«Зато я тебя понимаю, Сеня, — раздался в моей голове металлический голос. — Жаль, что ты меня пока не можешь понять. А времени все меньше и меньше. Напряги мозги, прапор. Потом уже поздно будет».
Я замер на месте, ибо после услышанного ко мне вдруг пришло предчувствие, что если в сей миг напрягусь и нырну в глубину своего разума, то найду там ответы на все мучающие меня вопросы. Но я испугался того, что это предчувствие является симптомом какой-нибудь страшной психической болезни. И стоит мне только поддаться ей, как меня тут же выкинут со службы.
4«Уходи от меня, бзик! Уходи, проклятый!» — я потряс головой, разгоняя наваждение. И продолжил движение.
У входа в свою пятиэтажку я остановился, чтобы успокоить разыгравшее воображение, дабы не вызвать к себе любопытства «дневального» — роботизированной опознавательной аппаратурой, охраняющей жилблок как от вторжения в него лиц, не имеющих допуска, так и от посещений различного зверья, прикормленного обитателями дома. А то подумает еще, будто я под кайфом и стуканет куда не надо.
Я повернулся в сторону Саркофага и посмотрел на него. Надо сказать, что в последнее время я стал испытывать постоянную внутреннюю потребность видеть Саркофаг. Вот и сейчас перед тем, как предстать перед «дневальным», мне не удалось удержать себя от того, чтобы не посмотреть на гигантское строение кобонков.
Оное благодушно блистало своими гранями в лучах местного полуденного солнца.
«Ну меня-то ты своим сверканием не заморочишь, — сердито подумал я. — Это ты наших профессоров с академиками морочь. А уж я-то тебя, сволочь, насквозь вижу. Твой постоялец — «Шролл» — та еще штучка».
«Обитель Любимого Друга», — так перевели ученые «Апельсиновки» надпись на Саркофаге, звучавшую по-кобонкски: «Шра Шролл». И с ними было согласно большинство специалистов Империи.
Слова «Шра» и «Шролл» имело около двадцати значений каждое. Тем не менее ученые остановились всего лишь на двух (тем самым подтекстуально обозначив такой объект, как Саркофаг, в качестве банального культового сооружения), что, скажу, забегая вперед, принесет «Апельсиновке» катастрофу.
А вот я с каждым днем все больше ощущал исходящую от Саркофага угрозу. И пытался бить в колокола, отсылая по десяткам адресов в Империи тревожные письма со своими сомнениями в правильности работы с кобонкским кубом, который вот-вот должны были вскрыть.
Комментарии к книге «Любимые враги», Виктор Викторович Гламазин
Всего 0 комментариев