, которую постоянно повторял дурак Семелесов, но этому типу она, похоже, пришлась по душе.

— У вас всё-таки есть некий потенциал, и я намерен его использовать, если вы, конечно, согласитесь пойти со мной, — продолжал незнакомец.

— С чего мне идти с вами, о чём вы вообще говорите.

— Потому что я дам вам то, чего вы хотите больше всего, — произнёс незнакомец заговорщическим тоном, наклонившись чуть вперёд. — Весёлую жизнь, свободу.

— Свободу, я и так…

— О нет, — незнакомец довольно ухмыльнулся и, привстав немного, прошёлся перед Василием. О какой свободе вы говорите? Школа, дом, пьянки с друзьями, школа, дом, пьянки с друзьями, школа, дом… вы даже не можете сами решить, во сколько вставать поутру, когда ложиться спать, вы даже выйти в сортир не можете без разрешения, и ещё что-то говорите о свободе. О нет, друг мой, — тут он развернулся, посмотрел на Василия, разведя руки в стороны и хлопнув ими по бокам. Возможность раз в четыре года поставить галочку напротив имени одного из двух болтунов в дорогих пиджаках это не свобода, и уж тем более не власть. Что вы вообще знаете о мире, где вы были кроме своего дома, столицы и пары курортов в южных странах, что вы видели собственными глазами, и чему можете доверять из того, что рассказывают другие. Посмотрите на небо, что вы видите? Ничего, всё эти проклятые городские огни. Кстати, это достаточно символично в свете того, что я собираюсь сказать, но не буду останавливаться. Там вы видите не звёзды, разбросанные по космосу, не бесконечный простор, вы видите сферу, огромную небесную сферу, на которой рассыпано шесть тысяч мерцающих огней. Для вас они все лежат в одной плоскости, и вы не знаете, какая дальше, какая ближе и которая из них ярче. Так не задумывались ли вы о мире, смотря всё время из одной точки, что это была лишь иллюзия, оптический обман, и нужно было посмотреть под другим углом, чтобы понять, что всё это представляет собой на самом деле. Вот что я вам предлагаю, друг мой, посмотреть на звёздную сферу извне.

Василий пристально посмотрел на незнакомца, а потом произнёс, поднимаясь.

— Вот сейчас прямо разбежался.

И лишь пройдя мимо него, обернулся, спросив:

— Сколько тебе всё-таки лет?

— Вам это действительно интересно? — он вновь присел на край, его лицо погрустнело, и он опустил голову и сказал тяжело вздохнув. — Будем говорить так: я не столь молод, чтобы не видеть впереди смерти, и не настолько стар, чтобы видеть там только её.

Василий молча развернулся и уже направился к двери, но, как только он подошёл к ней, странник опять окликнул его. Он встал и медленно шёл навстречу:

— Я понимаю, сейчас вы не приняли мои слова всерьёз, — его голос вдруг сделался необычайно жёстким, и в нём даже появилась хрипотца. — Но прежде попробуйте ответить себе на вопрос: ради чего вы живёте и ради чего готовы умереть? Если вы всё-таки согласитесь с моим предложением, завтра в три я буду обедать в кафе «За углом». Это недалеко отсюда, там вы меня и найдёте.

Василий быстро спустился по лестнице, вошёл в квартиру и проскочил в свою комнату, благо отец уже задремал, сидя на диване в гостиной. Перед тем как лечь спать поставил на телефоне будильник. В кровати в его мыслях вдруг стали отчётливо повторяться слова того типа: почему вы живёте и ради чего готовы пойти на смерть? Если бы он знал, что вскоре будет спрашивать себя о том, зачем повторил этот вопрос, а не выкинул просто из головы. Но нет же, ему вдруг самому стало интересно и непременно захотелось найти ответ.

Глава третья. ОХОТНИК ВЫХОДИТ НА СЛЕД

Следователь присел за стол и бросил презрительный взгляд на сидящего напротив юнца, который разве что не трясся от страха. Он достал лист белой бумаги, ручку и щёлкнул кнопкой, выдвигающей наружу стержень.

— Пиши всё, что знаешь, и даже не думай ничего скрывать, — произнёс он, не глядя на парнишку.

— Я ведь ничего не делал, я… я пытался их остановить, я ничего…

— Мы разберёмся, — произнёс следователь, поднимаясь из-за стола. — А пока просто пиши, и не вздумай брехать. Про дачу ложных, надеюсь, тебе не надо напоминать.

Он подошёл к окну, ещё раз бросив презрительный взгляд на юношу, нерешительно смотревшего на листок перед ним, перевёл взгляд на улицу, залитую светом весеннего солнца. По правде говоря, он немало удивился, когда к ним в отделение заявился вот этот парень и сказал, что может кое-что рассказать о нападении на патрульных в центре города позапрошлым вечером. От такого как он скорее всего можно было ожидать только сидения дома в панике и надежде «авось пронесёт», но нет же пришёл. Хотя, конечно, следователю надлежало быть благодарным пареньку за то, что тот лишил его большей части работы по прочёсыванию городского дна. Если что он испытывал, так только презрение к этому сопляку, полезшему в компанию, от которой ему надо держаться как можно дальше.

Вдруг он услышал голос из-за спины. Голос этот был похож на голос мальчишки, но при этом звучал слишком твёрдо и уверенно, так что казался совершенно незнакомым:

— На данный момент, друг мой, вы совершили как минимум три крупные ошибки, — когда следователь обернулся, он увидел что «стукач» уже вальяжно сидит, откинувшись на спинку стула, теребя в руках ручку, которой должен был в этот самый момент строчить признание. — Первой вашей ошибкой было то, что вы остались со мной один на один, но это в силу некоторых обстоятельств объяснимо и, я бы даже сказал, простительно. Но вот вторая ошибка: вы взяли с собой табельный пистолет, тем самым значительно облегчив мою задачу. Ну и третья ошибка…

— Ты что, ублюдок, думаешь, я с тобой в игры играю, ты ещё шутить тут вздумал, — такой наглости господину следователю ещё не приходилось видеть тем более от такого хмыря.

Его лицо вдруг очутилось напротив лица паренька, но тот продолжал невозмутимо смотреть в глаза мужчины, повернувшись боком к столу. Всё произошло мгновенно. Жуткий удар под дых, через мгновение рука следователя была заведена за спину, где тут же очутился «стукач», ещё через мгновение мужчина уже был прижат к собственному столу, и в лицо ему упирался его собственный пистолет. Следователь, было, захотел закричать, но только он открыл рот, как подросток прижал ствол плотнее и произнёс шёпотом: «Тихо-тихо-тихо», — после этого, недвусмысленно поцокал языком. Он внезапно извлёк из кармана иголку с небольшим утолщением на конце и, откусив противоположный её кончик, ткнул ею в руку своей жертвы.

После этого паренёк медленно отпустил руку следователя и осторожным шагом отошёл назад, держа пистолет в согнутой руке так, что голова полицейского постоянно находилась на прицеле. Он пододвинул стоявший у двери стул и спокойно присел на него, заложив ногу за ногу.

Следователь приподнялся со стола, недоумевая, посмотрел сначала на укол на руке, потом на подростка с пистолетом и тихим голосом, практически переходящим в шёпот, чтобы не показалось, будто он поднимает тревогу, проговорил слова бессмысленные, но единственные пришедшие ему на ум:

— Не дури, парень, положи его аккуратно на пол, ты этим ничего не добьёшься, ты ведь…

— Я ввёл вам сильнодействующий яд, — проговорил Странник, хладнокровно глядя на полицейского. — Через минуту вы почувствуете неприятное покалывание в руке, словно она чешется изнутри, далее оно начнёт распространяться по всему телу и скоро перерастёт в нестерпимую боль. Так что через некоторое время, обычно от пяти до десяти минут, вы уже будете корчиться на полу, вопя на всё отделение, но как вы понимаете, это ненадолго. Смерть наступает относительно быстро, — после этих слов он сделал короткую паузу, словно давая своей жертве время осмыслить новую информацию. — Всё что меня интересует — это материалы по делу об убийстве некоего Самойлова Петра Николаевича, которого вы так скоропалительно записали в жертвы маньяка.

— Ты сумасшедший, — проговорил следователь, потерянно смотря на подростка.

— Ваша очередная ошибка, друг мой, одно из глупейших свойств человеческого разума безосновательно записывать других в сумасшедшие. При этом можно очень легко не распознать вовремя полезного друга или опаснейшего врага. Для многих эта ошибка уже становилась роковой.

И в тот момент следователя поразило хладнокровие, с которым держался парень. Глядя на подростка, он отчётливо осознавал, что тот уже не в первый раз держит пистолет, и если понадобится, то воспользуется им тоже не впервые. Его голос не дрожал, он говорил так, словно всё это было для него обыденным. И за пистолет он не цеплялся как за соломинку, что следовало бы ожидать, он даже не смотрел на него, положив руку на перекинутую ногу, так что ствол был направлен на полицейского чисто символически. В общем, этот был явно не из тех психов, что, обидевшись на весь мир, могут достать где-нибудь пистолет, прийти в свою школу или куда-то ещё и начать палить во всех подряд, а потом пустить себе пулю в лоб, если на то хватит духа, благо что такое случается в основном за океаном.

— Что за бред, откуда мне знать… — начал было следователь, но тут же сам осёкся.

— Думаете я блефую, — глаза подростка сверкнули.

— Всё равно это дело вёл не я, у меня нет этих бумаг.

— Так достаньте их.

— Ты знаешь чем это чревато, ты хоть понимаешь… да с чего я вообще должен тебе верить.

— Да с того, друг мой, что у вас сейчас есть два варианта: первый из них предполагает риск для вашей жизни, второй — нет. И на счёт меня не бойтесь, я не обману: мне ваша жизнь без надобности.

Мужчина смотрел потерянно, всё ещё ошарашенный столь быстрой переменой ролей. Он уже чувствовал неприятный зуд в руке, и с ужасом осознавал, что парнишка не шутит.

— Я буду ждать вас на выходе, принесёте документы — получите противоядие и свой пистолет.

После этих слов юноша поднялся и, положив пистолет себе за пояс, вышел в коридор. Он спокойно прошёл к выходу, поймав удивлённые взгляды сотрудников в синей форме, у выхода остановился перед дежурным, втолковывавшим что-то по телефону, козырнул тому двумя пальцами, заставив бросить недоумённый взгляд на недавно припиравшегося с ним подростка.

Юноша вышел наружу и, перейдя на противоположную сторону улицы, встал около тонкого ствола деревца, посаженного в ограждённый среди тротуара бордюрами квадрат земли. Через пару минут, словно заскучав, он прислонился к деревцу и тут вдруг увидел своего нового знакомого, поспешно выходившего из здания, переходившего на бег трусцой и тут же опять возвращавшегося к быстрому шагу. Рукав его рубашки был расстёгнут, и юноша не без особого злорадного удовольствия заметил красные расчёсы на запястье.

— Вот оно твоё чёртово дело, — со злостью произнёс мужчина, передавая белую папку с бумагами, при этом озираясь по сторонам, словно боясь, что их кто-то увидит.

— Прекрасно, — с этими словами юноша отошёл от дерева и достал из кармана маленькую баночку с оранжевыми пилюлями в форме шарика.

Он откупорил крышку, сделал следователю знак подставить ладонь.

— Парочки хватит, — он отсыпал два шарика, — хотя, шут с вами, держите три, чтобы наверняка, сегодня я добрый. Кстати весьма вкусная вещь, похожа на аскорбиновую кислоту, боль она не снимет, но живы будете, только немного придётся потерпеть.

Полицейский жадно проглотил противоядие и несколько раз глубоко вздохнул. Тем временем подросток открыл папку и стал бегло просматривать бумаги.

— То, что тело убитого было сильно обескровлено, вами, я так полагаю, осталось незамечено?

— Что?

— Да так, ничего, — при этих словах подросток взял несколько листков и, свернув их, сунул во внутренний карман своего пиджака. — Думаю, теперь я могу откланяться.

— Стой, — полицейский чуть не перешёл на крик.

Подросток вновь повернулся к нему и, как бы воскликнув: «Ах, да», — протянул пистолет. После чего он снова развернулся и готов был пойти прочь, но его снова окликнули со спины, на этот раз сказано было приказным тоном:

— А вот теперь по-хорошему отдай… п-п-папку.

Юноша остановился, чуть повернул голову так, чтобы краем глаза видеть, как господин следователь направил на него пистолет, держа его в согнутой руке прижатым к туловищу, чтобы скрыть от случайных глаз.

— Я… с-с-сказ-зал… отдай…

На лице мужчины всё сильнее проступала жуткая гримаса, его рука затряслась, вскоре пистолет выпал из неё, а сам следователь рухнул на колени, скорчившись от боли. Подросток достал старомодные карманные часы и флегматично посмотрел на них. Он сделал два шага навстречу полицейскому и, чуть наклонившись, произнёс спокойным, но злым шёпотом:

— Я ведь вас предупреждал: жить будете, но боль придётся перетерпеть. Вы слишком себя переоцениваете, господин следователь, считаете себя достойным противником, а мне даже не интересно ваше имя, не то что ваша судьба. Ах если бы вы знали, с какими силами вам пришлось столкнуться… но что теперь об этом, вы свою роль сыграли прекрасно, пусть и с ненужными импровизациями. А вот сейчас разрешите откланяться.

— Да кто же ты… т-такой?

— Я? Я Мессеир Крейтон, старший кандидат оперативного крыла ордена Первого Знамени, а для вас просто Странник. Всего хорошего.

С этими словами юноша развернулся и быстрым шагом двинулся прочь. На этот раз его никто не останавливал и не окликал сзади. Только жалобный стон всё усиливался и, спустя пару минут, перешёл в истошный крик. Свернув во двор, Странник боковым зрением увидел следователя, корчащегося на асфальте тротуара, напротив отделения полиции, там, где он его и оставил. Юноша достал из кармана белую баночку и положил в рот два оранжевых шарика с приятным кисло-сладким вкусом. Это вещество, называемое местными аскорбинкой относилось к тем немногим вещам, которые действительно нравились Крейтону в этом новом проклятом мире.

Едва ли следователь мог узнать о так называемых Хемертникских ядах, печально известных жуткой болью доставляемой жертве и практически полным отсутствием летальных случаев, не считая ударов милосердия. Оперативники ордена часто пользовались ими для получения сведений или как оружием нелетального характера. К счастью, у юноши остался только самый слабый из этих ядов.

Во дворе, перемахнув через низкую ограду из металлических труб, Странник двинулся наискосок, чтобы как можно скорее добраться до соседней улицы. Он прошёл мимо странной конструкции, представляющей собой квадрат из двух металлических реек, соединённых идущими между ними наискось стержнями, покоящийся на четырёх массивных столбах, сделанных опять же из металла. Бросив на данное сооружение оценивающий взгляд, он достал из кармана флягу и сделал из неё глоток жгучей жидкости, с ужасом отметив про себя, что пронесённого им ещё с той стороны отменного шенгренского коньяка осталось «кот наплакал». Вскоре придётся полностью довольствоваться поделками производителей этого мира, тем более, что такая возможность должна была представиться в самое ближайшее время, в маленьком кафе с незамысловатым названием «За углом»

Глава четвёртая. ВСТРЕЧА В КАФЕ «ЗА УГЛОМ»

Близ перекрёстка улиц Воскресенской и Баррикадной на первом этаже непримечательного кирпичного здания относительно новой постройки располагалось заведение, ничем не выделявшееся среди других ему подобных, но имевшее славу в определённом кругу лиц. Этот круг лиц практически полностью составляли ученики старших классов, расположенных неподалёку школ за номерами 25 и 19, частенько захаживавшие сюда после или вместо уроков, пропустить по кружечке тёмного. Но, разумеется, этому веселью вскоре должен был прийти конец. Доподлинно неизвестно, что всё же произошло: то ли в кафе нагрянула проверка, то ли сменился хозяин, то ли старый вдруг решил перестраховаться, но в один прекрасный день там попросту перестали наливать до тех пор, пока ты не предъявишь паспорт и не докажешь, что есть тебе всё-таки восемнадцать. С тех пор уже не раздавалось за углом весёлого юношеского смеха, заглушавшего песни их собственного радио. Встретить там можно было разве что мужчин среднего возраста из числа мелких околозаконных бизнесменов, что обсуждали там свои дела из числа не особо важных, да какого-нибудь парня с девушкой, случайно набрёдших на это место во время прогулки. Но ученики вышеупомянутых школ теперь перестали ходить, как они это называли «за угол», постоянно смеясь над двусмысленностью этой фразы, заменив это более однозначным «идём на запад», подразумевая открывшийся чуть подальше «Westbar».

Но тот таинственный незнакомец назначил встречу именно здесь «За углом». Вряд ли Кистенёв мог понять, чем обусловлен этот выбор и уж тем более то, какого чёрта он пришёл на встречу, но так или иначе, придя ещё за полчаса до назначенного срока, он мирно сидел возле окна во всю стену и медленно допивал чашку раскаленного кофе, опасливо озираясь по сторонам. Честно говоря, какая-то часть Васиного сознания ещё надеялась, что на встречу с ним так никто не придёт, и он, просидев здесь ради приличия до половины четвёртого, тихонько встанет и направится домой.

На некоторое время внимание Кистенёва привлёк мужчина, сидевший за соседним столиком, тоже медленно попивавший кофе. Его лицо с как минимум недельной щетиной почему-то напомнило Василию лицо заводского рабочего, большей аутентичности образу добавляла висевшая на спинке стула старая потрёпанная куртка. Кистенёв внезапно встретился с ним взглядом и тут же отвёл глаза в сторону. Потом он засмотрелся на двух девушек, сидевших чуть в отдалении с телефонами в руках, оживлённо о чём-то болтавших, периодически показывая друг другу что-то с экранов.

Около трёх часов пополудни, времени, в которое была назначена встреча, Василий уже было, твёрдо решился подозвать официанта и, рассчитавшись за три чашки кофе, уйти отсюда, подчинившись тому же странному чувству, что недавно привело его сюда. Но, именно, в этот момент незнакомец и появился.

На этот раз он был без плаща, в одном пиджаке и белой рубашке, смотревшихся весьма забавно с его растрёпанными волосами и несколько помятым усталым лицом. Не сказав ни слова, он сел напротив Василия. Помедлив, словно вспоминая, что нужно сказать, улыбнулся слабой улыбкой и произнёс с всё тем же неизвестным акцентом:

— День добрый, друг мой.

— Ну… привет, — ответил Кистенёв дрогнувшим голосом, смотря на собеседника несколько боязливым взглядом.

Странник улыбнулся шире и облегчённо откинулся на мягкую спинку диванчика, заменявшего у этого стола стулья.

— Прекрасная сегодня погода, не так ли, — произнёс он кивнув в сторону улицы, где всё ещё стоял солнечный день, хотя на западе над крышами домов уже виднелась тёмная синева приближавшихся туч. — Что вам сегодня снилось?

— В смысле?

— Ничего особенного, там откуда я родом всегда принято спрашивать собеседника о том, что ему снилось, сразу после того как поздороваешься, но если вы не хотите об этом говорить, то ничего страшного.

— Там откуда ты родом? — переспросил Василий явно недоверчивым тоном, но уже намного уверенней. — А откуда ты всё-таки родом?

— А вы действительно хотите это знать? Ну что ж, это длинная история…

В этот самый момент к столику подошла официантка, приятная девушка, немногим старше Василия и его друга. Странник, недолго думая, заказал пару кружек пива, вполне приличного, по мнению Кистенёва, но не из самых дорогих. Но самое удивительное, что в ответ на просьбу предъявить документы, незнакомец неуклюже извлёк из внутреннего кармана свой паспорт и, сохраняя на лице своё фирменное невозмутимое выражение, раскрыл его перед глазами девушки. Официантка только кивнула головой и, закрыв свой блокнот, пошла дальше.

Заметив удивлённое лицо Кистенёва, Странник тут же пояснил происходящее:

— Пришлось переделать паспорт после того как ко мне на днях привязались два оболтуса в форме полицейских, несли какую-то чушь про комендантский час. Странно, ваша страна ведь вроде сейчас не воюет.

Удивление на лице Василия быстро сменилось испугом.

— Так это ты напал на мусоров, ты… ты хоть понимаешь, как тебя теперь будут искать, — последние слова он произносил тихим заговорщическим голосом, сильно подавшись вперёд.

— Искать? — Странник тоже наклонился навстречу своему собеседнику, чтобы говорить шёпотом. — Кто? Эти ваши синерубашечники? Боюсь, друг мой, меня уже ищут организации куда серьёзнее и опаснее вашей так называемой полиции.

— Всё, ну на хрен, я сваливаю.

Кистенёв быстро поднялся и, небрежно кинув на стол две бумажки по сто рублей, как бы расплачиваясь за кофе, направился в сторону выхода, но не успел он пройти мимо соседнего столика, как сзади его окликнули:

— То есть, вы уже не хотите узнать, кто я и откуда свалился на вашу голову?

Кистенёв встал как вкопанный, борясь со своим благоразумием, он посмотрел назад, на Странника, сидевшего вполоборота на краю дивана, положив руку на спинку. Заметив, что Василий остановился, тот добавил:

— Тем более пиво уже несут.

Кистенёв нехотя развернулся и присел назад, на своё место, хотя и осознавал всю бредовость своего решения. Тут же на стол поставили две кружки с пивом, как и было обещано.

— Что вы знаете о так называемых параллельных измерениях?

— То есть?

Странник слегка пригубил и, отставив кружку, он снова улыбнулся, словно ему доставляла удовольствие явная нервозность собеседника.

— Ладно, я попытаюсь объяснить вам всё при помощи имеющихся у вашей цивилизации теорий. Что вы знаете о… скажем теории сверхструн?

— Вроде что-то слышал, но…

— Проехали, одиннадцатое измерение?

— Какое? — лицо Кистенёва изобразило неподдельное удивление. — Их же всего три.

— Проехали, принцип квантовой неопределённости?

— Квантовой? Это как?

— Проехали.

Странник сделал большой глоток и откинулся на спинку диванчика. Потом он резко подался вперёд, положив руки на стол, раскрыв ладони в направлении Василия.

— Ну, вы же слышали про эту как её… кошку Шрёдингера?

— Может быть кота?

Этот термин он слышал как-то по телевизору и ещё раз от Семелесова. Причём как ему помнилось, как раз, когда они выпивали в этом кафе. Семелесова тогда хорошенько разнесло, и он ни с того ни с сего, вспомнив об этом злосчастном коте, чуть ли не на весь бар орал, проклиная «ТП-шниц» и «Ванилек», которые «ни черта, по-настоящему, не понимают в физике и могут пересказать только красочное описание, что они не понимают суть эксперимента Шрёдингера». Он тогда подробно объяснял эту саму суть и возможно Кистенёв бы даже из неё что-нибудь понял, если бы не нарезался тогда не меньше собеседника.

— Тогда, думаю, вы понимаете, что в одной точке пространства… — начал Странник. — В точке трёхмерного пространства может находиться больше одной частицы.

— Это ещё почему?

— Да ты издеваешься.

— Короче говоря, существуют миры, что находятся в том же месте, что и ваш в известных вам измерениях, но разделённые другим измерением вдоль которого не могут перемещаться ни свет, ни материя. И мы научились схлопывать пространство двух миров, так что в некоторых точках расстояние по дополнительному измерению сводится к нулю и путешествовать можно, передвигаясь в трёхмерном пространстве, нужно просто перейти барьер. Ну, как-то так, хотя за подобное объяснение наши учёные меня бы линчевали: они сами могли бы рассказать всё подробнее.

— То есть ты хочешь сказать, что пришёл сюда из параллельного мира, — эти слова из уст Кистенёва прозвучали почти как сарказм.

— По-моему, я уже сказал это прямым текстом.

— Ладно, ладно, допустим, я тебе поверил, но тогда какого чёрта ты здесь делаешь? В нашем мире.

— Боюсь, что вы тогда точно уйдёте. Или нет. Вы ведь теперь не на шутку всем этим заинтересовались. Ну как, бросите меня одного, если узнаете правду?

— May be yes, may be no, may be sun, may be snow, — Кистенёв развёл руками. — Сначала расскажи… те свою историю.

— Да, думаю, мы уже можем перейти на «ты». Ну что ж, — Странник вновь откинулся на спинку дивана, прихлебнул из кружки и, сцепив руки в замок перед собой, серьёзно задумался, решая с чего начать. — Знаете, друг мой, в чём заключается главная проблема всех империй.

— Не-а. — Василий отрицательно покачал головой. — В чём?

— Они слишком сильно любят распадаться, причём, всегда в тот момент, когда этого меньше всего ожидаешь, и когда оно меньше всего необходимо. И когда это происходит, то наиболее паршивое положение складывается у тех, кто пытался это предотвратить. Едва ли какая власть будет относиться хорошо к тем, кто боролся с ней, пока та ещё была сопротивлением.

— То есть ты хочешь сказать что…

— Да, орден первого знамени, личная гвардия мантийского императора, старший кандидат, змееносец, Мессеир Крейтон. В этом всё дело, просто я служил не тем людям, точнее тем, но… хотя какая собственно разница, выбора у меня всё равно не было. Нас с раннего детства готовили к тому, чтобы защищать престол, но когда всё полетело к чертям, забыли спустить с цепи.

Кистенёв пристально смотрел на своего собеседника. Все звуки остального мира стихли, словно по команде, словно в кафе остались они одни, а улица за окном, всегда полная машин, опустела. Он смотрел на лицо, которое теперь будто само излучало такую горечь, перемешанную с ненавистью, что по спине бежал холодок, а вопросы: верю, не верю показались глупыми, ибо свою выдумку так не ненавидят. Но едва ли Василий испытывал сочувствие по отношению к Страннику в тот момент.

— О какой ещё империи ты говоришь?

— О величайшей империи моего мира. Мы контролировали две трети всей суши на протяжении трёхсот лет, но всему рано или поздно приходит конец. Теперь можно спорить до бесконечности, спасли бы мы положение, задавив мятеж в зародыше или с революционерами всё-таки нужно было искать компромисс, но какой от этого прок. Я видел, как горел Иссельдар, наша столица, как гибла армия наследного принца, более того я пытался это предотвратить… один из немногих членов нашего ордена.

Кистенёв пристально смотрел в глаза своему новому знакомому, видя, словно отражённые в них жуткие картины падения государства, о котором он никогда не знал и о котором в его мире больше никто не знает. Он видел зарево пожаров, линии окопов и отступающие войска, среди которых, выбиваясь из общей толпы взрослых, ковылял этот паренёк. На смену тишине пришли крики, грохот, отдалённые команды и пулемётные очереди, чей звук доносился из другого мира, принесённый сюда, в это мирное кафе, человеком, который, как теперь понял Кистенёв, уж точно не врал.

— Я понимаю, что говорю крайне сбивчиво, и многое вам не понятно, — продолжил Странник после некоторой паузы. — Просто, знаете ли, никогда не приходилось выстраивать все события последней пары лет в качестве статьи из учебника истории… хотя это даже забавно, было бы интересно посмотреть на такую статью и то, как эту тему будут изучать в будущем.

В этот момент Василий мог поклясться, что увидел на лице Странника улыбку, которая, впрочем, тут же исчезла. Юноше уже давно сделалось не по себе от услышанного. Он не сразу заметил, что залпом выпил всё пиво и продолжает держать на весу пустую кружку.

— То есть ты бежал в другой мир, чтобы спастись от революции?

— Многие так делали, точнее все, у кого была возможность. Поверьте на слово, оставаться там было бы большим безумием.

Странник допил содержимое своей кружки и попросил счёт. Когда они вместе расплатились, юноша поднялся со своего места и, не говоря ни слова, пошёл к выходу. Кистенёв последовал за ним.

— Я поселился в некогда заброшенном доме на противоположной стороне оврага. Если я не ошибаюсь, переулок Малый Курцевский, 14, хотя там и переулка толком нет, но если будешь искать, не промахнёшься, маленький чёрный покосившийся дом почти на самом склоне. Чуть в стороне от других. Сейчас я бы на твоём месте пошёл домой и обдумал моё предложение.

— Твоё предложение?

Они стояли на улице перед входом в кафе. Погода стремительно портилась, и тучи закрывали уже половину неба, хотя оставшаяся часть была всё той же лазурно-чистой, и солнце светило, как ни в чём не бывало, хотя к нему уже почти вплотную приблизился иссиня-чёрный край облака. Где-то вдали сверкнуло, и послышался раскатистый удар грома. Ветер усиливался и кружил над землёй облака пыли вперемешку с мелким мусором, словно подгоняемые им прохожие ускоряли шаг, стремясь попасть домой прежде, чем начнётся дождь. Оставались только два юноши, стоящие перед входом в кафе за углом, занятые своими делами, будто они находятся в своём параллельном мире, где не предвидится никакого дождя и непогоды.

— Путешествие в мир, что лежит у тебя перед носом, даже не в параллельном измерении, вот тут. Там весело, друг мой, я бы даже сказал через чур весело. Дорога туда открыта только для сумасшедших, — при этих словах странник придвинулся к своему собеседнику и перешёл на заговорщический шёпот. — Стоимость билета — один разум.

Тут у Кистенёва зазвонил телефон. Он достал его из кармана, при этом скорчив жуткую гримасу недовольства, после чего отошёл в сторону, и Странник смог услышать только: «Да, папа», «Нет, папа», — произносимые недовольным под стать гримасе тоном.

— А интересное у Вас устройство, дайте посмотреть, — попросил Странник, когда Василий уже закончил разговор. — Экран вместо кнопок, великолепно. В создании подобной техники вы продвинулись куда дальше наших учёных.

При этом юноша отошёл на несколько шагов в сторону, так что у Кистенёва даже появилась мысль: не собирается ли он убежать. Но тут вдруг его телефон вылетел из рук.

Странника и, медленно пролетев расстояние между ними, завис на мгновение перед лицом Василия, после чего упал прямо ему в руки.

— Это на случай, если у Вас остались какие-либо сомнения, друг мой, — произнёс Мессеир Крейтон, уже стоя вполоборота. — Идите домой и ещё раз хорошенько подумайте, а я пока займусь некоторыми неотложными делами, вы, может быть, и не замечали, но в вашем городе слишком много комаров… и других кровососущих.

После этих слов Крейтон развернулся и пошёл по улице прочь. На землю уже падали первые капли дождя, а Василий Кистенёв ещё несколько минут стоял с раскрытым ртом, смотря вслед своему новому знакомому, держа телефон в руке. И только тихим шёпотом сказал: «Значит, параллельные, мать их, измерения», — и направился домой.

Глава пятая. НЕИСПРАВЛЕННЫЕ ОШИБКИ

Погода за окном стояла жуткая. Ещё несколько часов назад ясное небо полностью затянуло тучами, и не прекращающийся весь вечер ливень превратил улицу в болото, где лишь в желобках по краям дороги, оставшихся от проезжавшего здесь грузовика, бежали стремительные потоки воды. То и дело вдали сверкала молния, и вслед за ней раскат грома заглушал на мгновение размеренный шум дождя за окном. После каждой вспышки маленький Антошка, сидя у окна, несмотря на все запреты матери, размеренно отсчитывал: один, два, три… пока не гремел гром, а потом, постоянно спрашивая у отца, сколько будет, если умножить это на триста. У него самого это получалось пока с трудом, но вот узнать расстояние до молнии страсть как хотелось. В это время его мать стояла у кровати сестры и, пытаясь уложить её спать, успокаивала: «Не бойся, это всё на улице, там и дождь, и ветер, а ты здесь дома, тут уютно, не то, что там». А девочка, вместо этого, лишь наоборот всё спрашивала своим тоненьким голоском: «А вдруг там кто-нибудь есть, мама, а если мне вот тут хорошо, а кто-то там под дождём, и ему плохо?» В ответ её снова заверяли, что никто не может ходить по улице в такой дождь, и все, абсолютно все, сидят сейчас по домам.

Антон временно отвлёкся на них и пропустил ещё одну молнию, осветившую в один момент комнату. Грохот на этот раз раздался уже через пару секунд, и грохнуло на славу. Мальчик даже вздрогнул, поспешно отошёл от окна, тем более что этого потребовала мать, на этот раз, именно, потребовала.

А всего через минуту раздался стук в дверь. Удары были редкими, но громкими, как будто кто-то бил по двери кулаком, вкладывая всю силу, которой у него оставалось уже немного, так как паузы были слишком большими, как если бы стучавшему каждый удар стоил большого труда.

Отец осторожно подошёл, ругаясь на каждом шагу, проклиная того безумца, что вышел на улицу в такую погоду, и чертей, которые его принесли. Он выглянул в окно, заглянув за край, глазка в двери не было. Мать только произнесла неуверенно: «Может не надо, мало ли кто…» но он не обратил внимания и, выругавшись в последний раз, открыл дверь.

На крыльце стоял человек. Молодой мужчина, которому едва ли больше тридцати. На нём был чёрный кожаный плащ, под которым был виден такой же чёрный костюм и широкие штаны, заправленные в высокие, похожие на солдатские, сапоги. Его волосы не длинные, но и не особо короткие взмокли и спереди прядями прилипли ко лбу. Он стоял, чуть наклонившись вперёд, смотря безумным взглядом на хозяина дома, а в руке держал два странных предмета, похожих на короткие шпаги в ножнах. Произнеся слабым голосом с хрипотцой: «У нас принято, что гость отдаёт оружие хозяину в знак доверия», — бросил клинки к ногам отворившего дверь, а точнее попросту выронил из рук. Затем незнакомец упал на колени и, согнувшись, зашёлся кашлем, прикрывая рукой рот, завалился на бок прямо у порога. Тут же из-за пазухи у него показалась мохнатая голова маленького зверька. Тот осмотрелся по сторонам и выскочил наружу, встав между своим хозяином и хозяином дома, глядя на последнего снизу, так как смотрят собаки, защищая умирающего.

Незваный гость не умер и, как видно, не собирался, но при этом долго не приходил в себя, бормоча всякий бред. Его положили на кровать в гостиной, сняли мокрую одежду и накрыли пледом. Только после полуночи пришелец, наконец, открыл глаза, он медленно осмотрелся по сторонам, чуть приподнял голову, прикрыл рукой лицо и тут же сквозь пальцы увидел хозяина дома, направившего на него двуствольное ружьё.

Неизвестный приподнялся повыше, так что теперь он уже сидел полулёжа и пристально посмотрел сначала на мужчину, затем на его жену, с испуганным лицом стоявшую в дверном проёме, придерживая детей у себя за спиной.

— Глупо… чертовски глупо…

— Кто ты такой? — спросил мужчина, крепче сжимая ружьё.

— Это глупость, во-первых, потому, что, несмотря на мою кажущуюся слабость, мне по прежнему ничего не стоит выбить оружие у вас из рук и свернуть вам шею, а во-вторых, потому что мантиец никогда не причинит зла человеку, давшему ему кров и пристанище.

После этого глаза пришельца вновь закрылись, и показалось, что он снова провалился в беспамятство. Словно решив воспользоваться этим, маленький мальчик спросил у своих родителей:

— А этот дяденька что бандит?

Незнакомец вновь открыл глаза и, найдя взглядом Антошку, слегка улыбнулся и сказал:

— Если бы, я состою в организации куда более ужасной, чем какая-либо банда.

— Тогда кто ты такой? — хозяин дома сделал шаг вперёд, так что ружейное дуло оказалось возле самой груди. — Отвечай, чёрт тебя дери!

— Merde! — усталым голосом воскликнул странник, едва ли говоря громче шёпота обычных людей.

Он схватился за ствол ружья и направил его в сторону, а через мгновение внезапно вскочил и подсечкой лихо сшиб хозяина с ног, вырвав ружьё из рук. После чего он едва сам не упал в бессилии, так что ему пришлось опереться рукой на край длинного стола, второй, придерживая за основание приклада ружьё, стволом упёршееся в пол.

— Я крайне благодарен вам за помощь, — произнёс он, тихим голосом, обращаясь к женщине, стоящей у двери. — Но только, прошу вас, не стоит разыгрывать комедию.

Незнакомец медленно положил ружьё и, едва стоя на ногах, опираясь рукой то на край стола, то на спинку стула, потом пододвинул его, присел боком, оставаясь как был, только в белой нижней рубашке. Поставил локоть на стол и прикрыл лицо рукой. Хозяин дома медленно встал с пола, пристально смотря гостю в глаза.

Пришелец поднял голову, посмотрел сначала на стол, накрытый светлой клеёнчатой скатертью, недоверчиво потрогал её пальцами, после чего его взгляд устремился к висевшему в углу образу. Заслышав скрежет ножек стула по деревянному полу, он резко развернулся, хозяин дома сидел напротив него.

— Ладно, парень, успокойся, мы тебе зла не желаем, ты же сам видишь, только…

— Ласкар Дененрант, оперативное крыло ордена первого знамени, личная гвардия мантийского императора.

— Что?

— Вы спрашивали кто я. Вот и ответ на ваш вопрос…

Незнакомец вновь зашёлся кашлем, прикрыв рот рукой, а когда отнял её, хозяин заметил на ладони вязкую красную жижицу.

— Анна, принеси что-нибудь от кашля, — обратился он к жене, хотя та уже сама направилась к высокому шкафчику, стоящему в противоположной стороне комнаты.

— Не поможет, — прохрипел пришелец. — Мне уже ничего не поможет. Я должен идти, слишком мало времени. Лемевинкс!

Тут же на его оклик, откуда-то из-за угла выскочил тот самый зверёк, которого он держал раньше за пазухой.

— Куда вы положили мою одежду? — глухо спросил пришелец.

Он, шатаясь, сделал несколько шагов и вновь рухнул на колени.

— Да куда ж вы пойдёте, боже мой… — хозяйка тут же подбежала к нему и схватила за руку, думая помочь ему встать. — Да что же с вами случилось?

Пришелец не думал вставать, он только посмотрел на женщину своим безумным взглядом:

— Абсолютное безумие, — произнёс он одними губами. — За три дня они вырезали людей больше, чем мы за триста лет. Иссельдар, видели бы вы его во дни расцвета. Что все ваши столицы Лондон, Париж, Москва, Берлин, Петербург вместе взятые, они едва ли могли сравниться с ним по величию и той славе, что ходила об этом городе по всему миру. Три сотни лет ни одна вражеская армия и на тысячу вёрст не подходила к его стенам, а в тот день его улицы были завалены трупами, в прямом и переносном смысле слова.

Женщина уже отпустила руку и стояла рядом, с ужасом смотря на незваного гостя. Тот же, внезапно замолчав, встал и, вернувшись к своей кровати, присел на неё, сцепив руки перед собой в замок.

— Против них вывели курсантов, — продолжал он. — Когда толпы вырвались к зданию академии. Их вывели навстречу толпе. Двести парней. Им роздали солдатские винтовки и поставили поперёк площади в два ряда, первый с колена, второй стоя, всё по науке, откуда-то притащили два пулемёта, никто не выжил… их просто смели, дали несколько залпов скосили первые ряды, а тех как прорвало, кто-то может быть и рад был кинуться бежать только там уже лезли с соседних улиц.

— Парень ты о чём? — обеспокоенно спросил его хозяин дома, переглянувшись со своей женой, ещё не понимая: перед ним просто сумасшедший, или всё намного хуже.

Но странник, словно не замечал его:

— Наутро они подвели к городу дирижабли, седьмой воздушный флот, полдня висели в небе, ждали приказа, приказа так и не поступило. Чёрт побери, какое это было сумасшествие, они же были готовы столицу империи сровнять с землёй, как делали до этого десятки раз провинциальными городками. Благо у императора хватило разума это остановить, а ведь многие до сих пор ставят ему это в вину.

Женщина подошла к нему и, положив руку на плечо, тихо сказала:

— Вам нужно поспать. Вам просто нужно поспать.

На следующее утро Ласкар обнаружил себя в маленькой комнатке, находящейся, судя по всему, на втором этаже дома, на что помимо вида из окна указывала форма потолка, наклонного сходящегося к средней линии по форме крыш в деревенских избах. Кровать была старая, металлическая с едва чувствовавшейся через матрас железной сеткой и железными решётками, возвышавшимися в изголовье и чуть меньше в ногах. В комнате ещё чувствовались последствия того бардака, что был здесь до того, как хозяева решили поселить здесь неожиданного гостя. Буквально в полуметре от кровати лежала гора хлама, прикрытая старым полотном, на котором сверху, словно пресс-папье, стояли старинные часы с кукушкой, а в углу возле деревянной двери стояло, пожалуй, ещё более древнее трюмо, нимало удивившее оперативника ордена, одним фактом своего нахождения в этом доме.

Внизу послышались шаги и хлопок двери вперемешку с несколькими детскими и одним взрослым женским голосом. Ласкар на мгновение замер, прислушался, Лемевинкс, подбежав к своему хозяину, расположился около его босой ноги и выжидал. Заметив на стоявшей возле кровати табуретке аккуратно сложенную клетчатую рубашку и брюки из плотной ткани светлого песочного цвета, судя по всему оставленные для гостя. Одежда была явно не новой, но дырок или других недостатков заметно не было.

Он оделся и осторожно, по привычке прислушиваясь и осматриваясь у каждого угла, вышел из комнаты и спустился вниз по достаточно крутой лестнице. Внизу он оказался в маленькой комнате, где возле стены стояла прикрытая старым клетчатым пледом кровать, а в углу возле побелённой каменной печи стояла сложенная раскладушка. В другом углу находилась тумбочка, на которой стоял странный прибор похожий на чёрный куб, слегка сужающийся к задней грани, имея на противоположной стороне чуть выпуклое серое стекло. До попадания в этот мир Ласкар слышал, что подобные устройства есть здесь практически в каждом доме и являются чем-то вроде радио передающего вместе со звуком ещё и изображение, и всем бойцам ордена предписывалось не использовать его вследствие опасного воздействия на рассудок. Также как-то вскользь упоминалось, что эти приборы используются правительствами местных государств для пропаганды, имеющей поистине невероятное воздействие на население. Хотя сам Ласкар в эти предупреждения верил не особо, он уже достаточно разочаровался в людях, чтобы считать, что они могут оскотиниться и без помощи новейших технологий коммуникации.

В соседней комнате, намного большей по размеру, где, как понял Ласкар, его положили вчера, у стены стоял диван, а в углу противно жужжало ещё одно устройство, вертикально поставленный белый параллелепипед, с двумя дверцами и та, что сверху была намного меньше нижней. В центре комнаты, как и вчера, располагался длинный стол и несколько стульев рядом с ним. В этой-то комнате и находилась сейчас большая часть семейства, вернувшегося, как понял Ласкар, из церкви, мать и четверо детей, ещё один мальчик, судя по всему, уже убежал в ещё одну третью комнату. Женщина была в белом платке на голове, она стояла посреди комнаты и, держа за руку, за что-то отчитывала своего сына лет пяти-шести, но, заметив гостя, тут же остановилась и пристально посмотрела на него с тем нерешительным лицом, что бывает у человека, когда он никак не может определиться, стоит ли ему бояться или нет. Дети так же уставились на него, но на их лицах читалось скорее любопытство, нежели страх.

— Вам уже лучше? — не то спросила, не то констатировала женщина. — Мы сейчас будем обедать, вы к нам присоединитесь.

— Почту за честь, — ответил Ласкар, медленно двинувшись навстречу, одновременно взглянув на настенные часы удивлённый словом «обед».

На стол накрывала мать, которой помогали старшие дети: девочка и мальчик, единственные, кому среди детей этой семьи можно было дать больше десяти лет. Все остальные, словно стеснённые присутствием гостя или сидели, или стояли неподвижно, время от времени, украдкой поглядывая то на незнакомца, то на диковинного зверька, всюду его сопровождающего.

— А кто это такой? — спросил один из мальчиков, которого как понял Ласкар, звали Антоном, указывая на Лемевинкса.

— Это мангуст, северо-ситорийский мангуст, единственное существо способное выжить в схватке с угольным аспидом и единственные из своего вида имеющие достаточно длинные зубы для… — странник внезапно осёкся.

— Для чего?

— Тебе лучше не знать.

Когда на столе уже стояли семь тарелок с супом, над которыми вился едва заметный пар, и дети начали подбегать к своим местам, Ласкар тоже подошёл к столу выбрав стул рядом с местом во главе.

— Вот возьмите это, — произнёс Ласкар, кладя на стол две золотые монеты, с изображениями какого-то мужчины в профиль на реверсе и на аверсе поднявшимся на задние лапы драконом. — Здесь по двенадцать граммов золота, почти унция, оно благо ценится во всех краях.

— Уберите это, немедленно, мы помогли вам не ради…

— На пайке из гордости долго не проживёшь, лучше возьмите, помогите ещё раз, дайте хоть в последние дни жизни совершить доброе дело помимо исправления собственных ошибок.

Женщина осторожно взяла монетку, повертела её в руках и посмотрела на Ласкара взглядом полным неподдельного изумления, и произнесла одними губами: «Так это правда».

— Ваш муж сейчас на работе?

— Он в городе ищет работу, здесь больше ничего не осталось, было раньше небольшое хозяйство, да и оно разорилось, целый год почитай с огорода и кормимся.

— У вас здесь ещё и работу не найдёшь что ли, — усмехнулся Дененрант.

— В вашей стране нет безработицы?

— Ну, уж чего-чего, а работы в Мантии на всех хватает, и обычно находит она человека, а не наоборот.

— Мантия? — спросила старшая девочка, при этом сделав ударение на первый слог, типичная ошибка. — Где это?

— Мантия, — сделав ударение на «и» поправил её Ласкар. — Считайте что это просто очень далёкая страна.

— Дальше чем Япония? — вдруг спросил один из мальчиков.

— Намного дальше.

— И дальше чем Австралия?

— Ещё дальше.

— И дальше чем Антарктида?

— Ну, вот где-то рядом с ней.

Мальчик улыбнулся к тому моменту, уже всё семейство, кроме своего главы, собралось за столом. Когда некоторые из детей уже схватились за ложки, то были внезапно остановлены укоризненным взглядом матери.

— Прежде чем есть, нужно сначала помолиться, вы забыли?

Мальчики виновато уставились в тарелку.

— Так вы значит верящие, — угрюмо произнёс Ласкар, зачерпнув из тарелки.

— А вы атеист?

— В наших краях люди вовсе не выдумывают никаких богов, и, честно говоря, не понимаю, зачем они понадобились вам.

— Не говорите так, — строго произнесла женщина. — Вы можете, конечно, не верить, но откуда вам знать наверняка, что Бога нет. Вы никогда не сможете это доказать.

— А оно мне надо? — Дененрант вдруг поднял взгляд и пристально посмотрел в глаза женщине. — Высший разум, создавший этот мир и контролирующий всё в нём, раздающий каждому по заслугам и верности его законам, знающий всё о всех, — гость грустно усмехнулся, — неужели людям мало земных тиранов. Не знаю, видимо, люди людям рознь.

— Вы не понимаете, он не тиран, — вдруг сказала девочка.

— А кто же?

— Он… он наш спаситель?

— Да и кого же он может спасти?

— Всех, кто уверует и обратится к нему с искренней любовью и покаянием.

На лице солдата ордена на мгновение блеснула тень улыбки, после чего он сложил руки у края стола и опустил взгляд, смотря не то на них не то к себе в тарелку. Дети внимательно уставились на него, едва ли до конца понимая, о чём говорит этот странный человек и чем он так сильно опечален.

— Дело в том что, по сути, я верю в другое, юная леди. В то, что каждый должен в конце пути рассчитаться и бессмысленно пытаться смыть со своих рук кровь, ставя свечки и отвешивая поклоны, — на время он замолчал. — Я страшный человек и мне недолго осталось, но я знаю, что не умру, пока не исправлю главную ошибку своей жизни.

Гость достал и положил на стол чёрно-белую фотографию, на которой анфас был запечатлён юноша, стоящий по стойке смирно, сфотографированный, словно на паспорт, он был одет в странную форму, похожую на военную, но без погон и отличительных знаков.

— Кто это?

— Всё, что вам нужно знать о нём, так это то, что это редкостный отморозок и смертоубивец, верный слуга императора. Теперь он словно бойцовый пёс, лишившийся цепи, он умеет убивать и выживать и самое страшное способен повести за собою людей, ибо люди слишком часто считают силу и волю достаточными качествами для избрания нового вождя, и поэтому я должен его остановить, пока ваши города не превратились в Иссельдар.

— То есть он… — женщина с ужасом посмотрела на фотографию. — А вы…

— А я был его учителем.

Глава шестая. АЛЕКСЕЙ СЕМЕЛЕСОВ

Пустая на три четверти бутылка виски оставалась на столе, и резкий запах табачного дыма стоял в помещении, освещаемом тусклой лампой под потолком. Юноша лет шестнадцати сидел на стуле, откинувшись на спинку, подложив ногу под себя. На нём была расстёгнутая белая рубашка и строгие чёрные брюки, при том, что сидел совершенно босой, это единственное вместе с отсутствием пиджака отличало его вид от того, что он имел сегодня на занятиях в школе. Из соседней комнаты тихо доносилась «Гибель богов» Вагнера, выбранная сегодня, как впрочем, и все последние дни, скорее благодаря названию и либретто чем звучанию. Голову юноши занимали путавшиеся мысли о несовершенстве мира, тщетности его жизни и непонимания собственных желаний, которые должен был скоро вытеснить алкоголь, оставив только грусть, которую некоторые люди называют приятной и которая для него являлась единственной отрадой во всей жизни, ибо в счастье он уже не верил. Но сейчас он мог наконец-то забыться, рассчитывая, что завтрашний день пройдёт иначе, а не так как…

Как выглядел бы типичный день Алексея Семелесова, если бы он не боялся того, что мамка даст ему люлей, когда узнает что он пил виски, и если бы он смог это виски купить в одном из соседних магазинов. А потому, лишённый возможности даже саморазрушаться по-человечески, он просто сидел за компьютером. Это не являлось для него ни работой, ни случайностью как у человека, решившего проверить почту: это было его нормальным состоянием. Он постоянно пытался вырваться оттуда и заняться чем-то ещё, но словно неведомая сила затягивала его обратно и сажала перед монитором, а возможно и наоборот отталкивала из внешнего мира. Единственными его регулярными занятиями, кроме этого, были чтение книг из набранной им самим разношёрстной библиотеки и хождение по комнате вперемешку с лежанием на диване с составлением, тысяч миров и обрушиванием их во прах в его разуме, работавшем вхолостую и оттого стремящемся занять себя хоть чем-нибудь, дабы не взорваться, словно двигатель стоящей на месте машины, запущенный на полные обороты.

Однако в тот день всё было несколько иначе. Сам Семелесов был немало удивлен, когда прошлым вечером ему неожиданно позвонил Кистенёв, во-первых, потому что Кистенёв телефоном практически не пользовался, предпочитая переписку в социальных сетях, а значит, повод определённо был важнее очередного похода в «Westbar», а во-вторых, сам предмет разговора оказался и вправду весьма необычным. Василий неожиданно серьёзным и возможно даже напуганным, хотя за последнее Семелесов бы не поручился, он вообще редко когда видел Кистенёва напуганным, настаивал на том, чтобы познакомить Алексея с каким-то своим новым другом. Причём, именно, что настаивал, и даже когда Семелесов попытался отмазаться, заявив, что должен оставаться дома, Кистенёв предложил зайти к нему домой, чего не делал отродясь.

Так что гостей Семелесов ждал с нетерпением, с тем самым нетерпением, когда хочешь от чего-то поскорее отделаться, чтобы не чувствовать гнетущее ожидание. А потому, когда в дверь, наконец, позвонили, то Алексей тут же быстро но безрадостно бросился открывать, на ходу натянув майку, за ненадобностью обычно не надеваемую им дома. Он не стал задерживать гостей на пороге, предпочитая сначала впустить их в дом и уже там поговорить, тем более что Кистенёв против обыкновения вёл себя крайне молчаливо, и не бросился сразу жать руки и изображать из себя правильного пацана, что всегда выглядело крайне комично.

Новый друг Кистенёва удивил его сразу, прежде всего своей одеждой, странными тёмно-серыми брюками и иссиня-чёрной водолазкой, которую явно носили не первый год. Сказав всего пару слов, хозяин пригласил гостей в гостиную, и дальше к себе в комнату, где уселся на стул возле окна в дальнем конце узкого прохода между диваном и шкафом с одной стороны, стеллажом и письменным столом с другой. На последнем ещё лежали тоненький сборник рассказов Чарльза Робертса в одном углу и святое Писание с Молитвословом в другом. А на полках стеллажа вперемешку стояли как классики, которых проходят в школьной программе так собранные в стройные ряды томики Глена Кука и Аберкромби соседствовавшие с трудами Маккиавели, Альфреда Адлера, Ильина, толстым собранием сочинений Лавкрафта и несколькими книжками из современной российской фантастики, которой ныне завалены полки большинства книжных магазинов.

— Значит, я думаю, что мой друг уже рассказал вам обо мне, — произнёс Семелесов голосом не столь уверенным, как хотелось бы ему.

Незнакомец медленно присел, напротив, на стул, стоявший около двери, возле которой остался стоять Кистенёв. Тут только Семелесов обратил внимание на странный взгляд гостя. Невероятно сосредоточенный, слегка исподлобья, быстро уходивший в сторону и тут же возвращавшийся в одну конкретную точку, которой, похоже, был сам Семелесов, словно бы юноша оценивал количество врагов в предстоящей схватке.

— Вы правы, — произнёс незнакомец, удивив «хозяина» уже обращением на «вы». — Если то, что я сумел представить о вас на основании этих рассказов, правда, то думаю, вы подходите мировоззрением.

— Мировоззрением? — усмехнулся Семелесов, хотя усмешку свою он постарался тут же спрятать. — Может быть, сначала хотя бы представитесь.

— Согласен, думаю к делу пока переходить рано, наш случай не из тех, когда промедление подобно смерти, — сделав паузу, гость полез в карман своих брюк и достал оттуда небольшую серебряную монетку, поддев её большим пальцем, он кинул её Семелесову. Тот в свою очередь поднял руку вверх, попытавшись схватить ту в полёте, но опоздал, и монетка, стукнувшись о тыльную сторону его ладони, упала на ковёр, заставив поднимать себя с пола, и когда Алексей, наконец, осмотрел её, весьма удивившись, то незнакомец добавил. — Это чтобы избежать в дальнейшем глупых и банальных вопросов относительно того, почему мне нужно верить, понимаете ли, не люблю, когда меня принимают за идиота, даже непродолжительное время.

— Кто вы такой?

— Распространённый вопрос, но боюсь, что моё имя будет звучать слишком странно, а название организации, в которой я служил, будет вам незнакомо, так что пока зовите меня просто Странником.

— Странником? Не через чур ли банально.

— А мне сейчас нет нужды оригинальничать.

— Сколько вам лет хотя бы.

— Я не столь молод, чтобы не видеть впереди смерть, но и не столь стар, чтобы не видеть впереди ничего кроме неё.

— Вот как, — произнёс Семелесов, — закос под Шекспира засчитан. Значит, кое-что из литературы нашего мира вы прочитали.

— Разумеется, хороший способ узнать побольше о мире, куда попал, хотя и не идеальный.

Тут уже Семелесов понимал, что его начинает нести, он понимал, что дело вырисовывается крайне интересное и стесняться сейчас не время, да и этот тип, приведённый Кистенёвым, явно был не из той категории людей, с которыми можно было поговорить только о том, кто у кого, до какой степени нарезался. Так что вместо того чтобы сидеть и отмалчиваться, делая вид будто он на самом деле вовлечён в беседу, сейчас Семелесов перешёл сразу к делу.

— Ну и какие же книги вы читали?

— Разные. У вас, друг мой, я вижу, неплохая библиотека.

— Ну да, ну да. А «Некрономикон» вы в оригинале читали?

— «Некрономикон», — Крейтон прищурился. — Ну конечно.

Теперь прищурился и Семелесов, одновременно улыбнувшись той дьявольской злорадной улыбкой, которая появляется, когда подловил кого-то и теперь имеешь полное право его морально уничтожить.

— Ну конечно же читал, — продолжал Крейтон, — мне даже удалось побывать в славном городе Мискатонике и посетить его небезызвестный университет, где я лично посмотрел на Тот Самый Экземпляр.

Выражение лица Семелесова быстро изменилось, он резко сел прямо, хлопнув себя по коленям, и, посмотрев на Кистенёва, похоже не понимавшего что здесь происходит, радостным голосом воскликнул: «Чёрт возьми, где ты его откопал!». Он вышел из комнаты быстрым шагом, оттолкнув Василия, и тут же вернулся с бутылкой «White horse», где оставалась примерно треть содержимого, и двумя рюмками.

— Would you like? — спросил Семелесов у Крейтона, покосившись на бутылку. — Why not, but only a few. I have one business tonight, — ответил Крейтон, вставая и подходя к столу. — Speaking English?

— Yes, English, Deutch, France and Spain.

— But not Arabic. So, how can you read «Necronomicon» in original, — Семелесов, уже наклонивший бутылку, чтобы налить своему новому другу, быстро поднял её горлышко обратно вверх, всё ещё держа саму бутылку навесу.

— Some things mustn» t know everyone, who values his undead soul, — ответил холодным голосом Крейтон, взглянув прямо в глаза собеседнику. Семелесов тут же плеснул ему, при этом ошарашено смотря в глаза Крейтону. Именно не налил, а плеснул, так что несколько капель подлетели вверх и упали на стол рядом. После чего он снова воскликнул «Чёрт возьми, Кистенев, где ты его нашёл! Это же моя коронная фраза!». Здесь следует упомянуть один факт о Семелесове: из своих книг он время от времени выбирал цитаты, которые впоследствии постоянно использовал в подходящих ситуациях. Например, когда его друзья звали в качалку, мать требовала заставить учиться или хоть кто-то говорил хоть что-нибудь каким-либо образом связанное с саморазвитием, он с должной интонацией твёрдо отвечал: «Саморазвитие это онанизм, саморазрушение — единственное, ради чего стоит жить». Или, когда кто-то задавал вопрос, на который Семелесову не хотелось отвечать, он просто принимал соответствующую позу и заговорщическим голосом отвечал: «Есть вещи, которые не стоит знать никому, кто хоть немного дорожит своей бессмертной душой».

— А вы знаете какие-нибудь ещё языки кроме русского и английского? — спросил Крейтон.

— Ну, разве что немецкий, на уровне нацистских лозунгов, — усмехнулся Семелесов.

— Так у тебя дома было… — Кистенёв замер, указывая пальцем на бутылку.

— Разумеется, только в отличие от некоторых я же не такой дурак, чтобы кому-то об этом рассказывать, ты как никто другой меня поймёшь. А так незаменимая вещь при особенно отчётливо осознаваемом чувстве ненужности или сильном катарсисе. Здесь мне всё равно скоро придётся покупать новую и отпивать до нужного объёма.

Кистенёв подошёл ближе к столу, возле которого, держа рюмки на весу, стояли Семелесов и оперативник ордена первого знамени, при этом попеременно смотря то на Алексея, то на бутылку, стесняясь сказать, но при этом, не понимая, что происходит.

— Тебе не положено, — сразу отрезал Семелесов. — Ты «Некрономикон» в оригинале не читал.

— Ну, понятно, что в переводе, но…

— Что? — Семелесов, хитро улыбнулся и переглянулся с Крейтоном. — Да! Чёрт возьми! Да!

И Алексей расплылся в довольной и неказистой улыбке, что обычно свойственна человеку, торжествующего над своим врагом.

— Наконец-то, наконец-то я его подловил, я не знаю кто ты, но как же я тебе благодарен! — радостно воскликнул он, обращаясь к Мессеиру.

После этого они выпили. Крейтон едва сощурился, что полностью соответствовало его профессии, зато у Семелесова было такое лицо, словно его ударили ножом в живот.

— Думаю теперь можно перейти на «ты» не так ли?

— Разумеется, — ответил уже пришедший в себя юноша, присаживаясь на диван.

— Тогда… что вам сегодня снилось? — спросил Крейтон, встав около письменного стола, прислонившись к его краю.

— Да как всегда, бред всякий, будто… — начал Семелесов, но вдруг осёкся. — Стой, а тебе это зачем?

— У них так всегда принято при встрече, — вставил слово Кистенёв.

— У вас… принято… спрашивать, что снилось ночью, — Семелесов указывал на Крейтона при этом, смотря так, словно не верил своим глазам. — Возьмите меня с собой.

— Не думаю, что тебе у нас понравится. Да и к тому же я сам испытываю некоторые трудности относительно возвращения домой, именно, поэтому я пришёл сюда, чтобы обратиться за помощью.

— За помощью?

— Василий, я давал тебе папку при встрече.

Кистенёв сначала нахмурился, но потом тут же взял в руки свой рюкзак и достал оттуда прозрачный файл с бумагами. А дальше файл выскользнул из его рук, и, проплыв через всю комнату, упал на диван рядом с Семелесовым.

— Как! — вскрикнул Семелесов, подпрыгнув как ошпаренный, отстраняясь от бумаг, потом посмотрел исподлобья на Крейтона, благоговейно произнеся. — Телекинез.

— В нашей организации учат подобным вещам, но не дай бог кому-нибудь из вас обучаться подобному, поверьте мне, оно того не стоит.

— Да что за организация такая?

— А я ещё не сказал, — Крейтон удивлённо посмотрел на Кистенёва, а потом опять на Семелесова. — Орден первого знамени: личная гвардия императора, госбезопасность и контрразведка в одном флаконе.

— Охранка? А почему первого знамени? — удивлённо спросил Алексей.

— Первым знаменем у нас называют знамя императора, раньше при построении войска подле него всегда находились отборные солдаты, защищавшие государя, потом всё это разрасталось, разрасталось, и превратилось в организацию с собственной многотысячной армией и секретными базами по всей стране, подотчётной только императору.

— То есть возле императорского знамени, — Алексей пристально посмотрел на пришельца, слегка прищурившись. — Лейбштандарт!?

— Вроде того.

— Что в этих бумагах?

— Посмотри сам.

Семелесов осторожно достал бумаги из файла и принялся тщательно их рассматривать, и на лице его тут же отобразилось крайнее изумление, переходящее в настороженность и опаску.

— Что за…

— Это заключение судмедэксперта, протокол вскрытия и тому подобное, в общем, ты понимаешь, в чём дело. Две колотые раны в области шеи крайнее обескровливание тела.

Семелесов поднял глаза и пристально посмотрел сначала на Крейтона затем на Кистенёва, стоявшего неподвижно, явно не намереваясь вступать в диалог, после чего взгляд юноши вновь зафиксировался на пришельце. Семелесов нахмурился, сел прямо и ещё раз не то осмотрелся по сторонам, взглянув на своего старого друга, не то, покачал головой, не веря в происходящее.

— Это безумие, — произнёс он, словно преступник, против которого предъявили неопровержимую улику.

— Разумеется, безумие, зачем иначе бы я пришёл сюда.

— Подожди, Вася, вы надо мной что прикалываетесь, это ведь прикол какой-то, — произнёс Алексей, при этом смотря на Кистенёва, раскрывая рот в безумной улыбке и видя в ответ лишь отрицательное покачивание головой.

— Вампиров же не существует.

— Отчего ты так уверен? Вам знакомо понятие «критерий Поппера» обратное следствие, тезис о существовании чего-либо не является научным, следовательно, не может быть потенциально опровержим. Но, тем не менее, ты говоришь так уверенно, будто всё уже доказано и определено.

— Два слова «Чайник Рассела», бремя доказательства лежит на утверждающем. Нельзя просто так объявлять любое сверхъестественное явление существующим только потому что нельзя доказать обратное.

— Сверхъестественное, что за дурацкое слово, — Крейтон хлопнул себя по коленям и, отойдя от стола, встал возле окна, бросив взгляд на улицу. — Неужели вы уже так хорошо исследовали всё естественное, что можете определить его границу. Боже мой, Алексей, я же не прошу тебя верить на слово всему в этом мире, но ты можешь хотя бы допустить, что горизонт это не край мира.

— Но сейчас-то я должен тебе, именно, поверить. А ведь я знаю о тебе только то, что ты и вправду человек необычный, но понятие необычный определяет отклонение в обе стороны, что если ты какой-нибудь чернокнижник или иное злобное существо, коим обычно матери пугают своих детей, а не просто белый эмигрант из параллельного измерения.

— Почему? — Крейтон резко обернулся и посмотрел на Семелесова. — Ты спросишь, почему я не доказываю обратное твоим словам. — Он наклонился, продолжая смотреть прямо в глаза собеседнику, и перешёл на громкий шёпот. — Да потому что я куда хуже чем те, о ком ты говоришь и там откуда я пришёл нами пугали не только детей. Но какое всё это имеет значение, ты же всё равно принял решение.

— Не понял.

— Тебе нечего терять Семелесов, что я смогу у тебя забрать кроме твоей жизни, которую ты ненавидишь? Разве что твою бессмертную душонку, за которую ты так лихорадочно цепляешься, так не беспокойся, мне она без надобности, я даже не верю в её существование.

Крейтон выпрямился и прошёл мимо Кистенёва в гостиную, только там обернувшись и произнеся напоследок.

— Ты ведь так здесь и останешься Воскресенская 12?

— Да, — ответил Семелесов неуверенным голосом, медленно вставая с дивана.

— Тогда я вас найду.

— А как же монетка?

— Пока что оставьте себе.

Хлопнула входная дверь и в квартире остались только Кистенёв с Семелесовым. Они сначала пару минут стояли молча. Алексей медленно подошёл к окну в гостиной и посмотрел на улицу. Находясь в тени облака дома и асфальт снаружи казались особенно серыми при том, что погода явно была хорошей и даже солнечной. С короткими интервалами проезжали в разные стороны машины и пешеходы медленно брели по своим делам, как и всё время до этого, когда Алексей Семелесов выглядывал в окно.

— Что ты думаешь о нём? — раздался голос Кистенёва.

— Я бы на твоём месте лучше подумал о нас двоих.

— Лёха, я вот о чём. Я сам не понимаю, что происходит. У тебя такого никогда не было: когда тебе что-то кажется глупым, но при этом ты понимаешь, что так тебе только кажется, а?

— О, Вася, если бы ты знал, постоянно только обычно всё наоборот, я сначала что-то делаю, а потом думаю: твою мать, Семелесов, ну какого чёрта ты натворил, но это ладно. А на счёт него, он тот, кто нам нужен. Без него, Вася мы никогда бы не пересекли эту черту и не узнали о существовании иных краин куда теперь думаю, мы вместе с ним и отправимся.

— Каких ещё краин?

— Где капитана с ликом каина легла ужасная дорога, — ответил Семелесов, смотря на аверс серебряной монетки, на котором был изображён поднявшийся на задние лапы геральдический дракон.

Глава седьмая. ПРИЕМЛЕМАЯ ЦЕНА

На улице стояла прекрасная погода. Редкие облака, представляясь с земли то кораблями, то диковинными зверями медленно проплывали по небосводу. Солнце светило жарко, но при этом не создавало зноя на улице и порывистый ветерок, столь же благословенный в летний день, сколь проклинаемый в зимний, время от времени обдувал прохожих, ещё более ослабляя отталкивающие свойства жары. Солнце в свою очередь медленно но верно клонилось к закату и скоро должно было и вовсе скрыться за стоявшими со всех сторон серыми панельными домами, оставив за собой только очередной душный майский вечер уже ничем не отличавшийся от летнего.

Но было ещё светло и множество молодых людей, прогуливаясь парами или небольшими группками вперемешку с остальными жителями города, высыпало на улицы, заполнив тротуары по сторонам от гудящих машинами мостовых, радуясь теплу, предвещавшему скорое лето. Лишь одного человека погода в тот день не то что не радовала, но скорее злила, заставляя постоянно сжимать и разжимать кулаки при этом смотря на всех встречных с той злобой, на какую способен лишь человек уже повидавший в этом мире и настоящую злость и ненависть, а не праздно строящий из себя романтического героя. Угрюмо исподлобья он быстро смотрел на прохожего и тут же уводил взгляд в сторону ничем не примечая очередного гуляку в толпе ему подобных. Этот человек едва ли был добрым и жизнерадостным, но подобные солнечные дни и хорошую погоду он ненавидел не из вредности, и не из чувства противоречия окружающим, на то была причина. Точно такая же погода стояла в тот страшный день.

И постоянно перед его глазами вновь вместо унылых пятиэтажных домов, представали низкие мещанские домики Иссельдара, и в ушах вместо гула проносящихся машин и разговоров прохожих стоял топот солдатских сапог, множественные одиночные выстрелы за углом перемеживающиеся с пулемётными очередями. Он хорошо помнил тот день, хорошо помнил то небо, яркое солнце и такие же клочковатые облака, только в том небе был ещё дым от пожаров и дирижабли, висевшие столь низко, что можно было увидеть их воздушные винты. Он не помнил, скольких убил в тот день, немногие из них имели оружие и немногие из имевших его умели им пользоваться, так что два его коротких клинка, что нынче остались дома по причине трудностей со скрытным ношением, напились тогда вволю. В тот день им доводилось вырезать целые баррикады, но их хозяин запомнил немногие лица. А по правде говоря, только одно: лицо гимназиста старших классов немногим старше самого Крейтона, у которого из оружия был только камень, и тот был им выронен, так что паренёк только выставил руку вперёд, будто защищался не от лезвия, а от палки.

Впрочем, нельзя сказать, что эти воспоминания мучили юношу, что шёл одним солнечным днём по Воскресенской, по направлению к мосту через Курцевский овраг, сжимая в руках газету, купленную пять минут назад в уличном киоске. Его вообще никогда не мучили воспоминания, ибо он уже давно свыкся с ними, отчётливо осознавая тщетность самокопания и копания в собственном прошлом, привыкнув жить сегодняшним днём.

Когда Мессеир Крейтон, наконец, вышел на мост то солнце стояло ещё слишком высоко для осуществления задуманного им предприятия. Он остановился и облокотился на перила, посмотрев вниз, где по дну оврага заросшего кустами и травой бежал загаженный ручей, неся свои воды в протекавшую близ города реку. Вытянувшаяся тень от моста верхним краем проходила по кроне дерева, и Крейтона на мгновение привлекло то место, где над тенью моста высовывалась его собственная, временами перескакивая и колеблясь на ветках покачиваемых ветром.

Но тут Крейтон заметил ещё одну тень, которая проскользив по листве остановилась рядом. Обернувшись, юноша увидел рядом с собой молодого человека в жилетке и белой рубашке, волосы его были растрёпаны, что, судя по аккуратности во всём остальном, было оставлено специально. Но что действительно удивило юношу так это, то, что в руках у прохожего была самая настоящая трость с фигурным костяным набалдашником, которыми здесь практически никто не пользовался.

Незнакомец, облокотившись на перила моста, смотрел куда-то вдаль словно не замечая стоявшего рядом с ним Крейтона.

— Сегодня чудесный денёк, не правда ли, — произнёс Мессеир абсолютно сухим голосом.

Незнакомец даже не взглянул на него краем глаза, только отстранился от перил и выпрямился, продолжая держаться за них левой рукой, правой держа за середину трость.

— Вы выбрали неудачное прикрытие, молодой человек, — произнёс он, наконец.

Крейтон мельком взглянул на газету у себя в руках и всё тем же абсолютно ровным безвыразительным голосом спросил:

— С чего бы это?

— В этом мире газет почти не читают тем более люди вашего возраста, боюсь, будет немного подозрительно. Вам бы взять или телефон или бутылку пива, хотя насчёт последнего тоже рискованно.

— А вам я так полагаю известно и то, что собираюсь делать сегодня.

— Мне известно всё, молодой человек, это одно из главных требований моей профессии — знать всё ну или почти всё…

Тут Крейтон с удивлением обнаружил, что его новый собеседник странно наклонил голову, будто он пытается прочитать что-то на газете, которую юноша держал в руке, сложенной вчетверо.

— Значит всё-таки «Реал» — «Атлетико», — вдруг произнёс незнакомец. — Чёртовы испанцы, вы поглядите, они сейчас в Бразилии опять чемпионами станут, с них станется.

Крейтон развернул газету и пробежался глазами по заголовкам, отчаянно стараясь понять, о чём вообще пошёл разговор. Как раз в этот момент по мосту проехал тяжёлый грузовик, ударив по ушам низким рёвом мотора и пустив по мосту волну вибрации, дав тем самым Крейтону немного времени, чтобы составить в голове план поведения с этим человеком.

— Я бы конечно поставил на Мадрид, но болеть всё равно буду против них, — он сделал небольшую паузу, словно давая собеседнику хотя бы в мыслях задать вопрос «Почему?». — Из спортивного интереса, молодой человек, те ещё ни разу не выигрывали кубок. Но вам я думаю это всё это не особо интересно, в Мантии же и вовсе не играют в футбол.

— Откуда вы знаете про Мантию?

— Я говорил, молодой человек, это вопрос профессии.

— И какая, позвольте спросить у вас профессия? — спросил Крейтон вновь тем же сухим голосом, уставившись куда-то вдаль, смотря поверх крон растущих на дне оврага деревьев, наблюдая за своим собеседником периферическим зрением, готовый в любой момент выхватить из-за пояса свой пистолет с посеребренными патронами, приготовленными явно не для разговорчивых парней с эксцентричным видом и поведением.

— Есть множество легенд, Мессеир, — отвечал незнакомец, повернувшись боком к ограждению, — об исполнении желаний, о договорах с нечистой силой, и по большей части это чушь несусветная, но… вы сами понимаете, молодой человек.

— Знаю, знаю, меня учили, что в подобных сделках есть только одно правило: никогда не выполняй свою часть договора. Только всё это пустое.

Незнакомец выдержал небольшую паузу, выслушав ответ Крейтона, продолжил дальше свой рассказ, продолжая стоять боком к периллам, но при этом глядя куда-то вдаль, а не на собеседника.

— Среди всего этого есть легенды о странном клубе место расположения его всегда различно от рассказчика к рассказчику, так он и гуляет по всем городам мира. Но суть всегда одна ты войдёшь в ничем не примечательное здание, и окажешься в помещении, где в углу будет гореть камин, а в стороне за столом будут сидеть несколько мужчин в классических костюмах спокойно попивая бренди, которые не обратят на вас никакого внимания даже если вы попытаетесь с ними заговорить. Там будет ещё один маленький столик, на котором будет лежать лист бумаги. На листе этом будет всё о вас, начиная от даты рождения заканчивая страхами и мечтами. Требоваться будет только одно, ваша подпись внизу страницы. Что произойдёт после этого, никто не знает.

— Ничего хорошего, неужели непонятно, — уверенным голосом проговорил Мессеир, исподлобья посмотрев на рассказчика.

— Почему вы так думаете?

— А почему нет.

— Вы должны как минимум допустить вероятность пятьдесят на пятьдесят.

— С чего бы это?

— Если у вас есть два равноценных варианта, и неизвестно ничего что могло бы свидетельствовать о преимуществе одного из них.

— Вот в том то и дело, моё воображение работает преимущественно в плохую сторону, и дело даже не в жизненном опыте.

— Но вы ведь не верите в Бога.

— Причём здесь это.

— Если так, то вы должны верить, что мир хаотичен, а хаос всегда стремиться к равновесию.

— А если он не хаотичен, если всё расположено по чьей-то задумке и им же подведены все соотношения.

— Тогда молитесь, — незнакомец вдруг посерьёзнел, повернувшись, он уткнул трость в землю, опершись на неё двумя руками, сосредоточенным взглядом вперившись прямо в глаза Крейтона, рождая в его душе безотчётный страх и желание отступить назад и отвернуться, которому тот не поддался, — молитесь, чтобы Он, — палец неизвестного указал на небо, — был действительно милосердным.

В тот вечер Кистенёв не особенно удивился, когда раздался звонок домофона, и он услышал в трубке знакомый голос. Крейтон ждал его на улице прямо напротив двери подъезда, присев на низкую железную ограду. Он был в чёрном плаще, том самом, что и при первой их встрече, плащ был расстёгнут, и одна рука юноши лежала под полой, что серьёзно насторожило Василия.

— Наконец-то, — произнёс пришелец, вставая.

Вдруг где-то на той залаяли впереголосок собаки, а затем раздался протяжный вой, такой, что у Кистенёва внутри всё похолодело и перехватило дыхание. Крейтон резко вскочил и развернулся, так что край плаща его на мгновение взметнулся. Он вытащил руку, в которой оказался пистолет и встал как вкопанный, пристально смотря вдаль, где среди верхушек, растущих в овраге деревьев, виднелись редкие огни домов на той стороне. В этот же момент Луна скрылась за облако, и парню стало ещё страшней, чем до этого, так что вопрос «Зачем я вышел?» стал столь же естественным как и его отсутствие до этого.

— Не бойся, этот пистолет не для тебя, — произнёс Крейтон, словно чувствуя спиной как его товарищ смотрит на его оружие не отводя взгляда.

— Тогда зачем он вам? — дрогнувшим голосом спросил Кистенёв.

— Ты боишься темноты? — спросил Крейтон спокойно и даже несколько отстранённо.

— Нет.

— Я тоже, а вот того что она скрывает, стоит побаиваться. Ты догадываешься, для чего я пришёл сюда? — произнёс он, повернувшись лицом к Василию.

— Ты что-то обнаружил?

— Скорее подтвердил то, что обнаружил действительно, что искал. Помнишь, я тебе показывал те материалы насчёт этого вампира?

— Помню.

— Так вот завтра идём его накрывать. Встречаемся в восемь вечера на этом месте, если вы пойдёте со мной, если нет, я просто забуду что когда-то знал тебя, мы с вами люди вольные, не так ли. Сообщи Семелесову.

После этих слов Крейтон развернулся и пошёл в сторону по асфальтовой дорожке, но Кистенёв окликнул его.

— Скажи честно, зачем мы с Семелесовым тебе понадобились?

Пришелец остановился, медленно повернул голову и произнёс голосом, который в иных обстоятельствах показался бы Кистенёву весёлым: «Просто крайне скучно осуществлять задуманное мной в одиночку, да и в конце концов может вы двое на что-то и годитесь».

Глава восьмая. СУМЕРЕЧНАЯ ОХОТА

— Вы должны понимать: это боевые пистолеты, они заряжены боевыми патронами и находятся в полной исправности и готовности, но это совершенно не значит, что вам позволяется их использовать во время операции.

Крейтон замолчал и окинул пристальным взглядом своих товарищей, проверяя, внимательно ли они его выслушали. Они собрались на кухне у Кистенёва дома, Семелесов и хозяин дома сидели за столом, на котором на белой тряпке были разложены три пистолета, неизвестной в этом мире модели, рядом с которыми двумя рядами стояло по восемь патронов с пулями из светлого металла. Крейтон в тёмно-синей водолазке и чёрных старых брюках, стоял с третьей стороны стола, опершись о край кулаками, чуть подавшись вперёд.

Семелесов пытаясь скрыть волнение, сидел, сцепив руки в замок, положив их прямо перед собой и если присмотреться, можно было заметить как его время от времени била мелкая дрожь, и воздух после очередного глубокого вдоха сбивчиво выходил наружу.

— Тогда нахрена мы тебе нужны? — спросил Кистенёв невозмутимым голосом.

— Для создания иллюзии численного превосходства, друг мой. Вся ваша задача состоит в том, чтобы тихо стоять по сторонам от меня с умным видом и целиться нашего кровососущего друга делая вид, будто вы сможете выстрелить, в случае если он сделает резкое движение.

— А почему ты думаешь, что я не смогу выстрелить в него?

— Да потому что! Курицу зарезать вот твой предел, можешь хоть сутки напролёт сидеть перед своим ящиком и убивать нарисованных человечков, а только по-настоящему ты не выстрелишь, и это нормально. Эти твари выглядят почти как люди, не считая некоторых деталей, собственно они когда-то людьми и были….. — Крейтон тяжело вздохнул, — когда-то… в прошлой жизни…

— Трансгуманизм никогда не доводил до хорошего, — вдруг произнёс Семелесов слегка дрожащим голосом.

Крейтон взглянул на него, потом отойдя от стола, подошёл к окну и, отодвинув рукой занавеску, посмотрел наружу.

— Солнце уже низко, — произнёс он, поворачиваясь назад. — Думаю пора уже выдвигаться.

— А эти пули его точно возьмут? — спросил Кистенёв, беря в руки патрон. — Серебро вроде от оборотней.

— Оно и от этих гадов помогает, даёт сильнейший химический ожог, и рана практически не заживает, что незаменимо при их способности к регенерации.

— Серебро? Благородные металлы вроде бы не взаимодействуют с органикой, — произнёс Семелесов.

— Чёрт его знает, мы такими вопросами не задаёмся, ну его к чёрту, работает и работает.

— Ну, великолепно теперь, — ответил Алексей неподражаемым саркастично-издевательским тоном.

И здесь следует отметить ещё одну черту Семелесова: он никогда не ругался матом кроме исключительных случаев. И дело было скорее в гордыне, нежели в воспитанности, но так или иначе у него был целый арсенал слов-заменителей иногда смотрящихся весьма забавно в уже устоявшихся нелитературных выражениях, как например слово «великолепно» заменяющее в этой фразе другое слово, исконно русское и выражающее куда более явное одобрение происходящим.

— И сколько тут серебра? — спросил Кистенёв, с интересом рассматривая очередной патрон, прежде чем положить его в обойму.

— Пуля свинцовая, серебряная только рубашка, та часть, которая соприкасается с телом, получается меньше двух грамм.

— А серебро, какое? — спросил Семелесов. — Обычное или отлитое из серебряного креста манчестерского собора.

— Ну, разумеется, — произнёс Крейтон как всегда абсолютно серьёзным голосом. — Я лично участвовал в спиливании этого креста ножовкой и переплавке на рубашки для пуль.

Крейтон первым закончил заряжать обойму. Он вышел в прихожую и вернулся в своём старом чёрном плаще и чёрных кожаных перчатках. Так что теперь с пистолетом, который благодаря вынесенной вперёд обойме со стороны походил на товарища маузера, Мессеир выглядел как особист изображенный гротескной стереотипной манере, не хватало только фуражки с красной звездой, а вот взгляд и выражение лица полностью соответствовало.

— А в этом тебе не жарко будет, — поинтересовался Кистенёв слегка насмешливым голосом.

— Жарко там будет в любом случае, а у плаща есть одна важная задача, — при этих словах Крейтон распахнул полы плаща, показав два клинка в ножнах висевшие у пояса.

— А они тоже от вампиров? — спросил Семелесов.

— Что вы сказок не читали, отруби голову и всё нет гадёныша. Всё пора идти, — скомандовал Крейтон, взглянув на часы.

Семелесов и Кистенёв положили пистолеты к себе в сумки, не рискуя идти с этим за поясом. Кистенёв после этого быстро отошёл в свою комнату и вернулся, держа в руках чёрный кастет.

— Вот специально взял, этот не погнётся.

Крейтон посмотрел на него, как на последнего идиота, при этом сделав такое выражение лица как будто в данной ситуации он даже не знает, что сказать.

— Серьёзно, — спросил он нарочито спокойным голосом, смотря Кистенёву прямо в глаза. — Ты думаешь, что это действительно поможет против твари, на которую и с пистолетом ходить опасно, серьёзно? Можешь, конечно, взять, но только не вздумай на него надеяться.

Сказав это, Мессеир развернулся, вышел сначала в прихожую и дальше на лестничную площадку. Семелесов вышел вслед за ним, с усмешкой взглянув на Кистенёва. Сам Василий выходил последним, закрывая за собой дверь, остальных он нагнал, когда те уже спускались по лестнице, пренебрегая лифтом.

— Значит так, — начала Крейтон, когда троица проходила мимо третьего этажа. — Я бы никогда не взял вас с собой, если бы это был матёрый кровосос, а не новообращенный щенок, и, тем не менее, даже не думайте отвлечься, задуматься, засмотреться на птичку пока будете держать его на прицеле, в идеальном случае лучше не моргать.

Они спустились на первый этаж и, не останавливаясь, вышли на улицу через железную дверь подъезда.

— И запомните, — продолжал Крейтон. — На время операции я ваш командир, слушаться меня беспрекословно. У меня десять лет подготовки и два года оперативной работы, вы о существовании этих тварей узнали два дня назад, так что возражений, надеюсь, не будет.

Они вышли на асфальтовую дорожку, ведущую вдоль дома, и двинулись в сторону арки в соседний двор. Крейтон шёл в центре спереди, Семелесов с Кистенёвым по краям, чуть отставая.

— И главное, — Мессеир сбавил шаг и повернул голову, при этом приподняв руку с выставленным указательным пальцем, как бы призывая к вниманию. — Если эта тварь окажется к вам ближе, чем на пять шагов вы трупы, ясно.

— Почему? — спросил Семелесов.

— Даже из ордена не многие способны выжить в рукопашной схватке с вампиром, про вас я уже не говорю. Они превосходят людей в быстроте, силе и скорости реакции. Вы и глазом не успеете моргнуть, как он окажется перед вами и одним ударом сломает рёбра.

— То есть против них можно действовать только с огнестрелом?

— Разумеется.

— А как же осиновые колья и всё прочее?

— Осиновые колья? — Крейтон остановился и пристально посмотрел в глаза Семелесову.

Он отошёл в сторону поднял с земли какую-то палку и протянул её Семелесову.

— Представь что это осиновый кол, попробуй проткнуть мне сердце, — он отошёл назад, чуть разведя руки в стороны.

Семелесов передал свою сумку Кистенёву и вышел вперёд. Перехватил палку и занёс её как нож.

— Не бойся, она не острая, бей как если бы действительно хотел проткнуть мне грудь.

Семелесов, как ему и велели, попытался ударить, но Крейтон тут, же перехватил его руку и отвёл в сторону и, заломив её, подсечкой сбил Алексея с ног.

— Такой удар и человеку не составит труда перехватить, а здесь речь идёт о твари, чья скорость реакции в разы превышает человеческую. Так что свои осиновые колья можете приберечь для забора на даче.

— Кстати, а почему кол должен быть осиновый? — спросил Кистенёв, наблюдавший за схваткой со стороны.

— На осине Иуда повесился, — ответил как на автомате Семелесов, поднимаясь с асфальта.

— Да плевать им, на чём повесился ваш Иуда, — произнёс Крейтон, идя дальше, в сторону арки. — Может, его даже убивать не придётся, если он своих дружков нам сдаст, по-хорошему, вас такой расклад особенно устроит ведь так? — добавил он, повернувшись, скорее констатировав факт, чем спросив. — Боитесь же, видно по вам.

— Да чего бояться, — попытался усмехнуться Семелесов. — Вон Кистенёв он вообще на выезд ездил ему по фигу. Да, Вася? Ты его недооцениваешь, Мессеир, там на него одного двенадцать человек набросилось… своих, правда.

— Заткнись, Лёха.

Крейтон вновь чуть повернул голову, взглянув на шедших позади ребят, и на его лице появилась слабая улыбка, что происходило в последнее время крайне редко.

— Ничего, Лёша, станешь ты так крутым охотником на вампиров, склеишь, наконец, свою Веру, да? — усмехнулся Кистенёв.

— Заткнись, Вася, — неожиданно резким голосом отрезал Семелесов. — Пошла она к чёрту, к тому же в таком случае мне скорее следовало бы стать вампиром, а не охотником на них.

— Не советую, — серьёзно произнёс Крейтон. — Тогда мне придётся тебя пристрелить на месте, друг мой, наша братия вампиров не особо жалует.

— Так вы их и просто отстреливаете, я думал дело только в медальоне.

Тем временем троица уже вышла на улицу и ведомая Крейтоном двигалась по направлению к мосту через овраг, чтобы перейти на ту сторону.

— У ордена богатая история отношений с этими тварями, — начал Мессеир. — Всё началось ещё при Матиасе втором, когда империя только поднималась. Тогда многие считали, что при помощи созданного недавно ордена можно будет заодно и покончить, с вампирским подпольем. Но это оказалось не так-то просто. Вот тогда началась настоящая война, о которой большая часть населения империи даже не подозревала. Воевали с ними долго и кровопролитно, но те умудрялись тут же набирать новых бойцов, благо дураков хватало, а вот у ордена было полно дел и кроме ночной охоты. Пока наши бегали за кровопийцами, в колониях бурным цветом расцвели анархисты и сепаратисты, против которых орден и должен был изначально действовать. Тогда пришлось пойти на перемирие с вампирскими кланами: орден прекращал дневные отстрелы кровососов, а те в свою очередь переставали беспредельничать и пили кровь только тех кого положено.

— Кого положено? — удивился Кистенёв.

— Да, — флегматично ответил Крейтон. — В каждом мире есть люди, без которых он станет лучше. Они убивали преступников, содомитов, анархистов и сепаратистов, в конце концов, так что ещё и облегчали ордену работу. Но перемирие это было весьма шатким, и по сути стороны находились в положении, как это вы называете… холодной войны. Так что возникновение новой заварушки было лишь вопросом времени. И времени этого, как оказалось, было сто двадцать лет, затем произошёл восточно-карланийский инцидент. Один из кланов решил, что хватит всё это терпеть и пора брать власть в свои руки. Они обосновались на юге империи, на юго-западном побережье центрального моря, в Карлании, и начали создавать армию. Империя действовала жёстко, как, впрочем, и предполагалось. Район, захваченный этими тварями, оцепили шестью пехотными дивизиями, подогнали гвардию, воздушный флот, про орден конечно не забыли. Всю восточную Карланию объявили зоной свободного огня, с приказом войскам стрелять по всем кто будет выглядеть слишком бледным для человека, а на деле стреляли во всё что движется. Сколько там погибло, так и не разобрались. Зато с заговорщиками покончили раз и навсегда. Но это было только начало, получив такой шикарный повод для войны, имперское правительство просто не могло продолжать перемирие, как будто ничего и не было. Сразу после инцидента, орден вместе с контрразведкой и тайной полицией ударил по остальным кланам и на этот раз одновременно, по всей стране, за день вырезали больше тысячи двухсот штук, две трети мантийского вампирятника. Тех, кто бежал за границу накрывали уже там собственные службы. С тех пор кровопийцы стали тише воды ниже травы, но орден их всё равно старается не трогать. И как это ни странно из-за медальона.

— Вы что не хотели его получить, с его-то возможностями.

— В том-то вся и проблема что у них медальон был изначально, и их собратья из параллельных миров могли двинуть на Мантию, чтобы остановить нас, завладей орден медальоном. А очередная Карлиния Иссельдару была не нужна, как и сам медальон по большому счёту, до определённого момента. Так что для первознамёнников медальон был священным Граалем перед носом. Но теперь нет, ни империи, ни ордена, я человек отныне вольный, могу охотиться как хочу и за кем хочу, так ведь, — он посмотрел на Кистенёва так, словно ждал, что тот кивнёт в подтверждение его слов.

Трое перешли через мост, где им встретился какой-то парень в яркой рубашке лет двадцати, оказавшийся знакомым Василия. Они поздоровались, и уже было разговорились о предстоящей у Василия вписке, хотя сам Кистенёв сразу же попытался отвязаться от разговора, но сделать это смог только через несколько минут, когда уже Крейтон демонстративно постучал пальцем по наручным часам и указал на спускавшееся к горизонту солнце.

— Сколько людей убил маньячило? — с усмешкой спросил парень, взглянув на Мессеира.

— Лучше вам этого не знать.

Вскоре после этого они с Кистенёвым распрощались, и троица пошла дальше.

— А серьёзно, сколько ты на самом деле убил людей, Мессеир? — спросил у того Семелесов.

— Как видишь недостаточно, раз я здесь.

За оврагом лежали ничем не примечательные кварталы, застроенные однотипными серыми панельными пятиэтажками с проходными дворами и маленькими железными гаражами, местами образующими отдельные районы. И везде были одни и те же узкие улочки с растрескавшимся асфальтом на проезжей части, по краям заставленной припаркованными машинами. И только магазины, занимавшие первые этажи почти что каждого третьего дома вносили хоть какое-то оживление на улицы, на которых с наступлением сумерек наступало и безлюдье, ибо чтобы в темноте бродить по этим дворам и подворотням нужно было быть исключительно смелым человеком, или и вовсе не человеком.

На это и рассчитывал старший кандидат в змееносцы ордена первого знамени Мессеир Крейтон, когда выбирал время для операции. Всё должно было произойти в час когда последние прямые солнечные лучи оборвутся, позволив их цели покинуть помещение, что она непременно сделает для охоты или прогулки после сидения целый день взаперти. Но при этом должно было оставаться ещё достаточно света, чтобы человеческий глаз свободно видеть, куда нужно стрелять.

— А ты точно уверен, что он живёт здесь? — поинтересовался Кистенев, когда они уже подходили к нужному адресу.

— Разумеется, его адрес должен сказать было легко вычислить. Сначала по материалам, столь любезно предоставленным мне синерубашечниками, я смог определить район поисков. После чего, зная, что вампиры-одиночки обычно снимает жилье, так как вынуждены часто его менять, то мне осталось только найти молодого человека лет двадцати-тридцати нигде не работающего и не учащегося, живущего в уединении и всегда вовремя платящего за квартиру. Имея определённые источники информации сделать это было не так уж сложно, так что вчера я уже прогулялся к одному адреску полученному таким образом, и вот он, наш клиент.

Они вошли в один из дворов между вытянутыми серыми параллелепипедами зданий и пошли по центру между растущими вкривь и вкось деревцами, и старой детской площадкой с заржавелыми качелями и горкой. На середине пути Мессеир остановился и окинув своих спутников беглым взглядом достал из-под плаща железную флягу.

— На, хлебните, — произнёс Крейтон протягивая её друзьям.

Кистенёв с Семелесовым по очереди отхлебнули из неё, не забывая при этом поморщиться. Крейтон взял флягу обратно и допил содержимое, в конце потряс ей, чтобы вытряхнуть последние капли себе в рот.

— Поздравляю вас, господа, это был один великолепнейших моментов в вашей жизни, когда вы попробовали настоящий шенгренский коньяк, думаю что нескоро вам представиться подобная возможность снова, — произнёс он, с грустью взглянув на флягу, потом резко поднял взгляд, вернув лицу прежний серьёзный вид. — Пока ещё не поздно, можете сдать пистолеты и идти по домам, и всё, я вас не знаю, вы меня не знаете.

В ответ ему были лишь слабые отрицательные кивки головой.

Они заняли позицию во дворе, между крайним подъездом и кучкой разношёрстых гаражей теснившихся возле домов. Семелесов вместе с Крейтоном присел на обшарпанную железную ограду спиной к двери, при этом сложив руки перед собой, он несколько раз про себя бормотал: «Царю небесный, утешителю…». Кистенёв стоял рядом, опершись плечом на ствол дикой рябины, поглядывая время от времени на выход из подъезда.

— Значит так, повторяю в последний раз последовательность. Я простреливаю ему коленные чашки, после чего тащим его за гаражи, там делаем серебряный компресс, пока он не скажет где искать его бывший клан, потом делаем удар милосердия. И запомните, в одну линию не становиться, ближе, чем на пять шагов не подходить. Ясно?

В ответ ребята кивнули головами.

— Теперь просто сидим и разговариваем не вызывая подозрений, как обычная шпана. О чём вы тут обычно разговариваете?

— Ну, они кэжуалы обычно о шмоте, — произнёс тихим голосом Семелесов, кивнув на Кистенёва.

— Серьёзно? О шмотках? — Крейтон посмотрел на Василия, изображая во взгляде одновременно и разочарование и непонимания, словно ожидая, что тот сейчас опровергнет все обвинения.

— Нет, ну не всегда, но о шмоте иногда, же нужно поговорить.

— Вот чёрт, — выругался Крейтон, резко опустив голову.

— Ну, о чём ещё, можно поговорить о политике, — предложил Семелесов. — Как вы, например, относитесь к введению цензуры в интернете?

— Сволочи, — отрезал Василий.

— Тема исчерпана, — подытожил Семелесов.

Солнце медленно, но верно приближалось к горизонту, приобретая характерный ярко-красный оттенок и окрашивая в него весь северо-западный участок неба. А вскоре это покраснение на небе осталось единственным напоминанием о пребывании та когда-то солнца, наконец, объявляя о начале заветных вечерних сумерек.

Тяжёлая железная дверь подъезда открылась, и на дорожку между заброшенными клумбами вышел смазливый парень на вид двадцати с небольшим лет. Он был одет в чёрную кожаную куртку, но не ту которую обычно носят мотоциклисты или неформалы, а достаточно простенькую и не вызывающую, его волосы были вздыблены, но при этом поднимались они аккуратно, будто обработанные лаком или чем-то подобным. И в полумраке сумерек, только если специально приглядеться, можно было заметить его неестественную бледность.

— Он словно со страниц романа, паршивого дамского романа, — шёпотом произнёс Семелесов, взглянув на него краем глаза.

— Die Waffen legt an[1], - скомандовал Крейтон тихим, но суровым голосом, поднимаясь с ограды, и, указав на Кистенёва, добавил. — Ты будто рассказываешь нам весёлую историю, мы будто смеёмся.

Они перемахнули через ограду, уже держа в руках пистолеты, так чтобы их не видел вампир, остановившийся в нескольких метрах от подъезда, словно ждал кого-то, удостоив ребят только презрительным косым взглядом. Тем временем юноши вышли наискось к асфальтовой дорожке идущей параллельно зданию, при этом посмеиваясь, слушая «историю», которую рассказывал Кистенёв, из которой разобрать со стороны можно было только: «Ну, тогда я ему и говорю, пошёл на хрен… они офигевшие стоят…».

Когда они вышли на дорожку Крейтон обратился к Семелесову: «Ну, всё, тебе в ту сторону, до встречи, чувак». И Семелесов также попрощавшись, уже двинулся в сторону, одновременно с этим и сам Крейтон чуть отошёл от Кистенёва, так что втроём они образовали неровный треугольник, заняв нужную позицию. И тут дверь в подъезд вновь открылась, и послышался разозлённый женский голос:

— Семелесов, ты что здесь делаешь?

На ступеньке возле двери стояла их одноклассница Вера Найдёнова, навстречу которой двинулся вампир.

— Кистенёв, и ты здесь? — добавила она, заметив Василия. — А это кто с вами?

Они оба, особенно Семелесов опешили, быстро посмотрев сначала, друг на друга, потом на Крейтона и на одноклассницу рядом с их целью.

— Именем светлого престола, стоять! — прокричал пришелец, выхватив пистолет, и быстро встав в стойку держа его перед собой двумя руками, целясь в вампира.

Кистенёв и Семелесов чуть замешкались, но через пару секунд тоже подняли пистолеты, взяв грудь противника на прицел. И вдруг Вера истошно, закричав: «Нет!» бросилась вперёд, встав перед вампиром, прижавшись к нему спиной. Её одноклассники, не понимая, что делать, взглянули на своего товарища, стоявшего между ними, но тот продолжал стоять, не двигаясь неизменно смотря прямо перед собой.

— Отойдите, юная леди, вы не знаете, кто он, — произнёс Крейтон чётким, но при этом всё тем же ровным голосом каким говорил обычно. — Посмотрите на него, бледная кожа, холодное тело, гипертрофированные клыки, он не обычный человек.

— Я знаю, я знаю, кто он, — закричала девушка срываясь. — И мы всё равно любим друг друга, что он сделал вам плохого.

Вампир повернулся и быстрым движением поставил девушку за собой поменявшись с ней местами, при этом сделав всё так чтобы ни секунды не находится в стороне. Троица слегка попятилась назад, и тут Кистенёв крикнул: «Ну же стреляй!».

— Мы слишком близко, пуля пройдёт насквозь и пробьёт её лёгкое! Он всё просчитал!

— И к чёрту! Стреляй, она хуже, чем чернильница! — вдруг закричал Семелесов.

— Ты сдурел! — прикрикнул на него Кистенёв, и тут же повернулся к Крейтону. — Нам же не нужно стрелять в сердце.

Дальше всё произошло практически одновременно: вампир бросился вперёд, раздался выстрел Крейтоновского пистолета, приглушивший его же крик: «Идиот», перемешавшийся с ором девушки. Кистенёв и Семелесов отскочили в сторону, повернувшись и пытаясь удержать чудовище на прицеле, но оно в несколько секунд преодолело двор и запрыгнуло на крышу одного из гаражей, хотя можно было заметить, что оно хромает. Крейтон оказался на асфальте, держа пистолет направленным вверх под углом, в паре метров от того места где стоял до этого, и где теперь тянулся прерывистый кровавый след.

— Ты попал в него? — спросил Семелесов.

— Сам-то как думаешь, — громко ответил Мессеир, тут же вскакивая с земли. — Вы двое, заходите по краям, внутрь не суйтесь, я накрою его в гаражах. Полдела сделано, он ранен, вперёд, действуем быстро, действуем дерзко!

Не теряя времени, они бросились вперёд, в сторону гаражей, постепенно расходясь всё шире, Крейтон на ходу выхватил один из своих клинков и взял его в левую руку. Он быстро пересёк двор и очутился в проходе между гаражами, где воцарилась подозрительная тишина. Он перешёл на шаг, осторожно ступая, держа наготове пистолет и клинок, ловя ушами каждый шорох и проскальзывая взглядом по железным дверям и стенкам, по краю крыши и посматривая на землю в поисках следов крови. И, наконец, он увидел на белой кирпичной кладке одного из строений продолговатый вертикальный красный след и несколько капель рядом на земле. Взгляд Мессеира взметнулся вверх и тут сбоку послышался стук упавшего камня. Крейтон вовремя опознал отвлекающий манёвр, и обернулся в противоположном направлении, выстрелив по спрыгнувшей с крыши тени, одновременно отскочив в сторону. Но уйти он не успел. Вампир, оттолкнувшись одной ногой, успел дотянуться до юноши, и Мессеир почувствовал сильнейший удар в грудь откинувший его к стенке гаража. Не обращая внимания на острую боль он тут же кинулся, стараясь схватить выпавший у него из рук пистолет, но вампир ногой откинул его в сторону. Парень, практически прыгая на одной ноге встал возле своего противника, смотря на него сверху вниз, при этом на лице его застыло выражение праведного гнева, которое смотрелось бы нормально на любом лице кроме его физиономии, в этом же случае это выглядело скорее комично, так что Крейтон, несмотря на боль в груди не смог не улыбнуться.

— Первознамённики, — произнёс молодой вампир, попытавшись изобразить в своём голосе суровость. — Вы всегда были жалки, а ты жалок в особенности, и откуда в вас мантийцах столько злобы даже сейчас. Почему ты не можешь оставить меня в покое, что вам всем надо?

— Медальон… Войницкого… — проговорил сквозь зубы Крейтон, приподнимаясь, незаметно положив руку на второй клинок, остававшийся в ножнах.

Послышались шаги, вампир обернулся, раздался выстрел, одновременно с тем как стальное лезвие короткой мантиййской шпаги прошлось по тыльной стороне его неповреждённого выстрелом колена.

Вампир упал, в груди на месте, где находится сердце, у него зияла дыра огнестрельного ранения, а над ним, поднявшийся на ноги Мессеир Крейтон стоя с окровавленным клинком протяжно кричал: «Нет!». Чуть дальше, в проходе с ещё дымящимся пистолетом в руках стоял Василий Кистенёв пытаясь осознать, что он только что натворил.

— Ты что наделал! — требовательным жёстким голосом произнёс Крейтон, перескакивая через труп. — Я же приказывал не стрелять.

— Но ведь…

— Ладно, ладно, — произнёс оперативник, останавливая, покачав рукой, при этом он прислонился к стенке, несколько раз глубоко вздохнув. — Я всё понимаю, но в следующий раз молчи, молчи, чёрт подери, и сойдёшь за умного.

— Ну что, вы взяли его? — запыхавшийся Семелесов выскочил из-за угла и тут же встал как вкопанный, заметив убитого вампира.

— Значит так, — скомандовал Крейтон, всё стоявший у стенки, вытирая рукавом кровь из-под носа. — Сейчас нужно обыскать его, телефон, бумажник, записная книжка, что угодно, что поможет выйти на след его друзей. Давайте, живее, — говоря последние слова, он кивнул головой в сторону трупа.

Семелесов с Кистенёвым хоть и не сразу, но всё же подошли к убитому и Василий тут принялся обшаривать его карманы, быстро достав оттуда телефон:

— Чёрт, у него 5s, даже если узнаем пароль нужен его отпечаток, — констатировал Кистенёв, взглянув на подходящего к ним Крейтона.

— А что это у него за кольцо на пальце, — произнёс Семелесов, севший возле трупа на корточки.

— Отлично клановое кольцо, это нам пригодится.

Мессеир присел на одно колено, Семелесов же напротив поднялся, встав рядом.

— Посмотри-ка на это, — произнёс оперативник, приподнимая верхнюю губу вампира, обнажая огромный клык.

— Твою ж мать, просто из палаты мер и весов.

— Нужно чем-то палец натереть, чтобы его снять, может слюной попробовать.

— Буду я с ним церемониться, — проговорил Крейтон, занося клинок над запястьем вампира.

Рука отрезалась ровно, с первого удара, как только это произошло, сзади послышался истошный женский крик, и быстрое шарканье шагов по асфальту, сменившееся звуком борьбы, когда Кистенёв перехватил девушку бежавшую прямо на Крейтона.

— Она может знать пароль от телефона? — спросил Мессеир у Кистенёва крепко державшего девушку.

— Вполне.

Крейтон тут же выхватил её из рук Василия и, держа одной рукой за кофту, прижал к железной дверце гаража, второй держа пистолет, поднятый на уровень глаз, дулом кверху.

— Пароль, быстро, — потребовал он строгим, но негромким голосом.

Пистолет видно подействовал на девушку отрезвляюще, она перестала дёргаться и только смотрела на юношу потерянным взглядом.

— Ну же, — он поднёс пистолет ближе к её голове, давая понять, что вот-вот приставит его.

— Ноль четыре двенадцать, день нашего… день нашего знакомства, — произнесла она дрожащим голосом.

— Прелестно, — констатировал Крейтон. — Всё, господа, уходим отсюда. Скоро тут появятся синерубашечники.

Семелесов чуть задержался у тела, быстро проговорив: «Упокой, Господи душу раба твоего грешного» и быстро перекрестил убитого, и потом, проходя мимо Веры, всё ещё стоявшей, прислонившись к стене, задержался и сказал разочарованно: «И неужели я тебя когда-то любил». После чего он в последний раз взглянул на труп вампира, с удивлением обнаружив, что одежда на месте где пронесся пальцами при крестном знамении начала тлеть, и бросился догонять товарищей.

До моста через овраг шли молча, быстрым шагом, на улице уже стемнело. На мосту и разошлись, Крейтон забрал с собой отрубленное запястье, которое он завернул в подобранный где-то целлофановый пакет, телефон же оставил Кистенёву.

Алексей с Василием, отделившись от пришельца, быстро двинулись в сторону своих домов, едва не переходя на бег, стремясь быстрее попасть домой не нарвавшись на полицейский патруль. Только возле своего дома Кистенёва остановился и обобщающим тоном произнёс:

— А всё-таки, даже если мы не найдём этот медальон, мы по крайней мере избавили мир от одного вампира.

— Учитывая то, что два дня назад, я считал, что их вообще не существует, это радует несильно.

Часть вторая. КАШИ КРОВАВОЙ МЕДОВАЯ СЛАСТЬ

«Никогда не впутывайтесь в таинственный запредельный ужас, молодой человек, если вы цените свою бессмертную душу».

Говард Филлипс Лавкрафт, Зелия Бишоп. «Локон Медузы»

Глава девятая. ВЕЧЕРИНКА У КИСТЕНЁВА

На следующее утро Василий Кистенёв обнаружил себя лежащим на диване в гостиной в одних брюках, свесившись наполовину через край. Негромко работал большой плоский телевизор, который юноша тут же выключил. Он присел и огляделся по сторонам, осматривая свою квартиру. При всём этом появилось какое-то странное, но чертовски приятное чувство, что что-то изменилось. Он медленно вспоминал события вчерашнего дня, ощущая подсознательную уверенность в том, что те мгновения, когда он стоял с Крейтоном и Семелесовым в том дворе и держал на прицеле это чудовище, были лучшими в его жизни. А вот тот момент, когда он стрелял в вампира, вспоминался смутно, даже возбудив на мгновение вопрос «А было ли это и вправду?», словно тогда стрелял какой-то другой человек, похожий как две капли воды на Василия Кистенёва. И самым главным теперь для юноши было сладостное ощущение того что он жил не зря.

Электронные часы показывали шесть семнадцать, и за окном только недавно рассвело, и можно было спокойно успеть в школу, но Кистенёв даже не думал туда собираться. Василий прошёл в ванну, умылся и принял душ, но на этот раз вместо того чтобы стоять в нём полчаса, всё время оттягивая момент выхода, он вылез достаточно быстро желая поскорее осмотреть добытый ими вчера телефон. Когда он взглянул на себя в зеркало, то ему показалось, будто само отражение как-то изменилось и оттуда на него совсем другой человек, нежели тот, что был раньше. Это позабавило Кистенёва, он довольно улыбнулся и направился из ванной поскорее посмотреть захваченный вчера телефон. Это была их основная зацепка в поисках вампирского клана, о котором так много говорил Крейтон. И только когда он достал телефон из своей сумки, то с досадой вспомнил, что отрубленная рука вампира осталась у Крейтона.

Тут Кистенёв вспомнил и ещё одну вещь: сегодня у него дома должна была проходить вписка, и он сам удивился, что это могло вылететь у него из головы. Однако теперь предстоящий визит домой к Мессеиру представлялся куда более радостным мероприятием нежели вечеринка с приятелями.

К своему новому другу Василий вышел около полудня, посчитав, что оперативникам ордена тоже нужно спать и после вчерашнего он едва ли лёг рано. Дом Крейтона находился на той стороне Курцевского оврага отделявшего восточные окраины города от центра. При этом его адрес предполагал, что лучше было бы спуститься к реке и пройти мимо парка, там, где склоны оврага становятся совсем пологими так, что их было трудно различить. По дороге Кистенёву пару раз попадались полицейские, первый раз просто человек в форме, прошедший навстречу, второй раз патруль рядом с бобиком стоявший возле перекрёстка. И оба раза сердце паренька сжималось, в ожидании того что сейчас полицейские сорвутся с места бросятся за ним, но ничего этого не происходило, и видимо Крейтон был прав, говоря вчера что прежде чем искать убийц, полиции нужно будет установить биологический вид убитого, что они сделать разумеется не смогут.

Белый эмигрант из параллельного измерения для своего проживания выбрал идеальный район, более похожий на отдельную деревню, прилепившуюся к городу, нежели на городскую застройку. За исключением редких кирпичных коттеджей здесь было невозможно встретить дома выше двух этажей, зато строения из дерева, с деревянными же заборами и палисадниками здесь встречались в изобилии. Василию стоило немалого труда отыскать здесь старый, ветхий дом из чёрных брёвен, рядом с покосившимся забором, по соседству с которым уже давно никто не жил, как собственно и в нём самом до недавнего момента.

Когда Кистенёв постучал в дверь, ему внезапно открыл Семелесов, бывший тут как тут, задавший с порога наиболее логичный в подобной ситуации вопрос:

— Здорово, ты чего не в школе?

Первое что удивило Василия, когда он вошёл внутрь, так это идеальный порядок, царивший в доме, несмотря на скромность, а точнее сказать даже бедность обстановки. Следуя за Семелесовым, он прошёл через гостиную дальше на кухню, где нервно жужжал квадратный старенький холодильник, на котором сверху лежал странный чёрный предмет. Внезапно над этим предметом поднялась шипящая змеиная голова, покоящаяся на чёрной как антрацит шее, зафиксировав взгляд почти незаметных маленьких глазок на Кистенёве.

Выругавшись, Василий отскочил назад и тут же застыл на месте, решая, что делать дальше, опасаясь резким движением спровоцировать змею.

— А ну цыц, Снежинка! — скомандовал, появившийся на кухне Крейтон.

Услышав команду, змея послушно свернулась кольцами и продолжила мирно лежать на холодильнике.

— Что за…? — спросил у пришельца Кистенёв, указывая на змею.

— Это Снежинка, не бойся её, — ответил за оперативника Семелесов, присаживаясь за стол.

— Это моя змея, угольный или ситорийский аспид. Между прочим одно из самых смертоносных существ, яда от одного укуса хватит на летальную дозу для шести человек, смерть быстрая, но мучительная, можешь не бояться, людей она кусает только по моему приказу к тому же вы ей похоже понравились в отличие вот от этого, — при этих словах Крейтон кивнул на Семелесова.

— Какого чёрта, откуда у тебя змея?

— Попробуйте разложить слово змееносец на две составляющие, друг мой, как вы думаете, почему нас так назвали, в честь созвездия? Да у нас даже созвездия такого нет на небе. У нас с ней образуется что-то вроде ментальной связи, — Мессеир покрутил рукой рядом с головой, как бы изображая эту самую связь. — Я могу управлять ею даже не произнося приказы вслух, и она выполняет их беспрекословно, очень полезное оружие когда нужно без подозрений по-тихому убить, снять часового например. У нас в ордене вообще знают толк в превращении чего-либо в оружие.

Василий осторожно подошёл к столу, изумлённо смотря на Крейтона флегматично рассевшегося на стуле боком к столу, заложив ногу за ногу, и сцепив руки перед собой в замок. Только пару раз юноша отрывал взгляд от оперативника, и оглядывался на змею, убеждаясь, что продолжает лежать без движения, хотя ему всё время казалось, что она пристально наблюдает за ним.

Только присев за стол, Кистенёв обнаружил лежащий на нём лист бумаги с грубо нарисованной карандашом карты двух не то островов, не то континентов, причём один из них был значительно больше второго. Рядом с местами, где сидели Крейтон и Семелесов стояли две недопитые кружки с чаем.

— Что это? — спросил Кистенёв, взглянув на карту.

— Это карта нашего мира, точнее двух континентов, на которых проживает большинство населения, Горнии и Ангельдарии. Ангельдария, — Крейтон указал на больший континент, разрезанный почти по всей ширине вытянутым морем, соединённым с океаном, по-видимому, только узким проливом, — была полностью покорена Мантией, Горния только наполовину. По сути, основная цивилизация наподобие вашей европейской, существовала только в Горнии и на западе Ангельдарии, а к востоку от центрального моря варварство и мракобесие, какое вам и не снилось. К западу же от центрального моря между собой постоянно дрались четыре народа: Кентелийцы на севере, единственные, чьи колонии на востоке соприкасались с метрополией, Анхарцы в центре, и на юге Микелийцы и Дервени, захватившие в своё время множество колоний на том берегу моря.

— А как же Мантия? — недоумённо спросил Кистенёв.

— А Мантия, друг мой, жалась между ними, как и ещё дюжина небольших государств, постоянно выбирая, на чьей стороне выступить в очередной мировой войне, чтобы оказаться в союзе с победителем. И последние несколько раз перед правлением Матиаса второго выбирала крайне неудачно. Мантия была в нашем мире примерно как в вашем, ну, например…

— Польша.

— Да примерно так.

— Весело, — констатировал Семелесов, поднимаясь из-за стола. — И что же произошло потом.

— А потом у нас появились дирижабли. Это было весьма удивительно, так как до этого мантийцы сильно отставали в воздухоплавании, хотя нам в это было трудно поверить, когда рассказывали о том, что в то время даже шутили: «Мантия не может в небо, Мантия не может в небо». Да, зато представьте лица их всех, когда они увидели над своими городами дирижабли с золотым драконом на воздушных килях, причём не обычные разведывательные аэростаты, а настоящие воздушные корабли нагруженные бомбами, какие, только начинали появляться в проектах. По тем временам это было всё равно, что для вас летающие тарелки. Представляете, как ваш город внезапно атакует эскадра летающих тарелок с флагами…

— Польши, — вовремя вставил Семелесов.

— Да, Польши.

Алексей встал у окна, смотря куда-то вдаль и вверх, словно представляя в небе над городом флот польских летающих тарелок.

— Н-да, — протянул он, отходя от окна.

Семелесов медленно прошёл по комнате пока его взгляд не упал на небольшой письменный столик, а точнее на стоявшую в рамке фотографию, на которой был изображён мужчина в военном мундире наподобие старого европейского, держащий под руку красивую женщину в старомодном платье.

— Это он и есть, — сказал Крейтон, опережая вопрос. — Матиас второй, основатель империи, создатель воздушного флота.

— А рядом его жена?

— Практически.

— То есть? — Семелесов непонимающе уставился на Крейтона, вышедшего к нему навстречу.

— Это его сестра, впрочем, по сути, она была истинной императрицей при нём.

Именно она выполняла роль… Не трогать! — заметив, как рука Семелесова потянулась к ещё одной рамке лежащей на столе скрывая фотографию, Мессеир тут же подскочил к столу и прижал её к столу при этом злобно посмотрел в глаза Алексею, и тот отступил, сделав знак что всё понял. — Именно она выполняла роль консорта во всём.

— Во всём? — недоверчиво спросил Семелесов.

— Да во всём. Впоследствии если мне не изменяет знание истории, он всё-таки женился на одной кархейской принцессе, которая и родила наследника, но это уже так, политические соображения.

— Твою мать! — послышалось из дверей в кухню протяжное восклицание Кистенёва, до которого, похоже, дошло, что имели в виду Семелесов с Крейтоном, и теперь он смотрел на них, сморщив лицо. — А у вас это считается нормальным?

— Если хочешь знать, друг мой, в нашем мире подобное осуждается ещё строже, чем в вашем, только в данном случае это отношение к делу не имеет.

— И вы всё равно считаете его великим правителем, несмотря на то, что он делал?

— Именем светлого престола, Кистенёв! Он основал нашу империю, вы думаете, мне не плевать на то с кем он спал, — произнёс своим повседневным флегматичным голосом Крейтон, присаживаясь в потрёпанное кресло в углу комнаты, заложив ногу за ногу. — Могу поспорить вы бы хотели, чтобы этот ваш Николай был не примерным семьянином, а пьяницей и развратником, но с достаточной волей, чтобы сломить сопротивление и спасти вашу империю, я, по крайней мере, многое бы отдал, чтобы также изменить последнего императора Мантии.

— Если уж и правители будут плевать на мораль, что можно требовать от их подданных, — произнёс Кистенёв после короткой паузы, пристально смотря на Крейтона.

— Если вы не заметили, друг мой, правители никогда не действуют согласно с моралью это a priori. В конце концов, я не могу осуждать Матиаса-императора, используя критерии для Матиаса-человека, но при этом невозможно не возвеличивать Матиаса-человека, возвеличивая Матиаса-императора, как-то так.

— И всё равно это мерзко, — отметил Кистенёв. — И ваш народ продолжает считать его героем, несмотря на то, что спал со своей сестрой, как вы так живёте.

— Прекрасно, друг мой, жили раньше. Мантийцы на этот факт из его биографии не обращали внимания в силу его иных заслуг, а остальные также не замечали этого в силу тех же самых заслуг: на фоне войны, геноцида и разрушенных городов по всему континенту, инцест выглядит не столь жутким преступлением.

— И всё равно это мерзко.

— Да кто ж спорит.

После этих слов ненадолго в комнате повисла тишина. Кистенёв постоял, немного задумавшись потом вдруг резко обернулся и посмотрел на холодильник с дремавшей на нём Снежинкой, затем он опять встал прямо, продолжая молча стоять с задумчивым видом. Но тут вдруг он снова повернулся и посмотрел назад, на этот раз, отшатнувшись и отойдя на пару шагов назад, терзаемый странным бредовым ощущением.

— Что-то случилось?

— Змея.

— Снежинка? Она спокойно лежит и никого не трогает, что с ней не так?

— Она на меня смотрит, — проговорил Кистенёв, не сводя глаз со змеи. — И главное смотрит так пристально, будто готовиться компромат на меня собирать.

— Успокойся, нужен ты ей это же змеи, высшие существа, станут они следить за делами жалких людишек. Да, кстати, я сегодня навещу пару своих информаторов насчёт кольца что было у того упыря…

— Сегодня, а я думал, что… Сегодня я собираю народ у себя на хате, думал вы придёте, — Кистенёв посмотрел сначала на Мессеира, потом на Семелесова.

— Там выпивка будет? — сосредоточенным голосом спросил Крейтон.

— Разумеется.

— Это плохо.

— Хочешь сказать, что ты не пьёшь?

— Да нет, всё намного хуже. Колечко всё равно никуда не денется, мои информаторы тем более. Так что Gaudeamus igitur.

По дороге к дому Кистенёва они зашли в пару магазинов, в первом купили поесть и попить, во втором выпить. Благо с Крейтоновским паспортом, по которому ему три месяца назад исполнилось восемнадцать, проблем на кассе больше не было. Зато самого Мессеира почему-то очень злили эти правила, и он всё говорил, что там, откуда он родом государство считает своей задачей обеспечивать людям справедливый суд и налоги, а не следить за тем, во сколько люди начинают пить.

Так или иначе, взяли бутылку виски и бутылку бренди, и кое-чего закусить, запивать по настоянию Семелесова набрали квасу, квас взяли самый лучший, ну как сказать лучший, он хотя бы отдалённо напоминал квас. Попросить Крейтона нести хотя бы один из пакетов никто не осмелился и тот шёл свободно посередине чуть впереди, сцепив руки за спиной, на этот раз без своего плаща, но Кистенёв бы не поручился, что без оружия.

Как и вчера, они вслед за Крейтоном пренебрегли лифтом и поднимались на шестой этаж по лестнице. Уже в квартире Мессеир подтвердил предположения Кистенёва насчёт оружия, подойдя к нему, протягивая в руках скромных размеров ножик.

— У мантийцев так принято, гость всегда отдаёт своё оружие хозяину, на время пока находится в его доме.

Крейтон по природе своей не особенно любил шумные весёлые компании, только если это не были друзья, которых он хорошо знал, выпить со своими он был всегда не прочь. В данном же случае им двигало скорее любопытство, заключенное в желании посмотреть на людей этого мира в момент, когда они веселятся, хотя и сам примерно представлял, как это происходит. Но в, то, же время, зная себя, Крейтон постоянно напоминал себе главное правило на сегодняшний вечер: много не пить. Он знал, что не пить совсем — вариант весьма сомнительный, но даже небольшой перебор в его случае мог привести к жутким последствиям.

К десяти вечера Кистенёв ещё мог трезво оценивать ситуацию, хотя сам выпил уже прилично и чувствовал, как начинает хмелеть. Он сидел в гостиной возле своего маленького кальяна, вместе с тремя своими знакомыми. Он затянулся в последний раз и передал трубку следующему в очереди, после чего поднялся с пола и отправился на кухню проведать двух своих товарищей. Крейтон поначалу сидел отчуждённо практически постоянно молчал, смотря на всё со стороны. Всё изменилось, когда подъехали друзья Кистенёва из городского университета, подвезя бутылку бренди, которую теперь распивали на кухне вместе с Мессеиром и Семелесовым.

— Вот и о какой свободе вы говорите? — слышался с кухни пьяный голос Крейтона. — Чёрт побери, вы же не представляете как это смешно, когда какой-нибудь идиот с номофобией последней стадии, говорит, что желает попасть в восемнадцатый или девятнадцатый век, и где ты там, чудо, собираешься найти зарядку для айфона, а! Не собираешься искать? Так попробуй пожить с недельку без интернета, без телефона, и вообще без электричества, а то, как его полдня отключат так всё конец света, в прямом и переносном смысле.

Студенты сидели, постоянно переглядываясь и при этом, ехидно улыбаясь, хотя иногда и серьёзно посматривали на своего нового знакомого.

— Вы говорите о свободе, — продолжал Крейтон. — А вот вы бы могли просто взять и всё бросить, когда надо по-быстрому убраться из города, сняться и улететь? Думаете, можете, думаете, случись что, вы сможете убить человека, пф-ф-ф. Попробуйте для начала отформатировать свой хард по фану или подарить свой телефон первому встречному.

— Хочешь, можешь свой телефон мне отдать, — улыбаясь предложил один из студентов.

— Так у меня его нет! — победно заявил Мессеир. — И что такое хард я не знаю, мне просто Семелесов рассказал.

На этот раз студенты засмеялись вместе с ним хотя перед этим в последний раз удивлённо переглянулись. После чего достали бутылку и разлили бренди в четыре рюмки.

— И много он выпил? — шёпотом спросил Василий у сидевшего к нему спиной Алексея.

— Вот это второй раз за весь вечер.

Кистенёв понимающе кивнул, тяжело посмотрев на Крейтона, не понимая что теперь с ним делать и в этот самый момент кто-то додумался крикнуть из гостиной:

— Слушай, Вася, а у тебя гитара есть?

И чёрт же дёрнул хозяина дома ответить ему саркастично:

— Гитары нет, только скрипка. Умеешь на ней играть?

— У тебя есть скрипка?

Кистенёв, услышав это, вновь повернулся к Крейтону, с удивлением обнаружив, что тот, заслышав о скрипке, уставился на него и стал напряжённо смотреть, сидя вполоборота, будто ждал, что хозяин сам ему предложит сыграть.

— А ты… умеешь играть?

— Не виртуозно, но… но вполне неплохо, так что? Достанешь?

Василий обвёл взглядом всех сидевших за столом, хотя едва ли ожидал от них совета, хотя бы кивком или знаком, и тяжело вздохнув, пошёл к шкафу доставать и лежащий там сверху старый чёрный запыленный футляр. Как только он это сделал, Крейтон тут же подскочил к нему и осторожно отнял скрипку, после чего, посмотрев на неё с умилением, сдул аккуратно пыль и проверил струны, после чего положил её себе на плечо, зажимая пальцами струны.

— А сейчас прозвучит незнакомая вам композиция, автор которой будет никому из вас неизвестен. И исполняться она должна не на скрипке, а просто на похожем на неё инструменте, так что слушайте, больше вы этого в своей жизни не услышите, — обратился он к гостям, которые в большинстве своём с интересом смотрели на него, ожидая что будет дальше.

И Крейтон заиграл. Благоговейно закрыв глаза, он стал водить по струнам смычком, постоянно меняя темп и постоянно перестраиваясь пальцами, прижимавшими струны. Музыка поначалу была медленная, потом всё убыстрялась и убыстрялась, пока не превратилась во что-то жуткое и столь весёлое, что только чертям в аду было отплясывать под это вокруг кипящих котлов. Но все слушали, все были заворожены, с удивлением подтягивались, обступая кругом Мессеира, словно не обращавшего на них никакого внимания, и позади всех стоял Семелесов с недопитым стаканом в руках, улыбаясь самой глупой и самой злобной из своих улыбок. А вот Кистенёву вдруг стало дурно, он смотрел на Крейтона, боясь отвести взгляд, и медленно пятился, положил куда-то футляр, не особо заботясь о нём, желая лишь освободить руку, как вдруг Мессеир выделив его из круга людей, посмотрел Василию в глаза, взглядом абсолютно трезвого человека, и улыбнулся.

Кистенёв почувствовал, что его сейчас вырвет, он бросился из комнаты и влетел в ванную, на автомате заперев дверь за собой. Мельком из зеркала на него взглянуло собственное испуганное лицо, пока он не наклонился над раковиной. Однако ничего не произошло, Кистенёв засунул два пальца в рот и попытался проблеваться через силу, но тут же понял бессмысленность этой идеи и, умывшись, сел на край стоявшей рядом ванны.

Ему показалось, что в комнате душно, и он снял майку, после чего вновь посмотрел на себя в зеркало. Теперь ему стало холодно, но эта прохлада только радовала. В голове вдруг пронеслись события вчерашнего дня, и только теперь Кистенёв осознал в полной мере, сколь жуткими они были. Он снова очутился в том проходе между гаражами, и вновь машинально поднял пистолет и выстрелил в того парня стоявшего над лежащим пришельцем, даже не надеясь попасть. Однако теперь всё представало в несколько ином свете, и внутри какой-то голос постоянно озвучивал одну мысль: «Я убил человека». Но благо рассудок ещё твёрдо осознавал что существо, в которое он стрелял, не было человеком, и не просто заслуживало смерти, а было мертво уже десятки лет.

Кистенёв не помнил, сколько он так сидел и как долго не слышал, что кто-то колотит в дверь, пока этот стук не заставил его прийти в себя. Из-за стенки послышался голос Семелесова, музыки больше не было слышно, зато из гостиной доносились какие-то голоса.

— Вася, открывай, чёрт побери, пока тебе всю хату не разнесли.

После этих слов Кистенёв наконец-то открыл дверь, обнаружив за ней возбуждённого Семелесова.

— Что происходит?

— Они там драться собрались.

— Что?

Кистенёв схватил майку и, выходя из ванной, стал натягивать её, пока Алексей обрисовывал ему ситуацию.

— Когда Крейтон играть закончил, кто-то зааплодировал, кто-то начал спрашивать, кто-то что-то сказал, я не понял что, но наш общий друг очень сильно разозлился, а там слово за слово, этот ещё мамку крейтоновскую помянул, так что сам понимаешь.

В гостиной, собрав на себе взгляды всех гостей, стояли друг напротив друга Мессеир Крейтон и Николай Шестунов, старый знакомый Кистенёва, полтора года назад окончивший техникум. Боясь подходить к Мессеиру, Василий подскочил к его противнику, задерживая, схватил его, быстро проговорил шёпотом:

— Блин, Колян, не лезь к нему, он тебя ушатает реально, он дерётся, как не знаю кто, он покалечить может, ты не понимаешь…

— Сдурел что ли?

С этими словами он оттолкнул Кистенёва к остальным «зрителям», а сам двинулся навстречу Крейтону, успев ещё кому-то ответить негромко: «Успокойся, не буду я его сильно, так чтоб не выпендривался».

— Ну, давай, бей, ты же у нас крутой, давай, — произнёс Колян, зазывающе разведя руки.

— Лучше уж ты.

— Ну ладно раз сам попросил.

И при этих слова Колян сблизился со своим противником, так что удар пришёлся как раз на конец фразы, точнее должен был прийтись. Крейтон вовремя ушёл в сторону, так что кулак прошёлся в нескольких сантиметрах от виска, при этом в тот же миг его правая рука, ударила прямым противнику в корпус прямо под ушедшую руку, вслед за ней прошёл боковой левой в голову. Всё это заняло доли секунды, так что смотревшие на всё это со стороны даже не поняли, что толком произошло, только увидели как Николай, изобразив на лице жуткую гримасу боли, схватился за живот и висок, согнулся, медленно отходя назад. Крейтон ждал несколько секунд стоя, в боевой стойке, припрыгивая на носках, не сводя с противника взгляда, потом резко двинулся вперёд и провёл целую серию ударов, нанося их в основном в корпус, но пару раз заехав и по лицу. Так что когда Колян завалился на пол, из его носа тонкой струйкой стала течь кровь.

Все разговоры в комнате прекратились, и повисла тишина, нарушаемая только мягкими шагами босых ног Крейтона, медленно подходившего к своей жертве. Он схватил его за руку и вывернул её, так что Николай тихонько застонал, вывернувшись всем телом, чуть приподняв голову над ковром.

— Моя мать была добродетельной женщиной, и ты сучёнышь, даже упоминать о ней не смеешь, — при этих словах Крейтон ещё сильнее вывернул руку Коляну, так что тот непроизвольно вскрикнул. — А вот теперь повтори ещё раз, что ты с ней делал, а то я не расслышал.

В ответ было лишь глухое мычание. Двое из друзей лежавшего, освободившись от оцепенения, подбежали к нему помогая подняться с земли, благо Крейтон великодушно отпустил руку своего противника, предоставив поднимать его уже другим людям. Лишь Кистенёв крикнул им суровым голосом: «Только на ковёр его не кладите, потом кровь оттирать придётся».

Мессеир, который, казалось, уже полностью протрезвел, прошёл к дивану и плюхнулся на него, тяжело вздохнув, обвёл тяжёлым взглядом всех присутствующих, которые за исключением Коляна и двух его друзей смотрели на пришельца с нескрываемым ужасом и удивлением.

— Ну что, щенки думаете, будете жить вечно. А оно может и так. Какому из жнецов смерти захочется тупить свою косу о ваши никчёмные жизни. Только я, кажется, понял, почему здесь так не любят мечтать о бессмертии, потому что только идиот будет стремиться растянуть всё это подольше. Что вы за люди такие, едите, что скажут, пьёте что скажут, одеваете что скажут, живёте как по написанному. Как будто вы рождены были только для того чтобы было кому есть и носить всю ту дрянь которой завалены ваши магазины, общество потребления, чёрт возьми, как точно подмечено. Вот вы, — Крейтон указал на одну девушку. — Анастасия, да я запомнил все ваши имена, мне это несложно. Вот вы когда в последний раз встречали восход. Вживую, не на экране своего ненаглядного смартфона, не на фотографии, а по-настоящему смотрели, как солнце понимается из-за горизонта, а, год назад, два, три.

Девушка удивилась, не зная что сказать, посмотрела на Кистенёва словно ожидая подсказку, но тот стоял с серьёзным и даже злобным видом, скрестив руки на груди, и она только сильнее испугалась, не ответив на вопрос Мессеира ни слова.

— Всё с вами ясно, — тяжело вздохнул Крейтон. — Ну ладно, тогда вопрос полегче: ради чего вы живёте и ради чего готовы умереть.

Глава десятая. ОБОРОТНИ В ПОГОНАХ

Семелесов с трудом различал картинку, что видел перед глазами. На самом деле, он практически не видел ничего вокруг, только осознавая по отрывкам изображения, что находится на неширокой улочке с мещанскими домами по сторонам. Вряд ли из этого можно было что-то понять, но он на каком-то подсознательном уровне понимал, что это был Екатеринбург, и он точно знал год: одна тысяча девятьсот восемнадцатый от Рождества христова. Также точно он осознавал, что вооружён, хотя не знал, где хранится его оружие, и что вообще он взял с собой. Даже сама цель его пребывания здесь была одновременно очевидна и непонятна.

Он не заметил как на улице, наступила ночь, да и не должен был. Всё что говорило ему об этом, опять было лишь его внутренней уверенностью, что сейчас стемнело и он может приступить к осуществлению задуманного. Алексей увидел перед собой дом Ипатьевых, почему-то в чёрно-белом цвете и почему-то именно с того ракурса с которого тот был запечатлён на единственной фотографии, которую видел Семелесов. Далее всё происходило ещё более сбивчиво, хотя на этот раз Алексей уже отчётливо видел запутанный коридор и лестницы, которые всё не кончались. И людей в непонятной форме. Кого-то он резал ножом, кого-то душил, выкидывал вперёд гранаты с усыпляющим газом, после чего тут же пускал в ход пистолет почему-то чувствуя в руке его тяжесть, но не чувствуя отдачу при выстреле. Он не понимал логики своих действий и шёл вперёд кроме всего остального даже, чувствуя желание отыскать причину всего происходящего.

Как вскоре оказалось, этой причиной была молодая девушка, мирно спавшая в своей кровати. Семелесов смутно помнил, как он поднял её на руки и как они вдруг очутились на улице, где ждала невесть откуда взявшаяся лошадь. Он смутно видел как они уходили из города, как он удерживал её, ещё спящую как он был уверен от сонного газа, при этом почему-то не чувствуя её тяжести. Потом он словно перенёсся взглядом к мосту через реку, название которой он сейчас не помнил, чтобы увидеть, как тот взорвётся, и опять Семелесов отчего-то был уверен, что это именно он заложил взрывчатку заранее, чтобы сбить погоню со следа. Потом точно также его взгляд очутился возле здания местного совета, которое тоже взорвалось. Затем Семелесов очутился уже в лесу, где он пешком пробирался через тёмную чащу, неся ту самую девушку на руках, лес всё не кончался, хотя в этом ему не виделось ничего страшного, главное было не останавливаться, как вдруг по ушам ударил знакомый голос:

— Я вчера говорил по-мантийски?

— Ты орал на всю квартиру, что ты мантийский офицер.

— Но я ведь орал это на русском.

— На русском, на русском.

— Хвала вашим богам, — проговорил Крейтон сидя на краю дивана в гостиной у Кистенёва, с рожей настолько кислой насколько это в принципе может быть у человека.

Пробуждение на следующее утро традиционно считалось худшей частью любой «вписки» и в данном случае это не было исключением. Наиболее паршиво выглядел Семелесов, а вот Мессеир, несмотря на жуткое выражение лица, казалось, чувствовал себя хорошо, и только интересовался некоторыми подробностями вчерашнего вечера, помня похоже только основные события. Кистенёв настороженно посмотрел на Алексея, будто что-то в нём явно было необычным.

— Как ты?

— По сравнению с африканским ребёнком, умирающим от голода, больным малярией, на глазах у которого террористы убили всю семью, вполне сносно, — угрюмо проговорил Семелесов, исподлобья посмотрев на Кистенёва.

Василий только слабо кивнул головой и снова повернулся к Мессеиру.

— Что за паранойя с этим вашим мантийским, почему тебе нельзя на нём разговаривать.

— Можно мне на нём разговаривать только не в этом мире, — ответил пришелец поднимаясь. — Сейчас я должен буду вас оставить, встречаемся сегодня на площади… как его… революции, дурацкое название.

— А что нам толком даст этот медальон? — Семелесов неожиданно вошёл в комнату и, перевалившись через поручень, рухнул на диван, и продолжал говорить припечатавшись лицом подушку.

— Я же объяснял.

— Да то что мы сможем путешествовать между мирами, но что толком это нам даёт, что мы будем делать, если получим его.

Крейтон подошёл к нему и, наклонившись, произнёс громким шёпотом.

— Всё чего мы захотим.

Мессеир быстро оделся и вышел из квартиры, так что в ней оставались только Кистенёв и Семелесов. На улице как назло опять стояла хорошая погода, на уровне условных рефлексов заставляющая бывшего кандидата в змееносцы первого знамени, нахмуриваться и засовывать руки в карманы. Когда он пришёл домой, то с удовлетворением обнаружил, что внутри всё было в порядке и на своём месте. Он достал из нехитрого тайника на шкафу маленькую коробочку, в которой хранил снятое с вампира кольцо и, завернув его в тряпочку, положил в карман, после чего взял пистолет и чтобы лучше его скрыть накинул свой чёрный плащ, захватив с собой и перчатки, но надевать их, пока не стал. Взглянув на снежинку свернувшуюся кольцами в углу, Мессеир уже собрал уходить, как вдруг заметил, что на столе рядом с портретом императора стоит фотография молодой девушки, которую он специально положил вчера на стол изображением вниз, чтобы её не увидели его новые друзья. И в том же положении она оставалась, когда они втроём уходили к Кистенёву. Крейтон осторожно подошёл к столу и аккуратно взялся за край рамки, задержав взгляд на лице девушки, потом повернул рамку, взглянув на обратную сторону, и как ожидал, увидел на картонке, надпись карандашом крупными буквами: «Не верь красавица». Прочитав это, он резко поставил фотографию обратно на стол, злобно чертыхнувшись про себя, и тяжело вздохнув, произнёс: «Быстро же они».

Когда Кистенёв с Семелесовым пришли на площадь революции, то обнаружили своего нового друга сидящим на одной из скамеек расположенных вокруг фонтана. Он постоянно поглядывал через плечо на группу из четырёх кавказцев, сидевших возле расположенного на краю площади вечного огня. Точнее, двое из них стояли, а ещё двое сидели, едва ли не полулёжа, на мраморе в паре метров от самого пламени.

— Боже мой, они словно из палаты мер и весов, брови, мокасы, не хватает только кепок FBI, — сказал Семелесов, встав возле скамейки.

— У вас это считается нормальным? — спросил Крейтон, когда его товарищи подошли к нему.

— Сам-то как думаешь? — ответил Кистенёв безразличным голосом. — Ты здесь давно?

— Только пришёл, — ответил Крейтон и сделал продолжительную паузу. — Из всех народов, что мне когда-либо довелось видеть, только у вашего самоуважение отсутствует напрочь.

— Ну, допустим, ты прав, хачи в России охренели, и что ты предлагаешь делать мочить их, что ли как какие-нибудь нацики.

— Хорошая идея, — ответил пришелец, поднимаясь со скамейки.

— Ты что творишь? — тихим, но злобным голосом прикрикнул на него Кистенёв и схватил его за ворот плаща. — Тебе что делать нечего?

— Это не займёт много времени, — ответил Крейтон, высвободив плащ из рук Василия. — Стойте в стороне и не впутывайтесь.

— Думаю сейчас он прав, как никогда, — вставил Семелесов, рукой придерживая Кистенёва, так чтобы тот не смог пойти за Крейтоном.

— Не связывайся ты с ними, они чуть что за ножи хватаются.

— Ну и что, — Мессеир повернулся и, приподняв полу плаща, показал засунутый за пояс пистолет.

Понимая, что оперативника ордена всё равно не остановить Кистенёв только развернувшись на месте, отошёл назад, проведя рукой по волосам, и присел на скамейку, произнеся не то себе, не то Семелесову: «Твою мать, ну с кем мы связались». Крейтон тем временем бодрым шагом двигался навстречу группе южных гостей.

— Слушай, друг тут дело к тебе есть, хорошие люди просят.

Крейтон резко схватил обеими руками ладонь одного из кавказцев, так словно пожимал её с глубоким уважением.

— Ты чего, слушай, ты вообще кто такой, — произнёс тот удивлённым голосом почти без акцента.

— Ты у нас огонь видно любишь, — проговорил Мессеир и тут же в месте, где он держал руку южанина, вспыхнуло пламя.

Кавказец заорал от боли и попытался высвободиться, но сделать это смог только через пару секунд, когда Мессеир оттолкнул его и тот полетел прямо на своего стоящего соотечественника. А пришелец в тот же момент ладонью, в которой непонятно каким образом горело пламя, ударил по лицу горца встававшего с памятника, двигаясь на напавшего сбоку. Он рухнул назад, схватившись за обожженную часть лица, когда Крейтон схватил его обеими руками за голову, и притянул её, врезав коленом, после чего мгновенно отскочил в сторону, выхватывая из-под плаща пистолет. Оказавшись лицом к лицу со вторым стоявшим кавказцем, перекинувшего первую жертву Крейтона своему соотечественнику и теперь освободившийся стоял с ножом в руке, но увидев пистолет в руках своего противника, изменился в лице и, выронив своё оружие, поднял руки вверх. Мессеир, опуская пистолет, ринулся на него и на ходу двинул кавказцу ногой в живот, так что тот отлетел назад, распластавшись на асфальте, а Мессеир, перехватив пистолет, по дуге врезал рукояткой по скуле четвёртого из сидевших возле огня.

— Я тебя урою, паскуда… — послышался голос южанина с расквашенным носом и выступившими на левой стороне лица волдырями, окружёнными обожженной кожей.

Он увидел, как на него надвигается напавший на них юноша лет шестнадцати-семнадцати, злобно и сосредоточенно смотря на него, занося для удара пистолет, похожий на маузер из фильмов про гражданскую.

— Ты у них тут главный, — не то спросил, не то констатировал Крейтон абсолютно спокойным и оттого ещё более ужасающим голосом, после чего рукоять пистолета опустилась на лицо горца.

Он бил наотмашь с разных сторон, так что пистолет ходил как маятник, несколько раз пока лицо его противника не превратилось в нечто жуткое. Крейтон вытер платком рукоять пистолета, заляпанную кровью, вперемешку с жидкость из волдырей и отошёл в сторону, оставив южанина его соотечественникам. Только сейчас он заметил народ, собравшийся за то краткое время, что продолжался бой. Человек двадцать-тридцать стояли, образовав широкий круг, молодая мамаша с коляской, парень с девушкой видно гулявшие здесь, старик с костылём, в пиджаке с планками, на месте орденов. Из всех только какая-то женщина кричала: «Что ж вы стоите, остановите его». Но все стояли молча и практически неподвижно, пристально смотря на Крейтона тем странным взглядом, в котором можно попытаться различить не то одобрение, не то сожаление, не то просто потерянность. Был, правда, ещё один парень в толстовке с капюшоном снимавший всё происходящее на телефон. Крейтон даже не посмотрев на него, поднял руку, растопырив пальцы, и телефон, выскочив из рук парнишки, пролетев по воздуху, очутился в ней. Мессеир бросил его на асфальт и крепко ударил по нему подошвой ботинка, так что детали и осколки разлетелись в стороны.

Крейтон спокойно развернулся и пошёл в сторону, пройдя сквозь людской круг к краю площади. Кистенёв с Семелесовым, стоявшие среди остальных зрителей пошли ему, навстречу обходя людей по внешнему кругу.

Когда они подошли к Крейтону тот остановился и, посмотрев на них исподлобья, со вздохом произнёс:

— Я никогда не был склонен идеализировать цивилизаторскую миссию и подобные ей теории, но когда некогда великий народ гибнет, оказавшись в лапах дикарей, не стоит спрашивать меня дважды, на чью сторону я встану.

— Он хоть жить-то будет? — спросил Кистенёв.

— Жить-то будет, только теперь ему не каждую шлюху снять удастся, с такой-то рожей.

Он повернулся и пошёл к проезжей части, чтобы выйти на идущую поперёк улицу, его друзья пошли за ним.

— Ты понимаешь, что ты натворил, идиот, — злобно произнёс Кистенёв, когда они втроём, перейдя дорогу, очутились на центральной улице Ленина.

— Чёрт возьми, как ты это сделал, огонь из руки, вас там что, и пиромантике учили? — расспрашивал оперативника Семелесов.

— Теперь нас точно мусора будут искать.

— И что? — флегматично заметил Крейтон. — Вы вообще в стороне стояли, а я уже давно в зоне свободного огня.

Они свернули в одну из подворотен, оказавшись в типичном проходном дворе, продолжая идти по узкой асфальтовой дорожке между припаркованными на ней автомобилями.

— Мусора, — усмехнулся Крейтон. — Забавно слышать это от тех, кто, встретив их на улице прикидывает, как будет бежать.

— Причём тут это?

— А притом, что страх без уважения рождает только ненависть, мы мантийцы это хорошо усвоили.

— Это всё конечно весело, но что там насчёт кольца, — спросил Семелесов.

— Насчёт кольца всё идёт по плану, только нужно будет посмотреть, что за номера в его телефоне. И ещё, Вася, — Мессеир остановился и повернулся к своим товарищам, — у тебя отец дома сегодня будет ночевать?

— Не-а, его всю неделю в городе не будет.

— Хорошо, тогда можно я у тебя пару дней поживу?

— Да не вопрос, только у тебя же свой дом есть.

— Мне пока там лучше не появляться.

— Ладно, а змею свою ты тоже ко мне перетащишь.

— Да чем тебе так не нравится Снежинка?

— Тем, что она змея.

— Не укусит она тебя, успокойся. В общем, по делу, кое-кого из этого клана видели в области, так что, похоже, нам повезло, и искать их нам долго не придётся. А потому пора позаботиться о том, что мы будем делать, когда найдём наших кровососущих друзей. Пришло время растормошить врагов наших врагов. Значит так, кто-нибудь из вас двоих знает, бармена из «Вестбара», зовут, кажется, Сергей?

— Ну, я знаю Серёгу, — выступил Кистенёв, — я там часто бываю.

— Так вот сегодня мне сказали должна быть его смена, пойдёшь туда и возьмёшь с собой ту серебряную монетку, которую я вам давал, там посветишь ею.

— А что дальше, — спросил Кистенёв, непонимающе глядя на Крейтона.

— А дальше будет самое интересное.

В малом зале бара было на удивление мало народу, собственно до того момента как туда зашёл Кистенёв только бармен, в белой рубашке и жилетке, стоя по ту сторону стойки, взбалтывал коктейль для посетителей из соседнего помещения. Василий сел за барную стойку заказал кружку пива, и задал Сергею несколько дежурных вопросов, коими обычно приветствуют друг друга знакомые не близко люди. Дождавшись, когда бармен уйдёт относить заказ, Кистенёв, следуя инструкциям Крейтона, достал из кармана серебряную монетку с драконом на аверсе и стал вертеть её в руках, словно хотел на свету получше рассмотреть. Краем глаза он видел, как вернулся его приятель, но сделал вид, что не заметил этого. Сергей сначала не обратил внимания на монетку, но затем присмотрелся, поначалу подумал, что ошибся, но нет, на ней был тот самый герб.

— Откуда это у тебя? — услышал вдруг Василий голос молодого человека.

— А, Серёга, какие странные вещи иногда не происходят, — ответил Кистенёв по сценарию, опуская руку с монеткой. — Вот недавно друг один подарил, до сих пор не могу понять, что за страна.

Он положил монету на стол, парень протянул к ней руку и, так и не прикоснувшись, тут же отдёрнул, что одновременно удивило и напугало Кистенёва, хотя всё должно было происходить примерно так. Тогда Сергей взял какую-то тряпку и, используя её как прихватку, взял монету со стола, и внимательно рассмотрел, а Василий в этот момент молча сидел и ждал. Неожиданно он заметил, как бармен изменился в лице и стал со злостью смотреть прямо на Василия. Вдруг он внезапно схватил того за шкирку и перекинул через стойку так, словно тот был для него пушинкой. Взяв юношу за грудки, парень оттащил его вглубь служебных помещений и припечатал к стенке, смотря прямо в глаза.

— А вот теперь быстро рассказывай, что за друг такой, и откуда он взялся.

Кистенёв обратил внимание на то, что все зубы у бармена были положенного размера, и кожа не была особо бледной, да и от солнечного света тот никогда не прятался, что исключало первую пришедшую юноше в голову мысль, зато рождало неприятный вопрос: «Кто сейчас перед ним?».

— Да тихо ты, тихо сейчас всё объясню, не знаю я, откуда этот хмырь появился, но знаю где его найти, он мне сразу странным показался.

Был поздний вечер и Семелесов с опаской шёл по двору Кистенёвского дома, спеша к нужному подъезду, сжимая в правой руке пистолет, держа его со стороны стены, так что в темноте со стороны двора его было практически невозможно увидеть. Уже начался комендантский час, но юноша боялся не милицейских патрулей.

При каждом шорохе он резко поворачивал голову, в сторону оврага и уже хотел было поднять пистолет, но знал что ещё рано, и только сильнее сжимал рукоятку. Наконец он увидел перед собой заветную дверь подъезда, с трудом пересилив себя, он заставил себя подняться по ступенькам, повернувшись спиной к зловещему оврагу. Дрожа от страха, он всё же собрался с духом и, встав перед железной дверью, держа пистолет с пулями в серебряной рубашке у груди обеими руками, резко развернулся и выстрелил, не целясь, по кустам на краю склона, потом ещё раз чуть правее, хотел было выстрелить и третий раз, но не потребовалось. Послышался треск ломающихся веток, что-то ломанулось через кусты, практически перпендикулярно направлению на Семелесова, но у того всё равно душа окончательно ушла в пятки, так что он прижался спиной к двери выставив пистолет, в вытянутых руках. В тусклом свете фонаре далеко в стороне, на мгновение появился силуэт существа, полностью покрытого шерстью и видом своим лишь отдалённо напоминая человека, и тут же исчез, когда оно скрылось за трансформаторной будкой.

И вдруг один за другим прогремели два выстрела и вспышки света блеснули в темноте, откуда вышел на свет, держа в руке пистолет Мессеир Крейтон. Из-за трансформатора послышались жалобные, но всё равно жуткие завывание. Первознамённик повернулся и выстрелил ещё раз в сторону оврага, после чего сам пошёл в ту сторону, но быстро вернулся и трусцой двинулся навстречу Семелесову, всё ещё стоявшему на ступеньках, цепенея от страха. Когда Крейтон уже подходил дверь с внутренней стороны открыл Кистенёв, впуская друзей в подъезд.

— Ушёл скотина, матёрая тварь оказалась, — говорил Мессеир, поднимаясь по ступенькам. — Три пули всадил ему хоть бы что. Ничего этих нам убивать смысла нет, главное, что мы их расшевелили.

На этот раз поднимались на лифте. Все быстро забежали в квартиру Кистенёва, и тот закрыл дверь на два ключа, ещё и, подперев её спиной, как будто боялся, что кто-то за ними гонится.

— В общем, заварушка будет что надо, чувствую, нам потребуется много серебра. Что ж, друзья мои, — произнёс Крейтон, зевая, — пора бы уже и поспать.

Кистенёв с Семелесовым только переглянулись между собой.

А на следующее утро они втроём сидели за столом на кухне и ели пельмени с майонезом, посмеиваясь над рассказами пропаганды по новостям, вслед за новостями российскими шли новости регионального канала, над которыми даже смеяться можно было с трудом. Особенно когда началась криминальная хроника и голос диктора объявил: «Вчера на улице Баррикадной подвергся нападению начальник следственного отдела октябрьского РУВД Смольцов Александр Викторович. Злоумышленники несколько раз выстрелили в него из пистолета, после чего скрылись. Раненый полицейский был доставлен в ближайшее отделение скорой помощи с двумя пулевыми ранениями…

— Я всё же один раз промахнулся, не может быть, — задумчиво произнёс Крейтон, внимательно смотря в телевизор, Семелесов с Кистенёвым только изумлённо посмотрели на него.

«… никаких комментариев пока не поступало, — продолжал диктор, — но скорее всего мотивом могла послужить профессиональная деятельность потерпевшего. В настоящий момент составлен фоторобот одного из подозреваемых…»

— Ну и что за обезьяна его составляла, разве у меня такой нос? — флегматично заметил Мессеир, насаживая на вилку последний пельмень.

Его друзья, вновь с ужасом посмотрели сначала на него, потом друг на друга, и наконец на телевизор где на пол-экрана висело лицо, очень отдалённо напоминающее их нового приятеля. Кистенёв встал и, взявшись за голову, подошёл к окну, поле чего отогнул руку и стал по очереди загибать пальцы:

— Вампиры, чеченская мафия, менты, оборотни, Мессеир, если за нами в ближайшее время будет охотиться кто-нибудь ещё, то лучше скажи сейчас, — после этого он сделал небольшую, но нагнетающую паузу. — Боже мой, я же обычный десятиклассник.

— Но я же обещал вам весёлую жизнь, так что только попробуйте сказать что я обманщик.

Кистенёв продолжал стоять лицом к окну, а из-за спины полилась тихая, но торжественная музыка, Крейтон опять играл на скрипке. Мелодия показалась Василию знакомой, но он никак не мог вспомнить, ни названия, ни имени композитора.

— Сарабанда Генделя, — послышался голос Семелесова.

— Она самая.

Дойдя до определённого момента, скрипка словно взорвалась, музыка стала громче и словно ударила по ушам, хотя на самом деле она не была такой громко, а Кистенёв всё стоял возле окна и только голос Семелесова из-за спины констатировал:

— Добро пожаловать за тропик Козерога.

Глава одиннадцатая. ЖЕНЩИНА СО СТРАННЫМИ ГЛАЗАМИ

Послышалось несколько щелчков, и железная входная дверь медленно открылась. За ней стоял высокий широкоплечий мужчина крепкого телосложения, на вид лет сорока, с коротким ёжиком на голове, одетый в классический костюм, обычно надеваемый охранниками. Мужчина посторонился, сцепив руки в замок перед собой и смотря куда-то в сторону, произнёс пугающе ровным, даже механическим голосом:

— Он ждёт вас.

Семелесов, держа голову прямо, с нарочито серьёзным выражением лица, которое он тренировал несколько часов, осторожно переступил порог, удостоив охранника только быстрым косым взглядом. По сути, мужчина открывший дверь с виду ничем не отличался от обычного человека. В глаза бросались только два уродливых шрама наискось пересекавшие лицо, и свидетельствовавшие о ранах явно не совместимых с жизнью и ещё на левой стороне шеи юноша заметил нарисованный красной краской знак, напомнивший Семелесову астрономическое обозначение Юпитера, располагавшийся в круге. Крейтон говорил, что именно в туда следует ударить, чтобы убить это существо. Кистенёв вошёл следом, и мужчина закрыл за ним дверь. Юноши остановились в прихожей, пока приятный старческий голос не позвал их из гостиной.

Они прошли в просторную комнату, вдоль стен которой, стояли книжные шкафы, полки которых, были полностью заполнены книгами, по большей части медицинскими трудами и справочниками. Среди книжных корешков выделялась только одна чёрно-белая групповая фотография, на которой позировала дюжина пожилых людей в белых халатах.

— Так это правда, — шёпотом произнёс Кистенёв, — он работал на советское правительство.

Между шкафом и дверью в соседнюю комнату, стояли высокие старинные часы с маятником, а по другую сторону от двери недалеко от окна в крупном горшке росло высокое широколиственное растение. Ещё несколько цветочных горшков поменьше стояли на подоконнике, столе и на шкафах. Ковёр на полу явно повидал многое, но похоже в лучшие свои времена он явно свидетельствовал о достатке хозяина квартиры. Комната была достаточно большой, и, судя по всему, далеко не единственной в квартире, которую вряд ли следовало ожидать увидеть в неприглядном панельном доме постройки полувековой давности.

В кресле возле письменного стола заложив ногу за ногу и сцепив на животе руки в замок, сидел старик с седыми волосами и аккуратной бородкой, одетый в домашний халат, и чем-то он напомнил Семелесову профессора Преображенского из экранизации. Заметив гостей, он поднялся со своего места:

— Вы я так полагаю, пришли от Крейтона, как мы и договаривались, — произнёс он добродушным голосом чуть с хрипотцой, подходя к стоявшему у стены ящику с бутылками и стеклянной посудой, после чего уже наливая, добавил. — Проходите, присаживайтесь.

— Благо… — начал было Семелесов, но чувствуя, что его голос ему изменяет, осёкся и прочистил горло. — Благодарю вас.

Семелесов сел на стул возле расположенного у окна письменного стола, напротив кресла, в которое вернулся хозяин дома, держа в руке стакан бренди. Кистенёв присел на второй стул возле стены, в паре метров позади своего товарища.

— Извиняюсь, что встречаю вас в таком виде, не ожидал, что вы придёте столь рано, мог бы предложить вам выпить, но вам, молодые люди, еще, же нет восемнадцати, не так ли?

— Мы не пьём во время работы, — твёрдо ответил Семелесов.

— Это правильно, — одобрил хозяин дома, и, заметив, как юноша мельком взглянул на охранника, вставшего в дверях, добавил. — Приходится даже дома держать небольшую охрану, просто жутко становится от того сколько врагов может найтись у скромного профессора медицины на пенсии. Так значит сам Мессеир Крейтон не смог прийти.

— Он посчитал, что будет лучше, если навстречу придём только мы вдвоём, — ответил Семелесов, соблюдая деловой тон в голосе.

— Ну что ж, он вольный человек, хотя его опасения в высшей мере беспочвенны, в конце концов, он член ордена первого знамени.

— В данном случае он действует только от собственного имени.

— В данном случае это ничего не меняет. Первознамённики никогда не прощают убийство своих людей, даже если орден сам вынес им смертный приговор. А орден даже после падения империи мантийцев остаётся могущественной организацией и далеко не каждое правительство выстоит в противостоянии с ним, нужно быть редким глупцом, чтобы разозлить его. Но думаю, что стоит перейти к делу, молодые люди, вы принесли, то о чём мы договаривались с вашим другом.

— Разумеется.

Восприняв это как команду, Кистенёв поднялся с места, и прошёл к столу, держа в руках кожаный портфель, с опаской поглядывая на старика в кресле. Он положил портфель на стол и отошёл на два шага назад. Семелесов сохраняя свой деловой вид, достал оттуда стопку бумаг, в бандерольной обёртке перевязанную бечёвкой, и положил её на стол перед хозяином дома. Тот аккуратно развязал верёвку и, вскрыв упаковку, мельком просмотрел бумаги, после чего произнёс:

— Прекрасно, но это ещё не всё.

Семелесов понимающе кивнул и достал гладкий закупоренный полиэтиленовый пакет, в котором находились три стопки банкнот, в разных валютах.

— Сто тысяч рублей и по две тысячи долларов США и британских фунтов, как договаривались, — уверенно произнёс Семелесов и, дождавшись пока старик достанет пачки и начнёт просматривать купюры, продолжил. — Можете не беспокоиться, девять из десяти банков признают их настоящими.

— Не сомневаюсь, — ответил старик.

Сказав это, он кивнул охраннику и тот подошёл, держа в руках папку для бумаг. Он передал её Семелесову, который дежурно произнеся: «Благодарю» взял её и тут же открыв, обнаружил в ней, как и ожидалось множество фотографий, на основном плане которых неизменно оказывались люди с бледной кожей, явно не подозревавшие что их снимают. Кроме того в папке лежали документы и длинные списки адресов телефонов, и даже несколько распечатанных карт с карандашными пометками. Когда Семелесов всё это просматривал, Кистенёв встал возле него, ненавязчиво заглядывая ему через плечо.

Старик тем временем, быстро пролистав по пачке купюр из каждой стопки, отложил деньги в сторону так, словно они его не интересовали, и снова обратил своё внимание к стопке бумаг.

— Мантийцы всегда знали толк в фальшивомонетчестве, ещё с тех славных для них времён, когда Матиас второй со своей ненаглядной сестрицей обрушили кентелийскую экономику подобным образом, — с видом историка проговорил старик, — но для меня как ученого, куда больший интерес представляют вот эти бумаги из закрытых фондов императорской библиотеки. Это конечно копии, оригиналам и вовсе не было бы цены, но, тем не менее, Крейтон поступил весьма предусмотрительно, прихватив их с собой в этот мирок. Вы знали, что после войны в том измерении люди не развивали никакие науки кроме медицины и квантовой физики? А вы когда-нибудь были в мантийских библиотеках, хотя да, каким образом. А жаль, уж что-что, а библиотеки мантийцы отделывали на славу, даже в провинциальных городах. То были настоящие дворцы, не то, что эти ваши полузаброшенные пылехранилища. А уж видели бы императорскую библиотеку в Иссельдаре, вот уж на что, на что, а на это стоило бы посмотреть.

Монолог остался без ответа, хотя едва ли он его требовал. Семелесов тем временем положил папку в портфель, и медленно встал со стула.

— Благодарю вас, но теперь мне нам нужно идти, — произнёс он, кивнув головой изобразив поклон. — Думаю, мы можем рассчитывать на вашу помощь, разумеется, как и сейчас небезвозмездно.

— Подождите, вы говорили, что были в Мантии, вы пользовались медальоном Войницкого? — вдруг спросил Кистенёв.

— Так называете его вы, — вздохнул старик. — Да я держал один из этих медальонов, дважды в своей жизни: первый раз в одна тысяча семьсот восьмидесятом, по вашему календарю, второй раз в одна тысяча девятьсот шестьдесят втором, незадолго до моей эмиграции в Союз. Оба раза он мне не принадлежал и за его использование приходилось платить немалую цену, но оно того стоило. Заполучить эту вещицу, в свои руки — весьма амбициозная цель, у вашего друга явно нет проблем с самооценкой.

— Значит это, правда, — шёпотом проговорил Кистенёв и, поблагодарив хозяина дома, вышел из комнаты.

А вот Семелесов, чуть задержался, пропустив своего друга, вперёд и ещё раз бросив беглый взгляд на полки с книгами, задал вопрос:

— Так вы, правда, некромант?

— Называйте меня так если хотите, хотя мне это слово не нравится, его очень любят церковники, от которых я и бежал в эту страну в своё время.

Кистенёв выбежал на улицу первым и, встав возле подъезда, подождал Семелесова. Тот выходил из дома, на ходу натягивая на палец церковное кольцо, встав рядом с другом быстро расстёгивая поло и глубоко дыша, так словно только сейчас добрался до кислорода.

— А у наших сейчас в школе физика, — произнёс Кистенёв, глядя на часы.

— Не-а, сейчас шестой урок, это английский. Сегодня последний день, пойдём завтра на линейку.

— Обязательно, только прихватим пистолет и серебряных пуль для Ирины Васильевны.

Ребята рассмеялись и двинулись наискосок через двор в сторону улицы. А в это время старик, с которым они недавно разговаривали, наблюдал за ними из окна, потягивая бренди из стакана.

— Думаете, нам стоит им помогать, мастер? — послышался из-за спины тяжёлый бас охранника.

— Разумеется.

— Но зачем?

— Ты мыслишь как прагматик. Быть может, я просто хочу помочь людям, не им конкретно, а вообще людям. Этот город давно пора очистить от всякой швали.

Мессеир Крейтон мирно курил на балконе, глядя на расстилавшийся как на ладони город, перемежавшиеся с редкой зеленью дворов серые параллелепипеды панельных домов, над которыми, то тут, то там выскакивали кирпичные новостройки. Время от времени внизу по улице проезжала машина или в небе, проносилась, каркая впереголосок, стая ворон чем-то согнанная с крыши. Как вдруг из квартиры его окликнули: «Мессеир ты здесь». Он быстро потушил сигарету, задвинул створку окна и вышел с лоджии обратно в дом.

— Всё прошло, как планировали?

— Обижаешь, — в своём стиле ответил Семелесов, кладя на стол портфель с папкой. — Здесь всё: адреса, пароли, явки.

— Прекрасно.

Кистенёв тем временем уже открыл холодильник, и только заглянув в него, воскликнул:

— Мессеир, а что в морозилке делают эти ножи?

— Ты не читал сказок, сразу видно.

— Верно, отрубил барон, нахлобучив шлем, но хладное железо властвует над всем, — громко продекламировал Семелесов, сидя за столом.

— Серебро конечно вещь полезная, но не универсальная, например, когда ты встретишься с лесной феей, можешь в неё хоть весь магазин серебром расстрелять, и без толку.

— Лесной феей, — Кистенёв удивлённо посмотрел на Крейтона. — Ты сейчас вообще о чём?

— Нет убить она, конечно, тебя не убьёт, но ты об этом пожалеешь, я тебя уверяю.

— Ладно, проехали.

— И так пока вы навещали моего старого приятеля, я пробил у своих информаторов пару имён из телефона, подстреленного нами, упыря, ничего особого, — Крейтон цокнул языком. — Зато как постоянному клиенту они дали мне небольшой подарочек, благо теперь я живу почти рядом с ними.

— Что? — чуть не вскрикнул Кистенёв, понимая, что едва ли он может представить после сегодняшнего, что за информаторы могут быть у Крейтона и где может находиться в этом районе их логово.

Только вот его заняли совсем другие размышления, когда Мессеир показал фотографии, которые как видно и были тем самым подарком. Они были явно сделаны из машины, ехавшей по трассе мимо леса. На обеих фотографиях была видна кромка леса, чуть перекошенная из-за заваленного горизонта, и часть неба. На первой можно было различить невысоко над деревьями жирную чёрную точку, а вот на второй над лесом пролетало странное крылатое существо точно не являвшееся птицей.

— Узнаёте? — спросил Крейтон, положив рядом со вторым снимком свою старую серебряную монетку аверсом кверху.

Кистенёв и Семелесов ничего не произнесли, только изумлённо посмотрели на Мессеира, начиная понимать, к чему он клонит.

— Медальоны Войницкого это единственный способ гарантированно перемещаться между мирами, но иногда проходы могут образовываться сами собой, или их могут образовывать другими более сложными способами. Случайными проходами кто-то может пользоваться специально, как например ваш покорный слуга, или неспециально, как например вот он, — Крейтон ткнул пальцем в существо на снимке.

— Он ведь не сможет долго скрываться, его быстро обнаружат, — возразил Кистенёв.

В ответ Крейтон только покачал головой, встал и, зашагав по комнате, стал рассказывать голос лектора:

— А вот тут, друзья мои, я должен рассказать вам об одной из гениальнейших идей мантийского военного разума: теории невероятности.

— О чём? — не понял смысл перескакивания на эту тему Семелесов.

— Если вкратце, то речь идёт о ситуации когда видя перед глазами какой-то предмет, в существование которого вы не верили вы считаете его настолько невероятным, что вместо того чтобы начать в него верить, вы перестаёте верить своим глазам. Эта теория была создана полковником Россенмаром, одним из тех, кто стоял у истоков ордена. Он задался простым вопросом: почему никто не верил, что мантийцы создают воздушный флот, хотя сам факт этого очевиден, и скрывать его было делом бесполезным. А всё, потому что все вокруг твёрдо вбили в свои головы что «мантийцы не могут в небо», и точка. Впоследствии эта простая идея стала основой для доктрины ордена первого знамени, мифической организации, о существовании которой не знало девяносто семь процентов населения империи. Что же до остальных трёх, то один процент знал, но молчал, потому что был с нами на одной стороне, ещё один процент знал и старался всем открыть глаза на правду, но их те девяносто семь процентов считали параноиками и безумцами, и последний процент, знал но молчал, потому что они не хотели, чтобы их считали параноиками и безумцами. Вот так и сейчас, НЛО? Нет никаких НЛО: видео — монтаж, фотографии — подделка, свидетельства очевидцев — тьфу слушать какого-то алкаша с деревни. Что, НЛО видела вся деревня? Значит нужно срочно проверить деревенский колодец, туда определённо попала какая-то дрянь. Думаю, вы поняли главную суть, друзья мои.

— Интересно, — задумчиво произнёс Семелесов, — только здесь вопрос в соотношении, у нас, например, уже где-то половина не верит не во что, а вторая, наоборот, в каждом хромом видит дьявола.

— Нужно выпить, — и подытожил и оборвал начинающийся спор Кистенёв.

И ведь едва ли найдётся в мире фраза способная материализоваться с большей вероятностью, чем произнесённая Кистенёвым. Особенно в той связи, что сам Крейтон говорил, вооружившись придуманной Семелесовым терминологией, что при переходе за «Тропик Козерога» ели не пить, то можно очень легко сойти с ума столкнувшись с фактами, которые трезвый рассудок просто не сможет до конца осознать.

Однако по настоянию Крейтона на сегодня решили обойтись пивом, в крайнем, но обязательно наступившем бы случае, решив разлить припрятанную Кистенёвым до лучших времён выпитую наполовину бутылку метаксы. На удивление никто не коснулся темы о «теории невероятности», даже Семелесов всегда склонный к подобным околофилософским разговорам.

К десяти часам на Кистенёвской кухне уже раздавалось нескладно: «Was wollen wir trinken sieben Tagen lang.».[2] Едва ли можно было назвать эту вечеринку самой весёлой в жизни Кистенёва, но в тот момент он ощущал, возможно, впервые в жизни, то прекрасное чувство, когда тебе не хочется не прерывать происходящего и не желать чтобы оно продолжалось вечно. В отличие от остальных вписок, на которых ему, то вдруг становилось отчего-то невыразимо хорошо, то вдруг невыразимо, плохо, так что он был готов дать зарок больше никогда не пить, причём зачастую два эти, состояния могли разделять какие-нибудь полчаса.

Так или иначе, в половину одиннадцатого неожиданно раздался звонок в дверь, заставивший замолкнуть троицу, сидевшую на кухне.

— У отца должен быть ключ, — произнёс Василий, предвидя первые возможные предположения.

Кистенёв медленно поднялся и прошёл к двери. Он посмотрел в глазок и с удивлением обнаружил на лестничной площадке молодую девушку примерно одного с ним возраста. Когда Василий повернулся, то увидел что Крейтон уже стоит у двери в прихожую с пистолетом в руках.

— Ну, кто там? — спросил он шёпотом.

— Девушка какая-то.

Мессеир нахмурился и подошёл к двери взглянул в глазок. В этот момент позвонили ещё раз. Крейтон посмотрел на хозяина квартиры со смесью дикой горечи и досады во взгляде, при этом шёпотом истерично проклиная всех светлых и тёмных богов. Потом также шёпотом сказал: «Впусти, но задержи» и ринулся в свою комнату.

Кистенёв открыл дверь. На пороге стояла симпатичная девушка лет шестнадцати-семнадцати со светлыми волосами, собранными на голове в пучок несколько старомодным способом, она была одета в чёрное платье с подолом до колен, на правом запястье был надет причудливый витой браслетик. Она держала за ручку небольшой дорожный чемодан, держа его чуть наклонённым. Девушка смотрела на Кистенёва пристальным суровым взглядом, сведённым к переносице, и что-то в этот момент почему-то удивило Василия в её глазах, хотя он и не понял что именно.

— Он здесь? — спросила женственным, но твёрдым голосом.

— Кто? — Кистенёв прекрасно понимал о ком идёт речь, но ничего лучше придумать просто не мог, а выполнять поручение Крейтона как-то нужно было.

— Думаю, ты понимаешь?

Тут вдруг из квартиры послышался разозлённый голос самого Крейтона:

— Да здесь я, здесь. Нашла всё-таки.

Тут она посмотрела на Кистенёва взглядом, который говорил сам за себя. Парень отошёл в сторону, пропуская девушку в квартиру. Она оставила чемодан в прихожей и прошла дальше на кухню, сопровождаемая ничего не понимающим где встретила удивлённый взгляд Семелесова. А по ту сторону открытой межкомнатной перегородки, в гостиной спиной к ней стоял Мессеир, как-то странно неестественно дёргаясь, при этом Кистенёв мог поклясться, что слышал что-то вроде «Ну давай же налезай, скотина».

Вдруг Крейтон резко повернулся и у него на правой руке, был надет такой же витой браслет. Он сделал глубокий вдох и выпрямился, смотря прямо на незваную гостью, потом, не отводя взгляда, прошёл на кухню, и, опершись руками на спинку стула, смотря на девушку повернув голову, как бы осмотрел её с ног до головы, повернулся всем телом и, усмехнувшись, произнёс уже совершенно серьёзным и даже грустным голосом:

— Платья выше колен носят или шлюхи или кампен-фрау, но как-то я не заметил рядом с городом лагеря ландскнехтов.

Она тут же, влепила ему звонкую пощёчину так, что голову Крейтона мотнуло в сторону.

— Раньше ты била сильнее, — произнёс он, медленно поворачивая голову.

В ответ она вреза ему ещё по другой щеке, но он продолжал спокойно стоять.

— А нет, показалось.

Он быстро нашёл взглядом стоявших в стороне Кистенёва и Семелесова ничего не понимавших в происходящем и тихо проговорил категоричным тоном:

— Выйдите на минуту.

— Но…

— Выйти я сказал! — вдруг перешёл на крик Крейтон, — я прошу вас, выйдите на минуту, на лестницу, пожалуйста, покурите пока.

Он достал пачку сигарет и кинул её Кистенёву, тот поймал и понимающе посмотрев, пошёл в сторону двери, приобняв за плечо Семелесова, давая знак, чтобы тот шёл с ним.

Выходя из квартиры, Кистенёв взял ключи и прикрыл дверь, они с Семелесовым вышли на лестницу поднялись на пролёт вверх, встав на площадке между этажами.

— И всё-таки я не понимаю что за чертовщина тут происходит, — сказал Алексей, тяжело дыша, после того как прикурил от кистенёвской зажигалки. — Ты хоть понимаешь, о ком идёт речь. Это же мать его Мессеир Крейтон, он на наших глазах мочил вампиров и оборотней, раскидал четверых хачей как нечего делать, это же самый лютый отморозок, которого мы когда-либо встречали.

— Это ты сейчас к чему?

— А к тому, что эта барышня, только что лепившая ему пощёчины, Кто Она!

— Не знаю, девушка его, наверное.

— Какая девушка, Вася, ты забыл кто он. Ты забыл, откуда он. Да и девушек своих так не встречают, не мне тебе объяснять.

— Ну не знаю сестра, может быть.

— Не, тоже не вариант, — произнёс Алексей, затянувшись, и облокотившись о перилла. — Он же говорил что сирота, да и она же ему ровесница, что они близнецы что ли. Тем более после того что он рассказал об этом их императоре…

— Хватит, Лёха, — Кистенёв постучал сигаретой, сбивая пепел в проём между лестницами.

— А ты видел, какие у неё глаза?

— Глаза? — тут Василий серьёзно удивился, но в голосе старался этого не показывать. — А что у неё с глазами?

— Не знаю, — Семелесов пожал плечами, — хотя вроде бы обычные карие глаза, странно.

Они достали ещё по одной сигаретке из пачки Крейтона, Семелесов повернулся к периллам спиной и чуть присел на них, взяв руку в которой держал окурок за локоть другой рукой, и мечтательно посмотрев в потолок.

— А знаешь, Вася, а она ничего.

Тут Кистенёва пробрало, поначалу он засмеялся тихонько, потом всё громче и громче, пока ему не пришлось сдерживаться, чтобы не услышали соседи.

— Чего смеёшься? Ну, если она не его девушка, то что?

— А если его? — проговорил Кистенёв, всё ещё с трудом сдерживаясь.

— Да не может быть такого, говорю ж тебе.

— А ну как всё-таки его?

— Пошёл к чёрту, Кистенёв, идиотом был идиотом и остался. Вот на что хочешь, могу поспорить, а, — сказал Семелесов, протягивая руку.

— А на что? — азартно улыбнулся Кистенёв, хватаясь за его руку.

— На то кто первый воспользуется медальоном.

— Идёт.

С этими словами Кистенёв перерубил рукопожатие свободной рукой.

Выждав после этого около пятнадцати минут, они спустились вниз и осторожно вошли в квартиру. К их удивлению гостья спокойно сидела на диване, чуть наклонившись в бок и подобрав под себя одну ногу, а на том же диване, положив ей голову на колени, лежал Мессеир.

— Они вернулись, — тихо сказала она по-русски.

— Ну и пусть, — произнёс Крейтон только наоборот, повернувшись к ней лицом.

Она встала, аккуратно переложив голову юноши на подушку, и прошла на кухню. Мессеир нехотя поднялся вслед за ней. Только, когда она вошла на кухню, Кистенёв понял, отчего её взгляд показался ему странным: карим был только один её глаз, второй имел мутно-зелёный оттенок. Василий пристально смотрел ей в глаза не понимая, что происходит, и хотя он знал, что лучше не следует так пялиться на неё, но ничего не мог с собой поделать.

— Такое бывает, — мягким спокойным голосом произнесла она. — Редко, но бывает.

Постыдившись самого себя Василий, отвёл взгляд в сторону, начав рассматривать плитку на полу, хотя и понимал, что это глупо. А тем временем Мессеир подошёл к столу на кухне и, пододвигая стул, произнёс:

— Познакомься, Клементина, это мои друзья Алексей Семелесов и Василий Кистенёв, — и, присев на место, прилично отодвинутое от стола, жестом указал на девушку, смотря на своих приятелей. — А это, друзья мои, рад познакомить вас, Клементина Крейтон, моя жена.

Глава двенадцатая. ВРЕМЯ СОБИРАТЬ ПАТРОНЫ

— Так значит этот браслет у вас вместо обручального кольца?

— Вроде того. Знаешь, весьма удобная вещь, всё время спрятан под одеждой, так что если не снимать рубашки, то никто так и не узнает, что ты женат, — произнёс Крейтон, рассматривая очередную фотографию.

На кухонном столе был разложен атлас области, на котором фломастером были сделаны отметки, возле некоторых из них стояли даты и крупные цифры, означавшие частоту появлений искомых субъектов.

— Ну что, что-то вырисовывается? — Кистенёв стоял, прислонившись к ящику кухни, держа в руках чашку чая.

— Что-то вырисовывается, — повторил тот задумчиво, — скорее всего, наша цель находится в области, и скорее всего в Черноголеевском районе.

— В Черноголеевском районе, у нас же там дача.

— Дача? Прекрасно, вы там не замечали следов вампирских сходок, или может быть у соседей?

Василий только усмехнулся и хлебнул ещё чаю. Мантиец достал линейку и провёл на карте несколько линий, после чего грубо обвёл небольшую зону.

— Чёрт, и дракона видели где-то там, что за место такое, — шёпотом произнёс Крейтон, задумчиво почёсывая подбородок.

Кистенёв услышал его и нахмурился, он решительно ничего не понимал в происходящем и поэтому сидел и ждал, пока всё поймёт Крейтон и объяснит ему.

— Кстати, где наш общий друг? — спросил Мессеир, посмотрев исподлобья на Василия.

— Семелесов? Похоже ещё на линейке. Идиот.

— Ты бы ему позвонил, а то может спасать надо.

— Обойдётся, — Кистенёв отложил чашку и подошёл к столу. — И всё-таки я не понимаю, что ты здесь чертишь.

— А это дело нехитрое, сюда бы пару аналитиков из ордена, они бы тут всё в два счёта расчертили, хотя мы тоже не лыком шиты, — чуть растянуто сказал Мессеир, откладывая ручку. — Особенно теперь, когда наш чернокнижный друг столь любезно помог нам с информацией. Понимаешь ли, Василий, вампирские кланы это тебе не какие-нибудь братки, это глубоко законспирированные и хорошо организованные сообщества, члены которых поддерживают тесный контакт, и не шляются случайно, где попало. И что самое главное они имеют строгую иерархию, основанную на старшинстве, если найти закономерность в перемещениях старших членов, место, куда направлялось несколько из них и можно вычислить центр.

— А как ты понимаешь, кто из них старше.

— А очень просто, — Крейтон положил перед Василием две фотографии. — Сравни кольца.

В этот момент в домофон позвонили, Кистенёв пошёл открывать и вернулся со словами: «Лёгок на помине». Спустя примерно минуту в квартиру ввалился радостный Семелесов в школьной форме с дневником под мышкой.

— Можете меня поздравить…

— Тише, — перебил его Кистенёв, и, кивнув в сторону закрытой перегородки, добавил. — Она ещё спит.

— Уже полвторого.

— Тебе жалко, что ли?

— Ладно. Короче, можете меня поздравить, у меня за полугодие одна тройка и то по физре.

— Медленно бегал, — саркастичным тоном спросил Кистенёв.

— Мало ходил.

Алексей осмотрел кухню, словно проверял, не изменилось ли ничего за время его отсутствия. Он медленно прошёл к столу и сел во главе, став внимательно рассматривать документы и фотографии, при этом ни к чему не прикасаясь, словно боясь, что переложи он что-то на другое место, то это станет непоправимой ошибкой.

— Что нового? — спросил он у Крейтона.

— Да вот думаем с Кистенёвым, съездить на его дачу.

— У него дача рядом с моей, может лучше к нему, — вставил Кистенёв.

— Слушай, а это что правда, — сделав удивлённое лицо, спросил Семелесов, косо посмотрев на карту, и заметив, где располагается выделенная Мессеиром область.

Кистенёв приподнялся со своего места и тоже взглянул на карту. Савеловка, судя по всему, действительно должна была находиться внутри грубо очерченного эллипса. Деревня эта находилась без малого в сорока километрах от города. Кистенёв с отцом редко туда ездил, зато без отца с друзьями они там бывали частенько, обычно приезжая на пятничном автобусе до соседнего посёлка и уже субботу возвращались в город. Главное было только не пропустить автобус, ибо в противном случае, как однажды и случилось, пришлось ехать вместе с соседями. Что самое весёлое, в той же деревне располагалась и дача Семелесова, что и служило одной из главных причин дружбы между ним и Кистенёвым. Что же касаемо приездов Василия на дачу без отца, то там они практически не пили и не шумели, соблюдая строгую конспирацию, скрывая сам факт своего там нахождения как от отца Кистенёва, так и от соседей которые могли ему всё рассказать. В основном приезжали купаться на речку и иногда рыбачить и жарить шашлыки во дворе.

В деревне самой не было ничего необычного, зато к северу от неё находились густые леса, в которых можно было легко заблудиться, что собственно и происходило постоянно. То из Савеловки, то из других деревень постоянно кто-нибудь углублялся в чащу, леса и больше никогда не выходил обратно к людям. Иногда находили тела, иногда не искали и вовсе, почему неизвестно. Истории эти вечно считались нежелательными темами в разговорах взрослых, зато среди детей часто становились основой для жутких историй в духе пионерского фольклора, и Кистенёв в детстве сам никогда не был прочь рассказать их на ночь, а временами, даже придумывал что-то своё, но, в основном, на основе старых рассказов.

— Слушай, Мессеир, а у вас, во сколько можно было жениться? — голос Алексея вдруг вырвал Кистенёва из забытья, хотя он только тогда и понял что ненадолго выпал из беседы.

— Мужчины с пятнадцати, женщины с четырнадцати.

— И солдаты ордена тоже могут?

— Как ты представляешь себе орден, Семелесов? — произнёс Крейтон отстранённо, смотря на бумаги, которые он подравнивал, стуча краем стопки о стол, потом положив её обратно в папку, посмотрел на своего собеседника. — По-твоему мы всю жизнь живём где-то на секретных базах и всю жизнь только едим, тренируемся и поём строем гимны, а в перерывах вылезаем оттуда пострелять анархистов, — Мессеир поднялся и прошёлся по комнате на ходу продолжая говорить. — Как ты думаешь, какую боевую ценность будут иметь агенты госбезопасности, ориентирующиеся в реальной жизни хуже слепых котят? Большую часть времени, когда нас обучают, мы проводим на секретных объектах, но потом мы живём в обычном мире, как обычные люди, время от времени получая шифровки и собираясь вместе чтобы провести операции по приказам из центра.

Из гостиной послышался шорох и шаги. Створки перегородки медленно разъехались, и на кухню вошла заспанная девушка, одетая в лёгкое темно-синее платье. Волосы были небрежно собраны в пучок на затылке, а три вьющиеся пряди свисали по края лба.

— А Клементина, — продолжал Крейтон, прислонившись к подоконнику, словно не замечая жену, — она относится как раз к тому проценту, о котором я говорил вчера, тех, кто знает об ордене, но молчит, потому что с нами на одной стороне. Это ведь так? — Крейтон ожидающе посмотрел на девушку.

— Пока что да, Мессеир, — ответила она, как бы между делом проходя к кухонному шкафу. — А где тут у вас чай.

— Вот за это я её и люблю, никогда не врёт.

— Может быть вам кофе, — предложил Кистенёв, поднявшись со своего места и встав сбоку от девушки.

— Ненавижу кофе, — ответила она, беря маленький чайник с заваркой.

Она налила заварки почти половину кружки, после чего потрогала ладонь электрический чайник и, посчитав его достаточно тёплым, долила в кружку кипячёной воды. Она повернулась и встала спиной к кухонной стойке рядом с тем местом, где недавно стоял Кистенёв. Сам Кистенёв смущённо стоял возле холодильника, стараясь смотреть куда-то в сторону, боясь, что если он посмотрит на неё, то она подумает, что он смотрит на её глаза. Семелесов оставался сидеть на стуле при этом, приняв наиболее вальяжно выглядящую со стороны позу, как делал это практически всегда в присутствии женщин. Клементина чуть отпила из чашки, обведя взглядом всех находившихся в комнате.

— Что вам сегодня снилось?

— Не помню… — начал Семелесов, но тут, же осёкся и, прочистив горло, продолжил. — Знаете, когда понимаешь, что что-то снилось, но при пробуждении тут, же забываешь что именно, только остаётся странный осадок иногда чертовски приятный иногда наоборот.

Девушка лукаво улыбнулась, посмотрев на Алексея.

— Прекрасно вас понимаю, у меня такое постоянно происходит.

— У меня тоже, — вставил Кистенёв.

Тут вдруг все уставились на Крейтона, стоявшего у подоконника с лицом следователя на допросе, засунув руки в карманы брюк.

— Мои сны при женщинах не обсуждают, — произнёс он своим обычным абсолютно серьёзным тоном.

Клементина, цокнула языком, на мгновение закатила глаза, потом медленно пойдя по кухне проходя мимо Семелесова, схватила того за руку и наклонившись заглянула прямо в глаза:

— Бегите от него, уходите. Забудьте, что когда-либо с ним встречались, забудьте, что существуют миры кроме вашего, забудьте обо всем, что видели после знакомства с этим человеком. Мне уже не спастись, но вам ещё можно. Если вам хоть немного дороги ваши жизни.

— Боюсь, в таком случае, вы обратились не по адресу.

— Я бы мог сказать тебе: не слушать её, — послышался голос Мессеира, — но как раз на такой случай есть одно хорошее правило…

— Послушай женщину и сделай наоборот, — разочарованно усмехнулась девушка. — Ты уникальный экземпляр, Мессеир, тебя нужно в музеях показывать. Ему осталось жить несколько дней, а он строит планы по захвату мира.

Семелесов с Кистенёвым переглянулись.

— А, по-твоему, мне нужно свернуться в тряпочку и ждать с ужасом, когда он придёт, — произнёс Крейтон на этот раз похоже действительно серьёзно. — Если Дененранту надо, так пусть сам меня ищет, я убегать не буду, но и стоять на месте с ковровой дорожкой тоже не собираюсь. А как найдёт, мы и поговорим как солдаты ордена, а там… как ты там говорил, Семелесов, «Господь милосерден».

Клементина, что-то зло, прошептав, вышла из кухни в коридор, хлопнув дверью.

— Нет её, конечно, тоже понять, — заключил Крейтон. — Жаль, что это уже ничего не меняет.

После обеда Крейтон, прихватив с собой Алексея, отправился в свой дом за оврагом, забрать оставшееся там оружие. По мнению Кистенёва оружия в его доме хватало и так, но одни мысли о масштабе предстоящей схватки заставляли забыть фразу «слишком много ножей». Кистенёв провожал друзей, радостный как всегда, жал руки и желал удачи, ничего особенного и едва ли по его внешнему виду можно было догадаться, что сам он в душе трясётся от страха. Клементина с его позволения сразу направилась в ванную, когда ушли Крейтон с Семелесовым, чему Василий был несказанно рад.

Он зашёл в свою комнату и тут же закрыл дверь, осознав через две минуты, что стоит, подперев её спиной. Теперь, оставшись с этой девушкой наедине в квартире, он чувствовал практически мандраж и что было для него самым странным, это было совершенно не похоже на то волнение, которое он когда-то испытывал при общении с девушками. Шум воды и низкий гул водопроводных труб бил ему по ушам. В голове Кистенёва образовалась стойкая уверенность, что в ванне у него сейчас моется как минимум чернокнижница или хозяйка медной горы из сказок, которые в последние время стали с неприятным постоянством становиться действительностью в его жизни. Пытаясь унять этот безотчётный и безумный страх, Василий решил чем-то себя срочно занять. По привычке схватился за телефон, решил проведать свои страницы в интернете, чего не делал практически со времени знакомства с Крейтоном. Уже через две минуты ему всё это показалось глупым, и он кинул свой айфон на кровать, зато в душе появилось ещё и чувство досады, которое должно быть бывает у борющихся с какой-то зависимостью и вдруг сорвавшихся людей.

Следуя старому совету Семелесова, Кистенёв схватил с полки первую попавшуюся книгу. Ею оказался учебник биологии, покинувший своё место в шкафу похоже впервые с того момента, как был выдан на руки в начале учебного года. Василий, не глядя, открыл его и начал читать прямо с середины. Как назло открыл он учебник на разделе «Генетика», и чтение его остановилось через полторы страницы на словах «теперь рассмотрим передачу наследственных признаков на примере цвета глаз…». Два глаза карий и зелёный будто бы выглянули на него из учебника, взглядом, проникающим сразу в душу. Кистенёв резко захлопнул книгу и бросил её на кровать в противоположную сторону от той, где лежал айфон. И только теперь в голове мелькнула мысль, от которой он грустно усмехнулся: «Главное чтобы сейчас отец не пришёл».

Василий не помнил, сколько времени он так просидел. Вода за стенкой стихла, а через пару минут в коридоре послышались шаги босых ног. Кистенёв не сразу собрался с духом, но он всё-таки пересилил себя и поднялся с кровати, чтобы направится гостиную, как ему не хотелось оставаться в своей тихой и уютной комнатке, но он считал, что с его стороны как хозяина дома будет некрасиво оставлять гостью одну, избегая с ней встречи.

Он осторожно постучал в дверь, пока с той стороны мягкий женский голос не произнёс: «Входите». Кистенёв вошёл и, затворив за собой дверь, встал рядом. Клементина лежала на диване, полусидя, вытянув ноги. Она была в том же платье что и до этого, с той же причёской и вообще вряд ли хоть что-то из её облика изменилось, разве что чувствовалось, что она выглядит как-то посвежее.

В руках у девушки была книга, Кистенёв не успел прочитать название, увидел только что обложка была в синих тонах, и там был ещё человек стоящий спиной к смотрящему. Как только юноша зашёл, она тут же закрыла книгу, заложив пальцем место, где остановилась, и убрала ноги, подложив одну под себя, освобождая место на диване для Кистенёва.

— Могли бы и не стучаться, это же ваша гостиная, — произнесла она смотря на юноши слегка исподлобья.

Василий ничего не ответил. Он медленно прошёл и присел на край дивана.

— Может быть вам дать халат? — тихо спросил он.

— Халат зачем?

— Вам будет в нём удобнее.

— С чего вы взяли? Хотя, почему нет, как я вижу здесь так принято, одену халат, полотенце на голову, ещё как у вас делают, налеплю огурцов на лицо, — проговорила она задумчиво, разговаривая не то с Кистенёвым, не то сама с собой, после чего оживившись, добавила, поправив подол платья. — Может быть, перейдём на «ты».

— Конечно, — ответил Василий. — А что вы… что ты читаешь?

— Ах, это. Весьма занятная книга, труд по философии одного из учёных вашего мира. Мне её одолжил твой друг…

— Семелесов?

Тут в разуме Кистенёва словно вспыхнула молния, и появилось сразу три вопроса: «Когда он успел?» «Почему она это действительно читает?» и «Какого чёрта?».

— Да, Семелесов. Честно говоря, была удивлена тем, что она есть у него. Я давно хотела прочитать эту книгу, мне её советовал ещё Дененрант, когда я бежала в этот мир.

— Это тот, кто хочет убить Крейтона?

— Его бывший учитель, — на мгновение она вдруг остановилась, о чём-то задумавшись, — не беспокойтесь, если бы моего мужа убивал каждый, кто этого хотел… Дененрант смертельно болен, даже если он доживёт до встречи с Мессеиром, то ещё ничего не ясно, не бери в голову мои слова там на кухне.

В ответ Кистенёв промолчал, посидев немного рядом с ней с задумчивым видом, он встал и оставил девушку наедине с книгой. Выйдя за дверь, Василий с облегчением выдохнул, теперь, раз у неё есть книга то со стороны хозяина дома было бы наоборот неприлично отвлекать девушку.

Кистенёв вернулся в свою комнату лёг на кровать и вдруг почувствовал последствия нескольких ночей, в течение которых он почти не спал. Сам того не замечая, Василий провалился сон.

Разбудил его, как и полагалось бодрый голос Крейтона:

— Утро доброе! Вставай, спящая красавица!

— Какого чёрта, — пробормотал сквозь сон Василий.

Открыв глаза, он увидел солдата ордена, стоявшего возле его кровати в парадном пиджаке и синей рубашке, застёгивавшего часы на своей руке.

— Изучаешь медицину, хорошее дело, — Крейтон заметил лежащий на кровати учебник по биологии. — Только вот книжку неудачную выбрал. Слушай внимательно, друг мой: сейчас у вас с Семелесовым будет одно поручение, как выполните, можешь спать, сколько влезет.

— Что за поручение? — спросил Кистенёв, садясь на край кровати.

— Ничего сложного — купить серебряных пуль, мои запасы тоже не вечны.

— А ты куда в это время пойдёшь?

— А я пока свожу жену в театр, — проговорил Крейтон на выходе из комнаты.

— Не понял, — Кистенёв встал и последовал за ним. — Ещё ведь рано, представление всегда вечером.

— Не так уж и рано почти полпятого, мы пока что прогуляемся.

— А где ты билеты достал?

— Ты думаешь это проблема, для человека, который меняет паспорта как перчатки.

— То есть ты будешь по театрам ходить, а мы бегать искать… подожди серебряные патроны, где их вообще искать?

— Логично предположить, что патроны следует покупать в охотничьем магазине, и если хочешь что-то возразить, то милости прошу, можешь даже вызвать меня на дуэль, — произнёс он совершенно серьёзным и сухим голосом, что заставило Кистенёва на секунду запаниковать.

— Мессеир успокойся, — послышался со стороны прихожей голос Клементины.

Она уже ждала его возле двери в вечернем платье иссиня-чёрного цвета, с круглым вырезом. Волосы на голове на этот раз были собраны аккуратно, но пряди по краям лба свисали, как и прежде.

— Мы скоро вернёмся, — произнесла она доброжелательно.

— Надеюсь, вы справитесь с поручением, — добавил Крейтон.

Мантиец, открыв дверь, пропустил жену вперёд, и, беря её под руку, захлопнул дверь за собой свободной рукой. Кистенёв и Семелесов остались стоять в коридоре, беспомощно смотря на входную дверь.

— А что за книгу ты дал ей почитать?

— Истинный джентльмен никогда не разглашает подобных вещей. И да, кстати, первым в иные миры отправится-таки Лёшка Семелесов, спор я выиграл.

— Чушь собачья, девушка жена одно и то же.

— Ну-ну. На твоём месте, Вася, я бы уже собирался и отправлялся на поиски серебряных боеприпасов, для нашей славной священной войны. А то все магазины скоро закроются.

Они вышли на улицу примерно без четверти пять, на ходу посмотрев по интернету расположение основных оружейных магазинов. Когда они уже выходили из подъезда Кистенёв вдруг резко остановился и посмотрел на рукава своей рубашки, а потом и на саму рубашку. С некоторым удовлетворением он вдруг понял, что не знаете не то что фирму но даже страну, в которой её изготовили. Это было странное и поистине заново открытое чувство, ощущение которого вдруг обрадовало Василия. Он промотал события, предшествовавшие его выбору рубашки, и с ещё большим удовольствием отметил, что он просто выбрал первую подходящую рубашку, хотя до этого обычно одежда стояла для него на одном из первых мест по важности. Логичный вопрос Семелесова: «Ты идёшь или мне одному всё делать?» пробудил Кистенёва и он, улыбаясь как идиот, двинулся на поиски патронов.

В первых двух магазинах на них посмотрели как на сумасшедших, и продавцов едва ли можно было в чём-то упрекнуть. Так что дальше они двинулись на улицу Ленина, где им повезло наткнуться на завуча из школы Ирину Васильевну. Вовремя её, заметив, приятели быстро свернули в один дворов, куда по счастливому совпадению направлялась и завуч. Они простояли несколько минут за углом, пережидая пока учительница не зайдёт в подъезд, ибо встречаться им с ней особенно пропустившему линейку Кистенёву было, мягко говоря, нежелательно.

Зато после этого в третьем магазине около перекрёстка Ленина и Воскресенской, не далеко от дома Семелесова, они были как никогда близки к своей цели. Когда продавец, мужчина средних лет с бородкой и собранными в хвост волосами, начал перечислять возможных зверей для охоты и услышал, что пули нужны серебряные, то абсолютно спокойно спросил:

— А, вам на оборотня. Не повезло вам, молодые люди, только сегодня заходил один человек и забрал всё что оставалось. Ну, ничего вы знаете, где поищите… Эмм-м-м, да, а их и нигде не найдёшь.

Кистенёв так и не понял: был ли это розыгрыш или продавец говорил совершенно серьёзно. До вечера, когда начинали закрываться все магазины, им удалось проверить ещё четыре адреса, но только в одном они нашли хоть какое-то понимание, а вот серебряных патронов не было, ни слуху, ни духу. Поступило логичное предложение поискать, где-нибудь на чёрном рынке, но оно так и осталось на уровне предложения, так как даже интернет не мог дать точного ответа, где этот чёрный рынок искать.

Домой Кистенёв возвращался в одиннадцатом часу вечера, когда солнце зашло и на улице постепенно стемнело. Он шёл угрюмый, засунув руки в карманы потеряв по дороге назад Семелесова, который после того как они в кафе «За углом» закусили свою неудачу, отправился ночевать к себе домой, дабы смягчить гнев как он сам говорил «милосердной матушки». Кистенёв искренне хотел, чтобы Крейтон пришёл домой раньше его самого, дабы хоть как-то были видны его тщетные попытки найти эти злосчастные серебряные пули.

Уже во дворе Василий вдруг заметил какое-то движение в кустах и непременно испугался бы, если бы не имел столь паршивого настроения. Но сейчас ему было плевать на всё. Он двинулся навстречу шуму в кустах и вскоре увидел возле вершины склона пару маленьких человеческих силуэтов, которые тут же исчезли за краем. Ничего не понимая, Кистенёв высунул руки из карманов и пошёл в сторону оврага, по мере приближения ему вдруг послышались голоса, исходившие явно со склона. Василий ринулся вперёд и, выбежав на склон, стал быстро спускаться, вниз ориентируясь на шум. Внезапно впереди он увидел несколько маленьких силуэтов, которые неожиданно ринулись на него. Кистенёв попытался затормозить, но вдруг что-то с силой ударило его по ногам, пару раз перекувыркнувшись, Василий очутился возле текущего по дну оврага ручья, на котором немного выше по течению, он впервые столкнулся с Крейтоном, с чего всё и началось.

Юноша не успел даже привстать, как вдруг почувствовал, что какая-то сила пригвоздила его руки и ноги к земле. Василий осмотрелся и с изумлением понял, что его за руки и за ноги держат несколько маленьких человечков ростом сантиметров пятьдесят-шестьдесят. По одному на каждую руку и по двое на ногу, ещё один похоже главный стоял посреди ручья, заложив руки за спину, с любопытством рассматривая Кистенёва.

— Что теперь с ним делать, шеф? — спросил хриплым голосом коротышка, державший левую ногу возле колена.

— А может ну его на хрен, скоро полночь, мы все знаем, кто выйдет на охоту, шеф, уходить надо, — произнёс державший правую руку, у которого Кистенёв отчётливо различил короткую бороду.

— Тихо, — скомандовал главный, — здесь оставаться нельзя, связываем его и тащим в логово.

И вдруг раздался громкий заливистый смех. Коротышки с удивлением одновременно посмотрели на своего пленника, обнаружив, что смеётся именно он.

— Вы редкостные идиоты, если думаете, что можете угрожать ордену, — истерически заорал Кистенёв, изображая отчаянного отморозка-фанатика. — Убивайте, убивайте твари, за мной придут тысячи, — при этом Василий постоянно мотал головой, смотря поочерёдно, то на одного то на другого человечка, отчего те поодиночке пугались, начиная переглядываться, — во славу первого знамени, слава Мантийской империи, слава Матиасу второму…

Тут вдруг Кистенёв, резко замолчав и выждав мгновение, рванулся изо всех сил. Он высвободил левую руку и с ходу врезал ею по коротышке, удерживавшему правую. Потом, работая кулаками, освободил ноги и, вскочив, бросился бежать, но что-то опять подкосило ему ноги. Он упал, достал рукой палку и врезал ей по схватившему его за ноги карлику. Василий снова смог подняться и чуть согнувшись, широко расставил руки, в одной из которых он держал, палку, приняв позу говорившую как бы: «Ну, давайте, подходите, кто смелый».

Вдруг сзади плеснулась вода, кто-то запрыгнул Кистенёву на спину и ударил ему по затылку, так что юноша припал на одно колено и локтем вслепую сбил карлика со спины, тут же ещё двое спереди ринулись на Василия и…

Раздался выстрел. Схватка тут же прекратилась, коротышки и Кистенёв расцепились и, поднимаясь, уставились в сторону склона, по которому вниз спускался человек, только что выстреливший в воздух.

— Разойтись!

Послышался суровый голос Крейтона и никогда ещё этот голос не звучал так сладко для Кистенёва.

— Что вы тут творите? — проговорил оперативник, спрыгнув к ручью, к удивлению Василия, обращаясь к коротышкам. — Какого чёрта вы на него набросились?

— Оу, оу, Мессеир, погоди, — начал оправдываться один из человечков. — Кабы мы знали, что он с тобой, мы б его пальцем не тронули.

— А если не со мной так можно значит, делать что хочешь, — рявкнул Крейтон.

— Да угомонись же ты, — вступился ещё один коротышка. — Ты лучше скажи: с документами, что мы делали, всё в порядке?

— Раз вы живы то, наверное, да. У меня как раз семь патронов осталось, — и, сказав это, мантиец поднял руку, в которой держал пистолет. — Идём отсюда, Вася.

Подхватив Кистенёва, как берут раненого за руку и на спину, Крейтон полез вместе с ним вверх по склону.

— Говорил же я тебе, дураку: не суйся ты в овраг.

— Кто это были, Мессеир?

— Это одни из моих главных информаторов, друг мой, славный народец, только к чужакам неприветливый, а так везде пролезут, везде разузнают, что надо достанут, а главное мастера на все руки, в общем, полезные союзники, я как раз в ту ночь от них возвращался.

— Ясно, — тяжелым голосом ответил Кистенёв. — И ещё, хватит постоянно говорить «друг мой», бесит.

Крейтон остановился и приподнял руку Василия на своём плече, как если бы собирался сбросить её, он посмотрел приятелю прямо в глаза.

— А ты мой враг?

— Нет.

— Правильный выбор, только в чём тогда проблема.

Когда они вышли на ровную поверхность Василий пошёл самостоятельно, хотя и слегка прихрамывая. Клементина, тихонько качаясь, сидела на качелях, заметив Крейтона с Кистенёвым, она встала и пошла к ним навстречу. Когда она подошла, Василий отчётливо почувствовал аромат её духов, с примесью вина, должно быть выпитого ею сегодня и запахом чего-то ещё особенного, женского, что Кистенёв никогда бы не смог описать.

— Я так полагаю, патроны вы с Семелесовым не достали, — не то спросил, не то констатировал очевидное Мессеир.

В ответ Василий только слабо кивнул.

— Я так и знал, Клементина, — Крейтон дал жене знак, и она достала из сумочки и передала ему три продолговатые коробки. — Вот всё приходится делать самому, тут на разные калибры, пока гуляли, я специально зашёл и купил сам.

Он передал коробки Кистенёву, тот открыл верхнюю из них, и в лунном свете блеснул серебром ряд новеньких девятимиллиметровых патронов.

— Крейтон, — протяжно окликнул его Василий, — а где ты их нашёл?

— На Ленина магазин, точнее возле перекрёстка Ленина и Воскресенской.

Глава тринадцатая. МАРШ СМЕРТНИКОВ

Не обращая внимания на яркое Солнце по улице Радиомоторной шёл паренёк лет двадцати с небольшим, одетый в старую клетчатую рубашку и поношенные джинсы. На тот момент его имя было Максим или просто Макс. Он не веселился и не грустил, но шёл, устало опустив глаза, не смотря на встречных прохожих. Лицо его выдавало напряжённые размышления о предметах явно не особо приятных для него, но едва ли вид парня вызывал жалость.

Заметив у перекрёстка старика лет восьмидесяти, Макс помог ему перейти через дорогу, после чего старик задал ему весьма странный вопрос: «Участвовал ли его дед в войне и если да, то в какой части?» причиной чему послужило то, что ветерану показалось знакомым лицо молодого человека, и, кажется, он похож на одного сослуживца. Парень ушёл от ответа и направился дальше своей дорогой, только усмехнувшись, едва ли кто из его предков мог участвовать в войнах последних трёх веков в отличие от него самого.

Он смотрел на людей, живущих обычной жизнью, довольных ею или вечно жалующихся. Боявшихся смерти как огня и стремившихся продлить жизнь любыми способами, но при этом, страшась даже мечтать о бессмертии, считая, что либо они устанут от жизни, которой при этом постоянно признавались в любви, либо будут страшиться умереть так, что больше не смогут жить. Они не думали о смерти, пока та не становилась у них на пороге и не радовались мирному небу над головой, пока не слышали гул воздушной тревоги, в чём были солидарны с парнем в клетчатой рубашке. С той лишь разницей, что он мирному небу не радовался вообще никогда.

Когда он был уже близко к своему дому то ему навстречу вышел какой-то помятый тип, к тому же явно поддатый, и пьяным голосом попросил дать на водку, но не успел парень от него отшатнуться, как тот быстро произнёс шёпотом:

— Слежка. Оранжевая кофта с капюшоном.

После этих слов мужик двинулся дальше по улице, продолжая изображать пьяного, и даже громко проклял парня за то, что тот не дал ему денег. А Макс, тем временем, украдкой осмотрелся по сторонам и заметил на другой стороне улицы другого молодого человека идущего параллельно с ним одетого как раз в оранжевую кофту.

Максим, делая вид что ничего не знает и на следующем перекрёстке перешёл через дорогу и купил в палатке маленькую бутылку питьевой воды. Кожа парня в кофте правда была бледновата, но Макс решил проверить наверняка, он поравнялся со следившим, открыв бутылку и сделав несколько глотков, как вдруг захлебнулся, согнувшись, пытаясь откашливаться, тряхнул бутылкой. Вода попала точно в лицо следившему, и вдруг тот закричал от боли. На левой стороне его лица, куда попали брызги из бутылки, кожа тут же зашипела, начав быстро обугливаться, парень сразу схватился за неё рукой и в следующее мгновение накинул капюшон, пряча лицо от Солнца.

Максим, недолго думая, столкнул вампира на проезжую часть, и в тот же самый момент заметил, как на него с разных концов улицы бросились с невероятной скоростью ещё трое парней, все как один одетые в кофты с капюшонами.

Парень ринулся от них в подворотню, и наискось пронёсся через двор панельной пятиэтажки, со скоростью на которую не способен ни один человек. Он спрятался за домом и, выхватив пистолет из-за пояса, сделал несколько выстрелов по преследователям. Те рассеялись, бросившись от выстрелов в разные стороны, уже собрав на себя взгляды всех, кто был на улице, никогда не видевших, чтобы человек мог так бежать и прыгать, но только раздались выстрелы, как воздух пронзили крики и ругань вперемешку призывами вызвать милицию.

Воспользовавшись моментом, Макс, было, бросился бежать дальше, как вдруг рядом остановилась машина, задняя дверь которой открылась, недвусмысленно намекая на предложение помощи. Парень быстро запрыгнул внутрь и очутился на сидении рядом с пожилым интеллигентного вида человеком, с аккуратной бородкой. Водитель тронул, и автомобиль резко развернулся, вскоре выехав из двора и влившись в поток других машин.

— Н-да, давненько в этом городе никто не стрелял вот так средь бела дня, да ещё серебряными патронами, — сказал старик спокойным голосом, покосившись на пистолет.

— Что за чертовщина, как они смогли выйти на Солнечный свет!

— Вы слышали про средства покрытия кожи?

— Они действуют десять-пятнадцать минут.

— Они довели время действия до часа.

— Сволочи, куда катится этот мир.

— Так и я о том же. Вы знаете кто я?

— Слышал о вас, некромант-доцент, после развала союза настрогавший себе целую армию из своих «пациентов», — последнее слово Максим говорил с усмешкой.

— Начнём с того что я не доцент, и почему когда речь заходит об учёных то все вспоминают доцентов, есть же множество других учёных степеней и должностей. Но мне польстило, что вы назвали мою скромную службу охраны армией. Вы хотите знать, что здесь происходит. Вам известно об ордене первого знамени?

— Чёрт! — выругался парень, повернувшись к окну, и тут же развернулся, чуть подавшись вперёд искоса поглядев на старика. — Мантийцы. Они уже и сюда добрались?

В ответ его собеседник кивнул головой.

— Вам знаком этот человек, — старик показал фотографию на которой был юноша лет шестнадцати в чёрном плаще, и заметив как парень отрицательно качает головой, произнёс. — Это Мессеир Крейтон, весьма одиозная личность, после своей эмиграции в наш мир, решил ни много ни мало заполучить в собственное пользование медальон Войницкого.

Парень громко рассмеялся.

— В одиночку?

— Практически.

— Достать медальон ему возможно даже удастся, убить нескольких старейшин сложно, но для обученного диверсанта, возможно, только его прибьют на следующую ночь другие члены клана, или он собирается один вырезать несколько десятков вампиров? Погодите-ка, так вся хрень, что творится в последнее время, это из-за этого первознамённика.

— У него есть свой план, и да, это было бы безумием действуй он и вправду в одиночку, но у него есть друзья, например я а ещё есть враги его врагов, то есть ваших собратьев, вы меня понимаете.

— А вам какой резон в этом участвовать? Он обещал поделиться медальоном?

— Как вам объяснить? У меня есть, как вы это назвали, армия, но нет войны, а содержать «солдат» мне всё равно приходится, пора бы пустить их в дело, да и немного почистить город не помешало бы.

Тем временем машина выехала на мост через Курцевский овраг, парень, заметив это, резко насторожился.

— Вы обладаете поистине редким даром, способностью находится на Солнце…

— С каких пор отсутствие проклятия стало даром?

— Вы понимаете, о чём я. Ваши собратья бояться вас и небезосновательно, это необходимо использовать.

Старик достал и протянул парню длинную маленькую бумажку, похожую на магазинный чек.

— Это билет до Демьянова завода, сегодня в полседьмого.

— И что мне там делать?

— То, что вы любите больше всего: воевать.

А в это самое время по улице Воскресенской бодрым шагом шла троица подростков, по виду старшеклассников. Юноша, который шёл посередине был одет в длинный чёрный плащ. Вдоль тротуара, по которому они шли, со стороны проезжей части тянулась ограниченная бордюрами полоса голой земли, на которой посаженные через одинаковое расстояние росли деревья, отбрасывавшие тень на дорожку, побеленные у основания, так что нижний метр ствола представлял собой белый цилиндр, резко переходивший на высоте чуть больше метра в обычное дерево, обёрнутое тёмной корой. По другую сторону, словно санитарная зона, перед домами располагалось пространство покрытое травой, и растущими там молодыми деревцами, вперемешку с кустами скрывавших своими верхушками окна первых этажей, и где иногда в не особо людное время справляли нужду подростки и люди постарше, когда не хотелось терпеть.

Впереди показался перекрёсток, перед которым из-за временного деревянного заборчика виднелась строящаяся коробка кирпичного здания. Когда юноши уже подходили к проходу под навесом вдоль забора, Кистенёв вдруг заметил, как Мессеир подозрительно поглядывает на ту сторону улицы, и несколько раз как бы невзначай обернулся, посмотрев назад. Вдруг Крейтон остановился и, повернувшись в сторону подворотню, рядом с которой они находились, тихо скомандовал идти за ним.

Они вошли во двор ограниченный с трёх сторон серыми панельными домами и строящимся домом с четвёртой. На площадке посередине двора гоняла мяч детвора, и несколько женщин рядом присматривали за ними, о чём-то оживлённо беседуя. Крейтон обернулся назад, то же самое машинально сделали Кистенёв с Семелесовым. Во двор с той же стороны что и они во двор, вошли трое молодых парней в кофтах с капюшонами, с бледной кожей, все одинаково смотрели в землю, держа приличную дистанцию между собой, словно они друг с другом не знакомы.

— Всё-таки они, — шёпотом произнёс Крейтон, и ускорив шаг шёпотом же скомандовал. — За мной.

К двери в подъезд одного из домов подходила девушка, в джинсовой куртке, неся в руках чёрную кожаную сумку, на ходу выбирая на брелке нужный ключ. В её сторону Крейтон и направился. Возле соседнего подъезда располагалась весёлая компания молодых людей, один из парней обнимавший сзади светловолосую девушку с бутылкой пива в руке, заметил Мессеира и кивнул в его сторону, так что остальные тоже посмотрели на него, скрытно засмеявшись, по-видимому, над его плащом.

Когда дверь уже начала медленно закрываться Крейтон схватил её и прошёл вовнутрь, а за ним и его друзья. Девушка встала на середине лестничного пролёта, будто ожидая их, и крикнула сердитым голосом:

— А ну убирайтесь отсюда, вам шляться негде.

— Боюсь в данном случае вы наша последняя надежда, — произнёс Крейтон, доставая пистолет. — Только без шума, это вопрос жизни и смерти.

— Мальчики, не надо… вы что… у меня парень есть.

— Не бойтесь, юная леди, на каком этаже вы живёте.

— На… на четвёртом, — ответила она, стоя с удивлённым лицом, не понимая, что происходит, примерно с теми же лицами стояли и Кистенёв с Семелесовым, за спиной у своего товарища.

— Хорошо вы поднимаетесь первой, мы следом за вами, ну же идите.

Девушка слабо кивнула и пошла вверх по лестнице, постоянно оглядываясь назад.

— Какого чёрта Крейтон? — спросил Кистенёв, когда они миновали первый пролёт.

— Ты видел трёх парней в кофтах, вошли во двор вслед за нами, — ответил Мессеир, не снижая скорости.

— Ну.

— По нашу душу пришли.

— Твою мать, — послышался негромкий возглас Семелесова, замыкавшего цепочку.

Они поднялись на четвёртый этаж, девушка встала напротив одной из дверей, не шевелясь, словно ожидая команды.

— Открывай, — Крейтон кивнул на дверь, держа пистолет наготове.

Она испуганно посмотрела на него и послушно открыла дверь. Сама вошла первой, вслед за ней в квартиру заскочили и заговорщики.

— Света? — послышался удивлённый голос молодого человека, стоявшего внутри в одних шортах, испуганно смотрящего на свою девушку и компанию вошедшую вместе. — Парни вы чего?

— Пожалуйста, у нас нечего брать… — жалобным голосом начала девушка, едва дрожа от страха.

— Успокойтесь, — скомандовал Мессеир, проходя внутрь дома.

Тут вдруг дверь из ванной открылась и оттуда вышла ещё одна девушка, обернувшаяся банным полотенцем.

— Света? — удивилась она, и, увидев ребят, произнесла испуганно. — А вы кто?

Заметив её Светлана, обомлела, и испуг тут же исчез, как не бывало. Сумка выпала у неё из рук.

— Юля? — произнесла она одновременно удивлённо и рассержено. — Ах ты дрянь…

Она бросилась на вторую девушку, видом словно хотела разорвать ту на куски, словно и, забыв её о трёх парнях с пистолетами в доме, но Семелесов быстро схватил её и вместе с Кистенёвым оттащил назад в прихожую.

— Ещё раз говорю: всем вести себя тихо, — спокойным, но властным голосом проговорил Крейтон, возвращаясь назад. — Потом можете хоть поубивать друга, а сейчас сели у стены руки за голову, для вашей же безопасности. И молчите, именем светлого престола, молчите, прошу вас.

Троица прошла села у стены, куда указал Мессеир. Светлана, удостоив побледневшего парня презрительным взглядом, отсела от них двоих на приличное расстояние, расположившись почти у самой двери.

— Да объясни ты толком, что происходит? — спросил Семелесов, вышедший из прихожей держа в руке пистолет.

— Здесь мы пока в безопасности, вампир не может войти в жилище смертного без приглашения.

— Так это были они, — рассержено произнёс Кистенёв.

— А кто, по-твоему.

— Подожди, подожди, — проговорил Семелесов, делая останавливающий жест рукой. — Но ведь солнечный свет для них свет для них смертелен.

Крейтон покачал головой.

— У них есть способы, в основном ненадёжные, кратковременные, но есть.

Сидящие у стены, тем временем, смотрели на парней, едва не раскрывая ртов, пытаясь понять: сумасшедшие перед ними или всё-таки нет.

— Чёрт, — выругался Василий, присаживаясь на край стоявшей в комнате кровати. — Сколько их там хотя бы.

— Трое, — ответил Крейтон, смотря в окно, чуть отодвинув занавеску. — Двое уже вошли, один остался сторожить дверь.

В квартире повисла тишина. Крейтон с напряжённым лицом прошёл от окна, и тихим голосом распорядился.

— Кистенёв следи за этими, — он кивнул на парня и двух девушек сидевших на полу. — Семелесов посмотри в глазок.

Алексей пошёл к входной двери и вскоре послышался его голос.

— Кто-то поднимается. Похоже это они, да точно.

— Твою ж мать, — воскликнул Крейтон отвернувшись в сторону, словно не хотел чтобы кто-то увидел его лицо. — Вы двое остаётесь здесь и когда услышите звон разбитого стекла, считаете до четырёх, открываете дверь и расстреливаете их из квартиры, и не выходите за порог, пока они не перестанут дёргаться.

— Звон стекла? — изумился Кистенёв. — Куда ты собрался?

— Это за беспокойство и разбитое окно, — произнёс Крейтон, бросая две тысячные купюры на кровать.

В дверь ударили. Мантиец схватил свободной рукой табуретку, держа во второй руке пистолет. Разбежавшись, он бросил табуретку в окно и следом влетел на подоконник, схватив пистолет обеими руками. Затем он, не замедляясь, вылетел в разбитое окно и в тот же момент сделал два выстрела по вампиру, стоявшему внизу на асфальтовой дорожке. Крейтон влетел прямо на сук растущего под окном дерева, перевалился через него, сделав кувырок, ухватился за ветку внизу и чуть в стороне. Ветка не выдержала веса и прогнулась, так что рука Мессеира соскользнула и он, получив листвой по лицу, упал на ещё одну ветку внизу. Та сразу обломилась, и Крейтон рухнул на козырёк над дверью в подъезд, и, успев выставить вперёд ноги, соскользнул на землю, распластался на клумбе возле лежащих на земле покрышек, служивших горшками для цветов.

Как только прозвучали выстрелы, матери тут же похватали своих детей на площадке и бросились с ними врассыпную, прочь от подъезда, около которого упал Крейтон. Компания, сидевшая неподалёку рассыпалась, одни побежали быстро другие замешкались, ошарашено смотря на упавшего с четвёртого этажа чувака. Вскоре изнутри дома послышались ещё выстрелы, и через несколько секунд металлическая дверь распахнулась и на крыльцо, схватившись за окровавленный бок, вылетел ещё один упырь и тут же рухнул как подкошенный, после выстрела Мессеира.

Парень пролетел вперёд, проехавшись по асфальту. Крейтон привстал и прихрамывая заковылял к нему выстрелив ещё два раза, потом пригнувшись за шиворот приподнял израненного вампира:

— Кто вы, откуда, где находится центр?

Но было поздно, как только солнце осветило сторону лица, которая проехалась по асфальту, она тут же задымилась и кожа быстро стала разрушаться, обнажая тлеющие мышцы, так что единственным звуком который парень издал в ответ был только истошный крик боли. Крейтон поднялся и, выхватив из ножен один из клинков и наотмашь, рубанул по шее вампира, нанося удар милосердия. Голова отпала от тела и, упав на землю, откатилась в сторону, продолжая разрушаться на солнце.

Мессеир тем временем переступил через труп и всадил со спину пулю в сердце вампиру, остававшемуся на улице и теперь, пытавшемуся встать с асфальта возле припаркованных у бордюра Жигулей. Крейтон подошёл к его телу и присел рядом корточки. Из подъезда в этот момент выбежали Кистенёв и Семелесов, тут же направившись к своему товарищу.

— Вы убили третьего? — спросил мантиец, не поворачиваясь.

— Так точно, — крикнул Семелесов. — Всадили четыре пули и контрольный в голову.

— Им контрольный нужно делать в сердце.

— Не бойся, он всё равно весь дымиться начал, думаю, один пепел уже остался.

Крейтон провёл двумя пальцами по лицу убитого, и на их кончиках осталась вязкая субстанция похожая на мазь, а место, по которому он провёл, задымилось и начало тлеть.

— Что это? — удивлённо спросил Кистенёв.

— Крем от загара. Нужно уходить отсюда, — скомандовал Крейтон, поднимаясь.

Не теряя времени, юноши покинули двор и, миновав несколько таких же, пересекли узкую улочку и встали где-то в подворотне, пытаясь отдышаться.

— Ты сам-то как? Цел? — спросил Семелесов прислонившись к стене дома.

— Вроде живой, — ответил Крейтон. — Только грудь побаливает, ещё после того как в гаражах врезали.

— Да, Мессеир, ты просто красавец, — усмехнулся Кистенёв. — Настоящий прыжок веры.

— Это точно, — подтвердил Алексей.

Тут вдруг у него зазвонил телефон, Семелесов достал его, взглянув на экран, произнёс:

— Посмотрите-ка, легка на помине. Найдёнова звонит.

— Ответь ей, — посоветовал Мессеир.

Семелесов приложил телефон к уху отошёл в сторону, словно не хотел чтобы его слышали. По обрывкам фраз не было понятно ничего, одни «Ясно» «Да» и «Хорошо». Только по лицу было видно, что предмет разговора его явно удивил. Окончив разговор, он вернулся к друзьям, пытаясь переварить в голове, что только что произошло.

— Вы представляете, она меня к себе домой зовёт, говорит, что должна со мной срочно поговорить и разговор не телефонный.

— Ловушка? — сразу спросил Кистенёв, поглядев на Крейтона.

— Скорее всего, — ответил тот. — Похоже, друзья её парня решили выйти на нас через неё.

— Зачем им посылать к нам этих трёх и одновременно устраивать ловушку дома у Найдёновой?

— Не знаю. Ты видел, кого они послали, пушечное мясо, новообращённые, на них даже колец клановых не было, они нас видно использовали как экзамен: убьёте этих троих — примем в клан. Упыри не принимают нас всерьёз. Это паршиво.

— Так что нам теперь делать? — произнёс Семелесов, с ожиданием смотря на Крейтона, потом, усмехнувшись, добавил, покачав головой. — А ведь неделю назад я бы дорого отдал за подобный звонок, как быстро всё меняется.

— Ну что поделать, раз дама просит: порядочный джентльмен просто не может это проигнорировать.

— Ты же сам сказал, что это ловушка.

— Вот именно, а это значит, что там нас, скорее всего, ожидает ещё пара-тройка кровопийц, которых мы и накроем.

— Ты спятил, что ли, — буркнул Кистенёв и с искажённым досадой лицом прошёлся чуть в сторону и обратно. — Тебе что мало на сегодня. Ты понимаешь, что нас там могли убить, убить и высосать кровь, чёрт побери. Мы были на волосок от смерти!

— Успокойся, — скомандовал Крейтон, он повернулся спиной, сделал два шага и, развернувшись, быстро подошёл к Василию, встав прямо перед ним. — Разумеется, друг мой, разумеется. И я тебе открою страшную тайну, мы всегда находимся на волосок от гибели, мы каждый день рискуем, мы и все эти люди вокруг. Что угодно: автокатастрофа, взрыв бытового газа, падение метеорита, тепловая смерть вселенной, мать её! Мы все рискуем, кто-то больше кто-то меньше только это всё равно относительно. Ты можешь умереть каждый раз, когда переходишь дорогу, разве не так. Каждый год на дорогах гибнет миллион двести тысяч, больше чем полегло в Сталинграде, да я изучал вашу историю. Самое кровопролитное сражение в вашей истории, каждый год в мирное время. Так что к чему бояться, умирают все, а вот живут по-настоящему немногие. Как узнать, что спишь, если не можешь проснуться, как узнать, что живёшь если не можешь умереть. Если не хочешь так и скажи я тебя насильно держать, не намерен, ты нам так только помешаешь, условия прежние: сдаёшь оружие и забываешь о нашей встрече, я с Клементиной съеду из твоей квартиры уже сегодня, дальше мы будем действовать вдвоём с Семелесовым…

— Алексей, — Кистенёв выжидающе посмотрел на друга.

— Он прав, Вася, лучше умереть стоя.

— И какого хрена я здесь с вами делаю.

— Только если вернёшься обратно, то в случае чего ты вряд ли услышишь выстрел воздух мой голос приказывающий разойтись. Да и не вернёшься ты, куда тебе. Школа, ЕГЭ, институт, работа, получать на хрен не нужные тебе знания, чтобы поступить на работу, которая никому кроме тебя и не нужна будет. Или я не прав, или ты, может быть, хочешь стать врачом, шахтёром, хлебопашцем, рабочим на заводе, учёным, в конце концов. Может быть, это ты выведешь человечество в новую эру, эру шестого айфона.

Кистенёв только оскалившись, искоса смотрел на Мессеира, а тот продолжал.

— Кому ты там нужен, Вася, разве что кроме отца твоего. Кто кроме него будет о тебе плакать на похоронах? Ты не думал?

— А здесь-то я кому нужен?

— Здесь? Да хотя бы нам с Алексеем, уговаривал бы я тебя иначе так долго. И что самое главное, ты хоть понимаешь, что упырей всё равно резать надо. Ты понимаешь, что пристрелив одного из них, мы спасаем десятки, сотни людей, просто возвращая очередного мертвеца в его естественное состояние. Брось, Кистенёв, неужели никогда в своей никчёмной кэжуальной жизни ты никогда не жалел что ни разу тебе не встретился тонущей человек, ребёнок в горящем доме, женщина, на которую напали, хоть кто-то кого можно было бы спасти, хотя бы малейшая возможность совершить подвиг. Иди с нами Кистенёв, живи сегодняшним днём и не ломай комедии.

— Сволочь ты, Крейтон, — ответил Василий, весело улыбнувшись и покачав головой.

— А я этого никогда не скрывал, и только не говори, что вас я не предупреждал, — ответил Мессеир, и, посмотрев на Семелесова спросил. — Далеко отсюда живёт эта Найдёнова.

— Здесь близко, несколько кварталов в ту сторону.

— Покажешь дорогу?

— Конечно.

— Сущее безумие, — констатировал Кистенёв.

— Господь милосерден, — со вздохом произнёс Семелесов. — Правое дело ведь делаем.

— Вперёд, друзья мои, — начал Крейтон, — сегодня эти гады поймут, что загремел гром, и что нужно собраться вместе, чтобы позволить нам нанести удар. И запомните, пока мы будем их накрывать, я за главного, сами знаете почему, действуем быстро, действуем дерзко.

— И нам ли под надзором век коротать… — как бы себе под нос нараспев произнёс Семелесов.

Они шли минут пятнадцать и это были самые необыкновенные минуты в жизни Кистенёва. Он много слышал о том, что человек может предчувствовать свою смерть, и теперь знал точно: его час пробил. Василий понимал как-то подсознательно, что совершил ошибку, пойдя с Крейтоном, понимал, что там их всех и положат и поражаясь всей абсурдности радовался этому, ибо теперь чувствовал себя человеком потому что Erare Humanum Est. Он шёл по улице смотря на всё словно в последний раз, словно прощался с этим, с пыльными улицами с потоками машин, с троллейбусами цепляющимися мачтами за провода, постоянно щёлкающими при езде, с крашеными жёлтыми лавочками в сквере, где они проходили, и памятником стоящим там, в центре, Кистенёв всё время забывал кому.

Когда они подошли к дому Найдёновой, Кистенёв шёл, как в угаре с трудом пытаясь думать.

— Её окна на эту сторону? — спросил Крейтон Семелесова.

— Не знаю.

— На ту, — вставил Кистенёв, тяжело дыша.

— Отлично. Они, скорее всего, ждут одного Семелесова и без оружия, незачем разочаровывать их раньше времени.

Кистенёву на это было уже плевать, он даже усмехнулся в душе над Крейтоном, словно тот ещё не знал, что операция провалиться и жить им осталось несколько минут, а он Кистенёв знал. Гудки домофона ударили по ушам, потом, наконец, они прекратились, и послышался искажённый механизмом голос Веры, как-то бесстрастно и ровно спросивший: «Кто это?». Почему-то тогда Кистенёву показалось что именно таким голосом должен отвечать человек, в доме которого засада, пытаясь играть непосредственность, имея весьма скромные актёрские навыки.

Крейтон давал указание шёпотом, когда они уже поднимались по лестнице, все кроме Семелесова держали пистолеты в руках.

— Ты встаёшь на пролёте сверху, стреляешь после меня, если они войдут со мной в рукопашною, не жалей клади всех, — обращался Мессеир к Кистенёву. — Твоя задача, Семелесов, позвонить в дверь и как только её откроют, уходи быстро в сторону, можешь хоть кубарем вниз по лестнице лететь. На этот раз действуем в помещении, так что бьём сразу и наверняка.

Когда они вышли на лестничную площадку, где находилась квартира Найдёновой, никто не говорил ни слова. Мессеир знаками показал, где встать своим друзьям, а сам расположился рядом с дверью, держа в поднятой руке пистолет. Семелесов позвонил в дверной звонок и отошёл на два шага назад, посмотрев на пролёт вниз, как бы прицеливаясь, куда ему сейчас нужно будет лететь кубарем. Хотя Кистенёв на подсознательном уровне был уверен, что всё это тщетно.

За дверью послышались шаги, но открыли не сразу, это ещё больше уверило Василия в том, что засада и вправду есть, и Вера мешкает, потому что перед тем как открыть она была о чём-то проинструктирована в последний раз.

Наконец дверь открылась. Как только Семелесов заглянул внутрь, то неожиданно для всех вскрикнул: «Какого чёрта!» что едва ли было уместно в нынешней ситуации. Но он был уже настроен на то что говорил ему Крейтон и одновременно с этим криком будто какая-то сила столкнула Алексея вниз, он, перелетая через несколько ступеней за раз, оттолкнувшись, наверное, только дважды, пролетел вниз и впечатался в стенку на лестничной площадке внизу.

И как всегда всё начинало идти не по плану.

Спустя мгновение из открытой двери с криком: «А ну стой!» выскочил человек в милицейской форме. В тот момент Кистенёв вряд ли мог сообразить, что произошло, но крик Мессеира: «Отставить!» он понял сразу, поднял пистолет дулом кверху.

Едва только милиционер выскочил на площадку, бросившись за Семелесовым, а его напарник ещё оставался внутри, как одновременно прокричав приказ Кистенёву, Крейтон бросился из-за угла, перекладывая пистолет в левую руку, и точным ударом сзади по ноге подкосил первого милиционера. Не дав ему упасть, Мессеир схватил его и притянул к себе, обхватив за шею левой рукой державшей пистолет, прикрывшись, милиционером как живым щитом, и в тот же миг он схватил его правую руку, сжимавшую табельное оружие, направил его на ногу милиционера шедшего следом и выстрелил. Тот вскрикнув схватился за ногу и тут же Крейтон врезал ему ногой в грудь, так что милиционер отлетел к противоположной двери прихожей, а через секунду на него сверху обрушилось тело его товарища, чей-то сильный удар выбил из руки пистолет.

— Кистенёв, забери пистолет, — скомандовал Крейтон, откидывая ногой его на середину лестничной клетки, одной ногой уже стоя в квартире, и готовясь закрывать дверь. — Семелесов, поднимайся сюда.

Кистенёв быстро спустился вниз, на ходу подняв ствол с плитки. Вдруг одна из соседних дверей отворилась и оттуда выглянула женщина, видно услышавшая шум выстрела.

— Кто вы таки…

— Работают органы, — уверенно произнёс Крейтон на мгновение, сверкнув перед ней удостоверением, выхваченным у одного из милиционеров. — Вернитесь в свою квартиру, потом может понадобиться ваша помощь как понятой.

Неизвестно что больше подействовало на женщину, удостоверение в руке юноши, которое она толком не успела рассмотреть или пистолеты в другой его руке и в руках двух его товарищей, но так или иначе дверь она закрыла.

Тем временем заговорщики все забежали в квартиру, и Крейтон закрыл дверь. По его знаку, первый милиционер схватил своего раненого напарника, и потащил его дальше в комнату, оставляя на полу кровавый след.

— Нет… Как вы! — послышался крик ужаса из гостиной.

Вера, одетая в свободную белую майку и лёгкие чёрные штаны, увидев, что произошло, кинулась к стоявшей в той же комнате женщине средних лет, с не длинными, но и не особо короткими волосами каштанового цвета. Она тут же прижала девушку к себе, испуганно глядя на вошедших в квартиру юношей.

В след за милиционерами в гостиную вошёл Крейтон, держа в согнутой руке пистолет, вслед за ним вошёл Семелесов сев в стоявшее около двери кресло. А с другой стороны от Мессеира встал Кистенёв.

Крейтон оглядел комнату. Посмотрел на милиционеров, на женщину и девушку.

— Кто вы такие? — с ужасом в голосе спросила женщина.

Тут Крейтон, опустив пистолет, неожиданно стал кричать со злостью, на которую едва ли способен обычный человек: «Да твою же ж мать, сволочи, сукины дети…» и несколько раз с силой ударил ногой по ни в чём не повинному креслу, на котором сидел Семелесов. Он ещё ходил из стороны в сторону, когда Алексей спокойным голосом произнёс:

— Здравствуйте, Ольга Викторовна.

И стоявший в углу Кистенёв, которого уже била крупная дрожь как бывает после того как спадает долго державшееся напряжение, чуть дрогнувшим голосом также сказал:

— Здравствуйте, Ольга Викторовна.

— Откуда у вас оружие мальчики? — дрожащим голосом спросила женщина. — Вася ты что, тоже с ними? Кто этот человек.

— Так, парни, успокойтесь, ещё не поздно всё исправить, — успокаивающе — слащавым голосом переговорщика, произнёс милиционер со здоровой ногой, держа руки поднятыми перед собой.

— Успокоится! — прокричал Крейтон, вдруг повернувшись к нему, и, обратившись к Кистенёву с Семелесовым, скомандовал. — Не опускать оружие! Вы хотите знать, кто я такой, барышня? — обратился он к матери девушки. — Так вот, перед вами, сударыня, ваш самый страшный ночной кошмар, воплотившийся наяву, я один из тех кто приходит ночью в последний день вашей жизни, персонаж самых страшных историй на своей родине, я Мессеир Крейтон, оперативное крыло ордена Первого знамени, личная гвардия мантийского императора. А вот теперь, — он посмотрел на милиционера, — говорите кто вы?

— Что?

— Имя, фамилия, звание, должность.

— Николай Петрович Лобазин, я… участковый я здешний. Парни, я вас по-хорошему прошу, положите пистолеты или…

— Пулю я тебе между глаз сейчас положу, — произнёс Крейтон и, повернувшись к своим друзьям, сказал, покачав головой. — Нет, вы посмотрите на этих красавчиков, они посылают брать нас даже не оперов, а несчастных участковых.

— Ему наверно в больницу надо, — произнёс Кистенёв, кивнув на лежавшего опершись спиной на шкаф милиционера.

— Артерия не задета, — уверенно ответил Крейтон.

— Ты-то откуда знаешь умник, — зло бросил раненый.

— Идиот. Задень я артерию тут бы такой фонтан бил, — на этот раз уже тише, но всё равно угрожающе сказал Мессеир.

— Лёша, пожалуйста, не надо, я схожу с тобой на свидание, только скажи им убрать оружие, — послышался дрожащий голос Веры.

— На время операции он командир, — Семелесов кивнул на расхаживавшего рядом Крейтона. — Все вопросы к нему.

Мессеир остановился и, встав вполоборота, посмотрел девушке прямо в глаза, и тихим ровным, и оттого ещё более жутким голосом произнёс.

— Всё-таки нужно было тебя там пристрелить за гаражами, как предавшую человеческий род. Неужели у тебя даже ума не хватило позвать дружков своего упыря.

— Не называй его так, — вдруг вскрикнула она, подавшись вперёд.

— Молчи, молчи чёрт подери и сойдёшь за умную, может быть. Как мне по-твоему его ещё называть, он людскую кровь пил. Знать бы что здесь обычные синерубашечники… Взял бы с собой Снежинку, один укус и работы вполовину меньше.

Крейтон стал посередине комнаты, чуть наклонив голову и направив дуло пистолета вниз.

— Куда вы полезли, дураки. Вы понимаете, кто я? Я убивал анархистов в Кальтероне, вампиров в Анекресине и оборотней в Сонермеле, и всюду и везде мы убирали как надоедливых мух: местную братву, решившую, что она там хозяйничает, таких как вы — полицейских, лезущих, куда не надо. Именем светлого престола, вас всего лишь двое, у нас даже было численное преимущество, на что вы рассчитывали? Против меня с десятью товарищами бросили батальон кархейской гвардии, они месяц гоняли нас по болотам, потеряли полсотни человек и вернулись ни с чем. Тогда дюжина человек прижала нас троих отбившихся от отряда: меня, мой верный пистолет, и моё чертовское желание не сдохнуть в той грязи. Никто из тех островитян того боя не пережил. Чем вы нас собирались напугать? Нам плевать на ваши тюрьмы, на ваши законы, это всё осталось там как говорит мой друг Семелесов за тропиком Козерога, мы смертники, мы можем умереть завтра, а можем через тысячу лет. У вас есть жена? — обратился Мессеир к милиционеру.

— Да.

— Когда вы от неё сегодня уходили вы её поцеловали на прощанье, так словно больше никогда не увидите, обняли её, сказали что любите?

В ответ мужчина только непонимающе смотрел на мантийца.

— Нет? А зря, типичная ошибка. Я всегда целовал свою, когда уходил утром, даже когда она спит, и смотрел на неё так, как будто больше никогда её не увижу и сколько же я раз был к этому близок, как, например, сегодня. А вы совершили страшную ошибку, когда полезли в наш мир. Думали отличиться, обезвредить банду малолеток, оформить и получить премию, а то и повышение. Только вот за тропиком Козерога, размен идёт только равноценный, и если хочешь забрать жизнь человека, то должен знать, что ставишь на кон свою, с той же вероятностью. Тут все на ножах. А вы возвращайтесь-ка в свой маленький уютный мирок, и гоняйте по дворам хулиганов, и не лезьте нам под руку.

Крейтон закончил, повисла жутковатая тишина.

— Что нам теперь с ними делать, Мессеир? — спросил Кистенёв.

— Чего тут неясного, — ответил Крейтон. — Всех в расход, тела сжечь. Шучу. Уходим отсюда, только время потеряли.

После этих слов он развернулся, и направился к выходу, так что край его плаща чуть взметнулся. Кистенёв медленно вышел вслед за ним. Вера, дрожа, сделала шаг вперёд и рухнула на колени.

— Я ненавижу тебя, Лёша, ненавижу, — произнесла она дрожащим голосом.

— Теперь это взаимно, — ответил Семелесов, поднявшись с кресла и встав у двери, потом, сделав два шага, снова повернулся к ней и добавил. — Ну, теперь хотя бы не презираешь как раньше, а ненависть чувство благородное.

После этих слов он вышел вслед за остальными и догнал их на лестнице. Когда они вышли на улицу, Семелесов чуть замедлился и Крейтон с Кистенёвым остановились, оглянувшись на него. Он поднял глаза к небу и несколько раз глубоко вздохнул.

— Она ведь не была такой. Она всегда была хорошей, весёлая, умная, иногда вела себя конечно как дура, но с кем не бывает, воспитанная, знаете, всегда такая приличная, казалось даже старомодная, за это она мне и нравилось. Меня она всегда презирала, и я её не виню, я приложил для этого все усилия, а теперь, ходили слухи, что у неё есть парень старше её, но чтобы всё так. Как всё странно выглядит с этой стороны тропика. Почему она, я не понимаю…

— Идём отсюда, Алексей, — дружеским, но строгим голосом сказал Крейтон. — Лучше сейчас уйти отсюда.

И они ушли, не говоря не слова всю дорогу, только когда подходили к дому Кистенёва, произошло ещё одно событие, возможно даже более важное, чем все остальные в тот день. Когда они вошли во двор, то Крейтон вдруг остановился как вкопанный, друзья остановились вместе с ним, они заметили, что Мессеир смотрит вперёд на человека, сидящего на скамейке возле детской площадки. Тот видимо тоже заметил Крейтона и, подозвав одного из игравших невдалеке мальчишек, что-то потянул ему и тот быстро побежал навстречу юношам, а мужчина встал со скамейки и пошёл прочь.

Когда мальчик подбежал к ним он протянул Мессеиру, свёрнутый листок бумажки и сказал:

— Это попросил передать вам тот дядя, и ещё, чтобы я сказал вам «Не верь красавица».

Мальчик побежал обратно к своим друзьям а Крейтон нахмурившись, развернул листок и, пройдя чуть вперёд, чтобы Кистенёв с Семелесовым не смогли прочитать написанное, стал внимательно изучать содержимое, потом попросил у Василия зажигалку и поджёг бумагу, ждав пока она сгорит и оставив только маленький уголочек за который держался пальцами. Не сказав ни слова, он пошёл дальше к подъезду.

Когда они пришли домой, то, по своему обыкновению, вставшая недавно, Клементина стояла на кухне, возле плиты, на которой ещё что-то варилось в кастрюле, встав рядом опершись спиной на край стойки, читая книгу, ту же самую с которой её вчера видел Кистенёв.

— Почему вы так поздно, — спросила она, не поднимая глаз от книги, когда троица вышла из прихожей. — Непривычно просыпаться одной в этой квартире.

— Был весёлый денёк, — ответил за всех Крейтон.

— Когда он последний раз у тебя был скучным, — проговорила она себе под нос и, захлопнув книгу, пошла в гостиную, где положила её передней обложкой вниз, будто боясь, что кто-то узнает название.

— А что это у тебя варится, борщ что ли? — спросил Семелесов принюхиваясь.

— О, друг мой, — начал Крейтон голосом рекламного агента, — сегодня, судя по запаху, вам посчастливится отведать одно из величайших достижений нашего народа стоящее в одном ряду тяжёлыми аэростатами жёсткой конструкции, к сожалению, на ваш язык название этого чуда мантийской кулинарии не перевели, а по-мантийски нам говорить, увы, нельзя в этом мире, но что вам даст название…

— Можете рассаживаться, уже почти готово, — произнесла девушка, возвращаясь на кухню.

— Не знал, что ты умеешь готовить, — сказал Кистенёв, садясь за стол.

— Тише, — шепнул ему Крейтон. — Как приличная мантийская женщина она может принять это за оскорбление.

— Только не принимай всё, что он говорит всерьёз, — послышался голос Клементины со стороны плиты.

— Ну, конечно же, она умеет готовить, — произнёс Мессеир. — А иначе, женился бы я на ней.

Она разлила по тарелкам, нечто очень сильно напоминавшее обычный суп и супом, похоже, и являвшееся, но только издававшее какой-то необычный сладковатый аромат. Клементина сняла фартук, который потом положила на колени вместо салфетки, и села за стол последней, не считая Крейтона, вставшего чтобы пододвинуть ей стул. И на что непроизвольно обратил внимание Кистенёв, Мессеир делал это как само собой разумеющееся повседневное действие, не пытаясь продемонстрировать окружающим свою галантность, а напротив поскорее желая присесть самому и приняться за похлёбку.

Василий специально сел напротив Крейтона, предоставив сомнительное для него удовольствие смотреть в разноцветные глаза девушки своему другу Семелесову, которого это, похоже, не беспокоило.

— Нашу операцию нужно будет форсировать, думаю, что уже завтра нам придётся переехать из города в вашу деревню, — произнёс Крейтон, между двумя ложками супа.

— Операцию, нужно хоть как-то назвать, — сказал Кистенёв как бы между делом.

— Я долго думал над этим, — ответил Мессеир. — На данный момент я остановился на названии: операция «Хеллфайер».

— Это почему так? — спросил Семелесов.

— Почему? — удивился Крейтон, подняв взгляд от тарелки. — По-моему это согласно вашим верованиям наши кровососущие друзья все будут там гореть после смерти.

— Допустим, но почему по-английски?

— Хлёстко звучит.

— Вот именно, — произнесла Клементина, подняв ложку, указав ей куда-то в сторону, держа за самый, кончик, в то же время, посмотрев куда-то вверх и сделав задумчивое лицо. — Название, наоборот, должно быть какое-то неприметное мирное, взятое с потолка, чтобы даже этим насмехаться над противником, например: операция «одуванчик».

Семелесов положил ложку и пристально посмотрел на девушку, и лицо его сделалось сосредоточенным, а во взгляде вскоре появилось, что-то, что словно говорило: «Не может быть. Я вас правильно понял?». В ответ Клементина посмотрела на него и хитро улыбнулась, давая знать: он всё правильно понял. И только Кистенёв и Крейтон смотрели друг на друга и ни черта не понимали.

Глава четырнадцатая. СТРЕЛЬБА В ПАРКЕ КУЛЬТУРЫ И ОТДЫХА

Когда Кистенёв просыпался на следующее утро, то с удивлением обнаружил, что впервые в жизни радуется простому факту: «Он ещё жив». Он посмотрел на часы: дело шло к полудню. Василий быстро оделся и вышел в коридор. Судя по звукам, доносившимся с кухни, кто-то уже сидел там за столом и что-то жевал или пил чай. Послышались шаги из гостиной, и Кистенёв взял на себя смелость приоткрыть дверь и заглянуть внутрь.

Крейтон в пиджаке и выпущенной из брюк рубашке, мятый край которой окаймлял низ пиджака, стоял у окна, засунув одну руку в карман. А на диване, разложенном так, что он по размерам походил на двуспальную кровать, мирно спала Клементина, подложив под голову руку. Во сне она отчего-то мило улыбалась и наконец-то Василий смог увидеть её, когда разноцветные глаза, так пугавшие его, были закрыты. Крейтон, тем временем, повернулся и, заметив Кистенёва, сделал тому знак быть потише. Он присел на край дивана, провёл рукой по волосам девушки, осторожно поцеловал её и прошептал что-то на ухо.

— Семелесов уже встал? — спросил Крейтон шёпотом, подходя к двери.

— Вроде да.

— Прекрасно.

Они обошли через коридор, чтобы не шуметь раздвигаемой перегородкой. Семелесов и вправду уже сидел на кухне и попивал чай.

— Во сколько сегодня отходит автобус до вашей деревни? — спросил Крейтон шёпотом.

— Один в три пятнадцать, другой в полшестого и есть ещё совсем поздно.

— Хорошо, тогда ты, Алексей, отправляешься на вокзал покупать нам троим билеты. Встретимся там же в три часа.

— А как же Клементина? — спросил Кистенёв, кивнув в сторону двери в гостиную.

— Она сегодня переночует в моём старом доме и приедет к нам завтра.

— Ладно.

— Сейчас вы двое идёте и собираете свои вещи. Основную массу возьмёшь, ты Семелесов, а ты, — он повернулся к Кистенёву. — Понесёшь сумку с оружием и патронами, но сначала прогуляешься со мной. А я пока пойду, разбужу жену.

Они вышли из квартиры все вместе. Сначала при выходе из дома от них отделился Семелесов и с набитой спортивной сумкой отправился в противоположную сторону, потом на перекрёстке разошлись с Клементиной. Крейтон на прощанье крепко обнял её не обращая внимания на стоявшего с ними Кистенёва и, поцеловав в лоб у самого края волос, что-то прошептал на прощанье.

После этого они вдвоём направились в сторону ближайшей остановки пятого троллейбуса, шедшего к городскому парку культуры и отдыха, куда нужно было попасть Крейтону.

— Ты ведь любишь её? — спросил Кистенёв, когда они шли по улице.

— Мне отвечать или ты как-нибудь сам сделаешь вывод?

— Почему тогда ты не хотел, чтобы она тебя нашла.

— Понимаешь ли, друг мой, если ты ещё не заметил я страшный человек. И да я люблю эту девушку, а потому совершил страшную ошибку, взяв её в жёны. Я уже одной ногой в могиле, она уже наполовину вдова. Члены ордена редко доживают до тридцати.

Они вышли на остановку. И в тот момент к ней как раз подъезжал нужный троллейбус, но когда он остановился, и Кистенёв было направился в сторону раскрывшихся дверей, Крейтон сверившись с часами, остановил его, и только порыскал взглядом по окнам, будто ища кого-то внутри. Василий, конечно, удивился, но понимая, что на то должны быть причины спрашивать ничего не стал, тихо подождав, пока троллейбус тронется и поедет дальше по улице, цепляя провода.

— Мантиец встаёт на колени в трёх случаях: перед своим императором, перед будущей женой и перед наступающим противником, когда стоит в первом ряду стрелковой цепи, — задумчиво проговорил Мессеир.

— Я не понимаю, у тебя же есть деньги, почему ты не возьмёшь её с собой, и заживёшь с ней где-нибудь подальше отсюда, и забудешь про этот проклятый медальон, — спросил Кистенёв спустя несколько минут.

— Я же говорю, оперативники ордена не живут дольше тридцати.

— Я понял это, но если не лезть на рожон.

— Дело не в этом. НСЧР.

— Что?

— Необъяснённые способности человеческого разума. Телекинез, пирокинетика, способность контролировать животных. Чтобы развить это они создали целый механизм тренировок, для перестройки работы мозга даже не понимая природы этих явлений. Только вот проблема в том, что перестроенный мозг спустя двадцать лет работы начинает разрушаться и человек постепенно превращается, сначала в конченого кретина, потом вовсе становится овощем, и, в конце концов, умирает. Так что тем солдатам ордена, кто доживает до этой чертовщины, просто сразу наносят удар милосердия, это намного гуманнее, поверь мне.

— То есть, как разрушается?

— Очень просто. Только я же говорю: мало, кто из нас до этого доживает. Оперативников ордена убить сложно, но возможно, и пытаются сделать это очень многие. Кстати, наш троллейбус подходит.

И когда они уже вошли внутрь, Мессеир своим абсолютно спокойным голосом продолжил, взявшись одной рукой за поручень над головой:

— Теперь ты понял, зачем мне нужен медальон. Возможность перехода в иные измерения без затрат энергии, при правильном использовании может дать невероятные результаты. Там мириады миров, многие из которых даже не изучены, мы можем найти там что угодно: богатство, власть или… бессмертие.

— Или наоборот смерть.

— Смерти и здесь полно.

В этот момент к ним подошла толстая пожилая женщина с кондукторской сумкой через плечо. Крейтон достал из кармана и положил ей в руку три десятки, и взяв два рубля сдачи, повернулся обратно лицом к Кистенёву, уже начавшем рыться в карманах, и произнёс:

— Да успокойся ты, в конце концов, я у тебя живу. А насчёт того, что я сказал на остановке: ты только это в голову не бери, у меня самого есть сейчас поводы для беспокойства понасущнее.

Василий, начинавший привыкать ничему не удивляться и ко всему относиться спокойно, только кивнул головой и уставился в окно троллейбуса, за которым проплывали улицы города. Ему, правда это быстро наскучило, и он обратил свой взор обратно во внутрь, став рассматривать пассажиров. Смотря прямо через плечо Крейтона он увидел в конце хвосте троллейбуса, ссутулившегося человека, одетого, как и Мессеир в длинный плащ, но при этом имевшим до смешного нелепый вид, взъерошенные волосы, смешные маленькие очочки, сползающие на нос. Он всё время куда-то оборачивался, неуклюже переминался с места на место. «Вот лошара»: только и сказал про себя Кистенёв, тяжело вздохнув. Крейтон видимо заметил куда смотрит его друг и повернув голову заметил того типа и посмотрев, и развернувшись обратно лицом к Кистенёву, вдруг слабо покивал головой.

— Ты уже его заметил, — не то спросил, не то просто отметил Мессеир. — Это тот самый субъект, из-за которого мы здесь.

— Вот он? — Кистенёв изменился в лице и удивлённо посмотрел на Крейтона.

— А ты знаешь кто это? Это Векслер Молентен, один из лучших специалистов по ядам в ордене, способен одним надрезом заставить сдать всех: хоть родных, хоть друзей, хоть собаку с кошкой. Есть у него волшебный ножичек, вымазанный тенерином, самым сильным из так называемых Хемертникских ядов. Эти яды получают из одного дерева растущего в пустынях на юге Ангельдарии. Так вот, стоит яду с его ножика попасть в кровь, и человек начинает испытывать боль столь страшную что начинают молить о смерти. Яд не смертелен, но ощущения от него воистину жуткие, оттого люди и готовы рассказать всё что знают.

— В обмен на противоядие? — спросил Кистенёв.

— Противоядия не существует.

— Но что тогда…

— Удар милосердия.

После этих слов Крейтон замолчал, ещё раз взглянул в конец троллейбуса.

— Человек он, конечно, занимательный, только есть одна проблема, слишком сильно детей любит.

— Детей? — переспросил Василий, скривив лицо, как бы морщась.

— Больной ты идиот, — выругался в ответ Мессеир, — как, впрочем, и весь ваш сбрендивший мир. Не в том смысле, о котором ты подумал. У него даже что-то вроде принципа: не может поднять руку на ребёнка, к счастью, орден детей обычно не трогает.

— А неуклюжим он специально притворяется?

— Да нет он по жизни такой, пока в схватку не вступит, там уж грация во плоти.

Тем временем за окном потянулся забор парка и скоро должна быть остановка, заметив это, Крейтон повернулся к Кистенёву и сказал:

— Сейчас я выхожу, а ты едешь дальше. Погуляешь немного по городу, где-нибудь посидишь и к трём часам придёшь на вокзал, не раньше. И не бросай, куда попало сумку, в ней Снежинка.

— Что?!

Не обращая внимания на крик Василия, Мессеир прошёл к выходу, выскочил наружу, когда двери распахнулись. На улице он огляделся по сторонам и, найдя среди вышедших из задней двери людей нужного ему субъекта, осторожно двинулся вслед за ним, в сторону входа в парк, соблюдая дистанцию.

Векслер, не останавливаясь, прошёл через главные ворота и вышел на аллею заканчивавшуюся фонтаном, от которого словно лучи расходились заасфальтированные дорожки с лавками по краям, по большей части занятыми людьми. Когда Векслер подошёл к фонтану, он присел на край каменного бортика, спиной к воде, засунув руки в карманы и, глядя куда-то вдаль, тихо запел:

— Не верь, красавица, всему что сказано, им было, встретившись в тот день тебе…

— Какой кретин додумался, — зло проговорил Мессеир, вставая рядом, неотрывно смотря в центр, откуда выбивались струи воды.

— Меня всегда успокаивал звук плещущейся воды, именно не вид, а звук, он словно напоминает тебе, что ты ещё живой. Сколько себя помню, обожал слушать фонтаны, садиться рядом закрывать глаза и слушать.

— Кто придумал перевести «Иноре атерес» на их язык, — зло произнёс Крейтон, покосившись на Молентена.

— Не слова по-мантийски, — тихо отрезал тот. — Додумался твой любимый Дененрант, между прочим.

— Врёшь.

— Так и быть, соглашусь, идея принадлежала мне, и основные работы по переводу тоже, но Дененрант тоже в этом участвовал, возьми: здесь весь перевод.

И Векслер достал из кармана свёрнутый вчетверо листок бумаги и протянул его Крейтону. Тот нехотя взял его развернул и прочитал, нахмурившись, но всё-таки положил её в карман своего плаща. Тем временем специалист по ядам встал и повернулся лицом к фонтану, не вынимая рук из карманов.

— Итак, Мессеир, что тебе сегодня снилось? — спросил он, небрежно изобразив интерес.

— Да как обычно всякая дрянь.

— Какое совпадение мне тоже. Может, пойдём, присядем в одном кафе здесь неподалёку.

— Почему бы и нет.

Они медленно пошли в сторону от фонтана по одной из дорожек, лучом отходивших в сторону.

— Зря ты тогда схлестнулся с теми горцами на площади, — тихо проговорил Векслер.

— Вам-то что за дело? Как ты вообще об этом узнал?

— Забыл, чем занимается наша организация. Так вот, один из тех парней был племянничком одного очень авторитетного человека, так что жди гостей.

— Мантийцы народ гостеприимный.

— Никто не спорит, — усмехнулся Молентен. — Это уже стало национальным видом спорта, не поверишь, но не далее как неделю назад, ваш покорный слуга вместе с твоим учителем и ещё одним из наших, дрались с несколькими горными орлами в московском метро, а чем ещё здесь развлечься.

Кафе, о котором говорил Векслер, представляло собой разровненную площадку, на которой стояла дюжина пластмассовых круглых столов, под квадратными тентами, стоящими на опорах, уходящих в центр круга, окружённых пластмассовыми белыми стульями. Крейтон присел за один из них, а его товарищ подошёл стойке и вернулся двумя вытянутыми стаканами с трубочками, и поставил их на стол.

— Как ты сюда добрался, — угрюмо спросил его Мессеир, глядя куда-то в сторону фонтана, и залитых солнцем газонов парка.

— Сначала в Москву, потом через Калугу и Орёл.

— Немалый крюк.

— Что поделать конспирация.

— Как дела на родине?

— В нашем мире? Наследный принц собирает войска, мы скоро возвращаемся домой, как только отправим последнюю партию золота. И да, кстати, ты знаешь, что Сараткой ещё держится?

— Да брось ты, — Крейтон резко повернулся и посмотрел на Векслера, — прошло уже четыре месяца.

— Немлер при смерти, теперь там всем заправляет Меттестон, он поставил под ружьё всех кого мог, от десяти до семидесяти лет, нагнал в свои эти отряды ополчения и вывел на стены города.

— Чтоб вас всех, знал бы, там и остался, — угрюмо проговорил Крейтон, повернув голову куда-то в сторону. — Но кронпринц, я так полагаю, не спешит им на помощь.

— Ты же знаешь что ещё рано. На этот раз нужно подготовиться, как следует.

— Подготовиться. К чему? Хорош наследник престола, который бросает умирать императорскую гвардию, и пытается вернуть страну с толпой наёмников и отребья собранного со всего мира.

— Миллионной армией наёмников, прибавь к этому весь личный состав ордена.

— Где был ваш орден, когда Немлер шёл на Иссельдар, вы бросили нас тогда, почему на всю армию осталось двадцать штук первознамёнников, куда делись остальные.

— Как будто ты не знаешь.

— В том то и дело что знаю, набирали золота в других мирах для этой вашей безумной затеи. Вы хоть понимаете, что обречены, что момент уже упущен.

— Ты не прав, Мессеир. У нас там не только наёмники и отребье, есть и кадровые офицеры из императорской армии, они по большей части остались верны империи. У нас есть артиллерия, снаряды, купленные на деньги этого мира в частности. В конце концов у нас остались дирижабли, наш легендарный воздушный флот.

— У анархистов тоже теперь есть дирижабли.

— И кто ими управляет, — усмехнулся Векслер, сверкнув глазами из-под очков. — Крестьянские дети, все экипажи на нашей стороне. О чём здесь может идти речь.

— Дирижабли нужно было пускать в ход раньше, это и идиоту было понятно.

Векслер сложил руки на столе и исподлобья посмотрел на Крейтона, уставшим голосом произнеся:

— Ты ведь знаешь, я был там, на борту «Неустрашимого», я и ещё пятеро наших, они как обычно разослали оперативников ордена по дирижаблям. Ты не представляешь, что творилось на корабле, они не знали кто мы, но знали, зачем нас послали. Сам капитан приказал команде втайне вооружиться, они уже ходили на ножах, они бы просто перерезали нас, если бы пришёл приказ бомбить Иссельдар. Теперь всё по-другому, теперь это уже война, а не восстание. Так что выпьем за наш успех и за Мантийскую империю.

С этими словами Векслер поднял свой стакан, Крейтон тоже поднял свой и проговорил:

— Разве что, не чокаясь, и уж точно не этой дряни.

Сказав это, он выплеснул бурую газировку из стакана в сторону газона.

— Ты думаешь, мне нравится этот мир, — произнёс Мессеир. — Я его ненавижу, они изгадили всё, что только можно, еда с химикатами, воздух с выхлопными газами, вода с хлоркой, здесь уже не осталось ничего чистого. Пластмассовый век. Только вот куда мне возвращаться, — после этого он сделал паузу и снова посмотрел на Векслера. — Я знаю про Дененранта, орден вынес мне смертный приговор?

— Его вынес лично Дененрант, орден не стал его оспаривать.

— Это было предсказуемо.

— И всё-таки я не понимаю одного, Крейтон, там, на Савароне, как ты смог выжить.

— Так вы не поняли? — внезапно засиял Мессеир.

— Мы влили в канализацию керосина на целый воздушный флот, там не одной крысы не выжило, кроме тебя.

— Великолепно, — проговорил Крейтон, потирая ладони. — Это войдёт в учебники по разведке, но я вам не скажу пока что, подумайте сами.

— Сволочь ты, Крейтон.

— Никогда этого не отрицал.

— Мне только интересно, у тебя хоть представление о чести есть, или тебе теперь на всё плевать.

— А как насчёт тебя.

— Как говорят в этом мире: Meine Ehre heißt Treue, — ответил Молентен, и зло посмотрел в глаза собеседнику. — Ренегат.

— Волюнтарист.

В следующую же секунду они оба вскочили со своих мест, рука Крейтона оказалась тут же держащей кисть Векслера с маленьким ножичком, тот вывернулся, прорезав кончиком манишку на рукаве. Тут же они почти одновременно выхватили из ножен клинки, раздался звон металла. Взметнулся клинок Молентена, наискось перерубив белую пластмассовую стойку. Люди вокруг тотчас в ужасе повыскакивали из-за столов и бросились бежать.

Воспользовавшись мгновением, в которое на Векслера упал тент, Крейтон отскочил в сторону, схватив девочку, которая бежала к выходу увлекаемая за руку своей мамой. Мессеир обхватил её за талию и прижал к себе, одновременно выхватывая пистолет и направляя его на Векслера. Тот медленно поднялся и направил ствол своего пистолета в землю, он сделал несколько шагов, не спуская глаз с Крейтона. Все люди, гулявшие в парке неподалёку, тут же обернулись и уставились в их сторону, мать девочки что-то истошно закричала.

— Брось Мессеир, думаешь, я промахнусь с пяти метров.

— Шанс есть всегда. Я же смертник, оно того стоит? Достань патроны из обоймы.

— Крейтон!

— Достань я сказал. И брось в сторону.

С невыразимой злостью смотря на него Молентен, высыпал патроны в ладонь, отбросил словно семена, после чего выбросил и сам пистолет. Как только он это сделал, Мессеир опустил девочку на землю, и к ней тут же бросилась её мать, а сам Крейтон осторожно двинулся в сторону.

— Один из тех двенадцати кархейцев, которых я перерезал тогда на болоте, мог легко меня пристрелить, побоялся попасть в своего товарища, которым я прикрылся, хотя тот уже умирал, а ведь он этим выстрелом мог спасти их всех. Не нам двоим говорить о чести, Молентен, честь душегуба недорого стоит, — произнёс он и, перемахнув через ограду, бросился бежать по траве в сторону паркового забора.

Там он знал одно место, где не хватало вертикального прута, и при желании можно было протиснуться. Он знал, что в этот самый момент Молентен бросился за пистолетом и патронами, раскатившимися во все стороны. Вдоль забора повсюду росли деревья и кустарник. Как только Крейтон пролез на ту сторону, он очутился на небольшом склоне высотой пару метров, а впереди шла под углом маленькая пустая улочка, со старыми домами уходя вниз и в сторону, к реке видневшейся вдалеке.

Мессеир отошёл чуть в сторону и пригнулся, нацелившись на место, где находился лаз. Вскоре он увидел бегущего с той стороны к забору Векслера и выстрелил, но тот успел вовремя заметить Крейтона и отскочил в сторону, перекувыркнувшись на траве, поднимаясь, сделав выстрел.

Мессеир бросился дальше вдоль склона, развернулся, выстрелил ещё раз в ту же сторону и кинулся к толстому стволу дерева, и в тот же момент выстрел Молентена задел косо растущий на склоне, тонкий ствол рябины. Крейтон прижался к своему укрытию.

— От Дененранта, надеюсь, ты также бегать не будешь, — послышался голос Векслера, спрятавшего за одним из бетонных столбов забора.

— Пусть Дененрант приходит сам, с ним я и поговорю, — откликнулся Мессеир.

Он чуть высунулся из своего укрытия в сторону дороги, и тут же раздался выстрел сбивший кору с края дерева, и Крейтон метнулся в противоположную сторону, встав почти у самого забора, выстрелил и увидел, как Векслер упал на колени, опершись на землю рукой, второй схватившись за раненый бок, прокричав при этом что-то нечленораздельное.

Удовлетворившись этим, Крейтон соскочил со склона вниз на тротуар и, убрав пистолет, зашагал вверх по улице в сторону перекрёстка, где в проёме между старым кирпичным обшарпанным домом и деревьями у паркового забора, по идущей перпендикулярно улице, появлялись и тут же исчезали легковые машины, маршрутки и пара троллейбусов.

А Мессеир перебежал наискось пустую проезжую часть, вывернув кисть, посмотрел на место, которое задел ножик Молентена, с облегчением там обнаружив только маленькую царапину, едва повредившую кожу, через которую яд вряд ли смог бы попасть в кровь в достаточном количестве.

Крейтон сунул руки в карманы, взглянул мельком на залитое лазурью небо с призрачными перьевыми облаками, и, тихонько насвистывая, направился к автовокзалу.

Глава пятнадцатая. ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ ЛАСКАРА ДЕНЕНРАНТА

Он резко развернул топор с насаженным на него бревном и опустил на широкий пенёк, уже давно служивший для подобных целей. Раздался характерный треск и две деревяшки рухнули по обе стороны. Ласкар выпрямился и стёр пот со лба, после чего наклонился и отбросил чурки к кучке им подобных. Он был одет только в лёгкую белую майку и те же брюки что были на нём, когда он только появился в этом доме, хотя по-хорошему и майку тоже следовало бы снять при такой жаре, и надеть что-то полегче брюк. Но Дененрант при выборе одежды всегда руководствовался какими-то странными только ему одному известными принципами.

— Дядя Ласкар, дядя Ласкар. — вдруг послышался мальчишеский оклик — Там мама обед приготовила.

Дененрант отложил топор в сторону, посмотрел в сторону дома, откуда выбегал Антон в серой заплатанной рубашке.

— Уже иду, — ответил он, кладя нарубленные поленья в поленницу, и пошёл в сторону.

— А мы сегодня будем тренироваться, — спросил Антон.

— Будем, будем, — тихо ответил Дененрант, подтолкнув мальчика ладонью в спину, давая знак, чтобы он бежал вперёд. — Ты иди домой, а я сейчас приду.

После этого Ласкар положил топор на его место в сарае и пошёл умыться под стоявшим во дворе умывальником. Он набрал воду в ладони, плеснул на лицо и плечи, как вдруг услышал за спиной скрип петель калитки и металлический звон, когда она захлопнулась.

— Здравствуйте, Пётр Николаевич, — чуть хрипло произнёс Ласкар, отходя от умывальника.

— Здорово, — ответил мужчина, кидая на землю ворох олешника и подходя к гостю протягивая руку.

Дененрант на ходу пожал руку хозяину дома и уже направился мимо него в сторону двери, перекинув свою майку через плечо.

— Слушай, я с тобой вот о чём хотел поговорить.

Гость остановился и обернулся, внимательно смотря на мужчину.

— Тот паренёк, которого ты ищешь, ты всё ещё намерен это сделать?

— А у меня есть выбор, — тяжело проговорил Дененрант.

— Ну, не знаю, выбор есть всегда.

Ласкар подошёл к мужчине вплотную и пристально посмотрел тому в глаза.

— Некоторые люди не могут убить человека, есть те, кто может это сделать, а есть те, кто могут это сделать пилкой для ногтей, и этот, как вы сказали, паренёк, относится именно к третьей группе. И я не удивлюсь, если через месяц у него будет собственная армия, с которой он устроит такую баню, что все эти ваши бессмысленные и беспощадные бунты покажутся мелкими беспорядками, — он сделал паузу продолжая смотреть в глаза собеседнику. — Тут дело не во мне, мне это не доставляет никакого удовольствия, я только не хочу, чтобы из-за меня гибли люди даже после моей смерти. Не лезьте в наши дела даже не думайте об этом. Идёмте в дом, ваша жена уже приготовила обед.

Входя в дом, Дененрант снова натянул майку, проскочив в свою комнату на втором этаже, чтобы спустится к столу уже, переодевшись. Когда он вошёл столовую, семейство было уже в сборе. Прочли молитву, Ласкар не молился, а просто сидел, из уважения опустив взгляд и сложив руки в замок перед собой, ожидая, когда можно будет начать есть.

— А дядя Ласкар меня вчера от ножа защищаться учил, — заявил один из мальчиков, с гордостью смотря на родителей.

Его мать ничего не ответила, но посмотрела с недовольством на гостя, думая, что тот увлечённый едой ничего не заметит.

— Ещё никогда не видел, чтобы умение драться вредило мужчине, — как бы между делом произнёс Дененрант, потянувшись за хлебом.

— А сегодня мы будем учиться? — спросил тот же мальчик.

— А ты уже сачковать думаешь, — с показной строгостью ответил Ласкар.

Он поднял глаза и бросил взгляд на старшую дочь в семействе, её звали Оксана, как узнал на второй день пребывания в доме Ласкар. Она украдкой смотрела на него, но стоило гостю поднять глаза как тут же отвела взгляд, надеясь что он не заметит, хотя Дененрант прекрасно умел пользоваться периферическим зрением, и прекрасно всё видел.

Он был здесь уже несколько дней, не спеша уходить в город, располагавшийся отсюда всего в нескольких километрах. Мысли о Крейтоне не покидали его ни на мгновение, но, тем не менее, Ласкар не находил причин спешить и искать своего ученика как можно скорее, хотя и понимал что дело не столько в причинах сколько в желании. Он каким-то странным чувством ощущал, что сколь мало бы ему не оставалось на этом свете, этого как раз хватит на то чтобы убить Мессеира, и потому спешить нет смысла. По обрывкам новостей, Ласкар понимал, что Крейтон уже начинает свои художества и что-то явно замышляет, но по меркам ордена пока это было на уровне мелкого хулиганства.

А в этом доме ему нравилось, хотя он сам не хотел себе в этом признаваться. Семья, приютившая его жила по меркам этого мира достаточно бедно, но сам Дененрант назвал бы это «без излишеств» ибо он, как человек воспитанный орденом разделял достаток людей только на две категории «жить можно» и «жить нельзя», как истинный мантиец считая роскошь элементом праздным и даже вредным для человека. Убеждение, пошедшее ещё со времён Матиаса второго, чья ненависть к роскоши вошла в легенды. Всем было известно, но лишь немногим достоверно, что император всегда специально спал на жёстких кроватях и всего по четыре-пять часов в сутки, оставив из всего штата слуг только личную охрану и денщика.

А в этом доме для Ласкара был настоящий рай: хотя кровать его не была примером мягкости, но его хотя бы не выдёргивали из неё не свет не заря, и поесть давали всегда, дёшево, но в достатке. Работал Дененрант немного, опять же по меркам старой доброй Мантии, в основном занимаясь колкой дров и работами в огороде. Каждый день он учил мальчиков во дворе приёмам самозащиты, хотя, по сути, просто учил их драться как когда-то и Крейтона, с той лишь разницей что их он не учил убивать.

Но, по крайней мере, теперь Ласкар прекрасно понимал Мессеира, когда тот полтора года назад пришёл к нему с Клементиной и объявил что собирается взять её в жёны. Он знал, Крейтон бы подчинился любому его решению, Ласкара бывшего для него кем-то между старшим братом и отцом, но только не тогда, в тот момент он бы скорее пошёл против всего ордена, как сделал это теперь. Дененрант посмотрел на него как на идиота, вроде бы даже приложил руку к лицу, стыдливо отвернувшись, но говорить ничего не стал, только потом бросил: «В этом ты человек вольный, поступай, как знаешь».

После обеда, немного отдохнув, Ласкар вышел во двор, где его уже ждали мальчики. Они учил их на небольшой площадке на краю огорода. Едва ли можно было сказать, что дети любили его, но, то, что уважали это точно. Сегодня снова изучали, как правильно перехватывать нож, роль которого выполняла маленькая палочка сантиметров двадцать в длину.

— А вас там и на ножах учили драться, — вдруг послышался голос отца вставшего на крыльце.

— Нас там много чему учили, — ответил Дененрант, повернувшись к мужчине. — А с ножами у ордена отдельная тема.

Мужчина слегка усмехнулся, и просунув руки в карманы спустился с крыльца. Дененрант слабо улыбнулся, чуть подтолкнул стоявшего рядом Антона, чтобы тот отошел в сторону. Он чуть наклонился и выхватил из-за голенища сапога, маленький ножик, после чего занёс руку и с силой метнул его в сторону стоявшей метрах в пятнадцати от него рябины. Нож точно вошёл в тонкий ствол, продолжив вращение и остановившись, встал вертикально, рукояткой вверх.

— Ёшкин кот, — послышался не то удивлённое, не то испуганное восклицание хозяина дома.

— Оперативники ордена славны своим умением метать ножи, хотя народная молва приписывает нам и вовсе сверхчеловеческие возможности в этом деле, но тут ничего сверхъестественного нет, обычная тренировка, — голосом лектора произнёс Дененрант, медленно отходя в сторону.

Он встретился взглядом с мужчиной, тот только покачал головой, сплюнул и пошёл дальше, а мальчишки по знаку Ласкара наперегонки побежали доставать нож из рябины.

И когда Дененрант поднимался после ужина к себе в комнату на втором этаже, чтобы просто лечь и забыться солнце уже медленно опускалось навстречу горизонту. Лемевинкс заметив хозяина, тут же бросился к нему и когда тот лег, пристроился прямо на нём. Ничто в тот день не предвещало ничего дурного. Только когда за окном послышался гул мотора и за окном возле дома остановился старый «уазик» светлого цвета, Ласкар насторожился, но остался на своём месте только присев на кровати и спустив зверька на пол. Однако снизу послышались голоса и ругань, потом вскрикнула хозяйка дома, и Дененранту показалось, что она заплакала.

Ласкар засунул за пояс пистолет, и взял в руки свои два коротких клинка. Он медленно вышел за дверь и стал осторожно спускаться по лестнице, заметив у нижних ступеней сидящего сжавшись Димку, одного из младших сыновей. В большой комнате как заметил Дененрант, горел свет, и из-за края двери можно было увидеть, что там за столом сидела полная женщина, в очках и на столе перед ней была разложена папка с бумагами. Рядом прикрыв лицо руками, чуть не плача сидела хозяйка дома, её муж, которого было видно с лестницы только частично, стоял у окна, дрожа, и, вперив взгляд в пол. За спиной у толстой женщины стояли два человека в милицейской форме, первый был неподвижен, второй медленно расхаживал из стороны в сторону, осматривая дом.

А женщина с папкой всё что-то объясняла хозяевам, но до Ласкара долетали только обрывки, он только услышал, как незваная гостья произнесла безаппеляционным тоном: «Дети в таких условиях жить не могут».

Дененрант присел около Димки и как можно более голосом спросил его:

— Дима, а кто эта женщина?

— Она говорит, что здесь жить нельзя и хочет забрать нас с братиком в детдом, — тихим жалобным голоском проговорил мальчик, — а я не хочу, чтобы меня забирали, вы ведь не дадите им нас забрать, дядя Ласкар.

— Так, ясно, — произнёс Дененрант, поднимая голову, чуть приобняв мальчика.

Ласкар много слышал об этом, когда только попал в этот сошедший с ума мир. Об организации, что рыщет по домам и забирает детей, которая формально призвана, отбирать их только у плохих родителей, не выполняющих своих обязанностей, но при этом они зачастую работали слишком усердно. Хотя сам Дененрант, в любом случае считал сам факт подобных действий преступлением со стороны государства.

— Так, а вы кто такой? — послышался раздражающий скрипучий голос женщины.

Ласкар поднял глаза и увидел, что она смотрит на него, он оставил клинки у лестницы, попросив Диму постеречь их, и встал, медленно двинувшись в стороны соседней комнаты.

— Я нахожусь здесь с позволения хозяев и вас это касаться должно в последнюю очередь.

— Ясно, — произнесла на выдохе женщина, что записывая себе в бумаги. — Значит грубим.

— Там, откуда я родом родители часто пугали своих детей разными чудищами, что придут за ними, если они не будут слушаться и заберут к себе. Видно я попал в мир, где сказки оживают.

Женщина пристально посмотрела на него, потом повернулась к одному из милиционеров и кивнула тому головой, указывая на Ласкара. Тот медленно вышел из комнаты, идя навстречу мантийцу:

— Так, гражданин, вам придётся пройти с нами, — сказал он подчёркнуто сухо, будто бы сделал это только для проформы, даже не смотря на Дененранта.

Вдруг на полу мелькнула тень, сопровождаемая лёгким шуршанием, и в две секунды что-то запрыгнуло на милиционера и впилось ему когтями в лицо. Тот заорал и рухнул на колени. Его напарник, чуть замешкавшись, не понимая, что произошло, всё же потянулся к пистолету, но тут раздался выстрел, милиционер схватился за правую руку, завалившись к стене в углу медленно со стоном сползая на пол. Женщина за столом завизжала и вскочила с места, едва удержавшись на ногах и отлетела к стене выставив руки поднятыми перед собой, с ужасом посмотрев на корчащегося на полу полицейского, схватившегося руками за голову, а потом зафиксировала свой взгляд на мужчине медленно наступающем на неё, держа в согнутой руке ещё дымящийся пистолет, похожий на старый маузер. И тут он не нашла ничего лучше как крикнуть:

— Вы что себе позволяете!

Тут Ласкар вытянул вперёд левую руку, и женщина с ужасом увидела, как один из кухонных ножей сначала задрожал, а потом подлетел в воздух и устремился навстречу её глазам. Она отскочила к двери, врезавшись в дверной косяк, прижавшись к нему спиной, а нож горизонтально повис в воздухе, так что его кончик оказался всего в сантиметре от глаза женщины.

— Ты жалкое никчёмное существо и если ты сдохнешь всем станет только лучше, — произнёс спокойным голосом Ласкар.

Женщина выскользнула из-под ножа, и проскользнула к выходу, за ней выскочил и милиционер с простреленной рукой. Дененрант твёрдым шагом вышел за ними, схватив в прихожей свой плащ, на ходу накинув его на плечи. На улице работница органов опеки бросилась к уазику но, пробежав мимо палисадника, споткнулась и упала. Водитель машины тем временем вышел наружу, с удивлением смотря на происходящее. Из соседних домов начинали выходить люди, чтобы посмотреть, что такое твориться.

— Немного найдётся преступлений хуже похищения детей, — орал во весь голос Дененрант. — А вы сволочи куда хуже тех, кто крадёт детей ради выкупа, те хотя бы возвращают их родителям!

За спиной у Ласкара из дома вышел милиционер с расцарапанным когтями мангуста лицом с пистолетом в руке, он что-то попытался прокричать, видно приказать, чтобы Дененрант сдался, но не успел, Ласкар быстро развернулся, вспыхнуло прямо в воздухе пламя, и полицейский снова заорал, бросившись сбивать огонь с одежды. А Дененрант встал в нескольких метрах перед чиновницей, медленно отползавшей назад, и широким движением поднял над собой руку, в которой непостижимым образом горел огонь, пальцы которой были сложены вместе, словно дрова костра.

— И если ещё раз вы, крысоловы гамельнские, появитесь в этом доме, — громко декламировал Ласкар, — то мы придём во все ваши отделения службы опеки в этой области, и живые там будут завидовать мёртвым. Ясно!

И он взмахнул рукой, и вновь вознеслось пламя, так что занялись кусты черёмухи, рядом с палисадником пожухла трава, начиная тлеть, кое-где загораясь огоньком, и багровые всполохи осветили лицо Ласкара, отчего-то стало ещё более пугающим. Чиновница бросилась бежать к машине, а Дененрант только обвёл злобным взглядом людей, собравшихся вокруг, и свирепо закричал:

— Вы тут все в край что ли уже ополоумели, вы совсем не понимаете что творите! Озверели, оскотинились как последнее быдло, и что теперь с вами делать. Что теперь с вами делать!

Он на мгновение замолчал и тихо уже для себя произнёс: «Прав был Крейтон, здесь только резать надо».

Ласкар посмотрел назад, где перед домом стояла вся семья с детьми, и маленький Антон держал в охапке клинки Дененранта. Мантиец подошёл к ним и, не сказав ни слова, взял клинки из рук мальчика, пошёл прочь. К нему подбежала Оксана и крепко обняла, Ласкар тихонько приобнял её и тихо надавил рукой на плечо, дав знак, чтобы она отошла в сторону. Дененрант в последний раз оглянулся, прошёлся взглядом по глазам, и, изобразив для них на лице улыбку, пошёл, позвав за собой Лемевинкса. Мангуст побежал вслед за своим хозяином, на мгновение остановился, и приподняв переднюю лапку, посмотрел на людей, словно взглядом желая выразить им своё презрение. После чего он бросился за Дененрантом и когда тот специально наклонился, забрался по руке ему на плечо.

Они пошли в сторону, где улица спускалась вниз по склону, а вдали между двумя домами на том берегу делавшей поворот реки, блестевшей в лунном свете, за лежащими как на ладони в темноте полями, виднелись здания областного центра.

Часть третья. ЛЮДИ, ЧУДОВИЩА И СОБАКИ

«Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ! Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча. На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!..»

Николай Гумилёв

Глава шестнадцатая. ВОТ МОЯ ДЕРЕВНЯ

— Воистину, есть только две бесконечные вещи: вселенная и жадность водителей междугородних автобусов, хотя насчёт вселенной нельзя быть уверенным, — бормотал Семелесов, прижимаясь к пассажирам, стоявшим рядом когда в и без того набитый салон автобуса втискивались люди с промежуточной остановки.

— Сам виноват, чего тут говорить, — злобно ответил ему Кистенёв, перехватываясь за поручень у себя над головой. — У нас бы не было сейчас этих проблем, если бы ты купил билеты заранее, на сидячие места.

— У нас бы сейчас не было никаких проблем, если бы кое-кто всё-таки соизволил походить пару месяцев в автошколу этой весной.

— Интересно, что мешало тебе сделать то же самое.

— Даже не знаю.

— Успокойтесь оба, — тихо, но строго приказал Крейтон, стоявший рядом, с интересом разглядывая что-то в окне.

Автобус тем временем проезжал по кольцу вокруг странного монумента представлявшего собой высокий бетонный столб, у основания которого стояли огромные объёмные буквы и цифры. Название города с одной стороны и дата его основания с другой. Он-то и привлёк внимание Крейтона, смотрясь по-чуждому величественно, рядом с окружавшими кольцо строениями, на которых висели вывески автомоек, шиномонтажа и забегаловок, да и рядом с самим этим дребезжащим автобусом, который, казалось, вот-вот прямо на дороге развалится на части. Памятник, с которого медленно осыпалась побелка и краска, словно был напоминанием о какой-то существовавшей здесь некогда великой цивилизации, даже тенью величия превосходившей живущих теперь здесь людей. Заинтересовал он Мессеира ещё и по той причине, что он не редко видел подобное и на своей родине, а точнее в её колониях. У мантийцев вообще было особое отношения к монументам, они никогда не разрушали памятников в захваченных странах, считая ужасной глупостью так демонстрировать свой страх перед историей покорённых народов.

— Хотите, расскажу вам один случай из нашей истории, — проговорил Крейтон, так что едва можно было расслышать на фоне гула двигателя, и, не дожидаясь ответа, продолжил. — После войны некоторыми беженцами из Ангельдарии на островах, лежащих к югу, почти на самом экваторе, была образована, маленькая, но очень вредная федерация.

Кистенёв в тот момент уже лез за наушниками, но рассказ Мессеира его вдруг заинтересовал, да и к тому же это был не тот человек к которому Василий осмелился бы относиться столь неуважительно.

— Так вот, при… если не ошибаюсь при Кантерисе шестом, то есть где-то сто с небольшим лет назад, в этой федерации проходили весьма интересные выборы. Было два основных кандидата, первый — действующий президент, типичный политикан говорил умело, воровал много, всё корчил из себя патриота, и истинного врага всего мантийского, второй был намного лучше, лучше для федерации, и совершенно нежелателен для нас. И знаете, что сделал император Кантерис: за несколько месяцев до выборов он привёл в боевую готовность южные округа, послал флот к архипелагу, начал компанию в печати, резко осудил действия нынешнего президента федерации, короче сделал всё, чтобы показать, будто империи считает его своим врагом. А жители федерации, как вы понимаете, мантийцев ненавидели.

— И этот президент снова выиграл выборы, — предположил Алексей.

— Совершенно верно. Остался ещё на один срок, шесть лет между прочим, разворовал со своей командой весь бюджет и без того трещавший по швам и свалил с деньгами из страны. Такая история, малята.

— Весело, — констатировал Семелесов.

— По сути император поставил своего человека в федерации, потратив только немного угля для линкоров.

Кистенёв только усмехнулся и вставил в уши наушники.

Примерно через десять минут автобус снова остановился, но на этот раз люди начали выходить, а уже на следующей остановке юношам даже удалось присесть. Поначалу Кистенёв продолжал смотреть за окно, где проплывали, сменяя друг друга поля и рощицы, как вдруг краем глаза он заметил, что Крейтон опять начал о чём-то говорить. Василий вытащил наушники и прислушался.

— Нет, Алексей, собаки лучше людей, они хотя бы знают, что такое верность.

— А люди, по-твоему, не знают, — отвечал Семелесов.

— Верность до конца, так же как собаки? Едва ли. Многие собаки остаются верны хозяину даже после смерти, где ты видел такое у людей?

— Ты слышал легенду про сорок семь ронинов?

— Отстойное кино, — вставил вдруг Кистенёв.

Крейтон и Семелесов, тут же замолчали и посмотрели на него испытующим напряжённым взглядом, так что тот даже смутился и вжался в сидение, пытаясь уйти от этого взгляда.

— Это исключение из правила, — продолжил как ни в чём ни бывало Мессеир.

— Ну, так о чём тогда говорить.

— А какой смысл быть верным человеку после смерти? — спросил Кистенёв. — По-моему это глупость.

— В том-то и дело что нет никакого смысла, — отвечал Крейтон. — Человек в отличие от зверья должен быть иногда иррационален. Животные имеют инстинкты, есть, спать размножаться и чем больше, тем лучше, и никуда от этих инстинктов не денутся. А человек на то и человек, что у него должна быть свобода воли, и что из двух кусков он не всегда выберет тот, что побольше. А тут выходит, что собаки в этом вопросе человечней нас.

— Вот маразм, кому этот фанатизм нужен.

— Тебе ли говорить о нужности, Василий, — произнёс Крейтон и кивнул головой, в сторону сидевшего в стороне парня, похожего на хипстера, напряжённо читавшего какой-то учебник по английскому языку. — Вот как ты думаешь, зачем он учит сейчас двадцать пять языков. Он собирается жить заграницей, он собирается работать дипломатом или это для того чтобы потом можно было указать в резюме. А куда он со всем этим потом отправится, в столицу вашу как её всё забываю… Москву! Я видел, как они там живут, девять часов на работе, пять в пробке, оставь восемь на сон и вот она вся жизнь два часа в сутки. Вот чего вы все так хотите добиться, хорошей карьеры, старший помощник младшего менеджера, в какой-то задрипаной фирме, неужели ради этого вы готовы всем пожертвовать.

— А что ты предлагаешь, — посмотрел на него Кистенёв с нескрываемым скепсисом. — Всем бегать по подворотням с пистолетами.

— Я вам ничего не предлагаю, — ответил Мессеир, выдохнув, откинувшись на спинку сиденья. — А только кому оно нужно, саморазвитие, личностный рост, движение вперёд. По мне так пошло оно всё к чёрту, живи и радуйся жизни, люби честный труд, а не просиживай свою юность хрен знает где, хрен знает зачем. Нет, я не спорю, ученье-то оно конечно свет, только свет не есть добро.

— И что плохого в саморазвитии, — отвечал Кистенёв. — Оно конечно хорошо на всё забить: на школу на институт, на себя самого, только что ты прикажешь — всем на заводе пахать, вот уж спасибо, да и там выучка нужна. Если человек хочет чего-то добиться и добивается в том мире, который есть, то, что его сразу бараном считать. По-твоему, жить по нормальному это вообще стыдно, давайте все бороться с системой, или давайте всё к чертям разнесём, давайте вернёмся в каменный век.

— А по нормальному это как? — с нарочито безразличным видом спросил Крейтон.

А тем временем автобус уже заворачивал и вскоре остановился, Мессеир и Кистенёв так и смотрели молча друг на друга, пока другие люди выходили из автобуса. Троица вышла последней. Вся автобусная остановка состояла из маленькой проржавелой будки три на два, располагавшейся посреди пятачка голой земли, на котором уже давно не росла трава. И постоянно здесь поднимались клубы пыли, когда сюда заворачивал очередной автобус, ещё давая о себе знать, когда пассажиры выходили наружу. На той стороне шоссе, являвшегося похоже и главной улицей посёлка, располагалось заколоченное здание деревенского клуба, а рядом стоял магазин с зеленоватой вывеской над дверью, где было написано крупными жёлтыми печатными буквами «Продукты». А чуть в стороне от остановки, в полуразвалившейся беседке, возле малиновой девятки из распахнутых дверей которой неслись звуки русского рэпа сидели четыре паренька и попивали пиво.

— Добро пожаловать в Демьянов завод, господа, — проговорил Семелесов, когда они отошли чуть в сторону.

И они пошли дальше вдоль шоссе в сторону моста, чтобы перейти на тот берег реки, где находилась Савеловка. Она не имела собственной автостанции и добраться до неё можно было только доехав на автобусе до соседнего посёлка, ныне впрочем ничем не отличавшемся от деревни.

Путь заговорщиков лежал мимо старого бетонного забора, сквозь прорехи в котором можно было увидеть заросший бурьяном пустырь, посреди которого догнивали здания местной фабрики стоявшей здесь ещё со времён империи, и закрывшейся десять-пятнадцать лет назад.

Перейдя по массивному бетонному мосту на ту сторону, юноши автоматически оказались в Савеловке. Поднявшись чуть дальше по дороге, которая за рекой поднималась на холм, они свернули на отходившую в сторону просёлочную дорогу, петлявшую между деревенскими домами, время от времени сходясь с другой такой же улочкой, обычно образуя трёхсторонний перекрёсток. И везде по бокам улицы тянулись с двух сторон крашеные заборы, временами прерывающиеся фасадами домов. Дворы в Савеловке были трёх типов: в первых доживали свой век старики или старухи, мирно наслаждаясь тихой деревенской жизнью, так что дома их постепенно ветшали, и заборы всё хуже держали равновесие. Второй тип относился к бесхозным дворам, представлявшими собой жалкие остовы, посреди разросшегося бурьяна, где некому было навести хоть какой-то порядок, ибо старые владельцы участков умерли, а новые так и не появились. И, наконец, к третьему типу относились дачи городских жителей приезжавших сюда летом. Здесь всё было по-разному, временами эти дачи появлялись на месте заброшенных участков, после того как на них находился покупатель, и тогда трава скашивалась полуразрушенный дом сносился, а на его месте вырастал двух- или трёхэтажный коттедж. Но иногда это были и старые деревенские дома, просто приведённые в порядок, к каковой категории и относились дачи Кистенёва и Семелесова.

На улице юношам встретилась только одна старая бабка, что деловито сцепив руки за спиной, проводила заговорщиков настороженным взглядом, да несколько дворняг, не удостоивших троицу даже своим лаем.

Когда они, наконец, подошли к даче Семелесова то увидели, двухэтажный домик, выкрашенный в светло-зелёный цвет, обращённый к улице своей передней стороной. С улицы можно было видеть три окна: одно наверху, и два внизу, частично скрытые кустами в палисаднике. Вход был только через калитку в заборе, которая к тому же была заперта, и Семелесову пришлось лезть через забор, чуть не свалив его окончательно. Когда Алексей, наконец, спрыгнул на ту сторону, то в воздухе воцарилась подозрительная тишина, и Крейтон подойдя к забору, вытянув голову, окликнул его:

— Семелесов, ты там жив хотя бы.

— Да жив, жив.

— Может всё-таки мне стоило перелезть?

В ответ послышались щелчки со стороны калитки, и вскоре она открылась, а из неё высунулся Семелесов, театрально пригласив гостей внутрь.

— S» il vous plait[3].

Они вошли во двор, где с одной стороны боковой стороной стоял дом, с другой располагалась чёрная громада сарая, а впереди лежал огород, наполовину позеленевший от травы.

— Сортир, за сараем, душ вон там, — принялся объяснять Алексей, уходя с Крейтоном дальше во двор.

А Кистенёв чуть отстал от них вернувшись чтобы закрыть калитку и тут вдруг заметил как из окна второго этажа дома напротив, на него пристально смотрит какой-то парень, которого Василий здесь отродясь не видал. Кистенёв посмотрел на него и только улыбнулся, похоже в этот раз лето в деревне обещало быть особенно весёлым.

Глава семнадцатая. СОСЕД ПО ДАЧЕ

Из-за поворота послышался размеренный рокот двигателя и на дороге появился медленно приближающийся к остановке автобус. Крейтон, заметив его, отошёл чуть в сторону, присмотрелся и, убедившись, что это то о чём он думает, ещё раз обратился к Семелесову, оставшемуся сидеть на пеньке.

— А ты всё-таки подумай насчёт того, что я тебе сейчас говорил.

— Это безумие, Крейтон, — ответил Алексей, чуть помотав головой.

— А чем, по-твоему, мы занимались последнее время, — ответил Мессеир, посмотрев на друга, хитро улыбнувшись.

Они ждали рейс из города, встав не на остановке, а напротив, в тени берёзы, росшей перед продуктовым магазином, чтобы хоть как-то спастись от жары, стоявшей в тот день. Автобус, проехав чуть дальше положенного, сделал разворот и, описав дугу, остановился возле будки, с шипением раскрыв двери. Семелесов с Крейтоном тут же подошли к нему пропуская выходивших наружу людей, пока, наконец, на пороге не появилась та кого они здесь ожидали. Клементина сразу протянула свой чемодан мужу и, поддерживаемая за руку Семелесовым, спрыгнула на землю. Вслед за ней вышли ещё трое парней лет по двадцать, и, отойдя в сторону, бросили несколько скрытных взглядов на неё, о чём-то при этом перешёптываясь.

— Как доехала? — дежурно спросил Крейтон.

— Если не считать тех троих то вполне сносно, — ответила она ровным голосом. — Один из них всё пытался познакомиться.

— Пикаперы, — со вздохом произнёс Семелесов. — Несчастные люди, мы все должны им посочувствовать.

— А может быть он нормальный человек, просто захотел познакомиться, откуда он знал, что означает браслет на твоей руке, — проговорил Крейтон, когда они уже вышли на дорогу.

— Я, надеюсь, ты хотя бы сразу его отшила, а не размусоливала, так что потом ещё не понятно, послали тебя или ещё есть шанс? — спросил Семелесов.

— Думаю что второе, всё равно нужно было как-то скоротать время в поездке, — ответила девушка, хитро посмотрев на Алексея.

— А вы жестокая женщина.

— С кем поведёшься, — произнесла она, пожав плечами, после чего повернулась к Крейтону, спросив. — Здесь ещё все живы?

— Только тебя ждём, — ответил Крейтон, обняв жену за талию.

На этот раз улочки в деревне уже не казались столь пустынными как вчера и хотя народу на них было мало. Все, по-видимому, ушли купаться на речку, и их можно было увидеть с моста, но возле многих домов теперь стояли автомобили, а из-за заборов временами доносились смех голоса или даже музыка. Пару раз попадались игравшие на улице ребятишки, однако главная встреча ждала Семелесова, когда они уже подходили к его дому.

На противоположной стороне улицы, через дом стояла машина, припаркованная возле ворот. Из её багажника люди, оживлённо переговариваясь, вытаскивали вещи. Заметив их, Семелесов остановился и присмотрелся, словно, ожидая увидеть знакомые лица, и, когда из калитки вышла девушка в джинсах и белой майке, он вдруг оживился и, удивлённо произнеся про себя: «Катя» направился к ней, велев своим спутникам идти без него, а сам, помахав рукой девушке, двинулся ей навстречу. Мессеир в ответ только кивнул, прекрасно всё понимая.

Кистенёв тем временем сидел у окна на втором этаже, неустанно наблюдая за домом напротив, как поручил ему Крейтон. Он стоял возле окна, время от времени смотря на окна дома, через видоискатель Семелесовского телескопа. Новый сосед так и не вышел на улицу, только пару раз появившись у окон, словно издеваясь попивая что-то из кружки скорее всего чай или кофе.

Однако в тот самый момент, когда он услышал голос Крейтона с улицы, Вася Кистенёв просто лежал на кровати, убедив себя для успокоения совести в бессмысленности слежки. Он прислушался и через несколько секунд вскочил как ужаленный, схватил свою импровизированную подзорную трубу и встал у окна, чуть отодвинув занавеску, не то чтобы, боясь, но, не желая, чтобы Мессеир с улицы видел будто он отдыхает.

Когда открылась входная дверь, Кистенёв сделал глубокий вдох и поплёлся на первый этаж.

— Наш сосед ничего не вытворял, пока нас не было, — спросил Крейтон, едва заметив спустившегося Василия.

— Сидит дома, не выходит.

— А что за сосед? — с интересом спросила Клементина.

— Ничего особенного, так, одна подозрительная личность.

Девушка только кивнула головой, и, осматривая дом в который только что приехала, медленно прошла в столовую, где на вытянутом овальном столе была разложена топографическая карта вся разрисованная карандашными пометками. Особенно выделялась крупная область, ограниченная с трёх сторон линиями между деревнями, а с северо-востока трассой на Москву, на которой лежала точка, к которой вела стрелка от надписи «Здесь видели дракона».

— Идеальная глушь, — произнёс Крейтон, встав позади своей жены. — Двенадцать на шестнадцать километров, сто сорок семь квадратных вёрст глухих лесов способных скрыть от человеческих глаз что угодно или кого угодно.

— И вы собираетесь туда пойти?

— Мы собираемся туда поплыть, — ответил Крейтон, присаживаясь на стул рядом. — Сначала по Демьянке, до её впадения в Черноголеевку, а там вверх по течению, в самое сердце интересующей нас территории.

— В самое сердце тьмы, — тихо проговорила себе под нос Клементина, отходя от стола.

— Но для начала нужно решить одно дело здесь, — продолжал Мессеир. — Василий, ты сейчас с Семелесовым, должен будешь провести разведку боем.

Кистенёв тихо кивнул, он стоял в соседней комнате, опершись на подоконник, уставившись взглядом в пол, боясь Клементины, а точнее смотреть на её глаза, словно их взгляд мог в один миг превратить его в кролика.

— Вася, угадай, кого я сейчас видел, — послышался с веранды радостный голос Семелесова. — Помнишь Катю Сидоренкову?

— Ну. Она приехала что ли?

— Ага, только сейчас, — проговорил Алексей, и прошёл дальше по комнате, уже обращаясь скорее к Крейтону. — Мы с ней раньше хорошо общались. Помню ещё в детстве, когда нам было то ли семь то ли восемь, мы во что-то играли, и мы с ней поцеловались, а вот эти вот, — он взглянул на Кистенёва, — смеялись потом всю неделю, вот же были времена.

— Собственно это был первый и последний раз когда, Семелесова поцеловала девушка, — проговорил у него из-за спины Кистенёв.

— Пошёл к черту, — бросил Алексей, даже не смотря в его сторону, опершись руками на спинку стула, стоявшего рядом с тем на котором сидел Мессеир.

— И во что же вы такое играли? — спросил Крейтон, вальяжно сидевший на стуле, наклонившись при этом над столом.

— Да не помню, что жутко запутанное, ролевое, растянутое на несколько дней, — ответил Семелесов.

И тут же, повернув голову, он заметил Клементину стоявшую в дверях в гостиную, опершись плечом на дверной косяк и скрестив руки на груди, мило улыбавшуюся, глядя на Семелесова. Алексей тут же отвернулся, и на лице его показалась досада, словно он только что вспомнил о том, что девушка находилась всё это время рядом и всё слышала.

После того как Крейтон помог жене разместиться в своей комнате, он вернулся в столовую, где собрал свой маленький отряд.

— Сейчас нам необходимо проверить нашего нового соседа напротив.

— Мессеир, мы же про него ничего не знаем, может он уже давно здесь живёт, я просто не видел. Ты не думаешь что это чрезмерная… — начал Кистенёв рассудительным голосом.

— Осторожность? — перебил его Крейтон. — Мы воюем со всем миром, какая осторожность в нашем случае может быть чрезмерной.

— Хорошо, что ты собираешься делать? — спросил Семелесов.

— Я пока буду сидеть здесь и наблюдать за всем из окна, с ружьём под рукой, а вы пройдёте к нему домой и что-нибудь у него попросите, при этом постараетесь разглядеть. Мне туда соваться нельзя, если я буду с вами он нас всех и накроет, а вы ему без надобности.

— Прекрасно, — вздохнул Кистенёв. — А что нам у него просить?

— Придумайте что-нибудь. Соль, например.

— Ты на нас посмотри, зачем нам соль?

— А шут вас знает, может быть, вы текилу пить собираетесь.

— Тогда логичней лимон попросить, — вставил Семелесов. — Лимон в таких случаях всегда в большем дефиците.

— Значит, попросите лимон и соль. Мне что, ещё вам и здесь всё разжёвывать.

Кистенёв тяжело посмотрел на Семелесова, но тот как назло был по-идиотски спокоен и видно даже не думал о том, куда их посылают. Они вышли без оружия, так что в случае чего надежда была только на меткий выстрел Крейтона из окна второго этажа их дома. И вот теперь Кистенёв умирать совсем не хотел. Когда они шли в квартиру Найдёновой, он знал что если умрёт, то умрёт с оружием в руках, но теперь погибать было слишком глупо, да и операция того не стоила.

Семелесов постучал в калитку, никто не ответил, тогда постучал Кистенёв, но реакции не было. Тогда они вошли во двор самостоятельно и постучали во входную дверь, сразу после этого сойдя с крыльца. Кистенёв посмотрел в окно, едва видневшееся над забором и с некоторым успокоением увидел там Крейтона, давшего им знак, что всё хорошо.

Вдруг входная дверь открылась, так неожиданно, что они даже вздрогнули. На пороге появился молодой человек лет двадцати с небольшим, в джинсах и клетчатой рубашке. Его кожа и вправду была крайне бледной, но он спокойно находился на свету, что давало некоторую надежду на то, что это обычный человек. Он посмотрел пристально сначала на одного гостя потом на другого.

— Здравствуйте, мы ваши соседи, — начал Кистенёв, прекрасно имитирую непосредственность в голосе. — Я Василий, а это Алексей.

— Ну, хорошо, — ответил тихим голосом парень, чуть кивнув головой. — Меня зовут Макс, Максим Монетников.

Представившись, он приставил руку ко рту, откашлявшись. Хотя как подумалось Кистенёву, он сделал это специально, чтобы не так заметно было, что он не подал руки, потому что боялся, что юноши почувствуют насколько та холодная.

— Мы вот зачем пришли. У вас есть лимон?

— Нет, лимона, боюсь, нет, — ответил парень задумчиво.

— А соль? — тут же спросил Семелесов.

— Текилу что ли пить собрались? — спросил сосед, слабо улыбнувшись. — Я сам только приехал, но соль вроде где-то была.

— Лёха, а у нас же есть соль, — проговорил Кистенёв, повернувшись к Семелесову, а потом вновь посмотрел на соседа. — Мы тогда пойдём, наверное. Вы, может, к нам как-нибудь загляните.

— Ну, если пригласите, — ответил парень.

Старательно изображая улыбку разведчики быстро вышли со двора и закрыв за собой калитку прижались к забору с внешней стороны, посмотрев сначала друг на друга практически синхронно взглянув на окно второго этажа. После этого изображая естественность в походке, быстро пересекли улицу и с облегчением вздохнули, оказавшись во дворе семелесовского дома.

Когда они поднялись на второй этаж, Крейтон стоял там возле окна, сцепив руки в замок за спиной.

— Вы заметили, какого размера были у него клыки? — с ходу спросил он.

— Да вроде большие, — ответил Кистенёв.

— Вроде? — Мессеир повернул голову и исподлобья посмотрел на Василия. — Кожу его вы хотя бы хорошо разглядели.

— Кожа бледная, — сразу ответил Семелесов. — Но он же выходил на свет.

— Это ещё ничего не значит.

Крейтон резко развернулся и быстрым шагом пошёл в сторону лестницы.

— Наш клиент, будем брать, ещё не хватало соглядатаев прямо у нас под носом, — проговорил Мессеир проходя между Кистенёвым и Семелесовым.

— Мы же ничего о нём не знаем, — сказал Василий, идя вслед. — Мы не можем начинать охоту на каждого, чья кожа нам покажется бледной.

— Вспомни, что я говорил про восточную Карланию, друг мой, — ответил Крейтон спускаясь по лестнице.

— Зона свободного огня, — благоговейно произнёс Семелесов, последним выходя на лестницу.

Действовали как обычно вечером, но на этот раз не в сумерках, а чуть пораньше, рассчитывая выйти без четверти восемь.

— Выходим все втроём, Клементина остаётся дома. Если он следит за нами, то скорее всего должен будет выйти и начать слежку, это наша главная надежда.

— А если он не выйдет? — спросил Кистенёв.

— Тогда будем действовать по обстоятельствам.

— А если выйдет, то мы его на улице и валим? — спросил теперь Семелесов.

— Улица слишком узкая для этого, он будет у нас за спиной и тут же перемахнёт через забор, стоит одному из нас только дёрнуться, С его реакцией и скоростью это не составит труда. Нужно выманить его на открытое место, например к реке.

— У реки сейчас народ может быть, — произнёс Василий.

— Оно и к лучшему, он не сможет на нас напасть.

— А мы сможем в него выстрелить.

— Кто сказал, что мы будем стрелять. Нам нужно будет только плеснуть на него водой, а дальше солнце всё сделает за нас.

— Вот что меня всегда нравилось в тебе, Мессеир, — произнёс Семелесов, — так это проработанность твоих планов, они не оставляют нашим врагам никакого шанса.

— Рад это слышать, — ответил Крейтон совершенно серьёзным голосом.

— А что с ней? — Алексей кивнул на Клементину. — Что если мы уйдём, а он заявится сюда?

В ответ Крейтон только с укоризной посмотрел на него.

— Ах да, приглашение.

Они вышли из дома, как и планировали без пятнадцати восемь, когда солнце только начинало спускаться к горизонту. Жара немного спала, но было светло, и именно на этот свет заговорщики и рассчитывали. Крейтон был одет в свой повседневный чёрный плащ, под которым висели на поясе две короткие шпаги. При выходе из дома Мессеир спросил у Семелесова: взял ли тот пистолет. Достаточно тихо, чтобы со стороны казалось, будто он не хочет быть услышанным кем-то посторонним, но достаточно громко, чтобы это заметил обострённый слух вампира.

Примерно через минуту после того как юноши направились по дороге в сторону реки, в тот момент когда они уже проходили мимо заброшенного дома, между участком их противника и домом Кати, на улицу вышел интересовавший их субъект, надевший на этот раз брюки вместо джинс и белую рубашку без рукавов. Он прогулочным шагом направился вслед за троицей.

— Чёрт, — тихо выругался Крейтон.

— Что там? — обеспокоенно спросил Семелесов, не поворачиваясь не глядя назад.

— Слишком открыто оделся, странно, они обычно так не рискуют. Что-то не так.

— И что теперь делать? — спросил Кистенёв.

— Не знаю, — ответил Крейтон, но тут же его взгляд упал на дом, в котором жила Катя. — Вы в хороших отношениях с той девушкой.

— Вроде да, а…

Крейтон плавно повернулся и направился в сторону калитки, его товарищи, молча двинулись за ним, похоже, догадываясь, что он хочет провернуть что-то подобное прошлому разу.

Они без стука вошли во двор, где их встретило удивлённое лицо Екатерины, стоявшей на крыльце.

— Мы всё объясним, — тут же на ходу заверил её Василий.

— Дело жизни и смерти, — подтвердил Семелесов.

Не останавливаясь, они прошли в дом, и, стараясь не попасть на глаза Катиной маме, которая что-то накладывала на стол, поднялись сразу по лестнице на второй этаж.

— Вы что с ума со… — начала было Катя, когда юноши уже входили в комнату, но тут же осеклась заметив пистолет в руке Крейтона.

— Спокойно, юная леди, мы не причиним вам вреда, только ведите себя тихо, — произнёс Мессеир.

— Кто это такой? — озабоченно спросила девушка у Кистенёва.

— Долгая история.

Крейтон сразу прошёл к окну, и, прижавшись к стенке, посмотрел на улицу из-за занавески, его лицо вдруг нахмурилось. Неожиданно послышался стук в дверь, и Мессеир развернулся, заглянув за край окна, обнаружив, что их преследователь уже входит во двор.

— Что за…

И тут снизу послышался громкий женский голос:

— Катя, к нам пришёл в гости наш сосед Максим, спускайся к столу.

Юноши недоумённо посмотрели друг на друга. Потом Крейтон бросился к лестнице, Кистенёв и Семелесов направились за ним, выхватывая на ходу пистолеты.

Мессеир сбежал на первый этаж. И остановился возле лестницы, стоя спиной к входной двери. Возле стола рядом с родителями Кати, стоял Максим, взгляд которого тут же устремился на Крейтона. Они смотрели друг на друга не долго. Рука мантийца дёрнулась, одновременно с этим широкий круглый кухонный стол подлетел и упал прямо перед Мессеиром, так что пуля вошла прямо в него, расщепив древесину. Тарелки и блюда полетели на пол, со звоном, прерванным только грохотом выстрела и последовавшим криком Крейтона: «На улицу!».

Мессеир бросился к окну, что-то бросив перед собой, разбив стекло, и буквально вылетел из дома, пока его товарищи вместе с девушкой кинулись к входной двери. Приземлившись на землю, Крейтон перекатился и встал возле угла дома со стороны огорода, подняв пистолет. Его противник не заставил себя долго ждать и выпрыгнул из того же окна. Мантиец выстрелил, попал, но этого не хватило. Раненое чудовище вскочило с земли и ринулось на него, не теряя ни секунды, Крейтон выстрелил второй раз, но пуля прошла мимо, попав куда-то в стенку сарая.

Последовал удар, Мессеир отлетел прямо на грядки с морковью и луком, с ужасом осознав, что пистолет вылетел у него из рук и упал дальше, проскользив по земле к самому краю картофельного поля. Не обращая внимания на резкую боль в спине, Крейтон перевернулся на живот, только краем глаз увидев у себя за спиной вампира, и, не вставая, ползком бросился к своему пистолету, вытянув перед собой руку, стремясь достать ею до него. А тем временем, почти одновременно прозвучали ещё два выстрела, то были Кистенёв и Семелесов, стоявшие между домом и сараем.

Тут произошло то, чего ожидать они не могли. Вампир сам выхватил пистолет и выстрелил в их сторону, пуля прошла посередине между юношами, те словно раскиданные какой-то силой бросились в разные стороны. Алексей, укрывшись за верандой рядом с сидевшей на крыльце, зажав уши, Екатериной, а Василий красиво рухнул прямо в заросли крапивы и лопухов, возле передней стенки сарая.

Но этого мгновения оказалось достаточно. Мессеир схватил, наконец, пистолет и тут же развернулся на спину, держа оружие двумя руками, направил ствол вверх под углом, прямо на вампира, который встал рядом, нацелив пистолет на лежащего Крейтона. Они смотрели друга на друга только секунду, как вдруг снова раздался выстрел, и пуля сзади вошла вампиру в левое плечо. Они так и не увидели, кто стрелял, только край взметнувшейся юбки Клементины, мелькнул из-за угла в раскрытой калитке. А Максим наклонился но в ту же секунду, правой рукой направил ствол пистолета Мессеира в сторону так что выстрел ушёл в воздух, после чего кинулся прочь и, перемахнув через покосившуюся ограду, скрылся в зарослях на соседнем брошенном участке.

Вслед за этим всё затихло. Во двор вошла Клементина, держа в одной руке за середину карабин неизвестной в этом мире системы и, всучив его в руки Катиного отца, бросилась в сторону, где лежал на земле Мессеир. За ней подошли и Кистенёв с Семелесовым.

Крейтон медленно поднялся с земли, поддерживаемый за руку женой, и положил руку на плечи Кистенёву, придерживаемый им медленно побрёл обратно с огорода. Алексей и Клементина шли рядом. Когда все четверо проходили мимо Кати с родителями, стоявшими возле крыльца, Семелесов вырвал карабин из рук мужчины, повесил его себе на плечо. Мессеир, продолжая держаться за Кистенёва, повернулся к хозяевам дома, произнеся запыхавшимся голосом:

— Ущерб мы возместим, но не приведи вас ваш Бог, чтобы вы додумались позвать сюда синерубашечников.

После чего он вновь повернулся и вместе с Василием поковылял в сторону двери на улицу.

— Под синерубашечниками он имеет в виду полицию, — пояснил Семелесов Сидоренковым, продолжавшим стоять с опешившими лицами.

Когда они вышли на улицу, Мессеир тут же встал, опершись на один из столбов, державших одновременно и фонари линии электропередач.

— Ну как живой? — спросил его Семелесов.

— Бывало и хуже. Хреново, что он ушёл, — ответил Мессеир, кашлянув.

— Хорошо, что вы выжили, — проговорила Клементина, стоя рядом.

Через пять минут Крейтон встал и пошёл сам. Держа наготове пистолеты, они прошли по улице и вошли во двор семелесовского дома. Алексей, шедший последним, только закрыл за собой дверь, как вдруг заметил, что все остановились. На бетонном пороге возле входной двери, сбоку от коврика, сидел с двумя пулевыми ранениями в плече, тот самый вампир, которого они только что упустили. Крейтон тут же словно на автомате поставил Клементину себе за спину, одновременно дёрнувшись ей навстречу, при этом подняв пистолет, направив его на нежданного гостя. Его друзья встали рядом с ним и тоже направили своё оружие на вампира. Тот только поднял глаза и осмотрел их всех исподлобья, проговорив тяжёлым голосом:

— Ну как, сразу будете стрелять, или сначала разберётесь?

Глава восемнадцатая. КУРС НА СЕВЕРО-ЗАПАД

Тускло горела лампа под потолком, прикрытая абажуром с длинной бахромой, освещая комнату золотистым приглушённым светом. Крейтон сидел боком к столу, заложив ногу за ногу и положив руку с пистолетом на колено, держа палец возле спускового крючка. Его жена стояла рядом, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Кистенёв стоял с заинтригованным выражением лица возле места во главе, а рядом Семелесов хмурился, злобно смотря на их гостя, в руке он сжимал пистолет, которым бы уже наверняка бы воспользовался, если бы не местоположение его цели.

А целью и по совместительству гостем был Максим, сидевший на отодвинутом стуле, спиной к серванту, ковыряясь пинцетом в ране на левом плече. Наконец он достал пулю в оплавленной серебряной рубашке и, облегчённо вздохнув, бросил её вместе с пинцетом на стол, запахнув свою расстёгнутую рубашку. Василий от этого невольно поморщился, не зная, что задело его больше: то как он представил, какая температура должна была быть в области пулевого ранения, чтобы оплавить серебро, или то сколь грубо вампир вытаскивал эту пулю из себя обычным пинцетом. А вот остальные как-то смотрели на это через чур спокойно так что Кистенёву стало даже не по себе.

— Ваше имя, — строго спросил Крейтон, пристально смотря прямо в глаза парню.

— Максим Монетников, — ответил тот, исподлобья посмотрев на мантийца.

— Настоящее имя.

— Думаете, я его помню, — Макс выпрямился и откинулся на спинку стула. — Я не многое могу вспомнить из своей прошлой жизни. В шестнадцатом веке я был английским купцом одним из первых кто начал торговать тогда в России, и больше я вам о моём существовании человеком ничего не скажу, бессмертие приучает забывать всё, что только можно забыть, чтобы не сойти с ума.

— Так вы англичанин? — спросил Кистенёв, сам удивившись своему вопросу.

— Я был англичанином в прошлой жизни, наш вид национальности не имеет, — равнодушно ответил Максим. — Но вот дни после моего второго рождения я помню прекрасно, такое забыть невозможно, хотя я бы дорого за это отдал. Я очнулся где-то в предместьях Москвы, уже укушенный, и всё тело горело огнём. Я не знал что со мной, я не знал где я, с трудом связывая на местном языке пару фраз. Но это было не самое страшное, самое страшное началось тогда, когда я почувствовал жажду. Я долго противился ей, пока она не стала невыносимой, если бы вы знали это чувство, не одному человеку, даже на последнем издыхании в пустыни так не хотелось воды как мне тогда крови. Я пробовал крыс, потом перешёл на кошек и собак, но какая же это всё была гадость, не удивляюсь что все вампиры презирают своих собратьев живущих только за счёт животных. Но убивать людей я боялся, я пытался выслеживать бродяг в переулках, но в последний момент, жуткая нерешительность обволакивала тело и сковывала меня по рукам и ногам.

Тут вдруг упырь замолчал, и сделал несколько глубоких вздохов, окинул собравшихся напряжённым взглядом и продолжил свой рассказ.

— Я думал: где можно законно убивать людей и самое главное, где льётся столько крови, что никто не заметит, если кто-нибудь выпьет пару глотков. Война. Мне повезло — ваш царь, тогда как раз собирал армию, куда шли люди со всей страны, и мне не составило труда затеряться среди них. Так что зимой одна тысяча пятьсот шестьдесят третьего года я вместе с тремястами тысяч человек пошёл в поход на Полоцк. Это была моя первая кампания, но за ней вскоре последовали и другие. Я брал Полоцк вместе с войсками царя Ивана и Шлиссельбург вместе с царём Петром. Под командованием Суворова я оборонял Кинбурнскую косу, а потом под его же командованием дрался при Рымнике, брал Измаил и Варшаву, да, то были славные времена. Кровь турков была на вкус так себе, поляки и французы были куда вкуснее, но самое веселье было спустя почти двести лет после моего перерождения, в пятьдесят четвёртом в Крыму: англичане, французы настоящий шведский стол, но особенно меня радовали итальянцы, сардинцы, хотя их-то, к сожалению, было мало. Я был в самом пекле, Инкерман, Чёрная речка, почти каждую ночь вместе с отрядами разведчиков я покидал лагерь и специально терялся из поля зрения моих товарищей. А там уж все позиции союзников превращались в мои охотничьи угодья, и тут я мог себя не сдерживать, сколько бы крови не выпил, они везли из-за моря ещё и ещё пушечного мяса и крови для меня. Тысячами их солдаты погибали от чумы и при бесплодных атаках на бастионы защитников, разве кто мог заметить мои скромные на этом фоне трапезы. И каково было моё разочарование, когда они всё-таки решили сдать город. К тому времени война перестала быть для меня просто источником пропитания, я начал получать от этого удовольствие.

Тут он вдруг снова замолчал, и на его лице мелькнула тень улыбки.

— Видели бы вы глаза этих немцев, в Польше в девятьсот пятнадцатом, когда я выпрыгнул прямо перед ними из облака ядовитого газа, с двумя саблями и принялся рубить ими с такой скоростью, на которую не способен ни один человек. А только глаза их я и видел сквозь широкие стёкла противогазов, в них читался не просто испуг, а настоящий первобытный ужас, когда они всадили в меня два десятка пуль, а я, только ухмыляясь, слизывал кровь их товарищей, со своих клинков. В сорок первом я вернулся в Крым, на этот раз под Керчь, как раз в то время, когда маршал Манштейн решил поохотиться там на дроф. Я впоследствии читал его мемуары, он большой выдумщик. Мне удалось прикинуться мёртвым, благо три пулевых ранения, два из которых должны были быть смертельными для человека, без проблем убедили в этом фрицев. От своих меня отделяла узкая полоска пролива, но она была непреодолимой для меня и мне пришлось ползти, через степь до Перекопа, перекусывая иногда змеями, полевыми мышами и немецкими патрулями, пока я, наконец, не добрался до линии фронта на Украине. За последние четыреста с лишним лет я поучаствовал во всех кампаниях, в которых смог, и теперь меня уже влечёт туда не столько жажда крови сколько интерес. Я привык к этому, а тут вдруг на тебе и все нормальные войны закончились. А мне уже полюбилось всё это. Нет не страх смерти, свинец меня всё равно не брал, и я никогда не мог понять тех парней, с которыми нас поднимали на пулемёты. Всё что мне грозило это неприятная щекотка, и я знал, что буду жить дальше, смерть была для меня словно горизонт, я был уже не прочь умереть, но она всё отдалялась от меня, только маяча так близко и так далеко. А вот тех, кто был рядом, она настигала нещадно, и чёрт меня побери, если я мог хоть на одну десятую понять что эти люди чувствовали в тот момент, когда я словно музыку слушал разрывы снарядов и стрёкот пулемётных очередей.

И вот тут Кистенёв почувствовал, что ему стало дурно. Ему показалось, будто воздух стал каким-то спёртым, и в комнате стало душно, так что было невозможно дышать. Он пытался осознать то, что говорило это существо, выглядящее как обычный молодой человек, и как всё это контрастировало с его лицом абсолютно серьёзным и даже печальным, так что Василий даже в мыслях не мог назвать рассказчика сумасшедшим. Он всё ещё стоял прямо, стараясь не подавать виду, хотя уже можно было заметить как он всё сильнее и сильнее цепляется за спинку стула, опираясь на неё.

— Занятно, — флегматично произнёс Крейтон. — У вас действительно интересная биография, но теперь главный вопрос: зачем вы здесь?

— Вы удивитесь и не поверите мне.

— Это мы решим сами.

— Хорошо: я здесь чтобы помочь вам.

Крейтон едва заметно улыбнулся.

— Поздравляю. Я и вправду удивлён и не верю вам. Зачем?

— Будем так говорить: у нас есть общие друзья и общие враги.

— Допустим. И чем же ты собираешься нам помочь.

— Для начала расскажите: каков ваш план?

— Составление планов имеет один существенный недостаток, они могут быть просчитаны твоими врагами. Импровизация этого недостатка лишена.

— Врёте, хотя оно и понятно.

— И ещё один вопрос, — вставил Семелесов. — Почему вы не боитесь солнечного света?

— А почему я должен его бояться? Потому что я вампир? Что за дурацкая привычка у людей всё чесать под одну гребёнку. Боязнь света действительно распространена среди нашего вида, ей подвержены едва ли не девяносто девять процентов от популяции, но не сто. Вампиры так же различаются между собой, как и люди. Некоторые живут в кланах, другие поодиночке, третьи формально состоят в кланах, но, по сути, редко с ними контактируют и живут как одиночки. И да, как вы заметили, я не разделяю предубеждений большинства моих собратьев по отношению к огнестрельному оружию. И, тем не менее, для меня куда легче выйти на контакт, хотя бы косвенный с вашими противниками, чтобы слить им дезинформацию.

— Дезинформацию? — с интересом спросил Крейтон.

— Да, господа. Тот клан, против которого вы действуете, достаточно слаб, но на вас хватит. Убить главу не трудно, уверен его приближённые сами бросят его перед вами, пристрелят, а потом всё свалят на вас, но вы недолго переживёте их предводителя. Возможно, вам даже удастся убить несколько особей из клановой верхушки, но свято место пусто не бывает. Если вы хотите получить медальон и остаться в живых, то вас устроит только один вариант: физическое устранение всех членов клана, полностью включая его старейшин. Устранять их по одному для вас не вариант, поэтому нужно сделать так чтобы клан собрался в одном месте и там накрыть всех сразу. Но чтобы клан собрался, нужен весомый повод, куда весомее, чем три школьника застрелившие одного из его бывших членов.

— Например?

— Сколько бойцов ордена находится в области? Только честно.

— По меньшей мере, двое.

— Прекрасно, это можно будет хорошо преподнести. То, что вы решили заставить искать вас оборотней, чтобы как я понял заманить их сюда и столкнуть лбами с вампирами идея хорошая. Парадоксально мыслите, мне нравится. Но, чтобы она сработала, мало просто пару раз выстрелить в одного из них.

— То есть ты хочешь помочь нам заманить весь клан в ловушку, и что от нас требуется? — спросил Мессеир.

— Пока что просто не стрелять в меня, дальше посмотрим. И, надеюсь, в решающий момент у вас будет что-то посерьёзнее трёх пистолетов и фирменного мантийского пафоса.

— Если эти упыри действительно соберутся на своё собрание, то мы устроим им такую вечеринку с зарубежными гостями и огненным шоу, что Восточная Карлания, померкнет рядом с этим, слово мантийского офицера.

— Да мне-то собственно на это плевать, мне ничего не стоит уйти в любой момент, просто я настроился, как следует развлечься, вечная жизнь требует всё время искать новые способы развеять скуку, и со временем делать это всё труднее.

Сказав это, он поднялся, застегнул рубашку и направился к выходу. За окном уже стемнело. Трое юношей встали на пороге, провожая вампира взглядом.

— А правило насчёт приглашений тоже не на всех вампиров распространяется? — вдруг спросил Семелесов.

— Ну что ты. Вежливы мы все без исключения, ибо вежливость города берёт, поверь мне, — ответил Максим, встав, посерди двора.

Он поднял руку, щёлкнул пальцами и вдруг начал расплываться, словно таял, постепенно теряя форму, пока не превратился в облако белого тумана, которое расползлось по земле и через щели в заборе всё улетучилось на улицу.

— И ты собираешься ему доверять? — шёпотом спросил Семелесов.

— Вычеркни это слово из своего словаря, — проговорил в ответ Крейтон. — Дружба, основанная на правиле враг моего врага, обычно заканчивается с исчезновением общего противника. Но это потом, сейчас пора заняться делом.

Двое товарищей удивлённо посмотрели на Мессеира, пытаясь понять, что он имеет в виду.

Примерно через пятнадцать минут Крейтон уже что-то чертил на земле во дворе длинной палкой, некогда бывшей стволом осины. Он держался за неё двумя руками, старательно погружая кончик в землю так чтобы как можно чётче провести линию, которую, впрочем, всё равно не было видно в темноте. Семелесов стоял чуть в стороне с недовольным видом, засунув руки в карманы. А рядом с ним зевая время от времени стояла Клементина. Кистенёв в это время находился со своим телефоном на втором этаже дома, где с горем пополам можно было подключиться к интернету.

— Ты скоро там? — крикнул ему Крейтон, поставив палку на землю, начертив два квадрата лежавшие наискосок.

— Сейчас, уже почти загрузилось, — послышался голос из дома.

Через минуту на улицу выбежал сам Василий с телефоном в руках, и подбежав к Мессеиру протянул его ему в руки.

— Не думал, что в интернете есть электронная версия манускрипта Войнича, — проговорил угрюмым голосом Семелесов.

— В интернете всё есть, — уверенно ответил Кистенёв.

Крейтон прижал палку к себе подмышку и, осторожно взяв телефон начал быстро листать приговаривая: «Не то, не то…». Потом вдруг остановился, спросил у Кистенёва как увеличить и когда тот ему показал, попросил подержать телефон, а сам взял палку и пошёл чертить дальше, на этот раз, рисуя что-то замысловатое, несколько раз задумываясь, куда сделать закорючку и, пару сверяясь с телефоном.

— И ты здесь что-то понимаешь? — удивлённо спросил его Кистенёв.

— Конечно, это очень простой язык, а сама книжка весьма безобидная, со стороны очень смешно выглядит та шумиха, которую подняли вокруг неё.

— И что я тут делаю, — произнёс Семелесов. — Мне же вера не позволяет этим заниматься.

— Тогда и стой спокойно в стороне и не говори под руку, — ответил Мессеир, не глядя на него.

Он прочертил по дуге и ушёл куда-то в сторону, где стояли Алексей с Клементиной, так что ему пришлось тихо скомандовать: «Отойдите-ка в сторону». Через пару минут Мессеир закончил свою работу и на земле остался причудливый замысловатый узор.

— Воды, — скомандовал Крейтон.

Клементина повернулась и быстрым шагом направилась в дом и вскоре вернулась, неся в руке старую железную кружку с водой. Крейтон тем временем насыпал маленькую земляную кучку возле угла нарисованного квадрата. Кружку он поставил возле второго угла, после чего вновь скомандовал:

— Зажигалку.

Когда Кистенёв подал ему зажигалку, Мессеир воткнул её в землю возле третьего угла и оставил стоять горящей.

— Теперь самое главное, — произнёс мантиец, протягивая в сторону руку.

Тут же Клементина протянула ему маленькое белое блюдце, взятое из серванта. На нём лежало чуть побитое зелёное яблоко. Крейтон пристально посмотрел на него оценивающим взглядом и поставил в центр рисунка. Потом приподнялся, окинул всё ещё раз, взглядом проверяя и пробормотав что-то под нос, из чего можно было только разобрать: «Так, воздуха тут полно…» заключил, потирая руки:

— И так сойдёт.

Он присел на одно колено, достал нож и уколол палец, так что капля крови упала на яблоко. Мессеир склонился над ним, шепча что-то на неизвестном языке, потом резко встал и отошёл в сторону, разведя руки, как бы призывая остальных отойти подальше.

Все уставились на яблоко. Поначалу ничего не происходило, но потом яблоко вдруг задрожало, повернулось набок, перекатилось и стало кататься на блюдце по кругу. Семелесов только перекрестился, прошептав: «Пресвятая Богородица». Кистенёв вовсе стоял, не веря своим глазам, Клементина только протяжно зевнула, и лишь один Крейтон радовался, потирая руки. Он медленно подошёл и поднял блюдце с всё ещё катающимся по нему яблоком с земли.

— А мы там что-нибудь сможем увидеть в самом блюдце, — неуверенно спросил Семелесов.

— Для этого придётся омыть всю тарелку человеческой кровью, — проговорил Крейтон. — Хочешь, давай пальчик.

Алексей в ответ на это предложение только промолчал. А Мессеир что-то прошептал яблоку, оно остановилось, прижавшись к краю дна блюдца, приподнявшись так, словно кто-то тянул его несильно в сторону. Крейтон, держа блюдце ровно, медленно повернулся и яблоко, чуть перекатилось, так что оно словно стрелка компаса находилось от центра всегда с одной стороны, наискосок указывая в сторону забора. Крейтон поднял его на уровень глаз, и довольно улыбнувшись, объявил:

— Поздравляю вас, друзья мои, у нас есть курс. Мы идём на Северо-запад.

Глава девятнадцатая. В СЕРДЦЕ ТЬМЫ

Они выходили рано утром, когда только рассвело и солнечные лучи ещё не прогрели воздух. На всех троих были высокие сапоги, Кистенёв и Семелесов были одеты в лёгкие ветровки, и старые джинсы, за плечом у них было по походному рюкзаку, а в руках каждый из них нёс по карабину Симонова. На Крейтоне как всегда был его чёрный плащ, он один не нёс рюкзака, повесив за ремень на плечо тот самый карабин, прихваченный им из своего мира.

Клементина проводила их до выхода на улицу, оставшись стоять возле калитки. Мессеир чуть отстал от своих друзей оставшихся ждать его в нескольких метрах впереди, чтобы попрощаться с ней как делал это всегда. Он чуть приобнял её свободной рукой, второй придерживая карабин, поцеловал в верхушку лба и громким шёпотом проговорил:

— Пока мы не вернёмся, не выходи из дома, пистолет держи всегда при себе, не бойся, я скоро.

После он развернулся и вышел на дорогу, к Кистенёву с Семелесовым, которые пропустили его вперед, и пошли следом, а Клементина осталась стоять, прислонившись к воротам, провожая троицу тяжёлым взглядом.

А юноши пошли к реке, спустившись возле моста они прошли вдоль берега по просёлочной дороге до того места, где в зарослях на берегу находилась старая деревянная лодка, привязанная цепью к проржавелой железной рейке воткнутой в землю, едва различимой в густой траве.

Перепилить цепь оказалось не так трудно, как казалось сначала, благо ножовка была хорошая, и через двадцать минут заговорщики, забросив в лодку свои мешки и оружие, отталкивали её от берега. Семелесов запрыгнул последний, звонко плеснув сапогом возле самой кромки воды, и присел на корме.

— А кто хозяин лодки? — спросил Крейтон, когда лодка по инерции уже чуть отплыла от берега.

— Считай что никто, — ответил Василий, беря в руки вёсла.

— Дед Прохор, царствие ему небесное, — послышался с кормы голос Семелесова.

— Понятно.

До устья Демьянки шли быстро по течению, дальше стало труднее. По мере того как солнце поднималось, становилось всё теплее, и день похоже обещал быть жарким, так что уже к десяти часам Кистенёв и Семелесов сняли куртки, и только Мессеир не хотел оставаться без своего плаща.

— Ты бы хоть что-нибудь сказал, — произнёс Крейтон, недавно севший за вёсла. — А то всё сидишь, молчишь.

— А что не так? — спросил разлёгшийся на корме Семелесов, изображая удивление.

— Ничего особенного. Просто в последний раз я вот так на лодке плавал с Клементиной. Больше года назад на пруду в центральном парке Иссельдара. Вот она точно также сидела и молчала, поэтому, пожалуйста, или спой или скажи хоть что-то.

— Зря ты сказал насчёт «спой», — предупредил Кистенёв. — Он же сейчас реально запоёт.

— Заткнись, Кистенёв, — крикнул Семелесов, и затянуло отрывисто, но мелодично. — Погоди, погоди, на часы посмотри. Вот опять голову потеряла Москва…

— Вот я же говорил. Хотя согласен, если вы с ним опять будете говорить о тщетности саморазвития, то пусть поёт.

— И чем тебе не угодили эти разговоры, — спросил Крейтон продолжая грести.

— Да мне сама философия ваша нравится.

— Это Стратагема Феникса, — вдруг ответил Семелесов, зачерпнув воду за бортом.

— Что? — удивлённо спросил Кистенёв, выглядывая из-за плеча не менее удивлённого Крейтона.

— Чем сильнее ты чего-то желаешь, тем труднее это получить, поэтому стремиться нужно всегда к противоположному твоей истинной цели, в этом вся суть, — ответил Семелесов пропуская воду через пальцы. — К перерождению через обращение в пепел, к возвышению через падение ниц, через саморазрушение к вечной жизни.

Крейтон только улыбнулся и продолжил грести.

Края леса они достигли примерно через час подъёма по Черноголеевке. Когда лодка подошла к тому месту, где по берегам поле сменялось стеной густого лиственного леса посередине разрезанного руслом реки, Мессеир попросил Кистенёва сменить его на вёслах и встал спереди, достав блюдце с яблоком, служившее им вместо компаса.

— Нам действительно нужно плыть туда, — спросил Василий оборачиваясь.

— Именно, друг мой.

Кистенёв только тяжело вздохнул и недовольно посмотрел на Семелесова, которому, по-видимому, было на всё плевать, и он спокойно сидел на корме, смотря куда-то вдаль и вверх.

Сначала не происходило ничего особенного, лес по берегам уже не выглядел угрожающим. Давила только тишина. Из леса было слышно разве что негромкое пение птиц, в остальном над водой царило леденящее душу спокойствие, так что обычный плеск воды и скрип уключин казались жуткими, и раздававшееся время от времени в прибрежных зарослях шуршание или плеск, заставляли вздрагивать всех кроме разве что Крейтона привычного к вещам и похуже.

Впервые они увидели цель своего путешествия, когда лес по берегам немного отступил, и на пологих склонах холмов зазеленели поля, поросшие высокой травой. Первым его заметил Мессеир, который чуть приподнявшись, довольно произнёс:

— Вот он, красавец.

Его друзья тут же повернули головы в ту же сторону и действительно увидели над кромкой растущего на холме леса медленно двигавшуюся жирную тёмную точку. Семелесов тут же бросил вёсла и приподнялся, отчего лодка угрожающе закачалась, Кистенёв схватил ружьё.

— Успокойтесь, друзья мои, он от нас далеко, — флегматично произнёс Крейтон. — И положи оружие на место, Вася, для него эти пули всё равно, что мелкая дробь, не пробьют даже чешую.

— Тогда зачем мы их взяли?

— В этом лесу полно ещё всякой дряни. А чтобы убить дракона, нужен как минимум «Стингер» или «Игла», с мечом на них ходят только в сказках.

— Есть ещё вариант, сразу прилететь на тяжёлом штурмовом вертолёте с установленными ракетами «воздух-воздух», но это всё мечты, — сказал Семелесов, садясь обратно за вёсла.

— Или чисто мантийский вариант: дирижабль жёсткой конструкции, — добавил Мессеир.

После Крейтон несколько раз сверялся с картой и с яблоком, сделав вывод, что скоро нужно будет выходить на берег.

И выходить действительно вскоре пришлось, когда на берегу появились странные холмики поросшие травой, из-под которых местами виднелись почерневшие брёвна, оставшиеся видно от стоявших там домов. Крейтон приказал причалить и все трое отправились осматривать это странное место. Ружья держали наготове, хотя в округе, похоже, не было ни одной живой души. Между остовами домов ещё проглядывали улицы, теперь заросшие травой и редким лесом. Несколько раз встречались полуразвалившиеся каменные печи, с которых уже слетела почти вся побелка, а местами рассыпался и кирпич.

Приказав стоять своим друзьям на месте, Мессеир отошёл куда-то в сторону, зашёл внутрь развалин одного из домов, послышался треск, ветхого дерева, когда он расчищал вход и через минуту Крейтон вернулся к своим, держа в одной руке карабин, во второй старую фарфоровую чашку, всю в грязи, со сколотым краем.

— Люди уходили отсюда в спешке, — заявил он уверенно. — Посуда, похоже, ещё стояла на столах.

Мантиец отбросил чашку в траву и, пройдя мимо Кистенёва с Семелесовым, зашагал в сторону лодки.

— Да что здесь произошло, чёрт побери? — спросил Василий.

— Всё что я могу сказать так это то, что здесь был пожар.

— То есть эта деревня отчего-то загорелась.

— Или от кого-то.

— Думаешь, здесь был дракон?

— Вряд ли, костей не видно, люди уходили торопясь, но уйти всё же успели, далеко ли это отдельный вопрос. Хотя тела могли и унести.

— Странно, — проговорил Кистенёв. — Почему я ни разу не слышал про это место?

— Таких деревень брошенных по всей стране видимо-невидимо. А тут сама деревушка небольшая дворов двадцать не больше, — вставил Семелесов. — Да и местечко странное, кто мог здесь поселиться. Даже церкви нет.

— Какая разница, — проговорил Крейтон, двинувшись к реке. — Нужно проплыть ещё версту другую, а там можно будет разбить лагерь.

В лодку возвращаться не хотелось, но и оставаться в брошенной деревне желания не было. Так или иначе, когда холмики с торчащими брёвнами, исчезли за поворотом реки, Василий почувствовал явное облегчение. Не дожидаясь пока можно будет вновь пристать к берегу, решили перекусить прямо на лодке, в момент, когда сменялась очередь грести, так чтобы не прерывать плавания, а есть по очереди.

— Я вот только одного не понимаю, Мессеир, — заговорил Кистенёв, сидя на вёслах. — В вашем мире умеют дрессировать драконов?

— Говорят, умели раньше, когда они ещё водились в Горнии и Ангельдарии.

— Они вымерли?

— Ну что ты. Улетели за море на другие континенты и, в особенности, к пылающим островам, далеко на юге, куда не осмеливаются отправляться даже кархейские броненосцы. Есть один способ остановить дракона, — Мессеир сделал характерный жест рукой с оттопыренными двумя пальцами, словно прочерчивая дорожки от глаз. — Нужно посмотреть ему в глаза, и смотреть пристально, не отрываясь, тогда он не нападёт.

— И тогда можно будет его поймать? — неуверенно спросил Кистенёв, которому вдруг стало не по себе от взгляда Крейтона.

— Если не сойдёшь с ума, — флегматично ответил тот.

— А это вероятно? — спросил Семелесов.

— Практически гарантировано.

— Тогда какой в этом смысл?

— Никакого. Только немногие способны заглянуть им в глаза и остаться в рассудке, говорят, на это был способен Матиас второй, в те времена драконы ещё залетали на земли людей, пока те не стали господствовать в воздухе. Но наша задача закрыть ему глаза, а не смотреть в них, здесь в лесу это должно сработать, у драконов широкие кожистые крылья, которые они очень бояться повредить, а когда вокруг столько деревьев это проще простого, особенно когда ничего не видишь.

Мессеир вдруг затих и дал знак поворачивать к берегу возле небольшой заводи. Заговорщики вытащили лодку на берег и достали оттуда все припасы. После того как Крейтон отметил это место на карте и ещё раз сверился по яблоку на блюде, к которому теперь даже Семелесов относился как к обычному компасу, хотя дотрагиваться до этого компаса не желал из принципа. Время близилось к четырём часам пополудни.

— Мрачноватое место, — проговорил Кистенёв, вешая на плечо СКС.

— Лес как лес, — ответил Мессеир.

Алексей остановился, глянув в чащу и пробубнив себе под нос между делом: «Кто родился в день воскресный: получает клад чудесный». После чего закинул за спину рюкзак, поправил ружьё и пошёл вслед за остальными мимо кустов растущих у края над кромкой воды.

— И всё-таки Крейтон я не понимаю одного, — начал Семелесов, когда они стали цепочкой подниматься по невысокому склону возле берега реки. — Ты говоришь, что они улетели с континентов, населённых людьми почему?

— Не знаю, наверное, они нас не любят, — ответил Крейтон, тяжело вздохнув и сделав паузу, добавил. — Драконы странные существа, это не обычные животные, это… это скорее…

— Чудовища? — вставил Семелесов.

— Именно. Наш век смешон для них, как и мы сами. Мы слишком мелки даже для того, чтобы быть их пищей. Они жили на наших землях ещё до расцвета человечества и правили там, где ныне правят люди, и впоследствии они вернуться, чтобы править там, где правил человек.

— Так вот отчего их взгляд сводит с ума.

— Когда увидите его, лучше прячьтесь, если кто и сможет заглянуть в его глаза, то точно не мы.

— Но разве человек не страшнее чудовища.

— Человек? — Крейтон вдруг остановился и повернулся лицом к Семелесову. — Человек да, но где, щенки, вы здесь видели людей.

И через пару минут, словно в подтверждение слов мантийца они наткнулись на обожженный лес. Стволы и трава были обуглены, вся земля была засыпана пеплом, и многие деревья рухнули, так что здесь было светлее, чем в остальном лесу. Едва троица подошла к краю выжженной земли, как вслед за Крейтоном все остановились, встав в ряд, не желая делать ни шагу дальше.

Лес был выжжен полосой, метров двадцать-тридцать в ширину и полтораста в длину. Крейтон первым двинулся вперёд, он был единственным кто удивившись сначала, потом смотрел вокруг равнодушно, а вот его друзья пошли дальше не сразу, озираясь по сторонам так будто боялись что сейчас один из этих чёрных стволом обломиться и рухнет прямо на них.

— Почему лес не загорелся дальше? — спросил Кистенёв.

— Откуда мне знать, — бросил Крейтон.

Постепенно ощущение времени начинало теряться, и только светлое пятно в том месте, где из-за крон густо растущих деревьев светило солнце, медленно, но верно спускавшееся к горизонту и жуткая усталость давали понять, что дело идёт к вечеру. Мессеир шёл, не останавливаясь, только пару раз позволив сделать привал, хотя сам он почти не садился, а продолжал стоять, пытаясь по своему яблочному компасу понять в какую сторону они должны идти. Кистенёв с Семелесовым почти не задавали ему вопросов. Василию после того как они наткнулись на выжженный лес, уже начало казаться что если они вернуться, домой так и не встретившись с этой летающей ящерицей, то это будет далеко не самым плохим результатом.

К вечеру заговорщики, наконец, вышли из леса и очутились на берегу небольшого лесного озера.

— Прелестно, — вдруг произнёс Семелесов. — Теперь хотя бы можно будет искупаться.

Крейтон ничего ему не ответил и только чертыхнулся про себя. Кистенёв тут же направился к воде, скинул рюкзак и карабин, припал на одно колено и, зачерпнув воды в горсть, умылся. Семелесов с Крейтоном о чём-то начали разговаривать у него за спиной, но вдруг замолчали, это почему-то насторожило Василия, он остановился, уставившись на собственное отражение в воде, сквозь которое виднелся песок на дне. Вдруг низкий монотонный рёв раздался с того берега и сердце юноши замерло. Борясь с оцепенением, он медленно поднял глаза.

Он летел за озером, над кромкой леса на фоне розовеющего неба. Медленно и величественно он взмахивал широкими крыльями. Его голова и тонкая шея были едва различимы издали, и длинный хвост длинный хвост немногим короче туловища колебался в такт взмахов крыльями.

Кистенёв смотрел на него секунды две, потом словно неведомая внешняя сила отбросила его в сторону и кинула в заросли. Ненадолго он забылся и пришёл в себя только когда оказался между деревьями весь в траве и листве, за спиной у Крейтона и Семелесова, отошедшего чуть в сторону от него, попятившись назад.

Дракон вдали сделал поворот в воздухе, показав на мгновение плоскость крыльев, и полетел прочь навстречу заходящему солнцу. А Крейтон только засмеялся, повернувшись и посмотрев на Кистенёва.

— Ну как? — произнёс он довольно. — На монете он выглядел не столь устрашающе.

— Это же… он… — заплетающимся языком проговорил Василий, пальцем указывая в сторону, куда улетело чудовище.

— Мы ему безынтересны, не думаю, что он нас заметил, — флегматично ответил Крейтон, и пошёл в сторону, направившись сквозь заросли кустарника вдоль берега. — Пора уходить отсюда, скоро стемнеет, здесь нежелательно ночевать у воды.

Кистенёв медленно пошёл к берегу, чтобы забрать рюкзак и карабин. Семелесов оставался стоять на месте, глядя куда-то неопределённо вдаль, и только произнёс: «Невероятно», когда Кистенёв проходил мимо него.

Они разбили лагерь в паре сотен метров от берега. Крейтон так и не объяснил: почему нельзя спать возле воды, но никто его и не спрашивал, здесь в лесу они понимали, что лучше слушаться мантийца. Все сумерки собирали хворост и сучья для костра, которые складывал Мессеир, потом разжёг, оставив большую часть собранного про запас на ночь.

— Дежурим по очереди, я первый, — произнёс Крейтон, когда над лесом уже сгущались вечерние сумерки. — Спите, друзья мои, завтра нам потребуется много сил.

— А сколько дней нам по этому лесу шастать? — спросил Семелесов, ложась.

— Как получится.

— Ясно, — проговорил Алексей, уже закрывая глаза. — В субботу финал лиги чемпионов, надеялся — мы вернёмся.

Крейтон, стоявший рядом с карабином за плечом, только взглянул на него и тихо проговорил: «Мне бы твой оптимизм».

Все кроме Мессеира ночевали в лесу по сути первый раз. Семелесов провалился в сон сразу, Кистенёв ещё немного поворочался, время от времени прислушиваясь к лесным звукам, хотя их практически полностью заглушал размеренный треск костра, только время от времени уханье филина доносилось из тёмной чащи, заставляя юношу замирать. Благо вид стоявшего с винтовкой Крейтона, пристально всматривавшегося куда-то в темноту, действовал успокаивающе, и скоро Василий сам не заметил, как провалился в сон.

Семелесова разбудил Кистенёв, когда подходило его время дежурить. Солнце ещё не думало появляться, и только луна слабо пробивалась из-за стволов и крон деревьев. Алексей поднялся нехотя и не сразу. Кистенёв помог ему подбросить в догоравший костёр ещё сучьев и улёгся обратно на ворох лапника и мха, досыпать и как видно заснул на этот раз почти сразу.

Семелесов присел возле костра и протяжно зевнул, поставив СКС прикладом на землю и прихватив ствол на изгибе локтя. Он взглянул сначала на Крейтона, спавшего укрывшись своим плащом, затем на обступавший со всех сторон лес и наконец на тянувшее свои языки кверху пламя костра, медленно пожиравшее только, что брошенные туда сучья.

Сквозь одежду приятно холодил металл винтовки, и костёр отогнал неприятную зябь, так что теперь Семелесову было почти уютно и даже тёмный лес вокруг пугал не так сильно. Всё было бы хорошо, если бы так не тянуло в сон. Семелесов знал хорошо по своему и чужому опыту, что зачастую, когда тебе надо заснуть прямо сейчас, чтобы выспаться до завтра, то можно ворочаться хоть всю ночь и быть не в одном глазу, но стоит только тебе ночью быть там, где спать нельзя категорически, то не дай Бог, ты будешь пытаться не спать и насилу держать глаза открытыми, потому что стоит только сомкнуть веки, и ты откроешь их в лучшем случае на утро или через пару часов. Да к тому же свежий воздух, усталость и царившая в лесу тишина отнюдь не отгоняли дремоту.

Он взглянул на небо где между деревьями, стоявшими, словно стенки колодца вокруг полянки, на маленьком клочке неба мерцали звёзды, среди которых отчётливо выделялся ковш Большой Медведицы, у которого кончик ручки был скрыт за колышимыми ветром верхушками берёз. И Семелесов отчего-то стал непроизвольно бормотать себе под нос: «Slumber, watcher, till the spheres, Six and twenty thousand years… — он зевнул, прикрыв рот тыльной стороной кулака и произнеся по инерции, — Have revolv» d, and I return…», одумался и, встряхнув головой, понял, что ничего хуже этого не могло прийти на ум когда борешься со сном, после чего тихо запел: «Как бессонница в час ночной…».

Неожиданно треск ветки привёл его в чувство и только тут Семелесов понял, что задремал на несколько минут. Он выпрямился и окинул взглядом их небольшой лагерь, с успокоением обнаружив, что его друзья всё ещё спят на своих местах, костёр продолжает потрескивать, и вещи лежат, где лежали. Но только он успокоился, как из чащи вновь донёсся странный шорох, непохожий на шорох верхушек деревьев колышимых ветром. Потом снова треснула палка, и Алексей насторожился, взял в руки карабин и стал подозрительно оглядываться по сторонам. Вдруг он почувствовал в воздухе сладковатый аромат похожий на запах цветочного нектара.

Откуда-то из темноты донёсся негромкий смех и тут же утих. Едва ли бы в подобной ситуации Семелесов не вскочил и не поднял тревогу, но сейчас он отчего-то был уверен, что ничего страшного не произойдёт. Смех послышался снова, и юноше показалось, что он зовёт его, только его одного и спящих рядом товарищей это касаться не должно. Появилось отчётливое ощущение, что там из-за кустов кто-то пристально и с интересом смотрит на него Семелесова.

И юноша вдруг встал, ощущая в голове приятный дурман, медленно пошёл в сторону деревьев, держа карабин в опущенных руках. Поначалу он шёл почти вслепую, но вскоре глаза привыкли к темноте, и Алексей стал различать вокруг стволы деревьев, заросли кустарника и разбросанные повсюду сучья и стволы упавших деревьев. Подул прохладный ветерок. Лес, ещё недавно казавшийся столь пугающим, стал вдруг дружелюбным и приветливым так, словно это был дом юноши, и он прожил здесь целую жизнь.

Он вдруг вышел на небольшую лесную полянку, залитую лунным светом, хотя Луна ещё только поднималась над верхушками деревьев окружавших поляну, и света её явно было недостаточно, чтобы всё выглядело именно так, но Семелесова в тот момент это волновало меньше всего. Смех послышался снова негромкий звонкий смех. И на этот раз смеялись несколько впереголосок. Звук доносился, словно откуда-то сверху из листвы и Алексей задрал голову, пытаясь взглядом найти смеявшихся. Вдруг нога его зацепилась за корень, и он кубарем полетел вниз по склону на краю полянки.

Карабин вылетел у него из рук, но юноша не обратил на это внимания. Оказавшись лежащим на животе, прислонившись щекой к холодной траве, Семелесов поднялся не сразу. Смех послышался совсем рядом, Алексей поднял голову и увидел метрах в пятнадцати-двадцати от себя трёх странных существ. Они были похожи на девушек, но при этом словно бы светились мягким золотистым светом и за спинами у них были прозрачные небольшие крылья напоминавшие на крылышки стрекозы, только куда больше по размеру, хотя и явно не соответствовавшие пропорциям. Существа эти были низкого роста, с относительно короткими волосами. Семелесов так и не мог понять были ли они нагими или на существах была какая-то одежда телесного цвета светящаяся таким же золотистым светом, юноша в тот момент не мог и не хотел думать об этом, ему вообще не хотелось думать.

Они медленно направились в сторону Семелесова, подлетая каждый раз над землёй, взмахивая крыльями, при этом продолжая посмеиваться. Существа окружили его, о чём-то между собой переговариваясь на неизвестном языке. Семелесов сел на земле, будто зачарованный, смотря то на одну, то на другую девушку. Его разум был словно окутанный саваном ничего не пытался понять и обдумать, так что даже голос мыслей стих в голове или ему так казалось, но приятное чувство умиротворение ещё недавно полностью овладевшее юношей, почему-то начинало рассеиваться и на его смену постепенно приходила тревога, вместе с щемящим чувством внутри.

Одно из существ подошло к Алексею и, опершись руками на колени, наклонилось и пристально посмотрело на него, улыбаясь надменной ехидной улыбкой. Семелесов медленно встал на ноги, голова начинала болеть, он с трудом понимал что происходит, но ему вдруг захотелось залезть самому себе в мозг и выдернуть оттуда что-то, что мешало ему нормально думать, сковывало его изнутри. Существа встали теснее, кружась вокруг юноши, толкали его и цепляли, стремясь раскрутить вокруг своей оси, и это им почти получило.

Семелесов еле держался на ногах, он уже не понимал: кружиться ли он сам или стоит на месте, и это существа двигаются вокруг него, на фоне леса и поля которые уже давно превратились в тёмно-зелёный фон, и по ним ничего нельзя было разобрать. Алексей схватил одну из девушек и закружился вместе с ней, будто вальсируя, та лишь вновь засмеялась, что-то произнеся на своём языке, отчего её подруги засмеялись вместе с ней.

— Прекрасная ночь… — шёпотом через силу проговорил Семелесов, поняв по взгляду существа, что оно поняло его слова, — едва ли когда выдастся момент прекрасней…

Он сделал паузу, посмотрел куда-то в бок, в сторону леса и с силой развернув существо спиной к деревьям, прокричал:

— Для смерти!

И вдруг существо резко вскинуло голову и издало нечеловеческий высокий крик резанувший по ушам. В её спину чуть повыше крыльев вонзился тонкий метательный нож, лезвие которого ещё было покрыто инеем.

Тут из головы Семелесова пропали последние следы дурмана, и на их место пришла жуткая боль, словно всё внутри черепа горит огнём и сейчас взорвётся. Едва разбирая что-то перед глазами, Алексей выхватил нож из спины поникшего существа и, развернувшись, ударил наотмашь перед собой, где к нему приближалось пятно жёлтого света, выделявшееся среди тёмной гамы оттенков в которую превратился мир. Вновь послышал тот же резкий крик, на этот раз не такой громкий и продолжительный.

Юноша рухнул на землю, он зажмурил глаза и, уже наплевав на всё, откинул голову на траву, и боль начала стихать. Будто из другого мира послышался приглушённый выстрел и крик знакомого голоса: «Не трать патроны! Это их не берёт!». Потом кто-то подошёл к нему и, схватив за грудки, приподнял его и врезал ладонью по щеке.

— А ну посмотри в глаза! — строго приказал Крейтон, продолжая держать одной рукой Семелесова, еле державшегося на ногах.

— Что за… — только и смог проговорить Алексей.

— Всё нормально, — заключил уверенно Мессеир, отпуская его, и Семелесов опустился на колени, опираясь одной рукой на землю, другой держась за голову, а Крейтон прошёлся рядом и посмотрел на него сверху вниз. — Заснул всё-таки в карауле, чтоб тебя.

— Кто это ещё был? — послышался раздражённый голос Кистенёва. — Это феи что ли.

Семелесов поднял голову и увидел Кистенёва спускавшегося по склону на полянку, с карабином за плечом и термосом подмышкой. Светящиеся существа испарились кроме трёх заговорщиков. Крейтон присел на корточки там, где ещё недавно стоял Семелесов и, что-то подняв с земли, обратился к Кистенёву:

— Еще холодный, нужно положить обратно.

Семелесов медленно поднялся. Впереди он видел силуэт Крейтона, державшего за середину ствола карабин.

— Эти твари приходят к засыпающим, чтобы дурманить разум, когда он только начинает отключаться, — громко объяснил.

— Это были феи, о которых ты говорил?

— Будь это феи — нас бы уже свежевали. Нет, эти твари не так страшны, если только не попадать под их дурман. А наш друг всё-таки проявил некоторую волю, некоторые бы в подобной ситуации ещё бы бросились их защищать, очарованные ими.

— Ненавижу женщин с короткими волосами, — проговорил Семелесов тяжёлым голосом. Они что, собирались меня съесть?

— Да, друг мой, но только в самом конце. Тебе повезло, что я сплю чутко.

— Не буду спрашивать по поводу остального, — произнёс Алексей, двинувшись навстречу двум своим друзьям.

— И что теперь делать? — спросил Кистенёв.

— Не спать, когда не надо, — ответил Мессеир, пройдя мимо Василия, и направившись в сторону деревьев.

— То есть а… — начал было Кистенёв.

Но вдруг откуда-то из-за леса раздался громкий монотонный рёв, как в тот раз на озере и вся троица застыла на месте. Крейтон медленно повернулся, стоя на склоне и, слегка улыбнувшись, произнёс, смотря на своих товарищей:

— Ну что, как ты говоришь, Семелесов: Господь милосерден.

И взяв карабин наизготовку, Крейтон быстрым шагом направился в сторону леса.

Глава двадцатая ДРАКОНЬЯ КРОВЬ

Сердце бешено колотилось в груди Василия Кистенёва, стремительно нёсшегося сквозь лесную чащу с карабином в руках, боясь упустить маячивший впереди чёрный плащ мантийца. Ещё никогда, с самого момента пересечения тропика Козерога, они не совершали ничего столь безумного. Сама мысль о существе, с которым они вот-вот должны были столкнуться, заставляла сжиматься всё внутри у юноши, но ещё больший страх вселяло поведение Крейтона. Оперативник ордена, никогда не проявлявший при своих друзьях явной весёлости, расплывался в улыбке и буквально светился, услышав рёв из леса. И тот алчный блеск в его глазах, что одновременно и пугал и манил за собой. Кистенёв счёл бы безумцем любого, во взгляде которого увидел бы его, но только не Крейтона, к нему Василий уже давно нее применял человеческие мерки.

Они захватили из лагеря только куски брезента, которые Крейтон, похоже, собирался использовать как шоры, и одному только Богу было известно, каким образом он собирался их накидывать. Кистенёв, как, впрочем, и Семелесов, вообще не понимал, что теперь делать, ибо даже те детали, о которых рассказывал Мессеир, казались слишком безумными для воплощения. И Василий не задавал вопросов, он только бежал вперёд мимо обступавших его со всех сторон берёзовых стволов.

Крейтон резко остановился, позволив своим товарищам нагнать его, поднял на уровень глаз блюдце с яблоком и, повернувшись под прямым углом, вновь побежал, не говоря ни слова. Они оказались на берегу лесного озера, с противоположной стороны от той, где находился их лагерь, и вдали за лесом ещё только занималась заря. И именно туда, в ту сторону, откуда они только что пришли, указывало яблоко на блюде Крейтона.

Мессеир шёпотом выругался, развернулся на месте и прошёл с напряжённым видом между своими друзьями.

— Где он, Крейтон? — озабоченно спросил Кистенёв, снова оказавшись у того за спиной.

— Не знаю, — отрезал мантиец, — вы сами слышали его, он где-то здесь.

— Это же чёртов дракон, где он может спрятаться, как он вообще может где-то прятаться? — вставил Семелесов.

Вдруг юношам послышался плеск воды за их спинами. Крейтон остановился на середине склона спускавшегося к берегу реки и шёпотом озарения промолвил:

— Дененрант рассказывал мне, что они могут задерживать дыхание на несколько часов, замедляя все процессы в своём организме.

Кистенёв с Семелесовым не поняли сразу, к чему он клонит, но тут вдруг за спиной послышался громкий всплеск. Юноши разом обернулись, увидев как из воды, подняв облака брызг, взметнулось вверх огромное существо с вытянутой головой на длинной шее. Оно тут же расправило два перепончатых крыла и, взмахнув ими один раз, стряхнув с них капли воды приподнялось над поверхностью озера, наклоняя туловище горизонтально. И вновь послышался рёв на этот раз громче, чем когда-либо, и с трудом сквозь него можно было расслышать крик Мессеира: «Все в воду!», в тот же момент когда тот бросился к озеру, дёрнув за рукава Кистенёва и Семелесова, не понимавших что происходит.

Крейтон сбросил карабин на траву и, отойдя от берега только на пару шагов, нырнул лицом вниз. Кистенёв с Семелесовым последовали его примеру, действуя уже где-то на уровне рефлексов, только краем глаза видя надвигавшееся на них чудовище. Они бросили винтовки на землю у воды и нырнули в озеро, врезавшись в песок на прибрежном дне, а через несколько мгновений над водой пронеслась волна огня, опалившая прибрежные заросли, бывшие слишком сырыми, чтобы загореться. А следом огромное существо, размеренно взмахивая крыльями, пронеслось над водой и, резко задрав голову, ушло вверх, едва не задев верхушки берёз росших на краю рощи.

Когда юноши вынырнули из воды, им предстала жутковатая картина: полоса выжженной земли, отходящая от берега, пожухший тростник и обгоревшие заросли кустарника, с разбросанными то тут, то там едва горевшими языками пламени, особенно ярко выделявшимися на чёрном фоне. Крейтон медленно поднялся и, подойдя к берегу, посмотрел вслед удалявшейся над лесом фигуре, и, тихо выругавшись, бросился из воды.

— Что за чертовщина, Мессеир? — только прокричал ему вслед Кистенёв.

— Он наш, Василий, он наш, — ответил мантиец, поднимая с земли, карабин. — За мной, господа, сегодня вы поймёте, что жили не зря.

И он кинулся в лес, в ту же сторону, куда полетел дракон. Первым за ним последовал Семелесов Кистенёв, чуть задержался, ещё пытаясь хоть как-то осознать, что тут происходит.

Они снова ринулись в лес. Кистенёв уже не обращал внимания ни на мокрую одежду, ни на воду, хлюпавшую в сапогах, он вдруг как-то отстранился от этого и куда более осязаемо было иное, ощущение присутствия рядом чудовища, которого снова было не видно и не слышно, но Василий, всё равно чувствовал, что оно рядом, где-то над кронами берёзовой рощи. Он не заметил, как зацепился за что-то ногой перевернулся рухнул в траву, увидел над собой на мгновение просвет между листвой деревьев и тень что мелькнула там на мгновение.

Кистенёв поднялся и с ужасом понял, что потерял из виду как Крейтона, так и Семелесова. Он дёрнул рукой пытаясь стряхнуть воду с рукава. Василий попятился, держа карабин наготове, быстрым движением сдвинул прилипшие ко лбу мокрые волосы и тут же взялся ей снова за винтовку. Его уже начинала злить эта беготня по лесу, и то, что чудовище находилось так близко и так далеко, отчего Кистенёву хотелось просто увидеть его перед собой, а там будь что будет.

И вдруг раздался выстрел. Василий резко обернулся, выражение его лица сделалось донельзя сосредоточенным, и тяжело выдохнув, он пошёл на звук. Сам не заметив как, он оказался на краю широкой лесной поляны, намного больше той, где в этой ночью Семелесов танцевал с лесными феями.

Посередине поляны стоял Крейтон, с карабином в руках. Он снова выстрелил в воздух, потом поднял в вытянутой руке зеркальце, блеснувшее солнечным зайчиком, и прокричал куда-то в небо: «Ну, давай, Зверюга! Давай, сволочь! Сюда!». Кистенёв встал как вкопанный, пытаясь понять, что делает мантиец, сбоку, шагах в двенадцати от себя, он увидел Семелесова, тоже стоявшего между крайними деревьями, смотря на Крейтона.

А тот в свою очередь убрал зеркальце и, взмахнув рукой, давая какой-то знак Кистенёву, крикнул: «Готовьте шоры» и бросился в сторону леса. Василий же, осторожно прошёл чуть вперёд отойдя метров на пятнадцать от деревьев, и тут в небе мелькнула тень и раздался громкий рёв отдающий скрежетом, поток воздуха вдруг обдал лицо юноши, и подняв глаза он увидел перед собой того ради кого они сюда и направлялись.

Существо медленно опустилось на землю, встав сначала на задние лапы, бывшие чуть длиннее передних. Дракон был в длину метров двадцать и половину от этого составлял массивный хвост со стреловидным отростком на конце, размеренно раскачивавшийся, словно кнут, ищущий свою цель. Чешуя чудовища имела тёмно-зелёный почти чёрный цвет на спине, переходящий сначала в изумрудный, а потом и в желтоватый на брюхе. Вдоль позвоночника у существа шёл ряд отростков по мере приближения к хвосту и к голове уменьшавших свой размер, пока не исчезали вовсе, в том самом месте, где шея оканчивалась вытянутой мордой. Кожистые крылья имели в размахе двадцать пять-тридцать метров, и по форме напоминали крылья летучей мыши, существо сложило их при приземлении, плотно прижав к туловищу.

Чудовище неспешно сделало несколько шагов по поляне, ступая одновременно передней и задней ногами, располагавшимися по диагонали. Кистенёв сам не понял, как оказался спустя мгновение, прижавшись спиной к стволу берёзы, росшей возле заросшей травой канавы с пологими склонами, глубиной не больше пары метров. Оно смотрело куда-то в сторону, словно и не видело никого больше в округе. Кистенёв высунулся из-за дерева, и мельком взглянул на дракона продолжавшего смотреть в сторону, после чего тут же спрятался обратно, прижавшись спиной к стволу.

Сердце колотилось всё быстрее и быстрее, и тщетно пытаясь успокоиться, Кистенёв стал дышать чаще и глубже. Неожиданно это помогло, и в голову юноши вдруг закралась идиотская идея, насчёт того сколько лайков могла бы собрать фотография этого дракона, будь у Василия под рукой его верный айфон. Впрочем, тот Кистенёв, что стоял тогда в лесу только улыбнулся этой мысли.

Василий сделал глубокий вдох, он повернул голову и увидел стоявшего чуть в стороне за деревом Семелесова с карабином в руках и куском брезента, перекинутым через плечо. Тот с ужасом посмотрел на Кистенёва, и тот уже практически успокоившись, спокойно высунулся из-за ствола, думая, что чудовище его не заметит. Но дракон вдруг резко повернул голову и посмотрел на юношу, из его пасти вырвался глухой хриплый рык, и тут Кистенёв вновь ощутил тот безумный страх и вновь ноги сами сорвались с места и понесли юношу прочь. Зверь поднялся на задние лапы, зарычал и резко опустился, развернувшись в сторону, куда бросился Кистенёв, который в тот момент обернулся и засмотрелся на поднявшееся чудовище, как вдруг что-то продолговатое и вертикальное ударило его одновременно по голове и туловищу.

Василий упал на землю возле ствола дерева, в которое только что врезался, карабин выпал из его рук и, осознавая его бесполезность, Василий даже не стал его поднимать. Он медленно поднялся, схватившись рукой за ушибленное место у виска и увидел перед собой драконью морду с кроваво-красными глазами, в которых виднелись чёрные вытянутые зрачки. Кистенёв знал, что нужно делать. Он выпрямился, сжал руки в кулаки и посмотрел прямо в глаза зверю, чуть подавшись вперёд.

Дракон чуть повернул свою голову так, чтобы глаза его располагались напротив глаз Кистенёва, на миг его глаза скрылись за тройным веко и после этого он, не моргая, пристально смотрел на юношу, не двигаясь не единым мускулом.

И тут Василий понял то, о чём говорил Крейтон. Он словно бы начал таять, словно кусочек масла, истончался до тех пор, пока не стал прозрачным. Всё внутри Кистенёва сжалось, и вокруг он не видел ничего кроме горящих красных глаз, от которых теперь невозможно было оторвать взгляд. Прошло всего несколько секунд, но Василию казалось, что это продолжалось часами. Ему хотелось, закричать, но вопль застрял в сжатой груди. Ещё никогда он не осознавал себя таким ничтожным, и никогда это не было столь отчётливо и явно, словно комар бросивший вызов льву.

До слуха Василия донёсся чей-то крик, но он не обратил на это внимания. Колени задрожали, кулаки сами собой сжались до боли в пальцах, и вдруг кто-то врезался в Кистенёва сбоку и они оба кубарем полетели в канаву. А там где только что стоял юноша, пронеслась струя огня, опалившая траву и зажёгшая несколько кустов и поваленную молодую берёзку, лежавшую наискось одним концом опирающуюся на нижнюю часть ствола.

— Ты что совсем Вася, что ли? — послышался разозлённый голос Крейтон. — Я что говорил про его взгляд.

Кистенёв осторожно поднялся и присел на траву на дне канавы, пытаясь унять дрожь. Он медленно поднял взгляд и посмотрел на Мессеира. Лицо мантийца на мгновение слегка исказилось, когда до него дошла бессмысленность сказанного, и он что-то буркнул под нос, нос, но в следующую же секунду, взяв свой карабин и бросив строгим голосом: «Я его отвлеку, а вы зайдёте сзади и накинете шоры на глаза» он, пригнувшись как солдат под обстрелом, направился в сторону по дну канавы.

Кистенёв, постепенно приходя в себя на четвереньках пополз в другую сторону, где должен был находиться Семелесов. Алексея он обнаружил сидящим около корней росшей на краю канавы берёзки, обхватив карабин, прижимая его к себе.

— Что сказал Крейтон? — спросил он дрожащим шёпотом.

— Мы должны накинуть шоры, — тяжело дыша, проговорил Кистенёв. — Он отвлечёт его.

Семелесов только неуверенно кивнул головой, и осторожно выглянул наружу.

— Здесь мы в безопасности, — его голос вдруг стал уверенным и даже спокойным. — Эта тварь не пролезет между деревьями, это опасно для его крыльев, здесь она достанет нас только огнём, но, Вася, — Алексей осёкся и посмотрел на Кистенёва. — Как ты собрался к нему подобраться.

— Не знаю.

Тут раздался выстрел. Затем ещё один послышался громкий шорох, и удары когда лапы чудовища резко ступали на землю. Дракон резко развернулся, и струя огня выжгла край опушки в той стороне, откуда прозвучали выстрелы.

Семелесов резко поднял голову, посмотрев из-за края канавы и тихо, но чётко скомандовал: «Вперёд». После чего, схватив брезент, ринулся наверх. Кистенёву казалось самоубийством покидать их естественный окоп, но факт того что Семелесов оказался храбрее его неожиданно уязвил Васили, и он инстинктивно ринулся следом, только наверху осознав что теперь они беззащитны.

Дракон стоял к ним спиной, осторожно поворачиваясь из стороны в сторону, высматривая своего противника среди деревьев на той стороне полянки, и только хвост его угрожающе раскачивался параллельно земле, словно поставленный горизонтально маятник.

Кистенёв не знал, что ему теперь делать, он всё ещё не мог понять, что он вообще делает, но одно он знал точно: эта тварь пока что их не видит, пока что. Он шёл шагах в десяти позади Семелесова, по прямой не в силах свернуть в сторону или отвести взгляд от чудовища прямо перед ним. Алексей медленно разворачивал брезент у себя в руках, время от времени поглядывая на Василия. В тот момент он выглядел куда спокойнее своего товарища.

Василий вдруг увидел вдали между деревьев Крейтона, перебегавшего с места на место, с карабином в руках, он вроде бы что-то прокричал, но Кистенёв не расслышал и не обратил на это внимания.

Но тут дракон, до этого стоявший практически неподвижно, поднялся на дыбы как на гербе с серебряной монеты и опустился, повернувшись боком, его хвост описал широкую дугу в воздухе так, что его середина прошлась по тому месту, где стоял Кистенёв. Юноша успел только пригнуться, так что удар пришёлся на затылок и спину в районе лопаток.

Кистенёв рухнул на землю, приземлившись на руки, и тут же откатился в сторону. Он услышал откуда-то со стороны выстрел и громкий крик Крейтона, который Василий опять не смог разобрать. Однако удар неожиданно подействовал на Кистенёва отрезвляюще, юноша быстро вскочил с земли и тут же встал как вкопанный.

Семелесов стоял неподвижно посреди поля, примерно там же где и находился, когда Кистенёв упал на землю. Брезент валялся на земле возле его ног, а в руках юноша сжимал карабин. Он смотрел прямо перед собой в глаза дракону, замершему напротив него в нескольких метрах. Голова чудовища была неподвижна поддерживаемая шеей вытянувшейся практически параллельно земле.

Василий по началу ужаснулся, он хотел было броситься и утащить Семелесова в сторону как с ним самим это сделал Крейтон, но, в то же время, он понимал что сейчас это не поможет. Однако, Семелесов на удивление не проявлял никаких признаков того что с ним твориться что похожее на то что было с Кистенёвым. Он стоял спокойно и только перехватывал левой рукой ствол карабина то выше то ниже, и даже сделал несколько шагов в сторону, не отводя взгляда от дракона, который поворачивал свою голову вслед за юношей.

Алексей недолго смотрел ему в глаза, но намного дольше, чем это делал Кистенёв, и, тем не менее, даже не думал закричать или рухнуть в бессилии на колени, зажмурив глаза, чтобы в следующее же мгновение быть испарённым огненным дыханием чудовища.

Василий инстинктивно двинулся вперёд, чтобы сделать хоть что-нибудь, но вдруг он услышал крик Мессеира: «Стой!», а затем увидел и самого мантийца, бежавшего с той стороны к дракону, на ходу снимая плащ. Крейтон лихо запрыгнул прямо на шею дракона, и накинул свой плащ ему на глаза. Чудовище тут же взревело и замотало головой, пытаясь сбросить с себя человека, но Крейтон, будто намертво прилип к тому месту, где голова переходила в шею, держа свой плащ, словно шоры на лошади, и вскоре дракон притих.

Как только глаза чудовища оказались закрытыми, Семелесов припал на одно колено, прикрыв глаза руками.

— Сюда, чёрт возьми! — закричал Мессеир, всё ещё удерживая плащ на глазах у дракона. — Тащите брезент!

Кистенёв тут же бросился к Семелесову. Тот медленно поднялся, ответил неуверенным кивком на вопрос: «Как ты?», и побежал вслед за Василием, схватившим свёрток брезента и направившимся на помощь Крейтону. В это время чуть приклонил голову к земле, будто боялся что-то задеть ею наверху, но при этом медленно раскачивал ей из стороны в сторону, отчего Кистенёв с Семелесовым не смогли сразу обойти её с двух сторон, чтобы накинуть брезент. Они набросили шоры и, казалось, что всё уже кончено и ничего не видящее чудовище уже не будет пытаться вырваться, боясь повредить свои крылья, о чём и говорил Крейтон. И действительно дракон замер, приклонив голову почти к самой земле. Василий непонимающе посмотрел на Семелесова, но тот похоже так же недоумевал, потом они оба перевели взгляд на Мессеира, чьё лицо выглядело слишком напряжённым и озадаченным, как всегда в тех ситуациях когда за этим следовала команда вроде: «Бегите отсюда, глупцы».

Но он не успел крикнуть. Кистенёв вдруг почувствовал как край брезента, за который он держался, дёрнулся. Василий успел сжать его сильнее и понял, что отрывается от земли, его подбросило, и он упал прямо на дракона в том месте, где шея соединяется с туловищем. Краем глаза он увидел, как расправились крылья и сделали первый взмах, а сам юноша только рефлекторно ухватился за один из костяных наростов из тех, что шли вдоль позвоночника. Он почувствовал, как чешуйчатая кожа прижалась к нему, и понял, что чудовище поднимается.

Послышался испуганный крик Семелесова, и прямо перед носом Василия пронеся тёмный силуэт Крейтона. Василий подтянулся на руках и сел сверху на шею ящера, уже видя как внизу зелёные кроны деревьев.

— Подай сюда плащ, — послышался голос Крейтона и Кистенёв, обернувшись, увидел как тот, вонзив нож прямо в тело дракона, ухватившись за него одной рукой, второй держал Семелесова.

Василий быстро схватил плащ, зацепившийся за один из спинных отростков, и осторожно прополз по спине ящера. Он с трудом подтянул к себе наверх Семелесова, оказавшегося довольно лёгким, а затем к ним поднялся и Крейтон. Он не произнёс ничего, только выхватил свой плащ из рук Кистенёва, и, оглядевшись по сторонам, он довольно улыбнулся и поднялся на ноги, надев плащ и разведя руки в стороны, словно канатоходец.

Его плащ развевался на ветру, он улыбался, глядя вперёд, где всё расплывалось словно в дымке у столь далёкого теперь горизонта. Крейтон с трудом удерживал равновесие пока, наконец, во время одного из поворотов дракона не присел и не прижался к спине чудовища, как это делали остальные.

— Посмотрите вокруг, друзья мои, и вспоминайте каждый раз, когда зададитесь вопросом, зачем пошли за мной, — прокричал Мессеир и голос его, едва не растворяясь в шуме воздушных потоков.

И после этого Кистенёв поднял голову не сразу, только заметив довольное лицо Семелесова, улыбавшегося так словно бы он впервые увидел восход солнца или он ребёнок который понял, что родители подарили ему на день рожденья то, о чём он до этого всё время мечтал. И никогда ещё Кистенёв не видел такого выражения лица у Алексея.

Тогда он тоже поднял голову и посмотрел вдаль на горизонт поверх бугристого зелёного покрывала накрывавшего лес, где-то вдали разрезанного извилистой рекой, и проталиной синевшего озера возле которого они и встретили дракона, на котором теперь летели. И тогда он понял, о чём говорил Крейтон. Страх никуда не ушёл и Кистенёв всё ещё вцеплялся руками в спину ящера боясь даже подумать о том чтобы стоять также как это делал мантиец, но при этом он понимал что в действительности того стоило. Словно бы он летел сам по себе и это его крылья поднимались и опускались по сторонам, а не крылья тысячелетнего чудовища, словно бы он сам был этим чудовищем.

Дракон летел на высоте примерно сотни метров со скоростью легкового автомобиля, и встречный ветер ощутимо бил в лицо но при этом не был серьёзной помехой, для того чтобы удержаться на спине чудовища. Куда больше пугали резкие повороты существа, когда оно уходило вверх или вниз заставляя замирать сердце в груди и ещё плотнее приживаться к чешуйчатой коже.

Вдали показалась прямая тёмно-серая линия автомобильного шоссе. Оказавшись над ним, дракон распрямил крылья и стал снижаться, летя параллельно дороге. Поравнявшись с верхушками деревьев, росших по сторонам, чудовище пару раз взмахнуло крыльями, чуть поднялось и, спланировав над висевшими над дорогой сине-белыми щитами с указанием расстояний до городов, забрало вверх и ушло обратно в сторону леса. А Кистенёв только с жалостью посмотрел на несколько машин, что плелись в тот момент по шоссе.

Дракон развернулся и летел обратно к реке и озеру, в котором прятался, при этом он заложил приличный крюк и несколько раз вилял из стороны в сторону, будто сам летал в своё удовольствие, забыв про сидевших у него на спине людей. Подлетая к реке, дракон стал снижаться как до этого над шоссе и Василий краем глаза заметил, как Крейтон приподнялся, держа в руке чёрный свёрток.

— Прыгать по моей команде, — послышался строгий голос мантийца. — В воду ногами вперёд.

Подождав несколько секунд пока ящер не снизился до десяти-пятнадцати метров над водой, Мессеир скомандовал: «Прыгай». И одновременно с этим соскользнул с драконьей шеи, выбросив вперёд чёрный свёрток, который он держал в руках, так что тот упал куда-то в заросли на берегу. Кистенёв и Семелесов последовали за ним не сразу, но всё равно долго ждать себя не заставили.

Войдя в воду, они сразу ушли на глубину, коснувшись ногами дна, которое было не глубже пары метров, и, испугавшись поначалу, практически сами собой всплыли на поверхность, где уже выходил на берег Крейтон.

Мантиец сбросил свой карабин и некоторые из вещей на траву, и тут же вернулся к воде, чтобы помочь Семелесову. Он усадил того на землю и пощёлкал пальцами перед глазами, потом спросил строгим голосом:

— Голова не кружится? Попробуй улыбнуться?

— Да в порядке я, — отмахнулся Семелесов, изобразив на лице улыбку.

Крейтон приподнял ему верхнее веко на глазу и пристально рассмотрел сам глаз, потом выпрямился и, усмехнувшись, произнёс:

— Поразительно, он, похоже, даже остался в здравом рассудке.

И после этих слов Мессеир зашагал куда-то в сторону вдоль берега, что-то высматривая под ногами.

— Ну, по крайней мере, мы не зря сюда добирались, хотя бы на драконе полетали, — проговорил Семелесов, вставая на ноги.

— Не зря добирались? — переспросил Мессеир. — Вы, друзья мои, теперь можете сказать, что жили не зря.

— Но, тем не менее, мы его не поймали, — произнёс Кистенёв, двинувшись в сторону Крейтона что-то искавшего на берегу. — Нам что понадобится другой план?

— Почему? — спросил Мессеир, поднимая с земли чёрный свёрток, из которого он достал нож, на лезвии которого ещё блестели свежие капли драконьей крови. — У нас есть главное — его душа.

Глава двадцать первая ВЕСЁЛАЯ ИГРА

— Значит ты сестра Семелесова? — спросил мужчина, в милицейской форме, сидевший за столом, обняв ладонями кружку с чаем.

— Двоюродная, — ответила, улыбаясь Клементина, бросив беглый взгляд на улицу за окном.

Она стояла возле стены, прислонившись к ней спиной и сложив руки спереди, изображая на лице милую улыбку, смотрела на сидевшего за столом участкового. Милиционер был достаточно молод для своей должности, и на вид ему едва ли можно было дать больше тридцати-тридцати пяти. Он снял свою фуражку и положил её рядом с собой на стол, подложив под неё чёрную папку с бумагами.

— Не понимаю, что могло произойти с Алексеем, — говорила совершенно непосредственным голосом Клементина. — Никогда бы не подумала, что он способен совершить что-то плохое. Нет, не думайте, что я собираюсь говорить какой он хороший, просто, знаете, он всегда был такой тихий, домашний, не думаю, что у него могло бы хватить духу на что-то серьёзное. На что-то из-за чего его могли бы искать синеру… — она осеклась, — из-за чего его могла бы искать милиция.

— Может быть, — милиционер, наигранно пожав плечами. — Хотя знаешь, как это бывает, свяжется с кем не надо… попадёт в дурную компанию… Его новые друзья, ты ничего о них не знаешь?

— Я давно не видела Алексея, да и он никогда мне ничего не рассказывал о себе и своих друзьях, он был очень замкнутым.

Клементина сделала паузу. Откровенно говоря, её уже начинал выводить из себя этот разговор. Этот надменный назидательный тон участкового, его взгляд украдкой, то на платье то прямо в глаза, про которые милиционер так и не осмелился спросить. Хотя в этом, по сути, и не было ничего страшного, скорее наоборот, но Клементина уже несколько раз хотела решить всё самостоятельно, и с трудом останавливала себя, думая, что лучше отпустить гостя мирно, а потом уже разбираться, когда вернётся Мессеир. Но с каждой минутой она чувствовала, что это будет куда сложнее, чем казалось ранее, и при этом продолжала мило улыбаться, изображая из себя радушную хозяйку и добропорядочную гражданку.

— Я видела у вас пистолет, — произнесла Клементина посерьёзнев.

— А, не бери в голову, — как бы между делом отмахнулся участковый, бросив косой взгляд на кобуру на поясе. — Это так на всякий случай.

— На всякий случай? — Клементина исподлобья пристально посмотрела прямо в глаза милиционеру.

— Здесь тихое место, что у нас, что на той стороне, максимум бомжи пьяные подерутся, в кого тут стрелять, а вот теперь, с этой бандой «Мессера»…

— Мессера?

— Ты не слышала о них? Похоже, опять какая-то шпана, вроде скинхедов или что-то похожее, недавно стреляли в городе в Самойлова, начальника РУВД, так вот, должно быть, их рук дело, совсем походу отмороженные.

— И вы думаете что Алексей… — произнесла Клементина изобразив испуг и ужас, который якобы даже не позволил договорить ей до конца.

— Всё может, говорят его и ещё одного парня несколько раз видели в компании того самого «Мессера». Но не…

Клементина вдруг отодвинула занавеску, посмотрела на улицу и, занавесив окно обратно, повернулась и с улыбкой произнесла: «Я сейчас вернусь». После этого она быстро выбежала в соседнюю комнату, выходящую окнами на улицу, резко закрыв за собой дверь, и вскоре вернулась оттуда, улыбаясь на этот раз уже совершенно искренно.

Участковый не обратил внимания на её уход и продолжал спокойно сидеть за столом, но вдруг через минуту послышался звук открываемой двери на веранде, и милиционер резко поставил чашку на стол, и, сделав девушке знак, чтобы стояла на месте, поднялся, осторожно открывая кобуру. Он не видел как Клементина, стоявшая у него за спиной, начала приближаться к нему, постепенно поднимая руку.

Она резко выхватила заколку, и волосы до того собранные на затылке упали ей на плечи, Клементина подскочила со спины к милиционеру и, обхватив рукой его шею не сильно, но плотно прижала к правому боку остриё короткого стилета. Участковый только и успел воскликнуть: «Что за…» попытавшись повернуться лицом к девушке, но остановился, почувствовав, что нож прижался плотнее, а потом строгий женский голос произнёс ему на ухо: «Подними руки и опустись на колени».

Краем глаза участковый видел, как распахнулась дверь на веранду и в комнату поочерёдно вошли трое подростков одетые в мокрую и вымазанную в грязи одежду, держа в руках винтовки наперевес. Милиционер медленно опустился на пол, держа руки согнутыми в локтях, только на мгновение, опустив одну из них, чтобы опереться на пол. С ужасом смотря на вошедших.

Один из подростков одетый в чёрный плащ сделал два шага вперёд, держа в руках карабин невиданной до того участковым конструкции, и, направив его в сторону мужчины, спокойным, но строгим голосом скомандовал:

— Медленно достань пистолет и брось его на пол.

Милиционер изменился в лице, не отводя взгляда от Крейтона, он осторожно достал пистолет и отбросил его, тут же снова подняв руки на уровень головы.

— Николай Петрович? — удивлённо произнёс Кистенёв.

— Вы его знаете? — спросил Крейтон, садясь на старый обшарпанный табурет, взятый им в углу комнаты.

— Он местный участковый, — вставил Семелесов. — Что мы теперь с ним будем делать, Мессеир?

Алексей медленно прошёл на середину комнаты. Он уже не был так удивлён появлением милиционера у себя дома, не казавшегося столь ужасающим, после того, с кем они встретились в лесу, и даже отметил про себя как положительную тенденцию, что теперь он как раньше не пугается одного вида милицейской формы. Клементина, как ни в чём не бывало, стояла в сторонке, возле стола, держа стилет в своей руке так же непринуждённо, как иная девушка держит расчёску.

— Мессер? — воскликнул милиционер, дёрнувшись, будто хотел вскочить с пола. — Так вы, правда, существуете?

— Я? — Крейтон указал на себя двумя пальцами, с интересом смотря на участкового.

— К тебе он, по крайней мере, обратился на «вы», между делом произнесла Клементина, собирая волосы обратно в пучок.

— Забавно, — констатировал Мессеир. — По наши души явился? — спросил он, взглянув на жену.

Милиционер тем временем сел на пол и отполз к стене смотря то на Крейтона, то на его спутников.

— На вашем месте, я бы добровольно пошёл отделение и сдался, — вдруг проговорил участковый.

— Действительно? — изобразив заинтересованность, спросил Мессеир.

— Понимаете, Мессер, или как вас называть, — милиционер осёкся и прочистил горло.

— Мессеир, Мессеир Крейтон, — строгим голосом поправил мантиец.

Участковый нахмурился, с опаской посмотрев на Крейтона, но всё равно продолжил.

— Только в случае, если вы добровольно сдадитесь органам, мы можем гарантировать вашу безопасность. Всё что вам грозит это «Тяжкие телесные» и двести восемьдесят вторая статья, в противном же случае…

— Двести восемьдесят вторая это у вас за что? — спросил Мессеир, повернувшись к Кистенёву.

— Разжигание межнациональной розни, — ответил ироничным тоном Василий. — До двух лет.

— А говорите свобода слова, — вздохнул Крейтон и снова повернулся лицом к милиционеру. — Ладно, допустим, я понимаю, как вы собираетесь меня защищать, но вот один вопрос от кого?

— В смысле? — участковый с удивлением обвёл глазами всех собравшихся, потом нахмурился, будто пытался понять разыгрывают его или нет, но потом успокоился и уже обычным тоном произнёс. — Фамилия Саркисян вам о чём-нибудь говорит.

— Твою мать! — выругался Кистенёв.

— Кто это? — спросил Крейтон, непонимающе посмотрев в сторону Василия.

— Один крупный бизнесмен в городе, в основном связан со строительством.

— Бизнесмен, — усмехнулся Семелесов. — Так это теперь называется.

Крейтон крепко взял карабин двумя руками и, нахмурившись, посмотрел на милиционера. Тот в свою очередь старался скрыть испуг, и хоть как-то сохранить достоинство. Участковый пристально смотрел на Крейтона, словно ожидал от того принятия важного решения, и сам вид мантийца говорил о том, что он сейчас над этим решением серьёзно размышляет. Но потом вдруг его лицо повеселело, и, едва заметно улыбнувшись, он проговорил:

— Дядюшка одного из тех хмырей, с которыми я разобрался тогда на площади?

Лицо участкового исказилось, он немного повернулось, так что он искоса смотрел на Мессеира.

— Вы хоть понимаете, о чём сейчас говорите? Вы понимаете, что вас уже ищут в городе?

— Понимаю даже лучше, чем вы можете себе это представить, друг мой, — грозно проговорил Крейтон и медленно поднялся с табурета. — А вот вы явно не понимаете, с чем имеете дело. Вы приходите в мой… в дом моего друга, пьёте чай с моей женой пока меня нет.

— Что!

— В нашем мире взрослеют быстрее, — пояснила с улыбкой Клементина, стоявшая сзади возле стены, скрестив руки на груди.

— В вашем… мире? Вы тут долбанутые, что ли все, — вскрикнул участковый и попытался встать.

— Сидеть! — громко приказал Крейтон, приподняв карабин.

— А ну отдай ружьё и вы тоже, — скомандовал милиционер, всё же поднявшись на ноги, обращаясь ко всем троим.

— Подними руки и опустись на пол, — произнёс Мессеир на этот раз тише, делая шаг назад.

— Конечно, ну давай стреляй раз уж… Ай!

Приклад Крейтоновского карабина ударил прямо в солнечное сплетение, выбив из участкового дух, и тот медленно отойдя назад, припал к стене, медленно сползая вниз, скорчив на лице жуткую гримасу.

— На тебя патроны тратить? — проговорил Крейтон недовольным тоном. — И что нам с тобой делать теперь. Я в этом мире недавно, а ваша синерубашечная братия уже успела мне надоесть.

— Не надо его убивать, Мессеир, — совершенно спокойным голосом сказал Кистенёв. — Он на самом деле мужик нормальный, по крайней мере, для мусора.

— Нормальный говоришь? — Мессеир недоверчиво переспросил.

— Чушь собачья. All cops are bastards, — уверенно проговорил Семелесов стоявший чуть в стороне.

Мессеир не обратил на эти слова внимания, он только задумчиво посмотрел на милиционера, потом произнёс:

— Насчёт вашей профессии мне, честно говоря, плевать, я конечно могу вас недолюбливать но не убивать же вас всех подряд, а вот то что вы были дома с моей женой в моё отсутствие, это серьёзное оскорбление, для нашего народа.

— Что?

— Во двор! — приказал Крейтон, мотнув стволом карабина.

Милиционер с ужасом посмотрел на Мессеира потом на его сообщников, начав медленно подниматься с пола. Кистенёв с Семелесовым переглянулись и только Клементина как всегда хитро улыбалась. Участковый, побледнев, потерянно побрёл к двери на улицу, ничего не видя перед собой, идя, словно в тумане, так что казалось, он вот-вот упадёт. А за ним словно конвоир следовал Крейтон, держа наперевес карабин.

Когда они вышли во двор, участковый отошёл в сторону ворот, встав, словно смертник возле стенки во время расстрела, с ужасом глядя на Мессеира.

— Это… это безумие. Нет! — пересилив себя, выкрикнул он, продолжая смотреть на мантийца остекленевшими глазами.

Крейтон же был совершенно спокоен. Неожиданно он, молча, протянул свою винтовку Кистенёву и шагнул вперёд, навстречу участковому подняв полы своего плаща, обнажив висевшие у него бокам клинки в ножнах. Одновременным движением он вынул их оба, и тот, что был в левой руке, вонзился остриём в землю прямо перед милиционером.

— Думаю, вы понимаете, чего я от вас хочу, — проговорил Мессеир, сделав небольшую паузу, дабы убедиться, что на самом деле участковый ни хрена не понимает. — Сатисфакции.

— Ты с ума что ль сошёл, — произнёс милиционер, мельком взглянув вниз на клинок.

— В противном случае мне просто придётся зарезать вас как свинью.

Милиционер осторожно наклонился, не сводя глаз с Крейтона рукой найдя рукоять шпаги, и неуверенно выдернул её из земли, после чего с некоторым удивлением посмотрел на клинок, отмечая его небольшую длину. Мессеир обошёл милиционера, искоса поглядывая в его сторону, держа клинок направленным под углом к земле. Участковый поначалу медлил, но потом, сделав глубокий вдох и подняв клинок, замахнулся и бросился на Крейтона.

Мантиец в то же мгновение отскочил в сторону, так что взвился край его плаща, и своей шпагой отвёл оружие противника, и тот пронёсся мимо, едва не врезавшись в ворота сарая. Милиционер на некоторое время потерял Крейтона из виду и посмотрел сначала по сторонам, прежде чем обернуться и встать лицом к врагу. Мессеир же флегматично стоял, ожидая своего противника, и смотря на него исподлобья, опять держа шпагу остриём к земле.

Участковый стал держаться за своё оружие двумя руками, с силой сжимая рукоять, потом поднял клинок, занеся его словно бердыш, и вновь бросился на Крейтона. Мессеир опять отпрыгнул в сторону, без труда отразив удар. Милиционер на этот раз быстро затормозил и снова атаковал, потом ещё раз и ещё, пока Крейтон не врезал ему по внутренней стороне ноги, так, что участковый непроизвольно вскрикнул, и захромал, практически прыгая на одной ноге, но Мессеир тут же очутился у него за спиной и подсечкой под здоровую ногу сшиб милиционера.

Участковый рухнул на бок, попытался перевернуться на спину, подняв свой клинок над собой, защищаясь от удара, и Крейтон выбил его из рук. Быстро подняв шпагу с земли, Мессеир положил её обратно к себе в ножны, острие второй, приставив к шее участкового.

— А вот теперь слушай меня, — твёрдым голосом произнёс Крейтон. — Сейчас ты тихонько убираешься отсюда в своё отделение. Отныне ты будешь замещать нам вперёдсмотрящего на марсе, твоей задачей будет сообщать нам заранее, если вдруг на горизонте появятся башибузуки этого вашего Саркисяна, или кто-то ещё, непохожий на обычных дачников. Ясно? — при этих словах Мессеир прислонил лезвие шпаги к подбородку милиционера, так что тот рефлекторно задрал голову, отстраняясь.

— Ясно, — еле слышно ответил Николай Петрович.

— А вот теперь пшёл вон. У следующего синерубашечника, который сунется сюда, я вырежу на груди четыре буквы, если не подействует и это — будет смертоубийство. Так что не доводите до греха.

Участковый медленно поднялся и попятился к калитке смотря то на Крейтона, то на Кистенёва с Семелесовым, стоявших у него за спиной. Он остановился, приоткрыл рот как будто хотел что-то сказать, но потом передумал и открыв на ощупь задвижку на двери открыл её и выскользнул на улицу также спиной вперёд боясь поворачиваться.

Калитка захлопнулась за ним сама, звякнув металлом и потом ещё дважды закрывшись, отскакивая от косяка.

— И что теперь делать? — спросил Кистенёв, когда воцарилась тишина.

— Ничего, — коротко ответил Крейтон, поворачиваясь и направляясь к дому.

— То есть?

— Козырь в рукав засунут, приглашение на охоту разосланы, теперь осталось чтобы наш новый друг, загнал всю стаю к ним в логово, которое мы благополучно спалим, а пока что, будем заниматься наиболее трудным делом на охоте — ждать.

— Ты думаешь, этот Макс действительно хочет нам помочь?

Крейтон, уже поднимавшийся по ступеням на крыльце, остановился и повернулся лицом к Кистенёву.

— Едва ли он хочет помочь нам, но это не означает, что он не может действовать с нами заодно, на определённой стадии операции… — он сделал короткую паузу и посмотрел на свою жену, стоявшую чуть в стороне, потом произнеся ироничным тоном. — «Одуванчик». А сегодня, друзья мои отдыхаем, сегодня финал Лиги чемпионов, если я не ошибаюсь.

После этих слов он повернулся и пошёл в дом, Кистенёв пошёл вслед за ним. Семелесов же немного задержался и посмотрел сначала на Клементину, стоявшую с задумчивым видом прислонившись плечом к гаражу, скрестив руки на груди. Потом бросил взгляд на калитку, на мгновение как на страшный сон посмотрев на те дни, когда он боялся одного вида того человека, с которым только что дрался Крейтон. Как он когда-то выпрямлялся и изображал на лице непричастность, только заметив человека в форме, идущего навстречу, хотя как раз тогда, Алексею бояться было нечего.

Семелесов начал тихонько насвистывать, но, только ступив ногой на нижнюю ступеньку крыльца, оглянулся и заметил, что Клементина тоже неспешно пошла к двери, при этом продолжая держать руки скрещенными и смотря куда-то вниз в сторону. Юноша тут же замолчал, задержавшись на месте, и произнёс негромко:

— Вам следует пореже пользоваться своим ножом, — тут он сделал движение как будто доставал что-то из-за затылка. — Распущенные волосы вам совершенно не идут.

Остальной день тогда прошёл без происшествий, что уже начинало удивлять. На небе постепенно собирались тучи, так что ясное ещё утром небо к вечеру было затянуто серой пеленой облаков, особенно угрожающе смотревшихся в вечерних сумерках, вместе с начинавшим потихоньку накрапывать дождём, оставлявшем первые мокрые отметки на внешней стороне оконного стекла.

Именно это и привлекло неожиданно внимание Семелесова, когда тот вышел на веранду за пивом, и тихонько встал у окна, всматриваясь вдаль, на ровное пространство огородов и видневшиеся вдали домики под нависшими над всей землёй грязно-серыми небесами. В тот вечер они, как и предполагалось, смотрели игру «Реал Мадрид» — «Атлетико», в которой, внезапно вели вторые и теперь уже было очевидно, что именно они сегодня и выиграют. Так что, подождав до восьмидесятых минут, Алексей уверенно объявил, что подобный результат надо отметить, отправился за пивом, спросив кому принести ещё. И как ожидалось, не брать нужно было только на долю Клементины, за которую ответил Крейтон, заявив что: «Женщинам пить не полагается, это дурно влияет на наследственность», и едва ли девушка была с ним не согласна, как впрочем, и сам Семелесов. Она вообще всё время сидела всё время рядом с Мессеиром на разложенном диване, служившим в иное время кроватью для гостей, и даже не смотрела на телевизор, только иногда поглядывала через плечо мужа, когда голос оттуда становился совсем громким, совершенно не собираясь скрывать своё равнодушие к игре, но и не выказывая отвращения.

Из дома доносился искажённый голос комментатора, чуть приглушённый по мере прохождения через две комнаты, пробивавшийся из многоголосого ора стадиона, на чьём фоне иногда слышался прерывистый разговор Кистенёва и Крейтона, разобрать который с веранды не было никакой возможности. Семелесов последний раз глянул на улицу, и, открыв старенький низенький холодильник, достал с полки три коричневые бутылки, поначалу с трудом перенося ладонями холодное стекло.

— А почему ты всё-таки болеешь за Атлетико, Мессеир, ты же вообще не разбираешься в футболе? — спросил Кистенёв, открывая бутылку.

— Они ещё ни разу не выигрывали кубок, так, что у меня здесь чисто спортивный интерес, — ответил Мессеир, сделав глоток, — и да не думай, что я не разбираюсь во всём, чего не было в нашем мире, я очень наблюдателен, в конце концов, я же разведчик.

Уже шло добавленное время, и юноши даже не смотрели на экран, где «Реал» продолжал свои последние бесплодные попытки, за минуту до конца, и вот уже прошла и девяносто первая и девяносто вторая минуты, как вдруг…

— Твою ж мать! — вскрикнул Семелесов, вскакивая с кресла, едва не расплескав пиво из своей бутылки.

А телевизор тем временем взорвался, криком комментатора и рёвом оживших трибун. И только что довольный Крейтон вдруг посерьёзнел и, выпрямившись, опустив руку с бутылкой, флегматичным голосом произнёс:

— Я же говорил вам, друзья мои, что нет ничего невозможного.

Ночью Алексей долго не мог заснуть, несмотря на усталость. В голову почему-то начал лезть тот странный сон. Семелесов сам не знал, почему ему захотелось вернуться к этой теме. Но каждый раз, когда он вспоминал об этом сне, когда он думал о нём, то внутри разливалось странное донельзя приятное чувство. Он откровенно не понимал, откуда в его голове мог родиться столь безумный сюжет для сна как спасение княжны Анастасии, но в этом была и какая-то особая сладость. Алексей снова, как когда-то в детстве боялся, что кто-то прочитает его мысли, но в голове невольно возникали образы продолжения этого сна.

Он чуть приподнялся, огляделся, будто боялся, что находись кто в комнате, то и вправду сможет увидеть, то о чём сейчас думает Семелесов. Он закрыл глаза и умиротворённо лёг головой на подушку, немного поёрзав из-за чувствовавшегося под ней пистолета, каждый раз заставлявшего его искать, как бы лечь так чтобы тот не мешал. Алексей начал представлять.

Он разводил костёр, хотя нет. Тут Семелесов открыл глаза. Их ведь должны искать, значит, костёр разводить нельзя. Тогда он представил, как он просто сидит возле дерева, на полянке окружённой высоким кустарником, где-то в овраге и ждёт, пока она проснётся. Анастасия ещё спала, лёжа на земле, на подстеленной шинели. Она проснулась, чуть приподнялась и настороженно посмотрела на Семелесова. Заметив это, он тут же встал и повернулся к ней лицом, выпрямившись и положив руки по швам.

— Кто ты? — испуганно произнесла девушка.

Тут Алексей снова задумался, он толком ничего не знал, даже о том каким человеком был сам император, не то, что члены его семьи. Он вообще не интересовался подобными вещами, ограничиваясь более значимыми историческими сведениями. Даже сейчас он не мог представить, как бы она повела себя в подобной ситуации, хотя и понимал, что всё это глупо и несерьёзно и по-хорошему он не должен хотя бы в собственном воображении заботиться о подобных деталях. Впрочем, немного поразмышляв над этим, Алексей тут же в мыслях махнул на это рукой, просто решив, что она должна вести себя как положено аристократке. Правда на самом деле и об этом Семелесов имел весьма смутное представление.

— Кто ты? — снова спросила девушка.

— Ваш верный слуга, ваше высочество, — ответил Семелесов, заметив, что при этом действительно слегка пошевелил губами.

Он опустился на одно колено, смиренно преклонив голову. От мысли об этом Алексей ощутил странное особое приятное чувство, заставившее его заулыбаться.

— Пока что это всё о чём вы должны знать. Могу поклясться вам, что я должен был сделать то, что сделал, речь шла о жизни и смерти.

Он поднял взгляд. Только в этот момент Семелесов вспомнил что по-хорошему, раз в том сне он бежал с ней из города ночью, то она сейчас должна быть только в ночной рубашке.

— Возьмите, переоденьтесь, — он бросил к её ногам свёрток с одеждой и отвернулся, встав возле дерева.

— Как вам это удалось? — спросила она его из-за спины. — Где мы сейчас?

— Недалеко от города, и лучше поскорее отсюда уходить. Нас наверняка ищут. Я принял некоторые меры, для того чтобы сбить их со следа, но это вряд ли сможет гарантировать нашу безопасность надолго.

Он повернулся и взглянул на девушку. Та уже одела скромное, но вполне прилично выглядящее платье, в котором вполне могла сойти за мещанку из семьи среднего достатка. Она сделала шаг в сторону и покачнулась, тут же выставив руку и опершись ею о берёзовый ствол. По крайней мере так думал Семелесов должны проявляться последствия того что она надышалась сонным газом этой ночью.

— Кружится голова?

В ответ девушка кивнула.

— Вы вдохнули немного той дряни, что я использовал, чтобы усыпить охрану, это скоро пройдёт. А сейчас нам нужно идти, ваше высочество.

— Боюсь, вы не понимаете, — она подняла взгляд, пристально посмотрела на Семелесова. — Я не могу с вами идти.

— Боюсь, у вас нет выбора.

— А как же мой отец, а… как я вообще могу вам доверять! — тут она повысила голос.

— Как человеку, спасшему вашу жизнь.

— Жизнь?

Вдруг невдалеке прогремел взрыв. Семелесов сам удивился, когда эта мысль появилась в его голове, как будто его воображение стремилось самопроизвольно отсрочить тот момент, когда ему придётся сообщить ей о том, что её семью, скорее всего уже расстреляли, или расстреляют в ближайшее время. Мысль о том, что если и проводить подобную операцию то только непосредственно перед расстрелом виделась Алексею совершенно естественной и очевидной, словно какая-то аксиома.

— Что это? — испуганно спросила она.

— Одна из моих растяжек, — негромко ответил Семелесов, настороженно обводя взглядом окружающий лес.

Он выхватил пистолет и дал Анастасии знак, чтобы она уходила в противоположную сторону от той, откуда донёсся разрыв. Она поняла не сразу, но потом всё же повернулась и направилась туда куда он указывал. Семелесов напротив, пошёл в сторону взрыва, держа наготове пистолет. Он немного отклонился пробираясь через лес, но вскоре увидел впереди фигуры явно принадлежавшие преследователям.

С тем малым опытом оперативных действий, что имелся у Алексея он с трудом мог представить, как бы он смог разобраться с несколькими вооружёнными людьми, которые к тому же, скорее всего, должны были иметь хоть какую-то подготовку. К тому же он вообще не представлял, кем должны были быть эти люди. Он даже не мог предположить стали ли бы они прочёсывать окрестные леса и как вообще выполняется прочёсывание, какими группами. Это заставило его остановиться на двух условных бойцах, некоего условного подразделения вооружённых пистолетами.

Правда, когда Семелесов попытался снова представить происходящее, воображение тут же добавило третьего противника, видимо посчитав, что так должно быть реалистичнее.

Он тут же бросился в сторону зарослей кустарника и укрылся за стволом дерева, опустившись на землю. Его не заметили. Алексей не знал куда могли так торопиться чекисты, особенно после того как один из их товарищей должен был подорваться на гранате, но подобное развитие ситуации было единственным при котором у него были шансы.

Он подождал пока они пройдут мимо, затем медленно поднялся и осторожно начал красться вслед за ними, переходя от укрытия к укрытию, пока, наконец, не различил впереди громкий оклик и голоса, из которых разобрал только: «Она здесь!». И после этого он бросился вперёд одновременно начав стрелять из пистолета. Алексей увидел невдалеке девушку, перед которой словно описывая дугу, стояли трое бойцов. Повернуться к Семелесову успел только последний из них. Он смог даже выстрелить, пуля прошла мимо, войдя высоко в ствол дерева. Алексей быстро перебежал и, спрыгнув с какого-то пригорка, оказался рядом с княжной, и тут же двинувшись на третьего чекиста, ещё пытавшегося подняться, всадил в него две пули.

Всё это представилось Семелесову так ясно, что у него перехватило дух. Он почувствовал, что больше не может лежать в кровати, ему захотелось вскочить и куда-нибудь бежать, что-то делать, он даже открыл глаза, но прерывать этот придуманный сон на этом месте ему не хотелось.

— Вы убили их? — испуганно проговорила девушка, делая шаг назад.

— Боюсь, у меня не было выбора.

— Я не могу с вами пойти, вы не понимаете что творите. Может быть, вы хотите как лучше, но вы не должны этого делать. Я должна вернуться.

— Вам некуда возвращаться. Мне тяжело об этом говорить, но боюсь, что всю вашу семью сегодня должны были расстрелять. И скорее всего они уже сделали это.

Тут Семелесов опять поймал себя на том, что он шевелит губами, хотя то, что он не говорил этого в голос, должно было радовать. Он с трудом представлял себе лицо княжны, основываясь на паре фотографий, которые когда-то видел в книгах по истории, но почему-то вполне отчётливо мог представить, как его выражение должно было исказиться после услышанного.

Девушка отвернулась, будто находясь в трансе, сделала несколько шагов. Семелесов и в реальном мире не выносил женских криков и истерики, и потому хотел избавить себя от этого хотя бы в своём воображении, тем более что почему-то именно так болезненно молчаливо и оглушено, она должна была воспринять подобные новости. По крайней мере, если бы это было и вправду так, он бы стал её по-настоящему уважать.

— У меня уже готовы документы. Я — Алексей Семелесов бывший студент, вы Анастасия Сергеевна Семелесова, моя жена. Нам нужно уходить отсюда, как можно скорее.

— Вы хотите идти на восток, говорят, там наступает Колчак, — сдавленно проговорила она.

— Именно поэтому нам туда идти нельзя. Нам нужно добраться до ближайшей станции к западу от Екатеринбурга и отправиться дальше, желательно в Поволжье, в Царицын, там Деникин… там скоро будет Деникин.

Тут Семелесов резко открыл глаза, вздохнув так, будто он и вправду очнулся ото сна. Он чуть привстал, и замер, уставившись в темноту комнаты. На душе у него быстро разрасталось чувство вины, как будто то, что он в мыслях коснулся этого, было страшным кощунством. Он тяжело вздохнул и губы, словно сами прошептали: «Анастасия», так как будто в самом этом имени было что-то чего нельзя касаться. После этого он откинулся на кровать и, закрыв глаза, тут же провалился в сон.

Глава двадцать вторая. ОПАСНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Кистенёв уже начинал привыкать к тому, что первой его мыслью при пробуждении было осознание того, что он всё ещё жив. И вместе с этой мыслью каждый раз приходила другая: а сможет ли он думать также завтра утром, точнее говоря, настанет ли оно вообще для него. Весьма странное ощущение, словно сегодня снова будет брошен жребий, определяющий останется ли Василий Кистенёв в живых или нет. И это не пугало, а рождало даже своеобразный азарт. Кистенёв больше не понимал значение фразы «потерянное время» отныне и дыхание было для него приятно и воздух сладок и ради этого уже стоило того чтобы жить.

Жужжание мухи, некогда особенно раздражавшее Кистенёва в период его существования обычным подростком, теперь казалось слишком естественным, чтобы вызывать злость, наоборот, оно в какой-то мере тоже напоминало ему, что он жив, ведь вряд ли мухи будут донимать его на том свете. Это жужжание теперь виделось ему отзвуком рёва тех жутких тварей, что встретятся им в параллельных измерениях, словно эта деревня становилась вестибюлем перед другими мирами, куда Василий смог бы, наконец, отправиться, один из немногих в целом свете.

Он был весел, он был уверен в том, что теперь хоть кому-то нужен по-настоящему, хотя бы себе. Он смеялся в душе, над теми, кого раньше называл своими друзьями, хотя дружба эта выражалась разве что в совместных посиделках в баре, под разговоры не о чём. И хотя они говорили о принципах, о своих понятиях чести, все понимали, что это не всерьёз. Что это была своего рода игра. В отличие от этих людей, от Крейтона и от дурачка Семелесова, которых Василий и толком-то не мог назвать друзьями, но на них он действительно мог положиться, и отдал бы не одну дюжину из тех, кого называл друзьями в прошлом. Василий сел на краю кровати, потерев руками лицо, будто хотел стереть с него сонную маску, и опустил ноги на пол где в узком коридорчике между кроватью и стеной был постелен старый выцветший половик.

Взгляд Кистенёва проскользил по таким же старым обоям с однотипными линиями узоров тянувшихся от пола до потолка и устремился на окно, где за ажурной занавеской висела ещё одна из белой плотной ткани, на которой виднелась буквой «Т» тень от толстых деревянных створок. Солнце даже сквозь занавески ярко освещало комнату и день сегодня, похоже, выдавался жарким.

Неожиданно до слуха Василия донеслись странные звуки то ли оклик, то ли ругань. Голоса доносились с улицы, со стороны огорода. Они появились и тут же замолкли так, что Кистенёв подумал, что ему послышалось, потом они раздались снова, и на этот раз к ним примешался ещё какой-то странный звук не то стук, не то треск.

Василий сначала замер, потом вдруг резко встал с кровати, быстро, но без спешки оделся и направился на улицу, по пути прополоскав рот над раковиной с умывальником. Когда он вышел на улицу, то увидел Крейтона и Семелесова на маленькой полянке с притоптанной травой, с краю от огорода. Оба стояли босиком и были голые по пояс. В руках у них были ольховые палочки примерно метр длиной, которые они держали как шпаги, и то чем они сейчас занимались, похоже, являлось занятием по фехтованию.

Семелесов как-то странно, то ли пританцовывал, то ли кружил приставными шагами, иногда делая выпады, вокруг Крейтона, который время от времени, что-то кричал, обещал начать бить его по ногам.

— Доброе утро, друг мой, — произнёс он, не поворачиваясь к Кистенёву, и тут же рванул вперёд с криком. — Да деревянные они у тебя что ли!

Он в мгновение ока оказался сбоку и чуть позади Семелесова, который далеко вперёд выставил свою правую ногу, будто пытался сесть на продольный шпагат. Крейтон сделал ему подсечку и Алексей и без того с трудом сохранявший равновесие рухнул на траву.

— Буратино, мать твою, — выругался Мессеир, обходя вокруг упавшего.

— Давай, Лёха, давай, я в тебя верю, — насмешливо крикнул Кистенёв, несколько раз хлопнув в ладоши. — Ещё немного и станешь фехтовать как наш участковый.

— Пошёл к чёрту!

Семелесов медленно поднялся с земли, отряхнул поочерёдно землю с подошв ног и опустил их обратно на землю, слегка сморщившись от колкой травы. Крейтон уже поджидал его чуть в стороне с совершенно спокойным лицом, держа ольховую палку прямо перед собой под углом направив её к земле. Кистенёв прислонился боком к слегка наклонённому стволу вишни, спрятавшись в тени её кроны от царившей на улице жары, несмотря на множество облаков на небе. Он с улыбкой смотрел на то, как Семелесов отчаянно пытался достать Мессеира кончиком своей «шпаги». Тот в свою очередь быстро менял своё положение, оказываясь то спереди то сбоку от Алексея, то вовсе заходя за спину, и либо делая подсечки, либо отвешивая пинка, иногда и бил палкой по лопаткам. А Семелесов снова и снова поднимался, сжимая зубы и смотря на Крейтона таким взглядом, как будто тот убил всех его родных и друзей.

Но получалось что-то осмысленное у Алексея редко. Он, похоже, ещё никак не мог привыкнуть ходить босиком и двигался с трудом высматривая каждый раз, куда поставить ногу в отличие от Крейтона готового хоть танцевать на траве.

Кистенёв в глубине души понимал, что, поставь его на место Семелесова, он бы выглядел так же, но всё равно он улыбался удовлетворённый тем, что находится на своём и при этом как-то не задумывался, что ему тоже не мешало бы научиться драться. Раньше Кистенёв полностью полагался на свой кастет и, в принципе, его и действительно было достаточно для схватки при условии, что противник не будет обладать какими-то невероятными способностями в рукопашном бое, и не будет иметь более грозное оружие. Что же касается драк «без говна» то здесь Василий был примерно равен Семелесову в дружеских спаррингах, что частенько устраивали они по пьяни, побеждая и проигрывая с равной частотой. А с противниками посильнее Кистенёв дрался редко, и даже не сильно огорчился, когда после его достопамятного выезда в Калугу ему пришлось завязать с так и не начатой околофутбольной карьерой. Так или иначе, но сейчас у него не было ни малейшего желания последовать примеру Семелесова и попытаться научиться хотя бы рукопашному бою или стрельбе, не то что архаичному фехтованию, роль улыбающегося зрителя, и подшучивание над неуклюжим фехтовальщиком Семелесовым привлекали Кистенёва куда больше. Так что он просто стоял и, прислонившись к вишне, смотрел на Крейтона и его ученика, при этом довольно улыбаясь. И опять ему в голову пришла мысль, о том, чтобы заснять это действо на камеру и выложить куда-нибудь, но на этот раз он испугался самому факту появления этой мысли в его голове, пришедшей словно из старой жизни, так что на какое-то время лицо Кистенёва вдруг сделалось серьёзным и испуганным, так что это непременно должны были увидеть его друзья, но они, казалось, в принципе не замечали ни Кистенёва, ни что-либо вокруг.

Неожиданно Василий услышал, как скрипнула дверь у него за спиной. Он повернулся и увидел стоявшую на крыльце Клементину, одетую в лёгкое светло-зелёное платье, и в руках у неё был сложенный белый солнечный зонтик. Медленно спустившись по ступеням, она огляделась вокруг, словно оценивая достаточно ли сегодня жарко, после чего раскрыла зонт и положила его себе на плечо. Она могла бы быть смешна Кистенёву, если бы не пугала его до глубины души. Стоило ей только появиться, как у Василия перехватывало дух и всё сжималось внутри, как иногда бывало раньше в школе при появлении завуча в классе посередине урока, когда Кистенёв перебирал в голове, за что он сегодня может получить и сидел смирно, надеясь, что пронесёт. Но только тот страх не шёл, ни в какое сравнение с тем, который Кистенёв испытывал перед этой женщиной. Чего стоили одни её глаза, к которым он так и не смог привыкнуть, и боялся даже смотреть в них, постоянно отводя взгляд при разговоре. И, тем не менее, как ни хотелось Василию держаться от неё подальше, он всё равно улыбался и притворялся весёлым, разговаривая, как ни в чём не бывало, благо уж что-что, а притворяться Кистенёв умел в совершенстве.

Она подошла, улыбаясь едва заметной милой улыбкой, и встала рядом с Василием, казалось, не замечая его, смотря единственно на своего мужа и его нового ученика. Кистенёв бросил на неё беглый взгляд, отметив про себя только то, что она снова, как всегда оставила две пряди свисать по краям лба, что его самого жутко раздражало по неизвестной ему самому причине.

Перед её появлением Семелесову, наконец, удалось занять Крейтона на небольшое время и провести, бездарную но напористую атаку, так что Мессеир через всю поляну отходил назад, увлекая за собой Алексея, впрочем, без особого труда, раз за разом отбивая его палку в стороны. И так продолжалось до тех пор, пока уже на обратном пути Семелесов вдруг не наступил на что-то ногой и тут же не поднял её, согнув в колене, запрыгав на одной ноге. Но Крейтон с разочарованным видом тут же подскочил к нему и подсечкой оставил Семелесова вовсе без опоры. Юноша рухнул на землю, уже пятый или шестой раз за то время что за ними наблюдал Кистенёв.

— Доброе утро, Мессеир, — раздался звонкий голос Клементины.

— С добрым утром, дорогая, — бросил Крейтон при этом, даже не посмотрев в её сторону.

Семелесов медленно поднялся и сел на траве, пытаясь отдышаться, при этом изо всех сил стараясь сделать наиболее непринуждённую с виду позу, как делал всегда при появлении девушки, словно хотел произвести на неё впечатление, но выглядело это до жути комично.

— Ты всегда ходишь с зонтом, когда на улице солнце? — спросил Кистенёв, перед этим сделав глубокий вдох и постаравшись придать голосу как можно большую уверенность. — Могла бы наоборот позагорать.

Клементина вдруг повернула голову и, посмотрев на Василия своим неподражаемым взглядом не то исподлобья, не то искоса, произнесла спокойным голосом, каким обычно объясняют прописные истины:

— Чтобы жена мантийского офицера, ходила с загаром будто… — она вдруг осеклась. — Впрочем, это наши, мантийские причуды, не бери в голову.

Василий так и не понял, что она имела в виду, но спрашивать снова не осмелился, тем более что девушка, снова повернулась к Мессеиру и Семелесову, весело произнеся.

— Я вижу, ты нашёл себе достойного противника.

— Зря смеёшься, — угрюмо бросил Крейтон.

— Может, уже подерётесь по-настоящему, я хоть посмотрю.

— С ним-то, — Крейтон небрежно кивнул в сторону Семелесова. — Да, пожалуйста.

Алексей начал медленно подниматься с земли при этом укоризненно проговорил, обращаясь не то к Мессеиру, не то к воображаемой аудитории:

— Грешно издеваться над несчастным человеком, пытаясь произвести впечатление на девушку, которая и без того является твоей женой.

— Тебе то что, мы же не на настоящих шпагах дерёмся.

— Ну, так в чём проблема! — воскликнул Семелесов и, вскочив, бросился на Крейтона, вытянув перед собой «шпагу».

Мессеир сделал шаг назад, отбил выпад Алексея и стал быстро отходить с места на место, защищаясь от атак противника, всё столь же неумелых, но теперь куда более остервенелых, будто это была драка насмерть. Крейтон, казалось, даже не думал контратаковать, похоже, даже забавляясь этим шуточным поединком и тем, как серьёзно к нему подошёл его противник. Впрочем, даже Кистенёв замечал, что та осторожность, с которой Семелесов раньше ступал с непривычки по траве, вдруг куда-то пропала, и теперь он двигался так же легко как и Крейтон. Хотя на его лице то и дело появлялись скоротечные гримасы боли, когда он наступал в траве на что-то колкое, но всё равно продолжал, уже не обращая на это внимания. Стук палок друг о друга уже не прекращался сразу как раньше, и хоть всё это выглядело весьма забавным со стороны, у Кистенёва появилось даже слабое желание поменяться местами со своим другом. Пару раз Семелесов промахивался и проносился мимо Крейтона, оставляя его сбоку, а то и за спиной, но тут же поворачивался обратно. И хотя у Мессеира, было достаточно времени в те моменты, чтобы просто истыкать Алексея в бок концом палки, он, похоже, даже не думал это делать. И лишь на третий раз, когда Семелесов опять расставил широко ноги, пытаясь сделать выпад, быстро попытался их подобрать, с трудом удерживая равновесие, но тут же Крейтон срубил его подсечкой и Алексей снова полетел на землю, распластавшись на земле, головой возле крайней грядки с морковью.

— Да что б тебя! — бросил ему Крейтон голосом разочарованного учителя. — Вот и всё.

— Ещё не всё! — злобно бросил Семелесов, приподнимаясь с земли, подобравшись вплотную к тому месту, где кончалась трава и начиналась голая огородная земля.

Крейтон медленно прошёлся то в одну, то в другую сторону мимо Алексея, смотря больше куда-то вдаль, чем на него. Потом вдруг встал рядом с ним, смотря сверху вниз. Как вдруг Семелесов взмахнул рукой, которая до этого лежала на рыхлой земле и пронеся её по дуге вверх, раскрыл ладонь. В воздухе взметнулось облако серой сухой земли, прямо перед лицом Крейтона, и в то же мгновение он согнулся и схватился рукой за лицо, прикрывая глаза, в которые попал песок.

Семелесов резко вскочил с земли и занёс свою «шпагу» над ослепшим Мессеиром, но тот быстро отпрыгнул в сторону и по прежнему ничего не видя, встал напротив Алексея приняв подобие боевой стойки. Семелесов на этот раз тут же бросился на него, но Крейтон, словно чувствуя его каким-то иным чувством, отошёл в сторону и отбил, удар. Семелесов развернулся, попытался каким-то уж больно хитрым образом поднырнуть под руку Мессеира, но тот опять ушёл в сторону, и, развернувшись, упёрся концом своей палки в шею снова оказавшегося на земле Алексея, в тот же самый момент когда ему в живот упёрся кончик семелесовской «шпаги».

И тогда в наступившей в следующее мгновение тишине раздались негромкие ритмичные аплодисменты. Повесив зонтик за ручку на изгиб локтя, Клементина медленно захлопала в ладоши, не отрываясь, смотря на «фехтовальщиков».

— Браво, — негромко, но звонко произнесла она.

— Они же закололи друг друга, — недоумённо проговорил Кистенёв. — Чему ты хлопаешь.

— Ничья с оперативником ордена, для вашего друга это просто прекрасно, — флегматично ответила девушка.

— Но это ведь подло.

— Дерись они насмерть, судить было бы либо некого, либо некому, — ответила она и искоса посмотрела на Василия.

Впрочем, это продолжалось недолго, тут же раздался громкий оклик Крейтона, отошедшего в сторону и всё тёршего свои глаза:

— Клементина… не стой же ты, дай воды.

Девушка, покачала головой и пошла ему навстречу, на ходу повернув голову, и бросила Кистенёву:

— Жизнь человека, слишком дорога, Василий, и цена её уж точно куда больше чем облик благородного человека. Честь трупа стоит недорого, — и, произнеся это, она лукаво улыбнулась.

Клементина взяла Мессеира за руку и направилась вместе с ним в сторону огородного шланга, что лежал в разветвлении ствола груши возле забора. Кистенёв остался стоять на месте, лишь краем глаза видя поднимавшегося с земли Семелесова. И что в тот момент его удивило, так это совершенно равнодушное выражение лица Алексея, как будто так всё и должно было произойти.

Крейтон промыл глаза водой, умылся и бодрым шагом направился обратно к дому пройдя между Кистенёвым и Семелесовым, настороженно следивших за ним, не двигаясь с места. Он ещё моргал глазами, и что-то тёр к носу, наклонив голову и смотря больше себе под ноги.

— Думаю, на сегодня хватит, — произнёс он, обращаясь Алексею, когда проходил мимо него.

— Мессеир, — окликнул его Семелесов, — ты прости насчёт песка, я всё-таки… — после этого он осёкся, не зная толком что сказать.

Крейтон остановился, и, повернувшись, посмотрел на Алексея, и произнёс спокойным, как ни в чём не бывало голосом:

— Мы не оговаривали условий.

Потом он снова развернулся, но сделав буквально шаг, добавил:

— А у тебя есть шанс выжить в нашем мире, похоже, я сделал правильный выбор.

Всё это время Кистенёв недоумённо смотрел на мантийца и провожал его взглядом, пока он поднимался по ступеням и заходил внутрь дома, пытаясь понять, о чём же сейчас думал Крейтон, и отреагировал бы он сам так спокойно, заряди ему песок в глаза. А вот Мессеир об этом уже не думал вовсе, действительно не придавая большого значения их поединку с Семелесовым, он уже переключился на другие темы для размышлений, прежде всего касавшихся планов на сегодняшний день.

Крейтон быстро поднялся на второй этаж, где находилась его комната, не теряя времени, переоделся и достал пистолет, без которого сегодня он выходить на улицу не собирался. Переодевшись, Мессеир сел в кресло стоявшее посерди комнаты, в паре метров перед окном. Он откинулся на спинку, положил руку с пистолетом на подлокотник и, сделав пару глубоких вдохов, посмотрел на окно. Потом его взгляд переместился сначала на стену, затем на угол где в открытой наполовину коробке лежала, свернувшись кольцами Снежинка, как всегда неподвижно исподлобья смотря на своего хозяина. Крейтон посмотрел змее в глаза и изобразил на лице добродушную улыбку, предназначавшуюся больше для Снежинки, чем для него, и как бы говорившую: «Скоро, змейка, скоро для тебя найдётся работёнка, а пока отдыхай». Ещё в старые добрые времена, когда Крейтон занимался, чем ему полагается, действовал на службе империи и светлого престола, Снежинке всё-таки удалось поучаствовать в операциях. Всего пару раз, но зато с жуткими последствиями. Мессеир вообще находил много забавного в использовании змей в качестве оружия. Отлаженная машина смерти, которой природа дала такой прекрасный инструмент, как клыки с ядом, чтобы она могла добывать себе пропитание. А потом пришёл человек, который стал заботиться о ней и давать пропитание, в обмен на то чтобы свободный теперь яд направлялся в кровь его врагов, хорошая сделка.

Переведя дыхание, Крейтон выпрямился и встал с кресла. Были иногда моменты в его жизни, когда что-то внутри него, что-то неосязаемое словно тянуло куда-то, тянуло что-то сделать. И этому голосу Мессеир привык доверять, по сути это было единственное, чему он доверял в этой жизни, и во многом благодаря этому оставался в живых. И вот сейчас в нём словно щёлкнуло, словно сказали «пора». И следуя этому совету, Мессеир засунул пистолет за пояс, накрыл его сверху рубашкой и вышел на лестницу.

Когда он спустился на первый, этаж Кистенёв с Семелесовым о чём-то оживлённо говорили на кухне, но Мессеир не стал вслушиваться. Встав одной ногой на порожке в двери веранды, он, придерживаясь за боковой косяк, чуть наклонился вперёд и окликнул своих товарищей.

— Мы куда-то идём? — спросил Кистенёв, настороженно посмотрев на мантийца.

— Я пойду, прогуляюсь, — ответил тот. — Нужно провести рекогносцировку.

— А мы? — спросил Семелесов.

— Пока останьтесь здесь. Я ненадолго, — Крейтон повернулся и шагнул назад, но сразу остановился и добавил. — Где Клементина?

— Вышла во двор почитать.

Мессеир кивнул, после чего вышел на улицу. Он быстро спустился по ступеням крыльца, и, бросив прощальный взгляд на девушку, присевшую в тени яблони на подстеленную тряпку, и что-то внимательно читавшую, он бодро направился к воротам и спустя полдюжины шагов оказался по ту сторону забора на широкой и пустынной деревенской улице.

Эту дорогу Крейтон хорошо запомнил ещё, когда они только приехали в эту деревню, и в последующие несколько раз проходя здесь, а потому теперь он обращал своё внимание лишь на отдельные интересные места, коих здесь, однако было немного. Перед многими домами теперь стояли легковые машины, кое-где даже по несколько штук на двор, но вот людей, которые на них приехали, видимо, чтобы провести выходные в деревне, видно не было. Мессеира это интересовало мало, сколько бы людей, не прибыло в деревню накануне заключительного дня операции, он не боялся свидетелей защищённый ослепляющей верой в невероятность того что должно было произойти, а что касается посторонних жертв, то когда в своей жизни Крейтон волновался о них. Сама деревня интересовала мантийца разве что как особенность ландшафта на предстоящем поле сражения, или же как заросли интересуют охотника, который знает, что в них затаилась его добыча.

Но с последней точки зрения эта часть деревни не интересовала Мессеира вовсе, так как он догадывался, что его будущих жертв следует искать в посёлке на противоположном берегу реки. К ней-то Крейтон как раз и направлялся.

Он вышел на пригорок близ берега реки и, повернув, прошёл по дороге что шла поверху параллельно реке, выходя под прямым углом к трассе чуть выше моста. Крейтон остановился только на самом мосту. Опершись на железные перилла, с постепенно облупливающейся красной краской, обнажавшей оранжевые пятна ржавчины, Мессеир пристально посмотрел вдаль. Он смотрел на реку, что тянулась прямой синей лентой, где-то вдалеке сворачивая влево. А по берегам на склонах прибрежных холмов всё утопало в зелени, вперемешку растущими деревьями, кустарником и травой, а также полосками тростника, тянувшимися вдоль края воды, лишь в некоторых местах прерываясь, там, где находились заходы в реку, возле которых располагались импровизированные пляжи, в тот день заполненные народом.

Про себя Крейтон отметил, что пригорки на берегу реки, поросшие зеленью, весьма неплохое место для расположения стрелков и пулемётов. Река и противоположный берег оттуда была как на ладони, а заросли могли стать неплохим прикрытием при условии, отсутствия у врага передовых средств обнаружения.

Вдруг внимание Мессеира привлёк большой дом, стоящий вдали на холме. По большей части он был скрыт кронами деревьев, растущих рядом на склоне, так что полностью была видна только его крыша, высовывавшаяся из-за верхушек деревьев. Только местами проступали стены из красного кирпича, и как сумел оценить Крейтон, дом имел, по крайней мере, три этажа, и возвышался на холме, словно замок феодала над деревней. И Мессеир понимал, что это как раз то самое логово, которое он искал.

Но мантиец знал, что не стоит спешить, и потому смотрел на здание равнодушно. Отметив про себя расположение объекта, Крейтон опустил взгляд и посмотрел на воду, медленно текущую под мост и его дрожащее отражение на поверхности. За спиной по дороге с нарастающим шумом пронеслись две машины, ехавшие в разные стороны, обдав Мессеира потоком воздуха, заставив его почувствовать слабую вибрацию перилл. Крейтон даже не повернул головы, хотя и до сих пор не мог привыкнуть к этим устройствам передвижения, бывшим в этом мире в столь огромных количествах.

Вдруг он заметил, как вдоль отражения моста и перилл, по направлению к Крейтону стало двигаться отражение человека смутно ему знакомого. Вскоре послышались шаги, а через несколько мгновений, Мессеир уже боковым зрением видел, как молодой человек встал рядом с ним, также облокотившись на верхний край перилл.

— Опять вы, — проговорил Крейтон, смотря при этом куда-то вдаль. — Вы теперь будете появляться каждый раз, когда я остановлюсь на мосту.

Он уже узнал этого человека. Это был тот самый тип, с которым он встретился тогда на мосту через овраг, и его появление здесь едва ли удивило Крейтона, но насторожило его это точно. Он незаметно положил левую руку, дальнею от незнакомца, себе на бедро, чтобы в случае чего быстрее выхватить из-за пояса пистолет, хотя и не был уверен, что пули будут действенны против него.

— Моё общество вас так тяготит.

— Да нет, просто немного настораживает такое внимание со стороны человека, о котором ты ничего не знаешь, включая также то: а является ли он на самом деле человеком.

— Вам ли этого бояться, — произнёс незнакомец, искоса посмотрев на Крейтона.

Он замолчал, продолжая смотреть, вдаль, туда же куда и Крейтон, в сторону холма на котором стоял дом из красного кирпича.

— А всё-таки жалко, что Атлетико проиграл, — вдруг продолжил он.

— Ну что ж теперь, — бросил Мессеир. — Игра есть игра.

— Это точно. Честно говоря, по игре они получили то, что заслужили.

После этих слов он снова замолчал, но ненадолго и проговорил:

— Хотите изменить мир.

— Все мы меняем этот мир, так или иначе.

— Да как его часть, — произнёс незнакомец монотонным голосом. — Любые попытки изменить что-то изнутри, по сути, вытаскивание себя за волосы из болота.

— Так в том и дело, — ответил Крейтон, исподлобья посмотрев на собеседника, — я не часть этого мира, значит, у меня может быть есть шанс. Может здесь я смогу сделать то, что мне не дали сделать в Мантии.

— А оно вам надо.

— У меня есть выбор? Эта мечта всё, что у меня осталось, — говорил он сухим громким шёпотом. — Бесконечное повторение одного и того же, жизнь только ради новой жизни, существование ради существования. Если жить просто так, чем мы отличаемся от бактерий, что мириадами копошатся в капле воды.

В этот момент послышался всплеск воды и громкий смех, перемешанный с не то сердитыми, не то весёлыми голосами, исходивший от ближайшего пляжа, где в этот момент отдыхала компания, подъехавшая на двух машинах.

— Тогда не останавливайтесь, Крейтон, главное не останавливайтесь. Едва замешкаетесь, сойдёте с пути, спросите себя: «А надо ли оно мне», и всё будет кончено. То, что вы ищите, находится там, на холме, вы угадали это точно. Но помните: нельзя выбрать правильную дорогу, если не знаешь куда идёшь.

— Приму к сведению, — ответил Мессеир и, медленно отойдя от перилл, пройдя за спиной незнакомца, направился на ту сторону реки, где находился красный дом.

И вдруг незнакомец окликнул его:

— Что облагораживает человека?

— Кровь невинных.

Словно на автомате, ответил Крейтон сам, удивившись, откуда он знает ответ. Незнакомец по-лисьему улыбнулся и направился в сторону Савеловки, напевая под нос:

— Пламя играет и льётся свет, прошлое тает, но надежды нет…

Мессеир пошёл дальше, вдоль автотрассы, мимо разрушенного завода, бросив косой взгляд на разрушенные корпуса посреди зарослей сорняков. Ржавые металлические балки, обрушившиеся стены и державшиеся в паре мест на крыше куски шифера. Чем-то это напомнило ему рассказы о том, что творилось в его мире, когда Матиас развязал войну и мантийский воздушный флот прошёлся по всем городам континента.

Через полсотни метров Крейтон дошёл до просёлочной дороги, отходившей от трассы и уходившей вглубь деревни, ведя как раз в сторону красного дома на холме. К тому моменту Мессеир уже выбросил из головы разговор с незнакомцем, решив вернуться к нему потом, в более подходящее время. Улицы здесь немногим отличались от деревни на том берегу и были столь же пустынны, и только хорошая погода и светящее вовсю солнце мешали казаться полузаброшенному посёлку зловещим. Только раз на всём пути мантийцу встретилась группа ребятишек, игравших во что-то на улице, и проводивших Мессеира косыми настороженными взглядами.

Красный дом вновь показался над крышами и заборами минут через десять, когда до холма оставалось две-три сотни метров. А вскоре Крейтон понял, что обитаемые дома вокруг начинают заканчиваться и пространство по сторонам от дороги всё плотнее стали занимать заросли кустарника и молодых деревьев, среди которых, то здесь, то там проглядывали полуразвалившиеся и сгнившие остатки заброшенных домов.

А впереди уже виднелся рифлёный металлический забор, проходивший достаточно далеко от самого дома. Его форма чем-то напомнила Крейтону волнистую обшивку мантийских дирижаблей, хотя это сравнение тут же показалось ему кощунственным. Дальше Крейтон идти уже не собирался, боясь попасть в поле зрения камер видеонаблюдения, которые, несомненно, должны были быть установлены где-то снаружи.

Он остановился, немного сместившись к кустам орешника, растущих рядом с дорогой, и стал думать с чего лучше начать осмотр окрестностей красного замка, как вдруг услышал у себя за спиной шум двигателя и шорох камней под колёсами. Крейтон нырнул в кусты, а спустя минуту по дороге, наклоняясь и перекашиваясь на ухабах, медленно проехал чёрный габаритный автомобиль. Мессеир сумел различить номер и знак фирмы спереди три вытянутых ромба соединённых концами в одной точке, вот только вспомнить название он никак не мог, всё ещё паршиво разбираясь в этих машинах.

Автомобиль поехал дальше, поднимаясь по дороге к воротам во двор коттеджа. Мессеир тем временем пробрался вглубь зарослей и, обнаружив там остатки бревенчатой стены, и то, что когда-то было сгоревшим домом, он залез на ствол дикой рябины и, ухватившись за ветку, одной ногой опершись на остатки стены, стал смотреть сквозь листву на происходящее во дворе дома.

Обзор был не самый лучший, но, по крайней мере, Крейтон был уверен, что здесь его не заметят, если конечно не будут высматривать специально. Машина остановилась около ворот и оттуда вышли двое в чёрных куртках с капюшонами, полностью скрывавшими их лица, один из них подошёл к двери и стал разговаривать по домофону. Потом вдруг из машины вышел не кто иной, как Максим Монетников, собственной персоной и стал о чём-то оживлённо спорить с одним из типов в капюшонах. Крейтона это насторожило, однако, делать какие-либо выводы он не спешил.

После спора с типом в капюшоне Максим резко развернулся и, просунув руки в карманы, направился прочь, напоследок бросив ему что-то нелицеприятное. Заметив, что вампир спускается по дороге обратно, Крейтон аккуратно спустился вниз, как их учили, и незаметно стал красться ему наперерез.

Неожиданно вампир остановился и присел на пенёк у обочины, расположившись спиной к мантийцу. Он достал из кармана пачку дешёвых сигарет и закурил, похоже, не замечая, в кустах Мессеира.

А тот тем временем медленно достал из-за спины пистолет, и тихо ступая по мягкой земле, стараясь не наступить на ветки, подбирался всё ближе и ближе к чудовищу. Тут оно, казалось бы, что-то заметило, услышав своим обострённым слухом, и даже убрало сигарету ото рта, насторожившись и выпрямившись, но через мгновение, спокойный и доброжелательный голос сообщил ему:

— Вы у меня на мушке, друг мой, советую не глупить.

Вампир думал не больше секунды, после чего резко дёрнулся вправо и рыбкой кинулся на Мессеира с быстротой, на которую человек не способен физически, схватил Крейтона за правую руку, уводя её в сторону, чтобы к своему ужасу понять, что она была пуста. Но он уже не мог остановиться и вместе со своим противником пролетел дальше, рухнув между кустами, а когда вскочил, то обнаружил что пистолет Мессеира, который он сжимал в левой руке направлено прямо в грудь Максима и палец лежит на спусковом крючке.

— Ты что творишь? — спросил вампир, злобно смотря на Крейтона.

— Взаимный вопрос, — ответил тот, поднимаясь с земли. — Что ты здесь делаешь.

— Выполняю свою часть плана. А вот ты, какого чёрта забыл здесь. Ты понимаешь, чего мне стоило добиться аудиенции с главой клана? Хотя, да, лучше тебе не знать.

— Какое совпадение, потому что мне плевать, — сухо ответил Мессеир.

— Убери пистолет, идиот. Ты понимаешь, что будет, если нас здесь увидят.

— Потому и не уберу, — серьёзно произнёс Крейтон. — Вампир и солдат ордена, мило беседующие у дороги это подозрительно, вампир на прицеле у мантийца — почти норма.

— Делать тебе нечего. Если сегодня ничего не сорвётся, скоро эти твари здесь соберутся на свою сходку, надеюсь, ты не собираешься штурмовать высокий замок с этими двумя оболтусами.

Мессеир ответил только сухим презрительным взглядом и полным молчанием.

— Тут потребуется минимум термобарический заряд или несколько бочек напалма, а желательно маленькая армия с серебряными патронами, у тебя есть хоть что-нибудь из этого списка.

— Есть кое-что получше. Золото мантийского знамени.

— Ты шутишь. Вы мантийцы в конец отучились мыслить вне своего дешёвого пафоса.

— Вы вампиры совсем разучились понимать метафоры, — флегматично ответил Мессеир, убирая пистолет за пояс.

Максим пристально посмотрел на Крейтона и постепенно лицо его начало искажаться по мере того как он стал понимать что имеет в виду мантиец.

— Не может быть, — проговорил он одними губами.

В тот же день, когда Мессеир вернулся в резиденцию их заговора и по совместительству дом Семелесова, то внезапно обнаружил намалёванный на старом почтовом ящике, что висел на заборе, оранжевой краской кельтский крест. Крейтон точно помнил, что ничего подобного там не было когда он уходил и первой его мыслью стало то, что эти оболтусы нарисовали это в его отсутствие ради демонстрации своей националистской удали, однако, тут же Мессеир заметил что крышка ящика открыта, и пыль сверху местами сошла.

Крейтон осторожно открыл ящик и к своему удивлению действительно обнаружил внутри чистый белый конверт, запутавшийся в паутине. На конверте не было ни адресов ни имён что, впрочем, было неудивительно ибо едва ли его доставляли обычной почтой.

Внутри конверта было письмо. Если это можно было так назвать, в письме было написано примерно следующее:

«ТСПЭУШЛЙГЦРНРЯЛЕЫНЧУНЯХАСИФБТЩДТЮЖЦЬГБКТОФТУРДГРРЯПХЮЧСЖЧООЖЪАФКБЫЩЁМПЕРУЦГЁТТОФЩГУУИТТЛЯЮЁАФКЕЪЛХЦЧШЕПЁРМТЮЫЦЬГУЪПХЧННКДБКРЬУ.

Да воскреснет Бог».

Последняя фраза как раз обрадовала Крейтона, дав ему понять от кого это послание, которого он так сильно ждал.

Мессеир вошёл в дом, держа в руке свёрнутую бумажку. Он сразу понял, что здесь был кто-то посторонний, и услышал доносившийся из кухни знакомый, но чужой женский голос. А дальше только Крейтон вошёл внутрь, как тут же остановился у порога. За столом сидела та самая девушка, знакомая Кистенёва и Семелесова, и в руках она вертела пистолет, рассматривая его, и даже делая вид, будто стреляет из него, а рядом сидел Кистенёв и смеялся вместе с ней.

— Здорово, Мессеир, — произнёс между делом Василий, мельком взглянув на мантийца.

— Ты что творишь, щенок, — зло проговорил Крейтон, двинувшись вперёд.

Он быстро подошёл к девушке и выхватил у неё из рук пистолет.

— Выйдите, юная леди, нам нужно поговорить.

— Разговаривайте при мне или вы что…

— Я сказал выйти! — строго приказал Крейтон и девушка, презрительно посмотрев на него, медленно поднялась и направилась на веранду.

— Ты совсем, что ли мозги просадил, ты хоть чем-нибудь думаешь, кретин, — продолжал мантиец негромким, но злобным голосом обходя вокруг стола, не сводя с Кистенёва глаз. — Ты хоть понимаешь что это? — он поднял пистолет, который отобрал у девушки, давая понять, что на него нужно обратить внимание.

— Да что такого-то, — искренне недоумевая, спросил Кистенёв, продолжая сидеть на стуле, как ни в чём не бывало. — Что я сделал?

Он поворачивал голову по мере того как Мессеир обходил вокруг стола пока наконец тот не оказался от него сбоку, подойдя совсем близко. К удивлению Василия мантиец ничего не отвечал и только сделал глубокий вдох, выпустив воздух через ноздри, потом вдруг ринулся вперёд и ударом ноги опрокинул стул, на котором сидел Кистенёв. Следом он схватил Василия, распластавшегося на полу, за шиворот и, резко подняв, прижал к стене. Тот попытался дёрнуться и взять захват, чтобы вывернуть руку Крейтона, но тот тут же несильно ударил его в живот в солнечное сплетение, достаточно для того чтобы Кистенёв успокоился.

— Это оружие, ты понимаешь, — продолжил Мессеир тем же серьёзным, но тихим голосом, на этот раз, перейдя практически на шёпот. — Из него людей убивают. Ты понимаешь это. Я для чего тебе его дал, чтобы ты с ним перед девками выпендривался?

— Нет, — тихо проговорил Кистенёв.

Крейтон отпустил его, пошёл прочь.

— А…

— Пока он будет у меня, выдам, когда понадобиться, возможно.

С этими словами Мессеир вышел на веранду, где столкнулся в дверях с Катей, видно подслушивавшей их разговор с Василием. Она, однако, ничего не говорила, и тут же отошла в сторону, встав смирно и смотря на Крейтона, поднимавшегося по лестнице, как смотрят на взрослых, с которыми мало знаком и потому должен вести себя при них как можно приличнее.

Мессеир же поднялся к себе и, заперев дверь в комнату на щеколду, уселся за письменный стол, развернув перед собой недавнее письмо. Он знал, как оно было зашифровано. Шифр этот был достаточно простой, в мантийской разведке его называли двустрочным шифром или двустрочником и почти им не пользовались, в этом же мире он был известен как шифр Виженера.

Шифровка была простой, особенно если догадаться что в конце было не просто дежурное восклицание, а как раз искомое ключевое слово, но для защиты от некоторых любопытных глаз этого было достаточно. Едва ли кто из низших чинов милиции стал бы возиться с этой абракадаброй, попади она к нему в руки.

Крейтон сел за стол, аккуратно пододвинул стул на нужное ему расстояние, имея привычку всегда обустраиваться с наибольшим удобством за работой, когда это позволяли условия. Он сел прямо, разложил перед собой письмо и чистый лист бумаги и стал выписывать текст сообщения, располагая под ним повторяющуюся фразу «Да воскреснет Бог», подчёркивая так, словно он складывал столбиком. На ходу считая про себя порядковые номера букв в кириллическом алфавите, Крейтон медленно одна за другой подставил в третью строчку, первые буквы «ЦССЛГЬ». После чего остановился настороженно посмотрев на бумагу и только тут до него дошло что он складывал номера вместо того чтобы вычитать, тем самым повторно шифруя, уже зашифрованный текст. Усмехнувшись про себя Мессеир, ручкой небрежно заштриховал получившиеся буквы, будто хотел скрыть их от посторонних глаз.

Дешифровка заняла у мантийца, весьма продолжительное время, во многом, потому что алфавит был ему неродной, но когда он достиг цели, Крейтон, наконец, понял почему сообщение было зашифровано так бесхитростно, шифр был двойным и едва ли те кто смог бы разобрать первый шифр поняли бы язык получившегося текста, а знающие его вряд ли бы знали как взламывать двустрочник, и даже, если бы это у них удалось, охота на вампиров в качестве темы, пришла бы им на ум последней. В получившемся тексте было следующее:

«Основные силы прибыли в город. Двадцать шесть щей, все на говне. Ещё двенадцать прибудут завтра. Готовы накрывать упырей. Уточнить место и время забивки.

Да воскреснет Бог».

Крейтон и сам далёкий от футбольных хулиганов этого мира, с трудом бы разобрал, о чём идёт речь, если бы не ждал это сообщение уже давно и не знал, о чём там должно было быть написано. Свернув лист так, чтобы был виден только дешифрованный текст Мессеир пару раз пробежался по нему взглядом, словно проверяя, не упустил ли он что-нибудь из виду, после чего благоговейно откинулся на спинку стула, пальцами левой руки барабаня на столе мантийский марш.

Мессеир сжёг и письмо, и лист с дешифровочными расчетами, развеяв пепел по ветру в открытое окно. Ответ было писать пока рано, хотя бы потому что, имея общее представление о месте предполагаемой «забивки» Крейтон, мог только предполагать, когда будет наилучшее время и когда следует звать его гостей к столу. И зависело это время от другого союзника Крейтона, единственного кто мог сойти за своего в рядах их врагов.

Вечером того же дня, на другом берегу реки в красном коттедже, что зловеще возвышался над остальной деревней, произошло событие имевшее пожалуй ключевое значение в осуществлении того что задумал Крейтон. На аудиенцию к предводителю клана Максима допустили не сразу, что его немало взбесило, точнее он всеми силами старался показать, что так и есть, внутри оставаясь спокойным как всегда, зная, что сейчас он должен быть хладнокровен в прямом и переносном смысле слова.

Когда его, наконец, впустили внутрь, сопровождавшие его вампиры из клана, остались ждать у двери, сказав Максиму только то, что предводитель ожидает его в гостиной. В доме всё было отделано с роскошью, повсюду лежали ковры, стояла мягкая мебель, и обои во всех комнатах были одного мягкого светло-бордового цвета, с едва заметным вертикальным узором из волнистых линий. Если не знать кто здесь жил то по интерьеру, как, впрочем, и по внешнему виду, этот дом можно было вполне принять за типичный особняк местных нуворишей.

Предводитель и вправду ждал в гостиной, он сидел на кожаном диване, кремового цвета, боком к электрическому камину, на мониторе которого плясали языки искусственного пламени, рядом оканчивалась лестница на второй этаж с обточенными деревянными стойками перилл. Здесь было светло как днём, хотя окна были тщательно закрыты плотными занавесками, и свет обеспечивался только за счёт люстры и торшеров, расставленных по всем углам. Предводитель выглядел как обычный молодой человек лет двадцати-двадцати пяти, хотя его настоящий возраст был, по меньшей мере, в десять раз больше. К тому же в его мнимом возрасте убеждали и волосы, зализанные так, что они стояли почти вертикально, по крайней мере, те, что росли у верхнего края лба, при всё при этом на нём был строгий деловой костюм: чёрный пиджак, брюки и синяя рубашка. Вампир сидел неподвижно, и взгляд его слегка запавших глаз был направлен в неопределённую точку на противоположной стене, чего не изменило даже появление гостя.

Максим зайдя в комнату, тихо встал рядом с дверью, с тщательно скрываемым презрением смотря на своего собрата. Он всегда испытывал презрение к вампирским кланам, не понимая, какой смысл вести жизнь чудовища, если приходиться жить в обществе по правилам, копируя организацию обычных людей. Он искренне жалел того кто сейчас сидел перед ним, знал его имя — Люциан, и то что он возглавляет этот клан уже почти сотню лет, неприлично долго, учитывая напряжённость борьбы за власть среди верхушки. И это давало о себе знать, и простым человеческим взглядом можно было увидеть, с каким трудом Люциан сдерживает дрожь в руках, и как он, по-человечески, неровно дышит, постоянно сглатывая слюну, каждый раз при этом, чуть задирая подбородок. Сколь безумно было их положение: чудовища, ведущие жизнь крыс, вечно прячась от людей, маскируясь и играя, словно шпионы во вражеской стране, и не удивительно, что должность главы подобной крысиной стаи должна была привести к безумию кого угодно.

— Это правда? — спросил предводитель, придавая своему голосу искусственную твёрдость. — Мантийцы уже здесь?

— Здравствуй, Люциан, — спокойно произнёс Максим.

— Я слышал один из них уже здесь, — не то, спрашивая, не то, утверждая, сказал предводитель и поднял взгляд на своего гостя.

— Парнишку трогать нельзя, — твёрдо проговорил Монетников. — Ты сам знаешь, с кем мы имеем дело. Через неделю здесь будет айнзатцгруппа из оперативников ордена, которая перережет вас быстрее, чем вы сможете послать за помощью к остальным кланам.

— Разве империя мантийцев не рухнула.

— Зверь, выгнанный из логова — самый опасный зверь.

— Что ты имеешь в виду?

— Объяви сбор клана, Люциан.

— Зачем? — резко произнёс предводитель, неубедительно попытавшись придать своему голосу властность.

— Ты знаешь, зачем я сюда пришёл, ты знаешь, какие факты у меня имеются, можешь не верить мне, но поверь своим глазам. Мантийцы готовятся к войне, с нами в том числе. Их разведчики уже здесь, и речь не только о том парне. Не сегодня, завтра под стенами этого замка появится их вооружённый отряд и куда лучше, если здесь будет как можно больше твоих воинов.

— Я не понимаю, к чему ты клонишь?

— Понимаешь, Люциан, ты всё понимаешь. Мы сейчас должны действовать сообща. Нельзя бить первыми, но и удар противника не должен застать нас врасплох. Война это такая вещь, с которой не стоит торопиться, её всегда нужно оттягивать до конца, а там возможно враг исчезнет и сам по себе, ведь ничто не вечно.

Предводитель задумался, помолчал с минуту, изображая на лице крайнюю озадаченность, а потом вдруг вскочил воскликнув:

— Ну почему! Почему никто не хочет жить в мире, — он прошёл к электронному камину и, положив руки на его верхний край, чуть наклонился вперёд, дабы придать себе как можно более драматическую позу. — Мы ведь можем найти компромисс, мы ведь можем договориться с людьми.

Максим знал, о чём говорил глава клана. Будучи в определённом смысле филантропом, что в его случае скорее означало быть пацифистом, Люциан уже давно не убивал людей для собственного пропитания, доставая кровь из медицинских запасов. Хотя вампирам своего клана он охотиться не запрещал, предоставляя им полную свободу в выборе способа добычи пищи. Однако Максим презирал подобных гуманистов ещё больше чем обычные вампиры вегетарианцев, как недавно стали называть с подачи людей тех из его сородичей, кто, боясь охотится на человека, пил исключительно животную кровь.

А Люциан, сделав ещё одну длинную паузу, медленно повернулся и посмотрел на Монетникова, жалостливым взглядом, отчего тот стал презирать предводителя ещё больше, если это конечно было возможно.

— Я уже давно думал о том, чтобы объявить собрание клана, в свете последних событий, но, всё же, старался надеяться на лучшее, — тут он снова сделал паузу, но на этот раз куда короче. — Почему никто не хочет мира между нашими видами?

— Потому что мы паразиты, Люциан, — равнодушно произнёс Максим, садясь на мягкий диван. — И дело не в крови, дело в том, что мы даже не вид, признай это. Мы паразиты, мы размножаемся только за счёт людей, превращая их в себе подобных, мы живём за счёт них, и от них происходим. В каком-то смысле наше племя всего лишь тупиковый вариант их развития, — Максим кивнул головой куда-то в сторону, указывая на условных людей. — Мы дефектные сверхчеловеки, паразитирующие на своём предыдущем звене.

После этого Максим замолчал, смотря на реакцию Люциана, который стоял неподвижно, стремясь сохранить свой одновременно и печальный и горделивый вид.

— Впрочем, сейчас есть дела и поважнее. Волки скоро будут у вашего порога.

— Они придут за мантийцем?

— Разве это имеет значение.

Люциана быстро изменился в лице, которое стало отчётливо демонстрировать закипавшую в нём злость и ярость, которая бывает обычно от уязвлённого самолюбия.

Так что когда до Савеловки донеслись приглушённые расстоянием звуки стрельбы, прервавшие царствование ночной тишины, нарушаемой до этого только стрекотанием кузнечиков, из пятерых людей собравшихся вокруг костра во дворе семелесовского дома со своего места вскочил только Кистенёв, настороженно уставившись в сторону реки.

— Нечистая сила между собой разборки устраивает, — со знанием дела произнёс Крейтон, поправляя палкой сучья в костре. — Ведь на краю будут, а всё равно друг другу в глотки вцепятся, не так уж и сильно они отличаются от людей.

Ему никто не ответил. Кистенёв с Семелесовым не до конца понимали, что имеет в виду мантиец, а Екатерина, ещё не привыкшая к новому для неё обществу, и вовсе понятия не имела, что сейчас несёт этот странный парень, который так ничего ей о себе не рассказал.

— Как там у вас: «А теперь седые люди помнят прежние дела, билась нечисть грудью к груди и друг друга извела».

Семелесов сидел возле костра, сложив ноги и смотря на пламя, не обращал внимания на то, что говорил Крейтон. Он уже раза три менял своё место, сдвигаясь от дыма, который всё время находил его и лез прямо в лицо.

Они сидели впятером на лужайке возле растущей с краю от огорода яблони, почти рядом с кустами, из которых торчали едва различимые в темноте остатки полусгнившей, покосившейся изгороди за которой лежал заброшенный участок. Было тепло и небо было чисто, так что стоило на пару метров отойти от костра и как только глаза привыкали к темноте, наверху рассыпались десятки серебристых точек, из которых человек более менее знакомы с астрономией смог бы сложить пару-тройку созвездий. Растущая Луна, висевшая в другой стороне, за огородом, едва приподнимаясь над деревьями возле забора, выглядела как никогда зловеще, и к ней идеально подходил жалобный далёкий вой, последовавший за выстрелами напугавшими Кистенёва.

Семелесов раньше частенько сидел вот так вот у костра с друзьями и раньше, но то было другое. Тогда независимо погоды ночь всегда была холодна и сыра, и всегда приходилось одевать, какую-нибудь старую куртку или кофту из глубин дачного гардероба, и трава всегда была покрыта вечерней росой, но теперь всё было иначе, было не душно, но и не холодно. Но что куда важнее так это то, что воздух казался сухим, и оттого ещё более лёгким и прозрачным сама ночь была яркой, с насыщенными красками. Такие ночи, как казалось Семелесову, созданы не для посиделок у костра, с друзьями, разговорами не о чём и дешёвым пивом, с трудом купленным ещё в городе. В такие ночи Семелесову представлялись охотники за кладами, что с лопатами и ружьями, пробираются по лесу в поисках цветущего папоротника, представлялось как на лодке горстка смельчаков подбирается к дремлющему в заливе галеону, зажимая в зубах ножи которыми они перережут часовых, резко выскочив во тьме из-за борта. И виделся мрак трансильванских лесов, где в тиши нарушаемой лишь уханьем филина, действовали охотники на нечисть, разыскивая упырей и вервольфов. Но сейчас он просто сидел у костра, как велел Крейтон, а спорить с ним было просто напросто глупо. И Семелесову оставалось только радоваться ночи и созерцать пламя костра иногда переводя взгляд на самого мантийца, сидевшего на земле возле яблони, обнимая прижавшуюся к нему спиной Клементину.

Тем временем Кистенёв нехотя сел обратно на землю и рукой нащупал под одеждой рукоять пистолета, возвращённого ему недавно Крейтоном, словно проверяя на месте ли он.

— А ты не боишься, носить с собой пистолет, — вдруг спросила Катя.

— Я? Пистолет? — удивлённо переспросил Мессеир, указывая на себя. — Там, откуда я родом, обычно спрашивают: не боишься ли ты ходить без него.

— А если спалят?

— Кто?

— В смысле кто, менты.

— Думаете, я боюсь вашей полиции, — ответил Крейтон совершенно серьёзным, даже несколько суровым голосом.

Услышав это, девушка удивлённо уставилась на Кистенёва, сидевшего рядом с ним, словно ждала пояснений.

— А вообще, откуда ты его достал?

— Кого его?

— Ну, пистолет, — произнесла она, сначала растягивая потом наоборот быстро произнося слова.

— Пистолет? — вновь переспросил Мессеир, сделав акцент на последней букве, обращая внимание на единственное число.

— Ну да.

— Купил. Да сударыня, купил у одного своего старого приятеля, он дорого мне достался, очень дорого, но оно того стоило.

— И зачем он тебе?

Крейтон сделал глубокий вдох, выпрямился, отодвинувшись от Клементины и с тоской, посмотрев на Катю, произнёс:

— Понимаете ли, юная леди, мы мыслим с вами разными категориями. Мы живём в разных мирах и оружие это часть моего мира, в то время как в вашем оно кажется чем-то чужеродным, к чему можно прибегать в крайнем случае. Но для меня оно естественно также как для вас зубная щётка, и знаете почему? Потому что я свободный человек, а во всех мирах человека свободным делает только нож.

Она сделала паузу, с интересом рассматривая Крейтона, впрочем едва ли это был иной интерес, нежели тот, который испытывает психиатр по отношению к своему пациенту. И уж точно она не придавала никакого значения тому, что говорил сейчас Мессеир, считая это какой-то высокопарной белибердой доморощенного че гевары.

— Ты что ли из какой-то банды?

— Организация, в которой я состою куда хуже любой из банд, — с некоторой гордостью ответил Крейтон.

— А твои родители знают, чем ты занимаешься?

— Мои родители теперь всё видят. Я сирота.

— А… извини, мои соболезнования, — дежурно произнесла девушка, слабо попытавшись изобразить в голосе сочувствие.

Крейтон только кивнул головой, сложив руки перед собой. Потом вдруг хлопнув себя по коленям, поднялся и, не говоря ни слова, пошёл в сторону дома.

— Ты куда? — спросил у него Кистенёв, приподнимаясь.

— За музыкой.

— Колонки в моей комнате на тумбочке, — крикнул он вслед, но Мессеир не обратил на него внимания, и Кистенёв медленно опустился обратно на землю.

— Он что всё это серьёзно? — тихо спросила Катя, когда Крейтон отошёл от костра на приличное расстояние. — Жёсткий чел, конечно. Но странный какой-то, он случайно не того…

Вдруг она обернулась и вспомнила, что рядом с ней ещё оставалась Клементина, после чего тут же замолчала, даже не ожидая ответа от Василия.

Тот в свою очередь с одной стороны даже как-то разозлился её скепсису, особенно после того что они устроили у неё во дворе, на глазах у её родителей, но при этом он сам осознавал что время от времени задаёт сам себе такие же вопросы. Пожалуй, только сейчас до него начинало доходить, что всё это время он относился к этому, как к аттракциону, который рано или поздно закончиться, и он, Кистенёв вернётся к своей нормальной жизни. Он никогда не думал об этом осознанно, но ощущение этого никогда не покидало его.

Впрочем, Крейтон вернулся достаточно быстро, к удивлению Кистенёва неся в руках вместо его маленьких переносных колонок, вытянутый чёрный футляр со скрипкой. Он достал её, ненадолго положил на плечо, держа за гриф внизу, отчего сама скрипка ненадолго вызвала у Кистенёва ассоциации с дробовиком.

— Скучно у вас тут без музыки, нужно это исправить, — произнёс он, открывая футляр и доставая инструмент. — Танцуйте, друзья мои, танцуйте, пока можете.

Сначала он медленно провёл смычком по струнам, отчего те издали жуткий жалобный стон, но потом он провёл ещё раз, потом несколько раз и наконец звук перерос в мелодию. Он заиграл что-то весёлое и авантюрное, оно словно цепляло за душу и тянуло, так что невозможно было усидеть на месте. Кистенёв не мог определить играет Мессеир плохо или хорошо, но чувствовал сам ритм и ритм этот ему нравился. Нравилось и то, как чужеродно звучала скрипка здесь в ночи, возле костра, где он обычно раньше, сидя вместе с Семелесовым включал что-то из рэпа, обычно русского, там, где было больше глубинного смысла, над которым Алексей обычно смеялся, но всё равно слушал за отсутствием выбора.

Василий не заметил, как к нему подошла Катя и протянула, руку приглашая танцевать. Он быстро встал и, взяв её за плечи вместе с ней стал кружиться, также как и она, улыбаясь и смеясь, потому что ни он не Катя этого танца не знали и просто дурачились. И только мельком он видел по ту сторону костра Семелесова, угрюмо сидевшего всё так же скрестив ноги, и тяжело смотревшего на них исподлобья.

Семелесов, откровенно говоря, не особенно удивился, когда она подошла именно к Кистенёву. Не сказать, чтобы его это не задело, но сейчас он в принципе не хотел думать о столь, как ему казалось, мелочных вещах. А потому он просто сидел, угрюмо покачиваясь, и слушал, как играл Крейтон, смотря на кривлянья Василия и Екатерины и одновременно стараясь не думать о них.

Вдруг кто-то схватил его за плечо. Семелесов развернулся и увидел рядом с собой улыбавшуюся Клементину. Недолго думая он вскочил с земли и она тут же взялась обеими руками за его запястья, не дожидаясь пока он окончательно встанет и уже тянула куда-то в сторону.

— Ты знаешь, как танцевать этот танец? — спросил Семелесов шёпотом, чуть наклонившись, чтобы говорить поближе к её уху.

— Нет, — ответила она, покачав головой. — Скажу тебе больше, никто не знает.

Она положила ему руку на плечо и сделала знак, чтобы он взялся за её талию, потом она тоже закружила его, бодро перескакивая с места на место босыми ногами. Затем она высвободилась, взяла его под руку, так что они смотрели в противоположные стороны, и снова закружилась с ним вокруг воображаемой оси лежавшей где-то между ними. Когда Клементина снова отстранилась, Семелесов уже проникшийся взял её руку и подняв вверх, а она в тот же момент резко крутанулась вокруг себя, так что взметнулась юбка её платья, и оказалась чуть в стороне так что с Алексеем она держалась уже на вытянутых руках. И при этом, ни разу, ни она, ни он не останавливались и не становились надолго двумя ногами на земле.

— У нас так всегда танцевали, на… — начала она, опять чуть приблизившись к Семелесову. — Если по вашему календарю, то примерно будет второе сентября.

— День капитуляции Японии?

— День рождения Матиаса второго. Мы вот так всей деревней собирались у реки и до утра. Там мы с ним и встретились, — она кивнула в сторону Мессеира, который продолжал играть, не обращая никакого внимания на остальных.

— Так ты из деревни?

— В Мантии четыре пятых населения крестьяне, так что здесь ничего удивительного. А ты что, думал, что я дворянка?

— В каком-то смысле да.

— Сочту за комплимент.

Они ненамного замолчали, пока Семелесов не наклонился поближе к девушке, чтобы можно было говорить тише, не перебивая музыки.

— Die Sünde lockt und das Fleisch ist schwach so wird es immer sein[4], - прошептал он нараспев, пристально глядя на неё.

— Не забываётесь, Семелесов, — ответила она шёпотом.

— Вы знаете немецкий?

— Я знаю этот взгляд.

Они танцевали ещё долго, хотя Семелесову это показалось несправедливо малым. Крейтон кончил играть и с досадой посмотрел на свои с непривычки разболевшиеся пальцы. Костёр уже начинал гаснуть и теперь только звёзды и Луна освещали окрестности. Кистенёв лежал рядом с Катей. Подстелив на землю какую-то тряпку, в паре метров от них у ствола яблони сидел Мессеир с Клементиной, а в центре между ними четырьмя, прямо на траве. Подняв голову над землёй и, подперев её рукой, он пристально смотрел в ночное небо, осматривая участок за участком, словно сверялся: не изменилось ли оно за время его отсутствия.

— А знаете что это за созвездие? — спросил он указывая почти вертикально вверх.

— Нет, — ответил Крейтон. — Мне ваше небо незнакомо.

— Нам тоже, — глухо произнёс, поворачиваясь на бок Кистенёв. — Мне наше небо тоже незнакомо.

— Ну вот, а это, между прочим, Кассиопея. А вон там, что за созвездие, знаете?

— Откуда? — буркнул Василий.

— Это у нас созвездие дракона. А вон там знаете.

Он указал рукой на область неба возле горизонта где горело всего несколько тусклых звёздочек, и не дожидаясь на этот раз очевидного ответа, произнёс.

— А вот это созвездие гончих псов.

— Ты знаешь астрономию? — спросила у него Катя.

— Это неважно. Главное что вы её не знаете.

И вдруг послышался смех, странный смех которого они ещё ни разу не слышали, и не сразу поняли, что смеялся это Крейтон, для которого это вообще было несвойственно, и словно вспомнив об этом, он тут же замолчал, столь же резко как и засмеялся, что-то вытирая на лице.

— Я раньше всегда боялся вот так вот смотреть ночью в небо, особенно лёжа, всегда было такое чувство, что вот сейчас гравитация прекратит работать, и я полечу прямо туда в бездну. Упаду туда, — проговорил Семелесов после длительной паузы.

— Вполне естественный страх, — ответил Крейтон. — Можно сказать, что у человека он в крови, просто многие недостаточно точно осознают то, чего должны бояться. А так, чёрт возьми, сколько там всего, во вселенной, только подумать, если у каждой из этих звёзд есть собственные миры, и у этих миров свои отражения в других вселенных как у наших.

— Но вместо того чтобы их исследовать мы занимаемся увеличением памяти айфона и разрабатываем новые способы промывать друг другу мозги втюхивая разные безделушки, — грустно проговорил Семелесов. — Подумайте сами: мы запустили спутник в пятьдесят седьмом, человека в шестьдесят первом, американцы в шестьдесят девятом высадились на Луне. За восемь лет мы увеличили радиус достигаемой человеком вселенной с трёхсот до трёхсот тысяч километров от Земли. К концу холодной войны человек имел целые армады спутников на орбите, многоразовые челноки, и был на пороге создания боевого космического флота, меньше чем через тридцать лет после того как мы с горем пополам запустили туда шестидесятикилограммовую болванку с передатчиком. Но вот логичный вопрос, насколько мы продвинулись в следующие тридцать лет? Правильно мы ни хрена не продвинулись. Мы могли уже отправлять первые межзвёздные экспедиции, колонизировать Марс как у Бредбери, но что мы выбрали вместо этого… да хрен его знает. Человек ничтожен во вселенной, которой он даже не знает.

— А может потому и не знает, что ничтожен, — произнёс Крейтон. — Подумай сам, Семелесов, зачем это человеку. На этой планете он царь и бог, а что он обнаружит там. Куда лучше сидеть здесь и рассказывать друг другу что мы не можем быть одиноки во вселенной, при этом в тайне боясь обратного, того что встретимся с теми, кто сможет стереть нас в порошок двумя пальцами, как мы давим от скуки муравьёв. А ты об этом что думаешь, Клементина?

— Я? — спросила она сонным голосом, видно уже задремав на плече у Мессеира. — О чём? А, ну… знаете какая была самая человеконенавистническая книга, которую я прочитала как среди мантийских, так и ваших?

— Какая? — с интересом спросил Семелесов.

— Точно не помню, кажется, Чеженский «Физические факторы…»

— Может быть Чижевский?

— Да, точно. Чижевский «Физические факты исторического процесса». Весьма оригинально связать все революции и мятежи что имели место в истории с периодами солнечной активности. Предположить что все наши идеалы, мечты о свободе, честь, верность нации, всё это придумывалось только потому что людям голову припекло, не знаю… — тут она протяжно зевнула.

— Но если это правда?

— Если это правда, тогда всё очень, очень плохо.

— Впрочем, это можно использовать, — произнёс Крейтон. — Я видел его графики, сейчас Солнце как раз близко к пику своей активности.

Василий и Екатерина не придали его словам тогда значения, слушая этот спор, они просто лежали и тихонько хихикали.

Часть четвёртая. ИХ ЗВЁЗДНЫЙ ЧАС

«Принимай победу спокойно и осторожно, потому что настанет час, и тебе так же предстоит принимать поражение».

Джо Аберкромби

Глава двадцать третья. ПРИЗРАКИ ПРОШЛОГО

Когда Крейтон проснулся на следующее утро, за окном размеренно, словно метроном, постукивал редкий дождик, и время от времени слышались глухие завывания ветра. Но в комнате на втором этаже, где он спал, была лишь слабая приятная прохлада, и это чертовски нравилось Мессеиру. Немногие вещи в этом мире могли удержать утром в постели его, воспитанного, как и все солдаты ордена по заветам Матиаса второго, учившего остерегаться мягких кроватей. Но, то утро было одним из тех, для которых Крейтон делал исключение.

Он осторожно приподнялся и отстранился от Клементины ещё спавшей, лёжа на боку повернувшись к нему спиной, так, что Крейтон проснувшись, обнаружил себя прижавшимся к ней. Мессеир осторожно, опасаясь разбудить её, отодвинулся к стенке, подперев голову рукой поднял её смотря то на волосы Клементины то на обстановку комнаты, от которой веяло своим особым скромным уютом.

Он встал минут через пятнадцать, осторожно протиснувшись вдоль стены и спустившись с противоположного от изголовья края кровати. Достав из шкафа свои повседневные брюки и рубашку он вышел за дверь, и быстро сделал зарядку в коридоре, в этот день по сути чисто символическую, скорее для того чтобы сохранять привычку, нежели поддерживать форму.

Вернувшись в комнату, он первым делом достал из под своей подушки пистолет осмотрел и, решив почистить его послеполуденное время, положил на стоявший в углу комнаты письменный стол, при этом бросив угрюмый взгляд на фотографию Матиаса второго и его сестры. Мессеир подошёл к окну, смотря на то как редкие капли дождя стекали вниз по стеклу с внешней стороны. Отсюда было видно немного, только двор дачи Семелесова и пара соседних участков, всё в тёмно-зелёных тонах от чёрной сырой земли, перемежавшейся с мокрой от дождя зеленью и над всем этим нависали свинцово-серые небеса, переходившие в грязно-чёрный цвет на вершинах своих складок, отчего они казались ещё более зловещими. Такое небо Крейтон любил.

И его характер был тут не причём. Всему виной была его последняя осень в столице, в тот год необычайно пасмурная и дождливая. Аллеи парка перед императорской библиотекой, пожелтевшие и поредевшие кленовые кроны по обеим сторонам и она, идущая рядом с ним всегда держа под руку и прижавшись так, словно хотела согреться. Он невольно повернул голову и взглянул на Клементину, всё ещё спавшую, подложив руку под голову, и отчего-то счастливо улыбавшуюся во сне.

Он немного пододвинул кресло, стоявшее у него за спиной, и присел сзади на край его спинки, продолжая смотреть в окно, вслушиваясь в умиротворяющий стук капель по стеклу. Он смотрел пристально, заворожённо, только время от времени переводя взгляд на спящую, словно желая убедиться на месте ли она, после чего продолжал смотреть в окно, придаваясь одновременно и мечтам и воспоминаниям навеянных свинцом небес за окном.

Краем глаза Крейтон заметил как зашевелилось одеяло и девушка сначала повернулась на спину, а потом, вытащив руки наружу медленно приподнялась на постели, но головы он не повернул, дождавшись пока не послышался заспанный нежный голос:

— Доброе утро, Мессеир.

Он посмотрел на свою жену, потягивавшуюся сидя в кровати полулёжа и ласково улыбнувшись, ответил:

— Доброе утро.

— Что тебе сегодня снилось?

— Ничего особенного.

— Мне снился Иссельдар, — произнесла она со вздохом, смотря прямо перед собой. — Словно всё как прежде, аллея, парк, осень, здание библиотеки вдали и мы вдвоём. После таких снов жаль просыпаться, — произнесла она и, сделав многозначительную паузу, добавила. — Может быть, хоть раз скажешь, что тебе снилось?

Мессеир повернулся к окну и просунул руки в карманы, чуть наклонившись вперёд, оставаясь сидеть на спинке кресла.

— Говорю же ничего особенного, — произнёс он громким шёпотом. — Что ты ожидаешь услышать? Армия мертвецов, взывающих об отмщении? Мне это никогда не снилось, ни единого раза. А по мне так хоть бы и они появлялись, сниться чёрт знает что, на утро вспоминать противно, раз месяц если повезёт нормальный сон, и тот обязательно забываю.

Она покачала головой, поправила ближний край одеяла и скрестила руки на груди.

— Откажись от своей затеи, — произнесла она угрюмо. — Пожалуйста. Ну, зачем оно тебе?

— Не могу, знаешь же, что не могу, — сдавлено проговорил Крейтон. — Знаешь, почему храню его фотографию? — продолжил он, оживившись, посмотрев сначала на фотографию Матиаса второго, потом на Клементину. — Здесь дело не только в преданности и патриотизме, он был тем человеком, который доказал одно: люди пишут законы истории. Понимаешь о чём я?

— Асерианская конвенция, — произнесла она, посмотрев на Мессеира исподлобья.

— Триста лет, Клементина, она продержалась триста лет. Если посмотреть на то, что твориться в этом мире, без неё Мантия уже лет двести пятьдесят как была бы радиоактивной пустыней. Он смог остановить течение истории в целом мире на три века, а раз историю можно остановить то можно и развернуть, вспять не вспять, в иную сторону. Это хорошая страна, подходящая. Их самолюбие уязвлено, они ропщут, но не имеют, ни лидера, ни идеи. Тот, кто даст им это получит сто миллионов человек, сто пятьдесят, если вернуть под контроль их западные провинции, всё это на огромной территории, богатой полезными ископаемыми и в придачу с тремя тысячами атомных зарядов, каждый из которых способен разнести целый город. Более чем достаточно чтобы послать к чёрту этот их новый мир.

В ответ она громко рассмеялась.

— Что ты им дашь, Мессеир? Посмотри вокруг, они сыты и довольны. Что ты им пообещаешь, свободу? Любой дурак поймёт, что тот, кто хочет навести порядок свободы не даст. А порядок сам по себе им не очень-то дорог посмотри на них, убедишься. Хочешь воззвать к их патриотизму, к их гордости, — она усмехнулась, — так они от них отреклись, бросили, так же как бросили своих богов. Да и ты, Мессеир, не Матиас второй, а я не Мерцелия, не тот масштаб.

Он несколько раз тяжело вздохнул, задрал голову, уставившись в потолок, потом снова перевёл взгляд на окно.

— Масштаб — понятие весьма относительное. Вспомни историю: кинь толпе цветастую тряпку, скажи пару ласковых слов и у тебя есть партия, раздай этой же толпе оружие, научи с ним обращаться, и у тебя есть армия. Или я не прав? Или толпа поумнела и теперь взвешивает и анализирует каждое предложение прежде чем начать действовать? Если мне не изменяет память ты всегда убеждала обратное, так ведь?

— Мессеир, — произнесла она, покачав головой и прислонившись затылком к стенке. — Брось ты это прошу тебя. Уедем отсюда, — она повернула голову вполоборота, под углом смотря на Крейтона. — Уедем подальше, пошлём всё это к чёрту, уедем туда, где нет ни Дененранта, ни этого проклятого медальона, ни ордена, ничего. Ты же можешь ещё жить. Ты же сам говорил, что с тем, что они сделали с разумом можно доживать и до тридцати, а если не использовать можно и до сорока, подумай, ещё двадцать пять лет Мессеир, пожалуйста. Этого хватит, нам точно хватит.

Крейтон встал и подошёл к окну, покачивая головой.

— Нет, Клементина, проси о чём хочешь, кроме этого. Ты не будешь вдовой. Я не оставлю тебя ни через десять лет, ни через двадцать пять. Я смерти не боюсь, ты же знаешь, но… — он вдруг замолчал и повернул голову, посмотрев на девушку.

— И поэтому ты хочешь оставить меня вдовой сейчас? — она встала и села на край кровати, опустив ноги на пол.

Крейтон молча смотрел в окно, скрестив руки на груди, искоса глядя на жену.

— Хотя, что мне, — бросила она куда-то в сторону, медленно поднимая взгляд на Мессеира. — Жизнь на этом всё равно не кончается, раз тебе хочется, так можешь помирать. А я… выйду за этого… Семелесова, — произнесла она наигранно по-деловому, медленно поднимаясь с кровати и делая шаг навстречу Крейтону, — я ведь вижу, как он на меня смотрит.

— Считай что моё благословление ты уже получила, только, уж, пожалуйста, дождись пока я…

Мессеир на мгновение задрал голову, как бы взглядом указывая на потолок и небеса над ним, и как только его он опустил её, то тут же получил хлёсткую пощёчину. Он повернулся и встал лицом к Клементине, чуть повернув голову в противоположную сторону от той, с которой была нанесена пощёчина, чтобы получить её снова уже по другой щеке.

— Как в старые добрые времена, — тихо произнёс он.

Мессеир пристально посмотрел ей в глаза. Клементина, тяжело дыша, сделала ещё полшага и приблизилась к нему почти вплотную, потом произнесла едва слышно:

— Нет…

Она схватила его за руки и рухнула на колени, так что её ладони соскользнули к запястьям Мессеира и там схватились за них.

— Зачем тебе это Мессеир… — начала она дрожащим голосом. — Ну, зачем…

— Встань! — строго приказал Крейтон.

Он схватил её за плечи и резко поднял с пола и, поддерживая руками, прижал её к стенке рядом с окном, придвинувшись почти вплотную при этом смотря ей прямо в глаза.

— Да пойми же ты, — проговорил громким шёпотом. — Дороже тебя у меня никого нет, но некоторые дела я просто должен довести до конца. Поверь мне, если любишь по-настоящему, поверь. У меня будет медальон, с его помощью я смогу достать всё что угодно, всё, что нужно для власти: оружие, пряники и кнуты. Да, они слабы, да, они унижены, но они ещё способны ненавидеть и этого достаточно. Я дам им волю, я дам им силу, веру, которую они утратили, чтобы они отплатили мне тем же. То будет новое общество, мир, которого человек заслуживает.

— Ты не изменишь человека.

— А разве мне это нужно. Люди ведь не так плохи по своей природе, ты же знаешь. Вопрос в системе. Стоит только обрушить этот их новый мир, это общество потребления и сорвать саван, что окутал их разум…

— И что дальше, Мессеир, — произнесла девушка дрожащим голосом, чуть приподняв подбородок, чтобы казаться горделивее. — Ты же не такой дурак чтобы всерьёз верить в справедливость и равенство. Что дальше?

— Дальше будет всё, дорогая моя, в новом мире мы займём положение подобающее тем, кто стоял у его истоков. Бессмертные и свободные, ты же хочешь этого?

Его рука опустилась вниз и легла ей на ногу с внутренней стороны и стала медленно подниматься, задирая ночнушку.

— Ты ведь хочешь этого, не ври. Ты всегда мечтала быть на её месте, ты плохо это скрывала, так подожди немного, — проговорил Мессеир твёрдым тихим голосом. — Ты сегодня так прекрасна, моя королева.

Его ладонь поднялась уже неприлично высоко и соскользнула ей между ног, слегка вывернувшись, после чего Крейтон сделал лёгкое движение пальцами, и в тот же момент Клементина запрокинула голову, с её губ сорвался едва слышимый стон, слившийся с протяжным выдохом. Она обхватила Мессеира сначала за шею одной рукой, потом опустила голову и схватилась обеими руками за воротник его рубашки, так что взгляд её разноцветных глаз был устремлён прямо в глаза юноши, сводясь у переносицы.

— А как же они? — проговорила она мягким, будто бы уставшим голосом.

— Все ещё спят, не беспокойся, не только ты любишь это дело. Да и с каких пор тебя стало волновать, что нас увидят? Для чего, в конце концов, я брал тебя в жёны.

И тут же его рука, скользнула по её ноге под тканью ночной рубашки. Слегка приподняв ногу Клементины, Крейтон спустился ладонью почти к самому колену и продолжая держаться за неё в этом месте, запечатлел продолжительный поцелуй на её губах.

Она чуть отстранилась, сдвинувшись вбок, её руки опустились вниз, отпустив Крейтона.

— Не уж-то тебе разонравилось, — проговорил Мессеир с наигранным недоумением в голосе.

Клементина улыбнулась и погладила Крейтона по шее возле подбородка, и произнесла шёпотом, не то ему не то самой себе: «Как в старые добрые времена». После чего припала к его губам своими, в долгом поцелуе, одновременно прижалась к нему, обняв обеими руками, Мессеир отпустил её и тут же взял за талию, как вдруг с улицы раздался громкий стук в дверь.

Мессеир отстранился от девушки, на мгновение вслушался в медленные дребезжащие удары, пытаясь понять, действительно ли это стучаться к ним, а не к соседям.

— Да чтоб вас всех, — проговорил он совершенно ровным голосом, оглянувшись чуть наклонив голову, и покачав ей пару раз из стороны в сторону.

Схватив со стола пистолет, на ходу засунув его за пояс на спине, Крейтон выскочил в коридор, а оттуда во вторую комнату, окна которой выходили на улицу. Прислонившись к стене, смотря из-за занавески под острым углом, он увидел на улице прямо перед забором, возле боковой ограды палисадника, ни кого иного как Максима Монетникова.

Мессеир нахмурился, вытащил пистолет и, держа его в опущенной руке, быстрым шагом вышел из комнаты обратно в коридор. Он сделал знак Клементине через раскрытую дверь: оставаться и ждать его, а сам прошёл к лестнице и быстро спустился вниз, на веранду, ощутив, как его кожа покрывается мурашками от холодного воздуха. На первом этаже, в соседней комнате, его встретил сонный Кистенёв видимо разбуженный стуком в дверь и теперь, как и Крейтон направлявшийся встретить гостя. Заметив в руке мантийца пистолет, он встал как вкопанный, настороженно смотря на Мессеира, пытаясь понять, что же происходит.

— Поднимай Семелесова, берите пистолеты, пришёл наш друг-милитарист, — строго произнёс Крейтон, подходя к входной двери.

Он вышел на улицу и его обдало тем липким мокрым холодом, что иных загонял под тёплый плед, заставляя просиживать вечера с тёплым кофе в руках, находясь в том состоянии покоя, которое было столь ненавистно Крейтону, в некотором роде, даже любившему холод. Он находил в нём особого рода свежесть и, чувствуя, как он заставляет действовать, мобилизует все силы организма, не давая расслабиться в отличие от тепла. Что, впрочем, не отменяло в солдате ордена радости от нахождение по ту сторону от оконного стекла в подобные дни, особенно если рядом находилась нужная девушка.

Влажная от дождя земля приятно холодила босые ноги и Мессеир ступал неспеша, ожидая, когда на улицу, вслед за ним выйдут его товарищи, дабы не встречать Монетникова, которому Крейтон никогда не доверял, в одиночку. Ждать ему благо пришлось недолго, примерно через полминуты из дверей дома вывалился всё такой же сонный Кистенёв, а следом за ним и вовсе наполовину ещё спящий Семелесов. Только после этого Мессеир, подошёл к калитке и открыл её и встал в проходе, держа руку с пистолетом прижатой к телу.

Вампир стоял, прислонившись к ограде палисадника, сложив руки на груди и скрестив ноги.

— Ну наконец-то, — произнёс он голосом, в котором не чувствовалось ни капли недовольства. — Я уж боялся, что вы все там померли. — И словно под воздействием испытующего взгляда Крейтона добавил. — Ладно, соглашусь, мне было бы плевать.

— Зачем пожаловал? — строго спросил Крейтон и протяжно зевнул, прикрывая рот кулаком.

— Всю эту ночь мне пришлось провести по вашей милости в обществе одного из самых мерзких и никчёмных существ этого мира, — произнёс Максим, отходя от ограды и просовывая руки в карманы. — Но, тем не менее, я сделал, то, что от меня требовалось. Будет сбор клана. Если хотите перебить всех разом, лучшего шанса не будет, но предупреждаю сразу, это минимум полсотни упырей в одном месте. Надеюсь, ваш козырь сыграет.

Он подошёл поближе, так что стали видны его гипертрофированные клыки, когда он говорил.

— За это не беспокойся, мантийцы слово держат, я обещал огненное шоу, значит, будет огненное шоу. Впрочем, если вы соизволите поприсутствовать при столь знаменательном моменте, а тем более принять участие в самом процессе, я буду только рад.

— Шутишь что ли, — ответил вампир оскорблённым тоном. — Я для чего эту вечеринку организовывал, чтобы сидеть дома, закутавшись в клетчатый плед пока вы будете разбираться с этими клопами. Не смешно.

Тень улыбки скользнула по лицу Крейтона, он сделал несколько шагов вперёд и вышел с прохода, отойдя чуть в сторону, смотря себе прямо под ноги.

— Какого числа? — спросил он резко подняв взгляд на Максима.

— За день до полнолуния.

— Место?

— Прямо здесь. Высокий замок.

— Ну, великолепно теперь, — раздался вдруг голос Семелесова оставшегося стоять возле двери со стороны двора.

— Это точно, — проговорил себе под нос Мессеир, повернувшись и посмотрев куда-то ввысь и вдаль.

— К тому же, думаю, вам будет интересно: они всё-таки сцепились с волками, уже сегодня ночью на дороге заварушка была славная. И я, думаю, что вы знаете, кого нужно благодарить за это. Играть на чувстве презрения одних бессмертных к другим это вам не на скрипке пиликать.

После этих слов он улыбнулся, повернулся и зашагал прочь, но сделав несколько шагов, остановился и, взглянув на заговорщиков вполоборота, спросил:

— А всё-таки где вы взяли красный кристалл?

— Заказали в интернете, — тут же ответил Крейтон.

— А если серьёзно?

— По-твоему, я стал бы шутить сейчас. Вот этот вот, — Мессеир кивком указал в сторону Кистенёва, — от нечего делать забил в поиске и выдало: семнадцать грамм, полторы тысячи в местной валюте, доставка в течении недели. И чтобы ты думал?

Крейтон произносил эти слова с равнодушным и немного печальным видом, как будто он рассказывал о чём-то неприятном для него.

— Не может быть, — одними губами произнёс Монетников, и уже отвернувшись, добавил, буркнув под нос, — чёрт побери, до чего мы докатились.

Он быстро пересёк улицу и вскоре скрылся за забором дома напротив, в котором ныне проживал. Крейтон долго смотрел ему вслед, по-видимому, не обращая внимания ни на холод на улице, ни на моросящий дождь, в отличие от основательно продрогших к тому моменту, и начинавших пританцовывать на месте, чтобы согреться Кистенёва и Семелесова.

— Василий, ты пока останься здесь, ты, Алексей пойдёшь со мной, нужно посмотреть, что произошло на том берегу этой ночью, — произнёс Крейтон, поворачиваясь и идя обратно к калитке.

Вернувшись в дом Мессеир быстро надел сапоги, притащенные им ещё из своего мира, и набросил плащ, на этот раз действительно из-за непогоды, а не необходимости прятать от глаз окружающих клинки, которые он сегодня решил не брать, ограничившись пистолетом. Из ворот они вышли вместе с Семелесовым укутавшимся в тёплую куртку, найденную им где-то в закромах бабушкиного гардероба, и всё равно жавшимся от холода.

Деревня и раньше не отличавшаяся обилием народа на улице теперь словно и вовсе вымерла. Исчезли даже курицы, которых постоянно можно было встретить по дюжине другой перед домами, где ещё держали домашних животных. И кошки, вечно бродившие по дороге без дела уже не встречались на пути, так что только заливистый лай собак из-за заборов, впрочем, уже встречавшийся реже чем раньше, напоминал вышедшим на разведку заговорщикам, о существовании жизни за тянущимися заборами, сливавшимися в одну разноцветную и меняющую высоту стену.

Мессеир шёл молча, заложив руки за спину и осматривая всё вокруг взглядом быстро поворачивавшихся напряжённых глаз. Он не бежал но шёл широкими шагами и Семелесов еле поспевал за ним, тщетно стремясь создать хотя бы подобие величавого образа, пытаясь так же как Крейтон растягивать шаг, чтобы идти походкой того же рода. Но каждый раз, начиная отставать, он снова практически переходил на странную смесь лёгкого бега и спортивной ходьбы.

Алексей не осмеливался заговорить до тех пор пока они не вышли на пригорок, возвышавшийся над берегом реки и свернули на тропинку, спускавшуюся к шоссе как раз возле начала моста.

— Мессеир… — позвал он, но от вдруг нахлынувшего волнения получилось смазано и тихо, так что ветер тут же унёс его слова, так что Семелесову пришлось быстро нагнать Крейтона и позвать ещё раз на этот раз погромче. — Мессеир, у меня вот тут один вопрос возник.

Крейтон обернулся, не сбавляя шаг, выдержав небольшую паузу ответил тихим голосом:

— Да, и какой же?

— Ты говорил, что в вашем мире не развивались никакие науки кроме медицины.

— Так оно и есть.

— Но ведь медицину нельзя развивать отдельно от других наук, без физики, без химии, без кибернетики, в конце концов. Как она может развиваться с примитивными инструментами, что были у вас ещё триста лет назад, да большая часть открытий, что были сделаны нами в двадцатом веке, просто не могли быть совершены у вас.

— Большая часть, но не все, — ровным голосом ответил Мессеир. — До прививки от оспы мы дошли без компьютеров, а большего нам не надо. Да, вы намного обогнали нас, да и большинство других миров, в технологическом развитии, в том числе и в медицине, ты это хотел услышать? — произнёс мантиец искоса через плечо, посмотрев на Алексея.

— Так вот оно что, — воскликнул Семелесов и встал на месте.

К тому моменту они уже спустились вниз и вышли на просёлочную дорогу, что тянулась параллельно берегу, и в конце своём круто поднималась, сходясь с асфальтовой трассой, подобно притоку, впадающему в реку.

Заметив, что его спутник остановился, Крейтон так же встал на месте и резко развернулся и расцепил руки за спиной, и испытующим взглядом исподлобья, вперившись прямо в глаза Семелесова.

— И так что же оно? Ты что-то понял?

— Мятеж, медальон. Куда проще было бы беря оружие здесь устроить заварушку в мире, где технологии отстают от наших, и захватить там власть. Только тебе ведь не власть нужна? Я прав?

Уголки губ Крейтона чуть приподнялись в слабой улыбке и, при этом, он продолжал смотреть в глаза Алексею, который отчего-то не собирался отводить взгляд.

— Разве я когда-то это скрывал?

— А как же все твои слова про смертников, про возможность умереть завтра?

— Ты думаешь — я ненавижу жизнь? О нет, друг мой, ты ошибаешься, то что я готов умереть, совершенно не означает то что я хочу умереть. Да, смерть может прийти ко мне и завтра, и через тысячу лет, и я бы предпочёл второй вариант. Я люблю жизнь, Семелесов, мне есть ради чего жить, вернее ради кого. А потому как только я получу власть в вашем мире, я брошу все ресурсы вашей науки на то чтобы хотя бы продлить жизнь до тех пор, пока вы окончательно не сможете прийти к бессмертию.

— Безумие, — одними губами произнёс Алексей.

— Последняя надежда. Впрочем, это не понять человеку, который и свою обычную жизнь стремиться поскорее закончить.

Семелесов вдруг изменился в лице. Он мельком посмотрел на своё запястье, потом опять поднял взгляд и посмотрел на Крейтона.

— Откуда ты знаешь? — произнёс он шёпотом.

— У тебя это на лбу написано, — ответил Мессеир, поворачиваясь, поняв суть вопроса скорее по логике и выражению лица Семелесова, ибо едва ли он мог услышать его шёпот.

Крейтон снова сцепил руки за спиной и широким шагом направился в сторону трассы, и Семелесов был вынужден последовать за ним.

Алексею никогда не нравился этот мост, на нём он чувствовал себя как лист на ветру, словно каждая их проносившихся мимо машин могла снести его в реку боковым потоком воздуха. В столь ненастную же погоду, Семелесов ничего так не боялся, как упасть в реку, представлявшуюся ему вытянутым озером Коцит. Ещё никогда она не казалась столь отталкивающей и ещё никогда не веяло от неё таким холодом как в тот день когда Алексей просунув руки в карманы и уже начиная постукивать зубами, семенил по пешеходной дорожке на краю моста стремясь не отстать от Крейтона, лишь изредка с содроганием поглядывая на волнуемую поверхность воды, на которой то тут, то там появлялись и тут же исчезали круги от редких капель дождя.

Как вскоре оказалось, целью Крейтона было вытянутое строение, только размерами отличавшееся от остальных деревенских домов, в котором располагались одновременно сельсовет, почта и полицейский участок, который как видно и был нужен мантийцу. Перед ним на дороге стоял фургон с продуктами, от которого тянулась очередь из бабушек с сумками и пакетами. Из магазина напротив, расположенного в здании бывшего сельского клуба, одного из немногих каменных зданий в посёлке вышел парень с двумя бутылками дешёвого пива и быстрым шагом почти переходящим в бег, стремясь поскорее укрыться от моросящего дождя, направился к стоявшей рядом вишнёвой девятке, бросив косой взгляд в сторону Крейтона и Семелесова.

Заговорщики быстро достигли дверей здания и вошли внутрь, попав в небольшой коридор. Крейтон остановился возле кабинета участкового и уже достал не пойми откуда отмычку как вдруг, нажав на ручку двери, обнаружил что та не заперта.

— Ты здесь когда-нибудь был? — спросил Мессеир, входя внутрь.

— Бог миловал, — ответил Семелесов, проходя следом. — Только ты можешь объяснить, что мы здесь забыли?

— Нужно встретиться с нашим новым другом, расспросить его о том, что произошло на въезде в деревню, нам там светиться не стоит, а вот он может много чего рассказать. Подождём его здесь, в тепле и уюте так сказать.

Комната, в которой располагалась резиденция сельского участкового, не отличалась особыми размерами. В углу, возле узенького окна с цветами на подоконнике, которые видимо частенько забывали поливать, стоял письменный стол с невысокой стопкой из папок с бумагами, за который сразу вальяжно уселся Крейтон, широко расставив локти. В противоположном углу стоял шкаф и рядом с ним сейф, который тут же привлёк внимание мантийца.

— Как ты думаешь, его он тоже не запирает? — спросил Крейтон.

— И ты что собираешься здесь его ждать? Мы даже не знаем когда он придёт.

— Ты куда-то спешишь?

— Да нет, но… просто…

— Стой возле двери, когда он войдёт, зайдёшь со спины и сделаешь подсечку, как я тебя учил, если что не бойся я тут рядом с пистолетом, он не будет сопротивляться, — произнёс Крейтон, выкладывая на стол свой пистолет.

— Что за мания к театральным эффектам?

— А ты её не разделяешь. Театрализованность часто может сыграть на руку, заставляя других чувствовать себя в отведённой им тобою роли, хотя должен признать слишком часто её используют, когда не могут себе этого позволить.

В немногих местах Семелесов мог чувствовать себя так неуютно как в кабинете участкового, это предубеждение, словно первобытный страх, оставшийся от его прошлой жизни, терзало его и сейчас, когда он бродил из угла в угол, когда уже после первых пятнадцати минут ему наскучило просто стоять возле двери.

— Идёт, — вдруг проговорил Крейтон, бегло глянув в окно.

Мессеир выпрямился, Семелесов тут же кинулся к своему месту, приготовившись. Но ничего не последовало. Шаги, закономерно раздавшиеся в коридоре, вдруг затихли, и на их место пришли приглушённые голоса, один из которых должно быть принадлежал милиционеру, хотя определить это было сложно. Прошло пять минут, десять, но дверь всё не открывалась.

— Да где ж его носит, — зло прошептал Алексей.

Дверь распахнулась спустя полминуты, и в неё влетел участковый в насквозь промокшей куртке, держа в руках кожаную папку и свою фуражку. Только войдя в комнату он тут же остановился, увидев Крейтона и в тот же момент на него со спины налетел Семелесов. Он схватил его за куртку и попытался вывести из равновесия, зацепив ногу, но участковый рухнул на пол только когда увидел пистолет Крейтона и понял, что от него требуется.

— Что там произошло? — спросил Мессеир, вставая со стула.

— Вы что на хрен творите!

— Сколько трупов, как убиты, во что они были одеты?

Милиционер снизу посмотрел сначала на Крейтона, потом на Семелесова.

— Пятеро. Колото-режущие в область груди, четверо сидят в машине или лежат рядом, ничего особенного, а вот пятый голый на обочине, в тридцати метрах от машины.

— И его одежда разорвана в клочья, и вы не знаете, кто это мог сделать и зачем?

— Ты на что это намекаешь?

— Края ран были обожжены?

— Откуда ты знаешь?

— Серебряные клинки, — произнёс Крейтон, посмотрев на Семелесова и направившись к выходу. — В общем, всё как я предполагал.

Мессеир подошёл к двери, в которую уже вышел стоявший ближе к ней Алексей. Тем временем участковый медленно поднялся с пола и, глядя на юношей безумными глазами, проговорил:

— Да кто вы такие, мать вашу, кто те люди, за что их убили, что тут происходит!

— Не суйтесь в наш мир, друг мой, иначе вы и представить не сможете, что произойдёт, когда мы сунемся в ваш, — ответил спокойным голосом Крейтон и затворил дверь.

Вместе с Семелесовым они направились к выходу, где встретились в дверях с двумя мужчинами в полицейской форме, по-видимому, из тех групп, что сейчас вели работу на окраине села. А из-за спины их окликнул знакомый голос, оборвавшийся на полуслове, видно, когда полицейский заметил коллег:

— У меня пять трупов на дороге на этот раз вы мне…

Когда заговорщики вышли на улицу, очередь перед автолавкой заметно уменьшилась, а на обочине появилась полицейская машина, в которой, скучая, сидел за рулём водитель, пристально смотревший Крейтона с Семелесовым, когда они проходили мимо.

— И всё-таки я не понимаю, они же не могут не о чём не догадываться, — спросил Семелесов, когда они спустились вниз к мосту.

— Кто они?

— Полиция. Я понимаю, что в это сложно поверить, но это же происходит у них под носом, сколько людей должно каждый год пропадать по вине этих тварей, они просто не могут оставаться незамеченными.

— Думаешь? — спросил Крейтон, обернувшись и с прищуром посмотрев на попутчика. — Люди слепы от рождения, разве не видишь.

Вдруг он окликнул старушку что брела по дороге в противоположную сторону и указав на ближайший заброшенный дом спросил:

— Извините, а кто раньше жил в этом доме?

— В этом? — бабушка остановилась и деловито посмотрела на старое перекошенное строение, всё увитое плющом. — Да жил тут один, Серёжка Фокин, нормальный был парень, да вот спился, и пропал, вот года три уже почитай как.

— И что же, его не нашли?

— Да кто ж его искать-то будет, кому он нужен был алкоголик.

— Благодарю, — громко произнёс Крейтон и двинулся дальше, при этом тихо бросив Семелесову через плечо. — Ты всё понял?

В ответ Алексей слабо кивнул.

Когда они пришли домой дождь начал прекращаться. Крейтон тут же снова ушёл где-то бродить, заявив, что идёт на рекогносцировку, вернулся через полтора часа и усадил всех разбирать и прочищать оружие, хотя, по сути, всю работу выполнял он сам, доверяя Кистенёву с Семелесовым только роли помощников, по большей части наблюдавших со стороны.

День прошёл без чудес и только когда на улице начало темнеть Крейтон снова вышел во двор и стал что-то чертить на земле. В центр он положил маленький красный кристаллик, потом достал из внутреннего кармана, маленькую скляночку, на дне которой было немного красной жидкости. «Даже не думает сворачиваться, — проговорил он удовлетворённо смотря на жидкость, — сразу видно драконья кровь». После чего осторожно открыл крышку и капнул на кристалл, одновременно с этим читая что-то на мёртвом даже в его мире языке, по записям, сделанным его записной книжке, корявым подчерком. И когда он закончил то кристалл вдруг загорелся изнутри странным красным светом, заставив Крейтона улыбнуться и, положив его на ладонь, поднять над собой, посмотрев сначала на него, потом на ночное небо.

— Это действительно сработает? — спросил у мантийца Кистенёв, жавшийся от холода.

— Я давал вам поводы не доверять мне?

— Да нет…

— Ну, вот и славно.

Сказав это, Мессеир сжал в кулак ладонь, где лежал красный кристалл и просунул себе в карман, после чего быстрым шагом направился в дом. И оказавшись на крыльце, он остановился и пристально посмотрел на растущую луну, зловеще выглядевшую в окружении окаймлённых её светом облаков.

— Какого числа полнолуние, Алексей?

— Откуда мне знать, — угрюмо бросил Семелесов.

— Так ведь ты же у нас астроном.

И как только Крейтон зашёл в дом откуда-то издалека, со стороны тёмного горизонта раздался жуткий рёв, который не мог принадлежать ни одному из обычных животных. Но на тех, кто остался во дворе он не произвёл особого впечатления, Семелесов медленно поднял голову и посмотрел в ту сторону откуда доносился рёв, потом протяжно зевнул и, развернувшись тоже направился в сторон дома, а вместе с ним пошёл и Кистенёв.

В тот вечер Алексей ложился последним, он сидел на кухне, при слабом свете единственной лампочки висевшей под потолком, под простеньким абажуром. На столе перед ним лежал его пистолет, один из тех, что Крейтон притащил из своего мира. Он был направлен под углом в сторону от Семелесова, задержав на себе угрюмый, пристальный взгляд юноши.

Семелесов сидел, немного сгорбившись, положив руки под стол, и сцепив их на коленях, только иногда доставая наверх и притрагиваясь к пистолету, словно проверяя реален ли он. Ещё никогда ему не было так паршиво. Даже в те моменты его жизни до встречи с Крейтоном, когда он вёл себя как идиот с друзьями при этом каждый раз приходя домой и, оставаясь наедине с самим собой, строил планы по переустройству мира, мнил себя, то злобным гением, то романтическим героем. И всё только для того чтобы снова и снова вновь превращаться в паяца и вести себя как полный кретин, при этом всё осознавая и не имея возможности ничего с собой поделать.

Он не знал, что было всему виной, не знал, боялся ли он одиночества и действительно ли так сильно зависел от чужого мнения, но при этом почему-то чувствовал, что не вставить какую-нибудь дурацкую шутку или не покривляться, когда они что-то обсуждали в своём особом манерно-ироничном ключе, было смерти подобно. И все его попытки что-то изменить были сродни попыткам вытащить самого себя за волосы из болота и приводили лишь к тому, что он выглядел ещё более глупо.

Но теперь многое изменилось, многое, но не всё. Ощущение собственной ничтожности, терзавшее Семелесова, временно отступило, но теперь вернулось снова, в какой-то извращённой форме. Ему казалось, что он был здесь лишним, что этот странный человек, которого он так неожиданно встретил в своей жизни, таскает его за собой только из жалости, непонятно для чего придумывая отговорки, о том, что он, Семелесов ему «когда-нибудь пригодится».

Мерно тикали настенные часы, в соседней комнате, висевшие как раз в полосе того света что проходил сквозь открытую дверь, постепенно расширяясь, и образуя некое подобие трапеции на полу и стенах. Семелесов взглянул на секретер, подумал вытащить одну из стоявших там бутылок и плеснуть в стакан, но понимал, что от выпивки станет только хуже. Он опять вспомнил о тех временах, когда строил безумные планы, подобные тем, что были у Крейтона, только тогда, в дни, когда они бы точно не продвинулись в реализации дальше грёз, они не напоминали Алексею о том, сколь он ничтожен, чтобы попытаться их осуществить. Зато теперь он мог рассчитывать при их осуществлении, на роль не то подмастерья, не то чернорабочего, и то непонятно как им полученную. И эта обречённость, страх, что на самом деле Лёшка Семелесов рождён для жизни по ту сторону тропика Козерога, пугало куда сильнее, чем перспектива встретиться лицом к лицу со стаей жутких чудовищ, неожиданно появившихся в его мире вместе с Крейтоном.

Вдруг он услышал, какой-то шум, исходящий со стороны веранды. Семелесов медленно поднялся и взяв пистолет, стал осторожно продвигаться к двери. Прижавшись к косяку, он резко открыл её и направил дуло пистолета в пустоту, но ответом ему был только порыв ветра за окном и шорох листвы на соседних деревьях. Юноша включил свет, всё ещё направляя пистолет прямо перед собой, хотя уже понял, что никого кроме него на веранде не было. Быстро осмотревшись по сторонам, он поспешно выключил свет, поддавшись, странному безотчётному страху, что кто-то увидит его с улицы, и медленно вернулся в дом, затворив за собой дверь и вздохнув с облегчением. Алексей побрёл обратно на кухню, угрюмо смотря себе под ноги, и только когда он уже находился в дверях, то продолжая смотреть в пол боковым зрением, увидел, как кто-то сидит за столом. Семелесов поднял взгляд и тут же отскочил назад, вскрикнув и выставив перед собой пистолет, сжав его двумя руками. Его сердце сжалось, и дыхание перехватило, как будто что-то обожгло изнутри, но палец на спусковом крючке не дёрнулся, хотя по самой руке пробежала крупная дрожь, за которой последовало оцепенение.

За столом сидел мужчина, слегка худощавый, на вид лет тридцати, его одежда и кожа были практически белыми, и от него исходило слабое фосфорицирующее свечение. Он сидел на стуле полубоком к столу с противоположной стороны от двери, чуть отодвинувшись к стене, так что едва можно было разглядеть, как он заложил ногу за ногу и положил на них сцепленные в замок руки. На незваном госте был расстёгнутый потрёпанный китель, под которым у него была надета слегка помятая рубашка с двумя расстёгнутыми верхними пуговицами, одна из которых болталась на нитке, так что была готова в любой момент оторваться. Его волосы были растрёпаны и в некоторых местах слиплись и при этом лежали, как им вздумается, но только одна маленькая спадала на лоб аккурат с левой стороны.

Он совершенно спокойно смотрел на Семелесова, слегка исподлобья, поначалу даже не шевелясь. Потом он поднёс правую руку ко рту, выставив указательный палец давая знак вести себя потише.

— Что за… — проговорил шёпотом Семелесов, тяжело дыша. — Кто ты?

— Мессеир Крейтон должен был вам рассказать обо мне.

Семелесов опустил пистолет и сделал осторожный шаг, потом медленно направился в сторону стола, не сводя глаз с незваного гостя.

— Проклятье своего мира, и благословение мантийской нации. Матиас кровавый, он же Матиас великий, как показывает практика, одно прекрасно сочетается с другим. Вас это точно не должно удивлять.

— Это ещё почему? — уже спокойным, но всё ещё неуверенным голосом спросил Алексей.

— Вы же можете называть одного и того же правителя и кровавым и тряпкой, это куда страннее. Кровавая тряпка, ха, это даже забавно.

Юноша приблизился к столу продолжая пристально смотреть на сидящего, и наконец, проговорил ровным, даже несколько обрадованным голосом.

— Так вы призрак!

— Разумеется.

Матиас повернулся к нему лицом, выпрямился и положил руки на стол перед собой.

— Как вы попали в наш мир? — отрешённо спросил Семелесов, смотря на призрака так, словно не верил своим глазам.

— Многое превращается в условности после смерти: миры, язык, возраст.

Он сделал паузу, потом произнёс голосом полным праздной непосредственности:

— Может быть, нальёте что-нибудь выпить, если, конечно не жалко?

— Ну что вы… — начал Семелесов и остановился, сглотнул, слегка подождал в нерешительности, подбирая слова, — ваше величество. Только разве вы можете… — он нерешительно указал на сидящего пальцем, при этом держа рот открытым.

— Многое становится условностью, но не всё, — ответил призрак императора и слабо улыбнулся. — Думаю, я могу вам о многом рассказать, а о борьбе за власть, инцесте и геноциде лучше говорить, когда есть чем промочить, вы со мной не согласны.

— Инцесте?

— Вы бы всё равно рано или поздно спросили меня об этом и не притворяйтесь, что это не так.

Семелесов кивнул головой и достал из шкафчика рядом бутылку виски, затем, с трудом отодвинув стеклянную дверцу, вытащил со стеклянной полки пару рюмок и со звоном поставил их на стол рядом с бутылкой. После чего отодвинул стул и быстро сел на него при этом подавшись всем телом вперёд, расположившись сбоку от стола, сидя под углом девяносто градусов к собеседнику.

— И всё-таки, почему я? — спросил Семелесов, когда Матиас уже разливал виски по рюмкам.

Призрак расставил уже наполненные рюмки, а потом картинно развёл руками.

— То есть? — непонимающе спросил юноша.

— Я совру, если скажу, что не знаю или что причины нет, или даже что не могу сказать правду. Я могу ответить, только вот оно вам надо, поверьте мне кое-что лучше не знать до поры до времени, даже о самом себе. И да, может быть, перейдём на «ты».

— Конечно, конечно, и вы все мантийцы такие вежливые?

— Разве может нация, захватившая полмира не отличаться вежливостью, кстати, хороший тост, — произнёс Матиас, поднимая рюмку.

— За вежливость, — произнесли нескладно, чокнувшись рюмками и тут же выпив.

— Неужели это правда, — с придыханием проговорил Алексей, переставая морщиться. — Неужели вы, правда, Матиас второй.

— Тебе придётся поверить мне на слово.

— Мне не привыкать. Крейтон много о вас рассказывал, это невероятно, он на вас едва ли не молиться.

— Да уж, — усмехнулся призрак. — Вы хотите знать как всё начиналось? — спросил он, крутя в руке пустую рюмку, поворачивая её так, что она прокатывалась по внешнему ребру основания.

Семелесов кивнул головой.

— Я стал королём Мантии в пятнадцать лет, — начал свой рассказ призрак. — То было донельзя весёлое время, мы только что проиграли мировую войну, в которой какого-то чёрта воевали вместе с Анхарцами против половины цивилизованной Ангельдарии, что касается потерь территорий это было не страшно, самое поганое правый берег Исселии и её дельта, там у нас был второй по размеру порт. Экономика трещала по швам, от армии остались жалкие ошмётки, которые от нас даже не потребовали сокращать. И в это же время Сараткой объявил себя вольным городом, создал своё республиканское правительство, а потом ещё решил прихватить весь юго-восток страны. Я видел, что творилось еще, когда был кронпринцем, видел, конечно, только издали из дворца, но этого было достаточно, толпы безработных закрытые фабрики, очереди перед булочными, калеки войны которым было нечем платить пенсии, демонстрации социалистов и либералов, и ко всему прочему настоящая гражданская война, когда у страны, по сути, не было армии. Чего я мог бояться больше в то время, чем восхождения на трон, и всё-таки свезло.

Он сделал небольшую, паузу, поднял взгляд, в котором отчётливо виднелись задумчивость и лёгкая печаль, и, убедившись, что его слушают, продолжил:

— Ситуация была предсказуемой и до неприличия банальной, все знали что монархия в своей реальной форме обречена и мне оставалась только роль мальчишки на троне, декоративного короля. Охота, приёмы, улыбки и рукопожатия, ничего более. И первый месяц я играл свою роль как положено.

— А потом… — нетерпеливо вставил Семелесов.

— Я не мог доверять никому, у меня несколько сот бойцов охранки, на которых хоть как-то можно было рассчитывать. О заговоре не знал никто, даже большая часть руководства госбезопасности. Действовали одновременно, чтобы вырезать основную часть за одну ночь. Девять из пятнадцати министров, половину военного руководства, всех крупнейших банкиров и промышленников, тех, кто рассчитывал получить реальную власть в стране. Первого министра Кецлера я оставил на потом. Видел бы ты его мерзкую рожу с обвисшим животом как у борова, он явился ко мне в загородную резиденцию на следующую ночь, отчитывал как нашкодившего школьника, того и гляди врезал бы подзатыльник. Да, нужно было видеть его лицо, когда в комнату вошёл Россенмар и трое гвардейцев с пистолетами в согнутых руках, я никогда не видел, чтобы человек так менялся в лице. Он рухнул на колени, молил о пощаде, первая пуля попала ему в поясницу, и дальше он полз за мной на одних руках, а ноги у него просто волочились как неживые. После второго выстрела он упал на живот, схаркнул кровью на пол, попытался подняться, что-то лепетал, и тут же ему третий в спину, на этот раз последний. За ним остался хорошенький кровавый след наискосок через всё комнату, то был человек, которого уже называли президентом Мантии, ха, это даже забавно.

Семелесов сидел, будто заворожённый, не отводя взгляда от призрака перед ним, внимательно ловя каждое слово. Матиас молча взял бутылку и разлил виски по рюмкам и поднял свою, давая знак что нужно чокнуться. Выпили без тоста, лицо Семелесова перекосилось, император же слегка поморщился и, вытерев рукавом губы, продолжил, уже каким-то поникшим голосом.

— А потом вырезали всех, кто был с ними связан: родных, друзей, должников, кредиторов, любовниц и любовников, политический террор не то удовольствие, которое стоит растягивать на весь срок правления. В Сараткой королевская армия вошла спустя пять месяцев после моей коронации, одно время казалось, что и вовсе пора идти на перемирие. А эти сволочи уже обсуждали у себя на конференциях статус Сараткойской республики, твою ж мать они даже не имели терпения проследить за тем, чем всё кончится.

— Невероятно, — шёпотом проговорил Семелесов. — И это правда?

— Думаешь, я лгу? В этом есть смысл?

— Ни в коем случае, просто это… это… — Семелесов откинулся на спинку стула, придерживая рукой пустую рюмку, — поистине невероятно, в том возрасте решится на такое, пойти против всех это… — Алексей тяжело вздохнул и покачал головой, глядя при этом куда-то вниз, потом медленно поднял взгляд на императора.

— Вот тут я с тобой согласен. Признаюсь честно, роль декоративного монарха меня не особо пугала, да и что там может, собственно, пугать. Но был один фактор…

— Ваша сестра?

— Как догадался?

— Не знаю, — пожал плечами Семелесов. — Так дело в ней?

— О да, Мирцелия, — Матиас задрал голову и мечтательно уставился в потолок. — Знал бы ты, что это была за женщина, воистину, первая красавица. Именем светлого престола, каждый раз когда я выступал перед народом половина приходила лишь для того чтобы посмотреть на неё. Мне нравилась её привычка, практически всегда у неё была одна и та же причёска: волосы собраны на затылке и две-три пряди отпущены по краям лба, — тут он вновь посмотрел на Алексея и сделал рукой жест, будто изображая спадающие у краёв лба волосы.

Семелесов вдруг прищурился, потом как-то странно скривил лицо, словно прикидывал что-то в уме, но потом быстро вернулся к своему обычному, зацикленному на собеседнике, взгляду.

— Она почти никогда не надевала пышных нарядов, всегда носила простенькие украшения, хотя это уже из-за меня. Я любил её, Алексей, любил всем сердцем, как сестру и как женщину, как только может любить мужчина, надеюсь, ты понимаешь, о чём я.

— Но, то, что она была вашей сестрой вас не волновало? — спросил Семелесов, снова прищурившись.

— Думаешь, мне было плевать? — как бы в ответ Матиас наклонил голову и посмотрел на юношу искоса, потом вздохнул и произнёс. — Ты знаешь, а в этом даже что-то было, нет, не эта банальщина вроде запретный плод сладок, нет, — он вдруг замолчал и, приподняв правую руку, расправив пальцы, покрутил кистью возле лица, потом собрал их вместе и потёр большим пальцем все остальные при этом всё сильнее и сильнее морща лицо, пока, наконец, не произнёс. — Нет, словами этого не передать.

Семелесов уже почти привык к светящейся коже и одежде призрака, и они уже не так резали глаз как в начале, а моментами даже создавалось впечатление, что он разговаривает с обычным человеком, но только вот воздух. Воздух вроде бы и остался прежним, но дышать он начал как-то с опаской, от непонятного страха, что вместе с ним он вдохнёт частички призрака. А тот тем временем продолжал после очередной паузы, на этот раз сопровождавшейся мечтательным взглядом куда-то в сторону.

— Это произошло на следующий день после моей коронации. Прошло триста четыре года с того дня, но я помню всё досконально. Я стоял у окна в своих, покоях, да, первое время я ещё спал, как обычно, на мягких кроватях. Я тогда открыл бутылку настойки и держал в руке наполненную рюмку, всё собираясь её выпить. Она постучала дверь, я сказал войти и тут же выпил настойку залпом, и поставил рюмку на место. Руки я тут же засунул в карманы и стоял не поворачиваясь, хотел выглядеть поважнее. Ей тогда только недавно исполнилось девятнадцать, да, Алексей, она была старше меня на три с половиной года. Тогда она была одна, зашла и, сделав несколько шагов, театрально сделала реверанс, будто издевалась надо мной. Поздравила меня, я бросил что-то насчёт того что толку от этой короны. А там слово за слово, она начала про то что нравится мне это или нет но теперь я царь и что теперь я несу за всё ответственность, и на меня они все возлагают надежду и главное что соответственно теперь они обязаны выполнять любой мой приказ. Ну а я спросил её, относится ли это к ней, она ответила, разумеется, и я приказал… — Матиас остановился, пристально посмотрел на Семелесова и, убедившись, что тот всё ещё внимательно слушает, продолжил. — Я приказал ей лечь на кровать, и… думаю, ты понимаешь, о чём я. Она даже ничего не сказала, просто повернулась, подошла к постели и легла, чуть задрав подол платья. Да, то было великолепное чувство, её улыбка такая хитрая и надменная, это невозможно описать, запах её духов, ткань её чулок, ощущаемая кончиками пальцев, а потом всей ладонью. Она спросила только, действительно ли я этого хочу, и больше не произнесла ни слова, она всегда молчала во время этого, она могла закатывать глаза, извиваться змеёй подо мной, но самое большое только иногда стон мог слетать с её губ, это мне нравилось в ней больше всего.

Император наклонил голову, и взгляд мёртвых глаз сверкнул исподлобья.

— Но тогда она лежала, почти не шевелясь, с таким выражением лица, словно я попросил её принести воды, а потом просто встала, расправила юбку и спросила: не нужно ли что-нибудь ещё, потом опять сделала реверанс и ушла. Знаешь тогда мне почему-то вспомнилась одна милая сказка, которую она читала мне в детстве перед сном, в ней рассказывалось о том, как двое детей тоже брат и сестра попали в волшебную страну, где правила злая колдунья, но они победили её жители той страны объявили их королём и королевой. На этом сказка и заканчивалась, и вроде ничего особенного, но только однажды когда я уже немного повзрослел, у меня вдруг появился один логичный вопрос: король и королева ведь должны быть мужем и женой. И как у них в той сказке должен был родиться наследник? Да, весьма забавно. Так или иначе, то был один из лучших дней в моей жизни, на тот момент лучший безо всяких оговорок. И что самое интересное она ведь потом вернулась, ночью. В одной ночной рубашке и накинутом сверху плаще, вошла тихо осторожно, боясь разбудить меня, хотя я ещё не спал, потом стащила одеяло, забралась сверху, что-то сказала про какой-то должок, про это я понял только потом, всё оказалось до жути тривиально и совершенно не возвышенно. Тот день, Алексей, именно в тот день она подписала смертный приговор свободному миру, когда не послала меня к чёрту. Разве мог я, ощутив власть над ней считать недостижимой власть над парой континентов.

— Весело, — произнёс совершенно спокойно Семелесов, продолжая пристально смотреть на призрак. — И после этого она всегда была рядом с вами?

— Не просто рядом. Она была тем человеком, что стоял у меня за правым плечом. Она была единственной, кому я доверял и к чьим советам прислушивался. По сути она была если не соправительницей, то вторым человеком в государстве, и она того заслуживала, она была умна, чертовски умна я тебе скажу. Ты только не думай, что я всё делал ради неё и себя, я патриот, я любил свой народ, хотя чего говорить, люблю и сейчас. Мне нравилась власть не скрою, но прежде всего я делал это ради мантийцев и светлого иссельдарского престола и мне плевать, если ты в это не веришь. А что касается Мирцелии, то я не буду проводить эти идиотские сравнения, что я любил больше, любовь вообще бесполезно сравнивать, особенно когда речь идёт о подобном.

После этих слов он снова разлил виски по рюмкам. Они подняли их со стола одновременно, и Семелесов произнёс уже уверенно:

— За тех, кого мы любим.

— Великолепный тост.

— И всё-таки я одного не понимаю? — спросил Семелесов, смотря на стол прямо перед собой.

— Ну.

— А как же все остальные? Они что спокойно на вас смотрели и не осуждали, вы же правитель, вы же должны заботиться о своей репутации, а вот этого не могу понять. Да и в конце концов, как можно жить когда над тобой все смеются и шушукаются за спиной.

— Смеются? Думаешь, мне было не плевать на то, что думали об этом другие?

— Но ведь…

— Пойми, Алексей, ты же не поворачиваешь назад, когда видишь лающую собаку, а просто проходишь мимо, и не гоняешься за ней с палкой, чтобы она перестала гавкать, и уж тем более не опускаешься на четвереньки и не начинаешь лаять в ответ. Ты просто проходишь мимо. Если кидается и пытается укусить, то просто достаёшь пистолет, берёшь и пристреливаешь шавку. Но только если она нападает и хочет укусить, в остальных же случаях просто проходишь мимо. Чужое мнение странная вещь, иногда бывает полезно посмотреть на себя со стороны, но не стоит этим увлекаться, можно разучиться смотреть на мир своими глазами.

— И, тем не менее, насколько я знаю, вы всё время пытались выглядеть своего рода аскетом и стоиком.

— Выглядеть, что за чушь. Это всего лишь моя идеология.

— Бойся мягких постелей?

— Именно. Роскошь изнеживает, удобства засасывают в себя и не дают вырваться. Но вот трудности наоборот. Трудности рождают злость, а злость опасна сама по себе. Слабые и озлобленные вот самый опасный тип врага, сегодня ты спокойно ложишься спать, не опасаясь их, а завтра с ужасом обнаруживаешь, что второе их качество осталось на месте, но вот первое развеялось как утренний туман, ибо ничто так резко не может измениться мире как сила и слабость. Вы хотите сокрушить нацию? Окружите её торговой блокадой, перекройте порты и дороги, обрежьте доступ ко всем ресурсам, которые они не могут найти у себя, и пусть половина их населения умрёт от болезней, холода и голода, чтобы вторая вонзила свои знамёна в руины ваших столицы, перерезав вам горло теми ножами, что вчера они точили, готовясь резать друг друга Чем хуже тем лучше, чем больше удобств тем меньше храбрости, а без храбрости нет и свободы. Если нация способна ненавидеть, значит, она жива, ибо живой человек, должен кого-то любить и кого-то ненавидеть, только трупу всё терпимо и всё безразлично. И поверь мне нет ничего хуже, чем выдавать малодушие за гуманизм.

— Многие сочтут это безумием.

— Безумие дурацкое слово, люди так часто бросаются к месту и не к месту, что оно уже потеряло полностью свой первоначальный смысл. Пойдёмте, выйдем, на улице такая прекрасная ночь.

С этими словами он поднялся и медленно обошёл вокруг стола.

— И ещё, можете объяснить мне ещё кое-что. Насчёт дирижаблей, с помощью которых вы выиграли войну?

— И что же?

— Как? В нашем мире, даже самые большие дирижабли не поднимали и сотни тонн, и то только при полёте на низких высотах.

— Самые большие? — с недоверием спросил император, выходя на веранду. — А вы не думали сделать их ещё больше?

— Ещё больше?

— Ну да. Вам знакомо правило квадрата-куба?

— Да но…

— Если мы увеличим линейные размеры корабля вдвое, то площадь обшивки и всех деталей увеличиться в четыре раза, а объём в восемь, следовательно, если изначально коэффициент полезной нагрузки составлял две десятых, то теперь он будет составлять шесть десятых, а общая грузоподъёмность повысится в двадцать четыре раза. На самом деле всё будет не так радужно из-за необходимого ужесточения конструкции, но всё равно впечатляюще. Мы строили дирижабли объёмом до миллиона кубометров, с полезной нагрузкой в четыреста восемьдесят тонн, чтобы было наглядней — это четыре тысячи стодвадцатикилограммовых бомб.

— Но как вы могли строить дирижабли ещё больше чем «Гинденбург» и «Граф Цеппелин». Да ещё в пять раз, даже с нашими технологиями это практически невозможно.

— Цельнометаллическая конструкция, рифлёные алюминиевые сплавы.

— Дирижабль Циолковского?

— У вас это называется так.

— Сукины дети! — воскликнул Семелесов и хлопнул себя по ладони, задрав одну и опустив другую руку. — Я так и знал, так и знал! Вы всё же построили его, чёрт побери!

Тем временем они вышли во двор, оттуда прошли к калитке и очутились на улице. И вдруг Семелесову ударил в глаза необычайно яркий свет Луны зависшей над улицей вдали над горизонтом и превратившейся в разросшееся на полнебосвода пятно света, слепившие глаза, словно авиационный прожектор.

— Пора возвращаться, — ровным голосом проговорил призрак императора. — Думаю, основное я тебе сегодня рассказал.

— А что там, после? — спросил Алексей, завороженно смотря на Матиаса.

— Э нет, братец, интригу я разрушать не буду, так и жить не интересно станет, когда знаешь конец.

Он пошёл на свет и Семелесов машинально медленно побрёл за ним, как вдруг он увидел впереди силуэт женщины в белом платье. Они подошли ближе и теперь юноша мог внимательнее рассмотреть её, кожа и одежда женщины были такие же белёсые, как и у императора, но в ярком лунном свете уже нельзя было увидеть свечения. Её волосы были собраны в пучок и только две пряди по краям лба свисали вниз, и она улыбалась так хитро и надменно, при этом скромно держа руки сложенными перед собой.

— Думаю, нет смысла её представлять, ты и так понимаешь, кто это, — произнёс Матиас, повернувшись боком к Семелесову и встав между ним и женщиной.

Юноша осторожно сделал шаг вперёд и медленно приблизился к женщине, не сводя с неё глаз. Не произнося ни слова, она протянула ему руку, и он осторожно взял её, ощутив прикосновение, столь холодной и всё равно нежной кожи, и аккуратно поцеловал, после чего ещё стоя, опустив голову, проговорил:

— Это большая честь для меня встретиться с вами, ваше высочество.

— Как и для меня с вами, ваше превосходительство, — неожиданно ответил ему звонкий женский голос.

Не понимая и не придавая в тот момент значения этим словам, Семелесов просто сделал шаг назад. Матиас, подошёл к ней и взял под руку, обернулся и, попрощавшись с Алексеем, вместе с сестрой направился в ту сторону, откуда исходил свет, пока они не начали, будто бы утопать в его лучах. И вдруг луна словно взорвалась и свет и без того яркий на мгновение усилился во много раз ударив в глаза Семелесову.

От столь яркой вспышки он тут же вскочил и обнаружил, что сидит за кухонным столом, на котором стоят открытая бутылка виски и две рюмки, а по ту сторону стола стоит Крейтон и как-то странно на него смотрит.

— Ты что, всё это один выпил? — спросил мантиец, беря бутылку за горлышко и чуть приподнимая её. — И почему из двух рюмок?

Неожиданно в дверях появился заспанный Кистенёв и, зевнув, осмотрел кухню и сонным голосом не то спросил, не то констатировал:

— Бухаете.

— Уж лучше грешным быть, — произнёс Крейтон и, достав из шкафчика третью рюмку, поставил её на стол. — Будешь с нами?

— Как будто у меня есть выбор.

— Как говорят мантийцы лучше пить сегодня, ибо никто не может быть уверен, что сможет сделать это завтра, — продекламировал Мессеир, разливая виски по рюмкам.

— Ну да, — поддержал, впрочем, весьма неуверенно Кистенёв. — За что пьём?

— За Матиаса великого и за принцессу Мирцелию, — уверенно произнёс Семелесов, поднимаясь и беря в руку свою рюмку.

— И за то чтобы где бы они сейчас не были они не видели того что мы сделали с Мантией, — добавил Крейтон, и, чокнувшись, залпом выпил. — Завтра начинаем готовиться к операции, будем готовить колья для укреплений.

А через пятнадцать минут уже Клементина разбуженная голосами снизу, поднялась со своей постели и быстро набросив халат, направилась к лестнице, а снизу уже раздавался пьяный голос её мужа, которому невпопад вторили столь же пьяные голоса двух оболтусов, которых он откопал неизвестно где, эти строчки она уже успела запомнить:

Не верь, красавица, всему что сказано, Им было, встретившись в тот день тебе, Тобой не спрошено, а им не названо, Зачем явился он в твоей судьбе.

Она вышла на лестницу и, спустившись примерно до половины, увидела как на веранду ввались все трое, причём Крейтона, шедшего в центре под руки поддерживали двое остальных.

— Куда вы его тащите, — строго произнесла девушка, — ему умыться надо и проспаться.

Она спустилась вниз и, оттолкнув Семелесова схватила Крейтона за рубашку и потащила за собой к умывальнику, где резко подняла заслонку подставила голову Мессеира под струю, потом резко подняла, врезала две хлёсткие пощёчины, потом снова наклонила под струю и, подняв, осмотрела, после чего всучила в руки Кистенёву и приказала тащить в гостиную на диван.

Сама же она села на кухне за стол, скрестив руки на груди. Когда Кистенёв, положив Крейтона, вернулся к ней и закрыл дверь, то вскоре из-за неё послышался уже намного более трезвый голос мантийца: «Иноре атерес, несенто малите, немиро хали…»

Услышав это, Клементина тут же наклонила голову, и закрыла лицо руками и что-то прошептала в них. Но вдруг пение прекратилось, послышалось какое-то ругательство, после чего Крейтон снова запел и теперь опять на русском:

Ты мир не видела, ты лжи не слышала, Зачем поверила тогда ему, Ты верно думала: удача выпала, И не должна теперь ты никому

Это было невероятно отвратительно, но так задушевно. Услышав, что он снова поёт на русском, Клементина убрала руки от лица и вздохнула с облегчением.

— И сколько он выпил? — спросила она у юношей.

— Две рюмки.

— Ему хватит.

— И часто он так? — спросил у неё Кистенёв.

— Считай что никогда, последний раз, когда он так в деревне выпил… а, неважно.

Она повернулась и, заметив, что Кистенёв с Семелесовым взяли свои недопитые рюмки, взяла пустую Крейтоновскую и пододвинула вперёд со словами:

— Мне тоже налей немного.

— Тебе же нельзя, — ответил Семелесов, при этом всё равно положив руку на бутылку.

— Прояви милосердие к бедной женщине.

Алексей только кивнул и налил в её рюмку как она и просила.

— Я, по-твоему, алкоголичка и куда ты столько льёшь, — проговорила она, тяжело вздохнула и резким движением руки вылила больше половины в рюмку Кистенёва, так что у неё осталось только немного виски на донышке.

Из троих она единственная сидела и, когда они выпили, то тут же закашлялась и с жуткой гримасой на лице наклонилась чуть в стороне от края стола, потом поднялась, положив руку себе на горло. Кистенёв хотел похлопать её по спине, но она жестом показала, что не надо этого делать.

— Что за дрянь. И как вы это пьёте, — сдавленно произнесла она, всё ещё борясь с горечью во рту.

— А всё-таки, — начал Семелесов садясь на стул. — Что Крейтон такого натворил в прошлый раз? Он что, убил кого-то или…

— Если бы, — произнесла девушка, взглянув на него исподлобья. — Он тогда мне предложение сделал.

Глава двадцать четвёртая. ДОЛГ ПЕРЕД ВИДОМ

Когда Семелесов проснулся, было ещё раннее утра, судя по солнцу которое, ещё находясь достаточно низко било прямо в занавешенные шторами окна, освещая комнату не хуже любой лампы. Алексей не спешил вставать, что, впрочем, давно стало его обычаем ещё в прошлой жизни. Но в этот раз он остался в постели не просто так. Та история с княжной Анастасией, которую он придумывал будто продолжение своего сна, не могла так просто забыться. И Семелесов ждал, ощущая собственное безумие, того момента когда он сможет спокойно представить как бы разворачивались события дальше. Ему было не по себе от всего этого, но это чувство, которое должно было остаться навсегда в детстве, так манило, что он не мог ему противиться. Да и, откровенно говоря, не хотел.

Алексей прекрасно помнил, на чём остановилось его воображение в прошлый раз. Но ему хотелось сразу перейти к самому интересному, по его мнению, покупке билетов на поезд, идущий на запад.

Он представил себе небольшое помещение где-то на станции, не особо задумываясь над интерьером, сосредоточившись лишь на одной детали: служащем станции вжавшимся в стену возле угла с ужасом смотря на Семелесова.

— И запомните, сударь, — произнёс Алексей как можно более грозно, наяву только слабо шевельнув губами, — если вы кому-нибудь расскажите что-нибудь из того, что здесь произошло, то мы придём за вами, и в тот момент вы пожалеете, что пережили этот день.

После этого Семелесов положил в карман билеты и потом медленно убрал свой телефон, который во многом и был причиной столь сильного ужаса объявшего клерка. Алексей точно не знал, как бы он смог с помощью пары безделушек из современного мира создать образ посланца ада, но почему-то считал, что даже одного телефона, со светящимся экраном и воспроизводством звука, будет достаточно для должного эффекта во времена немого кино и примитивных граммофонов. То, что тот воображаемый Семелесов родился и жил в то же время что и настоящий, лишь потом, отправившись в прошлое, казалось ему очевидным. Возможно отчасти от того что и настоящий Семелесов где-то очень глубоко лелеял месту провернуть всё это в реальной жизни, тем более что в том что за тропиком Козерога он найдёт кучу способов для путешествия во времени, он не сомневался.

Алексей не хотел подробно на этом останавливаться, представив эту сцену скорее для собственного успокоения, чтобы лучше верить в то, что рисовало ему его воображение, а потому тут же перешёл к месту, где он уже возвращается к девушке. Они были на перроне на маленькой станции. Анастасия ждала его рядом с двумя старыми дорожными чемоданами, на одном из которых она сидела. Она чуть наклонила голову, куда-то потерянно смотря, при этом сложив руки на груди.

— Билеты у меня, — тихо произнёс Семелесов, вставая рядом.

В ответ она слабо кивнула.

Показался поезд из Екатеринбурга. Девушка встала, Семелесов взял вещи. Постепенно замедляясь, паровоз вскоре совсем остановился, издав характерный шипящий звук, знакомый Семелесову по множеству исторических фильмов.

— Вам идут светлые волосы, — сказал он также негромко, взглянув на неё.

Анастасия посмотрела на него с некоторым недоумением, едва просматривавшимся в её отстранённом взгляде.

Семелесов точно знал по фотографиям что у неё были тёмные волосы, и он думал что будет хорошей идеей перекрасить их чтобы хоть как-то изменить лицо, которое, безусловно, должно было быть достаточно известно. Он несколько раз видел подобное в кино, хотя и ни черта не знал о том, как всё это делается, особенно в подобных условиях.

Точно также он ни черта не знал о том, как обстояли дела с железнодорожным сообщением летом девятьсот восемнадцатого, никогда не интересовавшись этой темой. Он и реальной жизни ездил на поездах всего несколько раз, хотя поезда ему всегда нравились. Он просто представил перед глазами купе наподобие того в котором он как-то ехал, только придав ему устаревший вид.

В нём ехали только они вдвоём, Семелесов об этом позаботился, сам не знал как, но позаботился. Они сидели молча, друг напротив друга, не трогая чемоданы которые были взяты скорее для вида, чтобы не вызывать подозрения тем что они путешествуют уж слишком налегке, по крайней мере такое объяснение дал себе Семелесов.

Алексей вышел из купе, встал в коридоре возле окна, уставившись на проплывавшие за окном рощи и луга, почему-то в точности повторявшие пейзаж, что он видел, когда последний раз ехал на поезде. Тут он заметил рядом странного типа, тоже стоявшего лицом к окну, но практически постоянно смотревшего на Семелесова. Алексей бы едва ли смог описать его словами. Он уже понимал, что этот человек был чекистом или кем-то в этом роде, но вот представить как тот мог выглядеть Семелесов не мог. Этот человек будто стоял у него перед глазами, но, тем не менее, был невидим, сливаясь в какое-то тёмно-серое пятно из которого проступали местами части, которые он опять же видел не то в фильмах, не то на картинках.

Дальше Семелесов действовал как по наваждению, наполовину выступая скорее в качестве зрителя, наблюдавшего за ним со стороны. Видя при этом всё, то своими, то чужими глазами. Он несколько раз украдкой посмотрел на мужчину, убедившись, что тот действительно следит за ним. Семелесов медленно повернулся и неспеша направился в конец вагона. Вышел в тамбур и, закрывая дверь, как бы невзначай взглянул через плечо, удостоверившись, что этот тип идёт за ним. Он открыл дверь ведущую в соседний вагон и, встав над местом сцепки вагонов, стал ждать. Алексей точно не был уверен в том что такое могло быть, возможно в те времена, но надеялся что те вагоны в данном случае были схожи с современными.

Он, достал из кармана нож, приготовился, немного подождал, пока дверь наконец не дёрнули той стороны. Алексей тут же навалился на неё помогая открыть и одновременно ударил ножом того кто стоял за ней. Лезвие вошло его противнику в живот…

Тут Семелесов одёрнул, всё-таки он не был таким уж профессионалом, особенно с ножами, и едва ли всё должно было пройти так гладко. Он мысленно вернулся на несколько секунд, после чего всё снова начало разворачиваться у него перед глазами, как по написанному кем-то другим сценарию.

Первый удар прошёл мимо и лишь едва задел следившего. Они столкнулись, Семелесов за счёт инерции отдавил мужчину к стене, и там быстро сделал шаг назад отведя руку с ножом, второй рукой придавливая противника, не давая тому подставить руку. Тем не менее, под первый удар тот сумел блокировать, но второй достиг своей цели и вонзился в правый бок в районе, где находится печень. Чекист тут же обмяк, его руки сами собой упали и повисли вдоль туловища, но при этом он ещё держался на ногах. Семелесов ещё дважды ударил его в живот, после чего тот медленно сполз по стене на пол. Алексей оттащил его к двери, быстро обыскав, достал наган и удостоверение, мельком заглянул в него и сбросил труп с поезда.

А Семелесов встал, отряхнул руки друг о друга, это движение у него почему-то представлялось с особой ясностью, и направился обратно. Когда он вошёл то сначала облегчённо вздохнул и несколько секунд постоял отходя от того что только что произошло. Он не сразу обратил внимания на девушку. Анастасия лежала на своём месте, лицом к стене, согнув ноги. Семелесов вдруг услышал тихое всхлипывание, потом как будто глухой стон.

Он подошёл к изголовью койки, и, приподняв девушку за плечи присел и положил её к себе на колени, крепко обняв. Она прижалась к нему мокрым от слёз лицом.

— Сейчас я должен буду сказать вам, что всё проходит, — произнёс Семелесов, аккуратно погладив её.

Тут он заметил у себя на рукаве кровь и незаметно дёрнул рукой так, чтобы это место оказалось над кистью. Почему-то мысль о том что он в тот момент должен быть в крови того кого убил только что, и она не должна ни о чём догадаться отдавало приятной сладостью.

— Но я вам этого не скажу, — продолжил Алексей, многозначительно смотря прямо перед собой, что придавало ему особенно горделивый и загадочный вид. — Ничего не проходит. Некоторые вещи нельзя забывать, ваше высочество. Только помните, вы живы, это главное. Пока человек жив, ничего не потеряно, даже если весь мир вокруг полетит к чёртовой матери, у тебя всё равно останется то, что важнее всего.

— Почему я? — она подняла на него взгляд и посмотрела прямо в глаза. — Почему не мой отец никто из них? Зачем я вам?

— Хороший вопрос, — тяжело проговорил Семелесов.

— Хороший вопрос, — проговорил он уже в голос, открывая глаза.

Он поднялся и, скинув одеяло, сел на край кровати. «Бедняжка»: проговорил он, вполголоса, боясь, что кто-то его услышит. Он посидел немного в задумчивости, после чего встал и подошёл к окну: на улице стояла прекрасная погода.

Алексей немного постоял так, потом оделся, и уже было хотел выйти из комнаты, как вдруг дверь открылась, и в проёме появился Кистенёв.

— Мессеир всех собирает.

— Всех, то есть нас двоих?

— Ты знаешь кого-то ещё?

— Мало ли, — ответил Семелесов, проходя по комнате мимо окна.

Он остановился, и молча бросил косой взгляд на улицу, потом опустил голову с задумчивым видом и, наконец, направившись в сторону двери.

— Знаешь, Василий, у меня тут появилась одна идейка.

— Идейка?

— Да, — продолжал он, голосом полным энтузиазма голосом выходя из комнаты вслед за Кистенёвым. — У меня есть шикарный сюжет для мультфильма. Действие происходит во время Дарфурской резни. У мальчика, главного героя, потом придумаю ему имя, убили всю семью и он сам чудом спасся, там ещё будет такая уморительная сцена погони, потом ему в руки попадает какой-нибудь амулет, и он вместе забавной зверюшкой отправляется на поиски затерянного в джунглях города, ах да и ещё выясняется что джанджавиды служили тёмному колдуну, который… впрочем не важно.

Кистенёв не почувствовал в его голосе саркастической издёвки, хотя она была там отчётливо заметна.

— Ты вообще больной?

— Да ладно это же всего лишь мультик, к нему нельзя относиться серьёзно.

— Вот именно, это тема для военной драмы или на худой конец боевика, хотя какого чёрта я вообще с тобой говорю на эту тему, — презрительно бросил Кистенёв и пошёл дальше, не заметив, как Алексей за его спиной довольно улыбнулся.

После полудня Крейтон погнал свой маленький отряд из троих человек, включая его самого, в лес рубить молодые тонкие стволы осин и ольхи на колья для его мифических укреплений, которые он планировал разместить внизу у реки. Домой троица вернулась уже после полудня, неся в руках три внушительных связки двухметровых стволов, концы которых колебались в такт шагам, когда заговорщики несли их, положив себе на плечи. Мессеир, перед возвращением из леса разделил груз равномерно, забрав себе точно одну треть от всего, что они нарубили, и, похоже, был единственным, кого его ноша не тяготила.

По возвращении домой, после того как все три связки были сложены во дворе, Крейтон, взяв с собой Кистенёва, направился в посёлок за рекой, зайдя в дом только на минуту, чтобы забрать оттуда какую-то бумажку, с написанной на ней какой-то абракадаброй. Семелесову мантиец сказал быть дома, из указаний только бросив напоследок не выходить из дома и не откладывать далеко пистолет, хотя едва ли это требовало напоминания, после событий последних дней.

Алексей расположился на первом этаже в гостиной. Он сел на диван и принял задумчивую позу, заложил ногу за ногу, скрестил руки на груди и откинул голову назад, опершись затылком на верхнюю часть диванной спинки. О прошлом вечере Семелесов почти не вспоминал, так и не поняв, был ли это сон или нет, и как следствие для большей простоты решил считать сном и не возвращаться к этому. Когда он только вошёл Клементина, похоже, ещё спала наверху, и дома он был практически один. Хотя это и было весьма странное уединение, которое одновременно и тяготило Семелесова и в тоже время он с опаской ожидал того момента, когда девушка проснётся и спуститься вниз, чего он по правде говоря желал и оттого боялся больше всего.

Впрочем, это произошло достаточно скоро. Шаги сначала наверху, потом на лестнице, скрип двери на веранду, звон умывальника и плеск воды. Семелесов не сразу услышал это, но услышав, он и не подумал вставать, наоборот замерев сидел на своём месте. Какой-то голос в голове начал ему что-то советовать, другой сказал, что это признак шизофрении, и то ли первый то ли и вовсе третий намекнул что и разговоры мысленно с самим собой о шизофрении, в конце концов, тоже являются её признаком, как и любые другие. И, к счастью, в этот момент он услышал произнесённое заспанным, но всё равно звонким голосом:

— Доброе утро.

Она должно быть немного удивилась, увидев его здесь одного, хотя виду постаралась не подать.

— Доброе утро, — ответил Семелесов и как всегда в подобных случаях в окончании воздух застрял у него в горле и последние буквы он произнёс скомкано почти неслышно.

Он услышал, как на кухне она ставила на плиту чайник, при этом что-то тихо насвистывая себе под нос.

— Мессеир ушёл, — проговорил Алексей сдавленным и оттого каким-то искажённым голосом.

— Я заметила, — ответила девушка, заставив его гадать, была ли в её голосе насмешка или нет.

Она села за стол с чашкой чая, теперь, как будто не замечая Семелесова, тот же в свою очередь продолжал сидеть и молчать, придумывая очередную реплику. Он уже хотел сказать какую-нибудь безделицу вроде: «Сегодня прекрасный денёк», но тут его взгляд упал на коробку шахмат, лежащую сверху на шкафу.

— Ты любишь играть в шахматы? — спросил он на этот раз неожиданно уверенным голосом.

— Что?

— Я го… — начал он, но вдруг понял, что голос опять изменяет ему, осёкся, прочистил горло, и начал снова. — Я говорю… шахматы… любишь играть.

— Ах, это, — протянула она, неожиданно появившись в дверях и также как и Семелесов посмотрев на коробку, лежавшую на шкафу. — Если бы ты смог меня научить.

— Так ты не умеешь играть?

— А должна? — сказала она, снова исчезая в проходе.

— Тогда, может быть, сыграем? — произнёс Семелесов, доставая шахматную доску со шкафа.

— Надеюсь там несложные правила. Раскладывай, — послышалось из соседней комнаты.

Семелесов прошёл на кухню, раскрыл шахматную доску и, высыпав из неё на стол фигуры, поставил её, наискосок к краю стола и сел перед ней, положив пистолет рядом на стол. Вскоре вернулась Клементина села на место перед другим краем доски, с интересом посмотрев сначала на неё, потом на Алексея, потом начала поглядывая на его сторону по одной расставлять свои фигуры.

— Оставляешь мне белые?

— Ну, они ходят первыми, так что…

— Хочешь сказать это преимущество.

— Ну да.

— Многие с тобой не согласятся, — проговорила она кокетливо. — Иногда, куда выгоднее дать противнику сделать свой ход и поставить им себя в невыгодное положение.

— Но для этого нужно просчитать все его ходы.

— Или оставить только один возможный.

— Это ещё сложнее.

— Отнюдь, если у вас есть то, что противник хочет заполучить или… — она сделала многозначительную паузу, — уничтожить. Идеально если это будете вы сами. Я в своё время стащила у мужа пару книг по этой теме.

В ответ Семелесов кивнул, показывая, что ему всё понятно.

— У тебя ферзь неправильно стоит. Королева всегда любит свой цвет, — произнёс он, показывая на её фигуры.

Девушка отчего-то хитро улыбнулась, услышав это, и как-то странно посмотрела на Алексея, переставляя короля и ферзя.

У Семелесова же перехватило дыхание, он старался смотреть на доску, чтобы не встречаться с девушкой взглядом, хотя именно этого ему хотелось больше всего. Он бы многое отдал, чтобы смотреть в них не отрываясь, они казались ему какими-то чужеродными, и при этом невыразимо прекрасными, как, впрочем, и её лицо. Но Семелесов смотрел на неё только украдкой, каждый раз, через силу отводя взгляд, боясь, что она заметит, хотя подсознательно уже понимал, что она всё знает.

Он с горем пополам рассказал ей правила, с трудом удерживая голос, который всё норовил то исчезнуть, то исказиться, так что ему приходилось местами выдавливать слова и несколько раз прочищать горло, хотя это и почти не помогало. По поводу того как ходят фигуры, у девушки вопросов не возникало, и она просто сидела подперев рукой подбородок, смотря то на доску, то на Семелесова, но когда речь зашла про «шах» и «мат» она вдруг авторитетно заявила.

— Дурацкое правило.

— Какое?

— Вот это: убиваешь главного и все разбегаются. Оно хорошо для сказочных романов и книг по альтернативной истории, но совершенно неприменимо в жизни.

— Не веришь значимость роли личности в истории?

— Люди склонны олицетворять свои идеалы. Присягать на верность другому человеку, для них куда проще, чем какой-нибудь организации или идеологии, хотя, по сути, возможно, они и подразумевают верность именно им, а не этому человеку. Должно быть, это у людей в крови: умирать за кого-то, а не за что-то. Впрочем, в этом вся суть монархии. Ты ведь монархист, Алексей, — тут она посмотрела на него испытующим взглядом.

— Конституционный, — уверенно ответил Семелесов.

— Конституционный? — она чуть подалась вперёд, наклонилась над столом и снизу вверх посмотрела ему в глаза. — А почему?

— Долгая история, — бросил Семелесов первое, что пришло ему на ум. — Кстати… — он опять осёкся, — как тебе книга, которую ты у меня брала.

— Недурственно, — произнесла она и одновременно с этим резко двинула вперёд королевскую пешку. — Мне особенно понравились слова про то, что у человечества не может быть цели. Сравнить нас с бабочками и орхидеями… орхидеи, как поэтично, — она усмехнулась.

— Это всё что ты запомнила?

— Просто очень врезалось в память, а ты что думаешь насчёт этого?

— Я? О целях человечества? — указал на себя Семелесов. — Я никогда не был космополитом, — бросил он пренебрежительно. — В какой-то мере я конечно антропоцентрист, но говорить о том, что я привязан к человечеству в целом. К тому же, я православный христианин, верующий человек, как бы, в этом свете данный вопрос выглядит куда интереснее. Кстати так тебе лучше не ходить, я могу поставить вилку, — он указал на своего коня и на место, куда мог его поставить. — Тебе придётся убирать короля, и мой конь съест ладью.

— Какая жалость, — только и ответила девушка.

Она проиграла первые две партии. Проиграла с трудом, вопреки всем стараниям Семелесова, и каждый раз она делала нарочито спокойный вид, придавая лицу чрезмерное хладнокровие, демонстративно скрывая досаду. Зато в третьей партии она просто взяла и поставила Семелесову детский мат, через несколько ходов после начала.

— Что за… — должен был воскликнуть Семелесов, но он произнёс это шёпотом, хотя и с соответствующей интонацией. — Ты же говорила, что не умеешь играть.

— Хотела посмотреть на твоё лицо в этот момент, — ответила она, откинувшись на спинку стула.

— Какой момент?

— Только что.

Семелесов медленно поднял взгляд и посмотрел на неё. Отчего-то дыхание у него перехватило, и сердце стало биться, так что чувствовалось внутри. А она сидела довольная, улыбалась и поглаживала двумя пальцами витой браслетик на руке.

— Меня научил Дененрант, — произнесла девушка, отвечая на вопросительное выражение лица Алексея. — Когда я была ещё в нашем мире, до перехода сюда.

— Ну… — начал, было, Алексей, но вдруг услышал какой-то странный звук, донёсшийся с улицы.

Клементина тоже насторожилась и притихла вслушиваясь. Послышался какой-то шорох, затем стук, словно кто-то куда-то карабкался. Семелесов медленно положил руку на пистолет, аккуратно взял его и встал со своего места.

Он медленно прошёл к двери на веранду, обернувшись, когда услышал шаги за спиной и увидел, что это Клементина встала в дверях, позади него, и выжидающе смотрела, почти прислонившись к дверному косяку. От этого Алексей вдруг почувствовал невыразимо приятное, сладостное чувство внутри, когда вновь повернулся к выходу на веранду, и крепче сжал пистолет. Он резко открыл дверь, одновременно делая шаг назад и выставляя вперёд сжимаемый обеими руками пистолет, но, к счастью, за дверью никого не было. «Ну же, три глубоких вдоха, Семелесов, сейчас тебе нельзя делать глупости»: с укором проговорил его внутренний голос. С удовлетворением отметив, что в окна никого не было видно, Алексей медленно подошёл к входной двери и открыл её на этот раз не так осторожно, но пистолет при этом он всё ещё держал перед собой, и палец лежал на спусковом крючке.

Но, это было зря, на улице никого не было. Семелесов спустился по ступенькам, осмотрелся, хотя это было сделано, по сути, просто так и юноша уже почувствовал появление на душе некоего успокоения. Он громко выдохнул, хотя ещё держал пистолет в согнутой руке на изготовке. Но мысленно он уже думал, что скажет Клементине, когда вернётся в дом, ибо он явно выглядел глупо, во время этого своего рейда на улицу, когда он вдруг действительно не думал, что она смотрит на него, помня лишь, что она рядом, у него за спиной.

Но вдруг он снова услышал какой-то подозрительный шум, как будто что-то мягко легло на шифер. Алексей только и успел повернуть голову на девяносто градусов, как нечто соскользнуло с крыши веранды, и в следующий момент юноша почувствовал сильнейший жёсткий удар сбоку. Что-то повалило его на землю и прижало к траве, так что он хорошо приложился головой. Нападавший вырвал пистолет у Алексея, его рука схватила юношу за шиворот и потащила обратно к входной двери, так что уже в следующую секунду они оказались у верхней ступеньки. Семелесов поначалу успел только заметить преобладающий синий цвет в одежде напавшего.

И только когда тот прижал Семелесова к стенке возле входной двери, юноша смог разглядеть что синяя одежда была на самом деле милицейской формой. На вид ему было около тридцати лет, хотя едва ли это было близко к его настоящему возрасту, что подтверждали весьма внушительные звёздочки на погонах. Китель был расстёгнут, как и верхние пуговицы синей рубашки, зато волосы лежали ровно, с проложенным рядком, слегка приподнимаясь и нависая надо лбом. И больше всего с привычным образом милиционера контрастировали длинные аккуратные ногти, аккуратно впившиеся в горло Семелесову.

— Пушки детям не игрушки, — самодовольно произнесло существо, вертя в руке отнятый пистолет Алексея.

Произнеся это, он слегка ослабил хватку и в тот же момент Семелесов заорал во всю глотку:

— Беги, Клеме…

Его крик оборвал резкий удар в живот, после чего существо, схватив его двумя руками, швырнуло на пол, после чего вошло в дом. Алексей с трудом поднялся и, преодолевая жуткую боль, двинулся вслед за ним, когда оно уже было в дверях в следующую комнату. Жалобный не то стон, не то писк непроизвольно сорвался с губ Семелесова и тот, выпрямившись, двинулся на оборотня со спины, с гримасой боли на лице. Существо вдруг резко развернулось, отклонившись туловищем назад, и мощным ударом подошвой стопы в грудь Алексея отбросило его. Юноша отлетел и врезался спиной в дверной косяк, едва не прикусил язык и, падая на пол, удачно подставил локоть, так что его пронзила дикая боль, и на секунду юноше показалось, что треснул сам сустав.

Семелесов прополз в комнату, уже не пытаясь подняться. Страшное чувство беспомощности, хуже всякой физической боли обожгло изнутри, словно выворачивая всё наизнанку. И осознание того что пистолета больше нет в его руке стало самым отвратительным и оттого даже показалось нереальным. И вообще всё вдруг показалось юноше просто кошмарным сном, чем-то, что сейчас окончится, развеется, но при этом он понимал, что это не так и неслышимый, но ощущаемый голос произнёс отчётливо: «Это конец». Образ Клементины возник в голове и обжёг всё изнутри, страшным укором. И он пытался придумать что-то, заставив работать мозг парализованный чувством обречённости.

Семелесов добрался до кухни, а голове всё крутилось: «Оружие, оружие, оружие». Сквозь дверной проём, в гостиной, он увидел оборотня схватившего Клементину, на миг Алексею захотелось подняться и броситься на него, повалить, как будто этого бы хватило, чтобы забрать существо с собой на тот свет, но взгляд Семелесова упал на кухонный шкафчик, и в голове родилась безумная идея.

Тем временем, существо, схватив девушку, и прижало её к стенке возле двери на кухню.

— Ну и где этот поддонок, — произнёсло оно, жадно смотря на неё звериными глазами.

В ответ она только улыбнулась и похотливо посмотрела на него.

— Что лыбишься, дура? — произнесло оно, сделав шаг назад. — Он же где-то здесь я угадал, хей мантийская сволочь, не хочешь поговорить! — прокричал он, поворачиваясь и посмотрев по сторонам.

— Он тебя не слышит, — произнесла Клементина, продолжая улыбаться. — И не видит, понимаешь, о чём я. Настоящий волк, — сказав это, она дотронулась рукой до его скулы и немного провела по коже пальцами. — Всегда мечтала об этом, я скажу тебе, где Крейтон, но только если ты возьмёшь меня, — проговорила она с придыханием.

— Вы грёбнулись тут все что ли, — резко произнесло существо, оттолкнув девушку обратно к стене.

Потом он замолчал, пристально посмотрел на неё, и его глаза налились оранжевым. Оборотень вдруг негромко захохотал, впрочем, тут же остановившись, посмотрел девушке в глаза и произнёс, недоверчивым но уверенным голосом:

— Ты, правда, что ли хочешь, чтоб я тебя отпялил?

Оно приблизилось к ней, поднесло голову и несколько раз глубоко вдохнуло носом принюхиваясь, наподобие того как принюхиваются собаки, потом остановилось и высунув изо рта длинный по человеческим меркам язык, протяжно лизнуло её шею, поднявшись до самого уха, и сделав шажок назад вынес оценку, улыбнувшись при этом:

— Пресновато.

Семелесов, про которого оборотень уже и забыл, видел всё с кухни и только стиснул зубы от злости, одновременно с этим, сжимая до боли в руке, своё смехотворное даже для него в тот момент оружие.

— Пресновато? — обиженным голосом спросила Клементина. — Ну что ж.

Она выдернула из волос заколку и немного тряхнула головой, как бы для того, чтобы волосы поэффектнее легли ей на плечи.

— Сейчас ты поймёшь что ошибался.

Она резко опустилась на колени прямо перед ним и уже положила одну руку на пряжку ремня.

— Не, не, не, не, не, не… — тут же произнёс оборотень, схватив её за волосы, но вверх, однако, не потянул. — Плохая идея, человеческая шлю…

Вдруг остриё того что было заколкой для волос вошло ему прямо между ног и в следующую секунду зверь заорал от боли. Он схватился за то место, куда был нанесён удар и Клементина, моментально вскочив на ноги, размашисто ударила ножом прямо по глазам существа, оставив на их месте красную полосу с кровавой жижей вперемешку глазным веществом растёкшейся вокруг.

Ослепший зверь наотмашь, тыльной стороной ладони ударил прямо перед собой, отбросив девушку в другой угол комнаты. Заорав что-то нечленораздельное, из чего можно было разобрать только пару, более менее целостных ругательств существо припало на одно колено, встав перед дверью, откуда на него тут же вылетел Семелесов, сжимая в руке старинную вилку. Не целясь, он ударил ему по голове, попал по виску, вилка соскользнула, и зубцы вонзились прямо в ухо, так что оно едва не оторвалось, после чего Алексей снова ударил на этот раз в шею, сзади, несколько раз практически в одно и то же место. Они повалились вместе с оборотнем на пол и, не вставая на ноги, Семелесов продолжал бить на этот раз в область сонной артерии, снова и снова, пока эта часть шеи не превратилась в кровавое месиво.

Тогда он остановился, рухнул на пол рядом с лежащим существом и сидя наклонился чуть вперёд, вперив взгляд в лицо существа. Но оно лежало бездыханно и Алексей, просидев возле него секунд пятнадцать, с трудом поднялся на ноги. Боль, временно пропавшая, теперь возвращалась с удвоенной силой. Он взял у существа свой пистолет и медленно подошёл к стенке, прислонившись к которой сидела Клементина, держась за ушибленный бок.

Семелесов сел рядом с ней, подавив появившееся на мгновение желание обнять её, положил рядом на пол пистолет, в руке он всё ещё сжимал окровавленную вилку, зубцы которой почернели от соприкосновения с кровь создания.

— Ты в порядке? — спросил он сдавленным голосом.

Клементина в ответ слабо кивнула и убрала руку от бока.

— Куда он тебя? — тихо спросила она, поворачиваясь, и посмотрев на Алексея оценивающим взглядом врача.

— Да нормально всё, — бросил Семелесов, — бывало и хуже.

Трясущейся рукой он достал из пачку сигарет, положил её рядом и стуча по всем карманам, наконец, нашёл зажигалку, хотя на один момент на его лице появился испуг что её нет, но она оказалась в заднем кармане, так что Семелесову пришлось чуть приподняться, и его лицо опять исказилось в сдавленной болезненной гримасе. Он машинально повернул пачку открытой стороной к девушке, как бы предлагая ей, но тут же убрал, прошептав:

— Извиняюсь, — и после короткой паузы ещё добавил, — ты не против?

Он сделал одну затяжку, после чего прислонился головой к стене, скомкал в руках сигарету, не смотря на неё, и отбросил в сторону.

— С этого дня ем только серебряными вилками, — произнёс он сдавленно, смотря куда-то вдаль, и попытался улыбнуться.

Вдруг у Семелесова зазвонил телефон, прошептав какое-то проклятие, Алексей достал его из кармана, и с неудовольствием глянув на экран, всё-таки приложил к уху.

— Привет, Юля, — произнёс он в трубку отрешённым голосом. — Что? — тут он громко рассмеялся, задрав голову, потом резко опустив. — Знаешь что? Пошла твоя Ирина Васильевна к чёртовой матери, да, так и передай, и вся ваша практика и весь ваш одиннадцатый класс. — После этого он снова рассмеялся, но тут же остановился. — Да, Юля, пока, надеюсь, у вас там будет всё хорошо, чтоб вы все провалились.

Алексей отложил телефон в сторону, довольно улыбаясь, но потом тяжело вздохнул и улыбка исчезла с его лица, как ни бывало.

— Если я не отработаю летнюю практику, то у меня будут проблемы с переходом в одиннадцатый класс, — произнёс он с наигранной грустью, смотря на пол прямо перед собой, — я умиляюсь, неделями прогуливал школу, им было плевать, но как можно прогулять практику, это же… даже не знаю, как назвать. Хорошо, что всё это в прошлом, — юноша облегчённо выдохнул и прислонился к затылком к стене, закрыв глаза.

Он повернул голову и посмотрел на неё. Вдруг она осторожно обхватила своей рукой его запястье и улыбнулась самой прекрасной и ласковой улыбкой, которую когда-либо видел Семелесов, потом вдруг резко повернулась и, взглянув на лежащее посреди комнаты тело, не отпуская руки юноши, спросила:

— Кто это, как ты думаешь?

Едва она произнесла это, как спина оборотня начала вздыматься и всё тело стало как будто разбухать, отчего одежда сначала натянулась, а потом пошла расходиться по швам оголяя тело, где разрывая человеческую кожу, проступали клочья звериной шерсти. Существо вскочило, приподнявшись на четырёх лапах, подняв от земли лицо, постепенно превращавшееся в морду волка, изменяясь медленнее, чем всё остальное тело, но всё равно деформируясь. Семелесов тут же вскочил с пола, направив на существо пистолет, оно повернуло к нему голову и посмотрело прямо в глаза окровавленными пустыми глазницами, и за мгновение до выстрела рванулось вперёд, врезавшись в стенку.

Семелесов выстрелил, пуля попала, в пол оставшись позади чудовища, которое уже оказалось в противоположном углу комнаты. Превращение почти завершилось и теперь жуткая тварь, похожая на огромного волка, вставшего на задние лапы, при этом формой туловища и передних конечностей чем-то напоминавшая человека, на непродолжительное время остановилась, жадно хватая носом воздух, при этом медленно поворачивая головой. Семелесов сделал шаг вперёд, оставив за спиной девушку, в тот же момент вставшую на ноги. Держа пистолет двумя руками, он выстрелил снова, потом ещё раз. Чудовище одним прыжком достигло окна и, выбив его, вылетело наружу. Первая пуля, похоже, угодила в цель, зато вторая прошла мимо и попала в стену как раз над стоявшим на тумбочке телевизором, оставив отверстие аккурат в центре узора на обоях в виде цветка. Существо приземлилось в середину палисадника поломав кусты, но тут же одним внушительным прыжком вылетело из него и в полёте оттолкнувшись от ствола берёзы, росшей перед домом, очутилось на середине улицы и помчалось длинными прыжками в сторону леса. Окно было выбито им практически полностью, только по краям оставались торчавшие вовнутрь осколки и оставшиеся щепки от деревянной перекладины над створками, а на подоконнике живописно темнели пятна багровой крови.

Клементина сделала шаг вперёд и встала рядом с Семелесовым, не отрываясь, смотря в сторону разбитого окна, словно провожала оборотня взглядом.

— Волколак, — шёпотом проговорил Алексей, опуская пистолет. — Твою ж мать, настоящий волколак.

Когда Крейтон с Кистенёвым вернулись домой, то входя во двор, уже держали оружие в руках, заметив с улицы выбитое окно и помятые кусты в палисаднике. Только когда Мессеир вошёл в гостиную, он опустил пистолет, и встал на месте, медленно рассматривая следы недавних событий. Семелесов при его появлении тут же вскочил на ноги и замер, ожидающе смотря на него.

— Что здесь произошло? — спросил мантиец строгим голосом.

— Он был здесь, — ответил Семелесов, сделал короткую паузу, делая болезненный вдох, и продолжил, — оборотень, тот за которым мы охотились.

Мессеир прищурился, потом резко перевёл взгляд на Клементину, медленно делая шаг вперёд.

— Ты в порядке? — спросил он у неё тихим голосом.

Она как обычно только кивнула в ответ. Мессеир пристально посмотрел на Семелесова, после чего его взгляд скользнул вниз к окровавленной вилке, что лежала рядом с тем местом, где тот только что сидел.

— Что это? — спросил он, взяв вилку и сделав пару шагов в сторону. — Ты что воткнул в него это?

— Она серебряная, — произнёс едва разборчиво Алексей, когда слова опять стали застревать у него в горле.

— Заколоть оборотня вилкой, — ровным голосом произнёс Крейтон. — Удивительно. Тем более удивительно, что я оставлял тебе пистолет!

— Я… он выбил его у меня из рук… я пошёл на улицу проверить что там, а он оказался на крыше.

— Что ты там забыл на улице? — проговорил Мессеир негромко и оттого ещё более угрожающе. — Ты что у нас профессиональный охотник на нечисть. Я тебе приказал дома сидеть, забаррикадироваться, наставить дуло на дверь и стрелять по каждой тени, что появиться с той стороны. Неужели это было так сложно.

— Успокойся, Мессеир, — твёрдо проговорила Клементина.

Крейтон ничего не ответил, только посмотрел на Семелесова так, словно хотел прожечь его насквозь, затем повернулся и, опустив голову, стал осматривать клочья одежды оборотня на полу. Тем временем Кистенёв, до того стоявший в дверях, молча наблюдая за сценой, сделал шаг вперёд и подошёл к Семелесову. Он уже ничему не удивлялся, видя перед собой разорванную одежду на полу, разбитое окно, капли крови на полу и подоконнике, окровавленные клоки шерсти на раме. Почему-то он смотрел на это так же, как в своё время смотрел на беспорядок в квартире после очередной вписки и радовался, что квартира была не его. В тот момент куда больше Василия удивил вид его друга, а точнее отсутствие испуга на лице Семелесова. Сколько он знал Алексея тот всё время оправдываться чуть что, но что-то было не так, что-то изменилось, хотя казалось бы он делал, то же самое, но этот взгляд, ещё никогда Кистенёв не видел, чтобы Семелесов так смотрел когда оправдывался, тем более на людей подобных Крейтону.

— Смольцов Александр Викторович, — прочитал Мессеир из найденного в остатках одежды чудовища удостоверения, стоя возле разбитого окна. — Ну, конечно же. Нужно найти его, — решительно произнёс он, захлопывая удостоверение, — в третий раз он уйти не сможет.

Сказав это Крейтон, резко захлопнул удостоверение и, развернувшись, вышел из комнаты. Через пять минут он вернулся, разложил на столе топографическую карту окрестностей со сделанными карандашом пометками и, опершись руками о край стола, принялся внимательно её рассматривать. Семелесов и Кистенёв встали рядом, не произнося ни слова, пытаясь понять, что пытается найти на ней мантиец.

— Куда он мог направиться, — задумчиво проговорил Мессеир.

— Ты уверен, что мы должны его искать сейчас? — спросил Кистенёв, повернув голову в сторону Крейтона. — Операция уже скоро.

— Вот именно. Нельзя оставлять подранка у себя в тылу, так что времени у нас мало. И всё-таки, куда он мог пойти. Он должен как-то связаться со своими, но оборотней в деревне нет, а позвонить ему неоткуда.

— Но если он не может связаться с другими оборотнями, то может он просто где-нибудь попросит помощи у людей, он же может принять человеческое обличье, — предположил Кистенёв.

— Хорошенькое у него получиться обличье, совершенно голый, без глаз, с жуткими ранами на теле, нет, к постороннему так просто не заявишься, тут нужно…

Его оборвал раздавшийся с улицы стук, кто-то опять с силой колотил в калитку. Крейтон резко замолчал, выхватил пистолет и, дав знак, следовать за ним направился к выходу. Открывая калитку, он тут же отскочил обратно, поднимая пистолет, но это оказалось лишним, за дверью стоял местный участковый с донельзя испуганным видом потерянно смотревший куда-то, казалось, не различая ничего перед собой.

— К вам явился начальник из Октябрьского РУВД, совершенно голый, с выколотыми глазами и хорошенькой дыркой на шее, от которой он должен был отправиться в лучший из миров сразу при получении? — флегматично спросил Крейтон, делая шаг навстречу милиционеру.

Тот поднял взгляд, с ужасом уставившись на мантийца, затем он оглядел его товарищей, и тихим полным ужаса голосом произнёс:

— Да что тут у вас, чёрт возьми, твориться?

— Всё сходится, — проговорил Мессеир, поворачиваясь. — Он направился к своим, как и предполагалось, так что у нас мало времени, нужно добить его пока не поздно. — И повернувшись к участковому, добавил. — Хорошо, что я не стал вас убивать, от вас и правда может быть толк. За мной.

Все четверо вошли в дом и, казалось, только мантиец понимал что происходит, и что должно сейчас произойти. Не закрывая дверь на улицу, Мессеир быстро поднялся на второй этаж, дав всем остальным знак ждать его внизу. Он вернулся через пару минут, с двумя клинками в ножнах на поясе, на ходу накидывая свой чёрный плащ, при этом было видно, что он что-то сжимал в руке.

— У вас Макаров? — спросил Крейтон у милиционера.

— Да, — кивнул тот неуверенно.

— Возьмите, здесь как раз, — Мессеир протянул ему маленькую коробочку, в которой лежало восемь патронов с серебряными пулями.

— Серебряные, как на оборотня? — недоумённо спросил участковый.

— Почему «как»?

Крейтон прошёл в дом. Подойдя к Клементине, он протянул ей маленький карманный пистолет, после чего вдруг схватил её за руку и, приблизившись к ней, так что мог говорить почти на ухо прошептал:

— Я же говорил, что тебе лучше держать подальше от меня. Уезжай отсюда, прошу тебя.

— Ты знаешь, при каком условии я это сделаю, так что выбор за тобой.

Крейтон отклонился, нахмурился и пристально посмотрел в глаза девушке.

— Закройся в нашей комнате на втором этаже, никому не открывай, если что сразу стреляй, я скоро вернусь.

После этих слов он как обычно поцеловал её в верхний край лба и только после этого отпустил руку, затем резко развернулся и направился к выходу. Быстрым шагом он вышел на улицу, где его ждали остальные, двинувшиеся с места едва заметив, как он выходит. Мессеир быстро обогнал их и занял своё место во главе небольшого отряда.

— Он знает, куда вы пошли? — спросил Мессеир у участкового при этом, даже не поворачивая головы.

— Нет, — ответил тот неуверенно, и, поравнявшись с мантийцем, добавил. — А вот теперь, может быть, ты мне объяснишь, что здесь происходит.

— Разве мы с вами перешли на «ты», — покосившись на милиционера, произнёс Крейтон, спокойным голосом, в котором, однако отчётливо чувствовался укор. — Вам знакомы, друг мой, легенды об оборотнях, волколаках, вервольфах и как их ещё называют у вас.

— Ты шутишь, — усмехнулся участковый и с истеричной улыбкой, выжидающе уставился на шедшего рядом Крейтона, после чего немного замедлившись, оглянулся на Кистенёва с Семелесовым. — Я всё понимаю, но вы, пацаны, прикалываетесь что ли.

— По-вашему я похож на паяца, — зло проговорил Мессеир, остановившись на месте и развернувшись, оказался лицом к лицу с участковым как раз в этот момент повернул голову назад. — Если то, что вы говорите, правда, скоро вы сами убедитесь в том, что в иных легендах доля правды куда больше чем это хотелось бы многим людям.

Как раз в этот момент из-за забора расположенного рядом дома заливисто стала лаять собака, и вдоль края грунтовой дороги пронёсся стрелой тощий рыжий кот, остановившись впереди метрах в двадцати посреди зелёной полянки, где грунтовая дорога, искривляясь, серьёзно отходила от одного края улицы, и, встав полубоком, настороженно уставился на людей. Мессеир замолчал и направился вперёд на несколько шагов опередив своих спутников, которые чуть замешкавшись, тоже молча двинулись за ним.

— Я только не понимаю, — начал Семелесов, первым нарушив молчание. — Как он смог вслепую без одежды, добраться через всю деревню на тот берег.

— Глаза не так важны для них как для людей, это же зверьё у них природное чутьё. А как он пробрался незамеченным, — Крейтон пожал плечами, — наверно огородами шёл.

— Что за бред, — произнёс участковый.

— Так и живём, — ответил ему Кистенёв.

Над рекой, как и положено в жаркий летний день, разносился плеск и радостные голоса, преимущественно детей, что только что вырвались из города и после окончания учебного года приехали в деревню. За то время пока заговорщики и ведущий их участковый шли по мосту, по нему пронеслось несколько машин, необычайно много для этой трассы.

Почти всю дорогу от моста, до отделения шли молча: Кистенёв с Семелесовым по привычке чувствовали себя неуверенно в присутствии представителя власти, хотя выглядел совершенно растерянным, впервые за то время, которое они его знали, а Крейтон молчал в своей обычной манере. Алексей ещё немного прихрамывал после своей первой встречи с оборотнем за этот день, но виду старался не подавать, хотя прекрасно знал, что вполне мог бы остаться дома.

Когда они уже подходили к зданию администрации, Крейтон вдруг сбавил шаг и уже почти остановился, после чего достал пистолет, держа его в опущенной руке большей частью под полой плаща.

— Где он сейчас находится? — спросил Крейтон у участкового.

— У меня в кабинете, я положил его на диване, хотел вызвать «скорую», но он отказался, сказал только, чтобы я не задавал вопросов, и попросил принести переодеться. Будто для него это была пара царапин.

— Ладно, тихо заходим, валим гада и уходим.

— А тело? — недоумённо спросил Кистенёв.

— Тихо заходим, валим гада, прячем тело и уходим. Хотя после смерти они всё равно превращаются в обычных людей с виду, так что прятать необязательно.

На подходе к отделению все по очереди достали оружие и, держа пистолеты в согнутых руках, стволами вверх медленно вошли в здание. Тут же участковый остановился и негромко выругался, заметив, что дверь в его кабинет была открыта. Заметив это, Крейтон дал знак остальным оставаться на месте, а сам направился к открытой двери. Внутри никого не было, только на полу и на диване повсюду были красные пятна, ими же было заляпано и покрывало свисавшее с края дивана. И что самое страшное Мессеир увидел на внутренней стороне дверного косяка, почти на уровне его глаз, небольшой клочок шерсти тоже в крови, а на полу можно было различить следы, ведущие от дивана к двери, звериные следы. Крейтон сначала медленно зашёл в комнату, за ним зашли и остальные, хотя Кистенёв и участковый остались стоять в дверях.

Вдруг Крейтон развернулся и, смотря на пол словно идя по следам, вышел в коридор. Здесь следов почти не было видно, но по тем что ещё можно было различить было видно — существо прошло дальше по коридору до того конца где стояла приставная лестница на второй этаж.

— Что у вас наверху? — шёпотом спросил Мессеир.

— Ничего особенного, всякое барахло.

— Там есть что-то огнеопасное.

— Да полно. Там доски, тряпьё всякое, — начал участковый, но тут же осёкся, заметив как Крейтон с покрывалом в руках направился в сторону лестницы. — Ты что задумал?

— Подожди на улице, — сказал Крейтон участковому и, когда тот нехотя развернулся, шёпотом обратился к двоим оставшимся. — Ты, Василий, идёшь к выходу, если что пойдёт не так, пристрелишь синерубашечника, безо всяких вопросов, — чуть повысил голос Мессеир, когда Кистенёв начал пытаться что-то ему возразить. — Ты, Алексей остаёшься здесь.

После этих слов мантиец развернулся и направился дальше по коридору, на ходу скручивая покрывало в узелок.

Люк в потолке был открыт, и снизу под углом можно было заметить белую ткань, скрывавшую под собой горы всякого хлама. Мессеир поджёг узелок и забросил его наверх с тем расчетом, чтобы он упал как раз в кучу барахла и та занялась от него. Впрочем, понимая, что этого недостаточно он сам забрался на лестницу, пригнув голову, не поднимая макушки выше уровня потолка, он пристально посмотрел на несколько балок стоявших прислонёнными к скату крыши. Он сделал лёгкое движение рукой и эти балки с грохотом рухнули на пол, и легли как раз возле люка. Крейтон тряхнул рукой, затем сложил пальцы и закрыл глаза, а через мгновение в его ладони вспыхнул огонёк. Мессеир резко поднялся на лестнице и сделал рукой метательное движение в сторону упавших балок, так что огонь из его руки тут же перекинулся на них. Что-то с грохотом метнулось в темноте чердака, и Крейтон резко спрыгнул вниз и бросился на улицу. Сверху послышался сначала топот, затем что-то загремело и, наконец, раздался звон разбиваемого стекла.

Мессеир вылетел на улицу, поднимая пистолет, но в тот же момент, когда он проносился сквозь дверной проём, прогремели два выстрела. Покрытое чёрной шерстью существо, получив последнюю пулю в прыжке, рухнуло прямо на асфальт, немного проехав по нему по инерции.

Крейтон опустил пистолет и медленно прошёл вперёд, в сторону дороги, оказавшись как раз между участковым всё ещё державшим свой ПМ двумя руками, направленным туда, куда он только что стрелял, и Кистенёвым изумлённо косившимся на него. Из дверей выглянул Семелесов, тут же замерев, уставившись на лежащий на дороге чёрный труп.

Мессеир подбежал к телу, следом за ним подбежал и вышедший из оцепенения участковый, а потом и Кистенёв с Семелесовым. Труп уже начинал сжиматься, снова принимая человеческое обличье, теперь уже в последний раз. Алексей, подбежав, тут же два раза выстрелил в голову.

— Ты что творишь! — крикнул Кистенёв, отскакивая назад.

— Он был слишком живучей тварью.

— И это правда, — произнёс Крейтон, присаживаясь возле тела на корточки, правда, почти сразу встав обратно на ноги. — А ну ушли отсюда, быстро, — прокричал он, размахивая пистолетом, двум мальчишкам на велосипедах, остановившихся неподалёку и остолбенело следивших за происходящим.

— Не может быть, не может быть, да нет бред какой-то, это же… — бормотал милиционер, смотря на труп уже почти окончательно ставший человеческим.

— Добро пожаловать в наш мир, — произнёс Крейтон, дружески похлопав его по плечу.

В этот момент проезжавшая по дороге машина, красненькая «Chevrolet», притормозила и медленно стала объезжать место, где лежало тело и ускорившаяся снова только когда участковый, отвернувшись от трупа, замахал руками и прокричал громко, чтобы они убирались. Так что только было заметно, как на заднем сидении маленькая девочка сидела, прижимая к себе плюшевую игрушку, усталым взглядом смотря в окно на копошащихся на дороге людей.

Милиционер сцепил руки на затылке, потом провёл ими по волосам, продолжая с перекошенным лицом, повторять негромким: «Твою мать, твою мать, твою ж…

— Может быть, поможешь мне спрятать тело? — обратился к нему Крейтон, беря труп за ноги.

Когда трое заговорщиков возвращались домой солнце уже перевалило через высочайшую точку своего пути и полуденный зной постепенно сменялся обеденным. В это время юноши обычно возвращались домой с речки, хотя сейчас дело обстояло даже веселее. Когда они уже поднялись по дороге ведущей от реки и дом Семелесова, до которого оставалось метров сто уже был виден впереди, навстречу им вышел парень лет восемнадцати, в клетчатой рубашке с короткими рукавами и джинсах с кудрявой шевелюрой.

— Кого я вижу, Вааася, — воскликнул тот, широко раскрывая руки.

Кистенёв сначала немного растерялся, потом всё-таки наигранно улыбаясь, протянул ему руку, изображая при этом на лице радость:

— Здорово, чувак, как жизнь.

— До норм, го щас на речку, привет Алексей, — не глядя на Семелесова, парень протянул ему руку для рукопожатия, потом вдруг заметив стоявшего в паре шагов от них Крейтона, протянул руку и ему, при этом на его лице, на мгновение мелькнула слабая улыбка, вызванная похоже плащом мантийца. — Слушай, чувак, тебе не жарко?

— Терпимо, — ответил тот, хмуро посмотрев в сторону Кистенёва.

— Слушай, я не знаю, я сейчас наверно купаться не могу, — начал Василий, потом посмотрев на Крейтона и заметив его взгляд, пожал плечами. — Не, извини Семён, у нас тут одно дельце сегодня намечается.

— Пусть заходит к нам на ужин, где-то к шести, — произнёс Крейтон, уже двинувшись дальше.

— Да, мы сейчас у Семелесова, — добавил Кистенёв, и пошёл вслед за Мессеиром.

— Ну, ок, зайду.

После этого парень пошёл своей дорогой, вниз по склону к реке.

— Кто это? — спросил Крейтон, когда они втроём пошли дальше.

— Нормальный парень.

— Редкостный идиот, — угрюмо проговорил Семелесов.

— Идиот говоришь? — Крейтон покосился на Алексея.

— Не понимаю, зачем ты его позвал к нам, я надеюсь, ты не собираешься его посвящать в наши планы.

— Людей не обязательно посвящать в свои планы, чтобы использовать в них, — флегматично ответил Крейтон.

— Что ты задумал? — обеспокоенно спросил у него Кистенёв.

— Ты знаешь, что я задумал, а насчёт этого, — Мессеир кивнул головой в ту сторону, куда пошёл паренёк, — я ещё ничего не решил, просто хочу знать, что за фрукт.

— Толку от него не будет, сразу говорю, — категорично заявил Семелесов. — Ну, наконец-то! — воскликнул он, когда они, наконец, подошли к дому.

— А насчёт бесполезности, — Крейтон остановился и, посмотрев куда-то в сторону, продолжил после небольшой паузы, — на войне я усвоил одну вещь, даже самый никчёмный солдат годиться на то чтобы заставить противника израсходовать пулю.

Ни Кистенёв, ни Семелесов ничего ему не ответили, возможно, оттого что устали после долгой дороги под июньским солнцем, то ли просто не хотели вступать в спор с мантийцем. Придя домой, они оба тут же рухнули кто в кресло, кто на диван в гостиной, в которую сквозь разбитое окно проникал прохладный летний ветерок, вздымая белую занавеску. Крейтон сначала поднялся на второй этаж, проведать свою жену, которая как видно последовала его совету, и заперлась наверху.

— Интересно, он же ей сказал стрелять по каждому кто подойдёт к двери, — произнёс Кистенёв, лёжа повернув голову в сторону сидящего в кресле Семелесова, — как она поймёт что это он.

— Не знаю, думаю, уж она-то его узнает.

— Ага, по шагам, — бросил Кистенёв и отвернулся к стенке.

— А я милого, узнаю, по походке… — тихо, но надрывисто, запел Семелесов.

— Только этого ещё не хватало, — вскрикнул Кистенёв приподнимаясь. — Помолчи хоть немного, пожалуйста, — он рухнул на диван и, проведя ладонями по лицу, сцепил их у себя под затылком.

— Да я всё равно только эту строчку и знаю, — ответил Алексей.

В этот момент раздались шаги на кухне, затем послышалось дребезжание умывальника и плеск воды, и вскоре в дверях появился Крейтон с мокрым лицом и намоченными волосами у верхнего края лба, и на руках ещё сверкали капельки, и несколько пятен темнели на рубашке.

— Уже разлеглись, — произнёс он констатирующим тоном. — Поднимайтесь, колья сами себя не наточат.

— А зачем они нам? — спросил Кистенёв, садясь на край дивана.

— Будем готовить линию обороны, в овраге у реки.

— А, — протянул Василий. — Слушай, Мессеир, то, что ты там написал на бумажке, на той, которую дал участковому, они точно могут решить проблему с телом?

— Конечно, они только в городе не работают, а так я сам к ним регулярно обращался. Но вам пока лучше не знать о них, думаю, сами понимаете почему.

После этих слов Мессеир развернулся и вышел на кухню и дальше в сторону веранды.

— Регулярно, — прошептал, пытаясь понять Кистенёв, всё ещё сидя на краю дивана, сложив руки перед собой, оперев их локтями на ноги.

— Забыл, с кем мы имеем дело? — усмехнулся Семелесов, проходя мимо него к выходу.

С кольями они разделались быстро и после того, как они были сложены у сарая, Крейтон отправился в свою комнату на втором этаже, предоставив Кистенёва и Семелесова самим себе.

Примерно в половину шестого вечера Кистенёв поднялся на второй этаж и постучался комнату Мессеира, и, выждав пару секунд, вошёл в неё, застав мантийца лежавшего на полу, качая пресс зажав ножку кровати между ступнями.

— Пора ужинать.

— Не рановато ли? — спросил Крейтон, остановившись в позе сидя, опершись рукой на пол позади себя.

— Семён уже пришёл.

— Семён?

— Мой друг, которого ты пригласил.

— Ты действительно считаешь его другом? — спросил Крейтон, надевая рубашку.

— Да, а почему нет.

— Просто через чур распространённый в вашем мире обычай: называть другом каждого, с кем хоть раз выпил.

Кистенёв в ответ только пожал плечами. Вдвоём они спустились вниз, и как раз в этот момент в дверь на улице постучали и Кистенёв тут же направился открывать.

— Достань пистолет, Василий, и не забудь посмотреть в щёлку, прежде чем открывать, — бросил Крейтон, настороженно посмотрев ему в спину через плечо.

Мессеир прошёл на кухню, где уже сидели Клементина и Семелесов. Он сел за стол рядом с женой, сцепив руки в замок перед собой и задумчиво посмотрел в свою тарелку. Потом повернул голову и, наклонившись поближе к ней, прошептал на ухо Клементины:

— Прекрасно выглядишь.

В ответ, она косо посмотрела на него исподлобья, лукаво улыбнувшись.

— Зря ты его пригласил, — уверенно проговорил Семелесов, сидевший во главе стола, с хмурым видом, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула.

— Успокойся, друг мой, учись скрывать свою ненависть к людям.

Скоро появились Семён с Василием. Гость, словно не замечая никого на кухне, сразу же прошёл в гостиную и, встав перед разбитым окном воскликнул:

— Ни хрена себе, Семелесов, как!

— Да твою ж мать, — прошептал Алексей, закатывая глаза продолжая сидеть со скрещенными руками.

— Чем вы его так? — спросил Семён, входя обратно на кухню.

— Тебе-то какая разница, — зло бросил в ответ Семелесов.

— Слушай, а родаки твои уже знают? — спросил гость, садясь за стол.

Вдруг его взгляд остановился на Клементине, и на лице парня тут же отобразилось изумление, вызванное, по-видимому, разноцветными глазами.

— Думаешь, мне не плевать, — ответил Семелесов, громким шёпотом, садясь ровно, хотя его уже видно никто не слушал.

— Это всё ты приготовила? — спросил Семён у Клементины, указывая на свою тарелку.

— В этом есть что-то удивительное? — спросила девушка, посмотрев на гостя исподлобья.

— Да нет, — пожал он плечами. — Слушай, а она здесь что ночевала? — шёпотом на ухо спросил Семён у Кистенёва.

Василий слабо кивнул.

— А это что её парень?

— Вроде того.

— А, — тихо произнёс Семён и выпрямился, потом посмотрел на Крейтона и сказал, — кстати, стильный плащ. Настоящая кожа?

— Конечно. Настоящая человеческая кожа.

На лице парня отразилось недоумение.

— Да шучу я, — усмехнулся Мессеир, и заметив некоторое облегчение на лице гостя продолжил. — Человеческая кожа совершенно неудобна для пошива одежды. Она абсолютно неэластична, тяжела и морщиться, стоит только отделить её от мяса. Так что… — Мессеир вдруг остановился.

— А, — протянул Семён.

— Так что плащи из неё есть только у старших офицеров ордена. Шучу.

— Ордена?

— Не важно.

Внезапно Семён удовлетворился этим ответом и как будто забыл о существовании Крейтона разговаривая за ужином в основном с Кистенёвым, спрашивал того куда он пропал и звал на какую-то вписку от которой, Василий пытался тактично отделаться. Только иногда он с интересом смотрел на Клементину и иногда улыбался ей улыбкой, которая должна была быть, судя по всему таинственной и загадочной, но тут же поворачивался к Кистенёву. И всё было хорошо до тех пор, пока Семён не спросил в одной из неловких пауз, возникших в разговоре:

— А что у вас там за колья лежат во дворе.

— Колья? — переспросил Крейтон.

— Да те, что свалены около сарая.

— Мы решили поохотиться на вампиров, — уверенно ответил Мессеир.

— На вампиров, — усмехнулся Семён, потом рассмеялся и вместе с ним рассмеялся и Крейтон, — окно у вас тут наверное оборотень выбил, а… а… — он так и остановился, ничего не придумав. — А если серьёзно.

— А если серьёзно, — произнёс мантиец, подавшись вперёд, — то вы всё скоро увидите. Они нужны нам для одного маленького дельца.

Мессеир отодвинулся от стола и медленно поднялся.

— А вообще, это могло было быть забавным, — продолжил он, заговорщическим тоном, при этом обходя вокруг стола, — если бы вдруг оказалось что все легенды на самом деле правда. Взять, например, тех же упырей, как бы вы к этому отнеслись: жили бы дальше, начали истреблять их или может быть присоединились к ним.

— Истреблять? Зачем?

— Хотя бы потому, что они пьют кровь.

— Но я думаю, что можно было бы прийти к какому-нибудь компромиссу.

— Компромиссу между двумя разумными биологическими видами, один из которых к тому же всего лишь заражённые представители другого.

— Заражённые? — с удивлением спросил Семён. — Если то что говорят в легендах, хоть частично правда, то это скорее дар чем болезнь.

— И вы были бы готовы принять этот дар? — спросил Крейтон, смотря в глаза парню сверху вниз.

— Ну, если бы это было правдой.

И тут в глазах парня Мессеир увидел, наконец, то, чего одновременно и ожидал и боялся увидеть. Там блеснула надежда, надежда весьма безумная и по большей части неосознанная, но Крейтону этого было достаточно.

Он улыбнулся и, повернувшись, отошёл на шаг назад, после чего резко двинулся в сторону, где сидел Семён и ударом ноги опрокинул его стул.

— Мне это никогда не надоест, — прошептал мантиец, а потом добавил уже громким голосом, — на вашем месте я был бы осторожней, друг мой, особенно когда разговариваешь на подобные темы с незнакомцем.

В этот же самый момент со своего места вскочил Семелесов, выхватив пистолет, со злобой смотря на оказавшегося на полу парня с опешившим видом смотревшего то на него, то на Крейтона. Мессеир тут же оказался между ними, одной рукой как бы отодвигая Алексея назад.

— Я же говорил не доставать оружия, если не собираешься им пользоваться.

— Кто сказал, что я не собираюсь, — зло проговорил Семелесов.

— Успокойся.

— Ты слышал, нет, ты слышал, — не унимался Алексей, показывая рукой державшей пистолет, на ползшего спиной к дверям Семёна, — ты слышал, что он сказал.

— Я похож на глухого? — строго произнёс Крейтон.

— Нет ну… — Семелесов поднял пистолет и прошёлся по комнате, потом опять посмотрел на Семёна. — Слушай, Мессеир, серьёзно, лучше пристрелить его сейчас, пока он ещё человек, а не одна их этих тварей.

— Но не серебряной же пулей, — ответил Крейтон, садясь на стул.

Семелесов повернул пистолет в руке, посмотрел на него и тихо шёпотом выругался, видно вспомнив о том, какими патронами тот был заряжен.

— Он же не знал, Мессеир, — равнодушно произнесла Клементина, вставая с места, — к чему ты всё это.

— Ещё бы он знал, — тихо проговорил Крейтон.

Парень тем временем уже почти полностью выполз из кухни и оглядев бегло всех четверых находившихся там, особенно задержавшись на Кистенёве, как ни в чём ни бывало, продолжавшим сидеть на своём месте, быстро вскочил и воскликнул:

— Да вы все больны. Что за хрень тут происходит.

— Вам не понять, — мягко произнёс Мессеир.

— Что не понять?

— Долг перед видом.

— Что?

— О чём я и говорю.

После этих слов Крейтон поднял немного свою правую руку и одна из вилок, до того мирно лежавшая на столе, вдруг поднялась в воздух, зависла в нём и спустя мгновение устремилась сквозь дверной проём и вонзилась в косяк двери на веранду. Семён ошалелыми глазами посмотрел на неё, потом на Мессеира, после чего пулей кинулся на веранду, и уже через полминуты, во дворе хлопнула калитка.

— Как говорил Матиас второй: если нация способна ненавидеть, значит, нация жива, — проговорил Крейтон, не замечая как смотревший на него сбоку Семелесов, вдруг изменился в лице. — Сегодня друзья мои не пьём, завтра предстоит весёлый денёк. Пришло время дунуть на одуванчик.

В тот же вечер, когда уже стемнело, и в комнате на втором этаже только висевшая на стене лампа в стеклянном плафоне освещала комнату мягким золотистым светом. Когда Клементина уже переодевшись в ночную рубашку, сидела на кровати, Мессеир внезапно взял стилет, служивший ей заколкой для волос и, держа его в руках сел на пол, прислонившись спиной к стене.

— Ты знаешь, как наносится удар милосердия, Клементина? — спросил он у жены, с грустью во взгляде покосившись на неё.

Она высунула ноги из-под одеяла и повернулась, свесив их с края кровати, настороженно смотря на Мессеира.

— Бить нужно вот сюда, — Крейтон несколько раз постучал по шее сзади, чуть ниже затылка. — Бить нужно вот сюда, — Крейтон несколько раз постучал по шее сзади у основания черепа, — Во впадину сразу под затылком, ударив здесь, ты попадаешь как раз в продолговатый мозг. Человек умирает практически мгновенно.

Он замолчал, выжидательно смотря на девушку.

— Зачем ты мне это говоришь? — сдавленным голосом спросила.

— Зачем спрашивать то, на что тебе уже известен ответ, — Крейтон поднялся с пола и медленно подошёл к кровати. — Бывает по-разному: иногда хватает одного укуса, чтобы превратиться в кровопийцу, иногда они могут живого места на человеке не оставить, искусать с головы до пят, а он всё равно не заразится. Впрочем, если превращение начнётся, это едва ли можно будет не заметить.

Он сел рядом с ней и обняв за плечи, прижал к себе, замолчав ненадолго.

— Ты знаешь, о чём я говорю, Клементина, — и тут голос его слегка дрогнул. — Лучше умереть человеком.

Глава двадцать пятая. ВНУТРЕННИЕ ДЕЛА ОРДЕНА

Закончив собирать пистолет, Максим с удовлетворением посмотрел на него, повертел в руках и, рукавом стёр пятнышко на стволе, не в силах противостоять своей природе. Он уже встал из-за стола и, скомкав разложенную на столе тряпку, на которой недавно были разложены детали, подошёл к комоду, и даже отодвинул верхний ящик, где обычно прятал оружии, как вдруг услышал, как на улице автомобиль подъехал к его дому.

Монетников насторожился и повременил класть пистолет в ящик. Он прислушался: кто-то вошёл во двор, судя по шагам, их было двое, послышались перешёптывания, которые едва ли смогло расслышать человеческое ухо. Вдруг входная дверь распахнулась.

— Руки за голову! Полиция! — чётко скомандовал ворвавшийся в дом мужчина.

Он был высокого роста, одет в серенький пиджак, под которым темнел иссиня-чёрный свитер с подвёрнутым воротником. Его табельный Макаров, который он держал перед собой двумя руками, был направлен точно в середину груди Монетникова, стоявшего возле комода с поднятыми руками, всё ещё держа в одной свой пистолет, чей ствол смотрел куда-то в потолок.

— Тихо, я всё понимаю, — спокойно проговорил Максим, смотря прямо в глаза незваному гостю.

— Оружие на пол, живо!

Максим подчинился и медленно опустил пистолет на пол и ногой толкнул его в сторону. В этот момент в соседней комнате послышались шаги, и через несколько секунд оттуда вышел второй полицейский. Он был немного ниже первого, пострижен ёжиком, отчего его череп казался слегка приплюснутым сверху, и одет он был в такой же серый пиджак, только вместо свитера на нём была белая рубашка.

— Всё ч-ч-чисто, б-больше в доме никого нет, — произнёс он, опуская пистолет.

— Хорошо, надень на него наручники.

Максим сложил руки за спиной, и не думая сопротивляться. После чего, сел на стул, продолжая пристально смотреть на первого полицейского, когда, его товарищ, схватив Монетникова за плечи, попытался усадить его.

— Как ты думаешь это он? — спросил высокий, показывая листок бумаги с фотографией.

— П-п-похож, — ответил тот, едва взглянув, и отошёл к окну, предоставив говорить другому.

— Чем обязан, господа полицейские? Может быть, всё-таки объясните.

— Чем обязан? — сделал удивлённое лицо высокий, пройдясь по комнате. — Думаю вам лучше знать, гражданин Мякишев, Маккавейцев, Можайский, Монетников, или как вас там на самом деле. Что за чертовщина твориться в городе.

— Чертовщина? — ровным голосом спросил Максим, поднимая взгляд, который он не сводил с полицейского.

— Вот именно. Странные истории люди рассказывают, об ошалелых подростках раскидывающих взрослых мужиков, о летающих айфонах. Теперь ещё и наш начальник РУВД, мы уж думали, он вообще не выживет, а он вон как, сбежал из больницы, заявился в отдел, живёхонький и свалил, ничего никому не говоря, а затем пропал, и направлялся, как мы с трудом выяснили, куда бы вы думали, именно, сюда. Триста двадцать седьмая и двести двадцать вторая у тебя уже есть, но думаю это только цветочки, так что если хочешь облегчить душу, то прямо сейчас расскажешь нам кое-что, а именно: кто такой Мессер?

— Нож? — прошептал Максим, задумчиво отведя взгляд. — Странное прозвище, вы думаете, я смогу рассказать вам что-то про него?

— Сможешь, конечно, сможешь. Ты нам сейчас всё расскажешь: и кто такой Мессер, и что в этой глуши забыл Самойлов, и как он в этом замешан, и как ты с этим Мессером познакомился и как Казань с царём Иваном брал, тоже расскажешь, — произнёс полицейский и подошёл к столу и, подавшись вперёд, опёрся руками о край стола.

— Казань я с ним не брал, только Полоцк, — спокойно ответил Максим.

Полицейский недоумённо посмотрел сначала на него, потом на своего коллегу.

— Шутишь, значит. Посмотри-ка, Толян, у нас тут шутник образовался, — проговорил он, отходя от стола.

— П-п-пусть шутит, — произнёс его коллега, смотря в окно, прислонившись стене. — Ч-чувство юмора это хорошо.

— Я не удивлён, что вы воспринимаете мои слова подобным образом, — произнёс Максим, чуть наклонив голову.

Он замолчал и весь напрягся, при этом широко расставив локти и набрав в грудь воздуха. Вдруг у него за спиной что-то треснуло и он как, ни в чём ни бывало, положил руки на стол, на каждой из них, на запястье всё ещё словно браслет висело по кольцу от наручников к которым были прикреплены куски разорванной посередине цепочки.

— Так о чём вы хотели, чтобы я вам рассказал? — спросил вампир, сцепив руки в замок перед собой.

Опешивший полицейский сделал шаг назад и выхватил пистолет, снова направив его на Монетникова. Его коллега отвернулся от окна и замер, раскрыв рот. Максим же спокойно поднялся со своего места и сделал шаг навстречу незваному гостю, который только что выспрашивал у него про Мессера.

— Стой! — скомандовал полицейский, выше поднимая пистолет.

Максим не обратил на эти слова и медленно двинулся на него. Раздался выстрел, пуля попала прямо в грудь Монетникову, чуть выше сердца, а по рубашке начало расползаться тёмное кровавое пятно. Вампир словно не заметил этого, только слабая улыбка ненадолго появилась на его лице. Человек сделал шаг назад и выстрелил ещё два раза, пули попали чуть правее, ближе к середине. Максим остановился, опустил голову, оценивающе посмотрев на ранения, потом поднял её, дьявольски улыбаясь. Он подставил руку, и в неё упала первая пуля, выпущенная полицейским, которую будто какая-то неведомая сила выдавила обратно из тела.

— Свинец, — проговорил Максим, сжав пулю пальцами и презрительно смотря на неё.

Он пристально посмотрел на полицейского, вжавшегося в стену, раскрыв рот и выставив напоказ гипертрофированные клыки. На лице стрелявшего отобразился ужас, рука с пистолетом сама собой начала опускаться и ствол уже смотрел куда-то в сторону. И на брюках полицейского появилось растущее мокрое пятно, медленно спускавшееся вниз. Максим в одно мгновение очутился рядом с человеком, он выхватил пистолет у него из руки, ударил локтем в бок и, вывернув тому руку, повалил полицейского на пол. После этого он подскочил с невероятной скоростью ко второму, едва успевшему положить палец на спусковой крючок. Максим выхватил пистолет и у него, а самого полицейского отбросил к стене, тот грохотом врезался в неё и рухнул на пол.

— Что вам известно об этом Мессере, — произнёс он строгим голосом, снова поворачиваясь и подходя к первому полицейскому, лежавшему у стены схватившись за живот.

Вампир сел рядом с ним на корточки, схватил того за воротник приблизив его к себе и заглянул человеку в глаза, поняв что ничего от него сегодня не услышит. Он отбросил полицейского в сторону, достал у него из кармана ключ от наручников, встал на ноги и, освобождая руки, приказал:

— Прочь отсюда, и чтоб я вас больше не видел.

Он снял окончательно кольца с запястий и тут же подскочил заикавшемуся, который никак не хотел вставать с пола и только испуганно таращился на Максима, хотя его коллега уже был во дворе. Монетников схватил его за шиворот и вышвырнул за дверь, так что тот рухнул на траву, перекатился по ней, с трудом поднялся и, смотря на Максима безумными глазами как-то полубоком, словно боясь поворачиваться спиной, подбежал к калитке и выбежал на улицу.

Монетников сжимая в руке возвращённый им пистолет, вышел вслед за полицейским, бежавшим к машине, возле которой суетился его товарищ, пытаясь вставить ключ в замочную скважину двери. В тот же момент из дома напротив, вышел Мессеир. Он ненадолго остановился возле калитки, смотря на полицейских, садившихся в машину. Тут они его и заметили, отчего на их лицах появился ещё больший испуг.

Крейтон медленно подошёл к Монетникову и встал рядом с ним, молча смотря, как отъезжает машина с полицейскими.

— Синерубашечники? — спросил Крейтон, когда автомобиль уже отъехал на приличное расстояние.

— Они самые.

— Сбор клана сегодня?

— Сегодня ночью. Надеюсь у вас всё готово.

— Как может быть иначе. Я шёл как раз к тебе, обсудить.

— Проходи, — произнёс Максим и направился в сторону своего дома.

Они вошли внутрь, и Монетников сразу направился на кухню, потом остановился в дверях и, повернувшись вполоборота к Мессеиру, произнёс:

— Чайник ещё горячий, так можем чаю выпить, покрепче, я так полагаю, ты ничего не будешь.

Крейтон в ответ покачал головой.

— Только чаю.

Монетников вернулся с кухни и поставил две чашки на стол.

— Зачем они заходили? — спросил Крейтон, присаживаясь, кивнув в сторону улицы. — Ищут своего начальника?

— Скорее тебя.

— Меня? — удивился Мессеир.

Максим отхлебнул из чашки и поставил её на стол, при этом прижав ладонь к ней всей площадью.

— Уж больно светишься. Да ещё и эта история с этим их Самойловым.

— Ничего, главного мы добились, клан собирается в одном месте, и должен признать, с вашей помощью это произошло куда проще. Хотя конечно сам факт настораживает, оборотень на высоком посту в местной милиции.

— Да у них там каждый второй оборотень, — усмехнулся Монетников, — только не такой, о каком мы говорим. А если серьёзно, то привыкай, Мессеир, это тебе не Мантия, тут такой бардак, чёрт бы их всех побрал. Этих ментов народ уже боится больше чем тех, кого они ловят. Кстати как догадался что они из полиции.

— Будь они кем-то посерьёзнее, стал бы ты их запросто так отпускать, я прав. Хотя не понимаю, ты же кровопийца, а тут столько крови, или кровью синерубашечников брезгуешь?

— Я что, по-твоему, какой-то новообращенный, который не может контролировать собственный голод. Я пью кровь только тогда, когда захочу сам, а не каждый раз, когда появится возможность. Этим я и отличаюсь от этих подонков за рекой.

— А ещё говорят, что люди любят придумывать поводы для вражды.

— Мы тоже люди, только мёртвые, — ответил Монетников. — Какой у тебя сегодня план на ночь?

— Думаю, ты уже догадался.

— Ну да, — кивнул Максим и вдруг застыл, чуть приподнял голову вслушиваясь.

Крейтон замолчал, последовав примеру своего собеседника, и замер пристально с настороженностью смотря на него. Вампир встал со своего места, прошёлся по комнате, ненадолго остановившись в её центре, потом сделав крюк, подошёл к комоду, взял карандаш и вернулся за стол.

— Так значит, куда вы собираетесь пойти сегодня ночью? — проговорил он с искусно изображённым спокойствием одновременно, что-то чиркая на салфетке.

Максим пододвинул салфетку к Мессеиру, так что тот смог прочитать надпись на ней: «Нас подслушивают». Крейтон прочитал это и сначала поднял глаза, бросив удивлённый взгляд на Монетникова, потом сам взял карандаш.

— Да так, думаю прогуляться к реке, может быть даже на другой берег, до высокого замка, — проговорил мантиец нарочито спокойным голосом, при этом что-то написав на салфетке, под надписью Монетникова.

Он повернул её к вампиру, чтобы тот смог прочитать: «Я знаю. Заметил его ещё, когда шёл сюда. Он безобиден».

— Ну что ж, тогда поговорим о деле, — ответил Максим, убирая исписанную салфетку в сторону.

А сидевший под окном Семён в тот момент едва ли догадывался, что он уже не был незамеченным, как не догадывался, что ему сейчас предстоит услышать.

Крейтон ушёл домой примерно через полчаса, напоследок заглянув за угол, убедившись, что непрошеный слушатель успел испариться за время их разговора. Монетников, как только остался один, тут же достал свой телефон и поднялся наверх, проводив взглядом из окна, Мессеира скрывшегося за забором дома напротив, после чего набрал нужный номер.

— Это ты? Всё идёт по плану? — спросил из трубки немного усталый старческий голос после пары гудков.

— По этому телефону безопасно разговаривать?

— Да, что там с этим мантийским щенком и его гетерохромной жёнушкой? Всё идёт по плану?

— Разумеется. Всё произойдёт сегодня, так что будьте готовы со своими мертвецами. Узнать бы ещё, что там по поводу его друзей из ордена.

— Ну, я же не… ну да волшебник, но не по этой части. В любом случае не трогай его, даже если они сами хотят убить его это внутреннее дело ордена.

— Я помню это.

— И помни: медальон в руках мантийцев, и реки во всех мирах окрасятся багровым.

— И это я тоже помню.

— Надеюсь, я могу на тебя положиться.

— Я тоже на это надеюсь, — произнёс Максим и положил трубку.

В то же время Крейтон уже вернулся домой и поднимался к себе в комнату. Он испытывал весьма забавное чувство что появляется после того как поговоришь с человеком, который постоянно врёт тебе и ты знаешь об этом, но не показываешь виду. Сам же Мессеир хотя и не доверял никому в силу своей профессии, всё же делил людей на два типа: те к кому он просто не хотел поворачиваться спиной и те, кого он был готов пристрелить сразу же, как только чувствовал, что те пытаются ему за спину зайти. Впрочем, как это было с Монетниковым, иногда с этим выстрелом приходилось повременить.

И, хотя за долгое время службы в ордене Мессеир был приучен не поддаваться эмоциям, ему всё равно было знакомо, то едкое чувство ожидания перед боем. И оно преследовало его постоянно, до этого дня. Сейчас же ему хотелось плясать, он был так близок к своей цели, к тому, чтобы перестать, наконец, быть простым головорезом и возвысится над своим орденом. И всё что нужно было сделать это стравить нечисть этого мира и тех, кто к ней близок, чтобы ему помогли убрать те несколько десятков кровопийц, что стояли между ним и медальоном.

Он быстро поднялся по лестнице, ненадолго задержался на последней ступени, но вдруг услышав шаги в своей комнате, снова ускорил шаг, и быстро пройдя коридор, распахнул дверь. Клементина стояла возле кровати, нагнувшись, заправляя постель, уже одетая в своё повседневное платье.

— Ты уже проснулась? — скорее констатировал, нежели спросил Мессеир.

— За окном был какой-то шум, что-то серьёзное? — спросила она, заканчивая расправлять покрывало и выпрямляясь.

— Ничего серьёзного, так, синерубашечники.

Крейтон подошёл к кровати, присел и достал из-под неё длинную трость, обёрнутую старой тряпицей. И снял ткань с верхней половины, открыв ручку, к которой, извиваясь, поднималась позолоченная змея, широко скалившая свою пасть на ручке, образуя мед своими зубами оправу, в которую Мессеир был намерен положить самый дорогой камень из тех, что многие видели в своей жизни.

— Прелестно, — проговорил Крейтон, рассматривая трость. — Лично из рук третьего принца. Помнишь это, — он с улыбкой покосился на жену, — после возвращения из Кархеи, когда мне прострелили ногу, до сих пор не понимаю, это была ирония или заботливость. Жаль, что пришлось проходить с ней целый месяц.

— Ты пользовался ею только два раза, всё остальное время ходил со мной под руку, повиснув как будто тебя на руках нести надо.

— Да, — задумчиво произнёс Мессеир. — Славные то были времена.

Он замолчал, потом медленно подошёл и сел на край кровати, сложил руки на рукоятке трости, уперев её в пол.

— Сегодня всё будет кончено, — твёрдо проговорил он, после чего вдруг резко перешёл на шёпот. — Столько орден мечтал об этом, и теперь я исполню эту мечту, какая ирония.

Клементина села рядом с ним потерянно смотря куда-то перед собой.

— Странно, — произнесла она, — вроде и предчувствия никакого нет и привыкнуть к этому должна, а всё равно страшно, — она резко повернула голову и посмотрела на Крейтона. — Не уходи.

— Знаешь ведь, что не могу, — он убрал одну руку с рукоятки, и взял ею ладонь девушки. — То, что там лежит, за рекой под высоким замком это не просто древний амулет, это власть, Клементина, то, что сделает меня тем, с кем ты изначально должна была быть рядом.

Он вдруг соскользнул с кровати и, опустившись перед женой на одно колено, положил трость рядом и взял девушку за руки.

— Завтра будет славный рассвет, — произнёс он ровным голосом. — Главное его дождаться.

— Правдивее сказать дожить?

— Не бойся, любимая, не бойся. Просто верь мне. Разве я когда-нибудь тебя обманывал? Разве я хоть раз не возвращался.

— Если у тебя всё получится, Мессеир, что будет дальше.

— Там будет видно.

Сказав это, Крейтон резко встал и уже повернулся, как вдруг она схватила его за предплечье и тут же вскочила, повернув его лицом к себе.

— И всё-таки если вдруг…

Она не договорила, вместо этого поцеловала его, подавшись вперёд и прижавшись к нему всем телом. Крейтон резко подался назад и легонько оттолкнул её.

— Не сейчас, — произнёс он, смотря ей прямо в глаза, — когда я вернусь, тогда и поговорим.

Он поднял трость и направился к выходу.

— Они же всё равно тебя достанут. Не эти, так Дененрант, не Дененрант так…

— А вот уже мои отношения с Дененрантом это внутреннее дело ордена, — строго произнёс Крейтон, повернувшись к ней. — Когда надо будет, мы с ним поговорим, по-мужски, как ренегат с ренегатом.

А в это же время в городе в церковь на улице Никольской, увенчанную пятью лазоревыми куполами, что были видны между зданиями едва ли не со всех основных улиц города, вошёл странного вида человек. Он остановился перед дверьми храма, медленно перекрестился, ещё не привыкнув к этому движению, и на ходу вспоминая, как это правильно делается. Он медленно вошёл, боязливо озираясь по сторонам, ещё испытывая некоторую нерешительность.

Внутри он остановился, замерев и только обводя взором храмовые своды, затем купил пару недорогих свечек, отметив про себя удивлённый и в то же время жалостливый взгляд свечницы, который был устремлён скорее на измождённое лицо пришельца, чем на его странный потрепанный чёрный плащ, обычно бросавшийся людям в глаза, прежде всего. Он смотрел на всё вокруг с опаской, и ступал осторожно, словно боялся провалиться сквозь землю, сделав неверный шаг. И хотя воздух был тяжёлым, жутким, казавшимся липким, проникая рот и в ноздри, будто воском обволакивая носоглотку. Но одновременно с этим, в том страхе, что испытывал этот человек внутри храма, он чувствовал и какое-то умиротворение. На всё это: на роспись на потолке, на золото икон и даже сами лучи солнца, что проникали золотыми столпами из окон высоко наверху, он смотрел как на безумие, не осознавая даже как это должно воспринимать. Но уже понимал, что если это и безумие, то безумие прекрасное, то самое которое он так долго искал и так поздно нашёл.

Он хотел было пройти к алтарю, но его вдруг привлекло изображение женщины с покрытой головой, держащей на руках ребёнка. На её одеяниях возле лба и плеча виднелись две неяркие звёздочки, голова ребёнка, которого она держала, была увенчана короной и ещё одной попроще была увенчана голова самой женщины, и по сторонам от неё располагались два ангела, будто что-то нашёптывавшие ей. И что больше всего зацепило Дененранта, одновременно пугая его, так это её взгляд, словно проникавший в самое сердце и выворачивавший его наизнанку.

Ласкар зажёг свечу и попытался сначала просто поставить её, но понял, что та так стоять не будет и тут вовремя вспомнил, что ему рассказывали в той семье об этих свечах. Он неуклюже оплавил её основание, обжёгшись уже капавшим сверху воском и всё-таки кое-как смог поставить свечу, после чего отошёл на шаг назад и медленно перекрестился, как вдруг периферийным зрением заметил, как рядом с ним, чуть позади, встал ещё один человек.

— Здравствуй, Векслер.

— Добрый день, Ласкар. Что тебе сегодня снилось?

— Не важно, всякая дрянь.

— Какое совпадение мне тоже.

— Как ты меня нашёл?

— Ну, это было не так уж и трудно, рядом с тем местом, где ты назначил встречу, была только одна церковь. А учитывая, что тебе недолго осталось, можно было предположить, что ты захочешь искупить грехи, — проговорил шёпотом Молентен.

— Откуда ты знаешь, что тебе осталось больше.

— Может и так, — ответил Векслер, — только вот учти одно: Векслер Молентен, никогда не будет просить о милосердии у Бога, который убивал тысячи детей только для того чтобы продемонстрировать своё могущество. О да, Ласкар, я хорошо изучил их религию. Их Бог вырезал всех первенцев у целого народа. Первенцев, Ласкар, считается, что их больше всего любят родители, это уже не просто жестокость, это цинизм.

— Нам ли говорить о цинизме.

— О нет, вспомни кто мы и кто он. Мы убийцы, Ласкар, а он Бог, и ты нему собираешься обращаться за милостью?

— Как будто я могу обратиться за ней к кому-то ещё. Идём отсюда, Векслер, поговорим на улице, — сказал Дененрант и резко развернувшись, направился к выходу.

Он вышел из церкви куда более быстрым шагом, чем зашёл, спохватившись на паперти, и повернувшись, трижды перекрестился, дав возможность Молентену поравняться с ним.

— Ты встречался со щенком? — спросил Дененрант, сходя с последней ступеньки.

— Конечно. У щенка заострились зубки.

— Или они затупились у кого-то другого.

Они перешли через пустынную дорогу, на которой повсюду виднелись ямы и трещины на асфальте. На другой стороне улицы напротив храма тянулся бетонный строительный забор, хотя никакой стройки за ним и в помине не было. А со стороны дороги через каждые несколько метров из огороженных низким бордюром квадратиков открытой земли росли молодые липы, с побелёнными основаниями стволов. Когда Дененрант почти перешёл на ту сторону ему навстречу метнулся маленький зверёк, быстро вскарабкавшийся по ноге человека и нырнувший к нему за шиворот, специально для него оттопыренный, и уставился оттуда своими маленькими чёрными глазками.

— Что значит, затупились? — настороженно спросил Молентен после небольшой задержки, идя чуть сбоку и на шаг позади Ласкара.

— То и значит, — прорычал Дененрант и, резко развернувшись, припечатал Векслера к стволу росшей рядом липы.

Но вдруг он повернул голову в сторону церкви, после чего взяв своего коллегу за воротник, оттащил его немного в сторону и снова прижал к стволу, схватившись рукой ему за горло.

— Какого чёрта ты тут устроил, или решил, что я сам с этим подонком не расправлюсь? — проговорил Ласкар тихо, но зловеще, продолжая сжимать горло Векслера. — Ну как плечико ещё болит? — спросил он, ткнув пальцем туда, куда недавно попала пуля Крейтона.

Ласкар врезал ему с силой под дых, после чего отпустил и, когда Векслер схватился за живот, продолжил:

— Неужели это так сложно, просто взять и подождать пока я сам с ним разберусь.

Вдруг он замолчал, потрогал рукой горло, потом скривил лицо и кашлянул, потом ещё раз, потом и вовсе зашёлся кашлем, согнувшись и прикрыв рукой рот.

— Он же мне тоже не чужой человек, — начал Векслер, когда приступ кашля у Дененранта прошёл. — Я его знал немногим хуже тебя, я держал шпагу на его свадьбе. Кому какое дело кто его убьёт, если не считать дурацких идей об искуплении грехов.

— Они совсем не дурацкие, — тяжело произнёс Дененрант, выпрямляясь и с настороженностью глядя на кровяную жижицу, приставшую к ладони и пальцам. — У вас уже был шанс с ним разобраться, это вы были тогда на Савароне, а не я, — бросил Дененрант, зло, исподлобья посмотрев на собеседника, и направившись куда-то по тротуару, одновременно пытаясь стряхнуть сукровицу с руки.

— Я не знаю, как он выжил, мы выжгли все тоннели, это было просто физически невозможно.

— Вас было пятеро, чёрт возьми! Против одного подростка, и я даже молчу про островной гарнизон. Или вы его испугались? Великий и ужасный Мессеир Крейтон, которого бояться даже оперативники ордена первого знамени.

— Тебя там не было.

— Какая разница. Вы могли прикончить его ещё при переходе в этот мир, теперь поздно за ним гоняться, теперь это точно моё дело. Скольких щенок уже успел здесь отправить на тот свет?

— Немногих, из людей можно сказать никого.

— Никого? — удивился Дененрант. — Вот это уже серьёзно. Не завидую я этому городку, скоро здесь будет что-то жуткое.

— Кстати насчёт перехода, у них на острове, я слышал, приборы начинают барахлить.

— Не удивлён. На Савароне проход и раньше работал через раз, а сейчас тем более. Меня вышвырнуло в какой-то глуши за двадцать вёрст от города, насилу вышел к людям. Не представляю, как кронпринц собирается возвращать всю белую эмиграцию обратно в Мантию.

— Н-да, получить бы медальон в свои руки, — мечтательно произнёс Молентен.

— Говорят кронпринц, не хочет воевать с вампирами. В отличие от Крейтона. Хотя с местными упырями грех не повоевать, откормленные, расслабившиеся. Я не удивлюсь, если у щенка получится, то, что он задумал.

На некоторое время повисла тишина. Мантийцы вышли к перекрёстку, и остановились на углу, ожидая светофор.

— Ты видел армию кронпринца, Ласкар? Когда ты последний раз был в колониях?

— Армия кронпринца? — Дененрант повернулся и, слабо улыбнувшись, покосился на Векслера. — Жалкое зрелище, половина побежит, едва завидев мятежников, наёмники, скорее всего немного постреляют для видимости, но на них я бы тоже не ставил. Да и какие это, мать вашу, наёмники, профессионал едва ли каждый пятый, одни оборванцы, которым всё равно кого убивать лишь бы дали на тарелку с супом.

— Всё настолько плохо?

— А на что ты рассчитывал, — бросил Ласкар, переходя дорогу.

Они остановились на другой стороне возле маленького магазинчика с наполовину отодранным, красочным, клеёнчатым объявлением «Овощи. Фрукты».

— Они до сих пор не могут решить, как идти на Иссельдар. Когда я уезжал, три маршала были за высадку в Кентелии и проход дальше с севера и трое за проход в срединное море.

— Проходить через южную Кентелию чистое безумие, — твёрдо произнёс Молентен отвернувшись и посмотрев куда-то в сторону, словно проверяя, не подслушивает ли их кто. — Для экспедиционного корпуса могло и прокатить, но речь идёт о миллионной армии. Это же чистейшая авантюра.

— Как, впрочем, и вся эта затея.

— А что говорит флот?

— Адмирал Нишвитц, куда-то исчез, только шлёт телеграммы, пишет, что нужны разведданные насчёт позиций федерации у захваченных проливов и можно ли там прорваться в Срединное море.

— Не хочет быть виновным в гибели империи.

Дененрант кивнул.

— Так что слово за кронпринцем, он пока ждёт. Насколько мне известно, эта партия золота станет последней, дальше мы возвращаемся домой. А там и видно будет.

— Домой, — задумчиво повторил Векслер. — Знаешь ещё что Дененрант. По поводу Крейтона, есть кое-кто, кто хочет тебя опередить, из местных вроде как авторитетов. Для нас ничего серьёзного, но ты сам понимаешь нужно провести профилактику, в конце концов, никому не позволено лезть во внутренние дела ордена.

— Только без трупов, просто припугнём, — тихо ответил Ласкар.

— Ну, разумеется.

Это произошло на окраине города, возле одного известного в определённых кругах клуба одиноко стоявшего возле дороги напротив небольшой сосновой рощицы на виду у росших вдали новостроек, строившихся здесь новых районов. На востоке уже скоро должен был забрезжить рассвет, когда из клуба в сопровождении своей охраны вышел мужчина кавказской национальности, с длинными чёрными, как смоль, волосами, свисавшими на спину. Он уже сел в одиноко стоявший рядом со зданием внедорожник, как вдруг один из охранников стоявший на улице дёрнулся, потом схватился рукой за шею и вытащил оттуда длинный шип. Он с недоумением посмотрел на него, вдруг взгляд его помутнел, и его повело в сторону, после чего он осел на асфальт и распластался на нём без сознания.

Остальная охрана тут же выхватила оружие. Охранник, сидевший на переднем сидении, и водитель выскочили наружу и тоже приготовили пистолеты. Вдруг ещё один из телохранителей, стоявший позади машины тоже схватился за шею, и через несколько секунд упал на землю, сжимая в руках точно такой же шип.

— Он там, он там, — раздался голос, с сильным горским акцентом, одного из охранников вышедшего на дорогу и указывавшего в сторону рощи на той стороне.

Четверо телохранителей, остававшихся в строю, разделись по двое и разошлись в разные стороны, будто хотели взять стрелка с духовым ружьём в клещи. Как вдруг над забором, шедшим вдоль дороги и примыкавшим к зданию клуба, мелькнула тень, и кто-то сверху обрушился на одного из охранников. Шедший с ним в паре уже почти успел развернуться и направить пистолет на нападавшего, но неожиданно какой-то странный зверёк, вынырнув из темноты, вцепился ему в кисть зубами и увёл ствол в сторону от своего хозяина. Тот в свою очередь уже оглушил свою жертву и, взяв её пистолет, двинулся в сторону оставшихся двоих, одновременно выстрелив. Второй выстрел сделал его товарищ, выскочивший из рощи за дорогой, и двое охранников, почти одновременно вскрикнув, схватились за правое плечо.

Двое нападавших с двух сторон подошли к машине. Тот, кто неожиданно появился из-за забора, выволок бизнесмена наружу и бросил на асфальт.

— Саркисян? — зло спросил он, наставив на мужчину дуло пистолета отобранного у охранника.

— От кого вы? — спросил тот почти без акцента. — Сколько бы они вам не заплатили, я заплачу вам вдвое, втрое больше, назовите любую сумму.

Он медленно встал на колени, держа руки поднятыми на уровне головы.

— Тот юноша, с которым у тебя были некоторые проблемы, лучше не трогай его, — твёрдо проговорил Дененрант.

Одновременно с этим Векслер подошёл к Саркисяну сзади и встал у него за спиной.

— Но… но я уже отправил туда своих людей. Но я могу отозвать.

— Людей? Сколько их? — спросил Дененрант, настороженно посмотрев на армянина.

— Четверо, нет пятеро.

— Пятеро? Тогда можешь не отзывать, — произнёс Ласкар, отводя пистолет.

Он развернулся и вместе с Векслером уже направился прочь, как из-за спины послышался тот же голос со слабым акцентом:

— Не знаю на кого вы работаете, но передайте этому уроду, что если он хочет поговорить, то пусть приходит сам, а не устраивает каждый раз представление.

Дальше следовала ещё пара фраз с жаргонной и обсценной лексикой, во многом относящейся в адрес того на кого работали Молентен и Дененрант. Эти-то фразы и заставили их остановиться.

Ласкар повернулся и быстрым шагом направился в сторону только что поднявшегося на ноги Саркисяна, с блеснувшим в руке ножом. Он быстро, подсечкой повали армянина на землю и, прижав его к колесу машины, проговорил, зажимая ему нос:

— Никто не смеет говорить подобным образом о его высочестве, даже если не догадывается, о ком говорит на самом деле.

Поняв с ужасом, что задумал Дененрант, Саркисян зажал рот и попытался задержать дыхание, но вечно продолжаться это не могло, едва только он приоткрыл рот, как Ласкар тут залез туда рукой, схватившись за кончик его языка, вытащил тот наружу. После чего одним резким движением руки, сжимавшей нож, отсёк несчастному язык, и тут же поднялся, оставив того лежать на земле, мыча, прижав обе руки ко рту, откуда сквозь пальцы уже лилась кровь.

— Это внутреннее дело, ордена, не стоит туда соваться, — шёпотом проговорил Дененрант и, повернувшись, пошёл в сторону стоявшего чуть в отдалении Молентена.

А на востоке начинал потихоньку брезжить рассвет.

Глава двадцать шестая. ПАДЕНИЕ ВЫСОКОГО ЗАМКА

Ночное небо было ясное и Луна, которой оставалось совсем немного, чтобы стать полной высоко стояла над южным горизонтом, отогнав своим светом от себя все звёзды, которыми был обильно усыпан остальной небосвод. Редко когда здесь выдавались такие звёздные ночи, и уж тем более подобное едва ли можно было наблюдать когда-либо в городе даже в те часы, когда большая часть его огней, наконец, погасала. Но в эту ночь куда интереснее было, то, что происходило на земле.

Около полусотни существ, внешне почти ничем не отличавшихся от человека, собрались кругом на дворе возле кирпичного коттеджа, возвышавшегося на холме на окраине посёлка. Вдали возле забора темнели автомобили, на которых сюда приехали гости, а пространство, на котором собственно проходил сбор, освещалось доброй дюжиной прожекторов, отчего на этой небольшой площади было, поистине, светло как днём.

Монетников стоял в стороне, возле самого дома, равнодушно смотря на сборище на поляне. То была пёстрая толпа, единственное, что, более-менее, было одинаково во всех собравшихся это молодой возраст, на вид немногим из них можно было дать больше тридцати. Но в остальном различия были повсеместны, и по внешнему виду здесь можно было увидеть всех от девушек, вырядившихся, словно подражая неформалам какого-то неопределённого течения, до вполне представительных особей, что в людском сообществе были бы приняты если не за бизнесменов, то за служащих верхних звеньев как минимум. Трудно было незнающему человеку представить, что заставило их всех собраться здесь вместе, впрочем, похоже, они и сами толком не понимали, зачем пришли сюда.

Сам же Максим был, будто чужой на этом празднике жизни, если таковым, хоть отдалённо можно назвать сборище живых мертвецов. Он молчал и только высматривал и выслушивал, что говорили в толпе, но ничего важного так и не находил. В душе он смеялся над ярким освещением, столь тщетной попыткой заменить солнечный свет, бывшей для Монетникова не знавшего никаких проблем с прогулками днём, лишь жестом отчаянья. Он с удовлетворением прижимал руки к бокам, чтобы ощутить под истёртым серым пиджаком силуэты двух девятимиллиметровых «Беретт», уже твёрдо решив, что если этот хмырёнышь Крейтон сегодня не появится, то он просто достанет пистолеты и разрядит их обоймы в это жалкое сборище, что иные называют вампирским кланом.

Люциан вышел из дома, прошёл мимо Максима и направился в сторону круга. Заметив своего предводителя, вампиры вдруг затихли и стали расходится от того места куда он направлялся отчего круг перестроился в не то полукруг, не то подкову.

— Мои братья, — обратился он громко. — Я пригласил вас всех сюда не просто так. Перед нашим кланом встала новая угроза, противник, которого мы не ожидали увидеть в этом мире.

— Мантийцы! — воскликнул кто-то из толпы.

— Почему мы терпим их? — произнёс мужчина, выглядевший старше остальных, хотя в данном случае это ничего не означало. — Они промышляют свои делишки у нас под носом. Их же выперли из собственной страны, почему мы так радушно принимаем у себя этих уродов.

В тот момент Монетников представил, как он на месте главы клана достаёт пистолет и простреливает сердце тому, кто осмелился его перебивать, но, разумеется, виду не понял и только улыбнулся про себя, смотря со спины на замолчавшего Люциана.

— Они могут на нас напасть? — спросила одна из девушек, на полшага выйдя вперёд.

— Об этом я и хотел вам сказать. Мы должны быть вместе…

Вдруг со стороны забора едва проглядывавшего из-за густой зелени окружавшей поляну во дворе, послышался громкий крик и треск ломающихся сучьев. Все обернулись и посмотрели в ту сторону. На краю зелёных насаждений появился один из охранников, постоянно находившихся в резиденции, держа в руке что-то тёмное и длинное. Он быстро приблизился к собравшимся, и через секунду на площадку между Люцианом и вампирами клана вылетело то, что держал в руках охранник, оказавшееся щупленьким парнем с кудрявыми волосами, одетым в спортивную крутку. Пока он находился в полёте, что-то выскользнуло у него из рук и упало в траву в нескольких метрах от него.

Юноша с трудом, но всё же быстро вскочил, при этом схватившись за локоть и начав немного прихрамывать на одну ногу. Он испуганно огляделся по сторонам, посмотрев на вампиров, затихших и смотревших на него с недоумением или интересом. После этого юноша вдруг бросился в туда, куда упал выроненный им предмет. Он нашёл его не сразу, предметом оказался короткий грубо заточенный деревянный колышек. Парень поднял его над головой и с криком: «Сдохни, кровосос!» хромая бросился на Монетникова.

Впрочем, он успел сделать всего несколько шагов, поскольку после этого к нему подскочил на недоступной для человека скорости поймавший его охранник и сбил с ног, снова бросив на землю.

— Это ещё кто? — раздался чей-то возглас.

— Это тот самый Крейтон? Это он убил Вельза?

Монетников продолжал стоять, как ни в чём ни бывало, сохраняя на лице мину полного равнодушия и пренебрежения происходящим, хотя на самом деле сейчас он, мягко говоря, находился в некотором недоумении, и пытался понять: то ли Крейтон внезапно изменил план и выпустил какого-то очередного найденного им идиота вперёд, ради ему одному ведомых целей, то ли это был просто идиот которого никто никуда не посылал, а он просто сам возомнил себя истребителем вампиров.

— Он может быть вооружён! — закричал кто-то. — У него может быть пистолет!

Почти все вампиры, стоявшие в полукруге, тут же попятились назад, едва услышав слово «пистолет», малодушие бессмысленное и понятное лишь тем, кто надеется жить вечно, не ожидая старость и естественную смерть что, так или иначе, скоро постигнет его.

— Разве он похож на первозмённика?

— Нет, это точно Крейтон, если не он, то кто.

Подобные заявления удивили Монетникова даже больше чем само появление нежданного гостя. Он всматривался в испуганное лицо юноши, пытаясь всё-таки понять, что тот задумал и является ли происходящее частью плана, либо же тот был действительно полным идиотом.

— Неужели, вы настолько глупы! — вдруг раздался оклик снова со стороны забора, но на этот раз левее метров на двадцать.

Чья-то тень мелькнула, слетая с забора, и на краю поляны перед уставившимися в его сторону вампирами появился ещё один юноша практически ровесник первого, в чёрном плаще, с тростью в руке, на которую он опирался при ходьбе серьёзно хромая на правую ногу.

— Вы действительно думаете, что это чучело действительно может быть оперативником ордена.

Монетников отошёл от стены, пристально смотря на появившегося юношу, с успокоением узнав в нём настоящего Крейтона.

— Чего тебе надо, мантиец. Ты ведь не настолько глуп, чтобы пытаться сразиться с нами в одиночку, — произнёс Люциан, сделав шаг навстречу Мессеиру.

Крейтон вышел на середину поляны, так что взгляды всех вампиров были устремлены прямо на него. Они смотрели на него злобно, будто хотели испепелить взглядом и только ждали приказа, чтобы наброситься, некоторые даже приняли стойку как перед броском вперёд.

— Я безоружен, можете проверить, — объявил Мессеир и, подняв полы плаща, продемонстрировал отсутствие под ним оружия.

— Тогда зачем ты пришёл? И кто это такой? — глава клана указал на Семёна, лежавшего на траве замерев от ужаса. — Он пришёл с тобой?

— Этот? — презрительно спросил Мессеир, тростью показывая на юношу.

Крейтон медленно прошёл мимо него, после чего Семён тут же вскочил и встал позади мантийца.

— Эй… парень… как тебя там… — начал тот испуганным шёпотом.

Вдруг Мессеир развернулся и с силой врезал тростью по тыльной стороне колена Семёна, и после того как тот согнулся, ударил ещё раз по спине сверху, отчего парень снова повалился на землю. Впрочем Крейтон тут же схватил того за шиворот и поднял на ноги.

— Ты что делаешь? — сдавленно пролепетал парень, зло, посмотрев на Мессеира.

— Жизнь тебе спасаю, дурак, — произнёс мантиец шёпотом ему на ухо.

После этих слов Крейтон оттолкнул Семёна и, повернувшись полубоком к клану, громко произнёс:

— Вышвырните его отсюда к чёртовой матери.

— Почему мы его не убьём, Люциан? — спросил кто-то из толпы.

— Он из ордена, — ответили ему с другого края. — Убьём его и начнём войну.

— Какая разница, они свою империю прогадили, и мы ещё будем их бояться.

— А вот тут я бы помолчал! — громко произнёс Крейтон, медленно проходя перед толпой упырей. — Вы думаете, мы слабы, вы думаете всё кончено для нас. Тогда вы смешны. Войска наследного принца не сегодня, завтра войдут в Иссельдар, и тогда враги светлого престола затрепещут, как им и положено.

Крейтон поднял трость и, указывая ей, обвёл всех собравшихся, потом остановился и бросил через плечо взгляд на Люциана стоявшего у него за спиной в компании нескольких приближённых из числа старейшин клана, и на Монетникова, выжидавшего в отдалении, пристально смотря на Мессеира, словно в ожидании приказа.

— Я так полагаю, ты должен передать условия соглашения между нами и орденом, в таком случае было бы неплохо, если бы ты всё-таки озвучил их, — сказал один из приближённых Люциана, щеголявший обритыми висками и носивший одну серьгу в левом ухе.

— Условия? — спросил Крейтон, изобразив удивление. — Какие условия, какой орден? Ордену плевать на вас! Неужели вы ничего не понимаете.

Его рот исказился в жуткой надменной улыбке, самой уродливой из тех, что только может нацепить на себя человек. Крейтон сделал небольшую паузу, обводя взглядом вампиров клана, заглядывая им в глаза, где безжизненные зрачки неподвижно замерев в солёной влаге, все как один уставились на него. Он сделал ещё несколько шагов по центру полянки, хромая ещё сильнее прежнего.

— Именем светлого престола, как же вы все меня смешите, — презрительно бросил мантиец. — Просто общество анонимных кровососов. Здравствуйте, я скотина, предавшая человеческий род и уже триста лет пью кровь, пью кровь своих бывших сородичей, похлопайте мне, — произнёс он издевательским голосом, разведя руки. — Жалкое сборище ошибок эволюции, думаете, мы вас боимся.

А в это время на дереве, росшем неподалёку от забора с внешней стороны, сидели двое юношей, через бинокль наблюдая за происходящем во дворе коттеджа, лежавшем перед ними как на ладони, если бы не ветки и кусты, закрывавшие отсюда половину зрелища.

— Как ты думаешь, Семелесов, это он так пытается их так раззадорить? — спросил тот из них, кто находился чуть пониже, стоя ногами одновременно на двух ветках и ещё придерживаясь рукой, за сук наверху.

Второй, сидевший немного повыше, у самого основания толстого сука, одной рукой обхватив основной ствол, второй держа бинокль, который он убрал от лица и медленно стал протягивать товарищу, отвечая:

— Шутишь что ли, да он же просто оттягивается.

А Крейтон тем временем продолжал.

— Вы думаете, вы сверхчеловеки? — тут он уже перешёл с просто громкого голоса на надрывный крик, как будто боялся, что кто-то может его не услышать. — Сверхчеловеки, которые даже не могут контролировать собственную жажду, которые живут подобно наркоманам! Вы думаете, мы вас боимся, думаете, вы сможете нас победить? Смешно, джентльмены. Мы смертники в сравнении с вами, а смертнику бояться нечего.

И тут Крейтон вдруг схватился второй рукой за середину трости и, держа её перед собой в двух руках, начал отплясывать перед собранием танец, чем-то отдалённо напоминавший чечётку, совершенно забыв про свою хромоту.

— Довольно! — закричал Люциан. — Что всё это значит!

— Неужто не поняли! — воскликнул Крейтон, поворачиваясь к предводителю клана, и вдруг поморщившись, прикрыв лицо рукой, случайно посмотрев прямо на прожектор. — Всё кончено!

И с этими словами он резко подкинул свою трость, перехватившись за её середину, подняв её вверх, громко произнеся: «Игниус децерте метерис».

— У него красный кристалл, — крикнул кто-то из толпы.

В тот же момент раздался рёв, исходивший откуда-то сверху, и что-то тёмное на мгновение скрыло Луну, после чего вампиры, собравшиеся близ высокого замка, к своему ужасу услышали взмахи крыльев и увидели огромную тень, пронёсшуюся над ними.

Когда дракон медленно опустился на крышу коттеджа полукруг, которым стояли вампиры уже начал рассыпаться. Многие ещё не понимали, что происходит и только пятились назад, задрав головы, и с ужасом смотрели на огромное чудовище. Только когда первая огненная струя обрушилась на край толпы находившейся ближе всего к забору, как бы отрезая отступление, бегство стало повсеместным. Вампиры бросились врассыпную, в паническом страхе за свою бессмертную жизнь, напрочь забыв о мантийце, и, не заметив, как человек в плаще бросился к строению. Дракон снова поднялся в воздух и, делая широкий круг, зажёг своим дыханием деревья и кустарник в дальней части двора куда как раз и бросилась большая часть собравшихся, теперь уже снова развернувшаяся и бросившаяся бежать обратно, не понимая, где лучше всего теперь скрыться.

Люциан поначалу тоже поначалу растерялся, но тут же понял что Крейтон ещё здесь быстро развернулся и, заметив его возле дома, тут же направился к нему. Он понимал, что пытаться повернуть тех, кто сейчас в панике искал укрытие, есть дело бесполезное, но вдруг его взгляд заметил всё ещё стоявшего возле стены в своей прежней невозмутимой позе Монетникова. Не осознав вовремя причину подобного спокойствия, Люциан, как ни в чём ни бывало, приказал ему:

— За мной, Максим, мы должны поймать мантийца.

Заканчивая произносить фразу, глава клана уже отрывался от земли, не то подпрыгивая, не то взлетая, стремясь как можно скорее нагнать Мессеира. Но едва только он очутился в воздухе, как вдруг что-то ударило его в грудь, после чего там словно вспыхнул пожар. Завопив от жуткой боли, вампир рухнул на землю и, подняв глаза, увидел как Монетников, наконец, расцепив свои руки, отошёл от стены, сжимая два пистолета, один из которых ещё был поднят в вытянутой руке.

Зазвучавшие посреди общей паники и огненной феерии выстрелы уже едва ли могли быть кем-то замечены, даже при наличии сверхчеловеческого слуха. И потому были полной неожиданностью для тех существ, что, избегая гибельного огня, стремились обратно к коттеджу, когда навстречу им летели серебряные пули и последним перед их умирающим теперь в последний раз взором, являлся тёмный силуэт их сородича с двумя пистолетами в руках.

Немногие в тот момент оказались готовы напасть на Монетникова. Одного он подстрелил ещё воздухе и, после того как тот упал на землю совсем рядом с Максимом, добил его выстрелом в грудь наискосок, прострелив сердце. Второй смог, подскочив к нему сзади, сойтись в рукопашную, но тут же осел на землю после того как один из пистолетов, который он почти что смог отвести от себя выстрелил ему в упор, прямо в живот. И когда он опустился на колени Монетников, перехватив второй пистолет, наотмашь ударил кланового вампира в висок, размозжив ему голову, после чего сделал контрольный со спины в сердце, когда тот повалился на живот.

В то же время Люциан, поняв, что про него забыли, постарался подняться, преодолевая страшную боль в груди. Согнувшись, держась обеими руками за грудь, прикрывая рану, он попытался осмотреться, как вдруг его схватили сзади. Обернувшись, Люциан с радостью обнаружил, что это был его помощник и, по сути, второе после него самого лицо в клане, один из тех старейшин, что стоял возле Люциана перед кланом.

Он поднял своего предводителя в воздух, крепко держа его, полетел, поддерживаемый невидимой силой. Сверху они видели, как дракон опустился на землю, и как раз в тот момент, когда они пролетали мимо него, Люциан с ужасом обнаружил, что его больше никто не держит. В отчаянии одной рукой он ещё успел схватить своего «спасителя» за ворот, но тот сорвал захват, произнеся напоследок, отпуская руку:

— Ничего личного, Люциан.

Люциан упал на траву в нескольких метрах от головы чудовища. Как раз в этот момент кто-то из рядовых вампиров клана, пытался спастись, заглянув дракону в глаза, и спустя несколько секунд истошно завопил, упал на колени, схватившись руками за голову, и тут же был сметён огненным вихрем. Люциан успел подняться, прежде дракон повернул голову в его сторону. Чудовище пристально посмотрело на предводителя, казалось, даже качнуло головой, чтобы лучше рассмотреть его, после чего неожиданно брезгливо отвернулось и зашагало мимо него куда-то в сторону. Люциан уже было приготовившийся к смерти, вздохнул с облегчением и одновременно с этим продолжал стоять в недоумении, пока огромная рептилия, двигалась мимо него. И лишь в последний миг он заметил, как хвост дракона изогнулся, задрался кверху наискось к земле и ударил подобно плётке, так что шип на его конце, точнее любой гильотины, отделил голову предводителя клана от тела.

Его голова отлетела в сторону и, упав на землю, ещё несколько метров катилась по ней, очутившись у ног юноши в чёрном плаще быстрым шагом пересекавшего поляну, на которой ещё недавно проходило собрание клана. Большая часть прожекторов погасла, и вместо бледного электрического света лишь оранжевое свечение пламени развеивало мрак. Те упыри, что могли унести ноги, уже спрятались или в дальних частях необъятного двора или внутри коттеджа, и вокруг остались только тела и те, которым осталось уже недолго. Многие ещё пытались сбить пламя, ещё пытались куда-то ползти на четвереньках или на животе, и предсмертными криками перекрывали треск пламени, слышимый отовсюду.

Крейтон остановился только раз, возле обгоревшей девушки-вампира, у которой, по его мнению, ещё были шансы выжить и, выпустив секретное лезвие из основания трости с двух ударов перерубил её шею, после чего двинулся дальше. Дракон сделал круг, и снова сев на крышу дома, наклонился, просунул морду в окно второго этажа и вдохнул пламя внутрь, обращая в пепел всё что там находилось.

Кистенёв с Семелесовым, едва заметив Крейтона, идущего через двор, восприняли это как знак и сразу же полезли с дерева. Семелесов спрыгнул слишком рано и, приземляясь, успел хорошенько приложиться головой, но тут же встал, не обращая внимания, схватил свой карабин и кинулся бежать вслед за Василием, который чуть в стороне остановился его подождать. Они быстро спустили вниз по склону к реке, где в тростниках их уже ждала деревянная лодка. Кистенёв тут же запрыгнул в неё, а Семелесов встав у самого края воды, выстрелил из карабина в вампира, который, похоже, будучи ранен, кубарем влетел из зарослей на склоне. Вскоре появился и Крейтон, бежавший с холма, держа свою трость за середину ручки.

— Греби! Отплываем! — скомандовал он, на ходу уворачиваясь от вылетевшей из карабина Семелесова гильзы.

Запрыгнув в лодку сразу после Алексея, Мессеир тут же достал из припрятанного в ней арсенала свой пистолет и, добив корчившегося на берегу вампира, убрал его за пояс. Затем взял в руки свой карабин и патроны к нему, сел возле кормы.

— Почему ты ходишь всё время с ним, его же сложнее перезаряжать? — спросил Кистенёв продолжая грести.

— Вовремя спросил, — произнёс Крейтон, посмотрев на него исподлобья. — Мне двух патронов и не надо, — он взял один из патронов и поднял его прямо перед собой, — префрагментируемые пули с серебряной рубашкой, калибр восемь с половиной миллиметров, если по-вашему, практически стопроцентное останавливающее действие против вампиров. В вашем мире таких не найдёшь.

Он замолчал и, закончив заряжать карабин, обернулся и уставился на объятый пламенем высокий замок, зрелище, которое отсюда, с середины реки смотрелось ещё более величественно.

Они быстро пересекли реку, начав выскакивать из лодки, едва та приблизилась к берегу и тут же бросились на пригорок, возле моста, где у них уже было приготовлено небольшое укрепление. На вершине где лежала невесть откуда взявшаяся бетонная плита, словно остров, возвышаясь над зарослями крапивы и чертополоха, из которых торчали едва заметные в темноте колья, направленные под углом в сторону от неё.

— Ты уверен, что они не смогут переплыть реку? — запыхавшимся голосом спрашивал Семелесов, когда они поднимались вверх по склону.

— Они не могут преодолевать водные преграды самостоятельно, это любой школьник знает.

— Они и днём ходить не могут и тем не менее.

— Таких, как Монетников единицы.

— Надеюсь.

Поднявшись наверх, они заняли позицию возле бетонной плиты. Крейтон поднялся наверх и, взяв винтовку, так что ствол был направлен под небольшим углом к земле, стал пристально всматриваться в сторону моста, казавшегося чудесным в золотистом освещении цепочки фонарей, отражаясь с ними словно в огромном зеркале на глади реки.

— Они точно придут сюда? — спросил Кистенёв, настороженно всматриваясь вдаль.

— Придут, конечно, — ответил Крейтон. — Сейчас, дай им время, пусть все выжившие соберутся, поймут что произошло, поймут, куда мы пропали и… других мостов ведь поблизости нет?

Василий, не поворачиваясь, отрицательно покачал головой.

Вскоре появились и те, кого они так ждали. Они быстро пересекли мост и спустились вниз, к подножию холма, растянувшись цепочкой.

— Семнадцать, девятнадцать, двадцать… двадцать два, — считал шёпотом Семелесов. — Мессеир, сейчас самое время появиться твоим друзьям.

— Мои друзья из тех, кто появляется только тогда когда это действительно нужно, — флегматично ответил Крейтон, поднимая винтовку.

— А дракон точно нам больше не сможет помочь.

Крейтон только отрицательно покачал головой.

Кистенёв и Семелесов стояли, смотря прямо в прицел карабинов, держа пальцы на спусковых крючках, готовые в любой момент открыть огонь. Даже после всего, что они повидали за последнее время, сейчас они ощущали одно и то же, сердце бешено стучало, так что его удары отчётливо ощущались внутри, и отдавались в голове. Зато дрожи не было, руки наоборот стали как каменные и, казалось, что единственной их частью, которая могла двигаться, оставался указательный палец правой руки, ожидавший только, когда Крейтон, наконец, отдаст команду, но Крейтон молчал. Вампиры остановились, один из них, тот самый, что бросил их вожака дракону, вышел вперёд и громко произнёс:

— Вы что серьёзно, думаете, эта позиция настолько выгодная, что вы сможете спастись.

— Выгодная позиция конечно важна, — ответил Крейтон громким, но при этом совершенно спокойным и даже слегка насмешливым голосом. — Но куда важнее иметь поблизости вооружённых врагов твоих врагов.

С того расстояния на котором находился новый предводитель вампиров от позиции юношей невозможно было различить удивился ли он и вообще какой эффект произвёл на него ответ Крейтона, но в любом случае это уже не имело значение. Одновременно раздалась дюжина выстрелов, за которой последовала непрекращающаяся пальба. Из заброшенного дома на холме и из зарослей тростников у реки, выскакивали люди на ходу из винтовок, стреляя по упырям, добрая половина из которых тут же упала на землю.

Троица, остававшаяся на месте, тоже открыла огонь, некоторые из вампиров бросились на них, но только двое смогли дойти до ограждения из кольев. Первый, подстреленный прямо в воздухе рухнул прямо на них проткнутый одновременно в нескольких местах, второй приземлился всего в паре метров от Семелесова, раненый смог подняться и тут же рухнул добитый и Крейтоном из пистолета.

Всё было кончено меньше чем за минуту. Семелесов и Кистенёв, не до конца веря в то, что произошло ещё стояли, пытаясь побороть накатывавшую на них крупную дрожь. Крейтон легко спрыгнул с плиты и, протиснувшись между колышками, направился книзу, где люди в чёрной форме похожей на полувоенные френчи, и беретах обходили лежавшие на земле тела, добивая тех, кто ещё подавал признаки жизни.

Кистенёв, всё же спустившийся вниз вслед за Крейтоном, с откровенным недоумением смотрел на неожиданно подошедшую помощь. Их было около сорока, они почти ничего не говорили ни юношам, ни друг другу. Только один из них, похоже, командир, о чём-то разговаривал с Мессеиром, но долетали только отрывки фраз, в которых чувствовался сильный балканский акцент. В конце, они с Крейтоном крепко пожали друг другу руки, и командир таинственного подразделения, отойдя на шаг назад, поднял правую руку согнутую в локте и, распрямив большой, указательный и средний палец, громко произнёс: «Да воскреснет Бог!». После этого он развернулся и пошёл к своим бойцам, теперь стаскивавшим трупы в одну кучу, а Крейтон держа в опущенной руке карабин за середину ствола, пошёл навстречу Кистенёву и Семелесову.

— Кто это? — спросил Алексей, кивком указав в сторону неизвестных солдат.

— Те, для кого сегодняшнее обычная работа.

— Охотники на вампиров?

— На любую нечисть. Не всегда же этим любителям заниматься.

Мессеир повернулся и посмотрел в сторону ещё горевшего высокого замка.

— Теперь, друзья мои, нам просто нужно забрать медальон Войницкого у нашего секретного агента.

— Но с этим же проблем не возникнет? — с надеждой и одновременно опаской спросил Кистенёв.

— Как сказать, — ответил Крейтон, и на лице его появилась слабая улыбка.

А на востоке потихоньку начинало светлеть небо и эта ночь, наконец, подходила к концу.

Глава двадцать седьмая. ДЕРЖИТЕ ВОРА

Монетников вышел к реке, и, осмотревшись по сторонам, вдохнул полной грудью. Солнце ещё только-только появилось из-за горизонта на северо-востоке, и в воздухе чувствовалась дивная свежесть раннего утра. Солнечный свет золотил верхушки деревьев, наверху раскинулся лазоревый небосвод, на котором лишь местами виднелись разбросанные клочки перьевых облаков.

Где-то невдалеке, за рощей проходила дорога, уходившая в город, именно здесь и должен был встретиться с Максимом новый знакомый, который так неожиданно втянул его во всю эту кутерьму. Встретиться договаривались на рассвете, но в небольшом опоздании Максим не видел ничего страшного. Благо, что до деревни отсюда, по меньшей мере, семь вёрст напрямую через лес, так что Крейтону и его сотоварищам следовало обыскать больше полутораста квадратных километров, и едва ли можно было ожидать, что даже с чужой помощью им удастся это сделать, прежде чем Солнце снова подойдёт к горизонту.

Вампир подошёл к воде в том месте, где заросли осоки немного расступались. Он присел на корягу и, распугав толпу водомерок расположившихся неподалёку на водной глади, зачерпнул горсть воды, умыл лицо, с удовлетворением посмотрев на собственное дрожащее изображение, радуясь, что хоть здесь он мог его увидеть. Монетников достал из-за пазухи медальон и, сев прямо на землю, стал его пристально рассматривать. Это был тонкий кружок из золота, на котором по обеим сторонам были выбиты концентрические круги с цепочками маленьких, то и дело повторявшихся в необъяснимой закономерности, значков. Но главным элементом, наиболее привлекавшим внимание, был круглый тёмно-зелёный камень, располагавшийся точно посередине, так что был виден одновременно с двух сторон медальона. И было в этом камне какое-то таинственное очарование, где-то там внутри изумрудного пространства вились дымчатые нити из неизвестного вещества. Казалось, они постоянно двигались, меняя своё положение, словно настоящий дым, подхватываемый порывистым ветром. Казалось, что сам камень был живым, и состоял не из твёрдого вещества, но был самой вселенной, в которой туманной дымкой были рассыпаны мириады звёзд.

Монетников встряхнул головой, словно пробуждаясь ото сна и, бросив на медальон последний настороженный взгляд, убрал его в карман. Затем он ещё немного посмотрел на водную гладь реки, казавшейся неподвижной в своём размеренном течении, и поднялся с земли, тщательно отряхнувшись. Он уже повернулся, спиной к воде, как вдруг краем глаза заметил промелькнувшую в небе тень, после чего резко обернулся, но увидел лишь, как что-то мелькнуло в отражении около берега. Максим замер, вслушался и, наконец, различил за шумом листвы взмахи крыльев. Вдруг что-то мелькнуло между кронами, заставив Монетникова шёпотом чертыхнуться. В следующее мгновение из леса донёсся шорох и, вампир инстинктивно резко повернул голову в том направлении откуда тот исходил, как вдруг между деревьями, стоявшими немного в стороне от берега, словно образовавшись из воздуха, появился юноша в чёрном плаще, держа подмышкой старомодную трость.

— Какого! — вырвалось невольно у Монетникова, после того как он резко дёрнул головой поворачиваясь в сторону Крейтона.

Его рука тут же схватилась за рукоять пистолета, но тут он заметил, что Мессеир специально держит руки перед собой ладонями, обращёнными вперёд, демонстрируя свою безоружность.

— Как ты меня нашёл? — спросил, Монетников, убирая руку от пистолета.

В этот момент из леса, как раз с той стороны, откуда сначала был слышен шорох, вышел запыхавшийся Кистенёв, а вслед за ним появился и Семелесов вставший рядом с Мессеиром, держа в руках маленькое блюдце с яблоком, которое неестественно придвинулось к краю в той стороне, где находился Максим.

— Ну конечно. Интересно, есть хоть что-то чем мантийцы могут побрезговать для получения того что им нужно.

— И ты ещё будешь упрекать меня чернокнижием, — сказал Мессеир, беря трость в руку. — Банально, Монетников, банально, — он опёрся на трость, подавшись чуть в сторону всем телом, отчего его поза стала выглядеть, слегка эксцентрично, — у тебя, словно на лбу было написано с самого начала, что ты собираешься делать. Теперь это бессмысленно: у нас трёхкратное превосходство и поддержка с воздуха, — Крейтон кивнул наверх где как раз в этот момент, пронёсся дракон.

— Да хоть из космоса. Если б птичка твоя не выдохлась, так ты бы так близко не подошёл, а что касается превосходства твоего, — Монетников замолчал и сплюнул на землю. — Ты этих, что ли считаешь? В любом случае, я выживал и при более хреновых раскладах.

— Значит, не хочешь по-хорошему, — вздохнул Мессеир, зло посмотрев на Максима исподлобья.

В ответ тот покачал головой.

— Хочешь сыграть с вампиром на ловкость рук?

Вдруг из-за деревьев вдали за спиной Монетникова к берегу высыпало около десятка мужчин плотного телосложения, все как один в чёрных классических пиджаках, брюках и ботинках, уже изрядно заляпанных от хождения по лесу. Хотя незваных гостей это как видно не особо беспокоило. Все они были как один лысыми и имели болезненную бледность на лицах, которая у некоторых дополнялась ещё и жуткими шрамами. Разойдясь неровным рядком, они двинулись вдоль берега в сторону Крейтона и компании, не произнося ни слова.

Монетников на мгновение обернулся, чтобы взглянуть на них, и, убедившись, что это те, кого он здесь ждал, с облегчением прошептал:

— Ну, наконец-то.

На некоторое время воцарилась тишина. Крейтон настороженно смотрел в сторону новоприбывших, в то время как если лицо того юноши что стоял рядом с ним с яблоком было холодно равнодушно, то на лице второго отчётливо виделся испуг.

— Ты же знаешь, Крейтон, — прервал молчание Монетников, когда появившийся отряд дугой выстроился у него за спиной. — Тебе нельзя его отдавать. Медальон в руках мантийца — кровавые реки во всех мирах. То, что я больше не человек не означает, что мне плевать на человечество. Так что на твоём месте я бы вернулся вместе с твоими дружками на родину, чтобы вместе попытаться спасти вашу драгоценную империю, которую построил ваш Матиас кровавый вместе со своей шлюхой-сестрицей.

Мессеир усмехнулся, опустил взгляд в землю, потом вдруг резко повернулся, так что взметнулся край его плаща и, сделав шаг в сторону от Максима, произнёс:

— Ты же знаешь, Монетников, я многое могу простить. Я могу закрыть глаза на то что ты вампир, на то что ты нас пытался обмануть, и даже если б захотел нас убить, я всё могу понять, — тут Крейтон ненадолго замолчал. — Но никто! Не смеет! Называть её шлюхой!

Мессеир дёрнулся в сторону, говоря последние слова, и тут выстрелил из-под полы плаща, где пистолет не успел заметить даже Монетников. Пуля, продырявила плащ и попала вампиру точно в коленную чашку. Подстреленная нога подогнулась, и он чуть не упал на землю, но в последний момент, оттолкнувшись второй ногой от земли, Максим отпрыгнул за спины своим союзникам.

Приподнявшись с земли, он зло покосился на Крейтона и, скомандовав: «Убейте его, убейте нахрен!», вскочил и, сильно хромая на одну ногу, бросился бежать в чащу леса, со скоростью весьма неплохой для человека.

— Догоните его, — выкрикнул Мессеир, обращаясь к своим друзьям. — Возьми, может, пригодится, — добавил он, бросая трость Семелесову.

— У него же пистолет, Мессеир, — испуганно проговорил Кистенёв уже собираясь бежать, но всё ещё стоя повернувшись к Крейтону.

— А у вас их, что ли нет, — ответил Мантиец, выхватывая из ножен оба клинка.

Каждый из мертвецов выхватил, не пойми откуда, средней длины меч с изогнутым лезвием, похожему не то на японскую катану, не то на кавалерийскую шашку. Крейтон тут же бросился на тех из них, что стояли с краю и кинулись на перехват Кистенёву с Семелесовым. Отбив несколько ударов Крейтон вырвался в самую середину отряда врагов и, поняв, что здесь ему долго не продержаться, быстро вырвался из окружения, на ходу парируя атаки одновременно двумя клинками, и оказался прямо перед противниками, спиной к деревьям.

— Да где ж вы на том свете фехтовать научились, — произнёс он сквозь зубы и тут же бросился наутёк.

Проносясь через лес, он убрал шпаги в ножны и достал пистолеты, на ходу пытаясь придумать как ему лучше заставить этих тварей рассредоточиться, чтобы не дать им накинуться на него всем одновременно. Впереди появилась серая лента дороги, и едва Мессеир выскочил на неё, как увидел боковым зрением чёрный джип едущий прямо на него. Машина резко затормозила, так что Крейтон только в последний момент успел, оттолкнувшись от края капота отпрыгнуть в сторону, оказавшись сбоку от неё. Передняя дверь открылась, и оттуда вышел смуглый человек в чёрной куртке и кепке, с густой растительностью на лице, окаймлявшей его физиономию, плавно переходя в шевелюру.

Сначала он прокричал какие-то ругательства, используя сразу несколько известных ему языков, но потом вдруг замолчал и, остановив свой взгляд на Крейтоне, протяжно произнёс, демонстрируя сильный акцент, мельком взглянув куда-то в машину:

— Слушай, а это не он?

— Походу он, — проговорил второй кавказец, выходя из машины, с тонкой чёрной битой в руках.

Тут же открылись задние дверцы и оттуда вылезли ещё трое, у одного из них в руках тоже была бита, остальные ограничились кастетами.

— А ну отошли от него, он наш! — проревел один из тех упырей, что преследовали Мессеира, взбираясь по насыпи.

— Ты вообще кто такой? — звонким голосом, спросил сидевший на пассажирском сидении тип, поигрывая битой в руках.

Мертвец, не останавливаясь, продолжал идти вперёд, тем временем остальные внизу, замедлившись, подходили к трассе.

— Тут я вижу что-то серьёзное, — произнёс тип с битой, оглянувшись на своего подельника, стоявшего позади.

Тот сразу понял намёк и достал из машины АК, и резким движением передёрнул затвор и, прижав приклад к бедру, направил автомат на приближавшегося к ним мертвеца, встав рядом с типом с битой. Он оглянулся на него и видимо получив одобрение, прямо от бедра всадил очередь из доброй полудюжины пуль в грудь противника, но тот даже не повёл бровью и кровь вместо того чтобы хлестать во всю едва начинала вытекать из ран.

— Это бесполезно, если не знать куда стрелять, — флегматично произнёс Крейтон покосившись на автоматчика, ошарашено смотревшего на того в кого он только что стрелял.

Сказав это, он развернулся и бросился в сторону противоположного края дороги, с которого тоже теперь заходили мертвецы. Мессеир разбежался и, оттолкнувшись от валуна, лежавшего у края насыпи подпрыгнув и пролетая между первыми двумя противниками, скрестил руки перед собой, одновременно выстрелил из двух пистолетов в основание шей существ, где находились поддерживавшие их жизнь печати. Приземлившись на землю, Крейтон оказался прямо перед третьим и, прострелив ему обе ноги, выхватил из ножен клинки, рубанув сбоку по шее мертвеца. Со стороны дороги послышалась снова автоматная пальба, потом удары и, наконец, истошные крики.

Мессеир, медленно повернулся и встал лицом к последним двум оставшимся по эту сторону трассы противникам. Он несколько раз прокрутил клинки у себя в руках и хитро улыбнувшись, сделал лёгкое движение рукой, после чего какая-то толстая палка, лежавшая неподалёку, сорвалась с земли и влетела прямо в лоб одному из существ. Одновременно Крейтон бросился на второго и, отведя удар его меча, зашёл ему сбоку и подсечкой осадил на землю, после чего тут же проткнул основание его шеи, одновременно свободным клинком блокируя удар второго мертвеца, слегка замешкавшегося из-за бревна.

Перекрестившиеся клинки застыли в воздухе, и тут вторая шпага Мессеира, резко вышла из плеча теперь уже настоящего трупа и, сделав дугу, ударила прямо по рукам другого, так, что одна из них оказалась полностью отрезанной, а вторая, выронив меч, осталась безвольно болтаться присоединённая к предплечью лишь наполовину перерубленным запястьем.

После этого Крейтон сделал шаг назад, и, оттолкнувшись с небольшим разбегом от плеча начинавшего оседать тела, с воздуха, словно ножницами, ударил по тому месту, где находилась печать последнего из мертвецов. Приземлившись, Мессеир чуть подался вперёд, опустив одно колено, едва касаясь им травы, опершись на землю выпрямленной рукой. Из-за леса донеслись выстрелы и Мессеир, определив приблизительно, откуда они были слышны. Он вытер окровавленные клинки о поросший мхом пенёк и бросился в ту сторону, оставив приехавших за ним кавказцев спорить с оставшимися в живых мертвецами уже без него.

Тем временем Кистенёву с Семелесовым наконец удалось нагнать Монетникова, заставив того вновь повернуть в сторону реки, которая уже снова виднелась впереди за деревьями.

Высунувшись из-за ствола берёзы, Василий выстрелил в сторону, где между кустами мелькнула тень в полусотне метров от него, и тут же перебежал к ближайшему стволу. Семелесов находился рядом с ним в нескольких метрах сбоку, прислонившись спиной к толстому берёзовому стволу. Он на мгновение высунулся и едва не получил в плечо пулю, которая прошла мимо, войдя в один из стволов позади. Это был второй раз, когда Монетников выстрелил в ответ, в то время как Кистенёв выстрелил уже четырежды и примерно столько же стрелял Семелесов. Алексей выскочил из своего укрытия, ринулся вперёд, на ходу выстрелил дважды, и через несколько метров резко ушёл в сторону, рухнув за старый полусгнивший пенёк, впрочем, тут же приподнялся и выстрелил ещё два раза, после чего сел перезаряжать пистолет.

Кистенёв был, мягко говоря, поражён подобной выходкой друга и едва сдержался, чтобы не крикнуть: «Что ты творишь!», но тут его привлекла другая вещь, а точнее её отсутствие, он вдруг с ужасом понял, что потерял из виду Монетникова. И тут что-то пронеслось совсем недалеко метрах в пятнадцати-двадцати от него, Кистенёв резко повернул пистолет, выстрелил но, похоже, промахнулся. Последовал удар, пистолет вылетел из рук Василия, и весь мир полетел кувырком. Юноша понял, что рухнул на дно небольшой ложбинки, грудь пронзила резкая боль, и голова будто раскалывалась, стало тяжело дышать. Послышался злобный крик Семелесова, и раздался ещё один выстрел. Пытаясь взглядом найти в траве пистолет, Кистенёв выполз из ложбины наверх. Он увидел как Семелесов, очутившись на земле, метнулся в сторону и, подняв трость Крейтона отполз к ближайшему дереву и сел, прислонившись к нему спиной.

— Убей его! Сожги! — скомандовал, направив на вампира трость рукоятью с кристаллом вперёд.

Дракон пронесся где-то вверху, над верхушками деревьев, но выполнять приказ Семелесова он, похоже, не собирался.

— Ты шутишь что ли, ты хоть знаешь на каком языке нужно отдавать ему приказы? — рассмеялся Монетников, стоя чуть в стороне от Алексея, повернувшись к нему полубоком.

Семелесов недоумённо посмотрел на ручку трости, после чего снова указал на Максима, прокричав во весь голос:

— Kill it! Kill it with fire![5]

Монетников в ответ рассмеялся ещё громче.

— Mord… Morde er mit Feuer![6] — закричал в отчаянии Семелесов, как можно сильнее вытягивая вперёд руку с тростью. — Чёрт, говорила же мне матушка, учи латынь.

— И где ж вас только Крейтон откопал, — проговорил Максим и наставил пистолет на Алексея.

Вдруг какая-то палка, будто сама по себе поднялась с земли и, набирая в воздухе скорость, врезалась в кисть Монетникова, отклонив её в сторону, отчего пуля попала в основание ствола соседней берёзы. Вампир тут же обернулся и увидел за собой Крейтона. Раздался выстрел, и Максим, выронив из руки пистолет, схватился за плечо. Недолго думая, он бросился бежать к реке. Как раз в этот момент Кистенёв увидел свой пистолет, чернеющий в траве, и тут же схватив его, выстрелил спину уходившего вампира, практически вместе со вторым выстрелом Крейтона и Монетников добежавший до края склона, рухнул вниз и исчез из виду. Вся троица тут же бросилась за ним и, выскочив на небольшой склон, спускавшийся к реке, они обнаружили своего недавнего знакомого отползавшего к дереву с корнями, торчавшими из-под земли, образуя причудливую форму наподобие скамейки. Монетников прислонился спиной к корню, и устало посмотрел на ребят, стоявших перед ним с пистолетами.

— Второй пистолет на землю живо! — скомандовал Мессеир.

— Он всё равно разряжен, — понуро ответил Максим.

— Не важно.

Монетников изогнулся, достал из-за пояса и, держась за ручку одними кончиками пальцев, бросил на землю перед Крейтоном свою «Беретту», тотчас подобранную мантийцем, который, даже наклоняясь, продолжал держать вампира на мушке.

— Никогда не предполагал, что так паршиво жизнь кончится, — проговорил сбивчивым голосом Монетников. — Медальон хотите? Ну, так забирайте.

С этими словами он достал медальон из-за пазухи.

— Только хотите посмеяться? — тут на лице Максима проступила злорадная улыбка. — Я все таблицы, что там были, сжёг, а без них чёрта с два вы попадёте, куда вам надо.

И рассмеявшись, он кинул медальон на землю.

— На держи, можешь подарить своей благоверной, больше он вам ни на что не годиться. Если вы, конечно, не нашли таблицы Войницкого, где-нибудь ещё.

— А интернет, по-твоему, для чего нужен, — произнёс Мессеир совершенно спокойным голосом, поднимая медальон с земли.

Улыбка тут же исчезла с лица Монетникова, и он только с ужасом покачал головой.

— Этого не может быть! Нет!

— Бросьте, друг мой, вас-то реки крови во всех мирах должны привлекать больше всех присутствующих здесь ныне. Хотя какое может быть вам до этого теперь дело. Он твой, Семелесов, — махнул рукой Крейтон и, повернувшись, зашагал в сторону.

Алексей сделал шаг вперёд и, наведя пистолет на Монетникова, начал резким голосом:

— «Только плоти её с душою её не, с кровью не ешьте; Я взыщу и вашу кровь, в которой жизнь ваша взыщу от всякого зверя, взыщу также душу человека от руки человека, брата его; кто прольёт кровь человеческую, того кровь прольётся рукою человека» книга Бытия глава девятая стихи четвёртый тире шестой. Специально учил для этого момента.

— Как предусмотрительно, — с издёвкой в голосе проговорил Монетников.

На время воцарилась тишина, Семелесов всё стоял и держал пистолет направленным на вампира, будто никак не мог прицелиться. Потом он вдруг резко поднял пистолет и три раза выстрелил в ствол над головой Монетникова.

— Бог с тобою, иди отсюда.

Вампир пристально посмотрел на Алексея, потом с трудом поднялся на ноги и, пару раз оглянувшись на прощанье, захромал куда-то вдоль берега.

— Хватило бы и одного раза. Пули-то не свинцовые, — произнёс Кистенёв, посмотрев на Семелесова.

— Мы не жадные и не бедные, — уверенно ответил тот.

Крейтон ничего не сказал, по поводу произошедшего и даже лицом не выразил своего отношения, а только развернулся и пошёл вверх по склону.

Кистенёв ещё какое-то время посмотрел вслед Монетникову. Больше ни он, ни кто-либо из них уже не встречали его. Поговаривали потом, что он, после событий в Савеловке, уехал, как из города, так и из страны и что тем же летом он участвовал в восстании на востоке Украины и там был расстрелян не то правительственными войсками не то самими мятежниками. Хотя в таком случае у Кистенёва было меньше всего опасений за его судьбу, ибо едва ли кто-то мог догадаться выдать расстрельной команде серебряные пули.

Как только троица вернулась на опушку им навстречу из леса стала надвигаться длинная чёрная цепь из всё тех же оживлённых мертвецов. На этот раз их было, по меньшей мере, штук тридцать, они встали полукругом и, обступив юношей со всех сторон, кроме той, в которой была река. Они остановились и замерли, словно истуканы. Вдруг из-за строя, опираясь на свою трость, вышел их предводитель тот самый профессор с козлиной бородкой.

— Вы появились здесь в неподходящий момент, друг мой, — обратился к нему Крейтон.

— Да? Отчего же это? — спросил профессор, поставив трость перед собой и опершись на неё двумя руками.

— А оттого что вам бы следовало подождать хотя бы пока отсюда уберутся те, кого хлебом не корми, дай всякую нечисть пострелять, и потому они просто не могли отказаться от моего приглашения.

За спинами у мертвецов появилась ещё одна цепь, состоявшая из солдат той же таинственной организации, что устроила резню этой ночью у реки. Мертвецы тут же выхватили свои мечи и развернулись лицом к новому противнику, который, заняв позицию ещё более широким полукругом, остановился и замер, словно ожидая чьей-то команды.

Крейтон направился в сторону профессора и тот шагнул ему навстречу.

— Ты понимаешь, что если в этой схватке заберут кого-то из ваших, то по случайному совпадению обстоятельств им непременно окажешься ты, Крейтон, — произнёс профессор встав чуть позади Мессеира при этом продолжая смотреть прямо перед собой, слегка косясь на мантийца.

— Конечно, понимаю, — с выражением очевидности в голосе ответил Крейтон. — Поэтому я вам и предлагаю убраться отсюда как можно скорее. Мне удалось наладить хорошие отношения с их командиром, но какой мне смысл убеждать его не убивать вас всех, когда вы сами собираетесь меня убить.

— Хорошо, твои условия.

— Условия? Ничего особенного, господин профессор, вы собираете своих вурдалаков и сваливаете отсюда, посчитав свой вклад в эту операцию чисто альтруистическим, медальон, разумеется, остаётся у нас, как и всё остальное оставшееся после разгрома клана.

— Щенок недорезанный, — с досадой бросил профессор, взглянув куда-то наверх. — Что ты с этим медальоном собрался делать?

— Это уже точно не ваше дело.

— Ладно, — старик повернулся и, перехватив трость, осмотрелся вокруг. — Проклятые церковники, — процедил он сквозь зубы. — Убрать оружие, мы уходим! — скомандовал он своим созданиям.

Когда заговорщики вернулись в посёлок, Солнце уже поднялось высоко над горизонтом. Изрядно уставшие они медленно плелись в сторону высокого замка, который наконец-то догорел и теперь на красном кирпиче стен, повсюду растекались чёрные пятна.

— И всё-таки знаешь Мессеир, — заговорил Семелесов, протягивая Крейтону медальон, который почти всю дорогу находился то в руках Василия, то Алексея. — Амплуа охотников за нечистью перестаёт привлекать тогда когда понимаешь, что, по сути, ты не делаешь мир лучше. Ты только возвращаешь его в то состояние в котором представлял до того как и узнал о существовании всех этих чудовищ. И выходит, что ты должен бороться за тот мир, который до этого ненавидел, и пусть он на самом деле ещё хуже от этого на самом деле не легче. Нет с нами всё понятно, для нас эти вампиры были лишь помехой, но вот эти люди, каково им видеть, как мир катиться к чертям и бороться за то, чтобы он катился с той скоростью, которая видна большинству людей.

К этому моменту они уже поднялись к воротам, бывшим в тот момент раскрытыми. Из них как раз выходили двое из тех загадочных солдат, один из которых нёс в руках маленький ящичек, с отсутствовавшей верхней крышкой, так что можно было увидеть его содержимое — прямоугольные, плотно лежащие, небольшие по размеру золотые слитки. Заметив это, Семелесов и Кистенёв тут же остановились и, раскрыв рты, стали провожать солдат удивлёнными взглядами.

— Беру свои слова назад, — проговорил Алексей.

— Откуда это? — спросил Кистенёв.

— Если вы думаете, что вампирские кланы нищенствуют, то вы глубоко ошибаетесь, — ровным голосом ответил Крейтон.

Они вошли во двор, где везде сновали солдаты в чёрных беретах и повсюду были видны следы прошедшей ночи. Самым жутким из этих следов были тела, разложенные в четыре ряда по девять в каждом, только в последнем не хватало одного. Многие из них обгорели так, что представляли собой скорее кучку пепла, чем полноценный труп. Но при этом во всех телах, как почти нетронутых, так и полностью сгоревших, возле середины груди были видны свежие отверстия пробитые, похоже, после смерти, зачищавшими здесь всё бойцами.

— Надеюсь, проблем с пожарными не будет? — спросил Крейтон у участкового, слонявшегося по двору осматривая картину произошедшего.

— Я позвонил им, предупредил, что ничего не произошло просто ложный вызов, детишки балуются.

— Тем более что так оно и есть, — вставил Кистенёв.

— Думаю, раньше полудня они не приедут.

— Хорошо, — произнёс Крейтон, протягивая милиционеру завёрнутый в тряпку слиток золота. — Здесь двадцать унций, компенсация за беспокойства и издержки по поводу предстоящих объяснений с начальством.

Милиционер взял слиток, с улыбкой посмотрел на него и сунул за пазуху, после чего козырнул и бодрым шагом направился прочь, впрочем, через несколько метров обернувшись и крикнув:

— Парень, а сколько тебе всё-таки лет?

— Я не столь молод чтобы не видеть… хотя знаете, да какая, к чёрту, разница.

Глава двадцать восьмая. К ВОПРОСУ О ДЕТЕРМИНИРОВАННОСТИ ИСТОРИИ

В жизни Мессеира Крейтона были разные дни и хорошие и, откровенно говоря, паршивые, хотя сам он никогда не придавал этому разделению того значения которое придают ему остальные люди. Он вообще привык считать сутки лишь единицей измерения времени и каждый день для него был лишь продолжением предыдущего, точно так же, как никогда Крейтон не разделял привычки большинства людей так трепетно относится к разного рода годовщинам и юбилеям, видя в этом лишь отчаянную попытку придать времени цикличный характер. И потому фраза «жить сегодняшним днём» из его уст имела чисто символический характер, на самом деле зачастую он не знал, что произойдёт с ним в следующий час или несколько минут. Хотя при необходимости он мог строить многоходовые планы на несколько дней или недель вперёд при этом, никогда не полагаясь на то, что их не придётся менять по ходу дела. И тем более Крейтон никогда ничего не ждал в те моменты, когда угроза смерти из абстрактно-постоянной становилась конкретной и совершенно приближённой. Тогда он ничего не загадывал, уходя, свыкаясь с мыслью, что вернуться ему уже не суждено и, даже не думая о том, что будет, когда он вернётся. Однако из каждого правила есть исключения и этот случай был как раз таковым. В тот день Крейтон с самого начала знал, что будет делать по возвращении, и оттого едва не вприпрыжку шёл домой, хотя события последней ночи и первой половины дня его порядком измотали.

Когда Мессеир вошёл в свою комнату, Клементина стояла возле окна, пристально смотря куда-то вдаль. Она не шевельнулась, будто и вовсе не заметила, как он вошёл. Крейтон подошёл к ней и встал за её спиной, едва не касаясь её. На его лице ещё поблёскивала вода после умывания лица, и руки оставались мокрыми. Он приобнял девушку и, прислонившись к её щеке, вытянул вперёд руку с медальоном и выпустил его, оставив раскачиваться на толстой золотой цепочке, прямо перед носом у Клементины.

— Как конфетку у ребёнка, — произнёс он уверенным голосом.

Клементина резко повернула голову и посмотрела на медальон, потом осторожно подняла сложенные ладони, так что он сам собой опустился в них, после чего Мессеир отпустил цепочку.

— Невероятно, — проговорила она шёпотом, заворожённо смотря прямо в центр круга, туда, где находился зелёный камень.

Она быстро отвела взгляд и посмотрела на Мессеира, исподлобья повернувшись к нему боком, так словно у неё в руках была голова злейшего врага, после чего снова вперила свой взгляд в камень на медальоне, непроизвольно приоткрыв рот. Даже со стороны было видно, как её дыхание одновременно участилось и в то же время стало отрывистым, словно она замирала после каждого вздоха.

— Не стоит долго смотреть в бездну, милая, — ласково произнёс Крейтон, забирая из её рук медальон.

— Мессеир, это же значит… — она окончательно повернулась к нему лицом и показав загоревшиеся от радости и внутреннего возбуждения разноцветные глаза.

— Что весь мир у наших ног, — твёрдо закончил Мессеир.

Она подалась вперёд и крепко поцеловала его. Крейтон на ходу убирая медальон обратно в карман, прижал её к стене, отрывая своих губ от губ девушки. Потом он вдруг отстранился и, погладив Клементину возле подбородка тыльной стороной пальцев, прошептал:

— Я же обещал что вернусь.

После этого он снова поцеловал её, его руки проскользнули между стенкой и спиной девушки, прижали её сзади, после чего одна из них стала медленно спускаться к талии и…

Раздался стук в дверь. Крейтон тут же остановился и, сделав шаг назад, чуть приподнял голову, тихо выругался, потом повернулся и, обращаясь к тем, кто стоял за дверью произнёс:

— Открыто.

В комнату медленно зашли Кистенёв с Семелесовым. Крейтон встал посередине комнаты, так что он находился как раз между ними и Клементиной. Вошедшие остановились около дверей с явно читающейся на лицах нерешительностью, не зная, кто должен заговорить первым. Василий заглянул через плечо Мессеира, видно пытаясь рассмотреть Клементину, которая в этот момент, расправив юбки, села на край постели, но вдруг он понял, что Крейтон заметил, куда он смотрит.

— Так что вы хотели? — спросил мантиец, строго посмотрев сперва на Кистенёва затем на Семелесова.

— Эм-м-м… — начал Василий, сделав шаг вперёд при этом сглотнув слюну. — Мы насчёт медальона.

— Что-то не так? — Мессеир достал медальон из кармана и, держа его за цепочку, оставил его раскачиваться примерно на уровне глаз.

— Всё нормально, просто мы хотели бы убедиться, в том что…

— Чего вы так боитесь, говорите уже прямо, здесь все свои. В чём вы хотите убедиться?

— В том, что он работает, — выпалил Кистенёв. — Мессеир, пойми правильно, мы столько за ним охотились, мы жизнью рисковали, хотелось бы узнать, что всё было не напрасно.

— Значит, боитесь, что это подделка, думаете, я не смогу отличить поддельный медальон от настоящего? Или вы именно мне не доверяете?

— Ты что, просто…

— Отсутствие доверия к кому-либо, вполне естественная черта для человека не стоит её стесняться, — проговорил Крейтон. — Значит, хотите увидеть медальон в действии.

Кистенёв с Семелесовым вразнобой закивали головами.

— Ну что ж, — произнёс Мессеир, дёрнув рукой, так что медальон подскочил и очутился у него в ладони. — Для начала нам понадобится кровь девственницы.

— Что? — недоумённо спросил Семелесов.

— А вы думали, что он действует просто так. Заставить работать подобный предмет можно только с помощью магии крови и никак иначе.

— Девственницы? — задумчиво спросил Кистенёв и как бы между делом, сосредоточенно посмотрел на Клементину, сидевшую на кровати.

— Не смешно, — ответила она.

— Успокойтесь, я шучу. Спускайтесь вниз, найдите во дворе какой-нибудь чан и наполните его водой, глубина не важна, главное чтобы площадь была как можно больше. И главное, оденьте что-нибудь тёплое, там, куда мы направляемся, может быть холодно.

— Может быть? — переспросил Семелесов. — А если там, наоборот, будет жарко… — но тут вдруг он осёкся и заметил взгляд Крейтона, словно требующий от него каких-то размышлений, и тут же пробормотал себе под нос. — А ну да, их же можно будет снять потом.

Говоря это, Алексей уже выходил из комнаты, Кистенёв тут же вслед за ним, оставив Мессеира снова наедине с женой.

— Я скоро вернусь, — произнёс Крейтон, как бы предупреждая возможные вопросы и возражения. — На этот раз куда быстрее.

— Зачем они тебе, Мессеир? — спросила Клементина, ложась на постель, вытягиваясь с блаженным выражением на лице.

Он не удостоил её ответом, а только молча достал из шкафа тёплый вязаный свитер с высоким воротников и, как ни в чём ни бывало, надел его, накинув сверху ещё и плащ, хотя погода едва ли располагала к ношению чего-либо тяжелее рубашки без рукавов. Переодевшись, Мессеир немного задумчиво постоял у двери, потом вдруг резко сорвался с места.

— Совсем недолго, наберись терпения, — сказал он жене на прощание.

Не сказать, чтобы Крейтон уже ничем не интересовался, и перспектива отправиться в новые миры при помощи устройства, только что им полученного не манила его. Нет, в нём имелся ещё тот старый добрый азарт путешественника, присущий большинству молодых людей его возраста, но только дело было в том, что отправляться из одного чужого для тебя мира в другой, настолько же чуждый, было уже не так занимательно, как в первый раз пересечь границу видимой большинством людей вселенной.

Когда он вышел на улицу Кистенёв с Семелесовым уже вытащили едва не на середину двора старую чугунную ванную, с расползшимися по некогда белым бокам не то пятнами ржавчины не то просто какой-то коричневой грязи. Крейтон уже видел её до этого, спрятанную в кустах у покосившегося забора, и тогда он отчего-то твёрдо для себя решил, что вряд ли её когда-нибудь удастся использовать по назначению. Юноши о чём-то оживлённо спорили, потом Семелесов пошёл в сторону и вскоре вернулся, двигаясь спиной вперёд, на ходу разматывая подобный огромной худой змее чёрный шланг, а Кистенёв в это время наклонился, так что вся верхняя часть его туловища скрылась за бортом ванны.

Крейтон неспешно подошёл к своим друзьям, давая воде хлынувшей из садового шланга хоть немного наполнить ёмкость.

— А зачем нужна вода, Мессеир? — спросил Кистенёв у мантийца, когда тот встал рядом.

— Сейчас увидишь, — ответил тот и, чуть перегнувшись через край, взглянул на то, как ванна постепенно наполняется водой.

В тот же момент у него в руках появился небольшой моток бечёвки, один конец которой он обвязал вокруг цепочки медальона, а второй стал старательно наматывать вокруг своей правой кисти. Когда он закончил с бечёвкой то выпрямился, и, кивком головы указав в сторону дома, велел заговорщикам бежать за тёплыми вещами и возвращаться через две минуты.

— А оружие брать с собой? — спросил Василий, резко остановившись и повернувшись вполоборота к Мессеиру.

— Привыкай к тому, что отныне веские причины необходимы на то чтобы его не брать.

Оставшись в одиночестве, Крейтон достал свою записную книжку, принявшись искать то место, где было описано всё связанное с использованием медальона. В свитере было душновато, хотя Мессеир мог спокойно переносить и более жуткую жару, единственное, что его беспокоило, это как бы не вспотеть, прежде чем они отправятся в тот мир, который он уже выбрал, и где сейчас по его оценкам должна была быть зима.

К тому моменту когда вернулись Кистенёв с Семелесовым вода уже набралась до середины краёв и Крейтон видимо решил что этого достаточно, потому что он, слегка отмотав бечёвку, стал раскручивать конец с медальоном точно пращу, пока, наконец, не выпустил его и не перекинул через сук стоявшей рядом груши. Сначала Крейтон подошёл и взял повисший на перекинутой через сук верёвке медальон в руку и что-то проговорил ему словно на ухо, отчего некоторые из символов на золотом диске начали светиться. Затем мантиец начал отходить назад, потихоньку натягивая бечёвку, отчего медальон стал медленно подниматься пока луч солнца, попавший на него с другой стороны, не прошёл сквозь изумрудный камень в центре и не лёг скошенным конусом на поверхность воды в ванной. И после этого вся площадь падения этого света на воду будто покрылась плотной, фосфорицирующей, зелёной пеленой под цвет камня в центре медальона и света проходившего сквозь него.

Кистенёв и Семелесов непроизвольно отшатнулись, изумлённо смотря на таинственный свет, и только Крейтон как всегда сохранял невозмутимость на своём лице.

Крейтон, вытянув в сторону дерева руку, к которой была привязана бечёвка, с удовлетворением посмотрел на зеленоватое свечение поверх воды, потом вдруг перевёл взгляд на своих друзей и заметил, как лицо Семелесова стало меняться и на место удивлению пришло отчётливо прослеживавшееся осуждение и даже отвращение.

— Что всё никак не привыкнешь к волшебству.

— Чего уж тут привыкать.

— Ну да, ваш Бог не любит когда обращаются к конкурирующей фирме, только у него есть абсолютная монополия на чудеса. Брось, Семелесов, если взглянуть на это со стороны между всем этим не так много различного.

— Божьи чудеса — это демонстрация его могущества и милосердия, а не результат сделки с потусторонними силами, сходный результат не гарантирует сходной причины, — недовольно проговорил Семелесов.

— В любом случае запомните этот момент, друзья мои, — произнёс Крейтон торжественно и громко, — сегодня вы впервые шагнёте в те места, о существовании которых до этого момента и не подозревали и, о которых, не подозревает большинство людей вашего мира, поверьте мне, это дорогого стоит. Василий, ты идёшь первым, Алексей, возьми его за руку, и покрепче, второй рукой возьмись за меня, — произнёс Крейтон, протягивая Семелесову левую, свободную, руку.

Кистенёв не высказал никаких возражений, напротив, он, казалось, даже обрадовался перспективе идти первым. Не сводя глаз с зелёного свечения на поверхности воды, он медленно приблизился к Семелесову и взял того за руку. Он наклонился вперёд так, словно хотел прыгать рыбкой, но тут же Крейтон его остановил:

— Вперёд головой прыгать не советую, — произнёс он, манерно покачав головой. — На той стороне будет слишком сухо.

После этого Василий осторожно поднялся на край ванны, которая слегка пошатнулась, но благодаря внушительной массе воды в ней удержалась. Он закрыл глаза, крепко сжимая руку Семелесова ставшую ему дополнительной опорой, без которой он бы непременно уже свалился бы на землю, сделал глубокий вдох, чуть задрав подбородок, и прыгнул в воду.

Несмотря на то, что он хорошо понимал, что должно сейчас произойти, подсознательно он всё равно ожидал плюхнуться в воду и от этого нимало удивился, ощутив под ногами один лишь воздух. Он стал падать дальше, при этом как-то неестественно изменив угол полёта в момент перехода. Будто его развернуло по всем осям одновременно на триста шестьдесят градусов, и сама гравитация сошла с ума, растягивая его во все стороны. Тело резко обдул холодный воздух, показавшийся в первый момент обжигающим после раскалённого летнего дня на той стороне. Кистенёв тут же открыл глаза, в которые ударил ровный, но всё равно слепящий свет, прерываемый лишь чёрными вытянутыми полосами стволом деревьев вокруг. Рука Семелесова державшая его с той стороны выскользнула сама собой, и Василий рухнул прямо на землю, угодив лицом прямо в подтаявший снег. Едва юноша успел поднять голову и увидеть застывшее в метре над землёй вертикальное бесформенное зелёное пятно, как оттуда вылетел Семелесов, который хоть и приземлился на ноги, но пытаясь удержать равновесие налетел прямо на Кистенёва споткнулся о него и, перевалившись, вдавил обратно в землю, сам упав где-то рядом, перекатившись чуть вниз по пологому склону. Последним из прохода появился Крейтон, он был единственный, кому удалось удержаться на ногах, хотя для этого ему всё же пришлось опереться на ствол росшей рядом сосны. Мессеир дёрнул бечёвку и начал её быстро наматывать обратно, так что вскоре зелёное пятно начало сужаться, пока окончательно не схлопнулось в тот момент, когда из него вылетел создававший его медальон.

Крейтон на секунду прислушался: где-то вдали за непроглядной стеной леса раздались глухие хлопки, за которыми последовал протяжный гул похожий не то на звук взлетающего самолёта, не то на жужжание лампы дневного света. Заслышав его, мантиец тут же повернулся в сторону, откуда этот шум исходил, и, звонко крикнув: «За мной!» бросился бежать во весь опор вдоль склона. Кистенёву удалось подняться не сразу, от непривычно морозного воздуха закружилась голова, а после перехода в носу было отвратительное чувство, похожее на то, что возникает, когда неудачно нырнул.

Тем не менее он смог подняться и быстро осмотревшись по сторонам бросился вперёд догонять Крейтона, после того как ужас от мысли потеряться здесь полоснул его изнутри горящей бритвой. Уже практически из-за спины он услышал, как Семелесов, поднимаясь вслед за ним и оглядываясь по сторонам, всё повторял: «Невероятно. Невероятно».

Они достаточно скоро смогли нагнать Крейтона, но даже нескольких минут бега хватило, чтобы сполна ощутить все прелести пробежек на морозе. Кистенёв быстро понял что зря так резко разогнался, но страх остаться одному был сильнее, и ни боль в груди ни грязь, в которую превратилась земля под ногами, смешанная с талой водой, не могли заставить его остановиться. Василий нашёл Мессеира лежащего за не особо толстым, кривым бревном, аккурат между двумя белыми лоскутами снега. За несколько метров до него Кистенёв зацепился ногой за корягу и рухнул лицом прямо в землю, отчего его куртка окончательно пропиталась талой водой и покрылась мягкой грязью.

— Ты бы хоть сказал, что нужно брать то, что не жалко испачкать, — проговорил Василий, стряхивая грязь с лица.

— По-моему, тебе уже пора бы привыкнуть, не бояться запачкать любую одежду, — прошептал Крейтон, взглянув через плечо на Василия. — Давай быстрее, ложись рядом, такого ты мало где увидишь.

Прямо перед ними лес исчезал, чтобы немного вдали начаться снова, образуя вытянувшуюся на необозримое расстояние, не то поляну, не то просеку. И в трёх-четырёх сотнях метров впереди на поляне ближе к противоположному краю леса тянулись ряды вырытых траншей темневших даже на фоне грязи. И прямо в них туда-сюда сновали десятки людских голов, носившихся между возвышавшимися над окопами устройствами, которые Василий сразу окрестил про себя пулемётами и орудиями, хотя если они и походили на все пулемёты и артиллерийские установки, что Кистенёв когда-либо видел, то очень отдалённо. Там же виднелась пара потрёпанных штандартов, вяло развевавшихся на ветру, над головами солдат в траншеях. На них на иссиня-чёрном фоне была изображена сложная фигура, словно получившаяся совмещением натовского компаса и скрещённых стрел венгерских фашистов.

— Кто это? — послышался голос Семелесова, расположившегося по другую сторону от Крейтона.

Солдаты в траншеях легко могли бы заметить заговорщиков, притаившихся на краю опушки у них за спинами, но в тот момент у них была задача поважнее, и задача эта изумила Кистенёва куда сильнее, чем факт первой встречи людей в этом мире. Сначала Василий не видел его и лишь слышал жутковатый гул, исходивший будто бы откуда-то сверху, но вдруг Крейтон указал куда-то вдаль в сторону леса, и Василий увидел там высовывавшийся из-за голых деревьев растущих столь плотно, что они образовывали чернеющую колючую стену, кусочек серебристого объекта зависшего вдали над лесом. На мгновение и этот кусочек пропал, но потом вдруг из-за деревьев почти наполовину выплыл необычного вида воздушный корабль. Длинный серебристый корпус был почти идеально гладок, но у одного из концов к нему, как к катамарану, крепились ещё два, то ли отсека, то ли корпуса, примерно такой же толщины, но значительно меньше в длину.

— Это что инопланетяне? — с придыханием спросил Кистенёв и повернул голову в сторону Крейтона, продолжавшего смотреть на всё это, сохраняя своё обыкновенное флегматичное выражение лица.

— Хуже, — проговорил он категорично. — Это корабль Островного союза. Из всего, что мне известно об этом мире: вон те ребята копошащиеся траншеях это солдаты Сенкелийской империи, кажется, так называл её тогда Молентен. Если верить ему, то в своё время они были сильнейшим государством этого мира с огромными колониями, которые теперь потихоньку сдают. Отсталое государство. А вон те ребятки наоборот, — он указал в сторону верхушек деревьев, за которыми опять скрылся серебристый корабль. — Островитяне торгаши и демократы, опять же если верить Молентену, и они потихоньку освобождают колонии империи if you know what I mean.

В этот момент воздушный корабль снова появился из-за деревьев. Со стороны траншей донеслись отрывистые команды, и после серии хлопков от окопов в сторону корабля взметнулось около дюжины светящихся точек оставлявших за собой короткие дымовые шлейфы. Пройдя по дуге, они обогнули ветви деревьев на краю рощи и устремились в сторону корабля.

— Они его собьют? — спросил Кистенёв, посмотрев на Крейтона.

Тот в ответ отрицательно покачал головой.

Впрочем, через пару секунд Василий смог лицезреть результат воочию. Из-за леса с разных сторон к кораблю устремились ещё десятки ракет, но едва они подобрались к нему на необходимое расстояние, как ударила молния. Десятки коротких разрядов заиграли рядом с кораблём, протягивая свои кривые синие лучи к подлетавшим снарядам. Это закончилось почти мгновенно, огласив округу скоротечной канонадой. Пара ракет немного запоздала, подлетев откуда-то издалека, уже через несколько секунд после уничтожения основной партии, и они были точно также сбиты двумя электрическими разрядами пронзившими воздух рядом с кораблём.

— Постоянное поляризованное поле, — заключил Мессеир. — Пожалуй, единственная технология этого мира, которую было бы неплохо получить в наше распоряжение. Даже орден ею интересовался, несмотря на конвенцию, вроде даже местная агентура пыталась внедрить своего человека в островное адмиралтейство, не знаю, получилось ли это у них.

— Невероятно, — произнёс Семелесов, смотря вдаль. — Я сплю.

Тем временем островитяне, похоже, решились нанести ответный удар: блеснули два луча устремившиеся от корабля вдаль и за лесом прогремели несколько взрывов, потом появились ещё лучи, один из которых ударил прямо в середину траншей, рядом с которыми затаились юноши. Но этот взрыв был явно слабее остальных, если это и вовсе можно было назвать взрывом, тем не менее, со стороны окопов раздались крики раненых и несколько человек метнулись в сторону развороченной установки, видимо выполнявшей роль наподобие ракетницы.

— Из-за чего они хотя бы воюют? — спросил Кистенёв.

— Передел колоний, — тут же ответил Крейтон. — Если верить Молентену то, когда он отсюда уезжал, расклад был примерно такой: островитяне с парой озлобленных на империю континентальных королевств и некоторыми из её бывших колоний против империи с оставшимися у неё сателлитами. Ещё правда он говорил про какую-то неимоверно мощную конфедерацию где-то далеко на севере, которая подумывала выступить на стороне империи, но…

Вдруг над верхушкам деревьев с секундным интервалом сверкнули синие вспышки и два мощных взрыва разворотили гладкий серебристый бок воздушного корабля, после чего его повело и он, кренясь набок, стал двигаться в сторону постепенно снижаясь и теперь уже окончательно исчез за деревьями.

— А нет, — произнёс Крейтон, как раз за мгновение до того как из-за леса раздался жуткий раскатистый грохот и по самой земле прошлась чувствительная ударная волна. — Они всё-таки выступили на стороне империи. Самое время уходить отсюда.

Сказав это, он, едва поднимаясь над землёй, развернулся и пополз в сторону. И только оказавшись на достаточном, по его мнению, расстоянии от края леса, мантиец вскочил и, сделав ещё несколько шагов, пригнувшись, кинулся бежать наискосок вниз по склону, знаком показав своим друзьям двигаться за ним.

Они быстро нагнали его, хотя Кистенёв всё ещё недоумевал, зачем Крейтон притащил их сюда и это сводило практически на нет то удивление, которое он должен был испытать от увиденного. Только сейчас он, наконец, понял, что до этого самого момента и вовсе не думал о том, каким должен оказаться тот иной мир, в который они так стремились попасть. Он знал лишь одно: это должно быть что-то невероятное, и в этом смысле увиденное действительно подходило под определение, но всё равно Василий чувствовал, что ожидал чего-то другого.

— Мессеир, Мессеир, — позвал он мантийца, почти поравнявшись с ним, с трудом выгоняя воздух из собственных обессилевших лёгких. — Ты хоть можешь объяснить, что мы здесь забыли.

— Вы сами этого просили.

— Да но почему именно сюда.

Они очутились на краю невысокого крутого склона, у подножия которого с размеренным журчанием нёс свои воды помутневший и набравшийся широты от весенних вод ручей. Крейтон остановился почти на самом краю и напряжённо посмотрел, слегка повернув голову, в ту сторону, где ручей изгибался, скрываясь за поросшим лесом холмом, где угрюмо поднимались вверх несколько тонких серых струек дыма, едва наклонённых от слабого ветра. Вдруг что-то привлекло его и он, резко опустив взгляд, посмотрел вниз, где мутный поток проносил постоянно цепляя за камни изорванную чёрную тряпку, на которой иногда можно было заметить кусок того самого рисунка что был изображён на штандартах возвышавшихся над траншеями.

Немного проводив её взглядом, Крейтон снова повернул голову в сторону излучины на этот раз его лицо несколько изменилось, так что на нём отчётливо стала заметна, если не радость, то хотя бы удовлетворение, которое присуще тем, кто находит наконец то, что искал.

— Ради чего мы здесь? Сейчас увидите.

И с этими словами он вновь бросился бежать, на этот раз вдоль склона в ту сторону, куда смотрел только что.

Им пришлось пройти пару сотен метров вдоль края, чтобы найти тропинку, наискосок спускавшуюся вниз, к ручью. Они быстро нашли место, где можно было по камням переправиться на тот берег, и вскоре дойдя до поворота ручья, наконец, увидели то, что так стремился найти Крейтон. На грунтовой дороге, тянувшейся вдоль берега ручья, догорали остатки автоколонны из нескольких грузовиков, почти не отличавшихся видом от автомашин в родном для Кистенёва с Семелесовым мире, хотя большинство из них уже едва ли хоть отдалённо были похожи на то, что они представляли собой, когда были целы.

Некоторые машины были практически нетронуты, другие представляли собой, скорее груду покорёженного металла, местами ещё догорало пламя, дававшее тот дым, что увидел Крейтон. Между машинами и чуть в отдалении возле края леса лежало несколько сильно обгоревших трупов, которые уже едва ли поддавались опознанию. Один из мёртвых солдат, в иссиня-чёрной форме под цвет знамени их страны, лежал лицом вниз возле ручья, протянув к воде сложенные руки, словно хотел зачерпнуть воды, чтобы напиться. Прямо по центру спины у него виднелась жуткая рваная рана с обожжёнными краями.

Крейтон не произнёс ни слова, когда они вышли к месту разгрома, и даже не остановился, только слегка замедлил шаг. Даже вид мёртвых тел, казалось, был ему привычен, и потому он не поворачивал головы, продолжая идти вперёд, наметив себе целью одну из машин впереди. В отличие от него у Кистенёва, который и без того начинал замерзать на прохладном весеннем воздухе, всё похолодело внутри и к горлу подобрался комок. Юноша замер на месте с ужасом смотря на мёртвые тела, но, не желая оставаться одному, быстро пошёл вслед за Мессеиром. Семелесов задержался чуть подольше, ошарашенный, похоже, не меньше Кистенёва, и оказался замыкающим в растянувшейся вдоль берега цепочке. Вдвоём они ещё раз остановились, возле убитого человека сидевшего прислонившись спиной к переднему колесу грузовика, одной рукой прижимая засохшую рану на груди, во второй сжимая раскрытый медальон, в котором лежала чёрно-белая фотография улыбающейся девушки.

Именно этот солдат и привлёк внимание Кистенёва и Семелесова, отвлёк их только раздавшийся грохот с той стороны, куда пошёл Крейтон. Они обернулись и увидели как мантиец уже забравшийся на борт одного из более менее целых грузовиков, что-то с трудом доставал из кузова, и, наконец, достав это, спрыгнул обратно на землю, немного разведя в полёте руки.

Сохраняя своё обычное флегматичное выражение лица, он направился навстречу своим друзьям и те заметили, что в руках он держит длинный предмет, напоминающий чуть укороченную армейскую винтовку. Василий и Алексей, ничего не понимая, смотрели на мантийца, всё ещё поражённые увиденной ими здесь картиной.

— Что здесь произошло? — с трудом выдавил Кистенёв, медленно делая шаг вперёд.

— Похоже, авианалёт, — как бы между делом ответил Крейтон, уже начиная что-то перебирать, в винтовке в том месте, где по идее должен был находиться затвор.

— Что это? — спросил Семелесов, указывая на винтовку в руках Крейтона.

— Это то, ради чего мы здесь, — ответил Мессеир.

— Оружие? — Алексей сделал шаг вперёд, чуть отходя в сторону от Кистенёва.

Мессеир утвердительно кивнул.

Он, похоже, наконец, разобрался с винтовкой и что-то резко дёрнув, поднял её, приложив приклад к плечу, направив ствол в сторону леса, и тут же сверкнула вспышка, и невидимая сила моментально пробила край ствола дерева, оставив обугленную по краям выемку в форме урезанного круга. В тот же момент кусты, стоявшие за этим деревом, занялись пламенем, которое, впрочем, не особо спешило распространяться по отсыревшим стебелькам.

С довольным видом Мессеир опустил винтовку и повернулся лицом к остальным.

— На первый взгляд мощное оружие, — произнёс он совершенно равнодушным, сухим голосом, — однако на самом деле, толку от него немного. Луч медленно, но верно рассеивается, так что на расстоянии больше километра им можно разве что ослеплять противника, хотя как нелетальное оружие оно вполне пригодно. Скорострельность не больше чем у этой вашей винтовки Мосина, и что самое главное, нужны специальные батареи из вещества, которое в иных известных нам мирах кроме этого почти не встречается.

— Тогда зачем она нам нужна? — насторожился Кистенёв.

— Ты меня немного не понял, друг мой, когда я имел в виду что это то, ради чего мы здесь я имел в виду не конкретно эти винтовки.

— Ты имеешь в виду оружие вообще? — произнёс Семелесов и Кистенёв тут же обернулся, испуганно посмотрев на него.

— У нас же достаточно оружия Мессеир, зачем нам ради этого отправляться в другие миры? — спросил Василий, всё ещё тщетно пытаясь понять, что же здесь происходит.

— Это оружие не для нас, Василий, — вставил стоявший у него за спиной Семелесов, медленно начав обходить его по кругу. — Оно для нашей армии.

— Что! Какой ещё армии! — вскрикнул Кистенёв и замотал головой, не зная, к кому он сейчас должен обращаться.

— Для той армии, с которой мы пойдём на вашу столицу, — твёрдо проговорил Крейтон.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь журчанием ручья.

Кистенёв продолжал переводить взгляд с Семелесова на Крейтона и обратно, но теперь уже куда медленнее. Неожиданно на его лице появилась кривая улыбка, раздался истерический смешок.

— Вы что сбрендили? Какую, чёрт вас всех дери, столицу? Вы что собрались революцию устраивать? Я не понимаю.

— Это происходит во всех мирах, Кистенёв, — спокойным негромким голосом начал Мессеир. — И не по одному разу. Человеческие сообщества создаются, развиваются и, достигнув своего расцвета, летят в пропасть с невиданной скоростью. Словно все разом сходят с ума, словно их поражает эпидемия. Не важен масштаб: город, народ, цивилизация, не важно местоположение. Я видел, как это происходило в Мантии, я видел как это происходит в вашем мире и то же самое здесь и сейчас, — рукой он небрежно обвёл пространство вокруг. — Подобно вашему Сизифу, с одним и тем же результатом в конце. Цивилизация просто начинает гнить заживо, достигнув расцвета.

— Просто посмотри, что твориться в нашем мире, Кистенёв, просто посмотри на наш мир, — вставил Семелесов.

— И ты туда же!

— А у меня есть выбор. Они послали к чёрту все законы, которые делали их людьми, разрушили институт брака, испоганили всё, что было светлым и чистым, превратили святую церковь в инструмент пропаганды и акционерное общество. Если бы ты знал, как долго я мечтал об этом дне и как разуверился в том, что он когда-нибудь наступит.

— С тобой всё ясно, ты всегда был больным, но ты Мессеир? — тут он снова повернулся лицом к Крейтону. — Тебе-то всё это зачем!

— Неужели не понятно, — ответил мантиец. — Я хочу всё это изменить. Доказать, что только люди пишут законы истории.

— Это безумие.

— Всё это с самого начала было безумием.

— Нет… нет… — заговорил Кистенёв тряся головой. — Вы ведь этого не сделаете.

Он повернулся к Семелесову и направился в его сторону.

— Ты посмотри на себя, Алексей, а теперь оглянись вокруг, тебя же от одного вида трупов воротит, ладно он, он уже многое повидал, но ты, какой из тебя революционер. Хочешь поднять восстание, а сможешь ли? Кишка не тонка для мятежа.

Василий остановился прямо перед Семелесовым, с вызовом смотря ему прямо в глаза, но к его удивлению, тот не только не отводил взгляда, но наоборот смотрел в ответ с таким же вызовом, и вдруг врезал кулаком Кистенёву по носу. Кистенёв отшатнулся, согнувшись, схватился рукой за нос, при этом истерически засмеявшись.

— Девчонка ты, Семелесов, даже ударить нормально не можешь.

Кистенёв резко выпрямился и бросился на него, попытался ударить в ответ по лицу, но кулак задел предплечье Семелесовской руки поднятой тем в последний миг в качестве блока, и у Василия получился лишь смазанный удар по виску, и тут же раздался грозный голос Крейтона: «Оставить!».

Мессеир уже направился к ним, но вдруг раздался жалостливый хриплый голос: «Мегрет… мегрет….». Из-за ближайшего грузовика медленно выполз раненый солдат, то и дело поднимавший руку и протягивавший её в сторону юношей, при этом продолжая бормотать: «Мегрет… мегрет, со вин син тернен, херта… мегрет». Пришельцы сначала удивлённо посмотрели на раненого, удивлённые его появлением. Первым к нему кинулся Крейтон. Он подхватил солдата империи под мышки и, развернув, положил на спину, а сам присел рядом. На правом боку у солдата зияла жуткая рваная рана.

— Подойдите сюда, держите его, — скомандовал Крейтон, кивнув головой на раненого.

Кистенёв и Семелесов не понимающе переглянулись отвлечённые столь неожиданным обстоятельством от своей перепалки, но всё же подбежали к мантийцу и сели около головы раненого несколько раз передвинувшись, чтобы получше сесть на холодные камни.

Мессеир с совершенно спокойным выражением достал флягу, которую он всегда носил с собой, и маленький тряпичный мешочек, откуда он вытащил загнутую иголку, похожую на рыболовный крючок, и яркую шёлковую нить. Крейтон разрезал шинель и рубашку солдата и плеснул коньяком на рану, отчего лицо солдата искривилось, и он что-то прошептал на своём языке. А Крейтон тем временем смочил нитку в коньяке и им же плеснул на руки, после чего протянул флягу Кистенёву со словами: «Дай это ему, пусть выпьет немного».

Раненый практически без помощи Василия поднял голову и впился губами в горлышко фляги, поднесённой Кистенёвым.

— Ты хоть раз уже делал это, — спросил Василий у Крейтона, протягивая флягу обратно.

— Не раз, — бросил шёпотом Мессеир, продевая конец нитки в ушко иглы.

Несмотря на жуткое выражение лица, перекошенного от боли, солдат даже не закричал, когда Крейтон начал зашивать рану. Он только продолжал что-то сдавленно шептать придерживавшему его голову Кистенёву, видимо не зная, что тот его не понимает. Как раз в тот момент, когда Мессеир заканчивал накладывать шов, по небу пронеслись два странных аппарата, не имевших ни крыльев, ни винтов и державшихся в воздухе, видимо благодаря какому-то ещё неизвестному в мирах, откуда прибыли заговорщики, принципу.

Крейтон, быстро закрепив нитку, тут же вскочил с земли и, встав лицом к быстро удалявшимся машинам, дважды с небольшой задержкой выстрелил в воздух. Летательные машины замедлились, и стали делать широкую петлю над лесом, чтобы вернуться к тому месту, где находились в тот момент пришельцы. После этого он быстро вернулся и собрал свои вещи. Солдат протянул ему руку, еле сумев оторвать её от земли, Крейтон пожал её и, козырнув на прощанье двумя пальцами, бегом направился прочь вдоль ручья вниз по его течению, дав знак своим товарищам следовать за ним. Вдогонку из-за спины солдат что-то им крикнул на своём языке, Кистенёв обернулся на бегу, и увидел на лице лежавшего на камнях раненого слабую улыбку, странно смотревшуюся на его измазанном и окровавленном лице.

Когда они пробежали мимо излучины ручья то Крейтон, наконец, остановился, устремив взор в ту сторону, где причудливые летательные аппараты, медленно спускались, скрываясь за верхушками деревьев.

— Ты уверен, что это его союзники? — спросил Семелесов.

— У островитян таких нет.

— Думаешь, он выживет.

— Я видел как после и не такого выживали, — твёрдо ответил Крейтон и направился дальше вдоль ручья, но через несколько шагов остановился, и развернувшись взглянул на оставшегося на месте Кистенёва, настороженно смотря на Мессеира. — То, что я убиваю без колебаний, когда это необходимо, друг мой, отнюдь не означает, что чужая смерть доставляет мне удовольствие.

Они прошли примерно пару километров вдоль берега, пока не вышли к речушке, мирно несшей свои воды по небольшой долине, в которую и впадал ручей. Где-то вдали вверху по течению белели горные вершины, принадлежавшие к цепи с неведомым названием. А в другой стороне, куда текла река, горизонт будто горел огнём и словно зарницы то вспыхивали, то погасали яркие вспышки, после которых гулкие приглушённые расстоянием удары растекались между холмами, зловеще напоминая пришельцам о том, что и в этом мире люди умирают ради только им одним понятных целей.

Где-то вдали, появились колонны техники и людей, двигавшихся вдоль берега, направившись вдаль навстречу горящему горизонту. Потом вдруг показались огромные чёрные силуэты, отсюда было сложно различить но, присмотревшись, Кистенёв понял, что там шли исполинские животные, ростом равнявшиеся соснам на краю прибрежной рощи, у них было бочкообразное тело и они вяло покачивались при ходьбе, время от времени издавая протяжный трубный звук, сливавшийся с дальним грохотом разрывов. Сверху на них были установлены огромные башни, от которых под углом поднимались короткие тонкие силуэты, видимо являвшиеся стволами каких-то особых орудий.

Алексей вместе с Василием встали как вкопанные, смотря на колонну из огромных существ вдали, не веря своим глазам.

— Я ведь никогда не говорил что флора и фауна разных миров идентична, если хорошо поискать, можно найти таких чудовищ по сравнению, с которыми ваши динозавры покажутся просто милыми зверушками, — совершенно обыденным голосом пояснил Крейтон, встав чуть позади своих друзей.

Кистенёв медленно повернулся, и в глазах его читался немой вопрос, который бы он сам не смог сформулировать, даже если бы захотел.

— Если хочешь ты можешь остаться здесь, — произнёс Мессеир неожиданно весёлым голосом, доставая медальон и подходя к ближайшему валуну имевшему рост со взрослого человека. — Серьёзно, если ты считаешь что затея с восстанием безумие, то зачем тебе возвращаться, я дам тебе немного золота на первое время, вернее не так уж и немного, к тому же здесь оно ценится больше чем в вашем мире.

Говоря это, Крейтон приладил медальон на вершину валуна, и, развернувшись, сделал небольшую паузу, шагнув навстречу Василию.

— А как же… — задумчиво начал Кистенёв.

— А что у тебя там, твоя одежда, твой телефон, можешь не беспокоиться, он здесь не ловит. Только не говори, что будешь скучать по семье или она по тебе.

Кистенёв молчал, и Крейтон воспринял это как знак продолжать.

— Лучше всего направься туда, за горы, — Мессеир кивнул головой в сторону горной цепи. — Найди какую-нибудь деревушку, поживи там первое время, пока не поймёшь что да как. Поначалу без знания языка будет трудно, но с ежедневной практикой и хорошей мотивацией, ты выучишь его быстро, быстрее, чем ты думаешь. Тем более ты же знаешь уже один иностранный? Ну вот, а второй уже учится куда легче. Главное не попадись имперской контрразведке, за шпиона с островов тебя вряд ли примут, но… хотя, знаешь, для тебя так возможно будет даже лучше. Если вспомнишь хоть что-нибудь из того, что списывал на контрольных по химии и физике, тебя, возможно, привлекут на службу на благо императора и государства, и ты там сможешь неплохо преуспеть.

Мессеир, достал небольшой слиток золота, один из тех, что был добыт ими в подвалах высокого замка и швырнул его на землю перед Кистенёвым.

— Я говорю сейчас совершенно серьёзно, — голос Крейтона внезапно посуровел, мантиец испытующе исподлобья уставился прямо в глаза юноши. — Ты можешь идти с нами и освободить свой народ, можешь вернуться к прежней жизни или найти новую где-нибудь за теми горами.

Кистенёв стоял, не шевелясь, в ответ, уставившись прямо в глаза Крейтона. Только теперь он понял, что знал это с самого начала. Что понимал это, хотя почти об этом не думал. Крейтону были ни к чему романтические идеи о приключениях и познании новых миров, подобных приключений он пережил достаточно, чтобы мечтать перейти тропик Козерога в обратном направлении, и хотя едва ли он мечтал об этом на самом деле, вряд ли это вообще это было него принципиально. И он не мог не преследовать конкретной практической цели стоящей за его охотой на медальон. В глубине души Кистенёв знал что Крейтон, несмотря на все его умозаключения, на самом деле, прагматик, но при этом едва ли полностью осознавал, что и ему самому надо будет со временем тоже мыслить прагматично.

Усиливавшийся ветер обдувал холодом и раздражал донельзя, мешая думать. Василий понял что замерзает. Он несколько раз переводил взгляд со слитка, лежавшего на земле на Крейтона, который стоял, протянув руку, приподняв вторую, к которой была привязана бечёвка, уходившая к медальону. Мантиец недвусмысленно намекал, на что сейчас юноша должен сделать выбор, хотя они оба понимали, что он выберет в конечном итоге.

Кистенёв сделал шаг вперёд, наклонился и поднял с камней слиток, погладив пальцем его гладкую поверхность и задержал взгляд на собственном отражении, испещрённом множеством царапинок на тёмно-жёлтом металле. Затем он вдруг уверенно шагнул навстречу Крейтону, убирая слиток за пазуху, и взял Мессеира за руку, произнеся: «Он ещё нам пригодится», потом он протянул вторую руку Семелесову. Крейтон достал свою записную книжку, где уже лежала закладка на том месте, где была перерисована таблица и накарябано несколько строк на неизвестном языке. И как только Мессеир прочитал их тусклый луч Солнца, проходивший через зелёный камень в центре медальона, вдруг усилился и, образовав косой зеленоватый конус света, создал проход в иной мир на поверхности реки у самого берега.

Их выбросило там же, где они и начинали: во дворе у Семелесова. Нельзя сказать, что теперь этот переход стал для них более приятным или даже привычным. Резкий переход из холода, к которому они только привыкли, обратно в летнюю жару создавал своеобразные ощущения.

Василий сразу стянул с себя свитер и куртку, даже не пытаясь вставать с земли. Он кинул снятую одежду на траву и, вытащив из-за пазухи слиток золота, отбросил его к ногам Крейтона, с флегматичным видом, наматывавшего на кисть руки бечёвку с медальоном.

— Ты сумасшедший, Мессеир, ты это понимаешь, — прошипел Кистенёв, стоя на четвереньках, опустив голову, так что лицом едва не касался травы.

Впрочем, он достаточно быстро встал, взяв куртку со свитером в охапку, быстрым шагом направился к дому. На веранде он неожиданно столкнулся с Клементиной спускавшейся по лестнице и вставшей на нижних ступенях, чуть подавшись к периллам.

— Ты знала это? — обратился к ней Кистенёв, выставив перед собой правую руку, согнутую в локте, подняв указательный палец, потом вдруг резко разогнув её, указав на улицу, в открытую дверь. — Ты ведь с самого начала знала об этом!

Она вдруг насторожилась и крепко вцепилась обеими руками в перилла лестницы.

— О чём?

— О том, что твой муж сумасшедший. К чёртовой матери, на всю голову.

Напряжённость тут же исчезла с лица девушки, она отпустила перилла и на лице её появилась снисходительная улыбка.

— Вы больные на всю голову! — заключил Василий, уже не смотря на Клементину, и скрылся где-то в недрах дома.

Почти одновременно с этим у открытой двери появился Семелесов, напряжённо всматривавшийся в дверь напротив, куда сейчас вышел Кистенёв.

— Что это с ним? — спросила Клементина.

— Спермотоксикоз. Бубонная чума двадцать первого века, — со вздохом ответил Семелесов.

— Ясно.

Она изобразила весьма странное выражение лица и, демонстративно горделиво выпрямив спину едва не выгибаясь туловищем назад, не спеша направилась вверх по лестнице.

Семелесов выше на кухню и взглянув на часы, удивлённо произнёс:

— Всего лишь час? Мы были там меньше часа.

— Час тридцать семь по моим часам, — раздался у него за спиной флегматичный голос Крейтона. — Время не идёт одинаково даже в пределах одной вселенной, глупо полагать, что оно будет идти одинаково в разных.

Кистенёв тем временем уже стоял в гостиной около разбитого окна. По улице как раз проходила компания молодых людей, немногим старше его самого, вместе с ними была и Катя. Когда они проходили мимо дома, она повернулась к нему и крикнула Василию что зайдёт к ним сегодня, при этом уже голосом своим, давая понять, что была уже навеселе. Мессеир подошёл, когда они уже прошли мимо, он чуть высунулся из окна, бросив взгляд им вслед, и как раз в этот момент компания разразилась гоготом.

— А ведь ты мог быть сейчас среди них. Не увидеть в своей жизни ничего кроме собственного города и пары отелей на модных курортах, а пока что просто догуливать свою юность с бутылкой пива, дурацкими шутками и разговорами ни о чём. Возможно, это не так уж и плохо.

— Ты обещал свободу когда предлагал пойти за тобой, — ответил Кистенёв, прохаживаясь по лежащей в полумраке гостиной.

— Разве я отрекаюсь от своих слов? А чего ты ожидал, у нас в руках сильнейшее оружие с помощью которого мы сможем собирать многотысячные армии, а ты действительно думал использовать его только для того чтобы посмотреть на то, какие цветочки растут в других мирах?

— Чего же ты всё-таки добиваешься.

— Мои цели просты. Сорвать всю эту мишуру. Ты только представь: остановившийся город, сложенные в кучу и раздавленные айфоны и прочий подобный им хлам, горы шмоток из бутиков горящих освещая ночные улицы. И на центральной площади весь город, те кто поддержал нас все вместе танцуют польку на руинах нового мира.

— Польку?

— Честно не знаю, как её танцевать, но это ведь что-то весёленькое.

Кистенёв раскрыл было рот, чтобы что-то сказать, но, видимо, передумал и просто снова встал возле окна, а Крейтон развернулся и молча вышел из комнаты. Только Семелесов подошёл к Василию и, встав у него за плечом начал тихим голосом:

— Знаешь, я когда-то прочитал одно изречение о том, что ошибочно полагать, будто телевидение и прочие СМИ отрицательно влияют на людей, а наоборот это из-за людей СМИ показывают такую дрянь, чтобы угодить вкусам большинства. Но вот потом я как-то подумал: тогда ведь получается что и Геббельс, создавал пропаганду нацизма, потому что в Германии все были нацистами и он потакал их вкусам. Нет, ты пойми, я понимаю в рыночной экономике спрос так или иначе будет воздействовать на то, что показывают по телевизору, но это ведь не отменяет обратного эффекта.

— Это ты сейчас к чему? — недоумевая, спросил Кистенёв, оглянувшись на Семелесова.

— Людей можно изменить, Вася. По крайней мере, общество точно.

И произнеся это, Семелесов резко развернулся и вышел из комнаты.

Крейтон не спеша поднялся на второй этаж и вошёл к себе в комнату. Клементина уже ждала его здесь. Она, растянувшись, лежала на кровати, подперев голову рукой, отчего её поза принимала весьма эксцентричный вид. Она, казалось, никак не прореагировала на появление мужа, как, впрочем, и он сам не обратил на неё внимание. Он стянул с себя всё кроме брюк и рубашки, которую тоже расстегнул на несколько пуговиц и без сил рухнул на кровать рядом с девушкой.

Только теперь она немного передвинула локоть и немного наклонилась к нему, после чего ехидно произнесла.

— Сегодня так полагаю я сверху?

— Размечталась.

Когда Семелесов проснулся, то обнаружил что лежит в одежде на не застеленной кровати. За окном постукивал редкий дождик, на часах было около двух ночи. Последнее что помнил Алексей было то, как он пришёл к себе в комнату, оставив Кистенёва и Катю наедине на кухне, мило о чём-то беседовавших. Семелесова вообще всегда поражала эта способность Кистенёва мгновенно менять настроение и словно хамелеон приспосабливаться под другого человека, когда это было ему необходимо. Он мог вот так вот спокойно сидеть и болтать о всякой нелепице даже если полчаса назад рыдал и был готов покончить с собой. Так и сейчас, когда пришла Екатерина, он как-то подозрительно быстро забыл о том, что только что произошло с ними и, казалось, вообще позабыл про существование Крейтона произошедшее с ними за последние несколько дней и с угодливым, местами даже подобострастным видом он всюду следовал за девушкой и вместе с ней смеялся над разбитым окном Семелесова, что для неё, похоже, до сих пор было эталоном невероятной катастрофы, которую можно будет обсудить ещё не раз.

Дверь открылась неожиданно. В соседней комнате свет был включён, но силуэт, возникший в двери от казался только ещё более тёмным и неразборчивым, хотя Семелесов понял сразу что это была женщина. Она вошла в комнату, немного покачиваясь, и быстро покинула освещённое пространство, направившись к кровати Алексея. Не произнося ни слова, она ловко расстегнула ему брюки и также молча забралась на него, быстро перейдя к делу.

В тот момент у Семелесова перехватило дыхание. Едва она появилась в комнате, как его сердце начало стучать учащённо, а затем, когда она начала, это превратилось во что-то невероятное. То была жуткая гамма чувств, он в темноте всё никак не мог разглядеть её, но ему всё казалось, что он видит её лицо, столько раз появлявшееся перед ним до этого. Он уже понимал, что должен умереть на следующий день и дело тут не в Крейтоне, он сам пустит себе пулю в лоб завтра же утром, благодаря судьбу хотя бы за то, что она позволила ему уйти из жизни подобным более менее достойным способом. Но сейчас это было лучшее чувство на земле, и он понимал, что жил не зря, он знал, что не должен был прикасаться к этой женщине, и потому радовался, что сейчас было слишком поздно, при этом, всё ещё не веря что это был ни сон.

Всё произошло достаточно быстро, куда быстрее, чем ему хотелось бы и вдруг выгнувшись в момент окончания, он, оказавшись с ней лицом к лицу, вдруг ощутил, как ему в лицо дохнули перегаром, причём такой концентрации, что можно было опьянеть, просто подышав им. И, только тогда очевидная мысль пронзила его мозг, только тогда он с минутным облегчением и бесконечным отвращением понял, что это была не она.

— Катя?

— Семелесов? — проговорила она испуганно заплетающимся языком.

Он рухнул на подушку и истерически захохотал. Чёрт возьми, как он мог перепутать. В конце концов, он же видел, как она снимала джинсы, и прекрасно знал, что Клементина штанов не носила из принципа.

Со злостью он столкнул девушку на пол и, подтолкнув дальше к выходу, крикнул ей что-то вроде: «Пошла прочь». Едва ли она вообще понимала, что тогда происходит. Подняться ей удалось не сразу, и не сразу получилось отыскать сброшенные в темноте джинсы. Что-то бормоча невнятно себе под нос, она направилась к выходу и, сделав пару шагов влетела в дверной косяк, после чего выругалась и со второй попытки всё же вынесла себя в коридор.

Семелесов остался один. Он поднялся с кровати и, застегнув брюки, встал возле окна смотря на улицу, где над видневшимся вдали соседским домом, в окружении позолоченных её светом облаков висела полная Луна, словно сошедшая со своим окружением с пейзажа Куинджи, и свет её золотил капли дождя на оконном стекле. Ему сейчас было смешно. Столько раз он представлял себе этот момент, столько раз пытался добиться подобного эффекта самостоятельно, но всегда терпел неудачу. В голове с неприятной ясностью возникли образы его встречи с Матиасом кровавым и его сестрой, встречи столь безумной и столь невероятной, что он едва ли когда-нибудь сможет убедить себя до конца, что это был не сон. И эта ночь, казавшаяся какой-то фарсовой пародией на то, о чём говорил тогда призрак, словно между ним и Семелесовым специально провели параллель и сравнение. «У Матиаса было своё государство, какое-никакое, но государство, — подумал Семелесов, — ничего Муссолини и Шикльгрубер имели карты и попаршивее, неужто ты хуже их, Семелесов, в конце концов, у них не было драконов».

И тут он поднял голову, смотря куда-то вверх словно дальше, за потолок, прошептал:

— И всё-таки у тебя крайне своеобразное чувство юмора. Едва ли до меня дойдёт весь смысл твоих шуток.

Глава двадцать девятая. ЗАБАВЫ ПАТРИОТОВ

В то утро Клементина встала несвойственно для себя рано. В тот момент, когда с веранды, слегка пошатываясь, с жутко кислой рожей вышла Катя, она спокойно стояла около стола и чистила картошку.

Екатерина, дойдя до середины комнаты, вдруг остановилась и, бегло оглядевшись по сторонам, произнесла глухим загробным голосом: «Воды». Услышав это, Клементина остановилась, подняла глаза на вошедшую и, не говоря ни слова, отложила в сторону нож, налила воды из кувшина и подала ей кружку. Катя взяла кружку в вытянутую руку, расплескав несколько капель когда подносила ко рту, и также молча направилась на кухню. Только сев за стол, произнесла всё тем же приглушённым голосом, подперев голову рукой: «Блин. Пипец сушняк».

Она достала из кармана телефон, посмотрела на него, несколько раз проводя пальцем по экрану, потом выругавшись шёпотом, отложила его в сторону.

— Перебрала? — спросила Клементина.

В ответ девушка кивнула. Она опустила голову, подперев лоб ладонью и приняла позу, по-видимому, демонстрирующую невероятные страдания и боль, при этом она видимо и вовсе забыла о присутствии рядом кого бы то ни было ещё, и теперь сидела совершенно молча и неподвижно. Клементина в свою очередь снова принялась чистить картошку, делая вид, будто тоже не замечает никого.

Вдруг Катя подняла голову и чуть повеселевшим голосом спросила:

— А ты вообще не пьёшь?

— Только вино, иногда, — ответила Клементина, кидая в чашку очередную картофелину и, отряхивая нож, бросила взгляд на Катю. — А что?

— Да так, — ответила та снова поникшим голосом, опять подперев голову рукой, и после небольшой паузы добавила, подняв глаза. — Это ты сама решила или он? — она едва заметно кивнула головой куда-то в сторону.

— И то и другое.

— А, — протянула Катя и опять сделала длинную паузу, — понятно, — она наконец выпрямилась и откинулась на спинку стула. — У меня бывший тоже таким был, в клубы не ходи, к друзьям не ходи, ни то, ни сё… — она вдруг снова замолчала. — Козёл. Телефон вот подарил хоть какая-то польза. Нельзя с этими мужиками дело иметь, их нужно: попользовался и выбросил, попользовался и выбросил, — при этом она делала повторяющееся движение рукой, разжимая и сжимая кулак, при этом резко двигая кистью, будто что-то откидывала, — а то всю жизнь у плиты стоять. Ты я вижу уже начала.

Клементина уже едва сдерживала улыбку и старалась не поворачиваться.

— Вы хоть трахаетесь с ним? — продолжала Катя тихо и приглушённо, как будто она была еле жива. — Или ты это, целкой хочешь остаться, там до свадьбы и всё такое?

— Мне про тебя Кистенёв рассказывал, — произнесла Клементина, кинув в тарелку последнюю из картошек и начав вытирать лезвие ножа полотенцем.

— Вася? И что он говорил? — тут в голосе Катерины появилась одновременно и заинтересованность и тревога.

— Я не люблю судить о людях по чужим словам, — начала Клементина отложив нож и сняв передник, при этом направившись к столу на кухню, с трудом придавая своему лицу спокойное выражение. — Но, например, о тебе я уже поняла достаточно, чтобы подтвердить часть его слов.

Она подошла к столу и села боком к нему, повернувшись лицом к Кате.

— И что? — спросила Катя протяжно.

Клементина посмотрела ей прямо в глаза и совершенно спокойным уверенным голосом произнесла:

— Шлюха ты, деточка.

Лицо Кати словно остекленело и она, чуть приоткрыв рот, просто сидела молча. Клементина встала, продолжая смотреть на неё, добавила:

— А насчёт добрачных связей… — она сделала мечтательное лицо, — рада бы, да только поздно.

И с этими словами она присела в вычурном реверансе и вышла из комнаты. Схватив чашку с очищенным картофелем, она понесла её к умывальнику, не обращая внимание на Катю, с озлобленным видом проскользнувшую у неё за спиной на веранду.

Она начала насвистывать незатейливую мелодию из песни, которую ей часто приходилось слышать ещё девочкой, живя в деревне. Не то чтобы у неё было настолько хорошее настроение, или ей так нравилась эта песня. Просто в тот момент ей отчего-то вспомнились те старые времена, до того как в их деревне невесть откуда появились несколько странных мужчин в чёрных плащах, которые почти не общались с деревенскими и даже не показывались им на глаза, появившись только в вечер праздника.

Клементина поставила картошку вариться на плиту и встала ждать рядом, почти одновременно с этим хлопнула входная дверь на веранде, и девушка поначалу подумала, что это вернулась Екатерина, придумав какой-то ответ. Однако на пороге появился Семелесов, на ходу застёгивая рубашку. Над правой бровью и на локте у него были видны свежие ссадины.

— Вы с Мессеиром опять дрались?

— Дружеский поединок, — ответил Семелесов.

Он налил воды из кувшина и жадно впился в кружку принявшись пить большими глотками. Убрав кружку от губ, он несколько раз глубоко вздохнул, словно бы от облегчения. Он помолчал немного в задумчивости, потом произнёс:

— Катя с тобой сегодня разговаривала?

— Да. А что?

— Она сейчас какая-то злая вышла, она ничего не говорила обо мне?

— А должна была? — переспросила Клементина, лукаво покосившись на Алексея. — А злая она, потому что… как ты вчера сказал… спермотоксикоз.

— У неё?

На лице Семелесова сначала отобразилось удивление, но потом он только улыбнулся и прошёл дальше, через кухню в гостиную.

В тот день за обедом все были непривычно молчаливы. Особенно странным был Кистенёв, даже наклоняясь к тарелке, он исподлобья смотрел Крейтона, словно боялся, что стоит ему отвернуться и мантиец выхватит из-под стола пистолет и пристрелит его как не заслуживающего доверия. Василий первым выскочил из-за стола, так нервно, что чуть не упал вместе со стулом, который накренился так, что ударил спинкой о секретер позади. Кистенёв быстро сполоснул тарелку в раковине и, пробормотав что-то, что, видимо, являлось благодарностью за обед, быстро вышел на веранду, на ходу доставая из кармана пачку сигарет.

Он вышел на порог, вздрогнул от внезапного порыва холодного ветра, покачнувшего кусты смородины у старого покосившегося забора, достал из пачки белую трубочку сигареты и закурил, с трудом сдерживая лёгкую дрожь в пальцах. Большая часть неба была покрыта массивными ватными облаками синеватыми у нижнего края, оставляя отдельные лазоревые участки, где лишь отдельные пуховые клочья нарушали гладкость синевы, и лишь время от времени солнце, выползая сюда, сгоняло тень с окружающего мира.

Но в тот момент оно как раз было скрыто облаком, отчего всё вокруг, насколько хватало взора лежало в блёклой тени, столь резко контрастирующей с лазоревыми просветами на небе, что становилось жутко. Кистенёв закурил, хотя на этот раз табачный дым вместо того чтобы успокоить почему-то начала нервировать ещё больше. Василий чувствовал тревогу с самого утра. Ему вдруг неожиданно для самого себя показалось безумно легкомысленным то, как он вчера воспринял новость о планах Крейтона. От сказочного безумия, в котором они находились последнее время, Мессеир одним махом повернул их лицом холодной реальности, и оттого всё вокруг приобрело какой-то новый оттенок, от которого Василию становилось не по себе. Уж слишком большим реализмом отдавала эта идея с восстанием.

Когда к нему вышел Крейтон, Василий постарался придать себе наиболее спокойный вид, хотя получалось это у него в присутствии мантийца довольно посредственно. Он щелчком отправил недокуренную сигарету в полёт за забор и уставился куда-то вдаль, просунув руки в карманы. Крейтон спустился по ступенькам на землю, став задумчиво смотреть на небо.

— И всё-таки, Мессеир, какая у тебя цель? — с трудом подавляя дрожь в голосе, спросил Кистенёв.

— Моя цель? — переспросил Мессеир, оглянувшись через плечо. — У меня есть личный интерес в этом деле, но могу поклясться, это ничуть не умаляет искренности моих слов по поводу моего желания изменить этот мир к лучшему.

Кистенёв не ответил ничего.

— А знаешь, — продолжил Мессеир, снова посмотрев на небо, — мне нравятся подобные облака. Они выглядят весьма… как бы это сказать… зловеще.

Сказав, это Крейтон повернулся и направился к двери на улицу.

Василий проводил его взглядом, потом снова вытащил пачку, достал одну из сигарет примерно до половины, потом вдруг остановился и со злостью затолкнул её обратно и прислонился спиной к стенке, скрыв лицо руками.

Когда Семелесов вошёл в комнату Клементины, она сидела полулёжа на кровати и читала.

— Мессеир сейчас ушёл, — произнесла она, закрыв книгу и заложив место, где читала пальцем.

— Я пришёл к вам.

— Разве мы не перешли на «ты».

Семелесов не ответил, только медленно шагнул вперёд.

— Впрочем, неважно, так что-то случилось?

— Можно и так сказать.

— Ну что ж, — она с интересом посмотрела на него, — я вас слушаю.

Алексей подошёл к окну, нервно проводя большим пальцем правой руки по четырём остальным.

— Не знаю, стоит ли мне вообще это говорить.

Клементина пристально посмотрела на него, словно ища какую-то маленькую деталь в его виде.

— У тебя какой-то странный голос сегодня.

— Странный, в смысле уверенный?

— Скорее жёсткий.

— Может быть, — произнёс он и тяжело вздохнул, повернувшись к окну. — Зря я должно быть пришёл.

— Что же такое ты хотел мне сказать.

— Замужним женщинам такого не говорят.

— Вот как, ты действительно уверен, что есть какие-то слова, какие могут мне навредить. Если вы не заметили, замужние женщины немногим отличаются от человека и слова не имеют для них какой-то особой разрушительной силы.

— Слова бывают разные.

— И тем не менее.

— Вы действительно хотите, чтобы я это сказал, вы же догадываетесь о чём я.

— Возможно, но вы меня заинтриговали.

— Я люблю вас.

Клементина сделала глубокий вдох, и её лицо приняло странное задумчивое выражение.

— Ты понимаешь, что я должна тебе сказать на это, — она отложила книгу и присела на край кровати, исподлобья смотря на Семелесова хитрым взглядом своих разноцветных глаз.

— Догадываюсь, — бросил он, искоса посмотрев на девушку, продолжая неподвижно стоять возле окна.

Она сделала небольшую паузу.

— По-хорошему, я должна сказать, чтобы ты выбросил меня из головы, забыл раз и навсегда и жил своей жизнью, даже не думая об этом, — произнесла она громким шёпотом, вставая и медленно подходя к нему.

Она встала у него за спиной, наклонившись, так что он чувствовал её тёплое дыхание.

— Должна, но не скажу, — продолжила Клементина после краткой паузы, — запомни меня, Семелесов, запомни и не забывай никогда, сохрани у себя в голове мой образ и совершенствуй его, чтобы эти воспоминания стали самым печальным и самым прекрасным, что есть в твоей жизни. И тогда ты возблагодаришь судьбу за то, что мы встретились при подобных обстоятельствах.

Семелесов ничего не ответил и, только молча повернувшись, проскользнул мимо девушки и отошёл чуть в сторону, лишь после некоторой паузы произнеся.

— Вы даже прекраснее чем я себе представлял. Надеюсь, вы понимаете, что то, о чём я вам говорил только что, я рассказал только чтобы быть с вами откровенным.

Клементина кивнула и подошла к креслу, стоявшему посередине комнаты и села в него, по привычке заложив ногу за ногу, сложив руки в замок перед собой, положив локти на подлокотники.

— Пойми меня правильно, Алексей, если бы я всё же решила провернуть адюльтер, то в списке возможных кандидатур ты был бы далеко не на последнем месте, но… сам понимаешь.

И тут она улыбнулась одновременно и снисходительной и лукавой улыбкой, так что, казалось, на её губах светилась надпись ада: «Laciate ogni speranza».

— Ну что ж, сочту за комплимент, значит, я вас не переоценивал, — ответил Семелесов.

Он направился к выходу и остановился в дверях, встав полубоком, пристально посмотрел на девушку.

— Я надеюсь, всё произнесённое здесь только что останется строго между нами, — он замолчал и после небольшой паузы добавил. — Мы же взрослые люди.

— Разумеется.

Семелесов вышел, закрыв за собой дверь, и спускаясь по лестнице, он остановился, понимая, что чувствует себя на удивление хорошо, при этом, не понимая почему. Впервые за последние годы его жизни ему не хотелось прокручивать в голове прошедший разговор, он считал, что сказал всё, что было нужно сказать.

Тогда он думал, что этот разговор будет главным, что произошло за этот день, но всё изменилось, стоило ему только отправиться в сельский магазин.

Он располагался на том берегу реки, сразу на пригорке, рядом со зловещим зданием старого клуба, сгоревшим ещё лет двадцать назад и теперь угрюмо встречавшим всех приезжавших в посёлок. Семелесов, по правде говоря, был рад прогуляться в одиночестве, и спокойно поразмышлять. Когда он перешёл мост, то встретил шедших ему навстречу людей приехавших на рейсовом автобусе, всё ещё стоявшем на остановке. В магазине было достаточно много народа, однако при этом соблюдалась какая-то неестественная тишина, так что не было слышно никаких звуков кроме монотонного дребезжания холодильной установки и негромких разговоров продавщицы с покупателями у кассы на фоне шарканья шагов по полу.

Когда Семелесов встал в очередь его внимание вдруг привлёк старый наполовину отклеившийся плакат на внутренней стороне вечно открытой двери. Он почему-то с минуту рассматривал этот плакат, предлагавший купить какое-то дешёвое пиво, которого уже несколько лет не было в продаже. И стоило только Алексею отвернуться, как буквально спустя секунду внутрь зашёл человек, которого бы ему стоило разглядеть получше. Впрочем, он даже заметил его, но только краем глаза и даже отметил что тот одет, в плащ почти точь-в-точь как у Крейтона, совершенно неуместный в жаркую погоду, но отчего-то не придал этому значения.

Выходя на улицу, Алексей вдруг начал напевать, сам не зная почему: «Не верь красавица…». Никто не обратил на него внимания кроме того типа в чёрном плаще. Он резко обернулся, присмотрелся, прислушался и, быстро выйдя из очереди, выбежал наружу вслед за Семелесовым.

Юноша видимо не замечал его и шёл не оборачиваясь вдоль дороги, продолжая негромко петь, как вдруг сильный голос с хрипотцой раздался у него за спиной произведя эффект подобно раскату грома:

— Именем светлого престола!

Семелесов резко обернулся.

— Где он?

Действуя рефлекторно Алексей выхватил пистолет и направил его на мужчину, но тут он сделал лёгкой движение рукой и камень лежавший до того в траве, в стороне от дороги, взлетел и врезался прямо в кисть руки Семелесова, отлетев после столкновения дальше на асфальт вместе с выбитым из руки пистолетом.

— Твою ж… — только и успел произнести юноша, как вдруг что-то чёрное налетело на него и сбило с ног.

Семелесов тут же попытался встать и одновременно почти наугад ударил кулаком, но чья-то сильная рука перехватила его запястье, а через секунду вторая схватила его за шиворот, как паршивого котёнка и вскоре он полетел в заросли травы перед зданием заброшенного клуба. Он снова попытался подняться, но вдруг его опять схватили, мир закружился перед его глазами и вскоре он опять почувствовал удар земли и кирпичную крошку, перемешанную с песком под собой, и понял, что находится внутри брошенного здания.

Перевернувшись на спину, он увидел перед собой человека в чёрном плаще, у которого на плече сидел крупный пушистый зверёк, с неприязнью смотревший на Семелесова своими маленькими узко посаженными глазками. Сам мужчина держал в правой руке короткую шпагу, кончик которой смотрел прямо на юношу. Алексей, не сводя с него глаз, отполз назад, пока не упёрся спиной в лежавшие под наклоном старые доски.

— За такое исполнение «Иноре атерес» выпускают кишки и вешают на них же, даже когда речь идёт о переводе, — ровным голосом произнёс мантиец. — Ты не представляешь насколько сейчас в твоих интересах сказать, где он?

— Кто он?

— Не придуривайся. Тот, кто научил тебя этой песне.

— Какая тебе разница, я тебя не знаю, — выпалил Семелесов и тут же попытался вскочить на ноги. — Педофил проклятый.

Алексей уже бросился бежать, как вдруг резкий удар по ноге сбоку подкосил его, и он снова рухнул на землю. Потирая ушибленное плечо, Семелесов поднял глаза, чтобы увидеть нависавшего над ним мужчину и клинок, практически упиравшийся в лицо.

Вдруг неожиданно для мантийца юноша рассмеялся.

— Думаешь, я смерти боюсь, — произнёс он насмешливо, поднимаясь с земли. — Если б ты знал, сколько я мечтал о ней, — тут он вывернул руку, обратив к мужчине своё запястье. — У меня духу хватило только кожицу порезать, да согласен, шрам почти не виден, но он там есть.

— Ты больной что ли?

— Называй, как хочешь. Только учти, может быть, Алексей Семелесов посредственность, но не трус уж точно.

— И где только Крейтон таких отборных психопатов нашёл, — сказал тихо, скорее себе, чем Семелесову, мантиец, медленно описывая вокруг него полукруг.

Алексей поднялся и прислонился к ещё стоявшей, обшарпанной стене.

— Откуда вы знаете Крейтона? — спросил он настороженно.

— Можно так сказать: мы с ним старые друзья, которые должны доиграть в одну забавную игру.

— Вы Дененрант?

Незнакомец улыбнулся.

— Знаешь что щенок, ты не представляешь, что я повидал за свою жизнь. Я видел то во что бы не поверил никогда, не будь это перед моими глазами и знаешь, что я понял? Смерть — капризная сволочь. Я видел, как умирали после маленькой царапины и как выживали с половиной пистолетной обоймы в голове.

— К чему это всё?

— А к тому, щенок, — Дененрант резко подскочил к Семелесову и приставил клинок к его горлу. — Что ты ни черта не знаешь о смерти, чтобы её желать. К тому же я не собираюсь тебя убивать, трупы слишком молчаливы. Благо в ордене обучают не только убивать.

— Тщетно, хозяин никогда не выдаст своего гостя, — ответил Алексей, надменно улыбнувшись.

— Вот оно что, — Дененрант вдруг сделал шаг назад и опустил клинок. — Он у тебя дома.

— Чёрт! Какая разница, ты не знаешь… твою ж мать.

Семелесов рухнул на землю так, будто у него подкосились ноги. Он схватился руками за голову и опустил её, бормоча под нос бессвязные ругательства.

— Вы глупец, Семелесов.

Мантиец убрал шпагу в ножны и достал пистолет, направив ствол прямо в затылок Алексея, как вдруг знакомый им обоим голос окликнул его:

— Дененрант, мой старый друг и незабвенный учитель, как долго я ждал этой встречи.

Ласкар и Алексей одновременно обернулись и увидели стоявшего в проломе в стене Крейтона, из-за спины которого боязливо выглядывал Кистенёв.

— Ну, наконец-то, — проговорил Дененрант, убирая пистолет и поворачиваясь всем телом в сторону Мессеира, словно забыв о существовании Семелесова.

Хрустя осколками кирпичей и штукатурки под ногами, Ласкар отошёл в сторону, искоса смотря на Крейтона ни на секунду не сводя с него взгляда.

— Не стану лгать, что не надеялся уже увидеть тебя в этой жизни, в этом как раз я был уверен. Раз уж я вскормил предателя…

— Я — предатель? — Крейтон двинулся на него, изобразив в голосе удивление. — После того как вы нас бросили ради этой авантюры. Вы куда большие предатели, чем я.

— Значит, ты всё-таки считаешь себя ренегатом.

— Самую малость.

— What did you say about us?[7]

— Wir sprechen Deutch. Sie wissen English.[8]

Ласкар кивнул.

— Kennen sie die Wahrheit?[9]

— Ohne einige Einzelheiten[10].

Дененрант одобряюще улыбнулся и посмотрел на Семелесова, к которому в тот момент подбежал Кистенёв и помог подняться. Затем он снова перевёл взгляд на Мессеира.

— Надеюсь, твоя змея пребывает в добром здравии.

— Разумеется.

Снежинка выползла из-за пазухи Крейтона и лентой обвилась вокруг его руки.

— Со Снежинкой, я вижу, тоже всё в порядке.

Они остановились друг напротив друга, примерно, в пяти шагах, некоторое время молчали, отчего в воздухе повисла гнетущая тишина.

— Ну что ж, приступим, — объявил Крейтон, снимая плащ.

Он небрежно сложил его и бросил Кистенёву, потом вытащил из кармана и также бросил ему медальон.

— Те деньги что остались, разделите с Клементиной, с моим телом не церемоньтесь, просто сожгите, — произнёс Мессеир ровным голосом, положив руку на гарду клинка лежавшего в ножнах.

— В смысле… то есть…

— Что-то не ясно!

Кистенёв тут же замолчал и вместе с Семелесовым отошёл за полуразрушенную стену здания.

— Ну что, на ножах? — спросил Крейтон приглушённо.

— Разумеется.

Они ждали несколько секунд, замерев и не производя не звука, будто вслушиваясь в завывания ветра в пустом доме, после чего одновременно выхватили пистолеты, в тот же момент бросаясь к ближайшим укрытиям. Мессеир спрятался за куском ещё целой стены, пуля Дененранта задела её край, сбив кусочек крайнего ветхого кирпича, вслед за ней полетела вторая, ударив в стену далеко позади. Крейтон тут же высунулся буквально на долю секунды и, выстрелив в сторону горы мусора за которой сидел Ласкар, сразу ушёл обратно в укрытие.

Так они перестреливались недолго и уже после пятого или шестого выстрела Крейтон, понимая, что нужно брать инициативу в свои руки двинулся в обход вдоль стены, за которой прятался. Выйдя из-за стены с другой стороны, он оказался в нескольких метрах перед Дененрантом. Мессеир выстрелил дважды, окончательно разрядив пистолет, но пули прошли почти вплотную возле спины Дененранта, тенью метнувшегося в сторону из своего укрытия, так что только облако пыли обозначило место попадания первой пули в край одной из стен. Крейтон тут же отбросил пистолет, метнул вперёд пару ножей, и, выхватив из ножен оба клинка, перелетел через гору мусора, по ту сторону которой, его уже поджидал Дененрант, тоже обнаживший клинки. Мессеир налетел на него, и звон стали разнёсся по пустым помещениям заброшенного клуба.

Ласкар начал медленно отходить без труда отбивая удара Крейтона. Вдруг чёрная лента проскользнула сбоку от него и резко выпрямилась, подлетев в воздух, уже приготовив сочащиеся ядом маленькие зубки. Мангуст перехватил змею в полёте, отбросил её на землю, попытался вцепиться зубами, но та ловко извернулась и едва не укусила его самого, так что тому пришлось спешно отпрыгнуть назад. А Снежинка быстро отползла к своему хозяину, в мгновение ока очутилась на его руке, в тот самый момент, когда все четыре шпаги оказались скрещёнными, кинулась вперёд, хвостом ещё цепляясь за руку Крейтона.

Дененрант только чудом успел отпрыгнуть назад едва сумев удержать в руках свои клинки, и непременно бы рухнул на спину, если бы не лестница в которую он впечатался сбоку, хорошенько приложившись спиной о перилла. Тут же к нему подскочил Крейтон и ударил горизонтально, Ласкар пригнулся в последний момент, и сталь со звоном проскакала по железным стойкам перилл.

— Неплохо, — почти шёпотом произнёс Дененрант, отскочив в сторону и выпрямившись.

Крейтон ничего не ответил, только стряхнул Снежинку с руки, и, провернув клинки, бросился на Дененранта. Тот начал отступать вверх по лестнице. Дерясь, они быстро миновали второй этаж и поднялись на третий, последний в этом здании.

Ласкар, отбросив шпаги Крейтона, медленно отошёл назад к краю огромного провала занимавшего всю центральную часть здания, превращённую в причудливое подобие колодца ограниченного по сторонам по большей части несущими стенами, единственными более менее сохранившимися. Мессеира же наоборот отбросило назад к стене рядом с лестницей. Усталость только начинала давать о себе знать, но юноша уже знал, что долго так продолжаться не может. К тому же Дененрант несмотря на смертельную болезнь, которой он вроде как был болен отказывался проявлять хоть какие-то её признаки и дышал удивительно легко, даже лучше чем Мессеир, что не оставляло последнему иллюзий насчёт возможности измотать своего бывшего учителя.

Крейтон продолжал стоять, прислонившись спиной к стене, чуть наклонившись вперёд, исподлобья смотря на Дененранта спокойно разгуливавшего возле края, всем своим видом демонстрируя, что он никуда не торопится и может убить Мессеира, когда тот сам будет готов к этому. Он отошёл спиной вперёд, на ходу пнул сапогом кусок штукатурки с характерным скрежетом проскользивший по полу и остановившийся в метре от Крейтона. И тут в голове Мессеира зародилась безумная идея.

Он оттолкнулся от стены и, встав одной ногой на тот самый кусок штукатурки, заскользил на нём по гладкому бетонному полу навстречу Дененранту, оттолкнувшись второй ногой. Потом, за мгновение до столкновения с противником, он быстро подался назад и, выпустив кусочек из под своей ноги, проехался по полу уже сам по себе. Один из клинков он поднял над собой и блокировал ими удар двух шпаг Ласкара, при этом вторым пытаясь проткнуть его живот. Но тут Мессеир с ужасом понял что его ноги вместо того чтобы задеть ноги Дененранта не встретили никакого сопротивления и вторая шпага пронзила воздух, а первую повело под действием давление сдерживаемых ею клинков. Ласкар вовремя завалился набок, и, упав на пол, тут же перевернулся на спину и двумя ногами спихнул Крейтона за край.

Мессеир почувствовал, что пол ушёл из-под него и увидел перед собой покачнувшуюся картину неровно обломанных перекрытий второго и третьего этажей нависавших над огромным провалом. Одна из шпаг вылетела у него из руки, и тут же он увидел тёмную полосу, старую балку, невесть откуда взявшуюся здесь. Действуя рефлекторно, он двумя руками вцепился в неё, сумев с трудом дотянуться до края, но для этого ему пришлось выпустить из руки последнюю шпагу, и та со звоном упала на пол первого этажа в самом низу.

Балка была почерневшей от огня и здорово шаталась, но, тем не менее, держалась и Мессеир с трудом, но всё же смог подтянуться на ней, чтобы осознать, что находится совсем рядом с краем пола третьего этажа, совершенно безоружный, так что ему оставалось только бросить взгляд на шпагу, лежавшую внизу на сером полу, казавшуюся совсем крохотной с высоты.

Дененрант неспеша поднялся и посмотрел сверху вниз на своего ученика, вцепившегося в балку. Крейтон попытался дотянуться до другого клинка лежавшего на полу, как раз возле основания балки, и даже сделал рывок, хотя всё равно бы не смог дотянуться, но Ласкар тут же пресёк его попытки ногой отбросив шпагу в провал так что та с глухим звоном приземлилась недалеко от своей напарницы.

— Ты доволен, Крейтон, — озлобленным голосом произнёс, Дененрант, тяжело дыша. — Ты этого хотел!

Он вдруг перешёл на мантийский и продолжал говорить уже на нём, прохаживаясь с клинком в руках прямо перед носом Мессеира, смотревшего на него исподлобья диким волчонком.

— Ты был мне как брат, я любил тебя, я верил в тебя, — он остановился и направил клинок прямо на Мессеира. — Зачем Крейтон! Что ты натворил!

Мессеир ничего не ответил. Столько раз он выживал в, казалось, безнадёжных ситуациях, и это одна из них думал он, нужно только найти выход. Кровь бешено стучала в висках, дыхание обжигало горло, весь мир перед глазами сузился до гладкого, блестящего лезвия шпаги Дененранта, уходящего серебристой дорогой куда-то вверх. Он мог спрыгнуть, здесь не так высоко, но там можно только надеяться, что Ласкар промахнётся из своего пистолета причём, по меньшей мере, дважды. Бросаться вперёд было бессмысленно. Можно перепрыгнуть на второй этаж, нет, нужно хорошенько раскачаться для этого.

— Что передать Клементине? — спросил Дененрант, снова перейдя на русский.

И тут Крейтон рассмеялся. Он залился таким безумным истерическим хохотом, который в обычных ситуациях можно услышать только от последних шизофреников. И прочитав немой вопрос в глазах бывшего учителя, Крейтон пояснил, ещё чуть приподнявшись на балке:

— Впервые в жизни я забыл поцеловать её на прощанье.

— Это будет быстро, — нарочито сухо произнёс Ласкар, наступая одной ногой точно на то место, где балка соединялась с перекрытиями.

Он уже занёс шпагу, как вдруг что-то внизу отвлекло его, он шёпотом выругался и тут же снизу-вверх под наклоном вылетел метательный нож, заметно потерявший в скорости на излёте. Дененрант отшатнулся и отбил нож шпагой, так что тот, кружась, подлетел вверх, и, падая обратно, очутился в руке Ласкара. Крейтон оглянулся, внизу на первом этаже стоял Семелесов только что бросивший нож, к нему со стороны внешней стены спешил присоединиться Кистенёв. «Дураки!»: только и успел прокричать Мессеир, прежде чем нож, пущенный рукой Дененранта, полетел обратно и вонзился в плечо Алексея.

Впрочем, того мгновения, на которое он отвлёк Ласкара, Крейтону хватило вполне. Поднявшись на руках, он забросил сразу обе ноги на балку и ударил Дененранта по ногам, так что тот не смог устоять. Он едва не рухнул вниз, успев в последний момент зацепиться, попытался достать Крейтона, но тот ударил его наотмашь, и тут же отскочил назад рыбкой, выставив вперёд локоть, так что он переломил балку пополам. Сломавшись у концов, она обрушилась вниз, Мессеир успел добраться до середины своего куска, и когда он ударился нижним концом о землю, Крейтон был ещё в воздухе и потом вместе с остальной балкой он приземлился на кучу мусора, слетел с неё, сделав кувырок при столкновении с землёй. Дененранту повезло меньше. Там где он упал, тут же поднялось белёсое облако, на время скрывшее место падения. Но Крейтон уже ничего и не пытался разглядеть.

Он встал на ноги и, слегка шатаясь, побрёл поднимать свои шпаги. Мимо него пронёсся Кистенёв с пистолетом наготове, спеша в сторону, где должен был лежать Дененрант.

— Уходим отсюда, — прикрикнул Крейтон. — Пока он не пришёл в себя.

— Но ведь… почему не добить его?

— Нет! — рявкнул мантиец и направился к Семелесову, лежавшему на земле с небольшим метательным ножиком в плече. — Не вынимай его, кровь потом не остановишь.

Кистенёв развернулся с неохотой, но всё же развернулся, продолжая бросать косые взгляды в сторону где рассеивалась пыль. Вместе с Крейтоном, который сам еле шёл, они подняли Семелесова и вытащили его наружу. На улице как раз распогодило, хотя после тёмных помещений заброшенного здания любой свет казался ярким. Клементина была уже здесь.

Они положили Семелесова на траву, и тут же девушка бросилась к Мессеиру. Сначала встала перед ним, с трудом сдерживая слёзы, смотря на его потемневшее и побелевшее одновременно от грязи лицо и изорванную рубашку, потом кинулась ему на шею, заплакав и что-то бормоча. Крейтон сначала просто молчал чуть приобняв жену, потом немного отстранился и, проведя пальцем по её подбородку, прошептал ласковым спокойным голосом:

— Я живой, Клементина, ещё живой.

Он вроде пытался сказать ей что-то ещё, но она не слушала, она впилась в его губы и, прижав к себе, не отпускала, пока громкий голос со стороны их не окликнул:

— Опять вы! Что тут происходит.

В своей синей форме, с табельным макаровым в руках к ним навстречу вышагивал местный участковый собственной персоной.

— Во сколько следующий автобус в город? — спросил Крейтон у Кистенёва.

— Через час с небольшим.

— Отлично, — после этого он опять посмотрел на Клементину и проговорил. — Сейчас ты с ним берёшь Семелесова и ведёшь его в участок, там обработаешь ему рану, и будете ждать нас, я с Кистенёвым пойду, заберу все вещи из дома. Всё ясно?

В ответ она кивнула, потом взглянула на Алексея.

— Ему нужно будет чем-то промыть рану.

— Найдёте там аптечку, в крайнем случае, спиртное.

После этих слов он повернулся и вместе с Кистенёвым зашагал в сторону моста.

— Может, всё-таки объясните, что здесь творится? — окликнул их участковый.

— Ничего особенного, забавы мантийских патриотов, — ответил Мессеир.

Ещё никогда Кистенёву не приходилось собираться так быстро как в тот раз, когда они с Крейтоном вернулись в дом Семелесова. Они бегали из комнаты в комнату хватая всё что попадётся под руку и сваливая всё в огромные спортивные сумки и без того до одури тяжёлые от золотых слитков из подземелий Высокого замка. Несмотря на утяжеление на обратном пути они практически бежали, взмокнув при этом от пота. Но зато, когда они вышли к остановке, там стояла небольшая группа людей, что означало, что автобус ещё не пришёл. Они забрали Клементину и Семелесова возле участка, при этом Крейтон достал из сумки три полукилограммовых слитка и протянул их участковому со словами:

— Здесь почти полсотни унций. Около шестидесяти тысяч долларов при нынешней цене, вместе с тем, что я дал тебе вчера этого должно хватить на то чтобы начать новую жизнь, что я тебе крайне, категорически рекомендую, потому что старая может очень быстро закончится.

Милиционер посмотрел на него с испугом и изумлением одновременно, потом осторожно взял золото в руки так, будто оно было проклятым.

— А не жирно ли ему будет? — спросил Кистенёв, волоча вместе с Крейтоном сумку к остановке.

— В наших руках ключ ко всем банкам и сокровищницам в тысячах миров, нам ли быть жадными.

После этого он снова поднял свою сумку и направился к остановке. Семелесов стоял, прислонившись спиной к столбу, подпиравшему козырёк на остановке, под его белой испачканной рубашкой чётко проступали перевязочные бинты.

— Живой? — спросил у него Крейтон, бросая сумку на землю.

— Пока да.

Стоявшие на остановке люди наградили прибывшую компанию удивлёнными взглядами, которые из приличия пытались неумело скрыть. Больше всего, похоже, был для них непонятен Крейтон в чёрном плаще и тростью, которую он нёс всю дорогу под мышкой.

Вскоре появился автобус. Прямоугольный светлый пазик, мерно рычавший мотором, он описал широкий круг, разворачиваясь. Многие люди, зашедшие по дороге, уже сидели на своих местах, немногие, которым нужно было сходить на этой остановке, толпились возле дверей. Первыми вышла какая-то старушка, потом женщина с двумя детьми, но вот следующий пассажир, завидев на остановке Крейтона, встал как вкопанный и злобно выкрикнул:

— Какого…

Крейтон прошептал что-то подобное и тут же бросился к автобусу, выхватывая на ходу клинок из ножен и перехватывая трость. Векслер тоже одновременно с ним выхватил оба клинка и спрыгнул на землю. Среди людей разнеся крик ужаса, все бросились врассыпную, завидев шпаги.

Скрестив трость и шпагу с клинками Молентена, Мессеир, продавив вперёд конец трости, ткнул им в то место, где у Векслера было огнестрельное ранение, полученное тогда в парке. Тот подался назад и отошёл чуть в сторону от автобуса.

— Залезайте живо! — скомандовал Мессеир, встав между Молентеном и дверьми.

Он выпустил лезвие, спрятанное в трости и теперь тоже вооружённый двумя клинками стоял напротив Векслера. Тот не заставил себя ждать, быстро налетел на Крейтона, но тот без труда отбил его удары и, дождавшись пока его спутники залезут в автобус, сам отошёл к дверям и запрыгнул на ступеньку, крикнув водителю: «Трогай!».

Векслер прыгнул за ним, когда автобус уже двинулся, он попытался запрыгнуть внутрь, схватился за трость Крейтона, пытаясь удержаться на краю ступеньки. Мессеир, достал пистолет, но Векслер перехватил его кисть и направил ствол в потолок. Мессеир попытался вырвать трость, но Молентен намертво в неё вцепился, и тогда он просто отпустил её и тот выпал вместе с ней наружу.

Тут же закрылись механические двери. Крейтон медленно поднялся в салон. «Она нам больше не нужна»: пояснил он, после чего повернулся к пассажирам и, подняв руки, произнёс успокаивающим голосом:

— Не беспокойтесь, мы законопослушные граждане, такие же, как и вы, мы не причиним вам вреда, нам нужно просто доехать до города.

Впрочем, слова его успокаивающего эффекта не произвели, и тут Крейтон вспомнил, что всё ещё держит в руке пистолет. Поспешно убрав его, он натянуто улыбнулся и медленно присел на одно из передних сидений рядом с Клементиной, как раз напротив Кистенёва с Семелесовым. Он с облегчением вздохнул и уже положил голову на плечо девушки, как вдруг Алексей обратился к нему:

— Может быть, момент сейчас не самый подходящий, Мессеир, но хотелось бы сразу уточнить: о каких ещё Einzelheiten шла речь и почему ты нам их не рассказал?

Вечером того же дня когда участковый уже собирал вещи, чтобы бежать как можно дальше, он вдруг с ужасом услышал как снаружи к отделению подъехала машина. Полицейский тут же замер и перевёл взгляд на сидящего в углу человека, выглядевшего совершенно спокойным. Только его рука медленно проскользнула под полу плаща, и остановилась там, взявшись за что-то.

— Спокойно, ведите себя естественно, — произнёс он и медленно перевёл взгляд на дверь.

Участковый задвинул под стол сумку, в которой лежали золотые слитки, переданные ему Крейтоном, и встал рядом, машинально положив руку на кобуру табельного пистолета.

Через пару минут в комнату вошли двое в милицейской форме, вслед за которыми появился ещё один: полноватый тип лет пятидесяти, с выглядывавшей из-под фуражки залысиной, полковник, судя по погонам. Сопровождающие тут же разошлись в две стороны и достали оружие.

— Это ещё кто? — хриплым голосом спросил полковник, кивком указав на человека, сидевшего в углу.

— Не ваше дело, — флегматично ответил Молентен.

Полковник будто не заметил его и повернувшись к участковому.

— Что за чертовщина у тебя тут твориться! — рявкнул он, подходя к столу, рядом с которым стоял участковый, начинавший бледнеть лицом.

— Как точно вы подобрали слово, лучше всё это и не назвать, — тем же издевательски-спокойным голосом проговорил Векслер.

Тот как бы невзначай пошевелил рукой, и пола плаща спала, открыв пистолет в руке мантийца.

— Я бы на вашем месте положил оружие, молодой человек, — ровным голосом проговорил полковник как будто всё так и должно было происходить, — живым вы отсюда всё равно не уйдёте.

— Я уходил живым из куда более опасных мест.

— Сегодня отсюда все уйдут живыми, — в дверях неожиданно появился ещё один тип в чёрном плаще с окровавленной повязкой, на голове, опирающийся на старинную трость. — Вам нужен не он и даже не я.

— Ты ещё кто?

— Уберите пистолеты.

— Да вы тут совсем охренели…

Полковник не успел договорить, как вдруг маленький зверёк появился на плече у того кто стоял возле двери и тут же прыгнул на лицо ближайшему полицейскому, вслед за ним пришёлся удар тростью. Одновременно с этим со стола под действием невидимой силы слетела папка и плашмя влетела в лицо второго сотрудника. Раздался выстрел, пуля улетела в пол возле одной из ножек стола. В следующее мгновение один из полицейских оказался на коленях выронив из рук пистолет, второй на прицеле у вскочившего на ноги Молентена.

— Вот теперь, думаю, мы сможем поговорить как цивилизованные люди, — тяжело опираясь на трость, Дененрант прошёл по комнате и, пододвинув стул, стоявший перед письменным столом сел на него, положив обе руки на трость.

Зверёк метнулся к его ноге и быстро взобрался наверх, усевшись на плече Ласкара.

— Вы хотите знать кто мы? Мы из ультраправой боевой организации, которой, однако, совершенно плевать на вашу страну и вообще на ваш мир. И я очень надеюсь, что скоро мы избавим вашу чудную планету от своего присутствия. Сейчас вас должен беспокоить только один из нас, тот, кого я должен был сегодня убить — Мессеир Крейтон.

— Вы сказали «вашего мира», вы что инопланетяне? — настороженно проговорил один из полицейских.

— В какой-то мере, только это не имеет никакого значения. Для вас сейчас главное остановить того о ком я говорил. Мы всего лишь беглецы и не опасны для вас, до тех пор, пока вы нас не трогаете.

Дененрант мог рассказать всю правду со всеми подробностями, но какой был в этом смысл. Он мог рассказать о том, зачем они здесь на самом деле. О золоте и иных драгоценных металлах, в которые переводились колоссальные средства по всему миру, чтобы потом быть отправленным в мантийские колонии, где наследный принц собирал свою армию. Он мог рассказать о том, откуда орден брал изначально эти средства, не гнушаясь ни одним из способов заработка, приносившим достаточный доход, вне зависимости от его законности. Но разве версия о белой эмиграции не была более правдоподобной и не выставляла их в более безобидном свете?

— Мы найдём этого вашего Крейтона. Что за имя, — усмехнулся полковник.

— Боюсь, что у вас ничего не получиться. Вы не способны воевать с нами.

— Это ещё почему?

— Почему? Да потому что вы в нас не верите.

Часть пятая. ТЩЕТНОСТЬ И БЕЗУМИЕ

«Country in depression

Nation in despair

One man seeking reasons everywhere

Growing hate and anger

The Fuhrer» s orders were precise

Who was to be blamed and pay the price!»[11]

Из песни группы «Sabaton»

Глава тридцатая. НОВАЯ НАДЕЖДА

Он стоял близ края, сложив руки за спиной, пристально всматриваясь на происходящее внизу. Группа, состоявшая преимущественно из школьников и молодёжи, насчитывавшая около полусотни человек, ещё несколько минут назад бесстрашно шедшая вперёд под гордо развевавшимися трёхцветными флагами, теперь бросилась врассыпную. Кто-то бежал по главной улице, кто-то кинулся в переулки, крича во всю глотку «Русские вперёд!». Крейтон зло смотрел им вслед, с высоты пятиэтажного здания, на крыше которого он стоял, прекрасно видя что никакие «мусора» никого повязать не пытались, и панические крики раздавшиеся в толпе, были, мягко говоря, беспочвенны. Правда мимо, по улице проехала сине-белая машина милиции, однако она даже не притормозила, и едва ли сидящим в ней было какое-то дело до этого жалкого шествия.

— И это всё? — строго спросил Крейтон, переходя к другому краю, и смотря, как группа подростков скрывается в переулке.

— Честно говоря, я удивлён, что они набрали столько народу, — произнёс у него за спиной Кистенёв.

— Я же говорил, Мессеир, одна школота, и то, немного, — продолжил Семелесов.

Крейтон немного помолчал, с задумчивым выражением на лице, затем произнёс:

— Придётся немного поработать, но думаю, что со временем мы сможем собрать достаточно народа. У нас примерно месяц.

— Сколько? — опешил Кистенёв.

— Действовать нужно быстро пока за нас не взялась ваша тайная полиция.

— Тайная полиция?

— Она есть везде, просто называется по-разному.

Крейтон направился в сторону двери на лестницу.

— Ты всё ещё собираешься осуществить свой план? — спросил Кистенёв, кивая в сторону, как бы указывая на то, что они только что увидели.

— У них просто пока нет достаточно харизматичного лидера, вот и всё, — ответил Мессеир, спускаясь вниз.

— Всё равно это безумие.

— Не совсем, особенно если подключить к этому делу интернет, — вставил Семелесов шедший последним. — Вот вы, например, слышали о Grammar Nazi.

— О господи, — вздохнул Кистенёв.

— Когда это начиналось, это были просто обычные люди в интернете, возмущавшиеся каждый раз, когда кто-то совершал грамматическую ошибку. Но их численность росла, они организовывались, у них появились свои группы, своя идеология, свои символы. Теперь их мощь растёт с каждым днём. Я уже боюсь, что однажды я проснусь и увижу, что над Кремлём развевается красное знамя с наклонённой литерой «G» в белом круге.

— Вот это ты сейчас к чему сказал?

— Да так просто.

В те дни в городе царила неспокойная обстановка. Ходили слухи о банде не то националистов, не то террористов, не то о разборках между местными кавказскими бизнесменами, никто не мог точно сказать, что произошло с предпринимателем Саркисяном, пропавшим в последнее время из публичной жизни. Некоторые говорили, что его и вовсе убили, другие ограничивались тем, что он просто уехал из города.

Так или иначе, правительство отреагировало незамедлительно, быстро разыскав виновных в составе нескольких предводителей городских правых и футбольных хулиганов. Впрочем, за неимением никаких доказательств пришлось ограничиться предъявлением тут же состряпанных несерьёзных обвинений, в основном за разжигание розни и тому подобное. Обстановку это одновременно и успокоило и распалило. Недавние события: перестрелки на улице, произошедшее в парке и на площади революции тоже успели обрасти слухами и легендами, чему отменно способствовало полное игнорирование их официальной криминальной хроникой в региональных новостях. Следствием этого всего и стала организованная на День России акция правых, впрочем, обернувшаяся даже большим фарсом, чем обычные мероприятия их сторонников в то время.

После того как заговорщики спустились вниз, они разделились. Кистенёв отправился к себе домой, а Крейтон вместе с Семелесовым отправился домой к последнему «забрать вещи».

Когда они дошли до двери подъезда, Мессеир остался на улице и Алексей поднимался к себе в квартиру один. Он открыл дверь своим ключом и молча вошёл, сразу обнаружив, что его надежды на то что дома никого не будет не оправдались. Только он поднял глаза, когда встал в прихожей и увидел прямо перед собой свою мать. Она продолжала намазывать руки каким-то отвратительно пахнущим кремом, при этом озлобленно смотря на Алексея, будто пытаясь просверлить его насквозь.

— Ну и где ты шлялся? — зло спросила она.

Семелесов поначалу замер, удивлённый тем, что она сейчас не на работе, пока до него болезненно не дошло что сегодня праздник. Он сделал глубокий вдох и, посмотрев на неё исподлобья, выдавил из себя:

— А тебе действительно есть до этого дело?

— Ещё и хамишь, значит.

Он не стал её дослушивать и, не разуваясь, прошёл в дом.

— А ну стой. Стой я сказала!

Семелесов как будто не слышал её и вышел в гостиную. Она двинулась вслед за ним.

— Толя, останови его.

В этот момент из спальни вышел щуплый мужчина лет пятидесяти, с лысиной на макушке и маленькими крысиными глазами, постоянно смотревшими, будто в разные стороны.

— Здравствуйте, дядя Толя, — произнёс Алексей, при этом издевательски кивнув головой изображая поклон.

Мужчина напряжённо посмотрел сначала на юношу потом на его мать. Потом также безрезультатно попробовав призвать его к ответу, в два шага подскочил к нему и схватил за плечо, развернув к себе. Семелесов блеснул озлобленным взглядом прямо в глаза отчима и ударил его под дых. На лице мужчины отобразились боль вперемешку с удивлением. Он даже немного согнулся, но тут же выпрямился и сильнее сжал плечо Алексея и отбросил его на диван.

— Ты что творишь? — крикнула его мать, подходя к Семелесову. — Что с тобой происходит? Ты…

Она вдруг замолчала, когда увидела чёрный пистолет, выпавший из-за пояса юноши. Семелесов попытался взять его и убрать обратно, но отчим схватил оружие одновременно с ним. Алексей вскочил с дивана и, согнувшись, врезался плечом прямо в живот мужчины, при этом всё ещё держась вместе с ним за пистолет. Анатолий отошёл на пару шагов, но быстро смог подхватить Семелесова снизу и, оторвав ненадолго от пола отбросить к стенке.

Семелесов медленно сполз по стене на пол. Рубашка расстегнулась, обнажив белый бинт, который прикрывал рану от метательного ножа, впрочем, никто, по-видимому, не заметил этого. Пистолет вылетел у них обоих из рук и теперь очутился в дверях, ведущих в прихожую. Мужчина, было, наклонился, чтобы поднять его, но вдруг увидел в полуметре от него чёрную как сажа змею, медленно ползшую по линолеуму, подняв свою маленькую головку, с раскрытой пастью из которой высовывался дрожащий раздвоенный язычок.

Анатолий с ужасом одёрнул руку и отошёл назад. Мать Семелесова закричала. И тут со стороны входной двери раздался абсолютно ровный, флегматичный голос.

— Это угольный аспид, самая жуткая из змей, которых доводилось видеть этому миру. Даже не думайте, что сможете сравниться с ним в реакции. Смерть быстрая, но мучительная, предупреждаю сразу, — и после короткой паузы добавил. — Я вижу вы ей нравитесь, жаль, что она выполнит любой мой приказ.

В комнату вошёл юноша в чёрном плаще, державший в согнутой руке пистолет. Змея проползла мимо пистолета лежавшего на полу и остановилась между Семелесовым, его матерью и отчимом теперь и вовсе забившихся в угол.

— С вами всё в порядке, ваше превосходительство, — учтиво обратился Крейтон к Семелесову, всё ещё сидящему на полу.

— Я в норме, — ответил Алексей, поднимаясь.

— Что прикажете делать с этими людьми?

— Ничего, проследи, чтобы они оставались на месте.

Сказав это, Алексей направился в свою комнату. Он достал из-под кровати сумку, вывалил из шкафа свою одежду и, быстро отобрав самое нужное, сложил это в неё. Туда же положил некоторые из своих книг, а сверху ещё и пару образов висевших в его комнате. Случайно прямо перед ним упал и раскрылся атлас экономической географии, который он не видел уже давно. Он раскрылся как раз на той странице, где на карте юго-восточной Азии с нарисованным карандашом планом атомной бомбардировки Китая, в виде кривых схематичных ядерных грибов росших почти над каждым крупным городом. А ниже, между реками Янцзы и Хуанхэ был нарисован ещё более кривой знак, отдалённо напоминавший знак биологической опасности и видимо отмечавший район применения биологического оружия.

Семелесов поднял этот атлас с пола, посмотрел на него с ностальгическим умилением. Пролистал несколько страниц, посмотрев на сделанный им же много лет назад план перекройки границ Европы и новый колониальный раздел Африки, от руки нарисованные карандашом, прямо на картах.

Тяжело вздохнув, он закрыл атлас, подумал сперва положить его обратно, но потом всё же кинул в сумку вместе к остальному барахлу.

Когда он вышел обратно в гостиную, Крейтон сидел в кресле, положив руку с пистолетом себе на колени.

— Уходим, — тихо бросил Алексей, проходя мимо него.

— Кто он, Алексей, что здесь происходит? — спросила его мать на удивление твёрдым и уверенным голосом.

Семелесов встал перед отчимом, положил сумку с вещами на пол. Направил прямо на него пистолет, постоял так несколько секунд, потом убрав пистолет за пояс, с размаху врезал мужчине прямо в нос, потом снова и снова наотмашь по лицу. Затем он совершенно спокойно снова взял в руки сумку и, отойдя к двери, произнёс:

— Помните, матушка, вы всё боялись, что я попаду в плохую компанию, так теперь вам нечего бояться. Потому что, матушка, я и есть самая плохая компания. За мной, больше здесь нечего делать.

Крейтон опустил руку, вокруг которой тут же обвилась Снежинка, затем пошёл вслед за Семелесовым.

— Будь ты проклят, — твёрдо произнесла мать Семелесова, когда тот уже был в дверях. — И пусть твоя жизнь будет короткой и несчастной.

Алексей ничего не ответил, только глянул через плечо, а потом вышел на лестничную площадку. Там он подождал на ходу убиравшего пистолет Крейтона, и пропустил его вперёд, сам пойдя в двух ступеньках выше. Семелесов всё ждал, что Мессеир сейчас что-то скажет по поводу произошедшего, готовясь выслушивать обвинения, но тот только сказал, когда они уже спустились на этаж вниз:

— Кто тебя так научил голову пригибать перед нападением, ты, что его на таран взять решил.

— Да нет, просто… — дальше Семелесов ничего не смог добавить, он и сам не знал, зачем так сделал, да и, честно говоря, не хотел отвечать.

— Ничего, рукопашный бой нужно будет отработать, — сухо произнёс Крейтон, когда они спустились на первый этаж.

Они вышли на улицу, здесь Мессеир ненадолго остановился, приподняв глаза, будто что-то высматривал в небе. За спиной хлопнула железная дверь, притянутая в последний момент магнитом.

— Спасибо что подыграл, — произнёс Семелесов.

— Не за что. Тот мужчина ведь тебе не отец? Отчим?

— Друг семьи. Отчим слишком благородно звучит.

Они медленно пошли по двору, Алексей напоследок посмотрел наверх, ища окна своей квартиры.

— Она меня быстро забудет. Отца, по крайней мере, забыла быстро. Ты не знаешь что это за человек, люди для неё не больше чем куклы, она может испытывать к ним привязанность, считать это любовью, но в конце она только расстроиться также как расстраивается ребёнок над сломанной или потерянной игрушкой. Немного поплачет покапризничает, пока не найдёт новую. Ты ведь считаешь меня сволочью, Мессеир?

— Это твои личные дела.

Они немного прошли в молчании, потом Крейтон произнёс.

— Нам завтра предстоит ещё много дел.

— Что ты собираешься делать?

— Для начала нужно будет сходить на футбол.

Крейтон никогда не скрывал, что ни черта не понимает в футболе. В Мантии об этой игре и слыхом не слыхивали, впрочем, и в этом мире Мессеир не проявлял к ней особого интереса. Сидя на стадионе, он совершенно равнодушно смотрел на то, что происходит на поле, куда больше его интересовало происходящее на фанатских секторах. Он молчал практически весь матч, только иногда обращаясь к Кистенёву чтобы спросить у того что-нибудь про местные фирмы.

На небольшом стадионе, вынесенном за черту города, словно опасное промышленное предприятие, играли две провинциальные команды уже давно потерявшие надежду выбиться в ближайшее время в более менее приличный дивизион. Название местной команды было какое-то обыденное но, по-видимому, жутко символическое, в то время как название команды гостей и вовсе было ограничено прибавлением букв «ФК» к названию города приписки.

Счёт до конца игры так и остался «0:0». Ничья как раз соответствовала планам Крейтона, радость победы, равно как и горечь поражения могли бы серьёзно помешать восприятию его слов о необходимости перемен. Болельщики, сидевшие на крайних секторах немного притихнув под конец игры, перед самым концом устроили перекличку, по очереди выкрикивая всем сектором «Русские вперёд!». Мессеира это серьёзно приободрило, давая ему понять, что он пришёл куда надо, хотя это он заметил, ещё увидев чёрно-золото-серебряные знамёна, которые как понимал Крейтон, здесь ассоциировались со временами империи и потому были особенно любимы монархистами и националистами. Семелесов в своё время рассказывал ему, что это был флаг императорской династии, а некоторое время являлся и государственным, хотя большинство из тех, кто любил размахивать им, в такие подробности не вдавались, довольствуясь тем, что он назывался «имперским».

После матча вся троица оказалась в людском потоке и была вынесена совершенно не туда, куда им было нужно, при этом потеряв из виду болельщиков с сектора, к которым Крейтон собирался наведаться. Несмотря на это мантиец был совершенно спокоен, и пробирался сквозь толпу так словно знал куда им нужно идти. И действительно, минут пятнадцать продираясь сквозь хвойный лес, заговорщики вышли к небольшому магазинчику, перед которым посреди грунтовой площадки, куда съезжали машины с дороги, стоял автобус, возле которого собралась кучка из примерно дюжины молодых парней преимущественно в спортивных куртках и кофтах. А дальше за лежащими на земле, словно ограждение бетонными блоками стояли человек двадцать не то кавказцев, не то выходцев из Центральной Азии, настроенных весьма недружелюбно.

Мессеир присел на землю, спрятавшись за широким стволом сосны. Кистенёв с Семелесовым последовали его примеру, пытаясь одновременно понять, что там происходит и что задумал Крейтон. Вдруг у них под носом проскользнула чёрная лента змеи. Снежинка быстро поднялась по руке Мессеира и заползла ему за пазуху.

Он резко поднялся и тихо произнёс:

— Идите за мной, там останетесь вместе с остальными и будете с ними, когда всё начнётся.

Кистенёв хотел было спросить, что начнётся, но быстро сам понял, что должно произойти.

— Мессеир, — начал он замявшись. — Тут такое дело, мне нельзя к ним идти.

— Это ещё почему? — спросил мантиец, резко остановившись и повернувшись.

— Помнишь, я рассказывал, что с ними один раз ездил на выезд.

— И?

— Я тогда немного перебрал.

Крейтон ничего не ответил и широким шагом пошёл по направлению из леса. Семелесов и Кистенёв с некоторой задержкой пошли за ним. Когда они подходили, несколько человек из числа болельщиков обернулись в их сторону, кто-то даже крикнул: «О, Блевунок», но в остальном, по-видимому, все были заняты чем-то более важным.

— Что здесь происходит? — спросил Кистенёв у парня примерно одного с ним возраста, с которым он хоть как-то общался в последнее время.

— Короче, один из наших две банки икры украл в магазине. Да там почти все что-то нахватали, вот посмотри трофей, — тут он достал из-за пазухи палку колбасы, — но замели только его. Продавщица там хачёвка подняла хай, а тут вон те обезьяны собрались, так что если менты сейчас не подъедут то нам будет хреново.

— А почему вас так мало? — спросил Семелесов.

— А вы слышали, Ярцева повязали и Челкаша тоже, двести восемьдесят вторая. Последнее время все с катушек слетели, ещё об этом Мессере всякую хрень несут, просто дух мщения в чёрном плаще.

— Мессере? — удивился Кистенёв. — Так ведь…

Он обернулся, но Крейтон куда-то исчез, он оглянулся по сторонам, но мантийца нигде не было. Как вдруг с той стороны толпы донёсся громкий оклик:

— Ну что обезьяны, давно не получали от белого человека!

Все в толпе фанатов, кто до этого что-то обсуждал, тут же замолчали и уставились в одну сторону. Кистенёв с Семелесовым на силу выбились вперёд и замерли, увидев, Крейтона вышагивавшего перед толпой инородцев с толстой сучковатой палкой, которую он манерно держал в руке, обратным хватом, одновременно прижав под мышкой, будто хотел походить на эдакого британского колониального офицера в пробковом шлеме.

— Ты кто такой, придурок!

Из толпы по направлению к Крейтону вышел, по-видимому, предводитель болельщиков, но сделав несколько шагов он тут же остановился, увидев как из-за пазухи юноши выползает чёрная змея. Мессеир флегматично взглянул на него, потом снова повернулся к своей основной аудитории и вытянул руку, чтобы на неё заползла змея, хотя со стороны это было больше похоже на римский салют.

— Яда в одном укусе этой змеи хватит на десятерых взрослых мужчин. Смерть быстрая, но мучительная.

В это время Кистенёв, оставаясь вместе с остальными болельщиками, прошептал, задавая безадресный вопрос:

— Да что он творит.

— Ты знаешь, как воевали Тамплиеры? — вдруг шёпотом спросил у него Семелесов.

— Что?

— Они выпускали вперёд горстку своих лучших воинов, те врезались в порядки противника и ломали его строй, после чего в атаку шла основная армия.

— Причём здесь это?

— Сейчас увидишь.

Мессеир двинулся в сторону инородцев.

— Не верите мне? — спросил он, сгибая руку со змеёй. — Сейчас вы сможете проверить.

И тут он резко выкинул руку вперёд, и змея сорвавшись с неё, полетела прямо в центр толпы людей, тут же бросившихся в разные стороны. Той же рукой он сделал лёгкое движение и несколько камней с той стороны сами по себе поднялись в воздух и летя горизонтально обрушились на инородцев двум или трём из них разбив головы в кровь.

А Крейтон тем временем перемахнул через бетонные блоки и налетел на какого-то бедолагу, которого тут же сшиб с ног. Его противники оказались к тому моменту рассеянными по весьма значительной площади и мантиец легко смог разобраться ещё с парой из них, по сути, поодиночке, действуя своей палкой как дубинкой, но тут остальные развернулись и двинулись на него. И тут раздался не то рёв, не то крик, и болельщики вместе с Кистенёвым и Семелесовым бросились через блоки вслед за Крейтоном.

Закипела рукопашная схватка, кое-кто с обеих сторон выхватил ножи и кастеты. Тогда инородцы ещё могли оказать достойное сопротивление. У них было значительное численное преимущество, к тому же добрая половина футбольных фанатов в той схватке была обычными школьниками, но всё решило малодушие нескольких, которое, учитывая бессмысленность происходящего, следует приравнять к благоразумию. Обескураженные должно быть стремительностью и невероятностью происходящего, несколько инородцев бросились бежать и тем самым выполнили роль нитки, разматывающей вязаный свитер, дав пример остальным. Бой продолжался около минуты, после чего они все бросились бежать.

Среди болельщиков поднялось ликование, которое было тут же смазано. Кто-то осел на землю, прижимая рукой ножевую рану на животе, с помощью товарищей он смог подняться, рана показалась не опасной, её кое-как перевязали. И тогда всё внимание само собой переключилось на Крейтона.

Мантиец поднялся на один из бетонных блоков. Рядом с ним встали Кистенёв и Семелесов, у последнего имелся хороший фингал под глазом и была разбита губа, он согнулся, держась за живот, и сплюнул на землю красную от крови слюну, но тут же через силу выпрямился. Крейтон громко произнёс, обращаясь к собравшимся:

— Итак, друзья мои, пора, наконец, перейти от этой вашей крысиной возни к настоящему делу. Идите со мной, если хотите драться за свою родину, а не просто от скуки. Если хотите что-то изменить. Если вам не надоело то, что происходит вокруг.

Воцарилась тишина, потом кто-то выкрикнул:

— А ты собственно кто такой?

— Я тот, кто вернёт вам вашу свободу, — ответил Крейтон и, сплюнув на землю, добавил, почти перейдя на громкий шёпот. — Я — Мессер.

Глава тридцать первая. ШАНСЫ НА УСПЕХ

То было странное лето. Ещё никогда патриотический подъём в народе не отдавал таким медным привкусом безумия. Предсказание Хантингтона относительно одной восточноевропейской страны сбывалось с чрезмерной точностью и всё ощутимее становилось чувство, что всё только начинается, что мир стоит на пороге чего-то иного. Что всё это время было лишь продолжительным интербеллумом, и то лето будет через долгое время вспоминать лишь как время перед… но одновременно что-то иное подсказывало внутри, что ничего этого не будет. Ещё никогда война не была так близка к тому, чтобы превратиться в фарс, в котором боевые подразделения окажутся лишь этакими оперативными группами, прикреплёнными к силам военной журналистики, и чьей задачей отныне станет не уничтожение противника, а выставление его в неприглядном свете.

В тот день, когда Семелесов проснулся, солнце уже поднялось и стояло высоко над горизонтом. Он встал не сразу, и некоторое время ещё пролежал в постели. Попутно рассматривая свою комнату в доме Крейтона. Она была небольшой, и даже практически полное отсутствие мебели не помогало, хотя Семелесову это даже нравилось, он находил в этом какой-то особый уют. Особенно нравилось ему и маленькое оконце в шедшей под наклоном крыше, через которое теперь пробивался столп света, отражаясь от старого округлого зеркала в углу. Здесь не было почти ничего и, тем не менее, было всё что нужно.

Алексей резко поднялся и сел на край кровати, отчего в плече неприятно кольнула недавняя рана от метательного ножа. Он попытался взглянуть на неё, но это было проблематично, так что пришлось воспользоваться помощью зеркала. Встав перед ним, Семелесов слегка отодвинул и без того сбившиеся бинты и с радостью отметил, что рана затягивалась невероятно быстро. Правда картину портили синяк под глазом, побаливавший нос, угрожающе хрустевший, когда до него дотрагивались рукой и слегка покачивавшийся передний зуб, напоминание о битве при неизвестном магазинчике близ пригородной трассы, но Семелесов уже начинал привыкать, не обращать внимания на подобные мелочи. Он был жив, пока что жив и этому можно было радоваться. Едва ли он мог предположить, что переход за Тропик Козерога даст ему поводы для радости именно таким способом.

Он оделся и направился на первый этаж. Уже на лестнице до него донеслись шепчущие голоса, и один из них сразу показался Алексею весьма странным. Тем не менее, он спустился и, выйдя в двери тут же замер. На кухне за столом друг против друга сидели Мессеир Крейтон и огромный антропоморфный кот в белом пиджаке, правая половина его лица представляла собой открытый белоснежный череп безо всяких признаков мяса, в противовес второй половине совершенно обычной. Резкая граница между мёртвой и живой половинами проходила дальше вниз по шее и, по-видимому, делила всё его тело. В правой костлявой руке он держал бокал с виски, в котором плавали несколько льдинок, тихо звеня каждый раз, когда он поворачивал бокал. На столе стояла начатая бутылка виски, и в руках у Крейтона был такой же бокал.

Семелесов поначалу не поверил своим глазам и с полминуты простоял молча, но потом вдруг из его уст вырвалось:

— Что за…!

Кот и Мессеир синхронно повернулись к нему и, поднеся палец к губам, сделали знак не шуметь, Крейтон при этом кивнул головой в сторону двери в спальню, где ещё спала Клементина.

— Знакомься, Алексей, едва ли ты можешь знать его лично, но уж слышал о нём не раз это точно.

— То есть.

— Мы же с тобой говорили о шрёдингеровском коте.

— Причём здесь… — тут Семелесов прищурился и наклонился вперёд, будто всматривался в необычного гостя. — Но ведь это лишь…

— Мысленный эксперимент, — закончил за него кот и разом опрокинул стакан с виски, и несколько капель стекли по кости его челюсти и, чуть задержавшись на краю, упали вниз. — Впрочем, при условии первичности мысли, моё существование не является чем-то неестественным. Точно так же как и то что те злополучные, банки с икрой оказались в сумке того паренька без его ведома. И так удачно для этого молодого человека, — кот жестом указал на Крейтона.

— Кстати не присоединишься, — обратился к Семелесову мантиец, приподняв бутылку с виски.

Семелесов шагнул вперёд и знаком показал, что пить сейчас не хочет. Он посмотрел сначала на Крейтона потом на существо, сидевшее напротив, последнее давалось ему с трудом.

— Но ведь… то есть… что за чертовщина. Причём здесь первичность мысли.

— In principe iret vebrum. Не забывай об этом, Алексей.

— Причём здесь это и банки с икрой.

— Притом, Алексей, — промурлыкал кот. — Как ты думаешь, почему Эрвин Шрёдингер для своего эксперимента выбрал именно кота. Почему для столь бесчеловечного опыта нельзя было выбрать существо, вызывающее у человека меньший эмпатический отклик. Коты очень своеобразные существа, молодой человек, они всё время находятся на границе мира живых и мира мёртвых, отсюда все эти истории про девять жизней. Согласитесь, какое ещё существо могло быть одновременно живо и мёртво, как ни кот, когда сама природа благоволит этому. Я нахожусь везде и одновременно нигде, разве может быть для меня проблемой незаметно переместить две банки с икрой с прилавка в сумку того парнишки. Особенно если учесть простой факт: банок не существует.

— В смысле?

— В прямом. Вы хотя бы уверены, молодой человек, что сами существуете.

— Ну… я способен размышлять, я мыслю.

— И вы действительно считаете что можете тем самым доказать своё существование? Почему бы вам не быть персонажем какого-нибудь фильма или, допустим, книги.

— Хотите сказать, что всё вокруг всего лишь напечатанные страницы? Я — герой книги? Абсурд.

— Ну почему обязательно герой. Говоря откровенно, вы вполне можете быть злодеем. Раз уж ваш друг, например, — кот кивнул на Мессеира, — возомнил себя Матиасом Кровавым.

— Матиасом Великим, это раз. И тебе, я чувствую, больше наливать не стоит это два, — произнёс Крейтон, вставая из-за стола.

— Ах, извините, запамятовал, что все мантийцы до сих пор боготворят этого чёрта Матиаса и его сестрёнку. Хотя мне сложно судить, но по вашим меркам она была весьма хороша собой, я бы сказал, даже прекрасна Tis Pity She is a Whore.

Крейтон бросил на кота свирепый взгляд, но сразу, будто подобрев, развернулся, и, пройдясь по комнате в сторону от него, заговорил:

— Никто! Не смеет! Называть её шлюхой!

Он резко вывернулся, держа на уровне живота пистолет, быстро выстрелив из него. Семелесов отшатнулся, он медленно перевёл взгляд с Мессеира на стул, на котором только что сидел кот, но там уже никого не было. Пуля прошла над спинкой стула и пробила стену рядом с дверным косяком в противоположной стороне комнаты.

— С ним такие штучки не пройдут, — сокрушённо проговорил Крейтон, убирая пистолет.

Из соседней комнаты донёсся скрип кровати, на мгновение затих, потом показалось, будто кто-то прыгнул на неё с разбега.

— Чёрт, проснулась, — выругался Мессеир, взглянув на дверь в спальню.

— Мне всё это привиделось? — спросил Алексей, садясь за стол и, указывая на то место, где недавно сидел кот.

— На твоём месте я бы уже давно перестал чему-либо удивляться, — ответил Мессеир.

— Да я не удивляюсь, просто проверяю, не свихнулся ли я окончательно.

Он убрал виски и достал из кастрюли на плите два варёных яйца. Одно он кинул Семелесову, второе начал очищать сам, выругавшись шёпотом, когда скорлупа начала отделяться вместе кусками белка.

Вдруг из спальни, где только всё стихло, послышался заспанный голос девушки:

— Мессеир у вас там всё в порядке.

— Всё хорошо, спи родная, — нарочито ласковым голосом ответили ей Крейтон.

После чего он повернулся к Семелесову и продолжил уже значительно тише, уставившись на наполовину очищенное яйцо у себя в руках.

— Что ни говори, а хорошая она женщина. Если б ещё просыпалась до полудня, так вообще бы цены не было. До сих пор помню, как мы с ней последний раз ходили в театр тогда ставили эту их «Честь взаймы», — это название он проговорил как скороговорку, — редкостная дрянь, но ей нравилась. Безумно. Шестой раз я её тогда водил на него. А на том представлении присутствовал как раз кронпринц с супругой, принцессой Эрцелией. — Тут на лице Мессеира проступило то умиротворённое чувство, происхождение которого может быть либо мечтательным, либо ностальгическим. — Она начала с того что расписала мне в красках почему принцессе нельзя было надевать такое платье, и что у неё нет вкуса, а потом так постепенно, почти незаметно перешла на рассказ о том что наш нынешний император тряпка и Мантией так править нельзя. И это притом, что за подобные слова о члене императорской семьи, я, по-хорошему должен был отрезать ей язык.

— Но ведь насчёт императора, она… — Семелесов осёкся, поднял взгляд на Крейтона.

— Была права, — закончил за него Мессеир резко посерьёзневшим голосом. — И да и нет, друг мой. Пустив себе пулю в висок, его величество сполна доказал что он не трус и способен нести ответственность за то что совершил, и тем самым подтвердил, что когда он отказался вводить войска в Иссельдар, это было ошибкой, а не малодушием.

В воздухе воцарилась тишина. Семелесов быстро доел яйцо и, выбросив скорлупу, подошёл к окну, сунув руки в карманы.

— И всё-таки что это был за кот? — спросил он, посмотрев через плечо на Мессеира. — Раз уж так может издеваться над временем и пространством, почему нельзя было использовать его как-нибудь помасштабнее. Почему нельзя было сразу попросить его о том, чего мы хотим? Или у него расценки высокие?

— Он, можно сказать сам на меня вышел и сам предложил помочь, за просто так, поразвлечься. Только вот он полудохлый котяра, а не господь бог, его возможности тоже ограничены.

— Ну да. А знаешь, я тут из-за него вспомнил про одну теорию. Среди тех миров в которые мы можем попасть с помощью медальона есть те, которые похож на наш?

— На ваш? Возможно.

— И возможно есть мир похожий как две капли воды на этот, и где есть наши копии, которые уже устроили переворот и пришли к власти.

— Шут его знает, может и есть, может и нет.

— Ну, вот представь такой мир, где наши копии пришли к власти, а потом по разным причинам умерли.

— И мы могли бы занять их место. Ну да, было бы забавно, особенно если подобрать момент, подождать до третьего дня с момента смерти.

— Представляешь, Мессеир, на площади какой-то диктор распинается, призывает отомстить за погибших вождей, а мы как раз в этот момент подходим, становимся у него рядом за спиной и, пока он продолжает, машем толпе, — тут Семелесов приподнял правую руку и немного помахал ею на уровне груди, — такие вроде: «Вот они мы, парни, мы вернулись, сейчас этот чувак на трибуне договорит про нашу смерть, и мы перейдём к делу».

— Ну да, — произнёс Крейтон, к тому моменту принявший за столом позу эстетствующего эксперта, — только нас, скорее всего, посчитают просто самозванцами.

— Возможно.

— Нет, Алексей, нам нужно поработать в этом мире. Об этом я как раз хотел с тобой поговорить. Ты должен будешь возглавить отдел пропаганды нашей партии.

— Я? — удивился Семелесов.

— У меня сейчас крайне ограниченный список кандидатур. Ты человек начитанный образованный, должен справиться, будете вместе с Кистенёвым зазывать народ, а уж я постараюсь придать ему хоть какие-то признаки армии.

— Ну… — Семелесов медленно подошёл к столу и положил руки на спинку одного из стульев. — У меня уже были некоторые идеи по этому поводу.

— Я догадывался, какие же?

Семелесов набрал в грудь воздуха, его лицо приняло сосредоточенный вид, и после небольшой паузы он заговорил:

— Нам нужна своя система символов. Предметы, жесты, слова. Возьми любую идеологию, хотя бы христианскую религию. Нательные крестики, кольца, животворящий крест, да и вообще что угодно.

— Я думал ты верующий.

— Верующий, но не слепой фанатик.

— Занятно, что ты предлагаешь?

— Во-первых, название, нужно что-то военное: фронт, армия или тому подобное. Я пока решил остановится на одном хорошем названии, оно, правда не особо оригинально, но в этом даже что-то есть: Фракция Белой гвардии. Насчёт нашего приветствия я, более менее, определился, возьмём четницкое троеперстие.

И Семелесов тут же продемонстрировал его. Крейтон одобрительно кивнул.

— Римский салют слишком одиозен для большей части нашего народа. Дальше нужно будет напечатать на плотных листках какую-нибудь хреновину, вроде партийных билетов, для ощущения участия у людей. И какой-нибудь опознавательный знак, например браслет.

— Браслет? Вполне подойдёт. Только нужно что-то простое в производстве, например феньки.

— Фенечки? — это слово Семелесов произнёс с неприкрытым презрением.

— Да дёшево и сердито.

— Но их же использовали эти хиппи.

— Я знаю кто это. В этом тоже есть смысл.

— Забавно, — лукаво улыбнулся Семелесов.

— Возьмём какие-нибудь драматические цвета, например чёрный и красный.

— Нет, эти точно сейчас не пойдут. Можно взять чёрный и… золотой, без белого, иначе будет слишком банально.

— Чёрный с золотым?

В этот момент лицо Крейтона помрачнело. Он тихо прошептал:

— Золотой дракон на чёрном полотнище.

В тот же день, вечером, в домике у Крейтона произошло событие в высшей степени знаменательное и имевшее весьма угрожающие и далеко идущие последствия, хотя со стороны едва ли оно могло казаться хоть сколько-нибудь значительным. После произошедшего три дня назад близ магазинчика недалеко от стадиона образ таинственного «Мессера» наконец воплотился в человеческом обличии. И, разумеется, это не могло не остаться не замеченным представителями местного правого подполья, вернее того что могло на это звание подполья претендовать. И, разумеется, тот самый таинственный Мессер не мог не воспользоваться этим для первого шага по созданию его пресловутого сопротивления. Он собрал у себя для совета наиболее известных в этих кругах личностей.

Сам Крейтон сидел полубоком во главе стола, положив перед собой правую руку, так, словно хотел ей до чего-то дотянуться. Все его гости, в числе чуть менее чем десятка человек, пришли одной группой, используя тех, кто уже был в этом доме в качестве проводников. Компания была весьма своеобразная. Лишь паре человек можно было дать хотя бы тридцать лет. Одеты были по-разному, но одинаково неброско, преимущественно спортивные куртки и кофты. Голова была побрита только у одного, и то, это вряд ли имело какой-то подтекст.

Кистенёв стоял чуть в стороне от стола, возле окна прислонившись к стене, благоразумно решив, что сегодня пусть лучше говорить будет Крейтон. Василий знал некоторых из гостей, что его не особо радовало. Семелесов тоже стоял, но уже за спиной Мессеира, в дверном проёме, прислонившись к дверному косяку, при этом, располагаясь так, что со стороны вошедших он находился как раз за правым плечом мантийца.

Войдя, гости оказались прямо напротив Крейтона, возле противоположного края стола. Кто-то в хвосте колонны, в которую растянулась делегация, проходя в дверь, засмеялся и что-то сказал находившемуся рядом весёлым голосом.

— Это что и есть Мессер! — воскликнул кто-то из первых вошедших, делая шаг вперёд и повернувшись, словно он задавал риторический вопрос всем остальным.

— А что не похож? — зло произнёс Крейтон, продолжая сидеть неподвижно.

Выступившему что-то зло, но тихо сказал один из тех кто стоял рядом, но тот не обратил на это внимания.

— Сколько тебе лет? — обратился он к Мессеиру.

— А это имеет значение?

— Ну, вообще-то… — начал, было, один из стоявших вместе с остальными, но кто-то дал ему знак замолчать.

— Нет, а всё же… — тоже захотел продолжить свою речь первый выступивший, но его одёрнули.

Крейтон косо взглянул на Кистенёва, словно хотел в чём-то удостовериться, потом произнёс громким и строгим голосом:

— Может быть, хотя бы выслушаете: для чего я вас здесь собрал.

Как только он это сказал все тут же затихли, и молча уставились на него в ожидании.

— Можете присесть, господа. Разговор нам предстоит сегодня длинный. Я надеюсь. Сегодня мы будем говорить о подготовке восстания.

— Какого восстания? — удивлённо спросил кто-то.

— Того, которое мы с вами скоро поднимем.

— Да он же больной на всю голову! — воскликнул парень, в кофте с надписью «U. S. Marshal» стоявший у самого края, и резко развернулся, будто хотел уйти.

После этого несколько секунд сохранялась тишина, а затем все заговорили, причём разом, словно по команде. Со стороны это выглядело весьма забавно, что хорошенько вселило уверенности в Кистенёва, которому гости Крейтона поначалу показались слишком серьёзными и рассудительными, отчего он чувствовал себя маленьким мальчиком, которого взяли посмотреть на совещание взрослых.

Крейтон, про которого, быстро забыли, продолжал спокойно сидеть за столом и выжидающе наблюдать за происходящим. Его взгляд был спокойным и оценивающим, что Кистенёву показалось, что он сейчас просто ждёт и решает, продолжать ли работать с этими людьми или просто перерезать их всех и сбросить тела в овраг. Тем более что Кистенёв знал: с него станется.

Разговор, если это можно было так назвать, быстро перешёл на самые логичные в данной ситуации темы. Кто-то уже готовился перерезать всех «хачей» в России, кто-то весьма эмоционально намекал, что ножей маловато, да и те тупые. Как ни странно, но голос последних неожиданно начал одерживать верх. Крейтон ждал пока кто-то из приглашённых, наконец, не оценил состояние рассудка всех собравшихся одним исконно русским словом, и не направился к выходу.

Раздался выстрел. Все обернулись и, разом замолчав, уставились на Мессеира замершего стоя возле своего места, сжимая в руке пистолет, направленный в потолок.

— Ну что, господа, как замаячило впереди настоящим делом так у всех коленки дрожат, — произнёс он совершенно спокойно, но тут же перешёл на крик. — Трусливые овцы! На что вы, чёрт возьми, рассчитываете! Если вы сами не способны взять оружие и драться за то, что вам дорого, тогда вы действительно заслуживаете то правительство, которое имеете.

В доме воцарилась тишина. Кистенёв, которого выстрел заставил содрогнуться и немного отойти от стены переводил взгляд то на Крейтона, то на приглашённых им правых, которые к тому моменту уже распределились в полукруг. Крейтон сделал шаг в сторону и опустил руку с пистолетом. Среди собравшихся пронёсся шепоток, но единственным словом, которое смог уловить Кистенёв, было: «волына».

— Скольких мы сможем собрать? — произнёс уже спокойным голосом Крейтон.

— Ну не знаю человек двадцать-тридцать.

— Да не, полсотни, может, соберём.

— Какой полсотни, дай Бог десяток.

— Десяток? — холодно удивился Мессеир. — А что так мало.

— Ничего удивительного. На кухне у нас полгорода, националисты и патриоты, только вот на улице это хрен заметишь.

— И всё-таки сколько? — снова спросил Крейтон.

— На последнем «Русском марше» в столице было от силы тысяч десять, — вдруг выступил Семелесов, — только вот в Москве население пятнадцать миллионов, а у нас четыреста тысяч, так что считайте сами.

— Да что в Москве, там хачей половина.

— Как будто у нас лучше.

— А сколько у нас было на «Русском марше»?

— У нас проводили «Русский марш»?

— Вроде же было что-то.

— Понятно! — резко оборвал всех Крейтон, и вернулся на своё место, как и прежде приняв достаточно расслабленный вид. — Нам необходимо набрать здесь хотя бы пару тысяч, чтобы было с чем выходить против полиции. Оружие я обеспечу.

— И где ты собрался столько искать, умник?

— Да повсюду, — флегматично ответил Мессеир. — Мы в перевёрнутом мире, здесь в семнадцать все грезят национальной революцией и расстрелами врагов народа, а к сорока вдруг осознают, что гражданские права это не такая плохая вещь, но сейчас важнее как раз первые. Они поднимутся, верьте мне, они не будут знать, за что сражаются, но будут верить, что за что-то хорошее. И мы дадим им то, чего они хотят больше всего, то ради чего с лёгкостью расстанутся со своей прежней жизнью и прежним достатком, мы дадим им это, мы дадим им войну.

Кистенёв смотрел на Крейтона сбоку и, тем не менее, он не мог не различить этот взгляд столь холодный и уверенный. И это выражение лица, где серьёзность соперничала с мечтательностью. И тут он понял: этот человек действительно верил. Он верил в то, что тысячи людей, молодых людей, которым осточертел этот новый мир, в котором они могли увидеть все чудеса света, но только на мониторе, в котором они легко могли найти применение своим талантам, но лишь с трудом получить толику от результатов их применения. Они, столько воевавшие в своих компьютерных играх с радостью ухватятся за возможность повторить всё это в реальной жизни, при этом став героями, а не преступниками. Да, Василий, знал, что Крейтон был уверен в этом, и что самое страшное он понимал, что и сам считает точно также.

Когда гости начали расходиться, на улице уже давно стемнело.

Заговорщики остались втроём на кухне залитой мягким электрическим светом. Крейтон всё сидел на своём месте, о чём-то напряжённо размышляя, и никто не осмеливался его побеспокоить. Так они и сидели молча, пока Кистенёв, которого начинало серьёзно клонить в сон не зевнул в очередной раз, и Мессеир словно восприняв это как повод, резко встал и объявил что пора бы уже спать.

— Ты ведь понимаешь, что мы долго не продержимся, они не смогут драться с регулярной армией. Восстание в городе, если мы сможем его поднять, тут же подавят, — произнёс Семелесов.

— Разумеется, — флегматично ответил Крейтон. — Всё что от них требуется это отбросить полицейские соединения и заставить правительство бросить в город войска.

— Но если мятеж подавят, какой смысл его поднимать? — настороженно спросил Кистенёв.

— А в том, друг мой, — начал Крейтон подойдя сзади к стулу и положив руки на спинку, — что ты можешь хоть до посинения рассказывать овцам о важности единства и необходимости борьбы. Но если ты хочешь, чтобы они резко перешли на мясо и начали жрать волков им нужно почувствовать запах крови, иначе никак. И эта кровь прольётся в этом городе. Пока с нами борется полиция, мы всего лишь бандиты и хулиганы, если против нас выведут войска — мы автоматически станем повстанцами.

— Они не такие уж и плохие люди, Мессеир, может быть многие из них необразованны и ненависть их имеет слабое обоснование, но по крайней мере они готовы хоть что-то делать вместо того чтобы сидеть и смотреть. У многих из них даже есть прости Господи готовность к самопожертвованию, — произнёс Алексей, косо посмотрев на Крейтона. — Это преступление, просто так жертвовать ими.

— Революций без крови не бывает. И только не говорите, что сейчас что-то изменилось, — твёрдо произнёс Крейтон.

— Ты хоть понимаешь, какими злодеями мы станем после этого, — добавил Кистенёв.

— Герои, злодеи, ты серьёзно. Способности человеческого разума определяются тем какой спектр он способен охватить и насколько полно он может представить всю картину, вместо того чтобы просто делить всё на белое и чёрное. Так что если ты видишь перед собой человека, который совершенно серьёзно говорит о «хороших» и «плохих» парнях, то можешь с уверенностью сказать что он, либо идиот, либо просто тот, кто хочет, чтобы за него думали другие.

После этих слов он повернулся и направился в свою комнату. Свет был выключен, Клементина лежала на кровати поверх одеяла в одежде, но не спала. Тем не менее, Мессеир не включил свет и тихо прошёл, на ходу расстёгивая пуговицы рубашки. Девушка словно не заметила его появления и лежала также неподвижно, отвернувшись лицом к стенке, и лишь когда он встал возле окна, произнесла тихо:

— Ты действительно рассчитываешь на этот сброд?

— По-моему, они вполне подойдут.

— Всё равно тщетно. Ты действительно веришь в то что говорил насчёт того что они хотят войны.

— Не все, но многие. Они хотят жить в переломный момент, они хотят голода, хотят разрухи, им столько об этом рассказывали, что они просто не смогут смириться с тем, что никогда этого не увидят.

— Что они знают об этом, что вообще они могут знать о голоде и нужде.

— В том-то и дело что ничего.

Она снова замолчала, но её тон насторожил Мессеира, он чувствовал, что что-то не так, что на самом деле ей уже глубоко плевать, на то, о чём они только что говорили. Он стоял неподвижно, смотря на неё, пока она не повернулась и, чуть приподняв, голову над кроватью не спросила:

— У них ведь, правда, не было детей?

— У кого?

— У Матиаса великого и Мирцелии.

Её голос задрожал и Крейтону это совершенно не нравилось. Он повернулся к окну, и, сделав глубокий вдох, произнёс как можно более спокойным голосом:

— Ты же знаешь, что нет. Впрочем, должно быть это и к лучшему, дети в подобных случаях часто рождаются не совсем здоровыми и…

— Вот именно!

Она резко поднялась, опершись на вытянутую руку, и согнула ноги, какое-то время испытующе посмотрела на мужа исподлобья, затем продолжила, голосом, который всё ещё подрагивал, хотя она усиленно пыталась придать ему ясность.

— Ведь если бы у них родился больной ребёнок, то от него бы просто избавились. Так? Такое было?

— Откуда мне знать.

— Ты же член ордена, вы же должны знать это.

— Я… — начал было Мессеир, но сразу понял, что говорить это бесполезно, да и не нужно.

В темноте он мог видеть только её силуэт, но этого было вполне достаточно для того чтобы всё понять. Он быстро подошёл и сел на край постели и, обняв девушку за плечи, прижал к себе.

— Как иронично, не правда ли, — проговорила она дрожащим голосом, с трудом сдерживая всхлипывания, — она так хотела иметь детей и при этом…

На его руку с её щеки упала тёплая слеза.

— Может быть этот твой Семелесов прав, мы никогда не получаем того чего больше всего хотим.

— Семелесов? — Крейтон чуть отстранил девушку, чтобы заглянуть ей в глаза. — Ты что, родная, нашла, кого слушать. Доморощеный декадент, дурак несчастный, что он знает об этом.

Она не подняла глаза, продолжая смотреть куда-то вниз.

— Ты не бесплодна, — шепнул он ей на ухо. — У нас ещё будут и семья и дети. Только верь мне, мне и никому больше.

Тут он коснулся её лба.

— У тебя жар, — произнёс он испуганно.

— Может быть, — тихо бросила она.

— Сколько раз говорил тебе не ходить босиком, — проговорил он, отпуская её и кладя её на кровать. — Я пойду что-нибудь поищу, тебе нужно поспать.

Он встал и вышел на кухню. Включил свет и подошёл к шкафу, как вдруг услышал за спиной шаги. Мессеир обернулся и увидел спускавшегося по лестнице Семелесова.

— Что-то произошло?

— Всё нормально, — ответил Крейтон, и после короткой паузы добавил. — С ней такое иногда случается, редко но…

Мессеир резко замолчал, он налил в стакан воды и направился с ним обратно в комнату.

— Как ты думаешь, Мессеир, какие у нас шансы на успех?

Мантиец обернулся и увидел Алексея уже сидевшего на ступеньках. Он пристально посмотрел ему в глаза и негромко произнёс:

— Они есть, друг мой, они всегда есть.

Глава тридцать вторая. ПОДПОЛЬЕ НАБИРАЕТ СИЛУ

— Подполье? Мятеж? Революция? Серьёзно? — взгляд собеседника просто источал скептицизм.

Он огляделся по сторонам словно опасаясь того что кто-то мог обратить внимание на предмет их разговора, но всем посетителям кафе «За углом» было похоже глубоко плевать, на то что обсуждают два молодых человека за столиком у окна.

— Не бойтесь, друг мой, я специально выбрал это место, чтобы нас никто не заподозрил.

— Правда? Гениальное решение.

— Два человека сидят в людном кафе и обсуждают план государственного переворота, ну разве может это быть серьёзным.

Крейтон приподнял чашку с кофе и блюдце, и аристократично отогнув палец, отпил из неё.

— Тебе сколько лет. Ты хоть школу закончил, революционер.

Он скрестил руки на груди и откинулся спиной на спинку дивана, исподлобья презрительно смотря на Мессеира.

— Слушай, я не знаю, что ты там натворил, может быть, ты и правда этот самый Мессер, но блин ты вообще понимаешь, о чём сейчас говоришь. Мне нужно объяснять, почему это полнейший дебилизм.

— Да уж будь добр, а то я, дурак, не понимаю, — флегматично ответил Крейтон, и не дождавшись в ответ ничего кроме молчания, продолжил. — Не ожидал я что великий и ужасный Командор окажется настолько приземлённой личностью.

— Командор, — собеседник усмехнулся. — Что за дурацкая кличка, неужели меня когда-то так называли.

— А, по-моему, вполне неплохое прозвище, намного лучше тех, что носит большинство из них.

Собеседник повернул голову и посмотрел на улицу где в свете рассыпавшихся отдельно лучей Солнца пробивавшихся из-за облаков что занимали добрые две трети неба, холодный ветер гнал по тротуару облака пыли и мелкого мусора. Это июньское утро выдалось достаточно жарким, хотя таковым и не выглядело.

— Зачем тебе всё это? — задумчиво спросил собеседник, продолжая смотреть в окно.

— Зачем мне это? Хороший вопрос, вот посмотри, например, на них.

И тут Крейтон кивком указал на нескольких юношей примерно одного с ним возраста сидевших за столиком неподалёку, все как один уставившихся в телефоны и лишь изредка переговаривавшихся друг с другом.

— Как ты думаешь, ради чего они живут, ради чего умрут. И не только они, миллионы людей вот так же. Они рождаются, живут и умирают и ничего не привносят в этот мир и ничего не оставляют после себя. Каждый их новый день всего лишь повторение предыдущего, они проклинают каждое своё утро, и всовывают в свою жизнь редкие пёстрые развлечения, чтобы ждать хоть чего-то. Мир стал скучен, мы разучились смотреть дальше себя и собственных семей и оттого скатились обратно к животным. Мы стали мелочными, мы создали новый мир, где поклоняются лишь низменному мелкому и простому и гордятся этим. Я хочу уничтожить этот мир.

И тут в глазах собеседника, казалось, загорелся огонёк, он всё ещё держал руки скрещенными, но при этом немного опустил их, как будто хотел вот-вот расцепить, и тут он многозначительно кивнул и произнёс умудрённым голосом:

— Ну-ну.

— В смысле?

— Ты действительно веришь во всю эту фигню.

— Можешь смеяться, но да.

— Не вижу ничего смешного, скорее наоборот.

Тут он поднялся со своего места, выпрямился, взглянул куда-то в сторону, и тяжело вздохнув, проговорил:

— Приди ты ко мне года три или четыре назад, я бы может ещё и подумал над этим, тогда мне это всё казалось действительно важным, а сейчас… всё это такая муть. Знаешь что, парень ты вроде неплохой, и как я слышал, дерёшься неплохо. Так что лучше выбрось всё это из головы, отучись, найди работу, в конце концов, заведи девушку.

— Девушку? — Крейтон с некоторой настороженностью посмотрел на него исподлобья. — В смысле любовницу?

— Ну, можно и так сказать.

— Боюсь, есть один человек, который бы этого точно не одобрил.

— Твоя мамка?

— Дурацкая шутка. Я сирота.

— Ну, извини.

Крейтон поднялся со своего места, они немного постояли друг напротив друга, потом мантиец произнёс, разочарованно:

— Значит, на тебя не рассчитывать.

В ответ собеседник только отрицательно покачал головой. Потом он вдруг схватил руку Мессеира и, зажав её в рукопожатии, стал усиленно трясти.

— Но я вам искренне желаю успеха. Вот от всей души. Честно. Я верю в вас, у вас всё получится. Надеюсь, искренне, — тут он поднял свободную руку и сжал её в кулак, как в приветствии Коминтерна, хотя едва ли он знал, что он так называется и просто использовал как символ солидарности. — Удачи вам. Успехов. Я с вами так всей душой, но… в общем. Удачи вам, пусть у вас всё получится.

После этих слов он резко развернулся и вышел на улицу. Крейтон сел обратно, и проводил своего несостоявшегося союзника взглядом через стекло, прошептав разочарованно: «Эта страна заслуживает то правительство, которое имеет». Он допил свой кофе, расплатился, оставив немного чаевых, и вышел на улицу, в дверях, бросив напоследок взгляд на компанию подростков с телефонами.

На улице, несмотря на не самый ранний час и не самую плохую погоду было на удивление мало народа, что стоит отметить, только обрадовало мантийца. Быстрым шагом он направился к себе домой, уже перестав к тому моменту думать о только что произошедшем в кафе разговоре и о его планах, вовлечь в свой план это пресловутого Командора, о котором все говорили с неприкрытым благоговением, будто он был поистине легендарной фигурой.

По дороге недалеко от моста через овраг он купил пол-литровую банку мёда у одного старика торговавшего им прямо на улице. Он долго высматривал содержимое банки, смотря на свет, переворачивал её, смотря, как течёт мёд, хотя, говоря откровенно, никаких заключений из этого, всё равно сделать, был не в состоянии.

Когда он, наконец, вернулся домой, то обнаружил на своей кухне мирно сидевших за столом Кистенёва, Семелесова и ещё одного субъекта по имени Дима Яковлев. Один из местных националистов, молодой парень лет двадцати, казавшийся Крейтону наиболее адекватным из всех и потому его он сделал фактически одним из своих приближённых.

Как только Мессеир вошёл, тихая беседа которую они вели тут же оборвалась, все трое так и сидели молча, особенно Дмитрий который, казалось, боялся даже шевельнуться или посмотреть на мантийца.

— Что сказал Командор? — первым нарушил молчание Семелесов.

— Морально он с нами, — ответил Крейтон.

— Говорил же я, он давно уже ничем этим не занимается, он недавно институт закончил, говорят скоро в Москву уедет, — добавил Яковлев.

— Вернулся обратно за тропик Козерога, — произнёс Кистенёв.

— Из-за тропика обратно не возвращаются, поверь мне, — ответил ему мантиец. — Можно делать вид, что живёшь обычной жизнью, только это будет притворство, внутри ты прежним не станешь никогда.

Тут Крейтон волчьим взглядом посмотрел прямо в глаза Кистенёву, но на того это, по-видимому не произвело должного впечатления.

— Да можно и попритворяться, притворяясь вставать с утра на работу, вечером с неё возвращаться, посмотреть какие-нибудь сериальчики и спать.

— Нет, сериальчики не вариант, — произнёс Семелесов, поднимаясь со своего места. — Настоящий мужчина сидит в кресле заложив ногу за ногу и попивая виски со льдом, с томиком Аберкромби или Беккера, а не смотрит сериалы по западным каналам, сидя на диване в белой маечке и чёрных трениках, подперев рукой подбородок.

Кистенёв замер, удивлённо смотря на него.

— Кстати, Мессеир, — Семелесов отошёл и достал из лежавшей на кресле сумки тоненькую книжечку. — Всё слово в слово как ты мне написал. Но ты всё равно проверь.

Он швырнул её на стол и сидевшие смогли прочитать название: «Поваренная книга патриота».

— Я вижу, ты не особо долго думал над названием, — произнёс Кистенёв, беря книжечку в руки.

— А смысл? У анархистов своя, у нас своя. Да и вообще неплохо звучит, куда лучше, чем оригинал.

— Это было в четвёртом «Fallout», — вдруг вставил Яковлев.

— Четвёртом?

— New Vegas.[12]

— Я не играл в New Vegas.

— Кому ты рассказываешь, — Кистенёв строго посмотрел на Алексея.

— Ну ладно играл, но этого там всё равно не видел.

Тем временем Крейтон молча подошёл к столу и, взяв книжку, стал её бегло просматривать.

— Сколько экземпляров? — спросил он у Алексея.

— Пока что триста, как ты и говорил.

Крейтон кивнул головой и снова опустил взгляд в книжку.

— Издательство «Северный огонь», — тут его взгляд резко исподлобья устремился на Семелесова.

— А что, по-моему, неплохо звучит.

— А главное оригинально, — саркастично добавил Кистенёв.

Крейтон молча, бросил книжку на стол отошёл к кухонному шкафчику.

— Да кстати, Василий, что там насчёт тринадцатой школы? — спросил он, даже не поворачиваясь.

— Сегодня встречусь с одним человеком, он мне обещал подобрать тех, кто хочет вступить. Говорит их там много.

— Тринадцатая? Там же одни отморозки, — произнёс Семелесов.

— Вот только школоты нам не хватало, — презрительно бросил Яковлев.

— А тебе нужна бригада пенсионеров, — Мессеир с интересом посмотрел на него через плечо, при этом закрывая банку с мёдом.

Он повернулся и, держа перед собой деревянный поднос, на котором стояла чашка с чаем и белая фарфоровая розетка почти до краёв заполненная мёдом, направился в свою комнату.

— Скоро нужно будет начинать тренировать наше ополчение, когда настанет день мятежа, в нём должен быть хоть кто-то кто умеет драться. А пока помните главное: никакого Мессера не существует, а сопротивление это просто школьники балуются.

Открыв дверь ногой, он вошёл в комнату. Клементина сидела полулёжа на кровати, с намотанным у неё на шее вязаным шарфом. Посмотрев на Мессеира, она слабо улыбнулась.

— Спасибо, — произнесла она чуть хрипло, когда он поставил поднос ей на колени, а сам сел рядом на край кровати.

— Они тебя не беспокоили? — спросил Крейтон, пропуская сквозь пальцы прядь её волос.

Она только отрицательно покачала головой. Мессеир убрал руку. Клементина отпила чай, зачерпнула мёд чайной ложкой, и, облизнув её, резко подняла взгляд на Крейтона который всё сидел и молча смотрел на неё. Она замерла словно в ожидании того что ей сейчас скажут что-то важное или сделают замечание. А Крейтон просто молча смотрел в её разноцветные глаза. Он никогда не считал их обычными, всё время они казались ему, то безмерно уродливыми, то безмерно прекрасными.

— Они тебе верят? — спросила она, когда, наконец, поняла, что ничего говорить ей не собираются.

— А разве я их обманываю. Я дам им всё что обещал, Мессеир Крейтон всегда платит по своим счетам.

— Сколько у вас людей?

— Достаточно, — громким шёпотом ответил Крейтон, встал с постели и подошёл к окну. — Через месяц у меня будет одна бригада, а через год я приведу тридцать пехотных дивизий в их столицу, под стены Кремля.

— Мечты, мечты, прекрасно ваше бремя, — проговорила она, поднося чашку ко рту.

Так или иначе, но движение ширилось и к концу июня счёт чёрно-золотых фенечек на руках стал идти на сотни. Обстановка вроде успокоилась и о таинственном Мессере практически перестали говорить. Хотя возможно если прислушаться, то это имя можно было разобрать в заговорщическом шёпоте студентов и учащихся старших классов, некоторые из которых подозрительно часто поправляли рукава на запястье правой руки, словно что-то под ними прятали. И иногда как бы невзначай они отгибали большой, средний и указательный пальцы, держа руку возле бедра. Но главное что больше не происходило ничего противозаконного, казалось, что великий и ужасный Мессер окончательно покинул ночные улицы города. Так было в июне, но со временем на смену ему пришёл июль.

Молодой месяц светил им в спины, когда они по крутой тропинке начали спускаться на дно оврага. Вдруг тот, что шёл первым, остановился и дал знак остановиться остальным.

— Приготовьте пистолеты, — скомандовал он хладнокровным, строгим голосом.

— Это ещё зачем? — спросил кто-то из хвоста колонны.

— В этот овраг лучше без оружия не ходить.

После этих слов он достал два пистолета и протянул их стоявшим позади, не имевшим оружия. Ещё два передали остальным двое юношей, оставив при этом себе по стволу.

Только после этого колонна продолжила свой путь. Спустившись на самое дно, они обнаружили, что протекавший здесь ручей был запружен, отчего образовалось небольшое озерцо примерно шесть на три метра. И на земле прямо от воды в заросли кустарника вели различимые даже в неверном лунном свете следы оставленные, кем-то волочившим по земле что-то тяжёлое.

Парень, что шёл впереди, остановился и одними губами три раза негромко свистнул, при этом медленно осматриваясь по сторонам. Вдруг в кустах послышался шорох вперемешку с хриплыми сердитыми голосами. Оттуда вытолкнули человека маленького роста, который еле удержался на ногах, но, правда, быстро выпрямился и принял горделивую позу.

— Пусть выходят остальные, здесь все свои, — сказал ему Крейтон, тут же услышав у себя за спиной испуганные голоса и восклицания, поднял ладонь и, не поворачиваясь, командным голосом приказал. — Отставить!

Стоявшие за ним люди опустили оружие но, тем не менее, отошли назад на несколько шагов, отчего Мессеир с Кистенёвым и Семелесовым оказались выдавшимися вперёд. Тем временем из кустов вышли ещё четверо коротышек.

— Открывайте тайник, — сказал им Крейтон и коротышки послушно бросились обратно к кустам.

Быстро раскидав несколько комьев земли и булыжников, они достали оттуда две верёвки и, взявшись за них попарно, раскрыли створки погреба. Крейтон быстро направился в его сторону, на ходу доставая и включая фонарик.

— Что вы там встали, сюда, живее, — произнёс он, обращаясь к своим спутникам, присев на корточки у края ямы.

Только после этого молодые люди до того стоявшие на месте у самой кромки воды искусственного озера, направились вперёд, всё ещё опасливо косясь на представителей странного народца. Крейтон спрыгнул вниз и осветил фонарём хранившиеся здесь запасы.

Стройные ряды винтовок, коих здесь было не меньше сотни, стояли вдоль стенок, а прямо у ног Мессеира лежало несколько ящиков в одном из которых, не закрытом крышкой можно было различить сложенные автоматные магазины. Молодые люди, вставшие на краю, замерли, не веря своим глазам. А мантиец тем временем открыл другой ящик, достал из него внушительных размеров гранату, повертел её в руках, освещая фонариком, подкинул, тут же поймав, и положил обратно на её место.

— Откуда это? — испуганно спросил один из тех, кто стоял наверху.

— Не из этого мира, — спокойно ответил Крейтон.

Он, смотря снизу вверх, оглядел своих спутников, выдержав небольшую паузу, и дав им, как следует разглядеть то, что лежало внизу.

— Ну что, друзья мои, теперь я надеюсь, вы поняли всю серьёзность моих намерений. Теперь пришло время показать это остальным. Господин Лежчеев, надеюсь всё готово?

— Так точно.

— Прекрасно, тогда введи в курс дела всех членов совета, кто ещё не знает об операции, пора выдвигаться.

Мессеир выбрался наверх, отряхнулся и пошёл за остальными, которые видимо не прибывая в восторге от нахождения здесь, спешным шагом направлялись к тропинке на склоне.

— И сколько оружия мы сможем достать подобным образом? — спросил Кистенёв, нахмурившись тяжело посмотрев на Мессеира.

— Сколько хочешь, друг мой, — произнёс мантиец выходя вперёд и ещё раз отряхивая переднюю часть брюк, — то, что там лежит, — он указал себе пальцем за спину, — эти проворные ребята добыли всего за один рейд, и этого хватит на стрелковую роту. Если их поднапрячь то за неделю две мы сможем вооружить пехотную дивизию, паршиво вооружить, конечно, но для ополчения сойдёт. Дело за малым, нужно найти людей.

На пустыре было тихо, мирно дремали новостройки между верхними этажами которых, одиноко сиял золотистый месяц. Возле проезжей части, рядом с бетонным строительным забором, стоял молодой человек лет двадцати пяти, в толстовке с капюшоном, с длинными давно немытыми волосами. Он припрыгивал, пытаясь согреться, то и дело подносил руки ко рту и постоянно боязливо озирался по сторонам.

Вскоре на ночной пустой дороге появился чёрный «BMW», он затормозил в нескольких метрах от парня, и оттуда тут же вышел типичного вида кавказец, на ходу засовывая в карман связку ключей.

— Слушай, если ты меня по какому-то пустяку отвлёк, — проговорил он грозно, почти без акцента.

— Да не-не, тут дело такое, — замялся парень, продолжая постоянно озираться.

— Ты давай, говори, меня люди ждут.

В дыхании горца чувствовался небольшой перегар, а вообще от него тянуло каким-то не домашним теплом, как от человека, которого вдруг выдернули из комфортной обстановки.

— Что-то с товаром да?

— Да не, товар отличный, только вот тут такое дело… этот… Мессер.

— Что? Какой ещё Мессер?

Вдруг он услышал донёсшийся со стройки шорох и, посмотрев в ту сторону, увидел сквозь проём открытых ворот, как из-за кучи песка и щебня вышли несколько тёмных фигур. Они почти одновременно согнули руки, и наркоторговец почти подсознательно понял, что у них в руках были стволы. Он обернулся и увидел троих одетых во всё чёрное, невесть откуда появившихся на дороге, и все трое также сжимали в руках пистолеты, которые теперь были отчётливо видны в свете уличного фонаря. Ещё пятеро вышли сразу с двух сторон из-за стоявшего неподалёку дома, окончательно отрезая пути к отступлению.

— Прости брат, я реально не хотел… я… так получилось, извини, — залепетал парень, отходя в сторону, поначалу пятясь, затем начав идти почти полубоком.

Тем временем, люди с пистолетами образовали широкий круг вокруг кавказца, который к тому моменту уже отошёл во двор стоявшей рядом многоэтажки. Вызвавший его сюда парень что-то начал говорить одному из них, но тот только толкнул его в затылок и парень бросился бежать. Только одно место в кругу явно пустовало, пока его не занял юноша лет семнадцати, одетый в чёрный плащ. Он недолго проводил беглеца взглядом, потом повернувшись к своей жертве, произнёс с улыбкой, делая шаг вперёд:

— Дёрнешь за ниточку — весь клубок развяжется. Неужели то, что случилось с Саркисяном, вас вообще не насторожило.

— Кто вы, кто вы такие? — испуганно говорил наркоторговец, крутясь на месте оглядывая стоявших в кругу людей, но те были неподвижны.

Только когда юноша в плаще дал знак стоявшим в круге, четверо из них вышли вперёд, на ходу убирая пистолеты. Они ударили наркоторговца под дых, затем подсечкой сбили с ног, после чего принялись все вместе озлобленно лупить его ногами. Он закричал, но крик вышел сдавленным, и едва выделялся на фоне звуков ударов. А юноша, тем временем, повернулся, так что стоял, чуть ли не спиной к происходящему, флегматично достал сигарету и закурил.

— Вас было чрезвычайно просто найти, непозволительная неосторожность для человека вашей профессии, — произнёс он, вынимая сигарету, когда его подручные, разом остановились и отошли на шаг от несчастного. — Избаловали вас ваши органы наркоконтроля, — сказал он с притворным сожалением. — Ну, ничего, теперь пришло наше время.

Он быстро сделал ещё одну затяжку и, отбросив сигарету, подошёл к наркоторговцу. Тот с трудом поднял окровавленное, в ссадинах лицо и посмотрел на мантийца снизу.

— Только не убивай, брат, прошу, любые деньги отдам брат, только не убивай, — жалобно проговорил наркоторговец.

В этот момент из-под плаща юноши выползла чёрная змея, проползла у него по шее со стороны спины и подняла свою голову чуть выше его виска, недобро зашипев. От этого ужас на лице кавказца проступил ещё отчётливее.

— Знаешь, кто я? — спокойным голосом спросил Крейтон.

Наркоторговец кивнул, и произнёс одними губами:

— Мес — сер.

— Знаешь, что для тебя лучше было бы умереть?

С этими словами он достал маленькую иголку с утолщением на конце, откусил её краешек с другой стороны, потом схватил руку наркоторговца и уколол его прямо в запястье.

— Вот только смерти ты не заслуживаешь.

После этого мантиец резко развернулся и направился прочь, дав знак своим товарищам следовать за ним. Все разом убрали пистолеты, и направились в ту же сторону, пройдя мимо своей, жертвы так словно её здесь и не было.

Наркоторговец удивлённо посмотрел им вслед и тут же, как мог, поднялся и, прихрамывая, направился в противоположную сторону. Но, не пройдя и сотни метров, он вдруг согнулся и через пару шагов упал на землю, забившись в конвульсиях, при этом издал сдавленный крик. А люди, пришедшие с Крейтоном, украдкой оборачивались и с ужасом смотрели на то, на что способен их предводитель.

— Ты оставил его в живых? — произнёс шёпотом Кистенёв.

— Милосердие иногда пугает куда больше.

— Что это он делает? — спросил Кистенёв у Мессеира, когда заметил, как кавказец пытался, преодолевая конвульсии подпрыгнуть и приземлиться на голову.

— Что делает? — как ни в чем, ни бывало, переспросил мантиец. — По-моему это очевидно: он пытается сделать так, чтобы всё закончилось. Для него.

Векслер Молентен радостный шёл по больничному коридору. Он кокетливо козырнул дежурной медсестре и в один момент даже начал тихонько насвистывать. Он нёс пакет с дюжиной свежих апельсинов, постоянно перекладывая его из одной руки в другую.

Милиционер, дежуривший у входа в палату, явно заскучавший сидя на стуле, при подходе Молентена он тут же вскочил и встал смирно возле стены, косясь на мантийца боязливым взглядом, памятуя о том, что было в прошлый раз. В палате из четырёх коек была занята только одна. На ней полулёжа, сидел Дененрант, в больничном халате с перевязанной головой, и читал газету. Мангуст тихо сидел у него на коленях, встретив гостя презрительным косым взглядом.

— Дененрант, братец, я тебе покушать принёс, — наигранно радостно произнёс Векслер.

— Ну, наконец-то, — произнёс Ласкар, откладывая газету.

— Что тебе сегодня снилось? — спросил Молентен, присаживаясь у изножья кровати.

— Да так, дрянь всякая.

— Какое совпадение, мне тоже. Кстати, Ласкар, я могу вас поздравить, сегодня государственный праздник, правда, не в этой стране, а у их очень хороших друзей. Сегодня день независимости Соединённых штатов Америки.

— Я бы может быть и сказал что-нибудь по этому поводу, если бы мне было, хоть какое-то дело до этих штатов Америки.

— Да, а зря. Там сейчас находится его высочество.

— Его высочество здесь? — Дененрант даже приподнялся на постели.

— Если это можно назвать «здесь». Сейчас он в Сан-Франциско, перешёл с Саварона только вчера. Осталась последняя партия, Ласкар, последняя партия золота, и армия кронпринца выступит в поход.

— Прелестно, — задумчиво проговорил Дененрант.

— Как ты хоть здесь.

— Да ничего, жить можно, кормят, правда, паршиво, но нам ли жаловаться. Одно плохо, голова до сих пор трещит, и кашель опять начался. А главное, знаешь, врач, когда посмотрел снимок этого сканирования, — тут Дененрант провёл рукой над головой, словно имитируя это сканирование, — так он спросил: «что меня так сильно держит на этом свете что я до сих пор здесь?».

— Н-да, — протянул Молентен.

Тут его взгляд упал на трость Крейтона, которая стояла прислонённая к больничной тумбочке.

— Кстати, ты слышал последние вести о щенке?

— Смотря насколько последние.

— Он вчера вечером со своими бравыми ребятами очень плотно поговорил с одним местным бизнесменом, — это слово Векслер произнёс нарочито саркастично, при этом сделав двумя пальцами воздушные кавычки.

— Они уже перешли к действиям? Рановато.

— Это не самое страшное. Он использовал один из хемертникских ядов. Бедняга сейчас в больнице, жить будет, но, похоже, только в сумасшедшем доме. Рассудка он лишился полностью. К тому же, если они уже сейчас начинают свои акции, значит мятеж уже скоро, ими теперь точно заинтересуется местная полиция.

— И что, они найдут кучку школьников, читающих Ильина и отжимающихся по утрам? Они же не ходят по улицам, вскидывая руки и выкрикивая «Хайль Крейтон». А на ту горстку, что принимала во всём этом участие ещё надо выйти. Да и к тому же, не забывай, что для них Мессеира Крейтона не существует, он вообще не может существовать в их картине мира. С ним всё равно придётся разбираться мне, дай только ещё недельку отлежаться. Всё равно, раньше августа они не начнут.

— Наверное, хотя уверен, оружие он уже начинает запасать.

— С этим у него точно проблем не будет. У него медальон, там подвяжет темпелийцев, — тут Дененрант сделал рукой знак, будто он показывал рост очень низкого человека, — и будет таскать что угодно, откуда угодно, сколько угодно.

— Да кстати что ты думаешь об идее прихватить из этого мира несколько атомных зарядов и с их помощью расчистить дорогу на Иссельдар.

— Кронпринц не такой дурак, чтобы тащить в наш мир эту дрянь.

— Ну да, а вот тут я чувствую, будет весело, когда Крейтон начнёт здесь куролесить. Он по их меркам парень лихой, отчаянный, эти за ним пойдут.

— Да, и не завидую я тогда этому городу, — мрачно произнёс Дененрант и продолжил, перейдя на заговорщический шёпот, — они же власть так просто не отдадут, они этот город с лица земли сотрут, похоронят здесь всех вместе с Крейтоном лишь бы остановить мятеж. И не смотри на меня так Векслер, ты же знаешь что это правда. Они слабы, Векслер, и всего бояться, а ты сам знаешь, дай напуганному, пистолет, он по собственной тени начнёт палить. Ты думаешь, они на это не способны, ещё как способны. Неужто ты думаешь, что они создавали эти тысячи зарядов, не собираясь их никогда применять. Тем более что их удерживает только то, что на той стороне тоже тысячи, которые сметут их страну. Подумай сам, что с этим миром, если нахождение у власти людей, которые готовы уничтожить всю их цивилизацию, убить десятки миллионов мирных людей в чужой стране и пожертвовать десятками миллионов в своей собственной только ради собственной власти, считается здесь нормальным. Да, Матиас Великий совершал страшные вещи, но то была жестокость, Векслер, а то, что происходит здесь, это хуже чем жестокость, это — безумие.

— И Крейтон хочет провести сеанс психотерапии, — угрюмо произнёс Молентен.

— В разговоре со мной, он выразился поточнее, он назвал это: кровавый катарсис.

Глава тридцать третья. ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ НОВОГО МИРА

За окном был прекрасный летний день, она недавно встала и только что подобрала волосы, перед миленьким трюмо в углу спальни. Их маленькая мещанская квартира на окраине Иссельдара была залита мягким золотым светом, местами пробивавшимся через неплотно занавешенные окна. На улице слышались какие-то голоса, что было, впрочем, неудивительно для погожего дня летом. Несколько раз вдали что-то не то хлопнуло, не то громыхнуло, похожее на звук выстрела, но она не придала этому значения. Не придала также значения и отсутствию мужа. Давно у неё не было такого прекрасного настроения, когда даже на душе было легко и светло, не отчего-то конкретного, а просто так. Она вышла в гостиную, даже слегка пританцовывая при ходьбе, тут опять донёсся раскатистый грохот, и на этот раз это было похоже, скорее, на взрыв чем на выстрелы, а вот дальше за ним послышался треск пулемётной очереди. Клементина замерла, вслушалась, но все звуки как по команде исчезли, даже голоса перестали доноситься с улицы. Немного постояв и не дождавшись больше ничего, она тут же забыла об этом.

Когда у неё за спиной внезапно распахнулась входная дверь, девушка вздрогнула. Мессеир, не разуваясь, влетел в дом быстро налил себе воды из графина и, расплескав половину на себя, залпом выпил, после чего уставился на неё безумными глазами.

— В городе мятеж.

— Каком городе? — проговорила она потерянно, хотя уже прекрасно понимала в каком, хотя и не хотела этому верить.

— Быстрее собирайся, — бросил он ей, а сам кинулся к тайнику над шкафом, где лежали деньги и пистолет.

Когда они вышли, улица была уже заполнена народом. Она держала Мессеира под руку, прижимаясь к нему то и дело, с ужасом оборачиваясь и смотря назад. Но потом вдруг люди куда-то исчезли, хотя ей казалось, что так и должно быть. Всё происходящее перед глазами начало путаться. Она видела перед собой тротуар одной из улиц этого проклятого города, деревья, со стволами побеленные у основания. По проезжей части проносились машины, хотя они воспринимались как часть пейзажа. И самое странное ей всё равно казалось, будто это одна из улиц Иссельдара.

Дальше был мост дежурившие полицейские с винтовками, и Мессеир оставшийся на той стороне. Она попыталась развернуться дойти обратно к нему, но людской поток будто относил её обратно. Уже с моста она видела пылающий город. Это было то, что она видела, уезжая из этого города на автобусе, к которому примешалось зарево пожаров в Иссельдаре, но ей всё равно казалось, что это и есть столица империи в тот проклятый день.

Вдруг она увидела над собой огромную чёрную сигару дирижабля. Он летел низко, так низко, как никогда не летали дирижабли. Он закрывал полнеба и девушка, казалось, могла различить пулемётные стволы и матросов на боковых палубах. Дирижабль всё тянулся и тянулся, будто ему не было конца. Девушка почувствовала как неведомая сила, которая видимо должна была быть людским потоком, прижала её периллам и вот она уже переваливалась через них и проваливалась в пустоту…

Руки Крейтона поймали её последний момент, когда она уже сползла за край постели. Она тут же вцепилась в его воротник. Мессеир приподнял её и положил обратно на постель, а сам сел рядом. За окном рассвело, но в комнате царил полумрак, Крейтон только недавно встал, но уже был одет. Он осторожно взял её руку, мягко погладив большим пальцем тыльную сторону её ладони.

— Знаешь, что мне сегодня снилось? — произнёс он громким шёпотом. — Мы были на одной заброшенной железнодорожной станции. На которой мы однажды ночевали во время операции. Так вот я там опять лежал, укрывшись плащом, а в соседней комнате работало радио, и диктор объявлял таким холодным беспристрастным голосом о том, что Иссельдар и ещё несколько городов взяты. И знаешь что самое забавное, он говорил это не по-мантийски, а на этом чёртовом языке.

Не дожидаясь её ответа, он встал и, просунув руки в карманы, встал у окна, возле щелки между занавесками.

— Сегодня тебе нужно будет уехать из этого города.

— Мессеир…

— Это не обсуждается! — произнёс он, повысив голос. — Ты не представляешь, что завтра будет здесь происходить.

После этих слов он развернулся и быстро вышел из комнаты. Мантиец вышел во двор, чтобы подышать свежим воздухом. Здесь на улице ещё царила утренняя прохлада. Он остановился возле крыльца и обратил свой взор в ту сторону, где над верхушками деревьев, что росли на дне оврага, виднелись мрачные многоэтажные дома на той стороне. Отчего-то эта картина вдруг показалась ему слишком уравновешенной, слишком незыблемой, чтобы что-то могло изменить её. Это полностью шло в разрез с предчувствием Крейтона, которому он привык доверять, а предчувствие это однозначно говорило ему о том, что пришло время действовать. Постояв так несколько минут Мессеир вернулся в дом.

Там он обнаружил уже проснувшегося Кистенёва, который стоял возле письменного стола и держал в руках рамку с фотографией Матиаса кровавого и его сестры. Впрочем, он тут же поставил её на место, словно испугавшись Крейтона, и отойдя на шаг назад, бросил на фотографию последний взгляд.

— Интересно, — начал он печальным, задумчивым голосом, — почему люди так любят своих тиранов. Я могу понять ваш случай, но почему даже тех диктаторов, которые потерпели поражение, многие почитают после их смерти…

— Ничего удивительного, — послышался голос Семелесова со стороны лестницы. — Стокгольмский синдром.

Он протяжно зевнул, прикрыв рот тыльной стороной ладони и, спустившись, присел за кухонный стол, кое-как отодвинув ближайший стул.

— Завтра всё изменится джентльмены. Не могу дождаться.

— А что дальше? — вдруг спросил Кистенёв. — Нет серьёзно, если наш мятеж удастся, что будет дальше.

— Дальше мы построим новое общество, — тяжело произнёс Крейтон. — Вам меня не понять. Вы не можете представить сколь величественные картины рисовало мне моё воображение, когда я под одиноким парусом шёл к острову Саварон. И сколь сильно было моё разочарование, когда я обнаружил здесь обычную помойку, где загажено всё, включая самые дальние уголки глухих лесов и где в дыму и смраде городов гниёт, казалось бы всё, что можно и прежде всего человек.

— И что же ты хочешь сделать, Мессеир, — произнёс Кистенёв. — Перетащить весь мир за тропик Козерога или наоборот уничтожить сам тропик, оставив лишь свою утопию.

— А дальше, — произнёс Крейтон зло. — Дальше мы построим другое общество. Дальше всё будет и по-новому, и по-старому одновременно. Мы напомним людям о том, ради чего действительно стоит жить.

— В сюжете может быть чёрно-белая мораль, — начал вдруг Семелесов. — Когда злодеи и герои чётко различимы, может быть чёрно-серая, или даже бело-серая, но бело-белой мораль быть не может. Конфликта нет, весь смысл теряется. А утопия это и есть роман с бело-белой моралью.

Крейтон и Кистенёв одновременно повернулись и удивлённо уставились на него.

— Это ты сейчас к чему?

— Да так к слову пришлось.

— Ладно, — произнёс Крейтон. — Василий, ты подготовил дезинформацию.

— Так точно. Официально восстание назначено на восьмое августа.

— Отлично, сегодня отправишься со мной. Сегодня нужно будет кое о чём поговорить с главами подразделений. А ты, — он указал на Семелесова, — пока что свободен. Ты свою работу уже выполнил.

Семелесов в ответ только кивнул головой. Он уже знал, как распорядится свободным временем и, говоря откровенно, был бы рад распорядиться им иначе, но не мог.

Алексей не видел перед собой дороги. Он шёл будто ведомый, неведомой силой, которая подсказывала куда повернуть. И, когда он наконец очутился во дворе того злосчастного серого пятиэтажного дома, он будто очнулся ото сна и ему казалось что только мгновение назад он выходил из дома на пустынную улицу петлявшую меж заброшенных домов на той стороне оврага.

Он несколько раз жал на звонок у входной двери, каждый раз вдавливая его со всей силой. Но дверь так и не открыли.

— Я один, Вера, — наконец крикнул Алексей, — и безоружен.

За дверью послышались шаги и щелчок от поворачивания ключа в замочной скважине. Дверь немного приоткрылась, и в образовавшемся проёме Алексей увидел девушку.

— Что тебе надо? — тихо произнесла она.

— Вера, я должен тебя предупредить, это важно, поверь мне.

Он схватил край входной двери. Поначалу девушка крепко держала ручку со своей стороны, не давай открыть дверь шире, но потом отпустила её и отошла назад, впуская Семелесова.

Алексей прошёл на кухню, налил себе из чайника воды и, расплескав часть, выпил её залпом. Потом он посмотрел на Найдёнову, вставшую у двери, скрестив руки на груди.

— Ты должна уехать из города.

— Почему?

— Завтра в городе националисты поднимут восстание.

Она нахмурилась, продолжая пристально смотреть на Семелесова.

— Здесь будет война, ты понимаешь? — продолжал Алексей. — Когда в город войдёт регулярная армия… никому лучше здесь не находится, я тебе обещаю по этим кварталам будет бить реактивная артиллерия, гаубицы, они применят всё что у них есть включая авиацию с термобарическими и кассетными бомбами.

— Ты сейчас серьёзно? — произнесла она, в изумлении убирая руки от груди.

— Уличные бои завтра, поверь мне.

Он подошёл и взял её за плечи.

— Я знаю, это звучит безумно, но это правда. Они вооружаются, они собираются с силами, они нанесут удар. Сопротивление существует.

Он смотрел ей прямо в глаза, чувствуя, как вся душа его сжимается. Сердце бешено колотилось, и дышать становилось всё труднее.

— Подожди, — она убрала руки со своих плеч и прошла мимо чуть в сторону. — Откуда ты это знаешь. Ты один из них, ты в этом участвуешь, этот твой новый знакомый он…

— Участвую ли я в этом? Если руководство можно назвать участием то да. Этот мой новый знакомый он и есть основатель сопротивления.

Она недоверчиво на него посмотрела, пятясь к стене.

— Врёшь.

— Хочешь, верь, хочешь, нет. В любом случае не говори об этом никому кроме матери. Тебе всё равно не поверят, да и ничего уже не изменишь.

Несколько минут он стоял и молча смотрел на неё, потом также молча развернулся и направился к входной двери.

— Почему ты мне это рассказываешь? — спросила она, когда он уже вышел в прихожую.

— А ты не догадываешься? — ответил он, а потом, снова повернувшись к ней, добавил. — Если бы не ты, меня бы уже давно не было на этом свете.

Он вышел на лестницу и быстро направился вниз. Остановился на пролёте между первым и вторым этажами. И тут ощутил почти физическую боль, которая словно выворачивала его изнутри. Семелесов прислонился к стенке, ему даже не хотелось кричать. Ещё никогда он не ощущал себя таким лицемером и предателем. Он уже потянулся за пистолетом, чтобы здесь со всем покончить, но тут же вспомнил что оставил пистолет дома, тогда, сделав три глубоких вдоха, Алексей начал быстро прикидывать ситуацию.

— Спокойно, спокойно, идиот, — сказал он сам себе шёпотом, — возьми себя в руки. Ты сделал, что должен, теперь ты свободен. Ты ведь жил ради этого, завтра настанет тот день, когда всё измениться, завтра ты станешь тем, кем хотел быть всю жизнь. Соберись, глупо умирать сейчас, за день до твоего рассвета.

Когда Кистенёв поднялся наверх, и уже было хотел зайти к себе, словно какая-то сила заставила его обернуться и посмотреть на дверь в комнату Семелесова. Он подошёл, постучал, ответа не было. Он постучал ещё раз.

— Открыто! — послышался голос Алексея.

Василий зашёл внутрь. Он увидел Семелесова сидящим на полу держащим в одной руке недопитую бутылку виски, а во второй пистолет.

— Вы уже вернулись? — спросил он, поднимая глаза на Кистенёва.

— Мессеир поехал на вокзал провожать Клементину.

— Она уезжает? Разумно. Ну что, Вася, готов к завтрашнему.

— Не знаю.

— Да что тут знать. Наступает время разбрасывать камни. На самом деле оно давно наступило, только мы это как-то пропустили.

— О чём ты? — произнёс Кистенёв, настороженно смотря на Алексея.

— Да не важно, — ответил тот, поднимаясь с пола. — Тебе не понять. Ты знаешь, что это за чувство, когда петля затягивается на твоей шее, и ты уже начинаешь отключаться, и вдруг понимаешь, что не должен умирать, что ты не можешь.

— Что ты несёшь?

— Да что тут непонятного. Леска, петля, ручка для душа в ванной. Ты даже не представляешь, как я был близок к этому. Или тогда, когда какая-то тварь выкинула старую советскую бритву «Спутник», перед тем самым днём, когда я, наконец, собрался с духом. Я тогда от отчаяния полоснул себя обычной безопасной бритвой, но её только и хватило что кожицу порезать. Пара едва заметных шрамов и всё.

Тут он вывернул запястье, что-то показывая Василию, но тот ничего не увидел там в темноте.

— Алексей Семелесов, всеобщее посмешище и недотёпа, каких свет не видывал, — продолжал он. — Да и чего уж скрывать я ведь и правду был ничтожеством, редкостным дураком, а вам ведь того и надо было. Там всё шло к одному: покончить с этим к чёртовой матери и на седьмой круг, да и какая к чёрту разница. А только не дождётесь, Лёшка Семелесов так быстро не умрёт, он ещё вас всех переживёт и спляшет на ваших гробах.

— Лёха…

— Что тебе Лёха. Алексей Семелесов, скоро весь мир будет проклинать это имя. Крейтон мне в этом хорошо помог, за столько лет я придумал тысячи планов по захвату мира, находясь у власти в этой стране, сотни планов по приходу к власти, будучи главой подполья, десятки по превращению в подполье, маленькой ячейки. Но, ни одного, ни одной несчастной идеи относительно того как заставить кучку недовольных правительством принять меня всерьёз. Благо теперь такой проблемы у меня нет.

— А Крейтон…

— А что Крейтон? Он всего лишь солдат, он хорошо дерётся, имеет харизму, такие лихие люди как он легко ведут за собой народ. Но он не злобный гений, нет, он не Лелуш Ламперуж и не Артемис Фаул, и уж точно не Максим Камерер. Ты думаешь, он чудовище, ты думаешь, его нужно бояться, что он дракон? Так ты ошибаешься. Аз есмь дракон!

— Ты болен, — произнёс Кистенёв, не отводя от него взгляда.

— А кто сейчас здоров, — бросил Семелесов и, взяв бутылку, глотнул виски прямо из горла.

После этого Семелесов поставил бутылку на место, немного помолчал, смотря куда-то в сторону, затем резко посмотрел прямо в глаза Кистенёву.

— Помнишь, я всегда говорил, что Бог милосерден. Так вот, Василий, я ошибался: он не милосерден, он справедлив.

И в тот момент его глаза блеснули таким безумным, но властным огнём, что зародили в душе Кистенёва непривычные ему чувства страха и неуверенности. Василий непроизвольно попятился и отвёл взгляд. Он не мог смотреть Семелесову в глаза, от этого взгляда ему казалось, что он тает внутри, как кусочек масла, истончается, исчезает, при этом оставаясь на месте. И этот почти заметный наяву блеск, будто сами зрачки юноши становились красными.

— Завтра Фракция Белой гвардии начнёт мятеж. Новый мир будет разрушен. Мене, мене, текел, фарес.

И Кистенёв не знал что ему делать, ещё никогда он не испытывал таких противоречивых чувств, ему хотелось не то плюнуть в лицо Семелесову, не то немедленно преклонить перед ним колено.

— Месть ничего не изменит, Алексей, — произнёс Василий, осторожно поднимая глаза.

— А я и не хочу мстить, просто хочу быть тем, кем считал себя всё это время.

После этого Кистенёв поспешно вышел из комнаты.

В тот вечер, последний перед мятежом Крейтон собрал часть личного состава сопротивления в овраге возле своего дома. Всего было около трёхсот человек. Они стояли на дне оврага, а мантиец возвышаясь над ними, со склона обращался к ним с речью.

Он не говорил ни о колбасе, ни о достатке, ни о деньгах. Он говорил о том что будет потом, рисовал собравшимся душераздирающие картины будущего, в котором не будет места ни им ни их детям, он лишал их самого ценного что есть у любого живого существа, уверенности в продолжении своего рода. Он играл на тех скрытых в глубине разума человека чувствах, что заставляли с ужасом смотреть на Солнце, зная, что через несколько миллиардов лет оно превратиться в красный гигант и спалит всё живое на земле. И судя по лицам собравшихся, это действовало. В конце Мессеир рассказал им о силе единства, о борьбе, о готовности отдать жизнь за родину и что родина это, прежде всего народ.

И в конце Крейтон поднял правую руку с отогнутыми троеперстием пальцами и прокричал:

— Свобода превыше смерти!

— Россия превыше всего! — разом ответили ему собравшиеся, поднимая руки с троеперстием так, словно вскидывали их в римском салюте.

Кистенёв с Семелесовым стояли рядом с Крейтоном, по сторонам, чуть позади него. Василий с ужасом смотрел то на людей внизу, то на Семелесова, который стоял с довольным видом, едва не светясь изнутри, сцепив руки в замок за спиной. И постепенно ему становилось по-настоящему душно, и ужас волнами накатывал на него. Только сейчас Кистенёв начинал понимать полностью безумие всего происходящего, но уже не, потому что он не верил в успех восстания, а как по противоположной причине.

Крейтон распустил всех уже после заката, пока ещё вечерние сумерки были достаточно светлы. Разбредались сразу в несколько сторон чтобы не вызвать подозрение, у людей, когда толпа из нескольких сотен человек, вдруг появится на окраинной улице. Кистенёв скоро остался один во дворе дома Крейтона. Несколько раз он с силой ударил по деревянному забору, после чего припал к нему, прислонившись лбом. Ему хотелось кричать, но Василий знал, что этого лучше не делать как знал и то, что завтра, он будет одним из тех, кто встанет на баррикады, вместе с Крейтоном и Семелесовым, и будет с ними до конца.

Глава тридцать четвёртая. ТАК БЛИЗКО И ТАК ДАЛЕКО

Было около девяти часов. Город только начинал просыпаться. В новостях на региональном телевидении ещё показывали вчерашнюю встречу местного губернатора с президентом, едва ли интересную кому-то в столь раннее время. На улицах было уже немало прохожих, хотя и не настолько много чтобы не заметить среди них странного движения. На улицах, лучами сходившихся к площади перед массивным светло-серым зданием областного правительства, стали появляться подозрительные группы молодых людей, одетых в чёрное. Они шли быстрым шагом, на перекрёстках сливаясь с другими такими же чернорубашечниками. Одиночки и маленькие группы по два-три человека, как по мановению невидимой руки, соединялись в более крупные отряды, направлявшиеся в сторону администрации. Они шли молча, так словно не имели друг у другу никакого отношения, выдерживая дистанцию, равномерно распределяясь по обеим сторонам улицы.

Всего через несколько минут со всех прилегающих к площади улиц высыпало несколько десятков человек. Только теперь они собрались вместе возле стоявшего посреди площади памятника Ленину, обратив свои взоры в сторону здания. В тот момент это зрелище уже ни у кого не могло не вызвать подозрений, но какой теперь был от этого толк.

Вперёд вышел юноша, по виду старшеклассник, моложе многих, кто стоял в толпе. Он был также одет в чёрную рубашку и чёрные брюки. Юноша поднял руку и резко опустил её, указав на двери администрации и прокричав во весь голос: «Вперёд!».

И сразу же толпа сорвалась с места, большинство бросилось к дверям. В руках у некоторых появились дубинки, кастеты, ножи и прочее пригодное для ближнего боя оружие. Некоторые выхватывали из сумок бутылки со вставленными в горлышко тряпками и, на ходу поджигая их, бросали бутылки в окна. Некоторые промазали и жидкость, быстро загораясь, расплескалась по стене под окнами. Но из многих окон тут же начинал идти густой дым. Изнутри послышались испуганные крики, которые едва ли можно было различить на фоне ора штурмовавших.

А юноша, что отдал приказ, всё ещё оставался на площади в окружении нескольких человек, которые тоже не особо стремились внутрь, впрочем, им это было не положено и по сценарию. Семелесов, сцепив руки за спиной, расхаживал из стороны в сторону, постоянно пересекая ещё длинную тень, отбрасываемую памятником. Он знал, что в здании правительства не так много охранников, чтобы они смогли оказать серьёзное сопротивление, а до приезда полицейских соединениё у них ещё было несколько минут. Времени немного, но больше ему было ни к чему.

Он то и дело теребил воротник и глядел на небо, будто ожидал чего-то. На небе же не было ни облачка, хотя погоду с трудом можно было назвать жаркой. Семелесов чувствовал, как сосало под ложечкой, лёгкий мандраж, но он знал так и должно быть, ему это даже нравилось, так он полнее ощущал важность момента. Алексей несколько раз смотрел на часы и тут же поворачивал голову, в сторону прилегающих улиц, готовый увидеть мчащиеся к ним полицейские машины и грузовики с ОМОНом, но их пока не было. Возможно, потому что прошла всего пара минут.

Впрочем, этого времени оказалось достаточно сполна, чтобы большинство окон в здании было уже разбито и из них летели стулья, столы, компьютеры, из дверей выволокли двух чиновников в деловых костюмах. А на крыше на флагшток вместо триколора уже поднимали флаг династии Романовых.

— Пора отходить, — дал распоряжение Семелесов, обратившись к одному из тех, кто остался стоять рядом с ним, с трудом сдержав волнение в голосе, хотя получилось у него тише, чем он предполагал, почти шёпотом.

Стоявшие рядом с ним тут же направились в сторону здания, выкрикивая на ходу призывы возвращаться. Благо те, кто участвовал в штурме, уже начинали выбегать на улицу и отходить к памятнику в середине площади. Их было ещё мало, но Семелесов посчитал, что уже пора, подсаженный одним из тех, кто был с ним рядом, он взодрался на постамент и ухватился за вытянутую бронзовую руку. Нога провернулась на скользком граните, Семелесов прижался к памятнику, испугавшись. Сейчас для него было главное не рухнуть вниз, только не в такой момент.

— Братья мои! — воскликнул он, обращаясь к уже собравшейся внизу толпе, высыпавшей обратно из разгромленного здания правительства, сделав широкий жест свободной рукой. — Не бойтесь смерти, этой старухи с клюкой, что осмеливается приходить только к больным и раненым. Сегодня великий день и каждый, кто сегодня умрёт, будет призван на том свете в армию архангела Михаила. Забудьте о страхе! Забудьте о всём что останавливало вас до этого. — Тут он сделал паузу и набрав в грудь воздуха прокричал во весь голос. — К чёрту нравственность! К чёрту гуманизм, война объявлена, враг у нашего порога! Хватайтесь за ножи и не убирайте их, пока они не почернеют от грязной крови этих животных! Свобода превыше смерти!

Он резко поднял над собой свободную руку с раскрытыми в троеперстии пальцами и больше сотни глоток в тот же момент ответили ему, и сотни рук с тремя отогнутыми пальцами поднялись над толпой:

— Россия превыше всего!

И только их крик замолк, как с соседней улицы донёсся пронзительный визг сирены. Семелесов настороженно повернул голову в ту сторону. Полицейские машины ещё не были видны, но было ясно, что это ненадолго.

Семелесов спрыгнул с постамента, жёстко приземлившись на асфальт, присев при этом на корточки, опершись рукой о землю. После этого он тут же поднялся и, отряхнувшись, зашагал в сторону, подняв вверх руку с троеперстием.

— Разбегайтесь, уходите, сегодня ваш день! — прокричал он, прибавляя шаг.

Он и несколько человек вместе с ним быстро пересекли маленькую улочку, что спускалась к реке мимо здания правительства. Отступающие нырнули в закоулок, а шедшие в «арьерагрде» рассыпали на дороге шипы, предназначавшиеся для полицейских машин.

Алексей шёл быстрым шагом, изо всех сил стараясь не выдать волнения, и сдерживаясь от того чтобы не оглядываться постоянно назад, ожидая увидеть погоню. Здесь была только часть, рассыпавшаяся по дворам и теперь двигавшаяся в сторону парка. Большинство из тех, кто штурмовал областную администрацию, сейчас разбегался по улицам, чтобы вместе с остальными творить на улицах беспорядки, которые отвлекут полицию от главного поля боя. Многих из них конечно должны были задержать, но какое это могло иметь значение, если спустя несколько часов город должен был оказаться в руках их товарищей.

Семелесов не собирался переходить на бег, боясь что выбьется из сил слишком рано, но вот те кто вместе с ними шёл по чуть в стороне и по соседним дворам, те уже бежали со всех ног, обгоняя основную группу, вместе с Алексеем, который мог наблюдать, как выскакивая из-за кустов они тут же скрываясь за углом дома или забором, спеша поскорее присоединиться к остальным в парке Культуры и отдыха.

Наконец Алексей вышел на ещё одну маленькую улочку, шедшую немного под наклоном и если повернуть голову можно было увидеть широкую синюю ленту реки. По одной стороне улицы тянулись маленькие старые дома, по другую постепенно поднимаясь, шёл край парка, ограниченный утопающим в тени деревьев ажурным забором. Семелесов ненадолго остановился, перекрестившись на церковь, стоявшую на большой улице напротив парка, чьи купола виднелись вдали над кронами молодых деревьев. Кто-то из шедших вместе с ним косо посмотрел на юношу, но его примеру никто не последовал. Они быстро достигли забора, легко отыскав в нём лаз, и по одному все пролезли в парк, где уже вовсю шли приготовления.

Когда-то Семелесов, как и многие жители города любил прогуливаться в этом парке, особенно летом с солнечные дни подобные этому, когда просторные аллеи были залиты солнечным светом, и река у подножья склона играла бликами. Но в тот день всё выглядело совсем иначе. Почти все деревья вдоль аллей были спилены или повалены, асфальтовые дорожки разбиты и даже бордюры расколотили на камни, которые должны были полететь в полицию. В дальнем конце парка уже были сооружены баррикады из всякого хлама, больше напоминавшие три бастиона. Здесь же и находилась большая часть ополченцев.

С возвращением частей из города здесь собрались все двенадцать сотен, хотя на самом деле сотнями были только первые три, куда Крейтон набирал наиболее подготовленных бойцов, в остальных было по восемьдесят-девяносто человек, что было сделано лишь для того чтобы общее их число всё-таки составляло ровно двенадцать. Всего здесь было чуть больше тысячи человек, вполовину меньше того на что рассчитывал Крейтон и по меньшей мере в десять раз больше того сколько смогли бы выставить националисты, в былые времена.

Большая их часть находилась около баррикад. Почти у всех на лицах были респираторы или хотя бы повязки, которые должны были хоть как-то защитить от слезоточивого газа. Оружие было то же самое, что и у тех, кто был вместе с Семелесовым: палки, дубинки, ножи с кастетами. И повсюду высились кучи из камней, кусков асфальта и бордюра. Эти заготовки выглядели, откровенно говоря, глупо, но хотя бы создавали ощущение, что стоящим здесь будет, чем встретить ОМОН и тому придётся вступить в настоящую схватку вместо ожидаемого разгона толпы. В большее Семелесов в принципе был не способен поверить, как, впрочем, не мог поверить до этого в то, что Крейтону действительно удастся собрать столько людей. Это всё ещё казалось ему безумием, особенно из-за странной тишины, чувствовавшейся в парке. Лишь иногда откуда-то со стороны доносились крики или ругань, но в основном всё происходило в странном, почти неестественном безмолвии, ещё тащили обломки для баррикад или заготавливали булыжники, но большинство уже просто стояли или бродили, сжимая в руках, кто чем был вооружён.

Крейтона он нашёл достаточно быстро, тот шёл вместе с Кистенёвым и несколькими командирами сотен. На нём как всегда был его зловещий чёрный плащ, но на поясе вместо двух шпаг болтались два тонких прута арматуры. Заметив Семелесова, мантиец отослал всех кроме Кистенёва, и те разошлись к своим людям.

— С администрацией всё прошло по плану?

— В лучшем виде, — проговорил Семелесов, поравнявшись с Мессеиром и, оглядев происходящее вокруг, добавил после короткой паузы. — Что за школьная постановка евромайдана. Для кого мы интересно винтовки заготавливали.

— Нормальное оружие раздадим, когда отбросим синерубашечников. Тысячу двести стволов уже перетащили на склон к реке, ещё столько же в овраге, — задумчиво произнёс Крейтон, подходя к баррикаде.

— Как будто от этого будет толк? — грустно добавил Кистенёв.

— Главное сверкнуть, а там уж полыхнёт по всей России. Где этот ваш ОМОН?

— Не дождёшься?

— Поскорее бы с ним разобраться.

— Их раздавят, — вдруг сказал Кистенёв с холодной уверенностью в голосе.

Крейтон повернулся к нему и, посмотрев прямо в глаза, произнёс:

— Просто ты не был в Иссельдаре в тот день друг мой.

— А, между прочим, сегодня знаменательный день, — заговорил Семелесов. — Вы помните какой?

— В смысле? — спросил у него настороженно Кистенёв, повернув к Алексею голову.

— Ровно семьдесят лет группа заговорщиков полковника Штауфенберга, попытались устроить переворот в Германии, знаменитая операция «Валькирия».

— Ну, мы не они, — тихим, но уверенным голосом ответил Крейтон.

Вдруг из противоположной части парка донёсся пронзительный истошный крик: «Мусора!». Его тут же подхватили другие голоса и те ополченцы что были до того разбросаны по парку словно ошпаренные бросились к укреплениям.

— Легки на помине, — удовлетворённо произнёс Семелесов.

— Я бы выразился чуть по-другому, — добавил Кистенёв.

По обеим сторонам донеслись зычные голоса сотников. Ополченцы распределялись по пространству за самодельными брустверами, пригибаясь и ложась на землю, как и было, оговорено по плану, чтобы сложнее было понять их настоящую численность. Полиция не заставила себя долго ждать и уже через пару минут на аллеях парка появились чёрные колонны ОМОНа с серыми щитами. Их было примерно две-три сотни, значительно меньше, чем восставших, но, ни Кистенёв, ни Семелесов никогда не видели в одном месте такого скопления данного элемента. Они медленно расползались, и вскоре образовали сплошную серую стену, перекрывшую большую часть парка.

Вперёд вышел полицейский в обычной синей форме. Его погоны было трудно различить из-за расстояния, но судя по всему, звание он имел достаточно приличное. В руке он держал рупорный громкоговоритель. Он поднёс его ко рту и по округе разнёсся искажённый динамиками хриплый голос, призывавший восставших сложить оружие. Восставшие же хранили молчание, в большинстве своём стоя неподвижно на своих местах. Кистенёв с Семелесовым стояли также неподвижно и заметили, что Крейтон уходил только тогда, когда он уже возвращался обратно, держа в руке кусок ткани, к которому были прикреплены две верёвки и увесистый камень.

— А ведь в Иссельдаре ты был на той стороне, — тихо произнёс Кистенёв, когда Мессеир встал рядом с ним.

— В Иссельдаре я был там, где должен был быть, впрочем, как и сейчас, — ответил Крейтон.

Мантиец поднялся на лежавший боком холодильник для хранения напитков, притащенный для строительства баррикады из одного из летних кафе, положил камень в пращу и начал медленно её раскручивать, пока полицейский продолжал свою речь. Крейтон на него даже не смотрел, повернувшись к нему только в последний момент, подавшись вперёд всем телом, выкинув вперёд правую руку, выпуская одну из верёвок. Снаряд попал точно в грудь выступавшему, когда тот только и успел что убрать громкоговоритель в сторону. Полицейский вскрикнул и осел на землю, к нему тут же подбежали подчинённые и, подхватив, оттащили за ряды ОМОНа.

А позиции восставших огласили ликующие крики. Кое-кто поднялся на баррикады, и раздались уже ответные воззвания к полиции: «Давай, говно!». Бойцы ОМОНа начали разделяться на три отряда, каждый из которых поворачивал к одному из укреплений ополченцев. Крейтон продолжал стоять на своём месте, при этом он поднял вверх руку, тыльной стороной ладони обращённую к его товарищам, давая им знак оставаться на месте.

— Никто никогда не умирает! — крикнул он и дал отмашку, указав вперёд.

И тут же сотни человек одновременно вскочили и бросились через баррикады и в проходы между ними навстречу полиции. Крейтон спрыгнул на землю и направился в левую сторону. Он выхватил пруты, взяв по одному в каждую руку и оттолкнувшись ногой от поваленного ствола липы, одним концом лежащим на пне, и первый влетел в стену из щитов и, проломив её, оказался в окружении противников, что, впрочем, тут же исправилось когда вслед за ним подошли основные силы восставших.

Полицейские не успели перестроиться, только сомкнули строй и расположились на манер римской черепахи, чтобы защититься от летевших в них камней, вслед за которыми обрушилась орущая людская волна. Пространство между колоннами ОМОНа тут же оказалось заполнено восставшими, и отряды полиции на время оказались практически в окружении. Над парком разнеслись крики вперемешку с грохотом и дребезжанием.

Наиболее боеспособных, то есть всех более менее взрослых, и тех, кто имел хоть какую-то подготовку или просто нормальную физическую форму Крейтон определил в первую, вторую и третью сотни, которые располагались на левом фланге, здесь же дрался и он сам. Его план заключался в том, чтобы здесь отбросить силы полиции окружить противника, прижав его к оврагу. Хотя на самом деле он и не рассчитывал на исполнения этого плана в полной мере, надеясь лишь на то, что успех на одном фланге произведёт достаточное впечатление на полицейских, дерущихся лишь за зарплату, и те дрогнут. Мессеир прекрасно понимал, что его собранная и организованная наскоро орава никак не сможет действовать подобно настоящей армии. Сам выбор его позиции у края прибрежного склона, обуславливался по большей части тем, что так будет отрезан путь к отступлению, и бойцы ополчения не побегут, едва завидев перед собой ОМОН.

С первых минут боя силы полиции оказались в невыгодном положении, если в центре и на левом своём фланге они смогли достаточно быстро восстановить строй и соединиться, пусть и, отойдя при этом за середину парка, то на правом фланге начиналось настоящее месиво. Чёрные дубинки взметались вверх и тут же обрушивались на головы восставших, которые буквально лезли на щиты, изо всех стараясь достать до противника, что получалось далеко не у всех. Левый фланг ополчения, как и предполагал Крейтон действовал успешней всего. Сразу сломав строй ОМОНа, они лишили тех главного преимущества, оставляя единственным фактором способным нивелировать численное превосходство бунтовщиков только личную подготовку, но её не хватало. Ополченцы быстро продвигались вперёд, на ходу разбираясь с уже упавшими полицейскими, у некоторых появились в руках первые трофейные щиты.

Впереди, над головами сражающихся, уже показался белоснежный верх парковых ворот сделанных в стиле античной арки. Крейтон увернулся от дубинки, одновременно ударив куском арматуры навстречу руке полицейского, так что удар попал точно в середину предплечья. Дубинка вывалилась из рук, полицейский, казалось, на время потерял ориентацию, хотя ни звука не вырвалось у него. А мантиец воспользовавшись моментом, тут же очутился сбоку и ударил одновременно по туловищу и по ноге. Полицейский вопреки ожиданиям Мессеира не упал, и хромая попытался отойти, прикрываясь щитом, но Крейтон всё же смог сбить его подсечкой под целую ногу и тут же провернув в руках оба прута поставив их параллельно друг другу ударил ими по каске осевшего на колени противника. За момент до этого их взгляды встретились, Крейтон не увидел ни испуга, ни мольбы в глазах, смотревших сквозь прорезь маски, только удивление. Оглушённый омоновец упал на газон. Этот был уже седьмым для Крейтона. Это была уже не уличная шпана, но всё равно едва ли они могли на равных драться с солдатом ордена. Арматура была весьма непривычным оружием для Мессеира, но в своё время ему приходилось использовать в этом качестве и более диковинные предметы, хотя никогда до этого ему не приходилось ещё участвовать в боях хоть отдалённо напоминавших то, что творилось в тот день в парке культуры и отдыха.

Он уже медленно двинулся вперёд, подняв глаза ища нового противника, и вдруг заметил его, того кого ожидал и откровенно говоря хотел здесь видеть меньше всего. Его чёрный плащ взвился, когда он отскочил в сторону, на ходу выхватив из ножен короткий клинок, подрубил им со спины ногу одного из полицейских оказавшегося у него на пути, после чего с той же лёгкостью, откинул от себя двоих восставших, дав одному рукоятью в зубы, и оказался прямо перед Крейтоном всего в нескольких метрах.

— Дененрант, — прошипел мантиец, со злобой смотря на своего бывшего наставника исподлобья.

Так они стояли несколько мгновений, потом Мессеир опустил глаза, взглянув на арматуру в своих руках, потом снова посмотрел на Дененранта и отбросив прутья, развернулся и прокричав куда в толпу: «Ерофеев возглавишь левый фланг, держать строй, продолжайте наступление!» бросился бежать, расталкивая своих людей. И он закричал на бегу: «Кистенёв!». Он выбежал из толпы и бросился в конец разгромленного парка, где стояли теперь оставшиеся далеко за спинами восставших баррикады, и где теперь оставалась лишь сотня резерва под командованием Семелесова и первые раненые, отходившие из гущи боя. Мессеир долго кричал, прежде чем увидел, как к нему спешит юноша с разбитым, в кровоподтёках лицом.

— Шпаги мне, немедленно! — закричал мантиец Василию.

Тот встал на месте, удивлённо посмотрел на Крейтона, но тут же бросился обратно и быстро вернулся, неся два коротких клинка в ножнах. Кистенёв уже видел Дененранта, бегущего за Мессеиром. Василий бросил шпаги мантийцу, тот, не останавливаясь, схватил их на лету, тут же выхватив из ножен. Крейтон запрыгнул на баррикаду, развернувшись, приготовился встретить противника. Дененрант быстро нагнал его и взлетел наверх вслед за ним. Зазвенела сталь, едва слышная на фоне гула отдалённого боя. Противники тут же оказались на земле уже по другую сторону самодельной стены. Мессеир быстро отступал, еле успевая отбивать удары Ласкара. Они вышли на смотровую площадку с которой открывался чудесный вид на реку, покрытую солнечными бликами, скрестили шпаги и оказались вплотную друг перед другом, и, повернувшись несколько, очутились у края, а ещё через мгновение Крейтон понял что летит через низкое ограждение вниз по склону. А Дененрант тем временем уже встал на перилла, готовясь прыгнуть вслед за ним.

В это же время Семелесов, которому было поручено приглядывать за резервной сотней, стоял на вершине одного из импровизированных укреплений, всматриваясь вдаль, пытаясь понять положение, которое складывалось на тот момент в схватке. Действие происходило уже достаточно далеко и клубы душистой «Черёмухи» окутывавшие середину парка не способствовали лучшему пониманию ситуацию, но Алексей всё-таки начинал догадываться, что что-то идёт не так. Всё больше и больше людей возвращались, уже изрядно отхватив от ОМОНа, некоторых тащили на себе товарищи, но что самое страшное вместе с действительно ранеными возвращались и те, кто явно мог продолжать, бой и по-хорошему их следовало уже записывать в дезертиры.

В тот вечер, когда Крейтон расписывал им задачи, и определил Семелесову командование двенадцатой сотней, тот не особо возражал, благо, что перспектива руководить перед этим захватом здания администрации, манила как ничто другое. К тому же Алексей искренне полагал, что эпитет резервная, быстро окажется всего лишь формальностью и их тут же бросят в бой. Но подобные мысли исчезли тотчас, когда он увидел что представляет собой эта самая сотня: немного, ни мало восемьдесят четыре школотёнка из которых дай Бог полдесятка были ровесниками своему командиру. Только тогда Алексей понял, что речь идёт не о наименее боеспособных бойцах, а о тех, кому рядом с парком в этот момент вообще находиться было не положено. Говоря откровенно он и не должен был ожидать чего-то иного раз уже изначально было оговорено, что они слишком плохи даже для того фольксштурма что согнали сюда Крейтон со своими новыми друзьями. Но всё равно чувствовал какую-то обиду на несправедливость, учитывая, что сам Мессеир вёл сотни, в которых и младшая-то половина была минимум студентами институтов.

— Ваше превосходительство, нам не пора идти в бой?

От неожиданности Семелесов вздрогнул, он обернулся и увидел стоящего внизу, на земле одного паренька из местной двадцать четвёртой школы, всё последнее время тенью ходившего за ним. Он был, кажется, в девятом классе, хотя выглядел, по меньшей мере, на три года младше Алексея.

Семелесов что-то буркнул в ответ, даже не уверенный, что парень услышал его. Он начинал чувствовать тот самый гнетущий страх, который больше походил на волнение. Он видел, как все их перспективы с каждой минутой становились всё мрачнее и мрачнее. Ели даже на этом этапе у них начнут возникать проблемы то, что тогда будет дальше. Семелесов знал: всё никогда не идёт по плану, но только сейчас он понял насколько фатальным может оказаться действие этого правила.

У него постоянно было навязчивое желание что-то потеребить в руках, что-то ими поделать, да или хотя бы просто начать ходить из стороны в сторону, но Алексей понимал, что сейчас он этого делать не может, сейчас он должен выглядеть спокойным как никогда. Но столько лет он ждал этого дня, столько мечтал о нём, и только для того чтобы вот так вот стоять и бояться. На что он тогда может рассчитывать. В голове у Семелесова, словно рефреном звучал ласковый голос Мирцелии в ту ночь: «Для меня тоже, ваше превосходительство!». Глупая идея ещё закралась в его голову: что бы она подумала, если бы увидела его сейчас?

— Стройся! — как можно более злым голосом проорал Семелесов, повернувшись к ожидавшим неподалёку бойцам двенадцатой сотни.

Этот крик будто бы оживил их, они тут же кинулись, толкаясь и пихаясь выстраиваться перед Семелесовым, пока тот, наконец, не поднял вверх руку, давая знак остановиться и сохранять тишину. Алексей в последний раз окинул их взглядом, что зародило у него серьёзные сомнения насчёт того что может быть и прав был Крейтон оставив этих хлопцев в глубоком резерве. И, тем не менее, после всё же продолжительной паузы скомандовал: «Вперёд!» и спрыгнул вниз с баррикады. А с той стороны послышались радостные и воинственные крики, больше похожие на вой, и маленькая орда школьников готовых крушить всё, что встанет у них на пути, ломанулась через укрепление и вокруг него, вслед за своим командиром. Семелесов обернулся, словно проверяя, идут ли они за ним и громко прокричал, уже снова смотря вперёд. Те, кто вернулся, с удивлением смотрели на них, провожали изумлёнными взглядами, теми которыми смотрят на безумцев. Они и вправду были больше похожи на сумасшедших, детей, полезших во взрослые дела.

Семелесов шёл впереди, без оружия, он обмотал лицо клетчатым тряпичным шарфом, вместо респиратора. Шарф быстро сполз и Алексей видимо не видел смысла его поправлять, отчего выглядел, мягко говоря, комично. Он с трудом ориентировался в разгромленном парке и просто шёл вперёд, не оборачиваясь и не сворачивая, постоянно перепрыгивая по разбитому асфальту как по кочкам. Он сам не заметил, как очутился, на круглой асфальтовой площадке, со стоящими по кругу лавками. Здесь асфальт был почти не тронут, только повсюду лежали камни, что бросали восставшие в полицию и всякий мусор. Алексей приблизительно помнил, где находится это место, сейчас они должны были быть совсем близко от входа, но неужели силы ополчения сумели так далеко продвинуться. Он начал оглядываться по сторонам, где-то в стороне, за бегущими во все стороны и кричащими людьми, на ходу подбирающими и кидающими, казалось в пустоту камнями, площадку на которой стояло летнее кафе и где-то там же неработающий сейчас фонтан. Значит, действительно вход в парк был где-то неподалёку. Но почему тогда он не видел нигде ОМОН. Бой шёл, казалось повсюду и одновременно нигде. Краем глаза Алексей видел, как сотня начинает разбредаться, но что самое страшное некоторые наоборот подходили к нему и словно ждали команды. Он чувствовал уже не страх и не волнение, только жгучую злость, непонятно на кого.

Какой-то парень, схватившись за голову, шатаясь, прошёл через площадку, ничего не видя перед собой, и едва не врезавшись в Семелесова. Тот после этого инстинктивно посмотрел туда, откуда пришёл раненый и, наконец, увидел там своё спасение — серые щиты полиции. «За мной! — закричал Семелесов и, взмахнув рукой, направился в ту сторону, где заметил полицию, и уже на ходу добавил, крича во всю глотку: — Только вера двигает горами, только смелость города берёт!»

Продираясь сквозь ряды своих Алексей, на ходу вытащил нож. Вскоре увидел впереди противника. И это зародило в голове юноши логичный и совершенно своевременный вопрос: «Что он собственно собирался делать?». Сжимая нож в руке, он метался то вперёд, то назад, из стороны в сторону, пытаясь высмотреть место в стене щитов, куда можно ударить, уже совершенно забыв про своих подчинённых. Вдруг он с ужасом понял, что оказался слишком близко, к рядам полиции. Кто-то толкнул его сзади и Семелесов влетел прямо в омоновский щит, холодный металл прижался к его щеке. Пугающая мысль пронеслась в голове, и тут же последовал страшный удар по спине. Ударили друг о друга зубы во рту Алексея, так что, казалось, едва не раскололись. Семелесов рухнул на землю, но благо полицейский уже был отвлечён кем-то другим.

Юноша привстал и ударил наотмашь, увидев, что находится теперь сбоку от щита. Он не видел кого задел, но точно знал, судя по ощущению в руке, что лезвие точно с чем-то столкнулось. Семелесов вскочил и бросился бежать обратно, прочь из схватки. Сталь ножа вся была в крови, неизвестно, чьей полицейского или одного из своих, но для Семелесова это было в тот момент и не важно. Он поднял с земли отколотый кусок асфальта, швырнул его куда-то в сторону, где виднелись серые щиты, потом поднял впереди перед собой окровавленный нож и закричал, сам не понимая зачем, зная лишь, что должен отдать какой-нибудь приказ, чтобы исправить ситуацию: «Вперёд, щенки недорезанные, держать строй! В атаку!». Он видел, как кто-то прыгнул на стену щитов полиции сверху, попытавшись видимо повторить приём Крейтона, но он перелетел и проскользив по перевернувшемуся верхнему щиту рухнул на асфальт позади противников.

Впрочем, едва ли кто мог воспринять его слова всерьёз и уж точно начать исполнять этот приказ. Семелесов медленно опустил руку с ножом, потерянно смотря на то, что должно было стать его первой победой. Теперь уже он начинал понимать куда отчётливее то, что происходило. Всё не просто шло не по плану, восстание уже летело к чертям.

Перелетев через ограждения, Крейтон кубарем покатился вниз по склону. Одна из шпаг вылетела у него из рук ещё в самом начале. Только внизу ему удалось схватиться рукой за косо растущий ствол дерева, чтобы тут же увидеть Дененранта спрыгнувшего за ним. Тот резко затормозил на одном уровне с Мессеиром, зарывшись ногами в рыхлый бежевый грунт, едва не завалившись на спину, и тут же бросился на своего ученика.

Не выпуская ствол из рук, Крейтон отбил пару раз удары обоих клинков Ласкара, и тут же, понимая всю невыгодность своего положения, тут же отскочил назад, но, тем не менее, кончик шпаги Дененранта достал его и прорезал кожу на груди немного выше сердца. Мессеир почувствовал, как тёплая кровь начинает медленно стекать из пореза под одеждой. Понимая всю невыгодность своего положения, Крейтон попытался броситься к своей второй шпаге лежавшей чуть выше, но земля просела у него под ногой, и он едва не упал на живот, вовремя подставив руки. А Дененрант мелькнул у него перед глазами, первым оказался у клинка и ногой отбросил его в сторону, отчего тот пролетел, переворачиваясь, вниз по склону и с отдалённым звоном упал далеко в стороне, на узкую автомобильную дорогу, проходившую внизу, вдоль берега.

Крейтон поднялся и начал отступать вниз, не отрываясь, смотря на Дененранта. Только сейчас ему бросилось в глаза болезненная бледность его лица и появлявшаяся то и дело измученная гримаса. Ласкар кашлянул, потом ещё раз и ещё, уже немного пригнувшись, только после этого он двинулся на Мессеира, при этом провернув шпаги в руках.

— И на что ты рассчитывал Мессеир? — произнёс он, тяжело дыша. — Кучка студентов и гимназистов, и это твоя армия?

— Нужно же с чего-то начинать, — ответил Крейтон грустно, усмехнувшись.

— Глупо… — Дененрант опять кашлянул, — чертовски глупо, Мессеир.

Он опять закашлялся при этом, низко наклоняя голову, и выражение его лица каждый раз жутко искривлялось. Тем временем они спустились к асфальтовой дороге, тут оказавшись с Дененрантом на одной высоте, Крейтон бросился на него как раз в тот момент, когда тот ещё откашливался. Ласкар начал отходить назад по дороге, пытаясь сдержаться, но лицо всё равно выдавало его. И вдруг через несколько шагов, когда они оба подошли к другому краю, он сделал обманное движение, рванулся в другую сторону. Крейтон едва успел среагировать, он спрыгнул с дороги, пытаясь уйти, но было поздно. Дененрант не дал ему отойти далеко. Они оказались стоящими почти вплотную друг перед другом, Ласкар сбил противника подсечкой. Мессеир припал на одно колено, выставил клинок, но тут и вторая шпага вылетела у него из рук, а нога Дененранта ударила под брюхо.

Крейтон упал и тут же Ласкар придавил его сверху, и, выхватив пистолет, направил его на Мессеира. Их взгляды встретились, он уже был готов выстрелить в своего ученика, но вдруг жуткая боль отразилась в его глазах, его лицо снова перекосило, он кашлянул потом снова и снова пока не начал кашлять, не переставая, согнувшись и непроизвольно убрав ствол от Крейтона. А тем временем рука юноши протянулась назад и схватила первый походящий камень.

Дененрант немного отвернувший взгляд в сторону от Крейтона только снова посмотрел на него и он успел сделать это ровно за мгновение до того как рука его ученика описала в воздухе полукруг и твёрдый угловатый камень ударил его в висок. Ласкар завалился на землю. Крейтон тут же вскочил и, отбросив камень, схватил оружие Дененранта и направил пистолет на него, опустив вторую держа в ней шпагу, концом к земле, почти параллельно ноге. Тут он заметил выпавший из-под воротника Ласкара маленький серебряный крестик на цепочке. На лице Мессеира блеснула тень извращённой улыбки.

— Тоже захотел жить вечно. Как видишь у него своеобразное чувство юмора.

При этих словах Мессеир кивком указал наверх.

Дененрант смотрел не то на него, не то куда-то ему за плечо, уже убрав руку от виска по которому тонкими струйками из-под волос сочилась кровь. Мессеир резко замолчал, выражение его лица приняло невероятно сосредоточенный вид. Он стоял так, держа клинок у горла своего бывшего учителя не больше минуты, но им обоим в тот момент казалось, что прошли часы.

— Нет, — выдохнул Крейтон и, убрав пистолет, развернулся и пошёл прочь.

Он медленно заковылял в сторону дороги и когда он поднялся на асфальт, Дененрант собрав последние силы, бросил ему вслед:

— Ты безумец, Мессеир, на что ты рассчитываешь?

Крейтон медленно повернулся и взглянул на него. Немного помолчал, словно взяв паузу для того чтобы чётче выразить мысль, потом сказал тихо, но так что Ласкар отчётливо слышал его:

— Этот мир не безумен, друг мой, просто слишком многие кто должен действовать ищут здесь покой. Пришло время заиграть утренней зоре. Сегодня мы зажжём такую свечу… — тут он вдруг замолчал.

— Хочешь создать свою империю, щенок, править хочешь? — сквозь зубы проговорил Дененрант, переворачиваясь, немного привстав.

— Отнюдь, я обойдусь должностью министра госбезопасности.

После этих слов он повернулся и, подобрав два своих клинка, направился вверх по склону обратно в парк культуры и отдыха.

И когда он поднялся, то увидел перед собой картину, которую, ожидал увидеть меньше всего. Они отступали, бежали обратно к баррикадам, пока наиболее стойкие ещё сдерживали ОМОН в дальней части парка. Пространство близ самодельных укреплений теперь больше напоминало не то лазарет, не то лагерь беженцев. Крейтон немного постоял возле ограждений, обводя взглядом то, что происходило здесь, потом медленно двинулся вперёд, сжимая в руке два коротких клинка. Он постепенно переводил взгляд, бредя вперёд, словно не замечая этих людей, всё отчётливее понимая всю фатальность происходящего. «Трусы они заслуживают то правительство, которое имеют»: произнёс он тихо. К нему подбежал Кистенёв и, встав возле плеча начал орать будто оглушённый:

— Всё кончено, Мессеир! Пора уходить отсюда, здесь скоро будет ОМОН! Ты меня слышишь, Мессеир!

Крейтон остановился, как раз подойдя к проходу между укреплениями.

— Перестроиться. Подготовиться к новой атаке. Кистенёв, собери личный состав, девятой-одиннадцатой сотен, поведёшь правый фланг. Ерофеев, — крикнул он лысому мужчине с бородой, с лицом в кровоподтёках, — берёшь левый фланг. Семелесов!

— Я здесь!

Они обернулись и увидели Алексея стоящего на вершине баррикады.

— Пойдёшь со мной в центре, — скомандовал Крейтон и двинулся вперёд.

ОМОН уже был виден отсюда, от баррикад. Медленно идя строем уже не столь плотным, как вначале, они гнали перед собой тех, кто ещё остался в бою. И команды всё ещё громкие, но уже лишённые прежнего азарта разнеслись над рядами ополченцев и ещё многие повиновались им. И взвилось снова над баррикадами знамя свергнутой династии, ходившее, словно маятник из стороны в сторону в руках бунтовщика, чтобы не опасть в безветренную погоду. И ещё сотни бросились в последнюю атаку на полицейские щиты, словно желая окончательно убедить весь мир в тщетности того, что они делают.

Крейтон шёл впереди, он сделал лёгкое движение рукой и несколько камней под действием невидимой силы сорвались со своих мест и полетели в сторону полиции, с грохотом обрушившись на серые щиты. Мессеир несколько раз повторял это действие, на ходу приближаясь к строю ОМОНа, пока, наконец, не подошёл к нему вплотную, тогда он выставил руки перед собой и тогда один полицейский отлетел назад и рухнул на землю. А Мессеир тут же ворвался в образовавшийся разрыв, одновременно с тем как толпа изрядно поредевшая, но всё равно ещё многочисленная обрушилась на стену щитов. А Крейтон, подпрыгнув, ударил рядом стоящего полицейского по ноге сбоку. Тот осел и уже на него сверху начали лезть ополченцы атаковавшие спереди. В руках у мантийца сверкнул огонь, и он резко развернувшись, дёрнул руками вперёд, так что пламя тут же перекинулось на Омоновца, стоявшего с другой стороны. Крейтон резко развернулся и пламя, разгоравшееся в его ладонях, всё сильнее прошлось по всем полицейским, что стояли рядом, на многих загорелась одежда и они, бросая щиты и каски, кидались назад. Он не знал, задел ли своих, или нет, но ему было уже плевать. Полицейские начали отходить от него, так же как, впрочем, и ополченцы, а Мессеир шёл вперёд, он бросил пламя, и занялась листва на одном из немногих оставшихся целыми деревьев, потом он движением руки сорвал это пламя с веток и перекинул одновременно на другие деревья и на полицейских внизу. Огненный вихрь вперемешку с горящими ветками и листвой прошёлся по рядам ОМОНа и всех кто находился рядом с Крейтоном.

Мантиец уже не понимал, что происходит вокруг. Он не видел, как начала постепенно стихать схватка, как начали свои же отступать от него, как горящие люди с обеих сторон бежали прочь и падали на землю, пытаясь сбить пламя. И полицейские тоже начали отступать, и на этот раз уже едва ли это можно назвать организованным отходом. Они прятались за свои щиты, не рискуя выглядывать из-за них, ещё держали некое подобие строя, но в раздававшихся между ними криках и матершине уже отчётливо были различимы паника и ужас.

Крейтон чувствовал, как стремительно нарастала жуткая головная боль, словно черепная коробка должна была вот-вот треснуть, он ещё чувствовал огонь, но весь мир перед глазами начинал плыть. Он начал шататься, всё сильнее и сильнее пока не споткнулся о бордюр и не упал на вытоптанную траву газона.

А Кистенёв вместе с Семелесовым с ужасом смотрели на всё это вместе со многими, отойдя назад к баррикадам. И тут до слуха Василия донёсся знакомый голос. Он обернулся и увидел Клементину, спешившую к ним, пробираясь навстречу отступавшим ополченцам.

И Семелесов тоже её заметил, он с трудом различал то, что она кричала им, но он понимал и так, о чём была речь. Он перевёл взгляд на Крейтона, едва приподнявшегося на земле, перед разбившими свой строй полицейскими. Жуткая мысль пронеслась в его голове, всё было прямо перед ним на блюдечке. То о чём он мог только мечтать, выход из тени Крейтона, самостоятельность, власть и что самое главное плачущая вдова на груди. Нужно было только ничего не делать, Мессеир уже сделал всё сам. Но проблема была в том, что Семелесов никогда не подчинялся даже собственной логике.

Он бросился вперёд и быстро очутился возле Крейтона, который медленно поднимался с травы. Алексей схватил его и повёл прочь. Вскоре подбежал и Кистенёв, он поначалу хотел было помочь с Мессеиром, но тут же заметил оставшийся лежать на траве пистолет. Василий схватил его и выстрелил один раз в воздух и ещё один раз над головами полицейских, которые уже восстанавливали ряды и начинали наступать на тех ополченцев, что ещё оставались на месте.

Клементина встретила Семелесова уже ближе к баррикадам и там помогла оттащить Крейтона на другую сторону укреплений, где они его и положили. Всё лицо мантийца было в крови, которая шла из носа и ушей, и самое страшное тоненькая струйка стекала из правого глаза вдоль края носа.

Девушка схватила Семелесова за плечо и, развернув лицом к себе, твёрдо произнесла:

— Нужно уходить, немедленно!

— Нам не уйти это ловушка, на это и был расчет. Они скоро будут здесь.

Тут она достала из-под платья медальон Войницкого и подняла его, держа за нижний края, посмотрела Алексею прямо в глаза.

— Главное добраться до воды.

— И желательно поскорее, — вставил Кистенёв, спрыгивая с баррикады на землю, и тут же наклонился возле мантийца. — Мессеир, ты можешь идти?

Он встал рядом с мантийцем, на мгновение столкнувшись взглядом с Клементиной, даже сейчас невольно вздрогнув внутри от вида её глаз, к которым он так и не смог привыкнуть. Крейтон пробормотал что-то нечленораздельное и начал медленно подниматься. Ему удалось встать и даже сделать самостоятельно пару шагов, но потом его зашатало, и он схватился за руку Кистенёва, которую тот вовремя ему протянул.

Ополченцы уже бежали с поля боя, перепрыгивали через перилла, надеясь уйти вниз по склону, уже позабыв про своего главаря и предводителя. ОМОН уже приближался к укреплениям восставших, когда Крейтон и его спутники начали уходить оттуда, в ту же сторону что и остальные. Кистенёв последний раз оглянулся, посмотрев на строй полиции медленно, но верно приближавшийся, потом повернув голову в сторону, он вдруг увидел, как только что бежавшие к реке люди, в панике бежали, обратно. Толкая и распихивая друг друга, они перелезали через ограду и бежали обратно в парк, навстречу ОМОНу при этом объятые ещё большим ужасом, чем до этого. И что самое странное полицейские тоже в испуге разомкнули строй и начали отходить, а некоторые и пустились бежать. Вдруг широкая тень проскользнула по земле, на мгновение, накрыв то место, где стоял Кистенёв, и слабый порыв ветра дунул ему в лицо. Юноша медленно поднял глаза и увидел его.

Огромная рептилия проскользила в небе над парком, планируя на своих огромных кожистых крыльях, которыми лишь иногда взмахивала. Дракон опустился почти к самой земле, но потом резко начал подниматься и, сделав поворот над стоявшей на той стороне улицы церковью, и опустился на крышу старого каменного дома с украшенным фасадом, стоявшего у края парка. Опустившись, чудовище расправило крылья, и, повернув голову, издало ужасный рёв, раскатившийся по окрестностям.

А потом появились они. Через промежутки между группами потерявших уже всякий строй полицейских, в другом конце парка была видна непрерывная чёрная линия, из людей медленно надвигавшихся со стороны города. Они все были в плащах и все держали одетые в чёрные кожаные перчатки руки у поясов, на которых висело по две короткие шпаги. Одновременно с этим на крышах всех зданий, что стояли рядом с парком, появились стрелки занявшие позиции у краёв крыш и нацелившиеся на людей что были у них как на ладони.

Те из внезапно появившихся, кто находился в парке, начали с нечеловеческой чёткостью перестраиваться на ходу вставая в шахматном порядке. В передних рядах появились знаменосцы поднявшие веером дюжину штандартов с вышитым на чёрном полотнище золотым драконом поднявшемся на задние лапы, и теперь они висели едва колышимые слабым ветерком. Некоторые из этих солдат вышли вперёд, в несколько секунд обезвредив тех полицейских, что двинулись им навстречу, хотя большинство как омоновцев, так и ополченцев были слишком напуганы, и начали быстро отходить. У вышедших против них солдат появились в руках карабины, которые они пока что держали опущенными стволами к земле. Высокий мужчина с сухим бледноватым лицом, встав перед строем своих, громко приказал полицейским и восставшим сдать оружие, причём сделал это совершенно сухим бесчувственным голосом, от которого пробирал холодок, особенно смотря на его лицо, на котором казалось, не двинулся ни один мускул, не считая движение губ. И все к кому он обратился, тут же начали выпускать из рук и бросать на землю своё оружие, щиты, каски, после чего они отходили назад, отступая от двинувшихся на них солдат с карабинами.

Вдруг основной строй неизвестной армии разделился напополам. Действуя всё так же механически чётко, они образовали проход в самом центре. В нём появились несколько мужчин, все так же в чёрном. Тому, кто шёл впереди, и был, похоже, среди них главным, по виду ему было немногим больше двадцати, немного худощавый и не особо высокий. На нём был расстёгнутый потрепанный китель, под которым была видна рубашка, пара верхних пуговиц которой были расстёгнуты. Растрёпанные волосы во множестве мест слиплись, и только одна маленькая прядь спадала на лоб аккурат с правой стороны.

Крейтон до того неподвижно стоявший и смотревший за происходящим, вдруг посмотрел на Клементину и шёпотом произнёс: «Его высочество». Она переглянулась с ним, слабо кивнула и они почти одновременно шагнули вперёд.

— Мессеир, что теперь делать? — испуганно спросил у него Кистенёв.

Мантиец остановился и, повернув вполоборота голову негромким, слабым голосом ответил:

— Всё будет хорошо.

После этого они вдвоём вышли на маленькую аллею с разбитым асфальтом, которая вела к смотровой площадке над прибрежным склоном. Они одновременно упали на колени, смиренно склонив головы. Крейтон взял девушку за руку, и они ещё раз переглянулись, после чего опустили взгляд в землю. Он с силой сжимал её, чувствуя, как мелкая дрожь потихоньку захватывает его тело. Стало душно как никогда, он видел периферийным зрением, как приближается кронпринц и его приближённые. Он остановился в шаге перед ним и полдюжины бойцов ордена расположились по сторонам от него веером, положив руки на рукояти клинков висевших на поясе.

Принц протянул вперёд руку, ладонью вверх и властно произнёс по-мантийски:

— Медальон!

Клементина тут же достала его и, быстро сняв с шеи, положила устройство в руку наследного принца. Тот кивнул, слабо улыбнувшись, и подняв руку с висящим на цепочке медальоном над головой, громко объявил уже на русском:

— Мы возвращаемся домой!

Уже потом происходящее в тот день в парке культуры и отдыха, да и по всему городу постепенно сотрётся из памяти людей, так и не найдя место в их картине мира. Запомниться только полухулиганская выходка местных националистов, которые тут же будут подвергнуты остракизму, со стороны местных СМИ. Впрочем, даже о них не будут особо часто упоминать по понятным причинам региональные новости, не говоря уже о каналах и газетах более высокого уровня.

Но тогда казалось, что забыть об этом невозможно. Тысячи людей, не только бойцов ордена, но и простых солдат и беженцев стекались из окрестностей к парку и, спустившись по склону к берегу уходили через открывшийся близ кромки воды проход. С собой у них было немного вещей, в основном оружие и ящики с золотом для армии кронпринца, куда к тому же было положено золото Крейтона.

Мессеир и Клементина стояли на краю смотровой площадки рядом с уже разрушенными наполовину укреплениями, в стороне от основного потока людей. Рядом лежала пара сумок с вещами, которые они забрали из дома, Кистенёв стоял напротив них. — Удачи вам, — произнёс Василий, протягивая руку для рукопожатия. — Серьёзно. Надеюсь, у вас всё получится.

Крейтон пожал ему руку, при этом смотря прямо в глаза.

— Тебе тоже, друг мой, удачи. Надеюсь, это лето ты забудешь нескоро.

Кистенёв улыбнулся, он отпустил руку Мессеира и взял ладонь девушки, наклонился и поцеловал её тыльную сторону. Тут к ним со стороны подошёл Семелесов висящим на одной лямке рюкзаком. Он снял рюкзак и, положив его на землю, крепко обнялся с Кистенёвым.

— Ты точно хочешь уйти с ними? — спросил Василий.

— А что меня тут держит.

— Ты там долго не выживешь.

— На всё воля божья.

— Думаешь, от тебя будет толк?

— Нам ещё люди не помешают, — ответил за него Крейтон.

Подошли Дененрант и Молентен, Векслер помог взять одну из сумок и они вместе, попрощавшись ещё раз с Кистенёвым, направились в сторону склона куда уходили уже последние из тех кто возвращался в свой мир.

— И всё-таки, как ты выжил там, на Савароне? — спросил Молентен у Крейтона, когда они только двинулись вперёд.

Мессеир остановился и что-то прошептал ему на ухо, после чего Молентен, встал, повернулся и посмотрел на Крейтона, произнеся ошарашено:

— Да ты же больной на всю голову.

— У меня был хороший учитель.

Кистенёв смотрел, как уходят последние мантийцы и как медальон привязанный верёвкой вдруг сорвался со своего места на возвышении и полетел в сужавшийся проход, закрывшийся как раз в тот момент, когда он оказался на той стороне.

— Что вообще это такое? Куда они ушли? — изумлённо спросил у Василия один из омоновцев, стоявший рядом и выглядевший уже совсем не страшно без маски и щита с дубинкой.

Кистенёв взглянул на него и с таинственной улыбкой произнёс, голосом зловещего рассказчика: — А вы не знаете, друг мой, они отправились за Тропик Козерога.

Примечания

1

создает оружие (нем.)

(обратно)

2

То, что мы хотим пить семь дней долго (нем.)

(обратно)

3

пожалуйста (фр.)

(обратно)

4

Грех манит и плоть слаба, так что всегда будет (нем.)

(обратно)

5

Убейте его! Убейте его с огнем! (англ.)

(обратно)

6

Убийство… убийство он с огнем! (искаж. нем.)

(обратно)

7

Что вы сказали о нас? (англ.)

(обратно)

8

Мы говорим по-немецки. Они знают английский язык.(нем.)

(обратно)

9

они знают правду? (нем.)

(обратно)

10

Без некоторых деталей (нем.)

(обратно)

11

Страна в депрессии, Нация в отчаянии, Один человек, ищущий причины всюду, Взращивает ненависть и злость. Приказы Фюрера точны: Кто-то должен быть виновен и заплатить за это! (обратно)

12

Fallout: New Vegas (букв. «Новый Вегас») — компьютерная ролевая игра с открытым миром, разработанная американской компанией Obsidian Entertainment и выпущенная Bethesda Softworks в 2010 году для Microsoft Windows, PlayStation 3 и Xbox 360. В России игра была выпущена компанией 1С. Игра входит в серию Fallout. В 2010–2012 годах вышел ряд переизданий и загружаемых дополнений.

Действие игры происходит в 2281 году в постапокалиптической Америке, спустя двести лет после мировой ядерной войны и вскоре после событий игры Fallout 3. Игрового персонажа, известного просто как Курьер, нанимают для доставки в город Нью-Вегас (бывший Лас-Вегас) ценной посылки, но Курьер становится жертвой ограбления и едва не погибает, а в течение дальнейшей игры пытается вернуть посылку и отомстить своим обидчикам. Игра предоставляет игроку возможность свободно исследовать Нью-Вегас и его окрестности, самостоятельно находить себе задания и участвовать в противостоянии нескольких сторон, сражающихся за власть над городом и дамбой Гувера.

(обратно)

Оглавление

ПРОЛОГ

Часть первая. СТРАННИК

  Глава первая. ВСТРЕЧА НА НОЧНЫХ УЛИЦАХ

  Глава вторая ЧТО-ТО СТРАШНОЕ ГРЯДЁТ

  Глава третья. ОХОТНИК ВЫХОДИТ НА СЛЕД

  Глава четвёртая. ВСТРЕЧА В КАФЕ «ЗА УГЛОМ»

  Глава пятая. НЕИСПРАВЛЕННЫЕ ОШИБКИ

  Глава шестая. АЛЕКСЕЙ СЕМЕЛЕСОВ

  Глава седьмая. ПРИЕМЛЕМАЯ ЦЕНА

  Глава восьмая. СУМЕРЕЧНАЯ ОХОТА

Часть вторая. КАШИ КРОВАВОЙ МЕДОВАЯ СЛАСТЬ

  Глава девятая. ВЕЧЕРИНКА У КИСТЕНЁВА

  Глава десятая. ОБОРОТНИ В ПОГОНАХ

  Глава одиннадцатая. ЖЕНЩИНА СО СТРАННЫМИ ГЛАЗАМИ

  Глава двенадцатая. ВРЕМЯ СОБИРАТЬ ПАТРОНЫ

  Глава тринадцатая. МАРШ СМЕРТНИКОВ

  Глава четырнадцатая. СТРЕЛЬБА В ПАРКЕ КУЛЬТУРЫ И ОТДЫХА

  Глава пятнадцатая. ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ ЛАСКАРА ДЕНЕНРАНТА

Часть третья. ЛЮДИ, ЧУДОВИЩА И СОБАКИ

  Глава шестнадцатая. ВОТ МОЯ ДЕРЕВНЯ

  Глава семнадцатая. СОСЕД ПО ДАЧЕ

  Глава восемнадцатая. КУРС НА СЕВЕРО-ЗАПАД

  Глава девятнадцатая. В СЕРДЦЕ ТЬМЫ

  Глава двадцатая ДРАКОНЬЯ КРОВЬ

  Глава двадцать первая ВЕСЁЛАЯ ИГРА

  Глава двадцать вторая. ОПАСНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Часть четвёртая. ИХ ЗВЁЗДНЫЙ ЧАС

  Глава двадцать третья. ПРИЗРАКИ ПРОШЛОГО

  Глава двадцать четвёртая. ДОЛГ ПЕРЕД ВИДОМ

  Глава двадцать пятая. ВНУТРЕННИЕ ДЕЛА ОРДЕНА

  Глава двадцать шестая. ПАДЕНИЕ ВЫСОКОГО ЗАМКА

  Глава двадцать седьмая. ДЕРЖИТЕ ВОРА

  Глава двадцать восьмая. К ВОПРОСУ О ДЕТЕРМИНИРОВАННОСТИ ИСТОРИИ

  Глава двадцать девятая. ЗАБАВЫ ПАТРИОТОВ

Часть пятая. ТЩЕТНОСТЬ И БЕЗУМИЕ

  Глава тридцатая. НОВАЯ НАДЕЖДА

  Глава тридцать первая. ШАНСЫ НА УСПЕХ

  Глава тридцать вторая. ПОДПОЛЬЕ НАБИРАЕТ СИЛУ

  Глава тридцать третья. ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ НОВОГО МИРА

  Глава тридцать четвёртая. ТАК БЛИЗКО И ТАК ДАЛЕКО Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg