Виктор Точинов Мечты сбываются
1. Фаза 01011101,
Великий Цикл 0111101101101,
подцикл Эваа
Мечта была, по большому счету, заурядна для многих разумных: исследовать далекие глубины Вселенной, бороться с их опасностями и раскрывать их тайны, а если повезет – то и погибнуть там, на фронтире, погибнуть героически и красиво, а не умереть обыденной скучной смертью, не пережив очередную метаморфозу.
О дальнем космосе Рнаа мечтало, наверное, со второй личиночной стадии своего развития, с третьей уж точно, а к четвертой о том знали и его многочисленные собратья по бассейну, и персонал Большого Северного инкубатория; знали и не верили в такую возможность. Сама статистика выступала против Рнаа: лишь один из примерно трех тысяч появившихся на свет разумных жителей Акраа успешно преодолевал все метаморфозы, разделяющие оплодотворенную икринку и взрослую особь. А из многих миллиардов населявших планету акраани счет побывавшим в дальнем космосе, на фронтире, шел на сотни.
Рнаа и само излишне не обманывалось: мечта и есть мечта, она должна манить и придавать силы для новой метаморфозы, ну а сбываться… как уж повезет.
Если бы кто-то, заслуживающий полного доверия, предрек тогда Рнаа, что оно не просто окажется в дальнем космосе, но станет разведчиком, исследующим загадочные и опасные планеты, окажется на самом переднем крае наступления цивилизации на безбрежный галактический хаос, юное существо наверняка впало бы в буйный восторг и, не умея толком контролировать свой эмоциональный спектр, меняло бы цвета с непредставимой скоростью…
Мечта сбылась.
Сбылась гораздо позже, когда оно не только покинуло инкубаторий, но и прожило-прожил-прожила и вновь прожило девять взрослых стадий (соответственно три раза поменяв пол, а трижды эту метаморфозу переживали немногие) и стало опытно, возможно, даже мудро.
Впервые получив назначение на кислородную планету, Рнаа отреагировало однообразным тускло-серым цветом: оно теперь гораздо лучше знало глубокий космос и никаких иллюзий насчет великой миссии разведчиков цивилизации давно не испытывало.
Работа как работа. Только скучнее и опаснее многих других. Да, да, случается именно так: и скучнее, и опаснее, что бы ни считали по этому поводу юные романтики, плещущиеся в бассейнах инкубаториев…
А кислородные планеты…
Они разные бывают, Рнаа само выросло на такой. Но оттого – по прибытии к новому месту службы – роднее и ближе чужой и чуждый мир не стал: холодно, и спектр светила не самый удачный для акраани, и гравитация слабовата – отчего местная сухопутная фауна размеров достигает несуразно больших для кислородно-водной планеты, а уж в воде водятся и вовсе чудовищные монстры.
Плюс ко всему на планете имелись поднадзорные.
Те, кто присвоил им рейтинг предразумных… О присвоивших такой рейтинг стоило думать лишь в полном одиночестве, чтобы кто-нибудь не принял на свой счет комбинацию цветов, в приличном обществе совершенно недопустимую. О поднадзорных же лучше вообще не думать. Даже в одиночестве. Чтобы оставались шансы пережить очередную метаморфозу, к процессу превращения надлежит задолго приступать со спокойной душой и чистыми мыслями.
Ну и завершающий, финальный аккорд исполнившейся мечты: генерал-резидентом планеты – то есть непосредственным начальником выездного агента Рнаа – служило туиуу (служило не значит, что данное конкретное туиуу достигло стадии зрелости, не омраченной заботами о продолжении рода; туиуу размножались простейшим митозом, иначе говоря, делились надвое, и разделения на полы не имели изначально).
Туиуу по ряду причин для полевой разведработы решительно не годились. Вернее, годились, но на весьма ограниченном числе планетоидов – на спутниках газовых гигантов, и то не всех, а имеющих весьма своеобразную атмосферу.
Зато как аналитики и стратеги туиуу оказались весьма востребованы и Косморазведкой, и другими структурами, подчиненными Галактическому Совету. Можно сказать, всей своей эволюцией туиуу были подготовлены для работы на высших штабных должностях. Одни лишь их сложнейшие интеллектуальные игры чего стоят – нормальному разумному полжизни придется потратить, чтобы только в правилах только одной игры разобраться… Туиуу в том не нуждаются – каждый из них, появляясь на свет, обладает точной копией родительской церебровакуоли. И там хранится вся информация – и накопленная родителем самостоятельно, и унаследованная от предков… Включая правила сложнейших игр. И многое другое включая.
При таких стартовых условиях немудрено стать сверхэрудитом и гением анализа.
Но мироздание заставляет платить за все… Наверное, платой за интеллектуальную мощь туиуу стали их мерзкие душевные качества – если допустить, что в одноклеточном существе, пусть и огромном, есть место для души.
Мелочные, обидчивые, пакостливые, способные возненавидеть по любому поводу и на всю жизнь, однако гении – веселое сочетание, не так ли?
К своим собратьям по виду туиуу относились даже хуже, чем к прочим разумным, а родных сестробратьев еще и норовили сожрать немедленно по завершении деления… И чаще всего сжирали либо были сожраны.
Наверное, то был предохранитель, встроенный эволюцией.
Предохранял он изначально существ, способных быстро размножаться в геометрической прогрессии, от перенаселения, от полного исчерпания ресурсов. Ну а впоследствии стал заодно предохранять Вселенную – от неизбежного завоевания одноклеточными гениями, сумей те объединиться…
Вселенной повезло. Туиуу объединиться не умели и всюду, где обитали, старались обитать поодиночке, самодостаточные в своей гениальности… И в сверхинтеллектуальные свои игры играли сами с собой.
Вселенной повезло… В отличие от Рнаа.
До последнего назначения Рнаа под началом туиуу ни разу не оказывалось. Возможно, так складывалось случайно. Возможно, в кадрах следили, чтобы представители этих двух разумных видов не пересекались… Следили, следили, да не уследили… Либо дикий кадровый голод заставил пренебречь негласным правилом.
Рнаа не выносило своего начальника. Причем на генетическом уровне… В прямом смысле на генетическом – страх и ненависть к весьма напоминавшим туиуу существам у акраани прошиты в генокоде: бесчисленные поколения их предков были сожраны в теплых океанах Акраа крайне похожими на туиуу существами. Лишь внешне похожими, имевшими метаболизм, основанный на иных биохимических реакциях, и совершенно безмозглыми, вернее, лишенными церебровакуоли. Но генетическая память о биохимии знает мало, в отличие от внешности…
Туиуу платило подчиненному тем же. Не по генетическим причинам, но по свойствам мерзкого характера Туиуу-1162-3355/187 (имена этих разумных совпадали с названием их вида, ибо каждый туиуу считал именно себя единственным его полноправным представителем, прочих же – генетическими отходами, по недоразумению уцелевшими от митофагии и апоптоза).
Вот так они и служили вместе. Рнаа мечтало, чтобы совместная служба завершилась как можно быстрее.
2. Среда, 29 апреля,
вечер
Олежка Васин жил в поселке Апраксин, что при одноименной станции. Ему еще осенью исполнилось семнадцать лет, но он только этим летом оканчивал школу, застряв в одном из классов на два года. Зато он имел целых три мечты.
Мечты были не запредельные, реалистичные, и он всерьез намеревался исполнить все три перед уходом в армию.
Об армии Олежка не мечтал: какой толк мечтать о неизбежном, но ждал призыва нетерпеливо, хотел хоть год пожить как человек.
А после года службы он надеялся вернуться с новыми мечтами. В армии, по рассказам, мечты о том, что надо сделать в грядущей гражданской жизни, плодятся сами собой.
Две мечты Олежки вроде бы исполнились… Но именно «вроде бы», он и сам толком не понимал, сбылись или нет?
Он мечтал потерять девственность с Танькой Масютой, учившейся с ним в одном классе. Вернее, он о своей девственности не задумывался и формулировал мечту проще: до армии непременно надо Таньке вдуть.
Учились они вместе, да жили вдалеке друг от друга: Олежка ездил в школу, находившуюся во Мге, из Апраксина, а Танька – с другой стороны, из Назии.
Однако ближе объектов для мечтаний не нашлось. В Апраксине постоянно обитало человек сорок. Обступившие поселок садоводства, лишь в теплую пору населенные, не в счет. И обитательницы поселка вызвать сексуальные мечты у семнадцатилетнего парня не могли. Даже те, что были помоложе, не могли. В семнадцать мечтается о чистом и высоком, а не о визитах в КВД после случки, завершившей совместное распитие.
Олежка мечтал о высоком и чистом, но был прагматиком и берега все же видел. Танька не числилась первой красавицей класса, и второй, и третьей тоже… Ее внешних данных хватало на то, чтоб не чморили в школе, не более. Хотя на фоне апраксинских шалав и Танька Масюта могла показаться симпатяшкой-обаяшкой. Короче говоря, Олежку она вполне устраивала.
Сама же Танька дурой не уродилась и шансы свои жизненные не переоценивала. Дать в принципе была согласна, но по-серьезному, с отношениями и уверяла, что из армии дождется, на сторону не взглянув. Олежка, странное дело, ей даже верил, хоть и нагляделся, и наслушался, какие фортели выкидывают девки, обещавшие ждать.
Серьезность отношений и намерений он доказывал, как умел, и Танька недавно дала. Случилось все на школьной дискотеке, после трех стакашков дешевого портвейна – два выпил для храбрости Олежка, один – Танька.
Они ушли от гремящего музыкой актового зала подальше, на четвертый этаж: на третьем и без них уже пыхтели-постанывали. Ушли без глупого жеманства, зная, зачем идут, и не дуря друг другу мозг про «посмотреть на звезды».
Однако узкий школьный подоконник – не самое удачное место для секса в одежде даже между более опытными партнерами. А двое новичков с нулевого левела лишь тыкались бесплодно, и Танька была смущена и расстроена не меньше Олежки, встала в конце концов на коленки, и кое-как – трудами ее неумелых рук и неумелого рта – он девственность потерял.
Но позже не мог взять в толк сбылась мечта или нет? Решил при оказии все повторить в удобной обстановке, но за две недели оказии не подвернулось, все ж жили далековато друг от друга, да и Танька дала понять, чтоб на частый трах губу не раскатывал, главное для нее – отношения.
Короче говоря, ничего меж ними после дискотеки больше не произошло, лишь целовались да тискались в кустах за школой.
И в тех же кустах не столь давно сбылась вторая Олежкина мечта. Вроде бы сбылась…
Он давно мечтал вломить мгинскому здоровенному парню, которого в глаза звали Шаманом, а за глаза Бубном. Шаман-Бубен был редкостной гнидой и всю учебу докапывался до Олежки. Честно говоря, не так уж сильно докапывался, понимал: если перегнет палку, приедут апраксинские и изуродуют. В прямом смысле инвалидом сделают, им наплевать, даже если кто присядет за такое, – почти все сидели, зоной не напугаешь.
Но в мелочах Бубен докапывался, и Олежка издавна мечтал ему вломить – сам, без помощи старших. Мечта долго оставалась мечтою: Шаман был на два года старше и, как следствие, крупнее и сильнее.
Олежка терпеливо ждал своего часа, резонно рассудив, что рано или поздно они в кондициях с Бубном сравняются и два года разницы потеряют значение. Он ждал и упорно тренировался – разумеется, не в секции бокса или иных единоборств, откуда деньги на секцию, когда оба родителя алканавты. Учителя в Апраксине нашлись свои – обучали и жестоким, но действенным ухваткам дворовых драк, и кое-каким подлым приемчикам, с зон привезенным.
Этой весной Олежка решил: пора. А то детские обиды как-то начали забываться, и злость помаленьку проходила. Опять же, армия – рубеж в жизни, водораздел, и хорошо бы перед ней подбить все бабки. Шаману по возрасту полагалось уже служить, но мать-фельдшерица его отмазала.
Поединок состоялся в кустах за школой, и в общем и целом Олежка давнему супостату вломил… Но и сам огреб, Бубен оказался хоть гнида, но не слабак и не трус: нос раскровенил, и по зубам прилетело, один передний зуб с месяц потом шатался, Олежка боялся, что выпадет, испортив ему улыбку, но зуб как-то прирос обратно и укрепился, лишь цвет сменил на чуть более темный.
Шаману-Бубну досталось сильнее, и все же Олежка – особенно пока шатался зуб – сомневался: сбылась мечта или нет? В мыслях-то побеждал чистым нокаутом, не по очкам. Но повторять, в отличие от истории с Танькой, не собирался, если, конечно, Бубен не решит, что получил мало, и не полезет сам. Но Бубен не лез и даже здороваться стал уважительно, чего раньше не замечалось, и Олежка решил: мечта все же сбылась.
Оставалась последняя, третья.
Но та мечта такая, что в любой день, по желанию, ее не исполнишь. Лишь раз в год, весной, в конце апреля или в мае.
И вечером среды, как раз в исходе апреля, Олежка шагал к полуразвалившемуся домику, стоявшему посреди участка, заросшего бурьяном. Несмотря на нежилой вид, в окнах домика горел свет.
В руинах обитал человек, способный помочь в исполнении мечты.
3. Фаза 01011110,
Великий Цикл 0111101101101,
подцикл Эваа
Рнаа вернулось на базу Косморазведки, расположенную на обратной стороне здешнего сателлита-планетоида, страстно мечтая как можно скорее плюхнуться в бассейн.
Вернулось после инспекционного облета приполярных зон: восемнадцать автоматизированных станций сбора информации, посещенных и протестированных, устранение трех серьезных неполадок на них и нескольких незначительных, суборбитальный прыжок с одного полюса на другой…
Плюс два перелета – с базы на планету и обратно, причем первую из двух посадок пришлось проводить вручную, без наводящего луча и автоматики.
И все – за неполные местные сутки.
И все – в одиночестве. ДРК хоть и был трехместным, но кресло второго пилота пустовало, не говоря уж об инженере-исследователе, его крохотный отсек-лабораторию Рнаа давно приспособило под склад всякой всячины. Голод, дикий кадровый голод…
Весь изматывающий рейд оно провело в одиночестве. После таких трудов надлежало нырнуть поскорее в бассейн и уснуть там на дне на пару стандартных фаз, дыша всей кожей и давая отдохнуть перетруженным легким.
Но вместо бассейна Рнаа поджидал вызов к шефу.
Туиуу-1162-3355/187, исполнявшее обязанности генерала-резидента, демонстративно игнорировало любые способы дистанционного общения с Рнаа. Обожало вызывать к себе и общаться лично. Разумеется, туиуу знало, как воздействует его облик на представителей акраани, – трудно представить что-то, что туиуу не знают о Галактике и ее обитателях. Знало – и как раз оттого вызывало для личного общения. Такие вот они, туиуу… Зато гениальны, не поспоришь.
Среда обитания начальника была убийственна для подчиненного и наоборот. Оттого помещение разделялось на две части прочной и невидимой перегородкой. Абсолютно невидимой – коэффициент преломления менялся в зависимости от того, какую атмосферу закачивали на гостевую половину. И казалось, что стена жидкого метана (именно в этой жидкости обитали туиуу) застыла вертикально, ничем не сдерживаемая, и вот-вот хлынет, затопив гостевую половину и убив гостя.
Рнаа изобразило цвета приветствия, туиуу пренебрегло – не цветами, разумеется, цвет оно не меняло – приветственными движениями псевдоподий. Однако транслятор сам поприветствовал Рнаа и звуком, и цветом, но сухой уставной формулой, так уж транслятор был запрограммирован.
Рнаа изобразило цвета внимания и почтения, хотя испытывало не только эти чувства.
Туиуу начало вещать. Как обычно, начало издалека. Одноклеточному гению доставляло удовольствие нарочито затягивать свои беседы с акраани.
Как известно, вещало туиуу, в самом ближайшем будущем меж поднадзорными начнется война. Не локальная, те не прекращаются ни на фазу, постоянно полыхая то в одной, то в другой точке планеты. Начнется война глобальная, что вовлечет в себя все наиболее крупные и развитые группы предразумных и весьма отразится на их численности и дальнейшем развитии.
Рнаа изобразило цвет почтительного согласия, не кривя душой. Большая война действительно назревала.
Здешние поднадзорные, как и вся биосфера их планеты, оказались крайне гелиозависимы, так уж пошутила над ними эволюция. И на каждом пике коронарной активности местного светила, случавшимся один раз за одиннадцать с небольшим годовых планетарных циклов, у предразумных обострялась их врожденная агрессивность и стремление убивать себе подобных.
Но то была беда небольшая. Большая случалась реже, когда совпадали два пика.
Глубинные процессы в светиле тоже развивались циклично, и один раз в сто два годовых цикла два максимума совпадали. Тогда предразумные впадали в бешенство и начинали убивать себя с особым размахом. Всегда, без исключений, каждые сто два цикла, хотя изредка локальные причины сдвигали срок начала всепланетной бойни на цикл-другой.
Кровавое безумие обычно продолжалось несколько лет и сопровождалось гибелью значительной части популяции. Почти всегда у бойни случался не менее кровавый эпилог – спустя два или три десятка годовых циклов, – но тот от активности светила почти не зависел: просто маятник истории из крайнего положения пытался вернуться в точку равновесия, а дети побежденных в большой войне пытались взять реванш у победителей.
И сейчас глобальная бойня вновь назрела и могла начаться в любой момент – активность светила увеличивалась, и предразумные на глазах превращались в агрессивных животных, все быстрее утрачивая право называться предразумными.
Туиуу, разумеется, не преминуло рассказать общеизвестные факты, ладно хоть коротко, без лишних подробностей. Затем перешло к главному: оказывается, оно, Туиуу-1162-3355/187, изучило все локальные местные факторы, способные ускорить либо замедлить начало бойни. Оценило то хаотичное движение товаров и расточительное уничтожение ресурсов, что предразумные именуют экономикой (при всей своей хаотичности сей процесс тоже развивается циклично). Проанализировало все те столкновения интересов, что предразумные именуют политикой. Разобралось в причинах, ходе и возможных последствиях всех развивающихся в настоящий момент локальных войн предразумных.
И сделало однозначный вывод.
Вот какой: бойня начнется на середине следующего годичного цикла, в ту его пору, когда ночи в Северном полушарии станут наиболее короткими, а дни, соответственно, максимально продолжительными.
Рнаа встретило новость равнодушно. Оно мечтало побыстрее очутиться в бассейне и весть о вычисленном начале бойне восприняло спокойно: ну да, многие поднадзорные погибнут, но что тут поделаешь, если эволюция встроила им такой вот предохранитель… Предохраняет их от перенаселенности и истощения ресурсов, а Вселенную – от их дикой агрессивности. Хотя Вселенная и без того в безопасности, шансы стать действительно разумными у местной фауны нулевые.
Туиуу продолжило бурную жестикуляцию псевдоподиями, перейдя от общей оценки перспектив к задачам, встающим в свете изложенного.
Задачи туиуу сумело изложить так, что Рнаа отвело взгляд от вертикальной стены метана и смотрело исключительно на транслятор: движения псевдоподий генерал-резидента удивительно напоминали движения ложноножек гигантских простейших Акрнаа, причем в момент завершающей стадии охоты… Случайность? Ну-ну… Такого понятия у туиуу не существует, они способны были бы – мгновенно оценив множество параметров и мгновенно решив в уме несколько сложнейших систем дифференциальных и интегральных уравнений – безошибочно предсказать, аверсом или реверсом упадет металлический диск предразумных, используемый ими как генератор псевдослучайных исходов.
В названной дате начала большой войны Рнаа ни на миг не усомнилось.
И в том, что движения псевдоподий Туиуу-1162-3355/187 продуманы до мельчайших деталей, не усомнилось тоже.
Генетические страхи Рнаа, и без того не дремавшие, включились на полную мощность. И даже взгляд, сосредоточенный исключительно на трансляторе, помогал мало. Как туиуу сумело все просчитать и исполнить, негению не понять, однако транслятор одновременно доносил до подчиненного два посыла: «Что надлежит сделать» и «СЕЙЧАС СОЖРУ!!!».
Второй посыл был на порядки сильнее, и первый скользил по периферии сознания, не зацепляя. Хотелось, и все сильнее, грубо нарушить субординацию и лихорадочными высокими прыжками умчаться из гостевой… Увы, герметичный мембранный люк, ведущий в гостевую часть кабинета, блокировался наглухо.
Сделано это было не ради дополнительного ущемления Рнаа. Такова стандартная, инструкциями предусмотренная процедура: за стеной, в приемной, могли находиться сотрудники базы, для коих привычная Рнаа атмосфера стала бы мгновенно действующим ядом… Прецеденты случались, и самые неприятные, – инструкции, как известно, пишутся кровью. Или в данном случае скорее уместен аудиовариант инструкции, составленный из предсмертных хрипов отравленных.
Сколько длилась изуверская пытка, Рнаа не смогло бы ответить… Когда аудиенция завершилась и люк раскрылся, акраани торопливо выпалило уставную формулу почтительного прощания и умчалось такими скачками, словно по пятам гнались все хищные одноклеточные Акраа, каким-то чудом вырвавшиеся из тщательно охраняемого заповедника.
Лишь прошлепав через приемную и свернув в единственный открывшийся коридор – в тот, что предназначался для акраани и существ со схожим метаболизмом, – Рнаа сообразило, что только что произошло.
Вот что: его нагрузили новым срочным заданием и приказали исполнять почти немедленно, о двух фазах на дне бассейна можно было позабыть… А оно, Рнаа, загипнотизированное ужасом, не смогло ничем возразить, не выдвинуло ни единого резона против. Хотя на деле резонов, как объективных, так и субъективных, имелось с избытком. Одно лишь техническое состояние ДРК чего стоит – вполне сравнимо с физическим и психическим состоянием пилота-разведчика.
Но время для возражений бездарным образом упущено. Придется исполнять… Рнаа вспомнило, что поясок на церебровакуоли туиуу стал гораздо заметнее со времен их последней встречи – до начала процесса деления оставался совсем малый срок.
И акраани сообразило, что обрело новую мечту: когда на месте начальника появятся двое сестробратьев, пусть один не сожрет другого и не получит должность генерал-резидента и индекс 1162–3355/188. Пусть как-то исхитрятся и сожрут друг друга оба одновременно. Короче, пусть взаимоуничтожатся.
Такой исход митоза, разумеется, невероятен, но отчего бы не помечтать?
4. Четверг, 30 апреля,
утро
– Полчаса осталось, – сказал Олежка. – Они ж как по расписанию хреначат, я засек…
– Не ссы, успеем, – уверенно сказал Парамоша.
Парамоша никогда не сомневался в своей способности довести задуманное до успешного финала, таким уж уродился. Ошибки и неудачи ничему его не учили. Он лишился левой руки, всей, начиная от плечевого сустава, а на правой уцелело три с половиной пальца, но врожденный оптимизм оттого не исчез. Таким вот человеком был Парамоша…
Ему перевалило на шестой десяток и, очевидно, Парамошей так и суждено было умереть. И если найдутся где-то Парамошины родственники и не поскупятся оплатить некролог в рамочке на последней странице районной газетки, то односельчане, увидев случайно тот некролог, не сразу и сообразят, что за Сергей Юрьевич Парамонов скончался в Апраксине… Потом воскликнут: «А-а-а, Парамоша!» – и все поймут.
Олежка не то чтоб любил Парамошу… Но, без сомнения, относился к нему лучше, чем ко всем прочим обитателям Апраксина, включая собственных родителей.
Во-первых, Парамоша не пил, разве что полстакашка по праздникам, а Олежка, по пьяни зачатый и среди непрекращающейся пьянки выросший, готов был блевать от одного лишь запаха водки. И внутрь Олежкин организм ничего крепче пива и портвейна не принимал.
Во-вторых, Парамоша помогал в исполнении третьей мечты. Совершенно бескорыстно помогал, он любил трудные задачки в том деле, где считал себя мастером. Он не пасовал перед трудностями – а когда в наличии есть лишь одна рука, то затруднения способны вызвать самые банальные действия. Кто не верит, пусть попробует… ну, хотя бы открыть бутылку с пивом, используя лишь одну руку. Трудности мигом возникнут.
А уж как Парамоша работал в своей мастерской… Как управлялся не только с тисками, молотком, ножовкой, но даже с токарным станком… Это надо видеть. Он был очень изобретательным, Парамоша, и придумал множество хитростей и множество приспособлений, помогающих компенсировать физический недостаток.
Зарабатывал на жизнь Парамоша делом насквозь криминальным, хотя преступником себя наверняка не считал. Он восстанавливал старое оружие, решая попутно множество нетривиальных технических задач, – только и всего.
А старого оружия в окрестных лесах и болотах хватало с избытком. Семьдесят лет находили и выкапывали, а меньше словно и не становилось. На самом деле, конечно, становилось, но в последние годы появились заморские приборы, металлоискатели, и ближние перелески, выскобленные, казалось бы, до донца, радовали новым урожаем.
Такие уж тут места… Война шла с сорок первого по сорок четвертый, и не просто линия фронта стояла неподвижно: наступление следовало за наступлением, а в промежутках случались контрнаступления: сначала неудачные попытки прорвать блокаду, потом удачная, потом попытка расширить узенький пробитый коридор, вновь неудачная, потом снятие блокады… При каждом из упомянутых сражений в землю ложились десятки тысяч и русских, и немцев, со всей амуницией, оружием и снаряжением. Болотистые земли, примыкавшие к Синявинским высотам, были буквально нашпигованы костями и металлом…
Третья мечта Олежки была связана и с землей, и с затаившейся в ней ржавой смертью, но опосредованно. А так-то мечта, как и положено, парила в высоте…
Олежка с детства мечтал добыть и съесть дикого пролетного гуся: каждую весну гусиные стаи летали над Апраксиным. Такая вот у него была птица-счастье…
Рос он впроголодь. В родительском доме главный жизненный продукт вел борьбу на уничтожение с продуктами прочими, не главными. И одолел их, и уничтожил, и уцелевших изгнал почти всех.
Олежка же с главного продукта блевал, и даже от запаха его блевал. Он выживал, как мог, снабжая себя сам. По расписанию, по кругу столовался у знакомых. В школе получал талоны на бесплатные завтраки и обеды. Помогал в мгинском продмаге за еду, потребляемую на месте. Смастерил рогатку, научился запекать подстреленных дроздов и голубей, и даже крякв случалось добывать на близлежащих болотцах.
А над головой каждую весну пролетали гуси – огромные, мясистые, аппетитные, не сравнить с дроздами.
Казалось, низко пролетали, но из рогатки не достать… Хотя, конечно, так лишь казалось, что низко – из-за больших размеров птиц, – и не достать было даже из ружья; иногда приезжали из города охотники, вставали в полях на пути перелета, патронов расстреливали множество, но редко-редко, не каждую охоту, брали хоть птицу-другую, подбив самой крупной картечью.
Олежка подошел к делу воплощения мечты конкретно. Ружья он все равно не имел – от деда осталась двустволка, но еще в Олежкино малолетство отец ее пропил: опилил в обрез и загнал бандюкам, что наведывались к Парамоше за копаными и восстановленными стволами.
Четыре года назад Олежка соорудил агрегат, названный им «гусиная пушка». Соорудил из самолично откопанного противотанкового ружья. Конец ствола был сильно ржавый, Олежка его отпилил, и ружье стало противотанковым обрезом, раза в полтора короче прежнего, но Олежка решил: добьет до стаи и собьет хоть парочку, на гусях брони нет.
Прочую ржавчину он свел, как сумел, и калибр ружья за счет того прилично вырос. Но пружины восстановлению не подлежали, и после некоторой доработки пушка стала стрелять от удара молотком.
Разумеется, с рук при помощи молотка не пальнуть, да и отдачи Олежка опасался. Он соорудил нечто вроде лафета из двух досок и той части забора, что не успела обвалиться.
Обрезал несколько патронов по плечики гильз, сменил порох на свежий и заменил пулю (или снаряд? Поди пойми, чем это ружье стреляло) чуть не стаканом самолично отлитой неровной картечи.
Испытывал не на мишени – сразу на пролетающей гусиной стае. Жахнул молотком – осечка. И второй раз – осечка. А на третий ка-а-а-ак грохнуло!
Он надеялся, что выстрел «гусиной пушки» лишнего внимания не привлечет. В округе часто раздавались громкие звуки: и местные развлекались, и приезжие бандюки опробовали купленные стволы. Но, как на грех, поблизости случился участковый, у того был от начальства план по выявленным «самодельщикам». С серьезными людьми связываться участковый не хотел, резонно опасаясь за жизнь, здоровье и семью, и Олежка с его пушкой стал для мента подарком судьбы.
Отделался Олежка малым: учетом в ИДН, нещадной поркой и конфискацией чудо-оружия. Но больше всего расстроился от того, что ни один гусь с неба не свалился. Не то била пушка слабовато, не то слишком замешкался с двумя холостыми ударами…
Мечта осталась мечтой. И не давала себя забыть, каждую весну тянулась в небе с громким гоготаньем.
Новая идея пришла спустя два года, позапрошлой осенью. Олежка ездил с мгинским парнями прошвырнуться в Питер, хоть не любил там бывать, – город казался слишком огромным и крайне враждебным: и все тамошние менты, и вся тамошняя гопота – все, казалось, нацеливались обидеть растерянного Олежку. И вообще он не любил, когда вокруг много людей.
Но уговорили, поехал. И случаем угодил с пацанами на какой-то праздник корейской культуры: у СКК тусовалась нехилая толпа узкоглазых, но и нормальных людей не гнали, привечали.
Корейские песни-танцы, что развлекали народ с эстрады, Олежке и его компании были по барабану, их заинтересовало другое: там с длинных столов бесплатно угощали всякой национальной фигней, парням же надлежало раздавить для куражу два пузыря, и можно было сэкономить на закуске.
Олежка водку не пил, он имел с собой немного портвейну, а тот и без закуси заходит. Но тоже подошел со всеми, грех не пожрать на шару.
Парни затарились острыми салатиками, мясного опасаясь: ну как подсунут собачатину? А Олежка и мясного навернул за обе щеки. Едал он собачатину, правда, по-простому сготовленную, без корейских выкрутасов, – мясо как мясо.
Отвалили от толпы в сторонку, с пузырями и добытой закусью, и тут у корейцев начался салют, и палили как раз вблизи с тем местом, куда парни отошли.
Олежка впервые видел салют так близко, чуть не вплотную, понравилось.
И наблюдая, как уходят вверх здоровенные, в рост человека, ракеты и расцветают в небе замысловатыми огненными фигурами, Олежка придумал: если вместо пиротехнической фигни начинить туда картечи, да болтов с гайками, да гвоздей – и по гусиной стае?
Потом он не раз возвращался к той мысли, вертел ее так и сяк и изъянов не находил: сработает!
Беда была в другом – он не чувствовал в себе знаний и умений, чтоб смастерить ракету. И обратился к Парамоше, того идея увлекла, он любил такие задачки.
…Ракета, что стояла сейчас на пусковой, имела имя собственное: «ПВ-3». Что в переводе значило: конструкторы Парамонов и Васин, третья модель.
Хотя, конечно же, конструктором был один Парамоша, а Олежка так, на подхвате. Помогал в изготовлении, как умел, да откапывал снаряды в видах извлечения артиллеристского пороха.
Две первые модели бесславно канули прошлой весной – летели неплохо и взорвались исправно, но с сильным недолетом, лишь распугав впустую гусиные стаи: Парамоша сказал, что на глазок длину шнура-замедлителя им в жизни не подобрать, гуси летают с погрешностью по высоте плюс-минус полсотни метров. Надо, кровь из носу, сладить радиовзрыватель.
Сладили, купив и разобрав простейшую игрушку с радиоуправлением. Пришлось на нее подкопить: выросши, Олежка подрабатывал в магазине уже в полную силу и брал не едой, деньгами; Парамоша тоже вложился. Но пока возились с новым взрывателем, пролет гусей закончился.
День сбычи мечт настал год спустя.
Олежка для такого случая не пошел в школу – гуси летали по утрам и вечерами, а в сумерках искать сбитых трудно. Парамоше было все равно когда, он нигде не работал.
Они стояли у готовой к старту ракеты и поджидали гусиную стаю. И чувствовали себя, как Королев, стоявший у ракеты с Гагариным. Хотя нет, не мог Королев себя чувствовать, как Олежка, не те у Королева были эмоции, послабее: не голодал небось в детстве, на пролетающих гусей облизываясь, – физиономия на фотках откормленная…
Вдали послышался слабый гогот. Подлетала стая, невидимая пока за деревьями.
Все было обговорено, распланировано и даже отработано на двух неудачных пусках. Олежка присел на корточки у хвостового оперения, зажег длиннющую «каминную» спичку – она могла гореть очень долго и не гасла на ветру.
Очень хотелось поднять голову, глянуть на подлетающую мечту, но Олежка сдержался, полностью сосредоточившись на запале. Он знал: Парамоша не подведет, скомандует вовремя, глазомер у него идеальный, как довелось убедиться при тех двух пусках. Нельзя подвести и ему, Олежке, промешкав с запалом.
– Давай!
Рука со спичкой отреагировала на команду мгновенно. Из сопла ударила струя искр, набирая силу. Олежка вскочил на ноги, отбежал подальше, к Парамоше, и обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как ракета рванула с пусковой в небо, оставив за собою белый дымный след.
Пульт был сжат в единственной корявой Парамошиной руке, Олежка сам бы очень хотел нажать на кнопку, но признавал, что Парамоша заслужил это право.
Затраты на радиовзрыватель окупились сполна, взрыв грянул в нужный момент, без перелета и недолета.
Но…
Но оказалось, что гусям не понравилась неведомая фигня, подлетающая с дымом и шумом, – и птицы ударились врассыпную еще до подрыва боеголовки.
Великий замысел – вымести зараз полстаи бесчисленными осколками – не удался. Но все же совсем зря труды не пропали: Олежка следил за двумя гусями, явно подбитыми, тянувшими, снижаясь, в сторону… Далековато сядут, трудно будет найти.
– Туда гляди! – рявкнул Парамоша и развернул, вцепившись в плечо своей клешней.
Олежка повернулся и понял, что и в самом деле смотрел не туда. Третий гусь пострадал сильнее и не планировал – падал с высоты по наклонной.
Они впились глазами в падающую птицу, ни на что больше в целом свете не обращая внимания: поднялся б рядом ядерный гриб, не заметили бы.
Упал гусь невдалеке, они приметили место падения и со всех ног рванули туда. Сердце Олежки стучало как бешеное: один гусь или полсотни – неважно, мечта есть мечта.
Но вместо сбывшейся мечты его поджидал облом… Подбитый гусь как в воду канул – в прямом смысле как в воду: там случилось небольшое болотце с разводьями чистой воды.
Промокли, извазюкались, но добычу так и не сыскали, хоть осмотрели все – под каждый кустик и за каждую кочку заглянули.
Олежка не понимал, в чем дело: убитая наповал птица не тонет, а раненая и нырнувшая – выныривает, чтоб вдохнуть. Но гусь исчез, как и не было. Загадка…
Делать было нечего, пошли обратно к Апраксину. Парамоша не унывал он не умел унывать и толковал о ракете новой конструкции.
Олежка пропускал мимо ушей. Он понял вдруг, что мечта не сбылась, но как-то сама собой истаяла и развеялась, и на пролетающие над головой стаи он будет теперь смотреть спокойно. Случается такое с детскими мечтами, когда мечтатель взрослеет.
Олежка сегодня повзрослел.
И до завтра ему предстояло повзрослеть еще больше, но он пока о том не догадывался.
5. Фаза 01011110,
Великий Цикл 0111101101101,
подцикл Эваа
ДРК летел на автопилоте, и пилот его все действия выполнял тоже на автопилоте. Рнаа утомилось, как редко утомлялось за долгую службу. Даже сил злиться на туиуу не оставалось…
Оно обслужило уже девять пар разведывательных орнитороботов, те на всякий случай всегда летали парами. Вставило новые элементы питания и маршрут-чипы, провело тесты и профилактику и отпустило в полет. Теперь орнитороботам предстояло летать не со стаями существ, с которых они были в мельчайших деталях скопированы, – наособицу, другими маршрутами. Туиуу желало в подробностях изучить все начальные стадии предстоящей бойни предразумных.
Оставалась последняя пара, десятая. И все, на базу, в бассейн…
ДРК давно догнал стаю существ, среди коих летели орнитороботы, и пристроился в хвосте, никем не замеченный. Ни крылатыми существами, ни двуногими наземными… ДРК был надежно экранирован: его нельзя было разглядеть в любом диапазоне, и любые сканирующие волны он не отражал.
Разумеется, от атак материальными объектами ДРК прикрывали защитные поля. Еще не так давно во всех этих премудростях не было нужды, и первые модели ДРК летали над планетой, прикрытые лишь невидимостью… Но местные предразумные вскоре после получения такого статуса вышли на новый виток развития и, по своему мерзкому обыкновению, использовали все достижения для бессмысленной агрессии: развернули беспощадную охоту на мирных разведчиков с использованием радаров, ракет и боевых летательных машин… Пришлось усиливать защиту. А что будет, когда эти якобы предразумные разовьются еще сильнее? Ничего хорошего…
Впрочем, Рнаа о перспективах развития поднадзорных сейчас не задумывалось. Оно почти полностью утратило возможность задумываться, действовало на автопилоте и едва не пропустило момент, когда ДРК вышел из зоны действия всех радаров предразумных…
Действовать надо было именно сейчас – чтобы принять на борт орнитороботов, надо отключать защитные поля, а это всегда риск… Но все зенитные системы предразумных работают в связке с радарами, и все боевые летательные машины оснащены ими же. Инструкция предписывала строго: защитные поля отключать только в мертвых зонах радаров.
Рнаа чуть не пропустило нужный момент, но все же спохватилось – догнало стаю, отключив на ходу защиту, но все же оставаясь невидимкой… Затем заблокировало автоматическое включение защитных полей, чтобы не спалить невзначай безвинных крылатых созданий.
Первый орниторобот был уже принят на борт, когда взвыл сигнал тревоги. Рнаа взглянуло на экран и увидело несущуюся прямо в него – так казалось – ракету с белым дымным хвостом.
Ударить по клавише блокировки защиты было мгновенным делом, а все дальнейшее взяла бы на себя автоматика.
Акраани должно было успеть… Но не успело. В дело вмешался личный фактор. Фактор пилота, измотанного вторым подряд вылетом…
Истомленный мозг пытался увязать несовместимое: отсутствие радаров и ракету «земля – воздух», – и не сумел вовремя отдать команду мышцам.
Взрыв грянул в непосредственной близости от ДРК, и тот принял осколки, прикрыв собой стаю крылатых… Почти все они уцелели, а вот второму орнитороботу не повезло – поврежденный, он стал падать, и угодил в небольшой водоем, и тут же утонул в нем: робот, ничем внешне не отличаясь от объекта имитации, был тяжелее.
Рнаа за печальной судьбой орниторобота не следило, изо всех сил пытаясь выровнять полет ДРК, но ничего не получалось… Потом был страшный удар, и все для Рнаа померкло.
6. Четверг, 30 апреля,
утро, день
То, что произошло в тот день, наука уфология именует контактами третьего рода. Начался контакт с изумленной фразы Коляна Красницына:
– Что за *****? Глянь, Михыч!
Михыч продрался сквозь кусты. Они с Коляном были собратьями по несчастью – оба женились на редких стервах – и собрались раздавить бутылочку ноль-семь паленки вдали от своих стервоз и их попреков, на лоне природы.
Но намечавшийся пикник испортили события странные и небывалые. Сначала в небе бабахнуло не пойми что, но громко. Затем земля содрогнулась так, что бутылка опрокинулась и часть паленки вытекла.
Разозленные приятели отправились разыскивать причину непонятного. Они надеялись, что у причины найдется морда и можно будет морду набить: бутылка обошлась им в сто рублей, не хрен собачий. Взамен причины и ее морды нашлось вот ЭТО.
Изучив со всех сторон находку, Михыч постановил:
– Спутник ****** *******, точно. Вот так живешь, живешь, а тут ****! – неведома херня на бошку *******, и полбутылки как не бывало. Наука, мать ее…
– *** буду, спутник, – согласился Колян. – Сейчас ****** вертолеты прилетят, с ****** наукой, точно…
За спутник неведомый объект контактеры приняли неспроста. Был он не велик, и пилотировать его не смогли бы даже карлики.
Они допили уцелевшую паленку, устроившись неподалеку от спутника, но та пошла как-то скучно, без предвкушаемой радости… Потолковали о том, не отвалит ли наука деньжат первым нашедшим, и сошлись во мнении, что ничего не обломится.
Время шло. Наука не появлялась. И даже вдали вертолеты не стрекотали. Мысли приятелей свернули на иное, привычное.
– А ведь титан, а? – сказал Михыч, пнув ногой спутник.
– *** буду, он, – согласился Колян. – И сколько, интересно, эта ******* потянет?
– *** знает, что там внутри… Тонна тут точно есть. А то и две. А то и три.
Потом они занялись арифметикой. Переводили тонны в килограммы, перемножали на закупочные цены в приемном пункте цветмета.
И получалось, что если наука не объявится, а спутник распилить и сдать, то они станут богачами. Рокфеллерами. Ротшильдами.
Стрекотание вертолетов они уже боялись услышать… И торопливо разрабатывали план действий.
Невдалеке, метрах в трехстах, тянулась электролиния, обычная трехфазка. Она и подсказала решение: накинуть две зацепки, на нуль и на фазу, потом собрать по Апраксину удлинители под благовидным предлогом, срастить и протянуть сюда. А дальше болгаркой, дело привычное… Грузовик для вывоза Колян обеспечит, а с Михыча – болгарка с дисками. Ну а наука пусть отсосет, если даже обнаружит место падения. Нехрен клювом было щелкать…
Действовать стоило быстро.
И они начали действовать.
7. Фаза 01011110,
Великий Цикл 0111101101101,
подцикл Эваа
Компенсаторы спасли Рнаа от смерти, и только. Оно чувствовало, что внутренние органы повреждены и необходимо как можно скорее попасть на базу, в ее медицинский блок…
Но выбраться своими силами не удастся. Трудно было представить, что предразумные сумеют сбить ДРК новейшего поколения, да еще так повредить, что будет потеряна способность к дальнейшему полету. Но они сумели.
Наложились сразу несколько маловероятных случайностей: и отключенные поля, и паршивое состояние пилота, и ракета, возникшая там, где никак не могла возникнуть… Однако и сочетание этих трех факторов не сумело бы свалить ДРК. Вмешался еще один: осколок по немыслимой траектории угодил в щель воздухозаборника, отрикошетил внутри и что-то повредил… Что именно, сейчас не разобраться, но левый гравикомпенсатор, давно барахливший, вышел из строя. Случись все в космосе или в атмосфере, но на приличной высоте, беды бы не было, борткомпьютер успел бы перенастроить второй гравикомпенсатор, ДРК потерял бы часть функциональных возможностей, но на базу бы сумел вернуться.
Но все случилось на сверхнизкой высоте. Компьютер ничего не успел. ДРК рухнул.
И оставалось лишь надеяться на помощь. Передатчик не поврежден и шлет сигнал на аварийной частоте – прямиком на пульт оперативного управления базой. Туда сходятся сотни и тысячи сигналов одновременно, но оператор мгновенно выделит из этой разноголосицы сигнал Рнаа и мгновенно примет решение. Потому что оператором работает гений – мелочный, завистливый, пакостливый гений туиуу.
И как бы пакостливо ни было Туиуу-1162-3355/187, не выслать помощь оно не посмеет.
Акраани понятие не имело, что стало жертвой мироздания, исполнившего его мечту.
…Туиуу-1162-3355/187 готовилось к митозу и слегка тревожилось: а вдруг в неизбежной после деления схватке победит не возрожденное оно, а генетический мусор, достойный лишь поглощения? До сих пор всегда получалось иначе, но все когда-то случается впервые. На самотек такие вещи пускать нельзя… И гений придумал способ уничтожения генетических отбросов на расстоянии, без схватки и поглощения. Наращивать размеры придется дольше, зато любой риск исчезает.
План был прост в исполнении и гениален в задумке. Но, на беду, оказался продублирован в обоих разделившихся церебровакуолях сестробратьев: привели они в план действие одновременно, и их не стало.
Взаимоуничтожились, как и мечтало Рнаа. На самом деле план, хоть и гениальный, уже не раз был придуман и исполнен – недаром число гениев-туиуу неуклонно сокращалось.
Последствий своей сбывшийся мечты Рнаа не просчитывало, мечтая не совсем всерьез.
А состояли они, последствия, в том, что база на какой-то срок осталась фактически без управления, слишком уж оно было замкнуто на гениального командующего…
Разумеется, со временем все устаканилось. И вместо одного гения с входящей информацией стали работать два десятка обычных грамотных операторов. Но аварийный сигнал Рнаа они не засекли – к тому времени и внешние антенны, и все прочие выступающие части ДРК оказались срезаны болгаркой Михыча.
8. Четверг, 30 апреля,
день
Трудно понять, как так получилось, но вместо двух изначальных контактеров у спутника собрались жители Апраксина в количестве аж тринадцати персон.
Не сговаривались, но все оказались тут…
Степка Журавлев удивился, что Колян просит у него удлинитель, хотя только что тащил по улице два, и длинных, – удивился и решил проследить.
Еще двое были привлечены издалека видом Михыча, взгромоздившегося на столб и цеплявшего на провода палки с крюками.
Денис Васин (отец Олежки) сам напоролся на спутник, случайно оказавшись невдалеке.
Ну и так далее… Первооткрыватели пытались отстоять перед вновь прибывшими свое право на находку или хотя бы на большую ее часть. Но под угрозой кулачной расправы были вынуждены признать: бог велел делиться, и делиться по справедливости.
Большой компанией разделывать спутник оказалось и быстрее, и веселее. Притащили вторую болгарку, и кувалды с зубилами, и лопаты, и ломы, и тачку. И подогнали грузовик. Степка Журавлев даже приволок радиометр, что слямзил на былой работе. Степка считался в Апраксине большим знатоком радиации, хотя работа у него была тупая: после проезда через станцию Мга каждого состава с радиоактивными отходами Степка ходил вдоль путей и проверял, не капнула ли где опасная гадость.
…Когда диск болгарки начал вскрывать внутреннюю оболочку, изнутри потянуло такой лютой вонью, что народ шарахнулся от полурастерзанного спутника.
Родилась версия: гниды-ученые захреначили в космос какую-нибудь белку-стрелку, а та сдохла и протухла.
Кое-как, отворачивая в стороны рожи и дыша через раз, выпилили два больших куска с двух сторон, чтоб протянуло сквозняком, потом долго ждали, когда проветрится.
Белок-стрелок оказалось целых две. Дохлый гусь, причем дикий. А еще – неведомая зверушка, которую поначалу никто не смог опознать. Мягкая, кожистая, с дыню средних размеров – и была эта как бы дыня еще жива, пульсировала и шевелила непонятными отростками.
Возможно, внешний вид «дыни» навел бы контактеров на кое-какие мысли, возможно, даже на правильные… Но Колян вспомнил, что видел такую штуку на канале «Дискавери», и называется она «морской огурец», и как-то еще называется, но второе название Колян запамятовал. Но самая-то ржака: если этот огурец перевернуть, там у него снизу щель, ну натурально бабья, ну прямо хоть бери и пользуйся…
Перевернули – и впрямь щель, мясистая такая, влажная, сокращающаяся. Но пользоваться охотников не нашлось, потыкали туда веткой, огурец дергался забавно.
Рнаа умирало, убиваемое атмосферой, перенасыщенной кислородом сверх предела и лишенной газообразных сернистых соединений, необходимых для дыхания акраани. Оно потеряло сознание и не меняло цвет, окрасившись в тускло-розовый, в цвет смерти, и не понимало, что с ним делают, и реагировало на все усилия контактеров рефлекторно. И рефлекторно выпустило струю белой жгучей жидкости, когда обломанный конец ветки воткнулся особенно глубоко.
Струя ударила далеко и сильно и угодила на рожу Коляну: тот старательнее всех изгалялся над огурцом.
Колян взвыл, стряхнул белую гадость с лица, проморгался – и тут же схватился за штыковую лопату.
Хрясь! – лопата рассекла огурец почти пополам, и в стороны полетело вовсе уж мерзкое и вонючее.
Рнаа погибло именно так, как и мечтало некогда, наивной личинкой в бассейне инкубатория, – на фронтире, на переднем крае наступления на галактический хаос… И там же, на фронтире, было похоронено. Вернее, слегка присыпано землей – чтоб не марать подошвы и не поскользнуться на мерзкой жиже.
9. Четверг, 30 апреля,
день
Он послонялся по дому, не зная, чем заняться после неудачной охоты. На учебу ехать смысла нет – сейчас у электричек перерыв, а как закончится, так только к концу учебного дня и доберешься… Телик давно пропит, а комп изначально был несбыточной мечтой.
Олежка находился в доме один. Отец мелькнул было и усквозил куда-то, целеустремленный и деловитый: видать, имелась у него нешуточная надежда раздобыть на выпивку.
Мать же Олежка не видел уже дней десять, вроде та укатила проветриться в Мгу, да там и зависла: обычное дело, бухает и блядует. Мать в последнее время совсем пошла вразнос и давала уже не за бутылку, как недавно, – за стакан, пусть даже самого отвратного пойла. Страшна стала, как атомная война, и Олежка надеялся, что долго она не протянет. Отец иное дело… этот еще небо покоптит, здоровье вообще и печень в частности родитель унаследовал от предков на диво крепкие. А жаль.
Не зная, чем заняться, он прилег поспать: ночью толком не выспался, взбудораженный возможной сбычей последней мечты.
Прилег в одежде, он часто спал в одежде – снятую могли унести и пропить, – и был разбужен стуком в дверь, а за дверью оказалась Танька.
Он удивился: она никогда здесь не бывала и от всех приглашений отказывалась. А тут вот сама… и адрес у кого-то разузнала…
Олежка приготовился оправдываться за пропущенный день: Танька училась куда лучше, и пыталась подтянуть его, и за прогулы спуску не давала, характер у нее порой проявлялся жесткий… стервозный характер, как определял его Олежка, сам понимая, что не совсем прав.
Но Танька ничего не сказала о прогуле, ни словечком не попрекнула. Завела о другом, с порога огорошив:
– Я с родителями поговорила… ну, про тебя… и отец сказал…
Она замолчала. Олежка только сейчас сообразил, что голос у Таньки подрагивает неспроста. И глазки поблескивают неспроста тоже, и вообще красные, и нос припухший, видать, плакала.
Назревало расставание… Олежка и сам мог без труда сформулировать суть родительских слов, сказанных Таньке: нехрен водиться с апраксинской жертвой пьяного зачатия, добром не закончится. А Танька отца уважала, и заслуженно: работал тот на заводе и зарплату до дома доносил, а если пил, то в праздники и в меру.
Танька вдохнула глубоко, выдохнула и сказала-таки:
– Он сказал, чтоб ты к нам переезжал… нельзя тебе тут… Ну, чтоб насовсем переезжал. Жить вместе будем. Ну, в общем… по-настоящему вместе… Ты согласный?
Олежка стоял, как кастетом пришибленный. Разинул рот, а прикрыть забыл. Мечтал о всякой херне, а тут такое… Само свалилось с неба, взамен подбитого гуся. Плевать на трах, как она скажет, и сколько скажет, так и будет…
Но он вырвется отсюда. Не дожидаясь армии, за полгода до армии начнет жить, как человек. У него не было слов, чтоб выразить все, что думал.
Потом он понял, что слова надо сыскать, и срочно, потому что глаза у Таньки блестят все сильнее, и она явно собирается зарыдать. Не поняла, дура, его ошарашенного молчания, думает, что он способен выбрать здешнюю как бы жизнь…
– Согласный, ясный пень, – сказал он торопливо.
И добавил глупое, призванное скрыть то, что он думал, но не умел сказать:
– Хоть в комп наконец наиграюсь…
Она все-таки зарыдала, но у него на груди. Олежка понял, что мечта сбылась. Не там, не на четвертом этаже во время дискотеки, фигня была там, а не сбыча мечт… Мечта вообще сбылась… он не понимал, как даже в мыслях все точно выразить, но знал наверняка: сбылась.
А гуси пусть летают…
Спросил, когда переезжать, и получил ответ: да хоть сегодня, Танька боялась ждать лишнего. Да и он не видел причин медлить и сказал, что сейчас соберется.
– Ты это… давай-ка на станции меня подожди… – скомандовал он, но заметил, что невзначай, абсолютно того не желая, копирует интонации отца, обращавшегося к матери, и закончил так, как отец никогда не говорил, – объяснил и растолковал:
– Если мои вдруг вернутся, говна до небес навалят, и тебе заодно прилетит.
– Я невдалеке подожду, – сказала Танька твердо. – Вон там, у берез. Собирайся быстрее.
Олежка понял, что, как у отца с матерью, у них с Танькой не будет… Но лишь порадовался тому.
…Собраться труда не составило. Живя с двумя алкоголиками, тащившими из дома все, многочисленными пожитками обзавестись трудно.
Выходя, он напоролся на отца и удивился.
Отец уже успел принять на грудь, и не слабо, но Олежку удивило не это: кошелка в родительской руке была полным-полна бутылок водки, да не паленки, а дорогой, магазинной… Чудеса. Совсем недавно он бы подумал с надеждой, что отец ограбил магазин или сотворил что-то вроде того и может присесть надолго.
Теперь стало все равно, и Олежка собрался пройти мимо, проигнорировав родителя.
Они в последние времена игнорировали друг друга, и, наверное, сейчас Олежка имел шанс тихо и мирно исчезнуть из отцовской жизни, но не сложилось: Денис Васин как раз дошел до той стадии опьянения, когда жизненно необходимо до кого-то докопаться.
– Куд-да?! – спросил он нехорошим голосом, до боли знакомым и памятным.
Олежка, мгновенно передумав, вломил отцу со всей мочи – прямым в рожу, как лупцевал Бубна, и даже сильнее.
Денис не рухнул, но оттого лишь, что впечатался спиной в стену. Сыновний кулак разнес ему лицо и выбил два передних зуба, а может и больше, но выплюнул Денис вместе с кровью только два.
Кошелка тоже отлетела и ударилась о стену, бутылки разбились, и от густого водочного духа Олежка чуть не сблевал.
Родитель смотрел мутными бессмысленными глазами и медленно сползал по стене. Олежка хотел добавить пару раз ногами, после этакого начала нет смысла сдерживать все накопленное за семнадцать с лишним лет… Но, уже отведя ногу, раздумал: накопилось столько, что может и убить невзначай, а садиться именно сейчас нельзя ни в коем разе.
Он шагал к поджидавшей его у берез Таньке, поглядывал на рассаженные костяшки кулака и думал: оказывается, у него имелось не три мечты, а целых четыре.
Олежка не знал, что до предсказанной гениальным туиуу глобальной войны остается 402 дня с часами и минутами и что он, Олежка, погибнет на семнадцатый ее день и никогда не увидит их с Танькой сына.
Не знал и думал, что три мечты из четырех до службы в армии все же успели сбыться, а четвертая перестала быть мечтой и стала детским баловством…
Три из четырех – если вдуматься, неплохой результат.
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Мечты сбываются», Виктор Павлович Точинов
Всего 0 комментариев