«Взгляд со стороны»

Взгляд со стороны (fb2) - Взгляд со стороны [Litres] (Мир Вечного) 1664K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сергей Витальевич Будеев - Роман Валерьевич Злотников

Роман Злотников, Сергей Будеев Вечный. Взгляд со стороны

От автора

Дорогой ты мой читатель, конечно, только в том случае, если ты честно выложил свои кровные, а не спер этот текст на просторах инета. У меня есть к тебе одна глубочайшая просьба. Раз уж ты начал это читать, где бы ты ни находился в данный момент (в аэропорту, в электричке или на диване), какое бы время года и суток ни оттопыривалось за твоим окном – не торопись! Не заглатывай текст, не скачи по страницам, словно крошки от твоего бутерброда. Суета всегда приводит к недопониманию или ожирению, а того и другого хватает в этом мире и без нас с тобой!

Предисловие

Если хочешь победить врага, воспитай его детей.

Ледяной ветрище трепал полярные пуховики, как будто верный пес, учуявший под ними запах чужаков. Пятеро монтажников из «Глобал Билдинг Корпорейтед» уже два часа раскладывали и закрепляли свое оборудование на борту большого транспортного дисколета, принадлежащего компании. Работали молча. Их хмурые лица совершенно не соответствовали торжественности момента, связанного с успешной сдачей объекта.

Работы по подготовке площадки, ее расчистке, монтажу фундамента, монтажу готовых, неделю назад доставленных на планету типовых блоков, подключению и запуску коммунальной инфраструктуры объекта были произведены в крайне сжатые сроки, успешно и без каких-либо существенных сбоев. Объект сдали на ура, опоздав всего на пару дней. Крупную технику отправили еще вчера, а вечером решили немного расслабиться. Контрабандный ром в количестве трех литров и две пачки «Мальборо», припрятанные от представителей заказчика в чехлах от штативов под теодолиты, были наконец извлечены. Мужики, насильно вырванные из отпусков и срочно отправленные в это запропащее на окраине Российской империи местечко, притушив основной свет, расположились на нижних стеллажах двадцать пятого складского ангара. Пир был в полном разгаре, и никто не обратил внимания на то, что в длинном коридоре послышались тяжелые, размеренные шаги.

Дети гнева представляли собой армию мутантов, выведенных врагом из человеческих эмбрионов, но в «нежном» возрасте вывезенных с территории когда-то захваченной и разоренной планеты, после чего выращенных и воспитанных в лучших боевых традициях русских военных элит. Уже несколько лет они владели планетой Светлая, расположенной на краю Российской империи. За это время планета была превращена ими в хорошо вооруженную ремонтно-производственную базу шестого отдельного гвардейского флота Детей гнева, входившего в Объединенную группировку флотов Его Императорского Величества. Собственно Дети гнева и были этим шестым флотом, его бойцами, офицерами и адмиралами. Будучи, возможно, лучшими бойцами во Вселенной, они с большей охотой готовы были умереть в пекле ядерного удара, нежели мыть посуду или стирать свои носки, поэтому на их планете присутствовало довольно большое количество различного рода персонала, представляющего в основном русскоязычных подданных Империи, но иногда бывали и исключения. Дети гнева очень категорично относились к нарушению «приглашенными сотрудниками» установленных ими на планете правил. Особенно это касалось алкоголя, оружия и наркотиков, даже таких легких, как табак. Всем прибывающим об этом сообщалось заранее, но за работу они платили очень хорошо, и это обстоятельство в понимании многих с лихвой перекрывало любые возможные неудобства и издержки.

В общем, знакомство с будущим персоналом построенного ими жилого комплекса, предназначенного, как говорили строителям, для поселения военнопленных, закончилось для монтажников купанием в ледяной воде только что наполненного бассейна, которое продолжалось до полного протрезвления последних. По этой причине утренние сборы прошли быстро и без лишних остановок на передохнуть. Спокойно расслабиться монтажникам удалось, лишь когда они оказались на парковочной орбите на борту каботажного танкера. Но, к сожалению, все остатки с таким трудом провезенного на место строительства божественного напитка были изъяты и уничтожены. Поэтому единственным удовольствием для монтажников, занимавших небольшую каюту на выходящем за пределы планетарной системы каботажнике, оставалось удивленно глазеть на вакханалию и ажиотаж, которые творились за бортом. Все новостные каналы, до последнего сопровождавшие конвой, перевозивший военнопленных с Трона на Светлую, наперебой брызгая слюной в микрофоны, живописали это грандиозное зрелище. Как обычно перевирая больше половины имеющихся фактов, журналисты всеми правдами и неправдами старались пролезть как можно ближе к планете, по ходу давая развернутые описания тех самых военнопленных, которых, впрочем, так никто и не увидел в лицо. Рассказывали об ордах наводнивших Трон монстров, которые были якобы еще страшнее самих Детей гнева, о неимоверных усилиях международного прогрессивного сообщества, приведших к освобождению планеты от нашествия, о жуткой бойне и разрухе, в которую погрузилась планета. Даже простой обыватель с большой долей скепсиса относился к этим россказням. Зато изображение конвоя, более двух тысяч транспортных судов в сопровождении грозных линкоров, проходящего мимо на крейсерской скорости, сделанного с расстояния всего в несколько сотен тысяч километров, заполонило глобальную сеть и стало мировой сенсацией во всех без исключения человеческих конгломератах как минимум на ближайшие две-три недели.

Если отбросить в сторону все неизбежные преувеличения и перевирания со стороны международной «свободной» прессы, будущие жильцы только что возведенного в ледяной пустыне «жилого комплекса», так же как и сами Дети гнева, были воспроизведены искусственно и воспитаны все тем же врагом как вторая попытка создать боевой авангард для завоевания человеческого космоса. Но если все без исключения Дети гнева были мужского пола, то все Сестры Атаки, военнопленные, захваченные при попытке отбить планету Трон, исключительно женского…

Глава первая Ледяной плен

Враг – это партнер, решивший от тебя избавиться. Партнер – это друг, которому ты дал взаймы. Друг – это незнакомый человек, который случайно спас тебе жизнь.

Трудно подкручивать фокусировку полевого бинокля, когда на руках ватные рукавицы, еще труднее это делать окоченевшими пальцами, когда от этих рукавиц нет никакого толка. Сержант Берта не сдавалась. Осмотр окрестных холмов – это необходимость, которой нельзя пренебрегать. Тем более эта серая хмарь, которая здесь называлась полуднем, длится всего ничего. Однако так даже лучше, в пещерах зрение привыкает к темноте, и яркий свет ослепляет. Сегодня всего минус сорок три градуса по Цельсию, прямо оттепель, как бы дождик не пошел. Берта улыбнулась уголками потрескавшихся губ, обмотанных шарфом, покрытым слоем инея. Каждый вдох отдавался резью в горле, грозящей перейти в кашель. Каждый выдох рассеивал перед глазами облачко пара, мгновенно превращающегося в иней. Может, все не так и плохо? Может, Реста была права, когда увела их сюда? Их готовили к сражению до последней капли крови, о жизни в плену им ничего не рассказывали, выбирать между свободой и рабством не трудно, когда к свободе прилагаются честь и лавры победителя, а не проклятие, изгнание и смерть. Или хотя бы к рабству прилагаются кнут, баланда и холодные доски барака, а не теплая постель, застеленная белым шелком, и утренний кофе с круассаном. Берте захотелось плюнуть и хорошенько, во все горло выматериться.

В голове вновь всплыли отрывки воспоминаний о том злополучном заседании «совета» аналитиков, на котором Линда, эта разукрашенная кобыла с бюстом больше, чем задница, зачитала «Меморандум о взаимопонимании», который им выкатили Дети гнева. Всего-то ничего, десять пунктов, но каково!

«Данным соглашением мы, суверенное население планеты Светлая, предоставляя вам, военнослужащим армии врага, ныне имеющим статус военнопленных, возможность находиться на территории нашей планеты, закрепляем за собой право:

– ограничивать место вашего пребывания на планете специально отведенным для этой цели благоустроенным временным лагерем;

– использовать тех из вас, кто не отвергнет нашего вознаграждения и признательности, в качестве особей противоположного пола, коими вы и являетесь, для проведения экспериментов по скрещиванию особей Детей гнева и Сестер Атаки, цель которых – возможность получения жизнеспособного потомства;

– использовать тех из вас, кто не согласится с предыдущим условием, в качестве прислуги для тех, кто безоговорочно примет указанное выше условие;

– собственным авторитетом и силой оружия поддерживать установленный в месте вашего временного пребывания уклад и порядок.

Закрепляем за собой обязанности:

– полностью организовать и обеспечить жизнедеятельность инфраструктуры лагеря временного размещения;

– полностью обеспечить достойное медицинское обслуживание;

– полностью обеспечить разнообразное и рациональное питание проживающих в лагере;

– полностью обеспечить на максимально возможном в данных обстоятельствах уровне интересный досуг, возможность интеллектуального, духовного и физического развития;

– а также исполнять максимально быстро и полно все соизмеримые с нашими возможностями желания для всех без исключения лояльных к нам членов вашей общины.

Те из вас, кто явно или скрыто будет препятствовать исполнению вышеуказанных правил, будут по их выбору удалены за территорию лагеря на снежные просторы ледяной пустыни либо уничтожены без дополнительных разбирательств и обсуждений».

И понеслось. У Берты уши заложило от бабьего ора. Как же долго до них доходило, что это не приглашение на свадьбу и обсуждать здесь особо нечего. Разве что мороженого попросить на завтрак не по сто, а по двести граммов. И это были офицеры, аналитики, элита Сестер Атаки. Минут двадцать спустя полковник Эмельгея грохнула кулаком по столу, и «советчицы», вытирая слюни и пот, поднимая разбросанные стулья, расселись вокруг большого круглого многофункционального трансформер-стола.

– Во-первых. Если вам это доставит удовольствие?! Наша с вами милая «беседа» непременно записывается нашими «добродетельными» хозяевами. Во-вторых. Для тупых! Нам предложили либо стать проститутками и жить в комфорте, ни в чем себе не отказывая, либо сдохнуть! Просто сдохнуть!!! В-третьих. Моя команда не участвовала в штурме Трона, а обреталась в провинциальном городе Лысая Капотня на планете Калган. Так вот там за подобное предложение от нормального мужика любая принцесса свернула бы шею тысяче конкуренток и, вытерев руки махровым полотенцем, тут же помчалась за подвенечным платьем. И в‑четвертых. Если кому-то из вас охота ходить по-большому за воротами этого лагеря, прямо в центре ледяной равнины, я сама лично, своими руками, прямо сейчас выкину эту дуру на улицу. Потому что мне вот так (она провела ладонью около горла) надоели тренировочные лагеря наших великих и мудрых учителей, вечно заляпанный каким-то дерьмом лифчик и обещания светлого будущего для нашего нерожденного потомства!!!

Глаза полковника сияли такой боевой отрешенностью, что сестры не то что спорить или орать не стали, а начали непроизвольно задерживать дыхание. И только Реста тогда негромко, но отчетливо произнесла:

– Если они не врут и готовы исполнять любые наши желания, то пусть перед тем, как какой-то кабан попытается на меня залезть, он сам откусит себе яйца!

Впрочем, все поняли тонкий намек Эмельгеи. Хотите вы или не хотите жить по правилам хозяев ситуации, но обсуждать это мы будем не сейчас и не здесь!

– Так что, дорогие сестры, хватит галдеть и давайте думать, как нам, оставшимся в живых (что само по себе является несмываемым позором) двадцати восьми офицерам, преподнести вот это все полутора сотням тысяч лихих рубак, в одночасье превратившимся из героев самой мощной во Вселенной армии в изгоев и рабов, и после этого удержать контроль над ситуацией в своих руках.

Всего через три часа совет в лице полковника огласил свое решение ожидавшей в купольном зале толпе. Сестры Атаки в целом принимают условия «меморандума», хотя часть из этих условий, безусловно, неприемлема и требует проведения дальнейших консультаций и переговоров. Вот именно в этот момент где-то в толпе родилось, да так и закрепилось название этого маленького, тихого и очень комфортабельного «загородного» поселка – «Бордель».

* * *

Берта еще раз повела биноклем в сторону Трескучей Реки, в то место между скал, откуда должна была появиться вторая группа разведки, ушедшая примерно сутки назад. Ничего не менялось, лишь серая мгла еще плотнее сгрудилась вокруг дозора. Инфракрасный режим. Ага, вот они! Едва заметное движение на неразличимой уже тропе, потом сигнальный фонарик узким лучом брызнул из-под плаща в сторону дозорной точки, два коротких, один длинный, все хорошо, хвоста нет.

Четверо рядовых и унтер Рада тенью проскользнули в узкую горловину пещеры, двадцать метров в полной темноте – не проблема, если ходишь по одной и той же тропинке больше года. Самодельный шлюз открывается только изнутри, только вручную и только после оглашения кодового слова, которое меняется ежедневно. Тяжелый засов с лязгом и совершенно без должного уважения к конспирации, жестко установленной Арханом «партизан» Рестой, грохнул о металлические скобы. Дверь отползла в сторону, обдав сестер клубом теплого пара, наполненного запахами тепла, пищи и еще какой-то кислятины. Первый зал длинного природного каскада пещер, растянувшегося на несколько километров под землей, сестры приспособили под продуктовый склад. Тем более что температура в нем не намного отличалась от температуры на улице. А полярной зимой, в штиль, в низинах на плоскогорье минус семьдесят по Цельсию, может, и не правило, но уж точно не исключение. Во втором зале было намного теплее. Над низким, нависающим над самой головой потолком было слышно тихое бульканье небольшого подземного горячего ручейка, скромными тонкими струйками пробиравшегося между камней и собиравшегося на полу в довольно приличных размеров прозрачную лужу. Лужа парила и укутывала окружающие ее камни белым полотнищем инея. Эта часть пещеры, так же как и первый грот, не освещалась, лишь некоторые камни были наскоро измазаны фосфоресцирующей краской, синий треугольник обозначал место скопления воды, а белые кляксы – проходы в смежные пещеры. Гуськом и слегка пригнувшись, компания разведчиков, уверенно шлепая по галечной россыпи, полого уходившей вниз, подошла к противоположному выходу из пещеры и отодвинула широкий пластиковый щит, чем-то наскоро обкусанный по краям так, чтобы плотно вставать в образовавшийся проем между жесткой скальной породой. Очередной узкий проход на этот раз, довольно хорошо освещенный все той же краской, которая сплошным слоем покрывала плоский высокий потолок, заканчивался последней «дверью» в «жилую зону». Сержант сдвинула в сторону свисающие с потолка белые с черными прожилками пушистые шкуры и, широко шагнув, прошла в «зал». Пять дюжин пар глаз повернулись к ней с немым вопросом.

* * *

«Бордель». Хорошо продуманный и так же исполненный полевой почти автономный жилой комплекс, по некоторым, совершенно не бросающимся в глаза приметам бывший уже в употреблении и явно подвергшийся некоторой реконструкции. Состоял он из центрального купольного зала диаметром до пятисот метров и примыкающих к нему двадцати пяти скатных ангаров, в каждый из которых легко можно было запихнуть средних размеров орбитальный крейсер, да так, что еще и для ремонтников место бы осталось. В других, не столь отдаленных местах подобные модульные конструкции называли «черными ромашками» за их полное нежелание отражать какой бы то ни было свет. Причем в стандартном исполнении «лепестки» подразделялись на жилые, складские, ремонтные, операционные и прочие зоны. В нашем же случае все «лепестки» за исключением одного были близнецами и предназначались исключительно для массового скопления большого количества жильцов, причем, очевидно, одного пола, то есть имели минимум закрытых коридоров и перегородок. Что никак не отвечало канонам классической тюрьмы. Все коммунальные коммуникации, в том числе и транспортные, были проложены в цокольном этаже. Легко открывающиеся и закрывающиеся приемные ниши транспортеров сразу привлекли внимание наиболее предприимчивых поселенцев, но, как показал тут же приобретенный ими печальный опыт, ничего нового к уже имеющимся возможностям этот путь не прибавлял. Сразу же было сказано: хотите на волю – не вопрос, вон она, белая пустыня. Вся ваша. Только одно но! Все это хозяйство сверху донизу прикрывала полусфера силового щита, который совершенно свободно пропускал вовне и совершенно не хотел пропускать вовнутрь. Умерла так умерла. Единственная точка возврата – купол центрального корпуса, на котором и была организована площадка для дисколетов, транспорта для временно размещенных недоступного.

Каждый «лепесток» жил по своему индивидуальному расписанию, со сдвигом от предыдущего ровно на один час. Это позволяло максимально рационально использовать общие площади общины; столовая, душевые, бассейн, спортзалы работали круглосуточно, с постоянно сменяющимся потоком посетителей, у каждого из которых в запястье был вживлен чип-идентификатор. Главной задачей чипа было доставлять физические страдания особям, не желающим вовремя просыпаться или подвергать себя физическим нагрузкам в спортзале. Или, наоборот, желающим неоднократно питаться и беспрепятственно болтаться по не предназначенным для данной конкретной особи в данное конкретное время местам.

Упомянутое выше обстоятельство крайне осложняло нелегальную деятельность той части офицерского состава и примкнувших к ним, которая никак не желала опускаться до животного состояния и продолжала строить планы сопротивления. Имея хороший опыт конспиративной работы в городских условиях, а также уже столкнувшись с до цинизма прагматичным мышлением «хозяев заведения», полковник Эмельгея не исключала, что видеонаблюдение может осуществляться абсолютно везде, вплоть до туалетных или душевых кабинок. А количество камер – превышать все мыслимые и немыслимые объемы. С другой стороны, вести прямое наблюдение за каждым военнопленным либо потребует привлечения такого же количества наблюдателей, умноженного на три смены, либо очень непростой системы логической фильтрации того непрерывного потока данных, который представляет массовая видео- и аудиослежка. Так вот, с точки зрения такой фильтрации как раз скопление граждан в сортире и показалось бы странным. За исключением, конечно, возможных аварийных ситуаций в столовой. А вот скопление граждан в спортзале и бассейне под шумовой фон пыхтящих, булькающих, стонущих тел ничего асоциального бы не выявило. Тем более что спортивные тренировки, по мнению Детей гнева, как раз и были самым полезным занятием для «гостей», и им в расписании уделялось наибольшее время. Что, в свою очередь, позволяло одновременно пересекаться представителям как минимум четырех «лепестков». В итоге собрание заговорщиков в спорткомплексе стало таким же бесконечным, как и все остальные процессы, происходящие в «Борделе».

* * *

– Берта, что у вас нового?

– Сегодня получили список синих приглашений. Всего двадцать пять. Всех оповестили о времени готовности. Провели медицинский осмотр.

– Все согласились?

– Все.

Берта, начальник Службы внутреннего правопорядка, назначенная Советом и одобренная Уполномоченным, как называли представителя Детей гнева, который находился на связи с колонией, вот уже месяц делала краткий доклад перед тем, как начинался новый круг обсуждения.

– Повторения есть?

– Парочка. Клара и Линда.

– Линда у нас звезда. Скоро пора будет выдавать ей золотой значок типа «100 прыжков в открытый космос».

– Ей нравится.

– А что? Кому-то не нравится? Полковник, мне кажется, пора приступать к активной фазе. Я понимаю, что информации явно недостаточно, но пока мы не начнем действовать…

Берта плашмя рухнула на тренировочный мат, ее левый хук и перенос тела на левую ногу сыграли с ней злую шутку, Эмельгея поймала ее простой подсечкой.

– …ах ты епть!

Берта уже и не помнила, на какой планете и при каких обстоятельствах подхватила эту фразу, и тем более не помнила, что она значит, но применяла ее каждый раз, когда совершенно неожиданно попадала в дурацкую ситуацию.

– Иначе через полгода весь лагерь выстроится в очередь за синими метками, а в столовой некому будет подавать на стол!

Эмельгея чуть наклонила тело и протянула подруге руку. Но тут же ее шея оказалась зажата между ног, и оба бойца в обратном кувырке, сплетенные, словно инь и ян, покатились под ноги соседней паре.

– И сколько людей ты планируешь вывести в первой партии? Ногу пусти…

– У нас готово ровно двести комплектов теплой одежды из многослойного ватина. Как ты понимаешь, шить быстрее мы можем, но скрывать пропажу такого количества одеял, подушек и простыней становится небезопасно. Еще четыреста новых спортивных костюмов. К каждому комплекту прилагается сто дневных рационов, это уже по двадцать пять килограммов. Плюс палатка на каждую пятерку, плюс снаряжение, пиропатроны, запасные аккумуляторы к термобелью, плюс…

– Привет, девчонки, пошли в поло поиграем, там вас ждут из шестнадцатого сектора, у них вопросы есть по поводу обуви.

– Ирма, привет. Минут через десять подойдем.

Эмельгея, придавив наконец Берту грудью к мату, продолжала выламывать ей локтевой сустав.

– А что с оружием?

– Хватит. Сдаюсь! Руку пусти! Хреново с оружием. Хотя тут наша жопастая звезда пожаловалась «хозяевам», что любит стрелять. И попросила, чтобы хоть луки спортивные привезли. Посмотрим. Есть мысли на предмет открутить кое-что от спортивных тренажеров, прихватить в столовой и оторвать в химчистке. Составчики некоторые для чистки унитазов можно использовать, получится интересная взрывчатка. Инструмент у оперативщиков непременно заберем, вот, собственно, и все. На самом деле главная проблема – достать детали для электрогенератора.

Уже три месяца – надо признать, три самых холодных зимних месяца, – рядом с одним из транспортных сбросов, выходящих за силовое поле в пустыню, жила и вроде неплохо себя чувствовала сестра Куири. Рыла под снежным настом пещеры и складывала там то, что Служба оперативного обеспечения под неусыпным оком Службы внутреннего правопорядка тырила по всем углам «Борделя», сочтя полезным и жизненно необходимым для грядущего перехода по ледяной пустыне. Обратно она попасть уже, конечно, не могла, а посему обреченно терпела и ждала, когда ее более похотливые подруги сочтут наконец, что готовы к исходу. Сначала, для того чтобы она там одна совсем не осатанела, общались с ней, переругиваясь непосредственно через трубу транспортного сброса отходов, через которую она и выбралась, но силовое поле глушило ее ответы. Суть ответов была, конечно, ясна, но пообщаться «по-человечески» не получалось до того момента, как Реста не предложила прокинуть через тот же канал кабель, через который соединить портативные рации – одну у поста охраны бункера сброса отходов, другую со стороны отшельницы, предварительно удалив эфирный блок, чтобы использовать ее как телефон. Иначе, пусть даже маломощную, передающую станцию, работающую за пределами лагеря, засечь не представляло никакого труда. Вроде получилось. Куири, вооруженная полевым биноклем, найденным уж непонятно кем и где, докладывала о пролетах дисколетов, наблюдала восходы и закаты, замеряла давление, влажность, температуру воздуха, она же подтвердила информацию о том, что не дальше чем в трехстах километрах на юг наблюдаются горные хребты. Вот эти самые горные хребты на юге и предполагались как цель продвижения первой группы «свободных». Триста километров по относительно ровному и жесткому насту, а вокруг «Борделя» наблюдалось именно такое покрытие, относительно небольшой отряд находящихся в неплохой физической форме, но хорошо подгруженных поклажей сестер, продвигаясь со скоростью пятьдесят километров в сутки, преодолеет за шесть, максимум восемь дней. Причем отправить эту группу нужно было не позднее начала весны этого года, то есть дать возможность отряду преодолеть триста километров по укрытой снегом местности и потом адаптироваться и выживать, начиная с наиболее теплого и благоприятного сезона, местного полярного лета. Почему не всех? Во-первых, все не пойдут. Во-вторых, будет еще хуже, если пойдут сразу все полторы сотни тысяч человек без обустроенного лагеря, готового их принять, без оружия, без гарантированного обеспечения питанием. Любая армия либо паразитирует на ресурсах захваченных территорий, либо тащит за собой приличных размеров обоз, который, в свою очередь, один хрен паразитирует на местных ресурсах. Так вот, местных ресурсов, по крайней мере разведанных, не существовало, создать обоз также не представлялось возможным. Каждая сестра без проблем сможет утащить на себе не менее сотни килограммов поклажи и тащить этот вес не менее суток без остановки на отдых, но как минимум половину этого веса должно составлять питание самой сестры как на период перехода, так и на следующие два-три месяца. Вот подготовка комплектов обмундирования, питания и прочих жизненно важных компонентов любой экспедиции и подходила к завершению, и наступал час принятия решения. Решения об исходе первых двухсот человек за пределы комфортного теплого лагеря на снежную поверхность ледяной равнины. Как говорила Реста:

– Моя синтепоновая армия почти готова к священному акту самоуничтожения!

* * *

Рада вошла в зал и вытянулась по стойке «смирно».

– Архан! Прошу разрешения доложить о выполнении поставленной задачи.

– Вольно. Раздевайтесь и выпейте горячего. Главное, что все живы и здоровы. Доложите через десять минут.

Разведгруппа Рады ушла в предгорья двое суток назад, она была десятой по очередности за последнюю неделю, и ее задачей, как и у всех ранее вышедших групп, был поиск исчезнувшего каравана, отправленного к «Борделю» за провиантом и оборудованием. Вестовой от каравана прибыл с докладом, что погрузка и отправка каравана прошли успешно и скрытно. Караван ждали через пять дней после вестового, но он не пришел. Погода была хорошей, безветренной и, как всегда в это время года, холодной. Караван двигался, меняя вектор направления три или четыре раза, чтобы в случае обнаружения не было возможности однозначно вычислить конечную точку маршрута, поэтому его поиск не был задачей тривиальной. Плюс позавчера повалил снег и валил целые сутки. Надежда найти пропавших таяла на глазах. Никаких средств связи «партизаны» не применяли, да их и не было в распоряжении, слабенькие коммуникаторы охранников «Борделя», созданные для работы во внутренних сетях, ловили друг друга на расстоянии не более ста метров, да и то в пределах прямой видимости.

– Замечена активность дисколетов «хозяев» в секторе 11/18, то есть буквально в сорока километрах от нашего лагеря, насчитали за два часа четыре взлета и посадки. Подошли почти вплотную. С удаления в триста метров в полдень из-за серой мглы почти ничего не видно. Различимы купола наших походных палаток, и все. Ближе подходить не рискнули.

Рада устало приподнялась с кучи наваленных на камни теплых шкур и поискала глазами девчонок из своей пятерки, все они, уже переодетые в спортивные костюмы, доставшиеся в наследство от прежней сладкой и теплой жизни, занимались распаковкой, чисткой и сушкой своей амуниции. Переданный группе на время выполнения операции спортивный блочный лук и комплект стрел в чехле уже были сданы в кладовку интенданту. Однако, заметив жест Ресты, Рада опять уселась на камни. В командном углу уже начали собираться командиры других пятерок, усаживаясь полукольцом лицами к Архану.

– Правильно сделали, что не полезли наобум. Итак, караван захвачен, возможно, уничтожен, хотя, может быть, частично не тронут и оставлен в качестве приманки. Я бы именно так поступила. Но до тех пор, пока у нас есть основания считать, что в нем остаются живые бойцы, мы обязаны предпринять меры к их освобождению. Освобождение имеет смысл только в двух случаях: все захватчики, которые на момент атаки окажутся рядом с лагерем, должны быть уничтожены; все освобожденные должны быть проверены на наличие поставленных маячков. Иначе эта атака будет для нас последней. Исходя из поставленной задачи, жду предложений по тактической концепции с учетом всех имеющихся факторов. Причем жду прямо сейчас. Пейте чай.

* * *

А пока жизнь в «Борделе» текла размеренно и планомерно, полностью укладываясь в предписанную колею. Девчонки из Службы оперативного обеспечения занимались мелким ремонтом, в том числе и коммуникаций, для чего регулярно лазали в цоколь. Меняли выгоревшие пиропатроны в системе автономного отопления комплекса на свежие, «отжимая» со склада всегда чуть больше, чем нужно. Склад, он же двадцать пятый сектор «ромашки», считался закрытой зоной. Но закрытыми были лишь большинство его внутренних отсеков, а не весь ангар целиком. Попыток проникнуть в закрытые помещения до поры до времени не предпринимали. Пару раз в жилых секторах срабатывали датчики пожарной опасности, но оказывалось, что причиной были сами датчики, которые и меняли на новые. Однако сам факт срабатывания и алгоритм действий, предписанный пожарной команде, натолкнули безопасников на свежую мысль. Спровоцировать подобный инцидент в двадцать пятом не составило труда. В упаковку свежих сменных пиропатронов запихнули отработанный на две трети, то есть с нехилым остаточным тепловыделением, и отнесли эту упаковку на склад. Через полчаса термостойкая упаковка накалилась до бордового состояния, и из-под нее повалил дым, который сквознячком, создаваемым системой вентиляции комплекса, потянуло по соседним отсекам…

Пожарники, аж подпрыгивая от счастья, рванулись «тушить» пожар. Как ни странно, они оказались у входа в ангар в ту самую секунду, когда заорали базеры противопожарной системы. Поливальный автомат еще не включился ввиду отсутствия открытого пламени, зато все двери в помещениях, охваченных задымлением, оказались разблокированы. Первая же оперативница, ворвавшаяся на склад, на ходу натягивая защитные перчатки, схватила со стеллажа упаковку пиропатронов и закинула ее в противопожарный бокс. Вторая начала распахивать все двери подряд. Аварийные лампы осветили бесконечные ряды стеллажей, содержимое которых заставило остальную группу застыть с широко открытыми ртами…

Два ОПБ после полной реактивации спустили в отхожую часть транспортной сети, в одном находилась разрушенная в пыль упаковка пиропатронов, а второй, как ни странно, оказался пустым. Его же содержимое в этот момент было аккуратно разложено в одном из аппендиксов цокольного этажа на широком столе. Унты с автозагаром (так армейские называли специальную стельку, которая нагревалась до тридцати градусов, ели ее периодически придавливать ступней) и зубастой подошвой. Полярный многослойный комбез с фиговой тучей карманчиков, а также с капюшоном и уложенными в него меховой и вязаной шапочками. Нижнее термобелье. И как самый приятный сувенир – вещмешок с фонариком, защитными очками, саперкой, охотничьим тесаком, ледорубом, нитками, иголками, мотком тонкой полигеркинитовой веревки и еще хрен знает чем.

Сандра по-кошачьи, не то ухмыляясь, не то улыбаясь, смотрела на Ресту.

– И что там еще было интересного? Плазмобои, видимо, они здесь не хранят? Очень-очень жаль!!

– Нет, оружия нет никакого. Даже игольников. Зато много оборудования. Много разных типов легких и мощных походных генераторов. Различного рода преобразователей. Электроинструмента типа дрелей, пил, ручных буров, в том числе лазерных. Даже 3D-принтеры с наполнителями и встроенными базами деталей и устройств. В общем, есть где фантазии разгуляться. На базе этого добра при наличии времени можно планетарную батарею малой мощности за полгода сконструировать.

– Они что, собирались из нас полярно-строительную артель организовать?

– Возможно, предполагали расширение или переоборудование под «детский садик», гы-гы!

– Я думаю, пора утвердить время и составить детальный план исхода для первых двух сотен. Кто-то против?

Реста глубоко вдохнула и открыла рот:

– Может быть, на базе новой ситуации кардинально пересмотреть стратегию исхода? Может, не двести, может, все желающие уйдут?

– Нет, Реста, основной руководящий форпост сил сопротивления остается здесь. У нас под руками приличные ресурсы, и мы продолжим на всякий случай сбрасывать за периметр продовольствие и оборудование. Кто знает, как у вас сложится. Уйдут, как и планировали, все безопасники во главе с Бертой, все оперативные службы, техники, пожарники. В общем, все, кто засветился в подготовке исхода. А оставшиеся во главе со мной организуют здесь «охоту на ведьм», постараемся прикрыть истинное положение вещей, свалив все на ушедших. Ваша задача остается прежней – подготовка скрытого плацдарма, а по возможности нескольких, для принятия второй волны, разведка, картография, переоборудование инструментов в оружие и так далее. Меняются только некоторые детали плана. Выход основной группы не через северный шлюз, со стороны которого обосновалась наша «полярница» Куири, а через южный, который всего в пятидесяти метрах от ворот двадцать пятого сектора. К Куири пойдут две пятерки с запасным комплектом обмундирования. Ее «склад» не трогаем вообще. Заберете ее и деру. На юг идете четырьмя равными группами по раздельным маршрутам. Все маршруты пересекаются в месте, которое определила Куири, – выход ледника Трескучая Река на равнину из предгорий. Все, дальше сами. Связи с вами после выхода за периметр силового поля не будет. И не забудьте обесточить все мини-рации безопасников сразу, как только выдвинетесь на маршруты, а лучше вообще их выбросьте.

* * *

– Нет, девочки, вы не поняли! Атака на Детей гнева – это мероприятие, которое не имеет ничего общего с нашими разведывательными походами или с караванами, которые мы организовывали до сих пор. Атаковать их, имея на вооружении луки и стрелы из костей шарангов, это, как вы уже сказали, дело дохлое. На этот раз нам придется применить все, что у нас есть, даже наши мини-рации придется зарядить. О какой скрытности может идти речь в открытом бою?

Архан еще раз обвела взглядом унтеров, которые от предвкушения ерзали на только что нагретых попами камнях.

– Какова дистанция гарантированного прямого попадания в дисколет из нашего электромагнитного импульсного ружья? Сто метров? Вот вам радиус второго кольца атаки. Нет, не уничтожит! Но электронику спалит. Дисколет уже не жилец. Ребятам по фигу? Знаю, что по фигу! Но лучше ребята пешком, чем ребята на дисколете. Легкое стрелковое там установлено, и долбить из него сверху одно удовольствие!

– Две пятерки на дисколеты?

– Да, при этом разбиваетесь попарно. У каждой по ружью, одна наблюдает и таскает генератор, другая – стрелок. Встаете вокруг палаток звездой. Бейте, только когда дисколет зависает над целью или на бреющем идет прямо на вас, иначе бесполезно. На удалении трехсот метров оставьте засады со снайперскими лучевиками, которые переделали из буров. Они тяжеленные, их в прямом бою использовать бесполезно. Если пятерку преследуют, пусть проходит рядом с засадой! Никто не возвращается домой сразу после боя по прямой траектории! От точки контакта уходим в разные стороны. Заранее определитесь в какие. По самым коротким отправляйте тех, кто с оборудованием, но с отставанием в двенадцать часов, остальные с отставанием в восемнадцать, двадцать… И так далее. Я со своей пятеркой отхожу последней, попробую, если удастся, подобрать что-нибудь из трофеев. Освобожденных уводите на пограничные зимники, там сканируйте, а лучше по дороге. Если есть маячки, вырезайте. Если это невозможно, придется убить. И не надо так на меня смотреть!!! Я вам не сержант-воспитатель, и мы не на учениях! Все понятно? Тогда всем подъем! Готовность к выходу шестьдесят минут!

Реста сделала еще один глоток уже остывшего чая, настоянного на какой-то местной синенькой травке. Медики говорили, что все, что движется на этом плато, считает эту травку самой ценной добычей. Что минералов в ее составе больше, чем в тонне таблеток с витаминами. Отчасти именно этот факт привел к тому, что чаепитие стало одним из основных «партизанских» ритуалов. Обратили внимание на эту морщинистую синеватую растительность потому, что застали как-то весной стадо шарангов, бьющихся насмерть только за то, кому первому должно быть предоставлено право щипать эту дрянь на свежеоттаявшей полянке. Вообще шаранги крайне меланхоличные существа, поэтому сначала этот «бой» сестры списали на весеннее гормональное обострение, однако все было не так просто. Эта же травка давала возможность насытить кровь веществами, которые позволяли живой ткани замерзать и оттаивать без особых осложнений. Та самая пещера, которая теперь служила сестрам убежищем, оказалась зимним лежбищем шарангов, погружающихся на три месяца в спячку. Куча мороженого мяса оказалась как никогда кстати. Проверив состояние белка на предмет разложения, медики пришли в восторг. Небольшими нарезанными кусочками, сочащимися черной густой кровью, накормили раненых и обмороженных бойцов. Это привело к тому, что всю ночь их мучили кошмары, однако утром был официально признан факт их полного выздоровления. С тех пор мороженое мясо шарангов, зарезанных спящими, считалось деликатесом и включалось в рацион разведывательных групп. Сывороткой, выделенной из крови спящих, комплектовали аптечки разведчиков. Поговаривали, что один укол в пять-шесть раз увеличивал ресурс организма в критической ситуации. Это при том, что Сестры Атаки никогда не были слабосильными. Однако ничего в этом мире не достается даром – через десять часов после укола, когда действие лекарства проходило, бойцам становилось очень нехорошо…

– Сестры! Наступил тот счастливый день, когда вам наконец не придется прятаться под камнями! Когда все мы встанем с колен и гордо поднимем головы! Сегодня нам выпал шанс отомстить за свое поражение, отомстить за то унижение и страдание, которое мы испытали, не погибнув на поле сражения, а оказавшись в плену, под пятой вероломных и злобных тварей, называющих себя Детьми гнева! Сегодня мы дадим им бой, бой, от которого зависит судьба нашего рода! Рода Сестер Атаки!!!

Металлический шлюз распахнулся, и пятнадцать небольших групп помчались вниз по камням и насту, неся на своих плечах странные металлические конструкции, больше похожие не на оружие, а на впопыхах разобранного робота. Последняя пятерка проводила своих подруг долгим тревожным взглядом и захлопнула вход.

* * *

Решившись наконец на начало операции «Исход», Эмельгея не стала заморачиваться на предмет, как в очередной раз разблокировать двери складов в двадцать пятом секторе, проделав тот же фокус с пиропатроном. Тем бойцам из двух сотен, которым в это время по расписанию было положено спать, обмотали запястье с чипом мокрыми полотенцами, этого, как показывали исследования, было достаточно, чтобы экранировать метки. Процесс изъятия комплектов, а также оборудования и других припасов, переодевания и затаривания баулов прошел на удивление быстро и слаженно. И лишь когда вся эта хорошо утепленная толпа ломанулась к шлюзу, система наблюдения дала знать о своем существовании. Базеры сирены заревели, видимо, в целях привлечения к данному факту внимания сотрудников Службы внутренней безопасности. Объемные динамики оповещения по всему центральному корпусу спокойным баритоном призвали всех свободных сотрудников охраны срочно явиться к южному шлюзу. Но поскольку все сотрудники этой службы и так уже были здесь, а шлюз был открыт и заблокирован механически в таком положении, процесс исхода эта информация остановить не могла. «Освобожденные», шустро выскакивая на свежий воздух, рысцой бежали к границе поля, преодолев его, делились на четыре группы, при этом помогали друг другу натягивать плащи из белых простыней. Первые пять десятков без дальнейших указаний, также рысцой, потрусили на юго-восток. Следующая группа развернулась и тронулась на юг, коридор перед шлюзом уже полностью опустел, последняя группа из сорока бойцов, добежав до западного склона силового купола, дожидалась сестер, которые должны были пройти через северный выход и соединиться с ними. От начала операции с момента объявления пожарной опасности прошло не более пятнадцати минут.

Две пятерки выскочили из северного шлюза и поскакали вдоль черного «лепестка» к его торцевой части. Не сбавляя темпа, проскочили силовое поле и развернулись на запад, в сторону схрона «полярницы». И в этот момент метрах в пятидесяти перед ними выросли квадратные, чуть сгорбленные огромные фигуры в легкой полевой форме. Трое «детей» держали в руках здоровенные кривые армейские секиры, четвертый боец плотно удерживал под мышкой правой руки что было сил извивающуюся сестру Куири. Не то кашляя, не то лая, он прорычал:

– Деффчонки, положите оружие на землю, развернитесь в сторону купола и встаньте на колени! Если вы не будете сопротивляться досмотру, мы не станем препятствовать…

Договорить он не успел. Куири, извернувшись и освободив одну руку, дернула за шнурок, свисавший из-под ее шарфа. Яркая вспышка и страшный грохот ударили в спину и бросили в снег тех троих, что не торопясь приближались к онемевшим беглянкам. На месте же взрыва не осталось ничего, кроме едкого дыма и пара, серым туманом укрывающего оголившиеся камни. По сферической плоскости силового шита, неуклюже подпрыгивая и переворачиваясь в воздухе, скользила вниз чья-то изуродованная обугленная голова…

Онемение прошло. Быстро оценив ситуацию, вся команда, которая должна была обеспечить эвакуацию «отшельницы», с диким визгом выхватив ножи, бросилась добивать поверженного врага. Лейтенант уже почти поравнялась с ближайшим лежащим в снегу телом, но внезапно оступившись, словно срезанный сноп, рухнула на камни. Из ее спины торчал обрезок двухдюймовой металлической трубы, раньше служивший посохом «полярной отшельнице». Все три страшные фигуры поднялись с колен и черными молниями метнулись навстречу нападавшим. Трое против восьми. Секиры против ножей.

У одной сестры в руках быстро мелькал кованый гриф от спортивной штанги. Она смогла нанести два или три удара, один из которых достиг цели. Еще двое умудрились выстрелить в упор сигнальными ракетами, больше ослепляя и отвлекая, чем обжигая противников. Через восемь секунд все было кончено. Перерубленные пополам, обезглавленные или просто проколотые насквозь трупы сестер были разбросаны на площади в три десятка метров. Один черный комбинезон с опаленной и истыканной осколками от взрыва спиной лежал между ними.

* * *

– Что за дерьмо происходит?! Что они вытворяют, откуда у них гранаты? На кого они напоролись?

Услышав грохот взрыва и рассмотрев, откуда поднимается столб дыма, капитан Омелия, начальник западной группы, приняла единственно верное решение. Две пятерки отходили на запад с двойной поклажей, медленно, явно показывая направление движения. Оставшиеся тридцать бойцов, бросив половину припасов, галопом помчались на юго-восток – догонять первую группу. Оставшееся прикрытие – сама Омелия и еще девять бывших сотрудников Службы внутренней безопасности – боковым зрением заметили приближение двух «носорогов», они бежали им наперерез, быстро сокращая дистанцию широкими прыжками, однако один заметно отставал от второго. Это было тут же использовано.

Омелия спала с «носорогом» два раза. Оба раза ее «приглашали», и она не отказывалась. Она не испытывала иллюзий на предмет их сексуальных навыков. Но противника нужно было знать в лицо. В постели они вели себя как старшеклассники, часто моргая и обливаясь холодным потом, быстро прижимали партнершу к кровати и, два-три раза качнув корпусом, отваливались в сторону, то ли похрюкивая, то ли хихикая от удовольствия. Теперь эти «старшеклассники» жаждали только одного – убить врага, который посмел нарушить их правила и вероломно напасть на «мирных» жителей этой планеты.

Первый «носорог» влетел в них как вертолет, его секира металась из стороны в сторону со скоростью лопасти в режиме форсажа. Трое бойцов контратаковали с фронта, создавая для его внимания точку наивысшей боевой опасности, остальные фигуры, мелькавшие сбоку, не проявляли активности и придерживались периферийным зрением про запас. Омелия знала, что «этот вопрос» можно решить точным ударом тесака в основание черепа, именно там была возможность перерубить нервный ствол «носорога», и складки толстой ороговевшей кожи не смогут удержать хорошо отточенный клинок. Семеро боковых «танцевали», уходя в заднюю полусферу обороны «носорога», а там должен был уже подходить партнер по охоте на этих зубастых сучек. Свист клинка за ушами, острая боль в шее, его секира, молнией разрубив по диагонали сразу двух нападавших спереди сестер, делает нижний замах назад и поддевает ту, которая умудрилась его достать сзади. Все. Пара микросекунд, кровь, бьющая фонтаном из разрубленных врагов, тяжелый удар коленями о камни под снегом и блеск клинка, вонзающегося в его правый глаз.

Второй, не успев к развязке буквально на полтора метра, окружен быстро перемещающимися целями. Они держат дистанцию. Они знают, что он ранен и не может сражаться в полную силу. Но они не знают, сколько раз он уже попадал в такую ситуацию. Улыбка на морде этого монстра больше напоминает оскал голодного хряка. Он продолжает кружиться в танце смерти вместе со своими противниками, всматриваясь в их глаза, и понимает, эти девочки убивали не меньшее количество раз. Им терять нечего, они сосредоточены и спокойны. Легкое движение одной из них в сторону центра круга, и его секира взмывает на нужную для атаки высоту, вжик – и допустившая ошибку сестра теряет свой клинок вместе с рукой, отрубленной по самое плечо. Но это шанс. Еще одна бросается прямо ему на руки. В тот момент, когда, орудуя ножом, он короткими толчками перерубает ее ребра и крошит в капусту потроха, легкий толчок ногой в плечо разворачивает его корпус, а точный удар в шею перерубает нервную ткань и загоняет клинок в позвоночник. Клинок с металлическим хрустом ломается. Рукоятка остается в руках капитана.

Руки опускаются, Омелию накрывает легкая дрожь. В рукопашной она сходилась не часто, а это и есть истинный бой, когда ты смотришь в глаза тому существу, которое убиваешь и которое в этот момент пытается убить тебя. Только вы двое, никаких армий, стратегий, никаких речей о высоком долге. Только ты, он, кровь и смерть.

* * *

Это было тогда, а теперь Архан не скрывала улыбки, наблюдая за тем, как слаженно действовали ее «партизаны». За десять километров до точки контакта пятерки начали расходиться, каждая целя на ту позицию, к которой приписана. Атакующее ядро разделилось на две части, которые, не останавливаясь, продолжают двигаться вперед, смещаясь к флангам. Остановка перед атакой не предусмотрена. Охраны визуально не наблюдается. Первые две пятерки прикрытия уже на позициях, рассматривают объект с трехсот метров в ИК-диапазоне. Всего три палатки. В первой и второй по два живых человека. В третьей – три. К третьей и подходит атакующая группа. Боевого контакта нет. Вторая палатка – еще две связанные сестры с кляпами во рту. В третьей палатке опять свои. Первый вынутый кляп и первые хрипловатые слова:

– Это засада. Они где-то рядом. Развяжите быстрее. Дайте нож!

Ночную тишину раздирает несмелый хлопок. Дисколет, не спеша и почти беззвучно идущий на бреющем со стороны севера, попадает под луч электромагнитной пушки. «Дети» ну прямо как дети, даже не поняли, что произошло. Дисколет продолжает движение вперед, проносится над палатками и только после этого, заваливаясь набок, вгрызается в снежно-каменистый стол ледяной пустыни. Будь они в десантном посадочном модуле, даже испытывая больше трех десятков g перегрузки, пристегнутые к стенкам в компенсаторах, они бы при столкновении с поверхностью только почесали себе пару полученных синяков. Но на обычном гражданском дисколете, который, падая, разлетается в щепки и при этом взрывается, уцелеть непросто. Палатки разметало в разные стороны. Кто-то из наблюдателей вышел в эфир с сигналом «два верх». Два дисколета опускаются сверху прямо над площадкой, вместе с ними или, точнее, под ними на площадку опускается полупрозрачный, слегка поблескивающий купол силового поля. Вот, значит, чего они хотели. Потихонечку накрыть куполами все три палатки, пока сестры будут, причитая, отвязывать своих от кроватей. Еще два хлопка. Второй дисколет виляет к западу и открывает беглый огонь трассером по точке, из которой сработала рация наблюдателя. Ненадолго зависает, давая возможность трассеру прицелиться. Нервишки, видно, не выдержали. Начали стрелять, теперь только держись. Хлоп, хлоп, хлоп, и этот начинает заваливаться набок. Из него высыпаются четверо парней, очередью шлепаются на землю. Вскакивают и стремглав несутся в сторону центральной площадки. Первого и плотно бегущего за ним второго срезает моргнувший откуда-то из-под снега с характерным шипением тонкий голубоватый лучик. Двое других плашмя падают в снег. Похоже, они не рассмотрели, откуда по ним шарахнуло. Вот оно как без боевой брони под лазеры соваться.

Над центральной площадкой продолжает висеть еще один дисколет, оттуда никто не стреляет и никто не падает. Если они не сообщили о своем положении несколько секунд назад, теперь ждать подкрепления было бы уже бессмысленно. Архан впервые пожалела, что не подтащила хотя бы один лазер к палаткам.

– Пятерка Нэнси со «станком», бегом ко мне!

Со стороны, противоположной той, откуда мчались резвые прыгуны, буквально через три минуты подлетела одна из засадных пятерок. Все это время соблюдался молчаливый статус-кво: парни лежали, шарик висел. Видимо, парни решили, что количество сюрпризов перевалило за предельную черту и стоит немного присмотреться к ситуации. Пятерки, составляющие ядро атаки, спешно отходили из круга. По рации передали:

– Смотреть в оба на дисколет.

Нэнси, прицелившись в топливные танки, нажала на спуск. Сначала всем показалось, что из дисколета куда-то в сторону метнулась струйка огня, потом танки грохнули, поднимая в небо тучу камней. Ошметки корпуса разлетались огромным ярко-красным цветком.

– Всем пятеркам – подтягиваемся к «пехоте»! Только без фанатизма! В плен не брать! Двойки с «магнитами» – вам уходить! До скорого!

Первый контакт состоялся в стороне от места первоначального «залегания». Парни очень профессионально и довольно шустро уходили на север в сторону «Борделя». Очередь из игольника подчистую скосила пятерку, первой наткнувшуюся на Детей гнева. Но кольцо безжалостно сжималось. «Станки» утюжили по камням. Протяжный хрип оповестил, что как минимум одно попадание в цель есть. Цепь бойцов уже видела своих подруг, идущих навстречу, когда еще одна очередь из игольника вспорола пару арктических комбезов. Теперь «станки» обработали буквально десяток квадратных метров, и игольник затих. Последний из нападавших на караван, а теперь изрешеченный и порезанный на дымящиеся куски, лежал на животе, обнимая каменное плато своей планеты скрюченными руками.

– Все рации, оружие обесточить. Своих мертвых забрать. Расходимся по плану.

Реста рассматривала в бинокль обломки дисколетов, в памяти вновь начали всплывать образы из рассказа вестовой о неудачном начале «Исхода». Почти пять лет назад они уходили из «Борделя», и только чудо, чудовищная снежная буря и капитан Омелия спасли тогда от провала. Первый их бой на планете Светлая не стал последним только благодаря этим троим. Сколь наивны они были тогда в своих стратегических построениях, столь же бесстрашны и непредсказуемы были их оппоненты. Весь план исхода строился на допущении, что в «Борделе» нет Детей гнева или они, по крайней мере на начальной его стадии, никак не будут препятствовать исходу. Но эта Куири со своими химическими заморочками чуть не перечеркнула все. Только из-за этой дуры сразу потеряли девятнадцать человек – почти десять процентов всего личного состава. Нарвавшись на засаду совершенно озверевших Детей гнева, капитан с остатками группы прикрытия продолжала демонстративно уходить на запад, и два дисколета, примчавшихся по сигналу тревоги, бросились за ними. Саму Омелию и двух ее напарниц, которые вместе с ней сбросили белые накидки еще возле «Борделя» и издалека маячили яркими красно-черными арктическими комбинезонами, накрыли силовым полем и три часа потратили на уговоры сдаться, вернуть оборудование и идти на все четыре стороны. Но Омелия тянула время и сдаваться не собиралась, хватило ей этого позора еще на Троне. А когда три «носорога», принципиально не носившие боевые десантные доспехи на своей планете, попытались войти в силовой купол, всего одной сестре, вооруженной трофейным игольником и прятавшейся все это время за пределами купола, удалось вывести их из строя. Тут же она была расстреляна с борта второго дисколета, но свое дело она сделала. Что случилось после этого, было совершенно непонятно, не то стрелок со второго дисколета попытался расстрелять сестер, накрытых куполом, и зацепил первый дисколет, не то в отсутствие команды произошел какой-то сбой, но дисколет, прикрывавший полем своих пленниц, резко снизился и взорвался прямо над их головами. Все было кончено. Последняя оставшаяся в живых сестра, вестовая Тирана, наблюдала этот бой с расстояния в километр. Капитан поставила ей задачу во что бы то ни стало выжить, добраться до точки сбора и рассказать обо всем, что произошло. Последний же оставшийся в живых пилот дисколета, тот самый, который оказался никчемным снайпером, собрав раненых, помчался в сторону гор. Ему было уже не до поисков сбежавших. Потом целые сутки валил снег, порывы ветра закручивали его в сплошной водоворот, хватавший и подбрасывающий вверх тяжеленные мешки с поклажей сестер. В таких условиях поисковый дисколет, опустившийся ниже уровня облачности, был бы похож на бабочку, которая угодила в торнадо. Сетка грозовых разрядов, которой был пронизан верхний слой облаков, надежно блокировала попытки отследить местонахождение отрядов. Поиски возобновились лишь двое суток спустя. Но было уже поздно…

Реста тряхнула головой, прогоняя навязчивые воспоминания. Пора было уходить.

* * *

Вчера вернулась последняя группа, участвующая в разгроме засады Детей гнева. Реста решила не рисковать и дней десять не высовываться из предгорий. Впервые за последние пять лет в их маленьком лагере царила праздничная атмосфера. Даже освобожденные караванщицы не выказывали упаднических признаков. Они кучковались по углам и с ехидной улыбочкой, а кто и вообще чуть не плача от хохота, рассказывали подругам, как это было.

– А у меня руки связаны за спиной и кляп во рту. Он подходит такой, штаны на ходу расстегивает. Ну, думаю, щаз как достанет свою кувалду, как даст… А у него там между складок что-то розовенькое высовывается, того и гляди не донесет, по дороге потеряет!!!

Гогот поочередно раздавался то из одного, то из другого угла, между которыми виднелись пустые пространства, не застеленные тюфяками и спальниками. А еще три года назад некуда наступить было.

Из трех пятерок, составлявших караван, удалось спасти только семерых, найденных в палатках. Численность отряда неуклонно сокращалась. Но, видимо, недостаточно быстро, если «хозяева» решились-таки заняться охотой на них. До сих пор они в подобном замечены не были. Вообще после «Исхода» их оставили в покое, видимо, решив, что овчинка не стоит выделки. И вот теперь…

Освободив этих семерых, они потеряли еще десяток. Итого семнадцать человек за неделю. Так что же произошло, что изменилось в раскладе?

Архан вышла в крайнюю пещеру. Глаза, привыкшие к темноте, в состоянии были рассмотреть баулы с ягодой, два десятка туш шарангов, забитые до отказа дневными пайками пластиковые ящики, сдвинутые в угол, и еще много всякой мелочи, которая разнообразила рацион. И это к окончанию зимовки. Запасы собирались большим количеством сестер, чем потом потреблялись. За пять лет они исследовали и оборудовали под проживание несколько больших залов этого каскада пещер, хотя использовали едва ли десятую долю, экономя пиропатроны, обогревающие пространство высоких скальных сводов. Провели ряд экспедиций по перевалам горного массива, оставив там летники, схроны продуктов, лекарств и оборудования в землянках, замаскированных между камней. Составили довольно точные и детальные карты с ландшафтными метками и ссылками на ориентиры. С указаниями на типовые маршруты как транспортных, так и патрульных дисколетов. За все это было заплачено с лихвой, заплачено сотней душ. Но второй волны не было, не было даже намека на ее подготовку. Записки с донесениями из «Борделя» все еще поступали. Караванщицы выискивали их среди сбрасываемых пайков, упаковок с пиропатронами и обломков оборудования. Но судя по ним, желающих продолжать борьбу за пределами благоустроенной и комфортабельной жилой зоны «Борделя» становилось все меньше, а поводов отложить вторую волну все больше. И поэтому вопрос – а на фига и для кого все это – мог возникнуть в любой момент.

Вчерашняя победа была долгожданной и необходимой, определяющей дальнейшее выживание. Но вот что же все-таки делать дальше?

Охранница возле шлюза коротко козырнула Ресте, та махнула рукой и повернула обратно в сторону жилой зоны. Вынужденные «выходные» действовали на нее удручающе. А в таком состоянии ей не хотелось маячить перед подчиненными. Ее не оставляли в покое нехорошие предчувствия и неприятные догадки. Во-первых, захватив караван, даже редкий дебил поймет, откуда в нем взялись, да еще в таких количествах, армейские пайки и упаковки новых пиропатронов. Поэтому при любых раскладах наверняка это был их последний караван. Во-вторых, раз караванщиков не убили, то, видимо, и не собирались. Поскольку для засады, по большому счету, это не имело никакого значения. Значит, их целью не является истребление сестер. А какова цель? Зачем тогда ловить? Неужели для своих «экспериментов» им мало сотни тысяч оставшихся в «Борделе»?

Приближается весна, а потом короткое полярное лето, время охоты и накопления запасов. Что-то подсказывало Ресте, что эта весна будет не самой легкой с тех пор, как они переселились в предгорья.

* * *

Полярное лето в ледяной пустыне было коротким, но ярким. Температура в плюс пять или даже семь градусов тепла держалась не более двух недель, а выше нуля не более полутора месяцев. Зато за эти полтора месяца природа успевала развернуться во всей своей красе и многообразии так бурно, что в глазах начинало пестреть от ярких цветных пятен мха, расползающегося по камням. Огромные жуки с жужжанием спешили по своим делам. Шустрые серенькие птички деловито ловили их, с быстротой бензопилы вскрывали панцирь и поглощали свежую и невероятно вонючую мякоть. Еще более шустрые ящерицы воровали их яйца и, не утруждая себя поиском обеденного стола и солонки, проглатывали добычу, выплевывая после этого остатки скорлупы. Шаранги, такие покладистые и меланхоличные в зимние холода, с горящими глазами круглосуточно поглощали молодые побеги мхов и лишайников, выискивая среди них редкие поросли «синьки», совершенно игнорируя любую другую деятельность. В общем, все, кто мог двигаться, ползать, летать, плавать, прыгать и жевать, активно питались друг другом, нагуливая жирок. Партизанские пятерки расползались по летникам и, не теряя ни минуты, заполняли закрома всем, что мог с пользой для себя переварить их организм. В броских и неудобных комбинезонах не было необходимости, вполне хватало свитеров и спортивных костюмов. За пять лет они покрылись таким количеством разного рода и цвета пятен, что не уступали полевым маскировочным накидкам. А в комплекте с капюшоном, очками и тонкими перчатками замечательно обороняли от мошки, дружно сосущей кровь из любого организма, не готового к ее присутствию. Реста с двумя полными пятерками обосновалась на берегу небольшого горного озера, образовавшегося в расщелине таким образом, что один берег был всегда в тени и снег там никогда не стаивал, зато другой двадцать два часа освещался летним полярным солнцем, и живность возле него просто кишела. Походные палатки стояли в тени и издалека ничем не отличались от немного подтаявших сугробов. Такое положение не только хорошо маскировало стоянку от нескромных взглядов со стороны, но и, самое главное, шустрая дружная мошка не переносила ледяного дыхания вечной мерзлоты. Сразу после побудки и завтрака половина сестер уходили в небольшую заросль кустов, чем-то напоминавших скрюченные молодые сосенки, и собирала там шишки, семена из них выколачивали уже в лагере. Вторая половина, вооружившись самодельными сачками, устраивалась в засаде на берегу, карауля длинных, толстых черных угрей, норами которых был испещрен весь прибрежный песок. Угри – твари очень осторожные, когда требовалось вылезти из норы, и чертовски быстрые, когда нужно было зарыться обратно в песок. Ну и опять же, в жаренном на камнях виде вкуснее их мало что попадалось в этих краях. Ловились они, как уже было указано, сачками с длинной, метра четыре, ручкой. Команда ловчих формировалась не наобум. Всю зиму в пещерах бойцы устраивали тренировки и игры по подбиранию с плоской поверхности дорожки, выстроенной из отдельных круглых камешков, одним замахом сачка. Подобрать нужно было всю дорожку, не уронив ни одного камня. Так вот чемпионы летом и отправлялись на этот берег. Ловля длилась не весь день, а всего часов восемь, то есть так, чтобы дать угрям время наползаться вдоволь после окончания охоты. До ближайшего летника, то есть замаскированного в скалах убежища с резервом еды, воды, лекарств и пиропатронов, от озера было не более двух километров, и именно туда отправляли все свежедобытое.

День подходил к концу, когда дозорная, разлегшаяся на отроге скалы, тихо, но протяжно, с переливом, имитируя жукохрустов, свистнула два раза подряд. Что значило, что в пределах ее видимости появился и опознан дружественный субъект.

Архан не стала выходить из палатки и продолжала потрошить и готовить под маринад жирные длинные тушки. Вестовая выросла перед ней через полминуты после сигнала и, вытянувшись по стойке «смирно», отдала честь.

– Говори.

– Командиры второй и третьей группы с западной части горного хребта просят вас срочно прибыть на центральную базу для совещания. Необходимость совещания вызвана неплановой активностью дисколетов в их районе охоты.

– Хорошо. Выходим через час. Соберите два стандартных походных комплекта. И еще! Мешок с орехами прихвачу с собой. А то на базе их уже полгода нет.

Дисколет задолбал. Он вертелся в самой плохо защищенной рельефом и растительностью зоне собирательства муслики – черной ягоды, в период созревания осыпающей приличные площади. Здесь ее можно было добывать в промышленных масштабах. И при том, что на сбор у девчонок было всего-то две недели, потом она перезреет и превратится в нетранспортабельный горький кисель. Командиры предлагали вытащить на скалы трофейный трассер, пару лучевиков и пару «магниток», подманить этого козла к засаде и свалить одним залпом. Надо признать, что последнее время дисколеты беспокоили их регулярно. Не предпринимая активных действий типа ловли под магнитное поле или выброски десанта. Но постоянное барражирование над территориями, которые имели оперативную ценность, раздражало и нервировало. Отвлекало от важных дел, связанных с заботами и подготовкой к наступлению скорых холодов.

– Предлагаете устроить еще одну бойню? Наподдать парням по яйцам? Не время сейчас, других дел по горло. Они ведь после того случая на рожон не лезут и с сексуальными домогательствами поостыли.

– В первую очередь они мешают выполнять ваш приказ о подготовке к зиме! Их действия иначе как агрессивными назвать нельзя!

Берта, набычившись, ходила вдоль сидящих на корточках командиров групп.

– У нас осталось пятнадцать пятерок, включая охрану базы. То есть всего семьдесят пять человек. Сколькими из них ты готова пожертвовать, чтобы собрать на двадцать ведер муслики больше, чем сделаешь это в присутствии гребаного дисколета? При этом мы минимум на неделю прервем все работы по добыче продовольствия. Еще раз напоминаю: караваны от «Борделя» мы больше не гоняем!

На последней реплике Реста понизила тон и отхлебнула чая.

– Наш план не предполагает потерь личного состава, мы также готовы не отвлекать от работы восточные группы. Всю работу сделаем за три дня вместе с подготовкой, а если повезет, получим еще один трофейный трассер. Мы ведь, в конце концов, сюда из «Борделя» не за грибами приперлись!

– Не предполагает? Не за грибами?

Реста и Берта были слишком близки, чтобы препираться или тем более ругаться. Все остальные уже давно привыкли к подобного рода диалогам и понимали: Берта – это зеркало, глядя на которое Реста спорит сама с собой. Девочки хотели своей славы, и одинокий дисколет вполне подходил на роль большого злого кита, костями которого можно украсить зал воинской доблести. Не дать им этого, вырвать у щенят полосатого котенка, опозорить щенят на всю оставшуюся жизнь. Согласиться. И нарушить сложившееся равновесие, получить новые трупы во славу боевой доблести и боевого духа вымирающего гарнизона.

– Хорошо. Но на меня не рассчитывайте. Посмотрю на вашу охоту со стороны.

Командиры групп сбросили с себя напряжение последнего часа и радостно загомонили, обсуждая детали уже проработанного и согласованного плана. Единственное условие, которое должно было быть выполнено неукоснительно, это проработка плана отхода через скальные коридоры с минированием точек входа в них.

* * *

Пятерка, не скрывая направления движения и нахально демонстрируя отсутствие оружия, подходила к россыпи приличного размера валунов, которые вполне могли послужить прикрытием стандартной пехотно-моторизованной дивизии. Дисколет, как послушная собачка на поводке, двигался следом, не проявляя признаков агрессии. Эта картина кому угодно могла рассказать о многом. Но только не увлекшимся своей будущей победой Сестрам Атаки. Берта, целясь из электромагнитного импульсного ружья собственной конструкции, ласковым голосом подбадривала сама себя:

– Ну, давай, милая. Ну, еще сто метров. Вот, молодец. Молодец. Няшка. Дам тебе морковку.

Привычное уже «хлоп, хлоп» – и дисколет замер над самой серединой каменной поляны. Из-за двух ближайших валунов высунулись улыбающиеся во весь рот сестры, неторопливо разворачивая в сторону дисколета импульсные лазеры перфораторов. И…

Откуда-то сверху, намного выше висевшего над головой дисколета, несколько точных и смертельных ударов плазмой накрыли и улыбающихся девчонок со станками в руках, и Берту с «магнитом», и прятавшегося на гребне пулеметчика с трассером. Вмиг армия доблестных разрушителей дисколетов лишилась всего военного потенциала. Земля под ногами дрогнула, правильным кольцом окружая поникших воительниц, падали десантные боты, и из них на не успевшие еще остыть от удара камни как горох сыпались десантники в полной штурмброне. От работающих вполсилы подавителей сводило кишки и хотелось блевать. А кто-то грозный сверху мягко и понятно предупреждал, что во избежание ненужного кровопролития не стоит оказывать сопротивление войсковым десантным частям.

И все бы ничего, но откуда-то сверху, из-под нависающей над камнями скалы, по десантникам забарабанил второй, непонятно кем приготовленный и укрытый в скальной породе трассер. Броня, конечно, броней, но и трассер – не игольник. Правильный круг десантников рассыпался за доли секунды. Нахальная невооруженная пятерка, воспользовавшись паузой, бросилась к гротам, а по расщелине, из которой продолжал бить трассер, одновременно чавкнуло с десяток плазмобоев. Последним штрихом этой молниеносной с точки зрения жевавшего в пятистах метрах от центра событий мох одинокого шаранга стал спровоцированный взрывом обвал, замуровавший вход в гроты, через которые стремительно промчались несколько оглохших Сестер Атаки.

Скала, нависавшая уступом над притаившимся в небольшом ее углублении трассером, еще булькала расплавленным камнем, когда на нее уже карабкались пятеро десантников, а с борта дисколета, барражирующего в двух метрах, выдвигалась телескопическая лестница с концевым захватом. Подтягиваясь и влезая на лестницу, команда «спасателей» сгрудилась перед входом в расщелину. Потом двое нырнули внутрь и тут же вынырнули, волоча в руках обмякшее и неестественно изогнутое тело. Этот мешок, явно бывший еще недавно человеком, они тут же потащили к уже растопырившемуся между камней небольшому медицинскому шаттлу. «Носороги», построенные возле ботов в ожидании команды на убытие, побрякивая тяжелыми плазмобоями о броню скафандров, с интересом и некоторым недоумением наблюдали завершение «спасательной операции» по выемке тела из расплавленной скалы. Сержант Ерик Черный Кулак, ковыряя длинным когтем между зубами, подошел к соседнему боту.

– Сизый! Ты видел? Граф собственноручно эту дуру в медкапсулу запихнул! С чего бы такая честь и забота?

– А кого туда еще запихивать? Остальных вон по пластиковым мешкам распихали. Ты че, думаешь, костоломы на шаттле по нашу душу тут терлись? На хрен они нам тут не нужны, да и мы им тоже не сильно интересны.

– Разговорчики в строю! Всем заткнуться и на борт шагом марш! А ну живей, жирные ленивые куски куриного помета! Пофилонили, в зубах поковыряли, свежим воздухом подышали – и хватит!

Ерик шмыгнул в строй, демонстрируя лояльность командиру, и шеренга десантников, развернувшись, двинулась к посадочному шлюзу бота.

* * *

Последнее, что помнила Реста, это жуткая, рвущая грудь обида на Берту, на себя, на этот предательский дисколет, обида и ярость! Вибрирующий в руках казенник трассера, выставленного на полную мощность. Скачущие в прицеле черные блестящие фигурки десантников. Потом толчок в правое плечо, отбросивший ее от «амбразуры» грота в самый его дальний угол, обжигающее пекло вокруг и падающие на ноги с потолка камни. Еще она успела левой рукой вколоть себе двойную дозу «синьки» и нащупать под одеждой кобуру игольника. Потом боль отступила, и тело наконец провалилось в черную пропасть беспамятства, перестав умолять о пощаде…

…Она понимала, что глаза у нее открыты, и даже попыталась пошевелить пальцами, но это оказалось не так просто. Где-то на задворках сознания она пыталась определить, что же с ней происходит, это смерть или рождение. Что-то сейчас должно произойти, наверное, откроется крышка большого ящика, и чьи-то руки потянут ее из теплой, комфортной ванны на холод… Открылась, точнее, бесшумно скользнула в сторону темнота, заполняющая открытые глаза, и свет ворвался в них, вновь безжалостно выдергивая Ресту из мягкого и теплого небытия.

Пучки шлангов и присосок отползали и прятались в стенках капсулы, жидкость, журча и закручиваясь воронкой, уходила в дренаж. Теперь пальцы шевелились, и ноги сгибались в коленях. В каких коленях, их там раздавило в лепешку! Даже сейчас она помнила тот противный хруст и видела брызги крови, перемешанные с обломками костей. Еще минуту. Не хочется вставать. Над головой белый потолок, такого она не видела со времен «Борделя». «Борделя»? Ага, вот оно что! Капитан, крепко ухватившись обеими руками за скользкий край ванны, резко подбросила тело вверх. Теперь перед ней была вся комната. Небольшой многофункциональный столик и два мягких кресла с ухватистыми подушками, стоящих в центре белоснежной пустоты. В дальнем кресле в расслабленной позе нога на ногу сидел и смотрел на нее в упор странного вида мужик. Две чашки дымящегося кофе на столике. Запах кофе, первый в этой жизни запах. Реста выпрямилась и, перешагнув край капсулы, встала мокрыми ногами на теплый белый пластик пола. Стремительным и в то же время легким, едва уловимым жестом мужик швырнул в ее сторону что-то мягкое, автоматически схваченное ее руками.

– С возвращением, капитан. Надевайте халат и присоединяйтесь. Кофе и пара бутербродов с беконом вашей фигуре, поверьте мне, не повредят.

Это было сказано таким тоном, что, даже явно не будучи приказом, не предполагало каких-либо других вариантов развития событий, нежели единственный предложенный. Крышка столика произвела не совсем понятную манипуляцию, и в ее центре возникло блюдо, наполненное только что предложенной едой. Халат оказался как раз впору. Мокрые волосы щекотали шею и приятно пахли чистотой. Реста с жадностью поглощала бутерброды, запивая их обжигающим кофе. Странный мужик неторопливо наблюдал за этой расправой, при этом сам время от времени отхлебывая из своей чашки. Ослепительно-белая рубашка с коротким рукавом, не скрывающая атлетической мускулатуры, аккуратно заправлена в серые брюки явно военного покроя, стянутые на талии широким кожаным ремнем с металлической пряжкой. Черные, начищенные до блеска туфли. Кожа, нет, скорее мелкая чешуя, отливающая сталью на внешней стороне кистей рук, такая же, только покрупнее, – на голове. Прямой нос и широко посаженные серо-голубые глаза. На воротнике рубашки небольшой золотой значок – оскаленный клыкастый череп сжимает зубами две перекрещивающиеся молнии. Почти «носорог», но едва уловимое отличие в изящном сочетании неоспоримой силы и безусловного интеллекта явно ставили этого их представителя на две ступени выше. Глубоко в подсознании вертится предательски-сладковатое чувство, что, наверное, стоило шесть лет просидеть в пещере ради этого момента. Халат, нахально распахнувшись, открывает белое тонкое плечо и совсем немного грудь.

– Мой щедрый и ненавязчивый хозяин назовет мне свое имя?

– Северо. Для друзей. Граф Северо Серебряный Луч для всех остальных.

– Так как же мне, граф, называть вас?

– А вот это решать вам, капитан, Архан Реста Леноя, Сестра Атаки.

Следующее четыре часа Реста занималась чем угодно, но только не тем, на что рассчитывала, совсем не в обществе графа. Когда граф предложил Ресте пройти в соседнюю комнату для осмотра медиками, она вообразила себе, что это как раз такой осмотр, какой проходили сестры, получившие синие метки. Но все оказалось намного скучнее. Экспресс-анализ крови, лимфы, других жидкостей ее организма. Проверка моторики, световосприятия, реакции на разного рода звуки и запахи. И еще много всего, точно никак не связанного с ее полом. Когда наконец Ресту оставили в покое, на медицинской кушетке перед ее носом положили комплект одежды, состоящий из все тех же просторной белой рубашки, серых брюк и черных туфель. Застегнув последнюю пуговицу, капитан оценивающе посмотрела на себя в зеркало. Сколько времени прошло с тех пор, когда она вот так, не торопясь, поправляла волосы в последний раз? Да ладно, не все еще потеряно… Реста улыбнулась и решительным жестом опять расстегнула верхнюю пуговицу рубашки, отошла от зеркала, немного помедлила и расстегнула еще одну.

Меню обеда оказалось на редкость простым и при этом необычайно аппетитным. Русские зеленые щи со сметаной и хрустящими ржаными хлебцами, ленивые голубцы в изумительном томатном соусе и компот в граненом стакане с пирожком с яблочным вареньем.

– Граф, вы определенно решили меня раскормить. Вы уверены, что не питаете склонности к каннибализму?

– Скорее вы, капитан, питаете склонность к обжорству. Я даже хотел вас предупредить, что тарелки изготовлены из несъедобного материала, но, слава всевышнему, обошлось.

Граф, улыбаясь, вытирал губы салфеткой.

– Итак, капитан, раз уж вы сами затронули эту тему. Вы ведь не думаете, что я в самом деле озабочен вашим весом? Вынужден признаться, что своим спасением вы обязаны не скудному рациону Детей гнева, а куда более банальной причине. Дети гнева в моем лице готовы сделать вам деловое предложение.

Из серых глаза Северо на мгновение повеяло холодом, а на переносице собрались тонкие морщинки.

– Мы готовы отказаться от любых преследований вашего «гарнизона», который к настоящему моменту насчитывает не более полусотни измученных страхом и борьбой за существование бывших Сестер Атаки. У нас нет к вам каких бы то ни было претензий в связи с последствиями тех столкновений, которые были спровоцированы представителями обеих сторон и в результате которых погибли несколько наших граждан. Мы даже готовы признать ваше право на те территории, которые вы смогли освоить и которые вам необходимы для выживания. При этом я гарантирую наш полный нейтралитет или даже защиту в случае внешней агрессии.

– Хм… И каковы же условия сделки, которые предстоит исполнить нам? Организовать для вас очередной экзотический «Бордель»?

– Я понимаю вашу иронию, капитан. Но подождите с выводами до окончания разговора. Вы должны, безусловно, согласиться сдать нам все имеющееся у вас высокотехнологичное оружие, начиная с огнестрельного. По моим данным, все, что у вас осталось после последней атаки, это пара самодельных электромагнитных импульсных пушек да пара снайперских лазерных ружей, которые вы соорудили из переносных бурильных установок. Игольники не в счет, у вас все равно нет к ним достаточного количества боеприпасов. Причем мы готовы не просто забрать у вас этот арсенал, а обменять на любой продукт гражданского назначения – охотничьи луки и стрелы, арбалеты, любое холодное оружие, снасти, одежду, современные системы мобильной и стационарной связи, профессиональные автономные системы освещения и отопления, мебель, медикаменты и так далее.

– Транспорт?

– Нет.

Реста с трудом боролась между непреодолимым желанием врезать по этой самодовольной харе и броситься на своего спасителя с поцелуями. Какого хрена, ну скажите, какого хрена столько времени…

– И в чем же причина столь радикальных перемен в отношении к нам?

– Объясняю. Во-первых, никаких радикальных перемен не произошло. Подумайте, ведь запрет покидать территорию поселения был больше связан с опасениями за вашу жизнь, нежели с опасениями, связанными с нашей безопасностью. Если бы не подрыв самодельного взрывного устройства, с помощью которого ваша сестра столь эффектно покончила жизнь самоубийством, заодно уничтожив одного из наших бойцов и спровоцировав остальных на бой, ваших сестер, предварительно убедившись в отсутствии у них оружия, вообще не стали бы задерживать. Во-вторых, мы не приемлем наличия, как и применения, любых видов или образцов военного вооружения на территории нашей, а теперь и вашей планеты. В-третьих, согласитесь, ваша первоначальная миссия исчерпана. Никакой второй волны не будет.

Реста чувствовала, как вспыхнули кончики ее ушей.

– Это почему же?

– Потому что вы и ваш отряд через считаные месяцы останетесь единственными представителями Сестер Атаки.

Граф не отвел взгляда, не смутился и вообще никак не отреагировал на заблестевшие от ярости глаза Ресты.

– О чем вы говорите?! В «Борделе» сотни тысяч сестер, которые уже давно искупили все свои совершенные и несовершенные преступления. Вы готовите истребление безоружных, давно отказавшихся от какой-либо борьбы людей? Массовое истребление?! Я взываю даже не к вашей справедливости или чести, я взываю к вашему разуму и расчетливости. Если они вас обременяют, отдайте их нам!

Кулаки Ресты бессильно сжимались и разжимались, но это никак не отразилось на поведении Северо.

– Мы не собираемся никого уничтожать. Ваши сестры перманентно стареют, и этот процесс ни от нас, ни от наших желаний никак не зависит. Мы с вами, Реста, созданы одними и теми же существами, имя которым Алые Князья, и имеем общую черту. Время, отпущенное нам, изначально было ограничено определенным сроком эксплуатации. Мы с вами одноразовые солдаты.

– Вы, граф, совсем не выглядите стариком.

– Вы, капитан, тоже.

– Так в чем же дело?

– Это не самый простой вопрос. Но я постараюсь на него ответить. Для того чтобы замедлить процессы старения, нашим организмам необходимо поддерживать определенный баланс химических соединений, которые относительно быстро саморазрушаются в процессе естественного обмена веществ. Для Детей гнева необходимо потреблять келемит – очень редкий и очень ценный химический элемент. Но этот вопрос нам так или иначе удается решать. Какое соединение необходимо для вас, мы не знаем. До вчерашнего дня наши поиски были безуспешны. А теперь твоя кровь ответит на этот вопрос. Однако на спасение ваших сестер это уже не окажет никакого влияния. Слишком поздно. Последний мой разговор с полковником произошел три недели назад. Она просила помочь вам, Реста, она очень переживала за вас и винила себя в том, что следствием ее действий стали эти шесть трагических лет, которые выпали на вашу долю. Но я, пожалуй, с ней не соглашусь. Ведь она умерла. А вы нет! Мы простились с полковником и простили друг друга. Подумайте об этом. И подумайте над нашим предложением, капитан. Теперь многое зависит от вас, причем от вас лично. В том числе и то, как вы в дальнейшем будете меня называть.

Граф встал. Он уже не выглядел тем же стальным бойцом Детей гнева, который предстал взору заново родившейся Ресты. Он даже, кажется, слегка ссутулился и стал ниже. Но таким он был ближе, чем когда вытащил ее из скалы, ближе, чем когда терпеливо ждал, когда она проснется в медицинской капсуле.

– И это все, что ты хотел мне сказать?

– Разве этого мало?

Реста почувствовала где-то в глубине своего тела, ниже пупка, разливающуюся теплоту. Никогда в жизни она не чувствовала ничего подобного. Она больше не могла противиться этому. Решительно вскочив на ноги и поспешно срывая с себя одежду, она бросилась на шею «стальному» графу. Уже в его объятиях оказалась на полу, продолжая толкаться локтями и целовать его шершавые губы. Все, что он смог произнести, нежно укладывая ее, стараясь при этом не раздавить:

– Я никогда этого не делал.

– Не бойся. Я тоже.

* * *

Вот уже третий день начинался одинаково. Оставшиеся на «базе» десять человек с утра открывали внешний шлюз и, построившись как муравьи, до обеда перетаскивали с нижней площадки, которая располагалась метрах в трехстах от входа в грот, все то, что прилетающий ночью дисколет успевал там выгрузить. Во второй половине дня все натасканное до обеда аккуратно раскладывалось, тщательно расфасовывалось и пересчитывалось. Дисколеты управлялись беспилотно, откуда-то из-за гор. Весь день их загружали пятерки, дежурившие на летниках, тем, что удалось собрать, поймать или добыть другим доступным способом. Такими же ночными рейсами приходили грузы с «материка». Выгрузка упакованного товара происходила автоматически. За два литра «синьки» Дети гнева платили столько, что товаром, тщательно выбранным из их прайса, можно было затарить дисколет по самую крышу. Баланс импорта и экспорта тщательно отслеживался и фиксировался в гроссбухе. Предложение «детей» подключиться к серверу биржи сестры отвергли с формулировкой «недостаточно компетенции для обеспечения прозрачности». Еще неделя, и снег, время от времени устилающий ночью плоскогорье и пробующий полярную осень на зуб, перестанет таять, и быстрое межсезонье, длящееся между зимой и зимой, закончится.

Сначала недельное отсутствие, а потом уже никем не жданное возвращение Архана, да еще в целости и сохранности, так кардинально воздействовали на психику сестер, что казалось, их уже ничто не сможет удивить. Но когда их чудом уцелевшая подруга сообщила, что война окончена, странное оцепенение охватило собравшихся вокруг нее командиров пятерок. Совершенно подавленные, зарывшиеся под камни, как лесные лягушки, живущие в ожидании неминуемой скорой смерти, свыкшиеся с этой мыслью и почти сдавшиеся, они готовы были принять от Ресты любые новости, но к этой они оказались не готовы. Лишь один вопрос интересовал всех.

– Мы проиграли?

– Нет. Мы победили!

Потом почти три часа она объясняла, почему, зачем и как им предстоит жить дальше. А когда закончила, то подошла к шлюзу, отворила дверь и вышла на карниз скалы. Багровый закат ровным холодным светом последних вырвавшихся на волю солнечных лучей освещал горный пейзаж. Идущие следом остолбенели от удивления. На нижней площадке, в трехстах метрах от них, стоял дисколет с распахнутым грузовым люком, и автоматический гидравлический пандус, натужно подвывая, выкладывал на площадку аккуратно упакованные коробки.

Слава всемогущим, за несколько ближайших недель предстояло выполнить очень много работы, а работа – лучшее лекарство от глупых навязчивых мыслей. Девчонки-рядовые, подбадривая друг друга, носились взад и вперед. Столь привычный и так надоевший им мир военной дисциплины, вечной нужды и гнетущего страха перед завтрашним днем постепенно растворялся в невиданной доселе роскоши. Все основные помещения обжитых гротов были ярко освещены и прогреты до приемлемой температуры автоматической системой кондиционирования и терморегуляции. Возле «водопойной лужи» на белоснежном полимраморном подиуме сверкали хромом с десяток душевых гидромассажных кабин. Махровые полотенца и косметические принадлежности аккуратно разложены на столешнице вдоль зеркальной стены. Общий зал перестал быть местом сна вповалку и теперь представлял скорее уютную гостиную с диванами и огромным искусственным камином в центре. Спальные места оборудовали ниже по каскаду, разделив следующий зал пенокрафтовыми самоконструирующимися перегородками на отдельные спальные комнаты. В «прихожей» перестало вонять кислятиной, а бесценный продуктовый запас переселился в герметичные камеры и разлегся на стерильных, поблескивающих металлом стеллажах. И вообще множество вновь появившихся перегородок превратили невзрачное прежде жилище в органично связанный комплекс, больше похожий на пространство корабля, нежели на несколько прилегающих друг к другу стадионов с низкими потолками. Да! И металлические ворота внешнего шлюза больше не скрипели и не лязгали, а бесшумно съезжали в стороны еще до того, как желающий войти или выйти успевал коснуться их рукой. Казалось, все было идеально, но хмурые взгляды воительниц время от времени встречались со взглядом Архана. Не такой победы они ждали. Тлеющие угли чужих очагов и руки по локоть в крови – вот достойная цель жизни воина, избранного Могущественными. Нехорошие мысли об очередном обмане уже начинали будоражить умы самых отчаянных из Сестер Атаки.

Реста была довольна, и… она была беременна! Первые признаки этого теперь уже бесспорного факта проявились через три-четыре недели после возвращения в «семью». Она стала быстрее уставать, по вечерам запахи ужина уже не радовали так, как раньше, а наоборот, раздражали и вызывали тошноту. Все чувства обострились, раздражали даже такие мелочи, как капель не до конца закрытого крана в туалетной зале. После долгих лет казарменного уюта она была счастлива остаться одна в своей маленькой и от этого такой уютной комнате.

Сведения о судьбе обитателей «Борделя» потрясли ее сильнее, чем смерть самой близкой и единственной подруги Берты. Она лежала, зарывшись под теплое, невесомое одеяло, и вспоминала то, какой важной еще несколько лет назад там, под защитой «черной ромашки», казалась борьба с этим комфортабельным рабством. Каким важным и значимым делом всего несколько недель назад была для нее ловля угрей и подсчет количества мешков запасенных орехов. Всего несколько дней назад она еще жила мыслью о своем «доме», о своих сестрах, о комфорте для них и для себя. И все это время, полностью отдаваясь важности этих забот, она сама казалась себе такой незаменимой, такой целеустремленной… Эмельгея просила за нее. Эмельгея на пороге конца думала о том же, о чем думала сейчас Реста. «Она умерла, а вы еще живы». Жизнь – это время, взятое под проценты взаймы у смерти. В молодости ценность времени ничтожна, зато придуманные или чаще кем-то заботливо подброшенные «вечные» ценности заставляют тратить его на то, что в итоге оказывается фантомом и пылью разносится по ветру. А к старости весь его остаток приходится отдавать в уплату процентов по займу, так бездарно и глупо растраченному на пустые надежды, на погоню за справедливостью, свободой, независимостью, – и это еще в самом лучшем случае. Постареть за месяц и умереть от того, что не хватит сил донести ложку до рта, легко. Жить с сознанием, что все твои цели оказались миражом, а трупы твоих друзей и твоих врагов – всего лишь лестницей на пустой и темный чердак твоего самолюбия…

* * *

Скорее зависть и презрение, чем радость и понимание, – вот то, что объединяет засидевшихся девственниц перед лицом женщины, обремененной потомством, к какому бы кругу, национальности или касте они ни принадлежали. И года не прошло с тех пор, как сестры освободились от страха смерти, идущей за ними по пятам, а ехидные улыбочки и шепоток про то, каково это – быть подстилкой под убийцами и насильниками, нет-нет да и касались ушей бывшего Архана. Особенно усердствовали в этом некоторые из командиров пятерок. Реста все понимала, но поменять уже ничего не могла да и не хотела. От этих нескромных шепотков иногда становилось совершенно невмоготу. Реста решила отказаться от управления общиной. Ее заявление было встречено спокойно и далеко не однозначно, но сплоченная группа «усердствовавших» нахрапом убедила остальных это решение принять и утвердить. «Вече» избрало нового Архана, хотя традиции предписывали его назначение предыдущим главой, а процедура избрания применялась исключительно по причине его неожиданной кончины. Реста не стала возражать, ей было безразлично, кто из этих прожорливых и неблагодарных тварей займет ее место. Да и назначать-то, по сути, было некого, никогда еще Арханом не становилась Сестра Атаки из числа «бойцов», только «аналитики»-офицеры могли претендовать на подобную честь.

Роды затягивались. Одиннадцать месяцев назад случилось то памятное и единственное, ради чего стоило жить, а Хоаххин, как она называла своего неторопливого малыша, все еще не желал появляться на свет. Тяжесть последних месяцев сильно сказалась на бывшем капитане, большой круглый как арбуз живот на тоненьких ножках, выступающие вены, запавшие глаза и редеющие волосы. Реста накрыла зеркало простыней, а в душевую старалась выбираться только глубокой ночью, под ненавязчивый свет дежурных светильников. Ела она во второй половине дня. Обедала прямо на кухне, пухлая заботливая веселая повариха Мина никогда не оставляла ее без какого-нибудь припасенного вкусного кусочка. К тому же весь обед проходил под ее безостановочное щебетание о последних новостях и сплетнях «монастыря». О том, что начальницы пятерок вытащили всю «синьку» из индивидуальных аптечек и попрятали от остальных сестер, что чай из травы дают пить не всем, а только тем, кто «грамотно, своевременно и качественно выполняет возложенные на нее обязанности». Ходят слухи, что «руководство» летом хочет договориться с «носорогами» об организации общих праздников для установления более близких контактов с соседями по планете. Реста иногда невольно улыбалась и даже подхихикивала, Мина, видя, что ее треп идет на пользу, продолжала с еще большим энтузиазмом:

– А она так глазами зырк и говорит: мол, да сдались мне ваши «носороги», среди местных и покрасивше ребята попадаются. А с моими-то формами я любого под свою дудку плясать заставлю…

Реста прыснула от смеха и уронила только что надкусанный малосольный огурец. Мина не успела уследить, как ее госпожа нагнулась за ним. Охнула и встала на четвереньки. Острая боль пронзила все тело от пяток до затылка и, пройдясь двумя нарастающими волнами, навалилась на живот. На истошный крик поварихи примчались помощницы и поволокли извивающуюся всем телом Ресту в медицинский отсек. Через пару минут роженица ненадолго пришла в себя, и последними ее словами была просьба назвать мальчика Хоаххином. Почему мальчика и почему Хоаххином, никто спрашивать не стал. Плод изъяли, вскрыв полость живота, в тот момент капитан была уже мертва, а на руках медиков зеленоватый шершавый клубочек – новорожденный Хоаххин – отчаянно, но совершенно беззвучно открывал и закрывал рот, словно рыба, выброшенная на берег.

В операционной, забрызганной кровью, с разбросанными вокруг инструментами, бинтами и тампонами, лежащим посредине на столе трупом Архана никого как-то не смутили некоторые особенности маленького. Отсутствие у него глаз (может, еще прорежутся), наличие зубов (ого, уже кусается), странная шершавая кожа (отмоется). Главное, что он пыхтел и размахивал конечностями, то есть проявлял признаки жизни. А то, что он так и не закричал… Никто из них раньше не принимал роды, и знания на этот счет они имели весьма умозрительные. Главное, что они не забыли его покормить, для чего приспособили средних размеров клизму, наполненную свежим молоком шарангов, впрочем, Хоаххин не только не отказался от предоставленного инструмента, но и практически сразу отгрыз неудобный длинный и узкий носик, расширив отверстие до приемлемых размеров.

Жизнь и смерть для профессионала уровня санитара – это прежде всего испачканные инструменты, использованные одноразовые шприцы, заляпанный кровью и мочой пол операционной, хлорка, силиконовые перчатки и целлофановые бахилы.

– Инга, а помнишь, как нас отправили на Кахх усмирять иррангов?

– А то! Тогда еще адмирал Элизабет приказала каждый день мыть полы в операционной чистым спиртом.

– Я с иррангами потом долго еще торчала там, помогала организовывать восстановление их системы здравоохранения. Так вот их самки рожают сразу целый помет, семь-восемь маленьких вонючих заморышей. И тоже зубастых. Как этот наш выродок.

– И чего?

– А то, что они умудряются еще в утробе друг другу уши пооткусывать. Так вот им Могущественные тоже, как нам сейчас Дети гнева, запрещали пользоваться оружием.

– Еще бы! Дай этим обезьянам лучемет, так они друг друга на атомы разнесут.

– Стопудово разнесут!

Звон скальпелей и зажимов, перекладываемых из мойки в тепловой конвектор, монотонная беседа медиков и опустошенная клизма с молоком склонили юного Хоаххина ко сну. Первый день его непростой и насыщенной событиями жизни подходил к концу. А яркая молодая звезда, неподвижно висящая над ледяной пустыней, продолжала вести прямой репортаж с места событий для посвященных и заинтересованных лиц.

* * *

Архан, возглавляя «десятку первых», деловито толкающихся перед деревянной лавкой с лежащим на ней замотанным в белоснежную простыню трупом, многозначительно растопырив пластиковый лист с напечатанным на нем текстом, слегка запинаясь и скорбно опустив голову, читала:

– Скорбное событие сегодня стало поводом нашего собрания. Мы провожаем в холодный грот нашу сестру. Прощаясь, мы вспоминаем о тех делах праведных, которые были совершены покойной при жизни, просим прощение и прощаея наших сестер, навсегда покинувших нас. Наша сестра не блистала особыми талантами и в смертной жизни своей допустила много ошибок, приведших ко многим трагическим событиям, но, слава Могущественным, все это позади. Покойся с миром, Реста Леноя. И да пребудет в покое, достатке и здравии род наш.

Все дружно выдохнули, и четыре сестры, подхватив тело покойной, понесли его в сторону от шлюза по тропинке, уходившей вверх по каменной гряде. Архан Силия бросила вокруг себя пару быстрых взглядов и, не обнаружив искомого, нажала на кнопку вызова мобильной рации.

– Ну и что у вас там за херня опять происходит, где этот ее мелкий зеленый выродок? Договорились же отправить его вместе с мамашей!

– Мина спрятала его на кухне и забаррикадировала дверь.

– Вот сучка болтливая, ладно, сейчас шум ни к чему. Пусть поживет немного, а там что-нибудь придумаем.

Тяжело ступая толстыми растопыренными ногами по дорожке, покрытой накатанным снегом, Силия убрала рацию и двинулась к шлюзу. Полгода прошло с того момента, как она возглавила «гарнизон», но тысячу раз прав был автор, описывавший нравы древних племен, ничуть не изменившиеся и до наших дней. Как только старуха получила новое корыто и приличный ремонт в своей доходяжной избе, планы ее уже невозможно было ограничить чем-либо обозримым.

«Десятка первых» большую часть заседаний проводила под председательством Архана в закрытом режиме – не столько потому, что не доверяла остальным, сколько для придания своей деятельности большей значимости.

– Не могли Могущественные нас предать. Просто не могли. Поражение на Троне – это предательство нашего собственного командования. Наших непререкаемых офицеров-аналитиков. Как так получилось, что планета оказалась под прикрытием мощных, никому не известных кораблей? Как получилось, что, едва покинув десантные боты, мы оказались под перекрестным обстрелом Детей гнева, а местное население, которое должно было встречать нас как освободителей, ощетинилось против нас всем, что оказалось у них под рукой? Почему почти весь десант, достигший поверхности, сдался в плен? Мы должны были умереть там и покрыть себя вечной славой. А оказались предателями, забывшими наставления наших мудрых Могущественных повелителей!

Силия, охваченная «праведным гневом», стучала могучим кулаком по подлокотнику кресла.

– Я не верю этой продажной сучке Ресте, что все наши сестры умерли в «Борделе»! Она предала наше дело, лишила нас оружия, обменяв его на теплые сортиры и блестящие побрякушки. Нам нужно освободить сотню тысяч сестер из позорного плена, и тогда наша армия станет непобедимой. Если мы под ее тупым руководством смогли сбить три дисколета, то, когда нас станет в десять раз больше, мы дадим отпор этим зубастым уродцам.

Командиры пятерок поддакивали сестре.

– Я предлагаю следующий план действий. Необходимо организовать поход к «черной ромашке» и удостовериться в том, что нам солгали. Далее нам необходимо вооружиться, для этого все средства хороши. Подкупить кого-то из наших противников, соблазнить, придушить, в конце концов, голыми руками! И последнее: нам необходимо выйти на связь с нашими покровителями, они думают о нас и никогда не бросят нас в беде. Просто нужно сообщить им, что мы готовы к продолжению борьбы, что готовы умирать, а не отсиживаться в горных норах, как затравленные крысы!

Молча сидели только две сестры, которые присутствовали при последней попытке год назад сбить дисколет Детей гнева. Они не забыли ни глупой гибели своих подруг, ни последующих десяти дней страха. Однако ситуация явно им не благоприятствовала.

* * *

Хоххи, как его называли все, кто вообще обращал на него внимание, к середине лета исполнилось три месяца, он набрал вес и начал довольно шустро ползать как по территории гротов, так и по прилегающим окрестностям. Внешне он был больше похож на броненосца, чем на младенцев всех известных к тому времени рас. Все его тело было покрыто мягкими, плотно прилегающими одна к одной чешуйками. На спине и голове серовато-желтыми, на животе, лице и прочих нежных местах – желтовато-серыми, все полости и жизненно важные отверстия были надежно прикрыты и открывались раздвигающимися чешуйками только в момент необходимости. Глаза у сироты, к огромному сожалению Мины, так и не прорезались. На голове просматривалось несколько симметричных «шишек» или ороговевших позднее наростов. Между пальцами рук и ног отчетливо были видны небольшие перепонки, пальцы заканчивались черными жесткими коготками, а оттопыренные лопатки напоминали не то горб, не то зачатки крыльев. Впрочем, мягко говоря, необычный вид ребенка не особенно смущал сестер, если бы он не был «выродком, прижитым от врагов», так никто вообще не обращал бы внимания на его физиологические особенности. Сестры и сами не были образцом грации и красоты (в человеческом понимании этого слова). Даже самая изящная из сестер напомнила бы землянину скорее мускулистого мужика с переросшим бюстом, ступнями сорок восьмого размера и кулаками размером с пятикилограммовый арбуз, нежели одно из тех дистрофически грациозных созданий, которых выпускают на подиумы галактических домов моды. К тому же имелся немалый опыт работы в мирах цивилизации Могущественных, каждый из которых был населен расами, порой не имеющими с гуманоидом ничего общего.

После того как нашлись такие жирные и неблагодарные свиньи, которые хотели умертвить малыша, Мина поселила его на кухне в одной из кастрюль, откуда он некоторое время даже не высовывался, зато быстренько уничтожил остатки киселя, размазанные по стенкам. Но вот в один из дней, наполненных обычной повседневной суетой, повариха, заглянув в указанную кастрюлю, никого там не обнаружила. Уже было собравшись набрать в легкие побольше воздуха и по привычке заорать, она обернулась на странный шорох и обнаружила воспитанника зацепившимся ногами за полку для тарелок и висящим вниз головой над ее любимой разделочной доской. На доске в этот момент разделывалось вареное бедро шаранга. Мальчонка таскал оттуда увесистые куски свежего, истекающего соком мяса и с довольным урчанием заглатывал их, почти не пережевывая. Стоящая на раздаче сестра с широко открытым ртом, через секунду опомнившись, хватила его скрученным в жгут кухонным полотенцем. Хоххи ловко вскарабкался обратно на посудную полку и, видимо серьезно обидевшись на сестру, открыл рот. Пару секунд ничего не происходило, потом лежащие рядом с ним укуньи яйца начали лопаться и, шипя, разлетаться по всей кухне. В голове у сестер стоял нарастающий режущий звон. Сестра-раздатчица, хватая ртом воздух, тихонько оседала на пол, из ее носа струйкой вытекала кровь. Мина, изо всех сил удерживая себя на грани сознания, тянула пострадавшую за ногу, стараясь вытащить ее за пределы кухни. Все кончилось так же внезапно, как и началось. Человек десять толпились в столовой, пытаясь понять причину того, что большая часть стаканов на столах разбита, а на полу кухни лежат две полуживые сестры. Популярности это Хоххи не добавило, но и желающих открыто заявлять о его никчемности и слабости больше не находилось. Плюс ко всему Мина как коршун бросалась на любую из сестер, которая хотя бы намеком задевала тему о «желтопузом выродке». В последние дни быстротечного полярного лета Мина, улучив свободную минуту, хватала под мышку Хоххи, мчалась вон из пещер на свежий воздух, где ему позволялось лазить среди камней, заросших разноцветными мхами. И здесь он проявлял чудеса сноровки, умудряясь на лету хватать и быстро запихивать себе в рот больших разноцветных бабочек. Все в поселке, кто хоть раз наблюдал эту картину, терялись в догадках, каким образом слепой ребенок умудряется проделывать подобные фокусы. Они смотрели на него выпученными от удивления глазами и даже представить не могли, что их взгляд на мир, ограниченный бинокулярным зрением, в сотни раз беднее взгляда этого странного существа.

С самого начала, как только Хоххи покинул утробу матери, он видел, причем видел десятки разных, быстро сменяющихся картинок. Видел в полной темноте, видел в разных диапазонах и разной цветовой гамме. Все «глаза», расположенные как в непосредственной близости от него, так и на некотором отдалении, двигались и смотрели в разных направлениях. Лишь по прошествии некоторого времени он смог сортировать и связывать воедино эту многоуровневую картину, в сотни раз превышающую по своим возможностям обычное человеческое зрение. Как известно, человек смотрит глазами, а видит мозгом. Хоххи тоже смотрел глазами и видел мозгом всех тех существ, которые находились в радиусе его восприятия, то есть на расстоянии до пятидесяти метров. Обычному человеку, начни он видеть, как этот малыш, показалось бы, что у него не два, а два десятка глаз, и расположены они не только на голове, а в различных точках прилегающего пространства и еще в соседних помещениях, на улице, в воздухе над вами, на деревьях, в подвале вашего дома. При этом еще и часть глаз смотрели бы на него самого или на ближайшие предметы. А кроме того, он еще оказался бы способен разглядеть не только собственную задницу, но и каждую чешуйку на своем теле или, например, ту его часть, на поверхности которой температура отличается от других поверхностей… Десятки, сотни, тысячи подобных «глаз», постоянно сменяющихся и движущихся вокруг него, позволили бы ему за одну миллисекунду увидеть столько интересного… Или довольно быстро свели бы с ума. Но Хоаххин был рожден с этим и пользовался этой картинкой мира настолько же инстинктивно, как дышал, хомячил кашу и кусался, когда ему пытались наступить на ногу. И ему даже не приходило в голову, что может быть как-то по-другому.

Плюс ко всему Хоххи не просто смотрел на окружающий мир, он учился, иногда просто повторяя то, чем были заняты те или иные его «глаза». Мина много раз замечала, как он что-то размешивает ложкой в пустой кастрюле или, спрятавшись под разделочный стол, предварительно стащив у нее нож, резал овощи, причем делал это профессионально. Когда Мина, припоминая о том, чем должны заниматься дети, выменивала у учетчиков для него пачки тонких пластиковых листов и цветные стилусы, довольный Хоххи, сосредоточенно пыхтя, вырисовывал что-то совершенно невероятное. Не так, как это делает ребенок, малюя кружочки и квадратики. Вечером после работы, разглядывая законченные «полотна», она как-то наткнулась на изображение страшного мохнатого монстра с клешнями и жвалами на том месте, где должен располагаться рот, с телом из отдельных овалов, скрепленных между собой тонкими трубочками, на длинных, складчатых ножках, плотно покрытых острыми заусенцами. Даже на детском рисунке изображение монстра вызывало оторопь. Но какое-то воспоминание не давало ей покоя: где она могла это видеть? Так ё ж моё, это ж бродячий муравей, они давно проложили сотни тропинок через ее кухонные владения, но только в таком увеличении и с такими детальными подробностями узнать муравья было непросто.

Перед сном, отмыв Хоххи от налипшей на него паутины и непонятного происхождения пятен, запихнув его себе под бок, Мина рассказывала ему длинные истории. О космических мирах, о могущественных князьях, которые правят этими мирами, огнем и мечом поддерживая порядок, об их огромных и прекрасных кораблях, мчащихся в первозданной пустоте, об армиях, гибнущих в огне сражений, о грозных космических армадах, способных разрушить не только планету, но и звезду… Хоххи, благодарно урча и посасывая ее палец, замирал, с головой закутавшись в мягкое одеяло. А утром Мина, вернувшись из душевой, обнаружила на своем любимом журнальном столике очередной рисунок юного живописца. Это был «скорпион», линейный боевой корабль Алых, о котором она только вчера вечером упомянула в своих рассказах. Но она-то только упомянула, представив его образ, всплывший из памяти. На рисунке «скорпион» был во всей своей красе, обвешанный антеннами дальней связи, модулями датчиков и силовых полей, с четко выделяющимися на корпусе прожилками грузовых пандусов и ощетинившийся множеством турелей трехлучевых спарок непосредственной обороны. Холодок пробежал по спине поварихи. Бросив осторожный взгляд в сторону своего воспитанника, который, отчаянно работая когтями, пытался кого-то выскоблить из-под плинтуса в дальнем углу комнаты, Мина свернула рисунок и спрятала в самый дальний закуток своего личного шкафа.

* * *

Новый Архан пребывала в отвратительном настроении: власть, удачно перехваченная из ослабевших рук измученной тяжелейшей беременностью Ресты (а какой она еще могла быть у «одноразовых солдат», не предназначенных могущественными создателями для продолжения рода), все никак не достигала нужного уровня самоутверждения. Экспедиция к «Борделю», которая должна была убедить всех в ее правоте, постоянно срывалась. Срывалась по разным причинам. Силия сама продолжала откладывать и переносить поход, и каждый раз для этого находилось множество причин. И «предательство» Ресты, вследствие которого они остались совершенно без оружия, и низкий уровень боевой готовности рядовых сестер, и все отчетливее назревающий разлад в «десятке первых» катастрофически не позволяли Силии исполнить задуманное… Половина командиров пятерок сначала вполголоса, потом и прямо в лицо заявляли ей, что она им не командир, что они продолжат честно исполнять приказ покойной Ресты: «Захватить и удерживать плацдарм в предгорьях». А новый Архан, которая сама назначила себя на эту должность и присвоила себе звание лейтенанта, им не указ. Тем более что за все время ее командования, кроме откровенного трепа, прикрытого крикливыми лозунгами, они от нее ничего не видели.

Поэтому на последний совет Силия собрала исключительно своих сторонников и сообщила им о том, что настала пора действовать.

– Этой ночью на разгрузочную площадку прибудет транспорт, Клара имеет опыт управления этим аппаратом. Просто переключим управление на ручное и полетим к «черной ромашке». А там, я уверена, нас встретят еще не предавшие наше дело Сестры Атаки, возглавив которых мы наконец пойдем в бой.

Дисколет, деловито похрюкивая гидравликой, аккуратно выкладывал на площадку последнюю партию товара, упакованного в пластиковые ящики. В этот момент около десятка нагруженных поклажей сестер цепочкой поднимались на его борт через пассажирский шлюз, который, к некоторому удивлению угонщиков, даже не подумал чинить им в этом препятствия. Клара уже вскарабкалась по откидной лесенке в пилотскую кабину. Грузовой пандус, как и ожидалось, закрылся, и тяжелая машина начала медленно набирать высоту. Поднявшись на двести метров над погрузочной площадкой, дисколет фыркнул крейсерским двигателем и помчался… на юг в сторону гор! Наблюдавшие эту картину немногочисленные провожающие, постояв пару минут с открытыми от неожиданности ртами, стали возвращаться в грот.

– Эта балаболка Силия и ее прихлебатели взяли и сбежали к Детям гнева! А сколько пафоса было, сколько планов…

Орка сплюнула себе под ноги и тут же получила крепкий подзатыльник от своей начальницы.

– Ты здесь пол не моешь? Вот и не плюй! А про сестер… ты там с ними на дисколете рядом не сидела, на кнопки не нажимала, вот и не галди! Прикрой свой рот!

Ясно было только одно – что-то в плане Силии явно пошло не так, и ни ее саму, ни ее последовательниц больше в пещерах никогда не видели.

* * *

Между тем жизнь текла своим чередом. По странной причине желающих бороться за власть, проводить собрания и избираться новым Арханом, атаковать «Бордель» и сражаться с коварными Детьми гнева больше не находилось. За два года, прошедших после отбытия руководства, жизнь в горах мало изменилась, единственное, что бы бросилось в глаза постороннему наблюдателю, это окончательно сформировавшееся разделение сестер на отдельные специализированные касты. Охотники и собиратели большую часть своего времени проводили вне пещеры, постоянно добывая провизию в предгорьях. Они были самой многочисленной группой, но и потери их составили за это время как минимум восемь сестер. Кто-то отравился неизвестными ягодами, кто-то сорвался с обрыва или замерз, неудачно выбрав место для ночлега. Только они продолжали держаться «пятерками» и соблюдать военную дисциплину. Своих промысловых территорий они не меняли, и серьезных трений между ними не возникало. Ремесленники или специалисты, не более десятка сестер, умевших делать то, что не хотели или не успевали делать представители основной группы, – стирать, гладить, готовить, убираться в помещениях, ремонтировать инвентарь, обслуживать системы жизнеобеспечения. Менялы, или бывшие учетчики, которые жили тем, что обеспечивали бартер, как внутренний, так и внешний, причем внутренний бартер сильно превалировал, а внешний после смерти Ресты неизменно затухал и на этот момент ограничивался одним транспортом в полгода. Вообще, казалось, Дети гнева утратили какой бы то ни было интерес к своим новым согражданам, даже патрульные дисколеты появлялись над снежной пустыней так редко, что об их существовании стали постепенно забывать. Ну и, конечно, парочка опустившихся отщепенцев, вечно немытых, рваных и выпрашивающих на кухне объедки с общего стола. Единственным представителем подрастающего поколения был двухлетний Хоххи.

Продовольствия, медикаментов и расходников хватало, но только с учетом первоначального запаса. К завершению второй зимы становилось все более очевидным, что пережить очередную зимовку, не сократив рацион, будет непросто. То ли запасы уже разведанных территорий оскудели, то ли сокращение численности сестер, занятых в непосредственном пополнении этих запасов, стало недостаточным, но факт оставался фактом. К наступлению очередной весны Мина и еще пара ее подруг настояли на проведении всеобщего сбора, на котором каждый смог бы высказать свои решения назревающей проблемы.

– Да чего тут думать, для начала нужно выкинуть на улицу двоих недотеп и этого жетопузого гаденыша, который…

Охотница Орка неожиданно для себя самой прервала монолог, поскольку ей в лицо смотрели налившиеся кровью глаза поварихи, сжимавшей в руках здоровенный кухонный разделочный тесак.

– Этот ребенок не твоего скудного свинячьего ума дело, я его кормлю вот этими руками заработанной едой, а не побираюсь у вонючих, тупорылых обезьян с луками за спиной, возомнивших о себе невесть что!

– Да ладно, Мина, брось ты, я ведь не со зла, я, в общем, не подумав.

Другие охотницы, с улыбками на обветренных лицах, готовы были сорваться в коллективный ржач.

– Мы приносим столько еды, сколько можем унести. Нам по-любому этого хватает. А вот если безвылазно сидеть в тепле на жирной заднице, то не исключено, что этой заднице придется немного похудеть.

– Да не вопрос, я могу прямо сейчас уйти в горы, сами себе стирайте, потрошите, готовьте. Вот вам и костерок в общем зале, и шампуры из своих стрел себе налепите.

Мина, все еще в легком возбуждении, продолжала бурчать себе под нос. Понимая при этом, что доля правды в последнем высказывании, конечно, есть. Труд охотника несопоставим с трудом любой из тех сестер, которые делали это внутри пещеры.

– Взаимными упреками и оскорблениями мы проблемы не решим. Есть мысль попробовать снова сходить к «Борделю». Может, там получится чем-нибудь поживиться? Тем более что опасности теперь это не представляет.

В общем, сошлись на следующем. Охотники летом не будут тратить время на перетаскивание добычи, а делом этим займутся специалисты и менялы, тем более что именно менялам это как раз и в тему. А как только по свежему снегу все припасы с летников перекочуют на базу, возобновить походы на «Бордель». Ну или хотя бы один поход. А там уже и принимать решение.

* * *

«Черную ромашку» в хорошую погоду видно километров с двух, а в бинокль так и с семи-восьми. Несколько саней, запряженных шарангами, которых еще детенышами отобрали из стада и вырастили на летниках, мерно продвигались к намеченной цели. Остаток пути предполагалось пройти как раз к полудню. Так, чтобы было время и поставить лагерь, и хотя бы поверхностно осмотреть саму «ромашку» и точки сброса мусорных транспортеров. Громады ангаров внешне не претерпели никаких изменений, вот только прикрывающего их силового поля уже не было. Быстрый обход по периметру не выявил повреждений. Зато, к всеобщей радости, внешние ворота шлюза двадцать пятого сектора оказались распахнуты и зияли чернеющей пустотой. Мало кто из оставшихся в живых сестер хорошо ориентировался в лабиринтах складского сектора, поэтому, кроме фонариков, было решено использовать длинный и тонкий капролоновый тросик, намотанный на закрепленную за плечами замыкающей группу разведки сестры легкую лебедку. Фонарики вырывали из темноты, в которую был погружен ангар, участки перегородок отсеков с наглухо закрытыми, как и прежде, дверями. Языки наметенного с улицы снега то тут, то там собирались в сугробы, которые становились все меньше по мере продвижения в глубь строения. Довольно быстро группа преодолела всю длину ангара и продвинулась к внутренним воротам, ведущим в центральный купол комплекса. Внутренние ворота были закрыты. Но колесо встроенного замка легко поддалось, и через несколько оборотов утопленные в створку ригели позволили сдвинуть тяжелую металлическую дверь внутрь. Те же темнота, тишина и основательно промерзший чистый воздух встретили сестер в центральном куполе. Старые воспоминания о беззаботной жизни сразу после переселения накатили на разведчиков. Чистые, поблескивающие белизной стены коридоров, мягкий, скрывающий звуки идущих пол, и только одна мысль, объединяющая их в этот момент: «Почему мы ушли отсюда? Кто сейчас нам сможет ответить на этот вопрос?» – так и застыла на губах, потому что никто так и не осмелился произнести ее вслух.

Решено было пройти полный круг под куполом, осмотреть входы в жилые сектора, а сестру с лебедкой оставить стеречь выход в складской ангар. Через час ушедшие вернулись к складу с другой стороны. В течение этого маленького похода не было обнаружено ни трупов, ни следов борьбы или эвакуации. Кругом царили мир и кладбищенский покой. Все ворота шлюзов, ведущих в жилые «лепестки», были заблокированы, и разблокировать их можно было только изнутри.

После возвращения в уже поставленную юрту, согретую и обжитую, наполненную запахами горячей пищи, немного полегчало. Завтра предполагался более детальный осмотр складского сектора в поисках скопления залежей съестных или других полезных припасов.

Два-три удара кувалдой срывали легкие двери, блокирующие входы в отдельные помещения сектора. Но вот беда, уже вскрытые три отсека были пусты. Одна из сестер клялась Могущественными, что именно в одном из них хранились комплекты полярной одежды и снаряжения, которое использовали сестры, покидая «Бордель». Наконец только десятая выбитая дверь открыла за собой полки, забитые пиропатронами. Продолжение актов вандализма или грабежа со взломом (как кому нравится) принесло еще один заполненный отсек. Медицинские препараты, бинты, пластыри, жгуты, капельницы и прочие инструменты в разноцветных упаковках порадовали сестер гораздо больше, чем склад пиропатронов. В итоге после вскрытия всех пятидесяти отсеков ангара оказалось, что лишь один из них был наполовину заполнен армейскими пайками. И это уже было замечательно. Еще сутки ушли на то, чтобы из подручного материала соорудить леса, по которым можно было добраться до верхних полок, спустить, разложить и упаковать все нажитое, равномерно распределив по саням. На следующее утро караван отправился обратно в предгорья. Уходя, сестры закрыли шлюз, ведущий в купольный зал, и прикрыли внешний шлюз, привалив его снаружи несколькими тяжелыми ящиками с медицинским оборудованием.

Возобновление набегов на «Бордель» можно было считать успешным. Одних только найденных пайков хватило бы на десяток караванов, и это на какое-то время решало проблему нехватки продовольствия.

* * *

Неумолкающая Мина шныряла по кухне и суетилась особенно рьяно. Хоххи исполнилось пять лет, и это замечательное событие предполагалось отметить всей общиной. Организацию праздника взяла на себя, естественно, сама повариха, а количество желающих его посетить резко возросло после того, как она оповестила сестер, что проставляется исключительно за свой счет. Огромный торт из пышных коржей, выпеченных со всевозможными добавками и засыпками, покрытых собственноручно изготовленным кремом, основой для которого послужило масло из молока шарангов, возвышался в центре сдвинутых столов в обеденном зале. Чтобы данное творение дожило до нужного часа, пришлось блокировать именинника в спальне, завалив его чистыми листами для рисования и кучей цветных стилусов. Вечерний торжественный ужин прошел при полном аншлаге. Заздравные речи не прекращались до тех пор, пока не стало очевидным, что пора уже мыть посуду. Сестры как по команде откланялись и одна за другой покинули центральную пещеру в направлении спален. Хоххи, весь вымазанный кремом и взбудораженный слишком большим количеством гостей, уже готов был улечься прямо на заставленных грязной посудой столах, но был выпровожен на специально отведенное для этого место. Для пяти лет он был, пожалуй, крупноват. Почти полтора метра роста и сорок килограммов веса соответствовали нормально развитому ребенку десяти лет. Телосложение также придавало его возрасту конкретную фору. На кухне он работал ничуть не меньше самой Мины, причем исполняя как самую грязную работу, так и радуя посетителей столовки изысканными и совершенно эксклюзивными рецептами. Подземные огурцы, фаршированные ветчиной из шарангов, запеченные вместе с мелко нарезанными грибами и политые острым соусом из муслики, вызывали приступы преклонения перед его кулинарным искусством у всех без исключения сестер.

За прошедшие годы отношение к «желтопузому выродку» изменилось кардинально. Кулинарные способности, дружелюбие и даже некоторая непосредственность, готовность в любой момент дать ощутимый отпор «агрессору» (кухонный тесак Мины), а более того – отсутствие с некоторых пор на базе сестер, постоянно ищущих повод его прикончить, сделали свое дело. Общественность нашла себе достойного героя. Не поздороваться с Хоххи утром или пройти мимо, не похлопав по плечу, считалось дурным тоном. Даже Мина стала замечать за собой признаки ревности, когда, заглядывая на кухню и не обнаружив там Хоххи, жители пещеры кривили свои заспанные рожи и бубнили, что на завтрак опять будет какая-нибудь фигня.

* * *

Восьмой после возобновления походов в «Бордель» и первый после очередной полярной зимы весенний караван на этот раз был полностью укомплектован «специалистами», поскольку сформировался уже накануне дневных оттепелей, и все охотники умотали на летники восстанавливать снасти и готовиться к сезону сбора урожая. Сограждане пытались убедить Мину, что если оставить на кухне одного пятилетнего Хоххи, то он замечательно справится с ее обязанностями. Однако повариха поставила перед ними железное условие: или идут все вместе, или она остается с Хоххи. Недовольно поворчав, сестры заявили, что пусть поступает как хочет. Посему Хоаххин счастливо вышагивал рядом со своей кормилицей. Температура за бортом превышала минус десять, караванщики не обременяли себя слишком теплой и сковывающей движения одеждой. И опять Хоххи удивил окружающих: уже через час он сбросил с себя тяжелый ватник и начал двигаться еще быстрее и мягче, скользящими движениями, напоминающими охотящуюся кошку, успевая обогнать караван, вернуться, уйти в сторону и снова незаметно появиться перед караваном. Мина терпела все эти маневры до тех пор, пока он не попытался разуться. Увидев в очередной раз своего своевольного сопляка, бодро вышагивающего босиком по слежавшемуся снегу, который заметно подтаивал под его ступнями, с переброшенными через плечо унтами, она так рявкнула, что бедолага одним движением метнулся к саням и стал поспешно обуваться. А под пристальным взглядом «мамаши» чешуя у него на загривке встала дыбом.

* * *

Лагерь сворачивался. Ничего особенного при очередном посещении складской зоны не произошло, однако всех беспокоил тот хаос, который творился на территории склада. Некоторые из ранее вскрытых дверей были начисто снесены с петель и разбросаны по всему ангару. Намертво вмонтированные в пол ангара стойки пустующих стеллажей измяты и перекручены. В отсеке с медикаментами по всему полу разбросаны измятые рваные коробки, кучи битого стекла, а воздух едко пахнет лекарствами. Каких-то более конкретных следов на снегу обнаружить не удалось. Они, видимо, были занесены снегом, и установить, кто или что явилось причиной разгрома, не представлялось возможным. Однако неприятное ощущение опасности не покидало экспедицию. На второй день пути, ближе к обеду, прямо на тропинке, оставшейся от их же саней, караванщики наткнулись на освежеванный и наполовину обглоданный труп шаранга, причем, судя по его состоянию, устроенный кем-то обед состоялся в этом месте не более двух суток назад. Животные испуганно прядали ушами и изрядно прибавили шаг. Сопровождавший движение каравана галдеж сестер, обсуждающих всякую ерунду, начиная от вариантов применения собранного имущества до прикидок, сколько живого веса в варангах, идущих с караваном, стих. Всех не покидало чувство, что неизвестная опасность крадется по пятам.

Погруженная в неприятные размышления Мина совершенно потеряла счет времени, как вдруг мысль о Хоаххине словно злая оса вонзила в нее свое жало. Где же этот бесшабашный мальчишка, тьма его подери?! Она огляделась по сторонам в поисках воспитанника. Тяжелогруженый караван мчался вперед. Создавалось впечатление, что шаранги давно бы уже взлетели, если бы не привязанные к ним тяжелые нарты. Хоаххин, изо всех сил ухватившись за узду коренного, тянул его за собой. Вот напасть, все их короткое путешествие он и близко не подходил к нартам, нарезая широкие круги в обход сестер и лишь изредка подскакивая к Мине, давая тем самым понять, что у него все хорошо. Мина подняла к глазам бинокль и всмотрелась в блестящий белизной ровный горизонт, давно уже скрывший за собой черные «лепестки» «Борделя». На границе видимости в воздухе медленно колыхались три тучки потревоженного кем-то свежего, не успевшего еще слежаться в наст легкого снега. Эти тучки росли буквально на глазах, и поварихе даже показалось, что она чувствует нарастающую вибрацию.

Хоххи был испуган не меньше шарангов. Коснувшись одновременно трех пар новых «глаз», он почувствовал, что сердце хочет проломить его грудную клетку и вырваться из груди. Сестры, шаранги, Мина, он сам были просто мясом. Теплым сочным свежим мясом. И этот факт невозможно было изменить. Каких-то четыре-пять километров отделяли этих голодных монстров от заслуженного и долгожданного ужина. Единственный шанс спастись хотя бы некоторым из караванщиц – это бросить все и бежать в разные стороны, но как им это объяснить? Они не бросят караван, а он не бросит их, а значит, смерть неминуема.

Мина не своим голосом кричит сестрам, чтобы те готовились к круговой обороне, выстраивали нарты в кольцо. Шаранги не хотят останавливаться и не слушаются погонщиков. Из-под шкур, прикрывающих поклажу, сестры наспех тянут охотничьи ножи и копья – стальные клинки на легких и упругих древках. За все прожитое на ледяной пустоши время они не встречали никого из животных, с кем бы не могло справиться это оружие. Суета наконец уступила место привычной военной слаженности, и сестры замерли, наблюдая за приближением гостей.

Огромные туши, ростом не менее двух метров в холке, почти беззвучно ступающие по снежной наледи широкими лапами, передвигаются вперед мягкими скачками и укутаны в жесткий, абсолютно белый мех. Звери несутся вперед, быстро сокращая дистанцию с караваном. Их цель очевидна. Они хотят есть, а не вести переговоры. Им совершенно неинтересно, как вооружен и насколько опасен противник, они никогда в жизни не встречали кого бы то ни было сильнее и агрессивнее себя. Хоххи замирает в оцепенении перед неизбежной смертью. Три пары глаз почти в упор рассматривают свою будущую добычу. Монстры чуть расходятся, не добегая до своих жертв, как бы беря их в полукольцо, слегка притормаживают, после чего с грозным ревом, демонстрируя острые желтые клыки каждый размером с кухонный нож, бросаются в атаку.

Не нужно учить Сестер Атаки, пусть и бывших солдат армии Могущественных, просидевших последние несколько лет в подземелье, как нужно принимать достойную смерть. Достойная смерть каждой из них – это шанс выжить для всех остальных, шанс выжить и победить! А значит, не просто самая важная, а единственная цель их жизни. Жаль только, что они поняли и приняли это лишь тогда, когда уже невозможно было что-либо изменить.

Хоххи отрешенно и даже с каким-то замедлением рассматривает поле боя со всех возможных ракурсов, но панорама тает, и перед его взором остаются только горящие глаза противников, впивающиеся друг в друга. Страх, боль, жажда жизни затмевают все виденное им раньше. Первый ледяной вор в длинном и высоком прыжке перемахивает через тяжело нагруженные нарты и, не успев приземлиться на мощные и широкие лапы, получает колющий удар охотничьего копья прямо в раскрытую пасть. Клинок, пройдя сквозь горло, перерубает шейные кости и толстые кровяные артерии. Сестра, направившая смертоносное стальное лезвие, тут же получает удар когтями по лицу и, обезображенная, с расколотой головой, отлетает к ногам мальчика. Прочное полиграфитовое древко с треском ломается, отломленный кусок лезвия, ломая кости черепа зверя, вылетает, пробив толстую шкуру на загривке и брызгая во все стороны горячей алой кровью. Однако сраженный вор, по инерции кубарем летящий к противоположной линии саней, успевает зацепить еще одну сестру, не успевшую отскочить в сторону. Две другие белые смерти, мгновенно сменив тактику, мощными ударами лап переворачивают преградившие им путь сани, разбивая их в щепки и сбивая с ног поджидающих за ними Сестер Атаки с копьями в руках. Звери молниеносно врываются в центр огороженной площадки. Еще несколько ударов – и с десяток разорванных тел падают, усеивая окрестности торчащими отломками костей и фонтанами крови. Исход битвы предрешен. Хоххи выходит из охватившего его ступора, одним прыжком взлетает на последние уцелевшие сани и начинает орать, орать во второй раз в своей жизни. От напряжения разрывая собственную одежду в клочья, пытаясь освободить грудь от вырывающейся из нее смерти.

Всего несколько секунд – и он падает на колени. Центр обороняемого сестрами круга зияет голыми парящими камнями, стаявший снег, смывая пятна крови, тонкими струйками разбегается в разные стороны. Оба ледяных вора в окровавленных шкурах валяются перед ним. Страшный, нечеловеческий голод толкает Хоххи вперед, к огромным изуродованным тушам. Одним ударом ребра ладони по толстой шее он рассекает шкуру, вырывает сонную артерию из горла и подносит этот мощный бьющий в воздух фонтан к своему рту.

* * *

– Ледяной Клинок, Ледяной Клинок, вызывает Серая Скала, прием.

– Клинок на связи. Скала, прием.

– Ледяной Клинок, принимайте новую боевую задачу. В ста километрах от вас на девятнадцать часов зафиксирован всплеск энергии с неизвестными характеристиками, сильно смахивает на растянутый во времени в три-четыре секунды выстрел из тяжелого плазмобоя. Зафиксируйте точку выброса, проведите визуальный осмотр. У нас с сестрами договор этой ерундой не заниматься. Жду доклада, и поаккуратнее там. Все, прием.

– Скала, задачу принял, меняю курс. Прием.

Пилот патрульного дисколета сержант Алексей Ряскин, как и все пилоты Российской империи, не любил скучную и слишком размеренную службу в планетарном патруле. Но служба есть служба, и если бы не разбитая им рожа унтер-офицера Зубатого в трактире военной базы десанта, то, возможно, кто-то другой управлял сейчас этим дисколетом. А он, как и все нормальные парни, продолжал гоняться на легких пограничных катерах близ границ с султанатом. Не раз приходила ему в голову мысль, а чего бы не гонять дисколеты в автоматическом режиме, все равно, кроме аэрофотосъемки, делать здесь нечего. Еще несколько лет назад в патруле можно было всласть повеселиться, охотясь на сестер, но те времена прошли. И вот она, неожиданная радость. Плазмобои на территории белой пустыни, ой, ржу не могу.

– Скала, наблюдаю две гражданские цели, движутся в направлении «логова», и еще как движутся, ориентировочная скорость объектов примерно пятнадцать-двадцать километров в час. Прием.

– Клинок, без лирики, цели вооружены? Прием.

– Скала, показания фазового сканера – ответ отрицательный. Прием.

* * *

Хоххи никогда еще не видел патрульный дисколет, но глаза бегущих без оглядки сестер проводили этот промчавшийся над ними аппарат, похожий на тарелку, с нескрываемой тревогой, впрочем, это никак не повлияло на скорость их перемещения. И в тот же момент новая вспышка озарила перед ним жуткую картину…

Выжженная каменистая полянка, разбросанные вокруг нее в клочья разорванные трупы сестер вперемешку с упаковками дневных рационов, вдребезги раскуроченные сани, мертвые шаранги. В центре полянки три трупа ледяных воров, больше похожих на три здоровенных грязных сугроба, и между ними, весь в запекшейся крови и грязи, голый сидящий на корточках неизвестный, маленький по сравнению с этими тушами, серовато-желтый зверек без глаз с чешуей вместо кожи. Без окон, без дверей, словно вылез из пердей, пришло на ум и тут же завертелось на языке молодого пилота.

– Скала, есть визуальный контакт. Если без лирики, это бойня.

Сержант сделал пару кругов над полянкой, убедившись в отсутствии там оружия и проведя тщательную съемку места трагедии в разных диапазонах.

– Скала, оружие не обнаружено, жду указаний. Прием.

– Клинок, разрешаю совершить высадку, переведи управление на автомат. Прием.

– Скала, принято на автомат. Прием.

– Клинок, приготовь два контейнера, один под маленького, другой под большого, подтянешь его к пандусу лебедкой. Прием.

– Принято два контейнера. Прием.

Дисколет, плавно покачиваясь, уселся метрах в двадцати от полянки. Хоххи продолжал рассматривать разбросанные вокруг куски мертвой плоти. Рассматривать довольно привычным и спокойным взглядом опытного бойца. Потом теплые и сильные руки запихнули его в просторный ящик с дырочками и поставили ящик внутрь этой металлической конструкции рядом с креслом пилота, предварительно зафиксировав к стенкам кабины двумя карабинами.

Ледяной Клинок провозился с тушей вора минут сорок, злобно хихикая себе под нос при мысли, какие рожи скорчат технари при виде этой грязной вонючей кучи в отдраенном до блеска грузовом чреве дисколета. Пройдясь еще раз по полянке и, к всеобщему расстройству, не обнаружив никаких следов оплавления, бросил вымазанные перчатки в контейнер регенератора, захлопнул фонарь кабины и стал потихоньку набирать высоту. Почти три тонны этого дохлого зубастого мамонта предельный вес для его крошки. Так что домой на малой тяге и без рывков.

Что такое наслаждение полетом, объяснить сможет далеко не каждый, зато поймет, наверное, любой. А почувствовать себя пилотом, управлять полетом, наблюдая за медленно проплывающими под тобой горными хребтами, покрытыми снежной коркой! За уходящим вдалеке за горизонт солнцем и последними отражающимися в облаках красноватыми отблесками его лучей! Лишь одно это стоило всей его до сих пор прожитой подземной жизни! Разве мог он представить, отправляясь в этот ставший последним для многих поход, что это лишь начало путешествия? Глаза пилота привычно шарили по многочисленным мониторам, а Хоххи впитывал в себя, словно брошенная в воду губка, не только сладостное ощущение полета, но и доселе недоступные знания об управлении кораблем, способным за считаные часы преодолеть такие расстояния, которые он даже не мог вообразить. Насытившись новыми непередаваемыми ощущениями, Хоххи совершенно неожиданно для себя задремал, и лишь громкий голос в кабине вернул его к действительности. «Пентаграмма» корпусов базы планетарного патруля, густо подсвеченная сигнальными огнями, разворачивалась под ним, как невиданный цветок гигантских размеров.

– Серая Скала, здесь Ледяной Клинок, выхожу на короткую глиссаду, разрешите посадку. Прием.

– Клинок, посадку разрешаю, корректируйте глиссаду, посадка в шестой сектор. Прием.

– Скала, принял, шестой сектор, двадцать секунд до касания. Прием.

– Клинок, с возвращением. Ждем у трапа. Отбой связи.

Легко нырнув в самую гущу приветливых огней, дисколет шлепнулся в нарисованный на полибетоне яркий светящийся круг, отступив от его центра максимум сантиметра на полтора. Прозрачный фонарь легко скользнул в сторону, и пилот не торопясь спустился по трапу на поле.

– Ага, старая чесоточная обезьяна, опять промахнулся, с тебя литруха вечером!

Техники гурьбой, легонько потолкав пилота локтями, потянулись к аппарату. Один из них, вытащив контейнер с сидящим внутри Хоххи, поволок его внутрь ближайшего здания, по дороге шаркая ногами и приговаривая:

– Страшенный какой, зараза, ишь притих, сиди смирно, а то я враз прищучу.

С этими ласковыми напутствиями техник, протащив клетку по длинному и яркому коридору, впихнул ее в двери такого же яркого помещения и, наклонившись, осторожно открыл ящик. Чья-то клыкастая рожа, хитро прищуривая глаз, заглянула внутрь и весело рявкнула:

– Ну что, обкакыш, чего нахохлился, вылазь, мыцца пойдем…

Глава вторая Заклятые друзья

Друг твой – каждый идущий рядом с тобой, Враг твой – тихо спящий внутри тебя.

Планетарный патруль не был в классическом смысле военной организацией. Когда-то на заре веков, когда человечество ютилось на одной планете, переползая с континента на континент со скоростью летящего по рельсам паровоза, поскрипывая и пованивая двигателями внутреннего сгорания, мотались самодвижущиеся экипажи. Управлялись эти экипажи загорелыми, вечно вымазанными в моторном масле, а иногда и находившимися в состоянии легкого алкогольного опьянения веселыми людьми. Имели эти экипажи яркую расцветку и громкие названия, например «Скорая помощь» или «Пожарная охрана». Их основной задачей было доехать до объекта или субъекта, остро нуждающегося в помощи, причем желательно помощи квалифицированной, да и доехать желательно вовремя. Много воды утекло с тех пор, веселые люди освоили другие виды транспорта, но проблемы вечно попадающих в беду остались, по сути, прежними. И эти проблемы требовали куда более четкого исполнения. Так вот СПП (Служба планетарного патруля) и являлась наследником всех этих разношерстных и разномастных спасателей, и построить ее было решено на четких воинских принципах постановки задач и исполнения приказов. Перелистав несколько анкетных файлов, можно было убедиться, что персонал СПП состоял из вольнонаемных граждан Российской ммперии различных профессиональных предпочтений и миров рождения, однако проще всего адаптироваться на этой работе удавалось бывшим кадровым военным, которые, кроме всего прочего, могли рассчитывать на сохранение своих воинских званий и регалий. На Светлой данная служба существовала задолго до того момента, когда планета обзавелась новым населением в лице нескольких миллионов Детей гнева. И хотя с их прибытием сама планета исполняла скорее функцию одной огромной военной базы космического флота, наземные гражданские службы, как и их состав, не претерпели каких-либо существенных изменений. Платили там хорошо и даже разрешали временное поселение с семьями в пределах территории баз, но желающих все равно было не много. Кадровые военные предпочитали места поинтереснее и погорячее, а семьи, имея в виду их женскую составляющую, через полгода «службы» впадали в уныние и бросались во все тяжкие, что крайне пагубно сказывалось на дисциплине и боевом духе как их законных мужей, так и вновь обретенных незаконных любовников.

* * *

– Хорошо… Интересный доклад. Фактов море, и ни один не вяжется с другими.

Начальник Службы внутренней безопасности базы планетарного патруля подполковник Бескровный приподнял свое грузное тело из предательски скрипнувшего кресла. Тяжело, но уверенно переставляя увесистые ноги, он подошел к световой доске, которая занимала в его кабинете почетное место на противоположной стене напротив широкого массивного стола для заседаний. И стал медленно и коряво выводить на ней цифры в столбик, начав с единицы.

– Значит, на маленький, практически безоружный караван сестер количеством пятнадцать человек нападают три ледяных вора. Ясно, что с целью всех сожрать. На вопрос, откуда взялись воры, ареал обитания которых находится черт-те где от точки нападения, вы, господин старший аналитик, никаких внятных пояснений дать не можете. Так?

– Так.

– Хорошо… Почему при нападении воров сестры не бросили свое барахло и не дали деру, вы, господин старший аналитик, тоже никаких комментариев не имеете. Так?

– Так.

– Хорошо… А сколько наших парней, а лучше сколько профессиональных охотников, на ваш взгляд, необходимо для того, чтобы врукопашную завалить одного ледяного вора?

– Врукопашную?! Компьютерное моделирование утверждает, что как минимум семеро, это с высокой долей вероятности гибели тридцати процентов из них. Причем они должны обладать знанием физиологии зверя и специальной тактики, позволяющей ему противостоять.

– Наводит на мысль о том, что сестры имели с собой что-то, о чем нам неизвестно, и это что-то давало им повод для оптимизма. И это что-то и было тем самым ценным барахлом. Хорошо… Судя по расположению тел, как минимум одного вора банально закололи, причем удар нанесли в единственное незащищенное место – в глотку. Так?

– Так.

Старший аналитик базы капитан Сигизмунд Наздротович Лис давно привык к своему шефу, а также к его необычайной способности медленно, но верно раздувать из мухи слона. Однако на этот раз ему и самому не нравилась сложившаяся ситуация. Поэтому, тупо поддакивая подполковнику, он раз за разом прокручивал в голове эту странную картину, заснятую дисколетом.

– Хорошо… Так по какой причине подохли еще два зверя, вы, мой дорогой господин старший аналитик…

– Так…

– Что, мать вашу, так растак, перетак?! Ты, Лис, совсем спятил, если ставишь на это дело гриф «Закрыто». Да еще и доступ «Для служебного пользования». У тебя вот это что? – Безопасник тыкал толстым пальцем прямо в ухо капитану Лису. – Банка для консервов или кладбище для мозгов?

Бескровный снова со скрипом грохнулся в кресло и потянулся к кулеру с пластиковыми стаканчиками, шевеля при этом губами и салфеткой вытирая выступающий на лбу пот.

– Почему они подохли, мы знаем. Мы не знаем, от чего они подохли.

– Да ни хрена мы не знаем! Значит, так. Гриф по доступу меняешь на три «С», а гриф по статусу на «Рекомендовать к дальнейшей разработке на уровне СБ Генерального штаба планетарной обороны». И еще, пока там все снегом не засыпало, собрать образцы всего, что там есть в радиусе пятидесяти метров! Кроме снега! На предмет разрешения допроса сестер я похлопочу сам. Это все!

– Принято к исполнению, шеф! Разрешите идти?

– Иди, Лис. Иди. А ну постой! А эту неведому зверушку вы куда запихнули? Надеюсь, не в рацион пилотам?

– Никак нет! Зверушку в зоопарк!

– Единственное ваше, Лис, верное решение за последние сутки. Все! Свободен.

Лис аккуратно прикрыл за собой дверь и, быстрым шагом удаляясь от неприятного кабинета, подумал о том, как верно подметил, будучи здесь проездом шесть лет назад, граф Северо: «Что за место такое, куда ни плюнь – везде идиот». Чем, собственно, шеф отличается от него, капитана Сигизмунда Наздротовича Лиса? Да, по сути, только тем, что умеет делать бычью морду и орать так, что отключаются сразу все компьютеры в штабном корпусе. К тому же стоит отметить тот факт, что дело капитан закрыл именно после того, как позавчера сам подполковник в очередной раз наорал на него в связи с тем, что у них заканчивается квартал и грядет отчетность, и всякие ерундовые висяки не вперлись ему, подполковнику, ни в какое место.

Федор Петрович Бескровный, убедившись в том, что дверь закрыта достаточно плотно, повернул фиксатор замка и выплеснул воду из стаканчика в пластиковый горшок с большим колючим кактусом, стоявший на полу рядом с входной дверью. Судя по распухшему виду кактуса, воды ему доставалось изрядно. Достал из сейфа литровую бутылку местного «вискаря», который нелегально производили техники из отряда обслуживания дисколетов, и, налив себе полстаканчика, спрятал ее обратно за металлическую дверцу.

Федор Петрович с детства любил играть в солдатики. Ползая под своей скрипучей кроватью, он устраивал засады, разворачивал во фронт атакующие подразделения и проводил планетарные бомбежки территорий противника, используя при этом маринованные фугасы из бабкиного подвала. После получения доступа к отцовскому голобуку эта его привязанность возымела мощную поддержку со стороны игровых шутеров, файтингов и экшенов. А поскольку ребенком он был послушным и успевающим, ограничений со стороны родителей в данной сфере не испытывал. Также он любил разного рода значки и цветные яркие нашивки. Эту привязанность он свято пронес до самого окончания специализированной сельскохозяйственной гимназии и, получив диплом оператора интерактивных автоматизированных уборочно-посевных систем третьей ступени, вышел с ним в самостоятельную жизнь. И жил бы он тихо и спокойно на планете Березовка, попивая по выходным пиво с шашлыками и переругиваясь с завучем начальной школы, в которую поступил его первенец, но нет, случилась первая, самая кровавая волна фронтира, экспансии армий Алых Князей на территории, входящие в Российскую империю. Мобилизация коснулась в основном людей мало-мальски подготовленных, и Березовская СПП зияла вакансиями, как старое бабушкино одеяло заплатками. Не так давно забытая компьютерная «боевая доблесть» ухватила-таки Федора за горло и отвела в ближайший пункт набора персонала этой военизированной государственной конторы.

Фу, наконец можно перевести дух. Утренний звонок на частный номер его коммуникатора из Генерального штаба чуть не перевернул всю его налаженную за шесть лет жизнь на полковничьей должности. Позвонил однокашник, с которым они бок о бок бегали еще аж по штабным коридорам Березовской планетарки. Потом их судьбы разошлись, однокашник резко попер вверх по служебной лестнице, а ему предложили этот пост, после того как на эту базу наведался известный в армейских кругах представитель элитного флота Детей гнева адмирал граф Северо Серебряный Луч. Попасть под его горячую руку не стоило желать даже врагу. Граф прилетел налаживать отношения с ушедшим из «Борделя» и поселившимся в горах подразделением Сестер Атаки, которые к этому моменту по не разглашаемым обстоятельствам совсем разладились. Прилетел граф на эсминце из своей эскадры и начал с того, что разогнал к чертовой матери все командование базой. Так вот, звонивший однокашник как бы нехотя поинтересовался подробностями инцидента, произошедшего в горах, в результате которого небольшим невооруженным отрядом сестер были уничтожены три ледяных вора. Причем не в засадах и погонях друг за другом в течение месяца, а в одном скоротечном бою. Федор Петрович, как обычно, был совершенно не при делах. Однокашник же воспринял это обстоятельство как нежелание конструктивного сотрудничества и пообещал выслать официальный запрос на материалы расследования. Ну, подполковник, конечно, вызвал Лиса с докладом. А тут, оказывается, какая-то полная ерунда. Но проблема даже не в этом. Если сверху чем-то интересуются, значит, это того стоит. И надо было срочно этому придать соответствующий статус. Ну, вроде бы успел. Как говорится, пуля прошла мимо.

* * *

Замечательный трехкомнатный номер со спальней, закрытой и открытой гостиными, небольшим бассейном, наполненным хоть и теплой, но очень чистой водой, при этом надежно защищенный частоколом толстых и прочных металлических прутьев, – о лучших условиях для жизни Хоххи не мог и мечтать. А если добавить к этому трехразовую кормежку, состоящую из простых, точнее, специально не обработанных продуктов, разнообразие которых можно было поставить в пример его подземному рациону, то жизнь здесь можно было соотнести с тем местом, о котором сестры всегда говорили с благоговением и называли его Садом Творца. Факт того, что металлическая решетка запиралась снаружи нехитрым электронным замком, в конструкции которого новосел разобрался практически сразу, как только сопровождающий его «носорог», уже ставший его глазами, привел его в действие, его совершенно не смущал. У всех свои причуды, если в горах все двери почему-то запирались исключительно изнутри, то почему бы всем дверям у этих ребят не запираться снаружи.

Вообще поселок, в который его поселили уже через десять часов после того, как дисколет вернулся на базу, ему сразу понравился. Большая, чистая территория, разделенная прямыми широкими аллеями, заросшими раскидистыми лиственными деревьями. Ровная, как будто подстриженная трава. Клумбы, благоухающие цветами. В соседях, проживающих в таких же бунгало, как и его собственное, у него оказались несколько веселых, постоянно скачущих по своему жилью низкорослых хвостатых и пучеглазых существ, взгляды которых почти не фокусировались на непрерывно мелькающих перед ними предметах. Следующая пара глаз принадлежала крупному, с огромными клыками и очень длинным носом солидному хозяину, постоянно жующему какую-то, видимо, очень вкусную траву. Напротив, через аллею от вечно жующего, поселился жилец, явно принадлежащий к какому-то летающему виду, размером с самого Хоххи. Он постоянно сидел на длинном шесте, время от времени громко щелкал клювом и расправлял широкие, метра два с половиной в размахе, крылья. Так, разглядывая своих соседей одного за другим, Хоххи «прошелся» по всему поселку и приблизился к собственному бунгало с обратной стороны.

Недавно пережитое резануло его мозг обжигающей волной. Две огромные белоснежные туши, разомлевшие на солнце, занимали территорию, сравнимую со стадионом. Глубокая лагуна с темно-синей водой в центре и отвесные горные утесы, изрытые пещерами, по периметру. И только один узкий, но все же недостаточно узкий для ледяных воров проход, ведущий к металлической решетке, вдвое толще, чем решетка в «квартире» Хоххи, разрывал эту неприступную каменную стену. Как бы ни были сыты или обласканы эти зверюги, красный огонек, постоянно тлеющий в глубине их пристального взгляда, никогда не даст окружающим возможность забыть, кто перед ним и кем они сами являются для этих прирожденных убийц.

Еще находясь на базе в горах, Хоххи, внимательно изучая то, до чего мог дотянуться его взгляд, и интерпретируя получаемые образы с обрывками речи ее обитателей, смог довольно быстро начать разбираться в их языке. При этом он более или менее уяснил для себя, что место, в которое его намереваются отправить, это некое поселение различных существ, отличающихся как от служащих СПП, так и от самих Детей гнева. Но предназначение этого поселения он так и не смог понять. Не понимал он этого и сейчас. Первые недели он просто получал удовольствие от одиночества, которое позволяло ему осмыслить все те события, которые произошли с ним. Каким образом он отбился от воров, он не знал, он также не знал, как эту способность применить в будущем. Да и сама эта способность его пугала чуть ли не больше, чем та опасность, которой он был вынужден противостоять. Подобравшие его незнакомцы не имели ничего общего с сестрами, в кругу которых прошло все его детство, но были для Хоаххина не менее чужими, чем другие окружающие его живые существа. Зато местный охранник, или, как их называли сестры, «носорог», был ему чем-то безотчетно близок. Первым признаком этой близости был его язык. Он разговаривал с редкими посетителями этого «поселка» совершенно в другой, намного более низкой тональности, причем большинство сказанного сестры бы даже не смогли услышать. Хоххи же, напротив, получал удовольствие от этого набора свистяще-шипящих звуков, которые все быстрее и быстрее складывались для него во вполне понятные и совершенно логичные сочетания.

Раз в неделю в «поселок» приезжали уже привычные «носороги». И, прогуливаясь по парку, неторопливо беседовали на темы, не имеющие никакого отношения к его обитателям. Но вслушиваясь в их диалоги и, главное, воспринимая мир их глазами, Хоххи понял, что не только глаза доступны ему, но и те образы, которые встают перед собеседниками в процессе разговора. Образы, которые рождает сам разговор. Образы второго плана. Образы из памяти.

Если перед вами разложить пачку фотографий одного и того же человека, сделанных в разное время, и поставить перед вами задачу разложить эти фотографии по хронологии, то есть сначала те, что были сделаны месяц назад, потом те, что появились две недели назад, и так далее… Сможете вы справиться с этим? Что станет основным критерием в этой работе? Одежда, окружающие люди, какие-то запечатленные события? Боюсь, что, если только не вы сами были фотографом, выполнить эту задачу вам будет не по плечу. Хоаххин видел образы прошлого как обрывки событий, это само по себе давало ему много полезной и важной информации, но выстроить все эти обрывки в единую цепь не удавалось. Причем он и раньше сталкивался с образами из памяти, как, например, нарисованный им «скорпион», но тогда он просто не осознавал того, чем отличается «сейчас» от «тогда». Как ни старался Хоххи «прокрутить» все это взад и вперед, ничего не выходило до тех пор, пока сам «собственник» не пытался вспомнить какое-либо событие в своей жизни, поочередно перебирая в памяти шаг за шагом то, что когда-то с ним происходило. И тем не менее он ликовал. Он сумел дотянуться до новой черты своих возможностей, пусть пока и неподконтрольной, но уже доступной для него.

* * *

Тем временем любопытство преодолело страх перед хищниками из соседнего вольера. Хоххи решил начать работать с их глазами, памятью и сознанием, развивая в себе эти новые возможности регулярно. К тому же погрузившиеся в полудрему ледяные воры в соседнем вольере не только были всегда под рукой, но и чем-то безотчетно привлекали мальчика.

Боевая машина, созданная для убийства, оказалась совсем не такой неприступной, как могло показаться на первый взгляд. Даже сны, время от времени сковывающие их тела, оказались всего лишь отражением их непреодолимой тяги к жизни. К жизни на безграничных просторах белой ледяной пустоши. К заснеженным просторам и бескрайним торосам замерзшего океана, на побережье которого они обитали. Нежное похлопывание по попе огромной лапищей матери – вот то, что навечно было утеряно в их прошлом. Барахтанье в ледяной воде, охота на тюлью и мигрирующие косяки крупной и жирной нельки, постепенное осознание собственной исключительности и привычка все брать первыми. Весь этот заснеженный мир принадлежал им. И все это было аксиомой до тех пор, пока туда не вторгся Враг. Враг коварный и жестокий. Вооруженный стальными когтями и солнечными лучами, прожигающими шкуры насквозь. Враг многоликий, то летящий на блестящих дисках, то ползущий на непробиваемых когтями коробках. Этот враг сумел растоптать их неограниченную свободу и навязать им свои правила игры. Враг, который определил для них тот предел, за которым их ждала смерть.

Первое и самое сильное желание, которое одолевало Хоххи после контакта с ворами, это освободить их. Но он прекрасно понимал: открыть замок их решетки – это не освободить, а уничтожить десятки жизней, этого совершенно не заслуживающих. Животная гордость и нетленный огонек свободы в их глазах оставляли им только два варианта будущего. Либо стачивать свои стальные когти о гранит скального рубежа, либо спать и ждать подходящего случая сбросить рабство сильнейшего. Хоххи поклялся перед самим собой, что, как только он сам поднимет себя над верхушками скал лабиринта жизни, он освободит тех, кто все еще будет нуждаться в свободе, чего бы это ему ни стоило. Ежедневно общаясь с ворами, он наполнялся непонятной ему доселе силой, наполняя их самих надеждой. Может быть, тот уровень понимания, которого они достигли, а может быть, что-то другое позволили Хоххи впервые без давления и долгих обходных маневров смотреть их глазами туда, куда он хотел, и столько, сколько хотел. Чувство непостижимого братства, равно разделенного на каждого, давало им ощущение уверенности в том, что необходимость одного есть потребность каждого. Хоххи не знал этого, но именно такое чувство единства сплачивает отдельных, не всегда самых сильных бойцов в непобедимый стальной кулак, способный снести все на своем пути.

Зоопарк и «Бордель» – кто готов найти десять различий между сущностями покорного рационального существования и иррациональной самоотверженности несогласных. Кто готов судить и карать глупую преданность и преданную трусость. В темноте теплых ночей что-то жестокое и непокорное рождалось во вчерашнем поваренке, глядящем на мир тысячами глаз, наполненных рабским покоем и жестокой целеустремленностью, слезами боли и огнем ненависти, тщеславием власти и глупостью упрямства. То, что в конце концов в голове одного становится непреклонной и удобной истиной, а в голове другого поводом для размышления, в него вливалось широкой рекой. Стремниной, зовущей к свободе и ведущей к смерти не одного, а миллионов.

Глубоко за полночь, открыв «неприступный» замок собственной клетки, Хоххи любил размять ноги, побродив по аллеям прекрасного парка. Тихий, едва ощутимый ветерок ласково гладил его по огрубевшей уже чешуе и шелестел листьями деревьев, как будто хотел рассказать ему что-то важное. Обитатели зоопарка отрешенно провожали его долгими взглядами и недовольно суетились за толстыми решетками клеток. Хоххи, обходя по замкнутому кругу всю эту ухоженную и обустроенную территорию, наполненную искусственным благоденствием, присаживался на небольшую лавочку в центре парка и сидел, прислушиваясь к голосу ветра. Потом подходил к проему в каменной стене крепости, за которой его ждали белые братья. Обычно один из них, бесшумно скользнув к решетке, упирался мордой в рифленые прутья и ждал, когда мальчик положит ладонь на его огромный лоб. Так они могли стоять по нескольку часов. Тактильный контакт вместе с теплом от соприкоснувшихся тел в сотни раз усиливал ту тоненькую связь, которая успела образоваться между ними. Со временем Хоаххин не только научился задавать тон их совместной теперь команде, но и передавать им собственные образы, что наполняло общение глубокой привязанностью и все больше и больше превращало его в такую же потребность, как воздух и пища. Потом как по команде они расходились в разные стороны, прощаясь до следующей ночи.

Утром, как всегда, что-то ворча себе под нос, приходил смотритель Кривой Топор и начинал утренние процедуры. Он включал системы автоматической уборки в клетках, пополнял запасы дозаторов, пугал пучеглазых и ласково шлепал по попе вечно жующего. Часам к десяти утра он с помощью шустрого летающего бота загонял в пещеру воров и после этого обходил их владения, осматривая внутренние укрепления их крепости. Зачем-то пробовал рукой воду в их лагуне, прекрасно зная, что вся территория утыкана термодатчиками, и только после этого неторопливо направлялся в сторону жилища Хоххи. И сегодня Топор не изменял традициям. Его покашливание и пошмыгивание говорили о том, что Хоххи пора выйти ему навстречу в открытую часть вольера и поприветствовать старика своим присутствием, показывая, что все, как всегда, хорошо. И прошедшая ночь не принесла изменений в неторопливый уклад зоопарка. Но что-то было не так, и что это, стало понятно сразу, как только пленник понял, как он смотрит на Топора. А смотрел он ему в спину, смотрел с привкусом густой тягучей ненависти. Пучеглазые, ощутив волну этого жуткого чувства, набегающую со стороны «крепостных ворот», забеспокоились и опрометью кинулись карабкаться под самый потолок своего бунгало. Контрольная лампочка на черной коробочке магнитного замка, запирающего крепость, подмаргивала красным зрачком, давая понять всем заинтересованным лицам, что ворота еще не заперты. У Хоххи не оставалось другого выбора, как только мгновенно «развернуть» взгляд своих кровожадных братьев обратно к бассейну, и в ту же секунду в упор, в самое лицо надсмотрщику, на языке, который он давно знал, может быть, даже лучше, чем некоторые из его учителей, спокойно и твердо произнес:

– Ты в опасности. Ты забыл запереть дверь в вольер к этим белым убийцам. Медленно развернись и сделай это.

Свистяще-шелестящий шепот произвел на надсмотрщика впечатление. Одним мощным толчком он прыгнул назад, перевернувшись в воздухе, оказался вплотную к калитке незапертого вольера и точным движением зафиксировал замок.

* * *

Горная тропинка петляла в зарослях тропических растений, грунтовые ее участки сменялись россыпью валунов размерами с небольшой грузовичок. Кривой Топор, демонстрируя отменную сноровку, без устали скакал по потрескавшимся камням, даже не интересуясь, успевает ли за ним желторотый (а впрочем, и желтопузый тоже) юнец, который только вчера спас ему жизнь. Подъем закончился, и во внезапно образовавшийся просвет между пальмами, лианами и манграми, корни которых, словно рыбьи скелеты, до последнего пытались напугать неискушенного путешественника, стремительно ворвалась лазурная глубина неба, слегка подрагивающая из стороны в сторону и разогретая до предела палящими лучами полуденного солнца. Храмовая гора, как монумент застывшей вечности, возвышалась над плоской каменистой проплешиной, предшествующей входу в начало начал того феномена, который на всех языках человеческого космоса обозначали всего два слова: «Дети гнева».

Всего одна строка, теряющаяся в многочисленных записях и отметках вашего паспорта, однозначно трактующая вашу принадлежность к той или иной национальности, ставит точку в этом непростом вопросе. Каково быть тем, кто родился на борту авиалайнера, летящего из Токио в Порт-о-Пренс с дозаправкой в Лос-Анджелесе. Причем если родители всю жизнь говорили на французском, сами жили в Исландии, а их дети учились в бельгийском университете? Все просто, ответите вы, считайте себя евреем, и дело с концом. Это я к тому, что всего один пункт из целого ряда обстоятельств может оказаться ключевым в вашем понимании родины. Так вот храм Детей гнева и был таким пунктом. Топор вышел в центр проплешины и замер там, всматриваясь в темный проем арки, ведущей внутрь. Хоххи, отдирая свою накидку, выданную ему со словами «не зверь, негоже», от очередного колючего куста, поспешил за смотрителем.

– Вот это место, куда мы шли.

– А зачем?

– Затем, что, если хочешь стать человеком, тебе, как когда-то всем нам, нужно зайти внутрь. И там ты поймешь, кто ты, или не поймешь. Но тогда зря я тебя привел.

– Логично.

Топор со всей собранной по закуточкам его топориной души и для самого него неожиданной нежностью шлепнул желтопузого по плечу и подтолкнул к черному проему.

– Иди внутрь, там тебя ждут. И да снизойдет на тебя свет.

– Там есть свет?

– Иди, мне пора.

И не дожидаясь больше, пока мальчонка сделает шаг вперед, смотритель растворился в зеленых зарослях, вплотную подступающих к скале.

Странное, одновременно зовущее и пугающее чувство подступающей бездны раздирало Хоххи на части, причем нижняя его часть явно склонялась к побегу, а верхняя… Он вошел под арку грота, погружаясь в пугающую и манящую темноту. И первое, что увидел, – стоящую на фоне яркого пятна вливающегося в пещеру света хрупкую, непропорционально вытянутую щуплую фигурку нерешительного и любопытного мальчугана, робко остановившегося на самом краю тени.

– Ну же, давай, давай, не стесняйся! Заходи! Что пороги-то оббивать. Чай, не покусаем тебя.

Закутанный в мешковатый серый «халат», кряжистый и угловатый, чем-то смахивающий на двухметровый дубовый пень со свисающим с него тяжелым витиеватым крестом на толстой цепи, батюшка Пантелеймон, радушно скаля свои здоровенные клыки, с любопытством разглядывал хрупкую и нескладную фигурку нового и единственного будущего своего послушника.

Пещера была действительно огромной, ее свод уходил настолько высоко вверх, что казалось, над головой простирается беззвездное ночное небо. Небольшие, разбросанные то тут, то там софиты на треногах выхватывали у темноты небольшие куски, даже не стремясь осветить пространство полностью. Эхо щелкающих звуков, которые издавал Пантелеймон, создавало эффект многоголосого хора, состоящего из двух десятков воробьев, рассевшихся вокруг на приличном расстоянии от присутствующих. Батюшка, явно истосковавшись по собеседникам, не стал дожидаться, пока новичок сам зайдет в глубь пещеры, и уверенным шагом двинулся к нему навстречу. Пройдя метров двадцать, он опять открыл было рот, дабы произнести очередной поддерживающий дух гостя монолог, но, разглядев наконец его лицо, осекся.

– Вот, значит, как. А как же? Не похож ты на слепого-то.

– Я и не слепой.

– Ну, понятно уже, понятно. Как звать-то тебя, путник?

– Хоаххин саа Реста.

Хоаххин гордо задрал вверх подбородок. Никто до этого никогда не спрашивал его имени. Но Мина много раз объясняла ему, как и почему его зовут. А когда сама называла его полностью, была этим почему-то страшно горда.

– Это имя мне дала моя мать. Но я ее совсем не помню, Мина рассказывала, что она умерла в тот момент, когда я появился на свет.

– А я, Хоаххин, живу здесь, и зовут меня батюшка Пантелеймон. Но ты можешь звать меня просто батюшка.

* * *

Не дожидаясь назначенного времени сбора Совета адмиралов, граф Северо договорился со Смотрящим на Два Мира о срочной аудиенции в его отдаленных владениях сразу, как только ему доложили о происшествии в «зоопарке». Огромная территория дворцово-парковой зоны владения герцога не имела ни одного квадратного метра неосвоенной территории. То, что не привычному к культуре Могущественных могло показаться бесполезной тратой пространства, человеку сведущему говорило о многом. Каждый серый валун, каждая ветка сакуры или искусственный ручей с мелкими мидиями, прилипшими к стеблям осоки, повествовали ту или иную истину, отражением которых была жизнь просвещенного. Слишком сложно для высшего офицера Детей гнева, слишком просто для его покровителя и воспитателя.

Шаттл графа запросил посадку ровно в полдень, это означало, что он прибыл на десять минут раньше назначенного времени, однако вопрос, заставивший Северо бросить все свои неотложные дела, стоил того, а в том, что Смотрящий уже в курсе ситуации, граф нисколько не сомневался. Разрешение на посадку не заставило себя ждать. Автопилот шаттла получил исчерпывающую информацию о безопасной траектории снижения, безопасной, конечно, с точки зрения системы обороны замка, относительно к низколетящему объекту, находящемуся в зоне ее непосредственной компетенции. «Шаг влево – расстрел», – подумал граф и отстегнул фиксатор безопасности кресла пилота. Встречи с наставником никогда не проходили просто, но и запоминались обычно надолго.

– Все, что мы знаем об этом существе, это то, что его матерью является Архан Сестер Атаки капитан Реста Леноя. Каким образом ей удалось забеременеть, если это, конечно, не провокация Алых, нам ничего не известно.

– Вам, граф, самому-то не кажется, что ваши ссылки на Алых несколько… э-э… надуманны? Да! Я не меньше вашего ждал, что когда-нибудь это случится. И я не меньше вашего удивлен тем, что, несмотря на все наши усилия в этом вопросе, результат оказался столь неожиданным и нам с вами совершенно не подконтрольным. И тем не менее…

– Дело в том, мудрейший, что Архан имела лишь одну известную мне связь с особью противоположного пола. И этой особью был я.

– И вы, граф, значит, не рады своему первенцу? Не ожидал от вас. А ведь анализ ДНК мальчика полностью подтвердил не только его слова о матери, но и тот факт, что его отцом является наш с вами общий знакомый, адмирал Северо Серебряный Луч. То есть вы.

Глаза Смотрящего сузились в почти непроницаемую полоску век, а крылья слегка приподнялись, и граф сразу понял, что и этот факт его биографии не был для учителя новостью.

– Это, конечно, шутка. Я не хотел вас расстроить. Просто я думаю, нам с вами пора перейти от вопроса «кто он» к двум другим. Во-первых, вопросу «как это повторить» и, во‑вторых, «что с этим всем делать». Объясню.

Смотрящий наполнил свой стакан родниковой водой, источником которой был небольшой водопад, устроенный в проеме стены его кабинета.

– Я позволил себе смелость запросить и передать в свою генетическую лабораторию всю информацию, полученную как в результате регенерации капитана Ресты, так и в результате ее дальнейших медицинских исследований. Так что вопрос «как это повторить» уже решается лучшими умами, которые до сих пор безуспешно пытались решить проблему потомства Детей гнева. Но я полагаю, сам факт наличия такого потомка может серьезно продвинуть их работу. При этом я думаю, что передавать им в руки вашего сына было бы как минимум негуманно. Пусть он остается под опекой Храмовой скалы. Мы ведь с вами должны знать, с кем имеем дело, а ограничив его как личность, запихнув в пробирку, нам многого не добиться. В вашу же компетенцию входит, таким образом, преподнести этот вопрос перед советом, чтобы счастливые адмиралы не утопили ребенка в слюнях радости и не зализали его насмерть. Предоставьте его собственной судьбе, поверьте мне, пусть лучше он останется тем, кто он есть, нежели превратится в золотого ребенка графа Северо и единственного наследника Детей гнева. При этом, конечно, необходимо обеспечить полный контроль за его развитием и адаптацией в ту реальность, которая нас с вами окружает. Надеюсь, вы сами понимаете, что ему сулит публичное признание, начиная от политических аспектов до аспектов личной безопасности?

Северо хмуро выслушивал наставника, в очередной раз поражаясь, насколько далеко он просчитывает последствия даже самых незначительных и локальных событий, не говоря уже о том, какую лавину может произвести один-единственный, но достаточно значимый факт.

– Следующее, о чем бы я хотел вас попросить, Северо. Согласитесь, что наличие ребенка, пусть даже пока единственного, совершенно меняет статус все еще остающихся в живых Сестер Атаки. Конечно, подвешивать линкор на стационарной орбите и организовать личную охрану каждой сестре – это перебор, но погибнуть больше не должна ни одна из них!

Хрустальный бокал с ледяной родниковой водой наполовину опустел. И Смотрящий наконец улыбнулся, обозначив конец официальной части беседы. Он вышел из-за стола и направился к огромному панорамному окну, выходящему на север, как раз в сторону ледяной пустыни. Движения его были, как всегда, мягкими и неуловимыми.

– Знаете, Северо, я всегда верил, что судьба предоставит нам этот шанс. И теперь все зависит только от нас. Сумеем мы быть достойны нашего потомства или, переработав на отходы весь доступный нам келемит, канем в бездну небытия.

* * *

Большой медный блестящий пузатый самовар с ухватистыми ручками и закопченным раструбом, из которого синеватой змейкой поднимался вверх ароматный дымок, стоял на гладко выструганной деревянной столешнице батюшкиного обеденного стола. На обычный вопрос: «Откуда такая штука?» – следовал незамысловатый многозначительный ответ: «Все равно не поверите!»

И больше никаких комментариев Пантелеймон на эту тему не давал даже самым близким и столь же редким посетителям его жилища.

Бывали времена, когда за этим столом за чашкой ароматного чая собиралась большая дружная компания. Бывало, даже сам Смотрящий сиживал здесь, помешивая мельхиоровой ложечкой и прихлебывая из граненого стакана в медном подстаканнике. Но все проходит. Дела и заботы разбросали «носорогов» по дальним рубежам, и «большое чаепитие» стало редкостью. Пантелеймон не блистал портняжным искусством, посему новоиспеченный послушник был обернут им в мешковатый суконный подрясник, фасон которого батюшка почерпнул на просторах глобальной информационной сети. Позвякивая стеклом о медь и с большим вдохновением поедая нечто под названием «пряник», Хоххи благодарно впитывал батюшкину интерпретацию истории нового времени с примесью прикладной философии.

– …и вот когда Алые Князья поняли, что не одолеть им человеков, крепких духом, решили они создать таких же отчаянных бойцов, да не пару-тройку, а целую армию. Согнали они женщин целой планеты вместе и какие уж зверства использовали, мне неведомо, но народились от того миллионы маленьких уродцев, и стали Алые готовить их к войне беспощадной, не на жизнь, а на смерть!

– Батюшка, а как же так случилось у Алых, что все созданные ими Дети гнева были мальчиками?

– Полагаю, сын мой, что девочек они умерщвляли. Не перебивай. Поднялось тогда благородное воинство людское, да и бросилось грудью на защиту деток этих ущербных от захватчика коварного. А во главе воинства встал великий рыцарь в черных латах по прозвищу Черный Ярл. Спустился он на твердь земную из облака кровавого и прорычал на весь свет: «Доколе позором умываться, доколе упырей терпеть?!!» Страшные твари адовы вставали на их пути, неистовой силой нечистыми наделенные, но ничто не могло остановить Ярла. Клинок его заговоренный рубил отродий, как коса пшеницу. В общем, понавешало это воинство люлей краснозадым – мама не горюй!

Пантелеймон покрякал, прочищая горло, и залил туда еще один стаканчик горячего ароматного напитка.

– Собрали добры молодцы ребятишек, из плена вызволенных, да и отправили всех на планету Светлая. Это наша с тобой теперь планета. И входит она в великую Российскую империю. Император, кстати, хороший человек, мудрый и сильный, с соседями дружит, нам помогает, ну и мы, если что, только свистни…

Ага, значит… И Черный Ярл заветом своим и дланью железной указал этим детишкам путь. Стать им воинами, но не тьмы, а света! Вырасти сильными и защищать свою родину так же, как защищали ее люди добрые и отцы их и деды от супостата всякого, который с мечом своим да уставом норовит и по сей день козни строить и смуту на нас нагонять! А друг и соратник его, аббат Ноэль, прислал своих учеников из людей, чтобы присмотрели они за детенками, чтобы наставили их на путь истинный, чтобы объяснили им (вот как я теперь тебе), что есть благо и добро, а что есть ложь и злодеяние. И для учения этого было выбрано место, и стало оно храмом, и всякий из Детей гнева, приходящий туда, находил поддержку и доброе слово, наставление и одобрение. И я сюда пришел желторотым, без роду и племени, и нашел здесь свою семью.

Еще один стаканчик в батюшкиной когтистой лапище наполнился кипятком. Воспользовавшись паузой, послушник вновь попытался перейти в атаку:

– А может, они, князья эти, девочек не умерщвляли, а увозили на другую планету и там готовили другую армию? Про которую никто вовремя так и не узнал?

– Логично, но мне доподлинно неизвестно.

– А в чем же разница, если Алые хотели в армию малышей отправить, а Черный Ярл сам в итоге так и поступил?

– Разница в свете и тьме, насилии и свободе! Мы за Ярлом сами пошли, он нам как отец, а то и поболе того!

Батюшка со знанием дела макнул «деревянный» пряник в чай.

– Теперь твоя очередь рассказывать.

Хоаххин шевельнул плечами и поставил подстаканник на стол.

– …долго шли сестры по ледяной пустыне, не день и не ночь. И вот встали перед ними горы, по которым вниз спускалась ледяная река. И тогда Архан Реста указала на скалу и пещеру в ней, и приказала войти в эту пещеру, и разжечь огонь, и готовить это место для жизни…

* * *

– Пасуй, пасуй, да не тяни, ах, хвост-чешуя…

В центре на этот раз ярко освещенной прожекторами пещеры между двух ворот с натянутой на них ловчей сеткой, проскользнув между ног одного и получив пас от другого «носорога», послушник, ловко подцепив мяч большим пальцем правой ступни, «ладошкой» аккуратно уложил его в девятку ворот противника. Противник в лице вратаря Пантелеймона в широком прыжке напрочь снес правую стойку вместе с тяжелой перекладиной, выполненной из обрезка толстостенной стальной трубы пуда под три весом. Труба, проделав в воздухе замысловатый кульбит, опустилась аккурат на батюшкину спину. Возмущенно отмахнувшись от данного летающего предмета, Пантелеймон, почесывая правый бок, поднялся на ноги и пошел за укатившимся в дальний угол пещеры мячом. Кто пропустил, тот и ходит. Одной из главных батюшкиных заповедей была заповедь равноправной справедливости, без скидок на положение или старческую немощь. Да и немощью он, нужно признать, не страдал. Поднимал он ученика с восходом светила и вытаскивал его, заспанного, на свежий воздух, на площадку между скалой и джунглями, после чего следовала игра «попробуй догони», притом что догонял обычно Хоаххин. Легко и даже в чем-то грациозно наш окладистый пастырь сигал с валуна на валун, изредка пользуясь свободно висящими лианами для ускорения своего увесистого тела в полете над петляющими ручейками и вызревающими в тиши колючего кустарника ягодами. Для этой утренней прогулки он каждый день выбирал разные маршруты длиной километров по восемь-десять. Бывало, что увлекшемуся батюшке приходилось возвращаться и в зависимости от серьезности сложившейся ситуации либо подгонять своего ученика беззлобным увесистым пинком, либо кидать его на загривок и волочь в медотсек, укрытый в одной из излучин их пещеры.

Сегодня у них с учеником был маленький праздник – парни из его бывшей десантной двадцатки навестили «старика». Их корабль подзастрял в ремонтном орбитальном доке, и выдалась у них свободная минутка для отдыха на родной планете. В двух словах мальчишке объяснили, в чем засада, и он не посрамил своей команды. Верткость и отменная скоординированность тела давали ему преимущество в сражении со скоростью и безупречной профессиональной реакцией его партнеров.

– Семь-четыре! Батяня, вам с Топтыгой и Вареником уже ничего не светит! Лягушонок вас сделал!

Эрган Быстрый Гром, стянув с себя пропотевшую майку, направился собирать в кучу разлетевшийся металлолом, похихикивая и покрякивая на ходу.

– Чиним ворота, и айда мясо жарить. А то последний уголь ветром разнесет.

Хоаххин с вздыбленной чешуей, запыхавшийся, но абсолютно счастливый, носился вокруг Грома, пытаясь не то помочь, не то взобраться ему на широкие плечи. В конце концов он ускакал в один из темных углов и волоком подтянул к собравшимся в кучку бойцам пятидесятилитровую канистру с холодной родниковой водой.

– Красотища-то какая! Дети мои! Вокруг-то красотища! Закат-то сегодня какой! Вы же там, на пограничье, ничего этого не увидите! Смотрите! Радуйтесь! Благодарите господа нашего за еще один день, подаренный нам!

Канистра быстро пошла по рукам, и парни, деловито покрошив в капусту пару ухватистых пеньков, раззадорили догорающий костер и присели вокруг него в кружок. Вертел с освежеванной тушкой, капающей на пыхтящие угли сочащимся жирком, не торопясь подкручивали и переставляли, доводя и себя, и тушку до состояния готовности к вечерней трапезе. Свежий лучок, зеленеющая травка и пара пластиковых упаковок острого кетчупа красовались на необъятном обеденном столе в «камбузе» Пантелеймона. Ржаной каравай рвали на части, сколько кому надо, мясо срезали абордажным тесаком толстыми дымящимися ломтями. Пир живота давал фору официальным обедам на княжеских приемах.

– Через три дня уходим обратно. Что-то там веселенькое назревает. Модернизируем фрегат новыми торпедными комплексами и сразу обратно.

Быстрый Гром, вытирая лоснящиеся губы краюхой, с горящим в глазах огоньком азарта пихнул локтем батюшку.

– Да не кисни ты, вон тебе как подфартило! Какого пацана шустрого судьба в ученики назначила!

– Да я и не кисну, вам, разбойникам, не понять. А что там, на рубежах, неспокойно опять? Неужто Алые опять чего задумали?

– Да там когда спокойно было? Не столько Алые досаждают, сколько с нашей стороны герои разные, желающие поживиться, да контрабандисты удержу не знают.

Хоххи, засидевшийся на ячменной каше, на геркулесе да на макаронах по-флотски, уминал мясо, не отставая от десантуры. При этом не пропускал мимо ушей ни одного слова.

– А что, Алые Князья страшные?

«Носороги», слегка онемев, прыснули дружным смехом. От горшка два вершка, а туда же.

– Вот вырастешь, окрепнешь, соберешься с силенками да уменьями, сам узнаешь, какие они на зуб – Алые Князья.

Местные кровососущие, разочарованно попискивая от невозможности проткнуть шкуру укладывающихся на покой бойцов, разворачивались в сторону одиноко стоящих в стороне дежурных софитов. Храм Детей гнева, погружаясь в привычную темноту, выслушал непременную ежевечернюю молитву и стал медленно отходить ко сну. Лишь неуемное сознание послушника, наполненное за этот длинный день образами и непонятными пока ассоциациями, категорически не желало засыпать.

– Батюшка, ты не спишь? А скажи, что нужно делать, чтобы стать таким же сильным и быстрым, как Гром? Наверное, нужно много воевать с врагами? А почему Гром с ребятами постоянно воюет, разве война не закончилась? А…

– А ну спать! Несносный отрок. Шило в моей несчастной грешной заднице…

Пантелеймон перевернулся на другой бок и тихонько улыбнулся во сне. А ведь действительно, кому из вечно воюющих выпадет такой шанс, как поднять на ноги сына, пусть и не родного, – в большой семье это не имеет никакого значения.

* * *

Пещера служила прибежищем не только батюшке и его ученику. Многочисленные ночные и дневные ящерицы, мыши и другая мелкая живность невольно и круглосуточно обеспечивали послушника доступом к терминалу глобальной голосети Российской империи. Стандартный интерактивный видеокурс начальной школы Его Императорского Величества Российского министерства образования, доступ к которому батюшка официально оформил в глобальной сети для своего ученика, был рассчитан на пять лет, но Хоххи управился с ним за год, что подтвердил официальный тест, по результату которого Хоххи получал право либо продолжить обучение в специализированном классе, либо официально поступить в лицей для продолжения классического очного образования. Был вариант продолжать и дистанционное образование, но только с живым преподавателем на другом конце канала связи. А пока батюшка допускал мальчишку к сетевому голомонитору ежедневно, но не более чем на четыре часа. Обязательным условием было изучение истории мировых религий и культур, знакомство с различными техниками единоборств и другими научно-познавательными программами. До обеда они с батюшкой практиковались на специально оборудованном для этого импровизированном ринге в постановке удара, отработке дыхания, реакции и приемов рукопашной борьбы, которую Дети гнева в силу собственных анатомических особенностей разработали и продолжали усовершенствовать сами. Каждый новый противник, с которым сталкивались бойцы, предполагал не только тщательное изучение его анатомии, но и разработку индивидуальных тактик ведения боя с ним.

– Ты должен воспринимать бой, не ощущая себя как его центр, а наоборот, как бы наблюдая со стороны как за противником, так и за собственным телом. Это позволит тебе адекватно…

Голомонитор автоматически поставил трансляцию на паузу, когда Хоххи отключил беспроводную связь. Последняя фраза вызвала у него грустную улыбку. Время, отведенное на занятие в сети, закончилось, и по традиции Пантелеймон выдал уже ставшую классической фразу:

– Ну что, желтопузый? Посмотрим, чему тебя сегодня глобальный святой дух научил. Пошли на ковер.

Сближение, раз-два, прямой отвлекающий быстрый, но без напряжения, три-четыре, хук слева, отбит, пять-шесть, контратака, уход на дистанцию, семь-восемь, держать равновесие, девять-десять, подкат… Пантелеймон, поднимаясь с пола, в легком перевороте блокирует еще серию скоростных и вполне ощутимых ударов ногами в голову и корпус, вновь встает в стойку. Ученик открыт. Мгновенное сокращение дистанции, и неотразимый по скорости и силе удар в шею… проходит как бы насквозь того Хоххи, которого видит батюшка… и острая боль в затылке посылает «старика» в нокаут. Падение тела на мягкий, пружинящий мат поднимает в воздух облако пыли.

Пантелеймон приходит в себя от того, что кто-то брызгает в него холодной водой. Сколько он был в отключке? Пару секунд, минуту? Послушник взволнованно носится вокруг него. Тяжелый как груда камней бывший десантник, которые никогда не бывают бывшими, тут же приводит себя в вертикальное положение.

– Научил! Мать твою. Прости, господи, меня, грешного! Ну, держись у меня, завтра днем продолжим эту тему…

Недоумение на его обаятельной клыкастой роже сменяется удовольствием. И они вместе дружно топают на камбуз.

Через два года такого вольного стиля пришло наконец время провести первый поединок чести. Поединком чести Дети гнева называли свой внутренний экзамен на прочность и готовность к реальной драке не на жизнь, а на смерть. Только поединок чести давал право подрастающему бойцу считать себя полноправным членом братства, членом боевой элиты, которой и являлись, по сути, бывшие колченогие и пучеглазые беззащитные «выродки». Когда-то, три десятка лет назад, несколько миллионов осознавших свою силу новых подданных Российской империи озадачили своих учителей тем, как, собственно, такой экзамен провести, да еще при столь массовом количестве абитуриентов. Были предложены различные варианты. Первый – сразиться с хищным животным в его среде обитания, второй – сражаться друг с другом (в том числе на спортивной арене), третий – сражаться с опытным обученным бойцом. Насчет хищников мысль понравилась, и такие бои проводились, но в ходе боя хищник, как правило, погибал, и это не два-три медведя, это сотни тысяч тигров, львов, кабанов, волков и так далее, чего руководство планеты никак себе позволить не могло. И остановилось на формуле – хочешь сражаться с хищником, сам его себе добывай, и не на этой планете. К счастью, немало миров на тот момент было перенасыщено разнообразной злобной фауной, и Геракловы подвиги ждали своих героев, за это и деньги платили, и перелет обеспечивали. Насчет оторваться на соплеменнике тема была закрыта сразу, не для того готовили ребят, да и моральная составляющая никак не вязалась с гладиаторской основой указанного предложения, а чисто спортивная тематика никак не могла заменить боевой реальности. Сразиться с опытным бойцом. Этот третий вариант мало чем отличался от второго. А надежда на то, что уж опытному-то бойцу ничего не грозит, развеялась после четвертого поединка, когда тренер пропустил свой коронный удар, которому так долго учил своего воспитанника, и его не успели донести до реанимационной камеры. В общем, самыми массовыми на тот момент боями чести так и остались бои по искоренению излишнего количества агрессивно настроенных соседей по общей коммунальной квартире, называемой планета, которая могла располагаться в любой части человеческого космоса. Ну и только там, конечно, где руководство этой «квартиры» готово было данную акцию оплатить.

* * *

Пантелеймон, с блаженным видом прихлебывая ароматный чай, удовлетворенно рассматривал своего ученика. Мальчонка окреп, два года непрерывных тренировок, постоянные вылазки в джунгли на охоту или рыбалку сделали свое дело. Уже никто бы не назвал его желтопузым, чешуя на теле приобрела ровный серый оттенок, чуть темнее там, где окончательно затвердела, как панцирь у черепахи, чуть светлее на скрытых и более нежных поверхностях. Сам батюшка поостерегся бы игнорировать некоторые колющие и режущие удары локтями, коленями и ребром ладони, которые его ученик научился наносить расчетливо, хладнокровно и не ради баловства. По крайней мере местное зверье, потеряв пару десятков своих собратьев, это усвоило накрепко.

– С кем ты хочешь сразиться?

– С ледяным вором.

– Ты обалдел. Что ты вообще знаешь про этих зверюг? Они таких, как ты, поросяток, да и не только таких, да и таких, как я, кабанов на завтрак по полторы штуки на зуб кладут.

– Я их знаю получше тебя, батюшка. Да и встречался с ними почаще твоего, и на Снежной Равнине, и в зоопарке вашем в соседних камерах сидели. Ты уж поверь.

Как оповещала статистика и компьютерное многослойное моделирование, один ледяной вор как боец стоял вровень с семью вооруженными только холодным оружием профессиональными охотниками из людей, или одним безоружным опытным десантником из Детей гнева, или десятью классическими голодными белыми медведями.

– Тот факт, что ты меня в одной из трехсот пятидесяти драк удачно приложил по башке и отправил в нокаут, еще ничего не значит. Для боя чести выбирают только равного по силе зверя! Понимаешь? Этот бой не прогулка по парку, не соревнование по метанию икры, бой не проигрывают, в бою погибают! И не думай, что тебе ради такого случая дадут плазмобой или даже кухонный тесак. Негоже, отрок, гордыне потакать!

– Да зря ты расстраиваешься, батюшка. Вот увидишь, все будет хорошо. Только у меня есть еще одно условие.

– Да любое перед смертью, сын мой.

Настроение Пантелеймона портилось на глазах. Именно на его собственных глазах в первую очередь. Они сверкали, как поисковичок лазерного прицела, и можно было ожидать, что того и гляди произойдет выстрел, для кого-то однозначно смертельный. Выбор абитуриентом своего соперника был священен, и никто не был вправе этот выбор изменить, кроме него самого. Выбрать в соперники, например, ежика было недостойно, и победа в поединке просто не будет засчитана судьей. Хочется тебе позавтракать ежиком? Не вопрос. Геморроя будет достаточно, но вот чести тебе это не добавит. Как и замена грозного соперника на менее опасного считалась дурным тоном и популярностью в среде Детей гнева не пользовалась. В общем, теперь все мысли Пантелеймона были направлены на то, как этот бой провести и не потерять ученика, а не на то, как изменить его выбор. А по всем раскладам выйти из этого боя живым Хоаххину не светило совершенно.

– Я хочу, чтобы бой мне разрешили провести на Снежной Равнине и чтобы после боя, в случае моей победы, оба ледяных вора были отпущены из зоопарка на свободу.

Этот вопрос согласовали за пару дней, сочтя, что вероятность подобного исхода боя слишком мала. Этих двух воров добыли с большим трудом, поставив на уши не только дружный коллектив планетарного патруля, но и пару боевых единиц флота Детей гнева, что было большой редкостью в силу их постоянной занятости. Однако захват этих хищников живьем оказался предприятием непростым и опасным, а потери были никому не нужны. Изучали их досконально – физиологию, реакции, болевой порог на различные воздействия – и пришли к неутешительному выводу: в неволе не размножаются, дрессировке не поддаются, в плен не сдаются. В общем, почти полное совпадение с психологическим портретом самих Детей гнева. На заявку по согласованию условий боя чести откликнулся даже Генеральный штаб планетарной обороны, проявив инициативу по трансляции этого боя по внутренним каналам планеты. Батюшка почувствовал волну ностальгии в среде своих однокашников, еще не забывших, как все начиналось, а также некоторое разочарование опрометчивостью абитуриента. Умереть, как известно, много доблести не надо. Бойцов учат не умирать, а выживать и побеждать.

В последние дни интенсивность тренировок возросла многократно, Хоаххина даже начала посещать мысль, не задумал ли Пантелеймон его покалечить для того, чтобы нашелся повод отменить или перенести бой чести. Но нет. Батюшка умудрялся биться так, что каждая новая схватка с ним лишь еще сильнее убеждала воспитанника в том, что он сделал правильный выбор.

– Имей в виду, что выход на бой с оружием недопустим, но если что под руку попадется на месте, то это не возбраняется. Ну, разве из-под снега крейсер не вынырнет.

Вечером из последних сил, выкроив считаные минуты из бешеного графика изматывающих тренировок, Хоххи подключался к сети лишь для того, чтобы еще раз напомнить себе самому толщину костей в предплечье или максимальную скорость бега и высоту прыжка ледяных воров, их уровень интеллекта или скорость реакции взрослых особей, другие физиологические особенности. Бой был назначен через пять дней. Хоаххина должны будут высадить из дисколета в той части снежной пустыни, ближе к торосам вечно замерзшего океана, где наиболее часто наблюдается движение воров. Несколько дисколетов на приличной высоте, чтобы не вспугнуть хищников, будут наблюдать за боем, фиксируя его на высокоточную оптику, на борту одного из них будет смонтирован медицинский реанимационный комплекс, если, конечно, в нем возникнет надобность, поскольку при отделении головы от туловища, чем славились воры, реанимация становится процедурой невостребованной. Были у этой медиакоманды и другие, скрытые от большей части участвующих в «шоу», задачи, но о них не только знать, но и догадываться участнику было не положено.

Последние два дня батюшка прекратил всякие тренировки и больше времени стал проводить в своем молельном загончике. После ужина, укладываясь на ночлег, Хоххи осмелился задать своему воспитателю вопрос, который уже давно вертелся на его языке:

– А почему ты вернулся в эту пещеру? Ты ведь был в десанте, видел множество миров, участвовал в сражениях, и братья по оружию тебя уважали?

Батюшка окинул его задумчивым взглядом, вздохнул, а потом, видимо, решив, что в такой вечер нельзя просто отшутиться или отговориться на потом, заговорил:

– Ты понимаешь… во‑первых, меня попросили. Потому что через три года после начала формирования принадлежащего нам флота здесь, да и вообще на планете, не осталось никого, кто нуждался в обучении или сострадании. Людские священники, сподвижники аббата Ноэля, вернулись к своим прежним делам и заботам либо ушли в космос вместе со своими воспитанниками и покинули планету. А это место – это начало начал нашего осознанного пути. И это место нуждается в защите, в защите от забвения, так же как и наши традиции, напоминающие нам о том, кто мы и в чем наша миссия. А во‑вторых, кто-то ведь должен был тебя здесь встретить…

* * *

Воспоминания о предгорьях, шум ветра, проникающий внутрь кабины сквозь прозрачный фонарь, попискивание приборов… Пилот, человек из мира Трегуб, не торопясь рассказывал разные истории о том, какие у них бывали случаи рукопашных схваток между медведями и охотниками. Мало кто из охотников оставался после этого жив. Ледяные воры, конечно, похожи на медведей, но не больше, чем «Харлей Дэвидсон» похож на детский велосипед. Они не впадают в зимнюю спячку, такое может себе позволить только беременная самка, хорошо откормленная своим «парнем» перед зачатием. Они никогда не пугают своего противника, рыча за полкилометра и накручивая вокруг него круги. Как говорится в кассовых боевиках, не доставай оружие, если не собираешься стрелять. Намерение ледяного вора можно понять, только заглянув в его бездонные карие глаза и увидев там собственную смерть.

Дисколеты пересекли Снежную Равнину по диагонали, на северо-восток, и, опять нырнув в плотные кучевые облака, выстроились в круг. Под ними ровная заснеженная поверхность упиралась в предгорья, которые выходили вплотную к торосам океана. Это было то самое место, которое было облюбовано хищниками и выбрано для проведения боя чести. Кандидат в братство по боковому откидному трапу спустился на снег, тут же ощутив своей покрытой чешуйками кожей его приятное покалывание. Дисколет, на прощание покачав плоскостями, растворился в мутной белизне нависающих туч. Хоххи, не теряя времени, стал забираться по выступам острых как бритва камней на ближайший скальный хребет, метров восьмидесяти в высоту. Как подтверждали «глаза» сопровождающей его «судейской бригады», как минимум пять ледяных воров оказались в районе его высадки, и скоро кто-то из них непременно заинтересуется потенциальной пищей. Две самки с детенышем и два достаточно крупных и опытных самца. По мере того как Хоххи забирался на самый гребень, самцы изменили направление движения и, отделившись от общей группы, направились в его сторону. Пора было коснуться их «взгляда» и включить его в общую систему доступных Хоаххину видеообразов. Да, он не ошибся, вожак был чуть крупнее собрата и бежал чуть сзади и в стороне от него, оставляя за собой право последнего и решающего броска. В его открытом как дорожная карта сознании мелькали образы сравнения или идентификации цели. Ближе всего жертва подходила под двуногого, коварного и опасного, как правило, хорошо вооруженного противника, к которому не имело смысла подкрадываться, а нужно было действовать быстро и неожиданно. В награду можно было получить хороший кусок мяса, столь необходимый ему и его беременной подруге, которая, насытившись, сможет уснуть до весны.

Хоаххин поудобнее уселся на гребне и передал вожаку встречный образ. Образ смерти его братьев, напавших на караван. Их изуродованные тела, вскрытую яремную вену, фонтан горячей крови, бьющий из разорванного горла валяющегося в луже собственной крови огромного зверя. Уверенный бег идущих в атаку внезапно прервался, как вкопанный остановился младший самец, когти зверя двумя десятками длинных и острых клинков прочертили в твердом насте глубокие ровные борозды, поднимая облако снега. Ничего похожего в его жизни никогда не случалось. У вожака в голове поднялся целый вихрь ассоциаций. Для него все изменилось, теперь это была не охота, теперь это был вызов, личный вызов на бой не за мясо, а за лидерство на его территории, за жизнь его семьи и его собственную. На такой вызов он, как и миллионы его предков, мог ответить только смертью – смертью этот вызов бросившего или своей собственной. Противник вора не отступал и не нападал. Невозмутимо оставаясь на месте, он как бы говорил: я здесь хозяин, ты здесь никто. Мотнув головой младшему, приказывая не ввязываться в драку, вожак, теперь уже не торопясь, вновь двинулся в сторону агрессора. Он начал подъем на каменный гребень с северной, самой пологой его стороны. Осторожно обходя навалы булыжника, он не отрывал взгляда от той точки, где его ждал Хоаххин. Образы, мелькающие в сознании, подтверждали догадку послушника о том, что вор не станет мудрить и прибегнет к самой привычной тактике – последним внезапным броском прыгнет на него сверху, чтобы подмять, раздавить собственным весом, раздирая прижатое к камням тело жертвы ударами тяжелых когтистых лап.

Хоаххин намеренно выбрал на вершине хребта место, сплошь усеянное острыми, торчащими вверх и частично скрытыми снегом каменными обломками, удар о которые всем весом животного не сулил его шкуре ничего хорошего. Доведенный до бешенства ледяной вор не должен уж очень придирчиво относиться к собственной безопасности, соблазн одним прыжком решить возникшую проблему должен был сыграть на руку охотнику. Особенно важно, как будет действовать хищник после прыжка, поскольку и на этот период боя мальчик имел некоторые планы.

Так и случилось, прыжок мог оказаться совершенно неожиданным, даже Хоаххин предполагал, что вор сократит дистанцию для прыжка до минимума, но так уж вышло. Вор по нисходящей дуге падал прямо на тело своего врага – или думал, что падает на него. Враг же за сотую долю секунды вывел себя из-под удара, скользнув навстречу зверю и оказавшись не только вне зоны контакта с его конечностями, но и вне зоны устойчивой видимости совершаемых маневров. И все же даже это молниеносное движение бойца было замечено, клыкастая пасть, щелкнув в полете зубами, едва не зацепила его плечо. После этого последовал тяжелый удар выставленных вперед лап о камни, которые словно бритвой пронзили толстую кожу подушечек, из которых брызнула кровь, и три или четыре сломанные сабли собственных когтей вонзились в белый пушистый мех. Обычно такие пустяки совсем не повод упустить победу. Сгруппироваться после падения, мгновенно развернуться и встать в стойку к противнику, а то и отбить два-три удара одновременно на плоском и мягком насте не составляет труда. Однако острые каменные осколки – это не снег. И самец, буквально на мгновение, все-таки оступился на верхушке гребня. Что привело к вполне ожидаемому его противником результату. Короткий и не очень-то и сильный толчок, и… Вор стремглав покатился вниз по крутому склону, сшибая по дороге нагромождения булыжников и раздирая шкуру об острые скальные выступы. Серая тень коршуном неслась рядом, избегая широких замахов длинных лап, которые даже в столь незавидном положении норовили зацепить его за ноги. Последний кувырок уложил тело вора набок, из другого бока, обращенного к небу, торчал обломок окровавленного ребра. Сколько времени было у Хоаххина, он не знал, но уж точно не много. Однако он и не собирался дожидаться, когда эта глыба мускулов, зубов и когтей очухается и вновь кинется на него. Короткий и быстрый скользящий удар ребром ладони по шее зверя. Чешуйки, ставшие дыбом в ряд, образовали острое волнообразное лезвие. Вспоротая кожа и вырванная уверенным движением артерия. Бой был завершен. Второй самец галопом уводил в сторону самок. Лично ему вызова никто не бросал. У него теперь была другая забота – найти новый ареал и прокормить на нем доставшихся в наследство от старшего брата вдов и их первенца.

Новоиспеченный Дитя гнева выпрямился и посмотрел вдаль. Он забрал из этих ледяных пустынь одну жизнь, а вернет в них – две. На отвоеванных просторах начнет новую жизнь другая семья, освобожденная из зоопарка. Данное когда-то Хоаххином обещание было выполнено.

Дисколет вынырнул из низкой облачности так же стремительно, как и в первый раз, но садиться не стал. Наноуглеродный трос с узлами-засечками упал на снег у ног Хоаххина. Ухватившись за него и шустро карабкаясь вверх, Хоаххин припомнил, что именно так было принято у Детей гнева подбирать своих десантников, выходящих из боя. Пилот, не мешкая ни секунды, уже разгонял корабль, быстро набиравший высоту, возбужденно бормоча:

– Девять целых девять десятых… Такую оценку комиссия выдавала парням всего-то раз пятнадцать на все пару миллионов боев, о которых я слышал. Да и то ребят, как правило, выносили в медкапсулу на руках. И чтобы кто сражался с ледяным вором, тоже не припомню.

Пилот замолчал, потом развернулся и торжественно пожал руку усевшемся в соседнее кресло Хоаххину, после чего до конца маршрута не произнес больше ни слова.

* * *

Федор Петрович Бескровный решил вернуться на свою родную планету Березовка и продолжить дело своего отца по разведению племенной скотины. Не то чтобы ему откровенно дали под зад коленом. Но спокойно и вкрадчиво объяснили, что в связи с окончанием контракта Служба планетарного патруля не нуждается более в его услугах. Одно радовало: его заместитель и главный аналитик базы СПП Сигизмунд Наздротович Лис также получил предписание поменять место службы и был направлен на Нетленную, одну из планет бывшего фронтира, может, и не имеющую такой громкой истории, как Светлая, но также не имеющую кислородной атмосферы и по всем показателям подходящую под определение «жопа Мира».

Предъявлять бывшему главе Службы собственной безопасности базы ничего не стали, но дураку было ясно, что сия лихая доля постигла отставного подполковника из-за этого желтопузого звереныша, которого они с Лисом завернули в зоопарк. Ну, так совершенно справедливо завернули, они же не экстрасенсы. Опять же по своим каналам он получил достоверную информацию, что его недавний бой чести с ледяным вором не имел ничего общего по своим показателям с тем так и оставшимся неразгаданным сражением, где впервые этот малец засветился. Случайная гибель трех ледяных воров тогда и не менее случайная гибель еще одного сейчас официально никак не были связаны между собой. Однако любая случайность, повторяющаяся дважды, становится закономерностью, и в силу этой аксиомы Федор Петрович упаковывал свой дорожный чемодан и еще раз по привычке отглаживал стрелки на брюках парадной формы. Бегло брошенный за окно жилого балка взгляд, упавший на бегущих куда-то строем пилотов, окончательно утвердил его в том, что провожать его никто не придет, да, видимо, и жалеть о его скоропостижном увольнении на пенсию никто не станет.

Неназванный сотрудник Генерального штаба флота Детей гнева, проводивший доследование дела по факту применения плазменного оружия на поверхности планеты, получившему кодовое название «Весенний Шторм», вновь сопоставив ряд фактов, а также основываясь на новых данных, полученных в ходе проведения боя чести послушника храма «Скала Веры» Хоаххина саа Реста, должен был бы возобновить аналитическую проверку и инициировать повторный многоуровневый пересчет вероятностей упомянутого события, но был вынужден свернуть свою деятельность. Руководствовался он при этом прямым решением Совета адмиралов Детей гнева. После чего, повысив уровень секретности до максимального «ССС+», удалил из памяти локальной базы штаба все файлы, так или иначе касающиеся этого дела, а их зашифрованные личным скриптом адмирала Северо копии вместе с папкой аккуратно поместил в титановый чемоданчик. О судьбе которого ему, даже с его высшим уровнем доступа к секретным документам, знать было не положено.

Почетная комиссия по проведению боев чести не собиралась вот уже лет тридцать, но приятный повод – это хороший повод. В кулуарах запись этого боя пересматривалась уже несколько раз, и было общепризнано, что бой заслужил той спонтанной оценки, которая была утверждена сразу по его эффектном завершении. Смущало только одно. Никогда в истории боев чести Дети гнева не выстраивали тактику боя по принципу классической ловушки. Подобный принцип был скорее присущ опытному охотнику, а не бескомпромиссному бойцу, готовому отдать жизнь по первому же требованию. Непонятно было поведение ледяных воров, прервавших групповую охоту на жертву и разделившихся на активную и пассивную особи непосредственно перед атакой. Подобное поведение для хищников совершенно не характерно и доселе нигде зафиксировано не было.

Сразу после боя чести на скромном празднике, посвященном вступлению в братство Детей гнева нового бойца, проходившем в пещере храма «Скала Веры», был замечен с краткосрочным визитом лично герцог Смотрящий на Два Мира. Для присутствующих на празднике визит столь почетного гостя стал совершенной неожиданностью. Данный факт сам по себе мог бы послужить поводом для глубоких размышлений, ведь герцог вот уже много лет не появлялся на публике.

* * *

Тетива лука, толщиной миллиметра полтора, максимум два, плетется из волосатой мочалки, которая, вызревая, выбрасывает пышные пряди длинных микроскопических волокон, ничем не уступала наноуглеродной нити. На этой тетиве можно удержать десантника в полной броне, болтающегося под идущим на форсаже дисколетом. А натянутая умелой и тренированной рукой, эта веревочка, не издав ни звука, отправляла амбуковую стрелу метров на двести прицельного и мощного выстрела. Пучеглазый, хвостатый хибон, не успев даже поковырять в ухе пальцем, получал сквозную трепанацию черепа и, быстро падая с любимой ветки на свежую, развесистую листву лопушандра, заполонившего светлую, ухоженную лесную полянку, практически был готов к разделке, готовке и съестному употреблению. Для того чтобы это тщедушное тельце можно было не торопясь зажарить на костре, первым делом нужно слить из него как минимум два литра соленой горькой крови и уж потом свежевать и потрошить, подвесив за задние лапы на удобной для охотника высоте. Шкурка, надрезанная умелой рукой в нужных местах, снималась с хибона, как мягкий пушистый чулок. При других обстоятельствах Хоаххин нашел бы применение и ей, но сейчас просто хотелось пообедать, не думая о том, что завтра можно пожалеть о каком-то невостребованном в свое время ресурсе. Кроме того, из желания поиздеваться над местными обитателями процесс свежевания обычно производился над небольшим лесным ручейком, который стремительно разносил кровь жертвы на достаточное расстояние. Претенденты на экспроприацию находились всегда. В одном варианте они осторожно и незаметно крались к источнику, во втором, не успев хорошенько разобраться в ситуации, начинали вопить и орать, стремясь заранее внушить уважение к собственной персоне. И смешно, и грустно, но все это происходило в точности как у людей. В первом варианте претендент, как правило, успевал сделать важный для своей жизни вывод о нецелесообразности вознаграждения. А вот во втором варианте, не заботясь о собственном здоровье и жизни окружающих, получал в подарок амбуковую стрелу.

И, портя весь этот философский антураж, над сценой воплощения извечного вопроса жизни и смерти проносилось, дергая за лианы и топая по каменистым уступам, тело учителя, идущего по следу ученика. Пантелеймон, расшвыряв по всей округе опавшую жухлую листву, пролетал над трапезой ученика. Потом возвращался и, отхватив, как всегда, самую прожаренную часть добычи, смачно причмокивая, начинал выражать свое искреннее неудовольствие тем, что отсутствующий «дома» уже три дня послушник хомячит тут в джунглях что ни попадя в одно рыло.

Полгода прошло после экзамена на отчаянную смелость. А интересная штука жизнь, улыбаясь послушнику, продолжала усиленно доказывать ему, что это только начало долгого пути. Учителя становились братьями, но и требовать с него стали по-братски. Их тяжелые кулаки больше не стеснялись в выборе места и силы удара. Единственным укрытием, в котором можно было хоть немного расслабиться и прийти в себя, стали джунгли, дававшие покой и радость каждого нового дня нескончаемой возней и попытками съесть все, что теоретически пролезало в рот.

– Ты уж не думай, что я за тобой гоняюсь по собственной прихоти. Завтра у нас тренировка с парнями. А тебя фиг найдешь. Нехорошо!

– Я хоть знаю этих парней и о чем тренировка?

– Можно подумать, тебе есть разница! Кстати, чтобы ты знал, сейчас пост, а твоя хаванина никакого отношения к этому не имеет.

– Чтобы ты сам знал, листья бирюка в это время года уже перезрели, а диарея мне совершенно ни к чему. Да и рисовой каши ты с собой наверняка не притащил. К тому же я это… подросток, да еще и путешествующий, да еще и лупят меня каждый день… Сам же говорил, главное – душу очистить. Вон я, видишь, чищу.

Хоаххин помахал из стороны в сторону лезвием тесака. Громкий обоюдный гогот если не убил, то окончательно распугал всех, еще питающих надежду на халявное пропитание, и друзья, закончив трапезничать и утерев жир с когтистых рук, двинулись в сторону скалы.

* * *

Количество всегда жданных гостей в храме в последнее время заметно прибавилось. Обычный уже спарринг с батюшкой как минимум раз в неделю разбавлялся различного рода «потасовками». Потасовки командные, типа «стенка на стенку», сменялись круговым спаррингом, когда пары дерущихся непрерывно менялись, не давая возможности быстро привыкнуть к индивидуальному стилю противника. Спуску послушнику не давали, и хотя кровь не лилась при этом рекой, но поломанные ребра, ноги и руки изредка загоняли ученика в медкапсулу, причем не на один день. В общем, это все, по словам армейских дружков Пантелеймона, было для них ежедневной разминочной практикой. Еще интереснее спарринги проходили, когда Дети гнева имитировали стиль кого-то из постоянных «потенциальных» противников. Например, тех же троллей, бойцов со стороны Алых Князей из низшей касты. Они, конечно, не чета нашим, как говорил учитель, но если кучей навалятся, наподдать могут славно. В рукопашной кусаться, гады, любят, пока все зубы им не повыбиваешь, так и норовят цапнуть за какую-нибудь конечность. В общем, за четыре-пять часов непрерывной борьбы за жизнь, которая называлась тренировкой, Хоххи выкладывался до полного изнеможения.

По чьей-то подсказке, или совету, или просьбе, или приказу в храм принесли легкий универсальный тренажер для обучения управлению почти всеми применяемыми в человеческом космосе как гражданскими, так и военными средствами перемещения. На вид небольшое кресло-ложемент, в которое можно было погрузиться в специальном интерактивном костюме, обеспечивающем имитацию перегрузок до ста g. В зависимости от выбранной программы, находясь внутри костюма, ученик полностью погружался в точную копию той среды, которой располагал оригинал. А дальше практически то же самое, как в обычных игровых голоимитаторах. Тренажер был доисторический, довольно потрепанный, но совершенно исправный. Вместе с ним парни притащили пару упаковок кристаллов с записями программ. По их словам, самым муторным занятием было перезаписать софт с используемых теперь современных бионосителей на это старье. Были у них, конечно, и современные серийные тренажеры, полностью состоящие из искусственной биосети, самостоятельно обволакивающие ученика живым коконом. Кокон не требовал такой кропотливой подтяжки и подгонки, как костюм, посредством неимоверного количества ремешков и застежек, но принесли, однако, именно этот тренажер, щедро подаренный его светлостью герцогом. Пантелеймон тут же влез в костюм и приступил к его тестированию, предварительно воткнув тщательно выбранный из россыпи остальных кристалл с программой тренажера штурмшипа. Полчаса ложемент раскачивался во все стороны и жалобно трещал. Поднятое наконец забрало шлема обнажило сияющую рожу счастливого донельзя пастыря божия.

– Все. Работает, – произнес он и заговорщицки скосил глаз на Хоаххина, нервно теребившего в руках какой-то отвалившийся от кресла винтик. Он уже понимал, что вывернуться в этой ситуации, спасибо большое Его Светлости, будет очень непросто. Смотреть внутри костюма, кроме него самого, было некому. Ну почему было не спросить напрямую, как, мол, ты, малыш, воспринимаешь окружающую визуальную информацию, у тебя же нет глаз? Ну да. А что же я сам-то до сих пор об этом им не рассказал? Хоаххин, сославшись на усталость, в костюм не полез, а вопреки всем ожиданиям Пантелеймона пошел в его молельню и просидел там безвылазно до поздней ночи.

На душе было муторно и погано. Такая привычная уже и родная картина мира, его мира в окружении Детей гнева, разваливалась на глазах. Разваливалась так же, как и идиллическая жизнь в зоопарке. Все шло наперекосяк. Его не то решили исследовать, не то мягко намекнуть, что ты, мол, брат, наш, да не совсем. И ведь чего легче сказать завтра другу и отцу в одном флаконе Пантелеймону, что вот так вот я смотрю на этот мир, отдать ему шлем, а самому влезть в костюм и вместе с ним радоваться искусственной реальности. Так нет же. Прекрасно он понимал: нельзя рассказывать все про этот свой дар. Потому что одно маленькое слово потянет за собой весь клубок прошедших событий. «Все» – это значит и про то, что это не просто пользование глазными нервами, а пользование сознанием и подсознанием своего «проводника», что это манипуляция чужим сознанием, чужой памятью, чужими эмоциями, а главное, без согласия собственника. Все это попахивало не только махровым неуважением, но и откровенным предательством. Пантелеймон-то, может, и поймет и даже зла не затаит, но дальнейший путь рядом с Детьми гнева ему будет заказан, потому что любой червяк может быть их другом, если он не относится к классу трематод. Так и останется он неведомой зверушкой без рода, без племени. Тупая и холодная боль разрывала его сердце пополам, укладывая разорванные половины на разные чаши весов, чаши холодные и гладкие, блестящие своим безразличием к кровоточащим кускам плоти. Самолюбие, страх, гнев, обида, жалость к себе против дружбы, преданности, тепла рукопожатия и отцовской заботы. Предал ты свою дружбу, предал еще до того, как она успела родиться и окрепнуть, использовал ты ее как туалетную бумагу, и нечего теперь копаться в своей совести и искать там теплый темный уголок.

Наверное, именно молодость с ее парадоксальным максимализмом не позволяла Хоаххину переступить через моральную составляющую своего дара. Именно по этой причине он готов был долго слушать собеседника, нежели просто цинично продуть его мозги и узнать все, что ему было необходимо на данный момент. Именно по этой причине Хоаххин предпочитал использовать грызунов, нежели безвылазно сидеть в голове своего учителя Пантелеймона. Это было стыдно. И больно. Но, к счастью, все мы рано или поздно взрослеем, наверное, это происходит тогда, когда мы начинаем выбирать простые дороги и называть это прагматизмом.

* * *

Через двадцать минут безнадежного ожидания чуда, ощупав квазиреальные рычаги управления и приборную панель, Хоаххин поднял фонарь шлемофона и остановил тем самым работающий софт имитатора. Все это время он видел только кресло и беспомощно сидящего в нем ученика, неуверенно шевелящего руками в воздухе.

– Я не могу без тебя.

– Что не можешь?

Пантелеймон недовольно фыркнул и снял с него шлем.

– Я не могу без тебя там, в той реальности. Мне нужно, чтобы ты был рядом и сам показывал, как нужно действовать. Ведь ты мой учитель, и только рядом с тобой у меня получалось до сих пор постичь все то, чему я сумел научиться.

Пантелеймон деловито, с нескрываемой гордостью почесал затылок и не торопясь продолжил расстегивать многочисленные ремешки и застежки костюма.

– И каким же образом мы с тобой поместимся в этом резиновом мешке, дитятко ты мое несмышленое?

– Нам не нужно залезать в один мешок, нам нужен второй тренажер такого же типа и возможность подключить их параллельно в одну цепь, наверняка это не так трудно, как может показаться.

Хоаххин вылез наконец из «мешка» и потащил батюшку к сетевому голомонитору высматривать в поисковом поле юзер-мануал попавшей им в руки модели тренажера.

– Кривой Топор большой любитель всякой рухляди. Помню, как-то он пытался с собой в десантный бот какую-то телегу протащить, даже разобрал ее на части, но сержант ему только кулак показал, и пришлось все это ржавое богатство на планете оставить. Завтра придет, как всегда, чай пить, вот сам с ним и пообщайся. Вы ведь старые знакомые.

Пантелеймон ощерился обворожительной улыбкой голодного людоеда и, отключив сеть, подтолкнул подопечного к тренировочному рингу.

– Хватит фигней страдать. У тебя захват с переворотом крупного противника никуда не годится. Так вот я, как всегда, буду твоим крупным противником. А потом метаем ножи по быстро и низко летающим прошлогодним тыквам. Вперед, недостойная смена героев отгремевших сражений.

Благо для работы в сети, как всегда, посредников хватало, и совсем маленьких, и чуть побольше, и ползающих, и сидящих по щелям. Вечернее бдение в поисковике решило множество вопросов, а самое главное, сформировало наконец приемлемую легенду для дублирования тренажера. Дело в том, что некоторый скопированный на кристаллы современный софт категорически не хотел запускаться на маломощном ядре старого оборудования, а параллельное подключение двух ядер на одной системной шине позволяло увеличить их мощность практически на порядок, что и рекомендовали сотни исследованных Хоаххином отзывов, принадлежащих пользователям из разных эпох и миров, отраженных в сети. На чаепитии с Топором были озвучены именно эта проблема и именно это ее решение. Уже через три дня послушник копошился между сдвинутыми ложементами с разобранной облицовкой. При наличии комплектующих задача была несложной, тем более что подобное объединение было заложено еще на уровне конструктивного решения. После установки системного ПО можно было пробовать тандем в деле.

* * *

– Ничего эти имитаторы не смыслят в боевой технике. Вот тут возле правого колена у меня всегда плазмобой стоял, на предохранителе, конечно, а вот к этой стоечке я его карабинчиком фиксировал. А вот до этого пульта в бою вообще было не дотянуться, так мы его дублировали на главную панель вместо вот этого температурного информатора.

Настройка под «правильную» планограмму происходила параллельно ознакомительной лекции о вреде излишней перенасыщенности главного пульта и о назначении той или иной панели или блока переключателей и контроллеров. Батюшка, подлавливая тренажер на очередном несоответствии реальной настройке, радовался как ребенок, нашедший под кроватью колесо от старой, уже давным-давно сломанной и выброшенной на помойку игрушечной машинки. Костюмы, работая в параллель, полностью повторяли все движения друг друга и со стороны походили на парное выступление пловцов-синхронистов.

– Не надо так резко за штурвал хвататься, это тебе не бутерброд с салом, здесь нежность нужна, вот так вот, по чуть-чуть, на себя. Чувствуешь, как в кресло вжимает? Поехали.

Первый урок по программе обучения заключался в подготовке к старту с орбитальной платформы, собственно старту и простым элементам маневрирования в пространстве. Однако после его завершения все это время смирно сидевший и гундевший под руку Пантелеймон быстрыми настройками меню перевел процесс на десятый, последний уровень сложности и, радостно сверкая глазами, начал «щелкать» тумблерами перераспределения мощности. После чего штурмшип, как ужаленный в задницу гнедой, сорвался с места и начал выписывать такие кренделя, что Хоххи в полной мере ощутил «удовольствие» от перегрузок, навалившихся на экипаж имитатора. Вход в атмосферу на запредельных скоростях, с плоскостным вращением, бешеной вибрацией и разбрызгиванием по прозрачной полости фонаря кабины маленьких капелек расплавленного металла.

Забрала шлемов обоих костюмов одновременно отскочили вверх, являя миру бледного и потного ученика с аварийным пакетиком возле рта и довольного и явно удовлетворенного «полетом» учителя. На консоли тренажера бегущая строка скорбно сообщала, что корабль уничтожен в результате маневра, приведшего к частичному разрушению его несущих конструкций, а все члены экипажа корабля погибли.

– Эй, мертвечина! Хорошо полетали! Завтра продолжим сразу после завтрака.

Пантелеймон окинул взглядом использованный пакетик перед носом позеленевшего Хоаххина.

– Нет, лучше перед обедом. А после завтрака побегаем по джунглям, немного развеемся.

Через две недели самостоятельный налет юного курсанта достиг более двухсот часов. Это все, что мог дать тренажер для начинающего пилота, далее требовалось изучать матчасть, физику основных процессов и еще много различных заумных вещей, подступиться к которым, имея лишь начальное образование, было просто невозможно. Но полететь на готовом к старту корабле Хоаххин мог бы уже сейчас, и не просто полететь, а очень даже прилично полететь. До первого реального противника.

Следующими по учебному шаблону шли тренинги боестолкновений с применением различных видов оружия. И только после этого имитатор готов был допустить курсанта к той части, которая предполагала решение конкретных боевых тактических задач. Но и тут ученик успел продвинуться дальше, чем предполагал батюшка. А произошло это по причине того, что четыре-пять часов тошниловки, как выражался сам учитель, вынужденный сопровождать своего ученика в его «полетах», подрывали боевой дух бывшего десантника и, «высадив» Хоххи с «корабля», он бросался во все тяжкие. Космические баталии, которые он умудрялся разыгрывать в течение получаса, каждый раз приводили тренажер в состояние ступора. А ученик, внимательно наблюдавший весь процесс, каждый раз поднимался еще на одну ступень в понимании того, с чем он имеет дело. Поэтому на первом же тренинге по отработке навыков применения штатного вооружения штурмшипа он в клочья разорвал три «скорпиона», хорошенько наподдал четвертому и довольно умело удрал от еще одного десятка, который заботливо продолжал ему подсовывать тренажер. Все это время Пантелеймон, оттопырив нижнюю губу, молча наблюдал события без ставших привычными язвительных комментариев. А по завершении, удовлетворенно хмыкнув, сообщил:

– Ну ладно. Тут ты уже кое-что усвоил. Завтра можно будет запустить контрольную, если не провалишь, переходим к полномасштабным задачам. А теперь вольно и скачками на камбуз, картошку строгать.

Полномасштабные задачи – это слепки происходивших в реальности сражений. Софт имитатора строился на записях показаний реальных БИУСов кораблей, принимавших в этих сражениях самое непосредственное участие. И задачи, которые предстояло решать курсантам, были когда-то кем-то успешно решены, при этом последовательность действий экипажа и его командира были закачаны в софт как эталонные. Варианты развития событий в случае отклонения от эталона рассчитывал сам тренажер. В основном действия ученика, приводившие к отклонениям от эталонной линии поведения, заканчивались провалом задания. Но изредка подобный ход событий мог привести к расчетным последствиям, на основе которых изменялся и сам эталон.

* * *

Прорыв через два кольца орбитальной блокады, отрыв от «хвоста» из трех перехватчиков, выход на траекторию сброса десантных ботов точно в намеченном квадрате, сброс ботов и их прикрытие огнем – все прошло четко и почти без отклонений от эталонных характеристик.

– Нет. Все не так. Все!

Пантелеймон недовольно рвал на себе застежки костюма и расстроенно сопел.

– На каком уровне ты тренировался? На восьмом? Быть не может. Это какое-то старье. Откуда это подтянули? Ну-ка, я посмотрю. Ага, высадка на Янтарную. Так это когда было, лет сорок тому с гаком. Мы тогда, наверное, еще на Завросе под стол пешком ходили и у Алых сиську сосали. То-то я смотрю, перехватчики вообще не летят, хрустики какие-то, а не перехватчики, ПВО на планете нет, блокада как решето. В общем, не тренировка, а поход в булочную. Черт знает что. Так не пойдет. Будем посмотреть, какие есть еще сценарии.

Батюшка начал щелкать на выносной периферийной консоли настройки, бегая по менюшкам с перечнем сценариев и бубня себе под нос, что все не то и не так. Задержавшись на пару секунд на заголовке «Трон, ликвидация вторжения» и выдав: «Это тоже фигня была», поскакал дальше. Через полчаса, перелистав все, он наконец выдохся и грустно сообщил, что на этом барахле учиться нельзя, грохнул табуреткой об пол и пошел на камбуз за литрушечкой свеженького кваску, настоянного на пряной листовертке. После пары хороших глотков настоятель тряхнул головой и опять вернулся к стоящим в сторонке двум сопряженным ложементам.

– Да и фиг с ним. Повоюем сегодня на Троне. Это, конечно, не в тему, но махач там был хоть и скоротечный, но душевный. Только пилотировать будем не штурмшип, а непосредственно бот, и с ходу в атаку, задача на подавление сопротивления укрытых огневых позиций и локализацию активных еще групп противника. Я за штурвалом, ты просто смотри и впитывай.

Корабль, отчаянно маневрируя в сплошном винегрете чужих замаскированных под транспорты десантных кораблей, по которым нещадно лупили какие-то огромные, больше похожие на монстров не то орбитальные крепости, не то супердредноуты, вышел-таки на расчетную орбиту сброса ботов, и десантура рванула вниз. Это была не посадка, а ускоренное падение. Трясло и поджимало так, что костюм просто не в состоянии был передать весь букет ощущений, обрушившихся на реальных бойцов. «Чужие» пытались огрызаться, но их системы наведения явно отставали. Вспышки вокруг полностью затмевали горизонт. Ученику удалось разобрать только то, что один бот не смог увернуться от неожиданно нарисовавшегося «чужого», и куски обоих кораблей брызнули огнем, как рождественский фейерверк. Короткая глиссада, если так можно назвать легкую попытку перевести падение в горизонтальную плоскость, и жесткий удар о поверхность. Хоххи мутило, но костюм управлялся не им, поэтому он неожиданно быстро выскочил из бота на твердую, каменистую почву, прямо на край воронки, образовавшейся после «посадки» на поверхность планеты.

Десантники уже разбились на небольшие группы и приступили к выполнению поставленной задачи. Часть бойцов одновременными выстрелами из плазмобоев по три-четыре в залп сшибали уже и так хорошо прореженные, но все же добравшиеся до поверхности десантные транспорты противника. Другие контролировали периметр, отражая атаки врага на поверхности планеты. Вся команда постоянно при этом передвигалась, ни на секунду не задерживаясь в одном месте. Рыча от боевого рвения, собратья-«носороги» бегом обходили высотку, на которой окопались несколько поднадоевших уже и положивших пару наших бойцов стрелков с широкополосным импульсником. Пара-тройка минных навесов в их направлении не дала никаких результатов, и стрелки продолжали ощутимо мешать движению команды. Периферийным зрением Пантелеймона Хоххи разглядел, что еще два «чужих» корабля с грохотом упали, охваченные клубами дыма вперемешку со всполохами яркого пламени взрывов. Однако как минимум один вильнул за небольшую сопку и наверняка успел сбросить свой живой груз. Осторожно приближаясь к стрелкам с правого фланга, «носороги» сбросили скорость, и лишь когда над редкими выжженными кустами и проплешинами почерневших камней показался защитный козырек импульсника, лихорадочно дергающегося из стороны в сторону, буквально одним прыжком оказались прямо перед противником.

Три обгоревших тела в бронекостюмах, посеченных осколками от взрыва, были разбросаны вперемешку с обмундированием по периметру оплавленной каменной проплешины. Четвертый десантник противника, в закопченной легкой броне, стоя на коленях перед станком лучевого пулемета и не отрываясь от биоптического прицела, бил вниз со взгорка в сторону наших длинными очередями.

– Ах ты, сука!

«Носорог», оседлав стрелка, молотил своими каменными кулачищами по голове, шее, ребрам дергающегося в такт наносимым ударам тела. Шлем лопнул, как яичная скорлупа, и «глазам» Хоаххина предстало до боли знакомое лицо. Лицо Сестры Атаки, очень похожей на повариху Мину. Сломанный, точнее, вдавленный в череп нос сестры, вытекающая изо рта струйка пенящейся крови не мешали понять, чье переломанное, с неестественно разбросанными и вывернутыми конечностями тело лежало перед ним.

* * *

На третий день после «Ликвидации вторжения на Трон» Хоаххин вернулся из джунглей, выблевав все, что смог собрать по сусекам своего организма. За одну ночь в сети и трое суток в лесу, которые его обитатели не забудут никогда и своим потомкам накажут не забывать, Хоаххин вывернул свою душу наизнанку, нисколько не заботясь о невинности своих жертв. Слепая ярость вперемешку с жалостью к себе и ненавистью ко всему крушили все живое и неживое на своем пути. Тактический ядерный удар не нанес бы ущерба большего, чем та боль, которая сначала родилась, а потом вырвалась на свободу, завладев его разумом. Короткий сон полностью истощенного ученика был похож на кошмар, в котором он сам тяжелыми ударами кулаков разбивает забрало шлема противника и видит перед собой свое собственное исковерканное и окровавленное лицо. Полуденный луч, разбудивший обитателей глубокого каменного ущелья, с изумлением осветил распластанное на земле тело, наполовину погруженное в холодную воду родникового ручейка. Глупо и постыдно мстить всем подряд, не имеющим к тому же к этой мести никакого отношения. Детская жестокость и нежелание принимать реальность этого мира, которая заключается в том, что ты не единственный и уж точно не главный центр его интересов. Реальность того, что друзей не нужно иметь, что с ними нужно дружить. Хоаххина наконец совершенно отпустил последний детский страх, страх перед выбором, который теперь ежедневно, ежечасно и ежеминутно придется делать самому. В том числе перед выбором между двумя правдами двух обезумевших миров, сомкнувших челюсти на горле друг у друга, как два волкодава, готовых скорее погибнуть, чем отпустить соперника. «Отвергни гордыню, прими на веру!» – где и от кого он это слышал?

Нетвердой походкой пройдя на камбуз и не торопясь растапливая самовар, Хоаххин все еще видел перед собой свой распростертый на камнях силуэт. Ему даже в голову не приходило, что в пещере может находиться кто-то еще, кроме батюшки и его самого, по той же причине не приходило в голову хорошенько «осмотреться» или тем более использовать для этого самого Пантелеймона. Монах в черном балахоне с опущенным капюшоном неслышно присел за край стола и спокойно посмотрел на бывшего ученика.

– Что, хреново? Похоже на истерику беременного пучеглаза, увидевшего во сне свою задницу.

– Сколько вы тогда перебили сестер?

– Совсем не много из тех, что успели высадиться и рассредоточиться по планете. Остальных локализовали на открытой местности, и они были вынуждены прекратить сопротивление. Нашей основной задачей было не допустить массовой бойни, которая бы непременно случилась, если бы Сестры Атаки вошли в густонаселенные районы. Большая часть десанта погибла в кораблях, расстрелянных еще на подлете к атмосфере.

Монах слегка пошевелил длинными рукавами черного балахона, свободно свисающими до самых его колен.

– А ты думаешь, когда солдат идет в атаку, он считает, что его враг ждет его за накрытым столом с бубликами и чайным сервизом? Когда защищаешь, не стыдно убивать. Говорят, что только это мы умеем делать хорошо. Возможно. Но этим и живем. И этим гордимся.

– За что вы их так? Почему вас спасали, а их сожгли в крематории атмосферы планеты, на которой правят взбалмошные и недалекие интриганки, заботящиеся только о собственной наживе и собственном благополучии.

– Неважно, кто правит на планете. Каждый народ заслуживает тех правителей, которых имеет. Важно, что этот народ, целую планету, пытались раздавить в угоду традициям и привычкам неких существ, считающих себя воплощением совершенства и поэтому взявшихся судить о том, что в этом мире, созданном Творцом, достойно, а что не достойно существования. Вот и ты сейчас берешься судить о поступках других, не освободившись от собственного невежества и корысти. А сестры никогда не были нашими врагами, и мы, по большому счету, никогда не желали им не только гибели, но и вообще зла, они были орудиями в умелых руках нашего врага. Орудием, которым могли стать и мы.

– И в чем же мое невежество?

– В том, что ты не готов еще подняться над собственными страхами и посмотреть на битву, выйдя за пределы пустой болтовни чванливых ротозеев. Не важно, кого и как ты убиваешь, важно – во имя чего ты это делаешь. И мне показалось, что на ледяном гребне, спокойно глядя на себя глазами достойного противника, ты это понимал.

– И в чем же моя корысть?

– А вот этот вопрос к тебе самому. Ты так тщательно скрываешь свои возможности от тех, кого называешь своими друзьями, что, боюсь, и сам не ведаешь еще, в чем заключается твоя корысть. А то, что касается твоей роли в этом мире, так ничто в нем не появляется без причины и не исчезает бесследно. Найди свою причину сам, если для тебя это важно, и ты ответишь на свой собственный вопрос. Потому что никакие мои объяснения тебе не помогут и тебя ни в чем не убедят.

Хоаххин давно понял, что проиграл этот спор еще до того, как вошел в пещеру, а скорее всего, и того раньше. У него было ощущение, что он ведет его сам с собой. Все, что он хотел в этот момент, это броситься на шею своему другу и, по-детски шмыгая носом, размазывать по нему слюни. Но что-то изменилось, его детство, последний раз взбрыкнув соплями, подошло к концу, и он уже не мог себе этого позволить.

– Отец Пантелеймон, ты прав. Я больше не могу оставаться чужим среди своих. Больше всего на свете я хочу проломить тот барьер, который ты так долго и упорно помогал мне преодолеть.

Монах сидел неподвижно, даже ткань, прикрывающая его лицо, не шевелилась от дыхания или от произносимых им слов. Но слова его падали в пространство помещения уверенно и неотвратимо, словно тяжелые капли расплавленного свинца, тут же застывая в рисунке неоспоримой истины.

– Меня никогда – ни сейчас, ни раньше – никто не называл отцом Пантелеймоном. Мои друзья называют меня Северо Серебряный Луч. А нашего доблестного брата и твоего бескорыстного друга, который решил посвятить остаток своей жизни этому святилищу, я всегда называл Оле Каменный Кулак.

Только сейчас Хоаххин понял, что перед ним сидит не его бывший наставник, потому что тот все это время спокойно стоял, прислонившись широкой спиной к дверному косяку, на выходе из камбуза, не проронив ни единого слова. Предательский холодок пробежал между лопаток юноши.

– И как мне положено обращаться к тебе? Граф? Ваше превосходительство?

– А это со временем ты решишь сам. Сейчас вряд ли ты готов считать меня своим другом, да и у меня нет на это веских причин. Не нужно торопиться с выводами, тем более с выводами, которые могут изменить всю нашу жизнь…

* * *

– И вы, граф, ничего ему не рассказали? Не считаете это неоправданной жестокостью? Рано или поздно он об этом все равно узнает и вам этого не забудет. Но только тогда он станет намного сильнее, возможно, даже сильнее вас.

– Не забудет этого, может быть, быстрее вспомнит и все остальное.

– Считаете, что «Весенний Шторм» – это серьезная проблема?

– Считаю, что это явное несоответствие всем тем данным, которыми мы располагаем на данный момент. А любое такое несоответствие рано или поздно становится серьезной проблемой.

– И вас совершенно не смущает ваша родственная связь с объектом?

– Если бы глава клана Свамбе могла предсказывать будущее, она бы иначе относилась к родственным связям…

Северо резко прервал фразу, мгновенно осознав, что ляпнул лишнего, и, слегка разведя локти в стороны, дал понять собеседнику, что сожалеет о сказанном вслух.

– Ничего, граф, я давно уже привык к тому, что вы скорее люди, чем те, кому мы с вами обязаны своим происхождением, и хорошо, что обязаны только этим…

* * *

Дисколет мягко опустился на площадку центрального купола «черной ромашки». Пантелеймон легко спрыгнул на площадку и, не оборачиваясь, направился вниз по винтовой лестнице, ведущей внутрь этого гигантского сооружения, чем-то напомнившего Хоаххину здания на базе СПП, куда его привезли в клетке после сражения с ледяными ворами. Приложив свою лапищу ладонью к металлической пластине, настоятель открыл широкий проход в глубь темного помещения, в котором с некоторым запозданием начали разгораться дежурные светильники. Зажглись лампочки индикатора положения кабины лифта, которая быстро скользнула вниз.

Конечно, называть это сооружение концлагерем было глупо и наивно. Хотя в любой шутке есть доля шутки. А в этом нешуточном сооружении и доля была нешуточной. Они с Пантелеймоном обошли почти всю территорию купола, зашли в столовую, в спортзал и даже в пустующий провалами белоснежных стен бассейн. Все оставалось в том виде, в котором пребывало тогда, когда последняя «квартирантка» покинула это место, навсегда удалившись из этого мира. Ангары, расположенные вокруг центрального купола, были навечно закрыты, ибо именно в них и покоились те, кто называл себя Сестрами Атаки, те, что так бесславно закончили свой короткий путь, оставив за собой только страх и страдание. Остановившись перед одной из тяжелых, герметичных металлических створок, путники перекрестились. В сравнении с «удобствами», которые практикуют в своих вечно временных жилищах Дети гнева, эти «апартаменты» можно было приравнять к королевскому пентхаусу в фешенебельном отеле. Жизнь в пещерах приучила Хоаххина к более чем скромной обстановке, здесь скромность точно не была основным мотивом архитектора, скорее разумная рациональность в сочетании с доступным комфортом. Далеко не везде в человеческом космосе так относились к поверженному противнику.

– Мы своих-то по-христиански в сырую землю кладем. Ибо как из нее вышли, так в ней и почивать. Но сестры наших обычаев не принимали. Да и в предгорьях, как ты знаешь, покойниц в полотнище завернут да и в склеп каменный. Вот поэтому мы их тут и оставили. В ангарах холодно, так что они там и теперь лежат замороженные. Твоя мать умерла в предгорьях, ты разве не хочешь туда слетать и ее помянуть?

– Нет. Туда я больше не хочу. Да и здесь мне больше делать нечего.

– А отца ты не помнишь? Ты о нем ни разу не обмолвился.

– Не знаю, о чем ты. Ты мой отец, и другого у меня не будет.

Пантелеймон шумно засопел и на секунду отвернулся в сторону, переводя дух. Потом, сделав вид, что ничего не услышал или не понял, добавил:

– Да ты не расстраивайся так. Я тебе вот что скажу: может, у Северо и нет веских оснований считать тебя своим, но для меня и парней ты все равно наш. И прощаться я не буду. Свидимся еще, уверен, что свидимся. Да, и имей в виду, что бы с тобой ни случилось, ты не один, даже если наши глаза тебя в этот момент и не видят.

Пантелеймон похлопал Хоаххина по плечу и, отвернувшись, пошел по хрустящему снегу посадочной площадки обратно в купол. За батюшкой через час вернется другой транспорт, на котором Лотар Кривой Топор по случаю помчался на север посмотреть, как обживаются его бывшие питомцы, именно с ним Хоаххин и хотел бы прогуляться, но его еще сегодня должны доставить на военную базу близ экватора планеты. База эта располагалась на небольшом острове, где экипажи кораблей, «гостивших» в орбитальных доках, проходили переподготовку и откуда вновь уходили в глубокий космос.

Вечерний разговор в храме закончился предложением, от которого невозможно было отказаться. А предложено было послужить своей новой Родине и всему человеческому космосу в рядах шестого отдельного гвардейского флота Детей гнева, входившего в Объединенную группировку флотов Его Императорского Величества, в низших чинах, поскольку дальнейшее его обучение в храме братья сочли нецелесообразным. Сборы оказались недолгими. Личных вещей и чемодана Хоаххин нажить не успел, единственное, что он попросил у Пантелеймона, это тот самый злосчастный кристалл, который, как считал Хоаххин, и стал причиной новых, как всегда, стремительных изменений в его жизни.

Закат двигался быстрее дисколета, и под серебристой плоскостью машины планета уже погрузилась в дремотную темноту ночи. Вот так же он несколько лет назад улетал из своей прежней жизни, улетал, не оборачиваясь назад и с совсем другими мыслями в голове. Как много с тех пор изменилось, но, видимо, недостаточно много, чтобы получить ответ на простой, казалось бы, вопрос. Кто его друг и кто его враг. Может, стоило искать совсем в другом направлении? Мир вокруг становился все сложнее и сложнее, и конца этому не было видно.

* * *

– Юнга Хоаххин саа Реста?

– Я!

– Получи обмундирование и следуй к терминалу G-21. Твой шаттл отчаливает через тридцать шесть минут.

– Есть!

– Вопросы?

– Никак нет!

– Молодец, свободен. Ты видел, Кирпич, какие длинные и нескладные имена теперь у молодежи? С одного раза не выговоришь. Одна радость – череп гладкий, как коленка у змеепода, ни тебе стричь, ни тебе брить не надо.

Каптер поставил электронный штамп на скане приказа о призыве на действительную военную службу в графе четыре, означающий выполнение задачи о выдаче обмундирования курсанту саа Реста.

– Ничего, там быстро переименуют.

– Это точно.

Слегка переваливаясь с боку на бок, еще недавно собранные в медкапсуле по отдельным фрагментам и теперь находящиеся на двухмесячной реабилитации ветераны прикрыли свое хранилище и двинулись на плановый лечебный коктейль во флотском фитобаре.

– А ты глянул, куда там его приписали?

– Конечно, глянул. На «Длинное копье» в десантуру.

– Чего-то хиловат он для десантуры.

– Хиловат – откормят. Не умеет – научат.

Дружный хрюкающий хохот, неоднократно отразившись от стен коридора, помчался вперед, оповещая всех о хорошем настроении выздоравливающих.

Глава третья Острие Копья

Великая общая ненависть создает крепкую дружбу. Все неприятности вам всегда создают ваши друзья, а расплачиваются за них ваши враги.

Наличие вахтенного возле главного пандуса «Длинного копья» скорее дань традиции, нежели реальная и обоснованная необходимость. Когда корабль стоит на стапеле возле порога родного дома, ожидать неприятельского лазутчика может только отъявленный параноик. А отдавать дань традиции – непростая обязанность. По этой причине Кано Вареный Скелет и маялся на своем посту, не в силах ни покинуть его, ни блеснуть героизмом. Заныканным по случаю кусочком алмазной шкурки он, строго следя за тем, чтобы его не вычислили, надраивал потускневшие стальные перила пандуса, стараясь придать им благородный глянец.

– Господин мичман! Разрешите обратиться?

Скелет, чуть не проглотив от отчаяния свой инструмент, недобро поведя желтоватыми глазками, рявкнул:

– Разрешаю!

Перед ним, вытянувшись по стойке «смирно», стоял низкорослый задохлик, вся видимая поверхность которого была покрыта серой, поблескивающей под искусственным освещением чешуей. Остальные же части тела скрывал форменный, хорошо подогнанный флотский комбинезон. Судя по одной-единственной, не слишком витиеватой нашивке на его шевроне, задохлик имел чин курсанта или юнги. При отсутствии на Светлой специальных военных учебных заведений это не имело существенного значения.

– Курсант саа Реста. Направлен для прохождения службы на большой сторожевой десантный крейсер «Длинное копье» в распоряжение начальника десантной когорты крейсера капитана третьего ранга господина Эндрю Золотой Ятаган! Прошу разрешения подняться на борт!

В вытянутой руке курсанта поблескивал двумя объемными голограммами стандартный пластиковый бланк пропуска. А поскольку вытянутая рука с пропуском оказалась достаточно близко от портупеи мичмана, на которой висел мобильный сканер систем допуска корабля, то зеленые огоньки и приятная мелодия рингтона подтверждения допуска полностью соответствовали словам этого вышколенного новичка. Нет, все было по форме, без вопросов, но уж очень не по-человечески. Мичман перевел дух и, настороженно глядя на это серое недоразумение, несколько секунд изучал свою личную «базу данных» стандартных флотских придирок, но, не найдя ничего подходящего, с грустным вздохом еще раз рявкнул:

– Разрешаю!

И, потеряв интерес к вновь прибывшему бойцу, принялся искать взглядом то место, куда, по его расчету, должен был приземлиться так некстати выпавший из рук его любимый инструмент.

БИУС корабля уже доложила о пересечении внешнего периметра лицом, имеющим на это право допуска, всем заинтересованным, согласно боевому расписанию, членам команды и даже проложила маршрутную светящуюся ленту по тем участкам внутренних коридоров, по которым курсанту необходимо было следовать по кораблю, а активатор автономного эскалатора, подхватив новенького, уже поволок его в нужном направлении прямо в чрево крейсера.

БСДК «Длинное копье» – красавец-корабль с выверенным до сотой доли миллиметра оперением, идеальным энергетическим балансом и при регулярных апгрейдах всегда оснащенный самыми передовыми боевыми системами ведения огня – за каких-то пятнадцать лет своего существования успел стать легендой. Его классификации флотами «партнеров» звучали не менее впечатляюще, чем в родном флоте Российской империи. Свободные и, конечно, самые демократические американцы называли его Deep Dark Shark или DDS, в мирах муслимов этот класс кораблей затейливо называли «Рейдер стратег». Не обошли его стороной и Могущественные, дав ему собственное обозначение, которое в очень приближенном переводе означало «Видимый Только Раз». О том, кем, когда или где видимый, история умалчивала. По давней традиции набожные, суеверные и время от времени трезвые доблестные доны настаивали на собственной, но совершенно не оригинальной версии «Летучий Голландец». В общем, как ни крути, но встреча на кривой тропинке пограничных миров с этим кораблем предполагала для многих неприятную неожиданность, а для некоторых безусловную смерть. Немалую составляющую к харизме корабля добавляли его экипаж и, конечно, сам капитан корабля контр-адмирал Сило Голодный Удав, который, как говорили в кулуарах братства, получил свое имя благодаря тому, что в дурном настроении одним только взглядом вгонял своих подчиненных в ступор.

Лишь только ступив на борт, Хоаххин, не особенно стесняясь, тут же окунулся в целый поток новых точек зрения – вся команда была на корабле и активно готовилась к отбытию из дока. Крейсер, начиная от командной рубки и заканчивая грузовым шлюзом, предстал перед ним как трехмерная модель, видимая и изнутри, и снаружи одновременно. И такой развернутый взгляд на это чудо технической мысли лишь подчеркивал его совершенство.

* * *

Дальнего предка крейсера по «отцовской линии» – РПКСН, или ракетный подводный крейсер стратегического назначения флота России, – можно было схематично разделить на отсеки, принадлежащие различным боевым частям, или БЧ. Например, БЧ-1, командно-навигационная или штурманская боевая часть, находилась непосредственно под надстройкой рубки, как минимум по той причине, чтобы быть поближе к перископу и другим системам контроля и наблюдения; БЧ-2, ракетно-артиллерийская боевая часть, занимала треть «прадедушкиного» объема и располагалась в центре тяжести корабля; БЧ-5 энергетиков прижимались к реакторам и подальше от всего живого. В компоновке любого корабля существует неумолимая логика либо компромисс различных логик, а совершенной можно назвать именно ту компоновку, в которой нет ничего лишнего и все находится на своем удобном месте.

«Длинное копье», как уже упоминалось, был совершенен во всех отношениях, и поэтому Хоаххин двигался по условной второй средней палубе в центральную часть корпуса, в маточный отсек, обиталище десантной когорты. Силовой кокон активатора не только в десятки раз ускорял движение, но и компенсировал инерцию массы тела пассажира на крутых виражах длинных коридоров. А половина g искусственной гравитации давала возможность экипажу отделить верх от низа.

В маточном отсеке, словно селедки в бочке, уложенные в штабель, дремали те самые грозные и верткие штурмшипы, на имитаторе которых неугомонный Пантелеймон постоянно пытался выйти за рамки законов физики этой вселенной. В момент старта крейсера, в период его разгона и совершения как походных, так и боевых маневров обитателям этой части БСДК боевой распорядок предписывал находиться на боевых постах внутри своих «штурмовиков», а руководству когорты и резервной группе – в блоке управления отсеком. Вот туда в итоге и затащил Хоаххина упрямый активатор.

Гвардейцы, десантники резерва, втихушку от неумолимо грозного батяни Ятагана как раз перемывали косточки пополнению, как в этот момент пополнение влетело в отсек и тут же было молча подхвачено под руки и уложено в перегрузочный компенсатор.

– Курсант, вольно. Занять место в перегрузочном компенсаторе.

Фраза Ятагана как минимум на полсекунды опоздала от уже случившейся реальности. Впрочем, Ятаган никак на это не отреагировал, а продолжил участвовать в каком-то торжественном ритуале, который назывался «предстартовый отсчет» и в процессе которого по внутренней связи крейсера в четком порядке и в установленное время звучали короткие реплики отчетов, дублирующих тест-блоки БИУСов корабля.

– Мостику, герметизация завершена.

– Мостику, проверка внутренних блоков стопоров и зажимов завершена.

– Мостику, личный состав отсеков к старту готов.

– Ятаган, задержался на полторы минуты.

– Мостику, ждал посылку, посылка на месте.

– Мостику, предстартовая мощность тридцать семь процентов.

– Мостику, внешние шлюзы дока отошли, есть стыковка буксира.

– Мостику, готовы к началу движения…

Впечатляющих размеров голоэкран транслировал детальную схему маточного отсека и в меньшем масштабе схему всего корабля. Большая часть маркеров на экране светилась ровным зеленоватым светом, однако некоторые все еще продолжали мерцать желтым. БИУС докладывала об отставании от предстартовой готовности совокупно на две минуты сорок четыре секунды. Спокойный, но насыщенный стальными холодными нотками голос адмирала на весь корабль сообщил:

– Командир дивизиона движения БЧ-5 завтра на камбузе чистит картошку.

– Так точно, господин адмирал!

– Кто еще готов ему помочь?

Схема корабля полностью покрылась сплошным зеленым свечением, БИУС подтверждала: отставание от графика предстартовой подготовки было полностью преодолено.

Хоаххин, лежа в компенсаторе, продолжал «рассматривать» напряженную и уже полностью готовую к прыжку черную поджарую тушу крейсера. Самый впечатляющий вид открывался глазам персонала дока. Они имели возможность в деталях рассмотреть уже выведенный со стапелей и развернутый буксиром БСДК, точнее, его левый бок, на котором красовался золоченый двуглавый орел и белый номер ноль тринадцать.

– Башне – открывайте выход по стандартному коридору на внешнюю орбиту.

– «Копью» – выход ваш.

– КДД, планетарные – малый вперед, коридор двадцать четыре, склонение семь, поехали.

– Есть малый вперед, двадцать четыре, семь.

– Башне – до скорого.

– «Копью» – и вам не хворать.

Восемь прозрачно-голубоватых цветков мягко распускались вокруг черного гиганта, с каждой секундой таявшего в пространстве, поблескивающем такими яркими и такими далекими улыбками звезд. На этом предстартовый ритуал обычно завершался и внутренняя связь отключалась. Все замирали в предвкушении пуска маршевых РД и нескольких часов, выматывающих перегрузками разгона корабля до крейсерской скорости. Уже никто не шептался и не валандался в коконах, когда навалилась все разрушающая тяжесть, сжимающая ребра и выворачивающая наизнанку внутренности. Крейсер не прогулочная яхта, даже разгон был тренировкой на выносливость как его команды, так и самого корабля.

После великого похода объединенных флотов всего человечества к одной-единственной планете Алых и, самое главное, после успешного возвращения из этого похода человечество получило пакет «Предписаний», в котором Алые в одностороннем порядке демаркировали пограничные области глубиной в десять парсеков, или тридцать два с половиной световых года, и обязались не пересекать это пространство. Не пересекать и не посещать это пограничное пространство они настоятельно рекомендовали и кораблям «соседей». Единственное исключение было сделано для специальных пограничных рейдеров, наблюдающих за исполнением этого «Предписания» как с одной, так и с другой стороны. Любой объект или субъект, нарушивший границу, объявлялся вне закона и подлежал уничтожению либо иным мерам воздействия по усмотрению собственника территории, на которой произошло нарушение. БСДК «Длинное копье» и был одним из таких пограничных кораблей, которые входили в состав шестого отдельного гвардейского флота Детей гнева.

* * *

– Боец! Значит, так! Запомни несколько простых и понятных вещей, которые помогут тебе не только выжить, но и достойно исполнить свой гражданский долг. Во-первых, думать ты имеешь право, только сидя в гальюне. Все остальное время ты должен сражаться. Сражаться с врагом в бою, с картошкой на камбузе, со своей собственной ленью или другими неуставными желаниями. Во-вторых…

Вареный Скелет, под чье непосредственное начало определили новичка, командовал десантным ботом с двадцатью бойцами на борту, входящим в свою очередь в «сотку» штурмовика или штурмшипа, которую он нес на своем борту. Командовал достаточно успешно, но вот назначение к себе курсанта не ожидал и, главное, никак не мог определиться, что же это – наказание или, наоборот, оказанное доверие.

– Во-вторых, раз ты с нами, ты наш брат, и всем, чем мы можем тебе помочь, мы поможем, поэтому не нужно стесняться задавать вопросы. Да, и перестань уже «никакнекать» и «такточнить», устав уставом, но лишняя болтовня у нас не приветствуется.

Мичман поправил на себе легкий рабочий комбинезон и, приглашающе махнув Хоаххину рукой, направился в отсек спортивной подготовки. Было заметно, что братья-десантники ждут их с нетерпением – на маленьком металлическом столике, вокруг которого с заговорщицким видом толпились бойцы их двадцатки, лежала толстая плита мишени для метания ножей.

– Первое задание для курсанта, для знакомства, значит. Посмотрим, как быстро и точно ты сможешь поделить бухту с этим тросиком на пять частей по одному метру.

Скелет выдал Хоаххину тяжелый штурмовой тесак и бросил на стол моток плетеного троса с большой палец толщиной. Судя по легкому переливу этого мотка, трос явно был сплетен из наноуглерода с примесями других полимерных волокон, с которыми раньше курсант не имел дела. Хоххи все понял, еще даже не приблизившись к столику вплотную, никаким стальным тесаком этот трос перерубить невозможно, но чтобы не расстраивать публику, взял в руки тяжелый нож и пафосно поиграл им на ладони. Широкие улыбки предательски растянулись на лицах зрителей. Хоаххин размотал бухту и, широко размахнувшись, ударил тесаком по тросу, который, спружинив, отбросил лезвие тесака вверх. Вполне ожидаемое и заранее приготовленное недовольное мычание вырвалось из почти двух десятков глоток. Но то, что последовало за этим, с точностью не смог бы описать ни один из наблюдавших за спектаклем. Тесак за ненадобностью мягко вонзился в плиту мишени, а рука курсанта на секунду «размазалась» в пространстве между его телом и поверхностью стола. Дробь из четырех скользящих ударов ребром ладони по мишени и разлетающиеся в разные стороны куски плетеного десантного тросика – это все, что успели разобрать обалдевшие шутники.

– Нифигасе!

Первая фраза, которую кто-то произнес спустя несколько секунд, вывела зрителей из транса, и тяжелый вздох, одновременно вырвавшись из множества разинутых ртов, чуть не сдул со стола потрепанную плиту мишени вместе с торчащим из нее ножом.

– Парни, гляньте-ка! Все пять кусков в аккурат по метру! Это ж надо!

Шумный гвалт уже разрядил обстановку, и Вареный Скелет, вспомнив наконец то, для чего, собственно, и затевалась шуточка, рыкнув на свою команду, погасил излишнюю эмоциональность.

– Кхы, кхы. Значит, так. Хоаххин саа Реста! Ты торжественно принят в команду нашего бота! Отныне ты наш брат и так же, как и каждый из нас, не пожалеешь ни капли своей крови ради нашего святого воинского братства! Ради выполнения своего долга перед Родиной и Императором! Ради священной славы, доблести и чести нашего корабля! Клянешься?!

– Клянусь!

– Вообще-то нужно было не порубить, а поделить, например, узлами… А по поводу твоих «индивидуальных» навыков и умений мы с тобой поговорим отдельно.

Вареный Скелет, все глубже погружаясь в неестественную для него задумчивость, с кислой улыбкой на лице выдал наконец первое, что пришло ему в голову:

– Парни, ну вы ж не считали в самом деле, что к нам, в лучшую десантную двадцатку на корабле, подсунут какого-нибудь салажонка…

Увесистые шлепки по затылку, плечам и спине обозначили изменение статуса новобранца на статус постоянного и равноправного члена общества. Под эти дружеские оплеухи и тычки вся «банда» трусцой выскочила на тренировочные маты зала и приступила к ежедневной утренней разминке, весело подпрыгивая, вставая на руки и накручивая бесчисленные сальто.

* * *

– Господин капитан третьего ранга! Моя двадцатка – это мое все! Я каждого своего бойца знаю, как звездный атлас в районе созвездия Гидры! Я их в бою чувствую и верю каждому из них, не просто верю, жизнь свою им доверяю! А вы…

Скелет, нервно подпрыгивая на каждом шагу, прохаживался по малой переговорной рубке, отбрасывая широкие тени на матовые гладкие стены небольшого помещения, отделанные специальными звукогасящими плитами. Его командир Золотой Ятаган в совершенно спокойной и расслабленной позе восседал на мягком, пепельного цвета, широком кресле, потягивая через соломинку литровую баночку с минералкой. И его неожиданный рык:

– Господа офицеры! – заставил подпрыгнуть присутствующих сослуживцев и вытянуться по стойке «смирно». – Вольно.

Сило, словно летняя грозовая туча, пронесся к торцевому креслу стола и на мгновение замер в нем, пристально рассматривая своих подчиненных.

– В каком бы ранге ни был каждый из нас, какую бы боевую задачу вам ни вменялось решать, в первую очередь все мы братья! Поэтому если и есть между нами секреты, то только по той причине, что это секреты от посторонних ушей. Причина, которая заставила нас здесь собраться, как раз и является одним из таких секретов. Поэтому даже то, что я смогу вам рассказать, во‑первых, строго регламентировано Советом адмиралов, а во‑вторых, представляет для нас с вами общий и очень важный интерес. Адмиралы возложили на нас с вами почетную и непростую обязанность. Этот слепой мальчонка, который недавно появился на нашем корабле, – наше новое оружие, которое необходимо испытать и довести до ума.

Изумление, застывшее в глазах присутствующих, не вырывалось наружу только по причине крайнего уважения к своему командиру, ведущему этот серьезный разговор.

– Устроили его по решению Совета в десантную двадцатку мичмана Оле Вареного Скелета. Там ему есть у кого поучиться. Но имейте в виду, парень уже прошел школу на Храмовой горе. Туда по просьбе адмиралов для его тренировок прилетали сильнейшие бойцы Детей гнева, поэтому ждать от юнги какой-то адаптации никто не собирается, считайте его равноценным членом команды. Пусть вас также не обманывает его мнимая слепота. Он обладает редкой, по крайней мере нам не известной до сих пор, способностью перехватывать зрительные образы окружающих его существ. Для вашего понимания дополню: он может легко покопаться в вашей башке, и вы об этом никогда не узнаете. Этот факт делает его очень опасным противником для врага, ну, или для того, кто рискнет стать его врагом. Впрочем, друзей это тоже касается.

На корабле его «припрятали» от чужих глаз, потому что здесь все свои. Но лишнего болтать все равно ни к чему. Кто он, что он, откуда – не те вопросы, которые должны нас интересовать. Тем более что он и сам о многом до поры не знает. А вот как он себя и свои возможности проявит в боевой обстановке, это нас будет интересовать больше всего. Поэтому все замеченные за ним проявления особых свойств тут же мне на стол.

– Он вчера десантный трос голыми руками изрезал на куски секунды за полторы…

Тяжелый взгляд Удава уперся в мичмана, непроизвольно вызвав у того уже описанный эффект пойманного кролика.

– Ятаган! У вас чем десантура занимается в свободное от нагрева задницами перегрузочных компенсаторов время? Переводит на отходы казенное имущество и устраивает хохмы перед пополнением?

– Никак нет, господин адмирал! Повышаем эффективность приемов рукопашного боя! – с нахальной улыбкой на роже отрапортовал командир десантной когорты.

– В общем, все меня поняли? За приданное вашей двадцатке «оружие» отвечаете головой! И придумайте уже что-нибудь новенькое, а то лет десять как со своими шнурками носитесь как с писаной торбой! Хохмачи! Читать вам его личное дело я не дам. Одно только скажу: он своей чешуей не только веревочки умеет резать. В бою чести он голыми руками ледяного вора завалил и вот этой своей чешуей горло ему перерезал. Смотрите в спарринге не подставляйтесь, а то без ушей останетесь.

* * *

Обладатель парализующего взгляда Голодный Удав пользовался заслуженной славой опытного капитана и активного участника того памятного рейда в глубь территории врага под эгидой Черного Ярла. Этот рейд надолго сплотил человеческие анклавы и разрядил атмосферу тлеющего годами междоусобного недоверия и вечного человеческого стремления добиваться своих интересов силой оружия. Также на какое-то время притихли голоса пораженцев и сторонников «мягкой» политики в отношении агрессивного и могущественного соседа – цивилизации Алых Князей. Вот уже два десятилетия никто не смел оспаривать как внутренние границы человеческого космоса, так и демаркационную зону, за которой простирались чуждые миры. Но запретный плод сладок, и оставшиеся не у дел молодые доны, как и многие другие искатели приключений на свою задницу и неожиданной прибыли в свой тощий кошель, предпринимали постоянные попытки преодолеть блокирующую зону и просочиться в неизведанные и сулящие быстрое обогащение чужие миры. Основной легальной задачей «Длинного копья» было пресекать как эти попытки, так и попытки обратного проникновения во вверенном ему секторе пограничной области. Дополнительной негласной задачей было отслеживание активности боевых единиц противостоящего флота, а также изучение изменений в тактике и средствах слежения и новых возможностей вооружения и других боевых характеристик кораблей Алых.

Кто бы сомневался, что сразу после выхода из дока на орбите Светлой любой рейдер тут же «принимался» системой дальнего обнаружения противника, поэтому путь в рабочий сектор был не так прямолинеен, как могло бы показаться стороннему наблюдателю. Встав на курс и разогнавшись до половины крейсерского хода, корабль прятался под покрывало защитных полей и тут же менял курс и сбрасывал тягу, потом еще и еще раз, и только через неделю, уже набегавшись по кустам, крейсер заходил в район своей ответственности. Удав заводил крейсер по широкой дуге, углубляясь в ничейную зону, считывал накопившуюся на буях наблюдения информацию, восстанавливая и дополняя общую картину оперативно-тактического прогнозирования, выбрасывал еще серию свежих буев и парочку собственных имитаторов, а потом «залегал» там, где его пыталась спрятать система глобального наблюдения и имитации боевой активности.

На этот раз из трех предложенных СГНИБАм позиций Удав выбрал «мешок» в облаке медленно блуждающих по галактике холодных и пыльных комет, еще не пойманных в гравитационную ловушку случайной звезды и не застрявших навечно в ее поясе Койпера. С небольшого расстояния корабль, защитное поле которого так или иначе искривляло окружающее пространство, на фоне этих ничейных булыжников был виден как на ладони. Зато с расстояния в четверть парсека картина менялась кардинально, и булыжники служили отменной маскировкой для здоровенного рейдера. Выбранная позиция было хороша еще и тем, что располагалась на оптимальном расстоянии от пылевых облаков, прижатых к плоскости галактики и, как торная дорога, простирающихся прямо через запретную зону. Все начинающие контрабандисты непременно пытались переться на территорию Алых именно по этой «захламленной дорожке», надеясь на то, что в пылевых облаках их никто не выследит.

Базеры боевой тревоги сорвали дежурные экипажи штурмовиков с насиженных мест, и топот вперемешку с лязганьем личного оружия на несколько секунд наполнил отсеки маточной палубы крейсера. Звено из трех штурмшипов на малом ходу вывалилось из утробы рейдера и, стараясь не сильно досаждать пыльным попутчикам, покинуло зону «залегания» матки. В полутора парсеках от них, на самой границе пылевой облачности, двигалась небольшая группа транспортников в сопровождении пары фрегатов, укрытых слабеньким и порядком устаревшим маскировочным полем. Звено штурмовиков показательно построились в ордер «атакующей розы» и встало на курс перехвата.

– До точки перехвата одиннадцать минут тридцать две секунды.

Фрегаты – видимо, вольнонаемные доны, имеющие некоторый опыт «общения» с Детьми гнева, сняли маскировку, как только поняли, по чью душу эта стая. Просигнализировав извинения, застопорили ход и открыли внешние люки шлюзов для досмотра. Кому охота ремонтировать обшивку после вышибных штурмовых зарядов! А вот транспортники, то ли с перепугу, то ли от отчаянного героизма, кинулись в разные стороны. Они были не вооружены, а инструкция предписывала первым приоритетом при задержании группы кораблей именно вооруженные цели. Возможный расчет на то, что штурмовики «зацепятся» за фрегаты и потерянное время даст им возможность уйти глубоко в пыль, не оправдался. Головной штурмшип, отстрелив два бота, на форсаже помчался за транспортниками, которые, впрочем, двигались неожиданно быстро для своего класса и оснащенности. Два других штурмовика, выбрав оптимальные курсы, тоже погнались за двумя наиболее удаленными целями, и лишь один, самый нерасторопный «грузовичок», остался на некоторое время без опеки. Можно, конечно, было и не гоняться за полоумными, а перепоручить их системе наведения и шандарахнуть трехлучевыми орудиями, одного залпа хватило бы им с лихвой, но это крайний случай, так или иначе на кораблях были люди. Первый сброшенный бот уже подходил к «своему» фрегату, когда Хоаххин почувствовал странное беспокойство и постарался нащупать хоть один живой «взгляд» на втором фрегате, до прыжка на который их двадцатке оставалось не больше минуты. На фрегате не было ни одного живого! Уговаривать пилота бота не оставалось времени, и Хоаххин «заставил» его развернуть бот и дать полный ход. Он был очень и очень занят этой «работой» и в первый момент даже не думал о последствиях возможной ошибки. Но, к сожалению, он не ошибся. Как только броня десантников коснулась корпуса первого фрегата, яркая вспышка ослепила всех, кто наблюдал за высадкой. Еще через несколько секунд по силовому защитному полю их бота заколотили осколки металла, не успевшие сгореть в пекле взрыва. За первым взрывом последовал второй, еще более мощный, но бот быстро набирал скорость и уже отошел на безопасное расстояние от брандеров. Какие-то секунды спасли жизни всей его двадцатке, и Хоаххин, теряя сознание, был счастлив именно этим.

В сознание Хоаххина привел ощутимый шлепок по шлему бронекостюма.

– Курсант, не спи, замерзнешь.

Десантники, для того чтобы освободить внутреннее пространство ботов, высыпали в открытый космос и, ловко маневрируя, двинулись к подошедшему штурмшипу, а опустевшие боты рыскали в поисках аварийных маячков, включающихся автоматически, которыми были оснащены все десантные скафандры. Выловленных бойцов тут же переправляли на крейсер вне зависимости от того, живы они или нет. Штурмшип, собравший высаженных десантников, развернулся в сторону крейсера, и взглядам открылась картина по правому борту. Продолжали догорать расстрелянные баржи транспортов, которые также оказались заминированы. После второго взрыва штурмовики открыли огонь на поражение по преследуемым трем целям, а от четвертого, никем не преследуемого «грузовичка», сбросив с себя обвязку из барж, оторвался скоростной курьер и помчался как раз в сторону пыльного «мешка», в котором отсиживался крейсер. СГНИБа доложила, что в десяти парсеках с противоположной стороны от «мешка» обнаружены десять замаскированных целей, которые начали движение в их сторону. Цели идентифицированы как пограничные «скорпионы» Алых. Уже прилично разогнавшийся курьер находился на расстоянии четверти парсека от крейсера и в этот момент, видимо, прозрел, а осознав свою губительную ошибку, самоуничтожился, лишив Детей гнева удовольствия поговорить с его пилотом. «Скорпионы» резко поменяли курс и ушли из поля зрения систем наблюдения.

Удалось найти и подобрать пятнадцать бойцов из первого бота, который успел высадить десант на подорвавшийся фрегат. Десятеро из них были живы, их удалось вовремя извлечь из оплавленной брони и распихать по капсулам. Через трое суток, детально обследовав обширную зону инцидента, вычислив принадлежность фрегатов, рассчитав ориентировочную точку, откуда этот эскорт мог идти и куда направляться, Удав вывел крейсер из кометного облака, и вновь начались дикие скрытные прыжки и выбор места для «перепрятывания».

– Пилот молодец, как понял, что засада, еще бы секунд тридцать, и прыгнули бы на фрегат.

– Да он говорит, и сам не понял, как все случилось, руки сами штурвал крутанули и на форсаж. Помните, как нас тряхануло, когда второй рванул? Если бы даже и не прыгнули, но отойти не успели, тоже бы мало не показалось!

* * *

Скелет обтирался полотенцем, только что пришлепав мокрыми ногами в раздевалку, где после тренировки уже собрались все братья его двадцатки.

– Твоя работа? – подойдя вплотную к курсанту, застегивающему китель, негромко спросил он.

Хоаххин кивнул в ответ.

– Спасибо тебе, брат. Не за себя, за ребят.

Хоаххин еще раз кивнул и демонстративно отвернулся к своему шкафчику.

– Это лишнее.

– Понял.

Кано слегка толкнул его своим плечом.

– Вечером после компота поговорим с ребятами все вместе, у нас нет секретов друг от друга, расскажешь, как это у тебя получается?

– Конечно!

* * *

Все разговоры в перерывах между привычными делами вот уже несколько дней сводились то к обсуждению цели столь изощренного теракта неизвестных пока уродов, то к разговорам о чудесном спасении. Пилот бота, замученный расспросами, уже боялся показываться десантуре на глаза. Не разорвут на части от благодарности, так утопят в слюнях, жаловался он коллегам. А известие о том, что он представлен к награде, окончательно выбило его из колеи, он даже было решил сходить к медикам на предмет обследования, но так и не пошел, прикинув, что его жалобы могут принять за прогрессирующее слабоумие и почетно списать куда-нибудь в тыл.

* * *

Следующие несколько месяцев прошли относительно спокойно, пару раз вылетали на обследование обломков чьих-то брошенных кораблей, которые время от времени появлялись в этом очень неспокойном когда-то районе. Хоаххин втягивался в жесткий ритм ежедневных тренировок, учебных тревог, стрельб и изучения матчасти личного снаряжения. Время от времени братья подтрунивали на предмет его «слепоты», но после откровенной вечерней беседы и внушений со стороны Вареного Скелета с расспросами не лезли. Появились даже новые хохмы типа: «Если у юнги глаза на жопе, остается только выяснить, чья это голова». Стрельбы устраивали где-нибудь в тени крупного астероида, отрабатывали синхронный залп из трех плазмобоев по быстро летящей группе «кирпичей», которые запускали путем подвешивания к ним выработавших ресурс маневровых двигателей скафандров. «Кирпичи» выписывали замысловатые пируэты, и синхронно вложить им три заряда плазмы было делом нешуточным. При любом раскладе выстрел Хоаххина всегда четко совпадал с выстрелом одного из двух напарников, и упрекнуть его было не в чем. Дети гнева, болтаясь в пустоте на безопасном расстоянии от «полигона», азартно болели за ту или иную тройку, спорили и даже делали ставки. Проигравший либо направлялся вне очереди на камбуз, либо его ставили на ворота, когда Скелет разрешал им вместо скучной гимнастики поиграть в силовой футбол. У парней из тройки Хоаххина никак не складывалось подогреть «кирпич» синхронно, и никто из болельщиков уже не ставил на очередное попадание. Поэтому мичман сделал громогласное заявление, что готов поспорить с кем угодно на свой потертый легендарный тесак с самопальной костяной рукояткой, что теперь-то ребята точно разнесут свою цель, поскольку все матрасы полосатые и черная полоса рано или поздно всегда заканчивается. Подвести Скелета, тем более лишить его любимого тесака, было не просто невозможно, а отчаянно позорно. Хоаххин кончиком носа чувствовал, как напряглись его партнеры, и решил, что этого промаха никто из них не переживет. Он понял откровенный намек мичмана. Его четыре глаза, шесть рук и тридцать пальцев на долю секунды превратились в единый механизм, и «кирпич», будь он неладен, испарился на фиг к всеобщему ликованию.

На ковре, без всяких натяжек со стороны парней, курсант держался очень даже неплохо, но сегодня его трепали как тузик грелку. Все, чему его научил Пантелеймон, не помогало против переведенного к ним недавно нового бойца. Именно сегодня он первый раз встал в спарку против Хоаххина. Ученик настоятеля храма категорически отставал. Блоки пробивались, контратаки проваливались в пустоту, из которой потом выныривал противник и двумя-тремя точными ударами посылал Хоаххина на ковер. В общем, через два часа тренировки, окончательно намучавшись, курсант, расстроенный и изможденный, отправился в душ, слегка прихрамывая на ходу. Сзади послышалось характерное посапывание, после чего тяжеленная лапища улеглась ему на плечо.

– Ты, брат, классный боец! Я на корабле всего неделю, а так конкретно помахался сегодня в первый раз. Аж шею потянул. Ну и достал ты меня пару раз красиво, я такого никак не ожидал.

– Чего уж классного, гонял меня два часа по ковру, мозоли на пятках, наверное, натер.

– Не скажи, я в этом кое-чего понимаю.

Емеля Осиновый Кол, так звали новичка, рассказал, что шесть месяцев тренировался в специальной команде, в которой отрабатывали скорость реакции в рукопашном бою. Отбраковывая каждый месяц ровно половину из оставшихся бойцов и каждый раз наращивая темп тренировок – как в спарках, так и на специальных тренажерах, – специалисты центра изучали возможности предельных скоростей боя для Детей гнева. Обидно, конечно, но самого Емелю отчислили в последней партии. Оставшаяся группа из двадцати пяти парней улетела на другую базу для продолжения подготовки, а его, по его же желанию, направили с пополнением туда, куда он мечтал попасть уже давно, – на самый легендарный корабль Детей гнева.

– Так что скажу тебе, не раскисай, ты можешь побить здесь две трети ребят, но и поработать тебе есть над чем! Если хочешь, будем тебя вместе доводить до кондиции. Ты ведь знаешь, только побеждая, многому не научишься. По рукам?

– По рукам!

– А в шашки играешь?

– И в шахматы тоже, только ты точно проиграешь.

– Это почему?..

Так спустя полгода после того, как судьба занесла его на «Длинное копье», у Хоаххина появился первый близкий друг. Вареного Скелета он не считал, потому что он был близким другом для каждого из братьев команды. Мичман в свою очередь, пристально наблюдавший за отчужденностью курсанта, был рад, что в его команде все становится на свои места, и переселил новичков в соседние «гамаки». Вечером после ужина он собрал двадцатку и объявил, что Хоаххин саа Реста успешно прошел обучение и ему присвоено первое воинское звание матрос-десантник. Парни по традиции наполнили кружки мускатным компотом и дружно чокнулись. Немного не допив, обрызгали матроса его остатками. Также Скелет объявил, что завтра крейсер выдвигается на очередное задание, не просто меняет засаду, а уходит очень далеко. Куда, конечно, не сказал, но многозначительно закатил зрачки, так что все поняли: поход будет непростым, и, возможно, наконец-то предстоит поработать на полную катушку.

* * *

Массивный спутник Перлеона-семь вращался вокруг своей оси с такой бешеной скоростью, что геостационарную орбиту даже такому тяжелому судну, как «Длинное копье», можно было занимать на высоте всего в пятьсот метров. На любом другом планетоиде на такой высоте тяжелый и неповоротливый корабль неизбежно врезался бы в какую-нибудь неровность рельефа еще в процессе выравнивания орбитальной скорости, но и рельефа на этой луне тоже не было. Стабилизировав свое положение на высоте семисот метров над поверхностью спутника Перлеона-семь, крейсер совершенно слился с его гладкой черной поверхностью. Все семь планет этой системы были необитаемы, и на них не было замечено военных баз противника. По крайней мере так было еще двадцать с небольшим лет назад, когда объединенный флот проходил мимо и очень поверхностно исследовал эту систему. Проблема заключалась только в том, что он был частью территории Алых Князей, удаленной от основных миров их цивилизации, но все же их неотъемлемой частью. И сейчас, в нарушение «Предписаний», «Длинное копье» завис над спутником его крайней, седьмой планеты, больше похожим на черный бильярдный шар.

Год назад одному из кораблей Детей гнева посчастливилось попасть в луч короткой и узконаправленной передачи данных, которые один автоматический буй наблюдения Алых передавал в пространство. Вероятность такого «контакта», при том, что передача длилась не более тридцати секунд, а повторялась, как потом выяснилось, не более одного раза в сутки, была ничтожно мала, для примера вероятность того, что подброшенная вверх монетка упадет на ребро и на этом зафиксирует свое положение, была в миллионы миллионов раз выше, но везение – это такая штука, которая способна опровергнуть любые вероятности… Так вот расчетная точка приема сигнала находилась на поверхности второй планеты этой системы. Это означало только одно: на планете установлен ретранслятор сигналов буев наблюдения Алых, и если взять его под контроль хотя бы на некоторое время, можно вычислить координаты всех действующих в данном секторе точек наблюдения противника. Если бы подобная операция удалась, то можно было рассчитывать как минимум на длительный вывод из строя всей этой сети (поскольку скрытная расстановка новых буев дело хлопотное и не быстрое), а как максимум – постараться воспользоваться этой системой как своей собственной. Рассчитывать, что ретранслятор работает совсем без присмотра, не приходилось, но и излишняя активность, регулярное патрулирование или просто нахождение большого количества кораблей в этом месте демаскировали бы объект. Поэтому Дети гнева сочли, что шкурка стоит выделки.

– Значит, так, со штурмшипа все знаки принадлежности удалили, но нас с вами перекрашивать бесполезно, достаточно посмотреть на наши рожи. Поэтому если вляпаемся – считай, нарвались. А такого шанса, может, вообще больше никогда не будет. Значит, должно получиться, или мы не Дети гнева. Так что надо рискнуть… Тяжелым оружием, да и вообще оружием не пользуемся до тех пор, пока не засветимся. В эфир не выходим, все на пальцах. Задача «А» – незаметно поставить рядом с принимающей антенной пространственный сканер, а вот эту его насадку прилепить на подвижный элемент антенны. Сидим там сутки, после чего так же тихо уходим. Задача «В» – если незаметно не получилось, то все то же самое, только сидим не тихо, а как получится. Ну и потом, как обычно, боремся за живучесть родного штурмовика, который будет нас все это время прикрывать. Задача «С»: если начинаем работать по варианту «В», то самым отчаянным дополнительный бонус – проникнуть внутрь помещения ретранслятора и отжать оттуда вот такой вот блок.

Голограмма блока плавно разворачивалась перед глазами бойцов двадцатки.

– Все понятно? Матрос саа Реста, носом не вертеть, каши сегодня больше не будет! А теперь о сам интересном! Точность определения квадрата локации не меньше чем пять на пять километров при оценочном размере объекта не более чем сто на сто метров. Опять же, никогда раньше с подобными объектами Алых мы дел не имели. То есть ищем мы то – не знаю что, и найти это мы можем, только используя твои «глаза на жопе». Насколько мне известно, наши ретрансляторы схожего назначения укрыты под надежной защитой, и получить доступ к их внутренностям, в том числе подвижным, не проникнув на сам объект или не разрушив его, невозможно. Поэтому задача «С» – чистые фантазии наших аналитиков. Самым вероятным сценарием лично я считаю, что ничего мы не найдем, если только сами не спалимся, и придется этот шарик либо шваркнуть планетарной торпедой, либо организовать здесь глобальное землетрясение.

Мичман заправил тельник под ремень комбинезона и начал облачаться в броню.

На штурмовик грузились молча, не то в предчувствии значимости момента, не то занятые своими мыслями. Сутки ушли на то, чтобы на малом ходу под прикрытием поля лечь на орбиту возле второй планеты, еще полдня сканировали планетоид и исследовали условия на его поверхности. На внутренней поверхности забрал бежали столбики цифр и графики с информацией о плотности атмосферы, составе газов и температурном режиме относительно расстояния от поверхности. Наконец, не приметив ничего откровенно враждебного и окончательно определившись с квадратом высадки, штурмовик выплюнул бот и ушел подальше от плотных слоев атмосферы планеты. Ему еще предстояло развернуть сеть из микронных волокон над предполагаемым районом принятия сигналов. Район высадки чем-то напомнил Хоаххину его родную снежную пустыню с торчащими из нее отрогами скал в предгорьях и россыпями гигантских серых валунов. Редкий случай мягкой посадки бота не вдохновлял, мимикрирующая пленка скафандров тут же «перекрасила» всех в пепельно-белый цвет. Группе предстояло обследовать плоскогорье, лежащее на высоте метров ста пятидесяти над уровнем «моря», для чего преодолеть небольшой перевал через рваный скальный хребет, за которым из соображений скрытности и произошла высадка. След в след легкой рысцой парни тронулись в путь. Хоаххин и Емеля следовали прямо за спиной Вареного Скелета, замыкал колонну Жорки Свинцовый Репей, второй по наличию боевого опыта в группе. Через три часа бодрого похрустывания жестким снегом парни поднялись на пик седловины перевала и по жесту мичмана залегли и осмотрелись. Плоскогорье как плоскогорье, ни глубоких ущелий, ни движения живности не наблюдалось. Серая низкая облачность лениво перемещалась на восток. Телескопические выдвижные объективы камер скафандров шарили по однообразной поверхности, не находя даже черной точки на снегу, за которую мог бы зацепиться взгляд. Хоаххин сканировал поверхность плоскогорья своим методом, и его старания увенчались успехом. Жестом показав Скелету, что сейчас он полезет ему «между ушей», он начал передавать ему короткие образы того, за что удалось зацепиться. Оле, закатив свои желтоватые глазищи, наблюдал за тем, как всего в полутора километрах от группы трое охранников бродят по круглому коридору, заставленному непонятными железками и круглыми экранчиками, он же явно смотрел на них со стороны четвертого. Хоаххин на пальцах попросил у мичмана минут двадцать, чтобы повнимательнее к ним присмотреться. Скелет не был фанатом непонятно из какого «места» растущих глаз своего матроса, но неоднократно убеждался в их эффективности, поэтому приказал всем расслабиться и не шевелиться.

Через оговоренное время он легонько шлепнул Хоаххина по плечу, давая понять, что ему надоело прохлаждаться, заодно проверяя, не уснул ли тот. Хоаххин сбросил еще несколько картинок и стал рисовать на снегу схему станции или той ее части, которую удалось «рассмотреть» благодаря помощи ее охранников, отмечая на ней технологические люки, главный вход и центральную часть, в которой, видимо, и располагалась главная антенна. Оле внимательно наблюдал за этим творчеством, уныло покачивая головой. Все его опасения сбывались в полной мере. Не пробравшись внутрь, не выполнить задания. Открыто атаковать объект смешно. Использовать возможности Хоаххина – значит конкретно наследить, и тогда без уничтожения объекта не обойтись. В каком режиме работает система контроля периметра, может, она онлайн транслирует картинку с телеметрией персонала со станции на другой дежурный объект? Как еще пройдет скрытное проникновение? Не факт, что парень все рассчитает верно и нигде не проколется. А его потеря в планы Детей гнева совершенно не входила. Количество открытых вопросов не просто настораживало, а кричало в самое ухо: «Пошел отсюда!!!»

Пилоты штурмовика наконец дождались, пока наносеть, выброшенная на орбите, полностью развернулась, и перенаправили трансляцию силовых возмущений над объектом на десантную группу. Все было тихо, станция работала только на прием. Нужно было принимать решение. Теперь за «черчение» на снегу принялся мичман. Еще через пять минут группа так же молча «скинулась» кто чем мог и выделила Хоаххину и Емеле, который должен был его прикрывать, по четыре дополнительных абордажных тесака. Последним штрихом «переговоров» стал нарисованный Вареным Скелетом маленький кривоногий тролль и жирная черта, отделившая его голову от туловища. Хоаххин кивнул и, аккуратно скользя брюхом по плотному насту, двинулся в путь.

* * *

Все время, пока добровольцы, как две белые черепашки, упражнялись в «санном» спорте, Хоаххин продолжал наблюдать за перемещениями троллей по периметру охранной зоны. Зона представляла собой тороид, вырезанный в скальной породе и накрытый сверху огромным матово-белым диском главной линзы приемной антенны, полностью состоящим из дилаптита. Под центральной частью линзы располагался подвижный сканер, на котором и фокусировался принимаемый сигнал. Доступа к сканеру в центральное помещение у троллей, к сожалению, не было. Но теперь Хоаххин уже точно знал, что там хозяйничают двое сауо, а еще двое отдыхают этажом ниже в жилой зоне ретранслятора, вот с этими-то четырьмя яйцеголовыми и могли возникнуть некоторые сложности, поскольку именно они реально управляли этим комплексом, а о них Хоаххин не знал практически ничего. Итак, предстояло выманить хотя бы одного тролля на свежий воздух, это не сложно. Далее обезвредить остальных, причем так, чтобы сауо ничего не заметили и не подняли паники, – это сложнее. И в‑третьих, необходимо было проникнуть и взять под контроль центральную часть станции до того, как сауо смогут подать сигнал тревоги, вот это было самым сложным. Хоаххин потихоньку копался в голове командира троллей, поскольку у других там ветер не ночевал, и выискивал в его памяти такие ситуации, в результате развития которых тот получал бы право беспрепятственно войти в закрытую для него зону. Пока не попадалось ничего, кроме тех вариантов, когда сами сауо призвали бы охрану внутрь. «Угроза жизни посвященного и необходимость его защиты», ёшкин кот, все шиворот-навыворот, подумал матрос, но все же некая идея в этот момент зашевелилась в его сознании.

Какой разумный, высокоинтеллектуальный вид безразлично относится к насекомым? Особенно если они трепыхаются в вашей тарелке, борясь сразу с двумя императивами, как то: отожраться и не утонуть одновременно. Или копошатся в гниющей плоти, обгладывая ее до костей. Или навязчиво пищат в темноте, присматриваясь к вам на предмет наличия у вас неглубоко залегающих под кожей вен. Мало кто из вас останется безразличен к ним, а это уже о многом говорит. Тем более мало кто из вас питает к ним, например к тараканам, братские позывы. Хлопнуть газетой и стряхнуть в мусорное ведро – вот те чувства, которые у вас возникают при виде многих ваших сожителей по общей коммунальной квартире под названием Вселенная. Да, именно не кухня, не город и даже не планета. Они есть везде, где вообще кто-то есть.

Муравьи, эти самые первые и самые испытанные еще в детстве «глаза» Хоаххина, присутствовали и здесь. Ни герметичный материал стен, ни фильтрующие элементы вентиляции не могли им противостоять. Матрос уже довольно детально рассмотрел все установленное в помещениях сауо оборудование, а также то самое заветное место, в котором, помаргивая индикаторами, был установлен искомый блок. Они с Колом уже вплотную подползли к каменной осыпи, которая маскировала узкий проход в скале, который оказался еще у́же, чем представляли себе диверсанты. Этот проход служил технологической нишей, через которую технический персонал, имеющий, видимо, очень скромные размеры, мог подняться на склон и обследовать поверхность дилаптитовой линзы. Такие походы, судя по нетронутым, низко свисающим над проходом многослойным сосулькам, совершались крайне редко. Хоаххин сначала сбросил с себя броню, а затем и остальную одежду, оставив только ремни на предплечьях и бедрах, увешанные выданными в пользование тесаками, и приказал Колу, что бы ни случилось, сидеть возле прохода тихо и внутрь самому не лезть, ну и посторонних, естественно, не пускать.

Двое сауо, непринужденно развалясь в удобных анатомических креслах, наблюдали за работой программно-аппаратного комплекса, обслуживающего ретранслятор, заодно внимательно просматривали и оценивали тот материал, который система распознавания образов помечала как важный или сверхважный. И было на что посмотреть. Вот десятка «скорпионов» (меньшим количеством они давно уже в пограничье предпочитали не появляться) прошлась туда-сюда вдоль закрытого пространства. Вот три человеческих штурмовика, прикрытые полем, но неплохо идентифицируемые наблюдательным буем, вынырнули из-за какой-то кучи каменных обломков и умчались в сторону своей территории (на заметочку эту неприглядную кучу – увеличить количество отчетов в пять раз). Вот темное пятно мелькнуло по самой границе наблюдаемого сектора (рассчитать траекторию этого пятна). Интересная работа – это та, когда, проснувшись утром, вы спешите не опохмелиться, а снять с вешалки отглаженный костюм и на своем «Порше», минуя пробки по платным магистралям, успеть к утреннему кофе, который офис-менеджер в мини-юбке сварила и уже готова принести к вам в кабинет… в общем, это когда она, работа, интересная. У сауо не было офис-менеджеров, зато всегда была интересная работа. Диссонанс вносило легкое шуршание, отвлекало от этой интересной работы. Мало того, это шуршание постоянно усиливалось, все больше мешая хорошо делать свою интересную работу. Да что же это за хрень такая, прости господи! Изо всех щелей по полу, стенам, по оборудованию рыжей рекой двигалась целая армия муравьев. Какая гадость! Они сыпались с верхних стеллажей стоек с оборудованием, топтались по клавиатуре и джойстику управления, заглядывали в голомониторы интерактивной системы управления главной антенной… «Тревожную кнопку сигнала экстренной связи следовало нажимать только в случаях стихийного бедствия (землетрясения, пожара), военного нападения на станцию… пункт 2.11 инструкции использования системы экстренной аварийной связи». Старший сауо, резко соскочив со своего кресла и отшвырнув от себя этот уже занятый ужасными тварями объект, бросился к внешней двери помещения управления ретранслятором. В тот же момент офицер охраны по какой-то ему одному известной нужде настежь распахнул створку технологического шлюза, и тут же лезвие тяжелого абордажного тесака прилетело ему в левый глаз.

* * *

Ко всеобщей радости, на одной из стен центрального помещения висело плоское жидкокристаллическое табло, на котором на хорошо известном Детям гнева языке противника было написано: «До окончания смены дежурной группы остается сорок четыре часа двадцать две минуты». И хотя эта информация периодически обновлялась, ничто не мешало десантникам работать в спокойной и непринужденной обстановке, разве только постоянно возникающее желание дать пинка одному из двух тихо хрюкающих в углу забинтованных в скотч троллей, которые в момент нападения безмятежно спали в подвешенных к стенам тороида гамаках. Все четверо сауо – и те, что были так расстроены присутствием рыжих провокаторов, и те, что в этот момент отдыхали в своих апартаментах этажом ниже, – также были связаны и уложены аккуратной, неприятно пахнущей кучкой в помещении охраны. Придя к неутешительному выводу, что вытащить одному через технологический шлюз ценный блок не получится, Хоаххин рискнул отключить подмаргивающую желтым огоньком охранную систему, использовав для этого двойной ключ, половина которого нашлась у убитого офицера, а вторая половина – у главного сауо. После чего он разблокировал вход в основной шлюз, приложив когтистую лапу, также позаимствованную у покойного, и не нужный уже ему глаз к сканерам доступа. Четверо братьев из уже подтянувшейся к станции группы затащили внутрь и установили пространственный сканер и все прилагающиеся к нему аксессуары. Больше в течение суток никаких лишних движений мичман не допустил, а посему ночевка в комфортных условиях выпала только «избранным», уже проникшим в бункер, остальные же, тихо матерясь, расползлись по окрестностям, ведя визуальное наблюдение за окружающим пространством.

Ровно через двадцать пять стандартных часов, упаковавшись и подчистив за собой, группа покинула объект. Предложения прихватить «языка» были категорически пресечены. Десантный бот, от греха подальше попетляв между высотами рельефа, дал свечку, на пятнадцати тысячах метров сбросил тягу до нуля и, секунда в секунду выполнив расчетный график, вышел на орбиту рандеву. Еще через тридцать секунд на горизонте погружающейся одним боком в темноту планеты, там, где еще несколько часов назад вся бригада шустро топала по ее поверхности, вспыхнуло собственное яркое солнце – это планетарная торпеда, выпущенная штурмовиком, начисто стерла все плоскогорье с карты Перлеон-два. В общем, операция подходила к концу, а привычной уже долгожданной пальбы и мордобоя не предвиделось. Но, как известно, мысли материальны. Штурмовик, вместо того чтобы подобрать бот, пулей промчался мимо, одновременно набирая максимально возможную скорость и разворачиваясь к звезде, коротко бросив в эфир «131», что означало «За мной хвост». Пилот бота не успел даже рот открыть, как мимо, словно стая гончих, за штурмовиком на еще большей скорости промчалась десятка «скорпионов». Ордер их построения – «вилы с хвостом», то есть три тройки и один замыкающий, – говорил о готовности в любой момент открыть огонь, но самый подходящий момент для этого был явно упущен, а это значило только одно – штурмовика было приказано брать целым. Расстояние в момент пролета вражеских кораблей мимо бота было не больше двух-трех тысяч километров, то есть, фигурально выражаясь, они могли ухватить десантников за хобот, но раз этого не случилось, значит, сам бот до сих пор обнаружен не был. Тяжелый выдох не успел еще расслабить натянутые нервы мичмана, как замыкающий «скорпион» оторвался от общей группы и по широкой дуге начал неторопливый разворот в сторону планеты.

– Гости, легки на помине. Как только подтянут свою задницу поближе, прыгаем к ним на борт, строго по команде, дальше – как всегда. Хоаххин, если удастся взять под контроль управление кораблем, блокируй подходы троллей к месту проникновения в корабль.

Хоаххин не раз слышал, как это – как всегда. Еще он, как и каждый уважающий себя матрос «Длинного копья», точно знал стандартный штат пограничного «скорпиона». Две сотни троллей десанта, пятеро полезных и один приближенный, командир корабля, как минимум уровня сауо, но обычно «скорпионами» командовали либо сами Алые Князья, либо змееподы. В последнее время в связи с резким увеличением количества кораблей и уменьшением количества Могущественных встречался именно второй вариант.

Бот, продолжая имитировать кусок застывшего в космосе коровьего помета, двигался по вытянутой траектории вокруг гостеприимной планеты. «Скорпион», впившись в него всеми своими органами «чувств», не торопясь подошел на расстояние десантного прыжка. Нащупать капитана удалось, но, как и опасался Хоаххин, это ничего не дало. Взгляд он хоть и с большим трудом, но поймал, а вот навязать свою волю не получилось. Его система формирования решений настолько кардинально отличалась от всего того, с чем до этого сталкивался «слепой», что непонятно было вообще, с чего начинать. А время до боевого контакта стремительно сокращалось. Но выход нашелся, как всегда, в последний момент. Кораблем управляли «полезные», в затылки которых и упирался взгляд адмирала Щао, а справиться с их волей удалось без особых затруднений. Застывший «кусок коровьего помета» неожиданно брызнул в сторону чужого корабля нахальной стайкой всего из двадцати десантников, готовых разорвать в клочья все на своем пути.

Адмирал Щао Сиин Цы Хват милостиво снизошел до «аве тхоор шенге» – разрешения свободной охоты для девяти своих отпрысков, нисколько не сомневаясь в ее положительном результате, а сам решил поближе рассмотреть странный металлический астероид, мелькнувший на границе восприятия БИУС корабля и не получивший изначально статуса враждебного объекта. Брать на абордаж эту беззащитную металлическую сосиску было ниже достоинства его корабля. Сжечь ее означало лишить себя удовольствия пленения противников. По приказу адмирала «полезные» готовили открытый коммуникационный канал для его будущих рабов, чтобы дать им возможность оценить все свое бессилие перед своим будущим господином. Неприятности начались одновременно и на совершенно разных уровнях восприятия. С одной стороны, эти самоубийцы как саранча прыгали на его корабль, с другой – система непосредственной обороны оказалась деактивирована, и при этом вся команда «полезных» начала проявлять какую-то беспричинную вялость.

Вышибные заряды вскрыли обшивку в помещении третьей десантной палубы, и первое, что увидели Дети гнева, это обезумевшие рожи троллей с выпученными красными глазами, рванувших им навстречу. Первая их волна уже отчаянно рубилась с двадцаткой, а все новые и новые бойцы Алых высыпали из узких коридоров «скорпиона», словно фарш из жерла мясорубки. В этой толчее рубаки Вареного Скелета выжимали из себя всю свою накипевшую за последние двадцать лет энергию разрушения, и вокруг Хоаххина, словно в страшной детской сказке, летали оскаленные лица, выбитые зубы и изрубленные части внутренних металлических конструкций вражеского корабля. Его собственный тесак мелькал в этой мешанине, добавляя хаоса в ряды напирающих хозяев. В сотый раз увернувшись от, казалось бы, неминуемого удара холодной сталью в чешуйчатое тело, Хоаххин вспоминал нескончаемые выматывающие тренировки с неподдельной благодарностью к своим многочисленным учителям. Как бы странно это ни выглядело, но малочисленный отряд за счет явного перевеса в мастерстве рукопашной схватки, железной воли и безупречного тактического построения успешно сдерживал захлебывающиеся одну за другой атаки грозного противника.

Но основная схватка Хоаххина происходила не здесь. И эту схватку он наконец выиграл. Перекрытые «полезными» боковые коридоры отсекли большую часть троллей от места сражения, и атаки окончились так же неожиданно, как и начались. Одним из последних из центрального коридора, словно серая тень ангела смерти, вынырнул адмирал Щао. Появись он во главе своих верных троллей своевременно, и течение рукопашной наверняка изменилось бы. Но сражаться в одиночку против четырнадцати еще остающихся на ногах Детей гнева было не вариантом. Адмирал искал смерти. Но и этого послабления ему получить не удалось.

Через каких-нибудь пятнадцать минут братья, окончательно распугав «полезных», уже толпились в рубке корабля. Проснувшаяся наконец рация сообщила:

– Пилоту – с «подарками» галопом на наш новый трофей.

– Есть, господин мичман!

– Есть здесь как раз нечего, но для тебя можем приготовить! Ты что там, одурел от страха, боец? А ну давай шустрей!

Скелет, вытирая непонятно откуда взявшейся белой скатертью из натуральных волокон липкие от крови руки, с широкой улыбкой на лице похлопал по спине связанного адмирала.

– Спасибо, боец! Представлю к награде.

Всеобщий гогот отозвался вибрацией межпалубных перегородок «скорпиона».

* * *

Двумя днями позднее описываемых выше событий Несущий Весть, Полномочный представитель Фиолетовой Аалы по вопросам приграничной коммуникации с «дикими» мирами, вздернув крылья в жесте негодования, потер ладонью блестящую лысину статуэтки Великого Творца, стоящую у него на столе. Щелкнув потайным механизмом, выдвинулся ящик, в который он небрежно бросил бланк с официальной нотой протеста от командования Соединенного пограничного флота человечества. В этой ноте какой-то высокопоставленный неврастеник обвинял его расу в преднамеренной провокации, в результате которой в пределах территории диких был задержан, разоружен и арестован боевой корабль под командованием адмирала Щао Сиин Цы Хват. Сам адмирал, к сожалению, погиб, оказав сопротивление при аресте. Остальные девять кораблей Щао, преследуя немаркированное боевое судно в пределах системы Перлеон, вошли в контакт с короной звезды, что привело к гибели четырех из них. Оставшиеся пять «скорпионов» смогли догнать неопознанный корабль только тогда, когда на его борту никого уже не было и он, спалив от перегрузки собственные ходовые установки, дрейфовал в сторону центральных секторов территории Могущественных. И это было еще не все. Пограничный ретранслятор, расположенный на Перлеон-два, подвергся нападению и был уничтожен нестандартной (то есть официально не принятой на вооружение ни одним известным ему флотом) торпедой, как раз и выпущенной этим неопознанным кораблем. Соответственно вся система наблюдательных пограничных буев в результате этого нападения стала как минимум неуправляема, а скорее всего потеряна навсегда. Могущественные, конечно, и сами не были пай-мальчиками, но такой откровенной гадости от врага (извините, от своих партнеров по исполнению «Предписания») они не ожидали. Это все лирика, а вот причиной для размышлений должны были стать совершенно другие факты.

Если бы мимика Могущественного позволяла ему уподобиться «диким», он бы поморщился от мысли о том, насколько они примитивны. Устраивать никому не нужную шумиху, прикрывая собственную агрессию, – ничего глупее нельзя было себе и представить. Да, понесенные им потери были неприятны и тактически давали противнику пусть ощутимое, но, по большому счету, довольно эфемерное преимущество в данном секторе пограничного пространства. Во всем остальном данная агрессия была совершенно бессмысленна. Ведь не собирались же, в самом деле, в ближайшее время «дикие» проводить широкомасштабные боевые действия или как-то по-другому использовать достигнутый результат. Значит, они преследовали совершенно иные цели. Вот над этим вопросом и стоило поработать как имеющейся по ту сторону агентуре, так и собственным аналитикам. Несущий Весть грациозно приподнялся с инкрустированного древней мозаикой базальтового трона и направился к выходу из своей резиденции. У него было что сообщить Малому Совету Аалы, приглашение от которого он получил два часа назад…

Крейсер, так никем и не замеченный, тихонько подобрал спасательную капсулу с пилотами штурмовика, которая, подчиняясь законам физики, оторвалась от своего носителя, описала дугу вокруг светила и, получив дополнительный гравитационный импульс, помчалась в сторону, противоположную продолжавшему разгоняться кораблю. После чего тихонько ушел в «нейтральные воды». Пилоты в аварийной капсуле из-за нехватки кислорода и избытка углекислоты, поскольку часть регенераторов была уничтожена, попали на крейсер в состоянии комы, но одного из них удалось спасти.

По представлению контр-адмирала Сило вся команда, участвовавшая в спецоперации, была представлена к орденам и медалям. Двое погибших посмертно представлены к орденам Святого апостола Андрея Первозванного. Выживший пилот, мичман Вареный Скелет и (по настоятельной «просьбе» двадцатки) матрос Хоаххин саа Реста – к орденам Святого Георгия четвертой степени. К моменту прибытия «Длинного копья» в доки на орбиту Светлой большая часть представлений уже была утверждена самим Императором, и контр-адмирал смог провести торжественную процедуру награждения уже на планете.

– Служу Отечеству и Императору! – что было сил гаркнул гвардии старшина второй статьи саа Реста.

– Тихий, тихий, а орать умеет.

Контр-адмирал по-дружески пожал руку новоиспеченному кавалеру ордена Святого Георгия, по-отцовски обнял его и уже не так громко, на самое ухо Хоаххина, добавил:

– Залезешь в мою башку – шею сверну.

Улыбнулся, продемонстрировав острые белые клыки, и не спеша отошел за трибуну.

На церемонии вручения наград присутствовала большая часть экипажа крейсера и пара неизвестных Хоаххину офицеров из штаба флота. Протокольная часть, гимн Российской империи, внос и вынос штандартов флота и контр-адмирала, прохладительные напитки и шикарный ужин завершились веселыми разговорами и воспоминаниями о былых временах. Утром вся компания по приглашению одного виновника торжества и попустительству второго выдвинулась к Храмовой горе.

Смотрящий на Два Мира, в архиве которого теперь хранилось дело «Весенний Шторм», кивком предложил Северо присесть. Разговор предстоял долгий и, скорее всего, опять неприятный. Сам Смотрящий выглядел утомленным и даже раздраженным.

– Поймите, граф, я не пытаюсь как-то умалить мнение адмиралов или противопоставить им свое готовое решение. Но поймите, устраивать демонстрацию силы Могущественным не имело никакого реального смысла. Давайте вместе с вами на пальцах посчитаем все плюсы и минусы проведенной операции. Из плюсов: уничтожили сеть слежения Алых в ограниченном секторе, получили на руки накопитель с данными фиксации событий этой сети, уничтожили пять (вместе с угнанным) «скорпионов» противника, испытали в деле нашего подопечного, и, наверное, единственный достойный из всей этой ерунды плюс – заполучили «приближенного» змеепода, на котором можно будет поставить ряд ценных экспериментов с участием вашего сына. Из минусов: потеряли двоих убитыми и шестерых тяжело раненными (не нужно спорить), воткнули очередную занозу Алым (это еще нам с вами отзовется), и, наконец, самое глупое и неприятное – дали Алым повод плотно задуматься над причинами успеха этой феерической операции.

Смотрящий обреченно сложил крылья за спиной и смачно зевнул, прикрывая рот ладонью с тонкими длинными пальцами.

– Если бы вы только понимали, граф, как это все не вовремя. Завтра я буду встречаться с Императором, нам потребуется его поддержка и понимание в продвижении известного вам и очень важного для всех нас проекта, поскольку мы уже вплотную подошли к его успешному решению. К тому же у него возник ряд совершенно обоснованных вопросов по поводу последних событий. Надеюсь, за эти десять часов вы с адмиралами не взорвете Вселенную и не бросите еще одну перчатку в лицо Могущественным.

* * *

– Я же говорил, что еще увидимся. А всего-то год прошел. Недаром я тебя, двоечника, гонял как сидорову козу.

– Мало гонял.

– Мало не мало, а на орден хватило.

– А ты мне свои награды никогда не показывал.

– А зачем? Разве в наградах дело? Что было, то было, ты тот, кто ты есть сейчас.

Искорки тлеющего костра разносились в темноте ночи под порывами теплого южного ветра, на короткий миг освещая нависающие над поляной джунгли. Когда-то, совсем недавно, перепаханная и истерзанная войной, эта земля больше напоминала пыльную пустыню. Словно душа вернувшегося с войны солдата, она зияла ранами воронок, и песчаные вихри слепо брели, поднимая в воздух и разнося по миру воспоминания о потерях и смертях, об отчаянии и доблести павших. Но время идет, и жизнь берет свое. Что ты с ней ни делай, как ни жги, ни ломай, она все равно прорастет сквозь запекшуюся корку истерзанной памяти, и накроет благодатной тенью журчащие ручьи, и полетит щебеча. А казалось бы, такая хрупкая штука.

– Я смотрю, парни дали тебе новое имя?

– Да, непривычно и пафосно.

– А что, тебе подходит. Дети гнева никогда не ошибаются с именами. У любого оружия должно быть острие, самая смертельная его часть, то, что и делает его грозным и разящим. Острие – эта та точка, в которую вкладывается вся сила удара, и эта его часть нуждается в закалке и постоянной заточке, иначе ржа не пощадит. Хоаххин Острие Копья. Помни об этом. И еще помни о том, в чьих руках это оружие, чем острее кромка, тем опаснее она как для врагов, так и для друзей, достаточно одного неосторожного движения, и…

– Ты веришь в Бога?

– Странный вопрос. Конечно, верю и много раз убеждался в том, что только благодаря своей вере я прошел свой путь солдата с высоко поднятой головой, и мне нечего стыдиться.

– Мне повезло, что я встретил тебя.

– Конечно, повезло.

Широкая улыбка Пантелеймона на миг вынырнула из темноты, и его желтые глаза засверкали озорными искорками.

Вызов с островной тренировочной базы, который предписывал старшине незамедлительно прервать отпуск и явиться в распоряжение начальника базы капитана первого ранга Миро Острый Клык, пришел утром, дисколет на площадке перед храмом появился минуты через четыре после самого сообщения, поэтому долгих и теплых проводов не получилось. Уже через несколько часов Хоаххин, переодетый в гражданскую одежду, просторную майку и шорты, беседовал с Миро на открытой веранде, примыкающей к кабинету капраза.

– В боевой обстановке никогда не хватает времени на серьезные дела. Поэтому мы решили, что у тебя будет больше шансов, если создать для этого соответствующие условия. Адмирал Щао, правда, не в лучшей форме, но тут уж ничего не поделаешь. В общем, мне сказали, что тебе виднее, как с этим всем быть.

Миро с некоторым недоверием посмотрел на сидящего перед ним старшину и кивнул в сторону выхода из кабинета.

Щао Сиин Цы Хват действительно выглядел не очень. Точнее, он вообще никак не выглядел. Погрузившись в предсмертный транс, он почти не реагировал на происходящее вокруг него. Закатившиеся зрачки, скрещенные конечности и откинутый на фиксатор подголовника кресла затылок больше напоминали хорошо сохранившийся труп, нежели всесильного «приближенного». То, что не позволило Хоаххину сориентироваться в первые секунды контакта на «скорпионе», многоуровневое и совершенно чуждое ему сознание, теперь предстало перед ним как абсолютно чистая и хорошо прибранная бесконечно большая больничная палата, ничто не мешало рассматривать множество входов и выходов в этом просторном помещении, все они были наглухо заперты, но теперь по крайней мере было понятно, где они расположены и куда ведут. Легче всего из сознания обычно было проникнуть в память, именно в эту дверь и попробовал постучаться незваный гость. Абсолютный порядок, никаких обрывков, разбросанных вокруг, никаких плесневелых уголков с мусором и затхлыми запахами, бесконечно длинные ряды четко выстроенных и логично связанных между собой воспоминаний стали наградой за несколько долгих часов кропотливой работы.

Чужая хорошо сохранившаяся память – это самый интересный фильм, который только может себе позволить увидеть один разум, находящийся с визитом у другого. Родовая кладка двух дюжин желтых крупных яиц, зарытых в горячем песке, растрескавшаяся скорлупа и многочисленные родственники, пусть ненадолго, но опоздавшие появиться на свет. Это опоздание является роковым для них, вполне пригодных для питания самого быстрого и агрессивного своего собрата, который в течение четырех дней продолжает крепнуть и готовиться к тому, чтобы покинуть свой первый дом и выйти на просторы большого мира, полного новых неожиданных и опасных встреч. Потом детство в прайде, обучение «шауффи цанг» – почитанию сильных, служба и быстрое взросление. Первые, поражающие своей гармоничной красотой лица Алых Князей и безусловное подчинение их воле…

Граф спрыгнул с подножки дисколета и, чуть не оттолкнув стоящего перед ним встречающего начальника базы, стремительно ворвался на территорию экспериментального корпуса.

– Кто разрешил?!

– Приказ о проведении эксперимента передал нарочный Смотрящего на Два Мира. Бланк подписан в канцелярии Совета адмиралов!

– Не может быть! Мне никто не сообщил… Это недопустимо!

Оба офицера, отодвинув в сторонку вахтенного, заполнили собой как минимум четверть небольшой камеры, в которой за небольшим квадратным столом неподвижно сидели адмирал и старшина.

– Сколько они вот так сидят друг перед другом, капитан?

– Десять дней, граф. Даже не шелохнулись ни разу. Может, попробовать хоть что-то сделать, вынести старшину в капсулу или…

Правая рука Северо скользнула к тяжелому офицерскому бластеру, укрытому в складках его черного плаща.

– Давайте готовьте капсулу, быстро!

В этот момент губы змеепода пошевелились, и оба офицера флота Детей гнева услышали странную фразу, соскользнувшую с них:

– Как ты попал сюда, о равный богам Хозяин, и зачем вернул меня из забвения последней зари?

Его глаза открылись, зрачки сузились в тонкие вертикальные щелки и в упор посмотрели на Северо.

В тот же миг бластер щелкнул предохранителем, и на лбу адмирала образовалась маленькая черная дырка, а в комнате запахло паленым мясом.

* * *

Две недели отпуска пролетели незаметно. Крейсер вновь был готов вырваться из тихого и теплого дока на оперативный простор. Проходящего мимо каптерки Хоаххина окрикнули:

– Эй, Острие!

Он, не поворачивая головы, переключился на голос. Пилот штурмовика, спасшего их всех, а может, и сам крейсер, приветливо помахал ему рукой. Хоаххин ответил и пожелал скорейшего возвращения в строй, это было наилучшим пожеланием для остающегося на планете брата. Терминал G-21 и застывший в нем шаттл вызывали ощущение дежавю; а чего удивляться, традиции и привычки – это фундамент, незыблемая почва, оттолкнувшись от которой и оперевшись хрупкими крыльями на ветер перемен стремительно взмывают вверх наши самые заветные мечты.

Перед пандусом дежурил не знакомый Хоаххину матрос, переминаясь с ноги на ногу и явно ожидая скорой команды «задраить люки». На короткое «здорово» он только махнул рукой и промычал что-то про то, что уже мочи нет здесь торчать. Теплые и ставшие уже родными внутренности крейсера приняли его, не заморачиваясь световыми указателями, и быстро протолкнули к новому, с иголочки, штурмовику, от которого еще пахло свежей краской и «ненадеванной» резиной уплотнительных элементов. Старшина забрался в бот предпоследним из двадцатки. Браво козырнув Скелету и хлопая по протянутым с разных сторон кулакам, он без проволочек полез в свой «гамак»-компенсатор. Осиновый Кол, мирно посапывая, дрых на своем месте над головой Хоаххина. Предстартовый отсчет в шестьдесят с лишним минут пока не напрягал, и десантура продолжала негромко трындеть об отпускных приключениях.

* * *

– После вашего нашумевшего эксперимента с «приближенным» адмиралы категорически не хотят выпускать нашего протеже с планеты. Их мотивация понятна, они считают, что на Светлой наследник находится в большей безопасности, чем на рейдере.

Граф Северо, потягивая утренний кофе, выключил голобук и, убрав его со стола, спрятал в складках своего плаща.

– Адмиралы собираются на Светлой хорошо если раз в три-четыре месяца, а скорее, раз в полгода, да и то не в полном составе. Зато планета кишит вольнонаемными, и это вы называете безопасностью? Забудьте о безопасности после того, как вы наступили Алым на любимую мозоль, да и истинные обстоятельства смерти Щао не надолго останутся тайной.

Смотрящий на Два Мира аккуратно, двумя пальцами прихватив за стебель, вытащил из высокой хрустальной вазы шикарную фиолетовую ассирийскую розу, выращенную в лабораториях на его корабле.

– Самым безопасным местом можно было бы назвать мой корабль, но он последнее время слишком много времени проводит на внутренних орбитах этой планеты, а постоянное место жительства так же увеличивает риск нападения, как и ночные прогулки по темным улицам старых заброшенных поселков на периферийных планетах. Попытки спрятать объект от внешних наблюдателей как можно глубже в темный угол лишь привлекут к нему дополнительное внимание. Хотя куда уж больше?

Как только роза оказалась в руках Смотрящего, она тут же начала отращивать маленькие острые шипы, как раз в тех местах стебля, которых коснулись его пальцы, и сворачивать свой упругий фиолетовый бутон.

– Да и сам наследник, как только почувствует к себе неестественно расширенный интерес, может начать отращивать вот такие же колючки.

Роза, вновь оказавшись в вазе с водой, расслабилась и раскрыла лепестки.

– Можете успокоить адмиралов тем, что наши эксперименты с наследством находятся на завершающей стадии. Заинтересованность в результате проявили известные вам вельможи, обладающие огромной властью и ресурсами даже большими, чем моя скромная особа. Помните тех сестер, которые, угнав дисколет, решили дать нам последний бой?

– Которые были направлены к вам на корабль?

– Именно. Именно с них мы и начнем. А адмиралов попросите не трогать вашего сына, попросите, в конце концов, от имени Самого Старого.

– А он в курсе ситуации?

– А вы думаете, что он может быть не в курсе чего-либо?

Проводив Северо тяжелым взглядом до дверей своего кабинета, герцог вновь сосредоточился на рассматривании розы, которая, удобно расположившись в вазе, полностью раскрыла свой бутон. Не часто Смотрящему на Два Мира удавалось достичь со своими коллегами из контрразведки флота такого взаимопонимания, какое сложилось когда-то между ним и графом. Но с каждым новым визитом Северо герцог понимал, что все это в прошлом. Граф всегда был внимательным слушателем, однако для совместной работы этого мало. Некоторое время казалось, что возникшая между ними отчужденность связана с обстоятельствами рождения долгожданного потомка Детей гнева, но нет, герцог никак не мог найти истинной причины той осторожной холодности, в атмосфере которой проходили все последние их встречи.

* * *

Исследователи физиологии деятельности человеческого мозга описывают четыре основных частотных диапазона его электромагнитной активности:

0,5–4 герц, или дельта-ритм глубокого сна; 4–7 герц, или тета-ритм погружения в сон, пограничное состояние; 7—12 герц, или альфа-ритм спокойного, расслабленного бодрствования или медитации; 12‑45 герц, или бета-ритм нормального восприятия окружающего мира в режиме бодрствования. Частоты деятельности мозга более 50 герц, или гамма-ритмы, совершенно не изучены, по мнению некоторых религий, имеют отношение к состоянию просветления или переносят человека в иную реальность (иное временное восприятие), в которой он может общаться с богами или Творцами. Также существует теория, которая описывает переход работы мозга в гамма-ритм под воздействием химических веществ, вырабатываемых человеческим организмом в различных стрессовых ситуациях. Например, когда ваше транспортное средство летит на стоящий перед ним столб или дерево, этот секундный процесс вы скорее всего будете рассматривать как минимум минуту по вашему внутреннему времени, примечая при этом такие детали, о которых раньше даже и не задумывались. Аналогичный эффект может быть достигнут при применении искусственных нейростимуляторов, в частности наркотических веществ. Я все это к тому, что, если вас преследует скромное желание поговорить лично с Творцом, вам как минимум нужно добиться устойчивого изменения частоты работы собственного мозга, причем желательно, чтобы после этого он остался в работоспособном состоянии…

– Попробуй представить, что ты муха, оставь в голове только самые простые реакции, и ты почувствуешь, что твое время может течь гораздо быстрее, чем мы с тобой к этому привыкли. Ощущение времени – это просто привычка, такая же, как дышать или есть. Но ведь мы можем задержать дыхание, тело будет сопротивляться, и твое восприятие времени тут же изменится. Каждая минута без привычного ритма дыхания будет казаться тебе все длиннее и длиннее, пока ты совсем не отключишься. Я общался с одним шаманом на Приливной, так вот он мне сказал, что вечная жизнь души в другом мире (времени) – это просто последняя секунда после смерти в нашем мире (времени). Одна секунда и вечность по восприятию совершенно эквивалентны.

Емеля читал лекцию Хоаххину, вспоминая то, чему их учили в специальном центре переподготовки. Было видно, что далеко не все слова из этой лекции он понимает сам, но на память он явно не жаловался. Их занятия продолжались уже больше месяца, и кое-какие результаты были налицо. То ли Осиновый Кол подрастерял форму, то ли Хоххи натаскался быстрее ожидаемого, но на ковре он уже нисколько не уступал своему напарнику. Вставая в спарку с другими парнями двадцатки, старшина за пять-шесть секунд успевал нанести партнеру столько ударов, сколько обычный боец не успел бы сделать и за пять-шесть минут непрерывной атаки. Поэтому после того, как каждый из команды огреб от старшины по полной, парни стали вставать против него только группами по пять-шесть бойцов, но и это слабо помогало. Все чаще и чаще Скелет по утрам после разминки стал устраивать «побоища», когда Острие Копья и Осиновый Кол вставали против всей остальной команды. Работая спиной к спине и оставляя друг другу достаточно пространства для маневра, они молотились как две скоростные ветряные мельницы, разбрасывая братьев по углам помещения. Было весело.

Постоянно шастая в сети, Хоаххин наткнулся на интересную информацию об исследованиях человеческого мозга. Он усиленно штудировал особенности его работы на разных частотах, а также под воздействием различных химических веществ, в частности гормонов, которые вырабатывает сам организм в тех или иных ситуациях. Еще в детстве, когда его мир только начинал складываться из отдельных картинок, заимствованных у различных существ, он обратил внимание, что чем примитивнее картинка, тем быстрее видеоряд; постепенно он привык синхронизировать разрозненную как по скорости восприятия, так и по направлению взгляда информацию в единую усредненную картину. Но то, что его мозг должен был для этого проделать куда большую работу, чем мозг среднего человеческого существа, было бесспорным. Ему, для того чтобы воспринять мир на больших скоростях, достаточно было упростить обработку и перейти на частоты восприятия окружающего насекомыми. В такой настройке он терял возможность воспринимать бой глазами оппонента, а мир превращался в «ватную кашу», руки и ноги вязли в воздухе, с трудом преодолевая эту плотную среду. Хорошо были видны плавные взмахи крыльев пролетающих по своим делам мух, а противник казался неподвижным и даже не пытался защищать себя от наносимых ударов. Тренировал этот режим Хоаххин в длинном, метров пятьдесят, прямом коридоре, по которому для начала просто пытался пройти в новом восприятии времени. Для стороннего наблюдателя, воспринимающего окружающий мир с частотой дискретизации двадцать четыре кадра в секунду, первый шаг по коридору Хоаххина сливался с его последним шагом, когда он оттуда выходил.

Через неделю после первых «шагов» по коридору Осиновый Кол прервал бой на ковре, крикнув, что не видит Хоаххина и ему надоело получать по роже из пустоты. Даже когда старшина вышел из скоростного режима, деморализованный партнер уже не мог за ним успевать, и все, на что его хватало, отбиваться еще десять минут, пока тренировка не закончилась, и все гурьбой повалили в душ.

Еще Емеля поведал про то, что им кололи некий препарат, который сами медики между собой называли «синькой», после этого у всех испытуемых резко возрастала скорость восприятия времени.

* * *

Хоаххин почувствовал сильную ноющую боль в кисти левой руки и, видимо, по этой причине пришел в сознание. Непривычное чувство полной пустоты, окружающей его, вызывало не то чтобы испуг, а какое-то совершенно новое неприятное ощущение. Он ничего не видел. Даже спящего его можно было сравнить с человеком, у которого вставили спички между веками, и он всегда засыпал, продолжая видеть то, что его окружало, и еще много чего другого. А сейчас он был воистину слеп. Попытка пошевелиться усилила боль, но позволила повернуть тело на бок. Он постепенно приходил в сознание, и перед глазами наконец-то начали появляться расплывчатые образы серых стен и низкого блочного потолка помещения, в котором он находился. Через минуту, а может быть, через час или день комната осветилась мягким желтоватым светом, и в нее вошел человек. Он остановился над забинтованным с ног до головы телом, переключил пару тумблеров на стоящем рядом с кроватью больного металлическом шкафчике и присел рядом:

– Эй, боец, слышишь меня?

– Вроде да, если это не галлюцинация и я сам еще существую.

– Говоришь, шутишь, значит, не помрешь, – произнес веселым голосом «посетитель». – Ты извини, пришлось тебе снотворного вколоть и обезболивающего лошадиную дозу, а то ведь капсулы у нас на борту нет, а ты плоховато выглядел, когда мы тебя нашли. Доктор так вообще сказал, что нечего на тебя лекарства переводить, все равно богу душу отдашь того гляди.

Обозначение «боец» повернуло какой-то ключик в сознании Хоаххина, и оно постепенно начало собирать по еще сохранившимся уголкам памяти ответы на вопросы, роем ворвавшиеся в мозг. «Посетитель» нервно поерзал на стуле и продолжил разговор:

– Ты помнишь что-нибудь про себя?

– Вот именно, что-нибудь. Но пока ничего вразумительного.

– Мы тебя подобрали неделю назад в открытом космосе в демаркационной зоне. Что мы там делали и куда направлялись – не спрашивай, все равно не отвечу.

Какая неприятность, не ответит он, подумать только. Хоаххин не торопясь «перелистывал» память посетителя, рассматривая красочные образы высадки на планету за границей демаркационной зоны и изучая список материалов и артефактов, обменянных в каком-то тамошнем подвале на самелитовую смолу, которая была большой редкостью и пользовалась спросом в мирах людей. «Значит, я попал к донам-контрабандистам, на один из их кораблей, – понял Хоаххин. – Интересно, в связи с чем я сюда попал и где сейчас находится этот гостеприимный корабль?»

– Мы уже вернулись из похода и завтра-послезавтра можем высадить тебя на любую понравившуюся тебе обитаемую планету. Так что благодари Всевышнего за свое спасение, как за чудо, иначе это и не назвать.

– А как я к вам попал?

– К нам ты попал через боковой шлюз, через который тебя парни внутрь затащили. Более подробно, боюсь, я тебе ответить не смогу.

– Понятно. Ну, тогда хотя бы как тебя зовут.

– Меня зовут капитан дон Ленивый Мышь. Ты, может, тоже представишься?

– Хоаххин саа Реста Острие Копья.

– Ты не сильно-то на Детей гнева похож. Вот и с глазами у тебя какая-то беда непонятная. Поэтому сначала вообще были мысли сплавить тебя за борт, но вот бронекостюм у тебя с эмблемой шестого флота… В общем, не стали брать грех на душу. Вы, десантники, хоть и гоняете нас, но все-таки не расстреливаете, как эти красножопые. Раз уж ты очухался, нужно тебя кормить. Если вечером сможешь встать, приходи на ужин, если не сможешь, сюда принесем. Если что нужно – дави на эту кнопку. – Капитан осторожно положил руку раненого на то место, где эта кнопка располагалась. – Зайдет мальчик, поможет.

– С глазами у меня все хорошо и даже лучше, чем ты, дон, думаешь. А за ужин и за кнопку премного благодарен.

Дон поднялся и легкой пружинящей походкой направился к выходу из отсека. Слева по бедру его легонько шлепал клинок длинной, слегка изогнутой сабли. Такую Хоаххин еще не встречал.

«Мальчиком» оказался здоровенный мужичище двух с лишним метров ростом, косая сажень в плечах, заросший густой черной бородой и с наголо бритым черепом с наколкой на лбу. Наколка в виде ласково улыбающегося черепа с перекрещенными костями под ним навевала нехорошие мысли о тяготах потусторонней жизни. Вид у него был невыспавшийся и потрепанный.

– Какие проблемы, десантура? – прохрипел он на англике, почесывая при этом торчащие во все стороны клочья своей черной бороды.

– Пожрать бы чего.

– Пожрать – не вопрос, но через полчасика. У кока все строго – раньше времени не обслуживает и с камбуза гоняет жестко.

– Коки все такие, сам в бытности стряпал. Ну а в шахматы тогда, пока ужин не поспеет?

– В шахматы – тоже не вопрос.

«Мальчик» снял с запястья очень недешевую модель коммуникатора и, положив на тумбочку возле кровати больного, отчетливо произнес:

– Шахматы на двоих. Я за белых. Пешка е-два е-четыре.

Изображение шахматной доски развернулась в пространстве между игроками, и белая королевская пешка бодро прошлась на две клеточки вперед. Собственно, играть в шахматы Хоаххин не любил – по той причине, что всегда заранее знал как стратегический, если таковой, конечно, имел место, так и тактический замысел противника. Но в процессе игры было проще всего незаметно для соперника пройтись по его памяти, заранее отмечая самые значимые для него события, участником которых он в последнее время являлся. Мужичину звали Том Черная Борода, что было совершенно не удивительно. С Джерри Ленивым Мышом они были старыми и закадычными приятелями чуть ли не с детства. Вместе учились в школе, вместе рвали штаны, лазая через забор к соседям за яблоками. Вместе же напросились в команду Дикого Вепря, когда доны пополняли штат перед памятным походом в гости к краснозадым. Ну а после этого похода вложили все вырученные деньжата в старенький, потрепанный фрегат с полностью демонтированным вооружением, явно подготовленный к резке в металлолом. И вот до сих пор тянули лямку на срочных и конфиденциальных перевозках. Многие доны, кому не случилось попасть в состав личной охраны какого-нибудь толстосума, либо плюнули на свое ремесло и остепенились, либо подрабатывали случайными авантюрами типа «напугай соседа», участвуя в мелких поместных бизнес-процессах, либо, как Том и Джерри, батрачили на перевозках. За демаркационную область они не ходили до тех пор, пока не на что стало закупать топливо у Старого Ворона, барыжившего на базе, сдавая за полцены лично наворованное на недоливах. У него же и парковались, экономя на пошлине и стоимости официальной парковки. Именно он и подогнал говорливого клиента, обещавшего золотые горы и кисельные реки всего-то за один рейд на территорию Алых. Так и завертелось. Подлатали корабль, поставили парочку трехлучевых орудий, современную систему непосредственной обороны и, главное, напрямую вышли на оптовиков с хорошим прайсом. А это раз в пять увеличило их долю за немалый риск.

Когда-то давно, еще когда Земля было одной-единственной планетой, на которой жили люди, была такая статистика – наибольшей опасности попасть в аварию водители экипажей подвергались не в первый год управления транспортным средством, а несколько позже. Хотя, казалось бы, с какого перепугу? Ведь чем больше стаж вождения – тем больше умения и опыт. Ан нет, именно так, потому что, перевалив через первую годовщину и еще как следует не набравшись опыта, драйвер уже не чувствовал того страха, с которым первый раз садился за руль, и самоуверенность губила тех, кто, расслабившись, совершал непростительную ошибку. Том и Джерри счастливо избежали подобной ловушки. Они не считали себя отчаянными смельчаками, поэтому отвергли мысль прикупить еще парочку кораблей и увеличить объем поставок, а продолжали потихоньку ходить «за бугор», стараясь избегать какого бы то ни было внимания к своим скромным персонам. Товар брали в проверенных местах и отгружались у проверенных клиентов. Вот и теперь они точно знали, кому товар сдадут и по какой цене с ними расплатятся. Любимой поговоркой Тома было высказывание «Жадность фраера сгубила», и он себя во фраера записывать не собирался…

– Ферзь на цэ-семь. Шах и мат.

– М-м… Красиво. Ровно полчаса, минута в минуту.

Том поддержал соскользнувшего ногами на пол Хоаххина и, ухватив его за локоть, повел через открытую дверь медицинского блока к месту приема пищи.

Хорошей наукой для всех контрабандистов стал недавний случай с расстрелом конвоя в пыльной зоне. В этой заварухе полностью погибли корабли и экипажи как минимум двух известных на всю округу донов-контрабандистов. Поговаривали, что еще там было четыре шаланды с добром, которые тоже разнесли в щепки. Цены на рынке тут же взлетели раза в три, потому что половина донов решили пересидеть смутные времена в доках и не соваться на рожон. Том и Джерри всегда скептически относились к подобного рода происшествиям. Ну, судите сами. Ни один опытный контрабандист не полезет на территорию к Алым через пыль хотя бы по той простой причине, что это самый короткий и самый очевидный путь, на котором ежегодно пограничные силы Детей гнева собирают жирный улов конфискованных кораблей. Два капитана только потерли руки и, как все нормальные герои, пошли в обход.

Демаркационная зона, если рассматривать ее на голокарте, представляла собой блин, который разместился между двумя сферами. Большая сфера – зона ответственности Могущественных, маленькая – зона человеческого космоса. Соотношение размеров сфер было сопоставимо с соотношением диаметров Солнца и Земли. То есть за пределами этого пятна соприкосновения никаких границ уже не существовало, да и какие могут быть границы в бесконечной Вселенной. Где-нибудь да найдется черная дырка в полосатом заборе.

– Присаживайся, боец. Хавчик ждать не будет. Остынет. Парни, перед вами свежеизвлеченный нами из задницы боец Детей гнева Хоаххин саа Реста Острие Копья.

Парни активно метали в рот вкусно пахнущую сероватую мешанину и, не отвлекаясь от этого занятия, дружно покивали головами в ответ.

– Спасибо, Джерри. Век не забуду.

– Ага, Том уже и имя протрещал, вот коммуникабельный мальчик. Что с ним делать?

Том, подходя к своему стулу, напряженно сморщился, вспоминая детали их получасовой беседы, но, присев за стол, взяв в руки ложку и вытащив клочья бороды из разинутого рта, бросил это занятие, сосредоточившись на ужине.

* * *

Память к Хоаххину после того, как он пришел в себя от инъекций снотворного, прописанных ему доктором, вернулась довольно быстро. Однако торопиться откровенничать с людьми, хоть и спасшими его от смерти, но совершенно ему не знакомыми, да еще и занимающимися непотребными делами, старшина не стал. Тем более что последнее, что отпечаталось в этой памяти, совсем не предполагало праздной болтовни за пределами капитанского мостика его боевого корабля.

Капитан неопознанного, видавшего виды судна явно ошибся в расчетах, выскочив из пыльной зоны прямо в руки дрейфовавшего рядом штурмшипа. Всего и дел-то было сбросить на него бот с десантом, арестовать команду и, заполнив пару-тройку протоколов, препроводить на стоянку для конфиската. Фрегат сбросил тягу, продолжая по инерции двигаться в сторону границы с Алыми мирами, вдоль которой выстроилась десятка сторожевых «скорпионов», безучастно наблюдающая за возней десанта на борту нарушителя. Но как только фрегат достиг зоны досягаемости орудий «скорпионов», они дали совмещенный залп по уже арестованному и ничем не защищенному кораблю. Залп такой мощности не оставлял никаких шансов на то, что хоть что-нибудь уцелеет в облаке раскаленной плазмы. Штурмовик, открыв шквальный огонь по уходящим «скорпионам», отступил к крейсеру. Преследовать уродов было бессмысленно, потому что полномасштабный бой на территории противника, скорее всего готового к этой ситуации, ни к чему, кроме необоснованных потерь, не привел бы. Обмен нотами протеста, якобы проведенное расследование со стороны «приближенных», командовавших этой злополучной десяткой «скорпионов», ничего не изменили. Все понимали: это ответ на рейд Детей гнева к ретранслятору Алых. Вся двадцатка, именно та самая геройская двадцатка, погибла на фрегате в огне взрыва.

* * *

Поле ужина народ стал расходиться по своим боевым постам. Том, вытирая бороду рукой, показал Хоаххину взглядом на свой коммуникатор. Но тот, сославшись на усталость, поковылял к своей кровати. Кок, совмещавший должность бортового врачевателя, осмотрев медицинским сканером раздробленные кости десантника, только поцокал языком.

– Этим бойцам медицинская капсула на фиг не нужна. Зарастает на них все, как на собаке.

Устроившись поудобнее, Хоаххин постарался нащупать вблизи их фрегата посторонние взгляды. И сам удивился, что поиски тут же привели к неожиданному результату. Корабль уже приближался к системе Ньюоклахомы, где, как понял старшина, на орбите четвертой планеты и находится упомянутая топливная база, когда за ним по пятам увязался невзрачный, но очень хорошо вооруженный сторожевик, на борту которого по какой-то причине находился упомянутый ранее и попавший, теперь в поле досягаемости Хоаххина барыга Старый Ворон. Этот персонаж крайне не понравился старшине, как не понравились ему и замыслы старого бандита. Совсем скоро кораблик Тома и Джерри должен был налететь на минное поле тепловых ловушек, которые применяют исключительно для уничтожения двигательных установок и обездвиживания кораблей. Потом сторожевик под видом скорой помощи припаркуется к фрегату, и группа «спасателей» поможет экипажу отправиться к праотцам. Самое противное заключалось в том, что на борту «Форсажа», как окрестили своего первенца Том и Джерри, находился засланный казачок. И еще противней было то, что этим казачком был такой симпатичный с виду кок.

Вмешиваться в назревающий конфликт и тем более демонстрировать свои неординарные способности было совершенно не к месту. Но и остаться сторонним свидетелем не получится. Именно по той причине, что лишние свидетели никому не нужны. В рубке корабля дежурил один Том, и убедить его в том, что поля отражателей двигателей испытывают запредельную перегрузку, не составляло труда. Со словами:

– Ну и хрен с ним! Все равно скоро тормозить, – Том, последовательно снижая нагрузку движков, отключал их один за другим. «Жадность фраера погубит», – подумал Хоаххин, опять приводя себя в вертикальное положение, и пошлепал к главному внешнему шлюзу. Надевать свою броню Хоаххин не собирался, не та кондиция, да и проще без нее все здесь порешать. В этот момент теряющий ход корабль слегка тряхнуло, одну «лягушку» словили, подумал десантник, выходя в коридор, ведущий к боковому пандусу и широко улыбаясь коку, который спешил в том же направлении.

* * *

Всего через час Старый Ворон, привязанный изолентой к табуретке, стоящей по центру рубки фрегата, рассказывал о своей задумке и о причинах, побудивших его на предательство. Его слегка потряхивало, и вонючий пот капал с подбородка на разорванную и залитую кровью майку.

– Мало ли сейчас донов на сгоревших кораблях по шхерам чалится. Сейчас гоп-стоп – плевое дело. А ваши денежки у меня на хранении, я-то знаю, сколько у вас заныкано. Все благодаря моим наводочкам и знакомствам. Да вы бы без меня последние сапоги без хрена доедали. Суки оборзевшие. Ничего, еще достану вас, уродов, еще и по нашей улице инкассаторы проедут. Сами выродки и у себя выродка пригрели…

Том смачно плюнул на пол под ноги Ворону и, обращаясь к своему партнеру, спокойно пробасил:

– Это он про себя, что ли, рассказывает, про выродка?

– Да не, он не выродок, он покойник.

– Кишка у вас тонка меня в покойники записывать, мошонку надорвете, волки тряпочные, у меня на вас…

Хоаххин, на всю оставшуюся жизнь наслушавшись нецензурной брани, быстрым движением руки потянул голову старого бандита в сторону, и она, хрустнув шейными позвонками, безжизненно упала на грудь. Отвернувшись от тела, старшина пошел в душ, несколько дней отлеживания боков в кровати не лучшим образом сказывались на его боевой форме, он вспотел, и его немного подташнивало. Смывая с себя грязь и кровь бандитов, третий раз намыливая руки, старшина думал о том, что лучше положить сотню троллей, чем пачкаться об эту человеческую, а скорее уже и не человеческую шваль…

Свое неожиданное появление в транспортном коридоре бокового шлюза боец объяснил взволнованным друзьям-капитанам, немного опоздавшим к окончанию «разборки», естественной нуждой. Тем более что ближайший от его каморки гальюн располагался именно там. Неестественно быструю расправу с двадцатью вооруженными бандитами объяснил их крайне агрессивным, неприличным поведением и несанкционированной стрельбой по нему, а также свежеубитому коку из кассетных игольников, что, кстати, было абсолютной правдой. А дальнейший их разговор со Старым Вороном окончательно все расставил на свои места.

Раз уж назвался груздем, полезай в кузов. Оставалось еще одно дело, которое капитанам без него было не закончить. Все их сбережения действительно хранились в сейфе Старого Ворона на его топливной базе. А заходить туда после случившегося на своем корабле было как минимум неразумно. Хорошо еще, что Ворон, никогда не доверявший разным кодам и паролям, в вопросе с сейфом не изменил своим традициям. Как засвидетельствовали Том и Джерри, сейф открывался платиновым ключом, который всегда висел на золотой цепочке на его теперь уже поломанной шее.

Сам персонал базы не представлял для донов ни малейшей угрозы. Два мордоворота, бывших охранниками старика, лежали перед трюмом с выпущенными кишками, а остальные отморозки были приглашенными наемниками, которых Том и Джерри раньше никогда не видели. Но вряд ли хозяин оставил свое добро без присмотра… Однако предложенный Хоаххином – после состоявшейся расправы с абордажной группой Старого Ворона, ставшим для донов непререкаемым авторитетом, – план строился на том, что если на базе остались еще наемники, что было очень вероятно, то они не были хорошо знакомы с теми из них, кого вывезли непосредственно на дело.

Брать с собой на базу слишком заметного Тома не стали, оставили его ремонтировать двигатель. Хоаххин и Джерри же, переодевшись в покоцанную и заляпанную кровью одежонку незваных гостей, отправились в логово Старого Ворона на его же сторожевике.

Уже на подлете к базе Острие Копья почувствовал пристальный интерес к кораблю со стороны двух десятков вооруженных наемников, дежуривших у причала, видимо, как раз в ожидании прибытия этого корабля. Джерри, миллион раз сажавший на причал гораздо более грузный «Форсаж», легко припарковался к магнитным зацепам и открыл главный пандус. Хоаххин объяснил ему суть своего плана, во главу угла которого ставилось то, что бандиты примут их за своих же собратьев. Серьезные и, надо признать, обоснованные сомнения Джерри на этот счет развеялись сразу, как только к нему с громогласными приветствиями потянулись руки самого здорового и обшарпанного представителя нетерпеливо ожидающих.

– Ну, чё, как дела, что с хабаром? Старый Ворон мастер в тихушу фраеров мочить! А парни все где?

– Парни на посудине порядок наводят, посудина – она тоже денег стоит, мы за вами, а то сразу все не поместились, так что хабар там на месте делить будем, без вас не обойдемся.

Обшарпанный верзила обрадованно скомандовал переминающейся с ноги на ногу от нетерпения братве грузиться на борт, а сам продолжил приставать с расспросами:

– И как там наши лохи, сами товар отдали или поработать пришлось?

– Лохи обосрались, и проблем с ними не было. Хватит скакать передо мной, пошли на корабль.

Как только грузовой пандус сторожевого катера, натужно кряхтя гидравликой, намертво замуровал братву в своем чреве, Хоаххин спустился из пилотской кабины навстречу идущим к кораблю Джерри и его новому «другу».

– О, мать твою, какой урод! Я таких еще не ви…

– Так больше и не увидишь.

Старшина вытер позаимствованный у кого-то мачете об одежду опустившегося перед ним на колени тела.

– Ну что? Пошли, покажешь, как живут скромные представители топливного бизнеса.

И оба «ряженых» шпиона быстрым шагом направились на третий, жилой уровень топливного терминала, когда-то, еще до фронтира, входившего в систему заправок «Бритиш Петролеум».

Сейф представлял собой грандиозное сооружение чуть ли не эпохи раннего барокко. По крайней мере Ворон, принимая гостей, каждый раз тыкал в него пальцем и сообщал, что это чистый антиквариат. Судя по обстановке в его апартаментах, барыга был отъявленным понторезом – лепнина, копии знаменитых древних полотен в золоченых тяжелых рамах, хрустальные кубки, расставленные по всем возможным закуточкам его помпезного жилища, подчеркивали основные устремления его алчной сущности. «Жадность фраера сгубила» – так и вертелось в голове Хоаххина.

С сейфом проблем не возникло, и из кучи наваленных друг на друга мешочков с чем-то звенящим, шуршащим и перекатывающимся Джерри легко извлек свой металлический кейс. Хоаххин молча ткнул пальцем в разбросанную кучу драгоценных мешочков. Джерри отрицательно помотал головой.

– Нам чужого не надо. Мы своего не отдадим.

А потом, улыбнувшись, добавил:

– Если только нужда не заставит.

Он запер сейф, похлопал ладонью по кейсу и повернулся к выходу. Не задерживаясь больше у «хозяина», ребята вернулись на пристань и залезли в рубку сторожевика. Братва плотно набилась в маленький грузовой отсек и продолжала там суетливо галдеть, подсчитывая свои будущие премиальные.

Пристыковавшись к «Форсажу», оба деятеля вместе с кейсом перебрались на его борт, естественно, выпускать на волю прибывший с ними «груз» никто не собирался. Вскрыв в рубке кейс и убедившись в присутствии наличности, биржевых бумаг, алмазов и, самое главное, четырех маленьких двадцатиграммовых слитков келемита, Том и Джерри пришли в эйфорическое состояние духа и готовы были уже пощадить бандитов, но под давлением старшины поступили по-другому. Просчитав траекторию прямого попадания сторожевика в пылевой слой пограничной области и выставив простенький бортовой компьютер на отсроченный старт, доны и их теперь уже «кровный» брат с неподдельным злорадством наблюдали за кораблем, быстро набравшим крейсерскую скорость и стремглав помчавшимся в руки своей судьбе.

В некоторых деревнях крестьяне до сих пор продолжали практиковать незатейливый способ избавления своего хозяйства от засилья хитрых и прожорливых крыс. Их отлавливали по одной-двум особям в сутки и бросали в глубокую металлическую бочку, удрать из которой не было никакой возможности. Оголодавшие крысы сами решали, кто из них останется жить, а кому судьбой написано стать обедом. В итоге последняя оставшаяся в бочке крыса так втягивалась в ежедневное меню, что, будучи выпущена на волю и вернувшись в свое гнездо, продолжала питаться своими собратьями до тех пор, пока либо не погибала сама, либо вся стая не уходила подальше и больше на прежнее место не возвращалась.

Сторожевик, до отказа забитый «крысами», недолго будет путешествовать до пограничных областей, но и этого времени хватит с лихвой, чтобы его выжившие «пассажиры» позавидовали мертвецам.

* * *

Это было неописуемо красиво! Захватывающе красиво! Даже самый отъявленный скептик не смог бы безразлично отвернуться от этой поистине грандиозной панорамы! Стоило, наверное, купить небольшой геостационарный сарайчик без удобств (или, как писали в рекламных объявлениях прошлого, «с удобствами во дворе»), но только при условии наличия одного маленького окошечка, чтобы всю жизнь просидеть возле него, наблюдая за Большим космопортом Ньюоклахомы. «Форсаж» в силу своей полулегальной сущности прошел от него на значительном удалении, но даже с такого расстояния БКН восхищал, вся команда побросала текущие дела и сгрудилась возле панорамных иллюминаторов.

БКН был не просто шедевром инженерной мысли и скопищем современных технологий, он представлял собой архитектурный памятник истории экспансии этого мира. Большой космопорт был построен на базе одного из первых межзвездных кораблей, на котором первые поселенцы, представители Американского континента Земли, предприняли успешную попытку покорения безграничного, как тогда казалось, пространства космоса. Корабль был построен на орбите Земли и, следуя заранее проложенному маршруту, посетил более двух десятков миров, высадив на половине из них колонистов и основав в конечном итоге то, что теперь принято называть Содружеством АК. Последней и самой удачной для расселения планетой стала планета Ньюоклахома. Обосновавшись на ее орбите, он еще долго служил основным форпостом землян, но уже никогда не покидал этой системы. За многовековую историю, пережив как минимум десяток глобальных реконструкций, которые изменили его до неузнаваемости, он, как и в самом начале своего путешествия, продолжал оставаться одним из самых совершенных искусственных сооружений человечества. Чего, к сожалению, нельзя было сказать о его обитателях. Удалившись от родной планеты на сотни световых лет и к моменту окончания путешествия поменяв уже несколько поколений путешественников, среди которых далеко не все с должным уважением отнеслись к эксперименту, поставленному на них романтически настроенными предками, вследствие чего на каждой предшествующей конечной точке маршрута, пригодной (а иногда и не очень) планете для заселения, будущих колонистов высаживали без их согласия, до конечной точки маршрута добрались отборные, но изрядно «подкисшие» сливки общества, безнадежно зараженные идеей своей исключительности и богоизбранности, совершенно не переваривающие мнений, отличных от господствующего.

Первая и вторая волна преобразований корабля в космопорт в основном были связаны с изменением его функционала. Это был уже не корабль, а хорошо вооруженный форт и высокотехнологичная фабрика на отдаленной от земной метрополии территории. Продолжая формально подчиняться структуре NASA, он вел непрерывные локальные оборонительные и наступательные кампании с колонистами, обосновавшимися на планете, которые довольно быстро отказались подчиняться гегемонии старой элиты, не желавшей покидать насиженного места.

Третья реконструкция пришлась на период Транспортного Прорыва, в те странные времена, когда старые корабли, плутавшие в дебрях космоса не одно десятилетие, прибыв на очередную планету, оказывались в гостях у своих дальних потомков, только неделю назад отправившихся в путешествие с другого конца галактического диска. Транспортный Прорыв заставил метрополию вспомнить о «своих» далеких владениях и предложить им скинуться ресурсами во благо основополагающих демократий. И эта неожиданно проснувшаяся «материнская нежность» быстро заставила ньюоклахомцев забыть о внутрисистемной вражде и всей своей объединенной мощью переключиться на нежданных родственников.

Отстояв свое суверенное право и заключив ряд взаимовыгодных соглашений от лица независимой уже планеты с бывшими хозяевами, объединенное сообщество занялось четвертой и почти сразу же пятой волнами реконструкций сооружения. БК в то время представлял собой смесь фабричных окраин и каботажного порта, который с трудом успевал обслуживать планетарный флот, подвозящий сырье, и трансгалактические грузовые корабли, обеспечивающие весь внешний товарооборот планеты.

Шестая реконструкция БК навсегда привязала его к планете системой скоростных орбитальных лифтов и поставила окончательную точку в вопросе, кто главный на этой планете. Одна, пусть даже мегаразвитая база больше не могла справляться с грузопотоком, который возрос в несколько десятков раз. Вдоль экватора планеты на орбите вокруг БК начал расти экваториальный промышленно-логистический пояс, куда постепенно и переместился весь грузооборот. Покинутые и отслужившие свой срок, захламленные и изношенные до последней степени многоярусные конструкции были выкуплены китайской компанией «Пан Американ». Чуть позже именно этой сделке БКН и был обязан седьмой волной реконструкции, которая в итоге и превратила его в то чудо света, о котором с таким пафосом любят рассказывать «коренные» ньюоклахомцы своим гостям.

Восьмая, девятая и десятая реконструкции, рывками догоняя и обгоняя безостановочное технологическое развитие цивилизации, словно операции по пересадке органов вкупе с общим омоложением, позволяли БК «вечно» оставаться совершенным внутри и непревзойденным снаружи.

* * *

– Ты уж извини, брат. До дома твоего нам ну никак не добраться. Международной лицензии у нас нет, да и с оружием через границы анклавов не пропустят. Поэтому вариантов у нас с тобой два – на любую планету САК можем тебя сбросить или на местном производственном поясе высадить, там свободная зона и пограничников нет. Зато там можно на каботажный танкер по контракту наняться. Они через анклавы ходят.

– Давайте как договорились. Хватит уже меня уговаривать.

– Смотри, с планеты улететь труднее, только официально через космопорт.

– Официально так официально, я у них кур не воровал.

– Может, денег возьмешь?

– Не возьму. Зачем они мне? Я лепниной не увлекаюсь.

– А может, останешься? Партнером тебя с радостью сделаем.

– Не время еще мне в контрабандисты подаваться.

– Да мы решили завязать с этим, по крайней мере встречаться с твоими братьями ты у нас желание отбил. Хватит нам одного знакомого из вашего флота. И так по ночам теперь кошмары снятся!

Джерри, широко улыбаясь, крепко пожал руку своему другу и отступил в глубь корабля, задраенная аварийная капсула скользнула вниз в атмосферу Ньюоклахомы-два.

Глава четвертая Грязь на сапогах

Не будет между нами согласия до тех пор, пока мы не найдем себе общего врага.

Говорят, что работники публичных профессий, такие как политики, медиазвезды и проститутки, предпочитают отдыхать в тихих, уединенных местах. По той же причине дегустаторы запахов не заходят в парфюмерные магазины, а сомелье дома предпочитают пить только кипяченую воду. Хоаххин, выбравшись из капсулы, вдохнул полной грудью горьковатый степной воздух и, «оглядевшись», довольно улыбнулся – на сто с лишним миль вокруг были только трава, воздух и их обитатели, занятые своими повседневными делами. Ориентируясь по навигатору коммуникатора, щедро выданного ему Томом со словами: «В шахматы поиграешь…» – путешественник развернулся в сторону магистральной трассы глайдеров, до которой, если верить гаджету, было всего ничего – миль шесть.

Перед отправкой с небес на ньюоклахомскую твердь бойца переодели в длинный балахон с широким капюшоном, под которым скрывались флотская майка, форменные брюки цвета хаки и потертые, но хорошо разношенные войсковые берцы. К этому комплекту прилагалась обширная сума на широком ремне, в которую капитаны набросали разных полезных, по их словам, предметов. Пошарив в суме рукой, старшина выудил оттуда: фонарик, термос с горячим чаем, два здоровенных бутерброда с ветчиной и сыром, завернутые в неизвестной природы синтетический лоскут, небольшой складной перочинный ножик и потертое портмоне с двадцатью долларами мелочью.

– Вот сукины дети, сказал же – денег не надо.

Любой десантник шестого флота имел в правом запястье имплант, аналог пластиковой кредитной карты, который не только (и не столько) позволял своему носителю решать финансовые проблемы как раз в таких вот форс-мажорных обстоятельствах, но и, самое главное, мгновенно оповещал военное руководство десантника о его точном местоположении сразу же, как только эта карта проявляла малейшую активность в системе платежей банка. Собственником карты был не очень известный в мирах «Траст Файненшел Сити Банк», однако его главный бенефициар, «Ершалаим Сити Бэнк», в дополнительной рекламе не нуждался. Также данная карта могла служить официальным источником идентификации своего клиента, но только в случае поступления официального на то запроса. А если владелец по собственной воле или по принуждению снимал со счета наличные в сумме более одного имперского кредита (сто долларов САК), это расценивалось системой как несанкционированный захват носителя карты. Все Дети гнева были детально проинструктированы на этот счет, и, как показывала практика, это было сделано не напрасно.

Магистральная трасса в реальности представляла собой ряд аккуратных, торчащих над жирной степной травой столбиков с небольшими светоотражающими насадками на верхушке. Этот ряд с интервалом в сто метров между столбами протянулся от одного горизонта степи до другого правильной и абсолютно прямой линией. Еще не доходя до этой своеобразной тропинки, Хоаххин заметил, как вдоль столбиков на высоте не более ста метров промчался разноцветный замысловатый и совершенно бесшумный аппарат, обдав траву волной горячего воздуха. Дальше оставалось только ждать и пить чай из термоса, поскольку оба бутерброда были приняты и переварены его организмом еще полтора часа назад. Почувствовав приближающийся шелест травы, Хоаххин легко перехватил взгляд пилота желтой в черную шашечку машины, которая тут же, заложив пологий вираж, опустилась рядом, примяв траву и распугав мух и недовольных кузнечиков.

* * *

– Э-э, брат! Покушать можно по-разному. Можно дорого, можно вкусно, можно весело… Ты как хочешь?

– Я бы предпочел тихое, спокойное место.

– Хороший клиент всегда прав! А ты мне сразу понравился, ну как только подошел к моему глайдеру. Сделаем тебе, брат, такое место! Никто не сделает, а Мустафа сделает. А то обычно вези их Мустафа то на балет, то к Белому дому. Что там делать в этом Белом доме – никто не знает, и Мустафа не знает. Бабушка говорила, что в Белом доме живет Белая Кость. А какая радость смотреть на белые кости?

Шебутной таксист, разворачивая свой шарабан и лихо выскакивая на пустующую трассу, делая в воздухе быстрые пассы левой рукой, перелистал несколько адресных страниц навигатора и наконец ткнул пальцем в один из его пунктов.

– Никогда не думал, что на планетах САК пользуется спросом классический балет.

Хоаххин, сдвинув на затылок капюшон, развалился на заднем диване набирающего скорость глайдера.

– Да ты что? Эта планета является родиной балета. Неужели не знал? Здесь в каждой футбольной команде есть своя балетная труппа. А самые знаменитые из них собирают на свои выступления целые стадионы.

– Не знал. Думал, что лучший балет в России.

– В Руссии? Руссия? Сейчас гляну.

Левая рука таксиста вновь начала приплясывать на голомониторе поисковика, подключенного в локальную сеть планеты.

– А-а-а! Нашел! Уруссия, большой этноландшафтный заповедник исчезающих видов флоры и фауны на территории материка Сайбирия изначальной планеты человечества, которая называется Америкой. Один из редких видов животных, проживающих в нем, медведь, зимой впадает в спячку…

– Подожди-ка, брат, а что, ты только в локальной сети информацию смотришь?

– Конечно! У нас все только в локальной планетарной сети юзают. За глобальную денег нужно немерено платить. Долларов сто пятьдесят в год.

– Так ты про Российскую империю ничего не знаешь?

– Как не знаю? Только что тебе выдержку из профессиональной туристической энциклопедии читал. Ты, брат, Мустафу не обижай. Мустафа школу с похвальным листом окончил.

Хоаххин, почесывая от удовольствия шею, не верил своим ушам. Одна из самых развитых планетных систем человеческого космоса, как перед шестом в захолустном баре, медленно и завораживающе снимала с себя скрывающие ее тело яркие блестящие обертки, а под ними было все то же, что и у всех остальных, хотя нет, некоторые места были попостнее.

– А про Алых Князей что можешь рассказать?

– Так это вообще все знают. Жили раньше такие уроды где-то на краю космоса, нападали на честных людей, отбирали частную собственность. Но ты не переживай. Их давно уничтожили.

– Как это?

– Да послало Содружество Американской Конституции свой флот, и все – расколбасили этих князей к чертовой матери. Планету их сожгли, самих перебили. Там еще главный герой, помню, из девятилучевого орудия один их штаб разворотил в куски. Здоровый такой парень, на ремне это орудие таскал.

– Главный герой?

– Ну да. Фильм про этот поход у нас лет десять назад шел. И актер там был известный, забыл, как его… Да неважно. В общем, нету больше никаких князей. Да и быть не может. У нас свободная страна, демократия и все такое.

Хоаххин все глубже и глубже погружался в эйфорию вновь обретенного знания. Прохладный ветерок обдувал его чешую, укачивая и отвлекая от старых переживаний. Новая Оклахома воистину великая планета, сказочная планета, может, это и есть тот идеал идиотизма, погружаясь в который ты теряешь счет времени и меру пространства, и не нужно наркотиков и антидепрессантов, чтобы обрести долгожданный покой.

Еще до того, как забраться в кабину желтого такси, Хоаххин прочитал табличку на визоре табло машины, «Планет Стар Сервис Инкорпорейтед, рейд намбер 877634, драйвер Мустафа Кали Регнур».

– А куда мы с тобой летим, Мустафа?

– Мы летим в дистрикт «Преториан», ты же просил вкусно и чтобы полицейский участок был рядом. Город красивый, я там живу. Мама моя тоже там живет. Готовит так, что пальчики оближешь, так что накормим мы тебя… И не очень дорого. В общем, все как ты хотел, брат.

За бортом такси бескрайние желто-зеленые степные просторы перешли в бурую пыльную песчаную пустыню. Легко нырнув вниз с высоты сотни метров, шарабан Мустафы, максимально снизав скорость, подлетал к небольшому поселку из четырех улиц, сходящихся почти правильным крестом к центральной площади, на которой возвышалось несколько многоэтажных зданий. Остальные сооружения поселка были типовыми монолитными пенобетонными бунгало, выстроенными одно за другим вдоль выложенных дорожной плиткой пешеходных зон.

– Хорошее место. Тихое. Земля здесь недешево стоит. Я вот недавно сюда семью переселил. Зарабатываю в конторе шестьдесят «зеленых» в месяц, могу себе позволить такую роскошь.

Глайдер мягко коснулся грунта возле одного из домов на окраине поселка, подняв в воздух тучу пыли и песка. У соседних домов стояло несколько разнокалиберных и разноцветных шарабанов явно постарше, чем такси Мустафы. Хоаххин приложил правое запястье к эквайринг-терминалу и, набрав комбинацию пин-кода, подтвердил перевод восьми долларов шестидесяти трех центов (включая чаевые за качественное обслуживание) на счет компании владельца такси. Только после этого щелкнул магнитный замок, и, распахнув дверцу кабины, хозяин жестом показал Хоаххину, что можно выходить.

* * *

Со слов Мустафы, он был из древнего и очень уважаемого рода, который основал его прапрадед, переселившийся на эту планету лет примерно двести тому назад. Времена тогда были непростые, все теплые места уже были заняты первой волной мигрантов, хлынувших сюда сразу после Транспортного Прорыва. Его же предок переселился на бесплатном «мясном» танкере и выжил только благодаря своей силе и выносливости. Новоиспеченных граждан Оклахомы называли «колобро» (colour brothers), что означало «цветные братья». Неважно, черные, желтые или красные они были на самом деле, зато они готовы были браться за любую работу. Как правило, это были рудники либо фермы, на которых не торопились вводить высокотехнологическое производство, и потому людей не хватало. А вот он, Мустафа, ньюоклахомец в четвертом поколении, именовался гражданином САК и ценил это звание выше всего на свете.

– Ты так много рассказал мне про историю этого мира, расскажи мне про свою веру.

– Тебе про Иисуса или про пророка Мухаммеда?

– Расскажи мне про то, во что вы верите. Про то, с чем встречаете утро нового дня, про то, с чем вечером предаетесь сну. Неважно, какое имя у вашей веры, расскажите мне про то, что у вас в душе.

Мустафа отхлебнул еще пару глотков изилового компота, которым после плотного обеда угостила их его бабушка Ремеза, задумчиво посмотрел в окно, за которым ветер гнал по улице пыльные волны песка.

– Ты понимаешь, верим мы в демократию. А вот спать ложимся с мыслями о деньгах, которые сможем заработать завтра, и о том, что их, наверное, не хватит, чтобы купить все то, о чем мы мечтали сегодня.

– Значит, ваша вера называется демократией?

– Ты меня запутал, брат. Демократия – это то, в чем мы живем. При чем здесь вера?

– Ну как при чем – вы же в нее верите, – усмехнулся Хоаххин. – У вас даже храмы для этой веры есть, ты сам говорил – муниципалитет называется. И жрецы есть – депутаты. И верховный жрец – президент. И ритуалы вы проводите постоянно – выборы. И если ты против этой веры пойдешь, отлучат тебя от храма ее (поражение в правах), и станешь ты маргиналом и террористом. Или я что-то путаю?

Бабушка Ремеза, неслышно, как тень, вынырнув из кухни, подошла к сидящим за столом молодым людям и, воздев руки к небу, произнесла:

– Святой Вашингтон, прости детей твоих безмозглых за речи крамольные. А ну-ка, Мустафа, идите прогуляйтесь по улице, а то мне бы прибраться здесь. Покажи гостю город, поди, не каждый день у него есть возможность полюбоваться на такие красоты.

– И точно – ты же в полицию собирался! Пойдем, я тебе покажу, где у них офис. Заодно и на центральную площадь полюбуешься. Здесь у нас красота! Есть на что посмотреть.

Пластиковая дверь не успела скрипнуть за их спиной, как они нос к носу столкнулись с двумя дюжими молодцами, судя по форменной одежде и блестящим металлическим бляхам на груди, местными блюстителями порядка. Мустафа, даже не поменяв выражение на лице, заложил руки за голову и повернулся лицом к стене дома. Хоаххин же, напротив, так и остался стоять перед полицейскими, на лицах которых все шире и шире расплывались сияющие улыбки, чем-то напомнившие Острию Копья улыбку на лице длинного бандита, которого он проткнул абордажным тесаком на топливной базе Старого Ворона.

– Ты, Мустафа, молодец, быстро соображаешь, а вот твой дружок, этот серый урод, видать, не местный, правильно нам граждане доложили, что, мол, нужно проявить бдительность, да и ориентировочка есть про упавший тут недалеко аварийный посадочный модуль.

– Билли, это не дружок и не урод, это мой клиент. И мы как раз к вам в офис шли, вот только домой поесть заскочили и сразу к вам.

– Заткнись, Мустафа, никакой награды тебе все равно не причитается, а будешь своей болтовней препятствовать аресту, так мы и тебя прихватим к себе в гадюшник, в смысле – в офис. А уж там-то мы разберемся, кто из вас, зачем и почем. Сам знаешь, поди, бывал. И чтоб ты знал, здесь клиентам делать нечего, вот на «Лас Дуглас» – да, а здесь только уроды могут путешествовать.

Билли, тот, что пошире в плечах, хохотнул низким голосом и протянул в сторону Хоаххина раскрытые наручники.

– Сам с нами поедешь или сопротивляться будешь? – вложив все свое превосходство в интонацию, спросил второй полицейский, которого звали Вили, у Хоаххина.

– Не вижу препятствий, офицер, для продолжения нашего приятного знакомства в вашей компании. Но если мне не изменяет память, при аресте вы обязаны предъявить мне обвинение. Или эта формальность вас не смущает?

– Нас твоя уродливая рожа смущает. А обвинение простое – сопротивление при аресте, ты ведь рук не задрал и мордой к стене не повернулся. Этого у нас вполне достаточно.

Полицейский дисколет, разукрашенный звездочками и разноцветными фонариками, напоминающий рождественскую елку, стоял прямо посередине улицы напротив дома Мустафы. С наручниками на руках и в сопровождении бравых блюстителей закона Хоаххин погрузился в этот веселенький экипаж и расслабился на заднем сиденье. Управление местными силами правопорядка располагалось буквально в трехстах метрах от гостеприимного дома Мустафы, но передвигаться пешком, видимо, было не в правилах полицейских. Времени на то, чтобы прогулочным шагом добраться до их убежища, ушло бы ровно в четыре раза меньше, чем продувка двигателей, маневрирование на узкой улочке с последующим заходом на посадку за бетонным забором заведения.

* * *

– Посмотрим, что у нас тут.

Личные вещи арестанта перекочевали из сумы на стол шерифа полиции дистрикта.

– Термос с бурдой, наверняка наркота, ножичек для вскрытия чужих сумок, фонарик для ночных посещений чужого частного жилья, портмоне с остатками награбленного.

Двадцатипятицентовик, вывалившись через протертую дырку кошелька, жалобно звякнул о столешницу перед носом шерифа и начал быстро описывать короткие круги. Шериф размашисто шлепнул его ухоженной розовой ладошкой и обратился к патрульным:

– Если орел, будем мутанта колоть на прошлогоднее убийство старого алкоголика Кью, которого нашли в мусорном баке на пустыре братьев Панянски. Если решка, отправим чистить свинарники к тетушке Бомбардье. А если будет стоять на ребре, сдадим его миграционщикам из Лайкед-Сити.

Билли и Вили коротко гоготнули, нехорошо посмотрев на слепого путешественника, и расселись на небольшом мягком диванчике рядом со столом шефа.

– Господин офицер может установить мою личность, сканировав банковский имплант, заодно можно уточнить мою платежеспособность.

Шериф, слегка опешив от идеального англика без какого бы то ни было акцента, отругал себя последними словами за то, что ему и в голову не пришло проверить арестованного на предмет идентификаторов. Да и откуда подобная роскошь, которую не каждый честный гражданин САК может себе позволить, у простого бродяги, да еще и мутанта. Какие-то смутные сомнения закрадывались ему в голову, он лихорадочно перебирал различного рода подставы, вспоминая то, чему его обучали в академии. Он взял в руки мобильный сканер, приписанный к полицейскому управлению, и молча провел им над кистью правой руки арестанта. На мониторе полицейского голобука развернулось окошко интерактивного меню. Коротко моргнув зеленым, по нему побежала информационная строка. «Запрос на идентификацию принят. Ожидайте ответа. Официальный статус запроса подтвержден, запрос направлен от лица управления полиции САК, планета Новая Оклахома, участок 1945. Ожидайте ответа. Ответ получен. Идентификатор подтверждает статус: гражданин Российской империи, Хоаххин саа Реста, военнослужащий. Финансовый статус клиента «Траст Файненшел Сити Банка» – неограниченный кредит. Обработка запроса завершена».

Жадно читающие текст бегущей строки из-за спины шерифа патрульные бойцы с открытыми ртами и тяжелым пыхтением, видимо, смогли разобрать только последние строчки сообщения. Поэтому Билли решил уточнить:

– Неограниченный кредит – это сколько?

Шериф уже собрался было ответить назойливому подчиненному, но в этот момент ожил коммуникатор офицера. Причем он не просто информировал офицера о наличии входящего звонка, а предварительно запросил подтвердить код закрытой линии служебной связи. Шериф, еще не успевший отойти от первого оцепенения, в легкой панике вводил код, суетливо размахивая розовой трясущейся ладошкой. Видимо, по этой причине, зацепив символ с зелененькой трубочкой два раза вместо одного, он включил диалог на громкую связь.

– Я разговариваю с шерифом участка 1945 Новая Оклахома?

– Так и есть.

– Меня зовут Портер, Лесли Портер. Я руковожу аппаратом президента САК. Не буду утруждать вас, шериф, долгими объяснениями, просто ясно и точно отвечайте на мои вопросы. У вас в участке сейчас находится некто Хоаххин саа Реста?

– Так и есть.

– Хорошо. У вас есть ровно три часа, по истечении которых указанный господин должен покинуть вашу планету в любом выбранном им направлении на любом понравившемся ему круизном корабле, который будет направляться за пределы территории САК. Это понятно?

– Совершенно понятно, господин генерал!

– Лично проследите за тем, как этот господин покинет пределы вашего замечательного космопорта. Никаких препятствий со стороны пограничных, таможенных или иных служб вашей планеты для дальнейшего путешествия данного господина оказано не будет. Билет на рейс, который укажет господин саа Реста, будет предоставлен ему за счет САК непосредственно перед посадкой на корабль. Вопросы?

– Нет вопросов, господин генерал!

– И запомните. Три часа! Отвечаете головой, если она у вас есть!

Коммуникатор дал отбой.

И вновь паузу первым прервал Билли:

– Лесли Портер – этот тот самый генерал Лесли «оторви башку»?

Его логические догадки вновь были прерваны, на этот раз это был визг, плавно переходящий в рыдания самого шерифа.

– Пошел вон!!!!!!!!

Шериф подпрыгнул со стула и, на ходу укладывая в сумку Хоаххина его пожитки, совершенно потерянным голосом, нескончаемым речитативом ласково забубнил:

– Господин Хахихим, наше управление приносит вам самые искренние и глубокие извинения за столь нелюбезный прием. Уверяю вас, что это было совершенное недоразумение, связанное с различного рода…

В зоне ожидания вылета Хоаххин скромно присел за небольшой столик рядом с пестро украшенной вывеской фастфуда и с наслаждением потянулся, щелкнув чешуей под мышками. Проходивший мимо господин в строгом деловом костюме с кожаным кейсом в руках положил на его потрепанную суму блестящий доллар и, улыбнувшись, удалился в сторону ближайшего выхода на посадку. За барной стойкой двое молодых людей, симпатичная светловолосая девчушка и статный парень со слегка раскосыми глазами в форменных фартуках официантов, без умолку трещали о квантовой инвариантности электронов. Хоаххин, смущенно подобрав монету, подошел к стойке и поинтересовался у ребят:

– Вы здесь работаете?

– Конечно, все летние каникулы, – приветливо ответила девушка, заливаясь при этом густым румянцем и сверкая белоснежными зубами. – Хотите поесть? У нас сегодня каждый второй гамбургер бесплатно, а первый оплатит и съест Гриф.

Она бросила короткий взгляд на юношу, который тут же молча сунул в микроволновку запечатанный конверт с затейливым бутербродом.

Окончательно обалдевший путник перестал нашаривать в своем мешке кошель с мелочью, любезно отсыпанной ему доблестным доном Джерри. Вот ведь правильно написано «не суди, не судим будешь», всего одна капля молодости и тепла может растопить целый айсберг скомканных и обледенелых стереотипов. Процветания тебе, Новая Оклахома…

– Вообще-то я сытно пообедал. Но если вы настаиваете…

* * *

Последние две недели у адмирала Северо тянулись словно в горячечном бреду. Спать удавалось не более одного-двух часов в сутки. Поэтому, очутившись в мягком штабном кресле, он просто отключился и провалился в черный бездонный колодец. Но и из этого колодца его вырвали нестерпимо ударившие по ушам сигналы вызова на связь.

– Да.

– Да! Твою же мать! Сворачивайте поисковые работы, готовьте новую вводную для группы спецназа!

– Уже вылетаю!

Сон мгновенно испарился, как только его ординарец сообщил о том, что Хоаххин саа Реста, живой и здоровый, обнаружен на одной из планет САК. Граф, стремглав вылетев на площадку для парковки своего личного шаттла, на ходу еле вписался в распахнутый люк уже разогретого и готового к вылету корабля. Никаких сомнений в том, что обнаруженный «банковской» системой индивид был именно тем, кем и следовало, быть не могло. Чип, работая в активном режиме, передавал в сеть целый пакет параметров тела носителя, которые невозможно было имитировать никаким известным науке образом. Это и синусоидальные характеристики сердечного ритма, и химические особенности крови, и еще много чего. Отрубленная рука уже не могла бы обеспечить всех этих показателей, а попытка извлечь чип из тела привела бы к его мгновенному самоуничтожению.

Круизный лайнер «Колумбия» покинул пограничное пространство Содружества ровно через два часа сорок три минуты после того, как шериф трясущимися руками нажал отбой на коммуникаторе. Прямых рейсов, связывающих Новую Оклахому с планетами Российской империи, не было, поэтому как минимум одну пересадку предстояло еще сделать. А поскольку между САК и Империей простирались обширные сектора султанатов, именно в этом направлении и направился Хоаххин. Вообще взаимоотношения между этими тремя соседними суперсистемами еще со времен их сосуществования на одной планете складывались очень непросто. Особенно непросто как раз между владыками султанатов и американцами, которые по определению считали своим долгом везде совать свой нос, продолжали навязчиво рассуждать о деспотичности лидеров исламских миров или высмеивать их веру. При этом часть султанатов и халифатов открыто снабжались оружием и инструкторами, а на другую их часть натравливались масс-медиа и нелегально переправлялись наемники из соседних миров, тем самым всячески поддерживая ситуацию «управляемого хаоса» в этом регионе. Лишь наиболее зажиточные султанаты, такие как Регул или Субра, числились в САК среди ближайших партнеров и союзников и при решении тех или иных межсистемных споров неизменно поддерживали друг друга. Это говорило только об одном – бизнес, бизнес, и ничего личного, и даже священная вера муслимов готова была терпеть такое положение вещей. Аналогичный практичный подход султанаты проявляли в отношении иностранцев. Кем бы ни был турист или паломник – православным, мормоном или католиком, – до тех пор, пока он не потратит все свои деньги, он дорогой гость, а дорогой гость по предписанию Корана может позволить себе многое, не нарушая, конечно, тех ограничений, за которые любому гостю в любом мире заходить не следует.

Система звезды Субра состояла всего из четырех планет. Ближайшая к звезде планета Аль-Нар представляла собой довольно приличного размера расплавленный, пышущий жаром шарик, высадка на который не сулила ничего хорошего. Следующая планета, Аль-Хаба, и являлась центром системы Субра, на ней располагался мир султаната. Третья планета системы, Аль-Мухит, была покрыта толстым слоем насыщенной солями воды, она никогда не замерзала даже при температуре ниже ста пятидесяти градусов по Цельсию еще и по той причине, что масса планеты была как минимум в пять раз меньше земной. И, наконец, самая дальняя от светила планета системы, Аль-Сахра, использовалась султанатом как свалка мусора, поскольку ничего, кроме голого камня, на ее поверхности не было.

Лайнер пришвартовался к системе внешних портов Аль-Хаба и, выпустив из своего чрева разомлевших пассажиров, стал торопливо готовиться к обратному рейсу. Нескончаемая лента блестящих металлических контейнеров протянулась от его распахнутого чрева к ангарам космопорта. Хоаххин, войдя в здание хаба через двести двенадцатый гейт второй платформы прибытия, тут же окунулся в такой плотный поток взглядов, что у него закружилась голова. Он еле успел присесть, едва транспортная лента поравнялась с сиротливо стоящими вдоль движущегося коридора рядами удобных кресел с хромированными подлокотниками, обтянутых прохладным на ощупь материалом, напоминающим натуральную кожу. Толпа, покидающая лайнер, продолжала бурлить, пихаться громоздкой ручной кладью и по какой-то причине пытаться обогнать друг друга хотя бы на пару шагов.

Как выяснилось, отправиться сразу дальше по маршруту ему было не суждено. К сожалению, ближайший рейс в направлении Империи по маршруту Аль-Хаба – Гранд-Петербург в связи с грандиозным религиозным празднованием откладывался на неделю, точнее будет сказать – на эту неделю закрывался весь космопорт, а «Колумбия» была одним из последних принятых кораблей.

Слегка отсидевшись и привыкнув к хороводу чужих глаз, бессмысленно скользящих по рекламным билбордам, а также к широко улыбающимся лицам сотрудников порта, встречающим гостей, Хоаххин поднялся и не торопясь направился к пункту пограничного контроля, возле которого продолжал раскручиваться водоворот жизни. Любая таможенная служба любого государства основана всего на двух основных положениях – предотвратить беспрепятственный провоз через священную черту, отделяющую свое от чужого, к себе чего-нибудь слишком дешевого и от себя чего-либо слишком дорогого. В длинном балахоне, наброшенном на лицо капюшоне и с сумой в руках он почти не отличался от многочисленных паломников, снующих по коридорам причальной палубы. И, немного подумав, он решил постараться провести все выпавшее ему на этой планете время, не слишком выходя из этого образа.

При проходе через турникет вновь пришлось воспользоваться процедурой идентификации, результаты которой, впрочем, не вызвали у персонала космопорта практически никаких ненормативных эмоций. Видимо, то количество проходивших мимо них людей, отмечающих в графе «Цель посещения» празднование Ид иль-Фитр, совершенно стирало грани между бедными и богатыми, немощными и здоровыми, белыми, желтыми, черными и серыми, а также бородавчатыми, пиявчатыми и чешуйчатыми. Для того чтобы неделю продержаться в новом образе паломника, Хоаххину в его балахоне не требовалось практически ничего, просто пореже открывать рот и во время Фард падать на колени в направлении Каабы. Определение Кибла для мусульман, когда-то живших на Земле, не представляло особого труда, а вот во времена Транспортного Прорыва внесло в их сплоченные ряды некоторую сумятицу и даже чуть не раскололо веру на новые воинствующие осколки. Однако, слава Аллаху, этого не случилось благодаря астрономам, убедившим султанов в возможности точного и быстрого определения этого направления. С тех пор утекло много времени, но в определенный срок практически во всех общественных местах скопления верующих на стены зданий, на пол, потолок и другие доступные места проецировались указатели с направлением на Священный Камень Каабы. Практичность современной архитектуры не могла полностью побороть изысканности восточных мотивов, прорывавшихся в виде переплетения изящных линий и причудливых форм. Однажды запретив натуральные изображения живых обитателей этого мира, ислам подтолкнул самовыражение художников в причудливом направлении переплетения цветов и форм, в котором им не было равных и по сию пору. Удушающий зной, утонченность и красота, изящество и бесконечное движение орнаментов, туристы, фиксирующие свое пребывание в окружении возвышенного и умиротворенного могущества Востока, – все это окружало Хоаххина с того самого момента, как он оказался на планете султаната. Еще в бытность послушником храма, изучая историю религий, Хоаххин ставил ислам на особое место как минимум за то, что несколько планет с подданными Его Императорского Величества были населены мусульманами. Плюс к этому плетение арабской вязи завораживало Хоаххина, а философия, наполненная пряностью восточной мудрости, давала почву безграничным фантазиям.

Добравшись наконец до столицы, Хоаххин сразу отказался от величественного пафоса центра и шумной толчеи базарных площадей и бродил по ее окраинам, жадно прислушиваясь к местному диалекту, изучая тонкости неформального языка и подыскивая место для ночлега, решив не прибегать к услугам многочисленной и крикливой рекламы, непременно пытавшейся предложить ему королевские апартаменты самых дорогих отелей, входящих во всемирно известные сети, обосновавшихся на каждом свободном пятачке пространства. Серые, слабо освещенные улочки окраин жили своей размеренной жизнью, довольствуясь малым и именно в этом черпая свою непередаваемую красоту.

* * *

– Шелудивый пес! Сын шакала и дохлой ослицы! Чтоб Сатана прибрал тебя своими нечистыми руками! Чтоб весь род твой не видел солнца, а тебя самого поглотила тьма!..

Под этот аккомпанемент женского визга и причитаний под самые ноги путнику колобком выкатился чумазый черноволосый мальчуган, грозно зыркнул на него карими глазами и, поднявшись на ноги, громко крикнул в ответ:

– Элиф аир аб тизак!

После чего с быстротой и грацией гепарда бросился в сторону темного переулка, множество которых, петляя, отделялись от той улочки, на которой стоял Хоаххин. Он окинул взглядом дверь, из-за которой появился мальчуган, затем поднял глаза выше и прочитал вывеску, повествующую о том, что здесь расположен «Паломнический дом Факнур», и удовлетворенно кивнул – подойдет.

– Салям алейкум! Маса эльхер, достопочтенная Факнур-ага! Да пребудет богатство и благополучие в твоем доме! Да минуют тебя и твоих близких болезни и печали!

Достопочтенная Факнур, чье скрюченное тело выползло из-за той самой двери, из-за которой только что сыпались страшные проклятья в спину удирающему маленькому налетчику на съестные припасы, с удивлением подняла голову вверх, чтобы рассмотреть разговаривающего с ней собеседника.

– Алейкум ассалям! Да пошлет Аллах ровной и прямой дороги доброму путнику! Что привело столь учтивого чужестранца в наши святые места?

– Ауузу бил-ляяхимина-шайтаани р-раджим.

При этом Хоаххин сложил руки на груди и опустил голову. Бабушка Факнур, верно оценив взаимный интерес, полностью вытащила свое высохшее под всевидящим оком Аллаха тело из проема двери, ведущей во двор ее дома, и, полностью отворив дверь, махнула путнику костлявой рукой.

– Не желает ли почтенный путник отдохнуть после долгой дороги, омыть свое тело в угоду всемилостивейшему и всемогущему Аллаху и разделить с нами скромный ужин, ниспосланный нам свыше за наши старания? В нашем доме рады видеть образованных и щедрых людей, готовых с лихвой оценить наше гостеприимство.

Небольшой гостиный двор, который держала Факнур-ага, был заполнен только наполовину, в этом году прибывающих на священный праздник разговения по окончании месяца Рамадан было меньше, чем обычно. Тем более что и обычно поток был куда меньше, чем у соседей. Странствующие по мусульманским мирам верующие, кающиеся грешники и просто туристы побогаче обычно направлялись в столицу султаната Регул, а победнее – сюда, на Аль-Хаба. Естественно, вслед за ними тянулись бесчисленные темные элементы, пытающиеся заработать как на чужой вере, так и на многочисленных сопутствующих ей суевериях.

Как только Хоаххин вошел во двор, его ухватил за руку точно такой же мелкий черноволосый пострел, как тот, что удирал со всех ног в подворотню, и повел в отведенные ему апартаменты. По местным обычаям за постой и еду нужно было расплатиться заранее, поэтому, еще находясь в центре города, Хоаххин обналичил немного денег в местной валюте, риалах, чтобы не попасть в положение богатого банкрота, причем тут же разменял банкноты номиналом по сотне на десятки и пятерки. Расплатившись с хозяйкой и оставшись наконец в одиночестве, Хоаххин скинул с себя свою хламиду и залез под теплый душ, абсолютно холодной воды у Факнур-ага никогда не водилось. Немногочисленные соседи уже отужинали и разбредались по своим номерам. Среди них, как уже понял путник, были как простые верующие, так и те, кому излишняя общительность только вредила. Два бойких старичка, запершись в своей комнате, долго копались в каком-то барахле, аккуратно раскладывая его по многочисленным баулам, видимо, предполагали немного навариться в торговых рядах. Тихая цивильная старушка, задрапированная в черные одежды, молилась, не вставая с колен, уже пару часов. Молодой, хорошо сложенный мужчина с окладистой бородой безучастно сидел на стуле перед пустым столом и думал о своей семье – горячо любимой жене и трех маленьких мальчишках, да хранит их Аллах. Мальчишки, прислуживающие бабушке Факнур, охваченные предпраздничной суетой, сновали по ее обширным владениям, домывая, дочищая и дотирая все то, что должно быть чистым и блестящим. Путника ждала обещанная просторная постель, скромный постный ужин и вечерняя молитва под звуки голоса муэдзина, призывающего на азан. Вечерний Аль-Хаба показался Хоаххину приветливым и милостивым с незнакомцами миром.

* * *

Не то кошмарный сон, посетивший бойца из-за дневного перегрева на палящем солнце, не то нехорошее предчувствие резко выбросили Хоаххина из состояния глубокой дремоты. Темнота ночи плотно накрывала постоялый двор, и лишь легкое шуршание мышей на кухне напоминало, что для некоторых обитателей планеты это время суток совсем не предназначено для отдыха. Тем не менее еще двое обитателей двора были заняты делами, совсем не угодными Аллаху. Буквально в трех метрах от постели Хоаххина, сидя на корточках, недавний маленький матерщинник ковырялся в походной сумке постояльца, тонкими длинными пальцами ощупывая лежащую в нем чужую собственность. Но не это событие насторожило Хоаххина. В соседней комнате тот самый молодой человек, столь любящий своих жену и детей, в этот момент подтягивал ремешки легкого бронежилета, прикрепив поверх него широкий матерчатый пояс, напичканный веществом, неизвестным путешественнику. Боец десанта шестого флота неплохо разбирался во взрывчатых веществах, но с таким типом боеприпасов не встречался никогда. Хоаххин слабо представлял возможности местной полиции, общение с их коллегами из САК не внушало достаточной доли оптимизма в их дееспособности. В любом случае времени оставалось в обрез, и ограничиться банальной передачей информации местным силовикам, отгородившись от происходящего чувством выполненного долга, не получалось.

Переведя собственное восприятие времени в ускоренный режим и, как обычно, с усилием раздвигая воздух руками, Хоаххин подошел к воришке сзади и, зажав его рот ладонью, тихо прошептал ему на ухо:

– Если заорешь, я вырву тебе легкие вместе с языком, клянусь именем Всемогущего! А он не любит, когда его будят по ночам те, чьи руки копаются в чужом барахле! Таким, как ты, священная книга предписывает эти руки отрубать перед толпой на базарной площади. Сейчас я отпущу твой рот, и если ты хорошо меня понял, кивни головой два раза.

Насмерть перепуганный и дрожащий как осиновый лист юный воришка в знак понимания и согласия два раза кивнул. Да он бы и без столь ужасного предупреждения не смог бы сказать ни слова, страх сковал его, когда только что мирно спящий в постели постоялец схватил его сзади и прижал к своему шершавому и колющемуся чешуей, словно тысячей маленьких ножей, телу. Через десять длинных секунд наконец вернув себе дар речи, он так же тихо произнес:

– Ты шайтан аль Тиннин, который пожирает по ночам детей. Нам рассказывала о таких, как ты, старуха Факнур. А я, дурак, ей не верил. Заклинаю, убей меня до того, как начнешь обгладывать мои кости и рвать зубами мои внутренности.

– Я поклянусь тебе, что не трону твоих костей, если ты поможешь мне в одном важном деле. Но имей в виду, если ты нарушишь наш договор, я сожру тебя живьем и буду наслаждаться твоими воплями до тех пор, пока ты будешь в состоянии орать.

– Я готов на все, если ты подаришь мне жизнь.

– Тогда по рукам, меня зовут Острие Копья, а ты, я так понимаю, и есть тот самый шелудивый пес, сын шакала и дохлой ослицы.

Мальчишка гордо вскинул подбородок.

– По рукам, но никогда так больше меня не называй, а то я не посмотрю, что ты шайтан, и найду на тебя управу. А зовут меня здесь Фурхат аль Магрим, и это не первое мое имя, хотелось бы, чтобы и не последнее.

– Дело в том, Фурхат, что один наш сосед по комнате обвязал себя взрывчаткой и задумал недоброе. Расскажи мне, где и в какое время на завтрашнем празднике в городе будет большое скопление людей, а еще лучше, где могут появиться султан или его приближенные?

– Эти поганые шахиды, смертники, они убили моих родителей до того, как я попал к старухе на ее постоялый двор. Они мечтают стать слугами Аллаха на небесах. Их к нам подсылают предатели ислама из других миров. Так возьми и сожри его, пока он не унес с собой на небеса праведных людей, что тебе стоит? Ты же шайтан!

– Сожрать одного – не проблема, а если он не один, если есть другие, о которых мы с тобой ничего не знаем, и они утром пойдут на базар или на главную площадь?

Хоаххин уже отпустил пацана, и они, сидя на полу, обсуждали, каким образом вычислить подельников шахида. Попытки нащупать хоть что-нибудь в голове самого соседа пока не приносили результата. Там была пустота, наполненная сурами из Корана и воспоминаниями о семье, которые отдавались ощутимой болью в душе подрывника. Пяти минут хватило Фурхату, чтобы вспомнить все те места, куда его еще вчера зазывали подельники, детально объясняя, почему лучше ширмачить на рыночной площади, где лоховитые туристы бродят с разинутыми ртами. Что касается центральной площади, к которой примыкает дворец султана, это явно не вариант, охрана еще на подступах к ней тщательно досматривает всех без разбора, будь ты простым паломником или местным министром. А вот площадь Правосудия, которая с одной стороны примыкает к зданию суда, а с другой выходит на Большую белую мечеть, это хороший вариант для шахида. В прошлом году там на празднике в полном составе присутствовали судьи шариата. Тем более что она расположена ближе к их окраине, чем любое другое людное место. Праздник начнется через час после восхода солнца, то есть в семь утра. Пролет флаеров по городу перекрыли еще с вечера, да и не с руки шахиду светить своих подельников, а пешком от постоялого двора до площади два часа походным шагом. Это значит, что он должен выйти из комнаты между четырьмя и пятью часами утра, то есть буквально сейчас. Еще раз «осмотревшись» в голове соседа, Хоаххин уловил четкую привязку между образом площади Правосудия и маршрутом, который, петляя узкими улицами окраин, вел к ней. Еще одна маленькая особенность окончательно убедила путника в том, что они с Фурхатом на верном пути. Взрывчатка на поясе шахида не была смешана с мелкими металлическими осколками, шариками, гайками или гвоздями. Это значило, что ее приведут в действие не на улице, а в помещении, и именно в тех его местах, взрыв в которых должен был это помещение полностью разрушить. Сосед решительно встал с застеленной кровати и мягкими, пружинящими шагами направился к выходу из своей комнаты. Теперь не осталось никаких сомнений в том, куда он направляется, как не осталось сомнений, что в то же самое место направляется не только он один.

– Мне обязательно нужно увидеть их всех, рано или поздно они должны как-то синхронизировать свои действия. Самое неприятное, если взрывчатка будет активирована без участия самих шахидов или сигналом станет какое-то событие, обязательное для праздника. Давай-ка сделаем так. Ты как можно быстрее найди или укради чей-нибудь коммуникатор и отправь несколько сообщений в разные отделения полиции, а лучше и в центральное управление тоже. Объясни в сообщении, что готовится теракт, даже самая ленивая и тупая полиция после этого как минимум накроет весь район площади глушилками, которые полностью деактивируют все коммуникаторы, в каких бы странах они ни были произведены. Это может нам очень сильно пригодиться.

– Я? В полицию? Упаси меня, грешного, Аллах! – Но затем глаза мальчугана остановились на чешуйчатом безглазом лице Хоаххина. –  Хорошо, шайтан! Все сделаю!

* * *

Предутренняя прохлада, просачиваясь между монументальными городскими строениями, разливалась среди зеленых, хорошо освещенных проспектов, которыми ближе к центру города сменились узкие улочки окраин. Первые лучи звезды по имени Субра коснулись стеклянных верхушек небоскребов, и те засияли, как разноцветные кристаллы. Людские ручейки, сливаясь в бурлящие реки, двигались в одном направлении. Все шли в Большую белую мечеть, под огромным куполом которой падут ниц, вознося хвалу своему Господину, щедро подарившему им счастье ходить по этой земле.

Уже полчаса, как Хоаххину удалось «распаковать» архив, намертво прошитый в голове преследуемого им смертника. Именно из этого архива поступали команды, гнавшие его вперед и одновременно напоминавшие ему о мерах предосторожности, которые он должен был соблюдать, с каждым шагом приближаясь к своей конечной цели. Основание третьей несущей колонны купола – вот то место, куда он должен был доставить свой смертоносный груз. Доставить и ни при каких обстоятельствах не отходить больше от этого места. Доставить, войдя в храм вместе с паломниками из других миров, смерть которых должна круто изменить весь ход событий на этой планете и определить ее дальнейшую судьбу как в составе мусульманского мира, так и вообще в мире людей. Доставить и ждать сигнала. Сигнала, который он повторял не переставая, так что забыть его он просто не мог, но не только по этой причине. Люди используют при общении много слов на очень многих языках, но есть такие слова, с которых начинается самое святое, что есть в каждом из нас. Для кого-то таким словом является слово «мама». Для некоторых это слово «деньги». Для нас с вами это слово «Родина». Для любого правоверного мусульманина это «Бисми Лляхи Ррахмани Ррахим» (Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного). Именно с этих слов начинается его осознанная жизнь, именно эти слова предшествуют каждой суре его Священной Книги – Корана. Именно эта фраза, повторяясь тысячи раз, вертелась на языке шахида, затмевая и перекрывая все подходы к его разуму, и была тем самым паролем, услышав который из уст почтенного имама Белой мечети перед торжественной молитвой он должен был замкнуть контакт взрывателя. Конечно, это был всего лишь вариант, последний вариант, когда автоматическое устройство по какой-то причине не сработает самостоятельно. Одновременный подрыв шести (на самом деле даже трех) колонн из восемнадцати обрушит купол мечети и погребет под руинами не меньше четырех тысяч молящихся мусульман. Причем не просто мусульман, а по большей части местной элиты и наиболее уважаемых гостей. Именно для них было заранее зарезервировано более половины доступных мест. Остальные должны были достаться тем, кто пришел раньше других.

На ходу разглядывая схему закладки подрывных зарядов, Хоаххин мысленно, раз за разом, продумывал свои действия по их нейтрализации. Не трогать заряды руками, не допустить толкучки вокруг шахидов, не дать их телам упасть в тот момент, когда их мозг отключится и перестанет контролировать эти тела…

Вот уже полчаса прошло с того момента, как звезда Субра взошла над столицей султаната, толпа продолжала не торопясь и торжественно вливаться в огромный центральный зал Белой мечети, кто то уже раскладывал небольшие коврики, а под шестью приговоренными колоннами неподвижно застыли шесть скрываемых тенью эркера темных фигур. Хоаххин подключился к каждому их них и, продолжая надеяться на скорое появление полицейских, ожидал кульминации. Все. Пора. Мечеть была полностью заполнена, и движение внутри практически остановилось. Шестеро шахидов сначала медленно опустились на пол, а потом распластались на заранее определенных кем-то для них местах под колоннами. Толпа отшатнулась от лежащих навзничь тел, и только два десятка очень похожих друг на друга людей, взявшихся буквально из ниоткуда, плотными кольцами окружили лежащих на полу самоубийц. Хоаххин тяжело вздохнул и, получив прикладом по затылку, теряя сознание, еще успел удивиться четкости и точности, а главное, своевременности исполнения этого приема.

Хоаххин зря переживал за своего напарника. Фурхат не подвел его и, быстро решив проблему с «приобретением» коммуникатора, действовал строго по инструкции. Единственное, чего он не сделал, это не выбросил коммуникатор после рассылки сообщений. Ну так об этом ничего и не было сказано. Та оперативность, с которой мальчишку приняли под руки люди в униформе, говорила только об одном – серьезных проблем в исполнении своих обязанностей у местной полиции не было. Даже и не думая отпираться, маленький воришка быстро и доходчиво изложил свою версию происходящего парням, которые по долгу службы не просто не понимают юмора, но и терпеть его не могут. Особенно когда их отвлекают от гораздо более важных дел. Тем не менее, несмотря на всю эту галиматью о шайтане и шахидах, некоторые меры предосторожности были ими таки предприняты, и, как оказалось, не напрасно.

* * *

Казалось бы, стандартная процедура по настройке оборудования для проведения допроса, которая обычно занимает не более четырех часов, длилась уже второй день. Перед узником, сидящим за столом в камере, включали голопроектор, на котором прокручивали различные сцены, начиная от тихого заката на фоне чистого и гладкого, как зеркало, горного озера, до сцен рукопашных атак, ограблений, изнасилований, избиений при проведении допросов и т. д. Оборудование должно было определить безусловные реакции арестанта, чтобы в дальнейшем облегчить ведение допроса. Компьютер откровенно тупил, реакции арестованного никак не коррелировали с сюжетами, мало того, на одних и тех же повторяемых время от времени роликах показывали порой совершенно противоположный результат. И все это время мукаддам армейской разведки Абдул-Халим Сораби не покидал спеццентра, в котором, по обыкновению, содержали людей, представляющих интерес для его службы. Перепоручить эту работу своим подчиненным он не мог, поскольку его попросил об этом сам мударис. Сидя за спиной оператора психоанализатора в комнате, непосредственно примыкающей к камере, и наблюдая за поведением узника, с одной стороны, и за поведением оператора – с другой, он готов был отдать голову на отсечение, что в камере заперты именно они с оператором, а не это странное существо. Тридцать часов в камере не выключался свет, и под аккомпанемент инфра- и ультразвуковых атак продолжалась трансляция, а этот серый безглазый мутант продолжал спокойно сидеть на стуле с видом очень занятого человека. Настолько занятого, что его не интересовали ни еда, ни вода, ни другие естественные надобности. Анализатор тем временем категорически не собирался признавать тот факт, что перед ним находится вменяемое мыслящее существо.

– Может быть, достопочтенный мукаддам желает позавтракать? У нас есть превосходный зеленый чай.

Охранник, беззвучно появившийся в операторской, полушепотом задавая вопрос офицеру САРС, слегка склонил голову вниз, показывая, что преисполнен почтения и готов мгновенно выполнить любой приказ. Оператор откинулся на спинку рабочего кресла и громко и заразительно зевнул.

– Все. Один из нас – полный идиот.

Уточняя, о ком идет речь, он кивком головы указал в сторону камеры. На небольшом откидном столике перед мукаддам Сораби лежало досье с информацией о Детях гнева. Точнее, даже не досье, а жалкая попытка с трудом добытых сведений, густо разбавленных откровенной, но при этом очень качественной дезинформацией, отсеять которую аналитики штаба САРС были совершенно не в состоянии. А чему было удивляться? Старый хитрый шурави граф Маннергейм был большим специалистом в этом вопросе. Половина разведок мира до сих пор тратила две трети свои ресурсов в поисках мифических разгадок несуществующих тайн Российской империи, так что на работу с очевидными фактами у них просто не оставалось сил. Но даже при всем при этом… ну, не мог слепой и совершенно невменяемый инвалид быть бойцом, тем более бойцом армии, которой под силу за неделю разворотить весь человеческий космос. Если бы не личная просьба мудариса, он бы давно выпроводил этого недоумка в его родные пенаты, а не напрягался здесь без сна и отдыха в попытке разгадать, с кем имеет дело.

– Подайте чай в камеру. На двоих. Пора, по воле Всевышнего, что-то с этим делать.

* * *

Камера, она же переговорная, представляла собой просторный куб, стены, пол и потолок которого были отделаны абсолютно гладкими плитами искусственного мрамора молочного цвета. Металлический привинченный к полу столик, за которым на такой же табуретке сидел арестованный, и большое затемненное бронестекло, отделяющее комнату от соседнего помещения, в котором находились два человека, были единственными ориентирами, дополняющими строгий интерьер. Первый из них, худощавый и сутулый, пытавшийся наладить работу какого-то довольно сложного оборудования, был упрям и никак не хотел признавать своего поражения. Второй… вот второй настолько заинтересовал Хоаххина, что он совершенно потерял счет времени.

Волевой, сильный и профессиональный противник с удивительно гибко развитыми ассоциативными связями. Эти многоуровневые и многочисленные переходы от событий к умозаключениям, от желаний и обязанностей к действиям зачаровывали даже искушенного «читателя». Но, к сожалению, уже первого взгляда хватило Хоаххину, чтобы понять, как сильно он вляпался и что является не столько пленником всесильной на этой планете, но при этом совершенно легальной САРС, что было бы неприятно, но вполне закономерно и, вероятно, исправимо, сколько неких «Алых дервишей», одним из которых и был Абдул-Халим Сораби. И теракт, столь успешно и не менее глупо предотвращенный в Белой мечети, был именно их детищем, детищем долго и тщательно подготавливаемым, являющимся лишь одним из шагов в многоходовой комбинации, целью которой была смена правящей династии в султанате. В общем, первое, о чем подумал Хоаххин, оторвавшись от своего визави, это то, что лучше бы он вообще никогда не прилетал на эту благословенную Аллахом планету.

В момент, когда распахнулся проем в стене и оттуда в помещение вошли офицер и охранник с сервированным к чаю подносом, глазами оператора Хоаххин рассматривал расположенный перед ним пульт, потом систему допуска в «куб». Для открытия двери охранник должен был приложить свои ладони к сканеру, считывающему код допуска с имплантов.

– Салям алейкум, ассаедди саа Реста мухтаррам!

Искренняя улыбка на лице Сораби могла подкупить самого Аллаха.

– Алейкум ассалям, эфенди, – слегка качнув головой, ответил Хоаххин.

– Как только я узнал, что столь уважаемый и почтенный гость нашей скромной планеты оказался по какой-то совершенно невероятной оплошности наших ревностных полицейских в столь неприятном положении, поверьте, тотчас решил лично разобраться в этом неприятном инциденте. Это правда, что вы, к несчастью, оказались в Белой мечети именно в тот момент, когда несколько паломников упали в обморок? Говорят также, что с одним из них вы вместе ночевали на небольшом постоялом дворе на окраине города?

– Это все истинная правда, эфенди. Но неужели эти малосущественные факты стали причиной моего задержания?

– Конечно, ваше задержание произошло совершенно по другой причине. У всех упавших в обморок паломников, включая и вашего соседа, оказались при себе мощные взрывные устройства.

Офицер, как бы желая услышать подробности этого происшествия или хотя бы мнение Хоаххина на этот счет, сделал многозначительную паузу, но тот продолжал невозмутимо ожидать продолжения рассказа. Тон офицера неуловимо изменился, и от него повеяло тем холодком, который навевает мысли о скорой смерти.

– Я думаю, вы давно догадались, что находитесь в гостях не полицейских сил, а другого ведомства. А в нашем ведомстве не имеют значения такие формальности, как виновность или невиновность наших клиентов. Мы исходим совсем из других критериев. Поймите, уважаемый саа Реста, все, что мне от вас требуется, это ваша искренность, и тогда нам с вами наверняка удастся достигнуть взаимопонимания и вы сможете продолжить свое путешествие за пределами нашего гостеприимного мира.

– Хорошо, искренность за искренность. Я расскажу вам все, что мне известно о происшествии в Белой мечети, если вы выполните одну мою маленькую просьбу.

Жесткая складка мгновенно разгладилась на лбу мукаддам, а его обворожительная улыбка засияла еще ярче.

– Дорогой вы наш гость! Только пожелайте.

Хоаххин почти вплотную придвинулся к дервишу и почти шепотом произнес:

– Расскажите мне про своего мудариса, шаха «Алых дервишей» Насер ад-Дина.

Лицо доброго хозяина мгновенно посерело, и тонкая алая струйка крови, вытекая из носа, закапала с подбородка на лацкан дорогого пиджака. Офицер был мертв. Ведь, к сожалению, он и сам не знал о том, что, услышав имя своего Учителя, он должен был тут же умереть.

* * *

А так все хорошо начиналось. Хоаххин не представлял, сколько у него осталось времени на то, чтобы успеть хоть немного замести следы и постараться покинуть планету. Оператор мирно и крепко спал на диванчике в своем закутке. Охранник, зашедший в камеру забрать поднос, никак не отреагировал на то, что Хоаххин последовал за ним и вышел из помещения. Пока недавний арестант портил систему видеонаблюдения, уничтожая файлы со свежими записями, он мирно ждал его в широком коридоре, ведущем на волю, прочь из каменных застенков. Личный дисколет мукаддам Сораби – очень удобный, но слишком заметный транспорт, поэтому его имеет смысл использовать быстро, но крайне непродолжительно. По официальным сводкам новостей, которые тщательно подготовил и передал медиаагентствам Сораби, некий саа Реста, паломник, прибывший на лайнере «Колумбия», вместе с еще дюжиной таких же мирных правоверных погиб в Белой мечети при проведении силами правопорядка операции по обезвреживанию опасных террористов. Соответственно, хотя бы полиция сейчас его не разыскивает. САРС – вот первая проблема, они быстрее других столкнутся с фактом смерти «своего» офицера, но есть шанс, что не сразу поймут, в каком направлении стоит искать беглеца. Дервиши, возможно, узнают о случившемся намного позже, но зато они наверняка будут действовать быстрее и решительнее.

Кто продолжает летать на своих кораблях даже тогда, когда все пассажирские рейсы отменены и космопорт закрыт для гражданских лиц? Военные, спецслужбы и… почтовые похоронные экспрессы. Каждый год во время религиозных празднований посетить своих родственников на планету прибывают до пяти миллионов человек. Транскосмические перевозчики всех мастей, как на ближних, так и на дальних межсистемных маршрутах, пашут круглые сутки, занимая пару-тройку часов из будущих выходных. Но живые паломники – это не самый срочный груз. Гораздо важнее не опоздать с паломниками умершими, в завещании которых указано место похорон и это место находится за пределами благословенного султаната Субра. Тем более что очень многие богатые и уважаемые люди находили время для паломничества только к самому концу своей жизни. Когда дела сделаны, дети выращены, долги отданы и настало время готовиться ко встрече с Всевышним. Вот потому многие и уходили на эту самую встречу во время совершения данного священного действа… Законы шариата предписывают хоронить умерших мусульман как можно быстрее. Очень желательно до заката, а лучше сразу после того, как омытое три раза и завернутое в саван тело подготовлено к обряду погребения. Но космическая эпоха внесла свои коррективы. И специальной фетвой было установлено, что если тело умершего было доставлено на борт корабля до того момента, когда в месте его смерти зашло дневное светило, а похороны в месте назначения также произведены до сего момента, – предписания Корана не считаются нарушенными. Единственная трудность заключалась в том, что на время путешествия тело не должно было подвергаться каким-либо консервационным мероприятиям – то есть ни заморозке, ни бальзамированию, ни чему-то подобному. Как умер – так и везем. Поэтому везти тело требовалось очень быстро… И покойных отправляли на родину на специальных скоростных катерах – почтовых экспрессах. Катера эти, загрузившись на спецпричале космопорта, без излишних формальностей в плане таможенного досмотра (ну кому приятно возиться с трупами) стартовали во все стороны исламского космоса. А их количество в дни больших праздников достигало двух десятков в сутки. Хоаххин тоже в каком-то смысле был покойным мусульманином, поэтому даже формально также мог рассчитывать на этот вариант отступления в… ну-у, скажем так, иной мир.

До космопорта пришлось добираться на перекладных. Дисколет с «личной охраной» Хоаххин покинул вблизи небольшого пригородного поселка, заодно оставив охраннику в наследство и взятый напрокат коммуникатор офицера. Понимая, что место высадки легко можно будет отследить по маршрутной карте дисколета, пришлось несколько раз приземляться вдоль всего пути следования, а покинув дисколет, отправить его дальше в сторону крупной военной базы планетарной обороны Аль-Хаба. Существовала довольно высокая вероятность того, что на подлете к закрытому периметру дисколет расстреляет военная охрана секретного объекта.

В город он попал на почтовом глайдере, на время составив компанию разговорчивому почтальону, который, сам того не осознавая, подготовил путешественника к следующему этапу пути, полностью выдав всю систему почтовой логистики своей транспортной компании. Почтальон никогда не жаловался на память, но после расставания со случайным попутчиком напрочь забыл о нем, и лишь специальное регрессивное воздействие на его мозг, возможно, приоткрыло бы завесу над этим обстоятельством. Обладая кодами доступа и расписанием движения почтовых чартеров, боец почти без задержек наконец добрался до орбитального космопорта.

Грузовые уровни терминалов, конечно, тоже не оставались без присмотра искусственных глаз «большого брата», но интенсивность и оперативность были здесь, естественно, не те, что на верхних, пассажирских уровнях. Не без помощи грузчиков в самом темном закутке, заваленном горами невостребованного багажа, скопившимся за целую неделю непрерывной работы космопорта, Хоаххин поменял свой походный плащ на саван и тут же, будучи засунутым в табут, был срочно перегружен на похоронный спецборт.

Ему повезло с тем, что «груз» отправлялся на одну из самых удаленных окраин мусульманского космоса, в систему одинокой звезды Аль-Фард, за которой простирались хорошо знакомые Хоаххину пограничные миры. Догнать почтовый экспресс было очень затруднительно даже для специализированных военных кораблей-перехватчиков, но вот перехватить по дороге или встретить в системе Аль-Фард не составит заинтересованным организациям никакого труда. Поэтому ровно через десять часов полета хорошо выспавшемуся старшине следовало распеленаться и попросить пилота изменить курс туда, где даже опытным и настойчивым людям найти его будет непросто. Для такого маневра очень хорошо подходила планета, не входящая ни в один из звездных политических конгломератов. Планета, ставшая проклятием человеческой расы. Ныне необитаемый, некогда великий и легендарный Зоврос.

* * *

Хо Цичао был единственным ребенком в семье, а его размеренное и беззаботное детство прошло в пригороде одного из мегаполисов системы Чаньгуаньджоу. Федеральная комиссия при отборе кандидатов для участия в программе «Молодая смена» отметила его как очень способного и талантливого ученика, поэтому по окончании средней школы он тут же получил приглашение на поступление в столичный университет на факультет микробиологии и генетики. После его блестящего окончания молодой амбициозный специалист предложил свое резюме в крупнейшую профильную транссистемную компанию Китайского сектора пространства, но был отвергнут. Этот печальный факт нисколько не смутил, а лишь подхлестнул старательного и упорного бакалавра. В течение недели он обхаживал кабинеты рекрутинга пусть менее масштабных, но не менее известных корпораций и в конце концов был приглашен на третий уровень собеседования в «Чайна Кемикал Индастриз». С тех пор прошло более пяти лет, за которые он научился не менее важным вещам, нежели те, которые ему преподавали в университете. И одной из этих корпоративных истин стала твердая уверенность в том, что только упорство и последовательность в достижении цели могут помочь подняться над уже достигнутым уровнем или, если хотите, подняться над собой. Четкое планирование своего времени, собранность и аккуратность – все эти достоинства, как он считал, достались ему от матери, свои уважение и любовь к ней он проявлял неустанно, каждую свободную от работы минуту стараясь проводить в своем старом доме, где всегда был желанным гостем. Поэтому в очередной, единственный на этой неделе свой выходной день, несмотря на множество других не менее важных дел, Хо планировал поездку к семье, и ничто на свете, казалось, не способно было нарушить его планы, но судьба распорядилась иначе.

В среду, часов около восьми вечера, перед самым окончанием рабочего дня, начальник отдела аналитической генетики центрального научно-исследовательского центра «Чайна Кемикал Индастриз», шеф Хо Цичао по имени Сио Цы с широкой улыбкой на лице, что, впрочем, обычно не предвещало ничего хорошего, похлопав своего сотрудника по плечу, сообщил ему новость, от которой того прошиб холодный пот. Он, рядовой сотрудник компании, приглашался на воскресный обед с главой совета директоров самим господином Ляо! Господин Ляо Си Цичао, в простонародье – Белый Дракон, был полубожественной личностью, и многие сослуживцы Хо отдали бы свое месячное жалованье лишь за то, чтобы им было позволено посетить его кабинет (причем лучше в отсутствие самого хозяина) в Небесной башне – суборбитальном небоскребе, полностью занимаемом его личным аппаратом персональных менеджеров. А уж получить приглашение на обед – такая честь выпадает разве только идущим на верную смерть корпоративным героям. Приглашенный на званый обед добропорядочный китаец должен был помнить как минимум о двух вещах – приличной одежде и небольшом подарке. Взяв напрокат недешевый неоритовый костюм и купив две небольшие подарочные упаковки сладостей, ровно за пятнадцать минут до назначенного времени Хо явился в холл самого фешенебельного ресторана в столице. Пройдя процедуру идентификации и досмотра, счастливчик преодолел плотные ряды полиции и частной охраны олигарха и оказался в составе не менее трех десятков сотрудников корпорации, скромно зажимавших в руках подарочные пакетики и дожидающихся начала мероприятия.

– Господа! Сейчас за моим столом находятся только лучшие люди нашей компании, цвет и гордость созданной нами химической империи Китая. Именно по этой причине я хочу предложить вам участвовать в одном из самых амбициозных проектов нашего государства – Великой Китайской Народной Республики. Многие из вас слышали о стратегической задаче, которую поставила перед всеми нами наша партия, а также о названии государственной программы, направленной на ее решение, это «Программа Экспансии Неосвоенных Миров» (ПРОЭКСНОМ). Так вот, пришло время вам, молодым сынам и дочерям своего народа, принять в ней самое активное участие…

К моменту начала глобального конфликта с Могущественными ВКНР обладала ничуть не меньшим количеством миров, чем, скажем, САК. Но и не большим. При куда большем количестве населения. Однако когда по всему пограничному космосу разразились первые стычки и к ногам Алых Князей пали первые отдаленные планеты, китайцы решили исправить эту несправедливость. И в отличие от других крупных конгломератов не стали сворачивать свою программу глобального расселения. Мало того, они под предлогом взаимовыгодного сотрудничества и пангалактической свободной торговли активно создавали свои маленькие «временные» поселения везде, где радушные хозяева не успевали вовремя захлопнуть ворота у них перед носом. Как только фронда улеглась, наиболее актуальной для руководства Поднебесной стала задача тихой сапой прибрать к рукам разрушенные и брошенные хозяевами на произвол судьбы приграничные миры.

Уже на следующее утро Хо объявил родителям о своей скорой и дальней «командировке». Мама плакала, отец молча рассматривал на голобуке маршрут следования миссии. В чем конкретно заключалась миссия и на каких планетах будут разворачиваться «временные» исследовательские центры, точно не знал никто. Можно было только догадываться, чем может грозить столь дальнее путешествие в сторону «брошенных» планет фронтира.

Спустя два месяца небольшой «исследовательский» конвой стартовал в направлении приграничных миров, получив все необходимые одобрения и согласования, позволяющие ему транзит через указанные области, а тот факт, что на каком-то корабле случится неожиданная поломка и он будет вынужден задержаться в одной из транзитных систем, никем не возбранялся. Два тяжелых эсминца охранения очень необычно смотрелись на фоне буксира с длинной колбасой прицепных барж. Но, видимо, цель путешествия оправдывала их присутствие в «исследовательской» экспедиции ВКНР.

* * *

Третий день они шли за Хоаххином, упорно не желая прекращать охоту даже после того, как трое из восьмерых погибли, угодив в ловушку, устроенную им в узком скальном проходе, который легко было засыпать камнями. Шли за ним, громко сказано, пятеро одряхлевших «носорогов» (при взгляде на них сразу становилось понятно, что ждет тех, у кого не было доступа к келемиту), плутали меж «трех сосен», продвигаясь по несуществующему следу своей «добычи». Наблюдая за ними их же собственными глазами из наскоро обустроенного укрытия, боец должен был отдать должное их выносливости и упорству, как и столь же очевидной тупости. Кто бы мог подумать, что Дети гнева – это не только доблестная и непобедимая армия тренированных и бесстрашных бойцов, но и небольшие, забытые богом и людьми банды людоедов, доживающие свой короткий век на заброшенной, растоптанной и выжженной дотла планете. Все здесь было не так, как на Светлой, не менее многострадальной, но с любовью и упорством восстановленной своими хозяевами. Скрюченные деревца скрывались под высокой желтеющей травой, хлипкие ручейки прятались под камнями, а быстрые и нахальные прыгуны, выцарапывающие из-под этих камней жирных червяков, были пока самыми крупными обитателями местной фауны.

Стоило злить этих убогих, заставлять кидаться друг в друга камнями и устраивать драки?! Даже как-то стыдно. Но эта их хитрая сгорбленная злобная «великая черная мать», такой по крайней мере ее представляли «собственные дети», никак не давала Хоаххину пройти на дальние уровни пещеры, откуда сама она никогда не показывалась, поэтому в контакт с ней вступить так и не удалось. Единственное, что успел заметить Хоаххин, это то, что ниже стометровой глубины тоннели пещеры становились неестественно ровными, с гладкими и явно искусственно освещенными стенами и потолками. Дальше «мать» никого не пускала, и поэтому рассмотреть что-то еще пока не удалось. Попытки же разворошить этот муравейник были безуспешны. Подземное руководство нос на поверхность не высовывало, а, лишь вычислив присутствие нежданного гостя, выслало на его поимку отряд самых опытных охотников.

После провала великой миссии создания новой непобедимой армии Свамбе, очередной атаки на планету и эвакуации «рассады» этой армии на Светлую, под присмотр Российской империи, на Завросе наступило очередное затишье. Даже бесшабашные черные копатели, не говоря уже об официальных археологах, прекратили тревожить древние могилы далеких предков и выискивать следы Могущественных в обугленной почве. На планету время от времени высаживались контрабандисты, беглые каторжники и прочие лихие люди, но все они бесследно исчезали, не оставляя никаких следов. Это загадочное обстоятельство, постепенно обрастая всевозможными догадками и небылицами, закрепило за Зовросом еще более зловещую славу. А разгадка оказалась банальной. Странно было бы предполагать, что даже целое стадо «грибников» сможет зачистить от «грибов» целый лес, да еще лес в том состоянии, которое возникает после бомбежки. Единственными обитателями покинутой планеты оказались пересидевшие атаку под землей «воспитатели» новой армии и, собственно, остатки «бойцов» в количестве не более нескольких тысяч особей. Все это было интересно Хоаххину, но с практической точки зрения его больше интересовали способы возможной коммуникации со своими братьями. А если подобное оборудование и оставалось на планете, то именно там, куда он пока никак не мог проникнуть. Был вариант просто перемолотить всю эту престарелую охрану, даже со сломанной при «посадке» в предплечье рукой это не составило бы большого труда, но кто мог дать гарантию, что подобный вариант не предусмотрен и устройства самоуничтожения, встроенные в тела его преследователей, не дожидаются именно такого развития событий.

Четыре растопырившиеся на шампуре и капающие жирком в костер тушки прыгунов, багровый закат, покрывший окружающую растительность кровавыми тенями, полная фляжка родниковой воды, заживающие кости предплечья, затянутого в самодельную шину, и мысли о том, как обмануть чертову «великую черную мать», – так заканчивались третьи сутки пребывания гвардии старшины саа Реста на Зовросе. Именно в этот торжественно-спокойный момент линию заката перечеркнуло несколько ярких полос, обозначивших посадочную глиссаду кораблей, вошедших в атмосферу планеты. Грохочущий звук запоздал всего на несколько секунд, это говорило о том, что место для посадки корабли выбрали совсем неподалеку от лежбища Хоаххина. Глаза «Старичков гнева», озабоченно проводив десант до точки приземления, невзирая на опустившиеся ночные сумерки, поскакали обратно в свои подземелья. Намечалась большая охота, и тощий чешуйчатый неуловимый обед больше не интересовал коренных обитателей этой планеты.

* * *

Система Аль-Фард давно не пользовалась таким вниманием разного рода серьезных людей в недорогих, но очень аккуратных черных костюмах. Военная активность на внешних орбитах шестой, обитаемой планеты системы переплюнула даже события подготовки к большому походу человечества к своим «навязчивым» соседям, тогда Аль-Фард послужила пунктом дозаправки флота, выставленного султанатом Регул. Уже десять дней, как весь пограничный флот был приведен в полное боевое состояние и рыскал в областях, прилегающих к вектору направления на звезду Субра. Поисками чего они занимались, одному Аллаху было известно. Впрочем, нет. Еще несколько человек, как в пределах самого священного халифата Аль-Фард, так и за этими пределами, были хорошо осведомлены о цели поисков. Но и это было не все. Впервые со времен великого похода, объединившего человеческие конгломераты и положившего конец перманентной вражде между правоверными и православными как минимум на их совместной границе, на этой самой границе было очень неспокойно. Три флотилии, входящие в состав шестого флота Российской империи и составляющие его четверть, выдвинулись непосредственно к самым окраинам халифата. Данный факт поспособствовал тому, что и так мелкий ручеек туристов, прибывающих на главную планету звезды, полностью иссяк, а многое коренные жители неожиданно засобирались в незапланированные отпуска и скупили билеты на все рейсовые пассажирские суда на два месяца вперед. Никаких прямых разговоров о войне или о ее возможных причинах не велось даже на уровне «желтой» прессы халифата, которая никогда не упускала случай ухватить власть предержащих за любой выступающий орган, но это настораживало еще сильнее.

Накануне представитель САРС посетил неопознанный корабль, возможно, принадлежащий силовым структурам русских. Рандеву произошло на нейтральной территории. Представитель получил от своих партнеров пакет информации, изучение которой могло бы пролить свет на многочисленные вопросы местного населения, но, как известно, подобного рода контакты служат отнюдь не для удовлетворения любопытства простых налогоплательщиков. Единственным следствием полученного пакета, как казалось на первый взгляд, было возвращение пограничных кораблей на орбиты планетарной системы и частичный отвод кораблей шестого флота из приграничных областей халифата. Та же сторона переговоров, которая осталась в тени от стороннего наблюдателя, привела к определенным соглашениям, касающимся конкретных физических лиц. Верховный эмиссар САРС получил сведения о подготовке группой его же офицеров государственного переворота в султанате Субра. Взамен им было обещано никоим образом не препятствовать поискам гражданина Российской империи ее представителями в заранее указанном ими секторе пространства султанатов, а также полностью прекратить собственные поиски этого лица.

– Как далеко мог умчаться наш маленький друг, покинув систему Субра?

Северо широкими шагами расхаживал перед аналитиками штаба шестого флота. Давно остывший кофе в фарфоровой чашке на столе на каждый его шаг реагировал нервной волной, разбегающейся по гладкой черной поверхности.

– В САРС не смогли засечь момент изменения курса экспресса, вследствие этого радиус таков, что вести поиски становится нецелесообразно. Количество только обитаемых систем в указанной области в сотни раз превышает количество наших оперативных сотрудников. «Старая черепаха», наш агент на Аль-Хаба, уверяет, что «объект» до того, как рано утром покинул ночлежку, не высказывал никаких намерений покинуть планету до окончания праздника. Последний раз наши оперативники его видели буквально за десять минут до начала операции по эвакуации с планеты. Он зашел в Белую мечеть и исчез. А уже через пять часов все местные газеты комментировали попытку подрыва мечети и перечисляли погибших в спецоперации САРС.

– Не нужно в третий раз напоминать мне об этом провале. Или я подумаю, что вы пытаетесь довести меня до инфаркта.

Старший аналитик центра по подготовке и проведению специальных операций флота изменился в лице и больше не произнес ни единого слова. А граф принялся вновь прокручивать в голове те действия, которые сам бы предпринял, окажись в ситуации беглеца. Он бросил быстрый взгляд на сферу текущих поисков, рядом с которой голубой бусиной красовался Зоврос, и неожиданно спокойным голосом попросил:

– Держите меня в курсе событий…

Большая стеклянная дверь, мягко перекрывая возникший было сквознячок, вернулась в закрытое положение, заглушая его удаляющиеся шаги.

* * *

Смотрящий на Два Мира в ближайшие часы не планировал никаких официальных контактов. Он был занят на борту своего корабля. Рингтон связи по закрытой линии от его личного представителя в комитете по безопасности, подчиняющемся напрямую Совету адмиралов, не сулил добрых новостей. Он произнес кодовое слово, и канал открылся:

– Приветствую вас, ваша светлость!

– Добрый вечер, адмирал Ангвар. Что заставило вас оторвать меня от тяжких раздумий о судьбе человечества?

– Наличие двух очень важных новостей, ваша светлость! Как в старом анекдоте, одна из которых приятная, а другая не очень. С какой прикажете начать?

– Давайте, Ангвар, начните с хорошей.

– Помните, Смотрящий, как несколько лет назад в пограничной зоне корабль нашего флота был вынужден уничтожить странный конвой, фрегаты которого оказались минированными брандерами, а грузовые танкеры прикрывали скоростной почтовый катер?

– Разве такое можно забыть? И что же хорошего вы можете сообщить по поводу этого давно прошедшего события?

– На одном из сотен не сгоревших и подобранных тогда обломков кораблей, который мы смогли идентифицировать именно как часть грузового отсека почтового экспресса, были обнаружены остатки биологической ткани.

– Да, это действительно хорошая новость! А в чем же состоит неприятное известие?

– После детального анализа ДНК приходится сделать неутешительный вывод – эти останки принадлежат представителю Детей гнева. Точнее, они принадлежат графу Северо Серебряный Луч. Информация получена буквально тридцать минут назад, и она подтверждена!

Крылья Смотрящего на Два Мира не просто опустились вниз, они обвисли двумя мокрыми тряпками, висящими на бельевой веревке. Эмоции, совершенно не присущие герцогу, словно молнии метались в его слегка прикрытых глазах. «Слепец! Это я слепец! Бездарный, вальяжный и никчемный! Вот, оказывается, какой груз Алые пытались вывезти за пределы человеческой сферы влияния. Они даже не решились его уничтожить здесь – рано или поздно все тайное становится явным. И сколько же времени нашей разведкой руководит существо, которому я всегда говорил, что он желанный гость в моем доме?..» Пауза затягивалась, и Ангвар решил продолжить без приглашения.

– То лицо, которое в данный момент выдает себя за погибшего, бесследно исчезло. Последний раз новый Северо был замечен на заседании аналитической группы, ведущей поиски «наследника». Все ярлыки, как его личный, так и его корабля, стерты либо подменены другими. Объявлен глобальный розыск.

Сухим, скрипучим голосом Смотрящий произнес только одну фразу, после чего сразу отключил связь:

– Приказываю прямо сейчас начать негласную биохимическую проверку всего руководящего состава шестого флота, включая членов Совета адмиралов. Операции присвоить имя «Желанный гость» и статус «ССС+».

* * *

Несущий Весть в который уже раз сталкивался с фактами, которые не укладывались в общую схему линейной логики, предсказывающей генерацию реакций событийной экстраполяции. Это настораживало и подталкивало к очередному пересмотру стратегии в отношении «диких» миров. Потеря хорошо разработанной и эффективно действующей в отличие от других планетных систем агентурной сети была малой платой за сведения о Чтеце. Так Могущественные обозначали феномен, проявляющийся время от времени с различными интервалами в несколько тысяч лет в среде различных рас, причем, как правило, именно в результате скрещивания носителей глубоких мутаций. И вот теперь это имя будет носить один из его оппонентов, который все чаще и чаще вмешивается в общую канву событий как по эту (атака на ретранслятор в системе Перлеон), так и по ту (уничтожение части агентурной сети в системе Субра) сторону запретной зоны. Смена власти в султанате Субра нисколько бы не затронула интересы правящей династии султаната Регул, а значит, и не вызвала бы с их стороны никакого активного противодействия. Зато полный контроль над планетой «Алых дервишей» через поставленную к управлению системой семью мог бы позволить перейти ко второй фазе «обеспечения влияния», массовой психологической обработке глубоко религиозного, а значит, подчиненного определенному императиву общества. Успешно развивая это направление, в том числе на других обитаемых человеческих мирах, можно было надеяться на то, что лет через сто человечество примет волю Могущественных с подобающей этому событию благодарностью и по собственной воле. Были и другие сценарии подготовки этой территории к «добровольной» экспансии, например разжигание наиболее болезненных противоречий между анклавами до состояния взрывной, неконтролируемой агрессии, но этот вариант плохо просчитывался детально и пока не рассматривался как основной.

Случайные величины Несущий Весть уважал, но в их решающее значение совершенно не верил. Поэтому появление Чтеца за несколько минут до начала операции «Алых дервишей» в Белой мечети к случайным событиям отнести не мог. Найти его до того, как он снова будет укрыт многослойной системой защиты общества самых непредсказуемых его противников, до того, как они поймут всю глубину возможностей, открывающихся перед ними, и смогут этим воспользоваться, – вот достойная и непростая задача даже для него, Могущественного. Как удачно удалось подтянуть Чтеца к Перлиону и как бездарно он был упущен адмиралом Щао, но что проку в упущенных возможностях. Тем более обидно, что теперь приходится действовать без опоры на оказавшегося столь полезным представителя расы Детей гнева, ставшего за несколько последних лет после своего внедрения и выполнения первой и главной задачи совершенно незаменимым. Рано или поздно это должно было случиться, провалившийся агент больше не представляет оперативного интереса. Нужна новая кровь! Более быстрая, более решительная! Нужен не агент, а лидер! Следующая стадия работы с «дикими» сама по себе предполагала замену в команде. Несущий знал: скоро у него будет возможность лично завершить операцию «Обновление».

* * *

План был настолько же прост, насколько и глуп. Взять под контроль группу прибывших поселенцев и, воспользовавшись их средствами связи, сообщить о своем местоположении Детям гнева. После этого ждать их помощи нужно будет недолго, в этом Хоаххин совершенно не сомневался. Вот только как конкретно связаться с закрытой системой связи шестого флота, он совершенно не представлял. Выйти через глобальную сеть на друга и учителя Пантелеймона? Но какими фильтрами и «жучками» оснащена система допуска в глобальную сеть гостей? Не похожи они на несчастных бедных беглецов. В общем, даже если удастся передать сообщение через открытые источники, кто в итоге прилетит к нему на встречу, Дети гнева или «Алые дервиши», – бабушка надвое сказала. Скорее выгорит вариант с захватом корабля, но это уже несколько сложнее, требуются подготовка и разведка.

Пока старшина размышлял над столь внезапно снизошедшим на него счастьем в виде нежданных гостей, его «старички», не особенно напрягаясь по поводу возможных последствий, уже обложили лагерь поселенцев ловушками и не торопясь наблюдали за гостями, видимо, подсчитывая чистый вес натурального продукта. Первые жертвы не успели отойти от лагеря и на сто шагов, как угодили в ловчие ямы, ловко замаскированные в высокой траве. Двое упавших на глубокое каменистое дно ловушек либо разбились насмерть, либо потеряли сознание, а вот третий, видимо, военный, успел открыть беспорядочную стрельбу из легкого плазмобоя, к чему «охотники» совершенно не были готовы. Поэтому им пришлось отступить несолоно хлебавши. Вообще же Хоаххин даже зауважал пришельцев, они действовали дисциплинированно, слаженно и осознанно. Никакой паники, визга или других общегражданских признаков, столкнувшись с опасностью, они не проявляли. Местные жители теплых чувств Хоаххина к поселенцам не разделяли. Впрочем, это было взаимно. Военизированная часть пришельцев аккуратно разведала и уничтожила большую часть приготовленных им «подарков» и в свою очередь организовала круговую оборону периметра, выдвинув вперед несколько засадных постов. Они полностью прекратили дальние вылазки, на которые «старички» возлагали немалые надежды, и активно готовились к обороне. Что интересно, никакой сторонней космической помощи они явно не ожидали, посадочные модули почти сразу разобрали и переоборудовали под хозяйственные постройки, из чего Хоаххин сделал неутешительный вывод – идея с захватом корабля оказалась несостоятельной. Отсиживание в скальных гротах, шастанье по ночам в высокой жесткой траве и жареные прыгуны уже порядком поднадоели старшине, и он собрался было сдаться на милость цивилизации, как новые обстоятельства внезапно изменили ситуацию.

Еще с вечера Хоаххин наблюдал в стане местного населения некую организованную активность, к утру эта активность переросла в формирование полноценной армии человек в триста, часть из которых была вооружена игольниками и даже несколькими импульсными лазерными станковыми лучеметами. Чем-то эта армия даже напомнила Хоаххину хорошо организованные охотничьи подразделения Сестер Атаки. Но самое невероятное заключалось в том, что на четырех паланкинах, двигавшихся в самом центре этой армии и укрытых сверху обрывками маскировочной сетки, восседали скрюченные фигуры с коричневого цвета кожей и длинными седыми прядями волос, ниспадающими на вогнутую грудь. Они переговаривались между собой гортанными криками на непонятном бойцу языке. Без колебаний зацепив их взгляд, беглец погрузился в изучение обрывков воспоминаний истории возникновения своих предков.

Вот уже пять десятков стандартных лет едва спасшиеся от молниеносной и жестокой атаки на последнее прибежище клана Свамбе, еле держащиеся на ногах и давно питающиеся только жидкими отварами, которые готовили им их пасынки, эти четыре пиявки продолжали крепко держать в своих скрюченных пальцах власть над этим умирающим миром. Все их усилия последних лет были направлены на генетические опыты, поддерживающие надежду на победу над собственным угасанием, а также угасанием остатков своей «непобедимой» армии. Келемит, единственный минерал, с помощью которого можно было поддерживать нормальный обмен веществ у Детей гнева, на этой планете был совершенно недоступен, так что идти уже известным путем было невозможно. Но эксперименты продолжались, причем с еще большим рвением, как только в руки седых садисток попадал новый материал. Дети гнева (точнее, Старцы гнева) вовсе не питались своими пленниками, они их добывали для своих повелительниц, бывших когда-то медицинскими сотрудниками клана, отвечавшими за процесс увеличения армии маленьких мутантов. Все так или иначе попавшие на планету живые представители человечества рано или поздно оказывались в подземных лабораториях, ну а уже их оставшиеся части и в рационе «черных матерей». Теперь же подобная судьба ожидала и новых строптивых поселенцев, которые явно уступали по численности, зато могли дать фору старожилам в оснащенности и организованности. Внутренние помещения скалы, в которой обитали только «великие черные матери Свамбе», возводились с применением неизвестных Хоаххину технологий и располагались на глубине нескольких километров под укрытием толстых скальных пород. Функционирование всей системы обеспечивали странной конструкции генераторы, четыре скоростных лифта продолжали исправно работать, поднимая грузы до стометровой глубины, выше приходилось подниматься на плечах «детей». Несколько обширных помещений были оснащены, а точнее, забиты бесконечным количеством оборудования, начиная от центрифуг и заканчивая приличных размеров квантовым микроскопом. По сравнению с этими «ангарами» жилые помещения были намного скромнее. Коммуникационное оборудование отсутствовало как класс, единственная комната без опознавательных знаков и с противоречивым назначением напомнила Хоаххину его недавнюю камеру, принадлежащую САРС, только в ее центре стоял хирургический стол, рядом с которым располагались никелированные перекатные тумбочки с разложенными на них скальпелями, зажимами и прочей медицинской утварью. Как раз напротив этого стола было расположено черное, непрозрачное наблюдательное окно. Что было за этим окном, не знали даже «черные матери». Но именно на этом столе они регулярно приносили в жертву своим Могущественным повелителям пойманных на поверхности представителей человечества, ожидая, что будут вознаграждены за усердие и мольбы возвращением прежней молодости и силы. Там же, в этой «операционной», сейчас оставалась последняя, пятая «черная мать», озабоченная подготовкой к приему новых «посетителей», за которыми она отправила всю свою оставшуюся в наличии армию в последний, решающий поход.

Ждать больше было нечего, полоумные старики под предводительством еще более полоумных старух развернулись в колонну по четыре и, поднимая ногами густую пыль, двинулись к высокому скальному обрыву, падающему вниз на триста метров и заканчивающему свое падение россыпью потрескавшихся валунов. Колонна продолжала так же упорно продвигаться вперед даже тогда, когда первые ряды с поднятыми вверх головами уже летели с обрыва. Только четверо охотников с последним паланкином, замыкающие колонну армии Могущественных, остановились, чуть не доходя до края пропасти. В этот момент из высокой травы им навстречу поднялся саа Реста, их дальний родственник, последний из тех, кто все еще испытывал в них нужду.

* * *

Двое из оставшихся в живых охотников обмотали Хоаххина какими-то грязными и дурно пахнущими тряпками, поддели его тело на длинную жердь, поволокли обратно к пещере, двое других, бережно подняв на руки почти невесомое тело старухи, семенили за ними. В почти полной темноте влажного грота носильщики добежали до прямого, узкого, уходящего вниз и хорошо освещенного коридора и, не сбавляя шага, двинулись вперед. После очередного поворота проход уперся в глухую стену, и только красный глазок камеры наблюдения, фокусирующийся на этой процессии, говорил, что это далеко не конец пути. «Наша» старуха, проснувшись и немного покрутив вокруг сморщенным носом, крякнула и громким писклявым голосом гаркнула что-то типа:

– Открывай, старая кляча, с нами первый пациент.

Тупик, неожиданно обдав ожидающих гостей струей пыли, отбросил в сторону толстую скальную перегородку, за которой глазам предстала площадка скоростного подземного лифта. Опустив на землю Хоаххина, предварительно развязав ему руки и усадив старушку на как нельзя кстати оказавшуюся под рукой инвалидную коляску с электроприводом, который, правда, почти не работал, вся четверка дружно ретировалась в коридор, а пыльная плита вернулась на свое место. Быстрый спуск вниз сначала напомнил о давно забытом чувстве невесомости, а в конце пути слегка придавил пассажиров к рифленому металлическому полу. Нижние этажи наконец оказались доступны старшине. Потихоньку проталкивая бабушку на коляске по длинным узким проходам лабораторного корпуса, он обдумывал, в какую же задницу он опять забрался. Но чутье подсказывало, что он на правильном пути. Мешал диссонанс между аккуратно, словно скальпелем, вырезанных, гладких и явно очень древних, покрытых паутиной мелких трещин сводов основного помещения и новостроем перегородок, отделяющих дальнюю часть зала. Дверь в «операционную» была приоткрыта, и из-за нее слышалось не то заунывное пение, не то старческое причитание вместе со звуками звенящей хорошо закаленной хирургической стали. Распахнув дверь пошире, Хоаххин протолкнул коляску внутрь и сам переступил через порог. Точная копия его «старушки», мирно сидящей в кресле, медленно развернувшись к нему лицом, неожиданно и мощно выбросила вперед правую руку с зажатым в ней скальпелем. Скорее моторный рефлекс, чем ясное осознание опасности, помог старшине блокировать нападение. Но на большее вторая седовласая близняшка была уже не способна. Усадив их одну на другую и для верности примотав бинтами друг к другу, беглец внимательно осмотрел комнату. Он надеялся обнаружить тайную дверь, как это уже бывало с ним раньше в «переговорной» САРС, но поиски не привели к результату. Стукнув пару раз металлической тумбочкой о стекло наблюдательного окна, он убедился в его абсолютной непробиваемости. Неужели чутье обмануло? Нет уж, почти две недели торчать на этой планете с единственной мечтой дойти до конца этого подземного лабиринта – и сдаваться буквально за один шаг от цели! «Старушек, конечно, жаль, но я за ними со скальпелем не гонялся». Хоаххин сделал шаг в сторону выхода, развернулся и «закричал», постепенно повышая мощность и частоту звукового импульса. Уже перевалив далеко за границу ультразвука, на пределе своих возможностей, он не столько услышал, сколько почувствовал хруст осыпающегося стекла. И под этот хруст сам опустился на пол рядом с бездыханными телами «великих черных матерей». Он не потерял сознания, как это бывало с ним раньше, просто тяжесть так плотно придавила его к полу, что пару минут он сидел неподвижно, затем сделал пару глотков из своей фляжки и постарался обнаружить хоть что-то живое и зрячее рядом с собой.

Чернота вокруг, полная непроглядная чернота, союзники-муравьи не забредают на такую глубину. Легкое позвякивание осыпающихся стеклянных колб из «ангара» за спиной и горький запах какой-то химической отравы убедили Хоаххина, что он еще жив. Запах отравы, однако, не понравился не только Хоаххину, толстая тяжелая навозная муха, истошно жужжа, опрометью ворвалась в «операционную» и начала кружить, подыскивая подходящую точку приземления. Фасеточные глаза собирали целый букет зрительной информации, в том числе и сидящего на корточках Хоаххина, и истекающих пузырящейся кровью старушек, и большую черную дыру в стене…

«Никогда бы не подумал, что буду так рад обычной живой навозной мухе», – с этой позитивной мыслью Хоаххин просунул свое тело в черный проем. Квадратная ниша три на три метра, и все. Обида подкатила к горлу, как тогда, на тренажере в храме. Нет, все не так просто, раз помещение есть, значит, оно для кого-то предусмотрено, и этот кто-то должен в это помещение как-то попадать. Ведь не крушить же каждый раз бронированное каленое стекло в локоть толщиной. Хоаххин забрался внутрь и, присев в уголке, наблюдал за тем, как успокоенная муха натирает себя мохнатыми лапками, простые рефлексы манили ее к неприятно пахнущей куче отходов, в которую превратились старушки. «Муха… Представь, что ты муха, – так вроде говорил Емеля. – Перестань пропускать кадры ее видеоряда, разгони свое восприятие до ее скоростей». Муха продолжала «намывать» рыльце перед обильным ужином. Хоаххин чихнул, но как-то слишком плавно, выход растянулся на несколько секунд. Муха, негодующе подпрыгнув, неторопливо полетела в сторону. Ее крылья делают взмах, еще один и почти застывают. Хоаххин сидит в центре ярко-алого круга, похожего на ванную с расплавленным металлом, но ему не жарко. Поднимаясь на ноги, он преодолевает плотный, как мед, воздух, и мир вокруг темнеет, пропадая, только алая лепешка под ногами раскаляется добела, и ее яркий свет накрывает его с головой.

* * *

Густая пыль, поднятая с камней падающими вниз телами, еще оседала над смертоносным обрывом, когда на его край опустился шаттл и из него высыпались вооруженные бойцы в полевой пятнистой форме и легких бронежилетах. Сканер поискового корабля на орбите засек скопление человеческих тел и направил десант в указанную точку.

– Ничего себе картина Репина…

Лейтенант спецназа шестого флота Российской империи, видавший виды, стоял на краю обрыва и сквозь опускающуюся пыль разглядывал скопище искалеченных тел.

– Столько народа, и все без парашютов. Кого-то они мне напоминают.

– Лейтенант! Совсем свежие следы ведут в сторону от утеса к пещерам в западном направлении.

– Всем размазаться по траве, включить «хамелеоны». Тройками продвигаемся к пещерам.

Спецназ шестого флота, исследовав внутренности пещер, обнаружил четверых без дела шатающихся по ним ободранных, изголодавшихся и постаревших Детей гнева, которых было решено забрать с планеты «домой». Следов объекта поисков обнаружено не было.

– И это все?

Старший аналитик протирал очки, возникшая при этом тяжелая пауза висела над головами членов оперативного совета, как остро наточенный топор.

– Неподалеку от указанных пещер был обнаружен поселок китайских поселенцев. Они рассказали, что последнее время постоянно подвергались атакам со стороны неизвестного им вида местных гуманоидов. Но никого даже отдаленно похожего на цель наших поисков не замечали ни среди атакующих, ни отдельно от них.

– Атаковали, атаковали да и попрыгали в пропасть, устали.

Никто из присутствующих не улыбнулся. Шутка – если это была шутка – не удалась.

– Что в пещерах?

– В данный момент завершается вскрытие перегородок в туннелях. Сканирование, проведенное перед началом работ, ничего не дает. Слишком высокий собственный фон от породы…

* * *

Яркое белое сияние потухло так же внезапно, как и возникло. Алый круг под ногами постепенно остывал и терял багровые оттенки, зато буквально в четырех шагах от Хоаххина, мягко пульсируя, начинало разгораться новое ярко-алое свечение. Пересадка – слово мелькнуло в голове и умчалось куда-то вдоль высоких сводов над головой. Своды эти были почти точной копией только что покинутого лабораторного зала, но их запредельная древность не давала обмануться. Хоаххин находился в абсолютной темноте, но при этом мог поклясться, что видит каждую выщербину. Возникало впечатление, что сам камень смотрит на свои раны, удивленно морща складками свое мраморное лицо. Сколько же лет этому сооружению? Миллионы? Миллиарды? А может, всего неделю назад в рамках здешних временных отрезков неизвестные зодчие отсекали лишнее от строгих каменных балюстрад и многотонных арочных перекрытий? Или это произойдет только завтра? А какая разница? Окружающий Хоаххина «мед» продолжал сковывать движения, еще полтора шага к центру следующего круга дались с огромным трудом, и казалось, что плотность пространства вокруг продолжает увеличиваться. Алый цветок на полу был совсем рядом. Кто-то, до поры тихо сидевший на самом донышке черного колодца его души, продолжал биться о стенки и неистово подгонял Хоаххина сделать следующий шаг. В момент, когда обе ноги беглеца оказались в центре пылающей фигуры, воздух окончательно превратился в прозрачный, твердый как камень янтарь, не давая больше не то что шевелиться, но даже дышать. От противоположной, бесконечно далекой от Хоаххина стороны этого гигантского зала послышались странные звуки. Это было одновременно и шарканье о грубую каменную брусчатку подошв старых растоптанных шлепанцев, и тяжелый шелест складок ночного халата, и сонное бормотание разбуженного старика, и свежий, звенящий недовольными и немного капризными нотками голос подростка. Было в этом что-то театральное, что-то такое, о чем мы ничего толком не знаем, но каждый при этом имеет собственное мнение.

– Святые угодники! Это ж какое нахальство! Стоило пустить на порог одного, как следом так и норовят прошмыгнуть еще! Да мало того – ночью, впотьмах, тайком…

Алый цветок уже искрился брызгами расплавленных шипящих капель и наливался ослепительным белым сиянием.

– Так это же просто его копье пролетело!

– Да какое это копье?!

– Еще не вечер, не вечер. Может, и не его. Не его? Его…

– Еще не вечер, не вечер, вечер…

– Может, просто мухи навозные летают… тают… противные, а без них никак… никак… как…

Ослепительный свет куполом сомкнулся над головой Хоаххина и, разорвавшись петардой, поднял к небу сноп исполинских искр. Искры, достигнув апогея, остановились и засверкали в высоте теплого ночного неба тысячами непривычных Хоаххину созвездий. Липкий и приторный «мед» выплюнул беглеца, как медведь выплевывает надоедливых пчел, которые так и норовят воткнуть свое острое жало в его мягкий нежный розовый язык.

Глава пятая (слава богу, последняя) Цель оправдывает средства

Лишь переступив через себя, найдешь ты друга и потеряешь врага (или наоборот).

Нефритовая беседка в центре парка заросла диким плющом. Шустрые паучки после беспокойной ночи поправляли липкие сети и забирались поглубже в листву, осторожно обходя крупные капли росы. Вспугнув стайку мелких крикливых пичуг, Хоаххин, продираясь сквозь зеленые заросли, вылез из беседки, в центре которой, прямо на мозаике, изображающей алую пятилучевую звезду, очнулся от глубокого и сладкого сна. Как он сюда попал, что происходило с ним после того, как он постарался «разогнать» собственное восприятие времени, он не помнил. Лишь странные обрывки бессвязных сновидений всплывали из подсознания.

Заросший и одичавший сад простирался вокруг настолько, насколько хватало взгляда его обитателям. Когда-то правильные формы аккуратно засеянных и рассаженных культурных растений давно заполонила дикая растительность. Агрессивно разбрасывая во все стороны свою пышную листву, она окончательно закрыла от солнца нежные и скромные ростки культурных конкурентов. Правильный лес все еще пыжился абсолютно гладкими дорожками из шлифованного армированного пластобетона, сквозь трещинки в котором то тут, то там уже начинали пробиваться нежные зеленые побеги. Трехчасовой переход не обнаружил никаких изменений в окружающей обстановке, однако принес первую радость в этом чужом и странном мире. Чистый каскадный водопад позволил утолить жажду и окунуться в прохладу кристально прозрачной воды, ласкавшей каждый сантиметр уставшего и голодного тела. Всегда придерживаясь той непреложной истины, что лучше умереть от стыда, чем от голода, Хоаххин не церемонясь выхватил из воды длинную, похожую на черного угря рыбину и с жадностью впился зубами в свежее сырое розовое мясо.

День плавно переходил в вечер, когда бетонное полотно впервые вынырнуло из зарослей и уперлось в обширную круглую площадку, явно рассчитанную под парковку летательных аппаратов, поскольку никаких выездов с нее не предусматривалось. Площадка на четверть была заполнена изящными, сверкающими на закате аппаратами, отдаленно напоминающими глайдеры. Ровные ряды стоящих точно над ярко-желтыми маркерами машин больше походили на заводской склад, чем на свободный паркинг отдыхающих, прилетевших посетить парк. Хоаххин не спеша приблизился к машинам. Небольшая лесенка в кабину пилота, штурвал, приборная панель, мягкие кресла. Ничего нового или неординарного. Надписи на непонятном языке, больше похожие на иероглифы. Вряд ли получится их использовать – ни владельцев, ни самоучителя, а выглядят так, как если бы они только час назад приземлились. Это точно не Заврос, а на вопрос, хорошо это или плохо, пока рано было отвечать.

Налево, вниз от посадочной площадки, в сторону небольшого озера, уводила узкая, почти полностью скрытая зарослями каменная лестница. Направо, вверх, в сторону пологих, плотно закрывающих горизонт холмов, расстилался сплошной ковер шевелящейся на ветру ярко-зеленой травы. Хоаххин пошел направо. По колено утопая в мягком ковре, он медленно поднимался вверх, догоняя последние лучи заходящего светила.

Он успел в самый последний момент. За холмами, купаясь в алых лучах заходящего светила, перед ним, погружаясь в ночную прохладу, раскинулся город. Город из серого мрамора.

Бродить среди ночи по пустынным улицам чужих городов как минимум неучтиво со стороны гостей. Хоаххин прилег прямо в мягкую траву и стал рассматривать неизвестные очертания созвездий, разбросанных по черному небу. Яркие, жирные, переливающиеся капли росы, рассыпанные кем-то в пустоте, именно так они виделись маленьким ночным обитателям холма, с наступлением сумерек покидающим свои подземные убежища. И широкий серп Млечного Пути, подсвеченный ядром галактики. Ну, теперь хоть ясно, что до дома не больше ста тысяч световых лет. Это открытие не то чтобы сильно обрадовало путешественника, но зато очень позабавило. В сущности, нет разницы, какое расстояние отделяет тебя от родного порога, от ждущих тебя близких людей, – бесконечность или половина бесконечности…

* * *

– Вставайте, вставайте, молодой человек, чай, не май месяц разлеживаться на мокрой траве. Тем более что я не доктор, да и доктора теперь у нас днем с огнем не сыщешь. Не выспались? Понимаю.

До Хоаххина не сразу дошло, кто с ним разговаривает, и лишь через несколько длинных мгновений он «разглядел» сначала стоящие рядом с ним длинные «куриные» ноги с коготками на кожистых тонких пальцах, потом серое пушистое тело, напоминающее вытянутую грушу с короткими, покрытыми густым оперением ручками, и уж совсем откуда-то сверху свисала голова на тонкой длинной шее, половину объема которой занимал широкий беззубый клюв.

– Вижу, понимаете меня, вот и замечательно. Я провожу вас к себе, там и теплее, и уютнее, и поговорить можно, и поесть, и компоту попить.

Перистая «груша» ехидно прищурилась, видимо, пытаясь изобразить дружелюбную улыбку. Все время, пока Хоаххин спускался с холма вниз к городу из серого мрамора, «груша» без устали тарахтела о совершенно невероятных, точнее, совершенно никак не связанных с их внезапным знакомством вещах. Первые попытки разобраться в том хаосе, который творился в ее увенчанной длинным цветным пушистым гребнем голове, не приносили успеха.

– …вот и в этом году циклональная деятельность совершенно не соответствует межсезонному графику…

Они миновали первые окраинные дома с заросшими палисадниками, но при этом совершенно без признаков запустения. Мощенные цветным камнем дорожки, сверкающие стеклянные фасады, тихим шелестом объективов систем наружного наблюдения провожающие прохожих. Лишь пересекая очередную широкую, похожую на зеленый проспект улицу, Хоаххин заметил движение механизмов, не то убирающих пыль и упавшую листву с камней, не то полирующих причудливую мозаику дорожек.

– …они безвредные, если на них не наступать ногами, возятся себе и возятся, не обращайте на них…

Живая ограда, оскаленная молодыми колючими побегами, окончилась, и перед идущей впереди «грушей» открылся свободный проход во двор большого одноэтажного дома, укрытого круглым стеклянным куполом, с широкой открытой верандой под навесом, окруженной белыми колоннами. Здесь газон перед домом был аккуратно подстрижен и возвышалась скульптура из красного гранита. Существо со строгими, правильными чертами лица и огромными крыльями за спиной держало в руках широкий двуручный меч, упирающийся острием в пятиконечную звезду, вписанную в окружность, очень похожую на ту, что оказалась под Хоаххином на полу в беседке в «правильном» лесу.

– …и поговорить совершенно не с кем, а каждый вечер разгадывать ребусы в виртуальном баре вот уже пятьдесят лет…

– А сколько вам лет?

Хоаххин первый раз за последние три недели открыл рот, но совершенно не ожидал того, какой эффект это произведет на его «собеседника». Большая «груша» на ходу подтянула под себя ноги и с метровой высоты с характерным шлепком грохнулась задом на мягкую траву.

– Всемогущие боги! Живой голос! Живой голос…

«Хорошо, что ни о чем не спрашивал, пока шли по булыжникам», – мелькнуло в голове у гостя.

– Вы не поверите – больше полутора тысяч лет. Но старости нет и в помине. Хотя это очень длинная история, очень длинная… Хотите послушать? Только не пугайте меня, а то я так отвык… Помилуйте, я же вам завтрак обещал. Вот присаживайтесь на кушетку перед столиком.

«Груша», приподнявшись с газона и отряхиваясь от прилипших травинок, громко крикнул в открытую стеклянную дверь дома:

– Завтрак на двоих на веранду, континентальный с беконом, и черный кофе. И клубнику со сливками… Не поверите, так приятно встретить незнакомое существо на этой планете. Мы-то, кто еще остался, собирались вместе как раз пятьдесят лет назад. Было нас тогда еще десятеро. Можете себе представить? Десять индивидуумов вместе, за одним столом… А поговорить по-человечески не с кем. Семеро престарелых технологов, один монтажник, я, историк и учительница музыки. Можете себе представить? Это просто кошмар! Правда, с учительницей я бы еще посидел… О боже! Я ведь не представился! Какой позор! Извините великодушно! Извините! Энкарнадо, или просто Энкар, меня так зовут друзья. Надеюсь, и вы так будете меня называть…

Энкар поправлял подушки, устраиваясь поудобнее, а Хоаххин, скептически оценивая крепость конструкции, на которой тот восседал, решился вторично открыть свой рот.

– Хоаххин. Это мое имя. Мне очень приятно быть у вас в гостях.

На этот раз уже поджатые и уложенные между подушек ноги «груши» только немного дернулись, не причинив никакого дополнительного ущерба. На веранду выкатилась небольшая хромированная этажерка со всеми перечисленными хозяином блюдами.

– Клубника! Оооооооо! Попробуйте сразу, не стесняйтесь. Не ждите приглашения.

Металлические приборы, похожие на длинные спицы с различными оконцовками, замелькали в руках Энкара, обозначив начало трапезы.

* * *

С самого начала знакомства с Энкаром Хоаххин понял, что тот является великолепным рассказчиком, но реальность превзошла любые ожидания. Минуло уже более десяти часов с того момента, как они величественно расселись на веранде, за это время скромный, но изысканный завтрак сменился не менее аппетитным обедом, затем хозяин успел немного поваляться на газоне и, как показалось Хоаххину, сладко вздремнуть, но его рассказ при этом не прерывался ни на минуту. Энкар был единственным ребенком в семье и последним ребенком на этой планете. Потратив большую часть своей жизни на изучение истории своего общества, он готов был детально разжевывать Хоаххину всю подноготную своей цивилизации, а единственный вопрос, заданный его собеседником, явно предполагал именно такой вариант ответа, при условии того, что его не перебивают и при этом не теряют интереса к его импровизированной лекции.

Три материка, расположенные вдоль экваториальной части планеты, связанные островными архипелагами, к моменту начала повествования были плотно заселены предками рассказчика. Более сотни государств, непрерывно воюя за сопредельные территории, наращивали технологический прогресс, воспроизводя все более изощренные методы уничтожения и подчинения себе подобных как для своих внешних, так и для внутренних нужд. Политические элиты, сменяя друг друга, переписывали комментарии к очевидно доказанным фактам и пытались, исходя из текущих неотложных нужд, отсортировать даже бесспорное. Религиозные культы, разделяясь, сливаясь, эволюционируя, сея святое, призывая к миру и процветанию, изощряясь в интригах, сталкивающих правоверных с неверными, наряду с эпидемиями поддерживали демографическое равновесие. Просвещенные, то возносимые к небесам славы, то гонимые и вынужденные прозябать в подвалах и камерах темниц, тем не менее постепенно поднимали общий уровень общества от состояния «нас рать» до более продвинутых философских уровней. В общем, жизнь била фонтаном. Но примерно пять тысяч лет назад к руководителю одного из наиболее преуспевших государств обратились неизвестные доселе удивительные и могущественные существа. И было ему сказано, что он и его народ избраны.

– Впрочем, я доказал, что это высказывание было более поздней выдумкой самого правителя…

На самом деле существа, именовавшие себя Могущественными, предложили правителю бартер, самый простой, доступный и понятный любому способ взаимовыгодного сосуществования. Они сообщили, что их интересуют камни в некоторых районах, контролируемых правителем, и за эти камни они готовы передать либо технологии, либо любые интересующие правителя материалы. Правителя заинтересовал титан и изделия из него. Только полный дебил отказался бы от такой сделки – титан на камни. Это все равно что менять черную икру на навоз. Ну, так он думал… Вообще если вам известно, каким образом формируются во Вселенной различные химические элементы, наш правитель был глубоко не прав. Объясню подробнее. Фабрики по производству элементов находятся внутри наших светил, они же являются первоисточниками всего материального, если так можно выразиться. Звезды первоначально формируются из атомов водорода, самого простого элемента нашего уровня. Внутри звезды под воздействием чудовищного давления и температуры два атома водорода, преодолев энергетический барьер, сливаются в один атом гелия, причем энергия, выделяемая при слиянии, намного больше энергии, затрачиваемой на это слияние. В этом суть термоядерной реакции и причина света, озаряющего Вселенную. Дальше череда следующих одного за другим слияний формирует все более крупные и сложные атомы, и так до железа. В зависимости от класса звезды на этапе формирования в ее ядре атомов железа она умирает или взрывается, а осколки, разлетаясь по галактике, формируют более плотные образования, в частности планетоиды. Так я о чем? Этот цикл производства плотного ядерного вещества наиболее распространен, и поэтому его плоды, от гелия до железа, в той или иной вариации также имеют наибольшее распространение в окружающем нас пространстве. Вся суть как раз и заключается в словосочетании «в той или иной вариации». Нам, жителям планеты, что досталось, то досталось, мы не можем полагаться на статистику, даже если статистика говорит, что титан входит в группу самых распространенных элементов, имея атомный вес меньше, чем у железа, а на планете его нету, ну нету, и все, не повезло, значит, он будет очень дорогим.

И наоборот, медь – атом которой не производится в процессе «выгорания» звезды, а возникает в гораздо более редких случаях слияния между собой нейтронных звезд, должна быть в сотни раз дороже титана, но на нашей планете ее ну просто «по самые помидоры», – будет дешевле пресной чистой питьевой воды. И лишь имея доступ к множеству миров, разум в состоянии оценить как статистику, так и реальную цену тем или иным видам материи в полной мере.

А что там наш внезапно разбогатевший благородный дон? Преуспевание одного сильно огорчало остальных. Титан, бывший основой банковской системы планеты, обесценивался. Как внутри государства, так и вне его пределов активизировались силы, противостоящие заключенной сделке. Тиран Трабл, как называли того самого счастливчика, которому удалось наладить экспорт камней, был зарезан ночью в собственной постели. На трон взошел его малолетний преемник, а для исполнения функций регентства был сформирован Верховный Совет, решивший пересмотреть условия сделки. Обмен на время был приостановлен, уровень жизни граждан стремительно падал, ходили упорные слухи о том, что соседи уже ведут собственные переговоры с Могущественными. И вспыхнуло пламя! Но мы-то с вами, молодой человек, прекрасно понимаем, что за любым бунтом, который всегда является лишь дымовой завесой, стоят чьи-то вполне конкретные шкурные интересы. Немногие сохранившиеся документы тех времен, рассекреченные спустя несколько столетий, проливают определенный свет на основных фигурантов этого дела. Неожиданно для всех появившиеся хорошо вооруженные и организованные отряды «революционеров» не могли появиться в одночасье. Новая республика, сжигая дворцы и библиотеки, «освобождая» угнетенных и притесняемых, триумфально шествовала по планете, подминая под себя одно соседнее государство за другим. Буквально с небес на сожженные города в руки новых властей сыпалась гуманитарная помощь от верных делу «революции» партнеров по межпланетному бизнесу. Как только последняя «тирания» пала под натиском «железного кулака» справедливого возмездия, буря тут же утихла, а «счастливое» выжившее население готово было на что угодно, лишь бы накормили, напоили и показали пальцем, куда идти.

* * *

Вечерние сумерки застали Энкара и Хоаххина неспешно прогуливающимися по чистым улицам пустого города. Хоаххин еще в бытность послушником, ревностно изучающим историю религий человеческого космоса и прародительницы Земли, не раз сталкивался с описанием покинутых городов. Это были и города древнейших жителей одного из континентов планеты, заросшие со временем джунглями, и города, пережившие техногенные катастрофы в период ранней индустриализации. Но описания этих городов изобиловали жуткими эпитетами – разрушение, смерть, одичавшие животные, ржавые останки металлоконструкций, полуразрушенные жилища. Здесь же ничего подобного он не наблюдал. Единственным, что наталкивало Хоаххина на ассоциации с древними текстами, было давящее чувство тоски и ненужности всего этого сохранившегося архитектурного великолепия.

Планетарный Парламент, сформированный в первую очередь из самых верных и непримиримых борцов с тиранией, тут же принялся формировать законодательный фундамент нового общества. Не какие-то там размазанные тексты о правах и обязанностях – новые законы были настолько четкими, последовательными и исчерпывающими, что не допускали даже малейшего фарисейства или искажения в их трактовке. Изучая ту давно минувшую эпоху, поражаешься, откуда могли молодые строители получить столь подробный и изящный архитектурный проект для строительства нового государственного здания. Жители, наблюдая за этим процессом, участвуя в нем, проникались все большим доверием к новым лидерам, обладающим и мудрой решительностью, и прагматичной дальновидностью.

Коренным образом изменились все институты государства. Ученое сообщество непрерывно получало извне все новые и новые знания о природе вещей. Классическая фундаментальная наука как таковая перестала существовать, потому что у ее адептов не хватало времени и сил даже на простое осознание уже сформулированных аксиом. Прикладные и обучающие институты почти полностью переключились на подготовку кадров для обеспечения квалифицированной рабочей силой новых горнопроходческих систем, которые повсеместно внедрялись по всей планете. Работы было столь много и за нее так хорошо платили, что понятие «безработный» стало приравниваться к понятию «преступник». Философия порядка и трудолюбия во всем непререкаемо главенствовала на планете. Жители, так или иначе выражавшие несогласие с установленными приоритетами, бесследно исчезали, даже не успев как следует осознать, что их самих подталкивает к этому бессмысленному протесту. Буквально за сто лет и инфраструктура планеты, и психология общества изменились так кардинально, что предки, будь у них возможность наблюдать это, скорее списали бы данный факт на воздействие галлюциногенов, чем согласились бы с реальностью происходящего. В обмен на все те же «камни» республика получала все, что хотела (кроме оружия). Планета не производила ничего, кроме «камня», все поставлялось извне – системы телекоммуникаций, транспортные средства, материалы для строительства тех или иных объектов, высокоинтеллектуальные роботизированные системы практически во всех сферах быта. В свободное от труда время население активно и с нескрываемым увлечением обсуждало новую модную философскую систему, основывающуюся на существовании строгой функциональной вселенской пирамиды, и каждый осознавший себя вид можно было считать разумным, только если он нашел в этой пирамиде свое неотъемлемое и гармоничное место. Остальные же виды, препятствовавшие возвышению вселенской мудрости, подлежали «исключению». Также стало модным иметь небольшие семьи, поскольку процессы воспитания требовали отвлечения дополнительных ресурсов, уже полностью распределенных и расписанных на десятилетия вперед. Демографический спад компенсировался увеличением времени жизни, медицинские технологии предлагали сложные процедуры кардинальной борьбы со старением, начиная от очистки организма от накопившихся токсинов до молекулярного перестроения обмена веществ на генетическом уровне. Как все это работало, мы не знали, но результат обескураживал. Родители моих родителей скончались от счастливой старости в возрасте ста лет. Мои родители дожили до двухсот пятидесяти. А мне, как я уже упомянул, перевалило за полторы тысячи лет. Что интересно, все три тенденции – рождаемость, продолжительность жизни и запасы на планете «камней» – имели жесткую корреляцию.

И вот однажды произошло чудо, в исторических мемуарах это событие названо «Апокалипсис», что переводится как «Откровение». Благодаря непреклонным молитвам и нашей вере наши мудрейшие друзья предстали перед нами. Именно предстали, молодой человек, и незачем улыбаться. Не прилетели, не спустились с небес, не поднялись из-под земли. Они предстали перед нами и протянули к нам руки, они готовы были принять нас в свою семью и дали нам имя, они назвали нас «полезными». Их лица озаряли красота и покой, их речи приводили моих соплеменников в экстаз. Они были добры и прекрасны, совершенно прекрасны во всем! Я родился через неделю после их посещения и стал последним ребенком на этой планете. Все последующие роды были неудачными, плод умирал в утробе либо происходили выкидыши. И главное, больше ни одной беременности. Впрочем, я не нашел упоминаний об этих неприятных фактах как о трагических. В этот момент происходили последние социальные потрясения на нашей планете. Каждый высказал свое желание, и оно было исполнено. Как минимум половина населения, которое на тот момент насчитывало уже не более десяти миллионов человек, в основном молодые особи, не достигшие еще пятидесятилетнего возраста, покинули планету и пустились странствовать в космос на кораблях, присланных для них Могущественными. Остальные наслаждались спокойной, размеренной и обеспеченной жизнью здесь. Могущественные объяснили, что прекращают вывоз «камней», и объяснили, что делали это для того, чтобы на огромных орбитальных перерабатывающих комплексах, расположенных в нашей же планетарной системе, добывать из них очень редкий металл. Вещество, имеющее уникальную кристаллическую решетку, основанную на сочетании нескольких химических элементов и формирующуюся при столь уникальных космогонических обстоятельствах, о которых даже и не стоит упоминать. Наша планета оказалась единственной известной им со столь богатым содержанием этого вещества в ее скальных породах. Из одной тонны руды, полученной путем переработки и глубокого обогащения примерно одного миллиона тонн скального отвала, уже на орбите удавалось получить почти один микрограмм этого металла, который они называли келемитом. За все время «взаимовыгодного» обмена Могущественным удалось получить здесь примерно пятнадцать тысяч тонн чистого келемита, это пятьдесят процентов от всего их текущего запаса. За тысячу лет непрерывной разработки планета полностью лишилась своей терраформирующей основы, которая была заменена на силовую решетку, удерживающую ее от распада и глобальных провалов верхних слоев грунта. И теперь этот скелет на костылях кружил вокруг своей звезды, как снаружи, так и изнутри полностью опустошенный и брошенный своими богами.

Не правда ли, юноша, прекрасная, одновременно трагическая и поэтическая история. Мы пожертвовали собственной планетой во имя возвышения мудрости великих, а наш народ признан достойным продолжать дело вселенской важности на просторах галактики! Но увы и ах – время сна. Душ и малая спальня в вашем полном распоряжении. А мне еще необходимо запечатлеть рассказ о нашей с вами исторической встрече.

* * *

Естественное желание Хоаххина потянуться после пробуждения не увенчалось успехом. Его руки и ноги в нескольких местах были прикованы к металлическому основанию кровати, и именно эти оковы не давали ему пошевелиться. Верные глаза бесчисленных насекомых и тех, кто покрупнее, открыли перед проснувшимся странную и неутешительную картину. Вокруг него, распятого на кровати, стояла дюжина троллей в полном боевом облачении. Первая же попытка проникнуть в их «внутренний мир» столкнулась с непреодолимым барьером, очень похожим на барьер, установленный в мозгах «шахида». Обрывки фраз бешеной кутерьмой блокировали любой подход к «глазам» пехоты Могущественных.

– Проснулся. Не бить. Выносим.

Эти три простые фразы дались командиру группы захвата с еще большим трудом, чем попытки Хоаххина достучаться до мозгов их носителя. Легко оторвав кровать вместе с лежащим на ней гостем от пола, четверо бойцов поволокли ее к выходу из помещения. На веранде в позе древнего мыслителя восседал Энкарнадо.

– Было очень приятно провести с вами время, молодой человек! Очень приятно! Для меня большая честь…

– Ну, ты и сука, Энни!

– Фу, какая пошлость. Не ожидал от вас, не ожидал. Да, кстати, полицию вызвал не я, а мой псевдоразумный секретарь, он сопоставил ориентировку, распространенную по всем мирам нашей цивилизации, с вашей незабываемой внешностью, и… Вы, говорят, Чтец? Жаль, что не удалось полностью насладиться вашей компанией, но увы…

Кровать с лязгом зацепилась за трап орбитального челнока, Хоаххин с надеждой потянул на себя оковы, рама кровати не поддалась. «Жаль, – подумал он, – когда еще удастся заехать в этот уютный городок и сполна отблагодарить его единственного жителя за оказанное гостеприимство». Хоаххин нисколько не удивился, когда шаттл начал стыковаться к грузовому шлюзу «скорпиона», дожидающегося на низкой орбите над планетой. Так, вместе с кроватью, дружная команда троллей, по ходу отпуская гостю незаметные, но довольно жесткие тычки, проволокла его по длинному широкому коридору в сторону командной части корабля. Слева и справа мелькали задраенные люки, ведущие на десантные палубы. Корпус корабля едва заметно вибрировал, было понятно, что он покинул орбиту и готовится к системному прыжку. «Парадный» проход по кораблю кровати с пленником завершился только в шлюзовой камере командной рубки. Там кровать была поставлена на «попа», Хоаххина отстегнули, а десантников сменила личная охрана капитана эсминца. Так, с упирающимся в его спину ручным маломощным бластером, он предстал пред очи жуткого вида змеепода, восседавшего в многофункциональном капитанском кресле.

– Поздравляю вас, старшина, с прибытием на мой корабль…

Свистящий не то кашель, не то шепот вырывался откуда-то между желтых, горящих неприкрытой злобой глаз и такой же, как и у Хоаххина, чешуйчатой шеей капитана.

– Мы вас давно хотели видеть, вы желанный гость на нашем корабле…

Змеепод аккуратно сползал с кресла, принимая боевую стойку гремучей змеи, которой наступили на хвост.

– У нас, конечно, есть приказ доставить вас живым, но ведь там ничего не сказано о вашем драгоценном здоровье…

Хоаххину казалось, что шипение расползается по командной рубке, как утренний туман, медленно поднимающийся из поганого болота, заполняя все прогалины и укрывая гнилые пеньки. Он еще раз посмотрел на капитана…

– Что-то мне подсказывает, что ваше превосходительство является родственником адмирала Щао Сиин Цы. Он, смею вас уверить, вел себя гораздо интеллигентнее в нашем присутствии, до тех пор, конечно, пока не навалил в штаны…

Резкий и очень быстрый удар по лицу заставил Хоаххина проглотить часть уже заготовленной фразы и крепче сжать зубы. Капитан Ренан Щао Сиин Цы Хват, отдернув руку после нанесенного удара, разразился древними ругательствами на родном языке. Его длинная тирада описывала процесс хаотических половых связей со всеми родственниками Хоаххина во всех возможных извращенных формах. Когда в словарном запасе капитана закончились обозначения родственников, их место стали заменять различные предметы обихода, на этом он наконец выдохся и окончательно взял себя в руки. Хоаххин, детально изучивший традиции змееподов в своем долгом и тяжелом «турне» по подсознанию адмирала, точно знал, что последует за всей этой ничего не стоящей перепалкой.

– Снимите с него наручники. Я сказал, снимите!

Лейтенант охраны, вдавив голову в плечи, как нашкодивший мальчишка, безуспешно тыкал магнитным ключом в разъем стальных оков, сдерживающих старшину от неправовых действий в отношении членов экипажа «скорпиона».

В ретроспективе ритуальных схваток членов династии Хват дальнейшее развитие событий предполагало полутораминутную пикировку типа швыряния перчатки в рожу сопернику тире покойнику. Но ничего этого Хоаххин дожидаться не стал, тут же «нырнув» в ускоренный боевой режим восприятия действительности. Забившиеся под свои кресла «полезные», остающиеся единственными глазами старшины, с нескрываемым удивлением зафиксировали то, как его тело превратилось в серый туман, рывками мечущийся по замкнутому помещению. Не менее неожиданными стали для них и последовавшие за этим события. Сначала оторвалась голова у капитана, потом правая рука, держащая бластер, – у лейтенанта охраны, затем отваливалось еще много чего полезного, то есть тела охранников буквально рассыпались по кускам, и скоро рубка напоминала мясорубку больше, чем аквариум – бачок унитаза.

Вытащив одну мохнатую «грушу» из-под сиденья его рабочего кресла, аккуратно наматывая расслабленную шею на левый кулак, Хоаххин приподнял тело над землей и, слегка потряхивая, задал «полезному» сакраментальный вопрос:

– Не будет ли столь любезен многоуважаемый Цхе сообщить, кто в данный момент командует этим кораблем?

Цхе, вывалившись из предсмертного транса и тупо поведя глазами в разные стороны, рассматривая забрызганные кровью стены командной рубки, слегка откашлявшись, уверенно заявил:

– Вы, ваше превосходительство, в данный момент являетесь единственным лицом, команды которого я готов исполнять.

Первое радостное событие этого утра взбодрило Хоаххина.

– Вот и ладненько. Сколько протонных торпед класса «разрушитель планет» находится на борту?

– Десять. Прикажете привести в атакующее положение?

– Приказываю.

– Точка атаки определена?

– Точка атаки соответствует точке старта шаттла с поверхности планетоида.

– Количество атакующих единиц определено?

– Одна. А! Гулять так гулять! Все имеющиеся в наличии!

– Обязан сообщить, что мощность удара может привести к разбалансировке искусственной силовой решетки планетоида и ее разрушению.

– Да наплевать! Одним призраком меньше, это стоит того…

– Принято к исполнению.

– А теперь, милейший, сообщи мне место нахождения, курс, расчетную точку пункта назначения и время прибытия в нее МОЕГО корабля.

* * *

– Мы знаем, что он жив, и знаем, где он!

Смотрящий на Два Мира движением руки развернул под куполом дворца Совета адмиралов цветной объемный атлас галактики. Звезды, входящие в сектора человеческих зон влияния, высвечивались синим светом, и их скопление представляло собой неправильное яйцо, упирающееся тупым концом в красный диск пограничных областей, примыкающих к запретной зоне. Звезды, расположенные за этой зоной, были подсвечены желтым и принадлежали миру Могущественных. В целом картина напоминала каплю воды, падающую на апельсин. Одна из желтых звезд, удаленная от запретной зоны соприкосновения на треть радиуса «апельсина», ярко моргнула и начала пульсировать.

– Но это знание лишь еще сильнее связывает нам руки.

Смотрящий выжидающе перевел взгляд на председательствующего, выждал несколько секунд и, так и не дождавшись ответной реплики, продолжил:

– Два дня назад в системе этой звезды наши сенсоры дальнего обнаружения зафиксировали факт разрушения ее основной обитаемой планеты. Причем для этого потребовалось всего несколько протонных торпед, которыми и приличный линкор невозможно уничтожить. А планета рассыпалась, как перезревший гриб-дождевик. Торпеды выпустил «скорпион». Надеюсь, вы понимаете, о чем я?

– Понимаю.

Председательствующий отодвинул тяжелый кованый стул и поднялся на ноги.

– Он борется, он всего за пару лет один продвинулся в понимании, и не только в понимании, но и в практическом противостоянии с врагом больше, чем мы за предшествующий десяток лет.

– Но он всего лишь один боец! Как он сможет в одиночку противостоять целой цивилизации?

– Он не один, просто он первый. И он еще не боец, он всего лишь юнга на этом корабле.

Смотрящий кивнул в сторону сворачивающегося изображения галактики.

– САРС поделился с нами частью информации, которая у них появилась в процессе разработки глубоко законспирированной агентурной сети «Алые дервиши». Все выявленные фигуранты этой сети являлись сотрудниками спецслужб султаната, а их целью было отстранение от власти правящей элиты. Но не это главное. Организация этой сети не имеет аналогов в истории террористических организаций. И если бы не смерть их центрального агента, они бы смогли легко добиться своей цели. Повторюсь, именно смерть центрального агента, не руководителя, не вдохновителя или спонсора и заказчика. Эти фигуры еще так далеки от нас, что мы все, видимо, только в начале этого пути. Определенные выводы были сформулированы и переданы руководству контрразведки САК, АНБ Еврозоны и КГБ ВНКР. И знаете, адмирал, к каким неутешительным выводам пришли руководители этих уважаемых ведомств? За последние десять лет общий уровень асоциальных агрессивных акций, как открытых, так и завуалированных, по всей без исключения человеческой зоне влияния на двадцать-тридцать процентов превысил среднестатистические показатели по отношению ко всем предыдущим периодам нашей новейшей истории. Это не просто неприятная статистика, это новый скрытый вызов человечеству.

– А что по Северо?

Лицо Смотрящего передернулось, словно к его высокому лбу приложили раскаленный металл клинка.

– Не исключаю, что наш «старый друг» имеет ко всему вышесказанному самое прямое отношение, не исключаю даже, что он и к «Алым дервишам» приложил свою умелую руку. Нам его уже не достать. Но боюсь, что и своих хозяев он больше не интересует. Бог даст, увидимся.

* * *

«Скорпион» развернулся и вновь начал разгоняться, но в противоположном первоначальному курсу направлении. Запаса хода должно было хватить почти до пограничных миров. Хоаххин прекрасно понимал, что, во‑первых, не долетит, а во‑вторых, что ему не дадут этого сделать, и здесь уже никто не сможет ему помочь. Но он исходил из того, что двигаться всегда нужно туда, куда нужно тебе, а не твоему противнику. «Делай что должно, и будь что будет!» «Полезные», немного придя в себя, объявили всему оставшемуся в живых экипажу корабля о том, что на мостике новый капитан, который поставил новую задачу – прорываться на территорию «диких». И хотя эсминец шел под защитой маскирующих полей, уже через три часа «полезные» доложили, что с нескольких направлений наперерез их вектору обнаружено движение множественных целей. Все цели опознаны как боевые корабли флота Могущественных, идущие в построении атакующих ордеров. А всего через полминуты после доклада главный коммуникатор корабля ожил, и перед капитанским креслом, занятым Хоаххином, появилась огромная фигура, полностью соответствующая скульптуре в саду перед домом Энкарнадо, разве только без меча в руках. Энни не соврал, даже просто смотреть на Алого Князя было до одурения приятно, а уж когда он открыл свой рот, холодная капля пота скатилась по лбу капитана. Хоаххин сопротивлялся накатившему на него завораживающему счастью кролика до тех пор, пока не понял, что счастье это снизошло на «полезных», и стоит просто переключиться на более мелкую дичь, как весь этот балаган станет ему совершенно не интересен. Глубокий вдох, выдох, еще раз… Переход в быстрый режим восприятия, и наконец сильно растянутые басовитые фразы собеседника вновь коснулись его мозга.

– …ты уже готов принять мое превосходство и полностью подчиниться мне. Ты понимаешь, что служить мне есть твое истинное предназначение. Прикажи остановить и развернуть корабль…

– А если не прикажу?

Фиолетовый красавец несколько удивленно прервал свой монолог и недоуменно повел сложенными за спиной крыльями.

– Будешь с радостью уничтожен змееподами. Ты ведь не планировал такого конца?

– Я вообще предпочитаю не планировать концы.

– Юмор как реакция на опасность – свойство опытного воина. Вы так молоды, юноша, откуда у вас это? Молодая, еще не сформировавшаяся, но уже такая агрессивная особь. Я думаю, мы с вами сможем договориться без применения крайних мер.

Несущий Весть слегка откинул голову и, ласково улыбаясь, произнес:

– Атакующие тебя перехватчики – всего лишь иллюстрация к нашей беседе. Для твоего уничтожения достаточно было дистанционно активировать соответствующий блок, имеющийся на корабле. Но хватит об этом! Что вы, юноша, ответите на мое предложение посетить мой дом в качестве гостя? Никакого принуждения! Вы понимаете? Я прошу вас быть моим гостем.

Хоаххин, все это время наблюдавший за дисплеем системы обороны, уже успел насчитать более ста боевых целей, идущих ему наперехват.

– А что? Я согласен! Я, правда, только что из гостей, но это совершенно ничего не значит.

– В таком случае вам немедленно передадут координаты одной небольшой планеты. А наших отважных змееподов я попрошу составить вам почетный эскорт. Буду очень рад лично встретиться с вами.

Голограмма пропала, и «полезные» смогли наконец вытереть слюни, которыми они истекали при виде своего господина.

«Скорпион» заложил широкую дугу, а почти уже поравнявшиеся с ним корабли, самые шустрые из атакующей группы, пристроились сзади, перестроившись в походный ордер. Ходу до указанной точки рандеву оставалось не более получаса, Хоаххин поудобнее расположился в капитанском кресле и постарался детально вспомнить все то, чем могла похвастаться его память о том существе, с которым ему предстояло встретиться первый раз в своей жизни. Сказки покойной Мины на ночь, трепотня десантуры в столовке, вывернутая наизнанку память адмирала Хвата и немного восхищенных заздравных речей старого занудного историка из «полезных». Вот и все. То есть по большому счету – ничего!

* * *

Длинный каменный коридор, начавшийся сразу после герметичного шлюза, петлял, не то обходя невидимые препятствия, не то стараясь запутать нежданных гостей, решившихся прогуляться по подземным просторам здоровенного астероида, на который счастливые «полезные» с облегчением высадили своего нового капитана. Темнота не мешала, мешало стойкое ощущение, что и стены, и пол внимательно и неотрывно наблюдают за идущим. Еще один поворот, и Хоаххин ощутил впереди пустое пространство, не имеющее ни высоты, ни глубины. Невесомость больше, чем отсутствие кислорода, позволяет любому живому существу соприкоснуться с тем бездонным воплощением вселенной, которое издревле называлось космосом. Тишина и пустота вокруг него были настолько глубоки, что мощные хлопки крыльев, рубящие воздух на куски и бросающие эти куски в лицо вошедшему, чуть не оглушили гостя. Крылатое существо в разреженной атмосфере этой безграничной пустоты чувствовало себя как рыба в океане, а любой не столь окрыленный гость скорее напоминал червяка, готовящегося к чужому обеду.

– Полагаю, вас не стеснит простота моей приемной, здесь редко бывают гости, а я предпочитаю работать в своем кабинете.

Рефлекторная попытка «зацепиться» за невидимого собеседника чуть не закончилась для Хоаххина плачевно – обратный удар последовал молниеносно и чуть не спалил его собственные мозги.

– Будьте благоразумны, юноша. Не испытывайте судьбу чаще, чем может вам позволить ваша и без того короткая жизнь.

– Возможность насладиться величием этого мира не имеет отношения к продолжительности жизни ее носителя. А возможность насладиться созерцанием величия Могущественного подталкивает порой к необдуманным поступкам.

Если бы Хоаххин умел краснеть, он бы точно покрылся яркими красными пятнами. Самая грубая лесть в большинстве случаев является самой эффективной. Даже (а может быть, именно) в отношении абсолютно совершенных существ. Лесть же покорности и признания не просто груба, а беспощадно груба. Немного затянувшаяся пауза говорила о том, что-либо Хоаххин на верном пути, либо его ждет скорый и полный провал.

– Полагаю, юноша, если мы с вами продолжим столь же быстро продвигаться к пониманию наших взаимных интересов, позднее у вас появится такая возможность.

Последняя фраза была произнесена гораздо мягче, казалось, собеседник уделил гораздо больше внимания филигранности оттенков интонации, вольно или невольно любуясь собственным мастерством.

– Не хочу показаться навязчивым, но не могу не задать вам, Владыка, простой и, возможно, наивный вопрос. Что уберегло меня от смерти и подарило возможность общаться со столь величественным существом, как вы?

– Шанс. Шанс, который я готов тебе подарить. Я один из немногих моих соплеменников считаю, что некоторые «дикие» могут быть вполне подходящими «приближенными» и приносить не менее пользы, чем другие наши достойные слуги. Возможно, это мнение у меня сложилось вследствие большого опыта общения с подобными тебе. Смелость, решительность, способность быстро принимать верные решения в непростых условиях, интуиция, которая некоторым из вас удачно заменяет возможность глубоко и всесторонне анализировать ситуацию, желание подчинять и умение подчиняться… В тебе, юноша, есть все зачатки будущего «приближенного». Мы же можем дать тебе все остальное, чего тебе для этого не хватает. Ты ведь еще не собираешься умирать? Ты собираешься вернуться к своим друзьям? Что там тебя ждет? Продолжишь махать тесаком и открывать запертые изнутри двери? Ради чего? Что твои друзья знают о даре Чтеца? Лишь раз в несколько десятков тысячелетий по воле Творца во Вселенной появляется существо, обладающее этим даром, и было бы крайне неразумно разменивать его на такие мелочи, как допросы пленных врагов или банальная диверсионная деятельность. Тем более неразумно посвящать себя бесперспективному служению цивилизации, которой скоро суждено рассыпаться в прах из-за неумения добиваться баланса между собственными желаниями и возможностями…

Алый Князь был так увлечен собственным красноречием, что несколько ослабил поводок, контролирующий своего будущего раба. Хоаххин, все еще пребывая в полной темноте, постарался незаметно перейти в ускоренный режим. Слова Могущественного сначала приобрели несколько пониженные тона, потом речь растянулась и потеряла возвышенно-покровительственный оттенок, а полная непроглядная темнота сменилась сероватой мглой, на фоне которой прямо перед Хоаххином возвышалась величественная, пульсирующая кровеносными сосудами исполинская фигура.

– …мир и порядок, равновесие и гармония, ответственность высших и достоинство низших – таков замысел Творца. Такова цель, которой мы служим и предлагаем служить тем, кто достоин занять свое место в наших рядах. Разве может быть цель более достойная и более увлекательная? Разве может любое другое существо предложить тебе и таким, как ты, столь безграничные ресурсы, хотя бы частично сопоставимые с имеющимися у нас, или предложить столь отлаженный механизм, позволяющий…

Система жизнеобеспечения врага даже на первый взгляд внушала уныние. Два постоянно действующих параллельных замкнутых цикла кровообращения с дополнительным резервным дублированием вполне могли позволить жить и сражаться Могущественному, даже потеряв все конечности и половину объема жидкости, обеспечивающей обмен веществ в организме. Не менее эффективной была, вероятно, и система регенерации. К тому же не приходилось надеяться, что обычный металлический нож, которым невозможно было бы даже пробить шкуру ледяного вора, сможет преодолеть естественную защиту, которой являлся скрывающий горячую плоть волокнистый панцирь. Сражаться с этой машиной смерти – все равно что биться головой о бетонную стену, разобьешь голову еще до того, как стена успеет развернуться к тебе передом и, нечаянно оступившись, испачкается о твои жидкие внутренности.

– …и если ты готов следовать за нами и будешь способен преодолеть предназначенные для тебя испытания, то вскоре сможешь гордиться тем, что смог правильно распорядиться тем единственным шансом, который я сейчас милостиво тебе предоставил.

И только четыре широких канала, пульсирующих у самого основания мощного черепа Могущественного, прикрытые сзади широкими келемитовыми пластинами шейных позвонков и питающие самое ценное, что есть у всякого мыслящего существа, сводили практически в одну точку всю его хорошо рассредоточенную сеть кровотока. Могущественный даже не представлял, насколько он близок к истине. Единственный шанс, единственный из тысячи невозможных, который он действительно предоставил Хоаххину, мог быть только очень и очень простым в своей реализации.

Хоаххин, готовясь к отчаянному прыжку в сверхскоростной режим, поджав под себя ноги и низко склонив голову, «упал на колени» перед своим господином. Это движение было таким естественным, а поза такой своевременной, что Несущий Весть не смог удержаться от ответного жеста и торжественно коснулся кончиком правого крыла головы вновь обретенного ученика. Вот она, долгожданная опора. Липкое, густое и приторное пространство мешает быстрому движению бойца, который готов нанести единственный возможный удар. И лишь судьба, надежда и вера в точность холодного расчета стоят за его спиной в этот момент. Опершись на протянутую конечность и выбросив тело вперед, второй рукой выдирая нижнюю челюсть из черепных пазух, сжав ее, словно ручку чайника, последним движением порвав кулаком небо, одновременно сжимаем все четыре канала и, вывернув кулак, острой кромкой ладони рассекаем их, выдергивая остатки наружу через исковерканный рот. Когтистые крылья врага, словно тисками сжимая скользкое, с ног до головы покрытое черной жидкостью тело убийцы, с хрустом отдирают его от себя, а келемитовые когти вонзаются в плечо, так и не успев завершить этот удар и разорвать в клочья руку, которая осмелилась прервать жизнь Несущего.

* * *

Устанавливающий уже больше двух часов неподвижно стоял перед Стеной Скорби, перебирая в памяти, словно драгоценные песчинки, начертанные на ней имена. Каждое из них было страницей истории величайших свершений. Перелистывая эти страницы, достойнейший представитель Фиолетовой трапеции отдавал дань памяти своим собратьям, канувшим в бездну безвременья. Он лучше многих осознавал, что дань памяти – это не просто почетный ритуал, а нечто гораздо большее. Дань памяти – это повод измениться тем, у кого осталась возможность это сделать. Парадокс или софистика, ибо зачем изменять совершенное? А совершенен ли не желающий измениться? Когда древние поколения высекали на камне первые имена, казалось, что эта стена никогда не будет полностью заполнена, и непревзойденный мастер, сохраняя законы симметрии, старался размещать буквы ближе к ее центру. Но он оказался неправ. Как все изменилось за краткий миг, прошедший после большой аалы, на которой все четыре трапеции собрали тысячи своих представителей. Стена была испещрена именами, и последним из них было начертано имя его друга Несущего.

Созыв Малой Аалы Фиолетовой трапеции, раз уж невозможно было созвать большую, стоил тех усилий, которые пришлось приложить, убеждая мудрых в ее необходимости. Казавшийся еще совсем недавно таким незыблемым и неизменным мир менялся быстрее, чем его сподвижники успевали корректировать линии прогнозов этих изменений. Новые тенденции, которые еще недавно даже не стоили того времени, которое нужно было потратить на их обсуждение, все чаще и настойчивее стучались в двери этой реальности. Несущий это понимал. Понимал, но не принимал. Несущий готовился к серьезной битве за право Могущественных оставаться в этом мире единственными обладателями истины замысла Творца, он не хотел делиться этим правом больше ни с кем. В чем он ошибся? Может быть, в том, что не захотел доверить даже толику этой большой работы своим братьям? Может быть, в том, что недооценил хитрость и коварство своего никчемного, в сущности, противника? Чтецы не были такой уж редкостью и представляли не столько опасность, сколько интерес в качестве огромного запаса той информации, которая скапливалась в одной особи. Единственным нюансом было то, что Чтец появился в среде людей, этого камня преткновения, хоть и выведенного «Предписаниями» за пределы сферы интересов его трапеции, но от этого не ставшего менее привлекательным объектом приложения усилий. Устанавливающий без колебаний предложил использовать пленника в том качестве, которое считал наиболее прагматичным. Эта особь в объятиях Проникающего могла ответить на много важных вопросов. Несущий не согласился. Он не хотел отдавать этого жирного червяка и поплатился за это своей жизнью. Разве стоила его жизнь этой неуместной возни с «дикими» и в придачу двадцати потерянных лет? В другое время Устанавливающий сам бы посмеялся над своим вопросом – двадцать лет, краткий миг. Но может быть, именно наше небрежение этим, казалось бы, безграничным ресурсом и не дает теперь возможности полностью оценить нависающую над цивилизацией угрозу?

Еще несколько потерянных недель, потраченных на восстановление полумертвого и сильно покалеченного Чтеца, который в таком состоянии был совершенно непригоден как объект исследований Проникающего, – сущая мелочь. И вот время наконец пришло. Устанавливающий не предполагал поднимать алую волну, он почти не сомневался в ее результате. Ему нужна была другая информация. Убедительная информация, которая бы позволила ему заручиться безграничной поддержкой мудрейших не только своей трапеции, но всех остальных, идущих на поводу традиций и древних мифов. Ему нужно было так напугать занятое своими неотложными делами первое поколение Могущественных, чтобы они сами попросили его исправить те непоправимые ошибки, которые продолжают уводить всех по пути расширения вопиющего к действию списка на Стене Скорби перед входом в Зал изгнаний.

Первые приглашенные молча и величественно проходили под арку Стены, наполняя древние мрачные своды зала. Грубый камень, бывший свидетелем всей истории взлета и становления величайшей из когда-либо существовавших цивилизаций, должен был сегодня стать свидетелем всеобщего страха и ненависти. Амфитеатр, способный вместить десятки тысяч Могущественных, сам готов был оглохнуть от собственной пустоты. Крылья, сложенные в позе молчаливого ожидания, взоры, опущенные на Круг Истины – широкую круглую площадку, раскинувшуюся у подножия ступеней амфитеатра. Многие из них только что прибыли сюда из подотчетных миров, на которых низшие все чаще отступали от своей клятвы на верность властелинам, и если не кровь, то безмолвные вопросы в глазах существ, которых теперь приходилось силой ставить на колени, все больше тревожили их повелителей.

Древнейшие основатели Фиолетовой трапеции последними заняли свои места, и можно было приступать к церемонии открытия, которая была сокращена до минимума. По знаку, позволяющему собравшимся сесть, Устанавливающий легким и решительным шагом вышел в центр Круга Истины и, взметнув крылья над головой в знак признания над собой полной власти аалы, произнес короткую ритуальную фразу:

– Дозволено ли мне говорить?

* * *

Тело Хоаххина не упало не потому, что было плотно зажато окаменевшими крыльями Несущего, а по той простой причине, что в невесомости грота было некуда падать. Сколько времени он провел в обнимку с мертвецом – час, день или, может быть, год? Изредка возвращающееся сознание приносило лишь нестерпимую пульсирующую боль в плече, волнами пронизывающую все тело. Перед тем как окончательно потерять счет времени, Хоаххин еще смог различить какие-то шевеления и громкие гортанные выкрики, словно молотом бьющие по ушам.

Возвращение из небытия состоялось в неожиданно мягкой и удобной кровати, боец смотрел на свое тело, укрытое белым покрывалом, и не чувствовал его. Руки и ноги не были ни привязаны, ни прикованы, но шевелить ими было невозможно, а лишь одна мысль об этом заранее доставляла крайне болезненные ощущения.

– Не шевелись. Это больно и не нужно.

Хоаххин попытался ответить вопросом, но и это ему не удалось. «Полезный» обошел неподвижное тело и занялся какими-то одному ему известными делами. Он переставлял с места на место баночки с прозрачными растворами, тщательно протирал и укладывал в металлический шкафчик блестящие инструменты, небольшими белыми салфетками вытирал стол, на котором располагалось все это разнообразие. На установленном рядом со столом большом экране активно прыгали и переливались всеми цветами радуги иероглифы, между которыми выписывали замысловатые фигуры непрерывные линии графиков и гистограмм. Видимо, основываясь исключительно на показаниях этого прибора, «полезный» и сделал вывод о том, что настало время озвучить хоть какую-то информацию.

– Ты был мертв, когда тебя принесли сюда из грота, но недостаточно долго для того, чтобы умереть совсем. Твое тело сильно отравлено, и сначала мы хотели ампутировать левую руку, в которую вонзились когти нашего господина, все равно она тебе больше не пригодится. Но оказалось, что у тебя неожиданно хорошие показатели к регенерации, поэтому руку пока оставили. Ты сейчас ничего не чувствуешь потому, что идет нанозачистка твоего организма от крови господина, которая просто не может быть переносима для низшего существа и является для любого из них ядом. Так что, если разблокировать твои периферийные нервные окончания, тебе будет еще больнее, чем когда ты умирал. У нашего нового хозяина на тебя другие планы, поэтому ты жив. А теперь ты снова уснешь. Когда ты спишь, нам удобнее работать с твоим телом.

Последняя фраза «доброго доктора» долетела до сознания его пациента словно через ватную стену. Образ кровати с лежащим на нем телом стал размываться, пока совершенно не потускнел, и Хоаххин вновь погрузился в полузабытье-полудрему-полусмерть.

В следующий раз Хоаххин «открыл глаза» все на той же кровати, только помещение было уже другим. Его руки были зафиксированы мягкими и прочными ремнями, а «полезных» было двое, оба принадлежали к уже знакомой ему расе «перистых вытянутых груш». Причем «полезные» не были защищены от контакта с Чтецом, видимо, там, где они находились, в этом не было никакой нужды. Смотрящий за инструментами больше не бродил вокруг Хоаххина и не болтал, он спокойно сидел в дальнем углу палаты и наблюдал за действиями второго. Оказалось, что под покрывалом все чешуйчатое тело было утыкано многочисленными трубками и проводами, которые и отстегивал от него второй «доктор». Хоаххин вновь попробовал заговорить, и на этот раз это у него получилось:

– Где я?

«Доктор», отвечающий за трубки, перевел сосредоточенный взгляд на пациента и, неторопливо выговаривая слова, сообщил:

– Вокруг тебя стены лаборатории Устанавливающего, ты наш гость, и мы по указанию Могущественных спасли тебя от смерти и привели твое тело в нормальное состояние…

Действительно, так хорошо Хоаххин не чувствовал себя очень давно, и ему очень хотелось подняться на ноги.

– …и теперь ты готов встретиться со своей судьбой.

– А что у меня за судьба?

– Тебя отдадут Проникающему.

– Зачем я ему?

– Это знание не имеет для нас никакого значения. Мы выполнили свою задачу, это была трудная и кропотливая работа, и теперь нам будет позволено коснуться фуги Любви, а это редкая и щедрая благодарность, остальное нас не интересует.

Говорившая с Хоаххином «груша» заканчивала упаковывать свои принадлежности и, видимо, окончательно потеряла к нему интерес. Зато «петух», сидевший в сторонке и старавшийся никак не участвовать в «разговоре», упорно уставившись на абсолютно гладкую и белую стену комнаты, в своем воображении стал рисовать на этой стене буквы, которые складывались в слова, смысл которых постепенно складывался в призыв. «Читай у меня в голове, смотри на мою память…»

* * *

…Бирюзовое, прозрачное небо и распростертая под ним бескрайняя степная даль где-то вдалеке сливаются воедино, но это таинство соития стихий укрыто от постороннего взгляда легкой облачной дымкой. Ноги несут тебя по скользкой влажной траве, почти не касаясь ее и не причиняя ей вреда, и это движение между небом и землей наполняет душу безотчетной радостью и благодарностью. Крутой обрыв внезапно преграждает путь, отвесной стеной падающей вниз, глубокий рудник, словно витиеватая воронка, уходящая вниз на сотни, нет, на тысячи метров, теряется в чернеющей внизу пустоте. Твое перистое тело с легкими полыми костями уже не умеет летать, как сотни тысяч лет назад летали его предки, зато умеет планировать, растопырив широкие кожистые перепонки. Оно бросается вниз, похожее на дельтаплан, и, трепеща на ветру, несется в черной воронке без дна. Вот уже небо, уменьшаясь в размерах, становится не больше форточки в окне, и свет его уже не радует, а пугает. Не долетая до дна какой-то сотни метров, ты прячешься за отвалом породы и видишь под собой какие-то исполинские механизмы. Они похожи на двух монстров, вставших на дыбы, словно боевые бульдоги в стальных шипастых ошейниках, схватившие стальными челюстями друг друга за горло и готовые скорее подохнуть, чем отпустить. Они сломаны. Что привело к их поломке, что остановило работу рудника? Глаза привыкают к полумгле, царящей внизу, и теперь ты можешь разобрать высокую статную фигуру, укрытую странным плащом с высокими изломами вместо воротника. Перед ней на земле копошатся несколько таких же, как ты, безобидных пушистых комков перьев, а чуть в стороне из странного продолговатого мешка, чем-то напоминающего яйцо, выбирается жуткое чудовище. Оно разматывает перед собой длинные, как пожарные шланги, похожие на щупальца осьминога, извивающиеся кожистые жгуты. Чудовище хватает крайний, выпачканный в каменном крошеве «перистый мешок» и начинает свою изуверскую игру с жертвой… Вопрошающий хочет знать все детали, приведшие к остановке рудника…

Новая череда картинок разворачивается перед тобой. Небольшая деревенька, соломенные домики на невысоких, раскидистых ветвях толстых, скрученных жилистых деревьев больше похожи на птичьи гнезда. Именно в этой деревне жили те несчастные, которые посмели прервать жизненно важный для Могущественных благодетелей цикл. К несчастью их соседей и родственников, они это сделали не случайно. Давно зрело среди них недовольство и агрессия к чудовищной воронке, которая росла день ото дня на их исконной земле и скоро должна была полностью поглотить и их деревню, и еще множество соседних беззащитных поселков. Да, они взяли у правительства деньги на переезд, но почти никто не покинул своей родной земли, а преждевременная радость от легкой наживы сменилась черной ненавистью к самозванцам. Что-то взволновало односельчан, они с криками выскакивают из построек. Кто-то пытается тащить на себе скарб, кто-то судорожно сжимает в объятиях малышей. Но, не успев сделать и десятка шагов, все они падают на колени и начинают в конвульсиях вырывать из себя клочья перьев, кататься по земле с дикими криками и воплями. Никто уже не обращает внимания на детей, которых затаптывают в пыль. Стоны и мольбы о пощаде безответно тонут среди деревьев, на которых стоят смешные соломенные домики… Эта фуга боли рвет на части и сводит с ума.

– Тебя готовят к судьбе, которую когда-то, когда я был еще ребенком, испытали жители моей деревни на планете Неста. Нам не повезло, рядом с нами расположился рудник по добыче и обогащению келемита. Большая часть из них погибла, а самые сильные, кто сумел выжить, свихнулись и сами потом прыгали в обрыв рудника со сложенными перепонками. Сначала ты падешь на колени и испытаешь на себе, что такое фуга боли. А затем тебя отдадут Проникающему, а он еще страшнее, чем тот Вопрошающий, которого я тебе показал. Он вывернет твою плоть и твою душу наизнанку. Все это я рассказал тебе только потому, что тебе удалось убить Несущего Весть, того самого Могущественного, который вел допрос на дне рудника. А раз ты смог это сделать, я готов помогать тебе всем чем угодно, даже если меня поставят рядом с тобой, когда придет время слушать фугу. И еще я знаю, что ты спалил Несту, точнее, ее выеденный труп, и я благодарен тебе за это. Считай, что для тебя у меня открыт неограниченный кредит …

Тщедушный «доктор» поднялся и подошел ближе к кровати, заговорив уже вслух:

– Если хочешь, я расстегну ремни или, наоборот, сделаю тебе всего один укол, и ты спокойно уснешь навсегда, и они не смогут завтра издеваться над тобой. Но прежде чем решить свое будущее, знай: я думаю, у тебя есть шанс дорого отдать свою жизнь, по крайней мере намного дороже, чем все мы получили за проданную нами свободу. Если решишься принять бой, тогда, как только тебя разбудят, проглоти вот эту таблетку, это химический ключ, который в момент начала твоего психологического распада под воздействием фуги блокирует ее действие. Никому еще не помогло, но в тебе я уверен.

Хоаххин слушал маленького заморыша и восхищался его отрешенностью. Хотя, наверное, он умер еще тогда, вместе с жителями своей деревни, и лишь страх перед жуткой болью заставлял его высовывать кончик носа из того водоворота, в который превратился остаток отмеренного ему существования. И все-таки он дождался.

– И еще, может, тебе пригодится то, что знает лишь пара моих друзей. Их Устанавливающий допускал на уборку в то помещение, где вызревал зародыш Проникающего. Зародыш еще очень слаб и не успеет набрать полную силу до вашей встречи, случайность это или таков замысел – мне неведомо. Но только имей в виду, у Могущественных никогда не бывает никаких случайностей!

* * *

Первая волна. Кости попали в мясорубку, и их скручивает и выворачивает, словно старые ржавые рельсы, на которые неосторожно вырвался тяжелый состав с углем. Ноги подгибаются под тяжестью гниющего на глазах и раздувающегося от гангрены тела. Внутренности вываливаются изо рта вместе с переваренным вчера ужином. Нервы, защемленные стальными зубьями волчьего капкана, скручиваются в тугой морской узел, затягивая колючей проволокой артерии. Длинная острая спица, пронзившая сердце в тот момент, когда твои легкие выдохнули весь воздух и теперь готовы разорваться и ошметками повиснуть на торчащих из груди переломанных ребрах… На тех самых ребрах, на которых уже полопалась и разошлась волдырями ожогов облитая жидким свинцом кожа. Боль. Животная, всепоглощающая боль, данная нам для предупреждения о том, что тело больше не в состоянии бороться за жизнь. Боль ждет от тебя немедленного действия, исправления той ошибки, которую ты опрометчиво совершил. Боль комкает, сжигает, рвет на части… Испанские инквизиторы были сущими детьми, их простые и незамысловатые приспособления часто убивали жертву еще до того, как ее успевали приладить к очередному «сапогу», дыбе или воронке с расплавленным металлом. Истинные профессионалы отправляли твое тело в объятия океана боли, лишив его при этом той границы, за которой мозг уже не готов ни чувствовать, ни сопротивляться. Но собственная боль – это еще не все.

Вторая волна. Вот боль близкого тебе человека, которую ты чувствуешь в десятки раз сильнее, на фоне которой собственные страдания меркнут, словно неудачная попытка рассвета в полярную ночь. Все твои погибшие друзья проходят мимо тебя и плюют тебе в лицо. Ты выжил? Как ты мог их бросить в той огненной круговерти? Как ты мог после этого ходить по земле, дышать воздухом, пить чистую родниковую воду? А твоя кормилица, изуродованное тело которой так и осталось валяться на камнях ледяной пустыни? Разве можно после этого жить? Смеяться? Кого-то любить? Ненависть, словно падающая тебе в душу бочка с напалмом, выжигает все, что хоть как-то, хоть когда-то доставляло тебе радость. Ты ненавидишь их всех! Ненавидишь так, что готов выдавливать им глаза, отрезать по сантиметру пальцы, втыкать в язык рыболовные крючки. Слезы обиды за то, что они разбегаются и не дают себя убивать, душат сожженное напалмом горло! Ты еще не успел разложиться, а они уже мочатся на твой труп. Ненавижу!!!

Третья волна. На полшага отступают боль и ненависть, и тут же настигает страх. Как в кошмарном сне, ты чувствуешь, что тебя догоняют, а ватные ноги прилипают к асфальту, и уже в самое ухо бьет чужое хриплое дыхание. Еще один взмах рукой, и тебя опять поглотит бездонная глубина боли, выдавливая из тебя последние пузырьки жизни. Страх боли еще сильнее, чем сама боль. Все что угодно, любые признания, любые доносы, только не все сначала. Душу за один лишь миг без боли, да пожалуйста, хоть на вес, хоть штуками!

Четвертая волна. Пустота. Мертвая холодная пустота. Все твои атомы рассеяны ядерным взрывом и разлетелись на миллионы километров. И даже воспоминания о боли, ненависти, страхе, кажется, лишь старались подтолкнуть тебя к мысли о том безграничном черном ничто, смотрящем на тебя жадными глазами из глубин абсолютной пустоты, в которую превратилась твоя душа…

…как в том зале на астероиде, где ты смог устоять перед соблазном, где нашел в себе силы, которые вложил в последний удар. Ты победил. А он проиграл. И теперь ты встанешь с колен и пойдешь дальше. А он украсит своим именем барельеф на каменной стене. И не он последний до тех пор, пока ты можешь дышать, любить, мечтать и надеяться. До тех пор, пока твои друзья будут искать тебя в темных подземельях проклятых миров, до тех пор, пока не сыгран последний футбольный матч в Храмовой горе и Пантелеймон не перестанет ставить свечки за здравие раба божия Хоаххина Острие Копья. До тех пор, пока георгиевская лента будет украшать твой портрет в зале воинской славы твоего боевого корабля. До тех пор, пока твое сердце бьется все ровнее и ровнее и твой самый главный враг, живший в тебе, раздавлен, как надоевший суетливый таракан…

Пятая волна рассыпалась мириадами брызг, обдав наблюдателей осколками собственных мыслей о начале конца. «Дикий» Чтец твердо стоял на ногах с гордо поднятой головой. А должен был валяться в пыли, вымаливая прощение за совершенное святотатство. Фуга боли, после которой раскаявшиеся народы готовы были жертвовать своими детьми и без грана сомнения стройными рядами идти в огонь за своих Повелителей, никогда еще не заканчивалась для испытуемого без тяжелых психологических последствий. Разочарованный шелест крыльев наполнил зал шумом весеннего ливня. Аала хотела видеть последствия…

* * *

Финал фуги боли заставлял немного нервничать. Но Устанавливающий принял решение не обращаться к старейшим с просьбой о приостановке аалы. Трапеция не поймет такого решения. Проникающего уже внесли в Круг Истины, и он начинал медленно выползать из своего укрытия. Амфитеатр замер в ожидании обещанного чуда. Проникновение в Чтеца действительно обещало много интересного, факт того, что зародыш Проникающего не обрел еще всей силы, приведет к тому, что он «прокопается» со своим объектом дольше обычного, и это, безусловно, скажется на итоговом результате. Раса, которая смогла за какую-то сотню лет видоизмениться настолько, что ее устойчивость, агрессивность и боеспособность подскочили как минимум на сотню пунктов, по всем канонам должна быть объявлена опасной и подлежать немедленному и тотальному уничтожению с привлечением всех возможных ресурсов. Если такое решение будет принято на собранной им аале его Фиолетовой трапеции, тогда не избежать повторного созыва большой аалы, на которой его доклад может вызвать эффект разорвавшейся бомбы, и уже тогда можно будет говорить о смене состава мудрейших. Личный уровень доверия Устанавливающего при этом возрастет настолько, что он станет первым претендентом на освободившиеся места. И придет новая эпоха – эпоха перемен.

Легкое неуверенное прикосновение к лодыжке его ноги чего-то теплого и скользкого отозвалось неприятным зудом, и Хоаххин отдернул ногу. Он развернул корпус в сторону шипящих и булькающих звуков, похожих на те, что издает закипающий на огне чайник. Следующий контакт был уже не таким безобидным, резкая боль раскаленными иглами пронзила бедро. Источником этой боли оказалось липкое, как паутина, протянувшееся в сторону фыркающего «чайника» кожистое, испещренное маленькими розовыми присосками щупальце, словно пиявка пытавшееся присосаться к его левой ноге выше колена. Машинально коротким взмахом правой ладони Чтец отсек метровый кусок пиявки, которая тут же отвалилась от него и с шипением шлепнулась на отшлифованный за миллионы лет гранит Круга Истины. И снова вокруг него повторился тот же легкий шелестящий звук весеннего дождя, который он слышал, когда закончилась фуга боли. Следующая атака «пиявок» оказалась более массовой, сразу четыре острых жгучих укола пронзили грудь, правую ягодицу и оба плеча. Но то ли «волшебная» таблетка еще действовала, то ли пиявки оказались деликатнее, чем на это рассчитывал атакующий, но доставляемые ими неудобства были лишь смешной пародией на те волны настоящей, удушающей боли, которую он испытывал всего несколько минут назад. Отсекая их одну за другой, Хоаххин успел ухватиться за один из ускользающих от него обрубленных липких концов. И тут перед Чтецом открылась окружающая его картина.

Жуткое в своей неприглядной откровенности тело, похожее на гигантского кальмара, испещренное разноцветными отростками, не то сенсорами, не то рецепторами, напоминающими прыщи, истекающие мутной слизью. Длинные упругие щупальца тянулись от этого тела в сторону Хоаххина, извиваясь по граниту. Тонкие струйки пара то и дело вырывались из-под кожных складок. Тело продолжало подтягивать в сторону объекта своих «исследований» все новые и новые, словно отрастающие у гидры липкие отростки. Все это безобразие располагалось на большой круглой площадке, вокруг которой вверх поднимались истертые, грубо вытесанные из цельных каменных блоков огромные каменные ступени. На верхних ярусах в полутьме шевелилось что-то живое и недоброе. Хоаххин вспомнил свою старую пещеру в предгорьях на краю ледяной пустыни, в необитаемых нижних гротах которой поселились летучие мыши. Днем они, как свежее выстиранное белье на веревке, гроздьями свисали с потолка, тихо шелестя крыльями и покачиваясь на сквозняках. «Боже праведный! – чуть не сорвалось с его губ, когда он наконец заставил своего «научного» партнера сфокусировать зрение на этих верхних ярусах гигантской круглой лестницы. – Это не «чайник», это «пылесос», почти такой же, как и я, а там, под огромным древним каменным куполом, переливаются всеми оттенками фиолетового не летучие мыши, а совсем другие существа, и их там много, очень много!»

«Пылесос» подчинялся беспрекословно. Он больше не суетился и не протягивал свои липкие лапы в сторону своего нового мозга, а жадно и с нескрываемой ненавистью развернул свои «прыщи» вверх. Струйки пара стали вырываться из него еще чаще и сопровождаться тонким посвистыванием. Он определял для себя новые цели, которые, к его большому сожалению, находились слишком высоко, и дотянуться до них было невозможно, ну, или почти невозможно. Хоаххин, как ни противно ему было приближаться к своему подопечному, подошел к нему вплотную и легонько пнул его ногой. Упругая волна пробежала по телу Проникающего, и он, сжавшись, как тугая часовая пружина, выплюнул вверх целый сноп тонких длинных контактных отростков. Большая часть из них, так и не достигнув нужной высоты, шлепалась на холодные твердые камни, но кое-что все-таки долетело.

* * *

Творилось что-то совершенно невообразимое. Обещанное чудо превосходило любые рамки понимания основополагающих процессов, на неизменной базе которых строилась безукоризненная логика доминирования Могущественных. Устанавливающий опрометью рванулся вниз, на ходу разворачивая крылья, словно две смертоносные алебарды, увенчанные черными острыми келемитовыми когтями, эффективность которых в ближнем бою была уже известна Хоаххину. Проникающий, который еще не отошел от первого, пристрелочного плевка, вновь подобрался и в тот момент, когда крылья, несущие его создателя, притормаживая мощное фиолетовое тело, развернулись к нему всей своей невообразимой площадью, вновь изрыгнул сгусток клейких, вяжущих конечности жертвы волокон, словно ловчую сеть, на несущегося вскачь фиолетового Пегаса. Онемевшая Аала, с ужасом наблюдавшая за стремительно разворачивающимися событиями, вышла из оцепенения, и жуткий боевой клич Могущественных в первый раз за всю бесконечно долгую историю их существования потряс своды Зала изгнаний.

Нервно-паралитический яд, мгновенно поражающий нервные окончания, вызывает жуткую боль в теле, никогда не подвергавшемся подобным пыткам. И даже сверхбыстрая регенерация, почти мгновенно восстанавливающая обычные ткани совершенного организма, не может уменьшить или блокировать эту сбивающую с ног боль. Устанавливающий со слипшимися, пожухлыми крыльями всем своим весом рухнул на колени перед неподвижно стоящим Чтецом, в этот момент его плоть можно было не торопясь резать на мелкие куски, такого позора не доводилось испытывать ни одному из его предшественников. Никогда еще ни один Могущественный, пусть даже на несколько секунд, не преклонял колен перед жалким «диким». Никогда еще жалкий «дикий» не плевал в лицо коленопреклоненному Могущественному, оставляя без внимания его висящую на волоске жизнь.

Сколько стоит твоя жизнь? Есть ли такие весы во Вселенной, которые смогут измерить цену собственной жизни? Этот вопрос иногда муссируют на могилах бойцов, посмертно возведенных в ранг героя, но это не про себя, это про него, которому уже все равно. Хоаххин готовился к неизбежной смерти с легким сердцем, он доказал себе все, что хотел. Остальное пусть останется на тех, кто придет после него. Странные картины мелькали в этот момент перед его сознанием. Глазами Проникающего он внимательно посмотрел в глаза своего Могущественного врага, стоящего перед ним на коленях, который был не в силах уже что-либо изменить, и не нашел в его глазах ужаса. Странные существа, такие прекрасные и такие безобразные одновременно. Прямо как люди. Хоаххин набрал побольше воздуха в легкие и одновременно начал разгонять время. Его ответный «боевой клич» должен был надолго – а если повезет, то и навсегда – запомниться этим древним холодным стенам. Фиолетовые фигуры отпрянули назад, прикрываясь крыльями, словно щитами, пожухлое и иссушенное тело мертвого «пылесоса» опрокинулось на правый бок. Устанавливающий продолжал стоять на коленях со стекающими по щекам белками разорванных глаз и зияющими глубокими черными впадинами на их месте, но Хоаххин этого уже не видел.

– Хватит, малыш! – Тяжелая и теплая рука легла на его плечо. – Они получили от тебя все, что хотели. Теперь мы с тобой можем возвращаться домой. Там тебя ждут. У Пантелеймона новые воспитанники. Команда твоя тебя обыскалась. Да и вообще дел полно.

Стихший было на время шелест вновь заполнил огромный зал, отголоски которого перемешивались с удивленно-недоуменными возгласами фиолетовой массы. «Как он посмел? Как он сюда попал?»

– Во имя Творца! Дозволено ли мне говорить?

Этот ритуальный вопрос прозвучал скорее как звонкая пощечина, чем как величественная просьба.

– Да, Равный Могущественным Господин Черных и Белых Хранителей, Пришедший После! Ты можешь говорить, – ответил ему хриплый голос председательствующего Мудрейшего.

– Подтверждаешь ли ты, Мудрейший, мое право находиться в этом священном месте?

– Да. Подтверждаю.

– Подтверждаешь ли ты, Мудрейший, мое право на этого пленника, который является моим оружием?

Фиолетовая волна, которая уже поняла суть задаваемых вопросов буквально, застонала от негодования.

– Да. Подтверждаю.

– В таком случае я забираю его и покидаю уважаемое собрание Фиолетовой трапеции! Да настанет час, и Творец вновь заговорит с вами!

– Да. Пусть твой путь пройдет по дороге Истины, Пришедший После!

Гробовая тишина, окутавшая Зал изгнаний после этих слов, неожиданно была прервана звуком падающего тела. Вновь обретший способность двигаться Устанавливающий быстрым перекрестным движением келемитовых когтей отсек себе голову, и его тело рухнуло на скрюченные остатки Проникающего. Но этот факт никого уже не удивил.

* * *

Выйдя из Зала изгнаний, проходя под Стеной Скорби, Хоаххин повернулся к высокому, мускулистому, затянутому в черный плащ на вид молодому мужчине со спокойным и властным голосом, которого Могущественные признали равным себе и называли именем, мелькнувшим ослепительной искрой в его сознании перед самой неминуемой смертью:

– Так на что рассчитывал Устанавливающий?

– А какая теперь разница, на что он рассчитывал? Ты, кстати, яблоки любишь? Антоновку.

– Нет.

– Жаль. А то есть тут один знакомый селекционер…

Растолковывающий словарь

Главный герой

Хоаххин саа Реста Острие Копья

Отдельные ключевые лица

Герцог, Смотрящий на Два Мира (читай серию «Вечный», автор Роман Злотников)

Черный Ярл, Аббат Ноэль, Пришедший После (читай серию «Вечный», автор Роман Злотников)

Офицеры и бойцы армии Сестер Атаки

Эмельгея – полковник

Архан Реста Леноя – капитан

Берта – сержант

Мина – рядовая

Рада – унтер-офицер

Куири – рядовая

Архан Силия – рядовая

Орка – рядовая

Офицеры и бойцы флота Детей гнева

Северо Серебряный Луч – адмирал флота, граф, руководитель Службы внешней разведки шестого флота

Отец Пантелеймон – бывший сержант Оле Каменный Кулак

Емеля Осиновый Кол – старший матрос

Кано Вареный Скелет – мичман

Эндрю Золотой Ятаган – капитан 3-го ранга, командир десантной когорты

Сило Голодный Удав – контр-адмирал флота, капитан рейдера «Длинное копье»

Миро Острый Клык – капитан 1-го ранга Службы внешней разведки

Ерик Черный Кулак – сержант

Лотар Кривой Топор – сержант

Эрган Быстрый Гром – сержант

Жорки Свинцовый Репей – старшина

Могущественные

Несущий Весть – представитель Фиолетовой трапеции

Устанавливающий – представитель Фиолетовой трапеции

Проникающий – специально созданный мутант для проведения глубокого анализа и построения аппроксимаций вероятностного потока событий (постижения истины) посредством полного подчинения и дальнейшего химического разложения исследуемого субъекта

Офицеры и бойцы армии Могущественных

Алый Князь – собирательный образ представителей Алой трапеции

Тролли – представители низшей касты «бойцов»

Сауо – представители высшей касты «приближенных»

Змееподы – представители высшей касты «приближенных»

Щао Сиин Цы Хват – адмирал, командующий эскадрой «скорпионов», змеепод

Ренан Щао Сиин Цы Хват – капитан, командующий «скорпионом», змеепод

Представители САК

Джерри Ленивый Мышь, дон, и Том Черная Борода, дон, – контрабандисты, капитаны фрегата «Форсаж»

Мустафа Кали Регнур – таксист

Билли, Вили и шериф – полицейские САК

Представители султанатов

Абдул-Халим Сораби – полковник (мукаддам) САРС, он же участник организации «Алые дервиши»

Насер ад-Дина – учитель (мударис), наставник полковника, шах «Алых дервишей»

Представители ВКНР

Хо Цичао – сотрудник крупной корпорации «Чайна Кемикал Индастриз»

Сио Цы – руководитель Хо Цичао

Ляо Си Цичао – Белый Дракон, хозяин «Чайна Кемикал Индастриз»

Представители планеты Неста

Энкарнадо – один из последних жителей на планете Неста

Тиран Трабл – властитель государства на планете Неста

Планеты

Заврос – планета, первой подвергшаяся нападению Могущественных

Гранд-Петербург – одна из центральных планет Российской империи

Светлая – базовая планета Детей гнева, сектор Российской империи

Трон – базовая планета матриархального королевства

Калган – периферийная планета Российской империи

Березовка – периферийная планета Российской империи

Янтарная – периферийная планета Российской империи, приграничье

Нетленная – периферийная планета Российской империи, приграничье

Приливная – периферийная планета Российской империи, приграничье

Аль-Нар – планета системы Субра (араб. аль-нар – огненная)

Аль-Хаба – главная планета системы Субра (араб. аль-хаба – явление воздуха, души)

Аль-Мухит – планета системы Субра (араб. аль-мухит – океан, жидкая)

Аль-Сахра – планета системы Субра (араб. аль-сахра – каменная, твердая)

Кахх – периферийная планета миров Могущественных

Неста – периферийная планета миров Могущественных

Звезды и их планетарные системы

Регул – звезда одноименной планетарной системы, центр султаната

Субра – звезда одноименной планетарной системы, центр султаната

Перлеон – периферийная звезда в секторе миров Могущественных

Ньюоклахома – периферийная звезда в секторе миров САК

Альфард или Аль-Фард (араб. одинокая) – яркая звезда в созвездии Гидры, центральный мир халифата с тем же названием, пограничная область на стыке Российской империи, исламских миров и миров Могущественных

Чаньгуаньджоу – звезда одноименной планетарной системы ВКНР

Официальные властные структуры людей (политические конгломераты с различными формами правления)

Содружество Американской Конституции (САК) – американцы

Российская империя – русские

Султанат Регул – арабы

Султанат Субра – арабы

Халифат Аль-Фард – арабы

Великая Китайская Народная Республика (ВКНР) – китайцы

Аббревиатуры

ОПБ – отсекающий пожарный бокс

СПП – Служба планетарного патруля

ПВО – противовоздушная оборона

БИУС – боевая информационно-управляющая система

КДД – командир дивизиона движения

РД – ракетный двигатель

БДСК – большой десантный сторожевой крейсер

СГНИБА – система глобального наблюдения и имитации боевой активности

БК – Большой космопорт

NASA – Национальное космическое агентство США

САРС – Служба армейской разведки султаната Субра

Животные

Ледяной вор – гигантский белый медведь, крупный хищник, обитающий в полярных областях планеты Светлая

Хибон – обезьяна, распространенный вид приматов

Шаранги – олени, заполярный вид млекопитающих непарнокопытных

Пучеглаз – обезьяна, распространенный вид приматов

Жукохрусты – мелкие быстрые хищные птички

Прыгуны – земляные лягушки или их разновидность

Классы боевых кораблей по возрастающему тоннажу и боевой мощи

Клипер, корвет, фрегат, миноносец, эскадренный миноносец (эсминец), крейсер, линейный крейсер (линкор), большой десантный крейсер (авианосец)

Другие незнакомые и малознакомые слова

Активатор – силовой лифт

Архан – командир обособленного подразделения (вожак)

Ассаедди – уважаемый, стандартное вежливое обращение (араб.)

Базер – громкоговоритель, извещатель, верещатель, ревун

Гальюн – туалет (флотск.)

Глайдер – планетарное транспортное средство

Глиссада – траектория захода на посадку

Дилаптит – искусственный кристаллический материал

Ид иль-Фитр – праздник разговения у мусульман (араб.)

Импульсник – тяжелый лучевой пулемет

Кааба – место расположения священного черного камня у мусульман (араб.)

Камбуз – кухня (флотск.)

Кандарские горы – горная цепь, окружающая ледяную пустыню

Келемит – очень редкая кристаллическая комбинация тяжелых элементов, после выделения из несущей породы представляет собой блестящий металл

Кибл – направление на Каабу, то направление, в котором встают мусульмане в процессе молитвы (араб.)

Листовертка – растение

Магрим – вор, лжец (араб.)

Мударис – учитель (араб.)

Мукаддам – старший офицерский чин в армиях арабских государств

Муслика – съедобная ягода

Муслимы – мусульмане (синоним)

Муэдзин – служитель в мечети

Наноуглерод – волокнистый искусственный материал

«Носорог» – собирательное жаргонное название определенного вида Детей гнева

Ордер – порядок, атакующее или походное построение боевых кораблей

Парсек – единица длины, примерно 3,26 светового года

Пиропатрон – одноразовый термальный химический генератор

Плазмобой – вид оружия, стреляющего плазмой

Полигерканит – искусственный материал

Пояс Койпера – см. Википедию

Саван – погребальная одежда

Световой год – единица длины, расстояние, которое свет преодолевает за один год

«Скорпион» – штурмовой корабль Могущественных класса «фрегат»

Трассер – легкий лучевой пулемет

Табут – специальные похоронные носилки (араб.)

Фард – время молитвы у мусульман (араб.)

Факнур – черепаха (араб.)

Цхе – вежливая форма обращения к уроженцу планеты Неста

Штурмшип – штурмовик, штурмовой корабль Детей гнева класса «фрегат»

Эфенди – почтенный, обращение к знатному вельможе (араб.)

Выражения

Элиф аир аб тизак – нецензурное выражение, что-то типа «полную жопу огурцов тебе» (араб.)

Салям алейкум! Маса эльхер – Здравствуйте, добрый вечер (араб.)

Аузу бил Ляяхи мина шайтаани раджим – Ищу защиты Аллаха от проклятого шайтана (араб.)

Шайтан аль тиннин – демон, дракон (араб.)

Оглавление

От автора

Предисловие

Глава первая Ледяной плен

Глава вторая Заклятые друзья

Глава третья Острие Копья

Глава четвертая Грязь на сапогах

Глава пятая (слава богу, последняя) Цель оправдывает средства

Растолковывающий словарь Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg