«Сплав закона»

Сплав закона (fb2) - Сплав закона [Mistborn: The Alloy of Law-ru] (пер. Наталья Георгиевна Осояну) (Скадриал. Двурожденные - 1) 2617K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Брендон Сандерсон

Брендон Сандерсон Сплав закона

© Н. Осояну, перевод, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2017

Издательство АЗБУКА®

* * *

Посвящается Джошуа Билмесу, без страха говорящему мне о недостатках книги, а потом сражающемуся за нее же независимо от того, что кто-то поставил на ней жирный крест

Благодарности

Кажется, я впервые подбросил своему редактору идею о цикле «Рожденный туманом», действие которого будет происходить в более поздние времена, в 2006 году. По замыслу действие должно развиваться на той же самой планете Скадриаль. Я хотел уйти в сторону от статичных фэнтезийных миров, где минуют тысячелетия, а технология остается неизменной. В ту пору планировалось написать вторую эпическую трилогию, действие которой развивается в эпоху урбанизации, и третью – футуристическую, при этом алломантия, ферухимия и гемалургия стали бы нитями, объединяющими все трилогии.

Эта книга – не часть второй трилогии. Это шаг вбок, шаг неожиданный, сделанный довольно неожиданно в процессе размышлений о том, что должно происходить с миром. Я вам это рассказываю, чтобы объяснить: перечисление всех, кто помогал мне на протяжении этих лет, представляется совершенно невозможной задачей. Лучше я назову нескольких чудесных людей, помогавших с этой конкретной книгой.

Среди альфа-ридеров, как обычно, мой агент Джошуа Билмес и мой редактор Моше Федер. Эта книга и посвящена Джошуа. В профессиональном смысле он верил в мой труд больше всех тех, кто не входил в мою писательскую группу. Он чудесный помощник и хороший друг.

Другие альфа-ридеры входят в мою писательскую группу. Это Итэн Скарстедт, Дэн Уэллс, Алан и Джанет Лейтон, Кейлинн Зобелл, Карен Альстром, Бен и Даниэлль Олсон, Джордан Сандерсон (в каком-то смысле) и Кэтлин Дорси. И разумеется, есть еще Питер Альстром, мой ассистент и друг, который делает всевозможные важные вещи, связанные с моим писательством, при этом отнюдь не получая должного количества благодарностей.

Что касается издательства «Тор», то я весьма признателен Ирэн Галло, Джастину Голенбоку, Терри Макгэрри и многим другим, кого я не в силах перечислить, – от Тома Догерти до сотрудников отдела продаж. Спасибо вам всем за отличную работу. И вновь я должен особо поблагодарить Пола Стивенса, который, помогая и объясняя, далеко превосходит пределы моих разумных ожиданий.

В число бета-ридеров входили Джефф Крир и Доминик Нолан. Особое спасибо Дому за помощь с оружием и пистолетами. Если вам когда-нибудь понадобится всадить во что-то пулю, зовите его.

Обратите внимание на симпатичную обложку за авторством Криса Макграта, которого я специально пригласил, потому что он работал над обложками трилогии «Рожденный туманом». Внутренние иллюстрации снова делали Бен Максуини и Айзек Стюарт, чей труд для «Пути королей» был просто потрясающим. Они остались такими же потрясающими и тут. Бен также нарисовал несколько в равной степени фантастических иллюстраций для недавно выпущенной «Crafty Games» ролевой игры «Рожденный туманом». Ищите ее на crafty-games.com, особенно если вас интересует происхождение Кельсера.

И наконец, я снова хочу поблагодарить мою чудную жену Эмили за поддержку, комментарии и любовь.

Пролог

Держа «Стеррион-36» около уха, Вакс крался на полусогнутых мимо покосившегося забора, и сухая земля поскрипывала под подошвами его ботинок. Длинный серебристый ствол револьвера был испачкан в красной глине. Оружие выглядело непритязательно, хотя барабан на шесть патронов вделали в стальную раму так тщательно, что при его вращении не ощущалось ни малейшего люфта. Металл не блестел, рукоять изготовили вовсе не из какого-нибудь экзотического материала. Однако она ложилась в ладонь так, будто была создана специально для Вакса.

Непрочный на вид забор из серых от времени досок, оплетенных потертыми веревками, доходил до пояса. Пахло от него древностью. Даже черви давным-давно перестали посягать на эту древесину.

Высунувшись из-за узловатых досок, Вакс оглядел пустынную улицу. Перед его внутренним взором парили порожденные алломантией голубые лучи. Они тянулись от груди Вакса к ближайшим источникам металла. Такой эффект давало горение стали; она позволяла определять, где именно находится металл, чтобы оттолкнуться от него при необходимости. Все зависело от соотношения веса предмета и веса Вакса: если предмет был тяжелее, Вакса отбрасывало назад, если же легче – тянуло по направлению к предмету.

Сейчас Вакс не отталкивался, а лишь следил за лучами, чтобы не пропустить движение чего-нибудь металлического. Все замерло. Гвозди в досках, валявшиеся в пыли гильзы, груда подков в тихой кузнице – все было столь же неподвижным, как и старая ручная колонка, торчавшая из земли справа от Вакса.

Он пока тоже не шевелился. Сталь продолжала уютно гореть в желудке. Наконец осторожно направил алломантическое толкание во все стороны от себя. Этот трюк Вакс освоил несколько лет назад: он толкал не какой-то конкретный металлический предмет, а создавал вокруг своего тела нечто вроде защитного пузыря. Любой металл, быстро двигавшийся по направлению к нему, благодаря этому слегка сбивался с курса.

Метод был далеким от надежного: в Вакса все равно могли попасть. Но пули летели куда придется, а не куда их нацеливали. Пару раз это спасло жизнь. Вакс толком не понимал, как именно создает защиту, потому что частенько использовал алломантию на уровне инстинкта. Каким-то образом он даже умудрялся не воздействовать на металл, который нес на себе. Оружие, к примеру, он из собственных рук не выталкивал.

Продолжая наблюдать за металлическими лучами, Вакс снова двинулся вдоль забора. Когда-то – лет двадцать назад – Фелтрель был процветающим городком. Потом неподалеку поселился клан колоссов, и дела приняли нехороший оборот.

Теперь мертвый город казался совершенно пустым, хотя Вакс знал, что это не так. Он сюда явился, выслеживая психопата. И не он один.

Ухватившись за верх забора, Вакс перепрыгнул на другую сторону – красная глина заскрежетала под ногами. Пригнувшись как можно ниже, перебежал к старому кузнечному горну, за которым и спрятался. Одежда Вакса ужасно запылилась, но это не скрывало ее добротности: отличный костюм, серебристый шейный платок, мерцающие запонки на манжетах изысканной белой рубашки. Он выглядел подчеркнуто неуместно, будто собирался в Элендель, на бал, а не выслеживать убийцу в мертвом городе Дикоземья. Дополнением к наряду служила защищавшая от солнца шляпа-котелок.

Скрип. На соседней улице кто-то наступил на доску. Она скрипнула так тихо, что Вакс едва не пропустил. Он отреагировал мгновенно: разжег сталь, что горела в желудке, и оттолкнулся от гвоздей в ближайшей стене. И тут же тишину нарушил треск выстрела.

От внезапного алломантического толчка стена затряслась – старые ржавые гвозди едва удержались на местах. Вакса отбросило в сторону, он перекатился по земле. Промелькнул голубой луч, и пуля ударила в землю там, где он находился секунду назад. Когда Вакс вскочил, раздался второй выстрел. Эта пуля едва не угодила в цель, но, отраженная «стальным пузырем», пролетела буквально на волосок от уха Вакса. Еще дюйм вправо – и он бы получил ее прямо в лоб, невзирая ни на какую защиту. Равномерно дыша, Вакс поднял «стеррион» и нацелил на балкон старого отеля на другой стороне улицы, откуда и стреляли. К балкону была прицеплена вывеска, за которой мог спрятаться человек с оружием.

Вакс выстрелил, потом алломантически толкнул пулю, придав ей большее ускорение и пробивную силу. Он не использовал обычные пули в свинцовых или медных оболочках; ему требовалось нечто посильней.

Крупнокалиберная пуля в стальном кожухе ударилась в балкон, а дополнительная мощь позволила ей, пробив дерево, поразить скрывавшегося там человека. Голубой луч, ведущий к оружию стрелка, дрогнул, когда тот упал. Вакс медленно выпрямился, отряхнул пыль с одежды. В тот же миг раздался еще один выстрел.

Выругавшись, Вакс инстинктивно оттолкнулся от гвоздей, хотя чутье подсказывало, что уже поздно. Если услышал выстрел, нет смысла спасаться с помощью алломантического толкания.

На этот раз его швырнуло на землю. Приложенная сила должна была как-то подействовать, и если не могли двигаться гвозди, то двигался Вакс. Охнув от боли, он вскинул револьвер – к вспотевшей руке прилипла пыль, – высматривая стрелявшего. Почему тот промахнулся? Возможно, «стальной пузырь» все же…

С крыши кузницы скатилось тело и упало на дорогу, подняв облачко красной пыли. Непроизвольно моргнув, Вакс опустил револьвер и, пригнувшись, снова перебрался под защиту забора. Он не отрывал глаз от голубых алломантических лучей. Те могли предупредить, если кто-то оказывался поблизости, но лишь при условии, что человек имел при себе или на себе какой-нибудь металл.

Ни один луч не указывал на тело, свалившееся с крыши. Зато сразу несколько дрожащих лучей тянулись к чему-то, что двигалось по другую сторону от кузнечного горна. Вакс поднял пистолет и прицелился.

Из-за кузницы вынырнула фигурка и побежала к нему. Это оказалась женщина в белом плаще-пыльнике, припорошенном снизу красной глиной, в брюках с широким поясом и крепких ботинках. Стянутые в хвост темные волосы обрамляли волевое лицо почти квадратных очертаний; правый угол рта часто приподнимался в полуулыбке.

Со вздохом облегчения Вакс опустил пистолет:

– Лесси.

– Опять сам себя на землю сбил? – спросила она, прячась за забором. – На тебе больше пылинок, чем ухмылок у Майлза. Может, пора отойти от дел, старичок?

– Я всего лишь на три месяца старше тебя.

– Длинные же это месяцы. – Лесси заглянула за забор. – Видел еще кого-нибудь?

– Подстрелил одного на балконе. Не знаю, был ли это Кровавый Тэн или нет.

– Это не он. Он бы не пытался прикончить тебя с такого большого расстояния.

Вакс кивнул. Тэн предпочитал личный подход. Весьма личный. Психопат сокрушался, когда ему приходилось использовать пистолет, и если уж он в кого-то стрелял, то обычно так, чтобы видеть ужас в глазах жертвы.

Лесси окинула взглядом тихий город, потом посмотрела на Вакса, готовая двигаться дальше. На миг ее глаза скользнули вниз. К карману его рубашки.

Вакс посмотрел туда же. Из кармана выглядывал краешек письма, недавно доставленного из великого города Эленделя. Адресатом значился лорд Ваксиллиум Ладриан. На это имя Вакс не отзывался много лет, и теперь оно казалось чужим.

Он запихнул письмо поглубже в карман. Лесси придавала ему слишком большое значение. Уже давно Вакса ничего не связывало с этим городом, а Дом Ладриан справится и без него. Письмо надо было просто сжечь.

Чтобы отвлечь от него Лесси, Вакс кивком указал на труп возле стены:

– Твоя работа?

– У него был лук, – сказала она. – Стрелы с каменными наконечниками. Он почти достал тебя сверху.

– Спасибо.

Лесси пожала плечами, но ее глаза удовлетворенно блеснули. В уголках этих глаз теперь залегли морщинки – беспощадное солнце Дикоземья иссушило кожу. Было время, они с Ваксом соревновались, кто кого чаще спасал. Оба сбились со счета много лет назад.

– Прикрой меня, – негромко попросил Вакс.

– Чем? Одеялом? Собой? Тебя и так уже пыль прикрыла.

Вакс вскинул бровь.

– Прости. – Лесси состроила гримасу. – В последнее время слишком часто играю в карты с Уэйном.

Фыркнув, Вакс на полусогнутых подбежал к упавшему телу. Перевернул. У мертвого стрелка было жестокое лицо, покрытое многодневной щетиной; пуля угодила ему в правый висок.

«Кажется, я его знаю», – думал Вакс, проверяя карманы убитого. В одном обнаружился кроваво-красный стеклянный шарик.

Вакс поспешил обратно к забору.

– Ну что? – спросила Лесси.

– Банда Донала. – Вакс протянул ей стекляшку.

– Сволочи! Неужели так трудно оставить нас в покое?

– Ты ведь подстрелила его сына, Лесси.

– А ты – брата.

– Я оборонялся.

– Я тоже. Парень меня бесил. К тому же он выжил.

– Только палец на ноге потерял.

– Десять – это слишком много, – парировала Лесси. – У одной моей кузины их четыре. Она и в ус не дует. – Подняв револьвер, она окинула взглядом пустой город. – Но выглядит, конечно, слегка нелепо. Прикрой меня.

– Чем?

Лесси лишь ухмыльнулась и, выскользнув из-за укрытия, поспешила к кузнице.

«Гармония, – подумал Вакс с улыбкой. – Я люблю эту женщину».

Он следил, не появятся ли еще вооруженные противники, но Лесси уже достигла здания, а новых выстрелов так и не раздалось. Кивнув ей, Вакс метнулся через улицу к отелю. Нырнул внутрь, проверил, нет ли по углам врагов, потом махнул из проема Лесси. Та побежала к следующему дому по своей стороне улицы и проверила его.

Банда Донала. Да, Вакс застрелил его брата, когда тот грабил железнодорожный вагон. Но, если верить слухам, на брата Доналу наплевать. Ему не давала покоя утрата денег. Донал назначил цену за голову Кровавого Тэна, укравшего партию темпосплава, и наверняка не ожидал, что явится за Тэном одновременно с Ваксом, которого всем членам банды было приказано застрелить при первой же встрече. Как, впрочем, и Лесси.

Вакс едва не поддался искушению покинуть мертвый город, чтобы Донал и Тэн разобрались между собой. Но от этой мысли у него задергался глаз. Раз он обещал, что арестует Тэна, значит так тому и быть.

Помахав из своего дома, Лесси ткнула пальцем в сторону задней двери. Она собиралась выйти и прокрасться вдоль соседнего ряда зданий. Вакс кивнул и резко махнул рукой. Он должен был как-то пересечься с Уэйном и Барлом – они осматривали другую часть города.

Лесси исчезла, а Вакс пробрался через отель к боковой двери. Миновал старые грязные гнезда – крысиные и сооруженные явно людьми. Город притягивал к себе негодяев, как пес притягивает блох. Ваксу даже попалось местечко, которое выглядело так, словно какой-то путник разложил костерок на металлической пластине, выложив на ней круг из камней. Удивительно, что дурень не сжег все здание дотла.

Вакс тихонько приоткрыл дверь и вышел в переулок между отелем и располагавшимся поблизости складом. Выстрелы должны были услышать, и кто-то мог прийти проверить. Лучше держаться не на виду.

Тихонько ступая по красной глинистой земле, Вакс обошел склад с задней стороны. Здесь, на склоне холма, повсюду росли сорняки, за исключением входа в старый погреб. Вакс прошел мимо, потом остановился и посмотрел на обрамленную деревом дыру.

А вдруг…

Он присел возле отверстия, глянул вниз. Когда-то здесь была лестница, но она сгнила – обломки валялись внизу, в куче старых щепок. Пахло плесенью и сыростью… и чуть-чуть дымом. Где-то там, в погребе, явно горел факел.

Вакс бросил в дыру пулю и спрыгнул, держа наготове пистолет. Падая, он заполнил свою железную метапамять, уменьшив вес. Вакс был двурожденным – ферухимиком и одновременно алломантом. Его алломантической силой являлось стальное толкание, а ферухимической – способность делаться тяжелее или легче, она называлась «порханием». Очень мощная комбинация талантов.

Оттолкнувшись от упавшего патрона, Вакс замедлил собственное падение, поэтому приземлился мягко. Вернул вес к норме – точнее, к тому, что привык считать нормой. Он часто оставлял себе три четверти от обычного веса, что позволяло легче двигаться и быстрее реагировать.

Он крался сквозь тьму. Поиски логова Кровавого Тэна оказались длинным и трудным делом. Сам факт, что из Фелтреля внезапно исчезли другие бандиты, странники и неудачники, показался серьезной зацепкой. Вакс ступал тихонько, пробираясь все глубже в погреб. Запах дыма усиливался, и, хотя свет тускнел, он смог разглядеть жаровню возле земляной стены. Кроме того, обнаружилась лестница, которую можно было перенести ко входу.

Это заставило призадуматься. Выходило, что человек, устроивший себе логово в погребе – Тэн или кто-то другой, – по-прежнему находился где-то здесь. Если только из погреба не было еще одного выхода. Вакс прокрался чуть дальше, щурясь во тьме.

Впереди мелькнул свет.

Вакс тихонько взвел курок, потом достал из кармана туманного плаща небольшой фиал и зубами вытащил пробку. Одним глотком осушил виски со сталью, восстанавливая резервы. Разжег сталь. Да… впереди, дальше по туннелю, присутствовал металл. Интересно, где заканчивается этот погреб? Вакс думал, что он небольшой, но поддерживающие деревянные балки указывали на что-то более глубокое и длинное, больше похожее на штольню.

Сосредоточившись на металлических лучах, Вакс снова двинулся вперед. Если его увидят, то прицелятся – и луч дрогнет, тем самым давая возможность вытолкнуть оружие из рук врага. Ничего не шевелилось. Вдыхая запах плесневелой влажной земли, грибка и проросшего картофеля, Вакс приближался к трепещущему свету, но пока ничего не слышал. Металлические лучи тоже не двигались.

Наконец он оказался достаточно близко, чтобы разглядеть лампу, висевшую на крючке на деревянной подпорке возле стены. В центре туннеля висело что-то еще. Труп? Повешенный? Негромко выругавшись, Вакс поспешил вперед, не забывая, что это могла быть ловушка…

И впрямь труп. Да такой, что Вакс даже растерялся. На первый взгляд мертвец выглядел очень старым. Кожа туго обтягивала безглазый череп. Труп не вонял и не раздулся.

Вакс понял, что знает мертвеца. Джермин – кучер, который привозил почту в Везеринг из более отдаленных поселков со всей округи. Форма, по крайней мере, была его, да и волосы вроде бы тоже. Джермин стал чуть ли не первой жертвой Тэна – его исчезновение и заставило Вакса начать поиски. Это произошло всего лишь два месяца назад.

«Его мумифицировали. Подготовили и высушили», – с отвращением подумал Вакс.

Пару раз они с Джермином вместе выпивали, и хотя кучер мухлевал в карты, он был довольно приятным парнем.

Подвесили Джермина также необычным способом. Руки трупа удерживала в раскинутом положении проволока, голова была склонена набок, рот разинут. Вакс отвернулся – от страшного зрелища у него задергался глаз.

«Осторожнее, – велел он себе. – Не позволяй ему пробудить в себе гнев. Сосредоточься».

Позже он вернется и срежет Джермина. Сейчас непозволительно шуметь. По крайней мере, он знает, что идет по правильному следу. Это, несомненно, логово Кровавого Тэна.

В отдалении маячило еще одно пятно света. Да где же заканчивается этот туннель?

Вскоре Вакс нашел еще один труп, висевший боком к стене. Аннарель, заезжая геологиня, которая исчезла вслед за Джермином. Бедная женщина. Ее высушили тем же манером, а тело пришпилили к стене в очень характерной позе: она будто опустилась на колени, изучая кучу камней.

И вновь свет увлек Вакса вперед. Это явно был не погреб – скорее какой-то контрабандистский туннель, оставшийся с тех времен, когда Фелтрель еще процветал. Тэн этого не строил: слишком уж старыми выглядели деревянные подпорки.

Вакс миновал шесть трупов – каждый был озарен собственным фонарем, каждому придали особую позу. Один сидел в кресле, другой точно парил под потолком, еще парочку прибили к стене. Чем дальше, тем свежее, а последнего убили недавно. Вакс не узнал стройного мужчину, который висел, воздев руку к виску, словно отдавал воинскую честь.

«Ржавь и Разрушитель, – подумал Вакс. – Это не убежище Кровавого Тэна. Это… его выставочный зал».

Борясь с тошнотой, он двинулся к следующему источнику света – заметно более яркому. Туннель постепенно пошел на подъем и вскоре вывел к квадратному отверстию в потолке, откуда струился солнечный свет. Видимо, когда-то здесь был тайный люк, который сгнил или сломался. Вакс вскарабкался вверх по склону и осторожно выглянул наружу.

Он оказался в здании без крыши. Кирпичные стены сохранились почти целиком; впереди слева располагались четыре алтаря.

«Ага, старая часовня Выжившего».

Не заметив ничего подозрительного, со «стеррионом» наготове Вакс выбрался из дыры – плащ его был весь в грязи – и с наслаждением вдохнул сухой чистый воздух.

– Каждая жизнь – представление, – произнес чей-то голос; звук его эхом разнесся по руинам церкви.

Вакс тотчас же рванулся в сторону и спрятался за алтарем.

– Но мы не актеры, – продолжил голос. – Мы марионетки.

– Тэн, – откликнулся Вакс, – выходи.

– Я видел Господа, законник, – прошептал Тэн.

«Да где же он?»

Вакс окинул взглядом небольшую часовню. Она была заполнена сломанными скамьями и упавшими статуями. Обогнул алтарь, рассудив, что звук идет откуда-то из задней части помещения.

– Я видел Смерть собственной персоной, с гвоздями в глазницах, – продолжал Тэн. – Я видел Выжившего, коий суть жизнь. Другие задаются вопросами, но я знаю наверняка. Знаю, что я марионетка. Как и все мы. Тебе понравилась моя выставка? Я очень старался.

Прерывисто дыша, Вакс продолжал продвигаться вдоль стены. По правому виску ползла струйка пота. Глаз дергался. Перед мысленным взором стояли виденные в туннеле трупы.

– Большинству не дается ни единого шанса создать истинное произведение искусства, – вещал Тэн. – Самые лучшие представления – те, что невозможно воспроизвести. На подготовку порой уходят месяцы, годы. Нужно найти подходящий антураж. Уже к концу дня начнется гниение. Я не смог по-настоящему их мумифицировать – не было ни времени, ни средств. Я сумел лишь сохранить их для одного-единственного спектакля. Завтра все испортится. Ты был единственным зрителем. Ты один. Я уверен… мы лишь марионетки… ты видел…

Голос и впрямь шел из задней части комнаты. Куча мусора загораживала обзор.

– Нами управляет кто-то другой…

Вскинув «стеррион», Вакс оббежал завал и замер.

Там стоял Тэн, держа перед собой Лесси. Глаза ее были широко распахнуты, во рту – кляп; на руке и ноге – кровоточащие раны.

«Подстрелили… Потеряла много крови… Вот, значит, как Тэн сумел ее одолеть…»

Казалось, Лесси бледнела прямо на глазах.

Вакс не шевелился. Он не испытывал беспокойства. Он не мог себе такого позволить: от этого тряслись руки, а трясущейся рукой не попасть в цель. Он не видел лица Тэна за головой Лесси – маньяк набросил ей на шею гарроту.

Тэн, стройный мужчина с тонкими пальцами, раньше работал гробовщиком. Редеющие черные волосы были зализаны назад. Некогда элегантный костюм блестел, пропитавшись кровью.

– Кто-то другой управляет нами, законник, – тихо повторил Тэн.

Лесси посмотрела Ваксу в глаза. Они оба знали, что делать в такой ситуации. В прошлый раз в заложниках был он. Люди вечно пытались использовать их друг против друга. Лесси вовсе не считала подобное неудобством: не знай Тэн, что они пара, он бы убил ее на месте. А так взял в заложницы, и у них появился шанс выпутаться.

Вакс устремил взгляд вдоль ствола «стерриона». Плавно надавил на спусковой крючок до того уровня, когда легкого нажатия хватало, чтобы выстрелить. Лесси моргнула. Раз. Два. Три.

Вакс выстрелил.

В тот же миг Тэн рывком сдвинул Лесси вправо.

Выстрел нарушил тишину, эхом отразился от глиняных кирпичей. Голова Лесси дернулась, когда пуля Вакса вошла прямо над ее правым глазом. Кровь брызнула на глиняную стену позади, и Лесси рухнула замертво.

Вакс стоял, заледенев от ужаса.

«Нет… так не должно было… так не могло…»

– Лучшие представления – те, которые дают лишь один раз, – с улыбкой глядя на тело Лесси, произнес Тэн.

Вакс прострелил ему башку.

1

Пять месяцев спустя Вакс шагал через богато обставленные комнаты, где проходил большой оживленный званый вечер, минуя мужчин во фраках и женщин в ярких платьях с зауженными талиями и длинными, со множеством оборок, плиссированными юбками. Обращаясь к Ваксу, гости называли его «лорд Ваксиллиум» или «лорд Ладриан».

Он кивал в ответ, но старался избегать разговоров. Именно с этой целью он и прошел в дальнюю комнату, где слепящие электрические лампы давали постоянный, удивительно ровный свет, который гнал прочь вечерние сумерки. Туман легко касался оконных стекол снаружи.

Позабыв о правилах приличия, Вакс распахнул громадные двойные стеклянные двери и вышел на величественный балкон особняка. И наконец-то почувствовал, что снова может дышать.

Он закрыл глаза, с наслаждением вдыхая и выдыхая воздух, ощущая легкую влагу тумана на лице.

«Здания такие… душные здесь, в городе. Неужели я просто забыл? Или и впрямь не замечал, когда был моложе?»

Открыв глаза, он положил руки на перила и окинул взглядом Элендель – город, задуманный самим Гармонией как величайшее в мире средоточие цивилизации. Здесь прошла юность Вакса. Однако последние двадцать лет он не считал это место своим домом.

После смерти Лесси минуло уже пять месяцев, но Вакс все еще слышал тот выстрел, видел брызги крови на кирпичах. Дикоземье он покинул лишь в ответ на отчаянные призывы вспомнить о своем долге перед семьей в связи с кончиной дядюшки.

Пять месяцев и целый мир отделяли Вакса от того выстрела, но он его слышал. Резко и четко, как гром среди ясного неба.

В теплой комнате позади раздавался мелодичный смех. Особняк Сетт был великолепным местом, полным дорогой мебели, мягких ковров и искрящихся люстр. Никто не присоединился к Ваксу на балконе.

Отсюда открывался отличный вид на озаренную огнями прогулочную набережную Дему. Двойной ряд электрических фонарей излучал ровное, ослепительно-белое сияние. Они блистали, точно пузыри, вдоль широкого бульвара, рядом с которым простирался еще более широкий канал. В его спокойных и тихих водах отражался свет. Вечерний поезд издал приветственный гудок и, пропыхтев через далекий центр города, прочертил дымом из трубы полосу, что была чуть темней тумана.

Благодаря ярким огням набережной Дему были хорошо видны Железный Шип и Башня Текиэль, расположенные на противоположных берегах канала. Оба строения стояли незавершенными, но их металлические каркасы уже вздымались высоко в небеса. Ошеломляюще высоко.

Архитекторы продолжали выпускать отчет за отчетом с указанием, какой именно высоты собираются достичь – каждый стремился обставить соперника. На этом самом званом ужине до Вакса дошли слухи – вполне достоверные, – что обе башни в итоге будут по пятьдесят с лишним этажей. Никто не знал, которая из них окажется выше, поэтому дружеские пари стали уже привычным делом.

Вакс вдохнул туман. В Дикоземье особняк Сетт, в котором было три этажа, оказался бы самым высоким зданием. Здесь же он выглядел карликом. Пока Вакс отсутствовал, мир изменился. Вырос, изобрел фонари, которые горели без огня, и дома, что поднимались выше самого тумана. Глядя вдоль широкой улицы на угол Пятого октанта, Вакс внезапно почувствовал себя очень-очень старым.

– Лорд Ваксиллиум? – окликнул кто-то позади.

Обернувшись, Вакс увидел, что на балкон выглядывает пожилая дама, леди Эвинг Сетт. Ее седые волосы были собраны в высокий пучок, на шее блестело рубиновое ожерелье.

– Ради Гармонии, молодой человек. Вы же простудитесь! Идемте, я познакомлю вас с интересными людьми.

– Я вас догоню, миледи, – сказал Вакс. – Просто хочу немного подышать свежим воздухом.

Леди Сетт нахмурилась, но ушла. Она не понимала, как с ним быть; никто не понимал. Некоторые относились к Ваксу как к загадочному отпрыску Дома Ладриан, связанному со странными историями о землях по ту сторону гор. Остальные считали неотесанным провинциальным шутом. Вакс решил, что, по всей видимости, правы и те и другие.

Лорд Ваксиллиум Ладриан весь вечер находился в центре внимания. Предполагалось, что он подыскивает себе жену, о чем знали все без исключения. Дом Ладриан сделался неплатежеспособен из-за небрежного руководства покойного дяди, и самым легким способом это исправить был бы брак. К несчастью, дядюшка умудрился еще и поссориться с тремя четвертями элендельского бомонда.

Вакс перегнулся через балконные перила – «стеррионы» под мышками прижались к бокам. Из-за длинного ствола револьверы было неудобно носить в плечевых кобурах. Они мешали весь вечер.

Разумеется, стоило бы вернуться на вечеринку, поболтать и попытаться восстановить репутацию Дома Ладриан. Но сама мысль о забитой людьми комнате, где так жарко, так тесно, что начинаешь плавиться и задыхаться…

Не давая себе возможности передумать, Вакс перепрыгнул через перила и начал падать с высоты третьего этажа. Воспламенил сталь, потом бросил гильзу чуть позади себя и оттолкнулся от нее. Под воздействием его веса гильза полетела к земле быстрей, чем падал Вакс. Благодаря ферухимии он был легче, чем весил на самом деле. Вакс уже почти забыл, каково это – ходить повсюду, ощущая свой настоящий вес.

Когда гильза ударилась оземь, Вакс оттолкнулся от нее и, полетев горизонтально, перемахнул через стену, окружавшую сад. Коснувшись рукой ее каменного верха, выпрыгнул из сада и, падая с другой стороны, еще уменьшил вес. Приземление получилось легким.

«О, отлично, – вглядываясь в туман, подумал Вакс. – Кучерский двор».

Транспорт, на котором прибыли гости, стоял аккуратными рядами, а сами кучера болтали в уютных комнатах, из окон которых в туман лился оранжевый свет. Здесь не было никаких электрических ламп – только дарующие тепло благопристойные очаги.

Вакс двинулся вдоль карет. Отыскав свою, открыл привязанный ремнями к задней части сундук.

Долой отличный джентльменский смокинг! Взамен Вакс надел свой туманный плащ – длинный и просторный, как пыльник, с плотным воротником и широкими манжетами на рукавах. Сунул дробовик в специальный карман изнутри, потом застегнул пояс с пистолетами и переложил «стеррионы» в кобуры на бедрах.

«Ага, так намного лучше».

Конечно, неплохо бы вместо «стеррионов» подобрать более подходящее для ношения под одеждой оружие. К несчастью, ничего лучше того, что делала Ранетт, найти не удалось. Кстати, она вроде бы переехала в город. Возможно, стоит ее поискать и уговорить сделать что-нибудь эдакое? Если только Ранетт его не пристрелит, едва увидев.

Через несколько минут он уже бежал через город, не ощущая на себе туманного плаща. Вакс оставил его расстегнутым, открывающим черную рубашку и джентльменские брюки. Туманный плащ, доходивший до лодыжек, от талии вниз разделялся на полосы, которые струились за ним с легким шорохом.

Бросив гильзу, Вакс взмыл в воздух и приземлился на крыше здания, располагавшегося через улицу от особняка. Бросил взгляд назад – окна сияли в вечерней тьме. Интересно, каким слухам он положит начало, вот так исчезнув с балкона?

Что ж, все и так знали, что лорд Ваксиллиум Ладриан – двурожденный. Он этого никогда не скрывал. Конечно, его исчезновение не очень-то поможет залатать семейную репутацию, но сейчас Ваксу было наплевать. После своего возвращения в город он чуть ли не каждый вечер проводил на том или ином официальном приеме, а туманных ночей не наблюдалось уже несколько недель.

Вакс не мог без туманов. Таким уж родился.

Он пронесся через крышу по направлению к набережной Дему и спрыгнул. Прямо перед тем, как удариться о землю, Вакс бросил использованный патрон и оттолкнулся, замедлив снижение. Приземлился в заросли декоративных кустов, в которых запутались ленты плаща. Раздался громкий шелест.

«Проклятье!»

В Дикоземье никто не высаживал декоративные кусты. Вакс выпутался, морщась из-за произведенного шума. Несколько недель в городе – и он уже начал ржаветь?

Покачал головой, снова оттолкнулся и взлетел, двигаясь вдоль широкого бульвара и параллельного ему канала. Направил свой полет под углом, чтобы пересечь бульвар, и приземлился на один из новых электрических фонарей. Современный город вроде Эленделя обладал одним приятным качеством: он был полон металла.

Вакс улыбнулся, разжег сталь и, оттолкнувшись от верхушки фонаря, взлетел по широкой дуге. Туман струился мимо него, клубясь на ветру, который бил в лицо. Это было волнующе. Человеку ни за что не почувствовать себя свободным, пока он не сбросил цепи тяготения и не взмыл в небо.

Когда дуга полета пошла вниз, Вакс оттолкнулся от другого уличного фонаря и швырнул себя вперед. Длинный ряд металлических шестов был чем-то вроде его личной железной дороги. Вакс скакал вперед, и его дурачества привлекали внимание пассажиров в проезжавших мимо экипажах, как запряженных лошадьми, так и безлошадных.

Вакс снова улыбнулся. Стрелки вроде него были относительно редки, но только не для города с таким огромным населением. Вакс точно не первый, кого эти люди видели передвигающимся по городу при помощи металла. Алломанты-стрелки часто доставляли срочную корреспонденцию по Эленделю.

Размеры города по-прежнему поражали. Здесь жили миллионы – возможно, целых пять миллионов. Никто пока не провел точных подсчетов во всех его районах. Они назывались октантами, и было их, как нетрудно догадаться, восемь.

Миллионы! Такое трудно вообразить, даже если здесь вырос. Прежде чем покинуть Везеринг, Вакс начал подумывать о том, что городок слишком разросся, хотя в нем проживало едва ли больше десяти тысяч человек.

Он приземлился на фонарь прямо перед массивным Железным Шипом. Задрал голову, разглядывая башню сквозь туман. Незаконченная вершина терялась во тьме. Удастся ли забраться так высоко? Вакс ведь только толкает металлы, но не тянет – он не какой-нибудь мифический рожденный туманом из старых сказок, вроде Выжившего или Вознесшейся Воительницы. Одна алломантическая сила, одна ферухимическая – вот и все, на что теперь можно было рассчитывать. Если даже одна считалась редкой привилегией, то двурожденный вроде Вакса представлял собой нечто весьма исключительное.

Уэйн заявлял, будто помнит названия всех возможных разновидностей двурожденных. Конечно, Уэйн еще твердил, будто как-то раз украл коня, который безупречно рыгал по нотам, так что любой привыкал относиться к его словам с толикой меди. Вакс, по правде говоря, не забивал голову определениями и названиями для двурожденных. Сам он назывался крушителем и представлял комбинацию алломанта-стрелка и ферухимика-порхателя. Хотя редко думал о себе в таких выражениях.

Он начал заполнять свою метапамять – железные браслеты, которые носил на руках выше локтей, – избавляя себя от веса, делаясь все легче и легче. Этот вес сохранится для использования в будущем. Потом, игнорируя осторожный внутренний голос, разжег сталь, толкнул – и взмыл вверх.

Ветер превратился в рев; металлический фонарный столб, вбитый глубоко в землю, оказался хорошим якорем, способным подбросить достаточно высоко. Вакс двигался под небольшим углом, и этажи здания мелькали перед ним размытой полосой. Приземлился примерно на двадцатом, когда толчок почти достиг предела.

Эта часть здания была уже закончена, на наружную отделку пошел материал, имитировавший обработанный камень. Вакс слышал, что это керамика. Обычная практика для высоких зданий – нижние этажи строили из настоящего камня, а для тех, что повыше, использовали менее тяжелый материал.

Вакс ухватился за какой-то выступ. С оружием и метапамятью на руках его вряд ли унесет ветром, а когда тело легче, проще удерживаться на месте.

Внизу клубился туман, казавшийся почти игривым. Вакс посмотрел вверх, обдумывая следующий шаг. Его сталь прочертила голубые лучи к ближайшим источникам металла, многие из которых тянулись к каркасу строения. Однако, оттолкнувшись от любого из них, улетишь прочь от Железного Шипа.

«Вот оно», – подумал Вакс, приметив карниз подходящего размера, расположенный пятью футами выше.

И начал карабкаться по наружной стене здания, пальцами в перчатках уверенно хватаясь за украшавший ее сложный орнамент. Алломанты-стрелки быстро приучались не бояться высоты. Вакс забрался на карниз, потом бросил гильзу и остановил ее мыском ботинка.

Посмотрел наверх, прикидывая траекторию. Достал спрятанный в поясе фиал, вытащил пробку и осушил до дна жидкость вместе с металлическими частицами в ней. Зашипел сквозь зубы, когда виски обожгло горло. Хорошая штука, из вискарни Стаджина.

«Проклятье, мне будет этого не хватать, когда запас подойдет к концу», – думал Вакс, пряча фиал.

Большинство алломантов не наполняли фиалы для металлов виски. И напрасно. Вакс улыбнулся, ощущая, как восстановились внутренние резервы стали; потом разжег металл и взмыл вверх.

Он летел ввысь, в ночном небе. К несчастью, Железный Шип построили таким образом, что он сужался с каждым последующим этажом. Поскольку Вакс толкал себя вертикально вверх, вскоре оказалось, что он мчится сквозь тьму, окруженный туманом, а стена здания высится в добрых десяти футах в стороне.

Сунув руку под плащ, Вакс вытащил из длинного, похожего на рукав кармана внутри короткоствольный дробовик. Повернулся, направив оружие от себя, и выстрелил.

Вакс был достаточно легким, чтобы отдачей его бросило к зданию. Грохот выстрела эхом раскатился внизу, но в патронах находилась мелкокалиберная дробь – слишком мелкая и легкая, чтобы поранить кого-то, когда рассеется, упав с такой огромной высоты.

Он ударился о стену башни пятью этажами выше того места, где побывал, и схватился за шпилеобразный выступ. Отделка здесь, вверху, оказалась воистину чудесная. Кто же, по мнению создателей, должен был ею любоваться? Вакс покачал головой. Архитекторы – странные типы. Совсем не практичные, в отличие от хороших оружейников. Вакс забрался на другой выступ и опять прыгнул вверх.

Следующего прыжка хватило, чтобы долететь до открытой арматуры незаконченных верхних этажей. Вакс прогулялся по балке, потом без усилий скользнул по вертикальному элементу конструкции – с уменьшенным весом это было легко – и очутился на самом высоком из брусьев, торчавших из верхушки здания.

Высота оказалась головокружительной. Пусть туман и скрывал пейзаж, Вакс видел внизу двойной ряд огней, озаряющих улицу. По всему городу горели огни поменьше, похожие на свечи, плывущие в океане во время похорон моряка. Лишь отсутствие огней позволяло выделить разнообразные парки и залив далеко на западе.

Когда-то в этом городе Вакс чувствовал себя как дома. Разумеется, до того, как провел двадцать лет там, где закон иной раз был лишь смутным воспоминанием, а кареты считались чем-то несерьезным. Интересно, что бы подумала Лесси о безлошадных повозках с тонкими колесами, предназначенными для езды по отлично вымощенным городским улицам? О машинах, которые работали благодаря нефти и жиру, а не сену и подковам?

Он завертелся на своем насесте. Определить, что где находится, в темноте и тумане было трудно, однако у Вакса имелось преимущество: ведь его юность прошла именно в этой части города. Все изменилось, но не так уж сильно. Он прикинул направление, проверил запасы стали и запустил себя во тьму.

Добрых полминуты Вакс летел над городом по большой дуге благодаря толчку от тех громадных балок. Небоскреб превратился в окутанный тенями силуэт позади, потом исчез. В конце концов движущая сила иссякла, и Вакс рухнул сквозь туман. Он позволил себе падать, не тревожась. Когда огни приблизились – и Вакс смог увидеть, что внизу никого нет, – он направил дробовик в землю и нажал на спусковой крючок.

Рывок на миг подбросил его, замедлив падение. Вакс оттолкнулся от мелкокалиберной дроби в земле, чтобы еще больше замедлиться, и мягко приземлился на корточки. С неудовольствием отметил, что выстрелом испортил несколько хороших булыжников на мостовой.

«Гармония! – подумал Вакс, засовывая дробовик обратно под плащ. – К этому месту и впрямь придется привыкать. Я словно конь, который забрел на узенький рынок. Здесь требуется куда больше утонченности».

В Дикоземье его считали изысканным джентльменом. Здесь, если не следить за собой, он скоро подтвердит, что является неотесанным грубияном, каким его уже считали большинство аристократов. Это…

Выстрелы.

Вакс отреагировал мгновенно: бросился в сторону, оттолкнувшись от железных ворот, покатился кувырком. Вскочив, правой рукой потянулся за «стеррионом», в то время как левая придерживала дробовик во внутреннем кармане плаща.

Он пристально вгляделся в ночь. Неужели бездумная пальба из дробовика привлекла внимание местных констеблей? Снова раздались выстрелы, и Вакс нахмурился: «Нет, слишком далеко. Что же там такое…»

Происходящее заставило испытать подлинный трепет. Оттолкнувшись от тех же самых ворот, чтобы набрать высоту, Вакс взмыл в воздух. Приземлился на крыше; в этом районе было множество трех– и четырехэтажных многоквартирных домов, разделенных узкими переулками. Как люди могли жить, не имея вокруг пространства? Он бы сошел с ума.

Вакс перелетел через несколько зданий – плоские крыши оказались на руку; остановился и прислушался. Сердце возбужденно колотилось. Он не ошибся, надеясь на что-то в этом духе. Потому-то и поддался желанию покинуть званый вечер, отыскать небоскреб и забраться на вершину, пробежаться сквозь туман. Раньше, в Везеринге, по мере того как город рос, Вакс частенько патрулировал по ночам, выискивая неприятности.

Он как раз нащупал свой «стеррион», когда опять раздался выстрел – на этот раз ближе. Прикинув расстояние, Вакс бросил гильзу и толкнул себя в воздух. Восстановил вес до трех четвертей. Чтобы драться как следует, требуется вес.

Туман кружился, поддразнивая. Никто не мог предсказать, в какую именно ночь он появится: туман не подчинялся обычным погодным закономерностям. Ночь могла быть влажной и прохладной – и ни клочка тумана. Другую же, поначалу сухую, как ломкие листья, туман вдруг заполнял без остатка.

Этой ночью он был зыбким, и видимость осталась хорошей. Тишину нарушил новый треск.

«Там», – понял Вакс.

Ощущая внутри уютное тепло от горения стали, он перемахнул через еще одну улицу, вихрем лент туманного плаща породив ветер, заставивший клубиться туман.

Приземлился мягко, поднял перед собой пистолет и побежал по крыше на полусогнутых ногах. Достиг края и посмотрел вниз. Прямо под ним кто-то прятался за горой ящиков поблизости от входа в переулок. Темная и туманная ночь не позволяла разглядеть много подробностей, но человек был вооружен винтовкой, которая лежала на ящике. Ствол указывал на группу людей дальше по улице, их одежда включала примечательные куполообразные шапки городских констеблей.

Вакс легонько оттолкнулся во все стороны, создавая вокруг себя «стальной пузырь». Потревоженный алломантией, задребезжал под ногами замок на люке. Вакс внимательно посмотрел вниз, на человека, который стрелял в констеблей. Было бы неплохо совершить в этом городе по-настоящему важный поступок, а не просто стоять и болтать с теми, у кого в избытке нарядов и привилегий.

Вакс бросил гильзу, и алломантия прижала ее к крыше, на которой он стоял. Оттолкнулся сильней, понесся вверх, сквозь клубящийся туман. Падая, резко уменьшил вес и оттолкнулся от щеколды на окне, направив себя так, чтобы приземлиться в самом центре переулка.

Благодаря стали он видел лучи, которые указывали на четыре отдельные фигуры перед ним. Приземляясь – незнакомцы начали поворачиваться в его сторону, бормоча проклятия, – Вакс поднял «стеррион» и прицелился в бандита с клочковатой бородой и темными, как сама ночь, глазами.

И услышал, как всхлипывает женщина.

Вакс застыл, не в силах пошевелить поднятой рукой. Воспоминания, вокруг которых он построил дамбу, прорвались и затопили разум. Лесси, пленница с удавкой на шее. Одинокий выстрел. Кровь на красных кирпичных стенах.

Бандит рывком нацелил винтовку на Вакса и выстрелил. «Стальной пузырь» едва отразил пулю, и она проделала дыру в плаще, чудом не задев ребра.

Вакс попытался выстрелить, но эти всхлипы…

«Ох, Гармония», – подумал он, преисполнившись отвращения к самому себе.

Направил дробовик вниз, выстрелил в землю, оттолкнулся от пули и умчался прочь из переулка.

В тумане вокруг засвистели пули. Со «стальным пузырем» или без него, Вакс должен был пасть жертвой одной из них. Жизнь уберегла чистейшая удача. Приземлившись на другой крыше, он перекатился и застыл, лежа ничком, защищенный от ружейного огня парапетом.

Вакс судорожно вздохнул, сжимая револьвер в руке.

«Идиот, – мысленно обругал он себя. – Дурак».

Никогда еще Ваксу не случалось застывать во время битвы, даже когда он был зеленым новичком. Никогда! Это, однако, был первый раз, когда он попытался кого-то застрелить после катастрофы в разрушенной церкви.

От стыда хотелось спрятаться, но Вакс стиснул зубы и подполз к краю крыши. Внизу все еще были люди. Теперь он видел их лучше – они собирались и готовились удрать. Наверное, не хотели связываться с алломантом.

Вакс прицелился в того, кто выглядел главарем. Однако не успел выстрелить, как бандит пал жертвой огня со стороны констеблей. Через несколько секунд переулок заполнился людьми в форме. Вакс поднял к лицу свой «стеррион» и глубоко вздохнул: «Я мог выстрелить. Но я застыл и упустил тот самый миг. Такое больше не повторится».

Он раз за разом повторял это про себя, пока констебли по одному выволакивали злоумышленников из переулка.

Никакой женщины там не было. Всхлипы издавал бандит, который поймал пулю до появления Вакса. Бандит продолжал стонать от боли, когда его забирали.

Вакса констебли не заметили. Он повернулся и исчез в ночи.

Некоторое время спустя Вакс прибыл в особняк Ладрианов – свою городскую резиденцию, свое родовое гнездо, которое, впрочем, родным не считал.

Возле величественного четырехэтажного здания с элегантными балконами не было просторного парка, зато имелся милый садик во внутреннем дворе с противоположной от фасада стороны. Вакс бросил монетку и, перескочив через переднюю изгородь, приземлился на крышу сторожки у ворот.

«Моя карета вернулась», – мысленно отметил он.

Ничего удивительного. Слуги к нему привыкали, правда Вакс не знал, радоваться этому или стыдиться.

Оттолкнувшись от ворот, которые задребезжали от нажима, он приземлился на балконе четвертого этажа. Стрелкам приходилось учиться точности, в отличие от их собратьев, наделенных силой железного притяжения и известных как хвататели. Эти просто выбирали цель и тянули себя к ней. Обычно им приходилось взбираться по стене здания, производя много шума. Алломантам-стрелкам же ничего не оставалось, как проявлять изящество, осторожность и аккуратность.

Окно было открыто – каким Вакс его и оставил. Меньше всего сейчас обрадовала бы встреча с кем-нибудь: прерванная стычка с бандитами привела Вакса в замешательство. Он скользнул в темную комнату, пересек ее и прислушался. Ни звука в коридоре. Потом тихонько открыл дверь и шагнул за порог.

В коридоре тоже оказалось темно, а Вакс не был ищейкой, способной усиливать свои чувства. Пробирался шаг за шагом, стараясь не споткнуться о край ковра и не врезаться в какой-нибудь пьедестал.

Его покои располагались в конце коридора. Вакс протянул затянутые в перчатку пальцы к бронзовой ручке. Отлично. Осторожно открыл дверь, вошел в спальню. Теперь надо только…

В стене напротив открылась дверь, впустив яркий желтый свет. Вакс застыл на месте, рука его нырнула под плащ за «стеррионом».

В дверном проеме возник пожилой мужчина в аккуратной черной униформе, белых перчатках и с большим канделябром в руке.

– Великий лорд Ладриан, – приподняв бровь, констатировал дворецкий. – Вижу, вы вернулись.

– Э-э… – смущенно произнес Вакс, вытаскивая руку из-под плаща.

– Ваша ванна готова, милорд.

– Я ничего не говорил о ванне.

– Да, но, учитывая ваши ночные… развлечения, я счел благоразумным ее для вас приготовить. – Дворецкий принюхался. – Порох?

– Хм, да.

– Надеюсь, милорд не застрелил кого-нибудь слишком важного.

«Нет, – подумал Вакс. – Нет, я не смог».

Тиллом стоял перед ним, чопорный, неодобрительный. Все, о чем думал дворецкий, было понятно без слов: что исчезновение Вакса со званого вечера вызвало маленький скандал, что теперь для него будет еще сложнее подыскать себе приличную невесту. О том, как разочарован, Тиллом тоже смолчал. В конце концов, он был истинным дворецким.

Тем более, что он мог все это выразить одним взглядом.

– Следует ли мне составить письмо с извинениями для леди Сетт, милорд? Полагаю, она будет его ждать, принимая во внимание то, что вы послали такое же лорду Стентону.

– Было бы неплохо, – согласился Вакс.

Он коснулся пальцами пояса, ощупал спрятанные там фиалы с металлами, револьверы на бедрах, тяжелый дробовик, прицепленный к плащу изнутри.

«Что я делаю? Веду себя как дурак».

Внезапно Вакс осознал, насколько по-детски поступил. Покинуть званый вечер и отправиться в дозор по городу, искать неприятности… Да что с ним такое?

Похоже, пытался что-то отвоевать. Часть того себя, каким был до смерти Лесси. Осознавал в глубине души, что теперь могут возникнуть проблемы со стрельбой, и собирался доказать, что это не так.

И провалил испытание.

– Милорд, – шагнув ближе, снова заговорил Тиллом. – Могу ли я высказаться… напрямую прямо сейчас?

– Можешь.

– В городе множество констеблей, – продолжал Тиллом. – И они довольно хорошо справляются с работой. А у нашего Дома есть только один великий лорд. От вас зависят тысячи, сэр. – Тиллом уважительно склонил голову, после чего начал зажигать свечи в спальне.

Дворецкий сказал правду. Дом Ладриан являлся одним из самых могущественных в городе – по крайней мере, исторически. В городском совете Вакс представлял интересы всех работавших на его семью. Конечно, был еще представитель, которого в их гильдии выбирали голосованием, но в большей степени все эти люди зависели от Вакса.

И его Дом находился на грани банкротства. Вакс обладал значительным потенциалом, имуществом и работниками, но ему не хватало наличности и связей из-за дурацкого поведения дяди. Если Вакс ничего не предпримет, чтобы это изменить, результатом могут стать безработица, нищета и крах, поскольку другие Дома набросятся на его владения и захватят их в счет неуплаченных долгов.

Вакс провел большими пальцами по «стеррионам». Он вынужден был признать, что констебли отлично справились с уличными бандитами.

«Я им не нужен. Этому городу я не нужен. Вернее, не так, как был нужен Везерингу».

Он цеплялся за то, кем был когда-то. Однако тот человек уже в прошлом, и Вакс не мог им стать. Он требовался совсем в ином качестве.

– Тиллом, – позвал Вакс.

Дворецкий отвлекся от свечей. В особняке еще не было электричества, хотя рабочие вскоре должны были его провести. Дядя заплатил за это перед смертью, и Вакс уже не мог вернуть деньги.

– Да, милорд?

Вакс поколебался, потом медленно вытащил из-под плаща дробовик и положил в сундук возле кровати, поместив рядом с собратом, которого оставил там раньше. Сняв туманный плащ, намотал плотную ткань на руку. Почтительно подержал секунду-другую и тоже положил в сундук. За дробовиком и плащом последовали револьверы-«стеррионы». Они были не единственными пистолетами, но представляли жизнь, которую Вакс вел в Дикоземье.

Заперев свою прежнюю жизнь в сундуке, он опустил крышку.

– Возьми это, Тиллом.

– Да, милорд. Он будет наготове, если опять понадобится.

– Не понадобится, – возразил Вакс.

Он подарил себе одну последнюю ночь в тумане. Волнующий подъем на башню, вечер наедине с тьмой. Он решил признать это, а не неудачу с бандитами результатом сегодняшней ночи.

Один последний танец.

– Забери это, Тиллом, – повторил Вакс, отворачиваясь от сундука. – Положи в безопасное место, но спрячь куда-нибудь подальше. Насовсем.

– Да, милорд. – В голосе дворецкого послышалось одобрение.

«Так-то. Так-то вот», – направляясь в ванную, думал Вакс.

Ваксу-законнику пришел конец. Настала пора сделаться лордом Ваксиллиумом Ладрианом, Шестнадцатым великим лордом Дома Ладриан, обитающим в Четвертом октанте Эленделя.

2

Шесть месяцев спустя

– Как мой галстук? – спросил Ваксиллиум, отрываясь от своего отражения в зеркале и снова поворачиваясь, чтобы еще подтянуть серебристый узел на шее.

– Как всегда безупречен, милорд, – сказал Тиллом.

Дворецкий стоял, сцепив за спиной руки; рядом с ним на сервировочном столике исходил паром чай на подносе. Ваксиллиум не просил чая, но Тиллом все равно принес. Тиллом не мыслил жизни без чая.

– Уверен? – уточнил Ваксиллиум, снова поправляя галстук.

– Абсолютно, милорд. – Дворецкий поколебался. – Должен признать, милорд, что вот уже несколько месяцев испытываю по этому поводу любопытство. Вы первый великий лорд из всех, кому я когда-либо прислуживал, способный завязать достойный галстучный узел. Я свыкся с мыслью о том, что в этом деле требуется помощь.

– Когда живешь в Дикоземье, привыкаешь все делать сам.

– Со всем должным уважением, милорд. – В обычно монотонном голосе Тиллома проскользнули любознательные нотки. – Я бы не подумал, что в Дикоземье кому-то понадобится осваивать подобный навык. Мне не было ведомо, что тамошние обитатели хоть в малейшей степени заботятся о таких вещах, как мода и правила приличия.

– Они и не заботятся, – улыбнулся Ваксиллиум и в последний раз поправил галстук. – Отчасти именно поэтому я всегда так и поступал. Одеваясь как городской джентльмен, я оказывал странное воздействие на живущих там людей. Одни тотчас же начинали меня уважать, другие немедленно недооценивали. В обоих случаях это работало в мою пользу. И, да будет мне позволено прибавить, невыразимо приятно видеть выражение лица преступника, когда его тащит в суд тот, кого они приняли за городского денди.

– Могу себе представить, милорд.

– Я это делал и для себя тоже, – продолжал Ваксиллиум чуть тише, глядя на свое изображение в зеркале. Серебристый галстук, зеленый атласный жилет. Изумрудные запонки. Черный сюртук с узкими рукавами и брюки с узкими штанинами. Одна из пуговиц на жилете не деревянная, а стальная – его старая традиция. – Одежда являлась напоминанием, Тиллом. Пусть край вокруг и дик, мне было не обязательно становиться таким же.

Он взял с туалетного столика серебристый платок-паше, ловко сложил его и сунул в карман. Внезапно по особняку прокатился звон.

– Ржавь и Разрушитель, – выругался Ваксиллиум, бросив взгляд на карманные часы. – Они рано.

– Лорд Хармс известен своей пунктуальностью, милорд.

– Чудесно. Что ж, давай покончим с этим.

Решительным шагом Ваксиллиум вышел в коридор, плавно ступая по зеленому ковру из разрезного бархата. Особняк мало изменился за два десятилетия. Даже прожив здесь шесть месяцев, Ваксиллиум не чувствовал, что этот дом принадлежит ему. Легкий запах трубочного табака дяди еще не выветрился, и в убранстве чувствовалась любовь к темным породам дерева и громоздким каменным скульптурам. Невзирая на современные вкусы, портретов или пейзажей практически не было. Как Ваксиллиуму стало известно, самые ценные из них ушли с молотка еще при жизни дяди.

Рядом, сцепив за спиной руки, шел Тиллом.

– Похоже, милорд считает то, что надлежит совершить сегодня, неприятной работой.

– Это так заметно? – Ваксиллиум скривился.

Интересно, как его характеризовал тот факт, что он скорее встретился бы с бандой преступников в их собственном логове, причем не в свою пользу по количеству оружия и людей, чем с лордом Хармсом и его дочерью?

В конце коридора дожидалась полноватая, почтенного вида женщина в черном платье с белым передником.

– О, лорд Ладриан, – произнесла она с нежностью. – Ваша матушка была бы так рада видеть вас сегодня!

– Ничего еще не решено, мисс Граймс, – сказал Ваксиллиум, когда женщина к ним присоединилась, и они втроем пошли вдоль перил галереи второго этажа.

– Она и впрямь так надеялась, что однажды вы женитесь на прекрасной леди, – не унималась мисс Граймс. – Вы бы только знали, как она тревожилась все эти годы.

От подобных слов у Ваксиллиума невольно сжалось сердце. Он понятия не имел, тревожилась ли мать. Он почти не писал родителям или сестре, а навестил их лишь однажды, вскоре после того, как железная дорога дотянулась до Везеринга.

Что ж, теперь Ваксиллиум справлялся со своими обязанностями куда успешнее. Шесть месяцев труда, и у него наконец-то под ногами появилась опора, позволявшая оттащить Дом Ладриан – вместе с его многочисленными кузнецами и портнихами – от края финансовой пропасти. Последний шаг надлежало совершить сегодня.

У самой лестницы Ваксиллиум вдруг замешкался.

– Нет, – сказал он. – Не стоит спешить. Надо дать им время устроиться с комфортом.

– Это… – начал Тиллом, но Ваксиллиум развернулся и пошел в обратную сторону.

– Мисс Граймс, – окликнул он, – есть какие-нибудь другие дела, которые сегодня требуют моего внимания?

– Хотите услышать о них прямо сейчас? – спросила она, нахмурившись и поспешив следом.

– Что угодно, лишь бы занять голову, добрая женщина.

Ржавь и Разрушитель… Он так нервничал, что невольно сунул руку в карман сюртука и нащупал рукоять «Иммерлинга 44-S».

Это был прекрасный пистолет, хотя и уступал любому изделию Ранетт. Приличный и маленький, как и подобает личному оружию джентльмена. Ваксиллиум твердо решил: он будет лордом, а не законником, – однако это не означало, что он собирается разгуливать невооруженным. Подобное… подобное представлялось совершенным безумием.

– Есть одна проблема, – поморщилась мисс Граймс. Она была домоправительницей Ладрианов последние двадцать лет. – Прошлой ночью мы потеряли еще одну партию стали.

Ваксиллиум застыл посреди коридора:

– Что? Опять!

– К несчастью, милорд.

– Проклятье. Начинаю думать, что эти воры только за нами и охотятся.

– Это всего лишь вторая наша партия, – возразила мисс Граймс. – Дом Текиэль потерял целых пять.

– Подробности? Исчезновение. Где оно произошло?

– Ну…

– Нет, не говорите, – вскинув руку, остановил ее Ваксиллиум. – Мне непозволительно отвлекаться.

Мисс Граймс одарила его хмурым взглядом: видимо, по этой самой причине она и не хотела рассказывать о случившемся до встречи с лордом Хармсом. Ваксиллиум опустил руку на перила и почувствовал, как у него дергается левый глаз. Кто-то устраивал эти организованные, весьма продуктивные операции, воруя содержимое целых железнодорожных вагонов. Их называли умыкателями. Возможно, удастся, покрутившись немного тут и там…

«Нет, – сурово оборвал себя Ваксиллиум. – Это не мой долг. Уже не мой».

Он отправится к соответствующим властям; возможно, наймет охранников или частных сыщиков. Он не станет преследовать бандитов самостоятельно.

– Уверен, констебли найдут виновных и привлекут их к ответственности, – с некоторым усилием проговорил Ваксиллиум. – Как считаете, лорд Хармс уже достаточно ждал? Думаю, достаточно. Но и не слишком долго.

И двинулся назад, к поджидавшему его Тиллому. Тот закатил глаза, когда хозяин прошел мимо.

Когда Ваксиллиум достиг лестницы, навстречу ему как раз поднимался юноша в зеленом жилете Ладрианов и белой рубашке.

– Лорд Ладриан, прибыла почта!

– Посылки есть?

– Нет, милорд. – Молодой человек по имени Кип протянул письмо с личной печатью. – Только это. Выглядит важным.

– Приглашение на свадебный ужин Йомен-Остлин, – догадалась мисс Граймс. – Вот где будет уместно в первый раз показаться на публике с мисс Хармс.

– Еще ничего не решено! – запротестовал Ваксиллиум, когда они остановились у подножия лестницы. – Я едва коснулся этой темы с лордом Хармсом, а вы нас уже практически поженили. Вполне возможно, ничего не выйдет. Как и с леди Энтроун.

– Все будет хорошо, молодой хозяин, – улыбнулась мисс Граймс. Она приподнялась и поправила шелковый нагрудный платок в его кармане. – У меня в таких вопросах чутье гасильщицы.

– Вы ведь понимаете, что мне сорок два года? «Молодой хозяин» не очень-то теперь подходит.

Вместо ответа домоправительница похлопала его по щеке. Любого неженатого мужчину мисс Граймс считала ребенком. Ужасно несправедливо, если учесть, что сама-то она так замуж и не вышла. Ваксиллиум едва удержался, чтобы не рассказать ей о Лесси; большинство его родных про нее не знали.

– Ладно, – вздохнул Ваксиллиум, направляясь в сторону гостиной. – Итак, прямиком чудищу в пасть.

У дверей ждала Лимми, старшая горничная. Когда Ваксиллиум приблизился, она вскинула руку, словно желая что-то сказать, но он вручил ей приглашение на ужин:

– Лимми, будь любезна, напиши на это положительный ответ. Отметь, что я приду на ужин вместе с мисс Хармс и ее отцом, но придержи письмо, пока не закончится сегодняшняя встреча. Я тебе сообщу, отсылать или нет.

– Да, милорд, но…

– Все в порядке, – перебил Ваксиллиум, распахивая дверь. – Я не должен заставлять их…

Лорда Хармса и его дочери в гостиной не было. Вместо них Ваксиллиум обнаружил там худощавого мужчину, круглолицего и с острым подбородком. Лет тридцати, с двухдневной щетиной. В широкополой шляпе – в стиле Дикоземья, с чуть изогнутыми кверху полями – и кожаном пыльнике. Он крутил в руках часы размером с ладонь, которые взял с каминной полки.

– Салют, Вакс! – радостно поприветствовал нежданный гость и, указывая на часы, добавил: – Можно я что-нибудь на это обменяю?

Ваксиллиум быстро закрыл за собой дверь:

– Уэйн? Что ты здесь делаешь?

– Рассматриваю твои вещички, дружище. – Уэйн окинул часы оценивающим взглядом. – Вот это сколько стоит? Три или четыре бруска? У меня есть бутылка хорошего виски как раз по той же цене.

– Ты должен немедленно отсюда убраться! – прошипел Ваксиллиум. – Ты должен быть в Везеринге. Кто следит за порядком?

– Барл.

– Барл! Да он же негодяй.

– Как и я.

– Да, но ты негодяй, которого я выбрал для этой работы. Мог бы хоть за Майлзом послать.

– За Майлзом? – переспросил Уэйн. – Дружище, Майлз – воистину жуткое создание. Он скорее пристрелит какого-нибудь малого, чем станет утруждаться выяснением, виновен тот или нет.

– Майлз содержит свой город в чистоте, – возразил Ваксиллиум. – И он пару раз спасал мне жизнь. Но это к делу не относится. Тебе было велено охранять Везеринг.

Уэйн дотронулся до шляпы:

– Все так, Вакс, но ты больше не законник. А у меня есть кое-какие важные дела. – Он посмотрел на часы, потом сунул их в карман и взамен поставил на каминную полку бутылочку виски. – Итак, сэр, мне нужно задать вам несколько вопросов. – Он извлек из пыльника маленький блокнот и карандаш: – Где вы были прошлой ночью около полуночи?

– Это что еще за…

Ваксиллиума прервал вновь раздавшийся дверной звонок.

– Ржавь и Разрушитель! Это люди из высшего общества, Уэйн. Я потратил месяцы, чтобы убедить их в том, что я не какой-нибудь хулиган. Мне нужно, чтобы ты отсюда убрался. – Ваксиллиум шагнул вперед, пытаясь оттеснить друга к задней двери.

– Хм, а ведь это весьма подозрительное поведение, чес-слово, – не сдавался Уэйн, продолжая рисовать какие-то каракули в своем блокноте. – Уклоняетесь от ответов, весь такой встревоженный. Что вы скрываете, сэр?

– Уэйн. – Ваксиллиум схватил его за руку. – Я в некоторой степени ценю, что ты проделал такой путь ради того, чтобы мне надоедать, и я действительно рад тебя видеть. Но сейчас не время.

– По-твоему, я здесь ради тебя? – ухмыльнулся Уэйн. – Нет ли в этом толики высокомерия?

– А что еще могло привести тебя сюда?

– Партия провианта, – пояснил Уэйн. – Железнодорожный вагон покинул Элендель четыре дня назад и прибыл в Везеринг совершенно пустым. Ну так вот, до меня дошли слухи, что ты недавно потерял две собственные партии из-за этих умыкателей. Вот я и пришел тебя расспросить. Весьма подозрительно, как и было сказано.

– Подозрительно… Уэйн, я потерял две партии. Это меня ограбили! С какой стати я превратился в подозреваемого?

– Откуда мне знать, как работает твой коварный криминальный гений, дружище?

За пределами комнаты послышались шаги. Ваксиллиум посмотрел на дверь, потом опять на Уэйна:

– Прямо сейчас мой криминальный гений задается вопросом, могу ли я куда-нибудь засунуть твой труп так, чтобы он не слишком бросался в глаза.

Уэйн с ухмылкой отступил на шаг.

Дверь открылась.

Ваксиллиум повернулся и увидел Лимми, которая с робким видом придерживала створку. За порогом стоял грузный мужчина в превосходном костюме, с тростью из темного дерева. Его усы ниспадали до толстой шеи, а жилет украшал темно-красный галстук.

– …Твержу, что не имеет значения, с кем он встречается! – говорил лорд Хармс. – Он захочет поговорить со мной! Нам было назначено, и… – Аристократ осекся, сообразив, что дверь открыта. – А-а! – Он вошел в комнату.

За ним последовали угрюмая женщина с собранными в тугой пучок золотистыми волосами – его дочь Стерис – и девушка, которую Ваксиллиум не знал.

– Лорд Ладриан, я нахожу весьма неуместным тот факт, что меня заставили ждать, – заявил Хармс. – С кем это вы встречаетесь вместо меня?

Ваксиллиум вздохнул:

– Это мой старый…

– Дядюшка! – шагнув вперед, договорил Уэйн. Голос его вдруг огрубел и лишился сельского выговора. – Я его дядюшка Максиль. Нагрянул этим утром без предупреждения, милейший.

Самого Уэйна тоже было не узнать. Он снял шляпу и пыльник, приклеил к верхней губе правдоподобные фальшивые усы с сединой. Чуть прищурился, чтобы появились лишние морщинки у глаз. Отличная маскировка, делавшая его на несколько лет старше Ваксиллиума, а не на десяток моложе.

Ваксиллиум бросил взгляд через плечо. Сложенный пыльник и шляпа покоились на полу возле одной из кушеток, рядом с этой стопкой лежали две скрещенные дуэльные трости. Осуществить подобную перемену, находясь внутри ускоренного пузыря, не составляло труда. Уэйн был скользуном – алломантом, который при помощи темпосплава создавал вокруг себя пузырь сжатого времени. Он частенько обращался к своей силе, чтобы сменить наряд.

Как и Ваксиллиум, Уэйн также был двурожденным, хотя его ферухимическая способность – быстрое исцеление от ран – находила применение только в битве. И все же две силы представляли собой очень сильную комбинацию.

– Дядюшка, значит? – спросил лорд Хармс, пожимая протянутую руку Уэйна.

– По материнской линии! – уточнил тот. – Не со стороны Ладрианов, разумеется. А иначе я был бы тут главным. – Уэйн совсем не походил на себя, но в этом и заключалось его мастерство. Он говорил, что маскировка на три четверти заключалась в изменении манеры произношения и тембра голоса. – Я уже давно хотел навестить юношу. У него ведь было довольно-таки беспорядочное прошлое, знаете ли. Требуется крепкая рука, которая позаботится, чтобы он не вернулся к столь неподобающему образу жизни.

– Я частенько думал о том же самом! – воскликнул лорд Хармс. – Полагаю, мы можем присесть, лорд Ладриан?

– Разумеется. – Ваксиллиум тайком бросил сердитый взгляд на Уэйна.

«Серьезно? – спрашивал этот взгляд. – Мы до такого докатились?»

Уэйн лишь плечами пожал. Потом повернулся, взял Стерис за руку и вежливо склонил голову:

– А кто это милое создание?

– Моя дочь Стерис. – Хармс сел. – Лорд Ладриан? Вы не сообщили дяде о нашем прибытии?

– Я был так удивлен его появлением, что у меня не было возможности. – Ваксиллиум вслед за Уэйном взял руку Стерис.

Та окинула его с головы до пят критическим взглядом, затем ее глаза метнулись к пыльнику и шляпе на полу. Уголки рта опустились. Несомненно, решила, что вещи принадлежат Ваксиллиуму.

– Это моя кузина Мараси, – сообщила Стерис, кивком указав на девушку позади себя. Мараси, темноволосая и большеглазая, с ярко-красными губами, скромно потупилась, едва Ваксиллиум к ней повернулся. – Она провела большую часть жизни во Внешних Владениях и отличается робостью, так что, пожалуйста, не огорчайте ее.

– И мысли такой не было.

Ваксиллиум подождал, пока женщины усядутся возле лорда Хармса, потом занял свое место на маленькой софе, обратившись лицом к гостям и к дверному проему. Существовал еще один выход из комнаты, но Ваксиллиум обнаружил на подходе к нему скрипучую половицу, так что подкрасться было невозможно. Законник он или лорд, но получить выстрел в спину не хотелось.

Уэйн с чинным видом занял кресло справа от Ваксиллиума. Наступило долгое молчание, во время которого все смотрели друг на друга. Уэйн зевнул.

– Ну что ж, – сказал Ваксиллиум. – Возможно, стоит начать с вопроса о вашем здоровье.

– Возможно, – ответила Стерис.

– Э-э-э… да. И как оно?

– Здоровье у меня сносное.

– В отличие от костюма Ваксиллиума, – встрял Уэйн. – Ну, вы понимаете, он его все носит, носит. А костюм не снашивается, – пояснил он и, развернувшись к лорду Хармсу, поинтересовался: – Что это у вас, красное дерево?

– Вы об этом? – уточнил, тот, приподнимая трость. – Да, действительно. Фамильная ценность.

– Лорд Ваксиллиум, – сурово проговорила Стерис, перебивая отца. Похоже, ей не нравились светские разговоры. – Думаю, стоит обойтись без пустой болтовни. Мы все знаем, в чем суть этой встречи.

– Знаем? – переспросил Ваксиллиум.

– Да, – ледяным голосом подтвердила Стерис. – Лорд Ваксиллиум, положение таково, что вы обладаете прискорбной репутацией. Ваш дядя, да упокоится он с Героем, запятнал имя Ладрианов склонностью к затворничеству, периодическими безрассудными политическими выходками и вопиющим нарушением общепризнанных норм. Вы явились из Дикоземья, в немалой степени поспособствовав дурной репутации Дома. В особенности если учесть оскорбления, которые вы нанесли различным семействам во время первых недель в городе. Помимо всего прочего, ваш Дом на грани нищеты. Мы же находимся в отчаянных обстоятельствах иного рода. Наше финансовое положение стабильно, однако имя малоизвестно в высшем обществе. У моего отца нет наследника мужского пола, которому можно было бы передать родовое имя. Из всего перечисленного следует, что союз между нашими Домами выглядит достаточно разумным.

– До чего же вы рассудительны, моя дорогая, – заметил Уэйн; аристократический говор давался ему с такой легкостью, словно был свойствен от рождения.

– В самом деле. – Не спуская глаз с Ваксиллиума, Стерис сунула руку в сумочку. – Ваших писем и бесед с моим отцом оказалось достаточно, чтобы убедить нас в серьезности ваших намерений. Кроме того, ваше поведение на публике последние пару месяцев отличалось многообещающим здравомыслием, столь не похожим на изначальное хамство. Потому я и взяла на себя смелость составить проект соглашения, которое, думаю, соответствует интересам обеих сторон.

– Э-э… соглашение? – переспросил Ваксиллиум.

– Ох, мне не терпится его увидеть, – прибавил Уэйн.

Он небрежным жестом сунул руку в карман и достал… Ваксиллиум не разглядел, что именно.

«Соглашение» оказалось большим документом, величиной по меньшей мере в двадцать страниц. Стерис вручила одну копию Ваксиллиуму, другую – отцу, третью оставила себе.

Лорд Хармс кашлянул в ладонь:

– Я посоветовал ей записать свои мысли. И… что ж, моя дочь всегда действует очень основательно.

– Это заметно, – не мог не согласиться Ваксиллиум.

– Я бы посоветовал тебе никогда не просить ее передать молоко, – проговорил Уэйн так тихо, что только Ваксиллиум его услышал. – Чтобы выполнить просьбу основательно, она, скорее всего, швырнет в тебя корову.

– Документ состоит из нескольких частей, – продолжала Стерис. – Первая в общих чертах обрисовывает стадию ухаживания. В этот период мы будем явственно – но не слишком поспешно – продвигаться к помолвке. Мы потратим на это ровно столько времени, сколько понадобится, чтобы общество начало воспринимать нас как пару. Помолвка не должна оказаться быстрой на грани скандала, но откладывать ее надолго тоже не стоит. Восемь месяцев, по моим оценкам, соответствуют нашим целям.

– Понимаю. – Ваксиллиум листал документ.

Вошел безмолвный Тиллом, поставил поднос с чаем и пирожными на сервировочный столик возле Уэйна.

Ваксиллиум покачал головой, закрывая контракт:

– Вам не кажется, что это слегка… сурово?

– Сурово?

– Я хотел сказать, не должно ли найтись место для романтики?

– Оно есть. Страница тринадцать. После свадьбы между нами каждую неделю будет происходить не больше трех супружеских встреч и не меньше одной, пока не появится годный наследник. После этого те же самые цифры применяются к двухнедельному промежутку.

– О, разумеется, – машинально поддакнул Ваксиллиум. – Страница тринадцать.

Он посмотрел на Уэйна. Неужели тот достал из кармана… пулю? Уэйн катал ее в ладони.

– Если этого недостаточно для удовлетворения ваших потребностей, – заметила Стерис, – на следующей странице содержится детальный протокол отношений с подходящей любовницей.

– Погодите! – Ваксиллиум оторвал взгляд от Уэйна. – Ваш документ позволяет любовниц?!

– Ну конечно, – подтвердила Стерис. – Они представляют собой простой жизненный факт, и лучше принять их во внимание, чем игнорировать. В документе вы найдете требования к вероятным любовницам, а также способы, посредством которых надлежит соблюдать осторожность.

– Понимаю.

– Я также буду следовать этим правилам, – прибавила Стерис.

– Вы планируете завести любовницу, миледи? – встрепенулся Уэйн.

– Мне будут позволены собственные развлечения. Обычно избранником становится кучер. Конечно же, я воздержусь от подобного до появления наследников. Не должно быть никакой неразберихи в вопросах отцовства.

– Разумеется, – уже в который раз повторил Ваксиллиум.

– Это есть в контракте, – уточнила Стерис. – Страница пятнадцать.

– Не сомневаюсь, именно так все и есть.

Лорд Хармс опять кашлянул в ладонь. Мараси, кузина Стерис, сохраняла бесстрастное выражение лица, хотя во время разговора все время смотрела в пол. Зачем ее взяли с собой?

– Дочь, – сказал лорд Хармс, – возможно, нам следует на какое-то время перейти к менее личным темам.

– Очень хорошо, – согласилась Стерис. – У меня вопросы. Вы религиозный человек, лорд Ладриан?

– Я следую Путем.

– Хмм… – Стерис задумалась, барабаня пальцами по контракту. – Что ж, это безопасный вариант, пусть и в некотором смысле скучный. Я, к примеру, никогда не понимала, как люди могут следовать религии, в которой бог напрямую запрещает ему поклоняться.

– Это сложно.

– Так говорят все, кто следует Путем. И тут же пытаются объяснить, насколько их религия проста.

– И это тоже сложно. Но по-простому сложно. Полагаю, вы, миледи, из приверженцев Выжившего?

– Верно.

«Восхитительно», – подумал Ваксиллиум.

Что ж, приверженцы Выжившего не так уж плохи. По крайней мере, некоторые из них. Он поднялся. Уэйн все еще игрался со своей пулей.

– Кто-нибудь желает чаю?

– Нет, – отмахнулась Стерис, продолжая просматривать свой документ.

– Да, пожалуйста, – негромко попросила Мараси.

Ваксиллиум пересек комнату, приближаясь к столику с чаем.

– Какие милые книжные полки! – восхитился Уэйн. – Хотел бы я иметь такие. Ай-ай, какая прелесть. И… мы внутри.

Лорд Хармс, Стерис и Мараси посмотрели в сторону полок, и в тот момент, когда они отвернулись, Уэйн зажег темпосплав и создал пузырь ускоренного времени.

Пузырь около пяти метров в поперечнике отгородил Уэйна и Ваксиллиума от гостей. Время там текло намного быстрее, чем для оставшихся снаружи. За годы знакомства с Уэйном Ваксиллиум научился различать границы пузыря – они были отмечены легким дрожанием воздуха.

– Ну? – спросил Ваксиллиум.

– О, мне кажется, тихоня очень даже миленькая, – обычным своим голосом ответил Уэйн. – А вот эта, высокая, безумна. Ржавь мне на руки, точно безумна.

Ваксиллиум налил себе чаю. Хармс и две женщины, сидящие на кушетке, выглядели застывшими и напоминали статуи. Уэйн, не жалея запасов, разжигал свой металл, чтобы выделить для них с Ваксиллиумом несколько минут уединения.

Эти пузыри бывали очень полезными – правда, не в том смысле, как предполагало большинство людей. С момента его возникновения пузырь нельзя было сдвинуть. Из него нельзя было стрелять. Ну, вообще-то, можно, однако что-то влияло на предметы, которые его пересекали. При выстреле из ускоренного пузыря пуля, попав в зону обычного времени, замедлялась и отклонялась от траектории. Поэтому нормально прицелиться изнутри пузыря не получалось.

– Она очень хорошая пара, – возразил Ваксиллиум. – Для нас обоих ситуация идеальная.

– Слушай, дружище. Просто потому, что Лесси…

– Лесси тут ни при чем!

– Эй, стой! – Уэйн вскинул руку. – Не надо злиться.

– Я не… – Ваксиллиум перевел дух и продолжил уже спокойнее: – Я не сержусь. Но дело не в Лесси. Дело в моем долге.

«Будь ты проклят, Уэйн! Я почти заставил себя не думать о ней».

Что бы сказала Лесси, увидев, чем он занят? Наверное, посмеялась бы. Посмеялась над тем, как это все нелепо. Посмеялась над его неловкостью. Она была не из ревнивых – возможно, потому что у нее никогда не было повода ревновать. С такой женщиной, как Лесси, разве мог Ваксиллиум заглядываться на кого-то другого?

Никто и никогда не сможет с ней сравниться. Именно поэтому Ваксиллиума так и устраивал контракт Стерис: он поможет разложить чувства по полочкам и, возможно, так будет чуть легче справиться с болью.

– Теперь это мой долг, – повторил Ваксиллиум.

– Раньше, говоря о долге, ты имел в виду спасение людей, а не женитьбу на ком-либо, – заметил Уэйн.

Ваксиллиум присел рядом с креслом:

– Уэйн. Я не могу стать таким, каким был. То, что ты сюда заявился и вмешался в мою жизнь, ничего не изменит. Я теперь другой человек.

– Если ты собрался стать другим человеком, почему не выбрал кого-то с менее уродливой физиономией?

– Уэйн, это серьезно.

Тот поднял руку, крутанул в руке патрон и протянул Ваксиллиуму:

– Как и это.

– Что это такое?

– Пуля. Ими стреляют в людей. Будем надеяться, что в плохих – или, по крайней мере, в тех, которые тебе задолжали брусок-другой.

– Уэйн…

– Они возвращаются. – Уэйн положил патрон на поднос с чайным сервизом.

– Но…

– Пришла пора покашлять. Три. Два. Один.

Ваксиллиум тихонько выругался, но сунул патрон в карман, встал и громко закашлялся, потому что ускоренный пузырь разрушился и восстановилось нормальное течение времени. Для троих гостей прошли секунды, а разговор Ваксиллиума и Уэйна из-за огромной скорости оказался почти неразличим на слух. Кашель должен был прикрыть шероховатости.

Никто из троих посетителей, похоже, ничего не заметил. Ваксиллиум налил чай – сегодня он был темно-вишневого цвета, видимо, подслащенный и с фруктами – и подал Мараси. Затем вернулся на место, держа в одной руке свою чашку, а в другой крепко сжимая патрон. И гильза, и оболочка среднекалиберной пули выглядели стальными, однако вся штуковина целиком казалась слишком легкой. Ваксиллиум нахмурился, взвешивая ее в ладони.

«Кровь на ее лице. Кровь на кирпичной стене… – Он вздрогнул, прогоняя воспоминания. – Будь ты проклят, Уэйн…»

– Вкусный чай, – негромко проговорила Мараси. – Спасибо.

– Не стоит благодарности, – откликнулся Ваксиллиум, заставляя себя сосредоточиться на разговоре. – Леди Стерис, я изучу этот контракт. Огромное спасибо. Но, честно говоря, я надеялся, что эта встреча позволит мне больше узнать о вас.

– Я работаю над автобиографией. Возможно, пришлю вам почтой одну-две главы.

– Это очень… нетрадиционно, – с трудом нашелся Ваксиллиум. – Ценю ваше предложение, но, прошу, расскажите немного о себе. Чем вы увлекаетесь?

– Я предпочитаю пьесы. – Стерис поморщилась. – Конкретнее – «Кулерим».

– Не совсем понял?

– Театр «Кулерим», – подавшись вперед, подсказал Уэйн. – Две ночи назад его ограбили прямо во время представления.

– Вы не слышали? – удивился лорд Хармс. – Это было во всех газетах.

– Кого-нибудь ранили?

– Не во время происшествия как такового. Но все же они взяли заложницу, когда убегали.

– Чудовищно, – возмутилась Стерис. – Никто так и не узнал, что случилось с Армаль. – Ей как будто стало плохо.

– Вы ее знали? – поинтересовался Уэйн, и вместе с любопытством в его речи проскользнул неправильный выговор.

– Мы кузины.

– Как и… – Ваксиллиум кивком указал на Мараси.

Все трое на миг уставились на него с растерянными лицами, потом лорд Хармс поспешно сказал:

– Нет. Другая ветвь семьи.

– Интересно, – произнес Ваксиллиум, откидываясь на спинку кресла. – И амбициозно. Ограбить целый театр? Сколько там было налетчиков?

– Десятки, – включилась в разговор Мараси. – Может, около тридцати – так говорят свидетели.

– Большая банда. Значит, еще примерно человек восемь, которые их увезли. Был и транспорт, чтобы сбежать. Впечатляет.

– Это умыкатели, – уточнила Мараси. – Те, что грабят поезда.

– Не доказано, – заявил Уэйн, ткнув в нее пальцем.

– Нет. Но один из свидетелей ограбления поезда описал нескольких мужчин, которые участвовали и в ограблении театра.

– Постойте, – вскинулся Ваксиллиум. – Есть свидетели какого-то из ограблений поезда? Я думал, они все происходили тайком. Какой-то там вагон-призрак появляется на путях?

– Да, – подтвердил Уэйн. – Машинисты останавливают поезд, чтобы разобраться или, возможно, просто в панике. Однако фантом исчезает до того, как удается его осмотреть. Состав продолжает путь, но, когда достигает конечной станции, выясняется, что один из вагонов пуст. По-прежнему закрыт, без признаков взлома. И все же товаров в нем нет.

– Значит, виновных никто не видит?

– Последние случаи были другими, – оживилась Мараси. – Они начали грабить и пассажирские вагоны. Когда поезд из-за призрака останавливается, бандиты запрыгивают в вагоны и идут сквозь них, отбирая драгоценности и бумажники у пассажиров. Берут заложницу, грозятся убить ее, если кто-то последует за ними, и уходят. Грузовой вагон, как и в предыдущих случаях, оказывается ограбленным.

– Любопытно, – задумчиво произнес Ваксиллиум.

– Да, – согласилась Мараси. – Я думаю…

– Моя дорогая, – вмешался лорд Хармс, – ты наскучила лорду Ладриану.

Мараси покраснела и опустила глаза.

– Мне вовсе не было скучно. – Ваксиллиум постукивал ногтем по чашке с недопитым чаем. – Э-э…

– Что это у вас, пуля? – Стерис указала на его руку.

Ваксиллиум опустил глаза и понял, что продолжает катать патрон между большим и указательным пальцем.

– Пустяк. – Ваксилиум бросил сердитый взгляд на Уэйна.

«Толкни его», – беззвучно проговорил тот.

– Уверены, что покончили с вашим необычным прошлым, лорд Ладриан? – поинтересовалась Стерис.

– О, он уверен. – Уэйн скривился. – Не стоит беспокоиться о том, что он поведет себя не как все. Да что там, он совершенно скучен! Невероятно, комично, бессмысленно скучен. Можно выжать больше душевных треволнений из нищего, который стоит в очереди за супом в день блюд из крысятины. Это…

– Спасибо, дядюшка, – сухо поблагодарил Ваксиллиум. – Да, Стерис, с моим прошлым именно это и произошло. Оно прошло. Я посвятил себя исполнению обязанностей главы Дома Ладриан.

– Очень хорошо. Нам понадобится официальное вступление в высшее общество в качестве пары. Какое-нибудь публичное событие.

– Как насчет свадебного ужина Йомен-Остлин? – рассеянно проговорил Ваксиллиум. «Толкни его». – Я сегодня утром получил приглашение.

– Отличная идея, – вмешался лорд Хармс. – Нас тоже пригласили.

«Толкни его».

Ваксиллиум сунул пальцы в левый рукав и взял небольшую щепотку стальных опилок из потайного кошелька. Бросил в чай и сделал глоток. Резерв получился небольшой, но достаточный.

Он воспламенил сталь, и вокруг появился знакомый веер из голубых лучей, указывающих на все ближайшие источники металла.

Кроме того, который находился у него в руке.

«Алюминий, – понял Ваксиллиум. – Неудивительно, что пуля такая легкая».

Алюминий и несколько его сплавов алломантически инертны: их нельзя ни толкать, ни тянуть. А еще этот металл очень дорогой. Он стоил даже больше, чем золото или платина.

Пуля была создана для убийства алломантов-стрелков и хватателей – таких как Ваксиллиум. Он вздрогнул, но крепче сжал патрон. В иные дни Ваксиллиум отдал бы свой лучший пистолет за несколько алюминиевых пуль. Хотя еще не доводилось слышать о сплаве, из которого можно изготовить пулю с нормальными баллистическими свойствами.

«Откуда? – беззвучно спросил он Уэйна. – Откуда ты ее взял?»

Уэйн лишь кивком указал на гостей, которые глядели прямо на Ваксиллиума.

– В порядке ли вы, лорд Ладриан? – с участием спросила Стерис. – Я знаю хорошего цинкового консультанта, если вдруг вам понадобится эмоциональная помощь.

– Э-э… нет. Спасибо, со мной все в порядке, и я думаю, что это была весьма продуктивная встреча. Вы со мной согласны?

– Как сказать, – проговорила Стерис, поднимаясь. Видимо, приняла его слова за приглашение завершить беседу. – Свадебный ужин завтра, если не ошибаюсь. Могу ли я рассчитывать, что до него вы ознакомитесь с контрактом?

– Можете. – Ваксиллиум также поспешил встать.

– А вот я думаю, эта встреча была чудесной, – сказал Уэйн, поднимаясь вслед за ними. – Вы именно та, в ком нуждается мой племянник, леди Стерис! Крепкая рука. Никакого разгильдяйства, к которому он привык.

– Согласен! – поддержал лорд Хармс. – Лорд Ладриан, возможно, ваш дядюшка отправился бы на ужин…

– Нет, – опередил Ваксиллиум уже открывшего было рот Уэйна. – Нет, к несчастью, он должен вернуться в свое имение. Сообщил об этом как раз до вашего прихода. Ему необходимо присутствовать при очень важной выжеребке.

– Жаль. – Лорд Хармс помог Мараси встать. – Мы пришлем вам весточку о подтверждении, когда примем приглашение Йомена.

– Я сделаю то же самое. – Ваксиллиум проводил их до двери комнаты. – Всего хорошего.

Тиллом поклонился и увел гостей. Окончание встречи показалось Ваксиллиуму несколько скомканным, но когда гостиная опустела, он вздохнул с облегчением. Принимая во внимание внезапное вторжение Уэйна, все прошло неплохо. По крайней мере, никто не попытался его пристрелить.

– Милые люди, – заметил Уэйн. – Теперь я понимаю, что ты затеял. С женой и тестем вроде этого ты будешь тут как дома – совсем как обитатели тюряги в Везеринге!

– Очень мило, – тихонько проговорил Ваксиллиум, помахав в последний раз Хармсам, которые вышли из дверей особняка. – Откуда ты взял пулю?

– Ее уронили во время налета на театр. Выменял у констеблей сегодня утром.

Ваксиллиум закрыл глаза. Уэйн был склонен к весьма широкой интерпретации понятия «обмен».

– Ой, ну вот не надо так! Я им взамен оставил миленький булыжник. Кстати говоря, мне кажется, Стерис и ее папуля считают тебя чокнутым. – Уэйн ухмыльнулся.

– Ничего нового. Наши с тобой отношения вот уже много лет убеждают людей в том, что я безумен.

– Ха! А я-то думал, ты потерял чувство юмора. – Уэйн вытащил из кармана карандаш и, проходя мимо стола, обменял его на одну из ручек Ваксиллиума.

– Я не потерял чувство юмора, Уэйн. Просто держу его в узде. То, что я тебе сказал, – правда; и эта пуля ничего не меняет.

– Может, и не меняет, – согласился Уэйн, забирая свою шляпу, пыльник и дуэльные трости. – Но я все равно должен поглядеть, что удастся найти.

– Это не твоя работа.

– А твоей работой не было охотиться на преступников в Дикоземье. Это никак не влияет на то, что следует делать, дружище. – Уэйн подошел к Ваксиллиуму и вручил ему свою шляпу.

– Уэйн…

– Людей похищают! – Накинув пыльник, Уэйн забрал у Ваксиллиума и нахлобучил себе на голову шляпу. – Пока что четыре заложницы. Ни одну не вернули. Воровать драгоценности – это одно. Забирать продовольствие у городов Дикоземья – другое. Воровать людей… в общем, тут что-то происходит. Я собираюсь узнать, что именно. С тобой или без тебя.

– Без меня.

– Отлично. – Уэйн поколебался. – Но мне кое-что нужно, Вакс. Место, где следует искать. Ты у нас всегда был башковитым.

– Да, мозг в этом деле небесполезен, какой сюрприз.

Уэйн сузил глаза, потом просительно вскинул брови.

– Ладно, – сдался Ваксиллиум, потянувшись к чашке с чаем. – Сколько было совершено ограблений?

– Восемь. Семь железнодорожных вагонов и самое последнее – театр.

– Четыре заложника?

– Ага. Во время трех последних ограблений. В одном из поездов взяли двух, одну – в театре. Все четыре – женщины.

– Их легче одолеть, – неторопливо проговорил Ваксиллиум, постукивая ногтем по чашке. И мужчины будут сильнее тревожиться, что женщин убьют в случае погони.

– Хочешь узнать, что было украдено? – спросил Уэйн, сунув руку в карман пыльника. – Я выменял список у одного из констеблей…

– Не имеет значения. – Ваксиллиум отпил остывшего чая. – Или, по крайней мере, бо́льшая часть украденного не имеет значения. Дело не в грабежах.

– Э-э… точно?

– Точно. Большая банда. В нее вложены деньги – большие деньги. – Ваксиллиум вытащил пулю и снова ее осмотрел. – Если бы им требовались финансы, они бы грабили перевозчиков золота или банки. Грабежи, скорее всего, нужны для отвода глаз. Если тебе требуются чьи-то лошади, иной раз лучше всего выпустить на волю его свиней. Пока он будет их ловить, ты успеешь удрать. Готов поставить деньги на то, что этим умыкателям требовалось что-то другое, что-то необычное. Может, предмет, который легко упустить из виду среди всего украденного. Или, возможно, на самом деле они занимаются вымогательством и планируют начать требовать деньги за защиту у горожан. Узнай, не связывались ли с кем-нибудь по этому поводу. Со мной не связывались, кстати. Если и это никуда не приведет, изучи заложниц. Одна из них, возможно, имела при себе то, что было истинной целью грабителей. Не удивлюсь, если окажется, что речь идет о скрытом шантаже.

– Но они ограбили несколько поездов, прежде чем начали брать заложниц.

– Да. И им это сошло с рук. Не было причин выдавать себя, грабя пассажиров, если они могли сбежать с грузом и беспрепятственно. Они ищут что-то другое, Уэйн. Доверься мне.

– Ладно. – Худощавый законник потер лицо, потом наконец-то сорвал фальшивые усы и сунул в карман. – Но скажи-ка, ты не хочешь узнать, в чем дело? Тебя это не грызет?

– Нет.

Это был не вполне правдивый ответ. Уэйн фыркнул:

– Я бы поверил, если бы у тебя глаз не задергался, дружище. – Он кивком указал на пулю. – Вижу, ты не предложил ее отдать.

– Не предложил. – Ваксиллиум сунул пулю в карман.

– И ты по-прежнему носишь метапамять, – констатировал Уэйн, кивком указывая на наручи, почти скрытые манжетами рубашки Ваксиллиума. – Не говоря уже о том, что ты по-прежнему держишь внутри рукава сталь. А еще я заметил на столе каталог оружия.

– У мужчины должны быть увлечения.

– Как скажешь, – проговорил Уэйн, потом шагнул вперед и постучал по груди Ваксиллиума. – Но знаешь, что я думаю? Думаю, ты ищешь повод не отпускать прошлое. Это ведь то, кто ты есть на самом деле. И никакой особняк, никакая женитьба, никакой титул ничего не изменят. – Уэйн коснулся полей шляпы. – Твоя судьба – помогать людям, дружище. Вот твое настоящее дело.

С этими словами Уэйн развернулся и ушел, задев плащом дверную раму.

3

Восемь часов спустя Ваксиллиум стоял у окна и следил за тем, как исчезают остатки умирающего дня. Свет потускнел, потом пришла тьма, но туман, увы, не появился.

«Какая разница? – мысленно спросил себя Ваксиллиум. – Ты же все равно будешь сидеть дома».

И все-таки хотелось, чтобы появился туман: в его присутствии становилось легче на душе, а мир словно делался лучше и понятнее.

Ваксиллиум со вздохом пересек кабинет, повернул выключатель – загорелись электрические лампы. Они все еще казались чудом – хотя Ваксиллиум знал, что в Словах Основания содержались намеки относительно электричества, – казалось по-прежнему невероятным, что людям удалось достичь подобного.

Он подошел к письменному столу дяди. Своему письменному столу. В Везеринге у Ваксиллиума был грубый, шаткий столик. Теперь он владел крепким, отполированным до блеска рабочим столом из мореного дуба. Сел, начал листать учетные финансовые книги Дома, однако очень скоро глаза начали перебегать к стопке газет на кресле. По просьбе Ваксиллиума их отобрала Лимми.

В последнее время он, как правило, газеты игнорировал. Сообщения об убийствах отвлекали и мешали сосредоточиться на делах. Разумеется, теперь, когда мысли об умыкателях прочно засели в голове, трудно будет забыть о них и заняться чем-то полезным.

«Я только гляну, к чему эта банда причастна, – сказал себе Ваксиллиум. – Чтобы быть в курсе текущих событий».

Что плохого в осведомленности? К тому же будет легче поддерживать светские беседы.

Ваксиллиум забрал стопку и снова сел за стол. Без труда нашел в свежей газете рассказ об ограблениях. В других газетах содержалось даже больше сведений. Ваксиллиум намекнул Лимми на умыкателей, и она раздобыла несколько выпусков, предназначенных специально для тех, кто коллекционировал все недавние происшествия с их участием. Эти газеты перепечатывали статьи недельной или даже многомесячной давности с указанием даты первой публикации историй. Подобные газеты, как понял Ваксиллиум, были популярны, поскольку их оказалось целых три, да еще от разных издателей. Похоже, очень многие хотели быть в курсе событий, которые пропустили.

Судя по датам перепечатанных статей, первое ограбление случилось гораздо раньше, чем предполагал Ваксиллиум. Семь месяцев назад, незадолго до того, как он вернулся в Элендель. Временной промежуток между первым и вторым исчезновением железнодорожного груза составлял четыре месяца. Термин «умыкатели» появился только после второго нападения.

Все ограбления оказались похожи, не считая последнего, в театре. Поезд останавливался из-за преграды на рельсах – первоначально ею было упавшее дерево. Позже из тумана появлялся вагон-призрак, который двигался навстречу. Поездная бригада в панике тормозила состав, но фантом исчезал.

Движение возобновляли, но, когда поезд достигал пункта назначения, один из вагонов оказывался лишенным всего груза. Люди приписывали всевозможные мистические силы грабителям, которые будто бы без особого труда умели проходить сквозь стены и запертые грузовые вагоны.

«Интересно, что за товары они украли?» – подумал Ваксиллиум, хмурясь.

В отчетах о первой краже ничего об этом не говорилось, хотя и упоминалось, что груз принадлежал Августину Текиэлю.

Текиэль – один из богатейших Домов в городе, располагался во Втором октанте, хотя новый небоскреб строился в финансовом квартале Четвертого октанта. Ваксиллиум снова перечитал статьи, потом просмотрел газеты, выискивая в них любые упоминания о первом ограблении до того, как произошло второе.

«А это еще что?» – подумал он, придвигая к себе газету, в которой было перепечатано письмо, написанное Августином Текиэлем специально для прессы несколько месяцев назад.

Письмо обвиняло констеблей Эленделя в неудачной попытке вернуть товары Текиэля. Газета с радостью его напечатала, даже вынесла в заголовок: «ТЕКИЭЛЬ ОБВИНЯЕТ КОНСТЕБЛЕЙ В НЕКОМПЕТЕНТНОСТИ».

Три месяца! Текиэлю понадобилось целых три месяца, чтобы как-то отреагировать на происшедшее. Ваксиллиум отложил газеты со сборными статьями и начал искать в более свежих выпусках другие упоминания. Недостатка в них не оказалось: ограбления были драматичными и загадочными. Что еще нужно, чтобы газеты шли нарасхват?

Во второй и третий раз украли партии стали. Странно и непрактично. Неудобно для транспортировки и куда менее выгодно, чем пожитки пассажиров. Четвертое ограбление привлекло внимание Уэйна: продуктовые консервы из поезда, который направлялся в северное Дикоземье. Во время пятого ограбления впервые были затронуты пассажиры. Шестое и седьмое прошли по той же схеме, причем седьмое оказалось единственным, когда умыкатели забрали двух заложниц вместо одной.

Все три последних ограбления включали кражи как из товарных вагонов, так и из пассажирских. Металл в двух случаях, провиант в одном случае – по крайней мере, так сообщали газеты. С каждым разом детали становились все интереснее, поскольку грузовые вагоны были лучше защищены. Более замысловатые замки, охранники по соседству. Ограбления происходили с невероятной скоростью, учитывая вес грузов, которые забирали умыкатели.

«Может, они использовали скоростной пузырь, какой делает Уэйн?» – подумал Ваксиллиум.

Нет. Когда пузырь уже сформирован, из него невозможно выйти. Войти, соответственно, тоже. Да и слишком мал он для подобного грабежа. По крайней мере, так представлялось Ваксиллиуму.

Он продолжил чтение. В газетах было множество статей с теориями, цитатами и рассказами очевидцев. Многие, подобно Ваксиллиуму, выдвигали предположение о скоростном пузыре, но в передовицах их рвали в клочья. Для перемещения награбленного требовалось слишком много живой силы, а столько народу попросту не поместилось бы в скоростном пузыре. Находились и такие, кто склонялся к версии, что тяжести из вагонов выносил увеличивший собственную силу ферухимик.

Но куда? И зачем? И как грабители справлялись с замками и охранниками? Ваксиллиум вырезал статьи, которые счел интересными. Лишь в нескольких нашлись сведения, на которые можно было опираться.

Тихий стук в дверь застал его в процессе раскладывания статей на письменном столе. Ваксиллиум поднял голову и увидел в дверном проеме Тиллома, в руках которого был поднос с чаем, а на сгибе локтя висела корзинка.

– Чаю, милорд?

– С удовольствием.

Тиллом установил рядом с письменным столом маленький раскладной столик, достал чашку и безупречно белую салфетку.

– Какой предпочитаете?

Тиллом мог изготовить десятки разновидностей чая из простейших базовых ингредиентов.

– Любой.

– Милорд. Чай обладает большой важностью. Он ни в коем случае не должен быть «любым». Все зависит от обстоятельств. Скажите, вы намерены вскоре лечь спать?

Ваксиллиум бросил взгляд на россыпь вырезок:

– Безусловно, нет.

– Отлично. Вы бы хотели поддержать ясность мыслей?

– Было бы славно.

– Сладкий или нет?

– Нет.

– Мятный или пряный?

– Мятный.

– Крепкий или слабый?

– Э-э… крепкий.

– Великолепно. – Тиллом достал из корзины несколько баночек и серебряные ложечки и начал смешивать в чашке порошки и травы. – Милорд выглядит очень сосредоточенным.

Ваксиллиум постучал пальцами по столу:

– Милорд раздражен. Из газет невозможно узнать ничего толкового. Я должен выяснить, что было в первой партии.

– Первой партии, милорд?

– В первом вагоне, который обокрали воры.

– Мисс Граймс отметила бы, что вы как будто возвращаетесь к старым привычкам, милорд.

– К счастью, мисс Граймс здесь нет. Кроме того, лорд Хармс и его дочь выглядели потрясенными из-за того, что я не знал об ограблениях. Я должен быть в курсе событий в городе.

– Превосходное оправдание, милорд.

– Благодарю. – Ваксиллиум принял чашку, поданную дворецким. – Я почти убедил самого себя. – Он сделал глоток. – Крылья Охранителя! Это вкусно.

– Спасибо, милорд. – Тиллом достал салфетку, резко встряхнул, потом сложил пополам и поместил на подлокотник кресла Ваксиллиума. – Насколько я знаю, в первый раз украли партию шерсти. Слышал, как в начале недели об этом говорили в лавке мясника.

– Шерсть? Это бессмысленно.

– Ни одно из этих преступлений не имеет большого смысла, милорд.

– Да, – согласился Ваксиллиум. – К несчастью, таковы самые интересные преступления. – Он глотнул еще чая. От сильного мятного запаха, похоже, прочистился не только нос, но и мозги. – Мне нужна бумага.

– Что…

– Большой лист, – уточнил Ваксиллиум. – Самый большой из всех, какие сможешь найти.

– Я посмотрю, что можно сделать, милорд.

На лице дворецкого промелькнуло едва заметное выражение неудовольствия, однако Тиллом не посмел обсуждать приказ.

Сколько времени прошло с того момента, как Ваксиллиум начал свое исследование? Он посмотрел на часы и удивился. Была уже глубокая ночь.

Похоже, ушел в работу с головой и не уснет, пока не разберется. Ваксиллиум встал и начал ходить из угла в угол, держа перед собой чашку с чаем. К окну не приближался: источник света за спиной превращал его в отличную мишень для снайпера снаружи. Не то чтобы Ваксиллиум всерьез считал, что таковой найдется, но… в любом случае так было удобнее работать.

«Шерсть», – думал он.

Подойдя к столу, Ваксиллиум открыл гроссбух, изучая цифры. И так сосредоточился, что опять утратил ощущение времени. Вошедший Тиллом едва не заставил его вздрогнуть.

– Это подойдет, милорд? – спросил дворецкий, занося мольберт, к которому был прикреплен большой блок рисовальной бумаги. – Старый лорд Ладриан держал это для вашей сестры. Она ведь любила рисовать.

Ваксиллиум посмотрел на мольберт и почувствовал, как сжалось сердце. Он целую вечность не думал про Тельсин. Они слишком редко виделись и были слишком далеки друг от друга. Не преднамеренно: так уж вышло, что Ваксиллиум и предыдущий лорд Ладриан часто находились не в ладах. Нет, дистанция между ним и сестрой возникла во многом из-за лени. За двадцать лет вдали друг от друга Ваксиллиум привык жить, не зная, как дела у Тельсин.

А потом она умерла, погибла во время того же несчастного случая, что и дядя. Ваксиллиум хотел бы испытать более сильные чувства. От подобного известия должно было сделаться гораздо тяжелее на душе. Однако к тому моменту Тельсин уже стала для него чужой.

– Милорд? – переспросил Тиллом.

– В самый раз. – Ваксиллиум поднялся и взял карандаш. – Спасибо. Я беспокоился, что придется повесить лист на стену.

– Повесить?

– Да. Раньше я для этого использовал кусочки смолы.

От подобной идеи Тиллому явно сделалось очень неуютно. Не обращая на него внимания, Ваксиллиум подошел к мольберту и начал писать.

– Хорошая бумага.

– Рад слышать, милорд, – с неуверенностью в голосе отозвался Тиллом.

В левом верхнем углу Ваксиллиум нарисовал маленький поезд, а впереди – рельсы. Ниже поставил дату.

– Первое ограбление. Четырнадцатое винуарча. Цель: шерсть. Предположительно.

Он добавил новые поезда, рельсы, даты и детали, продвигаясь ниже по листу.

Уэйн всегда насмехался, когда он вот так зарисовывал преступления, чтобы лучше над ними поразмыслить. Но это работало, хотя частенько приходилось мириться с шалостями Уэйна, который дорисовывал маленьких схематичных человечков или туманных призраков, портя в целом аккуратные и упорядоченные наброски и заметки.

– Второе ограбление случилось гораздо позже, – продолжал Ваксиллиум. – Металлы. По первому случаю лорд Текиэль не поднял никакого шума, пока не прошли месяцы. – Он постучал по бумаге, потом вычеркнул слово «шерсть». – Текиэль не терял никакой шерсти. Это произошло в начале лета, когда цены на шерсть были слишком низкими, чтобы окупить затраты на перевозку. Насколько я помню, в винуарче вышла из строя восемнадцатая железнодорожная линия, и поезда подорожали. Нужно иметь хлебный мякиш вместо мозгов, чтобы заплатить сверху за поставку несезонного товара.

– Значит… – начал Тиллом.

– Секундочку, – остановил его Ваксиллиум.

Он подошел к шкафу рядом со столом и вытащил несколько бухгалтерских книг. Где-то тут у дяди были путевые листы…

Да. Старый лорд Ладриан очень внимательно следил за тем, что продавали конкурирующие дома. Ваксиллиум проверил список в поисках странностей. На это ушло некоторое время, но в конце концов у него появилась теория.

– Алюминий, – сказал Ваксиллиум. – Текиэль, скорее всего, перевозил алюминий, но уклонился от налогов и задекларировал его как что-то другое. Указанные здесь объемы алюминия, которые он перевозил в последние два года, куда меньше, чем в предыдущие годы. Однако его плавильные печи продолжают работать. Готов поставить свой лучший пистолет на то, что Августин Текиэль – с помощью кого-то из работников железной дороги – устроил милую выгодную контрабандную операцию. Потому-то изначально и не стал подымать большой шум из-за кражи. Не хотел привлекать внимание.

Ваксиллиум подошел к мольберту и сделал несколько пометок на листе. Поднес чашку к губам, кивнул самому себе.

– Это также объясняет довольно длительный промежуток между первым и вторым ограблениями. Бандиты нашли применение тому алюминию. Скорее всего, часть продали на черном рынке, чтобы добыть средства для новых операций, а из остатка изготовили алюминиевые пули. Только зачем им могли понадобиться алюминиевые пули?

– Чтобы убивать алломантов? – предположил Тиллом, который прибирался в комнате, пока Ваксиллиум просматривал бухгалтерские книги.

– Да. – Ваксиллиум нарисовал над первыми тремя ограблениями лица тех, кого взяли в заложницы.

– Милорд? – Тиллом приблизился. – Вы думаете, пленницы – алломантки?

– Имена были оглашены. Все четыре женщины из богатых семей, но ни одна из них в открытую не призналась, что обладает алломантическими силами.

Тиллом промолчал. Это ничего не значило. Многие алломанты из сливок общества хранили свой дар в секрете. Возникало множество ситуаций, когда это могло оказаться полезным. К примеру, если ты поджигатель или гасильщик, способный влиять на человеческие эмоции, куда лучше, чтобы об этом никто не догадывался.

В других случаях алломантию, напротив, выставляли напоказ. Недавний кандидат на пост представителя садоводов в Сенате во время избирательной кампании сделал ставку исключительно на то, что является меднооблачником и потому на него невозможно воздействовать с помощью цинка или латуни. Победил, разбив всех конкурентов наголову. Людям не нравится думать, что кто-то может тайком управлять их избранником, дергая за ниточки.

Ваксиллиум начал записывать свои размышления на полях листа. Мотивы, возможные способы столь быстрого опустошения грузовых вагонов, сходства и различия между ограблениями. Поколебавшись, дорисовал в верхней части нескольких схематичных бандитов в небрежном стиле Уэйна. Хоть это и походило на безумие, с ними он чувствовал себя лучше.

– Готов поспорить, все пленницы – тайные алломантки, – подытожил Ваксиллиум. – У грабителей были алюминиевые пули, чтобы справиться со стрелками, хватателями и громилами. И если бы мы сумели поймать кого-то из воров, готов поставить хорошие деньги на то, что у них в шляпах обнаружатся подкладки из алюминиевой фольги, чтобы защитить эмоции от алломантического отталкивания или притяжения.

Это также не было чем-то из ряда вон выходящим в среде городской элиты, хотя простые люди не могли себе позволить подобную роскошь.

Ограбления совершались не ради денег – они совершались ради пленниц. Потому-то за них не потребовали никакого выкупа, и потому не нашли их трупы. С помощью ограблений маскировались истинные мотивы, по которым похищали этих женщин. Жертвы выбирались отнюдь не спонтанно. Умыкателям нужны алломанты. И алломантические металлы. Пока что украли чистую сталь, пьютер, железо, цинк, латунь, олово и даже немного темпосплава.

– Это опасно, – прошептал Ваксиллиум. – Очень опасно.

– Милорд… – подал голос Тиллом. – Разве вы не собирались просмотреть бухгалтерские книги нашего Дома?

– Да, – отрешенно проговорил Ваксиллиум.

– И соглашения по аренде новых контор в Железном Шипе?

– Я еще доберусь до этого сегодня.

– Милорд. Когда?

Ваксиллиум помедлил, потом проверил карманные часы. Снова удивился, когда увидел, сколько времени прошло.

– Милорд, я вам когда-нибудь рассказывал об увлечении вашего дяди лошадиными бегами?

– Дядя Эдварн был игроком?

– Им самым. Это превратилось в серьезную проблему для Дома вскоре после того, как он стал великим лордом. Лорд Ладриан проводил у скаковых кругов почти все свое время.

– Неудивительно, что мы нищие.

– Вообще-то, ему очень везло на скачках, милорд. Обычно он оказывался в плюсе. В большом плюсе.

– А-а.

– И все же он с этим покончил, – продолжал Тиллом, забирая поднос и пустую чашку. – К несчастью, милорд, пока лорд Ладриан выигрывал на скачках приличное состояние, Дом потерял гораздо больше из-за неправильного руководства и финансовых сделок. – Дворецкий направился было к двери, но остановился. Его обычно мрачное лицо смягчилось. – Не мне читать вам нотации, милорд. Когда юноша становится мужчиной, он может и должен принимать собственные решения. И все же хочу предупредить. Даже нечто хорошее может сделаться разрушительным, если довести дело до излишеств. Ваш Дом нуждается в вас. Тысячи семей уповают на вас. Им нужно ваше руководство и ваши наставления. Я понимаю, вы об этом не просили. Но великим человеком может считаться лишь тот, кто знает, когда следует отложить на потом важные дела, чтобы заняться жизненно важными.

Дворецкий ушел и закрыл за собой дверь.

Ваксиллиум стоял под сверхъестественно ровным светом электрических ламп, глядя на свою схему. Потом отбросил карандаш, ощутив внезапное изнеможение, и вытащил из кармана часы. Два пятнадцать. Ему бы стоило поспать. Нормальные люди в такое время спят.

Приглушив лампы, чтобы не светили в спину, Ваксиллиум подошел к окну. Его по-прежнему угнетало отсутствие туманов, хоть он их и не ждал.

«Я так и не помолился… Слишком суматошный выдался день».

Что ж, лучше поздно, чем никогда. Ваксиллиум сунул руку в карман и достал простую серьгу, украшенную десятью пересекающимися кольцами Пути. Вдел в ухо и, прислонившись к окну, стал глядеть на погруженный во тьму город.

У следовавших Путем не было никакой специально предписанной позы для молитвы. Просто пятнадцать минут медитации и размышлений. Кому-то, к примеру, нравилось сидеть со скрещенными ногами, закрыв глаза. Однако Ваксиллиум всегда считал, что так сложнее думать. От этого болела спина и по ней бегали мурашки. Что, если кто-то проберется и выстрелит ему в затылок?

Поэтому Ваксиллиум просто стоял. И размышлял.

«Как там дела наверху, в тумане? – мысленно спросил он. Никогда не знаешь, как следует разговаривать с Гармонией. – Полагаю, все хорошо? Ты ведь бог и все такое?»

В ответ пришло нечто вроде… веселого изумления. Ваксиллиум никогда не понимал, выдумывает он эти ощущения или нет.

«Что ж, поскольку я-то сам не бог, – продолжал Ваксиллиум, – может, ты бы применил свое всеведение и ниспослал бы мне какие-нибудь ответы. Похоже, я попал в переплет».

Противоречивая мысль. Это совсем не походило на большинство других переплетов, в которых он побывал. Он не связан, его не собираются убить. Он не потерялся в Дикоземье без воды или еды, не пытается отыскать дорогу обратно в цивилизацию. Он стоит посреди шикарного особняка, и хотя у его семьи финансовые проблемы, они со всем справятся. У него роскошная жизнь и место в городском Сенате.

Так почему же вдруг его охватило чувство, что последние шесть месяцев оказались едва ли не самыми тяжелыми за всю жизнь? Бесконечная череда отчетов, гроссбухов, званых ужинов и деловых соглашений…

Дворецкий был прав: слишком многие и впрямь полагались на Ваксиллиума. Дом Ладриан, основанный вслед за Первоначалом, состоял из нескольких тысяч человек и за триста лет сильно разросся, принимая под свою защиту всех, кто приходил работать на его земле или в литейных цехах. Сделки, которые заключал Ваксиллиум, определяли их заработок, их привилегии, их образ жизни. Если Дом рухнет, они найдут работу где-нибудь в другом месте, но будут считаться малозначимыми членами Домов на протяжении одного-двух поколений и лишь потом получат полные права.

«У меня и раньше бывали трудности, – подумал Ваксиллиум. – Справлюсь и с этим. Если я прав. А я прав?»

Стерис назвала Путь простой религией. Возможно, таким он и являлся. Существовала лишь одна основополагающая заповедь: твори больше добра, чем вреда. Имелись и другие аспекты: вера в важность любой правды, требование отдавать больше, чем берешь. В Словах Основания было перечислено более трехсот существующих религий. Существующих или когда-то существовавших. В другие времена, в другом мире.

Путь состоял в том, чтобы изучать их, постигать их моральные устои. Несколько правил имело первостепенную важность. Не ищи вожделения без привязанности. Познай сильные стороны любых изъянов. Молись и медитируй пятнадцать минут в день. И не трать время, поклоняясь Гармонии. Поклоняйся ему, творя добро.

Ваксиллиума обратили к Пути вскоре после того, как он покинул Элендель. Он по-прежнему считал, что женщина, которая повстречалась ему в том поезде, была одной из Безликих Бессмертных, рукой Гармонии. Она и дала ему эту серьгу: каждый последователь Пути надевал такую, когда молился.

Проблема заключалась в том, что Ваксиллиуму было трудно считать свою деятельность полезной. Обеды и гроссбухи, сделки и переговоры. Разумеется, с точки зрения логики они важны. Однако все это – включая его голос в Сенате – являлось абстракцией. Никакого сравнения с бандитом в тюрьме или спасением похищенного ребенка. В молодости он прожил в городе – мировом центре культуры, науки и прогресса – два десятилетия, но не нашел себя, пока отсюда не уехал и не пустился в странствия по пыльным, бесплодным землям по ту сторону гор.

«Используй свои таланты, – будто кто-то прошептал внутри. – Ты во всем разберешься».

Это вызвало у Ваксиллиума печальную улыбку. Он никак не мог взять в толк, почему Гармония – если он и впрямь слушал – не давал более конкретных ответов. Нередко Ваксиллиум не получал от молитвы ничего, кроме ощущения ободрения. Продолжай. Все не так трудно, как кажется. Не сдавайся.

Он со вздохом прикрыл глаза, погружаясь в размышления. У других религий были церемонии и собрания. Только не у тех, кто следовал Путем. В каком-то смысле совершенная простота делала Путь куда более сложным для тех, кто ему следовал. Все интерпретации зависели от того, что позволяла твоя совесть.

Помедитировав какое-то время, Ваксиллиум почувствовал уверенность в том, что Гармония хочет, чтобы он изучал умыкателей и был хорошим главой Дома. Разве эти два занятия не исключали друг друга? Тиллом считал именно так.

Ваксиллиум обернулся и посмотрел на стопку газет и мольберт с блоком рисовальной бумаги. Сунул руку в карман, достал пулю, которую получил от Уэйна.

И против собственной воли мысленным взором увидел Лесси – голова отдернулась назад, кровь брызнула в воздух. Кровь покрыла красивые каштановые волосы. Кровь на полу, на стенах, на убийце. Но ее-то застрелил совсем другой убийца.

«Ох, Гармония, – подумал Ваксиллиум, вскинув руку ко лбу и медленно сползая спиной по стене. – Ведь дело и впрямь в ней, верно? Я не могу снова сотворить такое. Только не это».

Он выронил пулю, вытащил серьгу из уха. Встал, подошел к столу, убрал газеты и закрыл рисовальный альбом. Умыкатели пока что никому не сделали больно. Они грабили людей, но не причиняли вреда. Не было даже доказательств того, что заложницам угрожает опасность. Скорее всего, женщины вернутся после того, как за них заплатят выкуп.

Ваксиллиум сел за стол и принялся работать с семейными гроссбухами. Он не отвлекался от них до глубокой ночи.

4

– Предплечья Гармонии, – пробормотал Ваксиллиум, входя в огромный бальный зал. – И это теперь называют скромным званым ужином? Здесь больше людей, чем в городах Дикоземья, вместе взятых.

Как-то в юности Ваксиллиум посетил особняк Йоменов, но тогда величественный бальный зал оказался пуст. Теперь он был полон. На паркетном полу разместилось больше сотни столов. Леди, лорды, избранные чиновники в лучших своих нарядах чинно прогуливались, беседовали, порождая низкий гул. Блистающие драгоценности. Отутюженные черные костюмы с яркими галстуками. Женщины в платьях по последней моде: насыщенные цвета, юбки до пола, пышный верх со множеством складок и кружевных оборок. Большинство дам носили обтягивающие жакеты. Вырезы теперь были куда глубже, чем в детских воспоминаниях Ваксиллиума. Или он просто обращал на них больше внимания?

– Что такое, Ваксиллиум? – спросила Стерис.

Она позволила снять с себя пальто и осталась в красивом красном платье, которое, похоже, было намеренно сшито так, чтобы целиком и полностью соответствовать моде, но казаться при этом не слишком вызывающим.

– Всего лишь отметил размер этого собрания, моя дорогая. – Ваксиллиум сложил ее пальто и вручил – вместе с собственной шляпой-котелком – поджидавшему слуге. – После возвращения в город я посетил довольно много приемов, и ни один из них не был столь многочисленным. Похоже, пригласили половину города.

– Что ж, это и впрямь особый случай. Женятся представители двух Домов с самыми большими связями. Они не хотели никого пропустить. Кроме тех, разумеется, кого пропустили намеренно. – Стерис протянула Ваксиллиуму руку.

Еще во время поездки в карете он получил детальную инструкцию о том, как именно следует ее держать. Его ладонь, легко касаясь, сверху оплетает кисть ее руки. Это выглядело чудовищно неестественно, однако Стерис настаивала, что так они продемонстрируют окружающим именно то, что нужно. И в самом деле, ступив на пол бального зала, они привлекли немало заинтересованных взглядов.

– Вы намекаете, что одна из целей этого свадебного ужина заключается не в том, чтобы кого-то пригласить, а в том, чтобы не пригласить? – уточнил Ваксиллиум.

– Именно. А чтобы достичь подобной цели, надо пригласить всех остальных. Йомены могущественны, пусть даже верят в Обломки. Жуткая религия. Страшно представить – они поклоняются самому Железноглазому! Но никто и не подумает пренебречь приглашением на такое торжество. И потому те, кого проигнорировали, окажутся не только лишены возможности посетить прием, но и не смогут организовать собственные, поскольку все, кого они могли бы пригласить, будут здесь. Им остается либо объединиться с другими неприглашенными – тем самым усиливая свой статус отверженных, – либо в одиночестве сидеть дома, размышляя о том, какое оскорбление им нанесли.

– Мой опыт подсказывает, что подобные невеселые размышления повышают вероятность того, что кто-то получит пулю.

– Это не Дикоземье, лорд Ваксиллиум. Это город. Мы здесь подобным не занимаемся. – Стерис улыбнулась и с тщательно рассчитанной симпатией помахала кому-то, с кем они разминулись.

– Нет, не занимаетесь. Но похоже, застрелить кого-то из горожан – все равно что проявить акт милосердия.

– Вы не знаете, в чем главная беда, – заметила Стерис, помахав кому-то еще. – Видите того мужчину, который отвернулся от нас? Коренастый, с длинноватыми волосами?

– Да.

– Лорд Шеурман. Печально знаменитый чудовищный гость званых вечеров. Он совершенный зануда, когда не пьян, и совершенный фигляр, когда напьется. То есть почти всегда. Он, по всей видимости, наименее приятный человек во всем высшем обществе. Большинство присутствующих скорее провели бы час, ампутируя себе палец на ноге, чем несколько минут за беседой с ним.

– Так почему же он здесь?

– Ради фактора оскорбления, лорд Ваксиллиум. Те, кем пренебрегли, придут в еще больший ужас, когда узнают, что Шеурман был здесь. Включив несколько дурных сплавов вроде него – мужчин и женщин, которых никто не хочет видеть, – Дом Йомен как бы заявляет: «Мы предпочитаем проводить время с этими людьми, а не с вами». Очень эффективно. Очень мерзко.

Ваксиллиум фыркнул:

– Того, кто попытался бы провернуть такую грубость в Везеринге, подвесили бы за пятки к стропилам. Это еще если ему повезет.

Служанка, шагнув вперед, жестом пригласила их следовать за ней к отведенному столу.

– Хм. Вы ведь понимаете, – продолжала Стерис, понизив голос, – что я больше не подыгрываю, когда вы начинаете изображать невежественного дикоземца, лорд Ваксиллиум.

– Изображать?

– Да, – рассеянно проговорила она. – Вы мужчина. Перспектива женитьбы вызывает у мужчин беспокойство, и они цепляются за свободу. Вследствие этого вы пошли на попятную, начали сыпать варварскими заявлениями, чтобы спровоцировать меня на ответ. Это ваша инстинктивная тяга к маскулинной свободе; преувеличение своих качеств, которое подсознательно нацелено на срыв свадьбы.

– Полагаете, это преувеличение, Стерис? – спросил Ваксиллиум, когда они подошли к столу. – А что, если я таков на самом деле?

– Вы сами выбираете, кем быть, Ваксиллиум. Что до здешней публики и выбора, сделанного Домом Йомен, то не я писала эти правила. Одобрять я их тоже не намерена: многие причиняют неудобства. Но таково общество, в котором мы живем. Поэтому я изменяю себя, чтобы выжить в этой среде.

Пока Ваксиллиум хмурился, Стерис отпустила его руку, и они с несколькими женщинами за соседним столиком – похоже, дальними родственницами – приветливо соприкоснулись щеками. Ваксиллиум машинально сцепил руки за спиной и с вежливой улыбкой кивал тем, кто подходил, чтобы поприветствовать его и Стерис.

Новый лорд Ладриан хорошо показал себя на протяжении последних месяцев, пока вращался в высшем обществе, и люди относились к нему куда дружелюбнее, чем поначалу. Кое-кто из подошедших Ваксиллиуму даже нравился. Однако природа их отношений со Стерис по-прежнему вызывала беспокойство, и он обнаружил, что не может в полную силу наслаждаться беседой.

Кроме того, от подобного количества людей, собравшихся в одном месте, у него невольно бегали по спине мурашки. Слишком суматошно, слишком трудно наблюдать за выходами. Ваксиллиум предпочитал званые вечера поменьше или, по крайней мере, такие, где люди рассеивались по разным помещениям. Благо в богатых особняках их во множестве.

Прибыли невеста с женихом, и гости встали, чтобы поаплодировать. Лорд Джошин и леди Ми’шелль. Ваксиллиум не был с ними знаком. Его удивило, что они беседуют с неряшливым мужчиной, одетым с ног до головы в черное и смахивающим на нищего. К счастью, Стерис, похоже, не собиралась тащить его туда, где выстроилась очередь из желающих поздравить новобрачных.

Вскоре тем, кто сидел за первыми столами, принесли блюда. Послышалось звяканье столового серебра. Стерис велела слуге приготовить их столик; Ваксиллиум коротал время, рассматривая помещение. В прямоугольном бальном зале имелось два балкона, по одному с каждой из коротких сторон. Похоже, там хватило бы места для участников званого ужина, но столов не было. Сегодня балконы предназначались для музыкантов – группы арфистов.

С потолка свисали величественные люстры: шесть громадных в центре, украшенных тысячами блистающих хрустальных подвесок, и по бокам еще двенадцать поменьше.

«Электрические лампы, – подметил Ваксиллиум. – До переделки зажигать все эти люстры, наверно, было ужасно мучительным занятием».

Стоимость подобного приема сама по себе вызывала оцепенение. На деньги, потраченные за один этот вечер, он бы смог кормить Везеринг в течение года. Дядя Эдварн несколько лет назад продал бальный зал Ладрианов – он размещался в отдельном здании, в другом районе. Это радовало: судя по тому, что помнил Ваксиллиум, зал был таким же огромным. Если бы он все еще принадлежал семье, от лорда Ладриана ожидали бы роскошных вечеров вроде этого.

– Ну? – спросила Стерис, снова протягивая ему руку, когда вернулся слуга, чтобы проводить их к столу.

Лорд Хармс и Мараси уже заняли свои места.

– Я вспоминал, почему покинул город. Жизнь здесь до чрезвычайности сложна, – честно признался Ваксиллиум.

– Многие сказали бы то же самое о Дикоземье.

– И мало кто из них пожил и там, и там, – возразил Ваксиллиум. – Жить здесь сложно по-другому, но все равно сложно. Мараси снова к нам присоединилась?

– Конечно.

– Что с ней такое, Стерис?

– Она из Внешних Владений и отчаянно добивалась возможности посещать университет здесь, в городе. Мой отец над ней сжалился, поскольку у ее собственных родителей на такое не хватает средств, и позволил жить с нами до конца обучения.

Достойное объяснение, хотя Стерис выдала его как-то слишком уж быстро. Все дело в частом повторении или Ваксиллиуму померещилось? Так или иначе, дальнейшее обсуждение было прервано, когда лорд Хармс поднялся, приветствуя дочь.

Обменявшись рукопожатием с лордом Хармсом, Ваксиллиум взял за руку Мараси, поклонился и только потом сел. Стерис начала беседовать с отцом о тех, кто, как она заметила, присутствовал либо отсутствовал. Опустив локти на стол, Ваксиллиум слушал вполуха.

«Такое огромное помещение тяжело защитить, – машинально думал он. – Снайперы на тех балконах сработали бы, но понадобилось бы по несколько на каждом, и чтобы еще наблюдали, не забрался ли кто-то под другой балкон».

Любой с достаточно мощным пистолетом – или правильными алломантическими силами – мог снять снайперов снизу. Впрочем, колонны под балконами также представляли собой неплохое убежище.

Чем больше укрытий, тем лучше для тех, кого превосходят числом. Не то чтобы кто-то хотел угодить в подобную ситуацию, но Ваксиллиуму редко доводилось оказываться в передрягах, где дело обстояло иначе. Так что он обычно выискивал укрытие. На открытом месте преимущество оказывалось на стороне тех, кто выставлял большее число людей с оружием. Но как только ты мог спрятаться, навыки и опыт начинали компенсировать недостающее. Возможно, этот зал не так и плох, если в нем драться. Он…

Ваксиллиум колебался. Что он делает? Он уже принял решение. Неужели придется проходить через это каждые несколько дней?

– Мараси, – обратился Ваксиллиум, заставляя себя начать разговор, – ваша кузина сказала, вы поступили в университет?

– Я на последнем курсе.

Он ждал продолжения, но не дождался.

– И как проходит обучение?

– Хорошо. – Мараси опустила глаза, сжимая салфетку.

«Продуктивно», – со вздохом подумал Ваксиллиум.

К счастью, приближался официант. Худощавый мужчина начал наливать им вина.

– Суп вскорости подадут, – сообщил он с легким террисийским акцентом, выделяя гласные и слегка в нос.

Услышав этот голос, Ваксиллиум застыл.

– Сегодня, – продолжал официант, – у нас восхитительно приправленный суп-пюре из креветок с толикой перца. Думаю, вы получите от него немалое удовольствие. – Он взглянул на Ваксиллиума, весело сверкнув глазами.

«Террисиец» был в парике и с фальшивым носом, но его глаза принадлежали Уэйну.

Ваксиллиум тихонько застонал.

– Милорду не нравятся креветки? – в ужасе спросил Уэйн.

– Суп-пюре очень вкусный, – заметил лорд Хармс. – Я уже пробовал его на другом приеме у Йоменов.

– Дело не в супе. Просто я вспомнил, что забыл кое-что сделать, – пояснил Ваксиллиум.

«Кое-кого придушить».

– Я вскоре вернусь с вашим супом, милорды и миледи, – пообещал Уэйн.

В ушах у него оказались даже имитации террисийских серег. Разумеется, Уэйн, как и Ваксиллиум, был отчасти террисийцем – об этом свидетельствовали их ферухимические способности. Такое встречалось редко; хотя почти пятая часть Первоначальных являлись террисийцами, они редко сочетались браком с представителями других народов.

– Этот официант не показался вам знакомым? – спросила Мараси, поворачиваясь и провожая его взглядом.

– Наверное, он прислуживал нам, когда мы были тут в прошлый раз, – предположил лорд Хармс.

– Но я не была с вами в прошлый…

– Лорд Хармс, – встрял Ваксиллиум, – ничего не слышно о вашей родственнице? Той, которую похитили умыкатели?

– Нет, – ответил Хармс, глотнув вина. – Разрушитель бы побрал этих воров. Подобное абсолютно неприемлемо. С таким поведением им не следовало выбираться из Дикоземья!

– Да, – подхватила Стерис, – в самом деле, подобные случаи подрывают уважение к полицейским силам. Грабеж в пределах города! Ужасно.

– А как это? – Мараси даже подалась вперед. – Лорд Ладриан, каково жить там, где нет закона? – Она казалась искренне заинтересованной, хотя заработала строгий взгляд лорда Хармса – видимо, за то, что напомнила о прошлом Ваксиллиума.

– Иногда приходилось трудновато, – признался Ваксиллиум. – Некоторые там искренне верят, что можно просто так брать все, что им хочется. Они на самом деле удивлялись, когда кто-то вставал у них на пути. Я будто становился какой-то внезапной преградой, человеком, который не понимал, в какую игру они играют.

– Игру? – переспросил лорд Хармс, нахмурившись.

– Фигура речи, лорд Хармс. Видите ли, все они считали, что если ты обладаешь умениями или хорошо вооружен, то можешь брать, что вздумается. Я был и тем и другим, но вместо того, чтобы брать, – останавливал. Им это казалось непостижимым.

– Очень смело с вашей стороны, – заметила Мараси.

Ваксиллиум пожал плечами:

– Честно говоря, дело не в смелости. Все получалось как-то само собой.

– Даже когда вы остановили Поджигателей?

– Они были особым случаем. Я… – Он замер. – Как вы об этом узнали?

– Рассказы о случившемся постепенно доходят и сюда. – Мараси покраснела. – Из Дикоземья. Большинство из них кто-то записывает. Записи можно найти в университете или в правильных книжных лавках.

– А-а. – Чувствуя неловкость, Ваксиллиум взял свой бокал и сделал глоток.

И что-то скользнуло в рот. Он чуть не выплюнул все от изумления. Сдержался. С трудом.

«Уэйн, я тебя точно придушу».

Притворно закашлявшись, Ваксиллиум незаметно переместил предмет в кулак.

– Что ж, – сказала Стерис, – надеюсь, констебли вскоре расправятся с этими головорезами и мы вернемся к миру и законности.

– Это вряд ли, – возразила Мараси.

– Дитя, – строго проговорил лорд Хармс. – Хватит, пожалуй.

– Я бы хотел выслушать ее, милорд, – вступился Ваксиллиум. – Ради поддержания беседы.

– Ну что ж… хорошо…

– Просто у меня была одна теория, – зарумянившись, с воодушевлением продолжала Мараси. – Лорд Ладриан, когда вы были законником в Везеринге, сколько примерно человек там проживало?

Ваксиллиум осторожно ощупал предмет. Это оказалась гильза, запечатанная воском.

– Ну, в последние годы оно быстро растет. Но большую часть времени, я бы сказал, держалось в районе полутора тысяч.

– А окружающие территории? Все места, которые вы патрулировали, где не было собственных законников?

– В целом где-то тысячи три. Трудно сказать. В Дикоземье многие кочуют. Ищут залежи минералов или место, где можно основать ферму. Рабочие переходят от одного нанимателя к другому.

– Давайте остановимся на трех тысячах, – предложила Мараси. – А сколько было тех, кто вместе с вами стоял на страже закона?

– Пять или шесть. Как когда. Уэйн и я, и Барл почти все это время. И еще несколько человек то появлялось, то исчезало.

«И Лесси», – подумал Ваксиллиум.

– Предположим, шестеро на три тысячи человек, – рассуждала Мараси. – С такими числами легко работать. Один законник на пятьсот человек.

– В чем смысл всего этого? – страдальческим тоном поинтересовался лорд Хармс.

– Население нашего октанта – около шестисот тысяч, – объяснила Мараси. – Применив ту же самую пропорцию, которую описал лорд Ладриан, мы должны иметь около двенадцати тысяч констеблей. Но их нет. Когда я в последний раз просматривала цифры, их было приблизительно шесть сотен. Итак, лорд Ладриан, ваши дикие пустынные края на самом деле имели в два раза больше законников, чем мы здесь, в городе.

– Хм, – только и нашелся что ответить Ваксиллиум.

«Странно, что состоятельная девушка владеет подобной информацией».

– Я не пытаюсь преуменьшить ваши достижения, – быстро заговорила Мараси. – У вас, скорее всего, был и более высокий процент правонарушителей, поскольку репутация Дикоземья привлекает соответствующих людей. Но думаю, что все дело в восприятии. Как вы и сказали, за пределами города люди ожидают, что преступления сойдут им с рук. Здесь же они более осмотрительны и у многих преступлений более скромные цели. Вместо того чтобы ограбить банк, грабят дюжину людей, когда те ночью возвращаются домой. Природа городской среды такова, что в ней проще спрятаться, если совершать только преступления, которые не превышают определенный уровень заметности. Таким образом, жизнь в городе на самом деле опаснее, что бы люди ни думали. Готова поспорить, и убийств здесь больше, чем в Дикоземье, – в процентах по отношению к общему населению. Однако в городе происходит столько всего, что люди меньше обращают на это внимание. И наоборот, когда убивают в маленьком поселке, это подрывает всю его жизнь – пусть даже мы имеем дело с единственным убийством за много лет. Кроме того, нельзя забывать, что бо́льшая часть мирового богатства сконцентрирована в нескольких районах Эленделя. Богатство привлекает людей, которые ищут удачу. Существует множество причин, по которым город более опасен, чем Дикоземье. Просто мы притворяемся, что это не так.

«Любопытно, – подумал Ваксиллиум. – Стоит ей начать говорить, и она больше не кажется робкой».

– Теперь вы понимаете, милорд, – вмешался Хармс. – Потому я и пытался ее угомонить.

– Очень жаль, если бы вам это удалось, – не согласился Ваксиллиум, – ибо я склонен считать, что не слышал ничего более интересного с самого возвращения в Элендель.

Мараси улыбнулась, хотя Стерис только закатила глаза. Вернулся Уэйн с супом. К несчастью, пространство между ними было заполнено людьми, и Уэйн не мог создать скоростной пузырь, в который попали бы только он и Ваксиллиум. Туда непременно угодил бы кто-то еще, и для него время бы тоже ускорилось. Уэйн не мог изменять форму пузыря или выбирать, на кого тот воздействует.

Пока остальные отвлеклись на суп, Ваксиллиум сломал восковую печать на гильзе и нашел внутри небольшой свернутый клочок бумаги. Глянув на Уэйна, развернул.

«Ты был прав», – значилось в записке.

– Я почти всегда прав, – пробормотал он, когда «официант» поставил перед ним тарелку. – Куда залетели твои мысли, Уэйн?

– На метр семьдесят от пола, спасибо, – ответил тот чуть слышно. – Я тягал гири и ел стейки.

Ваксиллиум бросил на него ледяной взгляд, который, увы, пропал втуне, поскольку Уэйн пустился в объяснения – с легким террисийским акцентом – по поводу того, что вскоре вернется с корзинкой хлеба и новым вином для их компании.

– Лорд Ладриан, – заговорила Стерис, когда они принялись за еду. – Полагаю, нам следует взяться за составление списка тем для бесед, которые мы сможем вести в присутствии других людей. Темы не должны касаться политики или религии, но должны быть запоминающимися и представлять нас в лучшем свете. Вам известны какие-нибудь особенно остроумные поговорки или истории, с которых мы могли бы начать?

– Однажды я по ошибке отстрелил хвост псу, – праздным тоном сообщил Ваксиллиум. – Вроде забавная история.

– Стрельба по псам едва ли может считаться приемлемой темой для разговора за ужином, – отрезала Стерис.

– Знаю. В особенности если учесть, что я целился в яйца.

Мараси едва не забрызгала супом весь стол.

– Лорд Ладриан! – воскликнула Стерис, хотя ее отца, похоже, это повеселило.

– Вы сказали, будто вас уже ничем нельзя шокировать, – заметил Ваксиллиум. – Просто проверял вашу гипотезу, дорогая.

– Ну честное слово! Вы когда-нибудь справитесь с этим провинциальным отсутствием благопристойности?

Ваксиллиум помешал суп, желая убедиться, не спрятал ли Уэйн там что-нибудь еще.

«Надеюсь, он хоть помыл ту гильзу».

– Подозреваю, что и впрямь когда-нибудь справлюсь, – поднимая ложку ко рту, усмехнулся Ваксиллиум. Суп был вкусным, но успел остыть. – Забавная вещь: в Дикоземье я слыл до такой степени утонченным, что все считали меня высокомерным.

– Называть человека «утонченным по меркам Дикоземья»… – лорд Хармс воздел палец, – это все равно что говорить, будто кирпич «мягкий по меркам строительных материалов»… прямо перед тем, как врезать им кому-нибудь по физиономии.

– Отец!

Стерис сердито уставилась на Ваксиллиума, словно отцовская реплика была его виной.

– Я привел абсолютно допустимое сравнение, – возразил лорд Хармс.

– Мы не будем продолжать разговоры о том, как бить людей кирпичами или стрелять неважно в какую цель!

– Ладно, кузина, – примирительно произнесла Мараси. – Лорд Ладриан, я как-то слышала, что вы швырнули в человека его собственным ножом и попали прямо в глаз. Это правда?

– Вообще-то, это был нож Уэйна. – Ваксиллиум поколебался. – И в глаз я угодил случайно. Потому что целился тоже в яйца.

– Лорд Ладриан! – Стерис почти задохнулась от возмущения.

– Знаю. Совсем мимо цели. У меня не очень-то получается метать ножи.

Заметив, что отец посмеивается, но пытается это скрыть с помощью салфетки, Стерис сильно покраснела. Мараси встретила взгляд кузины с невинной невозмутимостью:

– Ни кирпичей, ни пистолетов. Я вела беседу в том ключе, о котором ты просила.

Стерис встала:

– Я удаляюсь в дамскую комнату. Надеюсь, к моему возвращению вы возьмете себя в руки.

Она удалилась быстрым шагом, и Ваксиллиум ощутил угрызения совести. Стерис была чопорной, но казалась серьезной и честной. Она не заслуживала насмешек. Однако оказалось очень трудно сдерживаться и не провоцировать ее.

Лорд Хармс кашлянул.

– Это было неуместно, дитя, – упрекнул он Мараси. – Не заставляй меня сожалеть об обещании брать тебя на такие приемы.

– Не вините ее, милорд, – вступился Ваксиллиум. – Я был первым правонарушителем. Должным образом извинюсь перед Стерис, когда она вернется, и весь остаток вечера буду следить за языком. Мне не следовало заходить так далеко.

Хармс со вздохом кивнул.

– Должен признать, разок-другой я сам не устоял перед искушением. Она так похожа на свою мать. – Он бросил на Ваксиллиума жалобный взгляд.

– Понимаю.

– Таков наш жребий, сын, – сказал лорд Хармс, вставая. – Главе Дома приходится идти на некоторые жертвы. А теперь, если позволите, я вижу лорда Алерната и думаю, что с ним можно пропустить стаканчик чего-нибудь покрепче перед главным блюдом. Если не уйду до возвращения Стерис, она меня потом не отпустит. Я ненадолго. – Он кивнул Ваксиллиуму и Мараси и вразвалочку направился к группе столов возле бесплатного бара.

Ваксиллиум проследил за ним взглядом, рассеянно размышляя и продолжая катать в пальцах записку Уэйна. Выходило, что отец находился под каблуком дочери. Раньше Ваксиллиум предполагал, что именно лорд Хармс сделал Стерис такой, какой она была.

«Еще одна странность…»

– Спасибо, что встали на мою защиту, лорд Ладриан. Похоже, вы столь же быстро приходите на помощь леди, будучи вооруженным словами, как и с пистолетами в руках.

– Я просто констатировал факты, миледи.

– Скажите, а вы действительно отстрелили псу хвост, когда целились в его… э-э…

– Да, – скривился Ваксиллиум. – В свою защиту могу сказать, что проклятый зверь меня атаковал. Он принадлежал человеку, которого я выследил. Пес был не виноват в собственной агрессивности – бедолага выглядел так, словно его не кормили много дней. Я пытался его лишь отпугнуть. А вот история про человека, которому я попал в глаз, наполовину выдумана. Я не целился в какую-то определенную часть тела – просто надеялся, что попаду.

Мараси улыбнулась:

– Могу я вас кое о чем спросить?

– Прошу.

– Вы были удручены, когда я заговорила о статистике, связанной с распределением законников. Я не собиралась вас оскорбить или преуменьшить ваш героизм.

– Все в порядке.

– Но…

Ваксиллиум покачал головой:

– Не уверен, что смогу это объяснить. Когда я отыскал дорогу в Дикоземье, когда начал арестовывать разыскиваемых преступников, мне… ну, мне показалось, что я нашел место, где я нужен. Думал, я способен на нечто такое, с чем не справится никто другой.

– Но вы именно это и делали.

– И тем не менее… – Ваксиллиум в задумчивости помешивал суп. – Похоже, что все это время место, которое я оставил позади, нуждалось во мне, возможно, в еще большей степени. А я и не заметил.

– Вы делали важную работу, лорд Ладриан. Жизненно необходимую. Кроме того, как я понимаю, до вашего прибытия никто в том регионе не стоял на страже закона.

– Был Арбитан. – Ваксиллиум улыбнулся, вспоминая старика. – И конечно, законники из Фар Дореста.

– Отдаленный город с малой областью влияния и единственным толковым законником, которому приходилось обслуживать большое население. У Джона Мертвого Пальца были свои проблемы. К тому моменту, как вы все обустроили, жители Везеринга оказались защищены лучше жителей столицы. Это целиком ваша заслуга.

«Сколько она знает!» – изумился Ваксиллиум.

Неужели люди в самом деле рассказывали здесь, в Эленделе, истории о них с Уэйном? Почему он об этом до сих пор не слышал?

Статистика в самом деле беспокоила. Ваксиллиум и не подозревал, что в городе настолько опасно. Это в Дикоземье, неистовом и неприрученном, кого-то постоянно требовалось спасать. Город же был создан Гармонией как убежище для человечества. Как край изобилия, где все деревья обильно плодоносят, где не нужно обустраивать системы полива, где земля всегда плодородна и никогда не истощается.

Этот край должен был быть защищенным. Ваксиллиум убедил себя в том, что констебли справятся со своей работой и без его помощи. Отчасти поэтому и спрятал свои пистолеты.

«Но разве умыкатели не доказали, что это может оказаться неправдой?»

Вернувшийся с хлебом и бутылкой вина Уэйн уставился на два пустых места:

– Ой-ой, вы так устали ждать, что съели обоих своих спутников?!

Мараси улыбнулась.

«Она знает, – понял Ваксиллиум. – Она его узнала».

– Если позволите заметить, миледи, – сказал он, отвлекая ее внимание от Уэйна, – вы куда менее робки, чем при нашей первой встрече.

Она поморщилась:

– Не получается у меня изображать застенчивость, верно?

– Не знал, что это качество требует практики.

– Я все время пытаюсь, – вмешался Уэйн, садясь за стол и вынимая из корзинки батон. – Никто не ценит. – Он откусил здоровенный кусок. – А все потому, что меня неправильно понимают, точно вам говорю. – Его террисийский акцент исчез без следа.

Мараси выглядела смущенной.

– Должна ли я притвориться ошеломленной его поведением? – понизив голос, спросила она Ваксиллиума.

– Он понял, что вы его узнали, – пояснил Ваксиллиум. – Теперь будет дуться.

– Дуться? – Уэйн принялся за недоеденный суп Стерис. – Это очень злобно с твоей стороны, Вакс. Фу. Эта гадость куда хуже, чем я вам говорил, ребята. Извиняйте.

– Это отразится на чаевых, – сухо заметил Ваксиллиум. – Леди Мараси, я задавал вопрос серьезно. Похоже, вы пытались вести себя с преувеличенной скромностью.

– Всегда опускаете глаза после того, как что-то сказали, – поддакнул Уэйн. – Когда задаете вопросы, тон вашего голоса поднимается самую малость выше положенного.

– И вы не из тех, кто идет учиться в университет по собственному желанию, – подытожил Ваксиллиум. – К чему эта игра?

– Я бы не хотела говорить.

– Вы бы не хотели, – уточнил Ваксиллиум, – или этого не хотелось бы лорду Хармсу и его дочери?

Мараси покраснела:

– Последнее. Прошу вас, мне в самом деле хотелось бы сменить тему.

– Ты само очарование, Вакс. – Уэйн откусил еще кусок от батона. – Видишь? Довел леди почти до слез.

– Я не… – начала Мараси.

– Не обращайте на него внимания, – перебил Ваксиллиум. – Доверьтесь мне. Он как сыпь. Чем больше чешешь, тем сильнее раздражение.

– Ой, – притворно возмутился Уэйн, но тут же ухмыльнулся.

– Вас ничего не беспокоит? – мягко поинтересовалась у него Мараси. – Вы в униформе слуги. Если увидят, что вы сидите за столом и едите…

– О, это верно подмечено. – Уэйн качнулся на стуле.

Сидевший у него за спиной ушел, и, поскольку лорда Хармса тоже не было, Уэйну как раз хватало места, чтобы… Когда стул вернулся в нормальное положение, Уэйн снова был в пыльнике, просторной рубахе на пуговицах и плотных брюках, какие носили в Дикоземье. Он крутанул свою шляпу на пальце. Серьги исчезли.

Мараси вздрогнула.

– Скоростной пузырь, – потрясенно прошептала она. – Я думала, что сумею разглядеть хоть что-нибудь снаружи!

– Вы бы смогли, если бы пригляделись повнимательней, – сказал Ваксиллиум. – Размытая граница. Если посмотрите на соседний столик, то увидите, что из-под него выглядывает рукав одеяния слуги, которое Вакс туда бросил. Его шляпа складывается – поля жесткие, зато тулью можно сжать в ладони. Но вот где он прятал пыльник, я пока не понял.

– Под вашим столом. – Уэйн выглядел весьма довольным собой.

– Ну разумеется, – усмехнулся Ваксиллиум. – Он должен был заранее знать, какой столик будет нашим, чтобы его приписали к нам в качестве официанта.

«Мне и впрямь стоило бы проверить под столом, прежде чем мы за него сели», – прибавил он мысленно.

Выглядело бы это со стороны паранойей? Ваксиллиум не чувствовал себя параноиком: он не мучился бессонницей из боязни быть застреленным, не думал, что кто-то задумал его уничтожить. Он просто предпочитал соблюдать осторожность.

Мараси все еще в некоторой растерянности смотрела на Уэйна.

– Мы не такие, как вы ожидали, – мягко сказал Ваксиллиум. – В донесениях из Дикоземья писали другое?

– Да, – призналась Мараси, – в этих рассказах обычно отсутствовали личностные аспекты.

– Про нас есть истории? – удивился Уэйн.

– Да. И много.

– Проклятье. – Законник выглядел удивленным. – А нам за них положены авторские отчисления или что-то в этом духе? Если да, я хочу долю Вакса применительно к тем случаям, когда я делал то, что приписали ему. К тому же он и так богатый и все такое.

– Это отчеты в новостном стиле. Их героям авторские отчисления не платят.

– Грязный обман. – Уэйн помедлил. – Интересно, слышали ли другие прекрасные дамы в этом заведении о моих вопиюще героических и мужественных деяниях…

– Леди Мараси учится в университете, – сообщил Ваксиллиум. – Полагаю, она прочитала отчеты, которые собраны там. Большей части публики они незнакомы.

– Это правда, – подтвердила Мараси.

– Ох. – На лице Уэйна нарисовалось разочарование. – Что ж, может быть, леди Мараси сама пожелает послушать о моих вопию…

– Уэйн?

– Да?

– Хватит.

– Точно.

Ваксиллиум повернулся к Мараси, которая по-прежнему выглядела сбитой с толку:

– Я и впрямь должен за него извиниться.

– Он частенько так делает, – сказал Уэйн. – Извиняется. Думается мне, это один из его личных недостатков. Я пытаюсь помочь ему сделаться почти безупречным, но пока что моих усилий недостаточно.

– Все очень даже неплохо. – Мараси улыбнулась. – Я вот размышляю, надо ли мне записать что-нибудь для моих профессоров, чтобы они узнали, насколько… уникальной вышла встреча с вами обоими.

– Что именно вы изучаете в университете? – спросил Ваксиллиум.

Мараси поколебалась, потом залилась густым румянцем.

– Ну вот видите! – воскликнул Уэйн. – Вот это надлежащее изображение робости. У вас получается гораздо лучше! Браво.

– Просто дело в том, что… – Мараси смущенно опустила глаза. – Просто… Ох, ну ладно. Я изучаю юриспруденцию и уголовный бихевиоризм.

– Разве этого следует стыдиться?

Ваксиллиум с Уэйном обменялись растерянными взглядами.

– Видите ли, мне говорили, что это не очень-то женское дело, – пояснила Мараси. – Но помимо этого… ну, я сижу с вами… и… ну, понимаете… вы входите в число самых знаменитых законников в целом мире и вообще…

– Поверьте, – мягко заговорил Ваксиллиум, – мы знаем не так много, как вам могло бы показаться.

– Ага. Вот если бы вы изучали шутовство и идиотское поведение, – прибавил Уэйн, – то в этом деле мы эксперты.

– Это два дела, – возразил Ваксиллиум.

– Плевать. – Уэйн продолжил поедать хлеб. – Итак, где же остальные двое? Полагаю, вы не съели их на самом деле. Вакс ест людей только по выходным.

– Думаю, они скоро вернутся, Уэйн. Так что, если ты пришел с определенной целью, стоило бы начать. Если только это не обычная заурядная пытка.

– Я сообщил тебе, в чем дело, Вакс. Ты, случайно, не съел мою записку?

– Нет. В ней мало о чем говорилось.

– В ней сказано достаточно, Вакс. Ты велел мне проверить заложниц. Ты оказался прав.

– Они все алломантки, – догадался Ваксиллиум.

– Более того, они все родственницы.

– После Первоначала прошло всего лишь триста лет, Уэйн. Мы все родственники.

– Это значит, ты согласен нести за меня ответственность?

– Нет.

Уэйн хихикнул и вытащил из кармана пыльника сложенный лист бумаги.

– Дело не только в этом, Вакс. Погляди-ка. Каждая из похищенных женщин принадлежала к определенной родовой линии. Я внес в это дело ясность. По-настоящему, всерьез поработал. – Он помедлил. – Почему говорят «внес ясность», если эта штука не из тех, которые можно переносить?

– Зато из тех, ради которых все приходится проверять дважды.

Ваксиллиум забрал у него бумагу. Почерк был неуклюжий, но читабельный. Здесь оказались представлены основные наследственные линии, определяющие происхождение каждой из похищенных женщин.

Несколько моментов выделялись. Родословную каждой можно было проследить до самого лорда Рожденного Туманом. Из-за этого у большинства из них среди предков часто встречались алломанты. Все они находились в родстве – троюродные, четвероюродные и даже двоюродные сестры.

Ваксиллиум поднял глаза и заметил, что Мараси широко улыбается, глядя на него и Уэйна.

– Что? – спросил Ваксиллиум.

– Я знала! – воскликнула она. – Я знала, что вы в городе из-за расследования, связанного с умыкателями. Вы появились здесь, чтобы стать главой Дома, всего через месяц после первого ограбления. Вы их поймаете?

– Вы поэтому настояли, чтобы лорд Хармс брал вас на встречи со мной?

– Возможно.

– Мараси. – Ваксиллиум тяжко вздохнул. – Вы поспешили с выводами. Неужели вы считаете, что смерти в моей семье, из-за которых я стал главой Дома, были фальсифицированы?

– Ну нет. Но я удивлялась, что вы приняли титул, пока не поняла: вы, скорее всего, увидели в этом шанс разобраться, кто устраивает все эти грабежи. Вы должны признать, они очень незаурядны.

– Как и Уэйн, – сказал Ваксиллиум. – Но я не стал бы срываться с места, менять весь свой стиль жизни и принимать ответственность за целый Дом только для того, чтобы его изучать.

– Послушай, Вакс, – встрял Уэйн, игнорируя колкость, что для него было необычно. – Пожалуйста, скажи мне, что ты взял с собой пистолет.

– Что? Нет, не взял. – Ваксиллиум сложил лист бумаги. – А тебе-то какое дело?

– Такое. – Уэйн выхватил бумагу у него из рук. – Неужели ты не видишь? Воры грабят там, где бывают богачи из высшего общества Эленделя. Среди них и находят свои жертвы. Людей с правильной родословной. Эти типы, эти богачи, больше не ездят по железным дорогам.

Ваксиллиум кивнул:

– Да, если женщины и впрямь настоящие цели, то столь высококлассные кражи приведут к тому, что потенциальные жертвы станут путешествовать куда реже. Весомое умозаключение. Должно быть, поэтому воры напали на театр.

– А где еще есть богатеи с правильной родословной? – спросил Уэйн. – Где то место, где люди носят свои лучшие драгоценности, которые можно отнять, чтобы отвлечь внимание? Место, где можно отыскать нужную женщину, истинный приз, и взять ее в заложницы?

У Ваксиллиума пересохло во рту.

– На большом приеме в честь свадьбы.

Двери в обоих концах бального зала внезапно распахнулись.

5

Бандиты выглядели непохожими на тех, к которым привык Ваксиллиум. Они не прятали лица под платками, не носили пыльники и широкополые дикоземные шляпы. Большинство из них было в жилетах и шляпах-котелках, простых брюках и свободных рубахах на пуговицах, с закатанными до локтей рукавами.

И они были хорошо вооружены. Одни держали на плечах винтовки, другие сжимали в руках револьверы. В зале послышался звон столовых приборов и ругательства. Бандитов оказалось по меньшей мере две дюжины, возможно три. Ваксиллиум с неудовольствием отметил, что новые налетчики входят с правой стороны, через двери, ведущие в кухню. Наверняка оставили там еще людей, чтобы кто-то из слуг не побежал за помощью.

– Весьма неудачный момент, чтобы оказаться без пистолетов, – заметил Уэйн.

Он сполз со стула, присел возле стола и вытащил из-под него дуэльные трости из твердого дерева.

– Оставь их, – тихонько проговорил Ваксиллиум.

Он насчитал тридцать пять человек. Большинство собралось в обоих концах прямоугольного бального зала, впереди и позади Ваксиллиума. То есть он находился почти в самом центре помещения.

– Что? – резко спросил Уэйн.

– Оставь трости в покое.

– Ты же не хочешь сказать…

– Протри глаза! – прошипел Ваксиллиум. – Сколько тут посторонних? Три сотни? Четыре? Что произойдет, если мы спровоцируем перестрелку?

– Ты мог бы их защитить. Оттолкнуть в сторону.

– Возможно, – не стал спорить Ваксиллиум. – Но слишком рискованно. Пока что ни одно из ограблений не окончилось насилием. Я не позволю тебе превратить это в кровавую бойню.

– Я не обязан тебя слушать, – угрюмо проворчал Уэйн. – Ты больше мне не босс, Вакс.

Ваксиллиум посмотрел ему в глаза и не отводил взгляда, пока помещение заполняли встревоженные и испуганные крики. Уэйн с неохотой вернулся на место. Он не отложил дуэльные трости, но держал руки под скатертью, так что их не было видно.

Мараси, не отрываясь, следила за грабителями, которые начали двигаться по залу; ее глаза расширились, губы слегка приоткрылись.

– Ох, ну конечно же…

Дрожащими пальцами она схватила сумочку. Вытащила маленький блокнот и карандаш.

– Что вы делаете? – спросил Ваксиллиум.

– Словесные портреты. – Руки Мараси продолжали дрожать. – Вы знали, что по статистике только один из двух свидетелей в состоянии точно описать преступника, который на них напал? Хуже того, семь из десяти выберут не того человека во время опознания, если он окажется похожим, но будет выглядеть более грозным. В соответствующий момент куда больше шансов переоценить рост нападающего, и нередко его описывают как похожего на злодея из недавно услышанной истории. Оказавшись свидетелем преступления, жизненно важно уделить особое внимание детальным сведениям о тех, кто в нем замешан. Ох, я несу чушь!

Она выглядела испуганной до полусмерти, но все равно начала делать заметки, кратко описывая каждого преступника.

– Нам никогда не приходилось заниматься ничем подобным. – Ваксиллиум не спускал глаз с грабителей, которые направляли стволы на гостей, чтобы их утихомирить. – Если мы становились свидетелями преступления, те, кто его совершал, обычно умирали. – Он бросил на Уэйна пристальный взгляд.

Несколько бандитов начали выгонять поваров и официантов из кухни в зал, к гостям.

– Будьте любезны! – заорал грабитель с дробовиком на плече. – Сядьте! Сохраняйте спокойствие! И не шумите.

Он говорил с легким дикоземным акцентом. Невысокий, но крепкий, с мощными предплечьями и рябой сероватой кожей. Лицо его было словно вырублено из гранита.

«Кровь колоссов, – подумал Ваксиллиум. – Опасно».

Люди притихли. Лишь некоторые, для кого напряжение оказалось слишком сильным, всхлипывали. Мать невесты, похоже, упала в обморок – свита молодоженов окружила ее, присев на корточки; жених с сердитым видом обнял новобрачную.

Вперед выступил второй умыкатель. Этот, в отличие от прочих, был в маске, на голове – дикоземная шляпа.

– Так-то лучше, – сказал он твердым голосом, взвешивая каждое слово.

Что-то в этом голосе показалось Ваксиллиуму знакомым…

– Если вы будете вести себя разумно, все закончится через несколько минут, – спокойно продолжил умыкатель в маске, прохаживаясь между столами, в то время как около дюжины бандитов начали разбредаться по залу, открывая большие мешки. – Все, что нам требуется, это ваши драгоценности. Нет нужды причинять кому-то боль. Стыд и позор – портить такую прекрасную вечеринку кровопролитием. Ваши драгоценности не стоят ваших жизней.

Ваксиллиум посмотрел на лорда Хармса, который сидел возле барной стойки. Лорд начал промокать лицо носовым платком. Грабители с мешками быстро рассеялись по залу, останавливаясь возле каждого стола и собирая ожерелья, кольца, серьги, сумки и часы. Кто-то отдавал вещи с готовностью, кто-то – с неохотой.

– Вакс… – напряженно проговорил Уэйн.

Мараси, держа блокнот на коленях, продолжала писать.

– Мы должны выбраться из этого живыми, – едва слышно отозвался Ваксиллиум. – Так, чтобы никто не пострадал. Потом сможем рассказать констеблям, что произошло.

– Но…

– Я не стану причиной смерти этих людей, Уэйн, – резко оборвал Ваксиллиум; голос его прозвучал куда громче, чем хотелось.

Кровь на кирпичах. Тело в кожаном плаще безвольно оседает на землю. Ухмылка на лице умирающего с пулей во лбу. Даже в смерти он победил.

Только не это. Больше никогда.

Ваксиллиум зажмурился.

Больше никогда.

– Как вы смеете! – внезапно закричал кто-то.

Ваксиллиум повернулся на крик. Стряхнув руку сидевшей рядом полной женщины, из-за стола поднялся мужчина с густой седеющей бородой и в старомодном костюме с фалдами до самых лодыжек.

– Я не буду сидеть тихо, Мартина! Я констебль Восьмой Гвардии!

Главарь в маске развернулся и направился к говорившему, легко удерживая дробовик на плече.

– А-а, лорд Петерус, полагаю. – Он махнул двум бандитам, и те ринулись вперед, держа Петеруса на мушке. – Глава Восьмого полицейского управления в отставке. Вам придется сдать оружие.

– Как вы посмели устраивать грабеж здесь, во время свадебной церемонии, – не унимался Петерус. – Это возмутительно! Вам должно быть стыдно.

– Стыдно? – переспросил главарь, пока один из его приспешников охлопывал Петеруса и вытаскивал револьвер – «гранджер» 28-й модели с рукоятью по спецзаказу – из плечевой кобуры. – Стыдно? Грабить это сборище? После того, что вы делали с Дикоземьем все эти годы? Ничего постыдного в этом нет. То, что здесь происходит, именуется расплатой.

«Что-то с этим голосом не так, – размышлял Ваксиллиум, барабаня пальцами по столу. – Что-то в нем есть знакомое. Успокойтесь, Петерус. Не провоцируйте их!»

– Именем закона, я позабочусь о том, чтобы вас за это выследили и повесили! – крикнул Петерус.

Ударом в лицо главарь повалил отставного констебля на пол.

– Что тебе подобные знают о законе? – прорычал он. – И поосторожнее с предупреждениями о том, что ты собираешься отправить людей на казнь. Им будет труднее себя сдерживать. Ржавь и Разрушитель, меня от всех вас тошнит.

Взмахом руки он велел своим приспешникам продолжать собирать драгоценности. Мать невесты пришла в себя и всхлипывала, пока у членов ее семьи отнимали драгоценности, включая даже ожерелье невесты.

– Бандитов в самом деле интересуют деньги, – тихонько проговорил Ваксиллиум. – Видишь? Заметь, они заставляют каждого что-то сказать, чтобы проверить, не спрятаны ли драгоценности во рту. Заставляют каждого встать, быстренько обыскивают карманы и проверяют, нет ли чего на стуле.

– Разумеется, их интересуют деньги, – прошептала Мараси. – Это ведь закономерный мотив ограбления, в конце концов.

– Но дело в заложницах, – стоял на своем Ваксиллиум. – Я в этом уверен. – Изначально он предполагал, что грабежи служат лишь прикрытием для истинной цели бандитов. Однако окажись оно так, бандиты не были бы столь скрупулезны в отношении ценностей. – Дайте мне ваш блокнот.

Мараси одарила его сердитым взглядом.

– Сейчас же! – Ваксиллиум бросил стальную пыль в вино и сунул руку под стол.

Мараси нерешительно передала блокнот, и в этот момент к их столу направился бандит. Серокожий, с толстой шеей.

– Уэйн, – окликнул Ваксиллиум, – летучая мышь на стене.

Коротко кивнув, Уэйн передал ему дуэльные трости. Ваксиллиум выпил вино и прижал блокнот со спиральным переплетом и дуэльные трости к квадратному столу. Затем вытащил из рукава маленький металлический стержень, приложил его к тростям и зажег сталь.

Вокруг возникли лучи. Один указывал на стержень, другой – на переплет блокнота. Ваксиллиум легонько толкнул их и отпустил. Трости и блокнот остались прижатыми к столу, скрытые скатертью. Толкать приходилось аккуратно, чтобы не сдвинуть стол.

Подошел бандит, протянул мешок. Мараси была вынуждена снять маленькое жемчужное ожерелье, свою единственную драгоценность. Дрожащими руками она принялась искать в сумочке банкноты, но бандит просто выхватил ее и сунул в мешок.

– Пожалуйста, – намеренно дрожащим голосом произнес Ваксиллиум. – Пожалуйста, не делайте нам больно! – Он вытащил свои карманные часы и бросил на стол, словно впопыхах. Сдернул с жилета цепочку от них и швырнул в мешок. Потом достал бумажник и отправил туда же; трясущимися руками вывернув оба кармана, чтобы показать, что больше у него ничего нет.

– Хватит, дружище, – с ухмылкой сказал колосс-полукровка.

– Не делайте мне больно!

– Да сядь ты наконец, мерзавец ржавый, – произнес бандит, снова уставившись на Мараси.

Он плотоядно ухмыльнулся, потом похлопал ее по плечу, усаживая на место, и заставил заговорить, чтобы проверить рот. Мараси густо покраснела: грабитель не охлопывал ее, а самым натуральным образом лапал.

Ваксиллиум почувствовал, как у него начинает дергаться глаз.

– Больше ничего, – фыркнул бандит. – Почему мне достались самые нищие столы? А ты? – Он уставился на Уэйна.

Позади них другой бандит нашел под столом уэйновское одеяние официанта и с растерянным видом держал его в руках, разглядывая.

– Я похож на того, кто владеет ценными штучками, друг? – спросил одетый в пыльник и дикоземные брюки Уэйн. В его голосе опять проявился выговор Дикоземья. – Да я тут по ошибке. Клянчил чего-нить в кухне, и тут вы, ребята, нагрянули.

Бандит снова фыркнул, но все равно охлопал карманы Уэйна. Ничего не нашел, проверил под столом, потом заставил встать. Наконец выругал их за то, что оказались «слишком бедными», и сдернул с головы Уэйна шляпу. Собственную выбросил – под ней оказалась вязаная шапочка, через дыры в которой проглядывала алюминиевая фольга, – и ушел, на ходу надевая поверх шапочки шляпу Уэйна.

Они снова сели.

– Он забрал мою счастливую шляпу, Вакс, – проворчал Уэйн.

– Успокойся. – Ваксиллиум отдал Мараси блокнот, чтобы та могла вернуться к написанию тайных заметок.

– Почему вы не спрятали свой бумажник? – шепотом спросила она. – Как блокнот?

– Некоторые банкноты в нем помечены, – отрешенно проговорил Ваксиллиум, наблюдая за главарем в маске. Тот что-то разглядывал. Похоже, несколько помятых листков бумаги. – Это позволит констеблям их отследить, когда ими расплатятся. Если расплатятся.

– Помеченные! Так вы действительно знали, что нас ограбят!

– Что? Конечно не знал.

– Но…

– Вакс всегда носит с собой помеченные банкноты. – Прищурившись, Уэйн наблюдал за главарем. – Просто на всякий случай.

– А-а. Это… очень необычно.

– Вакс – единственный в своем роде параноик, мисс. Этот типчик делает то, что я думаю?

– Да, – отозвался Ваксиллиум.

– Что? – спросила Мараси.

– Сравнивает лица с рисунками, которые держит в руках, – пояснил Ваксиллиум. – Ищет правильную женщину, чтобы взять ее в заложницы. Поглядите-ка, теперь он идет между столами и проверяет лицо каждой женщины. И несколько его помощников делают то же самое.

Они замолчали, когда мимо прошел главарь. Его сопровождал парень – тонкие черты лица исказила недовольная гримаса.

– Я о чем толкую, – говорил второй бандит, – ребята начинают нервничать. Нельзя давать им все это и не позволять немного пострелять из проклятых штуковин.

Главарь в маске помолчал, изучая сидевших за столом Вакса. Поколебался, потом двинулся дальше.

– Вам придется рано или поздно дать мальчикам свободу, босс, – раздался затихающий голос второго бандита. – Я думаю…

К сожалению, они отошли слишком далеко от Ваксиллиума, чтобы можно было расслышать, о чем идет разговор.

Неподалеку Петерус – бывший констебль – вернулся на свое место. Жена прижимала салфетку к кровоточащей ране на его голове.

«Так будет лучше всего, – твердо сказал себе Ваксиллиум. – Я видел их лица. Я смогу их отследить, когда они потратят мои деньги. Я их найду и буду сражаться на своих собственных условиях. Я…»

Нет. Это работа констеблей. Сколько можно себе напоминать?

Внимание Ваксиллиума привлекла внезапная суета в дальней части помещения. Несколько бандитов ввели в зал двух растрепанных женщин, одной из которых была Стерис. Похоже, они наконец-то додумались проверить дамскую комнату. Другие бандиты развлеклись, собирая добычу. Их было достаточно, чтобы провернуть все быстро даже в такой большой толпе.

– Ладно, – закричал босс. – Хватайте заложницу!

«Слишком громко», – подумал Ваксиллиум.

– Кого взять? – заорал в ответ один из бандитов.

«Устроили спектакль».

– Мне плевать, – ответил главарь.

«Хочет, чтобы мы считали выбор случайным».

– Любая сойдет, – продолжил главарь. – Например… вот эта. – Он взмахом руки указал на Стерис.

Стерис! Одна из похищенных ранее была ее кузиной. Ну разумеется. Она из той же родовой линии.

Глаз Ваксиллиума задергался еще сильней.

– Вообще-то, – сказал главарь, – на этот раз возьмем двух. – Он послал своего колосса-полукровку снова прочесать столы с сидящими за ними людьми. – Никому не двигаться, иначе им придется плохо. Помните, несколько драгоценностей не стоят ваших жизней. Мы отпустим заложниц, как только убедимся, что за нами не следят.

«Ложь, – подумал Ваксиллиум. – Чего ты от них хочешь? Зачем ты…»

Колосс-полукровка, который украл шляпу Уэйна, подошел к столу Вакса и схватил за плечо Мараси:

– Ты годишься. Поедешь с нами покататься, милашка.

Девушка дернулась, когда он ее коснулся, и уронила свой блокнот.

– Так-так, – сказал другой бандит. – Это что? – Он поднял блокнот, пролистал. – Тут только слова, Тарсон.

– Придурок, ты же не умеешь читать! – Колосс-полукровка по имени Тарсон вытянул шею, читая. – Ты смотри-ка. Это ведь описание меня!

– Я… – запнулась Мараси. – Я просто хотела запомнить, понимаете, для моего дневника…

– Не сомневаюсь, – сказал Тарсон, засунув блокнот в карман.

Обратно его рука вышла с пистолетом, который он приставил к ее голове.

Мараси побледнела. Ваксиллиум поднялся, в его желудке горела сталь. Револьвер другого бандита был наведен на его голову спустя секунду.

– Твоей даме с нами будет хорошо, старичок. – Тарсон изогнул сероватые губы в усмешке. – Подъем. – Он заставил Мараси встать, потом толкнул ее перед собой к северному выходу.

Ваксиллиум уставился на ствол пистолета другого бандита. Ментальным толчком он мог бы сделать так, что этот пистолет ударит хозяина в лицо, наверняка сломав нос.

Бандиту явно хотелось нажать на спуск. Он выглядел нетерпеливым, взбудораженным своим участием в ограблении. Ваксиллиум уже видел таких людей. Они представляли опасность.

Бандит поколебался, потом посмотрел на своих друзей и, наконец-то решившись, побежал к выходу. Другой толкал к двери Стерис.

– Вакс! – прошипел Уэйн.

Как мог человек чести смотреть на такое? Чувство справедливости Ваксиллиума требовало сделать хоть что-нибудь.

– Вакс, – тихонько проговорил Уэйн. – Ошибки случаются. Лесси – не твоя вина.

– Я…

Уэйн схватил свои дуэльные трости:

– Ну что ж, я собираюсь кое-что сделать.

– Это не стоит жизней, Уэйн, – заговорил Ваксиллиум, стряхивая оцепенение. – Дело не только во мне. Это правда, Уэйн. Мы…

– Как вы смеете! – закричал знакомый голос. Лорд Петерус, бывший констебль, снял со лба салфетку и, пошатываясь, встал. – Трусы! Если вам нужен заложник, берите меня.

Бандиты не обратили на него внимания; большинство из них бежало к выходам, размахивая пистолетами и наслаждаясь тем, как дергаются участники ужина.

– Трусы! Вы псы, все до единого! – выкрикивал Петерус. – Возьмите меня вместо одной из этих девушек, или я сделаю так, что вас повесят! Клянусь именем самого Выжившего! – Он заковылял следом за отступавшим главарем, минуя лордов, леди и богачей, большинство из которых пригибалось и пряталось за своими столами.

«И вот идет единственный смелый человек в этом зале, – подумал Ваксиллиум, внезапно ощутив ужасный стыд. – Он, и еще Уэйн».

Стерис была почти у двери. Мараси и тот, кто взял ее в заложницы, вот-вот должны были поравняться с главарем.

«Я не могу это допустить. Я…»

– ТРУС!

Главарь в маске внезапно повернулся, вскинул руку, и раздался треск выстрела, эхом отразившийся от стен большого бального зала. Все закончилось спустя один удар сердца.

Старик Петерус рухнул на пол. Над дулом пистолета главаря курился дымок.

– О-ох… – негромко выдохнул Уэйн. – Ты только что сделал большую ошибку, друг. Очень большую.

Отвернувшись от трупа, главарь сунул пистолет в кобуру.

– Отлично! – заорал он, направляясь к двери. – Можете развлечься, мальчики. Быстренько выпускайте пар, встретимся снаружи. Давайте…

Все застыло. Люди замерли на месте. Витки дыма повисли без движения. Голоса стихли. Всхлипывания прекратились. Вокруг стола Ваксиллиума установилась граница слегка подрагивающего воздуха.

Уэйн встал, положив дуэльные трости на плечо, изучающе окинул взглядом помещение. Ваксиллиум знал, что он запоминает положение каждого из бандитов. Оценивает расстояние, готовится.

– Как только я сброшу пузырь, – сказал Уэйн, – это местечко взорвется, как оружейный склад в вулкане.

Ваксиллиум спокойно сунул руку под сюртук и вытащил спрятанный под мышкой пистолет. Положил на стол. Глаз у него больше не дергался.

– Ну что? – спросил Уэйн.

– Ужасная метафора. Как может оружейный склад попасть в вулкан?

– Понятия не имею. Слушай, ты собираешься драться или нет?

– Я пытался ждать, – сказал Ваксиллиум. – Пытался дать им шанс уйти. Я пытался все это бросить.

– Хорошее было представление, Вакс. – Уэйн поморщился. – Слишком хорошее.

Ваксиллиум положил руку на пистолет. Потом взял его.

– Так тому и быть. – Другой рукой он высыпал весь свой запас стали в бокал с вином и выпил его до дна.

Уэйн ухмыльнулся:

– Ты мне должен пинту за ложь, кстати говоря.

– Ложь?

– Ты сказал, что не принес пистолет.

– Не принес, – согласился Ваксиллиум, вытаскивая второй. – Ты же меня знаешь, Уэйн. При мне никогда не бывает единственного ствола. Сколько у тебя темпосплава?

– Меньше, чем хотелось бы. Цены на него в городе такие, что держись. Хватит минут на пять дополнительного времени. Но моя метапамять довольно-таки полна. Провел добрых две недели больным в кровати, когда ты уехал.

Это давало Уэйну возможность исцелиться, если его подстрелят.

Ваксиллиум сделал глубокий вдох, холод внутри его расплавился и превратился в пламя, когда он зажег сталь, которая отметила каждый источник металла в помещении.

Если он снова застынет как столб…

«Нет, – пообещал он себе. – Я не имею права».

– Я за девушками. Ты сдерживай бандитов к югу от меня. Первостепенная задача – сохранить жизнь посторонним.

– С радостью.

– Тридцать семь вооруженных злодеев, Уэйн. В комнате, полной невинных людей. Это будет нелегко. Сосредоточься. Я попытаюсь расчистить место, когда мы начнем. Присоединяйся, если пожелаешь.

– Отличный план. – Уэйн развернулся так, что они с Ваксиллиумом оказались спина к спине. – Хочешь знать, почему я на самом деле тебя разыскал?

– Почему?

– Представил, как ты, счастливый, лежишь в удобной кроватке, отдыхаешь и расслабляешься. Как всю оставшуюся жизнь собираешься попивать чай и почитывать газеты, в то время как слуги будут приносить еду, а горничные массировать пальцы на ногах.

– И?

– И я просто не мог бросить тебя в таком положении. – Уэйн вздрогнул. – Наша дружба слишком крепка, чтобы я позволил тебе погибнуть такой жуткой смертью.

– От удобства?

– Нет. От скуки. – Уэйна опять передернуло.

Ваксиллиум улыбнулся, потом поднял большие пальцы к куркам и взвел их. Когда он был молод и отыскал путь в Дикоземье, оказалось, что он попал туда, где был нужен. Что ж, возможно, это произошло снова.

– Вперед! – заорал он, нацеливая пистолеты.

6

Уэйн сбросил скоростной пузырь.

«Первый шаг, – подумал Ваксиллиум, прицеливаясь, – привлечь их внимание».

Он начал аккуратно отталкиваться во все стороны от себя, создавая «стальной силовой пузырь», отклоняющий пули. Он не защищал целиком и полностью, но помогал. Впрочем, не от алюминиевых пуль.

Надо быть осторожнее. И лучше стрелять первым.

Грабители с готовностью вскинули собственные стволы. Ваксиллиум видел в глазах бандитов жажду разрушения. Они были вооружены до зубов, но пока что грабежи происходили без единого выстрела.

Конечно, большинству хотелось скорее пострелять, чем кого-то убить, но такие ситуации легко перерастали в настоящее побоище. Если их не остановить, умыкатели оставят позади себя не только разбитые окна и сломанные столы.

Выбрав бандита с дробовиком, Ваксиллиум уложил его пулей в голову. Потом расправился со вторым. Эти дробовики представляли наименьшую опасность для Ваксиллиума, однако для прятавшихся где попало очевидцев могли оказаться смертельными.

Выстрелы эхом раскатились по просторному залу, и гости закричали. Кто-то воспользовался случаем и перебежал к краям помещения. Большинство залегло рядом со своими столами. В суматохе бандиты не сразу заметили Ваксиллиума.

Он уложил еще одного пулей в плечо. Самое разумное сейчас было бы пригнуться и продолжать стрелять под прикрытием стола. У бандитов ушли бы драгоценные секунды на выяснение, кто напал на них в этом огромном, заполненном людьми помещении.

К несчастью, в этот момент, вопя от радости, открыли огонь умыкатели, находившиеся за спиной Ваксиллиума. Они вряд ли поняли, откуда стреляли, но увидели, как рухнули их товарищи, и бросились врассыпную в поисках укрытия. Через минуту в зале должна была воцариться буря свинца и дыма от выстрелов.

Сделав глубокий вдох, Ваксиллиум разжег сталь и зачерпнул из железной метапамяти. Заполняя ее, он становился легче, а когда из нее черпал, делался тяжелее – намного тяжелее. Он увеличил свой вес в сто раз. Сила тела увеличилась пропорционально – точнее, Ваксиллиум мог только предполагать, а иначе бы его просто расплющило под действием собственного веса.

Подняв пистолеты высоко над головой, чтобы они оказались за пределами радиуса, Ваксиллиум толкнул от себя, по кольцу. Начал медленно, постепенно увеличивая алломантическую силу. Толкая, алломант применял собственный вес против веса предмета – в этом случае металлических гаек и болтов в столах и стульях. Их понесло прочь.

Он превратился в эпицентр расширяющегося кольца силы. Столы переворачивались, стулья скребли по полу, люди кричали от удивления. Кого-то сила захватила и поволокла в сторону от Ваксиллиума. Он надеялся, что никого не поранило, но лучше уж получить несколько синяков, чем остаться посреди зала и словить шальную пулю.

Неподалеку Уэйн, осторожно пробиравшийся в дальнюю часть помещения, запрыгнул на перевернутый стол, ухватился за край и с ухмылкой быстро доехал на нем до бандитов.

Ваксиллиум ослабил алломантический толчок. Он стоял один посреди большого пустого пространства в центре обеденного зала, окруженный лужицами пролитого вина, рассыпавшейся едой и упавшими тарелками.

Потом стрельба началась всерьез, бандиты обрушили на него шквал огня. Ваксиллиум встретил лавину пуль еще одним сильным алломантическим толчком, и они остановились в воздухе, отраженные волной. Затем осторожно, чтобы не ранить случайно какого-нибудь невинного очевидца, отправил пули обратно. Однако этого хватило: бандиты бросились врассыпную, вопя, что в помещении находится алломант-стрелок.

Теперь Ваксиллиуму угрожала настоящая опасность. Во мгновение ока он переключился с зачерпывания из метапамяти к ее заполнению, делая себя намного легче. Нацелил револьвер вниз, всадил пулю в пол прямо рядом с собой и, оттолкнувшись от нее, взмыл в воздух. Ветер засвистел в ушах, когда Ваксиллиум бросился на баррикаду из мебели, которую сам же и воздвиг и где все еще прятались некоторые из гостей. К счастью, многие понимали, что по периметру зала гораздо безопаснее, и пробирались туда.

Ваксиллиум упал прямо посреди грабителей, которые пытались спрятаться за грудой столов и стульев. Бандиты начали сыпать ругательствами, когда он раскинул руки, направляя пистолеты в противоположные стороны, и принялся стрелять. Закружился и быстрым веером пуль уложил четверых.

Ответные выстрелы отбил «стальной пузырь».

– Алюминиевые пули! – заорал один из бандитов. – Достаньте этот проклятый алюминий!

Вакс развернулся и дважды выстрелил кричавшему в грудь. Потом прыгнул в сторону и перекатился к столу, который оказался за пределами его изначального алломантического толчка. Новый толчок с упором на гвозди в столешнице перевернул стол, дав укрытие, когда бандиты открыли огонь. По голубым лучам, ведущим к некоторым пулям, Вакс понял, что они движутся слишком быстро, чтобы их можно было оттолкнуть.

Другие бандиты перезаряжали оружие. Ваксу явно повезло: судя по ругательствам главарей, умыкатели должны были заранее зарядить оружие алюминиевыми пулями – по крайней мере, поместить их в некоторые каморы. Однако стрелять алюминием – все равно что стрелять золотом. Многие предпочли оставить соответствующие патроны в карманах, чтобы случайно не растратить.

Какой-то бандит, пригнувшись, обежал стол и прицелился. Ваксиллиум машинально оттолкнул пистолет и ударил им по лицу нападавшего. Затем уложил его, всадив пулю в грудь.

«Пусто», – подумал он, подсчитывая сделанные выстрелы.

В другом револьвере осталось всего два патрона. Ваксиллиум выглянул за край своего убежища, подметив расположение двух бандитов, которые перезаряжали револьверы, спрятавшись за опрокинутыми столами. Быстро прицелился, увеличил вес, потом выстрелил и толкнул со всей мочи пулю, покинувшую дуло пистолета.

Пуля с треском врезалась в столешницу-укрытие, просверлила ее насквозь и поразила бандита, находившегося по другую сторону. Повторив маневр, Ваксиллиум уложил другого бандита, пока тот оторопело взирал на толстую дубовую столешницу, пробитую обычной револьверной пулей. Перепрыгнув через собственный стол, оказался под его защитой как раз в тот момент, когда рядом с ранеными появились еще бандиты и открыли огонь.

Пули с треском врезались в убежище, но оно сдержало. Ни одна из пуль не имела указующего синего луча. Алюминий. Ваксиллиум перевел дух, бросил револьверы и вытащил из кобуры на внутренней стороне лодыжки «Террингал-27». Пистолет не самого большого калибра, но точный благодаря длинному стволу.

Глянув в сторону Уэйна, Ваксиллиум насчитал четверых павших умыкателей. Его друг как раз весело прыгнул со стола навстречу человеку с дробовиком. Оба превратились в размытое пятно, когда Уэйн создал скоростной пузырь. Миг спустя Уэйн возник в другом месте – пули свистели там, где он только что стоял, – он прятался за опрокинутым столом, а бандит с дробовиком уже лежал на полу.

Любимая тактика Уэйна заключалась в том, чтобы подобраться ближе, захватить противника в скоростной пузырь и сразиться с ним один на один. Он не мог перемещать скоростной пузырь после того, как воздвигал его, но мог двигаться внутри. Сбросив пузырь, Уэйн оказывался стоящим не там, где следовало бы ожидать. Его невероятно трудно было отследить и взять на мушку.

Однако, если драка затягивалась, противники в конце концов начинали соображать и не стреляли до тех пор, пока Уэйн не сбрасывал пузырь. Между сбросом одного и подъемом другого проходила пара секунд, и в это время Уэйн оказывался наиболее уязвимым. Разумеется, даже когда пузырь действовал, Уэйн не был в полной безопасности. Ваксиллиуму всегда не давало покоя, что друг сражался в одиночку, окруженный пузырем ускоренного времени. Если Уэйн попадет в неприятности внутри пузыря, Ваксиллиум не сможет ему помочь: Уэйна подстрелят, и он истечет кровью еще до того, как пузырь исчезнет.

Что ж, у Ваксиллиума имелись и свои проблемы. Против алюминиевых пуль его собственный защитный пузырь был бесполезен. Он позволил пузырю исчезнуть. Все новые и новые пули градом сыпались на стол и пол вокруг, треск выстрелов эхом отдавался в большом холле. К счастью, Ваксиллиум по-прежнему видел синие лучи, которые указывали на обычную сталь бандитских пистолетов, включая и группу, пытавшуюся зайти с фланга.

«Нет времени с ними разбираться», – подумал Ваксиллиум.

Главарь бандитов послал Стерис наружу вместе с одним из своих людей, но сам остановился возле двери. Он не выглядел удивленным сопротивлением. Что-то в том, как он стоял, властный и уверенный в себе… Что-то в том, как его глаза – единственная открытая часть замаскированного лица – отыскали Вакса и пристально уставились на него… Что-то в его голосе…

«Майлз?» – потрясенно подумал Ваксиллиум.

Крики. Крики Мараси. Вакс отвернулся от главаря, ощущая незнакомое чувство – панику. Стерис нуждалась в нем, но Мараси тоже, и она была ближе. Колосс-полукровка по имени Тарсон, держа ее одной рукой за шею, волок к двери и сыпал ругательствами. Два его соратника встревоженно озирались, словно ожидая, что в зал в любой момент хлынут констебли.

Мараси обмякла. Тарсон закричал, ткнул револьвером ей в ухо, но девушка зажмурилась и перестала реагировать. Она знала, что не является простой заложницей; она им нужна – следовательно, они ее не застрелят. И это слыша крики умыкателя, чувствуя дуло у виска…

«Хорошая девочка», – подумал Ваксиллиум.

Несколько гостей прятались поблизости; хорошо одетая женщина и ее муж прижимали ладони к ушам и всхлипывали. Перестрелка была громкой и беспорядочной, хотя Ваксиллиум уже почти не обращал на это внимания. Как бы там ни было, стоило вставить в уши затычки. Но уже поздно.

Ваксиллиум прыгнул в сторону и дважды выстрелил в деревянный пол, чтобы те, кто подбирался к нему, нырнули в укрытие. «Террингал» был заряжен разрывными пулями с полой оболочкой, созданными специально для того, чтобы застревать в древесине, давая хороший якорь. Они также застревали в плоти, снижая вероятность сквозного попадания, при котором можно было бы ранить случайных людей, что Ваксиллиума полностью устраивало.

Он метнулся вперед на полусогнутых ногах и прыгнул на большое сервировочное блюдо. Одной ступней уперся в край блюда и оттолкнулся от пуль позади себя. Маневр позволил проехать вперед по полированному деревянному полу. Ваксиллиум прорвался сквозь столы на открытое пространство рядом с лестницей, ведущей из зала, потом подбросил блюдо и, увеличив свой вес, упал на пол.

Блюдо взмыло перед ним, и потрясенные бандиты начали стрелять. Металл со звоном ударился о металл – несколько пуль попало в блюдо; в ответ Ваксиллиум двумя быстрыми выстрелами уложил бандитов справа и слева от Тарсона. Потом разжег сталь и алломантически толкнул пистолет Тарсона, пытаясь отбить его в сторону от Мараси.

Только в этот момент Ваксиллиум сообразил, что к пистолету не ведет голубой луч. Тарсон, чье пепельное лицо венчала шляпа Уэйна, ухмыльнулся. Потом развернулся, прикрываясь Мараси, которую держал одной рукой за шею, а другой прижимал к ее голове пистолет.

Нет голубых лучей.

«Ржавь и Разрушитель… целый пистолет из алюминия?»

Ваксиллиум и Тарсон замерли. Бандиты позади не заметили, как Ваксиллиум сбежал от них, прокатившись по полу на блюде; они подбирались к тому месту, где он прятался раньше. Главарь все еще стоял у двери, глядя на Ваксиллиума. Вряд ли это Майлз. Ведь встречаются похожие люди, одинаковые голоса. Совсем не обязательно…

Мараси всхлипнула, и Ваксиллиум понял, что не может пошевелиться, не может поднять пистолет. В голове снова и снова повторялся тот выстрел, который он сделал, чтобы спасти Лесси.

«Я это делал десятки раз, – сердито подумал он. – И промахнулся лишь однажды».

Ваксиллиум не мог двигаться, не мог соображать. Он опять и опять видел смерть Лесси. Брызнувшую кровь, улыбающееся лицо.

Тарсон несомненно понял, что Ваксиллиум стрелять не будет. Он убрал пистолет от головы Мараси и направил его на Ваксиллиума.

Тело девушки напряглось. Она уперлась ногами и головой ударила умыкателя в подбородок. Тарсон промахнулся и попятился, схватившись за нижнюю челюсть.

Когда Мараси отклонилась в сторону, сознание Ваксиллиума очистилось, и он обнаружил, что снова может двигаться. Прицелиться как следует было невозможно, потому что Мараси все еще топталась поблизости, – Ваксиллиум уложил колосса-полукровку выстрелом в плечо. Глядя, как он падает, Мараси в ужасе поднесла руку ко рту.

– Он там! – Голоса позади – трое бандитов, с которыми он сражался среди опрокинутых столов.

Алюминиевая пуля рассекла воздух, едва не зацепив Ваксиллиума.

– Держитесь, – крикнул он Мараси, прыгая вперед и хватая ее за талию.

Вскинул пистолет и последней пулей выстрелил в сторону двери, попав главарю в маске в голову.

Тот рухнул на пол.

«Что ж, все ясно», – подумал Ваксиллиум.

Майлза бы простая пуля не сразила. Он был двурожденным особо опасной разновидности.

Тарсон катался по полу, схватившись за руку и издавая стоны. Нет времени. Барабаны пусты. Ваксиллиум бросил свое оружие и оттолкнулся от него, крепко держа Мараси. Алломантический толчок позволил обоим взмыть вверх; град пуль пронесся сквозь то место, где они только что стояли. К несчастью, в корчившегося на полу Тарсона не попала ни одна.

Мараси вскрикнула, вцепилась в Ваксиллиума, когда они взлетели к блистающим люстрам. Он оттолкнулся от одной из них, заставив ее раскачиваться из стороны в сторону. Этот алломантический толчок швырнул его и Мараси к ближайшему балкону, занятому группой притаившихся за перилами музыкантов.

Ваксиллиум тяжело приземлился на балкон; он немного потерял равновесие, потому что нес Мараси и не было времени, чтобы оттолкнуться точнее. Они покатились точно сверток из красной и белой ткани. Когда остановились, Мараси прижалась к Ваксиллиуму, дрожа и хватая воздух ртом.

– Спасибо, – прошептала она. – Спасибо.

– Не стоит благодарности. Остановить бандита так, как вы это сделали, было очень смело.

– В семи из десяти случаев планы похитителей может расстроить соответствующее сопротивление со стороны жертвы, – дрожащим голосом проговорила Мараси. Потом опять зажмурилась. – Простите. Все это очень, очень обескураживает.

– Я…

– Что? – спросила Мараси, открывая глаза.

Вместо ответа Ваксиллиум перекатился в сторону, высвобождаясь из ее объятий и сосредоточившись на голубых лучах, которые двигались слева. Кто-то поднимался на балкон.

Ваксиллиум вскочил на ноги возле большой арфы как раз в тот момент, когда двери на балкон распахнулись и появились два умыкателя – один с винтовкой, другой с парой пистолетов. Ваксиллиум увеличил свой вес, зачерпнув из метапамяти, потом с отчаянной вспышкой стали швырнул тяжелую арфу, толкнув ее металлические крепления, гвозди и струны. Инструмент влетел в деревянный дверной проем, врезался в бандитов и отбросил их к стене. Оба обмякли и повалились на ступеньки, погребенные под сломанной арфой.

Убедившись, что вскоре от этих двоих опасности ждать не стоит, Ваксиллиум схватил пистолеты, бросился назад к балконным перилам и окинул взглядом помещение внизу. Мебель, которую он оттолкнул, образовала на полу бального зала странное, безупречно круглое пустое пространство. Все большее число гостей выбиралось через кухню. Ваксиллиум поискал Уэйна, но разглядел там, где побывал друг, лишь изломанные тела павших бандитов.

– Стерис? – спросила Мараси, подползая к нему.

– Я отправлюсь за ней прямо сейчас. Несколько человек уволокли ее наружу, но у них не было времени, чтобы… – Он осекся, заметив дрожание воздуха у дальней двери.

Дрожание прекратилось, и внезапно появился Уэйн, лежащий на полу в луже крови. Над ним с весьма довольным видом стоял бандит с дымящимся пистолетом в руке.

«Проклятье! – подумал Ваксиллиум, ощутив укол страха. – Если Уэйна ударили по голове…»

Стерис или Уэйн?

«С ней все будет в порядке. Ее забрали неспроста, она им нужна».

– О нет! – воскликнула Мараси, указывая на Уэйна. – Лорд Ладриан, это ведь…

– С ним все будет хорошо, если я до него доберусь. – Ваксиллиум поспешно сунул в руки Мараси один из пистолетов: – Умеете этим пользоваться?

– Я…

– Просто начинайте стрелять, если кто-то будет вам угрожать. Я приду. – Ваксиллиум вскочил на балконные перила. Путь преграждали люстры. Чтобы добраться до Уэйна, придется прыгнуть вниз, потом вверх, потом оттолкнуться от…

Нет времени. Уэйн умирает.

«Вперед!»

Ваксиллиум бросился с балкона. Как только его ноги оторвались от перил, он зачерпнул из метапамяти столько веса, сколько смог. Это не заставило его рухнуть на пол: скорость падения объекта не зависела от массы. Имело значение только сопротивление воздуха.

Однако вес имел огромное значение для алломантического толкания – его-то Ваксиллиум и применил, бросив все силы против люстр. Одна за другой они разлетелись на части, металл внутри них скрутился, хрустальные части лопнули, обдав зал дождем осколков. Но самое главное – появилось достаточно свободного пространства в верхней части зала, чтобы по дуге прыгнуть напрямую к Уэйну.

Ваксиллиум прекратил черпать из метапамяти и начал ее заполнять, уменьшив свой вес почти до нуля. Оттолкнулся от сломанной арфы и одновременно быстрым толчком от гвоздей в полу удержал себя на достаточной высоте.

Бальный зал Ваксиллиум пересек по изящной дуге, пролетев там, где раньше висели большие люстры. Блестящие маленькие светильники по обеим сторонам продолжали сиять, в то время как на пол еще сыпался дождь из осколков, каждый из которых разлагал свет на блики всех цветов радуги. Падая, Ваксиллиум нацелил свой единственный револьвер на бандита, который стоял над Уэйном, и выпустил в умыкателя шесть патронов. Рисковать было нельзя.

Бандит повалился замертво. Ваксиллиум приземлился, отталкиваясь от гвоздей в полу, чтобы не сломать ноги.

Едва он потянулся к Уэйну, как вокруг них возник скоростной пузырь. Ваксиллиум облегченно вздохнул, когда Уэйн зашевелился. Присел на корточки и перевернул друга лицом вверх. Рубашка Уэйна промокла от крови, в животе виднелась дыра от пули. Прямо на глазах у Ваксиллиума она медленно затягивалась, исцеляясь.

– Проклятье, – простонал Уэйн. – Попадание в брюхо – это больно.

Уэйн не мог держать пузырь, пока бандит оставался в живых, – в этом случае тот бы понял, что противник еще не мертв. И преступникам, и законникам металлорожденные были не в новинку; если бы пузырь не исчез, бандит бы просто выстрелил Уэйну в голову.

Так что Уэйну пришлось сбросить пузырь и притвориться мертвым. К счастью, бандит не догадался его перевернуть, чтобы проверить, и не увидел затягивающуюся рану. Уэйн был также кроветворцем – разновидностью ферухимика, который мог сохранять здоровье тем же способом, каким Ваксиллиум сохранял вес. Если Уэйн проводил какое-то время, будучи больным и слабым – при этом его тело исцелялось гораздо медленнее обычного, – он мог сохранять здоровье и способность исцеляться про запас, в метапамяти. Черпая из нее, он исцелялся значительно быстрее.

– Сколько у тебя осталось в метапамяти? – спросил Ваксиллиум, помогая другу подняться.

– Это второе пулевое ранение за вечер. Возможно, смогу исцелиться еще от одного. Целых две недели в постели провалялся, чтобы все это скопить! Надеюсь, твоя девушка того стоит.

– Моя девушка?!

– Ой, да ладно тебе, дружище. Не думай, что я не заметил, как ты на нее смотрел во время ужина. Тебе всегда нравились умненькие. – Он ухмыльнулся.

– Уэйн, – укоризненно произнес Ваксиллиум. – Еще года не прошло после смерти Лесси.

– Когда-нибудь тебе придется идти дальше.

– Разговор окончен.

Ваксиллиум бросил взгляд в сторону ближайших столов. Повсюду лежали тела умыкателей, изломанные дуэльными тростями Уэйна. Выжившие прятались за столами, словно еще не поняли, что у Уэйна нет пистолетов.

– Осталось пятеро? – спросил Ваксиллиум.

– Шестеро. – Уэйн подобрал свои трости и крутанул ими. – Еще один там, среди теней. Я уложил семерых. Ты?

– Кажется, шестнадцать, – рассеянно ответил Ваксиллиум. – Считал невнимательно.

– Шестнадцать? Проклятье, Вакс. Я-то надеялся, что ты малость заржавел, думал, может, на этот раз догоню.

Ваксиллиум улыбнулся.

– Это не соревнование. – Он поколебался. – Пусть даже я и выигрываю. Несколько человек вышло через дверь вместе со Стерис. Я подстрелил парня, который забрал твою шляпу, но он выжил. Наверное, уже удрал.

– И ты не забрал шляпу? – с оскорбленным видом спросил Уэйн.

– Был немножко занят – в меня стреляли.

– Занят? Ох, дружище. На то, чтобы в тебя стреляли, никаких усилий не требуется. Мне кажется, ты просто ищешь оправдание тому, что позавидовал моей счастливой шляпе.

– Прямо в точку, – сказал Ваксиллиум, шаря в кармане. – Сколько времени у тебя осталось?

– Немного. Темпосплав почти закончился. Может, секунд двадцать.

Ваксиллиум перевел дух:

– Я займусь тремя слева. Ты ступай направо. Готовься к прыжку.

– Понял.

– Вперед!

Уэйн прыгнул на стол, находившийся прямо перед ними. Скоростной пузырь он сбросил в тот самый момент, когда ринулся вперед, и Ваксиллиум, который увеличил свой вес, толкнул метапамять Уэйна. Тот взмыл по дуге, прямиком к бандитам. Едва Уэйн оказался в воздухе, Ваксиллиум переключился с опустошения метапамяти на ее заполнение, потом оттолкнулся от каких-то гвоздей и запустил себя в воздух по немного другой траектории.

Уэйн приземлился первым. Перекатившись между двумя спрятавшимися бандитами, он обрушил трости на руку одного из них. Затем развернулся и ударил другого тростью по шее.

Падая, Ваксиллиум бросил пистолет, алломантическим толчком врезав им по физиономии замешкавшегося грабителя. Приземлился, метнул гильзу, в которой Уэйн передал ему записку, во второго противника. Толкнув, превратил ее в импровизированную пулю – та вошла умыкателю в лоб и пробила череп.

Отдачей Ваксиллиума отбросило в сторону, и он заехал плечом в грудь грабителю, в которого швырнул пистолет. Противник попятился, Ваксиллиум ударил его по голове предплечьем с наручем-метапамятью и повалил.

«Еще один, – подумал он. – Позади меня, справа».

С ним предстояло повозиться. Ваксиллиум пинком подбросил упавший пистолет, намереваясь алломантическим толканием швырнуть его в последнего бандита.

Раздался выстрел.

Ваксиллиум застыл в ожидании боли, однако ничего не произошло. Развернулся и увидел, что последний умыкатель рухнул на стол, истекая кровью, пистолет выпал из его пальцев.

«Что это было, клянусь шрамами Выжившего?» – подумал Ваксиллиум.

Затем глянул вверх и увидел Мараси. Она стояла на балконе с винтовкой в руках и явно знала, как ею пользоваться. Пока он смотрел, Мараси выстрелила еще раз, уложив умыкателя среди теней, о котором говорил Уэйн.

Уэйн, только что прикончивший двух своих противников, выпрямился. Он выглядел сбитым с толку, пока Ваксиллиум не показал на Мараси.

– О-о-го, – протянул Уэйн. – Она мне все больше и больше по нраву. Будь я тобой, из двух точно выбрал бы ее.

Из двух.

«Стерис!»

Выругавшись, Ваксиллиум прыгнул вперед, силой алломантического толкания направив себя через весь зал к другому выходу. Приземлился и побежал, с тревогой отметив, что трупа главаря нет в том месте, где он упал, сраженный пулей. В дверном проеме виднелись следы крови. Может, его утащили?

Разве что… Неужели он не ошибся? Но, проклятье, не может такого быть, чтобы его противником оказался Майлз. Майлз ведь законник. Один из лучших.

Ваксиллиум вырвался на воздух – этот выход из бального зала вел прямо на улицу. У забора обнаружились привязанные лошади, а на земле – несколько связанных конюхов с кляпами во рту.

Стерис и бандиты, которые увели ее наружу, исчезли. Зато во внутренний двор въезжала большая группа констеблей.

– Очень вовремя, парни. – Ваксиллиум в изнеможении опустился на ступени.

– Мне наплевать, кто вы и сколько у вас денег, – сказал констебль Бреттин. – Сэр, вы сотворили самый настоящий кавардак.

Ваксиллиум сидел на табурете, привалившись спиной к стене и слушая вполуха. Утром будет болеть все тело. Он уже много месяцев так не напрягал мышцы. Еще повезло, что обошлось без вывихов и растяжений.

– Это вам не Дикоземье, – продолжил Бреттин. – По-вашему, можно делать все, что захочется? Думаете, просто схватили пистолет и взяли закон в свои руки?

Они находились в одной из кухонь особняка Йоменов, в боковой части, которую констебли выделили под допросы свидетелей. Прошло совсем немного времени после окончания сражения. В самый раз, чтобы начались неприятности.

В ушах все еще гудело от шума перестрелки; из бального зала, где разбирались с гостями званого ужина, доносились стоны и крики. Помимо этого, до Ваксиллиума долетал стук копыт и время от времени громыхание колес автомобилей, свидетельствующие о том, что очередную группу городской знати отпустили домой. Констебли должны были поговорить с каждым, убедиться, что они в порядке, и проверить, есть ли их имена в списке приглашенных.

– Ну? – требовательно спросил Бреттин.

Главный констебль, глава полиции их октанта, наверняка понимал, что грабежи, происходившие в регионе, который пребывал под его охраной, создавали большую угрозу его положению. Ваксиллиум мог себе представить, каково находиться на таком посту, где каждый день недовольные вышестоящие обрушивают на тебя громы и молнии.

– Простите, констебль, – спокойно ответил Ваксиллиум. – Старые привычки сродни крепкой стали. Я должен был сдержаться, но неужели вы поступили бы иначе? Неужели вы смотрели бы, как похищают женщин, и ничего бы не сделали?

– У меня есть законные права и обязанности, которых нет у вас.

– У меня моральные права и обязанности, констебль.

Бреттин фыркнул, но спокойный тон его в какой-то степени смягчил. Он повернулся навстречу констеблю в коричневой униформе и обычной для них куполообразной шляпе, который вошел и отдал честь.

– Ну? – спросил Бреттин. – Какие новости, Редди?

– Двадцать пять трупов, капитан.

Бреттин застонал:

– Видите, что вы устроили, Ладриан? Если бы вы не высовывались, как все остальные, эти бедолаги были бы живы. Разрушительство! Какой бардак. Да за такое я и повесить…

– Капитан, – перебил шагнувший вперед Редди. – Простите, сэр. Но это потери среди бандитов. Двадцать пять из них мертвы, сэр. Шестерых взяли живыми.

– Ох. А сколько убитых гражданских?

– Только один, сэр. Лорд Петерус. Его застрелили до того, как лорд Ладриан дал бандитам отпор. Сэр. – Редди глядел на Ваксиллиума со смесью благоговения и уважения.

Бреттин посмотрел на Ваксиллиума, потом схватил лейтенанта за руку и оттащил в сторону. Ваксиллиум закрыл глаза, тихонько вдыхая и выдыхая. И невольно услышал обрывки разговора:

– Хотите сказать… два человека… с тридцатью одним бандитом без чьей-либо помощи?

– Да, сэр.

– …другие раненые?..

– …переломы… ничего серьезного… ушибы и царапины… собирались открыть огонь…

Наступила тишина. Открыв глаза, Ваксиллиум увидел, что главный констебль вперил в него пристальный взгляд. Взмахом руки велев Редди удалиться, Бреттин вернулся на свое место.

– Ну? – спросил Ваксиллиум.

– Похоже, вам повезло.

– Мы с другом отвлекли на себя их внимание, и большинство гостей успели спрятаться до того, как началась пальба.

– Но своей алломантической акробатикой вы сломали кое-кому кости, – заметил главный констебль. – Рассерженные лорды со своим ушибленным самолюбием придут ко мне жаловаться.

Ваксиллиум не ответил.

Бреттин подошел к нему и опустился на корточки.

– Я про вас знаю, – негромко проговорил он. – И догадывался, что рано или поздно нам придется поговорить. Так что давайте без околичностей. Это мой город, и я здесь главный.

– В самом деле? – спросил Ваксиллиум, чувствуя себя очень уставшим.

– Да.

– Так где же вы были, когда бандиты начали стрелять в головы людям?

Лицо Бреттина покрылось пунцовым румянцем, но Ваксиллиум не отвел взгляда.

– Вам меня не запугать, – сказал Бреттин.

– Пока что я не сказал ничего пугающего.

Бреттин выдохнул сквозь зубы, потом постучал пальцем по груди Ваксиллиума:

– Выбирайте выражения. Я с трудом удерживаюсь, чтобы не швырнуть вас в кутузку на ночь.

– Так вперед. Может, к утру придете в себя, и мы сможем поговорить как разумные люди.

Лицо главного констебля сделалось еще краснее, но он знал – как и Ваксиллиум, – что не бросит в тюрьму главу Дома, не имея на то существенных оснований. Наконец Бреттин отвернулся, пренебрежительным жестом велел Ваксиллиуму убираться и с гордым видом покинул кухню.

Ваксиллиум со вздохом поднялся и взял с кухонного стола свою шляпу-котелок.

«Гармония, защити нас от скудоумных людей, наделенных слишком большой властью».

Надев шляпу, он вышел в бальный зал.

Помещение почти очистили от гостей, свиту молодоженов в карете лорда Йомена увезли туда, где они могли оправиться от перенесенного испытания. В бальном зале роились почти в равных количествах констебли и медики. На приподнятом деревянном полу рядом с выходом сидело не меньше двадцати или даже тридцати раненых. За столиком в стороне Ваксиллиум заметил лорда Хармса, который с угрюмым видом глядел в пол; Мараси пыталась его утешить. За тем же столиком обнаружился и скучающий Уэйн.

Ваксиллиум подошел к ним, снял шляпу и сел. Он не представлял, что именно следует сказать лорду Хармсу.

– Эй, – прошептал Уэйн. – Держи. – Он что-то протянул Ваксиллиуму под столом.

Револьвер.

Ваксиллиум растерянно уставился на друга. Это было не его оружие.

– Я подумал, ты захочешь такую штуку.

– Алюминиевый?

Уэйн улыбнулся, в глазах у него плясали искорки.

– Выхватил его из коллекции, которую собрали констебли. Похоже, их было десять штук. Решил, что его можно продать. Я потратил много темпосплава, пока дрался с этими мерзавцами. Нужны деньги, чтобы его возместить. Но не переживай, вместо пистолета я оставил весьма симпатичный рисунок. Держи.

И он передал еще горсть пуль:

– Их тоже прихватил.

– Уэйн, – сказал Ваксиллиум, ощупывая длинные, узкие патроны, – ты ведь понимаешь, что они предназначены для винтовок?

– И что?

– И то, что в револьвер такие не поместятся.

– Не поместятся? Почему?

– Потому что.

– Какой-то дурацкий способ изготавливать пули…

Уэйн выглядел сбитым с толку. Впрочем, почти все, связанное с огнестрельным оружием, сбивало его с толку, поскольку он был более склонен к тому, чтобы швырнуть в кого-то пистолетом, нежели попытаться выстрелить.

Ваксиллиум с веселым удивлением покачал головой, но от пистолета не отказался. Он хотел такой. Сунув револьвер в наплечную кобуру, повернулся к лорду Хармсу:

– Милорд, я вас подвел.

Хармс, бледный и потерянный, промокнул лицо носовым платком:

– Почему они ее забрали? Они ведь ее отпустят? Сказали, что отпустят.

Ваксиллиум смолчал.

– Не отпустят, – продолжил лорд Хармс, поднимая глаза. – Они же не отпустили ни одну из других заложниц.

– Да, – подтвердил Ваксиллиум.

– Вы должны ее вернуть. – Хармс взял его за руку. – Мне нет дела до денег или драгоценностей, которые у меня забрали. Их можно заменить, к тому же бо́льшая часть все равно застрахована. Но я заплачу любую цену за Стерис. Прошу вас. Она ваша будущая невеста! Вы должны ее разыскать!

В глазах лорда Хармса был страх. Какую бы храбрость этот человек ни демонстрировал во время предыдущих встреч, она оказалась напускной.

«Забавно, как быстро тебя перестают называть негодяем и бродягой, когда нуждаются в подмоге», – подумал Ваксиллиум.

Однако он просто не умел игнорировать искренние просьбы о помощи.

– Я ее найду. Обещаю, лорд Хармс.

Хармс кивнул. Потом медленно и с усилием поднялся.

– Давайте я помогу вам дойти до кареты, милорд, – предложила Мараси.

– Нет, – отмахнулся от нее Хармс. – Нет. Просто позволь мне… просто позволь мне уйти и посидеть одному. Я не уеду без тебя, но, прошу, дай мне немного времени, чтобы побыть одному.

Он ушел, а Мараси осталась стоять, сцепив руки. Потом снова села и со страдальческим видом проговорила:

– Он хотел, чтобы вы спасли ее, а не меня.

– Итак, Вакс, – встрял Уэйн. – Где, ты сказал, был тот типчик, который спер мою шляпу?

– Я же говорил, сбежал после того, как я его подстрелил.

– Понимаешь, я надеялся, что он выронил мою шляпу. Люди, в которых попадают пули, частенько роняют всякие вещи.

Ваксиллиум вздохнул:

– Боюсь, когда он удирал, шляпа все еще была у него на голове.

Уэйн начал сыпать ругательствами.

– Уэйн, – вмешалась Мараси, – это всего лишь шляпа.

– Всего лишь шляпа?! – потрясенно переспросил он.

– Уэйн к ней слегка привязан, – объяснил Ваксиллиум. – Он думает, она приносит удачу.

– Так и есть. Я ни разу не умирал, когда был в той шляпе.

– Я… – Мараси нахмурилась. – Даже не знаю, что сказать.

– Обычная реакция на Уэйна. Кстати, хотел вас поблагодарить за своевременное вмешательство. Не возражаете, если я спрошу, где вы научились так стрелять?

Мараси покраснела.

– В женском стрелковом клубе в университете. У нас довольно высокий уровень по сравнению с другими городскими клубами. – Она скривилась. – Как думаете… кто-то из тех парней, которых я подстрелила, выкарабкался?

– Не-а, – сказал Уэйн. – Вы их прикончили на месте. У того, который был возле меня, мозги аж по всей двери разлетелись!

– Ой-ой. – Мараси побледнела. – Я даже не думала…

– Вот что случается, когда стреляешь в людей, – многозначительно проговорил Уэйн. – По крайней мере, обычно кому-то хватает ума помереть, когда ты из кожи вон лезешь, чтобы их убить. Если только не промажешь по чему-нибудь жизненно важному. Так что с типом, который забрал мою шляпу, Вакс?

– Я попал ему в плечо. Но это должно было на него повлиять куда сильнее. У него точно есть примесь крови колоссов. Может, он еще и пьютерный громила.

Это заставило Уэйна успокоиться. Скорее всего, он думал о том же, что и Ваксиллиум: такая банда, многочисленная и хорошо вооруженная, вполне могла включать по меньшей мере парочку алломантов или ферухимиков.

– Мараси! – В голову Ваксиллиуму пришла внезапная мысль. – Стерис – алломантка?

– Что? Нет. Нет, она не алломантка.

– Вы уверены? Может быть, она это скрывала.

– Она не алломантка, – твердо сказала Мараси. – И не ферухимик. Я это знаю точно.

– Вот теория и заржавела, – заметил Уэйн.

– Надо подумать. – Ваксиллиум постукивал пальцем по столу. – Слишком многое в связи с этими умыкателями не имеет смысла. – Он покачал головой. – Но пока что вынужден пожелать вам хорошего вечера. Я вымотался, и если позволите мне такую смелость, вы тоже, судя по виду.

– Разумеется, – ответила Мараси.

Все трое направились к выходу. Констебли их не остановили, хотя некоторые бросали на Ваксиллиума враждебные взгляды. Другие, похоже, не верили в случившееся. Несколько глядело с благоговением.

Этой ночью, как и четыре предыдущие ночи, тумана не было. Ваксиллиум и Уэйн проводили Мараси к карете ее дяди. Лорд Хармс сидел внутри, глядя перед собой.

Когда они дошли, Мараси взяла Ваксиллиума за руку.

– Вам действительно следовало сначала отправиться за Стерис, – негромко проговорила она.

– Вы были ближе. Логика требовала спасти сначала вас.

– Что ж, какова бы ни была причина, – еще сильнее понизив голос, продолжала Мараси, – спасибо за то, что вы сделали. Я просто… Спасибо. – Она как будто хотела сказать что-то еще. Потом приподнялась на цыпочки и поцеловала Ваксиллиума в щеку.

Прежде чем он успел отреагировать, Мараси забралась в карету.

Когда карета, сопровождаемая стуком подков о брусчатку, двинулась прочь по темной улице, подошел Уэйн:

– Ты все еще собираешься жениться на ее кузине?

– Таков план.

– Как-то неловко получается.

– Она импульсивная молодая женщина в два раза моложе меня, – констатировал Ваксиллиум.

«Несомненно, умная, красивая, да и к тому же отлично стреляет».

Когда-то такая комбинация заставила бы его совершенно потерять голову, но не теперь. Он отвернулся от кареты:

– Где ты остановился?

– Сам еще не знаю. – Уэйн пожал плечами. – Я нашел один дом, чьи хозяева были в отъезде, но мне кажется, сегодня ночью они возвращаются. Оставил им немного хлеба в знак благодарности.

Ваксиллиум тяжко вздохнул: «Я должен был догадаться».

– Я выделю тебе комнату, если пообещаешь не слишком много воровать, – сказал он вслух.

– Чего? Я никогда не ворую, дружище. Воровать – это плохо. – Уэйн провел рукой по волосам и ухмыльнулся. – Но мне придется что-нибудь у тебя выменять на шляпу, пока не верну собственную. Хлеба не хочешь?

Ваксиллиум просто покачал головой и взмахом руки подозвал карету, чтобы она отвезла их обратно в особняк Ладрианов.

7

Наутро после вчерашнего нападения Мараси с сумочкой в руках стояла перед внушительным особняком по адресу: площадь Ладрианов, 16. Она всегда сжимала перед собой что-нибудь, когда нервничала, – дурная привычка. Как говорил профессор Модикарм, «правоприменителю надлежит усердно избегать явных признаков выражения своих чувств, иначе он непреднамеренно даст преступникам подсказку относительно своего эмоционального состояния».

Обдумывать цитаты своих профессоров было еще одной из нервных привычек Мараси. Ее одолевали сомнения. А что, если лорд Ваксиллиум найдет ее визит странным или навязчивым? Подумает о ней как о глупой девочке с глупым увлечением, которая по глупости предположила, что может оказаться полезной опытному законнику?

Наверное, следовало просто подойти и постучать. С другой стороны, как не волноваться при встрече с таким человеком, как Ваксиллиум Ладриан? Живой легендой, ее персональным героем?

По тротуару прошел молодой джентльмен с нетерпеливой собакой на поводке. Он приподнял шляпу, приветствуя Мараси, но бросил короткий неприязненный взгляд на особняк Ладрианов.

Здание как будто не заслуживало подобного отношения: почтенный дом с большими окнами был выстроен из роскошного камня с прожилками. За старыми железными воротами распростерли кроны три взрослые яблони; садовник лениво спиливал мертвые ветки. Городской закон, принятый самим лордом Рожденным Туманом, предписывал, чтобы плодоносили даже декоративные деревья.

«Вот бы побывать в Дикоземье», – рассеянно подумала Мараси.

Она слышала, что деревья там низкорослые и невзрачные. Здесь же, в Элендельском бассейне, растения цвели пышным цветом без особой потребности в уходе или возделывании. Последний подарок Выжившего, его необыкновенно щедрое прикосновение к земле.

«Прекрати суетиться, – приказала себе Мараси. – Будь твердой. Контролируй свое окружение».

Так говорил профессор Арамин на прошлой неделе, и…

«Проклятье!»

Она решительно направилась вперед, через открытые ворота, по ступенькам к двери. Трижды ударила дверным молотком.

Ответил дворецкий с длинным лицом. Бесстрастным взглядом окинул Мараси с головы до ног:

– Леди Колмс?

– Можно ли мне увидеться с лордом Ладрианом?

Дворецкий вскинул бровь, потом распахнул дверь. Ничего не сказал, но Мараси с детства была знакома со слугами вроде него, вышколенными сообразно древнему террисийскому идеалу, и привыкла понимать смысл действий. Дворецкий считал, что она не должна навещать лорда Ваксиллиума, и уж тем более в одиночку.

– Гостиная сейчас занята, миледи. – Дворецкий указал обращенной кверху прямой ладонью в сторону боковой комнаты.

Сам направился к лестнице, двигаясь с… неотвратимостью. Он походил на древнее дерево, которое покачивалось на ветру.

Заставив себя не цепляться за сумочку, Мараси вошла в комнату. Особняк Ладрианов был убран в классическом стиле: ковры с замысловатыми узорами темных оттенков, украшенные богатой резьбой и позолотой рамы картин. Странно, что столь многие предпочитали рамы, которые будто стремились превзойти заключенное в них искусство.

Несколько мест на стенах подозрительным образом пустовали. Сцепив за спиной руки, Мараси остановилась перед широким пейзажем, изображавшим пшеничное поле.

Отлично, она начала справляться со своей нервозностью. И что это она так разволновалась? Да, она читала отчет за отчетом о Ваксиллиуме Ладриане. Да, истории о его храбрости отчасти вдохновили ее изучать право.

Однако лорд Ладриан оказался куда дружелюбнее, чем она предполагала. Мараси он всегда представлялся грубым стоиком. То, что он изъяснялся по-джентльменски, было сюрпризом. Как и раскованное – пусть и несколько язвительное – общение с Уэйном. Пять минут рядом с этими двумя уничтожили годы девичьих иллюзий о спокойном, уравновешенном законнике и его усердном, преданном заместителе.

Потом произошло нападение. Перестрелка, крики. И Ваксиллиум Ладриан, подобный яростно сверкающей молнии посреди темной и хаотичной бури… Он ее спас. Как часто в юности Мараси с нежностью мечтала о чем-то подобном…

– Леди Колмс? – Дворецкий стоял в дверном проеме. – Прошу меня простить, но хозяин сказал, что у него нет времени на то, чтобы спуститься к вам и переговорить.

– А-а… – У Мараси упало сердце.

Выходит, все-таки выставила себя дурой.

– В самом деле, миледи, – продолжал дворецкий, и уголки его губ еще сильнее ушли вниз. – Соблаговолите пройти за мной – лорд Ладриан сможет побеседовать с вами у себя в кабинете.

Ох. Что ж, такого она не ожидала.

– Сюда, пожалуйста. – Дворецкий развернулся и двинулся вверх по лестнице, Мараси направилась следом.

На верхнем этаже они прошли через несколько коридоров. Попадавшиеся навстречу слуги и горничные, завидев Мараси, уважительно кланялись и приседали. Наконец достигли помещения, которое занимало значительную часть западного крыла особняка.

Дворецкий жестом пригласил войти. Кабинет за дверью оказался куда теснее, чем предполагала Мараси. Ставни были закрыты, занавески опущены, большой стол у дальней стены заставлен пробирками, горелками и какими-то непонятными приборами.

Ваксиллиум в белой рубашке с закатанными до локтей рукавами и накинутом поверх жилете в косую черно-серую клетку внимательно что-то разглядывал, зажав в щипцах. На глазах его были черные защитные очки. На спинке одного из кресел висел сюртук, сверху лежала шляпа-котелок. В комнате пахло дымом и, странное дело, серой.

– Милорд? – обратился дворецкий.

Ваксиллиум повернулся:

– А, леди Мараси. Входите, входите. Тиллом, можешь нас оставить.

– Да, милорд, – с мученическим видом проговорил дворецкий.

Мараси вошла, бросив взгляд в сторону, где на полу лежал большой лист бумаги, сложенный и исписанный убористым почерком. Ваксиллиум повернул какую-то ручку настройки, и небольшая металлическая трубка на столе выпустила тонкий язык интенсивного пламени. Сунул щипцы в огонь, быстро вытащил и бросил то, что держал с их помощью, в маленькую керамическую чашку. Поглядел, потом схватил стеклянную пробирку из подставки на столе и потряс.

– Ну-ка, – сказал он, протягивая Мараси пробирку. Внутри была прозрачная жидкость. – Как вам кажется, она синяя?

– Э-э… нет? А должна?

– Видимо, нет. – Ваксиллиум снова тряхнул пробирку. – Хм. – Он отложил пробирку в сторону.

Мараси благоговейно молчала. Было очень трудно не вспоминать, как он прорвался сквозь ряд столов с пистолетом в руке и мастерски уложил двух бандитов, которые пытались вытащить ее на улицу. Или то, как взмыл в воздух – внизу громыхали выстрелы, люстры разлетались на сверкающие осколки, – прямо в полете застрелил еще одного бандита и рухнул вниз, чтобы спасти друга.

Она разговаривала с легендой. Только вот защитные очки у него были очень нелепые.

Ваксиллиум поднял их на лоб:

– Я пытаюсь вычислить, из какого сплава они изготовили эти пистолеты.

– Алюминиевые? – с любопытством спросила Мараси.

– Да, но это не чистый алюминий. Металл более крепкий, и текстура не та. Такой сплав мне никогда раньше не попадался. А пули, должно быть, из другого сплава, тоже незнакомого – их предстоит проверить следующими. Позволю себе ремарку: не уверен, что вы понимаете, какими преимуществами обладаете, живя в городе.

– О, я бы сказала, что в курсе многих из них.

Ваксиллиум ухмыльнулся. Странное дело, сегодня он выглядел моложе, чем во время их предыдущих встреч.

– Полагаю, это и в самом деле так. Я же имел в виду конкретно то, как здесь легко делать покупки.

– Покупки?

– Да, покупки! Чудесное удобство. В Везеринге, если мне требовалась газовая горелка, способная достигать высоких температур, которые нужны для проверки сплавов, приходилось ее специально заказывать и ждать, пока прибудет нужный поезд. И это еще с условием, что оборудование в пути не повредят и не сломают. А здесь я просто отправил куда надо пару ребят со списком. Через несколько часов у меня уже была целая лаборатория. – Ваксиллиум покачал головой. – Чувствую себя таким балованным. Вас как будто что-то беспокоит. Дело в сере? Понимаете, требовалось проверить порох в патронах… Что ж, думаю, следует открыть окно.

«Я не буду нервничать в его присутствии».

– Дело не в этом, лорд Ладриан.

– Прошу вас, называйте меня Вакс или Ваксиллиум, – попросил он, подходя к окну. Мараси заметила, что ставни он открывал, держась у стены, чтобы не оказаться на виду у того, кто мог быть снаружи. Столь осторожное поведение было для него естественным: он словно этого не замечал. – Не стоит вести себя со мной официально. У меня правило: тот, кто спас мне жизнь, получает право обращаться ко мне по имени.

– Кажется, вы спасли меня первым.

– Да. Но, видите ли, я уже был у вас в долгу.

– И почему же?

– Потому что вы дали мне отличный повод пострелять, – ответил Ваксиллиум, садясь за стол и делая несколько пометок в блокноте. – Похоже, я в этом нуждался уже довольно долгое время. – Он поднял глаза и улыбнулся: – Так что же вас тревожит?

– Стоит ли нам находиться наедине, лорд Ваксиллиум?

– Почему нет? – спросил он с неподдельным удивлением. – Я что, пропустил серийного убийцу, который прячется в гардеробе?

– Я, вообще-то, намекала на приличия, милорд.

Мгновение Ваксиллиум сидел неподвижно, потом хлопнул себя по лбу.

– Прошу прощения. Вам придется извинить меня за шутовство. Я уже очень давно не… Ладно, забудем. Если вам неудобно, я вызову Тиллома. – Он поднялся и прошел мимо нее.

– Лорд Ваксиллиум! Мне вполне удобно, уверяю. Я просто не хотела ставить вас в неловкое положение.

– Неловкое?

– Да. – Теперь Мараси чувствовала себя настоящей дурой. – Прошу вас. Я не хотела причинять беспокойство.

– Ладно. По правде говоря, я действительно позабыл о таких вещах. Вы же понимаете, что это, в общем-то, ерунда?

– Вы называете ерундой правила приличия?

– Слишком многое в высшем обществе строится на идее о том, что не следует ни на кого полагаться, – пояснил Ваксиллиум. – Контракты, детальные отчеты о работе, недопустимость того, чтобы тебя увидели наедине с достойным представителем противоположного пола. Если устранить из отношений доверие, зачем тогда вообще нужны какие-либо отношения?

«И это говорит человек, который собирается жениться на Стерис, не скрывая желания воспользоваться ее богатством?»

Мараси стало стыдно за подобную мысль. Временами было очень трудно не огорчаться. Она поспешила перевести разговор на другую тему:

– Итак… что там со сплавом?

– Да, сплав, – подхватил Ваксиллиум. – Скорее всего, косвенная улика, которой не стоило бы уделять так много времени. Повод вернуться к старому увлечению. Но поскольку мне известно, откуда взялся сам алюминий – он был украден в первый раз, – я спросил себя: а если они использовали сплав, включающий компоненты, которые я мог бы отследить? – Ваксиллиум вернулся к столу, где взял револьвер, который Уэйн дал ему прошлой ночью.

Мараси видела, что он снял немного металлической стружки с внутренней стороны рукояти.

– Вы разбираетесь в металлургии, леди Мараси?

– Боюсь, нет. А видимо, должна.

– О, не говорите так. Как я уже сказал, это потворство моим желаниям. В городе много металлургов; стоило лишь отправить стружку одному из них, и я бы получил куда более быстрый и точный ответ. – Ваксиллиум со вздохом снова сел в кресло. – Понимаете, я просто привык все делать сам.

– В Дикоземье у вас частенько не было другого выхода.

– И то правда. – Он постучал пистолетом по столу. – Сплавы – замечательная штука, леди Мараси. Вы знаете, что можно сделать сплав, компонентом которого будет металл, реагирующий на магнетизм, но итоговый результат окажется лишенным этого свойства? Представляете, вы смешиваете две равные доли металлов, однако получается не вполовину менее магнетически активный металл, а совершенно инертный. Делая сплав, вы не просто соединяете два металла. Вы создаете новый металл. Это основа алломантии. Сталь – просто железо с толикой углерода, но отсюда и проистекает вся разница. В этот алюминий тоже что-то добавили – менее одного процента. Полагаю, экабор[1]. Совсем чуть-чуть. По иронии судьбы, с людьми подобное тоже работает. Очень небольшое изменение может создать совершенно нового человека. До чего же мы похожи на металлы… – Ваксиллиум покачал головой, потом взмахом руки предложил Мараси сесть в кресло у стены. – Но вы пришли сюда не для того, чтобы слушать мою бессвязную болтовню. Скажите, что я могу для вас сделать?

– Вообще-то, речь о том, что я могу сделать для вас, – присаживаясь, сказала Мараси. – Я говорила с лордом Хармсом и подумала, что в связи с вашим… Ну, в связи с тем, что у Дома Ладриан в настоящее время не хватает свободных средств… Понимаете, я подумала, что вам не хватает инструментов, необходимых для поиска леди Стерис. Лорд Хармс согласился субсидировать любые ваши расходы, связанные с ее спасением.

Ваксиллиум выглядел удивленным.

– Это чудесно. Спасибо. – Он помедлил, потом посмотрел на свой стол. – Как думаете, он не будет возражать против оплаты всего этого?

– Вовсе нет, – быстро проговорила Мараси.

– Какое облегчение. Тиллом чуть не упал в обморок, когда увидел, сколько я потратил. Думаю, старик переживает, что у нас закончится чай, если я буду продолжать в том же темпе. Просто невероятно: я могу быть нанимателем для приблизительно двадцати тысяч людей, владеть двумя-тремя процентами городской земли и оставаться практически нищим в отношении свободной наличности. До чего же странен предпринимательский мир. – Ваксиллиум с задумчивым видом наклонился вперед, сцепив руки.

В свете, который лился из открытого окна, Мараси теперь разглядела, что у него появились мешки под глазами.

– Милорд? Вам удалось поспать после похищения?

Он не ответил.

– Лорд Ваксиллиум, – суровым тоном заговорила Мараси. – Вы не должны пренебрегать собственным здоровьем. Если вы доведете себя до ржави, от этого никому лучше не станет.

– Леди Стерис забрали, когда она находилась под моей защитой, Мараси. А я даже пальцем не пошевелил. Меня пришлось подстегивать. – Ваксиллиум покачал головой, словно отгоняя дурные мысли. – Но вам не следует за меня переживать. Я бы все равно не смог уснуть, так уж лучше провести время плодотворно.

– Вы пришли к каким-то выводам? – В голосе Мараси послышалось неподдельное любопытство.

– Их слишком много. Зачастую проблема состоит не в том, чтобы принять какое-то решение, а в том, чтобы понять, что из воображаемого произошло на самом деле и что представляет собой чистую фантазию. Например, те люди. Они не были профессионалами. – Ваксиллиум помедлил. – Простите, наверное, вам все это кажется бессмыслицей.

– Отнюдь, – возразила Мараси. – То, как им не терпелось пострелять в здании, то, как их главарь позволил себя спровоцировать и застрелил Петеруса…

– Именно. У них, безусловно, есть воровской опыт. Но знатоками этого дела их не назовешь.

– Простой способ определить тип преступников состоит в оценке того, кого они убивают и когда, – процитировала Мараси учебник. – Убийц в итоге ждет повешение – воровство же само по себе позволяет избежать смерти. Эти люди, если бы они в самом деле знали, что делают, ушли бы побыстрее, радуясь тому, что не пришлось стрелять.

– Значит, они уличные бандиты. Обычные преступники.

– С очень дорогим оружием, – прибавила Мараси, хмурясь. – Что означает внешнее финансирование, не так ли?

– Да. – Ваксиллиум с растущим нетерпением подался вперед. – Поначалу я был совсем сбит с толку. Я убедил себя, что все связано с похищениями, а воровство служит обычным прикрытием. Но прошлой ночью бандиты проявляли неподдельный интерес к тому, что забирали. Это привело меня в недоумение. Исходя из цены алюминия и тех сумм, которые требовалось потратить на изготовление пистолетов, на это ушло целое состояние. Даже совершенный прошлой ночью грабеж вряд ли покрыл расходы. В этом нет смысла.

– Если только мы не имеем дело с двумя группами, которые работают вместе, – предположила Мараси, начиная понимать. – Кто-то дал бандитам деньги, позволил им устраивать эти грабежи. Однако спонсоры требуют похитить определенных людей так, будто их случайным образом взяли в заложники.

– Да! Ему – кем бы ни был этот спонсор – нужно похитить женщин. А умыкателям достается украденное или, возможно, часть его. Все устроено так, чтобы использовать грабежи в качестве прикрытия, но, возможно, сами бандиты не понимают, что их используют.

Мараси нахмурилась, прикусив губу:

– Но это значит…

– Что?

– Ну, я предполагаю, что с грабежами почти покончено. Изначальный подсчет показал, что бандитов около сорока, и вы с Уэйном убили или обезвредили примерно тридцать из них.

– Тридцать одного, – машинально уточнил Ваксиллиум.

– Можно было бы предположить, что если перебить три четверти банды, то этого хватит, чтобы она распалась.

– По моему опыту, должно хватить.

– Но мы имеем дело с чем-то иным, – продолжала Мараси. – У главаря бандитов есть внешний покровитель, который предоставляет деньги и оружие. – Она нахмурила брови. – Главарь говорил о «расплате», насколько я помню. Не может ли он оказаться одновременно и главарем, и покровителем?

– Возможно. Но я в этом сомневаюсь. Отчасти все затеяно ради того, чтобы кто-то сделал опасную работу за другого.

– Согласна. Но у главаря все-таки есть собственная идеология. Может, потому его и выбрали. Преступники часто используют базовые рационалистические навыки, чтобы оправдать содеянное, а человек, который способен извлечь из этого выгоду – одновременно обещая богатства и веселую стрельбу, – мог бы, скажем так, стать идеальным «руководителем среднего звена».

Ваксиллиум широко улыбнулся.

– Что? – спросила Мараси.

– Вы понимаете, что мне понадобилась вся ночь, чтобы прийти к этим выводам? Вы же достигли их за… сколько? Десять минут?

Мараси фыркнула:

– Я воспользовалась вашей скромной помощью.

– Следует отметить, что я воспользовался той же скромной помощью от самого себя, в строгом смысле слова.

– Шепчущие голоса, которые вы слышите, представляют собой результат недосыпания и не считаются, милорд.

Улыбка Ваксиллиума сделалась еще шире, он поднялся из-за стола:

– Идите-ка сюда. Скажите мне, что вы об этом думаете.

Заинтригованная Мараси проследовала за ним в переднюю часть комнаты, где заметила сложенную бумагу. Ваксиллиум развернул ее, и оказалось, что это большой лист шириной в несколько футов и длиной примерно в пять. Ваксиллиум присел прямо на пол, но Мараси мешала юбка, поэтому она просто наклонилась и заглянула ему через плечо:

– Генеалогии?

Похоже, Ваксиллиум отследил родословную каждой из похищенных женщин до самого Первоначала, отметив их имена на крайней левой стороне длинного листа. В родословных не были учтены все родственники, но она включала прямых предков и несколько примечательных имен в каждом поколении для каждой заложницы.

– Что скажете?

– Начинаю подозревать, что вы странный человек, милорд, – покачала головой Мараси. – Вы провели всю ночь за составлением этого?

– Времени и впрямь ушло много, хотя бумаги Уэйна дали мне хороший рывок на старте. К счастью, в библиотеке моего дяди обширные генеалогические справочники. У него было такое увлечение. Но что вы об этом думаете?

– Хорошо, что скоро вы будете помолвлены. Жена позаботится о том, чтобы вы отдыхали, а не писали всю ночь при свечах. Это плохо для глаз.

– У нас есть электричество. – Ваксиллиум махнул куда-то вверх. – Да и я сомневаюсь, что Стерис станет беспокоиться о моем сне. Этого ведь нет в контракте. – В его голосе проскользнула нотка горечи – слабая, но узнаваемая.

Мараси заговорила на эту тему главным образом для того, чтобы отвлечь Ваксиллиума и успеть прочитать побольше имен.

– Алломантия, – сказала она. – Вы изучили родословные заложниц на предмет наследования алломантических сил. Они сходятся на лорде Рожденном Туманом. Разве Уэйн не об этом говорил?

– Да. Я уверен, что человек, который за всем этим стоит, ищет алломанток. Он собирает армию. И подозревает, что эти женщины – тайные алломантки. Тот факт, что они открыто не заявляют о своих способностях, еще ни о чем не говорит.

– Но Стерис – не алломантка, ручаюсь.

– Я рассматривал и этот вариант. Ведь при отборе не исключена ошибка: не все женщины, которых считают алломантками, могут оказаться ими на самом деле. – Ваксиллиум постучал по бумаге. – Потому-то я за нее и переживаю. Как только покровитель узнает, что Стерис не та, за кого он ее принимал, ей будет угрожать более серьезная опасность.

«Потому вы и не спали всю ночь, – поняла Мараси. – Вы думаете, у нас нет времени».

И все это ради женщины, которую он явно не любит. Не ревновать было трудно.

«Что? – мысленно одернула себя Мараси. – Ты бы хотела, чтобы забрали тебя? Дурочка».

Ее имя ведь тоже было в числе указанных на листе.

– Вы и мою генеалогию составили?

– Пришлось за ней послать, – кивнул Ваксиллиум. – Боюсь, я сильно рассердил кое-каких клерков, разбудив их посреди ночи. Вы очень странная.

– Прошу прощения?

– Э-э, я имел в виду – с точки зрения этого списка. Вы со Стерис – троюродные сестры.

– И?

– И это означает, что… как-то неловко объяснять. Вы в этой родословной – шестая кузина от основной генеалогической линии. Все прочие, включая Стерис, соединены куда ближе, – а у вас со стороны отца есть генеалогические линии, которые эту связь приглушают. Согласитесь, довольно странная цель для похищения. По сравнению с остальными. Я начинаю спрашивать себя, не выбрали ли вас потому, что им нужен был кто-то случайный, чтобы нарушить закономерность и заставить нас теряться в догадках.

– Возможно, – осторожно проговорила Мараси. – В конце концов, они ведь не знали, что Стерис сидела за нашим столом.

– Очень точно подмечено. И все же… отсюда начинаются домыслы. Я могу выдумать множество причин, по которым могли выбрать Стерис. История алломантии – не единственная связь, с учетом близости членов высшего общества есть много других связей. Вообще-то, стоит хорошенько подумать, и алломантический фактор начинает казаться незначительным. Если собираешься тренировать бойцов, зачем брать только женщин? А перво-наперво, к чему морока с алломантами, когда у тебя есть средства и возможности украсть весь этот алюминий? Они могли бы в тот момент остановиться и разбогатеть. И я не могу отыскать ничего, с уверенностью указывающего на то, что другие женщины и впрямь алломантки.

«Они забирают только женщин», – подумала Мараси, глядя на длинный список, уходящий в прошлое, к лорду Рожденному Туманом. Самому могущественному из всех алломантов, которые когда-либо существовали. Почти мифической фигуре, совмещавшей в себе все шестнадцать алломантических сил. Насколько же он был могуч?

И внезапно все встало на свои места.

– Ржавь и Разрушитель… – прошептала Мараси. – Алломантия – генетическое свойство.

– Да. Вот почему она так часто проявляется в этих родословных.

– Генетика. Они берут только женщин. Ваксиллиум, неужели вы не видите? Они не собираются создать армию из алломантов. Они собираются… разводить алломантов. Они берут женщин, которые наиболее тесно связаны с генеалогическими линиями, ведущими к Рожденному Туманом.

Ваксиллиум уставился на генеалогическую карту, потом моргнул. Похоже, он слишком перетрудился за ночь, раз не разглядел очевидного.

– Клянусь копьем Выжившего… Что ж, по крайней мере, это означает, что Стерис не угрожает немедленная опасность. Она ценна для него, даже если не является алломанткой.

– Да, – проговорила Мараси, которой сделалось нехорошо. – Но если я права, то ей угрожает опасность иного рода.

– Верно, – ответил подавленный Ваксиллиум. – Когда Уэйн узнает, он ни за что не позволит мне об этом забыть.

– Уэйн, – повторила Мараси, сообразив, что не спросила о нем. – Где он?

Ваксиллиум посмотрел на свои карманные часы:

– Должен скоро вернуться. Я послал его немного пошалить.

8

Уэйн уверенно поднялся по ступенькам ко входу в центральный полицейский участок Четвертого октанта. Уши у него горели. Ну как же так вышло, что копы носят столь неудобные шляпы? Может, потому они и такие ворчливые? Ходят по городу, цепляются к достойным людям. Проведя в Эленделе всего около двух недель, Уэйн узнал, что констебли в основном только этим и занимаются.

Плохие шляпы. А плохая шляпа могла сделать человека совершенно неприятным – такова истина.

Распахнув двойные двери, Уэйн ворвался внутрь. Комната, в которой он оказался, походила на большую клетку. Деревянное ограждение, чтобы отделить посетителей от копов, за ним – столы для еды, отдыха или бесед. Появление Уэйна заставило нескольких констеблей в коричневой униформе резко выпрямиться, а кое-кто даже потянулся к висевшим на поясе револьверам.

– Кто тут главный? – заорал Уэйн.

Потрясенные копы вскочили, расправляя униформу и поспешно напяливая шляпы. Уэйн и сам был в такой же униформе. Выменял ее в одном из участков Седьмого октанта. Оставил отличную замену – весьма хорошую рубашку. Не какую-нибудь, а шелковую!

– Сэр! – обратился один из копов. – Вам нужен капитан Бреттин, сэр!

– Проклятье! Так где же он? – рявкнул Уэйн.

Нужный говор он изучил, послушав всего-то пару-тройку копов. Как правило, люди неверно понимают слово «говор». Считают, что говор – это такая штука, которой обладают многие. На деле же все обстоит иначе. У каждого человека есть свой неповторимый говор – смесь того, где он жил, того, чем зарабатывал на жизнь, и того, кем были его друзья.

Уэйн не имитировал говоры. Нет. Он их попросту воровал. Они были тем единственным, что он позволял себе воровать, – ведь он решил посвятить свою жизнь добрым делам и всему такому прочему.

Несколько копов, все еще сбитые с толку его появлением, указали на дверь в стене. Другие отдали честь, словно только это и умели делать. Фыркнув сквозь длинные и густые фальшивые усы, Уэйн решительно направился к двери.

Он сделал вид, что собирается ее просто распахнуть, потом притворился, что колеблется, и вместо этого постучал.

Бреттин самую малость, но все же превосходил его по званию.

«Какая неудача, – подумал Уэйн. – Вон он я, двадцать пять лет на службе в полиции, а по-прежнему только три планки».

Его должны были повысить много лет назад.

Стоило поднять руку, чтобы постучать еще раз, как дверь распахнулась и показалось худое лицо Бреттина.

– Что тут за шум и вопли… – Он застыл при виде Уэйна. – А вы кто такой?

– Капитан Гуффон Тренчант. Седьмой октант.

Глаза Бреттина метнулись к значку Уэйна, потом вернулись к лицу. В глазах главного констебля промелькнула паника. Видимо, он пытался понять, должен помнить капитана Гуффона или нет. Город был большим, и – судя по тому, что Уэйну довелось слышать, – Бреттин постоянно путал имена.

– Я… ну разумеется, капитан, – забормотал он. – Мы… э-э… знакомы?

Уэйн подул на свои усы:

– Мы сидели за одним столом на ужине у председателя прошлой весной!

Он был весьма доволен своим говором, который представлял собой смесь седьмого сына лорда и бригадира с чугунолитейного завода, с малой толикой капитана с канала. Уэйн говорил так, словно до половины набил рот ватой, а голос одолжил у сердитого пса.

Впрочем, он уже провел в городе не одну неделю, прислушиваясь к разговорам в пабах разных октантов, посещая железнодорожные пути, болтая с людьми в парках. Подсобрал немалое количество говоров, прибавив их к тем, которые успел украсть раньше. Да и раньше он периодически совершал вылазки в город, чтобы собирать говоры. Тут они были самые лучшие.

– Я… а-а, ну конечно, – сказал Бреттин. – Да. Тренчант, теперь я вас узнал. Давно не виделись.

– Забудем об этом, – махнул рукой Уэйн. – Я прослышал, вы взяли пленников из банды умыкателей? Добрая сталь, дружище! Нам пришлось об этом узнавать из газет!

– У нас есть юрисдикция в этом вопросе, поскольку событие… – Бреттин поколебался, окинул взглядом комнату, полную заинтересованных констеблей, которые притворялись, будто не слушают. – Входите.

Уэйн посмотрел на зрителей. Никто из них не задал ему ни единого вопроса. Действуй, словно ты важная шишка, действуй, словно ты сердит, и люди попросту захотят убраться с твоей дороги. Вот она, базовая психология.

– Добро, – сказал он.

Бреттин закрыл дверь, после чего проговорил быстро и властно:

– Их захватили в нашем октанте, и преступление, которое они совершали, также имело место здесь. У нас неоспоримая юрисдикция. Я же послал вам официальное письмо.

– Письмо? Ржавь и Разрушитель! Вы знаете, сколько таких писем мы получаем в день?

– Что ж, возможно, вам следует нанять кого-нибудь, чтобы он их сортировал, – с раздражением отозвался Бреттин. – Я бы именно так и сделал.

Уэйн снова подул на свои усы и произнес с толикой неуверенности:

– Ну, вы могли бы послать кого-нибудь, чтобы он сообщил нам о случившемся.

– Возможно, в следующий раз, – согласился Бреттин, явно довольный тем, что выиграл спор и обезоружил сердитого противника. – Мы сейчас весьма заняты с этими пленниками.

– Прекрасно. И когда отправите их к нам?

– Что? – изумился Бреттин.

– У нас первостепенное требование! Вы обладаете юрисдикцией по части первоначального дознания, но у нас – права на уголовное преследование. Первое ограбление случилось в нашем октанте.

Ваксиллиум Уэйну это все записал. Время от времени малый оказывался весьма полезным.

– Вы должны были послать нам по этому поводу письменный запрос!

– Мы послали официальное письмо, – заявил Уэйн.

Бреттин поколебался.

– Сегодня утром, – продолжил Уэйн. – Вы его не получили?

– Э-э… мы получаем много писем, и…

– Вы вроде сказали, что наняли кого-то их читать.

– Понимаете, мы его чуть раньше послали за булочками…

– А-а. Ну ладно. – Уэйн поколебался. – Со мной поделитесь?

– Булочками или арестованными?

Уэйн чуть подался вперед:

– Послушайте, Бреттин, давайте это все расплавим и перекуем. Мы оба знаем, что вы можете тянуть дело месяцами, держа арестованных у себя, пока идет необходимая для перевода бумажная волокита. Что не принесет, в общем-то, никакой пользы никому из нас. У вас будет много затруднений, а мы потеряем всякий шанс поймать остальных из этой банды. Надо действовать быстро.

– И? – с подозрением спросил Бреттин.

– Я хочу задать несколько вопросов кое-кому из арестованных. Шеф специально меня послал. Впустите меня, дайте несколько минут, и мы приостановим все заявки о переводе. Вы сможете проводить уголовное расследование, а мы будем охотиться за их главарем.

Они уставились друг на друга. Как говорил Вакс, преследование умыкателей могло благотворно повлиять на карьеру – весьма благотворно. Однако настоящий приз, главарь бандитов, пока что оставался на свободе. Тот, кто его поймает, получит славу, повышение и, возможно, приглашение присоединиться к высшему обществу. Покойный лорд Петерус сам через это прошел, когда поймал Медного Душителя.

Позволять констеблю-сопернику допрашивать пленников было рискованно. Потенциальная потеря всех арестантов разом – что вполне могло случиться с Бреттином – представлялась еще большим риском.

– Как долго? – спросил Бреттин.

– Пятнадцать минут с каждым.

Бреттин чуть прищурил глаза:

– По десять минут с двумя из арестантов.

– Идет, – согласился Уэйн. – Приступим.

На то, чтобы все устроить, ушло больше времени, чем следовало. Констеблям было свойственно не торопиться, если дело не касалось пожара в здании или убийства на улице, хотя и по этим двум поводам они бежали, если только был замешан кто-то состоятельный. В конце концов они подготовили комнату для допроса и привели одного из бандитов.

Уэйн его узнал. Этот парень пытался его застрелить, и Уэйн сломал ему руку дуэльной тростью. Сногсшибательная грубость – вот так стрелять. Когда противник вытаскивает дуэльную трость, следует отвечать тем же – или, по крайней мере, ножом. Пытаться застрелить Уэйна – все равно что бросать кости во время игры в карты. Куда только катится мир?

– Он успел что-нибудь сказать? – спросил Уэйн Бреттина и нескольких его приспешников, которые стояли за дверью и смотрели на коренастого лохматого бандита. Рука у него была на грязной перевязи.

– Немногое, – ответил Бреттин. – Вообще-то, ни один из них толком ничего не рассказал. Они как будто…

– Боятся, – договорил другой констебль. – Они чего-то боятся. Или больше боятся болтать, чем опасаются нас.

– Чушь, – сказал Уэйн. – Просто надо проявить твердость! А не сюсюкаться с ними.

– Мы и не… – начал констебль, но Бреттин поднял руку, призывая его к молчанию.

– Ваше время уходит, капитан.

Уэйн хмыкнул и неспешно вошел в комнату. По размеру она напоминала чулан с единственной дверью. Бреттин и прочие оставили ее открытой. Бандит сидел на стуле, его ручные кандалы были соединены цепями с ножными, а также с полом. Между ним и Уэйном находился стол.

Бандит с раздражением уставился на вошедшего. Похоже, он не узнавал Уэйна. Видимо, из-за шляпы.

– Итак, сынок, – заговорил Уэйн. – Ты по уши в неприятностях.

Бандит не ответил.

– Я легко могу тебя спасти. Палач не накинет тебе на шею петлю, если ты проявишь сообразительность.

Бандит в него плюнул.

Уэйн наклонился, упираясь ладонями в стол.

– Слушай сюда, – проговорил он очень тихо, перейдя к естественному, плавному говору, который использовали бандиты. Чашку грузчика с пристани для правдоподобия, щедрую дозу бармена для доверия, а прочее – Шестой октант, северная сторона, откуда большинство из них, судя по говору, и явилось. – Разве так отвечают малому, который пришил копа и забрал его униформу? И все ради того, чтобы тебя отсюда вытащить, дружище.

Бандит вытаращил глаза.

– А вот этого не надо, – заметил Уэйн. – Ты выглядишь слишком нетерпеливым. Это сделает их подозрительными. Пропади оно все пропадом. Придется тебе снова в меня плюнуть.

Умыкатель поколебался.

– Давай же!

Он плюнул.

– Разрушительство! – заорал Уэйн, снова переключаясь на говор констеблей. И грохнул кулаком по столу. – Я тебе уши оторву, мальчишка, если ты опять это сделаешь.

– Э-э… а надо?

«Ага, хорошо. Район определен верно».

– Только попробуй, – прошипел Уэйн. – Я точно тебе уши оторву, если посмеешь. – Он подался вперед и наклонился достаточно низко, чтобы оставшиеся в коридоре ничего не услышали, и перешел на говор уличных банд: – Копы говорят, ты не болтал. Хорошая работа. Босс будет доволен.

– Ты меня вытащишь?

– А ты как думаешь? Я не могу допустить, чтобы ты запел. Или ты отсюда выберешься, или пожмешь руку Железноглазому.

– Я не буду болтать, – поспешно сказал бандит. – Не надо меня убивать. Я не буду болтать.

– А остальные?

Умыкатель помедлил:

– Думаю, и они не будут. Кроме, может быть, Синдрена. Он новенький и все такое.

«Отлично», – подумал Уэйн.

– Синдрен. Блондин со шрамом?

– Нет, коротышка. С большими ушами. – Грабитель уставился на Уэйна, прищурив глаза. – Почему я тебя не узнаю?

– Сам-то как думаешь? – Уэйн выпрямился и заорал констебльским голосом: – Ну-ка, хватит ныть! Где ваша опорная база? Где вы, ребята, готовите свои налеты? Мне нужны ответы! – Он снова подался вперед: – Ты меня не узнаешь, потому что я слишком ценен, чтобы меня видели обычные люди. Они могут меня выдать. Я работаю с твоим боссом. С Тарсоном.

– Тарсон? Никакой он не босс. Он просто кулаками лупит напропалую.

«Тоже ничего».

– Я имел в виду его босса.

Бандит нахмурился. На лице промелькнула подозрительность.

– Твое поведение доведет тебя до виселицы, дружище, – негромко проговорил Уэйн. – Кто тебя нанял? Я хочу… с ним поговорить.

– Кто… Скоба сам занимается вербовкой. Ты должен это знать. – Его взгляд сделался враждебным.

«Отлично», – подумал Уэйн.

– Готово! – сказал он, поворачиваясь. – Этот говорить не станет. У мерзавца рот на замке. – Он вышел из комнаты к Бреттину и остальным.

– О чем вы там шептались? – требовательно спросил Бреттин. – Вы сказали, мы можем слушать.

– Я сказал, вы можете слушать, – пожал плечами Уэйн. – Но не обещал, что буду говорить так, что вы сможете меня услышать. С этими типами приходится говорить тихо и грозно. Кто-нибудь из них назвал вам свои имена?

– Клички, – с недовольным видом ответил Бреттин.

– Есть среди них человек по имени Синдрен?

Бреттин посмотрел на своих людей. Те покачали головами.

«Прекрасно».

– Мне надо посмотреть на остальных. Я сам выберу, с кем буду говорить.

– Мы так не договаривались, – заметил Бреттин.

– Пойду-ка я, пожалуй, домой да начну собирать бумаги для перевода…

Немного посомневавшись, Бреттин все же отвел Уэйна к камерам. Обнаружить Синдрена оказалось нетрудно. Лопоухий парень, совсем еще юнец, широко открытыми глазами уставился на копов по ту сторону решетки.

– Он, – сказал Уэйн. – Вперед.

Молодого бандита схватили и притащили в допросную. Когда Синдрена приковали, Бреттин и его люди выжидающе замерли в комнате.

– Освободите, пожалуйста, помещение, а то нечем дышать, – сердито произнес Уэйн.

– Ладно, – не сразу, но согласился Бреттин. – Но больше никакого шепота. Я хочу слышать, о чем вы будете его спрашивать. Он все еще наш арестант.

Шаркая ногами, констебли вышли, однако дверь оставили открытой. Бреттин стоял за порогом, скрестив руки, и выжидающе глядел на Уэйна.

«Ладненько», – подумал Уэйн.

– Привет, Синдрен. – Он наклонился к арестанту.

Парнишка самым натуральным образом подпрыгнул:

– Откуда вы…

– Меня послал Скоба, – переходя на говор уличных банд, тихонько проговорил Уэйн. – Я собираюсь тебя отсюда вытащить. Не дергайся!

– Но…

– Я сказал, замри. Не шевелись.

– Никакого шепота! – напомнил Бреттин. – Если вы скажете…

Уэйн создал скоростной пузырь. Он не мог продержаться долго, удалось стащить совсем немного темпосплава. Надо поторапливаться.

– Я алломант, – сказал Уэйн. – Я ускорил для нас время. Если дернешься, они заметят, что ты расплываешься, и поймут, что случилось. Понял? Не кивай, просто скажи «да».

– Э-э… да.

– Хорошо, – похвалил Уэйн. – Как я уже говорил, меня послал Скоба, и я здесь, чтобы тебя вытащить. Похоже, босс переживает, что вы, ребята, начнете болтать.

– Я не начну! – Парень почти пискнул от явных стараний сохранять неподвижность.

– В тебе-то я уверен, – продолжал Уэйн, чуть изменив говор так, чтобы тот соответствовал области, из которой парнишка был родом, – центральной части Седьмого октанта. Добавил толику мельника: мальчишка наверняка подцепил говорок у отца. – Если бы ты заговорил, Тарсон приказал бы тебе сломать парочку ребер. Ты же знаешь, как он это любит, а?

Парень хотел кивнуть, но вовремя спохватился:

– Знаю.

– Но мы тебя вытащим, – заверил Уэйн. – Не переживай. Но что-то я тебя не узнаю. Ты новенький?

– Да.

– Тебя завербовал Скоба?

– Всего две недели назад.

– С какой базы вы отправились на дело?

– С какой? – переспросил парень, нахмурившись.

– У нас несколько операционных баз, – объяснил Уэйн. – Но ты, конечно, этого не знаешь. Новичкам босс показывает только одну – на тот случай, если они попадутся. Ты же не хотел бы… э-э-э… ненароком навести людей на наш след?

– Это было бы ужасно, – согласился Синдрен. Он посмотрел на дверь, но не пошевелился. – Он отправил меня в старый литейный цех в Лонгарде. Я думал, мы единственные!

– В этом-то вся идея. Непозволительно, чтобы какая-нибудь простая ошибка помешала нашей расплате.

– Э-э, да.

– Я смотрю, ты не веришь. Ничего страшного. Мне тоже кажется, что босс перегибает палку.

– Ага, – поддакнул парнишка. – Ну, ясное дело, большинству из нас просто нужны деньги, понимаете? Расплата – это хорошо. Но…

– …деньги лучше.

– Ага. Босс все время говорит о том, как здорово все пойдет, когда он станет главным, как город его предал и все такое. Но город всех предает. Такова жизнь. – Юноша взглянул на констеблей за дверью.

– Не переживай, – успокоил Уэйн. – Они думают, что я свой.

– Как вы это делаете?

– Просто надо говорить с ними на одном языке, сынок. Удивительно, до чего многим эта мысль так никогда и не приходит в голову. Уверен, что тебе не говорили о других базах? Я должен знать, какие в опасности.

– Нет, – твердо сказал юноша. – Я бывал только в литейном. Много времени там проводил, не считая вылазок.

– Могу я тебе дать совет, сынок? – поинтересовался Уэйн.

– Пожалуйста.

– Завязывай с грабежами. Ты для них не создан. Если когда-нибудь освободишься, возвращайся на мельницы.

Парнишка нахмурился.

– Настоящими преступниками становятся только особые люди, – объяснил Уэйн. – Ты не из их числа. Ты даже не заметил, как я обманом заставил тебя подтвердить имя человека, который тебя завербовал, и выдать местонахождение вашей базы.

Юноша побледнел:

– Но…

– Не переживай. Я ведь сказал: я на твоей стороне. Так что тебе повезло.

– Ага.

Уэйн понизил голос:

– Не уверен, что смогу тебя вытащить силой. Признай, малый, ты этого не стоишь. Но я могу тебе помочь. Ты должен поговорить с констеблями.

– Что?

– Дай мне время до вечера. Я отправлюсь на базу и все там очищу. Как только это будет сделано, можешь спеть копам, все им рассказать. Не беспокойся, ты слишком мало знаешь, чтобы у нас начались настоящие неприятности. Кроме того, существует резервный план. Я скажу боссу, что сам тебе это приказал, и с тобой все будет в порядке. Только ничего им не говори, пока не пообещают в обмен отпустить на свободу. Вызови в допросную стряпчего; попроси, чтобы привели малого по имени Аринтол. Говорят, он честный. – По крайней мере, так сказали Уэйну люди на улицах. – Пусть копы пообещают тебе свободу в присутствии Аринтола. Потом расскажи все, что знаешь. Когда выберешься, уезжай из города. Кое-кто из банды может не поверить, что я приказал тебе говорить, и ты можешь оказаться в опасности. Отправляйся в Дикоземье и устройся работать на мельницу. Там никто ни о чем не спросит. Так или иначе, малый, уходи из преступного мира. Ты просто в конце концов кого-то убьешь. Возможно, самого себя.

– Я… – Юноша заметно успокоился. – Спасибо.

Уэйн подмигнул:

– А теперь ты будешь сопротивляться всему, что я у тебя стану просить.

Он закашлялся и сбросил скоростной пузырь.

– …что-то, чего я не услышу, – говорил Бреттин, – то по моему приказу все это прекратится сразу же.

– Ладно! – заорал Уэйн. – Малый, расскажи, на кого ты работаешь.

– Ничего я тебе не скажу, коп!

– Ты заговоришь, или я тебе пальцы отрежу! – завопил в ответ Уэйн.

Парнишка вошел в роль, и Уэйн добрых пять минут с ним пререкался, прежде чем вскинуть руки и в гневе вылететь вон из комнаты.

– Я предупреждал, – напомнил Бреттин.

– Да уж. – Уэйн старался, чтобы голос звучал уныло. – Видимо, придется вам и дальше их обрабатывать.

– Не получится, – возразил Бреттин. – Скорее я умру и буду погребен, чем эти люди заговорят.

– Вот бы повезло, – проговорил Уэйн.

– Что вы сказали?

– Ничего. – Уэйн втянул носом воздух. – Кажется, прибыли булочки. Отлично! По крайней мере, я не зря сюда явился.

9

– Итак, мы пока точно не знаем, что произошло, – сказал Ваксиллиум, сидя на полу и разглядывая лист бумаги с результатами генеалогических исследований. – Слова Основания включали отсылки к еще двум металлам и их сплавам. Но древние верили в шестнадцать металлов, и Закон Шестнадцати так силен в природе, что пренебрегать им нельзя. Либо Гармония что-то изменил и алломантия действует теперь по-другому, либо мы никогда по-настоящему ее не понимали.

– Хмм, – удивленно произнесла кое-как пристроившаяся на полу Мараси. – Я знала, что вы законник, лорд Ваксиллиум. Возможно, металлург. Но философ? Не ожидала.

– Между законником и философом есть связь. – Ваксиллиум рассеянно улыбнулся. – И тот, кто стоит на страже закона, и тот, кто философствует, задаются вопросами. Я обратился к закону, потому что хотел отыскать ответы, которые никто другой не нашел, поймать людей, которых считали неуловимыми. Философия похожа. Вопросы, секреты, головоломки. Человеческий разум и природа вселенной – две величайшие загадки всех времен.

Мараси задумчиво кивнула.

– А что привлекло вас? – спросил Ваксиллиум. – Молодые состоятельные девушки нечасто берутся за изучение права.

– Я не настолько состоятельна, как может показаться с первого взгляда. Без дядиной опеки я была бы никем.

– И все же.

– Истории, – с мечтательной улыбкой пояснила Мараси. – Истории о добрых людях и злых. Большинство людей, с которыми мы сталкиваемся, не относятся ни к первым, ни ко вторым.

Ваксиллиум нахмурился:

– Склонен не согласиться. Большинство людей представляется в основном хорошими.

– Что ж, возможно. Но, наверно, все-таки надо следовать чему-то одному – добру или злу, – чтобы это имело какое-то значение. Люди… становятся то хорошими, то плохими скорее по инерции, а не по выбору. Ведут себя так, словно к определенным действиям их подталкивает окружение. Это походит на… представьте себе мир, в котором все озарено одинаково скромным светом. Все без исключения, снаружи и внутри, освещает однородный свет, который невозможно изменить. И вот в этом мире обычного света кто-то внезапно взял бы да и создал свет куда более яркий… Это же замечательно! Однако с таким же успехом замечательным творением считалась бы комната с более тусклым освещением. В каком-то смысле не имеет значения, насколько сильной была изначальная иллюминация. История складывается независимо от этого.

– Тот факт, что большинство людей порядочны, не делает их порядочность менее важной для общества.

– Да-да, – сказала Мараси, краснея. – И я не говорю, что хотела бы сделать их менее порядочными. Но… эти яркие огни и эти темные места меня очаровывают, лорд Ваксиллиум. Особенно когда сильно выбиваются из общего ряда. Почему в какой-то момент человек, который родился в хорошей семье, окруженный хорошими людьми, имевший хорошую работу и удовлетворительное финансовое положение, начинает душить женщин медной проволокой и топить их тела в каналах? И наоборот, большинство людей, которые отправляются в Дикоземье, приспосабливаются к тамошнему моральному климату, не страдающему избытком деликатности. И лишь немногие решают привнести с собой цивилизацию. Сотня людей, убежденных обществом, что «все так делают», согласится с самым жестоким и презренным из всех поступков. Но один человек скажет «нет».

– Право слово, в этом нет особого героизма, – пожал плечами Ваксиллиум.

– Уверена, что вам так только кажется.

– Вы слышали историю о первом человеке, которого я арестовал?

– Я… да. Да, я о ней слышала. Черный Перет. Насильник и, кажется, алломант-громила. Вы явились на базу законников, поглядели на доску, сорвали его портрет и забрали с собой. Вернулись через три дня с Перетом поперек седла. Из всей этой братии на доске вы выбрали самого опасного преступника.

– За него больше всех платили.

Мараси нахмурилась.

– Я посмотрел на доску, – продолжил Ваксиллиум, – и сказал себе: «Что ж, любой из этих типов вполне способен тебя убить. Так уж лучше выбрать того, который стоит дороже». Мне были нужны деньги. Три дня я не ел ничего, кроме вяленого мяса и горсти бобов. А потом был Тарако.

– Один из величайших бандитов нашего времени.

– Берясь за него, я рассчитывал получить новые ботинки. Он за пару дней до того ограбил сапожника, и я подумал, что если арестую мерзавца, мне перепадет с этого пара новых ботинок.

– А я думала, вы его выбрали, потому что он за неделю до того застрелил законника в Фарадане.

Ваксиллиум покачал головой:

– Об этом я узнал уже после того, как его арестовал.

– Ох. – Удивительное дело, Мараси нетерпеливо улыбнулась. – А Харрисел Хард?

– Пари с Уэйном. Вы разочарованы?

– Так все становится просто более реальным, лорд Ваксиллиум. – От нетерпения глаза Мараси блестели почти хищным блеском. – Мне надо это записать. – Она покопалась в сумочке и вытащила блокнот и карандаш.

– Так вот что вас мотивирует: вы учитесь из желания стать одним из героев, как в историях.

– Нет-нет, я просто хотела все о них разузнать.

– Уверены? Вы могли бы стать законницей, отправиться в Дикоземье и пережить те самые истории. Не думайте, что это вам не по силам, раз вы женщина. Поверьте, за горами подобное не имеет значения. Там нет надобности носить кружевные платья или благоухать цветочным ароматом. Вы можете нацепить пояс с револьверами и создать собственные правила. Не забывайте, что Вознесшаяся Воительница была женщиной.

Мараси подалась вперед:

– Могу я вам кое в чем признаться, лорд Ваксиллиум?

– Только если речь о чем-то непристойном, личном или вызывающем смущение.

Она улыбнулась:

– Мне нравится носить кружевные платья и благоухать цветочным ароматом. Нравится жить в городе, где я могу пользоваться современными удобствами. Понимаете, я могу послать за любым блюдом террисийской кухни в любое время ночи, и мне его доставят.

– Невероятно. – Ваксиллиум и впрямь не знал, что такое возможно.

– Как бы мне ни нравилось читать о Дикоземье, и пусть даже я хотела бы там побывать, не думаю, что справилась бы с жизнью в том краю. У меня не складываются отношения с пылью, грязью и всеобщим пренебрежением личной гигиеной. – Мараси наклонилась еще ближе. – И если уж совсем откровенно: я ничего не имею против, чтобы мужчины вроде вас цепляли на пояс револьверы и стреляли в людей. Вам не кажется, что это предательство по отношению ко всему женскому полу?

– Не думаю. Впрочем, стреляете вы отлично.

– Ну, стрельба как таковая – ладно. Но стрельба по людям? – Мараси содрогнулась. – Знаю, что Вознесшаяся Воительница стала образцом для женщин, которые стремятся к самореализации. Охранитель свидетель, в университете проводятся посвященные ей занятия; ее наследие вписано в закон. Но, честное слово, у меня нет желания надевать брюки и становиться ею. Иногда, признаваясь в этом, я чувствую себя трусихой.

– Все в порядке, – успокоил Ваксиллиум. – Вы должны быть собой. Но пока все же непонятно, как вы пришли к изучению права.

– О, я действительно хочу изменить город, – с растущим нетерпением проговорила Мараси. – На мой взгляд, выслеживать преступников и проделывать в них дырки с помощью летящих с большой скоростью кусочков металла – ужасно неэффективный способ.

– Зато может быть весело.

– Давайте я вам кое-что покажу. – Мараси покопалась в сумочке и вытащила несколько сложенных листов бумаги. – Я говорила о том, как люди обычно реагируют на воздействие окружающей среды. Помните нашу беседу о Дикоземье и о том, что там зачастую больше законников на одного человека, чем здесь? И да, преступления случаются чаще. Это результат воздействия среды. Посмотрите-ка.

Мараси вручила Ваксиллиуму несколько листков.

– Это отчет. Я сама его составляю. Он о природе преступности в свете окружающей среды. Видите, вот здесь рассмотрены главные факторы, которые привели к уменьшению числа преступлений в некоторых частях города. Там брали на работу больше констеблей, чаще вешали преступников и так далее. У таких факторов средняя степень действенности.

– А что тут, в нижней части? – спросил Ваксиллиум.

– Обновление. – Мараси широко улыбнулась. – Случай, когда очень состоятельный человек – лорд Джошин – приобрел несколько участков земли в районе, чья репутация оставляла желать лучшего. Начал там работы по обновлению и уборке. Преступность снизилась. Люди не изменились, изменилось их окружение. Теперь здесь безопасная и респектабельная часть города. Мы зовем это «теорией разбитых окон». Если человек увидит в доме разбитое окно, он будет более склонен к грабежу или другим преступлениям, поскольку решит, что всем наплевать. Если окна целые, улицы чистые, здания побелены, то преступность снижается. Похоже, в точности как жаркий день может сделать человека раздражительным, запущенный район способен превратить обычного гражданина в преступника.

– Любопытно.

– Разумеется, это не решает проблему целиком, – продолжала Мараси. – Всегда находятся люди, которые не откликаются на среду. Как я уже говорила, они меня очаровывают. Мне всегда легко давались числа и расчеты, и закономерности меня изумляют. Навести порядок на нескольких улицах, оказывается, дешевле, чем нанять больше констеблей, а способно куда эффективнее снизить преступность.

Ваксиллиум просмотрел отчеты, потом перевел взгляд на Мараси. Та зарделась от волнения. Было в ней нечто притягательное. Сколько времени они уже провели вдвоем? Поколебавшись, он вытащил карманные часы.

– Ох, – бросив взгляд на них, спохватилась Мараси. – Мы тут болтаем, а бедняжка Стерис у них в руках.

– А нам ничего больше и не остается, пока не вернется Уэйн. Вообще-то, пора ему уже быть здесь.

– Он здесь, – раздался голос Уэйна из коридора за дверью.

Мараси подпрыгнула и чуть слышно взвизгнула.

– И давно ты там? – со вздохом спросил Ваксиллиум.

Из-за угла высунулась голова Уэйна в шляпе констебля.

– О, недолго. Показалось, что вы беседовали как два умных человека. Не хотел мешать.

– Очень мудро. Твоя глупость иногда похожа на инфекцию.

– Не козыряй заумными словечками в моем присутствии, сынок. – Уэйн неторопливо вошел.

Если не считать шляпы, в остальном он выглядел как обычно: пыльник, брюки, дуэльные трости на поясе.

– Преуспел? – спросил Ваксиллиум, помогая Мараси подняться.

– Еще как – мне достались булочки. – Уэйн ухмыльнулся. – И грязные копы за них даже заплатили.

– Уэйн?

– Чего?

– Мы и есть грязные копы.

– Не-а, больше нет, – с гордостью ответил тот. – Мы независимые граждане, которые вознамерились исполнить свой гражданский долг. И съесть булочки грязных копов.

Мараси скривилась:

– С таким описанием они кажутся не очень-то аппетитными.

– О, они были вкусные. – Уэйн сунул руку в карман пыльника. – Вот, я вам принес одну. Правда, она немного расквасилась у меня в кармане.

– Нет, спасибо, – сказала Мараси, бледнея.

Уэйн рассмеялся и вытащил листок бумаги, которым помахал Ваксиллиуму:

– Расположение городского логова умыкателей. Вместе с именем их вербовщика.

– Правда? – воскликнула Мараси и поспешно протянула руку за листком. – Как вы это сделали?

– Виски и магия!

– Другими словами, – пояснил Ваксиллиум, приблизившись и читая написанное через плечо Мараси, – Уэйн трещал без умолку на протяжении долгого времени. Хорошая работа.

– Нам надо идти! – заторопилась Мараси. – Отправиться туда, забрать Стерис и…

– Они туда не вернутся, – покачал головой Ваксиллиум, забирая у нее бумагу. – Только не после того, как поймали нескольких членов банды. Уэйн, надеюсь, ты сумел все это разузнать без того, чтобы услышали констебли?

Вид у его помощника сделался оскорбленный.

– Сам как думаешь?

Ваксиллиум кивнул, потирая подбородок:

– Видимо, мы должны туда отправиться побыстрей. Попасть на место, пока оно не слишком остыло.

– Но… – начала Мараси. – Констебли…

– Подбросим им анонимную записку, как только я там все осмотрю, – пообещал Ваксиллиум.

– Без надобности, – встрял Уэйн. – Я заложил фитиль.

– На когда?

– Сумерки.

– Славно.

– Можешь продемонстрировать свою благодарность увесистым куском редкого и дорогого металла.

– На столе. – Ваксиллиум сложил листок и сунул его в карман жилета.

Подойдя к столу, Уэйн окинул взглядом установленные там приборы:

– Не уверен, что хочу к чему-то из этого прикасаться, дружище. Я с большой привязанностью отношусь ко всем своим пальцам.

– Ничего там не взорвется, Уэйн, – сухо проговорил Ваксиллиум.

– Ты это говорил…

– Такое случилось лишь однажды.

– Знаешь, какая морока отращивать эти треклятые пальцы, Вакс?

– Если это сравнимо с выслушиванием твоего нытья, то да, и впрямь страшно представить.

– Я лишь хочу сказать… – Уэйн наконец разглядел бутылочку с хлопьями темпосплава, которую схватил и опасливо отпрянул, – что самые невинные с виду вещи имеют обыкновение взрываться. Парень вроде меня должен соблюдать осторожность. – Он потряс бутылочку. – Маловато будет.

– Не капризничай. Это гораздо больше того, что я смог бы срочно достать для тебя, окажись мы в Дикоземье. Бросай эту шляпу. Пойдем и посмотрим на литейный цех, что указан в твоей записке.

– Можем воспользоваться моей каретой, если пожелаете, – предложила Мараси.

В комнату вошел Тиллом, держа в одной руке корзинку, в другой – поднос с чаем. Корзинку он поставил возле двери, поднос – на стол и начал разливать чай.

– Хотите отправиться с нами? – Ваксиллиум внимательно посмотрел на Мараси. – Кажется, вы говорили, что желаете предоставить пальбу мужчинам вроде меня.

– Вы сказали, их там не будет, – парировала она. – Так что подлинной опасности нет.

– Вы по-прежнему им нужны, – заметил Уэйн. – Они пытались схватить вас во время ужина. Это опасно.

– А любого из вас они наверняка застрелят, не моргнув глазом. Разве визит туда менее опасен для вас?

– Видимо, не менее, – признал Уэйн.

Тиллом приблизился, подал Ваксиллиуму чашку на маленьком подносе, но Уэйн с ухмылкой перехватил ее, хоть Тиллом и попытался отвести поднос.

– Как удобно, Вакс, почему ты не организовал для меня такого парня, когда мы жили в Везеринге?

Дворецкий одарил Уэйна мрачным взглядом и поспешил к столу, чтобы приготовить еще одну чашку.

Ваксиллиум продолжал задумчиво смотреть на Мараси. Кажется, он что-то упустил, что-то важное. Что-то связанное со словами Уэйна…

– Почему же они выбрали вас? – спросил Ваксиллиум у Мараси. – На том приеме были женщины с куда более подходящей родословной.

– Ты сказал, из нее могли сделать приманку, чтобы сбить нас со следа, – заметил Уэйн, бросив в чашку немного темпосплава и опустошив ее одним глотком.

– Да, – проговорил Ваксиллиум, не отрывая взгляда от Мараси. В глазах у нее что-то мелькнуло, и она отвернулась. – Но будь оно так, они бы взяли кого-то не связанного с той же самой родовой линией.

Внезапно все встало на свои места.

– А-а. Выходит, вы незаконнорожденная. Полагаю, сводная сестра Стерис по отцу.

Мараси покраснела:

– Да.

– Вот это номер, Вакс, – присвистнул Уэйн. – Сам-то я склонен называть кого-нибудь ублюдком только на втором свидании. – Он пристально посмотрел на Мараси. – На третьем, если она миленькая.

– Я… – Ваксиллиум ощутил внезапную вспышку стыда. – Ну конечно. Я не хотел…

– Все в порядке, – чуть слышно сказала Мараси.

Все складывалось. Мараси и лорд Хармс ощутили явное неудобство, когда Стерис заговорила о любовницах. По этому поводу была даже особая оговорка в контракте – Стерис ведь привыкла к неверности со стороны лорда. Это объясняло также, почему Хармс платил за обучение и проживание «кузины» Стерис.

– Леди Мараси, – Ваксиллиум взял ее за руку, – возможно, годы в Дикоземье подействовали на меня в большей степени, чем я предполагал. Раньше я сначала обдумывал слова, а потом их произносил. Простите меня.

– Я та, кто я есть, лорд Ваксиллиум. И я к этому привыкла.

– Но все же я поступил грубо.

– Вы не должны извиняться.

– Ух ты, – задумчиво произнес Уэйн. – Чай отравлен.

И рухнул на пол.

Мараси ахнула и немедленно бросилась к нему. Ваксиллиум резко повернулся и уставился на Тиллома как раз в тот момент, когда дворецкий прекратил «приготовление чая» и направил на хозяина револьвер.

Времени на размышления не оставалось. Ваксиллиум зажег сталь – он держал запас внутри себя, когда считал, что может угодить в опасное положение, – и толкнул третью пуговицу своего жилета. Одна из его пуговиц всегда была стальной, и ее можно было использовать для восстановления металлического запаса или в качестве оружия.

Пуговица оторвалась от жилета, пронеслась по комнате и ударила Тиллома в грудь, но дворецкий успел нажать на спусковой крючок. Пуля ушла в сторону. Ни она, ни пистолет для алломантического чутья Ваксиллиума не выглядели металлическими.

Алюминиевые!

Тиллом повалился на бок, выронил пистолет и пополз, оставляя позади себя кровавый след. У самой двери дворецкий рухнул без сил.

Ваксиллиум упал на колени рядом с Уэйном. Мараси, резко дернувшаяся от выстрела, не могла отвести взгляд от задыхавшегося дворецкого.

– Уэйн? – спросил Ваксиллиум, приподымая голову друга.

Веки Уэйна затрепетали и открылись.

– Яд. Ненавижу яд. Это хуже, чем палец потерять, ты уж поверь.

– Лорд Ваксиллиум! – встревоженно вскрикнула Мараси.

– С Уэйном все будет в порядке, – сказал успокоившийся Ваксиллиум. – Пока он может говорить и имеет кое-какие ферухимические запасы, ему по силам выбраться почти из любой передряги.

– Я не о нем. Дворецкий!

Ваксиллиум резко повернулся и увидел, что умирающий Тиллом сунул окровавленную руку в корзинку, которую принес с собой, и за что-то потянул.

– Уэйн! – крикнул Ваксиллиум. – Пузырь. Сейчас же!

Тиллом снова рухнул. Корзина превратилась в разбухающий огненный шар.

И застыла.

– Ай, пропади оно пропадом… – Уэйн перекатился, чтобы посмотреть на замедленный взрыв. – Я предупреждал. Я говорил: вокруг тебя все время что-то взрывается.

– Отказываюсь принимать на себя ответственность за это.

– Он твой дворецкий. – Уэйн с трудом поднялся на колени и закашлялся. – Проклятье! И вообще, чай был невкусный.

– Увеличивается! – Мараси с беспокойством указала на взрыв.

Огненная вспышка испепелила корзину до того, как Уэйн поднял пузырь. Взрывная волна медленно распространялась, сжигая ковер, уничтожая дверную раму и книжные полки. Самого дворецкого уже поглотило пламя.

– Будь я проклят, он слишком сильный, – заметил Уэйн.

– Видимо, все должно было выглядеть как несчастный случай с моим металлургическим оборудованием, – предположил Ваксиллиум. – Наши тела бы сгорели, и никаких свидетельств убийства.

– Ну что, будем выбираться через окна?

– Обогнать такой взрыв будет нелегко, – задумчиво проговорил Ваксиллиум.

– Ты сможешь. Просто оттолкнись как следует.

– От чего, Уэйн? Я не вижу ни одного хорошего якоря в нужном направлении. Кроме того, если я запущу нас с такой скоростью, проход сквозь окно разорвет наши тела на части.

– Джентльмены, – голос Мараси становился все более настойчивым, – он увеличивается.

– Уэйн не может остановить время. Только замедлить. И он не в состоянии сдвигать пузырь после того, как тот возник.

– Послушай, – сказал Уэйн. – Просто выбей стену. Оттолкнись от гвоздей в оконных рамах и взорви эту часть здания. Потом можешь запустить нас в том направлении, и мы ни с чем не столкнемся.

– Ты хоть слышишь себя со стороны? – проговорил Ваксиллиум, уперев руки в бока и глядя на друга. – Это кирпич и камень. Если я толкну слишком сильно, просто швырну самого себя спиной назад во взрыв.

– Он уже очень, очень близко! – крикнула Мараси.

– Так сделай себя тяжелее.

– Настолько тяжелее, чтобы не сдвинуться с места, когда целая стена – крепкая, необычайно тяжелая – оторвется от здания?

– Ну да.

– Пол ни за что не выдержит такого испытания, – покачал головой Ваксиллиум. – Он треснет и…

Он осекся.

Оба посмотрели вниз.

Ваксиллиум схватил взвизгнувшую Мараси и повалил на пол. Перекатился на спину, держа ее сверху и крепко прижимая к себе.

Взрыв, поглотивший значительную часть комнаты, теперь занимал почти все их поле зрения. Он разбухал, подбираясь ближе, и светился злобным желтым светом, точно булькающее, пузырящееся тесто, растущее в огромной печи.

– Что мы… – начала Мараси.

– Держитесь! – перебил Ваксиллиум.

И увеличил свой вес.

Ферухимия действовала не так, как алломантия. Две разновидности силы часто рассматривались как одно целое, но во многом были противоположны друг другу. В алломантии сила проистекала из металла как такового, и существовал предел тому, что можно достичь за один раз. Уэйн мог сжимать время лишь в определенной степени; Ваксиллиум толкал металлические предметы с определенной силой.

Ферухимия действовала благодаря своеобразному каннибализму, за счет которого ферухимик поглощал часть самого себя и откладывал на потом. Сделав себя вполовину легче на десять дней, можно было потом на протяжении почти такого же периода времени оставаться в полтора раза тяжелее. Или в два – на половину этого срока. Или в четыре – на четверть.

А еще можно было на несколько мгновений стать необыкновенно тяжелым.

Ваксиллиум втянул в себя вес, который откладывался в метапамяти на протяжении тех дней, когда весил три четверти от положенного, и стал тяжелым как валун, потом – как дом, потом – еще тяжелее. Вся эта тяжесть давила на маленький участок пола.

Раздался треск, доски лопнули и полетели вниз. Ваксиллиум дернулся, выпадая из скоростного пузыря Уэйна. Момент перехода в реальное время смазался, превратившись в размытое пятно. Наверху грохнул взрыв – ударило волной силы. Ваксиллиум отпустил метапамять и оттолкнулся от гвоздей в полу, пытаясь замедлить их с Мараси падение, но не хватило времени, чтобы сделать это как следует. Они рухнули на пол следующего этажа, сверху упало что-то тяжелое. Ослепительная вспышка, дохнуло жаром…

И все закончилось.

Ваксиллиум лежал, не в силах пошевелиться, в ушах звенело. Он застонал, потом понял, что Мараси вцепилась в него и трясется. На миг прижал ее к себе. Они все еще в опасности? Что же на них упало?

«Уэйн», – понял Ваксиллиум.

Он отодвинул Мараси. Пол под ними был разрушен, гвозди расплющились и напоминали крохотные диски. Видимо, часть направленного вниз алломантического толчка пришлась на то время, когда Ваксиллиум еще не сбавил вес.

Все вокруг было покрыто щепками и гипсовой пылью. Потолок обвалился, обломки досок дымились, сверху медленно опускались частицы пепла и мусора.

Морщась, Ваксиллиум повернулся к Уэйну. Похоже, друг принял на себя основной удар от произошедшего наверху взрыва. Пыльник превратился в лохмотья, обнаженная спина почернела от ожогов, по бокам сочилась кровь.

«Нет. Пожалуйста, нет», – мысленно попросил Ваксиллиум.

Уэйн использовал часть своего здоровья, чтобы оправиться от яда. А прошлой ночью он сказал, что осталось только на одну рану от пули…

Мараси в ужасе прижала руку ко рту. Ее темно-каштановые волосы были спутаны, глаза широко распахнуты.

Ваксиллиум осторожно потрогал шею Уэйна и с облегчением выдохнул, нащупав пульс. Раны на спине начали медленно затягиваться – когда в запасе у ферухимика оставалось слишком мало здоровья, действовать приходилось не спеша. Наверно, ему было очень больно, но с этим ничего нельзя было поделать. Ваксиллиум оставил друга в покое и взял за руку Мараси. Она все еще дрожала.

– Все в порядке. – Собственный голос – видимо, из-за последствий взрыва – показался Ваксиллиуму непривычно глухим. – Уэйн исцеляется. Вы ранены?

– Я… – Мараси выглядела потрясенной. – Двое из троих перенесших тяжелую травму не способны правильно идентифицировать собственные ранения по причине стресса или природных телесных механизмов, суть которых заключается в преодолении боли.

– Скажите, если будет больно, – проговорил Ваксиллиум, ощупывая ее лодыжки, бедра, руки в поисках переломов; попытался проверить, целы ли ребра, но ткань, из которого было сшито платье, оказалась слишком плотной.

Мараси медленно вышла из оцепенения, посмотрела ему в глаза и неожиданно притянула к себе и прижалась головой к его груди. Поколебавшись, Ваксиллиум обнял девушку и держал, пока та пыталась выровнять дыхание и совладать с эмоциями.

Позади закашлялся Уэйн. Пошевелился, потом застонал и снова замер, позволяя исцелению продолжаться.

Они упали в гостевую спальню. Здание горело, хотя огонь и распространялся не очень быстро. Вот-вот должны были вызвать констеблей.

«Никто не прибежал со всех ног, – сообразил вдруг Ваксиллиум. – Другие слуги. Все ли с ними в порядке?»

Или они тоже участвовали в плане? Пока что он никак не мог до конца осознать случившееся. Тиллом – человек, насколько Ваксиллиуму было известно, несколько десятилетий верой и правдой служивший дяде, – пытался его убить. Трижды.

Мараси отпрянула.

– Думаю, я… думаю, я взяла себя в руки. Спасибо.

Кивнув, Ваксиллиум вытащил и отдал ей свой носовой платок, потом присел рядом с Уэйном. Спина ферухимика была покрыта запекшейся кровью и обгорелой кожей, хотя из-под корки струпьев уже проглядывала новая.

– Все плохо? – спросил Уэйн, по-прежнему не открывая глаз.

– Выкарабкаешься.

– Я про пыльник.

– А-а. Ну… в этот раз тебе понадобится очень большая заплатка.

Уэйн фыркнул, потом приподнялся и сел. Меняя положение, он несколько раз морщился, потом наконец-то открыл глаза. По его щекам сбегали ручейки слез.

– Я же говорил: рядом с тобой постоянно взрываются невинные вещи, Вакс.

– На этот раз ты сохранил пальцы.

– Отлично. Значит, я все же могу тебя задушить.

Ваксиллиум улыбнулся и положил руку на плечо друга:

– Спасибо.

Уэйн кивнул:

– Извиняюсь, что шмякнулся прямо на вас.

– Прощаю, учитывая обстоятельства.

Ваксиллиум посмотрел на Мараси. Бледная, она сидела, обхватив себя руками. Заметив внимательный взгляд, разжала руки и попыталась встать.

– Все в порядке, – остановил ее Ваксиллиум. – Можете еще посидеть.

– Со мной все хорошо. Я просто… я не привыкла к тому, что люди пытаются меня убить.

Ваксиллиум с трудом разбирал слова, потому что слух его пока еще не восстановился.

– К такому невозможно привыкнуть, – заметил Уэйн. – Уж поверьте.

Он тяжело вздохнул, потом стянул остатки пыльника и рубахи. Повернулся сожженной спиной к Ваксиллиуму.

– Ты не мог бы?..

– Вам лучше отвернуться, Мараси.

Та нахмурилась, но не отвернулась. Ваксиллиум схватился за край обгорелой кожи у плеча Уэйна и одним резким движением сорвал ее со спины. Кожа отошла почти целым лоскутом. Уэйн охнул.

Новая кожа, розовая и свежая, уже образовалась, но исцеление не могло как следует завершиться, пока не удалили старый и жесткий обгорелый слой. Ваксиллиум отбросил его прочь.

– Ох, Господь Гармония… – Мараси прикрыла рот рукой. – Кажется, меня сейчас стошнит.

– Я предупреждал, – напомнил Ваксиллиум.

– Я думала, вы намекали на его ожоги. Я не догадывалась, что вы собираетесь сорвать всю кожу с его спины.

– Так гораздо лучше.

Обнаженный по пояс Уэйн – его брюки слегка опалило огнем, но в целом они не пострадали, – покрутил плечами. Он был худым и мускулистым, на руках выше локтей – пара широких золотых браслетов-метапамятей. Нагнувшись, Уэйн вытащил из кучи обломков одну из своих дуэльных тростей. Другая находилась у него на поясе.

– Теперь они должны мне шляпу и пыльник. Где все прочие слуги?

– Сам удивляюсь, – отозвался Ваксиллиум. – Я быстренько проверю, нет ли в доме раненых, а ты выведи Мараси через заднюю дверь. Прокрадитесь через сад к калитке. Встретимся там.

– Прокрадитесь? – повторила Мараси.

– Кто бы ни нанял этого типа убить нас, он надеялся, что взрыв будет означать нашу встречу с Железноглазым, – пояснил Уэйн.

– Точно, – подтвердил Ваксиллиум. – У нас есть час-два, пока не обыщут дом и не опознают Тиллома – если там есть, что опознавать. На протяжении этого времени нас будут считать мертвыми.

– Что даст нам возможность немного поразмыслить, – добавил Уэйн. – Идемте. Надо пошевеливаться.

Он повел Мараси, которая явно еще не до конца пришла в себя, к задней двери, выходившей в сад.

Уши Ваксиллиума были словно набиты ватой. Он подозревал, что, переговариваясь, они все трое кричали. Уэйн прав: к тому, что тебя пытаются убить, привыкнуть невозможно.

Обыскивая дом, Ваксиллиум одновременно заполнял метапамять, пока не сделался легче примерно вполовину от своего нормального веса. Стань он еще легче, начали бы перевешивать одежда и пистолеты. Впрочем, Ваксиллиум и к такому привык.

В кладовой он обнаружил Лимми и мисс Граймс – без сознания, но живыми. Выглянув в окно, увидел Крента: схватившись руками за голову, кучер смотрел на горящее здание широко распахнутыми глазами. Других слуг – горничных, посыльных, повара – нигде не было видно.

Конечно, они могли оказаться достаточно близко к взрыву, чтобы он их зацепил, но Ваксиллиум считал это маловероятным. Видимо, Тиллом – который руководил всеми слугами – отослал тех, для кого смог придумать разумный повод, потом чем-то одурманил остальных и затащил в безопасное место. Значит, никому не хотел навредить. Ну, не считая Ваксиллиума и его гостей.

Стараясь не попасться никому на глаза, за два коротких путешествия Ваксиллиум перенес бесчувственных женщин в садик за особняком. Там их должны вскорости найти Крент или констебли. Потом достал из чулана два пистолета и раздобыл в прачечной рубашку и пиджак для Уэйна. Хотел еще поискать свой старый сундук со «стеррионами», но времени не осталось. Наконец осторожно выскользнул через заднюю дверь и пересек сад.

С каждым шагом случившееся беспокоило Ваксиллиума все сильнее. Ужасно, когда тебя пытаются убить, – еще хуже, если нападает тот, кому ты доверяешь. Казалось невероятным, что бандиты так быстро сумели связаться с Тилломом и подкупить его. Как они могли вообще узнать, что престарелый дворецкий окажется столь сговорчивым? Конюх или садовник представлялись куда более безопасными кандидатурами. Что-то здесь было не так, ведь буквально с первого дня Ваксиллиума в городе Тиллом пытался отговорить его от вмешательства в охрану местного правопорядка. А в ночь перед балом настойчиво пытался заставить забыть о бандитских налетах.

Кто бы ни стоял за этим, дворецкий работал с ним на протяжении некоторого времени. А значит, весь этот период за Ваксиллиумом следили.

10

Гремя по мостовой, карета окольным маршрутом направлялась к Пятому октанту. За окном мелькали другие кареты, лошади; текли по тротуару люди, как текут по венам маленькие кровяные тельца, которые Мараси разглядывала под микроскопом в университете. Они скапливались по углам или в тех местах, где шла замена брусчатки.

Напротив сидели лорд Ваксиллиум и Уэйн. Ваксиллиум выглядел отрешенным, углубившимся в раздумья. Уэйн дремал, запрокинув голову и закрыв глаза. Он где-то раздобыл головной убор – плоскую кепку вроде тех, какие носят разносчики газет.

Мараси помнила, что, выскользнув из особняка на улицу, они свернули за угол; срезали путь через парк Дампмер. Когда они его пересекли, Ваксиллиум взмахом руки подозвал карету. Садясь в карету, Уэйн уже натягивал кепку, что-то негромко насвистывая.

«Откуда он ее взял?»

Теперь Уэйн тихонько похрапывал – после того, как их чуть не убили, после того, как у него сгорела вся кожа на спине. Мараси по-прежнему ощущала едкий запах горелой ткани, и у нее звенело в ушах, а Уэйн спокойно спал.

«Ты этого хотела, – напомнила она себе. – Сама настояла на том, чтобы лорд Хармс взял тебя на встречу с Ваксиллиумом. По собственной воле пришла сегодня к нему домой. Ты сама в это вмешалась».

Если бы только она могла показать себя с лучшей стороны! Едет в карете с величайшим законником, какого только знало Дикоземье, но пока что успела продемонстрировать лишь свою беспомощность и склонность к вспышкам бесполезных эмоций.

«Нет. Никакого уныния. От этого будет только хуже», – мысленно одернула себя Мараси.

Они ехали параллельно одному из великолепных каналов, подобно спицам в колесе разделявших город на восемь частей. Слова Основания включали рисунки и планы Эленделя – Мараси видела репродукции, – но имя для города выбрал сам лорд Рожденный Туманом. В центре располагался большой круглый парк, где весь год цвели цветы, а воздух оставался теплым благодаря подземным горячим источникам. Каналы-спицы лучами расходились от парка, уходя в прилегающие зоны до самой реки, которая огибала город. Дома закладывали не как попало, а строго упорядоченным образом; улицы были очень широкими. Правда, сейчас все шло к тому, что их ширины скоро будет не хватать.

Карета приближалась к мосту, который вел к Полю Перерождения; покрывало зеленой травы и цветущих желанников переходило в пологий склон холма. На его вершине возвышались изваяния Последнего Императора и Вознесшейся Воительницы, венчавшие их гробницу. Там находился музей. Мараси несколько раз побывала в нем еще девочкой и видела реликвии из Мира Пепла, который спасли Первоначальные – те, кого вскормили земные утробы, кто переродился, чтобы строить новое общество.

Карета свернула на тенистую аллею, огибавшую по кругу Поле Перерождения. Вместо брусчатки здесь было покрытие из асфальта, чтобы приглушить стук копыт и сделать дорогу более гладкой для проезжавших время от времени автомобилей. Они по-прежнему встречались редко, но один из университетских профессоров утверждал, что со временем эти машины заменят лошадей.

Мараси попыталась сосредоточиться. С умыкателями было связано нечто большее, чем просто похищения и грабежи. Каким образом груз столь быстро исчезал из вагонов? Что за необычным оружием вооружены грабители? И еще несколько раз пытались убить Ваксиллиума…

– Лорд Ваксиллиум?

– Да?

– Как умер ваш дядя?

– Несчастный случай, – с задумчивым видом проговорил Ваксиллиум. – Дядя, его жена и моя сестра путешествовали по Внешним Владениям. Поездка должна была облегчить их скорбь: мой кузен – наследник – скончался от болезни несколько недель назад. Дядя Ладриан хотел подняться на какой-то пик, но тетя оказалась слишком слаба для пешей прогулки. Они наняли карету. По дороге лошадь понесла. Лопнули крепления. Карета упала с обрыва.

– Мне так жаль.

– Мне тоже. Я столько лет их не навещал. Боюсь, мне полагалось ощущать себя куда в большей степени раздавленным этой потерей.

– По-моему, в этой истории и так достаточно раздавленных людей, – пробормотал Уэйн.

Ваксиллиум бросил на него сердитый взгляд, но Уэйн ничего не заметил, поскольку его глаза все еще были закрыты, а на лице покоилась кепка.

Мараси пнула его в голень, заставив вскрикнуть.

– Проявляйте уважение к мертвым.

Уэйн потер ногу:

– Она уже начала мне приказывать. Женщины.

Уэйн снова положил на лицо кепку и откинулся на спинку сиденья. Вспыхнувшая Мараси снова повернулась к Ваксиллиуму:

– Лорд Ваксиллиум, вы когда-нибудь спрашивали себя, не могло ли…

– …случиться так, что кто-то убил моего дядю? Я законник. Я подвергаю сомнению, пусть и недолгому, каждую смерть, о которой узнаю. Но в отчетах не нашлось ничего подозрительного. Еще на заре своей карьеры я уяснил для себя, что несчастные случаи время от времени попросту происходят. Мой дядя был рисковым человеком. Увлечение азартными играми в молодости привело к тому, что он искал острых ощущений и в зрелом возрасте. В конце концов я признал, что эта трагедия – и впрямь несчастный случай.

– А теперь?

– Теперь я задаюсь вопросом, не были ли присланные мне отчеты слишком уж чистыми. Начинаю подозревать, что все могли подготовить таким образом, чтобы не вызвать у меня подозрений. Кроме того, там находился Тиллом, хотя в день несчастного случая он остался в особняке.

– Зачем им убивать вашего дядю? – спросила Мараси. – Если тем самым они призовут обратно в город вас, опытного законника? Устранив лорда Ладриана, они неминуемо обратят на себя внимание Рассветного Стрелка…

– Рассветного Стрелка? – приоткрыв один глаз, переспросил Уэйн, тихонько шмыгнул носом и вытер его платком.

Мараси покраснела:

– Простите. Но так лорда Ваксиллиума называют в донесениях.

– Так следовало бы называть меня, – сказал Уэйн. – Это ведь я по утрам люблю где-нибудь стрельнуть хорошего виски.

– «Утро» у тебя начинается далеко за полдень, Уэйн, – заметил Ваксиллиум. – Я сомневаюсь, что ты когда-нибудь видел зарю.

– Какая несправедливость. Постоянно ее вижу, когда допоздна не ложусь спать… – Уэйн ухмыльнулся из-под своей кепки. – Вакс, когда мы отправимся повидать Ранетт?

– Никогда. С чего ты вообще взял, что нам надо к ней?

– Ну, мы же в городе. Она тоже – переехала сюда еще до тебя. Наш дом взорвался. Мы могли бы пойти навестить ее. Вроде как проявить дружелюбие.

– Нет, – отрезал Ваксиллиум. – Я даже не знаю, где ее искать. Город велик.

– Она живет в Третьем октанте, – рассеянно проговорил Уэйн. – Дом из красного кирпича. Двухэтажный.

Ваксиллиум бросил на Уэйна невыразительный взгляд, который Мараси нашла любопытным.

– Кто эта Ранетт?

– Никто, – ответил Ваксиллиум. – Насколько хорошо вы обращаетесь с пистолетом?

– Нехорошо, – призналась Мараси. – В стрелковом клубе только винтовки.

– Что ж, винтовка в сумочке не поместится. – Ваксиллиум вытащил из наплечной кобуры маленький, с узким стволом пистолет.

Мараси нерешительно протянула руку – оружие оказалось длиной с ее ладонь.

– Весь секрет стрельбы из пистолета заключается в устойчивом положении. Держите его обеими руками, найдите низкое укрытие, если получится, и обопритесь на него. Не надо дрожать, не надо спешить, и не забудьте прицелиться. Попасть в цель из пистолета намного сложнее, но это отчасти потому, что люди склонны дергать им из стороны в сторону. Сама природа винтовки подталкивает к тому, чтобы целиться, а получив пистолет, многие на первых порах начинают тыкать им куда попало и нажимать на спусковой крючок.

– Да, – подтвердила Мараси, взвешивая оружие на ладони. Оно было обманчиво тяжелым. – Восемь из десяти констеблей, стреляя из личного оружия в преступника на расстоянии десяти футов, обычно промахиваются.

– Правда?

Она кивнула.

– Что ж, – сказал Ваксиллиум. – Видимо, Уэйну не стоит так сильно переживать.

– Эй!

– Я однажды видел, – продолжал Ваксиллиум, повернувшись к Мараси, – как он пытался застрелить человека, находившегося в трех шагах. В итоге попал в стену позади себя.

– Не моя вина, – проворчал Уэйн. – Пули – коварные мошенницы. Неправильно, что им позволено отскакивать. Металл не прыгает – эта истина тверда, как титан.

Мараси проверила маленький револьвер и, убедившись, что он на предохранителе, спрятала в сумочку.

Логово умыкателей оказалось невинным с виду зданием возле канального причала. Двухэтажным, широким, с плоской крышей и многочисленными дымоходами. Вдоль одной из стен громоздились кучи темного пепла и шлака, а окна выглядели так, словно их не мыли с Последнего Вознесения.

– Леди Мараси. – Ваксиллиум проверял мушку и целик на револьвере. – Вас не очень оскорбит, если я предложу вам подождать в карете, пока мы проводим разведку? Место кажется заброшенным, но не удивлюсь, если обнаружится, что они оставили после себя несколько ловушек.

– Нет, – с дрожью в голосе ответила Мараси. – Не имею ничего против. Меня это вполне устраивает.

– Я помашу, когда мы убедимся, что там безопасно.

Ваксиллиум подал знак Уэйну. Они выскочили из кареты и на полусогнутых ногах подбежали к стене здания. В дверь не вошли. Вместо этого Уэйн прыгнул – должно быть, Ваксиллиум толкнул его при помощи алломантии, потому что он подскочил на добрую дюжину футов и приземлился на крышу. Ваксиллиум последовал за ним, прыгнув более грациозно и приземлившись без единого звука. Оба двинулись к дальнему углу, где Уэйн уцепился за край крыши и сиганул прямо в окно второго этажа. Ваксиллиум проделал то же самое.

Прошло несколько напряженных минут. Кучер бормотал себе под нос что-то в духе «не мое это дело». Видимо, Ваксиллиум заплатил ему достаточно, чтобы тот помалкивал. Не было слышно никаких выстрелов. Наконец дверь распахнулась, и в проеме появился Ваксиллиум. Мараси поспешно выбралась из кареты и направилась к нему:

– Ну?

– Две растяжки, – сказал Ваксиллиум, – заряженные взрывчаткой. Больше мы не смогли отыскать ничего опасного. Если не считать вони, источаемой немытым Уэйном.

– Это запах моей потрясности, – донесся изнутри голос Уэйна.

– Входите. – Ваксиллиум придержал дверь.

Мараси вошла и в нерешительности остановилась:

– Тут пусто.

Она ожидала увидеть кузнечные горны и прочее оборудование. Однако просторное помещение оказалось пустым, как классная комната во время зимних каникул. Сквозь окна просачивался тусклый свет. Пахло углем и пламенем, на полу виднелись дочерна опаленные места.

– Там они спали. – Ваксиллиум кивнул на другую часть литейного цеха. – А это производственная половина. Спальное помещение имеет высоту два этажа, и, похоже, они могли разместить тут около полусотни человек, которые днем, в качестве маскировки, изображали работников литейного цеха.

– Ага! – послышался откуда-то слева, из темноты возглас Уэйна.

Потом раздался грохот, и помещение залил свет – это Уэйн откатил в сторону часть стены, открывая широкий проход к каналу.

– Насколько легко это штука открывается? – спросил Ваксиллиум, поспешив туда. За ним последовала Мараси.

– Не знаю, – пожал плечами Уэйн. – Достаточно легко.

Ваксиллиум осмотрел дверь – двигалась она на колесиках по высеченной в полу канавке. Провел по ней пальцем, задумчиво растер смазку.

– Они пользовались этим выходом, – заметила Мараси.

– Именно.

– Ну и что? – спросил Уэйн.

– Если они тут занимались чем-то незаконным, – рассуждала Мараси, – вряд ли бы им пришло в голову открывать на всеобщее обозрение одну из сторон здания.

– Может, они это делали, чтобы поддерживать иллюзию, – предположил Ваксиллиум, вставая.

Мараси задумчиво кивнула:

– О! Алюминий.

Уэйн выхватил одну из дуэльных тростей и завертелся:

– Что? Где?

Мараси почувствовала, что краснеет:

– Простите. Я имела в виду, что нам следует проверить, нет ли на полу капель алюминия. Ну, оставшихся от плавки или литья пистолетов. Тогда мы поймем, действительно ли бандиты скрывались здесь, или источник Уэйна пытался навести нас на плохой сплав.

– Он был честен, – сказал Уэйн. – У меня на такие вещи чутье.

– Ты поверил, что Лесси – танцовщица. В тот первый раз, когда мы с ней только познакомились, – напомнил Ваксиллиум.

– Это другое. Она ведь женщина. Они все хорошие лгуньи. Господь Запредельный такими их сотворил.

– И как я должна на подобное реагировать? – поинтересовалась Мараси.

– С толикой меди, – посоветовал Ваксиллиум. – И щедрой дозой скепсиса. Как это делает и сам Уэйн.

Он протянул руку и вложил в ладонь Мараси кусочки металла, которые выглядели так, словно их отскребли от пола. Легкие и серебристые, грязно-черные по краям.

– Нашел на полу, – пояснил Ваксиллиум. – Вон там, возле одного из черных пятен.

– Алюминий? – нетерпеливо спросила Мараси.

– По крайней мере, у меня не получается толкать их при помощи алломантии. Да и на вид здорово похожи. – Он устремил на нее изучающий взгляд. – У вас подходящий для расследования склад мышления.

Мараси покраснела.

«Опять. Ржавь и Разрушитель! – подумала она. – Когда я наконец научусь владеть собой!»

– Все дело в отклонениях, лорд Ваксиллиум.

– Отклонениях?

– Цифрах, закономерностях, движениях. Люди кажутся хаотичными, но на самом деле они следуют закономерностям. Разыщите отклонения, определите причину, по которой они возникли, и, возможно, что-то прояснится. Алюминий на полу. Это отклонение.

– А тут есть и другие?

– Открывающаяся дверь. Потом окна. На них слишком много сажи. Сажа там могла появиться оттого, что по стеклу водили горящей свечой, чтобы оно почернело и нельзя было ничего разглядеть снаружи.

– Это могло произойти и естественным образом, – предположил Ваксиллиум. – Во время ковки.

– Если не происходит ничего противозаконного, зачем закрывать окна во время ковки, когда становится страшно жарко? Эти окна легко открываются, причем наружу – так что на них не должно было остаться никакой сажи. По крайней мере, не в таком количестве. Значит, или они держали окна закрытыми, пока работали, чтобы спрятать то, что здесь происходило, или преднамеренно их затемнили.

– Умно, – заметил Ваксиллиум.

– Так что вопрос, – продолжала Мараси, – что они заносили и выносили из здания через такую огромную боковую дверь? Что-то достаточно важное, раз они ее открывали, невзирая на столько трудов с окнами.

– С этим, по крайней мере, сложностей нет: они обворовывали грузовые вагоны – значит сюда затаскивали груз.

– Выходит, они как-то транспортировали его после кражи… – проговорила Мараси.

– Это дает нам зацепку, – кивнул Ваксиллиум. – Для транспортировки они использовали каналы. Предполагаю, что каналы также могут быть связаны непосредственно с таинственными грабежами железнодорожных вагонов. – Он направился к выходу.

– Куда вы? – спросила Мараси.

– Хочу осмотреться. А вы с Уэйном пока проверьте спальное помещение. Вдруг найдете еще какие-нибудь… отклонения, как вы их называете. – Ваксиллиум поколебался. – Пусть Уэйн войдет первым. Мы могли просмотреть одну-две ловушки. Лучше пусть уж взорвется он, а не вы.

– Эй! – возмутился Уэйн.

– Я любя. – Ваксиллиум шагнул было в открытую дверь, но оглянулся и добавил: – И если это будет удар в лицо, то он избавит нас от необходимости смотреть на твою физиономию.

Уэйн улыбнулся:

– Проклятье. Как же хорошо, что он опять сделался похожим на себя.

– Значит, он не всегда был таким серьезным?

– О, Вакс всегда серьезен. – Уэйн высморкался. – Но в самые лучшие моменты за его серьезностью всегда прячется ухмылка. Идемте.

Он повел Мараси в заднюю часть литейного цеха. Потолок здесь был ниже. У стены она заметила небольшой ящик.

«Наверное, взрывное устройство, которое они нашли и обезвредили…»

Уэйн поднялся по лестнице, жестом велев Мараси подождать. Кивнув, она начала осматриваться в поисках чего-нибудь забытого бандитами, но в сумерках, царивших в этой части помещения, было трудно что-либо разглядеть.

Не слишком ли Уэйн задерживается? Беспокойно потоптавшись на месте, Мараси решила подняться на второй этаж.

С каждой ступенькой тьма постепенно сгущалась. Примерно на середине лестницы Мараси поняла, что не видит, куда идет. Она приостановилась, потом подумала, что ведет себя глупо, и двинулась дальше.

– Уэйн? – позвала Мараси, взволнованно выглядывая из лестничного колодца.

Свет на верхнем этаже сочился сквозь несколько окон, также потемневших от сажи. А ведь здесь не занимались ни ковкой, ни литьем. Это подкрепляло ее теорию. И ее волнение.

– Он мертв, юная леди, – раздался из темноты властный пожилой голос. – Сожалею о вашей потере.

У Мараси чуть не остановилось сердце.

– Да, – продолжал тот же голос, – он оказался попросту слишком красив, слишком умен и безмерно замечателен во всех аспектах своего существования, чтобы позволить ему жить. – Кто-то открыл окно, впустив свет, озаривший лицо Уэйна. – Боюсь, чтобы справиться с ним, понадобилось не меньше сотни человек, и он убил всех, кроме меня. Его последние слова были: «Скажите Ваксу… что он форменный мерзавец… и все еще должен мне пять банкнот».

– Уэйн! – прошипела Мараси.

– Не смог удержаться, любезная, – ответил он своим обычным голосом, который звучал совершенно иначе. – Простите. Но вы не должны были сюда подниматься. – Уэйн кивком указал на несколько палочек у стены.

– Опять взрывчатка? – ощущая легкую слабость, спросила Мараси.

– Ага. В первый раз пропустили. Они должны были взорваться в момент открытия замка на сундуке в углу.

– В сундуке что-нибудь было?

– Ага. Взрывчатка. Вы что, меня не слушали?

Мараси одарила его хмурым взглядом.

– Не знаю, что Вакс надеялся обнаружить в подобном месте, – усмехнулся Уэйн. – Они тут как следует прибрались, да-да.

При свете, проникавшем сквозь открытое окно, Мараси смогла рассмотреть комнату с низким потолком – или, скорее, чердак. Они с Уэйном смогли войти не пригибаясь, хотя ему до потолка оставалось совсем чуть-чуть, но Ваксиллиуму точно бы пришлось ссутулиться.

Из покоробленных половиц местами торчали гвозди. Мараси представила, как отдирает одну из них и находит потайной склад улик, но потом, осторожно ступая по полу, заметила, что сквозь доски просвечивает пол нижнего этажа. Здесь просто не было места, чтобы что-то спрятать. Кроме разве взрывчатки.

Уэйн тем временем осматривал встроенные в стены чуланы; простукивал их, пытаясь обнаружить скрытые отделения.

Взрывчатка.

– Уэйн, а что это за взрывчатка?

– Хм? А, обычная штука. Называется динамит, в Дикоземье ее используют, чтобы проделывать дыры в скалах. Ее очень легко достать, даже в городе. Эти палочки меньше, чем те, что я видел, но в общем то же самое.

– А-а. – Мараси нахмурилась. – А как они были упакованы?

Уэйн поколебался, потом снова посмотрел на сундук.

– Хм. Они ни во что не были завернуты, но кто-то использовал это, чтобы прижать фитиль и детонатор. – Он наклонился и достал что-то из сундука.

– Что это? – спросила Мараси.

– Коробка из-под сигар. – Уэйн передал ей находку. – «Гражданские магистратские». Дорогая марка. Очень дорогая.

Мараси осмотрела коробку. Крышка была выкрашена красной и золотой краской, название марки шло от края до края большими буквами. Сигар в ней не оказалось, зато кто-то нацарапал изнутри несколько цифр карандашом. Цифровая последовательность выглядела бессмысленной.

– Покажем Ваксу, – предложил Уэйн. – Он как раз такие штучки любит. Наверняка выдвинет какую-нибудь грандиозную теорию о том, как любимые сигары главаря позволят отыскать его в толпе. Он всегда такое делал – с самого начала нашей работы вместе. – Уэйн с улыбкой забрал коробку и вернулся к чуланам.

– Уэйн, а как ты встретился с Ваксиллиумом?

– Этого в ваших отчетах не было? – спросил он, простукивая стенку очередного чулана.

– Нет. Это считается маленькой загадкой.

– Мы об этом почти не говорим. – Голос Уэйна прозвучал приглушенно, потому что голова находилась внутри чулана. – Он спас мне жизнь.

Мараси с улыбкой присела на пол и прислонилась к стене:

– Наверное, это хорошая история.

– Все не так, как вам кажется. – Уэйн высунул голову из чулана. – Законник из Фар Дореста собирался меня повесить.

– Полагаю, по ложному обвинению?

– Зависит от того, какой смысл вы в это вкладываете. Я застрелил человека. Невинного.

– Несчастный случай?

– Ага. Я всего лишь хотел его ограбить.

Уэйн помедлил, глядя на чулан с отрешенным видом. Тряхнул головой и, забравшись внутрь, мощным ударом проломил заднюю стенку.

Мараси совсем не это ожидала услышать. Она выпрямилась, обхватив руками колени.

– Так ты был преступником?

– Не очень-то умелым, – донеслось из чулана. – У меня всегда были проблемы с чужими вещами. Я их просто хватаю, понимаете? Раз – и они уже у меня руках. Короче говоря, у меня получалось все лучше, и были друзья… они убедили, что стоит пойти немного дальше. По-настоящему взять судьбу в свои руки, сказали они. Начать заколачивать денежку, устроить вооруженное ограбление и все такое. И я попробовал. Итог – один мертвец. Отец троих детей.

Уэйн выбрался из разбитой кладовки, держа в руках что-то похожее на колоду карт.

– Улики? – спросила Мараси с нетерпением.

– Фривольные, – сказал Уэйн, перебирая карты. – Старые. Должно быть, валялись тут еще до того, как бандиты купили здание. – Он просмотрел еще парочку, потом бросил всю колоду обратно в дыру. – Пусть копы найдут здесь хоть что-нибудь веселенькое.

Уэйн выглядел так, будто увидел привидение. Глаза его были в тени, одну сторону лица озарял падавший из окна свет.

– Так что же случилось? Я хочу сказать, с тобой. Если только ты не против об этом рассказать.

Уэйн пожал плечами:

– Я сам не понимал, что делаю, и запаниковал. Наверное, хотел, чтобы меня поймали. Я совсем не хотел застрелить того типа. Мне просто нужен был его кошелек, понимаете? Старик Мертвый Палец легко меня сцапал. Ему даже не пришлось выбивать признание. – Уэйн ненадолго замолчал. – Я все время плакал. Мне было шестнадцать. Совсем пацан.

– Ты уже знал, что алломант?

– Еще бы. Вообще-то, я потому и оказался в Дикоземье, но это уже совсем другая история. Как бы там ни было, темпосплав сделать нелегко. Висмут и кадмий – не те металлы, которые можно отыскать в магазинчике на углу. О ферухимии я знал маловато, но мой отец был ферухимиком, так что общее представление у меня имелось. Но чтобы сохранять здоровье, требуется золото.

Он подошел и сел на пол рядом с Мараси.

– По-прежнему не знаю, почему Вакс меня спас. Меня бы следовало повесить, знаете ли. Убил хорошего человека. Небогатого. У него была книжная лавка. Он бесплатно помогал всем, кто нуждался: составлял завещания, читал письма. Каждую неделю писал под диктовку неграмотных шахтеров их родне в городе. На суде я о нем многое узнал, да-да. Увидел, как его дети плачут. И его жена…

Уэйн достал из кармана и развернул лист бумаги:

– Получил вот от них письмо пару месяцев назад.

– Они пишут тебе письма? – спросила Мараси.

– А то. Я посылаю им половину всего, что зарабатываю. Кормлю детей, понимаете. Я подумал, так правильно: ведь я убил их папу. Дочь в университет пошла. – Уэйн поколебался. – Они меня все еще ненавидят. Пишут, что не простили, что никакие деньги не вернут им папу. Они правы. Но деньги берут – ну, хоть так.

– Уэйн… – проговорила Мараси. – Мне так жаль.

– Ага. Мне тоже. Но некоторые ошибки не исправишь сожалением. Вообще не исправишь, что бы ни делал. С тех самых пор мы с пистолетами не очень-то ладим. Рука начинает дрожать, когда в ней ствол, – трясется точно проклятая рыба, выпрыгнувшая на причал. Ну разве это не смешно? Будто рука мыслит сама по себе.

Снизу послышались шаги, и спустя несколько секунд появился Ваксиллиум. Удивленно вскинул бровь, увидев сидящих на полу Уйэна и Мараси.

– Это самое… у нас тут задушевная беседа. Нечего вваливаться и все портить, Вакс.

– И помыслить не смел. Поговорил тут с местными бродягами. Умыкатели перемещали что-то большое с лодки на канале в здание и обратно. Они это проделывали несколько раз и всегда по ночам. Похоже, там был не только груз, а еще и какие-то машины.

– Хм.

– Вот уж точно, хм, – согласился Ваксиллиум. – А ты?

– Нашел коробку. – Уэйн передал ему коробку из-под сигар. – А-а, и еще немножко динамита. На случай, если захочешь проложить русло для нового канала или что-то в этом духе.

– Тащи его, может оказаться полезным.

– Там еще фотокарточки с голыми дамами. – Уэйн показал в сторону чулана. – Но они так выцвели, что самое интересное не рассмотреть. – Он поколебался. – На дамах нет никаких пистолетов, так что тебя они все равно не заинтересовали бы.

Ваксиллиум фыркнул.

– Судя по коробке, сигары дорогие, – заметила Мараси. – Маловероятно, что она принадлежала обычному вору – наверняка у кого-нибудь забрали. Обратите внимание: на внутренней стороне крышки какие-то цифры.

– В самом деле.

Ваксилиум прищурился и глянул на Уэйна. Тот кивнул.

– Что? – спросила Мараси. – Вы что-то знаете?

Ваксиллиум бросил коробку обратно Уэйну, который засунул ее в карман пиджака. Коробка оказалась слишком большой, и карман оттопырился.

– Вы когда-нибудь слышали имя Майлз Дагутер?

– Конечно. Стожильный Майлз, законник из Дикоземья.

– Да, – мрачно подтвердил Ваксиллиум. – Идемте. По-моему, пришла пора для маленького путешествия. По пути я вам расскажу несколько историй.

11

Стоявший у перил Майлз зажег сигару. Несколько раз пыхнул ею, чтобы раскурить, потом медленно выпустил из чуть приоткрытого рта струю едкого дыма.

– Их засекли, босс, – сообщил подошедший Тарсон.

Рука у него была на перевязи, хотя любой другой после такого ранения еще лежал бы в постели. Но Тарсон – алломант-громила и колосс-полукровка – излечивался быстро.

– Где? – спросил Майлз, наблюдая за тем, как внизу обустраивают новое логово.

– В старом литейном цехе. – Тарсон по-прежнему был в шляпе Уэйна. – Разговаривали там с попрошайками.

– Надо было скинуть всех в канал, – проворчал молчавший до этого момента Скоба, третий по степени важности в банде; он поскреб шрам на щеке.

– Я не собираюсь убивать нищих, Скоба, – негромко проговорил Майлз. Два его алюминиевых револьвера мерцали в озарявшем помещение электрическом свете. – Ты бы удивился, узнав, насколько быстро что-то подобное может привести к обратному результату. Низшие слои городского населения обратятся против нас, и всевозможные неудобные сведения попадут к констеблям.

– Да, точно. Само собой. Я просто хотел сказать, что эти нищие… они всякое видели, босс.

– Вакс бы и сам разобрался, – возразил Майлз. – Он как крыса. Где ты меньше всего хотел бы его обнаружить, там и найдешь. Это в каком-то смысле делает его предсказуемым. Полагаю, твои взрывоопасные ловушки – хоть ты и твердил, что они надежные, – оказались бесполезны?

Вместо ответа Скоба кашлянул в ладонь.

– Какая жалость. – Майлз сунул в карман серебряную зажигалку, которую продолжал держать в руке.

На зажигалке была печать законников Тру Мадила. Очень многие чувствовали себя неуютно, когда видели эту штуковину, но Майлз все равно продолжал ею пользоваться.

Помещение без окон освещали свисавшие с потолка ослепительные электрические лампы. Майлз со скептическим видом наблюдал, как устанавливали оборудование для ковки и литья. Литейный цех под землей? Однако мистер Костюм пообещал, что его трубы и электрические вентиляторы утянут дым и обеспечат циркуляцию воздуха. Кроме того, здесь собирались использовать электрические печи, а дыма от них было куда меньше.

Еще одно новшество – уходящий во тьму туннель, в котором были проложены рельсы. Как сказал мистер Костюм, это начало подземной железнодорожной линии, ведущей в город. А как же каналы? Наверное, она пройдет под ними, догадался Майлз. До чего же странно…

Пока что туннель находился на стадии эксперимента. Он уводил недалеко, к большому деревянному строению, где Майлз разместил своих людей. Их осталось всего около тридцати. Сейчас они заносили ящики с припасами и остатками алюминия. Мало что сохранилось. Вакс одним ударом едва не покончил с умыкателями.

Майлз задумчиво пыхтел сигарой. Дым извивался перед ним, похожий на туман. Как обычно, Майлз тянул здоровье из золотой метапамяти, подбадривая себя, наполняя тело живительной силой. Он никогда не чувствовал себя больным, никогда не ощущал нехватки энергии. Ему по-прежнему требовался сон, и он по-прежнему старел, но в остальном был практически бессмертен. До той поры, пока у него оставалось достаточное количество золота. Но в этом-то и проблема…

– Босс? – позвал Скоба. – Мистер Костюм ждет. Вы разве не собирались с ним встретиться?

Майлз выпустил облачко дыма.

– Через минуту. – Он не был собственностью Костюма. – Как вербовка, Скоба?

– Э-э… Мне нужно еще время. Одного дня недостаточно, особенно после того, как перебили половину наших.

– Выбирай выражения! – одернул Майлз.

– Простите.

– Ваксу было предначертано включиться в игру, – негромко проговорил Майлз. – Он изменяет правила, и мы действительно потеряли куда больше людей, чем хотелось бы. Но в то же самое время нам повезло. Теперь, когда Ваксиллиум начал действовать, мы сможем его опередить.

– Босс… – Тарсон подался вперед, – люди начали болтать. Что вы и Вакс… что вы сговорились и нас подставили. – Он отпрянул, будто ожидая удара.

Майлз попыхтел сигарой, что помогло справиться с первоначальной вспышкой гнева. Теперь у него это получалось лучше. Немного.

– С чего вдруг они такое говорят?

– Вы раньше были законником, ну и…

– Я им и остался, – пожал плечами Майлз. – То, что мы делаем, не выходит за рамки закона. Истинного закона. О, богачи сочинят собственные заповеди и заставят нас следовать им. Но наш закон – закон всего человечества. Тем, кто работает со мной, даровано освобождение от обязательств. Их труд смывает предшествовавшие… нарушения. Передай, что я ими горжусь, Скоба. Я понимаю, мы пережили тяжелое испытание, но все-таки уцелели. Завтра мы станем сильней.

– Я им скажу, босс.

Майлз спрятал гримасу. Он не знал, подходящие ли слова нашел – он не был создан для проповедей. Но людям следовало убедиться в твердости его веры, и эту твердость он собирался продемонстрировать.

– Пятнадцать лет, – негромко проговорил он.

– Босс?

– Пятнадцать лет я провел в Дикоземье, пытаясь защищать слабых. И что? Лучше так и не стало. Все мои усилия ничего не значили. Дети по-прежнему умирали, с женщинами обращались с прежней жестокостью. Одного человека мало, чтобы изменить ход вещей, особенно если учесть, сколько гнили здесь, в сердце цивилизации. – Он затянулся сигарой. – Если мы хотим все изменить, начинать надо отсюда.

«И помоги мне Трелл, если я ошибаюсь».

Разве Трелл создал людей вроде него не для того, чтобы все исправить? Даже в Словах Основания содержалось длинное разъяснение по поводу треллизма и его догматов, которое доказывало, что люди вроде Майлза особенные.

Он повернулся и двинулся по галерее. Она нависала, как балкон, с северной стороны большого помещения. Тарсон и Скоба остались; они знали, что встречаться с мистером Костюмом босс предпочитает без посторонних.

Майлз распахнул дверь в конце галереи и вошел в кабинет мистера Костюма. Зачем ему кабинет, Майлз не знал – возможно, чтобы следить за тем, что будет происходить на этой новой базе. Мистер Костюм с самого начала хотел разместить их здесь. Майлза раздражало, что пришлось в конце концов принять предложение – так он оказался в большей степени под каблуком у своего покровителя.

«Несколько удачных налетов, и он будет не нужен, – сказал себе Майлз. – Тогда мы сможем переехать в какое-нибудь другое место».

Мистер Костюм был круглолицым, с густой бородой, в которой серебрились нити седины. Одетый в неимоверно элегантный дорогой костюм из черного шелка и бирюзовый жилет, он сидел за столом, попивая чай и просматривая газету.

– Ты же знаешь, что мне не нравится их запах, – произнес мистер Костюм, не поднимая головы.

Майлз продолжал курить.

Мистер Костюм улыбнулся:

– Слыхал, наш приятель уже обнаружил твою старую базу?

– Людей арестовали, – пожал плечами Майлз. – Это был лишь вопрос времени.

– Они не очень-то верны твоему делу.

На это Майлзу сказать было нечего. Оба знали, что большинство его людей работали за деньги, а не ради какой-то там высокой цели.

– Знаешь, почему ты мне нравишься, Майлз? – спросил мистер Костюм.

«Мне, вообще-то, наплевать, нравлюсь я тебе или нет», – подумал Майлз, но придержал язык.

– Ты осторожен, – продолжал мистер Костюм. – У тебя есть цель, ты в нее веришь, но не позволяешь ей затмевать разум. В общем-то, твое дело не так уж сильно отличается от того, которым занимаемся мы с соратниками. Я считаю, что это достойная цель, а ты достойный предводитель. – Мистер Костюм перевернул страницу газеты. – Однако стрельба во время последнего ограбления угрожает подорвать мою уверенность в справедливости этой оценки.

– Я…

– Ты потерял голову, – голос мистера Костюма сделался ледяным, – и как следствие – контроль над своими людьми. Потому и произошла катастрофа. Это единственная причина.

– Нет, была и другая. Ваксиллиум Ладриан.

– Ты должен был это предусмотреть.

– Он не должен был находиться там.

Мистер Костюм отпил из чашки:

– Я тебя умоляю, Майлз. Раз ты надел маску, значит подозревал, что он там появится.

– Да, в маске. – Майлз прилагал все силы, чтобы не выйти из себя. – Потому что я в каком-то смысле известный человек. Кроме Вакса, меня мог узнать кто-нибудь еще.

– Полагаю, это весомый довод. Но, зная, насколько ты склонен к театральным эффектам – вроде груза, который исчезает, а не просто оказывается украденным, – я начинаю удивляться, что ты избегаешь того, чтобы тебя узнавали.

– У театральности есть цель, – огрызнулся Майлз. – Я же говорил: до тех пор, пока полицейские будут гадать, каким образом мы забираем груз, они будут продолжать делать ошибки.

– К чему весь этот спектакль? – рассеянно проговорил Костюм, снова переворачивая страницу. – К чему твои умыкатели, Майлз?

Тот ничего не ответил. Он уже объяснил свои мотивы – те, о которых Костюм мог узнать. Разумеется, были и другие. Он должен вести себя театрально, должен привлекать внимание публики. Майлз собирался изменить мир. Такое не сделаешь, если люди считают тебя обычным грабителем. Загадка, власть, толика магии… и можно творить чудеса ради достижения цели.

– Без комментариев, – констатировал Костюм. – Что ж, в прошлом твои умозаключения оказывались верными. Не считая тех, что касались Ваксиллиума. Должен признаться, Майлз, в глубине души я задаюсь вопросом, нет ли между вами какой-то древней вражды, о которой мне следует узнать? Какой-то причины, по которой, возможно, ты и повел себя безрассудно? – Глаза мистера Костюма были холодны, точно железо. – Чего-то такого, что могло заставить тебя попытаться спровоцировать его на атаку во время того званого вечера? Чтобы ты с ним сразился?

Майлз выдержал его взгляд, потом наклонился, упираясь в стол руками, в одной из которых по-прежнему сжимал сигару.

– Я не враждую с Ваксиллиумом Ладрианом. Он один из лучших людей, какие только жили в этом мире. Лучше вас, или меня, или практически кого угодно здесь, в городе.

– И это должно меня успокоить? По большому счету ты заявил, что не станешь с ним драться.

– О, я буду с ним драться. Убью его, если придется. Вакс выбрал неправильную сторону. У таких, как он, и у таких, как я, есть выбор. Служить людям или служить богачам. Он отказался от права на защиту в тот момент, когда вернулся в этот город и стал якшаться с последними.

– Любопытно, – проговорил Костюм. – Я ведь один из них, знаешь ли.

– Я работаю с теми, с кем придется. И, кроме того, у вас есть… другие рекомендации. В особенности с той поры, как вы отказались от всех своих привилегий.

– Не привилегий, а всего лишь от титула. И я по-прежнему считаю, что ты собирался спровоцировать Ваксиллиума. Потому и застрелил Петеруса.

– Я застрелил Петеруса, потому что он был самозванцем, – отрезал Майлз. – Он притворялся, будто добивается справедливости, и его за это восхваляли. Однако все это время он угождал элите и продажным чиновникам. Потому они стали приглашать его на свои вечеринки, как любимого пса. Я покончил с ним.

Мистер Костюм медленно кивнул:

– Ладно.

– Я наведу порядок в этом городе, Костюм. Даже если понадобится вырвать его почерневшее сердце собственными ногтями, я это сделаю. Но вам придется раздобыть для меня побольше алюминия.

– Я уже принялся за дело.

Костюм выдвинул ящик стола и достал скатанный лист бумаги. Положил перед Майлзом.

Майлз снял веревку и развернул бумагу. Схемы.

– Новый грузовой вагон Текиэля, который «невозможно» ограбить?

Костюм снова кивнул.

– Уйдет время, чтобы… – начал Майлз.

– Мои люди работают над этим вот уже некоторое время. Планирование – не твоя забота, Майлз. Тебе поручено исполнение. Я прикажу, чтобы тебе предоставили все необходимые ресурсы.

Майлз окинул взглядом чертеж. У Костюма были связи. Могущество. Майлз никак не мог отделаться от чувства, что впутался в нечто, далеко превосходящее подвластные ему пределы.

– Мои люди все еще удерживают последнюю пленницу, – сказал он. – Что прикажете с ней делать?

– Об этом позаботятся. – Костюм отпил из чашки. – Будь я повнимательней, вычеркнул бы ее из списка. Ваксиллиум не перестанет ее искать. Было бы куда легче, если бы получилось со взрывом. Теперь придется обдумать более прямые действия.

– Я лично с ним разберусь, – пообещал Майлз. – Сегодня.

– Майлз Дагутер – двурожденный, – подавшись вперед, сказал сидевший на скамье в вагоне поезда Ваксиллиум. – Особо опасной разновидности.

– Двойное золото, – уточнил Уэйн, устроившийся на мягком сиденье напротив.

Мараси сидела рядом с Уэйном. Снаружи размытой полосой неслись предместья Эленделя.

– Если верить тому, что я читала, золотые алломанты не так уж опасны.

– Верно, – согласился Ваксиллиум. – Не опасны. Но все дело в сопоставлении. Именно оно и делает Майлза столь могущественным. Если алломантические и ферухимические способности основаны на одном и том же металле, они возрастают десятикратно. Это сложная вещь. Такие двурожденные сохраняют некий атрибут внутри металла, а потом воспламеняют его, чтобы воспользоваться силой. Что и называется сопоставлением. По легенде, подобным способом Обломок и приобрел бессмертие.

Мараси нахмурилась:

– Я полагала, что истории о невероятной способности Майлза к самоисцелению преувеличены. Думала, он просто кроветворец, как Уэйн.

– О, он кроветворец, самый натуральный. – Уэйн прокрутил вокруг запястья и снова поймал дуэльную трость. – Только вот здоровье у него никогда не заканчивается.

Ваксиллиум кивнул, мыслями возвращаясь на несколько лет назад, к первой встрече с Майлзом. Тот всегда вызывал у него неуютное чувство, но самое главное – был отличным законником.

Заметив растерянный вид Мараси, Ваксиллиум объяснил:

– Обычно ферухимику приходится быть бережливым. Чтобы собрать запас здоровья или веса, нужны месяцы. С того момента, как мы провалились сквозь пол, я хожу с половиной нормального веса, пытаясь восполнить хоть часть потраченного. И едва заполнил метапамять на малую долю от того, что потерял. Для Уэйна все еще тяжелее.

Уэйн высморкался:

– Мне придется после этого провести пару недель в постели, совершенно разбитым. Иначе я не смогу исцелиться. Проклятье, да я уже откладываю про запас столько, сколько могу, продолжая нормально двигаться. К концу дня я едва ли сумею исцелить царапину.

– Но Майлз… – начала Мараси.

– У него почти безграничные способности к самоисцелению, – продолжал Ваксиллиум. – Этот человек практически бессмертен. Слышал, он однажды получил заряд дроби в лицо, прямо в упор, и остался целым и невредимым. В Дикоземье мы работали вместе. Он был законником в Тру Мадиле. Нас было трое, заключивших своего рода союз в те годы, когда все шло хорошо. Майлз, я и Джон Мертвый Палец из Фар Дореста.

– Майлз меня недолюбливает, – заметил Уэйн. – Ну… как и все прочие, в общем-то.

– Майлз делал хорошее дело, – сказал Ваксиллиум. – Но он был предвзят и жесток. Мы уважали друг друга – впрочем, большей частью издалека. Я бы не назвал нас друзьями. Но в Дикоземье любой, кто готов сражаться за правое дело, может считаться союзником.

– Первый закон Дикоземья, – подхватил Уэйн. – Чем больше ты одинок, тем больше тебе требуется рядом тот, кому можно доверять.

– Даже если их методы выходят за рамки тех, которые ты бы выбрал сам, – прибавил Ваксиллиум.

– По описанию не похоже, что он из тех, кто мог бы податься в преступники, – задумчиво произнесла Мараси.

– Нет, он не такой. Но я почти не сомневался, что он был замаскированным главарем на свадьбе. И теперь еще эта коробка сигар – его любимая марка. Я сомневаюсь, что это он, однако…

– Однако думаете, что правы.

Ваксиллиум кивнул.

«Помоги нам Гармония, я прав».

Законники считались особым сплавом. Существовал некий свод правил. Никогда не поддавайся, никогда не позволяй себя искушать. Постоянно имея дело с преступниками, любой мог измениться. Начать видеть происходящее в том же свете, что и они. Думать, как они.

Все знали, что подобная работа способна изменить неосторожного человека. Они об этом не говорили и не поддавались. Точнее, так принято было считать.

– Я не удивлен, – сказал Уэйн. – Ты когда-нибудь слышал, как он говорил о жителях Эленделя, Вакс? Он жестокий человек, этот Майлз.

– Да, – негромко ответил Ваксиллиум. – Но я надеялся, что он сосредоточится на поддержании законности в своем городке и позволит своим демонам уснуть.

Поезд миновал окраины и направился к Внешним Владениям – широкому кольцу садов, полей и пастбищ, которые кормили Элендель. Пейзаж изменился, на смену городским кварталам пришли коричневатые и зеленые просторы; рассекавшие землю каналы искрились синевой.

– Это что-то меняет? – спросила Мараси.

– Да, – сказал Ваксиллиум. – Это значит, что происходящее намного опаснее, чем я предполагал.

– Восхитительно.

Уэйн ухмыльнулся:

– Ну, мы хотели, чтобы вы получили полные впечатления. Ради науки и все такое.

– Вообще-то, – возразил Ваксиллиум, – я думал о том, как наилучшим образом отослать вас в безопасное место.

– Вы хотите от меня избавиться? – Мараси широко распахнула глаза, изображая, что убита горем, голос ее сделался тихим и жалобным, как у человека, которого предали. У Ваксиллиума даже закралась мысль, не с Уэйна ли она берет пример. – Я считала, что помогаю.

– Помогаете, – заверил ее Ваксиллиум. – Но у вас маловато опыта.

– Женщина должна каким-то образом набираться опыта, – вскинула голову Мараси. – Я уже пережила похищение и попытку убийства.

Двери пассажирского вагона загрохотали, когда поезд повернул.

– Да, но, леди Мараси, присутствие на стороне наших противников двурожденного многое меняет. Если дойдет до сражения, не думаю, что мне удастся победить Майлза. Он сильный, умелый и решительный. Я бы предпочел, чтобы вы находились там, где безопасно.

– Где именно? – спросила она. – Ни одно из ваших владений, как и владения моего отца не подходят. И вряд ли у меня получится спрятаться в подземном городе; сильно сомневаюсь, что там я не вызову ничьих подозрений! Спешу предположить, что самое безопасное место для меня – рядом с вами.

– Странно, – удивился Уэйн. – Мне-то всегда казалось, что самые безопасные в мире места находятся как можно дальше от Вакса. Я уже упоминал повышенную вероятность взрывов?

– Возможно, нам следует просто отправиться к констеблям? Лорд Ваксиллиум… подобное частное расследование с формальной точки зрения незаконно: мы владеем важными фактами, о которых не знают констебли. Мы обязаны сообщить властям о том, что узнали.

– Не подталкивайте его к такому! – воскликнул Уэйн. – Я только-только отучил его от подобной чуши!

– Все в порядке, Уэйн, – негромко проговорил Ваксиллиум. – Я дал слово. Я сказал лорду Хармсу, что верну ему Стерис. И я верну. Так тому и быть.

– Тогда я останусь и помогу, – твердо сказала Мараси. – Так тому и быть.

– А я бы не отказался поесть. А еще попить.

– Уэйн… – укоризненно произнес Ваксиллиум.

– Я серьезно. Ничего не ел после тех булочек.

– Купим что-нибудь на станции, – решил Ваксиллиум. – Сначала я бы хотел кое-что спросить у леди Мараси.

– Да?

– Раз уж вы намерены с нами остаться, я бы хотел узнать, какая вы алломантка.

Уэйн вздрогнул и выпрямился:

– Чего?

Мараси покраснела.

– У вас в сумочке мешочек с металлическими опилками. И вы все время следите за тем, чтобы она находилась под рукой. Вы мало знаете о ферухимии, но в алломантии, похоже, разбираетесь. Вы не были удивлены, когда Уэйн остановил время в пузыре вокруг нас. Более того, вы подошли прямо к барьеру, словно он вам знаком. И вы происходите из рода, который выслеживают именно потому, что в нем много алломантов.

– Я… – запнулась Мараси. – Ну, просто не было подходящего случая… – Она еще сильнее залилась краской.

– Я удивлен и слегка разочарован, – сообщил Уэйн.

– Ну… я…

– О, не вами, – уточнил Уэйн. – Ваксом. Мог бы все это просчитать еще во время вашей первой встречи.

– К старости я стал медленно соображать, – сухо заметил Ваксиллиум.

– Эта способность не очень-то полезна, – призналась Мараси, опуская глаза. – Когда я увидела, как Уэйн применил свои способности скользуна, мне стало неловко. Понимаете, я пульсар.

Как Ваксиллиум и подозревал.

– А по-моему, очень полезный дар.

– Не то чтобы очень. Ускорение времени… это прекрасно. А что можно сделать с замедлением, и только для себя одной? В бою, к примеру, совершенно бесполезно: все остальные будут двигаться с огромной скоростью вокруг меня. Отец стыдился этой силы. Велел молчать о ней, как и о том, чья я на самом деле дочь.

– Я все больше убеждаюсь, что ваш отец весьма смахивает на дурака. У вас есть дар. Да, он не универсален, но так ведь с любым инструментом.

– Как скажете.

В проходе между скамьями появился лоточник с кренделями. Голодный Уэйн сорвался с места. Ваксиллиум откинулся на спинку сиденья, глядя в окно и размышляя.

Майлз. Нет, полной уверенности не было. Когда Ваксиллиум выстрелил главарю бандитов в лицо и тот упал, он решил, что перепутал голос. Майлза невозможно уложить выстрелом из пистолета.

Если только он не притворился, чтобы Ваксиллиум его не узнал. Майлз ведь очень хитер.

«Это он, – подумал Ваксиллиум. – И я понял это сразу, как только заговорил главарь умыкателей. Просто не захотел себе признаваться».

Ваксиллиум испытывал явное потрясение. Удивительно – после всего пережитого в Дикоземье! Хотя там все куда проще. Не то что здесь, в Эленделе, где многое скроено совсем по другим меркам. Здесь даже оружие у бандитов из столь дорогого материала, что с таким же успехом это могло оказаться золотом. А он, Ваксиллиум, бросился в бой, решив, что справится.

«Мараси считает, надо действовать совместно с констеблями, но…»

Ваксиллиум пощупал серьгу в кармане. Гармония явно хочет, чтобы он продолжал расследование. Но разве Гармония не более чем образ в сознании Ваксиллиума?

«Предвзятость подтверждения», так это называли. То есть он чувствовал то, что ожидал почувствовать. Об этом твердил здравый смысл.

«Как долго я не гулял в тумане!» – подумал Ваксиллиум.

Туман всегда помогал набраться сил. Пребывая в нем, Ваксиллиум ощущал себя так, словно его кто-то оберегал.

«Надо продолжать».

Он попытался не вмешиваться, и в результате застрелили лорда Петеруса. Обычный метод Ваксиллиума заключался в том, чтобы взять ситуацию в свои руки. Так приучались работать все законники в Дикоземье.

«Мы с Майлзом не такие уж разные», – подумал Ваксиллиум.

Может быть, потому этот человек и вызывал у него всегда такой страх.

Поезд замедлил ход, приближаясь к нужной станции.

12

Уэйн вышел из кареты следом за Ваксиллиумом и Мараси. Глянул на кучера и бросил ему монету:

– Надо, чтобы ты подождал чуток, дружище. Думаю, это не будет проблемой.

– Никаких проблем, дружище, – кивнул тот, осмотрев монету.

– Хорошая у тебя шляпа, – заметил Уэйн.

На кучере была круглая жесткая фетровая шляпа, коническая, но с плоским верхом и украшенная перышком.

– Мы в «Каретах Гэвила» все такие носим.

– Хм. Поменяться не хочешь?

– Чего? Поменяться шляпами?

– Ну да.

Уэйн бросил ему свою тонкую вязаную шапку – кучер поймал:

– Я не уверен…

– Добавлю крендель, – сказал Уэйн, вытаскивая его из кармана.

– Э-э…

Кучер взвесил на ладони монету, на секунду задумался, потом снял шляпу и протянул Уэйну:

– Не надо. Думаю, я… просто куплю себе другую.

– Неимоверно мило с твоей стороны.

Откусив кусок от кренделя, Уэйн неспешно двинулся следом за Ваксиллиумом и Мараси. По пути надел шляпу. Сидела она не сказать, чтобы хорошо. Потом ускорил шаг, чтобы догнать друзей, остановившихся на невысоком холме. Вдохнул полной грудью, ощущая влажность канала, запах пшеницы, цветов, и… чихнул. Уэйн ненавидел заполнять метапамять одновременно с другими делами. Ему больше нравилось заполнять ее большими порциями. Это делало его очень больным, зато можно было много спать, много пить, что помогало скоротать время.

Куда хуже – откладывать в метапамять ровно столько, сколько возможно, чтобы сохранять здоровье. Уэйн снова чихнул, еще сильнее, чем в первый раз, заболело горло, заслезились глаза. От усталости он еле-еле держался на ногах. Но ему требовался этот запас здоровья, так что приходилось продолжать.

Уэйн прошелся по траве. Внешние Владения казались ему необычным местом. В Дикоземье всегда сухо и пыльно. Город же был слишком густозаселенным, а кое-где и грязным. Здесь же все выглядело попросту… милым.

Даже чересчур милым. По спине Уэйна пробежали мурашки. Люди здесь целый день работали в поле, а потом отправлялись домой, чтобы сидеть на крыльце, пить лимонад и чесать за ухом пса. От такой жизни можно запросто умереть от скуки.

Странно, но на открытом пространстве Уэйн ощущал куда более сильное беспокойство и стесненность, нежели в тюремной камере.

– Последнее ограбление поезда произошло здесь.

Ваксиллиум вытянул руку, указывая на рельсы, которые образовывали изгиб как раз слева от них, потом провел рукой вдоль путей, словно видел то, чего не видел Уэйн. Он часто так делал.

Зевнув, Уэйн откусил еще кусок от кренделя:

– Чего там такое, сэр? Чегось там такось, сэр? Чегошеньки такошеньки, сэр?

– Уэйн, что ты бормочешь?

Ваксиллиум повернулся, изучая канал справа от них. Широкий и глубокий в этом месте, он предназначался для груженных провизией барж, которые отправляли в город.

– Упражняюсь в говорении торговца кренделями, – пояснил Уэйн. – У него потрясающий говор. Наверняка родом из какого-то дальнего городка. Из тех, что возникли не так давно в южных предгорьях.

Ваксиллиум бросил на него суровый взгляд:

– Эта шляпа выглядит нелепо.

– К счастью, шапчонку-то я могу поменять, – подражая говору торговца кренделями, сказал Уэйн, – а вот от вашей физиономии, сэр, вам никуда не деться.

– Вы так похожи на братьев, – заметила с любопытством наблюдавшая за ними Мараси. – Сами хоть об этом догадываетесь?

– При условии, что я красивый брат, – уточнил Уэйн.

– Железнодорожные пути здесь расположены очень близко от канала, – продолжал Ваксиллиум. – Остальные ограбления также произошли недалеко от каналов.

– Насколько я помню, – сказала Мараси, – бо́льшая часть железнодорожных путей идет параллельно каналам. Каналы появились раньше, и когда стали прокладывать пути, было разумно следовать уже имевшимся «дорогам».

– Да, – согласился Ваксиллиум. – Но здесь это особенно бросается в глаза. Вы только посмотрите, как близко к каналу проложены рельсы.

«Его говор меняется, – подумал Уэйн. – Всего шесть месяцев в городе, а это уже сказывается. В чем-то он более утончен, в чем-то – менее официален».

Понимали ли люди, что их голоса похожи на живых существ? Перемести растение, и оно изменится, приспособится к окружающей среде. Перемести человека, и его речь начнет адаптироваться, эволюционировать.

– Хотите сказать, умыкатели используют нечто, что неудобно перемещать по суше? – спросила Мараси. – Им приходится перевозить это по каналу и выбирать место поближе к рельсам, чтобы установить и организовать грабеж?

«Ее манера произношения… – подумал Уэйн. – С Ваксом Мараси говорит более высокопарно, чем со мной».

Она так старается произвести впечатление. Вакс хоть замечает? Скорее всего, нет. Всегда был слеп по отношению к женщинам. Даже к Лесси.

– Да, – сказал Ваксиллиум, спускаясь по склону. – Вопрос в том, как эта штука – чем бы она ни была – так быстро и эффективно опустошает грузовые вагоны?

– Что в этом такого странного? – удивился Уэйн. – Будь я умыкателем, приволок бы с собой огромную банду и быстро провернул свое дело.

– Это не просто вопрос людских ресурсов, – возразил Ваксиллиум. – Грузовые вагоны были заперты, а внутри некоторых находились охранники. Когда поезда прибывали на место назначения, вагоны по-прежнему оставались заперты, но оказывались пусты. Кроме того, из одного украли много тяжелых слитков железа. Дверь вагона – бутылочное горлышко; и на определенном этапе большое число людей создало бы только помехи. Просто невозможно разгрузить сотни слитков за каких-то пять минут при помощи одной лишь грубой силы.

– Скоростной пузырь? – предположила Мараси.

– Мог бы помочь, – согласился Вакс, – но не очень. Бутылочное горлышко никуда не денется, опять же много народу в скоростной пузырь не втиснешь. Уже шестерым будет там тесно. А они должны будут перетаскивать железные слитки к краю пузыря, потом сбрасывать его и создавать новый. Пузыри ведь нельзя двигать после того, как они возникли, – придется создавать новый.

Вакс покачал головой, уперев руки в бока.

– Да и затраты на темпосплав были бы невероятные. Одна крупица стоимостью около пятисот банкнот позволяет Уэйну сжать примерно две минуты в пятнадцать внешних секунд. Чтобы сжать время, равное пяти минутам снаружи, – достаточное, чтобы перетащить все эти слитки железа, – пришлось бы потратить десять тысяч банкнот. Слитки покрыли бы лишь малую часть от этой суммы. Гармония, да на такие деньги можно собственный поезд купить. Не верю. Тут наверняка что-то другое.

– Какие-то машины, – сделала еще одно предположение Мараси.

Кивнув, Ваксиллиум продолжил спуск по склону, приглядываясь к земле:

– Давайте посмотрим, нет ли здесь каких-нибудь улик. Может, у машин были колеса, которые оставили колею или отпечатки.

Уэйн сунул руки в карманы и побрел вперед, изображая поиски. В подобных делах настоящим мастером был Вакс – потому Уэйн и втянул его в это расследование. Если дело касалось людей, Уэйн мог неплохо справиться. Но с цветами и грязью все обстояло… не так хорошо.

Через несколько минут Уэйну стало до такой степени скучно, что он потихоньку приблизился к тому месту, которое изучала Мараси.

– Вынуждена заметить, Уэйн… эта шляпа не твоего размера.

– Ага. Я просто хочу все время напоминать Ваксу, что он мне должен новую.

– Почему? Ты же сам позволил тому человеку забрать свою старую шляпу.

– Вакс убедил меня не пытаться ее отбить, – проворчал Уэйн. Это казалось очевидным. – И потом, ведь это он подстрелил того парня и позволил ему уйти!

– Он же не знал, что бандит выживет.

– Надо было прихватить мою шляпу, – заупрямился Уэйн.

Мараси растерянно улыбнулась.

Большинство людей ничего не смыслили в шляпах, и Уэйн, в общем-то, их не винил. Пока не завладеешь хорошей шляпой, которая приносит удачу, понять ее ценность нелегко.

– Да вообще-то, все в порядке, – негромко сказал Уэйн, пиная сорняки. – Только не говорите Ваксу.

– Что?

– Мне нужно было потерять ту шляпу, – признал Уэйн. – Иначе она сгорела бы во время взрыва, понимаете? Мне повезло, что ее украли. С ней могло бы случиться то же, что и с моим пыльником.

– Ты очень своеобразный человек, Уэйн.

– В строгом смысле слова, мы все такие, – заметил он. И, поколебавшись, уточнил: – Наверное, кроме близнецов. Впрочем, ладно, я кое-что хотел у вас спросить. Но это немного личное.

– В какой степени?

– Ну, понимаете, про вас и все такое. Личное про личность. Как-то так.

Мараси нахмурилась, потом покраснела. Похоже, леди Хармс так поступала часто, что, с точки зрения Уэйна, было просто здорово. Девушки хорошеют, когда у них появляется чуток краски на лице.

– Ты же не про меня… и тебя… Ну, то есть…

– О, Гармония! – Уэйн рассмеялся. – Да ничего подобного, любезная. Не переживайте. Вы очень хорошенькая, что-то в вас есть от медяшки, если понимаете, о чем я.

– Медяшки?

– Ну да. «Медяшка» рифмуется с «милашкой», а вы такая. Еще у вас миленький говорок, да и в смысле облаков все так симпатично, упруго.

– Позволено ли мне узнать, о чем речь?

– О таких белых пушистых штуках, парящих высоко над плодородной землей, в которую сажают семена.

Мараси еще сильней залилась краской:

– Уэйн! Это, наверное, самая изощренная грубость из всего, что мне доводилось слышать.

– Стремлюсь к совершенству, любезная. Стремлюсь к совершенству. Но не переживайте: как я и сказал, вы весьма хорошенькая, но недостаточно сильная для меня. Я предпочитаю женщин, которые одним ударом наотмашь могут раскроить башку.

– Тебе нравятся женщины, способные тебя избить?

– Ну да. Это же здорово. Так или иначе, поговорить я собирался о вашей алломантии. Видите ли, у нас с вами противоположные силы. Я ускоряю время – вы замедляете. А что случится, если мы оба задействуем алломантию одновременно? Мм?

– Это задокументировано. Наши силы отменят друг друга. Ничего не случится.

– Правда?

– Да.

– Хм. – Уэйн вытер нос платком. – С учетом того, что мы оба сжигаем редкие металлы, это самое дорогостоящее «ничего», какое только можно придумать.

– Не знаю. – Мараси вздохнула. – Моя сила и сама-то по себе ни на что не годится. Кажется, я по-настоящему не понимала, до чего жалкая у пульсара участь, пока не увидела, на что способен ты.

– О, ваш дар не так уж плох.

– Уэйн, каждый раз, когда я использую свою силу – каждый раз! – я застываю на месте с дурацким видом, в то время как все остальные продолжают двигаться. Ты можешь использовать свою силу, чтобы выиграть время. Я при помощи своей могу его только потерять.

– Это верно, однако может случиться так, что вы захотите, чтобы какой-нибудь день наступил быстрее. Захотите изо всех сил. Тогда можно воспламенить немного хрома – и хлоп! Он наступил.

– Я… – Мараси смутилась. – Вообще-то, я это уже делала. Хром горит намного медленнее, чем темпосплав.

– Ну вот! Преимущества есть. И насколько большим получается пузырь?

– Могу создать размером с небольшую комнату.

– Это куда крупнее, чем мой, – заметил Уэйн.

– Умножь ноль на тысячу, и все равно получишь ноль.

Уэйн даже растерялся:

– Что, серьезно?

– Э-э, да. Это базовая математика.

– Я думал, разговор про алломантию. Когда это мы успели перейти к математике?

И это заставило ее покраснеть. Подобное от девушки можно ожидать, когда говоришь о ее привлекательных частях тела, но не когда упоминаешь математику. Ну и странный же сплав – эта леди Хармс.

Мараси покосилась на Ваксиллиума. Тот что-то изучал на земле возле канала.

– А вот он, – сказал Уэйн, – он любит умных.

– У меня нет никаких намерений по отношению к лорду Ладриану, – быстро проговорила Мараси.

Слишком быстро.

– Жалость какая, – покачал головой Уэйн. – По-моему, вы ему нравитесь, любезная.

Это могло оказаться преувеличением. Уэйн точно не знал, что думает Вакс по поводу Мараси, однако его другу необходимо было отвлечься от мыслей о Лесси. Лесси была великолепной девушкой. Чудесной и все такое. Но она умерла, а у Вакса все еще оставался этот… пустой взгляд. Такой же, как в недели, последовавшие за смертью Лесси. Сейчас он немного смягчился, но не исчез.

Новая любовь очень бы помогла. Уэйн в этом не сомневался, так что весьма обрадовался, когда Мараси пришла в движение и вскоре добрела туда, где работал Вакс. Коснулась его руки – он указал на что-то на земле возле канала. И они начали это изучать.

Уэйн неспешно приблизился.

– …Совершенно прямые углы, – говорила Мараси. – От чего-то механического.

На земле красовался отпечаток чего-то тяжелого и квадратного. По всей видимости, это был единственный след в округе, и он оказался не тем, что Вакс рассчитывал найти. Он присел возле отпечатка, хмурясь, прижал ладонь к земле – вероятно, чтобы проверить, насколько плотно она сбита. Потом снова посмотрел на рельсы:

– Недостаточно отпечатков обуви. Такое невозможно осуществить при помощи живой силы. Даже если у них был скоростной пузырь.

– Я думаю, вы правы, – согласилась Мараси. – Если ограбление произошло прямо здесь, машина могла оставаться на воде, и рельсы все равно были бы в пределах ее досягаемости.

Ваксиллиум встал и отряхнул руки:

– Давайте вернемся. Мне нужно время, чтобы подумать.

Ваксиллиум шел по пассажирскому вагону, руки у него были мокрыми после уборной. Под ногами грохотало, снаружи проносились поля.

Интересно, где прячется Майлз? Мысли Ваксиллиума бегали по кругу. В городе убежищ слишком много, а Майлз – не типичный преступник. Он бывший законник. Обычные инстинкты Ваксиллиума не могли подсказать нужный ответ.

«Он захочет залечь на дно, – решил Ваксиллиум. – Он осторожен. Рассудителен. К тому же потерял людей и ресурсы. Он выдержал паузу в несколько месяцев между кражей алюминия и следующим ограблением. Но где?»

Ваксиллиум прислонился к стене коридора. Этот вагон первого класса состоял из отдельных купе. Было слышно, как в ближайшем переговариваются люди. Дети. Пришлось совершить долгую прогулку через шесть вагонов, чтобы разыскать открытую уборную. Уэйн и Мараси находились в купе через несколько вагонов.

Если Мараси не ошиблась по поводу предполагаемой роли похищенных женщин, то их ожидала страшная судьба. Майлз мог позволить себе отступить, чтобы подождать, пока все успокоится. С каждым часом промедления его будет все сложнее отыскать.

«Нет, – подумал Ваксиллиум. – Ему придется совершить еще один налет».

Быстрый; возможно, без заложниц, чтобы получить еще алюминия. Ваксиллиум просмотрел донесения о первой краже и сумел в точности оценить объем алюминия, который тайно перевозил Текиэль. Этого должно было с трудом хватить на то, чтобы вооружить тридцать-сорок человек. Значит, Майлзу, прежде чем уйти в подполье, понадобится еще один грабеж, и он сможет использовать вынужденную передышку, чтобы изготовить больше пистолетов и патронов.

Это давало Ваксиллиуму еще один шанс его поймать. Если все правильно организует. Он…

Крик был тихим, но Ваксиллиум приучил себя чутко прислушиваться к таким вещам и всегда оставался начеку. В особенности когда о чем-то размышлял. Он тотчас же бросился в сторону, и это спасло ему жизнь – пуля пробила стеклянное окно в конце вагона.

Ваксиллиум развернулся, вытаскивая револьвер из кобуры. В соседнем вагоне возникла фигура в черном, которая смотрела сквозь разбитое окно. Он опять был в маске, закрывавшей лицо до самых глаз. И телосложение, и рост, даже то, как он держал свой пистолет…

«Дурак!» – мысленно выругал себя Ваксиллиум.

Чутье его подвело. Обычный преступник залег бы на дно. Но не Майлз. Он бывший законник, он привык быть охотником, а не дичью.

И если ты испортил его планы, он придет за тобой.

13

У Ваксиллиума не было времени, чтобы вскинуть оружие. Он мгновенно увеличил свой вес, разжег сталь и толкнул двери между вагонами. Двери согнулись и сорвались с петель, стеклянные окна взорвались и помешали трем выстрелам, которые Майлз произвел один за другим.

Поезд начал поворачивать, и вагон задергался. Из купе высунулись головы, широко раскрытые глаза искали источник шума. Майлз опять прицелился в Ваксиллиума через весь коридор. Дети поблизости плакали.

«Я не могу рисковать случайными людьми, – подумал Ваксиллиум. – Надо отсюда выбираться».

Когда раздался выстрел, Ваксиллиум бросился вперед. Выбив искры, пуля отрикошетила возле самой головы. Он не ощутил ее алломантически. Алюминий.

Ваксиллиум вырвался в пространство между вагонами, где ревел ветер и дергал его за одежду. Когда Майлз выстрелил в шестой раз, Ваксиллиум при помощи алломантии оттолкнулся от сцепки внизу и запустил себя вверх.

Он взмыл. Ветер поймал его, толкнул назад, и Ваксиллиум с глухим стуком приземлился на крышу вагона, расположенного на несколько вагонов дальше к хвосту, опустившись на одно колено и удерживая равновесие свободной рукой. Ветер трепал волосы и полы жакета. Ваксиллиум поднял револьвер.

Майлз здесь. В поезде.

«Я мог бы его остановить. Покончить с этим».

Однако тут же пришла следующая мысль: и каким же образом он собирается остановить Стожильного Майлза?

Фигура в маске поднялась между вагонами – наверно, всего в десяти футах, – держа в руке крупнокалиберный пистолет. Майлз всегда предпочитал огневую мощь точности стрельбы. Как-то даже сказал, что лучше промахнется пару раз, зато будет знать, что, если попадет, тот, в кого он стрелял, уже не встанет.

Ваксиллиум выругался и начал заполнять метапамять, сбросив вес почти до нуля, потом покатился вправо, прочь с крыши, за край вагона. Раздались выстрелы. Схватился за выступающую часть окна, прижался к боковой стороне вагона и втиснул одну ступню в какую-то выемку в металлическом корпусе. Уменьшенный вес позволил удерживаться без труда, хотя из-за легкости тела стало сложнее бороться с ветром.

Далеко впереди двигатель извергал пепел и черный дым; внизу грохотали по рельсам колеса. Ваксиллиум поднял револьвер и стал ждать, продолжая цепляться за стенку вагона ногой и свободной рукой.

Вскоре между вагонами высунулась голова в маске. Ваксиллиум сделал один быстрый выстрел, алломантически толкнув пулю, чтобы та быстрей летела против ревущего ветра. Попал Майлзу прямо в левую глазницу. Голова бывшего законника резко запрокинулась, брызнула кровь. Он замешкался, и Ваксиллиум, снова выстрелив, попал ему в лоб.

Противник поднял руку и сорвал маску. Да, это точно был Майлз. Ваксиллиум сразу узнал его ястребиное лицо, короткие черные волосы, приметные брови. Законник, которому следовало заниматься совсем другими делами. Неимоверно мощный двурожденный. Его глаз вырос, а рана на лбу исчезла в мгновение ока. Глубоко под рукавами блестело золото – его метапамять; штыри, словно арбалетные болты, пробивавшие кожу на предплечьях. На металл, который пронзал плоть, было неимоверно трудно воздействовать при помощи стальных алломантических толчков.

«Ржавь и Разрушитель!»

Даже пуля, угодившая в глаз, его не очень-то замедлила. Ваксиллиум прицелился и выстрелил в приближавшееся дерево, потом отцепился от поезда и сделал себя как можно более легким. Ветром его понесло назад; пролетая мимо дерева, Ваксиллиум оттолкнулся от застрявшей в стволе пули и швырнул себя в сторону, между двумя вагонами поезда. Там он пригнулся, еле дыша и с колотящимся сердцем, и ушел еще от одной пули Майлза, которая рикошетом отскочила от угла вагона совсем рядом.

Как сражаться с противником, который, в сущности, бессмертен?

Поезд снова повернул, объезжая какие-то низкие холмы. Неподалеку пролетали зеленеющие фермы и безмятежные сады. Ваксиллиум схватился за вагонную лестницу, подтянулся выше и осторожно выглянул из-за края крыши.

Майлз несся к нему во весь опор по верху вагона. Выругавшись, Ваксиллиум поднял пистолет – синхронно то же самое сделал противник. Ваксиллиум выстрелил первым и сумел попасть в Майлза, который к этому моменту был уже в нескольких шагах.

Ваксиллиум целился в руку с пистолетом.

Пуля вошла в плоть и кость, заставив Майлза выругаться и уронить пистолет. Оружие отскочило от крыши и исчезло за краем вагона. Ваксиллиум удовлетворенно улыбнулся. Майлз зарычал, потом прыгнул вперед с крыши вагона и врезался в него.

Ваксиллиум охнул от боли, когда его голова ударилась о металл.

«Дурак!»

Мало кто осмелился бы так прыгнуть: слишком велика была вероятность того, что они оба выпадут из движущегося поезда. Впрочем, Майлза это не волновало.

Они свалились в пространство между вагонами, где опора под ногами была слишком зыбкой. Майлз обеими руками схватил Ваксиллиума за жилет, поднял и ударил спиной о стену вагона. Ваксиллиум рефлекторно выстрелил Майлзу в живот – в упор, снова и снова, – но пули, вылетая из спины бывшего законника, даже его не замедлили. Он притянул Ваксиллиума к себе и ударил кулаком в лицо.

Вспыхнула боль, перед глазами все поплыло. Ваксиллиум едва не потерял опору под ногами и чуть не упал на рельсы, что неслись внизу. В отчаянии он попытался подбросить себя в воздух, но Майлз был к этому готов: едва Ваксиллиум начал подниматься, противник сунул ногу под нижнюю перекладину лестницы и удержался на месте. Ваксиллиум, все еще оглушенный, дернулся, но не взлетел. Оттолкнулся сильней, но Майлз держал крепко, и взгляд у него был решительный.

– Ты можешь разорвать сухожилия в моей ступне, Вакс, – сквозь грохот колес и вой ветра заорал бывший законник, – но они тотчас же срастутся. Думаю, твое тело сдастся раньше моего. Отталкивайся сильней. Посмотрим, что получится.

Ваксиллиум перестал отталкиваться и упал обратно на площадку между вагонами. Опустившись, попытался схватить Майлза за шею, но бывший законник был моложе, проворнее и сильнее. Он увернулся – продолжая держать Ваксиллиума за жилет, – а потом дернул. Ваксиллиум споткнулся, теряя равновесие, повалился на Майлза, который саданул ему кулаком под дых.

Ваксиллиум ахнул от боли. Майлз схватил его за плечо и дернул на себя, намереваясь снова ударить кулаком в живот.

Ваксиллиум десятикратно увеличил вес.

Майлз замешкался, внезапно ощутив, что тянет на себя нечто невероятно тяжелое. Вытаращил глаза. Он привык иметь дело с алломантами-стрелками – они встречались очень часто, в особенности среди преступников. Ферухимики попадались куда реже. Майлз знал, кем является Ваксиллиум, но знать о силе и предугадывать ее – разные вещи.

Все еще чувствуя боль и с трудом переводя дыхание после удара, Ваксиллиум, вложив свой огромный вес, всадил плечо в грудь Майлза. Противник выругался, разжал руки и, увернувшись, быстро вскарабкался по лестнице обратно на крышу.

Вакс перестал забирать силу из метапамяти и оттолкнулся, подбросив себя вверх. Приземлился на другом вагоне и повернулся к Майлзу, с которым его разделял всего лишь узкий зазор. Ветер играл их одеждой, по обеим сторонам проносились поля. Поезд миновал стрелку – Ваксиллиума качнуло. Он упал на одно колено и прижал ладонь к крыше, увеличивая вес, чтобы удержаться на месте. Майлз стоял в полный рост, не обращая внимания на ходящий ходуном вагон.

Ваксиллиум слышал невнятные крики – видимо, люди перебегали в другие вагоны, стараясь убраться подальше от стрельбы. Если повезет, суматоха должна была привлечь внимание Уэйна.

Майлз потянулся к пистолету на другом бедре. Ваксиллиум тоже схватил свой второй пистолет: первый – лучший из двух – он уронил во время драки. Перед глазами по-прежнему все расплывалось, сердце колотилось, но все-таки Ваксиллиум успел поднять пистолет почти в ту же самую секунду, что и Майлз. Оба выстрелили.

Пуля пробила сюртук Вакса, оцарапав бок; брызнула кровь. Его собственная пуля угодила Майлзу в колено, заставив оступиться и совершить промах. Вакс аккуратно прицелился и попал Майлзу в руку, которая тут же начала восстанавливаться: осколки костей собрались, сухожилия взметнулись на место как резиновые, кожа наросла, точно лед на поверхности пруда. Но пистолет он выронил.

Майлз потянулся за ним. Вакс небрежно опустил свой и новым выстрелом отправил оружие противника за край вагонной крыши.

– Будь ты проклят! – выругался бывший законник. – Ты хоть знаешь, сколько стоят эти штуки?

Все еще стоя на одном колене, Вакс поднял пистолет, и ветер, рожденный движением поезда, унес в сторону дымок, курившийся из ствола.

Майлз снова выпрямился.

– Знаешь, Вакс, – заорал он сквозь ветер, – я все время спрашивал себя, придется ли мне когда-нибудь с тобой драться. В глубине души я был уверен, что твоя мягкость приведет к такому исходу. Предполагал, что ты позволишь уйти тому, кого не стоило бы отпускать. И гадал, представится ли мне шанс выслеживать тебя за это.

Ваксиллиум не ответил. Внешне он был спокоен, хотя его терзала жгучая боль и он пытался прийти в себя после полученной трепки. Он поднял руку и зажал рану в боку. К счастью, та оказалась не очень глубокой, но пальцы все равно окрасились кровью. Поезд качнуло, и он быстро опустил руку обратно на крышу.

– Что тебя сломало, Майлз? – крикнул Ваксиллиум. – Соблазн богатства?

– Ты отлично знаешь, что дело не в деньгах.

– Тебе нужно золото. Не отрицай. Тебе оно всегда было нужно для постоянного сопоставления.

Майлз не ответил.

– Что случилось? – продолжал Ваксиллиум. – Ты был законником, Майлз. Весьма хорошим законником.

– Я был псом, Вакс. Собакой, которую держали на поводке, кормя фальшивыми обещаниями и суровыми приказами. – Майлз отошел на пару шагов, потом разбежался и перепрыгнул разделявший их зазор.

Ваксиллиум попятился.

– Не говори, что никогда этого не чувствовал, – не то крикнул, не то зарычал Майлз. – Ты каждый день трудился, чтобы исправить этот мир, Вакс. Ты пытался покончить с болью, с насилием, с грабежами. Ничего не вышло. Чем больше людей ты арестовывал, тем больше происходило неприятностей.

– Такова жизнь законника. Если ты сдался, ладно. Но не следовало переходить на другую сторону.

– Я уже там был, – возразил Майлз. – Откуда берутся преступники? Кто ими становится? Хозяин магазинчика по соседству, который вдруг начал буйствовать и убивать? Или мальчишки, выросшие за городом, работая на иссушенной ферме своего отца? Нет. Они выходят из шахтеров, которых привезли из города, чтобы те зарывались в землю и раскапывали последнюю из богатых жил, а потом бросили, как только она истощилась. Из охотников за удачей. Из богатых дурней, которые приехали из города в поисках приключений.

– Мне наплевать, кто кем был. – Ваксиллиум продолжал пятиться. Он уже добрался до предпоследнего вагона. Место для отступления заканчивалось. – Я служил закону.

– Я тоже, – рявкнул Майлз. – Но теперь я служу кое-чему получше. Сути закона, смешанной с истинной справедливостью. Сплаву, Вакс. Тому, что объединяет лучшие качества обоих. Я занимаюсь кое-чем более важным, чем преследованием мрази, которую прислали мне из города. И не говори, что ты никогда этого не замечал. Как насчет Парса-Мертвеца, твоей «самой большой добычи» за последние пять лет? Помню, как ты его выслеживал. Помню, как ты ночи не спал от беспокойства. Кровь в пыли в центре Везеринга, где он оставил труп дочери старого Барлоу, чтобы ты его нашел. Откуда он взялся?

Ваксиллиум не ответил. Парс был убийцей из города, мясником, которого поймали, потому что он убивал нищих. Он сбежал в Дикоземье и там опять принялся трудиться ради утоления своих жутких желаний.

– Они его не остановили, – презрительно сказал Майлз, шагнув вперед. – Они не послали тебе кого-то на помощь. Им было наплевать на Дикоземье. Всем наплевать на Дикоземье – они считают нас неким местом, куда можно сбрасывать мусор.

– И ты их грабишь, – крикнул в ответ Ваксиллиум. – Крадешь их дочерей, убиваешь любого, кто встанет у тебя на пути?

Майлз сделал еще шаг вперед:

– Я делаю то, что делать необходимо, Вакс. Разве это не одно из правил законников? Я не переставал им быть – нельзя перестать быть законником. Это становится частью тебя. Ты делаешь то, что никто другой делать не станет. Вступаешься за угнетенных, все исправляешь, останавливаешь преступников. Что ж, я просто решил, что стоит нацелиться на более могущественную разновидность преступников.

Ваксиллиум покачал головой:

– Ты позволил себе превратиться в чудовище, Майлз.

– Ты говоришь одно. – Майлз покачал головой, ветер трепал его короткие волосы. – Но твои глаза, Вакс… они выдают правду. Я вижу. Ты и впрямь понимаешь меня. Ты тоже это почувствовал. Ты знаешь, что я прав.

– Я не присоединюсь к тебе.

– Я и не прошу. – Голос Майлза смягчился. – Ты всегда был хорошим псом, Вакс. Если хозяин тебя бьет, ты просто скулишь и спрашиваешь себя, как лучше служить. Не думаю, что мы бы сработались. Не в этом деле.

Он ринулся вперед.

Ваксиллиум сбросил весь вес в метапамять и прыгнул задом наперед, позволив ветру подхватить себя и протащить добрых двадцать футов. Увеличив вес, приземлился на крышу последнего вагона. Они приближались к предместьям – флора Внешних Владений иссякала.

– Давай же, беги! – заорал Майлз. – Я просто вернусь и заберу маленькую ублюдочную леди Хармс! И Уэйна. Всегда искал повод всадить ему пулю в голову. – Он повернулся и зашагал в обратном направлении.

Ваксиллиум выругался, бросаясь вперед. Майлз повернулся, его губы растянулись в холодной улыбке. Затем нагнулся и вытащил из-за голенища сапога нож с длинным лезвием. Алюминиевый. На нем не было ни единого кусочка подверженного алломантии металла, который Ваксиллиум смог бы увидеть.

«Я должен сбросить его с поезда», – подумал Вакс.

Ему не справиться здесь с Майлзом, не покончить с ним. Нужно что-то придумать и как следует подготовиться.

Приближаясь, Вакс поднял пистолет и попытался выстрелом выбить оружие из руки Майлза, но тот крутанул нож и всадил лезвие в собственное предплечье – вогнал под кожу по самую рукоять. И даже не дрогнул. По всему Дикоземью рассказывали истории, что после сотни ран, каждая из которых должна была его убить, Майлз сделался совершенно нечувствительным к боли.

Он вскинул руки, готовый схватить Ваксиллиума – и одновременно готовый в мгновение ока выхватить нож. Ваксиллиум вытащил собственный, взял в левую руку. Противники закружились. Увеличенный вес помогал Ваксу крепко держаться на крыше громыхающего вагона. Опора по-прежнему казалась не очень-то надежной, по лбу Ваксиллиума текли капли пота, которые сдувал ветер.

Несколько дураков из отдаленных вагонов высунули голову, пытаясь разглядеть, что происходит. К несчастью, Уэйна среди них не оказалось. Вакс сделал быстрый ложный выпад, но Майлз не попался на уловку. В ножевой схватке Вакс был лишь сносным бойцом, а Майлз считался одним из лучших. Но если бы они с Ваксом скатились с поезда…

«На такой скорости это прикончит меня, а не его, – подумал Ваксиллиум. – Разве что я сумею от чего-то оттолкнуться. Ржавь! Это будет нелегко».

У него был всего один шанс, который заключался в том, чтобы закончить драку быстро.

Майлз попытался его схватить. Вакс перевел дух и поддался, что Майлз счел удивительным, но все равно схватил его за руку. Другой рукой выдернул из своего предплечья нож. Вакс в отчаянии увеличил вес и плечом ударил Майлза в грудь.

К несчастью, тот предусмотрел такой ход: кинулся на крышу, перекатился и пнул Вакса по ногам.

В мгновение ока Вакс кувырком полетел с крыши в сторону гравия и камней возле железнодорожных путей. Какая-то первобытная часть его знала, что делать: он толкнул нож в собственной руке, вырвал из пальцев и вогнал в землю рядом. От этого Вакса подбросило в воздух, и одновременно он лишил себя веса. Его подхватил ветер. Вакс завертелся, совершенно утратив чувство направления.

Упал, покатился, ударился обо что-то твердое. Остановился, но перед глазами все продолжало дергаться. Небо кружилось.

Все замерло. Зрение постепенно восстановилось. Вакс был один посреди поля, заросшего сорняками. Поезд с пыхтением удалялся прочь.

Ваксиллиум застонал и перевернулся.

«Староват я для подобных упражнений», – подумал он, с трудом поднимаясь на ноги.

Возраст он начал ощущать где-то пару лет назад, но теперь ему уже перевалило за сорок. По меркам Дикоземья, древний старик.

Вакс глядел вслед удаляющемуся поезду, чувствуя боль в плече. Кое-что Майлз все же сказал верно.

Нельзя перестать быть законником.

Стиснув зубы, Вакс бросился вперед. Подобрал пистолет, который уронил во время падения, – при помощи алломантии отыскать его было нетрудно, – потом, не сбавляя темпа, прыгнул на рельсы.

Оттолкнулся, швырнув себя в воздух. Достиг хорошей высоты, оттолкнулся от рельсов позади, что бросило его вперед. Аккуратный алломантический толчок вниз, постоянное отталкивание от того, что сзади. Вокруг ревел ветер, одежда шумно трепыхалась, кровь сочилась из раны в боку.

Полет стрелка вызывал глубокое волнение. Такой свободы не знали прочие алломанты. Когда воздух принадлежал ему, Вакс чувствовал то же самое возбуждение, что и много лет назад, отправляясь попытать счастья в Дикоземье. Хотелось быть в своем туманном плаще и чтобы вокруг клубился туман. В тумане все получалось лучше. Говорили, он защищает праведных.

Ваксиллиум очень быстро догнал поезд и взмыл над ним по высокой дуге. По крышам вагонов двигалась маленькая фигурка, направляясь к Уэйну и Мараси.

Направив алломантический толчок вниз, чтобы не удариться слишком сильно, Вакс одновременно увеличил вес, так что, приземлившись, проделал вмятину в крыше вагона. Выпрямился и раскрыл револьвер, словно собираясь его перезарядить. Гильзы и патроны взмыли в воздух, Ваксиллиум схватил один.

Майлз развернулся. Вакс бросил ему патрон.

Застигнутый врасплох Майлз его поймал.

– До свиданья, – сказал Вакс и ударил по патрону самым мощным алломантическим толчком, на какой был способен.

Майлз вытаращил глаза. Его руку прижало к груди, а потом его самого сорвало с крыши поезда, поскольку ему передалась алломантическая сила, приложенная к патрону. Поезд как раз поворачивал, когда Майлз взмыл в воздух и грохнулся на каменистую землю позади.

Вакс сел, потом лег на спину, глядя в небо. Он глубоко дышал, чувствуя боль во всем теле, и прижимал ладонь к ране в боку. Так он ехал до следующей станции, где и спустился с крыши.

– У нас был приказ, милорд. Мы не должны останавливаться ни в коем случае. Умыкатели грабят тех, кто останавливается. Поэтому даже когда я услышал, что в пассажирских вагонах перестрелка…

– Все к лучшему, – кивнул Ваксиллиум, с радостью принимая чашку с водой у молодого человека в форме помощника машиниста. – Если бы вы остановились, меня бы, скорей всего, убили.

Он находился в маленькой комнате на станции. По традиции ею управлял младший член Дома, которому принадлежали близлежащие земли. Сам лорд был в отъезде, но дворецкий немедленно послал за местным лекарем.

Ваксиллиум – без сюртука, жилета и рубашки – придерживал повязку на боку. Он сомневался, что у него есть время ждать лекаря: Майлзу понадобится примерно час бега, чтобы добраться до этой станции. К счастью, он не стальной ферухимик, способный увеличивать собственную скорость.

Где-то около часа. Причем это еще не самый плохой вариант. Если Майлз найдет лошадь, он прибудет быстрее. И Ваксиллиум в точности не знал, как сопоставление влияет на выносливость Майлза. Возможно, он способен пробежать и более длинную дистанцию.

– Мы почти вызволили ваших людей, милорд, – входя, сообщил другой помощник машиниста. – Вообще-то, эти замки должны открываться легко!

Ваксиллиум допил воду. Майлз хорошо спланировал ловушку. Уэйн и Мараси оказались заперты в своем вагоне – вместе со всеми, кого угораздило там оказаться, – при помощи металлических стержней, которые запихнули в запорные механизмы снаружи. Майлз дождался, пока Ваксиллиум выйдет из вагона, и, прежде чем отправиться следом, тихонько запер остальных.

По сути, им повезло: Майлз мог бы попросту их убить. Хотя понятно, почему он этого не сделал: справиться с Уэйном, который способен к исцелению, не так-то просто. А вдруг бы вернулся Ваксиллиум? Тогда у Майлза оказалось бы сразу два противника. Нет, Майлз слишком осторожен. Ваксиллиум был его настоящей мишенью – остальных же следовало запереть с глаз долой, пока не будет покончено с первостепенной целью.

– Пора отправляться, – сказал Ваксиллиум машинисту, крупному мужчине с темно-каштановой бородой и в шляпе с плоским верхом. – Умыкатели могут появиться в любой момент. Нужно поскорей добраться до города. Задерживаться нельзя.

– Но ваша рана, милорд!

– Все будет хорошо, – успокоил Ваксиллиум.

В Дикоземье ему часто приходилось ждать дни или недели, прежде чем лекарь смог бы заняться раной.

– Мы…

Дверь распахнулась, и на пороге замерла Мараси. Ее платье из блестящей голубой ткани было все в подпалинах после взрыва в особняке, кое-где проглядывали белые кружева нижнего белья, однако держалась она с достоинством. На синем жилете, плотно обтягивающем корсаж, не хватало нижней пуговицы. Странно, почему-то раньше Ваксиллиум этого не замечал.

При виде окровавленной повязки Мараси вскинула руку ко рту, потом, похоже осознав, что перед ней обнаженный по пояс мужчина, сделалась красной, как свекла. На мгновение Ваксиллиум испытал прилив гордости: несмотря на небольшую седину в волосах, у него оставалось по-прежнему стройное и мускулистое тело.

– О Гармония! – воскликнула Мараси. – С вами все в порядке? Это ваша кровь? Может, мне нельзя здесь находиться? Я могу уйти. Мне ведь следует уйти? С вами точно все в порядке?

– Жить будет. – Уэйн выглянул у нее из-за спины. – Что ты натворил, Вакс? Споткнулся по пути из уборной?

– Майлз меня нашел, – пояснил Ваксиллиум, снимая повязку.

Похоже, рана почти перестала кровоточить. Он взял чистый бинт у помощника машиниста.

– Он мертв? – спросила Мараси.

– Я убил его пару раз. Но толку… до меня это пробовали многие.

– Надо снять с него метапамять, – сказал Уэйн. – Другого выхода нет.

– На нем их штук тридцать, и все разные, – возразил Ваксиллиум. – Все пронзают кожу, и в каждой достаточно исцеляющей силы, чтобы позволить справиться практически с любым ранением.

Громилу или кроветворца послабее вроде Уэйна можно убить выстрелом в голову. Майлз же исцелялся слишком быстро. Поговаривали, будто он исцеляется постоянно. Судя по тому, что Ваксиллиум знал о сопоставлении, раз начав, останавливаться было очень опасно.

– Звучит как вызов! – заявил Уэйн.

Мараси еще немного потопталась в дверях, потом явно приняла какое-то решение и бросилась вперед.

– Можно мне взглянуть на рану? – спросила она, присев возле скамьи Ваксиллиума.

Тот нахмурился, но перестал бинтовать и позволил ей отвернуть повязку.

– Вы разбираетесь в лекарском деле, миледи? – переминаясь с ноги на ногу, спросил машинист. Похоже, ее присутствие в комнате его слегка беспокоило.

– Я учусь в университете.

«А, ну да», – подумал Ваксиллиум.

– И что? – поинтересовался Уэйн.

Мараси пощупала рану:

– Университетские правила, установленные самим Гармонией, предусматривают широкую образованность.

– Ага, я знаю, им приходится принимать и девушек.

Мараси помедлила:

– Э-э… речь не об этом, Уэйн.

– Студентов следует учить всему понемногу, – объяснил Ваксиллиум, – прежде чем они выберут специальность.

– Что включает оказание первой помощи и основы хирургии, – прибавила Мараси. – А также полный курс анатомии.

Уэйн нахмурился:

– Погодите. Анатомия. То есть все части тела от и до.

Мараси зарделась:

– Да.

– И…

– И по всей видимости, сокурсникам очень нравилось наблюдать за моей реакцией. – Краска на щеках Мараси выступила еще ярче. – Мне бы не хотелось углубляться в тему, Уэйн, благодарю покорно. Это надо зашить, лорд Ваксиллиум.

– Вы сможете?

– Э-э… я еще ни разу не пробовала на живом человеке…

– Ха! Я месяцами лупил дуэльными тростями чучела, прежде чем опробовал их на человеке в первый раз. Никакой разницы.

– Все будет в порядке, Мараси, – улыбнулся Ваксиллиум.

– Так много шрамов, – словно не услышав, тихонько проговорила девушка.

Она смотрела на его грудь и бока, словно считая старые следы от пуль.

– Их семь, – негромко сообщил Ваксиллиум, крепко затягивая бинт.

– В вас стреляли семь раз?

– Многие пулевые ранения не смертельны, если правильно за ними ухаживать. На самом деле они не…

– Ох! – Мараси прижала пальцы к губам. – Я хотела сказать, что у нас есть записи только о пяти случаях. Лорд Ваксиллиум, вы расскажете о двух оставшихся?

– Конечно. – Он, поморщившись, встал; махнул, чтобы подали рубашку.

– Ой, простите. Неудобно получилось. Но меня так впечатлило, что в вас столько раз попали.

– Когда в тебя попадают, это на самом-то деле не очень впечатляюще, – заметил Уэйн. – Чтобы словить пулю, большой навык не нужен. А вот избежать ранения нелегко.

Ваксиллиум фыркнул, просовывая руку в рукав.

Мараси вскочила:

– Я отвернусь, чтобы вы смогли одеться.

– Отвернетесь? – переспросил Ваксиллиум.

– Э-э, да.

– Чтобы я смог одеться?

– Глупо вышло.

– Чуть-чуть.

Ваксиллиум улыбнулся, натягивая второй рукав. Начал застегивать пуговицы. Уэйн с трудом удерживался от смеха.

– Я… я немного волнуюсь. – Мараси прижала руки к щекам. – Просто я не привыкла, чтобы вокруг взрывалось, стреляли в людей, а когда я вхожу, мои друзья вдруг оказывались без рубашки, да еще и в крови! Это для меня в новинку.

– Все в порядке. – Ваксиллиум положил руку ей на плечо. – Есть качества куда хуже, чем искренность, Мараси. Уэйн в свое время был немногим лучше. Он так нервничал, что начинал…

– Эй, – перебил Уэйн, – не надо об этом!

– О чем? – убирая от лица руки, спросила Мараси.

– НИ О ЧЕМ! – рявкнул Уэйн. – Хватит уже. Пора двигаться. Если мистер Майлз-Убивец жив, ему наверняка захочется в нас пострелять. Хоть у Вакса и хорошо получается ловить пули – он много практиковался, как видите, – думаю, нам стоило бы избежать повторения сегодняшних приключений.

– Он прав. – Ваксиллиум надел жилет, сверху накинул наплечные кобуры.

– Вы уверены, что все в порядке? – заметив, что он поморщился, забеспокоилась Мараси.

– В полном. – Уэйн распахнул дверь. – Ежели соблаговолите припомнить, чуть раньше мою проржавевшую спину сорвало едва ли не целиком, а я не удостоился даже капельки того сочувствия, которое вы выказали только что.

– Это другое, – проходя мимо него, сказала Мараси.

– Чего? Почему? Потому что я могу исцеляться?

– Нет. Хоть мы и знакомы совсем недолго, я в некоторой степени уверена, что ты заслуживаешь, чтобы тебя время от времени взрывали.

– Ой, – проговорил Уэйн. – Это жестоко.

– И неправда? – спросил Ваксиллиум, натягивая сюртук. Тот выглядел весьма потрепанным.

– Ну, я этого не говорил. – Уэйн чихнул. – Шевелись, сонная тетеря. Ржавь! Его подстрелили, и он вообразил, будто может бездельничать весь остаток дня. Пора двигаться дальше!

Ваксиллиум через силу улыбнулся, хотя чувствовал себя таким же потрепанным, как собственный сюртук. Времени осталось мало. Майлз снял маску, значит явно рассчитывал убить Ваксиллиума. Теперь, когда его разоблачили, бывший законник станет только опаснее.

Если Майлз и его люди собирались украсть еще алюминия, им нужно поторапливаться. Возможно, ограбление произойдет прямо сегодня ночью. Ваксиллиум был в этом почти уверен: в газетах сообщалось, что Дом Текиэль похваляется новыми бронированными грузовыми вагонами.

– Так что мы будем делать, когда вернемся? – негромко спросил Уэйн, пока они шли назад к вагону. – Нам понадобится безопасное место, чтобы составить план, верно?

Понимая, на что он намекает, Ваксиллиум тяжко вздохнул:

– Видимо, ты прав.

Уэйн улыбнулся.

– Знаешь, – прибавил Ваксиллиум, – не уверен, что поблизости от Ранетт может отыскаться безопасное местечко. В особенности если там будешь ты.

– Это лучше, чем когда тебя взрывают, – весело возразил Уэйн.

14

Ваксиллиум постучался в двери домика. Район выглядел типичным элендельским кварталом. По обе стороны мощеной улицы росли ярко-зеленые пышные ореховые деревья. В Дикоземье такие большие были редкостью. Здесь же их росла целая улица, чьи обитатели, в отличие от Ваксиллиума, ничего особенного в этом не находили.

Он, Уэйн и Мараси стояли на крыльце узкого дома с кирпичным фасадом. Не успел Ваксиллиум опустить руку, как дверь распахнулась и на пороге возникла стройная, длинноногая женщина в коричневых брюках и длинном кожаном жакете в стиле Дикоземья поверх белой рубашки без всякой чуши в виде кружев. Ее темные волосы были стянуты в хвост, доходивший до плеч. Бросив взгляд на Ваксиллиума и Уэйна, женщина без единого слова захлопнула дверь.

Ваксиллиум с Уэйном переглянулись и отошли на шаг в сторону. Мараси растерянно смотрела то на одного, то на другого, пока Ваксиллиум не взял ее за руку и не подтянул к себе.

Дверь снова распахнулась, и женщина выставила наружу дробовик. Выглянула из дверного проема; обнаружив непрошеных гостей, прищурилась.

– Считаю до десяти. Раз.

– Послушай, Ранетт, – начал Ваксиллиум.

– Два-три-четыре-пять, – быстро проговорила она.

– Неужели нам и впрямь надо…

– Шесть-семь-восемь. – Ранетт подняла дробовик и прицелилась.

– Ладно-ладно… – сдался Ваксиллиум и поспешил вниз по ступенькам.

Придерживая свою кучерскую шапку, за ним последовал Уэйн.

– Она ведь не станет стрелять? – тихонько спросила Мараси.

– Девять!

Они как раз достигли тротуара под высокими деревьями, когда позади с грохотом захлопнулась дверь.

Ваксиллиум тяжело вздохнул, повернулся и посмотрел на дом. Уэйн с улыбкой прислонился к одному из древесных стволов.

– Итак, все хорошо, – констатировал Ваксиллиум.

– Ага, – подтвердил Уэйн.

– Хорошо? – переспросила Мараси.

– Никого из нас не подстрелили, – пояснил Ваксиллиум. – Когда дело касается Ранетт, в этом никогда нельзя быть уверенным. Особенно если рядом Уэйн.

– Эй, это совершенно несправедливо, – возмутился Уэйн. – Она меня подстрелила всего три раза.

– Ты забываешь про Каллингфэйл.

– Это было в ступню, – отмахнулся Уэйн. – Не считается.

Мараси поджала губы, изучая дом:

– У вас любопытные друзья.

– Любопытные? Не-а, она просто сердитая. – Уэйн улыбнулся. – Так она демонстрирует привязанность.

– Стреляя в людей?

– Уэйн не в счет, – уточнил Ваксиллиум. – Ранетт, возможно, бесцеремонная, однако редко стреляет в кого-то другого.

Мараси кивнула:

– И… что же мы будем делать?

– Немного подождем, – с улыбкой пояснил Ваксиллиум.

Стоявший рядом с ним Уэйн начал насвистывать, потом сверился с карманными часами. Дверь снова распахнулась. На этот раз Ранетт держала дробовик на плече.

– Вы еще здесь! – крикнула она.

– Мне нужна твоя помощь, – крикнул в ответ Ваксиллиум.

– А мне нужно, чтобы ты сунул голову в ведро с водой и медленно сосчитал до тысячи.

– На кону жизни, Ранетт, – заорал Ваксиллиум. – Невинные жизни.

Ранетт снова подняла оружие и прицелилась.

– Не переживайте, – сказал Уэйн Мараси. – На таком расстоянии мелкокалиберная дробь, скорее всего, не будет смертельной. Но лучше все-таки закройте глаза.

– От тебя никакой помощи, Уэйн, – спокойно заметил Ваксиллиум.

Он был уверен, что Ранетт не выстрелит. Ну, почти уверен.

– О, так ты действительно хочешь, чтобы я помог? – спросил Уэйн. – Ладненько. Тот алюминиевый пистолет, что я принес, все еще у тебя?

– Заткнут за пояс сзади. Патронов в нем нет.

– Эй, Ранетт! – крикнул Уэйн. – У меня для тебя есть очень миленький пистолет!

Та замешкалась.

– Постой, – сказал Ваксиллиум. – Я хотел…

– Не будь ребенком, – укоризненно произнес Уэйн. – Ранетт, это револьвер, сделанный целиком из алюминия!

Она опустила дробовик:

– Серьезно?

– Вытащи его, – прошептал Уэйн Ваксиллиуму.

Ваксиллиум со вздохом сунул руку под сюртук. Вытащил револьвер, чем привлек взгляды прохожих. Некоторые развернулись и поспешили в обратном направлении.

Ранетт выступила вперед. Она была хватателем и могла опознать большинство металлов, просто зажигая железо.

– Что ж, ладно, – крикнула она. – Надо было сразу сказать, что принесли взятку. Этого может оказаться достаточно, чтобы я вас простила! – Ранетт неспешно двинулась вперед по дорожке, ведущей от крыльца, закинув дробовик на плечо.

– Ты хоть понимаешь, – чуть слышно проговорил Ваксиллиум, – что этот револьвер стоит столько же, сколько целый дом, набитый оружием? Кажется, я готов за него тебя пристрелить.

– Пути Уэйна загадочны и неисповедимы, – ответил Уэйн. – Что он дает, то может и отнять. О чудо! Да будет это записано и осмыслено.

– Сначала ты осмыслишь мой кулак, которым я врежу тебе по физиономии.

Ваксиллиум нацепил улыбку, потому что к ним как раз подошла Ранетт, и с неохотой отдал ей револьвер.

Та окинула оружие взглядом знатока:

– Легкий. Ни на стволе, ни на рукояти нет печати изготовителя. Где вы его взяли?

– Умыкатели, – сказал Ваксиллиум.

– Чего?

Ваксиллиум вздохнул. «Ну да, разумеется».

– Как вы можете не знать, кто такие умыкатели? – выпалила Мараси. – Последние два месяца о них писали все газеты в городе. Люди только о них и говорят.

– Люди глупы, – небрежно бросила Ранетт, открывая револьвер и заглядывая в патронник. – Они меня раздражают. Даже те, кто мне нравится. При нем были и алюминиевые патроны? – повернулась она к Ваксиллиуму.

Тот кивнул:

– У нас нет патронов для револьвера. Только несколько штук для винтовки.

– Интересно, как они действуют? Крепче свинца, но при этом намного легче. Непосредственная убойная сила меньше, понятное дело, но все равно должны разрываться при попадании, – рассуждала Ранетт. – Могут быть смертельными, если попасть в подходящее место. Разумеется, при условии, что сопротивление воздуха не слишком замедлит пули до того, как они достигнут цели. Дальнобойность наверняка невысокая. Опять же трение.

– Я из него не стрелял. – Ваксиллиум глянул на ухмыляющегося Уэйна. – Мы… э-э… берегли его для тебя. И я уверен, что патроны сделаны из куда более тяжелого сплава, чем сам револьвер, хотя у меня не было возможности их проверить. Они легче свинцовых патронов, но куда тяжелее того, какими могли бы оказаться, будучи сделанными из чистого алюминия. Процентное содержание все равно высокое, но сплав должен каким-то образом решать большинство из этих проблем.

Ранетт хмыкнула. Рассеянно махнула пистолетом в сторону Мараси:

– А это что за украшение?

– Друг, – сказал Ваксиллиум. – Ранетт, нас разыскивают. Опасные люди. Можно войти?

Она заткнула револьвер за пояс:

– Ладно. Но если Уэйн к чему-нибудь прикоснется – к чему угодно, – я ему отстрелю пальцы.

Пока их проводили в дом, Мараси держала язык за зубами. Ей не очень-то понравился эпитет «украшение», но хорошо еще, что ее не застрелили. В любом случае молчание казалось благоразумным решением.

Она хорошо умела молчать. Посвятила этому более двадцати лет своей жизни.

Ранетт закрыла за ними дверь и отвернулась. Внезапное шевеление заставило Мараси вздрогнуть.

«Что это, ради Смертного Имени Выжившего?!!»

Оказалось, что замки, которых было не меньше дюжины, поразительным образом задвигались сами, поворачиваясь и щелкая.

Ранетт положила дробовик в корзинку у двери – похоже, она держала его там, как обычные люди держат зонтики, – бочком протиснулась мимо нее в узком коридоре. Махнула рукой – какой-то рычаг перед внутренней дверью дернулся и та распахнулась.

Ясно, Ранетт – алломант. Ну разумеется. Почему сразу и распознала алюминий. Когда они достигли двери, Мараси рассмотрела механизм. Там имелся рычаг, за который можно тянуть, а к нему прицеплена веревка, посредством блока соединенная с аналогичным рычагом на другой стороне.

«По одному с каждой стороны, – подумала Мараси, переступая через порог. – Она может открывать свои двери в любом направлении, даже не шевельнув и пальцем».

Это казалось роскошью. Впрочем, дозволено ли Мараси критиковать то, каким образом другой человек применяет алломантию? Подобное приспособление было очень полезным для того, чьи руки часто оказывались заняты.

Гостиную за дверью превратили в мастерскую. С четырех сторон расположились большие рабочие столы, а в стены были вбиты гвозди, на которых висело впечатляющее разнообразие инструментов. Кроме зажимов и шестеренок, Мараси не узнала ничего из оборудования, что загромождало поверхность столов. По полу змеилось пугающее количество электрических проводов.

Мараси ступала с большой осторожностью. Электричество в проводах могло быть опасным. Она слышала истории о людях, сгоревших, словно от удара молнии, только из-за того, что они слишком близко подошли к электрическим приборам. Говорили, эту энергию можно использовать для всего – заменить ею лошадей, сделать мельницы, которые будут молоть сами по себе, заставить перемещаться лифты. Тревожно. Что ж, лучше держаться подальше.

В ответ на алломантическое воздействие Ранетт дверь позади захлопнулась. Для этого требовалось потянуть за рычаг – значит, она хвататель, а не стрелок, как Ваксиллиум. Уэйн тут же взял что-то с одного из столов, не обращая никакого внимания на угрозы хозяйки по поводу пальцев.

Ваксиллиум окинул взглядом комнату с проводами, окнами – закрытыми глухими ставнями – и инструментами.

– Полагаю, город оправдал твои надежды?

– Чего? Да это настоящая дыра. Я не чувствую себя здесь и вполовину такой защищенной, как в Дикоземье.

– По-прежнему не верится, что ты нас бросила, – с обидой заметил Ваксиллиум.

– У вас не было электричества, – пояснила Ранетт, садясь в кресло на колесиках и подкатываясь к столу.

Она рассеянно махнула рукой, и какой-то длинный тонкий инструмент выскочил из гнезда на стене. Схватив штуковину на подлете, Ранетт начала тыкать ею в пистолет, полученный от Ваксиллиума. Судя по тому, что знала Мараси, жестикуляция была не нужна ни для толкания, ни для тяги, но многие алломанты все равно к ней прибегали.

Ранетт совершенно игнорировала гостей, пока работала. Не поднимая головы, она притянула еще несколько инструментов, и те метнулись к ней через всю комнату. Один едва не задел плечо Мараси.

Было непривычно видеть столь небрежное использование алломантии – Мараси не знала, что и думать. С одной стороны, увлекательно. С другой – унизительно. Каково это, обладать полезной силой? Лорд Хармс настаивал, чтобы Мараси держала свой дар в секрете, называя его неподобающим. Она понимала, что им движет: отца расстраивало не то, что дочь оказалась алломанткой, а то, что она была внебрачной. Он не мог допустить, чтобы Мараси выглядела лучшей партией, чем Стерис.

«Горькие мысли», – подумала она, умышленно отталкивая их прочь.

Горечь могла поглотить женщину без остатка. Лучше держать ее на расстоянии вытянутой руки.

– Этот пистолет – хорошая работа, – с неохотой признала Ранетт. Она надела подобие очков с увеличивающей линзой и рассматривала ствол револьвера, освещая его при помощи небольшой электрической лампочки. – Полагаю, ты хочешь с моей помощью вычислить, кто его сделал?

– Вообще-то, – проговорил Ваксиллиум, отворачиваясь от разложенных рядком на одном из столов заготовок для различных видов оружия, – мы сюда пришли, потому что нам нужно безопасное место. На несколько часов.

– Твой особняк небезопасен?

– Мой дворецкий безуспешно пытался меня отравить, потом чуть не застрелил, после чего привел в действие взрывное устройство в моем кабинете.

– Хм. – Ранетт несколько раз взвела курок. – Надо внимательнее подбирать слуг, Вакс.

– Я поразмыслю над этим. – Он взял со стола пистолет и, опустив ствол, прицелился. – Мне понадобится новый «стеррион».

– Да что ты говоришь, – хмыкнула Ранетт. – А что случилось с твоими?

– Отдал их упомянутому ранее дворецкому. Подозреваю, что он выкинул их в какой-нибудь канал.

– А как насчет «эмберсейра», который я для тебя сделала?

– Сделала. Потерял его сегодня, когда дрался с Майлзом Дагутером.

Это заставило Ранетт притормозить. Она опустила алюминиевый пистолет и развернулась вместе с креслом:

– Что?

Ваксиллиум сжал губы в линию:

– Он как раз тот, от кого мы прячемся.

– Тебя пытается убить Стожильный Майлз?!

Уэйн непринужденно выступил вперед:

– Майлз пытается устроить в городе переворот или что-то в этом роде, дорогуша. По какой-то причине он считает, что лучший способ провернуть такое – грабить людей и взрывать особняки.

– Не называй меня «дорогушей».

– Как скажешь, голубушка.

Мараси наблюдала, молча и с любопытством. Похоже, Уэйну нравилось дразнить эту женщину. Вообще-то, хоть помощник Ваксиллиума и пытался вести себя беспечно, он постоянно поглядывал на Ранетт и потихоньку продвигался через комнату все ближе и ближе к ее креслу.

– Какая разница. – Ранетт вернулась к работе. – Мне, вообще-то, наплевать. Но новый «стеррион» ты не получишь.

– Ничье оружие не стреляет так точно, как твое, Ранетт.

Она не ответила. Но бросила сердитый взгляд на Уэйна, который уже завис у нее над плечом, глядя на пистолет.

Улыбнувшись, Ваксиллиум вернулся к изучению заготовок. Мараси присоединилась к нему, не зная, что еще делать. Разве они пришли сюда не для того, чтобы спланировать следующий шаг? Ни Ваксиллиум, ни Уэйн будто не собирались браться за дело.

– Между ними что-то есть? – понизив голос, спросила Мараси, кивком указывая на Уэйна и Ранетт. – Она ведет себя точно брошенная возлюбленная.

– Уэйн может об этом лишь мечтать, – прошептал в ответ Ваксиллиум. – Ранетт не интересуется им в этом смысле. Не уверен, что она вообще интересуется мужчинами. Но это не мешает Уэйну пытать счастья. – Он покачал головой. – Подозреваю, что все это – приезд в Элендель в поисках умыкателей, встреча со мной – было устроено лишь ради того, чтобы в конце концов убедить меня отправиться к Ранетт. Уэйн знает, что она впустит его, если только он будет со мной и мы будем заниматься чем-то важным.

– Вы странная пара.

– Стараемся.

– И что же мы предпримем теперь?

– Пытаюсь решить. Пока что, если мы тут продержимся достаточно долго, она, возможно, даст мне новый револьвер.

– Или пристрелит из-за того, что вы ее раздражаете.

– Не-ет. Не припоминаю, чтобы она стреляла в того, кого пустила за порог. Уэйна это тоже касается. – Ваксиллиум поколебался. – Она, скорее всего, позволит вам остаться, если захотите. Здесь безопасно. Готов спорить, в одном из ближайших домов сменяют друг друга меднооблачники, которые за плату обрабатывают весь квартал. Ранетт ненавидит, когда кто-то чувствует, как она использует алломантию. Сомневаюсь, что в Эленделе наберется хоть полдюжины людей, которые знают, что она тут живет. Одному Гармонии известно, каким образом Уэйн ее выследил.

– Мне бы не хотелось тут оставаться. Пожалуйста, что бы вы ни задумали, возьмите меня с собой.

– Я не могу в вас разобраться, Мараси Колмс. – Ваксиллиум взял со стола небольшую коробочку с патронами.

– Вы раскрыли несколько из самых тревожных преступлений, какие только знавало Дикоземье, лорд Ваксиллиум. Сомневаюсь, что я могу сравниться с ними по загадочности.

– Ваш отец очень богат. Судя по тому, что я о нем знаю, уверен, он бы мог обеспечить вам достойное содержание до конца ваших дней. Вместо этого вы пошли в университет и выбрали одну из самых трудных программ обучения.

– Вы сами отказались от весьма удобного положения, – заметила Мараси, – и предпочли жизнь вдали от комфорта и современности.

– Верно.

Мараси взяла из коробки патрон, покрутила в руке. Патроны как патроны.

– Вы когда-нибудь чувствовали себя бесполезным, лорд Ваксиллиум?

– Да.

– Трудно представить, что успешный человек вроде вас на такое способен.

– Случается, что успех и восприятие существуют независимо друг от друга.

– Это точно. Что ж, милорд, большую часть жизни мне вежливо говорили, что я бесполезна. Бесполезна для отца по причине своего рождения; бесполезна как алломантка; бесполезна для Стерис – для нее я обуза. Иногда успех может смягчить восприятие. По крайней мере, я на это надеюсь.

Ваксиллиум кивнул:

– У меня для вас задание. Это будет опасно.

Мараси бросила патрон обратно в коробку:

– Принести пользу и исчезнуть в единственной вспышке пламени и звука стоит большего, чем прожить целую жизнь и ничего не добиться.

Он посмотрел ей в глаза, оценивая искренность.

– У вас есть план? – поинтересовалась Мараси.

– Времени маловато для плана. Это скорее догадка с подпорками. – Ваксиллиум поднял коробочку с патронами и, повысив голос, спросил: – Ранетт, это что такое?

– «Туманные» патроны.

– «Туманные»? – переспросила Мараси.

– Древний термин, – пояснил Ваксиллиум. – Связан с «туманным убийцей» – обычным человеком, натренированным убивать алломантов.

– Я работаю над боеприпасами, которые можно было бы использовать против каждого из основных типов алломантов, – рассеянно проговорила Ранетт. Она раскрутила рукоять пистолета и теперь разбирала его на части. – Эти патроны предназначены для алломантов-стрелков. У них керамические наконечники. Когда алломант толкнет летящую к нему пулю, он сдернет с нее металлическую заднюю часть, но керамическая продолжит движение и попадет в цель. Возможно, они даже лучше алюминиевых, которых алломант вообще не чувствует и потому знает, что надо прятаться, а не полагаться на алломантическое отталкивание. Эти же он почувствует и решит, что сможет отвести их в сторону… и окажется на полу в луже крови.

Уэйн тихонько присвистнул.

– Клянусь Разрушителем, Ранетт! – воскликнул Ваксиллиум. – Я еще ни разу так не радовался, что мы на одной стороне. – Он поколебался. – Или, по крайней мере, что ты на своей собственной стороне, с которой мы не так уж часто конфликтуем.

– Что вы собираетесь с ними делать? – спросила Мараси.

– Делать? – не поняла Ранетт.

– Вы их будете продавать? – уточнила Мараси. – Запатентуете идею и будете выдавать лицензии на производство?

– Если я так сделаю, их захотят заполучить все, кому не лень! – Болезненно скривившись, Ранетт покачала головой. – Полгорода явится сюда, чтобы мне докучать.

– Патроны для хватателей? – спросил Ваксиллиум, поднимая другую коробку.

– Они похожи, только керамические части по бокам, – пояснила Ранетт. – Не так эффективны – по крайней мере, не при стрельбе на дальних расстояниях. Большинство хватателей защищают себя, притягивая пули к бронированной пластине на груди. Эти пули взрываются, когда их тянут при помощи алломантии, и получается керамическая шрапнель. Должны работать на расстоянии в десять футов или около того, хотя могут и не оказаться смертельными. Мое совет – целиться в голову. Я пытаюсь увеличить дальность.

– Патроны для ищеек?

– Производят более сильный шум. Выстрели несколько раз вокруг ищейки, и обостренные чувства приведут к тому, что он рухнет на пол, зажимая уши. Довольно неплохо, если алломанта надо брать живым, хотя, когда имеешь дело с ищейкой, для начала придется потрудиться, чтобы его разыскать.

Ваксиллиум заглянул в последнюю коробку:

– И патроны для громил.

– В них, по правде говоря, ничего особенного. Пули крупнее, пороха побольше, наконечники широкие и полые, металл мягкий – это чтобы увеличить убойную силу. Громила может продолжать двигаться еще долго после того, как в него попали несколько раз, поэтому его следует повалить на достаточно долгое время, чтобы тело сообразило, что ему следует умирать, а не сражаться. Конечно, самый лучший способ расправиться с громилой – с первого раза попасть ему в голову.

Громилы не могли, как Майлз, мгновенно исцеляться. Они обладали большой выносливостью и не обращали внимания на раны, хотя те в конечном счете могли их убить.

– Хм, – произнес Ваксиллиум, изучая один из длинных патронов. – Они все нестандартного калибра. Нужно специальное оружие.

Ранетт не ответила.

– Это очень хорошая работа, Ранетт, – продолжал Ваксиллиум. – Даже по твоим меркам. Я впечатлен.

Мараси ожидала, что неприветливая женщина отмахнется от комплимента, но Ранетт улыбнулась, хотя явно пыталась скрыть свое удовлетворение:

– Так кому, ты говорил, угрожает опасность?

– Заложницам. Среди них кузина Мараси. Кто-то собирается использовать их, чтобы произвести на свет новых алломантов.

– И Майлз в этом замешан?

– Да. – Тон Ваксиллиума был серьезным. Обеспокоенным.

Ранетт колебалась, все еще согнувшись над разобранным револьвером.

– Третье гнездо сверху, – наконец проговорила она. – В самом конце.

Ваксиллиум прошел вдоль стены, сунул руку в гнездо и вытащил гладкий серебристый револьвер с рукоятью, на которой чередовались разделенные серебряными полосами волнистые вставки из оникса и слоновой кости. Ствол, длинный и серебристый, был так хорошо отполирован, что почти светился в ровном сиянии электрических ламп.

– Это не «стеррион», – сказала Ранетт. – Это лучше.

– Восемь камор, – проговорил Ваксиллиум, удивленно вскинув бровь, когда повернул барабан револьвера.

– Иваринская сталь. Она крепче и легче. Это позволило утончить стенки между каморами и увеличить их число, не делая его слишком громоздким. Видишь рычажок в задней части, под ударником?

Ваксиллиум кивнул.

– Опусти его и покрути барабан.

Он так и сделал. Барабан остановился, дойдя до одной из камор.

– Он пропускает эту камору и ту, что рядом, если стрелять как обычно, – пояснила Ранетт. – Их можно задействовать, только переключив рычажок.

– «Туманные» патроны, – понял Ваксиллиум.

– Ага. Заряди шесть обычных патронов и два особенных. Используй их, если потребуется. Ты зажег сталь?

– Только что.

– Металлические линии на рукояти.

– Вижу.

– Толкни ту, что слева.

Что-то щелкнуло внутри револьвера. Ваксиллиум тихонько присвистнул.

– Что? – подавшись вперед, спросил Уэйн.

– Алломантический предохранитель, – объяснил Ваксиллиум. – Чтобы его переключить, надо быть стрелком или хватателем.

– Механизм внутри рукояти, – подхватила Ранетт. – Никаких внешних признаков его наличия. И не придется беспокоиться, что кто-то выстрелит в тебя из твоего же оружия.

– Ранетт, – с благоговением проговорил Ваксиллиум. – Это гениально.

– Я называю его Виндикацией. В честь Вознесшейся Воительницы, – объявила она. И, поколебавшись, прибавила: – Могу одолжить. Если принесешь мне отчет об испытаниях в полевых условиях.

Ваксиллиум улыбнулся.

– Это, кстати говоря, делал Нуксиль, – сказала Ранетт, махнув в сторону стола.

– Ты про алюминиевый пистолет? – уточнил Ваксиллиум.

Ранетт кивнула:

– Я сразу так и подумала, увидев форму ствола, ну а глянув на механизм…

– Кто он такой? – спросил Уэйн, еще сильнее наклоняясь вперед.

Ранетт демонстративно положила ему руку на лоб и отпихнула.

– Оружейный мастер. Исчез примерно год назад. Мы переписывались. Никто не знает, где он. – Она вытащила из рукояти пистолета плоский кусочек металла. – Кто-нибудь из вас говорит на великоимперском?

Ваксиллиум покачал головой.

– У меня от него башка трещит, – пожаловался Уэйн.

– Я могу на нем читать, немножко. – Мараси взяла у Ранетт квадратную металлическую пластинку, на которой были выцарапаны буквы. – «О воспособлении молю», – прочитала она вслух, медленно проговаривая малознакомые слова. Высокий слог использовался в старых документах, датировавшихся Первоначалом, и еще время от времени для государственных церемоний. – Это зов о помощи.

– Что ж, понятно, откуда у Майлза пистолеты, – разглядывая пластину, задумчиво произнес Ваксиллиум.

– Вакс, я знаю, в Майлзе всегда пряталась тьма, – сказала Ранетт. – Но… Ты уверен?

– Увереннее не бывает. – Он поднял Виндикацию к лицу. – Я смотрел ему в глаза, Ранетт. Он разглагольствовал на тему спасения города, пока пытался меня убить.

– Против него это будет бесполезно. – Ранетт кивком указала на Виндикацию. – Я пыталась создать пистолет, который годился бы против кроветворцев, но он готов пока лишь наполовину.

– И так сойдет, – ровным голосом ответил Ваксиллиум. – Мне нужны любые преимущества. – Его глаза стали суровыми, как отполированная сталь.

– До меня дошли слухи, будто ты отошел от дел, – заметила Ранетт.

– Было дело.

– Что изменилось?

Ваксиллиум сунул Виндикацию в наплечную кобуру.

– У меня есть долг, – негромко проговорил он. – Майлз был законником. Когда кто-то из твоих близких сходит с пути, с ним надо разбираться самому. Не полагаясь на наемных помощников. Уэйн, мне нужны путевые листы. Можешь одолжить парочку из конторы железнодорожников?

– Конечно. Будут через час.

– Хорошо. Тот динамит все еще у тебя?

– Еще бы. В кармане пиджака.

– Ты чокнутый, – сказал Ваксиллиум, не меняя тона. – Детонаторы прихватил?

– Ага.

– Попытайся ничего случайно не взорвать, но держи динамит наготове. Мараси, мне нужно, чтобы вы купили рыболовные сети. Крепкие сети.

Она кивнула.

– Ранетт, – начал Ваксиллиум. – Я…

– Я не вхожу в твою маленькую команду, Вакс, – перебила она. – Меня в это дело не впутывай.

– Я всего лишь хотел попросить у тебя свободную комнату и немного бумаги. Нужно все зарисовать.

– Ладно. При условии, что ты будешь об этом помалкивать. Но, Вакс… ты правда думаешь, что справишься с Майлзом? Он бессмертен. Чтобы его остановить, нужна маленькая армия.

– Хорошо, – пообещал Ваксиллиум. – Ее-то я и намерен собрать.

15

– Вакс скользкий. – Майлз шел рядом с мистером Костюмом по темному туннелю, соединяющему в новом убежище спальные помещения с литейным цехом. – Он так долго прожил именно благодаря тому, что научился избегать встреч с теми, кто сильнее и хитрее его самого.

– Ты не должен был себя раскрывать, – строго заметил Костюм.

– В мои планы не входило пристрелить Вакса, не дав ему увидеть меня, Костюм, – возразил Майлз. – Он достоин этого уважительного жеста.

Майлз не упомянул о первом выстреле, который был нацелен Ваксу в спину. А также о том, как пуля Вакса сдвинула ткань маски и та мешала глазу исцелиться. Потому и пришлось ее снять.

Костюм фыркнул:

– А еще говорят, что Дикоземье – место, где хоронят честь.

– В Дикоземье честь подвешивают, сдирают с нее кожу, а потом, в дюйме от смерти, срезают и бросают в пустыне. Если она выживет, то сделается сильней всего на свете. Уж точно сильней того, что встречается на ваших элендельских званых ужинах.

– И это заявляет человек, который с готовностью отправился убивать друга? – парировал Костюм.

Его тон был по-прежнему подозрительным. Костюм явно предполагал, что Майлз намеренно позволил Ваксу сбежать.

Предполагал, что дело уже не в грабежах. Тропы, избранные Ваксом и Майлзом, пересеклись. Дальнейший путь был возможен либо по одной, либо по другой.

Или Вакс умрет, или Майлз. И тогда все решится. Правосудие Дикоземья. Дикоземье непростое место, зато место простых решений.

– Вакс мне не друг, – с искренностью в голосе произнес Майлз. – Мы никогда не были друзьями, как не могут быть друзьями два короля-соперника. Мы уважали друг друга, занимались схожим делом, работали вместе. И все. Я его остановлю, Костюм.

Они вошли в литейный зал и поднялись по лестнице на балкон, расположенный вдоль северной стороны огромного помещения. Дошли до конца и остановились перед дверью, за которой находился лифт.

– Ты быстро превращаешься в обузу, законник, – заметил Костюм. – Кругу ты не нравишься, хотя – пока что – я продолжаю ручаться за твою эффективность. Не заставляй меня об этом пожалеть. Многие мои коллеги убеждены, что ты обратишься против нас.

Майлз не знал, обратится он или нет. Еще не решил. В общем-то, ему требовалось лишь одно: возмездие. Все его лучшие побуждения перекипели и смешались, превратившись в единственное чувство, которое им и двигало.

Возмездие за пятнадцать лет в Дикоземье, потраченные зря. Если этот город сгорит, возможно – хоть раз, – Дикоземье увидит нечто справедливое. И может быть, Майлз окажется свидетелем того, как здесь, в Эленделе, появится власть, которая не будет порочной. Однако в глубине души Майлз мечтал увидеть, как падут все эти лорды, что правят; констебли, что потворствуют; сенаторы, что говорят красивые слова, но не делают ничего полезного для реальных людей.

Круг был частью власти. Но они тоже хотели революции. Возможно, он не обратится против них. Возможно.

– Мне не нравится это место, Костюм, – сказал Майлз, кивком указывая на помещение, где обосновались умыкатели. – Оно слишком близко к центру. Здесь мои люди как на ладони.

– Мы скоро вас перебазируем, – пообещал Костюм. – Круг покупает железнодорожную станцию. Ты по-прежнему заинтересован в сегодняшней операции?

– Да. Нам нужно больше ресурсов.

– Мои коллеги в сомнениях. Они неприятно удивлены тем, что приложили столько усилий, снабжая твоих людей алюминиевым оружием, которое было утрачено во время единственной драки, и при этом не погиб ни один алломант.

«Это важно, – думал Майлз, – алюминий мне необходим, чтобы организовать собственные операции. – Он стал практически нищим – вернулся прямиком к тому, с чего начал. – Будь ты проклят, Вакс. Чтоб ты провалился к Железноглазому в Гробницу!»

– Ваши коллеги подвергают сомнению то, что я для них сделал? – спросил Майлз, подавшись ближе. – Пять женщин из тех, что им требовались, в вашем распоряжении, и все это – без тени подозрений, которые пали бы на вас или Круг. Если желаете, чтобы это продолжилось, мои люди должны получить соответствующее снаряжение. Один алломант-поджигатель способен заставить всю компанию перебить друг друга.

Костюм внимательно посмотрел на бывшего законника. Худощавый пожилой мужчина при ходьбе не опирался на трость, и спина у него была прямая. Он не казался слабым, несмотря на возраст и явное пристрастие к красивой жизни. Двери лифта открылись, и оттуда вышли двое молодых людей в черных костюмах и белых рубашках.

– Круг дал согласие на сегодняшнюю ночную операцию, – сказал Костюм. – Затем тебе предписано залечь на дно на шесть месяцев и сосредоточиться на вербовке. Мы подготовим новый список целей, которые ты должен будешь захватить. Когда вернешься к активной работе, мы обсудим, нужна ли нашему делу громкая слава этих твоих умыкателей.

– Театральность не позволила констеблям…

– Обсудим после. Сегодня ночью Вакс попытается вмешаться?

– Я на это рассчитываю. Если бы мы захотели спрятаться, он бы рано или поздно нас разыскал. Но до этого не дойдет: он вычислит, кого мы собираемся ограбить, и будет там, чтобы попытаться нас остановить.

– Значит, сегодня ночью ты его убьешь, – просто сказал Костюм. – Женщина, которую ты захватил вчера, останется здесь; используй ее в качестве приманки, если понадобится. Мы не хотим ее никуда перевозить, пока Вакс у нее на хвосте. Что касается этих двоих, – добавил Костюм, указывая на вышедших из лифта мужчин, – то они помогут тебе сделать так, чтобы все прошло гладко.

Майлз стиснул зубы:

– Мне не нужна помощь, чтобы…

– Ты их примешь, – ледяным голосом перебил Костюм. – Ты показал свою ненадежность по отношению к Ваксиллиуму. Это не подлежит обсуждению.

– Ладно.

Костюм подошел ближе, похлопал Майлза по груди и негромко произнес:

– Круг встревожен, Майлз. Наши денежные ресурсы сейчас очень ограниченны. Ты можешь ограбить поезд, но не устраивай хлопот с заложниками. Мы заберем половину алюминия, который ты украдешь сегодня ночью, чтобы оплатить несколько операций, о которых тебе нет нужды знать. Остальное можешь забрать себе.

– Эти двое когда-нибудь сражались с алломантами?

– Они из лучших. Думаю, ты найдешь их более чем умелыми.

Оба прекрасно знали, что это означает. Да, они будут сражаться с Ваксом, но еще и следить за Майлзом. Отлично. Новая помеха.

– Я покидаю город, – продолжил Костюм. – Вакс подобрался слишком близко. Если переживешь эту ночь, отправь кого-нибудь ко мне с отчетом. – Последние слова он произнес с легкой улыбкой.

«Невыносимый мерзавец», – думал Майлз, пока Костюм шел к лифту, где его ждал квартет телохранителей.

Он уезжал на своем обычном поезде, на котором и приехал. Неужели не понимает, что Майлз отслеживает его перемещения?

Костюм удалился, и Майлз остался с двумя молодчиками в черном. Что ж, он придумает, как их использовать.

Сопровождаемый своими новыми няньками, Майлз вернулся в главное помещение. Умыкатели – тридцать или около того оставшихся – готовились к ночной операции. Машину переместили сюда при помощи платформы, которую поднимал на поверхность большой промышленный лифт, потрясающее электрическое чудо.

«Мир меняется», – облокотившись на перила, размышлял Майлз.

Сначала железные дороги, теперь электричество. Сколько времени пройдет, прежде чем люди взлетят в небеса – ведь в Словах Основания написано, что это возможно? Может, наступит день, когда каждый человек познает свободу, ранее доступную одним лишь алломантам-стрелкам.

Перемены не пугали Майлза. Перемены давали возможности, шанс стать кем-то другим. Ни один авгур не беспокоился из-за перемен.

Авгур. Обычно Майлз в себе его игнорировал. Ферухимия сохраняла жизнь – и теперь он едва ли обращал на это внимание, подмечая лишь слабое чувство дополнительной силы в каждом своем шаге. У Майлза никогда не болела голова, он не уставал, не растягивал мышцы, не простужался и не испытывал недомоганий.

Повинуясь внезапному порыву, он схватился за перила, перепрыгнул через них и, пролетев футов двадцать, упал на пол. На краткий миг ощутил то самое чувство свободы. Потом был удар. Одна нога чуть не сломалась – он узнал этот легкий треск. Но трещины в кости зарастали с той же скоростью, с какой появлялись, так что нога толком и не сломалась – трещины возникали с одной стороны и исчезали с другой.

Майлз выпрямился, целый и невредимый. Няньки в черном упали рядом; один, чтобы замедлить падение, бросил перед собой кусочек металла. Стрелок. Что ж, он будет полезен. Другой приземлился плавно, не бросив никакого металла. Видимо, парень – хвататель и, чтобы замедлиться, потянул за металлические балки на потолке.

Майлз зашагал по комнате, проверяя умыкателей, которые готовили снаряжение. Каждый кусочек оставшегося алюминия пошел на пистолеты и патроны. На этот раз из них будут стрелять с самого начала. Во время драки на званом ужине людям Майлза понадобилось некоторое время, чтобы перезарядить оружие, но теперь они знали, чего ждать. Может, их стало и меньше, но они куда лучше подготовлены.

Майлз кивнул Скобе, надзиравшему за работой. Покрытый шрамами бандит кивнул в ответ. Он был достаточно верным, хотя присоединился к умыкателям ради возбуждения, которое даровали грабежи, а не ради какой-то там цели. Из всех только Тарсон – жестокий старина Тарсон – обладал тем, что хоть как-то напоминало истинную преданность.

Скоба твердил, что не предаст, но у Майлза было на этот счет другое мнение. Впрочем, не Скоба выстрелил первым в последней заварушке. Невзирая на торжественные заверения Майлза, что он хочет все изменить, в конечном счете верх одержал его нрав, а не разум.

Конечно, стоило бы проявить осмотрительность. Майлз был из тех, кому на роду написано иметь крепкую хватку и еще более крепкие нервы. Сотворен Треллом, вдохновлен Выжившим, но все равно слаб. Майлз часто сомневался в себе. Неужели это было признаком нехватки рвения? Он ничего в своей жизни не делал, не сомневаясь.

Он повернулся, обозревая своих подданных. Воры, убийцы и фанфароны. Уж какие есть. Майлз перевел дух и воспламенил золото.

Оно считалось достаточно бесполезным алломантическим металлом. Куда менее полезным, чем его сплав, который, в свою очередь, был куда менее полезным, чем сплав любого из боевых металлов. Быть золотым туманщиком считалось немногим лучше, чем туманщиком алюминиевым. Последний обладал настолько бесполезной силой, что вошел в поговорку для обозначения бездельника.

Но золото не было полностью бесполезным. Когда оно загоралось, Майлз раздваивался. Лишь его чувства воспринимали эту перемену, но на миг он становился двумя версиями самого себя – сразу двумя людьми. Один был тем, кем он был раньше – сердитым законником, чья обида росла с каждым днем. Он носил белый пыльник поверх потрепанной одежды и темные очки, чтобы защитить глаза от беспощадного солнца. Темные волосы стриг коротко и зализывал назад. Никаких шляп. Он всегда ненавидел шляпы.

Другой был тем, кем он стал. Одетый как городской рабочий – рубаха на пуговицах, подтяжки, грязные брюки с обтрепанными штанинами. При ходьбе горбился. С каких это пор?

Майлз глядел двумя парами глаз, ощущал два потока мыслей. И каждый из двух этих людей презирал другого. Сердитый и нетерпеливый законник ненавидел все, что не соответствовало строгим нормам правопорядка, и беспощадно вершил суровое правосудие. С особым отвращением он относился к тем, кто когда-то следовал закону, но потом сбился с пути.

Грабитель-умыкатель ненавидел то, что законник позволил другим устанавливать правила. В законе на самом-то деле не было ничего священного. Закон создали власть имущие, чтобы удерживать эту самую власть. Преступник знал, что втайне, в глубине души, законник это понимает. Он был суров с правонарушителями, потому что чувствовал свою беспомощность. С каждым днем жизнь становилась все хуже для хороших людей, которые пытались вести себя правильно, и закон мало чем мог им помочь. Он будто разгонял комаров, не уделяя должного внимания ране на ноге, откуда из рассеченной артерии толчками лилась кровь.

Майлз тихонько ахнул и погасил золото. Он вдруг почувствовал себя слабым и прислонился к стене. Оба охранника с непроницаемыми лицами наблюдали за каждым его движением.

– Идите. – Майлз махнул ослабевшей рукой. – Проверьте моих людей. Используйте алломантию, чтобы определить, нет ли у кого-то на теле металла. Я хочу, чтобы они были чисты.

Охранники переглянулись. Судя по поведению, они не собирались подчиняться.

– Идите, – повторил Майлз более твердым тоном. – Пока вы здесь, от вас должна быть какая-то польза.

Поколебавшись еще мгновение, охранники отправились выполнять приказ. Майлз сполз еще ниже по стене, тяжело дыша: «Зачем я это с собой делаю?»

Ходило множество толков по поводу того, что на самом деле видел золотой туманщик, когда воспламенял свой металл. Безусловно, прошлую версию себя. Только вот было не совсем ясно: в действительности ли существовал такой человек или стал бы таким, избери он другой путь? Эта вероятность всегда вызывала у Майлза смутные мысли о мифическом потерянном металле – атиуме.

Так или иначе, Майлзу нравилось думать, что, зажигая время от времени золото, он каждый раз берет лучшее из того, кем он был, и смешивает с лучшим из того, кем мог бы стать. Делает сплав самого себя. Хотя немного беспокоило, как сильно два человека, которыми он становился, ненавидели друг друга. Он почти чувствовал это – как жар из печи, исходящий от углей и камня.

Майлз поднялся. Несколько человек пялились, но ему было наплевать. Он не из тех преступных главарей, которых часто приходилось арестовывать в Дикоземье. Им следовало выглядеть сильными в глазах подчиненных, чтобы не погибнуть от рук того, кто пожелает захватить власть. Майлза нельзя убить, и его люди об этом знают: как-то раз он у всех на глазах выстрелил себе в голову из дробовика.

Майлз подошел к горе ящиков и сундуков – в том числе принадлежавших Ваксу. Вещи выкрали по приказу мистера Костюма, который надеялся, что они помогут одолеть бывшего законника или его подставить. С самого начала Костюм по каким-то причинам не хотел убивать Вакса.

В дальней части помещения находились собственные сундуки Майлза, поспешно вывезенные из старого логова. Окинув их взглядом, он открыл тот, где лежал его белый пыльник. Вытащил плащ, встряхнул, потом достал плотные дикоземные брюки и такую же рубашку. Засунув темные очки в карман, отправился переодеваться.

Что ж, он и впрямь сделался преступником, раз беспокоился, что его узнают. И если уж избрал такую тропу, следует, по крайней мере, идти по ней с гордостью.

«Пусть увидят, какой я на самом деле».

Он не свернет со своего пути. Поздно выбирать другую мишень, когда уже взведен курок. Хотя еще не поздно выпрямить спину.

Одна сторона комнаты была завалена мебелью, которую Ранетт сдвинула прочь с дороги, чтобы удобнее было перемещаться между мастерской и спальней. Другую занимали ящики с разнообразными патронами, кусками металлолома и литыми стволами для изготовления пистолетов. Повсюду была пыль. Очень похоже на Ранетт. Ваксиллиум попросил у нее что-нибудь способное придать стопке бумаги вертикальное положение и ожидал, что она разыщет нечто вроде мольберта. Ранетт рассеянно вручила ему гвозди и указала, где молоток. Так что он просто прибил бумагу к стене, хоть и морщился, пока вколачивал гвозди в отличные деревянные панели.

Подойдя вплотную, Ваксилиум карандашом набросал для себя заметку. Стопка путевых листов, которые принес Уэйн, лежала в стороне. Похоже, Уэйн оставил вместо них пистолет, который одолжил у Ранетт, считая это справедливым обменом. Ему, наверное, и в голову не пришло, что железнодорожники окажутся совершенно сбитыми с толку, когда обнаружат пропажу бумаг и появление пистолета.

«Майлз нанесет удар у Изгиба Карло», – подумал Вакс, постукивая по бумаге.

Алюминий, на который наверняка позарится Майлз и его банда, нашелся без труда. Дело в том, что Дом Текиэль, устав от грабежей, устроил большую шумиху вокруг нового железнодорожного вагона-сейфа. Вакс понимал ход их мыслей. Текиэли прежде всего известны как банкиры, их предприятие основано на безопасности и защите имущества. Грабежи грозили им катастрофой, вот они и собирались ее предотвратить. Причем с помпой.

Это походило на вызов для Майлза и его умыкателей. Вакс сделал еще одну пометку на листе. Груз Текиэлей должен был проследовать весьма прямым маршрутом в Доксонар. Ваксиллиум нанес маршрут на карту, отметив места, где железнодорожные пути проходили вблизи от канала.

«Я должен не предполагать, а в точности знать, насколько далеко от предыдущей остановки находится Изгиб Карло», – делая еще одну пометку, подумал Вакс.

Времени на подготовку было мало. Он в задумчивости крутил в левой руке серьгу, водя по ее гладкой поверхности большим пальцем.

Открылась дверь. Вакс не повернул головы, но по звуку шагов понял, что это Мараси. Мягкие туфли. Ранетт и Уэйн носили ботинки.

Мараси кашлянула.

– Сети? – спросил Вакс, рассеянно записывая на бумаге число 35,17.

– Я наконец-то их нашла, – проговорила Мараси, приближаясь и разглядывая записи. – Вы способны это разобрать?

– Большей частью. Не считая каракулей Уэйна.

– Они… похожи на ваши портреты. Нелестные и сильно шаржированные.

– Потому-то в них и нет смысла, – сказал Ваксиллиум. – Все знают, что я неисправимо красив. – Он слегка улыбнулся. Это была одна из фраз Лесси. «Неисправимо красив». Она всегда твердила, что со шрамом на лице он бы выглядел куда симпатичнее. Согласно славной дикоземной традиции.

Мараси тоже улыбнулась, но не отвела взгляда от его записей и схем.

– Вагон-призрак? – Она указала на нарисованный им призрачный поезд на рельсах, а также схему, объяснявшую то, как он был сделан.

– Да. Большинство грабежей произошли туманными ночами – видимо, чтобы легче было скрыть тот факт, что «призрачный поезд» на самом деле представляет собой фальшивый фасад с большой лампой, прицепленной к движущейся дрезине.

– Уверены?

– Более или менее, – признался Ваксиллиум. – Они используют для нападения каналы, значит требуется какой-то способ отвлечь людей от того, что подкрадывается сзади.

Мараси задумчиво поджала губы.

– Уэйн там? – спросил Ваксиллиум.

– Да, пристает к Ранетт. Я… честно говоря, я ушла из комнаты, потому что боялась, как бы она его не застрелила.

Ваксиллиум улыбнулся.

– Констебли нашли старое логово, – сообщила Мараси. – По дороге за сетями я купила газету.

– Уже? – удивился Ваксиллиум. – Уэйн сказал, у нас есть время до темноты.

– Уже стемнело.

– Правда? Проклятье. – Ваксиллиум посмотрел на часы. Времени осталось меньше, чем он думал. – И все-таки это не должно было попасть в газеты. Полиция нашла логово слишком рано.

Мараси кивком указала на его рисунки:

– Судя по этому, вы знаете, где умыкатели нанесут удар. Я не хочу бить по хрупкому металлу, лорд Ваксиллиум, но нам и впрямь следует рассказать обо всем констеблям.

– Если сообщить констеблям, их там будет целое море, и это отпугнет Майлза.

– Вакс. – Мараси подошла ближе. – Я понимаю этот независимый дух; он часть того, что составляет вашу суть. Но мы не в Дикоземье. Вы не должны все делать в одиночку.

– Я и не собираюсь. Констебли примут в этом участие, обещаю. Но Майлз не обычный преступник. Он знает, что могут предпринять констебли, и он будет этого ждать. Все надо делать в определенное время и определенным образом. – Ваксиллиум постучал по своим записям на стене. – Я знаю Майлза. Я знаю, как он мыслит. Он похож на меня.

«Чересчур похож».

– Значит, он сможет предугадывать и ваши действия.

– Несомненно. Но у меня это получится лучше.

В тот момент, когда Ваксиллиум выхватил пистолет и сделал первый выстрел в умыкателей, он начал этот путь. А вонзив однажды во что-то зубы, он уже не разжимал челюстей.

– Вы правы по поводу меня, – сказал он.

– Права? Кажется, я ничего о вас не говорила, лорд Ваксиллиум.

– Вы об этом подумали. О том, что я заносчив, раз пытаюсь все сделать по-своему, не привлекая констеблей. Что я безрассуден, раз не ищу помощи. Вы правы.

– Все не так уж плохо, – пробормотала Мараси.

– Все отнюдь не плохо, – парировал Ваксиллиум. – Я заносчив и безрассуден. Я веду себя так, словно все еще нахожусь в Дикоземье. Но еще я прав. – Он поднял руку и нарисовал на бумаге небольшой квадратик, из которого провел стрелку в направлении полицейского участка.

– Я написал письмо, которое Ранетт отошлет констеблям, – продолжал он. – Там описано все, что мне удалось установить, а также мои догадки по поводу того, что сделает Майлз, если мне не удастся его превзойти. Сегодня я не стану ничего предпринимать, пока мы не окажемся на достаточно большом расстоянии от железной дороги и пассажиров. Умыкатели не будут никого брать в заложники. Они постараются действовать как можно быстрее и как можно тише. Но все равно это будет опасно. Люди могут погибнуть, невинные люди. Я изо всех сил постараюсь уберечь их от опасности и твердо верю, что у меня против Майлза больше шансов, чем было бы у констеблей. Я понимаю, что вы учитесь на адвоката или судью и ваше образование предписывает вам обратиться к властям. Принимая во внимание мои планы и обещания, вы воздержитесь от этого и взамен поможете мне?

– Да.

«Гармония, – подумал Ваксиллиум. – Она мне доверяет. Наверное, слишком сильно».

Он вытянул руку и нарисовал прямоугольник вокруг нескольких заметок:

– Это ваша роль.

– Я не буду в вагоне с вами? – Мараси казалась встревоженной.

– Нет. Вы с Уэйном будете наблюдать с вершины холма.

– Вы будете один.

– Да.

Мараси помолчала.

– Вы знаете, что я думаю о вас. А что вы думаете обо мне, лорд Ваксиллиум?

Он улыбнулся:

– Если уж мы играем в эту игру по неким правилам, я не могу рассказать вам о своих мыслях. Вы должны их угадать.

– Вы думаете о том, насколько я молода. И вас беспокоит мое участие в этом деле, ведь меня могут ранить.

– Догадаться нетрудно. До сего момента я дал вам… так-так… три возможности сойти с этой дороги и отправиться в безопасное место.

– Кроме того, – продолжила Мараси, – вы рады, что я настояла на том, чтобы остаться, поскольку от меня будет польза. Жизнь приучила вас использовать любые доступные ресурсы.

– Уже лучше.

– Вы думаете, что я умна, и уже говорили об этом. Но вас тревожит, насколько легко я теряюсь, и вы переживаете, как бы это не использовали против нас.

– В тех отчетах, которые вы читали, говорилось про Пыльного Пакло?

– Конечно. Он был вашим заместителем до того, как вы встретили Уэйна.

– Он был хорошим другом. И настоящим законником. Но я ни разу не встречал человека, которого можно было так легко испугать, как Пакло. Тихонько прикрытая дверь могла заставить его вскрикнуть.

Мараси нахмурилась.

– Полагаю, в отчетах этого не было, – заметил Ваксиллиум.

– В них он описан как очень храбрый.

– Он был храбрым, леди Мараси. Видите ли, многие люди принимают пугливость за трусость. Да, Пакло мог подпрыгнуть от выстрела. А потом бежал проверить, кто стрелял. Однажды я видел, как он смотрел на шестерых, целившихся в него из пистолетов, и даже не вспотел. Вы неопытны. Таким когда-то был и я. Все такими были. Человек измеряется не тем, сколько он пережил. Не тем, как он вздрагивает от шума или как быстро демонстрирует эмоции. А тем, какие уроки он извлекает из того, что ему показывает жизнь.

Румянец Мараси сделался гуще.

– Еще я думаю о том, что вам нравится произносить речи.

– Значок законника к такому приучает.

– Вы… его больше не носите.

– Его можно снять, леди Мараси. Но перестать носить нельзя.

Их взгляды встретились. Ее глаза были глубокими и блестящими, как вода в ручье, что внезапно забил посреди Дикоземья. Ваксиллиум собрал волю в кулак. Он плох для нее. Очень плох. То же самое он думал и про Лесси. И оказался прав.

– Я думаю о вас кое-что еще, – негромко проговорила Мараси. – Угадаете?

«Еще как…»

Ваксиллиум с неохотой отвел взгляд и посмотрел на лист бумаги:

– Да. Вы думаете, что мне следует уговорить Ранетт одолжить вам винтовку. Согласен. Хоть я и советую вам научиться стрелять из револьвера, все же лучше, чтобы в этой схватке вы участвовали с более привычным оружием. Возможно, мы даже подберем винтовку, к которой подойдут те алюминиевые патроны, что прихватил Уэйн.

– А-а. Ну да, конечно.

Ваксиллиум притворился, что не замечает ее смущения.

– Думаю, мне стоит пойти и посмотреть, как там Уэйн и Ранетт.

– Хорошая идея. Надеюсь, Ранетт не обнаружила, что Уэйн стащил у нее пистолет на обмен.

Мараси поспешно направилась к двери.

– Леди Мараси? – позвал Ваксиллиум.

Она приостановилась у порога и с надеждой обернулась.

– Вы отлично меня прочитали, – сказал Ваксиллиум, уважительно кивая. – Не многим это удается. Я, как правило, не даю волю чувствам.

– Курс по продвинутым техникам допроса, – пояснила Мараси. – И… ну, я прочитала ваш психологический портрет.

– У меня есть психологический портрет?

– Боюсь, да. Доктор Мурнбру написал его после того, как посетил Везеринг.

– Так крысеныш Мурнбру был психологом? – Ваксиллиум выглядел по-настоящему сбитым с толку. – Я был уверен, что он шулер, который заехал в город случайно и присматривался, кого бы облапошить.

– Э-э, да. Это часть психологического портрета. Вы, ну, склонны считать всех, кто носит слишком много красного, хроническими игроками.

– Правда?

Мараси кивнула.

– Проклятье. Надо будет ознакомиться с этим портретом.

Когда за Мараси закрылась дверь, Ваксиллиум поднял руку и вдел в ухо серьгу. Ее надо было надевать во время молитвы или каких-то очень важных дел.

Ваксиллиум решил, что этой ночью ему предстоит и то и другое.

16

Уэйн ковылял по железнодорожному вокзалу, опираясь на коричневую трость. Толпа собралась немалая, все толкались и пихали друг друга, желая поглазеть на поезд. Несколько человек ринулись в сторону, и Уэйна чуть не сбили с ног.

Какие же все высоченные! Для Уэйна, чья спина согнулась от прожитых лет, не оставалось никакой надежды разглядеть, из-за чего суматоха.

– Никто не замечает бедную старуху, – проворчал Уэйн.

Скрипучий, носовой и более высокий, чем его обычный голос, с примесью милого говора Марготийского округа. Округ уже не существовал – по крайней мере, в той форме, что раньше, – его поглотил промышленный квартал октанта, и жители уехали кто куда. Умирающий говор для умирающей женщины.

– Никакого уважения. Это, я вам скажу, просто какая-то пародия. Только и всего.

Юноша в толпе оглянулся, увидел древнее пальто до самых лодыжек, изборожденное морщинами лицо, серебристые волосы под фетровой шляпой.

– Простите, мэм, – наконец сказал он и отступил, давая дорогу.

«Вот молодец, мальчик», – подумал Уэйн, похлопав его по руке, и поковылял дальше.

Один за другим люди пропускали его. Иногда приходилось изображать маленький приступ кашля, который казался заразным. Уэйн был осторожен, чтобы не выглядеть похожим на нищенку. Это бы привлекло внимание констеблей, которые могли бы подумать, что он ищет, к кому бы залезть в карман.

Нет, он не нищенка. Он Абригайн, старушка, которая пришла выяснить, что тут за суета. Абригайн не богата и не бедна. Бережливая, в тщательно залатанном пальто, в любимой шляпке, которая была когда-то модной. В очках с толстенными стеклами. Несколько совсем молоденьких мальчишек ее пропустили, и Абригайн дала каждому по конфетке, погладив по голове. Милые мальчики. Они напоминали ее внуков.

В конце концов Уэйн пробрался в передний ряд. Там «Несокрушимый» предстал перед ним во всей красе. Это был вагон с толстой стальной броней, блестящими округлыми углами и массивной дверью. Не вагон, а крепость. Или сейф. Как и сейф, он запирался наружным замком с поворотным диском.

Сейчас дверь была открыта, и Уэйн увидел, что к полу в центре вагона наглухо приварен большой стальной контейнер.

– Ой-ой! – воскликнул Уэйн. – Впечатляет.

Стоявший рядом караульный со знаками отличия офицера частной армии Дома Текиэль улыбнулся и, от гордости выкатив грудь колесом, заявил:

– Он отмечает зарю новой эры. Конец бандитского раздолья и грабежей на железных дорогах.

– О, он впечатляет, молодой человек, – повторил Уэйн. – Но вы точно преувеличиваете. Я уже видела железнодорожные вагоны – даже прокатилась в одном, да будет проклят тот день. Мой внук Чаретель хотел, чтобы я поехала вместе с ним в Ковингтар и встретилась с его невестой, и другой возможности не было, хотя я и думала, что раньше-то неплохо путешествовала в карете, запряженной лошадьми. Внук сказал, это называется прогресс. Прогресс, видимо, означает, что тебя запирают в ящике и ты не можешь ни увидеть солнце над головой, ни насладиться поездкой. Так или иначе, тот вагон был в точности как этот. Просто не такой блестящий.

– Я вас уверяю, этот весьма неуязвим. Он все изменит. Видите эту дверь?

– Вижу. Она закрывается на замок. Но сейфы можно взломать, молодой человек.

– Не этот, – возразил караульный. – Бандиты не смогут его открыть, потому что его нельзя открыть – ни им, ни нам. Как только эта дверь закрывается, она запускает механизм, подключенный к тикающим внутри часам. Эти двери невозможно снова открыть на протяжении двенадцати часов, независимо от того, знаешь ты код замка или не знаешь.

– Взрывчатка, – сказал Уэйн. – Бандиты вечно все взрывают. Все об этом знают.

– Это шестидюймовая сталь. Количество динамита, которое потребуется, чтобы ее вскрыть, наверняка уничтожит содержимое вагона.

– Но алломант точно сможет забраться внутрь, – не унимался Уэйн.

– Как? Пусть толкает металл сколько душе угодно: вагон настолько тяжелый, что его просто отшвырнет назад. А если он каким-то образом попадет внутрь, у нас там восемь охранников.

– Ух ты! – Уэйн аж позабыл про говор. – Это и впрямь впечатляет. И чем они будут вооружены?

– Полным набором… – начал было караульный, но замолчал и пригляделся к Уэйну. – Набором… – Его глаза сузились от подозрения.

– Ой, я пропущу чай! – вскричал Уэйн и, развернувшись, заковылял обратно сквозь толпу.

– Остановите эту женщину! – заорал караульный.

Уэйн перестал притворяться, выпрямился и начал протискиваться, энергично работая локтями. Бросил взгляд через плечо. Караульный пробирался следом и вопил:

– Стой! Остановись, будь ты проклят!

Подняв трость, Уэйн нажал на спусковой крючок. Его рука начала трястись как всегда, если он пытался стрелять из пистолета, но здесь были только холостые патроны, так что ничего страшного. Треск, похожий на выстрел, привел толпу в панику, люди волной бросились на землю, словно ветер всколыхнул пшеницу в поле.

Уэйн метнулся прочь, перепрыгивая через распростертые фигуры; достиг края толпы. Караульный поднял пистолет. Уэйн забежал за угол здания вокзала – и остановил время.

Стянул пальто, сдернул блузу, что была под ним, и оказался в джентльменском костюме: черный сюртук, белая рубашка, красный шейный платок. Вакс назвал его «намеренно прозаичным», что бы это ни значило. Снял с внутренней части блузы предметы, изображавшие бюст пожилой дамы: маленькую сумку, складную джентльменскую шляпу и влажную тряпку. Раскрыл шляпу, сунул блузу внутрь, снял парик и напялил на голову шляпу.

Сорвал наружный слой с трости, и она стала черной. Бросил парик и сумку возле стены. Наконец стер с лица грим, выкинул тряпку и убрал скоростной пузырь.

Уэйн вывалился из-за угла здания, изображая, что его толкнули. Выругался, поправил шляпу и, подняв черную трость, гневно ею тряхнул.

Рядом появился запыхавшийся караульный:

– Вы в порядке, милорд?

– Нет! – рявкнул Уэйн, вкладывая в свой голос все аристократическое высокомерие, на какое был способен, до последней унции. Говор округа Мэдион, самого богатого в Первом октанте, где Дом Текиэль владел большей частью земли. – Что за негодяй, капитан! Это отбытие следовало осуществить с достоинством и аккуратностью!

Караульный застыл, и Уэйн понимал, что за мысли у него в голове. Он ожидал, что аристократ окажется случайным прохожим, но видел перед собой человека, который говорил как член Дома Текиэль – то есть был одним из его работодателей.

– Простите, милорд! Но я его прогнал.

– Кто он такой? – спросил Уэйн, приближаясь к брошенному парику. – Он отшвырнул эту штуку, когда пробегал мимо.

– Нарядился старушкой, – объяснил караульный, почесывая в затылке. – Задавал вопросы про «Несокрушимого».

– Будь оно все проклято. Это наверняка был один из умыкателей.

Караульный побледнел.

– Вы хоть понимаете, насколько опозорится наш Дом, если что-то случится во время этого путешествия? – Потрясая тростью, Уэйн шагнул к капитану. – Наша репутация поставлена на карту. Наши головы поставлены на карту, капитан. Сколько у вас охранников?

– Три дюжины, милорд, и…

– Недостаточно! Совершенно недостаточно! Пошлите за подкреплением!

– Я…

– Нет! – перебил Уэйн. – Я сам. Меня сопровождает несколько охранников. Я пошлю одного, чтобы привел еще отряд. Ваши люди патрулируют вокзал, чтобы отловить негодяев вроде этого? – Он указал на парик.

– Э-э, я еще не отдал такой приказ, милорд. Понимаете, я думал, что поймаю его сам, и…

– Вы покинули пост?! – вскричал Уэйн, схватившись за голову руками. – Вы позволили себя выманить? Идиот! Ступайте назад! Быстро! Предупредите остальных. О Выживший Всевышний. Если что-то пойдет не так, мы покойники. Покойники!

Капитан караула попятился и кинулся к поезду, от которого в разные стороны разбегались запаниковавшие люди. Уэйн прижался к стене, сверился с карманными часами и подождал, пока не представился шанс поднять скоростной пузырь. Кажется, никто не заметил.

Снял шляпу. Бросил трость и вывернул пиджак, превратив его в коричнево-желтую куртку военного образца, как у караульных. Стянул накладной нос и вытащил из сумки, которую бросил у стены, треугольную тканевую шапку.

Надел ее вместо джентльменской шляпы. Для дела всегда требовалась правильная шляпа. Это был ключ ко всему. Снял брюки, под которыми находились форменные солдатские, и нацепил на ремень пистолет. Потом убрал пузырь и побежал за угол, к путям. Там он нашел капитана, который выкрикивал приказы своим людям. Рядом спорили друг с другом какие-то сердитые аристократы.

Груз не разгружали. Это хорошо. Уэйн считал, что они просто откажутся от поездки, невзирая на всю шумиху, но Вакс не согласился. Он сказал, что Текиэли раздули из «Несокрушимого» такую сенсацию, что парочка небольших сбоев их не остановит.

«Дураки», – подумал Уэйн, качая головой.

Фарнсвард, в которого он перевоплотился, был не согласен с таким решением. Он служил в частной армии Дома Текиэль вот уже десять лет, хотя большей частью во Внешних Владениях со своим лордом, который страдал хроническим недугом. Фарнсвард многое повидал на своем веку и убедился, что бывают причины, ради которых надо рисковать. Чтобы спасти жизнь, чтобы победить в битве, чтобы защитить доброе имя Дома. Но рисковать из-за того, что ты чего-то там пообещал? Какая глупость.

Уэйн подбежал к капитану, с которым разговаривал раньше, и отдал честь:

– Сэр, я Фарнсвард Дабс. Меня прислал лорд Эвенстром Текиэль!

Говор Внешних Владений с толикой аристократичности, позаимствованной за счет столь долгого проживания бок о бок с высшим обществом.

Начальник караула выглядел измученным.

– Ладно. Думаю, нам не помешает еще один человек.

– Простите, сэр. – Уэйн подался вперед. – Лорд Эвенстром временами легковозбудим. Я знаю, как это бывает. Он не в первый раз послал меня помогать тому, кто не нуждается в помощи. Мы с Бреном не будем путаться у вас под ногами.

– С Бреном?

– О, он же был прямо у меня за спиной… – Уэйн растерянно завертел головой.

Вакс выскочил из-за здания вокзала, одетый в форму, похожую на форму Уэйна. У него имелось также накладное брюхо внушительного размера, в котором были спрятаны некоторые особые материалы, необходимые ему этой ночью.

– Вот же он! – воскликнул Уэйн. – Тупой деревенский олух, сэр. Должность унаследовал от отца, но можно всю ночь бить кремнем по его кресалу и не высечь ни искры, если вы понимаете, о чем я.

– Ладно, охраняйте этот пост, – махнул рукой капитан. – Не позволяйте никому приближаться к вагону, как бы они ни выглядели. – Он оставил новичков и побежал к компании аристократов.

– Ну что, Вакс, – сказал Уэйн, поприветствовав друга прикосновением к шляпе, – готов оказаться проглоченным?

Ваксиллиум посмотрел на здание вокзала. Гражданские рассеивались. На земле тут и там валялись шляпы и носовые платки.

– Ты должен позаботиться о том, чтобы они отправили поезд, Уэйн. Что бы ни случилось, он обязан двинуться в путь.

– Ты же вроде был уверен, что они слишком сильно опозорятся, если не отправят его.

– Касательно первой части – да, уверен. Насчет второй – не очень. Сделай так, чтобы все получилось, Уэйн.

– Конечно, дружище. – Уэйн сверился с часами. – Она опазды…

Внезапно раздались выстрелы. Ружейные. Хотя Уэйн их ожидал, они все равно заставили его вздрогнуть. Караульные вокруг закричали, принялись выискивать источник выстрелов. Ваксиллиум завопил и рухнул, из его плеча брызнула кровь. Уэйн поймал его в тот же момент, когда другой караульный заметил вспышки на крыше здания.

Караульные открыли огонь, а Уэйн попытался утащить Ваксиллиума подальше от опасности. Он принялся озираться, а потом с безумной поспешностью запихнул Ваксиллиума в открытую дверь вагона. Несколько караульных взглянули на него, но никто не сказал ни слова. Глаза Ваксиллиума мертво глядели в пустоту. Другие охранники, наверняка терявшие друзей в стычках с бандитами или мелких войнах между Домами, все поняли. В пылу битвы следовало поместить раненого в безопасное место, а куда именно – проклятье, какая разница?

Стрельба с крыши вокзала прекратилась, но теперь началась со стороны ближайшего здания. Несколько пуль высекли искры из верхней части ближайшей опоры.

«Слишком близко, Мараси», – с досадой подумал Уэйн.

Почему каждая встреченная им женщина пыталась его подстрелить? Просто потому, что он мог исцелиться. Все равно что забрать чужое пиво, потому что тот, кому оно принадлежало, может заказать еще.

Уэйн нацепил обеспокоенную мину.

– Они пришли за грузом! – заорал он.

Потом схватился за дверь большого грузового вагона, передвинул рычаг противовеса и побежал вперед. Дверь «Несокрушимого» закрылась – Вакс остался внутри, а сам Уэйн снаружи. До того, как кто-то сумел его остановить.

Перестрелка прекратилась. Караульные, нашедшие укрытие неподалеку, в ужасе уставились на Уэйна. Дверь вагона щелкнула, запираясь.

– Ржавь и Разрушитель! – воскликнул один из солдат. – Что ты натворил?

– Закрыл груз! – ответил Уэйн. – Смотри, они больше не стреляют.

– Внутри должны были быть солдаты! – подбегая, заорал капитан.

– Они пытались забраться внутрь до того, как вагон закроют, – возразил Уэйн. – Вы же видели, что они делали. Теперь им до груза не добраться. Мы победили!

Капитан караула выглядел обеспокоенным. Он посмотрел на аристократов, которые поднимались с земли. Уэйн затаил дыхание, когда они набросились на капитана с руганью. Капитан, однако, в точности повторил слова Уэйна.

– Но мы же их остановили, – объяснил капитан, зная, что ему – а не Уэйну – предстоит понести наказание, если будет решено, что произошла ошибка. – Они перестали атаковать. Мы победили!

Уэйн отошел и прислонился к колонне, ожидая караульных, которых послали проверить, кто стрелял. Они вернулись с большим количеством гильз от патронов для винтовок, собранных в нескольких местах. На самом деле большинство выстрелов было холостыми. Нескольким беспризорникам заплатили, чтобы те постреляли в воздух, а потом сочинили истории о мужчинах, которые поспешно садились в повозки и уезжали прочь.

Менее чем через час поезд тронулся в путь, а в Доме Текиэль все были убеждены, что отразили большое нападение умыкателей. Поговаривали даже об официальной благодарности для Уэйна, но он переложил всю славу на капитана и ускользнул до того, как кому-то пришло бы в голову спросить, какому же лорду он служил в качестве телохранителя.

17

Прислушиваясь к грохоту колес, Ваксиллиум с промокшим от фальшивой крови плечом ехал в одиночестве в холодном грузовом вагоне. В углу под потолком качалась лампа, которую он повесил на крючок. Еще он закрепил на потолке паутину сетей. Они были намотаны на голенях, бедрах и животе. Униформа, теперь слишком большая, валялась кучей в углу, а Ваксиллиум переоделся в практичные штаны и легкую черную куртку.

Он сидел на полу, прислонившись спиной к грузовому контейнеру и вытянув ноги. Виндикацию держал в руке, рассеянно вертя барабан и переключая рычажок, позволявший воспользоваться особыми каморами. Ваксиллиум зарядил один патрон, предназначенный против стрелков, и другой – против громил. Еще два запасных «туманных» патрона лежали в кармане.

Серьга по-прежнему была в ухе.

«Ты хотел, чтобы я это сделал, – подумал Ваксиллиум, обращаясь к Гармонии. Интересно, можно ли считать молитвой упрек? – Что ж, вот он я. Мне бы не помешало немного помощи, если она входит в твой бессмертный план. Ну, ты понимаешь, о чем я».

Рядом возвышался грузовой контейнер. Ваксиллиум понимал, почему Дом Текиэль так гордился проделанной работой: ворам было бы неимоверно трудно украсть заваренный со всех сторон сейф. Чтобы вытащить его из вагона, понадобилось бы несколько часов работы газовой горелкой или большой электрической пилой. Это, плюс умная дверь и предполагаемые охранники не могло не обескуражить умыкателей, а возможно, и расстроить их планы.

Да, Текиэли были умны. Проблема заключалась в том, что мыслили они не в том направлении.

Ваксиллиум вытащил из-под полы куртки пакет, в котором хранились найденные Уэйном динамит и детонатор. Положил на пол рядом с собой, сверился с карманными часами. Время почти пришло…

Поезд начал замедляться.

– Ага, – сказал Уэйн, прижимаясь к вершине холма и глядя через подзорную трубу. – Он прав. Хотите посмотреть?

Мараси нервно взяла подзорную трубу. Они с Уэйном заняли позицию, примчавшись из города безумным галопом. Мараси была в брюках, одолженных у Ранетт, и чувствовала себя голой. Совершенно неприлично. Каждый встреченный мужчина будет пялиться на ее ноги.

«Может, это помешает умыкателям стрелять», – подумала она, скривившись.

Холм располагался за городом, неподалеку от железнодорожных путей. Была почти полночь, когда наконец послышался перестук колес приближающегося поезда.

Сейчас он как раз замедлялся. Высекая снопы искр, заскрипели тормоза. Мараси вскинула подзорную трубу и вздрогнула: навстречу поезду двигалось призрачное видение, перед которым горел яркий свет. Вагон-фантом.

– Вакс будет счастлив, – сообщил Уэйн.

– Из-за чего? Из-за вагона?

– Нет. Сегодня туманная ночь.

Мараси огляделась. И впрямь собирается туман. Он не был похож на обычное атмосферное явление – он не приходил с океана большой волной. Он проявлялся в воздухе, словно морозный узор на холодном куске металла. Мараси задрожала, когда туман начал их окутывать, придавая головным лампам поездов внизу призрачный оттенок.

Мараси снова направила трубу на приближающийся «поезд». Поскольку ее предупредили, увидеть правду оказалось нетрудно. Это была приманка. Дрезина с мускульным приводом и деревянным фасадом.

– Как они соорудили такой фонарь? – проговорила Мараси.

– Не знаю. Магия?

Фыркнув, Мараси попыталась разглядеть, что прячется за деревянным каркасом.

– Наверное, какая-то химическая батарея. Я читала о работах… но, ржавь и Разрушитель, это мощный прожектор. Сомневаюсь, что он сможет гореть долго.

Когда настоящий поезд остановился, из его вагонов выскочили люди. Дом Текиэль послал охранников. Это вызвало у Мараси улыбку. Может, ограбление все-таки не состоится.

Передняя часть поезда-призрака упала.

– Ох, чтоб меня… – произнес пораженный Уэйн.

– Что это…

Мараси осеклась, когда раздалась серия выстрелов, громких и быстрых. Она рефлекторно отпрянула и пригнулась, хотя никто не целился в них. Уэйн схватил подзорную трубу, поднял.

Разглядеть дальнейшее из-за темноты и тумана Мараси не удалось. И она была только рада. Стрельба, крики…

– Многоствольная пушка, – прошептал Уэйн. – Проклятье, они настроены всерьез.

– Я должна помочь, – сказала Мараси, снимая с плеча винтовку, которую ей дала Ранетт.

Модель оказалась незнакомой, но Ранетт пообещала, что оружие будет точнее всего, чем Мараси пользовалась до сих пор. Она подняла винтовку. Если удастся попасть в умыкателей…

Уэйн положил руку на ствол ее винтовки и аккуратно опустил. Пушка перестала стрелять, и все стихло.

– Вы ничего не сможете сделать, любезная, и нам не следует привлекать внимание этого проклятого орудия. Кроме того, вы правда думаете, что смогли бы попасть в кого-то из них с такого расстояния?

– Я попадаю в красное с пятисот шагов.

– Ночью? – уточнил Уэйн. – В тумане?

Мараси протянула руку и нетерпеливым жестом попросила подзорную трубу. Уэйн отдал.

Из поезда-призрака выпрыгнули шестеро. Они разошлись по обеим сторонам настоящего поезда, держа наготове оружие и наблюдая.

– Отвлекают внимание? – спросил Уэйн, также следивший за происходящим.

– Лорд Ваксиллиум так считал. Он сказал… – Мараси осеклась. – Он сказал следить за каналом.

Она повернулась, разглядывая канал через подзорную трубу. В их сторону направлялось что-то большое и темное. Окутанное туманом, оно выглядело массивным чудовищем – левиафаном, который тихонько плыл по воде. Оказавшись на одном уровне с серединой поезда, оно остановилось. Из черной массы выдвинулась окутанная тенями нога.

«Именем Выжившего, – подумала Мараси, дрожа. – Оно живое».

Но нет… «нога» двигалась слишком скованно. Она поднялась, повернулась, опустилась. И нечто на поверхности канала остановилось, упираясь «ногой» в берег.

«Для устойчивости, – поняла Мараси. – Эта штука и проделала углубление в земле, которое мы видели раньше».

Как только нечто… машина обрела устойчивость, какие-то люди направились сквозь тьму к грузовому вагону. Они работали там несколько минут. Потом из темной массы канала поднялась большая «рука». Повернулась к рельсам, опустилась, схватила весь грузовой вагон и подняла.

Мараси ахнула. Вагон приподнялся всего на несколько футов, но этого было достаточно. Машина оказалась подъемным краном.

Тем временем умыкатели разомкнули сцепку между вагонами и теперь подталкивали грузовой вагон, помогая перенести его над узкой полосой земли к каналу. Черная масса, видимо, была баржей. Мараси быстро произвела подсчет в уме. Чтобы поднять такой груз, баржа должна быть очень тяжелой, со значительным балластом с противоположного борта.

Она подняла подзорную трубу и, к своему удовлетворению, разглядела еще одну стрелу крана, направленную в другую сторону и удерживавшую нечто тяжелое. Баржа осела, когда был поднят грузовой вагон, но не так сильно, как предполагала Мараси. Наверное, у нее очень большая осадка. А возможно, в нижней части еще какая-нибудь раздвижная секция. Этого в сочетании со стабилизирующей стрелой должно было хватить.

– Ой-ой-ой… – прошептал Уэйн. – Вот это номер.

Машина опустила грузовой вагон на палубу баржи и подняла что-то, стоявшее там. Что-то большое и прямоугольное. Мараси уже знала, чего ждать. Копии.

Она смотрела, как вагон-двойник опускают на пути. Сцепка усложняла задачу. Можно было испортить весь план: если опустить вагон неправильно, сцепка сломается, и когда состав тронется, его задняя половина останется на путях. Умыкатели на суше руководили процессом.

Несколько грабителей постреливало в окна пассажирских вагонов тут и там, видимо, чтобы никто не высовывался. Однако пути так изгибались вокруг лесистого холма, что вряд ли кто-то смог бы как следует разглядеть происходящее. Фонарь призрачного поезда исчез пару минут назад. Мараси знала, что он должен удаляться по рельсам в обратную сторону. Где они его прятали? Может быть, загружали на другую баржу, отогнав достаточно далеко, чтобы никто не видел?

Умыкатели, работавшие с баржей, поспешили забраться на борт. Постепенно растворяясь в тумане, баржа двинулась к середине широкого канала.

– Уэйн! – Мараси вскочила. – Мы должны идти.

Тот со вздохом поднялся:

– Ну да, ну да.

– Ваксиллиум в том вагоне!

– Ага. Вы заметили, как часто он оказывается тем, кто путешествует с комфортом, в то время как мне постоянно приходится скакать галопом или ходить пешком? Не очень-то справедливо.

Закинув на плечо винтовку, Мараси поспешила вниз по склону.

– Знаешь, когда я читала отчеты, то даже не предполагала, что ты так много жалуешься.

– Ничего подобного. Довожу до вашего сведения, что я горжусь своим веселым и жизнерадостным отношением к жизни.

Мараси приостановилась и посмотрела на него, вскинув бровь:

– Ты этим гордишься?

Уэйн приложил руку к груди и произнес тоном, чем-то напоминавшим тон священнослужителя:

– Да, но гордость – это плохо, знаете ли. В последнее время я пытался вести себя более смиренно… Быстрее, быстрее! – продолжил он уже обычным своим голосом. – Мы их потеряем. Хотите, чтобы Вакс оказался загнанным в угол и в одиночестве? Ну что вы за женщина.

Покачав головой, Мараси развернулась и побежала вниз к подножию холма, где были привязаны их лошади.

Сцепив за спиной руки, Майлз стоял на носу Машины, которая тихонько скользила по каналу. Полукран-полубаржа выглядел почти так, как он себе представлял, излагая замысел мистеру Костюму.

Майлз гордился тем, что сделал: стал не просто вором, а тем, кто захватил воображение людей. Костюм мог болтать что угодно про театральные эффекты, но они сработали. Констебли даже не догадывались, каким образом он совершал свои кражи.

– Проверили всех шестерых охранников Текиэлей, босс, – доложил Тарсон.

Его рука была уже не на перевязи. Пьютерные саванты исцелялись быстро. Не так быстро, как кто-то вроде Майлза, но все-таки с поразительной скоростью. Правда, пьютерные саванты еще имели склонность доводить себя до смерти, не замечая, что тело истощено. Это опасное искусство сжигало людей так же быстро, как алломанты сжигали металлы.

– Машинистов тоже, – продолжал Тарсон. – В последнем вагоне поймали еще нескольких охранников, которые пытались выбраться наружу и посмотреть, как мы забираем груз. Мы их застрелили. Думаю, теперь мы чисты.

– Еще нет, – негромко проговорил Майлз, устремив взгляд во тьму. Казалось, баржа парила в тумане, а не двигалась по воде за счет двух медленно вращающихся винтов. – Ваксиллиум знает, как мы это делаем.

Тарсон явно растерялся:

– Э-э… вы уверены?

– Да, – рассеянно проговорил Майлз. – Он внутри грузового вагона.

– Что?!

Развернувшись, Тарсон уставился на вагон в центре баржи. Его как раз накрывали брезентом, чтобы спрятать от чужих глаз, поскольку они приближались к городу.

Под брезентом также спрячут краны и противовес, и их баржа превратится в обычную, ничем не примечательную баржу, доставившую груз из отдаленной каменоломни. У Майлза имелся путевой лист, разрешение на швартовку и было припасено несколько штабелей каменных плит, спрятанных под другими брезентами.

– Не знаю, как он туда проник, – продолжал Майлз, – но он там, внутри. Вакс мыслит как законник, а лучший способ отыскать наше логово – остаться с грузом, который точно будет украден, хоть ты и не знаешь, как именно. – Он помедлил. – Хотя нет. Он должен был догадаться, как мы это делаем. В этом риск того мастерства, каким он обладает. Каким обладал я. Начинаешь думать как преступник.

На самом-то деле лучше, чем преступник.

Было в некотором роде удивительно, что и другие законники в конечном счете не становились преступниками. Если ты постоянно видишь, как что-то делают неправильно, ты волей-неволей хочешь увидеть, как это наконец-то сделают правильно. Майлз начал планировать эти ограбления – чисто умозрительно – лет десять назад, когда понял, что охрана железных дорог сосредоточена на вагонах. И вот сейчас было чем гордиться. Он совершил грабеж и сделал это хорошо. Очень хорошо. И люди… Он специально прислушивался, когда выпадала возможность прогуляться по городу. Они говорили об умыкателях с благоговением.

Не что что в Дикоземье. Он защищал их, а люди его ненавидели. Теперь он их грабил, а они его любили. Люди сбивали его с толку, но было приятно не ощущать по отношению к себе ненависти. Страх – да. Но не ненависть.

– Так что же мы будем делать? – спросил Тарсон.

– Ничего. Вакс, скорее всего, не понимает, что я догадался о его присутствии. Это дает нам преимущество.

– Но…

– Мы не можем открыть вагон здесь, – перебил Майлз. – В этом-то все дело. Нам понадобится мастерская. – Он помедлил. – Хотя, полагаю, мы могли бы просто выкинуть вагон в канал. Тут достаточно глубоко, чтобы он затонул целиком. Очень сомневаюсь, что Вакс сможет открыть дверь.

– Не думаю, что мистеру Костюму понравится, если мы утопим вагон, босс, – заметил Тарсон. – Он, должно быть, сильно потратился, чтобы сделать копию.

– Да. К несчастью, глубина канала всего-то около четырнадцати футов. Если выбросить вагон, нам не успеть скрыться до того, как другая баржа налетит на него и все откроется. Какая жалость.

Смерть Ваксиллиума почти стоила потери груза. Мистер Костюм просто недооценивал этого человека. Причем вел себя так, будто был полностью в курсе. Но если бы он на самом деле знал, насколько Ваксиллиум опасен, насколько эффективен… что ж, он бы ни за что не дал разрешения на это ограбление. Он бы остановил все операции и убрался бы из города. И Майлз бы согласился с таким шагом, если бы не один нюанс.

В этом случае не произошло бы никакого противостояния.

Баржа вместе с грузом и пассажиром уже вошла в черту города. Вакс проделал путешествие, точно лорд в великолепной карете, которая была также почти неприступной крепостью, защищавшей его от расправы дюжины или около того людей на борту.

Няньки, приставленные мистером Костюмом, – они называли себя Нажим и Тяга – молча присоединились к стоявшему на носу баржи Майлзу. Так все вместе они и продвигались через Элендель. Уличные фонари в тумане выглядели бегущими вдоль канала линиями яркого белого огня. Высоко в небе блестели другие огни – окна домов, также укрытых туманом.

Большинство считали туман дурным знамением – Майлз слышал, как поблизости ворчал кто-то из его людей, – хотя по крайней мере две главные религии принимали его в качестве проявления божественной силы. Майлз так и не определился, что думать об этом явлении. Поговаривали также, что туман усиливал алломантию, но способности Майлза и без того превосходили все возможные пределы.

Церковь Выжившего учила, что туман принадлежал ему, Кельсеру, Повелителю Тумана. Он появлялся в те ночи, когда туман был особенно густым, и даровал свое благословение независимым людям. Они могли оказаться ворами, учеными, анархистами или фермерами, живущими на своей собственной земле. Любой, кто выживал, полагаясь лишь на себя, – или мыслил без оглядки на кого бы то ни было, – был тем, кто следовал Выжившему, пусть даже сам об этом и не догадывался.

«Над этим нынешние власть имущие тоже насмехаются», – подумал Майлз.

Многие из них заявляли, будто принадлежат к Церкви Выжившего, но при этом отучали подчиненных мыслить самостоятельно. Майлз покачал головой. Что ж, он больше не последователь Выжившего. Он нашел кое-что получше, кое-что куда более правдивое.

Баржа миновала наружное кольцо Четвертого и Пятого октантов. Два массивных здания – Башня Текиэль и Железный Шип – вздымались друг против друга на противоположных берегах канала. Их вершины исчезали в тумане.

Рядом с Железным Шипом находилось небольшое ответвление канала, где и располагался причал. Туда и завели баржу, затем с помощью неподвижного портового крана подняли с палубы замаскированный грузовой вагон. Согласно путевому листу, это был громадный штабель каменных плит. Его медленно развернули в воздухе и аккуратно опустили на платформу.

Спрыгнув с баржи, Майлз в сопровождении Нажима и Тяги прошел туда же. За ними с довольным видом последовали остальные. Поговаривали, что за это ограбление полагается премия.

Скоба почесывал шрамы на щеке. Он был последователем Выжившего, и шрамы свидетельствовали о его истовой вере. Тарсон широко зевнул, растянув серые губы, потом хрустнул костяшками.

Платформа содрогнулась, пришла в движение и начала опускаться на этаж ниже, в литейный зал. Едва они оказались под землей, двери наверху закрылись. Майлз бросил взгляд в сторону, вдоль длинного туннеля, который, как говорил мистер Костюм, когда-то должен был обеспечить движение поездов под городом. Туннель выглядел пустым и безжизненным.

– Цепи! – спрыгивая с платформы, скомандовал Майлз. – Крепите грузовой вагон!

– Может, подождать? – спросил, нахмурившись, Тарсон. – Он ведь сам откроется через двенадцать часов.

– Через двенадцать часов меня тут не будет, – сказал Майлз. – Вакс и его люди подобрались слишком близко. Мы вскроем этот вагон, разберемся с тем, кто внутри, потом схватим алюминий и удерем. За работу! Давайте сорвем эту дверь с петель.

Его люди спешно принялись за дело. С одной стороны они при помощи большого количества зажимов и цепей прикрепили вагон к стене. Другим набором цепей приковали дверь «Несокрушимого» к той самой мощной электрической лебедке, которая поднимала и опускала платформу.

Майлз прошел к стеллажу с оружием и взял два алюминиевых пистолета, в точности таких же, как те, что были в его кобурах. С тревогой отметил, что на полке остался всего лишь один. Они потеряли на этом оружии целое состояние. Что ж, придется позаботиться о том, чтобы Ваксиллиум расплатился как следует. Майлз двинулся через зал – туда, где несло коксом из бездействующих печей, а на полу звякали цепи и ворчали люди.

– Оружие к бою! – приказал Майлз. – Как только мы откроем эту штуку, приготовьтесь стрелять в человека, который там, внутри.

Сбитые с толку умыкатели посмотрели друг на друга, но потом достали пистолеты – кто из-за пояса, кто из кобуры. Около дюжины человек, и еще несколько в резерве. На всякий случай. Никогда не вкладывай все пули в один и тот же патронник, если рядом Ваксиллиум.

– Но, босс, – не удержался какой-то умыкатель, – в донесении говорилось, что поезд уехал без охранников в вагоне!

Майлз взвел курок:

– Если ты обнаружишь дом без крыс, сынок, то знай: их распугало нечто более опасное.

– Думаешь, внутри кто-то есть? – шагнув ближе, с ленцой в голосе спросил Нажим.

Он явно не слышал, что Майлз говорил про Вакса на барже.

Майлз только кивнул.

– И ты притащил его сюда?

Майлз снова кивнул.

Лицо Нажима потемнело.

– Ты должен был рассказать нам.

– Вас мне предоставили, чтобы помочь с ним справиться, – возразил Майлз. – Я просто хотел убедиться, что у вас будет шанс, мальчики. – Он повернулся: – Заводи мотор!

Один из умыкателей потянул за рычаг, и цепи натянулись, заскрипели от напряжения под тяжестью вагона. Тот загрохотал, но цепи по другую сторону не дали ему сдвинуться с места.

– Приготовьтесь! – крикнул Майлз. – Когда дверь откроется, стреляйте во все, что хоть шевельнется внутри. Вооружитесь только алюминием и не берегите патроны. После мы сможем собрать пули и отлить их заново.

Дверь вагона начала изгибаться, металл застонал. Майлз и его люди отодвинулись в сторону, подальше от цепей. Трое в спешке отправились устанавливать многоствольную пушку, но Майлз взмахом руки велел этого не делать. У них не было для нее алюминиевых пуль, а пальба из такого орудия по подготовленному алломанту-стрелку могла обернуться катастрофой.

Майлз снова сосредоточил все внимание на бронированном вагоне. Затаил дыхание и ощутил, как тело наполняется теплом, сопровождавшим увеличение объема силы, которую он черпал из метапамяти. Ему не нужно было дышать. Его тело каждую секунду обновлялось самостоятельно. Он бы остановил сердце, если бы умел. Сердцебиение сильно мешало как следует целиться.

Впрочем, и не дыша, он все равно не смог бы стрелять так же хорошо, как Вакс. Хотя этого не мог никто. Вакс точно родился специально для огнестрельного оружия. Майлз не раз видел, как он делал выстрелы, в невозможности которых можно было поклясться. Как-то даже стыдно убивать такого человека. Все равно что сжечь единственную в своем роде картину, шедевр.

Но он обязан это сделать. Майлз вытянул руку с револьвером, прицеливаясь. Дверь продолжала изгибаться, и звенья в нескольких цепях начали деформироваться от нагрузки. Однако их еще осталось достаточно, да и мотор был очень мощный, так что крепления двери стали поддаваться. Полетели куски металла, выскочили болты. Один попал Майлзу в щеку и рассек кожу. Порез немедленно исцелился. Никакой боли. Майлз лишь смутно припоминал, что такое боль.

Издав последний предсмертный скрежет, дверь сорвалась с петель и полетела через весь зал. Грохнулась на пол и поехала дальше, высекая искры. Умыкатель у двигателя поспешно налег на рычаг, стопоря машину. Дверь остановилась. Бандиты нервно дергали стволами, вглядываясь во тьму грузового вагона.

«Ну же, Вакс, – мысленно обратился Майлз. – Твой ход. Ты пришел ко мне. В мою берлогу, мое убежище. Ты теперь мой».

Бедный дурак. Вакс не мог остановиться, если какая-нибудь женщина была в опасности.

И в этот момент Майлз заметил струну. Тонкая, почти невидимая, она вела от упавшей двери куда-то в темноту вагона. Видимо, кто-то изнутри привязал к двери один конец, а весь небрежно смотанный большой моток бросил на пол. Когда они сорвали дверь, струна не лопнула, а натянулась. Что за…

Майлз посмотрел на упавшую дверь. Лента. Динамит.

«Проклятье!»

Кто-то внутри вагона – кто-то, прятавшийся за контейнером с алюминием, – резким движением натянул струну.

18

Помещение снаружи содрогнулось. Вагон задергался, хотя, похоже, кто-то был столь любезен, что закрепил его на месте, отчего Ваксиллиума не так уж мотало из стороны в сторону. Он держался за веревку, которую привязал к контейнеру, опустив голову и сжимая Виндикацию возле уха.

Едва миновала взрывная волна, Ваксиллиум перепрыгнул через контейнер и вынырнул из вагона. В воздухе клубился дым, пол был усеян кусочками камня и стали. Большинство ламп разбилось во время взрыва, а оставшиеся неистово раскачивались, наполняя помещение сбивающими с толку тенями.

Окинув взглядом разрушения, Ваксиллиум произвел быстрый подсчет: по меньшей мере четверо убитых. Он наверняка мог бы уложить больше, если бы подорвал динамит раньше, но беспокоило, что могут пострадать невиновные. Пришлось на миг выглянуть и проверить, нет ли рядом Стерис или кого-то еще.

Ваксиллиум оттолкнулся от куска стали и взлетел, отпрыгивая вверх и назад, прежде чем какой-нибудь умыкатель смог бы взять его на мушку. Пока летел, нацелил Виндикацию и застрелил еще одного бандита, а приземлившись на крышу вагона, двумя точными выстрелами прикончил и еще двоих.

В Майлза Ваксиллиум выстрелил за миг до того, как узнал. Пиджак и рубашка бывшего законника с левой стороны были разорваны в клочья, но плоть он уже нарастил и теперь поднимал собственный пистолет.

«Проклятье», – подумал Вакс, спрыгивая по другую сторону вагона.

Он-то надеялся, что окажется в более традиционном бандитском логове с узкими коридорами и тайными уголками, а совсем не в этой просторной каменной пещере.

Едва Ваксиллиум выглянул из-за вагона, как грянул залп сразу из нескольких револьверов. Нырнув обратно, Ваксиллиум поспешно зарядил Виндикацию обычными патронами. Уже прижали. Это добром не кончится.

Мигнула и погасла еще одна лампа. Порожденные взрывом маленькие пожары озаряли помещение примитивным красным светом. Ваксиллиум пригнулся, держа Виндикацию наготове. Утруждать себя «стальным пузырем» не стал – противники стреляли алюминиевыми пулями.

Или он попадет в клещи и погибнет, когда они проберутся за вагон, или вырвется, рискуя получить пулю. Была не была. Пинком подбросив кусок металла, Ваксиллиум толкнул его перед собой. Металл отвлек огонь на себя – Ваксиллиум рванул следом, отталкиваясь от чего-то позади, чтобы взмыть в воздух. Повернул в сторону, стреляя на лету, в основном ради того, чтобы бандиты пригнули головы, хотя одного все же сумел подстрелить, прежде чем ударился о землю и скользнул в тень за какими-то ящиками.

Выпрямился и быстро перезарядил оружие, морщась от боли в боку, из которого через повязку сочилась кровь. Огляделся. Вагон был закреплен в северной части пещеры. Ваксиллиум рванулся на запад и оказался в северо-западном углу. Западная же сторона чуть к югу от него, переходила в какой-то туннель. Может, удастся добежать?

Ваксиллиум нырнул за угол и всадил одному из умыкателей пулю прямо в лоб. Перекатился, прячась за более высоким штабелем контейнеров.

Кто-то крался за ящиками слева от него; Ваксиллиум слышал, как под ногами хрустит мусор, оставшийся после взрыва. Он поднял пистолет, шагнул в сторону и выстрелил.

Человек в черном костюме небрежно вскинул руку. Отслеживая пулю с помощью голубых алломантических лучей, Ваксиллиум увидел, как та отлетела назад и ударилась в стену. Отлично. Алломант-стрелок. Передвинув рычажок, Ваксиллиум повернул барабан Виндикации, но в этот момент в него открыли огонь два умыкателя, и он не успел выстрелить особым патроном.

Алломант-стрелок был близко. Надо пошевеливаться. Ваксиллиум выхватил из кармана несколько носовых платков с завязанными в них грузилами и швырнул прочь алломантическими толчками, чтобы отвлечь огонь, а сам начал пробираться с правой стороны ящиков. Необходимо все время двигаться. Это…

Он столкнулся лицом к лицу с человеком, который обошел ящики с другой стороны. Худощавый, с пепельной кожей и в шляпе Уэйна. Тарсон – так его называли во время прошлой битвы.

Тарсон вытаращил глаза от изумления и замахнулся кулаком, позабыв, что держит в ней револьвер. Он был колоссом-полукровкой и, судя по легкости, с которой зажила его рана, пьютерным громилой. Такие часто сначала размахивали кулаками, а уж потом думали об оружии.

Ваксиллиум едва успел отпрянуть; кулак пролетел на волос от кончика его носа и врезался в один из ящиков, разбив его на куски. Вакс поднял Виндикацию, но Тарсон, двигаясь со сверхъестественным проворством, выбил у него оружие. Да, точно пьютерный громила. Люди, в чьих жилах текла кровь колоссов, были сильными, но отнюдь не такими быстрыми.

Ваксиллиум рефлекторно оттолкнулся и отскочил назад. Драка врукопашную с Тарсоном была бы самоубийством.

Крыша вдруг взорвалась.

Точнее, не вся крыша. Только часть, над Ваксиллиумом, откуда, похоже, грузовой вагон спустили на какой-то механической платформе. Ваксиллиум уклонился от падающих кусков металла; некоторые оттолкнул. Сверху раздались выстрелы, и громила попятился, когда несколько пуль угодили в ближайшие ящики.

В дыру спрыгнул человек в пыльнике с двумя дуэльными тростями. Уэйн грохнулся рядом с Ваксиллиумом, застонав от боли, и вокруг них возникло отчетливое мерцание скоростного пузыря.

– Ой-ой… – Уэйн перекатился и вытянул ногу, позволяя перелому срастись.

– Тебе не надо было спрыгивать так быстро, – упрекнул его Ваксиллиум.

– Да ты что? Наверх посмотри, маффинова твоя башка.

Ваксиллиум так и сделал. Оказывается, пока он сражался с пьютерным громилой, алломант-стрелок в черном времени не терял. Он медленно приземлялся на вершину штабеля с револьвером в руке, над стволом которого курился дымок, свидетельствующий о том, что пуля уже вылетела. Ствол был направлен точно в голову Ваксиллиума.

Вакс вздрогнул и демонстративно шагнул в сторону.

– Спасибо. Э-э-э… «маффинова башка»?

– Сочиняю оскорбления покрасивше, – сказал Уэйн, поднимаясь на ноги. – Как тебе мой новый пыльник?

– Так вот почему ты задержался? Только не говори, что ходил по магазинам, пока я тут сражался не на жизнь, а на смерть.

– Пришлось уложить троих мерзавцев, которые стерегли вход наверху. – Уэйн покрутил дуэльные трости. – Один из них соизволил нарядить свою персону в сей прекрасный предмет одежды. – Он поколебался. – Я чуток опоздал, потому что пытался сообразить, как бы выбить из него дух, не испортив плащ.

– Отлично.

– Мараси пришлось прострелить ему ступню, – подытожил Уэйн с ухмылкой. – Ну что, пора за дело? Я разберусь с нашим другом колоссом-полукровкой.

– Будь осторожен, – предупредил Ваксиллиум. – Он пьютерный громила.

– Очаровательно. Ты всегда знакомишь меня с самыми милыми людьми, Вакс. Мараси прикроет нас сверху, чтобы не высовывались бандиты с пистолетами. Сможешь одолеть стрелка?

– Если не смогу, мне пора уходить на пенсию.

– А-а. Значит, нынче это то же самое, что «получить пулю»? Я запомню. Готов?

– Вперед!

Уэйн сбросил скоростной пузырь. Выскочив из-за ящиков, он застал пьютерного громилу врасплох. Пуля алломанта-стрелка ударилась об пол. Ваксиллиум прыгнул за Виндикацией, которая упала на ближайший ящик после того, как ее выбили из его руки.

Алломант-стрелок, двигаясь рефлекторно, прыгнул и толкнул пистолет. Ранетт обладала многими качествами, но богатство не входило в их число, поэтому Виндикация была сделана не из алюминия. Толчок стрелка направил оружие прямиком в голову Ваксиллиума. Выругавшись, тот увернулся, позволив револьверу пролететь мимо. Конечно, у него имелись и другие, но к ним подходили только обычные пули.

Предположив, что стрелок пытается ударом о стену разбить пистолет, Ваксиллиум изо всех сил толкнул Виндикацию вверх, и она вылетела через дыру в потолке. Бросив патрон, Ваксиллиум запустил туда же и себя. Стрелок попытался его сбить, но аккуратный выстрел Мараси – она использовала алюминиевые пули – едва не угодил бандиту в голову, так что он был вынужден вильнуть в сторону.

Ваксиллиум миновал волну тумана, которая, точно водопад, вливалась в помещение. Вырвался в ночное небо и схватил Виндикацию в полете. Оттолкнулся от фонарного столба и полетел в сторону; пули просвистели позади, оставляя следы в тумане.

Он ударился о здание по соседству и за что-то ухватился. Из дыры вылетело нечто темное и поднялось высоко в воздух. Стрелок. К нему присоединился еще один, тоже в черном и тоже алломант, хотя траектория его полета больше походила на свойственную для хватателя.

«Отлично».

Ваксиллиум нацелил пистолет вниз и выстрелил обычной пулей в землю, потом оттолкнулся от нее и уменьшил вес, чтобы взлететь в небо. Два противника последовали за ним изящными скачками. Ваксиллиум передвинул барабан Виндикации на одну из особых камор, щелкнул рычажком.

«Прощай», – подумал он, прицеливаясь стрелку точно в голову.

По чистой случайности как раз в этот момент противник оттолкнулся и ушел в сторону. Это не было намеренное уклонение, просто удачное движение. Пуля без толку пронеслась мимо цели в туман, а стрелок поднял собственный пистолет и выстрелил дважды, один раз задев руку Ваксиллиума. Брызнула кровь.

«Идиот! – сердито выругал он себя. – Неважно, насколько хороши твои пули, если ты целишься как попало».

Он сосредоточился на том, чтобы оторваться от преследователей, прыгая туда-сюда по одной из сторон громадного Железного Шипа. Стрелок грациозно двигался следом, в то время как хвататель действовал более прямолинейно: рывками притягивал себя к металлу в стальном каркасе здания, отталкивался, а потом притягивался обратно к чему-то повыше, точно странный альпинист, движущийся наоборот.

Оба берегли патроны, ожидая подходящего момента для выстрела. Ваксиллиум поступал так же, но по другой причине: он не был уверен, что от пальбы по ним будет какой-то толк. Требовалось зарядить еще один «туманный» патрон. И по возможности разделить двух алломантов, чтобы разобраться с каждым по отдельности.

Он поднимался выше и выше, приземляясь на каменные карнизы и отталкиваясь от стальных перекрытий. Вскоре его настигла та же самая проблема, что и при первом подъеме на это здание. Оно сужалось к вершине, и Ваксиллиум, двигаясь вверх, мог только удаляться от стены. И не было у него на этот раз дробовиков. Он отдал их Тиллому. Зато имелся другой «туманный» патрон, предназначенный для особо крепкого пьютерного громилы. Ваксиллиум поколебался: «Может, лучше сберечь пулю для алломанта?»

Нет. Если он погибнет сейчас, то не получит ни единого шанса встретиться с тем, кто остался внизу. Ваксиллиум поднял руку, нажал на спусковой крючок и отбросил себя назад. Рывок вышел не таким мощным, как с дробовиком, но, поскольку Ваксиллиум уменьшил вес, этого хватило.

Стрелок пролетел мимо него по воздуху с удивленным видом. Нацелил пистолет, но Ваксиллиум выстрелил первым. Обычной пулей – стрелок был вынужден оттолкнуть ее, чтобы та не попала в цель. Одновременно Ваксиллиум оттолкнулся, и его швырнуло к зданию. Незадачливого противника отбросило в небо, прочь от Железного Шипа.

«Отлично!» – подумал Ваксиллиум.

Находясь теперь в сотне футов над землей, он схватился за деталь фасада. Выстрелил вниз, в хватателя, но тот притягивал аккуратно. Пуля Ваксиллиума вильнула и ударила в пластину на груди алломанта.

Поколебавшись одно мгновение, Ваксиллиум отпустил стену и, балансируя, вытащил из наплечной кобуры второй револьвер. Опустошил магазин, расстреляв один за другим все шесть патронов. Хвататель повернулся грудью к Ваксиллиуму; пули высекали искры, ударяясь о его пластину. Удача оказалась не на стороне Ваксиллиума: случалось, что одна из пуль рикошетом попадала в лицо хватателя или пластину на его груди сбивало выстрелом. Не в этот раз.

Выругавшись, Ваксиллиум прыгнул и промчался мимо противника. Хвататель сиганул вниз следом. Оба камнем падали сквозь туман.

Непосредственно перед тем, как удариться о землю, Ваксиллиум выстрелил, чтобы себя замедлить. И сразу же раздался второй выстрел – хвататель закричал. Ваксиллиум дернулся, вскидывая пистолет, но противник рухнул лицом вниз, истекая кровью.

Из-за куста неподалеку выглянула Мараси.

– Ох! Кажется, это было больно. – Она поморщилась, озабоченно глядя на человека, которого только что застрелила из винтовки алюминиевой пулей.

– В причинении боли весь смысл, Мараси.

– Мишени не кричат.

– В строгом смысле слова, он тоже был мишенью.

«И какой же Уэйн молодец, что прихватил не те патроны тогда, после свадебного ужина…»

Вакс поколебался. О чем он забыл?

О стрелке.

Бросив обычный револьвер – барабан все равно был пуст, – Ваксиллиум схватил Мараси и прыгнул в дыру. И как раз вовремя: шквал пуль, прилетевший из тумана, едва их не задел. Мягко приземлившись, Ваксиллиум отпустил девушку.

Внизу творился хаос. На полу лежали изломанные тела: кто-то погиб во время взрыва, кого-то застрелил Ваксиллиум. Большая группа умыкателей заняла позиции возле западного туннеля и стреляла по Уэйну, который разворачивался в полную силу и жег темпосплав как безумный. Он появлялся, вызывая огонь на себя, потом исчезал в размытом пузыре и возникал снова, но чуть-чуть не там, где стоял раньше. Выкрикивал оскорбления, когда пули летели мимо, после чего опять принимался за свое.

Стрелявшие пытались угадать, где он появится в следующий раз, но это была бесполезная игра. Благодаря своему дару Уэйн мог видеть, куда летят пули. Требовалось большое везение и умение, чтобы попасть в скользуна, который знал точно, кто ему угрожает.

Выглядело все это впечатляюще, однако позволяло лишь тянуть время. Поскольку по Уэйну стреляло столько людей, он не мог рисковать и продвигаться вперед. Уэйну приходилось делать мгновенные паузы между созданием скоростных пузырей, и окажись он слишком близко к противникам, появлялась опасность, что они сумеют прицелиться, выстрелить и попасть за те секунды, пока он беззащитен. А кроме того, рано или поздно стрелявшие начинали разбираться в его тактике.

Окинув взглядом происходящее, Ваксиллиум повернулся к Мараси:

– Динамит!

Она протянула палочку со взрывчаткой.

– Найдите укрытие. Попытайтесь подстрелить того алломанта, если он спустится сюда за нами.

Ваксиллиум бросился в зал и открыл огонь по группе умыкателей. Те с криками кинулись искать укрытие. Едва он оказался рядом с Уэйном, вокруг них взметнулся скоростной пузырь.

– Спасибо. – По лицу Уэйна ручьями стекал пот, но он ухмылялся.

– Громила? – спросил Ваксиллиум.

– Мы боролись до ничьей. Проворный мерзавец.

Ваксиллиум кивнул. Поджигатели пьютера всегда были проблемой для Уэйна. Он мог исцеляться куда быстрее, но пьютерные громилы превосходили его в ловкости и мощи. В рукопашной Уэйн оказывался в невыигрышном положении.

– Моя счастливая шляпа по-прежнему у него, – заметил Уэйн, кивком указывая на Тарсона, который, судя по жестикуляции, призывал группу умыкателей к более активным действиям. – Эти последние появились из туннеля. Думаю, там есть еще. Не понимаю, почему Майлз не привел сразу всех.

– Слишком много оружия в помещении такого размера представляет опасность для его людей, – оглядевшись, пояснил Ваксиллиум. – Ему нужны резервы, он попытается нас измотать. Кстати, а где он?

– Пытается зайти мне за спину. Похоже, прячется за вагоном вон там.

Уэйн и Ваксиллиум стояли в центре зала, вагон находился слева и сзади от них, ящики и контейнеры – справа и сзади, а туннель – справа.

Ваксиллиум мог с легкостью добраться до вагона.

– Отлично, – сказал он. – Первоначальный план расправы с Майлзом все еще в действии.

– Не думаю, что это сработает.

– Именно поэтому у нас есть еще второй план. Но будем надеяться, что сработает первый. Я бы не хотел подвергать опасности Мараси. – Ваксиллиум поднял палочку динамита. Фитиля не было, значит надо взорвать детонатор. – Ты разберись с теми людьми. А я с Майлзом. Готов?

– Ага.

Ваксиллиум бросил динамит, а Уэйн скинул скоростной пузырь прямо перед тем, как палочка со взрывчаткой ударится о его границу. Любой предмет – в особенности маленький, – покидавший скоростной пузырь, слегка изменял траекторию, причем совершенно непредсказуемым образом. Потому-то и стрелять из пузыря было практически бесполезно.

Умыкатели выглянули из своих укрытий. Динамит летел прямо на них. Ваксиллиум нацелил Виндикацию и послал последний оставшийся в барабане патрон.

Все вокруг сотряслось от взрыва – у Ваксиллиума зазвенело в ушах. Не обращая на это внимания, он развернулся навстречу Майлзу, который как раз выходил из-за вагона. Ваксиллиум нырнул в вагон, чтобы перезарядить там оружие.

Миг спустя дверной проем загородила фигура бывшего законника:

– Привет, Вакс.

– Привет, Майлз. – Сделав глубокий вдох, Ваксиллиум толкнул металлические крючки на потолке, на которых держались сети. Те выскочили, обрушив сети на Майлза.

Пока застигнутый врасплох бывший законник дергался, Ваксиллиум толкнул зажимы в нижней части сетей, вышвырнув их наружу через зияющую дыру на месте двери. Это стянуло сети и сбило Майлза с ног. Тот упал, ударившись головой о контейнер с алюминием. Его даже не оглушило, но неуклюжее падение все же заставило выронить пистолет. Ваксиллиум кинулся вперед, схватил его, вытащил из сетей; выпрямился, учащенно дыша.

Майлз дергался в сетях. Несмотря на свои невероятные способности к самоисцелению, по силе он ничем не отличался от обычного человека. Трюк заключался не в том, чтобы его убить, – всего лишь обездвижить. Получив небольшую передышку, Ваксиллиум осмотрел рану на руке. Она оказалась нетяжелой, но сильно кровоточила.

Внезапно Майлз успокоился. Потом сунул руку в карман, вытащил портсигар и достал тонкую палочку динамита.

«Проклятье!»

Вакс бросился прочь из вагона, неуклюже перевернувшись в воздухе. Мельком он видел, как Майлз выдергивает из патрона капсюль-детонатор. Вслед за тем бывшего законника окутала мощная вспышка пламени.

Взрыв швырнул Ваксиллиума вперед, как ветер швыряет лист. Он рухнул на пол и потерял сознание.

По всей видимости, отключился Ваксиллиум всего на несколько секунд, потому что очнулся в тот момент, когда перестал катиться по полу, окровавленный и оглушенный. Он не мог шевелиться, не мог даже думать, лишь слышал грохочущее сердцебиение в груди.

В дверном проеме вагона появилась фигура. У Ваксиллиума все расплывалось перед глазами, но он знал, что это Майлз. Целый и невредимый – пострадала только его одежда. Ясно, значит, динамит он подорвал, чтобы освободиться от сетей.

«Ржавь и Разрушитель…»

Ваксиллиум закашлялся. Потом осторожно перевернулся, не чувствуя собственного тела. Это был нехороший знак.

– Разве могут быть сомнения, что я был избран для чего-то великого? – Майлз, должно быть, кричал, но контуженный после взрыва Ваксиллиум едва его слышал. – А иначе зачем мне тогда дарована эта сила, Ваксиллиум? Зачем мы позволяем другим властвовать над собой? Позволяем им творить беспорядок в нашем мире, пока сами гоняемся за мелкими преступниками.

Майлз выпрыгнул из вагона и двинулся к Ваксиллиуму, голый по пояс, в превратившихся в лохмотья штанах:

– Я устал делать то, что мне велят. Я должен помогать людям, а не вести бессмысленные сражения, как предписывают порочные и черствые богачи.

Разве ты не видишь? – продолжал он, наклонившись к Ваксиллиуму. – Разве ты не понимаешь, какое важное дело мы могли бы делать вместе? Разве до тебя не доходит, что нам предначертано этим заниматься и, возможно, возглавить? Ведь мы же почти… мы с нашими силами почти боги. – Казалось, он едва не умоляет Ваксиллиума, чтобы тот согласился, принял его оправдания.

Ваксиллиум лишь закашлялся.

– Ба! – сказал Майлз, выпрямляясь и разминая руку. – По-твоему, я не понимаю, что единственный способ меня остановить – это связать? Я обнаружил, что от маленького взрыва может быть большая польза. Для чего и держу в портсигарах динамит. Мало кто туда заглядывает. Ты должен был поспрашивать преступников, которых я поймал в Дикоземье. Кое-кто из них уже пытался меня связать.

– Я… – Ваксиллиум снова закашлялся. Собственный голос звучал непривычно. – Я не смог бы поговорить ни с кем из тех, кого ты поймал. Ты их всех прикончил, Майлз.

– Именно. – Бывший законник схватил Ваксиллиума за плечо и заставил подняться. – Вижу, ты выронил мой пистолет, когда выпрыгивал из поезда. Чудесно.

Он ударил Ваксиллиума кулаком в живот – тот охнул. Потом разжал руку, позволяя снова упасть, и неспешно направился к пистолету, лежавшему неподалеку.

Оглушенный Ваксиллиум все-таки осознавал, что ему нужно укрытие. Рывком поднявшись на ноги, он оттолкнулся от какой-то детали и, прыгнув через зал, приземлился за ящиками. Их разбросало взрывом, но какое-то подобие защиты они все же давали.

Кашляя и истекая кровью, Ваксиллиум заполз в укрытие. И потерял сознание.

Уэйн вертелся между двумя умыкателями. Изловчившись, он обрушил дуэльные трости на спину одному из бандитов. Наградой стал громкий треск. Противник упал.

Уэйн с ухмылкой сбросил скоростной пузырь. Другой находившийся в нем вместе с Уэйном бандит попытался выстрелить, но угодил под шквальный огонь своих же товарищей.

Отпрыгнув назад, Уэйн поднял новый пузырь, в котором оказались он сам и еще один сбитый с толку бандит.

Снаружи все замедлилось: пули замерли в воздухе, крики стихли, поскольку звуковые волны, встречаясь со стенкой пузыря, рассеивались. Развернувшись, Уэйн выбил пистолет из рук умыкателя, потом сделал выпад и вогнал конец трости в его шею. Противник изумленно забулькал. Уэйн добил его ударом в висок и отступил, отдуваясь и вертя трость.

Темпосплав заканчивался. Уэйн проглотил последний кусочек. Однако куда больше беспокоили метапамяти, которые почти опустели. Опять. Как же Уэйн это ненавидел! Он становился таким же хрупким, как… ну, как и все прочие. Его мог прикончить один-единственный выстрел.

Уэйн приблизился к границе своего скоростного пузыря. Как жаль, что нельзя двигаться вместе с ним. Пьютерный громила все еще был в его счастливой шляпе. Колосс-полукровка пригнулся, когда Ваксиллиум бросил динамит, и лишь недавно опять показался из укрытия. Похоже, тяжелых ранений у него не было – всего несколько царапин на физиономии, которые пьютерный громила мог легко игнорировать. Очень плохо. Хорошо хоть со шляпой все в порядке.

Тарсон начал атаку очень медленно – медленно для пьютерного громилы, потому что двигался он заметно быстрее других умыкателей. Досадно, но Уэйн прекрасно понимал, что от этого бандита ему следует держаться подальше. Без большого запаса здоровья такого не одолеть. Лучше продолжать прыгать туда-сюда, сбивая противника с толку, пока Мараси или Вакс не смогут пару раз в него выстрелить.

Уэйн окинул взглядом ближайшее пространство, выбирая, где ему встать, когда упадет пузырь. Пуль было так много, и он ведь не хотел…

Это что, Вакс?!

Уэйн разинул рот, лишь теперь заметив, как летит через зал – видимо, под действием стального толкания – окровавленное тело Ваксиллиума. Его несло к группе ящиков в северо-западном углу, слева от Уэйна. Одежда изорвана, бок обожжен… Еще один взрыв? Вроде Уэйн что-то слышал, но прыжки из одного пузыря в другой действовали на звуки разрушительным образом.

«Пора закругляться – я нужен Ваксу!»

Уэйн сбросил пузырь и рванулся вперед. Сосчитал до двух, потом поднял новый и вильнул вправо. Сбросил, побежал дальше – пули просвистели там, где он находился только что. Для тех, кто пытался проследить за Уэйном, он расплылся и появился опять, только немного правее. Проделав это еще раз, Уэйн вильнул в другую сторону, потом сбросил пузырь.

Почти на месте. Еще пузырь, и…

Что-то ударило по руке. Странное дело: Уэйн сначала почувствовал кровь, а потом – боль. Выругался, споткнулся и немедленно поднял пузырь.

Схватился за руку. Между пальцами просачивалась теплая кровь, и он в панике зачерпнул последнюю каплю исцеления из метапамяти. Ее не хватило, чтобы справиться с огнестрельным ранением: она лишь немного замедлила кровотечение. Уэйн повернулся и заметил, что другая пуля вот-вот попадет в скоростной пузырь. Отпрыгнул в сторону как раз перед тем, как пуля коснулась границы, в мгновение ока пролетела сквозь пузырь, ударилась о другую сторону и опять замедлилась, хаотичным образом изменив траекторию.

«Проклятье, – подумал Уэйн, сооружая импровизированную повязку на раненой руке. – У кого-то очень меткий глаз».

Он огляделся и увидел алломанта-стрелка в черном костюме, который присел у стены, держа в руках винтовку, нацеленную на Уэйна. Винтовка была той самой, что дала Ранетт Мараси.

«Что ж, все летит в преисподнюю быстрей, чем горит темпосплав».

Уэйн заколебался. Вакс ранен, а Мараси… что с ней? Уэйн нигде ее не видел, но стрелок укрылся возле каких-то машин, и у него был ее ствол. Это говорило о многом.

Вакс бы захотел, чтобы он помог девушке.

Стиснув зубы, Уэйн бросился к стрелку.

Ваксиллиум застонал, превозмогая боль, потянулся и вытащил из кобуры на лодыжке маленький двухзарядный пистолет. Виндикацию он уронил во время взрыва – Ранетт его за это убьет, – а другой пистолет бросил наверху, когда схватил Мараси. Остался только этот.

Вакс безуспешно попытался взвести курок маленького пистолета, но рука слишком сильно дрожала. Осматривать раны не решился: ясно, что дело дрянь, раз с ноги и руки содрана кожа.

Из дыры наверху продолжал литься туман. Он почти поглотил ту часть помещения, где оказался Ваксиллиум.

Проклятье! Двухзарядник был поврежден во время взрыва, потому и не взводится курок. Впрочем, против Майлза такое оружие все равно бесполезно.

Ваксиллиум застонал и опустил голову обратно на пол: «Кажется, я попросил о небольшой помощи».

Внезапно в ответ раздались четкие слова: «Сдается мне, ты получил эту небольшую помощь».

Ваксиллиум вздрогнул: «А… можно еще немного помочь, раз уж так? Э-э, пожалуйста?»

«Мне приходится быть осторожным, оказывая кому-то покровительство, – ответил голос внутри его сознания. – Это нарушает равновесие».

«Ты же Бог. Разве смысл твоего существования не в том, чтобы кому-то покровительствовать?»

«Нет. Смысл Гармонии – в том, чтобы предоставить как можно большему числу людей возможность сделать собственный выбор».

Ваксиллиум лежал и смотрел вверх, в клубящийся туман. Взрыв оглушил его сильней, чем он думал.

«Есть ли в тебе божественное начало, которое, по словам Майлза, присуще всем алломантам?» – спросил голос.

«Я… – подумал Ваксиллиум. – Окажись это правдой, сомневаюсь, что мне было бы сейчас так больно».

«Тогда что в тебе есть?»

«Это очень странный разговор», – подумал в ответ Ваксиллиум.

«Да».

«Как ты можешь смотреть на то, что творят умыкатели, и не вмешиваться?» – спросил Ваксиллиум.

«Я вмешался. Я послал тебя».

Ваксиллиум выдохнул, разогнав туман перед собой. То, что сказал Майлз, его тревожило. «Разве могут быть сомнения, что этот дар достался нам не просто так?»

Ваксиллиум стиснул зубы и заставил себя подняться. В тумане он почувствовал себя лучше. Раны уже не казались столь плохими, а боль не такой острой. Но он по-прежнему безоружен. Загнан в угол. Он…

Внезапно взгляд Ваксиллиума остановился на сундуке, находившемся прямо напротив. Это был его собственный сундук. Тот самый, что он взял с собой, когда в первый раз отправился в Дикоземье двадцать лет назад. Тот самый – теперь потрепанный и обветшалый, – что он привез обратно в город.

Тот, в который Ваксиллиум сложил все свое оружие несколько месяцев назад. Сбоку выглядывала одна из лент туманного плаща.

«Не стоит благодарности», – прошептал голос.

Мараси пряталась среди теней за сломанным вагоном, встревоженная, с колотящимся сердцем. Стрелок пустился за ней в погоню после того, что она сделала с его другом. Алломанту даже в темноте нетрудно проследить, куда она бежит, так что Мараси засунула винтовку за ящики и спряталась в другом месте.

Этот поступок казался трусливым, но зато сработал. Алломант несколько раз выстрелил в ящики, потом обошел их и с растерянным видом поднял винтовку. Он явно рассчитывал найти там окровавленный труп.

Вместо этого Мараси просто лишилась оружия. Нужно было что-то предпринять. Уэйна ранили: он отвлек стрелка на себя, и когда Мараси его увидела, то заметила, что рука Уэйна кровоточит.

Творившийся в помещении хаос сбивал с толку. Уэйн сказал, что их динамитные палочки были относительно маленькими, но взрыв в замкнутом пространстве все-таки оказался невероятно – болезненно – громким. Да и выстрелы тоже. Пахло дымом, и когда прекращалась пальба, Мараси слышала, как где-то стонут и ругаются умирающие и раненые.

До того как умыкатели появились на свадебном ужине, она не участвовала ни в каких сражениях и теперь не знала, что делать. Не знала даже, в какой стороне что находится. Да и что тут разглядишь? Темное помещение озаряли лишь вспышки пламени, а в тумане будто бродили призраки.

Несколько умыкателей, включая колосса-полукровку, с револьверами наготове охраняли вход в туннель. Мараси едва могла их рассмотреть, когда выглядывала из своего убежища. Нет, туда ей нельзя.

Из тьмы поблизости показалась фигура, и Мараси едва сдержала изумленный возглас. Она узнала Стожильного Майлза по описанию. Узкое лицо, короткие темные волосы. Он был по пояс обнажен, демонстрируя мощный торс; брюки превратились в лохмотья. Бывший законник считал пули в барабане револьвера и единственный в помещении не крался и не пригибался. Его ноги взбивали туман, который теперь стелился по полу.

Майлз остановился возле своих людей, охранявших туннель, и что-то сказал – Мараси не расслышала. Умыкатели отступили в туннель. Майлз за ними не последовал, а пошел назад. Мараси затаила дыхание, надеясь, что он пройдет достаточно близко от ее укрытия, чтобы…

Раздался шорох ткани, и рядом с Майлзом упал алломант-стрелок. Бывший законник приостановился, вскинув бровь.

– Тяга мертв, – сообщил стрелок. Мараси едва его расслышала, но все же поняла, что голос алломанта дрожит от гнева. – Я пытался прикончить коротышку. Он устроил мне гонки по комнате.

– Кажется, я уже говорил, – произнес Майлз громко и отчетливо, – что Уэйн и Ваксиллиум похожи на крыс. Гоняться за ними бессмысленно. Их надо выманивать.

Мараси наклонилась вперед, едва дыша, так тихо, как только могла. Майлз был почти там, где надо. Еще пара шагов, и…

Бывший законник захлопнул револьвер.

– Ваксиллиум куда-то заполз. Я его потерял, но он ранен и без оружия. – Майлз вдруг повернулся и направил револьвер в точности на укрытие Мараси. – Соблаговолите его позвать, леди Колмс.

Мараси замерла от ужаса. Лицо Майлза было спокойным. Ледяным. Бесчувственным. Он убьет ее, даже не задумавшись.

– Зовите его, – тверже проговорил Майлз. – Кричите.

Мараси открыла рот, но не издала ни звука. Она могла лишь смотреть на этот револьвер. В университете ее учили, что следует сделать, как велели, а потом убежать, едва он отвернется. Но она не могла пошевелиться.

Туманные тени в углу комнаты задвигались. Мараси оторвала взгляд от Майлза. Что-то темное. Кто-то выпрямился во весь рост.

Туман будто отпрянул. Там стоял Ваксиллиум в просторном плаще, похожем на пыльник, ниже талии разрезанном на ленты. В кобурах на бедрах блестели револьверы, а на каждом плече он держал по дробовику. Его лицо было в крови, но он улыбался.

Не сказав ни слова, Ваксиллиум направил дробовики на Майлза и выстрелил.

19

Стрелять в Майлза было, разумеется, бесполезно. Если он мог пережить взрыв динамита в непосредственной близости от себя, то несколько выстрелов из дробовика не причинили бы ему особого вреда.

Зато они напугали алломанта-стрелка и заставили его оттолкнуть себя прочь. А еще нашпиговали металлом Майлза. Вакс увеличил вес и толкнул, хотя оказалось, что упереться в мелкую дробь не так уж просто. На любой металл, который пронзал человеческое тело или касался его крови, было очень трудно воздействовать при помощи алломантии.

К счастью, тело Майлза оказало ему услугу, исцелившись и исторгнув из себя дробь. За миг до того, как она должна была упасть на пол, алломантическое толкание Вакса внезапно нашло якоря, и он швырнул противника через всю комнату и приложил к стене.

С противоположной стороны приземлился стрелок. Ваксиллиум ринулся вперед, ленты туманного плаща затрепетали. Проклятье, до чего же хорошо оказалось снова его надеть. Ваксиллиум затормозил перед Мараси.

– Я почти его достала, – сообщила она.

– Ваксиллиум! – заорал Майлз, и эхо разнесло его голос по всему залу. – Ты лишь тянешь время. Что ж, знай: мои люди отправились убивать женщину, ради спасения которой ты сюда явился. Если хочешь, чтобы она жила, сдавайся. Мы…

Его речь странным образом оборвалась. Ваксиллиум нахмурился, когда что-то зашевелилось позади Мараси. Она дернулась, Вакс вскинул дробовик, но это оказался Уэйн.

– Эй! – Он перевел дыхание. – Хорошая пушка.

– Спасибо. – Заметив вокруг них скоростной пузырь, Вакс положил на плечо дробовик, остановивший разглагольствования Майлза. – Твоя рука?

Уэйн глянул вниз на окровавленную повязку.

– Не так уж хорошо. Закончилось исцеление, потерял немного крови. Я замедляюсь, Вакс. Слишком сильно замедляюсь. Ты и сам выглядишь довольно потрепанным.

– Выживу. – Нога пульсировала от боли, лицо было расцарапано, однако чувствовал себя Вакс на удивление хорошо. Как и всегда в тумане.

– То, что он сказал, – проговорила Мараси. – По-вашему, это правда?

– Это возможно, – ответил Уэйн. – Те парни, что обосновались у входа в туннель, убежали несколько секунд назад. Вид у них был такой, словно они отправились выполнять какое-то важное поручение.

– Майлз действительно отдал им какой-то приказ, – подтвердила Мараси.

– Проклятье! – Вакс выглянул из-за угла вагона. Майлз мог блефовать… а мог и сказать правду. Вакс не был готов к такому риску. – Этот стрелок все усложняет. Надо от него избавиться.

– А что случилось с красивеньким пистолетом Ранетт? – поинтересовался Уэйн.

– Точно не знаю. – Вакс скривился.

– Ух ты! Она тебе кишки вырвет, друг.

– Я позабочусь о том, чтобы все свалить на тебя. – Ваксиллиум по-прежнему не сводил глаз со стрелка. – Он хорош. Опасен. Нам ни за что не справиться с Майлзом, если мы не прикончим этого алломанта.

– Но у вас же есть те особые пули, – заметила Мараси.

– Одна. – Вакс сунул дробовик в чехол внутри плаща. Вытащил последний антистрелковый патрон. – Не думаю, что им можно зарядить обычный револьвер. Я…

Он осекся, глянув на Мараси. В ответ та приподняла бровь.

– Точно! Вы и Уэйн. Сможете отвлечь Майлза?

– Никаких проблем, – отозвался Уэйн.

– Тогда вперед. – Вакс перевел дух. – Последняя попытка.

Уэйн посмотрел ему в глаза и кивнул. Вакс заметил напряжение на лице друга. Оба были избиты и окровавлены, металлы заканчивались, метапамять опустела. Однако именно в такие моменты они проявляли себя во всем блеске.

Когда скоростной пузырь упал, Вакс выбежал из-за вагона. Бросил пулю и толкнул быстрым всплеском силы. Стрелок с небрежной самоуверенностью вскинул руку и ответным толчком направил пулю обратно.

Оболочка и собственно пуля оторвались и полетели назад – Вакс легко их отразил. Зато керамический наконечник продолжил двигаться вперед. И попал стрелку точно в глаз.

«Будь благословенна, Ранетт», – подумал Вакс, отталкиваясь от монет в кармане поверженного умыкателя и бросаясь вперед, в туннель.

Там его поджидал сюрприз: через туннель были проложены рельсы. Вакс недоуменно нахмурился, но оттолкнулся от них и устремился во тьму.

Вскоре он достиг лестницы, ведущей наверх. Судя по деревянному потолку, над туннелем имелось какое-то строение. И точно: лестница привела в двухэтажное здание, напоминавшее барак или общежитие.

Вакс улыбнулся: боль от ран отступала по мере того, как его наполняли энтузиазм и решительность. Он прислушался… Шаги. Его явно ждали. Разумеется, это была ловушка.

Да и наплевать. Вытащив оба дробовика из чехлов, Вакс оттолкнулся от гвоздей в ступеньках и взмыл вверх по лестничному колодцу. Миновал первый этаж и устремился ко второму: лучше сначала проверить верх, потом низ. Если Стерис где-то здесь, то ее, скорее всего, держат наверху.

«А вот теперь мы повеселимся», – подумал Вакс, разжигая металл и ощущая новый прилив сил.

Ударом плеча он высадил дверь в верхней части лестницы и влетел в коридор второго этажа. Позади по ступенькам затопали, и в коридор ворвался вооруженный отряд. Ни от одного из бандитов не тянулись голубые линии – ни на одном из них не было никакого металла.

Вакс поднял дробовики: «Что ж, займемся делом».

И обрушил сильное алломантическое толкание на гвозди в досках под ногами противников, целившихся в него из алюминиевых револьверов. Гвозди вывернулись, доски пола сорвались, сбив умыкателям прицел. Вакс метнулся вправо, выкатился из коридора в одну из боковых комнат. Вскочил и развернулся, направив оба дробовика в дверной проем.

Умыкатели с лестницы ввалились следом. Руки Вакса дернулись, когда он выстрелил сразу из двух дробовиков. Потом толкнул, алломантией отбрасывая противников назад, а сам вылетел на улицу, выбив окно. Стекол в нем не было, только ставни; само же строение здорово походило на старый складской сарай.

Вырвавшись на открытое пространство, Вакс оттолкнулся от фонарного столба и одновременно сбросил вес почти до нуля. Толчок отправил его назад, к наружной стороне здания. Приземлившись, Вакс прыжками двинулся вдоль стены, а добравшись до комнаты по соседству с той, где побывал только что, оттолкнулся от другого фонарного столба и ногами вперед влетел в окно, в щепки разбив ставни. Приземлился, вскочил, затем развернулся к стене, за которой находилась комната, только что им покинутая. Дробовики убрал в чехлы и выхватил «стеррионы». Созданные Ранетт, эти револьверы были лучшим оружием из всего, что когда-либо принадлежало Ваксу. Он поднял их, увеличил собственный вес и резко толкнул гвозди в стене.

Гнилые доски взорвались, превратившись в вихрь щепок и дощечек, а смертоносные, точно пули, гвозди полетели в бандитов, находившихся в соседней комнате. Их поддерживал огонь из «стеррионов» Вакса.

Слева что-то щелкнуло. Развернувшись одновременно с поворотом дверной ручки, Вакс алломантическим толчком вырвал ручку и отправил ее в грудь стоявшему за дверью умыкателю. Дверь распахнулась, и бедолага, пробив стену коридора – по ту сторону не было комнат, – вылетел на улицу.

Стволы «стеррионов» дымились, барабаны опустели. Сунув револьверы в кобуры, Вакс достал дробовики и выскочил в коридор. Справа по лестнице уже поднималась группа умыкателей – слева его брала на мушку еще одна.

Вакс алломантически взвел курки дробовиков, надавив на двойные рычажки по бокам. Гильзы взлетели вверх, и Ваксиллиум одновременно с выстрелом толкнул, алломантией направляя их вместе с дробью в умыкателей по обе стороны от себя.

Внезапно пол рядом с Ваксиллиумом взорвался.

Выругавшись, Вакс отскочил влево, уворачиваясь от взвившихся в воздух щепок; побежал по коридору, стреляя из дробовика сквозь пол. Судя по ответным выстрелам, этажом ниже собралось еще не меньше дюжины умыкателей – слишком много, чтобы палить по ним вслепую.

Пуля оцарапала бедро. Вакс бросился в сторону, перепрыгнул через тела павших бандитов и помчался дальше по коридору. Пули преследовали его, расщепляя пол, снизу раздавались крики и брань.

Дверь в конце коридора была заперта. Щедрая доза увеличенного веса, удар плечом – и дверь полетела с петель. Вакс ввалился внутрь и оказался в маленькой комнате без окон и других дверей.

В комнате их оказалось двое: съежившийся в углу низенький мужчина и на скамье у дальней стены женщина с золотистыми волосами в помятом вечернем платье. Глаза у нее были красные, лицо выглядело измученным. Стерис.

– Лорд Ваксиллиум?

Она ошеломленно уставилась на Вакса, окруженного развевающимися лентами туманного плаща.

– Большей частью, – ответил он, морщась, и толкнул несколько гвоздей в коридоре, заставив доски вздрогнуть и принять огонь на себя. – Возможно, и оставил в коридоре один-два пальца с ноги. – Вакс перевел взгляд на человека в углу: – Кто ты такой?

– Нуксиль.

– Оружейный мастер, – кивнул Вакс, бросая ему дробовик.

– Вообще-то, я не очень хороший стрелок, – в ужасе проговорил Нуксиль.

Несколько пуль пробило пол между ними. Значит, умыкатели поняли, что их обвели вокруг пальца. Они знали, что он искал.

– Не имеет значения, хороший ли ты стрелок. – Ваксиллиум вскинул руку по направлению к дальней стене, взломав ее алломантическим толчком и увеличенным весом. – Главное, умеешь ли ты плавать.

– Что? Конечно умею. Но при чем тут…

– Держи крепче! – крикнул Вакс, когда раздались новые выстрелы, затем толкнул дробовик в руках оружейника и швырнул его в пролом.

Пролетев по дуге футов тридцать, Нуксиль плюхнулся в канал снаружи.

Вакс повернулся и схватил поднявшуюся со скамьи Стерис.

– Другие девушки? – спросил он.

– Я не видела других заложниц. Умыкатели намекали, что их куда-то увезли.

«Проклятье!»

Что ж, по крайней мере, удалось найти Стерис. Вакс легко оттолкнулся от гвоздей в полу, и они вдвоем взмыли к потолку. Поскольку масса предмета не влияет на его падение – все предметы падают с одинаковой скоростью, – то многократное ее увеличение не повлияло и на движение Вакса.

Подняв дробовик, он выпустил в потолок концентрированный залп дроби. Потом резко толкнул, но, поскольку был намного тяжелее, алломантический толчок на него почти не повлиял – когда Ваксиллиум был легче, алломантия на него влияла куда сильнее.

В результате он продолжил движение вперед, но его алломантический толчок пробил дыру в потолке. Вакс сделал себя невероятно легким и сильнее оттолкнулся от гвоздей внизу. Вдвоем со Стерис они вырвались через пробитый потолок и взмыли в воздух футов на сорок или пятьдесят. Вакс развернулся, взметнув ленты туманного плаща, сжимая в одной руке дымящийся дробовик, а в другой – Стерис. Летящие снизу пули оставляли следы в клубившемся тумане.

Стерис ахнула и прижалась к Ваксу. Тот втянул весь оставшийся вес, полностью осушив метапамять. Это были сотни и сотни часов веса, достаточные для того, чтобы раскрошить брусчатку, если бы Вакс попытался по ней пройтись. Вследствие странного свойства ферухимии он не сделался плотнее – пули бы все равно пробили его насквозь при попадании. Но столь невероятное скопление веса привело к тому, что многократно возросла и сила алломантических толчков.

И всю эту мощь Вакс направил вниз, на находившиеся там металлические предметы – гвозди, дверные ручки, оружие…

Каждый гвоздь в каждой доске рванулся вниз, будто им выстрелили из многоствольной пушки. Здание вздрогнуло, пошло волнами, а потом с жутким грохотом развалилось на части и обрушилось в железнодорожный туннель, поверх которого его построили.

Все метапамяти разом опустели. Вакс позволил силе тяжести взять свое, и вскоре они со Стерис приземлились на дне железнодорожного туннеля. Повсюду валялись сломанные доски и куски мебели.

Трое уцелевших умыкателей стояли, разинув рты. Вакс поднял дробовик, алломантически взвел курок и уложил их выстрелами. Судя по всему, эти трое были последними, кто еще мог сражаться, – остальные погибли под развалинами здания.

Сверху лился туман, заполняя туннель; в углу разгорался маленький пожар от упавшего фонаря. Вакс осмотрел Стерис.

– Ох, Выживший из Тумана! – выдохнула та.

Зардевшаяся, с широко распахнутыми глазами и чуть приоткрытым ртом, она не выглядела испуганной. Скорее, возбужденной.

«Ты странная женщина, Стерис», – подумал Вакс.

– Ты не понимаешь, в чем твое призвание, Ваксиллиум! – послышался голос из туннеля.

Вакс оглянулся. «Майлз».

– Ты сам по себе армия, – продолжал бывший законник. – Ты зря растрачиваешь свой талант. Жизнь, которую ты ведешь, этого не стоит.

– Возьмите, – мягко проговорил Ваксиллиум, отцепляя от себя Стерис и вручая ей дробовик. Он взвел курок. Остался один патрон. – Держите крепко. Бегите в участок. Он на перекрестке Пятнадцатой и Руман. Если кто-то из умыкателей попытается вас остановить, стреляйте.

– Но…

– Я не рассчитываю, что вы попадете. Я услышу выстрел, – пояснил Вакс.

Стерис хотела сказать что-то еще, но Вакс пригнулся, чтобы центр его массы был ниже, чем ее, и аккуратно толкнул дробовик, который находился на уровне талии Стерис. Ее отнесло вверх и в сторону от ямы. Приземлилась она неуклюже, зато на безопасном расстоянии. Поколебавшись лишь мгновение, Стерис скрылась в тумане.

Вакс отскочил в сторону, чтобы огонь не светил ему в спину. Вытащил из кобуры «стеррион» и несколько патронов. Пригнувшись, перезарядил.

– Ваксиллиум? – позвал Майлз из глубины туннеля. – Если ты закончил с играми, возможно, пора кое в чем разобраться.

Вакс пробрался к началу туннеля. Туман заполнил его уже настолько, что вокруг было сложно что-либо разглядеть. Хотя это работало и против Майлза. Вакс осторожно пошел вперед, пока не увидел свет: в большом зале догорали очаги пожара. И в этом свете он рассмотрел два силуэта – мужской и женский. Мужчина держал пистолет, приставленный к голове стройной девушки.

Мараси.

Ваксиллиум замер, сердце застучало как бешеное. Но нет, это было частью плана. Пока все шло безупречно. Только вот…

– Я знаю, что ты там, – раздался голос Майлза.

Еще одна фигура шевельнулась, направив во тьму несколько импровизированных факелов.

Содрогнувшись от ужаса, Ваксиллиум понял, что Мараси держал не Майлз. Он стоял гораздо дальше. Человеком, прижимавшим пистолет к ее голове, оказался Тарсон, колосс-полукровка, пьютерный громила.

В неровном свете факелов лицо Мараси выглядело искаженным от ужаса. Рукоять револьвера в пальцах Ваксиллиума сделалась скользкой. Пьютерный громила был осторожен и удерживал ее между собой и туннелем, в котором скрывался Ваксиллиум. Крепкий и приземистый, Тарсон в свои двадцать с небольшим еще продолжал расти: как и все колоссы-полукровки, с возрастом он должен был становиться все выше.

Так или иначе, Ваксиллиум не мог сейчас взять его на мушку.

«Ох, Гармония, – подумал он. – Все повторяется».

Что-то зашуршало во тьме. Ваксиллиум дернулся и едва не выстрелил, но вовремя узнал Уэйна.

– Прости, что так вышло, – прошептал тот. – Когда ее схватили, я думал, это Майлз. И потому…

– Все в порядке, – мягко проговорил Ваксиллиум.

– Что будем делать? – спросил Уэйн.

– Не знаю.

– Ты всегда знаешь.

Ваксиллиум молчал.

– Я не слышу, о чем вы там шепчетесь! – крикнул Майлз, делая шаг вперед и поднимая факел.

«Еще несколько шагов», – подумал Ваксиллиум.

Майлз замер, с недоверием вглядываясь в наползающий туман. Мараси всхлипнула. Потом попыталась дернуться, как в прошлый раз, во время ограбления на званом ужине.

– Без фокусов, – предупредил Тарсон.

Продолжая крепко держать девушку, он сделал выстрел прямо перед ее лицом, потом снова прижал дуло к ее затылку. Мараси замерла.

Ваксиллиум поднял револьвер.

«Я не смогу этого сделать. Я не смогу увидеть, как умрет еще одна. Как я убью еще одну…»

– Ладно, – крикнул Майлз. – Я понял. Ты хочешь меня испытать, Вакс? Считаю до трех. Если я скажу «три», Тарсон стреляет, больше никаких предупреждений. Раз.

«Он это сделает, – понял Ваксиллиум, чувствуя беспомощность, вину, смятение. – Он точно это сделает».

Бывшему законнику не нужна заложница. Если угрозы не помогут выманить его, Ваксиллиума, Майлз не будет с ней возиться.

– Два.

Кровь на кирпичной стене. Улыбающееся лицо.

– Вакс? – прошептал встревоженный Уэйн.

«Ох, Гармония, если я когда-нибудь в тебе нуждался…»

– Тр…

– Уэйн! – заорал Ваксиллиум, выпрямляясь.

Взметнулся скоростной пузырь. Тарсон должен был выстрелить через доли секунды. Майлз стоял перед ним, сердито тыча пальцем. Факельное пламя застыло. Они будто снова увидели замедленный взрыв. Ваксиллиум поднял свой «стеррион» и вдруг осознал, что его рука на редкость тверда.

Хотя она была тверда и в тот день, когда он застрелил Лесси.

Из этого самого револьвера.

Обливаясь потом, отгоняя страшные воспоминания, Ваксиллиум пытался сообразить, как уложить Тарсона одним выстрелом. Если только ранить – умыкатель пристрелит Мараси рефлекторно.

Лучше всего было целиться в голову, только вот Ваксиллиум не видел головы Тарсона. Может, выстрелить в пистолет? Нет, его заслоняет лицо Мараси. Колени? Он может попасть в коленную чашечку. Нет. Пьютерный громила слишком нечувствителен к боли – если рана не повлечет за собой немедленную смерть, он останется на ногах и выстрелит.

Значит, голова.

Ваксиллиум затаил дыхание.

«Это самый точный пистолет из всех, что у меня когда-то были, – напомнил он себе. – Я не могу стоять как истукан. Надо действовать. Надо что-то сделать».

С подбородка капал пот. Ваксиллиум быстрым движением вскинул перед собой руку и, отведя «стеррион» от Мараси и Тарсона, выстрелил.

Миг спустя пуля вылетела из пузыря и попала в замедленное время. Ее траектория изменилась, как это происходило со всеми пулями, если стрелять из скоростного пузыря. Вакс проследил за новым направлением ее полета. Пуля двигалась лениво и вращалась, рассекая воздух.

Вакс аккуратно прицелился, выждал несколько мучительных секунд. Потом приготовил сталь.

– Бросай по моей команде, – прошептал он.

Уэйн кивнул.

– Давай.

Вакс выстрелил и толкнул.

Скоростной пузырь упал.

– …и-и-и! – проорал Майлз.

В воздухе пролился маленький дождь искр, когда вторая пуля Вакса, благодаря стальному нажиму двигавшаяся с невероятной скоростью, столкнулась с первой и направила ее в голову стоявшего за спиной Мараси Тарсона.

Пьютерный громила тотчас же рухнул, его пистолет упал на землю, глаза мертво уставились вверх. Майлз разинул рот. Мараси моргнула и прижала руки к груди.

– Вот и кончились печеньки… – прокомментировал Уэйн. – Неужто обязательно было стрелять ему в голову? На нем, между прочим, моя счастливая шляпа.

Майлз пришел в себя и поднял револьвер, целясь в Вакса, но тот его опередил: попал в руку, заставив бывшего законника выронить пистолет. Новым выстрелом Вакс отправил оружие в зал позади Майлза.

– Прекрати! – заорал тот. – Ты, подон…

Вакс выстрелил ему в рот – Майлз отступил на шаг, выплевывая осколки зубов. Он по-прежнему был в одних лохмотьях, оставшихся от брюк.

– Кто-то должен был это сделать целую вечность назад, – пробормотал Уэйн.

– Это ненадолго, – заметил Вакс и, не давая Майлзу опомниться, всадил ему еще одну пулю в лицо. – Тебе пора бежать, Уэйн. Запасной план все еще действует.

– Уверен, что всех уложил, друг?

– Тарсон был последним. И лучше мне не ошибиться…

– Шляпу прихвати, если представится возможность, – убегая, напомнил Уэйн.

Третья пуля отправилась следом за первыми двумя, но это почти не возымело действия: полуголый противник бросился вперед. К Мараси. Майлз был безоружен, но в его глазах горела жажда убийства.

Вакс метнулся в ту же сторону, швырнув пустым пистолетом в Майлза, и выудил из кармана горсть пуль. Толкнул их. Одна рассекла Майлзу руку, другая вошла в живот и вышла со спины, но ни одна не застряла так, чтобы Вакс смог толкнуть и отбросить врага назад.

Вакс налетел на Майлза за миг до того, как он должен был схватить Мараси. Оба повалились на грязный пол, утопая в клубившемся тумане.

Удар, еще удар… Удерживая бывшего законника за плечо, Вакс молотил его кулаком… Просто чтобы… выиграть время…

Майлз продемонстрировал всплеск изумления, смешанного с раздражением. Вакс мог бить его, пока не сломает костяшки, пока рука не превратится в кровавое месиво, однако Майлзу это не нанесло бы никакого вреда.

– Я знал, что ты схватишь девушку, – заговорил Вакс, привлекая внимание Майлза. – Ты говоришь возвышенные слова о справедливости, но по сути ты обычный жалкий преступник.

Фыркнув, Майлз ударил противника коленом в грудь. Вспыхнула боль, и Вакса отбросило в туннель, в грязную холодную лужу, промочившую туманный плащ.

Майлз встал, вытер кровь с треснувшей губы, которая тут же исцелилась.

– Знаешь, что самое печальное, Вакс? Я тебя понимаю. Я чувствовал то же, что и ты, думал то же, что и ты. Но во мне всегда жило несогласие. Сродни отдаленным раскатам грома. Сродни буре на горизонте.

Вакс поднялся на ноги и саданул Майлза кулаком по почкам. Тот даже не дрогнул. Схватил Вакса за руку, вывернул – Вакс охнул, а Майлз пнул его под колено, снова повалив на землю.

Когда Вакс попытался перекатиться, Майлз схватил его за ворот рубашки, поднял и ударил кулаком в лицо. Мараси ахнула, хоть ей и было приказано держаться подальше. Она сыграла свою роль.

Удар отправил Вакса на землю, и он почувствовал вкус крови. Ржавь и Разрушитель… повезло, если челюсть не сломана. И кажется, что-то разорвалось в плече.

Внезапно Вакс ощутил все свои раны. Он не знал, как смог так долго их игнорировать. Было ли дело в тумане, каком-то вмешательстве Гармонии или попросту в адреналине, но он не исцелился. В боку горела рана от пули, кожа на ноге и руке обгорела и была местами содрана во время взрыва. Плюс два ранения по касательной в бедро и в руку. И теперь Майлз его избивал.

Это лишило его присутствия духа, и Вакс застонал, обмяк, едва сохраняя силы на то, чтобы просто не потерять сознание. Майлз опять его поднял. Вакс попытался ему врезать и даже сумел, но что толку? Драться врукопашную с человеком, который мог принять удар и не вздрогнуть, было очень, очень трудно.

Еще один удар кулака снова отправил Вакса на землю; в голове звенело, перед глазами бегали звездочки и вспышки света.

Майлз наклонился к его уху:

– Правда в том, Ваксиллиум, что в глубине души ты знаешь: тебя используют. Всем наплевать на угнетенных. Ты просто марионетка. В этом городе людей убивают каждый день. По меньшей мере одного в день. Ты об этом знал?

– Я…

«Пусть он болтает».

Изнемогая от боли, Вакс перекатился на спину и посмотрел Майлзу в глаза.

– Людей убивают каждый день, – повторил бывший законник. – А что заставило тебя забыть про так называемую отставку? Пуля, что я пустил в голову старому волкодаву, вообразившему себя аристократом. Ты хотя бы раз задумывался о других людях, которых убивают на улицах? Нищих, шлюхах, сиротах? Они погибают от голода, оттого, что оказались не в том месте, или из-за какого-нибудь глупого проступка.

– Ты пытаешься говорить от имени Выжившего, – прошептал Вакс. – Но это не сработает, Майлз. Это не Последняя Империя из легенды. Богач не может убить бедняка просто потому, что ему так захочется. Мы изменились к лучшему.

– Чушь! – воскликнул Майлз. – Они притворяются и лгут ради продолжения спектакля.

– Нет. У них хорошие намерения, и они создают законы, которые предотвращают худшее, – просто законов не хватает. Это не одно и то же.

Майлз пнул Ваксиллиума в бок, не давая подняться:

– Наплевать мне на Выжившего. Я нашел кое-что получше. Но для тебя это не имеет никакого значения. Ты просто меч, инструмент, который двигается туда, куда его направят. Тебя разрывает на части от понимания, что ты не можешь остановить то, что должен остановить. Верно?

Их взгляды встретились. И удивительное дело: Ваксиллиум – невзирая на мучительную боль – против собственной воли кивнул. Искренне. Он действительно это чувствовал. Потому-то его и приводило в ужас случившееся с Майлзом.

– Значит, кто-то должен что-то с этим сделать, – подытожил бывший законник.

«Гармония, – подумал Ваксиллиум, – если бы Майлз родился в былые времена, он бы стал героем».

– Я начну им помогать, Майлз, – сказал он вслух. – Даю тебе слово.

Майлз покачал головой:

– Так долго ты не проживешь, Вакс. Прости.

Он снова пнул. И снова. И снова…

Ваксиллиум собрался, прикрывая лицо руками. Он не мог сражаться. Он просто должен выдержать. Но боль становилась все сильнее. Она была ужасна.

– Прекрати! – не выдержала Мараси. – Прекрати, чудовище!

Избиение остановилось. Ваксиллиум почувствовал ее рядом с собой – Мараси опустилась на колени, положила руку ему на плечо.

«Глупая женщина. Отойди. Спрячься. Таков был план».

Майлз громко щелкнул костяшками:

– Полагаю, я должен доставить тебя Костюму, девочка. Ты в списке, и ты заменишь ту, которую Ваксиллиум отпустил. Наверное, мне придется и ее выследить.

– Почему так происходит, – сердито заговорила Мараси, – что ограниченные люди всегда стремятся уничтожить тех, кто лучше их, кто велик?

– Лучше меня? – переспросил Майлз. – Он-то? В нем нет величия, детка.

– Величайшие из людей могут пасть жертвами простейших вещей. Заурядная пуля может лишить жизни самого могущественного, самого умного и самого защищенного из всех.

– Только не меня, – покачал головой Майлз. – Пули для меня пустяк.

– Нет, с тобой покончит нечто еще более заурядное.

– И что же? – спросил Майлз, явно заинтригованный.

– Я, – ответила Мараси.

Майлз рассмеялся.

– Хотел бы я на это… – Он осекся.

Ваксиллиум приоткрыл глаза и посмотрел вдоль туннеля – туда, где на месте здания виднелась дыра в потолке. Сквозь нее лился свет, разгоравшийся с немалой скоростью.

– Кого ты привел? – разочарованно произнес Майлз. – Они не успеют.

Он смолк. Ваксиллиум повернул голову и увидел, как на лице бывшего законника появился внезапный ужас. Он наконец-то ее заметил – мерцающую границу поблизости, зыбь на стыке двух пластов воздуха. Словно марево над разогревшейся в жару мостовой.

Замедляющий пузырь.

Майлз посмотрел на Мараси. Потом рванулся к границе пузыря, прочь от света. Свет в другом конце туннеля сделался еще ярче, мелькнуло несколько размытых пятен – настолько быстрых, что было невозможно их разглядеть.

Мараси опустила свой пузырь. Сквозь далекую дыру лился яркий дневной свет, и туннель – прямо там, где недавно проходила граница пузыря, – заполнял отряд из более чем сотни одетых в униформу констеблей. Их возглавлял ухмыляющийся Уэйн, тоже в форме и шляпе констебля, с фальшивыми усами на лице.

– Хватайте его, ребята! – закричал он, ткнув пальцем в Майлза.

Подняв дубинки, констебли бросились исполнять приказ. Майлз издал протестующий вопль, попытался прорваться, но на него навалился целый отряд. Через несколько минут его прижали к земле.

Ваксиллиум осторожно сел; один глаз у него почти заплыл, из разбитой губы текла кровь, бок болел. Встревоженная Мараси опустилась рядом на колени.

– Вам не стоило вмешиваться, – упрекнул Ваксиллиум. – Если бы он вас оглушил, все бы закончилось.

– Не только вы способны рисковать, – улыбнувшись, сказала Мараси.

Запасной план был безыскусным, но рискованным. Для начала следовало устранить всех приспешников Майлза. Любой из них мог заметить временной пузырь и выстрелить в Ваксиллиума и Мараси. Внутри пузыря они оказались бы полностью беззащитны.

Покончив с умыкателями, нужно отвлечь Майлза. И на достаточно долгое время – чтобы Уэйн успел собрать достаточно большой отряд. Если бы Майлз что-то заподозрил, находясь внутри замедляющего пузыря…

– Нет! – выкрикнул Майлз. – Руки прочь. Вам меня не удержать!

– Ты дурак, – сказал Ваксиллиум и сплюнул кровью. – Ты позволил себя изолировать и отвлечь, Майлз. Ты забыл первое правило Дикоземья.

Майлз продолжал кричать, и один из констеблей заткнул ему рот. Остальные продолжали затягивать узлы.

– Чем больше ты одинок, – негромко проговорил Ваксиллиум, – тем важнее иметь того, на кого можно положиться.

20

– Главный констебль решил не предъявлять обвинение вашему помощнику, выдававшему себя за офицера охраны правопорядка, – сказал Редди.

Ваксиллиум промокнул губу носовым платочком. Он сидел на скамье в ближайшем к логову умыкателей участке. Рядом покровительственно нависала Мараси.

Весь в бинтах, со сломанными ребрами, Ваксиллиум ощущал себя отработанным материалом. Наверняка останутся шрамы.

– Главный констебль должен радоваться, что лорд Ваксиллиум пришел на помощь, – сурово проговорила Мараси. – Более того, ему бы стоило умолять лорда Ваксиллиума о помощи.

– Вообще-то, он и в самом деле обрадован. – Редди выглядел сбитым с толку: глаза слегка прищурились, уголки губ опустились.

Он то и дело бросал взгляды через всю комнату на Бреттина, но главный констебль никак не реагировал на происходящее. Ваксиллиум же чувствовал себя слишком измотанным, чтобы вникать в эту игру. Впрочем, было приятно слышать, что в деле наметился благоприятный для него поворот.

Редди позвал какой-то другой констебль, и он ушел. Мараси положила руку на здоровое плечо Ваксиллиума. По тому, как она колебалась, как хмурила брови, было понятно, что она беспокоится о его физическом состоянии.

– Вы отлично справились, – сказал Ваксиллиум. – Майлз – ваша добыча, леди Мараси.

– Не меня избили до полусмерти.

– Раны заживают. Даже на старой коняге вроде меня. Смотреть, как избивают другого, и ничего не предпринимать… держу пари, это было мучительно. Не думаю, что я смог бы вынести подобное, поменяйся мы местами.

– Вы бы вынесли. Вы такой. Вы именно тот человек, каким я вас представляла, и вместе с тем куда более настоящий.

Мараси сжала губы, будто хотела сказать что-то еще, – Вакс читал ее намерения по глазам.

– Ничего не получится, леди Мараси, – мягко проговорил он. – Я благодарен вам за помощь. Очень благодарен. Но того, чего бы вам хотелось видеть между нами, не существует. Мне жаль.

Ничего удивительного – она покраснела.

– Разумеется, я ни на что такое не намекала. – Мараси натянуто рассмеялась. – С чего вы взяли… Я хочу сказать, это глупо!

– Тогда приношу свои извинения.

Оба прекрасно все понимали, но Ваксиллиум ощутил глубокое сожаление. Будь он на десять лет моложе…

Хотя дело даже не в возрасте как таковом. Дело в том, что эти годы с ним сотворили. Если ты видел, как любимая женщина умирает от твоего же собственного выстрела; видел, как давний соратник и уважаемый законник переходит на сторону зла, – ты уже не будешь прежним. Раны в душе глубже телесных. И заживают они куда медленнее.

Эта женщина молода, полна жизни. Она не заслуживала того, кто состоял из сплошных шрамов, завернутых в толстую оболочку из продубленной солнцем кожи.

– Лорд Ваксиллиум, – приблизившись, церемонно произнес главный констебль.

Бреттин выглядел таким же чопорным, как и в прошлый раз; форменную шляпу он держал под мышкой.

– Главный констебль, – в тон ему ответил Ваксиллиум.

– В связи с вашими сегодняшними усилиями я отправил в Сенат запрос о назначении вас общегородским уполномоченным по досудебному урегулированию.

Ваксиллиум удивленно моргнул.

– Если вы не в курсе, – продолжал Бреттин, – это наделит вас правом вести расследование и производить арест, как если бы вы служили в полиции, и позволит в рамках закона проводить действия вроде тех, что имели место прошлой ночью.

– Очень… продуманно с вашей стороны.

– Всего лишь способ оправдать ваши действия, не навлекая неприятностей на полицейское управление. Я датировал запрос задним числом, и если повезет, никто не поймет, что минувшей ночью вы действовали в одиночку. Кроме того, я не хочу, чтобы вы считали, будто должны действовать в одиночку. Городу не помешает ваш опыт.

– Со всем должным уважением, сэр, ваша позиция претерпела значительные изменения, – заметил Ваксиллиум.

– У меня была возможность передумать. Вам следует также знать, что вскоре я ухожу в отставку. На мое место назначат нового главного констебля, но он будет обязан принять мандат, который выдаст вам Сенат. Разумеется, если Сенат примет положительное решение.

– Я… – Ваксиллиум не знал, что сказать. – Спасибо.

– Это ради блага города. И если вы злоупотребите этой привилегией, ее, вне всяких сомнений, отзовут. – Неуклюже кивнув, Бреттин двинулся к выходу.

Глядя ему вслед, Ваксиллиум задумчиво почесывал подбородок: странно, Бреттина будто подменили.

Появившийся в дверях Уэйн, проходя мимо главного констебля, в знак приветствия чуть приподнял счастливую шляпу – с одной стороны та была в крови – и с ухмылкой приблизился к Ваксиллиуму и Мараси.

– Вот. – Уэйн незаметно передал Ваксиллиуму что-то завернутое в носовой платок. Оно оказалось неожиданно тяжелым. – Добыл тебе еще один из тех пистолетов.

Ваксиллиум вздохнул.

– Не переживай, – прибавил Уэйн. – Я оставил вместо него очень симпатичный шарф.

– А где ты взял шарф?

– У парня, которого ты пристрелил. Так что это не воровство. Ему ведь, в конце концов, этот шарф уже без надобности. – Уэйн выглядел весьма довольным собой.

Ваксиллиум сунул пистолет в пустую кобуру. В другой была Виндикация. Ее нашла Мараси: обыскала логово умыкателей после того, как задержали Майлза. Просто замечательно. Было бы обидно пережить такую ночь только для того, чтобы Ваксиллиума прикончила Ранетт.

– Итак, – сказала Мараси, – ты обменял шарф мертвеца на пистолет другого мертвеца. Но… пистолет сам по себе принадлежал кому-то, кто уже мертв. Следуя той же самой логике…

– Не пытайтесь, – посоветовал Ваксиллиум. – С Уэйном логика не срабатывает.

– Я купил амулет против нее у странствующей гадалки, – объяснил Уэйн. – Благодаря ему у меня два плюс два равняется всякой чепухе.

– Я… у меня нет слов, – растерянно проговорила Мараси.

– Строго говоря, это и есть ответ, – заметил Уэйн. – Вакс, похоже, они выудили из канала твоего оружейника. И он жив. Не очень-то счастлив, но жив.

– Что-нибудь известно про других похищенных женщин? – спросил Ваксиллиум.

Уэйн повернулся к Мараси – та покачала головой:

– Ничего. Может, Майлз расскажет, где они.

«Если заговорит», – подумал Ваксиллиум.

Много лет назад Майлз перестал чувствовать боль. Ваксиллиум не представлял, каким образом его собираются допрашивать.

Итак, его постигла неудача. Он поклялся вернуть Стерис и вернул, однако не сумел спасти остальных женщин.

Дверь в кабинет капитана открылась, и оттуда вышла Стерис. Два старших констебля пригласили ее для дачи показаний сразу после Ваксиллиума и Уэйна. Констебли махнули Мараси, чтобы шла следующей, и та повиновалась, бросив взгляд через плечо на Ваксиллиума. Он посоветовал ей быть искренней и прямой, не скрывать ничего из того, что делал он или Уэйн. Хотя, если получится, умолчать о роли Ранетт.

Блуждавший по комнате Уэйн приблизился к констеблям, которые поедали утренние сэндвичи. Те глянули на него с подозрением, но Ваксиллиум по опыту знал, что вскоре Уэйн заставит их смеяться и просить к ним присоединиться.

«Он хоть понимает, что делает? – подумал Ваксиллиум, когда Уэйн пустился объяснять подробности битвы констеблям. – Или у него все это получается инстинктивно?»

Он смотрел на них, пока не подошла Стерис. Села на стул напротив. Леди Хармс привела в порядок волосы и держала спину прямо и, хотя ее платье было измято после дня, проведенного в плену, выглядела относительно невозмутимой.

– Лорд Ваксиллиум, – начала она, – я склонна считать, что должна выразить вам свою благодарность.

– Надеюсь, этот долг не слишком обременителен, – хмыкнув, ответил Ваксиллиум.

– Лишь в том смысле, в каком он следует… он требуется… после обременительного пленения. Вы должны знать, что никто из похитителей не прикасался ко мне непристойным образом. Я осталась чиста.

– Ржавь и Разрушитель! Очень рад, но разве мне обязательно об этом знать?

– Обязательно, – с бесстрастным лицом возразила Стерис. – Если вы не отказываетесь от идеи вступить со мной в брачные отношения.

– Это бы в любом случае не имело значения. Кроме того, я считал, мы еще ничего не решили. Мы ведь даже не объявили, что встречаемся.

– Да, но теперь, думаю, мы можем изменить первоначальный вариант сценария. Видите ли, драматичное спасение, что вы осуществили, предположительно должно вызвать у меня излияния чувств. То, что могло обернуться скандалом, сочтут романтикой. Поэтому мы вправе объявить о помолвке на следующей неделе, и ее примут в высшем обществе без возражений и комментариев.

– Полагаю, это хорошо.

– Да. Ну так что, мне продолжить работу над нашим контрактом?

– А вас не тревожит, что я вернулся к негодяйскому образу жизни, который вел в прошлом?

– Я склонна думать, что, если бы вы этого не сделали, меня ждала бы быстрая смерть. Я не в том положении, чтобы жаловаться.

– Я намереваюсь продолжить, – предупредил Ваксиллиум. – Не каждый день, никаких патрулирований или чего-то в этом духе, но мне предоставили полномочия и предложили сотрудничать с городской полицией. Я планирую время от времени заниматься вопросами, требующими особого внимания.

– У каждого джентльмена должно быть увлечение, – ровным голосом ответила Стерис. – И в сравнении со склонностью некоторых известных мне мужчин потакать своим капризам это не станет проблемой. – Она наклонилась вперед. – Короче говоря, милорд, я принимаю вас таким, какой вы есть. Мы оба уже не в том возрасте, чтобы ожидать, будто кто-то другой изменится. Я приму вас, если вы примете меня. Я не лишена недостатков, как сочли нужным объяснить – в подробностях и в письменной форме – три моих предыдущих поклонника.

– Я даже не догадывался.

– По правде говоря, эта проблема не стоит вашего внимания. Хотя я полагала, вы поймете… – Стерис сделала паузу. – Ничего личного, но я вряд ли пришла бы к нашему потенциальному союзу, если бы в какой-то степени не отчаялась.

– Понимаю.

Стерис поколебалась, потом будто слегка оттаяла. Ее самоконтроль, ее стальная воля ослабели, и она вдруг показалась уставшей. Изнуренной. И Ваксиллиум увидел нечто похожее на привязанность к нему.

– Мне… – сцепив перед собой руки, продолжала Стерис, – плохо даются отношения с людьми, лорд Ваксиллиум. Я это понимаю. Но должна подчеркнуть, что благодарна вам за то, что вы сделали. Я говорю это от всей души. Спасибо.

Он посмотрел ей в глаза и кивнул.

– Итак. – Стерис обрела более деловой вид. – Мы переходим к помолвке?

Ваксиллиум заколебался. Это было вполне объяснимо, но все же он ощутил себя трусом. Из двух предложений, полученных за день, – невысказанного и грубовато-прямолинейного – он решил поразмыслить именно над вторым.

В соседней комнате давала показания Мараси. Очаровательная, красивая, умная, целеустремленная. Логика и здравый смысл требовали, чтобы Ваксиллиум влюбился в нее до безумия.

И она здорово напоминала Лесси. Возможно, в этом была вся проблема.

– Да, переходим, – сказал он, снова поворачиваясь к Стерис.

Эпилог

Мараси отправилась на казнь Майлза.

Дайус, старший прокурор, не советовал этого делать. Сам он никогда не посещал казни.

И теперь сидела на внешнем балконе, одна, и смотрела, как Майлз поднимается по ступенькам на расстрельную площадку. Наблюдательный пост Мараси располагался прямо над местом казни.

Вспомнив, как Майлз стоял в подземном зале, посреди тьмы и тумана, направляя пистолет на ее укрытие, она невольно вздрогнула. На протяжении двух дней к ее голове трижды приставляли пистолет, но именно в тот момент, когда Мараси увидела тот взгляд Майлза, она действительно поверила, что умрет. Столько в нем было бессердечия, бесчувственности, превосходства.

Между нападением умыкателей во время свадебного ужина и пленением Майлза прошло меньше полутора дней, но казалось, что за это время Мараси постарела лет на двадцать. Она будто подверглась какой-то темпоральной алломантии, побывала в скоростном пузыре, который поднялся вокруг нее одной. Мир изменился. Ее едва не убили, она впервые убила сама, влюбилась и была отвергнута. Теперь помогла обречь на смерть бывшего героя Дикоземья.

Майлз с презрением посмотрел на констеблей, которые привязывали его к шесту. Точно такое же выражение бывший законник демонстрировал почти весь судебный процесс – первый, в котором Мараси участвовала в качестве помощника прокурора, хотя главным действующим лицом был Дайус. Судебное разбирательство оказалось быстрым, невзирая на особую важность и высокие ставки. Майлз не отрицал свои преступления.

Похоже, он считал себя бессмертным. Даже стоя там – без метапамяти, видя нацеленную на себя дюжину винтовок с взведенными курками, – он словно не верил, что умрет. Человеческий разум мастерски обманывал сам себя, оберегал от отчаяния перед лицом неизбежности. Мараси понимала, что означает чувство, которое она прочитала в глазах Майлза. Его испытывал каждый в молодости. И каждый в конечном счете понимал, что это ложь.

Винтовки взяли на плечо. Возможно, теперь Майлз наконец-то осознает, насколько ошибается. Когда раздались выстрелы, Мараси поняла, что испытывает удовлетворение. И это ее очень сильно встревожило.

Ваксиллиум сел в поезд в Драйпорте. Нога все еще болела, при ходьбе он опирался на трость, а грудная клетка была перевязана, чтобы облегчить нагрузку на сломанные ребра. Одной недели и близко не хватило для исцеления после всего, через что он прошел. Наверное, не стоило покидать постель.

Он ковылял по коридору роскошного вагона первого класса, мимо красиво обставленных частных купе. Ваксиллиум как раз отсчитал третье, когда поезд тронулся. Вошел, оставив дверь открытой, и сел в одно из мягких кресел у окна. Оно было привинчено к полу, – напротив располагался столик на длинной ножке, изящной и слегка изогнутой, точно женская шея.

Вскоре раздались шаги в коридоре. Кто-то приостановился у двери.

Ваксиллиум оторвал взгляд от бегущего за окном пейзажа и повернулся к человеку в дверном проеме:

– Здравствуй, дядя.

Лорд Эдварн Ладриан, изысканно одетый и с тростью из китовой кости, вошел в купе.

– Как ты меня нашел? – спросил он, усаживаясь в другое кресло.

– На допросе несколько умыкателей описали человека, которого Майлз называл мистером Костюмом. Не думаю, что кто-то еще узнал тебя по описанию. Насколько мне известно, те десять лет, что предшествовали твоей «смерти», ты вел почти отшельническую жизнь. Не считая писем в газеты по политическим вопросам, разумеется.

Ваксиллиум слегка слукавил: отыскать поезд и вагон помогли цифры с коробки из-под сигар. Той самой, что подобрал Уэйн. Все остальные решили, что это расписание поездов, которые собирались ограбить умыкатели, и только Ваксиллиум догадался, что Майлз отслеживал перемещения мистера Костюма.

– Любопытно, – заметил лорд Эдварн.

Он достал из кармана носовой платок, вытер пальцы; вошедший слуга поставил на стол перед ним накрытый к обеду поднос. Другой налил вина. Взмахом руки Эдварн велел обоим подождать снаружи.

– Где Тельсин? – спросил Ваксиллиум.

– Твоя сестра в безопасности.

Ваксиллиум прикрыл глаза, пытаясь обуздать вдруг нахлынувшие эмоции. Он был уверен, что Тельсин погибла в той катастрофе вместе с дядей, и уже это пережил. Он столько лет не видел сестру… Почему же тогда известие о том, что она жива, оказалось таким важным? Ваксиллиум даже не мог определить, как называется чувство, возникшее в его душе.

Он заставил себя открыть глаза. Лорд Эдварн наблюдал за ним, поигрывая бокалом кристально чистого белого вина.

– Ты подозревал. Все это время подозревал, что я не умер. Потому и смог узнать по описанию, которое дали те бандиты. Я изменил стиль одежды, стрижку и даже сбрил бороду.

– Не стоило поручать мое убийство дворецкому. Он слишком долго был на службе у семьи и слишком рьяно пытался выполнить поручение. Вряд ли за такое короткое время он успел сделаться пособником умыкателей. Это сразу наводило на мысль, что он продолжал работать на человека, которому служил много лет.

– А-а. Разумеется, но ты не должен был знать, что взрыв – дело его рук.

– Хочешь сказать, я не должен был выжить?

Лорд Ладриан пожал плечами.

– Почему? – спросил Ваксиллиум, подавшись вперед. – Зачем возвращать меня, чтобы потом убить? Почему не устроить так, чтобы семейный титул перешел к кому-то другому?

– Он должен был перейти к Хинстону, – сказал лорд Ладриан, намазывая булочку маслом. – Его болезнь… всего лишь неудачное стечение обстоятельств. Осуществление плана уже началось, и на другие варианты просто не оставалось времени. Кроме того, я надеялся – очевидно, без всяких на то оснований, – что ты перерос свое излишне трепетное ребяческое отношение к вопросам морали. Я надеялся, ты станешь для меня полезным.

«Ржавь и Разрушитель, я ненавижу этого человека!»

С самого детства Ваксиллиум ненавидел этот его снисходительный тон. Потому и отправился в Дикоземье.

– Я пришел за четырьмя другими похищенными женщинами.

Лорд Ладриан отпил из бокала:

– Думаешь, я просто так их отдам?

– Да. Иначе я расскажу о тебе все.

– Так приступай! – В голосе лорда Ладриана послышалось веселое изумление. – Кто-то тебе поверит. Остальные сочтут чокнутым. Однако ни те ни другие не помешают мне и моим коллегам.

– Потому что вы уже проиграли.

Лорд Ладриан чуть не подавился булочкой. Рассмеявшись, опустил ее на стол:

– Ты серьезно так думаешь?

– Умыкателей больше нет. Майлза казнят прямо сейчас, пока мы разговариваем, и я знаю, что ты был его покровителем. Мы захватили товар, который вы хотели украсть, так что от этого дела у тебя никакой прибыли. Перво-наперво, ты явно не владел достаточными средствами. Иначе не понадобился бы Майлз с его бандитами.

– Заверяю тебя, Ваксиллиум, мы вполне платежеспособны. Благодарствую. И ты не найдешь никаких доказательств того, что я или мои соратники как-то связаны с грабежами. Мы арендовали для Майлза его логово, но откуда нам было знать, что он замышляет? Гармония! Он был уважаемым законником.

– Вы забрали женщин.

– Доказательств этого не существует. Всего лишь твои домыслы. Несколько умыкателей будут до последнего вздоха клясться, что Майлз изнасиловал и убил заложниц. Я точно знаю, что один из этих умыкателей выжил. Хотя мне по-прежнему любопытно, как ты меня нашел здесь, в этом конкретном поезде.

Последнее Ваксиллиум пропустил мимо ушей.

– Я знаю, что тебе конец, – вместо этого сказал он. – Говори что хочешь, но я в этом уверен. Отдай мне женщин и мою сестру. Я порекомендую судьям проявить к тебе снисходительность. Да, ты оказывал покровительство группе бандитов, это были твои рискованные инвестиции. Но ты четко приказал им никому не вредить, и не ты нажал на спусковой крючок и застрелил Петеруса. Полагаю, ты избежишь казни.

– Ты увлекся догадками, Ваксиллиум. – Лорд Ладриан вытащил из кармана пиджака сложенную газету и тонкую записную книжку в черном кожаном переплете. Положил их на стол; газета оказалась сверху. – Покровительство группе бандитов – рискованные инвестиции? Ты правда так считаешь?

– Плюс похищение женщин. Вероятно, для последующего вымогательства денег у их семей.

Последнее было ложью. Ваксиллиум ни на миг не верил, что дело заключалось в вымогательстве. Дядя что-то затеял, и, учитывая родословные женщин, Ваксиллиум подозревал, что Мараси права. Всему причиной алломантия.

Он питал надежду, что дядя не замешан напрямую в… разведении. Идея сама по себе вызывала у Ваксиллиума дискомфорт. Возможно, Ладриан просто продавал женщин кому-то еще.

«До чего странно на это надеяться».

Ладриан постучал по газете. Первую полосу занимали новости о происходящем в городе. Дом Текиэль оказался на грани краха. В связи с ограблением на прошлой неделе их репутация сильно пострадала, несмотря на то что груз удалось вернуть. Это, а также другие серьезные финансовые неурядицы…

Ваксиллиум просмотрел газету. Главным семейным предприятием Текиэлей было обеспечение безопасности. Страхование.

«Ржавь и Разрушитель!» До Ваксиллиума наконец начало доходить, что к чему.

– Серия целенаправленных нападений, – наклонившись вперед, негромко заговорил Ладриан. – Дом Текиэль обречен. Они задолжали выплаты по слишком многим важным страховым случаям. Эти грабежи и требования о страховых выплатах разрушили их финансовую состоятельность. Держатели акций компании продают все за гроши. Ты заявлял, что я слаб с денежной точки зрения. Это лишь потому, что я все вложил в достижение особой цели. Ты хоть успел задуматься, почему твой Дом обнищал?

– Ты все забрал, – догадался Ваксиллиум. – Ты перебросил все деньги в… во что-то вложил.

– Мы только что захватили одно из самых мощных финансовых учреждений в городе, – продолжал Ладриан. – Украденные товары возвращаются, и поскольку мы взяли на себя долги Текиэлей, перекупив их, заявления о возврате утраченных товаров вскоре будут отозваны. Я всегда ждал, что Майлза поймают. Без этого план бы не сработал.

Ваксиллиум закрыл глаза, вздрогнув от ужаса. «Я все это время гонялся за цыплятами, а кто-то воровал лошадей».

Дело было не в грабежах и даже не в похищениях. Это была страховая афера.

– Нам требовалось лишь временное исчезновение товаров, – пояснил Эдварн. – И все вышло безупречно. Благодаря тебе.

Пули рвали тело Майлза. Мараси затаила дыхание, заставляя себя не морщиться. Пришло время повзрослеть.

Еще выстрелы.

С открытыми глазами, собрав все силы, Мараси в ужасе смотрела на то, как раны начали исцеляться. Это невозможно: с тела Майлза сняли все метапамяти. И тем не менее отверстия от пуль затянулись. Улыбка бывшего законника сделалась шире, глаза бешено засверкали.

– Вы все дураки! – заорал он стрелявшим солдатам. – Наступит день, и люди в золотом и красном, носители последнего металла, придут к вам. И вы покоритесь их власти.

Новый залп. Пули прошили Майлза – и раны снова закрылись; но не все. В его последней метапамяти, где бы она ни была спрятана, оказалось недостаточно исцеляющей силы. Мараси почувствовала, что дрожит, когда четвертый залп обрушился на тело бывшего законника, заставив его спазматически дернуться.

– Поклоняйтесь, – затихающим голосом произнес Майлз, и изо рта его хлынула кровь. – Поклоняйтесь Треллу и ждите…

Ударил пятый залп. На этот раз не исцелилась ни одна рана. Майлз обмяк в своих путах, открытые безжизненные глаза уставились в землю.

Констебли выглядели необычайно встревоженными. Один из них подбежал, чтобы проверить пульс. Мараси затряслась. Майлз до самого конца выглядел так, словно не принял смерть.

И все же он умер. Кроветворец вроде него мог исцеляться раз за разом, но если останавливался – если позволял ранам взять свое, – то умирал, как любой другой. Просто чтобы не сомневаться, ближайший констебль поднял пистолет и трижды выстрелил Майлзу в висок. Это оказалось достаточно страшно – Мараси отвернулась.

Все кончено. Стожильный Майлз мертв.

Отвернувшись, Мараси краем глаза заметила человека, который, стоя в тени, наблюдал за казнью. Констебли его будто не видели. Вот он повернулся, взметнув черным одеянием, и скрылся за дверью, ведущей в переулок.

– Дело не только в страховке, – сказал Ваксиллиум, глядя Эдварну в глаза. – Вы забрали женщин.

Эдварн Ладриан ничего не ответил.

– Я собираюсь тебя остановить, дядя. Я не знаю, зачем тебе похищенные женщины, но найду способ, чтобы это прекратить.

– О, прошу тебя, Ваксиллиум. Твоя уверенность в собственной правоте утомила меня, когда ты еще был юнцом. Одна только наша родословная должна была сделать тебя выше этого.

– Моя родословная?

– Ты из благородного рода, ведущего прямиком к самому Советнику Богов. Ты двурожденный и могущественный алломант. Только ценой немалых сожалений я приказал тебя убить, и сделал это лишь под давлением коллег. Я подозревал – даже надеялся, – что ты выживешь. Этот мир нуждается в тебе. В нас.

– Ты говоришь как Майлз, – с удивлением отметил Ваксиллиум.

– Нет, – возразил Ладриан. – Он говорил как я. – Заткнув салфетку за воротник, аристократ принялся за обед. – Но ты не готов. Я позабочусь, чтобы тебе прислали надлежащие сведения. Пока что можешь удалиться и поразмыслить над тем, что я тебе сказал.

– Я так не думаю. – Ваксиллиум сунул руку в карман пиджака за пистолетом.

Ладриан глянул на него с жалостью. Услышав, как взводятся курки, Ваксиллиум повернул голову – в коридоре снаружи стояло несколько молодых людей в черных костюмах. Ни на одном из них не было металла.

– В этом поезде со мной едут почти двадцать алломантов, Ваксиллиум, – ледяным голосом проговорил Эдварн. – А ты ранен и едва можешь ходить. У тебя нет ни единой улики против меня. Уверен, что хочешь начать эту драку?

Ваксиллиум поколебался. Потом зарычал и свободной рукой смахнул со стола дядюшкин обед. Тарелки и их содержимое с грохотом рассыпались по полу. Ваксиллиум в ярости наклонился через стол:

– Однажды я тебя убью, дядя.

Эдварн отпрянул, но нисколько не испугался:

– Отведите его в заднюю часть поезда. Выкиньте. Всего хорошего, Ваксиллиум.

Ваксиллиум попытался достать дядю, но ворвавшиеся люди схватили его и потащили прочь. В боку и ноге немедленно вспыхнула боль. Хотя бы в одном Эдварн оказался прав: день был явно не для драки.

Но такой день наступит.

Ваксиллиум позволил протащить себя по коридору. В конце вагона люди лорда Эдварна открыли двери и швырнули его прямо на проносившиеся внизу рельсы. Ваксиллиум взлетел при помощи алломантии – в чем, разумеется, никто не сомневался – и приземлился на шпалы, глядя вслед убегающему поезду.

Мараси вылетела в переулок за зданием полицейского управления. Ее прямо распирало от любопытства: нужно было во что бы то ни стало выяснить, что это за фигура.

Заметив исчезающий за углом край черного плаща, девушка кинулась следом, одной рукой крепко сжимая сумочку, другой нащупывая внутри маленький револьвер, подаренный Ваксиллиумом.

«Что я творю? Бегу по переулку одна!»

Однако Мараси чувствовала, что должна это сделать.

Пробежав некоторое расстояние, она приостановилась на перекрестке, где от первого переулка отходил второй, еще более узкий. Любопытство стало почти невыносимым.

«Неужели потеряла?» – подумала раздосадованная Мараси и тут же ахнула и попятилась.

В начале маленького переулка ее ждал высокий – больше шести футов ростом – человек. Просторный черный плащ придавал ему грозный вид. Незнакомец поднял бледные руки и снял капюшон, обнажив бритую голову и лицо с замысловатыми татуировками вокруг глазниц, из которых торчали металлические штуковины, похожие на толстые железнодорожные костыли. Одна глазница была деформирована, будто раздроблена. Давно зажившие шрамы и костяные выступы под кожей искажали татуировку.

Мараси знала это существо по мифам, поэтому, едва увидев, похолодела от ужаса.

– Железноглазый… – прошептала она.

– Приношу извинения за то, что выманил вас подобным способом, – тихим скрипучим голосом заговорил Железноглазый.

– Подобным способом? – переспросила – почти пискнула – Мараси.

– При помощи эмоциональной алломантии. Иногда я слишком сильно разжигаю эмоции. Впрочем, мне никогда это не давалось так хорошо, как Бризу. Успокойся, дитя. Я не причиню тебе вреда.

Мараси ощутила мгновенное спокойствие, хотя оно показалось ужасно неестественным, и ее чувства пришли в еще большее смятение. Она была спокойна – и одновременно ей было плохо. Нельзя чувствовать спокойствие, когда разговариваешь с самой Смертью.

– Твой друг, – продолжал Железноглазый, – обнаружил нечто весьма опасное.

– И вы хотите его остановить?

– Остановить? – повторил Железноглазый. – Ни в коем случае. Я хочу ему кое-что сообщить. У Гармонии особые взгляды, и я не во всем с ним согласен. Странное дело, но его особая вера требует, чтобы он это позволял. Вот, держи. – Железноглазый сунул руку в складки плаща и вытащил маленькую книжку. – Здесь содержатся сведения. Тщательно ее храни. Можешь прочитать, если захочешь, но обязательно доставь ее от моего имени лорду Ваксиллиуму.

Мараси взяла книжку.

– Простите, – сказала она, борясь с оцепенением, которое вселил ее удивительный собеседник. Неужели она действительно разговаривает с героем мифов? Может, она сходит с ума? Даже думать удавалось с трудом. – Но почему вы сами ее не отдали?

Железноглазый улыбнулся, не разжимая губ и не сводя с нее головки своих серебристых штырей.

– У меня предчувствие, что он бы попытался меня застрелить. Ему не нравятся вопросы без ответов, но он помогает моему собрату, а я склонен подобное поощрять. Хорошего дня, леди Мараси Колмс.

Железноглазый, шурша плащом, повернулся и двинулся прочь по переулку. На ходу надел капюшон, с помощью алломантии поднялся в воздух, перемахнул через крыши ближайших домов и исчез из виду.

Мараси сжала книгу, потом сунула в сумочку, не переставая дрожать.

Закончив алломантический полет вдоль рельсов, Ваксиллиум приземлился на железнодорожной станции. Хоть он и постарался это сделать как можно аккуратнее, больная нога сразу дала о себе знать.

Уэйн сидел на платформе, закинув ноги на бочку, и курил трубку. Рука его была по-прежнему на перевязи. На то, чтобы исцелить ее быстро, не осталось здоровья. Попытайся Уэйн отложить немного про запас прямо сейчас, он исцелялся бы во время этого процесса медленнее, а потом быстрее, но в конечном счете метапамять осталась бы пустой.

Уэйн читал какой-то романчик, который вытащил из чьего-то кармана в поезде, по пути во Внешние Владения. Вместо книги он подложил алюминиевую пулю, которая стоила раз в сто дороже. По иронии судьбы, если бы хозяин книги обнаружил подмену, то вряд ли осознал бы ее настоящую стоимость и наверняка выкинул бы прочь.

«Надо поговорить с ним об этом, – подумал Ваксиллиум. – Но не сегодня». Сегодня у них другие заботы.

Ваксиллиум присоединился к другу, но продолжал смотреть на юг. В сторону города, куда уехал дядя.

– Очень хорошая книжка, – сказал Уэйн, перелистывая страницу. – Ты должен попробовать почитать. Она про зайчиков. Говорящих. Ужасно интересно.

Ваксиллиум не ответил.

– Ну так что, это был твой дядя? – спросил Уэйн.

– Да.

– Вот мразь. Значит, я тебе должен пятерку.

– Пари было на двадцатку.

– Ага, но ты мне должен пятнадцать.

– Да ладно?

– Конечно! Мы же заключили пари, что ты в конце концов поможешь мне с умыкателями.

Ваксиллиум взглянул на друга, хмурясь.

– Что-то не припомню такого пари.

– Мы его заключили в твое отсутствие.

– В мое отсутствие?

– Ага.

– Уэйн, нельзя заключать пари с людьми, которых нет рядом.

– Мне можно. – Засунув книгу в карман, Уэйн поднялся. – В том случае, если они должны были быть рядом. А ты должен, Вакс.

– Я… – И что сказать в ответ на такое? – Я буду. Отныне и впредь.

Кивнув, Уэйн тоже повернулся в сторону Эленделя. По одну сторону виднелись два небоскреба-соперника, здания поменьше, точно кристаллы, росли из центра расширявшейся столицы.

– Знаешь, – снова заговорил Уэйн, – мне всегда было интересно, каково это будет – прийти сюда, столкнуться с цивилизацией и все такое. Я не понимал.

– Не понимал чего? – спросил Ваксиллиум.

– Что на самом деле это самая дикая часть мира. Что у нас, за горами, жизнь была очень даже легкая.

Неожиданно для самого себя Ваксиллиум кивнул:

– Иногда ты бываешь очень мудрым, Уэйн.

– Все потому что у меня работает соображалка, дружище, – переходя на провинциальный говор, пояснил Уэйн. – Использую голову по назначению, стал-быть. По крайней мере иногда.

– А остаток времени?

– Остаток времени я ничего не соображаю. Потому что, если бы соображал, помчался бы со всех ног туда, где все просто. Смекаешь?

– Да. И нам в самом деле надо остаться, Уэйн. У меня здесь есть дело.

– Тогда мы его сделаем, – просто сказал Уэйн. – Точно так же, как всегда.

Снова кивнув, Ваксиллиум сунул руку в рукав и вытащил тонкую черную книжечку.

– Что это? – с любопытством спросил Уэйн.

– Записная книжка моего дяди. Полная условленных встреч и заметок.

Уэйн тихонько присвистнул:

– Как ты ее добыл? Удар в плечо?

– Взмах по столу.

– Мило. Рад, что за все эти годы, проведенные вместе, я научил тебя чему-то полезному. Что ты оставил взамен?

– Угрозу. – Ваксиллиум снова перевел взгляд на Элендель. – И обещание.

Он этого так не оставит. Если кто-то из твоих близких плохо кончил, обязанность все исправить лежит на тебе. Этого требовала честь Дикоземья.

Таблица базовых алломантических металлов

1[2]

1[3]

Список металлов

Алюминий. Туманщик, который воспламеняет алюминий, мгновенно перерабатывает все свои металлы, не производя никакого иного эффекта, кроме устранения алломантических запасов. Туманщиков, воспламеняющих алюминий, называют «алюминиевой мошкарой» ввиду неэффективности этой способности самой по себе. Феринги-самотворцы могут хранить духовное чувство самости в алюминиевой метапамяти. Об этом искусстве редко говорят за пределами террисийских сообществ, и даже внутри их его до конца не понимают. Сам алюминий и несколько его сплавов алломантически инертны; к ним нельзя применить толкание или тягу, и с их помощью можно защитить отдельно взятого человека от эмоциональной алломантии.

Бронза. Туманщики-охотники жгут бронзу, чтобы «слышать» пульсацию, исходящую от других алломантов, которые жгут металлы. Разные металлы производят разную пульсацию. Феринги-часовые способны хранить бодрость в бронзовой метапамяти, во время активного накопления делаясь полусонными. Позднее они могут черпать силу из метапамяти, чтобы справиться с дремотой или сделаться более внимательными.

Дюралюминий. Туманщик, который жжет дюралюминий, мгновенно сжигает любые другие металлы, которые воспламеняет в это же самое время, провоцируя сильнейший взрывной приток сил, даруемых этими металлами. Туманщики, способные воспламенять дюралюминий, называются «дюралюминиевой мошкарой», поскольку сама по себе эта способность неэффективна. Феринги-соединители могут сохранять духовную связь в дюралюминиевой метапамяти, что в период активного накопления приводит к ослаблению привязанности и дружбы со стороны прочих людей, и впоследствии способны черпать из метапамяти, чтобы быстро установить доверительные отношения с кем-то другим.

Железо. Туманщики-хвататели, которые жгут железо, могут тянуть за ближайшие источники металла. Тяговое усилие должно быть направлено непосредственно к центру тяжести хватателя. Феринги-порхатели могут сохранять физический вес в железной метапамяти, в период активного хранения снижая свой естественный вес, и пользоваться этим резервом впоследствии, чтобы сделаться намного тяжелее.

Золото. Туманщики-авгуры жгут золото, чтобы увидеть былые версии самих себя или то, кем они могли бы стать, сделав иные выборы в прошлом. Феринги-кроветворцы сохраняют здоровье в золотой метапамяти, становясь больными в период активного накопления, а впоследствии пользуются резервом, чтобы быстро исцелиться или исцелиться от того, что превосходит обычные телесные возможности.

Кадмий. Туманщики-пульсары жгут кадмий, чтобы растянуть время в пузыре вокруг себя, заставляют его внутри пузыря течь медленнее. Из-за этого с точки зрения пульсара события за пределами пузыря развиваются с головокружительной скоростью. Феринги-дыхатели могут сохранять дыхание в метапамяти из кадмия; во время активного накопления им приходится дышать чаще и глубже, чтобы тело получало достаточно воздуха. Дыхание можно изъять из метапамяти позднее, устранив или снизив потребность в дыхании при помощи легких. Они также могут усиливать насыщение крови кислородом.

Латунь. Туманщики-гасильщики жгут латунь, чтобы гасить (приглушать) эмоции ближайших людей. Эту силу можно направить на одного человека или на определенное пространство; гасильщик способен фокусироваться на конкретных эмоциях. Феринги-пламенники могут сохранять тепло в латунной метапамяти, охлаждаясь во время накопления этого свойства. Позднее они могут черпать силу из метапамяти и согреваться.

Медь. Туманщики-меднооблачники (также известные под названием «курильщики») жгут медь, чтобы создать вокруг себя невидимое облако, которое оберегает ближайших алломантов от обнаружения их охотниками, а также защищает всех людей поблизости от воздействия при помощи эмоциональной алломантии. Феринги-архивисты могут сохранять воспоминания в медной метапамяти; то, что вложено в нее, стирается из их настоящей памяти, но может быть получено впоследствии в безупречном виде.

Никросил. Туманщики-никровзрыватели, которые жгут никросил, прикосновением к другому алломанту мгновенно сжигают все его горящие металлы, провоцируя очень сильный (и возможно, неожиданный) взрыв, соответствующий характеру алломантических металлов. Феринги-душеносители хранят в метапамяти из никросила Инвеституру. Об этой силе мало кому известно; в самом деле, я не сомневаюсь, что террисийцы в действительности не понимают, что именно делают, когда пользуются своими способностями.

Олово. Туманщики-ищейки, которые жгут олово, усиливают все пять чувств. Все чувства усиливаются одновременно. Феринги-заклинатели могут сохранять одно из пяти чувств в оловянной метапамяти; для каждого чувства используется отдельная метапамять. В период активного накопления их чувствительность в соответствующей области падает, а во время использования отложенной про запас силы возрастает.

Пьютер. Пьютерные туманщики (также известные как «громилы») жгут пьютер, чтобы увеличить физическую силу, проворство и выносливость, а также способность тела к исцелению. Феринги-бестии хранят физическую силу в пьютерной метапамяти, в период активного накопления становясь слабыми, и впоследствии черпают отложенную про запас силу.

Сталь. Туманщики-стрелки, которые жгут сталь, могут толкать ближайшие источники металла. Толкание должно осуществляться непосредственно от центра тяжести стрелка. Феринги-бегуны сохраняют физическую скорость в стальной метапамяти, замедляясь во время активного накопления, и впоследствии черпают из нее, чтобы увеличить скорость.

Темпосплав. Туманщики-скользуны жгут темпосплав, чтобы спрессовать время в пузыре вокруг себя, заставляя его внутри пузыря течь быстрее. Из-за этого с точки зрения скользуна события за пределами пузыря развиваются необыкновенно медленно. Феринги-поглотители могут сохранять питательность и калории в метапамяти из темпосплава; они способны поглощать большие объемы пищи во время заполнения хранилища, не испытывая насыщения и не прибавляя в весе, а затем обходиться без еды, черпая все необходимое из метапамяти. Отдельная метапамять из темпосплава может схожим образом использоваться для регулирования потребления жидкости.

Хром. Туманщики-пиявки, которые жгут хром, прикосновением лишают другого алломанта всех его алломантических резервов. Феринги-плуты могут сохранять удачу в хромовой метапамяти, становясь неудачливыми во время активного накопления, а позднее могут черпать эту силу, чтобы им в большей степени везло.

Цинк. Туманщик-поджигатель жжет цинк, чтобы усилить (разжечь) эмоции находящихся поблизости людей. Силу можно направить на отдельного человека или на определенную площадь; поджигатель способен сосредоточиться на отдельных эмоциях. Феринги-искрители хранят ментальную скорость в цинковой метапамяти, приглушая способность мыслить и соображать в период активного накопления, и могут использовать ее позднее, мысля и соображая намного быстрей.

Электрум. Туманщики-оракулы жгут электрум, чтобы увидеть варианты своего будущего. Видение обычно длится всего несколько секунд. Феринги-вершители хранят в метапамяти из электрума решимость, впадая в депрессию в период активного накопления, а впоследствии черпают силу, входя в маниакальную фазу.

О трех металлических искусствах

В Скадриале существуют три первичных проявления Инвеституры. Местные говорят о них как о «металлических искусствах», хотя существуют и другие наименования.

Алломантия представляет собой наиболее привычную из трех. В соответствии с моей терминологией, она конечно-позитивна, то есть тот, кто ее практикует, получает энергию из внешнего источника. После этого тело преобразует ее в различные формы. (Фактический результат применения силы не выбирается практикующим, но жестко зафиксирован в его духосети.) Ключ к применению этой силы лежит в использовании различных металлов; при этом существуют особые требования к их составу. Хоть металл и поглощается в процессе, сила как таковая происходит не из него. Можно сказать, металл является катализатором, который начинает Инвеституру и поддерживает ее.

В целом это не сильно отличается от Инвеституры Селя, основанной на особых формах, но в случае Скадриаля взаимодействия более ограниченны. И все же нельзя отрицать стихийную мощь алломантии. Для практикующего она инстинктивна и интуитивна, в отличие от Инвеституры Селя, постижение которой требует долгой учебы и точности.

Алломантия отличается жесткостью, стихийностью и мощью. Существуют шестнадцать базовых металлов, которые для нее годятся, хотя еще два – местные называют их Божественными металлами – могут использоваться для создания сплавов, образующих совершенно иные наборы из шестнадцати элементов каждый. Но поскольку Божественные металлы более не имеют повсеместного хождения, другие металлы не получили широкого применения.

Ферухимия по-прежнему малоизвестна и используется в настоящее время в Скадриале. Разумеется, можно заметить, что сейчас она более широко распространена, чем в былые эпохи, когда не покидала пределов далекого Терриса и ее прятали от всех хранители.

Ферухимия – конечно-нейтральное искусство, то есть сила в ходе его применения не приобретается, но и не теряется. Она также требует металла в качестве фокуса, но он нужен не для употребления внутрь, а как сосуд, в котором способности практикующего на время откладываются. В один день можно вложить силу в металл, в другой – извлечь ее. Это всесторонне развитое искусство, запустившее несколько ответвлений в Физическую сферу, несколько – в Когнитивную, а кое-какие даже в Духовную. С последними силами террисийское сообщество проводит активные эксперименты, но посторонним о них не сообщают.

Следует отметить, что после того, как ферухимики стали заключать браки с остальным населением, их силы в какой-то степени ослабели. Теперь считается обычным делом, что рождаются люди с одной из шестнадцати ферухимических способностей. Существует гипотеза, согласно которой метапамяти из сплавов с Божественными металлами могли бы позволить открыть другие способности.

Гемалургия неизвестна в современном Скадриале. Ее секреты тщательно оберегались теми, кто пережил перерождение их мира, и теперь единственные практикующие это искусство – кандра, которые (большей частью) служат Гармонии.

Гемалургия – конечно-негативное искусство. Некоторая часть силы теряется в ходе его применения. Многие, с учетом исторических событий, заклеймили ее как «злое» искусство, но ни одна из разновидностей Инвеституры на самом деле не является злой. По сути, гемалургия основывается на изъятии способностей – или атрибутов – у одного человека и их передаче другому. Она в первую очередь связана с вещами, имеющими отношение к Духовной сфере, и потому представляет для меня наибольший интерес. Если какое-то из этих трех искусств и можно назвать необычайно важным для Космера, то именно гемалургию. Думаю, в ее использовании кроются великие возможности.

Примечания

1

Экабор (англ. ekaboron; Eb) – один из четырех химических элементов, чье существование было предсказано Д. И. Менделеевым в 1870 г. Приставка «эка» происходит от санскритского слова, в переводе означающего «один». Через девять лет шведский химик Ларс Нильсон открыл скандий, чьи свойства совпали со свойствами экабора. Добавление скандия в алюминиевые сплавы в мельчайших весовых долях – 0,1–0,5 % – существенно улучшает их механические свойства, в частности твердость и прочность. Поэтому такие сплавы в настоящее время используются в аэрокосмической промышленности. Также следует отметить, что их использует в производстве некоторых моделей револьверов известный американский производитель огнестрельного оружия «Smith & Wesson». (Здесь и далее примеч. перев.)

(обратно)

2

В оригинале использован термин bendalloy, который обозначает реально существующий тяжелый легкоплавкий сплав, состоящий из олова, свинца, висмута и кадмия, изобретенный в 1860 году английским инженером Барнабасом Вудом. Ввиду привязки названия «сплав Вуда» к имени изобретателя и отсутствию альтернативных названий, в русском переводе применен термин, выдуманный переводчиком.

(обратно)

3

Никросил (nicrosil) – термопарный сплав на основе никеля, содержащий хром, кремний и магний.

(обратно)

Оглавление

Благодарности

Пролог

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

Эпилог

Таблица базовых алломантических металлов

Список металлов

О трех металлических искусствах Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg