Мансуров Андрей.
Волчица.
Роман.
«Там живут – и песня в том порука
Нерушимой, крепкою Семьёй
Три танкиста – три весёлых друга
Экипаж машины боевой».
Из песни «Три танкиста».
– А не хотят ли милые дамы поразвлечься чем-нибудь поинтересней, чем дешёвой выпивкой в этом третьесортном баре? Может, поедем ко мне, и я предложу вам каури с Чатрейна? – судя по выговору в нос, подвыпивший торговец прилетел с Силенсии. Фермерская планетка. Да и каури, насколько Ленайна помнила, вкусом и запахом напоминал низкопробный самогон, смешанным с абрикосовым соком.
– Вы очень любезны, сар, но девушки не нуждаются в вашем каури. – она смерила спокойным взглядом его заплывшую жирком убогую фигуру: узенькие покатые плечи, короткие пухлые ноги буквой «х», принявшие такую форму наверняка из-за того, что приходится таскать объёмистый живот. Мешки под глазами и цвет лица выдают любителя «горячительных» напитков, острых и жирных блюд, дряни вроде слима (характерный запашок примешивается к перегару, и аромату ментоловой жвачки – похоже, как раз, чтобы заглушить всё это безобразие, огненным штормом прущее изо рта) и прочих излишеств.
Словом, похоже, обладатель всего этого «богатства» отродясь физическим трудом не занимался, получив от отца, или ещё каким способом, налаженный бизнес, худо-бедно поддерживая явно крохотную фирмочку: перепродавая то, что кровью и потом добыли или вырастили другие. А про тренажёрные залы даже не слыхал.
Не впечатляет. В сексуальном плане. Да и в любых других.
Поэтому она докончила:
– Так же, как и в вашем обществе.
– А зря! – глазки масляно прищурились: он подмигнул. Нарочито двусмысленно облизал губы, – Я знаю очень много способов… провести время весело! И, разумеется, у меня в номере найдётся не только каури! Неужели вас никогда не тянуло попробовать нечто такое, чего вы раньше никогда не пробовали? Нечто действительно… Новое?! То, что вознесёт ваш дух на недосягаемые для обычных людей вершины… состояния? Обещаю – получите незабываемые ощущения на всю оставшуюся жизнь!
Ну вот. Сейчас выяснится, что этот козёл ещё и умудрился провести на Кастор какую-нибудь запрещённую наркоту. Ленайна почувствовала, как нарастает раздражение.
Да что же это такое в конце-концов! Стоит прийти в любой, даже на отдалённой окраине космопорта, бар, без армейской формы, как шлюхи, все до одной, выметаются, словно увидали моровую язву во плоти, (Ну, этих-то можно понять. Потому что случались уже инциденты с портовыми красотками!) а к ним двоим сразу начинают подклеиваться разные пьяные заезжие идиоты. К тому же воняющие потом, виски, и травкой…
Она бросила короткий взгляд на Линду. Та, как всегда в таких случаях, опустила взор к столешнице перед собой. И кусает поджатые губы.
Напарница в ярости. Но пока молчит. Только сжимает под столом руки в остренькие крепкие кулачки.
Ну почему, почему все эти коммивояжёры – такие идиоты?!
Неужели они и правда думают, что раз красивые и следящие за своим внешним видом девушки сидят в баре – значит они – профессионалки? Из «доступных»?!
С другой стороны, обычно стоило их «сладкой парочке» появиться в любом из местных баров, так не только «доступных девушек», но и битых-перебитых ветеранов-завсегдатаев, что карманников, что аферистов, что обычных пьяниц-пенсионеров, или унылых отставников, предпочитавших хоть какое-то, но «общество» – одинокому питью в крохотной стандартной конуре, гордо именуемой Государством «индивидуальным жильём», тоже как ветром сдувало. Хотя их-то как раз они никогда… (Ну, или почти никогда!)
Вздохнув поглубже, Ленайна сделала ещё одну попытку разойтись миром:
– Сар. Я вам уже сказала. И повторяю снова: ваше общество нам не интересно. Пожалуйста, возвращайтесь к себе за столик.
– А-а, так вы из этих?! Которые сам-на-сам? Фу-у, какая ограниченность!.. А вот у нас уже давно разрешили групповые семьи. Да и – не семьи. Хотите, познакомлю с новыми приёмами? И способами? Скучно точно не будет!
Достал. Ладно, видит Бог, она сделала всё, что могла.
– Послушай ты, мачо недоделанный. Отвали по-хорошему. – теперь, когда она не сдерживалась, стальные ноты в голосе отрезвили бы любого. Здравомыслящего.
Но тут, похоже, граница разума давно потонула под приливной волной потреблённого алкоголя:
– Ах, вот мы, значит, как заговорили?! Скверные девочки, похоже, любят грубую силу?! Ну так мы это вам сейчас устроим! – его волосатая ручка с короткими пальцами-сосисками вскинулась к её роскошному «хвосту», и попыталась ухватиться за него.
Ленайна спокойно выждала, пока рука окажется в дюйме от её волос, оставляя незащищённым бок, затем коротким боковым правой въехала в рёбра, заплывшие толстым слоем многолетних жировых отложений. Чтобы костяшки проникли поглубже, пальцы сложила кистевым хватом.
Торговец отлетел шага на три, но умудрился не упасть, удержавшись на ногах. Пару секунд очухивался – явно перехватило дыхание. Лицо перекосилось от боли. Вдохнув наконец, «недоделанный мачо» взревел, словно раненный слон:
– Ах вот так, да?! Ну ладно, с-сучки вонючие, лесбийки поганые! Сами напросились! Сейчас я вам покажу, как унижать настоящего мужика!
«Настоящий мужик» попробовал использовать приёмы боевого самбо. Интересно, конечно, где он их нахватался, но без практики это, скорее, напоминало балет…
С тем же успехом он мог бы и крестиком вышивать.
Когда массивное тело вылетело через качающиеся двери бара, бармен Том покачал головой. Рассечённая широким шрамом и поэтому чуть приподнятая левая бровь придавала его лицу хроническое иронично-дружелюбное выражение. Но не поздоровилось бы тому, кто принял бы это за подлинное дружелюбие… Ленайна однажды видала, как Том сам, без их, или полиции, помощи, «разобрался» с бандой подростков, сдуру пытавшихся ограбить принадлежащее ему заведение:
– Ленайна. Пожалуйста, прошу тебя. Когда он вернётся, не кидай его больше об зеркало: это моё последнее. А следующая партия прибудет с Земли только через месяц!
– Хорошо, Том. Давай, звони в скорую и полицию: вон он идёт.
Даже с вынутым из ножен на предплечьи тесаком, скорее, напоминающем мачете, в руке, торговец вовсе не казался грозным. Скорее, растерянным, и пытающимся сохранить хотя бы минимум самоуважения:
– Ладно. Значит, с-сучка поганая, ты любишь только свою любовницу?! Ну так я сейчас ей рожу-то подправлю! Чик-чик! – он показал, скалясь, словно бешенная собака, как располосует крест-накрест лицо всё ещё смотревшей в скатерть Линды.
Линда отреагировала. Как всегда, быстрее, чем Ленайна смогла хоть что-то заметить или сделать. На то, чтобы достать из чехла за спиной и бросить резы ушло не больше десятой доли секунды.
Торговец застыл на месте, удивлённо пялясь на руку с мачете. Затем перевёл взгляд на двери бара, где, чмокнув, засели вольфрамовые наконечники. Рот растянулся в оскале:
– А вот и промахнулась, тощая сучка!
Ленайна, подойдя к барной стойке, протянула руку. Том отработанным движением послал по пластику кювету со льдом прямо ей в ладонь. Опустив кювету на пол, Ленайна острым носком сапога толкнула её по отсвечивающему бликами потолочных светильников линолеуму в нужное место.
Ровно через полсекунды кисть, так и не выпустившая мачете, смачно грохнулась в кювету, рассыпав часть кубиков по полу. Торговец наконец заорал. Затем грохнулся на колени, схватившись за руку, и пялясь то на культю, то на отрубленную кисть во льду. Челюсть отвалилась, глаза закатились. Завалившись на бок, он шмякнулся на пол, на своё счастье, потеряв сознание.
Похоже, от страха.
Потому что боли от действия молекулярной нити не возникает.
Однако его быстро утихший крик успели перекрыть вой сирены и рёв двигателей: перед баром приземлился полицейский катер. Сквозь почти тут же стихшую сирену прорвались завывания клаксона скорой помощи: медицинская посудина почти не отстала.
Теперь снаружи моргал сине-белый свет мигалок, превращая и без того тёмное помещение бара словно в пещеру дикарей из фильма про первобытные времена – освещаемую неверными сполохами огня. Правда, голубого… Ленайна отвернулась от панорамных окон, подойдя снова к Линде. Та даже не подняла взгляда. Правда, губы уже не кусала.
– Почему он так сильно разозлил тебя? – Ленайна дунула вверх, а когда не помогло, рукой откинула со лба прилипшие волосы чёлки.
– Не сильно. Обычно.
– Да ладно. Уж я-то видела. Ты начала грызть губы ещё до того, как он заговорил.
– Он думал. В его мыслях мне… Предстояла роль рабыни. Распятой для наказания. А тебе – ослицы. Задница твоя его, понимаешь ли, впечатлила.
Ответить Ленайна не успела, потому что к их столику подошёл, коротко козырнув, лейтенант Вачовски. Он знал их давно. Поэтому сразу перешёл на неофициальный тон. Ленайна не могла не поразиться почти умоляющим ноткам в его голосе:
– Лейтенант Вачовски, полиция Тагора. Ленайна, Линда! Ну я же просил вас!.. Что будут думать про Кастор на чёртовых фермерских мирах после такого?
– Что местных шлюшек лучше не трогать.
– А что – нельзя было просто избить его?!
– Пробовала. Не помогло.
Лейтенант сердито сплюнул, повернулся к Тому:
– Что? Всё – как всегда?
– Да, господин лейтенант. Натуральное дежавю. Ну вот ни разу ещё не было, чтоб на эту парочку в гражданском прикиде не нашлось идиота, желающего «поразвлечься». Уж больно сексапильны, не в укор им будь сказано. Записи – как всегда в ящике.
Лейтенант подошёл к Чёрному Ящику бара, подключил полицейский рекордер. Перекинул записи с видеокамер и микрофонов. Последние несколько минут просмотрел и прослушал в нормальном режиме. Покачал головой. К этому времени санитары из скорой помощи остановили кровь, погрузили на носилки и унесли тело так и не пришедшего в себя торговца, и кювету с его клешнёй. К девушкам подсел док Престон:
– Привет, Ленайна, привет, Линда. – окинув восторженным взором открытый кардиган и миниюбку Линды, и пышный хвост смоляных волос Ленайны, не мог не поцыкать зубом, и не прокомментировать, – Сегодня, как всегда, ослепительны! Как говорит Том, сексапильнейшие вы зар-разы!..
– Привет док. – она чуть раздвинула губы в печальной улыбке, показав, что ценит его юмор. Линда так и не подняла головы от скатерти. Что же такого интересного она там нашла?!
– Спасибо. В-смысле, спасибо, что пришивать только руку. Лейтенант, – кивок в сторону всё ещё хмурящегося у стойки бара офицера, – подтвердит?
– Думаю, да. Там, в записи, всё есть. Он «домогался». И напал первым.
– Понятненько… Значит, стоимость лечения просто добавится к гостиничному счёту. Ладно, девочки, я побежал. У нас ещё в доках какая-то драка. Но там, правда, предпочитают старые добрые методы моряков: избивают друг друга мебелью и кулаками.
– Ага, намёк поняли… Кстати, рука может плохо приживаться: похоже, ваш «клиент» – любитель слима.
– Вот как. Спасибо, что предупредила. Введу ему антидот. Ну, чао, девочки.
– Счастливо, док.
Док вышел.
Лейтенант подошёл. Снова откозырял:
– Капитан Мейстнер. Старший лейтенант Мейстнер. Приношу вам благодарность от лица департамента полиции города Тагор за… Своевременное предотвращение инцидента, который мог бы перерасти… – пока рот выговаривал официальные слова, глаза офицера смотрели с укором: Ленайна понимала, что их парочка и правда, не слишком способствует повышению привлекательности планеты Кастор, и города Тагор в частности, для туристов и коммерсантов, – Так же приношу свои извинения, уже от лица Администрации, за то, что столь… Невоздержанному субъекту была выдана въездная виза.
– Извинения приняты, лейтенант. Спокойного дежурства.
Лейтенант криво усмехнулся:
– Док Престон же вам сказал. Остальные пять наших машин уже в доках. Там чёртовы Рогульцы почему-то решили, что ребята с Миранды косо на них поглядывают! Так что покой нам, как говорится, только снился… – устало козырнув, он вышел. Снова завыла сирена, и рёв движков на форсаже опять наполнил помещение бара дрожью и гулким эхом. Вибрировало даже столь горячо защищаемое Томом зеркало за стойкой, превращая свет тусклых светильников на стенах словно в панораму ночного подводного города.
– Том! Принеси-ка нам по последней! – печально оглядев красочно вспыхивающие музыкальными шоу и футболом, экраны, огромные стереофото экзотически-мирных пейзажей колонизированных планет, одинокие ряды столиков, и остальную, оставшуюся сегодня целой, мебель, Ленайна решила завязывать с «культурной программой» вечера. Им пора и отдохнуть. Завтра вылет.
Том, судорожно протиравший стаканы за стойкой, (что делал, похоже, автоматически каждый раз после очередного «досадного инцидента») быстро принёс ещё два бокала с апельсиновым соком, забрав наполовину пустые. Он даже приглушил и без того тихо игравшую музыку – в визио теперь уж точно смотреть будет некому…
Впрочем, сотенная купюра, сунутая, как всегда, так, чтобы не быть замеченной камерами наблюдения, под убранные стаканы, сгладит его печаль по потерянным клиентам: «чистыми» ему столько не собрать и за три вечера… Растянув губы в дежурной улыбке, Том отошёл, вернувшись к протиранию.
– Ну что, напарница? За Вечность?
Линда, наконец оторвала взор от столешницы. Раздумчивым движением взяла бокал. Приблизив, звенькнула им по бокалу Ленайны. В её глубоких чёрных глазах вовсе не наблюдалось оптимизма. Или удовольствия от прогулки в Город:
– За Вечность!
– Внимание! Всем экипажам! Десятиминутная готовность! Повторяю… – приятный, но как обычно стандартно-нейтральный, женский голос из трансляции Ленайна не слушала: знала до слова, что сейчас произнесёт диспетчер.
А противоперегрузочный гель, в котором они с Линдой плавали, словно рыбы в аквариуме, Ленайну всегда нервировал. Нет, не то, чтобы он холодил, или перегревал её тело – сквозь сверхтонкий скафандр температуры никак не чувствовалось… Но вот движения гель всё равно как-то замедлял. Сама себе она напоминала в такие моменты ломтик ананаса в желе: и видно тебя отлично, и напряжённо ждёшь, когда сожрут…
Нет, так лучше не думать – негативное мышление! Она не имеет никакого права даже на кончик ногтя сомневаться в своих силах! И пусть они противостоят не людям, но они ничуть – Да-да: ничуть! – не слабее. И не глупее!
Но она и её экипаж – лучше!!!
Возникшее над ней приветливое бородатое лицо весело рассмеялась:
– Что, опять самоедством занимаемся? – проворные пальцы быстро и тщательно проверяли все контакты, и прочность подключения основного и резервных кабелей к визиошлему. Впрочем, что бы Миша не делал, улыбался он всегда.
– Иди в …опу, Миша, достал со своим приколом!
– Ага, «приколом»!.. А то у меня нет под носом твоей энцефалограммы, томограммы активности полушарий, и всей прочей фигни? Самое время переключиться, и подумать что-нибудь бодро-оптимистичное!
Ну, например, как вы с Линдой вскрываете Станцию, словно яйцо всмятку, и разносите на куски их чёртов Командный Центр! И нам дают звание Спасителей Отечества… Отпуск на пару недель… И сувенирные поющие открыточки к Рождеству!
Ленайна не могла не фыркнуть. Вот уж чей юмор можно предсказать всегда – так это Мишин. С другой стороны – и хорошо, что он к «своим девочкам» всегда доброжелателен. И предсказуем. Что на него можно положиться. Что у них – Семья.
Без ЭТОГО, без теплоты и доверия, без подлинно семейного чувства – единения, взаимопроникновения, взаимодополнения, не было бы и их Экипажа.
Чего бы там Миша не шутил – одного из самых эффективных во Флоте.
– Ладно, командир, всё готово. Разрешите занять боевой пост?
– Валяй.
– Я полез! – неформальный стиль общения давно вошёл в традицию. Буквально все слова повторялись, как заученный урок. Потому что нет более суеверных людей, чем танкисты.
Разве что спортсмены.
Миша защёлкнул перчатки и шлем, и взобрался по ажурной лесенке в саркофаг. Разъёмы своего шлема он подключил сам. Улёгся в гель ячейки справа от Ленайны. Слева недвижно распласталась Линда – в геле она всегда принимает вид морской звезды: раскинутые широко руки и ноги, голова, чуть откинутая назад…
– Закрываю! – Миша щёлкнул клавишей под ладонью. Бронещиты с тихим жужжанием закрылись, отрезав Саркофаг от рубки с её полированными бронелистами палубы, стен и подволка*, отражающими ослепительный свет софитов, а переборка-дверь отрезала командный отсек от остального пространства «Волчицы». Теперь пробиться к ним можно только с помощью взрывчатки… (Не дай Бог!) А к бронеангарам торпед – вообще невозможно. Да и слава Богу. Потому что и так ощущаешь себя летающей на пороховой бочке.
*Подволок – потолок на корабле.
Голос диспетчера снова возник в наушнике:
– Внимание! Всем экипажам! Пятиминутная готовность! Прошу закрыть бронещиты. Внимание!.. – она знала, что сейчас из-под брюха её, и остальных кораблей, выбирается огромная армия техников, заправщиков, мотористов, электронщиков и прочего обслуживающего персонала, а сами платформы с кораблями из огромного центрального трюма Линкора вдвигаются в ячейки у бронированных бортов. Откуда потом стартуют с максимальным ускорением, вытолкнутые мощными катапультами…
Ленайна облизала губы, и воспользовалась речью. Как обычно, в последний раз в этом вылете (Если, конечно – тьфу-тьфу! – ничего не…):
– Мать! Мы готовы. Подключай.
Мягкий женский голос главного компьютера их корабля прозвучал из наушников:
– Вас поняла, командир. Подключаю.
Ленайна ощутила чуть заметную щекотку: в кожу головы полезли тысячи электродов… Порядок.
Еле слышный, с привычным замиранием сердца ожидаемый, щелчок.
Смутные голоса, шорохи и мыслефон вдруг исчезли совсем.
Но вдруг что-то словно взорвалось перед глазами огненным фейерверком новогодних петард, и гул навалился снова – с удесятерённой мощностью и силой: заработал в нормальном режиме визиошлем.
Затем, почти сразу, всё стихло: Мать отфильтровала посторонние шумы и разумы.
Боже, до чего кристально ясно стало ощутимо виртуальное пространство вокруг неё!..
Уже непосредственно в сознании Ленайны, слева возник образ абсолютно нагой Богини с бесподобно стройными формами. В руках – старинные многозарядные пистолеты: так себе себя представляет Линда. С другой стороны от Ленайны словно из-под земли вырос коренастый гном в красном колпачке и с огромным универсальным газовым ключом за поясом – Миша. Как всегда, не оригинален.
Себя же Ленайна всегда представляла хищницей. Злобной, и неудержимой в гневе, волчицей. Готовой рвать врага хоть голыми руками и зубами, когда закончатся боеприпасы… Именно за эту постоянную готовность стремительно, без колебаний, но в то же время не забывая о защите, кидаться в бой, интуитивно, словно неким сверх-видением, находя лазейки, пропущенные Обороной врага, похоже, её и назначили главной в их экипаже.
А вовсе не потому, что она всегда сверху…
Миша как обычно вытащил из-под прозрачной поверхности виртуального пола операторские перчатки – Мать создавала их образ и функции по его памяти. Менять что-либо даже в сторону «продвинутости» техник запретил. И правильно: каждый хочет действовать максимально эффективно. Тем оружием и инструментами, к которым привык.
– Внимание, экипажи! Минутная готовность!
– «Порвём гадов?!» – мысленный голос Линды обрушился на мозг словно Ниагара. Ленайна поморщилась: слишком громко. Будет мешать сосредоточиться:
– «Мать! Почему Линда говорит так громко»?
– «Она перестаралась с обратной связью. Я сейчас исправлю».
Мысль Ленайны дотронулась до мозга напарницы:
– «Линда. Как слышишь»?
– «Отлично. Извини, что так заорала. Нервничаю».
– «Знаю». – ещё бы не знать, когда оба мозга напарников перед ней (Вернее – ВНУТРИ неё!) – как на ладони. Со всеми кипящими, как всегда перед боем, страстями, желаниями, нетерпением, тщательно взлелеянными комплексами доминирования, желанием во что бы то ни стало доказать всем, что они – «самые-самые!», подавленными страхами… И всем остальным букетом!
Тут и азарт, и предвкушение, и дикий подсознательный ужас перед необратимостью возможной смерти, который самоконтроль сознания преобразует в острейшее желание скорее кинуться ему навстречу – чтобы победить его, победить себя…
Ну, и врага заодно.
С другой стороны – и её подсознание как на ладони.
И они трое – и она, и Линда, и Миша – давно сработались до такой степени, что «гармонично живут» в псевдопространстве телепатического поля, словно у себя дома!
Собственно, в этом и состоит смысл тройных – вернее, с Матерью – четверных! – экипажей.
Мать – хребет, позвоночник. Чинит, никого не спрашивая, с помощью армии вездесущих клопов-дроидов и крабов-дронов, все повреждения, полученные в бою.
Миша – Мышцы. На нём все ходовые механизмы, и срочный ремонт того, что он, иногда вопреки решениям Матери, считает приоритетным для боеспособности корабля.
Линда – руки. С оружием. Никто другой не может столь искусно отбиваться от противоракет, магнитных, акустических, мин-бакенов, и прочих сюрпризов, в изобилии приготовленных врагом, и находить мельчайшие бреши в защите: беспилотных перехватчиков, и кораблей Сверков, несущих на борту экипаж.
Ну а сама Ленайна – мозг и воля маленького Мирка под названием «танк Волчица».
Именно на её совести стратегические Цели: Нахождение Матки. Обеспечение «нанесения максимального ущерба» – а говоря попросту, уничтожения этой самой Базы-матки с помощью Последнего Аргумента их кораблика: двух ядерных торпед. Ради которых, собственно, и построен танк-торпедоносец.
С тем, чтобы когда Оплот обороны будет разрушен, Флот мог «добить» планету…
Над полупрозрачной плоскостью, на которой они втроём стояли, прозвучала мощным аккордом басовитая, но быстро меняющая тон к комариному зудению, нота: двигатели линкора начали разгон. И пусть при этом сам огромный мастодонт, латаный-перелатанный ветеран десятков схваток, никуда не двигается, ревербераторы неторопливо, но уверенно накапливают мощность для Прыжка…
И – вот оно!
Словно землетрясение, да ещё с тропическим ураганом, и снежной лавиной!..
Ох и тряхнуло сегодня! Похоже, они отправляются даже дальше обычного!
Необъятное Пространство вокруг стало Красным. Затем жёлтым. Зелёным, синим, и сразу – фиолетовым… О-о!..
Вошли!
Подпространство, как всегда, предсказуемо: навалилось со всех сторон, словно придавив к полу, и заполнив мозг и уши мерзким визгом – словно истошно, как стая взбесившихся бабуинов, орут сами звёзды, мимо которых сейчас проносится по ноль-коридору их матка-носитель!
Впрочем – может так и есть? И звёзды – поют? Кто слышал музыку Сфер?!..
Всё, хватит отвлечённых ассоциаций. Впереди работа. К бою!
Она сосредоточилась, закусив губы до крови.
Скачок закончился как обычно: вокруг всё позеленело, пожелтело, побелело, и на голову словно упала тонна снега! Сразу растаявшего. Но успевшего отрезвить тех, кто отвлёкся на сверхнеобычные ощущения при полёте сквозь Ничто.
Ускоренный в сотню раз мыслеполем голос диспетчера линкора звучал теперь прямо в мозгу:
– Внимание! Вылет танков и истребителей! Объект – Защитная орбитальная Станция. Окончание операции через семь минут. – толкатель придал им такое ускорение, что Ленайна поморщилась: вынужденно крохотные (Лишняя масса!) гравикомпенсаторы снимают лишь половину любимых «жэ»! А всего их посудина рассчитана на тридцать, и кроме движков, оружия, и модуля с их саркофагом, на борту ничего нет: иначе танк вышел бы слишком тяжёлым, и не маневренным! А такие посудины – отличная мишень!..
А вот приписанные к их кораблю истребители и вовсе не несут живого Экипажа – поэтому могут разгоняться и при ста «жэ»! А уж маневрировать!.. Потому что в каждом – впечатанная в кристаллическую память бортового компа мнемоматрица обычного ротвейлера. И его задача – просто уничтожать всё, что угрожает жизни любимых Хозяев!
Плоскость, на которой они стояли, вдруг преобразилась в Пространство!
Перед ними уже конкретный район космоса: похоже, они опять у одной из обитаемых планет-баз Сверков. Судя по длительности Прыжка – отдалённое захолустье.
И хотя махина линкора за их спиной уже исчезла, отпрыгнув назад, в подпространство, флуктуации поля врагом уже, конечно, отслежены! Система оповещения у Сверков всегда на уровне!
Сейчас к ним ринется весь местный Флот!
ВОТ ОНИ ГДЕ!!! Её внутреннее чутьё, этот волшебно-необъяснимый нюх, показал: где в мыслеполе – буквально оглушающий рёв от тысяч чужих, чуждых, Разумов!
Значит, замаскированная фальш-полями, и оптическими и магнитными преобразователями Матка-база, и, разумеется, все, кто на ней – ТАМ!
Кто сказал, что у мысли нет ЗАПАХА?!..
Ленайна, ещё не успев толком прийти в себя и освоиться с обычным трёхмерным пространством хоть как-то, мысленно заорала:
– «Ма-а-ать! Гоним на полной вон туда! Быстрее!!! Наши десять истребителей – с нами!» – после Прыжка она всегда знала, что тут лучше не «оценивать обстановку», а довериться чутью, нюху! Инстинкту. На то она и командир!
Миша и Мать послали всю энергию – пока на дюзы движков, и тридцать «жэ» вдавили их даже через гель весьма ощутимо. Впрочем, у Ленайны по-другому и не бывало: она всё старалась делать максимально быстро, понимая, что компьютер, конечно, реагирует на все события куда быстрей, но не может чуять спрятавшегося за антирадарные, антиментальные, и антивизуальные экраны врага, и принимать инстинктивно верных решений в каждой конкретной схватке!
И уж тем более, компьютер никогда не решится на «нерациональные» действия… Позже оказывающиеся обычно единственно верными.
Ну а если неверными…
Что ж. Чему быть, того не миновать. И их тела, если от них что-то останется, торжественно, под Гимн Содружества, похоронят на ближайшем солнце.
Никто не будет жить вечно! Так что если уж жить – так жить по-полной!..
Впереди возникло минное поле: натыканные в пространстве шипастые бочонки, связанные между собой гравитросами. Не дожидаясь команды, (Ещё бы! У каждого – свой участок работы, совсем, как у членов экипажей стратегичесих бомбардировщиков в двадцатом веке, всегда считавшихся Элитой ВВС!) Линда, издавая дикие вопли – Не то – восторга, не то – азарта! – открыла огонь со всех противометеоритных пушек. У Ленайны в мозгу образ Богини преобразился в гарпию: та словно сыпала во все стороны стальные, смертельно разящие острые перья своих крыльев!
В пробитую ими дыру тут же устремились те, кто пока оставались сзади, и теперь настигали, приказав своим бортовым компам догонять «Волчицу»: танки Пауэрсов, Селяметовых и Могенара. Она видела, что это именно они – по остаточному мыслефону. Пауэрсы как всегда ругались матом (Все! Они в этом плане – неоригинальны!). Селяметовы сердились: кто-то вычислил главный объект и точку пространства для атаки раньше их! Могенара ржали как кони: для них каждый боевой вылет представлялся очередной «славной охотой».
Остальные шесть экипажей решили «прикрыть их тылы»: связать атакой вспомогательные корабли, могущие броситься на выручку своим, и напасть на космические базы на дальних орбитах – она чуяла их удаляющиеся мысли.
Теперь с ними оказалось только сорок истребителей. И понадобились они, ох, скоро: автоматические противоракеты шли буквально сплошной стеной! Но куда им, безмозглым железякам с одним процессором, настроенным лишь на поражение металлических целей, против самообучающихся, и всё время меняющих курс, малышей-«собачек»!
Линда снова заорала, теперь уже от боли: луч стационарного лазера со Станции разворотил одну из башенок с пушками: это, как по себе знала Ленайна, всё равно, что потерять собственную руку! Только что нет длительного болевого шока – просто мгновенная резь, словно от кипятка!
Миша помалкивал, и вовсю перебирал своими перчатками: в броне корпуса уже прожгли массу дыр, но главное – повредили некоторые подводящие горючее трубопроводы, и сами ходовые капсулы с дюзами, окружавшие «Волчицу» – словно картофель-фри – рождественскую индейку. С Матерью он общался по «техническому» мыслеканалу – чтоб не мешать танкисткам.
Но на дыры в обшивке наплевать: всё равно лёгкий корпус из армированного сивлита с самого начала и проектировался негерметичным, чтобы не возникало декомпрессии при первом же попадании. И его основная цель – не дать сразу ни излучением, ни торпедой, ни ЭМИ, добраться до Сердца корабля: капсулы боевой рубки!
Этому они научились у Сверков.
В-принципе, и в рубке бронированным и герметичным должен был быть только их Саркофаг. Да и то: допускалась и его разгерметизация – поэтому они и в скафандрах!
Миша, включившийся в общую сеть, выругался:
– «… вашу мать!!! Уже треть ходовых потеряна! Делайте же хоть что-то: чего мы всё прём – прямо в лоб!..»
Ленайна отдала мыслеприказ Матери. Теперь «Волчица» двигалась как бы по спирали, всё время меняя темп и ритм виражей – сначала полувиток по часовой, и почти тут же – два-три витка в противоположную сторону!
Наконец «Матка» Оборонного Комплекса планеты оказалась как на ладони: бесформенно-массивная тёмная громада Станции, из боковых люков которой сейчас буквально тучами вылетали перехватчики и управляемые ракеты, замаячила в псевдопространстве шлема не более чем в пяти тысячах миль.
– «Ускоритель!!!» – Ленайна уже не контролировала громкости мысли, даже не осознавая, что оглушает напарников!
Мать и Миша включили чёртов ускоритель, намертво вмонтированный в корме, и просто отстреливаемый по выработке ресурса – чтоб опять-таки не утяжелять!..
Пока их сплющивало дополнительными двадцатью «жэ», Ленайна успела подумать только о том, что как бы не увлечься чересчур в один из таких моментов: летящий хоть и быстро, но прямо, танк – отличная мишень! Хорошо хоть, параллельно с ускорителем от его генераторов включается и его одноразовое противополе, отражающее любые излучения, и отклоняющее материальные предметы вроде ракет!
Единственное неудобство – через девять секунд индукционные катушки сгорают!
«Волчицу» три раза сильно тряхнуло. Попадают, гады!
Она промыслила:
– «Уходим вверх, влево, вниз, и снова – прямо!»
Получилось это не слишком хорошо – у Миши явно отстрелили ещё часть капсул-дюз. Но главного они, похоже, добились: все летевшие за ними танки и истребители теперь выпускали ракеты и торпеды, пытаясь пробить противополе Станции!
Рано! Противоракеты Сверков ещё сбивали их!
Огненные всполохи разрывов иногда скрывали громаду Матки из поля зрения, но Ленайна уже знала: подлететь придётся снизу!
– «Мать! Заходим прямо под дно, вон там, между трёх орудийных башен!»
Они сманеврировали, и буквально неслись теперь снизу – прямо в днище корпуса Станции! Линда заорала, Миша присоединился: оба, похоже, посчитали, что она спятила!
Она мысленным приказом включила генератор ЭМИ, который должен был с такого расстояния уж точно «вырубить» защиту днища Матки, и сразу выпустила обе торпеды в какой-то открытый – похоже, не успели задвинуть после вылета большого корабля типа миноносца! – люк!
Хорошо, что не забыла скомандовать перед отделением «основных» боеприпасов от консолей, пятисекундную задержку взрыва!
– «Мать! Все движки – на уход от столкновения, и потом – летим как можно дальше!» – и, в общий канал, – «Внимание всем!!! Валите от неё быстрей!!!»
Теперь возникло такое ощущение, что они несутся вниз головой, и головы эти вдавливает в кленовый сироп!.. Правда, полностью избежать столкновения не удалось: их танк чиркнул по одной из трёх орудийных башен, буквально срезав её с броневого корпуса вражеской Матки, и снеся уже с их борта ещё с десяток столь любимых Мишей дюз!
Выяснив, что их не расплющило в лепёшку, и ход сохраняется, Ленайна «заорала»:
– «Подставить корму!»
В масштабах мыслепространства, где всё ускорено в сто раз, пять секунд, это – буквально часы!..
Она чуяла, как быстро разворачиваются и «отваливают», словно круги от брошенного в воду камня, сознания остальных танкистов и собачкек-истребителей, прочь от обречённого судна. Как пеняют друг другу так и не выпустившие торпед Селяметовы. И матерятся Пауэрсы. А вот Могенара молодцы: свои выпустить успели!
Поэтому и взрыв оказался чудовищным!
Самим им «удачно» отвалить не удалось.
Субъядерный взрыв, как всегда, вырубил своим ЭМИ всю электронику на борту. Мать восстановила всё за долю секунды – пространство вокруг просто мигнуло. Затем последовали ощущения и поконкретней. Здоровенный кусок брони буквально смял всю кормовую часть «Волчицы», придав той ещё и дополнительное ускорение – такое, что будь толчок направлен к поверхности планеты, тут бы одним танком у Флота Содружества и стало меньше! А так – просто покувыркались.
Миша ехидно сообщил, что «Осталось две – да, чёрт возьми, вы правильно услышали – две! – рабочих дюзы!»
Ленайна забеспокоилась: без хода они превращаются в простую, беспомощную, и нагло висящую посреди пространства, мишень! Все кто остался в живых у врага, будут стремиться отомстить! Линда уже опять ругалась: палила с одной руки, только и успевая вертеть турелью! Нападавшие перехватчики и дроны-истребители, как знала Ленайна, представали перед напарницей в образах мерзких крыс и волосатых пауков. Что, впрочем, не мешало (А может – как раз помогало!) Линде отлично попадать.
Судя по мысленным возгласам из танков, которые всё-таки оказались в относительной безопасности, наблюдая и фиксируя взрыв на автоматические видеокамеры, разрушение Станции показалось эффектным: «Охи» и «Вау» заполнили мыслеполе со всех сторон.
Обнаружив, что прокусила, как обычно в критические минуты, до крови обе губы, Ленайна снова разлепила мысленный «рот»:
– «Едрена вошь!.. Может, спасёте, наконец, от перехватчиков наши задницы, и то, что осталось от «Волчицы»?! Иначе придётся везти домой только наши трупики!»
– «Не парься, Ленайна. Ваши тощие задницы – в надёжных руках!..»
А молодцы Селяметовы. Они со своими собачками, оказывается, уже успели подлететь, и сейчас быстро разметали по задворкам космоса несколько особо настырных эсминцев и перехватчиков Сверков!
Ленайна выдохнула:
– «Спасибо. Кто-нибудь, кто в состоянии… Возьмите нас на буксир. Мы – в отключке».
Пока Селяметовы и Пауэрсы отстреливались от оставшихся перехватчиков, и сбивали кассетные ракеты с планеты, Могенара взяли её на буксир: нашлёпки магнитных захватов тросов с трудом нашли ровную поверхность на остатках «Волчицы».
Остальные пять минут из отпущенных им семи, прошли почти мирно: все танки и сохранившиеся истребители вернулись поближе к условленной точке «выхода» линкора. Не слишком, впрочем, близко: флуктуации гиперполя могли бы и убить тех, кто приблизился бы меньше, чем на сотню тысяч миль…
Как проходила загрузка обратно в тамбуры и перевозка в главный док, Ленайна не помнила – потеряла сознание.
– Неплохо для полутора минут! Насколько я помню, это – самое скоротечное сражение за всю историю Войны! – Главнокомандующий сдержанно улыбался, – Если бы мы все вылазки проводили в таком темпе, у врага не осталось бы ни единого шанса! От лица Командования объединённых сил Содружества объявляю вашему экипажу благодарность. Даю двухнедельный отпуск. И – новое судно.
– Служим Содружеству! – руки троицы чётко-синхронно вскинулись к козырьку фуражек. Однако дальше Ленайна поразила адмирала:
– Господин Главнокомандующий! Разрешите просьбу!
– Хм-м… – в глазах появилось сомнение, но на тоне адмирала это никак не отразилось, – Слушаю вас, капитан.
– Простите… А можно попросить восстановить наш старый корабль – «Волчицу»?
Паузы для ответа почти не почувствовалось. Молодец адмирал! Профессионал.
– Ага, понимаю. Легенды и традиции… Хм-хм. Ну что ж. Не вижу в вашей просьбе ничего невыполнимого. Единственное, что, может быть, на восстановление разрушений уйдёт несколько больше двух недель… Но – хорошо. Согласен. Я распоряжусь!
– Благодарим, господин адмирал! – во вздохах за спиной, справа и слева, Ленайна услышала явственное облегчение: ещё бы!
Они ведь, и правда, сроднились со своим танком за те три года, что летали на нём!
Сколько раз надёжно сваренная и отлично продуманная конструкция спасала им жизни! И ничуть не стыдно, что за образец был взят трофейный корабль Сверков…
Да и вообще: чтобы победить в этой жуткой мясорубке, пришлось многое перенять у более «продвинутых» и в техническом, и в стратегическом плане врагов. Особенно, когда выяснилось, что Сверки работают тройками, переговариваясь мысленно. Разумеется – так куда эфективней, чем словами! А люди-то недоумевали: почему враги быстрее, умнее, и всегда разят в самые уязвимые места!
Ну, теперь хоть это преимущество ликвидировано.
Конечно, концепция «коллективного» Разума вначале воспринималась дико!
Ещё бы: двадцать девятый век! Все – законченные эгоисты и индивидуалисты, живут только для себя! Никаких «родственных» связей, как это было в эпоху варварской древности! (Поскольку «рождением», выращиванием, и последующим воспитанием озабочены Государственные Инкубатории. И Интернаты. А институт так называемого Брака упразднён за полной ненадобностью…)
Так что «подстраивать» свои мозги под работу с чужим, и, несомненно, абсолютно другим напарником никто не хотел… Да даже если и хотел – зачастую просто НЕ МОГ!
Пришлось аналитикам Флота попотеть!..
Пока не нашёлся выход: братья-близнецы.
Тройни.
Давно живущие содружества, традиционно всё ещё называемые «муж и жена».
Да, такие, хоть угар чувств и прошёл, но предпочитают продолжать жить вместе. И мыслят почти в унисон, поскольку знают спутника жизни как облупленного.
Или – любовь. Вот как в их с Линдой случае…
Когда погружаешься в партнёра всем существом, растворяешься в нём, дышишь его грудью, разгоняешь кровь по телам – словно одним, общим, большим Сердцем!..
Разумеется, и партнёра «в себя» «впускаешь»!
Миша же на этапе предварительного отбора понравился им обеим – так что «сработаться» с ним проблемы не представило. Ворчливый, любящий иногда выпить лишнего, но чертовски хороший в своей области, профессионал. Ремонтник, так сказать, «от Бога».
Причём – вполне ещё «в силах». И – главное! – тактичный.
– Разрешите идти, господин Главнокомандующий?
– Да, можете идти. С этой минуты начинается ваш отпуск. О его окончании вам сообщит мой адьютант. – бровь адмирала чуть приподнялась, – Подлатаем мы вашу «Волчицу»!
– Служим Содружеству! – они синхронно взяли под козырёк, развернулись, и строевым шагом добрались до двустворчатых дверей – а до них в огромном, выдержанном под старину кабинете, отделанным до середины настоящими дубовыми панелями, было не меньше двадцати шагов!
Ленайна открыла дверь, они вышли. Секретарь-адъютант, придерживающий наушник пальцем, встал из-за стола:
– Капитан Мейстнер! Старший лейтенант Мейстнер! Капрал Павлов! Мои поздравления! – они вежливо пожали протянутую руку, – Адмирал распорядился вызвать вас из отпуска только по готовности вашего танка. Я полагаю, недели три у вас есть. А пока – зайдите в кассу, получите премиальные за… Эффективные действия!
В кассе уже стояли Селяметовы – три усатых татарина. Все – как на подбор сухопарые, чуть кривоногие, светло-русые, с рыжевато-белёсыми куцыми бородками и усиками. Все – чертовски маленького роста. Развернувшись вместе, они вместе и протянули руки:
– О-о! Привет, Ленайна! Привет Линда! Привет, Миша! – заговорили они тоже синхронно, словно репетировали. И поскольку каждый оказался напротив кого-то одного, с ним он и здоровался, затем перекрещивая руки для приветствия остальных.
– Ну, как прошло «Поздравление» от Высокого начальства? – это спросил уже стоявший в центре Селяметов-старший, если можно так назвать человека, на полторы минуты опередившего второго, и на четыре – младшего брата, при «раскупорке» родильной капсулы. Однако в их компании он неизменно брал на себя роль лидера. Всё правильно – поэтому он и Командир.
– Спасибо, Эльдар, нормально. Начальство даже пошло нам навстречу: «Волчицу» восстановят!
– Ух ты!… Вот уж не ждали! – это присвистнули и причмокнули Рашид и Ринат. Ринат даже похлопал выпученными глазами: – Неужели можно восстановить этот сплющенный кусок металлолома?!
И, увидев чуть полезшую вверх изящную бровь Ленайны, поторопился поправиться:
– Шучу, капитан Мейстнер, не обижайтесь! А что с отпуском?
Ленайна и не думала обижаться. Знала, что с чувством юмора у татар ещё печальней, чем у Миши:
– Эндрюс сказал, что три недели он нам гарантирует.
– Надо же! – это снова вклинился Эльдар, – если майор сказал – это уж точно. С другой стороны, меньше и не уйдёт. Никак. Вам повезло, как… как… Словом – первый раз вижу, чтобы при таких повреждениях на борту хоть кто-то выжил! Три четверти кормы и корпуса – смяло, словно в гармошку!
– Да, мы посмотрели… Уже потом, в доке. Счастье ещё, что саркофаг выдержал: на него пришлось тонн восемьсот нагрузки! И ещё – слава Богу, что гравикомпенсаторы спрятаны прямо под ним!
– Ну вы молодцы! Да и вообще: отлично получилось с этой планетой. Наши уже называют её Ньюгемпшир. После того, как вы так быстро ликвидировали основную Станцию, Флот запустил обычную процедуру: Фрегаты, Авианосцы, один краулер-раптор…
Ленайна сглотнула, постаравшись не показать, как упало настроение.
Нет, она отлично представляла себе, что после того, как выполнена их основная Задача – То есть, уничтожение орбитальной обороны планеты! – в бой вступают остальные силы Флота: мощные и очень дорогие корабли. Особенно страшен Краулер-раптор. Ещё не известно случая, чтобы после его действий хоть кто-то выжил на выжженной, прошитой всеми видами жёсткого излучения, и буквально стёртой с лица земли, поверхности…
Её размышления прервал вежливый вопрос клерка:
– Прошу прощения, господа офицеры! За вами уже очередь! Вы будете получать деньги?
Действительно: у входа в кассу уже толпились, перебирая виртуальные кнопочки на мобилах, или уже с кем-то тихо переговариваясь, и не осмеливаясь приблизиться к экипажам танков, офицеры обычных боевых кораблей: этих самых Фрегатов, Эсминцев, Раптора… Да и правильно, что внутрь помещения никто не заходит: экипажи танков отличаются повышенной чувствительностью: могут учуять, какое к ним отношение – учуять, словно собака – взрывчатку.
Потому что так обычно и бывает: мысли о них – взрывчатка! Невозможно преодолеть стойкое подсознательно брезгливое отношение к ним, спаянным в одно целое, со стороны остальных – законченных индивидуалистов! Эгоистов. Мнящих себя – Центрами Вселенной, и ни за что не согласившихся бы добровольно отдать свой дух в подчинение лидеру тройки, и терпеть чьи-то, пусть мысленные, но – приказы…
Поэтому правильно, что Устав запрещает остальному флотскому составу находиться к ним, экипажам, ближе трёх шагов. А что: здравая предосторожность.
Чтобы не получилось, как с последним «клиентом» там, в баре…
И все они, экипажи танков, отлично осознают это. И свою уникальность. И незаменимость. Недаром специальным Приказом всем им придан Особый Статус.
Но!
Все они – изгои. Чужаки. Которых боятся и не понимают, почти как тех же Сверков. Потому что танкисты – настоящие боевые Монстры с извращённо-утончённым сознанием и чутьём!..
Окружённые ореолом остракизма, они не входят в состав, и не общаются с военнослужащими никаких других подразделений.
Но – без них невозможна не то, что победа – а хотя бы паритет сил!..
Эльдар, помрачнев, повернулся к столу, протянув руку запястьем наружу:
– Да, капрал. Прошу вас. Капитан Селяметов. Код дзета сто шестьдесят два дробь один.
Кассир провёл над чипом в запястье универсальным кодировщиком:
– Прошу вас, капитан. Деньги загружены.
У кабины транспортёра уже стояли другие офицеры. Не танкисты.
Однако когда подошла тройка Ленайны, все отступили в сторону, не забыв, впрочем, очень чётко и вежливо откозырять. Экипаж Ленайны ответил на приветствие. Хотя форменная фуражка никогда Линде не нравилась, Ленайна отметила, что на ней даже та сидит как-то… Сексапильно – ну вот никуда от этого не денешься!
У неё как всегда захватило дух: от восторга, что это – её женщина!
Но – и от ревности: проклятые самцы в кителях только что не облизывались! А уж масляно-пошлыми глазками как посверкивали…
Но не будешь же бить их всех, как бы не хотелось?!
В кабину первой зашла Линда: Ленайна буквально впихнула её туда, грозно зыркнув из-под нахмуренных бровей на остальных офицеров. Никто из них не проронил ни слова, отвернувшись в сторону, друг к другу, или сделал вид, что углублён в разговор по телефону. Через минуту, когда фигура напарницы исчезла, унесясь в их любимую гостиницу, Ленайна буркнула:
– Михаил. Теперь – ты.
Миша, не ожидавший такого, даже не смог с первого раза верно набрать код… Но всё равно – через минуту исчез и он. Ленайна выдохнула.
Путешествие в виде пучка не то – электронов, не то – фотонов, хоть и происходит мгновенно, и позволяет обходиться без огромного расхода топлива, как было у старых челноков, перевозивших отдыхающую смену моряков до поверхности планеты, её слегка раздражало. С другой стороны, развлечений, что на Флагмане, что на их Линкоре – кот наплакал. Да и драки с другими офицерами Командующий запретил. Категорически.
В холле гостиницы особого наплыва клиентов не наблюдалось. Ленайна подумала, что город Тагор, выбранный ими наугад из списка других провинциальных городишек планеты Кастор, вполне отвечает понятию «тихое болото». Как раз замечательно для отдыха. Восстановления так сказать, моральных и физических сил. Да и вообще – для переключения внимания, и неизбежно возникающих «на отдыхе» «не полагающихся» мыслей и эмоций…
Она прошла к стойке регистрации. Линда помахала ключами: уже взяла их у портье. Ленайна перевела взгляд: за стойкой сегодня стоял незнакомый молодой мужчина с тоненькими ниточками коричневых усиков, и родинкой на щеке. Он, не скрывая удивления, смешанного с восторгом, пялился на неё и её униформу. Однако вежливо поздоровался не забыл. Она небрежно кивнула.
Затем повернулась к напарнице:
– А где Миша?
– Пошёл сразу в бар. Ему не терпится начать.
– Ладно. Поехали, подождём его в номере.
Президентский люкс, пожизненно забронированный за экипажем «Волчицы», и оплачиваемый Государством, находился на пятнадцатом – самом верхнем! – этаже. Да и правильно: не такой Тагор большой город, чтобы строить здесь небоскрёбы повыше…
Лифтёр сразу вознёс их куда нужно – знал в лицо:
– Здравствуйте, капитан Мейстнер! Здравствуйте, старший лейтенант Мейстнер! Добро пожаловать в «Плазу»! С благополучным возвращением!
– Спасибо, Билли. – Ленайна ответила за двоих. Линда вообще не очень любила общаться с посторонними, (Обычное стеснение, ошибочно принимаемое теми, кто не мог «читать» мысли и эмоции, за высокомерие!) а Ленайна чувствовала в мозгу старика подлинное восхищение той работой, которую они выполняют. И – никакой предвзятости!
Похоже, он очень хорошо почуял на собственной шкуре, и отлично помнил, каково приходилось людям, когда по всем фронтам Сверки их теснили, уничтожая людей буквально словно тараканов – миллионами! И жить стало настолько тяжело, что иногда и продовольственные карточки нечем было отоварить… А вот молодое поколение, похоже, никак не поймёт, что сделала, переломив все флотские традиции и стратегию, Армия!
Когда только реорганизация Флота, и создание спаянных внутренними узами троек – Экипажей танков, стального ударного острия боевых соединений, без которого никакая атака никаких соединений на вражеские Базы или эскадренные Соединения не стала бы успешной! – позволила отстоять, да фактически и просто – спасти их, людей, Миры!
Через три секунды, когда лифт остановился на верхнем этаже, Ленайна заставила себя отвлечься от мыслей о прошлом.
Да, к двадцати годам она уже пять лет отпахала на дрожжевой фабрике, и спасало от всё нарастающего желания выть, или прыгнуть вниз головой с десятиэтажного здания Мэрии ближайшего города только то, что за два года до этого она познакомилась с Линдой.
Линда была на полгода её моложе. Правда, базовое обучение проходила в другой Группе. Но её озлобление оказалось направлено на конкретные объекты: Линда понимала, что так затянуть пояса, и закрутить государственные гайки, забыв про «права», привилегии, и сытое обеспеченное существование с шестичасовой рабочей сменой, их всех заставляет именно война со Сверками.
И когда в очередных новостях сообщили о новых Постановлениях, и открывшемся наборе, именно Линда предложила пойти попробовать свои силы и «слаженность мышления» – ну правильно, а что им было терять-то, после «любимой» Фабрики-фермы?!
К своему удивлению Ленайна обнаружила их фамилии третьими с начала в списке принятых к обучению кандидатов.
Сразу после этого они официально расписались, гарантируя таким образом партнёру, что он наследует в случае смерти всё «совместно нажитое имущество»…
Линда взяла фамилию Ленайны. (А вот Миша, спустя семь лет присоединившийся к ним, предпочёл оставить свою. Хотя завещание тоже оформил сразу. На них.)
Семь лет каторги под названием «учёба»: три – в начальном, четыре – в Академии.
И три года боёв. И рейдов.
Боже, каких только их не было!..
Но им до сих пор везло. Потому что по статистике экипаж танка живёт лишь двадцать семь схваток-рейдов.
На их же счету – пятьдесят пять. Хочется верить, что это – результат грамотных и чётких действий, а не слепая Удача…
Поправив рукой пышные, сегодня – рыжие, волосы перед зеркалом в коридоре, Ленайна приложила ладонь к пластине-сканнеру у двери. Бронеплита уползла в стену, приятный женский голос сказал негромко:
– Добро пожаловать, капитан Мейстнер, добро пожаловать, старший лейтенант Мейстнер. Рады видеть вас снова. Что вам угодно?
– Что нам угодно… – Ленайна пошкребла подбородок, и решила уточнить, – Что мы там заказывали в прошлый раз при возвращении?
– Три бутылки шампанского «Дом Периньон» две тысячи девятьсот сорокового года, килограмм чёрной икры, литр водки «Русская», крабовое ассорти, фруктовое ассорти, три курицы гриль, шашлык из печени, фуагра, салат а ля… – по мере того, как голос компьютера-диспетчера перечислял, Ленайна кивала, автоматически отмечая, что они прикончили тогда, в прошлую «оргию», а что осталось почти не тронутым.
А чего и не достало для полного удовольствия…
– Хорошо. Повторить весь заказ. Добавить две бутылки минеральной воды «Аква», и во фруктовое ассорти вместо манго положить больше лайма и киви.
– Заказ принят. Благодарим за внимание.
Ленайна прошла в спальню, сняла так нервирующую униформу. Эта узкая юбка миди ужасно неудобна даже для ходьбы, пусть она и делает её ноги, и особенно коленки, «чертовски привлекательными» по мнению большинства окружающих – даже Миши. Китель с погонами она повесила на вешалку в шкаф, юбку всё же кинула в аппарат стирки-глажки. Юбка запылилась. А китель потерпит: лень отстёгивать лишний раз погоны.
Обернувшись, Ленайна обнаружила, что Линда уже скинула прямо на пол их шикарно-помпезной гостиной в стиле барокко всю одежду, и отправилась нежиться под тёплыми струями душа, оставив дверь ванной открытой.
Ленайна, задержавшаяся на пороге, фыркнула:
– Придурок Миша. Лишается такого зрелища!
– Ничего он не лишается! – Миша в расстёгнутом кителе прислонился к косяку входной двери – вот чёрт! Она даже не заметила, когда он вошёл! Так залюбовалась телом супруги, – Уж Миша-то знает, когда надо появиться на сцене! Кстати, выпивку заказали?
– Да. – Ленайна вошла в отделанную кафелем с картинами природы душевую, где, как всегда, пахло сандалом и чёртовой Шанелью, и залезла к Линде в ванну, скорее, напоминавшую размером приличный бассейн. Взяла с полки мочалку и мыло.
Миша поспешил тоже отделаться от остатков одежды, и, сопя и вожделея, присоединился, подставляя мускулистое тело под тёплые упругие струи, бьющие словно со всей поверхности потолка.
Отобрал у Ленайны мочалку. Щедро её намылил. Потребовал:
– Ну-ка, вы! Самые симпатичные задницы в Галактике! Развер-р-рнуть эти самые задницы ко мне! – Ленайна и Линда, переглядываясь, и сплетясь руками, так и сделали.
Миша тёр, не стесняясь – знал, что массаж, особенно жёсткий, отлично снимает нервное напряжение, а мыло и вода очищают. Тело и душу…
Так что когда тела женщин сверху и донизу стали горячими и розовыми, он перешёл на ласки руками и ртом.
Как всегда, вскоре он оказался между ними, успевая отвечать на их поглаживания и поцелуи. Ленайна застонала, как никогда ощущая удовольствие партнёрши: теперь они с Мишей переключились только на ласки тела Линды в самых интимных местах, опустившись на колени, и поддерживая Линду так, чтобы она оказалась прямо перед ними, прислонённая спиной к мягкой стенке ванны, и удерживаемая от падения только их сильными руками.
Миша, оторвав на секунду губы от упругой кожи Линды, приказал:
– Самый мелкий дождь! Сухое мягкое дно!
Поток капель из наконечников сменился сверхмелкими брызгами – почти туманом, тёплым облаком укутавшим троицу. Миша помог Ленайне спустить ставшее податливым и расслабленным тело чуть слышно ахавшей и постанывающей партнёрши на мягкий тёплый пол, с которого уже ушла вода. Ленайна, не в силах больше сдерживаться, и рыча от охватившей её страсти, зарылась губами в нежный шёлк волосков на лобке: Линда никогда не брила их!
Тренированный язычок попал как раз куда надо: Линда тоненько вскрикнула!
Ленайна снова зарычала, и удвоила натиск! Руки прижимали точёные ягодицы так, что деться кошечка партнёрши теперь не могла никуда! Миша передвинулся, и занялся грудью Линды: соски уже набухли и затвердели!
Линда уже не кричала: закрыв глаза, только мотала головой и постанывала…
От этого звука у Ленайны внутри всё буквально переворачивалось: кровь как всегда затопила лицо и шею, желание слушать это ещё и ещё, доставить наслаждение своей лучшей половине, жене, сестре, дочери – в одном лице, заливало всё её существо, словно поток, прорвавший плотину! Она ещё усилила натиск языком, стиснув ягодицы партнёрши так, что заныли пальцы! Линда задрожала, широко открыла рот, выгнулась в немыслимую дугу… И вдруг забилась в мощных конвульсиях, выкрикивая что-то бессвязное и не всегда цензурное!..
Они с Мишей плотоядно переглядывались, и удерживали…
Когда оргазм прошёл, они вытерли, и отнесли чуть подрагивающее тело на постель спальни. Бережно уложили под шикарное одеяло: Линда уж так устроена, что кончает только один раз, хоть и долго!
Но уж зато после этого отключается на добрых три часа…
Миша и Ленайна вернулись в ванну.
Теперь он развернул её к себе спиной, и рычал сам. Ленайна, вспоминая лицо и кошечку Линды, массировала свою грудь сама – Боже, какой же всё-таки у Миши здоровый!.. Каждый раз кажется, что проткнёт её насквозь!..
А ей, если честно, только этого и хотелось: чтобы кто-то схватил её Душу, перевернул её так, чтобы забылся весь этот ужас, этот липкий и скользко-тягучий страх, это дикое напряжение боя, который хоть и занимает минуту-две, а сил забирает – словно неделя перетаскивания мешков с дрожжами!..
Ощутив приближение пика, Ленайна повернула искажённое лицо к Мише:
– Да! Да! Ещё!..
Миша, закинув голову и раскрыв рот в крике, наддал – совсем как она недавно!
Ленайна забилась в крепких руках, понимая, что сама устроена совсем не так, как более тонкая, и остро всё чувствующая, но и куда менее выносливая Линда…
Но это и прекрасно! Значит, они – вполне гармоничная пара!
Нет! Теперь уже – тройка!
Крик её совпал с финальным рычанием Миши: он склонил голову, сотрясаемый синхронными с ней конвульсиями. Ленайна завыла, схватившись за жилистые кисти, удерживавшие её таз – Миша вскрикнул: опять расцарапала ногтями его пальцы!..
Да и ладно.
Затем, спустя вечность, они отвалились друг от друга, разъединившись из единого Целого…
Снова вымыли друг друга, и, завернувшись в халаты, отправились ужинать.
Миша налил ей шампанского в высокий фужер с тонкой ножкой. Себе – водки, в пузатую толстую рюмку-бокал. Лёд он никогда не добавлял – предпочитал ликёры.
– За Вечность!
– За Вечность!
Вторую разлили и выпили практически сразу. Стоя:
– За тех, кто ушёл!
Третью традиционно смаковали.
Теперь, когда боевой вылет позади, у всех участвовавших в рейде экипажей будет минимум три-четыре дня, чтобы расслабиться, «снять нервное напряжение», отдохнуть и прийти в себя перед следующим вылетом.
Ленайна более-менее хорошо знала, как проводят время и снимают «нервное напряжение» остальные тройки: Селяметовы, облюбовавшие шумный портовый город Анкоридж, пойдут опять в бордель сестёр-ритониек, где перетрахают всех, кто хоть чуть-чуть похож на узкоглазеньких: малаек, филиппинок, буряток…
Тройняшки Могенара, живущие в отвоевавшем от джунглей плоский, словно стол, плацдарм, Роаноке, сожрут целиком тушу жаренной газели Томпсона, а затем будут два дня отлёживаться, рыгать, корить друг друга за отсутствие тормозов в еде, и страдать от изжоги.
Пауэрсы в своём Ньюдюнкерке просто перепьются до бессознательного состояния… Они предпочитают скотч.
Особняком стоит только экипаж Симмонсов: там близняшки – брат с сестрой, не принимают в «узы» семейного секса пожилого отставного сержанта-техника. Но это не мешает им отлично работать. Они всегда до умопомрачения слушают тяжёлый рок… И курят. Разумеется, не безобидную травку.
– Скажи, Миша… Если не удастся восстановить Мать, мы возьмём совершенно новый бортовой комп? Или… Попробуем всё же впихнуть в него старую мнемоматрицу?
Миша, почёсывая отсвечивающий капельками пота, бритый затылок, сказал:
– Знаешь, я предпочёл бы постараться восстановить ту, старую. Пусть и немножко не дотянувшую до последних операций – но – нашу. Я привык к ней. Да и «Волчицу» она знала, как облупленную.
– Да, и я к ней привыкла. – Ленайна уже отстегнула парик, и теперь сидела в таком же виде, как ложилась в саркофаг: с голым, готовым принять контакты тысяч электродов, черепом, сейчас, как и у Миши, отблёскивавшим капельками пота.
Так она чувствовала себя свободней. Линдин парик уже сушился на первой из трёх подставок в углу с визио, которое они вообще включали только в исключительных случаях – экзальтированно-шумными развлекающими программами, как и «свежей» музыкой, или сверхпрофессиональными футбольными матчами, или боксом, или интеллектуальными викторинами, из танкистов, насколько она знала, почти никто не интересовался. Большинство предпочитало передачи о природе, или просто – красивые пейзажи…
Миша всегда просил не снимать парики до того, как они вымоются – «без волос» они, по его уверениям, «Куда хуже смотрятся. И не так сильно… Возбуждают».
Как мужчине ему, конечно, видней… Ленайна не видела, почему бы не пойти здесь навстречу просьбам техника. Всё-таки, члены Семьи должны понимать и поддерживать друг друга. Особенно в таком важнейшем деле, как секс.
– Жаль, не догадались скопировать перед этим вылетом. Теперь про новую тактику «удара из-под дна» придётся брать для новой Матери данные из чёрного ящика.
– Э-э, ерунда. На то и инженеры. Перепишут. Ну, за Защитников?
– За Защитников.
Миша всегда водку вливал в себя почти не глотая, высоко задирая голову: так, чтобы она словно пролетала в глотку сходу, не задерживаясь во рту. (Так что непонятно, для чего всегда добавлял разных экзотических ликёров!) Ленайна не то, чтобы не одобряла – каждый пьёт так, как привык, и то, что привык.
Сама она наслаждалась именно вкусом пузырьков, лопающихся под нёбом, запахом, ударявшим в ноздри «с той стороны», нежным послевкусием… И той восхитительной лёгкостью, которой наполнялось тело… И голова… После настоящего шампанского.
– Ленайна. А вот скажи честно. – Миша смотрел хмуро, исподлобья, – Если бы ты сразу узнала, каково это – воевать в экипаже танка… Пошла бы во Флот?
Плохо. Раньше Миша этого вопроса раньше третьей бутылки не задавал. Значит, сильно форсировал события ещё в баре. Значит, что-то его гложет… Но ответить…
– Если честно – пошла бы. А вот если бы к тому времени у меня не было Линды… Или кого-то ещё – никогда! Мне и в голову не пришло бы, что человек может быть не сам по себе, а – вместе. Семьёй… Нет сейчас этого древнего понятия – я знаю о нём только потому, что специально читала… А ты? Если бы всё – вернуть назад! – пошёл бы во Флот?
– Пошёл бы. Пошёл. – Миша кивал, не поднимая глаз от пола. – Мне, собственно, выбирать было не из чего. Или – во Флот, или – в федеральную тюрьму на родном Регисе пожизненно… Сама знаешь.
Она знала. Миша умудрился ограбить со своей бандой три ювелирных магазина, и ещё застрелил полицейского при аресте – ему нужно, и правда, сказать Флоту спасибо. Ну, зато и Флоту нужно сказать спасибо за полученные тогда Мишей отменные навыки вождения и ремонта всего, чего угодно: от мотоцикла до ракетного крейсера!
– Ну, за здоровье!
– За здоровье!
– Говори, Миша. Я же вижу: всё – не как всегда. Ты… Сердишься на меня?
– Вот уж нет!.. Я… Сержусь, верно. Но уж – не на тебя, Ленайна. – Миша взглянул ей в глаза. Ленайну поразила одинокая слеза, прокладывающая мокрую дорожку по одной из щёк! – Я сержусь на наше Государство, мать его …тти!
– Почему?! Разве всё это, – Ленайна обвела рукой помпезно-шикарные стены с золотой лепниной и обоями в цветочек, ажурно-изящную литую люстру, толстоворсые натуральные ковры на полах и деликатесы на сервировочном столике размером почти с палубу авианосца, – нам даёт не грёбанное Государство?
– Да, верно. А знаешь, как это на самом деле называется с моей точки зрения? Да и с точки зрения любого… мыслящего… человека?
– Ну и как? – Ленайна уже хмурилась. Миша тоже – опять, похоже, подсознательно протестует. Или уже не подсознательно.
– Сыр в мышеловке! Мы все – танкисты хреновы! – живём в бархатной мышеловке!
И рано или поздно расплата наступит! Прихлопнут нас, как мышек! И не помогут нам никакие «Домпериньоны»!.. – он презрительно фыркнул, и могуче шваркнул о стену пустую бутылку, разлетевшуюся по полу и ковру толстостенными темнозелеными осколками натурального стекла.
Тотчас из скрытых нор в стенах повысыпали роботы-уборщики, и через минуту так же бесшумно скрылись обратно, ликвидировав следы Мишиного выброса злобы.
Миша буркнул:
– Вот. Это самое я и имел в виду: мы – пленники. Заложники Системы. Рабы самих себя. Как же объяснить-то… – язык техника уже заплетался.
– Да знаю я. Мы такие – потому что мы такие.
Удачно получившиеся благодаря чьим-то анонимным генам уродцы. Хреновы мутанты с обострённой, и почти донага обнажённой активно-асоциальной психикой. Которая позволяет лучше, чем у миллиарда посредственностей, сереньких обывателей, и прочих дисциплинированных рабов-баранов, объединять свои усилия для…
Ведения боя. Для войны. – пару лет назад Ленайна, воспользовавшись спецдо-пуском достала и прочла закрытые, и предназначенные лишь для руководства, сделанные лучшими психологами-социологами, «Заключения», ставшие итогами их тестов-иссле-дований-опросов-наблюдений. Впоследствии засекреченные.
Нужно же знать, что про тебя думают остальные… Обычные люди. И это самое «Руководство».
Поэтому она хорошо и давно для себя всё это сформулировала: не только у Миши случались в их тройке приступы депрессии и озлобления.
На Систему. На Государство. На «обычных людей». На Сверков.
На самих себя!
– Да… Да. Ты меня понимаешь… Как я тебя уважаю, Ленайна! – он мутным взором окинул её фигуру, вряд ли уже различая хоть что-то, и попытался погладить по щеке. Рука сорвалась, и Миша чуть не завалился под стол.
Он уже с трудом держал голову. Пора!
Ленайна потащила напарника в туалет: вовремя!
Миша успел ещё и порыдать. Над унитазом. И потом – у неё на плече.
Затем пришлось и дотащить крепыша до их шестиспальной кровати.
Уложить удалось слева от Линды: Миша, после рвоты, вздыхал и постанывал. Крупные слёзы бессилия катились по щекам.
Как она его понимала! Но сама обычно плакать не могла.
А жаль. Может, полегчало бы. И пусть изменить они ничего не в состоянии, но…
Отдохнуть, «перебеситься», и снова обрести «форму» и собраться с Духом перед следующим вылетом – надо!
На них – вся надежда чёртовых, оставшихся у людей, Миров!
Сама Ленайна прилегла справа от Линды. Но спать не могла.
Каждый раз – одно и то же!
Вначале они в угаре боя крушат и взрывают всё, до чего может дотянуться выпущенный из неведомых дебрей подсознания первобытный Зверь!
Затем… Затем дома, в обстановке осмысления и расслабления стыдятся сами себя. И своей работы. Горечь осознания того, что не на кого переложить ответственность за…
Убийства.
Как их не назови, но даже убийства врагов – всё равно – убийства!
Неужели же из всех неисчислимых: прежде – за триллион, а сейчас – восьмисот тридцати миллиардов, расселившихся по ста тридцати пяти, а сейчас – ютящимися на оставшихся восьмидесяти шести Мирах, людей, только в них, нескольких сотнях танкистов, сохранился тот, охотничий, кровожадный Инстинкт?! Который только и позволяет успешно воевать с технологически всё ещё превосходящим, но, к счастью, не столь многочисленным, противником?!
Что же в них, слаженно думающих, и связанных незримыми узами крепче, чем наручниками, есть такого, что позволяет поместить их, танкистов, на остриё разящего без промаха, копья военной мощи Человечества?!
А ведь что-то – есть!..
Неспроста же ради получения такого обученного и слаженного экипажа, прощают и убийства преступникам, и гордыню изгоям, и…
Много чего ещё прощают – если церебральные показатели Мозга указывают, что вот этот человек – идеален для тройки!..
Пауэрсы дома вообще обобрали половину планеты – организовали Секту, и вводили адептов в гипнотранс, выкачивая деньги и имущество. А затем и вовсе: перешли на целенаправленное оболванивание населения планет целого Сектора. Пока их, наконец, не вычислил кто-то из корпуса межпланетной полицейской Лиги.
Сама Ленайна, конечно, ничем криминальным отметиться не успела… Разве только мыслями – мыслями о том, что ещё пара лет с дрожжами, и она сама взорвёт всю эту фабрику-ферму к чертям собачим!..
Но исключение, скорее, подтверждает правило: все экипажи танков – ярко выраженные Лидеры со скрытой (А зачастую – и не скрытой!) тягой к разрушению.
А уж эгоисты – ещё похлеще обычных людей. И систематически, не то – инстинктивно, не то – сознательно, конфликтующие с существующим порядком вещей. С Обществом. С Государством. С «общепринятой» моралью.
Если подумать – Государству и правда, есть смысл не пытаться наказать, или переделать таких с помощью тюрем, колоний на астероидах, и лоботомии.
А использовать.
Использовать эффективно: на благо остальных людей и того же Общества.
А если кто из таких лидеров-изгоев и погибнет – это произойдёт во благо всё того же Общества… И особого расстройства ни у кого не вызовет. Разве что принудит вербовщиков активней искать замену. За находку которой они получат премиальные.
Ленайна слыхала, и читала в старых архивах, (где информация хранилась ещё даже на бумаге, лазерных дисках, и флэшках) что раньше, на заре эры Колонизации, люди жили настоящими Семьями. И размножались сами. «Естественным способом». То есть – без Инкубаториев.
Для появления ребёнка мужчина и женщина должны были зачать его. Родить. Затем – вырастить и воспитать. А поскольку раньше не было центрального Государственного единого обеспечения, отцу и матери приходилось больше обычного работать, чтобы – кормить, одевать и воспитывать ребёнка самим. Не удивительно, что у такой «семьи» не могло быть больше двух-трёх детей!
Ну, и, разумеется, такое оставалось возможно лишь в эпоху, когда ещё не производилось принудительно-обязательной операции по извлечению яичников.
Ленайна автоматически погладила себя по чуть заметным шрамам: не-е-ет! Она вовсе не горела желанием вынашивать в утробе почти год что-то копошащееся, маленькое и капризное, оттягивающее живот, превращая его в безобразную бочку, и заставляя ходить враскоряку – переваливаясь, как утка! А потом ещё и рожать в муках, и кормить молоком из грудей!!! Ведь те после этого превращались зачастую в отвисшие чуть не до пупа, молочные железы! Не говоря уж о том, что естественные роды вызывали ужасные и необратимые изменения в костях таза, и вагине!..
Какое счастье, что методика Накамуры-Перкинса позволила преодолеть варварский пережиток размножения в стиле животных!.. Вот уже шесть веков благодаря тому, что можно использовать миллиарды яйцеклеток, и миллиарды замороженных доз спермы от доноров, человеческое потомство плотно заселило эти самые сто тридцать пять Миров! Часть из которых теперь, к сожалению, потеряна… Но – ничего! После Окончательной Победы они их снова заселят! Да и планеты Сверков подгребут «под крылышко»!
Потому что это – счастье, что Сверки до сих пор придерживаются догматов своей Веры: размножаются только почкованием! Иначе бы они захватили не то, что Галактику – а и Вселенную!
Сама Ленайна о «продолжении Рода», «передаче своих генов», воспитанию в «своём» «стиле и традициях», и прочей подобной ерунде никогда не думала. После операции она, если честно, о том, что её яйцеклетки когда-то дадут жизнь её потомкам, попросту почти не вспоминала.
Да и зачем?
Эти выращенные в Инкубаториях, может, завтра, а может, и через сотню лет, маленькие носители её наследственных черт, скорее всего, будут воспитаны в Интернатах так, что на неё, что внешне, что характером, походить вообще не будут!
Ну и зачем ей такие посторонние, незнакомые, и к ней фактически никакого отношения не имеющие «дети»?!
Из их экипажа лишь она задумывалась над историей покорения Пространства, и почитывала Историю – о том, как революция в способе деторождения фактически положила к ногам Человечества весь космос: прилетай на подходящую по условиям планету, ставь там сотню инкубаторов, завози Воспитателей для Интернатов и машины для гипнообучения – и пожалуйста! Через сотню, или даже – меньше, лет, население может превышать миллиард!
И все – высококлассные специалисты в той или иной области! Шахтёры, сталевары, инженеры, архитекторы, агрономы пшеницы и кукурузы, сборщики устриц…
Операторы дрожжевых ферм.
Она на своей планете чётко знала: с момента прибытия первого корабля прошло всего сто тридцать три года, а численность населения зашкаливает: пять миллиардов. И уже компьютерное Управление Содружества ограничило рождаемость: иначе негде было бы жить и работать! Теперь баланс поддерживался только естественной смертностью. А она в условиях продвинутой медицины куда как низка: редко кто не доживает до ста.
С другой стороны, и работают теперь до восьмидесяти…
С третьей стороны, только то, что люди успели освоить так много Миров, и столь плотно заселили их, создав отличную инфраструктуру и мощную промышленность на каждой планете, и спасло человечество тогда, когда Цивилизацию Хомо Сапиенсов нашли Сверки. И теперь, конечно, не поваляешь дурака в шестичасовую смену, как, по рассказам старожилов, было до Войны.
Ленайна не знала, что и как пошло не так при первом и последующих Контактах.
Кажется, это именно Сверки начали уничтожать планеты целиком – вычищая их от любой жизни, и полностью разрушая прямо с орбиты хоть небоскрёбы, хоть подземные бункеры. Их технология тогда значительно опережала земную.
Но выход нашёлся.
Тогда-то и были разработаны Рапторы-краулеры. Позволявшие и землянам, пусть и не с орбиты, но «обрабатывать» планеты врага – так же! С гарантией стерильности.
Так что пришлось и Сверкам спешно строить гигантский флот, и окружать каждую свою планету мощнейшей системой защиты. То есть – рядами мощнейших оборонительных колец, как это называется, «глубоко эшелонированной обороны»: от отстоящей от планеты на миллионы миль линии первых перехватчиков, до орбитальных Баз-маток, и наземных ракетных станций.
Сейчас положение, насколько она знала, достаточно стабильное. Из земных Миров в строю осталось восемьдесят шесть, из Сверковских – сорок три. Вернее – уже сорок два. С учётом их последней операции. Если ничего не изменится, теперь взломать оборону этих оставшихся будет куда трудней: уцелевшие во время последней битвы перехватчики и остальные корабли Сверки переведут туда, на Центральные миры своего сектора Космоса. Поэтому земляне пока и не стремятся особо напасть на эти, давно освоенные, и отлично защищённые, планеты врага. А «откусывают» кусочки «пирога» с краю…
И пока что теснить врага удаётся лишь за счёт чисто численного перевеса, и большего материального базиса. Промышленность тех земных Миров, что враг не смог уничтожить, напряжённо работает двадцать четыре часа в сутки: производит Линкоры, Фрегаты, Эсминцы, истребители и танки…
Не хватает обычно только экипажей. И – только для танков.
На Линкорах-то, и Фрегатах, с их непыльной работёнкой, навалом кому служить: а что, отстоял восемь часов вахты, за время которой, бывает, самое шокирующее событие – пролёт мухи, и – живи, как все. Развлекайся, пей, гуляй, трахайся с любой из толпы маркитанток и шлюх, которых на борту чуть ли не больше, чем членов экипажа…
Ну а во время боя всю ответственность на себе несут высшие офицеры. Эти, конечно, покомпетентней. Кончали Академии в Вест-Пойнте, или других Высших. И за дело даже иногда – действительно переживают.
Десять лет назад вербовщики активизировали свою работу на уцелевших Мирах.
Но толку было маловато. Да и правильно: зачем менять вовсе не голодное и, благодаря льготным государственным развлечениям, не совсем, всё же, серое и унылое, существование, с занудной, но – гарантированной работой, дающей верный кусок хлеба с маслом, на – почти верную смерть?! Кто из изнеженных и ленивых обывателей в двадцатом-тридцатом поколении, воспитанных в философии сибаритства, решится сам сменить уют и привычную «земную» обстановку Колонии на непонятную, и почти наверняка ведущую к преждевременной смерти, военную профессию?!
Ведь личная смерть – это, как ни крути… Личная смерть!
А что сейчас у человека по-настоящему ценного в жизни?
Вот именно. Только личная Жизнь.
Поэтому – чего ж удивляться, что несмотря на широчайшую кампанию по подогреву патриотизма, и всем этим призывам к Сознательности, Долга перед Человечеством в целом, и Защите своей Родины в частности, и потрясания такими аргументами, как короткий срок службы, и огромные (По меркам гражданских профессий!) зарплаты, удавалось за год набирать лишь несколько тысяч солдат с каждой планеты…
А уж для танков – так и вообще: девять-десять реально боеспособных экипажей.
И если отбросить девять десятых отсеявшихся при учёбе, и тех, кто всё же не сработались, или даже поубивали друг друга, из отобранного с восьмидесяти шести Миров материала остаётся на весь Флот – пять-шесть троек. В год. А гибнет за тот же календарный год – три-четыре. Иногда – пять-шесть. Экипажей танков.
Этакий, поистине «убийственный», паритет…
Они, похоже, настолько же редки – люди, действительно подходящие для такой работы! – насколько и месторождения чистого радия!
И недаром же срок службы у танкистов действительно очень мал – увольнение в запас в сорок лет. А у остальных, «обычных», солдат и офицеров – в пятьдесят.
Вот только она пока знала лишь о двух экипажах танкистов, доживших здоровыми и сравнительно целыми до этого самого запаса.
Поэтому Ленайна и думала, что справедливо со стороны Государства не скупиться, и идти во всём навстречу их желаниям и капризам хотя бы во время отдыха – так, чтобы он позволял максимально восстановиться. Отвлечься. Развлечься. Успокоить взвинченные до предела нервы, и «уговорить – отвалить на …!» неизбежно возникающие каждый раз крамольные… Или даже суицидальные – мысли…
Или хотя бы – загнать их поглубже в подсознание.
И работать так, как положено: максимально эффективно.
Для себя она не обольщалась: она – не человек. Она – лишь бронебойное остриё на кончике копья. Орудие. Пуля. Бомба, пробивающая защитные оболочки, и разящая в мягкое подбрюшие…
Мина, которую человечество пытается подвести под днище цивилизации Сверков. Благо, те сами показали пример – как добиться этой самой эффективности… Хотя и у них, похоже, в последнее время дефицит экипажей-троек!
Слушая мягкое посапывание Линды и успокаивающий, (Да, именно так он на неё и действовал!) какой-то по домашнему уютный, храп отключившегося Миши, Ленайна наконец смогла расслабиться, позволив мягким покачиваниям умной постели убаюкать себя.
Снилось ей, что она – ёж. На которого пытается сесть слон.
Бедный слон…
Утром Миши в постели не оказалось. В ванной тоже.
Ага – понятно, судя по тяжёлому пыхтению, он отрабатывает в тренажёрном зале!
И точно: Миша прыгал со скакалкой, сердито поджав губы, и грузно сотрясая упругий пластик пола. Она помахала ему рукой, он кивнул. Сама Ленайна начала с дорожки – вначале просто шаг, подом лёгкая трусца.
К моменту, когда Миша перебрался на тренажёр для дельтавидных мышц, Ленайна бежала со всей возможной быстротой – двадцать восемь кэмэ в час. Вскоре пот тёк с неё ручьём – чёртово шампанское! Но зато от неё хоть пахнет приятно, а не как от Миши!..
Впрочем, от Миши и в трезвом виде пахнет… Самцом.
Затем она взялась за мышцы икр – всегда они казались ей тонковатыми.
Часа через полтора, когда Миша отвалил снова в ванну мыться, появилась и Линда. Она тоже начала с дорожки. Ленайна в это время отрабатывала бой с пятью спарринг-партнёрами, по комплекции ничуть не уступавшими Мише, и работала пока без оружия.
Когда дошло до оружия, трёх из пяти андроидов пришлось забрать на срочный ремонт – сегодня Ленайна чувствовала всё равно оставшуюся где-то в глубине души злость и неудовлетворённость. Била и крушила от души! А уж орала!..
Затем она прошла к Мише в ванну – он как раз выходил из джакузи, промассировавшей ему то, что осталось «непромассированным». Линда вяло помахала рукой: сама она предпочитала спарринг с робо-ли, а уж его шипастое бревно чинить обычно необходимости не возникало: шипы – из закалённой стали!
Когда уже Ленайна вышла из ванной, Миша лежал, развалившись на диване в гостиной, и смотрел визио. Передавали новости.
– Слышь, Ленайна… Опять передавали про нас.
– Да ну? – особого энтузиазма она не ощущала. – И что сказали?
– Что благодаря героическим и грамотным действиям Флота отбита и зачищена очередная вражеская планета-база. Тем самым подорвано до трёх процентов промышленного потенциала врага, уничтожено два – его флота, и нанесён огромный моральный ущерб его боеготовности, боевому духу… Ну и всему тому, чему там можно чего нанести.
Сказали, короче, что тебе и твоему экипажу присвоено внеочередное воинское звание, и медаль «За заслуги перед Отечеством» второй степени. Официальное Награждение – через пятнадцать дней.
– Это как-то скажется на нашем счёте в банке?
– Разумеется! Разумеется. Майор получает на тридцать процентов больше капитана! Соответственно, Линда теперь – капитан, а я – старший капрал.
Ленайна фыркнула. Теперь осталось только получить «открытки к Рождеству»!
Она уже давно забыла те счастливо-наивные времена, когда огромная по меркам дрожжевых Ферм зарплата с пятью и шестью нолями потрясала её воображение. Она знала: воспользоваться деньгами всё равно вряд ли удастся.
Экипажи танков своей смертью не умирают.
С вероятностью до девяносто восьми процентов.
Завтрак заказали в номер.
Миша и Ленайна успели очистить почти всю початую банку от икры, пока Линда не соизволила домыться. Пришлось ей заказывать дополнительно. Фуа-гра Ленайне сегодня почему-то не пошло. Зато пошли зелёные маслины. И авокадо.
Когда с едой оказалось покончено, Линда озвучила сидящий в печёнках у всех вопрос:
– Н-ну? Как дальше «отдыхать и развлекаться»-то будем?
Миша буркнул:
– Я бы сходил куда-нибудь. Хотя бы в зоопарк.
Линда мечтательно закатила глазки к потолку:
– А я бы – в музей прикладного искусства!
– Ну уж нет. – Ленайна дёрнула щекой. – Ты и в прошлый раз перебила там достаточно керамики. Даром, что какой-то там эксклюзивной… Династий Минь-шминь, мать их, не вспомню, что там написали в Протоколе… Да и драться с тамошней охраной – нечестно! Всё равно, что отбирать леденцы у младенцев! Так что – пусть будет зоопарк. Надеюсь, тебе не придёт в голову кататься на удаве. Или летать на птеродактиле.
Зоопарк с достойным выбором живых форм имелся только в Столице.
Туда они и направились, воспользовавшись кабиной транслятора в вестибюле своего отеля. Им даже ждать не пришлось: желающих куда-то ехать в столь позднее утро уже не было. (Ещё бы! Только офицеры в отпуске могут позволить себе распоряжаться собой и своим временем так, как считают нужным. У остальных – жёсткие графики!)
В кассе парка Ленайна чиркнула по сканнеру запястьем, и не без интереса пронаблюдала, как у девушки-кассирши округлились глаза при виде таблички «За счёт государства». Затем, когда до той дошло, кто это стоит перед ней – хоть и в штатском… Особенно – поскольку пришли втроём, да ещё и нежно обнимают друг друга за разные места!..
Глаза кассирши сощурились, и на щеках вспыхнул румянец. Однако когда Ленайна сделала шаг к стойке, в свою очередь сощурив глаза, и сжав кулаки, лицо девушки стало белее брюха дохлой рыбы, и на висках выступили бисеринки пота – похоже, представила, что будет, если танкистки разнесут тут всё из-за неё, и Администрация Зоопарка деклассирует её за «неуважительное отношение» к «квинтэссенции элитных боевых частей»…
Но как-то ещё проявить свои чувства девица побоялась – похоже, кто-то из экипажей недавно уже разносил тут полкассы: вон, видна сверкающая алюминием новая стойка, вмятины в обивке, и пятна-заплаты со свежей краской на свежей же штукатурке. Всё правильно: выбор «развлечений», и «способов расслабления» у них на планете не так уж велик. Неудивительно, что Зоопарк танкисты посещают часто.
Раньше Ленайне доставляло удовольствие видеть, как завидуют им, и боятся знаменитой «вспыльчивости» и «непредсказуемости асоциальных реакций» простые люди-винтики, терпеливо тянущие лямку обыденной работы до глубочайшей старости. Сейчас острота этого ощущения практически исчезла. Так, лёгкое удовлетворение… А иногда уже и раздражает.
Они прошли сквозь помпезно оформленные ворота в пятиметровом заборе.
Что ж. Здесь действительно парк. Высокие пышные кроны деревьев чуть слышно шумят под порывами полуденного ветерка. Даже без кондиционеров прохладно. Зверями и «продуктами их жизнедеятельности» практически не пахнет. Зато пахнет цветущими магнолиями и жасмином. Надо же. Но что-то есть ещё…
Да, приятно. Она принюхалась. Точно – пахнет ещё и сладостями…
Словно вернулась во времени вспять – в безликое детство, когда они всё делали, и даже на экскурсии ходили – группой.
Да, всё-таки зоопарк – это развлечение для детей! Вон их сколько вокруг. Организованными колоннами Воспитатели ведут своих подчинённых по неизменным, годами отработанным маршрутам, гиды-служащие дают стандартные пояснения, сосредоточенные маленькие личики внимают, зная, что потом придётся сдавать зачёт по увиденному…
Миша отошёл купить с лотка три огромных пучка сладкой ваты. Ленайна благодарно кивнула: забытый ностальгический вкус. Правда, нечасто ей перепадало – всего раза три, кажется. Да и парк у них в городишке был всего один. Без зверей. Только с качелями-каруселями. А-а, ещё музей колонизации – с фотками «героев-первопроходцев», примитивными приборами-инструментами, панорамой Солнечной Системы, и муляжом транспортника, доставившего их сюда… Сам транспортник, разумеется, давно разобрали. На металл.
Подошёл парень-гид а синей униформе с жёлтыми галунами-пуговицами. Судя по его глазам, он отлично их вычислил. Однако – работа обязывает. Если не хочешь быть пониженным и остаться без половины зарплаты:
– Здравствуйте! Зоопарк «Кастор-ксенолэнд» приветствует вас! Желаете экскурсию?
Линда и Ленайна даже не переглядывались – отлично поняли друг друга без слов, вероятно из-за того, что находились в тактильном контакте: Линда держала Ленайну под загорелую руку. Да, при касании они куда лучше чуяли эмоции и мысли друг друга. А они сейчас были категоричны: вот уж только приторно-вежливого болтливого спутника-всезнайки им сейчас и не хватало!
– Благодарим, молодой человек. Не нужно нам никаких экскурсий. Вы свободны.
Облегчение на лице парня всё же проступило, несмотря на отличный самоконтроль. Да и отошёл он чересчур быстро. Хорошо хоть, не бежал…
По выдержанной под старинную асфальтированную дорожку аллее, полностью укрытой тенью, как определила Линда, каштанов и платанов, они углубились в левый отсек. Как гласила таблица у входа в него, здесь выставлялись только старинные, «настоящие земные», животные и птицы. То есть, значит, то, что удалось сохранить.
Линда позарилась на огромный пакет с печеньями: теперь они вдвоём тащили его, щедрой рукой насыпая сквозь решётки и сетки. Таблички и бегущие строки с призывами животных «Не кормить и не пугать!» они традиционно игнорировали, с интересом наблюдая, как крошечные белки-крысы-хомячки-тушканчики толпой накидываются на лакомство, растаскивая по прозрачным домикам-гнёздам, чтобы покормить детишек или супруг.
Птички оказались серенькими и скучноватыми: назывались воробьями, скворцами и воронами. Эти, последние, отличались огромными размерами: размах крыльев достигал, наверное, метра! Правда, с точки зрения окраски – жуть! Мрак и чернота. Словно кто специально выкрасил бедолаг – под стиль готов или эмо…
– Слушайте, девочки, – сердито буркнул Миша, – Во-первых, если так усиленно будете кормить зверушек и птичек, они и правда – положенную пищу жрать не станут… А во-вторых, пошлите-ка обратно, пока не заперлись в глубину этого сектора слишком далеко. Там скучно.
– Это ещё почему?
– Я успел прочесть в рекламном проспекте, – Миша потряс перед их носами ярко раскрашенным буклетом, – что на земле сейчас зверушек почти нет. Наземные повымерли. Всё-таки, бомбёжки… А выжили только норные. И птицы. Они устойчивей к радиации. И ничего интересного нам пока и правда, не встретилось. И вряд ли встретится. А как выглядят пронырливые крысы и толстощёкие бурундуки, мы все отлично знаем – их на любом штабном корабле хватает!
– Блинн. Похоже, ты прав. Линда, идём!
Они вернулись ко входу – благо, отойти успели на каких-то полкилометра.
Вывеска над центральным проходом, обсаженном уже дубами и берёзами, была куда больше, и гласила, что здесь их ждут «заботливо и тщательно воссозданные» и «доработанные» по архивным видеоизображениям до «первоначального облика», виды.
Пришлось купить ещё пакет, и заставить уже Мишу тащить его. А остатки печенья из первого пошли на подкорм бобра, (Этот, правда, почему-то печенье не ел! Плотоядный, что ли?!) ежей, водосвинок, ослов, и пони.
Чем дальше они уходили от входа, тем крупней становились животные. Ленайна останавливалась под каждой справочной рамкой, и терпеливо просматривала сюжетик: как выглядит, что ест, и какими привычками обладает обитатель очередного вольера или клетки. Поразил медведь: неопрятное бурое чудище в свалявшейся шерсти уныло моталось по клетке из угла в угол, и ощутимо… Воняло!
Попытки покормить увенчались успехом: существо, отдалённо напоминавшее кота-переростка, только без хвоста, опустило голову к горке сладостей, и начало неаппетитно чавкать.
Линда скривилась, Ленайна зажала ноздри:
– Ф-фу… Валим-ка отсюда!
Дальше пошли клетки с «модифицированными» созданиями. То есть, такими, которых не удалось воссоздать так, чтобы не нарушить исходный генный материал – тот оказался либо утрачен, либо испорчен чёртовой войной. Ладно, что нашёлся хоть какой-то: Ленайне до сих пор не верилось, что после того, что пережила праматерь всех людей, на ней ещё хоть кто-то и что-то смогло выжить и сохраниться!..
Павлин представлял из себя небольшую (чуть побольше ворона) зелёную птицу, из хвоста которой на три-четыре метра торчали длинные не то иглы, не то – спицы, покрытые тончайшим, в свете солнца – то изумрудным, а в тени – синим, переливающимся, словно многослойный перламутровый лак, пухом.
Красиво, мать его! Непонятно только, за каким …ем такой крошке – такой хвост?
Ага, вон оно как – позволяет привлечь самку. Ну и странные вкусы у павлиновских самок! Линда озвучила её мысли:
– Вот дуры! Лучше бы велись не на длинный хвост, а на длинный счёт в банке! Где на него нанизаны разноцветные бумажечки купюр… Да и как он может их топтать с таким балластом!
– Ну, наверное, как-то справляется… Не вымер же пока!
– А вот и вымер! Здесь сказано конкретно: восстановлен по описанию очевидцев и фотографиям туристов, ездивших аж в двадцатом веке в среднюю Азию!
Пока напарники вяло переругивались, Ленайна не без удовлетворения наблюдала, как их, оставаясь за десятки метров, опасливо обходят группы с гидами, и рассматривала фазана азиатского, (Крохотная рыже-жёлтая штуковина, почти круглая, различить, где перед, а где – зад, было бы невозможно, если б не клюв…) цесарку горную, (штуковина побольше, и серо-паутинной воздушной текстуры: словно перья кто-то долго взбивал в миксере) и голубя обыкновенного.
Последний произвёл приятное впечатление. Милый. И гугукает что-то, потешно распушив перья на груди, и вежливо кланяясь своей напарнице… А, вон оно что – у него сезон размножения. Самочка чуть поменьше, и не такая ярко-оранжевая. Скорее, кремовая. Ленайна вдруг замерла, расширив глаза – ну-ка, ну-ка!..
Ага. Вот, значит, как у птиц происходит секс – три секунды, и – всё!
Ленайна отметила, что на эти три секунды заткнулись даже продолжавшие вяло прикалывать друг друга Линда с Мишей – заинтересовались, похоже! Правда, когда самец спрыгнул со спины подруги, и встряхнулся, не могли не поржать и не поиздеваться:
– Ну ты что, парень! Так будешь делать – твоя девушка найдёт самца получше – которого хватит хотя бы на пять секунд!.. Ой-ой-ой, а где же наше мужское достоинство?!
– Вы, двое пошлых придурков! У птиц не бывает «достоинства»! Просто – семенники и яичники. А семя попадает через одно общее для… всех функций… Отверстие!
– Ой-ой, какие мы умные… Особенно, когда почитаем и посмотрим информ! А мне их теперь даже жалко. Неужели у них вот так это и проходит – всю жизнь?!
– Думаю, да. Культ из секса делает, насколько я помню справочник по медицине, только человек. И ещё делали какие-то дельфины. Которые сохранились только на фото.
– А-а, это рыбы такие?
– Нет, они, вроде, как и мы – были млекопитающие. Просто жили в морях.
– А чего ж они жили тогда в морях, если «млекопитали»?
– Да не знаю я. Может, думали, что так лучше выживут…
– Ага. Два раза. Уж по матушке-то земле так жахнули в своё время… Кто бы там выжил – в замёрзших-то льдах, в которые превратились океаны!..
– Хватит бубнить. Мне ни …рена не слышно! – Ленайна пыталась понять получше про жизнь большой панды: чёрно-бело-полосатого кругленького существа размером с баскетбольный мяч, вниз спиной висевшего на тонком хлыстообразном побеге какого-то куста, и что-то вяло пережёвывающего. Жвачку?
– Чего ты там слушаешь? – возмутилась Линда, – Ну-ка, вот я ему сейчас печенек!..
Она действительно просунула руку сквозь ячейки сетки (Не сплели ещё такой сетки, сквозь которую рука танкистки не прошла бы, словно разогретый нож через масло!) и посыпала раскрошившихся печенек прямо на животик крохи.
Эффект поразил всех!
Малыш… Заплакал!
Ротик искривился в обиде, крупные слёзы буквально градом покатились из обведённых, словно кругами из тонкой белой шёрсткой, глазниц, и существо нежно и тоненько заблеяло! Словно от обиды за то, что ему испачкали шикарный наряд!
Линда открыла рот, но сказать ничего не смогла. И сама подозрительно часто заморгала. Миша почесал в затылке. Ленайна ткнула кнопку вызова персонала.
Как по мановению волшебной палочки из домика в глубине вольера возникла девушка, сразу подбежавшая к малышу, и нежно отцепила его крохотные лапки от ветки. После чего сдула с него крошки и кусочки лакомства.
Затем, уже с питомцем на руках, укоризненно повернулась к троице:
– Пожалуйста! Больше не пытайтесь его кормить печеньями! Панды едят только листья бамбука – да и то, не каждого, а только определённого вида! А от чуждой пищи он может даже умереть!
Сообщённое настолько шокировало Мишу и Линду, что они так и не смогли закрыть рты. Пришлось отдуваться Ленайне:
– Извините нас пожалуйста. Такого, разумеется, не повторится. Надеемся, мы не успели ему сильно навредить? Он… В порядке?
– Разумеется! Разумеется. А насчёт того, что он как бы плачет… Извините уже вы. Это он так играет. На публику. Просто он сейчас остался один, и он так… Пытается вызвать к себе сочувствие! – и, уже к малышу. – Ах ты, хулиган бессовестный! Опять изображал оскорблённого и обиженного беззащитного медвежонка?!
– Чёрт!.. – вырвалось у Миши, – У него классно получается. Даже я купился!..
«Оскорблённый медвежонок» со вполне счастливой улыбкой до ушей теперь нежился в тёплых заботливых ладонях, довольно щурясь, когда тонкий пальчик почёсывал его шелковистое брюшко.
– А можно мне… тоже подержать его? – Линда так и подалась к сетке.
– Простите, нет. Ко мне он привыкал два года! Он меня чует. По запаху. А вас – испугается. Снова плакать начнёт. Вот, видите? Он у нас – умненький!
Малыш действительно с опасением косил на приблизившуюся Линду чёрным глазком. Даже «улыбаться» перестал. Линда обиженно отошла. Ленайна сказала:
– Благодарим за интересный рассказ. И показ. Он у вас симпатичный. И ручной. Надеюсь, мы не нанесли ему вреда.
– Нет-нет, всё в порядке. Сейчас я пойду приведу его в порядок, почищу, поиграю с ним, и снова посажу на ветку. Спасибо, что посетили наш Зоопарк. До свиданья. – девушка двинулась к домику, что-то нежно воркуя на ходу.
– Мне мишка понравился. – прокомментировал Миша, когда за ними закрылась дверь служебного домика, – Очень… Милый. Хоть и капризный. А ещё – прирождённый артист. Ему бы в визиофильмах играть.
– Да, артист… И капризный. Но всё равно. Ленайна! Я хочу такого!
Ленайна, чего-то такого и ждавшая, (Ещё бы! Чуяла же и эмоции и мысли напарницы!) тяжко вздохнула. Потом, уже спокойней, сказала:
– Я так понимаю, ты хочешь завести такого питомца только для того, чтобы когда нас грохнут, всё наше бабло досталось ему? Или – зоопарку?
Линда долго молчала. Потом плечи опустились. В голосе послышались рыдания:
– Нет! Нет, я не этого хотела!.. Какая ты грубая. Жестокая! Да, я и без тебя знаю, что рано или поздно нас всё равно убьют! Но… я… Нет, я не хочу умирать! – Ленайну резануло по сердцу, когда она увидала, что сквозь пальцы, закрывшие лицо, пробиваются блестяще-мокрые ручейки.
– Дурёха старая! – Ленайна поторопилась обнять Линду за вздрагивающие плечики. – Никто, конечно, умирать не хочет! Но ты всё-таки подумай: вот заведём мы такую зверушку, вот даже накормим её чёртовыми бамбуковыми листьями… А когда нас – не дай Бог! – за…ят – кто о ней позаботится? Значит – снова в зоопарк?! А если она к нам успеет привыкнуть? Будет, значит, тосковать! Не жалко так расстраивать малыша?!..
Осторожно к ним подобрался Миша – неуклюжий, словно давешний медведь, он, сочувственно сопя, обнял их обеих, прижав к могучей груди. Проворчал:
– Ну хватит, хватит! Вон – девушка снова тащит вам эту хреновину!
Ленайна развернулась. А ведь верно: девушка «снова тащит им эту хреновину»!
– Здравствуйте ещё раз! Я… Я увидела, как вы расстроились – вот! Попробуйте хоть погладить! Он хороший. Смирный. Не укусит!
Линда осторожно высвободилась из объятий Ленайны и Миши, и, даже не утерев слёз, медленно просунула руку… Мишка сидел спокойно. Хоть и косился.
– И правда… Мягонький… Какой хорошка! Жаль, что мне нельзя такого.
– Ничего. У нас есть магазин – там продаются игрушечные. Очень похожие. Правда-правда, похожие! Жаль, конечно, что они не умеют устраивать такие шоу. – девушка снова укоризненно взглянула на питомца. – Бессовестный медведь! Ты зачем так расстроил девушку?! А ну-ка, сделай, что тебе стыдно!
Мишка сморщил мордочку, и принялся тереть нос и глазёнки обеими лапами, и смешно порыкивая, и мыча: ну не дать – не взять, нашкодивший курсант-первогодка!..
Теперь все дружно ржали, но – не слишком громко: чтобы не пугать!
– Чёрт! Он действительно милый. – выговорила, наконец, Ленайна, – Жаль, что они все вымерли. От него становишься… Словно добрее! И на душе как-то спокойней…
– Да, это правда. Когда с ним проводишь много времени, он словно… Привыкает. Ведёт себя, как настоящий маленький человек. Как ребёнок. Нет, правда – он всё понимает! Доверяет. Иногда играет. Иногда – сердится (Ну, это – только когда голоден. Или что-то болит.) А так… Даже улыбается! Говорю же – как маленький человек! Мне с ним очень… Нравится!
– Надо же… Ладно, спасибо вам ещё раз! Пойдём-ка мы отсюда, пока Линда не захотела остаться тут, у вас, жить с ним прямо в вольере! – Ленайна улыбнулась самой обворожительной улыбкой, какая нашлась в арсенале, – Будьте счастливы!
– Спасибо! И вы – будьте счастливы!
В ресторане они заказали не с обычной избалованностью, а самое простое: биг-маки и чизбургеры. Миша заказал себе литр томатного сока – он вообще пил его везде где можно, и со всем, чем можно.
– Нет. – на попытку Миши ткнуть в кнопки горячительных напитков на экране меню Ленайна протестующее подняла ладонь, – Если начнём сейчас, будет уже не до зоопарка. А кто первый сюда захотел?
Миша нехотя убрал руку. Скривился:
– Нет, ты – всё-таки – деспот. Тиран. Вначале Линде обломила, теперь – мне. А если мы «обидимся»? И начнём плакать, и морду себе тереть?
– А если вы «обидитесь», сегодня у вас не будет этого.
– Нет, ну ты видела?! – Миша шутливо-возмущённо развернулся к Линде, – Она нас – нас! – шантажирует сексом! А сама без него недели не может!..
Ленайна сделала под столом неуловимое движение ногой.
Миша зашипел, и согнулся, схватившись обеими руками за левую голень:
– Зар-раза! Хорошо, щитки надел! Как знал!..
Линда хихикнула. Ленайна рассмеялась. Миша и Линда присоединились к ней.
– Нет, ты – точно – деспот. Сатрап. Садистка. Сегодня мы тебя привяжем – чтобы уж самим как следует «отвязаться», и отомстить!..
Остальной зоопарк обходили уже не торопясь, с вялым интересом осматривая уже по-настоящему с нуля смоделированные, «древние» виды – птеранодоны, рапторы, щитни-мечехвосты, (оказавшиеся навроде суповых тарелок, только с хвостами, и волосатыми ножками-члениками) трилобиты… Ни одной твари крупнее пяти-шести килограмм не оказалось: наверное, больших зверей трудней содержать. И кормить.
Линда, нагнувшись, чтобы получше рассмотреть карнораптора размером с курицу, буркнула:
– Надо же. Это его, мелочь пузатую, в честь класса перехватчиков, что ли, назвали?
Ленайна «просветила»:
– Нет. Всё с точностью до наоборот. Тут пишут и говорят, что во времена… э-э… Мелового периода, от них спасу не было – жрали всех подряд!
– Хм. По его виду не скажешь, что он мог кого-то не то, что – съесть, а хотя бы напугать: цыплёнок и цыплёнок!
– Ой, скажите пожалуйста, какие мы храбрые выискались! А теперь представь – такие твари были размером с твоего робо-ли, а млекопитающие тогда размерами не превышали крысу. Ну, то есть – увеличь такого сейчас раз в десять – вот и получишь… Пятиметрового монстра!
– Ладно. Всё равно не страшно. – они прошли дальше. Динозавров размером с пони, и плавающих в огромных аквариумах древних не то – рыб, не то – ящеров, кормить печеньем уже не пытались: те кушали, как выяснила Ленайна, только мясо. Или ту же рыбу.
Часа через два, когда показался край последней аллеи, Линда начала ворчать:
– Знаешь что, Миша. Ты притащил нас сюда, а сам смотришь в клетки даже реже, чем на мою задницу. А уж этого добра тебе дома перепадает с избытком. Так что вот: или едем сейчас же домой, и там …мся, или – оставайся досматривать тут всё сам!
Ленайна уже знала, что выберет Миша, и правда, последние пару километров редко, и без былого энтузиазма, заглядывавший в клетки, вольеры и аквариумы.
Сегодня они всё же перебрались из душа, вымывшись, на свою роскошную шестиспальную кровать.
Мишу Линда буквально повалила на спину, и спустя короткое (Очень короткое!) время уже оседлала. Миша постанывал, прикрыв глаза – боялся «дразнить и злить» Линду, у которой зрачки расширились во всю радужку, и от вожделения и предвкушения она хрипло дышала, и только что не облизывалась…
Ленайна, присев на колени над Мишиным лицом, опустила свою кошечку так, чтобы он мог легко до неё добраться языком. Сама же занялась налившимися грудями Линды. Линда часто дышала, и двигалась в том темпе, который её устраивал всегда – очень быстро, и с большой амплитудой!
Ну правильно: у Миши же – большой! Грех не воспользоваться!..
Ленайна подушечками пальцев, которые буквально покалывало искрами электричества, и подкоркой мозга, как всегда кристально ясно ощущала бурю, царящую сейчас в теле партнёрши: Линда знает, что ради неё они сделают всё возможное! И она для них – всё равно, что малое дитя! Остро всё чувствующая, и немного капризная…
Но – такая, зар-раза, любимая!..
Миша, придерживая Линду за бёдра, наддал и сам… Линда выгнулась, закричала, всхлипывая, замотала прядями парика…
Когда закончились конвульсии, и «малышку» снова уложили отсыпаться, Ленайна занялась Мишей сама. Вплотную.
Потом и Миша забрался сверху. Она знала – ему так приятней и привычней. Да он и правда – любит их обоих! Уж это-то её изощрённый мозг ей показывал чётко.
Их пики как всегда совпали.
Но вот мыться сегодня сил не осталось… Благо, кровать большая – есть где развалиться! Хотя, как знала по опыту Ленайна, к утру все они соберутся в плотный шестиногий и трёхголовый самообнявшийся комок – словно для того, чтобы погреться…
Но – нет.
Не погреться. А испытать чувство единения. Защищённости. Своего негласного Союза против всего остального, злого и враждебного Мира… О, это ощущение – Семьи!
Они проспали до ужина.
– Миша! Не ходи сегодня с нами!
Миша недовольно перевернулся на бок, и приоткрыл на девочек в «боевом облачении» щёлочку одного из опухших глаз:
– Да вы сдурели! Вы же только в прошлом месяце разнесли весь «Золотой фрегат» к такой-то матери!..
– Ну и что? Теперь пойдём разнесём «Звёздного бродягу»!
Миша развернулся опять на спину, и откинул голову обратно на подушку, показывая скорбным вздохом, что не намерен спорить или читать «плохим девочкам» мораль. Он даже глаз обратно закрыл, и отвернул лицо к стенке, сделав вид, что спит, буркнув только:
– Не забудьте бабло обналичить. А то Конь обидится…
Ленайна оглядела себя в зеркало в последний раз.
А что: отлично! В коротенькой кожаной юбочке-шотландке и в обтягивающих лосинах-сапогах её ножки очень даже пикантненьки! А под грудь она сегодня натолкала в лиф старой доброй ваты – и не потеют, и выглядят… Убойно!
Линда тоже смотрится ничего себе – натуральная высококлассная шлюха! Особенно усиливает это впечатление огромная копна чёрно-смоляных волос очередного парика.
Они переглянулись – да, привыкли «разговаривать» без слов. Вот сейчас сказали друг другу – Ленайна изящным загибом тоненько выщипанной брови, а Линда – хитроватой полуулыбкой: «Вау! Ну ты и с-сучка! Отбою от «клиентов» точно не будет!..»
В «Звёздном бродяге» им повезло. Их парочку помнил только старый торговец-пенсионер – кажется, его звали Смоки Рассел. Однако из уважения к Флоту он быстро допил ядовито-зелёное пойло в высоком стакане перед собой, встал, коротко откозырял им. Почти целая левая рука бросила на стол монету и…
Смоки быстро и целеустремлённо покинул поле предстоящего боя!
Ленайна направилась к барной стойке. Перед зеркалом – копией такого же, как у Тома! – маячила угрюмо-сосредоточенная физиономия Рыжего Коня – бармена и хозяина заведения. Увидев сладкую парочку, он сердито засопел, раздувая ноздри, и поджал губы. Волосатые руки в засученных до локтя рукавах стали немного судорожно подёргиваться. Однако вслух он ничего не сказал – а попробовал бы!..
– Марокканское. – голос Ленайны звучал почти нейтрально, – и апельсиновый чистый.
За марокканским кофе Коню пришлось сходить в подсобку позади его рабочего места, а апельсиновый сок он налил Линде сразу. Уж кто из напарниц чего пьёт, знали все бармены в портовом квартале.
Однако не успела Ленайна вскрыть крышечку банки, как их парочку окружила пятёрка молодых и ретивых новых – это Ленайна определила сразу, бегло взглянув на разномастную компанию за дальним столиком, ещё только войдя! – шлюх.
Девочки явно чувствовали себя уверенно, поскольку их было больше, и вели себя соответственно: главная выпустила Ленайне в лицо струю вонючего дешёвого дыма от веселящей палочки, похоже, протухшей ещё в прошлом веке, и процедила сквозь зубы:
– Девочки. Шли бы вы куда подобру-поздорову. Это теперь наш участок. – остальные чуть плотнее сомкнули ряды. Кто-то поигрывал шипастым кастетом, кто-то держал бутылку из-под пива за горлышко, очевидно, готовясь отбить дно о стойку, чтоб воспользоваться… А что – правильно. Шлюх-конкуренток проще всего нейтрализовать не избив, (Можно и самим огрести!) а изуродовав витрину – лицо…
Словом, подпортив товарный вид.
– Да? И кто же вам разрешил здесь работать? Кто, конкретно говоря, ваш Босс?
– Кривой Тони. Тони Гарсиа.
– А что, самому ему уже западло «разобраться» с конкурентками?
– На вас, дешёвок, и нас хва…
Закончить нахалка не успела, так как Ленайна с разворота ногой въехала остреньким окованным носком сапога прямо в прокурено-зияющее отверстие рта.
Фонтаном брызнули зубы из костолита!
После чего в дело вступила Линда: она, буквально распластавшись в нижней стойке, отработала по животам и коленкам. Ленайне осталось лишь добить ещё держащихся на ногах наивных идиоток мощными хуками в челюсти, после чего стонущее-ползающая пятёрка с пола не поднималась. Одна из девиц вообще оказалась в нокауте – Ленайна явно перестаралась.
– Конь. Будь добр – позвони Тони.
Конь так и сделал, опасливо косясь на стонущих и матерящихся «новых» девочек.
Появившийся на пороге спустя буквально пару минут Тони отреагировал спокойно. Даже настоящую (традиционно деревянную) зубочистку из золотых зубов не вынул:
– Тэ-экс, что тут у нас… Здравствуй, Ленайна, привет Линда. Приношу извинения – девочки вас ещё не знают. Новенькие. С Вендизии. Поэтому думают, что самые крутые. Ну-ка, ребята… – ребята-качки, которых Тони привёл в количестве как раз пяти человек, поторопились выдвинуться из-за его широкой спины, словно они ничего не боятся…
Как же, не боятся – они-то «сладкую парочку» знали отлично. Встречались однажды. На заре знакомства с Тони.
– Быстренько, взяли, каждый – по штуке. И понесли в тачку.
Унести мечущих злобные взгляды и шипящих и ругающихся от боли и злости девочек оказалось нетрудно, и много времени не заняло.
– Блин. Теперь две неработоспособны, пока коленные суставы не срастутся. А порванный рот придётся зашивать… И то – вид уже будет не тот. – Тони не сердился: он-то уже отлично знал Линду и Ленайну. Поэтому просто констатировал факты.
– Не обижайся, Тони. Девочки сами полезли. – это влез Конь.
Тони тусклым взглядом прошёлся по его долговязой фигуре. Конь увял и заткнулся. Занялся «выставочными» экзотическими бутылками – после того, как выяснилось, что сегодня зеркало пока останется в целости, надо же их расставить обратно!..
Тони повернулся к Ленайне:
– Ещё раз извините. Мой собственный недогляд. Не успел проинструктировать.
Ленайна покивала. Линда буркнула:
– Между прочим, та, которой порвали рот, курит. Ты в курсе, что это отпугивает до пятидесяти процентов потенциальных клиентов? Многие не переносят травку Кррымл. Аллергия.
– Ага, понял, спасибо. Надо же… Буду иметь в виду. Ну, пока, девочки!
Ленайна и Линда чуть растянули губы – это должно было изображать прощальную улыбку. Тони скрылся за дверью, вскоре взревел мотор его микроавтобуса – девочек повезли на «подлатывание» в клинику, крышуемую тоже Тони.
– А скажи мне правду – неужели я выгляжу так же дёшево и вульгарно, как та, ну, тощенькая, в прыщах? В смысле та, которой я порвала мениск?
– Нет, солнышко моё, что ты, – Ленайна удивилась было. Потом поняла, что Линде, и правда, хочется услышать комплимент, – Мы с тобой пользуемся самой дорогой косметикой. Пластика лица у нас – подправлена лучшими дизайнерами. Шмотки – самые дорогие. А уж про упругость мышц… Поэтому мы просто физически не можем выглядеть, как низкопробные дешёвые шлюхи. Мы – элита! Сотня за час – не меньше!.. Правда, Конь?
Конь, теперь протиравший очередной стакан, (Да что ж они все – сговорились что ли, надраивать стаканы в присутствии славного экипажа «Волчицы»?!) поперхнулся, но тут же поспешил уверить, что так и есть! И что первый же матрос, вошедший в бар, окажется сражён наповал!
Так и произошло через полчаса, когда закончилась смена в доках, и экипажи транспортников буквально толпой повалили через вращающуюся дверь. Ленайна и Линда, отсевшие со своей выпивкой за дальний столик, который как раз до этого и занимала пятёрка выбывших из игры, и который Марта – официантка Коня – поторопилась протереть до блеска, пока даже не улыбались сквозь полуприщуренные веки. Просто смотрели.
Знали, что вначале морякам нужно раскочегариться хотя бы парой доз пшеничной. Ну, или кто там чем привык раскочегариваться…
Заметив, что Конь снова начал сгребать бутылки с бара в шкафы, Ленайна подумала, что вот уж если кто и чует жаренное, так это – профи. Видать, момент настал!
И точно.
– Девушки! А не позволите ли угостить вас выпивкой? – первый подошедший парень не понравился Ленайне. Ну вот не нравятся ей блондины… Поэтому она просто отрицательно покачала головой, рассыпав по плечам огненно-рыжие сегодня волосы с блёстками, зажигавшими, как она знала, в сердцах придурков-мужчин неосознанные ассоциации и подавляемые садистские наклонности.
Взгляд, которым одарила подошедшего Линда, конкретно поразил моряка – он даже отошёл к своим, которые теперь ржали как лошади – очевидно, от его несмелости.
Кто-то похлопал юношу по плечу, кто-то дал шутливую затрещину, после чего послышалось традиционное: «…вот, учись, салага, как надо вежливо снимать девочек!»
Через пять минут всё пространство бара буквально бурлило и гремело, по воздуху носились тела и куски мебели. Ленайна и Линда, стоя в центре уже пустого пространства зала спина к спине, словно превратились в ступицу колеса, от которой, будто отброшенные центробежной силой, всё отлетали и отлетали спицы-нападавшие…
Конь, вовремя (Точно – профи!..) успевший убрать со стойки у зеркала наиболее дорогие и раритетные красивые бутылки, криво улыбался, только и успевая уворачиваться: всё имущество он, как и Тони, и все остальные бармены, застраховал ещё после первого посещения «Бродяги» офицерами «Волчицы», чуть ли не два года назад.
Полицию Конь вызвал только после того, как последний участник побоища повалился на пол, уже не проявляя желания «Показать наглым шлюхам!..»
Сегодня на дежурстве оказался лейтенант МакКафри.
Он Линду и Ленайну не одобрял. Но понимал, что исправить их не смогут ни его несколько запоздалые нравоучения, ни время. Поэтому просто переписал себе для протокола видеозапись драки-разминки и драки-окончания.
Вразвалочку подошёл к ним. Отсалютовал.
– Здравия желаю, майор Мейстнер, капитан Мейстнер… Давно хотел поблагодарить за очередную зачищенную планету. Все новости только об этом и… Ну, и конечно, поздравить с присвоением внеочередного воинского… Н-да. Но вот насчёт вот этого!..
Он похлопал по кодографу с записями Чёрного Ящика:
– Знаете, вы двое всегда улыбаетесь и так глазки подводите к потолку: ну ни дать ни взять – две невинные жертвы. Мужских домогательств. Этакие ангелы. Женского, ярко выражено – женского пола.
А по мне – так вы хуже Моллукской чумки! И «культурно отдохнуть и расслабиться» норовите почему-то всегда именно в мою смену.
– А вот и неправда, господин лейтенант. В прошлый раз на нас ворчал Вачовски.
– А, верно-верно. – МакКафри хмыкнул, – Ну, и на том спасибо.
Развернувшись и снова откозыряв, «Майор Мейстнер, капитан Мейстнер!», МакКафри удалился. Бесчувственные тела погрузили ребята-санитары. Док Престон, в смену которого они опять попали, снова качал головой, и надувал губы:
– Ф-фу… восемь переломов ног и рук, три сотрясения. Это – как минимум. Рёбра вообще не считаю. Спасибо, хоть никому ничего не оторвали, как тогда, в «Канопусе»…
Линда, наблюдавшая, как санитары всё уносят и уносят тела, поинтересовалась:
– Док. Куда вы их там грузите? Штабелями, что ли, накладываете?
– Нет, девочки. Зная вас, мы сразу пригнали четыре машины.
Конь налил и принёс доку мангового сока: «За счёт заведения!» Тот выпил. Благодарно кивнул. Попрощался, покачав снова поцокав языком. Затем тоже ушёл.
Линда порылась в лифчике, и выудила скатанную трубочкой пятисотенную купюру. Прикрыла салфеткой, протянула Коню. Ленайна, отдав пустой стакан, добавила вторую. Конь поспешно, и так, чтоб не видно было видеокамерам, спрятал их в потайной кармашек на поясе.
Убытки заведения и так с лихвой покроются страховкой! А флотские девочки…
Должны снимать нервное напряжение!
Ленайна, поплевав на ладонь и потерев поистине огромный лилово-жёлтый синяк на ягодице, обозрела произведённые разрушения. Подумала вслух:
– Знаешь что… Пора выдумать другое развлечение. Это мне уже начало приедаться. Да и мужиков жалко. Они же не виноваты, что мы такие… Сексапильные с-сучки!
Миша куда быстрее разлепил уже не такие заплывшие глаза:
– Ну что, всех побили?
– Всех. – особой радости Ленайна, и правда, не испытывала. Нет, точно – надо придумать что-то другое. А то уже и таксисты их узнают в лицо, и побаиваются: вон, тот придурок, что вёз их сейчас до отеля, только потел и косился в зеркало: а ну как девочки ещё не весь пар выпустили?!
– Вам самим не надоело?
– Надоело. А что ещё прикажешь делать? В носу ковырять?
– А что – чем не развлечение… Может, залежи урана откроешь.
Линда пнула кровать. Та заходила ходуном, Миша схватился за голову:
– Тише ты, с-сучка… Как будто осёл лягнул! У меня ещё голова не прошла!..
– Сейчас посмотрим, так ли всё у тебя запущено… – Линда в мгновение ока избавилась от символической условности, которая сегодня заменяла ей одежду, и полезла к Мише. Тот попытался было протестовать, ссылаясь на то, что устал, голова болит, и ещё «ничего не работает после вчерашнего», но Линда, ничего не говоря, взяла дело в свой… Рот.
После этого от Миши вразумительных звуков не поступало. А Ленайна задержалась вне постели только для того, чтобы выпить очередной фужер шампанского.
Наутро оказалось, что снаружи идёт дождь, и идти никуда не хочется.
Ленайна закуталась в махровый халат, и подтащила шезлонг, всегда на всякий случай стоящий на открытой веранде, ближе к сочащимся с навеса струйкам – но так, чтобы разбивающиеся о пол капли не попадали на ноги.
Дождь её всегда умиротворял. Мерно барабанившие по навесу из старого доброго брезента, и пробивающие похожими на водяную пыль крошечными брызгами плотную ткань, капли, почему-то навевали воспоминания о детстве.
На их планете дождь тоже шёл часто. Ну так – климат контроль же, мать его… Для блага посевов.
А вообще-то она уже давно ощущала внутри какое-то странное чувство.
Неудовлетворённость.
Тупиковость ситуации. Состояние вечного пата.
Ну вот они раздолбали очередную вражескую Базу-планету с кучей комбинатов оборонной промышленности. Поубивали и солдат, и офицеров, взорвав Матку и вспомогательные корабли. Краулеры «зачистили» ни в чём не повинных осьминожек-фермеров. И работяг в шахтах и на заводах. Которые виноваты только тем, что добывали какие-то там полезные ископаемые для нужд военной промышленности: уран, руду для выплавки стали и алюминия, селитру, нефть, и прочие фосфаты… Перерабатывали всё это в орудия смерти: корабли, снаряды, ракеты. Двигатели и топливо.
Она как всегда, даже не ощущая, как рефлекторно хмурятся брови, рассматривала свои ладони. Неужели не они, тренированные и крепкие как сталь – её главное оружие? А то, до сих пор не постигнутое никакими учёными, вещество, что заполняет странным серым комком её череп?..
Тщательно изучая свои подсознательные и сознательные комплексы и мысли по поводу происходящего, она теперь куда лучше понимала: никакой личной ненависти к несчастным трудягам-фермерам, пусть и с восемью конечностями-щупальцами, и шестью глазами, она не испытывает! Они наверняка в том же положении, что и они с Линдой десять лет назад, когда жизнь сводилась к перетаскиванию мешков и раскладыванию контейнеров с грибницей и компостом по стеллажам под конусами инфраизлучателей и головками спринклеров…
Значит, нужно просто уничтожить тех, кто сопротивляется профессионально.
Тех, для кого именно Война – работа: вражеский флот!
Тогда, может быть, поняв бессмысленность сопротивления без армады с оружием, остальные «осьминожки» просто сдадутся, и обеспечат себе выживание хоть таким образом: разумеется это унизительно, да…
Но – не так, как сейчас, когда полное истребление поверженных сопротивляющихся, да и – не-сопротивляющихся – неотвратимо!
Вражеский флот – проблема номер один, в этом-то у неё сомнений нет.
Но как это сделать эффективно, если даже руководство уже их Флота не знает, с какой стороны взяться за такое дело?..
Да и раздроблен вражеский флот, не сметёшь его, словно пыль со стола, одним взмахом тряпки! Тысячи кораблей охраняют оставшиеся планетки. Хотя и не могут не понимать, что оборона – это пассивный способ ведения боевых действий. И победить не позволит, так как земляне и плодятся, и промышленную базу, и новые военные технологии развивают – быстрее.
Гораздо быстрее!
И скоро сумеют взять хотя бы даже – одним числом…
Это раньше, лет пятьдесят назад, глубоко эшелонированная наземно-орбитальная оборона позволяла за счёт мощных и грамотно размещённых Опорных Пунктов, и бронированных, пусть не манёвренных, зато прочных, кораблей-авианосцев и дредноутов, разгромить даже превосходящие силы атакующего противника: когда на одного убитого обороняющегося приходилось пять-шесть убитых атакующих.
А соотношение потерь кораблей и ракет бывало и ещё хуже.
Затем появилась новая боевая техника. И, соответственно, изменилась тактика.
Кинжальные уколы танков, в трёх случаях из пяти позволяющие в самом начале боя уничтожать самый важный элемент обороны – Базу-матку, сделали строительство рассредоточенных по периметру обороны Опорных Пунктов бессмысленным: достаточно одной хорошо пробитой бреши, и – пожалуйста! Весь десантный «кулак» летит туда!
И стоит единственному кораблю с контейнерами с бациллами-мутантами прорваться к поверхности целым, и – всё!.. Оборонять будет некого.
«Враг вступает в город, пленных не щадя, потому что в кузнице не было гвоздя!»
Ну правильно: рано или поздно технологическое преимущество Сверков должно было оказаться чем-то компенсировано. Если не технологией – так сумасшедшей, зачастую почти самоубийственной, тактикой.
Где упор делается на ключевые, сверхубойные элементы: торпеды с гипер-ядерной начинкой. Одной такой – даже взорванной снаружи, на расстоянии меньше мили – более чем достаточно на огромный корабль… Но торпеды – не многократно бронированные и защищённые разными техническими «прибамбасами» от оружия врага, корабли. И сами пробиться сквозь эшелонированную оборону, выдерживать попадания противоракет и снарядов, разумеется, не могут. Как и нести на борту массивный генератор ЭМИ для вскрытия защитных полей Матки.
Значит, эти торпеды должен кто-то доставить. На место.
И вот тут и вступают в дело чёртовы экипажи танков.
Самоубийцы.
Камикадзе.
Фанатичные отморозки.
Сверки никогда на подобное не решались. Во-всяком случае, на её памяти.
Нет: они воевали методично, жестоко – да, этого не отнять. Но – как-то…
Неизобретательно. Словно – по шаблону. Который разработали, возможно, ещё их прапрапрадеды.
Так что таранные, зачастую – самоубийственные, удары, и «победа любой ценой» – не их методы. А вот земляне…
Ленайна не обольщалась на свой счёт. Они с напарницей – бешенные сучки Войны. Её логическое порождение. Просто безбашенные удачные психотипы, всегда за счёт каких-то наследственных, или мутационных случайностей, присутствующие в любом достаточно обширном Социуме.
А в данном случае – их «нестандартность», асоциальные наклонности, и ярость камикадзе-берсерков, грамотно используется Государством.
Такие раньше всё равно шли в солдаты. (Достаточно вспомнить «женщину-гусара».) И не в простые войска – а в элитные. Гвардия. Космодесант. Диверсанты. Шпионы. (Ну, с этим-то – похуже. Землянин среди осьминогов-сверков выделялся бы, словно рваный солдатский сапог среди изящных женских туфелек-лодочек… Даже если б его удалось «закамуфлировать» в псевдотело. Поведение-то – не спрячешь!)
Те же, кто из числа людей «с отклонениями в психике» не шли в солдаты, по-другому проявляли свои лидерские и антиобщественные наклонности: вон, как Миша и его банда… Или уж – служить в полицию!
Но где же выход?
Такое положение дел не может продолжаться вечно.
Она не слепая: видит, что стычки с матросами-шлюхами-торговцами, которыми систематически развлекается не только их тройка, не могут не озлоблять, не настраивать против танкистов, население своих же планет. Обычных землян-колонистов.
А экипажам танкистов хоть какие-то встряски и отдушины нужны! Потому что стычки, даже победные, с кораблями и ракетами врага, не дают полного удовлетворения!
Ну вот не ощущается настоящей победы – как оно бывает в старой доброй рукопашной, когда отправишь амбала-качка в беспамятство нокаута минут на десять прямым в челюсть! Или переломишь, словно спичку, опорную ногу!..
Может, такое недоудовлетворение своей работой происходит оттого, что они никогда не участвуют в процедуре «зачистки»?.. Не видят – «победы»? Когда после прохода краулеров остаётся лишь пустая и мёртвая оболочка на месте «биосферы»…
Нет, если честно, смотреть, как гибнет всё живое на планете, чью оборону они помогли взломать своими танками, Ленайна попросту… Боялась. Да – ей и Линде свойственна жестокость. И беспощадность. Когда они с врагами – лицом к лицу. И силы и возможности примерно равны.
Но вот добивать выживших, и «зачищать» побеждённую планету – нет!
Когда мысли невольно углублялись в технологические тонкости того, как эта «зачистка» происходит «с гарантией» – от такого начинало подташнивать! Все эти огнемётные аэрозоли, жёсткое рентгеновское излучение, яды, для которых нет противоядий, бактерии – без действенных, десятилетиями разрабатывающихся, антибиотиков, и бульдозерные буровые – проходчики для уничтожения Убежищ, с их жуткой начинкой…
Как-то оно всё не вязалось с Кодексом Чести Офицеров.
Наверное, именно поэтому бригады зачистки укомплектовывались лишь людьми с определённым складом характера. Психотипом. И несмотря на это, именно среди них чаще всего случались психические расстройства и нервные срывы.
Во время одного такого, произошедшего случайно на глазах тройки Ленайны, когда они были на флагмане эскадры для присвоения очередного звания, взбунтовалось пять техников-операторов. Наземных машин зачистки.
Охрана, правда, быстро бедолаг уничтожила – профессионалы стреляли куда лучше. Лысые же техники, работавшие обычно лишь с мыслешлемами, и, скорее всего, и настоящего оружия-то до этого в руках не державшие, ни в кого так и не попали.
Четверо погибли быстро.
Однако Ленайне калёным железом врезались в память слова, брошенные пятым, пожилым, почти стариком с морщинами и неряшливо выбритой седой бородой, техником, полковнику Эдлаю Хоммеру, их непосредственному тогда начальнику, когда санитары проносили мужчину, истекавшего кровью, мимо них на носилках:
– Совести у вас нет! Вы – не офицеры, а бандиты! Твари, хуже монстров! Безнаказанно убивающие и стариков и детей!.. Они же, хоть и твари, но тоже – живые! И то, что вы делаете всё это нашими руками, а сами сидите в чистеньких каютках и кабинетиках Авианосцев и Фрегатов, не делает вас непричастными к массовым убийствам! Да-да – к обычной резне!.. Ну и чем вы лучше нацистов-эсэсовцев?!
Ленайна тогда потеряла дар речи. Полковник же насупился, и приказал санитарам:
– Когда его будут латать, скажите дежурному хирургу, что я приказал провести и полную лоботомию! Об исполнении доложить!
Нет, насчёт моральной допустимости таких операций, как полная «зачистка», сомнений у Ленайны не было. Не было у неё и сомнений насчёт окончания войны. В ближайшее десятилетие, если они или Сверки (Ну, последнее-то для таких консерваторов – нереально!) не придумают чего-то принципиально новенького, этого не произойдёт. И пусть враг не нападает сам, оборону-то оставшихся сорока двух планет он укрепит…
Но что она может сделать в этом плане?! И вообще – почему её мысли всё время возвращаются к проблеме Окончательной Победы? Может, это оттого, что она отлично понимает: затянувшаяся война стоит поперёк горла всем?!
Всем простым землянам. Фермерам. Нефтянникам. Шахтёрам. Инженерам. Сталеварам, слесарям, рабочим оборонных, да и не-оборонных заводов.
Сзади тихо подошла Линда.
Нежно приобняла её за шею и плечи. Прижала затылок Ленайны к своему тёплому, и сейчас такому мягкому, животу. Тон немного печальный. Но – не укоризненный:
– Что, опять хмурим бровки?.. Опять мысли о войне и нашей роли в ней? – Ленайна чуть кивнула.
– А может, уже хватит самокопания и «моральных» терзаний?!
Ленайна вздохнула. Линда, конечно, чувствует её настроение. Тоже почти читает её мысли. Почти – потому что полностью это всё же возможно только в боевой рубке, с одетыми шлемами.
– Да. Я думала о том, как быстрее можно завершить войну. Эту проклятую войну.
– А-а, сегодня мы – за Генеральный Штаб… Ну и как? Что-нибудь путное надумала?
– Да. Правда не в плане тактики. А в плане ностальгии. – она подняла взгляд вверх и назад: на лицо напарницы. – Как ты смотришь на то, чтобы съездить на родину?
– На Глорию?!
– Ну да, на Глорию. Домой.
– Какой, к чёрту, у боевых злобных «сумасшедших мутанток», да ещё и – извращенок, как про нас все и думают, может быть Дом?!..
Мы же – бешенные и безбашенные боевые с-сучки, не имеющие ни Дома, ни Родины… Без роду и племени. Без отцов, матерей и… детей. (Ну, их-то сейчас ни у кого нет!)
Сама знаешь – нигде нас не ждут. И никто нас не любит. – вспомнив про изуродованных моряков и портовых шлюх, Ленайна не могла не усмехнуться, и положила ладонь на руку Линды на своей груди. Запал супруги вдруг иссяк, – Ладно, поехали.
Глория – так Глория.
Вот. В этом – вся Линда. Может поменять решение в долю секунды, особенно если почует, что так надо…
А в данном случае Ленайне – надо.
Идея посетить их «родину» не показалась Мише интересной и волнующей.
Ему вообще всё это «ностальгирование» было по барабану: там, где он родился и вырос, наверняка до сих пор хранятся Протоколы и обвинительные Акты. И всё это остановлено, и спущено на тормозах только потому, что он работает сейчас на Правительство. Работает так, что нельзя, конечно, сказать, что кровью и потом искупил вину, но всё-таки определённую пользу принёс: в составе экипажа «Волчицы» поспособствовал улучшению «Глобального» баланса сил – процентов на пять. И приблизил таким образом столь любимый пропагандистской машиной штамп: «Долгожданный миг окончательного разгрома агрессора!»
Но когда они вышли из кабины транслятора в вестибюль здания Вокзала, первым всё же высказался именно он, поскольку Линда и Ленайна, невольно взявшись за руки, молчали, ощущая себя странно: не то – потерянными в огромном помещении воспитанницами младшей группы Интерната, не то – двумя дурами, пытающимися, наплевав на отчаяние, кровь, пот и слёзы, «спасти мир», и вдруг обнаружившими, что все усилия никто так и – не то, что не оценил – попросту не заметил! А мир стоит, как и стоял.
– Смотри-ка, неплохо для фермерского мира. У нас дома вокзальчик-то победнее… (Ну, это я про эту помпезную лепнину с позолотой!) И размером поменьше раза в два. Наверное, это оттого, что к нам почти никто посторонний не ездит: незачем. Потому что смотреть, как в восьмикилометровых шахтах добывают единственное реальное богатство моего Региса – карбосилиций – малоинтересно. А вот купить его можно в любом портовом складе восьмидесяти шести оставшихся миров…
Ленайна уже взяла себя в руки:
– Нашу Глорию тоже не слишком часто посещают. Потому что на то, как выращивают дрожжевые отруби и «особую северную» пшеницу смотреть тоже… Не слишком увлекательно. А, да – ещё у нас пятиметровая кукуруза с пятифунтовыми початками.
– На …ера же вам такой помпезный и здоровущий Вокзалище?!
– Ну… Наверное, всё же для престижа. Это ещё отцы-основатели постарались. Фундамент заложили сразу после прибытия… Я читала и зубрила всё про историю любимой планеты ещё во время учёбы в Интернате – но сейчас всё напрочь выветрилось. Как лишняя и бессмысленная информация. Линда, может – ты?..
– Нет. Я, если честно, вообще не запомнила ничего. Ну, мы ж не мужики: это им в их Интернатах про всякие машины, ракетные двигатели и проходческие комбайны… Да ещё с экзаменами и зачётами. Ну и ладно: дрожжи таскать и собирать вызревшие грозди в контейнеры мне незнание истории не помешало. Правда, и не помогло…
– Ладно. Я так понял, мы сейчас отправимся из Столицы – прямо к вам в заштатную захолустную дыру, где две отметившиеся выдающимися Делами и славными Победами героини Флота начинали свою доблестную, полную глубочайшей самоотверженности, и нервного и духовного…
– Заткнись, Миша! А то не посмотрю, что ты наш мужик – отделаю, как Сверка!
– Понял. Молчу. На больные мозоли не наступаю.
Они прошли к кабине информа, откуда на них полуиспуганно-полувопросительно уже давно смотрела миловидная девушка в строгой тёмно-синей униформе: диспетчер-информатор. Ленайна сходу «озадачила» славную представительницу администрации:
– Нам нужно попасть в город Лахор. Настройте, пожалуйста, передатчик. – она протянула руку запястьем вперёд.
Девушка автоматически провела сканнером, так и не успев ничего спросить. Собственно, ей и спрашивать ничего было не надо: парадная армейская форма Истребительного танкового эскадрона говорила сама за себя!
Ленайна не без внутреннего удовлетворения пронаблюдала, как расширились глаза диспетчерши при виде возникшей в обоюдопрозрачном виртуальном мониторе таблички «Счёт оплачивает Казначейство Флота».
Однако девушка нашла нужным поприветствовать их и уточнить:
– Добро пожаловать на Глорию. В какое именно место в Лахоре вы желаете?..
– Чёрт. Ну, давайте прямо в Мэрию!
– Одну минуту. – пальцы девушки попорхали по виртуальной клавиатуре, и почти сразу:
– Соединение настроено. Прошу вас пройти в кабину.
Ленайна кивнула. Всё это время она, в отличии от Линды и Миши, жёстко смотрела в глаза девушке. Только для того, похоже, чтобы лишний раз убедиться в том, что слухи о привычках экипажей танков опережают, и сильно преувеличивают их репутацию: к концу этого «буравления» с девушки обильно тёк пот, и коленки выбивали мелкую дробь!
Может, она и правда думала, что если не поспешит, или брякнет что-то, могущее оскорбить взрывные характеры, они её тут же, на месте, и прямо втроём, изнасилуют, свернув к чертям собачьим бронированную кабинку, словно картонную коробку!..
Линда развлекалась тем, что пялилась на стереофотографии «красот местной природы», развешенных по периметру зала: тут и колосящиеся поля, и тучные стада на зелёных склонах, и первобытно-суровые горы с бурными реками-водопадами… Да, всё это на родной планете имелось, но…
Во-первых, никто и никогда на эти красоты вблизи – при них, во-всяком случае! – не любовался: некогда! А во-вторых – много чего было попросту отретушировано и добавлено. Для вящей красоты.
Миша просто слушал стерео из наушников, ни на чём не заостряя внимания – он предпочитал эстраду семидесятых. А если девочкам приспичило вдруг «посетить историческую родину» – пускай их!
В кабину транслятора первой вошла всё-таки Линда.
Через минуту – Ленайна.
Пока они осматривали весьма убогий по сравнению с приёмным залом Вокзала холл и коридор первого этажа «родной» Мэрии, из кабины вышел и Миша. Похоже, ему здесь не понравилось: он сморщил нос. Но ничего не сказал.
Ленайна не стала ничего выяснять у маленького пожилого клерка, при виде их дёрнувшегося всем телом, а затем испуганно сгорбившегося за стойкой регистрации Прошений, а сразу вышла через вращающиеся двери на улицу: в ослепительное сияние Трилорна.
– Вначале – в гостиницу!
Гостиница стояла прямо напротив мэрии. Миша, обозрев двухэтажный серый дом барачного типа, украшенный вывеской на куске пластика «Риц», усмехнулся:
– Классное тут у вас чувство юмора! Мне, пожалуйста, пентхаус!
Линда треснула его ладошкой по затылку. Вроде, несильно, но голова так дёрнулась, что из одного уха пулей вылетел наушник.
Они вошли.
Ленайна занялась оформлением: в холле за стойкой окопался ещё один весьма милый старичок, чертовски напоминавший классического Санта-Клауса, каким его всегда изображают на рождественских открытках. Только что без шубы. Старичок, как ни странно, эмоций страха не испытывал. Ленайна почувствовала – это потому, что он чем-то очень серьёзным болен, и ждёт, что может со дня на день… Да, верно: такого не только танкистками, но и бомбой с Люцианом не пронять.
В номере они кинули сумки прямо на пол. Молча обозрели обстановочку.
А что: рисуночек обоев с цветочными веночками-рамочками вполне нейтрален: даже где-то… успокаивает глаз – мило-наивной патриархальной провинциальностью. Ленайна прошла в первую спальню, Линда с Мишей во вторую – ту, что побольше.
Ленайна обнаружила, что не то – королевские, не то – Президентские витиевато-ажурные вензели из букв с золотым тиснением на обоях ей не слишком нравятся. Э-э, ладно! Не жить приехали – пяток дней можно и потерпеть всю эту …нову вычурность!
Войдя к Мише с Линдой, она даже присвистнула: вот это – да!
Настоящие старинные видеообои: на одной стене – роскошная тайга: могуче шевелятся вековые кедры и сосны под еле ощущаемыми порывами ласкового летнего ветерка. На другой – реально текущий водопадище. На третьей – горная альпийская долина. Даже овечки – вон, пасутся.
Ретро, мать его…
Линда, которой надоело поворачиваться, разглядывая, буркнула:
– Поедим? Или сразу поедем?
– Сразу поедем. Насколько я помню, пункт проката тачек – на второй западной.
Пока они дошли туда, у Миши была полная возможность оценить небольшие убого-стандартные домишки-коттеджи, притулившиеся по бокам неширокой асфальтированной улицы, окружённые насквозь пропылёнными, и какими-то тусклыми, деревьями, и неправдоподобно громоздкие склады и ангары, видневшиеся сразу позади домиков. Перекрёстки возникали через каждые двести с небольшим шагов.
– А почему у вас никто не ездит на машинах? – полное отсутствие в пределах видимости как транспортных средств так и людей, похоже, не сильно Мишу удивило.
Ещё бы! А ответ он и так предвидел – Ленайна это чуяла! – но из вежливости к их Родине всё же спросил.
Он и сам понимает, что все, кто сейчас не занят непосредственно в офисах, на полях и в грибных и в дрожжевых подземельях – отсыпаются. После девятичасовой смены не слишком хочется «просто гулять»!.. Особенно – «наслаждаясь» таким видом…
– Да, ты правильно подумал. Фермеры не могут себе позволить роскошь передвижения на жутко дорогом для них транспорте. Все, если нужно куда-то поехать, берут велосипед. А чиновников – тоже, наверное, догадался! – сократили так, что у них рабочая смена по двенадцать часов. И – безвылазно от диспетчерского пульта Конторы!
Миша с умным видом покивал. Но от комментариев воздержался, предпочтя сосредоточить внимание снова на музыке – чтоб не мешать им. «Наслаждаться» прошлым.
Пункт проката оказался открыт. И, что удивительно – там оказалось даже две машины на ходу.
Белобрысый коренастый паренёк, встретивший их за конторкой, не совсем чтобы сердито, но – настороженно смотрел и слушал, как Ленайна, наматывая круг вокруг квартала, проверяет работу двигателя и тормозов. В туче пыли она воткнула машину снова на стоянку перед зданием. Выбравшись из-за руля, и захлопнув дверцу так, что хлипкая конструкция зашаталась, констатировала:
– Надо полагать, что вторая, – она презрительно кивнула на машину, похожую на облитую глазурью не то игрушечку, не то – пирожное, – ещё медленней ползает?
– Э-э… Ну, в-общем, да.
– Ладно. Выписывайте эту. На пять дней. – она прошла назад в полутёмное помещение гаража, к конторке, и подставила запястье.
Глаза паренька тоже округлились при виде возникшей таблички. Но он промолчал, предпочтя просто что-то написать в документах, которые передал ей. Ленайна не поленилась взглянуть:
– «Все возможные поломки оборудования – под ответственность Флота».
Она фыркнула. Парнишка смутился: уставился в пол, покраснел.
– Ладно, не переживайте, молодой человек. – она сообразила, что только сейчас прочла на его бейджике, что он – Чарльз, – Мы постараемся вернуть её в целости. Не так уж страшны офицеры Флота, как их пытаются представить пропаганда и слухи. Не гоняем мы голышом в пьяно-обкуренном виде по улицам города, в который приехали «отвязаться», безнаказанно давя честных тружеников! И вовсе мы младенцев Сверков на завтраки с грибным соусом не едим. И всех смазливых колонисточек и колонистов не насилуем…
Чарльз покраснел ещё сильней, показав тем, что стрела попала в яблочко.
Линда буркнула:
– Да что ты с ним церемонишься: понравился – забирай! Мы с Мишей его подержим, если что!..
Чарльз вскинул на неё взгляд… Ленайна сразу расхотела поддерживать шутку:
– Ладно, Линда, кончай. Симпатичный парень. Незачем превращать его в соляной столп. Смотри: он побледнел.
– Ага… – Линда неторопливо подошла, повиливая своим милым задом, сексуально обтянутым слишком прилегающими штанами из настоящей кожи. Шпильки каблуков делали её выше на добрых шесть дюймов (Форму она принципиально одевала только на службе!), – Я всегда была неравнодушна к таким молодым… Симпатичным. Наивным и юным… – она неторопливо обходила парня по кругу, легонько прикасаясь оттопыренным пальчиком с чудовищным накладным ногтем к шее, груди и спине бедолаги, – мальчикам. Мне, старой и прожжённой шлюхе, так не хватает ласки вот таких, восторженных и девственных… Наивных. Неофитов.
Комедию, от которой парень заметно побледнел, усугубил Миша: он просто шлёпнул Линду пониже спины, прокомментировав:
– Наставишь мне рога – ему не жить! – и грозно глянул на Чарльза.
Чарльз покраснел. Покрылся потом. Коленки, как у давешней диспетчерши, начали выбивать дрожь, словно кастаньеты.
Ленайна покачала головой:
– Вы, двое придурков. Хватит. Парень теперь всю ночь будет мучиться от эротических кошмаров…
Поехали, мне надоели ваши игрища.
В машине Линда и Миша оглушительно ржали:
– Нет – ты видела, видела?! Какое у него стало лицо?! Да он же чуть не обмочился, когда ты провела ему по горлу ноготком с лезвием!
– Ну так!.. На том стоим: мы же закалённые в боях, и жутко развратные в моменты расслабления, ветераны жестоких схваток! Драться – так драться, трахаться – так трахаться! А что – может, и правда, стоило его взять? Да и ту диспетчершу тоже – я же видела, как ты буравила её глазами: только что дырку не проглядела!
Ах, вот оно что… Линда банально приревновала!
Ленайна просто фыркнула, сплюнув в открытое окно.
Машину она вела небыстро, потому что боялась за эту развалюху: непохоже, что хлипкая рама – только-только выдержать вес троих-четверых! – смогла бы противостоять нагрузкам больше ста миль в час! Да ещё на поганой сельской дороге, покрытой застарелыми выбоинами, трещинами и бугорками. На Мишу и Линду она не смотрела: пусть себе детишки порезвятся! Сегодня они даже никому ничего не сломали и не отрезали. Не говоря уж о том, что полгорода не разнесли в щепы…
А могли бы.
Приземистое здание длиной в добрый квартал, и шириной – в половину, одиноко торчало посреди просторов полей с «особой северной» пшеницей, плотные тугие колосья которой медленно переваливались волнами под жиденьким полуденным ветерком.
Ленайна обнаружила, что входная дверь заперта.
Ха!.. Ей вовсе не улыбается торчать тут на жаре, пока дежурный техник сообразит открыть. А, может, как часто и бывает, он читает, или отошёл куда из аппаратной и не смотрит на то, что показывает входная видеокамера.
Ничего, чёртова дверь сейчас будет отперта: удар!
От стены, в которую с размаху ударилась ручка, полетела штукатурная крошка!
Ленайна прошла по замызганному бетонированному коридору в задний конец здания. Точно. Вот она – комната-кабинет Управляющего фермой.
Их фермой.
Их бывшей фермой…
Миша и Линда держались сзади: похоже, чуяли её серьёзный настрой.
Эта дверь оказалась не заперта.
Ленайна вошла, окинув быстрым цепким взглядом обстановку (казённо-убогую) и человека за заваленным бумагами столом (тщедушного, и с лицом нездорового серо-зелёного оттенка).
– Мы офицеры Флота. Хотим поговорить с работницами вашей фермы: Людмилой Кравчук и Сандрой Джоунс.
Какое-то время стояла тишина – слышно было, как шипит, выпуская жиденькую струйку чуть охлаждённого воздуха, решётка старого, обслуживавшего всё здание, кондиционера. И жужжит муха, периодически тыкающаяся в пыльную лампочку.
– Но по…послушайте, господа офицеры! Они… Эти работницы сейчас работают! У них – смена! И я не имею никакого права отрывать их от…
Лицо заморыша лет пятидесяти ещё больше посерело, и покрылось бисеринами пота. Похоже, он не совсем осознавал… Или пытался и правда – выполнить свои чёртовы «административные обязанности по контролю за процессом работы»: мониторы с картинками из подземных блоков занимали целый угол кабинетика.
– Чего ты с ним церемонишься? – выдвинулась вперёд Линда. И даже присела обтянутой кожей задницей на столешницу рядом с чиновником, – Давай я сломаю ему руку, и он сразу станет сговорчивей? Ну, или давай мы его подержим, а Миша его поимеет?!
Чиновник откинулся от стола вместе со стулом, и что-то пискнул, пытаясь ослабить воротник с узлом галстука, явно ставшим тесным, и почему-то сразу превратившимся из аккуратного аксессуара в жалкую смятую тряпочку.
Ленайна подпустила в голос угрожающие нотки:
– Проклятье. Сама не знаю, что меня сдерживает. От того, чтобы не пришибить очередного долбо… Дятла! Ну ты, мудила грешный! Забылся, что ли, на мгновенье? Особый Статус! – она ткнула ему в нос эмблему Танкового Эскадрона на рукаве кителя.
– Немедленно вызови кого-нибудь, и пусть нас проводят! Сначала к Людмиле, а потом – к Сандре! И если ты, или ещё какой-нибудь идиот попробует нам помешать делать с ними всё, что мы захотим – пусть пеняет на себя! Запомнит на всю оставшуюся короткую жизнь в рудниках Иллирии!
Чиновник поторопился пододвинуться обратно к столу и щёлкнуть селектором:
– Дже… – он прочистил горло, откуда вместо слова вырвался не то визг, не то – стон, – Джеффрис! Подойди ко мне в ка…бинет. Немедленно! – писклявый голос, как-то сразу повысившийся на пару тонов, заставлял думать, что он поверил… Что они действительно собирались его трахнуть!
Ленайна поторопилась закрепить эффект:
– И не забудь: выпиши каждой недельный, полностью оплачиваемый отпуск!
Через минуту они шли за хитро ухмылявшимся в седые густые усы пожилым мужчиной по лестничным маршам бесконечной лестницы. На третьем пролёте, когда свидетелей уж точно не могло быть, Джеффрис буркнул, глянув через плечо:
– Привет, Ленайна, привет, Линда! Здравствуйте Миша. А я вас сразу узнал. Во-первых, вас показывают по визио уже дня три… А во-вторых, так приятно видеть Пратчетта на грани обморока. Вы, надеюсь, не успели его… Отыметь? А то у него – геморрой!
– Привет, Тони. – Ленайна просто перешла на обычный тон, – А я-то думала – ты на пенсии.
– Да, выйдешь тут, как же… Можно иногда подумать, что чем лучше положение на фронте, тем больше приходится «затягивать пояса» в тылу. Если ты не в курсе – у нас теперь одиннадцатичасовой рабочий день. И паёк опять урезали.
– Да ты что!.. Его же и так… Еле хватало?
– Ну да. Так что теперь все ходят стройные, подтянутые. Впрочем – не ходят. Правильней сказать – ползают. До кровати и обратно. Ни на что другое ни сил ни времени не остаётся. Так что толстушек-хохотушек у нас в блоке больше не увидите! Да что там: сейчас встретитесь и с Людкой, и с Сандрой – посмотрите сами…
Крепкая мускулистая спина Людмилы, туго обтянутая голубым халатом, маячила в проходе между стеллажами: её обладательница, похоже, нагнувшись почти до пола, заменяла компост в гибких контейнерах (обычных мешках) для грибов. Ленайна, стараясь сделать сюрприз, подала знак своим: чтоб не шумели.
Мощный шлепок по заднице возымел своё действие: спина вскинулась, раздался мощный рёв:
– Что за!.. – полился буквально поток непечатных выражений.
– Приятно видеть, что ты не изменилась! – Ленайна подалась навстречу свирепо развернувшейся женщине с морщинистым красным лицом. Из ноздрей торчали цилиндрики фильтров, а на шее уже явственно обозначились три тоненьких складки-морщины – от старости?!
Глаза женщины вдруг прищурились:
– Ленайна?! Я поверить не могу! Это правда ты, бешенная сучка?! Вот уж не ждала, что тебе настолько снесёт башку, что ты припрёшься сюда!!! – Людмила не стала ждать, а запросто сграбастала старую знакомую прямо как была – в покрытом засохшей глиной и компостом замасленном халате! – в медвежьи объятия.
Ленайна и не подумала отстраняться. Ей что-то укололо в сердце: их помнят! Уж Людмила-то никогда не лицемерит! Всегда говорит то, что думает!
– А где же Линда? – работница чуть отстранилась, – Ба! Да ты ещё с-сучистей, чем твой альфа-лидер! Шикарно выглядишь, чтоб тебя!.. А это кто?
– Это – Миша. Наш напарник по «Волчице»!
– А, ну как же – слышали, слышали… Правда, визио у нас тут нет, но по радио про ваши подвиги передают каждые два часа! Поздравляю! Вот уж жутко, наверное, всё это… А к нам – на отдых, что ли? Или… Ностальгия замучила?! – Людмила прищурилась. Выпустила, наконец, и Линду из медвежьих объятий, в которых трясла её, словно терьер – крысу, пожала Мишину руку, и отстранилась, чтобы взглянуть ещё раз на всю троицу:
– Нет, хуже не стали. А то нам тут слухи пускают, лапшу навешивают: «Армия уродует людей! Делает из них бездушных роботов!» Брешут, стало быть, как поповы собаки: на всё готовы, только б народ не ломил в приёмные пункты… Записываться добровольцами.
– А что, Людмила? Многие записываются?
– Да нет. Нет. Сейчас – немногие. Потому что боятся Армии ещё хлеще ферм, шахт и полей.
– Но Джеффрис, – Ленайна кивнула на молча стоящего, и не без хитринки в глазах наблюдавшего за их встречей мужчины, – сказал нам, что у вас теперь ужесточили режим. Смена – одиннадцать часов! Урезанный паёк. Что может быть – хуже-то?!
– Как – что? Здесь хоть знаешь: поработал до восьмидесяти лет, и – законный пенсионер. На всём готовом. А там – вдруг убьют?!
– Чёрт возьми… Вы что – не знаете статистики? В боях гибнет не больше ноль семидесяти пяти сотых процента рядового состава в год! Это даже меньше, чем ваши показатели смертности от болезней и несчастных случаев!
– Это – по твоей версии! (В первый раз слышу такие цифры!) А по данным нашей Официальной Пропаганды – за время службы гибнет каждый пятый доброволец-новобранец!.. (Ленайна быстро прикинула: а ведь верно! За тридцать лет службы, да умноженной на ноль семьдесят пять… Примерно так и получится!) Людмила выдохнула:
– Да ладно – чего это мы взялись: о плохом да о плохом! Вы-то наверное, не для того сюда приехали, чтобы навербовать во Флот новых… Дур?!
Ленайна рассмеялась. Просто и открыто. Людмила и правда не изменилась. Она-то точно всё им расскажет, что они захотят узнать про «родную» планету:
– Верно. Никого мы вербовать не собираемся. Давай-ка, собирайся. Нет, лучше просто оставь всё это – как есть. Сейчас зайдём за Сандрой, да поедем кутить! Предаваться воспоминаниям счастливого детства, петь, и пить… Алкогольные напитки!
Сандра что-то перемешивала в огромном баке. Их появлению если и удивилась, то виду особо не подала. Обнималась с Ленайной и Линдой сдержанно. С Мишей вежливо поздоровалась за руку. Ленайну неприятно поразили землистого цвета странно впалые щёки – словно у Сандры вставные, к тому же, плохо подогнанные, челюсти.
– Сандра! А ты как будто похудела… Что-то случилось?
– Ну да. – за Сандру ответила Людмила. – Недавно ей вырезали желчный пузырь. И половину печени. Кажется, ей противопоказана диета из дрожжевой массы с отрубями… Теперь вот кушает только сухари.
– Проклятье! А… Чем вас тут ещё кормят? В столовых, в-смысле?
– Да знаешь, Ленайна, особо не балуют. То протомасса из снятых дрожжей, то – дрожжевой хлеб. Комбивит. Котлеты из водорослей с обратом. Ну, и иногда – вот таким как я, в виде исключения дают сухари…
– Ладно. Мы… Постараемся что-нибудь придумать. В крайнем случае – купим тебе каких-нибудь таблеток. Чтоб могла кушать как люди. Ну, и, разумеется – пить!
Пить пришлось много.
Ленайна заказала прямо в номер огромное количество деликатесов, и лично сходила на кухню. Шеф-повар (пухлый мужчина лет шестидесяти с по-гусарски закрученными седыми усами, и волосатыми пальцами-сосисками) явно впечатлился, когда она одной кистью сжала в гармошку алюминиевую чашку и выразительно посмотрела на его мошонку.
Очевидно, серьёзно опасаясь за судьбу столь ценных, и пока – неотъемлемых аксессуаров организма, сразу нашёл и диетические продукты, и рецепты их переработки во что-то вкусное – для больной с урезанной печенью. И без желчного пузыря.
Про удовлетворение гурманских вожделений остальных участников предстоящего ностальгического вечера Ленайна позаботиться и не подумала: будут кушать то, что имеется!
– Ладно. – когда все расселись за огромным столом с уже дымящимися на нём тарелками и супницами, Ленайна встала, – Предлагаю первую. За тех, кто уже… Не с нами!
Они выпили стоя, и не чокаясь.
Ленайне не хотелось начинать вечер с поминовения.
Но она подумала, что так честней: по дороге Сандра и Людмила успели рассказать, что более половины их пожилых коллег, уже работавших на ферме в те годы, когда они только «раскупоривались» из родильных автоклавов, или уже мертвы, или переведены на более простые и не столь тяжёлые работы.
От такой ситуации почему-то мурашки бегали по коже…
А уж сколько погибло за эти годы их, не сказать, чтобы друзей… Но – танкистов!
– Ну, давайте теперь за наших общих знакомых – пусть у них всё будет хорошо!
Ленайна занюхала самую лучшую, нашедшуюся на складе (Но на её взыскательный вкус всё равно отдающую банальной сивухой!) водку, которую сегодня пила наравне со всеми, куском лимона:
– А что, тот п…рас, который сейчас сидит там, в диспетчерской – давно он там?
– Нет, что ты. – Сандру, явно не привыкшую к спиртному, да ещё качественному и дорогому, уже подразвезло: язык чуть заплетался, и глаза словно подёрнуло поволокой, – Никакой он не п…рас. Он, как и я – больной! Ему вырезали простату и отрезали яички – рак. И поскольку он больше ничего уже не может, посадили перебирать бумажки, и отдавать распоряжения!
– Вот блин. Знала бы – не… А впрочем – вряд ли. Всё равно наехала бы! Ладно, чёрт с ним. Пусть радуется, что хоть жив. А вот Анни, Наталью и Марину жаль… Что-то у вас здесь часто люди мрут от рака и болезней «внутренних органов»! – она обратилась теперь к Людмиле. Та тоже словно задыхалась, да и лицо стало ещё красней, если только её не обманывает зрение: спиртное, что ли, тут так действует на всех?!
– Ну так – «экология», будь она неладна! Уже приезжал к нам Комитет из Метрополии – как раз по поводу этой самой высокой смертности… Сказали, что что-то у нас тут в воздухе: не то – пыльца местных растений, как-то скрестившихся с пшеницей, не то – споры дрожжей, облучённые слишком сильной дозой ультрафиолета… – она кивнула вверх, туда, где по орбите плыл могучий Трилорн, – Словом – пока мы здесь всё выращиваем, разводим и удобряем, улучшение этой… Экологии… Невозможно!
То, что на Глорию приезжали спецы аж с самой Ньюземли, о многом сказало Ленайне. Они появляются только там, где ситуация со смертностью или ухудшением здоровья реально может повредить экономике и промышленному потенциалу всей планеты. Похоже, положение с этим делом даже хуже, чем рассказали местным. Работягам.
– А как там поживает Альфия? Всё ещё с Феофаном?
– Да что ты! Феофан уж лет, почитай как пять… или шесть – помер! Терапевт сказал, что не выдержало сердце. Ну и правильно: Альфия-то наша уж больно зло…чая! Ей надо не меньше, чем по три раза за ночь!..
– Надо же… Ну и дура она. Спорим, больше желающих на такую «активную» не нашлось?
– Найти-то нашлось… Правда, оба уже сбежали. Одного хватило на неделю, другого – на два месяца. Перевелись в Сибирь. Теперь там выращивают кедровые орешки… И оленей – для экспорта экзотического мяса гурманам.
Ленайна не без удивления смотрела, как крепкая на вид Людмила уже с трудом сидит на стуле, всё время утирая обильный пот со лба и шеи – похоже, не слишком её подруги привыкли к алкоголю. Да и к хорошей еде. Сандра, пока её не спрашивали, помалкивала, крохотными кусочками отщипывая от варёной курицы мясо, и долго-долго жевала, уставившись невидящим взором куда-то в угол.
Линда всё время переводила взгляд с одной сокурсницы по Интернату на другую, и возвращалась взглядом к Ленайне. Той нетрудно было ощутить, как мысли и эмоции напарницы при этом словно неслись вскачь: то она печалилась по умершим, то горячая волна воспоминаний о жёстком и жестоком детстве заливала её душу до самой макушки. А ещё Линда злилась на проклятую войну, доведшую её одногодок, оставшихся на Глории, да и остальных колонистов, из старшего поколения, до такого состояния.
Ленайна же всё расспрашивала – про Мэри, Галину, Мадину, Хильду и остальных.
Людмила, прервав ответ, вдруг выбралась из-за стола, держась одной рукой за столешницу, а другой придерживая живот:
– Простите… Ленайна, а где тут ванная?..
Звуки рвоты не заглушала даже пущенная на полную струя воды. Сандра сказала:
– Я не хотела говорить при ней… У неё астенозная миома матки. Ей бы не нужно пить… А уж про секс…
– Сандра!.. Боже мой! Что же у вас здесь происходит, чёрт его задери?! Почему вы все такие больные?! И мрёте – ты уж прости! – как мухи?!
– Я думаю, это от того, что мы плохо питаемся. И не можем нормально отдохнуть от работы. Отпуска отменили. А вкалывать по одиннадцать часов, пусть даже есть роботележки и электродробилки – не сахар. Изматывает. Хуже всего изматывает нервы. Душу.
А уж после того, как сбежали из барака последние два мужика, хоть на что-то способные… И которые тут, пользуясь монополией, даже ввели что-то вроде права первой ночи, но… Не выдержали первыми!..
У нас нет даже «универсального средства для расслабления» – секса. Приходится использовать искусственные …! Ну а женщине всё-таки – сама знаешь! – нужны мужские гормоны. Хотя бы изредка. Для восстановления чего-то там. Важного.
Или хотя бы – чтоб не росли усы. – горечи в тоне не заметил бы только стол, уставленный полупустыми тарелками и бутылками.
– Гос-споди! И сколько вы уже без этого дела?!
– Я – года три. (Ну – я-то – ладно. Больная же!) А Людмила, и остальные девочки – считай, побольше года!
– А почему же вам сюда не распределяют мужиков-то?! Для работы же они нужны?
– Да в том всё и дело, что уже – нет! На нашей ферме всё теперь могут делать и женщины. А мужиков теперь ставят только туда, где они в силу специфики действительно незаменимы: к проходческим комбайнам в шахтах, к домнам сталеплавильных комбинатов, да к токарно-фрезерным автоматам! Изготовляют оружие, чтоб его черти взяли!
Из ванны буквально выползла Людмила:
– Ленайна, Линда… Вы уж извините. Можно я пойду лягу?
Ленайна и Линда переглянулись.
– Иди, конечно. Давай я отведу тебя, – Ленайна поторопилась подскочить к опиравшейся на косяк женщине и подставила плечо. Людмила с благодарностью навалилась на него немалым весом.
Когда её «сгрузили» на трехспальную, поистине необъятную кровать, женщина только вздохнула:
– Спасибо, Ленайна… Кровать-то какая мягкая… Хоть полежу по-человечески! – Ленайну покоробило от вида слёз, появившихся в краях глаз Людмилы.
Теперь Ленайна сама ушла в ванную. Она тоже включила воду – чтоб не было слышно её рыданий! (Ну так!.. Танкистка же! Со стальными нервами и мышцами!..)
Боже – до чего же тут довели их сопланетников! Неужели всё это – только из-за того, что война требует всё больше и больше?!..
Сил. Времени. Ресурсов.
Человеческих жизней.
Как же пристукнуть навсегда этого Молоха, этого кровавого вампира, волосатого мерзкого клеща, мёртвой хваткой впившегося в тело человечества?!
Когда она вышла из ванной, ситуация наводила тоску: Линда сидела, глядя куда-то в пол, и сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Миша откинувшись на стуле, блаженно закрыл глаза: водки он, похоже, выпил в свою норму, и теперь просто слушал музыку из наушников, не заморачиваясь ни экологией, ни болячками незнакомых баб.
Сандра взглянула на Ленайну, подняв глаза от пустой тарелки. Ленайна села.
– Прости, что спрашиваю. Почему вы не… сопротивляетесь? Ну, там, марши протеста, демонстрации, голодовки?
– Ха! – горькая ирония в тоне сказали обо всём ещё раньше, чем прозвучали слова, – Теперь все наши мужчины, кто поздоровей, и не хочет ни …уя делать, идут в полицию!
Это же куда безопасней, чем подставлять свою задницу во Флоте! Потому что лупить резиновыми дубинками безоружных «бунтовщиков и бунтовщиц» куда веселей и безопасней! Особенно после того, как приняли этот, новый, Закон. О саботаже в военное время.
Поэтому у нас теперь если что и работает без перерывов, и с перевыполнением плана – так это сволочные урановые рудники в Заречьи!.. Правда, говорят, там трудно выдержать больше пяти лет. Живым. Поэтому недовольные, и «организованно» бастующие, у нас перевелись. Своё недовольство все теперь выражают злобным шипением по углам, (Да и то – не с каждым – чтоб не донесли!) и шевелением большого пальца на правой ноге!
– Знаешь, Сандра, ты меня поразила. До глубины души. Слушай: может, мы заберём вас с собой? Во вспомогательные войска?
– Да? И остальные четыре миллиарда восемьсот миллионов полудохлых рабов вы тоже заберёте? Мы не обольщаемся: мы здесь теперь – на положении рабов! Я поражаюсь, как это ещё до сих пор не отменили преподавание древней истории в Интернатах. Потому что уж слишком похоже на чёртов древний Рим…
Интернаты… Ленайну передёрнуло.
Получается, из группы их одногодок в живых осталось чуть больше половины! А ведь умершие от болезней или погибшие от несчастных случаев, были ещё так молоды: ну верно – как они сами! Чуть старше тридцати…
Какое счастье, что они с Линдой сумели вырваться. Получается, это и позволило им выжить. И – неплохо жить. Если сравнивать с жизнью (Если можно это так назвать!) на родине…
Как же глупо, что они, экипаж, копошатся в своём мирке, лупят ни в чём неповинных матросов и шлюх, жрут от пуза, валяют дурака, предаваясь философски-отчуждён-ным размышлениям… Воображают, что от их способностей, действий, и мозгов зависит судьба людской цивилизации, и «Окончательная Победа».
А судьба людской цивилизации зависит, оказывается, от жалких трёх часов в сутки – лишней работы, делающих человеческое существование бессмысленным! Поскольку человек превращается просто в механический придаток к какому-либо производственному процессу. Который до сих пор не удалось роботизировать.
Или так – просто дешевле!
Потому что роботы и их производство и обслуживание стоят дорого, а те же ресурсы и средства лучше потратить на оборонный Заказ…
– Хватит кусать губы! – голос Линды звенел от сдерживаемой злости. Она наверняка чувствовала то же, и ещё впитывала эмоции напарницы, – Подумай лучше, как мы реально можем помочь им? Не повезём же мы, и правда, все пять миллиардов – во Флот?!
– Да, верно. Не повезём. Как и население остальных восьмидесяти пяти планет. Вот что-то мне подсказывает, что и там положение вряд ли намного лучше…
Война слишком затянулась. Значит, надо придумать, как нам быстро и гарантированно с ней покончить! Я лично вижу только этот путь.
– Ага, прикольно… Идиоты в погонах – все наши генералы и адмиралы! – ничего не придумали, а вот мы, майор Мейстнер и капитан Мейстнер! – сейчас напряжём извилины – и – готово! Вот прям сразу победим всех врагов с помощью своего гениального Плана! Новой Стратегии!
Сандра только переводила глаза, запавшие глубоко в тёмные ямы глазниц, с одной бывшей сокурсницы на другую, иногда кусала губы.
Но молчала. Только вздыхала. Тяжело.
– Хватит прикалываться. Нам бы и правда – стоило подумать об этом. Потому что только мы знаем, на что способны. Особенно – разозлённые!
– Ага, точно. Мы же – бешенные сучки Войны!
– Да уж. По части сокрушить чего – нам равных нет. – это не было бравадой. Только констатацией факта, – Но что делать конкретно завтра здесь, я знаю точно!
Сквозь окна мэрии виднелась грозовая туча: похоже, настала пора поливать «особую северную». Ленайна не стала ничего выяснять у дежурного: сразу повела маленькое воинство, выстроившееся как всегда клином, мимо него наверх – в Приёмную.
Секретарша – сухопарая, со впалыми, словно у настоящей старой клячи, щеками, жёлчная на вид дама лет шестидесяти, подняла голову от компа:
– Господин мэр занят. Если у вас дело, пожалуйста, запишитесь на приём.
– Ага. Сейчас запишемся. Лучше сразу вызови охрану, женщина!
Ленайна открыла первые двери тамбура, отделявшими кабинет важного Чиновника от Приёмной, обеими руками потянув их на себя. Внутренние открылись под ударом кованного каблука.
Мэр, невзрачный, словно давешний Паттерсон, мужчина лет семидесяти, даже подпрыгнул: похоже, просто дремал над каким-то документом, лежащим перед ним на столешнице монументального стола размером с полфутбольного поля. Да что ж у них, местных Боссов, мания величия, что ли?!
Ленайна прошла вперёд, Миша и Линда, войдя, остались у дверей: встречать.
Ленайна сразу подошла к креслу мужчины, и, оттолкнувшись от его подлокотника сапожком, расселась прямо перед хозяином кабинета, опустив зад на тот самый документ:
– Привет. Давай подождём твою охрану.
Её долго ждать не пришлось: два амбала, воображающих себя крутыми качками-каратистами, вбежали почти вместе.
Первым занялся Миша: посторонившись, он, вроде, небрежно повёл рукой, и голова вбежавшего, встретившаяся с ней, откинулась назад, а ноги, продолжавшие по инерции нести крупное тело их обладателя вперёд, взлетели к потолку. Раздался грохот, ничуть не заглушённый даже ковром: таз мужчины встретился с паркетным полом.
Линда работала как всегда: просто и эффективно. Удар левой под рёбра надолго лишил охранника в голубой рубахе и чёрных штанах возможности не то, что действовать – а и дышать. Качок согнулся в три погибели, лицо посинело. Миша, демонстративно тяжко вздохнув, вышвырнул оба тела из кабинета, и прикрыл дверь.
Ленайна не оглядывалась: прекрасно слышала всё, что происходило за спиной, а кое-что и видела внутренним взором – словно бы глазами Линды.
Мэр, опасливо взиравший на «шоу», чуть выставив голову из-за туловища Ленайны, перевёл наконец взгляд на её лицо. Ничего хорошего для себя он там не увидел:
– Мы – экипаж танка. Я – майор Мейстнер. Это – капитан Мейстнер, – Линда вежливо кивнула, – и старший капрал Павлов. Скажи своей тощей селёдке, чтоб не вздумала вызывать полицию – иначе ваш городишко останется без неё… Мы ребята нервные: чуть что не по нам – сразу начинаем стрелять! И, что самое главное, Флотское Руководство всё спишет нам… На «состояние аффекта»! И Особый Статус. И ничего не сделает.
Ну так вот, чтобы не доводить нас до этого состояния… – она кивнула на селектор.
Мужчина осторожно протянул руку, щёлкнул тумблером. (Надо же! У них тут ещё действовала система, признанная устаревшей восемь веков назад!):
– Мисс Гендерссон. Будьте добры, отмените вызов полицейского наряда. И проследите, чтобы нам никто не мешал. – а молодец. Голос практически не дрожал. И никаких лишних слов или действий.
Смотри-ка: мужчина, похоже, не зря занимает своё место. Умён, крепкие нервы. Значит, договориться возможно! И договориться – мирно.
– Отлично. – она расслабленно чуть откинулась, положив левую кисть себе на колено, а правый локоть – на ляжку чуть приподнятой ноги, опиравшейся на подлокотник его кресла, – Нас, как представителей Флота, интересует в первую очередь повышение производительности труда в твоём городе и районе, и физическое здоровье вверенных тебе людей. В связи с этим – первый вопрос.
Кто ввёл одиннадцатичасовой рабочий день?
– Я. – он кивнул, – Сверху спустили такое распоряжение, я и ввёл.
– А ты не задумывался, к каким последствиям это может привести? – она нахмурила брови. Мужчина, глядящий ей прямо в глаза, не испугался и этого:
– Задумывался. Что упадёт производительность труда. Упадёт из-за накапливающейся хронической усталости. И ещё – будет больше… Болезней.
– И почему же ты не протестовал?
– Я протестовал. Минуту… – он полез в ящик стола, для чего ему пришлось просто отодвинуть рукой одну из ног Ленайны. Наощупь порылся, вынул какую-то папку… Боже, бюрократ! Все документы хранит в печатном виде! – Вот.
Ленайна открыла, мгновенно зафиксировала взглядом первый лист… Перевернула. Перевернула.
– Вижу тут только запросы, рапорты и данные статистики. И – что?
– Посмотрите в самый конец!
Чёрт возьми! Текст последнего рапорта читался, как слезливый дамский роман.
Чиновник буквально умолял вернуть положение к тому, что было раньше, опираясь на те самые чёртовы статистические данные: об ухудшении общего показателя здоровья, о падении производительности, и повысившейся смертности. О!
Была даже указана причина повышения этой самой смертности! Ну, это-то понятно: высшее Руководство колонии Глории имеет право знать, чего опасаться: радиоактивный грунт и коренные, подстилающие его, породы!
Всё правильно: поэтому больше всего и гибнет шахтёров, и работников дрожжевых подземелий! Не обшивать же все искусственные пещеры листовым свинцом!
Надо же: мэр-то и правда, старался как-то защитить своих людей, и даже приказал всем бесплатно, за счёт Администрации, выдавать сыворотку для более быстрого выведения радионуклидов из организма… Правда, судя по тому, что знают они, не слишком-то это помогло.
– Я вижу, ты и правда – работал. Старался. Однако, как я поняла, «наверху» не отреагировали? – кивок почти лысой головой, – Понятно. Однако кое-что по улучшению ситуации ты всё же можешь сделать.
В тоне мужчины прорезалась горькая ирония:
– Да-а?!.. И – что же?!
– Нет, я не предлагаю поднимать восстание, или организовать забастовки… Это было бы глупо. Но вот улучшить ситуацию с бытовой стороной жизни колонистов… И – главное! – колонисток! – ты всё-таки, я думаю, можешь! – она чуть откинулась, давая ему полюбоваться своими полупрозрачными кружевными трусиками.
Мужчину они нисколько не заинтересовали – он даже не кинул туда взгляда!.. А заинтересовали её слова: он даже подался вперёд, нахмурившись:
– Чёрт возьми! Что вы, танкисты, можете мне, мэру этой дыры, посоветовать про «бытовые условия»?!
– Уважаемый. Как у тебя с сексом? Уже – на «полшестого»? – в её тоне не было иронии. Только деловитость.
– Ну… – он чуть усмехнулся, дёрнув щекой. – Да… Да.
– Ну так вот. Чтобы у нормальных женщин не развивалось разных «нервных» синдромов, гормональной недостаточности, и депрессивных психозов, им секс необходим! Причём – регулярный.
А ты что делаешь? Берёшь всех мужчин, которые ещё «в состоянии», и отправляешь их с чёртовых ферм – в Сибирь?!
– Так ведь… Так они – сами высказывают такое желание! Какое я имею право препятствовать свободному передвижению по отраслям и территориям Колонии – рабочей силы? Это записано и в нашей Конституции: любой Гражданин имеет право на…
– Да, я знаю! Ограничивает только квалификация, и полученная после Интерната профессия. Возраст. Да и то – не всегда.
Однако! Вот: я тебе показываю реальный выход! Ввели у вас Военное Положение? Ввели. Имеешь право на «особые меры» по «укреплению и рационализации работы оборонной промышленности»? Имеешь!
Вот и верни всех чёртовых мужиков обратно! И закрепи за конкретными местами работы! Это же – в твоей компетенции? И власти?
А молодец. Он даже не оскорбился, что его чуть ли не ткнули носом в просчёт.
Зато он реально думал! Ленайна прямо видела, как колёсики и шестерни бешено вращаются под лысым, и сейчас блестящим от выступившего пота, черепом.
Надеялась она теперь, познакомившись с ним поближе, и поняв, какой подход может оказаться действенным с его конкретным психотипом, не столько на его жалость к сопланетникам и сопланетницам, сколько – на осознание им, что это и правда, приведёт к реальному улучшению дел со здоровьем и производительностью чёртова труда…
Хотя бы женщин.
И ведь – сработало!
Выйдя из Мэрии, Линда с омерзением сплюнула:
– Удивляюсь твоему бешенному терпению! Я бы его – просто по стенам его же кабинета размазала!..
– Это было бы глупо. Он – простой стрелочник. Делает то, что приказывают сверху. А что оттуда приказывают – сама знаешь. И – почему они это приказывают. И так будет продолжаться, пока не закончится чёртова война! Другое дело – что он боится, или по каким-то причинам не хочет проявлять ненужной инициативы.
Ну так теперь – ему придётся её проявить.
В вестибюле «своего» отеля» они застали удручающую картину: все, кто находился там, застыли перед висевшем над входом визио. Танкисты поспешили пройти вперёд, и развернуться, слушая официально-скорбный голос:
– «…варварское нападение. Несмотря на отчаянные и героические усилия наших солдат и офицеров, Флоту пришлось отступить, чтобы не… объявлен Однодневный траур по всем планетам Содружества… должны ещё тесней сплотить наши ряды в эти суровые…»
Проклятье! Потерян Дункан!
А там – основные месторождения цирбидия…
Она посмотрела вокруг себя: кое-то из мужчин сжимает кулаки в бессильной ярости. Одна женщина зажала рот руками – вероятно, чтобы не закричать от страха и злобы… Но большинство слушает просто молча. Хватает и своих проблем. И…
Привыкли.
Хотя, по-идее, к непрекращающейся трагедии привыкнуть нельзя.
Она посмотрела на Линду: та тоже невольно сжала кулачки, вся подавшись вперёд! Лицо идёт красными пятнами: гнусные твари! Уж танкисты-то знают: опять они ударили в самое уязвимое и стратегически важное место! И – они-то как профессионалы видели! – не посчитались на этот раз с наверняка огромными потерями!.. Уж оборона-то Дункана…
Значит, чёртовы Сверки тоже всё-таки способны отходить от своих «шаблонов», когда запахнет жаренным!
И, раз даже усиленные подразделения Флота не справились, это говорит о том, что враг стал опытней. Хитрей. Изощрённей. И даже, может, применил новую тактику.
Она приблизилась к напарнице. Жене. Духовной сестре.
Рука Линды нащупала её руку: боже, как похолодела ладонь! Ленайна ощутила, как супруга дрожит. Миша только молча вздыхал, косясь на них.
В номере две подруги из подёрнутого флёром ностальгии и романтики детства – Людмила и Сандра – сидели на стульях за столом. Людмила плакала, Сандра молча пялилась в визио: шёл повтор Правительственного сообщения.
– Проклятые твари… Теперь наших осталось восемьдесят пять. И – ты права! – Линда взглянула на Ленайну, и та опять поразилась: обычно такие спокойные чёрные глаза горят лютой ненавистью, – Что-то надо делать!
Они долго глядели друг другу в глаза, впитывая и переваривая эмоции партнёрши.
Наконец Линда кивнула:
«– А ты, похоже, уже что-то придумала. Кого и как убить».
«– Похоже. Обсудим позже». – она кинула взгляд на Сандру, оторвавшую на время этого безмолвного диалога взгляд от экрана с диктором. Подмигнула Линде: – Смотри, мы совсем запугали бедную Сандру, – и, уже повернув лицо к старой подруге, совсем другим тоном, – Сандра! Не бойся. Мы больше прикалываемся, чем действительно кого-то бьём. Кроме, разве что, Сверков. И вообще – все гнусные слухи, которые про нас распускают завистники – это неправда. Мэр остался жив. И даже обещал прислать вам мужиков!
Однако это сообщение не проняло Сандру.
Ещё бы! На фоне такой Катастрофы:
– Замечательно. – энтузиазма – ну вот ни на грош! – Обещаю, что мы их честно поделим. – похоже, Сандра ей не очень-то и поверила. Лайана попыталась улыбнуться:
– Ну, я смотрю ты совсем раскисла. – Сандра и правда, совсем уж понурила голову, и пождала губы, – Может, тряхнём стариной? Как насчёт обеда и совсем по чуть-чуть – я обещаю: по чуть-чуть! – выпить?
Людмила фыркнула:
– С вами – по чуть-чуть?! Ты кого хочешь обмануть?!
И точно – «чуть-чуть» как-то незаметно превратилось в нормально, а потом – и много…
Всё-таки нужно было и погибших на Дункане помянуть, и за здоровье выпить. И за Защитников. И за Вечность… И столько всего обговорить, и рассказать, что мэр – вовсе не вредный самовлюблённый идиот и сволочь, а очень даже – за них…
Когда Людмила опять прошла в ванну, Ленайна поняла, что – всё! Пора им всем на боковую…
Утром они с Мишей и Линдой провели два часа в спортзале при гостинице. Здесь, конечно, не было таких условий как там, «дома», но всё равно – большая часть паров алкоголя из них «вышла».
Людмила и Сандра спали во второй спальне до самого завтрака, который принесли в номер к одиннадцати часам.
Поев, и ощущая себя непривычно стеснённой всеобщим упадническим настроением, Ленайна предложила (Сдуру, как вскоре выяснилось!) съездить в «родной» интернат. Благо, он находился в этом же городе, на окраине промзоны.
Для такого случая одели даже парадную форму.
Машина довезла их казённо «прикинутые» задницы туда за пятнадцать минут.
Вот он, приют их детства и отрочества. Когда единственной отрадой было несчастное караоке, книги, да походы в музеи столицы…
Всё так же обнесён пятиметровым бетонным забором с сигнальной проводкой по верхней кромке. Чтоб уж никто не отлынивал от учёбы, пустившись в бега по полям и горам. Лесов-то на планете почти не осталось: всё свели под «особую северную»… Впрочем, всё равно пытавшихся сделать это беглецов очень легко отслеживали по пеленгу чипов-удостоверений личности в запястьях.
Ленайна однажды и сама… Отметилась.
Три дня карцера и голодовки прояснили ей только то, что пока чип – в ней, спрятаться нереально. А выковырять его – рудники!..
Охрана на входе в виде трёх старушек пыталась что-то спросить, и втулить им, что «посторонним вход категорически…». Ленайна, тряхнув орденами на груди – вот как чуяла, что пригодится парадная форма со всеми регалиями! – гаркнула, выставив запястье:
– Сканнер сюда! Живо, не то – всю оставшуюся жизнь будете разгребать дерьмо в Центральном городском коллекторе!..
Их, разумеется, впустили.
Особый Статус экипажей танков позволял проделывать и не такое, и влезать туда, куда обычным, и даже управляющим, не то, что – работникам, но и офицерам Флота, иногда ходу не было.
Ленайна повела своё воинство сразу в Зал Собраний.
Боже. Ничего не изменилось. Унылые стены – до половины цвета хаки, выше – грязно-жёлтые. Белённые потолки. Казённо-зелёная трибуна. Жёсткие, истёртые тысячей задов до вмятин-впадин, сиденья скамей… Позади подмостков – скромный полевой алтарь. Ну правильно: не строить же здесь для воспитанниц специальную церковь!..
Сзади послышались шаги: Ленайна обернулась.
К ним быстрым деловым шагом подошла невысокая плотная женщина. Явно – новый директор. Она так и сказала:
– Здравствуйте, майор Мейстнер, здравствуйте, капитан Мейстнер и старший капрал Павлов! Рада приветствовать вас в наших стенах снова. Я – директор, Тора Брайтон. Чем могу быть вам полезна?
Ну ясно – охрана же передала ей их данные.
– Мы просто хотели посетить наш…– Ленайна на долю секунды замешкалась, понимая, что это не укроется от внимательно наблюдающей за ними пожилой женщины, – Родной Интернат. Посмотреть. На него. Кстати – а где миссис Магритт?
– Мне очень жаль, но миссис Магритт перевели. На другую работу. Она теперь – инспектор целой провинции. Сибири.
– А, повысили, стало быть? – Ленайна не была удивлена. Амбициозности, напора и энергии у «железной Сары», как они называли старую директоршу между собой, хватило бы ещё на трёх начальниц.
– Да, повысили. Итак, господа офицеры, чем могу служить?
Ленайна чётко, как на рапорте, озвучила их желания.
Классы осматривали не торопясь, игнорируя удивлённо-недоумённые взгляды занимавшихся девочек всех возрастов – от трёхлетних малюток, до тринадцатилетних, почти сформировавшихся телом, девиц. Линда молчала, Ленайна вежливо кивала на объяснения, что изменилось в технологии обучения за последние десять лет. Хм. Да почти ничего.
Даже побитое молью чучело волка, всё ещё поблёскивающее искорками стеклянных злобных глаз, так всегда её пугавших, особенно в темноте, в кабинете Биологии сохранилось. Не говоря уж о восьмидесяти шести глобусах Колоний в кабинете географии и планетологии. А вот снопы с пшеницей исчезли – как объяснила мисс Брайтон, труха, в которую превратились зёрна и пыльца, вызывали у некоторых воспитанниц аллергию.
Хм… Что-то часто им попадаются случаи этой самой аллергии. Может, и правда – что-то с чем-то здесь, на Глории, скрестилось?.. Хотя, как уверяли хреновы генетики, даже в принципе – не могло.
Посетили они и огромный, и сейчас пустой барак. С заправленными как по линейке, двухэтажными кроватями-нарами. Линда не удержалась: прошла и отсчитала – «пятый ряд, тридцать восьмое место… Чёрт!»
Ленайну передёрнуло: всплыли непрошенные воспоминания о зелёно-коричневых стенах таких же спален в других бараках. Где они все, курсанты и курсантки, независимо от пола, жили (Вернее, падали без сил!) весь первый год, когда обучались в Академии. И только на второй семестр доказавшим серьёзность своих намерений, «выдюжившим», курсантам, выделили отдельные комнаты. Вернее – клетушки.
Вот уж это не хотелось бы повторить!.. А тем более – посетить.
Столовая. Нет, всё тоже по-старому: всё те же мастодонты: алюминиевые кастрюли и чугунные котлы, которые с трудом ворочают краснолицые сосредоточенные поварихи, да жар от раскалённых печей, пробивающийся в громадный зал через окна-раздаточные. Даже неистребимый запах прогорклого дешёвого растительного масла и пережаренного лука – всё сохранилось именно так, как ей помнилось.
И, разумеется, тщательно оттёртые руками дежурных-дневальных, и «нарушителей дисциплины», плинтусы и стенные, пластиковые, под дерево, панели, до середины закрывающие стены низкопотолочного и несмотря на многочисленные лампы, тёмного помещения. Заставленного выстроившимися по линейке столами на тридцать человек. То есть каждый – на один взвод-группу…
Ленайна захотела пройти в спортзал.
И здесь ничего не изменилось. Прозвучал звонок: там, в учебных корпусах, перемена аудиторий. Коридоры загудят, воспитанницы «организованно» перейдут.
Её снова передёрнуло.
Она встала у свисавшего с высоты десять метров каната для лазания, решая, хочет ли возвращаться в коридоры и классы, встречаться с настороженно-озлобленными «самостоятельными» девицами. Директорша восприняла эту остановку и молчание по-своему:
– Уважаемая госпожа майор! Прошу прощения… Не согласились бы вы прочесть небольшую… Воспитательно-патриотическую лекцию? В свете трагических событий на… Дункане. Для поднятия, так сказать, патриотического духа… И оптимизма.
Ленайна переглянулась с Линдой. Та чуть заметно кивнула.
А что: правильно. Всё-таки будет у бедных, задрюченных казённой муштрой, девочек, «официальный» повод откосить от нудных занятий.
Блинн… А ведь они и сами такие «лекции» пережили!
Уже через десять минут, стоя на обшарпанной сцене, за зелёной трибуной с гербом Содружества на передней стенке, она осознала, что, как и те докладчики, которых слушали в детстве они, говорит буквально стандартными формулировками. Казённо-патриотическими фразами. За которыми, как они с Линдой и Мишей сейчас, как никто, ощущают – ничего нет!
Только обыденность серо-защитной жизни, отягощённой военным положением…
Она старалась, чтобы голос звучал не возмущением, а убеждением:
– «… только вы, наша подрастающая смена… Символ нашей надежды и преемственности Идеалов Свободы и Демократии… пронесите же через всю жизнь то тепло, те знания, что пытаются вложить в вас, пока юных и наивных, мудрые Воспитатели… ненависть к общему врагу… скорбь по несчастным колонистам Дункана… память о чудовищном преступлении Сверков…» И так далее.
Она говорила, медленно водя взором по залу, и чувствовала, как ледяная рука стискивает сердце, а руки сами сжимаются в кулаки.
Глаза, эти глаза… Эти обращённые на неё глаза. И их обладательницы!
Она помнила, о, как отлично она помнила – если кто-то из приезжающих к ним в Интернат вот так же, как она сейчас, говорил с этой трибуны, наигранно, словно не от души – маленькие сердца отлично чуют, чувствуют ложь и фальшь. И – не только слов.
А и чувств, которые испытывает произносящий их.
Кажется, в юном возрасте чёртовы ментальные способности у девочек куда выше… Только куда они деваются потом?
Может, удаляются вместе с «созревшими» яичниками?..
К концу своего «патриотически-вдохновляющего» спича она почти кусала губы, и только что не рыдала, ощущая подступившие слёзы за кромкой век.
Однако она заметила – никто так и не свёл с неё глаз, и не погрузился в себя, или не начал в сотый раз рассматривать казённый интерьер зала, как бывало в их время, если докладчик начинал «брехать», или становилось просто… Скучно.
Когда этот выматывающий душу кошмар закончился, и они шли от ворот к автомобилю, Миша, раздумчиво покачав головой, всё же выдавил:
– А сильна ты, оказывается, во вранье… Да и убеждать можешь – без дураков. Если – вдруг! – доживём до увольнения в запас, не думала заняться большой Политикой? Ну, в смысле – баллотироваться куда-нибудь? Избиратели – вот тебе крест! – поверили бы во что угодно!..
– Свинья ты Миша! Не видишь, что ли, что ей хреново?!
– Вижу. Поэтому и пытаюсь поднять нам настроение. Пошутить как бы…
– Вот именно – что «как бы»! Говорю же – свинский баран! Ещё и бестактный, как носорог!
– Ладно, согласен. Шутка не получилась. Извини, Ленайна!
Она посмотрела на Мишу, затем на Линду. Сглотнула. Придурки – но такие Свои!..
– Ладно. Извинения приняты. Однако не думай, что это – повод отмазаться сегодня от… – она многозначительно посмотрела ему на форменные брюки, – Мне сегодня точно понадобится забыться.
И забыть…
Вечером они поужинали роскошно: не торопясь, чинно, и без излишне поспешного потребления алкоголя. Людмила и Сандра, отсиживавшиеся и отлёживавшиеся днём в номере, так как предложение посетить «родные» стены не вызвало у них абсолютно никакого воодушевления, заметно ожили, особенно после рассказа Линды – вот у неё чувство юмора не мог отнять даже Флот. Так что Ленайна в процессе рассказа даже пару раз криво усмехнулась – уж рассказывать-то Линда умела так, что заслушаешься. Ей бы мемуары написать на пенсии. Если, конечно, они, как верно подметил Миша, доживут…
Линда, рассказывая, посматривала на Ленайну, но ничего из возникших у них после «посещения» чувств и мыслей не комментировала – чуяла изощрённым чутьём, что супруга недовольна и расстроена этим самым посещением «родных пенатов».
А вообще за столом они все уже чувствовали себя почти свободно: не осталось того робкого смущения, которое испытывали работницы фермы к офицерам. Как и неудобства за своё «пьянство» и безбашенность – у танкистов.
Все они – люди. У всех – общий враг.
Ленайна и Людмила всё же пили больше остальных. Людмила сетовала на то, что никакие фильтры в ноздрях всё равно не убирают полностью запах: «Ну вот воняет там, внизу, …рьмом – и всё тут!»
Ощущая, что разговор может снова пойти «о грустном», Ленайна предложила тряхнуть стариной: попеть караоке.
– Д-а-а-а… – протянула Сандра, – Я уж забыла, как оно выглядит. Да и песен – что старых, что новых… А, да – там же снизу их печатают! А вообще-то… Было не до них.
– Э-э, фигня! Споём и старые! Думаешь, у нас с Линдой было время и возможность разучить что-то новое? Ха!
Визио в углу настроили быстро. После чего пододвинули к нему стулья, и сели, даже приобняв друг друга. У Линды вдруг скатилась слеза из глаза. Ленайна сделала вид, что ничего не заметила: у неё самой душу снова словно сжимала огромная стальная рука…
Сандра, сидевшая в середине, ткнула пальцем с коротко остриженными ногтями в мелких продольных рисках, что было заметно, так как даже следов лака там не имелось, в прозрачный квадрат меню перед лицом:
– Ну, давайте, что ли, с нашей любимой…
Вначале несмело, пробуя голоса, а затем с полупьяной удалью, они затянули:
– Вот кто-то с горочки спустился – наверно ми-и-илый мой идёт…
Миша, кинув на них недовольный взгляд, плотней засунул наушники в ушные проходы. Но – помалкивал. Во избежание. А молодец. Знает их, как облупленных.
На третьей песне Ленайна поняла, что – ну вот нет того, прошлого, удовольствия – что от самого хорового пения, что от ритмичного раскачивания в такт… Как бы завязать теперь с этой …реновиной потактичней.
С этим ей повезло: на пятой песне в дверь громко и уверенно постучали.
Ленайна как была, в одном бра и юбочке до середины бёдер, (кофту сняла ещё за столом, после пятой или шестой) подошла. Поправила парик. Открыла.
Перед дверью маячили трое полицейских. Стоящий впереди носил погоны сержанта. Держащиеся чуть поодаль оказались рядовыми. Однако хищно-радостного предвкушения никто из них не скрывал. Похоже, разборки и «утихомиривания» доставляли местным полицейским реальное удовольствие. Об этом говорили и резиновые дубинки, предусмотрительно сдвинутые по поясам вперёд.
Сержант демонстративно чётко откозырял, пялясь на её сиськи:
– Сержант Престон, полиция Лахора. В отделение поступил сигнал, что здесь пьяный дебош. Будьте добры ваши удостоверения лич…
Докончить он не успел. Ленайна убрала приветливую улыбочку с лица, и перебила тоном, не терпящим возражений:
– Сканнер!
Сканнер, несмотря на требование сержанта «предъявить», оказался ещё в чехле. Правда, достал он его быстро. Хоть уже и без улыбки.
Ленайна чётко чиркнула запястьем над приёмником.
Сержант не сдержался: при виде появившейся на прозрачном, возникшем над сканнером, экране, информации, уголки его губ опустились ещё ниже, а злобно-предвку-шающее выражение сменилось почти неприкрытым испугом:
– Прошу прощения за… беспокойство, майор Мейстнер! Мы, это… Нас неверно информировали. Ещё раз – наши извинения! – рука теперь и правда, чётко вскинулась к козырьку. И даже спина распрямилась. Двое остальных полицейских своего испуга вообще не скрывали: знали, чем грозит встреча с разгневанным экипажем танка! Изуродуют, если захотят, как Бог черепаху! Причём – голыми руками. И не помогут потом никакие жалобы! Особый статус!
Ленайна чуть кивнула, глядя на троицу прищуренными глазами, словно оценивая. От этого взгляда, она знала и частично даже чувствовала – у хамов в погонах, столкнувшихся со столь грозным противником, и столкнувшихся тогда, когда меньше всего этого ожидали – мурашки бегут по позвоночнику!
Троица, откозыряв, развернулась и двинулась было по коридору к лестничному пролёту.
– Стоять! – Ленайна теперь добавила в голос льда и угрозы, – Я ещё не разрешала… Идти.
Выйдя в коридор нарочито «играющей» походкой, она на своих шпильках, чуть постукивая стальными набойками на них, неторопливо обошла застывшую посреди коридора троицу. У сержанта на лбу выступили капли пота. Лицо стало белей бумаги. Похоже, бедняга ожидал, что сейчас и правда, сбудутся самые страшные его кошмары: избиение до полусмерти и разжалование с последующим отбыванием в урановых рудниках. Или сразу – шахтах Иллирии…
– Ты. – Ленайна хлопнула ладошкой по груди стоявшего от сержанта слева парня посимпатичней, – Сколько у тебя?.. Ну, длина?.. – недвусмысленный взгляд вниз ясно дал понять, что она имеет в виду.
– Ра… Разрешите доложить, господин майор!.. Во…восемь дюймов!
– Хм… И как вас, таких, в полицию берут… Ладно, пойдёт. – она хлопнула его теперь по ягодице, – В комнату шагом марш! Остальные на сегодня свободны.
Смотреть, как очень быстро, только что не перейдя на бег, удаляются остальные, «неизбранные», полицейские, оказалось весьма приятно. Они даже не оглянулись не разу: явно счастливы, что «пронесло!» Войдя обратно в номер, она закрыла и заперла дверь.
В комнате отобранный ею «экземпляр», неуклюже переминавшийся с ноги на ногу посереди ковра, вздрогнул от звука поворачиваемого в замке ключа. Но войдя, – она слышала! – догадался, впрочем, снять фуражку и чуть поклониться:
– З-з…дравия желаю!
Ленайна обошла его сбоку, и кивнула Сандре:
– Хорош маяться фигнёй. Смотри, какого самца я тебе нашла! Нравится?
Сандра склонила голову чуть к плечу. Впрочем, в «игру» врубилась быстро:
– А то!.. Нечасто у нас такие красавцы на ферме появляются. Вернее – никогда!
– Ну вот и хорошо. Вторая спальня – целиком в вашем распоряжении. – и, повернув лицо уже к полицейскому. – Тебя как зовут?
– Эл… Элберт, господин майор, сар!
Ленайна кивнула:
– Так вот, Элэлберт. Тебе предоставляется шанс принести реальную пользу своей планете. Эта девушка – наша самая близкая подруга. Зовут её Сандра.
Твоя задача – выполнить все её желания. Чтоб ей… И, следовательно, и нам, её друзьям, было приятно. И если желания окажутся… выполненными плохо, или Сандра на твоё поведение пусть даже не пожалуется – а хотя бы окажется не удовлетворена полностью…
Остальное сам додумаешь. Самый смелый твой кошмар я могу легко воплотить в…
Задача ясна?
– Т-так точно, господин майор!
– Приступить!
Ленайна не могла не заметить завистливо-грустного взора Людмилы, когда Сандра увела призового жеребца в спальню. Однако астенозная миома матки – не шуточки. Никакого секса! Но в отношении Людмилы у неё тоже имелись определённые планы. А пока…
– Идём-ка за стол. Продолжим нашу «оргию»! – она чуть приобняла замершую посреди комнаты женщину.
– Это тебе Сандра сказала о… – Людмила закусила губу и кинула взгляд вниз, на свою…
– Да. Завтра займёмся. Мы, танкисты, своих в беде не бросаем!
Утром они отвезли Людмилу в столицу. Ленайна лично переговорила с Директором Первого флотского Госпиталя. Оплатила счёт.
Людмила, уводимая вежливо-безликой медсестрой в глубину казавшегося бесконечным, сине-белого больничного коридора, откуда наносило запахом спирта и какого-то антибиотика, смотрела на них так, словно прощалась навек…
Кто его знает – может так оно и будет. Экипажи танков, согласно статистике…
Двадцать семь рейдов.
Она, сглотнув вязкую слюну, постаралась взять себя в руки: Линда же чует.
Всё чует!..
Её шёпот вынужденно громко звучал в темноте – чтобы перекрыть храп Миши:
– Ты что, и правда, хочешь жить вечно?
– Нет. Нет. Думаешь я не знаю, что на самом деле ты хочешь просто вечно сохранять нашу любовь… А это – невозможно… – в голосе Линды звучали слёзы, – И ты, и я… Мы обе знаем, что проклятые психологи дают таким парам, как мы, максимум двадцать-тридцать лет. Чёртовой «гармонии». И взаимопонимания.
Потом, когда происходит перестройка организма… Физический климакс. Психологический климакс… Старые эмоциональные связи ослабевают и рвутся! Зачастую – с кровью. Я… – Линда сглотнула, – Не смогу выдержать, когда ты меня разлюбишь.
Боже! Это так не похоже на никогда не поддающуюся тоске и ужасам войны, и никогда не выражавшую столь бесхитростно свои эмоции, танкистку! Неужели это посещение столь изменившейся, и – не к лучшему! – родины так повлияло?!
У Ленайны горячий комок подкатил к горлу. Она тоже сглотнула. Продышалась. Нет, она не хотела, чтобы Линда слышала и чуяла её слёзы!..
Ведь она – сильная. Самодостаточная. Командир. Лидер. Волчица…
– Ты знаешь. Я никогда не разлюблю тебя. Речь не об этом сейчас.
Речь о том, попробуем ли мы, рискнув жизнями, воплотить наш План – ради будущего этих бедолаг. Ради тех, кто… Прозябает в нищете. Беспросветности. Тянет лямку рабского труда из последних сил. Отчаялся, что положение хоть когда-то улучшится. И бессмысленно-безропотно мрёт, принося себя в жертву кровавой мясорубке!..
– Знаешь, да. Да. Я… готова. Может, именно это и называлось когда-то жертвенностью… Готовностью отдать свою жизнь за «благо всех людей». (Напыщенно-глупо звучит, я знаю!!!) Но – я готова. Может, мы и погибнем. Но мы можем хотя бы попытаться – что-то сделать!
Жертвенность?!
Не-ет, может, Линда думает и так. Но она…
Она – трезвый прагматик. Знает, что это – никакая не «жертвенность», а банальное стремление самовыразиться. Пусть и преображённое в гипертрофированную форму, но – именно стремление доказать всем.
Что они – лучшие!.. Что они…
Э-э, хватит. Кого она пытается обмануть? Не себя же? Там, под поверхностными слоями собственной психики, сознанием, подсознанием и всеми его «уровнями», она отлично видит себя подлинную.
Не надо ей уже никому ничего доказывать.
Всё давно доказано! Даже все сослуживцы – побаиваются… Она и правда – почти стала такой, какой всегда хотела казаться окружающим: сильной, волевой, целеустремлённой… Танкисткой.
Но под скорлупой чёрствой и циничной эгоистки всё ещё живёт маленькая девочка, которой в детстве так не хватало…
Любви?
Материнской любви?..
Чёрт – не разобрались в этом лучшие психологи за те несколько столетий, что существуют инкубатории и детские Интернаты, а уж ей – и подавно не разобраться.
Но вот девочка в глубине души говорит ей, что сопланетниц, и даже сопланетников – жалко. Как жалко и всех тех, кто вынужден не отдыхая, и затянув туже ремни…
Восемьсот с лишним миллиардов.
Неужели их судьба, их жизнь и будущее благополучие, зависит от… Неё?
Ленайна тесней прижала жилисто-поджарое стройное тело супруги к себе. Ей больше ничего не надо: напарница поняла её доводы, и приняла…
Чуть повернув голову она буркнула:
– Миша! Хватит делать вид, что спишь. Меня искусственным храпом не обманешь. Лучше скажи, что ты обо всём этом думаешь.
Миша фыркнул:
– Я думаю, что вы – две сумасшедшие дуры. Идиотки. Которым больше всех надо. И которые изо всех сил норовят сунуть головы в петлю, и там глупо оскалиться на прощание. «Спасение человечества», мать вашу!.. – он грязно выругался.
Затем сказал уже серьёзным тоном. Таким, как сообщал о повреждениях корабля:
– Ладно, если вы решились – знайте: я – с вами до конца. Потому что… Людмила, Сандра, и даже бедолага Пратчетт – поразили меня. Я и не думал, что всё так плохо…
Линда правильно говорит: мы можем хотя бы попытаться!
В Центральном банке столицы Ленайна положила десять тысяч на счёт Людмилы, и ещё десять – на счёт Сандры. На первое время им должно хватить.
Также они с Линдой и Мишей зашли в Государственную Нотарию и изменили Завещания.
Больше на Глории их, вроде, ничего не удерживало.
Отремонтированная «Волчица» выглядела практически – как тогда, когда их экипаж только принимал командование над своим танком.
Изящно-заострённые обводы основного броневого корпуса грозно щетинились выступающими над ним орудийными башнями и гроздьями ходовых дюз.
Дюз Ленайна насчитала на боковой стороне, обращённой к ним, аж тридцать девять: даже на две больше, чем у них было. А молодец адмирал: заботится об одном из лучших экипажей! Можно даже поспорить, что усилена и защита саркофага, и гравикомпенсаторы поставлены последней модификации!.. Не говоря уж об основной плате Матери.
Какое-то время они просто стояли перед огромной передвижной площадкой-консолью, на которой высилось тридцатиметровое тело их машины, наблюдая, как вокруг продолжает суетиться несколько десятков инженеров, техников и мотористов в белых халатах, с разными тестерами-инструментами-кабелями-паяльниками в руках.
Ленайна медленно двинулась вперёд. Остальные, – ну, Линда-то точно – прочтя её мысль! – выстроившись привычным клином, пошли за ней.
Ленайна обошла танк, оказавшись теперь спереди.
Боже!..
На нижней части носа блестело свежей краской изображение, которое они с Линдой и Мишей кое-как скопировали и нарисовали ещё тогда, три далёких года назад – оскаленной морды волка. Да – это был именно волк. Но все остальные, да и они сами, называли корабль всё же именем женской особи этого давно вымершего вида существ.
Потому что главной боевой и эмоциональной движущей силой их экипажа, их тройки – являлись именно они.
Женщины.
Ленайна, подойдя вплотную, не смогла удержаться: потрогала грубо нанесённые линии.
От кончиков пальцев до самого сердца пробежал словно электрический импульс. Рука, когда она отняла пальцы от картины, ощутимо дрожала.
– Нет, ты чувствуешь?! – Ленайна обернулась к напарнице.
– Конечно. Я сразу сказала – эта штука – живая! Она стала такой сразу. Как только мы закончили обводить контуры чёрной краской, я почуяла – она – ожила!.. Спасибо тем, кто делал реставрацию: всё очень… аккуратно. Её дух доволен! Это я тоже чувствую!
– Миша! Ты – как? Что-нибудь ощущаешь?
Миша, лицо которого, пока они стояли, словно застыв в непонятном трансе мистического мига, стало непривычно серьёзным, поспешил «одеть» улыбку:
– О, да! Я ощущаю. Ваш неподдельный энтузиазм! Ну что – порвём чёртовых ублюдков?!
– Порвём!
– Отлично. Если честно – даже не вижу смысла лезть в брюхо, и мешать всем этим суетящимся беднягам… Если Эндрюс сказал, что всё готово – значит готово! Вылет – завтра?
– Да! Да.
Мягкий голос диспетчера сообщил задачу на этот рейс:
– Прикрытие сухого дока с планетарным двигателем во время его транспортировки. Прикрытие монтажа двигателя.
Ну ясно: опять поставят километровую сверхмощную дуру на какой-нибудь астероид, расположенный подальше от очередной обитаемой вражьей планеты-базы, и направят его орбиту так, чтобы через год-два она пересеклась с орбитой этой самой планеты…
В расчётной точке.
– Десятиминутная готовность. Пожалуйста, присоедините и проверьте все основные разъёмы…
Мишина борода замаячила над ней:
– Привет, как тебе новая упаковка?
– Этот гель как будто пожиже того… Руки шевелятся легче!
– Э-э, самовнушение! Просто он – жёлтый. А старый был оранжевый. – ловкие пальцы проверили крепление кабелей к разъёмам визиошлема как всегда быстро и основательно, – Ладно, сегодня, вроде, стрелять если и придётся, то – не сразу… Я полез.
Когда они уже готовились ко входу в подпространство, и внутри у Ленайны всё ходило ходуном и дрожало так, что зудели зубы, она подумала, что если бы не такие, «секретные» и «стратегические» рейды, статистика вылетов была бы куда хуже: а здесь почти никогда никто не гибнет…
Тактику уничтожения обитаемых планет с помощью астероидов, которым подправили орбиту, тоже перенята у Сверков. Им удалось уничтожить так более десяти людских миров, прежде чем земная наука нашла адекватный способ вовремя обнаруживать и нейтрализовывать эту страшную, и раньше – почти неотвратимую, угрозу!
Потому что – что взорванные на мелкие кусочки, что – целиком! – пятидесяти-шестидесятикилометровые в диаметре каменные монстры продолжали двигаться в заданном им первоначальном направлении, и практически гарантированно стирали с лица атакуемой планеты – всё!..
Вначале люди научились просто разворачивать такие «брандеры», используя тягу нескольких Линкоров, или ремонтных доков, так, чтоб собственный же двигатель астероида и отвернул, и увёл монстра с расчётной орбиты. Затем, когда сверки стали оборонять камни-убийцы, – наваливаться «превосходящими силами», уничтожать любой ценой корабли охранения… И всё равно – разворачивать.
А когда Сверки начали проектировать двигатели так, чтоб они вырабатывали ресурс ещё до момента обнаружения людьми брандера, пришлось разработать и построить и собственные движки… Эти почти километрового размера монстры, будучи размещены в нужном месте так, чтоб тяга проходила через центр масс, позволяли увести управляемый «снаряд» с опасной траектории. Разумеется, после того, как самоуничтожался, или уничтожался сапёрами хитро заминированный двигатель, установленный врагом…
А раз уж освоили технологию строительства гигантов – не пропадать же добру!
Насколько она помнила историю, преподаваемую им в Академию, Сверками совершено восемьдесят три операции с камнями. А землянами было предпринято триста шестнадцать атак. Что говорит о нехилом промышленном потенциале Содружества.
Из этих атак только первые восемь были более-менее успешными. Система оповещения у противника – куда совершенней. Однако операции землян продолжались. Что говорит уже о неадекватном планировании в Генеральном Штабе Флота…
Ну, это по её скромному суждению.
И, ох, много таких планетарных движков приходилось в последние годы собирать и устанавливать! А ещё больше – обезвреживать вражеских! А Сверки теперь ещё и ставили внутри астероидов мины-ловушки, магнитные дробилки, и прочие хитрые устройства, убивающие людей или портящие их сложную и дорогую технику.
Или вообще – внезапно выныривали из подпространства, и полностью уничтожали столь ценный агрегат и всю многотысячную бригаду высококвалифицированных техников, если рядом не было солидного прикрытия в виде Фрегатов и Линкоров с танками!
В арсенале врага имелись и другие изуверские средства против планет с людьми: хитро замаскированные ракеты с антирадарным покрытием, несущие на борту бациллы или вирусы, уничтожавшие жизнь… Нет – не жизнь на планете, а только – жизни людей!
Одной такой прорвавшейся через кордоны и эшелоны обороны, крохотной, и сравнительно дешёвой ракетки, хватало для этого с гарантией… Так потеряли ещё семь планет. Потому что вначале даже не могли понять: что происходит!!! И – главное! – как…
Так что адекватные средства теперь имелись и у людей: никогда ещё микробиология и вирусология не шагали столь быстро вперёд: буквально семимильными шагами!
Однако насколько помнила Ленайна, враг почти всегда успевал засечь и уничтожить как астероиды, так и ракеты с опасной начинкой: от каменных монстров погибло всего шесть планет Сверков, и двум был нанесён серьёзный урон осколками. Да и то – произошло это на самых окраинах, и планетки были не слишком «продвинутые» в плане военных поставок… А только от бацилл – всего две. И то – в самом начале.
Так что командование Флота продолжало такие операции скорее всего чисто с целью заставить врага распылять, дробить свои силы и ресурсы… Ну и, разумеется, для привлечения, как на сыр в мышеловку – боевых кораблей врага.
Вот это обычно удавалось.
Особенно, когда такая планета-брандер оказывалась в паре недель подлёта к объекту атаки, и её засекали сверхмощные сканнеры-радары врага.
Но сейчас ничего такого не намечалось: установка движка обычно делалась чертовски далеко от возможных бакенов раннего обнаружения, и лететь из этой захолустно-заштатной дыры пространства глыбе предстояло не менее полутора лет.
Выход из подпространства оказался ничуть не мягче обычного: она мысленно вздохнула. Сейчас, когда лететь, и лететь быстро, никуда не надо – можно «привыкать» к местному пространству куда спокойней!
Ага – вот она и глыба. В каких-то пятиста восьмидесяти тысячах километров.
Надо же.
Опасно.
Масса камня огромна – триллионы тонн. Если выскочить рядом с таким слишком близко, гравитационные поля и магнитно-электронные флуктуации гиперполя могут разнести оснащённые его генераторами корабли на кусочки не крупнее тех же вирусов!
Но выход прошёл практически штатно. Просто, видать, астронавигаторы хотят, чтобы флуктуации пространства, прикрытые полями тяготения близлежащих газовых гигантов, помогли скрыть от локаторов врага гиперпрыжки кораблей Флота.
Их, и другие танки, снова «выпустили» из брюха Линкора.
Они имели полную возможность пронаблюдать как на удалении ещё восьмиста пятидесяти тысяч километров возник сиренево-фиолетовый пузырь нуль-пространства, затем лопнувший так, словно и это правда – мыльный пузырь, гнусным скрежетом, и гулом как от набата, отдавшийся в мыслеполе: прибыл транспортник-док с движком.
Транспортник заморгал бортовыми огнями – начал разворот и полёт к астероиду.
Астероид обычно намечали учёные из подразделения «пространственников»: планированием и расчётами занимается секретная лаборатория, упрятанная в самом надёжном подземельи отдельно летящей в пространстве планеты, вдали от Звёзд, планетных систем, и пылевых скоплений. Её местоположение знает лишь высшее руководство Флота.
За смену экипажа Ленайны (восемь длиннейших часов, наполненных только напряжённым ожиданием, «бдением во все стороны», и вялым переругиванием) команды установки как раз успели подлететь к выбранному астероиду, и вывести из гигантского ангара буксирами сам планетарный двигатель. Затем смена Ленайны закончилась, и они вернулись на борт «Сардара» – выделенного танкам для этого рейса Линкора.
На вахту заступили следующие четыре танка из двенадцати.
Ленайна не любила жизнь на борту Линкора. Её всегда преследовал навязчивый запах потных тел и подгоревших бифштексов из камбуза, хотя фильтры и нейтрализаторы, как уверяли местные техники, на специализированном монстре – «самые лучшие»! Да и мыслефон от трёх полков вожделеющих кобелей, которых к тому же и побить нельзя, хорошему настроению не способствовал.
Огромная каюта с пятью комнатами, которую они здесь занимали, конечно, ни в чём не уступала их люксу в «Плазе»… Только разве комнаты чуть поменьше, и декорированы не столь богато. Да и выбор деликатесов всё-таки победней.
Зато комната с тренажёрами и число роботизированных спарринг-партнёров для «контактных» тренировок-боёв всегда выше всяких похвал. И «работают» все танкисты на таких вовсе не для получения «реальных боевых навыков». А для тренировки духа. И – реакции. Наработки инстинктов.
Ох, сколько раз эти самые инстинкты спасали и их, и других…
Для поддержания отличной боевой формы и бравого состояния духа своего самого ценного персонала высшее руководство Флота никогда не скупится.
А ещё бы! Именно от настроя и боеготовности танкистов почти всегда зависит успех или крах почти любой миссии. Именно их сверхчуткие мозги могут засечь возникновение мыслефона десанта врага гораздо раньше, чем сработают детекторы несанкционированного, чужого, гиперпрыжка!
Во время следующей вахты Ленайна и её напарники неторопливо следили, как идёт вплавление в более толстый конец каменной глыбы километровой сигары с гигантским раструбом на конце, ощетинившейся блестящими и чёрными трубами, консолями, плоскостями и радиаторами.
В третье их дежурство сигару уже завели в выплавленную пещеру, и теперь намертво вмуровывали её, буквально заливая потоками расплавленного камня.
Немного отвлечённо Ленайна опять подумала, что именно встреча со Сверками придала столь мощное ускорение, толчок, земной технологии и науке. До этого считалось глупым, дорогим, и бессмысленным строительство кораблей с массой более миллиона тонн… А сейчас речь идёт о «корабле» в сотни миллиардов, триллионы!
И – ничего: заработает, как миленький! А они, прикрывающая партия, словно боевые шершни, будут иногда выныривать рядом с монстром, и жалить, жалить…
Уничтожать, уничтожать!..
Наваливаться плотной массой – чтоб задавить числом отчаянно обороняющихся, и пытающихся свернуть с курса, апокалиптический, несущий смерть камень, врагов. И обеспечить «доставку» на очередную планету Сверков посылки из Ада…
Или хотя бы – нанести флоту врага максимально возможный урон.
Во время одиннадцатого дежурства они смотрели, как устанавливают автоматическое навигационное оборудование и вспомогательные движки для маневрирования.
Во время двенадцатого пронаблюдали, как устанавливают мины и хитрые ловушки: тактика врага. Конечно, малоэффективная против этого самого врага…
Но! Вынуждающая того терять драгоценное время, и позволяющая сильно продлить период, когда можно нанести самый существенный урон его силам противодействия! А чем больше ресурсов и кораблей удастся уничтожить в такой, по сути, отвлекающей, операции – тем меньше враг сможет выделить на оборону остальных планет, по которым и будут наноситься в это время основные удары!
Эта стратегия так или иначе оправдывала себя. Особенно в последние два года, когда материальные ресурсы землян превысили потенциал противника в пять-шесть, и более, раз. Никто из людей не сомневался: окончательная Победа близка!.. Если, конечно, враг не придумает что-то кардинально новое. Как уже случалось – с дренажным полем, например.
Его появление у кораблей врага сделало дистанционное радиоуправление управляемыми ракетами невозможным!
После этого и пришлось оснастить центральные компы ракет-перехватчиков навсегда встроенной матрицей «мозгов» ротвейлеров… Им дренажное поле поставить «непреодолимые помехи» не могло. Как и сбить «программу».
Работа шла, рейс подходил к концу.
Времени, чтобы обдумать со всех сторон свой казавшийся уже не столь безумным, план, и всё обсудить в деталях, оказалось больше чем достаточно.
Когда они вернулись из рейда, вместо Тагора экипаж Ленайны отправился на Фобос – вторую по древности, и первую по величине, Запасную Базу. В солнечной системе.
Там хранилась вся признанная устаревшей, или не подлежащей восстановлению, техника. (Лишь несколько недель назад Ленайне казалось, что именно туда отправится и их покалеченная «Волчица»…)
В ангаре оказалось темно – хоть глаз выколи, и гулко: словно впереди – несколько километров пустого пространства… Ленайна буркнула:
– Что у вас здесь – нормального освещения нет?
– Нормального – нет. Это же – списанная, полуразрушенная техника. Рухлядь, которую пока признано нецелесообразным пускать в переплавку: здесь ещё остались узлы, которые при необходимости можно снять и использовать. – голос начальника смены, старшего техника Владимира Умарова звучал чуть иронично. Словно показывая, что его обладатель адекватно оценивает реальную значимость хозяйства, предоставленного в его распоряжение, – Особенно это касается конвертеров и гальюнов*.
*Гальюн – корабельный туалет.
– Понятно. Ну а всё-таки – можно включить хоть что-то ещё?
– Ладно. Перерасход электроэнергии спишем на «форс мажор». – на потолке, обрисовывая некрашеные стальные балки и кронштейны перекрытия потолка ангара, зажглись тусклые лампы в простых жестяных колпаках. Правда, серые камни скалы, в которую был намертво вмурован Ангар, они освещали куда лучше, чем технику, пылившуюся на полу, покрытом стальными плитами, и расходящимися как бы веером от входа, рельсами.
Зрелище впечатляло.
Застыв, словно команды спортсменов-олимпийцев на открытии Игр на поле огромного стадиона, вдаль уходили бесконечные ряды могучих машин. То, что они не летают больше, нисколько впечатления не портило – Ленайна вспомнила, что однажды видела какой-то документальный фильм про Военную базу в безводной земной пустыне, кажется, в северной Америке, где нулевая влажность позволяла хранить в целости списанные самолёты буквально вечно. Ну а теперь на земле хранить ничего нельзя: радиация…
Да, очень похоже. И здесь влажность тоже поддерживается нулевой. И сила тяжести такая, что уж точно ничего ниоткуда само не отвалится.
И – главное! – здесь тоже при необходимости можно выбрать, немного подлатать, и – воспользоваться тщательно сохраняемой «на всякий случай» мощью!..
К концу восьмичасового посещения, когда тон Умарова уже не был столь ироничен и вежлив, они наконец, нашли.
– Теперь – к аналитикам! И экономистам. – Ленайна не скрывала торжества в голосе. – Пусть-ка посчитают, за сколько времени можно закончить переоборудование и ремонт. Во сколько обойдётся. И, главное – вычислят чёртово расстояние!..
– Итак, я слушаю вас, майор Мейстнер. – адмирал, ответив на приветствие, указал на ближайший к себе стул, десяток которых окружал монументальный стол из настоящего дерева. Да уж. Страшно даже представить, сколько такой памятник ретро может стоить…
Но Родина, похоже, как и в их случае – не мелочится, когда надо создать удобства для работы людей, могущих реально выстраивать стратегические планы, решать проблемы, и наносить врагу наиболее существенный урон.
Ленайна села. Выдохнула. От того, насколько чётко и уверенно она изложит свои доводы, зависит, пойдёт ли Главнокомандующий им навстречу, или нет.
– Господин Главнокомандующий. Наша тройка во время отведённого нам отпуска посетила родную планету. Точнее – мою и Линды родную планету. Глорию. Наверняка для вас не будет сюрпризом, что положение тех, кто там живёт и работает, близко к катастрофическому.
По глазам адмирала она видела, что он и правда, не удивлён. Однако он сказал:
– Прошу вас выражаться конкретней, майор. Что вы имеете в виду, говоря что положение близко к катастрофическому?
– Я… Во-первых, конечно, рабочую смену. Её увеличили до одиннадцати часов вместо девяти. А до этого было восемь. Люди не успевают отдохнуть и даже элементарно выспаться. – адмирал кивнул, давая понять, что ждёт продолжения.
– Во-вторых, разумеется, питание. Пайки урезали до минимума – четыреста грамм в дрожжевом эквиваленте, и вместо трёх-четырёх продуктов, как было ещё десять лет назад – один-два. Разумеется, ни о каких микроэлементах или витаминизированных добавках речи уже не идёт. Отсюда – как минимум вдвое больше болезней органов пищеварения, авитаминозы, и даже рахит… Ранний климакс. Остеопароз – ну, когда кости становятся хрупкими, и переломы случаются чаще.
Она перевела дух, продолжая смотреть ему в глаза.
– Ну, и главное – боевой дух. Все связывают ухудшение положения с затянувшейся войной: дескать, все ресурсы и силы уходят на боевые действия, Армия и Флот забирают всех более-менее здоровых и крепких мужчин, а в тылу остаются только полуголодные и хилые – чуть ли не калеки. Нет, пока работают Автоклавы, вырождение населению, конечно, не грозит… Но есть тревожные моменты: конкретно у двух моих ближайших подруг секса не было уже больше года.
Нет сил. Желания. И возможностей: большинство мужчин с ферм и полей переведены в шахты, на сталеплавильные заводы, и цеха по изготовлению. Оружия.
Значит, у несчастных работниц нет и возможности снять стресс от тяжёлой работы и серой жизни – единственным рациональным и наилучшим способом. – она перевела дух.
– Понял вас, майор. Однако не могу не спросить: что же вы предлагаете? Снять часть ресурсов, сил и людей с военного производства, и переориентировать на удовлетворение обычных бытовых нужд?
– Никак нет, господин Главнокомандующий. Это – недопустимое перераспределение. Неэффективное использование наших ресурсов и сил. Глорию я привела просто как… Наглядный пример. Я… Ну, вернее – наш экипаж, предлагает другое решение! Касающееся только военных действий.
Действий нашего Флота в целом, и нашего подразделения в частности.
Брови адмирала чуть приподнялись, давая знать, что он внимательно слушает. Однако Ленайну он не перебил.
– Поскольку война – первопричина большинства наших тыловых проблем, мы предлагаем решить вопрос кардинально: то есть, не развязывать, а – разрубить этот узел!
– Я вас внимательно слушаю. Но хотелось бы конкретней. Как именно разрубить?
– Просто мы считаем, что с затянувшейся войной надо покончить как можно быстрей, и единственно приемлемым способом: выиграв её, и полностью подавив сопротивление врага!
– Какая свежая мысль… – Главнокомандующий теперь даже не скрывал иронии, – А мы тут, с Комитетом Объединённых Штабов думали-думали… И даже не додумались до такой простой мысли. И вообще – не догадываемся, какие именно радикальные идеи, способы и средства нужны для столь блестящего стратегического шага.
– Я ни в коей мере не хотела никого оскорбить сомнениями в вашей, и специалистов Комитета Объединённых Штабов, компетентности… Однако мы с… Напарниками разработали предложение, которое, как нам кажется, могло бы радикально изменить расклад сил в нашу пользу!
– Я – весь внимание.
– Господин Главнокомандующий… Возле почти каждой из наших планет есть ангары. А в них – старые, ну, вернее, устаревшие, или даже списанные транспортники. Ну, те, что перевозили руду, нефть и прочее до того, как построили промышленные телепорты… и те стали конкурентоспособны по стоимости перевозки – по затратам электроэнергии. Ну так вот.
Мы предлагаем оборудовать один такой транспорт, водоизмещением не более восьмидесяти пяти тысяч тонн, генератором нуль-переноса. Аналитики рассчитали, что этого должно хватить. На перевозку в трюме одного танка. Например, нашей «Волчицы».
Затем нужно рассчитать выход из подпространства так, чтобы он произошёл в непосредственной близости от Базы-матки врага, а не на «безопасном» расстоянии в сотни тысяч миль, из-за чего нам обычно приходится нести значительные потери, взламывая оборону и прорываясь! А выскакивать из подпространства нужно хотя бы – в пятнадцати-двадцати тысячах! Тогда можно было бы сразу выпустить танк, и поразить вражескую Матку торпедами ещё до того, как она успела бы начать выпускать противоракеты и перехватчики!
Адмирал долго молчал, не спуская умных глаз с глаз Ленайны.
Она видела, что он вполне оценил её предложение. Наконец сказал:
– Майор Мейстнер. Вы понимаете, что предлагаете не больше – не меньше, как способ быстрого, и почти гарантированного… самоубийства?
Если выйти из подпространства настолько близко, насколько вы предлагаете, шансы на то, что удастся сделать это так близко к планете, и массивному кораблю врага без катастрофы, или существенных повреждений на борту носителя генератора – мизерные!
Далее. Нужны будут реперные бакены возле такой планеты, чтобы до десятого знака рассчитать точку выхода… (Установка которых так, чтобы противник не заметил – весьма проблематична!) И всё равно: если транспортник попадёт в обычное пространство ближе, чем в трёх-пяти тысячах километрах от Матки – его вообще разнесёт на атомы! Из-за влияния всё тех же горячо любимых чёртовых гравитационных и интерференционных полей.
А если расстояние будет больше – утрачивается эффект внезапности, который, как я понял, является главным… И пока – единственным достоинством вашего Плана.
– Нет, господин Главнокомандующий. «Вынырнуть» из подпространства даже в се-ми-восьми тысячах километрах от Матки – практически безопасно, если только суммарная масса транспортника и танка не будет превышать ста тысяч тонн. Нам… рассчитали это.
– И где же вы найдёте такой… Лёгкий транспортник?
– На Фобосе, на запасной Базе. В ангаре 2/18 есть подходящий. Мы его уже осматривали. Доработка и ремонт понадобятся минимальные. Много времени займёт только установка генератора гиперполя.
И вот ещё что хочу сказать: Сверки тоже наверняка руководствуются такими же «трезво-здравыми» мыслями и расчётами, как сейчас вы, господин адмирал. – бровь адмирала полезла вверх, давая понять, что он «оценил» аргумент, – Значит, такой атаки они точно не ждут! Можно будет радикально изменить расклад сил в нашу пользу!
Потому что пока они переоборудуют свои транспортники для подобных атак, (Если вообще на такое решатся!) мы, проверив этот план в бою, сразу нападём на все остальные планеты – таким же образом! И победа будет достигнута. Малой кровью.
– Хм-хм… Я рад, конечно, что вы столь аргументировано доложили свою идею… Но если в бою шансы на выживание экипажа танка аналитики определяют порядка девяноста шести процентов… Тут я не дал бы и пятидесяти. Огромный риск!
А теперь главный вопрос: вот ваш экипаж согласен так рискнуть, участвуя в такой операции… Если вдруг на секунду предположить, что я одобрю ваш безумный план, и Объединённый Комитет Штабов утвердит его?
– Да, господин адмирал! Мы согласны рискнуть! Именно поэтому я здесь!
Главнокомандующий поёрзал мускулистым задом по коже казённого кресла. Поправил галстук, словно тот стал тесноват. Наконец, выдохнув, снял фуражку и почесал затылок. Похоже, именно этого ему и недоставало:
– Как называется выбранная вами посудина?
– «Аполлодор», господин адмирал.
– Хм-м… Очень подходящее название… Хорошо. Если решение Комитета Штабов окажется положительным, я дам вам знать!
На этот раз выход из подпространства прошёл куда хуже: Ленайну жутко замутило, и только чудом ей удалось удержаться, и не испачкать изнутри визиошлем!
Наверняка этот эффект возник как раз из-за того, что рядом торчала колоссальная масса: Матка Сверков у этой планеты!
Ладно! Плевать на ощущения: главное – они не взорвались! Вперёд!
Ленайна знала, что особо рассиживаться некогда: если они хотят осуществить свой План, самое время отделяться от безлюдной громады транспорта, и начинать!
Вылет из брюха носителя прошёл, конечно, не так быстро, как из ячеек эсминца, но тоже нормально: буквально доли секунды! Это оттого, что она нажала кнопку отстрела ещё только-только очутившись в обычном пространстве: даже раньше, чем навалилась вся «прелесть» ощущений необычной тошноты, и обычной – потери ориентации!
Стоило итанку удалиться на пару сотен миль, транспортник нырнул обратно: сработала автоматика. Ещё один удар по вестибулярному аппарату и психике!
– «Линда! Ты как, соображаешь»?!
– «О, да. Вполне. Сейчас начнётся».
И точно: противоракеты-истребители-перехватчики так и полетели из-под брюха гигантской бронированной громадины! Это сработала автоматика Сверковской защиты. Линда заорала, отстреливаясь с обеих рук, десять их собачек-истребителей старались, как могли, помочь!
Однако Ленайна не стала ждать, пока вражеская техника поредеет в коридоре, который она мысленно проложила – она на всех парах неслась туда: на запах мысли!..
– «Мать! Ускоритель!»
Поле отсекло их от атак на несколько секунд. Правда, ударов по нему оказалось необычно много – она на долю секунды было заколебалась. Нет! У неё – девять секунд!
Восемь!
И за эти краткие секунды она успеет направить «Волчицу» туда, куда нужно, и снова сбросить бомбы-торпеды!
Вот! Добрались: сброс! Генератор ЭМИ!
Инжективно-активные поля головок торпед пробили остаюшееся после включения бортового генератора поле Матки, как камень – воду: уж на оснащение торпед самыми передовыми средствами преодоления любых преград Флот не скупится! Это же – «решающее» оружие! Ленайна смутно ощущала своим обострённым чувством, как обе десятиметровые сигары начали вгрызаться уже в броню, а затем – устремились в глубину пространства, занятого складами и жилыми помещениями! Туманными облачками вылетело через две дыры то, что заменяет Сверкам воздух…
Всё! Можно отключать видеокартинку с камер торпед, и сваливать к такой-то матери! У них – не больше двух секунд! Она мысленно заорала:
– «Миша!..»
Он и сам всё знал – Ленайну снова вжало в гель, и голова стала тяжёлой, словно на неё сел слон… В висках застучало, и темнота обрушилась на глаза, словно удар! Кричать уже не было сил. А колбасило её сегодня – куда там тренировочной центрифуге!
Но вот компенсаторы справились, и вокруг опять возникло пространство, заполненное точками и чёрточками: это мельтешили уже опоздавшие перехватчики и ракеты!
Линда даже не успела ни в кого пострелять: в псевдопространстве мыслеполя позади расцвёл огненный цветок, и вот уже физические языки пламени и обломки догнали и перегнали их корабль, на мгновения закрыв обзор на боковых экранах!
Все чёрточки и точки словно корова языком слизнула – взрыв уничтожил всех: и своих и чужих. Только об этом и успела подумать Ленайна, ощутив, как чья-то гигантская лапа хватает её тело, а затем начинает методично сжимать, трясти, и дёргать, словно пытаясь раскрошить на кусочки не крупнее конфетти…
Сознание всё же решило вернуться.
Темнота. Руки и ноги… Не ощущаются.
Голова?.. Не шевелится.
Но – она же мыслит! Значит, хотя бы мозг не пострадал. Или пострадал – но недостаточно сильно, чтобы его совсем уж невозможно было подлатать…
Она попробовала открыть глаза.
Что это? Свет? О, да – с открытыми глазами что-то светлое видно. Правда, не резко… Ничего, сейчас попробуем проморгаться!
Ага, есть.
Вон оно как. Она плавает в некоей жидкости: а, наверное, лечебный физраствор…
Значит, она в госпитале. А где же Линда и Миша?!
Ленайна попыталась пошевелиться. О, вот и руки: они вплыли в пространство перед лицом. А почему одна рука короче другой?! Ах вот так: нету левой кисти и предплечья!
А ноги?! Странно. Изогнуться, чтобы посмотреть на ноги не получилось: её голова оказалась словно закреплена в неких… Мягких держателях. Для чего?
Ага, вот для чего: чтобы не выскочил изо рта закреплённый шланг. Похоже, через этот шланг она под водой и дышит! А, может, и питается.
Ленайна попробовала позвать на помощь.
Плохо. Звуков никаких издать не получилось. Словно у неё нет… Гортани? Языка?
В пространстве справа вдруг замаячила белая фигура – О! Врачи? Врач?
Фигура приблизилась, и взяла что-то, закреплённое на наружной стенке бака, в котором Ленайна как бы парила. Переговорное устройство? Точно:
– Доброе утро, полковник Мейстнер! Рад приветствовать вас на борту полевого госпиталя «Йен Флемминг»! Как самочувствие?
Ух ты! Она – полковник! Значит, увенчалась-таки успехом их «безумная» попытка! Раз Матка оказалась взорвана, да ещё в таком виде, что большая часть малых кораблей оставалась ещё на борту, – значит, достойного сопротивления система планеты «Карпукки» оказать не смогла! И, значит, планета тоже – «зачищена»! Теми, кто прибыл потом…
Хорошо. Сработал их чёртов План.
А вот самочувствие…
– Спасибо, самочувствие – неплохо. – она не столько говорила, сколько пыталась. А-а, вон в чём дело – старинный ларингофон! Он позволяет говорить даже не открывая рта – электроника воссоздаёт слова по движениям гортани… – Вот только я… Ничего не чувствую. Вообще!
– Ну, это и неудивительно. Нам пришлось полностью отключить вашу симпатическую нервную систему, чтоб вы не умерли просто от болевого шока. У вас сломана шея. Так что пока восстанавливаются основные нервные сети, вы будете ощущать… Скажем так: невозможность владеть в полном объёме конечностями. И, разумеется, нормально питаться и дышать.
– Понятно, док. Спасибо, что подлатали… – она чуть замялась, – И долго мне ещё… Плавать здесь, в аквариуме?
Док фыркнул. Потом осмотрел немаленькое помещение, сосредоточив внимание на пульте, стоявшем, как теперь различала Ленайна, в двух шагах от передней стенки ящика с нею:
– Недолго. Думаю, ещё пары дней на полное восстановление нервного наполнения опорно-двигательной системы, хватит. Ну, другими словами, вы сможете руки-ноги чувствовать, и даже управлять ими. Правда, чтобы полностью восстановить всю координацию движений и моторные навыки, понадобится не меньше… Скажем, двух месяцев!
Ясно. То есть она – полная развалина. Похоже, ей грозит досрочное списание в запас…
А теперь – самый главный вопрос. Который она всё это время боялась задать. Но – задать его придётся.
– Док. Что с моими напарниками – Линдой и Мишей?
– Миша жив. Он в соседнем блоке реанимации. Тоже в баке. Правда, ещё без сознания – его черепная коробка пострадала сильнее… А от тела сохранилось только вот так. – док провёл себя по животу.
Ленайну начало чуть подташнивать.
– Линда? – ей пришлось сглотнуть. Хотя и глотать было нечего – она не ощущала ни рта, ни горла, ни языка…
– Мне очень жаль. Линда погибла сразу. Не мучаясь, если вам от этого будет легче… Её череп расколола стальная балка от корпуса корабля Матки. Собрать вещество мозга не представлялось возможным…
Ленайна запретила себе нервничать.
Собственно, она и так знала о смерти Линды: нигде в окружающем пространстве не витал её мыслепоток… Даже когда напарница спала, или была без сознания, нечто – «несущая частота», что ли? – всегда как бы присутствовало в её мозгу…
Да и там, ещё на «Волчице», она ощутила, как вдруг исчезло, словно кто-то повернул гигантский невидимый выключатель, сознание Линды из поля телепатического пространства, а Миша закричал, завыл от невыносимой боли!..
Или всё это произошло уже после того, как она сама потеряла сознание?!
Проклятье!
Пустота в сердце, оказывается, давит пострашней тех же чёртовых «жэ»… И будет теперь давить – вечно.
Сможет ли она это выдержать?!
Впрочем, они с Линдой обсуждали и такой вариант – если погибнет кто-то один…
Да и знала Линда, на что идёт. Как и Миша.
Всё равно: слишком дорогая цена. Слишком дорогая для неё лично.
Неужели эта жалкая Система с планетой-базой стоила того?!
Да, её раскладки оправдались, похоже, и они доказали – и то, что самые «крутые», и то, что найден, вроде, подходящий План… Но.
Сможет ли она и правда, жить с этим?
Вернее – без этого?!
Без вечно пьющего водку, рассказывающего бородатые приколы, и ворчащего Миши? И вечно дерущейся с несчастными матросами, торговцами, и служащими портовых кабаков, Линды?! Не превратится ли её жизнь без главного – их Семьи, их Любви! – в нудно и бесконечно тянущийся кошмар ядовитых и беспощадных угрызений совести?..
Она спросила, видя, что глаза за стеклом внимательно изучают её лицо:
– Планета системы «Карпукки»… Зачищена?
– О, да! После уничтожения Матки это оказалось нетрудно. Наши потери – минимальны. Планета зачищена, мы успели даже вывезти запасы стратегического металла! Теперь у Сверков осталась сорок планет! Окончательная победа стала ещё ближе! Благодаря вам, полковник!
– Вот как. Очень рада. В-смысле, что окончательная победа… – ей пришлось прерваться. Хорошо, что в баке не видно как слеза появляется из глаза – вокруг и так вода, – Правда, вряд ли мне теперь удастся повоевать… Меня, скорее всего, спишут в запас – как потерявшую экипаж.
– Не нужно так категорично судить, полковник Мейстнер! Младший лейтенант Павлов жив. И, скорее всего, так же как и вы, будет вскоре полностью функционален! Ну, то есть – мы восстановим его организм в лучшем виде, чем было! И стрелок…
Хоть я – только медик, через мои-то руки прошло много… Танкистов. Поэтому и берусь судить об этом – в меру своих скромных сил. Многие этим страдают – ложным чувством вины. Поймите вы, полковник: нет за вами никакой вины!
Просто так сложились обстоятельства, что балка угодила именно туда. Если б на полметра левее – не было бы уже вас… А хватило бы мужества и силы духа у вашей… Супруги – пережить вашу смерть?.. – он ненадолго замолчал, давая ей осознать смысл вопроса, умные глаза продолжали изучать её. Молчание первым нарушил всё же он:
– Я не буду сейчас об этом с вами говорить, поскольку слишком свежа рана… Да что там рана – чудовищная пустота от потери! Но, возможно позже… Простите ещё раз, но ведь подобрать стрелка или моториста – не слишком большая проблема.
Проблема – подобрать Командира.
Лидера, способного без оглядки, инстинктивно, решать. И лететь к главной цели!..
– Да, док, спасибо. Я… поняла. Ваша правда: поговорим об этом позже. Сейчас мне, – она прикрыла глаза. Вернее, они сами прикрылись! – хотелось бы… Отдохнуть! – он наверняка ещё и психолог. Старается, как может, ослабить её чувство вины…
– Разумеется! Разумеется, господин полковник. Если что-нибудь будет нужно – под языком пластина. Прижмите её к щеке, или сожмите зубами – придёт дежурный врач.
– Спасибо док. – она покатала пластину – вот уж точно, та сразу обнаружилась под языком! – по рту. Засунула обратно за щёку. Языка она не ощущала, но то, что он ещё оставался во рту – это точно. Хоть это радует…
Шагов она не слышала, (Ещё бы – сквозь стекло и жидкость!) но стало светлее – фигура в белом халате перестала заслонять часть света. Она зажмурила глаза.
И снова их открыла.
«Висеть» «в обществе» самой себя в полной темноте было выше её сил!
Потому что вот теперь раскаяние, совесть, запоздалые сожаления, навалились могучей армадой, пиля, теребя, тираня мозг, который и без этого пилил и поедом ел самого себя! И не помогали тут никакие «увещевания»!
Какая она дура! Патриотка хренова! Вот уж выискалась дебилка! «Спасительница Отечества»! Памятника ей, что ли, «на родине» захотелось?!
За каким …ем ей надо было ЭТО?! «Приблизить окончательную победу»?!
Да наплевать ей на эту победу! Для неё эти восемьдесят пять оставшихся людских Миров, равно как и сорок – Сверков – не больше, чем абстракция! Которую она воочию уж точно никогда не увидит! Точно так же, как и не почувствует «улучшения» жизни остальных винтиков-рабов «своих» Миров. Которые она стремилась поскорее освободить из-под ига «Военного Заказа»!
Заказа, который заставлял всех туже подтягивать пояса, и работать за меньшую зарплату большее рабочее время. Да – на положении бессловесных биороботов!
Что, она и правда, рассчитывала на «благодарность» всех этих… Которых она пыталась освободить от непосильного, почти рабского (Да почему – почти-то: именно, что – рабского!) труда?! Они же таких, как она и её экипаж – ненавидят! Презирают, злобно шушукаясь за спиной, потому что считают – что все они – выродки! Отморозки!..
Да, вынужденно с их существованием – мирятся, как с необходимым злом. Необходимым, чтобы не уничтожили. Так, как уже уничтожили сорок девять других колоний.
А вот теперь она до мозга кости осознаёт, что потеряла сама. Лично.
Любовь.
Спутницу жизни.
Придающую этой самой жизни хотя бы видимость смысла. И наполняющую (Нет – уже только – наполнявшую!) эту самую жизнь теплотой и взаимопониманием!
И не поможет тут Миша!
Он, конечно, мужик хороший… Но – вот именно! – мужик!
Невозможно к нему испытывать то, что они с Линдой…
Она зарычала мысленно: перед глазами проходили картины. Из прошлого.
Вот они знакомятся: Линда споткнулась и упала. Уронила контейнер с отработавшей дрожжевой массой, которую нужно выливать в коллекторы утилизации.
И теперь сидит смотрит, как густая вязкая жижа растекается по земле и одежде.
Будь это кто другой, Ленайна прошла бы мимо – как уже делала сотни раз: добросовестный работник должен со своими проблемами справляться сам!
Но это была Линда – маленькая, тоненькая, такая беззащитная и хрупкая на вид, что невольно хотелось подойти и утешить… Поддержать. Помочь.
Ну вот она и подошла. На всю жизнь в память врезались их слова. Такие, вроде, банальные… Но – запомнились на всю жизнь!
– Давай я помогу тебе собрать всё обратно.
– Спасибо. Лучше помоги мне собрать мои мозги!
– А-а, ты тоже задаёшься вопросом, кому всё это надо? И – зачем?
– Да. И ещё – кто бы помог мне скрасить бессмысленность жизни…
Ну, с этим проблем не возникло – в тот же вечер они стали любовницами.
И какими! При всей кажущейся хрупкости шестнадцатилетней девушки, почти – девочки, Ленайна поразилась: Линду можно было согнуть, но сломить – никогда!!!
Правда, после пика наслаждения Линда полностью отключалась: и Ленайне приходилось заканчивать, так, чтобы испытать оргазм и самой, абсолютно самостоятельно.
Вначале это слегка шокировало, затем она даже привыкла – и не представляла, как может быть по-другому.
Пока они не прошли отбор, не выучились. И не выбрали Мишу…
– А почему мы не применяем этот импульс?!
– А потому же, почему и Сверки! Боимся остаться без компьютерных мозгов вспомогательных судов, противоракет и самонаводящихся ракет! – сегодня адмирал был настроен куда менее скептично, и вёл себя с ней не как начальник, а как… Коллега. Почти.
– Не поняла. Он что же – выводит из строя и чужие и… Свои мозги – без разницы?
– Ну да! Эх, полковник Мейстнер, если бы это было так просто! Скажем, настроил параметры – и нате: вражеская электроника сожжена, а наша – работает!.. Нет, если уж чёртов взрыв сработал, в радиусе пятиста тысяч миль летит вся электроника – в первую очередь – тонкая. Поэтому вы и сидите в танках, а «доберманы» – в перехватчиках! А вовсе не потому, что вы там уж прямо так необходимы со своей «реакцией»… На …рен никому на самом деле не нужна ваша реакция, пока работают мозги компов.
Нет: вы – банальная подстраховочка! На тот исчезающее малый по вероятности случай, если Сверки оборудуют все свои корабли ручным управлением, и применят-таки ГалоЭМИ! Чтобы повывести из строя уже наши компы. И сорвать атаку.
– А вот если, скажем, взорвать такую бомбу с этим самым СтилоЭМИ, послав её туда заранее? Ну, я имею в виду – влетает корабль с миной сквозь ноль-пространство, в обычное, у планеты, которую мы собрались атаковать, и взрывает мину!
А затем туда же влетают и остальные корабли – танки, противоракеты, истребители! А враг уже деморализован и его порядки сметены! А? Как вам?
– Неплохо, неплохо… Я вижу, ты действительно думала над нашей военной доктриной. Такой вариант предлагался. Однако!
Если не применить его сразу массово, то есть, хотя бы на нескольких десятках планет, эффект внезапности будет утрачен. И враги подготовят на остальных планетах экипажи с людьми – для предотвращения! И когда мы заявимся, взорвут мину со СтилоЭМИ уже сами! Спалив к …рам уже всю нашу электронику.
– А чем плохо, если мы и правда – уничтожим с такой тактикой пару десятков – то есть, почти половину оставшихся у них планет! – остальных-то как-нибудь добьём?!
– Ничем не плохо… Кроме чрезмерного риска. Пока мы задействуем все наши ударные силы в такой Операции, (Ну, чтобы нанести удары везде одновременно!) никто не помешает Сверкам ударить нам в тыл! И нанести, быть может, даже ещё более серьёзные потери – уже нам!
– Не верю. Не верю, что мы должны задействовать именно все наши ударные силы в такой операции! Это как раз тот случай, когда удар может нанести и крохотный отряд, особенно, если за пару секунд до появления его будет взорвана мина со СтилоЭМИ, а выход из подпространства произойдёт как можно ближе к основным Базам-кораблям! Да и вообще: почему нельзя, раз уж у нас есть ноль-транспортировка, переносить мины прямо и непосредственно вовнутрь корпусов их кораблей?! Мина взорвётся от «флуктуаций»? Ну и шут с ней – лишь бы взорвалась внутри корабля Сверков – нам же этого и надо!
Командующий долго молчал, сердито сопя, и буравя её через стол исподлобья пристальным взглядом стальных глаз. Наконец убрал ладони с полированной столешницы, на которую они опирались, буравя друг друга глазами. Жестом предложил снова сесть, поскольку в пылу полемики оба и не заметили, как поднялись со стульев.
Ленайна только сейчас ощутила, как болит поясница и колени: месяц после ванны, конечно, маловато для «полной адаптации»…
– Эта «умная», и сама собой напрашивающаяся мысль, приходила не только в твою светлую голову, Ленайна. Нашим инженерам и стратегам она тоже приходила. Давно.
Однако! Если бы такое могли делать мы, никто не помешал бы и Сверкам использовать тот же приём – и мы уже остались бы и без кораблей… И без планет! Потому что на самом деле вроде бы почти ничто не мешает, и правда, доставлять ядерные мины и контейнеры с бациллами и на поверхность планет – через те же трансляторы.
Но, к счастью – нет. Это невозможно. Почему? – он поднял руку, предваряя её вопрос, – Объясню! – он подался к ней, глаза горели фанатичным блеском, – Поверхность планет – и наших, и вражеских – покрыта достаточно равномерно как бы сетью из генераторов гиперполя. Ну, то есть, обычных трансляторов. И сделано это вовсе не из стремления «оптимизировать пассажиропотоки». Поля перекрывают поверхность как бы защитным колпаком.
И в каждом генераторе гиперполя есть блокирующий контур, и многоканальное шифрование. Каждый наш транслятор, (Да и сверковский!) оснащён многократной системой подстраховки для опознавания: «свой-чужой». Достаточно прибывающему телу передать хотя бы один неверный код или даже единственную цифру или букву в шифре, и – всё! Он будет попросту дезинтегрирован.
Ну, то есть – безопасно для принимающей стороны распылён на атомы, и выброшен в пространство между этими двумя трансляторами – передающим и принимающим. – он победно откинулся на спинку стула. Сказал уже гораздо мягче:
– А ты что, думала, что это из-за технических сложностей на телепортацию людей и вещей уходит почти минута? Нет. Это на передачу кодированного сообщения, что это – «свой», уходит девяносто девять процентов времени, да и – энергии трансляции…
– Чёрт… А почему я этого раньше не знала?
– А потому, что это секретная информация. И я попрошу тебя не разглашать её. Даже твоей… То есть, Павлову не говори ничего. Я не раскрою тебе секрета, если скажу, что большинство обычных людей… Да что там – и высших офицеров – не задумываются над этим!
Не хотят, и не собираются вникать! Их существующее положение вполне устраивает.
А знаешь, почему?
Она отрицательно помотала головой, стараясь не перебивать – кажется, адмирала прорвало, и сейчас он скажет нечто… Очень важное!
– Потому, что если мы победим… Если Сверки окажутся уничтожены, или повержены – пропадёт это чудесное существующее положение!
Когда несколько десятков миллионов кадровых военных получают гигантскую (Ну, ты знаешь!) зарплату, невероятные льготы, и удобства для жизни. За незначительный, в-общем-то, (Статистика!) риск, и восьмичасовую непыльную вахту. За время которой самое «страшное» событие – пролить себе кофе на форменные брюки с лампасами!
И обеспеченная пенсия по старости уже в пятьдесят лет. С сохранением всех льгот и выплат. И казённая, уютная и большая, квартира – без налогообложения.
А если война закончится – всё! Всему этому настанет …пец! Усекли, полковник?
Она помолчала, переваривая. Но поскольку он явно не собирался продолжать «объяснение», сказала:
– Так вот почему вы отменили переоборудование нуль-генераторами ударного флота из старых транспортников.
Внешне она сохраняла спокойствие. Но кулачки под столешницей заныли от силы сжатия.
– Нет. Вовсе не поэтому. Просто – надеюсь, тебя это не шокирует! – отказались добровольно пойти на такое экипажи остальных восьмидесяти трёх находящихся сейчас в строю танков. – по её округлившимся глазам он понял, что для неё это сюрприз. И неприятный. – Прости, Ленайна. Я думал, ты знаешь.
– Но вы же… Можете просто приказать им!
– Нет, не могу. В такой операции главное – внутренний самонастрой. Готовность идти до конца. Боевой безошибочный инстинкт и твёрдая, железобетонная уверенность в своих возможностях и силах.
Ну, как у тебя!
Прикажи я остальным – и потери превысили бы все разумные пределы! Потому что они знали бы, на какой риск идут, и боялись бы… А я не могу так рисковать самым ценным, что у Флота есть – бронированным остриём нашего меча!
– Но ведь они – и так рискуют! Каждый рейд, когда мы атакуем…
– Не путай. Там – даже там! – вероятность выжить – больше девяносто шести… А тут – аналитики просчитали! – не больше шестидесяти шести – ну, то есть – на вашем примере. Ты. И Миша. Двое из троих. Да и то – вам сказочно повезло!..
– То есть, это, получается вы тормозите приближение «Окончательной»…
– Ленайна! Давай без демагогии и красивых, и, как мы оба знаем, ничего не означающих слов! Кому сейчас нужна немедленная победа? Фермерам? Рабочим? Военным?
Ну, с военными-то легче всего.
Одержи мы эту самую «окончательную» – и три четверти тех, кто сейчас служит и на кораблях, и на планетах – будут отправлены в досрочный запас. Ну, то есть, им придётся вернуться к тем профессиям, которыми занимается и сейчас большинство людей: на заводах, обогатительных фабриках, дрожжевых фермах… Тебе – вот, лично тебе! – хотелось бы вернуться на ферму, и перетаскивать мешки с дрожжами?!
Ленайна сощурила горящие глаза. Желваки на скулах так и ходили.
Вот, значит, оно как…
А она-то недоумевала: ведь можно же нанести Сверкам удары в таких местах, и в такое время, когда они не ждут, и не смогли бы сопротивляться – а оно вон оно как!.. Оказывается, Сверки – это та дубина, то оружие, что позволяет, держа в страхе и напряжении восемьдесят шесть – уже восемьдесят пять! – колоний, выкачивать из них ресурсы и материальные блага… Причём выкачивать вовсе не «для окончательной Победы», или «решающего Удара!».
А для себя, любимых – для поддержания небедного существования огромной толпы бюрократов-чиновников в погонах, разных интендантов и завскладов, занимающихся материальным снабжением Армии. И, конечно, Офицерского Корпуса, проводящего время и правда, в основном в просиживании штанов перед пультами, где они нужны – как рыбке зонтик, поскольку всё делают компьютерные автоматические системы… А затем эти породистые кобели мирно развлекаются с маркитантками и профессиональными шлюхами по барам. И каютам. Того же Линкора. Да и солдатская зарплата, если уж быть честной – на порядок выше, чем у любого штатского…
– Но послушайте, господин Командующий… Может, мы излишне рискуем как раз – бездействуя? Сверки же тоже – не сидят, сложа руки? Они – готовятся! Накапливают ресурсы, разрабатывают новые тактические ходы, может, даже изобретают новое Оружие!.. Принципиально новое!
– Неужели ты думаешь, я обо всём этом не думал? Более того: обо всех их действиях и планах я знаю! У нас полно автоматов-шпионов на всех их жалких сорока одном – уже сорока! – мирках!
Мы регулярно отслеживаем всё, что они там делают – и на поверхности, и под землёй. Все наши электронные мошки, змеи, крысы и лягушки постоянно залетают, зарываются, и заплывают в недра самых секретных их заводов и лабораторий…
К счастью, Сверки настолько наивны, что до сих пор не верят в возможность массового глобального промышленного шпионажа. И пока не повели массовую кампанию по борьбе с утечкой ценнейшей информации. Всё у нас, как говорится, схвачено.
– То есть… Вы знаете о противнике всё… А он – о нас?..
– А он о нас – чертовски мало! Некий «древний» Кодекс Чести запрещает Сверкам даже пытаться получить сведения о не-военных формированиях. То есть – наши планеты никогда не подвергались даже угрозе проникновения шпионов! Только – боевые корабли. Ну, ты должна помнить – так было до изобретения Щита Гопмана.
– Но тогда получается… Что они – очень… порядочные противники! Как древние японцы. Кодекс Самурая!..
– Ну… Типа того. А мы – более молодая, и, соответственно, более «беспринципная» раса. Не брезгующая никакими средствами.
И мы рано или поздно, конечно, уничтожим более древнюю, и куда более замшелую, намертво завязшую, как муха в клею, в своих «традициях» и «кодексах», цивилизацию. И в этом есть глубокий смысл. Новое всегда побеждает и перемалывает старое. Дети всегда рациональней и… жёстче родителей. (Ну, в нашем Обществе это – просто метафора!) И подумай сама: если б было не так – не существовало бы никакого Прогресса!
– Значит, мы их… – Ленайна кусала губы.
– Нет. Мы постараемся, по возможности сохранить их подольше. Хотя бы – как противовес нам, нашей экспансии. Ведь если «выпустить» человечество и дальше бесконтрольно захватывать просторы Вселенной – скоро для остальных Рас и ксеноморфов, которых нам ещё только предстоит открыть, не останется даже крупицы шанса! – генерал показал кончик ногтя, – Сама знаешь: полвека – и миллиард! Век – пять миллиардов! И не просто Колония – а со всем промышленно-военным потенциалом!
– Вы так говорите, адмирал, что мне и правда – страшно. Страшно за этих несчастных ксеноморфов… Но – может быть, всё же возможно как-то… Договориться? Жить в мире даже с нашими, – О! Она уже не заметила, как стала считать Сверков чуть ли не «своими»! – Сверками? Торговать? Делиться опытом и технологиями?
– Ленайна! Что ты говоришь! Если мы будем жить мирно, в мире! – придётся отменить квоты на рождаемость, которые сейчас сдерживаются только Военным Положением, и она снова скакнёт до немыслимых пределов – мы же тогда перенасытим людьми всё доступное нам пространство! Причём – за считанные годы!
И нам уже вынужденно придётся опять воевать за жизненное пространство – хотя бы с теми же Сверками, за их жалкие планетки… Значит – снова война.
– Понятно. – Она побарабанила пальцами по столешнице из натурального дерева, – Значит, ситуация – патовая. Ни мы их не должны… Ни они нас – не могут!..
– Да. Ты очень чётко сформулировала. Суть проблемы. – адмирал чуть улыбнулся, – Ну, теперь-то, надеюсь, ты больше не будешь вламываться ко мне с «предложениями о том, как скорее одержать окончательную Победу»?..
– Нет! Нет.
По дороге к транслятору Ленайна ни разу не оглянулась.
Разговор с Главнокомандующим оставил неприятнейший осадок в душе – словно туда смачно плюнули.
Вот, значит, почему он допустил потерю Дункана, хотя наверняка знал о готовящейся операции – хотел создать видимость паритета сил… Подстегнуть очередной взрыв патриотизма, и оправдать возможные новые «ужесточения» Военного Положения…
Цинично, мерзко, и – что удивительно! – откровенно!
Уж она-то чуяла – адмирал не лжёт! Ну, в данном конкретном случае…
А она-то, дура наивная – хотела облегчить жизнь восьмистам тридцати миллиардам на восьмидесяти пяти мирах… А вон оно как выходит – только чёртова искусственно продолжаемая война и удерживает людей от бесконтрольного захвата Пространства, а Сверков – от окончательного истребления!
Кстати – об Адмирале! А не вражеский ли он лазутчик, завербованный, или загипнотизированный чертовски «продвинутыми» в плане управления психикой и техникой, ксеноморфными существами?! Засланный сюда в младенчестве, и «заточенный» как раз на то, чтобы внедриться в святая-святых, в руководство Штаба Флота, и затормозить, заблокировать экспансию столь агрессивного Человечества в другие Миры?! Явно давно кем-то заселённые, и не нуждающиеся в появлении амбициозных и беспринципных захватчиков-варваров?!
И не побоится ли подставной Главнокомандующий оставлять её в живых после столь «откровенного» разговора, когда многое сказано…
Но ещё больше – можно додумать?!
Именно эта мысль занозой сидела у неё в подкорке, когда она вошла в кабинку.
Но исчезла в затухающих вибрациях материи необозримого космоса, когда транслятор распылил её тело по вакууму между Кастором и Флагманским Авианосцем…
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Волчица (СИ)», Андрей Арсланович Мансуров
Всего 0 комментариев