«Последний из нас»

Последний из нас (fb2) - Последний из нас 1861K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Игорь Владиславович Ветошкин

Игорь Владиславович Ветошкин Последний из нас

Пролог

Молодой высокий парень пинком отворил дряхлую дверь, и нырнул в пыльное, тёмное помещение. Короткий ствол АК — 47 обшаривал довольно просторную хижину, заполненную стеллажами и шкафами, столами. На одном таком столе было полно газет, газеты которые печатались огромными партиями ещё до затопления, теперь большая редкость. Прикрыв дверь, парень взял один такой реквизит в руки, «Уровень воды достигает критического предела» — гласил заголовок газетной статьи. «Осадки, выпавшие на территории Земли, достигали годовых размеров» — пестрила ещё одна газетка. «Учёные пророчат затопление всей Земли!» — прочёл парень следующее название. «Американцы строят корабли, их примеру следуют другие страны», «Неужели потопа не избежать?», «Англичане бегут с «тонущего корабля».», «Часть Европы уходит под воду, переполненные корабли стремятся к суше.», «Россия принимает миллионы беженцев из Азии и Европы.», «На почве нехватки земли может начаться третья мировая война — предполагают мировые учёные.», «Россию тоже не минует потоп!», «Человечество на грани вымирания.», «Кораблей не хватает на миллионы несчастных жителей, а русские строят Ноев ковчег, размещая там животных и растения.» — пишут заграничные СМИ. Дальше газеты кончились, дальше их не было нужды печатать. Но, то, что было дальше, многие ещё помнили. Множество кораблей бессмысленно скитались в одном огромном океане, в поисках земли, к сожалению не нашли, вся Земля ушла под воду по так и невыясненной причине. Тем не менее, скитались корабли не долго, топливо кончилось, а пополнение было невозможным, болтаясь в бескрайнем океане, питаясь одними морепродуктами и немногочисленными припасами, люди пили морскую воду, предварительно пропущенную через опреснители, человечество медленно, но верно вымирало. Из — за недостатка лекарств, ограниченного поступления витаминов, непристойной гигиены, начались эпидемии. На почве одного, огромного человеческого траура и горя, росли новые государства, смысл которых терялся. Частые нападения более сильных кораблей или крупных групп судов на более слабых противников, совсем снизили шансы на выживание. «Бог дал жизнь, Бог её и отнял» — говорили смирившиеся люди о всём человечестве. То ли мольбы людей, то ли это было испытание человеческого нутра, но боги смилостивились над жалкой людской популяцией и дали людям последний шанс, «Вторую жизнь». Спустя ужасные пятьдесят лет, перестали идти нескончаемые дожди, температура поднималась до 50 градусов и выше. И вот долгожданная земля!!! Тут — то и выросли новые государства, как грибы после дождя. Устанавливая свои порядки, ставя жёсткие условия и безжалостные ультиматумы, новые правители легко подчинили себе ослабших людей.

Со скрипом отворилась дверь, тёмная фигура выросла на пороге.

— Артём! Вот и встретились дружок мой родной! — В голосе незнакомца, чьё лицо не было видно, лязгнуло железо.

Артёму голос был до боли знаком, и от его владельца не следовало ждать добра.

— Руки! — Гаркнула тень, отделившаяся от дверного проёма.

Артём обескуражено отвёл руки от калаша. Смело шагнув, незнакомец стал хорошо виден. Впрочем, Артём и так уже узнал гостя. Плоское угловатое лицо, нелепая причёска, слипшаяся грязная борода, короткие ноги и как противоречие им страшно длинные руки, как у орангутанга, потёртая «берета» в руке, наглая, самоуверенная ухмылка, словно приклеенная к лицу этого несуразного человека. Руки бородача были, словно каменными, пистолет твёрдо целился своим дулом в голову парню. Артём знал этого человека слишком хорошо, знал, что он не из тех, кто трепет лишний раз языком, если он хочет стрелять, то выстрелит, не устраивая жертве утомительных речей.

За бородачом захлопнулась дверь, и стало почти темно, тусклые лучи света струились из многочисленных дыр и трещин в стенах и потолке. Окон в хижине не наблюдалось.

Артёма била мелкая дрожь, он внимательно смотрел в глаза противнику. Вот тот страшный миг, враг зажмурил левый глаз… Грохнул выстрел, второй и следом третий. Звонко срикошетила пуля от ржавого железного стеллажа, шумно брызнули стекла каких — то склянок, глухо затрещали ящики, за которые прыгнул Артём. Стать на колено, передёрнуть затвор АК, высунуться из — за ящиков — это у тренированного парня много времени не заняло. К сожалению довольно, что — бы бородач успел спрятаться в своём укрытии. Артём дал длинную очередь в «молоко» — патроны на такого врага он не жалел. Запасной рожок оттягивал карман, а за поясом топырился лёгкий и верный «Глок». Через несколько секунд противник ответил парню кучной стрельбой из громкой береты. Артём вскрикнул, и злостно выругался. Нет, его не ранили, просто такому трюку он кое — где научился. Поменяв позицию, Артём заметил, что одна берета такого массивного огня не дала бы, следовательно, у врага два пистолета.

Затхлый воздух вперемешку с пороховым дымом и кислым запахом пота ударил в ноздри. Ни один из дуэлянтов не торопился. У молодого парня был козырь в рукаве, ведь, он отлично знал противника и его повадки, но тем, же мог похвастаться и бородач. «Надо действовать неординарно» — решил Артём. Так же думал и его противник. Автоматчик вернулся к изрешечённым ящикам, предполагая, что противник такой вариант укрытия в расчёт уже не берёт. Плосколицый тем временем полз на четвереньках у дальней стенки, предательски яркий лучик выдал диверсанта, упав на его камуфлированную куртку. Артём старательно обработал тот письменный стол, за которым крался противник. Зашипела пробитая труба, распыляя кипящую воду, и скрывая бородача в облаке пара. «И откуда тут кипящая вода?» — успел подумать Артём, как матерясь сквозь зубы, его враг открыл огонь. Пятнистый знал куда стреляет, ведь Артём выдал себя огнём. Толкнув калаш вперёд себя, обстреливаемый пополз под стол, оттуда за ряды стеллажей. Теперь плосколицый не таился, словно разъяренный кабан, он бежал на свою бедную жертву, сжимая в одной руке пистолет, второй опрокидывая препятствия. Растерявшийся парень запоздало вскинул автомат, алюминиевые полки падающего стеллажа выбили оружие из рук. Яркий свет, сильная боль в затылке, мощные, волосатые руки, вытянувшие из — под груды мусора. Артём видел перекошенное от злости лицо, ошпаренное кипятком и теперь покрытое пузырями. Противник, оказавшийся за его спиной, взял парня за подбородок одной рукой, за затылок другой. «Всё, — как — то отстранённо подумал несчастный Артём, — Сейчас сломает шею, но эта смерть хотя бы быстрая и безболезненная…». Послышался резкий хруст…

Эпизод 1. Команда

Глава 1. Новая жизнь

Промград.

Этот дневник я начинаю, начиная свои, как я надеюсь, интересные приключения. Раньше нужды в нём не было, моя жизнь в Промграде (ужасно скучном городке, и как следует из названия промышленном.) представлялась невероятным однообразным существованием. Находится этот городок недалеко от океана, где — то на территории, канувшей в забвение Украине, на месте бывшего небольшого жилого центра. Название города было изменено, как и названия многих других. Никого не интересовало былое имя града, как впрочем, и его история. Да и во что превратились нынешние города, не многие многоэтажки пережили пятидесятилетнюю засолку в океане, не многие вещи сохранились, большая нужда была всей страны в железе. Его-то в основном и добывали в нашем захудалом городишке. Наполненный заводами, выбрасывающими в воздух отравляющие серые, чёрные или пугающе белоснежные газы, он пугал своими грязными и тёмными улицами. Жили люди тут недолго, те, кто не умирал от бесконечной работы на заводах, тот часто становился жертвой разгулявшейся преступности. Многие не хотели горбатиться на заводах и в шахтах, потому ставали на нечестный путь, а воровать у простых работяг было фактически нечего, то воровали часто. Богатые в таких городах не жили, только трудяги, второй сорт народа.

Мне не повезло родиться здесь, по законам Республики, сын шахтёра тоже должен стать шахтёром, вот я и горбатился в каменоломной шахте с утра до вечера. Тешило одно приятное обстоятельство: у меня не было кода на правой руке. (В Республике ставили клеймо всем новорожденным гражданам, цифровой код ставился мужчинам на правую руку раскалённым железом в первые месяцы жизни, женщинам на левое предплечье. Он подтверждал гражданство, место рождения, национальность и дату рождения.). Меня странным образом клеймование миновало, это давало надежду на возможность строительства своей жизни. Отец одно время проработал в бюро разрабатывающее «коды», вот он меня и спас. Остаток жизни он отбывал срок на исправительно-трудовых работах в колонии Промграда. Тут много ЗК отбывали наказание, но за, что отец отбывал свой срок, он так и не говорил. Он вообще мало мне говорил о себе, но я знал, что человек очень интересный, свою жизнь он провёл в круговороте опасностей и необычных приключений, они, то его и изменили. Старые друзья моего отца, говорили: «Он не всегда был таким замкнутым, Коля вообще на своих товарищей не похож был. Дюже честный, правильный он и тебя таким воспитал, зря я думаю, пока ты жизнь не познал, думаешь, что честь, совесть, и тд и тп, хорошо, ни черта! Колю это чуть не сгубило, но люди быстро приспосабливаются, вот и твой отец на остальных похож стал!» Что это означало, я не знал, наивно думая, что всё делаю правильно, но отцовским друзьям, мирвозрение своё сломать не дал.

Свою мать я даже и не знал, звали Люда, Грачёва — фамилия, жила какое — то время у Красных, встретилась с отцом, переехала сюда, умерла при родах. Кем работала, как выглядела, да и многого я о ней не знал, отец не запрещал спрашивать, но настойчиво, очень настойчиво просил не говорить о ней. Поначалу я думал, что мать его предала, и разбила сердце, но один из его часто приезжавших друзей, Спичков, его звали, сказал, что он очень мать любил, и она его тоже, а больше ничего.

Виделись мы с ним только поздно вечером, когда он приходил с работы на шахте, а я с учёбы. Да, я даже в таком городке, в таком положении наивно верил в силу знаний, в свои девятнадцать лет я старался не пропускать лекций в университете при Красном Кресте — так называлось независимое учреждение, разбросившее свои корни во всей территории России. Вот я и учился врачеванию, надеясь со временем выбиться в люди. Днём в шахте, как земляной червь, вечером на учёбу. Народу в аудитории было всегда мало, все мои сверстники либо работали, как я, либо спивались во дворах, за гаражами.

Отец учёбу одобрял, но не считал необходимостью, учитывая, как нам тяжело жилось, платить за занятия было весьма накладно. И всё же я продолжал учиться.

Месяц назад отец, словно мгновенно состарился сразу лет на десять, он осунулся, непрестанно кашлял, двигался с трудом, через неделю его вышвырнули с работы. В Республике пожилым людям пенсии не полагалось, как, впрочем, и инвалидам, в наше время никто никому ничем не обязан, кроме народа своему правителю. Хорошо хоть срок истёк, и отец мог спокойно сидеть дома на попечении единственного сына. А мне приходилось работать за двоих, и скоро мы начали голодать, продав весь хлам, который был в нашем «доме», а конкретнее мы жили в одной комнатке рабочего общежития, но и эти деньги ушли, как вода сквозь пальцы. Ничего дельного я придумать не мог, и решил бросить учёбу, тогда это значило бы, все прочие годы прошли впустую. Я видел, как отец страдает от угрызений совести, он видел, что мы можем и не выкарабкаться, и он к тому же, как человек с высокой самооценкой, стыдился своей слабости. Не привыкший от кого — то зависеть, он сильно нервничал по этому поводу. Неделю назад он сильно занемог, ничего не ел и не пил, лежал весь день, отвернувшись к стенке на своей кушетке, и плакал, конечно, я слёз отцовских никогда не видел, но я знал, как он расстроен в душе. Лекарства с таким трудом добытые в Красном Кресте, отец не признавал, и вылечить его я не мог. Как жаль, что нет лекарства от старости!

Он умер два дня назад, хотя я знал, что умер он в душе уже давно. Приехавший на похороны Спичков, неожиданно предложил мне поехать вместе с ним в одну из главных резиденций Красного Креста. Кроме отца, которого я обязан был содержать, меня держало в этом городе ещё одно обстоятельство. Звали это обстоятельство Наташа, кажется, именно так звучало чудное имя прелестной сестры моего лучшего друга. Эх, как она мне нравилась, к сожалению, с противоположным полом я вёл себя робко. Да и как тут станешь самоуверенным мачо, когда наши встречи проходили почти каждое утро в таких обстоятельствах. Она идёт, вся такая хороша собой, аккуратно одетая, с папочкой в руках, улыбчивая, вежливая, и я навстречу, грязюкой перемазанный, в старой отцовской куртке, рваных штанах, с тяжеленной каменюкой в руках. Жаль… Если б видела она меня вечером, в сером, старом, но довольно конфиденциальном пиджаке, потёртых, но ещё имевших приличный вид, брюках, и с кожаным чемоданом в руках, то уверен смотрела бы на меня по-другому. Правда я не знаю, как она на меня смотрела в роли раба, ведь униженный, раздавленный адским трудом в шахтах, я и не посмел бы к Наташе подойти. Вечером я чувствовал себя увереннее, но заявиться к ней домой, тоже не смел. Раньше-то у меня был повод прийти к красавице в гости, когда друг приглашал, но теперь, когда он спиваться стал, и уже пятилетку отмотал за грабёж, я с ним общаться то и перестал. Встретиться после учёбы тоже не удавалось, возвращался я поздно, а где работала зазноба моя, я не знал. Мог только догадываться, что в редакции, журналисткой или писарем (в Республике, как впрочем, и везде, печатные станки были редкостью, потому газеты писались вручную).

  Когда б вы знали, как ужасно    Томиться жаждою любви,    Пылать — и разумом всечасно    Смирять волнение в крови;

Часто приходили мне на ум эти строки, некогда известного поэта Александра Сергеевича Пушкина. Сейчас классиков не читали, кроме неприличных слов на заборе или в подъезде, люди ничего не читали. Книги найти можно, но как говорится: «Было бы желание». Я — то классику любил, уважал, отец книжонки мне через знакомых доставал, я тому рад был несказанно.

Ну что же не буду засорять дневник, раньше времени, а то на приключения не хватит. Скажу только одно, что недолго думая, предложение Спичкова я принял, уехать я хотел отсюда давно, и раз выпал шанс, то использовать его надо.

* * *

Отложив дневник, Артём протёр уставшие глаза. Был поздний вечер, и в его комнате таился мрак, только слабый свет свечи позволял, что — то разглядеть. Дунув на пламя, и увидев перед собой только темноту, Артём заполз под одеяло, и уговаривая себя, что завтра трудный и важный день, уснул.

Утро, работа, камни, шахта, сволочь — начальник, бородатые, перепачканные товарищи — всё как обычно. Кроме одного — сегодня Артём не встретил Наташу. Конечно, он мог её проморгать, когда камень принимал, но это его последний день Артём был очень внимателен. Расстроившись, он возвращался после обеда домой. Поев вяленой рыбы и пресного хлеба, парень вновь взялся за ручку и тетрадь, с твёрдой обложкой.

Если я вот так сейчас уеду, не попрощавшись с Наташей, не признавшись ей в чувствах, то так и буду жалеть об этом всю жизнь. Говорил мне отец: «Делай желанное сейчас, потом можешь не успеть». Вот я сегодня и решил признаться ей, пусть откажет, пусть смеётся, тогда меня точно ничего тут не удержит.

В пиджаке, брюках, с шикарными розами в руке, с коробкой конфет в другой, Артём уверенно шёл к печатному бюро. Цветы, между прочим, потребовали больших затрат, как и конфеты, разумеется. Розы, как и остальные растения, «спасли» россияне на специальных ботанических кораблях, во время потопа.

— Здравствуйте, Наташа Белова здесь работает? — спросил Артём у молодой секретарши.

— Да вот вчера только уехала.

— Куда? — дрожащим голосом, автоматически произнес парень.

— Простите, а вы ей кем приходитесь?

— Парень, я то есть… Её парень.

— Она ничего не говорила о вас.

— Так куда она уехала?

— Вроде куда-то на Урал.

— Зачем? — сказал Артём раньше, чем подумал.

— Вы её парень, вы должны знать.

— И всё же.

— То, что её повысили, и теперь она военный корреспондент, вы тоже не знаете? Приезжал какой — то капитан и забрал её.

— Репортаж в горячей точке? — обескуражено произнёс «парень».

— Разумеется.

Хуже, стечения обстоятельств, и нельзя было представить. Даже погода полностью описывала то, что творилось в душе Артёма. Ливень, гроза, гром, почти чёрные тучи. Двигаясь машинально, вскоре молодой человек оказался дома. Темно-зеленый рюкзак оказался в руках. Сразу же там появился фонарь, две батарейки, пачка ржаных сухарей, леденцы, пара карандашей, три шариковые ручки, дневник, зажигалка, фляга с водой. Отцовские часы, служившие больше памятной вещью, чем необходимой, тоже бережно легли в рюкзак, баночка тушенки. У Артёма навернулись на глазах слёзы, но течь им он не дал. Ещё чего не хватало плакать из — за бабёнки! Но на душе кошки скребли, чего уж говорить. Хотелось убраться из этого города как можно скорее. Покидав не глядя, оставшиеся более, или менее ценные вещи, благо было их не много, Артём стал одеваться. Снова перед глазами всплыл образ Наташи. Вот же впилась в память, чертовка!

Кажется, даже если бы Наташа отказала, я меньше расстроился, чем так быть в туманной неизвестности. Всё Артём, хватит о ней думать, ты её больше никогда не увидишь, Урал — это адское место туда — то ты за ней не пойдёшь. Кого я обманываю…

— Пойду, ещё как пойду, хоть на край света! — уже вслух продолжил Артём, откладывая дневник в сторону.

Глава 2. В курсе дел

Окраина Промграда.

— Сань, ну и долго нам твоего паренька ждать?

— Сколько скажу, столько и будете ждать! — Отрезал Спичков.

Охранник, закатив глаза, откинулся на борт повозки.

— Паша, ты бы лошадей напоил, ехать то долго.

Второй охранник, молча, встал, поднял пластиковое ведро и пошёл к колодцу.

* * *

Когда Артём подходил к месту встречи, то увидел, полного невысокого человечка в куртке с сигаретой в руке. Он опирался на борт деревянной повозки, в неё были запряжены две крупные лошадки. На куче коробок, мешков и различных тюков, лежал крупный мужик в камуфлированной куртке, с автоматом Калашникова в руках. От затопления повозку спасал натяжной навес.

Прикрывая голову рюкзаком, Артём подбежал к повозке.

— Здравствуйте дядь Саш!

— И тебе не кашлять Тёма! — ответил Спичков. — Ты готов?

— Да, то есть не совсем, мне ещё в Красный Крест забежать за рекомендацией надо.

— Да садись уже, завезём. Паша! А ну сюда топай!

— Я вас сильно задержал? — виновато спросил парень, когда уселся на мягком мешке.

— Вообще-то да. Ну ничего, я ведь понимаю, тебе тяжело с родными местами расставаться.

Артём обвёл «родные» места печальным взглядом. Серые, ободранные дома, смотрящие своими пустыми глазницами окон прямо на повозку. Тёмные не предвещающие ничего хорошего проулки. Огромные мусорные кучи прямо на тротуарах, впрочем, городок смело можно было назвать тоже мусорной кучей. Ржавые остовы того, что раньше люди называли машинами. Теперь эти куски рыжего ненужного железа, лежали на дорогах, кое — где в кучах. Ржавые дорожные знаки, фонарные столбы, детские площадки, или то, что от них осталось. Весь мир проржавел, и проржавел изнутри, проржавели люди.

То, что Спичков назвали «родными местами», Артём всецело ненавидел. То единственное, что он мог назвать родным, умерло.

— Чего задумался? Уезжать не хочется? — Поинтересовался Спичков.

— Ещё как хочется! Только вот по отцу тоскую.

— А, понятно. Да Коля хорошим человеком был, я о нём тоже скучаю.

Артём не ответил, помимо отца он ещё думал и о Наташе.

— Но недолго можно оставаться хорошим на такой работе. — Продолжал дядя Саша.

— Кем работал мой отец? Он никогда об этом не говорил, и на вопросы не отвечал.

— Я тебе этого не скажу. — Отвернулся Спичков, жалея, что завёл этот разговор. — Твой отец мне всегда запрещал это говорить.

— Теперь его нет, вы можете ничего не бояться.

— Тебе знакомо такое слово как честь? — Неожиданно резко и даже грубо отозвался Александр. — Ей я поклялся перед твоим отцом!

Какое — то время они ехали молча.

— Ты новости в газетах читаешь? — Вдруг мягко и заботливо спросил Спичков.

— Да.

— И обстановку в мире знаешь?

— Ну да. — Уже менее уверенно ответил Артём.

— Зря ты так думаешь. Ладно, выходи, приехали.

Артём спрыгнул с повозки, и прикрывая голову руками от дождя, побежал в невысокое здание с красным крестом над входом. Доктор Головнёв директор заведения уже приготовил необходимые документы для своего ученика.

— А, Тёмушка, здравствуй — здравствуй. Всё — таки уезжаешь?

— Да, знакомый отца меня довезёт до резиденции.

— Он тоже работник Красного Креста?

— Да, но не врач, курьер.

— Ясненько. Вот твоя рекомендация. Написал я всё в лучшем виде! — Подмигнул Головнёв ученику.

— Спасибо, вам огромное.

— Да что там ты заслуживаешь этого. Учись, выбивайся в люди, у тебя для этого голова работает.

Спичков курил грязную сигарету, и лениво разговаривал с охранниками, когда Артём радостный выбежал из здания.

— Парень, а ствол у тебя есть? — неожиданно спросил охранник, помогая забраться в повозку.

— Нет. — Медленно ответил Артём. — А зачем он мне? Я собираюсь лечить людей, а не калечить!

— Да — а-а, — протянул дядя Саша, — я думал, отец тебе сказал, что да как. Он наверняка до последнего был против, что бы ты путешествовал?

— Всегда.

— Я не удивлён. Ты думаешь, что вот сел ты в повозку, с красным крестиком, намалёванным на борту, и тебя никто не тронет?

— Но ведь нападение на караваны врачей запрещены.

— Да, что ты? Они случаются чаще, чем нападения на другие караваны.

— Почему? Это преступление жестоко наказывается.

— Скажи это бесам, что грабят на дорогах, всех путников.

— Кто эти бесы?

— Ну ты как с Луны свалился. Газеты давно читал?

— Нет, там о бесах не написано.

— А-а-а, наверное, НОР не хочет панику разводить. Надеюсь, что значит, НОР объяснять не надо?

— Народная Освободительная Республика. — Обиженно отозвался парень. — Вы меня за дурака держите?

— Нет, — серьёзно ответил Спичков. — Просто не хочу, что б ты сразу сгинул. Так, что бесы это наркоманы, они охотнее грабят караваны Красного Креста, что бы потом делать дурь из дорогущих лекарств. Они дикие, яростные, бешенные, когда под кайфом, как бесы.

— Они дикие, как туземцы?

— Нет, туземцы — это просто отшельники, которые не хотят принимать ни одно из государств. Им Республика нашла достойное применение.

— Рабство?

— Да, туземцев отлавливают, и отправляют на принудительные работы в шахтах и на заводах, в полях, да везде, где требуется тяжкий труд и где не хотят работать обычные граждане.

— В шахтах, как мой отец?

— Нет, твой отец отбывал срок, весьма удачно кстати, а туземцев делают рабами.

— Вы сказали удачно?

— Да, разве не знаешь, что сейчас преступников делают бойцами на арене. Они, как древнеримские гладиаторы.

— Конечно, знаю, вес афиши забиты рекламами о гладиаторских боях.

— Вот, а твой отец был осуждён раньше этого закона. Так что удачно, можно сказать.

— Вернёмся к рабам, они ведь и у Красных есть?

— Красные, — протянул Спичков, — многим они лучше НОР, например, теми же рабами. Их у Красных попросту нет.

— А кто же у них работает?

— Простые граждане, там порядок такой. Все равны. Относительно, конечно. Но равны, не, то, что в Республике, хозяева жизни и те, кто такими не является.

— У них как в Советском Союзе?

Курьер прищурил глаза, вспоминая знакомое словосочетание.

— Да, можно и так сказать. Красные строили новое государство на основе старого. Германия, СССР они брали из этих государств лучшее, обращая внимание на ошибки.

— Это работает?

— Как видишь. Красные в этой войне не уступают Республике.

— Какая же это война?

— Да, согласен, гражданская война это не лучшее слово, но оно полностью описывает то, что происходит на стыках этих государств.

— Я думал государство одно — Россия.

— Когда то и правду было так. Но ты, же знаешь людей, они всегда хотят власти.

— И НОР и Красные и ещё мелкие государства, даже туземцы все они хотят править тем, что осталось от мира?

Спичков задумался.

— Думаю — да, кроме, пожалуй, туземцев. Они живут себе спокойно, и никого не трогают, пока их рабами не пытаются сделать. Да и разрознены они, живут далеко друг от друга племенами. Но многие из них к Красным идут, принимают гражданство.

— У Красных так хорошо?

— Нет, — ухмыльнулся Спичков, — просто Республиканцы сделают их рабами, а самых сильных гладиаторами. У Красных они смогут спокойно жить, и работать, а самое главное всё это свободно!

— Почему не все туземцы ушли к ним?

— Не всё так гладко как кажется. Когда ситуация на фронте критическая, в первую очередь в солдаты набирают бывших туземцев. Занимать высокие должности туземцам тоже воспрещается. А когда экономика на дне, то бывших туземцев продают Республике.

У Артёма даже глаза на лоб полезли от удивления.

— Своим врагам? Продают рабов? Быть не может.

— Но так оно и есть. Конечно, это никак не афишируется, но происходит.

— Почему тогда НОР заключает эти сделки? Они разве не понимают, что поднимают экономику врага?

— Но так они помогают и себе.

— Бред.

— Да. — Кивнул Спичков. — Республика подсела на рабский трафик, как на наркотик. НОРу сейчас необходима рабсила, как воздух.

— Ох уж эта политика.

— Порой она совсем запутанна. — Курьер улыбнулся. — Но, что бы выживать в этом хаосе, ты должен её понимать, или даже чувствовать. К примеру, взять Красный Крест, что ты можешь сказать об этой организации?

— Её резиденции есть по всей России, это самая крупная организация, она не ведёт военных действий, оказывает бесплатную помощь в вымирающих жилых районах и в местах военных действий, и ещё Красный Крест независимая фракция.

— Ошибка, ошибка! — Замахал руками Спичков. — Какой ты наивный Артёмушка. Слышишь ты себя? Бесплатная помощь? Где ты видел, что бы что — то делали бесплатно? Красный Крест финансирует НОР, а когда у Красных ситуация с ранеными критическая то платят они. И к тому же независимых государств всего два — НОР и Красные, независимых фракций не бывает! Их бы давно поглотили крупные государства. А про военные действия тоже не верно!

— Как?

— Красный Крест только кажется белым и пушистым, на самом деле он не боится замарать ручки в крови конкурентов.

— У меня голова кругом от этой политики!

— Нет, ты дослушаешь, это важно!

— Дядь Саш, я хочу быть просто врачом, просто лечить людей и не задумываться о том, откуда берутся деньги на лекарства и на мою зарплату.

Спичков только хотел, что — то возразить, как к повозке подбежал молодой парень.

— Антоха! Здорово дружище! — Спрыгивая с повозки, поприветствовал Артём.

— А ты я гляжу, далеко собрался? И с лучшим другом не попрощался?

— В крупный город я еду, в люди выбиться хочу.

— Я вот тоже собираюсь.

— А ты кем работать то будешь?

— Не знаю пока, поеду, погляжу, что — ни будь, да подберу. Ну, ты Тёма давай дерзай, не посрами родимый город! — И весело смеясь, Антон пожал руку друга.

За разговорами Артём и не заметил, что они уже на выезде из города, а впереди дальняя дорога, и утомительная болтовня Спичкова.

Если бы Артём знал насколько это дальняя дорога и, в какое большое путешествие выльется его романтическая поездка.

Глава 3. Паутина

Исправительное учреждение. Территория Красных.

1.

— Вы скоты! Отбросы общества! Сейчас вы идёте, и убиваете друг друга! — Орал капитан службы безопасности на гладиаторов в клетке, пытаясь заглушить рёв публики.

Среди десяти несчастных мужиков, был один самый яростный, самый страшный и непобедимый.

— Ты! — Капитан ткнул в яростного пальцем, — Ты думаешь, что ты звезда, да ты просто грязная гнида, ешь скот.

На ребристый пол упал мешочек. Хел, он же яростная звезда, знал, что в мешочке — наркотики. Одна таблетка — красная для выплеска адреналина, вторая — белая, гасит нервную систему, позволяет не чувствовать боли. Сегодня он съел только одну — белую.

Из тёмного коридора была видна арена посыпанная песком, окружённая мелкой решёткой. Она была сделана наподобие древнеримского Колизея. Такие Колизеи встречались только в крупных городах, вот и этот Колизей был в некогда великом, городе Волгограде.

На песке были разбросанно разнообразное оружие любое кроме огнестрельного. Правила, Хел знал также, помнил, что по правилам, ему осталась одна битва и он обретёт свободу, всего одна. Уже четыре боя, четыре круга ада за плечами, после этой битвы всё кончится.

Решётка поползла вверх. Из — под неё первым вылез Хел.

— Хел! Хел! Хел!!!! — Ревели зрители, проклятые любители кровавой мясорубки.

Да… Этот бородатый мужик, полный шрамов был звездой. Он единственный пережил четыре боя, он единственный стал причиной прихода множества зрителей, он кумир.

Крича яростные угрозы, размахивая руками, он забрался на решётку, и заревел. Зрители были разогреты, они жаждали крови! И организаторы готовы были предоставить им её целое море.

Это был командный бой, один из самых популярных и зрелищных. Две группы гладиаторов кинулись к оружию. Хел беспрепятственно подобрал с земли топор, и встал перед своей командой. Десяток бойцов сбились в кучку, и ждали Хела. Звезда шоу не спешил, выбрасывая угрозы, он порвал на себе майку, и потрясая топором, стал в первом ряду своей команды. Рядом с ним стоял совсем молодой паренёк с длинным кинжалом в руках, почему — то Хелу он показался слабым и трусливым, а Хел в людях разбирался. Хоть в глазах юноши и горел огонь ярости, от него исходила какая — то предательская слабость, которая Хела тревожила.

— Вперёд! — Скомандовал командир команды, и первая группа ринулась в бой.

Вторая не заставила себя ждать. Под громкие крики зрителей гладиаторы сшиблись. Хел не оправдывал своего имени, этот бой здорово подрывал его репутацию «безбашенного громилы», но бойцу было всё равно. Это первый бой когда он не принял наркотики, и последний в его жизни.

Кровь брызнула фонтаном, хлынула реками, образовывая озёра и моря на холодном песке. Отрубленные головы, руки и ноги, падали на землю. Бездыханные тела в страшных позах были разбросаны по арене. Раненые стонали, корчась в предсмертных конвульсиях. Яростные крики, ругань, рёв зрителей, звон железа, стоны раненых всё смешалось в ужасную какофонию.

Это был первый бой, когда Хел не размахивал вокруг себя топором с боевым кличем, а бился тактично, осторожно, но это возможно его и погубило. Враги, опьянённые лёгкой расправой над всей командой звезды, и видя в Хеле слабость, окружили его. Сильный замах, резкий удар, хруст костей — топор Хела застрял между рёбер противника. Без замедления кто — то выпадом проколол бедро гладиатору. Острая боль полоснула, как раскалённый клинок, под коленом, на икроножную мышцу потекла горячая, липкая кровь. Пинок в грудь, опрокинул знаменитого бойца. А теперь каждый из четырёх выживших врагов хотели убить одного оставшегося гладиатора. Хел видел, как над ним поднялось копьё с тонким (в диаметре около 6 мм.) наконечником, и молниеносно опустилось. Длинный узкий наконечник буквально пригвоздил Хела к земле. Ту боль которую испытывает человек, когда узкий железный прут протыкает его предплечье насквозь, описать сложно. Но именно это чувствовал несчастный Хел. Даже те наркотики не спасали, либо боль была слишком сильная, либо таблетка оказалась пустышкой.

Краем глаза обречённый гладиатор видел, как из — под трупа вылез тот — самый мальчишка, которого он в начале боя посчитал слабым. Теперь в нём Хел видел единственное спасение. Схватив вражеского командира команды за нагрудник, и подтянув к себе, израненный гладиатор, плюнул кровью врагу в лицо. Так он отвлёк врагов от подкрадывающегося юноши.

— Ах, ты ж… — Командир замахнулся, что бы добить Хела копьём, но резко замер.

Рядом стоящий злодей, тоже охнул, и нелепо взмахнув руками, завалился на бок. Когда вражеский командир рухнул рядом с Хелом, двое оставшихся противников, увидели за его спиной юношу и кинжалом и стилетом в руках. Разозлённые враги, помахивая своим оружием, пошли на мальчишку. Левой целой рукой Хел схватил за лодыжку одного противника. Враг не ожидал сопротивления от раненого гладиатора, и смешно взмахнув руками, упал.

— Гнида!.. — Прошипел упавший боец, подползая к Хелу.

В руке одноглазого гладиатора сверкнул нож. Хел крича от боли, вернее будет сказать, ревя, как раненый медведь, схватил кисть врага всё той же левой рукой. Борьба была не долгой, расправившись со своим гладиатором, юноша зарезал одноглазого. Перед глазами Хела всё поплыло, закружилось, он ещё не верил, что только миг назад он был почти мертв, а теперь он победитель.

На следующий день, когда Хел вернулся из лазарета в свою камеру там, он обнаружил того самого мальчишку. Обычно гладиаторов никто не лечил, их добивали на арене, и добивали эффектно не радость публике, но для звезды сделали исключение.

— Спасибо. — Сдержано поблагодарил юношу гладиатор.

— Без тебя меня бы точно убили бы, ты их отвлёк, и очень помог с одноглазым уродом.

— Нашу победу не признали?

— Нет.

Хел громко выругался.

— Меня назвали симулянтом. — Признался мальчишка.

— За это карают.

— Знаю.

— Тебя как зовут то?

— Юра, кто ты я знаю.

— Нет, моё настоящее имя Борис.

— Как и моего отца. — Невесело усмехнулся Юрий.

— Что тебе ещё сказали? Ну, про то.

— Про симуляцию? Сказали, что подумают.

— Казнят. — Грустно произнёс Борис.

— Чёрт!

Минуту они оба сидели, молча, пока Хел не спросил:

— Что у тебя в руках?

— Это? — Юра поднял медную монетку на старой верёвочке. — Так, медальон.

— А теперь честно.

Молниеносно юноша оказался рядом с Борисом, жарко дыша ему в ухо.

— Тебе я скажу правду, если поклянёшься, что сделаешь то, что я скажу. — Шептал Юрий.

— Да ладно, не надо мне правды, я понял, просто медальон, тема закрыта.

— Нет, у тебя не выбора, и у меня тоже, я бы отдал его в более надёжные руки, но меня скоро лишат жизни, а ты у меня в долгу!

— Ошибаешься, я ничего, никому не должен, и вмешиваться не в своё дело я не собираюсь.

— Борис, — юноша взволнованно глядел прямо в глаза собеседника, — прошу, я спас тебе жизнь, ты должен, мне помочь.

— Нет, я как и ты обречён.

Громыхнули засовы, в камеру протиснулся тюремщик с электрической дубинкой.

— Эй, ты да ты сопляк, на выход. — Крикнул он.

— Борис прошу, ради меня, сохрани монету — это ключ. Когда прейдет время, тебя, найдут, хорошие люди, будь осторожен. — Говорил Юрий, упираясь, когда его тащил тюремщик.

В руку Борису юноша вложил холодную монету.

— Никому не верь, эту монету ищут многие враги! — Кричал Юра уже на выходе.

Хел рванулся к двери, схватил мальчишку за руку, потянул. Но тюремщик и его напарник с автоматом не спали. Шокер коснулся проткнутой руки, Борис взвыл от боли…

* * *

— Боря, кореш, проснись!

— Заткнись, гад! — крикнул второй голос.

Борис открыл глаза, за руку его тряс мужик лет сорока и рыжей бородкой. Второй ЗК крыл матом обоих, что мешают ему спать.

— Угомонись, пахан, больше не буду.

— Ты мне это уже неделю впариваешь, ещё раз ночью заорёшь, за яйца подвешу!

— Борь, ты как? — Взволновался рыжебородый.

— Нормально, просто сон нехороший приснился, ты иди Хорёк, иди.

Хорьком рыжебородого называли за пропорцию лица и вытянутый нос.

Борис отвернулся к стенке, сжав в руке холодную монетку. Его уже неделю мучили сны, а вернее пережитые моменты жизни. Часто снились перестрелки с полицией, кровавые бои на арене, убийство родного отца собственными руками, работа охотником за головами и прочие события изменившие жизнь. Мысли о прошедшем сне нахлынули с новой силой. Борис вспоминал, что было дальше, а дальше собрали всех гладиаторов и зрителей, и казнили Юру, вместе с пятью провинившимися, прилюдно. Потом, когда Борис уже потерял надежду на спасение, ибо звезду шоу никто бы не отпустил, его выкупили. Кто, бывший гладиатор так и не узнал, но догадывался, что из-за той самой монеты, потому, что выкупили всех заключённых в той камере где находился Юрий. Борис, ждал, что появятся люди, которым нужна эта монета, и тогда он её с радостью бы отдал, но никто его не нашёл. А потом убили его кореша, которому тоже удачно даровали свободу. Но не просто убили, а пытали. Бывшая звезда, решил уйти в тень, совпадение это или нет, но рисковать Борис не стал. Из Республики он переехал к Красным, зарегистрировался как дикий, и попытался начать новую жизнь. Но жить потенциальным рабом он не смог, и снова ступил на тропу нечестной жизни. Познакомился с крупной шайкой, которая подыскивала подельников, и пошёл с ними на ограбление банка. Но как оказалось, Бориса они обвели вокруг пальца, как последнего дурака. И вот он здесь в Исправительном Учреждении Красных, мотает срок за убийство охранника, ограбление банка, попытка скрыться и неподчинение полиции. Но надо признать, Борису тут нравилось больше, его, как и всех заключённых Красные использовали, в качестве, рабсилы, тут его жизни угрожало гораздо меньше.

Уснуть так и не вышло, да и не дали.

— Подъём, свиньи! — Кричал тюремщик, постукивая по решётке дубинкой, простой надо отметить, не электрической.

Зэки полосатой гурьбой буквально, хлынули в огороженный решёткой коридор. На башнях важно курили охранники, возле своих пулеметов. Заключённые выбежали в кухонное отделение. Прикрученные к полу столы и стулья, кафель на стенах, по деревянным балконам прогуливались автоматчики — вот так выглядела столовая. С пластиковыми тарелками и ложками (Не стоит забывать, что земля уходила под воду и железо теперь в дефиците, пластик дешевле и проще в производстве) заключённые подходили к огороженной решёткой будке, где через узкий проём им повар кидал половником вязкую кашу. Каша — это одно название, то, что тут давали, есть зэкам с натяжкой можно назвать едой. В этом немногочисленном случае выигрывает Колизей, там гладиаторам давали неплохую еду с добавками, что бы они показывали лучшие результаты на арене. После еды — разумеется работа. В данном учреждении это лесоповал. Но Борис на собственном опыте знал, что есть и работы в шахтах, на заводах с опасными и вредными для здоровья отходами, и ещё многие трудные работы, где не стал, бы работать даже дикий, которого с натяжкой человеком называют.

Рубка леса, сплавка его по реке ниже, распилка и прочая обработка. Поначалу Борис удивлялся, как за столь недолгий срок на Земле вновь выросли растения. Он, конечно, знал, что на кораблях самые сильные и неприхотливые виды спасли, но тот срок, за который суша озеленилась, просто поражал.

В восемь работа окончилась, и зэков ждал праздник — баня. Конечно, это и не баня была вовсе, просто душ, но само название ласкало слух. Проводилась «помывка» раз в месяц, и отбывающие наказание люди были её несказанно рады.

«Баня» представляла собой большое помещение, по — старинке всё в кафеле, мутные потоки горячей воды неровно били во все стороны из ржавых душей. Охраны в душе не предусматривалось, да и драки между уставшими зэками случались редко.

Борис стал под струи воды, поднял к потокам лицо, закрыв глаза. Какое божественное наслаждение! Так бы и стоял вечно. Кожные поры открываются, смывается грязь, пот, усталость, словно организм омолаживается. Борис провалился в забытьё, перед глазами всплыли молодые годы, девушки, танцы, заводные друзья, пьяные драки — романтика. Он словно был уже не на Земле, а далеко — далеко. В своей молодости, вот то были лучшие времена жизни, не то, что было потом. Но думать, что было потом совсем не хотелось, думалось только о хорошем. Из светлых дум Бориса вернул, на сей свет резкий, как выстрел крик:

— Хел!

Сердце чуть не выпрыгнуло, настолько сильным был шок. Ведь никто здесь не знал прозвища бывшего гладиатора. Хе — е — е — л — пронеслось эхом, а потом вспышка, резкая боль в животе. От такого пинка даже здоровый и натасканный боец сложился пополам, отскочив к стене. На Землю Борис вернулся мгновенно. Сразу же подскочил на ноги — в тюрьме, как и в любой драке упасть означает поражение, и зачастую влечёт за собой летальный исход. Моментальная оценка ситуации спасала Борю не раз, и вот тут она также нашла своё уместное применение. Шесть против одного — не очень — то и повоюешь. От остальных зэков не осталось и следа. Первая мысль: «Бежать», но у выхода двое и четверо идут прямо на него.

— Ха! — В руке приблизившегося, что — то сверкнуло.

Заточка! Захват, умелый бросок — Борис не растерялся. Но удар ногой в спину толкнул вперёд. Кувырок, и снова на ногах, двоечкой отработал очередного врага, но упустил сильный удар ноги по рёбрам. Предательская подножка и падение. Борис ухватил кого — то за шею, повалил на себя. Зэки разошлись, били ногами, и били сильно, как говорится от души.

— А — а — а! Мрази! — Заревел боец.

Последние усилия он вложил, что бы подняться под градом ударов. Он словно товарный поезд, обхватив руками убийцу, уперевшись ему в живот плечом вмял в стену. Кафель звонко посыпался на пол, зато зэк обмяк, и сполз по стене. Борис развернулся, отправил в нокаут ещё одного, как получил в бровь сам. Кровь хлынула, заливая правый глаз. Но смотря смерти в глаза, он будто принял те самые красные таблетки. Борис, нет, не Борис, а берсеркер, бил своими крупными кулаками в разные стороны. Он уловил один удар, с хрустом вывернул вражескую руку, и тут же пропустил другой — в челюсть. Сильнейшая боль пронзила бедро. Борис взвыл, его без замедлений повалили и стали бить. Теперь выбраться он не смог бы. Бывший гладиатор не чувствовал своего тела, он закрыл голову руками, сжался в комок. Алые струи крови вместе с мутной водой потекли через ржавую решётку.

* * *

Лёгкие, короткие, но довольно быстрые шаги смешивались с цоканьем тяжёлых армейских сапог. Рыжебородый паренёк бежал по коридору, двое конвоиров еле поспевали за ним. Звякнув наручниками, парень в полосатом костюме открыл дверь с табличкой: «Комендант». В просторном кабинете находились двое седовласый мужчина лет пятидесяти, со смешным родимым пятном на левой щеке, похожего на кляксу, его погоны свидетельствовали о звании капитана контрразведки. Второй — низкий полный человечек с лысиной на затылке — комендант тюрьмы.

— Хорёк? — изумился комендант. — Что ты тут забыл? — Теперь в его голосе звучало раздражение.

Он с осуждением взглянул на запыхавшихся конвоиров.

— Я… Это… Того. — Жадно хватая воздух ртом, пытался сказать рыжебородый.

— Да говори уже! — Повысил голос комендант.

— Там! — Немощно показывая рукой куда — то в коридор, шипел зэк. — У… Уб — бивают.

— Что?

— Кого? — С волнением спросил капитан.

— Б… Борю.

Не говоря ни слова, капитан толкнул Хорька вперёд, и побежал за ним следом.

Комендант, махнув тюремщикам, тоже поспешил в душевую. На ходу доставая из кобуры пистолет, капитан влетел в баню первым. Мгновенно узнав главаря, он без предупреждения выстрелил тому в грудь.

— Стоять! — Заорал, вбегая комендант.

Картина, открывшаяся перед ними, была страшной. Осколки кафеля, стонущие зэки, кровавые подтёки на стене и ручейки в воде. Охранники подбежали к Борису, лежащему на полу, подняли бесчувственное тело.

* * *

— Врача! Скорее врача сюда! — знакомый голос ударил в подсознание Бориса, заставив открыть отёкшие глаза.

Сквозь мутную, расплывающуюся картинку вырисовывалось волнительное лицо капитана. Борис рухнул на колени, оттолкнув тюремщика, уловил блестящий предмет на верёвочке, дотянулся, крепко сжал. Холодная мокрая монета была приятна для кровоточащей ладони.

— Ты как? — снова голос седовласого.

Борис уже ничего толком не слышал, всё для него отошло на задний план, остались только воспоминания. Теперь — то всё стало на свои места. И тот разговор ровно неделю назад, и кошмары мучающие его с того момента, и напавшие зэки, и капитан.

2

Восемь дней назад. Контора Государственной разведки НОР.

На последнем этаже было немного кабинетов, но все только для самых высоких чинов. Самым большим и просторным был кабинет Терентия Павловича Боковина — генерал — полковник главного управления контрразведки. Высокий, в хорошей физической форме мужчина шестидесяти пяти лет стоял перед капитаном контрразведки. Капитан — тридцатилетний, не уступающий в росте генералу, Ефрем Дерягин расчётливо и собранно докладывал о задании.

— Хорошо, Ефрем, продолжай работу с Артёмом.

— Терентий Павлович, разрешите вопрос.

— Говори. — Боковин снял очки, и сложил в коробочку.

— Это насчёт капитана Палкина.

Раздался смелый стук в дверь, и генерал разрешил войти.

— А, Гавриил Викторович, мы тут как раз о вас хотели поговорить, проходите. — Поприветствовал гостя Боковин.

Взгляды двух капитанов сцепились, как снежные барсы в схватке. «Этот уродец уже здесь, чтоб ты провалился» — подумал Гавриил, но вслух сказал, натянув улыбку:

— Здравствуйте, здравствуйте Ефрем.

«Ах по имени значит, унизить хочет, лизоблюд дранный» — пронеслось в голове Дерягина, когда он жал протянутую руку.

— И я рад вас видеть, Палкин.

Глаза Гавриила еле заметно сверкнули злобой, он опытный Ефрем это заметил, злорадно улыбнувшись, продолжил:

— Терентий Павлович, я всё ещё настаиваю о передачи дела Бориса Тельцова мне.

— Ефрем, почему ты думаешь, что капитан Палкин не справится с этим зэком?

— Потому что, генерал — полковник, по вине Палкина мы потеряли уже двух информаторов, методы капитана ожидают желать лучшего.

— К чему ворошить прошлое? — На вид невозмутимо проговорил Гавриил.

— Всё, Ефрем, я уже сказал, дело Тельцова ведёт Гавриил, ты продолжаешь обрабатывать Артёма Грачёва.

Палкин отчётливо слышал, как скрипнул зубами его коллега.

— К тому же у Гавриила есть кто — то знакомый у Красных, так что ему легче будет устроить допрос зэка, чем тебе.

— Надеюсь, моего человека ты не угробишь. — Особенное ударение Ефрем поставил на местоимение «ты», чем разозлил словесного дуэлянта.

— Я могу идти?

— Да, Ефрем ты свободен.

На следующий день Палкин спецрейсом прибыл в Исправительное Учреждение, где содержали Бориса. Спецрейс — это поезд, отправленный конкретно для капитана контрразведки. Поездов на всей территории суши было немного, но все под хорошей охраной. Передвигались поезда по рельсам из сверх крепких сплавов пластика.

Палкина в сопровождении трёх телохранителей встречал лично комендант тюрьмы. Вместе с ним к входу вышел бледный сухощавый майор в военной форме Красных.

— Сколько лет, Гаврила. — Обрадованный комендант протянул капитану руку.

Палкин махнул рукой телохранителям, словно отгоняя мух. Майор, сдержанно поздоровавшись, спрятал усмешку за деловитым видом — его всё ещё смешило родимое пятно Гавриила на щеке. Теперь уже втроём они отправились в здание тюрьмы.

* * *

Борис сидел в тёмной допросной, с затравленным видом оглядывался, подёргивая наручниками, пристёгнутыми к столу. За его спиной находилось затанированое стекло, в которое смотрел комендант, сидя в тесной комнатке. Тельцов нервно барабанил пальцами по столу, он так и не понимал, зачем его привели в допросную. Наконец, дверь открылась. На входе стоял седовласый республиканский капитан, он несколькими словами обменялся с каким — то человеком, плечо которого виднелось из — за двери. По нашивкам на плече Борис догадался, что разговаривал седовласый с майором.

— Борис Тельцов, верно? — обратился к нему капитан, закрывая дверь.

— Ну, раз вызвали вы меня сюда, значит, знаете кто я.

— Помните ли вы, Борис, или может лучше к вам обращаться, Хел?

У зэка защемило сердце, и тут он понял, что разговор идёт не в безобидное русло.

— Вас выпустили из Колизея. — Продолжил капитан. — Так, что за вами должок Республике.

— Не припомню как ваше имя? — Пытался увести разговор Борис.

— Гавриил Палкин. И всё же, Хел, вы возвращаете долги, честный ли вы человек?

Тельцов вспомнил медную монетку, которая висела на его шее. «Меня скоро лишат жизни, а ты у меня в долгу!» — Всплыли слова гладиатора Юрия. С тех пор уже несколько лет бывший гладиатор держал данное обещание своему спасителю. Борис решил схитрить, и пошёл на удачу:

— А если я вам скажу, что знаю, кто меня, выкупил и то, что этот человек не имеет отношения к вашей Республике.

— Нет, нет, Хел, я прошу от вас немногого, всего на всего краткосрочное сотрудничество.

— С чего мне на вас работать, уж лучше я отсижу оставшиеся пять лет, и начну спокойную, законопослушную жизнь.

Капитан почесал родимое пятно в виде кляксы, и продолжил:

— Мне, кажется, вы уже пробовали, и ваш опыт провалился. Признайте, честная жизнь не для вас!

Он великолепно осведомлён, наверняка разведка — заметил Борис, и более тактично сказал:

— Капитан, я уже сказал, что на республиканскую разведку не работаю. И не считаю, что я у НОР в долгу.

— Ты ведь, понимаешь, что можешь просто не дожить до истечения срока, а я могу подарить тебе второй шанс — свободу.

— Подарок — это, бескорыстное приношение, а ты как я вижу, настаиваешь на моём сотрудничестве. — Борис заметив, что Палкина бесит его неповиновение, тоже перешёл с ним на «ты».

Любой другой, уважающий себя офицер вспылил, когда его тыкает зэк, но не капитан контрразведки. Не то что бы Гавриил себя не уважал, просто у него была железная выдержка, как и любого разведчика, тем более работающего во вражеском тылу.

— Ты делаешь страшную ошибку, Хел, как бы потом не пожалел! — Бросил Палкин, выходя из допросной.

* * *

— Чёрт! — И грохот рядом с правым ухом привели Бориса в чувство.

Когда окаменевшее веко с трудом приподнялось, то взору открылся маленький в две койки медкабинет. Кулак человека, стоявшего к пациенту спиной, всё ещё оставался на столе, глее тряслись после удара баночки, ампулы и медицинские инструменты.

— Он никак не очнётся, что за бред, он хоть сможет говорить? — Узнал голос капитана Палкина Борис.

— Да, жизни заключённого Тельцова больше ничего не угрожает, у него сотрясение, перелом двух рёбер, двух пальцев, колотая рана на бедре и множественные гематомы, всего на всего. — Это уже отвечал Медик.

Так заключённого прозвали в тюрьме, он исполнял обязанности врача, когда требовалась медпомощь, а так как и все работал на лесоповале. Своего врача в Исправительном Учреждении не было, Красные не выделяли для заводов, промрайонов и тюрем никакого персонала, кроме охраны.

Наконец, капитан повернулся, «клякса» расплывалась в глазах Бориса.

— Ладно, всё равно он не скоро, как я понимаю, очнётся.

Когда Палкин открыл дверь, за ней стоял комендант.

— Как очухается сообщи мне, ясно?

— Как белый день.

— Не ёрничал бы ты, за него мне взбучка будет, а от её силы зависит твоя.

— А я что? Я же того… Я же…

— Всё, пропусти!

По коридору отдалялись тяжёлые шаги капитана и мелкие семенящие — коменданта. «Покой, тишина, безопасность» — успел подумать Борис, как сознание его ушло в мир грёз.

3

Спустя два дня. Контора Государственной разведки НОР.

Докладывать о провале операции было стыдно и скверно. Больше всего на свете Гавриил не любил, когда его отчитывают, тычут мордой, как несмышленого котенка в собственное… в свои проделки, в общем. Вот и сейчас, когда он поднимался по ступеням на последний этаж, на сердце кошки скребли. «Я же ведь только припугнуть, власть показать, не убивать же. Это всё чёртов комендант со своими дуболомами.» — Думал Палкин, поднимая одеревеневшие ноги. «Этот сопляк, Дерягин, наверное, опять сияющий с докладом об успехе придет, а у меня снова провал, так и вылететь можно, ага, да, запросто. Только, это уже не просто потеря работы, ещё и прямая угроза моей жизни, Красные меня в покое не оставят.». Капитан остановился у двери с табличкой «Т.П. Боковин.». «Наверняка, этот старый хрен всё уже знает, но ведь попросит же самому рассказать, унижать будет, хоть бы там Дерягина не было». Тихий, неуверенный стук в дверь и глухое разрешение. По голосу Палкин понял — капут!

— Ну, и? — Только и проронил Боковин, стоя спиной к вошедшему капитану.

Генерал смотрел на улицу пустыми глазами, он только и думал об операции, столько много времени и трудов поглотившей.

— Да, что тут скажешь? Виноват, генерал — полковник. — Одним из способов смягчить начальника было признание вины.

— Да кто ж тут спорит? У тебя хоть ума хватило главного из зэков пристрелить! Тебе, надеюсь, ни чего не предъявили?

— Ни чего кроме благодарности за усмирение бунта. — Нагло соврал Палкин, выгораживая хоть одно умное решение.

— Это ж надо только додуматься! Надавить на информатора силой, наняв зэков! Ты чем думал, олух? — В конец распылился Боковин.

«Ну хоть Дерягин этого не слышит» — успокоился капитан.

— И чего ты молчишь?

— Виноват! — Вытянувшись, гаркнул Палкин, вторым способом было внешнее спокойствие. Генерал ненавидел трусов и, когда перед ним мямлили, заикались, и проявляли другие признаки страха, просто бесился.

— Это я уже слышал. Что в оправдание скажешь?

— Скажу, что оправдываться незачем, признаю, Дерягин был прав, на счёт моих методов.

У генерала глаза полезли на лоб, такого от гордого капитана Палкина он не ожидал. Самому Гавриилу было трудно произнести эти слова, одним предложением он раздавил своё самолюбие, гордость и самоуважение. Но что не сделаешь, что бы усмирить высокого начальника и к тому, же оставить своё рабочее место.

— Ладно. — Протянул Боковин, задумавшись. — Я передаю дело Бориса Тельцова Дерягину, а тебе поручаю собрать в архивах всю информацию о Мухине Захаре Ивановиче, и, что бы завтра утром в ровно семь у меня на столе, ясно?

— Так точно! — Вытянулся во весь рост Палкин.

«Ну, слава тебе Господи, пронесло, да и плевать на самолюбие, к чёрту гордость, как будто я сюда пробился, спины не сгибая» — Думал капитан, выходя из кабинета.

4

Прошло три дня. Исправительное Учреждение. Территория Красных.

— Недолго ты Боря, отдыхал, уже комендант лично в допросную просит. — Сообщил Медик, тихонько тряся за плечо пациента.

— Тельцов, на выход! — Лязгнул властный голос тюремщика.

Ругаясь сквозь зубы, кряхтя, Борис поднялся с койки, оделся и хромая, пошёл впереди конвоя. Раны зэка уже почти затянулись, он всегда гордился такой способностью своего организма — быстрому выздоровлению. «На мне, как на собаке, всё быстро затягивается» — Шутя, говорил Борис. Да и с врачом ему на удивление повезло, толи зэк Медик и вправду от Бога был лекарь, толи угрозы коменданта так подействовали на несчастного, бывшего медработника.

За размышлениями Борис и не заметил, как оказался снова пристёгнут к знакомому столу в тёмной комнате. «Снова эта сволочь республиканская придёт, припугнул, власть показал, теперь думает, я на его условия соглашусь? Чёрта с два! Знать бы, что у него ещё за условия, хотя лучше не надо.» — Мысли улетучились, когда вошёл бледный сухощавый майор Красных. Бориса такое появление заинтриговало.

— Борис Тельцов, если не ошибаюсь?

— Нет, не ошибаетесь, а вас я попрошу тоже представиться, а то в последнее время ко мне всякие офицеры так и липнут, всех уж не упомню.

— Ушков Николай Леонидович.

— Не могу сказать, что мне очень приятно.

— И сразу к делу Борис, мне известно, что чуть больше недели назад к вам приходил, какой — то капитан НОР, что он у вас спрашивал? — Игнорируя издевки зэка, начал майор.

— Думаю, вы и так знаете, ведь это вы с Палкином говорили в тот день, когда он заходил ко мне в допросную. — В отличной памяти Тельцова всплыли воспоминания о плече майора выглядывающем из — за двери, ещё тогда это казалось странным: два офицера враждующих армий встречаются и о чём — то беседуют. — Зачем тогда спрашиваете? Я же не дурак.

Ушков закусил губу, то что его так лихо раскусят, да и кто какой — то зэк, его, разведчика с тридцатилетним стажем! Помолчав минут, решив, что уже нет смысла юлить перед собеседникам, он с расстановкой, медленно заговорил:

— Нет, Тельцов, вы далеко не дурак, даже больше вам скажу, у вас талант!

— К чему эта лесть?

— Я, правда, майор контрразведки Красных, и да, я говорил с капитаном Палкином, когда он приходил к вам на допрос. Но скажите, как вам удалось меня раскусить?

— Да вы особо и не конспирировались, о том, что приезжает майор я узнал за день до приезда Палкина, а потом увидел ваше плечё с нашивками майора, не трудно найти связь. А то что вы контрразведчик просто догадался, капитан разведки НОР для вас слишком высокая птица, что бы говорить вы с ним могли на «ты».

(Стоит отметить, что погоны были у представителей НОР, а нашивки у Красных. К тому же есть несоответствия званий с теми, которые были до потопа. Так же отличаются звания у Красных с НОР, ведь не одна из сторон не хочет выглядеть похожей на другую).

— Не плохо, скажу честно, я недооценивал вас, пока не побеседовал лично.

— Так чего же вы хотите? Только говорите прямо, не уходите от ответов.

— Хорошо, честность — залог нашего успеха. Республика, хочет вас завербовать верно?

— Ну и?

— Я предлагаю вам работать на меня, согласитесь на условия НОР, станете членом их отряда, и будите собирать для меня информацию.

— Стучать на будущих сослуживцев?

— Нет, работать в тылу врага. И, между прочим, неплохо при этом зарабатывая. Уверяю вас, в мире всё скоро изменится, и мы будим править им, у Красных есть козырь в рукаве, которого пытаются лишить нас Республиканцы. Вы, Борис, не дадите им шанса лишить нас победы.

— Ох, сколько пафоса, речь о спасении планеты, переворот мира, можно подумать я изменю ход войны, ну да — ну да.

— Вы думаете, в истории не было людей, которые буквально в одиночку меняли судьбу мира? Александр Македонский, Наполеон, Адольф Гитлер, все эти люди перевернули жизнь планеты.

— Ну, я же не полководец, и не правитель великой страны, о чём вы мне говорите.

— О том, что ничего у этих правителей не вышло бы, если не их агенты, диверсанты и шпионы.

— Мне скучно спасать планету, давайте попросите другого зэка.

— Чёрт! — Не вытерпел Ушков. — Вы идиот! Как можно так несерьёзно относиться ко всему происходящему? Ладно, если для вас больший авторитет имеют приземлённые факторы, то и обращаться к вам я буду, как к быдлу! — Голос майора с мягкого приятного сменился на жестокий твёрдый. — Вы ведь понимаете, что до конца срока не доживёте.

— Да, чёрт вас побери, я хочу покоя, не собираюсь я участвовать в ваших шпионских играх.

— Поздно, Борис, вы подписались на это тогда, когда взяли предмет у Юрия!

Зэк догадался, что майор сболтнул сгоряча лишнего, но всё равно ему стало не по себе.

— Где предмет? — Ушков подскочил со стула, поставил руки на стол.

Жарко дыша прямо в лицо Борису, шипя раздувая ноздри, он смотрел с такой злобой, что Тельцову захотелось немедленно уйти. Так он и сделал.

В глазах зэка вспыхнул притворный страх, он откинулся, жадно хватая ртом воздух, покраснел. Ушков отстранился, от Бориса, как от прокажённого, когда тот забился в конвульсиях, сползая на пол.

— Эй, Борис, стой, ты как? Врача! Скорее врача! — Майор кинулся к зэку, приподнял его голову.

Тельцов повис на пристёгнутой наручниками руке, захлёбываясь рвотой, из его рта шла пена, несчастный бился в конвульсиях, закатив глаза.

Глава 4.Первые трудности

Окраины Промграда.

Если верить словам Спичкова, то жизнь на просторах нынешнего мира не такая уж и романтическая штука, как верилось Артёму. Грачев, отрезанный от мира самым дальним от войны городом, накормленный по горло пропагандой властей, даже и не знал, что такое жизнь. Для него это просто работа, которая необходима выживанию.

Телега неспешно волочилась по пыльной дороге, и вскоре скрылась от города за холмом. Парень до последнего не смотрел назад, потом всё же оглянулся. Высокие трубы заводов курящие отравляющими газами, пустые многоэтажки, этот захудалый район, даже не может сравниться с настоящими городами. Артём всегда мечтал побывать в Москве или Волгограде, да в любом крупном развитом городе. И Спичков ему это обещал устроить.

— Ну, что Тёма не жалеешь? — Спросил Спичков, доставая крупную сигарету из кармана.

— Нет, дядь Саш, ничуть.

— Ты парень, будь всегда аккуратен, внимателен и самое главное — никому не верь! — Вдруг сурово сверкнув глазами, сказал стари, сейчас он так сильно напоминал Артёму отца.

— Мне папа всегда так говорил.

— Правильно делал!

— Что за…? — Неожиданно выругался охранник. — Медведь лося, что ли завалил, и теперь дичь гниёт?

Второй обозник тоже демонстративно зажал нос.

— Да какой медведь возле дороги? — Морщась, спросил Спичков.

В нос и вправду ударил противный гнилой запах, Артему, почему то показалось, что запах разложения. И он не ошибся. Сразу за поворотом перед путешественниками предстала ужасная картина. На небольшой полянке, на обочине дороги, стояла полуразвалившаяся телега, такая же, как и у Спичкова. Тоже на борту был намалёван выцветший красный крест, и запряжены две кобылы. Сейчас животных было трудно узнать, кровавое и страшное месиво, разбросанные копыта — это и называлось лошадью.

— Чёрт, что тут произошло? — Спрыгивая, прошептал охранник.

Когда он подошёл, то мухи, сидевшие на мёртвых, взметнулись, и стали кружить тёмной тучей. Зажав нос, передёрнув затвор автомата, караванщик медленно подошёл к заваленной на бок повозке. Артём и Спичков с нетерпением следили за обозником. Он тем временем обошёл телегу, и наклонившись, исчез из виду.

— Жмуры, трое! — Вынес он вердикт.

Спичков ловко соскочил с повозки, подбежал к охраннику. Александр цепким взглядом осмотрел место ужасного происшествия. Он наклонился над, вздувшимися телами, и внимательно исследовал их.

— Бесы, от десяти до двадцати человек, караванщиков застали врасплох, лошадей убило гранатой, один пытался сдаться, но был застрелен, второй отбивался, к сожалению тоже мёртв, третьего осколками посекло.

— Почему вы уверенны, что это дело рук наркоманов? — спросил Артём, протягивая руку Спичкову.

Когда Александр запрыгнул, то похлопал по плечу извозчика, и тот хлестнул лошадей. Отъехав то расстояние на котором уже не чувствовалось зловоние, Александр заговорил:

— Знаешь, Тёма, на Красный Крест не часто нападают, но в основном это бесы.

— Разве не нужны лекарства туземцам или Красным?

— Нужны, туземцам, но они бояться грабить караваны.

— Почему? Я не вижу грозной охраны. Что наш обоз, что тот, — парень головой указал назад, — три — четыре человека.

— Такие группы редки, и лекарств они не везут, вот мы, знаешь, что везём?

— Теперь уже сомневаюсь в своих догадках.

— Составляющие этих самых лекарств, они — то и нужны бесам, туземцы с ними ничего не сделают.

— А Красные?

— Им нет смысла грабить, если Красный Крест откажется от контракта с их городами, то Красные попросту останутся без медицинской помощи и лекарств.

— Бесы же о последствиях не думают, им главное — доза, и всё!

— А какие могут быть последствия?

— Ну, к примеру, если туземцы или бесы совершают такое преступление, или серию разбойных нападений, то страна, на чьей территории совершено преступление, отправляет карательные отряды. В Республике это группы охотников, слышал же?

— За рабами гоняются?

— Ну, да. Я, когда ещё молодой был, состоял в таком вот отряде. — Спичков блаженно втянув носом уже свежий воздух, достал сигарету, закурил, — Идём мы, значит, рано утром, по лесу, роса кругом, туман, не видно не зги. И тут мы от отряда отбились, а пелена такая была, что руку вытянешь и всё, ладони не видно. Мы по — началу перекликаться хотели, но тут — то в лесах, туземная территория. Идём мы кучкой, плечом к плечу, девять нас тогда было, а страшно-то знаешь как? Туземцев полно вокруг, а они так охотников ненавидят, что не дай Бог к ним в плен попасть. Вот медленно плетёмся мы, калашами водим по сторонам, и не заметили, что тропка перед ногами пропала, в голом лесу мы, без ориентиров остались. Идти дальше — страшно, местности не знаем, сидеть на месте — холодно, и еды нет с собой, группу звать? Они — то вряд ли услышать, зато туземцы примчатся. Решили назад идти, тропу искать, а вышли в русло высохшей реки. И тут, как скатятся на нас туземцы, как черти из тумана скачут. Шум, гам стоит, автоматы трещат, ругань. Много было врагов, тут — то я понял, что совсем умирать не хочу, и… Можешь, меня трусом назвать, но, к сожалению, я поступил подло — побежал. Бегу по руслу, автомат потерял, рюкзак скинул, лечу, ничего не вижу. Выбежал к ручью, стянул куртку, камень острый нашёл. Я то знаю, что в плен к туземцам, попасть — хуже чем умереть. Решил индефикационное клеймо срезать, а нож в одном из противников остался, пришлось камнем сдирать. Срезал, как мог, под корягу забился, руки себе связал, куртку пятнистую спрятал, тут и головорезы эти пожаловали. А я им и говорю, мол, тоже туземец я, в плен взяли, к своим в рабство вели. Они сразу к плечу, там кровавая рана. «Порезался, когда через лес бежал» — отвечаю я. Конечно, мне никто не поверил, привели в свой лагерь, кинули в яму. Знаешь же, что туземцы ямой зовут?

Завороженный рассказам, Артём ничего не ответил, только головой мотнул.

— Ну, это такая глубокая воронка, закрытая решёткой. А сейчас дождей много идёт, яма постоянно по колено в воде, вот и гниют там узники. Как над нами туземцы издевались, Боже мой! Глянь! — Спичков показал левую руку, на которой не хватало безымянного пальца, — Они сволочи, отрезали, а потом мне за верёвочку на шею повесили.

— И как вы спаслись?

— Ну, то дело выжидания было, и удачный момент. Ушли почти все мужчины в набег на хутор, какой — то, а нас в яме полтора десятка было и все охотники бывшие. Ну, а я успел кусок ржавой железки притащить, когда измученного обратно в яму тащили. Решётка из гибких веток была, верёвкой связанная, вот верёвку мы разрезали, и выбрались. Мы тогда такого бардака в их лагере навели, правда и без мужчин туземные бабёнки тоже не промах, всех наших постреляли, я тогда с К… — Александр осёкся, — с парнем одним спасся.

— А как его звали?

— Да не помню я уже, не виделись, мы потом.

— Да — а… — протянул Артём, — Ну и история!

Проехав километра два, молча, молодой Грачёв, огляделся. Лес с левой стороны кончился, и раскрылся широкий луг, а справа лес только стал гуще.

Артём достал свой дневник, начал что — то писать.

— Дневник? — Поинтересовался Спичков.

— Ага.

— Молодец, идея хорошая, бывает, когда один путешествуешь, и поговорить не с кем, то это веешь вообще не заменимая.

— А вы часто один путешествовали?

— Да, бывало, как — то шёл я с караваном…

Оглушительный грохот оборвал Александра. Словно небо рухнуло на землю. Настолько сильного звука Артём ещё не слышал, и надо признать растерялся. Картинка поплыла перед глазами, взболтавшееся сознание, выхватывало отдельные кусочки мира, пытаясь собрать полное изображение. На бледного испугавшегося не на шутку парня завалился один из охранников, сидевший впереди.

— Паша, прикрой! — кричал Спичков, спрыгивая с телеги навстречу, выбегающей из леса толпе.

Разномастная ватага, бандитов полумесяцем окружала путников. Убитые взрывом гранаты лошади, заваливаясь, потянули за собой телегу. Завалившись на бок, повозка выбросила Артёма на траву. Он затравленным взглядом обвёл нападающих. В куртках, джинсах, рубашках, безрукавках, со старыми автоматами и ружьями в руках, они кричали нечто непонятное и ужасающее одновременно. Лихо взъерошенные волосы, ирокезы, лица с татуировками дополняли вид отчаянных отморозков. Не раздумывая ни минуты, Артём кинулся бежать прямо по лугу. Изо всех сил, сначала на четвереньках, затем поднявшись, пригибаясь напуганный до смерти Грачев, бежал, падая и снова поднимаясь. Оглянувшись, он успел увидеть, как Спичков отчаянно дрался врукопашную, раскидывая врагов, а второй охранник — Паша — орудовал прикладом калашникова.

Над головой Артёма противно засвистели пули, он интуитивно кидался из стороны в сторону, ныряя за холмики. Когда впереди спасительно блеснули бурные потоки реки на дне оврага, паренёк оглянулся снова, что — то неимоверно сильное толкнуло в левое предплечье. Словно раскалённая игла пронзила руку. Потеряв равновесие, Грачёв кубарем рухнул в овраг. Подскакивая на булыжниках, кочках он катился по отвесному склону, закрыв руками голову, и поджав ноги.

Ледяная вода и твёрдое каменистое дно сообщили о конце карусели. Подхватив тело, потоки быстро понесли его вниз по течению. Брыкаясь, изо всех сил пытаясь уцепиться за корни, за камни, Артём как мог, сопротивлялся течению. Но борьба со стихией длилась недолго, и скоро беглец оказался на крутом берегу. Перевернувшись на спину, он выдохнул, и тут почувствовал, как невыносимая боль растекалась от левого предплечья ко всему телу. Взвывая, бедняга корчился на гальке, зажимая болезненное место. Но сквозь пальцы непрестанно сочились алые струи крови.

* * *

Бесы беглеца не преследовали, они даже не убивали бы обозников, если они сдавались бы. Им нужно было только одно — компоненты для наркотиков, и всё. Собрав наспех всё, что нашли в повозке, наркоманы растворились лесу так же быстро, как и появились.

Артём тем временем, извивался у реки, из его глаз невольно сочились слёзы, было страшно. Да несчастному парню было ужас, как страшно. Пугало всё, и кровь на руке, и внезапное нападение, и смерть такая далёкая раньше, но теперь подранок словно ощущал её леденящее дыхание. Он не мог сказать, сколько времени пролежал, трясясь от холода, боли, страха. «Вставай Артём, ты ничтожество! Как ты можешь, бросил того кто тебя защищал, и теперь лежишь, стонешь, думаешь тебе хуже, чем Спичкову? Вставай!» — говорил Грачёв сам себе, и это подействовало.

Почувствовав прилив сил, он тщательно промыл рану, с облегчением обнаружив, что пуля прошла на вылет, наверное, даже не задев кости. Это ещё стоило проверить.

— Доктор ты или кто? Нюня! Ноешь как баба! — Говорил сквозь зубы Артём, размазывая слёзы по грязному лицу.

Туго перетянув руку, чуть выше ранения, поясом, парень поднялся, и пошёл вверх по берегу.

— Я должен найти дядю Сашу, должен, ему нужна моя помощь! — Эти слова придавали сил.

Когда взъерошенная, перепачканная в грязи и крови голова высунулась над берегом обрыва, возле опрокинутой повозки уже никого не было. Только сейчас, когда Артём вспомнил о медицинских препаратах в своей сумке, он заметил, что обронил её, во время падения в реку. Грачёв подняв свою тесёмку побежал к месту сражения. Пока бежал, понял, какое чудо уберегло его от большего количества свинца в своём теле. Но если рассуждать логически, то вряд ли находящиеся под действием наркотических веществ бесы, могла держать верный прицел.

Мёртвый Спичков лежал на боку. Меж его лопаток торчал нож. Настоящее разбойничье убийство, подлое и гнилое. Паша тоже не мог жить с пулей во лбу.

Артём упал на колени, обнял дядь Сашу целой рукой, и заплакал. Он не мог успокоиться, всё плакал, и плакал. Этот пожилой человек, верный друг отца был ему так близок последнее время. Парню было очень плохо, он снова потерял близкого человека, к которому проникся такой любовью и уважением.

Тучи, давно заполнившие небо, рассекались молниями, огрызались громом, и вскоре словно скорбя о потере заплакали сильным ливнем. Ветер начал гонять кроны деревьев. Лес ожил, зашипел, зашевелился. Лужи появились на дороге, и она стала непроходимой жижей.

Грачёв всё лежал в грязи, он кричал, что — то непонятное, кричал душой, от горя. Когда тело начала бить дрожь, холод пробрался до костей, он всё же поднялся. Пустота заполнила душу, отчаяние взяло вверх. Подняв с земли промокший дневник, который выронил из рук во время нападения. Безуспешно поискав лопату, Артём решил, что пока не похоронит Спичкова по — человечески не уйдёт. Подняв тело, подвывая от боли в руке, он тащил мертвеца к реке. Но силы кончились раньше, чем планировались. Грачёв упал на землю, свернулся калачиком. «Идти, надо идти, Артём нельзя лежать, остановка — смерть» — говорил он себе.

* * *

Игла воткнулась в окровавленную плоть.

— Боже! За что? Как больно! — взвыл парень, отодвинув руку с иглой от раны.

Как он оказался в лесу под спасительной густой кроной, Артём не помнил, пришёл в себя от боли. Вернув иглу в тесёмку, и забросив идею с «самоштопаньем», Грачёв промыл перекисью водорода рану, и помазал кое — какой мазью. Перемотав мокрым бинтом, поднялся на ноги. Первые шаги требовали большого мужества, потом Артём шёл уже, как по — накатанной.

Утро встретило раненого парня, спящего на поваленном дереве.

«Я поступил так подло, что сгораю от стыда, отец меня собственноручно убил бы за такой проступок. По моей вине умер Спичков, я не должен был его бросать. Какой же я трус, эти бесы, Боже! Я вздрагиваю при их упоминании. И как же болит моё тело, наверняка сломаны рёбра…». Грачёв охнул, отложил карандаш. Сложив дневник в тесёмку, закинув её на плечо, он поднялся, и пошёл дальше. Было холодно, хотелось есть, и спать, но надо было идти дальше. Артём корил себя за то, что бросил тело дядь Саши, и не похоронил.

— Теперь он будет там лежать, и душа его не упокоится, как ненужная дворняга будет разлагаться, на подобии тех несчастных, которых мы видели на дороге. Когда доберусь до людей, обязательно найду лопату, и похороню его и охранников тоже. — говорил себе Артём, а когда он говорил себе под нос было не так страшно.

Когда перед глазами парня вырос населённый пункт, он сначала не поверил, но когда из тумана явственно выражались очертания домиков, палаток, сторожевая башня, он буквально бросился бежать к людям. Деревенька, нет, скорее хутор в пять длинных, деревянных изб. Ещё несколько сельскохозяйственных построек дополняли картину одинокого хутора. Но его первоначальное одиночество было обманчиво, из домов и палаток выходили люди в пятнистой военной форме, умывались, громко говорили, шумели, спорили. Таких же пятнистых палаток было много, хаотично разбросанных по всей поляне. Местные жители, которых можно было узнать по штатской одежде, вели себя, как гости, вежливо и услужливо. А солдаты наоборот, как свиньи, хватали молоденьких девок за косы, юбки, сарафаны, насильно сажали себе на колени, приставали, старых гоняли за выпивкой и завтраком. Все эти унижения сопровождались громким хохотом. Поначалу Артём удивился, что ни одного мужика в штатском в хуторе не было, потом понял, что удивляться? Всех забрала война.

Идти через этих гадких типов было противно и мерзко, потому Грачёв спешил. И что бы ни удлинять неприятные зрелища, он поинтересовался у молодой девоньки с подносом, где здесь резиденция Красного Креста.

— Эй, петух, от цыпочки отвязался! — Рядом появился напыщенный вояка, его шутку охотно поддержали товарищи.

— Да я не такая свинья, как ты, что бы девушек обижать. — возразил юноша.

Налившимися кровью глазами, вояка оглядел с ног до головы, грязного, всего в крови и царапинах, в рванной одежде, но непосильно наглого обидчика.

— Да как ты смеешь, охотника называть… Щенок! — вспылил, наконец, солдат.

— Охотник ты только за бабской юбкой! — и Артём смело стал перед девушкой.

Сослуживцы бабника, громким смехом поддержали язвительный ответ пылкого парня. Сильным точным ударом в живот охотник заставил согнуться Грачёва пополам. Парень, матерясь сквозь зубы, шумно выдохнул. Задетый вояка на этом не остановился, он поднял Артёма за волосы, и собрался ударить в лицо, но жертва выскользнула из захвата в последний миг. Кулак прошёлся по пустому месту.

— Только баб, да раненых бить можешь! — не унимался наглый юноша.

— А ты раненый или баба? — охотник схватил окровавленное предплечье.

— Оставьте его, господин! — взмолилась виновница ссоры.

— Раз такая девка… то есть дама, просит, значит, я не откажу, пошли ко мне в шатёр. — лукаво усмехнувшись, охотник небрежно оттолкнул Артёма, и схватил ха руку девушку.

Гордому юноше было позорно уходить поражённым, хоть он, как не глупый человек осознавал, что заведомо проиграет эту дуэль. Во время, его под руку кто — то подхватил, и упас от греха, а то и от смерти.

— Не горячись, отрок, сыщется и тебе невеста — красавица, вот увидишь, тебе сейчас не до геройских поединков. — приговаривала старуха, таща Грачёва за руку.

— Где у вас Красный Крест?

— У нас его отродясь не было, небольшой шатёр приехал вместе с этими дуболомами. Но они местных лечить отказываются, говорят, якобы лекарства только на охотников. Бумажки, какие — то показали, говорят, давайте дома свои, всех хуторских в амбары и в хлева, сами, же в наших избах, но кто чинами помладше, то в палатке.

— Надолго они у вас?

— Да, наверное, пришли «охотится», чёрт их принёс. Накликают беду, вот как чувствую! Они тут сейчас полон наберут, и в города побегут, а нам жить оставаться, вот в одном хуторе неподалёку, всех жителей убили страшной смертью, на кольях посадили, и на деревьях повесили по всей дороге и в самом хуторе — вот как туземцы мстят!

За разговорами Артём не заметил, как оказался перед палаткой с красным намалёванным крестом.

— Спасибо вам.

— Да, что ты юноша, береги свою головушку буйную.

Грачёв нырнул в палатку. Низенький человек в военной форме оживлённо спорил с двумя парнями в белых халатах. Вошедший достал из тесёмки рекомендацию в папке.

— Я прошу прошения. — робко проговорил Артём.

— Да! — рявкнул военный, махнув тем, кто в халатах.

— Я Артём Грачёв.

— И что?

— На меня… На мой обоз напали бесы.

— Вышли! — прикрикнул докторам военный. — Сядь.

— Благодарю. Я ранен, прошу медицинской помощи.

Тут вояка презрительно осмотрел гостя. Круглые очки на его мясистом носу сползли, рот исказила… усмешка? Как ещё назвать это искривление губ?

— Вы смеётесь? — обиделся Артём.

— Нет, что ты, я слушаю.

— Мы направлялись в деревню Снежки, но на нас напали бесы, убили охрану, украли лекарства.

— Ты вёл обоз?

— Нет, вёл Александр Спичков, я ехал на обучение из Промграда.

— Зря ты сюда приехал. Во — первых, это не Снежки, они в противоположной стороне. Во — вторых, ученики нам тут не нужны…

— У меня рекомендация. — Парень протянул папку.

Военный небрежно её отложил.

— Документы твои где?

— Ещё не работаю, пока нет.

— Клеймо!

У Артёма по спине пробежал холодок.

— У меня… Нет… Ну так вышло… Того…

— Что? — вояка наклонился над столом, за которым сидел парень.

— Но есть рекомендация… — пролепетал Грачёв.

— Плевать! Она не удостоверяет имя того за кого ты себя выдаёшь.

— Что? — привстал из — за стола юноша. — Вы хотите назвать меня самозванцем? Я просто студент, еду на учёбу в город.

— Ну за чем же сразу в город. — смягчился собеседник, — Присядь Артёмушка. Я предлагаю тебе контракт.

Грачёв хотел возразить, но его прервали.

— Ты будешь полевым врачом, мы как раз набираем по деревням и хуторам охотников и медиков.

— Нет — нет, о чём вы, мне нужна лошадь, на перекладных я доберусь до города.

— Что ты говоришь, диверсант?

— Диверсант? Но я не…

— А почему нет? Как я запишу, так и будет. Чувствуешь, кто здесь власть?

Послышался скрип зубов гостя.

— Чего вы хотите от меня?

— Не много, одну ходку с охотниками, а потом с крупной зарплатой поедешь в город, на учёбу хочешь?

— Но я, же не врач.

— Царапины бинтовать тебя надеюсь, учили, перекисью тоже полить сможешь, а большего не надо, тяжелораненых сам знаешь, охотники не таскают, кончают на месте. А под пули тебе лесть не придётся, будешь ранки после боя лечить, идёт, я полагаю?

— А у меня есть выбор? Объявите диверсантом или туземцем и всё.

— А ты не дурак, тогда вперёд!

— Меня хоть перевяжут?

— Сейчас бумагу выпишу.

Глава 5 Дознаватель.

Нижний Новгород.

Неприметный мужчина в чёрном пиджаке одиноко сидел за круглым столом в дальнем углу ресторана. Он тихонько пил вино из бокала и внимательно смотрел в окно. Таинственный одиночка находился в тени, освещение в данном заведении было слабым. На спинке стула висел серый плащ — без него в такую погоду не выйдешь. Глядя на стекающие по стеклу капельки, слушая грустную тихую песню, мужчина загрустил. Конечно, на его лице это никак не отобразилось, та работа, которой он был верен уже несколько последних лет, забрала все маски чувств, которые может принимать человеческое лицо. Окружающие видят в этом тридцатипятилетнем человеке невозмутимого учёного физико-технических наук, который уже очень давно занимается разработкой высокотехнологичных ракет. Эти ракеты не всегда успешно настигают свою цель, особенно, когда могут нанести колоссальный ущерб, они мистическим образом падают в океан, к примеру, или детонируют в небе, но, то официально вина сборщиков. А учёный высоко ценится на своей должности заведующего отделом боевого ракетного комплекса.

За настольгическими мыслями, в которые мужчина разрешил себе впасть за столько лет, он не заметил, как к нему подошла высокая стройная блондинка в очках с красной оправой. Она была в чёрной юбке до колен, в кружевной блузке и в бежевом плаще.

— Леонид Анатольевич, здравствуйте. — она слегка улыбнулась, но всё оставалась серьёзной и задумчивой.

— Ох, Камилла, прошу вас простить меня на несобранность. — мужчина сразу поднялся, помог снять плащ, и галантно отодвинул стул для дамы.

Когда официант подошёл и спросил, что принести Леонид ответил:

— На выбор уважаемой дамы.

— Я? А что я? — растерялась девушка. — Ну, принесите вина, только не самого дорогого.

— Что вы! Не стоит беречь мой кошелёк, несите самое лучшее вино.

Камилла покраснела, но старалась оставаться невозмутимой. Её кавалер наоборот, старался быть более услужливым и галантным.

— Как вам ресторан? Вы тут впервые? — поинтересовался Леонид, когда принесли, и разлили по бокалам вино.

— Да, знаете, я не часто бываю в таких заведениях, очень много работы, вы же знаете.

— Значит, вы многое упускаете, разве пыльный кабинет, может заменить такую прекрасную, романтическую обстановку?

Девушка немного смутилась при словах «романтическую».

— Леонид Анатольевич, вы пригласили меня, надеюсь не на свидание, а на деловой разговор, ведь так?

— Если я так сказал, значит, оно так и есть.

— Тогда говорите, к чему эта встреча?

Дама не заметила, как её компаньон слегка кивнул, ожидающему сигнала официанту.

— Мадам, вас просит один молодой человек, говорит ваш знакомый. — прошептал официант Камилле.

— Извините, меня, как вернусь, мы продолжим наш разговор.

— Да — да, конечно. — ответил Леонид.

Когда девушка спешно вышла из — за стола, кавалер достал из кармана маленькую капсулу, и вылил содержимое в бокал спутницы.

— Ох, какой — то парень, сказал, что мой фанат, автограф просил. — пролепетала Камилла, вернувшись.

— Видите, вы делаете колоссальные успехи в карьере, вас уже в ресторанах разыскивают. — поддельно улыбнулся Леонид. Предлагаю выпить за вас.

— За меня?

— Именно. За самую очаровательную и успешную исследовательницу.

Взамен Камилла послала ухажеру свою самую очаровательную улыбку. Кто другой на месте Леонида воспринял это как знак взаимной симпатии, но только работа заменяла ему возможную пассию. Они выпили, официант налил ещё.

— Всё же, вы перейдёте к нашему делу? — лицо девушки приобрело снова деловой вид.

— Какая же вы не терпеливая, я предлагаю перейти на «ты».

— Конечно, мы с вами, с тобой Леонид Анатольевич, уже давно вместе работаем в одном комплексе, так что я не против.

— Камилла, я не совсем согласен, что мы с вами в одном комплексе работаем, проекты у нас разные. Мне очень интересен спектр ваших исследований.

— Ну, вы не можете не знать, что мой отдел работает над очень секретным рядом задач.

— Всё же.

— Скажу вам только, что это касается психологической части.

— Ракеты, воздействующие на психику?

— Это секретно. — упрямилась Камилла.

«Крепкая фурия, ведь наверняка вещество уже подействовало» — подумал Леонид.

— Как? Как именно действуют ракеты? — голос дознавателя стал гласным и жёстким.

— Это… Секретно… Прошу простить, мне нехорошо…

— Сидеть! — Леонид придержал девушку за руку. — Ракеты, что вы скажите о них?

— Они должны покрыть Землю газом…

— Что? Каким газом, какой психологический эффект у этого вещества?

— Не могу вам сказать…

— Камилла! Говори!

— Мне плохо, кружится голова.

Дознаватель удержал девушку, что бы та не упала.

— Мне можно доверять, Камилла, расскажи всё. — голос кавалера стал снова мягким, даже нежным и приятным.

Но собеседница смотрела в красивое, с правильными чертами, внушающее доверие и спокойствие лицо, пустыми глазами.

— Как газ действует на мозг человека? — снова заговорил Леонид.

— Ох…

— Камилла, ты сейчас будешь спать, но ответь, что делает газ?

— Не могу… Помоги… Ох, голова…

— Спи. — он поправил её на стуле и вернулся на свой.

«Проклятье, она сильна, да, Красные могут человеку мозги промывать, не хуже психотропных препаратов. А главное такое вещество она выпила, и ни слова не сказала, молодец, зато я дурак, так ничего от неё не добился. Что теперь предпринять? Куда её вести? К себе, куда ещё, но… Да точно, надо спешить, пока не проснулась.» — решив так, Леонид поднялся.

Накинул на девушку её плащ, оделся сам. Подкупленный заранее официант вывел пару через чёрный ход. Сев в карету, и проехав до окраины города, Леонид вывел Камиллу, поднялся на второй этаж. Крупные свечи в подсвечнике тусклым светом залили квартиру. В ней было только три помещения: кухня, ванная и спальня. Всё было по — холостятски обставлено. Быстро скинув на пол плащ и пиджак, Леонид достал из тумбочки шприц, закатил рукав своей спутницы, и сделал укол. Затем раздел её, осторожно уложил на кровать, укрыл одеялом. Раскидав её вещи по квартире, он разбросал свои, и одевшись в домашнее, пошёл на кухню. Разлив вино по бокалам, Леонид вылил всю жидкость, так что бы оставались грязными сосуды. Положив пустую бутылку возле кровати, и поставив бокалы на прикроватную тумбочку, он раскрыл шторы, и вернулся на кухню. Подогрев на бензиновом примусе чайник, дознаватель заварил, растворимый кофе. Поставив на поднос две кружки возле кровати, Леонид взял сумку девушки. На кухне он осторожно осмотрел её содержимое, обнаружив несколько ключей и пластиковую карту, остальное, посчитав женским хламом, отбросил. Шпион достал из шкафа кусок пластилина, сделал отпечаток ключа, подумав как поступить с картой, он просто переписал с неё код, конечно ясно, что сама карта необходима, но и пароль мог пригодиться. Когда Леонид вернулся в спальню, то комната булла уже залита утренним светом. Взяв поднос в руки, он растрепал волосы спящей исследовательницы.

— Просыпайся, милая! — с приятной нежной, но фальшивой улыбкой проговорил ухажер, гладя Камиллу.

— О, что? — с совершенно растерянным видом проснувшаяся обвела взглядом комнату. — Где я?

— У меня, мы вчера с тобой… Ну, как это бывает…

— Мы спали вместе?

Леонид отвел глаза, а Камилла улыбнулась, и покраснела.

— Я ничего не помню, но чувствую, что мне с тобой было хорошо.

«Ну, хоть укол подействовал, как надо, память стирать удовольствие дорогое» — подумал Леонид, но вслух сказал:

— Мне тоже было с тобой хорошо. Возможно, мы слишком поторопились…

— Да, я тоже так думаю, слишком.

— Выпьешь кофе?

— Да, только отвернись.

«Любовник» послушно отвернулся, наблюдая в отражение на ламинированном шкафу, как его ночной информатор одевается в заботливо подложенную блузку. Молча выпив кофе, дама засобиралась.

— Камилла! — окликнул её Леонид, когда девушка уже одетая стояла у двери. — Может, продолжим, всё, как-будто этой ночи не было? Встретимся сегодня в ресторане, вечером?

— Может быть. — игриво протянула она, лукаво улыбнувшись.

— В восемь, в «Пиковой Даме».

— Уж лучше в «Романтике», той, что за лабораторией.

— Я всё же настаиваю.

— Пусть по — твоему. — и одарив мужчину улыбкой, она выпорхнула из квартиры.

«Отлично, чем дальше она окажется от своей лаборатории, тем меньше у меня будет риска».

Глава 6 Контракт

Исправительное учреждение Красных.

Этому фокусу Борис научился еще, когда был молодым охотником, а после два года жил среди туземцев. Помимо ложного приступа эпилепсии, он ещё научился у туземцев остановке сердца, замедлению пульса и многим другим хитростям, которые ему не раз спасали жизнь.

— У него случился приступ эпилепсии на фоне недавнего сотрясения, возможно, это на всю жизнь. — вынес вердикт Медик.

— Вот, проклятье, так он работать не сможет, ладно мне ещё нужно кое — что обмозговать, ты его переведи в одиночную, когда поправится. — узнал Тельцов голос Ушкова.

Приоткрыв глаз, он увидел всё тоже помещение, где уже бывал недавно. Белые стены, койка, тумбочка с лекарствами. Майор Ушков последний раз глянул на бесчувственного Бориса, и вышел.

По мнению Медика, зэк Тельцов поправился через два дня, именно тогда его перевели в одиночную камеру. Но не успел заключённый, насладится любимым одиночеством, как пришёл тюремщик, и впустил высокого человека, назвав его психологом.

— Психологов мне тут не хватало, я не буду с вами говорить. — отвернулся от внимательных глаз гостя Борис.

— А придется, потому что я ваша единственная надежда, — настаивал спокойным тоном психолог.

— Я в ваших услугах не нуждаюсь.

— Я так не думаю, Хел.

Борис устал удивляться, что его так последнее время называют, потому сразу понял, что к чему.

— Что Палкин не справился, прислали другого?

— Вы сразу догадались, что я из Республики?

— А чего тут догадываться, зачем такой маскарад Красным устраивать?

— Верно. Думаю, тогда вы догадались и о цели моего визита, я Ефрем Дерягин, если вам это важно знать. Я не буду угрожать, кричать на вас, тем более натравливать на вас зэков, просто предлагаю контракт, на который вы согласны.

— Ясно, почему вас прислали, а то вы, наверное, не знаете, но Палкин ведёт…

«Двойную игру» — чуть не ляпнул Борис, вовремя прикусил язык.

— … Неадекватный допрос, ведь так?

— Да. Но я с вами только хочу договориться.

— А — а — а, я понял, вы играете в плохого и хорошего полицейского, так?

— Приступим к делу, гладиатор Юрий передал вам предмет, где он?

— На том свете.

— Я про предмет, не делайте из меня дурака.

— Монетка в надёжном месте.

— Монетка? Хорошо, значит, вы знаете, что это за вещица, Юрий сказал, как она работает?

— Нет. Он только лишь передал мне её.

— А как выглядел Юрий, что в нём необычного и запоминающегося? Мы просто хотим удостовериться, тот ли у вас предмет, и кто тот человек, передавший его вам.

— Необычного? Не знаю. Как по мне самый обычный паренёк, Зовут Юрий Борисович, если вы не знаете, его казнили, и мне приказали сжечь его тело.

— Вы видели его без одежды, может какие — то татуировки, ну, хоть что — ни будь.

— Татуировки… Нет, только, — Тельцов замялся, он не знал, стоит говорить этому человеку, но решил рискнуть, — У него было клеймо, я ещё специально посмотрел, не НОРовец ли он, а клеймо, такой ромбик с кружком внутри, на левом предплечье.

— Это всё?

— Да, теперь у вас хоть какая — то есть зацепка.

— Странно…

— Что странно?

— А то, что с Палкиным вы ни слова не говорили, а мне всё выболтали, почему?

— Потому что вы моя единственная надежда. — Борис улыбнулся.

— Вы ведь врёте.

— Не совсем, просто я давно понял, что рано или поздно меня здесь прикончат, Республиканцы или Красные, но точно прикончат. А не сделали этого раньше, только потому, что вам нужна информация.

— Тут вы не совсем правы, у меня на вас немного другие планы, на которые вы подписались, приняв предмет у Юрия.

— Как вы меня вытащите?

— Вопрос трудный, единственный человек, который мог это сделать, по моему прошению отставлен от вашего дела.

— Ладно, — зэк на минуту задумался, потом продолжил, — Я сам с этим вопросом разберусь, если не выйдет, тогда дело в ваших руках.

— Надеюсь, речь идёт не о побеге? — тихо спросил Ефрем.

— Нет, конечно, нет, я попрошу вас об одной услуге, попросите ко мне коменданта.

— А, это мы запросто, теперь всё?

— Прощайте.

— До свидания!

* * *

Борис остался наедине со своими мыслями ненадолго, скоро появился комендант.

— Тельцов, а ты не офигел ли случаем, коменданта по тюрьме гонят, а?

— Мне жаль, если пришлось принизить ваш «авторитет», но дело важное, думаю, нам скоро придется с вами прощаться.

— Очень надеюсь, от тебя столько проблем, Тельцов.

— Ушков не уехал ещё?

— На твоё счастье, нет.

— Позовите.

— Ох, наглеешь Боря, наглеешь. — покачав головой, комендант ушёл.

* * *

— Я согласен на ваши условия, майор.

— Очень рад Боря, нашему сотрудничеству, вы пошли на контакт с Палкиным?

— Да, теперь я работаю на Республику.

— Ты работаешь на меня, в тылу Республики, ясно? — бледный Ушков, сверкнул глазами.

— Теперь ваша часть договора.

— Конечно, ты свободен, охрана! Отпустить! Удачи тебе, Борис Тельцов.

— Когда мы встретимся?

— Когда я посчитаю это нужным.

— А как мы поддержим связь?

— Много вопросов, я всё решу сам, внедряйся, пока без подозрений.

Карета ждала уже бывшего зэка у выхода из тюрьмы.

— Всё прошло хорошо? — спросил Дерягин, когда Борис сел, и закрыл дверцу.

— Как видите, теперь мы куда?

— Расслабьтесь, можете поспать, когда приедем, я разбужу.

Глава 7 Прогулки под Луной

1

Контора контрразведки НОР.

Дело из архива по человеку с именем Мухин Захар Кондратьевич, легло толстой папкой на стол генерал — полковника Боковина в нужный срок. Но небольшая информация не дошла до начальника, задержавшись на столе Палкина. Гавриил внимательно изучал все сведения о данном человеке, и выбирал, какая информация попадёт на стол Терентия Павловича, а какая «не найдётся» в архивах. Оказалось, что «не было» там единственной фотографии Мухина и его нынешнего месторасположения. Пока Ефрем в отъезде, по делу Тельцова, Палкин позволял себе встречи с теми людьми, которых соперник Дерягин сразу бы заподозрил. Вот и сейчас, в восемь вечера, когда все разошлись по домам, только Боковин ещё допоздна будет копошиться с бумагами, поддерживаемый дорогим и редким сейчас напитком — кофе, капитан ждал гостя. Высокий широкоплечий громила, не стучась, боком вошёл в кабинет. Гавриил его побранил бы за это, но сейчас он был сильно озабочен делом.

— Здесь аванс, вот этот человек, живёт в Смоленске, вот точный адрес, сделайте всё так, будто виноваты бесы, и наверняка, вам ясно? — В полголоса говорил Палкин, подавая гостю папку.

— Конечно, будто в первый раз, уверяю, вы не ошибётесь в нас.

— И ещё, вот ключи возьмите машину на парковке, только, что бы вас ни спалили.

— Вы доверяете нам столь редкий и дорогой экземпляр?

— А у меня нет выбора, главное сделайте всё быстро.

Машина — в этом новом для людей мире и вправду была дорогим, даже очень дорогим удовольствием. И доверять её наёмнику, пускай и не совсем наёмнику, а капитану госбезопасности, такую редкую ласточку, было тяжело. Но дело того требовало, и Гавриил это понимал, сейчас операция вступила в активную фазу и появились действующие лица, а не информация. Пора было действовать, и очень быстро.

2

Леса. Где — то под Промградом.

Мы уже два дня слоняемся по этим лесам, по — моему мы бродим кругами, но Карп — это наш следопыт и одноглазый Петька — пятнадцатилетний мальчишка, которому глаз выкололи туземцы, он вызвался быть проводником, вот они утверждают, что напали на след крупной банды. Мне вот как — то не верится. Я очень устал, распорядок у охотников очень строгий, подъём в пять утра, быстрый завтрак и идёи до темноты, пока Карп перестаёт следы видеть. А идти вы бы знали как тяжело. Дикий виноградник, какие — то плетущиеся колючие растения, поваленные пожарами и бурями деревья, острые сучья, хватающие за кожу и одежду, как всё это надоело. Хорошо, что хоть рука перестала ныть. А ночевать приходится, Господи… На траве, рюкзак под голову, в плащ завернувшись, а ночами холод, до костей пробирает, прошлой ночью несмотря на усталость, пришлось встать и разминку делать, что бы согреться. Да и коллектив я вам скажу, не из лучших. Все меня задевают, «зелёным» называют, ну ничего, я вам ещё покажу, хоть я молодой, но сильный.

Ещё стоит упомянуть, что есть и приятное в нашем походе, это то, что к счастью Антон мой давний друг, здесь в отряде, среди новобранце. Он сглаживает трудную дорогу своими рассказами, я представить не мог, как у парня на всего три года старше меня, может быть такая насыщенная и интересная жизнь.

Командует нашим отрядом в двадцать пять человек, лейтенант Олег Черненко, которого ветераны зовут Шерханом.

— Эй, стенографист недоделанный, жрать идёшь, или как? — крикнул кто — то из компании возле костра.

— Культура, на высшем уровне, будто на зоне мы все, хотя чего от них ждать, отбросы одним словом.

— Чё ты там бормочешь?

— Да так, о своём.

— Вот и иди, молча тогда, а то в глаз дам. Хочешь в глаз? — как оказалось, это говорил Карп.

— Себе в глаз дай.

— Вот поем и надеру тебе зад, ясно? — блаженно зачерпнув варево из котелка, проговорил охотник.

Артем, убрав дневник в рюкзак, достал ложку, и быстро подсел к костру. Все ели с пяти общих котелков, довольно крупных, но не настолько, что бы мешать при ходьбе. На ужин и завтрак всё та же каша, правда, сейчас добавили туда тушёнку.

Тьма сгустилась вокруг, повеяло вечерним холодом и влагой. Кто — то из охотников подбросил в костёр дров, пламя заиграло веселее. Антон достал небольшую балалайку и стал петь заводные частушки. Короткие зэковские песенки наполненные матом и пошлостью, мучили Грачёву слух. Наконец, когда самоучка — бард замолк, и жадно приложился к фляге, которую пустили по кругу, Шерхан начал травить байки, про туземцев — людоедов и их ручных волков. Артёма и эти истории не особо интересовали, но уходить от костра во тьму и холод не хотелось.

— Чего загрустил, браток? На выпей подними настроение. — Антон протянул другу флягу.

— Да, не спасибо.

— На, пей ночи холодные, а так согреешься.

Грачёв выпил, как говорится в лечебных целях.

— Ну как пошла?

— Ну, тебя, Антоха, в баню, со своей водкой.

— В баньку, да с водкой, я бы с радостью! Вот подзаработаю, поеду в Киев, там говорят, целый квартал казино открыли. Ох, как же здорово будет!

— Скажи, ты только из — за денег сюда пришёл, или тебе правда охотником быть по душе?

— А почему бы и нет? Вот ты не знаешь, а я уже разок на туземцев ходил, а какие сейчас цены на рабов, мама не горюй! Я тогда сам пять голов взял.

То, что туземцев считали по головам, как скот, молодой Грачёв уже привык, но всё ещё это резало слух.

— Вот, ты Тёма, сам лучше скажи, зачем тут с нами сидишь? Учился ведь хорошо, когда я тебя с обозом видел, радостный ты был, полный надеж, а тут потух. Почему в город не поехал? А с бывшими зэками и ворами ошиваешься?

— Да тут такая сложная ситуация, понимаешь…

— Говори, не бойся, мне — то можно.

— В общем, когда предлагают, стать походным врачом в отряде охотников или якобы диверсантом Красных, тут не выбирают.

— Ты диверсант? Ха! Не смеши Тёма! Какой из тебя диверсант?

— Ну, спасибо, блин!

— Да ладно не обижайся, так за что тебя во враги народа записали?

— У меня же клейма нет.

— А, помню. — помню, и всё?

— Ты же знаешь у нас тут быстро с этим делом.

— Да, не повезло тебе.

— Ничего, прорвёмся! Как в город приеду сразу отпишусь.

— А с документами, если надо могу помочь, есть у меня тут знакомые.

Охотники начали потихоньку замолкать, многие уже усыпали, самые стойкие продолжали травить байки.

— Антоха, а ты случаем не знаешь, Наташа Белова в город не возвращалась?

— А тебе до неё какое дело? — внезапно захмелевший рассеянный взгляд собеседника, сменился суровым, ревнивым и собранным.

— Я же это, того… Документы ей отдать забыл?

— А — а, тогда ладно, я — то уж подумал…

— Что ты подумал?

— А то будто ты к Наташке подкатываешь, ты мне гляди, ни — ни, она девка справная, на тебя и не посмотрит.

— А с чего ты взял?

— А с того! Моя она, и точка! Мы с ней две недели встречались! Тебе ясно?

— Яснее некуда.

— Вот и закрыли тему, давай спать ложиться.

— Ты, дружище не ершись, Наташу я не трогаю.

— Проехали уже, не бери в голову! — Артём снова узнал своего задорного и весёлого друга, а не ревнивого самца.

Двое охотников тихо болтали в сторонке, часовые медленно прохаживались по периметру, когда засопел и Антон, Артём достал свой потрёпанный дневник.

То, что у Антона с Наташей роман меня более чем поразило. Я в шоке, она такая хорошая, такая приличная, культурная, такая… Она лучшая! А он… Кто собственно Антон? Бандит, мелкий вор, гопник, если выражаться на их языке, он плохой, однозначно отрицательный человек, его Наташа не может полюбить. Хотя… Нет! Нет, не может. Какой же я дурак, надо было раньше прийти к ней, а я трус, вон Антон, он не побоялся, предложил встречаться, у них, наверное, всё серьёзно, а я так… Шахтёр трусливый…

Маленькая капля упала на страничку дневника, но это была не слеза, а дождевая капля. Будто её ещё не хватало. Вслед за одной каплей упала ещё одна и ещё. Листва неплохо спасала от моросящего дождя, но от этого веселее не было.

Закутавшись в плащ, и придвинувшись ближе к костру, Артём попытался уснуть, не вышло. Даже дикой усталости не удалось, усыпить заполонённое мыслями о любимой девушке сознание. Вскоре вокруг стало совсем тихо, если не считать зверского храпа двух десятков мужиков. Не спал только Грачёв, и ещё четыре часовых, хотя их шагов слышно не было, скорее всего, тоже отдыхают. Молодой врач глядел в звёздное небо, на котором уже расходились тучи, и дождь угомонился. Полная луна выкатилась на тёмно — синее полотно космоса. Её воем встретили волки, они были так далеко — далеко, что даже не пугали. «Интересно как там, в космосе?» — решил отвлечься от мыслей о даме сердца Артём. «Там, наверное, совсем не так, как у нас, может люди покорят когда — ни будь таинственный космос? Было бы хорошо, и скорее бы, а то человечество уже единожды, чуть не вымерло, хотя я слышал, что выжили космонавты на спутниках, и что многих на ракетах отправили, умерли они, наверное. А если живы? И сидят там, на какой — то планете, над нами смеются. А самые высокие точки на Земле? Эверест, Аконкагуа в Америке, Мак-Кинли в Северной Америке, африканская Килиманджаро, Эльбрус, да мало ли какие ещё. Их, возможно, минуло затопление, а значит, там спаслись люди, и технологии, и множество ценных вещей, которые сейчас безвозвратно утрачены.» — размышления прервал звон котелка. «Кто — то за добавкой полез» — усмехнулся Грачёв, и вернулся к мыслям насущным: «А хорошо, что я всё же с Антоном отношения не порвал, а ведь хотелось, за даму сердца биться надо, но потом, тут я на войне, пускай и маленькой, но ещё одного врага себе наживать я не хочу. А то ведь, тот задира, против которого я за девушку заступился в лагере, по иронии судьбы со мной в одном отряде. Его Колей зовут, однако, а пока он агрессии не проявляет, и хорошо, но внимательным быть надо всегда, а то рано или поздно…»

Кто — то прошуршал кустами, прервав новые размышления. «Кому же не спиться — то?» — подгоняемый свойственным каждому человеку любопытством, Артём поднялся, и медленно пошёл на звук.

Тень мелькала от дерева к дереву, потом замерла. «По нужде охотник отошёл, а я тут шпионю, ай не хорошо!» — устыдившись, Грачёв собрался вернуться к костру, как человек снова стал удаляться.

Холодные капли, размазывающиеся по лицу, бодрили молодого любопытного человека, он всё преследовал тень. Вскоре пропал из виду огонь костра, и какое — то время Артём шёл на шорохи впереди, пока глаза не адаптировались к тьме. Уходящий пока не заметил преследования, он ловко перепрыгивал ручьи, поваленные деревья и кочки. Когда охотник пересекал полянку, в отблесках луны Артём, почему — то принял его за пятнадцатилетнего Петьку. В отряде были разные люди и высокие, и низкие, стройные, и крупные, но почему — то именно в этом беглеце преследователь узнал мальчика. «Зачем он идёт в лес, уже так далеко от лагеря, разве он не боится туземцев?» — недоумевал Грачёв. Ему самому было уже страшно, в каждом кусточке ему мерещился противник с перемазанной боевой раскраской лицом, который готов в любой миг накинуться, и утащить вглубь этого страшного леса. Вскоре шорохи впереди прекратились, Артём поспешил туда, боясь упустить дезертира из виду. Свет луны играл в водах лесного ручья, и хорошо освещал крупную балку, на дне которой кого — то ожидал Петька. Теперь мальчика можно было узнать, на нём был темно-зеленый плащ, на поясе висел длинный кинжал.

Страх говорил о надобности возвращения назад, но любопытство велело ждать. Артём лёг в кусты рядом с толстым старым дубом. Лежать пришлось долго, около получаса Петька нервно бродил на дне балки, а его преследователь лежал в холодных и мокрых кустах. Что — то хрустнуло рядом с Артёмом, у него остановилось сердце, казалось, будто единственный глаз мальчишки глядит прямо на него. Кожаные сапоги прошли в одном шаге от замершего тела Грачёва. Бесшумно спрыгнув на дно оврага, гость, внимательно озираясь, подошёл к отроку. На пришедшем был камуфлированный плащ, на поясе слева висел очень длинный кинжал, нет, даже не кинжал, а мачете, утолщающееся от рукоятки. На правом боку в кожаной кобуре покоился увесистый автоматический пистолет — пулемёт Стечкина, с длинным магазином. Артём плохо разбирался в оружие, но такие экземпляры узнавал сразу. На противоположном берегу оврага появилось ещё двое мужчин, у одного в руках была самодельная винтовка, у второго арбалет. Но не абы какой, не бревна кусок, а серьёзный спортивный, стальной и обмотанный чёрной изолентой, не только в целях маскировки, но и для того, что бы хоть немного уберечь от влаги.

Тот который был на дне, стоял перед Петькой, сняв капюшон. Его маслянистая лысина стала блестеть в свете луны, на его грозном лице, был тёмно — красный отпечаток ладони — такая боевая раскраска была у этого племени. У двоих туземцев, что сидели сверху тоже виднелись жёлтые отпечатки на лицах. «От цвета «ладони» зависит ранг?» — пронеслось у Грачёва в голове.

— Ну. — хрипло выжидающе, сказал туземец внизу.

— Нормально, всё, Рашим, они как стадо баранов идут за мной.

— К нам не приведи.

— Да, обижаешь, я же не дурак.

— Двадцать?

— Не, двадцать пять, многие новобранцы, завтра пойдём через Рощу.

— Хорошо.

— Это всё?

— Иди.

— А деньги?

— После.

Выпятив нижнюю губу, Петька пошёл в сторону и отхватил звонкого подзатыльника. Туземцы исчезли так же быстро, как и появились.

— Во дела! — одними губами прошептал Артём.

По юному шпиону уже ползали черви и муравьи, потому отряхиваясь, он, поспешил в лагерь. Шёл Грачёв быстро, уже не опасаясь туземцев, которые пошли в другую сторону. Когда он вышел к ночлежке, то подождал, когда Петька уляжется и сам пошёл. Но не судьба, сильная рука потащила назад, Артём хотел кричать, но рот сдавила сухая ладонь. «Туземцы! Выследили!» — истерично пронеслась мысль. Парня, как куклу оттащили от лагеря, и приставили к стволу дерева спиной. Бившееся диким зверем, пытающееся выпрыгнуть на свободу сердце, словно остановилось, когда перед глазами появилось суровое, но сейчас такое родное лицо Шерхана.

— Боже, как ты напугал! — только и смог выдохнуть врач.

— Где ты был?

— Ох, ну и прогулка под луной у меня была!

— Говори!

— Петька предатель! Он сейчас с туземцами встречался, у них на лице отпечаток ладони.

— Ну, и что? Знаю это племя, крупное, да только живут они в двадцати километрах отсюда.

— Ну, я говорю правду, они засаду готовят где — то в Роще, так сказал, Рашим.

— Какой, к чёрту Рашим? Ты много водки хлебнул?

— Я говорю, что видел!

— Ага, пятнадцатилетний мальчик по твоим словам шпион да?

— Он за деньги работает!

— Ты, на юнца не гони, ему глаз эти звери выкололи, он наш самый верный, а вот ты новенький, откуда я знаю, что ты не шпион?

— Чёрт! Да иди ты!

Артём столкнул сильную руку со своего плеча.

— Вот завтра в Роще нападут, тогда и узнаешь, что я прав был!

— О какой роще? Что ты несёшь? Ты хоть знаешь где она? Мы вдоль реки идти будем, ясно?

Парень не ответил, огорчённый тем, что его везде считают шпионом и диверсантом, и не верят ему. Придвинувшись поближе к тлеющему костру, уставший Грачёв быстро задремал.

Глава 8 Горячая точка

Подмосковье.

На войне страшно. Просто невыносимо страшно. Когда над головой рвутся снаряды, свистят пули, стонут умирающие товарищи и сослуживцы, когда ни одна из воюющих сторон не может сдвинуть линию обороны хоть на несколько метров. Ведь за спинами героев — защитников настоящие города, и борются они не за грязную продажную всласть, а за женщин и детей, которые могут спать спокойно, пока они, молодые вояки на фронте. Страшно, когда на минуту представишь, что грозный, жестокий враг прорвётся ночью через границу и разъярённый кровопролитными боями, бросится рушить города, убивать невинных жителей. Эта мысль не даёт спать часовым, эта мысль заставляет биться яростнее, эта мыль в голове солдат обоих армий. Не становится менее страшно, даже когда не бомбят самолёты, и когда артиллерийских установок не так много, даже когда знаешь, что и армии не столь многочисленны. Дым, гарь, мёртвые тела, глубокие воронки от снарядов, треск пулемётов и сотен автоматов, страшная бомбёжка, вот от этого всего и бежала юная Наташа Белова.

Она сидела в телеге, сжимая в своей тоненькой руке, крупную руку раненого бойца. Рядовой плакал, молил божественную девушку помочь, да только что для него могла сделать охваченная ужасом журналистка? Десять пар поджарых и выносливых лошадей неслись по пыльной дороге, таща за собой по одной телеге с ранеными.

У майора Платкова Василия Николаевича страх перед смертью сглаживала симпатия к новенькой девушке. Вот и сейчас, когда рядом кричали, и стонали несчастные люди, в воздухе свистели осколки, жужжали пули, он завороженный смотрел на испуганную журналистку. Перепачканная грязью, кровью раненых, которых помогала перетаскивать из горящего госпиталя, в съехавшей на бок пилотке, из-под которой выбивались русые пышные волосы, Наташа казалась офицеру божеством, спустившимся прямиком с небес. Не стану говорить, что она была красивая, это разговор относительный, и как говорится: о вкусах не спорят. На ней была камуфляжная куртка, штаны с множеством карманов, и кроме сумки через плечо ничего в ней не выдавало журналистки.

— Пригнитесь, робяты! — проорали впереди.

Длинной очередью из леса залаял пулемёт, с противоположной левой стороны десятки автоматчиков, обрушили свой огонь на беззащитный обоз, ликуя, когда из повозки с красным крестом вываливался очередной мертвец. Платков навалился на Наташу, сидящую прямо перед ним, и прикрыл собой. Крупные пулемётные пули кусали борта телег, чавкали, попадая в тела лошадей и людей, барабанили о стволы деревьев. Одна из повозок ушла в сторону, но испуганные кони были неуправляемы, ударившись о стену леса, телега перевернулась. Наташа и Василий ехали в середине колонны, потому их миновало большинство пули, но две последние повозки остановились.

Когда на всех парах колонна пролетела опасный участок, и выскочила змеёй в поле, республиканцы подняли головы. Вслед им доносились радостные крики, солдат в светло — зелённых гимнастёрках в красными пятиконечными звёздами.

Платков смотрел на растрёпанную Наташу влюблёнными глазами, морщась от боли.

— Господи! Ты, ранен? — испугалась девушка, глядя на расплывающееся багровое пятно, на левом предплечье спасителя.

— Нет, Наташенька, всё хорошо.

— Как же хорошо — то? У тебя кровь!

— Я вижу, но мне не больно.

Белова достала бинт, и неумело замотала рану.

— Васенька, держись, ты держись, уже скоро.

Передняя телега остановилась — там была подстрелена лошадь. Лихо, свернув в кювет, и объехав преграду по полю, колонна двинулась дальше.

— Сестричка… — прошептал раненый боец, сжав ладонь Наташи, которую не выпускал.

— Вот, попей миленький.

Пересохших губ коснулось холодное горлышко фляги.

Закат поредевшая колонна встретила в полевой ставке, всего в нескольких десятках километров от Москвы. Белоснежные палатки штабных офицеров, смешивались с пыльными — солдатскими, если мысленно убрать все вышки с пулемётами, доты из мешков с песком, то остался бы маленький хутор. В немногочисленных избах ночевали высокие чины, а раненых держали в длинном амбаре. Людей в ставке было много, все занятые своим делом, каждый суетился, и пытался помочь.

Наташа до ночи работала вместе с остальными санитарками, за несколько часов она разобралась, какие лекарства надо давать, какими мазями мазать ожоги, а какими раны. Измотавшаяся и усталая, она бы продолжала оказывать свою скромную, но такую необходимую помощь, если бы не гонец. Молодой рядовой, сказал, что её вызывают в штаб.

Быстро добежав до большой избы, на которой висело синее знамя с вышитым золотым львом — флаг НОР, она скромно постучала и вошла.

Платков не успел. Он так хотел поблагодарить свою пассию о спасении, хоть и не очень удачном — из — за туго связанного бинта у Василия посинела рука. Так он и присел на ступени, как верный пёс, ожидая хозяйку.

— А, Наташенька, очень вам рад. — радушно улыбнулся полный мужчина в новеньком, с иголочки, мундире.

— Подполковник Жабов, какая встреча, я тоже рада. — оправляя грязную куртку произнесла девушка.

Она уже встречала этого пренеприятного типа перед отправкой на Урал, тогда он пытался за ней ухаживать, но её скорый отъезд спас от Жабова.

— Это, милочка моя, если пожелаете знать с моей помощью вы спасены от жалкой группы уральских окруженцев. Они сейчас все уже мертвы.

— Как? Боже!

— А чего вы удивляетесь, я читал вашу статью, им туго приходилось, и я воспринял вашу запись об уральцах, как мольбу о помощи.

— Я никого не просила, мне помогать!

— Меня и не надо звать, я ваш герой, который всегда придёт на выручку.

— Давайте быстрее, чего вы хотите, меня ждут раненые.

— Да? Я не слышу, что бы они вас звали, отужинайте со мной.

— Вы эгоист! У меня нет времени.

Находится наедине с этим напыщенным и самоуверенным подполковником, её было противно, и девушка направилась к выходу.

— Постой, дорогая! Присядь! — Жабов насильно усадил Наташу за круглый стол. На белой скатерти стояла бутылка вина, чаша с жареной курицей, печеная рыба и салат.

— Ты наверное устала, проголодалась, кушай. — он провёл своей пухлой ладонью по Наташиным волосам.

Налив вина, подполковник, поднял бокал:

— За самую прекрасную и великолепную даму моего сердца, Наташеньку!

Белова была и вправду дико голодна, но при мысли о том, что где — то там, в соседнем доме умирают люди, им нужна её помощь, девушка не смогла так подло поступить.

— Извините, но мне правду надо! — она вскочила из — за стола и побежала к двери.

— Нет, ты пойдёшь, когда я разрешу. — Жабов больно схватил её за кисть. — Лучше не дёргайся, разве ты не видишь, что я люблю тебя, а я знаю — ты меня тоже, просто боишься признать это.

Подонок прибег к физическому насилию, когда не смог влюбить в себя Белову галантно и красиво. Придавив, брыкающуюся девушку к стене, он крепко держал её руки.

— А-а-а… Помо… — крик о помощи захлебнулся в противном поцелуе подполковника.

Дверь в избу распахнулась, и на пороге оказался растерянный Василий. Оторвавшись от нежных губ Наташи, последнее, что увидел Жабов — кулак, летящий прямо в лицо.

— А, сволочь, ты у меня под трибунал пойдёшь, гнида грязная. — кричал, лежащий на полу подполковник вслед, уходящим молодым людям.

Платков обняв плачущую девушку, вывел её из дома.

— Ну, всё — всё, успокойся, милая. Тут безопасно, я не причиню тебе зла, вытри слёзки.

В высокой палатке майора и вправду веяло спокойствием и домашним уютом.

Они сидели на матрасе из шкур мохнатых животных, и смотрели в глаза друг другу. Наташа видела в нём героя, защитника, он в ней всю прекрасное, слабое существо, которое он должен защищать. Руки Василия находились на талии девушки, и от этого ей стало так хорошо и приятно.

— Вась, а у тебя не будет проблем из-за этого гада?

— Мне всё равно. Я ни о чём не жалею!

Молодые тела сжались в объятиях, жарко соединились воедино их уста.

— Не двигаться! — рявкнул голос за спиной.

Такой близкий и желанный человек, стал отстраняться от девушки. Платкова скрутили, и трое бойцов увели его, под мольбы и плачь Наташи.

Глава 9 Бессонная ночь

Смоленск.

Музыкант на сцене яростно бренчал на гитаре, и громко орал на весь клуб. Разномастная толпа билась в экстазе, дёргаясь в конвульсиях под сумасшедший рок. Музыкой назвать этот звериный ор было трудно, а хаотичные движения поклонников танцем тоже не поворачивался язык именовать. Слабенькие прожекторы, работающие как и многие другие аппараты от аккумуляторов, которые с свою очередь питаются солнечной энергией, лили разноцветный свет в зал. Самодельные подвешенные к потолку шары, с наклеенными на них осколками CD — дисков или кусочками зеркал, крутились, отбрасывая цветастые лучики по всему помещению. Возле бара топталась львиная доля молодёжи, и бармену приходилось бегать от одного конца стола к другому, подливая спиртных напитков. Те, кому и алкоголя было мало сидели на мягких диванах в дальнем углу зала, и получали сомнительное удовольствие от наркотической дряни. Там же топтались наркоторговцы, которые навязчиво предлагали свой товар. Почти все никто не проходил мимо подленьких типов, каждый не отказывался попробовать этой губительной хрени, прошу прощения за такое высказывание, но иначе трудно описать одним словом эти вещества.

— А — а — а!.. — закончил свою «песню» рокенрольщик, упав на колени перед разгорячённой толпой.

На смену этой группе на сцену вышла другая не менее «талантливая».

Как и все от такого времяпрепровождения получал удовольствие и худенький смуглый Захар. В мочке его уха блестела клипса, а из — под цветастой рубашки тянулись языки пламени, огибая шею они достигали подбородка. Помимо этой татуировки большая часть его тела была покрыта подобными «творчествами». Что он хотел доказать этими проявлениями великого ума, и кому, известно лишь самому Захару.

Находился он, где и всегда на мягком кресле, рядом со своим… скорее коллегой, чем другом.

— Гляди, какие девки! — тыкал пальцем товарищ — наркоман.

Сведя расползающуюся картинку Захар, наконец, увидел девушек лёгкого поведения, перед барной стойкой.

Недолгий разговор свёлся к таким фразам: «Пошли ко мне» — «Пойдём». Идти было недалеко, трущобы на окраине города, где ошивался весь сброд, находились рядом.

* * *

— Это он? — спросил высокий широкоплечий бугай у своего подчинённого.

— Да, вроде.

— Так да, или вроде?

— Он — он, гляди, повернулся, девку обнимает. — подтвердил такой же высокий мужчина.

Главный поднял фотографию с надписью: «Захар Мухин», и четверо подчинённых с явной военной выправкой посмотрели на неё.

— Валим по моей команде.

— Данил, женщину тоже?

— Да, всех.

Привыкшие выполнять приказы, и не думать о том, что делают, мужики в чёрных плащах поверх пиджаков, стали передёргивать затворы коротких автоматов.

Захар всё искал ключи от дома, пока пьяная девушка висела, на его шее, звонко смеясь. Её радость прервал громкий крик из переулка:

— Привет тебе от бесов!

И сразу из тёмной улочки затрещало четыре ствола автоматов и тихоня пистолет. Оборвавшийся хохот эхом пролетел вглубь улицы, догоняемый громкой стрельбой. Стоящую перед Захаром девушку начало трясти от попаданий пуль в её спину. Прикрываясь живым щитом, Мухин нырнул за каменные ступени своего дома, по ним сразу же стали колотить пули.

— За ним быстро! — крикнул командир Данил.

Но разве можно догнать перепуганного насмерть зверя, который знает эти улочки с детства.

— Ты туда, вы туда, ты, за мной! — командовал бугай.

Прыгнув за мусорный контейнер в узкой улочке, куда убежал и Мухин, он присел. Захар слышал приближение врагов, и у него даже был пистолет, но верен он был только холодному оружию. Красивый кинжал появился у него в руке.

Данил поднял руку, приказав напарнику, остановится, он знал — противник рядом. Двое убийц стояли перед контейнером в узкой грязной улочке, а их жертва понимала, что оставшиеся два бойца сейчас отрежут единственный путь к спасению. Захар ждал, вот щёлкнул магазин автомата — враг перезаряжается.

Потенциальная жертва появилась внезапно, Мухина ждали из — за дальних ящиков или из — за выступа в стене, но не перед самым носом. Верный кинжал вонзился в живот врага, толчок в сторону высокого бугая дался тяжелее, но и он, выстрелив из пистолета, промазал. Захар был быстр, и ловок, Данил выронил пистолет, когда резкая боль обожгла руку. Подготовки у командира наёмников было не занимать, но и кинжал Мухина сверкал, неуловимо. Наконец, когда от удара в голову Данил упал на колено, и как разъярённый бык мотал головой, Захара уже не было и рядом. Только когда голова перестала кружиться, наемник понял, что спасли его двое подбежавших бойцов, они — то и спугнули Мухина.

— Этот, как живой? — кивнул Данил на своего напарника, пытаясь подняться.

— Вроде.

— Ладно, быстро уходим.

Поражённые жертвой убийцы позорно капитулировали, сев в казённую машину они быстро уехали.

Кровь с носа не хотела переставать течь, и губа тоже была разбита, левый глаз заплыл, но зато Захар победил, и это утешало. Но победил в бою с кем? Бесы? Но как же? Ведь он…. Надо разобраться. Мухин быстро оказался возле хорошо охраняемого казино, его узнали сразу, и пропустили. Так же беспрепятственно он прошёл и в подвальное помещение. Там царил полумрак, всё в мрачных цветах, много разномастных охранников с автоматами в руках. На небольшом парапете в мягком кресле сидел толстый с козлиной бородкой мужчина.

— Клещ, какого чёрта! — приветствовал хозяина Захар.

Толстяк согнал со своих колен полуголых рабынь, и медленно заговорил:

— О, Муха, снова ты? Мы же вчера обо всём договорились.

— Вот именно, я же сказал, верну долг на следующей неделе!

— Ну, я тебя услышал, чего ты теперь хочешь?

— Да то, что твои люди на меня сейчас напали!

— Мои люди здесь, Муха, и без моей команды они и поесть не пойдут.

— Короче, Клещ, если ты ещё на меня наезжать станешь, я не тебя белов с соседней улицы натравлю.

— Ты мне ещё указывать будешь? Да как ты смеешь, щенок!

Двое телохранителей взяли под руки Захара.

— Вон! Пошёл вон из моего дома! — подскочил Клещ, размахивая руками.

Мухина вытащили, и выбросили в проулок. «Похоже это и вправду не Клещ, но если так, то кто тогда? У нападавших были автоматы и они были в плащах, федералы? Если так, то мне несдобровать, надо залечь на дно, а потом и вовсе из города валить.»

Глава 10 Убийца

1

Контора контрразведки НОР.

Тихонько постучав, Данил замер.

— Войди! — рявкнули за дверью.

Наёмник аккуратно прошел боком в дверь.

— Ну. — выжидающе смотрел на капитана госбезопасности Гавриил.

— Мы провалились. — обескуражено прошептал он.

— Это я уже понял, из утренней газеты, на улице в Смоленске перед домом Захара Мухина расстреляна молодая девушка, свидетели говорят, что напали бесы, а потом они скрылись на машине! — с иронией раздражённо говорил Палкин. — Ты с ума сошёл? Ты…. Да я тебя за это… Тупица…! Так подставится! Это ещё Дерягин не вернулся, он такого устроит. Так вы убили хоть Мухина?

— Этот подонок ускользнул прямо из моих рук, меня порезал, убил одного из наших лучших ребят.

— Дуболомы бездарные!

Раздался стук в дверь.

— Кто? Войди! — крикнул Палкин.

— Вас Терентий Павлович вызывает. — тихо сообщила секретарша.

— Иди. А ты Данил, с тобой я потом ещё поговорю.

«Да иди ты» — но вслух капитан госбезопасности сказал:

— Да, я очень сожалею.

— Вон иди!

Когда капитану Палкину разрешили войти, в кабинете Боковина уже стоял с докладом Ефрем.

— Так что там у тебя, капитан. — обратился генерал — полковник к Дерягину.

— Две новости, первая, на Мухина покушение было и вторая, что Артём пропал, обе плохие.

— Так, давай по порядку.

— Ну во — первых, на Мухина сегодня ночью напали, свидетели говорят, что нападавшие кричали: «Привет от бесов!». Я попросил тамошнего главу полиции разобраться подробнее. Оказалось, что девушку, которая была вместе с Захаром, убили пулями федерального автомата, пока пробить штамповочный номер ещё не успели, и скрылись злоумышленники на чёрном Мерседесе, не странно ли? По-моему нападение бесов на такое не способно. Где сейчас находится Захар неизвестно.

— Плохо, что там с Артёмом?

— С ним вообще проблема, он пропал, как только я приехал с Борисом на базу, то узнал, что Грачёв не прибыл в срок. Я отправил наших ребят, поднял на уши все тамошние сыски, и их обоз нашли, но и там Артёма не оказалось.

— Что с обозом?

— Спичков мёртв.

— Чёрт! Наш лучший агент, надеюсь мальчишка того стоил.

— Это не всё. Сначала я думал, что парня захватили в плен, но оказалось, что вышел он утром к хутор, который в противоположной стороне от деревни Снежки, где обоз должен был проезжать. Но и это не самое страшное, хуже то, что резидент Красного Креста отправил его в качестве полевого врача с отрядом охотников, который возглавляет Олег Черненко по прозвищу Шерхан.

— Артём с охотниками? Боже, его труднее будет найти, чем Тельцова.

— Да, никто не знает, куда пошли охотники, они всегда бродят по следам, не ставя себе целей и планов, они солдаты удачи.

— Ефрем — Ефрем, как ты — то мог проморгать, Артёма, а?

— Я же не знал, что этот мальчик картой пользоваться не умеет и вышел в другую сторону, все сёла, деревни, где могли проезжать Спичков с Грачёвым были предупреждены, а не какой — то хуторок, которого даже на карте нет.

— Вот теперь ищи его, чёрт знает где!

— Я уже отправил наших разведчиков, они по следам охотников быстро нагонят.

— Надеюсь, ладно свободен, а теперь ты Палкин, чего молчишь?

— Терентий Павлович, я не молчу — я не перебиваю.

— Ты займёшься Мухиным, поедешь в Смоленск, лично опросишь всех знакомых Захара, в общем, ты знаешь, что делать.

Дерягин обернулся уже у двери.

— Терентий Павлович, отдайте мне дело Захара, Палкин может его спугнуть.

— Так, Ефрем, я здесь выше по званию или ты? Мухин ни куда не денется, он сейчас в шоке, думаю, заляжет на дно, а вот Артёма надо срочно искать, пока его там не прикончили в лесах этих.

— Но…

— Свободен.

2

Леса под Промградом. Река Зелёный Туман.

— Если мы так дальше тащится, будем, то нам дикарей не догнать, надо срезать путь! — надрывая голос, кричал Петька.

Его заглушал водопад, воды которого устремлялись с высоты метров в десять — двенадцать, и разбивались о камни. Таких водопадов было довольно много на протяжении всей могучей реки, и каждый, воды которого падали вздымая тьму брызг зелёного цвета. Это прекрасное, завораживающее зрелище достигалось путём постоянного снабжения воды ядовитыми отходами с таких близлежащих городов как Промград или Киев. Зелёный туман окутывал всю реку, и Артём не мог оторвать глаз от этого пейзажа.

— И что ты предлагаешь? Как срежем? — пытался перекричать шум воды Карп.

— Через Туманную Рощу!

— А я же говорил. — в ухо громко шептал Грачёв Шерхану.

— Погоди. — прервал его Олег.

— Через Рощу не дольше разве? Там болота и туман не исчезает.

— Скоро река разольётся, и следы на берегу смоет! Надо через Рощу!

— Ладно, Петь, пусть Шерхан решает.

Артём смотрел на командира с надеждой. «Ну же откажись, это же ловушка, я предупреждал, ну!».

— Ладно, через Рощу пойдём.

— Ты чего? Я же говорил тебе, это ловушка! — на ухо Шерхану кричал парень.

— Слушай, салага, я не первый раз на охоту вышел, и у нас уже давно не было хорошей добычи, ты хочешь, что бы я пропустил такой куш?

— Но ему нельзя верить!

— У меня столько же оснований не верить и тебе, чего это ты вдруг так по берегу захотел, а? Может это ты, там засаду готовишь?

Артём поймал себя на мысли, что невольно желает, что бы на их отряд напали в Рощё, пусть тогда Шерхан убедится, пусть поверит.

Перебраться решили прямо здесь. Петька, ловко перепрыгивая с камня на камень, которые выступали из воды, оказался на том берегу. Он спешно привязал канат к стволу дерева, охотники сделали тоже самое со своей частью каната. Теперь все по одному стали медленно переправляться, над водопадом. Артём с опаской глядел вниз, где клубился зеленый туман из брызг, и подметил, что не хотел бы туда упасть. Высокий смуглый охотник шёл следующим, но перед врачом. Видно было, что он тоже боится, и когда настала его очередь, парень медленно пошёл вперёд. Он был из ветеранов, потому Артём посчитал странным его страхи. Остальные охотники смеялись над ним, торопили, разве он единственный кто боится высоты? Глупые насмешки, неуместные выкрики, на счёт его страхов, произвели ненужный эффект. Охотник был уже на середине, когда канат чёрной змеёй взвился с противоположного берега. Бедолага слишком верил в крепость опоры, что до последнего сжимал верёвку, до беления костяшек пальцев. Его крик разнёсся по всему лесу, поднял стали птиц, эхо подхватило звук, и повторило. Когда тело несчастного скрылось в зёлёном тумане, над толпами охотников повила гробовая тишина.

— Помогите!.. — мольба на миг вынырнувшего парня захлебнулась в бурлящем потоке.

Артём стоял шокированным, он хотел кинуться к утопающему, но тот подлетев на булыжнике пропал в очередном водопаде.

— Ему надо помочь! — закричал Грачёв Шерхану, — скорее!

— Нет времени, он мёртв.

— Что? Нет времени? Боже, что ты за тварь такая?

— Слушай сюда, щенок, здесь я командир, тебе ясно? Натяните канат заново!

Молодой Грачёв был в замешательстве, плюнуть на отряд и пойти, искать охотника или не рисковать? «Да как так можно? Я, конечно, знаю правила этих групп, то, что они тяжелораненых собственноручно добивают, убитых товарищей не хоронят, и прочее, но что бы так? Не помочь, утопающему, который мог выжить? Это зверство, нет хуже, даже звери так не поступают!» — кружились мысли в голове врача.

Тем временем группа уже навела новую переправу. Первым пошёл Шерхан, и в это время охотники и с того берега и с другого натянул трос, держа его руками. Артём решил, что безопаснее перейти сразу за командиром, так как канат ещё будут держать. Больше происшествий не было, все спокойно оказались на том берегу и продолжили путь.

«Какие жестокие люди меня окружают, им безразлично всё, и жизнь товарищей, и успех операции. Хотя, какая там операция? Так, одно название, вышли, напали на след, нашли лагерь, и пощёлкали с транквилизаторов всех туземцев. Их заботит только одно — деньги! Ради наживы они готовы плевать на всё, кроме, конечно же, собственной жизни. Интересно, а как они ведут себя в бою, когда каждый сам за себя? Уверен, не лучшим образом. «Сам погибай, а товарища выручай» — слова Суворова они, наверняка, презирают. Но, что поражает этот эгоизм? Кто вообще эти люди? Зеки, воры, убийцы, наркоманы, не пойманные бандиты. Вероятно, они выгодны для власти. Ведь, что нужно власти? Деньги! Всем нужны одни деньги. Чем власть отличается от этих охотников? По своей сути — ничем. Война истощает обе воюющие стороны, и обе нуждаются в средствах. Потому, ни Красные, ни Народная Освободительная Республика, не брезгует испачкать руки о… Например, работорговлю, или же о наркоторговлю. Конечно, никто из простых граждан не знает о причастности государства к торговле «дурью». Но ведь это так очевидно. Власти всегда было плевать на народ, а потому выгоднее получать деньги от наркоманов, или же рабский труд от своих же граждан. Пока есть туземцы, которые не хотят быть гражданами ни одного из государств, есть и рабы, но что будет, когда и эти запасы истощатся? В ход пойдёт свободные жители — граждане. Потому власть так похожа на охотников, у них одни интересы, только разные масштабы. Всё вокруг продажно, всё прогнило, всё испортилось, новы мир на обломках старого. А по сути, не многое изменилось, что до потопа, что после, власть всё также придерживается слов: «Что хочу, то и ворочу!». Ох, Боже!» — последние слова Артём сказал вслух, потому что так был поражён представшим зрелищем.

Перед путниками предстала Туманная Роща. Своё название она оправдывала сполна. Высокие деревья — исполины, переплетающиеся ветвями и ползучими растениями, вязкая земля, жёлтенькие ирисы обрамляли маленькие болотца, мрачные кусты, грустные мелкие цветочки, гнилые пни, словно мертвецы, выползали из — под земли. Грачёву сразу стало не по себе, такой мрачной картины он ещё не видел. А больше всего ужасала неизвестность, что кроется за этим непроглядным туманом, который наполнил Рощу.

Охотники, молча, зашагали дальше, постепенно скрываясь в тумане. Идти было тяжело, сухие прогнившие ветки хватали за ноги, ступни проваливались в вязкую жижу, плетущиеся растения, словно лассо лихого ковбоя, заплетали голенища.

— Возьмитесь за канат! — громко закричал Шерхан, и эхо понесло его крик вглубь леса.

Держатся за трос, было и вправду удобно, ибо на расстоянии вытянутой руки было уже не разглядеть спины товарища. Артём внимательно вглядывался в туман, в каждый куст, за которым ему мерещился туземец, с отпечатком ладони на лице. Он еле смог выпросить у Шерхана пистолет. С маленьким «Макаровым» ему было спокойнее. С оружием Артём обращаться умел, и даже неплохо, по крайней мере, он так считал. Всё спасибо отцу, который часто водил маленького Грачёва в тир, пробудив в нём интерес к стрельбе.

Петька спокойно шагал впереди вместе с Карпом, прыгал по болотным кочкам, проверял глубину болот длинным шестом. А болота начались серьёзные, страшные, заросшие камышом.

— А мы не потеряемся? — кричал какой — то охотник сзади.

— Не, я на этих землях вырос, я всё тут знаю, каждую тропку! — ответил Петька.

Артём видел, что и Шерхан напряжённо глядит по сторонам, напряжённо придерживая автомат Калашникова на плече. Но командир группы боялся, не заблудится, а нападения туземцев, и от этого врачу стало немного легче, значит, Шерхан ему верит.

Справа раздался страшный хруст, треск веток, шуршание кустов, словно лось ломился через чащу.

— Туземцы! — пронёсся шёпот над отрядом.

Защёлкали затворы, охотники прильнули к мушкам автоматов и винтовок, припали на колено, укрылись за стволы деревьев. Артём лёг за пень, снял с предохранителя свой пистолет. Треск приближался.

— Приготовится! — крикнул Шерхан, целя в гущу леса.

Сердце Грачёва остановилось, он терялся в догадках, и от неизвестности становилось ещё страшнее.

Сухие ветви с треском разлетелись, и на тропу перед охотниками выскочил могучий… Лось. Да, это был именно лось, с огромными ветвистыми рогами, в которых застряли листочки и палки. Животное выглядело внушительно, гордый стан, мощные копыта, широкая грудь. От кого испуганный лось бежал? Неизвестно, зато его теперь ещё сильнее перепугал хохот охотников. Все смеялись, как говорится от души, хватаясь за животы, хлопая себя по ляжкам. Шерхан сам, стеснительно вытирая проступивший пот рукавом, громко хохотал. Грачёв от других не отличался, проводив взглядом крупного лося, он сквозь смех смотрел на Петьку, который не особо был весел.

— Ладно, мужики, похоже, мы параноики! — вынес вердикт Шерхан, — Идём дальше, а то на хохот ваш теперь точно туземцы сбегутся.

Дальше шли уже не так внимательно, лось снял напряжение. В обед, остановились на привал. Такие остановки — редкость для охотников, но переход через Рощу утомил всех. Обессиленные, они упали на сухие пни, достали сухие пайки. Костёр решили не разводить. Отдыхать, правда, пришлось недолго, крупные ненасытные комары напали со страшной силой, и к тому же высокая влажность и холод, заставляли продолжать пусть. Чем дальше шёл отряд, тем сильнее напрягался Артём, он чувствовал близость опасности, близость туземцев, но ничего на это не указывало. Вскоре почва начала твердеть, роща расступаться, туман стал слабее, и скоро он кончился. Туманная Роща стала скрываться за спинами охотников, и начался привычный лес, заполненный мягким светом горящего заката. Шерхан осуждающе глядел на Артёма всю дорогу, и даже забрал пистолет. С наступлением полной темноты, охотники разбили новый лагерь, развели большой костёр, принялись готовить еду. Многозначительный взгляд командира, мог означать только одно. Грачёв с несчастным видом поднялся, и провожаемый множеством пар глаз, направился за Шерханом.

— Ну, и что ты мне скажешь? — резко развернулся Шерхан, когда посчитал, что они уже на приличное расстояние отошли от лагеря.

— Скажу, только то, что я прав, может не та роща, может туземцы передумали, или…

— Молчать! — рявкнул охотник.

— Я просто думаю, что…

— А знаешь, что думаю я? Предатель ты!

— Что? Я? Да ты с ума сошёл!

— Почему засады не было в Роще, почему ты так упорно вёл нас к берегу, а?

— Клянусь, я не сдавал вас!

— Плевал я на твои клятвы, где туземцы?

— Я не знаю!

— Не ври!

Со спины подошли два ветерана — охотника, и взяли под локти парня.

— Ты, надеюсь, знаешь, как хорошо умеют охотники развязывать языки, так что глупо молчать.

Это было правдой, Грачёв молниеносно соображал, как выкрутится, и пошёл наудачу.

— Ладно, я всё расскажу.

Что он будет рассказывать, молодой врач ещё сам не знал, зато понимал, что отмалчиваться, и клясться в невиновности себе дороже. Артёма усадили на землю спиной к стволу дерева, Шерхан сел на корточки перед ним.

— Где туземцы? — уже более спокойно заговорил командир.

— В болотах.

— В каких?

— Не знаю, я пару раз у них в лагере был, крупные топи, они там от охотников прячутся.

— Сколько человек?

— Пол сотни, много женщин и детей, потому — то и прячутся. — сочинял Артём.

При этих словах у Шерхана заблестели глаза, такая лёгкая добыча!

— Сколько нас ждало туземцев на реке?

— Десяток, полтора точно не знаю.

Грачёв и моргнуть не успел, как сильный удар кулака опрокинул его на землю.

— Сволочь! — потрясая рукой, прошипел командир. — Где лагерь туземцев показать сможешь?

— Да на болотах они! — с дрожью в голосе повторил врач, чувствуя во рту солоноватый привкус крови.

— Болот тут много, завтра сам поведёшь, и только попробуй, нас сдать!

Грачёва оттащили поближе к лагерю, связали по рукам и ногам, приставили часового. «Боже, что я наплёл! — поражался Артём. — Ну, они поверили, наивные, а теперь — то, что мне делать? Хорошо, что я место не назвал, так буду вести отряд, и у меня будет запас времени. И через болота, где дорог я не знаю, они меня сразу раскусят и тогда… А повторять путь Сусанина я не собираюсь. Проклятье, как же всё плохо обернулось, и никто не поможет, у меня нет друзей. Хотя, может Антон?».

Грачёв через кусты смотрел на веселящихся охотников у костра.

— А Тёма где? — спросил Антон, когда Шерхан приблизился к костру.

— Я его на часы поставил.

— А — а, это дело хорошее.

«Проклятье, вот гад!» — выругался бы Артем, если не мешал бы кляп. Часовой у кустов повернулся с недобрым взглядом, конечно, он сейчас ненавидел пленника, сидеть бы со всеми у костра, а не сторожить парня. Грачев, поняв намек, откинулся спиной на ствол дерева. Как жаль, что его никто не видит в кустах, никто не поможет.

«Вот и выбился в люди, теперь сижу тут в грязи в кустах, связанный, как предатель, — мрачно думал молодой врач. — Сколько несправедливости в жизни, какой жестокий вокруг мир! Смерть Спичкова, ложное обвинение в шпионстве и предательстве. Почему столько зла вокруг? Как люди дошли до этого? И почему я, как слепой котёнок не замечал этого раньше? Разве совсем нет добра вокруг? Что испортило людей? Потоп? Нет, безнаказанность. Люди обозлились не из-за катастрофы, а от того, что всё позволено, и власти нет дела до своих граждан. Это называется беспредел. Когда можно торговать наркотиками, рабами, воровать, и убивать, и вряд ли ты попадёшься, вот причина. Все люди стали эгоистами, это ужасно. Каждый готов сделать всё ради денег, ради власти, вместе со старым миром на дно ушли и положительные черты людских характеров. И всё же нет. Спичков прекрасный пример, ради меня он погиб, ради того, чтобы жил я. А значит, не всё потеряно, я слишком рано делаю выводы, не узнав большего количества людей».

Антон поднялся и направился в лес, наверное по нужде, как и многие охотники, потому он не вызвал подозрения. А Грачёв был полностью погружен в свои мрачные мысли, что не видел своего единственного друга.

«Что же я, как баран, которого завтра ведут на бойню? Нельзя отчаиваться, надо верить. Надежда всегда умирает последней. Так говорил отец» — при сладких воспоминаниях об отце, Артёму стало теплее и приятнее. Он посмотрел на отцовские часы — единственная памятная вещь. На глазах парня проступили слёзы, он так хотел, что бы сейчас рядом оказался его лучший по жизни друг, самый родной и верный человек, любимый отец. Как много приятных чувств он испытывал, при этом слове.

Глухой и резкий тук, прервал воспоминания. Из родного дома, где рядом с ним сидел на кровати отец, парень снова оказался в тёмном лесу, где вместо родного отца стоял спиной к нему часовой, а рядом в земле торчал нож. Чуть поодаль из леса выходи Антон, он еле заметно подмигнул своему другу в кустах, и вернулся к костру, рассказывая смешную историю.

Нож! Это спасение, если использовать его с умом. Расправившись с верёвками на руках и ногах, Артём остался в той позе, в которой был, с загнутыми за спину руками, в которых нервно плавал нож.

«Свобода! Но нет, ещё слишком рано, как быть? Бежать когда все уснут? Но часовой поднимет тревогу, убить часового? Как? Я никогда не убивал людей, подкрасться, и порезать ему горло? Нет, я не смогу. Вонзить нож в спину? Господи, я думаю об убийстве, как о чём — то обыденном, ежедневном. Как тогда если не убивать этого человека? Это тот страшный случай, когда либо ты, либо тебя». — Пока парень мучился в размышлениях, охотники уже ложились спать. Сжав покрепче нож, Артём приготовился к нападению. Вот сейчас, ударить ножом в спину, закрыть ладонью рот, тихо уложить в кусты, и бежать, бежать от всего, бежать!

«Нет! Я не убийца! Мне этот человек ничего не сделал, я так не поступлю». Парень откинулся обратно, прикрыл глаза, ему было очень тяжело, и от мысли, как он будет жить с этим грехом, и как он будет относиться к себе. Артём и сам не заметил, как задремал, сильная физическая усталость, и нервное напряжение, тяжкие мысли, грустные воспоминания, сыграли свою роль, хотелось одного — отойти от всего, расслабится.

Разбудил Грачёва кашель часового. Вокруг было совсем темно, костёр тлел слабо, храпели охотники, луна скрывалась за лесом, скоро её место займёт солнце, но пока те самое время суток, когда спать хочется сильнее всего.

Часовой стоял, опустив голову, неужели он так провёл всю ночь? Неуместное чувство закралось в душу Артёма — жалость. Теперь ему надо было убить этого человека, но в чём он виноват? Несчастный лишь выполняет приказ, как его выполнял бы Антон, а его Артём мог бы убить? Нет. «Может просто бросится в лес? Догонят, скорее всего, а если и сбегу, туземцы выловят, или же в болотах утону» — пока Артём сверлил глазами спину часового, к охотнику подкралась тень.

Врач ещё не догадался, что это было, когда сторожила, улёгся на землю. Остекленевшие глаза часового смотрели прямо на пленника. Толчками кровь лилась из горла охотника, от этого Артёму стало тошно. За спиной раздался шорох, сбоку, впереди. «Кто здесь?» — чуть не произнёс Грачёв, благо кляп мешал. Ещё одна тень выплыла из леса, она двигалась как призрак, тихо, незаметно, подкравшись к крайнему охотнику, она, блеснув лезвием ножа, забрала ещё одну душу. Оглянулся убийца на те кусты, где сидел Артём. Парень видел, в отблесках тлеющего костра лицо человека в плаще. Страшное лицо, звериное по повадкам и по злости, лицо с отпечатком ладони на нём. Туземцы! Посмотрев на кусты с пленником, и не увидев ничего, тень перешла дальше.

Много туземцев с длинными кинжалами подплывало к ничего не подозревающим жертвам. Артём смотрел на всё это, смотрел, молча, почему он не поднимет тревогу, почему он не поможет? Просто смотрел, как кино, будто он далеко от всех бед, якобы это его не касается. Почему именно сейчас молодой врач не испытывал жалости, только злость, он не мог ответить. «Бежать!» — крутилось в голове, но всегда бегать нельзя, надо остановится.

Один туземец подкрался к Антону. Нет! Только сейчас к Артёму пришло осознание происходящего.

— Анто-о-он!!!

Нечеловеческий крик, крик души, разорвал предутреннюю тишину, стаи птиц взметнулись с крон деревьев, выжившие охотники подлетели, словно ошпаренные. Грачёв сам испугался своего крика.

Антон перехватил кинжал над своей шеей, и совершив подсечку, кинул туземца в костёр. Затрещали автоматы, хлопали пистолеты, крики раненых, и разъярённых охотников смешались с боевым кличем туземцев, начался бой. Артёма охватил страх, такой же как и при нападении бесов, но теперь не только за свою жизнь, печальный опыт со Спичковым научил, ценить людей. Но разве можно трезво оценивать обстановку, когда такое творится? Можно, но не для неподготовленного врача. Потому, сейчас Артём не отдавал отчёт в своих действиях, он побежал за Петькой. Юный шпион бежал в лес, туда и направился бывший пленник. Угнаться за юрким мальчуганом было нелегко, да и затёкшие ноги мешали держать равновесие. И всё же Артём бежал, перепрыгивая препятствия, пригибаясь под ветками, он уже почти схватил предателя за воротник, когда неведомая сила потянула назад. Грачёв упал на спину, и с ужасом увидел над собой человека в плаще и отпечатком ладони на лице. Острый кинжал ударил в то место где лишь миг назад лежал врач. Выронив нож, Артём чудом избежал удара кинжала, откатившись. Туземец кинулся на противника снова, не давая ему подняться. Держась обеими руками за кисть вражеской руки, в которой злобно сверкал клинок, Грачев изо всех сил боролся. Оба противника катались по земле, огревая друг друга ударами ног. Инстинкт самосохранения у Артёма работал, как оказалось хорошо, откуда — то взялись новые силы, и мозг работал слаженно, находчиво. Кинув охапку гнилой листвы, земли. Прутков в лицо туземца, врачу удалось-таки выбраться из захвата. Но и озверевший противник не собирался проигрывать. Подняв Грачёва над землёй, он ударил парня о ствол дерева. Сук больно уколол меж лопаток, затрещала ткань куртки, повисший на дереве Артём взвизгнул от страха. С перекошенным от ярости лицом, туземец поднял с земли свой кинжал, и предвкушая лёгкую расправу, замахнулся. Лезвие глубоко вошло в ствол дерева, но ловкий Артём, опять в последний момент выскользнул из роковой куртки. С криком, теперь уже яростным, Грачёв из положения сидя выпрыгнул, словно змея в броске, обхватив туземца руками. Они вместе полетели в овраг, катясь по крутому склону, цепляясь за корни деревьев и острые камни, противники ни на миг не выпустили друг друга.

Последнее, что успел выхватить мозг Артёма из крутящейся картинки, это ненавидящее и злое лицо с отпечатком, блестящая речка, крупные камни. Всё когда-то кончается, вот кончился и обрыв.

Сознание вернулось быстро, во — первых к туземцу оно могло вернуться раньше, во — вторых леденящая вода лесной речушки невероятно сильно бодрила. Всё тело невыносимо болело, кололись камни под спиной, и глаза не хотели открываться, но, то что перед ними предстало, было ужасным. Окровавленное лицо туземца смотрело своими мутными глазами на молодого врача. Мертвец, словно винил убийцу в содеянном, призывал к раскаянию.

— О Боже! Нет! Нет! Я не убивал, Нет! Я… Я не убийца. Проклятье! — бормотал Артём, отползая от трупа по дну реки.

Распластавшийся на огромном остром камне туземец, пугал парня ещё сильнее, чем при жизни.

— Убийца! Я убийца!

Пришедшее осознание, давило на совесть, а та в свою очередь и на самооценку.

Сидя в ледяной воде ещё некоторое время, Артём решил, что есть нечто важнее, чем глупое стремление застудить почки. Кося на мертвеца, бормоча про себя посиневшими губами, позорное слово «Убийца», Артём лез по крутому обрыву наверх.

«Я снова бежал, как и при обозе Спичкова, я трус, а теперь ещё и убийца, я бросил Антона, Шерхана, Карпа и всех тех, кого не знал, но ведь бросил, потому что я трус! Как ужасно это осознавать, надо вернуться, я должен когда — то меняться, я должен спасти Антона, потому что я его друг» — Эти слова придавали сил, а поднятый трофей — кинжал, ещё и уверенности.

Шерхан бежал быстро, ещё тогда, когда проснулся от крика, он знал, если туземцы подкрались ночью, то шансов нет. И весь его бой состоял из прорыва кольца окружения, а последующий план имел один пункт: Бежать! Он слышал топот туземцев за спиной, их тяжёлое дыхание, короткие переклички, но обернуться было страшно. Это чувство Шерхан испытывал часто, несмотря на то, что он охотник, это ещё не означало его мужество и мастерство. Убегать ему приходилось часто, впрочем, как и многим охотникам, это только на словах главное оружие охотника — доблесть, они часто используют синонимичные слова в речи, но редко на деле. Главное оружие охотника — быстрые ноги. Потому Шерхан авторитетный командир, «прошедший» много боёв, а вернее пробежавший. Охотникам тяжело захватывать туземцев — мужчин, легче выслеживать их деревни и нападать на женщин и детей, когда мужская часть населения на охоте или в набеге.

Путь к спасению оборвался вместе с тропой, по которой Шерхан, он же Олег Черненко, бежал. Впереди крутой обрыв, внизу каменистое дно реки, это тупик. Шерхан, как загнанный зверь решил отбиваться до последнего.

Артём видел, как командир кинулся вправо, но увидев туземца, ринулся влево, но и там окружили, а когда он обернулся, то налетел на длинное лезвие кинжала. Туземцы, посчитав Шерхана мёртвым, решили вернуться обратно.

— А-а-а, — стонал Олег, матерясь сквозь зубы.

Он изо всех сил зажимал глубокую рану в животе, из которой пульсирующими толчками выбивалась почти чёрная кровь. Артём упал рядом на колени, тоже пытаясь остановить кровотечение, тогда сильная, но всё быстрее слабеющая рука сжала его плечо. Олег, крепко вцепился в того, кого считал предателем, и молил о помощи.

— Тёма, прости меня, слышишь. Прошу, помоги, ты же врач, прошу, Тёма!

— Шерхан, чёрт, не умирай, нет!

Видеть смерть в фильмах, или на картинках, видеть просто мёртвого человека, это одно, но когда у тебя на руках умирает, тот с кем ты только, что говорил, когда его бессильная рука спадает с твоего плеча, когда его мольбы о помощи оказываются пустыми, то испытываешь очень страшные чувства. Артём плакал, он хотел, хотел помочь, но не мог, это смертельная рана, но почему?

— Почему? — кричал молодой врач сквозь рыдания, он представлял Спичкова, представлял отца, всех тех, кого злодейка судьба навсегда забрала из этого мира.

Но остаётся ещё один человек, чей гибели он себе уже никогда не простит, надо, найти Антона.

— Надо! — повторил Грачёв, доставая из кармана Шерхана пистолет. — Я должен!

Страх никуда не исчез, он притупился чувством вины, состоянием аффекта. Артём бежал быстро, ещё быстрее, чем за Петькой, который, к сожалению ушёл.

«Стрельба кончилась, значит, кто — то победил, скорее всего, туземцы, иначе Шерхан не убегал бы. Наш командир герой, настоящий эталон, он никогда не бросил бы свой отряд. Как ужасно, когда погибают такие хорошие люди» — размышлял Артём на ходу. Впереди уже виднелась роковая поляна, парень упал за дерево, осторожно высунувшись. Туземцы по-хозяйски расположились на месте боя. Много охотников полегло, но несколько лежало в сторонке, где их вязали дикари. Артём с такой надеждой вглядывался в кучу пленников, ожидая увидеть там своего друга. «Антон, слава Богам!» — из груди новобранца торчал дротик с красным оперением, и это подавало надежду. Не зря же усыплённых охотников связывают. Видимо били пятнистых их же оружием. Победители не спеша собирали трофеи, нагло выворачивали рюкзаки, забирали еду, оружие, разные приглянувшиеся вещицы, не брали только деньги. К слову, у Республики мелкие денежные единицы были бумажными купюрами, а крупные начиная от тысячи — тонкими пластиковыми карточками, которые отдавали в качестве оплаты. Деньги туземцам были не нужны, наверное, это единственные люди, которые не стремились к богатству. Но с другой стороны, для них богатство осуществляется в другом, в оружие, например, или редкостных цацках.

Артем, скрипя зубами, видел, как дикарь взял его тесемку, порылся, потом вывалил всё содержимое на землю, собрал сухари, консервы и приглянувшиеся вещицы, не глядя, с отвращением отшвырнул дневник. Железная выдержка, усиливаемая страхом, удержала молодого врача от роковой ошибки, а как хотелось, выстрелить в туземца. Только сейчас Артём заметил за собой такие мысли, тут в диких землях смерть бродить повсюду, и она так близка, что уже не является, чем — то неординарным и противоестественным. Парень чувствовал неодержимую злобу на этих лесных жителей, и он готов был пойти на убийство, ведь стрелять с далека из огнестрельного оружия не так страшно, как зарезать врага ножом.

Поев, нагрузив рюкзаки трофеями, обвешавшись автоматами охотников, туземцы повели полон из пяти охотников в глубины леса. Пленники, только отошедшие от действия транквилизатора, медленно волочились вслед за дикарями, даже не промышляя о бегстве или сопротивлении. Дикарей было много, около тридцати человек, но двигались они быстро и бесшумно.

Артём лежал тихо, крепко сжимая пистолет Макарова. Когда туземцы скрылись, парень выбежал из укрытия, схватил свою тесёмку, бережно оттряхнул дневник, и положил на положенное место. В рюкзак он кинул карандаш, порыскал взглядом в поисках чего — нибудь нужного. Грачёв понимал, если хочет догнать туземцев, то надо спешить, но на сердце было невыносимо тяжело. Он присел рядом с мёртвым часовым, с трудом сдерживая слёзы.

Было холодно, на лес спустился туман. Мокрая, липкая, холодная одежда липла к телу. Снимать с мертвецов сухую, было противно, но ничего больше не оставалось. Переодевшись в камуфлированную форму охотников, Артём накинул чёрный плащ туземца. «Так у меня будет возможность ввести дикарей в замешательство, надо увеличить сходство» — с этими мыслями парень положил свою ладонь в кровавую лужу. Когда липкая рука оторвалась от лица, Грачёва чуть не стошнило. Делать отпечаток ладони на своём лице чужой кровью было ужасно противно.

— Надо! Так надо, я должен спасти Антона, он рисковал ради меня, и спас мне жизнь, далеко бы я убежал со связанными руками? Смог бы убить туземца? За мной должок! Ради отца, ради дядь Саши, ради Шерхана, ради Антона!

Посмотрев на отцовские часы, и ощутив прилив сил и поднятие духа, Артём бросился в лес.

3

Контора контрразведки НОР.

Данил стоял, опустив голову, он не ожидал, что Палкин так скоро вернётся к проваленному заказу.

— Какой же ты идиот, мало того, что машину засветил, так ещё и ума хватило с федерального автомата палить! Ладно, бесполезно тебя учить, вот.

Гавриил кинул на стол картонную книжицу, на обложке красовался гордый золотой лев.

— Документы, по — своим, конечно, светится не надо.

— Что делать?

— Поедешь в Смоленск, в главное управление полиции, попросишь изъять вещественные доказательства, те пули, которыми вы ночью по Мухину палили, ясно?

— Вроде не сложно.

— Так и есть, если ещё раз не облажаешься получишь награду.

Капитан государственной безопасности, как верный пёсик, облизнулся, и его глаза засветились при словах о награде.

— И запомни, Данил, от этих пуль зависит наша жизнь, ты понял?

— Я вас не подведу!

Когда наёмник вышел, Гавриил остался совсем один в своём кабинете. Он имел чудовищное самообладание, но последние события доконали его. Палкин достал крупные сигары, поджёг, блаженно затянулся, выпуская дымок изо рта. Он не курил уже года два, всё отучал себя от этой вредной привычки, но тут это было необходимо, надо было расслабится.

Глава 11 Следопыт

Леса под Промградом.

Пять патронов в Макарове, кинжал, кровавый отпечаток на моём лице, плащ туземцев, мой дневник, который тут не помощник. Он только помогает мне не сойти с ума. Пустой желудок, дикая усталость. Что ещё мы имеем? Пожалуй, ничего. Разве, что ещё я потерял следы.

Артём грустно вздохнул, закрыв дневник. Его одолевал голод, страх, усталость, как физическая так и моральная, а ещё было очень холодно. Многие люди не знают этого чувства в такой мере, как его испытывал Грачёв. Да многие ли пережили столько, сколько досталось этому парню? Нет. Кто отважился бы, отправится вслед за дикарями, спасать единственного друга? Не многие. Артём винит себя в трусости, но не замечает, как идёт на мужественные и смелые риски.

Он бежал весь день, напрасно он искал следы на тропе, туземцы ими не пользуются. Уже темнело, когда ликуя от радости, парень понял, что ему за всё последнее время повезло. Слабые ребристые вмятины и отпечатки на грязи — это следы туземцев! Наконец — то! Теперь спешить, чтобы не потерять единственную надежду снова.

Следы петляли между деревьями, пересекали тропы, ручьи, овраги, но с каждым метром становились отчетливее. «Туземцы рядом» — догадался следопыт. — «Теперь надо выбирать тактику. У меня много шансов влиться в их толпу, но рискованно, дикарей немного и, скорее всего они знают друг друга в лицо. С боем прорваться я тоже не смогу, куда с пятью патронами в этой игрушке? Прокрасться в ночной лагерь? Плохая идея, из меня разведчик никудышный, а туземцы дети лесов, они чуткие, внимательные и инстинкты у них звериные. Как тогда? Ладно, решу на месте».

Мягкий приятный свет заката наполнил лес. Под кроной деревьев стало ещё темнее. Идти было трудно, настали такие заросли, где казалось, не ступала нога человека. Артём еле волочил ноги, острые палки, цепкие ветки, колючие кусты то и дело хватали уставшего путника. Глаза устали всматриваться в следы, хотелось свалиться прямо на землю и уснуть. Но прежде поесть, до отвала! В тоже время, когда Грачёв молился о еде, перед глазами предстал огромный малинник.

— О Боже, ты, услышал меня? — с хохотом парень прыгнул в колючие кусты, хватая переспелые, сочные, осенние ягоды.

Артём был рад этому чуду, он упал на колени, жадно хватая еду грязными руками, запихивая крупные пригоршни в рот. Хороша малина, ни пить не хочется, есть тоже хотелось гораздо меньше. Ласковый лучик уходящего солнца нежно поплыл по лицу Артёма. Парень сидел на земле, прислонившись спиной к дереву, и невольно наслаждался тишиной, покоем, сытостью, которая приятно растекалась по всему телу. «Вставай! Нельзя сейчас лежать, ты уснёшь, и упустишь туземцев, вставай!» — твердил себе Грачёв, но он бессилен был против усталости, две бессонных ночи сказались на его состоянии. Парень даже не заметил грани между думами и путешествием в мир грёз. Тело отдыхало, а разум продолжал интенсивно трудиться. Поэтому Артём и не заметил перемен, когда снова открыл глаза.

— О нет! Проспал, как я мог? — прошептал он, глянув на часы.

Даже два часа сна давали ощущение отдыха. И снова бег, поиск следов, только теперь уже в кромешной темноте. Во время появился ещё один ориентир — огонёк, мигающий в глубине леса. Нет сомнений — это костёр, теперь всё зависит от Артёма.

Парень, уже не жалел о часах отдыха, ибо силы наполнили тело и сознание обрело ясность. Теперь не оплошать! Грачёв передёрнул затвор пистолета, снял с предохранителя, повертел кинжал в руке, давая ей привыкнуть к рукоятке, крепче зашнуровал ботинки. Затем попрыгал, прислушиваясь, не шуршит, не звенит ли что — нибудь. Накинув капюшон, положив Макарова в карман, парень старался более бесшумно двигаться к лагерю врага.

Большой костёр, тридцать туземцев вокруг него, котелки с приятно пахнущей едой, и пять пленников недалеко от дикарей сидели спинами друг к другу, связанными. «Жди Антон, я помогу, я тебя не брошу».

Словно на мысли друга пленник обернулся, всматриваясь в темноту леса. Но Артёма, лежащего в кустах, увидеть не могли не охотники, ни туземцы. «Надо собраться, последний рывок!» — парень лёг не спину, сосредоточился.

Недолго пришлось ждать, пока уснут дикари. Кроме часовых бодрствовал и Артём, мужественно выдержав несколько часов. Пора! Грачёв поднялся, и, как ни в чем, не бывало, направился к пленникам. Он шёл уверенно, спокойно вальяжно, крепко держа пистолет в кармане, и остановился только возле пленных. Артём стоял, переваливаясь с ноги на ногу, его никто не должен был заподозрить. Так, по крайней мере, он считал, когда лёгкая рука коснулась плеча, нервы натянулись струной. Стараясь не показать страха на лице, перепуганный Артём обернулся. Туземец, молча, глядел прямо в лицо самозванцу, на его физиономии не отображалось ни каких эмоций, он был бледен, как и его зелёный отпечаток ладони. Дикарь еле заметно поводил носом, словно голодный хищник, и повадки были у него, как у зверя. Это Грачёв понял, когда в скулу ему врезался кулак, сопровождаемый боевым кличем. Туземец врезал шпиону снова, когда тот согнулся от боли. В руке бледного врага блеснул кинжал, и только тогда хлопнул пистолет, а за первым выстрелом раздался следующий. Дикарь завизжал от боли, хватаясь за простреленное колено.

— Остановитесь! — крикнул Артём, взмахивая Макаровым.

Парень был зол, и неуправляем, как загнанное в тупик животное. Но капризная фортуна не желала покровительствовать ему сегодня.

Как пистолет исчез из руки, и как его опрокинули на землю, Артём не успел, заметить. Всё произошло очень быстро. И только жалкое лицо Антона, широко раскрывающийся рот, его пронзительный крик навсегда отпечаталась в памяти. Диверсанта привязали к дереву в дали от остальных, сильно избили, обобрали, и бросили. Раненый туземец ещё выл от боли, когда его сородичи ложились спать.

«Это конец, теперь никто не поможет, я… как же я слаб, но я сделал всё, что мог. Нет, не всё, если бы удалось спасти охотников, а теперь… Я стрелял в человека! Боже, до чего я докатился. Но если бы я не выстрелил, он бы убил меня, ладно Артём хватит оправдываться. Ты не смог, а должен был. Почему не вышло? Что выдало меня? Как я просчитался? Хотя какая уже разница, это конец. Как обидно, когда есть надежда, ты цепляешься за неё, как утопающий за соломинку, но всё идёт крахом, что, же это за шутка? Кто управляет судьбой? Я? Возможно, каждый сам выбирает свою судьбу, но, то, что произошло со мной, это лишь череда случайностей. Случайное нападение бесов на наш обоз, случайные обстоятельства, лишившие меня клейма, случайное попадание в отряд охотников, случайно подслушанный разговор Петьки, случайное убийство туземца у реки, случайная смерть Шерхана, выживание Антона, нахождение следов дикарей, и вот случайное разоблачение. Как я управлял своей судьбой? Рассказал Шерхану о будущем нападении? И поэтому меня связали в кустах, и я выжил, наверняка лежал бы сейчас с порезанным горлом где — то на поляне, как и все охотники, но я изменил свою судьбу. Но может это всё запланировано? Кем? Кто решает наши судьбы? Бог? Когда встречусь с ним, спрошу, а сейчас я не собираюсь умирать! Я должен выжить, ради отца, ради Наташи, Антона, Спичкова, просто должен жить!» — Артём почувствовал небывалый прилив сил, хотя его положение этому не способствовало.

— Эй! — окликнул пленника туземец.

Он присел на корточки перед Грачёвым, и внимательно изучал своего собеседника. У дикаря было грубое, угловатое лицо, покрытое рыжей бородкой и щетиной. Его глаза, маленькие, жестокие, и внимательные заглядывали прямо в душу Артёму.

— Мальчишка. — презрительно произнёс он, оценив собеседника.

— Чего ты хочешь? Снова будешь бить? — прищурив левый глаз, в который сочилась кровь с рассечённой брови, спросил бывший охотник.

— Я тебя не бил.

— Гуманист ещё скажи.

— А мог бы, ведь это ты прострелил колено моему брату.

Артёму стало не по себе, но туземец не выглядел опасным, он вообще не был похож на дикаря, на нём была кожаная куртка, джинсы, высокие армейские сапоги, в ножнах покоился хромированный крупный нож. Видно было, что собеседник хорошо разбирается в военном искусстве.

— Мой братец, возможно, останется калекой на всю жизнь.

— Мне очень жаль, но…

— Заткнись, что ты знаешь о жизни? — он сказал грубо, но без злобы. — Кто ты?

— Артём Грачёв.

— Нет, я спрашиваю не имя.

— Я врач.

— Нет, ты грязь, мерзкая противная грязь. Мы с братом прошли через многое, ты себе, и представить не можешь, он самый крутой мужик, которого я знаю, и до этого момента я гордился им, но тут появился ты, и убил моего брата!

— Я не убивал.

— Да? А ты думаешь в этом мире можно выжить безногому? Он покойник. Как же ты наивен, вон, ты даже за часики цепляешься. — туземец достал Артемовы часы, повертел в руках. — Скажи мне, зачем тебе время?

— Отдай! — Грачёв пытался сказать с угрозой, получилось с мольбой.

— Они тебе нужны?

— Это больше, чем время, это память о близком человеке.

— Ну, забирай! — он кинул часы на землю перед пленником.

Признаться честно, молодой врач не ожидал, что ему вернут часы, почему этот человек, который должен ненавидеть Артёма, не причиняет ему боль? Туземец поднялся, и собирался уйти, но пленник остановил его:

— Не уходи, стой.

— Что ты хочешь, мясо?

— Теперь скажи кто ты? Как тебя зовут? Ты ведь не туземец, верно?

— Я отвечу, но предупрежу: не задавай много вопросов людям, которым есть что скрывать, это может кончиться плохо, для тебя.

— Тебе есть что скрывать?

— Секреты есть у всех, — с усмешкой заметил туземец. — Меня зовут Норманн, и ты прав я не туземец. Знаешь, хорошо разбираться в людях могут не все, но ты можешь, всегда используй это. Мы с братом уже очень давно путешествуем, ищем пристанища, но только недавно поняли, что спокойная жизнь не для нас.

— Вы Республиканцы или Красные?

— Это имеет значение? Мы изгои, никто не хочет нас принимать, да и плевал я на политику.

— Ты не убил меня, почему?

— А зачем? Ты никто, в тебе нет стержня, понимаешь? Такие, как ты либо быстро умирают, либо приспосабливаются и меняются. Этот мир не для тебя понимаешь? Вот ответь, почему ты здесь?

— Я хотел спасти своего друга.

— Что? — Норманн начал так громко смеяться, что Артём забеспокоился о его психической уравновешенности. — Друга? А ты уверен, что он сделал бы это для тебя?

Грачёв замялся с ответом, по правде сказать, сейчас он сомневался во всём.

— Это просто чудо, что, такой как ты, выжил при нашем рейде.

— Меня связали, а мой друг дал мне нож, я был в кустах, и я поднял тревогу.

— Тебя связали свои же?

— Да, я их предупредил о вашем нападении, а вы не напали в Роще, меня опять обвинили во лжи.

Норманн снова начал смеяться, но смех этот был фальшивым, конечно ему было не до веселья.

— Ты знаешь, мне тебя даже жалко, такой неудачник.

— Как вы меня раскусили?

Туземец улыбнулся, хотя его глаза всё время сохраняли одни чувства — одиночество, грусть. Это человек через многое прошёл, многое его ожесточило, и озлобило, он многое потерял — Артём чувствовал это, и сам заражался таким настроением.

— Красный отпечаток на лице? Такой цвет носят командиры, как наш Рашим. Разведчики — зелёный, мирные — жёлтый, бойцы — синий, это тебе так, на заметку.

— Ясно, Норманн, прости, правда, я никогда раньше не стрелял в людей.

— Это должно было, случится рано или поздно, братец мой последнее время начал сдавать, стареет бродяга.

Когда туземец ушёл Артём подтащил к себе часы, и одел на руку.

Глава 12 Сыщик

Нижний Новгород.

Ночной город тусклым светом озаряли керосиновые фонари, которые разжигал специальный работник. Изредка в тени под домами по тротуару проходили прохожие. Иногда цокая копытами по мощеной дороге, проскакивали лошади, иной раз кареты. Мало кто отваживался выходить на улицу в такую дождливую и противную погоду. Только Камилла летящая на крыльях любви, выпорхнула из громадного здания, и раскрыв чёрный зонтик, спешно пошла по тротуару.

«Опаздывает, как и все девушки, я её уже полчаса жду» — заметил Леонид, глядя на часы. Он провожал взглядом уходящую девушку, сидя в тёплом маленьком кафе, где завтракал перед работой. Он не спеша допил свой чай, позволяя уйти Камилле на большее расстояние от своего кабинета, затем оставив чаевые, вышел на улицу. Одевая на ходу свой плащ, Леонид заставлял себя не думать о Камилле, а сосредоточится на задании. Отложив мысли на потом, он вошёл в здание, из которого недавно вышла девушка.

— Леонид Заболодский? — переспросил охранник, внимательно изучая предъявленное удостоверение.

— Именно.

— Конечно, проходите заведующий отделом боевого ракетного комплекса, таким гостям мы всегда рады.

Пока охранник пытавшийся замять свою вину, что не узнал такого важного учённого, Леонид изучал таблицу, где были внесены имена работников и их кабинеты. «Значит 36, это третий этаж» — отметил про себя Заболодский.

— Проходите, пожалуйста.

Не ответив, Леонид стал быстро подниматься на третий этаж, но не так быстро, что бы привлекать лишнее внимание. Рабочий день уже окончился, но ещё много учённых корпели над своими секретными проектами. Найдя нужный кабинет, шпион оглядел коридор, и убедившись, что никого рядом нет, начал перебирать ключи, копии которых сделал на днях. Один из копий с сумки Камиллы с лёгкостью проник в замок, и охотно там провернулся. Леонид закрыл на ключ за собой дверь, поднёс зажигалку к керосиновой лампе. В тусклом свете раскрылся небольшой кабинет. Высокий шкаф, стол с тумбочками, сейф в углу, больше ничего особенного. Заболодский достал свой фонарь, надел перчатки, и стал осторожно осматривать документы на столе. Конечно, он не надеялся так легко заполучить искомое, но стоило проверить всё. В тумбочках под столом тоже ничего полезного не обнаружилось, остался сейф. Леонид надеялся, что один из копированных ключей подойдёт, но реальность оказалась суровее. Он вытащил небольшой набор отмычек, и принялся за работу. Провозившись с немудреным замком минут двадцать, взломщик с облегчением вздохнул, услышав приятный щелчок. Полпути преодолено, осталось найти те документы. Бережно извлекая папку за папкой, шпион всё больше убеждался, что нужного тут нет. Это не то, и эти не те, снова нет. Любой другой психанул бы от напряжения и череды неудач, но не Леонид. Вернув документы на место, он окончательно убедился в хитрости Камиллы. Было глупо недооценить девчонку, занимающую такой высокий пост в такой организации. Луч фонаря медленно ползал по полу, пытаясь отыскать тайник, заглядывал за шкаф, картины.

Леонид выбился из графика, вряд ли Камилла спустя два часа стала бы продолжать его ждать. И оставаться в кабинете, куда она расстроенная могла вернуться, ибо проводила здесь очень много времени, было рискованно. Но Заболодский был упрям, возможно, именно поэтому много добился. Вытерев пот со лба, он присел на корточки, закрыл на минуту глаза, представляя кабинет в котором находился. Куда бы он спрятал такие важные документы? Потенциальные тайники крутились перед глазами. «Что я ещё не проверил? Сейф, картины, пол, тумбы, задние стенки шкафа, под шкафом. Потолок, подоконник, ещё что? Не может быть, что бы документов тут не было! Где моё воображение. Стол! Я помню, когда расследовал дело о маньяке, находил тайник в крышке стола!» — открыв глаза, Леонид подскочил к столу.

Внимательно изучая лучом фонаря крышку стола, внимательный взгляд шпиона заметил слабые царапины на ребре стола. Тонкий клинок ножа залез в щель, на которой были царапины. Лёгкое движение и планка отскочила, открыв кодовый шестизначный замок. Леонид осмотрел замок, и решив, что вскрыть его удастся, только набрав код, достал бумажку, где был переписан пароль с карты Камиллы. Шпион стал осторожно крутить колёсики с нужными цифрами, но когда все они оказались на нужном месте, ничего не произошло. Леонид схватился, за голову, тяжело дыша.

«Какой же пароль? Обидно провалиться, когда разгадка так близко» — охваченный азартом, шпион стал думать активнее. «Какие цифры она не могла забыть? Какие даты для неё важны? День рождения?» — Леонид набрал дату, но снова ничего не произошло. — «Важные события её близких? Собственной семьи у Камиллы нет, Тогда кто? Мать, отец, сестра, брат?». Леонид подскочил, внимательно глядя на картины и фотографии в кабинете. На столе в стеклянной фоторамке было изображение. Осенний лес, оседланные лошади, накрытые столы на поляне, куча радующихся людей, воздушные шарики с надписями: «С днём рождения!», и пять человек на переднем плане. Пожилой мужчина и женщина, обнимающие двух девушек, среди которых узнавалась Камилла и красиво одетая счастливая красавица — виновница торжества, но слева от Камиллы стоял тот человека, которого Леонид даже и в страшном сне увидеть не ожидал. Молодой слащавый парень в цветастой рубашке, обнимал Камиллу, держа её за руку. Это был Палкин. В этом Леонид не сомневался, хотя видел капитана давно, но память на лица шпиона никогда не подводила. Палкин. Как? Тот человек, который лично курирует работу агента Заболодского в глубоком тылу. Капитан контрразведки НОР, на фото с Камиллой — учённым работающем над тем проектом, против которого действует вся разведка Республики? Бред! «Быть не может. Ладно, потом разберёмся, значит, день рождения знакомой Камиллы?» — Леонид вытащил фотографию из рамки, перевернул. Печатными буквами была написана дата выпуска.

Скрестив пальцы, агент набрал пароль. Щёлк!

— Есть! — тихо ликовал взломщик.

Он выдвинул тонкий ящик, достал маленькую папку, извлёк бумаги. По заголовку было ясно, что искомое найдено. Достав сложенный альбомный листок, копирующую бумагу и не пишущую ручку, Леонид принялся за дело. Подложив копирку между документом и чистым листком, он принялся пустой ручкой водить по печатным буквам.

Отчёт о проведении экспериментальной работы над веществом ГПД.

(Газ Психического Действия).

Эксперимент по выведению ГПД вступил в заключительную фазу. Идёт исследование, подтверждающие правильное действие нашего вещества. Как и планировалось подопытные (Животные и люди) становятся психически неуравновешенными, под действием газа. К сожалению ГПД ещё далёк от идеала, требуется значительная доработка. Но основные функции препарат выполняет. А это: снижение работоспособности некоторых отделов головного мозга, притупление природных инстинктов и рефлексов. Подопытные в частности люди, проявляли признаки агрессии, что, тем не менее, не входило в наши планы. У образцов проявляются различные фобии, что делает их замкнутыми и опасными. Отключаются частично или в некоторых случаях полностью разговорные функции. Могут проявляться признаки эпилепсии или даунизма. Снижается или перестаёт действовать инстинкт самосохранения. Сильное действие ГПД оказывает на внутренние органы, и в частности на работу сердечной системы. Сердце начинает биться медленнее, поэтому организмам подопытных приходилось компенсировать это выработкой адреналина в кровь, или искусственное вхождение в состояние аффекта.

Как вы уже заметили, ГПД действует на исследуемых образцах непредсказуемо. На некоторых проявляется раньше, на других позже. На кого сильнее, на некоторых слабее, но никому не удавалось сопротивляться психотропному газу.

Разработку шести ракет с ГПД ведёт И.С. Викторов, по его словам боеголовки должны разорваться на орбите Земли, а наш легколетучий газ распылиться по поверхности всего континента.

По вашему приказу мой отдел параллельно ведёт разработку вакцины под номером 145. Вакцина 145 должна полностью нейтрализовать действие ГПД. Её можно вводить и до активности газа и после. Есть и свои минусы: на разных вакцинированных препарат действует по разному. Кому необходимо ввести больше 145 кому меньше. Заводов и хранилищ Вакцины 145 всего пять.

Пультов запуска ракет два. Один перемещается по территории России, и о нём знают немногие высокопоставленные чины. Второй в ракетном комплексе, под надёжной охраной.

Доработка Вакцины 145 и ГПД ведётся усиленно и постоянно, к указанному вами сроку оба препарата будут доведены до идеального состояния.

Заведующая Лаборатории «Мозг».

Нежнова Камилла Алексеевна.

Далее были более подробные описания плюсов и минусов газа, но их Леониду не хватило сил переписать. Сложно сказать в каком шоке был шпион. Сейчас Камилла предстала перед ним сущим дьяволом во плоти.

— Твою мать! — только и прошептал Заболодский.

«Она разрабатывает проклятую штуковину! Газ, который делает из обычных людей психов? Куда катится этот мир? Красные переходят черту, работают на нашем завоеванном объекте, и разрабатывают, то, что убьёт миллионы невинных людей! Одно дело ракетный удар, совершенно другое помещение всего мира в ад. Это же очередной апокалипсис! Ох, Ефрем, поторопился бы ты. Надо скорее найти Артёма и Захара, и остановить эту адскую машину». Леонид вернул все вещи на места, где они стояли, последний раз взглянул на фото с Палкиным. И удостоверившись, что это именно тот капитан Республиканской контрразведки, вышел.

Глава 13 Плен

Туземная деревня.

— Тёма, Артём, просыпайся. — звучал мягкий голос отца.

Грачёв старший наклонился над спящим сыном, и парень чувствовал родное прикосновение к своему плечу, тёплое дыхание. Безмятежная улыбка растянулась на лице Артёма.

— Чего лыбишься?

Парень открыл слипшиеся глаза. Вместо отца над ним нависло грубое, грязное, синее от гематом, с рыжей щетиной лицо Антона.

— Ты как?

Артем, ещё не понимая, где находится, затравленным видом огляделся. Яма! Как из рассказа Спичкова. Грязная тухлая вода по щиколотку, липкая грязь вокруг, стены такой высоты, что если подпрыгнуть, то можно достать до решётки. Несколько грязевых горок возвышалось из воды, на них сидели старые пленники. Новые же охотники вместе с Артёмом довольствовались валянием в воде.

— Нет! Чёрт! Нет! Антон, скажи, что это не правда, мы не в яме. Нет! — Артём вцепился в майку друга.

— Нет, мы не в яме.

Грачёв обхватил голову руками, хотелось плакать, но нельзя.

— Мы… В плену… — дрожащим голосом прошептал он.

— Сядь. — Антон поднял друга, оттащил к камню, торчащему из воды. — Пошёл!

Столкнув в воду хозяина кочки, бывший охотник усадил туда друга.

— Ты бы мужик, подумал, прежде чем командовать. Тут мы все равны. — предупредил хозяин кочки — смуглый, немолодой, иссохший человек.

— Артём, как себя чувствуешь?

— Честно сказать? Хреново.

— Травм нет?

— Вроде нет.

— Ты бы себе сам кочку накопал, чем с людьми отношения портить. — снова заговорил хозяин островка.

— Ты угрожаешь мне? — вспылил Антон.

— Зачем вынуждать на конфликт? Просто мета нам тут и так не хватает. Раз пришли новички, копайте себе сами.

— Без тебя разберёмся!

— Ты тут по нашим правилам отдыхать будешь! — с неожиданной живостью подскочил старый пленник.

— Мужик, тебе проблем не хватает? — вступился Карп, который тоже был здесь.

— Эй, вы чего, не поняли, где находитесь? И кто тут главный? — поднялся со своей кочки здоровый бугай, слипшаяся грязная борода у него топорщилась лопатой, маленькие глаза недовольно изучали новеньких.

— Оу, тише! Тише! Мы все в одной яме, мужики, с чего вы грызню устроили? — это подтянулся к спору худой плешивый мужичок, хилой наружности.

Артём отметил его, как наркомана, почему, сам не знал.

— Пусть извиниться! — настаивал бывший хозяин кочки.

— Чёрта с два! — Антон готов был уже ударить спорщика, но Артём поднялся, остановив бунт.

— Мы все охотники! Мы братья! Наш общий враг там, — Грачёв поднял палец вверх. — Мы должны действовать вместе, дружно, а не спорить из — за глупостей. Никто не будет устанавливать правила. Мы не на зоне, а в плену. Тебе нужна кочка? А нужна ли тебе жизнь? Ты портишь отношения с теми людьми, которые могут прикрыть тебе спину в трудный час. — Артём сам не узнавал своего голоса, он был твёрд, уверен, решителен, хотя не так давно хотелось забиться в угол, отрешиться от всего. Будем ссориться дальше? Перегрызём глотки друг другу, вместо того, что бы давить врага вместе? Так что? Мы вместе?

— Я за! — согласился наркоман.

— Я тоже. — менее уверенно сказал Антон.

— Вместе — то оно вернее, — почесал затылок хозяин кочки, — ладно прости, мужик. — он протянул Антону руку.

— Вот и сладили. — успокоился Артём, когда противники подтвердили мир рукопожатием.

Антон одобряюще положил свою ладонь на плечо другу. Когда все пленники успокоились, и разошлись по кочкам, Грачёв подпрыгнул до решётки, подтянулся. Упираясь ногами в выползшие корни, парень просунул голову через крышку ямы, оглядывая деревню.

Тот, кто видел селения индейцев или африканских туземцев, хорошо представляют себе картину быта дикарей. Здесь смесь природных даров и современных материалов, хижины, шалаши, хибарки, домики, избы, мастерили из всего, что под рукой было. Шифер, фанера, доски, брёвна, еловые лапы, плетённые гибкие прутья, железные листы, и многие другие стройматериалы. Имелись в деревни и загоны для домашнего скота. Два мотоцикла дополняли контрастность. На высоком ветвистом дубе находился наблюдательный пост с небольшим прожектором и маленьким генератором рядом. На вышке стоял часовой со снайперской винтовкой. В общем, деревня была довольно большая, с амбарами, конюшнями, наблюдательным постом и большим домом вождя. Эта красивая бревенчатая изба выделялась на фоне остальных нищих и убогих построек.

Сейчас днём селение больше напоминало муравейник. Люди здесь суетились, женщины с корзинами, вёдрами, некоторые на небольших участках земли трудились, мужчин тяжёлой работой загружать, тут было не принято. Они деловито бродили по деревне, играли в карты, нарды, тренировались в стрельбе из лука, (для этого была специально отделена площадка). Некоторые чистили оружие, строили хижины, мастерили луки, но не занимались бытовой работой. Дети тоже тренировались, пяти — шести летние мальчишки метали ножики в мишени, кто постарше стрелял из лука, и занимался рукопашным боем. Теперь ясен секрет мастерства туземцев — постоянные тренировки с младенчества. Несмотря на хаотичное Броуновское движение, в деревне сохранялась железная дисциплина. Патрули из двух — трёх человек медленно обходили периметр. Вооружение между прочем, было на довольно высоком уровне. Помимо кинжала, который был у каждого мужика, имелись и автоматы, винтовки, пистолет торчал за поясом у каждого второго. Распространены были луки, и реже встречались арбалеты. Но хорошего качества, современные, с оптикой. Несмотря на примитивность, оружие было очень уместно и актуально для туземцев, которые славились мастерством скрытных атак. В этом Артём убедился лично.

Разглядывать диковинную деревню Грачёв мог долго, но страж ямы брезгливо наступил грязным сапогом на затылок любопытному парню, и столкнул его на дно.

Накопав себе грязевую горку, Артём сел на неё, поджал ноги. Сейчас ему было необходимо отвлечься от мрачных мыслей о безнадёжном своём положении.

— Меня Артём зовут.

— Серёга. — представился противник Антона.

— Жора. — протянул свою руку наркоман.

— Я Антон.

— Может, опишите ситуацию?

— А чего тут описывать, гниём мы здесь, безнадёжно. — сказал Серёга, откинувшись спиной на стенку ямы.

— Эти гады сегодня праздновать будут, надеюсь, нас не вытащат.

— Зачем мы им?

— Не знаешь?

— Для зрелищ, и пыток. — вступил в беседу Жора. — Знаешь, какой кайф они ловят от крови?

— Да, Стёпу сегодня утром забрали, если жив ещё принесут к вечеру ближе. — с горечью рассказал Сергей.

— Ты, я так понимаю охотник? — поинтересовался наркоман.

— Не совсем, полевой врач.

— Врач? Здорово, иди сюда.

Жора повёл Артёма к тёмной стороне ямы, где на грязной рваной горе тряпья лежал молодой парень. Выглядел он ужасно, красные глаза, отёкшее лицо.

— Что с ним?

— Его эти твари мучили, притащили и вот.

— Да у него жар.

— И что делать?

— Лекарства ему необходимы, антибиотики, жаропонижающие.

— А с его рукой что? — Жора вытащил из — под тряпья опухшую израненную руку больного.

— Ох, ты ж! Да у него гангрена!

— А как лечить?

— Скорая ампутация.

— Что — что?

— Отрезать придётся.

— Значит, будем резать.

— Есть чем? — шепотом спросил Артём.

— Нет.

— Да же если бы и было, он всё равно уже не выживет.

— Ну, сделай что — нибудь. Он страдает.

В знак согласия больной жалобно застонал. Врач наклонился над ним взял его холодную руку, обмакнул тряпку в воде, и положил пациенту на лоб. Несчастный был очень молод, вряд ли даже ровесник Артёма. Совсем ещё мальчишка, и так рано умрёт. В последнем Грачёв не сомневался, в таком состоянии больной выжить не мог.

— Братишка. — голос Жоры дрогнул, когда он упал в воду на колени, обняв пациента.

— Он… твой…

— Да… — он отвернулся, что бы никто не видел его слёз.

Артёму стало тоже очень грустно, он вернулся на свою кочку, закрыл глаза. «Почему так сурова жизнь? Почему нет надежды? Всё вокруг рушится, страны, города, принципы, человечность. Я хотел жить. Хотел завести семью, честно работать, жить в городе, и не знать этих жестокостей. Как же я хочу забыть всё, то, что было со мной в последние дни. Смерть отца, Спичкова, Шерхана, этот отряд охотников, этих туземцев, того дикаря, которого я убил. Почему приходится делать, то чего не хочешь? За что судьба так злорадно играет со мной? Посылает мне столько трудностей, столько зла? Разве я заслужил этого? Где справедливость? Почему столько много подонков живёт припеваючи, а хорошие люди страдают? Где все ответы на мои вопросы? Надо не задумываться о смысле жизни, надо сохранять веру и надежду. Я все последние дни сопротивлялся, шёл против течения, менял свою судьбу, многое уже пережил, неужели так всё закончится? Не может быть, что я просто умру здесь. Хотя нет ничего, что вселило бы искорку надежды. Мой отец всегда говорил: «Надежда умирает последней». В это надо верить. Что — то должно поддерживать меня. Я многое пережил, со многим справился, я сильный, я выживу, я справлюсь».

— Стёпка! — Жора подскочил, бросаясь к решётке.

— Принимай! — скомандовал Серёга.

— Пошёл! — рявкнул появившийся над ямой туземец, толкнув длинным шестом Жору, который пытался подняться по стенке.

Двое других дикарей передёрнули затворы автоматов, показывая серьёзность намерений. Решётка открылась и внутрь полетело бесчувственное тело оборванца. Туземцы захлопнули крышку ямы, защёлкнули замок и ушли. Артём вместе с остальными поймал тело, не давая ему упасть.

— Полегче.

— Аккуратнее.

— Сюда, давай ложи.

Стёпку уложили на большую кочку, придерживая ноги, что бы те не упали в воду.

Артём проверил пульс, он был слабым, но ещё был, это главное.

— Жив?

— Пока, да.

Пленник был изуродован до неузнаваемости, всё его тело было в кровоточащих ранах, ожогах, сломаны рёбра.

— Какими тварями надо быть, что бы сотворить такое? — опешил врач. — Так жестоко избить человека? Почему такие зверства?

— Спрашиваешь? Ты разве не знаешь, как они нас ненавидят? Все эти дикари — звери! Они маньяки! Представить не можешь то, что они делают со многими охотниками!

Сразу Артём вспомнил Спичкова, и Петьку, которому глаз выкололи, хотя, скорее всего не туземцы, но кто теперь знает наверняка?

— У них сейчас праздник будет, новеньких возьмут. — сообщил Жора.

— С чего ты взял?

— Не слышишь? Музыка.

Грачёв прислушался, сквозь стоны раненого и вправду различались заунывные напевы. Парень поднялся ближе к решётке, просунул сквозь прутья голову, что бы разглядеть деревню.

Солнце алым шаром катилось за верхушки деревьев. Лес погружался в темноту, и только в деревне разгорался огонёк жизни. В центре деревни, где отчётливо узнавалась площадь, занимался огромный костёр. Не меньше сотни туземцев с факелами в ярких праздничных нарядах собирались у костра. Некоторые заводили публику опасными трюками с огнём, острыми красивыми клинками, кто — то делал сальто, кто прыгал через костры поменьше. Полуголые молодые женщины ходили с плетеными корзинами, подносами, в которых скрывались аппетитные вкусности. В обили фляг и бутылок плескалось спиртное, именно оно преобладало среди остальной еды. Все веселились, а когда заиграли громкую симфонию на барабанах, гитарах, и всех попавших под руку музыкальных инструментов, толпа стала биться в едином экстазе.

Короткий свист сзади привлёк внимание Артёма. Пятеро туземцев шло прямо к яме. Грачёв спрыгнул вниз, укрылся в тёмном углу.

— Свежие! Выходите! — крикнул дикарь, открывая крышку ямы.

— Иди. — шептал прямо в ухо Артёму Жора.

— Нет.

— И ты топай! — Серёга подтолкнул Антона, но охотник не говоря ни слова, врезал пленнику в живот.

— Я дважды не повторяю! Выходите, сейчас всех постреляем. — повторили сверху.

— Иди, чёрт! — Жора вытолкнул на свет Карпа, на что тот ответил сильным ударом в скулу наркоману.

— Падла! — ругнулся Серёга, ударяя Антона в ответ.

— Вали их Тёма!

Грачёв пихнул Жору в стенку, Карп сбил с ног Серёгу.

— Эй, вы гниды! — короткая очередь выбила фонтанчики воды.

Жора застонал.

— Наших бьют! — закричал кто-то из старых пленных.

Казалось, что потасовки не избежать, но ещё одна громкая более длинная очередь успокоила всех. Старых пленников было больше, поэтому им не составило труда вытолкнуть троих новых охотников. Артёма, Антона, Карпа связали, и толкая прикладами автоматов стали конвоировать к площади.

Сердце Артёма билось очень сильно и быстро. Его глаза бегали, весь его вид напоминал дикое животное, которое поймали жестокие дети, и хотят издеваться над несчастным существом. Антон ругался, матерился, упрямился, за что получал сильные удары. Карпа тоже нещадно пинали, когда он пытался упасть, и не продолжать роковой переход. «Почему Жора и его люди так жестоко поступили с нами? Мы ведь, ничем не хуже их, мы все охотники, все республиканцы, а они нас так предали. Откуда такая жестокость? Вместо того, что бы объединиться в такой ситуации, они проявляют свои подлые черты характера. Наверное, это их истинное лицо. Чем пленники отличаются от своих хозяев? Одна и та же жестокость!»

Троицу подтащили к костру, где вокруг бились в едином экстазе туземцы под свою музыку. Разукрашенные, одетые в разномастные костюмы, дикари совершали хаотичные движения, сопровождая их бессмысленными воплями. Грачёва и Антона привязали к толстым шестам возле костра, а Карпа подвели к петле.

— Эй, вы, чего? Озверели, эй! Стойте! Нет! — охотник бился, пытаясь вырываться из петли, пока она не затянулась на его шее.

По глазам жертвы было видно, что она обречена. Карп уже распрощался с жизнью, и молился о безболезненной смерти. Но у туземцев на, то были другие взгляды. Троих пленных окружило плотное кольцо зрителей, Артёму стало ясно, что быстрой смерти от этих маньяков они не дождутся. Карп стоял с петлёй на шее так, что если бы он попытался стать на колени, то верёвка натянулась бы полностью. Краем уха Грачёв различил из общего шума возгласы на ставки. Когда они были сделаны, перед висельником вышел низкий сухощавый парень в некогда белой соколке. Туземец обошёл пленников, поиграл на публику, сорвав порцию аплодисментов, стал прямо напротив Карпа. Зрители замолкли, дикарь сосредоточился, а затем одним молниеносным ударом ноги в голову сбил висельника с ног. Карп непременно упал бы, но веревка натянулась, он захрипел, пытаясь подняться.

— Твари!!! — оборвал тишину вопль висельника.

На ринг вышел следующий вышибала. Высокий мускулистый тип долго не церемонился, сразу стал лупить кулаками Карпа. Но бывший охотник терпеть не стал, он одной ногой оттолкнул здоровяка. Были бы развязаны руки, наверняка жертва смогла бы сделать больше, но и это разозлило туземца. Он, не ожидавший отпора, ринулся на пленника, и нарвался на удар ноги в пах. Дикаря освистали, его позор подчеркнули смехом. Конечно, теперь туземец не мог просто уйти. Он схватил Карпа за шею, и стал свободной рукой бить прямо в лицо, пока жертва не перестала ругаться, и кричать.

Артём был так ошеломлён происходящим, что в отличие от Антона не тратил понапрасну сил на бранные слова. Карп беспомощно повил на верёвке. Бывшие сослуживцы смотрели на окровавленное лицо друга, и знали, что он жив. Хрипя, со стонами висельник поднялся на ноги. Третьего бойца Карп не выдержал. Жертва, словно кукла, отлетела, извиваясь в воздухе. Глаза охотника закатились, лицо посинело, сил подняться у Карп уже не было. Тогда двое дикарей сняли с его шеи петлю, и унесли бесчувственное тело. Для Карпа этот праздник окончился. Настала очередь Артёма и Антона.

— Не надо, прошу! Господи, за что? Нет! Умоляю! — но кому были интересны мольбы Грачёва?

К Антону поднесли большой крюк с толстой верёвкой, и соорудив незаурядное орудие пытки, подцепил за связанные за спиной руки следующую жертву. Парня вздёрнули на дыбу! Его руки неестественно вывернулись из — за спину. Антон визжал не человеческим голосом, но это только доставляло дикарям радость. Артёма в это время отвязали, поставили на колени, немного в сторонке для него предполагалась колодка. Две толстые доски с вырезанными кругами на глубоко вбитых в землю трубах. Артёма положили шеей на мокрую гнилую выемку в нижней доске, его руки расположились рядом в кругах поменьше. Верхняя доска захлопнулась, прищемив кожу на шее, и сразу конструкцию закрепили замком.

— Не надо! Я всё скажу, спрашивайте, что вы от меня хотите?! За что?

Многие приобщились к массовым пыткам, разобрав хлысты, ножи и многие другие разнообразные орудия. Артём не знал, как громок, может быть его крик, пока первый хлыст не опустился со свистом на голую спину. И снова, снова, и снова! О, нечеловеческие муки!

«Боже, за что мне эти наказания? Почему я должен страдать? Как больно!»

— А — а- а — а- а!

Свистели хлысты, острые ножи заползали под кожу, проезжали по ней, оставляя кровавые следы.

— Ненавижу вас! Звери!

«Даже звери, лучше! Надо не думать о боли, только о чем — то хорошем. Наташа, отец, Спичков….»

— А — а - а- а — а!

Глава 14 Облава

Нижний Новгород.

Ох, какое блаженство лежать в ванной, прикрыв глаза! Тёплая приятная вода ласкает тело. Все поры на коже отчищается, питается водой. Вокруг тишина, ванная комната залита нежными оранжевым светом, глаза закрываются сами собой, думать не хочется, возникает одно желание отдаться сну. Леонид с трудом боролся с этим, но два часа сна на всю ночь, ослабили организм. Ведь, после того, как наш герой вышел из кабинета Камиллы, он направился прямиком к ней домой. Подложив её записку, в которой Заболодский приносил свои извинения за пропущенную встречу, он сразу же пригласил девушку на прогулку в парк. Уже поздно ночью, вернувшись, домой, Леонид передал всю зашифрованную информацию, которую нашёл в кабинете Камиллы, по закрытому каналу, прямиком Боковину. Да, на квартире шпиона была рация, спрятана она была под полом, и использовалась редко, лишь в экстренных ситуациях. Длины распространения сигнала хватало лишь на полпути до конторы, потому преодолевать информации приходилось расстояние до радистов, а от них до Боковина. Теперь шпион ждал ответа, который, скорее всего, получит по почте. Леонид переваривал полученную вчера информацию, но мысли потекли не в, то русло. Размышления зациклились на Камилле. Заболодский привык называть собственные чувства своими именами, но до последнего пытался оправдать симпатию к этой девушке. «Да, это любовь. Я не указал командованию имени того человека у которого получил информацию о ГПД. Ведь, тогда может поступить приказ о ликвидации опасного учёного. Нет. Я не могу подвергать Камиллу такой опасности. А если мне придется убить её? Нет. Как же эти чувства не вовремя. Почему меня тянет к ней? Я столько лет жил в тылу, и уже позабыл все искренние чувства. Я видел много красивых девушек, и работать приходилось с симпатичными ассистентками, но Камилла, почему сейчас? Как я сумел влюбиться? Вот — вот операция вступит в завершительную стадию, группа приедет, я должен буду хладнокровно мыслить, ничего не должно отвлекать от общего дела. И ещё эта встреча, которую я на сегодня назначил Камилле. Зачем? Вряд ли удастся раскрутить её, как информатора, а всё необходимое я уже узнал. Не надо поддерживать отношений с этой бестией, мы с ней на разных сторонах в этой войне, она мой потенциальный противник. Вероятная цель для ликвидации, я должен буду холоднокровно выполнить приказ, и не думать о личном. И тем не менее, я хочу находиться рядом с ней, смотреть на её лицо, в её глаза».

Покинуть тёплую воду было не так легко, но пришлось. Накинув халат, Леонид приготовил себе кофе, вышел на балкон, сел на пластиковый стул. Утренний город представлял собой оживлённую артерию. Людской поток представлял собою Броуновское движение. В основном все были пешими, изредка через толпу пробивались кибитки, чаще высились всадники. До Леонида доносился неразборчивый гул, тысяч человеческих голосов, потому он поставил пластинку, завёл старенький патефон, и вернулся на стул. Тонкая мелодия теперь окутала сознание шпиона.

— Красиво жить не запретишь! — сказал он сам себе, вытянув ноги на перила балкона.

«Может ли быть у нас с Камиллой будущее? Нет. Она за Красных я за Республику, и даже её любовь не может быть сильнее моего патриотизма. Именно на любви к Родине я выживал, и находился здесь. Да, я люблю её, надо и это признать, зачем оправдываться перед самим собой? Возможно, и она симпатизирует мне, но мы по разные стороны, если только она не перейдёт к Республике, ради меня. Но она не такой человек, что бы легко продать свою Родину, я бы ради неё этого не сделал».

Допив кофе, Леонид не спеша оделся, выходя из квартиры, он надел шляпу и прихватил плащ. На почте шпион нашёл своё письмо. На вид оно не представляло никакой угрозы или намёка, простое письмо отца к сыну, генерал — полковника Терентия Павловича Боковина диверсанту Леониду Заболодскому. Но только шпион знал, как расшифровать невинное письмо. Вернувшись домой, он достал пару книг из обширной библиотеки, и сел на диван с письмом. Расшифровка заняла не более пятнадцати минут, но зато теперь смысл чудовищно изменился.

«Мы получили радиограмму, ваша информация была неоценима. Теперь ваша задача — продолжать собирать информацию в плане более удачного проникновения на территорию ракетного комплекса, и безопасной заморозки пульта управления. Предметы находятся в состояние поиска, и скоро начальная стадия операции будет окончена. Ваша вторая задача — продолжать конспирированную работу в ракетном комплексе, и подготовить базу для встречи с группой диверсантов. Сегодня, в час дня вы должны встретится с человеком по имени Владимир Крайчевский. Он приехал неделю назад, этот учённый будет работать в ракетном комплексе, наверняка он обладает полезной информацией. Вы встретитесь с ним в кафе «Пенное», под предлогом рассказать о комплексе, расспросите Владимира о тайнах, в которые он уже просвещен. Рацию использовать, в крайнем случае».

Ниже стояла подпись «Отец», то есть Палкин. Ведь это он курирует все действия Леонида в тылу врага. Почему — то агент вспомнил фото с молодым Палкиным и Камиллой. Что их связывало? Ладно, не время гадать. Он глянул на часы, уже десять минут, как опоздал, а через полчаса встреча с Нежновой. Заболодский пулей вылетел из квартиры.

Погруженный снова в мысли о Камилле, шпион чуть было не проморгал кафе. Приятное, ни чем не приметное, двухэтажное здание теснилось между многоэтажками. Чем — то она напоминало французскую архитектуру, навесы из тента, застеклённые окна на всю стену. «Пенное», потому что основной ассортимент это пиво, хотя можно найти и еду, и кофе, и другие напитки. Сейчас посетителей было немного, два поддатых мужика курили в сторонке за кружкой пенного. Три девушки негромко смеялись в противоположном углу, а на втором этаже с газетой в руках сидел мужчина в очках и красивом пиджаке.

Прогнав долой мысли о Камилле, Леонид сосредоточился, и заказав кофе подошёл к учёному.

— Господин, позволите?

— Вокруг ещё много свободных мест. — из — под очков на Леонида смотрели маленькие, хитрые глазки, зрачки которых бегали, словно мышки.

На вид Владимиру было лет за пятьдесят, в волосах его пробивалась седина, на лбу собирались морщины, но выглядел учёный довольно молодо и живо.

— Я не ошибаюсь, вы мой будущий коллега?

— Не думаю.

— Леонид Заболодский.

— Ох, заведующий отделом боевого ракетного комплекса, верно?

— Да.

— Простите, я недавно здесь, ещё не со всеми познакомился. Владимир Крайчевский.

— Очень приятно.

Мужчины пожали друг другу руки.

— Присаживайтесь.

Старая пухлая официантка принесла кофе. Леонид отпил, еле сдержавшись, что бы ни сморщиться отвращения.

— Вкусно, не правда ли?

— Безусловно.

— Редко встретишь такое чудесное кофе. У нас такого не сыщешь.

— Ну, теперь — то вы чаще будите наслаждаться столь чудным напитком. — как давно вы у нас?

— Да с недельку уже, пока на съемной квартире обосновался.

— А что, разве вам, как столь уважаемому учёному не должны выдать жильё?

— Вроде как и должны, но у вас там, честно говоря, такой беспорядок.

— Про охрану такого не скажешь.

— Это да. Контроль у вас там — муха не проскочит.

— А давайте, я помогу вам с жильём?

— Ох, — Владимир на минутку смутился, — да не стоит, я надеюсь больше времени проводить в лаборатории.

— Вы химик?

— Да, буду помогать одной заведующей лаборатории, как же её зовут. А кажется, Нежнова Камилла.

— Очень хорошая женщина, её вклад в разработку газа неоценим.

— Да, мне её очень рекомендовали, как и вас.

— Да, что вы?

— Правда — правда. Я хотел с вами работать, но наши специальности немного расходятся. Вам бы больше понадобился физик.

— Мне бы понадобился хороший командир охраны.

— А разве охрана не на высоком уровне?

— Вы сами — то не заметили?

— Нет, ничего подобного, высококлассная охрана.

— Над чем вы конкретно собираетесь работать?

— Жаль, моя специализация к ракетам отношения не имеет, вакцина — вот моя задача. Хотя мне сказали, что очень не многие знают о газе и, о вакцине тем более.

— А разве мне не положено?

— Конечно, вы обязаны знать, ведь это ваша специальность, хоть и не прямая.

— А что я ещё должен знать?

— Этот вопрос впору задать мне. — Владимир улыбнулся.

Громкий хлопок ударил по барабанным перепонкам, кафе наполнилось звоном битого стекла. Осколки полетели в лицо Леониду. Агент машинально отпрыгнул от окна, упав на пол. Рядом с ним, словно мягкая игрушка, рухнул информатор. Его остекленевшие глаза смотрели через треснутые стёкла очков прямо на Заболодского, а под его головой расползалось вязкое кровавое пятно. Громкая автоматная очередь заполнила своим треском не только кафе, но и всю улицу. Вперемешку с многочисленным рёвом автоматов слышались вопли прохожих, визжала официантка, девушки в углу. Короткие очереди бурили стены кафе равномерно, поочерёдно, так, что нельзя было судить о количестве стволов.

«Облава! Как я не заметил раньше? Не время, надо добыть информацию любой ценой!». Леонид подполз к Владимиру, и стал выворачивать его карманы. Все бумажки, кошелёк, блокнот, всё, что попадалось под руку, шпион загребал себе в карманы. Тем временем стрельба на улице затихла, и Леонид сообразил, что нападающие пошли на зачистку. Но он всё не мог оторваться, пока пистолет не грохнул за спиной. Агент откатился за барную стойку, быстро соображая куда отступать. Любого другого человека охватила бы паника, но не Заболодского, его чудовищное самообладание помогало сохранять холоднокровный разум. К тому же отменная зрительная память не раз выручала агента. Про себя он отметил, что входя в кафе, видел, как паренёк в кепке заносил коробки с бутылками через чёрный ход. Дверь была подпёрта камнем, и шпион видел узкие улочки. Оставался ещё один путь — через окно, однако на улице точно кто — то остался, а значит не стоит рисковать, в улочках и дворах будет легче затеряться, чем на пустой дороге.

Все эти мысли тренированный мозг Леонида прокрутил за несколько секунд, не отвлекали ни крики, ни стрельба. Высокий, широкоплечий враг стоял уже перед Заболодским, направляя на него тяжёлую Беретту. Что бы оценить противника шпиону понадобилась доля секунды. Пиджак, чёрные кожаный перчатки, чёрные очки, Стечкин за поясом, Беретта в отличном состоянии, учитывая весь внешний вид и отличную физическую подготовку, следовал вывод: противник, хорошо подготовленный агент, скорее всего контрразведчик, но никак не наёмник. Леонид всё — таки тоже спец и смог предугадать дальнейшие действия противника. Кувырок в сторону, перехват пистолета — всё, как учили на старой базе «Надежда», но помимо училища, эти навыки Леонид отрабатывал в реальной жизни не раз. Враг локтём неплохо приложился по губам республиканского шпиона, но он не выпустил пистолет. Леонид сделал подсечку, вывернув Беретту из рук противника. Но когда нападающий оказался на полу, Заболодский не выстрелил. Из себя агент выходил редко, но даже тогда отдавал отчёт своим действиям. И как тыловой диверсант, Леонид просчитывал свои действия, и предугадывал поведение противника, не хуже шахматиста. В данном случае Заболодский догадался, что убив этого агента, подпишет себе приговор, его объявят в розыск, а это сорвёт всю операцию.

Тюкнув рукояткой пистолета в лоб вражеского агента, республиканец кинулся к лестнице.

— Руки! Стой! На пол! — закричал Леонид, размахивая Береттой.

Двое остолбеневших агентов, не желая схватить пулю, повиновались. Сложив автоматы на пол, они отошли в сторону, позволяя пройти Леониду. Спустившись по лестнице, шпион кинулся к чёрному ходу, зная, что за его спиной враги хватают с пола оружие. Снова за спиной ударила автоматная очередь, но Заболодский уде выскочил из кафе. Обернувшись, республиканец произвёл лишь два выстрела, только что бы припугнуть преследователей. Интуиция не подвела Леонида и сейчас, он почувствовал, как за его спиной кто — то крадется. Одернулся — во время, приклад Калашникова уже стремился настичь головы жертвы. Но увернуться получилось частично, немного получил в челюсть, зато сам ответил ударом ноги.

— Стоять! — закричал один из красных агентов, пытаясь поймать шпиона на мушку.

Двое в проулке, ещё много в кафе, долго думать не пришлось. Леонид выстрелил в ногу агенту, с Калашниковым в руках. Схватив за шею, Заболодский приставил Беретту к виску врага.

— Назад! Бросьте оружие! На землю! Быстро! — пригрозив заложнику, беглец двинулся прямо на врагов, прикрываясь живым щитом.

Тут Леонид окончательно убедился, в том, что перед ним не простые наёмники. Те недолго думая стреляли бы, и в заложника, и в противника, но напавшие сейчас нехотя сложили оружие, уступая дорогу шпиону. Леонид дотащил стонущего врага, и, когда решил, что напавшие отстали, бросил его.

«Кто это был? Их привёл Владимир? Нет, он не мог знать о моём приходе, тем более его эти спец — агенты первым же и убили. Если не информатор, то кто? Кроме меня и Палкина никто не мог знать об этой встрече. Палкин. Вот крыса! Боковин дурак, ищет крота, посылает на это того же Палкина, а стукач сидит у него под крылом! Как заложить эту сволочь? Все послания по рации и письма проходят, сперва через капитана, а только потом попадают на стол Терентия Павловича, или не все попадают?»

Леонид скинул испачканный кровью пиджак, плащ он оставил в кафе. Выйдя на улицу, шпион смешался в толпе, и сбавил шаг, убедившись, что погони нет.

«Ефрем. Вот тот человек, который может помочь мне, но как можно быть уверенным, что все послания дойдут до него? А может не стоит спешить? Сделаю вид, что не подозреваю Палкина. Хотя, если я ему уже мешаю, то он примет любы меры, для моей смерти. Прервать связь с центром? Нет, это не выход. Сейчас операция в конечной фазе и без моей помощи ничего не выйдет. Как тогда быть? Меня разыскивают разведчики, стучит Палкин. Ведь, он знает, где моя квартира, стоит быть внимательным и не сбрасывать со счетов возможную засаду. Стоит спешить домой, который час?» Леонид посмотрел на часы, и выругался, обнаружив, что они разбиты.

— Который час?

— Полвторого, — ответил ему прохожий.

«Камилла! Как не вовремя. Я уже опаздываю. Эй, как не, кстати, встреча с этой девчонкой! Надо спешить на квартиру, но пропустить вторую встречу с ней, значит потерять Камиллу навсегда. Так нельзя, постараюсь окончить быстрее, и не разочаровать её».

Тем временем Заболодский уже вышел на каменный мостик через пруд, ведущий к парку. Девушка стояла к нему спиной, облокотившись на перила. На ней была длинная красная юбка, белоснежная рубашка с обильными кружевами, её стройные ноги украшали кружевные чулки и красные туфельки. Леонид уже собрался было подойти к ней, как его осенило. «Ох, вот бестолочь! Как я мог не купить цветы!» Отбежав к входу в парк, он купил букет луговых цветов, и оправляя рубашку на ходу. Галстук без пиджака был лишним, долой в мусорку!

— Камилла, здравствуй.

Девушка обернулась. Её волосы были аккуратно собраны в «хвостик», красные очки очень шли к её милому личику.

— Прости, что опоздал.

— Боже, что у тебя с губой! — на лице девушки отмечалось нешуточное волнение.

— А что с ней не так? — Леонид приложил ладонь к губам, отвел, увидев кровь.

— Откуда этак кровь?

«Чёрт! Видимо посекло осколками, а может, разбили прикладом».

— А, долгая история.

— И всё же мне интересно узнать.

— Не волнуйся, вот, это тебе, — он протянул букет, но Камилла не спешила его принимать.

Девушка достала кружевной платочек и осторожно вытерла кровь с губ шпиона.

— Спасибо. Откуда ты узнал, что я люблю луговые?

— Догадался.

— Так расскажешь, что с тобой стряслось?

— Пройдёмся?

— Конечно.

— Мой сосед, последнее время увлёкся алкоголем, и сегодня приставал к прохожим. Я его пытался успокоить, но как видишь, отхватил, и все, же мне удалось отвести его в Красный Крест.

— Ты молодец. Он же мог навредить невинным людям.

«А ты — то такая добрая, будто сама не собираешься вредить невинным людям!» — шпион, сам того не замечая, пытался почувствовать неприязнь к этой девушке, отвращение, но это не помогало. Она была самим воплощением красоты, по крайней мере, так казалось Леониду. «Богиня!»

— Не хочешь мороженого?

— Не откажусь.

Когда мягкая, тёплая и нежная рука Камиллы проникла в широкую ладонь агента, парень забыл обо всём на свете. Её восхищённые глаза, полные энергии и симпатии пленили Заболодского. Разве можно было сопоставить того монстра и мирового террориста с этой не винной и крайне милой девушкой. «Столько лет тыловой работы, я не на миг не мог расслабиться, находился в постоянном напряжении и теперь, как сопливый мальчишка слепо иду за этой фальшивой девкой! Соберись! Это твой враг, разве ты забыл, на чьей ты стороне?»

— Лёня, ты меня слышишь? — голос Камиллы был куда приятнее, чем внутренний.

— Да — да, идём.

Они, взявшись за руки, побежали к ларьку с мороженым, словно в молодые годы. Потом они долго гуляли по парку, кормили гусей около пруда, Леонид рассказывал разные истории, анекдоты, он совсем позабыл об операции, об облаве, о Палкине. Шпион просто наслаждался, за столько лет он впервые дал себе свободу, хоть и понимал как не вовремя. Но оказавшись в парке, который не видел с детства, Заболодский почувствовал себя свободно, появилось ощущение дома.

Пруд, каменный мост над ним, высокие деревья, скамейки, всё это наполняло картину парка. Чуть дальше раскидывался парк аттракционов. Многие карусели, качели были приведены в движение, получая питание от аккумуляторов. Часто встречались солнечные батареи, которые раскинулись перед солнцем. На карусели Камилла и Леонид, конечно, не пошли, зато они неплохо проводили время в кафе на открытом воздухе и чаем и пряностями. Влюблённые часов не замечают, это понял Заболодский, когда по — привычке глянул на руку, где были часы. Но судя по багровому закату времени, прошло чертовски много. «Я же хотел быстрее оказаться дома, плохое у меня предчувствие. Как же Камилла сводит меня с ума!»

— Лёнечка, что ты грустишь? — девушка заглянула прямо в лицо, а казалось в душу.

Она была ниже на целую голову, потому ей приходилось задирать голову.

— Ничего, просто поздно уже.

— А мы спешим?

— Вроде нет.

— Ой, а у тебя опять кровь на губе, наверное, от мороженого лопнула.

Не успел Леонид что — либо возразить, как тёплые тонкие губы Камиллы слились воедино с его собственными. Девушке пришлось стать на носочки, что бы дотянуться до парня, но похоже, ей это совсем не мешало. Её лицо всё пылало, нежные тоненькие руки оплели шею Леонида, и губы её не собирались оставлять парня в покое. Такая романтика, как поцелуй под алым заходящим кругом солнца, казалось, совсем не вписывался в продолжение дневной облавы, но шпион был не против такого завершения тяжёлого дня. Он обнял Камиллу за талию, и тоже не спешил прерывать поцелуй. Казалось, эти секунды могли длиться вечно, но девушка остановилось первой. Леонид мог только догадываться, какие мысли вертелись в голове подруги, но зато отчётливо осознавал свои. «Хватит! Не поддавайся соблазну!»

Камилла смущённо отвела взгляд в сторону.

— Может, пора идти домой?

— Да, Лёня, пожалуй.

Заболодский проводил девушку до многоэтажки в гробовом молчании. Прощаясь, Камилла только легко поцеловала ухажера в щёку, и упорхнула в подъезд. Окрылённый любовью Леонид возвращался к себе на квартиру.

Поднявшись по лестнице, он уже почувствовал неладное, готовый на любой неожиданный поворот, шпион подошёл к своей двери. Она была открыта. «Чёрт! Я же знал, как я мог подставить под удар всю операцию из-за этой чертовки? О чём я думал?». Пистолета у Леонида не было, его он оставил со своим заложником, но, несмотря на это страх и рядом не присутствовал. Агент толкнул дверь вперёд, взял в руки длинную железную ложку для обуви, и медленно направился на кухню. То, что чужие побывали в доме, было очевидно. Все шкафы, тумбочки, были вывернуты наизнанку, столы стулья перевёрнуты. Обойдя, все комнаты, Леонид окончательно убедился, что теперь никого в его доме уже нет. Закрыв дверь, агент кинулся в спальню.

— Только не это…

Деревянная крышка подпола была откинута, красный ковёр скомканный лежал в стороне.

— Рация… — он кинулся к подвалу, но аппарата там уже не было. — Чёрт! Да что же за день — то такой! Да провались эта Камилла пропадом! Боже! Нет.

Чем скорее осознание ситуации доходило до мозга, тем больше Леонид ругался, и отчаивался.

— Пропало! Всё пропало! — агент упал на колени, схватившись за голову. — Я сделал выбор. Выбор между Камиллой и операцией, теперь я очень об этом жалею! Но может, я успею, хоть что — нибудь разузнать? Должен успеть!

Глава 15 Подруги

Подмосковье.

— Оксанка!

— Наташка!

С поросячьим визгом две подруги кинулись навстречу. Смуглая черноволосая девушка ровесница Беловой лихо спрыгнула с повозки, игнорируя протянутую руку солдата.

— Ой, как я рада тебя видеть!

— Я даже и не ожидала, мне только сейчас сообщили, Оксанка!

Девушки верещали от радости, сжимали друг друга в объятиях, кружились, не обращая внимания на смеющихся солдат.

Крупный отряд республиканских солдат, возглавляемый маршалом Забойко, въехал в ставку с первыми лучами солнца. С ними приехала и секретарша Оксана. Молодая девушка работала вместе с Беловой ещё в Промграде, где они были закадычными подругами. Не виделись они с самого отъезда Наташи, хотя подружка приезжала на Урал вместе с Забойко не раз. В горячей точке встретится, не удалось, но зато судьба свела их в этом лагере под Москвой. Ставку солдаты между собой называли «Последним оплотом», ибо стоило Красным прорвать линию обороны под великим городом с востока, как НОР оказалась бы под угрозой развала. Но пока дела, как в ставке, так и в близлежащих округах шли неплохо, а теперь, когда приехал такой известный и талантливый маршал, как Забойко, все приободрились. Его любили в войсках и уважали. Маршал всегда заботился о людях, часто прохаживался по лагерям и строям солдат, спрашивал лично некоторых бойцов о самочувствии и боевом духе. Забойко был ближе к простому народу, как ни один из других командиров. За это его любила и Наташа. Ещё на Урале он разглядел в юной журналистке большой потенциал, и звал в свои адъютанты, но Белова тогда была ещё молода, и неопытна, хотя немного времени прошло. Теперь она сильно жалела, что отказалась, и всё же радовалась тому, что хоть как журналистку её ценят, и уважают.

— Ну, что подруга, как живёшь? Пойдём в твои хоромы!

Весело смеясь, девушки, побежали к палатке Наташи.

— Чаю?

— Ты ещё и спрашиваешь!

Налив по кружке, Белова вынесла чай на улицу, где подруги уместились на деревянных стульях, любуясь на лес вдалеке.

— Рассказывай, подруга, как живёшь?

— Сперва ты! Как там, в Промграде дела?

— Ты же знаешь, ничего там интересного быть не может.

— А тот парень, Артём…

— А — а, — Оксана хитро улыбнулась, — тот парень, к которому ты всё подойти стеснялась? Он пришёл к тебе после отъезда, в пиджаке, с цветами, ох, красавец!

— А теперь что с ним?

— Артёмушка молодец, на учёбу поехал, правда я слышала, на его обоз напали туземцы.

Наташа взвизгнула, чуть не уронив чашку.

— Да глупости это всё! Не бери в голову. Сплетни не более того. Он парень хоть куда, наверняка, сейчас учится где — то в городе, скоро мы о нём, как о враче услышим, станет он богатым. Тут ты появишься, и будет вам счастье. — подруга улыбнулась.

— Надеюсь…

— Ты мне лучше вот, что скажи. Я пока с солдатиками в повозке болтала, услышала, что у тебя тут драма приключилась. Говорят, за тебя мужики бьются.

Белова покраснела, смутилась.

— Рассказывай, давай!

— Да, в общем, парень тут один, Вася Платков, вот он в меня влюбился, а когда Жабов приставать ко мне стал, он его и ударил.

— Знаешь, я тебе даже завидую. За меня так мужики не дрались.

— Да ладно тебе. Думаешь, мне приятно? Васю посадили за решётку, судить будут по законам военного времени. Жабов от меня не отстанет, так что счастья я не вижу.

— Глупости! Когда парень в тебя так влюблён, ты должна быть на седьмом небе!

— Только парень этот в клетке сидит!

— Ну, это не беда, я к Мише обращусь, тебе он не откажет, вытащим твоего Васю.

— Миша, то есть Забойко?

— Да, это мы его между собой так зовём. Так, что обратимся к маршалу? Я помогу.

— Спасибо, подруга!

Девушки отставили кружки, и со всех ног помчались искать главнокомандующего. Маршал в это время распоряжался разгрузкой боеприпасов и распределением войска.

— Михаил Филиппович, здравствуйте, вот глядите, кого я вам привела.

Высокий худой маршал резко обернулся, поглаживая свои пышные усы.

— Наташенька! Девочка моя, как мы давно не виделись!

— Михаил Филиппович, я то, как рада!

Собственных детей у маршала не было, а жену он сильно любил, потому, когда она умерла от рака, долго грустил, и находился в депрессии. Из духовной пустоты его вывела юная журналистка, которую он встретил на Урале. Белова вселила в него надежду, стала смыслом жизни. Тогда Забойко говорил: «Наташа, как прекрасный цветок, смотря на который ощущаешь себя живым, она оставляет неизгладимый великолепный отпечаток в жизнях людей, которых встречала. Она подобна Афродите, в неё влюбляются без памяти, делают её смыслом жизни. Но когда это наивное дитя покидает людей, в ком зажгла любовь, то они засыхают, и умирают. Наташенька даже не подозревает, как ранит многих людей, при этом не желаю ни кому зла». Подобное произошло с Забойко, когда Наташа была переведена в Подмосковье. Он всячески мешал этому, но с её личным решением спорить не мог. Ради Наташи он жил, он считал её своим ребёнком, родной дочерью, которую не хотел отпускать. Её отъезд оставил сильный шрам на его сердце, и, когда маршал понял, что не может без родного человека, приехал в Подмосковье.

Конечно, он не мог ещё откладывать встречу, потому оставив за себя главного, повёл девушек к себе в избу. Да, это был тот самый дом, где Жабов приставал к журналистке Беловой. Наташе было крайне неприятно возвращаться сюда, но виду она не подавала.

— Присаживайтесь красавицы, — Забойко подозвал паренька, и приказал принести вина из его личной повозки. — Ну, Наташенька, рассказывай, как ты тут? Страшно? Не обижает ли кто?

— Нет, всё хорошо, по крайней мере, у меня, а вот у раненых, лекарств не хватает.

— Всё необходимое я привёз, так что не беспокойся.

— В остальном всё не плохо, только вот просьба у меня к вам.

— Какая? — маршал участливо наклонился ближе к девушке.

— Парень у неё за решёткой сидит, представляете, да это уму непостижимо! — вмешалась Оксана.

— Парень?

— Да, Вася Платков, он, в общем, не справедливо осуждён.

— И за что же?

— От извращенца защитил! — снова встряла Оксана.

Забойко удивлёно выпучил глаза.

— Жабов ко мне приставал, а Вася заступился.

— Ай — яй — яй! — покачал головой маршал. — Значит, так, Жабова мы уже сняли с должности, теперь ещё и в звание понизим, а парнишку твоего мы высвободим, не переживай.

— Вот спасибо вам, Михаил Филиппович!

— Теперь расскажи, как дорогу перенесла.

Расслабившись, Наташа стала уже более раскованно рассказывать обо всех тех приключениях, которые пережила в дни расставания с маршалом. Они болтали долго, Забойко несколько раз отвлекали, но потом он возвращался, и продолжал беседу. Только, когда возникли серьёзные проблемы с распределением войск, маршал прервал разговоры.

— Наташ, а ты Васю на самом деле любишь? — спросила Оксана, когда подруги вышли из избы.

— Не знаю я. Он вроде и не плохой, заботливый преданный, но какой — то он… Мелочный, может даже жалкий. Не как мужчина, с которым чувствуешь себя защищённой, он смотрит на меня так, как преданная собака, которая косточку ждёт.

— Не переживай, такое с мужиками бывает, он просто опешил.

— Каждый раз, при встречи со мной? Я чувствую себя гипнотизером.

— Он слишком робкий, ты для него недостижимая богиня, вот он и боится.

— Чего он боится — то?

— Эх, подруга, нет у тебя опыта в общении с парнями. Я бы на твоём месте использовала бы его, такие мужчины не предадут.

— Как раба его использовать что ли?

— Да, он ведь всё сделает, что бы тебе угодить.

— Нет, я так с ним не поступлю. Он такой беспомощный, мне его жалко становится.

— Это так, только, когда он рядом с тобой. Так ты любишь его?

— Я ещё не поняла этого.

Затем Оксана поняв, что подруга должна прийти к верному решению самостоятельно, перевела тему на более весёлую и приятную.

Глава 16 Доброе сердце

Леса под Промградом. Туземная деревня.

Кристина была одинокой девушкой в логове изгоев. Даже здесь её никто не любил, она не могла прижиться в обществе себе подобных. Её не уважали, ненавидели за то, что она была некрасива, даже в чём — то уродлива. Бедняжка слишком многое пережила на своём веку, слишком долго пробыла в рабстве. Конечно, это её обозлило, ожесточило, Кристина ненавидела республиканцев, красных, а теперь ещё и тех, к кому присоединяются такие, как она. Девушка родилась рабыней, с малых лет она мечтала о свободе, проклинала людей. Годы заключения, десятки побегов, издевательства, унижения, лишения. Неволя лишила Кристину чести и достоинства, её природной красоты, здоровья, сердца. Рабыня в публичном доме, на заводе, даже гладиатор, а после побега, страшные месяцы на химическом комбинате, это время и отобрало всю красоту и здоровье девушки. Но среди туземцев её не желали видеть, Кристина сменила уже два племени, в большинстве поселений ненужного жильца выселяют, но в этой деревне её могли только убить. Здесь действовал только один закон: выживает сильнейший. Больные, слабые умирают, на свободу не отпускают никого, в основном для сохранения деревни в тайне. Но кто бы мог подумать, что именно Кристина решится помочь пленнику, рискуя всем.

* * *

Деревню уже наполнил нежный утренний свет. Хрипло кукарекал петух, и в такт ему кудахтали худые куры. Маленькие свиньи лениво валялись в грязи, а привыкшие к близости человека вороны, спокойно бродили по селенью. Никто не беспокоил исхудавших чёрных птиц, почти вес дикари ещё спали. Только несколько ребятишек носилось по улице, и редко проскакивали женщины, которые уже начинали заниматься домашними делами.

Кристина специально проснулась пораньше. Она взяла кувшин с водой, заготовленный с вечера, и плоский пресный хлеб. Выйдя на улицу, девушка услышала насмешки в свой адрес, но как обычно не обратила внимания. Издевались над ней все, начиная от детей, заканчивая пожилыми людьми у которых должно было, отложится, что — то умное по этому поводу. Пригнувшись, Кристина шла по улице, и постоянно озиралась, и решила, что добралась да площади не замеченной. Ещё вчера на празднике дикарку, что — то укололо в сердце, те чувства, которые возникли у неё при виде истязаний молодого парня, не посещали её сердце очень давно. Что это было за ощущение, Кристина не знала, а вернее не могла вспомнить. Да и пришла на эту площадь девушка для того, что бы найти себя.

Два семилетних босоногих мальчика, в каких — то лохмотьях весело крича, кидали в пленного камнями. Кристина крикнула на них на неизвестном для парня в колодке языке, после чего ребятня всё так же хохоча, бросилась в рассыпную.

— Эй, ты живой? — упав на колени, дикарка шёпотом спросила пленника, всё ещё опасливо оглядываясь вокруг.

Артём с трудом открыл отёкшие глаза, и увидел перед собой маленькую чернявую девчонку с кувшином в руках. На ней было не раз зашитое платье непонятного цвета, казалось, что заплаток на её одежде больше, чем родной ткани. На её тонких, но сильных и жилистых руках были сильные химические ожоги, лицо было усеяно мелкими язвочками, шрамами, на шее виднелся сильный ожог, такие бывают от гладиаторских ошейников. Первое мнение Артёма, которое сложилось у него о девушке, это то, что она сильная, несмотря на её низкий рост, выносливая и крепкая, судя по шрамам и ожогам, она пережила очень многое.

— Ты, меня слышишь? — Кристина пристально вглядывалась в лицо пленника.

— На каком языке ты говорила? — с трудом прошипел Грачёв.

— Это единственное, что тебя волнует?

— Это то, на что я не могу знать ответ.

— То есть, остальное ты всё знаешь? Наивный пятнистый.

— Что это был за язык?

— Английский.

— И многие на нём говорят?

— Похоже, ты совсем зелёный, хоть в одном крупном городе был? Можешь не отвечать, видно, что деревенщина.

— А ты можно подумать была.

— Была, — гордо заявила Кристина.

— Рабыней.

Девушка вздрогнула, поднялась, и демонстративно показала, что собирается уходить.

— Нет, постой, прости… — хрипя, просил Артём.

Когда Кристина увидела его опухшее лицо, потрескавшиеся кубы с запечённой на них кровью, ей стало жаль пленника. Возможно, это именно то чувство, которое пыталась вспомнить девушка. Как долго её было неведомо сострадание и жалость!

— Хочешь пить?

Не дожидаясь ответа, она осторожно приложила кувшин к губам Артёма.

— Ты же знаешь, что во время появления земли из океана, многие национальности поселились на ней? Среди них было много и американцев, и англичан, и других людей, но в том прошлом мире все говорили на английском. Вот и сейчас можно часто встретить иностранцев.

— Спасибо.

— Хлеба? На держи. Не так много, потихоньку! Как тебя зовут?

— Артём.

— Кристина.

— Почему ты помогаешь мне?

— Я не помогаю.

— У тебя много счётов к республиканцам и всё же.

— У тебя нет клейма.

— И, тем не менее, меня пытали.

— Я ненавижу республиканцев, давай будем считать, что ты не из них.

— Мой друг, покорми его, он вон, привязан к столбу.

— Нет, тут и на тебя хлеба мало, ешь.

— Покорми Антона, пожалуйста!

Нехотя Кристина поднялась, и подошла к Антону.

— Чего ты хочешь от меня, ведьма? — грубо отозвался парень, из последних сил стараясь удержать голову навесу.

Девушка повернулась к Артёму, осуждающе сверля его взглядом. Артём хотел уговорить друга поесть, но не хватило сил.

— Проваливай уродина, или может, пытать хочешь?

Кристина вскинула голову, и быстрым шагом гордо удалилась. Пленники вновь остались наедине. Прохладные капли воды ещё щипали разбитые губы, Грачёв закрыл глаза. «Есть на свете ещё добрые сердца! Эта юная богиня пришла, нет, спустилась с небес! И протянула руку помощи. Почему все люди не могут быть такими?» Не могут.

Шее было очень больно лежать на твёрдой деревяшке, и руки тоже затекли, но Артём не жаловался. Он стойко терпел, не рассказывая о своих страданиях Антону, которому было не лучше, ни слова не говорил Богу. Честно сказать, ещё вчера Грачёв готовился предстать перед Всевышним, но видимо время не пришло. То, что парню удалось пережить, уже было чудом, потому он и не желал большего.

Когда на улицу вышло больше народу, и деревня зажглась жизнью, пленных скинули в яму. Это был новый дом. Из жильцов лишь молодой парень, почти ещё мальчишка и горбатый дед. Хорошо, ведь в старой яме друзей ждала верная смерть. Но тут можно было спать спокойно, места много! Бессильными пленники разлеглись на кочках.

— Антон, ты как? — наконец, смог вымолвить Артём.

Но друг, молча, отвернулся.

— Эй, ты чего? Почему не попил воды?

— Я ни от тебя, гниды, ни от той уродины ничего не возьму, ты меня понял? А теперь отстань!

— Антоха, друг, возьми свои слова обратно! Немедленно!

— Я перед слабаками не пригибаюсь!

— Кто слабак?

— Ты! Забудь о нашей дружбе, таких друзей, как ты гнать поганой метлой! Сдался сразу, верещал, хотел им всё рассказать!

— Им ничего не надо было!

— А если бы спрашивали? Сдал бы друзей?

— Нет.

— Ты не только слабак, ты ещё и лгун!

— Закрой свой рот! — Артём подскочил к обидчику.

— Что ты мне сделаешь?

— Ничего, потому что я не стану грызться с лучшим другом, из — за какой — то ерунды.

— Это не ерунда, я говорю, что ты не надёжный человек! И ты мне не друг! — Антон поднялся, и тяжело дыша, смотрел прямо в глаза собеседнику.

— Я не буду спорить, но, то была адская боль, никто бы с ней не совладал бы.

— Чувствовать боль, и говорить о ней — разные вещи! Ты, Артём не создан для этого мира, странно, что ты ещё жив.

— Хватит! Пора примириться, сейчас не то время, что бы разъяснять глупые вопросы.

— Нет, не хватит! Я должен знать, человека, которому придется доверить свою жизнь! — Антон взял друга за воротник.

Артём смотрел в налившиеся кровью глаза обидчика, но не стал развивать тему дальше. Резко оттолкнув Антона, парень просто отсел в противоположном углу. Грачёв погрузился в свои мысли, анализируя услышанное от друга. Было очень грустно и больно слышать такие слова. В тяжких мыслях прошёл весь день, а вечером Артём подполз к мальчишке, живущему тут раньше.

— Парень, у тебя что — нибудь покушать есть?

— Неа.

— Жаль.

— Очень хочется, да, дяденька?

Артём взглянул на веснушчатое лицо мальчика, которое с трудом угадывалось в темноте. Ребёнок был очень худым, даже истощённым, на нём были какие — то тряпки, которые одеждой никак не назвать. Бедолага видимо очень долго прожил здесь, ибо был похож на скелета.

— Хочется.

— Ты, дяденька, только воду из ямы не пей.

— Конечно.

— Не удивляйся. Многие доходили до этого, ты лучше дождя подожди, он часто бывает. А покушать траву можно, когда ещё вырастет. И грязь тоже не ешь, от неё только больше голод мучает.

У Грачёва даже слёзы на глазах навернулись. До того было жаль людей, которым не посчастливилось оказаться в яме. Есть землю, пить грязную воду…. До чего доходят люди?

Артём вернулся на свою кочку, свернулся посильнее, и попытался уснуть, но навязчивый голос утренний богини вертелся в голове.

— Убирайся, ведьма! — закричал Антон.

Грачёв увидел, как над решёткой скрылось лицо Кристины.

— Нет, постой! — парень запрыгнул, ухватившись за решётку. — Девушка, стой! Прошу!

Кристина остановилась, постояла минуту, потом повернулась, и направилась к яме.

— Спасибо! — искренне произнёс Артём.

— Ты бы научил зверька своего манерам.

— Да ты на него не злись, бедняга многое пережил.

— Все вы республиканцы звери!

— И всё же ты помогаешь мне.

— И чем же?

— Ты рядом. Я знаю, что ещё жив.

Девушка смотрела в живые глаза парня на мёртвом лице. В них сверкал огонь надежды, в них угадывалась жизнь. Смотря на пленника, Кристина вспомнила единственного любимого и родного человека — маму. У ней бы ли такие же глаза, и когда маленькая девочка смотрела в них, она не теряла веры в будущее.

— На, поешь, и попей.

— Спасибо, ты ангел.

Такого о себе Кристина никогда не слышала.

— Ты самый прекрасный человек на свете.

Девушка не смутилась, не покраснела, она просто никогда не испытывала таких чувств, и не знала, как на них реагировать.

— Ладно, мне надо идти, завтра вечером жди.

— Чего ждать?

— Просто постарайся не уснуть!

— Постой, куда ты?

Но девушка уже умчалась, скрывшись в темноте. Артём спустился, развернул серый платок. Из еды он обнаружил вареные яйца, пресный хлеб, вяленое мясо и конечно, вода во фляге. На одного этой еды было мало, а на всех обитателей ямы ничтожно мало.

— Идите, тут еда, — шёпотом позвал Артём.

У парня и мысли не возникло, съесть, всё одному, не поделившись. Это было бы не правильно, не по — человечески. Но подошёл только один мальчик.

— А чего старик не идёт?

— Он не есть, — ответил паренёк. — Совсем. И не говорит, ему язык вырвали.

— Понятно. Антон, хватит обижаться, иди, поешь!

Друг, молча, отвернулся.

— Почему вы поссорились? — спросил мальчик, ломая буханку хлеба.

— Просто он устал сильно.

— Я понимаю.

— А яме люди с ума сходят, кто — то бормотать про себя начинает, кто — то об стенку бьется, некоторые утопиться пытались.

— А кто — нибудь сбегал? — шёпотом поинтересовался Артём.

— Сбегали, но многих ловили.

— Не всех, да?

— Не надо, дяденька, не убегай, тебя поймают, и убьют.

— Всё же лучше, чем тут гнить.

— Да, наверное, — мальчик загрустил, и Грачёв понял, что пора переводить тему.

— А тебя как зовут? Меня Артём.

— Стёпа.

— А ты случайно не знаешь, ту девушку, которая нам еду принесла?

— Знаю, Кристина, но ты ей не верь, она не хорошая.

— С чего ты это взял?

— Не знаю, просто чувствую.

Артём помнил, что дети очень хорошо ощущают людей, кто хороший, а кто плохой, но почему — то сейчас он в это не верил. Грачёв просто надеялся, верил, и не хотел ни минуты сомневаться.

— Ну, как вкусно? — спросил Артём, когда Стёпа доел, и откинулся спиной на стену.

— Ага.

— Ну, иди, спать.

Парень и сам свернулся в клубочек, что бы меньше чувствовать холод, и быстро уснул.

Весь следующий день Грачёв смотрел на деревню, ожидая прихода Кристины, но она так и не появилась. Уже стемнело, когда Артём спустился, и подошёл к Антону.

— Она, наверное, не придёт.

— А ты — то её поверил, да?

— Да. Я верю, что есть на Земле ещё хорошие люди, вот ты, например.

— Не подлизывайся.

— Ты не понял, я, правда. Ты верный, таких сейчас мало. На кого, как не на тебя можно положиться?

— На тебя нельзя.

— Да что ты всё заладил? Может, хватит?

— Эй, Артём ты тут? — раздался тихий голос Кристины сверху.

— Тут, где мне ещё быть?

— Держи!

На кочку, блеснув в воздухе лезвием, упал небольшой нож. Звякнув о камень, он нырнул в мутную воду. Антон и Артём переглянулись. Они оба ринулись к тому месту, где исчез под водой нож. А Кристина тем временем, уже скрылась из виду.

— Давай, режь! — взволнованно воскликнул Артём, как только нож оказался в руках друга.

— Давай на шухер!

Грачёв высунулся через прутья, внимательно осматривая округу, а Антон принялся резать верёвки на решётке.

— Скорее!

— Да спешу я, спешу.

Наконец, гнилая верёвка поддалась, и несколько прутьев оказались на свободе. Пленники сдвинули палки в сторону, и тихо вылезли, пригибаясь в высокой жёлтой траве.

— Стёпа, давай руку! — шёпотом позвал Артём, но мальчик спрятался в углу, и не шевелился.

— Идём, быстрее, не надо испытывать судьбу! — Антон потянул друга за рукав.

Беглецов от деревни отделяло небольшое расстояние, но оно был в два раза меньше, чем то, которое надо преодолеть до леса, где они будут в безопасности.

— Погоди, что — то тут не так¸- Антон шумно вдыхал воздух, словно хищник.

— Надо торопиться. В лес, там безопасно.

— Кажется…

— Вышка, гляди!

Беглецы стали вглядываться в строение, на котором стоял пулемёт и прожектор.

— Там кто — то есть!

Вместе с этими словами страшный луч, подобно молнии, разрезал ночное небо, и упал прямо на яму, где зияла брешь в решётке. Сердца беглецов остановились. Луч прожектора медленно пополз по направлению к лесу.

— В рассыпную! — скомандовал Антон, откатываясь в сторону.

Артём покатился в противоположную. Жёлтый столб света стал шевелиться быстрее, пытаясь поймать беглецов.

— В лес! — закричал Артём, когда луч поймал его в свои узы.

Парни сломя голову бросились к спасительной чаще. Их отделяло не больше пяти метров, когда из — за деревьев вышли дикари с оружием наизготовку. Они шли длинной шеренгой, полукругом, замыкая кольцо окружения. Беглецы вынуждены были остановиться.

— Что, кинула тебя эта ведьма? — зло бросил Антон, затравленным видом оглядываясь.

Артём и сам понимал, что всё это спектакль, кем — то хорошо продуманное шоу. И он даже знал кем. Но зачем Кристина сделала это? Грачёв искренне верил ей, надеялся, что она не предаст, почему? Странно, но в его душе не было места злости, он не испытывал гнева и ненависти к предательнице. Его интересовал один вопрос: Зачем?

Со стороны деревни тоже шла шеренга, только в ней было место и для местных жителей. Посередине шёл вождь племени в ярком головном уборе, с разноцветными перьями, а с левой стороны гордо плыла Кристина. До Артёма стало доходить, для чего весь этот цирк, но туземцы не дали ему подумать. Несколько бойцов двигались прямо на пленников.

— Недолго бегали, — грустно произнёс Антон. — Надо заложить эту гниду!

Парень указывал на Кристину, и глаза его горели злобным огнём.

— Нет, не надо.

— Сдаёмся? — Артём определил, чего хочет от него друг.

Конечно, Антон был не дураком, что бы пытаться сопротивляться всему племени, он просто проверял своего земляка.

— Не сдадимся! — Грачёв старался, что бы голос его звучал твёрже и увереннее.

Антон улыбнулся.

— Только не сегодня.

Туземцы демонстративно передёрнули затворы, и Антон, поняв намёк, бросил на землю нож.

— Артём, ты молодец, я в тебе не сомневался, мы обязательно выберемся, обещаю!

Глава 17 Следствие вели

Нижний Новгород.

Весь прошлый день Леонид занимался расспросами соседей и уборкой по дому. От жильцов он узнал, что два полицейских расспрашивали он нём и о квартире. «Полицейские? Странно. Я ожидал услышать: люди в чёрных пиджаках. Хотя, не факт, что полицейские, не могли быть переодетыми агентами. Ведь, люди подсознательно больше доверяют хранителям порядка, нежели подозрительными личностям конфиденциальной внешности. Значит, поиски надо начинать с полицейского участка» — так решил утром Леонид.

Сперва, он направился на работу — не стоило привлекать внимание, и подвергать себя расспросам. А уж после Леонид направился в ближайший полицейский участок.

Снаружи хорошего вида здание полиции не имело. Деревянные старые окна, серые с отпавшей штукатуркой стены, большие скрипящие двери. Заболодский надвинул шляпу, что бы она закрывала лицо, и осторожно вошёл. Внутри ничем похвастаться сооружение тоже не могло. Старые столы, ржавая клетка — обезьянник, множество кабинетов вдоль коридора. Рядом с обезьянником располагалась дежурка. Там сидел толстый мужичок, листающий какие — то документы. А за решёткой томилось пятеро здоровых дуболомов. Они, подобно диким зверям, моля смотрели на Леонида. Агент, не подавая вида, прошёл мимо клетки, якобы случайно обронив скрепку. Заключённые засуетились, стараясь как можно тише вскрыть замок. Сам Заболодский направился к стене, где были вывешены рисованные портреты разыскиваемых.

«Меня здесь нет, это хорошо, но совсем не значит, что меня не ищут. Просто, когда выслеживают шпиона или диверсанта, действуют тихо и хитро. Потому стоит быть осторожным».

Леонид находился возле входа в кабинет дежурного, когда нарушители выскочили из обезьянника. Толстый мужичок первым поднял тревогу, и выход заключённым отрезали два полицейских, дежуривших на улице перед участком. Тогда нарушители кинулись вдоль коридора, который заполнялся стражами порядка. Начался хаос. Кто — то кричал, кто — то куда — то бежал, послышались выстрелы, стоны. Дежурный покинул пост первым, естественно, оставив открытой дверь. Заболодский сразу проскочил в кабинет, кинувшись к столу. Быстро, но внимательно перебирая папки, шпион все, же нашёл с названием, ориентировочно подходящим.

«Расписание вызовов и дежурств. Должно подойти. Так — так, два дня назад, вот эта дата, вот и мой адрес. Слонцов и Капустин, именно они ездили на обыск соей квартиры. Дежурства. Слонцов завтра выходной, а сегодня дежурит ночью. Если всё пройдет, как надо, то завтра наведаюсь к нему».

Затем Леонид нашёл все личные данные сотрудников полиции, и запомнил места жительства нужных стражей порядка и их дежурства. Для запоминания шпиону не нужна была бумага.

Суматоха в участке начала стихать, и Леонид поспешил удалиться.

«Для того, что бы наведаться к Слонцову, мне надо раздобыть левый пистолет. Надеюсь, что мне не придётся им воспользоваться. Боже, какой клубок мне надо распутать, чтобы выйти на заказчика и найти рацию!» — размышлял шпион по дороге домой.

Вернувшись на свою квартиру, Леонид переоделся из привычной конфиденциальной одежды в спортивный костюм, надел кепку, и взял неплохую сумму денег, и вышел. Кликнув карету — такси, Заболодский поехал на окраину города.

Весь сброд, какой только можно представить, находился на окраине. Этим Нижний Новгород мог похвастаться перед другими городами. Все бойцовские клубы, небольшие арены, казино, бары, дискотеки, чёрный рынок, можно было встретить только за городом. Да, эти развлечения не были под запретом, просто их нельзя было встретить в городе. Такое введение хоть и привело к недолгим протестам и недовольствам, всё же снизило процент преступности в таком крупном городе. Старых, то есть тех, которые были до потопа построек, было мало, в основном новые дешёвые несуразные здания, разбавленные множеством бараков. В этом районе правила мафия и бесы, полиция просто боялась въезжать сюда. Весь район размером был, как полгорода, и такой же оживлённый.

Леонид был здесь не в первый раз, потому он быстро сориентировался, и направился в знакомый клуб. Впустили его в заведение сразу, как только увидали деньги, а они здесь решали почти всё. Для приличия Заболодский выпил в баре пару бокалов, затем дождался, когда к нему подойдёт поставщик.

— Чего хотите? Может, травку? — не стесняясь, плюгавенький худощавый паренёк спросил потенциального покупателя.

— Изволю оружие, — спокойно произнёс Леонид.

Агент знал, что такие просьбы, как оружие, наркотики, были в порядке вещёй, потому не стал медлить.

— Ага, ясненько, холодное, огнестрельное?

— Пистолет, Глок.

— Знаю одного человечка, идём.

Леонид послушно последовал за наркоторговцем на улицу через чёрный ход.

— Может всё же травку? — настаивал торгаш.

Заболодский демонстративно промолчал. Шли они не долго. Плутая по извилистым, грязным улочкам, напоминавшим сплошную канаву, клиент и торгаш вышли к ржавому гаражу.

— Пахан, открывай, я клиента привёл! — наркоторговец стал усиленно стучать в железную дверь.

Скоро из гаража вышел высокий мужик с небольшим автоматов в руках, и принялся оценивающе оглядывать покупателя.

— Чего хочешь?

— Глок ему нужен! — опередил Леонида наркоторговец.

— Есть, тебе новый или с прокатом?

— Конечно, новый, — ответил Заболодский.

— Конечно, — ухмыльнулся оружейник, — А деньги то будут на новый.

— Ты за мои деньги не переживай, неси товар.

Оружейник ещё раз надменно ухмыльнулся, и скрылся в гараже. Вернулся он почти сразу, с оружием в руках. Леонид взял пистолет, повертел, вынул магазин, вернул обратно, передёрнул затвор, снял с предохранителя, всё работало отлично, да и вид у Глока был замечательный, не портерный, без царапин.

— Будто с завода! — довольно улыбнулся Леонид, ещё раз примеряя пистолет в руках.

Прорезиненная рукоятка лёгкого Глока, с некоторыми деталями из пластика, была словно продолжением руки. Агенту нравилось оружие, как долго он им не пользовался! А когда и пользовался то именно Глоком, и другого видеть не желал. Лёгкое, надёжное оружие, с боекомплектом на двадцать патронов, которому не страшен ни огонь, ни вода, ни грязь, сразу полюбилось диверсанту. Конечно, такое оружие не могло дёшево стоить, потому, когда оружейник назвал заоблачную цену, Леонид не очень — то и удивился. Поторговавшись, Заболодскому удалось сбить цену на четверть, не больше. Отдав крупную сумму, Леонид купил ещё и боеприпасов на четыре перезарядки.

Домой Леонид возвращался в приподнятом настроении. Вечером он просчитал свой распорядок следующего дня и лёг спать.

Глава 18 Первое звено

1

Леса под Промградом. Туземная деревня.

Утро встретило Артёма в изнеможении. Как в физическом, так и в душевном. Вчерашние беглецы снова лежали на кочках в яме. Было больно за то, как поступила с ним Кристина, было обидно. Парень доверился ей, а оказалось зря. Хотелось, есть, сильно, очень сильно! А ещё было холодно и мокро. Но Грачёв не жаловался, ни Богу, ни товарищам по несчастью. Он знал, что никому его жалобы не интересны, да и сам старался их забыть. Просто надо было отвлечься от мерзких мыслей, и от холода, голода, страха.

— Антоха, давай отжимания, кто больше? — предложил Грачёв.

— А давай, все лучше, чем тупо валяться.

Друзья занялись упражнениями, сразу стало теплее, забылся голод, вернее притупился. Скоро они разговорились, Антон рассказывал разные истории, которые с интересом слушал и Стёпа. Главное, Артёму удалось отвлечься от всего плохого, он почувствовал, что снова живёт.

— Знаешь, Антон, мне порой не хватает своего дневника, иногда хочется высказать все кому — то.

— Расскажи мне, что уж теперь?

— Может это и хорошая идея.

И Артём рассказал почти все тайны, кроме тех, которые касались Наташи. Так за разговорами и упражнениями прошёл почти весь день, а к вечеру бывшие охотники свалились обессиленными. Голод и усталость накатились с новой силой. Грачёву совсем стало нехорошо, его тошнило, кружилась голова, и были подозрения на жар. «Нечему тут удивляться, в этих условиях, простыть дело не хитрое. Главное, чтобы эта простуда не была для меня последней» — размышлял Артём.

— Эй! — слышался короткий окрик сквозь сон.

«Кто бы это мог быть? Если бы они знали, как мне на них наплевать» — Артём даже глаз не открыл. Маленький камешек ударился прямо в висок. Нехотя Грачёв поднялся, подтянулся к решётке. Сидя на коленях, Кристина закуталась в чёрный плащ, и смотрела в темноту ямы.

— Что тебе надо? Поглумиться, пришла? — зло бросил пленник предательнице.

— Нет.

— Тогда зачем?

Кристина молча, смотрела прямо в глаза республиканцу, и в её взгляде не угадывалось чувства вины, сочувствия, стыда.

— Зачем ты это сделала? Для чего предала меня?

— Ничего личного. Не пытайся понять.

— А ты попробуй, расскажи, я не дурак.

— Просто меня здесь никто не любит, никто не даёт работать, а тут правило простое: кто не работает, того выгоняют, а в этой деревне убивают. Так что, не обижайся, это вопрос жизни и смерти.

— Не обижайся… — повторил пленник. — Но… Я так надеялся, что хоть один хороший человек, есть в этой деревне, но я ошибся.

— Я, правда, не хотела, но это вынужденная мера.

— Бежали бы вместе.

— И куда? В Республику? Где я была рабыней с детства? Моё место здесь.

— Где тебя никто не любит?

— Теперь всё изменилось, теперь меня уважают, сам вождь пригласил на пир.

— Тварь! — раздался громогласный вопль Антона.

Он подобно дикому зверю прыгнул к решётке, его тёмная, покрытая густым волосяным покровом рука, похожая на лапу, выскочила сквозь прутья, и схватила Кристину за воротник. Антон придавил женщину к решётке, она жалобно завизжала, и ткань её платья отчётливо затрещала. Пленник дёрнул предательницу, и, когда платье порвалось, он свалился в лужу, подняв тучу брызг. Кристина и видом затравленного зверька, облизнула кровь с губ и, прикрывшись лоскутьями платья, быстро скрылась в деревне.

— Ведьма! — прорычал Антон, сжимая в руке клочок одежды.

2

Нижний Новгород.

У Леонида день прошёл куда как веселее, но самое интересное осталось на вечер. Первая фамилия в воображаемом списке носила наименование: Слонцов. Этого полицейского Заболодский признал первым звеном в этой цепи, которая должна была привести к заказчику. Пистолет у агента уже имелся, адрес Слонцова тоже, осталось наведаться к нему. Этим и занялся Леонид в конце дня. Одевшись в спортивный костюм, накинув чёрный плащ, закрыв лицо капюшоном, Заболодский быстрым шагом направлялся к дому полицейского по тёмным улицам.

Его квартира находилась на седьмом этаже. Леонид достал пистолет, передёрнул затвор, снял с предохранителя, и не медля, постучал в дверь.

— Кто там? — сразу послышалось из квартиры.

— Налоговая инспекция.

— Открываю — открываю!

На пороге появился тучный мужик лет сорока, в халате с кружкой чая в руке.

— Ох! — только и выдохнул Слонцов, когда холодное дуло коснулось его лба.

— Внутрь! — бросил Леонид.

Полицейский отступил, уронив кружку. Та звонко шлёпнулась о пол, подняв брызги чая. Но это не отвлекло агента, он продолжал давить на информатора. Сам Слонцов не мог видеть лица гостя, оно было закрыто чёрным капюшоном.

— Сядь! — приказал Леонид, закрывая за собой дверь.

Послушно страж порядка уселся на диван в гостиной.

— В доме кто ещё есть?

— Н… Не — е — т. — часто моргая, ответил перепуганный хозяин.

— Отвечать будешь точно на поставленный вопрос, тогда останешься жив. Теперь сядь за стол!

Он повиновался, тогда Заболодский спокойно перешёл ему за спину.

— Несколько дней назад, ты с напарником Капустиным ездил на обыск квартиры, помнишь?

— Да. Кто ты?

— Здесь я задаю вопросы! Что вы там искали?

— Улики.

— Какие? — Леонид подошёл близко, опустив пистолет, что бы лучше слышать тихое бормотание информатора.

— Ты хозяин той квартиры?

— Какие улики вы искали?

— Которые укажут на шпиона.

— Вы знаете кто этот шпион?

Заболодский краем глаза успел увидеть, отражение полицейского в стеклянное двери шкафа. И в этот миг он понял, что и полицейский видит его. Зря Леонид опустил пистолет, напрасно он недооценил противника. Агент просто не мог ожидать от перепуганного полицейского, какого — то сопротивления. Тем не менее Слонцов решился на отчаянный поступок. Он всей своей массой навалился на спинку стула, за которой стоял гость. Леонид упал на диван, и полицейский сразу же набросился на него, схватив в первую очередь Глок. Леонид смог столкнуть тяжёлую тушу с себя, но выронил пистолет. Несмотря на своё телосложение Слонцов двигался проворно и довольно быстро. Он снова кинулся на Заболодского, схватив его, швырнул на стол. Леонид, сметая тарелку, вазу, кружку, скатерть, пролетел по гладкой поверхности. Упав, его ещё и привалило столом. Благо старая сноровка не подвела, и агент быстро вылез из — под завала. Выиграв несколько секунд форы, полицейский кинулся за Глоком, который откатился к открытому балкону. Леонид подхватил стул, и нанёс сокрушительный удар. Но ещё одно чудо реакции Слонцова. Хозяин дома пригнулся, и подобно быку, ринулся на обидчика. Полицейский, словно товарный поезд, снёс Леонида, и вмял его в стеклянную дверь шкафа. Зазвенели осколки, попадали статуэтки, книги. Заболодский, оказался в незавидной ситуации, между молотом и наковальней. Но он нашёл выход, схватив крупный осколок стекла, Леонид полоснул им противника по лицу. Слонцов завизжал, сразу выпустив жертву, отскочил в сторону, сжимая рану на щеке. Агент побежал к спасительному Глоку, и уже протянул порезанную руку, как сзади на него снова навалилась туша. Перебросив через себя полицейского, словно мешок, Леонид сразу же пожалел об этом. Слонцов покатился на балкон, врезался в перила, и те жалобно заскрипели, выгибаясь.

— Ох, чёрт! — только и успел произнести Леонид, кидаясь на помощь информатору.

Тонкая решётка прогнулась, тяжёлая туша полицейского буквально выскользнула из рук агента. С душераздирающем воплем Слонцов полетел с седьмого этажа.

— Нет! Нет! Нет! — хватаясь за голову, кричал Заболодский, увидев, как тело информатора развалилось на асфальте.

«Ох, чёрт! Как же так?! Надо быстро заметать следы». Леонид схватил с пола свой пистолет, с которого так и не успел выстрелить, вытер кровь, обильно струившуюся с рассечённой губы, и побежал на кухню. Найдя там спички, убийца, не долго думая, поджёг стопки бумаг, и разложил из на ковре, у занавесок, на кровати.

Из квартиры Заболодский выходил, когда помещение уже было заполнено дымом. Сняв капюшон, он поспешил смешаться с выбегающими из дома жильцами. Много народу бежало с вёдрами воды, кто — то суетился возле разбившегося Слонцова. Вся эта суматоха сыграла на руку Леониду, позволив покинуть место преступления незамеченным.

Домой Заболодский вернулся в прескверном настроении. Скинув плащ на пол, он с трудом снял рваные штаны с порезанных ног, куртку, прилипшую к кровоточащим ранам майку. Леонид подошёл к зеркалу в ванной. Оттуда на него уставился измученный, с грубой щетиной мужик, под глазом красовался синий фингал, с разбитой брови сочилась струйка крови; волосы были взъерошены, губы разбиты, если не считать гематом и порезов на теле, то описание можно завершить.

Леонид умылся холодной водой, набрал себе ванную. Как было приятно погрузиться в тёплую воду. Несмотря на то, что раны сильно щипали, Заболодский всё же получал удовольствие.

«Первое звено распалось. Да, это первый крупный провал в моей карьере, произошедший только по моей вине. И как я мог недооценить человека, которого послали на поиски улик против шпиона. Конечно, это могли поручить, только опытному полицейскому. В следующий раз учту свои ошибки, и буду внимательнее. Слава Богу, остался второй шанс. Капустин. Второе звено, он наверняка знает не меньше, чем Слонцов. Главное, что бы он, не залёг на дно, узнав о смерти напарника. Надо скоро и к нему наведаться».

Достав аптечку, Леонид обработал свои раны перед сном, специальными мазями и компрессами.

Глава 19 Висельник

1

Нижний Новгород.

«Вчера в девять вечера погиб при трагических обстоятельствах сотрудник полиции Слонцов Евгений Юрьевич. Он спрыгнул с балкона своей квартиры на седьмом этаже, когда в его доме появился пожар. Возгорание произошло в спальне покойного, как установили пожарные. Предварительная версия: неосторожное обращение с огнём. Благодаря слаженной работе пожарников, огонь не успел перекинуться на другие квартиры. Сослуживцы Евгения Слонцова отзываются о нём….» — прочитал Леонид в утреней газете. «Отлично, ни слова о возможном убийстве, банальная бытовая неосторожность» — от этих мыслей агент почувствовал себя спокойнее. «Теперь можно браться за второе звено, хотя, может и стоит с этим повременить. Ведь, опытный следователь без труда установит связь межу смертями двух напарников, которые недавно были отправлены на поиски улик против шпиона. Но с другой стороны логично спешить, что бы вернуть рацию. К тому же, если за меня так серьёзно взялись полицейские, то задержка может стать роковой. Дня два отдыха, и я возьмусь за второе звено».

Решив так и поступить, Леонид отложил газету, достал небольшой комплект для грима, и тщательно скрыл пудрой фингал. На лице почти не осталось явных следов недавней схватки, это и хорошо — не стоит вызывать лишних вопросов. Надев классический костюм, брюки, шляпу, Заболодский вышел на улицу. Беспросветные людские потоки наполняли тротуары, все с зонтами, в плащах, кто — то прикрывается он сильнейшего ливня пакетами и папками. Глядя на сплошную стену ливня, на Леонида нашла тоска. Погрузившись в грустные раздумья, он поправил шляпу, и направился по мокрому тротуару на работу.

2

Леса под Промградом. Туземная деревня.

— Мать вашу! Выпустите звери! — ревел, обезумевший Антон, тяжело дыша.

С глубоким вдохом из — под воды вынырнул Артём, вытащив за собой старика. Вечернее небо рассекали яркие молнии, безумный ветер рвал кроны деревьев, рушил и опрокидывал незамысловатые домики и шалаши туземцев. Всё живое, что находилось в округе, глохло от страшного грома.

— Это конец, Артём!

— Нет, Антоха, нет, ты держись! Стёпка, ты тут?

— Тута дядя! — хрипя, мальчишка старался сильнее прижаться к решётке.

Весь день идущий ливень, залил яму почти полностью, пленники с трудом держались на плаву, между уровнем мутной воды и решёткой с трудом помещалась голова.

— Бесполезно, Артём! — Антон отпустил руки от прутьев и остался на плаву.

— Надо бороться, друг, не сдавайся, — Артём подплыл к Антону, пытаясь приподнять его.

Но это было трудно сделать в воде, да ещё и силы покидали изнеможенное за весь день борьбы со стихией тело. Грачёв оглядел пленников. Грязный перепуганный мальчишка, из последних сил цеплялся за прутья, сплёвывая грязную воду, молчаливый старик, окончательно потерявший надежду, даже не пытался бороться за свою жизнь, Антон медленно скрывался под водой.

— Боже! Помоги! Дай мне силы! — взмолился Артём, подтянувшись к решётке, и просунув меж прутьев своё осунувшееся лицо.

Непомерно большая молния рассекла вечернее небо, ослепила ярким светом, и разбилась о высоченное дерево. Ствол на миг вспыхнул, словно спичка, но тут же погас, под напором ливня. Ошеломлённый, потерявший рассудок, и медленно лишающийся надежды Артём, заулыбался.

— Боже! Антон, смотри, Бог есть, гляди! Теперь ты веришь?! — кричал парень, вытаскивая своего друга из воды.

Антон с унылым лицом утописта посмотрела на изрубленное молниями небо.

— Видишь?!

Ещё один яркий ломаный луч ударился рядом с ямой, озарив истощённое лицо Антона. Сбитое дерево рухнуло совсем рядом, осыпав пленников комьями земли, листвой, сухими ветками и грязью. Испугавшийся друг оттолкнул Артёма и нырнул, затем выплыл в тёмном углу. Он, подобно беззащитному животному забился в нору. На лице бедняги отчётливо читалась маска ужаса.

— Боже, зачем ты пугаешь его? Антон! Бог, есть! Стёпка, ты — то веришь? — Грачёв схватил мальчишку за руку, толкая на решётку, — Смотри!

— Ты ума лишился, дядька? Оставь меня!

— Вы не видите?

— Совсем ты ошалел!

Выпутавшись, Стёпка, отплыл в сторону, и теперь с опаской глядел на Артёма исподлобья.

— Боже, помоги мне выжить! Прошу! — последний звук слился в вой, слился со свистом ветра, громом, разнёсся по округе.

Артем, обезумев от страха, отчаяния, безысходности, бормотал, выкрикивал одни и те же мольбы.

— Я хочу жить! — просипел парень, зайдясь в кашле.

Он бессильно упал в холодную воду, и продолжал лежать на спине, пытаясь разглядеть в уже ночном небе лик Господа, которому не переставал молиться. По его грязной щеке потекла слеза.

3

Нижний Новгород.

На следующий день погода сменилась неожиданно. Вышло солнышко, пригревая огромные, глубокие лужи. С такой погодой и мысли были слаще и ярче. Леонид, оказавшись на грани депрессии, всё же смог самостоятельно сменить своё настроение на более радостное. Утро у диверсанта началось, как и обычно, зато вечер обещал быть интересным. План был прост: после работы Леонид собирался заглянуть в тайник за Глоком, а как же, агент не хранит оружие у себя дома, тем более после недавнего обыска, затем он наведается к Капустину, но осторожно прощупает полицейского, последит, а уж потом преступит к действию. Так Заболодский и поступил.

Вместе с сумерками он в чёрном пиджаке, в плаще поверх него, сидел в небольшом кафе напротив частного дома полицейского. Медленно потягивая кофе из крупной кружки, Леонид смотрел в окно небольшого домика семьи Капустина. Один тёмный силуэт беспрестанно маячил в жёлтом квадрате окна, судя по связанным в «хвостик» волосам, это была жена полицейского, а он сам сутулился высокой фигурой и часто взмахивал руками. Девушка то же очевидно, кричала на мужа, размахивая тонкими ручками, и крутя головой. Пара сорилась недолго, кончилось всё тем, что женщина что — то швырнула на пол, и демонстративно выбежала из дома, хлопнув дверью.

«Пора, всё и так мне на руку, не следует упускать такой шанс» — решил Леонид, доставая деньги. Когда диверсант выходил из кафе, сутулый силуэт в окне потянулся к шкафу на кухне, вытащил оттуда гранёный стакан и бутылку. Заболодский подошёл к захлопнутой, но не закрытой на замок двери, надел прозрачные резиновые перчатки, прикрыл лицо капюшоном плаща, и извлёк из — за пояса Глок. Проверив магазин, он передёрнул затвор, снял с предохранителя, и осторожно открыл дверь. Бесшумной тенью Леонид просочился на кухню, и спокойно вошёл в комнату, где Капустин, морщась, отставлял гранёный стакан. Сутулый полицейский сидел на табурете за столом, а перед ним стояла плоская стеклянная бутылка коньяка, опустошенная уже наполовину.

Полицейский не сразу заметил гостя, он уже взял бутылку, и принялся наливать жёлтую жидкость, когда Леонид, направляя пистолет, заговорил:

— Здравствуй, дружище.

Хозяин замер. Он медленно осмотрел с ног до головы человека в плаще, так и не увидев лица, полицейский даже не смутился. Глянув на бутылку спиртного, а затем снова на гостя, Капустин, кажется, окончательно убедился, в реалии происходящего.

— Поговорим? — спокойно продолжил Леонид, давая время информатору прийти в себя.

— Ты несколько дней назад вместе с напарником Слонцовым ездил на обыск квартиры, что вы там искали? — продолжил агент, не дождавшись ответа на первый вопрос.

Капустин, кажется, отошёл от спиртного, и теперь смотрел спокойно на незваного посетителя.

— Я спрашиваю, ты отвечаешь! Ясно? — повысил голос Леонид.

— И что?

— Что вы искали? — более спокойно спросил Заболодский.

— Улики.

— Против кого?

— На одного типа, проходящего по делу об убийстве, — полицейский весьма умело врал, на его лице не отобразилось ничего подозрительного.

— Лож! — закричал Леонид, и сильно пнул информатора в колено, не отводя от него пистолет.

Капустин взвыл от боли, его лицо исказилось, он, шипя, сжал зубы.

— На кого вы искали улики?

— На шпиона, — просипел информатор, и его лицо налилось красными цветом.

— Хорошо. Но если будешь ещё врать, я тебя расстреляю, поверь мне, есть, кого ещё спросить.

Полицейский едва заметно кивнул.

— Кто вас послал на квартиру?

Опустив голову, хозяин дома упрямо молчал.

— Говори, собака! — Леонид продолжал кричать и давите тем самым на информатора, не получив ответа, он ударил ногой Капустина чуть ниже колена. — Кто вас послал?

«Язык» только тихо матерился, скрипя зубами, и сжимая ногу.

— Знаешь, я не в настроении играть с тобой в партизаны, я буду тебя бить, а ты геройски молчать, нет. Слышал, что стало с твоим напарником, Слонцовым?

Капустин вздрогнул. «Ага, в точку!» — обрадовался Леонид, — «Ещё немного и он расколется».

— Хочешь повторить его судьбу? Сгореть заживо, или спрыгнуть с крыши, может я, что получше придумаю.

— Довольно!

— Кто вас послал?

— Майор Ушков.

— Не ври! — закричал Леонид, замахнувшись.

— Честно — честно! — прикрываясь руками, пробормотал полицейский, не было похоже на враньё.

«Ушков значит» — отметил про себя агент.

— Как имя шпиона?

— Я не знаю, квартира числится на старого деда, который никак не может быть шпионом в доме престарелых.

— Откуда Ушкову известно, где искать?

— Я не знаю.

— Лож!

— Ай, не бей, я не вру!

— Что вы нашли на квартире?

— Ничего.

— Даю тебе второй шанс.

— Рацию — рацию! — пробормотал информатор, вжимаясь в табурет.

— Где она сейчас?

— Не знаю, наверное, в участке, там на втором этаже наши программисты.

— Ладно, теперь возьми ручку и блокнот, — уже спокойным тоном произнёс Леонид.

Шпион умело менял маски, игра в хорошего и плохого полицейского удалась на славу.

— Пиши под диктовку. Дорогая, мне очень жаль, что я тебя обидел. Я не хотел этой ссоры, и не хотел разрывать с тобой отношения. Я понял, что не могу жить без тебя…

Полицейский записывая, повернулся к Леониду, удивлённо пытаясь понять гостя. Но шпион кивком указал не отвлекаться, доставая толстенькую бечевку из кармана.

— … я лучше умру, чем буду жить без тебя. Прости и прощай!

Беленькая верёвка оплела шею полицейского, стянулась, заставляя жертву сипеть.

По карнизу забарабанил ливень, прогрохотал гром, и молния на миг озарила суровое и бесчувственное лицо убийцы. Капустин бился, словно муха в паутине, и хрипел, его перекошенная рожа покраснела, глаза выпучились, его слабеющие руки бессильно цеплялись за рукава Леонида. На лице убийцы не отобразилось ни одной эмоции, с таким выражением многие убивают тапком паука. Заболодский не смотрел на жертву, он безразлично глядел в окно, только сильнее затягивая бечёвку.

Ещё одна молния озарила обмякшее на стуле тело, циничного агента, и прощальное письмо, которое теперь имело роковое значение.

На следующий день «виновница» суицида обнаружила Капустина повешенным на люстре на кухне. Полиция незамедлительно и без долгих разбирательств установила самоубийство бытового характера, и дело быстро оказалось в архиве.

Только внешне Леонид оставался циничным и равнодушным диверсантом, но то, что произошло той ночью, изменило его навсегда.

Глава 20 Рулетка

1

Леса под Промградом. Деревня Снежки.

Республиканский капитан Ефрем Дерягин всю ночь пыхтел над картой местности. Он просчитывал все возможные места, где можно было найти Артёма Грачёва, и начал в первую очередь с места, куда направлялся парень. Деревня Снежки. К огромному сожалению, ни о каком Грачёве тут не слышали. Выходит, что сам Артём не смог сбежать из возможного плена, а значит, находится всё ещё у туземцев. Было обидно, что чудо — карта капитана не показывает места стоянок дикарей, а тогда выходит, что надеется, стоит лишь на местных следопытов.

Ефрем очнулся, когда его уставшая голова выскользнула сквозь руки. Парень встряхнулся, покорил себя, что проспал час — другой, когда на счету каждая секунда, и вышел на улицу из своей палатки. Небольшая деревушка кишела жизнью, несмотря на ранний час. Жители кормили домашнюю живность, детки играли, задорно смеясь и прыгая от радости. Из множества палаток выходили бойцы, которые приехали вместе с капитаном, и которому они обязаны подчинятся. Но сейчас они ничем не могли помочь в поисках молодого парня, потому и сидели без дела. Ведь, не пустишь полсотни бойцов прочесывать огромные территории беспросветного леса, наполненного дикими племенами. Сейчас солдаты коротали время, как могли, кто — то травил байки, пускал жуткие слухи, рассказывал о своих похождениях, некоторые играли в карты, кости, нарды, кто резвее играл в мяч, за ними с интересом смотрели деревенские мальчишки. Единственное, что запрещалось бойцам — выпивка. Предугадав последствия пьянки мужиков, которые не всегда могли видеть границы, Дерягин лишил ребят этакой забавы. Ведь, готовая и мобильная, хоть и небольшая армия могла пригодиться в любой момент, осталось только дождаться следопытов.

Ефрем подошёл к бочке, рядом со своей палаткой, и умылся ледяной водой.

— Господин офицер, — робко окликнул его женский голос, — не изволите испить свежего молочка?

Перед высоким капитаном стояла и без того низкая молодая крестьянка, да ещё и сгорбившаяся в поклоне. Дерягин снова отметил про себя покорный и слишком услужливый нрав местного населения. Но в этом ничего удивительного нет, несмотря на то, как уважительно и мирно ведут себя солдаты Ефрема, местные привыкли прогибаться под наглыми и напыщенными охотниками, которые мнят из себя невесть кого.

— Благодарствую, — искренне ответил Ефрем, принимая кувшин с молоком.

— Капитан! Капитан! — услышал несколько мужских голосов Дерягин, и насторожился, отдавая кувшин крестьянке.

К нему подбежали двое парней в камуфлированных куртках и штанах, с ружьями на плече. Пот из — под их капюшонов струился градом, но следопыты, а это были именно они, даже не запыхались.

— Выпейте, парни, — разрешил Ефрем, кивнув на кувшин.

— Нашли! — с нескрываемой радостью и гордостью сообщил командир местных следопытов по прозвищу Рябой. — Артём ваш в деревне на болоте.

— Отлично, это далеко?

— Небольшая группа за шесть часов добежит.

— А сколько туземцев?

— От трёх до пяти десятков точно наберётся, ещё вышка есть с прожектором и пулемётом.

— Придется все пятьдесят человек вести.

— Дня два если поторопится, и выйти прямо сейчас.

— Долгова — то выходит.

— Конечно, у вас амуниции гора, да к тому же опыта нет в лесистой местности. Мы старпёры за минуту долетим, — улыбнулся Рябой, — Да ты капитан не переживай, никуда не денется из ямы твой Артём.

— Какие два дня? — промычал второй следопыт, с трудом оторвавшись от кувшина, — сейчас выйдем, завтра утром уже там будем, по Реке Зелёный Туман пройдём, там выше мост есть.

— А, и точно, как же моя лысая башка, забыла? Ладно, капитан, поднимай своих, пусть поторопятся. Только… это, ты не забудь.

— Да не боись, за мной не заржавеет, за оперативность пять кусков накину сверху.

— Это хорошо, только мы ввязываться в ваши разборки не будем, нам лишнего свинца в теле не надо.

— Дело ваше, но я и за это не обидел бы. Двадцать кусков.

— Ты чего? Тридцать не меньше!

— Тридцатку за ваши ржавые дедовские ружья?

— За опыт!

— Двадцать пять, не больше.

Следопыты переглянулись.

— Эх, ладно по рукам!

2

Леса под Промградом. Туземная деревня.

Между лопаток колол острый камень, но сил подняться, и прервать мучения у Артёма не было. Да и зачем? Какой в этом смысл? Какой смысл ему продолжать существование? Рядом лежал мёртвый дед. Тот самый, что недавно отчаялся и утонул. Теперь для него всё кончено, его мучения прорвались. А вот он, Артём Грачёв, жив и будет продолжать страдать на этой грешной земле. Тело старика стало сильно вонять, потихоньку разлагаясь под весёлыми лучиками заходящего солнца. Но сил позвать проклятых туземцев не было.

— Артём, — тихо прошептал друг, склонив рядом своё осунувшееся лицо с рыжей скомканной бородой. — Ты веришь?

Артём прекрасно понимал, как мало сил у друга, и не стал переспрашивать: Во что верю? Всё итак было ясно.

— Надо верить, Антон, мы спасёмся отсюда, обещаю.

— Зачем ты это говоришь? Ты не можешь знать нашей судьбы. Скажи: ты веришь? Только честно.

Артём затруднился в ответе. Парень так крепко вбил себе в голову, что надо верить, никогда нельзя терять надежду, что теперь не мог описать своих настоящих чувств.

— Верю.

— А я нет. Надежды уже нет. Мы сгниём здесь, как он, — Антон кивком указал на распластанное, на кочке тело старика.

— У нас труп! Кто — нибудь, помогите, тут мёртвый человек! — заголосил Стёпка.

Дикари появились не скоро. Они пришли втроём, не спеша открыли решётку, скинули канат. Пока мальчишка привязывал тело, а один из туземцев держал верёвку, двое других с «калашами» в руках караулили яму. Артём с Антоном сидели в тёмном углу, и Грачёв успел заметить безумную искорку в глазах друга.

— Нет, не надо, не сейчас, — настойчиво зашептал парень.

— А когда? Если есть шанс, то вот он! Фортуна улыбается только смелым! — уже с диким рёвом Антон кинулся к решётке.

Он схватил опешившего туземца с автоматом за лодыжку и резко затянул в яму. Второй оказался проворнее, передёрнул затвор и дал очередь в тёмный угол, где недавно таился Артём. Сейчас парень уже набросился на упавшего туземца, не давая ему воспользоваться автоматом. Антон в этот момент и подхватил спасительный «калаш», передёрнул затвор и дал длинную очередь из жерла ямы. Артём продолжал кататься в глубокой луже вместе с проворным дикарём, пока Антон с истерическим хохотом дырявил землю, не позволяя, туземцам приблизится. Но патроны в автомате не бесконечные, как и силы Артёма. Парня обезвредили, швырнув в угол умелым броском, а расправившись с одним врагом, туземец в яме бросился на второго противника, бездумно щёлкающего уже пустым автоматом. Ослабший Борис от удара ноги в спину упал, выронив автомат. В яму опустилась рука, за которую сразу ухватился туземец и ловко выбрался, захлопнув за собой решётку. С руганью и проклятьями туземцы покинули разбушевавшихся пленников.

— Антон, ты как цел? — кашляя, спросил Артём, подползая к товарищу.

Но друг, молча, повернул грозную физиономию, словно перед ним всё ещё находился туземец. От злобного взгляда Артёму стало не по себе, он медленно отполз от наливающегося яростью друга.

— Артём, ты предал меня, — словно прорычав, обратился он.

— Прости, я не смог с ним справится.

— Ты слабак, этот мир не для тебя, ты здесь не выживешь.

— Антон, успокойся, ты мне не нравишься.

— Ты не создан для жизни в этом мире, — он говорил, словно в него вселился кто — то другой, но не тот добродушный Антон, которого знал Грачёв.

Озверевший рыжебородый парень продолжал надвигаться на забившегося в угол Артёма.

— Ты мой друг, Тёма, и я не хочу, что бы ты страдал, ты должен умереть сейчас, не сопротивляйся, тебе уже незачем жить! — Антон накинулся на своего товарища, схватив его за грудки.

— Нет, не надо! — только и прохрипел Артём, когда сильная туша привалила его.

Антон дважды ударил Грачёва в живот, что бы тот не сопротивлялся, а затем схватил за горло, и стал опускать голову друга на дно глубокой лужи, прося не сопротивляться.

— Дядя, перестань, оставь его! — закричал Стёпка, пытаясь оттянуть обезумевшего убийцу, но Антон лишь отмахнулся, как от надоедливой мухи.

Крупный кулак сбил мальчишку с ног, и детское тело беспомощно плюхнулось в воду, не подавая признаков к жизни. Воспользовавшись тем, что противник отвлечён, Артём со всей силы ударил в челюсть Антона. Столкнув с себя стонущую тушу, Грачёв подполз к Стёпке, откашливаясь. Парень начал трясти мальчишку за плечо, но дырявый ботинок Антона болезненно саданул по рёбрам, оттолкнув лёгкое тело.

— Остановись, Антон! — взмолился Артём, но противник и не думал останавливаться.

— Поверь, так надо, так будет лучше, тебе не придется, мучатся!

Рыжебородый сел на Грачёва, схватил его за голову, и опустил под воду. Артём не чувствовал своего тела, он будто вообще отошёл от всего. Не было этого размытого мутной водой рыжего лица, не было этой грязной проклятой ямы. Была только свобода, простор без чувств, отрешение от всего насущного. Подсознательно Артём догадывался, что сейчас появится белый тоннель, залитый ярким светом, он спокойно пройдёт по нему, и окажется… А где оказываются люди после смерти? На то у каждого своё мнение, а сейчас у Артёма и оно отсутствовало. Он просто знал, что там будет лучше. Может Антон и прав, возможно, пора покинуть этот грешный мир, встретится с любимым отцом, узнать мать. Но как же покинуть всё то, что уже есть? Оставить Наташу, оставить всё то, чего ещё не знаешь? «Ведь, я так мало пожил, Боже, зачем ты меня сейчас зовёшь? Я хочу жить! Позволь!». В здравом уме Артём подумал бы что ослышался, но сейчас он не думал, он был с Богом, и уверен, что слышал его слова. Мягкий, приятный голос, ласково проникал в подсознание: «Живи, сын мой».

Воздух с шипением ворвался в лёгкие, рука, в которой оказался тяжёлый и острый камень, сама нашла цель, и грозное орудие врезалось в висок убийцы. Антон с визгом отскочил в стороны, хватаясь за висок. Через его грязные пальцы струилась алая кровь. Грачёв зашёлся кашлем, из его рта хлынул мутный поток. Парня ещё долго тошнило, кружилась голова, молоточки стучали в висках, но главное воодушевляло: он жив.

— Артём, прости, я не хотел… Я не знаю, как… Правда… Прости… — застонал Антон приходя в себя, сейчас в сумерках различит его лицо было трудно, но угрозы оно уже не представляло.

Артём не знал, простить ли друга, самое удивительное, что особого зла он на безумца не держал. Грачёв даже сам понимал психологию породившую поступок товарища. У бедолаги от безысходности ум пошатнулся, и в это не было ничего противоестественного.

— Эй, петухи! — раздался противный насмешливый голос сверху.

Над решёткой стояли туземцы, на этот раз пятеро.

— На выход, развеетесь!

Крышка откинулась и в яму спустилась верёвка. Артёму всё это, естественно не нравилось, но делать нечего, надо лезть. По пути Грачёв присел рядом с очнувшимся Стёпкой, положил свою руку ему на плечо.

— Ты держись, слышишь? Держись, родной, ты справишься, — почему — то Артёму показалось, что это его последние слова, и мальчишку он больше не увидит.

Антон уже смиренно залезал по спущенному канату.

— Эй, тебе особое приглашение надо? — крикнул кто — то из туземцев.

Артем, ругнувшись про себя, покорно ухватился за верёвку. Когда парень оказался наверху, решётку захлопнули, и закрыли на замок.

— Шагай, мясо! — велел туземец, демонстративно передёрнув затвор, чтобы не было даже мысли о бегстве.

Один пошел впереди, двое других по сторонам и чуть позади, взяв Грачёва с Антоном в треугольник. Товарищ то и дело бросал виноватые взгляды на Артёма, похоже и вправду нашло на него что — то, видно, что не со зла. Хотя, может и силу почувствовал. Но Грачёва занимал совсем другой вопрос, он буквально молился, что бы свихнувшийся друг, не бросился бежать через всё поле. Но, слава Богу, Антон оказался благоразумнее, и смиренно топал.

На удивление Грачёва, людей на улицах было не больше чем обычно, значит не праздник, тогда зачем их ведут, как домашних животных на убой? Пленников провели через злосчастную площадь, и остановили перед довольно большим и крепким домиком. Он был деревянным, оббитым железными волнистыми листами. Окна было два, но все сейчас были закрыты, наподобие корабельных портов. Плоская крыша имела лишь небольшой угол, а в середине была дыра, над которой на высоте около полуметра, возвышался треугольный навес.

Один из туземцев отделился, подошёл к маленькой двери, осторожно постучал. Очевидно, получив разрешение, махнул пленникам рукой. Бедолаг затолкали в вонючие от курева и костра дыма помещение. В домике ютилось много людей, в ярких одеждах, вели они себя величественно и надменно, что указывало на их высокой положение в обществе. В центре на высоком стуле возвышался тот самый вождь, которого Артём видел вместе с Кристиной. Весь домик был завален спиртным, картами, фишками, толкались полуголые девицы с подносами, а вожди, или кто они там, нагло развалившись на коврах, громко смеялись, и болтали. Прямо посередине стоял круглый деревянный стол, на котором виднелись свежие капли крови, а под стульями, так вообще целые лужи. На одном из стульев сидел пухлый мужичок. Он трясся от страха, и плакал, хотя было видно, что человек сильный физически.

На объяснения пленным время не тратили, а сразу усадили за стол. Двое конвоиров заняли своё место у двери, третий стал за спиной Антона, ещё двое стали за мужичком и Артёмом.

— Что происходит? — с тревогой спросил Грачёв, ёрзая на липком от крови стуле.

— Мужик, говори, что сейчас будет? — крикнул на нашего собрата по несчастью Антон.

Но мужичок лишь тихонько рыдал, закрыв лицо руками.

— Рулетка! Ви, крутит! — с сильным акцентом объявил рефери, положив перед Артёмом крупный револьвер «Питон».

Такое оружие Артём видел только на картинках в редких журналах. Шестизарядный барабан, двойной принцип действия, патрон 357 Magnum, с длиной ствола в 200 мм. Этот револьвер завораживал своей красотой, грацией, формой, в нём чувствовалась сила, мощность. Грачёв даже засмотрелся на это чудо.

— Крути! — крикнул на него туземец.

Артём взглянул на своего друга, но тот лишь попытался улыбнуться, и подбодрил кивком. Грачёв осторожно взял «Питона», положил на центр стола, и крутанул. Длинный ствол стал быстро вертеться, слепое око дула перескакивало с одной жертвы на другую, и стало медленно ползти к мужичку. Рефери взял револьвер, вставил в барабан один патрон, прокрутил, и вставил второй. Тем временем господа уже делали ставки, громко выкрикивая номера игроков. Прекрасное оружие легло прямо перед мужичком, которого короткими ударами, заставили вернуться в реальность. Тут — то он и увидел новых игроков. Всё ещё плача, бедняга взял револьвер, дрожащими руками и принялся раскручивать барабан над своей головой. Затем приставил к виску, и нажал на курок, зажмурившись. Лёгкий щелчок и громкий выдох мужичка, для него это уже вторая партия, конечно, такое — то везение. Швырнув оружие на стол, он снова закрыл лицо руками, и что — то бормоча, стал рыдать. Наверное, он молился.

Рефери, решив, что от мужичка мало проку, дал револьвер Антону.

— Что звери, скучно вам? Развлекаетесь? Твари! — видимо пленник хотел ещё что — то сказать, но удар приклада в спину заставил замолчать.

Антон крутанул револьвер. Артём даже не смотрел на всё происходящее, он последовал примеру мужичка, закрыл глаза, и стал молиться. Он уже на минуту отвлёкся от всего, перестал слышать радостные крики высокопоставленных гостей, команды рефери, плач мужичка. Только пинок конвоира, который так и стоял за спиной, привёл парня в чувство.

— Твоя очередь! — объявил рефери.

Артём увидел, что дуло направленно прямо на него. Гул в домике нарастал, все оживлённо спорили, делали ставки. Грачёв осторожно взял револьвер. Рукоять лежала в ладони, как влитая. Артём поднял «Питона» над собой. Сердце усиленно забилось, страх давил так, что в глазах темнело. Парень закричал. Что он кричал, сам и не знает, то ли матом, то ли просто от страха. И с этим воплем он стал бешено раскручивать барабан. Все гости притихли, когда холодное дуло уперлось в висок.

«Боже, прости, что так часто приходится обращаться к Тебе, но прошу ещё раз: помоги мне! Это будет Твоя самая злая шутка, если Ты, спася меня минуту назад, призовешь к себе сейчас. Помоги мне!»

Для Артёма этот щелчок стал самым приятным звуком на Земле. Громкий вопль победителей, обидчивый мат проигравших, разорвали тишину в помещении. Парень снова крутил револьвер.

«Я обречён, — отчётливо понимал Грачёв, — Эта игра, где нет, и не может быть победителей. Этот несчастный справа от меня, он ведь победил в прошлой партии, несомненно, но его оставили на следующую. Так будет и с кем — то следующим из нас. Лучше, пусть я умру сейчас от пули, чем от разрыва сердца, через минуту. Но как же я хочу жить!»

Тем временем громко матерясь, Антон раскручивал барабан.

— Горите в аду, сволочи! — дуло у виска, палец медленно надавил на курок, и… щелчок!

Антон разразился диким хохотом, отбрасывая револьвер. Рефери крутанул барабан и зарядил ещё один, третий патрон. Артём, получив оружие, был вынужден крутить. Дуло остановилось на мужичке.

— Брат, ты крепись, нормально всё будет, — попытался подбодрить жертву Грачёв.

Мужичок посмотрел на него с жалостью и тоской, на минуту он перестал рыдать, и с меланхоличным равнодушием стал раскручивать барабан. Он шмыгнул носом, громко выругался и приставил ствол к виску. Гости ненадолго притихли, палец мужичка медленно полз к курку.

Артём застонал от досады, и сразу же грохнул выстрел. Громкий звук разорвал пространство, в маленьком помещении он был ещё сильнее. Казалось, что барабанные перепонки лопнули, радостные вопли господ доносились, словно через ватную прокладку.

Бедолаге — мужичку снесло всю левую половину черепа, кровавый фарш разбрызгался на гостей, но они только радовались этому. Кровожадные изверги!

— Умрите вы все, гады! — что было сил закричал Артём.

Рефери стал заряжать забрызганный кровью револьвер. Первая пуля, и ещё одна! Четыре пули в шестизарядном барабане! Шансы минимальные, и пленники понимали это.

— Крути! — оружие досталось Антону.

Грачёв не мог смотреть на это, он молил Бога, старался не спрашивать за что ему такие муки, просто просил помощи. «Питон» завертелся на столе, постепенно снижая обороты. Ствол подполз к Антону. Тот громко и нецензурно выругался, взял оружие, медленно проворачивая барабан.

— Тёма, ты меня прости, если что не так, знай, ты был моим лучшим другом. Я рад, что ты, брат, до последнего был рядом, и не серчай, за… — Антон приставил ствол к виску.

Грачёв не стал смотреть на всё это, он опустил голову, закрыл глаза, он не мог видеть смерть ещё одного близкого человека.

Антон зарычал, его лицо покраснело от злобы и бессилия, он медленно подводил палец к спусковому крючку. Все снова замолкли, помещение стало образцом тишины. Выстрел! Он прозвучал для всех настолько неожиданно, что Артём даже не сразу догадался о произошедшем. Следом послышался стон. «Вряд ли застреленный в голову, может стонать» — пронеслось в голове Грачёва, и он сразу открыл глаза.

Рука Антона с «Питоном» уже летела по дуге, навстречу парню. Всё вокруг, как будто замедлилось. Словно мозг услужливо показывал картинку не торопясь, что бы можно было сориентироваться. Конвоир позади Антона, тихонько летел навзничь, именно его стон Артём и услышал. За секунду, парень догадался, что его товарищ по несчастью, в последний миг сдвинул ствол «Питона» за спину, убив охранника. Новый выстрел грохнул прямо над головой, и всё погасло. Мрак ударил в глаза, будто в комнате потушили свет. Так и оказалось, со звоном брызнули осколки единственной лампочки на потолке, питающейся от небольшого генератора.

— Тёма, беги! — сквозь пелену долетело до слуха Грачёва.

Тело всё делало само, задумываться не приходилось. В темноте выхода видно не было, но зрительная память воссоздавала образы сама. Следующий выстрел лишь на мгновенье осветил помещение, но этого хватило. Гости хватали пистолеты, вытаскивая их из-под толстых животов, конвоиры у дверей стягивали автоматы, Левый охранник, Антонов, уже падал, неловко взмахнув руками. Правый, Артёмов, увидел своего беглеца, и стал направлять на него дуло автомата. Грачёв сменил свою траекторию, что бы противостоять конвоиру. Антон снова нажал на курок, но целясь уже в Артёмова противника, послышался глухой щелчок.

Инстинкт самосохранения вкупе с рефлексами помог отменно. Артём ударом кулака в челюсть туземцу, буквально сбил его с ног. Из домика парень вылетел первым, следом Антон. Грачёв чувствовал, как приятно просто бежать, ноги несли его с такой лёгкостью, с такой быстротой, что парень наверняка, обогнал многих олимпийцев.

Двое часовых на вышке сориентировались не сразу, разумеется, стрельба из дома вождя, где он коротал время игрой в рулетку, сбила их с толку. Да и благодаря ночному сумраку, разглядеть беглецов было трудно. Так что луч прожектора стал рыскать по полю, когда пленники были уже на полпути к спасению. Дуло крупнокалиберного пулемёта медленно сопровождало жёлтый кружок на траве. С шумом, криками, руганью, стреляя во все стороны, высыпались из домика гости. Не сговариваясь двое беглецов, бросались из стороны в сторону, то пригибаясь, то перепрыгивая кочки, они петляли подобно зайцам, осложняя работу часовым.

Надо отдать должное часовым на периметре, прохаживаясь из стороны в сторону, они первыми бросились на перехват.

— Тёма, быстрее! — крича, Антон указывал направление пальцем.

Артём свернул на небольшую тропку. Пулемёт застрекотал, сразу, когда беглецы уже влетели в чащу. Пули крупного калибра, решетили лес, тонкие веточки, небольшие деревца, щепки, куски коры, земляные фонтаны, всё смешалось в единую кашу. Вжав голову глубже плеч, друзья неслись всё глубже в лесную гущу. Ветки больно хлестали по лицу и полуголому телу, босые ноги сильно кровоточили, разбитые о камни, и острые палки, но остановить Артема, который уже чуял запах свободы, было невозможно.

Вскоре пулемёт стих, зато слышались вопли и крики туземцев, они бесшумно, словно тени, плыли по лесу. Нога Грачёва провалилась в какую-то нору, предательски ответив острой болью. Парень, выругался, пытаясь подняться, товарищ бросился было на помощь, но совсем близкий выстрел оглушил обоих. С хрустом разлетелись ветки, щепки брызнули в лицо. Артём на четвереньках заполз за дерево, Антон тоже укрылся за толстым дубом.

— Дуплетом пальнул! — сообщил Антон.

Артём тоже догадался, что выстрел такой силы мог быть лишь из двух стволов, и то — дробью. Когда всё затихло Антон, осторожно высунулся, и сразу вернулся назад, закрыв голову руками. Дробь выбила фонтаны щепок из ствола дуба. Антон проверил последний патрон в барабане, приготовился.

— Артём, давай!

Грачёв сиганул с низкого старта, оглядываясь на туземца с обрезом. Он вскинул оружие, но тут грохнул выстрел «Питона», и туземца откинуло. В его руках, сведённых предсмертной конвульсией, громыхнул левый ствол. Тут — то Грачёв догадался, что Антон выставил его приманкой, бывший охотник, конечно, же, знал, что в обрезе ещё оставался заряд.

— Давай — давай, пошёл! — подтолкнул, опешившего товарища, Антон.

Уже рядом с улюлюканьем выпрыгивали туземцы. И вновь началась погоня. Артём уже не смотрел назад, не следил за товарищем, который так легко и просто распорядился его жизнью, парень просто бежал, сконцентрировавшись на преградах и скорости.

— Направо! — рядом возник Антон, толкнув друга на дорогу.

По хорошо видимой тропе бежать и вправду было легче, но здесь беглецы становились лёгкой мишенью. По сей час всё обходилось, погоня немного отстала. Антон, не видя ничего вокруг, бежал изо всех сил, но их у него оставалось мало, к тому же парень зачем — то продолжал сжимать револьвер. Более ловкий Грачёв двигался немного впереди, по правой обочине, что бы можно было укрыться в лесу сразу же.

«Свобода! Вот она свобода! Наконец — то!» — стучало в голове Артёма.

Он так бы и бежал без остановки до самого Промграда, а там уже засел, и не высовывал больше носа за городскую границу, но резкий полный ужаса вопль заставил остановиться. На мышцы накатилась волна дикой усталости, но главное, что от этого крика похолодела спина.

Антона уже не было за спиной, когда Артём обернулся, зато его матерная ругань, стоны и крики разносились по всей округе, указывая направление погоне. Грачев, было, подумал, что Антона утащили в лес и кинулся назад. Лишь по счастливой случайности его не угораздило упасть в волчью яму, вслед за товарищем. Бедолага лежал на дне, сжимая кровавое пятно на боку. Видать Антон успел перепрыгнуть большую часть кольев, но при падении разорвал левый бок. Волчья яма с кольями на дне была глубиной не более двух метров, да ещё и немного пологая с краю Артёма.

— Помоги, брат! Прошу, не бросай меня! — взмолился беглец, сжимая зубы, что бы не кричать от боли.

— Да — да, сейчас, ты потерпи, я скоро.

Антон метнулся в лес, слушая ругань в свой адрес, а потом снова мольбы.

— Ирод ты! Ну, помоги! Тёма! Чёрт, не бросай меня! Прошу!

Грачёв уже вернулся с длинной веткой в руках, не медля, спустил её в яму. Крики туземцев приближались, треск веток слышался всё отчётливее, но Артём и не думал о бегстве, в такой ситуации он вообще не думал, только действовал.

— Давай, Антоха, тяни!

Товарищ старался изо всех сил, но рана заметно ослабляла его. Скользкие от крови руки мёртвой хваткой вцепились в ветку, босые ноги толкались по земляной стенке, оставляя на ней кровавые следы.

— Скорее, давай! — Артём лёг на спину, что бы самому втащить товарища наверх, но послышался слабенький треск.

Грачев, было, вернул ветку на исходное положение, а та снова принялась трещать. Последнее что видел Артём, это глаза своего друга. Они были полны злости, страха, в тоже время жалкие, молящие, но готовые убивать. Сразу вспомнилась поговорка: «Утопающий хватается за соломинку», так и Антон истерично цеплялся за тонкие корни, за скользкие гладкие камни. Кто бы мог подумать, что один перелом ветки может стать переломом в жизни. Антон свалился кубарем на дно со своим обломком, а Артем назад со своим концом ветки. Парень снова бросился на помощь другу, но пули из «калашникова» веером взбили фонтанчики земли, прямо перед краем ямы. Уже трое туземцев с автоматами наперевес двигались навстречу. Самый крайний дал очередь от бедра над головой Грачёва. Дикари игрались с пленниками, отлично осознавая их безнадёжное положение.

— Артём, — вновь застонал товарищ, — Помоги! Дай руку!

Парень свесился в яму, протянул растопыренную ладонь. Оставшиеся силы Антон вложил в прыжок. Но он так и не дотянулся до «спасительной соломинки», сильно ударившись и скатившись вниз, оставляя за собой кровавый след.

Новая очередь забрызгала грязью лицо Артёму, парень не выдержал — отполз. Разрываясь между страхом и мольбами беспомощного друга, Грачёв стоял перед труднейшим вопросом. Туземцы уже совсем рядом, кто-то достал нож.

— Прости, Антон, прости! — прикрыв голову руками, Артём бросился бежать.

— Гори в аду, сволочь! Я не прошу тебя! — орал в след Антон, затем его крик стал молящим, слабым. — Тёма, не бросай меня! Вернись! Тёма!

Грачёв застыл прямо перед кромкой леса, повернулся к яме, над которой склонились дикари.

«Хватит уже бегать! Пора бороться со страхами! Бросить друга я не могу. Сейчас столкнул ближнего, попробую ударить правого, того который с ножом ударю вот тем обломком ветки. Главное успеть. Держись Антон!» — Артём решил всё это за долю секунды, бросился на помощь, но яркая вспышка ослепила.

Поплыли радужные круги на чёрном фоне, ночное небо, кроны деревьев, всё поплыло, завертелось перед глазами. А потом твёрдая почва, и наглая ухмылка напавшего со спины туземца. И наконец, темнота, решившая все проблемы, и создавшая новые.

Глава 21 Месть

Леса под Промградом. Туземная деревня.

Страх. Рассуждать об этом термине можно очень долго. Но сказать точно можно лишь одно: это чувство известно всем. Нет людей, которые ничего не бояться, есть только те, кто может побороть страх в себе. Многие страхи порождает собственная фантазия. Боязнь темноты, к примеру, ничего страшного в тёмной комнате нет, но если подсознание запечатлело что — то опасное и ужасное, что кроется во тьме, то мозг сам додумает картинку. Такие страхи, в основном, пустые, вымышленные. Совсем другое дело, это вполне реальная угроза жизни. С такими страхами бороться куда сложнее. Когда мозг перестаёт думать, его туманит животный инстинкт самосохранения, и в дело идут рефлексы, подбадриваемые состоянием аффекта. Подсознание не нуждается в мозговых действиях, оно старается сохранить организм от видимой и явной угрозы. Выходить, что трусость — это лишь защитная реакция организма на опасное воздействие окружающей среды. А инстинкт самосохранения — иммунитет. Люди, которые способны побороть свой страх, в которых сила духа и крепкий характер главенствуют над «иммунитетом», обычно именуются окружающими, как герои. Или же их зовут бесстрашными.

Конечно, если человек единожды проявил слабину, его нельзя сразу клеймить трусом. Осознание себя «слабаком» так же откладывается в подсознании человека, а значит, он может проявить себя геройски, или же просто смело, дабы доказать всем своё бесстрашие. Но никто кроме самого человека, не избавит его от страхов и трусости. Только ты сам можешь воспитать в себе силу духа, и оседлать подсознание.

«Я же пытался вернуться, я же смог! Что же это за жизнь такая? Я не бежал, нет! Я боролся! Но что мне оставалось? Ноги не слушались, казалось, тело само бежит от туземцев, что же за напасть? Я не трус, нет! Я смогу бороться со своими страхами. Я же не боялся нажать на курок, когда ствол «Питона» был у виска? Нет, а многие смогли бы вытерпеть это психологическое давление?! Нет! Я не сломаюсь, не дождётесь! Я выживу, плевать! Просто выживу, сбегу и… Просто сбегу. Я просто хочу жить!» — что — то из этих мыслей, крутящихся в больной голове Артёма, сходили с языка, да только никто их не слышал.

Парень, то впадал в забытьё, то снова выкрикивал матерные слова в адрес дикарей, то замыкался в себе, оставаясь наедине со своими мыслями, подбадривал себя, но ослабевая, снова терял сознание, а может просто засыпал. Грачёв понимал, что невольно пытается оправдать себя, винит судьбу, обстоятельства, слепого Антона, туземцев, но только не свою растерянность. Себя не обманешь. Никто ведь не винит Артёма в трусости, он сам осознаёт её, сам корит себя, в который раз настраиваясь, что при следующем таком случае не сбежит. А судьба услужливо подаёт ему всё новые и новые испытания, позволяет исправить ошибки, не допустить новых, но всегда это неожиданно, внезапно, и только потом Артём осознаёт, что был шанс, что надо быть смелее.

Грачёв сидел в мутной холодной луже, посреди насточертелой площади, его руки, заведенные за спину за столбом, были связаны. Мокрый холодный столб колол голую спину, но эта боль не могла сравниться с той, которую пережил прошлой ночью Артём. Когда туземцы, разъярённые погоней, наглой стрельбой в домике вождя, схватили обоих беглецов, они собирались сразу расправиться с ними. Но вождю хотелось крови, страданий, боли! Как впрочем, и его гостям. Что сталось с Антоном, Грачёв не знал, в ту ночь всё перевернулось. Его схватили, притащили в деревню, от души избили, затем по приказу вождя, широким ножом сделали несколько довольно глубоких разрезов на левой ступне. Так сказать для острастки, что бы бегать больше не хотелось. Ту адскую боль Артём запомнил навсегда. Как холодное, острое, как бритва, лезвие широкого ножа медленно, с наслаждением ползёт по рванной, битой во время бега ступне. Такой боли и врагу не пожелаешь, а молодой парень испытал, и спрашивается: за что? Мало ли как в жизни судьба повернёт, как её дорожка искривится.

Бегать теперь и вправду не хотелось. Артём желал только одного: впасть в забытьё. Но частые острые боли возвращали его в сознание. Отёкшие от побоев веки с болью открылись, когда подбородок клюнул в свежую рану на груди.

Раннее утро окутало деревушку, опустился плотный туман, на улице не было ни души. Артём поблагодарил за это Господа, ибо не хватало ещё молодых шакалят, которые любят поиздеваться над связанными пленниками. Где — то в глубине поселения противно закукарекал петух, ему в ответ протяжно каркнула ворона. Когда этот оркестр замолк, послышалось тихое щебетание лесных птичек, будто и не было той ужасной ночи.

Артём прикрыл глаза. Отец стоял перед ним, улыбался.

— Ты у меня молодец, я то, конечно, этого не одабриваю, ты знаешь, но понимаешь, что мне в этом нравится?

— Нет, — робко ответил юный Артём.

— То, что ты сам добился этого! Ты молодец, я горжусь тобой! — и потрепал сынишку по голове.

К чему вспомнился Артёму этот разговор, про успех в поступлении в медицинский институт, он не знал. Наверное, просто приятно было знать сейчас это, что отец тобой гордиться. Грачёв слышал такие слова от отца не часто, а если учесть как долго и упорно он трудился, что бы поступить в институт Красного Креста, то они будут ласкать ему слух до скончания веков.

А потом появилась Наташа. Все сидели за большим столом, гости, родители именинника — лучшего друга Артёма, и сестра виновника торжества — Наташа. Она с длинными волосами, заплетёнными в толстую косу, в пышной кружевной блузе, в цветастой юбке до колен, сидела напротив Грачёва. Её грация, манеры, настоящая дама! Не те клубные существа лёгкого поведения с повадками из публичного дома. Таких «пустышек» полно, а Наташа такая одна. Богиня! Ни за что не поверить, что она дочь шахтёра, ребёнок крестьянской семьи. Артём смотрел на неё заворожено, словно под гипнозом, внимательно изучал её прелестную тонкую фигуру, её нежное с правильными чертами лицо, не требующее ни капли, ни грамма макияжа для красоты. А когда приходилось встретиться мимолётными взглядами, Грачёв не выдерживал — опускал глаза.

Потом сладостные воспоминания переросли в сон, где Наташа шла к нему. Она что — то говорила Артему, да только он дурак слышал лишь неуместное щебетание птиц. А потом оно прервалось, но Наташа продолжала шевелить губами, медленно, пятясь. Почему — то слеза покатилась по её щеке, рядом возник туземец, с ножом, с перекошенным от ярости лицом, на котором сверкал красный отпечаток ладони. Он ухватил девушку за плечо, бедняжка сжалась. Артём дёрнулся на помощь, уже предвкушая, как его кулак врежется в челюсть врагу, но кисти лишь отозвались острой болью. Очнулся Грачёв от собственного стона. Он продолжал бездумно дёргаться, извиваясь на столбе, пока остатки сна не пропали совсем.

«— В лесу ничего не бывает просто так, внимательно следи за знаками!

— Какими?

— Лес сам укажет, например, если птицы молчат, значит, кто — то рядом, помни это!» — вот этот разговор с Шерханом и всплыл в памяти Артёма.

Часовые на вышке тоже насторожились, один подошёл к пулемёту, второй припал к биноклю. Зависла напряжённая тишина, пленник даже услышал, как тикают его наручные часы, чудом сохранившиеся на руке. Зато эта вещь, как талисман, вселяет надежду в Артёма, это не просто пустые воспоминания об отце, или Наташе, это подтверждение реальности, а не снов или фантазий. Парень изловчился, скрипя от боли зубами, и краем глаза увидел за спиной часы, идут — Артём улыбнулся.

6:00.

Шипение разорвало вакуумную тишину. Грачёв завертел головой, пытаясь понять, что происходит, как в этот момент грохнул взрыв. В вышку. Именно туда попал снаряд с РПГ. Хлипкую деревянную башенку разнесло на части, кровавые ошмётки часовых накрыли деревню, изогнутый пулемет, вращаясь, полетел в лес, щепки и доски осели на поселение. С руганью, матом, на улицы высыпались полуголые дикари, зато все с оружием, будто с ним и спали. Загудела труба, кто — то гундосил тревогу. А с леса заспанных дикарей уже встречали длинные тугие очереди. Деревня была охвачена в полукруг. То ли нападающие не успели окружить до конца, то ли их не так уж много, либо у них свой более продуманный план. Надо отдать должное туземцам — довольно быстро они сориентировались, разбились по тройкам, заняли круговую оборону, прикрывая отступление женщин и детей в восточную, свободную часть деревни.

Из-за деревьев цепью шли бойцы в камуфляже.

— Охотники!

— Срисовали нас, пацаны!

Озвучили несколько дикарей догадки Артёма. Да, эти люди были похожи на охотников, но только было в них, что — то иное. Оружие как на подбор «Калашниковы», одинаковые камуфлированные костюмы, правда, выделялось среди них несколько человек в чёрных плащах, с ружьями в руках. «Наверное, проводники, из местных» — догадался Артём. И всё же не очень походили нападающие на простых охотников, во — первых, само количество, около пятидесяти штыков, во-вторых, манера ведения боя, слишком они на солдат походили. Да вот только времени размышлять, не было, всё происходило довольно быстро, не как вчера в палатке.

На фоне общего треска автоматов отчётливо выделялся протяжный, громкий, реденький огонь винтовки. Стрелял «кукушка» (снайпер на дереве) профессионально — выбивал пёстрых гостей.

«Свои!» — обрадовался Артём, но сразу же пришла более страшная мысль: «Можно подумать они спасут меня и отпустят, я же без клейма, не могу доказать, что я гражданин НОРа, а нрав охотников я уже знаю, в рабство меня продадут. Как пить дать, продадут!»

Из огня, да в полымя. От безысходности Артём заёрзал, пытаясь высвободиться, но верёвка слишком сильно сжимала кисти, они затекли и уже почти не ощущались.

* * *

Ефрем шёл прямо, не кланяясь презренным туземцам, на нём была чёрная безрукавка, из-под которой выглядывала цветастая рубашка, светло коричневые широкие штаны с множеством карманов, удобные кроссовки. Так, что вид у капитана был совсем не командирский, но оно и не требовалось, Дерягина солдаты уважали, и слушались с полуслова.

— Давайте ребята! В атаку! Покажем им, как Республиканская армия воюет! Дави гадов! — покрикивал Ефрем, перезаряжая «Глок».

Он, как диверсант и разведчик очень ценил и уважал это оружие, складывающее в себе и убойную силу, и точность, и надёжность, приличный объём магазина, и ко всему прочему небольшие габариты и невесомость. Стрелял капитан легко, свободно, чувствовалась набитая рука. Он почти не целился, стрелял интуитивно, но точно, экономно. Одной руки хватало, что бы вести огонь, к помощи левой Ефрем прибегал, лишь при стрельбе по дальней цели.

Казалось, что Дерягину вовсе не интересны разукрашенные дикари, он, даже стреляя, смотрел, словно сквозь них, у капитана была совсем другая и более важная задача — найти Артёма Грачёва. Память на лица у него естественно, была отменной, потому молодого парня он узнал бы с лёгкостью. Но увидев полуголого, с длинными слипшимися в сосульки волосами, заросшего щетиной, пленника, привязанного к столбу посреди площади, Ефрема стали одолевать сомнения. К бедолаге спешила какая-то дикарка с ножом в руке, капитан испугался.

— Артём! — громко окликнул пленника Дерягин.

* * *

— Тёма! — услышал Грачёв за спиной тонкий девичий голос.

Кристина упала рядом на колени. В одной руке она сжимала нож, во второй — маленький пистолет Макарова.

— Артём, ты прости меня, прости, пожалуйста! — пролепетала она, — Ты выживи, прошу тебя!

В её глазах была жалость, раскаяние, гримаса изображала сострадание.

Кристина вонзила нож рядом с руками пленника, и с проворностью кошки кинулась прочь с площади.

— Постой! — запоздало пришёл в себя Грачёв, но времени терять на прощание не стал.

Он без труда достал нож, разрезал верёвки на руках, отбежал. Как оказалось — вовремя. По столбу прошлась шальная очередь. Парень обернулся — кто — то надсадно звал его.

* * *

В рядах туземцев объявился командир, они рассредоточились, и стали вести более сконцентрированный и массированный огонь. Кто — то забрался на крышу домика, и с криком саданул фугасным снарядом из РПГ по наступающим.

— Ложись! — застыл крик в горле Ефрема.

Капитан первым распластался на земле. Снаряд ещё не успел разорваться, как стрелок уже падал навзничь, поражённый снайпером. Ухнул взрыв. Сильный, близкий, оглушительный. Засвистели осколки, горячие комья земли осыпали распластавшегося в траве Ефрема. Он, сплёвывая грязь, поднялся первым, и, ведя заградительный огонь, кинулся в укрытие, крича команду:

— Вперёд! В укрытие! Занять позицию!

Наглядный пример командира воодушевил бойцов, они побежали к ближайшим домам. Туземцев оттеснили к центру деревни, республиканцем осталось занять окраину.

— Ну что, командир, видел своего Артёма? — подскочил Рябой.

Теперь они оба сидели за полу разрушенным основанием домина, пригнувшись.

— Да! Ты тоже его видел?

Следопыт немного высунулся из укрытия, но сразу же вернулся обратно. Грохнул близкий взрыв гранаты. Осколки застучали по укрытию, мусор накрыл капитана и следопыта.

— Ух, гады, гранатки швыряют! — заявил Рябой.

— Куда Артём рванул?

— Вон в тот домик, который самый приличный, в центре.

— Вождя их него?

— А чёрт его знает, — пожал плечами Рябой.

* * *

«Что-что, а свои вещи отдавать этим гадам я не стану!» — твёрдо решил Артём. Он со всех ног бежал к домику вождя, растирая окровавленные запястья. Грачёв видел, что все женщины и дети сбегаются в небольшой амбар на окраине. Вряд ли они там укрывались, скорее какой — то подпол, или подземный ход. Но туда Артём не спешил, он больше не собирался приклоняться перед дикарями, как никогда он почувствовал в себе силу. Хромая на порезанную левую ногу, ему удалось добраться до жилища. Грачёв толкнул дверь. В нос ударил едкий табачный дым, внутри никого не было. Артём сразу увидел свой вещмешок, который ещё вчера приметил. Он подковылял, обнаружил внутри нетронутый дневник, огрызок карандаша, затем сгрёб всю еду со стола, там было несколько консервов, две пачки сухарей, просроченные шоколадные батончики. Пленник уже собрался бежать, но увидев «Питон», висящий на стене, замер. Это был тот самый револьвер, которым вчера он играл в рулетку, тот, который держал до последнего Антон.

Артём с трудом достал оружие с высокой стены, скинул в вещмешок две коробки патронов, горсть в карман, и стал заряжать. Барабан с лёгкостью вернулся на своё положенное место. За спиной послышался треск, парень обернулся. В дверном проёме застыла высокая фигура вождя. Его взбешённое лицо перекосилось при виде знакомого пленника. Туземец не поднимая руки с «Макаровым», он лишь медленно двинулся вправо в обход столу. Артём тоже стал медленно двигаться в правую сторону, не желая вступать в близкий телесный контакт с противником. Дверь за дикарём со скрипом захлопнулась, упокоив дом во тьму.

Грачёв, отвлекшись на дверь, успел только заметить дикое с алым отпечатком ладони лицо. Вождь накинулся внезапно, с проворством и ловкостью кошки. Ещё не успел упасть на пол пистолет «Макарова» с пустой, как оказалось обоймой, а противники уже сцепились. Дикарь лишил преимущества своего пленника сразу же, выбив из руки «Питон». Они повалились, одаряя друг друга сильными ударами, покатились, сбивая всё на своём пути. Артём бился, как мог, отбивался яростно, понимая, что этот туземец ему пощады не даст. Сильный удар в висок, который парень пропустил, посеял в глазах весёлые искорки. В тот момент, когда самочувствие нормализовалось, вождь уже навис сверху с ножом. Грачёву удалось увернуться от смертоносного удара, откатившись. И парень вновь оказался на ногах.

«Револьвер! Только бы достать его!» — успела пронестись здравая мысль в голове пленника. Артём рванулся к спасительному оружию быстро, уже протянул руки, но туземец предугадал его действия — и сильный удар ноги обутой в берцы, отправил бедолагу на злосчастный стол. Он затрещал, но исхудавшего парня выдержал. Артём, скользя на гладкой поверхности, сбивал своим телом карты, бутылки со спиртными, кружки, в том числе и свой вещмешок. Всё это вместе с парнем осыпалось на пол, с опрокинутого стола. Не успел Грачёв прийти в себя, как проворный и молниеносный вождь снова оказался над ним. Куда — то делся его нож, но и без оружия дикарь справлялся более чем умело. Сильные жилистые руки сдавили горло Артёма. В глазах опять потемнело, совсем недавно ему приходилось чувствовать это. Рука судорожно шарила по полу, вскоре нащупав твёрдую округлой формы вещицу. Не раздумывая, Грачёв ударил ею противника. Это оказалась жестяная банка консервов. Ударившись в нос туземцу тонкое донышко прогнулось. Вождь взвизгнул от боль, впервые за весь поединок. Он схватился за разбитый, а может и сломанный нос, из-под его рук сразу показались струйки крови.

Толчок, последнее усилие, и холодная рукоять «Питона» оказался в ладони Артёма. Беглец успел перевернуться на спину, а вождь всё не отставал, он ведь тоже понимает, что из этого поединка выйти живым может только один. На кровоточащем лице туземца появился животный хищный оскал. Противник навалился на парня, ударил в лицо, одной рукой, второй. Интуитивно большой палец Артёма взвёл курок. Выстрел ударил по барабанным перепонкам неожиданно, особенной для туземца, который уже предвкушал свою победу, избивая обессиленное тело. За первым выстрелом, последовали ещё два, сразу, без перерыва, слившись в один грохот.

* * *

— Заряжай подствольники! Готовьте гранаты! По моему сигналу залпом! — заглушая грохот боя, командовал Ефрем.

Рябой послушно выдернул чеку, сжимая скобу Ф-1 в руке. Дерягин, осмотрев готовность солдат, громко закричал:

— Огонь!

Десятки гранат устремились в сторону позиций противника. Громовой каскад разлетелся по лесу. Из-за взрывов не было слышно истошных воплей и стонов дикарей. Деревню окутало темным, разъедающим глаза дымом.

— Пошли! — скомандовал капитан.

И мгновенно, под дымовой завесой зашевелились солдаты. Они распределились цепочкой, охватывая в полукруг деревушку. Туземцы были разбиты, лишь редкие единицы безнадёжно отбивались. Многие выжившие после лёгкого артобстрела кончали жизнь самоубийством, прекрасно понимая, какое незавидное будущее им светит. Большинство домов были охвачены огнём, где-то с шипением взрывались боезапасы и топливо.

Ефрем, перезаряжая Глок, спешил к площади, где последний раз видел Грачёва.

* * *

Вязкая струйка крови полилась со рта вождя на лицо Артёму. Обмякшее тело придавило своей массой. С трудом парню удалось столкнуть с себя труп, он не побоялся заглянуть в остекленевшие глаза врагу. Дикую злобу и ярость увидел он в мутных очах вождя. Артём вновь убил человека, но на этот раз его не трясло, не было жалости к этому зверю, не было чувства вины. Только удовлетворение. Оно тёплой струйкой растекалось по душе. Месть. Впервые Грачёв почувствовал сладость мести. Злорадная кривая усмешка расцвела на лице парня. Сколько он натерпелся от этого человека, сколькое пережил.

— Теперь всё кончено. Гори в аду, зверина! — собственный голос прозвучал для Артёма непривычно грубо и зло.

Грохот с улицы ударил по ушам, будто атаковала артиллерия. Грачёв выскочил из дома. Позиции туземцев были окутаны чёрным дымом, кто-то носился с воплями охваченный огнём, кто-то трусливо бежал в лес, иные же со стонами раненые медленно умирали без помощи. Привалившись спиной к стене, сидел молодой, совсем ещё мальчишка туземец. Он бросил затравленный испуганный взгляд на Артёма, а потом поднёс «Макарова» ко рту. Грачёву стало жаль паренька, он кинулся к нему, что бы остановить, но грохнул выстрел. Кровавые брызги ударили в лицо Грачёва. Мальчишка так и не открыл глаз, после того как зажмурился, его тело продолжало биться в конвульсиях.

— Артём! — послышалось со стороны атакующих.

Грачёв обернулся, и, увидев смазанные силуэты, гордо шагавшие цепью из огненной завесы, кинулся к амбару, где прятались туземные женщины и дети.

«Голос не Антона, это главное, остальное не важно» — и решительно беглец кинулся через улицы, пригнувшись, петляя из стороны в сторону.

Двери были распахнуты, что весьма подозрительно, Артём присел рядом, рассчитывая внезапно ворваться внутрь. Впереди за поваленным деревом сидел Норман. У него в руках был старенький затёртый карабин, дуло которого было направленно на беглеца. То, что Артём не успеет укрыться, он уже понял, и почти не сомневался, что туземец решит отомстить за брата.

Норманн видел жалобный взгляд пленника, и не спешил нажимать на курок.

Грачёв, внимательно вглядываясь в грязное лицо туземца, увидел еле заметный кивок.

— Артём! — снова раздалось со стороны площади.

Обернувшись, парень увидел совершенно незнакомого человека. Он был в разорванной чёрной дымящейся безрукавке, из-под которой виднелась цветастая рубашка, его коричневые с множеством карманов штаны были, порваны и прожжены в нескольких местах, в правой руке он нёс Глок, а левой махал беглецу. Артем ещё долго вглядывался бы в лицо этого незнакомца, но резкий протяжный выстрел прервал эту идиллию. Грачёв машинально пригнулся, но пуля как, оказалось, предназначалась не ему.

Норманн стрелял метко, и, несмотря на довольно большое расстояние, ему не стоило большого труда попасть в одинокую фигуру человека посреди площади.

Всё произошло мгновенно, Ефрем даже не успел понять, что произошло. Неведомая сила ударила в грудь, подбросила, как плющевую игрушку, и опрокинула навзничь на землю.

Увидев, как незнакомца пуля сбила с ног, Артём не стал испытывать судьбу и забежал в амбар.

Глава 22 Вольность

Леса под Промградом.

Клаустрофобия. Это довольно страшное психическое заболевание. Им могут страдать даже люди с совершенно здоровой психикой. Когда оказываешься в замкнутом помещении со слабым, давящем освещением, становится страшно. И страх этот не как иммунитет, он не помогает спасти организм, а наоборот убивает его. Человек поддаётся панике, совершает безумные действия, которые только усугубляют положение. Надо иметь сильное самообладание, что бы в критической ситуации успокоить себя, и найти выход.

* * *

Это всё пришлось почувствовать Артёму. Он полз по узкому тёмному тоннелю. Колени хлюпали в почвенных водах, корни деревьев хватали за плечи, царапали лицо и спину. Парню пришлось закрыть глаза, что бы их ни выцарапали корни, и не засыпало землёй. Вещмешок из водонепроницаемой ткани был как раз кстати. Его Артём толкал перед собой, предварительно спрятав там «Питон».

«И как только удалось тут пройти детям и женщинам, разве никого не захлестнула паника? Видимо страх охотников, или кто они на самом деле, оказался сильнее глупой клаустрофобии».

Грудь не могла раскрыться полностью, каждый вдох давался с трудом. А задыхаться страшно, уж поверьте мне! Когда глаза охватывает пелена, вспыхивают тёмные круги. Словно рыба Артём хватал затхлый воздух губами, но лишь мизерные дозы кислорода попадали в лёгкие.

Когда хлюпать под ногами перестало, и корни стали более частыми, Грачёв понял, что территорию деревни уже покинул, и теперь под лесом. К сожалению, от этого тоннель не стал шире.

Что бы отвлечь себя от паники Артём стал прокручивать в памяти последние мгновения.

После того, как Норман подстрелил незнакомца в безрукавке, пленник забежал в амбар, объятый пламенем. Как и ожидалось, туземных женщин и детей он не встретил. Лишь тюки сена, дрова для костра, инструмент пылали. Грачёв метался, задыхаясь и кашляя из-за дыма, но пути назад у него не было, ибо солдаты, ставшие у дверей с автоматами наперевес, готовы были стрелять в любого, кто выскочит из горящего здания. И в то время как Артём свалился обессиленный, пополз по полу, шаря ладонями, он наткнулся на массивное кольцо. Разве может горячее железо остановить умирающего? Небольшие ожоги, зато теперь Артём спасён, люк открыт, он в тоннеле, по которому спаслись туземцы. То, что его никто не преследует, Грачёв был уверен, ведь отчётливо слышал, как обвалился амбар за спиной.

Последний удар…. И крышка подземного хода, прикрытая дёрном и тяжёлым камнем, с треском отлетела. В тоннель залился яркий свет. Жмурясь, тяжело дыша и постанывая от полученных ран, Артём выбрался в лес. Ни стрельбы, ни криков солдат и дикарей, ни взрывов, ничего не было слышно. Лёгкая тишина веяла спокойствием, убаюкивала, расслабляла. И парень дал себе несколько минут, на то что бы просто полежать на тёплой траве, прикрыв глаза. Как прекрасно ощущать себя свободным! Вот она Вольность!

Достав «Питон», Артём закинул вещмешок за спину и быстрым шагом двинулся в противоположную сторону от деревни. Неважно куда, главное — дальше от дикарей, дальше от солдат и всех людей вместе взятых.

После марш-броска парень вновь повалился на траву посреди поляны. Болела левая нога, изрезанная ступня давала о себе знать, да и общая усталость валила с ног. Достав дневник, он принялся записывать огрызком карандаша всё, что пережил за последние дни. Почерк был не разборчивым и кривым, не только из-за усталости, ещё и забылось, как это — писать карандашом. По завершении своей работы, Артём откинулся на спину, и сам не заметил, как задремал.

Проснулся он от странного шума. Параноик даже револьвер вскинул, чем и спугнул виновника тревоги — ловкого соловья. Небольшая птица вспорхнула и исчезала в кронах деревьев-исполинов. Блаженно Грачёв снова лёг. Силы немного восстановились, и беглец занялся рассматриванием своих наручных часов. Единственная память об отце! Чудо, то, что они сохранились.

— Отец… Я хочу, что бы ты гордился мною… Я знаю, ты редко мне об этом говорил, по-твоему, я не заслуживаю этого… Возможно. Просто, я обещаю, что оправдаю твои надежды.

Артёму стало грустно, потому он решил двигаться дальше, чтобы не думать о прошлом.

* * *

Ориентироваться в лесу трудно. Грачёв понял это, когда после привала с сытным обедом возле ручья потерял единственную тропку. Сумерки спустились на лес, вдалеке стал слышен вой волков, ухал филин. Поняв, что ночью бродить по лесу не только опасно, так ещё и бесполезно, потому что можно заблудиться ещё больше, Артём стал разводить костёр на ночь. Коробка спичек в вещмешке была, как впрочем, и много всяких хозяйственных предметов. Потратив последние силы на собирание дров, Артём всё же получил награду. Влажные ветки сильно дымили, чем демаскировали бродягу, но усталость и озноб доводили до безумных поступков. Артём свернулся рядом с костром, подложил под голову вещмешок.

Ему хотелось выбросить из головы прошедшие дни, самое ужасное время в его жизни. Забыть боль, унижение, страх, предательство, смерть, всё это стереть из памяти. Но, к сожалению, именно эти дни отпечатались особенно сильно, уже позабылась однообразная жизнь в Промграде, смерть Спичкова покрылась пеленой забытья, и только дни плена отчётливо плыли перед глазами, так помнились лишь лица отца и Наташи, самых дорогих в жизни людей. Артём сам чувствовал, что изменился. Он никогда больше не станет прежним, есть жизнь до плена, и есть после, иначе быть не может. Парень чувствовал себя сильнее, он впервые почувствовал себя мужчиной. И не важно, что сейчас он еле двигается, его знобит, температура повышена, главное, что это время изменило его.

«То, что не убивает нас — делает нас сильнее» — вспомнились уместные слова Артёму.

* * *

Последнее время Грачёв не чувствовал себя в безопасности. А тут, уснул, крепко, даже пение птиц не разбудило. Зря он забыл, что угроза ещё рядом, ведь это дикие опасные территории. Проснулся он только от холода, костёр давно уже погас, и росса засверкала на травах и листочках, на лес опустился туман. Пришлось заново разводить костёр и греться. Хотелось выпить родниковой холодной воды из фляги, но жар напоминал о простуде, по этой причине, Артём подогрел воду, и банку тушёнки. Ножом, он вылавливал из масла кусочки мяса и отправлял их в рот, закусывая сухарями. Ел Грачев, не спеша, получая удовольствие от насыщения. И почувствовав прилив сил, он двинулся дальше.

Река Зелёный Туман. Её Артём узнал бы из тысячи. Клубы зелёного переливчатого тумана накрывали бурные потоки. Благо, что мост нашёлся сразу, на него путник и вышел. С одной стороны беглец обрадовался — хоть какой-то ориентир, но это значило, что он вернулся. Миновав мост, и отойдя на безопасное расстояние от химически заражённой реки, Артём сделал привал. Устал он неимоверно, жар усилился, бедолагу знобило, голова шла кругом, и если бы не трость, поддерживающая его, то пришлось бы ползать на четвереньках. Сделав глоток из фляги, парень провалился в беспамятство.

Терять вот так сознание, опасно, на молодого путника могли напасть и туземцы, и охотники, даже дикие звери. Слава Богу, в этот раз обошлось. Во время нахождения в бреду, Артём всё время стонал, что-то бормотал, ему был необходим уход со стороны, как это бывает? Добрый старик — охотник должен был подобрать заболевшего, отходить на травах, или же какой-нибудь крестьянин должен помочь. Да вот только в жизни так не часто бывает, что бы случилось такое чудо, и бессознательного человека нашли и выходили. Потому и лежал Артём один, умирающий, бредивший. На уголках его глаз заблестели слёзы, скупые такие, маленькие, как говориться, сухие.

Парень, очнувшись, выплеснул прохладную уже воду себе на лицо. С трудом, хромая, он стал двигаться по тропе всё дальше и дальше. Он припоминал, что где-то рядом должна быть деревушка Снежки, вот к ней он ориентировочно и направлялся.

Трость подломилась совсем некстати. Артём опёрся на неё, достал из-за пояса «Питон», ибо услышал шуршание в кустах. Свалившись на землю, парень сжал зубы от боли, но оружие от кустов не отводил. Теперь Грачёв точно знал, что он может убить. Конечно, если его вынудят, или он сам посчитает это необходимым, но может. Находясь в бреду, он много раз видел перед собой этого вождя, убитого собственными руками. Да он заслужил это, Артём точно знал и был уверен в правильности своего решения, но на душе всё равно было как-то скверно. Он же не убийца, пусть грех остался бы на совести напавших на деревню, но нет, судьба услужливо позволила свершить правосудие своими руками. И Артём не побоялся, подсознательно он стремился доказать всем и себе в первую очередь, что он смелый, он сильный, ведь это так, Артём Грачёв не сломался, юный врач выжил в этом аду, вот скоро выйдет к людям и точно будет в безопасности.

Маленький мохнатый медвежонок, поскуливая, становился на огромную коричневую кучу передними лапами. Артём наблюдал на виновника шума из-за дерева, он уже взвёл курок, когда увидел, кровь из-под «кучи». Медведиха. Несчастная лишилась лапы, угодив в здоровенный капкан, поставленный рядом с малинником добрыми охотниками. Жалкий медвежонок, словно плача, пытался привести мамашу в чувство, ведь, судя по всему, она не так давно умерла. Бедное животное истекло кровью на глазах своего малыша. У Артём даже слёзы на глазах навернулись, но он не плакал. Сил на это не было, слишком много потерь приходилось оплакивать.

— Бедняжка… — только и проронил парень.

Медвежонок, пошатываясь, направился на голос.

— Привыкай, братец, к этому жестокому миру. Вырастишь и станешь кровожадным хищником, будут потом плакать твои жертвы.

Артём сопоставил себя с этим несчастным, слишком уж похожи их судьбы. А потом ушёл. Быстрым шагом, что бы косолапый не увязался следом и не попался в руки людям.

* * *

Медвежонок видел смерть своей матери так рано. Наверняка, если он выживет, то ожесточится. Будет безжалостно рвать тела своих жертв, будь то животные, или люди. Весь мир стал в одно мгновение против бедолаги. А таких историй много. Сколько людей получили такие психические травмы в детстве, и из-за чего они обозлены и агрессивны на весь мир. Это случилось и со мной. Кем я был, когда трижды выстрелил в живот вождю? Нет, я был не Артёмом Грачёвым, безобидным врачом, я был убийцей. Смерть врага принесла мне удовольствие. Месть. Я уподобился животным, набросился на врага, убил. Что переломило меня? Плен? Предательство и нападение в яме Антона? Рулетка, во время которой я заглянул одним глазком на тот свет, за грань дозволенного? Думаю все эти события в совокупности. Они закалили меня. Заточили для этого мира, словно деталь. Антон сказал, что я не создан для жизни тут, ну и где он теперь? Кто выжил и спасся? Я или он? В каждом человеке есть скрытый потенциал, нужна только почва, для его проявления.

Отложив карандаш, Артём закрыл свой дневник.

* * *

Высокая стена из рабицы, крупной железной сетки, колючей проволоки, местами частокола, окружала поселение. Раньше это был небольшой городок, раскинувшийся прямо перед лесом. Многие дома пустовали, редкие прохожие виднелись на улицах. Это обиталище людей мало походило на деревню. Неужели Артём опять заплутал? Это он хотел выяснить у охранников, но те встретили бродягу не очень радушно.

Часовой на невысокой вышке глазел в оптический прицел иностранной винтовки. Человек пять в камуфляжах и в касках укрылись за ржавыми остовами машин, которые выполняли роль тормозящего фактора. Пулемётчик за стеной из мешков с песком направил своё орудие на приблизившегося путника. Двое пограничников отделились, и передернув затворы автоматических винтовок направились к вышедшему из леса путешественнику.

— Руки! — гаркнул один из охранников, пригрозив оружием.

Образы плыли перед Артёмом, у него был сильный жар. Не отдавая отчёта своим действиям, он выхватил револьвер из-за пояса.

— Не подходить!

Пограничники отскочили, вскинули винтовки, пулемётчик присел. Грачёв удивился, что его не расстреляли сразу, но «Питон» опускать не спешил.

— Колян, проверь, нет ли у него клейма! — приказал один из пограничников, присев перед Артёмом на одно колено.

Медленно, крадучись Колян — молодой солдат с винтовкой — двинулся в обход, что бы увидеть правое предплечье гостя. Грачёв слишком поздно заметил его манёвр, до того, как послышался крик:

— Нет клейма!

Артём направил револьвер на Коляна, палец надавил на спуск, чуточку сильнее и грохнет выстрел. Но молодой солдат, бросил оружие, добродушно развёл руками. Его напарник тоже опустил дуло оружия, и снял с плеча рацию. Прибор противно зашипел, и пограничник закричал:

— Вроде наш клиент! Как слышно? Блокпост Гарин! Говорит блокпост города Гарин, как слышно?!

— Слышно вас!

— Он прибыл, настроен агрессивно, жду приказаний!

— Ждите! Парня не отпускать, силу не применять! — отозвалась рация сквозь помехи, и замолкла.

— Понял, Артём? — спросил солдат, подняв винтовку, — Зла тебе никто не желает, стой пока жди, начальство разберётся.

Грачёв и стоял, ждал, потупив взор, пытаясь припомнить, кто мог его знать и кому он понадобился. Промелькнули мысли, что бы выстрелить в Коляна и кинуться в лес, но его напарник не дремал, как впрочем, и снайпер. Парень заметив, как занервничали пограничники, словно прочитав его мысли, решил отвлечься, и припомнить где на карте расположен город Гарин.

Что это за город мало кто помнит. Маленькие города теряли свои названия, и их именовали по-новому. Так же и этот городок. Название дано по фамилии первого губернатора, это единственное, что знал о этом месте Артём. А где на карте он находится, позабыл.

* * *

Начальство не заставило себя долго ждать, тем более, что для быстрой доставки высокого командира, задействовали бронированную легковушку модели Мерседес. Машина остановилась посреди поля, и из неё сразу выбежал мужик в безрукавке, а следом за ним какой-то местный в плаще. Они так резво бежали к Артёму, что он уже попытался навести мушку на них, но в дрожащих руках это получалось плохо.

— Артём! Стой! — кричал незнакомец — тот самый, который преследовал пленника в деревни.

Грачёв вспомнил этого человека, хоть слезящиеся мутные глаза плохо видели, но узнал по голосу.

Когда командир в безрукавке остановился в нескольких шагах от бродяги, и поднял руки вверх, Артём стал смотреть на него, как на мертвеца, восставшего с того света.

— Здравья желаю! — в голос воскликнули пограничники, но начальство не удосужило их даже взглядом.

— Артёмушка, сколько же я за тобой набегался, давай, опусти револьвер, не делай глупостей, — говорил незнакомец мягко, вызывая доверие, он даже медленно снял с себя кобуру, и отдал местному в плаще.

— Не двигаться! — приказал Артём.

— Я не желаю тебе зла, меня зовут Ефрем, Ефрем Дерягин, капитан контрразведки НОР, я приехал, не для твоей гибели.

Грачёв нервно обвёл окружение стволом «Питона».

— Да этот псих не в себе! — заявил местный, снимая двустволку с плеча.

— Погоди, Рябой, наш друг болен, он устал, так веди, Артёмушка? — ласково заговорил Ефрем.

Парень засмотрелся на дыру в груди капитана, именно её оставил Норман, но только крови Грачёв не заметил. Дерягин шагнул ближе, его лицо поплыло, засияли тёмные круги, кто-то выкрутил револьвер, Колян подхватил бесчувственное тело Артёма и мягко уложил на траву. Путник потерял сознание.

Глава 23 Завербован

Город Гарин.

Артём открыл глаза, обвёл мутным взором окружение, и захотел снова потерять сознание от стыда. Его несли на руках пять молодых девиц. Они были, в чём мать родила, но их это совсем не стесняло. Артёма это даже по самолюбию ударило, что его присутствие не стесняет слабый пол. Они занесли его в помещение напоминающее баню. Деревянные стены, потолок, пол, лавки, деревянный бассейн, над которым клубился пар, был наполнен горячей водой.

Грачёву стало опять стыдно, когда он не обнаружил на себе одежды. Хотя его лохмотья вряд ли можно назвать одеждой, выходит, что и ходил он почти голый. Девушки осторожно, ласково уложили тело парня в бассейн, у борта которого оказалась лавка. Горячая вода была по шею, и прогревала окоченевший организм.

Девушки с визгом и громким, звонким смехом залетели в воду, и стали брызгаться. Артём залюбовался бы их фигурами, но усталость навалилась тяжесть, и он стал терять сознание. Всё ещё смеясь, красавицы вооружились мочалками и мылом. Они весело принялись за работу. Артёма опять зацепило их безразличие, они будто мыли машину, не обращая не его общество никакого внимания, словно он нездоровой ориентации. Артём хотел уже напомнить о своём присутствии, но нежные прикосновения молодых рук усыпляли, и парень решил не сопротивляться.

«Видимо Ефрем мне не враг, раз так радушно принял, несмотря на то, что я убегал и грозил им револьвером, кстати, где моё оружие, и дневник? Как-то с «Питоном» мне спокойнее, а дневник уже дорог стал. Думаю, вернут мне мои вещи, всё-таки такую баньку устроили!» — Артём блаженно прикрыл глаза.

* * *

После помывки парня отвели к врачу, только он уже на своих двоих дошёл, хромая. Сказал девушкам, что не может позволить носить его на руках, и поплёлся сам. Красавицы своё дело знали, потому сначала противиться стали, и всё же придерживая его, отвели в лазарет.

Одетые в белые халатики, оно не покидали Артёма, даже когда его осматривал врач.

— На что жалуемся, уважаемый? — поинтересовался седой старик в белом халате.

— Левую стопу порезали, обработать надо, что бы гангрену не получить. Антибиотики есть? Давайте, посильнее. Ещё от ангины, и жаропонижающие. Да убери ты градусник, я и так знаю, что под сорок градусов температура. Спина ещё, обработай. И болеутоляющие, если есть давай.

Доктор оценивающе осмотрел пациента:

— Тоже медик?

— Студент.

— Ясно, ну давай, поворачивайся.

Был старик подслеповат, руки тряслись, делал много резких, приносящих боль, движений. Но Артём крепился, чтобы не выглядеть трусом и слабаком перед бесстыдными барышнями. Они полностью игнорировал многозначительные взгляды подопечного, похоже у них чёткое указание — привести Грачёва в порядок, а большего они не подразумевали.

На койке парень и уснул, крепко, чувствую себя в безопасности. Его никто не беспокоил, пока он сам не открыл глаза. Рядом сидела одна из «мойщиц», она внимательно смотрела на спящего, а как он проснулся, позвала помощницу. Ещё одна девушка внесла поднос с вкусно пахнущей едой.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась девушка.

— Прекрасно, красавица.

Но комплимент она не оценила и резко удалилась, словно спрашивала не просто так.

Съев суп, доев горячую котлету с хлебом и выпив рюмку водки в лечебных целях, Артём запил обед вкусным компотом. Последняя девушка удалилась, а потом послышаться настойчивый, но не сильный стук в дверь.

— Войдите!

— Здравствуй, Артём Николаевич, — в комнату вошёл Ефрем.

Он нарочито подчёркнуто назвал парня по имени и отчеству, дабы показать, что всё — то мы о тебе знаем. На капитане была всё та же одежда, за исключением безрукавки. На нём была цветастая рубашка с дырой в груди. Артём ошалело уставился на смертельную, по идее, рану.

— Бронежилет спас, — с ухмылкой заявил Дерягин, показав для пущей убедительности чёрный жилет под рубашкой.

— Почему вы гонялись за мной? — наступал Артём с вопросами.

— Не спеши, всё по порядку, давай я расскажу, а что будет не понятно — спросишь, идёт?

— Я слушаю.

— Я тебе друг, Артём, твой отец, ты знаешь, кем он работал? — и не дожидаясь ответа капитан продолжил, — Я лично его не знал, зато его другом был Спичков.

— Да, дядя Саша был лучшим другом моего отца.

— Он неспроста тебя вывез из Промграда, надеюсь, ты это понял.

— Как так?

— Эх, наивный же ты, мы долго прорабатывали твой вывоз, а тут проще надо было быть. Итак, агент Спичков получил задание доставить тебя живым и невредимым.

— Дядя Саша, работает на вас?

— Работал, — поправил Ефрем, — Жаль его, хорошим был агентом, одним из лучших. Надеюсь, его гибель оправдана.

— Это моя вина.

— Нет, что ты, Спичков только выполнял приказ — доставить тебя живым, по крайней мере, со второй частью задания он справился. К сожалению, твой пелен отнял у нас слишком много времени.

— У кого это, «у нас»?

— Контрразведка НОР.

— А с чего это мной заинтересовалась разведка?

— Всё в своё время, я отвечу на все твои вопросы.

— Ладно, продолжай.

— Теперь к главному, предмет у тебя?

— Что?

— Предмет, ты знаешь, где он?

— Я не понимаю о чём вы?

— Твой, отец, он оставлял тебе, какую-нибудь памятную вещь?

Артём призадумался, из отцовских вещей у него сохранились только часы, тот ли это предмет, что ищет капитан?

«Если я отдам ему часы сейчас, то он может убрать меня как свидетеля за ненадобность. Стоит ли вообще отдавать «предмет» этому человеку? Кто он, зачем им отцовские вещи? Много вопросов, на которые не спешит отвечать Дерягин. Пока что так называемый предмет — моя страховка, раз уж разведка проделала такую операцию по моему спасению, то значит, слишком нужен им предмет, если часы — то самое о чём говорит капитан».

— Так, что, предмет надеюсь, в надёжном месте? — прервал Ефрем.

— Зачем вам предмет? — вопросом на вопрос ответил Артём.

— Один у нас уже есть, — нехотя признался капитан, и тихо, будто их могли подслушивать.

— Всё же для чего вам предметы?

— Я всё скажу в своё время, а тут не место для таких бесед.

Артём промолчал. Он решал, доверять ли этому человеку.

«С одной стороны, Спичков работает на контрразведку Республики, а он лучший друг отца, как же мой родной человек замешан в происходящем? Неужели отец тоже из разведки? Это объясняет его скрытность, но не объясняет, почему он провёл остаток лет в заключении. Возможно, Ефрем и расскажет, но не сейчас, а значит надо запастись терпением».

— Артём, напрасно ты думаешь, что я желаю тебе зла, ты мне нужен, ровно, как и предмет, иначе, я не заботился о твоей жизни, а забрал бы предмет с твоего трупа.

— Логично.

Ефрем не ответил, хоть на его лице никаких эмоций не проявлялось, Артём догадался, что капитана это разговор выводит.

— Где мои вещи? — осторожно поинтересовался Грачёв.

Дерягин, молча, поднялся, вышел, и вернулся с вещмешком в руках. Артём открыл свою тесемку, всё было на своих местах, разве, что «Питон» добавился к пожиткам. Ефрем нервничал, но виду не подавал, он спокойно поднялся, прошёлся к окну. Пока он отвлёкся, Грачёв спрятал револьвер под одеялом.

— Вот, он — предмет.

Капитан резко обернулся, но подошёл не спеша, с достоинством.

— Часы? — удивился он.

— Так вы ищете предмет, не зная, как он выглядит?

— Ты уверен, что это тот самый предмет, который передал тебе отец?

— За недёлю до своей смерти, отец дал их мне, сказал, что на удачу, и просил сохранить. Я сохранил их исключительно, как память.

Ефрем взял предмет в руки, повертел осторожно, вглядываясь в циферблат.

— В любом случае это единственное, что осталось мне от отца, — добавил Артём.

— Будем надеяться, что это он. Ладно, на месте разберёмся, собирайся.

— Что? — не понял Грачёв.

— Сейчас тебе принесут одежду, а вещи, видимо все и есть, — повторил Дерягин, оглядев вещмешок.

— Я никуда не пойду.

— Никто не заставляет, ты поедешь на машине.

— Нет, — стараясь, что бы голос был более твёрдым, возразил Артём.

— Боюсь это не тебе решать, — и взгляд Ефрема вспыхнул, остановившись на парне, но ярость тут же рассеялась.

— Вы получи предмет, что вам ещё от меня надо? — Артём взвёл курок револьвера, скрывающегося под одеялом.

— Всё узнаешь на базе.

— Я не еду.

— Это касается твоего отца, — утвердительно произнёс Ефрем.

Артём задумался, замолчал.

— И к тому же за тобой должок, иначе гнил бы ты сейчас в яме.

Грачёв невольно вздрогнул.

— У тебя просто нет выбора, за предметом охотятся шпионы Красных, и они не знают, что его у тебя уже нет. Уверяю, Красные разговаривать с тобой так уважительно не станут, — добил выводом капитан.

— Ладно, — угрюмо проронил Артём, поняв, что опять его судьба поворачивает против собственной воли. — Куда мы поедем?

— В машине расскажу, подъём.

— Уже иду, выйди, пожалуйста.

Ефрем улыбнулся, полагая, что парень стесняется, но Грачёв не обиделся, он не хотел, что бы собеседник знал, что он под прицелом «Питона».

* * *

Не прошло и десяти минут, как Артём, одетый в светлые джинсы и цветастую рубашку, с вещмешком на коленях, трясся на переднем сидении Мерседеса.

— Приходилось ехать на машине? — спросил Ефрем, сидящий за рулём.

Капитан тоже переоделся, и теперь ещё больше походил на гражданского в чёрных солнцезащитных очках, майке, и джинсах.

— Нет, не приходилось.

— Нравится?

— Да, очень, — честно признался Артём.

— А по мне так лошадь лучше.

— Почему же?

— Бензин найти трудно, а трава и вода всегда есть.

— А разве капитан разведки должен беспокоиться за бензин для своего авто?

— Нет, многие даже с водителями ездят, а я вот всё сам люблю, не то чтобы не доверяю, привычка просто.

— Хорошая привычка, хочешь сделать хорошо — сделай это сам.

— О! Хорошая поговорка. Я вообще рассудительных людей люблю.

— Зачем мне это знать?

— Что именно?

— Ты рассказываешь о себе, разве разведчик должен много говорить?

— Мы будем работать вместе, и должны хорошо знать друг друга.

— Работать вместе? — удивился Артём.

— Ты не один, я собираю группу, и рассказу всё, когда будем вместе.

— Ты обещал сказать, куда ты едем?

— На базу «Синица», — коротко пояснил Ефрем.

— И где это?

— Разведчик не должен много спрашивать, что бы не вызывать подозрений, он должен быть терпеливым и внимательно собирать необходимую информацию.

— Слава Богу, что я не разведчик.

— Пока что, — поправил капитан.

— Ну-ну.

— Поспи, скоро ямы кончаться, относительно конечно, здесь хороших дорог не было ещё до затопления.

— Откуда ты знаешь?

— В России всегда актуальны две беды: дураки и дороги.

— Да, дураки точно не переведутся.

— Они везде есть.

Артём решил не продолжать разговор, ибо его опять знобило. Выпив выданные доктором таблетки, от жара, парень уснул.

Глава 24 Корень

Нижний Новгород.

«Распутывая дело, я по каждой веточке собирал информацию, и наконец, достиг корня. Змеиное логово, вот оно. Передо мной корень всех последних бед. Два дела мне приходится делать одновременно, иначе можно провалить и то и другое. Извести логово угрожающего врага, и вывести на чистую воду предателя. Палкин. Он сдал меня при встрече с учёным в кафе, я увидел его на фотографии с Камиллой, этого достаточно, что бы считать его предателем. Жаль, рации нет, письмо дойдет, вряд ли, но иного выхода нет, надо предупредить о крысе, до того, как начнётся операция. Ладно, все, что мог в этом русле я сделал, теперь надо сосредоточиться на нынешнем моменте».

Лестница кончилась, и Леонид оказался на четвёртом этаже полицейского участка, на который указал Капустин. Агент достал Глок из-за пояса и, передёрнув затвор, снял предохранитель.

Коридор оказался пустым, всё — таки рабочие часы полицейских закончились, и все ушли по домам. Узнав у охранника, что некий майор Ушков, который по добытой информации, и копал под Леонида, как обычно задерживается на рабочем месте, Заболодский направился к нужному кабинету. Шёл он по грязной ковровой дорожке, цвет которой распознать было затруднительно. На этом этаже было довольно светло, через каждые пять метров висел керосиновый фонарь. Леонид ещё поразился беспечности в плане пожарной безопасности, но этот вопрос его сейчас не волновал.

На улице опять шёл ливень, и теперь по плащу, который был, накинут на серый пиджак, стекали обильные струи воды. Шляпа немного мешала Леониду, но он спустил её на глаза, что бы сложнее было опознать лицо.

Высокий худощавый человек, подошёл к двери своего кабинета, сутулясь, стал ковыряться с замком. По описаниям это и был Ушков. Леонид достал пистолет, и быстро, но тихо стал двигаться к майору. Ковровая дорожка способствовала бесшумному шагу, и красный не заметил противника до последнего момента. А когда Ушков стал поворачивать голову, то холодный ствол Глока уже упёрся ему в висок.

— Не шевелись майор, и не кричи! — посоветовал Леонид, — Открывай дверь, и заходи, без лишних движений.

Ушков молча, повиновался. Агент тем временем забрал ТТ из кобуры на поясе своего противника, и спрятал оружие в кармане.

Просторный кабинет был хорошо освещён, керосиновая лампа стояла даже на столе. В остальном обстановка весьма банальная, длинный стол, шкафы, стулья, тумбы.

— Возьми стул, и сядь, без лишних движений! — приказал Леонид, закрывая за собой дверь.

Ушков вёл себя на удивление спокойно, будто к нему пришёл не киллер, а хороший знакомый. Он поставил стул на колёсиках посередине комнаты.

— Зачем ты пришёл, Леонид? — скрипучим голосом поинтересовался майор.

Агент даже на миг опешил, во — первых, подозрительное спокойствие жертвы, и во — вторых, он сразу узнал пришедшего, почему? Ждал? Догадался? Ведь лица агента майор видеть не мог.

— Кто ты? — твёрдо спросил Леонид, проигнорировав вопрос собеседника.

— Я майор Ушков, — медленно с расстановкой сказал он, глядя прямо в тёмное око ствола пистолета.

Леонид снова поразился.

«Либо этот человек имеет чудовищное самообладание, либо он не представляет, что ему грозит, я же могу выстрелить» — палец агента коснулся курка.

— Ну, и? — выжидающе поинтересовался майор.

— Как ты вышел на меня?

— Долгая история.

— Палкин?

Никакой реакции на слова шпиона у майора не проявилось.

— Он же навёл вас на меня, так?

— Чего ты хочешь? Пришёл с пистолетом, так стреляй! Или поговорить не с кем?

Спокойствие, с которым говорил Ушков, заражало Заболодского.

— Где рация?

— На втором этаже.

Он ответил без заминки, не думая, словно рассказал бы всё, что не спросил Леонид. Заболодский почувствовал себя не очень комфортно, рядом с этим странным человеком, его словно клонило в сон он спокойствия майора.

— Чего ты ждёшь, Леонид?

Агент запоздало увидел, как рука майора опускалась под стул. Рефлексы сработали безотказно, и сразу грохнул выстрел. Пуля проделала крупную дыру в пластиковой спинке. Тело майора падало за тумбу на пол, когда грохнул ответный выстрел. Леонид метнулся под стол, но пуля, конечно, оказалась быстрее. Резкая боль пронзила грудь агента. Его отшвырнуло в шкаф, со стеклянной дверцей. Стекло со звоном осыпалось, на упавшего парня. Заболодский выстрелил из Глока ещё два раза, с треском разнеся дверь тумбы. Майор молча, кувыркнулся за шкаф, расстреляв обойму своего пистолета, покоившегося под стулом. Грудь болела, но Леонид не обращал внимания, он знал, что бронежилет спас его, хотя и расстояние было слишком маленьким. Он был неоднократно ранен из огнестрельного оружия, и уже научился распределять боль от ушибов или переломов, от боли попадания пули.

Леонид укрылся под столом, а его противник продолжал сидеть за шкафом. Агент уже было подумал, что патроны у майора кончились, и высунулся. Зря. Пуля угодила выше стола, что-то зазвенело металлом, и стеклом. В тот же миг, когда голова агента скрылась под столом, огненный фонтан брызнул во все стороны. Ушков попал в керосиновую лампу!

Заболодский понял это слишком поздно, когда он уже выбрался из — под горящего стола, майор скрылся из кабинета. Агент метнулся к двери, и чуть было не словил пулю. Пыль и штукатурка со стены брызнули в лицо киллеру. Заболодский выстрелил ответно, истратив последние патроны. Перезаряжая на ходу Глок, убийца погнался за жертвой. Леонид сбил с ног не вовремя попавшегося полицейского, второго, опешившего от происходящего, застрелил в голову. Больше на этом этаже полицейских не было, но и эти двое задержали агента. Он выстрелил в бегущего майора, но тот словно предугадав, пригнулся, и нырнул в пролёт. И пуля попала в висящую лампу, разбрызгав горящий керосин по ковру. Заболодский свернул следом, и вовремя присел, когда пуля выбила горсть щепок из перил. Ушков был уже на третьем этаже, когда его преследователь, только осмелился спуститься. Осторожно высунувшись, Леонид не заметил никого в коридоре, решив, что жертва скрылась, он побежал вперёд. Сухая тень отделилась из дверного проёма, схватив кисть с пистолетом. Заболодский не ожидал атаки, и за это получил кулаком в лицо. Рефлекторно выстрелив дважды из Глока, он осыпал и себя и Ушкова штукатуркой.

Майор ударил противника о стену, добавил коленом в живот, но не заметил короткого и быстрого удара в солнечное сплетение. На миг дыхание спёрло, красный отшатнулся. Леонид не пропустил заминку, выстрелил, вернее, хотел, но патроны как назло кончились, и, не растерявшись, атаковал ногой. Майор ушёл умело от выпада, сам врезал свой кулак в живот шпиону. Застонав, Леонид задел таки врага локтём по брови. В глазах Ушкова потемнело, он отступил в кабинет, сбив за собой фонарь.

Со звоном приспособление разбилось, отрезав вход огненной лужей. Заболодский пригнулся, только увидев в конце коридора полицейских. Они стали стрелять не сразу, только после того, как свалился самый грозный — с автоматом. Леонид заставил врагов отступить, массированным огнём из ТТ. Он кувыркнулся через огненную лужу, в чрево кабинета. Стягивая с себя горящий плащ, Леонид старался уйти как можно дальше, от майора со стулом в руках. Наконец, горящая одежда полетела в шторы, которые тоже занялись огнём, а стул Ушкова пролетел в опасной близости от лица агента. Вмазав ногой в живот, и выбив стул Заболодский перешёл в атаку. Он охаживал противника умелыми и сильными ударами, майор только отступал, прикрывая лицо руками. Пригнувшись, он отскочил от очередного удара, и запустил, попавшуюся под руку статуэтку, в киллера. Предмет больно ударился в плечо, но Леонид, пропустил это, перекатившись через стол.

Воспользовавшись моментом Ушков кинулся к окну, а шпион кувыркнулся к ТТ, в котором ещё было несколько патронов. Со звоном стекло осыпалось, откинув уже не нужный стул, майор выпрыгнул на пожарную лестницу. Пуля ТТ выбила пучок искр из железных перил. Леонид подлетел к окну, порезав руку о торчащий осколок, он выпрыгнул на решётчатый пол. Ушков перепрыгнул через перила, когда был уже на втором этаже. Приземлившись, он умело кувыркнулся, и побежал по проулку. Заболодский не спешил стрелять, зная, что патронов слишком мало. Он прицелился, порезанная рука дрожала, но он совладал с собой и выстрелил.

Сильная отдача подняла пистолет. Ушков дёрнулся, его развернуло, и он упал. Леонид нажал на курок снова, но услышал лишь глухой щелчок. К телу подстреленного подбежали автоматчики из дежурных. Они прикрыли майора собой, открыли огонь. Убегая с лестницы, задрожавшей от огня, шпион успел увидеть, что Ушков поднялся, и даже что-то говорил, указывая на лестницу. Простреленная рука майора бессильно висела.

Пожар уже охватил третий и четвёртый этажи, с улицы доносился звон колокольчиков, которые оповещали о приезде пожарных. Конная полиция, телеги с большими цистернами воды, которые тащили по две кобылы, простые гражданские, море людей и лошадей собралось в считанные минуты возле здания полиции. Второй этаж только занимался огнём. Туда агент и побежал, торопясь спасти рацию.

В кабинет забежало двое охранников, один с дробовиком SPAS 12, второй с укороченным «Калашниковым». Леонид действовал быстрее, чем полицейские додумались, что он — посторонний. Нарушитель порядка, схватил дробовик, и направил в живот второму охраннику. Грохнул выстрел, автоматчик согнулся пополам, выпустив очередь в пол, которая полоснула и стену. Второй дробный выстрел ушёл в стол, взбив тучу бумаг. Вырубив последнего полицейского, Заболодский выскочил в коридор. Полицейские открыли огонь сразу, видимо поняли уже, что к чему.

Леонид вжался в стену, и массированным огнём заставил отступить врага. Всё же полицейские не были самоубийцами, и словить дробь они явно не желали, зато высунув только стволы автоматов, они весьма удачно пылили вслепую. Шальная пуля со звоном разбила керосиновую лампу над Леонидом. Горящая жидкость хлынула бедолаге на спину. С диким визгом, он, треща тканью, стал срывать с себя одежду. Откатившись за угол, ему пришлось снять и бронежилет. А оторванной штаниной удалось потушить волосы. Голова, руки и всё тело изнывало от ожогов, агент и с трудом поднялся, взял SPAS 12, и побежал ко второй лестнице на второй этаж.

Прорваться с боем к отделу программистов удалось довольно быстро, ведь полицейские не собирались рисковать своими жизнями, что бы поймать нарушителя.

Когда дверь с хрустом отворилась, пятеро программистов, открывших уже окно, для спасения, увидели высокого человека с дробовиком в руках. Затылок напавшего обгорел, его брюки порваны и напоминали шорты, торс и вовсе был оголён.

— На пол! — рявкнул Леонид.

Двое послушно легли, один схватился за кобуру, второй потянулся к автомату на столе. Одна последняя дробь оборвала попытки к спасению самых активных. Один таки успел выскочить в окно, двое продолжали лежать, а последний корчился в конвульсиях. Свою рацию Заболодский узнал бы из тысячи, потому сразу же подбежал к ней. Частично она была разобрана, пришлось тратить время для собирания в карманы всех деталей, а когда кабинет, заставленный всякими приборами, наполнился едким дымом, Леонид накинул лямки рации на плечи. Из последних сил, кашляя и задыхаясь, он вывалился со второго этажа. Приземлился не очень удачно, рация перетянула, потому агент подвернул ногу и ушиб копчик. На помощь погорельцу уже спешили медики, которые, естественно не догадывались кто он на самом деле, потому радушно предложили свои услуги. Подхватив Леонида поду руки, санитары повели его ко всем выжившим.

Там творился хаос. Куча телег, лошадей, множество людей в белых халатах с красными крестами, пожарных в форме, полицейских, простые гражданские, все они сновали, образуя броуновское движение. У Заболодского в глазах мутнело, он понимал, что скоро потеряет сознание, и сопротивляться не было сил, но отказавшись от медицинской помощи, он отошёл в сторону. Там, где было меньше всего людей, Леонид оседлал лошадь и что было сил, пришпорил. Казалось, что никто и не заметил кражи. Поджарый скакун унёс агента через улицы Нижнего Новгорода.

* * *

Новую квартиру Леонид снимал за городом, у старенькой бабашки, которой услужливо покупал продукты, последние дни своего проживания в новом доме. Старую квартиру, где орудовали сыщики, он бросил, оборудовав растяжками. Вот будет сюрприз, когда полицейские по приказу Ушкова зайдут на задержание.

Съёмная квартира находилась на большом участке, рядом с речкой. Не доехав совсем немного, Заболодский упал с лошади, и благоразумно отпустил украденного скакуна. Пошатываясь, Леонид направился к речке. Оставив все детали и рацию на берегу, он свалился в воду. Какое наслаждение охватило агента, как снова заболело обожженное тело. Он провёл довольно долгое время в холодной воде, когда всё — таки нашёл в себе силы вернуться домой. Не заходя в комнату, шпион направился в сад, где был вырыт тайник. На дне небольшой ямы лежала коробка морозилки, которая должна была защитить рацию от дождя. Укрыв аппаратуру, засыпав землёй и сеном тайник, Леонид направился в ванную.

Из круга жёлтого, испещрённого сеткой трещин зеркала на агента смотрело уставшее лицо, поддёрнутые сединой и подпалённые волосы, морщины, кровоточащие раны, ожоги, угнетали картину. А ведь он ещё довольно молод, в самом расцвете сил, а уже седина, и морщины. Как же, при такой — то работе. Сейчас Леонид впервые за долгие годы осознал, как сильно уже устал от всего. И печаль отчётливо выразилась на лице диверсанта. Давно его мимика не подчинялась естественным чувствам, всегда он сам из вызывал, когда это было нужно, а сейчас…

«Старею?» — спросил себя Заболодский, — «Кто бы мог мне это сказать? Никто. Верно, как давно я не говорил с людьми о том, о чём хотел, не изливал душу».

Дикая лавина одиночества нахлынула на черствого, на вид шпиона.

Тяжело вздохнув, невольник, достал специальную мазь, и принялся втирать её в недавние ожоги.

«А ведь, как же тяжело, так жить!» — глядя в зеркало, заявил Леонид.

Глава 25 Командная игра

1.

База «Синица».

На место Ефрем и Артём прибыли рано утром. Оговорённая база располагалась в глубине леса, и очень хорошо охранялась. Объект был огромным, множество тренажёров, зданий, тренировочных дорожек, залов, всё для подготовки спецов. Здесь был даже вертолёт, не считая вездеходы, бронетранспортёры, и танки. И всё это было обнесено сетчатым забором с колючей проволокой, минными полями, и постоянные патрули с собаками. Не смотря на всю защищённости и секретность объекта, персонала тут почти не наблюдалось. «Синица» словно вымерла.

— Так, Тёма, приехали! — сообщил Ефрем, припарковав Мерседес, — Прошу на выход. Ты иди вон туда, к тем зданиям с зелёными крышами, а мне ещё кое — куда заскочить надо, ты иди, познакомься пока, я скоро вернусь.

С кем надо знакомиться Артём так и не понял, но не сильно огорчился. Осматривая технику, и зенитные установки, которые базу и защищали с воздуха, парень наслаждался свободой. Странно, но он не чувствовал себя ограниченным, словно и не заперт на этой базе. Он вдыхал чистый, впервые за свою жизнь, воздух, наполненный ароматом сосен и елей.

* * *

Шум двигателя чуткий Борис Тельцов услышал ещё задолго, до въезда Мерседеса на территорию базы. Недавно освобождённый зек, изнывал от скуки на насточертелой «Синице», да его хорошо кормили, не следили, позволяли делать, что душе угодно. Разве что Борис не пытался бежать. Странно, будучи гладиатором, заключённым в исправительном учреждении, этот человек должен сразу рваться на свободу, но почему-то не казался он здесь заключённым. Тельцов не терпел скуки, а ещё больше ненавидел недоговорок, он привык добиваться полной информации. Сейчас же он ощущал себя всего лишь пешкой в этих войнах разведок. Какой — то майор Ушков, который вынуждает работать на него, и которые так ни разу и не связался со своим стукачом после его освобождения, некий Ефрем Дерягин, которому так нужна его монета, во что он простой парень ввязался? Как тут запутан давний знакомый гладиатор Юрий, вручивший перед смертью заветную монету? Борис хотел скорее узнать все ответы, добраться до разгадки, и главное — не сидеть на месте.

Потому, когда на безжизненной базе послышался шум мотора, Тельцов пулей вылетел из своего домика, под зелёной крышей. Никого, кроме спокойно дрейфующего паренька с вещмешком за спиной, Борис не заметил. И всё его внимание привлёк прибывший гость, который вразвалочку гулял по лесу, рассеянно оглядывая местные достопримечательности.

«Турист» — ухмыльнулся Тельцов, и направился к гостю.

Артём не сразу заметил идущего навстречу мускулистого крепкого парня в тельняшке, тот был коротко подстрижен, щетина на свежем чистом лице была оставлена специально.

— Ну, здорово, турист! — добродушно, но внимательно следя за реакцией, поздоровался Борис.

— Здравствуйте! — Артём не торопился жать протянутую незнакомцем руку.

Они смотрели друг другу прямо в глаза. Пытались прочесть мысли друг друга. Пауза затянулась, и Грачев, наконец, пожал руку незнакомцу, с приветливой улыбкой.

— Артём.

— Приятно, Борис.

— Взаимно.

Тельцов испытывал странное чувство, поздоровавшись с «туристом». Нет, это было не чувство страха, но нечто подобное. Он с детства привык измерять людей на слабых, равных себе, и сильнее себя, с первыми он вёл себя снисходительно, а с остальными более культурно и приветливо, но не страх тут играет свою роль. Странно, издалека подсознательно Борис отнёс Артёма к слабым, его худощавое изнеможенное телосложение, повадки, но посмотрев ему в глаза, что почувствовал он? Силу. Этот слабый, с болезненным видом лица человек внушает уверенность в своих возможностях, в нём есть, что-то, чего боится Борис. Новый знакомый — лидер. Да, Тельцов, который провёл всё детство на улицах, в бандитских кварталах, всегда и безошибочно вычислял лидера в банде. Он не верит в ауры, но именно её он почувствовал в этом слабом физически человеке. Крепость характера, моральная стойкость, прирождённый талант к лидерству, вот то, что украшало Артёма в глазах Бориса.

Тельцов никогда не мог быть лидером, он всегда был сильным, мог заставить людей, делать, то, что ему нужно, запугивая, не более. А лидер, если он настоящий, он дипломат, психолог, даже возможно гипнотизер, мыслитель и стратег. Такому человеку не составляет труда вести за собой людей, которые будут ему слепо верить и поклоняться, а если придётся, то и гибнуть за него. Борис же этими качествами не обладал, но и глупым уличным бойцом он не был. Тельцов от природы награждён смекалкой, и находчивостью, он умён, даже немного хитёр, но он не лидер, нет у него этого редкого качества. А быть в банде вышибалой, с его умом и смекалкой, в совокупности с хорошей физической подготовкой, совсем не хотелось. Потому и одинок Борис всегда был. Одинокий, сильный волк.

— Всё хорошо? — забеспокоился Артём, глядя в помутневшие глаза собеседника.

— Да — да, всё нормально, — вышел из задумчивости Борис, пытаясь понять, не ошибся ли?

Нет, не ошибся.

Незаметно рядом оказался Ефрем.

— Ну, здорово, Боря! Это Артём Грачёв, Борис Тельцов, прошу, как говориться, любить и жаловать, в нашей компании.

— Да, мы как бы уже познакомились.

— Ну и здорово.

— Товарищ капитан! — окликнул, откуда — то взявшийся боец в камуфлированной форме. — Там вам срочное сообщение, от Терентия Павловича!

— Начальство… — виновато оправдался Ефрем, — Артём, ты заселяйся вон в те дома с зелёными крышами, я распоряжусь, что бы вас покормили.

И капитан быстро направился вслед за бойцом.

— Идём, покажу, — пригласил Борис.

Оба зашли в низкие, одноэтажные домики, соединённые между собой коридорами, было их много, на целую роту хватило бы, а сейчас все пустовали, кроме того, где Борис поселился. Завтрак принесли почти сразу, хороший такой, сытный. Оба новых знакомых молча, поели, внимательно следя друг за другом, а затем Борис ушёл в тренажёрный зал. Артёму было не очень комфортно с этим человеком, и молчание угнетало, было даже как-то неудобно, обычно парень всегда находил со всеми общий язык, и мог дискутировать на любые темы, но когда собеседник отвечает односложно, или же вообще игнорирует, то тут Грачёву становится неприятно.

Зато прогулка по территории базы позволила отвлечься от нехороших мыслей, и всецело отдохнуть. Артём с интересом разглядывал технику. Модернизированные бронетранспортёры «Тигр», с пулеметами на крышах, танки Т — 90, Т — 80, вертолёт, бронированные Хаммеры с пулемётами, лёгкие джипы, мотоциклы, даже противотанковые орудия имелись. Всё это затягивало Артём всецело, ему никак не верилось, что всё это в рабочем состоянии. Почему не на фронте? Весь этот арсенал, мог кардинально переломить ход сражения, а то и всей войны. Ответов Грачёв не знал, как и ещё многого, что интересовало его сильнее, чем использование техники.

* * *

— Вот! Этот человек нам нужен! — громко орал Ефрем, сидящий на переднем сидении.

Артём с Борисом, одетые в бронежилеты под гражданскую неброскую одежду, сидели на заднем сидении УАЗа. Оба взяли протянутые листочки. На них было нарисовано лицо худощавого парня с татуировкой в виде языков пламени на шее. А снизу подпись: «Захар Мухин».

— Кто это? — УАЗ подпрыгнул, и вопрос Артём пропал в грохоте.

— Этот человек имеет предмет! — продолжил кричать Ефрем, сквозь шум грохочущего джипа, — Его надо брать живым! Ясно?

Артём и Борис одновременно кивнули.

— Он может оказать сопротивление, но работать нужно аккуратно! Этот человек будет в нашей команде!

Капитан говорил так, будто Борис и Артём уже согласились на непонятную авантюру.

УАЗ нещадно швыряло по разбитой дороге, пыль оставалась огромным хвостом позади. Ребятам дали только два дня отдыха, ничего не просили делать, вообще не трогали. Артёму так и не удалось поговорить со своим будущим напарником по душам. Не располагал Борис к беседам. А через два отпускных дня приехал Ефрем, коротко дал указание надеть бронежилеты, и сказал грузиться в авто. До Смоленска дорога была не близкая, но ехали почти без остановок, Ефрем сменял водителя, затем он сменял капитана, ни Артёма, ни Бориса, который, кстати, имел опыт езды, за руль не пускали.

— Палкину удалось разузнать о местонахождении Захара, он засел на съёмной квартире своего друга, так что будьте готовы к ответному огню.

— Огню? — переспросил Артём.

— Да, вряд ли Мухин сдастся нам без боя, тем более на него не так давно было совершено покушение. Вот, выбирайте!

Ефрем нажал что-то под своим сидением и из передних сидений на Артёма и Бориса выехали замаскированные полочки. В них лежали пистолеты.

— Глок! — пояснил Ефрем, начав по порядку, — Хорошее лёгкое оружие, сочетающее вместительный боезапас на двадцать патронов, лёгкий корпус, и неплохую точность. Беретта. Потяжелее, но, как и большинство немецкого оружия, надёжное, точное.

Борису, видимо инструктаж был не нужен, он с самого начала взял Беретту, презренно оглянув лёгкий Глок.

— Следующий, АПС, автоматический пистолет Стечкина, на двадцать патронов, есть удлиненный магазин на тридцать, позволяет стрелять, как очередями, так и одиночными, но думаю, нам он не понадобится сейчас, а то ещё зацепим объект. Самый нижний — ПМ, пистолет Макарова, небольшой магазин, низкая точность, но в тесных помещениях как раз подойдёт.

— Капитан, это конечно, всё увлекательно, но я останусь при своём «Питоне», — заявил Артём.

— Советую Глок или ПМ.

— Нет уж.

С этими словами, упрямый Артём достал из вещмешка чистенький, надраенный до блеска револьвер. Грачёв очень бережно относился к своему оружию, даже научился у Бориса его чистить.

— Ладно, — смирился капитан, — Запоминайте фоторобот, в бою вам некогда будет сверяться с листочком.

Впереди уже виднелись постройки. Пригород казался безлюдным, пустые окна многоэтажек встречали пыльный УАЗ. Откуда-то на дорогу выло пять человек в камуфляже, с автоматами наперевес. Один жестом приказал остановиться. Дерягин видимо, не стал утруждаться выходом из машины, потому дождался пограничника. Красной корочки с золотым львом хватило сразу, никто даже не стал вчитываться. Полосатый шлагбаум поднялся, впуская джип в недра города.

Далеко ехать не пришлось. Весь сброд, наркоманы, бандиты, воры, все собирались на окраине, тут и жили. Кто бы ни был этот Захар, а укрытие он выбрал хорошее. В этой грязной массе оборванцев легко затеряться. Проезжая через рынок, где безумная толпа облепила машину, и пришлось сигналить, они остановились за несколько улиц до нужного места.

— Не стоит вызывать подозрения у Мухина, не хватало его ещё спугнуть, — объяснил капитан.

Все трое спрятав оружие под рубашки, вышли из машины, оставив водителя сторожить агрегат. Одетые в свободную повседневную одежду, они не вызывали, никакого внимания, и полностью сливались с толпой. Артём для себя отметил, умение Ефрем сливаться с окружением, словно хамелеон. Парень даже несколько раз выпускал командира из виду. Вскоре они вышли к однообразному, серому, многоэтажном дому. Это жилище только вблизи выделялось среди множества разновысоких бараков. Они быстро поднялись на третий этаж, и только тогда остановились перед дряхлой деревянной дверью. Ефрем поднял солнцезащитные очки на лоб, и начал последний инструктаж.

— Ещё раз, брать живым, кто окажет сопротивление можно убрать. Итак, план такой, — шёпотом начал капитан, — Борис, ты отвечаешь за Захара, запомнил лицо? — Тельцов кивнул, передёргивая затвор Беретты, — Ты должен его скрутить, нейтрализовать, но не причинять вреда, задача ясна? — здоровяк снова кивнул, — Я займусь теми, кто окажет сопротивление, не думаю, что там больше двух человек, квартира — то однокомнатная.

— А я? — опешил Артём.

— Ну… Ты в сторонке постой, прикрывать будешь, в случае ЧП.

— Что?

— Приказы не обсуждаются!

Артём это задело до глубины души, он только сейчас отчётливо заметил, что его ни во что не ставят. И Борис относится к нему снисходительно, и этак свысока, а Ефрем, он хоть делает вид, что мнение Артёма ему важно, на самом деле всё иначе. Парень даже зубами скрипнул от досады, и это заметил Ефрем, недовольно, скривившись.

— Всё ясно? Вопросы есть? Нет? Борис, выбивай!

Здоровяк понял с полуслова, и с хрустом его нога, обутая в тяжёлый берц, ударилась в дверь, ближе к замку. Бил он всё — таки профессионально, отметил Артём, ибо дверь как положено легко упала на пол, не мешая проходу. Грачёв и Ефрем столкнулись в дверном проёме, потеряв драгоценные секунды. Их протолкнул Борис, первым влетевший в комнату. Артём мимолётно оглядел помещение. Грязный драный диван с торчащими пружинами стоял посередине комнаты, буквой «Г», круглый столик со шприцами и «дорожками» белого порошка, какие-то пакетики, капсулы, таблетки, ещё были матрасы на полу, и шкаф без дверей. Он внимание парня было направленно на обитателей, их было трое, одного он узнал сразу, красные языки пламени на шее выделяли этого сухого, с бледным лицом человека. Второй был крупным, и самым проворным, он в отличие от товарищей, не сидел на диване, вылупившись на гостей, а сразу налетел на Бориса со здоровым ножом. Тельцов ухватил противника за две кисти сразу, и пнул ногой в открытый живот. Ефрем оценил этот приём, ему приходилось видеть гладиаторские бои, и такой удар был для них как раз характерен. Два здоровяка тем временем влетели в шкаф, с которого со звоном полетели какие-то бытовые вещи.

Капитан снова недовольно скривился, ибо Борис занялся совсем не тем делом. Захар воспользовался этим и ловко перепрыгнул за диван. Второй обитатель притона, достал из — под стола обрез, и никуда особо не целясь, шмальнул. Ефрем догадался, что выстрел дробный раньше, потому кинулся на пол, потянув за собой замешкавшегося Артём. Падая, парень таки выстрелил из револьвера. Крупнокалиберная пуля выбила кусок наполнителя из спинки дивана, рядом с телом наркомана. Борис, как и Ефрем, успел предупредить выстрел, и прикрылся телом своего врага. Дробь с противным чваканьем прошила «щит» Бориса. И Тельцов не теряя времени, толкнул тело на стрелка. Артём из положения, лёжа, снова выстрелил, подсознательно желая проявить себя перед ребятами. Проявил… Пуля «Питона» ударилась в мёртвое тело, которое толкал Борис, чуть не подстрелил здоровяка. Артём выругался, что чуть было не задел своего, но тут звон стекла отрезвил.

Мухин выбил оконное стекло табуретом, и выпрыгнул, видимо заранее продумав пути отхода, он знал куда приземлиться. Грачёв выстрелил следом, целя по ногам. Фонтан щепок, осколков стекла, штукатурки вылетел прямо перед Ефремом, спешившим за объектом. Снова капитан потерял секунды, оглянувшись на горе — стрелка.

Борис уже расправился со своим врагом, который изначально принадлежал по плану командиру. Артем, спрятав за поясом револьвер, уже стоял у окна. Внизу была железная крыша барака, не очень высоко было лететь, но парень всё равно замешкался. Две фигуры уже бежали по крышам домиков, перепрыгивая различные препятствия. Грачёв, понимая, что уже многократно прокололся, и подставил задание под удар, решился, и прыгнул. Борис вылетел следом, будто, если Артём и не успел бы, то его попусту снесли с пути. Молодой ловкий парень приземлился гладко, кувыркнувшись и сразу оказавшись на ногах. Крупный, тяжёлый Борис наоборот, упал более жёстко, проломив ржавое железо ногой.

Артём уже видел траекторию бегущих Захара и Ефрема, потому решил сократить путь. И начался так называемый, паркур. Грачёв как мог быстро преодолевал препятствия, перепрыгивал дымоотводные трубы, амортизируя, приземлялся на крыши более низких домиков, с разбегу взбирался на более высокие. Все эти трюки были лишены, какой — то красоты, ненужных сальто, которые Артём и не смог бы сделать, только самые простые и безопасные действия. Черепица, шифер, ржавые железные листы, всё это скрипело, трещало под ногами, норовило обрушиться. Крыши бараков были крыты самым различным хламом, часто даже не удавалось угадать, что это за материал, изуродованный годами.

Грачёв уже потерял бегущих из виду, когда остановился на высокой крыше. Внизу слышались шлепанья, охи, ругань, выдохи. Метрах в трёх внизу, загнанный в угол Захар лупил ногами Ефрем, который только оборонялся, пытаясь прижать объект к стене. И Артем, и Мухин заметили Бориса, со всех сил бегущего на драку. И объект стал бить сильнее, надеясь вырваться. Тихо стоящего наверху Артём, никто ещё не заметил, и он этим воспользовался. Лёгкое тело парня навалилось сверху, подобно коршуну на жертву, даже худого Захара это вряд ли сбило бы с ног, но сыграла свою роль неожиданность, ведь объект наверняка был уверен, что тыл прикрыт стеной. Артём держался крепко, за шею руками, а ногами пытался обхватить руки. Оба стали кататься по крыше, чем и воспользовался Ефрем. Но остервенелый Захар не хотел сдаваться, он отбивался достойно, подобно дикому зверю, загнанному в угол. Брыкаясь, он оглушил ударом ноги капитана, и бедолага, оступившись, упал. Борис подоспел вовремя, и уже хотел схватить руги жертвы, когда в них сверкнул, откуда — то взявшийся клинок. С руганью, и стоном, Тельцов отскочил, хватаясь за порезанную кисть. Наконец, совместными усилиями Ефрему удалось нацепить на «зверя» наручники. Теперь Захар был усмирён.

2.

Контора контрразведки НОР.

«Палкин — предатель!». Только два слова содержало письмо агента из Нижнего Новгорода.

— Эх, какой же ты наивный, Лёня, — медленно вслух процедил Палкин.

Гавриил был одним из не многих, кто задерживался на работе допоздна. Опустевшее здание контрразведки НОР пустовало, и лжекапитан мог себе позволить вести монолог вслух.

— Я — то думал, что сработаемся с тобой, таких агентов мало, которых используют как пешек, а они мнят себя пупом Земли, — продолжал Палкин, глядя на рукописную надпись перед собой, — Думал я, что можно тебя ещё использовать, ан нет, дюже проворный.

Он сделал глубокую затяжку сигарой, поморщился, не нравилось ему это дело, долго в завязке был, да вот последнее время нервы успокаивать надо. И капитан потянулся под стол, за ещё одним средством от стресса. Налив в бокал дорогого виски, он зажёг огонёк зажигалки, поднёс к уголку письма.

— Всё, отшпионил ты своё, пора тебя убирать.

Он сделал большоё глоток, наблюдая, как неспешно прогорает письмо в пепельнице.

— Как же ты не вовремя, Лёня, не вовремя.

Глава 26 Когда тайное становиться явным…

База «Синица».

Ефрем отчитал за операцию всех. Больше досталось, конечно, Артёму. Командир ещё раз проявил чудовищное самообладание, но и его грубого, строгого тона хватило. Он говорил, как с подчиненными, заметил Артём, будто их уже записали в безымянный полк.

— Ты подверг всю операцию провалом! Ты чуть не угробил Бориса, едва не задел объект! — бушевал капитан.

Артём не мог не заметить, что угрозу собственной жизни Ефрем проигнорировал. Разве для него целостность объекта важнее, его собственной жизни?

— Зачем ты начал палить? Ещё и ломанулся поперёк батьки в пекло! В дверях устроил затор! Я же говорил, стрелять только в чрезвычайном случае! — кричал Ефрем, скорее, что бы заглушить грохот езды.

Они ехали всё в таком же порядке, разве что ещё Захара погрузили в багажник.

— Да не мороси, капитан! — неожиданно встрял в разговор Борис, — Ну струхнул парень маленько, перенервничал, с кем не бывает?

Ефрем промолчал, видимо довод был убедительным. Артём повернулся к соседу, ошарашенный, уж никак он не ожидал, что его защитят.

— Если попадёшь в меня, голову оторву! — беззлобно шёпотом предупредил Тельцов.

Грачёв не ответил. Зачем Борису было ставать на его сторону, после такого? Странный он все — таки человек.

* * *

Они приехали поздно вечером. Отдыхать не дали, сразу вызвали на площадку, где стоял походный столик и стул. Захара вывели всё ещё скованного на площадь.

— Так парень, я капитан Ефрем Дерягин, контрразведка НОР, мы тебе зла не желаем, и в покушении на тебя мы не замешены, — начал командир, когда все четверо остались одни возле столика с папками и документами.

— Зачем тогда стреляли? — озлобился Мухин.

— Твои друзья напали первыми.

— А вы сидели бы смирно, если в вашу квартиру вломились непонятные типы со стволами?

— Я тебя понимаю, но не думаю, что ты согласился бы на вежливый разговор.

— Вежливость города берёт, — заметил Захар.

— Итак, у тебя, как и у всех здесь присутствующих есть множество вопросов, сейчас я на них отвечу, — начал самое интересное Ефрем, присаживаясь за стол.

Бориса будто ничего не интересовало, он был рад, что Беретту разрешили оставить, и молча, поглаживал перебинтованную руку. Артём полностью обратился в слух.

— Освободи, — капитан, как между прочем, кинул Грачёву ключ от наручников.

Артём выполнил приказ, Захар затравленно взглянул на всех, но вёл себя спокойно, хотя и настороженно.

— Захар, у тебя есть предмет? — Дерягин задал всё тот же уже привычный вопрос.

— Что?

— Какая — нибудь памятная вещица от отца.

— Я не знаю, отец ничего мне не давал, когда меня в первый раз повязали, он отказался от меня, сволочь!

Артём оглядел Захара. Он знал, какое наказание ждёт провинившихся. Кроме штрафа или заключения, в Республике, нарушителям ставили клеймо. Самое тяжёлое преступление считается — педофилия, за её крупное клеймо ставят на лоб, что бы покрыть зека позором на оставшуюся жизнь. Ворам клеймо ставили на шею, тоже довольно приглядно, а за убийство на руки, когда ниже локтя, когда выше, зависело от тяжести преступления. Часто педофилы не найдя работы, которую им и не давали, обживались ещё и клеймом на шею, за воровство.

На Захаре клейма Артём не увидел, либо это убийство «лёгкое», и клеймо на предплечье, либо «языки пламени» прячут воровское прошлое.

— И у тебя нет ничего, что отец тебе мог дать? — продолжал Ефрем.

— Я отвечаю, только потому, что ничего, правда, нет, а вообще, я не должен перед вами отчитываться.

— Боюсь, что должен. Вспоминай, это очень важно.

— Зачем? Я не собираюсь работать на копов!

— А мы и не копы, мы разведчики.

— Ты разведчик, — поправил Артём.

— А вот оно как, — продолжил препираться Захар, — То есть, эти бедолаги, как и я ничего не знают? Похоже, много ты врёшь, коп.

— Это касается твоего отца, — пошёл по старой схеме Дерягин.

Артёма укололо сомнение, что ничего про отца он и не узнает, это было предлогом, что бы его использовать. Грачёв насторожился, и сам не заметил, как перешел на сторону недавнего пленника.

— Мне плевать на отца, он умер уже давно.

— А его прошлое, ты знаешь, кем он был?

— И знать не хочу, у этой гниды было много денег, такой дом отбабахал, жён менял каждую неделю, а меня из камеры вытащить не захотел, бросил меня!

Грачёв почувствовал сильную неприязнь к Мухину, мерзкий капризный тип.

— Всё очень важно, Захар, расскажи нам, что было, когда ты вышел? Что делал отец перед смертью, были ли у него доверенные лица? Кому он мог отдать самое сокровенное?

— Да иди ты, коп!

Артём даже не заметил, как его откинул сильный толчок Бориса. Крупный мужик двигался очень быстро, он подхватил лёгкого Захара, вмял его в кирпичную стену, врезав кулаком в живот.

— Говори! — проревел не своим голосом Тельцов.

Видимо такого не ожидал даже Ефрем, потому что и он среагировал не сразу, видимо решал: довести вежливую малополезную беседу самому, или позволить развязать язык Борису.

— Говори, чёртов наркоман! — Борис ударил, хрипящего Мухина, по лицу.

Вместо ответа, ловкий и проворный Захар выскользнул из рук Бориса и из рукава выхватил кинжал.

«Чёрт побери! Я же лично его обыскал, не может быть!» — пронеслось в голове Ефрема, когда он слетел со стула.

Это был очень красивый кинжал, со странной рукояткой, видимо стеклянной, как заметил Артём, и была она зелёная, или наполнена чем — то зелёным.

Оба сцепились, упали на землю, стали кататься, одаряя друг друга ударами. «Или у Бориса неприязнь к наркоманам, или счёты за порезанную руку» — подумал Артём, пытаясь разнять дерущихся, и следя за кинжалом.

— Прекратить! — завопил Ефрем.

В бою Захар не уступал Борису. Будучи более слабым физически, он компенсировал это ловкостью и холодным оружием, в умение с которым уже никто не сомневался. Здоровяк озверел, взбешённый он схватил руку с кинжалом, и сильным ударом выбил оружие.

Изогнутый клинок полетел по дуге прямо на край стола, раздался звон — точно стекло — и рукоять осыпалась.

— Нет! — с жалостью дрогнул голос Захара, он вцепился в своего противника с пущей злобой.

Грохнул выстрел, отрезвив всех, и холодный ствол прижался к затылку Бориса, который готов был добить врага, сидя на нём.

— Хватит! — Ефрем перевёл Глок на Захара.

«Познакомились с сослуживцами, блин!» — с досадой подумал Артём, присев к кинжалу.

— Чёрт! — взвизгнул он, прервав напряжённую тишину.

Борис слез со своего противника, а Захар подскочил к своему оружию, но потом так же отлетел обратно.

— Не может быть, — Ефрема увиденное поразило не меньше.

На земле под столом, в осколках прозрачного, однако, стекла, в зелёной вязкой жиже, рядом с железным клинком, лежал человеческий палец.

Это был самый настоящий безымянный палец, который видимо неплохо сохранился за большое время, судя уже по ржавчине клинка.

— Палец… — Ефрем достал полиэтиленовый пакет с красной линией замка, и сложил туда находку, — Ты знал об этом? — обратился он к ошарашенному больше всех Захару.

— Нет… — спокойно ответил он, вытирая кровь с губ.

— Где ты взял этот кинжал?

Мухин помедлил с ответом, но глянув на Бориса, Ефрема, который только спрятал Глок за поясом, видимо решился на сотрудничество.

— Те люди, которые напали на тебя, это шпионы Красных, они охотятся за предметом, и они не остановятся и найдут тебя, уверяю, такого вежливого разговора с тобой у них не будет, — привёл решающий аргумент капитан, разглядывая палец.

— Когда я вышел из тюрьмы, то пришёл домой, отец даже не стал говорить со мной, он велел охране выгнать меня из своего коттеджа, — начал Захар, облокотившись на стену, с опаской глядя в сторону Бориса, — Мне пришлось искать жильё, еду, выживать, я начал торговать наркотиками. С друзьями ходил на кражи, но это не важно. Однажды, меня пригласил, пахан, одной крупной банды. Он собирался грабить коттедж моего старика. Я впрочем, не возражал. И сильно удивился, когда меня, мелкого торговца позвали на такое дело. А вся причина в том, что они считали, якобы я знаю, где деньги. Я не знал. Отец мне никогда не доверял, но на дело пошёл…

— Мразь! — прокомментировал Борис, за что получил недовольный взгляд Ефрема.

— Мне хотелось насолить этому старому гаду! Всё же я знал пару нычек, и когда мы забрались в дом, вырубив охрану, я показал всё что знал. Сам принялся разбивать статуэтки, кувшины, какие-то вазы, которые были дороги моему старику, которые он коллекционировал. Старшой подошёл незаметно, я услышал только: «Ничего личного!». А потом меня вырубили. Я очнулся с кухонным ножом в руке. А рядом лежал труп моего отца. Нет, его убил не я. Меня просто жёстко подставили, заметя следы. Я отсидел ещё срок. А когда вышел вновь, узнал, что дом продаётся всё это время, и на такую сумму нет покупателей. Мой. Мой дом стал государственной недвижимостью. Я пытался доказать свои права наследника, но какая — то проходимка, одна из многих жён моего старика, успела раньше. Дом был моим по праву. И я туда наведывался частенько. Охраняла дом полиция, но я мог пройти незамеченным, тем белое патрули снаружи. Бывало, я даже ночевал там, под опечатанными дверьми. В одном из сейфов, который я смог вскрыть, я и нашёл этот кинжал. Ещё и гору денег. Но что было в рукояти, я не знал…

— Предмет, — протянул Ефрем.

— Что ещё за предмет? Что вы вообще несёте? Я рассказал это вам, потому что мне этот палец не нужен. Вы его искали? Всё, нашли, теперь отпустите.

— Не торопись, у меня есть предложение, ко всем вам, — начал капитан.

* * *

— Тридцать лет назад, Нижний Новгород был нашей территорией. Республика была самой могущественной страной, но она хотела создать сильное оружие против возможного врага со стороны бывшей Америки. Странно, но НОР боялась невидимого врага, никто до сих пор не знает, остался ли там континент, есть ли там люди или государства? Красные тогда были на востоке, маленькой бандой. Кто бы мог подумать, что их сфера влияния так быстро наберёт силу? Да, они стали могущественными, враги у нас под боком. Они стремительно откинули нас аж до самой Москвы. Территория ракетного комплекса в Нижнем Новгороде стала под их властью. Они получили даже разработки сильнейшего оружия, необходимые чертежи, все компоненты для создания ракет. НОР собрала группу, и забросила её в Нижний Новгород, пока Красные не успели воспользоваться комплексом, и не взять его под заслуженную охрану. Я перечислю отправленных людей в группе, возможно, некоторые фамилии вам знакомы. Николай Грачёв, он возглавлял группу, Александр Спичков, Андрей Мухин, Стас Трепалин, Камилла Нежнова. Все эти люди успешно проникли на территорию комплекса, и оказались в самом центре раньше Красных. Александр Спичков, Камилла Нежнова и командир группы Николай Грачёв не были разведчиками, они работали в этом комплексе, были учёнными, разрабатывающими сильнейшее оружие. Их отправили туда, потому что они единственные знали, как проникнуть незамеченными в самое сердце базы, куда ещё не проникли враги. Николай Грачёв проработал там много лет, и у него не хватило духу разрушить все свои труды. Задача была простая — заложить бомбу, и покинуть комплекс. Но Грачёв не выполнил приказ, он предпочёл заморозить комплекс, поставить мощнейший блок. Он работал вместе со Спичковым два дня, и два дня внешнюю дверь пытались открыть программисты Красных, и проникнуть в сердце базы. Возможно, у Грачёва всё бы и вышло, да только кроме него труды сохранить хотела и Камилла Нежнова. Она вместе с Андреем Мухиным поддержала затею Грачёва, но за их спиной сыграла на два фронта. Нежнова открыла дверь Красным изнутри, и сдалась. За содействие её наградили, далее высокую должность, и она до сих пор работает на территории комплекса.

Грачёв и Спичков поставили сильный пароль. Снять его можно было только незатейливыми предметами, которые дали все члены группы. Но Камилла знала всё, и тем более Николай не усел закончить, когда ворвались Красные. Вся группа, кроме Нежновой, смогла уйти без потерь чёрным ходом. Она перепрограммировала заморозку, сохранив комплекс. Теперь нам нужны предметы, что бы закончить начатое тридцать лет назад вашими отцами. Мы должны поставить предметы, и заблокировать базу, пока не произошло непоправимое.

— Со всеми всё ясно, а кто такой Трепалин? — перебил Ефрема Борис, — это гладиатор Юрий?

— Нет, у Трепалина не было детей, как и жены. Что удалось узнать о Юрии и его татуировке, которую ты описал, то могу сказать, что это третье лицо.

— Кто-то новый вступил в игру?

— Да, Борис, кто это мы не знаем, и можно ли с ними сотрудничать — тоже. Но то, что у Юрия был тот самый предмет, и не важно, где он его нашёл, это мы знаем почти наверняка. Ведь, Красные тоже охотятся за предметами, это же прямая угроза всем их планам.

— А что было дальше? — вступил в разговор, разволновавшийся Артём.

— А дальше, твой отец Николай Грачёв пошёл под трибунал, за нарушение приказа, потому остаток своих лет провел, будучи осуждённым. Александр Спичков согласился на сотрудничество, и до конца своих дней работал на контрразведку. Что было с Трепалиным, мы не знаем. А Мухин. Он продал ту взрывчатку, которая предполагалась для взрыва комплекса, и, как нам известно, продавал информацию, и нам и Красным. А информации он много получил, и на коттедж хватило и на жён.

— Да… — протянул Захар, — Как всё закручено.

— А теперь самое главное. Сделка, самая важная в вашей жизни, от которой невозможно отказаться.

Артём напрягся, Захар даже оторвался от стены, и спокойный на вид Борис, отвлёкся от созерцания своей раненой руки.

* * *

— Готовы ли вы стать разведчиками Народной Освободительной Республики, и завершить начатое вашими отцами? — вопрос, которого все ожидали, всё равно прогремел, как гром среди ясного неба.

Артёма терзали мысли, он прекрасно помнил, что Красные охотятся за предметами, и они не станут выяснять, есть ли они у тебя, просто убьют, скорее всего. Да и к тому же, всё-таки отец, это его ошибка, и кем будет себя чувствовать Артём, если не решиться на это.

— А нам заплатят за это? — прервал раздумья Захар.

— Разумеется, уверяю, будешь жён менять как перчатки, хоть каждый день, и иметь два отцовских коттеджа, — серьёзно заявил Ефрем.

Все видели, как совсем по-детски загорелись глаза алчного наркоторговца.

Борис вспомнил майора Ушкова, который завербовал его. Конечно, никто не оставит такого свидетеля жить, и Тельцов это прекрасно понимал. Так что, его ситуация была хуже, чем у остальных. Потому он первым и вышел.

— Я согласен!

— Борис… — видимо капитан хотел, что — то добавить, но не стал, и просто кивнул.

— Я тоже! — выступил вперёд Артём, неожиданно для себя.

— А сколько заплатят?

— Много Захар, бедствовать не будешь, обещаю.

— Я даже не знаю…

— А у тебя и выхода, то нет, Красные уже один раз напали на тебя, то было как предупреждение, дальше они станут большими силами тебя ловить.

— Ха, и поэтому я должен сам лезть к ним в лапы, так получается?

— Твой отец, хоть ты его и не любишь, всё же полез.

— Мне плевать!

— Я тебя не уговариваю, я предлагаю сделку, просто, понимаешь… Я тебе сейчас рассказал слишком много… И теперь тебя отпускать более, чем неразумно.

«Чёрт, вот же влип!» — выругался про себя Захар, но вслух сказал, буднично так, без энтузиазма:

— Записывай, согласен я.

Эпизод 2. Эх, дорога…

Глава 27 Тяжело в учении…

База «Синица».

1.

Одно из трудностей жизни, это сделать правильный выбор, от которого может зависеть вся последующее будущее. Самым правильным выбором является тот, что сделан сразу, как говорится, сердцем. Многие считают, что сердцем нельзя думать, возможно, но как не назови этот дар, интуиция, подсознание, не столь важно, главное, что оно всегда говорить правильно. Когда подключаешь разум, и начинаешь приводить все «за» и  «против», то можешь привести хоть сотню примеров, но сделав выбор против желания сердца, скорее всего, будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. Но что сделано, то сделано, ведь не так было бы интересно жить, если любую ситуацию можно переиграть. Часто, от выбора нельзя спрятаться «в кустах», его надо сделать самому, и смело, ведь это именно твоя жизнь.

* * *

Артем сделал этот выбор. Сделал сердцем, опередив разум, решил свою судьбу. Можно много говорить, что выхода не было, и несчастного парнишку вынудили, но это решение было на совести Артема и только на его. Что тогда сыграло ключевую роль? Артем понимал, что по вине его отца может случиться непоправимое? Но где гарантия, что сыну скрытного ученного удастся довести дело до конца? Была ли бы вина молодого Грачева, в том, что случится? А что собственно должно случиться? Было очень много непоняток, много Ефрем не договорил, что-то утаил, всё это теперь надо было выяснять. Сомнения в правильности решения терзали молодого парня. Но выбор сделан, и пути назад нет, вперед и только вперед!

К тому же возможности на долгие размышления не было, начались тренировки. У капитана Дерягина стояла довольно сложная задача: сделать из дилетантов и авантюристов профессиональных диверсантов, при чем за весьма короткий срок. Как понял Артем, времени было около месяца, возможно больше, все зависело от степени восприятия информации у будущих агентов. Но с каждым днём риск группы «Мозг», как назывался отряд диверсантов, увеличивался. Они могли попросту не успеть.

«Сначала было тяжело, потом, очень тяжело. Тренировками мучили нас нещадно. Обучали всему, что только могли предоставить. Удивительно, но Ефрем на занятиях присутствовал не часто, видимо было много неотложных дел. А когда и приезжал на базу, то только в качестве зрителя, и для того, что бы справиться о прогрессе работы.

Но и кроме Ефрема, тренеров хватало. Чаще всего мы видели учителя стрельбы и рукопашного боя, Мартынова. С ним мы проводили и день, и ночь, мужиком он был хорошим, и даже веселым, но дело своё знал. И как сам выражался, «не одну сотню таких сосисок доморощенных, как вы, в реальных бойцов превратил!» Проверить сотню ли, никто не мог, но о профессионализме тренера не спорили. Для каждого члена отряда он подбирал определенную технику боя. Так, как необходимую мышечную массу за такой короткий срок будущие диверсанты набрать не могли, то и стили рукопашки подбирались по мере возможностей. Самым способным был Борис, разумеется. Он сразу же попал в любимчики нашего тренера, но удивительно: этим Тельцов совсем не гордился, хотя складывалось ощущение, что он в таких кругах доверия бывал нечасто.

Захара Мартынов открыто недолюбливал, хотя никак на деле не проявлял своей ненависти. Да и все жители базы «Синица» явно избегали, не презирали тайного наркоторговца, с хитрыми маленькими глазками. Мне он, честно говоря, вроде и безразличен, таких я в Промграде, массу повидал, но быть в одной команде с ним как-то не хотелось. В данной миссии необходимо быть уверенным, что напарник прикроет тебе спину, и не предаст. Бориса мне тоже так и не удалось развести на душевную беседу. Для которой и времени особенно не находилось.

Трудно перечислить всё, чему нас обучали. Кроме массы огнестрельного оружия, нам в теории объяснили принцип работы РПГ, и однажды даже вывезли в лес, предоставив возможность применить знания на практике. Стреляли мы, правда, не по технике, а по специальным мишеням. Затем были уроки по вождению БРТ, БМП, автомобилей, мотоцикла и даже краткий курс ведения танкового боя, этот, правда, в теории. Виды боя у каждого были разными, как и вооружение. Меня обучали стрельбе из пистолетов, и винтовок, предпочтительно. Захару как самому нервному доставались пистолеты-пулемёты, автоматы, и конечно не, бой с холодным оружием, где он стоял на голову выше даже Бориса. Тельцов, как самый физически сильный, обучался стрельбе из штурмовых винтовок и автоматов.

Управляться с трофеем, револьвером «Питон» оказалось труднее, чем я думал. Тренер Мартынов неодобрительно относился к моему пристрастию, говорил, что научится стрелять с такого серьёзного оружия я смогу, но, сколько времени на это уйдёт. А его доводы по поводу того, что для диверсанта это оружие крайне не приемлемо, меня не убеждали. Впрочем, имея неограниченный боезапас и немного времени, а главное желание, помноженное на усидчивость, я к концу недели довольно сносно управлялся с «Питоном».

Итак, если подвести итог, то неделя, проведённая на базе, прошла трудно, но результативно, но остались нерешённые вопросы, которые…»

— Артём!

— Да!

— На стрельбище!

— Но…

— Я повторять не буду! Бегом!

2.

Ефрем приехал рано утром, у бойцов только началась тренировка, и началась, разумеется, с разминки. Капитан вышел из машины уставшим, сколько дней ему не удавалось поспать нормально? Командование не отпускало ни на минуту. И выглядел Дерягин соответствующе. Мятый пиджак, погладить которые не было ни минуты, недельная щетина, синева под глазами, сейчас ему приходилось нелегко.

Не привлекая внимания группы, он поманил пальцем Мартынова, который проводил разминку, и устроился в тени.

— Хреново выглядишь, капитан! — протянув руку, констатировал тренер.

Мартынов работал на республиканскую разведку так давно, что даже приходилось ему тренировать Дерягина, так что он позволял некоторые вольности по обращению к старшему по званию. Ефрем ценил и уважал своего бывшего тренера, и считал его другом, он любил, когда с людьми можно говорить спокойно, без прелюдий и субординации.

— Знаю, я тоже рад тебя видеть, — Ефрем охотно пожал руку старому другу.

— С проверкой?

— На этот раз да, к сожалению.

— Когда же ты освободишься, наконец? Помнишь те времена, когда мы могли просто встретиться, как старые друзья и выпить?

— Это было неделю назад.

— Да?.. — смутился Мартынов, — Как время быстро летит.

— Какие успехи в работе?

— Итак. — Начал тренер. — Ребята усердные, но слабые, с кого начать?

— У тебя доклад про каждого?

— Всего три человека, я же не взвод тренирую.

— Начинай с Бориса.

— Тельцов. Самый способный в группе, надёжный, верный, сильный, крепкий. Не разговорчивый, что для диверсанта только в плюс. С холодным оружием обращается умело, запрещённые приёмы гладиаторов использует часто, что тоже хорошо, может быстро ликвидировать и вывести из строя одного, двух бойцов. Оружие предпочтительно штурмовые винтовки и автоматы, можно попробовать пулемёты, но не думаю, что есть в этом необходимость. Рукопашный бой. Техника преобладает гладиаторская, но и боксом парень видимо раньше занимался, ногами работать не может, зато удар держит.

— Ладно, хорошо, как Захар?

— Мухин. Тип тёмный, с таким я бы в разведку не пошёл. Такой предаст недорого возьмёт. Скрытный, злой, хитрый, так что следи за ним, и лишний раз не доверяй. С ножами обращается превосходно, как и все такие бандиты, ух, какие мерзкие…

— Не отвлекайся.

— Ах, да… Руки у наркомана дрожат, стрелять точно не может, палит во все стороны, из десяточки и пяти не выбьет. Ему лучше «Стечкина» с увеличенным магазином или пистолеты-пулемёты. В рукопашном бою он не плох, ловок, изворотлив, правда подлые приёмы использует, похуже гладиаторских. Работает в основном ногами, руками удары точные не очень сильные, зато быстрые.

— Ладно, как Артём?

— Грачёв. Эх, с ним проблемы.

— Не подготовлен?

— Если бы. Он усидчив, трудолюбив, но упрям, таким сложно манипулировать, приказы обсуждает, всё делает по-своему. Слабоват, но вынослив, довольно ловок, но в то же время ближнего боя избегает.

— Как?

— Старается держать противника на дистанции, бьёт ногами, избегает захватов.

— Он компенсирует небольшой вес скоростью.

— Не думаю, хотя скажу уверенно, что это не страх. Зато, если вывести его из себя, что, кстати, довольно легко, и это плохо, то он дерется, остервенело, выкладывается по полной.

— Оружие?

— Пистолеты, винтовки, особенно ему Винторез понравился, думаю, вам пригодится иметь такого снайпера, до четырёхсот метров эта винтовка стреляет, и Артём с ней справляется.

— А его игрушка?

— Револьвер? Ах, он меня с ним уже вымотал, просит научить стрелять, хотя руки у него не так сильны, что бы с отдачей справится.

— Но он же старается.

— Да, но это бесполезное оружие, неудобное, для парня вообще не подходит.

— Ладно, у тебя ещё три недели в запасе.

— Этого мало!

— Больше предоставить не могу.

— Они бездарности! Три недели на такую работу?!

— Иначе мы не успеем.

Мартынов недовольно вздохнул. Ефрем знал, что может дать ещё одну неделю, но во — первых, он не хотел расслаблять тренера, во — вторых, что-то могло пойти не так и времени должно быть с запасом.

— Я рассчитываю на тебя.

— Знаю, Ефрем, знаю, потому и боюсь.

— Подбирай для каждого своё, то, что у них лучше получается, то и оттачивай в первую очередь.

— Только не надо меня учить!

— Хех, знаю, не маленький, ну до встречи!

3.

— Ефрем, постой!

Капитан, выругался сквозь зубы, и обернулся. К нему бежал Артём.

— О, здравствуй, очень рад тебя видеть! Как тренировки?

— Есть разговор, — пожимая руку, неуверенно начал Грачёв.

— Я слушаю.

— Можем не здесь? — Артём оглядел территорию базы.

— Хорошо, прогуляемся.

Они шли, молча минут десять, успели отойти от комплекса довольно далеко, и углубиться в лес по тропе.

— Как же я люблю русский лес! Этот аромат, сосны, ели, ох! — Ефрем вздохнул полной грудью, растопырив руки.

— Ефрем, я… Во общем, есть кое-какие вопросы.

— Задавай. Я отвечу на все, на которые знаю ответы, мы будем работать вместе и я не хочу, что бы ты знал меньше моего, как минимум.

— Ладно, начнём со Спичкова. Ты уверен, что тот палец, который мы нашли в рукоятке кинжала, именно его?

— Вероятнее всего.

— Что?

— Твой отец сделал много предметов, на каждый есть по два, а то и три недействующих.

— Может по отпечатку пальцев?

— Спичков мёртв, нет у нас его отпечатков, для сравнения.

— А он разве не знает, какие предметы.

— Нет.

— Ты сам-то веришь? Человек отрезал себе палец, просто так?

— На самом деле, палец ему отрезали туземцы, за попытку побега, они повесили его Александру на шею, как брелок, он потом не стал его выкидывать, а уж тем более, пытаться пришить. Как видишь, ему нашлось другое применение.

— Ладно, если только мой отец знал о предметах, то, как Красные идут по нашему следу?

— Их ведёт Камилла.

— А она откуда знает о предметах?

— Понимаешь, Артём, есть неофициальная версия, она не подтверждённая, что у твоего отца Николая, был роман с Камиллой Нежновой.

— И он просветил её в свои планы?

— Вероятнее всего.

— Ладно, а остальные предметы?

— Твои часы с вероятностью процентов девяносто действующий ключ.

— С чего такая уверенность?

— Во-первых, их дал тебе твой отец, зачем ему обманывать тебя, во-вторых, Красные довольно яро искали тебя.

— А монета Бориса?

— Тут не более шестидесяти процентов.

— Шестьдесят, это крайне мало.

— В любом случае других предметов уже нет.

— Рассчитываем на удачу?

— На то, что не прогадали.

— Ну, с этим выяснили, а как же наше задание?

— Пока ничего не могу сказать, ещё идёт подготовка плана.

— А в общих чертах?

— В общих, у нас крайне важное задание! ГПД, он же Газ Психического Действия, очень опасен и разрушителен, мы ещё не много знаем о нём, но то, что запуск произведен, будет ракетным ударом, это точно.

— К чему это пожжет привести?

— К катастрофе, — спокойно и не задумываясь, произнёс Ефрем.

Артём только сейчас понял, как всё серьёзно. Он вопросительно поглядел на командира.

— У нас очень сложное задание. Думаешь, мы стали бы отправлять вас, неподготовленных «зелёных» новичков, на такую миссию? Красные хоть и не побеждают в войне, а даже наоборот, но они сильны в контрразведке, чем не можем хвастать мы. Все наши лучшие диверсанты мертвы, кто ещё жив, уже рассекречен. Проникнуть к ним смогут только новые бойцы.

— Почему всё так критично?

— Потому, что «крот» завёлся у нас под боком, огромная жирная, вонючая крыса, залезла на командный пост, и сливает все наши кадры, — сквозь зубы произнёс Ефрем.

— Он и нам поставит палки в колёса?

— Предатель? Разумеется. Это и есть его главное задание.

— Мы сможем вычислить его, когда начнутся активные действия.

— Верно, мыслишь, Артём, вот только, успеем ли мы его раскрыть, до того, как миссия будет провалена?

Артём промолчал, он не ещё не разбирался в этих сложностях.

— А пока, тренируйся, Мартынов гордиться тобой.

— Правда?

— Да, старайся, и шансы победить в этой партии возрастут.

— Партии? По-твоему это игра?

— Жизнь-это и есть игра!

Глава 28 Экзамен

База «Синица».

1.

Психология это важнейшая наука, если можно её так назвать. На самом деле, она наравне с магией. В ней нет формул и правил, её нельзя измерить, но сила её даёт возможности не хуже, чем точные науки. Разбираясь в психологии, человек может управлять окружающими, он знает, что у кого на уме, кто как себя поведёт в той или иной ситуации, а, как известно, знание — сила. Талантливые психологи всегда на высоких должностях, всегда влиятельные, все политические деятели психологи, ведь без этого нельзя. Необходимо знать, что думает человек, не спрашивая его. Надо понимать всё с первого взгляда. Манипуляции людьми дают власть, а это для многих самое главное. Кто не хочет власти? Тщеславие. Это единственный грех, который не смогло победить человечество.

Но если смотреть более, приземлено, то можно заметить, как необходима психология в обычной жизни. С кем и как говорить, как действовать, нужно уметь предвидеть реакцию человека, что бы, допустим, избежать ссоры. И, конечно же, уроки психологии необходимы агентам контрразведки.

* * *

Курсы психологии у группы «Мозг» вёл пожилой тренер, с немецким именем Зуммер. Этот седовласый, толстенький и на вид совершенно безобидный человек, мог выудить из любого необходимую информацию. Он ставил крупных и сильных ребят в неловкие положения, доводил их до нервного срыва, а потом говорил что-то простое, но магически успокаивающее. Зуммер натаскивал диверсантов по нескольку раз в неделю, укреплял психику, силу духа, пытался помочь членам группы лучше узнать друг друга, и как-то, раз ему это удалось.

Это был обычный день. После разминки группа отправилась в просторный зал, который назывался классом. Зуммер начал свою, может быть не очень интересную, лекцию, сразу, без вступления. Удивительно, что такой материал у агентов усваивался легко, и время пролетало незаметно.

— Господин Тельцов, расскажите о себе, — попросил Зуммер.

— Что вас именно интересует? — поднимаясь, неохотно спросил Борис.

— Вы интересный человек, с весьма богатым прошлым, явно удостоенным нашего внимания.

— Не думаю.

— Всё же, Борис, вы должны научиться работать в команде, вы должны знать всё о своих напарниках, а они о вас.

— Сомневаюсь, что это поможет в работе.

— Это может быть нелегко, но мы все обещаем полную конфиденциальность. Расскажите о всём, что вас беспокоит, уверяю, вам станет легче.

— Я себя прекрасно чувствую, и не собираюсь отвечать! — повысил голос Борис.

— У вас было трудное прошлое, но не такое трудное как у меня. Знаете ли, что пришлось пережить мне? Родители баловали меня, а друзья завидовали, и не общались из-за этого со мной, это очень…

— Что?! — воскликнул Борис, — Вы, явно не бедствующий человек, имеющий всё, что пожелаете, жалуетесь на такие глупости? Да вы знаете, что такое одиночество?! — «Наконец-то, мне удалось вывести тебя из себя, теперь надо только слушать, и подкидывать палки в костёр» — подумал Зуммер, — Я! Я вырос вообще без родителей, я даже не знаю кто они! Я рос в детдоме, а знаете, какие детдомы в Республике?! О, конечно вызнаете, наверняка, наслышаны! Когда я вырос, мне сказали, что родители выбросили меня на помойку, в ведре мусора, как грязную, никому ненужную шавку. Уж поверь, я знаю, что такое одиночество! Когда тебя никто не трогает это уже хорошо! А когда тебя бьют? Просто так, ни за что, ради забавы, ради развлечения. И никто, слышите меня, никто не поможет, никто не заступиться!

Борис кричал уже на весь класс, брызжа слюной, и размахивая руками, он чеканил каждое слова, с таким отвращением, с такой нечеловеческой злобой, что всем стало не по себе. А когда злобный взгляд Бориса пересекался с взглядом Артёма, Захара, или же Зуммера, то они были не в силах выдержать его. Все отводили взгляд, словно были виновны в прошлом Тельцова. А он продолжал, уже никому не рассказывая лично, будто был в классе только он, и невидимый собеседник. Бог? Вполне возможно. Главное, что теперь его было не остановить.

— Унижение, боль, страх, это всё я испытывал изо дня в день. Старшие отбирали у меня еду, и били, издевались, все были сплошными изуверами! Я голодал, спал на картонке из-под коробки, было холодно, было страшно. Особенно туго приходилось девчонкам! Над ними издевались все, и даже охранник-педофил, вы можете представить себе этакую беззащитность? Уже тогда во мне росла та злоба, та ярость, что мечтала вырваться на свободу. В этом аду, я впервые влюбился, мне понравилась одна девочка. Я уже не помню, как её звали, слишком часто я получал по голове. Вся проблема была в том, что она нравилась и старшему. Когда он пришёл. Я заступился за неё! Да! Тогда я понял, что могу жить для кого-то. И меня избили, избили до полусмерти, около десятка человек. А её убили! Охранник, которому она пожаловалась. Директорша приказала убрать свидетеля, потому что чёртова проверка, должна была появиться в скором времени. От неё избавились. А мне даже не помогли. У меня была сломана рука, два ребра, выбиты зубы, сотрясение мозга, и ещё масса побоев. Тогда я понял, что стану следующим свидетелем, и решился на побег. Вилкой. Да, слышите меня! Вилкой, я заколол охранника. Эту жирную свинью я заколол вилкой в шею! Собаке — собачья смерть! Тогда я убил первого, это было только начало. Сбежав, я заключил сделку с наркоторговцем. Договор был таков: он меня лечит, я год на него работаю. Тогда у меня не было выбора, я был присмерти, я хотел, есть, жутко хотел есть! Вы понимаете, что такое голод? Когда осознаешь, что медленно умираешь, когда тело сводит судорогами. Наркоторговец помог мне, он научил меня драться, объяснил, как выживать в этом мире. За его помощь, я вынужден был торговать наркотиками, доставлять их, забирать. Курьер. Когда я начал тренироваться, когда я понял, что в этом мире выживает сильнейший, и нет разницы, сколько тебе лет, кто ты, и что ты делаешь, есть два варианта, либо ты сильный, либо ты мёртв. Я почувствовал в себе силу, я понял, что могу бороться, могу делать что хочу, и добиваться своих целей. Я ушёл с работы. Торговать дурью, было мерзко, отвратительно! А Захар, ты как считаешь? Нет? Не мерзко? Или деньги не пахнут?

Мухин не ответил, взбешенный Борис производил ужасающее впечатление, никто не мог даже слова вставить.

— Тогда я начал снова голодать. Выживать в грязных помойных улицах стало сложно. В городе прокормиться не так легко, будучи одиночкой. Крупные банды уничтожали мелкие, мелкие грабили одиночек. А я, я прослыл убийцей. Мало кто хотел связываться со мной, репутация неуравновешенного оказывала услугу. Я никогда не был лидером. Я был сильным, мог выжить, мог заставить кого-то, что-то делать для меня, но только под страхом, никто не поддавался моим уговорам. Я собрал группу, крепких парней, отморозков, убийц, воров, и решил использовать их. И знаете с чего я начал? Я спалил то проклятое место! Да, мы закрыли все двери и окна, и сожгли детдом! Все эти звери умерли в муках. Они молили о помощи, но никто не слышал их, никто не помогал. Почему? Потому, что я так приказал!

— Ты чудовище! — воскликнул Артём, подскочив со стула.

— Да? Ты смелый, мальчишка, не многие смогли сказать мне такие слова в глаза!

— Не называй меня мальчишкой! Я был в плену у туземцев, поверь, я не хуже твоего знаю, что такое боль, страх и унижение!

— Ошибаешься! Сколько тебе, лет? Явно больше, чем мне тогда! Я убил первого человека в одиннадцать лет, ты понимаешь, в одиннадцать! Ты не знаешь, каково жить одному, быть выброшенным на помойку собственными родителями!

— Ты безжалостно убил кучу людей, невинных, таких же беззащитных людей, как ты!

— Невинных? Проклятье, парень, что ты несёшь?! Я совершил правосудие! Все, от уборщицы до директора, от младенца, до старшего, все они погрязли в пороках, все они заслужили единственное наказание. Смерть!

— Борис! — поднялся со своего стула Зуммер.

— Что? Вы просили рассказать? Я рассказал всё, вы этого хотели?

— Я… Я сожалею, я не мог знать…

— Не надо меня жалеть!

Воцарилась тишина. Зуммер стоял смущенный, потупив взгляд, очевидно, он совсем не ожидал такой ужасной истории. Артём тоже отвернулся, его распирали чувства, но высказывать их не хотелось, нужно было всё обдумать. Один Захар был равнодушен, либо такой у него флегматичный характер, либо, он просто знает массу таких историй, ведь он тоже вырос на улице. Борис оглядел всех, потом вышел, хлопнув дверью.

* * *

«Боже, как это ужасно. То, что пережил Борис! Я даже не могу поверить. Я знал людей, кому пришлось нелегко, но таких историй я не слышал. Прав ли он? Был ли этот случай правосудием? Я не могу ответить. Даже представить себя на месте Бориса страшно, не то, что бы решать, как бы ты поступил в этой ситуации. Всё же, я считаю, что это было убийством. Месть. Это страшный грех, эту жажду лучше не переживать. Хотя, кто я, что бы судить Бориса? Там в туземной деревне, я убил вождя, это ведь тоже была месть! Он мучил меня, пытал, и я отомстил ему, пристрелил, как собаку. Борис поступил так же. Выходит, что мы с ним так похожи? Нет! Я не могу себе этого представить. Я не хочу становиться жестоким, злым и мстительным. Я должен менять себя, пока не поздно. Наверное, это будет очень сложно сделать в этом мире. Правда, в одном с Борисом я согласен. Или ты сильный, или ты мертвый…»

2.

За последние два с половиной недели Артём вымотался очень сильно. Добавился такой объём занятий, что сил не хватало и на полдня. Теперь у группы проводились курсы медподготовки. Ребят обучали оказывать необходимую скорую помощь. Обучали самим азам, так что Артёму эти занятия давались легче, чем остальным. Обучать агентов стали даже таким удивительным вещам (по мнению Артёма), как взломы замков, карманные кражи, бесшумные убийства, и такие же передвижения. Курсы ассассинов, как в шутку агенты называли эти занятия. Труднее всех тут было Борису, с его не самым ловким телом, скрытно двигаться было невероятно тяжело, а широкая, мозолистая и крепкая рука с большим трудом помещалась в карман, что и говорить о скрытности. Учили так же освобождаться от наручников, верёвок, которыми связали руки, и многим странным на вид, но таким необходимым вещам. Как говорил тренер «ассассинов»: «Лучше уметь, но не воспользоваться, чем испытывать в этом нужду, не имея навыков».

Так незаметно прошёл почти весь срок подготовки группы «Мозг». Осталось несколько дней, на разъяснение задач, выдачу обмундирования, и прочие детали. Но прежде, будущих агентов ждал очень важный момент. Никто не предупреждал их об экзамене, никто не намекал. В эту ночь, они должны показать всё, чему научились, за последние недели.

«— Подъём! — с этого слова началась та ночь. Нас разбудили в час, все были уставшими, измотанными тренировками. Никто и не подозревал, что посреди ночи нас могут разбудить, и отвести на стрельбище. Ефрем был серьёзен и груб, таким я его ещё никогда не видел. Он вместе с Мартыновым вывел нас на улицу, где были подготовлены соломенные чучела, формы человека. Нам не позволили умыться, не дали одеться, так и вывели в белых подштанниках, и с голым торсом.

— Грачёв! — рявкнул командир, так, что сон как рукой сняло, — Перед мишенью, стань!

Я повиновался, а что оставалось делать, тон Дерягина не подавал повода, для расспросов.

— Тельцов! На десять метров отойди! Принять боевое положение!

Мартынов выдал Борису пистолет. Ефрем зашёл за спину стрелка, посмотрел на меня, приказал двинуться на шаг вправо, дабы видна была цель, но что бы моё тело прикрывало её наполовину.

— Стреляй! — крикнул капитан.

Вздрогнул даже Мартынов. А мне страшно, признаюсь, когда вот так, помирать ни за что ни про что, собачьей смертью, в нижнем белье. Голову поднял, в небо смотрю. А погода как назло, тучи нашли, темень, и ещё дождик моросит.

— На Тельцова смотри! — приказал Ефрем.

И вот стою я, голый, уставший, глаза слипаются, холодно, гляжу в чёрное око пистолета. Оно, как чёрная дыра, гипнотизирует, и страшно, и не оторвать взгляда. А Борис стоит смирно, обеими руками оружие держит, моргает часто, прицелиться толком не может.

— Огонь! — заорал Ефрем, и сразу же выстрел громыхнул.

Конечно, если вы читаете эти строки, то понимаете, что я жив и даже здоров. Борис не промахнулся, попал в шею соломенному чучелу. А я почти не шевельнулся, так и стоял шокированный.

— Молодец, неплохая выдержка, — похлопал по плечу Мартынов, давая знать что худшее уже позади.

И тут мы с Борисом одновременно выдохнули с облегчением. Сразу стал мне он близок, будто жизнь спас, как будто всегда вместе были. Обменялись поздравляющими взглядами, и разошлись.

— Грачёв, занять боевую позицию!

И тут мне опять не по себе стало.

— А можно Бориса пистолет? — спрашиваю я, ведь у Беретты и точность и отдача меньше, чем у «Питона».

— Нет! — грозно отказал Ефрем, и сунул мне в руки мой револьвер.

— Ну, парень, покажи, чему научился! — тихо из-за спины поддержал Мартынов.

— Мухин! К мишени!

— Что… Не… — всполошился парень.

— Выполнять! — такому тону нельзя было не подчиниться, похоже, даже враги при таких командах сдавались.

Вышел Захар перед мишенью, трясется, смотрит озлобленно, будто говорит взглядом: «Промахнёшься — убью!».

— Целься! — крикнул Ефрем.

«Главное не смотреть на Захара, главное сосредоточиться на мишени!» — говорю я сам себе. Поднимаю «Питон» обеими руками, целюсь. А глаза слезятся, руки трясутся, такой стресс только что пережил. Мушка расплывается.

— Давай! Огонь! — кричит капитан, и руками машет, отвлекает, не позволяет сосредоточиться.

Мухин тоже, то глаза закроет, то взгляд отведёт, то в сторону накрениться, всё время приказами поправлять его приходиться.

— Огонь! — оглушительно заорал Дерягин.

Тут, я и решил, будь что будет, и нажал на курок. У Захара нервы тоже не выдержали, упал он на землю, прямиком в грязь, распластался, как при бомбёжке.

— Подъём! — Ефрем подскочил к жертве, пнул кирзовым сапогом.

— Да он мне чуть голосу не снёс! — воскликнул Захар.

— Занять положение!

Уж не знаю, промахнулся бы я, или нет, но была дана вторая попытка. Я начинаю сосредотачиваться, смотрю только на цель, командир, Захар, и все остальные для меня только фон, не более. Есть только я, револьвер и соломенное чучело. Хотя, Мухин от чучела не сильно отличался, грязный, перепуганный, он поднялся, матерясь сквозь зубы. Полез в карман, достал какую-то таблетку, которую тут же выбил из руки Ефрем.

— Отставить!

Грязный, мерзкий наркоман, стоял перед чучелом, глядя прямо на меня. Думаю, ничего страшного не произошло бы, промахнись я тогда. Но я попал. Без команды, спонтанно, будто каждый день стреляю по мишеням, за человеческими телами. Этим я оказал услугу Мухину. Кто знает, выдержал бы он второй раз, а так он даже понять ничего не успел, как всё кончилось.

Пошатываясь, он уходил от мишени, и бросил на меня благодарный взгляд, как попрошайка, которому ты кинул монету на улице.

Борис выдержал испытание фактически идеально, видимо приходилось ему смотреть на стрелка ранее. А Захар, который стрелял в Тельцова, попал по мишени только чудом, зацепив чучелу плечо.

— Теперь вы готовы, — буднично, без торжественного тона констатировал Мартынов.

— С этого дня, вы официально агенты Народной Освободительной Республики, и состоите в группе «Мозг»! Поздравляю, товарищи! — охрипшим голосом завершил экзамен Ефрем Дерягин.

* * *

Кто-то может сказать, что это глупости, и таких экзаменов не бывает. Но уверяю, я лично читал старые, книги, которые привозил дядь Саша, где были описаны такие вот тренировки спецподразделений. Они необходимы для вырабатывания концентрации, сдержанности, умения работы в команде, и самое главное — основывают доверие членов группы, доверие, своей собственной жизни сослуживцу.»

Глава 29 Доброта

Подмосковье.

1.

— Итак, парни, объясняю задачу, ещё раз! — перекрикивая жужжание двигателя и тарахтение служебного Мерседеса, который ехал по разбитой дороге, начал Ефрем, — Наши войска под Москвой переходят в наступление. Красные окопались в деревушке неподалёку, и устроили там неплохой укрепрайон. Республиканцы взяли противника полукольцом, и готовы в любой момент напасть на высоту.

— Почему сразу не окружили, они же свалят, как только заваруха начнётся? — перебил Борис.

— На то и расчёт, беженцы и раненые должны будут спастись на поезде.

— Какой гуманизм! — скривился Захар.

— Не в этом дело.

— Сейчас направо! — перебил Артём, который сидя на переднем сидении, исполнял роль штурмана.

— Наша задача, проникнуть в крепость сразу за республиканскими войсками, мы должны будем взять документы и вещи вражеских солдат, переодеться, и за тем присоединиться к поезду беженцев.

— Ну и авантюра! — констатировал Борис.

— В чём то, да, вот, — Ефрем, не отвлекаясь от дороги, протянул квадратные фотографии агентам, — Вклеим в документы, когда они будут на руках.

— К чему такие сложности, разве нельзя подделать было сразу?

— Мы не знаем имён служивых, — нужно максимум реализма, чтобы не спалиться при первой же проверке.

— Мы и так рискуем.

— Будем рассчитывать на неорганизованность врага.

— Красные сильны в разведке, наверняка, они уже знают точную дату штурма.

— А вот и нет, дату будем назначать мы. Весь штурм устроен только для нас. Хотя, он и имеет огромное стратегическое значение. Всё должно пройти так: наши части начинают внезапное наступление по трём флангам, выдавливая противника прямиком на станцию. Беженцы грузятся в поезд, и мы им не мешаем. Сами заходим после солдат, так как наше дело куда как важнее, и не имеет смысла глупо рисковать в бою. Переодеваемся, и присоединяемся к поезду с беженцами.

— А проверки?

— На то нам и нужны документы, народу будет много, начнётся беспорядок, это нам на руку. Только главное, не переигрывать.

— Вроде всё ясно.

— Вопросы?

— Никак нет! — хором отозвались агенты.

2.

Группа «Мозг» прибыла на место вечером. Им выдали оружие: укороченные АК — 47, пистолеты, ножи, ещё дали маскировочные костюмы. Командующий наступлением встретил группу лично, с почестями. Все бойцы относились к агентам уважительно, здоровались, хотя отличительных признаков на ребятах не было. Покормили, и выделили спальные места в палатках. Поставили часовых, которые должны охранять сон высоких гостей.

Ефрем пошёл решать все необходимые вопросы с командирами армии, Борис направился в оружейную, а Захара Артём и видеть не хотел. Заняться Грачёву было нечем, и он решил скоротать время с бойцам, весело беседующих у костра. Но на подходе к интересной компании, агент наткнулся на одинокого солдата. Он сидел на пеньке, в тени, и явно был чем-то опечален.

— Майор, — догадался по погонам Артём.

— Я! — поднял голову, и собрался подняться на ноги парень.

— Не вставай, — в отблесках костра Артём узнал лицо этого человека, с ним завтра группе предстояло идти на штурм.

— Это, вы, да?

— Я, — усмехнулся Артём.

Парень был высокий, красивый, такие обычно отбоя от слабого пола не имеют, к тому же не смотря на молодой возраст, он занимал весьма высокое звание.

— Это с тобой, мы завтра на штурм?

— Так точно!

— Да расслабься ты, мы же с тобой ровесники, а ты ко мне как к деду обращаешься.

— Так ведь положено! — растерялся майор.

— Тут мы наедине, можем же поговорить как друзья?

— Так… Да, конечно, — с подозрением глядя на Артёма, произнёс офицер.

Грачёв неспешно уселся рядом, взял в зубы травинку.

— Чего печалишься? Из-за боя скорого?

— Нет, тут бой не прекращается, — более уверенно начал майор, — Если бы я битвы больше боялся.

— А ты чего боишься?

— Да, понимаете… Как бы сказать…

— Говори как есть, — и Артём посмотрел на офицера такими глазами, обладателю которых невозможно не доверять.

— Девушка тут одна есть. Красавица, умница, раненым помогает, хоть и не обязана, работает на износ. А месяц назад приставал к ней один, тоже офицер, только званием выше, так я ему по морде сунул, — гордо сообщил майор.

— А она?

— Поцеловала меня, только не любя, как бы в благодарность, не нравлюсь я ей, наверное, — снова опечалился парень.

— А ты на контакт шёл?

— Меня судить хотели, за то, что офицера ударил, так она помогла, замяли дело.

— Ну вот, значит, ты ей не безразличен.

— Я же говорю, она на меня внимания не обращает, здоровается так, из вежливости, помогла тоже как бы в благодарность.

— А ты с ней говорил?

— Нет.

— И сидишь, грустишь?

— Я боюсь, понимаете, в бой идти не боюсь, а к девушке боюсь.

— Ты должен понять причину своего страха.

— Я понимаю, я боюсь, что она мне откажет.

— Я расскажу тебе случай из личного опыта. Я работал в шахтах, на каменоломне. Да, да, не боги горшки обжигают, — заметив удивление в глазах собеседника, пояснил Артём. — Я же не всегда служил в разведке. Так вот, мне нравилась одна девушка, красивая, умненькая, вежливая, хотя и из простой семьи. И вот она каждый день проходила мимо меня, и здоровалась, так приветливо, ласково. А я от стыда сгорал, стою перед ней грязный, чумазый, в рванной рабочей униформе, с булыжником в руках. Нравилась она мне, жутко! Я с её братом дружил, к нему на день рождения в гости пришёл, но так и не осмелился с ней заговорить. А она смотрит на меня так, может и была какая-то у неё ко мне симпатия, теперь и не узнаю, — печально вздохнул Артём, — и вот, пришло время, уезжать, приготовился я к худшему. Думаю, если откажет, чёрт с ней, всё же лучше, чем в неведении жить. Прихожу к ней на работу, а мне говорят: «Уехала она в командировку». Вот тогда печаль на меня нашла. До сих пор себя корю, и жалею, что не осмелился раньше. Так что парень, не повтори моих ошибок. А то знаешь, тут война, как ни как, каждый в любую секунду умереть может. Не теряй времени, иди к ней, позови гулять, подари цветы. Приходи чаще, гуляй, делай комплименты, а когда придёт время… Ты поймёшь, тогда и признаешься. Тогда и она ответит. Иди!

Артём увидел, как заблестели глаза парня.

— Спасибо! Спасибо вам, огромное! — воскликнул он, подскакивая, — Я бы сам не смог, прямо сейчас! Вот, только… Начальство…

— Ничего, я прикрою, если надо!

— Спасибо! Спасибо! — бросаясь, крикнул майор.

— Погоди, тебя зовут-то как?

— Василий! Василий Платков!

— Ладно, Вася, ни пуха, ни пера!

Радостный Платков ещё что-то прокричал в ответ, скрываясь за палатками.

— Ну вот, помог человеку, другой на моём месте, не поддержал бы, позлорадствовал, а я вот нет! Пусть хоть у кого-то счастье будет. Это называется доброта, помощь ближнему, — произнёс Артём про себя.

Бросив печальный взор на веселящихся бойцов у костра, Грачев, поглощённый в грустные мысли направился в свою палатку. Теперь ему было не до веселья.

3.

Полевая ставка. Подмосковье.

— Ой, Оксанка я даже не знаю, зря ты этот разговор начинаешь, лучше вон, бинты подай.

— А ничего не зря Наташа, держи, я же за тебя волнуюсь.

— Потерпи миленький, сейчас лучше будет, — приговаривая, делала перевязку раненому Белова.

— Вот ты «того самого» ждёшь, ждёшь, а потом одинокая сорокалетняя женщина.

— Типун тебе на язык.

— Вот я бы на твоём месте пошла бы к парнишке этому, Ваське Платкову, он парень ничего статный, и ты ему нравишься.

— С чего ты это взяла?

— Разве он за тебя перед Жабовым заступился бы, если ты ему безразлична?

— Он просто человек хороший, за любого заступился бы.

— А вот и нет!

— Хватит, болтушка, подай зелёнку.

— На. Ничего я не болтушка, я же вижу, переживаешь ты.

— Ничего я не переживаю, не придумывай.

— Артёма своего ждёшь?

— Не знаю.

— Сердце к нему лежит?

— Он такой, такой… Мужественный, сильный, видно, что в нём характер, и… я даже не знаю…

— Сестричка! — прохрипел раненый боец на соседней кушетке.

— Оксана, сюда посвети! — велела Наташа.

В палате с ранеными царил полумрак, и приходилось ещё светить керосиновой лампой.

— Зря, ты его ждёшь, разошлись ваши пути-дорожки. Так и Ваську профукаешь.

— Я ему безразлична, он мне тоже.

— Он робкий, значит, ты должна сделать первый шаг.

— Ну, я не знаю.

— Наташа! Ты ему не ту руку забинтовала!

— Ох, и, правда, прости солдатик, потерпи немного. Вечно ты меня своими разговорами отвлекаешь!

— Это ты о парнях думаешь!

— Не правда!

— Завтра Вася на штурм идёт, тяжёлый бой будет. Хочешь мой совет?

— Нет.

— Пойди к нему, поговорите, погуляете, в лесу, узнаешь его поближе.

— Не надо, сейчас не время.

— Его завтра убить могут!

— Типун тебе на твой язык без костей!

— На войне, каждый миг ценить надо, и каждый миг проводить с любимым.

— Ты прямо философствуешь, много, подай перекись лучше.

* * *

До ставки Платков добежал молниеносно, словно боялся, что заряд той энергии, которой напитал его молодой агент из разведки, может скоро пропасть, и снова появиться страх и робость. По пути он насобирал луговых цветов, красивых, молоденьких. И со всех ног подбежал к палатке с красным крестом.

— Наташа! Наташа! — закричал он, когда часовой преградил вход.

— Извините, товарищ майор, не велено, там раненые.

— Это он, Вася! — взвизгнула Оксана, будто ждала его больше Наташи.

— Слышу, скажи, что меня тут нет.

— Ещё чего, иди, это судьба твоя.

— Судьба подождёт, ещё раненых много.

— Подруга! Иди немедленно! — и силой вытолкнула Белову из палатки.

— Наташа, здравствуй! — только и смог произнести Василий, увидев очаровательную девушку в белом халате.

— Здравствуйте, Василий.

Платков глупо уставился в землю, теперь ему стало так неудобно и стыдно, весь взмыленный, растрёпанный, он стоял и не мог вымолвить ни слова.

— Вы меня искали? — прервала затянувшееся молчание Наташа.

— Искал! — переборов себя посмотрел на неё Василий, он решил для себя, что первый шаг уже сделан, и пусть будет, что будет, пути назад уже нет. — Вы… Вы не хотите прогуляться?

Наташа смутилась, увидев букет в руках ухажера, и словно ища поддержки, обернулась на подругу. Оксана мелкими кивками словно подталкивала: «Соглашайся».

— Это, ох, извини, это вам! — опомнился Василий, и протянул букет.

— Спасибо, очень красиво. Хорошо, давайте прогуляемся, но только недолго, ещё много дел.

— Я всё сделаю сама, — вышла из палатки Оксана, — Отдаю свою подругу вам на всю ночь, и не вздумайте обидеть её! — шутливо погрозила она пальцев Платкову.

— Ну, что вы, уважаемая, — развёл руками майор.

Оставив букет в палатке, Наташа пошла вместе с Василием. Они гуляли всю ночь, и в лесу, и смотрели на звёздное небо, лёжа на лугу, бродили вдоль берега Москва — реки. Наташе было очень интересно со своим ухажёром, особенно, когда Платков освоился, перестал заикаться, и они начали общение на «ты». Забыв о войне, о раненых, о предстоящем штурме, они проводили время вдвоём, и для каждого это были лучшие минуты жизни. А когда уставших, утро застало их на лугу, в траве, покрытой блестящей росой, пришло время прощаться. Наташа поцеловала Василия в щёку, коротким лёгким поцелуем.

— Я буду тебя ждать, Вася, ты только вернись! — и, сказав это, она, не дожидаясь ответа, побежала к раненым.

Платков был счастлив, теперь он обрёл смысл в жизни, а всё благодаря случайно подвернувшемуся разведчику, имя которого, он даже не удосужился спросить.

Глава 30 Долгожданная встреча

Подмосковье.

1.

Борис спал чутко. К этому его вынудила жизнь. Многие мужчины спят крепко, хоть с пушки стреляй, не разбудишь, а ещё храпят, но дитя с жестоким детством спал бесшумно, подобно ягуару, или другому представителю кошачьих. Потому он сразу заметил, как Артём, спавший на соседнем лежаке, в одной с ним палатке, проснулся очень рано. Тельцов не придал этому особого внимания, ну проснулся человек, вышел по нужде. Но когда Артём не возвращался слишком долго, Борис начал волноваться. Он сам не мог понять причину своего беспокойства. Какое ему было дело, до этого паренька? А вот, оказывается, было, ведь сон, как рукой сняло. Тельцов поворочался, но вскоре понял, что уснуть не сможет. Он выглянул из палатки, напротив стояла такая же, в ней спали Ефрем и Захар, неподалёку бродили часовые, больше никого не было, все ещё спали.

Убедившись, что Артёма поблизости нет, Борис потянулся к своему автомату, как вдруг увидел, что уголок бумаги выглядывает из-под Артемова одеяла. Это было послание, написанное корявым, но разборчивым почерком.

«Артём, милый, как я долго ждала тебя. И вот ты пришёл. Я здесь, в Подмосковье, работаю в медсанбате, ухаживаю за ранеными. У меня мало времени, потому мы можем встретиться только завтра. В пять утра, я буду ждать тебя в хижине. Тебе надо идти по тропе на северо-восток, и ты увидишь её с левой стороны.

С любовью, Наташа Белова.»

Испытывал бы Борис недостаток выдержки, то непременно выругался бы, но он сдержался. Спрятав послание в карман, что бы его не нашёл Ефрем или Захар, он подчеркнул, что револьвер лежит на положенном месте, взял «Калашникова» и вышел из палатки.

Пробраться незаметным через часовых, для диверсанта работа несложная, и Борису это удалось. «Ишь, ты нашёл время для любовных гуляний, как бы в беду, какую не вляпался» — размышлял на ходу Тельцов. Вокруг множество вражеских разведчиков, и Борис всерьёз обеспокоился за безопасность сослуживца. Бежал он лёгкой трусцой, благо по тропе это было несложно. И нагнал Артёма через несколько минут. Он как раз, осторожно озираясь, подкрадывался к хижине, держа в руках укороченный «Калашников».

Молодой высокий парень пинком отворил дряхлую дверь, и нырнул в пыльное, тёмное помещение. Короткий ствол АК — 47 обшаривал довольно просторную хижину, заполненную стеллажами и шкафами, столами. На одном таком столе было полно газет, газеты которые печатались огромными партиями ещё до затопления, теперь большая редкость. Прикрыв дверь, парень взял один такой реквизит в руки, «Уровень воды достигает критического предела» — гласил заголовок газетной статьи. «Осадки, выпавшие на территории Земли, достигали годовых размеров» — пестрила ещё одна газетка. «Учёные пророчат затопление всей Земли!» — прочёл парень следующее название. «Американцы строят корабли, их примеру следуют другие страны», «Неужели потопа не избежать?», «Англичане бегут с «тонущего корабля».», «Часть Европы уходит под воду, переполненные корабли стремятся к суше.», «Россия принимает миллионы беженцев из Азии и Европы.», «На почве нехватки земли может начаться третья мировая война — предполагают мировые учёные.», «Россию тоже не минует потоп!», «Человечество на грани вымирания.», «Кораблей не хватает на миллионы несчастных жителей, а русские строят Ноев ковчег, размещая там животных и растения.» — пишут заграничные СМИ. Дальше газеты кончились, дальше их не было нужды печатать. Но, то, что было дальше, многие ещё помнили. Множество кораблей бессмысленно скитались в одном огромном океане, в поисках земли, к сожалению не нашли, вся Земля ушла под воду по так и невыясненной причине. Тем не менее, скитались корабли не долго, топливо кончилось, а пополнение было невозможным, болтаясь в бескрайнем океане, питаясь одними морепродуктами и немногочисленными припасами, люди пили морскую воду, предварительно пропущенную через опреснители, человечество медленно, но верно вымирало. Из — за недостатка лекарств, ограниченного поступления витаминов, непристойной гигиены, начались эпидемии. На почве одного, огромного человеческого траура и горя, росли новые государства, смысл которых терялся. Частые нападения более сильных кораблей или крупных групп судов на более слабых противников, совсем снизили шансы на выживание. «Бог дал жизнь, Бог её и отнял» — говорили смирившиеся люди о всём человечестве. То ли мольбы людей, то ли это было испытание человеческого нутра, но боги смилостивились над жалкой людской популяцией и дали людям последний шанс, «Вторую жизнь». Спустя ужасные пятьдесят лет, перестали идти нескончаемые дожди, температура поднималась до 50 градусов и выше. И вот долгожданная земля!!! Тут — то и выросли новые государства, как грибы после дождя. Устанавливая свои порядки, ставя жёсткие условия и безжалостные ультиматумы, новые правители легко подчинили себе ослабших людей.

Со скрипом отворилась дверь, тёмная фигура выросла на пороге.

— Артём! Вот и встретились дружок мой родной! — В голосе незнакомца, чьё лицо не было видно, лязгнуло железо.

Артёму голос был до боли знаком, и от его владельца не следовало ждать добра.

— Руки! — Гаркнула тень, отделившаяся от дверного проёма.

Артём обескуражено отвёл руки от калаша. Смело шагнув, незнакомец стал хорошо виден. Впрочем, Артём и так уже узнал гостя. Плоское угловатое лицо, нелепая причёска, слипшаяся грязная борода, короткие ноги и как противоречие им страшно длинные руки, как у орангутанга, потёртая «берета» в руке, наглая, самоуверенная ухмылка, словно приклеенная к лицу этого несуразного человека. Руки бородача были, словно каменными, пистолет твёрдо целился своим дулом в голову парню. Артём знал этого человека слишком хорошо, знал, что он не из тех, кто трепет лишний раз языком, если он хочет стрелять, то выстрелит, не устраивая жертве утомительных речей.

За бородачом захлопнулась дверь, и стало почти темно, тусклые лучи света струились из многочисленных дыр и трещин в стенах и потолке. Окон в хижине не наблюдалось.

Артёма била мелкая дрожь, он внимательно смотрел в глаза противнику. Вот тот страшный миг, враг зажмурил левый глаз… Грохнул выстрел, второй и следом третий. Звонко срикошетила пуля от ржавого железного стеллажа, шумно брызнули стекла каких — то склянок, глухо затрещали ящики, за которые прыгнул Артём. Стать на колено, передёрнуть затвор АК, высунуться из — за ящиков — это у тренированного парня много времени не заняло. К сожалению довольно, что — бы бородач успел спрятаться в своём укрытии. Артём дал длинную очередь в «молоко» — патроны на такого врага он не жалел. Запасной рожок оттягивал карман, а за поясом топырился лёгкий и верный «Глок». Через несколько секунд противник ответил парню кучной стрельбой из громкой береты. Артём вскрикнул, и злостно выругался. Нет, его не ранили, просто такому трюку он кое — где научился. Поменяв позицию, Артём заметил, что одна берета такого массивного огня не дала бы, следовательно, у врага два пистолета.

Затхлый воздух вперемешку с пороховым дымом и кислым запахом пота ударил в ноздри. Ни один из дуэлянтов не торопился. У молодого парня был козырь в рукаве, ведь, он отлично знал противника и его повадки, но тем, же мог похвастаться и бородач. «Надо действовать неординарно» — решил Артём. Так же думал и его противник. Автоматчик вернулся к изрешечённым ящикам, предполагая, что противник такой вариант укрытия в расчёт уже не берёт. Плосколицый тем временем полз на четвереньках у дальней стенки, предательски яркий лучик выдал диверсанта, упав на его камуфлированную куртку. Артём старательно обработал тот письменный стол, за которым крался противник. Зашипела пробитая труба, распыляя кипящую воду, и скрывая бородача в облаке пара. «И откуда тут кипящая вода?» — успел подумать Артём, как матерясь сквозь зубы, его враг открыл огонь. Пятнистый знал куда стреляет, ведь Артём выдал себя огнём. Толкнув калаш вперёд себя, обстреливаемый пополз под стол, оттуда за ряды стеллажей. Теперь плосколицый не таился, словно разъяренный кабан, он бежал на свою бедную жертву, сжимая в одной руке пистолет, второй опрокидывая препятствия. Растерявшийся парень запоздало вскинул автомат, алюминиевые полки падающего стеллажа выбили оружие из рук. Яркий свет, сильная боль в затылке, мощные, волосатые руки, вытянувшие из — под груды мусора. Артём видел перекошенное от злости лицо, ошпаренное кипятком и теперь покрытое пузырями. Противник, оказавшийся за его спиной, взял парня за подбородок одной рукой, за затылок другой. «Всё, — как — то отстранённо подумал несчастный Артём, — Сейчас сломает шею, но эта смерть хотя бы быстрая и безболезненная…». Послышался резкий хруст…

… Дряхлая дверь вылетела на половину комнаты. Борис ворвался, подобно урагану, противник явно не ожидал нового гостя, потому не успел ничего предпринять, как автомат больно врезался в нос. Враг свалился на спину, кряхтя и поскуливая. Тельцов воспользовался заминкой, пнул «берету» в сторону, и упёр дуло автомата в грудь поверженному. Артём зашёлся в лихорадочном кашле. Он ещё не мог поверить, что чудом выжил.

Свет проникающий, через дверной проём, залил всё помещение, теперь Артём отлично разглядел лицо напавшего.

— Антон?!

2.

Узнать старого приятеля было нелегко. Осунувшееся лицо, заросшее бородой, синева под глазами, а теперь ещё и ошпаренное кипятком лицо, раскраснелось и опухло. Алый, налитый кровью глаз, бешено вращался, глядя то на Артёма, то на Бориса.

— Ты сразу меня не узнал?

— Надеялся, что ошибся.

— Аха, ты каким был дураком таким и остался!

— Зачем ты пришёл?

— Возвращать долги.

— Тогда ты не по адресу.

— Играть со мной вздумал? Думаешь, что нашёл себе дуболома безмозглого, так в безопасности?

Удивительно, что Борис проигнорировал оскорбление, даже не надавил стволом автомата в грудь Антону. Он просто стоял как статуя, будто разговор его вовсе не касался.

— Ты предал меня! Или забыл уже? Я помог тебе бежать, а ты бросил меня в волчьей яме! Бросил! — с досадой закричал Антон.

— Я пытался помочь тебе, я старался до последнего.

— Ага, ты сбежал, а я так и умирал там с распоротым боком.

Он потянул за майку, наверное, что бы показать шрам, но Борис предупреждающе надавил дулом в грудь противнику. «Он прав, там может быть пистолет, или другое оружие» — решил Грачёв.

— Ты предатель Артём! — выплюнул обвинение Антон.

— Ошибаешься, это ты пытался утопить меня в яме, в этой грязной вонючей клоаке, думаешь, я это забыл?

Антон промолчал, он просто злобно пыхтел, стараясь сожрать собеседника одним взглядом.

— А потом при побеге, ты рисковал моей жизнью, что бы выманить туземца.

— Это была вынужденная мера.

— Да? Я сомневаюсь, что ты помог бы мне, окажись я на твоём месте.

— Но и ты не помог, а сбежал, как трусливый шакал.

— Из-за тебя я остался в плену, меня снова схватили и пытали, а спасся я только, когда пришли вояки.

— Да ты даже сейчас боишься! Прикрываешься этим громилой, самому слабо да? Я ждал этого случая, я выслеживал тебя, хотя мог решить всё одним выстрелом из кустов, или вогнать тебе нож в спину из-за угла, но я не сделал этого. Я хотел решить всё в бою, как мужчина с мужчиной. Докажи, что ты не слабак, давай бой на ножах? Один на один! Ну! Или трусишь?

Артём стоял перед трудным выбором, теперь он был уверен в своих силах, знал, что тренировки не прошли даром, и он будет как минимум равен Антону в ближнем бою, но стоит ли? Для чего этот глупый риск? Взгляд Грачёва столкнулся с взглядом Бориса. Тельцов словно говорил: «Не надо!».

— В этом нет смысла, Антон, я не считаю тебя своим врагом.

— Зато я считаю! Ну! — он дёрнулся, но тут же застонал, когда автомат сильнее надавил в грудь.

— Ты сейчас не в том положении, что бы, считать.

— Но и прогибаться под тобой, я не стану!

— Я не собираюсь унижать тебя, мы оба виноваты друг перед другом.

— А что тогда ты собираешься делать?

Этот вопрос поставил Артёма в тупик. Он не знал что делать. Оставить Антона жить было опасно, похоже, он совсем не адекватен и может представлять реальную угрозу. Но когда он подумал, что одним кивком отдаст Борису приказ, и он нажмёт на курок, тогда он, Артём Грачёв перестанет быть человеком. Он опуститься до уровня Антона, и Бориса. Тут вспомнился недавний рассказ Тельцова, о том, до чего доводит месть. И Артёму стало жутко, осознавать, каким чудовищем он может стать после убийства. «Око за око, приведёт к слепоте мира» — вспомнились слова, процитированные ему однажды отцом. Теряясь в догадках, парень вопросительно посмотрел на Бориса, но тот словно ждал этого, и, не поворачивая головы, словно говоря: «Ты сам должен принять решение».

— Я не опущусь до твоего уровня, Антон.

Недавний противник удивлённо раскрыл красные глаза. Видимо он так был уверен, что его убьют.

— Проваливай! Живо!

Борис, молча, отошёл, не опуская ствола автомата, направленного в противника. Антон, опасливо озираясь, подобно загонному зверю, стал медленно направляться к выходу.

— Постой!

Антон даже не обернулся, но в дверном проёме остановился.

— Ты про Наташу просто так написал, или она здесь?

— Я не знаю, — честно признался поверженный.

— Прощай.

— До встречи, — словно поправил Антон, медленно уходя, видимо это поражение сильно ударило по самолюбию, и он предпочёл бы смерть, такому позору.

Артём это знал, но выбор уже сделан.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Грачёв своего спасителя.

Борис, молча, подобрал пистолеты, и вопросительно взглянул на сослуживца.

— Они твои, забирай трофеи.

Они не спеша возвращались, Артём был крайне удивлён, что Тельцов не задаёт вопросов, которые явно накопились.

— Ты уверен, что поступил правильно? — всё — таки заговорил Борис.

— А ты с моим решением не согласен, но всё же не помешал, почему?

— Это были твои проблемы, я предпочитаю не лезть в чужие дела.

— Но ведь уже вмешался?

— Потому что знал — ты влипнешь в неприятности.

— Откуда?

— Ты и сам знал, слишком осторожно подходил хижине, с автоматом, так к девушке, которая ждёт, не идут на свидание.

— Ты нашёл письмо, и решил проследить за мной?

— Проконтролировать. Я думал, ты знаешь, что делаешь, всё-таки не маленький, потому вмешиваться не спешил.

— Погоди, письмо ещё там? — насторожился Артём.

— Диверсант следов не оставит, это тебе на будущее, — Борис вернул записку владельцу.

Грачёв тут же её порвал и выбросил. Его так и подбивало попросить никому не рассказывать о случившемся, но почему то создавалось ощущения надёжного человека, хотя ещё и мало знакомого. Артём был уверен в Борисе, знал, что он не предаст, и в этом его не нужно просить. И он не ошибся.

Глава 31 Штурм

Подмосковье.

От огня артиллерии, расположенной полукругом, закладывало уши. Орудий было не так много, зато крупнокалиберные, осколочные снаряды, устремляющиеся на укрепрайон Красных, компенсировали количество стволов. Армии ждали своего часа в окопах, все в касках, форме, с автоматами и винтовками. Много было различного оружия, увы, что хватало, то и раздавали. Бронежилеты и те, были только у офицеров. Правда, гостям, уважаемым разведчикам они тоже были выданы.

Группа «Мозг», находилась на правом фланге, самом безопасном. Именно солдатам под командованием Василия Платкова, выпала задача захвата штаба. Майор с серьёзным и суровым видом стоял рядом с разведчиками, за чьи жизни отвечал, и зычным голосом подбадривал бойцов.

Артподготовка длилась не долго — экономили снаряды. Зачем стрелять лишний раз, когда есть столько необстрелянных солдат? Артёма это разозлило сразу, но что он мог сделать? Особенно было больно осознавать, что будущие смерти бойцов, отчасти вина их группы. Ведь в основном этот штурм и затеян, для проникновения диверсантов в тыл противника.

— Артём, — Ефрем оказался рядом внезапно, как впрочем, и всегда, — У нас задание важнее, чем то, что происходит.

— А что, по-твоему, происходит? — язвительно выпалил Артём.

— Мы спасём миллионы жизней. Ведь для победы приходится чем-то жертвовать. Помнишь? Жизнь — это игра.

— Игра людьми? Разве можно так?

— Это война Артём! — посуровел голос Ефрема, — И заметь, это ни я её начал!

Рядом разорвался снаряд вражеской артиллерии, и окоп засыпало комьями земли. Рядом глухо заматерился Платков. Артём распластался на дне, а перед ним упал Ефрем. Небо посерело от дыма. Кислый пороховой запах ударил в нос. Грачёв, оглушённый взрывом, слышал всё, как будто, сквозь вату. И вокруг началось немое кино.

Василий, прикрывал рукой щёку, которую судя по всему, распороло осколком, сквозь пальцы майора сочилась кровь. Он подскочил, ловко выпрыгнул из окопа и с каким-то криком, поднял солдат в атаку. До слуха Артёма доносилось протяжное: «ура!». Может когда-нибудь он удивился бы, и усмехнулся, тому, как похожа история, как похожи сражения, но не сейчас, когда он сам его участник. Он замешкался на долю секунды, но этого хватило, что бы Ефрем заметил. Вытолкнув Грачёва, он подозвал остальную группу, и они кинулись позади отряда Платкова.

Нормальный слух вернулся почти мгновенно, и сразу грохот выстрелов, треск крупнокалиберного пулемёта ударил по барабанным перепонкам с новой силой.

— Артём! Контузило? — в лицо закричал, перемазанный грязью Ефрем.

— Никак нет! — отчеканил Артём, теребя автомат в трясущихся руках.

— Группа! За мной!

Захар паниковал, но старался держать себя в руках, он то и дело падал, пытался свернуться калачиком, закрывал голову руками. Только Борис, действовал хладнокровно, под стать командиру, и даже успевал вести огонь, прячась за укрытиями.

Странно, но Артём обращал внимание на то, как реагируют люди.

На войне, проявляется настоящий характер человека. Глупо говорить, что никто не боится. Страшно всем. На войне, не может быть не страшно, особенно в атаке. Просто, некоторые люди могу побороть свой страх, пытаются действовать хладнокровно, и умело. А кто-то, впадает в панику. Причём паникуют по-разному. Одни начинают бегать по полю боя, и погибают первыми, другие падают ничком, забиваются на дне воронок, за камни, и просто трясутся от страха, кто-то сходит с ума, и начинает палить во все стороны, и нередко попадая по своим товарищам. Причина одна — страх.

Артём понял, что никогда ещё так не боялся. Ни до плена, ни в плену, он понял, что ещё слишком мало пережил, что бы полностью одолеть свой страх. То, что происходило вокруг, смешалось. Грачёв бежал, и не знал куда, он уже давно потерял из виду спину своего командира, потерял знакомые лица. Он петлял, как заяц, точно так, как учили на базе. Пригнувшись, иногда падая на землю. Единственное, он забывал стрелять. То есть вообще, не стрелял. Он вцепился в калашников мёртвой хваткой, но не видел противника. А потом рядом рванула граната, и всё потухло…

Артём даже обрадовался, когда резкая боль сменилась блаженной тишиной. Он не чувствовал своего тела, и не хотел чувствовать. Он лежал на спине, откинутый взрывной волной, и смотрел на небо. Серое, заволочённое дымом, но в тоже время такое свободное, и прекрасное. Взрыв оглушил парня снова, и было приятно слышать все звуки, как бы издали, будто они были второстепенными и далёким…

— Артём! — Дерягин упал рядом, его обеспокоенное лицо нависло над лежачим.

Парень повернул голову, и увидел, как поблизости стоя на одном колене, ведёт огонь Борис, прикрывая капитана. Платков, тащит в сторону паникующего Захара. И ему стало стыдно, что он, разведчик, диверсант, и разлёживается, подвергая опасности жизни сослуживцев.

— Цел? Руки, ноги, ничего не сломал? — Ефрем принялся ощупывать тело Грачёва.

— Я в порядке, — хотел бодро сказать Артём, но ком стал в горле.

— Эх, осколком зацепило! — капитан расстегнул куртку на груди разведчика, ощупал ранение, — Бронник защитил!

Артёма подняли, и снова группа бросилась догонять бойцов НОР, которые уже штурмовали высоту. Где-то вспыхнули рукопашные схватки, иные места, наоборот продавливались под огнём Красных. Все знали, что сейчас спешно идёт эвакуация, и обороняющиеся буду до последнего сдерживать наступление, но разве это утешало солдат, у которых стояла ясная задача: взять высоту, любой ценой! Именно «любой ценой» пугало людей, лишало веры и надежды, словно эта фраза говорила: «пути назад нет!».

— Вниз! Вниз! — падая в глубокую воронку, закричал Платков.

Артём машинально скатился на дно, за мгновения до того, как затрещал пулемёт. Закричали скошенные очередью бойцы. Наступающие сразу залегли. Рядом скатился Ефрем, Борис затащил в воронку и Захара. Впятером в яме стало совсем тесно и душно. В нос ударил кислый запах пота, гори и пороха.

— Все живы? — обеспокоенно спросил Василий.

— Да, только Тёму контузило малость, — за всех ответил Ефрем.

— Ничего, на войне бывает.

В этот момент, тень пролетела над головами вжавшихся в землю людей, и тут же упала. Тело убитого солдата скатилось на дно. Артём вздрогнул, когда окровавленная голова остановилась прямо перед ним. Крупная пулемётная пуля попала бойцу в лоб, и прошла на вылет. Входное отверстие было небольшим, и через него текла тёмная алая струйка. А на выходе, пуля снесла половину черепа. Артём с ужасом смотрел прямо в открытые, не моргающие, остекленевшие глаза этого совсем ещё молодого пацана. Мальчишка, даже младше самого Артёма.

— Боже… — только и вырвалось у парня, но никто его не услышал.

— Как прорываться будем? — начал решать вопрос Борис.

— А чёрт его знает, ребята залегли, а эти сволочи долбят, головы не поднять. Если наши там дальше не продавят, — майор махнул вдоль оборонительных траншей, — то сушим вёсла.

— Я те, дам, сушим! Поднимай людей, сейчас краснопёрые эвакуацию закончат и тогда зря всё, — злобно сказал Ефрем.

— Не осталось людей! Не поднимутся они.

— Значит тут так и будем валяться?

— Погодите, — прервал Борис, — я пока бежал, тут канавку приметил, можно почти вплотную к пулемётному гнезду подобраться.

— Далеко?

— Метрах в ста от нас.

— Э-э, ну до туда не добежим.

— Отвлечёте, и я за раз доберусь.

— Отставить Борис, — приказал капитан.

— А что, парень дело говорит, пусть попробует! — чуть было не взмолился Василий.

— Понимаю я всё, майор, что людей тебе жалко, что полягут многие, но нет другого выхода, ясно тебе?

— Ага, как же нету, просто ты, тварина, мне выбора не оставляешь, — пробубнил про себя Платков, проклиная Дерягина.

— Ребята! Товарищи! — зычным голосом закричал Платков, — На нас лежит вся надежда Республики! Никто кроме нас! В атаку, друзья! Ура-а-а! За Родину!

Сам майор подниматься не торопился, только, когда первые ряды, неохотно поднялись, он с пистолетом над головой, кинулся на врага.

— Вперёд! В атаку, братцы! Ура!

Люди бежали нестройной толпой, спотыкаясь, падая, многие не выдерживали, залегали. Но безысходность заставляла бежать на пулемёт. На лицах солдат читалось отчаяние, страх. Пулемёт стрекотал без устали, Красных в окопах осталось мало, и редкие одиночные выстрелы производились из-за бруствера. Поредевшая лавина людей накатилась на укрепления. Завязалась рукопашная. Пулемётное гнездо — полукруг, выложенный из мешков с песком и небольшой бойницей — взорвали гранатой.

— Штаб где? — на ходу крикнул Борис.

— За мной! — Платков лично, оставив своих солдат, повёл разведчиков небольшим узким окопом, служившим для связи войск.

Всё шло по плану — штаб отрезали сначала артиллерийским огнём, затем окружили крупными силами спецгрупп. Разведчики остановились пред невысоким двухэтажным зданием.

— Много охраны там быть не должно, подземный ход, ведущий в лес, мы подорвали, — сообщил майор.

— Ясно. Борис, возьми Захара, и обойди дом с другой стороны, отвлеки штабистов через окно, а мы ворвёмся с парадного. Смотрите мне, лишний раз не стреляйте, нам нужна чистая форма, и документы, ясно?

— Так точно! Только, Артёма отпусти со мной, — неожиданно попросил Борис.

Дерягин раздумывал недолго — время поджимало.

— Действуй, но осторожно!

— Есть!

Пригнувшись, сослуживцы двинулись в обход зданию.

— Борис, почему ты выбрал меня? — чуть приотстал Артём, когда они оказались позади штаба.

— Скажем так: я тебе доверяю, — не оборачиваясь, ответил Тельцов.

И демонстративно передёрнул затвор автомата, давая понять, что тема закрыта. Окно было перекрыто фанерой. Её слегка прибили на пару гвоздей к стене, от ветра. Борис, молча, вопросительно посмотрел на Артёма, став справа от окна. Грачёв, взведя курок своего револьвера, так же тихо кивнул, давая понять, что готов.

С ловкостью кошки Тельцов влетел в штаб, проломив ногами фанеру. Артём сунулся с «Питоном» в оконный проём следом. Он уже решил для себя, что будет прикрывать Бориса, любой ценой, даже плевать на приказ Ефрема, «обойтись без стрельбы».

Внимание Красных было приковано именно к парадному входу, как и предполагал Ефрем. Потому, когда угроза возникла за спиной, солдаты не успели должным образом отреагировать. Тельцов ближнего ударил под колено, лишив равновесия, а бойца с винтовкой, который только и успел, выругавшись обернуться, он саданул прикладом по лицу. Артём оценила происходящее мгновенно, и выбрал цель, не попадающую на линию огня с Борисом. Это был молодой офицер, скорее всего адъютант, который целился в ворвавшегося разведчика с американской штурмовой винтовки. Он не спешил стрелять, видимо боясь задеть своих сослуживцев. «Питон» выбросил смертоносный заряд как раз тогда, когда «адъютант» направил своё оружие на Артёма. Крупнокалиберная пуля попала офицеру в шею. Он издал булькающий звук, и схватился за горло, отбросив оружие.

Ефрем, Василий и Захар, вломились в штаб, сразу, как услышали пальбу. Штабисты уже отвлеклись от входа на угрозу с тыла, и потому новое появление противника стало для них ещё одной неожиданностью. С двумя Красными группа разобралась быстро, но остался ещё второй этаж.

— Лестница! — крикнул Ефрем.

Артём уже перебрался через окно, а на лестницу бросился первым Василий, разгорячённый схваткой, и позабывший об осторожности. Одиночный выстрел прогремел особенно громко в замкнутом помещении. Платков вскликнул, упал навзничь, Ефрем молниеносно среагировал, и выстрелил в рассеивающиеся клубы порохового дыма трижды. Борис откатился за стол.

— Твари! — надрывающимся голосом послышалось сверху.

Артём оказался единственным, кто успел подскочить к лестнице, после выстрела по майору. Он хорошо видел из-под лестницы толстого офицера, раненого в ногу. Красный припал к стене, съехал на пол и целился вниз лестницы из пистолета. Грачёв просунул свой револьвер через промежуток ступеней, прицелился по толстяку, и нажал на курок. Офицер неестественно выгнулся, откинув простреленную голову назад и замер.

— Прикрой! — бросил Артёму Ефрем, вскакивая на лестницу.

— Сдаюсь! — послышался полный отчаяния голос со второго этажа.

Борис с капитаном самостоятельно обезвредили последних штабистов, которые предусмотрительно решили сдаться, а Грачёв подскочил к Василию.

— Жив! — констатировал он с облегчением.

Платков был ранен в правое плечо, и лежал постанывая.

— Цепанул, гадина штабная! — со стоном Платков с помощью Артёма опёрся спиной на стену.

— Кровотечение не сильное, артерии не задеты, сейчас перевяжу, и будешь как новенький! — Артём уже успел достать походную аптечку.

— Гляди, Тёма, этот на тебя похож! — Борис сунул под нос парню документы какого-то подполковника.

— Да ничего он не похож.

— Командир, согласись, есть сходство?

— Определенно, — едва взглянув на фотографию, подтвердил Ефрем, — Но своё лицо лучше вклей.

— Терпи, боец, тебе теперь есть ради кого жить! — произнёс Артём, когда Платков заскулил от боли.

— Да, теперь точно есть ради кого, — подтвердил Василий, и с гордостью добавил, — Вчера целовались мы!

— Тёма, закончил? На! Переодевайся, — Дерягин сунул чистую форму разведчику в руки.

Грачёв принялся за дело, а капитан, уже в новенькой форме подсел к раненому.

— Спасибо, тебе, майор! Ты гляди мне, выживи! — и похлопав по здоровому плечу Василия, принялся обыскивать тела убитых врагов.

— Ладно, группа, слушай меня! — Начал Ефрем, и все вмиг замолкли, — Автоматы оставим здесь, как командному составу, они нам не нужны. Берём только табельное оружие. Фотки вклеили? Да? Ну, отлично, тогда за мной!

— Эй, парень! — окликнул Платков Артёма уже в дверях, — Тебя зовут-то как?

— Артём, — Отозвался он.

— Спасибо тебе за всё, Артём!

Согласно кивнув, Грачёв поспешил догонять свою группу.

Сопротивление Красных было сломлено, окончательно и бесповоротно. Мелкие очаги выживших быстро погибали или сдавались, Республиканцы уже выводили пленных. К бегущим трусцой разведчикам, приблизилось двое бойцов. Они были без оружия, зато один нёс за плечами здоровый рюкзак с антенной.

— Рация, — сообщил боец, передав аппарат Борису.

— Отлично, а теперь дуйте в штаб, там раненый офицер! — приказал Ефрем, и снова побежал из укрепрайона.

Поезд эвакуации они увидели в низине. Это был большой паровоз, по-прежнему называемый «поездом», оббитый бронелистами, и с несколькими ржавыми вагонами.

— Артём, — Борис придержал сослуживца за предплечье, — Я рад, что не ошибся в тебе.

И Тельцов направился к поезду, не дожидаясь ответа.

Глава 32 Перекрёсток

Железная дорога Подмосковье — Новый ключ.

1.

Паровоз уже тронулся, выпустив клубы дыма из широкой трубы, и потащил за собой четыре вагона. Скрип колёс разлетелся по округе. Группа успела подбежать лишь к последнему вагону, и пришлось заскакивать на ходу.

— Эй, куда! — возмутилась проводница, перегородившая вход, но увидав удостоверение Ефрема, протянула руку.

Проигнорировав жест, капитан заскочил первым, потом остальные.

— Уважаемая… — только и успел вымолвить Ефрем, как проводница сошла с поезда, и побежала к станции.

— Куда вы? Там же солдаты! — крикнул Артём вслед, но Дерягин уже закрыл дверь.

— Дело её, главное, что сами успели, — тихо произнёс Ефрем.

А потом все замерли, словно поражённые молнией. Это был последний вагон, вагон неудачников, или как его ещё называют, чёрный плацкарт. Вообще, он не был похож, на то, что ожидал увидеть Артём. В вагоне не было стенок и перегородок, стояли грязные лавки, под ногами шелестело прелое и вонючее сено, в некоторых местах, к дырявому, прогнившему потолку крепились самодельные гамаки. Дышать в «чёрном плацкарте» было тяжело, пыль, затхлый воздух, запах разложения, гниения, пота, жженого топлива, всё смешалось в ужасный смрад. А пассажиры полностью оправдывали название вагона. В основном это были зэки. Их сразу различил Борис, узнав до боли знакомые полосатые робы. Были здесь и простые горожане, селяне, наёмные дешёвые рабочие, наёмные туземцы, и даже закованные в цепи рабы, которых Красные не брезговали использовать. Объединяло всех одно — бедность. Нищета читалась в лицах людей, в их одежде, пожитках, в их скованном поведении. Конечно, тут не было охраны, и даже не предполагалось, и дверь, ведущая в другие вагоны, отличалась неимоверной крепостью, и неприступностью. Она даже не имела замка изнутри, что бы хитрые взломщики, не вскрыли её, и не захватили поезд. В глаза сразу бросались «зайцы», люди, для которых этот вагон точно не предназначен. Видимо они рискнули, понадеявшись на госпожу удачу, и подсели сюда, спасаясь от войны.

Группу никто не замечал, или просто игнорировали. Простому люду, конечно, не было дела до кучки офицеров, а вот преступники могли бы насторожиться. Это подметил Ефрем, для которого такие вагоны удивления не доставляли. Артём тоже заметил, как нагло ведут себя вырвавшиеся на свободу, зэки. Они творили беспорядки, учиняли бойню, совсем не страшась наказания. Впрочем, тут они были правы. В таком переполохе, никому дела нет до «отбросов» общества.

Вот в левом углу два заключённых, схватили молодую девушку, они усердно сорвали с неё одежду, и наказывали пощёчинами за сопротивление, рядом один урка, старательно пинал паренька, возможно брата, или возлюбленного несчастной девушки, который попытался заступиться. Неподалёку, зэк оттаскивал к «туалету» — дыре в полу, с рванными краями — проводницу, наверное напарницу, той несчастной, которая помогла зайти группе. Преступник, тащил тело, одетое в белую рубашку и окрашенную кроваво-алыми пятнами на животе, его определённо не смущало, что он прячет тело на глазах охваченной ужасом публики поезда. Старый сельский житель, закричал, призывая к помощи, но тут же получил удар ногой, и тихо постанывая, сполз на пол. Его скромную тесёмку сразу начали, потрошить, бандиты в робах. И таких беспорядков было очень много, смотреть на каждые Артёму было тяжело. Он взглянул на равнодушное лицо командира, и не стерпел. Он вспомнил свой позорный проигрыш, когда наблюдал беспорядки в деревне Снежки, когда он пытался защитить сельскую девушку, но будучи раненым и неподготовленным, потерпел неудачу. Перед глазами предстала наглая рожа бандита, самоуверенный взгляд.

Грачёв сам себя не узнал, когда двинулся прямиком на насильников в серых робах. В тот момент он не видел их жертву, вопящую и брыкающуюся девушку с огненно-рыжими волосами, не замечал мусора под ногами, разбросанных мешков и тесёмок, только серые робы. Скидывая на ходу рюкзак, и не обращая внимания на предостерегающий жест Ефрема, он подошёл в плотную к зэкам. Лысый, коренастый урод, слишком сильно был занят обезвреживанием представительницы прекрасного пола, и только лениво обернулся, на лёгкий пинок Артёма.

— Оп-ана, Краснопёрый, ты чё, заблудился? — не поднимаясь с корточек, нагло бросил он.

Артём ударил сразу. Вложив в удар всю силу, точным, резким ударом, как учили на тренировках. Он при первом взгляде на противника, понял, что вести высокоинтеллектуальные дебаты, зэк не способен, потому и ждать, а уж тем более говорить, что бы девушку отпустили, казалось бессмысленным.

Лысый рухнул сразу. Только кровь с носа брызнула во все стороны. Такого поворота событий явно никто не ожидал, ни зеки, привыкшие к трусливым офицерам, ни мирные пассажиры, которые не ожидали помощи, а уж более были удивлены сослуживцы тихого, и мирного, на их взгляд, безобидного паренька, Тёмы Грачёва. Потому весь вагон впал в ступор. Взгляды буравили наглого молодого офицера, кулак, которого окрасился первой кровью. Артём боковым зрением видел, как встрепенулись его соотечественники. Ефрем завёл правую руку за спину, где наверняка снимал ПМ с предохранителя, Захар ласково охватил кинжал, из рукава, который умел хитрым образом закрепить, Борис ограничился освобождением от лямок рюкзака с рацией. Напряжение росло, противники оценивали друг друга какие-то доли секунды, а потом кто-то закричал на весь вагон:

— Братва, наших бьют!

И тогда началось. Артём до последнего думал, что Ефрем постарается решить вопрос мирным путём, или, в крайнем случае, будет угрожать огнестрельным оружием, которого возможно нет у зэков, но капитан вопреки его ожиданиям, открыл огонь без задержки. Возня началась жуткая, преступники ломились к диверсантам, сбивая с ног людей, спотыкаясь о раскиданные по полу вещи. Грачёв, недолго думая, заслонил собою ту рыжую девушку, чтобы бедняжку не затоптали. Борис этой драке был рад не меньше Артёма, в его памяти ещё было свежо, недавнее избиение в тюремном душе. Конечно, он понимал, что это совсем другие зэки, но сердце просило мести. Захар, к всеобщему удивлению повёл себя более смело и собранно, чем во время штурма. Он ловко резал врагов ножами, которыми был увешан.

Артём пропустил сильный удар в живот, но боли он почти не почувствовал, всё-таки не зря прошли тренировки, в том числе и накачка пресса. Не согнувшись, он перехватил руку мужика в робе, и отработанным приёмом бросил противника на пол. И… улыбнулся. Да, именно. Он поймал себя на мысли, что наслаждается боем, что теперь чувствует себя не беззащитным, а потом справа мелькнула тень. Что-то сильно ударило в скулу, и яркая вспышка затмила взор. Артём, свалился на землю, в глазах двоилось, картинка смазалась, он с трудом заметил, или даже догадался, что над ним навис зэк. Противник, матерясь, занёс руку, в которой зажимал что-то железное, вероятнее всего — кастет. Артём бессильно попытался закрыть лицо рукой, и зажмурился, ожидая удара. Но другая тень в камуфляже сбила с ног обидчика. Это был Борис, он не преминул добить поверженного зэка. Грачёв ещё сидел на полу, приподнявшись на локтях, в ушах шумело, взор никак не хотел фокусироваться.

— Вниз! — как оказалось, это закричал Ефрем, направив пистолет Макарова в угол, где забились парень и девушка, и конечно, их обидчики — два бритых урки.

Гражданские среагировали сразу, видимо сказывалось проживание на фронте. Как только упали сельчане, Дерягин выпустил всю обойму, расстреляв зэков. Артём вздрогнул, когда его кто-то схватил за плечо, и уже занёс кулак, для удара. Но это была та самая рыжая девушка. Она вся тряслась от страха, и глядела на парня молящими голубыми глазами. Артём на мгновения потонул в их красоте и выразительности. Бедняжка, куталась в какую-то тряпку, похожую на плащ, видимо её одежду успели порвать бандиты. Девушка всё сильнее жалась к Артёму, и он заметил, что под плащом, она кутает ещё и маленькую девочку, лет пяти.

«А ведь, ещё совсем молодая, для матери» — неуместно мелькнула мысль.

Противный скрип разнёсся по вагону, массивная дверь отворилась, и тут же затрещал автомат. Машинально, Артём заслонил собою рыжую бедняжку, наблюдая, как через проём вошли трое. Посередине стоял офицер, по бокам рядовые с «калашниковыми».

— Стоять! — зычным голосом рявкнул представитель власти, — Никому не двигаться! Оружие на землю! Руки в гору!

Борис, отпустил окровавленного зэка, и медленно поднял руки, видимо не впервой за свою жизнь. Захар тоже смело вышел на центр, с поднятыми руками, но без ножей. Артём, чтобы не казаться трусом, оттолкнул от себя девушку, и поднялся с руками над головой. Ефрем медленно опустил пистолет, и направился к офицеру. Приблизившись вплотную, он нежно вытянул удостоверение из нагрудного кармана, и раскрыл перед носом у стража порядка. Тот мгновенно вытянулся, но честь не отдал, зато махнул бойцам, и автоматы опустились.

— Товарищ генерал, что здесь происходит? — уважительным тоном поинтересовался офицер.

— Это я у вас должен спросить, почему заключённые едут в одном вагоне с беженцами? — требовательно произнёс Дерягин.

— Беженцы едут в следующем вагоне, а здесь половина людей без документов и регистрации.

— И как вы это допустили?

— Слишком быстро эти твари республиканские напали, нам бы личный состав успеть эвакуировать, а на всех местных не хватило времени, кто смог, тут поехал, на следующей станции, проверим документы, кого надо высадим. А зэки, так, первый снаряд в колонию и угодил, они, как начали когти рвать, видать успели сюда прокрасться, до них тогда времени уже не было.

— Довольно.

— Товарищ генерал, а как вам удалось выбраться, ведь я лично видел, как эти уроды окружили штаб.

— Про подземные тоннели слышал?

— А, — хитро улыбнулся офицер, — знаю, знаю.

— Пойдём на пару слов, — Ефрем вытолкал Красного в тамбур, а бойцы молча закрыли дверь.

Отсутствовали они не долго, зато, когда местный правозащитник вернулся, то его лицо было уже спокойным и миролюбивым.

— Этих убрать! — скомандовал он бойцам, указав на зэков.

Капитан жестом призвал группу к себе, Захар не забыл прихватить Ефремов пистолет.

2.

Расположилась группа во втором, вагоне с головы поезда. Тут были поселены все вояки Красных, которым посчастливилось попасть на эвакуацию. В отличие от «чёрного плацкарта», и даже от плацкарта беженцев, которым являлся третий вагон с головы поезда, тут было чисто, всё убрано, прилично, также были купе. Группа заселилась примерно в середине вагона. С разрешения раздобревшего офицера, разведчики заняли два смежных купе. Пластиковую стенку, разделяющую комнатки, сняли сразу, получилось довольно хорошее пространство. Парни скинули вещи, и стали размещаться.

— Артём, на пару слов! — Ефрем кивнул на выход из купе.

Грачёв уже знал, что его ждёт разбор полётов, но когда он видел беспорядки учиняемые заключёнными, он об этом совсем не думал.

— Артём! Что ты себе позволяешь! — сразу вскипел командир, когда они вышли в тамбур. — Чему тебя, чёрт возьми, учили в таких ситуациях?!

— Действовать по обстоятельствам! — выпалил Артём, сквозь зубы.

Дерягин смутился, но лишь на какое-то мгновение, тем не менее, этого хватило, что бы Грачёв заметил.

— Мы должны быть предельно осторожны! Такие выходки ставят под угрозу всё задание.

— Там, в вагоне, людям грозила смертельная опасность, я не мог пройти мимо!

— От успеха нашей компании зависит куда больше жизней!

— Это скотство!

— Цель оправдывает средства! — цинично процедил Ефрем, вглядываясь прямо в глаза Артёму.

— Я не такой, как ты! — Грачёв оттолкнул от себя капитана, — У меня всё ещё есть сердце, и я не могу быть таким циничным, уродом, ясно?! Может только таких, и берут в разведку, но я в первую очередь человек! А ты никогда, никого не любил! Ты не знаешь, что такое людское добро, ты не знаешь хороших качеств, ты видишь во всех врага, и ищешь угрозу!

Артём видел, как в глазах собеседника вспыхнула ярость, но лишь на секунду, потом самообладание взяло вверх. Ефрем спокойно смотрел на Артёма, не выражая никаких эмоций, как и положено диверсанту. Артем, тяжело дыша, развернулся, и вышел в коридор.

В купе он опёрся о стену перед зеркалом, и посмотрел на себя. Гладковыбритое лицо раскраснелось, рассечённая скула ещё кровоточила, ноздри раздувались широко. Артём глубоко вдохнул, затем выдохнул. Успокоился. Достал бутылку из рюкзака, налил немного воды в кружку, выпил, затем смыл кровь с лица.

— Шрам будет, — констатировал Борис, хлопнув по плечу сослуживца, — С боевым просвещением, — и самодовольно хмыкнул.

Артем, молча, стянул рубашку, и Борис прекрасно имел честь видеть шрамы на спине парня. Розовые рубцы полосовали всю спину, от шеи до поясницы, сильные ожоги, всё ещё красные. Сказать, что Тельцов был удивлён — ничего не сказать. Даже Захар ошеломлённо смотрел на Грачёва. Артём видел их удивлённые лица в зеркале, но удовольствия ему это, конечно, же, не приносило. Он снова умылся, растерев водою шею, и натянул чистую белую рубашку.

Борис с Захаром по очереди покинули купе, оставив Артёма в гордом одиночестве.

* * *

До небольшого ресторанчика в поезде Ефрем добрёл машинально. Он грузно повалился на стул, в самом углу зала, подпёр голову руками, провалился в раздумья. Слова Артёма затронули его, выпаленные со злостью и презрением. «Ты никогда, никого не любил!». Ефрем скрипнул зубами, стараясь отогнать ужасные воспоминания. «Ты не знаешь, что такое людское добро…» — звенел голос в голове. «Циничный урод!». Пороховая скорлупа, защищающая нежную ткань сердца от мирских «милостей» лопнула, Ефрем отчётливо увидел лицо молодой девушки, такое знакомое, такое любимое… Он начал трясти головой, но образ не хотел уходить. Девушка вела за руку мальчика, родного, любимого. «— Сынок, не плач, в садике ты будешь не долго, потом папа тебя заберёт. Папа, пообещай сыночку, что заберёшь его — звенел жизнерадостный голосок, который никогда, капитану Республиканской разведки не забыть. — Заберу милый, я ненадолго, — молодая, тонкая рука, не такая сильная и загрубевшая как сейчас, прикоснулась к щеке мальчишке, по которой текла слеза.» Слеза потекла по пыльной, щетинистой щеке Ефрема. Он знал, что будет дальше, и не хотел вспоминать. Нет, он умолял воспоминания отступить, но образы не уходили из головы. Он заскрипел зубами, но не мог скрыть боли, которая томилась годами. Слеза, крупная, блестящая, шлёпнулась на старенький стол под лицом Ефрема, и брызнула, как кровь… «С этих нежных пальцев, которые Дерягин давно не воспринимал за свои, капала кровь. Родная, и ужасная. Сын, такой любимый, такой беззаботный, милый, ласковый, умирал на руках отца. Он не успел, совсем немного. Какие-то секунды. Они решили жизнь. Тогда, когда началась, проклятая бомбардировка, Ефрем был уже у детсада, а малыш бежал ему на встречу, радостный, счастливый. Почему? Спрашивал себя Дерягин. Почему они начали бомбардировку с школ и детсадов? Теперь окровавленное личико никогда не покинет памяти отца. Что для человека может быть страшнее потери любимых и близких? Смерть? Нет! Тогда Ефрем готов был отдать свою жизнь, что бы живы были его родные. А он слабый, такой же беззащитный, как и любимый сын, не смог ничего сделать. Простой мирный гражданин, который забирал ребёнка из сада.» Капитан сглотнул ком, подкативший к горлу, тихо застонал. Он сильно ущипнул себя за шею, что бы отвлечься, но это не помогло.

«— Эй, мужик! У тебя жена есть? Есть? Беги к ней, может, ещё успеешь! — лицо санитара как-то в памяти не отложилось. Он просто выхватил сынишку из рук, и положил на землю, накрыв простынёй. — Жену спасай! Ефрем бежал как в бреду, через весь город, охваченный огнём, паникой, смертью… Он бежал, не видя солдат, не замечая разрывающихся рядом снарядов. Она работала в больнице. Такая милая, молодая, добрая. Она была подобна ангелу, особенно в белом больничном халате.». Ефрем только и запомнил её той, какой она была в последний день. В день, когда все они умерли. Тогда перестал существовать Ефрем Дерягин, тогда появился капитан контрразведки НОР.

«Он был уже рядом. Почти успел. Как он жалел, что не хватило секунд, что бы забежать в здание и умереть. Огненный шторм налетел на больницу. Его откинуло, прибило к земле. Но он продолжал видеть, как рушится здание. В облаках пыли, дыма, охваченное огнём. Он рванулся туда, туда, где его ждала любимая. Но солдат ухватил его. Сказав, что там не безопасно. «А где безопасно? Разве там можно жить, теперь?» — орал Ефрем, его руки были в крови, в крови сына. Из бока сочилась кровь, и силы оставляли его.

За мгновения, до того, как он потерял сознание, он видел, как последние снаряды сравняли с землёй, то, что осталось от больницы.»

Кулаки капитана сжались, так, что побледнела кожа на костяшках. Он сжал зубы, вновь и вновь, повторяя себе: «Надо бороться, надо! Если я выжил тогда, значит, я должен бороться! Я отомщу за своих родных. Каждой Красной мрази, всем, кто воюют за них. И продам свою жизнь дорого!»

«С тех пор, он изменился. Начал тренироваться, пошёл добровольцем служить на фронт. Он делал всё, чтобы не вспоминать о том дне, никогда…»

3.

Когда Артём вышел из купе, Борис стоял напротив, и смотрел в окно.

— Почему ты здесь?

— Я обязан отчитаться?

— Нет… Я просто, поинтересовался.

— Предпочитаю одиночество, — не оборачиваясь, ответил Тельцов.

— Моя компания тяготит?

— Одиночество, смысл в том, что бы быть наедине с самим собой.

Артём постоял немного, не зная как продолжить разговор.

— Я хотел поблагодарить тебя.

Борис ничего не ответил, тогда Грачёв продолжил:

— Ты спас меня уже второй раз… Я твой должник.

— Не стоит.

— Всё же…

— Просто постарайся глупо не подставляться, это понятно?

— Ты считаешь, защиту невинных глупым?

— В этом не было смысла. Ты ничего с этого не приобрёл.

— Это была бескорыстная помощь.

— Ты рисковал не только своей головой, но и подставил меня.

— Ты сказал: «меня». Но ведь я втянул и Ефрема, и Захара, ты по-прежнему держишься особняком?

— Так проще.

— Мы ведь, теперь команда, нравится тебе это или нет.

— Нет, командой мы не были, и никогда не будем. Все здесь работают лишь за деньги, я не доверяю наёмникам.

— Но… Я… Я же согласился за идею…

— Идею? — Борис усмехнулся, — Идею чего?

— Светлого будущего.

— Наивно.

Борис отвернулся, и равнодушно стал глядеть в окно.

— Почему ты держишься один? Разве можно выжить так в этом мире?

Он не ответил, по-прежнему стоял к Артёму спиной.

— Ты расскажешь. Не сейчас, потом, когда придёт время, но ты обязательно расскажешь, — возвращаясь в купе, закончил Артём.

Он уселся на кровать, подпёр голову рукой, посмотрел в окно.

«О чём он думает? Борис многое пережил, многое понял. Видимо для меня ещё рано. Моё понимание далеко от ума Бориса. При первой нашей встречи, я решил, что он глупый здоровяк. Без мыслей, без хитрости, без философии. Это было только первое мнение. Отец как-то рассказывал мне: Первое мнение о человеке самое верное, потому что он ещё не знает, что от тебя скрывать. Борис тоже не знал, потому первые недели молчал, изучал меня, Ефрема, тренеров. Не сказать, что потом он заговорил, просто он уже знал, что можно сообщить, а чего нельзя. Тогда, на уроке, Тельцов рассказал свою историю, что это было? Исповедь? Не похож он на человека, который сожалел бы о своих поступках. Тогда, хотел вызвать жалость? Нет. Однозначно. Или же, как говориться, «накипело»? Вероятнее. Да, нелегко ему пришлось. Признаться честно, мне его даже очень жаль. Это он выглядит, будто ему всё нипочём, но на самом деле это не так. Жизнь озлобила его, постоянно подкидывая новые испытания, она карала его. Когда Борис убивал зэков, я видел его лицо. Оно не было искажено яростью, злостью, ненавистью. Будто, его заставляли его убить. А ведь так оно и было, я, это я его заставил. Доведя, до такой ситуации, Борису не осталось выбора. Либо ты, либо тебя.

Так может потому он сейчас уединился? Он не хотел убивать. Или он по жизни такой. «Волк одиночка».»

Глава 33 Дороги судьбы

Железная дорога Подмосковье — Новый ключ.

Дорога бесконечной нитью плелась вдоль железнодорожных путей. То, пересекая рельсы, то разветвляясь, и снова сходилась, терялась в лесу, но вскоре возвращалась. Артём смотрел на неё заворожено, он словно видел всю картину мира в этой дороге. Узенькая, вытоптанная множеством ног, она заслуживала лишь названия тропки. Но, Грачёв гордо именовал её дорогой. Он совсем не удивлялся, что простая тропка вызывает в нём такие высокие чувства. Сравнить дорогу с судьбой? Каких только мыслей не вертелось в этой юной голове.

«Дорога, как судьба, интересная, непредсказуемая. Жизнь людей начинается одинаково — с рождения, и завершается так же не двусмысленно — смертью. В чём смысл жизни? Могу ли я уже ответить на этот вопрос? Не думаю. Многие люди, прожившие больше, понявшие много того, от понимания чего я далёк. Но полагаю, смысл жизни — прожить жизнь достойно. Не важно, как ты умер, молодым солдатом в бою, или стариком в своей постели, главное — каким ты был человеком в своей жизни.

Твоя дорога могла виться не так, как хотелось тебе, в жизни могли встречаться трудности, как вон тот поваленный ствол дуба, который вплотную огибает тропа. Но виден след людей, которые срезают путь, перебираясь через ствол дерева. Так и в жизни, кто-то ищет обход, иной — идёт напрямик. Вот ещё пример, какое-то болотце, осталось позади, но я увидел, что дорога разделилась. Одна огибала по гравийке, вторая вела через мелководную трясину. Видимо, люди кто, идёт напрямик, либо спешат, либо не бояться запачкаться. А вот дорога резко увела в лес, но ещё одна более узкая продолжила сопровождать меня. В лес тропу протоптали грибники, а в жизни это можно сопоставить с тем, что кто-то устал от постоянного движения, и свернул на покой, в тишину «леса». Главное отличие, что нельзя остановиться. Твоя судьба всегда движется, и причём во все возможные стороны, кроме обратной. Человек может только оглядываться назад, на прошедшие минуты жизни, но никогда не переживёт именно их вновь.

А вот, дорогу пересекла ещё одна, более широкая и утоптанная. Перекрёсток судьбы. Вероятно, что судьба одного человека встретилась с дорогой судьбы другого. Они встретились, но разошлись, увидятся ли они вновь? Возможно. Может эти две тропы, и ведут в одно место. В город, деревню, куда угодно.» — Артём тяжело вздохнул. — «Ведь с Наташей так же. Наши дороги пересеклись, но не были вместе. Как же я хочу встретиться с ней. Сказать всё то, о чём мечтал. Признаться в любви, и плевать на её ответ, главное перебороть себя. Надоело мне жить в незнании, в неведении, это угнетает, убивает меня.»

Поезд ехал не спеша, сильно поскрипывая колёсами по ржавым рельсам, громко тарахтя на стыках, и неровностях. Дорога тем временем, встретилась с другой тропой из ближайшей деревеньки.

«Да человека встретились, их судьбы слились в одну, теперь ничего не разлучит их. Влюблённые. Муж и жена.»

Уже совсем широкая, дорога ушла в сторону. А позже скрылась из виду.

«Теперь я никогда не узнаю, чем закончилась эта тропа, как оборвалась дорога судьбы. Хотя все мы знаем, что ждёт нас в будущем, тогда, после чего можно смело сказать, будущее без нас.»

Глава 34 Искра

Железная дорога Подмосковье — Новый ключ.

Ночь в купе прошла без приключений, и более чем спокойно. Проснулся Артём по привычке очень рано, но в двух комнатах кроме Бориса уже никого не было. Тельцов мирно спал, и Грачев, стараясь не шуметь, покинул купе. Перед туалетом, куда привела его природная нужда, выстроилась уже изрядная вереница нуждающихся, потому душному коридору, Артём предпочёл тамбур. Закрыв за собой дверь, парень напоролся на лежащего Захара. Тот облокотился спиной на стену, развалившись на ступенях, в правой руке его был зажат шприц, рукав на левой был закатан до плеча.

— Чёрт! — от неожиданности Артём отпрянул от наркомана.

— Что, не узнал? — вяло протянул Захар, пытаясь сфокусировать взор на госте.

— Самому не противно?

— Попробуй, братан, поймёшь.

— Ты же грязь последняя. Как такие живут ещё.

— А может только так и можно выжить в этом проклятом мире? — с вызовом спросил Мухин, — Что бы понять эту гнилую жизнь, надо сойти с ума.

— Ты делаешь большие успехи, — скривившись, Артём пинком откинул ногу Захара от двери, что бы входящий, не сломал её.

— Злорадствуешь? Зря, хорошая вещь, снимает напряжение, — проурчал Захар.

— Скажи мне, как человек может до такого скатиться?

Мухин снова предпринял попытку посмотреть на Артёма, но голова не хотела подниматься. Грачёв присел на корточки, взял сослуживца за подбородок, заглянул в глаза.

— Не от хорошей жизни, Тёма.

— Поверь, мне тоже было нелегко, но я выживал, сохраняя человеческий облик.

— Это пока. Потом тебе придётся выживать, если это будет длиться долго, то ты сам заметишь, как изменишься…

Дверь начала открываться, но Артём, не вставая, подпёр её пяткой, и крикнул:

— Занято! Захар, продолжай.

Глаза наркомана закатились, он начал трястись, и судороги напоминали агонию.

— Эй! Эй! Ты чего, Захар, ну! — Артём начал трясти тело, но Мухин не приходил в сознание.

Дверь раскрылась, впустив здорового мужика внутрь, и сразу захлопнулась, прямо переел лицами зевак.

— Борис, чёрт возьми, хорошо, что ты, я не знаю что с ним, он говорил, потом потерялся, — начал Артём, узнав товарища.

— Какой дрянью он накачался?

— Откуда мне знать?

Тельцов выхватил шприц, осмотрел, принюхался. Артём начал мерить пульс.

— Пока жив.

— Жаль.

— Борис, сейчас это наша общая проблема.

— Я не вижу проблем, бросим тут, пусть валяется.

— Я бы с радостью, а если увидят до того, как оклемается, надо в купе к нам занести.

— Неси, я пас, — Борис поднялся, бросив на пол шприц, раздавил ногой, и взялся за дверную ручку.

— Ефрем орал на меня вчера, за то, что я помог беженцам, мы якобы рисковали быть раскрытыми. Этот риск ещё более глупый, но не менее опасный. Его найдут, сообщат проводникам, в вагоне полно вояк, они возьмут его, проверят документы, раскусят, и возьмут за жабры нас…

Борис стоял к Артёму спиной, но было заметно, что он никак не может принять решения.

— Как будем вытаскивать? — наконец, обернулся он.

— Я не знаю, может найти Ефрема?

— Артём, ты дурак? Ефрема тут ещё не хватало.

— Ну, тогда, как бы он поступил на нашем месте?

— Выкинул бы этот мусор с поезда.

— Не смешно.

— Я и не шутил.

Артём с подозрением посмотрел на Бориса.

— Ты до сих пор не понял, какой он человек? Этот матёрый разведчик, который никого не жалеет. Ты думаешь, что он не сделал бы этого? — перешёл на шёпот Тельцов.

Грачёв задумался. Вчера он имел честь убедиться, в циничности своего командира, но одно дело чужие люди, беженцы, а тут свой человек, сослуживец, хоть и тварь редкостная.

— Ефрем на способен на убийство своего товарища.

— Придёт время, Артём, и ты убедишься в моих словах, поверь, я таких людей уже встречал.

— Ладно, проехали. Может воды на него вылить?

— Давай я вылью на него то, что привело меня к туалету?

— А вот этого как раз не надо!

— Не поможет ему вода.

— Тогда стой здесь.

Артём вышел в коридор бизнес — вагона, и вернулся через минуту, толкая впереди себя тележку проводницы.

— Ты её того? — кивнул головой на дверь Борис.

— Нет, конечно! Поступил, как сделал бы Ефрем, подкупил проводницу, получил тележку, давай помогай лучше.

Они затолкали тело в тележку, накрыли белой простынёй, выставили сверху бутылки.

— Одевай, — Артём протянул фартук.

— Ага, так и кинулся, сам надевай, я прикрою лучше.

Грачёв пререкаться не стал, натянул маленькую униформу, и выкатил тележку в вагон. Борис шёл впереди, расталкивая людей, Артём толкал скрипящую колесницу, где в клубок был, свёрнут Захар. До купе они добрались быстро и без приключений, выгрузили Захара, уложили его на койку.

— Борис.

— Да.

— Спасибо, я знал, что ты не бросишь меня.

Тельцов присел за стол, равнодушно уставился в окно.

— Захар сказал, что я изменюсь, потеряю человеческий облик, если придётся долго выживать, что это значит?

— Он верно сказал.

— Я ведь, уже немало пережил, и, тем не менее, я ещё не утерял моральных качеств, которые отличают нас от животных.

— Значит, ты не пережил главного.

— Что ты этим хочешь сказать?

Борис обернулся, и внимательно посмотрел на собеседника.

— То, что в жизни тебе придётся делать то, о чём сильно будешь жалеть, придётся делать трудный выбор, который изменит не только твою жизнь.

— Уже есть вещи, о которых я жалею.

— Значит, они не настолько сильно затронули тебя, если ты ещё остаёшься прежним.

— Я этого не знаю, боюсь, что я слишком сильно изменился.

— Пока что ещё нет.

Оба замолчали, задумались.

— Пойду тележку отгоню, — Борис поднялся, и вышел, оставив Артёма наедине с самим собой, если, конечно, не считать наркомана за стенкой.

Грачёв достал свой дневник, начал записывать все последние события, как его прервал стук в дверь. Артём осторожно приоткрыл её, и увидел знакомое лицо.

Рыжеволосая девушка, которую он защитил вчера, стояла прямо перед ним. На ней была просторная белоснежная блузка, подчёркивающая неплохую фигуру, куда как лучше, чем бесформенный плащ, чёрная юбка, обтягивающая бёдра, и совсем нетрадиционная обувь — старенькие изношенные кроссовки.

— Здравствуйте, Артём, — немного смутившись, поздоровалась девушка, и протянула свою тонкую руку.

Грачёв задумавшись, и немного растерявшись, сдуру пожал протянутую ладонь.

— Я хотела поблагодарить вас, и за вчерашнее спасение, и за вашу сегодняшнюю помощь, — улыбнувшись, продолжила гостья.

— Да, мелочи, а на счёт сегодня, что вы хотели сказать?

— Ну, как же, к нам пришла проводница, сказала, что офицер выделил нам место в вагоне для беженцев.

— Так и сказала?

— Назвала только ваше имя.

Артём растерялся, задумался. Только один человек может решить такой вопрос, и он, как Борис с Захаром знает его настоящее имя. Ефрем. Значит, зацепил его разговор с Артёмом?

Девушка скромно начала переминаться с ноги на ногу, как бы намекая, что пора прекращать её спасителю думать.

— Вы знаете моё имя, но я не имею чести знать ваше, — медленно, продумывая каждое слово, намекнул Артём.

— Ах, извините, меня Ритой зовут.

— Что ж, не составите ли мне компанию в местный ресторан?

Рита опустила глаза, засмущалась. «Сплошной комплекс» — подметил для себя Артём.

— Прошу, не отказывайте.

— Ладно, — робко согласилась она, — Только ненадолго.

Артём вышел из купе, и резво направился в ресторанный вагон. «Ай да Ефрем, от кого не ожидал!» — ликовал он по пути.

Вскоре они сидели напротив, медленно, робко ели, запивая чаем, и не знали с чего начать разговор.

— Знаете, Артём…

— Может, перейдём на «ты», не против?

— Нет, конечно, не против.

— Таких как ты, я ещё не встречала.

«Интересно разговор начался» — чуть было не поперхнулся Грачёв.

— Каких, «таких»?

— Людей, готовых помочь ближнему.

— Да, пожалуй, таких не много.

— Я думала, что таких хороших людей не осталось.

«Комплимент?»

— Просто, я не могу равнодушно смотреть на несправедливость.

— Когда республиканцы пришли к нам в городок, там людей-то было не более сотни, так ещё и мирных, они выгнали всех на улицу, и… В общем, они делали ужасные вещи, убивали беззащитных горожан, жестоко убивали… — она запнулась, но потом продолжила, — А целая толпа Красных, стояла на горе неподалёку, и равнодушно смотрела на всё это. Понимаешь? Республиканцы убили моего отца, на глазах всего города, а потом сожгли маму, вместе со всеми женщинами заперли в амбаре, и…

— Боже…

— Я с сестрёнкой уцелела, благодаря соседу, он укрыл нас, а потом, когда убивали его сына, он плакал, но даже не пытался помочь.

— Потому что он должен был быть с вами.

— Нет, он мог попытаться, но удерживал меня, и сестрёнку.

— Ужасно, мне жаль, что так произошло.

— А теперь я везу сестру в Нижний Новгород…

— Что? — Артёма словно молнией поразило, — У тебя там родственники?

— Нет, просто, там вроде есть лагерь для беженцев, может, приютят.

— Рита, послушай! В Нижнем Новгороде очень опасно, там начнётся… В общем, прошу, не езжай туда, у тебя есть знакомые, которые помогут?

— Ну… В Ростове, есть двоюродная сестра, правда, мы давно не общались.

— Можешь поехать туда?

— Боюсь, что нет, деньги мы собрали последние.

— Это не проблема, вот, — Артём вывернул карманы, разложил стопку купюр перед девушкой.

Сумма была довольно внушительная, Грачёв даже удивился, когда нашёл такие деньги в кармане убитого офицера, видимо, состоятельный был. Рита растерялась, отпрянула от денег, посмотрела на собеседника. Артём заворожено глядел на её огненно-рыжие волосы, круглое милое личико, с ямочками на щеках, голубые бездонные глаза, такие проникающие и красивые, тонкую полоску нежных розовых губ, на длинные чёрные ресницы, такие выразительные, и, конечно, же, короткая рыжая коса, лежащая на плече.

— Рита, бери. Возьми эти деньги, они нужны тебе, а мне нет.

— Извини, Артём, я не могу. Спасибо тебе, но я не могу, — она поднялась, собралась уйти, но Грачёв неожиданно для себя ухватил её за руку.

— У тебя маленький ребёнок, тебе надо спасти её, — внушил Артём, глядя прямо в голубые глаза своей собеседнице.

Она осторожно освободила свою руку, взяла деньги, медленно и бережно поместила в карман.

— Я даже и не знаю, как тебя отблагодарить, — выдохнула она присаживаясь.

— Не стоит.

— Почему ты делаешь это? Зачем помогаешь незнакомым людям, рискуя собой?

— Я… — Артём, хотел сказать «потому что ты мне нравишься», такое простое предложение, но такое сложное в произношении. — Не знаю, наверное, просто не могу иначе.

— Ты такой добрый, заботливый, спасибо, тебе ещё раз, — глаза её блестели, она была рада.

— Сойдёшь на следующей станции, пересядешь на первый попутный поезд, я постараюсь раздобыть для тебя ещё денег, что бы вы могли прожить самостоятельно большее время.

— Артём, а почему не стоит ехать в Новгород?

— Ну, если сказать честно, — Артём перешёл на заговорческий шёпот, — То дела на фронте не такие, как сообщает нам наше правительство, Республика сильно наступает по всем фронтам, и в самом эпицентре именно Новгород.

— А ты туда едешь?

— Именно.

— А… — Рита прервалась, увидев офицера ждущего, облокотившись на стену.

Когда Артём узнал его, то извинившись, вышел из-за стола.

— Артём, я жду тебя в купе, быстро! — приказал Ефрем, как только парень приблизился.

С обескураженным видом Грачёв вернулся к столу.

— Рита, прошу извинить меня, но начальство зовёт.

— Да, конечно, Артём, я всё понимаю, мне тоже надо к сестре.

Парень помялся немного, почесал затылок.

— Ещё увидимся?

— Я надеюсь, — и, одарив обворожительной улыбкой разведчика, девушка удалилась.

* * *

За проявленную смекалку, Артём был удосужен похвалы, а пришедшего в себя Захара ждал разбор полётов. Дерягин втирал наркоману, как надо жить довольно долго. План, перевезти тело в тележке, и подкупить проводницу, капитан назвал оригинальным, а поведение Мухина непристойным. Затем группа предприняла попытку связаться по рации с агентом из Нижнего Новгорода.

— Что-то случилось? — забеспокоился Артём, когда очередная попытка установить связь провалилась.

— Не думаю, наш агент, известный там под именем Леонид Заболодский, работает в тылу уже очень долго, самый надёжный наш человек.

— И что будем делать?

— Свяжемся завтра, — просто ответил Дерягин.

— Ефрем, спасибо тебе, за ту девушку, — заговорил Артём, когда они вдвоём вышли из купе.

— Не за что.

— И это… Извини. Ну, за то, что наговорил тебе лишнего.

Капитан обернулся, внимательно посмотрел на парня, а потом добродушно улыбнулся.

— Да, всё в порядке, не бери в голову.

— Надеюсь, — остановившись, произнёс Артём, пытаясь разгадать настроение командира.

Грачёв, конечно, же догадался, что задел Ефрема за живое, и уже сильно жалел об этом.

Вернувшись в купе, он раскрыл дневник, и начал рисовать. Это был портрет по памяти, серый, тусклый, начертанный простым карандашом, зато с таким потоком чувств. Артём, ещё долго описывал портрет Риты, а после понял, что девушка запала в его сердце.

«Какая же она прекрасная, скромная, простая, милая. Замкнутая и скованная, но ведь её можно понять, она потеряла семью. Она словно дитя, чистое, невинное. Не хочется торопиться с выводами, но, ведь, я начал этот дневник именно для этой цели. Исповедаться перед самим собой и перед Богом. Определённо, она мне нравится. Круглое нежное личико не хочет уходить из памяти, она словно стоит перед глазами. Её рыжие волосы, пылают как огонь, моё сердце прямо трепещет, когда она закидывает огненную косу за плечо. Она подобна искре, разожгла моё сердце. Ничего не хочется, кроме того, что бы быть с ней. Бросить всё? Я ведь никому ничем не обязан, не так ли? Нет, не могу. Я выбрал свой путь, я выбрался себя. Главное уберечь её, и когда мы покончим с Красными, я говорю: «когда», а не «если», потому что это большая разница, я уверен, что у нас всё получиться, то я обязательно вернусь к Рите. Тот миг, когда я держал её за руку, я не думал ни о чём на свете, только откуда-то взялся этот звонкий заливистый смех. Такой приятный, и нежный. Так я помню, смеялся только один человек. Наташа. Думал ли я о ней? Нет. Тогда ничего не существовало вокруг, только я и Рита. Рыжеволосая богиня. Искра, которая разожгла в моём сердце огонь. Почему я тут, а не с ней? Ведь не так у меня много времени, потом я не скоро увижу её. А ведь, так хочется. Нет. Я не повторю своей ошибки. Из-за своей глупой робости и страха, я потерял однажды Наташу, увижу ли я её снова? Теперь я буду действовать, смелее, что бы не потерять и Риту.»

От возбуждения, Артём захлопнул книгу, подсел за стол к Борису, который пил чай, и внимательно взглянул ему в глаза.

Ефрем взялся за дверную ручку, но остановился, услышав голоса.

— Борис, мне нужны деньги!

Собеседник поперхнулся, закашлялся.

— Зачем тебе деньги, Артём? — послышался хриплый голос.

— Поверь, это очень важно, серьезно, вопрос жизни и смерти.

— Ну, знаешь ли, тут ты обратился не по адресу. Я здесь ради денег, как и положено, так что извини, самому надо.

— Борис, я знаю, ты не такой, ты не циничный, понимающий…

— Но-но-но, не надо меня комплементами засыпать, я уже сказал тебе.

— С нами в Новгород едет девушка, с маленьким ребёнком, у неё погибла семья.

— И…

— Ты понимаешь, что там опасно, ей нужны деньги, что бы выжить, её надо уехать дальше от Новгорода.

— Я здесь благотворительность устраивать не собираюсь, — скрипнуло сидение, Ефрем, скрылся за углом, как раз когда из купе вышел Борис.

«Группа рушиться даже, не успев соединиться, — размышлял Ефрем, глядя, как Артём равнодушно смотрит в окно, уединившись в гордом одиночестве, Захар ножом ковыряет деревяшку, пытаясь сделать какую-то поделку, Борис, тоже где-то прогуливается по вагонам один, — Это нельзя так оставлять. Я совершил большую ошибку, пожалев ту рыжую девочку. Очень большую. Теперь Артёма мы потеряли. С этим надо решать, и чем раньше, тем лучше.»

Грачёв думал о Рите весь день, а идти к ней боялся. Вспоминал, как пытался не смотреть ей в голубые глаза, чтобы не теряться и не тонуть в них. Как продумывал каждое слово, вытягивая предложения. Думал над своей теорией, о дорогах судьбы. Надеялся, что его тропа встретилась с судьбой Риты не случай, и даже, если они расстанутся, то их дороги вскоре вновь сойдутся. Возможно, для такой простой истины Артём думал слишком долго, но зато вечером, он точно осознал: «только ты сам можешь управлять своей судьбой!»

Глава 35 Ни женщин, ни детей

Железная дорога Подмосковье — Новый ключ.

1.

Робкий стук в дверь. Она отворилась, словно обитатель купе ждал гостей.

— Вечер добрый, — приветствовал Артём, рыжую пассию.

— Добрый, — взаимно улыбнулась она.

— Я тут… Это, спросить хотел, как вы устроились?

Рита открыла дверь шире, показывая рукой на мирно сопящую на койке девочку.

— Ой, извини, не знал, что спит, — перешёл на шепот Артём.

— Ничего, она теперь крепко спит, наверное, сильно устала за последние дни.

— Ты, небось, тоже?

— Да, нелегко приходилось.

— Ну, раз вы в порядке, и теперь уже в безопасности, то я пожалуй пойду.

— Артём, — окликнула Рита парня, который уже успел отвернуться, — Я пока не спешу ложиться спать, мы… Могли бы посидеть немного, если у тебя нет дел, конечно.

— Да, можно.

— Проходи.

Артём вошёл в тёмную комнату, с такой же обстановкой, как и в их, военном вагоне. Классический вагон, почти не изменившийся, разве что гораздо шире. Щёлкнул фонарь, и Артём поставил его на стол, лучом в потолок.

— Извини, чаю нет, тут нам обед не положен, зато хоть одежду выдали, — она указала на свою просторную клетчатую рубашку, вероятно мужскую.

— Она тебе очень идёт, — сразу же оценил Артём в тусклом свете фонаря.

Рита смутилась, поблагодарила. И на том воцарилось молчание.

— Ну, за неимением чая, есть небольшое предложение, — и с этими словами Грачёв извлек небольшую бутыль из просторов своего кармана.

— О, Боже, — только и вымолвила девушка, — Это…

— Шампанское, — пояснил Артём, и ухмыльнулся, вспомнив, как несколько минут назад выторговывал эту бутыль на последние деньги у жадного бармена.

— Пробовала когда-нибудь?

— Нет, а ты.

— Вот сейчас вместе попробуем, — улыбнувшись, Артём хлопнул пробкой, и над горлышком с шипением поднялся сизый дымок.

Они оба обернулись на ребёнка, но хлопок девочку не разбудил, она продолжала мирно спать, подложив ладошку под щёку. Разлив шампанское по кружкам, единственной утвари в каждом купе, Артём поднял свой «бокал».

— Предлагаю выпить, за мир, чтобы не было войны.

Рита кивнула, и осторожно отхлебнула пузырящейся жидкости.

— Вкусно, — констатировал Артём.

— Пожалуй, соглашусь, — улыбнулась в ответ девушка.

За первым тостом последовал второй, и третий. Появились темы для разговора, алкоголь расковал обоих, расслабил нервы, успокоил. И время понеслось со страшной силой. Они болтали обо всём на свете, Артём желал отдать всё, что бы никогда не терять этой улыбки, её голубых глаз, и огненных волос. Оба желали, чтобы эти минуты не кончались, что бы можно было ещё долго так сидеть, и не думать о проблемах, не думать о том, что надо сделать, просто жить, жить друг дружкой.

Артём и не заметил, как его губы соприкоснулись с пылающими губами Риты, как он запустил свою широкую тренированную ладонь в её пышные волосы, как их глаза закрылись от удовольствия. Цокнул упавший фонарик, покатился, отбрасывая луч на стены, перевернулась пустая бутылка, а её руки такими нежными прикосновениями обвили шею. Вокруг для них не было никого, только он и она. Молодые люди потеряли счёт времени, оба не хотели останавливаться, но весьма вовремя заворочался ребёнок. Рита, обернулась, покраснела, отстранилась. Артём поставил фонарик обратно, посмотрел на возлюбленную, и увидел Наташу. Образ девушки, который почти стёрся в памяти, её расплывчатые черты лица, смазанная улыбка.

— Мне пора, надо возвращаться, — услышал свой голос Артём, голос полный сожаления и разочарования.

— Спасибо тебе, — уже в дверях произнесла Рита, она стала на носочки, притянула голову Артёма к себе, прикоснулась губами к щеке.

— До встречи.

2.

Бориса Ефрем нашёл в ресторане, как и ожидал. Тельцов одиноко сидел в углу, наблюдая, как расходятся круги чая в его кружке при каждом вздрагивании поезда. Было ещё рано, и никого, кроме равнодушного бармена, протирающего кружки, в ресторане не было.

— Доброе утро, — Дерягин подсел напротив.

— И тебе.

— Завтракаешь?

— Я не ем по утрам.

— А, знаю, бывает.

— Ты чего-то хотел?

— Да, — не стал юлить капитан, — Что ты думаешь об Артёме?

— В каком смысле?

— Он сегодня вернулся под утро, догадайся, с кем он провёл ночь?

— Мне всё равно, — бросил Борис, приложившись к кружке.

— Тебя не волнует его пассия?

— Я не лезу в чужие дела.

— Да вот заковырка как раз в том, что это наше дело. Нам нужен холодномыслящий Артём, который думает только о деле, а не о девушках.

— И что ты предлагаешь?

— Ну, то есть, ты понял, что эта рыжая наша проблема?

— Допустим.

— Нет человека, нет проблемы.

Борис закашлялся, подавившись, чаем, отставил кружку, огляделся.

— Что, прости?

— Думаю, ты меня понял.

— Нет, надеюсь, я ошибаюсь, ты же не хочешь сказать, что девку придётся убрать?

— Нельзя, что бы она ехала с нами в Новгород, Артём захочет быть с ней, будет думать только о ней, нельзя этого допустить.

— Я на это не пойду, — отстранился от командира Тельцов.

— Ты же умный человек, Борис.

— Знаешь, что, — он нагнулся к Дерягину ближе, — Пошёл ты!

— Я бы не стал делать поспешных решений, — удержал за руку разведчика Ефрем, усадил обратно.

— Цель оправдывает средства, запомни это.

— Почему ты пришёл ко мне с этим? Ты что, думаешь, что я такой человек, который убивает женщин и детей?

— Я думаю, что ты человек деловой, и продумывающий действия наперёд.

— Почему не Захар?

— Ему нельзя поручать такие дела, он неадекватен.

— Почему не ты?

— Потому что я должен доверять тебе, как самому себе. А я тебе доверяю, и надеюсь на твоё благорассудство.

Борис взялся за голову, выдохнул, посмотрел в окно.

— Нет-нет-нет, всё можно сделать мирным путём, Артём просил у меня денег для девки, я отдам их, пусть она уедет, тогда не будет проблем.

— Артём всё равно будет думать о ней, это будет отвлекать его.

— Проклятье! Но у неё же маленький ребёнок.

— А сколько мы спасём маленьких детей, когда заморозим комплекс?

Борис явно нервничал, в его душе шла ожесточённая борьба, между разумом и сердцем.

— Ни женщин, ни детей! Вот моё правило, я много убил людей, но ни одного ребёнка и девушки, так что ты ошибся Ефрем, выбирая меня для «грязной работы», я не тот, кто «выносит мусор» за такими как ты!

— Не торопись, Боря, подумай хорошенько, ещё есть время, только запомни, — Дерягин наклонился над ухом разведчика, — Маленькая проблема может разрастись в большую беду, если будешь тянуть время, то потом будет поздно принимать решение.

Похлопав по плеву Бориса, капитан удалился, оставив соотечественника в тяжких думах.

В купе никого не было, когда Борис вошёл. Он сразу схватил свою сумку, вытряс все деньги, обтянул резинкой, и бросил на койку Артёма.

— Ни женщин, ни детей!

3.

— Приём Сокол, это Мозг, как слышно?

— Слышу вас Мозг.

— Доложи, что удалось узнать?

Артём вошёл в купе, и сразу увидел, что вокруг стола, на котором стоит рация, сидят все члены группы.

— Ваш поезд взорвут сегодня…

— Что? Сокол, приём, подтвердите информацию.

— Сегодня, когда поезд будет проезжать над мостом, его подорвут, — сквозь треск помех вещал равнодушный голос агента по имени Леонид.

— Откуда информация? Сокол!

Страшный треск вырвался из рации.

— Сокол, приём!

— Сегодня, над мостом! — удалось разобрать.

— Кто взорвёт?

— Красные!

— Сокол!

Связь прервалась. Разведчики переглянулись.

— Ефрем, что это значит? — прервал тишину Борис.

— Ты сам всё слышал!

— И что будем делать? — присел рядом Артём.

— Зачем Красным взрывать собственный поезд, да ещё и со своими военными? — вступил в разговор Захар.

— Ладно, мост, это задержит республиканскую армию, но поезд.

— Может нас раскусили? — выдвинул предположение Борис.

— И решили взорвать весь поезд? — язвительно кинул Захар.

— Что делать? — уже крикнул Артём.

— Остановить поезд? — предложил Борис.

— Скорее всего, водитель знает о теракте.

— И самолично собирается подорваться?

— Красные и не на такое способны.

— Тогда что?

— Взрывать будут из поезда, — наконец заговорил Ефрем.

— В смысле?

— Заминирован не мост, а именно поезд, только так можно объяснить смысл взрывать технику вместе с мостом.

— Возможно, но что это нам даёт?

— Мы попытаемся остановить теракт.

— Мы не знаем где бомба, — напомнил Борис.

— Знаем. Где бы вы заложили взрывчатку, если хотели бы уничтожить поезд и обрушить мост?

— В самом поезде, в среднем вагоне, и в последнем, а взрывать, когда весь состав будет посередине моста, — сразу ответил Артём.

— Верно.

— Причём, самый мощный заряд именно в середине, — добавил Борис.

— Вот чёрт! — выругался Захар.

Глава 36 Теракт

Железная дорога Подмосковье — Новый ключ.

1.

Дверь из купе распахнулась, и в коридор выбежали четверо. У всех в руках пистолеты, затворы которых спешно передёргивали.

— Борис, давай в «чёрный плацкарт», Захар ты в первый вагон, смотри ближе к поезду, — громко кричал Ефрем, — я побегу в середину военного вагона!

— А я? — отозвался Артём, взводя курок «Питона».

— Оставайся тут!

— Но…

— Выполнять! — рявкнул капитан, и кинулся вперёд по коридору.

Грачёв забежал в купе, выглянул в окно. Мост был уже хорошо виден, ещё немного и теракт произойдёт. Сердце болезненно сжалось: А если не выйдет, как же Рита?

— Боже… — прошептал Артём.

Он только сейчас понял как дорога ему эта девушка, что боится за неё он сильнее, чем за свою жизнь.

— Рита! — закричал он, выбежав в коридор, и побежал в вагон беженцев сломя голову.

* * *

— Открывай! — на бегу закричал Борис нерасторопному охраннику «чёрного плацкарта», который сидел возле крупной двери.

Увидев форму офицера Красной армии на крепком парне, ключник сразу засуетился, гремя связкой. Борис стал возле дверного косяка, прижал «беретту» к груди, приготовился. Дверь со скрипом открылась, и Тельцов сразу заскочил внутрь.

— Прекрати, окаянный! Всех же погубишь! — кричали старики и бабки, хватая за руки нескольких парней, в форме Красных.

Борис не сразу понял, что происходит за суета, и поздно заметил в руках одного из солдат рюкзак, вероятно с бомбой. Раздались выстрелы, Тельцов приник к полу машинально, но не выстрелил, побоялся зацепить толпу беженцев. Зато массированный огонь открыли Красные. Заверещала раненая старушка, вторая запричитала, упав на колени рядом с телом убитого деда. Борис подскочил на ноги, выстрелил почти в упор, убив солдата, и сам не заметил, как пропустил удар по голове. Отскочив в сторону, Тельцов попытался, снова сфокусироваться на противнике, но в голове нещадно звенело. Его ударили в живот, под колено, но равновесие разведчик удержал, и наотмашь ударил врага. Второго схватил за руку, умело произвёл бросок, но не отпустил, когда тот оказался на земле. Лицо Бориса исказилось в злобном оскале, он уже не отдавал отчёта своим действиям, он был зол. Уже не Тельцов, а беспощадный гладиатор Хел, с хрустом вывернул руку визжащему Красному. Второй солдат в ужасе отстранился.

* * *

То, что искать подрывников надо не в коридоре, а в купе, Ефрем понял, по той простой причине, что тут до него пробегал Борис минуту назад. Приготовив пистолет к бою, капитан резво выбивал двери каждого купе, и заглядывал туда через мушку оружия. Некоторые двери были не заперты, потому открывались легко, которые закрыты на тонкий замочек, тоже не представляли преграды. С треском разлетелась очередная дверь, и перед Дерягиным предстала молодая пара, в любовных объятиях. «Живут люди спокойно, радуются таким мгновениям, и даже не подозревают об угрозе. За что их? Ведь молодые совсем, мирные. И всех взорвать!» — пронеслось в голове Ефрема, когда он закрывал дверь перед визжащей парочкой. Обычно он никогда не думал о таких мелочах во время операций, а тут, вон как!

Снова удар ногой, дверь оказалась не заперта, потому разведчик немного шатнулся вперёд, и его тут же схватили за руки. Палец машинально вдавил курок. Кто-то вскрикнул. Но увидеть противника капитан не успел, сильная рука ударила в нос. Ефрем оттолкнулся, упал навзничь в коридор, ударившись вдобавок затылком о стену. Пистолет он выронил, и ориентацию в пространстве потерял, но действовал машинально. Ногу, ударившую в живот, он перехватил за голень, вывернул, услышал хруст, и злобный мат. Откатившись в сторону, Дерягин уже пришёл в себя. Увидел лежащего солдата в форме Красных на полу, двух врагов выскочивших из купе. Они сразу кинулись на незваного гостя. Первый удар Ефрем блокировал, второй в печень пропустил, согнулся, и отхватил по лицу. А кому легко против двух умелых противников? Выхватив нож с пояса, разведчик полоснул им самого ближнего. Тот закричал, схватился за распоротый живот, и свалился на пол, корчась в муках. Второй схватил пистолет и выстрелил в дерзкого капитана почти в упор.

* * *

Троих суетящихся над чёрным рюкзаком Красных Захар увидел издалека. Недолго думая, он открыл огонь. Первый свалился сразу, и вероятнее всего замертво, двое других раскатились в рассыпную по широкому вагону. Мухин сразу похолодел, когда догадался, как необдуманно поступил — открыл стрельбу, рискуя попасть в бомбу. Красный высунулся, выстрелил, пуля звонко отрикошетила от потолка, вторая с жужжанием пронеслась возле уха разведчика. Захар в ужасе упал на пол, выстрелил не целясь. Уже с другой стороны высунулся второй солдат, тоже начал стрельбу, но уже не прицельно, а только высунув руку. Дверь перед Мухиным открылась, высунулась любопытная старушка в круглых старых очках, и сразу свалилась замертво — шальная пуля угодила ей в лоб, на вылете забрав с собой часть затылка. На Захара брызнуло осколками костей и кровью, он подскочил, прижался спиной к стеклу, стал боком, что бы уменьшить площадь тела. Стрельба с одной руки была не столь меткой, тем более в трясущихся руках наркомана, но это был отвлекающий огонь, заставивший Красных скрыться из пространства коридора. Выбрасывая опустевший магазин Мухин, заскочил в купе, откуда выходила любопытная старушка.

* * *

— Ри — и — и — та — а!

Глупые люди, испугавшись выстрелов, начали панику и стали бегать в разные стороны по коридору. Артём с трудом пытался пробраться через толпу, расталкивал людей, кричал на них, и вглядывался в лица, надеясь найти её. Беженцев не пугал человек с револьвером в руках, они настолько обезумели, что утеряли возможность рационально мыслить. Разведчик машинально вжал голову в плечи и присел, когда за спиной затрещал автомат. Толпа, встретив преграду в виде автоматчика, разразилась страшным воем. Крики, стоны, плачь, топот, тарахтенье автомата, все звуки слились воедино. Люди, теперь уже слившиеся в одно единое, будто живое существо, бросились более целенаправленно — в противоположную сторону от опасности. Артём, лёг перед телом грузного мужика, прижался к стене, чтобы не затоптали, и приготовился к стрельбе. Беженцы падали, сражённые пулями, заскакивали в купе более сообразительные, а те, кто совсем растерялся, так и сыпались в коридоре, словно кошеная пшеница.

Хватило одного выстрела. Не потому что Артём был хорошим стрелком, просто автоматчик, стоял в полный рост, спокойно поливал свинцом коридор, совсем не ожидая отпора от кучи мирных людей. Грачёв попал Красному в шею, крупнокалиберная пуля «Питона» безжалостно откинула солдата. Двое других, которых успел заметить разведчик, скрылись в их общем купе.

Выбор предстоял трудный. Артём осмотрел коридор, с простреленными стенами, разбитыми окнами, полностью забрызганным и залитым кровью, заваленный трупами, и ранеными, ещё стонущими, но уже приговорёнными. Бежать дальше и пытаться найти Риту в этой безумной толпе, которая унеслась в конец поезда, или выполнять приказ, и вернуться в купе. Выбирать долго не пришлось. Трое Красных, которые торопились с той стороны, куда побежали беженцы, отрезали Артёма от бедной девушки. Парень подскочил, выстрелил дважды в солдат, которые сразу залегли и принялись огрызаться из пистолетов. Зазвенело разбивающееся стекло, захрустели пластиковые стены, но Артем, поскальзываясь на кровавых лужах, спотыкаясь о тела убитых, упорно преодолевал какие-то метры до спасительного купе.

Двое Красных, уже начали обшаривать вещи разведчиков, что они хотели найти, Артём спросить не успел. Зато успел выстрелами ранить в плечо самого дальнего противника. Второй оказался в невидимой зоне, чем и воспользовался. Выбив оружие из рук Артёма, солдат кинулся на парня, прижал его к стене. Грачёв явно запаниковал, хоть стонущий раненый вроде вышел из боя, но кроме верзилы, пытающегося удушить дерзкого офицера, ещё спешили трое в коридоре. Грачёв начал молотить кулаками куда попало, и оказалось, вывел противника на доли секунды из ориентации. Верзила отскочил, схватился за ушибленный глаз, и пропустил сильный удар в челюсть. Силы Артёма не хватило, что бы сбить такую массу с ног, но Красный отшатнулся к стене, бессильно сполз по ней.

— Генгис! — послышалось из коридора, — Он здесь!

Самого Генгиса, как и зовущего его человека, Артём не видел, но видеть особенно и не желал. Он кинулся к рюкзаку, где лежали запасные пистолеты, вытряхнул его, схватил Глок. Артём только успел передёрнуть затвор, когда в купе влетела чёрная тень. Он машинально отскочил в сторону, и что-то сверкнув, рассекло стол пополам, где секунду назад Артём подхватил пистолет. Грачёв вскинул Глок, выстрелил, но почти неуловимый противник оказался быстрее, и ствол ушёл в сторону. Лучшая оборона — это нападение, вспомнил Артём слова, сказанные ему Ефремом. Но действовать стал раньше, чем вдаваться в воспоминания. Ударив неуловимое тело, Артём убедился, что этот объект осязаемый, а не тень, как казалось. Оттолкнув противника от себя, парень бросился к Глоку. Генгис, а вероятнее всего это был именно он, упал навзничь, споткнувшись о вещи. Это оказался невысокий человек, полностью в чёрном костюме. Лицо было обмотано чёрной тканью, так, что виднелись лишь узкие глаза, в руках этого чудака был длинный меч, он же самурайский. Но видно было, что этот представитель древней культуры, не брезгует и современными благами. Весь он был увешан разными примочками, разглядеть которые Артём не имел возможности. Интересные гранаты, изогнутые ножи, иностранные пистолеты, да и мало ли что ещё скрывала тёмная ткань. Артём выстрелил, и попал, он был уверен в этом, но Генгис, как будто и не заметил этого, бросаясь из стороны в сторону, он нанёс колющий удар. Спастись от такого выпада у Артёма возможности не было.

* * *

С яростным рёвом Борис, словно товарный поезд, снёс худенького офицера, который спешно передёргивал затвор автомата. Вмяв тело в стену, Тельцов не остановился на этом, он продолжал бить обмякшего врага, раз за разом, будто позабыл об угрозе взрыва. Красный подскочил на помощь товарищу, схватил разведчика со спины на удушающий, оттащил. Борис в разбитое выстрелами окно уже видел, что несколько метров и поезд уже будет на мосту. Это придало парню сил. Яростно сопротивляясь, Тельцов скинул с себя противника, схватил автомат, и набросился на Красного. Он бил сильно, с яростью и злобой, бил офицера как последнюю гадюку. Противник бессильно извивался, стонал, но мучения длились недолго. Забив подрывника прикладом, Тельцов подскочил к рюкзакам, которых оказалось три штуки. Лампочки уже мигали, счётчик отщёлкивал последние мгновения, потому Борис даже думать не стал, что бы обезвредить, он с размаху выкинул все три, связанные проводами рюкзака через разбитое окно. Он обернулся, как сразу получил прикладом в лицо. В глазах появилась вспышка, на языке почувствовался солённый вкус крови. Приклад обрушился на Бориса снова, затем ещё раз. Довольно крупный Красный, остервенело, мстил за убитых товарищей.

Борис пригнулся, пропустил автомат над собой, и ударил в живот нападающего, выбил оружие из его рук, и со всей силы обрушил свой широкий кулак на нос врагу. Послышался хруст, потом злобный мат, но сдаваться подрывник не собирался, он схватил Бориса за горло, и вмял в стену рядом с окном.

Резвый старичок, который первым начал борьбу с минёрами, подбежал с костылём в руках, и со всей силой ударил по спине Красного. Тельцов воспользовался тем, что противник отвлёкся, и из последних сил выкинул его в окно. Но противник и не думал просто выпасть, он продолжал держать Бориса за куртку, более того, он даже перетягивал. Тельцов вцепился в стену и резиновую раму окна, но Красный был слишком тяжёлым.

— Отцепись, тварь! — уже в ужасе закричал Борис.

В ответ на что, противник вцепился ногтями в шею разведчику, и полностью выволок его из вагона. С жуткими воплями оба здоровяка полетели в высокую траву.

* * *

Клинок прошёл сквозь Артёма, и с треском провалился в пластиковую стенку купе. Грачёв закричал от боли, она заполнила сознание, страшным импульсом ударила в мозг. С жутким криком, уже не боли, а ярости, разведчик накинулся на Генгиса. Самурай явно не ожидал такого нападения, и к тому же лезвие меча застряло в стене наверняка. Артём ударил локтём прямо по лицу напавшему, схватил за грудки и вмял в стену. Генгис извернулся, выхватил длинный кинжал. Грачёв сдёрнул с нагрудных ножен противника кривой нож. Всё произошло более чем стремительно. Разведчик, пригибаясь под кинжалом врага, нанёс режущий с разворота. Нож Артёма зацепил скулу Генгиса, с противным звуком разрезанной плоти, лезвие пронеслось дальше, оставляя за собой кровавые брызги. Оба упали в разные стороны. Генгис схватился за лицо, Артём, за рассечённую вдоль руку, которая так неудачно попала под кинжал. На мгновение глаза врагов встретились.

Глаза обоих пылали яростью, были округлены, и почти выкатывались из орбит. Но во взгляде Генгиса была и искорка уважения, или же даже повиновения, словно этот боец повстречал не то что равного по силе противника, но ещё и превосходящего его.

Один сиз Красных появился в дверном проёме с пистолетом в руке. Артём отдался инстинктам, действовал машинально, как обучали на базе. Он оттолкнул руку с пистолетом от себя, в тот момент, когда уже загремели выстрелы, со звоном осыпалось стекло купе, парень ударил противника ногой в живот, от чего тот неуклюже упал. Схватив за лямку рюкзак с рацией, Грачёв не думая вышвырнул его в окно. Генгис уже вытаскивал свой меч из стены, когда Артем, схватив «Питон», подбежал к выходу. За выход он автоматически принял разбитое окно, стараясь не порезаться, разведчик начал выбираться, но снова громыхнул выстрел, и Артём не удержался. Выпав из окна, разведчику в полёте успел заметить, что первый вагон уже въезжал под арку моста.

* * *

С патронами Захар не рассчитал. Второй обоймы хватило только на то, что бы ненадолго задержать Красных, а времени и так было в обрез. И вот, Мухин сидел возле дверного проёма, с ножом в руке, заперев дверь. Он, конечно, не надеялся остановить врагов тонким замочком, у него было предположение, что когда первый выбьет дверь, он по инерции пройдёт вперёд, и будет уязвим. Так и произошло. С хрустом разлетелась дверь, и внутрь влетел вояка с пистолетом. Захар продолжил его путь, потянув за плечо, и вонзил нож в спину. Клинок застрял как-то не удачно, то ли меж позвонков, или же в рёбрах, но вытащить оружие Захар не сумел. Напарник Красного, стрелять не спешил, боясь задеть своего, и это его сгубило. Мухин выбил оружие из рук противника, и накинулся на него врукопашную. Оба покатились по коридору, одаряя друг друга сильными ударами. Но времени оставалось всё меньше. Захар выхватил нож, ударил Красного, но тот ухватил разведчика за кисть, остановив лезвие перед лицом. Недолго думая, Захар схватил второй нож, и уже наверняка засадил его в живот противнику.

Оставив бедолагу умирать, диверсант побежал к рюкзаку. Как оказалось, от чёрной сумки провода уходили с пол, где в обширном углублении находилось ещё очень много взрывчатки. Таймер отсчитывал последние секунды, потому Захар не стал рисковать, он вообще не привык подвергать свою жизнь угрозе для блага других людей.

Наркоман кинулся глубже в поезд, в вагон для беженцев, лишь бы дальше от опасности.

* * *

Чудо, и конечно, хорошая подготовка спасли Ефрема, он увернулся от дула пистолета, в считанные секунды. Капитан сразу перешёл в атаку, но и Красный оказался не так прост, он дал отпор, и, несмотря на потерю пистолета, продолжил бой врукопашную. Оба с силой врезались в стену, Ефрем, схватив противника за голову, ударил его о колено, потом швырнул в противоположную стену. Красный сдаваться не собирался, схватил осколок стекла, довольно крупный и острый, и накинулся на капитана. Дерягин такой ловкости не ожидал, и осколок вонзился ему в грудь. Закричав от боли, он оттолкнул от себя солдата, ударил по лицу в левой, затем с правой, и когда Красный полностью потерял ориентацию, выпихнул его из окна. Добежав до бомбы, Ефрем увидел таймер, где отсчитывались последние секунды. Мигающая лампочка сильно давила на психику, а уходящие в подпол провода, которые вели непременно к основному заряду, устрашали своей запутанностью. Успеть обезвредить бомбу, у разведчика шансов было ничтожно мало, потому он предпочёл попытаться спастись самому.

2.

Бурная река несла свои воды в невидимую даль, скрытую множеством поворотов и небольшими водопадами. Грязные и мутные потоки увлекали за собой тучи мусора, яркие бутылки, пластиковые коробки, небольшие островки, поросшие травой, брёвна и поваленные деревья. Несмотря на паводок, устье реки всё равно оставалось довольно далеко от берегов и от моста. С высоты берега, река завораживала, казалась такой красивой, воплощала ничтожно малую часть природной мощи. Она подобно барьеру, разделяла степь, откуда нёсся поезд, от леса, на противоположном берегу. Бескрайнее поле, с высокой жёлтой травой, терялось где-то на горизонте, и взору не за что было зацепиться, эта дикая, нетронутая человеком природа удивляла своей неправдоподобностью. Ржавый, гремящий, скрипящий поезд, выбрасывающий клубы дыма в серое небо, совсем портил красоту, ну никак эта громадина не желала вписываться в критерии прекрасной живописи. Но с другой стороны, махина словно плыла по жёлтому полю, которое покрывалось рябью при дуновении ветерка. Тросточки были гибкими, насыщенными влагой, которой последний век чрезмерно много. Серое небо уже привычно рассекалось молниями, и последующие громовые раскаты уже очень давно никого не удивляют. Человек такое существо, которое очень быстро ко всему привыкает, и приспосабливается, вот и к постоянным ливням человечество привыкло. Дождь стал уже чем-то обыденным, а удивить может тёплая и сухая погода, которая очень редко радует в нынешнее время.

Лес на противоположном берегу уже почти полностью пожелтел. Осень приходит совсем рано и так же быстро сменяется сырой, и очень холодной зимой. Листья желтеют и опадают за считанные недели, а то и дни. Так же за короткое время они сгнивают. Теперь осень не такая, которую привыкли видеть люди до Потопа, это не самое романтическое время года. Куда исчезли оранжевые и жёлтые листья, в которых любили фотографироваться девушки и резвиться малышня? Куда делись живописные пейзажи, которые привлекали путешественников, и завораживали всех без исключения своей красотой? Где те удивительные явления, на которые способна природа? Неужели, возможно заметить вот всю прелесть жизни, на грязь, сырость, гниль, и постоянные стихии? Об это мало кто задумывается, люди привыкли жить бытиём, а не фантазиями и размышлениями, как животные. Как вот этот зайчик, резво скачущий по бетонным основам моста. Он выскочил из леса в поисках еды, или может ради другой надобности, но уж наверняка, не ради размышления о прекрасном. Даже заяц, полностью подходил для этого мира, серый, грязный, со слипшейся шёрсткой, довольно крупной и густой, чтобы не замерзать зимой. Что изменило такое красивое животное? Этот мир? Бытность? Эволюция? Возможно, то же самое, что и заменило наш мир. А наш ли этот самый мир? Все не задумываясь говорят, что человек венец эволюции, и хозяин природы. Но почему же тогда этот самый хозяин оказался так беззащитен перед стихией? Такой простой, на первый взгляд. Ну, подумаешь — потоп, что первый раз человечество сталкивается с таким явлением? Нет, но как оказалось, даже практика не помогла. А почему, самое умное существо, оказалось на грани вымирания, и чуть было не покинуло навсегда этот мир? Если вспомнить, как всё начиналось, то понимаешь, человечество чуть не вымерло, из-за своей же беспечности и жадности. Никто не спешил строить корабли, когда экологи начали паниковать о всемирном потопе, все экономили, думали, что средства не оправдают себя. И впоследствии, сколько миллионов людей погибли из-за циничности властей? Да и после, когда фантастические предсказания синоптиков стали превращаться в ужасную реальность, разве люди объединись против реальной угрозы? Нет, даже и не подумали. Инстинкт самосохранения работал для каждого в едином числе, люди разучились выживать совместно, из племенных разумных существ они превратились в одиночек. Потоп — это лишь пример, суть вся в том, что не важно, что грозит людям, планете, миру, будь то инфекция, эпидемия, глобальное похолодание или потепление, угроза с других планет, главное, что каждый человек думает только в своих интересах. Общество эгоистов? Возможно. Жалко, что людей всё реже занимают такие темы, они не думают о будущем и о жизни, только о насущном. Как говориться не видят дальше своего носа.

Заяц, тем временем, тоже не думая о глобальных проблемах, за один прыжок приблизился к лужице, между рельсов. Гладь холодной воды покрылась небольшой изморозью. Заяц приблизил мордочку к воде, и почувствовал, своим обострённым животным чутьём, что — то неладное. Слабые колебания перерастали в более сильные, и вскоре даже послышался грохот и тарахтение. Для зайца это было ужасно, кошмарно. Да ещё и тонкий слой льда, который треснул на лужице, всё это привело в панику маленькое животное. Огромная железная махина, чадящая чёрным дымом из множества труб, выскочила на мост. Заяц вы один прыжок оказался на жёлтой траве, а после сразу скрылся в лесной чаще, под прикрытием кустов и деревьев. Испуганное животное бежало без оглядки, когда за его спиной раздался ужасный грохот. Гораздо сильнее и страшнее грома, он сопровождался огненным потоком в небо, и клубами дыма.

Возмущённо закаркали вороны, спорхнувшие с ветвей.

Поезд взорвало, остановило, разумеется, не мгновенно, но так быстро, что почти все пассажиры попадали на пол. Со страшным скрипом и скрежетом состав ещё проехал по инерции почти до начала твёрдой земли, когда рвануло второй раз.

От толчка Захар упал. Он был уже в тамбуре, когда от грохота заложило уши. Взрыв был такой силы, что огромные обломки проломили пластиковые перегородки между купе, и на упавшего разведчика обвалилась груда хлама.

* * *

Ефрем только захлопнул за собой дверь в тамбуре, и ничком рухнул на пол. Огненный поток захлестнул весь вагон, обдав жаром капитана. Послышались душераздирающие крики охваченных огнём людей. Вагон стал сильно крениться вниз, и до Дерягина дошло ужасное осознание — поезд проваливается в реку. Выбираясь из груды обломков, он с трудом начал пробираться дальше в вагон, где по его расчётам можно выбраться из всего состава. Хромая, цепляясь порезанными руками за стенки купе, Ефрем плёлся словно в бреду, его отталкивали люди, бегущие в панике, но, не замечая, их он всё шёл. Вагон всё сильнее стал крениться, за спиной капитана послышался жуткий скрежет. Выжившие завопили от ужаса, когда состав порвался.

Опора исчезла из — под ног мгновенно, разведчик не успел даже попытаться, за что либо ухватиться, как плашмя плюхнулся на пол. Вагон повис почти вертикально, и в конце коридора показалась мутная и бурная река. Ефрем беспомощно заскользил по ленолиуму, тщетно пытаясь ухватиться за что-нибудь. С визгом и воплями кубарем полетели люди, ударяясь о препятствия, некоторых разрывало об острые выступы и края материалов, раскуроченных взрывом. Капитан ухватился за угол стенки купе, повис на одной руке, стараясь прижаться ближе в опоре, чтобы не быть сбитым другими падающими людьми. Вокруг все смешалось, сыпались обломки, горящие куски различных материалов, весь вагон заволокло дымом, от пожара, чёрный, едкий, химический дым горящего пластика пропитывал всё тело, обжигал лёгкие.

Ефрем отчётливо увидел, как молодой парень, сорвался и полетел прямо на торчащие во все стороны куски кривого и рванного железа. Беднягу просто разорвало об преграду, и разные части полетели в бурные воды. Разведчик в ужасе посмотрел наверх, где из купе высунулась молодая женщина, держащая за руку кричащую от ужаса дочку. Девочка усиленно брыкалась, плакала, паниковала, чем сильно осложняла возможность помощи своей матери. Женщина так и не смогла удержать дитя, с отчаянным визгом, она проводила упавшего ребёнка. Девочка заскользила по полу, ударилась о дверь купе, и сменив траекторию, покатилась прямиком на Ефрема. Капитан машинально поймал ребёнка. Ухватил её за ручку, тонкую, слабенькую. Затрещала стенка, служащая опорой республиканцу, побелели кулаки, которые теперь не должны были раздаться. Из клубов дыма, виднелась плачущая мать, которая молила о помощи, что-то кричала, но оглушённый взрывом Ефрем ничего не мог разобрать. Он посмотрел на девочку, которую держал. Маленькое милое личико, перепачканное грязью и гарью, слезы, размазанные по щекам, она молила «дяденьку» не отпускать руку. Это невинное существо, цеплялось за свою молодую жизнь, как утопающий хватается за соломинку.

Но Дерягин не видел девочки, незнакомой малышки, его контуженное воображение рисовало лицо любимого и единственного сына. Одними губами он прошептал его имя, и слеза побежала по пыльной щеке, оставляя мокрый след. Сильная боль, резкая и неожиданная, отрезвила капитана, какой-то острый обломок ударил по голове. В глазах потемнело, руки начали разжиматься. Заверещала девочка, впиваясь ногтями в кожу своему спасителю. Ефрем закричал, не от боли, а от бессилия, от того, что снова он слаб, он не в силах помочь. Хрустнул уголок стены, за который держался Дерягин, и острый осколок вонзился в ладонь.

— Не — е — е — е — е — ет! — эхом пронеслось по вагону.

Дикий вопль Ефрема, ударил по барабанным перепонкам. Потная, скользкая ручка ребёнка выскользнула из ладони разведчика. Размахивая ножками, сдирая ладошки в кровь, дитя отчаянно билось за свою жизнь. Ефрем не мог видеть смерти любимого сына, которого воображение нарисовало в незнакомой девочке. Он ударился головой о пол, закрыл глаза, и зарыдал, из последних сил держась за выступ.

* * *

Словно загнанное животное, Захар стал оглядываться по сторонам. Вагон висел уже почти вертикально, внизу что-то горело, и чёрный дым не позволял дышать. Мухин стал биться от безысходности — обломки привалили его ногу, и теперь разведчик оказался в ловушке.

— Чёрт! Чёрт! Проклятие, — сначала жарким шёпотом, потом, уже переходя на срывающийся крик, Захар начал звать на помощь.

Дым уже почти заполнил весь тамбур, и вероятность задохнуться стала сильно пугать. Отчаявшись, заходясь надрывным кашлем, Захар схватился за застрявшую ногу, и принялся изо всех сил тянуть её, крича от боли. За этим занятием он не услышал, как открылась дверь, и два худеньких силуэта, проникли в тамбур.

* * *

Рита, вытолкнула свою сестрёнку из вагона, затем закинула рюкзак с деньгами и минимальным количеством вещей, которые у неё были, а уж потом забралась сама. Дышать было нечем, горячий воздух обжигал горло, вызывал безжалостный кашель.

— Потерпи, милая, ещё немного! — прошептала она на ухо сестре, и потянула её за руку, что бы подсадить в открытую деверь.

— Рита, тут человек!

— Ну же, Захар, давай, что же ты! Давай, ну! — истошно подбадривал себя Мухин, дёргая свою намертво застрявшую ногу.

Рита подскочила к бедолаге, и узнала в нём одного из офицеров, которые заступились за неё в «чёрном плацкарте».

— Сейчас, родненький, подожди! — она легонько погладила разведчика по голове, панически оглядываясь в поисках чего-нибудь, что могло помочь в освобождении ноги. На глаза попалась кривая, зато крепкая и длинная труба. Она схватила её, просунула под обломки, и, воспользовавшись как рычагом, приподняла тяжесть. Захар, постанывая от боли, высвободил конечность, и сразу же бросился карабкаться вверх по полу, теперь уже стене.

— Эй! А как же мы! Постой! — закричала Рита, когда Мухин уже намеривался спасаться бегством, он нехотя вернулся, протянув девушке руку.

Сестру Рите пришлось поднимать самой, потому что Захар решил не задерживаться, и сразу пополз в ближайшее купе. Добравшись до окна, он вволю вдохнул свежего воздуха, относительно, разумеется.

— Мужик! Эй, да ты! Давай, хватайся! — закричал кто-то сверху, и в лицо Захару, упала пеньковая верёвка с узлами и петлями.

Пререкаться, а уж тем более отказываться от столь щедрого предложения разведчик не стал, потому сразу выпрыгнул в окно, и пополз по верёвке, опираясь ногами на стену вагона. Когда Захар преодолел уже половину пути, канат сильно натянулся, и начал трещать при каждом движении. Внизу, как оказалось, уже карабкалась Рита, с рюкзаком за спиной, и сестрой, которая обняла девушку спереди.

— Уйди! — рявкнул Мухин, когда верёвка жалобно затрещала, а сверху громко стали материться мужики, которые, по-видимому, и вытаскивали жертв.

— Пожалуйста! Прошу вас, не надо! — взмолилась Рита, оглянувшись на большую высоту, которую придётся преодолеть прежде, чем она попадёт в бурные, смертоносные, потоки ледяной воды.

— Свали, к чёрту! — уже в истерике закричал Захар, когда канат сильно дёрнулся вниз.

— Умоляю!

Мухин выхватил кинжал с пояса, и приставил лезвие к верёвке, ниже себя. Риту стала бить мелкая дрожь, она начала панически молить и просить пощады у разведчика, но Захар был неумолим. Он продолжал хладнокровно резать канат, стараясь не смотреть в глаза тем, кого собирается лишить жизни.

— У меня ребёнок, маленький, умоляю, не надо! — только и успела крикнуть Рита, как с противным треском разорвалась верёвка.

* * *

Вагон сильно качнуло, сначала он пополз вниз, потом резко остановился, словно передумав, и закачался. Ефрему стало ясно, что по видимому повисший над рекой вагон увлекает за собой и остальные. Но пользы ему эти знания не дали, он снова предпринял попытку залезть наверх. Стараясь не смотреть вниз, где он мог обнаружить тело погибшей девочки, он всё карабкался и карабкался, отталкиваясь от очередной стенки. Сильная боль во всём теле, лишали разведчика сознания, она овладевала им полностью, заполняла каждую клетку организма. Когда вагон дёрнулся снова, Ефрем не удержался, порезанные руки соскользнули со стенки, и с полным ужаса воплем он сорвался вниз.

Ломая ногти о пол, за который он пытался ухватиться, Дерягин не добился никаких результатов, и сильно ударившись животом обо что-то твёрдое, он выдохнул последний раз, и, крутанувшись в воздухе, плашмя упал в воду.

* * *

— Эй, а девка где? — с вызовом накинулся на выбравшегося, на твердую опору моста Захара, какой-то тип в форме.

Мухин, всё ещё не веря, что удалось спастись, пошатываясь, пошёл в сторону, когда Красный схватил его за плечо.

— Я с тобой разговариваю! — крикнул офицер в лицо разведчику.

Какое-то время, все выжившие, внимательно изучали Захара, смотрели на его мутный рассеянный взор, неровную походку, плавные движения.

— Вон, она! Зацепилась! — крикнул мужик в форме водителя поезда, — Скорее, подайте мне длиннее верёвку!

Когда все обернулись на водителя, в том числе и наглый офицер, Мухин очень резво схватился за кобуру табельного пистолета своего противника, и вырвал оружие, отпихнув Красного.

— Эй! Отдай мой пистолет! — взвизгнул хозяин оружия, но его резко пресёк Захар.

— Никому не шевелиться! Все в сторону! Назад я сказал! — направляя трофейный пистолет на толпу, закричал разведчик.

— Да иди ты! — отозвался водитель, продолжая спасательную операцию Риты и её сестры.

— Отойди оттуда! — истерично воззвал наркоман, направившись к непреклонному нарушителю.

Захар чувствовал своё неоспоримое превосходство, как человека вооружённого перед толпой охваченных ужасом людей, потому совсем не ожидал сопротивления. Офицер набросился на разведчика неожиданно, он оттолкнул пистолет в сторону от себя, и Захар машинально нажал на курок. Кто-то воскликнул, и, отшатнувшись, сорвался с моста, истошно, заорав. Нахальный офицер сразу получил пистолетом в лоб, и бессильно осел на землю.

* * *

Ледяная вода отрезвила капитана, не позволив ему потерять сознание. Теперь боли он почти не чувствовал, холод сковал его конечности, пронизал всё тело насквозь. Ефрем, впуская последние запасы кислорода, погружался всё глубже, при этом увлекаемый течением. В мутной воде мало что можно было увидеть. Смазанные силуэты людей, барахтающихся в бурных потоках, обломки поезда. Дерягин плавать не умел. Вообще. Он панически боялся воды. Врагов не боялся, темноты и высоты тоже, а вот погружаться в опасную, по его мнению, среду, смерти подобно. Теоретически он хорошо знал стили плаванья, и как это надо делать, но когда дело непосредственно доходило до воды, то тут он терял самоконтроль.

Вот и сейчас, он явно запаниковал. Широко раскрывая рот, предпринимая попытки вдоха, Ефрем принялся истерично барахтаться, вступив в дуэль со стихией воды. У него уже почти получилось поймать направление наверх, от чёрного дна, которого и видно не было, к свету, как со страшным грохотом и скрипом, который дошёл до слуха разведчика сквозь толщу воды, что-то свалилось в реку. Дерягин даже догадался, что это было, ибо только такое тяжёлое тело, как вагон, может, уходя на глубину потянуть за собой все предметы в воде с ужасной силой.

Лёгкие сжались в комок, сильно заболели, организм требовал кислорода. Последние пузырьки воздуха покинули рот Ефрема. Он уже плавно, бессильно провёл руками, пытаясь выплыть, а потом в глазах появились чёрные круги. Разум помутился, и Дерягин сделал вздох.

Бессильное тело, увлекаемое течением, устремилось ко дну.

* * *

Риту вызволили в последние мгновения. Водитель потянул девушку, за руку, как раз в то время, когда уже скрип железа атаковал слух выживших. Затрещали крепления, со свистом отлетели гайки, осыпался бетон моста, и вертикально висящий над рекой вагон сверзился вниз. Длины того, что некогда было вагоном, хватило, что бы достигнуть дна, и, подняв тучу брызг, он врезался в илистую почву. Капли воды долетели даже до людей на такой высоте. Все с ужасом, заворожено смотрели на это масштабное происшествие.

Негромко плакала сестрёнка Риты, которая уткнулась в грудь своей родной защитницы, обескуражено матерились мужики, не зная как помогать людям внизу, скулил поверженный офицер, исподлобья поглядывая на обидчика.

Зрелище под мостом вызывало не только жалость, сложно даже описать все те чувства, которые вызывают раненые, мёртвые люди, чьи тела виднелись на берегах. Суетились выжившие, помогая своим товарищам по несчастью, кто-то находился с ранеными, редкие смельчаки бросались в воду, спасая утопающих. А вагон стал заваливаться на бок по течению, погребая под собой сотни невинных душ. Крики, стоны, мольбы о помощи, все звуки смешались в сплошной гул. Страшный, вызывающий жалость.

Это была катастрофа.

* * *

Ефрем думал, что перед смертью жизнь пролетает перед глазами, вспоминаешь родных и близких людей, тех, кого любишь, тех, кого потерял, но он ошибался. Из всех мыслей и желаний осталось только одно, самое низменное: вдохнуть. Вода с бульканьем попала в горло и лёгкие, тело сразу же отказалось от попытки спастись, и только рука бессильно потянулась к солнцу, хватая растопыренной пятернёй невидимую преграду.

Капитан разведки НОР, готов был поверить и в чудо, и в Бога, во всё что угодно, в тот момент, когда тёплая ладонь ухватила его замёрзшую кисть. Тот, кто поймал Ефрема с силой, потянул обмякшее тело вверх. Сделать это было нелегко, учитывая тягу, с которой тонущий вагон затягивал Ефрема под себя. Но неведомый спаситель не сдавался, он всё тянул за собой молодого офицера, даже не думая о том, что бы бросить эту идею.

В тот момент, когда Дерягин уже собрался терять сознание, его лицо обдал сильный ветер, такой приятный и ласковый, морозный, зато освежающий.

Вдох. Он был подобен вдоху с момента рождения, такой сладостный полный. Республиканец сразу же зашёлся надрывным кашлем, из последних сил, стараясь держать голову над водой. А спасатель всё тянул за собой Ефрема, пока не почувствовал под ногами скользкое, илистое дно. Он вытолкнул Дерягина на берег, и принялся усердно стучать по спине, выбивая воду из лёгких. Стоя на четвереньках, Ефрем, кашляя, извергал последние мутные запасы воды, которых успел нахлебаться. И наконец, придя в себя, оба человека, чудом выбравшись, откинулись бессильными на холодную траву.

— Спасибо! — повернувшись, хрипло произнёс Ефрем, увидев перед собой Артёма.

— Где Рита? — с трудом выдавил из себя парень, крепко сжимая правый бок.

— Что такое, ты ранен? — забеспокоился капитан, оттолкнув руку разведчика от живота.

На рубашке Артёма расплывалось алое пятно.

— Ты Риту видел? — снова, уже более громко и уверенно повторил Грачёв.

— Нет.

Парень сразу же поднялся, бросил револьвер на землю, и кинулся в реку.

— Стой! Ты с ума сошёл?! — Ефрем схватил спасителя за плечо.

— Она там! Как ты не понимаешь! — в отчаяние выкрикнул Артём.

— Ты утонешь! Слышишь меня?! — Дерягин поверну за плечи собеседника к себе, внимательно глядя ему в глаза, — Захар был с ней в одном вагоне. Он помог бы ей! Слышишь? Она спаслась!

Артём, мутным взглядом оглядел командира, потом повернулся, поднял с земли револьвер.

— Ты Мухина видел?

— Он на мосту, — не оглядываясь, ответил Грачёв.

— А Борис?

— Не знаю, но он успел выбросить бомбу в окно, потому что взрыв был в поле.

— А ты как спасся?

— В окно выпрыгнул.

— Тогда давай подниматься.

— Надо найти Риту.

— Посмотри, — Ефрем обвёл рукой творящийся вокруг хаос, — если она выжила, то она наверху.

— «Если»?

— Поторопимся, — и, закашлявшись, Дерягин принялся карабкаться по довольно крутому склону.

* * *

— Так, парень, спокойно, всё хорошо. Отдай мне пистолет, тихонько! — вкрадчиво шептал какой-то смелый мужичок, который медленно подходил к Захару.

Мухин обезумевшим взглядом осматривал толпу, не опуская пистолета.

— Медленно, — пригнувшись, мужик протянул руки к оружию.

— Назад! — закричал Захар, и выстрелил в воздух.

Смельчак сразу же упал на пол, остальные выжившие ещё плотнее сгрудились на краю моста, бежать им было некуда. Заплакали женщины, заматерились, осыпая безумца угрозами мужики.

— Эй! Захар! — послышался знакомый хриплый голос за спиной.

Мухин осторожно оглянулся. К нему шли двое. Оба мокрые, в рваной одежде, в крови и ссадинах. Артём и Ефрем. Они шли уверенно, дерзко, оба прихрамывали, держались за раны.

— Тише, Захар, успокойся, всё уже хорошо! Узнал же нас?

Мухин медленно опустил трофейный пистолет.

— Давай игрушку сюда, давай братишка, уже всё в порядке, — Ефрем говорил таким вкрадчивым и бархатным голосом, что просто не мог не вызывать абсолютного доверия.

— Рита! — с облегчением и неизмеримой радостью выдохнул Артём, увидев девушку в толпе пассажиров проклятого поезда.

Он сломя голову бросился к ней, схватил, обнял, крепко-крепко. По щекам Риты текли слёзы радости, она всё ещё не могла поверить, что всё закончилось.

— Ну, всё, милая, успокойся, уже всё хорошо, как сестрёнка? В порядке, — обнимая и целуя, приговаривал Артём, — Как ты выбралась? Захар помог тебе?

— Как же, — грустно ухмыльнулась девушка, — он бросил меня.

— Что?! — глаза Грачёва расширились от злобы и удивления.

— Вот этот смелый мужчина, помогал мне, — она указала на водителя, который, покраснев, принялся чесать затылок.

— Бросил?

Вне себя от ярости, Артём поднялся на ноги, и направился через оторопевшую толпу людей к своим товарищам. Ефрем, отобрав пистолет, чтобы наркоман не натворил глупостей, успокаивающе хлопал его по плечу. Мухин стоял к Артёму спиной, но сдержав себя, и запихнув «Питон» за пояс, Грачёв решил разобраться по-мужски.

— Тёма, миленький, постой, не надо! — догадавшись, с ужасом воскликнула Рита.

Захар обернулся на возглас девушки, и тут же получил сильный удар по лицу. Всю злобу, ярость, боль, Артём выместил в этом ударе. Худой наркоман слетел с ног, рухнув, как подкошенный, он ударился лбом, о бетон, жалобно воскликнув. Ефрем такого поворота явно не ожидал, потому растерялся, зато Мухин быстро пришёл в себя, и, оскалившись, накинулся на обидчика. Осклабившиеся жёлтые зубы, выделенные кровавой кашей губ, которые так удачно расшиб Артём, выглядели пугающе, полные безумия, расширенные глаза ещё больше придавали ужаса этому человеку. Захар двигался молниеносно, и никто не успел заметить, как в его руке блеснуло лезвие кинжала…

* * *

— Стой, сволочь!

— Да иди ты!

— Догоню, хуже будет! — предупредил Борис.

В этот раз убегающий подрывник, с которым они вместе вывалились из окна поезда, отозвался бранной руганью. Несмотря на то, что противник сильно хромал, неудачно приземлившись на насыпь железнодорожных путей, Борис тоже не мог его догнать, голова ещё кружилась, а кровь, стекающая с рассеченной камнем брови, заливала глаза. Прежде, чем броситься на утёк, Красный успел оглушить разведчика большим булыжником, чем и выиграл себе несколько секунд форы. Так или иначе, но расстояние между бегущими быстро сокращалось.

Подрывник с хрустом и треском пробираясь сквозь пшеничное поле уверенно направлялся к ближайшей лесополосе, надеясь найти там укрытие, ну а Борис, соответственно бежал за ним. Патроны в «берете» кончились, иначе и бегать не пришлось бы, из оружия не осталось даже ножа, у беглеца надо полагать, тоже.

На бегу Тельцов обернулся. Сизый дымок от разорвавшейся бомбы уже развеивался, вопреки ожиданиям, жёлтая пшеница не загорелась, но и не мудрено, ведь в этом мире всё пропитано влагой.

Добежать до спасительных деревьев Красному так и не удалось. Борис налетел со спины, и опрокинул врага. Уставший, раненый, тот даже не сопротивлялся. Разведчику без труда удалось связать ему руки за спиной, собственным ремнём.

— Вставай! — рявкнул Борис, и дёрнул за тельняшку, которая осталась единственной одеждой, помимо штанов.

С хрустом ткань порвалась, оголив торс Красного.

— Отпусти, сатана! — закричал пленник, но Борис его уже не слышал. Он словно заворожённый смотрел на предплечье, стоящего на коленях подрывника.

Немного ниже плеча, у пленного, была наколка, до боли знакомая Борису. Такая же была и у гладиатора Юрия, который «подарил» Тельцову монету. Причинно — следственные связи только начали строиться в голове разведчика, но главное он понял сразу:

— В игру вступил, кто-то третий.

Глава 37 Ещё не конец

Несколько километров до Нового ключа.

1.

… Лезвие сверкнуло в нескольких сантиметрах от лица Артёма, благо реакция спасла. Но Мухин на этом останавливаться не спешил, он ударил снова, сверху. Грачёв поймал противника за кисть, и сильно ударил его в солнечное сплетение, открытой груди. Захар, выдохнув, ударил в ответ, попав Артёму по челюсти, от чего парень отшатнулся, едва не упав.

— Довольно! — крикнул Ефрем, становясь между дуэлянтами, — Вы с ума сошли?! У нас и без этих разборок проблем хватает! Убери кинжал! Убери, я сказал!

Захар не хотя, спрятал оружие, и рукавом вытер кровь с губ, злобно глядя на напавшего. Артём потрогал зудящую челюсть, вдохнул, выдохнул, успокаиваясь. Ефрем оглядел, сгрудившихся на краю моста людей, и шёпотом продолжил:

— Надо найти Бориса, возможно, он выпрыгнул с поезда, раз его здесь нет.

Артём одобрительно кивнул, и вернулся к Рите.

— Тёма, всё хорошо? — забеспокоилась девушка.

— Да, милая, он бьёт как девчонка, — через силу улыбнулся Грачёв, — Ты побудь пока тут, только никуда не уходи, ясно?

— Да.

— Ну, вот и хорошо, я скоро вернусь.

Ефрем, засунув пистолет за пояс, направился в сторону, где еле виднелся дымок взрыва бомбы. Захар, пошатываясь, следовал за ним, бросая косы взгляды на своего обидчика. Артём вскоре догнал командира.

— Ефрем, я успел выбросить рацию в окно до взрыва.

— Вот, значит, как, — удивился капитан, — она, наверное, разбилась.

— Может быть, но имеет смысл её найти, потому что мой рюкзак был к ней привязан.

На удивление быстро группа нашла и рюкзак, и рацию, которые хороши были видны в примятой пшенице.

— Сильно пострадала? — спросил Артём, проверяя целостность своих вещей, а главное дневника, потому что он для него стал чем-то большим, нежели просто книжица с записями.

— Пока не знаю, на вид целая, надо разобрать.

— После того, как найдём Бориса.

— Конечно, ещё бы согреться не мешало.

— Да, — поёжился Артём, у меня есть теперь вещи, разведём костёр, просушим вещи.

* * *

— Откуда у тебя эта наколка?! — закричал Тельцов, схватив за горло пленного.

Но тот упорно молчал, зло, глядя на обидчика.

— Говори, иначе я выпотрошу тебя! — правда, чем именно он это сделает, Борис не придумал.

— Да пошёл ты!

Разведчик замахнулся, и обрушил свой крупный кулак на лицо подрывника.

— Кто вас послал?! Это же не Красные, так?! — и в подтверждение того, что он не шутит, Борис добавил противнику с левой руки.

Подрывник даже не стал кривиться от боли, словно он её не чувствовал, просто сплюнул выбитые зубы и кровавые сгустки, вновь посмотрел прямо в глаза Борису. Этот холодный, пронизывающий взгляд заставил Тельцова поёжиться. Он сам не мог понять, что его так… тревожит?

— Бори — и — ис! — послышались голоса со стороны моста.

— Ладненько, с тобой позже разберёмся, подъём.

Толкая впереди пленника, Борис направился на зов.

— Чёрт подери, Тельцов, ты кого поймал? — удивился Захар, оглядывая пленника.

— Шамаханскую царицу.

— Шутишь? А то, что люди погибли по нашей вине тебе не смешно? — сделал выпад Артём.

— Моей вины тут нет, я свою бомбу обезвредил, это вы облажались.

— Что? Да, если Ефрем не кочевряжился бы, я сумел обезвредить бомбу.

— Так, спокойно! Мы одна команда, это наш общий косяк, за который мы все, чуть не поплатились жизнями, а теперь предлагаю, не устраивать глупые дискуссии, а допросить этого урода.

Подрывник вновь стал центром внимания, его поставили на колени, посередине железных путей.

— Ну, говорить будешь? — по-хорошему начал Ефрем.

— Ты его рожу видишь? По-твоему он хочет с тобой побеседовать?

Лицо пленника исказилось в кровавом оскале.

— На! — со злостью Борис врезал ему по лицу, от чего подрывник завалился на землю.

— Захар, дай нож, очень хочется поговорить.

Получив кинжал, Ефрем поднял противника, и приставил к его горлу лезвие.

— Кто тебя послал? Красные?

Тишина в ответ. Тогда капитан неглубоко воткнул нож в грудь пленнику, только проколов кожу, и стал медленно, просовывать лезвие под верхние ткани. Удивительно, но разведчики не услышали ни диких воплей, ни скрипа зубов, ни стона.

— Что за? — Захар отпрянул от пленного, будто от чумного.

— Да ладно, — не поверил Борис, — даже у меня мурашки от такого пошли!

— Ефрем, погоди, убери нож, — Артём присел рядом с пленником, приподнял его за подбородок, посмотрел в глаза.

Приоткрыв веко на глазу подрывника, Грачёв принялся рассуждать вслух:

— Зрачок уменьшен, вены на висках, и руках явно видны, посмотрите на глаза, видите, как белки покрыты прожилками? Рот открой, — потребовал парень, — Открой, сказал! Вот, видите, язык сухой, и белый налёт.

— Ох, я и забыл, что у нас медик есть, — улыбнулся Борис.

— Что это значит? — перешёл к делу Дерягин.

— Спроси у Захара, он — то знает.

Мухин скривился в злой усмешке, и отвернулся, дескать, нет ему дела до разведчиков и допроса. И дабы не объяснять, Артём закатал рукав подрывника. Все хорошо увидели красные «дорожки».

— Что же уму такого вкололи, что он боли не чувствует? — удивился Тельцов.

— Проблема.

— Возможно Буторфанол, или что-то похожее, — предположил Артём.

— Не имеет значения. Слушай, мы знаем, что ты не Красный, — продолжил допрос капитан, — мы даже точно знаем, кто тебя послал, но зачем это нужно?

— Что бы вы усвоили урок, — прохрипел пленник.

— Так, о каком уроке речь? — продолжил Дерягин.

— Моральном.

— Что? О чём ты?

— Скоро вы узнаете.

— Подробнее.

— В этом нет смысла, вы, и весь мир узнает, и усвоит урок.

— Хватит нести бред! — не выдержал Борис, и со всей силы ударил пленника по голове.

От удара подрывник свалился.

— Тельцов! Чёрт возьми, ты спятил?! — воскликнул Ефрем, отталкивая разведчика, — Мы почти добились.

— Чего? Он несёт бред, мы не сможем заставить его говорить.

— Это только до тех пор, пока действует наркотик, — встрял в разговор Артём, потом он почувствует боль.

Пленник тем временем, воспользовался тем, что внимание от него перешло на споры, и, извернувшись, схватил то, что висело на цепочке, на его шее. Приподнявшись, и глядя на своих мучителей, он зло, медленно, с расстановкой, прохрипел:

— Здесь не изменить уже ничего, Господь, жги!

Время словно растянулось, в ушах застрял вопль Ефрема: «Нет! Выплюнь, сволочь!», Борис схватился за цепочку, вырвал её изо рта, но то, что на ней висело, осталось во рту пленного. Послышалось, как захрустело стекло, Дерягин со всей силы ладонью ударил подрывника по затылку, окровавленные осколки капсулы выпали на землю. Пленный затрясся в конвульсиях, заваливаясь на бок. Артём упала рядом на колени, собрался сунуть руку в рот умирающему, и достать осколки капсулы, но Ефрем остановил его:

— Не смей! Это яд!

Подрывник дернулся ещё несколько раз, а потом затих.

— Пульса нет, — проверив, заявил Грачёв.

— Чёрт! — воскликнул Борис, впечатав кулак в раскрытую ладонь, — Я этого кретина по всему полю гонял! И всё зря!

— Результата мало, но не так уж и зря.

— А что мы узнали?

— То, что это была акция, показательная казнь.

— Казнь?

— Да, теракт для устрашения. И судя по всему, готовятся и ещё такие же.

— Что ещё за линчеватели такие? — не понял Артём.

— И какое дело они имеют к войне между Республикой и Красными, — добавил Борис.

— Стоп. Надо всё обмозговать, но позже, идём.

— Погоди, вот, — Борис показал предплечье с татуировкой, — Такая же была у гладиатора Юрия, который дал мне предмет.

— Оп — па, — протянул Дерягин, — вот кое — что и проясняется.

2.

— Артём, у тебя одежда сухая есть, а то что-то совсем холодно стало, — заговорил Ефрем, выпуская пар изо рта.

— Сейчас посмотрю.

Парень скинул свою ношу, раскрыл.

— Одни штаны, грязные и порванные, я в них на штурм шёл, и одна майка.

— Скудно.

— Одевай штаны, свои я хоть выжать успел, просто влажные.

Капитан спорить не стал, сразу же принялся натягивать грязные, немного коротковатые джинсы.

— Артём, тельняшку придется с трупа снять.

— Что прости?

— Снимай и одевай, она тёплая.

— Ты серьёзно? — Артём посмотрел на неестественно изогнутое тело подрывника.

— Лучше одеть грязную и поратую одежду, чем получить воспаление лёгких.

С этим спорить было бессмысленно, и Артём это понимал, но что за гаденькая проверка, не сам капитан одел тельняшку, а видать, глаз на чистую майку положил.

— Хорошо, — принял вызов Грачёв, — мы не гордые.

Дерягин еле заметно ухмыльнулся, а Борис с одобрением хмыкнул. С отвращением Артём снял с трупа одежду, примерился.

— Чёрт.

— Что, не лезет? — надевая чистую майку, поинтересовался Ефрем.

Тельняшка противно пахла чужим потом, какой-то химией, возможно наркотиком, и совсем не хотелось её надевать.

— Я уж лучше с воспалением, — и бросив на землю одежду, Артём направился к мосту.

— Ты должен надеть, — грубо настаивал капитан, — это приказ.

— Знаешь, что? В плену у туземцев, я несколько недель просидел в грязной вонючей яме, где в воду шли все отходы, туземцы развлекались, и частенько предпочитали наши ямы туалетом. То, что я там пережил, тебе даже не снилось, так что не надо строить из меня неженку! — Артём нагло ткнул командира пальцем в грудь.

Подхватив рваную тельняшку, Грачёв в один присест натянул её, стараясь не дышать носом, и закинув рюкзак за спину, направился к мосту.

* * *

— Тёма! — с радостным криком облегчения, Рита бросилась на шею парню.

— Ты как, всё в порядке, деньги целы?

— Да, в рюкзаке всё, спасибо тебе ещё раз.

— Артём, нам пора, — напомнил Ефрем.

— Как, так быстро?

— Это ещё не конец Артём, мы успеем, если поторопимся.

— А куда вы собираетесь? — поинтересовалась девушка.

Грачёв на минуту задумался, как поступить.

— Пока в Новый ключ, там дальше по обстановке.

— Вот как, это же недалеко?

— Не знаю, ты пойдёшь с нами? — Артём искоса посмотрел на Ефрема, и увидел, как Борис машет головой за спиной командира. «Что он имеет ввиду? Говорит не брать Риту? Да ну, бред» — подумал Артём.

— Конечно, если можно, — решилась девушка.

Лицо Дерягина было почти равнодушным, но Артём прямо чувствовал, как он недоволен.

— Рита… В общем… Такое дело… Мы военные, и нам нельзя рассказывать всего. Прости, мы не можем, взять тебя, — Артём говорил, и не верил своим ушам, взглянув на Бориса, он заметил, как тот одобрительно кивнул.

— Эм… Ну, я тебя понимаю, хорошо.

— Скоро приедет спасательная группа, а мы очень спешим. Ты извини, но так будет лучше.

— Ладно, если… — голос её дрогнул, но она держалась, — Если надо.

— Мы обязательно встретимся, обещаю.

Глаза Риты покраснели. Девушка обняла Артёма.

— Ты, как приедешь, напиши мне адрес, отправь в Нижний Новгород на имя Артёма Грачёва, и я отвечу тебе.

— Скажи… Пообещай… Артёма, — она притянула парня к себе, жарко поцеловала в губы.

— Я найду тебя, я вернусь, Рита, поверь, мы будем вместе.

Грачёв отстранился от девушки, повернулся к группе. Сестрёнка обняла Риту, тоже заплакала, но сама девушка крепилась, даже одобрительно улыбнулась. У Артёма на сердце стало так тяжело, что он от бессилия сжал кулаки, до хруста в суставах.

* * *

До небольшого моста через реку на тот берег разведчики дошли, молча, каждый понимал какая ситуация, да и говорить пока было не о чем, необходимо сначала всё обдумать. Осенний лес встретил гостей приветливыми треском ветвей, которые шевелил ветер, листопадом, наполненным разными цветами, и тишиной жизни. То есть, ни одного животного. Места то дикие, а звери попрятались, и птицы не поют, даже вороны и те куда-то подевались.

Привал сделали ближе к вечеру, когда солнце уже коснулось горизонта, и только багряные лучи освещали хмурый, полуголый от листвы лес.

— Разведите костёр. А я пойду грибов соберу, сварим суп, — предложил Артём.

— А ты знаешь, какие собирать? — с иронией спросил Борис.

— Поверь мне, знаю.

— Давай, я лучше с тобой, а то заплутаешь еще, небось.

— Хорошо, — Грачёв сразу понял, что Тельцов собрался поговорить, — воду в ковшике поставьте.

Вооружившись пакетами, Артём с Борисом углубились в чащу, оставив Ефрема и Захара «на хозяйстве». Вот влажная пора этого мира и пошла на пользу — грибов было тьма. Артём сразу же наткнулся на вереницу «рядовок», и принялся, разгребая листву прутиком, собирать их.

— Кто научил тебя собирать грибы? — заговорил Борис, срезая крупную «лисичку».

— Я какое-то время ходил по лесам с группой охотников, многому научился.

— Я в своё время тоже по лесам бродил.

— Ты был охотником?

— Нет, туземцем.

— Ого, вот значит как.

— У нас было небольшое племя, и выживать было трудно, тогда я усвоил простую истину: «Хочешь жить — умей вертеться».

Артёму вдруг вспомнился паренёк Петька, который выполнял роль следопыта, и вёл охотников, но как оказалось в дальнейшем, заводил их в ловушку. Ведь он тоже, жить хотел, потому и «вертелся».

— Почему ты пошёл к туземцам?

— Ну, много причин. Начнём с того, что я был разыскиваемым.

— Это не причина, а предлог.

— Возможно, — потерев щетину, Борис посмотрел на товарища, — Мне нравилась свобода. У туземцев это было.

— А разве у них беззаконие?

— Конечно, нет. Законы — основа любого общества, иначе люди просто перебили бы друг дружку. У туземцев уставы, так они их называют, более упрощённые, и они меня устраивали: хочешь, есть иди, охоться, можешь обменять на еду какую-нибудь вещь, но отобрать нельзя, нужен дом — построй, нельзя отобрать у другого, если владелец умирает, то вождь сам решает, кому подарить его имущество.

— А разве нельзя убивать туземцам своих соплеменников?

— Можно даже убить вождя, если конечно вызовешь его на дуэль. У туземцев всё просто, они живут по законам природы: выживает сильнейший, он становиться лидером, и предводителем. Потому большинство вождей, сильные и молодые люди, которые могу отстоять свой пост. Редко есть старые, мудрые вожди, но они сохраняют свою должность хитростью. Есть правило: если хочешь стать вождём, вызови нынешнего предводителя на поединок, если победишь, то станешь новым лидером, если нет, то умрёшь, потому что дерутся они насмерть. Старые же, имеют кучу агентов, которые следят за всем племенем, и если появляется сильный воин, который может претендовать на, так называемый «трон», то они его «убирают».

— Интересно.

— Да, современная монархия.

— Борис, знаешь, откуда у меня этот револьвер? — Артём указал на «Питона» на поясе.

— Понятия не имею, но если таки где и продаются, то стоят недешево. Хотя, я не вижу смысла платить огромные деньги за такой непрактичный ствол.

— Это трофей. Я убил первого человека, сам, специально, зная, что делаю, именно этим. И теперь, он для меня как память, напоминает мне о том, какой я человек.

— Да ты романтик. Непрактичный романтик.

— Почему ты ушёл от туземцев, раз тебе всё нравилось?

— Ты же знаешь, что племена всё время враждуют, более крупные и сильные, либо уничтожают слабые, либо порабощают. Нашу деревню буквально, стёрли с лица Земли. Пришлось снова бежать. Выживать в цивилизованном мире труднее, тут нужны бумажки, деньги, что бы есть, что бы жить.

— А работать не пробовал?

— Пытался я, была у меня причина, ради которой я начал жить спокойно и мирно.

— Девушка?

Борис промолчал.

— Ты любил её, раз пошёл на такие жертвы.

В ответ раздался тяжёлый, грустный вздох.

— А ты подумал, что такое же может случиться со мной?

Борис непонимающе посмотрел на собеседника.

— Почему, ты не позволил взять Риту?

— На то были причины.

— Это я понимаю, потому послушал тебя, а теперь объясни.

— Нечего объяснять, ей небезопасно находиться рядом с нами.

— Это мне как раз кажется самым разумным, я бы мог защитить её.

— Да ты даже себя защитить не в состоянии.

— Погоди, ты сказал, что опасно ей быть рядом с нами, то есть угроза от одного из нас?

— Я ничего такого не говорил.

— Борис! Раз начал, то объясни!

— Ты белый гриб раздавил.

— Плевать! Кто угрожает Рите? Захар?

— Нет! Нет! Оставь его уже.

— Значит я прав, это он, но откуда ты знаешь?

— Всё! — крикнул Тельцов, — Разговор окончен!

И повернувшись к разбитому лагерю, быстрым шагом стал возвращаться.

— Поговорили, блин.

* * *

Ефрем со швейцарским ножом, откручивал шурупы с рации, что-то слушая сквозь помехи.

— Ну, что, командир, цела рация?

— Вроде, да, только радиус действия сильно снижен, сейчас даже Новый ключ не ловит.

— А кто там должен ответить? — Следом за Борисом, вышел Артём.

— Есть два человека, наши агенты, помогут нам с паспортами.

— Да, я так погляжу, Республика далеко свои корни пустила.

Ефрем сосредоточенно продолжал отвинчивать шуруп. Борис принялся готовить суп, а Грачёву ничего не осталось, как развесить мокрые штаны и рубашку над костром, и закутавшись в спальник, записывать последние события в дневник.

* * *

Вопросов много, ответов нет. Ну, будем надеяться, что это вопрос времени. Больше меня волнует, не кто взорвал поезд, и вообще это мелочи, сердце ноет при воспоминании Риты. Она как искра появилась в моей тёмной жизни, а потом исчезла, так же неожиданно и быстро. Она молодец, крепкая девушка. Держалась, не плакала при мне, потом я уверен, разрыдалась, но такая справиться, иначе быть не может. Она выберется, выживет и сестрёнку свою сохранит. Странно, что глядя на неё, я всегда вспоминаю Наташу. Даже думая о Рите, не могу забыть эту красавицу — землячку. Наташа прямо так и стоит перед глазами, Красивая, милая. Но она далеко, жива ли она? А Рита так близка, так реально. Так я думал той ночью, когда мы поцеловались. Что же это происходит? Молодое сердце требует любви, которая вскоре развеяться, как детское воспоминание? Как же я хочу увидеть Наташу. Как же крепко засел её образ в моей памяти. Когда всё кончиться, я обязательно разберусь в том, что со мной происходит.

* * *

— Господа, прошу вас к столу, так сказать, — приглашая присесть, Борис принялся наполнять пластиковые чаши.

Усевшись вокруг костра, разведчики принялись, жадно есть грибную похлёбку, восполняя утраченные за день силы.

— Да, Боря, готовишь ты сказочно, любая женщина тебя влюбилась бы, накорми ты её таким супом, — с улыбкой заговорил Артём, что бы как-то завести беседу.

Тельцов, опустил голову, загрустил, будто вспомнил что-то нехорошее. Артём, что бы ситуация не выглядела столь неловко, принялся менять повязку на порезанной руке, которую наспех соорудил по дороге.

— Выпей антибиотика, чтобы заражения не было, — посоветовал Ефрем.

— Такие лекарства очень дорогие, то, что они не разбились уже чудо.

— И всё же, — настоял командир.

Промыв глубокий порез вдоль руки, и перебинтовав чистым бинтом, Грачёв принялся за ранение в боку.

— Как это тебя угораздило? — поинтересовался Борис, заметив рассечённую кожу.

— Если расскажу, вы не поверите, — усмехнулся Артём, нанося на кровоточащий бок мазь.

— Ну, ты попробуй.

— На меня напал, чёртов самурай.

На мгновения повисла тишина. Потрескивал костёр, а потом хохотнул Захар.

— Да, ты был прав, звучит не очень правдоподобно, — усмехнулся Тельцов.

— Он забежал в наше купе, и начал махать своим мечом, поцарапал меня.

— Он жив? — серьёзно спросил Ефрем.

— К сожалению, да. Куда уж мне с ним тягаться, я чудом уцелел.

— Опиши его, как выглядел, что говорил?

— Я слышал, что подрывники назвали его Генгисом.

— Вот как, то есть он был с ними?

— Да. Судя по всему, он главный.

— И ты, имея возможность, не убил его? — неожиданно вступил в беседу Мухин.

— Знаешь что? Этот псих бегал по купе с двухметровым мечом, ясно? Он двигался так быстро, что твой наркоманский мутный взор никогда бы его не увидал!

— Стоп! Артём, ты отвлекаешься от темы, значит Генгис, как он выглядел, — прервал разгорающийся ссор, произнёс капитан.

— Он был в чёрной одежде, весь увешан разным оружием, и лицо замотанно чёрной тканью.

— Интересно, — протянул Борис, — Ефрем, ты что — нибудь о таком слышал?

— Нет, но возможно это как-то нам поможет.

— Ладно, с этим выяснили, теперь хватит нас томить и интриговать, выкладывай, что ты знаешь о той наколке подрывника?

— Ну, давай по порядку, — начал Ефрем, морщась от боли в рёбрах, — Когда ты рассказал мне о татуировке гладиатора Юрия, я начал копать по этому поводу, но честно признаться не очень старательно, ведь какой смысл? Предмет есть, есть, а какое дело до того, кто его тебе дал? Эта фигура, — капитан прутиком сделал чертёж наколки на песке, — называется дельтоид, этот крест внутри, подобный христианскому, это окружность, в которую вписан дельтоид, якобы весь мир, вся планета.

— Это какие-то сектанты?

— Возможно. Но мне известно только то, что они называют себя изгоями.

— Может это какое-то племя туземцев? — предположил Артём.

— Не думаю.

— Что ещё ты знаешь?

— Больше ничего, абсолютно.

— Да, неважная инфа. И за кого они, тоже не знаешь?

— В каком смысле?

— За Красных они, или за Республику? — уточнил Борис.

— Этого я не знаю.

— Зачем они взорвали поезд, мы выяснили, — заговорил Артём, — некая акция устрашения, о которой, я так понимаю, мы ещё узнаем.

— Надеюсь, к нам они никакого отношения не имеют, — молчавший, до этого Захар, заговорил.

— Имеют. Эти, так называемые, изгои, знают про предметы, и начали их искать раньше Республики, — ответил Тельцов, — Юрий сказал, отдавая мне монету, что придёт время, и появятся люди, которым я должен её передать.

— Это могли быть как НОРовцы, так и Красные, — рассудил Артём.

Борис сразу же вспомнил про майора Ушкова, который завербовал его в тюрьме, и у парня дрожь пошла.

— И к тому же, Генгис знал, куда идёт со своими людьми, не зря он попал именно в наше купе, я даже заметил, как некоторые подрывники рылись в наших вещах, — Продолжил Грачёв.

— Вот значит как. Выходит, они пришли за нами? — обратился ко всем одновременно Ефрем.

— И только поэтому взорвали поезд? Не клеится.

— А может они на нашей стороне? — снова выдвинул теорию Артём, — Не просто же так они охотятся на предметы, и подрывают поезда Красных?

— Ты думаешь, что сектанты с возгласом: «Здесь не исправить уже ничего, Господь, жги!», станут препятствовать уничтожению планеты?

— Красные же не уничтожают планету, они просто заражают людей ГПД, так ведь?

— Что может значить этот девиз? — вновь спросил Ефрем.

— Ну, думаю, тут всё очевидно. Сектанты считают, что мир разрушен, что хорошо уже не будет, такие они утописты, и просят Бога стереть с лица Земли всё.

— Не называй их сектантами, пусть будут изгоями, как есть, — попросил Артём.

— Ты видел, что сделал с собой пленный? Я не знаю, что такого надо внушить человеку, что бы он собственно вольно подорвался, или раскусил капсулу с ядом.

— В принципе, я согласен с девизом изгоев, — подумав, решил Артём, — Мир и вправду развалился, и дальше будет только хуже.

— С такими мыслями и застрелиться не долго, — хмыкнул Борис.

— А я пробовал. Не вышло, — серьезно заявил Грачёв, и поёжился, вспомнив «весёлую» рулетку у туземцев.

— И как будем действовать дальше? — обратился к Дерягину Борис.

— Пока не узнаем, кто такие изгои, продолжим работать по плану. Завтра дойдём до Нового ключа, свяжусь с нашими агентами, потом направимся в Новгород, как получим паспорта и транспорт.

— Отлично.

— Ефрем, давай я осмотрю тебя, — предложил Артём, глядя, как держится за живот командир.

— Не стоит, я в порядке.

— Может быть рёбра сломаны, ты нехило приложился, когда выпал из вагона.

— Всё, в порядке, — утвердительно заверил капитан.

— Ты лучше мне пластырь наклей на бровь, а то до сих пор кровоточит, — попросил Борис.

Глава 38 По разные стороны

Нижний Новгород.

«Ловушка!» — пронеслась паническая мысль в голове Леонида, когда он заметил снайпера на крыше многоэтажки. Другие агенты, которыми буквально кишит парк аттракционов, тоже не особенно скрывались, и выдавали себя, чересчур пристальными взглядами. Заболодский не сбавляя хода, продолжал идти навстречу своей судьбе, окончание которой, возможно вскоре и произойдёт. Удивительно, что страха диверсант не испытывал, после той ночи, когда он учинил пожар в полицейском участке, он уже ничего не опасался, хотя стоило бы. Его огорчал только тот факт, что любимая девушка, Камилла предала его. Вчера на полу в своём кабинете он нашёл письмо, которое было подсунуто под дверь. «Я буду ждать тебя завтра в час дня в парке аттракционов, где мы с тобой встречались.» — так гласила надпись на листочке бумаги. Никаких имён, никаких доказательств, зато Леонид сразу догадался от кого послание.

Он готов был поставить причастность Нежновой под сомнение, если бы не увидел девушку, сидящую на лавочке с равнодушным видом. Красивая, аккуратная, впрочем, как и всегда, волосы, заплетённые в простой хвостик, чёрная, обтягивающая юбка до колен, белая блузка, и простой, без излишек пиджак, с небольшой брошью. Красота в простоте.

— Камилла! — окликнул девушку Леонид.

Одет он был по погоде, так сказать, в стильном плаще, с высоким воротом, чёрной кепке, низко опущенной на глаза, и в брюках.

— О Боже, что у тебя с лицом?! — Нежнова подбежала к диверсанту, посмотрела на левую часть его лица, поправила элегантные очки, в чёрной оправе. Выглядела она всерьёз взволнованной.

Спрятать от внимательного взора сильные ожоги на половину лица, Леониду не удалось.

— Откуда это? — Камилла осторожно погладила поражённую кожу.

— Шашлыки жарил, обжегся.

— Ага, на половину лица? Лёня, я знаю всё. Это ты поджёг полицейский участок.

Диверсанта словно молнией пронзило, несмотря на то, что он подобного разговора ждал.

— О чем ты?

— Лёня, нельзя быть таким наивным. Ты считаешь, что человек на такой должности, как я может быть такой глупой? Я, между прочим, биолог, и у меня есть микроскоп, который позволяет разглядеть частицы пластилина на собственных ключах. К тому же, я могу сделать и собственный анализ крови, с точностью узнав, что ты мне подмешал.

Она сделала паузу, давая Леониду возможность обдумать свои провалы.

— Конечно, я догадалась, что ты навестишь кабинет, от которого получил отпечаток ключа. И у меня было достаточно времени, что бы подсунуть тебе «левые» документы.

— Камилла, милая, с тобой всё в порядке? О чём ты говоришь?

Но девушка не растерялась ни на секунду, из чего Заболодский сделал вывод, что у неё есть неопровержимые доказательства его причастности.

— Лёня, давай будем говорить, как взрослые люди, это очень важно. Я позвала тебя сюда, потому что доверяю тебе.

— Настолько, что не удержалась и пригласила снайпера, с группой агентов? — лицо Леонида переменилось, он, словно снял маску «дурачка» под которого старательно косил, заменив серьёзным выражением.

Его маленькие внимательные глаза приняли осознанный, цепкий вид.

— Я ведь, не сдала тебя им, они ничего не знают. Просто попросила контролировать ситуацию.

— Потому что не доверяешь мне?

— Я же знаю, как убирают свидетелей.

— Но… Я же тебя, никогда…

— Сейчас не об этом.

Леонид постарался откинуть личное, и попытаться выяснить самое главное, и если выйдет, как-то передать информацию группе «Мозг», связь с которой, кстати, недавно пропала.

— Ты сказала, что документы «левые», то есть, все, что в них сказано, неправда? И ГПД не существует?

— Нет, документы верные, но они не отображают всей картины того, что делает ГПД. Я хотела, что бы ты понял, как серьёзна ситуация, и как опасно это оружие.

— Я это прекрасно понимаю.

— Этот газ, гораздо сильнее. То во что он превращает людей, не поддаётся никаким сравнениям. Заражение происходит быстро, от нескольких часов до нескольких дней, зависит от психической устойчивости пациента. Те муки, которые испытывают подопытные не с чем не сравняться. Галлюцинации, головокружения, фобии, страхи, которых раньше не было, неоправданная агрессия, не рациональные действия, это лишь первые признаки заражения. Следующая стадия развития этой болезни, это видоизменение структуры организма. В несколько раз увеличивается реакция, рефлексы, скорость движения тела, мышления, улучшается зрение, слух, за счёт повышенного сердцебиения, пациент почти постоянно находиться в состоянии аффекта, частые выбросы адреналина, свойственны в экстренных ситуациях. Мышечная масса растёт быстрее, костный скелет укрепляется. Находясь в постоянном состоянии стресса, организм стремиться запасать как можно больше питательных веществ для подпитки энергией всех систем органов, то есть из пищи добывается больше необходимых углеводов, белков, и прочего. Но. Из-за этого «но» и портиться весь эффект. Ничего в мире не бывает безвозмездно. Всё это не очень значительное усиление организма пациента, приводит к, в разы ускоренному разрушению органов, в том числе сердце.

Опытным путём, было доказано, что после использования Вакцины 145, мыслительные функции мозга, полностью, или почти полностью в зависимости от времени, которое прошло от воздействия ГПД, до лечения В145. И, тем не менее, физические изменения, можно даже сказать мутации, остаются. Ты же понимаешь, что это значит?

— Создание биологически более сильных солдат? — догадался Леонид, ошарашено слушая рассказ медика.

— Именно. Сказать честно, у нас уже есть пробные образцы. Параллельно ГПД, разрабатывался и ещё один препарат, правда, уже другой лабораторией, цель которого, полностью подчинять волю пациента, первому человеку, с которым он заговорит. В данном случае это оказывались доктора, которые могли дать любое задание подопытному, от прыжка, до самоубийства, и оно будет беспрекословно исполнено.

Этот препарат использовали после ГПД, и после лечения В145, получались, полностью верные своему хозяину пациенты.

— Камилла… Зачем? Зачем создавать ГПД, и заражать весь мир? — поражённый Заболодский, еле выговаривал слова.

— Возможно, выглядят дела на фронте, хорошо, но мы ведь, знаем, что это не так. Уже очень скоро Республика подойдёт и к нашим воротам. Запустив ГПД на орбиту, мы выиграем войну.

— Вы посеете хаос. Как ты не понимаешь? Эти игры в бога могут плохо кончиться для всего человечества.

— Ошибаешься, Леонид, — Камилла весело усмехнулась, — у нас будет достаточно приспешников, которые сразу получат В145, они и станут нашей опорой. Когда граждан обеих стран охватит эта лихорадка безумия, когда каждый до последнего будет страдать в душевных муках, они приползут к нам на коленях. Тогда, что бы получить такую долгожданную Вакцину 145, люди сделают всё что угодно, вплоть до подчинения великой стране Красных.

— Это безумие!

— Да, — с наслаждением протянула Нежнова. — Но мы будем управлять этим.

— Для чего, Камилла? Всё это. Ради денег? Нет, ими ты обеспечена. Власть? У тебя и так огромный авторитет в стране и в комплексе. Тогда что? Зачем, ты делаешь это? Постой! Я знаю. Игра в бога, да? Именно, — по выражению лица собеседницы Леонид понял, что угадал, — Вот что доставляет тебе удовольствие. Власть над природой. При этом полная безнаказанность.

— А кто не любит власть, Лёня? Все пытаются добиться её, все об этом мечтают. Но есть люди, которым удаётся достигнуть этого.

— Я никогда не хотел власти. Я верный пёс, Камилла, я до последнего служу своему командиру.

— Хозяину, — поправила девушка.

— Пусть даже так. Но именно такие, как я поднимают лидеров на троны.

— Слуги.

— Зачем ты рассказала это всё мне?

Впервые за всё время Нежнова растерялась, задумалась ненадолго.

— Ну… Ты мне не безразличен, Леонид, и я рассказала тебе это, что бы ты сделал выбор.

— Продолжай.

— Ты со мной, или против меня? — Заболодский ожидал такого вопроса, но всё равно он ударил словно молния, среди ясного неба.

Девушка смотрела на него, то ли с мольбой, то ли с подозрением. У Леонида закружилась голова. Это этого выбора зависела вся его жизнь.

— Камилла…

— Ты со мной? Скажи, прошу, ты же уже знаешь ответ.

— Мне очень жаль, что мы по разные стороны в этой ужасной войне…

— Лёня, милый…

— Камилла, останови это. Не совершай ошибки, за которую поплатиться весь мир, прошу тебя.

На глазах девушки появились слёзы, губки задрожали.

— Любимый… — дрожащим голосом обратилась она, взяв диверсанта за руки, — Мы будем вместе, мы станем жить хорошо, очень хорошо. Люди упадут к нашим ногам, но главное, что мы будем вместе. Ты и я. До конца. Умоляю…

— Я не могу… Нет, это неправильно, ты не должна делать этого. Остановись, не уничтожай всё что любишь!

— Я люблю только тебя, больше в этом поганом мире нет ничего хорошего, вокруг одна лож, боль, страдания, грязь, кровь, предательство, разве стоит любить и беречь такой мир? Разве он не заслуживает смерти?

— Нет, так не должно быть, пострадают миллионы невинных.

— Ты со мной, или нет? — резко, зло, жёстко, даже неожиданно для себя, спросила Камилла.

— Я не могу сделать этот выбор, нет… Прости…

— Слабак! — бросила она.

Каблуки застучали по плитке. Тихо всхлипнул Леонид. Слабак? Он то? Кто несколько лет, показывая чудеса выдержки, работал в глубоком тылу врага, кто в одиночку совершал диверсии, кто единолично разгромил полицейский участок? Слабак? Что она имела ввиду? Заболодскому стало так нестерпимо больно, что он со всей силы ударил по лавочке. Физическая боль ненадолго отвлекла от душевной, он схватился за разбитые костяшки, опустился на лавку. Она ушла. Бросила его. Не послушала. Как же он любит эту девушку, как же она его ранила. Слёзы стали капать на колени, над которыми он опустил голову. Почему? За что ему всё это? «Я сломал себе жизнь. Я слабак!»

Глава 39 Истинное лицо

Новый ключ.

1.

Новый ключ, оказался небольшим городком, но довольно богатым. Он был заметно менее разрушен, по сравнению с теми городами, где успел побывать Артём. Это поселение основали незадолго до Потопа, потому оно и на удивление неплохо сохранилось. Ново отстроенные дома, выделялись среди серых, грубых многоэтажек. Удивителен и тот факт, что в Новом ключе ходил трамвай, экая редкость в наше время. К тому же, город был обнесён сетчатым забором, с колючей проволкой наверху. По периметру забора стояли высокие башни, с прожекторами и крупнокалиберными пулемётами. Даже из леса группе Ефрема было видно, что город кишит жизнью, словно метафора к названию, дескать, жизнь здесь бьёт ключом. Сновали гражданские, по дорогам скакали всадники, тарахтели повозки. Но прежде, чем попасть в Новый ключ, всем приезжим следовало миновать усиленный блокпост.

— Есть идеи? — первым отвлёкся от наблюдения за городом Борис.

— Пройдём туда, никаких других идей, — просто ответил Ефрем.

— Но паспорта то твой и Артёма намокли, надписи слились.

— Да, верно, Ефрем, может, помогут твои агенты в этом городе? — предложил Грачёв.

— Может, и помогут.

Разведчики вернулись в лес, и обошли блокпост. Лес нещадно вырубили почти на километр от забора, что бы затруднить возможному противнику незаметный подход.

— Копайте яму, — приказал Дерягин, принимаясь за рацию.

— Что прости? — Артём с Борисом переглянулись.

— Нужно спрятать паспорта Захара и Бориса, наше оружие, и рацию.

— Я свой револьвер не оставлю, — Артём положил руку на рукоятку, словно его оружие собираются отнять силой.

— Надо, Тёма. Иначе не пустят. Мы заберём все вещи, когда покинем город.

Артём смотрел на Ефрема с недоверием и подозрением.

— Обещаю, — сказал это капитан так, что невозможно не поверить его словам.

— Ладно.

Пока Ефрем связывался по закрытому каналу с агентами в Новом ключе, все трое, принялись раскапывать влажную землю руками. Почка была рыхлая, мягкая, потому группа справилась быстро. В рюкзаке Артёма были вакуумные пакеты, в них разведчики и сложили оружие, затем похоронили рацию, и присыпали зарытые вещи опавшими листьями.

— Сейчас на дороге сразу за поворотом от блокпоста, человек оставит нам пакет, — объяснил Ефрем, который всё-таки смог связаться со шпионами.

Агент не подвёл. В пакете и вправду оказались необходимые на первое время вещи: документы и деньги. Паспорта, которыми пользовались Красные, не предполагали фотографий гражданского населения, из-за дефицита бумаги и краски, только военные и должностные лица. У Республики, как всем известно, были клейма, которые уровняли все слои населения.

Блокпост представлял собой невысокие нагромождения мешков с песком, за которыми сидели пулемётчики, назвать это дзотом было нелегко, две вышки по краям ворот, на которых красовались прожектора, и, ощетинившись, свисали крупнокалиберные дула. Лента с шипами пересекала дорогу, будто в этом новом мире теперь часто ездят авто, и полосатый шлагбаум.

Проверка поддельных документов хоть и прошла довольно напряжённо, но, тем не менее, без прецедентов. И группу «Мозг» пропустили в гостеприимный городок с красивым названием Новый ключ.

* * *

Денег неизвестный агент оставил довольно много. Разведчикам удалось снять крупную комнату в гостинице, где места хватило на всех.

— Как — то непривычно без оружия, — пожаловался Борис, откидываясь на скрипучий диван. — Да, с «Питоном» я ещё не расставался, с того момента, как добыл его, — Артём усмехнулся, усердно пытаясь отыскать что-либо в шкафах и ящиках комнаты.

— Вы правы, — подумав, решил Ефрем, — Надо найти оружие, если придётся, то избавимся, когда будем покидать город, но пока мы здесь, у нас должны быть средства самообороны.

— Особенно с этими Изгоями, — добавил Артём.

— Купим на «чёрном» рынке? — поинтересовался Борис.

— Нет. Опасно. Новых прибывших сразу могут сдать полиции. Мы ведь не знаем, у кого надо покупать оружие.

— Тогда где?

— Есть здесь ещё один агент, его меня просили не трогать, он выполняет другую работу, но ситуация чрезвычайная. А сперва, предлагаю отдохнуть.

— Я бы поесть не отказался, — озвучил желание всех Артём.

— Ну, кто предложил, тот и ответственный, — заявил Борис, укладываясь на диване.

— Хорошо, сколько денег брать?

— Четверть, много не бери, не стоит вызывать подозрений.

Грачёв отсчитал сумму, и направился к выходу, как командир его окликнул:

— Ещё купи одежды на всех, вид у нас ужасный.

— Я понял.

— И ещё… Будь осторожнее.

— Я не маленький, — заверил Артём, и вышел.

— Не доверяешь ему? — глядя на сидящего в кресле Ефрема, спросил Борис.

— Не рано ли он про девчонку свою забыл?

— Он жестокий разрушитель женских сердец, разве не заметно?

— Как бы, не сделал глупостей.

— Он не дурак, не кинется он за ней.

— Надеюсь.

2.

Со скрежетом и пронзительным скрипом поднялась массивная дверь ангара. Перед помещением заполнены множеством ящиков и стеллажей, стояли трое.

— Карп, это, то самое место? — обратился человек в плаще к пухлому мужичку, одетому в безрукавку, и джинсы.

— Да, Ефрем, как и обещал.

— Тогда показывая чем богат.

Пухлый, по имени Карп, хозяйски расталкивая мусор, двинулся вглубь ангара.

— Идём, Артём, чего засмотрелся? — Ефрем окликнул напарника, одетого так же неприметно.

— Местечко хорошее, тихо, темно, — Грачёв поёжился.

На окраине города, среди бараков, где и при дневном то свете не разобраться, а в темноте и подавно. Артёму это место было знакомо, все окраины похожи, а его родной Промград весь был как окраина. Отогнав ностальгические воспоминания, Артём шагнул внутрь.

— Ефрем, а какого чёрта, ты ко мне пришёл? — продолжая рыться в коробках, поинтересовался Карп.

— Сам то, как думаешь?

— Ты же знаешь, что я работаю в другой области, и не обязан помогать, тем более, ты подставляешь меня.

— Да ладно тебе, нам стволы позарез нужны.

— Но сейчас не совсем, то время, — замявшись, проговорил агент, перейдя на полушепот, как будто его могли подслушать.

— Что именно, ты имеешь ввиду?

— Ну… Просто вы можете вызвать подозрение в кругу, в котором я работаю.

— Ты не это хотел сказать.

— Вот! Наконец — то! — ликовал Карп, открыв небольшой, но глубокий сейф в полу.

Шпион выложил все имеющиеся пистолеты на пол, оставив нетронутым автоматическое оружие, и винтовки.

— Выбирайте, по — вкусу.

Ефрем с выбором не мучился, сразу же взял Глок. Артёму приглянулся револьвер. Небольшой, совсем не такой внушительный, как его «Питон», но на первое время мог заменить.

— Наган? Хороший выбор. А малой знает толк, — одобрил Карп.

— Заткнись, с тобой кажется, Ефрем разговаривал, — огрызнулся Грачёв.

— Так что ты хотел сказать? За тобой слежка? — капитан машинально обернулся на открытые ворота ангара.

Карп недолго раздумывал, и вскоре признался:

— Возможно. Пока что ничего ещё не произошло, но у меня такое ощущение, что меня все подозревают. Какой-то мужик каждое утро сидит в кафе перед моим домом, а как-то раз я его встретил неподалеку от своего ангара.

— Ты сообщал в центр?

— Нет, я же не уверен, что меня раскрыли. Да, не парься, — поспешил заверить агент Ефрема, заметив его напряжение, — Мне, скорее всего, показалось.

— Скорее всего? — повторил Артём, вкладывая в Наган патроны.

— Да ладно вам, я сам разберусь, — Карп явно нервничал, на его лбу проступил пот, он стал медленно пятиться к выходу.

— Разберёшься, — заверил его Ефрем.

А потом выстрелил агенту в голову.

— Что за… — ошалевший Артём, даже подскочил, от неожиданного выстрела.

Дерягин так резко вскинул пистолет, и точно попал Карпу в лоб, что никто не успел заметить этого действия.

Сизый дымок стал быстро развеиваться перед дулом Глока.

— Чёрт возьми! Ефрем, что ты натворил?! — Грачёв кинулся к трупу, увидел кровавую точку посреди его лба, остекленевшие глаза, отскочил обратно.

— Я выполнял свою работу, — медленно, с расстановкой объяснил капитан.

— Что? Убивать своих агентов, это твоя работа? С каких пор?

— Я не позволил ему слить информацию Красным.

— Да он же сказал, что не уверен, в слежке, может он перенервничал.

— У диверсанта не должно быть подозрения или догадок, только точные факты. Его разоблачили, и просто примеривались, как бы лучше повязать.

— Но… Блин! Не убивать же его за это?!

— А что, по-твоему, с ним делать? Он уже бесполезен.

— Ну, да, конечно, ты получил оружие, ты удовлетворён, теперь этот человек тебе не нужен. А если бы раскусили меня, ты тоже бы выстрелил, не задумываясь?

— Если это необходимо, и если от тебя уже нет никакой пользы.

— Ха, так вот как ты делишь людей? На полезных тебе и бесполезных. Ничего святого, только холодный расчёт, цинический подход! — Артём, ещё ошарашено обзывал командира, когда Ефрем взял его за подбородок, и придвинул его лицо к себе.

Дерягин смотрел Артёму прямо в глаза, пронизывающим, испепеляющим, гипнотизирующим взглядом. Разведчик подавился собственными словами, замолк, ему стало не по себе, да что там, ему стало реально страшно, находиться с человеком, который только что холоднокровно застрелил агента.

— Привыкай, Артём, он, — Ефрем указал на труп, распластавшийся посреди ангара, — знал, на что идёт, и ты знаешь. Разве нет? Ты добровольно пошёл в разведку, так же? Так. И я знаю, что если буду разоблачён, и будет угроза информации, которую я храню, то меня убьют свои же. Будь готов к этому, старайся не спалиться.

— Это неправильно, так нельзя! — заявил Артём, попытавшись высвободить подбородок.

— Иначе, в наше время не выжить. Он представлял угрозу для нас, значит, он должен быть мёртв. Либо ты, либо тебя, запомни это, когда у тебя вновь прорвёт фонтан гуманизма. Ты ли не убивал людей?

— Я не убийца, Ефрем!

— Сказал человек, который в порыве мести застрелил вождя. Или ты уже забыл, как получил свой револьвер?

— Я вспоминаю об этом каждый день, — признался Артём, — и не дня не прошло, что бы я не жалел об этом.

— Запомни, в жизни приходится делать вещи, которые неправильные, но они непременно необходимые. Иногда придётся переступать через принципы, и грани морали, потому что просто, надо.

Ефрем отпустил подбородок Артёма, и нагнулся над грудой пистолетов, показав тем самым, что разговор закончен. Грачёв был напуган этим взглядом, резкими злыми словами. Он посмотрел на револьвер в своей руке, он уже успел, и позабыть о нём, оказывается, машинально курок был взведён.

— Всё, пора, для ребят я стволы взял, — объявил Ефрем.

Артём вспомнил слова Бориса, о том, что их командир совсем не такой человек которым хочет казаться. «Да, этот псих реально опасен» — пронеслась мысль в голове разведчика. И сразу вспомнился недавний разговор. «Вот она угроза Рите, вот та причина, по которой Борис не позволил взять её с нами» — догадался Артём.

Курок взведён. Ефрем сидит на корточках перед грудой оружия. У Артёма есть шанс, уничтожить этого монстра, который неизвестно, сколько отнял виновных и невинных жизней, и сколько он отнимет ещё. Но он не смог. Выстрелить в спину своему командиру Артём не смог. Почему? Он и сам не знал. В одно только был уверен, не страх остановил жест правосудия.

Глава 40 Снова один

Новый ключ.

1.

Как я мог быть настолько наивным и слепым? Я же уже сталкивался с характером Ефрема, когда он не желал вступаться за беженцев. Но сегодня раскрылось его истинное лицо. Циничный, жестокий эгоист, который трясётся только за свою задницу. У меня уже есть сомнения, по поводу его добровольных порывов спасти миллионы людей. Наверняка, у него есть своя выгода в этом, стал бы такой человек рисковать своей жизнью ради мирный людей? Я чаще вспоминаю слова Спичкова: «Да, твой отец был хорошим человеком, но такая работа любого изменит. И ты изменишься в этом мире» как-то так звучали его слова. Неужели мой отец был таким же? Нет. Я не помню его самовлюблённым эгоистом. Он всегда заботился обо мне. Так же? А вот и нет. Мне хотелось в это верить. И сейчас хочется, но если говорить начистоту, то отец всегда был далёк от меня. Как жалко, что я слишком плохо его знал, как мне его теперь не хватает….

* * *

Ночь в гостином номере прошла спокойно. Все выспались, поели, оделись в свежие вещи.

— Итак, план на сегодня, такой, — начал Ефрем, когда ребята уже доедали завтрак, — Сейчас идём к тому агенту, который оставил нам документы, его зовут Левша.

— Но у нас уже есть паспорта, чего ещё надо? — удивился Захар.

— В Нижний Новгород просто так никого не пропускают, особенно, когда там вскоре в действие пустят ракетный комплекс. Нужны документы на имена военных, что бы нас даже не проверяли. К тому же, необходимо раздобыть более мощную рацию, что бы согласовать наши действия с Леонидом Заболодским. И необходима техника, что бы наверстать упущенное из-за теракта время.

— Ладно, если нужно, то пойдём, — согласился Борис.

— Я, пожалуй, останусь, — неожиданно заявил Артём, — а то, вдруг ещё кого-нибудь разоблачат, не хочу, что бы меня забрызгало.

Борис озадаченно посмотрел на Ефрема, но лицо командира не изменилось, он, как обычно держал равнодушную маску, не выражающую эмоций.

— Нужна твоя фотография, Левша сможет сделать её.

— У меня есть. Копию я держал в своём дневнике, вот, — разведчик протянул капитану карточку.

— Ладно, оставайся. Тогда сходи за продуктами на обед.

— Годится, — Артём так и не смог увидеть ни намёка на вчерашнее лицо Ефрема, словно перед ним сидит совсем другой Дерягин.

«Человек — маска!» — сделал вывод Артём.

* * *

Раньше трамваев Артём никогда не видел. Но сегодня, ему даже посчастливилось прокатиться на одном из этих редких агрегатов. Грачёв, оплатив проезд, примостился в конце вагона, в раздумьях глядя в окно. Новый ключ нагнетал воспоминания о Промграде. Весьма похожие города, правда, главное отличие, это чувства в разных местах. Промград, как-никак, родина Артёма, место, где он родился и вырос, город, который он никогда не забудет. Конечно, парню был противен грязный, прогнивший городишко, который тонул в людских пороках, но он был родным. Всё самое приятно было связанно только с этим местом. Отец, потеря, которого стала ударом для Артёма, и любимая девушка, лицо которой никогда не сотрётся в памяти. Наташа. Сердце трепещет, когда разведчик вспоминает юную журналистку. Такая хрупкая, красивая, милая, невинная, она была ангелом в глазах Артёма. Промград не испортил её, не превратил в девицу лёгкого поведения, как это неизбежно случалось почти со всеми красавицами этого порочного города. Как Артём был счастлив первые дни, с того момента, как выбрался оттуда. Жалеет ли он? Раньше просто не было времени подумать о доме, события новой жизни так закрутили парня в своем вихре, что все воспоминания ограничивались небольшими фрагментами. Промград он никогда не любил. Любил отца и Наташу, люди, которые скрашивали жизнь в этом проклятом месте. Кем бы стал юный разведчик, если остался бы в том городе? Санитаром в пригородной грязной больнице? В лучшем случае врачом, латал бы местных наркоманов, которые не поделили «косяк» и дело закончилось поножовщиной. Нужна ли Артёма такая жизнь? Он многое пережил в том лесу, бесы, туземцы. Один плен, как изменил парня. Да, было нелегко, но он справляется, он двигается дальше, а не гниёт в забытом Богом городишке. Да, такая жизнь Артёму нравится, он все время утешал себя тем, что не он выбрал тот или иной путь, якобы, его вынудили поступить так, а не иначе, но теперь он понял, что сам решает свою судьбу. Он решил стать диверсантом и разведчиком, не потому что боялся чего-то, потому что он хочет так жить. «Вот уж не думал, что во мне проснётся экстримал» — усмехнулся про себя Артём, — «Я ведь, всегда мечтал работать врачом в крупном городе, вести спокойную размеренную жизнь, завести семью. А что выходит? Я разведчик, авантюрист, диверсант, каждый день мне угрожает смертельная опасность, я не лечу людей, как мечтал, как планировал и учился, я убиваю их, калечу. Может, я и преследую праведные цели, спасти миллионы людей от некого ГПД, но какими методами? Мне больно видеть смерть, больно убивать, даже самых отъявленных головорезов. И, тем не менее, я делаю это. Почему? «Запомни, в жизни приходится делать вещи, которые неправильные, но они непременно необходимые. Иногда придётся переступать через принципы, и грани морали, потому что просто, надо.» — вчерашние слова Ефрема звенят в моих ушах, словно застряли там. Но, стоит признать, что этот холоднокровный капитан прав. Да, иначе просто невозможно. Сейчас весь мир живёт по звериному принципу: либо ты, либо тебя.»

* * *

— Левша, ты всё приготовил? — вместо приветствия, спросил Ефрем, когда высокий неприметный мужчина подошёл к разведчикам.

— Да, как ты и просил, можете хоть сейчас отправляться.

— Сейчас, мы не полным составом.

— Машина в ангаре, документы тоже, деньги, одежда, всё необходимое. Вот ключи, — Левша протянул Ефрему ржавый ключ.

Дерягин прищурился, оглядел пустырь, на котором состоялась встреча. Место было похоже на вчерашнее: грязные бараки, ржавые ангары, торговые лавки чёрного рынка. Но, что-то насторожило капитана, не то Левша вёл себя странно, торопился, нервничал, хотя и умело это скрывал, или же необъяснимое чутьё, которое никогда не подводило Ефрема, давало о себе знать.

— А куда ты торопишься? Может, лично проведёшь экскурсию?

— Как это сделал Карп? — с вызовом спросил Левша, теперь всей группе стало ясно, что агент сорвался, — Он помог тебе Ефрем, рисковал жизнью, а ты застрелил его! Так?!

— Полегче, Левша, ты не знаешь…

— Я всё знаю, всё видел. Да видит Бог, я хотел помочь Карпу, как он меня и просил, но ты слишком быстрый. Жалко твой прихвостень не сделал того, что хотел, трусливый щенок!

— О ком ты? Об Артёме?

— Не знаю, но я так надеялся, что этот парень не просто так навёл на тебя ствол.

— Что прости? Артём целился в меня?

Левша, отстранился, опустил руку в карман, где возможно лежало оружие. Разведчики напряглись.

— Мне плевать, забирай тачку, документы, и проваливай отсюда!

— Ан нет, так не идёт, — Дерягин снова обернулся, кинул ключ агенту, — Открывай ангар.

Левша недовольно скривился, медленно двинулся к воротам.

— Что вчера у вас произошло? — спросил Борис.

— Не сейчас, потом объясню, — отмахнулся командир.

— Нет, ты объяснишь мне всё прямо сейчас, какого чёрта тут творится, что вы скрываете?

— Ладно, — недовольно протянул Дерягин, — Вчера мы с Артёмом выполняли свою работу, я узнал, что нашего агента раскрыли, и сделал всё необходимое.

— Да ты просто застрелил его! — воскликнул Левша, разведчики снова приготовились дать отпор нервному агенту.

— Ты прекрасно понимаешь, что это было необходимо, так зачем устраиваешь мне сцены гуманизма?!

— Да, вы так скоро всех агентов перестреляете, можно было свернуть миссию Карпа, отозвать его, сообщить в центр. Но ты не сделал этого!

— Не было возможности.

— Тогда не вмешивался бы!

Щёлкнул замок.

— Приготовится! — скомандовал капитан, достав из-за пояса Глок.

Борис с Захаром, тоже приготовили оружие, стали сбоку от ворот.

— Открывай медленно, — шёпотом приказал Ефрем, наставив пистолет на ворота.

Со скрипом ржавое железо поползло наверх. Внутри ангара царила тьма, и если бы так кто-то и был, то заметить его было невозможно. Ворота открылись уже почти наполовину, когда Левшу пнули в живот. Противник был в ангаре, как и предполагал Ефрем. Три выстрела прозвучали почти одновременно, проделав в воротах рванные дыры. Борис пригнулся, что бы открыть огонь, не задев при этом агента, но холодный ствол упёрся ему в затылок. Дерягин поздно заметил угрозу со спины Захара, повернулся вместе с пистолетом, но сильные руки схватили его за кисти, и подняли ствол вверх. Несколько пуль ушли в небо, а потом капитана ударили в живот, от чего он согнулся, зайдясь кашлем. «Как этот ублюдок сумел подойти ко мне со спины незаметно? А Левша — то не предатель» — успел подумать Ефрем, когда увидел, как распластанному агенту тычут пистолетом в затылок неизвестные нападающие.

* * *

Сумки были тяжёлыми. Неудобные ручки резали ладони, но Артём мужественно вытерпел, и донёс продукты до нужной комнаты.

— Эй, есть, кто дома? — окликнул он, затаскивая еду в комнату.

Никто парню не ответил. Грачёв поставил сумки на кухне, и сразу заметил листок бумаги на столе, которого до ухода точно не было. «Беги» — коротко гласила надпись на бумажке. Буквы были размашистыми, словно писали в спешке.

— Чёрт… — одними губами прошептал Артём, машинально потянувшись за револьвером.

Он кинулся в свою комнату, схватил рюкзак, закинул туда дневник, из которого и был вырван листок. В прихожей послышалась возня, а затем с хрустом была выбита, надо полагать, дверь. «Они уже здесь!» — пронеслась паническая мысль в голове Артёма, когда он спешно заползал под кровать. Кто «они» разведчик не знаю, но догадывался, вероятнее всего Красные, полиция или шпионы, оставалось только гадать. «Гости» вели себя тихо, слышались редкие шорохи и скрип полов, никаких разговоров или приказов, следовательно, они знают что делают. Ноги в высоких берцах осторожно зашли в комнату Артёма, которая была самой последней. Грачёв затаил дыхание, беззвучно взвёл курок Нагана, и внимательно следил за ногами противника из-под кровати.

Разведчику удалось краем глаза заметить, как вломившейся боец, с пистолетом в руке и в чёрной маске с прорезями, готовится зачищать шкаф, где, по его мнению, может затаиться диверсант. Он резко открыл дверцу, сунул туда ствол, никого не обнаружив, переключил внимание на раскрытое окно, куда сдуваемые ветром шторы стремились выпасть. Вот он шанс — понял Артём, сейчас или никогда, ты или тебя!

Грачёв змеёй выскользнул из — под кровати, подскочил на ноги. Противник стоял к нему спиной, смотрел в раскрытое окно, куда возможно, выскочил диверсант. Видимо вломившийся боец что-то почувствовал, начал поворачиваться, но Артём сильно толкнул его в спину, и ударил кулаком, в котором была зажата рукоятка револьвера. Удар по шее получился не очень сильным, потому разведчик атаковал снова, уже по затылку, что бы если не убить врага, то надолго вывести из боя. Боец обмяк, упал на подоконник, сполз на пол.

Выиграв секунды форы, Артём кинулся в коридор. Он бежал быстро, стараясь опрокидывать за собой стулья, тумбочки, что бы как можно сильнее препятствовать погоне. Он уже почти выскочил из номера, когда впереди раскрылась дверь, с таким же человеком в маске. Грачёв, не останавливаясь, врезал противнику, и тот, скрылся, в помещении, жутко сквернословя. Развернувшись на секунду, разведчик трижды выстрелил в коридор, он не целился, просто припугнул врагов, чтобы не наглели.

Оказавшись на свободе, на улице, Артём все силы вложил в бег. За ним гналась погоня, гремели выстрелы, до слуха долетали угрозы и ругань. Но он не останавливался. Тесёмка со скромным запасом вещей била по спине, Наган был крепко охвачен рукой, и расставаться с этим оружием Артём не спешил. Перед глазами всё вертелось, улица, дома, деревья, испуганные прохожие. Диверсант даже не заметил, как оказался в трамвае. Расталкивая матерящихся пассажиров, он начал пробиваться к водителю, чтобы заставить его торопиться. Но несколько Красных успели заскочить в последний вагон, до того, как двери закрылись.

Один из погони, недолго думая, поднял АПС, завидев беглеца, и открыл огонь на поражение. Длинная очередь скосила невинных пассажиров, некоторые успели пригнуться, упасть на пол. Артёму повезло, что он был прикрыт вредной бабкой, которая встала перед ним, дабы сказать наглецу куда ему необходимо проваливать. Магазин Стечкина на двадцать патронов опустел быстро, и не дожидаясь пока новый магазин, начнёт опустошаться, Артём высунулся, и выстрелил, стараясь не задеть гражданских. Как оказалось, со второго выстрела попал. Стрелок, выронив полный магазин к пистолету, отшатнулся, схватился за простреленное плечо.

Трамвай, так и не успев набрать большой скорости начал останавливаться.

— Езжай! Ну, гони, давай! — закричал Артём, проникнув в кабину водителя, и ткнув Наганом бедняге в затылок.

Водитель, трясясь от страха, повиновался, и трамвай, дернувшись, поехал. Это и спасло Артёму жизнь, потому что второй Красный, непременно попал бы в диверсанта, если бы не толчок. Пуля попала выше, в стекло. Со звоном лобовое окно рассыпалось. Грачёв выстрелил в ответ, и тут же открыл барабан. Дымящиеся гильзы зазвенели по полу, новые патроны начали неуверенно находить свои места в барабане. Красный снова открыл огонь, на этот раз очередями. Трамвай разразился новой волной визга, мата, и стонов. Артём упал на колени, затем и вовсе распластался на полу. Новые патроны выпали у него из рук, осколки стекла и пластмассы полетели в лицо.

— Тормози! — приказал водителю Артём, поняв, что выжить в замкнутом пространстве, шансы сокращаются.

Но водитель был мёртв, пули изрешетили его спину, и теперь бездыханное тело лежало на приборной панели. Дождавшись, когда Красный начнёт перезарядку, Артём сиганул в разбитое окно, стараясь прыгнуть, как можно дальше. Что уж теперь, ему не привыкать, покидать технику на ходу.

Ноги предательски подкосились, почувствовав твёрдую опору, но тело машинально продемонстрировало кувырок. Первое укрытие, которое заметил Артём, это рынок, на котором он закупался едой. Нырнув в толпу, разведчик непременно растворился.

2.

Один. Брошенный. Никому не нужный. Грязный оборванец тащился между бараками, расталкивая мусор под ногами. Так скверно Артём не чувствовал себя уже очень давно. Единственное, что осталось от группы «Мозг», в которой он недавно состоял, это проклятая записка с ещё более глупым словом: «Беги». «Проклятый Ефрем, не мог, что ли написать, куда они направляются? Или всё специально подстроено, что бы, таким образом, от меня избавиться? Да, наверняка! Дерягину не нужен человек, который не боится выступить против него, ему нужны полностью преданные разведчики, и сволочи подобные ему. Захар, типичный представитель. Да, этот урод далеко пойдёт, по карьерной лестнице диверсанта. Эта работа как раз для него. И Борис. А что он? Да, такой же гад. Побоялся пойти против Ефрема, и поддержать меня, защитить Риту. Я может, и «гребу всех под одну гребёнку», но раз они меня бросили. Ведь, всё на то указывает. И паспорта утром Дерягин собрал не зря, ой не зря. Как же я теперь из города выберусь? Он видимо, приготовил для меня ловушку, а когда я утром не захотел идти с ним, натравил Красных. А не побоялся, что я солью всю информацию? Да, и предмет, всё ещё у меня».

Артём посмотрел на часы отца. Стекло разбилось, стрелки погнулись, видимо разбились, когда он упал после прыжка из трамвая.

— Да, что же мне так везёт то так?! — в отчаяние Артём сорвал часы с руки, и саданул ими об асфальт.

Часы со звоном разлетелись. Выругавшись, Артём закрыл лицо руками, опёрся спиной на стену, и бессильно сполз на землю. Он пытался быть сильным, но слёзы сами катились по лицу. Ему было страшно, он чувствовал, что его ищут, было больно, осознавать, что его предали, что бросили, и никто не поможет. Это чувство было сильнее, чем тогда в плену, когда бедный парень гнил в яме.

— Да что же я делаю то?! — хлюпая носом, он на четвереньках пополз собирать обломки часов, — Прости отец, прости меня.

Среди шестерёнок, на задней стенке часов прилипла бумажка. Явно она не была составляющей хитрого механизма, и заинтригованный Артём принялся осторожно, но быстро изымать её. Это был небольшой свёрток, завернутый в целлофан. «14993019» — эти цифры были аккуратно выведены на тоненькой бумажке.

— Бог ты мой… — вырвалось у Грачёва, когда он узнал код, эти цифры должны были быть на его клейме, — Так вот, что такое предмет, это не часы, а именно этот пароль. Одна из составляющих для заморозки комплекса.

Капелька дождя упала на бумажку, а за ней поспешила вторая, и третья. Вскоре заморосил сильный дождь.

— Теперь вообще отлично, — Артём говорил сам с собой, чтобы не было так одиноко, и так страшно.

В принципе, он мог и уничтожить бумажку с паролем, ведь свой клеймо забыть нельзя, но что-то подсказывало ему, что лучше не торопить события. Хотя, куда уже торопиться. Артём поднялся, накинул капюшон, поёжился от холодного ветра, и, закинув за спину тесемку, побрёл меж бараков. Быстро образовались лужи, пахнуло сыростью.

«Что мне делать теперь? Всё кончено? Моя миссия завершилась, не успев войти в самую интересную стадию? Обидно. Странно, что Ефрем кинул меня с предметом. Или же он знает код, а всё это время просто использовал меня. Много вопросов, но никаких ответов. Если выберусь из города, как жить дальше? Я знаю. Поеду к Рите, найду её, потом доучусь, и буду работать врачом, как и планировал. Да, это будет лучшим вариантом. Зачем мне это надо? Рисковать своей шкурой, за интересы «больших дядей», играть в героя. Да меня просто использовали, промыли мозги, а когда я стал не нужен, просто вытерли ноги и выбросили. Хоть выжить удалось, и на том спасибо, а ведь, Ефрем мог поступить как с Карпом.»

В горестных раздумьях, Артём и сам не заметил, как оказался напротив того самого ангара. Вчера здесь был убит человек, но не опечатки, не ограждений, никаких следов следствия. Грачёв не понимая, как оказался тут, идя совершенно, наобум, начал приподнимать ворота, как вдруг почувствовал угрозу за спиной. Он не успел обернуться, ствол пистолета упёрся ему в висок раньше.

«Всё, приплыли» — как-то отстраненно подумал разведчик.

Глава 41 Ангел

1.

Новый ключ.

— Убийцу всегда тянет на место преступления? — поинтересовался бархатный, даже добрый, насколько может показаться голос человека, приставившего дуло пистолета тебе к виску, голос.

— Я не убийца! — заявил Артём, медленно заводя руку за спину, где за поясом покоился Наган.

— Ай, нет-нет, — воскликнул гость, подхватив револьвер за рукоятку, и откинув его себе за спину, — Шустрый ты пацан, лучше бы вчера так же шустро Ефрема пристрелил.

— Что прости? — Артём совсем потерялся, попытался посмотреть на гостя, но тот стоял в тени, и виднелась только рука с пистолетом, левая, между прочим. Не тот ли это агент, которого Дерягин называл Левшой?

— Струсил? Понимаю, у самого мурашки по коже от этого типа.

— Что…

— Молчать. Вопросы здесь задаю я. Вот, — незнакомец кинул к ногам Артёма пакет, — Там документы на имя военного, деньги. Завтра в час дня ты пойдёшь на место, где вы брали документы в прошлый раз, там тебя будет ждать человек.

— Постой, кто ты? — наконец задал важный вопрос Артём, — Ты встретился с Ефремом? Где группа? Всё с ними в порядке?

Но ответа не последовало, и разведчик почувствовал, что рядом уже никого нет. Так и оказалось, гость, словно растворился, не желая проводить беседу. Подобрав свой револьвер, парень раскрыл пакет и присвистнул — денег было много.

Артём счастливо улыбнулся, жить будет! Этот человек, кто бы он ни был, Левша, или другой агент видевший расправу над Карпом, он подобно ангелу, сошедшему с неба, спас грешную душу.

Следуя пословице: «утро вечера мудренее», диверсант решил подумать о ситуации завтра. Ночь брошенный диверсант провел в круглосуточном кафе, заказав сытный ужин, что бы восстановить потраченную энергию за весь нелёгкий день. Артём, прислонившись к стене в дальнем тёмном углу заведения, и спрятав руку с заряженным револьвером в карман, уснул. Это был его первый раз, когда пришлось спать с оружием в руке. Тем не менее, так Артём чувствовал себя увереннее, и в относительной безопасности, как-никак, а Наган уже спас ему жизнь за сегодняшний день. Организм отдыхал, восстанавливал силы, а мозг тем временем усиленно работал, обдумывая ситуацию. И на утро, когда парень проснулся бодрым и энергичным, у него появилась переосмысленная картинка происходящего и даже, довольно неплохой план. Не доверять ночному гостю, кто бы он ни был, у Артёма не было причины. Если бы он желал разведчику зла, то момент был подходящим для воплощения своих злых планов. Но, по всему видимому, этот человек — союзник, и он хочет помочь, пистолет к виску, скорее всего перестраховка, ведь у Артёма после облавы в гостиной нервы ни к чёрту, а документы и деньги, явное тому подтверждение. В то же время, вспоминая слова отца и в последствие Спичкова: «Никому нельзя доверять!», Артём пришёл к выводу, что перестраховаться в данной ситуации просто необходимо. Решение пришло само, как мимолётное видение.

Позавтракав, разведчик сразу направился на рынок. Купив чёрную кепку, кожаную безрукавку, серую кофту под неё, джинсы, Артём полностью сменил внешний вид. Верно ведь, что разгуливать в одежде, в которой тебя видела погоня, как минимум не разумно. И только после смены имиджа, парень направился в здание Красного креста.

— Здравствуйте, девушка! — Артём использовал всё обворожение, на которое только был способен, и выдавил из себя лучезарную улыбку, совсем не уместную в данной ситуации.

Секретарша в ответ приветливо улыбнулась, но в это жесте не было ни капли искренности.

— Здравствуйте!

— Я хочу получить Значок.

— Вы есть в списке?

— Да, моё имя Артём Грачёв.

— Поиск займёт некоторое время, пройдите пока в зал, для подтверждения личности.

— Спасибо, до встречи!

На такую крупную корпорацию, как Красный крест, работают миллионы граждан, как с Республики, так и Красные, бывает даже туземцы, оказавшись в критической ситуации, просят защиты Красного креста, взамен на свою помощь. Потому ни паспорта, ни клейма для подтверждения личности не требуется, только отпечаток пальцев. Артём решил получить Значок (нашивка с изображением Красного креста, со специальным чипом, который дабы подделать, необходимо быть обладателем сложного прибора), ведь, все, кто работают на Красный крест, имеют больше прав и могут рассчитывать на некую помощь от этой корпорации. Размер помощи, естественно зависит от пользы работника, будь то важный торговец, или же никому не известный доставщик. Работают на Красный крест различные люди, не зависимо от национальности, материального состояния, принадлежности к стране, и от социального положения. Привлекает корпорация людей несколькими привилегиями. Первое, и самое главное, конечно высокая заработная плата, с низким процентом обмана, к тому же, и защита от властей, которая иногда могла и помочь, в зависимости от ситуации. В данный момент, именно этот путь Артём выбрал для перестраховки.

Отпечатки пальцев совпали, имя разведчика в каталоге тоже было найдено, и, получив нашивку Значка, Грачёв отправился к выезду из города. На сердце было неспокойно, тревожно. Интуиция подсказывала, что лучше не рисковать, и не лезть в огонь, но разум говорил, что другого момента может не представиться. А если этот ночной гость, Левша, или кто он там, решит поступить как Ефрем? Убьёт Артёма, что бы тот не выдал информацию, если останется в городе. По сему, выбора был один, либо сейчас, либо никогда.

— Стоять! — буднично приказал офицер, ленно подходя к Артёму. Снайпера на вышке напряглись, весь блок пост оживился.

— Какие-то проблемы, лейтенант? — поинтересовался разведчик, протянув документы на имя некого майора Егора Сычёва.

— Лейтенант Ингушев! — вытянулся по стойке смирно офицер — пограничник, — Майор Сычёв?

— Он самый, — Артёму стало не по себе, но виду он старался не подавать.

Грачёв вообще держался, как положено майору, не каплей презрения, явным чувством превосходства, и даже немного дерзко.

— Цель вашего отбытия.

— Секретная, Ингушев, секретная, — заверил офицера Артём.

— Тогда не смею вас больше задерживать.

— До свидания, лейтенант!

— Удачного пути! Будьте осторожны, дороги нынче неспокойные.

Артём не ответил, он медленно, как только мог, двинулся по дороге. Так и подрывало сорваться на бег. Он буквально чувствовал, как подозрительный взгляд лейтенанта сверлит спину, как автоматы и винтовки направлены на него. Но проявляя чудеса выдержки, Артёму таки удалось пойти до поворота, и, скрывшись из виду постовых, вздохнул полной грудью. По привычке глянув на часы, Артём снова убедился, что они разбиты, но по ощущениям время у него ещё было. Добежав до того места, где группа зарыла рацию, разведчик принялся грести грунт, и вскоре раскопал клад.

— Вот он ты, милый! — с восхищением воскликнул Грачёв, вынимая из пакета «Питон».

Наган ему удалось пронести через пост, к счастью оружие на выходе из города никто не проверял. Тут же обнаружился пистолет, которым Захар размахивал на мосту. Это был Кольт 1911.

— Везёт мне на Кольты, — усмехнулся Артём.

Рация так и осталась на месте. Сначала было желание взять её с собой, но такая громоздкая и тяжёлая, что Артём тут же отказался от этой глупой затеи. Сунув Наган возле щиколотки в ботинок, Кольт 1911 в карман, а «Питон» за пояс за спину, парень поправил тесёмку с едой, купленной до выхода из Нового ключа, и направился к указанному месту.

Молодой парень, моложе Артёма, лет так восемнадцать, нервно бродил вокруг мотоцикла с коляской. Такой агрегат настоящая редкость в наши дни, потому Артём не на шутку удивился, увидав, что за технику пригнали для его доставки в Нижний Новгород.

— Эй! Парень, не меня ждёшь? — разведчик вышел из леса.

— Надо полагать вас, — паренёк, с щегольскими усиками, реденькой бородкой, которая только начала пробиваться на молодом лице, стал внимательно всматриваться в гостя, — По — прежнему в Новгород?

— Именно, причём быстро.

Без лишних слов, водитель указал разведчику его место в коляске и уселся за руль. Тронулись они дерзко, с пробуксовкой, и, оставляя за собой пыльное облако, покатили по дороге.

2.

Новый ключ — Нижний Новгород.

— Я, кстати, Паша. Павел Садко, — представился водитель, повернувшись на секунду к пассажиру.

В мотоциклетных, старых очках он выглядел довольно забавно, и Артём усмехнулся.

— Отлично.

— А вас как зовут?

— Слушай, ты доставщик, верно?

— Допустим.

— А правила доставщиков ты знаешь? Посылки не трогать, это первое и самое главное.

— Да я и не трогаю, просто человека впервые перевожу.

— Вот и перевози, молча, — разведчик отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

Ему сейчас совсем не хотелось болтать с каким-то парнишкой, после такого напряжённого дня, хотелось спасть, наконец, отдохнуть, но на таких ухабах это было крайне нелегко.

— Да, просто дорога дальняя, скучная.

— Артём. Артём Грачёв. Называй меня так, — нехотя представился разведчик, понимая, что доставщик не отвяжется.

— Круто. А вы военный?

— Можем и на «ты» перейти, — что бы уйти от темы, предложил Артём.

— Отлично. Так военный?

— С чего ты взял?

— Ну, ты с оружием, и серьёзный такой.

— Ты тоже с оружием, — Артём обратил взгляд на кобуру, в которой покоился ПМ.

— Так доставщику положено, посылки защищать, или просто отбиваться от бандитов, дороги то неспокойные.

Артёму вдруг вспомнилось нападение бесов на караван Спичкова. Взрывы, крики, боевой клич, выстрелы, стоны раненых, приказы Александра… Сердце больно защемило, он ведь тогда предал друга своего отца.

— Да, военный.

— А зачем в Новгород едешь?

— Секретная информация.

— Да ладно, серьёзно?

— Куда уж серьёзнее, — Артём сам не заметил, как болтливый доставщик начал ему нравится, такой добродушный наивный паренёк.

— Круто! — с восхищением воскликнул Паша, — А я домой еду, к маме.

— А тут по работе?

— Ну, да. Я на Красный крест иногда работаю, доставщиком, а так обычно в шахте.

Артём на мгновение улыбнулся, оказалось, что с этим болтливым парнем у него много общего. С новой силой нахлынули воспоминания о доме.

— Денег совсем не хватает, и мама больная дома, работать не может, вот и приходится крутиться.

— Понимаю. Я тоже в своё время в шахте горбатился.

— Ты? В шахте? — неподдельно удивился Паша.

— Да, а что, не похоже?

— Впервые виду вояку, который работал.

— Хех, не всё же сразу с неба падает. До вояки ещё доработаться надо.

— Ну, это если по-честному, а обычно со связями все пролазят.

— Не без этого, но есть и такие как я, которые и к земле были близки, и до погон добрались.

— Я тоже раньше хотел военным быть, да вот только по состоянию здоровья не взяли.

— А сейчас? У наших на фронте дела неважные, Республика прёт, по-моему, всех сейчас в армию загребают.

— Да, вот только не с моими болячками. Да и сам я уже не спешу, мама больная, дома сидит, даже на улицу выйти не может.

— Повезло ей с сыном.

— Ну что ты, — Садко засмущался, — я тот ещё!

— Главное, что о матери думаешь, стараешься, уже молодец.

Паша примолк, то ли дорога началась трудная, что приходилось вилять от ям, то ли задумался он о словах Артёма. Пока водитель боролся с управлением, пассажиру представилась возможность полюбоваться пейзажами, которые надо признать завораживали, и очаровывали своей красотой. Густые дремучие леса, где возможно даже не ступала нога человека, тянулись по разные стороны. Деревья ещё не потеряли своих осенних нарядов, и привлекали яркостью красок жадные взгляды путников. Каких только не было здесь цветов, будто какой-то художник, со своим, только ему одному понятным мировоззрением, смешал все краски, и, делая неаккуратные мазки кистью, создавал эти красоты. Впервые за долгие годы, Артём посмотрел на мир, не как на утопическую картину постапокалиптических пустошей, а на мир, где царит жизнь. Нет угрюмого дождя, который так часто сопровождает наш мир последние века, нет серых красок, и свинцовых облаков. Только яркое солнышко, которое греет не только тело, но и непосредственно душу. Белоснежные облака, быстро плывут по голубому, ясному небу. И на душе у Артёма стало так легко и хорошо, что невероятно сильно захотелось жить!

— Как прекрасен мир! — с восторгом описал чувства пассажира Паша, когда выехали на более менее ровную дорогу.

Грачёв не ответил, он просто любовался природой, красотой, которая стала такой редкостью. Он смотрел на все пейзажи с такой жадностью, пытался отпечатать эти воспоминания в голове надолго, будто вот-вот эту красоту у него отберут.

— На привале остановимся? — спросил Паша.

— Нет, — этот ответ дался Артёму с трудом, он и сам желал насладиться дарами природы, но стоило спешить, группа обогнала его надолго.

— Тогда на ночь пораньше остановимся, я соберу грибов, суп сварю, такой вкусный! У-у-у! Пальчики оближешь!

— Паша, я спешу, ясно тебе? Нужно в Новгороде как можно раньше оказаться.

— Так я и без того гоню, но поесть это святое.

— Никто не спорит, только на ночь не остановимся.

— Как? — Садко отвлёкся от руля, и сразу же влетел в большую яму, от чего мотоцикл нещадно качнуло.

— Если устал, то я тебя подменю.

— А ты умеешь водить? — с подозрением спросил доставщик.

— Обижаешь, я, и танк водить умею.

— Серьёзно?

— Конечно! — заверил Артём, про то, что эти знания ограничиваются теорией, полученной на базе «Синица», он предпочёл умолчать.

— Ну, я даже не знаю… — засомневался парень, — Техника — то не моя, на ней маячок стоит, если что случиться, с меня спросят.

— Да что случиться то? Нам обоим в Новгород надо, в чём проблема?

— Ночью ехать опасно, ям не видно, дороги тоже, а аккумулятор разряжать фонарём — грех.

— Ой, какие мы ответственные.

— Да двигатель перегреется скоро, отдыхать старушке надо, — и в подтверждение слов водителя, мотоцикл жалобно зажужжал, надрывно тарахтя.

— Ладно, поедим твоего супа, у меня, если что, есть небольшой запас еды в тесёмке.

— Я суп хорошо готовлю, мама учила, она много чего умеет с грибами делать, и пирожки, и картошку жарит, и салаты, а вкуснотища, то какая!

Паша продолжал восхвалять кулинарные таланты своей матери, но Артём его уже не слушал, но погрузился в собственные думы.

День пролетел быстро, и путники остановились на привал.

— Хорош агрегат, — Паша с одобрением похлопал свой мотоцикл.

— Удивительно, что он дожил до наших дней.

— Так ведь, «Урал», он вечен, — и ухмыльнувшись, доставщик принялся складывать свою куртку, как сумку, что бы набрать в неё грибов.

— Ты не заблудишься?

— Не, я в любом лесу как дома. Ты пока костёр разведи, хорошо?

— Давай, иди уже, пока совсем не стемнело.

Набрав сухого хвороста и крупных брёвнышек, Артём принялся разводить костёр. Место было выбрано красивое, рядом с речкой, на полянке. Комаров было немного, всё-таки уже не сезон, зато мошкара слетелась на огонь. Расслабившись, вытянув затёкшие в пути ноги, Грачёв разомлел от тепла. Ярко горел костёр, потрескивая, играло пламя, отбрасывая причудливые тени на траву. Разведчик достал из тесёмки свой дневник, огрызок карандаша, и принялся записывать.

* * *

Мысль о том, нужно ли мне продолжать путь, тревожит меня последнее время. После того, как меня бросила группа, я совсем разуверился в успехе миссии. Только, когда самурайский меч Генгиса, вонзился рядом, порезав мне бок, я понял, как близка смерть. Я просто не задумывался о том, что могу умереть. Да, был страх, был адреналин, но только во время теракта я понял, что любой миг, и меня не станет. Что будет тогда? Попаду в рай или ад, как многие считают? Перерожусь в нечто другое? А если мыслить реалистичнее, если ничего нет после смерти? Просто пустота. Ни мыслей, ни разума, тьма. Всепоглощающая пустота, в которую я попаду. Смерть ко мне так близка, что я порой чувствую её леденящее, свист остро заточенной косы, которой она обрезает нити жизни окружающих меня людей. Тогда в «чёрном плацкарте» я заступился за беженцев, это была реальная угроза, и реальная помощь, результат которой я видел. Рисковать своей жизнью за непонятные цели, которые ставят высшие чины, я не вижу смысла. Может и нет никакого ГПД, может, не будет никаких ракет. Просто какие-то олигархи решили отмыть денег, устроить диверсию в стане врага. А мы все пешки, даже Ефрем пешка, он так же рискует жизнью на равнее со своей группой, он тоже марионетка в руках тех, кто сидит выше.

Может бросить всё? Прямо сейчас уговорить Пашу, заплатить ему все деньги, и повернуть обратно, потом найти Риту, и… А что «и»? Это всё чего я хочу, я хочу быть с ней. Будем работать, купим дом. Заживём честной жизнью, разве не этого хотел я всю свою жизнь? Что же меня удерживает? Я никому не нужен, это уже ясно. Предмет, который оказался паролем, Ефрему не требуется, раз он так просто бросил меня. Чувство долга? Да кого я обманываю. Я никому ничего не должен. Зачем я вообще в эту авантюру ввязался? Не было выхода? Это отговорки, может я по-другому, и жить не могу? Без адреналина, без угрозы для жизни? Может характер у меня такой, мятежный, необходимо всегда по лезвию ножа ходить? Я сам для себя загадка, которую не так уж легко разгадать.

А что если, правда? Если миру реально угрожает биологическое оружие? Чего ещё свалится на несчастную планету, и без того настрадавшуюся бедствий? Сейчас, уеду я, брошу всё, и увезу с собой предмет, не обреку ли я этим всю планету на гибель? Смешно, много ты о себе возомнил Артём Грачёв, безызвестный студентик, который даже не доучился в институте, работяга, который днями гнул спину в шахте. Кто ты? Спасатель мира? Спустись с небес на землю, пора понять, что меня использовали и выкинули, как только я стал не нужен. Почему я как верная дворняжка, следую за хозяином, который меня предал?

Нет! Как бы там не было, но раз я начал эту игру, то доведу её до конца! Если бросить всё прямо сейчас, то это значит подвести всех, и отца и Риту, и… Наташу. Как мятежно трепещет сердце, при воспоминаниях о ней. Такая далёкая, такая идеальная, и недоступная. Словно ничего и не изменилось с тех пор, когда я был шахтёром, а она красивой журналисткой, которая вежливо здоровалась, встречая меня. Я должен закончить начатое моим отцом, и мной, ради всех близких и любимых, просто обязан!

* * *

— О, какой костёр, сейчас супца сварганю! Ну ка, где мой ковшик, — радостный Паша вышел из леса с горой грибов в куртке.

— Грибник, ты уверен, что съедобных набрал, — с подозрением Артём покрутил в руках неведомый ему гриб.

— Обижаешь! Я с пяти лет грибы собираю, как то раз…

Паша снова начал рассказывать не самую интересную историю, и не слушая его, Артём направился набирать воды в походный котелок.

— Ты, грибник, мне лучше вот что скажи, нам бензина на долго хватит?

— До Новгорода доедем, в коляске на дне канистра есть, и вон, под тряпкой две канистры.

— Ну и отлично.

Под болтовню неумолкаемого Паши, Артём распластался возле костра, подложив под голову тесёмку, и мечтательно принялся разглядывать звёздное небо. Ни облачка, ни тучки над путниками не было, ясное, красивое небо, где просматривались почти все созвездия. Искорки костра взмывали вверх, пропадая в ночной мгле, они напоминали Грачёву Риту, такие же яркие и рыжие. Артём улыбнулся, как же он себя хорошо чувствовал, как никогда. Даже дома в Промграде, не было свободы, постоянная работа в шахте, учёба, рутина. Только сейчас парень начал жить. Появилось ощущение того, что в будущем его ждёт хорошее время, он разберётся с проклятым ГПД, и с Красными заодно, Дерягин всё продумает, и у них всё получится, а потом он вернётся к Рите, и они заживут!

— Мир прекрасен! — прошептал Артём.

Глава 42 Разоблачение

1.

Контора Государственной безопасности НОР.

Вечером почти вся контора опустела. Суета присущая светлому времени суток, сменилась гробовой тишиной. Потому звуки шагов разносились по всему коридору. Капитан контрразведки НОР Гавриил Викторович Палкин, двигался быстро, отрывисто, чеканя шаг. Вызову генерал-полковника Боковина он совсем не удивился, ситуация критическая, связь с группой потеряна уже несколько дней, и контрразведчику приходилось частенько являться в кабинет на последнем этаже.

Вежливый стук, после чего Палкин вошел к начальству.

— Терентий Павлович, добрый вечер.

Генерал-полковник не ответил, он стоял над своим столом, суровый, без эмоций, словно выточенный из камня. Было заметно, что он все себя от ярости, капли пота проступали на его морщинистом лбу, несмотря на то, что в кабинете было довольно прохладно. По обеим сторонам от двери стояли бойцы. Гавриил узнал их, это были охранники конторы. В пиджаках, с кобурами, представительного вида. Палкин сразу понял, что попал, и пожалел, что перестал носить с собой оружие.

— Гавриил Викторович, вы обвиняетесь в саботаже и помощи врагу, по законам военного времени, вас будут судить по самой жёсткой мере, — суровым хриплым голосом заговорил Боковин, — Взять его!

За секунду, до того, как прозвучал приказ, и охранники потянулись к кобурам, Гавриил локтём ударил в лицо правого. Голова разведчика задралась вверх, брызнула кровь, а Палкин уже выхватывал пистолет у него из кобуры. С размаху рукоятка угодила левому охраннику в висок, от удара бедолага, свалился, словно подкошенный.

— Ах, ты же крыса… — выдавил из себя генерал-полковник, с усердием пытаясь вытащить из кобуры на боку табельное оружие.

У него ничего не вышло, пистолет зацепился, отобрав у хозяина драгоценные мгновения. Палкин не колеблясь ни секунды, выстрелил в Терентия Павловича. Первая пуля перебила контрразведчику плечо, вторая угодила в грудь, алые пятна расползлись по белой рубашке. Следующие два выстрела слились в один, окончательно добив старика. Тело, взмахнув руками, рухнуло на стул и, проломив его, распласталось на дорогом ковре.

Оставлять свидетелей диверсант не собирался, и подарил по пуле в голову каждому охраннику. По коридору уже разносился топот дежурных, спешащих на шум из кабинета начальства. Когда охрана вломилась внутрь, они обнаружили лишь три трупа, в числе которых был и генерал-полковник.

В тот момент, когда в конторе уже была поднята тревога, Палкин спускался в подземную стоянку, где находился транспорт. Охранник стоянки, читающий рукописную газету, так и рухнул на стол, с простреленной головой, не успев даже увидеть нарушителя. Бронированный Мерседес Боковина, капитан заметил сразу, как и охрану, спускающуюся по лестнице на стоянку.

Палкин перескочил через капот, зазвенел ключами, прихваченными со стола Боковина. Пули рикошетя от брони авто забряцали по всей стоянке. Гавриил машинально пригнулся, высунул руку с пистолетом, выстрелил несколько раз наугад. Разведчики залегли, укрылись, кто, где мог, и Палкин продолжил более прицельный огонь. Отстреляв магазин, диверсант всё-таки справился с замком, и сел за руль. Резво развернувшись, он с пробуксовкой рванул к выходу, оставив преследователей довольствоваться запахом жженой резины и клубами пыли.

Ворота послушно открылись, когда ещё пока действенный жетон капитана разведки НОР проскользнул через специальный электронный замок. Машина вылетела на дорогу, и помчалась загород, пока не перекрыли выезды.

2.

Проснулся Артём от лёгкого пинка в бок. Разведчик только приподнялся, что бы проучить нахального доставщика, как что-то холодное уткнулось в лоб. Сон как рукой смело, Грачёв открыл глаза. Над ним стоял Павел, приставив свой ПМ ко лбу разведчика. Вид у мальчишки был довольно суровый.

— Что за… — Артём дёрнул руку к поясу, где должен был быть «Питон», но револьвера на месте не оказалось.

Доставщик взвёл курок, от чего диверсант напрягся. Садко заговорил, твёрдо, уверенно и зло:

— Я всё знаю!

Эпизод 3. Времени больше нет

Глава 43 Не по плану

1.

Нижний Новгород. Цементный завод.

— Чёрт! — карандаш со свистом ударился о пол, и отпружинил в пыльную кучу цемента.

Ефрем взялся за голову, шумно вдохнул, выдохнул успокаиваясь. Борис покосился на сломавшийся карандаш, не первый, между прочим.

— Ну, не может быть так, чтобы не было другого выбора! — воскликнул капитан.

— Я же говорю, командир, надо дождаться Артёма, я уверен, он доберётся, — Борис отпил из кружки, и поставил ей на стол, где была разложенная карта города и план ракетного комплекса, раздобытый Леонидом.

— Если за мальчишку взялись Красные разведчики, то ты сам понимаешь, каковы его шансы!

— Но если он выбрался, то скоро будет здесь. Всё равно без его предмета нет смысла в наших действиях.

— Нужен план «Б».

— Я думаю, что пробраться в комплекс в пластиковых контейнерах с радиоактивными отходами, явно не лучший план. Если мы не скопытимся сразу от радиации, то облучимся на всю оставшуюся, короткую, надо заметить, жизнь.

— Эй, командир, я на такую тему не подписывался, — возмутился Захар, который сидел на веранде второго этажа.

— Тебя вообще не спрашивали шавка мелкая! — огрызнулся Тельцов.

— Если бы кое-кто не облажался по полному, проникнуть в комплекс было бы куда проще, да, Штирлиц недобитый? — Мухин бросил многозначительный взгляд на Заболодского, понуро стоящего на первом этаже, в углу здания.

— И без тебя тошно, наркоман проклятый!

— Стоп! — прервал ссоры Ефрем, — Довольно! Сейчас надо работать над общим делом, и сообща, а не устраивать грызню.

Дерягин продолжил усердно корпеть над планом здания, а Леонид углубился в недавние воспоминания…

2. Нижний Новгород. Ракетный комплекс

Двумя днями ранее.

Аккуратный пиджак, галстук поверх белоснежной рубашки, тщательно отглаженные брюки со стрелками, всё как обычно, типичный день на работе. Леонид чувствовал себя в таком наряде более уверенно и представительно. Если бы ещё не сильные ожоги на левой стороне лица, то вообще красавец, хоть под венец. Но до этого у диверсанта времени не было. Обычно чуткий и внимательный к мелочам, Заболодский сразу почувствовал неладное, слишком уж пустым был коридор в разгар рабочего дня. Но думать об этом времени не было, хватало и других проблем, за которые спасибо надо сказать непосредственно начальству. Как физик-теоретик он был необходим на рабочем месте, чтобы подчинённые математики и физики-практики рассчитывали необходимые данные для полёта ракет. Работа крайне сложная, требующая предельной концентрации и внимания. Малейшая ошибка, или недочёт, который могут упустить и подчиненные, может окончиться гибелью для мирного населения. Столько напряжения за последние дни, совсем скоро запуск ГПД, нужно представить контрольные отчёты, к тому же надо встречать группу «Мозг», которая, хоть и не в полном составе, но всё-таки добралась до города. Сегодня последний шанс, последняя надежда, огромный риск, но будем надеяться, что он оправдает себя. Эх, как тяжело принимать собственное решение. Леонид утром связывался с Центром, но там какое-то ЧП, как сообщил радист, и Боковин не может согласовать действия агента. Второй человек, который может отдать приказ — капитан Ефрем Дерягин, но связи с ним не было с момента теракта. Только несколько минут назад один из подкупленных шпионом пограничников на блок посту сообщил, о гостях, которых Леонид ждал. Если бы группа приехала на несколько часов раньше. Но сейчас Леониду пришлось впервые в жизни принять очень важное и нелёгкое решение.

— Добрый день! — после вежливого стука в дверь, Заболодский вошёл в кабинет непосредственного начальства.

— Здравствуй, Лёня, — пухлый, но высокий старик, большая, между прочим, шишка, впервые так обратился к подчинённому, что сильно взволновало Леонида.

Вторым шоком для него было явление Камиллы. Девушка статно сидела на мягком кожаном диване, скрестив ноги, она никак не отреагировала на появление возлюбленного. «Обижается? — успел подумать Леонид, — Назвала меня слабаком, и ещё дуется, вот… женщина!»

— Надеюсь, вы не зря тратите моё драгоценное время, ибо как вы знаете, я уезжаю через десять минут, — вновь заговорил начальник.

— Нет, я по очень важному делу. У меня есть некоторые подозрения в правильности расчётов траектории полёта ракет с ГПД. Я прошу, — Леонид на миг замолчал, потом собрался — подстегнул взгляд Камиллы, «сейчас посмотрит, кто ещё слабак», — Я прошу, передать расчёты ракетного полёта мне, для внесения поправок и корректировки, для более успешного запуска.

— Какие у вас основания не доверять группе физиков высшего категории?

— Я только хочу удостовериться в правильности всех расчётов, непосредственно для пользы нашего общего дела, — парировал Леонид.

— Чьего это «нашего» дела? — начальник рывком поднялся из-за стола, его глаза покрылись сеткой кровавых сосудов, от напряжения затряслась нижняя губа.

Леонид всё понял. Сразу. Ещё до того, как вошёл в кабинет, он уже догадывался. Но обидно было не то, что несколько лет, проведённых в глубоком тылу врага, прошли даром. Что провал случился в самый ответственный момент. А то, что предала его она, Камилла, его любовь, ради которой он готов был умереть. Как она могла? Неужели так обиделась, что предала его?

— Я просто не могу позволить… Что бы годы работы прошли напрасно, — с каменным лицом, не выражающим никаких эмоций, заявил Леонид.

— Одну минуту, — старик подошёл к телефону в противоположном углу огромного кабинета, обернулся — Один важный звонок.

Как только начальник приложил трубку к уху, Заболодский посмотрел на Нежнову.

— Это не я, — сразу же заявила девушка, поняв, что думает её возлюбленный, — Они всё знают.

— Я так понимаю этот звонок, ничего для меня хорошего не значит, так?

— Скорее всего, охрана, — Камилла подтвердила его худшие опасения.

— Так, — протянул Леонид, подходя к другой двери имеющейся в кабинете, пока его не видит начальство, — Пора рвать когти.

Дверь была с кодовым замком, и недолго думая, агент провёл своей картой по специальной щели, загорелся красный диод. «Отказ в доступе» — высветилась надпись.

— Проклятье, он заблокировал мою карту! — Леонид едва держал себя в руках.

— Но не мою, — Камилла провела по замку своим бейджем, и засветился желанный зеленый диод.

Они забежали через дверь, это был короткий «чёрный» ход из кабинета начальства.

— Как они узнали? — спросил Леонид, когда они спускались по крутой лестнице.

— Я не знаю, но поверь, я не предавала тебя! Как мне помочь?

Девушка остановилась перед очередной дверью, Леонид на ходу упёрся в её нежное молодое тело.

— Хочешь помочь? Тогда останови запуск ракет.

Снова карта проскользнула через замок, и пара оказалась в просторном зале, где толпилась уйма народу в белых халатах. Увидев, как око камеры повернулось в поисках беглецов, Леонид затащил Камиллу в лифт. Кнопка первого этажа загорелась, после того как палец Заболодского отпустил её. Двери медленно закрылись.

— Наверняка, внизу охрана вся собралась, — сделала вывод Камилла.

— И что прикажешь, прыгать со второго? Нет уж, я напрягался с горящих домов в том числе.

— Нет, есть идея лучше. У тебя пистолет с собой?

— Я похож на идиота?

— Ты же диверсант, чёрт возьми! Даже у меня есть, — девушка ловко извлекла дамский пистолетик из сумки, — Возьми. Теперь приставь его к моей голове. Да, так. Только нервишки сдерживай, постарайся не раскидать мои драгоценные мозги по стенам, хорошо?

— Посмотрим, — загадочно ответил Леонид, прижав девушку к себе.

Лифт остановился, сильно тряхнуло, и дверцы поползли в разные стороны. Камилла оказалась права — толпа, человек двадцать, отрядили на уничтожение опасного диверсанта. Охранники все как один стояли с табельными пистолетами, направленными на выход из лифта. Но увидев заложника, стрелять, не торопились.

— Камилла Нежнова? — удивился, глава безопасности, и тут же приказал охране, — Не стрелять!

— Оружие на землю! — не своим голосом заорал Леонид, не то, чтобы нервы не выдержали, просто надо было показать, что в руках неуравновешенного бандита, светлая голова науки в большей опасности, и пытаться найти компромиссы не стоит.

Вся охрана обернулась на командира, тот едва заметно кивнул, и пистолеты посыпались на пол.

— Теперь все отойдите к той стенке, да все! В угол быстро! — когда проход освободился, и все охранники оказались на одной линии огня, столпившись в углу, подобно стаду баранов, Леонид двинулся к выходу, прикрываясь худым телом девушки.

И тут что-то пошло не так. Из-за администраторской стойки, позади агента выскочил молодой боец, направил на Леонида пистолет. Всё произошло так быстро, что растерявший форму Заболодский, слишком запоздало развернул руку с пистолетом. Грохнул выстрел. И молодой охранник рухнул с аккуратной маленькой дырочкой в голове. Леонид краем глаза уловил движение, и вернул руку в исходное положение — над плечом Камиллы. Один из охранников, вопреки приказу командира, кинулся к ближайшему оружию. Леонид, выстрелил, сразу, не целясь. Со звоном поля угодила в плитку на полу, в нескольких сантиметрах от руки охранника.

— Назад! — закричал преступник, — Я никому не желаю зла! Не провоцируйте меня! Я сказал, все отошли!

Оглушённая выстрелом над ухом, Камилла, прекрасно играла свою роль несчастной заложницы, даже слезу пустила.

До ужаса напуганный смельчак, вернулся к своим сослуживцам. И Леонид двинулся дальше к выходу. Больше ему никто не препятствовал.

— Как ты, милая, всё в порядке? — возлюбленный поправил растрепавшиеся волосы девушки, посмотрев на её милое личико.

— Да, иди, Лёня, скорее, они не станут ждать.

— У тебя не будет проблем из-за меня, может, убежим вместе?

— Нет, я ещё нужна им, беги скорее, — лёгкий поцелуй в щёку, и девушка повернулась к выходу из комплекса, — До встречи любимый!

Глава 44. Возвращение блудного сына

1.

Новый ключ — Нижний Новгород.

Тревожно каркнула ворона, и, взмахнув чёрными, словно смола, крыльями вспорхнула с дерева. Тихо журчала речка, шелестела уже жёлтая осенняя трава, потревоженная холодным ветерком. Костёр уже давно потух, и рядом с ним было холодно. В траве покрытой росой, неподалеку, лежал блестящий от влаги «Питон». Паша поёжился, свободной рукой застегнул молнию куртки под самый подбородок, и поудобнее перехватил Макарова, направленного на Артёма.

— Я всё знаю! — таинственно повторил он.

Лежать в мокрой траве было некомфортно и холодно. Грачёв попытался приподняться, но дуло пистолета упёрлось ему в лоб.

— И что же ты знаешь, пацан?

— То, что ты лжец и бандит! — заявил Садко, переминаясь с ноги на ногу, не от холода, скорее всего, а от страха и напряжения.

«Вот значит как, — подумал Артём, — Спасаешь людей, тот же Новгород спасаешь, дом этого парнишки, а тебя бандитом называют. Экая, несправедливость! Да ещё и пистолетом в лоб тычут, как погани последней».

— Ты не тот, за кого себя выдаёшь! У тебя документы другого человека!

Артём только сейчас заметил выпотрошённую тесёмку, рядом с пепелищем.

— Что ты сделал с этим военным? Убил? Или украл его паспорт?

— Не то, и не другое. Тебя не учили в детстве, что лазать по чужим вещам нехорошо?

— Я задал вопрос! — взвизгнул парень, когда пленник начал уверенно подниматься.

Пистолет упёрся в лоб, но это не остановило Артёма, он продолжал давить на ПМ, приближая свою смерть.

— Скажи, ты когда-нибудь, убивал человека? — Грачёв уже поднялся в положение, сидя, — Ты хоть раз пользовался оружием по назначению? Стрелял в человека?

Садко замялся, податливо отходил по мере движения разведчика.

— Ты не сможешь убить. Да, поверь, я тебя прекрасно понимаю, у нас много общего, мы очень похожи. Ты не выстрелишь.

— Нет. Не двигайся! Стой! Я кому говорю. Я не такой как ты!

— А какой я? — Артём уже поднялся на ноги, и Паше стало совсем не по себе, его рука с пистолетом дрожала.

— Я не убийца!

— Да, ты не убийца, потому и не выстрелишь!

Движение разведчика было таким молниеносным, таким неуловимым, что Садко, конечно же, не заметил этого. За долю секунды Артём перехватил ПМ из руки доставщика, постаравшись при этом не сломать ему палец. Ошеломлённый водитель попятился, и, споткнувшись о тесемку, упал на пятую точку. Артём демонстративно извлёк магазин из пистолета, и отшвырнул его в сторону, передёрнул затвор, и пуля выпала из ствола, и только после этого, он кинул разряженного Макарова к ногам его владельца.

— Я не убийца, друг мой. Если тебя что-то интересует, то просто спроси, не стоит направлять на меня оружие, — сосредоточенное каменное лицо диверсанта сменилось мягкой и внушающей доверие маской.

— Хорошо… Прости…

— Оттуда у меня этот паспорт? — Артём подобрал с травы документы, — Я же диверсант, да-да, грозный и беспощадный, который убивает всех свидетелей.

Паша улыбнулся, он уже понял, что «посылка» не представляет опасности.

— Ты не похож на диверсанта, — он медленно поднялся, и подобрал своё оружие.

— Да? Жаль, — на минуту разведчик сделал искренне расстроенное лицо, а потом, улыбнувшись, подмигнул курьеру, — На самом деле я еду с фронта, я же военный. Кстати, капитан Артём Грачёв, рад представится. А это документы моего боевого товарища, — состроив печальное выражение лица, вот-вот заплачет, диверсант продолжил, — Он погиб. Геройски защищая отступление командования из ставки в Подмосковье.

— А, точно, я слышал, что там наших теснят жуть!

— Во-во, бомбардировки, пальба, кошмар. Бедный Егор. Пусть земля ему будет пухом.

Подозрительный взор Паши сменился заинтересованным восторгом.

— А расскажите, — доставщик вдруг перешёл на «вы», — про войну?

— Ох, не хочется вспоминать. Страшно это. Я был в таких замесах, где сильные здоровые мужики ревут словно девки, где командиры забиваются под камни и трясутся от страха, где кровь, грязь, всё мешается.

— Ну, расскажите, пожалуйста!

Артём почувствовал себя ветераном крупной войны. Этот молодой доставщик, так заворожено смотрел на него, с таким восторгом, будто для него, он простой разведчик, который не многим старше его самого, воплощение всемогущего бога.

— Ладно, расскажу, если завтрак приготовишь.

— Конечно, это я быстро, — обрадовался Паша, и кинулся исполнять приказ.

«Вот значит как выходит, — снова задумался Артём, собирая свои вещи в сумку, — Не убийца я. Наврал? Мог пристрелить мальчику, ведь мог? Если представлял бы реальную угрозу, убил бы его? Не знаю даже. Смог бы я как Ефрем, не дрогнув пристрелить юнца? Вряд ли. Что значит, убийца? Убивать мне приходилось. Но всегда это было вынужденной мерой. Кроме одного раза…»

Грачёв поднял с земли свой револьвер. Посмотрел на него. Эта вещь для него больше, чем красивое и мощное, но совсем не практичное оружие. Это память. Напоминание о первом убийстве. Тогда в хижине вождя туземцев, Артём впервые убил человека осознано, он мстил. Это была не самооборона, не вынужденная мера, убийство было направленно не на защиту мирных людей, или для достижения благих целей, сугубо эгоистичная цель. Артём успокаивал затронутую душу, которая требовала крови и страданий человека, который причинил ей столько боли, столько травм нанёс. Почувствовал ли Грачёв себя удовлетворённым? Почувствовал ли наслаждение? Да, но только первые минуты. Потом не прошло ни дня, чтобы парень не вспоминал об этой расправе.

«Я убийца!» — пришло ужасное осознание.

* * *

Полуголые деревья пролетали по обе стороны дороги. Они тянули свои серые и коричневые тёмные лапы к путникам, несущимся по разбитой, скорее, тропе, нежели полноценной дороге. Столб пыли взметался за мотоциклом, летящим на всех парах, но быстро опадал, благодаря высокой влажности.

— Как быстро похолодало, — заметил Артём, лишь бы скорее отвлечь внимание от своих «боевых подвигов», выдумывать которые уже наскучило, чего нельзя сказать о благодарном слушателе.

— Да. Вчера ещё тепло было, солнышко, и небо чистое, а сегодня гляди, какой ветер налетел, — при этих словах путники въехали в пыльный туман, поднятый сильным ветром.

Доставщику ещё повезло, ведь у него были мотоциклетные очки, а вот пассажиру пришлось зажмуриться, и плотно закрыть рот. Артём почувствовал, как скорость спала, видимо водитель, совсем не видел дороги, раз так замедлился.

— Смотри, не потеряйся! — перекрикивая тарахтение мотоцикла, попросил Артём, закрываясь воротом безрукавки.

— Так точно, капитан! — зычно отозвался Садко, и резко повернул.

* * *

Курьеру, а по совести его надо заслуженно именовать Шумахером, удалось доставить посылку к вечеру. Мотоцикл остановился на невысоком холме, с которого открылся вид на ночной Новгород.

— Мне мама говорила, что он на Вегас похож.

— Ты видел Вегас? — удивился Артём.

— Нет, но, наверное, как-то так же выглядит.

Разведчик вспомнил грязную картинку на рваном учебнике географии, где был изображен огромный город, с высоченными зданиями, и даже от выцветших страниц рябило в глазах. Мама Паши была права, некоторое сходство имелось. Новгород был прекрасен. Он завораживал, ослеплял тысячами ярких вывесок, жёлтыми квадратами окон, из которых лился свет, фонарей, освещающих длинный и ровные улицы. Такого города Артём ещё не встречал. И только сейчас он понял, какие города разные и по-своему прекрасные, в чём-то похожие, но почти полностью индивидуальные.

— Ты никогда не был в Новгороде? — прервал тишину Паша.

— Нет. Так что будешь мне рассказывать, пока доедим. Только не всякую чушь неси, подобно тому, какие пирожки готовит твоя мама, и где ты впервые поцеловался, а по делу, ясно?

Парень обижено насупился, он явно не был согласен с мнением пассажира, но потом кивнул.

— Поехали, чего стоит-то.

— Так ведь, красиво.

— По пути полюбуемся.

Мотоцикл натужно затарахтел, и покатил по извивающейся меж холмов дороге.

— Откуда столько электроэнергии для города?

— Солнечные батареи и ветряные мельницы.

— И хватает?

— Как видишь.

— Город, что-то совсем на военный не похож.

— Ну, тут помимо штабов и комплексов всяких, лабораторий много, и казино, не зря Вегасом называют.

— А чем живёт город?

— Инфраструктурой в основном. Развлекательные заведения, казино, торговля разная. И добыча полезных ископаемых. После Потопа всё изменилось, как мне мама рассказывала.

— Ясно.

— А вам куда надо? Ну, именно в городе.

— Не знаю пока.

— А то я подвести могу.

— На месте разберёмся.

Удивительное явление, обнаружил для себя Артём — стены вокруг города не было. Но оно и понятно, тыл всё-таки. Но столько секретных лабораторий, штабов, комплексов, и никакой защиты? Хотя, спас бы ли тот же Новый ключ, сетчатый забор? Вряд ли, вот и здесь решили, не мучатся. Наверное, компенсировали это большим гарнизоном.

Путников встретил огромный и серьёзный блокпост. Куда круче, чем в Новом ключе. Бетонные дзоты, с длинными противотанковыми орудиями, железные вышки с крупнокалиберными пулемётами и снайперами, бетонные блоки, перекрывающие прямое движение по дороге, умело расставленные стены из мешков с песком, за которыми несли пост солдаты. Знак на обочине предлагал снизить скорость транспорта, а пешим поднять руки высоко над головой, иначе пограничники могли открыть огонь на поражение. Проверять это мотоциклисты не стали, и Паша медленно повёл своего железного скакуна между блоками.

Высокий статный командир, в бронежилете, в камуфляже и с нашивкой принадлежности к городу, вышел к гостям, представился и попросил документы.

— Егор Сычёв, — тихо представился Артём, чтобы не услышал за тарахтением мотоцикла Садко.

Солдат за спиной командира вдруг оживился, внимательно посмотрел на Грачёва. Проверив документы, пограничник покосился на оружие гостей, но доставщику и военному лицу оно разрешалось, потому пропустили путников в город без лишних вопросов.

— Артём Грачёв? — к разведчику подскочил тот самый оживившийся солдат.

— Что? О ком вы? — показав непонимание, спросил диверсант.

— Да ладно, свои. Езжай на цементный завод, группа уже там.

Артём хотел спросить, всё ли у них в порядке, но сдержался, да и солдату вдруг понадобилось куда-то идти.

— Где тут у вас цементный завод? — спросил у доставщика Артём, когда они отъехали от блокпоста.

— Подкинуть?

— Давай, если несложно.

И мотоцикл на остатках бензина покатил по ночному Новгороду, давая путникам возможность полюбоваться богатым и красивым городом. Цементный завод, как и предполагал диверсант, оказался на окраине, в районе бедных и тех, кого называют отбросами общества. Тут освещением улицы похвастаться уже не могли.

— Вот, это здание, — водитель указал на двухэтажную громадину, довольно брошенного и безлюдного вида, — Тебе точно сюда?

— Да. Спасибо дружище, от всей души! — Грачёв вдруг почувствовал такую благодарность этому пареньку, что даже обнял, пожимая мозолистую руку, — Держи, заслужил!

Паша посмотрел на протянутую пачку денег, все сбережения Артёма, которые ему отдал агент Нового ключа.

— Да тут как минимум втрое больше обговорённого, мне же половину ещё на месте заплатили.

— Бери, — улыбнулся Артём, — Тебе семью кормить. Удачи!

— Спасибо тебе, и это извини, что с пистолетом так вышло, — он виновато потупил взгляд.

— Да забудь, езжай, маму обрадуй!

— Ты если что, к нам в гости приходи! — бросил парень, уносясь на своём лихом «коне».

Немного разочарованно Артём вздохнул, и направился к входу на заброшенный завод. Если это была бы засада, что маловероятно, то разведчик был готов. Взведя курок «Питона», он осторожно вошёл через парадный вход. Внутри царила полутьма, только через разбитые окна лился слабый лунный свет. Парень сделал шаг, другой, как почувствовал ногой тонкую леску. Сердце опустилось в пятки. За доли секунды диверсант бросился к выходу, намериваясь упасть ничком, чтобы взрыв растяжки не так сильно зацепил, как резкий звук разорвал барабанные перепонки. Вспышка света, ударила по глазам. Потеряв контроль, Артём упал на землю, схватившись за уши и сильно зажмурившись, до слёз из глаз.

Луч фонаря без труда отыскал корчащегося на полу парня, затем к нему присоединился второй луч. Грачёв повернулся к источникам света на веранде второго этажа, и до рези в глазах, щурясь, попытался разглядеть людей.

— О-о-о, — протянул знакомый голос, — Кого я вижу.

— Возвращение блудного сына? — съязвил Борис, опуская Беретту, и фонарь.

— Теперь ты дома, парень, — рядом возник неизвестный мужик с обезображенным лицом, и хлопнул Артёма по плечу.

Глава 45 Тихий хутор

1.

Нижний Новгород. Цементный завод.

— Да, — протянул Артём, — Умеете вы гостей встречать.

— Скажи спасибо, что не осколочную гранату поставили. Это Борис предложил свето-шумовую, до последнего верил, что ты явишься, — объяснил Ефрем.

— Спасибо, — ухмыльнулся «блудный сын», протирая глаза.

— Долго ты что-то парень, — вновь заговорил мужик с ожогами на лице, — уже без тебя хотели операцию начинать.

— Если бы вы меня не кинули в Новом ключе, то всё шло бы по плану, — возразил Артём.

— Тебя никто не кидал, — ответил Ефрем, — нас раскрыли, и пришлось быстро сваливать.

— Вы бросили меня, — настаивал Артём, сам не зная, чего желал добиться.

Извинений? Соболезнования? Жалости? Но явно не оправдания.

— У меня был выбор, — голос командира посуровел и стал сухим и жёстким, — Либо ты один, либо миллионы людей!

— Сколько пафоса. Да вы только думали о собственной шкуре! — вдруг вспылил Артём, не ожидая такого о себя.

— Пусть и так. Но миссия сейчас важнее.

— Вы ждали меня, но не пытались найти и помочь, просто вам был нужен предмет, но попытаться спасти меня не хватило духу.

Ефрем напрягся, взгляд его стал суровым и испепеляющим. Артём никогда не мог выдержать такого взора, но сейчас он чувствовал свою правоту, и давил на капитана.

— В драке я разбил предмет, — реакция Ефрема была непредсказуема, он вообще никак не отреагировал, словно ожидал этого, — Но, оказалось, — продолжил Артём, — что в часах моего отца, находился пароль. Я уничтожил его.

— Что за?! — воскликнул Борис, не прерывающий до этого разговор между сослуживцем и командиром.

— Теперь пароль вот здесь, — Артём постучал себя по виску двумя пальцами, — Это моя страховка, чтобы вы не кинули меня впредь, и что бы я вдруг, — парень многозначительно посмотрел на Дерягина, — не стал ненужным, как Карп.

Ефрем вспыхнул, зрачки расширились, но это был человек чудовищного самообладания, казалось, что никакие эмоции не подвластны над ним. Наступила тишина, тягучая, слышалось сопения людей в просторном помещении.

— Может, обсудим дальнейший разговор за столом? — предложил Тельцов, скорее всего, чтобы просто прервать напрягающую тишину.

— Отличная идея, с дороги я устал неимоверно.

Все стали медленно подниматься на второй этаж.

— Нас никто не представил, — мужик со шрамами придержал Артёма за предплечье, — Леонид Заболодский.

— Меня, наверняка, ты знаешь, — улыбнулся парень в ответ.

— Зачем ты так с Ефремом? — агент снизил голос до еле слышного шёпота, несмотря на то, что все остальные уже поднялись наверх.

— Он предал меня, как предал Карпа, один такой агент был, он сказал, что есть подозрения, якобы за ним следят, и этот… монстр, застрелил его!

— Командиру сейчас очень трудно. Миссия очень ответственная…

— Я это слышал уже, есть что-то кроме оправдания верного пса своего хозяина?

Удивительно, что Артём не заметил в глазах диверсанта злобы или ярости, а… уважение. Да, очень похоже на то. Чему же радуется этот новый знакомый? Тому, что признали его верность?

— А ты разбираешься в людях, — после минуты тишины изрёк Заболодский.

— Так, ведь по работе положено.

— Я не в обиде на твои слова. Это и вправду так. Я служу своей Родине, своим командирам верой и правдой, и обещаю исполнять свой долго до смерти!

— Странно, но я уважаю твой безумный фанатизм.

— Давно ты стал говорить людям в глаза, то, что о них думаешь?

— Вроде нет, — Артём задумался, и вправду, он впервые ведёт себя так дерзко и уверенно за всю свою жизнь, обычно он всегда стеснялся и боялся высказывать своё мнение, если оно не совпадало с большинством.

— Не стоит тебе с этим шутить. Дерзкий язык до добра не доведёт. А насчёт Ефрема, то дело не в моей преданности. Ты знаешь, почему он пошёл в армию?

— Нет, — признался заинтригованный Артём.

— Красные разбомбили мирный город. Это было давно, когда он работал ещё в городе на мирной работе, как миллионы людей. У него была семья, красивая жена, маленький сын, собака, дом, высокооплачиваемая должность. И всё это у него забрали. В один миг. Было перемирие, и люди спокойно суетились со своими делами, ни выстрела, ни взрыва, тишина, да покой. Но Красные нарушили хрупкое условие, и на мирный городок, где почти не было военных, посыпались мины и бомбы. Ефрем потерял всё. В один день. И представь, каково ему, смотреть в глаза Красным, зная, что они убивают такие же семьи, как и у него? Улыбаться, и здороваться с военачальниками, которые возможно отдали тот приказ о бомбардировке во время перемирия. Каково ему? Я на его месте, не приведи Господь, конечно, убивал бы всех, до кого мог бы дотянуться. Но командир железной выдержки человек, он заковал собственное сердце, похоронил воспоминания. Кажется, что даже я, вспоминая о его семье чаще.

— Нет, — возразил поражённый Артём, — Он всё помнит. Время ни черта не лечит, я в этом тоже убедился. И сердце у него не заковано. Может он и делает из себя жесткого лидера, но видел бы ты его лицо, когда он понял, что мы не смогли остановить теракт поезда. Сколько тогда людей погибло, каким он задумчивым был после этого.

— Наверное, ты прав. Тогда не нужно делать ему больно. Он и так понимает, что поступает, не всегда правильно, и я не знаю почему, придёт время, и он всё тебе сам объяснит.

— Не думаю, что он захочет поговорить по душам, как только мы начали задания, и я узнал его с другой стороны, мы не совсем, так сказать, ладили.

— Нет-нет. Ты видел его взгляд, когда ты высказывал ему претензии? Что в нём было?

— Злость, ярость, разочарование, — пожал плечами Грачёв, давая понять, что это совершенно очевидно.

— Ты ещё плохо разбираешься в людях. А в таком человеке, как Ефрем, и я иногда теряюсь. Да вот только этот взгляд я сразу заметил. В нём было уважение.

— Ну, уж нет, этого точно не может быть.

— Он уважает тебя, то, что ты не предал миссию, и смог не только побороть Красных, но и поборол самого себя, ты вернулся к нам. Значит долг, и честь для тебя что-то значат, а Ефрем уважает и ценит преданный и верных людей. Ещё он уважает тебя за то, что ты не побоялся высказать своё мнение, ты не струсил выступить против него. Вот увидишь, я был прав.

И уже в полной тишине, они поднялись наверх, где в небольшой комнате, бывшем кабинете начальника завода, расположилась столовая. Борис расставил скудную провизию, разлил по рюмке каждому спиртного, какого именно, Артёму сейчас не было дела.

— Завтра, мне нужны бодрые бойцы с ясным умом, — более чем понятно, намекнул Дерягин, и удалился.

— Вот так. Значит, в хлам напиться не удастся, — с огорчением истолковал слова командира Захар, где-то пропадавший всё время встречи «блудного сына».

— За встречу, — Борис поднял рюмку, — я рад, Тёма, что ты снова с нами, я даже заскучал.

Они выпили, закусили.

— Как вы выбрались и Нового ключа, и вообще что произошло? — пока память у агентов не отшибло алкоголем, поинтересовался Грачёв.

— Ну, история не самая интересная, — начал повествование Борис, — со мной куда веселее приключения случались. Приходим мы, значит, к Левше, агент наш. А он нас приводит к ангару. У Ефрема нашего, чутьё собачье, как-то понимает, что дело палённым пахнет, и мы готовимся. Ворота открываются, и как эти черти накинулись!

— Какие черти?

— Красные вроде. Нас всех почти одновременно и спеленали. Ну, а потом… Короче повезло и выбрались.

— Эй, — от возмущения Захар махнул рукой, и перелил содержимое своей рюмки, — Как есть рассказывай! Не занижай моего геройства.

— Ладно, — сжалился Борис.

«А они с Захаром мягче стали, алкоголь сближает, что ли?» — подумал Артём.

— Герой наш, выхватывает нож, режет своего разведчика, и кидается на командира Красных. Приставляет ему лезвие к шее, и визжит не своим голосом, что бы нас отпустили, иначе на лоскутки их командира пустит.

— Ну, а нас не отпустило, — вставил реплику Захар, расхохотался, и перевернул тарелку с зеленью.

— Да ты дружок, никак под наркотой? — заметил Леонид.

— Только нас отпускают Красные, Дерягин хватает Глок, и вставляет ствол пистолета разведчику прямо в раскрытый от удивления рот. От выстрела тому аж череп разнесло, а Ефрем весь в крови, дальше начинает валить этих жуков. Я тоже не отстаю от капитана, подбираю калаш, и очередью человек двадцать срезаю.

— Э… — хотел что-то возразить Захар, но на него напала внеземная усталость, и он тихонько захрапел.

— Ну, не двадцать, ладно, это я лихача дал, но человек пять точно. Потом мы хватаем стволы и паспорта, Левша, кстати, клянётся, что не предавал нас. А Ефрем ему ствол к затылку приставил, орёт на него. Как с ума сошёл, я его оттаскиваю, и представляешь, твои слова вспомнил. Пока я капитана в чувство приводил, этот упырь слинял! Представляешь! Мы бегом в гостиницу, и вещи забрать, и тебя. Прибегаем, а дома ещё никого. Ефрем хватает вещи, говорит, что бы мы сматывали, а он останется тебя ждать.

Артём с Леонидом переглянулись. Заболодский взглядом сказал, дескать, видишь, прав я на счёт командира, а Грачёв лишь виновато признал свою вину.

— Я чёркаю тебе записку, хватаю его за руку, говорю: «Сейчас накроют нас, а Тёма парень не дурак» ты же не дурак? Вот видишь! Уговариваю его, и сваливаем. Ты уж извини дружище. Я так за тебя переживал, всё себя винил, думал, может, надо было позволить Ефрему остаться.

— Не стоило, — протянул Артём, — Ты всё правильно сделал.

Борис продолжил, что-то весело рассказывать, все, наливая себе и наливая, пока Леонид не отобрал бутылку, но Грачёв его уже не слышал, но вновь занялся самобичеванием.

2.

Нижний Новгород. Съёмная квартира.

«А этот парень, Артём, молодец, хватило духу обидеть человека, так и не побоялся извиниться. Ефрем его утром, конечно же, простил, умно придумал, сказать, что парень вчера просто сильно устал. Оно явно не так. Грачёв просто мало понимает ещё людей. Не понимает, что командир старается для всех нас, и делает то, что необходимо сделать, а не то, что ему хочется. Вот он, настоящий лидер» — таких людей Леонид уважал, и думал о Дерягине всегда только хорошо, как несколько лет назад, когда узнал этого молодого разведчика, так и сейчас, когда быстрым шагом шёл к своей съёмной квартире на окраине города.

В комнате, которую Леонид снял после обыска его квартиры, личных вещей не было, зато цель его прибытия находилась в конце огромного огорода. Утром, когда Ефрем зарекнулся, о том, что надо бы перенести рацию на базу, и связаться с Центром, Заболодский сразу оживился и вызвался на это дело. Как только, за последние несколько лет, рядом с ним появился командир, который всегда был на той стороне рации, агент словно разучился думать самостоятельно. Он беззаветно верил в гениальность Ефрема, недаром он знал его с первого дня работы, и отказывался думать самостоятельно и принимать решения. Так жилось легче, от тебя не зависят судьбы и жизни других. Ты не командуешь и не ошибаешься, только выполняешь то, что за тебя уже обдумали и решили. Леонида это устраивало, даже больше, ему так нравилось.

Несколько домиков, с огромными участками земли, обнесённые ветхими заборами, располагались недалеко от города. Так что это даже не окраина, а хутор. Леонид направился вдоль речки, прямиком в сторону дома, где снимал комнату. И на душе у него было так легко. И солнце даже было, правда, за тучами, но всё-таки. Ничто не могло омрачить этот день, день, когда ответственность за принятие решения снималась со шпиона. И весь мир заиграл новыми красками. Пропало то напряжение, преследовавшее Леонида последние годы службы, ушло опасение разоблачения, за каждым кустом перестал мерещиться враг, в каждом прохожем пропал контрразведчик. Словно он не в глубоком тылу врага, а дома. В родном городе, где он всех знает, где здоровается с соседями, жмёт руки друзьям. А было ли оно, то время? Как давно! Почти и стёрлись воспоминания в памяти.

За ностальгическими мыслями, Заболодский и сам не заметил, как стучит в дверь знакомого дома.

— Сейчас-сейчас! — отозвалась хозяйка.

Леонид улыбнулся, вдохнул полной грудью, и присел на ступеньки, спиной к двери.

А красота-то, какая! Огромный, хоть и уже жёлтый луг, живописные холмы, не такие высокие, как горы. Их он не любил еще, будучи мальчишкой, когда они ездили с отцом на Кавказ, где жили его родственники. Как высоко было на вершинах! От высоты захватывало дух, сводило ноги. Спускать маленького Лёню приходилось на руках. А вот река за холмами радовала не меньше. Как хочется прямо сейчас, не глядя на сильный холод, кинуться в воду, которая кажется как в детстве, тёплой и летней. Вот ему мерещится мама, совсем ещё молодая, весело играет с пёсиком, как же его звали? Леонид не помнил, ему тогда было едва десять лет. А мама запомнилась только такой. Молодой, радостной. Не было той мамы, сильно больной, умирающей, осунувшейся. Нет. Она выскочила из памяти, как грязная страница тетради.

Дверь за спиной заскрипела, но Леонид предпочёл не оборачиваться, он не хотел потерять образа любимой мамы, хотелось смотреть на эти пейзажи вечно. А потом на голову упала какая-то ткань. Агент пришёл в себя слишком поздно, его схватили, ударили в живот, но крепкий диверсант, вывернулся, попытался освободиться из захватов нескольких сильных рук. Но ничего не вышло. Его ударили по затылку. Резкая боль отдалась в мозгу. А потом всё погасло. А может, так темно было в мешке.

Глава 46 Верный пёс

Нижний Новгород. Съёмная квартира.

«Ничего страшного. Он скоро вернётся. Это же не близко, его хутор. Может, встретил знакомых, разговаривает с ними» — так ответил Ефрем, когда Артём заволновался о долгом отсутствии недавнего знакомого Леонида.

Но Грачёв учил себя не верить словам других, пока не убедишься сам. А о том, что произошло, что-то плохое, ему подсказывало чутьё, которое видимо, ушло в отпуск у командира. А убеждаться в худших догадках, Артём начал, когда по пути к хутору, куда ушёл Леонид, он его не встретил. Поселение было небольшим, и Грачёв зашёл сразу на первый участок. Дорожка вытоптана, следов никаких. Парень попытался вспомнить немногочисленные уроки и объяснения командира охотников на туземцев Шерхана. «Следопыт, как грибник, может пройти мимо гриба, или следа, и не заметить, насколько опытным он бы не был, зато, стоит ему только посмотреть под другим углом на тоже место, как сразу всё видно».

Удивительно, но это сработало. Только Артём присел возле высоких ступеней хозяйского дома, и посмотрел под углом, сразу увидел следы борьбы. Вот пожёванная зубочистка, вот сильно примятая трава, на ступенях за шляпку гвоздя зацепился кусок ткани. В штанах такого цвета Леонид покидал цементный завод сегодня утром, приметил следопыт. Дело и вправду пахнет жаренным. Парень постучал в дверь, заранее взведя курок «Питона».

— Кто там? — послышался противный женский голос.

— Открывай! — рявкнул разведчик, и пнул дверь.

Старушка сразу же выскочила из дома.

— Ой, Господь, милостивый! Что вам надо от человека невинного?

— Где человек, который снимал у вас квартиру, высокий такой, с ожогами на лице.

— Не знаю таких, никто у меня не снимает комнат! — запричитала старушка, пятясь к дому.

— Лож! — Артём схватил хозяйку за руку, и показал внушающих размеров револьвер, — Где он?!

Давление на старую женщину дало свои плоды, та сразу раскололась:

— Несколько дней назад, ко мне пришли трое молодых красивых парней. Очень милые и вежливые, они попросили снять комнату, я конечно, разрешила. А ещё они просили, сказать им, если явится их сосед, якобы они хотят выкупить комнату у него для своих друзей. А мне-то, какая разница? Лишь бы платили и не хулиганили. Пенсии у нас совсем никудышные, и на булку хлеба не хватает порой, а налоги…

— Где мой друг?!

— Ой, точно! Я как им сегодня сказала, что сосед пришёл, они свои пистолеты вытащили, и к нему. Твой обожженный спиной на крыльце сидит, а они к нему со спины¸ как накинут мешок ему на голову, хлоп, и увезли!

— Я тебя сейчас хлоп! Куда увезли?

— Туда! — бабка махнула рукой на окраину города.

— На машине увезли?

— Представляешь! Чёрная такая машина, страшная!

Артём сплюнул, оттолкнул старушку и побежал в указанном направлении. Следы от машинных колёс в наше время редкость, и Артёму не составило труда преследовать похитителей, до того момента, как началась разбирая, но некогда асфальтированная дорога. Сумерки уже спустились на Новгород. Солнце оранжевым шаром укатило за горизонт, и его свет сменился тусклыми лучами фонарей. На окраине города таковых не предполагалось вовсе. Артёму пришлось почти в полной тьме, бежать по дороге. По обе стороны тянулись бараки, развалины былых многоэтажек, руины. Он бежал, не зная усталости, пока тянулась прямая трасса, а остановился только на перекрёстке. В темноте следы разглядеть было и вовсе невозможно.

«Я должен его найти! Обязан. Чёрт возьми, почему я? Надо было уговорить Ефрема, или попросить Бориса пойти со мной. Я же сгину в этих трущобах! Тут полно наркоманов и бандитов, которые легко пустят мои кишки наружу, за тот же револьвер. И всё-таки нельзя останавливаться, пока я не передумал, стоит найти Леонида!»

— Эй, — Артёму показалось, что какая-то тень зашевелилась, и зовёт его. Подойти было страшно.

Кто-то сидел возле стены, на тротуаре, в полной темноте.

— Эй, кто там? — снова позвал разведчик, взводя курок «Питона».

Он медленно двинулся в тени. В темноте было сложно разобрать человека, но почему-то казалось, что это немощный старик.

— Здравствуйте! — Артём остановился на безопасном, по его мнению, расстоянии, приготовив оружие, — Вы видели тут машину?

Старик не ответил.

— Куда она поехала?

И тут длинная тонкая рука отделилась от тела, и указала на поворот за спиной Артёма.

— Это точно? — разведчику совсем не хотелось продолжать путь, по тёмным улицам Новгорода.

Он оглянулся, вдалеке застыли силуэты полуразрушенных бараков.

* * *

До последнего Леонид верил, что Ефрем скоро объявится и спасёт своего подчиненного. Но герой не спешил появляться. С головы слетел чёрный мешок, и сразу ледяная вода ударила сильным потоком в лицо. Агент очнулся сразу, зашевелился, но тело болело невыносимо, будто его несколько часов пинали ногами, хотя, могло быть всё, что угодно. Кисти рук стягивали крепкие верёвки, ноги были привязаны к ножкам стула, на котором и сидел пленник. С трудом раскрывая глаза, Заболодский всё-таки смог оглядеть место своего заключения. Это был ещё один завод, коих в Новгороде хватало. Но сразу видно, что заброшенный. Ни оборудования, ни мебели, окна и те, разбиты. Перед ним стояло несколько человек, в обычной гражданской одежде.

— Ну, что же, крыса, говорить будем? — прямо в лицо внимательно заглянул молодой парень, гораздо младше диверсанта, в джинсах и красной рубашке, с чёрным жилетом поверх.

Полоска его гаденьких редких усиков изогнулась, губы выражали презрение. Леонид молчал, выражая взаимное презрение. Странно, но страха он не испытывал, он верил в своего командира, слепой верой. И знал, что уже достаточно сослужил Родине, и своему начальству.

— Значит, не будем, что ж, — дознаватель сунул руку в карман, и извлёк оттуда кастет из нержавеющей стали, — Ожидаемо.

… На душе была только обида. Сколько дел ещё не закончено. Сколько слов не сказано. Как теперь он жалеет, что не смог удержать Камиллу…

И ещё один удар.

«— Помнишь, что я говорил тебе, сын, о настоящем мужчине? — лицо отца, всегда всё представляющего в идеальных условиях, выплыло в памяти, словно он стоял перед ним, — Мужчина, если он только настоящий мужчина, должен создать семью, построить дом, посадить дерево и воспитать сына.

— Я больше хочу дочку, — отвечает маленький Лёня, — Я всегда хотел сестрёнку.

— Ему никогда не стать мужчиной! — воскликнул раздосадованный отец.

— Ну, зачем же ты так грубо, — мама, всегда милая и ласковая, гладит сынишку по голове, — Он очень ранимый и нежный.

— Вот именно, мужчине не положено быть таким! Это всё ты его испортила! Нянчишься с ним, как с маленьким!

— Это же наш сын, мы так долго хотели ребёнка, он самое дорогое, что у меня есть!

— В нём нет стержня! Ты видела, как он играет с другими детьми? Все его обижают, отбирают игрушки, толкают, а он никому не даёт сдачи!

— Всему своё время, милый, — мама Лёни, припадает к груди отца…»

Удар. Кровь потекла из разбитого носа. Леонид заскулил, скрепя зубами. Усатый, вновь ударил своим кастетом, прямо по плечу, и без того нещадно болящему. Агент закричал. Боль заполнила его, выдавило все чувства, мысли, желания. Вся жизнь ограничилась этой болью.

«Самый лучший момент в жизни, он не забудет никогда. Торжество, масса народу, родители, студенты, которые в этот праздничный день, становятся уже самостоятельными гражданами. Годы учёбы заканчиваются. Даже не верится, он Лёня Заболодский, в силы которого никто, включая его самого, не верил, уже выпускник технического института!

— Сын, я горжусь тобой! — произносит отец самые желанные в жизни слова.

Обнимает сына, жена делает фотографию. Музыка, воздушные шарики, дешевые фейерверки, такие мелочи, а в памяти засели прочно!»

— Будешь говорить, собака? — закричал усатый.

Леониду безумно захотелось плюнуть тому кровавыми сгустками в лицо, но губы не желали повиноваться.

— Глупец, — медленно произнёс дознаватель, а потом со всей силы пнул пленника в грудь.

Стул запрокинулся, и Леонид сильно ударился головой о бетонный пол. Зазвенело в ушах, потолок поплыл, закружилась голова. Усатый продолжал что-то кричать, пиная связанное тело ногами, но сказать агент ничего не мог. И не хотел.

* * *

— У нас проблемы! — выпалил Артём, как только влетел в здание цементного завода.

Ефрем нервно мерил помещение шагами.

— Что стряслось? Где Леонид?

— Его похитили.

— Кто, — задал неуместный вопрос капитан, а потом подошёл к столу, где неизменно лежали карты.

— Сам знаешь. Его увезли на противоположную сторону города. Я знаю примерное направление, но проверять каждый дом и барак я не мог.

— Ты струсил и сбежал? — поинтересовался Захар.

— Тебя ещё не хватало!

Ефрем стоял спиной к Артёму, но по его осанке, наклоненной над столом, было понятно, что он нервничает.

— Я бы с тобой в разведку не пошёл, трус!

— А ты гнида, так и сидел бы на месте, не помогая другим! — парировал Артём.

Сильный хлопок прервал ссору. Ефрем поднял свой тяжёлый кулак с плоскости стола, где остались брызги крови. Боль немного отрезвила командира.

— Предлагаю отправиться на поиски утром, — высказал своё мнение Борис, который подоспел вовремя.

— Нет, его могут избить, или ещё хуже убить! — заявил Артём, — Надо идти прямо сейчас. Пока ещё свежи следы машины, на которой его увезли.

— В эти кварталы ночью лучше не соваться, — согласился с Борисом Захар.

Решать они могли всё что угодно, но все знали, за кем последнее слово. Ефрем стоял неподвижно. Он думал, а когда командир занимался размышлениями, никто не мешал.

— Нет, — наконец, изрёк капитан, — мы не будем его искать.

— Правильно, лучше с утра, — обрадовался Борис.

— Нет. Мы вообще не будем его искать, — поправился Ефрем.

— ЧТО? — не поверил ушам Артём.

— Тоже верное решение, так даже лучше, — согласился Захар, и, решив, что разговор окончен, вернулся к своей лежанке.

— Постой, Ефрем, ты шутишь? Подумай хорошенько! Мы не можем его бросить, — Артём повернул командира к себе лицом.

— Это может быть ловушкой. Тем более, надо поскорее убираться отсюда, они допросят Леонида, и устроят облаву.

— Чёрт! Ты же знаком с ним много лет! Вы же друзья, как ты можешь предать его?!

— Он всё знает. Он понимает.

— Да он безвольный преданный тебе пёс, а ты нагло и цинично его используешь! Он сделает всё, что ты попросишь, как пошёл за этой проклятой рацией, потому что ты приказал! Ты виноват в его похищении!

— Послушай, Артём, — Ефрем взял парня за предплечья, заглянул прямо в глаза, — Знаешь, почему он безвольное животное, а я лидер? — Грачёв отрицательно мотнул головой, — Потому что я могу принять решение, каким бы оно не было, правильное или нет, главное, что я способен на это тогда, когда проявляют слабость другие. Леонид не может. Он создан, что бы служить хозяину. Без таких людей лидерам не выжить. Всегда должен быть слуга, верный и исполнительный, который поднимет лидера на трон. Да, я использую его, и ты будешь использовать людей, если сможешь стать настоящим лидером. У тебя есть стержень, есть характер, ты безрассудный, но смелый. Научись принимать решения, — Ефрем словно гипнотизировал парня, закладывая ему в мозг необходимую информацию.

— Мы бросим его?

— Правильно выбирай приоритеты. Рискнуть всем, и спасти одного человека, или погибнуть, и второй вариант, это пожертвовать одним, ради жизни миллионов.

— Цель оправдывает средства?

— Вот. Я не сомневался в тебе, ты умный мальчик. Ты и сам всё понимаешь. А теперь собирайтесь! Утром уходим! — уже громко скомандовал командир.

Артём, молча, направился к своему лежаку, обдумывая слова Ефрема.

* * *

— А вот и сюрприз, — усач неприятно осклабился, показав свои жёлтые зубы.

Рядом с ним шёл человек в белом больничном халате, который нёс небольшой чемоданчик в руках.

— Что скажешь, мой друг?

— С детства ненавижу врачей, — с хрипотой выдавил из себя Леонид.

— О-о, — удивился дознаватель, — а ты, и говорить умеешь, ну тогда сейчас ты запоёшь. Времени марать о тебя руки, у меня нет, так что подойдём к делу с научной стороны. Док, прошу, — усатый галантно предложил подойти к связанному пленнику.

— Уверяю вас, уважаемый, это совсем не больно. Неприятно, но терпимо, — заверил клоун в халате, раскрывая чемоданчик, и набирая из капсулы в шприц, какую-то жидкость.

Леониду это совсем не понравилось. Он вообще химию не переносил. Но любое движение на стуле, придавало массу боли и дискомфорта, что он отказался от мысли сопротивления.

— Пентотал Натрия, с долей примесей, которые разрабатывали мои коллеги, — пояснил доктор, — может, вам это ни о чём не говорит, но это вещество больше известно как «сыворотка правды».

И Леонида бросило в дрожь, которую унять он был не в силах. Неужели всё зря? И эта боль, и эти побои, не может быть, что бы так обидно. Он так держался, всё ради ребят, всё ради миссии и теперь предательство?

Игла приблизилась к вене на локте. Заболодский дёрнулся, но его тут же схватили угрюмые охранники, и крепко зафиксировали. Доктор не потрудился продезинфицировать место укола, и сразу вогнал иглу под кожу.

Об бессилия Леонид закрыл глаза. Образы сами предстали перед взором. «Цементный завод. Люди в масках и с автоматами у дверей. Они выламывают дверь. Ефрем спокойно сидит спиной к входу за картами, хватает Глок, но очередь из Калашникова прошивает его. Командир падает на стол, заливает его кровью. На шум прибегает Борис с Артёмом. Успевают открыть огонь со второго этажа. Тельцов отталкивает парнишку, и получает вместо него пулю в грудь. Артём падает на колени, трясёт безжизненное тело, и со слезами, продолжает стрелять. Его револьвер сильно подбрасывает отдачей, но зато крупнокалиберные пули уверенно пробивают бронежилеты Красных. Противник рассредоточился, засел в укрытиях, откуда ведёт массированный огонь. За секунды деревянная веранда, на которой засел молодой разведчик, превращается в решето. Грачёв лежит, истекая кровью, а здоровые берцы проносятся надо ним. Захар бежит к чёрному ходу, и успевает заметить засаду, но слишком поздно. Его превращают в кровавое месиво, и нескольких десятков стволов. Вот он конец их бесславной миссии. И конец всему миру. По крайней мере, тому миру, который они знали».

Игла выскользнула из-под кожи, с полностью пустым шприцем.

— Когда он заговорит? — спросил усатый.

— Уже скоро, дай ему немного времени, потом задавай вопросы.

Дознаватель устал стоять, и щёлкнул пальцами, ему тут же принесли стул.

— Ну, теперь поговорим по-хорошему? — он гадко улыбнулся в лицо Леониду.

— Ты диверсант?

— Да, — язык сам повернулся, без ведома хозяина.

— Отлично. Сколько с тобой диверсантов?

— Четверо.

— Предметы у вас?

— Да.

«Сволочь-сволочь-сволочь!» — орал на себя Леонид. Разум покидал его, язык не слушался. Всё покрылось пеленой, и голова стала ватной.

— Где вы засели?

«Нет-нет-нет» — вопил голос разума, — «Нельзя предать группу, нельзя.»

— Отвечай! Где ваша база?

«НЕЛЬЗЯ!»

Леонид высунул язык как можно дальше, якобы вот тебе злой Красный, назло. А потом он сомкнул челюсти. Резкая боль пронзила всё тело. Достала до разума, и мощнейшим импульсом сообщила о повреждениях организма. Красный подскочил со стула, закричал:

— Док! Скорее! Это кретин откусил себе язык! Док, да где же ты!

Слова не достигали слуха, словно ватные пробки не пускали их. Кровь заполнила рот, полилась сильным потоком на грудь. На душе Леонида стало спокойно. Он выполнил свой долг. Как верный пёс защитил своего хозяина. Как исполнительный солдат, прикрыл собою командира. Как друг пожертвовал собою ради товарища. Он сделал что смог. Остальное в руках Ефрема. Да поможет ему Господь!

Глава 47 Свой выбор

Нижний Новгород.

Перед глазами открывалась картина. Такая реальная и страшная. Леонид сидел привязанный к стулу, слабый, теряющий сознание, то и дело приводимый в себя угрюмым стражем, который всегда был рад дать пленнику пощёчину. Напротив стоял противный усатый тип, и о чём-то беседовал с человеком в белом халате. Но Артём не хотел замечать их, только Леонид. Его рубашка некогда белая, была залита кровью, и всё лицо ею было запачкано. Под глазами сине-чёрные круги, губы разбиты в ужасное месиво, под синим носом засохшая, почти чёрная кровь. Голова пленника опустилась, подбородок коснулся груди. Не дремлющий страж, ладошкой ударил связанного по лицу. Заболодский застонал. И этот стон, застрял в ушах Артёма…

«Солнечный майский день. Истинная редкость в наше время. Двенадцатилетний Тёма возвращался домой. Он шёл с портфелем, старым, отцовским, из-за которого мальчишки часто донимали. Было обидно, когда у других хорошие вещи, красивые тетради, не то что у тебя, а над тобой ещё и издеваются, дразнят. Потому у маленького Грачёва не было друзей. Как обычно он возвращался в свой барак, где его уже может быть ждал отец. Мальчик боязливо озирался вокруг. Неделю назад, здесь его подкараулил одноклассник, который на днях пытался отобрать у Тёмы талон на обед в школьной столовой. Тогда удалось драки избежать, благо, соседка проходила мимо. Но тогда задира был настроен решительно, да к тому же он бы ещё и не один, а со своими подельниками. Артёму удалось убежать. Что же будет сегодня?

Вот мальчишка и оглядывался постоянно, чтобы злоумышленники не набросились. Путь домой он выбрал через пустырь, дабы просматривалось большее пространство, и никто не напал из-за угла. И тут раздался душераздирающий крик. Звали на помощь. Артём колебался, с одной стороны не по-человечески бросить человека в беде, но с другой, это не его ведь, дело, зачем искать себе проблем? Кричали с пустыря, как раз по пути. Что заставило Артёма, идти туда он не знал. Любопытство? Желание помочь? На пустыре возле разбитого фонтана сгрудилось четверо старшеклассников, которые интенсивно пинали что-то в грязной и порванной одежде. Грачёв подобрался ближе, и присел за старым дубом. Они били ногами человека! Бедолага был намного младше своих врагов, почти ровесник Тёмы. Мальчик плакал, пытался прикрываться маленькими ручками, а потом он заметил Грачёва. Синее от побоев лицо, на котором застыли ссадины, и кровь сочилась с губ и рта, он смотрел на Артёма, и одними губами шептал просьбу о помощи. Он стонал от боли, плакал. Тёма узнал его. Это был сосед, который недавно переехал с мамой из зоны боевых действий. Беженца в школе почему-то сразу невзлюбили, и дразнили, задирали. Мало кто знал, что на той войне мальчик потерял отца. Да кого в наше время волнует жизнь других? Кто сейчас думает об окружающих? Всем плевать! Люди стали хуже зверей, им лишь бы посмеяться, лишь бы обидеть того, кто не даст сдачи. Утвердиться в глазах других и в своих собственных, поднять самооценку путём унижения, и оскорбления более слабого. Закон курятника, как говориться. Гадь на нижнего, клюй ближнего, и следи, что б самого не обгадили…

Артём отвернулся и заплакал. От бессилия. От того, что не может помочь человеку в беде. Он только на минуту представил, что призывает старших к человечности, заступается за избитого, как его самого бьют до полусмерти. Это было страшно. Да, Артём испугался, до дрожжи в коленках. А стон, единственный звук на который теперь был способен побитый мальчик, так и засел в памяти юного Артёма. Грачёв поднялся, отполз за угол, и побежал. Он бежал без оглядки, пока не влетел в свой барак. Отца дома не было, и трясущийся мальчик, запер дверь, и уткнулся лицом в подушку. Ему всё казалось, что старшие его заметили и погнались, а может просто разыгралось воображение.

Позже он узнал, что сосед-беженец скончался в больнице от полученных травм, так и не дождавшись осмотра врача. За свой страх и слабость, которая стала причиной гибели юного мальчика, Артём винил себя очень долго. Но время стирает память, притупляет воспоминания. Но тот стон, парню не забыть никогда…»

— Говорите, он откусил себе язык? — до слуха разведчика донёсся голос человека в белом халате.

— Именно. Прошлый док, пришил ему кусок языка, но проводить допрос дальше отказался, к сожалению, он сделал большую ошибку, — усатый, судя по всему главарь, сделал многозначительную паузу, — надеюсь, вы будите более благоразумным.

— Да-да, разумеется. Сейчас поставлю специальные вставки, чтобы он мог говорить, но не причинил себе какого либо вреда.

Доктор достал из большого кармана какое-то устройство, и принялся колдовать над лицом пленного, у которого сил сопротивляться уже не было.

Артём много думал над разговором с Ефремом, и сделал свой вывод. «Научись принимать решения», так сказал командир, внимательно глядя в глаза подчинённому. И Артём принял своё решение. Он готов рискнуть всем, ради жизни одного единственного человека, которого он почти не знает. Он сделал свой выбор. Трудный, страшный, но главное, что в нём парень уверен.

Когда всё стало ясно, и выбор сделан, Грачёв подскочил со своего тюфяка и принялся быстро, стараясь не шуметь, собираться. Он словно боялся передумать, испугаться, и отступить. Взяв неизменный «Питон» с горстью патронов, разведчик ещё захватил и новый трофей, Кольт 1911, с тремя обоймами. До рассвета осталось совсем мало времени, и диверсант мчался изо всех сил. Следы колёс на мягкой почве он заметил сразу, они вели к ещё одному заброшенному заводу, коих до Потопа было построено множество. И вот, он сидит на гнилом подоконнике, смотрит на жертву изуверов через дырочку в фанере, которая приставлена к пустому проёму окна.

— Доктор, давайте скорее, время — деньги! — поторопил усач, нервно глядя, как долго возиться человек в халате.

Усатый главарь, доктор, один охранник возле пленника, и двое напротив, и того, пять человек на одного разведчика. Хорошо, что все только с пистолетами, без автоматов, иначе шансов было бы ещё меньше. Артёму стало не по себе, рука с Кольтом задрожала, палец спустил предохранитель.

Игла приблизилась к вене на локте, Леонид замычал, дёрнулся, но охранник схватил буйного, тем самым прикрыв собою от огня разведчика. Теперь, если Артём промахнется, но хотя бы не убьёт своего сослуживца.

Время растянулось. Усатый внимательно следит за действиями доктора, который всё ищет вену, а мишень пистолета уже прилипла к мерзкой усатой голове.

На базе «Синица» Ефрем говорил: «Хочешь убить человека — стреляй в голову, хочешь убить подразделение — стреляй в главу».

С акустикой в помещении завода оказалось хорошо. Звук прозвучал неестественно звонко и громко. Послышался крик. Артём соскочил со своей позиции, которая не представляла надёжной защиты от ответного огня, и сразу укрылся за бетонным столбом. Истошно продолжал верещать раненный шальной пулей медик, на спине которого расплывалось алое пятно. Красные отреагировали сразу, и открыли огонь по возможным позициям врага. Леонид раскачался на стуле, и со всего маха приложился спиной о пол, сломав спинку. Грачёв высунулся, выстрелил несколько раз по сматывающемуся усачу, но промахнулся, и по его укреплению тот час затарахтели пули. Душераздирающие вопли доктора разносились по всему зданию, и Артём молился, чтобы его пристрелили хотя бы Красные. На какой-то миг всё затихло, видимо противник ждал, когда высунется из-за укрытия нападающий, или же окружали его. В любом случае, время играло не в сторону Артёма, и он решился на активные действия. Выскочить из-за колонны, открыть неприцельный огонь по предполагаемой позиции врага, и самому засесть за ржавым хламом, некогда бывшим оборудованием.

Пули звенели о железо, звякали и рикошетили о бетонный пол, но парень добрался до нового убежища, целым. Высунувшись из-за груды метала, он отлично увидел двоих охранников, и тот час открыл по ним огонь. Первый слёг с пулей в затылке, второй был ранен в грудь двумя выстрелами, но успел найти себе новое пристанище. Артём краем глаза заметил движение слева, перенёс руку с пистолетом, и увидел, как Красный охранник, перепрыгивает через подоконник, покидая завод. Остаток магазина не прошёл даром, кажется, удалось разведчику зацепить беглеца.

— Валите эту скотину связанную, и в машину быстро! — послышался голос, очевидно, главаря.

И тут Артём выскочил из-за укрытия, не тратя времени на перезарядку, он выхватил револьвер, и взвёл курок. Больше ждать нельзя, сейчас Леонид отличная мишень, и по приказу усатого, пленника прикончат. Из-за колонны вышел раненый охранник, поднял над лежащим Леонидом пистолет, и заметил Артёма. Но, слишком поздно, крупнокалиберная пуля «Питона» отшвырнула худого Красного. И вот, Грачёв уже кинулся на помощь другу, считая, что беда миновала, как вдруг бездыханный, на вид, медик, схватил пистолет и приставил к голове пленного. Разведчик вскинул револьвер, и выстрелил, но за доли секунды его руку оттолкнули. Пуля выбила кусок бетона из стены. Диверсант повернулся к нападающему, и получил по голове чем-то тяжёлым. Тело сразу обмякло, револьвер податливо вылетел из ладони. Перед глазами застыла мерзкая усатая рожа, ненавистно оскалившаяся. Главарь ударил снова по лицу, и Артём рухнул на землю. Раздался выстрел. Сердце остановилось, это стрелял док, и стрелял в Леонида. Неужели… Нет-нет! Не может быть, что это всё зря! Грачёв повернул голову к пленнику, что бы убедиться в худших опасениях, но тяжёлый ботинок ударил в нос. В глазах вспыхнули круги, голова закружилась. Резкая боль пронзила живот, это главарь решил попинать слабую жертву. В этот момент, скорчившийся от боли Артём пожалел, что не захватил с собой Наган. Сейчас бы лежал он заряженный в кармане, и был бы последней надеждой. Усач уселся на несопротивляющегося Артёма, взял того за шиворот, занёс кулак для удара. Самодовольная наглая рожа, блестящий кастет — то, что успел заметить разведчик, до того, как удар пришёлся по скуле.

И тут произошло то, чего поверженный диверсант не мог ожидать. Второй выстрел разразился, словно гром среди ясного неба. Удары перестали обрушиваться на лицо, и жилистая рука отпустила ворот куртки. Усач свалился с разведчика, закричал не своим голосом, схватившись на простреленное плечо. Артём с трудом открыл глаза, и увидел Леонида, который стоял на одном колене, правой рукой держал пистолет медика, левой опирался на колонну. Один выстрел, это всё, на что хватило сил раненого и обессиленного побоями пленника. Грачёв поднялся, пошатываясь, подошёл к Заболодскому, посмотрел на тело в белом халате с неестественно вывернутой головой. Закину руку сослуживца себе за шею, Артем, молча, потащил его к выходу.

— Прошу, пожалуйста! Пощадите! Эй! Я не хотел вам вреда! Нет! Прошу! — заверещал раненый усач, отползая от надвигающегося на него разведчика.

Артём подобрал свой револьвер, взвёл курок, заставив главаря рассыпаться в новом потоке извинений. Замолчал усатый изувер, только тогда, когда холодное дуло «Питона» упёрлось ему в лоб. Окровавленное лицо человека, которого он минуту назад бил, не подавало надежд на спасение. Артём выстрелил. Затылок Красному разнесло в клочья, и кровавые брызги украсили одежду Артёма, его револьвер и лицо.

* * *

— Ты, наверное, думаешь, что меня послал Ефрем? — и, не дожидаясь ответа, Артём продолжил, — Тогда ошибаешься. Знаешь, что он сказал?

— Миссия важнее, — голос Леонида сильно изменился.

Это были его первые слова после спасения. Когда они вышли из здания завода, они сразу поймали повозку, и, заплатив, поехали в телеге домой.

— Верно. Командир предал тебя, Леонид! Он бросил тебя в беде, и мне не позволил тебя спасать.

— Верно, — агент говорил, словно с набитым ртом.

— Что значит верно?! Ты совсем безвольное животное? У тебя нет чувства собственного достоинства?! Ну да, Ефрем говорил, что ты поймёшь его действия. Зря я, наверное, рисковал.

— Спасибо, — слова давались Леониду с большим трудом, и Артём заставил себя посмотреть на собеседника.

Вид был ужасающий. «Какая же я сволочь! Человеку сейчас совсем плохо, он едва держится, а тут я его донимаю своими глупостями».

— Извини, — вымолвил Артём, — Нервы ни к чёрту.

— Понимаю.

— Так… Ты откусил себе… Язык?

— Да, — с трудом разжал окровавленные губы Леонид.

— Тяжелая у тебя была ночка. Тебе вкололи что-то? — Заболодский в ответ кивнул, — И ты чтобы не сдать нас, откусил себе язык?

— Но они многое узнали…

— Главарь мёртв, так что, проблем не будет.

— Охранник… Он успел уехать.

— А, ну да. Что они узнали?

— Про предметы. И про количество наших людей.

— А про базу?

— Нет.

— Ефрем собирается уезжать.

— Уже нет необходимости.

Леонид привалился к плечу Артёма, и прикрыл глаза, не то, уснув, не то, задумавшись о чём-то отдалённом. И парень не стал продолжать тяжёлый разговор. Доехали они быстро. Грачёв помог другу выбраться, и, попрощавшись с извозчиком, потащил его к заводу.

Лицо Ефрема было крайне недовольное. Командир встретил раненых в дверях.

— Артём! Ты нарушил…

— Ты сказал, миссия важнее, чем жизнь Леонида, поэтому я оставил пароль у тебя на столе, я ничем, кроме себя не рисковал! — парировал Артём.

Дерягин ничего не ответил. Но в его глазах промелькнуло нескрываемое уважение и одобрение. Если бы Грачёв не сбежал, а договорился бы с командиром, то Ефрем непременно сказал «спасибо». Видимо, капитан волновался не столько за пароль, который унёс в своей памяти Артём, а за саму жизнь паренька.

Едва умывшись, и переодевшись, Грачёв взялся за свой дневник.

«Что я натворил! Я снова убил человека. Безоружного, слабого. Он сдался, просил о пощаде. О чём я думал в тот момент? О том, что этот изувер до полусмерти избил Леонида, и о том, как чуть не убил меня. Я мстил. Как тогда в лесу под Промградом, когда убил вождя туземцев. Это была не самооборона, не защиту невинных людей, нет для моего поступка достойного оправдания, я отстаивал только свои интересы, дал волю чувствам. Позволил эмоциям овладеть разумом. Я превращаюсь в зверя, в дикаря, ничем не лучше того усатого разведчика. В тот момент, когда я спустил курок» Питона», приставленного ко лбу врага, я думал что совершаю правосудие, что этот однозначно плохой человек, получает по заслугам. Но кто я такой, что бы вершить чью-то судьбу? Не мне ведь решать, жить кому-то или нет. А может всё-таки мне? Ведь, оставь я Леонида там, его убили бы, непременно, выходит, что я спас его, даровал человеку жизнь. Потому что я так захотел, и так же я отобрал жизнь у главаря Красных. И всё же. Каким бы не был жестоким мир, никогда нельзя забывать о человечности».

Глава 48 Плохие новости

1.

Нижний Новгород. Тихий хутор.

Тонкий лёд на лужице хрустнул под твёрдой подошвой тёплого и удобного ботинка. Артём нагнулся, снял иней с пожелтевшей травы, растёр его в руке.

— Быстро зима пришла в этом году, — заметил он, глядя в небо, где в весёлом танце кружились снежинки.

— Ещё до Потопа природа начала удивлять нас, — согласился Леонид.

Он так и продолжал говорить с дефектами. Красивый, бархатный, и приятный голос сменился картавым, шипящим. Артём и Ефрем обнадёживали сослуживца, говорили, что всё пройдёт, и язык заживет, и голос вновь станет былым, хотя они и сами в это не верили. Леонид тоже не питал особых надежд, теперь ему точно закрыт путь в диверсанты, с таким запоминающимся голосом, и сильным ожогом на лице. Но думать о смене работы он пока не торопился, сначала нужно завершить операцию «Мозг», а уж тогда, можно и на пенсию.

— Зима холодной будет, — вновь заговорил Артём.

— Где ты это услышал?

— Борис сегодня за продуктами ходил, а на рынке старик какой-то орал: «Спасайтесь глупцы! Бегите на юг! Грядёт ледниковый период!»

— Ты веришь в эти сказки?

— Я уже и не знаю, во что верить, если снег выпадает в конце октября, а осень приходит в начале августа.

— Тут ты прав. Природа не предсказуемая.

— Кому-то удаётся предугадать следующий шаг, но чаще всего такие люди бывают не услышаны, вспомни Потоп.

— Да, мне отец рассказывал. Что пророчили-пророчили, потоп, всемирное затопление, а все только смеялись, да язвили. Помню, сколько наивных шуток и анекдотов на эту тему было.

— Люди слишком глупые. И жадные. Сколько невинных погибло, потому что сразу не догадались построить огромные корабли? А сколько средств зажали лишь бы не построить впустую ковчег.

Подул сильный, леденящий ветер, и Артём в своей безрукавке зябко поёжился. Они сидели возле небольшой канавки, рядом с домом, где Леонида поймали Красные, и из-за дерева наблюдали за хутором.

— Вроде, чисто, — Заболодский отнял от глаз бинокль, и подмигнул Артёму.

За те два дня, которые отдали спасённому пленнику на отдых, раны агента немного зажили. Синяки стали еле видны, а ссадины покрылись корочкой.

— Ну, идём, — Грачёв взвёл курок «Питона», и ловко поднялся на ноги.

Тихо они подкрались к дому старушки, которая сдала диверсанта, и обнаружили, что дверь закрыта.

— Никого, — подтвердил Леонид, осмотрев окна затянутые не то полиэтиленовыми пакетами, не то бычьим пузырём.

— Давай, показывай, где сокровище своё зарыл.

Отыскав в сарае одну лопату, разведчики двинулись вглубь огорода.

— А ты оказался прав, — признался Артём.

— На счёт чего?

— Про то, что Ефрем со мной по душам говорить будет.

— Ну, я же не первый день его знаю, — Леонид подмигнул, — И что он сказал, если не секрет?

— Что в жизни важно научиться делать выбор. И лидер проявляется тогда, когда слабость показывают другие.

— Он верно сказал. У меня был такой случай, не очень приятный, когда я проявил слабину.

— Расскажи, если тебе станет легче.

Заболодский отыскал место, где разрыл рацию, и воткнул лопату в землю.

— У меня в комплексе работает одна девушка. Она обладала важной информацией, и я начал работу с ней. Выведать удалось очень много и про ГПД и про Вакцину 145, помнишь, я тебе рассказывал?

— Помню.

— Так вот. И понравилась она мне сильно. Ты не представляешь. Влюбился даже, наверное. И отношения по работе, всё больше стали перерастать в личные. Сначала, я очаровывал её, что бы выудить что-то про ГПД, а потом… Потом, она просто мне нравилась. Хотелось гулять с ней, разговаривать, и не думать о том, что она — враг, а я — диверсант. Она — Красная, а я — Республиканец. Как оказалось, мои чувства были взаимны. Но вот незадача, она поняла кто я. И поставила мне ультиматум, либо я предаю Родину и перехожу за ней на сторону Красных, или мы с ней остаёмся по разные стороны в этой войне.

— Да-а-а, — протянул Артём, — Нелёгкий выбор.

— И я не смог его сделать! Понимаешь. Я только мямлил, что люблю её, умолял остановить запуск ракет. Всё впустую.

— Ты не смог решиться?

— Вот именно. Знаешь, что она сказала? «Слабак!». Представляешь! Как мне было больно! — Леонид воткнул лопату, и раздался глухой звук, разведчик откинул инструмент, и принялся разгребать землю руками.

— Она имела ввиду не физическую слабость, а психологическую, — заметил Артём.

— Я теперь уже понимаю. Но скажи правду: ты бы смог принять такое решение? Родина или возлюбленная?

Грачёв задумался. Ему было нелегко представить такую ситуацию.

— Я бы искал компромиссы.

— А если нет компромиссов этих? — Леонид повернул грязную физиономию к сослуживцу, — Нет другого выбора.

— Это сложно.

— Да. И я не смог. А ты сможешь. Я уверен в этом.

— Ну…

— Ефрем никогда не ошибается в людях. Если он видит в тебе лидера, то ты смог бы принять решение, каким бы трудным оно не было.

— Давай помогу, — Артём потянул рацию на себя.

Отряхнув прибор от грязи, разведчики предпочли быстро покинуть опасное место.

* * *

— Центр, ответьте! Это Мозг, Центр. Вызываю Центр, ответьте, — не переставая голосил Ефрем в приёмник.

— Да это бесполезно! — подытожил Борис, — Что у них там твориться?

— Может неполадки со связью, или…

— Слышу вас, Мозг, это Центр! — отозвалась рация, стоящая на столе посередине цементного завода.

— Слава Богу! — вырвалось у Артёма.

— Центр, свяжите меня с генерал-полковником Боковиным.

— С кем имею честь? — сквозь треск помех послышался приятный голос, обладателем которого наверняка, являлся молодой радист.

— Командир группы, капитан Ефрем Дерягин.

— Не знаю, капитан ли вы, Ефрем, — с сомнением отозвался радист по ту сторону приёмника.

Командир поднял голову, оглядел всех присутствующих, выражая полное непонимание.

— Слышишь? — с некоторым вызовом поинтересовался Ефрем, — Свяжи меня с Боковиным, немедленно!

— Боюсь, что это выше моих сил, ибо Терентий Павлович мёртв.

— Что? — воскликнул Борис, прислонившись к динамику ухом.

— Центр, повторите, — потребовал Ефрем.

— Генерал — полковник убит во время задержания вражеского диверсанта уже бывшего капитана контрразведки НОР Гавриила Палкина.

— Палкин убил генерала? — воскликнул Захар.

Тишина повисла в зале, каждый пытался осмыслить такую невероятную и главное, неожиданную ситуацию.

— Ефрем, слышишь меня? — затрещала рация.

— Я тебе не «Ефрем», ясно?! Я капитан контрразведки Народной Освободительной Республики, ты понял?! — вскипел командир.

— Боюсь, что не в вашем положении выгодно сориться со мной, — заметил радист.

Леонид положил руку Ефрему на плечо, показывая своим видом: «Успокойся, дружище, прорвёмся!»

— Хорошо. Кто теперь курирует диверсионную спецгруппу «Мозг»?

— Не хочу вас расстраивать, но у меня нет документов, подтверждающих, что группа ещё чистится у нас.

— Кто займёт место Боковина?

— Сейчас в штабе творится чёрт знает что, боюсь, на такую должность новый человек будет назначен не скоро.

— Где теперь Палкин?

— Он украл машину, и скрылся, пока что его не нашли.

— Что же нам делать, — словно вслух принялся размышлять Ефрем.

— Этого мне знать не положено.

— Послушай, ты хоть представляешь, насколько важна наша миссия?!

Рация не ответила.

— Сейчас, послушай меня как человека, — голос Дерягина стал мягким, приятным, — Оставайся на связи, пожалуйста, и оповещай нас о новостях из штаба, хорошо?

— К сожалению, это выше моих сил.

— Я тебя как человека прошу, а не как солдата!

— Приношу свои извинения, но у меня приказ. До конца разбирательств, я не имею права передавать информацию диверсионным группам.

Капитан заскрипел зубами, стол затрещал, когда сильное тело навалилось на него. Рация замолкла, треск прекратился, и ватная тишина завладела помещением. Все переваривали услышанное.

— И как это понимать, Ефрем? — первым очнулся Борис.

— Всё? Приплыли? — оживился Захар, — Миссия окончена, можно по домам?

— Что же теперь делать, командир? — с участием спросил Леонид.

— Времени ждать, пока у них сменится правительство, у нас нет, — напомнил Артём.

— Ефрем, не молчи! — потребовал Борис, — Что это значит?

— Ничего, это, не значит, — медленно, обдумывая каждое слово, заговорил Дерягин, — Ничего не измениться. Погиб Боковин — придёт следующий, это не важно. Мы продолжаем работу, и закончим начатое дело, всем ясно?

— От кого теперь получать приказы, и кто наше непосредственное начальство? — задался вопросом Леонид.

— Я.

Одного сурового, решительного взгляда Ефрема хватило, что бы вопросы по этому поводу отпали сами собой.

— Плохие новости к нам дошли, — с печалью заключил Артём.

Глава 49 Ад на Земле

1.

Нижний Новгород.

Дела шли отвратительно. Иначе не скажешь. Бориса всё сильнее стали одолевать мысли о дезертирстве. Теракт, Изгои, облава в Новом Ключе, пойманный в плен Леонид, всё это пугало разведчика, заставляло задуматься об отступлении. Но куда бежать? К туземцам? А если Леонид прав, и весь мир может накрыть ГПД? Этого нельзя допустить. Борису не нравилось нести большую ответственность. Тот факт, что он него зависит судьба мира, вызывал у него усмешку и недоверие, но сейчас ситуация всё больше накалялась и показывала свою серьёзность. Бежать от всего? Отречься от своих слов и клятвы? Да, может это и легко. Ускользнуть от Красных, от Республики, укрыться в племени туземцев, это проще, чем бороться против всего.

Идя ранним утром по пустой улице с сумкой продуктов, Тельцов мог полностью отдаться тяжким размышлениям о дальнейшей судьбе. «За свою жизнь я сделал много, очень много плохих вещей, я и убивал и мстил, и воровал, меня смело можно обвинить во всех грехах, кроме одного. Я никогда не предавал. Никого. Как бы тяжко не жилось, какая бы опасность не грозила, я всегда был верен своему другу и товарищу. А ещё, я никогда не нарушал своего слова. Если я не был уверен, что смогу сделать что-то, то этого я никогда не обещал. Там, на базе «Синица», я дал клятву на верность Ефрему. Плевать, что верхушка власти сменилась, я служу не им, и не Республик, от которой достаточно натерпелся, я служу Ефрему. Ему я клялся. Я верю в успех, верю, что он приведёт нас к победе. Бежать? После того, что мы вместе пережили? Смешно. Даже Захар, я уверен, не предал бы нас уже. Многое бывает в жизни. Но людей, которые вместе под пулями воевали, связывает особая связь, нет ей сравнения. Нет. Я не сдамся. И плевать на всё, завершим начатое. Я не подведу…»

— Уважаемый! — Бориса окликнули сзади.

Это был молодой парень в кожаной куртке и кепке. Тельцов отвернулся, игнорируя призывно машущего человека, и ускорил шаг, до базы ещё далеко, но можно поймать извозчика.

Впереди из переулка вышли двое, руки за спинами, наверняка, готовые выхватить пистолеты. «Ох, нет ребята, до откусывания языка я не дойду, живым не возьмёте, скоты!» — подумал Борис, бросая пакет на землю, и опуская руку в карман к Беретте.

— Послушай! — человек в куртке приветливо улыбнулся, — Тебя ждёт важный человек, не стоит делать глупостей.

Предохранитель послушно щёлкнул.

— Важный разговор, Борис.

Агент оглянулся, рядом возникло ещё четверо Красных. Сопротивление бесполезно, понял Тельцов.

— Следуй за мной, Хел.

Сердце затрепетало, рука сама отпустила пистолет. Как давно Борис не слышал своего прозвища на арене. И не сказать, что он обрадовался. Что тогда, что сейчас, он был подневольным, рабом, слугой.

В подворотне всю процессию ожидала «Волга». Бессмертная машина, прошедшая сквозь время и Потоп. Бориса усадили на заднее сидение, с обеих сторон его зажали агенты, кому не хватило места, остались в подворотне. Двигатель завёлся с пол-оборота, натужно зарычал, и «Волга» резво, с пробуксовкой, помчалась по разбитой дороге. В салоне пахло куревом, не то дешевым табаком, не то травой наркотического содержания, от чего Бориса буквально выворачивало.

Машина сделала очередной резкий поворот, Тельцов еле сдержал завтрак, который так и стремился покинуть организм обратным путём, и резко нырнула вниз. Недолго петляя «Волга» остановилась. Водитель заглушил двигатель, и агенты принялись покидать салон.

— Оружие, — потребовал всё тот же человек в куртке.

Борис вынужден был повиноваться, и отдал свою Беретту. Место, куда доставили Тельцова, оказалось подземной стоянкой. Автомобилей здесь уже не было очень давно, и разметка стёрлась, и фонари тоже пришли в негодность. Но света в помещении хватало, а что бы узнать Ушкова, и он не понадобился бы. Высокий худощавый, с противным мерзким лицом. Бориса аж дрожь брала при виде этого человека.

— Боря, здравствуй, очень рад, очень, — майор расплылся в приветливой улыбке.

— Не взаимно, — Борис оглянулся, двое охранников возле Ушкова, и четверо агентов, которые его привезли, — Я уж обрадовался, думал, забыли про меня.

— Зря, — снова Красный одарил Республиканца гаденькой улыбкой, — Мы всё это время были рядом.

— Следили за мной?

— Да на кой ты нам, — Ушков расхохотался, но никто него не поддержал, и он продолжил, — Присматривали, не более. Куда ты от нас денешься.

— Отлично. И что теперь?

— В действиях твоих сослуживцев я разочарован, не сумели предотвратить теракт устроенный группкой сатанистов — хулиганов, а ты молодец, хотя это уже не имеет никакого значения. Поезд уничтожен, мост обрушен, а главное — и без того ничтожные силы ушли на ликвидацию катастрофы.

— Я в вашей похвале не нуждался, что вам от меня надо?

— Не люблю я, когда меня перебивают, — с долей раздражения в голосе заявил Ушков.

— Ты слишком медленно и долго говоришь.

— А куда тебе спешить? — искренне удивился Красный, — Стоит ещё немного подождать, — он посмотрел на часы, — И решение будет известно. Окончена твоя работа, и готов ли ты получить свою награду, или продолжишь слежку в стане врага.

— Что ты несёшь?

— Мог бы и поуважительнее ко мне относиться, если я потребую, ты будешь называть меня «господином».

«Тянет время» — догадался Борис, — «Зачем?»

— Так вот. Прервал меня ты на самом интересном. Ещё я выражаю тебе благодарность, за то, что навёл нас на логово змия.

— О чём ты? Я никого не наводил!

— Ты может и сам, не догадываешься о том, как нам помогаешь, но, тем не менее, награду ты заслуживаешь. И по завершению операции, ты будешь мало того, что свободен, так ещё и несказанно богат! Но пока что вот, твоя награда, — Ушков едва кивнул, как Бориса схватили несколько крепких агентов, — Не сопротивляйся, это будет не больно.

Человек в кожанке достал из кармана шприц, баночку, и вату.

— Нет! Слышишь меня! — завопил Борис, выдёргиваясь, но его опрокинули на бетонный пол и скрутили так, что больно было даже дышать, не то, что шевелиться.

— Это моё первое сдержанное обещание, — Ушков присел на корточки перед лежащим Борисом, — Вакцина 145. Счастливчики, которые носят её в крови, могут не бояться ГПД.

Игла вошла под кожу, Борис заскулил от бессилия.

— Позже ты будешь мне ещё благодарен, за то, что я спас твою грешную душу. Это дороже любых денег. Хотя, ими я тебя тоже не обижу.

Бориса отпустили, подняли, и даже отряхнули от пыли. Тельцов прислушался к своему организму, и удивился. Он почувствовал старое знакомое чувство. Еще, будучи гладиатором, он получал наркотики, которые подобно стимуляторам, придавали сил и повышали показатели организма. Вот и сейчас приятная энергия расползалась по телу, подавая тепло каждой клеточке. Тельцовым завладело чувство эйфории.

— Майор, как слышите? — затрещала небольшая рация, которую сразу передали Ушкову.

— Слышу тебя, доложи обстановку.

— Мы окружили этих крыс, но сдаваться они не хотят.

— Живых не брать.

Майор отключил аппаратуру, отдал охраннику.

— Что? — Борис постепенно начал приходить в себя.

— Дружков твоих травим, как крыс, — объяснил Красный, и зашёлся хохотом.

— Ах, ты ж су… — осознание к Тельцову пришло мгновенно, и он, не раздумывая, атаковал злодея.

Не то реакция у майора оказалась хорошей, не то Борис под Вакциной растерял сноровку, но Ушкову удалось увернуться. Бориса сразу же схватили, но отмахиваясь наотмашь, он смог высвободится.

Охранники схватились за пистолеты, и диверсант кинулся прочь из ловушки. Он бежал, как мог, ноги заплетались, голова кружилась, но останавливаться нельзя. Он чувствовал, как прицелы пистолетов свелись на его спине, слышал щелчки снятых предохранителей. Командир охраны оглянулся на Ушкова, не опуская пистолета с беглеца, взглядом спросил приказа.

— Не стреляй, — медленно произнёс Красный, — Он ещё пригодится.

Недолго петляя по подземной стоянке, где большинство ответвлений обвалилось, разведчик выбрался наружу. Поймав извозчика, он приказал ехать на заброшенный цементный завод.

2.

Нижний Новгород. Цементный завод.

Ад. Ад на Земле. Вот во что превратилось здание заброшенного завода, где нашли себе убежище диверсанты. Жар здесь был сродни Преисподни. Горело все, что могло гореть, и то чему гореть не положено. Казалось, что сам воздух пылает. Пол, стены, потолок, всё было охвачено огнём. Пламя бушевало во всю, вырывалось через пустые глазницы окон.

— Ефре-е-ем!

От дыма было невозможно дышать. Раскалённый воздух обжигал лёгкие, словно ножом резал горло, щипал глаза, выгоняя из них слёзы. Из-за черноты дыма сложно было различить что-то всего не нескольким метрах от глаз.

Леонид высунулся снова, открыл огонь.

— Ефрем! — заорал Артём, что было сил, до рези, в глазах вглядываясь в языки пламени на той стороне веранды.

Когда Красные спецназовцы ворвались на завод, и закидали всё помещение изнутри коктейлями Молотова, все члены группы «Мозг», за исключением Бориса, были на втором этаже. Дерягина видели последний раз в конце деревянной веранды, где он с картой в руках корпел над разработкой плана. Красные работали профессионально, окружили весь завод, закидали со всех сторон зажигательными смесями, заставив пылать даже бетонные стены, и просто стали ждать, не очень настойчиво постреливая по диверсантам.

— Я здесь! — отозвался капитан, и тут же зашёлся кашлем.

— Давай к нам, прикроем! — ответил Леонид, перезаряжая свой пистолет.

Крупнокалиберные гильзы со звоном рассыпались по полу, и Артём вложил в барабан новые патроны.

Покрасневшие глаза Ефрема панически вращались, ища спасения. Но вокруг был только огонь, и ничего больше. Первая очередь с калаша от вломившихся Красных, ударила рядом с капитаном, и одна из пуль угодила ему в плечо. Дерягин упал неуклюже, от неожиданности, и сильно ударился головой. Придя в сознание, через несколько минут, он уже был окружён племенем. Деревянная веранда пылала более чем охотно.

Оружия у Ефрема не было, и поэтому кроме помощи от сослуживцем, надеяться ему было не на что.

— Иду! — прохрипел капитан, изрядно надышавшийся углекислого газа.

Леонид и Артём дружно высунулись и открыли массированный огонь на подавление по спецназовцам на первом этаже. Позиция у разведчиков была более выгодная. Во-первых, преимущество в высоте, во-вторых, два бойца с пистолетами могли без труда контролировать широкую лестницу, являющуюся единственным подъёмом на второй этаж.

Рывок. Ефрем побежал, как не бегал никогда в жизни, делая большие шаги, буквально перепрыгивая, он чувствовал, как горящие доски уходят из-под ног. От грохота выстрелов заложило уши. Длинная автоматная очередь посекла стену над командиром. Дерягин инстинктивно пригнулся, остановившись лишь на миг, как послышался треск под ногами. Одежда горела, пламя обжигало кожу, пылали волосы. Истошный крик вырвался из обожженного горла Ефрема. Прогоревшие доски проломились под разведчиком, и он вместе с доброй половиной балкона сверзился вниз, почти с трёхметровой высоты.

Крик горящего человека пересилил треск автоматов. Артём с Леонидом переглянулись, услышав командира.

— Давай, Тёма! — только и сказал агент, выбрасывая пустой магазин.

Времени размышлять, не было, да и истошный вопль давил на психику. Грачёв рванул вниз, по лестнице, споткнувшись, упал, но не остановился. Сейчас для него не было таких преград как страх или боль, он должен спасти командира, любой ценой. Только эта мысль управляла им. Не отвлекаясь на врага, Артём забежал под остаток веранды, в поисках Ефрема. Истошный рёв, служил хорошим ориентиром. Словно раненый зверь, защищающий потомство попал в ловушку. Горящие доски сыпались с потолка, грозя проломить голову, балки падали, преграждая путь, и намекая на возможность обвала всей конструкции. Но это не останавливало Артёма. Это был переломный момент в его жизни. Это была победа над страхом.

Ефрем лежал на груде горящего хлама. Из его живота торчала острая доска, пронизавшая тело насквозь. Дерягин смотрел на обломок из своего тела и орал не своим голосом, как может орать только человек, у которого из живота торчит обломок доски.

— О, Боже! — только и вымолвил Артём.

Сердце тревожно сжалось, в горле стал ком. Парень совсем растерялся, не знал что делать. Он подбежал к командиру, упал перед ним на колени, не обращая внимания на жар. Из раны толчками выплёскивалась кровь, тёмная, почти чёрная. На уровне инстинктов Артём догадался, что пробита печень. Так же не составило труда понять, что и кишки порваны.

— Всё будет хорошо, Ефрем, слышишь меня, — зачем-то бормотал разведчик, панически размышляя, как перетащить командира на второй этаж.

Не предупреждая ни о чём, диверсант схватил Дерягина за поясницу и под лопатки, и рывком поднял с острого обломка. Душераздирающий крик оглушил парня, застрял в мозгу на всю жизнь. Он не удержался на ногах вместе с тяжёлым телом, и рухнул с груды обломков. Ефрем замолчал, по-видимому, лишился сознания. Так даже лучше. Грачёв обхватил тело под мышки, и потащил к лестнице, оставляя за собой густой кровавый след.

— Твою мать! — воскликнул ошарашенный Леонид.

— Помоги! — взмолился Артём, затаскивая тело на ступеньки.

Отстреляв остатки патронов, Заболодский спустился, и перехватил командира.

— Тёма, прикрой!

Грачёв схватил Кольт 1911, способный компенсировать массированный огонь, и стал подниматься следом, не давая Красным высунуться из-за своих укрытий. Лестница тоже уже пылала, и парень то и дело обжигался, но не останавливался. Вот до второго этажа осталось всего несколько метров. Один рывок, и он в относительной безопасности. Но предательски треснула доска под ногой, и Артём провалился по самое колено через прогоревшую ступеньку.

Спецназовцы, словно акулы, почувствовали каплю крови в воде, и тут же усилили обстрел.

— Лёня! — заорал Артём, охваченный паникой.

— Ствол! — потребовал напарник.

Артём тот час закинул наверх Кольт, из которого Заболодский открыл огонь. Извиваясь, подобно ужу на сковородке, парень всё-таки высвободил конечность из западни, и на ходу выпустив по Красным барабан «Питона», скрылся в комнате второго этажа. Укрывшись в бетонных стенах, Артём упал на колени, схватился за лицо.

— Тёма! Помоги Ефрему! — Леонид кивнул на бездыханное тело посреди комнаты, но пост свой возле дверного косяка не покинул, и время от времени высовывался, чтобы Красные не расслаблялись.

Артём никак не отреагировал, он плакал, было больно, страшно, не хотелось умирать. Хотелось только свернуться в калачик, забиться в дальний угол и плакать, забыться от всего. «Хоть бы это сон! Умоляю! Хотя бы сон!»

— Артём! — заорал Заболодский, когда очередь из калаша выбила куски бетона из стены, где он прятался, — Возьми себя в руки! Чёрт тебя побери! Ему нужна сейчас твоя помощь! Слышишь?!

Грачёв убрал руки от лица, внимательно посмотрел на сослуживца.

— Подумай о командире! Помоги ему! Помоги мне!

Артём потянул на себя аптечку, которая ждала своего часа под кроватью. Под телом образовалась тёмная кровавая лужа, да и сам Ефрем признаков жизни не подавал. Разведчик зажал рану тампоном, приложил ухо к груди. Но сердцебиения не было.

— Нет! Нет! Слышишь! Нет! — Артём кричал, не хотел верить, что смерть забрала его командира, его… друга.

Он, зажимая рану, принялся делать массаж сердца, пытаясь вновь запустить колесо жизни. Артём просто не хотел верить. Укол обезболивающего. И вторую дозу. «Нет… Он, нет… Произнести — значит признать, значит — смириться!» А смиряться со смертью, Ефрема Артём не собирался.

Леонид сразу всё понял. Но Грачёву не мешал. Надежда ещё жила в нём. Где-то глубоко в его тёмной душе ещё не погас огонёк веры в лучшее. Он высунулся, дважды выстрелил в наглого спецназовца, собравшегося швырнуть к ним гранату, и бедолага рухнул с простреленной головой.

Артём поднял глаза полные слёз, и увидел перед собой солдата. Не веря себе, он протёр глаза, но Красный продолжал стоять над ним. Весь в чёрном комбинезоне, с бронежилетом поверх, в руках калаш с подствольником. Артём посмотрел бойцу прямо в глаза. На нём был шлем и чёрная маска, виднелась только полоска глаз. Живые, добрые и выразительные глаза. По ним казалось, что человек совсем молодой, не старше Артёма, может даже младше. Не верилось, что солдат такого уровня подготовки растерялся диверсантами. Может он человек чести и не хочет убивать безоружного.

Артём стоял перед ним на коленях, как и упал на них перед мёртвым телом своего командира. Он была жалок, сломлен, слаб, безоружен. «Питон» лежал рядом, но патронов в нём не осталось, Кольт был у Леонида, который куда-то пропал, как впрочем, и Захар, оставалась надежда на Наган в кармане куртки, но сопротивляться Артём не мог. Не желал. Из глаз его текли слёзы, он просил, молил Красного о пощаде.

Солдат приподнял автомат, зажмурил левый глаз. А Грачёв так и смотрел в его чёрные, как дуло ствола, зрачки. Страх снова прошёл, сменился смирением. Осталась только жалось. Сожаление о не сделанном.

С диким криком, словно туземец с боевым кличем, Захар появился за спиной Красного. Солдат только начал поворачиваться, как длинный кинжал вонзился ему под подбородок, наверняка, достав мозга.

Артём выдохнул с облегчением, словно тяжелый груз свалился с плеч. Мухин небрежно оттолкнул мёртвое тело, отобрал калаш.

— Думали, кинул вас? — его чёрная от гари и копоти физиономия самодовольно ухмыльнулась, — А я просто пути отхода искал. Так, кстати, нет, — с огорчением, он показал себе за спину, — они всё окружили.

Артём не ответил. Он продолжал смотреть в уже мёртвые, остекленевшие глаза Красного.

* * *

«Чёрт! Чёрт! Чёрт! Это всё моя вина! Нет! Я не хотел! Как я мог! Я ведь поклялся! Я никогда не предавал, никогда!» — Борис смотрел на горящий завод, видел какой огромный, чёрный столб дыма поднимается над ним, и языки пламени, вырывающиеся из окон. Видел, как множество чёрных фигурок с автоматами цепочкой окружили завод, а ещё кучу зевак, которые сгрудились за растянутой полосатой плёнкой-ограждением. Тельцов соскочил с повозки. Решительным шагом, чуть ли не срываясь на бег, направился к входу, не обращая внимания на возмущённые призывы извозчика об оплате.

— Извините, гражданин, сюда не положено, — солдат в чёрной маске и каске преградил путь, когда диверсант перепрыгнул через ограждение, и уже подошёл к дверям.

Борис отвёл ствол калаша, направленный ему в живот, и со всей силы ударил спецназовца по лицу. Довольно крепкий парень на ногах устоял, но сильно пошатнулся, и координацию потерял. Разведчик длинной очередью скосил второго охранника входа, который только начал передёргивать затвор, и набрав в лёгкие побольше воздуха, заскочил внутрь.

— Ефрем! Артём! — заорал Борис, пробираясь вдоль стены ближе к лестнице.

Красные, похоже, не ждали угрозы с тыла, потому не сразу сообразили, что среди клубов чёрного дыма, шастает и диверсант. Расстреляв весь рожок в спину спецназовцу, разведчик завладел новыми магазинами и гранатами. Две разрывные, и одна дымовая.

— Бори-и-ис! — услышал разведчик голос Леонида.

— Иду, не стреляй!

Заболодский выскочил на остаток балкона, оставив Артёма одного, и открыл огонь по дальним Красным, что бы прикрыть сослуживца. Где-то в углу рванула граната, послышались крики и стоны раненых. Дымовая подкатилась прямиком к ступеням, хлопнула и белый дым начал окружать её. Огрызаясь из калаша, Борис забежал на лестницу, и вместе с Леонидом они уже скрылись в комнате.

— О, жмур окочурился, — сделал вывод Захар, увидев мёртвого Ефрема.

— Что произошло?! — воскликнул Леонид, кивнув на тело солдата, из подбородка которого хлестала кровь.

Артём оставался в ступоре, уставившись на грязное покрасневшее лицо командира, на котором уже навсегда застыла гримаса боли и ужаса.

— Я не предатель, — откашлявшись, заявил Борис.

— Знаю, иначе бы не вернулся, — Заболодский похлопал сослуживца по плечу.

— Эти сволочи, скоро тут будут, — Захар кивнул на коридор, из которого пришёл.

По лестнице забарабанили армейские берцы, и разведчики машинально схватились за оружие.

— Боря, ствол! — скомандовал Леонид, и сразу поймал калаш.

Высунув автомат за угол, диверсант наугад дал длинную очередь, послышались крики раненых.

Борис попробовал пульс на шее у Дерягина, скривился от сожаления.

— Тёма, ты как?

Грачёв не ответил.

— Надо идти, слышишь? Ему уже ничего не помочь. Тёма, брат! — Борис принялся трясти сослуживца за плечи.

— Куда идти ты собрался? — вступил в разговор Захар, — чёрный ход перекрыт, я проверил.

— Парни, патроны! — крикнул Заболодский.

— Пуст! — признался Борис.

Мухин, молча, кинул один единственный рожок.

— Вентиляция, — осенило Грачёва.

— Чёрт. Точно! — Захар кинулся в соседнюю комнату, где был кабинет директора завода.

— Но не выйдет, — вдруг заявил Артём, — Там много дыма, мы задохнёмся.

— Всё! — крикнул Леонид, — Я пуст.

— Это их задержит немного, — Борис кинул ему оставшуюся осколочную гранату.

— Бегите, быстро! Я догоню!

— Не глупи, Лёня! Кидай, и быстро за нами.

— Идите уже!

Борис схватил за шиворот Артёма, который успел подобрать свой револьвер, и сумку, и потащил в кабинет. Захар уже расправился с тонкой решёткой, и принялся мочить носовой платок из фляги.

— Давай! Ползи! — скомандовал Борис.

Мухин без пререканий, вдохнул полной грудью, и залез в шахту. Прилепив Артёму на лицо мокрый платок, Борис прикрылся сам, и втолкнул Грачёва шахту следом. Оглянулся на мгновение, услышал разрыв гранаты, и полез следом.

Дышать в тесном, раскалённом пространстве было невыносимо. Артём кашлял, кружилась голова, казалось, что он сейчас отхаркнёт собственные лёгкие. Но парень полз, потому что знал, от него сейчас зависит жизнь Бориса и Леонида. В глазах потемнело, потекли слёзы, но разведчик только попытался ускориться, что бы быстрее вдохнуть.

— Проклятье! — закричал Захар, послышался скрип.

Артём открыл глаза и увидел, как Мухин провалился вниз. Проржавевшее дно вентиляционной шахты не выдержало веса разведчика, и проломилось под ним. Захар упал прямиком в воронку, куда в давние времена стекал цемент, и, ободрав локти, сверзился по горке вниз. Артём последовал за сослуживцем, Борис тоже был готов на всё, лишь бы вдохнуть. В почти бессознательном состоянии Грачёв, подобно мешку с картошкой, скатился по желобу на бетонный пол. Сверху рухнул Борис.

— Хух. Даже не верится, — Захар поливал лицо водой из фляги.

Борис огляделся, это была вторая часть завода. И главное, что тут не было спецназовцев.

— Где Леонид? — опомнился Артём.

Тельцов печально мотнул головой.

В этот момент, в желоб свалилось что-то тяжёлое, матерясь и кашляя, тело покатилось по желобу. Это был Леонид. На грязных, изнеможенных лицах появились улыбки.

— Валим, скорее! — первым пришёл в себя Захар, и побежал к окну.

Эта часть завода была полностью отрезана от той, где устроились диверсанты, и потому её окружать не стали. Выбраться, и незаметно проникнуть во дворы, смешаться с толпой, пробраться через бараки, для разведчиков труда не составило. Теперь они были на свободе.

Глава 50 Родная кровь

1.

Нижний Новгород. Съёмная квартира.

Из старенького дивана торчали пружины. Стул, единственный на всю квартиру, нещадно скрипел. На столе стояли три рюмки, половинка чёрного хлеба, лежал «Питон» и берета. Кресло-качалка было старым и дряхлым, впрочем, как и всё в этой квартире. На тумбочке слой пыли был толщиной с палец, но это не мешало там покоиться пустой бутылке водки. Единственное, что в помещении было в хорошем состоянии, это рация, стоящая в углу, на старом, грязном полу. Вся обстановка нагнетала утопию, и только усугубляло плохое состояние всех гостей. Повод выпить был, но никто не хотел. Одной бутылки водки на троих хватило сполна, что бы все остались в здравом уме, а боевой товарищ был, помянут.

Леонид достал из кармана паспорт, ножом срезал фотографию Ефрема. Борис поднял с пола фоторамку с разбитым стеклом и выцветшей фотографией, ссыпал осколки, и поставил на стол. Захар оторвал от своей модной куртки чёрную ленточку.

— Пусть земля тебе будет пухом, брат! — Леонид водрузил маленькую фотографию с чёрной летной в большую рамку, и поставил посреди стола.

— Хороший был человек, — произнёс Борис, — жаль, что похоронить, по-человечески не удалось.

Захар ничего не сказал, только подошёл к окну, закрытому грязной рванной занавеской. Тельцов откинулся на диване, углубился в тяжкие думы.

Эта съёмная квартира принадлежала одному из республиканских диверсантов, которого знал Леонид. Когда грязные, уставшие, разведчики пришли сюда из последних сил, хозяин, конечно, не отказал, но сам предпочёл въехать, чтобы не накликать на себя беду, опасными гостями.

Леонид поднялся, прошёл на кухню, где облюбовал себе место в углу Артём. Он так и не сказал ещё ни слова, после того, как они выбрались. Он сидел в ступоре и упёрто глядел в одну точку.

— Тёма, — Заболодский присел на корточки прямо перед парнем, — Приди в себя. Ты молодец, ты сделал всё, что мог, и даже больше. Ты смог взять себя в руки, когда твоя помощь была необходима. Ты попытался спасти Ефрема, и знаешь, — глаза Артёма немного поднялись на рассказчика, — Ему было легче умирать, зная, что перед смертью его не бросили, за него боролись, рисковали. Это много значит, особенно для такого человека, как Ефрем. Ты смог побороть свой страх, это уже немало. А ещё, — Леонид положил руку товарищу на плечо, — Ты спас нас всех. Именно ты вспомнил про вентиляцию в экстренной ситуации. Командир был прав, ты прирождённый лидер. Ты повёл нас, когда мы проявили слабость. Помнишь? — Артём помнил, в его глазах проскользнула искорка надежды, — Сейчас ты нужен нас, слышишь? Нам нужна твоя помощь.

Артём опустил глаза. Ему было тяжело. Он не привык к такой ответственности. Леонид оглянулся в поисках полезного, увидел только револьвер и сумку разведчика. «Питон» парню явно не поможет, а вот сумка. Заболодский достал из тесёмки потрёпанный дневник, протянул Артёму, вместе с карандашом всунул в его непослушные руки.

— Вот. Это тебе поможет. Попиши. Прошу тебя.

Артём равнодушно скользнул взглядом по дневнику, и разжал пальцы. Книжица упала, раскрылась на пустой странице, и на ней была такая же пустота, которая царила в душе Артёма.

Борис лежал на диване и боялся пошевелиться. Хоть ожоги у него были не такими сильными, как у остальных разведчиков, но ему тоже досталось, и любое движение отдавалось сильной зудящей болью. Но больше страданий приносило совсем не это. Душевные муки разрывали Бориса на части.

«Я никого. Никогда. Не предавал» — стучала мысль в его голове, — «Из-за меня погиб Ефрем. Эти Краснопёрые твари знали меня в лицо, проследили, вышли на завод. Сволочи. Не может быть, я всё разрушил. Всё» — Тельцов закрыл правой рукой глаза, и заметил на сгибе локтя что-то красное. Нет, это был не ожог. Что-то странное, не поддающееся сравнению, словно клякса на белом листе бумаги, или же подобно корню цветка, красные прожилки расходились из одной точки, из вены и были они под кожей. Но не что-то инородное, а как некий раздражитель, ссыпь, аллергическая реакция. Осознание пришло мгновенно, это было место укола. Тот необычный «подарок», который преподнёс Ушков своему диверсанту. Вакцина 145.

И тут сердце замерло. Если Леонид знает, как выглядит укол от Вакцины, то Борис слит с потрохами. За секунду, до того, как Заболодский кряхтя, зашёл в комнату, Борис опустил рукав.

«Теперь я не сбегу. Никогда. Не стану дезертиром. Я обязан Ефрему, и все ребятам, которых предал. Я буду бороться до конца».

— Как он? — тихо поинтересовался Тельцов.

Леонид снял майку, начавшую липнуть к обожженному телу, взял со стола баночку с мазью, принялся натирать ожоги.

— Хреново.

— Давай, помогу, — Борис медленно поднялся, опустил пальцы в вонючую мазь.

— Сидит в ступоре, и не знаю, что его выведет из этого состояния.

— Я помню, шли как-то с туземцами в рейд, и по нам с блок поста как начали стрелять с пулемётов, и гранатами закидывать. Было как при штурме в Подмосковье, когда мы к тебе ехали. И вот, там даже здоровые мужики, выше меня на две головы, рыдали, сворачивались в калачики и завали мама, представляешь?

— Да знаю, что, я, по-твоему, на боевых действиях не был?

— У него пройдёт. Парень крепкий, стойкий.

— Надеюсь, просто многие с ума сходили. Потом с ложечки кормить приходилось.

— Он справится, — вкрадчиво сказал Борис.

А Захар, стоя у окна, только и ждал, когда окончательно развалится группа, и тогда он, не будучи дезертиром, сможет покинуть проклятый город.

* * *

Все два дня прошли, словно в бреду. Диверсанты зализывали раны на съёмной квартире, приходили в себя. Отчаяние всё сильнее одолевало их. Какой-то звериный инстинкт подталкивал их к Артёму, а парень так и не спешил оправдывать их надежды. Они ждали его решения, но Грачёв даже не ел. Наверное, даже не спал. Борис начал сомневаться, что парень выкарабкается из этого состояния, но продолжал ждать. А Леонида проходящее попусту время угнетало, он знал, что час запуска ГПД всё ближе. И, в конце концов, Заболодский решил действовать.

Рация диверсанта, который пожертвовал своей квартирой для коллег, была настроена на одну волну с Центром, потому, соединиться не составило труда.

— Центр, как слышите? Это группа «Мозг», вызываю Центр. Ответьте! — голосил Леонид.

— Слышу вас, это Центр, — отозвался знакомый молодой голос.

— Отлично! Расскажи, последние новости, что там у вас?

— Простите, с кем имею честь?

— Леонид Заболодский.

— А, точно, есть такой. Позови капитана Ефрема Дерягина.

Разведчик помолчал немного, потом снова заговорил в приемник:

— Ефрем мёртв.

— Командир группы погиб? Значит миссия ваша оконченная, и я подам рапорт о роспуске группы «Мозг».

— Наша миссия не окончена, слышишь?!

— Боюсь, что это не вам решать.

— Ладно, скажи, хотя бы, какие новости из Центра.

— Бардак, — сквозь треск помех коротко отозвался радист.

— Ясно. А Палкин? Поймали?

— Пока нет, но его видели недавно в Новом Ключе.

— Как он так быстро двигается?

— У него же угнанная машина, и бензин где-то берёт. Похоже, он едет к вам.

— Зачем ему… — и тут сердце Леонида остановилось, он вспомнил фотографию Камиллы, найденную у неё в офисе.

«На столе в стеклянной фоторамке было изображение. Осенний лес, оседланные лошади, накрытые столы на поляне, куча радующихся людей, воздушные шарики с надписями: «С днём рождения!», и пять человек на переднем плане. Пожилой мужчина и женщина, обнимающие двух девушек, среди которых узнавалась Камилла и красиво одетая счастливая красавица — виновница торжества». Леонид машинально выключил рацию, тяжело осел на диван. Палкин. Молодой слащавый парень, обнимающий его любимую женщину — Камиллу.

Заболодский посмотрел на Артёма, который так и сидел, подобно овощу, в углу кухни, на Захара, мирно сопящему в кресле, на дверь, в которую с минуты на минуту должен был войти Борис, вышедший за продуктами. Он один. Снова. Против всего мира. От него сейчас зависит судьба Камиллы и всей его жизни. Он должен принять решение.

«В прошлый раз получилось не очень хорошо, меня спалили, и еле далось сбежать. Я не предназначен, что бы принимать решения, только верно служить. Но кто это сделает за меня. Надо торопиться. От меня зависит жизнь Камиллы, только я должен принять это решение.» — с этими мыслями Леонид подскочил с дивана, и выбежал на улицу.

Он торопился, боясь передумать. Было страшно, он уже раз ошибся, приняв решение самостоятельно, и вот судьба вновь заставляет его действовать самому.

2.

Нижний Новгород. Квартира Камиллы Нежновой.

«Молодой красивый парень, всегда пользовался популярностью у женщин. Высокий, статный, с приятным выражением лица, вкрадчивым голосом, нежным и внушающим доверие, парень всегда и везде чувствовал себя уверенно, или же самоуверенно. На таком празднике, как день рождения его родной сестры, которую он, кстати, сильно любил, молодой перспективный человек пользовался большим вниманием.

— Гаврила! — окликнул его давний товарищ.

Парень, галантно извинившись, отошёл от дам, оправив свой солидный смокинг, подошёл к зовущему.

— Сколько лет, сколько зим! — воскликнул он, кинувшись обниматься.

Гавриил дружелюбного товарища не узнал, лицо было смутно знакомо, но не более. Тем не менее, он, натужно улыбаясь, холодно поздоровался с товарищем, поблагодарил за приход, соврал о том, как рад видеть его на празднике, и направился дальше.

— Господин Палкин, — из толпы выскочил полный низкий человек в дорогом костюме, гладко выбритый с закрученными, как у гусара, усами.

— О, рад вас видеть, — Гавриил узнал начальника сестры, но имя так и не вспомнил, — Благодарю, что посетили наш скромный праздник.

— Скромный? — начальник театрально расхохотался, но сразу же продолжил, — Такой бал, любому на зависть. Молодцы, хвалю. Прими мои поздравления.

— Благодарю, — жестом Гавриил подозвал официанта.

Парень в белой рубашке и фартуке, подбежал с подносом в руках, на котором стояли бокалы. Посеребренный поднос был таким же фальшивым, как и улыбки гостей. Попивая шампанское с мелкими пузырьками, Палкин направился на летнюю веранду. Громко играла музыка, на сцене отрабатывал свои деньги певец, раздирая глотку, что бы песня получилась более душевной. Резная деревянная веранда была украшена разноцветными, дешевыми воздушными шариками, с надписями: «С днём рождения!». Гавриил шёл по тропинке из ненастоящего, как и одежды гостей, камня, которая петляла через искусственный газон, который только выглядел богато и красиво, но на самом деле являлся штампованным материалом.

— Скучаешь, солнышко? — опустошая бокал, Гавриил обнял Камиллу за талию.

Девушка отстранённо стояла в углу веранды, возле барной стойки, и пила из трубочки апельсиновый сок, специально для неё заказанный. Она смотрела на певца, который кружил на сцене, и песня его была такой же неискренней, как и поздравления гостей.

— Да нет, тут весело, — девушка улыбнулась, поцеловав парня в щёку.

Камилла теперь не могла таких празднеств. По природе, она была мизантропом, и большие скопления людей угнетали её, она чувствовала себя неуютно в окружении незнакомых людей, на вечеринках, ей не нравились песни продажных певцов, ненавидела громкую музыку, презирала девушек лёгкого поведения, без конца заливающих себя спиртным в баре. Сама она пила редко, и только по большим праздникам, или на важных встречах, любой вечеринке предпочитала родной офис, или же лабораторию, где проводила дни напролёт. На день рождения девушки, которую она даже не знает, она пришла только из уважения к своему возлюбленному. До сих пор тот факт, что совсем противоположный ей человек, Гавриил, который был наглым и напористым, ей вдруг понравился. Да что там, она влюбилась. Было в этом самолюбивом человеке что-то, чего она не могла назвать и объяснить, но это притягивало сильнее силы притяжения.

— Расслабься, будь раскованнее, — Палкин подмигнул Камилле, — пойдём, я тебя познакомлю с интересными людьми.

«Интересными людьми» были друзья Гавриила, перед которыми он хотел похвастаться новой спутницей.

В отличие от девушки, Палкин чувствовал себя в такой атмосфере очень комфортно и уютно. Ему нравились большие скопления людей, где он старался стать центром внимания, и благодаря своему красноречию и образованности, ему это нередко удавалось. Любил флиртовать с дамочками лёгкого поведения, который опьянял своим обаянием и красотой, кланяться и вежливо беседовать с «высокими шишками», целовать руку их супругам, весело болтать и спорить со своими друзьями, напиваться с ними, бедокурить. Группы незнакомых людей представляли для Гавриила неподдельный интерес. Новые люди — новые знакомства. А он был человеком контактным, потому и множество связей и друзей. Но Палкин не обольщался, слово «друзья» было образным, вернее сказать: «хорошие знакомые», с которыми весело поговорить и провести время, или же попросту напиться.

— Милая, сними эти очки, в них ты выглядишь… — «как офисная крыса» — подумал, но вовремя прикусил язык Гавриил, — вот, так гораздо красивее.

Он снял элегантные очки в чёрной оправе, и положил себе в карман, поцеловав Камиллу в накрашенные губки. Теперь на его лице был след женской ласки и поцелуя, для друзей отличное подтверждение, а перед очередной легкомысленной красавицей надо будет умыться.

Камилла скромно улыбнулась, её самолюбие было ущемлено тем, что возлюбленный стеснялся её профессии и внешнего вида, хотя именно для него она напялила это до ужаса неудобное сиреневое платье с небольшим вырезом на спине. Оно сковывало движения, неприятно липло к телу, зато облегало хорошую фигуру.

До друзей они так и не дошли. Гавриила окликнула его мать, и под ручку парочка направилась к входу на веранду.

Рядом стояли осёдланные лошади, одна из которых — подарок Палкиной. У сестры лицо сияло от радости, столько подарков и внимания в этот день. Камилла осталась в тени, позволив своему спутнику обнять и расцеловать свою сестру, в красивом и нарядном платье.

— Давайте здесь сфотографируемся, — предложил отец Гавриила.

Семейство Палкиных сгрудилось перед верандой, Гавриил позвал к себе Камиллу, отказаться для которой было проявлением неуважения и невежества. Фотограф со стареньким фотоаппаратом стал перед семейством, сказал, что бы все улыбались и нажал на кнопку…»

Так оно и отложилось в памяти и на фотографии, прошедшей сквозь время. Выцветшая, потускневшая, не такая яркая, как воспоминания, картинка стояла в аккуратной фоторамке, которую Камилла бережно хранила все эти годы.

— Тебе ещё налить чаю? — осторожно поинтересовалась Нежнова.

Палкин очнулся от воспоминаний, отставил фоторамку, улыбнулся:

— Конечно, солнышко.

Это «солнышко» сильно укололо слух Камиллы. Куда пропала та любовь? Почему тепло Палкина уже не притягивает, как раньше, а наоборот, стало противным, полным напыщенности, наглости и хамства. Может Гавриил и был всегда таким? Просто она, молодая, неопытная девчонка попала в его плен очарования.

Из небольшого чайника кипяток полился в кружку Гавриила, а затем и в кружку его сестры, которую он только что привёз.

— Хороший у тебя чай, милая, как раньше, — с наслаждением Палкин откинулся на спинку стула.

— Тебе никогда не нравился, — заметила Камилла.

— Разве, — поддельно удивился он.

Будучи с дороги, он только скинул свои туфли, так и не потрудился снять плащ.

У Камиллы сегодня был выходной. Она приготовила себе завтрак, насилу проглотила, ибо готовить совсем не умела, и питалась предпочтительно в пустых кафе. Она собиралась пойти на работу, и посидеть немного в лаборатории, где были люди близкие к её уровню интеллекта, но планы резко изменились. Так хотелось вырваться из тесной квартирки, где она и так проводила крайне мало времени, перестать нервничать из-за звуков стройки, которая велась в соседней высотке, как всё прервал звонок в дверь. Это был Палкин. Возлюбленный, который пропал на несколько лет, сбежал, и даже не попрощался. Как обычно, самоуверенный, наглый, напористый, изменилось только лицо. Оно стало более жёстким, появились складки морщин, синева под глазами, и веяло от него безумной усталостью и изнеможением. Как оказалось, он ехал без отдыха несколько дней подряд, останавливаясь редко и усыпая на пару часов. Прибыв в родной Новгород, Гавриил сразу направился домой, где встретил только сестру, и, взяв её с собой, направился к своей давней любви. Остыл ли он так же, как разлюбила его Камилла?

Палкину казалось, что при встрече будет столько радости, они будут обниматься и целоваться без устали, болтать день и ночь, потому что столько всего хочется рассказать, столько лет прошло. Но возлюбленная встретила его довольно холодно. Не бросилась к нему с распростёртыми объятиями, не расцеловала его в губы. Лишь вежливо улыбнулась, и пригласила войти, словно он, Гавриил Палкин, заядлый Казанова, любимец всех дам, которые так и сыплются к его ногам, какой-то сосед с площадки, зашедший за солью.

Вот и сидели они сейчас за круглым столом в небольшой комнате, пили чай, он старался казаться уверенным в себе и как всегда непоколебимым, а девушки были слишком сильно ошарашены, неожиданным появлением пропавшего много лет назад братом и возлюбленным.

Все мысли Камиллы были только Леониде, который где-то близко, но так далеко. Такая пропасть их разделяет, вот он будто можно достать рукой, а на самом деле недоступный. Она отдала бы всё, что бы быть с ним рядом, но боялась себя. Чем Леонид отличается от Гавриила? Они так похожи. И Камилла боялась снова разлюбить, снова потерять любимого, ещё тогда, когда пропал Палкин, она поклялась себе, никогда не бросать работу. ГПД — это её всё, это её жизнь, её самая сильная любовь, то, ради чего она живёт. Потом. Всё остальное будет после запуска ракет. Сейчас есть только ГПД.

Послышался стук в дверь.

— Ты ждёшь гостей? — всполошился Палкин, медленно заведя руку за спину, где за поясом покоился Глок.

— Вроде, нет, — неуверенно ответила Камилла.

— Я открою, — с радостью вызвалась Палкина, которой пытливый взгляд брата стал надоедать.

«Дверь открыта» — вспомнила Нежнова, ведь впустив Палкина, она забыла обо всём.

Девушка встала из-за стола, пошла в коридор, что бы встретить гостя, как он объявился сам.

Высокий, крепкий мужчина, с угловатыми чертами лица, осунувшийся, лоб разрезали морщины, на лице красовались свежие ожоги и ссадины, левая сторона лица была искривлена старым ожогом. Гость был в плаще, брюках и в шляпе, в своём обычном представительном виде. Увидев Палкина за столом, глаза вошедшего расширились, округлились, налились кровью.

— Леонид?! — успела вымолвить Камилла, но Палкин среагировал быстро, на уровне рефлексов.

Он подскочил со стула, но стрелять не стал, ибо сестра его была на линии огня, зато схватил Нежнову за шею, грубо поднял и приставил пистолет к её виску.

Складной нож в руке Леонида блеснул, разведчик схватил опешившую девушку, и приставил к её горлу острое лезвие.

— Спокойно! — крикнул Заболодский, повинуясь движению противника.

Палкин был спокойнее покойника, такой же бледный и равнодушный, он двигался медленно боком, как боксёр на ринге, всё ближе подходил к коридору, откуда вышел диверсант.

Из глаз Камиллы потекли слёзы. Сейчас она впервые выглядела слабой и беззащитной женщиной, которая нуждается в помощи. В отличие от своей подруги по несчастью, она не верещала, как сестра Палкина, а молча, смотрела в глаза гостю.

— Гавриил, — Леонид старался говорить спокойно и вкрадчиво, — Это всё ни к чему, слышишь? Прошу, оставь Камиллу, и я отпущу эту женщину.

— Можешь убить её, она мне никто, — решительно заявил Палкин, справедливо подозревая, что у противника нет огнестрельного оружия.

— Братец, что ты! Прошу помоги! Пожалуйста! — закричала девушка, истошно дёргаясь в руках разведчика.

— Что тебе нужно? Убить меня? Хорошо, стреляй!

— Предмет! — отозвался Гавриил, и в интонации выдал свой страх и волнение.

«Волнуется, нервничает, значит, может наделать глупостей, надо быть осторожнее и не провоцировать» — пронеслось в голове Леонида.

— Отдай мне предмет! Я знаю, он у тебя!

Заболодский посмотрел на девушку в руках врага, пистолет у её виска дрожал, сама Камилла плакала, и в глаза её застыл ужас и мольба о помощи.

— Хорошо! Вот, у меня только часы Грачёва! — нагло соврал Леонид, это было единственное, что он мог сейчас сделать.

Медленно, осторожно отцепив ремешок своих часов, агент, слегка размахнувшись, швырнул их на стол, который теперь разделял его с противником. Гавриил, полоснув вещицу взглядом, заревел не своим голосом:

— Ты блефуешь, кретин! В игры со мной решил поиграть?!

— НЕТ! Прошу!

Страх, вера, боль, надежда, ужас, оцепенение, всё это намертво осталось во взгляде Камиллы, в её голубых, выразительных глазах, которые никогда больше не моргнут.

Выстрел в замкнутом помещении прозвучал очень громко. Отдача откинула руку Палкина. Из виска Камиллы брызнула кровь. Пуля пробила аккуратную девичью голову навылет. Осколки черепа, брызги мозга и крови ударили в белую стену.

Страшный вопль застрял в горле Леонида. Так не орал даже горящий Ефрем. Столько боли, отчаяния, горя было в этом зверином крике.

Рука двигалась сама. Лезвие, глубоко разрезая кожу, поползло по нежной девичьей шее. Глаза Палкина вспыхнули яростью, когда из горла его родной, любимой сестры брызнул кровавый фонтан. Кряхтя, ибо голос был сорван, Заболодский отпустил сестру Палкина с разрезанной шеей, из которой нещадно лилась алая кровь. Девушка упала на стол, заливая белую скатерть, и хрипела, тянула окровавленную руку к своему брату, который сам сделал свой выбор. Гавриил побежал, от всего. От умирающей сестры, от тела возлюбленной Камиллы, которую собственноручно застрелил, от врага всей своей жизни.

Леонид упал на колени рядом с телом любимой, он не мог поверить, что её больше нет, она мертва. Ярость овладела им, гнев требовал вырваться наружу. Он кинулся за врагом, желая одного на свете — мести.

Палкин вырвался из душной квартиры, побежал по лестнице, перескакивая по несколько ступеней, перепрыгивая перила, он быстро выскочил на улицу. Машина стояла через несколько домов отсюда, и, панически соображая, Гавриил кинулся туда, где намеривался оторваться от погони.

Заболодский вылетел из подъезда, полным злости взглядом огляделся. Спина Палкина в чёрном плаще маячила слева. Противник бежал на стройку, где наивно полагал оторваться от преследователя. Но Леонид бежал, как никогда в жизни не бегал. Страшно было представить, что он готов был сделать с убийцей.

Беглец, сбивая строительные материалы по дороге, опрокидывая стулья и табуреты, успел пробежать половину стройки, когда его нагнал противник. Не останавливаясь, Леонид прыгнул на Палкина, вкладывая всю силу и вес в один удар, который пришёлся прямо на спину бедолаге. Воскликнув, Красный едва удержался на ногах, и понял, что от правосудия ему не суждено уйти. Леонид ударил мерзавца по лицу с правой, затем с левой, пнул в живот. Гавриил, отлетев к стеллажу, схватил первое, что попалось под руку — стальную полую палку. Обезумевший от жажды мести, Заболодский сразу налетел лицом на труду в руках противника. Кровь брызнула из разбитых губ, но Палкин не остановился на этом, из обороняющегося он превратился в нападающего бойца. Следующий удар пришёлся по челюсти. Сильный, резкий, труба со свистом пролетела в воздухе, и с хрустом столкнулась с челюстью диверсанта. Заорав благим матом, Леонид со всего маху упал на землю, сильно ударившись о край стеллажа скулой. Послышался неприятный хруст, и страх сжал сердце. Палкин не останавливался, крича, что этот «кретин» забрал у него сестру и любимую, он принялся бить лежащего, то палкой, то ногами, когда чем придётся. Кровь заливала лицо Леонида, живот свело, словно кишечник накрутили на дрель, ломило кости. «Убийца!» — пульсировало в мозгу Заболодского. Он пополз, из последних сил, приметив впереди какой-то предмет. Рука нащупала рукоять, и агент резко развернулся на спину. Гавриил, как раз замахивался для очередного удара, как лежачий противник нажал на курок. Послышался слабый хлопок, и гвоздь со страшной силой выскочил из жерла. Стальной прут вонзился в плечо Палкина по самую шляпку. Закричав от боли, он выронил свою трубу, и скользкими от крови руками, принялся панически извлекать инородное тело из плеча. С рёвом Леонид обрушил здоровую доску Палкину на голову. В ответ тот закричал, из рассечённой брови потекла кровь. От второго удара по телу, доска Леонида переломилась, но это не остановила зверя. Вид собственной крови больше не пугал его, а даже заводил, придавал сил, вселял в его сердце больше ярости. Заболодский принялся молотить, давшего слабину противника. Кулаком в зубы, ногой в пах, коленом по носу, головой о бетонную колонну. Палкин извернулся и попал Леониду локтём в нос. Моментально в глазах показалась вспышка, яркая и страшная. Алая струйка появилась из обеих ноздрей. Но момент был упущен, теперь Палкин с силой обрушил свой кулак Заболодскому на голову. Республиканец не выдержал удара — упал. Но сразу поднялся на четвереньки. Гавриил пнул врага в живот, так, что послышался хруст рёбер. Затем он схватил поверженного, но не сдавшегося Леонида за волосы, и рывком поднял. Казалось, что сейчас в руке Палкина останется только окровавленный скальп, а диверсант так и рухнет, умирая. Но Заболодский выдержал, повернулся к противнику, и схватил его за грудки. Надавливая пальцем на скользкую шляпку гвоздя, Леонид вызвал душераздирающий крик из уст Гавриила. Оба закружились, словно в бешенном танце, не желая выпускать друг друга, и наконец, со всего маха они ударились о стекло. Окно со звоном рассыпалось, выпуская два крепко сцепившихся тела на улицу прямо на тротуар. Палкин закричал с новой силой, оказалось, что он сильно пропорол предплечье об один из осколков. Леонид воспользовался моментом, и, опрокинув врага, смело уселся на него. Он молотил своими сбитыми кулаками Палкина по лицу, желая превратить его в кашу, ведь тело под ним лежало безвольно, даже не пытаясь сопротивляться. Гавриил елозил своей грязной от крови ладонью по земле, и ему попался довольно крупный осколок стекла. Преодолевая боль, он уколол Леонида в лицо наугад. И попал. Осколок вонзился Заболодскому прямиком в левый глаз. От рёва, который Палкин слышал впервые, заложило уши. Ну, никак не мог так кричать человек. Холодом обдало спину, и Гавриил ударил вновь. На этот раз, осколок рассёк разведчику грудь, заставив его скатиться на тротуар. Палкину стало очень страшно. Как никогда он так не боялся. Внутренний голос подсказывал: «Добей его, пока он слаб, иначе он поднимется!». Но Красный не успел. Он поднялся. В разорванных штанах, в некогда белой рубашке, нынче разорванной и перепачканной алым, кровоточащим лицом, он вселял ужас. Он перестал кричать, только рычал, как зверь. Голодный, злой, пылающий ненавистью. Из — под ладони, которой был закрыт левый глаз, текла кровь.

Палкин побежал. Быстро, очень! Забыв о боли в теле, и усталости, он знал только одно — его убьют, если он остановится. Леонид был похож на медведя, полного нечеловеческой силы и выносливости, разъяренный, а раненый и почти побеждённый, ещё более сильный. Гавриил боялся оглянуться, потому что стоило повернуть голову, и он увидел бы его. Но Красный точно знал, что зверь за спиной, он слышал его страшный топот тяжёлых ног, шумное сопение и рычание, это были не стоны раненого, человека который против всех законов должен быть при смерти.

Палкин врезался в чёрную дверцу машины, ключ попал в замок сразу, вот уж удача, щелчок, и он уже в салоне. Руки тряслись, дыхание было тяжёлым, адреналин хлестал через край. Палкин пытаясь попасть в щёлочку замка зажигания, повернул голову направо, и ужаснулся. Со страшной силой Леонид врезался в его дверь. Машину даже качнуло. Единственный глаз был страшно выпучен и бешено вертелся. Мотор завёлся с пол оборота, и, переключив передачу, Палкину пришлось сдать назад, что бы выехать из переулка. Заболодский перестал бездумно дёргать заблокированную дверную ручку, и ясно осознал, что сейчас его заклятый враг скроется. Гавриил вдавил педаль газа в пол, и снова побелел, когда здоровая туша Республиканца прыгнула на капот. Леонид кричал что-то от бессилия, и бил кулаком в лобовое стекло. Машина начала мерно набирать скорость, и Палкин возблагодарил Бога, что стекло пуленепробиваемое. Какими бы не были сокрушительными удары Леонида, стеклу вреда они не нанесли. Только кровавые брызги и струйки оставались на прозрачной плоскости. Палкин резко повернул руль, и всё закончилось.

Леонид полетел с гладкого капота на землю, а противник скрылся в бронированной жестянке. Дикое «нет» пронеслось по пустой улице. Не смог. Проиграл. Слабак.

Леонид заплакал. Не от физической боли, а от бессилия. От того, что его душа не успокоилась, он не сумел отомстить. Дальше всё он помнил очень плохо. В квартиру возвращался, словно в бреду. Он зашёл в комнату, где произошла кровавая бойня, упал на колени перед телом Камиллы. Положил её голову себе на ноги. Какая красивая, нежная милая. Любимая… Он гладил её, целовал в холодные губы, вытирал кровь с лица, и внимательно смотрел в остекленевшие глаза, покрывшиеся пеленой. Слёзы текли из единственного правого глаза, падали женщине на щёку.

Заболодский видел всё, как в тумане. Ничего не понимая и не осознавая. Вдруг, все проблемы стали какими-то глупыми и неважными. Жизнь? А замес уже? Раз нет Камиллы, то теперь нет и его. Нету больше Леонида Заболодского. Всё. Всё кончено. Сослуживцы были правы, Артём был прав. Не стоит больше бороться, он слишком наивен и глуп, мальчишка Грачёв понял это раньше. Пора смириться.

Какие-то люди в форме забежали в квартиру. У них были автоматы, и костюмы, такие знакомые. Запоздало Леонид вспомнил, что это спецназовцы, как тогда совсем недавно на цементном заводе. Что им нужно? Почему никто не хочет оставить его одного вместе с любимой женщиной? Почему ему завели до ужаса больные руки за спину? Зачем кто-то пнул его в печень? Они хотят увести его? Пускай, только дайте поцеловать Камиллу, последний раз. И закрыть её голубые, красивые глаза, полные слёз и боли. Леонид не слышал никаких звуков, что произошло? Оглох? Ну и пусть. Что в этом противном и грязном мире слушать? В квартиру вломился ещё один человек. Куда вы все? Итак, душно! Леонид начал задыхаться, зрение единственного глаза заволокло пеленой. У нового гостя был револьвер в руке, большой, внушительный. Он что-то крикнул, и приставил дуло к груди одного из спецназовцев. Это был Артём, запоздало догадался Леонид. Прозвучал выстрел, наверное, громкий, но раненый диверсант не слышал. Вот появилась вторая здоровая фигура, даже больше го самого. Кто-то знакомый. Но лицо расползалось, он двигался слишком быстро. Вроде, Борис.

Леонид смотрел на это всё, снова обнимая голову любимой, смотрел, как в театре, вроде вот они действующие лица, но ты как бы, не участвуешь в сцене, ты — зритель. Но досмотреть сил не хватило. И Леонид провалился в тягучую и невероятно тяжёлую темноту.

Глава 51. Обратного пути нет

1.

Нижний Новгород. Съёмная квартира.

«Я должен быть сильным. Ефрем не ошибся, я — лидер. Я могу принимать решения, и вести людей, когда они слабы. Я сам подвёл Леонида. Думал только о себе, плакался и ныл, «за что мне это?», «что я плохого сделал?». Глупые вопросы. Из-за моей слабости и эгоистичности, пострадал Леонид. Моя вина. Как бы, не страшно было это осознавать. Слишком поздно до меня дошёл смысл разговора по рации. Если бы я меньше думал о себе, и не отчаивался бы, то удалось спасти любимую Леонида и его самого. Когда мы появились в квартире, где были две мёртвые девушки, и четверо спецназовцев, я ошалел, увидев, что произошло с моим другом. На его теле не было ни единого целого места. Многие рёбра сломаны, собственно, как и челюсть, которая теперь вряд ли срастется правильно, скула проломлена, не считая выбитых зубов и разбитых губ, бровей. Ещё, мне кажется, что у него повреждены внутренние органы. Сломаны и вывихнуты пальцы на правой руке, где же он ими так лупил? Но самое страшное, это выколотый глаз. Ужасное зрелище. Я всю ночь просидел рядом с бедолагой, обрабатывал его раны, накладывал и менял повязки.

После того, как он потерял сознание, мы осторожно доставили его домой, то есть на нашу съёмную квартирку. После этого он так и не пришёл в себя. Боюсь, что у него очень сильное сотрясение. И остаётся только надеяться на лучшее, потому что я не специалист, на медицинском даже не доучился, тем более не инструментов. Полевая аптечка, и немного обезболивающего, которое почти кончилось, это всё, что у меня есть.

Стоит сказать «спасибо», Леониду, мне и вправду стало легче, когда я продолжил писать дневник. Теперь мне надо повести людей за сбой. Не знаю, выйдет ли что-нибудь у меня, но я должен попытаться. Я уверен, что всё получится, и у меня появилась надежда. Вновь. И Леонид, именно он вселил её в меня. Не стоило отчаиваться и сдаваться, теперь, только до конца. Обратного пути нет…»

Артём закрыл дневник, бережно положил его в свою сумку. Задумался, посмотрел в комнату, где находились Борис и Захар. Собрался, оправил рубашку, и медленно вышел к ним.

* * *

«Какой он сильный» — пронеслось в мозгу Бориса удивительное осознание. Прирождённый лидер, вожак. Они ждали этого часа, и Артём это знал. Высокий, худой, с серьёзным лицом, в глазах огонь, мышцы на лице напряжены, желваки играют, глаза прищурены, и взгляд… Цепкий, жёсткий, настойчивый. Вот оно — становление.

— Друзья, — обратился к ним Артём, откашлявшись.

Борис и Захар смотрели на него с нескрываемой надеждой, как собака смотрит на хозяина, они ему верят.

— Мы победим в этой войне. Любой ценой. Я, — Грачёв ткнул себя в грудь, говорил он, надо признать, словно учился ораторскому мастерству много лет, — готов отдать свою жизнь, для выполнения этой миссии. На кону не больше, не меньше судьба двух стран, если не всего мира, как бы, не скромно это звучало. Наши отцы, — он посмотрел на Захара, затем перевёл взгляд на Бориса — и наши друзья начали это дело. Мы обязаны закончить начатое. Это наш долг! Иначе, погибшие в этой войне, наши друзья, агенты, мирные люди, зря отдали свои жизни. Ведь они погибли, что бы жили мы. Что бы мы завершили это задание. Я никого не принуждаю, но сомневаюсь, что вы теперь сможете спокойно покинуть этот проклятый город. Надеюсь, что вы осознаёте серьёзность всей ситуации. И ещё, у нас есть надежда. Она есть у меня, и ею я собираюсь наградить вас. Надежда эта совсем не пустая. А теперь главное: у меня есть план. Итак, это сложное решение, от выбора будет зависеть не только ваша жизнь, но и жизни миллионов людей. По сему, незамедлительного ответа я от вас не требую.

Артём замолчал, внимательно буравя взглядом своих сослуживцев. Воцарилась тишина. Грачёв уже собирался повернуться, и скрыться на кухне, полагая, что ничего не вышло, но тут Борис кашлянул.

— Артём, — начал он, — я пойду с… за тобой.

Конечно, огромная разница, идти с кем-то, или за кем-то. В первом случае это не более чем помощь, коллега, напарник, а во втором, это уже признание в Артёме лидера, командира, вожака.

Грачёв кивнул, выражая благодарность, и перевёл взгляд на Захара. Тот колебался. Хотелось ему бросить всё и сбежать. Но что-то его удерживало. Естественно не совесть. Скорее страх. Он боялся остаться один. А Артёму он почему-то верил. Ведь он выручил из беды Леонида. Дважды. Сумел вывести их по вентиляции из горящего завода. Но командир, ничем не хуже Ефрема. Только… Он заботиться о своих людях. Ефрем бы не пошёл спасать Леонида, рискуя всем. И это обнадёживало Мухина, вселяло в него надежду.

— Я тоже, — неожиданно для себя решил Захар, словно боясь передумать, — закончим… Ну… Смотря что за план.

Артём улыбнулся, считая, что ответ прозвучал утвердительным.

* * *

Через два дня Леонид очнулся. Описать его самочувствие было очень сложно. Как может себя чувствовать человек, по которому словно каток проехал? Множественные переломы, кровоточащие раны. Но он боли словно не ощущал. Темно и тихо. «Я уже на том свете? Что-то как-то скучно» — отстранённо подумал Леонид. Он не верил в рай, как впрочем, и в ад, но после смерти и вправду ожидал большего, нежели просто тихую тьму. Оглох? Ослеп? Какое это уже имеет значение. Как хорошо, что он умер. Не зачем больше жить на этой планете.

Послышался скрип, и в комнату кто-то вошёл.

— Лёня, — тихо и нежно позвал голос.

Голос Камиллы. Какой красивый. Приятный. Он открыл глаза. Но открылся лишь один правый. Левого больше не было, и на его месте красовалась повязка, окроплённая кровью. Щурясь, Леониду удалось-таки увидеть гостя. Это был Артём.

— Как ты? — поинтересовался парень, присаживаясь на край кровати, где лежал раненый.

Заболодский не ответил. Он не желал слышать своего противного голоса, и вовсе не был расположен к беседе.

— Мне очень жаль… что такое произошло…

«Жаль ему. Да что ты знаешь о настоящей потере, щенок?» — говорил глаз Леонида.

— Ты был прав, что жизнь не останавливается, нужно бороться, и дойти до конца.

«Вот он уже конец!»

— Иначе, все погибшие, отдали свои жизни зря. Если мы не победим, то значит, подведём всех.

— Уходи, — прошептал Леонид.

— Лёня, послушай, — Артём склонился над другом, — чтобы не случилось, мы будем держаться вместе. Слышишь?

— Камиллы больше нет! Зачем мне жить? Ради кого?! Я всё потерял! Всё! — закричал в отчаяние Леонид, и горло отозвалось болью, оказывается голос сел, и прозвучало еле разборчивое шипение.

— Не говори так. Если ты выжил, значит, так суждено. У тебя ещё есть предназначение.

Леонид, кряхтя, отвернулся. Грачев, посидев ещё немного, тоже вышел.

* * *

— Захар, — вечером, обдумав нелёгкое решение, и взвесив всё, Артём решился.

— Чего тебе? — обронил Мухин.

Разведчик увлёк сослуживца за дверь.

— Мне нужны наркотики, — серьёзно заявил Артём.

Захар сначала замер, недоумевая, а потом залился таким диким хохотом, что у Грачёва возникли подозрения о его психической уравновешенности.

— Что? Совсем трудно тебе в этой жизни, да? — сквозь смех выдавил раскрасневшийся Мухин.

— Не мне, — так же серьёзно ответил Артём, — мои лекарства почти закончились, и Леониду нужны сильные обезболивающие, и ещё…

— Я тебе не аптека, — вдруг зло бросил Захар.

— Прошу, — Артём удержал собеседника за руку, — больше никто не сможет достать лекарственных препаратов.

— Это обойдётся в круглую сумму, тебе ли не знать стоимость лекарств.

— За это не беспокойся.

— Ничего обещать не могу.

— И ещё, помимо обезболивающего раздобудь что-нибудь… — Артём попытался найти слова, — отчищающее сознание. Что бы жить хотелось.

Мухин хитро улыбнулся.

— Но не слишком сильное, чтобы башню не срывало.

— Ладно.

— Ещё не всё, — Грачёв снова поймал собеседника, — узнай, какой из наркобаронов в этом городе самый влиятельный, ясно?

— А тебе зачем?

— Есть кое-какая сделка. Так и скажи, что Грач базарить хочет. И скажи, что я человек влиятельный и важный, но здесь новый.

— Понял, — подозрительно глядя на нового командира, сказал Захар, и наконец, беспрепятственно ушёл.

2.

Нижний Новгород. Резиденция Красного Креста.

Ольга Денисовна была женщиной властной, сильной и жёсткой, если не жестокой. Погрязшая в коррупции, она ничем не отличалась от своих коллег. Так же делала деньги за спиной начальства, шла по головам, благодаря чему и достигла таких успехов в карьере. Она открыто льстила высшим по чину, делила с начальством любовное ложе, и не гнушалась ничем, ради своей работы. Раньше, красивая, стройная и молодая женщина, она начинала работать фактически с нуля, и благодаря своей красоте, хитрости и очарованию, она к своим сорока пяти годам достигла должности, заведующей городской резиденцией. Все действия Красного Креста в Нижнем Новгороде и в прилегающих землях были в полной власти Ольги.

Работа её была трудной. Конечно, это не в шахте киркой махать, но ведь, сколько левых сделок проводится в день, сколько взяток берётся и даётся ради заработка или продвижения по карьерной лестнице. Если все её тёмные дела всплывут на поверхность, то можно смело получить два смертных приговора, как минимум.

Сегодня она сидела в своём офисе, как в обычный рабочий день, заполняла проклятые бланки, которые уже сидели в печенках, и молилась о приближении обеда. Конечно, с её-то должностью можно было самой распределять свой рабочий график, но всё её окружение свою начальницу открыто недолюбливало и завидовало ей, потому любой мог её сдать.

До обеда ещё несколько минут, вот-вот прозвенит звоночек, и все спустятся в столовую, кроме Ольги Денисовны, которую нервировали взгляды коллег. Она пойдёт обедать в ресторан, как уважающая себя женщина. Но что-то не задалось, когда в дверь кто-то постучал.

— Войдите, — неприятным и злым голосом бросила начальница, не отрываясь от бумаг.

Вопреки её ожиданиям в кабинет вошёл ни кто-то из её подопечных, а неизвестный молодой парень.

— Здравствуйте, мадам, — он слегка поклонился.

Держался парень твёрдо и уверенно, и одет был более, чем располагающе к беседе — в чёрном пиджаке, отглаженных брюках. Он был аккуратно подстрижен и побрит, причёсан, и в повадках его выделялись изысканные манеры высшего слоя общества.

Ольга Денисовна сразу отодвинула бумаги от себя, вежливо поздоровалась, обаятельно улыбаясь.

— Начальник резиденции Красного Креста в городе Новгород, Ольга Денисовна Колонкова.

— Очень приятно, — гость тоже добродушно улыбнулся.

Несмотря на возраст, Ольга Денисовна выглядела довольно красивой женщиной, которая внимательно следит за собой. Мучая организм нескончаемыми диетами, и непринятыми в её окружении гимнастиками.

— Я имею право знать ваше имя, уважаемый? — осторожно поинтересовалась начальница.

«Кто же он? Держится уверенно, напористо, даже немного резко, сразу видно — важный человек. Но слишком молод, значит, у него очень влиятельный отец. Пиджак опять же, большая редкость, и манеры и голос, наверняка, занимает важный пост. Лицо умное, глаза честные, не чиновник, нет. Проверка? Вроде не похоже. По телосложению военный. Высокий чин?»

— Называйте меня просто Артёмом, — гость снова одарил женщину обаятельной улыбкой.

«На лице ожоги и ссадины, под глазами синева, значит, точно военный, причём не штабная крыса, а боевой офицер! Лицо хоть и бодрое, но уставшее, скорее всего на человеке лежит большая ответственность, раз не спин ночами».

— Присаживайтесь, — Ольга Денисовка поднялась, указывая на стул в углу комнаты.

— Благодарю, — Артём приставил стул к столу, и сел напротив хозяйки.

— Ольга Денисовна, у меня к вам важный разговор.

— Я вас слушаю, — с готовностью ответила начальница, которой офицер уже пришёлся по вкусу и вызывал симпатию.

«Много раз говори правду, а потом соври в том, что тебе надо и всё прокатит за чистую монету» — вспомнил Грачёв слова Ефрема.

— Я республиканский диверсант, проникнувший в тыл противника. Моя задача — остановить катастрофу мирового масштаба, — начал Артём, внимательно следя за реакцией собеседника, Ольга к слову, никак не отреагировала, а внимательно слушала, — Возможно, вы что-то слышали про ГПД, Газ Психического Действия, вот ознакомьтесь, — Грачёв протянул начальнице ранее приготовленное описание ГПД, составленное по статье некой Камиллы Нежновой.

Ольга Денисовна быстро пробежала бумагу глазами, еле шевеля губами, словно беззвучно читая про себя.

— Это невероятно, — выдохнула она.

Женщина посмотрела на Артёма такими глазами, что он сразу понял — она верит.

— Мне, конечно, докладывали, что Красные разрабатывают психотропное оружие, но что такой силы и таких действий. Я знаю только одного человека, который мог добиться таких результатов.

— Камилла Нежнова, — не упуская возможности, добавил Артём.

— Именно. Она гениальный учённый, настолько талантливая и умная, что я называю её не иначе, как феномен!

— Только свой талант она направила во зло.

— Да, — протянула в задумчивости Ольга Денисовна, — если ГПД вырвется из пробирки, мне даже трудно представить последствия.

— Итак, моё предложение: вы списываете указанные вот здесь лекарства, — Артём подсунул начальнице листок со списком, составленный на днях Захаром, — я в свою очередь, даю вам информацию о численности гарнизона охраны комплекса и точную схему.

— Вы хотите, что бы я напала на комплекс? Мы, между прочим, Красный Крест, а не армия головорезов.

Грачёв скривился, словно внезапно откусил кусочек лимона.

— Кому вы это рассказываете, я ведь, тоже числюсь у вас, и прекрасно знаю, как работает ваша компания. Тех наёмников, которых вы прикармливаете должно хватить.

— Какая мне с этого выгода? — спросила Ольга Денисовна, переходя на менее громкий голос.

— Разве вы сами не догадываетесь? — неподдельно удивился Артём, — Идя сюда, я надеялся, что буду иметь дело с серьёзным и деловым человеком, оказывается, что я ошибся?

Самолюбие начальницы было задето, и она округлила глаза.

— Ладно. Но это слишком опасная авантюра, с чего мне вам верить?

— Разве вам мало документа? — Артём указал на описание ГПД, — В другом случае, подумайте, что вы теряете? Несколько десятков наёмников, которых никто не хватится? Зато, в случае успеха, вы получаете целый комплекс, на который давно, ещё до вас, положили взгляд.

— Вряд ли, начальство одобрит.

— А кто вас просит начальство ставить в известность? Вы ведь ничего не потеряете в случае неудачи. А ведь, здесь в городе стоит огромный комплекс, с современными станками, приборами и устройствами, гениальными учёнными, массой знаний и технологий, и это принадлежит каким-то Красным, ни Кресту, хотя большая часть комплекса как раз отведена под медицину, а этим безбожникам. Начальство вас только похвалит, когда всё пройдёт, как полагается, и вы получите огромную денежную благодарность, — и, заметив, как у собеседницы загорелись алчностью глаза, Артём продолжил, — продвинетесь по карьерной лестнице, разве не это главное в жизни?

— Давай список, — коротко ответила Ольга Денисовна, давая понять, что сделка её устраивает.

Грачёв хитро и с наслаждением улыбнулся — один союзник уже был на его стороне. А ведь верна поговорка: Враг моего врага — мой друг.

3.

Нижний Новгород. Окраина города.

Несколькими часами позже, уже вечером, Артём шёл по тёмным улицам, ведомый Захаром. За спиной в тесёмке он нёс то, за что его здесь могли запросто убить на месте — лекарства. Мухин знал, с каких лекарств можно сделать наркотики, а Артём, проявляя весь дар красноречия и психологии, добыл это сокровище.

Вход в подземелье, где проводились кулачные бои, находились залы казино, бары, и прочие развлечения, охранялся здоровыми верзилами. Но они сразу узнали Захара, и один из них, вызвался проводить разведчиков к боссу.

Дыня. Так звали самого влиятельного и сильного в городе наркоторговца и организатора всех подпольных развлечений. Это был невысокий и очень полный человек. От него так и веяло здоровьем и силой, и складывалось впечатление, что этот человек собственной продукцией не интересуется. Он сидел в кожаном кресле, курил сигару, и внимательно следил за боем, который вёлся на арене этажом ниже.

В подземелье было просторно, дышалось с трудом из-за дыма. Освещение было слабым и тусклым, но это совсем не сказывалось на количестве посетителей. Казалось, что здесь собрался весь город. Одна масса зрителей кулачных боёв чего стоит!

— Здравствуй, Дыня! — сразу, словно давнего приятеля приветствовал наркобарона Артём.

Захар говорил, что с ним надо вести себя нагло и напористо, он это уважает.

— Грач?

— Допустим.

— Что за важная птица? Ничего о тебе не слышал.

Артём сначала хотел попросить присесть, но посмотрев на грязные диваны в подозрительных пятнах, предпочёл остаться на ногах.

— Это не имеет значения, у меня есть к тебе предложение, как к человеку влиятельному и важному в этом городе, — не упуская шанса польстить, продолжила Артём.

— Говори, — Дыня приподнялся, явно заинтересовавшись странным гостем, который не трясся от страха, словно осиновый лист, а вёл себя на равных.

— Лабораторный комплекс Красных. Думаю, он вам уже давно мозолит глаза?

— Там охраны — тьма.

— Ты должен понимать, что Республика уже подступает, и скоро охраны комплекса станет совсем мало. Почему бы под шумок, не прибрать заведение к себе. А главное — лекарства, и компоненты из которых дурь можете готовить до конца века.

— Заманчиво, но с какого перепугу, мне верить неизвестно кому?

— Это раз, — Артём протянул Дыне листок со схемой комплекса, и отметками слабых мест, — Это подкрепление моих слов, — тут разведчик, расстегнув рюкзак, высыпал половину лекарств, полученных в Красном Кресте, на стол.

Дыня сначала внимательно осмотрел схему, зачем полоснул взглядом лекарства.

— Чего ты хочешь?

— Это, — Грачёв кинул на стол перед накробароном список, который составил ещё на съёмной квартире.

— Деньги будут, снаряга? Винторез? АК — 12? Полсотни магнумовских патронов? Каски? Калаши? Ф-1, десяток? — начал перечислять Дыня, всё больше округляя глаза, — Не много ли ты хочешь, щенок?

— Это мои условия, не соглашаетесь, значит, не будет и инфы, — Артём взял рюкзак за лямку, но Дыня опустил на него свою мясистую руку.

Охранники наркоторговца всполошились, опустили руки на пистолетные рукояти.

— Этого мало, что бы верить тебе, — медленно, обдумывая каждое слово, заговорил Дыня, после длительной паузы.

— Может, поверишь ему? — Артём еле заметно махнул рукой, и Захар вышел из тени.

Наркобарон узнал его сразу, и нескрываемо удивился.

— Нас послал Жук, — прибегнул к ранее обговорённому плану «Б», Мухин, — Он таким способом отдал тебе свой долг.

— Половина, — принялся торговаться Дыня.

— Жук сказал, что этого должно вполне хватить.

— Пусть возвращает треть.

— Я передам, — покорно соврал Захар.

— А теперь скажи, — Дыня полностью переключил своё внимание на Артёма, словно Захар для него больше не существовал, — На кой вам столько оружия?

— Я работаю на Республику, — и, выдержав паузу, Артём продолжил, — Моей группе необходимо выкрасть некоторые документы из президентского дворца.

Дыня сначала слегка улыбнулся, а потом, поняв, что собеседник не шутит, стал серьёзным, как прежде.

— Я дам тебе несколько парней, что бы присмотрели за тобой, если инфа, — он кивнул на схему, — окажется левой, то ты сильно пожалеешь, понял?

— Конечно, — без тени страха ответил Грачёв.

4.

Где-то под Нижним Новгородом.

На ремонт отцовских часов Артём потратил кругленькую сумму, сравнимую с их начальной стоимостью, но жалости к затратам парень совсем не испытывал. Лишь лёгкое удовлетворение. Эта вещь, единственная оставшаяся от отца, была Артёму так близка и дорога, что он просто смотреть не мог на разбитое стекло и погнувшиеся стрелки. Словно что-то важное в жизни пропало. Оберегая часы, Грачёв думал не о том, что они — ключ к блокировке ракетного комплекса, а о том, что потеряй он их — потеряет память о единственном родном человеке.

Забрав часы, Артём уже один с раннего утра отправился в деревню, неподалёку от Новгорода. Поселение было совсем обычным и небольшим, это было разведчику только на руку.

— Эй, паренёк! — Грачёв окликнул пробегающего мимо мальца.

— Что вам, дяденька?

— А ты не знаешь случайно, где тут друзья мои, туземцы?

В глазах деревенского мальчишки проскользнул неподдельный испуг и удивление, невнимательный человек ничего не заметил бы, но не разведчик.

— Не знаю, почём мне знать, — мотнул головой паренёк.

— Послушай, — Артём перешёл на шёпот, — Это очень важное дело, меня послали из соседнего племени, договориться с вашим.

Мальчик сначала внимательно слушал, а потом как дал дёру, что Артём его быстро потерял из виду за приземистыми избами. Немного подождав, Грачёв двинулся дальше, выискивая кого либо, кто мог подсказать о нахождении туземцев. Честно говоря, он и не ожидал, что его так просто и сразу выведут к поселению какого-нибудь племени, он рассчитывал, что его найдут быстрее. Так и случилось. Когда он подошёл к колодцу, что бы попить, то спиной ощутил чужое присутствие. Артём обернулся, поднимая руки, и выкрикнул:

— Я с миром, ребят…

Но никто его не слушал, сильный удар прикладом в живот, заставил согнуться. Оружия при себе у Артёма не было вовсе, ибо ни с кем сражаться он не собирался. Двое мужиков его быстро скрутили, обыскали, и повели в сторону леса. Краем глаза Артём заметил того самого мальчишку, который с интересом наблюдал за происходящим из-за угла избы. Грязную тряпку умело запихнули в рот, руки крепко стянули проволкой, так, что даже пошевелиться было трудно, не говоря уже о сопротивлении. Всё это делалось умело, быстро и абсолютно бесшумно.

Когда его пинками и лёгкими тычками стволов оружия подгоняли по еле заметной тропинке, разведчику удалось разглядеть своих противников. Оба высокие и сильные парни, один в кожаных грубых штанах ручной выделки, и в камуфляжной куртке, другой в чёрной безрукавке, какие предпочитали в давние времена байкеры. Лицо одного закрывал платок, а у второго была зелёная бандана.

Гнали Артёма они сравнительно не долго, и вскоре перед его взором открылась большая поляна, расширенная ещё и вручную. Пни после срубленных деревьев были выкорчеваны, и поселение располагалось на довольно гладкой поверхности. И тут у Артёма мурашки пошли по спине, так сильно эта деревня напомнила ему время плена под Промградом. Когда его толкали через приземистые землянки и шалаши, никто на него особого внимания не обращал, видно было, что пленники здесь не в новинку. Грачёв смело прошагал дальше мимо невзрачной избушки, коих тут было множество, но его резко остановили. Один из конвоиров скрылся внутри, второй остался с Артёмом.

— Сообщите вождю, скажи, что у меня важное послание, — пленник говорил как можно увереннее, но голос предательски задрожал, появилось сомнение, что афёра не выгорит, и его не доставят вождю.

Спину снова обдало холодом, когда мысли остановились на холодной яме наполненной грязной и зловонной водой. Ждать пришлось не долго, когда конвоир вышел, они, молча, затолкали Артёма внутрь.

В избе царил полумрак, двое туземцев стояли недвижимыми изваяниями возле входа, а хозяин дома сидел на подушках, которые были разбросаны по полу, сложив ноги по-турецки.

— Присядь, — приказал хозяин Артёму, и тот немного помявшись, сразу же повиновался.

Кроме небольшого шкафа, где наверняка хранилось оружие и амуниция, в избе больше ничего не было. Множество грязных подушек разбросанных по полу, и всё. Молчаливая пауза начала затягиваться, и хозяин жестом выгнал конвоиров из помещения. Затем один их охранников зажёг лампу, и в доме стало довольно светло. Грачёв смотрел на лицо хозяина избы внимательно, и что-то ему казалось смутно знакомым. Когда-то давно, возможно ещё в другой жизни, которая прошла в Промграде, он видел этого человека.

«У дикаря было грубое, угловатое лицо, покрытое рыжей бородкой и щетиной. Его глаза, маленькие, жестокие, и внимательные заглядывали прямо в душу Артёму.»

И тут пленник вспомнил. Сомнений быть не могло.

В памяти всплыл благородный поступок, когда этот человек вернул Артёму часы его отца, и во время облавы на деревню туземцев под Промградом именно этот человек выстрелил в Ефрема. А ещё запомнились слова этого дикаря: «Ты никто, в тебе нет стержня, понимаешь? Такие, как ты либо быстро умирают, либо приспосабливаются и меняются. Этот мир не для тебя понимаешь?» Неужели он прав. Что, если он, молодой разведчик не сможет ничего изменить?

— Ну, вот мы и свиделись, Артём Грачёв.

— Норманн, кажется, я не успел тебя поблагодарить, за спасение во время облавы.

— Не за этим же ты сюда шёл.

— Не за этим. Руки затекли, — Артём поворочался, показывая, что ему неудобно.

— Вы что, не видите, что моего гостя держат связанным?! — крикнул Норманн своим стражам, и они сразу кинулись распутывать проволку на запястьях разведчика.

— Как твой брат? — решил начать с далека Артём.

— Умер. Я знал, что так произойдёт, ведь ему кто-то прострелил колено, помнишь?

— Да, но это были мои вынужденные меры.

— Помню прошлый раз, ты сказал: «мне очень жаль».

— Зачем уже цепляться за прошлое.

Норманн потянулся куда-то за подушку и извлёк оттуда большую фляжку из выделанной кожи. Жадно отхлебнув, он предложил выпить своему гостю. Артём не отказался, и для смелости, и что бы хозяина дома не обидеть.

— Ты знаешь, я ошибся. Думал ты и пары дней в яме не протянешь, а ты и бегать пытался, везучий всё-таки, а увидев тебя сегодня, я вообще был шокирован. Ты проделал такой путь и выжил? Удивительно.

— Я смотрю, ты тоже чего-то добился, — кривясь от крепкого спиртного, произнёс Артём.

— Конечно, я теперь вождь самого крупного племени, как видишь! — не без гордости заявил Норманн.

— Ого. Хвалю, больших высот добился, — теперь Артём был очень рад счастливому стечению обстоятельств.

— Отужинаешь со мной? — великодушно предложил вождь.

— Приму за честь.

Артём вышел, продумывая, что надо будет сказать за столом, а Норманн принялся переодеваться. Через полчаса все приготовления были завершены, и двое мужчин, вождь и его гость, сели за стол. Пиршеств было много, даже для всей деревни, чего уж говорить об Артёме, которому ком в горло не лез, и о худом вожде. Сначала больше для приличия, нежели для дела они поговорили о политике, о ситуации в мире, о войне, и наконец, Норманн спросил:

— Артём, ну так для чего ты меня искал?

Разведчик отложил столовые приборы, и, собравшись с мыслями, начал:

— Давай на чистоту, я тебе доверяю, так что говорю как есть: я собираюсь присоединиться к туземцам.

Вождь никак не отреагировал, но проявлял заинтересованность в беседе, даже есть перестал.

— Для тебя, естественно, не секрет, что Республика уже поджимает Новгород, сегодня-завтра они будут под городом, и начнут штурм незамедлительно.

— Продолжай.

— Красным пришёл конец, это уже все видят, государство рушится, отламываясь на кусочки, и теперь вопрос только в том, кто эти кусочки подхватит.

— Предлагаешь, нам подобно стервятникам каким-то, или грязным шакалам, набросится на умирающую власть? — никакого возмущения или недовольства в голосе Норманна не было.

— А разве у вас с Красными нет своих счётом? Причём, посуди сам, если ударить Красных по самому слабому месту, и, не понеся при этом больших жертв, ты не только сможешь получить жирный кусок, но и выслужишься перед Республикой.

— Я вождь, а не слуга, и я не прислуживаю! — без угрозы, но с гордостью заявил вождь, о сам-то ещё помнил те времена, когда он был никем, и понимает, что глупо устраивать сцены «царя» перед Артёмом, — Но твоя идея меня заинтересовала, продолжай.

— Когда Республика войдёт в город, и если малочисленные войска не смогу их остановить, то Красные прибегнут к экстренному плану: запустят ракеты. Ракетный комплекс, это ещё и крупный бункер, лаборатория, огромные запасы продовольствия и оружия, амуниция…

— Я знаю, конкретнее.

Поняв, что клиент «купился», Артём достал из кармана уже третью копию схемы ракетного комплекса, и положил на стол перед Норманном.

— Все слабые места, полная схема всего здания, вплоть до вентиляции и канализации.

— Видимо, у тебя свой человечек в комплексе?

— Именно, думаешь, я бы тебе левую схему подсунул.

— Нет, тебе это ни к чему. Ладно, по рукам, если дело проходит гладко и комплекс достаётся нам, то ты принят моим замом.

— Благодарю, но есть ещё одна просьба.

— Слушаю.

— Мне нужны люди, сколько сможешь дать, стольких хватит. Немного, но что бы профессионалы, есть такие?

— Обижаешь, — вождь благодушно улыбнулся, — Тёма, оставайся сегодня у меня, я тебе личных наложниц предоставлю, тоже между прочим, профессиональных, — Норманн лукаво подмигнул, видно было, что теперь он расслабился, и сделкой доволен.

— Да не, извини, конечно, но дел ещё много, давай мы ещё время согласуем штурма и направление атаки.

Вытерев руки об одежду, гость и хозяин направились решать мелкие вопросы по крупной и удачной сделке.

5.

Нижний Новгород. Съёмная квартира.

— Вколол? — поинтересовался Артём, бессильно падая на диван.

— А как же, словно медсестрица, он даже не почувствовал, — ответил Захар.

— Сколько ждать?

— Я тебе скажу, а может она сам скажет, — улыбнулся Мухин.

Нехорошо так улыбнулся, нервно. Хотя это было его естественное состояние. Борис, который находился на кухне, жестом подозвал Артёма, как только Захар вышел из квартиры. Вставать не хотелось, итак день был нелёгким, так ещё и совещание собрать надо. Переборов себя, кряхтя, Грачёв поплёлся на кухню, где сразу же рухнул на стул.

— Артём, — Тельцов мялся, видимо не особенно хотел говорить, потом, что-то решив для себя, продолжил, — Ты уверен, что накачать Лёню наркотой было хорошей идеей?

— А у нас есть выход? Мы не справимся без него.

— Артём, я ничего не хочу сказать против твоего решения, но мы даже не знаем, на что идём. Ты не просвещаешь нас в свои планы, не доверяешь?

— Сегодня расскажу.

— И ещё…

— Артём! — послышался слабый протяжный голос Леонида из спальни.

Радостный Грачёв влетел в комнату, позабыв об усталости.

— Ты как, дружище? — с тревогой спросил Артём, сердце щемило, когда он видел своего товарища.

Всё время вспоминалось его полное скорби, печали и отчаяния лицо, когда он не желал выпускать из ослабших рук тело мёртвой девушки.

— Отлично, Тёма, — шипящим голосом отозвался минуту назад умирающий больной, и рот его расплылся в улыбке.

— Поговорит надо.

— А чего говорить? И так всё зашибись! — протянул Леонид и засмеялся глупым смехом.

Лицо его выражало полную беспечность и отрешённость от мира сего, единственный глаз не мог сфокусироваться на личности собеседника, и безумно вертелся по сторонам. Артём заглянул в расширенный зрачок, и, попросив не подниматься с постели, вышел из квартиры.

— Ты что наделал, медсестричка? — разведчик схватил Захара за предплечье, от чего тот выронил сигарету.

— А что, накрыло? — равнодушно поинтересовался наркоман.

— Ещё как, я же просил, что бы он адекватен остался.

— Ну, переборщил я немного, с кем не бывает. Через часик отпустит.

— В депрессию не впадёт?

— Не на столько отпустит, — Мухин грубо высвободился, и вернулся в квартиру.

Вернувшись в комнату, Артём вырвал листок из своего дневника, и принялся писать. Он так увлёкся, и отдался чувствам, что не заметил, как Борис оказался за спиной. Увидев готовый конверт для письма, листок бумаги, и Артёма, с мечтательным выражением лица, Тельцов всё понял сразу.

Через час Лёню не отпустило, пришлось дать ему снотворного, и, сменив повязки, Артём уложил его спать. Он так вымотался за день, что без сил лёг спать, забыв обо всём на свете.

* * *

Борис спал плохо. Он не знал, как это назвать, ведь от бессонницы он никогда не страдал, спал, как медведь, наверное, совесть. Хотя, откуда? Его одолевали сомнения, мысли роились, словно голова превратилась в огромный улей. Наконец, не в силах уснуть, он поднялся, и направился к Артёму. Заклеенный конверт лежал на тумбочке рядом с его кроватью. Убедившись, что сослуживец спит крепко, Тельцов взял письмо, и вернулся на кухню. Захар спал в зале, Артём в своей комнате, Лёня вообще с кровати не поднимается, и потому, никого не опасаясь, Борис открыл конверт. Аккуратно, и бережно развернув листок бумаги, он принялся читать мелкий текст под светом свечи.

* * *

Здравствуй, Дорогая Рита! Надеюсь, ты ещё помнишь меня, и молю Бога, что бы это письмо попало в твои руки. Я на войне, тут тяжело, но мысли о тебе спасают меня, каждую минуту я вспоминаю тебя. Милая, надеюсь, ты добралась до Ростова, и у тебя всё хорошо. Прошу, дождись меня, я обязательно вернусь к тебе, закончу задание, выполню свой долг, и обязательно к тебе! Я бы всё отдал, за минуту нашей встречи. Я передаю тебе деньги, они обязательно пригодятся. Если всё прошло хорошо, и это письмо ты получила, то прошу, ответь мне. Нет ничего хуже незнания. И помни, Рита, я люблю тебя!

Твой Артём.

— Прости, Тёма, но ты нам сейчас нужен. Ты всем нужен. А если этой девчонке в голову придёт поиграть с тобой? Кто их знает, женщин этих? Так что извиняй, брат, — шептал Борис, разворачивая новый чистый листок, и приготавливая карандаш.

* * *

Здравствуй, Дорогая Рита! Я много думал о нас с тобой. И пришёл к сложному решению. Нет ничего хуже, чем томиться в ожидании, потому, будет лучше, если я тебе скажу. У нас ничего не выйдет. Никаких отношений. Мы слишком разные, и я понял, что в жизни мне нужен другой человек. То, что было между нами в поезде, это всего лишь ошибка, моя ошибка. Прошу тебя, не расстраивайся, ты ещё найдёшь своё счастье, я уверен. И ещё у меня к тебе будет просьба, не пиши мне больше, никогда. Давай разойдёмся друзьями, без ссор и обид. Прости меня за всё и прощай!

Твой Артём.

Пламя от свечи лизнуло исходное письмо Артёма, поползло вверх.

«Что же я, как крыса, какая-то?! Противно даже. Ну почему я?! Я просто должен, обязан, иначе никак» — оправдывался перед самим собой Борис, вкладывая новое, исправлено им, письмо в конверт. В какой-то момент Тельцов остановился, закрыл лицо руками, было несказанное желание порвать это чёртово письмо, и сжечь, но что-то остановило его. Долг? Возможно, ведь разрушать чужое счастье не приносило ему удовольствия.

— Что же ты судьба плутовка такая? Почему ты так обернулась? Не переступил тогда в поезде, когда Ефрем просил, не убил девку, а вот, теперь проблемы от неё, и снова на мои плечи, — шёпотом бормотал Борис, не хотелось ему подкладывать письмо Артёму, не хотелось через себя переступать.

До боли сжав свои волосы в кулак одной рукой, он отнёс письмо на место, откуда взял, и в разбитых чувствах вышел на улицу. Вся его ночь прошла в душевных терзаниях, ведь это было чистое предательство, а чего он никогда не делал? Не предавал. Никогда. И придерживался жизненного убеждения, что предательство простить нельзя. «Гореть мне в аду, за такое скотство!»

* * *

Утром Борис избегал встреч с Артёмом, насколько это можно было делать в небольшой квартирке. Он чистил свой пистолет, точил нож, и занимался всем, чем только можно, лишь бы не посмотреть сослуживцу в глаза. Борису всё чудилось, что Грачёв проверил письмо, и вот-вот раскусит предателя, но на самом деле, ничего не подозревая, Артём отнёс заветное послание любимой на почту.

6.

Нижний Новгород. Съёмная квартира.

Борис сидел, широко расставив ноги, и глядел в пол, компанию ему составлял Леонид, тоже заметивший нечто интересное у себя под ногами, только Захар изучал потолок, закинув ногу на ногу на стол.

— Итак, друзья, — собравшись, начал пламенную речь Артём.

Он был в чистой рубашке и джинсах, с «Питоном» за поясом, гладко выбритый, и причёсанный, такой внешний вид придавал ему уверенности даже перед своими бывшими сослуживцами, а ныне — подчиненными.

— Все мы помним, что сегодня и завтра последний день. Ориентировочно, конечно. Республика уже под городом. Наши захватили все военные базы и поселения, устроили блокаду. Новгород продержится долго, но кому это выгодно? Республика раскатает Красных, подобно катку, поэтому есть вероятность, что запустят ракеты они, как только республиканцы соберутся штурмовать. Дабы не тревожить нервы Красных, я установил связь с командованием, и у меня есть хорошие новости. Нашу группу восстановили, и меня поставили ответственным за операцию. А вернее за её финальную часть. По моему прошению, капитан Ефрем Дерягин посмертно награждён орденом мужества.

Разведчики оживились, одобрительно закивали.

— Командование обещало, что предоставит нам ракеты перехватчики, которые не позволят ГПД улететь далеко, но вы сами понимаете, что от нас сейчас всё зависит. Возможно даже исход войны. Последние дни, я не страдал от приступов безделья, и работал. Думаю, все это знают. И вот, чего я добился. Послезавтра Красный крест, бесы и туземцы ударят по комплексу.

— Ого! — выразил общую мысль Захар, своим диким возгласом.

— Представьте, какая шумиха поднимется по всему городу, когда изнутри по нему ударят.

— Вот это точно сломает Красных.

— Они огромной массой навалятся на комплекс с разных сторон, что будет дальше?

— Все резервы кинут на защиту единственной надежды, — догадался Борис, стараясь не встретиться взглядом с Артёмом.

— Верно!

— Тёма, но что это нам даёт? Как мы в этой куче сможем заморозить комплекс, там такая защита включится, — шипящим голосом заговорил Леонид, который под меньшей дозой наркотика более менее адекватно воспринимал реальность.

— Ты же сам говорил, что панелей для запуска и отключения две, одна в комплексе, а о нахождении второй мало кто знает, она всё время путешествует с курьером, так?

— Совершенно верно, ты знаешь, где второй пульт управлений? — искренне удивился Леонид.

Эм… Догадываюсь. Сами посудите, кто запустит ракеты?

— А какая разница? Главное кто приказ отдаст.

— Да не совсем так. Я почти уверен, что второй пульт будет у президента, — заявил Артём, как можно увереннее.

Захар нескрываемо засмеялся, остальные напряглись.

— То есть, наверняка, ты не знаешь? — решил уточнить Леонид.

— Да, чёрт возьми! — воскликнул Грачёв, — Какие могут быть гарантии?! Только теории, других идей у меня нет!

— А нас не думал спросить?! — Захар перестал смеяться, и подскочил с дивана, — Ты у нас теперь самодержец, да? Всё сам решаешь, а мы так, грубая сила, ты же у нас ум.

— Предлагали бы в таком случае! — парировал Артём.

— А ты не спрашивал!

— Мы думали, у тебя есть надёжный план! — тоже перешёл на громкий тон Борис, поднимаясь со стула.

— Да пока вы тут, «думали», я проблему общую решал! Я! Не вы, понятно?! Это надёжный план, у нас будет оружие амуниция, и люди, профессионалы.

— Артём, ты понимаешь, на что мы идём? — тихо, но так, что бы замолкли в этот момент все, заговорил Леонид, — Мы собрались штурмовать президентский дворец, так?

— Да.

— Да? Ты же нас на верную смерть ведёшь, — ответил Заболодский.

— А ты не её ли ищешь, а? Не ты ли умереть хотел несколько дней назад? Вот у тебя и появится шанс сделать это героически, не устраивает? — взвёлся Артём.

— С другой стороны, может и выгорит, — подумав, ответил Борис, — Сами смотрите, огромная толпа налетает на комплекс с разных сторон, а он что? Комплекс — соломинка. Последняя надежда Красных, его они буду любой ценой защищать, не президента. Ведь этот человек их не спасёт, ракеты с ГПД, это единственный шанс. Так что я уверен — даже вояки с президентского дома кинутся на оборону ракетного комплекса.

— Да, Боря, на это и расчёт.

— Это безумие! — закричал Захар, хватаясь за голову, и тяжело опускаясь на диван.

— Ты чего, дружище, — Артём попробовал приободрить наркомана, но тот выкрутился, и отскочил в сторону.

— Захар, ты кинуть нас решил, что ли? — возмутился Борис.

— Ты что, реальные шансы есть, струсил, небось? — вступил в беседу Леонид.

— Мухин, меня послушай, — прикрикнул Артём, глядя на то, как наркоман замыкается, по-звериному оглядываясь, — У нас будут стволы, бронники, люди, прорвёмся! Самому не стыдно? Столько вместе прошли, ты нам всем, как брат родной!

— Да пошли вы! Отвалите от меня, отстаньте! — закричал Захар, кидаясь к выходу.

— Да ему башню снесло напрочь, — сделал вывод Борис.

Наркоман уже провернул ключ, и открыл дверь, когда услышал знакомый щелчок за спиной. Артём стоял к нему боком и в правой руке держал свой револьвер, курок которого только что взвёл.

— Эй, ты чего? — не понял Захар, робко поднимая руки.

— Предателям — смерть! — крикнул Артём, но угрозы в его голосе не было, была уверенность и твёрдость.

— Ты не выстрелишь, — Мухин опустил руки, и повернулся.

— Предмет.

— Да, пожалуйста, на кой он мне нужен, — бывший разведчик медленно вытащил кинжал с пальцем из-за пояса и швырнул Артёму под ноги.

Затем он, молча, повернулся к выходу, и ушёл. Артём не сразу опустил оружие, только когда Борис хлопнул его по плечу:

— Всё правильно, Артём, пускай проваливает.

— Он вернётся, — почему-то уверенно заявил Артём, и поднял с пола кинжал.

Положив его на стол, он снял часы, и вопросительно посмотрел на Бориса, а когда и монета легла рядом с остальными предметами, то Грачёв заговорил:

— Мы победим в этой схватке, друзья, должны победить, ради всех, кого мы потеряли, ради тех, кто отдал свою жизнь за этот шанс, шанс на победу, и мы его не упустим.

— Я с тобой, Артём, — Борис посмотрел своему командиру в глаза уверенно, и преданно, как это делает собака, увидев своего хозяина.

— Такие люди, как мы, делают историю, — Леонид, кривясь от боли, поднялся на ноги, — Если суждено погибнуть, то я не задумываясь, отдам жизнь за тебя, Артём.

7.

Нижний Новгород.

Идти по улице и думать о своих поступках — хорошо, но это усыпляет бдительность. Когда утром, снова не выспавшись, Борис вышел на улицу, что бы отдаться угрызениям совести и заняться самобичеванием, он слишком поздно заметил, как холодный ствол пистолета упёрся ему в затылок. Все те же угрюмые люди в плащах посадили его в машину, и отвезли на этот раз прямиком в офис.

— Ну, здравствуй, Боря, вот мы снова и свиделись, — злорадно осклабился Ушков, который развалился в своём офисном кресле.

— Что на этот раз? Меня выгнали из группы, я не знаю где Ефрем и его люди, — с порога заявил Тельцов.

— Только не надо врать, иначе ты совсем скоро отправишься за своим любимым Ефремом. Какие вы наивные глупцы, думали, он вечен? — майор засмеялся, совсем не искренне, а противно и фальшиво, — Все на него так надеялись, а тут раз, и нет бедняжки.

Лицо Бориса быстро налилось краской, зрачки расширились, и кулаки непроизвольно сжались, даже охранники потянулись за пистолетами.

— Не злись, я знаю, что вы там что-то задумали, кто у вас главный? Какой-то Артём? Смешно. Тебе не стыдно, что тобой командует мальчишка? Ладно, молчишь, так молчишь, я тогда буду говорить. Я знаю, что вы собираетесь, напасть на ракетный комплекс, но устраивать облавы и пытать тебя времени у меня нет. Даже если я тебя сейчас убью, твоя смерть ничего не изменит. До запуска ракет всего 17 часов и 32 минуты, — заявил Ушков, глянув на свои золотые часы, — сейчас имеете значение только одно.

По щелчку пальцев майора, из соседнего кабинета вышел изувер в белом медицинском халате.

— Ты же понимаешь, сопротивляться бесполезно, ты далеко не пуленепробиваемый, и не супер-герой так ведь? Я тебе хочу только добра, иначе не тратил бы на тебя такую драгоценную вакцину.

Бориса жёстко поставили на колени перед врачом, и приставили пистолет к затылку.

— Когда ГПД накроет весь мир, мне понадобятся сильные и верные бойцы. Тебя я могу сделать своим начальником охраны, хочешь? Не хочешь? Ну, сам смотри, ты мне очень помог, а поможешь сейчас, то и до зама министра обороны Красных не далеко. Это лекарство, — Ушков кивнул на шприц, содержимое которого уже отправилось в предплечье Бориса, — для верности и от совести. Ты, как оказалось, очень преданный дурак. Это тебя и сгубит, мы же не хотим умирать?

Борис всё видел как в тумане, слова проклятого майора доносились до слуха с трудом, словно он не был от него в трёх шагах, а за милю. Тельцов почувствовал, что земля из-под колен уходит, но сильные руки не позволили ему упасть. Третий охранник придержал Борису голову.

— Ну, что, док, пора? — поинтересовался майор, глянув на часы.

— Да, у вас не более минуты, за это время он воспримет всю ту информацию, которую вы произнесёте, на всю оставшуюся жизнь. Любой приказ он исполнит, только переходите сразу к действию, а не проверкам…

— Да знаю я. Только иди сейчас и молись, что бы твой пробный препарат сработал, иначе я тебе всю лабораторию закрою, понял?

Коротко кивнув, человек в халате скрылся.

— Боря, — Ушков присел напротив разведчика, — Ты сделаешь то, что я тебе скажу, ясно? Ты подчиняешься только мне. Я — твой хозяин. Я велю тебе убить Артёма Грачёва. Не убивай его сразу. Дождись удобного момента. Убей тогда, когда он будет беззащитен. Не рассказывай ему о нас с тобой. Веди себя, как обычно, и делай то, что Артём Грачёв попросит, пока не будешь готов его убить. Теперь… Сюда смотри, я сказал, — пощёчиной Ушков привёл Бориса обратно в сознание, — Не позволь Артёму Грачёву, или Леониду Заболодскому, или Захару Мухину заморозить ракетный комплекс, ты понял? Ты убьёшь Артёма Грачёва.

Лицо Ушкова расплывалось, Бориса похлопали по щеке ладонью, и он не своим голосом отозвался, словно заводная игрушка:

— Я убью Артёма Грачёва.

Финал

Затвор «беретты» щёлкнув, плавно вернулся в исходное положение.

— Похоже, Тёма, тебя надурили, — сделал вывод Борис, бережно положив пистолет на стол.

— Да, этот наркоман тот ещё, — протянул Артём, передёргивая затвор своего Винтореза.

Они втроём сидели на съёмной квартире, и осматривали отданное накробароном Дыней оружие и броню. Очень многое из списка Артёма отсутствовало, но, к сожалению, выяснять, уже не было времени, завтра предстоял важный день. Завтра всё и решится. Артёму было трудно сосредоточиться, ибо мысли были только о Рите. Он догадывался, что письмо дойдёт до получателя нескоро, но сложно идти в бой, возможно даже последний, не зная ответа любимой.

— Тёма, — Борис нерешительно позвал командира, стараясь не встречаться с ним взглядом.

— Да.

— Боишься?

— Нет. Устал. Просто я очень устал, — в голосе Артёма это чувство отчётливо угадывалось, — И бояться устал, и думать, и решать. Скорее бы всё кончилось.

Артём закашлялся, жадно хватая воздух ртом, и ослабший осел на стул.

— Плохо? — Леонид участливо появился рядом, положив руку другу на плечо.

Разведчик попытался что-то ответить, но только сильнее закашлялся, лёгкие словно хотели вырваться из груди.

— Может тебе к врачу? — поинтересовался Борис, вкладывая патроны в магазин к своему пистолету.

— Ты что несёшь? Нас разыскивают, до завтра дотяну, и этого хватит, — невесело усмехнулся Артём.

В сборах и приготовлениях к предстоящему бою прошёл весь день.

* * *

Был вечер, и на Новгород уже спустились сумерки. Тельцов осторожно, и как-то неуверенно вошёл в храм божий. Кроме старушки в чёрном платке внутри никого не было, и разведчик, оглянувшись в последний раз, быстро подошёл к иконе Христа.

— Господи… — Борис чувствовал себя неловко и неуверенно, — Вообще, я атеист, но… Понимаешь, если Ты есть, то я хочу попросить у тебя помощи. Я знаю, я грешник и не часто обращаюсь к тебе. Но сейчас мне очень тяжело, этот проклятый голос звенит у меня в голове, я затыкаю уши, а голос всё твердит: «Убей Артёма Грачёва». Голова раскалывается, и мне тяжело, почему я не могу рассказать всё Артёму? Не знаю. Я чувствую, что делаю, что-то не так, не правильно, но не понимаю, как исправить. Помоги мне завтра, помоги всем нам. Я не знаю, что там положено говорить в таких случаях, не знаю молитв и тех слов, с которыми к тебе обращаются, просто прошу от сердца: помоги.

Разведчик перекрестился, и поцеловал икону, как положено.

— Хорошие слова, сын мой, — поп в чёрной рясе возник за спиной довольно неожиданно.

— Ага, спасибо, я уже ухожу, — Борис поторопился к выходу, но церковный служитель остановил его.

— Расскажи мне, что тебя мучает, я буду молиться за вас, расскажи о своих грехах, и я освобожу тебя.

— Не надо святой отец, если я расскажу, то мне на несколько пожизненных хватит, а вы слушать устанете.

— Я не следователь, я служитель божий, и желаю помочь тебе, заблудшая душа.

— Хотите помочь? Молитесь завтра за меня и за моих друзей, хорошо?

— На грешное дело идёте? — поинтересовался церковный служитель, оглаживая бороду.

— Во имя благих целей. Прощайте, святой отец!

Борис быстрым шагом вышел из церкви, провожаемый крёстным знамением.

* * *

Ради отца, Наташи, Риты, Спичкова, Ефрема, и всех тех, кого я любил и боялся потерять. Ради миллионов невинных людей, которые сейчас спят, и даже не подозревают, что завтра, решится их судьба. Судьба всего мира, таким, каким мы его привыкли видеть. Мы победим, обязательно. Я верю в это. Сейчас не остаётся ничего, кроме надежды и веры. У нас нет другого выбора, и нет другого решения, только бой, только победа. Что бы жертвы наших друзей, были ни напрасными, и что бы мы не потеряли любимых, которые ещё могут выжить. Это будет нелегко, но я уверен мы справимся, надо только верить…

Артём закрыл дневник, отложил карандаш, возможно, это его последняя запись. Он взял со стола небольшой крестик, на протёртой верёвочке, и бережно надел его. Затем он взял отцовские часы, с новым стеклом, и внимательно глядя на них, словно увидел лицо отца. «Я люблю тебя, отец» — Артём поцеловал стёклышко, и надел часы, если умирать, то с этой святой памятью на руке.

* * *

«Камилла» — красовалась надпись на «калаше» Леонида.

— Ради тебя любимая, — разведчик нежно погладил приклад, словно шёлковую кожу Камиллы, — Прости, что я опоздал, прости за всё. Надеюсь, что там, — он с надеждой поднял голову в потолок, но имел ввиду, естественно, небо, — ты в хорошем месте, и ты счастлива, смотришь на меня, и гордишься. Я не слабак, и не трус, я готов ряди тебя на всё. Если не исправлю свою ошибку, то хотя бы умру, зная, что пытался. Люблю тебя.

* * *

Утро выдалось холодным, влажным, туман окутал Новгород, окропив росой всё на улице. Туманная мгла разведчикам была только на руку, в бронежилетах, камуфляжной форме, с оружием в руках, они смело форсировали улицу за улицей, решительно и бесповоротно. Несмотря на то, что ночью никто из троицы не сомкнул глаз, бойцы выглядели бодрыми и полными сил.

— Артём, мне всё же кажется, что зря мы оставили «калаш» и ещё оружие в квартире, Мухин не вернётся, ты слишком хорошо о нём думаешь, — по дороге завёл утреннюю тему Борис.

— Вредная привычка — думать о людях хорошо, — усмехнулся Артём, — Мы это и проверим, если не появится, то ты прав, я всё же верю в него, ведь столько прошли вместе, не может он так предать.

— Ну-ну.

— Да ладно тебе, всё равно оружия больше положенного, — Артём тряхнул своим Винторезом.

У Тельцова на плече висел дробовик немецкой оружейной компании «Бенелли», он вообще любил немецкое оружие за надёжность, но, тем не менее, не отказался от пистолета — пулемёта «Борз».

Артём заметно нервничал, но старался виду не подавать, улыбался и бодрился, как только мог, но с каждой минутой самообладание покидало его, и он то и дело глядел на часы.

До назначенного ранее места напротив президентского дворца группа добралась без приключений. Это был небольшой домик, давно покинутый и нежилой, сейчас в нём укрылись бесы Дыни и туземцы Норманна, как и договаривался Артём.

— Грачёв? — с порога подскочил к разведчику туземец, как только гости вошли.

— Допустим.

— Почему не предупредил, что наркоманы с нами? Мы тут друг друга чуть не перестреляли!

— А чего вы нервные такие? — Артём усмехнулся, глядя на суровые лица бойцов.

— Так они с нами?

— Да, лишняя помощь нам не помешает. Все ведь готовы?

— Так точно, — без особого энтузиазма отозвались бойцы.

— Кто у вас главный?

— Ну, я, — всё тот же худой туземец, который первым заговорил с Артёмом, ткнул себя пальцем в грудь, — Меня все Шашкой кличут, тоже так называйте.

— Артём, — разведчик протянул руку, и худой, но как оказалось, сильный и жилистый туземец с радостью пожал её.

Видимо, сейчас дикарь тоже почувствовал силу Артёма, не физическую, а духовную, силу характера, ту, которая заставила подняться людей, и перевернуть всё, что он попросит.

— Норманн готов?

— Да, с ребятами уже засел, ровно по времени нападёт.

— Отлично, — Артём улыбнулся, самый сильный союзник был готов, — Господа бесы, у вас кто за пахана?

— Так, Дыня Дрона за главного оставил, — отозвался кто-то из толпы.

— Дрон, а ну ка сюда иди, — позвал Грачёв, и из полумрака, царившего в комнате, вышел здоровый мужик, с лицом, не обделенным интеллектом, — Дыня к штурму готов?

— Да, всё по времени.

— Замечательно, остаётся надеяться, что и Красный Крест не кинет.

Вооружившись биноклем, Артём подошёл к окну, что бы понаблюдать за охраной у входа в огромный небоскрёб.

— Артём, а не слишком ли сложную операцию задумал? — поинтересовался Леонид, подойдя тихо и незаметно, впрочем, как и всегда.

— Не думаю.

— Ну, если эти тут друг друга чуть не перебили, то возле комплекса точно каждый сам за себя будет, так ведь?

— Пускай. Так даже лучше. Мне не надо, что бы ракеты попали в руки туземцев, бесов, или Боже упаси — Красного Креста, мне нужен хаос, что бы отвлечь от президента всех вояк. И тогда заморозить комплекс.

— А если ты всё-таки ошибся, и у президента нет пульта?

— Это мы и проверим.

— То есть, плана «Б» у нас нету?

— Импровизация, Лёня, тебе ли не знать этого слова.

Заболодский усмехнулся, ему определённо нравилась уверенность этого молодого парня, или может быть, даже самоуверенность.

Из охраны у дверей стояло четверо военных с автоматами в руках.

— Борис, всё в порядке? — поинтересовался Артём, заметив задумчивость товарища.

— Да, — как-то неуверенно отозвался Тельцов, и достал из кармана тряпочку камуфляжного цвета, — Ты, наверное, знаешь, что я был охотником, так вот эту бандану, перед смертью мне отдал командир. Он был счастливчиком, ветераном нескольких войн, крепкий орешек. Все шутили, дескать, он заговорённый, а за несколько часов до смерти, он подарим бандану мне. «Ни одно моё сражение не прошло без неё, она мой талисман, она заговорённая.» — так он сказал. В тот день, когда перед нападением на туземцев в лесу, я надел её, и единственный из нашей группы выжил. Командир погиб, глупо поскользнувшись в канаве и разбив голову о камень. Не героическая смерть, для такого человека, как он.

— И ты веришь в этот бред? — усмехнулся Шашка.

— Я уже не знаю, во что верить, — Борис бережно повязал камуфляжную бандану видавшую виды, на голову.

— Что там со временем? — нарочито равнодушно спросил Леонид.

— Штурм уже начался, скоро наш выход, — медленно произнёс Артём, посмотрев на огромный небоскрёб, который словно разрезал время и вырос посреди полуразрушенного Новгорода.

Президентский дворец, будто сошёл со страниц учебника, который в детстве читал Артём. Он видел фотографии Вегаса, и не мог его себе представить. За время нахождения материка под толщей воды, города изменились до неузнаваемости, небоскрёбы порушились, а то величие и красота стёрлись в летах. Это величественное здание, не самое большое, но для Артёма, словно уходящее в небо, совсем не вписывалось в окружающий пейзаж. Руины, бараки, множество заброшенных домов, ржавые остовы машин, которые так и остались посреди дороги в вечных пробках, обломки асфальта, которого и до Потопа было не много. Всё грязное и старое, а президентский дом, такой чистый, полностью застеклённый, что большая редкость в наши дни. Он так похож на надежду, что всё вернётся, наука, знания, технологии, ещё немного подождать, и люди образумятся, перестанут рвать друг другу глотки за кусочки власти, и объединяться, что бы выжить…

— Этого никогда не будет, — про себя проговорил Артём.

— Командир, гляди, зашевелились, гады, — Шашка принялся трясти плечо Грачёва, указывая на выбегающих из небоскрёба вояк.

— Отлично, сейчас наш выход, сколько у нас людей?

— Моих тридцать, бесов двадцать.

— С нами Бог, — Артём натянул камуфляжный платок на лицо, — Если… Когда, мы победим, я хочу успеть скрыться, раньше, чем меня арестуют, — объяснил он на молчаливый вопрос Леонида.

— Ну, держитесь, у меня аж руки чешутся, — заговорил бес Дрон, потирая ладони.

— Давно мы такими серьёзными вещами не занимались, — согласился Шашка, передёргивая затвор РПК, довольно необычного для телосложения туземца оружия.

Около полусотни вояк, неровным строем бегом понеслись в сторону комплекса. Теперь в президентском дворце их стало намного меньше, и Артём понял, что пришло его время, сейчас, или никогда…

* * *

Он припал глазом к оптическому прицелу, надёжно закрепив Винторез на оконной раме. Вот перекрестие прицела остановилось на фигуре левого охранника, замерло. Расстояние было не более четырехсот метров, и Грачёв решительно нажал на спусковой крючок. Радостно завопил Шашка, левый охранник рухнул навзничь, после негромкого хлопка Винтореза. Артём быстро перевёл перекрестие прицела на второго охранника, который схватился за пистолет и боязливо озирался. Второй выстрел тоже не прошёл напрасно, и последнее препятствие перед входом в небоскрёб прекратило своё существование.

— Пошли, — скомандовал Артём, и группа стала быстро покидать дом.

Все двигались уверенно, решительно, и тихо. Ситуация приняла серьёзный оборот, теперь было не до шуток. Артём, как голова всей операции и командир покидал убежище одним из последних.

Молодой разведчик переходил дорогу, и платок на его лице развивался, руки уверенно и привычно держали винтовку. Он оглянулся в сторону комплекса, откуда доносились выстрелы и взрывы. Над той стороной города, поднимался чёрный дым пожара. Туман уже почти рассеялся, и разведчик хорошо видел, как обезумевшие жители города носятся в панике по улице в одних халатах и нижнем белье, это при такой — то низкой температуре. Город захлестнул хаос.

— Тёма?! — до слуха Грачёва донёсся слабый женский голос.

Он обернулся и обмер. Перед ним стояла девушка, в куртке, джинсах, и с небольшой видеокамерой в руках. Техника была старой и потрёпанной, но видимо исправно работала. Артём спустил платок со своего лица, опустил винтовку. Этого не может быть.

— Артём! — закричала девушка и кинулась к парню.

В здании загремели выстрелы, рванула граната, и несколько окон президентского дома выбило взрывной волной.

— Наташа! — Артём обнял девушку, прижал крепко-крепко.

Больше всего на свете он сейчас хотел быть с ней.

— Артём! Твою мать! Сюда! — послышался хриплый голос Бориса.

Наташа посмотрела на здание, где уже гремел бой, взглянула на свою камеру.

— Послушай меня! — перекрикивая шум боя, закричал Артём, глядя прямо в её голубые глазки, — Прошу поверь мне. Уезжай, прямо сейчас. Как можно дальше отсюда.

— Артём, что… Это… Прости, я не могу. Я военный корреспондент, я должна вести репортаж.

— Наташа! — уже заорал Грачёв, схватив любимую за предплечья, — Я солдат! Я должен остановить это. И я справлюсь, обещаю. Но я не могу рисковать тобой!

— Артём! — продолжал орать Борис.

— Пообещай, что найдёшь меня! — прошептала Наташа, и слёзы накатились на её глазах.

— Обещаю. Чтобы не случилось, я остановлю ракеты. Клянусь!

Девушка старалась не плакать, отстранила парня от себя, но потом обняла очень сильно. Артём понимал, что возможно, это будет его последний бой, и не смог сдержать чувств. Он поцеловал Наташу, со всей страстью, которая томилась в его душе всё это время.

— Прости, — он отстранил любимую от себя, натянул платок на лицо, и, не оборачиваясь более, побежал в небоскрёб.

Он не хотел видеть слёз Наташи, ведь понимал, как трудно такое расставание, когда всё это время он только и мечтал о том, что бы быть с ней. Это чувство подстёгивало его, придавало сил, он почувствовал, как ярость захлестывает его.

В холле живых уже не осталось, десяток охранников валялись в лужах крови в различных немыслимых позах. Группа нервно ожидала командира, явно недовольные тем, что он отсиживается за их спинами.

— Ну, же, пошли! Вперёд! — приказал Артём.

Он уже направился к лестнице, как с шумом зашевелился лифт, и со скрипом разъехались двери.

— Занять позиции! — только и успел крикнуть Артём, прыгнув за стойку консьержки.

Красные из лифта тут же открыли ураганный огонь из автоматов. Послышались крики раненых бойцов Артёма. Разведчик соображал быстро и знал, что надо делать. Схватив осколочную гранату со своей разгрузки, он выдернул кольцо. Секунды тянулись подобно минутам, в бою отсчитать время до взрыва оказалось труднее, чем на тренировках, и поэтому Артём бросил гранату, почти сразу, не целясь. Взрыв оказался сильнее, чем рассчитывал Грачёв, осколки ударили в стены, забарабанили о деревянную стойку, но дело своё граната сделала.

— Хорош командир! — бодро крикнул Шашка, меняя магазин своего пулемёта.

Выйдя из-за стойки, Артём ужаснулся. Искореженный лифт превратился в мятую банку с кровавым фаршем. Ноги и руки Красных были разбросаны рядом, все стены забрызганы кровью. Один из солдат врага ещё был жив. Ему оторвало ногу, и вся его спина была посечена осколками. Артём на негнущихся ногах подошёл к раненому. Бедняге сильно рассекло лицо, глаза не было, а левая сторона почернела от ожога, но это не помешало разведчику оценить возраст противника. Совсем ещё молодой. Возможно призывник. Лет восемнадцать, вряд ли больше. Артём упал перед врагом на колени, его рот бессильно открылся. В глазах раненого он видел ту боль, страх, отчаяние, но не было ненависти, не было злобы. Он не воин, не солдат. Его призвали, потому что у Красных кончились военные силы. Он жертва жадных бюрократов, но Артём этого не понимал, он знал, что эта молодая жизнь, теперь на его совести. Он — убийца.

— Артём, давай, быстрее, они могут успеть занять позиции! — Борис поднял своими сильными руками Грачёва словно пушинку.

— Мы не можем его бросить!

— Ты сам убил его, это война Артём! Здесь либо ты, либо тебя. Ясно? А теперь иди! Ты нужен своим людям.

Совесть сверлила Грачёва насквозь, стоны раненного застряли в голове навсегда, но он не остановился, и быстро побежал по лестнице вверх, побежал от раненого, от совести, от чувства вины.

Несколько этажей группа преодолела беспрепятственно, видимо, вся охрана была отозвана в одно место. Артём бежал первым, подавая пример остальным, и он же первым вошёл в огромный офис, заставленный столами и стульями. Грачёв был настолько уверен, что Красные встретят их уже на самых верхних этажах, что не сразу заметил гранату, тихо кувыркающуюся к нему по полу.

— Ложись! — что было сил, закричал Артём, отбегая в сторону.

От взрыва заложило уши, ударной волной Артёма подбросило к потолку, и, заставив его тело, бессильной куклой повертеться в воздухе, обрушило на пол. От дыма стало тяжело дышать, крики бойцов, стоны раненых, автоматные очереди, все звуки доносились до слуха Грачева, словно через вату. Тело болело, сил подняться не было, где-то потерялся Винторез. Артём потянулся к лицу, что бы поправить платок, дышать с которым было полегче, и обнаружил кровь. Одним из осколков, вероятнее всего, рассекло левую скулу. Артём застонал, почувствовав сильную боль в животе. Неужели его ранили. Бессильно он распластался на полу, осознавая, что лежит посреди офиса, где идёт бой, но голова отказывалась соображать.

— Артём! — кричал кто-то.

Леонид, который шёл в конце колонны бойцов, почти не пострадал от взрыва, зато он знал, что первым под удар попал его командир, и теперь старался отыскать его. Задача была затруднительной, учитывая то, что два пулемётчика в разных концах офиса не давали штурмующим и головы поднять.

— Артём! — снова закричал Леонид, надрывая голосовые связки.

Он на секунду выглянул, и осмотрел помещением своим единственным глазом, не заметив командира, он с отчаянием опустился снова за своё укрытие из нескольких столов. Большинство из группы Артёма укрылись в коридоре, так и не рискнув выйти под пулемёты в офис, а те, кому удалось уже оказаться в ловушке, бессильно сидели за бетонными колоннами.

Бориса взрывной волной сильно припечатало к колонне. С затылка его сочилась кровь, в теле пульсировала боль от осколков, которые остановил бронежилет. Поборов головокружение и тошноту, Тельцов сумел разглядеть Артёма, который распластался прямо посреди помещения. Стоит ему зашевелиться, и тогда Красные поймут, что он жив, и превратят его тело в решето. Бориса не волновало, в сознании ли его командир, голос человека, которому он не мог не повиноваться твердил: «Убей Артёма Грачёва».

Рука непроизвольно потянулась за пистолетом, вот надёжная «беретта» уже направлена в сторону товарища. «НЕТ! ТЫ должен бороться. Не слушай никого! Артём твой ДРУГ! Ты не можешь убить его!» — где-то из глубины души рвался другой голос. Но психотропное вещество, введённое Ушковым на днях, давало свои плоды. Щёлкнул предохранитель, палец уверенно лёг на спусковой крючок. «Убить Артёма Грачёва!».

* * *

— Артём! Если слышишь меня, то борись! Борись за нас, за свою любовь, за Ефрема. Артём! — Грачёву удалось разобрать шипящий голос, его ни с чем не спутаешь, только одни человек мог говорить так — Леонид.

Чувство ответственности за людей, которых он завёл сюда, и любовь к Наташе, которой он обещал победу, придали сил, они подняли Артёма. Его чувства обострились, и Грачёв уже знал, где находятся вражеские бойцы. Чтобы оказаться в укрытии, понадобился только один кувырок. Реакция Красных была хорошей, но недостаточной, что бы ранить разведчика.

«Не сейчас!» — подвёл итог внутренний спор Тельцова. Рука с пистолетом опустилась, когда Грачёв откатился за колонну. Артём сразу же принялся оглядываться, крепко сжимая в руках Винторез. Как только он заметил Бориса, сразу же навёл на него винтовку. «Чёрт! Как он догадался, неужели Артём понял, кто я?!» — запаниковал Тельцов.

Было заметно, что у командира кружится голова, и он никак не может прицелиться, но наконец, прозвучал выстрел. Борис настолько был уверен, что пуля отведена ему, что очень удивился, когда услышал звук падающего тела за спиной. Оказалось, что один из раненых Красных, подкрался сзади, и собирался убить Тельцова ножом.

Оба разведчика ползком медленно стали отступать к позиции Леонида, пока тот очередями из калашникова прикрывал их. Добравшись до укрытия, парни привалились спинами к колонне, и стали отдыхать.

— Какие сволочи неугомонные, — зло бросил Борис, закрыв рукой лицо от летящих щепок, которые выбивали из столов пулемёты.

Крупнокалиберные пули барабанили в колонну без устали, и так же решетили столы, и стулья из которых была небольшая баррикада.

— Есть идеи? — приступил к решению главного вопроса Леонид, меняя магазин своего автомата.

— Сейчас бы нам очень пригодилась помощь Захара, — с надеждой произнёс Артём.

— А я тебе говорил, что он не появится, хватит мечтать. Не думай, что каждый встречный — хороший человек, — с раздражением произнёс Тельцов.

— Хватит! — крикнул Заболодский, предотвратив нарастающую ссору, — надо решать, пока наши не побежали.

Артём поглядел на свою группу, которая почти в полном составе забилась в коридоре. Судя по их лицам, они уже не верили в успех предприятия.

— Они могу побежать, — подвёл итог Артём, — тогда надо шевелиться. Сделаем так: кидаем дымовые гранаты вдоль стены, я пробегу, за их баррикаду и перестреляю всех. Годится?

— А мы?

— Прикроете меня.

— Я пойду, — вдруг решительно заявил Борис.

— Нет, так не идёт, — возразил Артём, — Это должен сделать я.

— Ты — командир, а я — воин. Ясно? — сказано это было так, что никакие аргументы были не способны разрушить решение Тельцова.

— Лёня, давай свой пистолет-пулемёт, мне нужно скорострельное оружие.

— Ладно, Боря, только будь осторожен, — по лицу Артёма было видно, что он волнуется за друга, и это решение остаётся на его совести вместе с последствиями.

Тельцов снял с себя куртку, дробовик, взял «Борз» и «Каштан». Артём крепко сжимал дымовые гранаты.

— Готов? — спросил Грачёв.

— Не промахивайтесь, — усмехнулся Борис.

И вдруг Артём понял, что эту усмешку он видит в последний раз. Добрую, беззаботную и беспечную, на его грубом и сильном лице, с жёсткой щетиной, и чаще всего угрюмой.

— С Богом, — с этими словами, Артём выдернул чеку из первой гранаты, и следом из второй.

Длинной очередью Леонид заставил Красных залечь, а пулемётчик только отстрелялся и спешил перезарядить своё орудие. Три гранаты друг за другом полетели к стене, и после негромких хлопков стали окружать себя белым дымом. Ловко преодолев препятствия вроде столов и стульев, Борис нырнул в белую дымку.

Артём высунулся из-за укрытия и точным выстрелом в голову убил неопытного Красного. Видимо, дела совсем плохи, раз даже у президента солдаты-новички. Леонид расходовал один магазин за другим, не давая Красным выцелить Бориса.

В белом дыму, естественна, Тельцов ничего не видел, не имея ни тепловизора, ни других устройств, зато у него была стена — верная опора, вдоль которой он и шёл. Немного пригнувшись, и выставив пистолет-пулемёты вперёд себя он торопился, как мог, чтобы успеть раньше момента, когда дым рассеется.

Судя по огневым точкам, Красные были готовы к обороне президентского дворца, потому что, помимо заранее приготовленных баррикад из нагромождения столов, были ещё и стены из мешков с песком, за которыми в обоих углах сидели пулемётчики.

Борис появился из тумана, словно чёрт, чумазый от гари и пыли, взъерошенный, и перепачканный кровью, он встретил пулемётчика ураганом пуль из двух пистолет-пулемётов. Красные сразу разгадали хитрость штурмовиков, и уже развернулись к незваному гостю, когда с другой стороны в атаку пошли остатки группы Артёма во главе со своим командиром. Уже не Борис, а Хел, тот человек, который бился на арене в роли гладиатора, тот человек, который способен на ужасающую жестокость. Это чувство Борис тщательно в себе подавлял, до сего дня. Сейчас он был неимоверно зол на Ушкова, который отдал такой страшный приказ, как убийство Артёма, и вот те, на ком он может выместить свою злобу.

Оружия с опустошёнными магазинами полетели прочь, у руках Бориса появилась верная «беретта». В порыве ярости Тельцов не забывал и об осторожности, но это уже было на втором месте. Солдаты врага падали один за другим, не в силах противостоять отъявленному головорезу, который, то исчезал за баррикадой, то появлялся вновь, но на этот раз, что бы забрать очередного врага.

Леонид ловко перескочил через стол, его автомат лежал в стороне с пустым рожком. Вот-вот Красный выстрелит в Бориса, который увлёкся и в пылу схватки не видит угрозы. Леонид должен успеть, просто обязан, иначе его друг умрёт. Заболодский споткнулся, упал, закричал от боли, ведь раны ещё не зажили до конца, а обезболивающее уже начинало переставать работать. Должен успеть! Леонид рывком поднялся, и… Снайпер заметил его раньше, и со всей силы ударил прикладом Заболодского в голову. Разведчик рухнул, схватился за рассечённую бровь, и через его пальцы начала сочиться кровь. Снайпер не ограничился этим, и просто застрелить Леонида ему показалось слишком гуманным, потому он со всей силы ударил поверженного в живот. Тяжёлый армейский ботинок с хрустом врезался под рёбра. И без того сломанные кости дали о себе знать, старые раны открылись, и Леонид заорал не своим голосом.

Патроны в Винторезе кончились совсем не вовремя, и Грачёв схватил дробовик Бориса. Он увидел, как снайпер поднял Леонида, и собирался ударить его головой о бетонную колонну, но прицелиться хорошенько ему не удалось. Не самый привычный для Артёма вид оружия, не внушал уверенности в точности выстрела, и потому парень решил не рисковать. Отбросив «Бенелли», он побежал на помощь своему товарищу.

Офицер, а погоны указывали именно на это, лежал перед Борисом на полу. Он боязливо озирался на трупы своих подчинённых, и с ужасом косился на здорового громилу, который готов был его порвать. Тельцов скинул пустой магазин своего пистолета, поднял с пола железную ножку стула, и со всей силы ударил ею по ноге офицера. Красный закричал не своим голосом.

— Что, тварь, больно? А всем людям, которых вы убьёте ГПД, не больно?! — озверевший Хел схватил врага за горло, — На меня смотри, гнида! — новый удар ножки стула сломал Красному руку.

Хел уже замахнулся для нового удара, когда офицер выстрелил ему в живот из Макарова, который вытащил здоровой рукой из кобуры. Разведчик отшатнулся, схватился за живот. Красный выстрелил снова, со страху дважды в грудь. Хел покачнулся, упал на одно колено…

* * *

Снайпер крепко держал Леонида за горло и бил второй рукой по лицу. Во рту чувствовался соленый вкус крови, но это только заводила Заболодского, вот немного напрячься и он высвободится, тогда-то снайпер получит по заслугам. Но сил почему-то не было, и он продолжал лежать на полу бессильной куклой.

Артём налету запрыгнул на последнее препятствие, стол, который разделял его и друга, и всей массой ударился в снайпера. Грачёв не был уверен, что сможет нокаутировать противника одним ударом, поэтому решил не рисковать. Парень сбил снайпера с ног, и сам отлетел в сторону под стол. Красный поднялся быстро, схватил нож, эдакий здоровый тесак. Леонид, сплёвывая кровь со рта, потянулся к СВД, которая лежала рядом, но враг был уже перед Артёмом. Стол, словно пушинка отлетел в сторону, и тяжёлая нога упёрлась Грачёву в грудь. Стало тяжело дышать, рёбра жалобно трещали. Разведчик успел заметить разъярённое лицо снайпера. Этот заядлый вояка, про таких говорят, что с автоматом родились. Подобные ему, будут ломать руку младенцу и ухмыляться. А ухмылка у врага была противная и ужасающая. Ещё секунда, и нож обрушился бы на Артёма, но благо, что чутьё у солдата было отменным.

Каким органом чувств Красный определил угрозу, вряд ли кто-нибудь знает, но он резко обернулся к Леониду, и замахнулся ножом, который уже держал за лезвие. Заболодский так и замер, лёжа на животе, и держась за лямку винтовки, которую не успел к себе подтянуть. Артём успел за долю секунды. Два выстрела в упор из «Питона» опрокинули крепкого снайпера. Оба разведчика облегчённо вздохнули.

— Лёня ты как? — пошатываясь, Артём подошёл к другу.

— Честно? — прошипел Заболодский.

— Не отвечай, вижу, что хреново, полежи, я найду Бориса.

— Ага, иди, я отдохну чуть-чуть и догоню, — с трудом ответил Леонид, опираясь спиной на колонну, и держась за живот.

Кивнув, Грачёв помчался за баррикады Красных. Картина, которую он застал, закрепилась в памяти навсегда. Борис сидел на бездыханном теле, и с диким воплем бил мертвеца ножом в грудь. Он держал свой армейский нож двумя руками, и заносил его высоко над головой для каждого следующего удара.

Непроизвольно рука Артёма потянулась к револьверу, который покоился за поясом, но он остановился. Борис — друг, ему нужна помощь.

— Боря! — крикнул Артём, подбежав сзади, — Хватит, он мёртв, успокойся.

Стянуть здорового Хела с тела было непросто, к тому же, он словно не замечал своего командира.

— Борис! Послушай меня! Прошу, остановись!

Хел оттолкнул от себя Артёма, поднялся наконец-то с изуродованного трупа офицера, и схватил своего друга за горло.

— Кто ты такой, щенок, что бы указывать мне?! — рявкнул он, поднимая Грачёва над полом.

Разведчик беспомощно начал размахивать ногами в воздухе, держась за мускулистые руки Бориса. «Неужели его не остановить?» — пронеслась мысль в голове Артёма, во время извлечения «Питона» из-за пояса. Смог бы он выстрелить в друга, или нет, Грачёв так и не узнал. Леонид появился во время и со всей силы оттолкнул Тельцова. Артём упал ан пол, захрипел, схватившись за горло.

— Ты что, с ума сошёл?! — закричал Заболодский, заведя руку за спину, где покоился Глок.

Борис лежал возле стены и тряс головой. Потом он застонал от боли, и схватился за грудь.

— Ты как? Позволь помочь! — проигнорировав предупреждение Леонида, Артём подскочил к товарищу и разорвал на нём рубашку, — Бронежилет спас. Ты как вообще? В порядке?

— Да, да, Артём, прости, — забормотал уже своим привычным голосом Борис.

— Что это на тебя нашло?

— Не знаю. Такого больше не повториться. Обещаю, — с этими словами Тельцов поднялся.

— Нужно идти дальше, где Шашка?

Предводитель туземцев появился как раз вовремя.

— Артём, что за фигня? Сколько там ещё этих вояк?! — Шашка указал пальцем наверх.

— Уже меньше. Люди готовы?

— Сколько осталось, и те уже не особенно хотят воевать. Они сомневаются, что Дыня ещё жив, а я лично сомневаюсь, что Норманн знал, куда нас за тобой отправил.

— Поверь мне, знал. Собери всех.

Военная выправка была хоть и очень слаба, но в офисе группа выстроилась довольно быстро.

— Внимание! — когда Артём заговорил, вся толпа смолкла, — Мы уже начали этот бой, и мы его закончим. Поверьте мне, дальше Красных меньше. Мы уже почти у цели.

— Нам плевать! — крикнул кто-то из толпы.

— Я жить хочу вообще-то! — поддержал его второй голос.

— Парни, кому это надо, давайте свалим отсюда! — это предложение очередного отморозка поддержало большинство.

— Свалите, — снова заговорил Артём, — Но те, кто уже погиб, и все ваши силы, весь этот риск, останется неоплаченным! Вам всем уже выделены деньги, заработок тех, кто погиб, будет суммирован и поделён каждому поровну. К тому же, я удваиваю зарплату каждому, кто принесёт мне жетон Красного! — выкрикнул сногсшибательное предложение Артём, и вся толпа загомонила.

Всплеск азарта зажёг в них стремление к победе, группа восторженно загомонила, предложение понравилось, безусловно, всем.

— А теперь в бой, друзья мои, принесём нам победу!

— Да! Ура! — подхватила толпа, и устремилась к лестнице.

Артём перекинул руку, еле стоящего на ногах Леонида через своё плечо, и повёл его вслед за бойцами.

— Тёма, у тебя разве хватит денег? — прошептал Заболодский.

— У меня их вообще нет, даже, что бы оплатить им исходную зарплату, — спокойно ответила Грачёв.

— Тогда я снимаю перед тобой шляпу, — с трудом усмехнулся Леонид, — прекрасный блеф, на секунду даже я повёлся.

— Слушай, может тебе лучше тут побыть? Ты не сможешь больше биться.

— Артём… — Леонид хотел возразить, но предательский кашель заставил замолкнуть.

— Осторожно, садись тут, — командир усадил разведчика на ступеньки, достал из кармана обезболивающее, — Сам сможешь сделать укол?

— Шутишь? — Леонид выглядел плохо, даже очень, видимо незажившие раны дали осложнения, — Я передохну немного, и догоню вас. Обещаю…

Бессильно Заболодский облокотился спиной на перила.

— Ты продержись, Лёня, мы победим, я верю! Мы справимся.

— Давай, пацан, беги уже.

Артём положил обоймы к Глоку перед Заболодским, и быстро побежал вверх догонять свою группу.

* * *

Худшие опасения Артёма подтвердились. Все, кто выжил из охраны президентского дворца, устроили довольно крепкое укрепление в коридоре. Это был предпоследний этаж, ещё чуть выше, и они в гостях у президента Красных, но главное, что они будут у пульта. Но пока что это недостижимые цели.

Группа лихо влетела в коридор, полная надежд, движимая жадностью и азартом, а тут такая неожиданность. Крупнокалиберный пулемёт превратил добрую половину уцелевших бойцов Артёма в кровавое месиво. Раненые стонали, выжившие с бранью бежали назад, укрывались за поворотами.

— Гранаты! — приказал Артём.

Крупная связка осколочных сразу же устремилась в конец коридора, где за своеобразным дзотом из мешков с песком засели Красные. Взрыв не нанёс им ровным счётом никакого урона.

— Чёрт побери! — закричал Шашка, — Как же они там окопались?!

Артём сидел ошарашенный, испуганно глядя на убитых бойцов, которых несколько минут назад вдохновил на этот шаг.

— Слушай сюда! — Шашка схватил Грачёва за грудки, и прижал к стене, — Люди дальше не пойдут, они бояться, теперь уже никакие деньги их не заставят, они не будут слушать тебя.

— Верно, — Артём грубо высвободился из захвата Шашки, — Тебя они послушают!

— Чёрта с два я пошлю их на смерть. Я даже не уверен, что такой человек, как ты сможет заплатить нам. Если бы у тебя было столько денег, сколько ты обещал, то вряд ли бы ты тут рисковал своей шкурой, я прав?

— Да! — перекрикивая грохот пулемёта, закричал Артём, — У меня нет денег, заплатить вам.

— Вот чёрт! — воскликнул Шашка, ударив кулаком о стену, — Я ведь поверил тебе! А ты так умело обдурил и меня и моего босса, и наркоманов этих тоже. В комплексе ведь нет, того, что ты всем обещал, верно? Проклятье! Кто же ты какой, раз смог всё это провернуть?

— Я разведчик. Республиканский шпион. Я, к твоему сведению, тоже не работаю за деньги.

— Ага, как же!

— Послушай! Знаешь, зачем мы здесь?

— За годы работы на важных людей, я отучился от вредной привычки — любопытства.

— В таком случае, ты не убедишь своих людей продолжить бой.

— Я и сам не собираюсь этого делать! Ты бесплатно уложил кучу моих лучших бойцов, а сколько бесов?! Я расстрелял бы тебя прямо на месте, но боюсь, что это была бы слишком гуманная смерть для тебя.

— Когда Республика введёт войска в город, и Красные будут окончательно сломлены, из ракетного комплекса, который сейчас штурмуют войска твоего босса и бесы, а так же Красный Крест, вылетят смертоносные ракеты, с биологическим оружием. ГПД — это газ, который сводит людей с ума, превращает в монстров, убивает. Ракеты уничтожат весь мир, если мы, прямо сейчас, не устраним угрозу. Здесь, находится пульт управления, который позволит мне отключить запуск ракет. Теперь ты понимаешь, за что мы воюем? За что я воюю? За людей, за миллионы невинных, за спасение этого жалкого мира.

— Ты уверен, что хочешь спасти этих людей? — равнодушно поинтересовался Шашка.

— Не понял.

— Заслуживают ли люди спасения? Может это кара божья, и пусть человечество заплатит за свои пороки? Скажи мне, ты многое пережил, и многое повидал, сколько хороших людей ты знаешь? Разве тебя не предавали? Не бросали в беде, не отплачивали за твою доброту злом? А?

— В мире, много хороших людей.

Шашка усмехнулся, словно поражаясь наивностью собеседника.

— Ты веришь, что у этого мира есть будущее?

— Да! — твёрдо заяви Артём, прозвучало это так, что даже Шашка перевёл взгляд прямо на глаза командира, — Пока есть такие, как я, такие, как ты, мы можем делать мир лучше, мы можем помогать людям. Не за деньги. Ты осознаёшь, что этот мир прогнил, и сами люди уже мертвы в душе, но разве ты сам хочешь быть частичкой этого? Ты никогда не хотел измениться? Стать лучше? Доказать себе в первую очередь, что ты способен на большее, чем плыть по течению этой сточной канавы?

— Ничего не выйдет, — Шашка покачал головой, стараясь не вдумываться в слова Артёма.

— Я знаю, что можно сделать! Смотри, — Грачёв указал в потолок, обычный офисный поток, из пластиковых белых плит, — Над ним пустота, там провода и крепления, можно спокойно пролезть над коридором, и спрыгнуть прямо на головы врагов. Это выход.

Шашка не решался, схватил себя рукой за волосы, отказываясь воспринимать информацию.

— Парни! Не знаю как вы, а мне не хочется умирать, пора вздёрнуть этого мальчишку, что бы отдал наши деньги! — крикнул кто-то из выживших штурмовиков, и достав нож, шагнул к Артёму.

— Не тронь! — взревел Шашка, и весь балаган прекратился.

Воцарилась тишина, даже пулемётчик замолчал. Все внимательно смотрели на своего предводителя, на исконного предводителя, а не на Артёма. Затем Шашка выхватил пистолет, и выстрелил бунтовщику прямо в грудь. Кровь брызнула Артёму на лицо, попала и на Шашку, но от этого его вид стал ещё ужасающее.

— Он трус, а вы все знаете, что мы делаем с тщедушными уродами. Когда мы вернёмся к Норманну без победы, что он сделает? Верно, убьёт нас. Значит, вы ход у нас только один. Разнести к чертям это здание!

Шашка посмотрел на Артёма, ободряюще кивнул, и похлопал его по плечу.

— Отряд! — зычно протянул Артём, — Готовьтесь к бою!

Когда все принялись перезаряжать оружие, подбирать амуницию с погибших, Борис подошёл к своему сослуживцу.

— Артём, у тебя появился план?

— Найди как можно больше дымовых гранат, — приказал Грачёв, натягивая на лицо платок.

— Дымовая завеса это самоубийство, Пулемётчик поймёт всё, и просто будет палить в коридор. Нам не пройти.

— Мы не пойдём по полу, мы проберёмся по потолку, подбери самых худых бойцов.

— Шашка, — Артём подошёл к туземцу, сразу, как Борис отправился выполнять приказы.

— Да, друг мой.

— Как тебя зовут? По-настоящему.

— Шашка. Другого имени у меня нет, — собеседник улыбнулся, но как-то натужно и неправдоподобно.

— Но, ведь когда-то у тебя было обычное имя, так?

— Тёма, запомни такой совет: отпускай прошлое. Не важно, кем мы были, пусть даже минуту назад, главное, кто мы сейчас.

— Ты прав, извини. Подсадишь? — Артём кивнул на потолок.

Одна из плиток снялась легко, как и ожидалось, за потолком и вправду оказалась пустота, заполненная сетями паутин, железными рейками и множеством проводов, уже давно пришедших в негодность.

Для подготовки понадобилось довольно мало времени, и вскоре пять более менее худых бойцов было отобрано, не считая самого Артёма и Шашки.

— Боря, ты не идёшь, потолок провалишь, — обескуражил товарища Артём.

— Но…

— Ты организуешь наступление, как только пулемётчик будет убит.

— Ясно.

— Увидимся на той стороне.

Семеро отважных бойцов во главе с Артёмом полезли на потолок. По сигналу командира, когда все готовы были наступать, Борис кинул в коридор все имеющиеся дымовые гранаты. Как и требовалось ожидать, Красные открыли огонь, полагая, что враг под покровом дымовой завесы начал атаку.

— Двигаемся осторожно и не торопимся, наступайте только на перекладины, потолок легко проломиться, — отдал распоряжение Артём, и сам полез первым.

Было темно, дышалось с трудом, особенно пугала стрельба внизу. Напряжение росло, бойцы тихонько матерились, обтекая потом. Руки Артёма тряслись равно, как и фонарик, который он держал зубами. Шальные пули иной раз да залетали, с лёгкостью пробивая пластиковые плитки, но свезло всем, что никого не задело. Упасть под свинцовый шквал никому не хотелось, а любое промедление было равносильно смерти, это и подгоняло Артёма, и также его бойцов. Вскоре дым остался позади, почти заполнив всё пространство над потолком, и группа оказалась прямо над Красными.

Жестом Артём приказал приготовиться, и взвёл курок своего револьвера. Все члены группы были вооружены разными пистолетами-пулемётами, такими как Борз, Узи, Каштан, Скорпион. У Шашки был Стечкин. Приподняв одну из плиток, Артё увидел внизу около десятка военных, двое у пулемёта меняли ленту, остальные стояли возле бойниц-щелей в монотонной стене из мешков с песком, которая загородила весь коридор и достигала потолка. Группа была готова, оружие направленно на врага, и все ждали командира. Артём не без труда усмирил дрожь в руках, и, прицелившись в пулемётчика, нажал на курок. Пуля угодила Красному прямо между лопаток, и откинула его на своё смертоносное оружие. Свинцовый вихрь захлестнул врага. Но Красные среагировали довольно быстро, и тут же ответный огонь начал превращать потолок в решето.

Артём прыгнул на плитку, и с хрустом полетел вниз. Потеряв на миг равновесие, он выронил револьвер, и сразу же получил прикладом в грудь. Дыхание спёрло, разведчик захрипел, распластавшись на полу. Красный занёс свой автомат для второго, уже смертоносного удара, когда Шашка, подскочив, Накрыл командира своим телом. Удар пришёлся по спине туземцу вскользь, но и это принесло бойцу немало боли. Артём не растерявшись, выхватил свой армейский нож, и полоснул лезвием Красного по ноге, немного выше ботинка, порезав мышцы. С рёвом противник отскочил в сторону, и вспомнил, что автоматом можно пользоваться не только, как дубиной. За миг до смертоносной очереди, Борис буквально снёс собою врага, и не мешкая, всадил в него нож.

Оборона Красных была снесена, мешки с песком раскидали, и оставшаяся группа присоединилась к диверсантам.

— Командир! — через толпу собирающих трофеи бойцов, протиснулся Дрон, — Вояки направляются сюда.

— Много?

— Около полусотни.

— Чёрт! — выругался Артём, в панике соображая о том, как поступать дальше.

— Мы задержим, — предложил Дрон.

— Ты уверен? — Артём с сомнением посмотрел на суровое лицо беса.

— Всё равно пути назад уже нет, — пожал плечами Дрон.

— Тогда возведите стену обратно, не думаю, что Красные додумаются лезть по потолку.

— Понял.

— Удачи.

Артём подобрал с пола АК-47, и похлопал Бориса по плечу, ободряя.

— Артём! — Шашка подошёл к командиру, — Я иду с вами.

— Думаю, лучше, если ты останешься со своими людьми.

— Ну, уж нет, они подарят вам немного времени, вряд ли им удастся противостоять полусотни вояк долго. Мы должны закончить, то, что начали.

— Спасибо, — Артём от всей души пожал туземцу руку.

Не тратя больше ни секунды, трое отважных воинов помчались на последний этаж, где они рассчитывали ещё найти такой желанный пульт. Офисы пролетали мимо один за другим, пока троица бежала по коридору, но когда они влетели в один из таких просторных помещений, в поисках лестницы на последний этаж, дорогу им перегородило пятеро здоровых военных. В них было что-то странное, и необычное, не только в их накачанных фигурах, но и в поведении. Лица. Твёрдые, словно высеченные из камня, они не выражали ни малейшей эмоции, никаких чувств. Будто эти солдаты были кем-то загипнотизированы. Борис вздрогнул, когда на ум пришло сравнение: «будто их воля, подавлена, кем-то». Но разглядывать противника долго не пришлось, Артём сразу же открыл огонь, длинной очередью от пола. Пули начали решетить ноги первой жертве, вырывать куски мяса, но солдат не закричал от боли, он лёгким движением выбил автомат из рук Грачёва. У самих Красных были только пистолеты в кобуре на поясе, но ни один из них, не торопился прибегать к помощи огнестрельного оружия.

Борис также легко распрощался со своим дробовиком, который ударился о стекло с такой нечеловеческой силой, что разбил его и полетел на улицу. Шашка успел выстрелить короткой очередью противнику в грудь, и, обнаружив наличие бронежилета, отлететь в сторону от удара кулака. Борис, не теряя времени, врезал бойцу в нос, так, что кровь потекла с обеих ноздрей, но сам получил в ответ сокрушительный удар, и подлетел, словно пушинка, проломив спиной стол. Артём ударил своего противника в ухо левой рукой, а когда её схватила мускулистая рука и сжала с хрустом, он закричал, выхватывая из-за пояса револьвер. Выстрел в упор в колено Красному, сбил его с ног. Но ещё один силач схватил Артёма за бронежилет, и рванул на себя. Не очень качественные застёжки и крепления с хрустом порвались, оставляя на теле парня кровавые царапины. С оголённым торсом молодой разведчик полетел на кучу столов и стульев, сваленных в углу.

Больно ударившись, и крича от боли во всём теле, Артём вспомнил слова Леонида, о том, что ГПД не только сводит людей с ума, так ещё и ускоряет рост мышечной массы, увеличивает выброс адреналина в кровь, снимая мышечные ограничения человека, иными словами, делает суперсолдат. После лечения Вакциной 145 разум отчищается, человек перестает сходить с ума, но физические изменения не только остаются, но ещё и усиливаются. Теперь разведчик был уверен, что они столкнулись с оружием Красных.

С хрустом офисный стул разбился о спину противника, и в руках Бориса остались только железные ножки. Красному хоть бы хны, даже панические удары ножек стульев почти не вызывали реакции. Здорового Бориса подняли вверх, как мальчишку, и это не могло не разозлить такого бойца. На сильные удары по лицу боец под ГПД реагировал ленно, и не придавал им ни какого значения, потому просто швырнул брыкающееся тело в стену. Только Красный с изрешечённой автоматной очередью ногой, и простреленным коленом, опирался на стену, видимо ощущая боль. Несмотря на то, что теперь Красных было четверо, шансы у штурмовиков особо не возросли.

Артём хотел остановить Шашку, крикнуть ему, чтобы не торопился, но разъярённый туземец с ножом набросился на противника. Красный благодаря своей в разы возросшей реакции, уловил удар, и легко перехватил занесённый нож. Кисть Шашки захрустела, парень заорал нечеловеческим голосом, а противник продолжал выкручивать ему руку. Артём кинулся на помощь, с трудом поднявшись из груды офисного мусора, но сильный пинок ноги заставил его вернуться обратно.

«Питон» валялся далеко, зато Красный навис прямо над разведчиком. Он выхватил пистолет, и начал на курок. Артём не успел доли секунды, глухой щелчок пистолета Красного прозвучал раньше, чем выстрелы из Нагана. Не то оружие врага заклинило, не то магазин пистолета был пуст, но что-то в этой вселенной спасло сегодня Артёму жизнь. Наган, который до своего момента покоился в ботинке, оказался как раз самой необходимой вещью.

К сожалению, ни одна из пуль не принесла Красному серьёзного урона, потому что большинство из них принял бронежилет, а те, которые попали в плечо, не остановили этого огромного зверя.

Какими бы суперсолдаты не казались неловкими и глупыми, обстановку они оценили верно, и сразу вдвоём набросились на самого сильно противника — Бориса. Спина от удара о стену болела, разбитые в кровь кулаки стонали, но боль только подстёгивала Тельцова, вид крови на своём теле, и её соленый привкус во рту превращал его в Хела. Когда Борис доходил до такого состояния, когда ярость захлёстывала его своей безудержной волной, он становился зверем, органы чувств обострялись, реакция переваливала за свою предельную отметку. Этому Тельцов научился на гладиаторской арене, тогда ему уже не были нужны наркотики, и таблетки, которыми охранники их кормили. Теперь Хел был ближе по силе к Красным солдатам под ГПД.

Длинный стол с хрустом разлетелся, ударившись о то место, где секунду назад лежал Хел. Красный не уловил столько молниеносного исчезновения, а противник был уже за спиной. Удар Хела пришёлся по челюсти Красному, сбив его с ног. Боец припал на одно колено, пытаясь прийти в чувство, но очередной удар колена о нос опрокинул дезориентированного солдата. Хел замахнулся, что бы окончательно забрать жизнь у врага, как его руку поймал второй Красный. Хел контратаковал, но лишь отдал вторую руку в захват. Он начал бить ногами Красного в живот, желая высвободиться, но в ответ полетел в сторону.

Шашке удалось выкрутиться так, что бы вонзить второй нож Красному в живот, к счастью для туземца, это возымело свой эффект, и хватка ослабла. Освободившись, парень бросился к «калашу», который лежал за столом. Схватив автомат, Шашка поднялся в полный рост, продолжая, находится за столом, и приготовился к стрельбе. Красный среагировал раньше, и пихнул длинный стол с такой силой, что тот ударился в колени туземцу с отчётливым хрустом. Шашка заорал не своим голосом, так и оставшись на сломанных ногах, придавленный столом. Красный запрыгнул на стол, дабы не дать штурмовику высвободить переломанные ноги, и занёс отломанную ножку стола для удара. Превозмогая боль, Шашке всё же удалось направить ствол автомата на Красного и нажать на курок. Длинная очередь подняла дуло оружия к потолку, решетя тело противника от живота до шеи. Получив смертельное ранение, Красный вложил последние силы в единственный удар прежде, чем испустил дух. Тяжёлая ножка стола ударила Шашку в висок, с глухим хрустом проломив череп. Мучения туземца были прерваны, он рухнул на стол, заливая его тёмной кровью, автомат со звоном ударился о пол, а мёртвый Красный плашмя свалился под стол.

Артём ловко ушёл от очередного сокрушительного удара, и скрылся под столом. Противник проломил уже дюжину столов и стульев, разбив кулаки в кровь, но так и не угомонился, перед ним стояла одна задача — убить штурмовиков любой ценой. Пока здоровяк ломал голову, как достать ловкого парня из-под груды столов, его сослуживец с простреленными ногами вспомнил о пистолете. Артём не на шутку испугался, когда пули не очень меткого стрелка начали прошивать насквозь его защиту.

Громила схватил Хела за горло и со всей силы ударил кулаком в лицо. Тело безвольно грохнулось на пол, ручейки крови потекли изо рта и носа. Ярость не желала усмиряться в душе Хела, но противник оказался сильнее за столько прожитых лет. Красный вновь схватил тело за горло, что бы нанести очередной удар, возможно последний, когда Хел заорал. Скорее заревел, подобно зверю, раненому и загнанному, у которого нет выхода, только бой, не на жизнь, а на смерть. Здоровый нож вонзился в предплечье ошеломлённого врага, и со звоном клинок переломился. Красный закричал от боли, что было довольно неожиданно, но Хела уже ничего не могло остановить. Он кинулся на обидчика, вцепился в горло, опрокидывая его на пол.

Вооружённый ножками от стульев, Артём выскочил из своего укрытия, оказавшись за спиной Красного. Громила обернулся, чтобы, наконец, поймать назойливого разведчика, но парень вдруг проскочил у него между ног. Раненый сослуживец не успел среагировать, и выпустил все три пули в неуклюжего бойца, вместо того, чтобы убить ловкого Грачёва. Одна из доз свинца угодила Красному в шею, видимо задев артерию, потом что кровь начала литься пульсирующим ручейком. Сломав обе ножки стула о голову противника, Артём остался безоружен, и не успел увернуться от контратаки. Солдат снёс парня в сторону, словно куклу, заставив его тело повертеть в воздухе прежде, чем тот рухнул. Первое, что подсознание выхватило из крутящейся картинки это револьвер на полу прямо перед Артёмом. Трясущейся рукой разведчик ухватил свой оружие за миг до того, как истекающий кровью противник потянул его за ноги. Больше Артём не повторил своей ошибки, и, развернувшись на спину, он выстрелил Красному прямо в голову, снеся ему пол черепа. Следующим пал раненый боец с простреленными ногами, патроны у которого уже кончились.

Когда шум схватки стих, Борис поднялся с пола с окровавленным ножом в руке, а Красный, распластавшись, лежал перед ним с перерезанным горлом.

— Тёма… — с трудом выдавил Тельцов, опираясь о стену, и держась за живот.

— Шашка… Он… — Артём стоял перед павшим в бою товарищем, героически павшим.

Борис ничего не сказал, молча, подошёл, с трудом отодвинул стол, и аккуратно положит тело друга на пол.

— Прости, друг, — Грачёв лёгкой рукой закрыл мёртвому Шашке глаза, уже навсегда…

* * *

— Стрельба стихла, как думаешь, кто победил? — кричал Борис на ходу, перезаряжая свою «беретту» и продолжая коситься вниз, поднимаясь по лестнице.

— Не знаю, но надеюсь, что наши. Я за Лёню переживаю, — признался Артём, так же заряжая свой револьвер.

— Я уверен, с ним всё в порядке, — без энтузиазма в голосе ответил Тельцов, — Надеюсь, там больше охраны не будет.

— Если президента эвакуировали — хорошо, главное, что бы пульт остался.

— Постой, — Борис придержал Артёма за руку, и в раскрытую ладонь положил свою монету, — Чтобы не случилось, останови ракеты. Хорошо?

— Всё будет в порядке, — натужно улыбнулся Артём, сжимая ключ в руке.

— Вперёд!

Разведчики влетели в просторные апартаменты, заставленные стеклянными столами, диванами и креслами обтянутыми кожей, с видом на город, который, к слову, тонул в волнах хаоса и беспорядка, всюду поднимались клубы дыма, пожары охватывали дома. В апартаментах не было никого.

— Давай, я прикрою, — крикнул Борис, кивая на небольшой чемоданчик, и укрывшись за стенкой, взял лестницу на прицел.

На стеклянном красивом столе лежал раскрытый чемоданчик, со светящимся экраном, и клавиатурой. Грачёв подошёл осторожно, внимательно озираясь, слишком всё походило на ловушку, и такая предательская тишина вокруг. Стол стоял перед окном, правда, окном в апартаментах можно было считать все стены. В стеклянном отражении он увидел окровавленное лицо, со слипшимися волосами, чумазое и грязное от пыли и гари, покрытое щетиной и огрубевшее. Это уже не тот парнишка, который не так давно покинул родной город, это — мужчина, переживший многое, сильный и окрепший.

Больше не теряя времени, Артём начал разбираться с премудрой техникой, что бы найти, как заморозить комплекс. Ни мышки, ни кнопок со стрелочками не было, и Грачёв, не имевший опыта обращения с компьютерной техникой, не сразу догадался, что экран сенсорный и реагирует на прикосновения. После нажатия на надпись «Остановка запуска» появилось окно подтверждения намерений.

За спиной послышалась стрельба, и ругань Бориса. Артём обернулся, и увидел, что его напарник дерётся сразу с несколькими противниками в чёрных костюмах, очевидно охраной президента. Вот она и ловушка. Один из охранников появился слева, и Грачёв сразу же выстрелил в него из «Питона». Он повернулся, что бы помочь Борису, но тот, перебросив очередного телохранителя через плечо, закричал что было мочи:

— Не стой!!!

Артём видел, что Тельцов уже ранен в предплечье, и сейчас защищает его ценой своей жизни. Но у молодого разведчика была более важная цель, он, открыв панельку, увидел знакомые выемки для опознавания отпечатков пальцев, и для монеты. Рядом располагалась небольшая клавиатура с цифрами и большой кнопкой ввода.

Борис, ударив противника в кадык, и отправил в нокаут вторым ударом, и сразу же получил в спину. Развернувшись, он всадил в обидчика три пули, но очередной враг полоснул его по предплечью ножом. Тельцов медленно терял самоконтроль, превращаясь в зверя, в Хела.

Опознавание отпечатка длилось вольно долго, не то палец сохранился плохо, не то Артём не мог удержать его ровно, но время уходило, выстрелы за спиной начали стихать, перерастая в одиночные. Обернуться Грачёв боялся, боялся увидеть очередного мёртвого друга и товарища. Время тянулось бесконечно, вот уже и монета заняла своё место, когда Артём заметил таймер, пульсирующий на экране.

— Ну, давай родной, скорее, — молил Артём.

Пять секунд. За спиной загремел автомат. Четыре. Пули со звоном ударили в окно, стекло осыпалось, впустив сильный ветер в апартаменты. Артём машинально примел, но тут же поднялся. Нет для него оправдания и страха, он сейчас борется не за себя, а за мир, за миллионы невинных, за Риту, за Наташу, ради почтения памяти погибших, Спичков, Ефрем, отец, все они пали ради победы. Три.

Дисплей с монетой загорелся зелёным, на экране выскочила полоска для ввода пароля. Его-то Артём не может забыть, его идентификационный номер. Автомат замолк, послышался предсмертный крик. Осталось две цифры, и нажать ввод. Это победа!

Выстрел. Он прогремел, словно гром среди ясного неба. Резка боль пронзила левое бедро. Артём заорал, от боли, попытался собраться. Две секунды. Второй выстрел. На спину, словно кипятка плеснули. Окровавленная дрожащая рука потянулась к клавиатуре. Но третий выстрел толкнул вперёд. Снова в спину. От боли Артём уже не мог кричать, дыхание спёрло, вся жизнь замерла. Силы стали стремительно покидать его тело. Неужели Борис погиб, неужели Красные добрались до Артёма раньше?

Грачёв сполз на пол. Голым торсом он уже не ощущал холода. Если сейчас проявит слабость, то погибнут миллионы, он не может! Нет! Всё ради этого мгновения! Так пусть же он, Артём Грачёв, погибнет героем, чем будет жить с таким грузом на совести.

Ослабшая рука нащупала угол стола, разведчик попытался приподняться, всего две цифры, как было бы обидно. Четвёртая пуля попала в экран, сбив чемоданчик со стола прямиком в разбитое окно. Он улетел в бездну вместе с надеждой на спасение.

Рука упала со стола. Артём хотел посмотреть на своего убийцу, но у него не хватило сил, и теперь он, распластавшись, лежал на осколках стекла, и смотрел через разбитое окно.

В город вошли республиканцы. Артиллерийская поддержка накрывала самые важные городские точки. Снаряды засыпали город, подливая масла в огонь.

Одна секунда. Артём уже знал, когда будет запуск, он видел, как комплекс, охваченный огнём, укрытый в клубах чёрного дыма, готовиться к выбросу смертоносных ракет. Он подвёл всех. Подвёл себя, отца, мать, Риту, Наташу, Бориса, Леонида, Спичкова и Ефрема, миллионы невинных душ.

Пуск!

Ракеты величественно поднялись одна за другой. Ракеты перехватчики устремились навстречу, но только одну удалось подбить. ГПД разлетелись каждая в свою точку. Это был конец.

По пыльной грязной щеке Артёма потекла слеза.

Подбитая ракета рухнула на окраине города, над местом падения вперемешку с чёрными клубами дыма поднялся зеленоватый газ.

Артём смотрел на эту трагедию и плакал, от того, что не смог ничего изменить, от того, что умирает вместе с этим миром.

Борис стоял остолбеневший. Весь в крови, раненый, грязный. Один. Единственный, кто выжил. Его рука с пистолетом ещё не опустилась, из ствола так и шёл сизый дымок. Он тоже смотрел в окно на творение своих рук. Но ни жалости, ни сочувствия на его лице не было. Он выполнил приказ Ушкова. Он — убийца.

* * *

Дорога судьбы каждого человека начинается одинаково, и заканчивается смертью. В чём смысл жизни? В том, как пройти этот путь. Какой поворот в своей судьбе ты выберешь, какое решение примешь, от этого и зависит то, как ты преодолел свой жизненный путь. В этом суровом и жестоком мире сложно остаться человеком, хорошие люди не всегда могут противостоять окружающему злу. Их дорога судьбы заканчивается быстро, и чаще всего безызвестной смертью. Но для Артёма, это, ещё не конец…

Оглавление

Пролог

Эпизод 1. Команда

  Глава 1. Новая жизнь

  Глава 2. В курсе дел

  Глава 3. Паутина

  Глава 4.Первые трудности

  Глава 5 Дознаватель.

  Глава 6 Контракт

  Глава 7 Прогулки под Луной

  Глава 8 Горячая точка

  Глава 9 Бессонная ночь

  Глава 10 Убийца

  Глава 11 Следопыт

  Глава 12 Сыщик

  Глава 13 Плен

  Глава 14 Облава

  Глава 15 Подруги

  Глава 16 Доброе сердце

  Глава 17 Следствие вели

  Глава 18 Первое звено

  Глава 19 Висельник

  Глава 20 Рулетка

  Глава 21 Месть

  Глава 22 Вольность

  Глава 23 Завербован

  Глава 24 Корень

  Глава 25 Командная игра

  Глава 26 Когда тайное становиться явным…

Эпизод 2. Эх, дорога…

  Глава 27 Тяжело в учении…

  Глава 28 Экзамен

  Глава 29 Доброта

  Глава 30 Долгожданная встреча

  Глава 31 Штурм

  Глава 32 Перекрёсток

  Глава 33 Дороги судьбы

  Глава 34 Искра

  Глава 35 Ни женщин, ни детей

  Глава 36 Теракт

  Глава 37 Ещё не конец

  Глава 38 По разные стороны

  Глава 39 Истинное лицо

  Глава 40 Снова один

  Глава 41 Ангел

  Глава 42 Разоблачение

Эпизод 3. Времени больше нет

  Глава 43 Не по плану

  2. Нижний Новгород. Ракетный комплекс

  Глава 44. Возвращение блудного сына

  Глава 45 Тихий хутор

  Глава 46 Верный пёс

  Глава 47 Свой выбор

  Глава 48 Плохие новости

  Глава 49 Ад на Земле

  Глава 50 Родная кровь

  Глава 51. Обратного пути нет

Финал Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg