«Астро. Любовник Кассиопеи»

Астро. Любовник Кассиопеи (fb2) - Астро. Любовник Кассиопеи 779K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Эдуард Владимирович Тополь

Эдуард Тополь АСТРО. Любовник Кассиопеи

Все события и персонажи книги вымышлены, все совпадения случайны.

Об Эдуарде Тополе и его книгах

«Тополь пишет с таким знанием российской жизни, которого не могут достичь ни Ле Карре, ни Дейтон. Головокружительные тайники информации…» («Нью сосайети», Великобритания).

«Тополь использует вся и всё, что делает бестселлер, — убийство, интригу, секс, любовь, юмор — и, самое главное, не разочаровывает в конце…» («Бирмингем ньюс», США).

«Эдуард Тополь, по определению парижан, “самый крутой мастер современной прозы”» («Общая газета», Москва).

«“Красная площадь” — смесь реальности и авторской выдумки, написана в стиле типичного американского триллера в соединении с глубиной и сложностью русского романа» («Файнэншл таймс», Великобритания).

«“Русская семерка” — захватывающий триллер, любовный роман и панорама жизни современной России» («Нью сосайети», Великобритания).

«В “Красном газе” Эдуард Тополь превзошел свои предыдущие романы и выдал захватывающий триллер… Богатый набор характеров, полных человеческих страстей, мужества и надежд… С прекрасной сибирской натурой и замечательной главной героиней, это глубокая и волнующая история…» («Сёркус ревью», США).

«“Любимые и ненавистные”… — бездонное море удовольствия. Притом гарантированного…» («Известия», Москва).

«“У. е.”— наилучший из лучших/примеров Тополя. Супер!» (Сергей Юрьенен. Радио «Свобода»).

«Роман Тополя о “Норд-Осте” читать и горько, и тяжело, но отложить невозможно» («Версия», Москва).

«Читайте Тополя!» («Бильд», Германия).

КНИГИ ЭДУАРДА ТОПОЛЯ ИЗДАНЫ В США, АНГЛИИ, ФРАНЦИИ, ГЕРМАНИИ, ИТАЛИИ, ГОЛЛАНДИИ, НОРВЕГИИ, ПОРТУГАЛИИ, ШВЕЦИИ, ФИНЛЯНДИИ, БЕЛЬГИИ, ВЕНГРИИ, БОЛГАРИИ, ПОЛЬШЕ, ЯПОНИИ И В РОССИИ

Эдуард Тополь советует: BEELINE ME!

Да, по-английски это звучало бы так: «Beeline me!» Но в переводе на русский теряется игра слов и флер пчелиного жужжания, а потому я скажу проще.

Я пользуюсь услугами «Билайн» не только потому, что для меня это самая удобная, надежная, скоростная и приятная система мобильной связи с любой точкой мира.

Сегодня «Beeline me» — это «позвони», «напиши», «отправь голосовое сообщение», «черкни e-mail» и многое другое. Оплатить квартиру или заказать билеты на театральную премьеру — пожалуйста! Забыв портмоне, сделать покупку? Легко! Передать деньги на другой конец города и даже страны — да запросто!

«Билайн» давно не ограничивается мобильными, решительно «захватив» компьютеры и домашние телефоны. Интернет «Билайн» — проводной или модемный — развивает впечатляющие скорости. А тарифы на междугородную фиксированную связь достойно конкурируют на рынке.

Но главное, «Билайн» дает мне возможность постоянно быть на связи с теми, кто мне нужен и дорог; в деталях обсуждать свои творческие и бизнес-планы с коллегами или просто молчать с теми, с кем хорошо молчится. И порой до нуля на счете, который давно уже не помеха общению. Ведь все входящие звонки и SMS при нуле бесплатны. А оставаться активным при отсутствии денег на счете помогают услуги с говорящими названиями «Позвони мне», «Пополни мой счет», «Доверительный платеж», «Звонок за счет собеседника» или «Автоплатеж». При однократном подключении последней «Билайн» каждый раз будет страховать вас от нуля, временно пополняя счет на сумму, достаточную для продолжения разговора.

Итак, уверенно пользуйтесь сотовой связью «Билайн» и говорите всем, как я:

NO PROBLEM, BEELINE ME!

Если у вас есть дети…

Дорогие читатели!

Недавно я побывал в Цхинвале и своими глазами видел руины, оставшиеся там после русско-грузинской войны 2008 года. Был в Беслане, в школе № 1, взорванной террористами в сентябре 2004-го, — там, как вы знаете, погибли 186 детей.

В шестидесяти километрах от Беслана, на границе Южной и Северной Осетии, стоит Аланский Богоявленский женский монастырь, возрожденный усилиями молодой настоятельницы матушки Нонны. Во время войны матушка Нонна и восемь монашек создали в монастыре лазарет для раненых, и матушка на своей «Ниве» гоняла в горящий Цхинвал, под огнем набивала машину детьми и через задымленный Рокский туннель вывозила их в монастырь. Я спросил у нее: «Как вы не боялись? Мне сказали, что пули буквально решетили над вами воздух». «Да, — ответила она. — Была бомбежка и стреляли трассирующими очередями, они осами чертили воздух вокруг машины. Но я же делала Божье дело, ни одна пуля «Ниву» даже не поцарапала».

Сразу после Беслана матушка Нонна создала при монастыре Детский реабилитационный центр, где посменно живут дети, пережившие те трагедии, — читают, рисуют, лепят, выпиливают. Но летом 2010 года прекратилась финансовая поддержка Центра частным немецким фондом Киндернотхильфе…

И еще… Вот уже семь лет я навещаю Свято-Алексеевскую пустынь, возрожденную под Москвой иеромонахом Петром на 124-м километре Ярославского шоссе на развалинах монастыря, взорванного большевиками в тридцатые годы. Все началось там двадцать лет назад, когда отец Петр и матушка Февронья приютили у себя восемь бездомных сирот. Сегодня в их обители больше двухсот детей-сирот, семьдесят восемь педагогов, православный детский центр — пансион социальной реабилитации, православная классическая гимназия-интернат, кадетский корпус, сестричество сестер милосердия, фермерское хозяйство, библиотека, исторический, геологический и ботанический музеи, восстановлен и действует храм. И все это — на частные пожертвования. Правда, эти достижения обошлись отцу Петру в двадцать клинических смертей. А недавний экономический кризис резко сократил число спонсоров…

Дорогие читатели! Я надеюсь, вашим детям никогда не придется пережить то, что пережили дети Осетии и дети, живущие в Свято-Алексеевской обители. Но ведь и эти дети — тоже ваши, российские! Разве немцы должны их содержать? Думаю, что такое благое дело, как помощь приютам, где не воруют и не обирают детей, а учат их добру и трудолюбию, вполне вам по силам и зачтется Там, Наверху.

Все подробности о жизни этих приютов и их банковские реквизиты — на их сайтах.

С уважением,

ваш Эдуард Тополь

АСТРО. Любовник Кассиопеи

«…В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им…»

Книга Бытия. 6:3–4

«Будущая жизнь — это такая загадка! И никто-то, ведь никто на нее не отвечает».

Ф. Достоевский. Братья Карамазовы

АВТОР БЛАГОДАРИТ ДРУЗЕЙ-АСТРОНОМОВ ЗА ПОМОЩЬ В РАБОТЕ НАД ЭТОЙ КНИГОЙ. СВОИ ИМЕНА И ФАМИЛИИ ОНИ ЗНАЮТ САМИ…

Пролог

— Dear visitors! Уважаемые посетители, — сказал я и завел мотор двадцатиместной экскурсионной «Тойоты», в которой легко, но почему-то в разных ее концах, уселись все девять туристов, приехавших в это сентябрьское утро в Green-Bank.

Для меня всегда было загадкой, почему люди, объединенные одним интересом — скажем, узнать о радиоастрономии или посмотреть новый фильм, — стараются и в экскурсионном автобусе, и в кино, и даже на лекции самого интересного профессора сесть подальше друг от друга. Я понимаю, когда это делают юные пары в темном кинозале. Но за четыре года моей работы в обсерватории Грин-Бэнка не было случая, чтобы сюда, в горы Западной Вирджинии, какая-нибудь пара приехала ради секса в зале нашего Астрономического музея, где перед поездкой к знаменитому GBT — радиотелескопу Грин-Бэнка — мы показываем десятиминутный фильм об истории космических исследований. По-моему, даже начитавшись «Автостопом по Галактике» Дугласа Адамса и «Физики невозможного» Митио Каку, вы не поедете в Вирджинию, чтобы предаваться любви на фоне слайдов об астрономии. Этим святым делом посетителям GBT заниматься в Грин-Бэнке вообще негде — тут не только гостиницы, тут нет даже простого мотеля. А все потому, что на 13 000 квадратных миль вокруг нашего циклопического радиотелескопа соблюдается зона радиомолчания. То есть здесь запрещено пользоваться мобильными телефонами, радиоприемниками и навигаторами и ездить в автомобилях с бензиновым двигателем, поскольку даже при включении стартера искра зажигания производит радиоволны, создающие помехи в работе GBT.

Впрочем, простите, я отвлекся на подробности, которые вам пока ни к чему. Важно, чтобы на случай вашего интереса к радиоастрономии вы знали, что в Грин-Бэнке совместить этот интерес с сексом у вас не получится, хотя эту важную информацию почему-то обходят молчанием все туристические справочники и даже сайт нашей обсерватории .

Но вернемся в нашу экскурсионную «Тойоту». Итак, «Дорогие посетители! — сказал я, трогая ее с места и поглядывая в зеркало на двух шестнадцатилетних, но уже вполне созревших цыпочек, усевшихся на переднем сиденье. — Добро пожаловать в обсерваторию Грин-Бэнка. Вам повезло, что вы приехали сюда, когда наш красавец-радиотелескоп, который вы видите вдали, выключен по случаю покраски его огромной, стометровой в диаметре, тарелки. Именно поэтому мы с вами имеем возможность проехать на его территорию…»

Тут я подкатил к шлагбауму, преграждающему дорогу к цветущей долине вокруг GBT, и, заполняя паузу, пока в диспетчерской Астрономического музея толстушка Элизабет поднимет свои 140 килограмм, чтобы дотянуться до кнопки OPEN, продолжил:

— Как вы видели только что в фильме, радиоастрономия — это самая молодая наука, ей всего восемьдесят лет. В 1931 году телефонная компания Bell наняла молодого радиоинженера Карла Янского выяснить, что это за шумы периодически вмешиваются в телефонные разговоры и телеграфные сообщения. Для своих исследований Янский построил антенну, которую вы видите справа, — она похожа на тройку спортивных турников для детей не старше десяти лет. Но именно с помощью этой нехитрой конструкции Янский установил, что часть помех — радиоволны, приходящие из космоса, и предложил ловить их с помощью антенны-тарелки диаметром тридцать метров. Однако денег на эту тарелку никто ему не дал. Зато в 1937 году юный Гроут Ребер, инженер из Иллинойса, на свои деньги и своими руками построил у себя во дворе вот этот самый первый в мире радиотелескоп… — И я показал налево, где у нас стоит полумакет-полуоригинал первого на Земле радиотелескопа.

— И с этой небольшой девятиметровой тарелки, — сказал я, глядя не столько на телескоп Ребера, сколько на этих шестнадцатилетних цып, — начинается новая эра человечества! Да, девчонки, вы только представьте! Всю свою историю, тысячи лет люди видели только солнце днем и звезды ночью. И вдруг с помощью этих вроде бы простых тарелок мы смогли заглянуть дальше Млечного Пути, смогли изучить не только нашу Галактику, но и тысячи других галактик — даже те, которые умерли миллионы лет назад…

Наконец, Элизабет открыла шлагбаум, я миновал его и покатил к нашему исполинскому GBT, который, словно макет из футуристического фильма, высился вдали в окружении зеленых вирджинских гор. По обе стороны дороги то слева, то справа стояли старинные, пятидесятилетней и тридцатилетней давности радиотелескопы, все увеличивающиеся в размерах.

— На этой дороге, — продолжал я, — у меня каждый раз появляется ощущение, что я двигаюсь по астрономическому Парку Юрского периода…

Тут две барышни улыбнулись и посмотрели на меня с интересом. Юмор, чтоб вы знали, действует на цыплят лучше любого «цып-цып-цып», он моментально расщепляет скорлупу их настороженности. Впрочем, я опять отвлекся — хотя теперь уже по делу. И тем не менее…

— Да, да, — сказал я этим девочкам и заодно остальным туристам, сидевшим в глубине автобуса, — сейчас так быстро развивается наука, что уже назавтра становится архаикой то, что еще вчера казалось пределом технического совершенства. А главное — сегодня в самых сложных гаджетах дети разбираются так, словно это простые кубики. У нас тут школьники наблюдают пульсары…

В этот момент я обогнул небольшой сосновый лесок и подъехал к нашей гордости — ошеломляюще красивому сооружению высотой с Эмпайр-стейт-билдинг и весом в три тысячи тонн — единственному в мире радиотелескопу, способному за пятнадцать минут повернуться на 360 градусов вокруг своей оси и за это время собрать в свою стометровую ладонь радиоволны со всего открытого неба.

Увидев эту ажурную махину, мои барышни захлопали в ладоши от восторга.

— Вау! — сказала одна из них.

— Можно мы его сфотографируем? — спросила вторая.

— Да, — ответил я, открывая дверь автобуса, — теперь вы можете выйти и даже сфотографировать наш GBT, поскольку, как я вижу, рабочие уже закончили на сегодня покраску тарелки, но еще спускаются по лестницам. К тому же, гляньте на запад — там словно специально для вашей фотосессии сразу три воздушных шара поднялись с горнолыжного курорта Snowshoe Ski Resort. Зимой на этом курорте катаются на лыжах, а летом…

Не дослушав меня, девчонки выскочили из автобуса и стали позировать друг другу на фоне исполинского телескопа и трех разноцветных воздушных шаров, полеты на которых вошли в моду последние пару лет. Впрочем, мне показалось, что, выпячивая свои грудки, забрасывая за спину волосы и отставляя округлые попочки, они позируют не только друг другу, но и мне. И если бы через десять минут мне не нужно было возвращаться к своей основной работе (за рулем экскурсионного автобуса я оказался сегодня лишь потому, что Макс Холм, экскурсовод нашего Астрономического музея, умчался в Харрисонбург к зубному врачу), я бы нашел возможность предложить этим цыпам более романтичную, на воздушном шаре экскурсию по нашему округу Покахонтас. Сверху действительно открывается совершенно изумительный вид на наш радиотелескоп, окружающие его зеленые горы и восемь рек, стекающих с этих гор в вирджинские долины. Да, я знаю, что такие пассы не очень кошерны с моральной точки зрения и — главное — с последнего сиденья автобуса, где расположилась престарелая супружеская пара. Но когда тебе сорок четыре и ты месяцами живешь вдали от семьи (моя Кэт на том побережье работает в больнице Sunny Pine в двухстах милях на север от Лос-Анджелеса, а я тружусь вахтовым способом — месяц дома, два в Грин-Бэнке, а как еще выжить при этой чертовой безработице?), то хочешь — не хочешь, а будешь заглядываться на любых цыплят и даже на уток, забредающих порой в наш астрономический заповедник Jurassic Park. При этом я вовсе не собираюсь изменять жене, а, наоборот, месяцами находясь в двух тысячах миль от Кэтти, горжусь своей супружеской верностью. Но посмотреть… Впрочем, женщины этого не понимают. Однажды, сразу после свадьбы, мы с Кэтти зашли в ресторан, а навстречу нам, выходя из ресторана, шла какая-то пара. Мы разминулись с ними, не сказав друг другу ни слова, но едва сели за столик, как Кэтти устроила мне чуть ли не скандал за то, что я якобы как-то особенно посмотрел на ту женщину. А как я на нее посмотрел? Если я люблю свою жену, неужели я должен выколоть себе глаза и не замечать других красивых женщин?

Тут я увидел, что на часах 12.45, и маляры, как я сказал, уже спускаются по лестницам крутых станин GBT. Вообще-то на покраску пластин всей его антенны-тарелки, равной по площади олимпийскому стадиону, требуется пятнадцать лет. А поскольку срок годности особой теплорассеивающей краски, которой покрыта тарелка, тоже пятнадцать лет, то, дойдя в покраске до одного ее конца, приходится начинать эту покраску с другого. Оставляя при этом максимальное время основной работе телескопа, то есть сбору радиоволн нашей и всех остальных галактик…

Проводив взглядом воздушные шары, удаляющиеся в небо от Snowshoe Ski Resort, я завел мотор, и мои (впрочем, какие уж тут мои?) барышни и остальные туристы потянулись в автобус.

В 13.00 включали GB-телескоп, и я был обязан занять свое рабочее место астрометриста.

Часть первая

1

Итак, был, как вы уже поняли, обычный сентябрьский день. Наспех перекусив в кафетерии, я в 13.00 поднялся к своему кабинету на втором этаже нашей обсерватории и — удивленно замер на месте. Обе острогрудые цыпы стояли в коридоре у стендов с портретами отцов-основателей радиоастрономии и фотографиями открытых нами дальних областей Вселенной, а у двери моего кабинета маячил пятнадцатилетний Сидней Бэрроу, мой подопечный из харрисонбургской гимназии, наблюдающий за ORW-719/15 пульсаром. Поскольку в рейтинге американских школ школы Западной Вирджинии издавна находятся почти на последнем месте, наш губернатор решил повысить школьную успеваемость программой «каждому школьнику по пульсару», и теперь все сотрудники нашей обсерватории стали школьными «менторами» и имеют по дюжине, а то и больше, подопечных юных астрономов. Но какого черта этот худой, как циркуль, Сидней приперся в учебный день из Харрисонбурга в Грин-Бэнк и что здесь делают эти цыпы?

— Здрасьте, мистер Виндсор! — нервно метнулся ко мне Сидней, одетый, несмотря на жару, в рубашку с длинными рукавами и плотные джинсы. Он был явно взволнован, даже его рука, которую я пожал, была влажной от пота.

— Привет, — сказал я. — Что случилось?

— Можно мне поговорить с вами?

— Конечно. Ты уже говоришь. — Я открыл дверь своего кабинета, краем глаза следя, как две цыпы заинтересованно подходят к нам поближе. — Заходи. Эти красавицы с тобой?

— Да. Но… — Он замялся. — Я должен поговорить с вами наедине.

И он метнул в них таким взглядом, что они тут же отпрянули назад, к космическим стендам.

Дивясь про себя его власти над этими красотками (и даже позавидовав ей), я вошел в кабинет, сел к своему компьютеру и показал Сиднею на соседний стул.

— Садись. Значит, группу поддержки мы не приглашаем?

— Нет. — Он сделал небрежный жест рукой и смахнул со лба пепельную челку, куда по новой молодежной моде было вплетено птичье перо. После чего открыл перекинутую через плечо холщовую сумку и достал какие-то бумаги. — Мистер Виндсор, как вы знаете, я наблюдаю пульсар ORW-719/15.

— Да, знаю.

— На расстоянии семнадцати миллионов световых лет…

— Да, я помню. И что?

— С одним импульсом…

— Конечно.

— Но у моего пульсара не один импульс, а два!

— Ну, это бывает. Редко, но… Дело в том, что пульсар — это, как ты знаешь, взорвавшаяся звезда. При взрыве она разлетелась, а ядро сжалось в миллионы раз и продолжает вращаться, и от магнитной оси его вращения исходит радиоимпульс, который и ловит наш GBT. Но иногда ось пульсара так смещена, что импульс цепляет нашу тарелку не один раз, а дважды, и тогда на астрометрии получается как бы два импульса. Понимаешь?

— Ага. — Сидней кивнул, всем своим тонким лицом показывая плохо сдерживаемое нетерпение. — Но посмотрите сюда, мистер Виндсор. — И он развернул передо мной рулон бумаги с графиком, похожим на обычную кардиограмму. — Вот эти импульсы. Они не такие, как у других пульсаров. То есть амплитуда разная — видите? И через неравные промежутки…

Действительно, на «кардиограмме» были видны неравные промежутки между разными по величине импульсами этого ОRW-719/15. Я заинтересованно взял в руки рулон. Дело в том, что гигантская тарелка нашего телескопа GBT ежесекундно снимает из космоса такое количество радиоволн, что проанализировать весь этот поток информации невозможно, даже если бы в нашей обсерватории было не восемь таких астрометристов, как я, а восемьсот. И потому из всего потока мы берем в обработку только информацию с тех сегментов небесной сферы, которые имеют отношение к конкретным задачам, поставленным нам НАCА, Агентством метеонаблюдений или другими космическими центрами. А весь остальной нерасшифрованный массив поступает в самое широкое пользование всем желающим, включая вирджинских школьников. И потому…

— Ты уверен, что твой принтер в порядке? Возможно, он просто дергает бумагу.

— Нет, мистер Виндсор. — И Сидней развернул еще три рулона. — Вот принт еще с трех принтеров. Не моего домашнего, а школьных.

— Н-да, странно… — сказал я. — Ну, хорошо, оставь это мне, я разберусь после работы. Это же принты месячной давности. Чтобы их проверить, мне нужно залезть в банк памяти GBT.

И я стал сворачивать рулоны, показывая Сиднею, что аудиенция окончена.

Но он даже не встал со стула.

— Извините, сэр, — сказал он, упрямо наклонившись вперед. — Если бы дело было только в этих импульсах, я бы не приехал сюда из Харрисонбурга.

— А в чем же дело? — Я посмотрел ему в глаза и вдруг обнаружил в них какой-то странный страх и даже панику. — В чем дело, Сидней?

Вместо ответа он молча достал из своей сумки обыкновенный лист А4 и, еще не разворачивая его, сказал:

— Дело в том, мистер Виндсор, что я подумал… Короче, как вам сказать? Я подумал сравнить эти импульсы с азбукой Морзе. Понимаете? — и он пытливо заглянул мне в глаза.

— И что? — спросил я.

Теперь он развернул передо мной лист А4.

— Вот что я расшифровал, мистер Виндсор.

На листе крупным шрифтом был набран текст:

ПОСЛАНИЕ ЗЕМЛЯНАМ

ЕСЛИ ВЫ СЧИТАЕТЕ ЗЕМЛЮ СВОЕЙ ПЛАНЕТОЙ, ТО ГЛУБОКО ОШИБАЕТЕСЬ!

1 240 000 ЗЕМНЫХ ЛЕТ НАЗАД МЫ ПРИНЕСЛИ НА ЭТУ ПЛАНЕТУ ЖИЗНЬ И ИНТЕЛЛЕКТ, ДОСТАТОЧНЫЙ ДЛЯ РАЗВИТИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ. ЗАЛОЖИВ ИНСТИНКТЫ ВАШЕГО ПРОГРЕССА, МЫ ПОКИНУЛИ ЗЕМЛЮ, А ТЕПЕРЬ ВОЗВРАЩАЕМСЯ И ПО ПРАВУ ПЕРВООТКРЫВАТЕЛЕЙ ЗЕМЛИ И ОСНОВАТЕЛЕЙ ЗЕМНОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВСТУПАЕМ В ПОЛНОЕ И БЕСПРЕКОСЛОВНОЕ ВЛАДЕНИЕ ЭТОЙ ПЛАНЕТОЙ.

НАШЕ ПРИБЫТИЕ СОСТОИТСЯ 17 СЕНТЯБРЯ 2015 ГОДА ПО ВАШЕМУ КАЛЕНДАРЮ, В 18.00.

В СВЯЗИ С ЭТИМ ТРЕБУЕМ К 12.00 ОСВОБОДИТЬ ОТ ЛЮДЕЙ ВСЕ ПОБЕРЕЖЬЕ КАЛИФОРНИИ В ЗОНЕ 30 МИЛЬ ОТ БЕРЕГА.

В СЛУЧАЕ НЕВЫПОЛНЕНИЯ ЭТОГО ТРЕБОВАНИЯ ВСЕ HOMO SAPIENS, ОСТАВШИЕСЯ НА ЭТОЙ ТЕРРИТОРИИ ПОСЛЕ 12.00, БУДУТ УНИЧТОЖЕНЫ МЕРАМИ НАШЕГО АКТИВНОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ.

FHS-77427,

КАПИТАН ЗВЕЗДОЛЕТА «H-1»

Вот такой идиотский текст. Можете себе представить?

Я откинулся на спинку кресла:

— Ты меня разыгрываешь?

И вдруг увидел слезы в его глазах.

— Сэр, — сказал он. — Это не шутка. Сегодня шестнадцатое сентября две тысячи пятнадцатого года. До их прилета меньше суток, вы понимаете?

— О’кей, о’кей… — попытался я успокоить его. — Я верю, что это не твоя шутка. Какие-то хакеры влезли в твой компьютер…

— Нет, сэр. Это распечатка файлов, которые я месяц назад снял на флешку с вашего компьютера.

— Ты… хочешь сказать, что хакер влез в наш компьютер?

Это было нереально. Конечно, какая-нибудь талантливая сволочь может с помощью очередного компьютерного вируса проникнуть даже в сверхсекретные компьютерные базы Пентагона, но чтобы через мощнейшую систему защиты наших компьютеров занести этот наглый текст в поток космических радиоволн? Зачем? Я восемь лет отслужил оператором радиолокатора на авианосце «Джон Кеннеди», еще год в береговой охране и уже четыре года пашу старшим астрометристом GBT, но за все это время я никогда не видел такой наглой и — самое главное — бессмысленной шутки компьютерных хакеров!

Через большое, в полстены, окно своего кабинета я невольно посмотрел на GBT. Гигантский ажурный красавец по-прежнему стоял в кольце зеленых гор, подставив небу свою белую стометровую тарелку, словно исполинское ухо, способное принять радиоволны сотен галактик на расстоянии тысяч парсеков от нас. Вся эта информация, закодированная на приемнике телескопа, поступает по зарытому в землю оптическому кабелю на компьютеры и декодеры нашей Lab & Tape-room — так по старинке мы называем помещение, где раньше, двадцать лет назад, хранились пленки с записью всей поступающей на радиотелескоп информации. Теперь вместо громоздких бобин с пленками там стоят шкафы с хард-дисками нашего информационного банка. Так не проник ли туда какой-нибудь недавно уволенный из обсерватории мерзавец? Впрочем, я тут же и отмел эту мысль. Ведь попасть туда можно только из control room, то есть диспетчерской, да и то в сопровождении дежурного оператора, который — единственный — имеет право открыть тяжелую, как в банковском хранилище, стальную дверь, сдвинуть стальной рычаг замка, вытянуть дверь на себя и войти в темную комнату размером с хороший теннисный корт. Безостановочно, круглые сутки мерно и почти неслышно гудят там вентиляторы и кондиционеры, охлаждающие галерею сверхмощных компьютеров, декодеров и атомных часов, собранных по нашему заказу айтишными гениями Америки, России, Индии и Израиля. Но именно потому, что там хранится слишком ценная информация, собранная со всей Вселенной, никогда и ни под каким предлогом туда в одиночку не войдет не только посторонний, но даже сам Кен Келманн, шеф-основатель нашей National Radio Astronomy Observatory (NRAO). К тому же стоит прерваться или хотя бы на миг сбиться потоку информации с GBT, как вся control-room оглашается сиреной тревоги и мощными импульсами красного табло. Нет, о проникновении в Lab & Tape-room какого-то саботажника и речи быть не может! Час работы нашего радиотелескопа стоит 20 000 долларов, и самые знаменитые астрономы со всего мира стоят в очереди за этим драгоценным временем!..

Но каким же образом этот грёбаный хакер подсунул в белоснежную и только что заново выкрашенную тарелку нашего красавца это дешевое «Послание»? Или этот Сидней действительно выловил сигнал космического объекта, который мы принимали за пульсар? То есть не мы, наша обсерватория не занимается пульсарами, мы определяем местонахождение куда более крупных небесных тел. Но у русских где-то под Москвой, в Пущино, есть обсерватория, которая изучает пульсары с помощью космического радиотелескопа «Астрон»…

— Кто-нибудь знает об этом послании? — спросил я у Сиднея.

— Нет, сэр.

Я кивнул в сторону коридора:

— А эти барышни? Они твои одноклассницы?

— Нет, сэр, они старше на год… — Он почему-то покраснел и поспешно добавил: — Но они ничего не знают, клянусь! Просто я сказал им, что мне срочно нужно в Грин-Бэнк, и они меня привезли. А мне еще нет шестнадцати, я не могу водить машину…

— Хорошо, посиди здесь.

Взяв его бумаги, я вышел из кабинета и через весь коридор, мимо этих грудастых гимназисток и портретов Карла Янского, Гроута Ребера и других отцов-основателей радиоастрономии, а также мимо кабинетов тридцати сотрудников нашей обсерватории пошел в противоположное крыло здания, в кабинет Кена Келманна. Когда Кен уйдет от нас в миры, доступные только для радиоастрономии, его портрет тоже будет висеть в этом коридоре. Специалист по исследованию галактик и квазаров, основатель радиоастрономической службы NASA, лауреат премии Американского Астрономического Общества, член Общества Макса Планка и Международного Астрономического союза, Келманн помимо этого был еще академиком Российской академии наук и ментором Радия Хубова, руководителя всей российской радиоастрономической службы, который каждое лето (включая нынешнее) проводит в нашей обсерватории по два-три месяца. Короче, одного телефонного звонка Кена будет достаточно, чтобы поднять на ноги даже Агентство национальной безопасности США, а Радий Хубов одним звонком может получить полную информацию о работе Пущинской обсерватории.

Дверь кабинета Кена была настежь открыта (это «Первый Закон Келманна», то есть так у нас заведено со дня основания обсерватории), и, еще подходя к его офису, я услышал, как он по-русски говорит с кем-то по телефону:

— Да, Ян… Хорошо… Don’t worry, я буду проверить… I let you know… До свиданья…

Когда я служил на военном флоте, учителя занимались с нами русским и китайским языками, чтобы мы могли слушать русских и китайских военных летчиков и подводников. С тех пор я знаю весь русский мат и три десятка приличных русских слов и выражений, а по китайскому языку даже помогаю дочке делать школьные уроки.

Положив телефонную трубку, Кен поднял на меня свою лысую голову.

— Привет, Стив! Ты не поверишь, сейчас мне звонил Ян Замански, директор Пущинской обсерватории под Москвой. Я, между прочим, был там еще в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году на сборке их главного телескопа. Так вот, он сказал, что какой-то хакер заслал на «Астрон» сообщение о высадке на землю десанта инопланетян. Представляешь, до чего дошли эти гениальные юные мерзавцы!

Вместо ответа я молча положил перед Кеном только что привезенное Сиднеем Бэрроу «Послание».

Кен изумленно посмотрел на текст, потом на меня, потом снова на «Послание». Но дочитать его не успел — телефон на его столе загудел снова. Он снял трубку и через десять секунд изумленно воскликнул:

— Что?! — Затем с озабоченным лицом выслушал то, что ему сказали, осторожно положил трубку на рычаг и посмотрел на меня. — В Нью-Мексике вышли из строя все двадцать семь радиотелескопов VLA…

И в этот момент в офис влетел Радий Хубов, руководитель всей российской радиоастрономии, многолетний соавтор Кена и мой партнер по шахматам и теннису. Молодой, еще нет сорока, академик, он единственный в нашей обсерватории ходит на работу в строгом костюме и при галстуке. Но при этом постоянно, даже когда пишет на компьютере свои статьи по-английски, мурлычет какую-то популярную в России песню про смуглянку-молдаванку, с которой ему очень хочется встречать над рекою летние зори. Впрочем, понятно почему — в свои тридцать семь толстяк Радий все еще холостяк…

Но сейчас ему явно было не до той смуглянки-молдаванки.

— Катастрофа! — крикнул он с порога. — Мы потеряли связь с космической станцией «Астрон» и всеми спутниками! Интернет отключен, мобильной связи нет во всем мире!

Я посмотрел на часы. Было 13.17, этот инопланетный капитан FHS-77427 применил «меры активного воздействия» даже раньше обещанного времени.

2

Как известно, летом американский президент играет в гольф на Мартас Вайнярд, острове-курорте в пяти милях от Кейп-Кода. Рождественские каникулы он проводит на поле для гольфа на Гавайях, а мартовский брейк — на Палм-Бич во Флориде. Но все остальное время он вынужден томиться в Белом доме, где, спасаясь от безделья, играет в карты с женой и помощниками. Обращаю ваше внимание на то, что в этих моих словах нет ничего осуждающего. Когда государственная машина работает, как атомные часы нашей обсерватории, и когда на всех ее ключевых постах денно и нощно трудятся талантливые, высокообразованные и не коррумпированные чиновники, думающие только о благе своего народа, то президенту и незачем прибегать к так называемому ручному управлению, как это постоянно вынужден делать, например, президент России. Правда, рекордная безработица, жуткая инфляция и крах всей системы здравоохранения портят нашу статистику, но кого в Белом доме волнуют эти «пятна на солнце» в стране, провозглашенной президентом «страной великой социальной справедливости»? По сообщениям телеканала GBTV, даже в тот день, когда наша авиация и флот проводили сверхсложную операцию по уничтожению Бен Ладена, президент преспокойно сыграл пятьдесят партий в покер! Иными словами, как любит говорить знаток русской поэзии Радий Хубов, «ничто нас в жизни не может вышибить из седла!».

Но в этот день президенту пришлось оторваться от гольфа — благо, еще при Джоне Кеннеди на остров Марты была по дну Бостонского залива проведена кабельная спецсвязь. И теперь в 13.47 в скромном президентском бунгало президент, разгоряченный гольфом, в промокшей от пота футболке, сидел перед широкой, во всю стену панелью телеэкранов, на которых шло его экстренное совещание с главами «Большой восьмерки» — Великобритании, Германии, Италии, Канады, России, Франции и Японии. И если в Европе в это время было восемь вечера, то в Москве уже десять, а в Японии вообще глубокая ночь. Поэтому европейские президенты и премьер-министры выглядели недовольными, русский президент усталым, а японский премьер-министр — сонным.

— Извините, фрау и господа, но произошло событие настолько важное, что я вынужден оторваться от отпуска и оторвать вас от ваших дел, — сказал президент, привычно, как на трибуне, поворачивая голову слева направо и справа налево. — Судя по тому, что только внеземное вмешательство способно блокировать нашу связь со спутниками, парализовать Интернет и ввести режим радиомолчания на всей планете, к нам действительно летит космический корабль, причем с явно недружественными намерениями. Я думаю, русские знали об этом еще месяц назад, но по своей привычке все засекречивать не позволили своим ученым тут же сообщить нам. А теперь так называемые «меры воздействия» этих нежданных пришельцев вызвали хаос — без радиосвязи у нас уже разбились четырнадцать самолетов, закрылись все аэропорты, а корабли и танкеры с нефтью сбились с курса. Биржи и банки не работают, даже мы с вами можем теперь общаться только по правительственному кабелю. В связи с этим нам нужно срочно выработать единую позицию, чтобы говорить с пришельцами от имени всего человечества. Прошу высказываться коротко и конструктивно. Кто начнет?

— Well… — сказал британец после короткой «паузы вежливости». — Могу я?

Всеобщее молчание означало согласие, и он продолжил:

— На мой взгляд, не следует сгущать краски. Интернета действительно нет во всем мире, но режим радиомолчания распространяется только на американскую территорию. В Лондоне, Глазго, да и в Европе все аэропорты открыты. Между прочим, одиннадцатого сентября две тысячи первого года было куда хуже — тогда из-за взрыва Всемирного торгового центра вы посадили на землю всю мировую авиацию, и ничего — мы это пережили.

— К тому же… — вмешался темпераментный француз. — Вы позволите?

— Давай, — согласился американец.

— Я хочу добавить, — торопливо сказал француз, — не работает только то, что связано с радиоволнами. А все, что идет по проводам — и старое телевидение, и электричество, и даже телефонный кабель, проложенный сто лет назад по дну Атлантики, — все функционирует в обычном режиме. По этому кабелю мы с вами сейчас и общаемся…

— То есть мы вполне можем жить так, как жили каких-нибудь тридцать лет назад без Интернета, — уже без всяких извинений вступил итальянец.

— Но авиация? Как ей работать без радиосвязи? — изумился американский президент, на пол-оборота повернувшись к своим помощникам и советникам, которые сидели за его спиной в глубине situation room, комнаты чрезвычайных ситуаций. — И танкеры! — вновь обратился он к своим заморским партнерам. — Мы не можем существовать без нефти!

— Я думаю, сэр, — веско произнес крупный и широкоплечий канадец, — все дело в том, что вы не выполнили первое требование пришельцев и до сих пор не объявили об эвакуации Калифорнии.

— Эвакуация идет, — ответил американец, и сидевшие за его спиной советники усиленно закивали, подтверждая его слова.

— Стихийная, — уточнил канадец. — Люди по телевизору узнали об ультиматуме пришельцев и не стали ждать вашего приказа, а сами бросились бежать с побережья…

— Мне, герр президент, тоже кажется, — добавила пожилая немка, — что вы сами спровоцировали инопланетян на их «меры активного воздействия». Мы не знаем, почему они выбрали Америку для посадки, может быть, они хотели оказать вам честь. А вы не организовали их встречу…

— По нашему телевидению я вижу, что в Калифорнии настоящая паника, — продолжил канадец. — Все дороги забиты, люди штурмуют поезда и автобусы. Но нигде нет ни вашей полиции, ни армии. А вы играете в гольф…

— Только прошу без расистских упреков! — возмутился американец, и все его советники тоже возроптали.

— Почему расистских? — изумился канадец.

— Потому что гольф такая же игра черных, как и белых, — ответил американец под одобрительный шум своих советников. — Тайгер Вудс — афроамериканец, а был чемпионом мира! А что касается приказа об эвакуации, то как я мог отдать такой приказ? Ведь у нас с вами договор не уступать террористам и не вступать с ними ни в какие переговоры! Это закреплено секретным протоколом, подписанным нашими странами двадцать лет назад!

С заднего ряда стульев тут же вскочил кто-то из советников и подсунул президенту текст секретного протокола.

— Вот, пожалуйста! — сказал президент, поднимая на камеру этот протокол.

— Но пришельцы не террористы, — негромко произнес японец. — Они прибывают на свою землю и требуют не так уж много — всего тридцать миль. Я думаю, у них есть на это такое же право, как у нас на Курильские острова, а у Аргентины на Фолклендские. Если бы у Японии были такие технические возможности, как у этих инопланетян, мы давно вернули бы свои острова.

— Они никакие не ино планетяне, — заметил британец. — Они земляне, как мы с вами. Просто они улетели миллион лет назад, а теперь возвращаются на собственную планету. Право собственности священно, во всяком случае — у нас в Британии.

— I see… — разочарованно протянул американец, он рассчитывал совсем на другой результат этого совещания. И вынужденно посмотрел на экран с российским президентом, который за все это время не произнес ни звука. — Вы хотите что-нибудь сказать, мистер русский президент?

— Нет, — ответил тот, — не хочу. Мы же с вами уже год не разговариваем. Но если вы настаиваете…

Советники американского президента неодобрительно нахмурились.

— Я не настаиваю, — сказал американец. — Но думаю, что сейчас нам не до личных конфликтов.

— Вот именно, — со скрытым торжеством произнес русский. — Что ж… Если вы меня просите , я скажу. Во-первых, ваши упреки относительно нашей привычки к секретности были тут неуместны. И ваши, и наши, и даже японские астрономы принимали этот звездолет за обычный пульсар, — и он повернулся к японскому премьер-министру. — Не так ли, мистер?

Японец молча кивнул, и русский продолжил, подавшись головой вперед и глядя в глаза американскому президенту:

— А что касается сложившейся ситуации, то думаю, что требование пришельцев вам придется выполнить. Вспомните: двести лет назад вы были пришельцами в Америке и с помощью огнестрельного оружия отняли ее у индейцев. А теперь наступила расплата — другие пришельцы с помощью своего оружия будут отнимать Америку у вас. Не знаю, загонят ли они вас в резервации, как вы когда-то загнали индейцев, но если вы собираетесь говорить с ними от имени человечества, то сначала прислушайтесь к тому, что это человечество говорит вам. А оно уже давно говорит, что время, когда Америка диктовала миру свою волю и свои прихоти, — эта эра закончилась. Теперь на Землю прибывает новая власть, сильнее вашей, и мы хотим с ней сотрудничать, а не воевать за вашу Калифорнию.

— Браво! — вдруг раздался какой-то новый и несколько металлический женский голос, и на девятом, темном до сих пор экране возникло молодое и очень красивое женское лицо, удивительно похожее на лицо голливудской звезды Милы Йовович, только увеличенное крупным планом или какой-то особой оптикой. — Браво! — повторила эта женщина. — Я FHS-77427, командир звездолета «H-1». Как я вам уже сообщила, завтра мы совершим посадку в Калифорнии, и все люди, которые до нашего приземления останутся в тридцатимильной береговой зоне, будут аннигилированы. Это будет наглядным примером нашего могущества и покажет землянам, что всякое сопротивление бессмысленно и смертельно. Учтите, что уровень нашей цивилизации позволяет нам аннигилировать не только биологические организмы, но и любое ваше оружие, включая термоядерное, а также всю авиацию, включая частные самолеты и вертолеты. Завтра мы вступаем в управление Землей, и, безусловно, нам понадобятся вассалы, способные управлять своими территориями в соответствии с нашими приказами. Те из вас, кто пойдет на это сотрудничество, останутся у власти, с остальными мы разберемся по-своему. У вас есть вопросы?

Президенты, премьер-министры и советники хозяина Белого дома пораженно молчали.

FHS-77427 обвела взглядом экраны с их угнетенными лицами.

— Всё, — сказала она. — Раз у вас нет вопросов, то — до встречи!

— Минуту! — вдруг сказала немка. — У меня есть вопрос.

— Слушаю, — удивилась FHS-77427.

— В вашем послании сказано, что миллион лет назад вы были на Земле и заложили основы цивилизации. Я проконсультировалась с нашими археологами. Они говорят, что даже самые глубокие раскопки не находят следов цивилизации, существовавшей у нас миллион лет назад. Да и вы не выглядите миллионолетней женщиной. Какие же у вас доказательства того, что все, о чем вы написали, правда?

FHS-77427 усмехнулась:

— Доказательства? Завтра вы получите такое количество доказательств… Впрочем, кое-что могу сказать и сейчас. Вот уже двести лет, со времен вашего Дарвина, ваши ученые не могут найти промежуточное звено эволюции обезьяны в человека. Не так ли? Так вот завтра вы получите это звено. Улетая, мы забрали его с собой, но завтра я верну его вам, — и FHS-77427 снова как-то недобро усмехнулась. — А что касается меня… Да, я не выгляжу миллионолетней. Спасибо, что вы это заметили. Но ведь я сообщила вам, что являюсь 77427-й в династии FHS. При способности наших женщин к деторождению в возрасте от четырнадцати до семидесяти лет, посчитайте, когда была первая FHS — Female Homo Sapiens. И, наконец, самое главное доказательство нашего первородства — посмотрите на себя, фрау. Конечно, вы старше меня лет на тридцать, но в остальном… Вы и есть главное доказательство того, что мы создали вас по своему образу и подобию. Не так ли, господа? Спасибо за внимание и — до встречи!

3

Буквально через минуту после этого совещания какая-то неведомая сила вбросила на все телеэкраны мира его видеозапись. Не знаю, как реагировали вы, а я, даже не досмотрев до конца эти «экстренные новости», уже швырял в свой старый, 2012 года «Форд-пикап» все, что было в моем холодильнике: сыр, хлеб, сосиски, яблоки, ореховую пасту. А из гаража — канистры с бензином и банки с моторным маслом. Если вы хотя бы раз в неделю смотрите The Blaze TV Гленна Бэка и слушаете радиошоу Раша Лимбо, Майка Левина и Шона Хэннеди, то у вас есть или 20-years food insurance — двадцатилетний страховочный запас продуктов, или просто всего понемногу на черный день. Ну и, конечно, какое-нибудь оружие…

Черный день настал семнадцатого сентября 2015 года, и хотя Гленн Бэк имел в виду совершенно другую катастрофу, я мысленно сказал ему спасибо за то, что он четыре года пугал нас ее неотвратимостью. Во всяком случае, именно благодаря Бэку, Лимбо, Левину и Хэннеди в моем письменном столе были спрятаны 1200 долларов наличными, а в гараже — восемь пятигаллонных канистр с бензином и десять банок машинного масла. То есть, даже если из-за паники в Калифорнии там уже опустели все бензоколонки, я доберусь домой.

И в тот момент, когда эта FHS-77247, или Iron Beauty, Железная Красотка, как тут же назвали ее наши тележурналисты, объясняла знаменитой немецкой канцлерше приметы своего первородства, я уже разговаривал со своей двенадцатилетней дочкой. Моя умница сама позвонила мне буквально за секунду до того, как в нашем служебном таунхаусе, общежитии квартирного типа, я собрался на допотопном телефонном аппарате набрать номер своего домашнего, в Sunny Pine, телефона.

— Папа, я боюсь! Ты видел ТВ? — услышал я жалобный голос Энни.

У меня сжалось сердце и похолодел живот, словно к нему приложили подушку со льдом.

Но я не выдал себя.

— Don’t worry, dear! Не дрейфь, дорогая! — сказал я, форсируя свой голос деловым оптимизмом. — Я уже выезжаю! Послезавтра я буду дома. А где мама?

— Папа, ты не можешь быть тут послезавтра, с того побережья сюда три дня езды.

— Энни, тут всего две тысячи семьсот миль! Если по всей стране режим радиомолчания, то у полиции не работают ни радары, ни фоторегистраторы, и я могу ехать с любой скоростью. Понимаешь? А где мама?

— Мама на работе, я не могу дозвониться на ее мобильник…

— Это потому, что и там режим радиомолчания. Не беспокойся, она скоро приедет.

— Папа, ты видел, какая большая эта FHS? Они нас анни… аннигилируют? Я посмотрела в словаре, это ужасно!

— Спокойно, Энни. Вы же не в тридцатимильной зоне, а в ста милях от берега! Это раз. И второе: никакая она не большая, это просто оптика, оптический эффект. На самом деле они такие же люди, как мы. Просто им нужна пустая территория, а ты же знаешь наших людей — если их не напугать как следует, они не сдвинутся с места. Даже когда «Катрина» летела на Луизиану, половина Нового Орлеана не эвакуировалась, а сидела дома и смотрела по телевизору, как у них прорвало плотину. Так что не бойся, пришельцы только пугают. А когда мама приедет, скажи ей, что я уже в дороге. О’кей?

— Приезжай быстрей. Я тут одна и боюсь…

— Ты не одна, ты с Баксом. Он твой лучший защитник, ты же знаешь. Чао, дорогая, я поехал.

— Чао, папа. Езжай осторожно…

Бакс — семилетний боксер, которого мы щенком подарили Энн на ее пятый день рождения, — был действительно ее телохранителем, рабом, слугой и чуть ли не владельцем. Во всяком случае, иногда мне казалось, что он и меня к ней ревнует и подпускает буквально скрепя сердце. Нет, он признает мою власть над ним и вообще в доме, но стоит мне обнять дочку за плечи или хотя бы положить руку ей на плечо, как он тут же встает со своей подстилки, напрягает мускулатуру и смотрит на меня в упор своими наглыми и выпуклыми, как большие пуговицы, глазами. Не рычит, нет — этого еще не хватает! — но…

Короче, никто, кроме меня и Кэт, не может приблизиться к Энни, утром Бакс провожает ее до школьного автобуса и ровно в 15.00 встречает на остановке, сопровождает во всех велосипедных прогулках и поездках в библиотеку и в кино, а когда она выходит из нашего двора на улицу полить из шланга цветы и траву, он с таким свирепым видом осматривает каждого приближающегося прохожего, что люди на всякий случай трусливо переходят на другую сторону улицы.

«Форд-пикап» завелся с пол-оборота — теперь, когда эти чертовы пришельцы вырубили Интернет и все телескопы мира, мне уже было плевать на запрет пользоваться в Грин-Бэнке машинами с бензиновым двигателем. Хотя я всеми силами пытался убедить дочку, что ничего страшного не случилось, сам я уже был убежден в обратном. Резко подав назад, я вылетел из гаража и чуть не сбил Радия Хубова, который растерянно брел в наше общежитие, гадая, наверное, как же ему теперь попасть домой, в Москву.

Но при всей моей симпатии к этому русскому мне было некогда сказать ему даже пару слов сочувствия. Я перевел рычаг на drive, вымахнул на 219-ю дорогу и со скоростью сто тридцать миль в час помчался на запад, резко тормозя на крутых спусках и петляющих лесных поворотах и до упора выжимая газ на подъемах. Прекрасная природа Западной Вирджинии, этакая смягченная Швейцария, только совершенно безлюдная, вылетала на меня из-за каждого поворота и стелилась по обе стороны дороги. Густая, рослая и буквально пышущая из-под земли зелень еловых и сосновых лесов, уже слегка отяжеленная осенней медью; мелькание телеграфных столбов, украшенных полированными пластинами новеньких солнечных батарей, которыми так увлекается наш президент; ковры свежескошенных полей со скатанным в рулоны сеном, уже завернутым в белый и черный пластик (о, какой сладко-озоновый запах бьет от них в открытое окно! вы когда-нибудь занимались любовью на копне свежескошенного сена?); старые, в колониальном стиле дома местных фермеров и торчащие за ними белые вертикальные колбы силосных башен; стада флегматичных коров, с философским спокойствием щиплющих зеленую траву; семьи чутких оленей, пугливо ныряющие с дороги в лес, показывая вам на прощанье свои белые попки с задранными вверх хвостиками; ястребы, бесшумно парящие в воздухе, и черные белки, перелетающие с ветки на ветку в своих любовных гонках… И всю эту покойную красоту, все это миролюбивое богатство отдать каким-то пришельцам? Господи, их не было миллион лет! Разве нам и без них не хватало проблем?

Кажется, я впервые в жизни позавидовал этим оленям и белкам. Их никто не пугает грядущими кризисами, безработицей, инфляцией, девальвацией, «арабской весной» и халифатом, никто не обвиняет их в расизме, шовинизме, антисемитизме и русофобстве и никто не грозит им коммунизмом, джихадом, экспроприацией, национализацией и атомной бомбой. Да, у них существует естественный отбор, но он — естественный, то есть результат природных и погодных неприятностей, а также болезней и старости . Волки могут догнать и загрызть больного оленя, ястребы могут выследить неумелую белку, лиса может изловить мышь или куропатку. Но вы когда-нибудь слышали о геноциде коров? Или о джихаде оленей? Или об аннигиляции зайцев?

Радио в машине не работало, навигатор не включался и мобильный телефон молчал. Режим тотального радиомолчания по всей Америке. Если бы не паника и не форс-мажор, я бы наслаждался этой поездкой, как наслаждались ездой на авто владельцы первых фордовских автомобилей. И как наслаждаются тишиной парения над землей пассажиры воздушных шаров от Вирджинии до Калифорнии, куда я несусь сейчас практически сломя голову. Да, мой «Форд» буквально рвет пространство, он еще никогда не испытывал таких сумасшедших нагрузок, его тормоза еще никогда так не визжали, а его колеса еще никогда не вращались с такой скоростью…

Но мысли мои все равно летели впереди «Форда». Какого черта мы стали посылать в космос радиоволны? Тысячи лет мы жили без всякого радио и неплохо себя чувствовали на этой земле. Да, библейские тексты и народные мифы говорят, что «в то время были на земле исполины». И недавние археологические находки гигантских скелетов в Индии и Конго подтвердили, что нет мифов без реальных основ. Но разве не там же, в Библии, сказано, что «сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали [их] себе в жены» и: «сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им…». То есть если на самом деле миллион лет назад сюда прилетали какие-то инопланетяне, наши женщины их «приземлили» и растворили в нашей земной цивилизации. Из чего следует, что даже в других мирах нет таких красивых женщин, как наши (а хвостатые синие бабы в «Аватаре» — просто сказка).

Но зачем кричать об этом на всю Вселенную? Ведь с появлением радио наши радиоволны со скоростью света разлетелись во все стороны Галактики уже на сто световых лет от Земли. Конечно, в сравнении с размерами галактической спирали это ничто, крохотный, как сказал астроном Адам Гроссман, «пузырь человечества». Но ведь волны наших радио— и телестанций не знают преград, они продолжают разлетаться по Вселенной, и вот вам, пожалуйста — где-то на расстоянии сотни или двухсот световых лет какая-то FHS-77427 поймала их и…

Впрочем, почему я морочу вам голову, обвиняя Маркони, изобретателя радио, в появлении этих пришельцев? Мы, и только мы, астрономы, виноваты в этом! Зайдите на сайт SETI Institute, Института по поиску внеземного разума, и вы прочтете неопровержимое признание:

«Всё началось в 1959 году, когда два физика Корнельского университета Джузеппи Коккони и Филип Моррисон опубликовали в журнале Nature статью, в которой указали на возможность использования микроволного радиоизлучения в качестве средства межзвёздной связи. Независимо от них молодой тогда радиоастроном Фрэнк Дрейк пришёл к тому же выводу. В 1960 году он впервые произвёл первый поиск сигналов от возможных братьев по разуму… Одновременно поиском внеземных цивилизаций активно занялись советские астрономы. В Америке началась волна интереса к “инопланетянам”. Некоторые из программ, начатые в семидесятые годы, действуют и поныне…»

То есть мы, человечество, буквально заболели «космической лихорадкой» и начали с безумной скоростью строить все новые и новые радиотелескопы, чтобы срочно найти каких-нибудь «братьев по разуму». Их строили в Советском Союзе, Китае, Японии, Канаде, Аргентине, Коста-Рике и даже в Южной Африке! Пол Аллен, один из создателей «Майкрософта», дал двадцать пять миллионов долларов на создание «Множественного супертелескопа Аллена» (Allen Telescope Array) специально для поиска инопланетных цивилизаций. Эти телескопы — включая наш GBT, который обошелся в семьдесят миллионов долларов, — стали в поисках «братьев по разуму» шарить по всей Вселенной и ловить радиоимпульсы даже карликовых звезд и планет, умерших миллионы лет назад!

Но если бы только ловить эти импульсы! Если бы мы только слушали Вселенную своими «Большими ушами» — радиотелескопами! Так нет же! Едва поднявшись в космос, то есть только-только выйдя из земных пеленок, наша цивизиция стала сама посылать сигналы во все стороны Вселенной! 16 ноября 1974 года в Коста-Рике с передатчика самого крупного в мире трехсотметрового радиотелескопа «Аресибо» мы отправили кодированное послание к звездному скоплению М13 в созвездии Геркулеса, что находится от нас на расстоянии 25 000 световых лет. Затем и русские из Центра дальней космической связи в Евпатории стали бомбить Вселенную своими «зовами» — «Космический зов 1999», «Первое Детское послание 2001», «Космический зов 2003», «Послание с Земли 2008». А четвертого февраля 2008 года Космическое агентство США передало в космос песню «Across the Universe» («Сквозь Вселенную») группы The Beatles. Сигнал был послан в направлении Полярной звезды, до которой 431 световой год. Так ребенок, едва родившись, начинает кричать на весь мир о своем существовании. Еще удивительно, как русские не додумались отправить в космос свою знаменитую «Калинку-малинку» или песню про «смуглянку-молдаванку», которую так любит Радий Хубов…

Ну, вот мы и докричались! Вот нас и услышали! Тысячи лет мы тихо, как Маленький Принц Экзюпери, жили себе на своей маленькой планете в дальнем уголке Вселенной, плодились-размножались, брали в банках кредиты и воевали друг с другом за нефть и женщин. А теперь?..

На кой черт летят сюда эти пришельцы? Что им нужно? Для чего им все калифорнийское побережье на тридцать миль в глубину? И сколько их? Сколько их может быть в звездолете этой Iron Beauty, похожей на Миллу Йовович? Даже такой мечтатель, как Джордж Лукас, в своих «Звездных войнах» посадил в космический корабль не больше двадцати человек экипажа. Ну, хорошо, пусть этих пришельцев не двадцать, пусть их сто или даже тысяча (хотя это невероятно), — и что? Калифорнийское побережье — это тысяча миль, куда им столько? И какой образ жизни они нам навяжут? Они сделают нас рабами и заставят строить новые египетские пирамиды? Или сгонят в резервации на манер сталинского ГУЛАГа? А непокорных аннигилируют? Каким образом? А что, если у них есть телепатическое оружие и они способны читать мысли на расстоянии?

219-я дорога была абсолютно пуста в обе стороны, словно все жители Вирджинии, как мыши, попрятались в норы, чтобы смотреть телевизор и ждать очередных экстренных новостей. Я до упора выжимал педаль газа, «Форд» ревел и летел со скоростью 130 и даже 140 миль в час, я вспоминал растерянное лицо этого русского Хубова, который застрял в Грин-Бэнке в шести тысячах миль от Москвы, но вдруг…

Какой-то молоденький трупер-полицейский в плоской служебной федоре запоздало — когда я уже промчался мимо — выскочил из припаркованной в лесном кармане, как в засаде, полицейской машины и замахал мне своим полицейским жезлом. Пару секунд я еще по инерции жал на педаль газа, думая: «Да пошел ты! Что мне может сделать этот полицейский, когда мир рушится?», но при этом в зеркале заднего обзора я видел, как он отчаянно машет мне вслед не только жезлом, но и второй рукой. Почему? Может быть, впереди уже зона аннигиляции?

Я сбросил скорость, прижал тормоз, остановился, поставил рычаг на «R» и поехал задом.

Когда его конопатое лицо возникло слева на уровне окна моего салона, я бесцеремонно сказал:

— What’s up? В чем дело?

— Куда ты летишь? У тебя скорость сто сорок! — ответил он, не потребовав ни моего водительского удостоверения, ни регистрационной карты.

Я усмехнулся:

— А как ты докажешь? У тебя же нет радара.

— Откуда ты знаешь?

Я изумленно посмотрел на него:

— Ты что, с Луны свалился?

Но тут он изумился больше меня:

— Why? Почему?

Мне показалось, что я просек ситуацию.

— Слушай, — сказал я. — Ты давно тут стоишь?

Он пожал плечами:

— С утра. А что?

— И ничего не знаешь?

— А что я должен знать?

— У тебя есть радио?

— Нет, радио отключилось два часа назад, и телефон тоже. А потом почему-то исчезли все машины. Никто никуда не едет. Ты не знаешь, в чем дело?

Именно это я и предположил и посмотрел на часы. Было 15.27, два часа назад весь мир рухнул на миллион лет назад, в тот век, когда не было ни радио, ни телефонов. Но этот парень, которого поставили тут, чтобы для пополнения местного бюджета штрафовать нас за превышение скорости, ничего не знает, а живет еще в прежней эре.

Я понял, что этот недотепа послан мне самим Господом Богом, чтобы я хоть как-то расслабился и перестал гнать, как безумный. Поэтому я выключил двигатель (пусть он остынет), с деланной озабоченностью почесал в затылке и сказал:

— Well, мой друг. Я могу тебе сказать, в чем дело, но ты мне не поверишь.

— Почему? — снова удивился он.

— По кочану. У меня есть новость для тебя. Ровно через двадцать часов на землю высаживаются инопланетяне.

Он пренебрежительно скривился:

— Don’t give me that shit! Не вешай мне лапшу…

— Вот видишь, — сказал я и развел руками. — Ты не веришь. Поэтому можешь выписать мне штраф хоть на тысячу баксов. Я все равно не буду платить — банки не работают.

Тут он захлопал своими рыжими ресницами:

— Ты шутишь?

— Все, что я могу для тебя сделать, — заявил я ему, — это сказать тебе, как другу: вали отсюда! Заводи свою тачку и дуй в свой участок, там тебе все скажут.

— Но у меня дежурство. Еще три часа!

— Well, — ответил я и завел мотор. — Знаешь, как в таких случаях говорят русские летчики? «Отвали, блин! Счастливо оставаться». Have a good time.

С этими словами я дал газ и помчался дальше, в Калифорнию.

В зеркале заднего обзора я видел, как этот рыжий трупер достал из кармана блокнот и записал мой номер.

Я усмехнулся, выставил из окна левую руку и показал ему палец. Все-таки хоть какая-то польза от прилета пришельцев!

4

В Беркли, с бензозаправки на пересечении 219-й и 64-го хайвэя, я из телефона-автомата снова позвонил домой. Кэт все еще не было дома, но Энни сказала, что мама звонила по pay-phone, из телефона-автомата, она уже едет домой и велела мне передать, чтобы я не гнал как сумасшедший, у них все в порядке. Меня это, конечно, не успокоило — что у них может быть в порядке, если в стране нет ни Интернета, ни радио, ни мобильной связи, а пол-Калифорнии панически бежит от побережья на восток?

Тем не менее я уже без спешки заправил машину up to the ring, до предела, — благо, индусы, которым теперь принадлежат все американские бензозаправки, испугавшись полного отсутствия машин на дороге, еще не взвинтили цены на бензин. Я бы купил и еще сотню галлонов про запас, но у этих лентяев не было ни пустых канистр, ни баков на продажу. Я отдал сто десять баксов за бензин (7.99 за галлон, вот сколько он стоит теперь, в 2015-м!) и еще пять долларов за бумажный стакан дрянного кофе, сел в машину и уже не со скоростью ста тридцати миль в час, а всего сто десять покатил по 64-му хайвэю. Было четыре после полудня, солнце раскаленным шаром висело над дорогой прямо перед моим капотом и слепило глаза даже через темные очки. Но с этим я ничего не мог поделать, впереди было две тысячи миль дороги прямо на запад.

Я ехал и думал о своей дочке. Двенадцать лет назад в военном госпитале Сан-Франциско два черных санитара пулей выскочили из операционной и бегом, буквально бегом помчались по коридору, толкая перед собой кофр на колесах, похожий на авиабомбу с герметически притертой крышкой.

— Это твоя дочка! — на ходу крикнули они мне.

Я побежал за ними:

— Куда вы?

— В отделение для недоношенных. Тебя туда не пустят. Расслабься, она жива! — и с этими словами они скрылись за дверью с надписью: «НЕ ВХОДИТЬ!»

Конечно, я вошел. Пятнадцать минут ушло на объяснения с дежурной медсестрой, еще десять на разговор с врачом. Совершенно не помню, что я им говорил, но, наверное, обещал ударить по Сан-Франциско изо всех ракетных стволов «Джона Кеннеди», если мне не дадут увидеть дочку. Поскольку я в то время служил на авианосце и был в парадной форме морского офицера, они капитулировали. Мне выдали стерильные зеленые бахилы с голенищами до паха, стерильный зеленый халат, стерильную зеленую шапочку и стерильные перчатки. Под строгим надзором медсестры я надел весь этот камуфляж и завязал на все тесемки. Потом по какому-то стерильному коридору мы пошли вглубь госпиталя. При этом медсестра строго предупредила, чтобы я ни к чему не прикасался и даже не думал не только брать дочку на руки, но и дышать на нее! После этого меня «так и быть, на одну минуту» завели в зал, похожий на космическую лабораторию XXIII века. Три десятка каких-то блестящих аппаратов, похожих на ванночки с прозрачными крышками и на высоких ножках, располагались в этом зале шестилепестковыми ромашками. В центре каждой ромашки была высокая тумба с мониторами, соединенными проводами и кабелями с каждой ванночкой-кювезом. Стараясь не дышать и осторожно ступая в бахилах по ламинатному полу, я шел следом за медсестрой мимо этих «ромашек» и поражался тому, что видел. В каждом кювезе лежал крошечный голый человеческий сморчок с подключенными к его (или ее) тельцу двумя, тремя или даже четырьмя тонкими трубочками и проводами. Медсестра на ходу объясняла мне, что в этих кювезах постоянно поддерживается теплый микроклимат, соответствующий температуре материнской утробы, и подается стерильно чистый воздух, смешанный с кислородом. И на каждые шесть кювезов приходится по дежурной медсестре, которая сидит над ними, как курица на яйцах, и видит на мониторах частоту пульса и другие параметры жизнедеятельности каждого ребенка.

После этого меня подвели к кювезу моей дочки. Под его прозрачной крышкой, на дне плоского корытца-ванночки, покрытого зеленой простынкой, лежал голый и крошечный, величиной с бутылку, розовый комочек с коротенькими черными волосиками на голове. Поджав крохотные ножки, она спала на правом боку, к ее носу тянулся тонкий шланг с кислородом, к виску был приклеен провод от монитора, а к ее маленькой, величиной с квотер [1], ступне была тесемкой привязана табличка с надписью «Mother — Kathy Windsor. 2,7 pounds» [2].

— Вот ваша принцесса! — сказала медсестра. — Поздравляю! Красавица!

Конечно, она могла и не говорить этого. Я и сам это видел. Моя дочь весом 2,7 фунта была самой красивой принцессой не только в этом отделении для недоношенных младенцев, но и во всем мире!..

Удар по тормозу!

Черт побери!

Я с такой силой вжал педаль тормоза, что машина юзом пошла по асфальту, в кузове загрохотали канистры, а в бардачке гулко клацнули несколько DVD и «Беретта». Но иначе я бы на полном ходу врезался в семейство из шести оленей, которые стояли прямо на шоссе в десяти метрах от машины и, повернув ко мне головы, смотрели на меня без всякого страха, а, я бы сказал, в изумлении. Словно это не они преградили мне дорогу, а я невесть откуда вторгся в их владения. Пришлось нажать на сигнал. И держать его до тех пор, пока они нехотя и как бы даже с презрительной ленцой спустились с шоссе на обочину и направились к лесу.

Я проехал, изумляясь своему открытию. Всего три часа, как обезлюдело это шоссе, а природа уже решила, что мы вообще исчезли, и эти аборигены леса вернули себе всю свою территорию. Иными словами, если завтра космические пришельцы аннигилируют человечество, природа за каких-нибудь пять десятков лет прорастет лесами через наши дома, дороги, аэродромы и даже небоскребы, и от всей нашей цивилизации не останется ничего, кроме статуи Свободы на дне Атлантического океана. А мы в своих радиообсерваториях и телескопах рыскали по Вселенной и даже по умершим галактикам в поисках себе подобных homo sapiens. Да, теоретически не исключено, что среди миллиардов планет, возникших в результате Большого взрыва, наша Земля не единственная, на которой зародилась жизнь. Дункан Форган из университета Эдинбурга создал комьютерную модель нашей Галактики и проиграл на этой модели несколько вариантов зарождения и развития жизни. По его подсчетам, при переносе жизни с одной планеты на другую в Галактике могло развиться 37 965±20 цивилизаций. Еще 361 цивилизация могла возникнуть и развиться обособленно, подобно земной. И 31 574 цивилизации могли возникнуть и самоуничтожиться (к чему, собственно, и мы стремительно шли, создав ядерное оружие). Таким образом, хотя многие говорили, что, шаря по Вселенной своими радиотелескопами, мы ищем иголку в космическом стогу, шанс кого-то найти все-таки был…

Но зачем мы их искали? Для чего?

Впрочем, теперь эти поиски прекратились. Пришельцы отключили наши телескопы не только на Земле, но и на русской космической обсерватории «Астрон» и космической станции «Мир». Ужас! Как же без радиосвязи космонавты вернутся на землю? И вернутся ли?

А может, им и не нужно возвращаться, вдруг подумал я и вспомнил, что первое слово, которое произнесла наша Энни, было «Нельзя!». Да, как-то летом, когда ей еще и года не было, она, сидя в манеже с игрушками, вдруг громко и внятно сказала: «Don’t-do-it!» Мы с Кэтти изумленно замерли, распахнув рты. Потом посмотрели друг на друга, и я увидел, как Кэт покраснела от стыда до корней своих прекрасных каштановых волос. А она увидела, как покраснел я. С тех пор и по сей день в нашем доме запрещено произносить эту фразу. Но если бы сейчас мне позвонили космонавты и сообщили, что планируют вручную осуществить спуск на мыс Канаверал, на Байконур или еще куда-то, я бы наверняка им сказал: «Don’t do it! Не делайте этого! Обождите хотя бы неделю!»

5

Это случилось на пересечении 64-го и 75-го хайвэев, когда я проезжал городишко Лексингтон в штате Кентукки. Справа лежал зеленый массив Lexington Country Club, а слева обезлюдевшие городские пригороды и пустая North Broadway street, Северный Бродвей. Я не первый раз катил по этой дороге. Вот уже четыре года, как я каждые два-три месяца пересекаю страну с востока на запад и обратно, и всегда попадаю в Кентукки, родину знаменитого Kentucky Fried Chicken, кентуккского жареного цыпленка, под вечер, когда тут, в пригородах Лексингтона, возле каждого дома подростки играют в баскетбол, а вдоль дороги реклама и запах жареных цыплят такой, что проехать, не съев хотя бы одного, просто невозможно. Историю вознесения местного бедняка Гарланда Сандерса, создателя Kentucky Fried Chicken, в миллиардеры и олигархи тут знают абсолютно все, как легенду о вознесении Иисуса Христа. Сандерс всю жизнь был неудачником: после шестого класса ушел из школы, работал подсобным рабочим на фермах, пастухом, пожарным, железнодорожником, страховым агентом, продавцом автомобильных шин, заправщиком на бензоколонке и т. д. и т. п. В 1955 году, когда в заштатном городочке Корбин он напротив своей бензоколонки открыл крохотный ресторанчик, в двадцати милях от этого Корбина построили 75-ю скоростную дорогу, и оба его бизнеса остались без клиентов. Сандерсу как раз исполнилось шестьдесят пять, и он вышел на пенсию банкротом. Но, в отличие от многих, не пал духом. Наоборот, с нищенской пенсией и пылкой верой в спасение человечества рецептом приготовления жареного цыпленка в приправе из одиннадцати трав и специй пенсионер Сандерс обошел несколько сотен или даже тысячу инвесторов, уговаривая их дать ему денег на придорожный ресторанчик «Жареный цыпленок». Тысячу инвесторов отказали (какой нормальный инвестор вложит деньги в шестидесятипятилетнего старичка?), но тысяча первый, так и быть, дал ему какую-то сумму. Так родился первый придорожный Kentucky Fried Chicken, а десять лет спустя Сандерс стал легендой и символом американского предпринимательства — у него уже было шестьсот таких ресторанов по всей Америке и в Канаде. Он продал их за два миллиона долларов (тогда это было как двести сегодняшних миллионов), а сам занялся созданием таких же ресторанов на всей остальной территории земного шара, стал владельцем международной франшизы «Жареных цыплят» и до своих девяноста лет ежегодно проезжал и пролетал 250 000 миль, посещая каждый свой ресторанчик и проверяя в них качество жарки цыплят в приправе из одиннадцати трав и специй.

Но при всем моем восхищении седым старичком в белом костюме и с белой козлиной бородкой, зазывающим с рекламных щитов отведать его бесподобное блюдо, сегодня я не собирался останавливаться в Лексингтоне. Северный Бродвей был абсолютно пуст, и эта безжизненность города, тянущаяся на мили слева от шоссе, пугала и угнетала. Хотелось поскорей пролететь ее и снова нырнуть в безмятежные просторы природы. Но вдруг… Что это? Почему люди выскакивают из домов и застывают, тыча руками на север?

Я повернул голову направо и — тоже остолбенел.

Там, вдали, наверное, над Цинциннати, в совершенно чистом небе был виден гигантский зеленый конус с падающим к земле основанием никак не меньше сотни, а то и больше миль в диаметре. И с огромной скоростью этот конус смещался в нашу сторону. Так возникают смерчи и торнадо. Но тут не было никакого завихрения воздуха, никаких грозовых раскатов и молний. Просто чем быстрее приближался к нам этот неотвратимый зеленый конус, тем явственней был видим его источник в небе. Хотя я считаю себя больше компьютерщиком-астрометристом, чем астрономом, но за годы службы в военно-морском флоте и в обсерватории какие-то астрономические навыки появляются сами собой. Так вот, могу с уверенностью сказать, что эта огромная летающая тарелка величиной с весь наш поселок Green-Bank летела — а точнее, неслась юлой — на высоте никак не меньше десяти миль. Как она выглядела? Теперь, когда фото и видеосъемки межпланетного «H-1» не видел только новорожденный, подробно описывать этот космический корабль не имеет смысла. Поэтому скажу о своем первом и, не скрою, шоковом впечатлении. Знаете, когда вы видите в небе самолет, пусть даже очень низко, вы сравниваете его габариты с другими земными объектами — например, с кораблями, зданиями, монументами — и не пугаетесь. Но если на вас будет лететь — и притом совершенно бесшумно — Ниагарский водопад или пирамида Хеопса? Стальной (или титановый? или платиновый?) диск высотой в стоэтажный небоскреб и с диаметром Централ-парка, окруженный, как нимбом, светящейся плазмой и испускающий из себя этот зеленый конусообразный луч, который — я в этом не сомневаюсь — тщательно сканировал землю, одними своими размерами производил какое-то совершенно жуткое, угнетающее впечатление. А его нереальная скорость при полном отсутствии звука моторов, его вращение и свечение окружающей его плазмы, как при северном сиянии или холодной термоядерной реакции, — все это усиливало внушаемый ужас.

Я невольно остановил машину — во-первых, было бессмысленно пытаться выскочить из гигантского и быстро приближающегося зеленого луча, а, во-вторых, признаюсь, какой-то парализующий ужас вошел в душу еще даже до того момента, как этот луч накрыл соседний Lexington Country Club, 64-й хайвэй и мою машину на нем.

И такой же ужас, по-видимому, объял весь Лексингтон — мужчины падали на колени, женщины истерически кричали и рвали на себе волосы, а дети плакали.

Когда край этого конуса стал приближаться к хайвею и моей машине, я невольно сжался и стал трусливо сползать с сиденья вниз, к педалям газа и тормоза — мне показалось, что в голове начался какой-то гул, как при резком скачке давления, а воздух сгустился и наполнился резким запахом не то ацетона, не то какого-то дешевого парфюма. Потом, когда машину качнуло накатившей воздушной волной и зеленый конус накрыл ее, справа, в бардачке машины, послышался какой-то шорох, словно что-то просыпалось там. И всё — конус стремительно уполз с хайвэя в сторону Лексингтона и замерших в ужасе людей, сгустившийся воздух разрядился и странный запах исчез.

Вдохнув этот какой-то обновленный, словно стерильный воздух, я подождал несколько секунд, потом осторожно поднялся на сиденье и со страхом посмотрел в небо. Сияющий Межпланетный Циклопический Диск — такие аппараты нельзя писать с маленькой буквы — стремительно удалялся. Я выдохнул и осторожно нажал кнопку стартера. Машина, слава богу, завелась без проблем. Теперь можно было вздохнуть почти свободно. Я вытер холодный пот со лба и посмотрел на дверцу бардачка. Что там могло шуршать?

Медленно протянув руку, я открыл его. Вроде бы все на месте — и DVD, и «Беретта». И только когда я достал «Беретту» и открыл магазин, я понял, что случилось. Все донышки патронов оказались аннигилированы. Понимаете, они просто исчезли, ведь аннигиляция — это, грубо говоря, превращение материи в энергию.

И теперь я понял, что происходит и почему на всем пути от Грин-Бэнка я не видел в небе ни одного самолета и вертолета. Перед тем, как совершить посадку на Землю, эти пришельцы методично сканируют всю планету и аннигилируют не боеголовки, не ракеты, не снаряды и не пули, а стартовые механизмы и порох в капсулах взрывателей любого калибра — от новейших крылатых и баллистических ракет СС-40 до пятимиллиметровых пуль.

Сколько раз им нужно облететь вокруг земли, чтобы покрыть ее всю этим сканирующим зеленым лучом? Только после того, как они лишат нас всего воздушного транспорта, а также химического, огне-и ракетострельного оружия, они уже в полной безопасности совершат свою посадку.

Часть вторая

1

Сегодня кадры видеосъемки приземления космического корабля пришельцев в Голливуде, то есть на самых высоких холмах Лос-Анджелеса, стали уже такой же историей, как в прошлом веке кадры с первым прилунением «Аполло». С той только разницей, что прилунение «Аполло» было минутой торжества всего человечества, а приземление пришельцев было минутой нашего позора и бессилья.

Не мы, люди, снимали и транслировали на телеэкраны всего мира спуск к Земле исполинского корабля инопланетян, и не с нашей, земной точки зрения велись эти съемки, а они, пришельцы, неизвестным нам способом транслировали на все наши земные телеканалы свою, со снижающегося корабля видеосъемку. И весь мир увидел, как, сметенные плазменным вихрем под днищем их медленно опускающегося звездолета, буквально в пыль превращались голливудские киностудии, павильоны, склады, операторские краны и вообще все, что было построено на Голливудских холмах за последние сто тридцать лет. Роскошные дворцы и виллы Беверли-Хиллз и Вестсайда, Голливудский бульвар и Вайн-стрит, в тротуары которых вложено 2 600 звезд с именами знаменитостей, особняки Малхолланд-драйв, Лаврового Каньона, Бульваров Кахуенга и Бархама и целые голливудские города Бербанк и Глендейл — все, все, чем так гордились киношники и что было вожделенной мечтой миллионов киноманов всего мира, — все это в считаные минуты было аннигилировано вместе с теми упрямцами или инвалидами, которые не смогли или не захотели оставить свои жилища.

«Н-1» опустился на абсолютно голую, как ладонь, землю, где еще вчера проживали 300 тысяч человек.

300 тысяч!

Вам когда-нибудь приходилось бежать с того места, где вы родились и которое ваши предки поливали своим потом и защищали ценой своей жизни? Когда мне исполнилось десять лет, отец показал мне пожелтевшую фотографию 1908 года, наклеенную на старинный серо-желтый картон. На ней посреди абсолютно пустой и выжженной прерии странные взрослые люди в грубой холщовой одежде и их босые дети стояли у огромного вертела, на котором жарилась половина туши бизона. Позади была видна какая-то жалкая лачуга, а рядом с костром стоял крепкий нечесаный мужик в длинном мясницком переднике, с ружьем на левом плече и большим ножом в правой руке. «Это твой прадед, — гордо сказал мне отец. — И это наше первое ранчо! Запомни это!» Здесь, в Лос-Анджелесе, не было в то время даже бизонов. До конца девятнадцатого века на Голливудских холмах росли только цитрусовые деревья, и лишь когда тут открыли нефть, сюда пришла железная дорога, городская жизнь и вся баснословная роскошь нашего кинематографа. Но теперь триста тысяч человек, которые родились здесь и чьи недавние предки своими руками создали этот город, — все они стали беженцами или просто погибли. Триста тысяч!

Я не знаю, в каком муравейнике может быть такое количество муравьев, но я знаю, что эта стерва FHS-77427 с такой же легкостью раздавила Голливуд, как слониха своей ступней может раздавить муравейник.

На высоте ста сорока метров от земли эта «Н-1», эта гигантская летающая шайба величиной с треть Голливуда, застыла совершенно неподвижно, и вместе с ней в ужасе застыл весь мир.

Затем медленно, очень медленно эта шайба стала вращаться вокруг своей оси, словно озираясь по сторонам сквозь свои глухие — во всяком случае, для нас — стены. Повернувшись на 360 градусов, она остановилась и целую минуту висела, не шевелясь и без всяких признаков жизни.

А потом…

Нет, это почти неописуемо, и я призываю на помощь Мориса Метерлинка, бельгийского писателя, которым я зачитывался на авианосце «Джон Кеннеди» между вахтами и дежурствами у радара, а порой и во время них. Я вспомнил его «Жизнь пчел», которая меня потрясла:

«В то мгновение, когда дается сигнал, все двери улья открываются одновременно внезапным и безумным напором, и черная толпа [пчел] вырывается оттуда или, вернее, бьет оттуда двойной, тройной или четверной струей — прямой, напряженной, вибрирующей и непрерывной, которая тотчас же расширяется в пространстве сетью звучащей ткани из ста тысяч волнующихся крыльев. В течение нескольких минут эта сеть носится над ульем… Наконец, один ее край подымается, другой опускается, все четыре угла этой мантии соединяются, и, подобно ковру-самолету, мантия проносится над горизонтом…»

Метерлинк был поэт и романтик, он раскрасил прозу пчелиной жизни своим литературным даром. Но переведите это радужное впечатление в черно-белый фильм ужасов «Птицы» Альфреда Хичкока или менее известный фильм «Мухи» о нашествии мух на Нью-Йорк, и вы получите то, что мы все увидели на телеэкранах. Неподвижно провисев в воздухе целую минуту, «Н-1» вдруг открыл (распахнул) свою плоскую крышу, и оттуда «внезапным и безумным напором» «двойной, тройной или четверной струей — прямой, напряженной, вибрирующей и непрерывной» взлетел над Лос-Анджелесом гигантский рой двухметроворостых гуманоидных особей в черных закрытых шлемах-колпаках и зеленых, как госпитальные халаты, комбинезонах. Кажется, в начале своего рассказа я сказал, что экипаж космического корабля не может насчитывать сто тысяч членов. Так вот, я был неправ! Этих пришельцев было больше! Они тучей вырвались из своего межпланетного улья, и вот уже эта черно-зеленая мгла «сетью расширяется в пространстве… в течение нескольких минут сеть носится над ульем… и подобно ковру-самолету, уносится к горизонту…»

Нет, господа, долой поэзию метафор и вошебных сказок! Полет зеленых пришельцев над Л-А не сопровождала ликующая музыка, как в фильме «Аватар» Джеймса Кэмерона. В полной тишине и при ярком калифорнийском солнце эта черно-зеленая мгла, накрывшая вымерший город, была страшней и голубых племен киношной Пандоры с ее крылатыми птеродактилями, и беспощадных роботов-землян на их киношных вертолетах.

Когда эти пришельцы своими густыми роями разлетелись во все концы не только Лос-Анджелеса, но и Калифорнии, я вдруг понял, что значит буква «Н» в названии этого корабля. Hive! «Улей! Улей № 1»! Во все время полета в этом исполинском улье, в его сотах спал гигантский десант, ничуть не меньший, чем при высадке нашего десанта в Нормандии в конце Второй мировой войны. Сколько было тогда десантников? 170 тысяч! Так вот, если в 1944-м Эйзенхауэр смог доставить в Англию и бросить через Ла-Манш 170 тысяч солдат, то в 2015-м эта Железная Красотка FHS-77427 доставила на Землю и высадила на Л-А ровно столько же своих гуманоидных особей.

И знаете, почему я с такой уверенностью расшифровал «Н» в названии ее корабля? Потому что буквально через несколько минут после того, как черно-зеленая туча этих двухметроворостых разлетелась от Л-А по всей Калифорнии, на выдвижном капитанском мостике их проклятого корабля появилась в сопровождении свиты сама FHS-77427, действительно очень похожая на голливудскую Миллу Йовович, только вдвое выше нее! То есть если летающие гуманоиды в их зеленых комбинезонах были ростом два метра тире два двадцать, то их капитанша FHS-77427 была ростом метра три, а то и больше! Я не хочу загружать свой рассказ цитатами из Метерлинка, но выход этой Железной Красотки так точно совпадал с описанием выхода из улья Царицы пчел (так Метерлинк именует пчелиную матку), что если бы не роковой трагизм ситуации, я бы просто расхохотался.

Она появилась на своем выдвижном капитанском мостике, как опереточная прима на сцене провинциального театра, — в рыцарских доспехах а-ля межпланетная Жанна д’Арк. Возможно, там, откуда они прилетели, она, изучая Землю по нашим телепрограммам, насмотрелась The Tudors, Shakespeare in Love и других исторических фильмов и сериалов. Не спеша подойдя к краю капитанского мостика, она, не повернув головы, протянула влево свою царственную руку, и тотчас один из ее двуметроворостых слуг положил в эту руку небольшой перламутровый (или лазерный) бинокль, который FHS-77427 поднесла к своим глазам и стала через него рассматривать Лос-Анджелес.

Гигантский и практически мертвый город, частично разграбленный городской чернью в последние часы бегства богатого населения, простирался перед ее холодными глазами. Не знаю, сравнивала ли она небоскребы «Банка оф Америка», «Калифорнийской Плазы-2», «Вэлс Фарго-3» и еще сотню самых высоких зданий города с построенными ее предками египетскими пирамидами или бесконечную перспективу застроек Голливуд-фривэя с какими-нибудь марсианскими или кассиопейскими пейзажами и в чью пользу она вынесла свое решение. Никакого выражения лица не запечатлели ее корабельные видеокамеры, показывающие землянам эту космическую царицу, захватившую нашу планету. Думаю, что с таким же бесстрастным лицом рассматривали покоренные города Александр Македонский, Тамерлан и Наполеон.

Впрочем, не так уж и долго длился этот обзор омертвевших городских окрестностей. Буквально через несколько минут со всех концов горизонта стали возвращаться в город летающие неизвестно на каких двигателях (вшитых в их комбинезоны? вмонтированных в их шлемы или в башмаки?) эти тучи зеленых гуманоидных особей. Отяжеленные почти непосильной даже для них ношей, они летели медленно и тяжело, как бомбардировщики. Но не к своему кораблю и не к своей царице-матке. Очень скоро мы поняли цель их полета — открытый стадион «Мемориал Колизей», почти античная, построенная в 1923 году, чаша с трибунами на девяносто три тысячи зрителей.

Да, именно туда они тащили свой еще непонятный нам груз, но вскоре и эти ноши, и общий замысел их работы стал определяться со всей своей ужасной простотой и откровенностью.

Каждая или каждый (комбинезоны и шлемы скрывали их пол) из этих зеленых гуманоидов волокли в своих лапах по гигантскому, весом чуть ли не в полтонны гранитному кубу, вырубленному, наверно, в соседних с Л-А хребтах Сан-Бернардино, Сан-Хасинто, Сан-Габриэль и Сан-Горгонио. А дальше я снова передаю слово Метерлинку:

«…Едва уляжется неурядица, произведенная шумным падением пчелиного роя [в новый улей], как уже в смешанной массе замечается разделение, очень определенное и совершенно неожиданное. Самая большая часть пчел, подобно армии, которая повиновалась бы только очень определенному приказу, начинает карабкаться широкими колоннами по вертикальным стенкам здания….

В это время остальные пчелы, то есть все оставшиеся в низу улья осматривают здание и предпринимают необходимые работы. Пол заботливо подметается, и сухие листья, веточки, песчинки одна за одной уносятся… Потом они осматривают все щели, наполняют и покрывают их пчелиной смазкой и начинают полировку стен с верха до низа здания…»

Я прошу прощения за длинную цитату, но работа этих невесть откуда прилетевших на нашу голову межпланетных гастарбайтеров (или гастарбайтерш) шла именно с таким пчелиным упорством и с такой же организованностью. Этот черно-зеленый рой с неимоверной сноровкой складывал гранитные кубы друг на друга, скреплял их не знаю каким образом, тут же полировал швы, прорезал водостоки, и буквально через час на огромном зеленом поле стадиона «Мемориал Колизей» стало рождаться здание, удивительно и пугающе похожее на…

Сидя в своем доме в Sunny Pine, я оторвался от телеэкрана, испуганно глянул на Кэт и прочел в ее глазах точно такой же испуг.

Они строили Чичен-Ицу!

Да, хотите — верьте, хотите — нет, но в рубленых и ступенчатых формах этого глухого каменного сооружения с косыми стенами, боковыми лестницами и внутренними вентиляционными ходами мы с Кэт одновременно угадали и почти вслух произнесли:

— Чичен-Ица! Канкун!

Но в этот миг изображение пропало с экрана.

2

Четырнадцать лет назад, в Рождество, наш новенький, только что спущенный на воду красавец-авианосец «Джон Кеннеди» пришел в Мексику на рейд Пуэрто-Морелос. И едва мы бросили якоря, как вся наша молодежь сиганула в увольнение по ночным дискотекам Канкуна, что в сорока милях на север от порта Морелос. А я и еще трое офицеров среднего возраста (мне тогда было тридцать) отправились в том же Канкуне в древний парк Шкарет, чтобы сплавиться по Подземной реке майя и покататься на дельфинах, как это обещано в туристических путеводителях. Но оказалось, что на дельфинах никто там не ездит, зато дельфины с удовольствием катают вас по огромной огороженной акватории. И происходит это следующим образом. Когда вы поплаваете с приглянувшимся вам дельфином, погладите его (или ее), угостите чем-то вкусненьким из пакета, который дают вам в кассе при покупке билета, а потом плашмя растянетесь на воде, он (или она) заплывают вам за корму, то есть, простите, за ваши пятки, упираются в эти пятки своим мягким носом и толкают вас с такой силой, что вы ракетой несетесь по воде.

И вот когда мы с друзьями пришли в этот дельфинарий, то все четверо остолбенели от чуда. По ультрамариновой глади акватории, слегка шевеля хвостом, летел дельфин, а впереди него не плашмя, а почти стоя, как фигура, украшающая нос древнего корабля, неслась юная дива и сказочная русалка из фильмов Диснея. Боже, как она была красива! Даже сам Морис Метерлинк потерял бы дар речи! Так что уж говорить о нас, простых моряках…

Но, как известно, наглость города берет.

Когда, выжимая свои роскошные каштановые волосы, эта нимфа вышла на берег, я подошел к ней, отдал честь (я был, слава Богу, в своей морской парадной форме) и, глядя в ее зеленые русалочьи глаза, сказал сухо и официально:

— Ваши документы, пожалуйста!

— А в чем дело? — удивилась она.

— Я представитель авианосца «Джон Кеннеди», флагмана американского военно-морского флота. Мы ищем русалку, которая сбежала из диснеевского фильма «Русалочка», и я уверен, что мы вас, наконец, нашли.

Она засмеялась, а юмор, как вы уже догадались, открывает сердца не только у земных женщин, но и у русалок. Кэт оказалась студенткой New Mexican Medical College, медицинского колледжа в штате Нью Мексика, и прилетела в Канкун на студенческие каникулы. Понятно, что, найдя в тридцать лет мечту всей своей жизни, я не оставил ее без конвоя даже на минуту. Мы вместе поехали в Чичен-Ицу, древнюю столицу майя, посетили там Башню Караколь, где была самая древняя в нашем мире обсерватория, поднялись на двадцатипятиметровую пирамиду Кукулькана и вместе ужасались «Пирамиде Черепов» и каменным платформам «Ягуаров и Орлов», где воины-«ягуары» и воины-«орлы» пожирали человеческие сердца. И вместе постояли у Cenote de Sacraticios, «Священного колодца», куда жрецы майя сбрасывали девушек, приносимых в жертву богам. Кэт холодела и дрожала от ужаса так, словно слышала крики тех бедных дев со дна колодца. Даже потом, когда поздно вечером мы со свечами в руках сидели с прочими туристами вокруг знаменитой пирамиды Кукулькана, слушали магическую музыку тольтеков и смотрели выступления «пожирателей огня» и прочие древние фокусы и фейерверки, она, с трудом отходя от пережитых ужасов, доверчиво жалась ко мне, и я с радостью грел ее в своих объятьях…

Теперь, четырнадцать лет спустя, мне стоило не меньших трудов отвлечь ее от ужаса того, что мы увидели по нашему настенному телевизору LG. Слава богу, нам удалось отправить Энни спать до того, как эти черно-зеленые осы госпожи FHS-77427 тучей летающих исполинов вырвались из ее космического улья и стали на стадионе «Мемориал Колизей» сооружать новую пирамиду Кукулькана. Пользуясь этим, я почти принудил Кэт заняться любовью — это был единственный способ прервать бивший ее нервный озноб, согреть и отвлечь от животного страха.

Не знаю, каким образом женщинам удается свою панику, страхи и ужасы трансформировать в сексуальную энергию. Давно, чуть ли не с Канкуна, я не видел Кэт в таком буйном сексуальном ударе. Тогда, в Канкуне, в номере отеля Solaris у меня было ощущение, что в нее вселились все дьявольские силы майя и тольтеков, все демоны Чичен-Ицы, все пернатые змии Кукулькана и все тамошние «орлы» и «красные ягуары». Я с трудом, просто чудом (и, признаюсь, с применением кое-каких техник «Дао любви») выдержал этот ураган ее темперамента. Зато когда эти доисторические монстры истекли, наконец, из нее фонтанами буйных, с криком и стоном, оргазмов, она в ответ на мой вопрос «Will you marry me?» [3]бессильно ответила: «Yes»…

Вот и теперь, насмотревшись ужасов уничтожения Голливуда, посадки космического монстра «H-1», полета тучи человекообразных пришельцев и строительства ими новой жертвенной пирамиды Кукулькана, Кэт отдалась мне — нет, она взяла меня так, словно занялась этим последний раз в своей жизни. Вскачь, галопом, швыряя по сторонам гривой своих роскошных волос, вскрикивая и запрокидывая голову назад… Падая на меня, целуя мне плечи, грудь, живот и пах… Взбираясь на меня и снова пускаясь вскачь…

А когда, наконец, дрожа и изнемогая, она уронила себя на мое плечо и тут же уснула, даже не успев добраться до душа, я осторожно перенес ее голову на подушку и, чуть отстранившись, еще долго лежал, любуясь ее лицом, грудью и всей ее прекрасной фигурой, простертой на постели. Господи, какое Чудо Жизни ты сотворил, каким божьим даром наградил ты меня! Thank You! Thank you thousand times! [4]Даже простое прикосновение к ее руке, плечу или бедру включает какой-то прохладно-живительный ручей энергии, который даосцы именуют женской энергией Инь, а я называю про себя «орошением звезд», поскольку разве не такой же поток звездной энергии пронзает всю нашу Вселенную? И разве не были мы с моей Кэтти двумя одинокими планетами, затерянными в космосе и притянутыми друг к другу самым мощным всемирным тяготением — Притяжением Любви?..

С этими мыслями я уснул, напрочь забыв о роковых космических пришельцах.

Что снилось мне? Помню, что снилась дорога, а точнее, хайвэй, с огромной скоростью летящий под колеса моего «Форда». Но ведь это всегда так. Всегда, когда за двое суток пролетаешь две с половиной тысячи миль и замертво выпадаешь в сон, лента дороги продолжает стелиться в сонном мозгу. Так и в ту ночь. Впрочем, где-то посреди этой ночи какой-то шум или собачий лай пробовали извлечь меня из этого сна, но, помню, у меня просто не хватило сил выбраться из него…

А утром, в 8.35 нас разбудил телефонный звонок. Я, еще полусонный, протянул руку к тумбочке с аппаратом и снял трубку.

— Алло…

— Мистер Виндсор? — сказал мужской голос. — Я отец Джессики, подруги Энни. Ваша Энни дома?

— Конечно. Где ей еще быть? Занятий в школе нет…

— Ладно… — произнес он каким-то странным тоном. — Во всяком случае, должен вам сказать, что труп вашего Бакса валяется на обочине Анджелес Крест фривэй в трех милях от Кедровых Ключей.

— Что? — изумился я. — Этого не может быть…

Но он уже дал отбой.

Я посмотрел на проснувшуюся Кэт, встал и пошел в комнату Энни, перед дверью которой всегда спит Бакс.

Но ни Бакса, ни Энни не было в доме.

3

Энни ушла в три или в три тридцать утра, то есть тогда, когда я слышал какой-то шум, но не проснулся. Наверное, ей удалось бы и бесшумно выскользнуть из дома, если бы не Бакс. Как я уже говорил, этот семилетний боксер был ее телохранителем, слугой и тенью. И уходя, она, скорее всего, пыталась закрыть входную дверь, оставив Бакса внутри. Но он и раньше никогда не позволял ей этого, вот и теперь после короткой, наверное, борьбы, когда Бакс даже залаял, пытаясь остановить ее, Энни уступила псу и позволила ему сопровождать ее.

При этом Энни вряд ли сознавала, что в эту ночь подобно всем своим калифорнийским сверстницам в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет она, как лунатик, повинуется совершенно определенному, как сказал бы Метерлинк, телепатическому приказу. Этот приказ разбудил ее среди ночи, заставил встать, одеться, выйти из дома и направиться на юго-запад, в Лос-Анджелес. Знала ли она, что ей предстоит пройти сто одиннадцать миль? Я уверен, что нет, лунатики не отдают себе отчет в своих действиях. Но Бакс не был подвержен телепатическим приказам, больше того — своим звериным чутьем он почувствовал смертельную опасность ее похода и с собачьим рвением удерживал ее, даже хватал зубами за подол и за туфли…

Да, утром, когда мы бросились искать Энни, мы на соседней East Krypton street нашли клочки ее платья и изжеванную туфлю.

Но дальше все следы пропадали, поскольку не одна Энни ушла в ту ночь из дома, а тысячи, да, именно тысячи калифорнийских девочек в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет выскользнули из своих постелей и домов в период с трех до трех тридцати утра и, как Энни, направились в Л-А. Те, кто помладше, шли пешком, и я живо представил себе это всекалифорнийское предутреннее, во всех городах и поселках, шествие девочек, телепатически вызванных исполиншей FHS-77427 в «Мемориал Колизей». А пятнадцатилетние, не раздумывая, угоняли машины своих родителей и по дороге подбирали младших. Так случилось и с Энни — в трех кварталах от нас мы больше не нашли ни ее туфель, ни обрывков ее платья, которое рвал Бакс, пытаясь остановить несчастную хозяйку.

Зато такие же, как мы, обезумевшие родители уже с семи утра тысячами рыскали на своих авто по всем окрестностям, и потому Грегори Питер Гоббс, отец Энниной одноклассницы, сообщил нам, что Бакс валяется на Angeles Crest Freeway в трех милях от Кедровых Ключей. Мы, конечно, помчались туда. Бедный пес, грязный, с высунутым языком, изодранными в кровь лапами и острыми ребрами, проступающими сквозь свалявшуюся шерсть, лежал у дороги головой на запад, словно и после смерти продолжал бежать за машиной, которая увезла Энни.

Я посмотрел на спидометр. От нашего дома Бакс пробежал сорок семь миль.

Увидев мертвого Бакса здесь, почти в пятидесяти милях от дома, Кэт потеряла надежду догнать Энни и в беззвучной истерике рухнула на дорогу рядом с псом.

Я поднял ее на руки, уложил на заднее сиденье «Форда» и помчался вперед по Angeles Crest Freeway. Конечно, я чувствовал себя виноватым. Если бы я не принудил Кэт к сексу, мы не уснули бы таким мертвецким сном, а услышали, как Бакс пытается задержать Энни, и остановили бы ее…

Проклиная себя, я жал и жал на газ, но буквально через двадцать миль был вынужден остановиться — впереди не только весь фривэй, но и обочины по обе его стороны были забиты машинами таких же несчастных, как мы, родителей.

Выскочив из машины, я пошел вперед узнать, надолго ли эта пробка. Оказалось — навсегда. Оказалось, у всех машин, достигающих границы тридцатимильной зоны, установленной пришельцами, сами собой выключаются двигатели. А те, кто пытается пересечь эту границу пешком, натыкаются на непроницаемую, но совершенно прозрачную и вязкую, как резина, стену. Правда, поверить в это с чужих слов было невозможно, и я упрямо протиснулся вперед к самой границе, то есть к тому, что не имело ни цвета, ни запаха, ни даже какой-то видимой, тектальной поверхности, и, тем не менее, глухо преграждало дорогу.

Со стороны это выглядело почти смешно — как мужчины и женщины, словно мимы, отчаянно атакуют незримый «резиновый занавес», увязая в воздухе, сгустившимся до плотности каучука. Кто-то пытался с размаху пробить эту «стену» плечом, кто-то ногами, а еще кто-то гаечным ключом, но и те, и другие, и третьи просто вязли в этой незримой жевательной резине и с трудом вытаскивали себя из нее. Мужчины матерились, женщины рыдали, но когда наш шериф Вильям Ли-младший подогнал к этой «стене» пожарную машину и попробовал — безуспешно, конечно — найти верх этой стены, чтобы перелезть через нее, меня осенила другая идея. Я бегом вернулся в машину, развернул ее и помчался на юг, к Медвежьей горе.

4

Кристофер Говард не был моим другом, больше того — я его вообще никогда не видел. Но я знал, что он мне не откажет. Потому что всех моряков — даже бывших — связывает негласное братство, и в самых разных портах я не раз слышал, как при крике «Полундра!» совершенно незнакомые моряки бросались на выручку даже русским матросам.

Крис до сорока лет служил в sea seals, подводной десантуре, а теперь у него свой бизнес на Медвежьей горе.

На эту гору крутой спиралью и подчас под уклоном аж в семьдесят градусов взбиралась узкая каменистая дорога. Ее отвесные бока, вырубленные в граните и сланцах, были накрыты стальными сетками, но это не гарантировало от камнепадов, обвалов и селей. Даже старые и седые от времени столбики с телефонными проводами и экранами новеньких солнечных батарей, повсеместно насаждаемых нашим президентом, стояли косо, словно тролли. Однако я снова насиловал свой «Форд», выжимая из мотора все соки. Если бы мистер Генри Форд был жив и видел меня в эти минуты, он бы немедленно подарил мне новую машину, а эту взял в музей своей компании. Но никто, кроме горных косуль, белок, ястребов и моей жены Кэт, не видел ни меня, ни моей машины, да и Кэтти, честно говоря, вряд ли что-то видела в эти минуты. Сидя на заднем сиденье, она двумя руками — враспор — держалась за боковые поручни и, закрыв глаза, в ужасе просила: «Easy! Тише! Easy, Steve!» Но я не снижал скорость даже когда слышал, как швыряло в багажнике труп несчастного Бакса. Вы когда-нибудь видели, как коровы, растопырив ноги, взбираются по крутым горным склонам? Иногда мне казалось, что мой «Форд» держит дорогу именно таким, коровьим способом…

Но вот мы одолели подъем и вымахнули на знаменитое Медвежье плато — плоскую и словно саблей срубленную вершину горы площадью не больше четверти футбольного поля. Здесь находилось бревенчатое бунгало Криса и огромный сарай с красной крышей, перед которым дюжий бородач в дырявой соломенной шляпе и таком же дырявом тельнике сворачивал сдутую и расстеленную на земле оболочку цветного воздушного шара. Впрочем, подъехать к бородачу было почти невозможно из-за четырех разнопородных, но могучих псов, которые молча бросились навстречу машине. А Крис даже не оглянулся на рев мотора. Пришлось нажать на клаксон, только после этого он разогнулся и свистнул так, что собаки присели на задние лапы и, поджав хвосты, послушно вернулись к нему, исподтишка оглядываясь на меня и скаля свои желтые клыки.

Я подъехал к жерди, ограждавшей площадку с пустой «наволочкой» воздушного шара, и опустил стекло боковой двери.

— Привет, Крис. Я Стив Виндсор, служил на «Джоне Кеннеди». А ты, я знаю, был в seals. — И я кивнул на собак. — Могу я выйти из машины?

5

Что делал Тамерлан, захватив город? А Навуходоносор? А царь Ирод? И вообще все цари, шахи, короли и прочие, даже самые просвещенные полководцы?

Говорят, что в 1814-м Александр Первый, захватив Париж, на три дня отдал город своим казакам, которые всех парижанок изнасиловали в позе «бистро а-ля рус».

А в 1945-м, через два месяца после падения Берлина, немки сделали тридцать тысяч абортов.

Но одно дело, когда речь идет о статистике, а другое, когда вы видите по телевизору колонну заплаканных девочек, обреченно спускающихся в подземные бомбоубежища, вырытые под стадионом «Мемориал Колизей» еще в середине прошлого века, когда мы готовились к войне с СССР. Тогда считалось, что русские не будут бомбить пустые стадионы — мол, какой в этом смысл? — и потому под всеми стадионами до сих пор таятся многоэтажные бомбоубежища с неприкосновенным запасом продуктов на десятки тысяч лиц. Теперь, подгоняемые бичами двухметроворостых черно-зеленых охранников, похожих на исполинских жуков-рогоносцев в глухих, как у космонавтов, шлемах и зеленых комбинезонах, наши двенадцати-пятнадцатилетние девочки бесконечной колонной тянулись по South Figueroa street к «Мемориал Колизей» и, словно узницы Освенцима, исчезали в жерлах подземных ворот.

А тем временем посреди стадиона, на новой «Пирамиде Кукулькана» происходило действо еще страшнее. Туда — уж не знаю каким образом, возможно, прямо по воздуху — доставили из университета Беркли и Силиконовой долины самых знаменитых ученых и айтишников, чьи лица знакомы всему миру по научным и научно-популярным телепрограммам, церемониям вручения Нобелевских премий и презентаций новейших гаджетов и научных открытий. Исполинские янычары безжалостно гнали этих пожилых, лысеющих или убеленных сединами мужчин все выше и выше по каменным ступеням пирамиды, и когда вместе с ними телекамера пришельцев взобралась наконец на платформу «Ягуаров и Орлов», мы с ужасом и отвращением увидели наконец этих тварей, это «недостающее звено эволюции», снявших свои черные шлемы. Громадные сутулые полулюди со стесанными черепами и руками до колен, они одним взмахом меча отсекали голову очередной павшей на колени жертве, тут же хватали за волосы отсеченную голову и жадно пили ее горячую кровь. А в это время другие набрасывались на отсеченное тело, кинжалами и ножами вскрывали в нем грудную клетку, волосатыми лапо-руками вырывали сердце и печень и, выпятив хищные челюсти, жрали их с дикарским торжеством и упоением.

Увидев это, Кэтти второй раз упала в обморок.

Но я даже не пошевелился, чтобы помочь ей. Поскольку неизвестно, что лучше — видеть это или лежать без сознания. Лично я такое отвратительное зрелище видел только один раз, в августе 2013-го, когда Гленн Бэк по своему телеканалу показал Америке лидера сирийских «братьев-мусульман», которому, оказывается, наше правительство поставляло оружие. Этот, с позволения сказать, «оппозиционер» демонстрировал перед камерой свою точно такую же мезозойскую сущность — с тем же людоедским торжеством вскрывал грудную клетку убитого им асадовского солдата и жрал его сердце.

Теперь, стоя перед телевизором в бунгало Криса, я со страхом и остановившимся дыханием пытался разглядеть, есть ли среди бредущих в подземелья девочек моя дочь Энни. Что их ждет? Что ждет ее? Что заставило ее встать среди ночи и, как лунатик, пешком отправиться в Лос-Анджелес?

Новый оглушительный свист отвлек меня от телеэкрана. Я повернулся к окну. Крис стоял у корзины уже надутого воздушного шара и призывно махал мне рукой.

6

Во второй половине дня солнце прогревает калифорнийскую долину на всю ее глубину вплоть до Невады, и теплые потоки воздуха, настоянные на эвкалиптах, апельсиновых садах и виноградниках, устремляются к побережью, к Тихому океану. А ночью происходит обратное движение, тихоокеанский бриз освежает землю йодисто-озоновой прохладой, и потому Калифорния является «золотым штатом», благословенным краем с райским климатом. Даже мистер Горбачев, приехав в Калифорнию, сказал, что с местных жителей нужно брать налог просто за воздух.

Теперь, в шесть часов вечера, поток сухого теплого воздуха, пахнущий цветами, лесами и горными травами, быстро и бесшумно, со скоростью пятнадцать миль в час, нес на запад воздушный шар и меня в корзине под ним. Внизу были совершенно безлюдные и заповедные леса, а впереди горный хребет с пиком Дарвина на севере и пиком Гуди на юге. Чтобы пролететь над хребтом, нужно было включить горелку и подогреть воздух в оболочке шара, но я и так летел на высоте двух тысяч метров, а выше, предупредил меня Крис Говард, подниматься опасно, «дыхалке», то есть легким, не хватит кислорода. Но выхода не было — поток воздуха нес меня прямо на горный хребет, а повернуть воздушный шар невозможно ни влево, ни вправо, шар летит только с ветром и «по ветру», и все, что вы можете, это поднять его выше, подогревая в нем воздух, или опустить ниже, выпустив теплый воздух. Я включил горелку, пламя вырвалось из форсунки, и шар стал так стремительно возноситься вверх, что у меня дух перехватило от страха. Да, сидя в кресле обсерватории Грин-Бэнка, легко перемещаться по Вселенной на расстояния в сотни и даже тысячи световых лет. Пару тысяч парсеков до созвездия Кассиопеи, еще пару тысяч до туманностей Кентавра… Но попробуйте вживую пролететь хотя бы над пиком Гилберта, да так, чтобы не напороться корзиной на острые пики его горных сосен или на каменные валуны Black Giant, Черного Гиганта! И при этом поймать нисходящий к юго-западу воздушный поток и пересечь на нем запретную зону индейской резервации на реке Tule (слава богу, пришельцы аннигилировали огнестрельные ружья, иначе индейцы, как пить дать, продырявили бы мой шар), а потом пролететь над Naval Petroleum Reservation (тут меня просто обязаны были сбить охранники этих Морских резервуаров горючего)… Вообще, только поднявшись в небо и пролетев над Wilderness Forest National Park, Дикими Лесами Национального Парка, я понял, насколько безумной была моя затея в одиночку пролететь сорок миль от Медвежьей горы до Лос-Анджелеса. Нет, я знаю (читал в каком-то историческом романе), что в 1870-м, когда Наполеон Третий сдался «железному канцлеру» Бисмарку, военный министр французского правительства Леон Гамбетта бежал из осажденного Парижа на воздушном шаре. А кто-то и вокруг земли пролетел на воздушном шаре, но, уверяю вас, они перед этим хорошенько потренировались. Кроме того, всех, кто летает на воздушных шарах, непременно сопровождает наземная команда на случай аварии или вынужденной посадки. А я летел совершенно один и первый раз в жизни…

Но эту незримую «берлинскую стену» пришельцев я все-таки одолел! Этого вы у меня не отнимете! Хватая воздух широко открытым ртом, я вовремя стравил клапаном лишний воздух, спустился ниже двух тысяч метров и сталкером залетел вглубь тридцатимильной зоны, установленной этой стервой FHS-77247. Но тут, в двадцати милях от Л-А, прямо над Frazier Park и Пятым хайвэем, ко мне рванулась с земли целая свора двухметроворостых жуков-рогоносцев. Они буквально вырвали меня из корзины, как морковь из горшка, и поволокли — другого слова тут и не нужно — прямо по воздуху поволокли в Л-А. Над Пятым хайвэем, над Санта-Кларита и Сан-Фернандо, над целой долиной электрических ветряков и солнечных батарей, установку которых так щедро финансировало наше правительство. Как они летают, эти рогатые неандертальцы? Этого я не понял. Без крыльев и без всяких видимых или хотя бы слышимых моторов они протащили меня по воздуху десять миль, и, конечно, я был уверен, что сейчас меня бросят прямо на «Плато Ягуаров и Орлов» под меч новоприбывшего «ягуара»-неандертальца. Но вместо этого мои носильщики свернули к исполинской, как Колизей, шайбе их улья-корабля «H-1» и с высоты швырнули меня к ногам FHS-77427. Я кулем шмякнулся о титановую (или тефлоновую?) палубу этого корабля, а точнее, его капитанского мостика и только чудом не сломал себе ни ноги, ни позвоночник. Но боль в копчике была такая, что искры из глаз! А когда я все-таки открыл глаза, эта трехметроворостая «Милла Йовович» стояла надо мной в высоченных рыцарских ботфортах и доспехах. Но потому, что эти доспехи были от меня не дальше вытянутой руки, я разглядел, что они вовсе не металлические, не серебряные и даже не титановые, а из серебристо-пористого латекса и, скорее всего, сделаны на 3D-принтере по образцу какого-то лжеисторического голливудского сериала…

Тем не менее мне уже было не до смеха. К тому же с высоты своего трехметрового роста она чем-то вроде ковбойского кнута презрительно ткнула меня в плечо.

— Встань! — произнесла она странным, словно через консервную банку, голосом.

Я встал и выпрямился, но она все равно была выше меня на метр, а то и больше. Такой сюр был со мной только однажды, в Барселоне. Получив на «Кеннеди» трехсуточный отпуск, я, конечно, до ночи зависал с приятелями в барселонских барах и только глубоко за полночь и весьма под шофе мы нырнули в первый попавшийся отель. Там мы плюхнулись в койки, а утром я по морской привычке проснулся ровно в 6.30 и пошел, а точнее, почти вслепую побрел по гостиничному коридору в поисках минеральной воды или кофе. Первая встречная двухметроворостая дива меня, помню, вовсе не удивила, вторая заинтересовала, но когда мимо меня прошли сразу четыре марсианки ростом два метра двадцать, да еще в коротеньких шортах, мне стало не по себе. Нет, карликом я никогда не был, но все-таки… Тут — следом за этими марсианками — я вошел в гостиничный ресторан и оторопело захлопал глазами. Куда я попал? Это сон или я спьяну действительно влетел на другую планету? Почему у стойки со шведским столом стоит дюжина разноцветных гулливерш — белых, черных и даже желтых с раскосыми японскими или китайскими глазами? А еще полсотни таких же высоченных цапель сидят за столиками и с удивлением пялятся на меня, пигмея?

Не буду вас мучить так, как измучился в то утро я, пока не выяснилось, что мы угодили в отель, целиком оккупированный международным турниром женских баскетбольных команд. А нас, американских моряков, пустили в этот жирафник (по аналогии с курятником) просто с перепугу, поскольку мы спьяну пригрозили администратору «вызвать огонь на себя», то есть немедленно разбомбить Барселону из всех ракетных установок «Джона Кеннеди». Конечно, то была шутка, но где вы видели испанцев, понимающих юмор? По-моему, последним был Сервантес, да и тот, я читал, был мароном…

Но сейчас не до юмора было мне самому.

FSH-77427 смотрела на меня сверху вниз так, как какая-нибудь косуля на водопое разглядывает лягушонка, выпрыгнувшего из воды прямо к ее ногам. Не то чтобы презрительно, но с высокомерным любопытством натуралистки.

— Так это ты прилетел на монгольфьере? — металлически произнесла она. — Смело, смело…

Честно говоря, я не сразу понял, что она сказала. И только когда заметил на ее шее тонкую ленточку с крохотным брелоком, понял, что это, скорее всего, миниатюрный чип/трансформатор, преобразующий ее голос (или мысли?) в английскую речь, а слова или фразы она, вероятно, черпает из какого-то энциклопедического словаря или Википедии. Только там воздушный шар могут именовать по имени его изобретателей братьев Монгольфье…

— Ну? Как тебя звать? — требовательно продолжала FSH-77427.

— Стив Виндсор.

— Стивиндсор? — переспросила она, не уловив цезуры между двумя моими словами.

— Нет. Стив Виндсор. Или просто Стив.

Она нахмурилась:

— Не понимаю. Стивиндсор или Простостив?

— Стив. Стив… — я сделал паузу. — И всё. Стив.

— Ладно. Стив так Стив. Коротко и ясно.

Тут она посмотрела вверх на все еще висевшую в воздухе эскадрилью моих захватчиков в черных рогатых шлемах и зеленых комбинезонах и отмахнулась от них небрежным жестом типа «убирайтесь».

И хотя вслух это «убирайтесь» не было произнесено, эти жуки-рогоносцы как по команде взяли «на левое крыло» и в крутом вираже бесшумно свалили в сторону «Мемориала Колизей».

Рукой в рыцарской перчатке (не знаю, латексной или настоящей) FSH-77427 поправила тонкий прозрачный катетер, спускавшийся из-за ее уха к носу, и шумно не то понюхала его, не то вдохнула идущую из него воздушную (или наркотическую) смесь.

— Так… — сказала она после этого. — Ты разведчик? Ты знаешь, что будешь аннигилирован?

— Я не разведчик.

— А кто?

— Ты можешь меня аннигилировать, но отпусти мою дочь.

Она удивленно откинулась корпусом, словно хотела рассмотреть меня целиком и получше.

— Ты готов умереть из-за дочки?

— Да.

— Но почему?

Мне показалось, что ее искреннему удивлению нет предела.

Так же, как моему удивлению ее удивлению.

— Потому что это моя дочь, я люблю ее.

— Луублю? — переспросила она так, словно пробовала это слова на язык, как иностранное. — Что такое «луублю»?

Тут я снова вспомнил Метерлинка. И — похолодел. Потому что — по Метерлинку — такого понятия, как любовь, у пчел не существует. Пчелиная матка откладывает тысячи яиц, из них рождаются тысячи пчел и трутней, которые в определенную пору по какому-то определенному сигналу безжалостно уничтожают не только друг друга, но даже «родную» царицу-матку…

И если «H-1» — это улей, а FSH-77427 — царица-матка, то объяснять ей, что такое любовь, совершенно бессмысленно.

— Ну? — требовательно сказала она. — «Лублю» — это пароль? Я посмотрела сто сорок ваших фильмов и телесериалов, и в каждом вы говорите «лублютебя», а потом трогаете друг друга губами и совокупляетесь.

«Гм, — подумал я. — Неужели в Википедии или хотя бы в энциклопедии “Британика” нет объяснения фразе “люблю тебя”? Ведь для робота или инопланетянина слова “ялюблютебя” могут действительно звучать как пароль для вступления в интимную близость…»

И новая догадка озарила мой мозг.

— Так это… Ты потому сюда прилетела?! — вдруг выпалил я.

— Ого! — удивилась она. — А ты умный! Это интересно…

Господи! Неужели я угадал? Неужели, насмотревшись наших любовных сериалов, она прилетела сюда только для того, чтобы…

Додумать эту мысль я не успел, потому что эта великанша неожиданно наклонилась ко мне, как цапля, и губами потянулась к моим губам.

Я отпрянул. Целовать это чудище, уничтожившее половину Л-А и напустившее на нас летающую орду убийц пострашней исламских террористов?

— Ну? В чем дело? — нетерпеливо спросила она, не разгибаясь и заглядывая мне в глаза.

Я оглянулся по сторонам. Только теперь я обратил внимание на то, что на высоте двухсот метров над землей мы стоим на выдвижном, типа балкона, капитанском мостике, совершенно пустом, открытом со всех сторон и без всяких перил и леерных ограждений. Не думаю, что даже Ромео стал бы в таких условиях рассказывать Джульетте, что такое любовь. К тому же вокруг была вовсе не Верона, а пустые Голливудские холмы с исчезнувшими после аннигиляции киностудиями и виллами бывшего Сансет-бульвара и Беверли-Хиллз.

— Подожди, — решился я. — Ты хочешь знать, что такое любовь?

— Да.

— И для этого ты сюда прилетела?

— Нет, — она выпрямилась и усмехнулась, снова надменно поглядев на меня сверху вниз. — У нас другая миссия. Но… Ты сказал «люблю» — что это значит?

— Я объясню. Но при одном условии: сначала ты отпустишь мою дочь.

— Кто она? Где? Покажи! — снова нетерпеливо сказала FSH-77427 — так, словно речь шла о какой-то мелочи, как если бы какой-то занятный муравей попросил ее отпустить его дитя муравьишку.

И одним резким движением руки очертила в воздухе большой, метр на метр, квадрат, который тут же стал каким-то перископическим, что ли, 3D-экраном. Еще несколько мелких движений ее пальцев, словно нажимавших незримые кнопки незримого пульта, и на этом виртуальном экране возникла колонна несчастных девочек, бредущих к подземным убежищам стадиона «Мемориал Колизей».

Но моей Энни не было среди них.

— Ну?! — сказала FSH-77427. — Где она? Покажи!

— Ее тут нет…

— Значит, она уже в накопителе. Сейчас ее найдут, — FSH-77427 выпрямилась, провела рукой по моему лицу так, словно сняла с него слепок, и резким движением ладони отправила этот «слепок» в тот же виртуальный экран. А затем снова — уже по-хозяйски — повернулась ко мне: — Но знай! Если ты не объяснишь, что такое «люблю», я тебя не просто аннигилирую. Нет, я тебя разрежу живым и съем твое сердце. А потом убью твою дочку. Ты понял?

Даже правильное построение ее английских фраз говорило, насколько быстро она овладевает и нашим языком, и точностью выражения на нем своих мыслей.

— Да, я понял, — ответил я. — Но сначала ты отпустишь ее.

— Интересно… — задумчиво произнесла она. — Это и есть «люблю»?

Я сделал непроницаемое лицо:

— Мы же договорились. Сначала ты отпустишь мою дочь.

— Умный Стив! — усмехнулась FSH-77427 и показала на трех подлетающих к нам жуков-рогоносцев, которые в своих огромных лапах тащили по воздуху мою несчастную Энни. — Это она?

Я дернулся к дочке, но удар хлыста полоснул меня по плечу так, что я вскрикнул от боли.

— Стоять! — бросила FSH-77427. И спросила: — Куда ее отправить?

7

Как только за нами закрылся наружный шлюз ее корабля, я тут же почувствовал разницу между земной атмосферой и воздухом внутри «H-1». Тут было настолько больше кислорода, что мои легкие жадно расширились, как от морского бриза, а в голове возник какой-то звон. FHS одним движением руки сорвала свой заплечный баллончик с кислородом и идущую к ее носу трубку, и я вспомнил: когда-то в земной атмосфере было в полтора раза больше кислорода, что и позволяло тогда дышать динозаврам, бронтозаврам и прочим исполинам. Но потом то ли падение гигантского метеорита, то ли еще какой-то катаклизм привел к резкому сокращению кислорода в земной атмосфере, и выжить в новых условиях смогли только мы, низкорослые homo sapiens, и малорослые — в сравнении с динозаврами — животные.

Облегчение, с каким задышала теперь трехметроворостая «Милла Йовович», подтверждало эту теорию. А когда просторная кабина шлюза стала тонуть в чреве стоэтажной шайбы «H-1», я стал думать, какой может быть капитанская каюта FHS-77427, если она посмотрела сто сорок исторических фильмов и сериалов и с помощью 3D-принтера может воспроизвести все, что взбрело в голову голливудским художникам и декораторам.

Но то, что я увидел, превзошло мои ожидания. Во-первых, назвать это каютой просто не поворачивается язык. Это были покои Клеопатры из фильма столетней давности с Элизабет Тэйлор, хотя и считать их покоями тоже невозможно. Какие на фиг покои, если все это огромное пространство было под самый потолок (золотой и расписанный каким-нибудь египетским Рафаэлем или Микеланджело) уставлено трехметровыми куклами-копиями самой FHS-77427 в соболиных, норковых и леопардовых шубах, свадебных платьях принцессы Дианы и нарядах всех голливудских звезд, начиная от Вивьен Ли и кончая Мэрилин Монро. То есть одна кукла «а-ля Милла Йовович» была в струящемся платье Вивьен Ли, вторая в наряде Элизабет Тейлор из «Клеопатры», третья выглядела, как та же Тейлор в «Белоснежке и семи гномах», четвертая — как Одри Хепберн в «Римских каникулах», а сто десятая придерживала взлетающий подол платья в позе Мэрилин Монро над люком сабвея.

А кроме одежды тут были, конечно, огромные шляпы и — как бы это сказать?.. — гипертрофированная обувь, — причем всего этого было даже больше, чем у жены панамского диктатора Мануэля Норьеги. Но и это не всё! Тут были громадные розовые телефоны, мягкая мебель c исполинскими пуфами и лав-ситами [5]времен Людовика XIV и мебель из слоновой кости эпохи индийских махараджей… Гигантские леопардовые шкуры на полу и многотонная хрустальная люстра под золотым потолком… По левой стене стекал каскад водопадов, как в апартаментах Дональда Трампа в «Трамп-Тауэр», а на правой висели картины Мане и Дега, но с какой-то объемной, как в 3D, перспективой… И посреди всего этого голливудского реквизита был золотой плавательный бассейн с огромной и тоже золотой раковиной джакузи сбоку от него.

Я стоял у входа в эти хоромы, разглядывая их, а FHS разглядывала меня. Наверное, оторопь так ясно отразилась на моем лице, что она спросила:

— Что тебя удивляет?

Я вспомнил, зачем я тут оказался, и сказал:

— Моя дочь уже дома?

Вместо ответа она сделала какой-то простой жест, словно нажала незримый выключатель. И тут же одна из картин Мане — «Завтрак на траве» — превратилась в 3D-экран, по которому стремительно, в сто раз быстрей, чем под моим воздушным шаром, полетели острые пики сосен заповедных лесов Inio National Forest, потом пригороды Sunny Pine и, наконец, наша улица West Kyston и мой дом. Затем камера, вмонтированная, наверное, в рога одного из ее двухметроворостых летающих предолюдей, стремительно опустилась к земле и показала, как Энни буквально упала в руки выскочившей из дома Кэт.

FHS тут же щелкнула пальцами — выключила экран.

— Всё, — сказала она, шагнув вплотную ко мне. — Теперь любовь или смерть.

И одним движением руки сбросила с левого плеча кожаную застежку своей нагрудной латексно-кольчужной зерцалы.

Я испугался. Честно, как на духу, признаюсь: я, капитан в запасе военно-морских сил США, сорокачетырехлетний мужик ростом сто семьдесят восемь сантиметров и весом восемьдесят два килограмма, не пропустивший до женитьбы ни одной юбки, испугался открывшейся предо мной перспективы. Да, когда-то я читал дочке легенды про Голиафа, атлантов, циклопов и т. п. Но все это было нереально и сказочно, как «Белоснежка и семь гномов» и «Алиса в Стране чудес». А теперь…

А теперь совершенно реальная трехметроворостая «Милла Йовович» шагнула ко мне с конкретным и ясным намерением.

— Подожди! — сказал я, оторопело глядя на огромную белую грудь, нависшую над моей головой. — Любовь — это не секс!

— А что? — нетерпеливо выдохнула она, хватая меня за плечи.

И я вдруг почувствовал себя так, как, наверное, чувствует себя школьница в руках Майка Тайсона или Владимира Кличко. И с такой же силой уперся двумя кулаками ей в живот.

Впрочем, она тут же и выпустила меня:

— В чем дело? — Ее рука нырнула к моему паху. — Ты импотент?

Я отпрянул, сбив на пол один из манекенов в собольей шубе.

— Блин!.. Послушай! Как тебя звать?

Но она таки ухватила в ладонь мое имущество и усмехнулась:

— Нет, ты не импотент!.. — А второй рукой сняла кольчужную застежку со своего правого плеча. — Меня звать FHS. И я хочу…

— Стой! — психанул я и с силой, кулаком отбил ее руку от своего паха. Господи, так вот что чувствуют женщины, когда мы без спросу лезем к ним под юбку! — Ты хочешь трахаться или ты хочешь любви?

— Это одно и то же, — наступала она.

— Нет! — выкрикнул я в отчаянии. — Не одно и то же!

Она остановилась, тяжело дыша, — белая тигрица, возбужденная течкой. Мне показалось, что у нее даже глаза пожелтели от бешенства и она выбирает — оторвать мне голову или изнасиловать.

Но она сдержалась:

— Ты врешь!

— Клянусь, cекс — это только часть любви! — быстро, чтобы успеть высказаться, заговорил я. — Больше того — секс без любви — это просто скотство, это то, что твои нелюди делают с нашими женщинами. Ты же не трахаешься с этими ублюдками? Или трахаешься? Скажи!

Неожиданный, прямо по уху удар кулаком — нет, лапой! — буквально снес меня с ног. Он был такой нечеловеческой силы, что, падая, я опрокинул сразу с десяток трехметровых пластиковых «мил йвович», одетых в соболя и шиншиллы. Но не успел даже прийти в себя, как та же мощная лапа буквально за волосы подняла меня в воздух, и теперь, болтая ногами в пустом пространстве, я оказался лицом к лицу с этой разъяренной FHS.

— Ты, пигмей! Скажешь, что такое любовь? Или убью!

— Ага, — ответил я, несмотря на боль. — И узнаешь, что такое любовь отца к дочке.

Несколько секунд она молча смотрела мне в глаза. А потом усмехнулась:

— Ах, так? Ладно… — FHS выпустила меня, я шмякнулся на пол, а она стала заталкивать свои белые торпеды под латексную кольчугу, говоря при этом: — Да… я узнаю, что такое любовь… Ты еще будешь просить меня убить твою дочь!

С этими словами она щелкнула пальцами правой руки, одна из стен ее покоев тут же распахнулась, и вбежали четверо исполинских предолюдей в кожаных доспехах и с мордами янычар.

Молча, презрительным движением пальцев с разноцветным маникюром она приказала убрать меня, а сама, не раздеваясь, прыгнула в бассейн и, остывая от возбуждения, разлеглась спиной на воде.

Впрочем, этого я уже не видел — янычары легко, как щенка, унесли меня из ее покоев.

8

Сидя на полу абсолютно пустой и темной, как на гауптвахте, камеры, я думал, что сейчас, вот-вот, с минуты на минуту за мной явятся и поведут пытать. Правда, даже под пыткой я вряд ли смогу сформулировать, что такое любовь. Человечество пытается это сделать три тысячи лет, древние греки в попытках описать любовь дробили ее на восторженную влюблённость («эрос»), любовь-одержимость («мания»), любовь-дружбу («филиа»), любовь-нежность («сторгэ»), рассудочную любовь («прагма»), любовь-игру («людус») и жертвенную любовь («агапэ»). Последнюю проповедовал Иисус Христос; в эпоху Возрождения художники и поэты называли любовью стремление к красоте, а Спиноза — стремление к абсолютному знанию. В прошлом веке Зигмунд Фрейд свел любовь к половому влечению и первобытной сексуальности, а в наше время нейробиологи определили любовь как «дофаминэргическую целеполагающую мотивацию к формированию парных связей».

Вот так. А теперь, на основе этих знаний и формулировок попробуйте объяснить инопланетянке, что такое любовь! Много лет назад, а точнее, сразу после печально знаменитого nine/eleven [6], то есть в октябре 2001 года, я сопровождал адмирала Джеймса Коэна, командовавшего нашим авианосцем, на закрытую международную конференцию по противодействию исламскому терроризму. Трехдневная VIP-конференция проходила в Гонконге, на сорок шестом этаже отеля «Редженси Плаза», и сюда, специально на эти заседания, прилетели высшие руководители антитеррористических департаментов силовых ведомств США, Германии, Британии и России. Их было ровно двадцать два человека — все в ранге не ниже бригадных генералов и адмиралов. Так вот, первые два дня этой конференции руководители мирового антитеррора посвятили попыткам сформулировать, что такое терроризм. На третий день, так ничего и не сформулировав, они составили «Меморандум о единстве целей», пожали друг другу руки и разъехались.

Пол и стены моей камеры не были ни деревянными, ни каменными, ни стальными, а — во всяком случае, на ощупь — были такими гладкими и холодными, как оргстекло экранов айфонов и смартфонов Apple и Samsung. То есть сидеть или лежать тут в полной темноте и тишине было мучительно еще и до пыток. Но час проходил за часом, а никто за мной не приходил и ни на какие пытки меня не тащил. Впрочем, час ли проходил или сутки — это определить в моем положении тоже было невозможно, я находился здесь абсолютно голым, словно узник Гуантанамо. Хотя не знаю, пытают ли в Гуантанамо пленников голодом, как меня в этом капкане из оргстекла.

Да, когда, судя по моим ощущениям в пустом желудке и болям во всех частях тела, на которых я пытался лежать (и даже уснуть), прошло никак не меньше суток, я понял, что имела ввиду эта трехметроворостая сука, когда сказала, что я буду ее просить убить Энни. Практически, я не ел и даже не пил с того момента, как вчера — или уже позавчера? — мы с Кэтти увидели по телику строительство Кукулькана этими летающими пришельцами и от ужаса занялись сексом с таким пылом, словно последний раз в жизни. А может, и вправду последний?

Как бы то ни было, когда вы переходите на сухое, без воды голодание, есть хочется в первые пять-шесть часов, а потом желудок как-то успокаивается. Но зато часов через двадцать жрать хочется просто нестерпимо. Я это помню по тренировкам в военно-морской академии, когда нас десантировали «в зараженную местность». Но тогда это длилось не больше сорока восьми часов и проходило все-таки поротно и при дневном свете, а не в одиночной камере. А теперь в кромешной темноте и голяком на стеклянно-графленном полу — тут даже одни сутки можно легко засчитать за пять. И на это рассчитывала FHS. Мозгам не на что отвлечься от голодно-сосущих желудочных спазмов, наоборот — он, мой мозг, так яростно гипертрофировал голодные приступы кишечника, словно в пищеводе сидела сотня змей с разинутыми от голода ртами. Желудок буквально прорастал прямо в голову и непрерывно орал: «Жрать! Дайте пожрать! Всё что угодно за еду!»

И это всего лишь на второй день голодания. А на третий, на пятый?

То есть FHS знала, что делала. Их исполинские кишечники и желудки уже после суточного голодания заворачиваются, наверное, такой нестерпимой жаждой воды и пищи, что за любую еду эти не знающие любви инопланетяне легко отдадут и ребенка, и даже родную мать.

Но она не знала «метода Исаака Иткинда», о котором рассказывал мне все тот же Радий Хубов. С 1938 по 1953 год его дед, знаменитый физик Семен Хубов, сидел в сталинском ГУЛАГе вместе с великим скульптором Иткиндом, чьи работы в 1936 году купил и вывез из СССР брат нашего президента Рузвельта. А в 1938-м этого Иткинда арестовали, посадили в одиночную камеру и семь месяцев били и держали на голодном пайке, требуя подписать признание, что он японский шпион. По утрам ему давали кусок черного хлеба и кружку воды — и все, на весь день. «Они думали, что я буду мучиться от голода и напишу им все, что они скажут, — говорил этот Иткинд деду Радия Хубова. — А я не ел утром этот хлеб, я весь день лепил из него фигурки и съедал их только вечером перед сном. И таким образом я целый день был от них свободен! Даже тогда, когда они меня били так, что выбили ушные перепонки, или давили мне яйца своими сапогами, я знал, что в камере у меня есть кусочек хлеба, из которого я буду лепить…» Он, этот Иткинд, так ничего и не подписал, и только благодаря этому его не расстреляли, а отправили в сибирский лагерь на двадцать пять лет…

И едва я вспомнил о методе Иткинда, как понял, что спасен. Правда, у меня не было хлеба. Но зато у меня была память — благо, от голодания и обилия кислорода она обостряется до такой степени, что я вспомнил все стихи, какие знал, читал или только слышал пару раз в жизни. Байрон и Шекспир, Шелли и Уитмен, Бернс и Лонгфелло. Даже русские стихи, которые читал мне Радий Хубов…

— «”Кто там стучится в поздний час?” — негромко произнес я в черноте и тишине моей одиночки. — “Конечно, я — Финдлей!” — “Ступай домой, все спят у нас!” — “Не все”, — сказал Финдлей»…

Но Роберта Бернса невозможно читать вполголоса. Или это я сам повеселел от простого способа избавиться от желудочных спазмов? Как бы то ни было, но уже через пару минут я слепо вышагивал от стенки до стенки, пять шагов в одну сторону и пять в другую и в полный голос вопрошал:

— «“Тебе калитку отвори…” — “А ну!” — сказал Финдлей. “Ты спать не дашь мне до зари!” — “Не дам!” — сказал Финдлей. “С тобою ночь одну побудь… — “Побудь!” — сказал Финдлей. “Ко мне опять найдешь ты путь”. — “Найду!” — сказал Финдлей. “О том, что буду я с тобой…” — “Со мной!” — сказал Финдлей. “Молчи до крышки гробовой!” — “Идет!” — сказал Финдлей».

А потом:

— «Кто честной бедности своей стыдится и все прочее, тот самый жалкий из людей, трусливый раб и прочее. При всем при том, при всем при том, пускай бедны мы с вами, богатство — штамп на золотом, а золотой — мы сами!..»

Исчерпав Бернса, я перешел на Уитмена, потом на Шелли и Лонгфелло. Не знаю, сколько это продолжалось. Знаю, что, выдохшись, я — наверное, часа через три — просто рухнул на пол и уснул. А проснувшись, начал сначала:

— «Мы хлеб едим и воду пьем, мы укрываемся тряпьем и все такое прочее, а между тем дурак и плут одеты в шелк и вина пьют и все такое прочее. При всем при том, при всем при том судите не по платью. Кто честным кормится трудом, таких зову я знатью…»

Чем сильнее мой желудок требовал пищи, тем остервенелее я заглушал его стихами:

— «Настанет день и час пробьет, когда уму и чести на всей земле придет черед стоять на первом месте…» [7]

Тут совершенно неожиданно одна стена моей темницы высветилась, словно телеэкран, и на этом огромном экране проявилась капитанская рубка моей мучительницы и она сама, в глухом капитанском кителе сидящая за паноромным пультом-экраном с тремя десятками разноцветных, как на айфоне, экранов-иконок. Экраны показывали несколько колонн наших несчастных девчонок и девушек, которых все те же двухметроворостые летающие твари при свете прожекторов загоняли в бомбоубежища под «Миллениум Колизей», стадион Rose Bowls и стадион Weingart, и размещение их в этих бомбоубежищах — буквально вповалку, как в корабельных трюмах. Еще один экран показывал быстро сменяющиеся, как на счетчике, цифры — 27.667, 27.668, 27.669 и т. д. Впрочем, едва я успел увидеть это, как FHS тут же выключила все экраны, и, сидя ко мне в профиль, продолжала что-то писать.

— Привет, Стив, — буднично и словно вскользь бросила она, не отрываясь от работы — совсем как Мерил Стрип в фильме «Дьявол носит “Прадо”». — Что ты там бормочешь?

Я попятился, инстинктивно прикрыв пах руками. Конечно, я предполагал, что мою камеру могут прослушивать и даже просматривать, но что она находится буквально за стеной — притом совершенно прозрачной — от капитанской рубки FHS…

— Да, тебе нужно одеться, — «вспомнила» FHS, и в тот же миг откуда-то сверху, с потолка моей камеры к моим ногам рухнул прозрачный полиэтиленовый, как из химчистки, пакет с моей парадной формой капитана ВМФ США и обувная, как из магазина, коробка с моими ботинками. Могу поклясться, что это был именно тот пакет, который уже четыре года висел в шкафу в нашем доме на West Kyston street в Sunny Pine.

Я изумленно взглянул на FHS, но она по-прежнему сидела за своим пультом и длинным фиолетовым ногтем, как земной авторучкой, не то писала, не то чертила что-то на простой земной бумаге формата А4.

— Одевайся, — сказала она, не поднимая глаз от своей работы.

Я поспешно оделся.

FHS поставила размашистую подпись на исписанном листе.

— А мне нравится писать на вашей бумаге… — поделилась она своими ощущениями и осмотрела меня с ног до головы: — Что ж… Ты хорошо выглядишь… Но после голодания вам нельзя сразу давать еду. Даже воды пить нужно не много. Сельтерская тебя устроит? — и налила из земной бутылки Seltser воду в наш земной стакан.

Стоя за прозрачной стеной, я не понимал, как она собирается напоить меня этой водой, но тут эта стена легко взметнулась куда-то вверх, и FHS подвинула стакан в мою сторону.

Я шагнул к ее столу и демонстративно, вопреки ее совершенно здравому совету, залпом выпил всю воду. Но тут же пошатнулся от головокружения, ухватился рукой за стол и закрыл глаза. Переждал слабость в ногах и заставил себя выпрямиться, открыть глаза.

FHS сидела не шевелясь и смотрела на меня испытующе.

— Еще налить?

— Пока нет, спасибо… — ответил я принужденно.

— Ходить можешь?

— Да…

— Тогда пойдем.

Она вставила исписанный лист бумаги в щель какого-то прибора, удивительно похожего на нашу допотопоподобную факс-машину и набрала на небольшом экране этого прибора короткий код: Сas Eta-Achird SAT7 +58° 48′ 54,67″…

К сожалению, остальную часть кода я прочесть не успел, но и того, что увидел, мне было достаточно: «Сas» — это сокращенное обозначение созвездия Кассиопеи, «Eta-Achird» — двойная звезда в этом созвездии, а «SAT7», скорей всего, седьмой искусственный спутник-сателлит этой звезды. То есть «факс» с каким-то рапортом, письмом или сообщением отправлялся на расстояние двадцати тысяч световых лет к звезде в одном из самых знаменитых созвездий Млечного Пути, названном древними греками в честь красавицы Кассиопеи, жены эфиопского царя Цефея. Не знаю, давал ли Всевышний имена создаваемым Им созвездиям и звездам, но даже Ему было бы интересно узнать, откуда на Его Млечном Пути вдруг появились туманности Андромеды, созвездия Цефея, Персея, Кита, Кентавра, Волос Вероники и прочих мифических персонажей. Как-то в присутствии Амфитриты, жены бога моря Посейдона, и других нереид царица Кассиопея неосторожно похвасталась своей красотой. Завистливые морские девы этого не снесли, наябедничали Посейдону, и тот напустил на владения Цефея страшное чудовище — Тиамата, или Кита. Чтобы откупиться от Кита, Цефей принёс в жертву свою дочь Андромеду, бедняжку приковали к прибрежной скале. В это время герой Древней Греции Персей охотился на горгон, превращавших всё живое в камень. Он отсёк голову одной из них — злобной горгоне Медузе. Из разрубленного тела выпорхнул крылатый конь Пегас. Держа в руках голову Медузы, Персей верхом на Пегасе полетел домой и увидел прикованную к скале Андромеду. Напав на Кита, стерегущего Андромеду, Персей швырнул в него головой Медузы, и Кит окаменел, превратился в остров. А чтобы мир никогда не забыл эту романтическую историю, древние греки вознесли всех ее героев на небо, и теперь «присно и во веки веков» мы видим там и блистательную красотку Кассиопею в окружении ста пятидесяти звезд, галактик и туманностей, и всех остальных персонажей греческого мифа.

FHS-77427 нажала еще одну, на сей раз зеленую иконку — наверное, «send», — послушала, как машина-факс с утробным звуком проглотила ее рапорт, и, усмехнувшись моему изумлению, встала во весь свой трехметровый рост. Впрочем, в строгом капитанском кителе, черных брюках и ботинках без каблуков она уже не выглядела столь устрашающе.

— Не удивляйся, мне нравятся античные вещи. Но это не факс, это лазерная радиосвязь…

Прибор отозвался негромким, как из духового ружья, выхлопом, отправив, видимо, ее сообщение, а она сунула в карман кителя маленький, величиной с пачку сигарет, баллончик со сжатым кислородом, размотала идущий от него прозрачный катетер, протянула его к вороту кителя и подвела к своему носу.

— Иди за мной, — приказала она мне и уверенно направилась прямо на глухую стену своей капитанской рубки. В тот же миг эта стена растворилась в воздухе (да, буквально растворилась, исчезла) и FHS-77427 шагнула в кабину того самого шлюза, по которому два (или три?) дня назад мы с ней спустились с капитанского мостика-балкона в ее покои. Теперь эта кабина вознесла нас вверх, ее раздвижные стены распахнулись в черную и жаркую калифорнийскую ночь, и FHS, не останавливаясь, вышла наружу.

Позавидовав неземной мощности лазера, способного отправить информацию на расстояние в двадцать тысяч световых лет, я шагнул за FHS из кабины шлюза. И тут же душный калифорнийский воздух, обильный влагой, но бедный кислородом — во всяком случае, после его избытка внутри «Н-1» — саданул мне в лицо, как нокаут.

На мостике-балконе мерно и громко, как метроном, клацали незримые часы, и внизу, за этим большим, величиной с теннисный корт, балконом был не столько виден, сколько угадывался темный и полумертвый Лос-Анджелес. А над балконом нависали яркие киношные прожекторы, в их лучах кружились наши земные бабочки и почти неподвижно парила инопланетная охрана — все те же исполинские нелюди в рогатых шлемах и зеленых комбинезонах. И штук двадцать таких же тварей стражами-стоунхендами стояли по краям этой площадки.

FHS вышла в центр ее, к стойке с самым простым земным микрофоном, и сразу несколько паривших над площадкой рогоносцев с видеокамерами в своих лапищах нырнули с высоты к ней поближе.

FHS подняла руку, метроном тут же умолк.

— Жители Калифорнии и других западных штатов Америки! — произнесла FHS. — Мы, первооткрыватели Земли и основоположники земной цивилизации, вернулись на Землю по решению Межпланетного Комитета, чтобы пресечь ваши несанкционированные Комитетом полеты на Луну и другие планеты. Я, капитан «Н-1» и командующий вашей территорией, объявляю о закрытии всех церквей, школ, университетов, дискотек, кинотеатров и библиотек, введении комендантского часа с восьми вечера до семи утра и срочной регистрации всех мужчин начиная с грудного возраста. Интернет и мобильная связь отключаются. Ваши телевизоры и радиоприемники будут включаться только с моего разрешения и только для объявления моих распоряжений. Подача электроэнергии будет соответственно ограничена. Изымаются все драгоценные металлы и ювелирные изделия. Подлежит добровольной сдаче и конфискации вся женская одежда, за исключением одного комплекта носильных вещей. Все попытки нарушения установленных мною правил будут караться незамедлительной смертью, невзирая на возраст нарушителя. А теперь передаю слово моему фавориту, капитану военно-морских сил США Стиву Виндсору, — и, повернувшись ко мне, FHS властным жестом подозвала меня к микрофону.

Я ошарашенно молчал — так вот для чего меня вытащили из камеры-одиночки и одели в парадный мундир! А я и не знал, что вступил в должность ее фаворита…

— Говори! — приказала мне FHS, и я вдруг ощутил, как у меня в мозгу сами собой возникают слова «мы должны подчиниться мудрому руководству», «мы обязаны выполнять» и т. п.

Я возмущенно встряхнул головой и мысленно послал ей «Roger!» — конец связи. А себе сказал: всё, будь мужчиной, это твои последние слова жене, дочке, родителям и всей Америке.

И взял в руки микрофон.

— Гм… Дорогие американцы! — произнес я. — Братья и сестры! Что я могу сказать? История человечества кончилась. Но история каждого человека продолжается до тех пор, пока он жив. Я надеюсь, что те, кто выживет, начнут все сначала. Молитесь Господу! God bless America! [8]

Тут FHS выхватила у меня микрофон.

— Ты слишком умный! — бросила она сквозь зубы и вырубила эфир.

9

Двухметроворостый янычар в зеленой бархатной ливрее официанта бесшумно вкатил инкрустированную золотом тележку с двумя большими тарелками, накрытыми куполообразными серебрянными крышками.

Если бы я не знал, что нахожусь в плену у инопланетян на их гигантском, как океанская гавань, звездолете, я бы решил, что обедаю в гостях у Генриха IV или у королевы Елизаветы. В огромном а-ля средневековом зале длинный дубовый стол был накрыт белой скатертью со сложным серебряным узором; на стенах, украшенных алебардами и другим холодным оружием, горели каделябры с настоящими восковыми свечами; а на двух противоположных краях стола было только два прибора и два дубовых кресла, причем мое — высокое и с подставкой для ног, чтобы я не был ниже хозяйки, сидевшей по другую сторону стола. То есть мы с ней обедали тет-а-тет и визави через длинный, метров восемь, стол.

Молча, не проронив ни слова и не сделав ни одного лишнего движения, лакей-янычар поставил одну тарелку передо мной, а вторую перед FHS, снял серебряные колпаки и тут же удалился вместе с тележкой.

Густой аромат куриного бульона воспарил над моей тарелкой прямо мне в ноздри, а посреди тарелки — глубокой и величиной с хорошее блюдо — лежал настоящий «кнейдлах» — так на нашем авианосце «Джон Кеннеди» наш главный кок лейтенант Аарон Шварцман называл мучнистые шарики-клецки, которые он готовил нам с пятницы на субботу. Сам он по субботам никогда на кухне не работал, то есть вахты не стоял, а еще в пятницу самолично варил на субботу огромный котел куриного бульона и лепил эти кнейдлахи из манной крупы. Хотя нам говорил, что это никакая не манка, а «манна небесная», и потому мы должны чтить их еврейскую субботу, как еженедельный праздник. Ну, мы и чтили — съедали чуть ли не по ведру этого наваристого куриного бульона и еще по дюжине этих кнейдлахов в придачу. После чего даже стальные переборки кают дрожали и вибрировали от нашего храпа…

И таким же бульоном, но меньшими порциями, он выводил нас из голодания после наших десантирований на «зараженные местности».

Каким образом FHS узнала про такой способ выхода из голодания и где ее повар взял рецепт еврейского куриного бульона, я понятия не имею. Впрочем, евреи такая древняя нация, что таким бульоном они могли кормить инопланетян и во время их первого, миллион лет назад, пришествия…

Честно скажу, думать обо всем этом я в тот момент не стал. Я не ел несколько суток, а потому буквально набросился на этот бульон, не обращая внимания на холодные (или презрительные?) взгляды FHS с другого конца стола. После моего бунта на капитанском мостике, когда я отверг ее телепатические приказы, FHS не сказала мне ни слова и ничем не выдала своего возмущения, хотя я уже был готов к самой жестокой, а то и смертельной расправе. С женщинами, даже земными, никогда не угадаешь их реакцию на наши мужские слова и поступки. Так что уж говорить об инопланетянках!

Торопливо, ложка за ложкой я заливал этот куриный бульон в пустые емкости своего желудка, кромсал ножом большой, как теннисный мяч, желтый кнейдлах и отправлял в рот…

Что вам сказать? Да, я уснул, даже не доев до конца свою тарелку.

Я знал, что не имею права уснуть за столом на глазах у этой инопланетной суки. Но каким бы интеллектом мы ни обладали и каким бы правилам этикета нас ни учили родители и адмиралы-наставники военно-морской академии в Аннаполисе, штат Мэриленд, физиология зачастую выше интеллекта — особенно когда вы имеете дело с хорошей едой! В этом случае кровь решительно покидает голову и отправляется в желудок, а мозг, потеряв кровоснабжение, отключается.

Уронив голову на грудь, я уснул прямо в кресле.

Сквозь сон я почувствовал, как FHS подняла меня на руки и, словно ребенка, понесла куда-то. Да, я сознавал, что меня несет на руках жестокая и безжалостная стерва, прилетевшая на Землю, чтобы поработить нас только за то, что мы полезли в космос. Но выпростать себя из сна я уже не мог, а, наоборот, именно как дитя лег щекой на ее высокую теплую грудь.

Конечно, если бы какой-то голливудский режиссер включил в свой фильм такую сцену — великанша, как две капли воды похожая на Миллу Йовович, несет на руках сорокачетырехлетнего капитана ВМС США, зал рыдал бы от смеха, а критики затоптали бы такого режиссера в грязь!

Но это было, это было с мной, каюсь.

Больше того, когда она уложила меня в постель и ушла — как по-вашему, что мне приснилось?

Мне приснилось, как я, годовалый малыш, бегу, пошатываясь, на своих толстых ножках по солнечному калифорнийскому пляжу, а мама — моя молодая, красивая, загорелая мама в одном купальнике присела и раскинула мне навстречу свои полные руки. И я, добежав до нее, плюхаюсь лицом прямо в ее большую теплую грудь…

Часть третья

1

Эту главу моей истории я бы хотел пропустить, поскольку описывать ее мне больно и стыдно. И будь я профессиональным писателем или голливудским сценаристом, я нашел бы фабульный ход, с помощью которого избежал бы этих страниц. Но историческая правда выше любых авторских ухищрений, и потому…

Если вы помните, когда зеленый летающий пращур доставил Энни в Sunny Pine и бросил на руки Кэтти, FHS-77427, захватившая меня в плен, тут же выключила телетрансляцию.

Теперь я обязан хотя бы коротко рассказать, что в моем доме было дальше.

Пращур никуда не делся, не улетел восвояси, то есть в Л-А, а остался с Кэт и Энни на случай, если я не выполню своего обязательства и FHS решит ликвидировать и меня, и мою семью. Когда он разоблачился, то есть снял свой рогатый, как у мотоциклистов, шлем-колпак и зеленый скафандр, то оказался волосатым двухметроворостым дылдой со скошенным черепом, сутулой спиной и руками до колен. Типичный питекантроп. Сторожа своих пленниц, он, не говоря ни слова, улегся, как пес, на пол в прихожей и так, без движения, пролежал целые сутки, никого не впуская в дом и не выпуская из него.

Впрочем, Энни, потрясенная случившимся с ней, тоже заперлась в своей мансарде и не выходила даже к матери. Хотя Кэтти стучалась к ней, хотела как-то помочь, поговорить. Но Энни твердила: «Оставь меня в покое!» и не открывала дверь.

И на третий день Кэтти оставила ее в покое. Но вовсе не потому, что Энни ее попросила об этом. А потому что….

Ну, вы уже догадались — потому что в эту минуту ожил экран нашего настенного LG и стал показывать обращение FHS-77427 к жителям Калифорнии и других западных штатов. А потом и мое выступление в роли ее «фаворита».

Увидев это, Кэтти застыла на месте с помертвевшим лицом.

Она была со мной на Медвежьем плато и видела, как я улетел на воздушном шаре в Л-А, но она не имела никакого понятия о том, что случилось дальше. Да, инопланетяне вернули ей дочку, а двухметроворостый верзила-питекантроп вынес из дома и передал какому-то летающему курьеру полиэтиленовый кофр с моей парадной формой и коробку с ботинками. Но, оказывается, вот зачем! Чтобы я стал «фаворитом» этой «Миллы Йовович»!

После того как закончилось это телешоу, Кэтти, словно замороженная, сидела у погасшего экрана. Начитавшись женских исторических романов, она хорошо знала значение слова «фаворит».

И тут это случилось. Получив радио— или телепатический приказ, верзила-питекантроп молча вошел в дом с большими пластиковыми мешками для мусора и стал сгребать в них всю женскую одежду из шкафов. А когда с той же целью он стал подниматься в Эннину спальню, Кэтти вдруг схватила кухонный нож и бросилась за ним. Конечно, это был нервный срыв, минута безумия и отчаяния. Но питекантропы не входят в людские сантименты. Звериным слухом услышав шаги за спиной, он повернулся и одним ударом косматой ноги пнул Кэтти так, что она кубарем скатилась с лестницы. Энни, конечно, выскочила из мансарды на шум, увидела внизу, на полу окровавленную и недвижимую мать и с криком бросилась к ней. Но на ее пути, на лестнице был разъяренный пращур, который решил, что Энни несется на него. Схватив Энни за горло, он одной рукой поднял ее в воздух и наверняка задушил бы или размозжил ей череп, если бы не давешний приказ FHS охранять и ее и мать. Зарычав от бессилия, он перенес Энни за перила лестницы и выпустил из рук. Энни шмякнулась на пол с трехметровой высоты, а разъяренный янычар в бессильной злобе стал крушить все в доме — мебель, зеркала, окна и даже стены. Только сломав в ванной керамическую раковину джакузи, он остыл, собрал в черные мусорные мешки всю одежду, ювелирку и даже статуэтки с книжных полок и, не обращая внимания на валявшихся на полу Кэтти и Энни, вынес эти мешки на улицу. Там по всем улицам, от дома к дому разъезжали огромные фуры транспортных компаний Mayflower, Atlas Van Lines, Red Lion и даже U-Pack, реквизированные пришельцами и управляемые ими же. Почти все обитатели домов, напуганные казнями на «Пирамиде Кукулькана», сами выносили им мешки с одеждой и коробки со своими драгоценностями. Двухметроворостые янычары, как мусор, швыряли эти мешки в свои фуры и отдельно, в картонные ящики из-под бананов и апельсинов высыпали драгоценности.

Наши вещи разделили общую судьбу, и «наш» охранник вернулся в дом.

Здесь он увидел все еще валявшихся без сознания Энни и Кэтти, взял с кухонной плиты графин с водой и вылил на них эту воду. Энни и Кэтти зашевелились. Увидев это, он допил воду в графине, вышел из дома и сел на крыльце, спокойно наблюдая за сбором и погрузкой одежды и драгоценностей в грузовые фургоны.

…А я в это время спал и видел детские сны.

Часть четвертая

1

Как происходит брачный процесс у пчел? Чтобы не загружать вас очередной цитатой из Метерлинка, объясняю своими словами. Когда наступает день икс (чуть было не написал Bees Valentine Day, Пчелиный День святого Валентина), Царица-матка выходит из улья и взлетает в небо. Трутни-мужики толпой устремляются за ней, но она, опережая их, летит все выше и выше, и постепенно слабые и тяжелые на подъем трутни отстают или даже гибнут от разреженного воздуха. Но царица продолжает набирать высоту, и только когда изо всей воспарившей армады, возбужденной страстью и эрекцией, остается один-единственный Ромео, она подпускает его к себе и даже впускает в себя — но так, чтобы не выпустить никогда! Да, да! — после сакрального мига соития «совокупительный орган трутня отрывается и остаётся в половом отверстии матки, а сам трутень мгновенно умирает и падает вместе с маткой на землю». Она же, царица, пожирает его голову и внутренности и, удовлетворенная, оплодотворенная и отяжелевшая, возвращается в улей. Там ее встречает толпа восторженных девственниц-рабынь, и она с бешеной скоростью принимается откладывать яйца…

2

Не знаю, сколько я проспал — сутки или целую вечность. Во всяком случае, я проснулся не на земле, а на какой-то другой планете, лишь отдаленно напоминающей нашу землю. Конечно, проплавав одиннадцать лет на «Джоне Кеннеди», я видел и роскошные пляжи Гавайских островов, и прелестные гавани Мальдив, и прочие райские уголки нашей планеты. Но то, что было вокруг, не поддается земному описанию. Какой-то безмятежный покой был в изумрудной океанской глади, простирающейся за исчезнувшими стенами «Н-1». Солнце, незримо парившее в небе, вылило на эту гладь такое количество золотых бликов, что его хватило бы на купола всех земных церквей и соборов. И таким же золотом сиял песок прибрежного пляжа, уходящего до горизонта. Да, не скрою, это еще было похоже на наш земной пейзаж. Но то, что окаймляло этот пляж, уже невозможно найти на земле. Гигантские, исполинские — ну, какие еще слова я могу подобрать для описания невероятно громадных деревьев того леса, который буро-зеленой — и почти до неба — стеной стоял вокруг этого пляжа? Могучие стволы платанов и секвой шириной с ракету СС-20, гигантские кроны дубов величиной с летающие тарелки и лиcтья с тарелку нашего GBT, а в тени этих листьев разноцветные бабочки и разноголосые птицы всех мыслимых и немыслимых размеров. И — простите за тавтологию — немыслимое же для нашего земного обоняния сочетание йодистого океанского озона с медовыми запахами лесных ягод, трав, лиан и даже свежескошенного сена — да, хотите верьте, хотите нет, — но именно это упоительное сочетание запахов схватили мои изумленные ноздри и легкие! И тут как бы в дополнение к этому райски-идиллическому пейзажу из стены прибрежных дубов и платанов вдруг вышло большое семейство гигантских животных, похожих сразу и на львов, и на жирафов. Спокойной цепочкой эти льво-жирафы пересекли золотой пляж, вошли в воду и поплыли невесть куда, выставив над водой свои роскошные гривы на длинных шеях…

Я в изумлении и страхе повел глазами вокруг: где я? Неужели эти космические пришельцы уже перенесли меня на свою Эта-Ахрид?

Оказалось, что я — абсолютно голый — лежу на огромной, чуть ли не с палубу авианосца, кровати, на шелковых простынях цвета спелой вишни, а FHS — в легком японском халатике и с распущенными по плечам волосами — сидит напротив у большого мольберта и, поглядывая на меня, что-то рисует тонким фломастером.

Я инстинктивно прикрылся простыней:

— Где я?

— Ты мой гость, — бросила она, не отрываясь от своего занятия.

— Но где?

— Угадай…

Какая-то слабая догадка мелькнула в моей голове, но я еще не решился ее сформулировать даже для себя и потому спросил:

— А что ты делаешь?

— Я думаю, ты очень пропорциональный… — сказала она, продолжая рисовать.

Не знаю, что чувствовала «Маха обнаженная», когда ее писал великий Франсиско Гойя, и что вообще чувствуют женщины, стремясь увековечить в полотнах свою наготу, но я не могу себе представить ни одного мужика (ну, кроме нарциссов, конечно), кому импонировала бы роль натурщика в жанре ню.

Приподнявшись на локте, я поискал глазами свою одежду. Но ее нигде не было, только за FHS и ее мольбертом стояла все та же золотая раковина джакузи со стопкой полотенец на кресле, а за ними — все тот же райский пейзаж.

Я нацелился на кресло с полотенцами, но тут FHS подняла левую руку и чуть щелкнула пальцами.

В тот же миг часть райского пейзажа за ее спиной куда-то отлетела, и трое верзил в бархатных лакейских ливреях вкатили в комнату длинные, на роликах стойки с сотней, наверное, мужских костюмов, мундиров, курток, рубашек, пуловеров, джинсов, шортов и прочей одежды и обуви с бирками и ярлычками от «Версаче», «Бриони», «Луи Виттон» и т. д.

Я понял, что моя догадка подтвердилась: никуда мы не улетели из Л-А, просто стены «Н-1» — это панорамный экран с эффектом 3D.

Тут еще один лакей вкатил инкрустированную тележку с запотевшим графином апельсинового сока и парой тарелок, накрытых куполообразными серебряными крышками.

Они, эти лакеи, были одного двухметрового роста и до того похожи друг на друга, что я не удержался:

— Вы их что — на принтере делаете?

— Заткнись… — тихо, сквозь зубы бросила FHS и жестом отослала прочь этих ливрейных янычар. А когда они исчезли, сказала: — Ты умный и опасный. Ты не должен говорить это при них.

— Что — «это»?

— Что их делают на принтере.

— А-а… — сказал я, вставая, и, натягивая на себя первые попавшиеся джинсы, приблизился к ее мольберту. — Но тебе и нужен умный. Дурак не объяснит, что такое любовь.

— Ты еще тоже не объяснил.

К моему изумлению, на большом, метр на полтора, листе ватмана, приколотом к мольберту, был очень неплохой набросок обнаженного спящего мужчины, прикрывшего пах краем шелковой простыни. Другое дело, что этим мужчиной был я, а художником — инопланетное чудище в облике Миллы Йовович. Правда, теперь от нее пахло земным запахом парного молока и свежескошенного сена.

— Хорошо? — спросила она про свою работу, нанося последние штрихи. — Если бы я была скульптором, я бы тебя слепила. Или сделала из мрамора…

Я поднял крышки привезенных на тележке тарелок — в первой была, конечно, овсяная каша, а во второй мои любимые горячие шведские вафли, и рядом — креманки с медом, кленовым сиропом и маленькая чашка с пахучим черным кофе-эспрессо.

Как хотите, но когда женщина — пусть даже инопланетянка — угадывает ваши желания, вы перестаете ее ненавидеть.

Я налил сок в большой хрустальный бокал и протянул ей:

— Ты будешь?

Она улыбнулась:

— Нет. А ты пей. Путь к мужчине лежит через его желудок. Правильно?

— Почти, — я выпил сок и подумал: как я буду есть свои любимые вафли — стоя?

— Ну? — сказала FHS. — Ты уже знаешь, где мы?

— Да. Вы на своей SAT7 создали нашу Землю такой, какой она была миллион лет назад, и ты возишь с собой эти пейзажи, как я в своей каюте на «Джоне Кеннеди» держал на стене фотки маминого дома в Орегоне.

— Ого! А как ты догадался?

Я посмотрел на райский пейзаж вокруг: все тот же изумрудный океан в золотой солнечной чешуе, бесконечный солнечный пляж, исполинский лес с поющими разноцветными птицами и бабочками…

— Потому что все тут стерильно — нет ни комаров, ни мух.

— Ладно, угадал… — сказала FHS. — А что такое любовь? Я жду уже трое суток.

Поскольку кроме кровати в этих спальных покоях мебели никакой не было, а рассказывать ей о любви, сидя в ее кровати, мне не хотелось, я налил себе еще сока, сел на край золотой раковины джакузи и сказал:

— Хорошо, начнем. Но сначала хочу спросить: что будет с девочками, которых ты собрала под стадионом, и для чего ты объявила конфискацию одежды и драгоценностей?

— Это не твое дело. Я же вернула тебе дочь… — Она откинулась на спинку стула, чтобы издали полюбоваться своей работой.

— Тогда я скажу, — решился я. — Миллион лет назад сюда уже прилетали исполины вашего роста. Причем прилетали не один раз, поскольку легенды о них есть у всех наших народов от Заполярья до Африки. Зачем же они прилетали? Теперь мне совершенно ясно: они прилетали за женщинами, потому что там, у вас то ли демографический кризис, то ли перепроизводство мужчин. Но каждый раз, увидев красоту наших женщин, они не забирали их и не возвращались на вашу Кассиопею, а оставались здесь, с ними. И потому теперь прилетела ты, женщина. Ты прилетела с миссией вывезти наших девушек на Эта-Ахрид так, как когда-то наши рабовладельцы вывозили черных из Африки. А чтобы перед продажей своим мужикам на Сателлите-7 нарядить их получше, ты прихватишь с собой их одежду и украшения. Так?

— Да, так, — просто сказала FHS, сделала еще один, последний штрих на своей картине и повернулась ко мне: — Ты действительно очень умный. И поэтому ты живой. Но если сейчас ты не скажешь мне, что такое любовь…

И по ее голосу я понял, что больше тянуть нельзя.

— Ладно, попробую, — ответил я. — Ты написала в своем послании, что вы улетели отсюда миллион двести сорок тысяч лет назад, так?

FHS молчала.

— Что ж, — продолжил я. — За это время вы прошли свой путь развития, а мы свой. Вы изобрели сверхсветовую скорость, телепортацию, аннигиляцию, принтеры 4D и еще кучу технических чудес вроде этих пейзажей. А мы сотворили Бога и любовь.

— Бога? — переспросила она. — Что такое «бога»?

— Вот, ты и этого не знаешь. Бог — это любовь, а любовь — это Бог, но даже не все люди это понимают. Хотя у нас были Христос, Будда, Сервантес, Чайковский и Лев Толстой. Ты видела «Анну Каренину»?

— Конечно, три раза…

— Почему она бросилась под поезд?

— Это я хотела у тебя спросить. Почему? Разве в поезде не было других мужчин, чтобы совокупляться?

Не знаю, как бы на этот вопрос ответил великий русский писатель, а я сказал:

— Детка, а ты совокупляешься со своими зелеными тварями?

Она возмутилась:

— Нет, конечно!

— Почему?

— Ну, они же не люди!

— Вот видишь, — сказал я, мысленно гордясь тем, что она, гулливерша, проглотила моё дерзкое «детка». — А для Карениной все мужчины, кроме любимого Вронского, были не люди. Но Вронский ее уже не любил, то есть не давал ей любви. И, если бы у нее был такой корабль, как у тебя, она, наверное, тоже полетела бы искать любовь на другие планеты. Но у нее не было твоего корабля, и она улетела к Богу. Бог — это любовь, Он любит всех…

FHS подошла ко мне. И теперь, когда она встала, я изумился — босиком, в легком японском халатике она выглядела и тоньше, и сантиметров на тридцать ниже, чем раньше. Но как это могло случиться? Похудеть-то она могла, голодая одновременно со мной, но стать короче? Или у них есть способность уменьшаться в размерах?

Наверное, в другой ситуации я бы встал, раз уж ко мне подошла женщина, да еще такая высокая! Но тут я продолжал сидеть на краю ее дурацкой золотой раковины джакузи. А она, не дождавшись моего рыцарского поступка, вдруг села на пол прямо у моих ног. И теперь, когда наши лица оказались рядом, а глаза почти на одной высоте, сказала:

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Но я вижу, что ты очень умный. И хочу тебя в себе.

— Да? Уже? — Я усмехнулся. — А потом ты оторвешь мне совокупительный орган и сожрешь мои сердце и печень?

Она изумленно отшатнулась:

— Откуда ты знаешь?

Я рассмеялся, а она нахмурилась:

— Почему ты смеешься?

— Потому… — сказал я со смехом. — Потому что я читал Метерлинка…

— Кого?

— Мориса Метерлинка. Это бельгийский поэт.

— По-эт? — повторила она. — Что такое по-эт?

Тут мой смех разом кончился, как от испуга. Да я и в самом деле испугался.

— Скажи, пожалуйста… — начал я осторожно, — ты вообще когда-нибудь слышала стихи?

— Сти-хи? — в недоумении переспросила она.

— Н-да… — произнес я озадаченно. — Что ж… Ладно, слушай! «Нет, что-то есть такое выше разлук и холода в руке! Я видел вас, и вас я слышал на лазаретном тюфяке. И это вас, когда потухло, я у груди пронес назад, как девочка больную куклу, как руку раненый солдат. Вы на далеком повороте не друг, не брат и не родня. Но нет, но нет, вы не уйдете! Вы не уйдете от меня! И даже предаваясь плоти с другим — вы слышите? с другим! — вы нежность вашу назовете библейским именем моим. И это выше, выше, выше разлук и холода в руке! Вы снились мне… И вас я слышал на лазаретном тюфяке!»…

Эти стихи русского поэта Иосифа Уткина я услышал от Радия Хубова пару лет назад, и они так мне понравились, что я переписал их и выучил наизусть. А теперь читал этой инопланетянке:

— «Мне и теперь былое, право, переболеть не удалось, и надо мною ваша слава густых тропических волос. И я, как в милом сновиденье, все принимаю без границ. Всё… Даже узкое презренье полуприщуренных ресниц».

FHS смотрела на меня расширившимися от изумления глазами.

— Еще! — сказала она после паузы.

— Что еще?

— Еще «сти-хи»! Я хочу… «сти-хи».

— Ты понимаешь по-русски?

— Конечно. Любой язык. Но дело не в этом…

— О’кей, слушай. «Любовь — над бурей поднятый маяк, не меркнущий во мраке и тумане…» Это Шекспир. «Любовь — звезда, которою моряк определяет место в океане. Любовь — не кукла жалкая в руках у времени, стирающего розы на пламенных устах и на щеках, и не страшны ей времени угрозы. А если я не прав и лжет мой стих, то нет любви — и нет стихов моих!» [9]. Ну как? Еще?

— Да, пожалуйста! Я ощущаю что-то теплое…

— Где? Опять в матке?

— Нет, — удивилась она и показала на грудь. — Вот тут.

— Это прогресс. Молодец! — похвалил я ее и даже погладил по голове, думая, как укротитель: «укусит — не укусит».

Не укусила.

Я продолжил Байроном:

— «В порыве жаркого лобзанья к твоим губам хочу припасть; но я смирю свои желанья, свою кощунственную страсть! Ах, грудь твоя снегов белее: прильнуть бы к чистоте такой! Но я смиряюсь, я не смею ни в чем нарушить твой покой! … Я не скажу тебе ни слова, ты знаешь — я огнем объят; твердить ли мне о страсти снова, чтоб рай твой превратился в ад? … О да, я мог бы в миг единый больное сердце облегчить, но я покой твой голубиный не вправе дерзостно смутить. Нет, нам не суждены лобзанья, наш долг — самих себя спасти. Что ж, в миг последнего свиданья я говорю: навек прости!»

FHS смотрела на меня в упор, и вдруг часто-часто заморгала и заплакала обижено, как ребенок:

— Почему? Почему «прости»? Ты не хочешь меня?

Да, господа, крупные, настоящие крупные слезы покатились по ее щекам.

Боже, подумал я, может, и не такое она чудовище, каким хотела казаться в день прилета?

И все же — стоило ей снова потянуться ко мне губами — как я отшатнулся:

— Перестань!

Но вдруг…

— Как ты можешь?! — воскликнула она.

Мужики, кто из вас не слышал этих слов от своей земной женщины?

— Как ты можешь? — повторила она в слезах. — Я нарушила все наши законы! Я не убила тебя, поселила здесь и даже уменьшилась в росте! А ты!..

О, Байрон, что ты натворил!

Двумя руками я взял ее голову, привлек к себе, и ее теплые губы сами открылись и вжались в мои губы.

По-моему, это был первый в ее жизни поцелуй. Потому что она изумленно отстранилась и сказала по-детски, как зачарованная:

— Ой… А еще? Можно?

И, наверное, все бы тут же и случилось, но…

Резкий и прерывистый, как сигнал тревоги, рев сирены вдруг взметнул и воздух вокруг нас, и райские кассиопейские пейзажи за незримыми стенами. Вместо этих пейзажей мы увидели невероятное — одновременную посадку гигантских межпланетных кораблей «H-2», «H-3», «H-4» и так далее в Нью-Йорке, Париже, Риме, Берлине, Сиднее, Каире и Москве.

В полной тишине застывшего от ужаса человечества эти гигантские летающие тарелки, окруженные сияюще-холодной плазмой, медленно опускались на землю, аннигилируя и превращая в ничто любое пространство под собой — Централ-парк в Нью-Йорке, Монмартр в Париже, Виллу Боргезе в Риме, Тиргартен в Берлине, Сарри-Хиллс в Сиднее, площадь Тахрир в Каире и «Мосфильм» на Воробьевых горах в Москве.

На высоте триста метров от земли эти космические шайбы величиной с пирамиду Хеопса застывали совершенно неподвижно, а затем медленно, очень медленно начинали вращаться вокруг своей оси, словно озираясь по сторонам сквозь свои глухие, высотой в триста метров стены. Повернувшись на 360 градусов, они целую минуту висели, не шевелясь и без всяких признаков жизни. А затем…

Да, это же самое мы видели три дня назад у себя в Л-А, и все-таки… Когда они, все семь, разом открыли свои плоские, как у кастрюль, крыши и оттуда «внезапным и безумным напором», «двойной, тройной или четверной струей — прямой, напряженной, вибрирующей и непрерывной» — взлетели над европейскими, азиатскими и австралийскими столицами гигантские рои двухметроворостых жуков-рогоносцев в закрытых шлемах-колпаках и в зеленых комбинезонах…

Ужас обуял цивилизованные континенты. Потому что на этот раз уже не было ни предварительного предупреждения, ни тридцатимильных зон отчуждения. Тучи исполинских пришельцев, гигантский зеленый десант, в сотни раз больший, чем при высадке американского десанта в Нормандии, вырвался из своих межпланетных ульев, и вот уже эта черно-зеленая мгла «сетью расширилась в пространстве» и халифатом накрыла Восточную Америку, Европу, Азию и Австралию. Кровь потоками полилась по старинным брусчатым мостовым и по асфальту новых проспектов и площадей. Никакой Кукулькан не видел столько отрезанных голов, и никакие толтеки за все время своего нашествия в Канкун не вспороли столько животов и не сожрали столько сердец, сколько в этот день сожрала эта зеленая саранча.

Такого варварства земля не знала со времен персидского царя Ахашвероша и геноцида армян в 1915 году.

Мир опрокинулся в пещерный век.

История действительно кончилась.

2

Здесь мой рассказ делает очень опасный поворот.

Боюсь, что литературные снобы скорчат брезгливые мины и отбросят его в сторону.

Но автор обязан писать правду и только правду даже тогда, когда критики грозят ему анафемой, а пуритане морщатся.

И раз уж я обязался рассказать правду, то начну с признания. Или покаяния — как вам угодно.

Дело в том, что в предыдущей главе я слукавил, сказав, что «наверное, все бы тут же и случилось, но… резкий и прерывистый, как сигнал тревоги, рев сирены вдруг взметнул воздух вокруг нас…».

Резкий и прерывистый, как сигнал тревоги, рев сирены действительно взметнул воздух вокруг нас — но уже после того , как все случилось.

Почему я скрыл это?

Да потому, что дорожу своей репутацией у читательниц. Перед мужчинами мне не нужно оправдываться, они меня и так не осудят. Даже скажут: еще бы! Такая баба! Три метра! И копия Миллы Йовович! Сумел? Молоток!

Но перед женщинами я должен объясниться. Ведь я спасал родную дочь. Какой у меня был выход? Если бы я отказал этой FHS в любви, она бы убила не только меня, но и Энни.

Не знаю, насколько теперь, постфактумкошерно выглядит этот поступок в глазах читательниц ,а потому вот еще одно признание. Честно, как на духу.

Я всю жизнь избегал крупных женщин. Ну, вы понимаете — размер имеет значение. И не только мужской. Женский тоже. Несоответствие одного другому ведет к разочарованию и даже презрению. А женское презрение самое оскорбительное. И я не рисковал, выбирая женщин меньшей, чем у меня, комплекции. Или они выбирали меня? На этот счет есть разные теории, я где-то читал, что это не мы выбираем их, а они, выбрав нас, позволяют нам думать, что это мы выбрали их…

Ладно, как бы то ни было, на этот раз был выбран я, и теплые губы космической FHS сами открылись и вжались в мои губы.

По-моему, это был первый в ее жизни поцелуй. Потому что она изумленно отстранилась и сказала наивно и по-детски:

— Ой… А еще? Можно?

Ее губы и язык снова коснулись моих губ, и — хотите верьте, хотите нет — такой поток Инь вдруг хлынул от нее в меня, что все мое тело вскипело мужской энергией Ян…

Не разжимая губ, мы склонились на пол, и горизонталь уравняла нас в росте. «Ах, грудь твоя снегов белее: прильнуть бы к чистоте такой!» Я прильнул, да так, что у нее пресеклось дыхание.

— In!.. — выдохнула она. — I want you inside me! [10]

Я глянул на ее огромное белое тело, вибрирующее от желания. Конечно, я уже был готов к любым подвигам на этой ниве. Помните, я спрашивал вас, занимались ли вы любовью на копне свежего сена? Когда запахи земли, свежескошенной травы, соседнего леса и еще черт знает чего бьют в голову и горячат кровь так, что… — ну, вы понимаете. Здесь все было еще ярче, мощней и действенней — ее космическая женская Инь и этот воздух, напоенный океанским озоном, ароматами доисторического леса и пением доисторических птиц, буквально вздымали в моем теле какие-то неандертальские мужские инстинкты и силы. И пусть я знал, что этот доисторический рай за стенами — чистая видимость, эта иллюзия, тем не менее, имела реальные запахи и звуки, реальный озон и даже реальный океанский бриз…

Но тут я снова вспомнил Метерлинка. Разве пчелиная матка стала бы жрать своего Ромео, если бы он довел ее до десятка оргазмов и полного изнеможения? Женщины, знающие, о чем я толкую, вспомните себя в постели и скажите честно: если вы не успели получить сполна от своего любовника, разве вы не испытываете острого желания искусать, а то и съесть его?

Я опустился ………………………………..

(Специально для пуритан ставлю отточия там, где вынужден пропустить сакральную правду жизни.)

………………………………………………

………………………………………………

………………………………………………

……………. ……………………

Крик, бешеный крик ужаса и восторга вырвался из ее рта — такой, что, казалось, его должны были слышать даже за стенами этого космического корабля. Я испуганно отпрянул, но она тут же обхватила ладонями мою голову и прижала ее к своим чреслам, требуя продолжения этой сладостной пытки.

Я продолжил, мстительно думая о том, что никто из ее зеленых летающих тварей не способен сделать это. Ведь ни в наскальной живописи майя и древних египтян, ни в эротических рисунках Помпеи вы не найдете изображение мужчины, ублажающего женщину таким способом. Не могу сказать, что это главный признак высшего развития нашего человечества, но могу уверенно сказать, что искусство любви, как и любое искусство, тоже прошло свой путь развития. И как живопись развивалась от примитивизма наскальных рисунков до художественных изысков Рембрандта и Дали, так сотворение сексуального наслаждения поднималось и совершенствовалось от примитивного животного совокупления до Дао любви, Камасутры и ее современных интерпретаций.

И теперь, нежа FHS-77427, я упивался своей властью над этим огромным телом, упавшим на землю с космических высот и дрожащим от космического экстаза.

Так громко не кричала у меня еще ни одна женщина.

И так яростно и мощно не вибрировала от оргазма…

Да, где-то там, надо мной, хватая воздух распахнутым ртом, FHS уже ничего не чувствовала, кроме своего гипертрофированного вожделения, алчущего немедленной разрядки…

Я знал, я чувствовал, что пора от этой увертюры переходить к основной части, да и она уже просила: «I want you inside!.. Я хочу тебя в себе!», но я слишком дорожу своей головой и еще кое-чем, чтобы рисковать ими даже в такой момент. Если FHS прилетела сюда, насмотревшись голливудских любовных фильмов, то я должен стать для нее Ричардом Бартоном, Полом Ньюманом, Робертом Редфордом, Майклом Дугласом и Бредом Питтом в одном лице. Тогда — может быть — мне удастся выжить. Не зря и «Дао любви» советует мужчине держать свое «стратегическое оружие» в резерве, а использовать сначала «тактическое оружие» — язык. «Путем нежного и искусного использования в любовной игре других частей своего тела вы в качестве первого шага установления равенства с превосходящим противником можете привести свою партнершу в состояние чрезвычайно высокой восприимчивости, — сказано у даосцев Мантэка Чиа и Майкла Винна. — Ее груди поднимутся, дыхание и выделение желез усилятся. Прежде чем использовать свое главное оружие, дайте ей время полностью войти в состояние любви…»

FHS-77427 безусловно была моим «превосходящим противником», а потому я ……………………

…………………

…………………

…………………

…………….

(Интересно, что именно не устраивает пуритан в описаниях эротических отношений мужчины и женщины? Слова или предметы, которые эти слова обозначают? Но ведь слова — это только буквы, а буквы не могут вызывать негодования. Так почему нельзя писать слово «член»? Ведь если переставить эти четыре буквы, то уже «челн» писать можно. Больше того, никто не запрещает писать «член правительства», лет тридцать назад в газетах спокойно писали «черный член Конгресса», и даже сейчас в школьных учебниках математики есть «многочлены нестандартной формы», «двучлены» (биномы) и даже «трехчлены»! Так почему специальным законом запрещены «мужской член», «женские нижние губы», «клитор», «точка G» и другие такие нужные слова? Это странно, это наводит на мысль, что негодование пуритан вызывают все-таки не сами слова, а то, что этими словами называется. Но неужели они не пользуются этими предметами? В таком случае почему бы им не избавиться от них? Почему бы им не отрезать себе все, что они запрещают называть?)

………………………………………………

………………………………………………

………………………………………………

……………. ……………………

Не знаю, как цирковые дрессировщики укрощают тигров, слонов, львов и медведей. Но знаю, как техасские ковбои приручают диких мустангов. В первую очередь они обязаны их оседлать — нет, не укрепить седло на спине дикой кобылицы, а вскочить ей на спину без всякого седла и суметь проскакать на ней так долго, чтобы она, взмыленная от бешеной скачки, изнемогла и перешла на покорный шаг. Нечто подобное мне предстояло сделать с FHS-77427. Впрочем, почему предстояло? Именно этим я сейчас и занимался, доставая ………………………………………………

………………………………………………

………………………………………………

……………. ……………………

Да, все-таки обстановка и среда обитания влияют на потенцию, это неоспоримо и подтверждается хотя бы статистикой курортных романов. Теперь, когда мы с FHS были одни на этом диком, безбрежном, доистоическом и космическом курорте, я чувствовал себя Антеем, припадающим к земле за все новой и новой силой ………………….. и лишь тогда, когда в двенадцатый раз — да, господа, я считал! — она задрожала и взмокла от своих конвульсий, я отжался над ней, встал и сказал:

— Хочу «Болеро» Равеля.

— Что? — не поняла она, открывая глаза и медленно возвращаясь из космических миров своего экстаза в эту пустую капитанскую обитель. — Почему ты остановился? Ты не хочешь меня?

— Под музыку, — жестко ответил я. — Под «Болеро» Равеля.

И прыгнул в бассейн, нырнул до самого дна.

А когда вынырнул, то откуда-то с потолка уже звучали первые размеренные такты «Болеро», тягучие, как подкрадывающаяся страсть.

Не знаю, как ей удалось так быстро выполнить мое требование. Меня это не интересовало.

— Иди сюда, — властно позвал я ее в бассейн.

Да, я видел, что она уже устала, но мне было важно утвердить свою власть над ней, и я жестом повторил свой приказ.

Не вставая на ноги, на четвереньках она, как огромная белая пантера, подошла к краю бассейна и одной лапой — извините, рукой — попробовала воду.

Я не читал у Метерлинка, да и вообще нигде — умеют ли пчелы плавать? Но и это меня не остановило. Я подплыл к ней и приказал:

— Давай! Смелей! В воду!

Вы когда-нибудь видели, как пантера или тигрица прыгает в ручей или водоем? Они это делают в прыжке с четырех лап и шлепаются в воду всем корпусом — лапами, грудью, животом, только голову и уши держат над водой.

FHS грохнулась в воду именно таким тигриным способом, но — боже мой! — как это было красиво! Ее белое тело каким-то немыслимым образом взлетело в воздух сразу с четверенек, пролетело над моей головой не меньше десяти метров и рапидом — уверяю вас, рапидом — опустилось в воду, почти не подняв брызг.

Я рот раскрыл от изумления.

А она, встряхнув мокрыми волосами, поплыла ко мне так, как плывут, наверное, барсы и лани — вытягивая вперед голову и перебирая в воде всеми четырьмя конечностями.

Но нечто хищно-веселое и жадно-озорное было в ее глазах.

Я невольно попятился и наткнулся спиной на золотую стену бассейна.

А она усмехнулась, как кошка при игре с мышью, и вдруг нырнула так мощно, что в одно мгновенье оказалась лицом у моих чресел. И…… О, господа, она насмотрелась не только исторических телесериалов! ………. а когда «Болеро» достигло своего крещендо и мы снова оказались на полу рядом с бассейном, вдруг выяснилось, что она — девственна! Да, да, эта огромная и почти трехметроворостая космическая FHS-77427, ради любви прилетевшая на Землю бог знает откуда, оказалась с такой же девственно-узенькой щелью, как Лолита Набокова, а то и еще уже, поскольку Лолиту до Гумберта уже имел ее одноклассник…

Впрочем, что мы знаем о летающих гуманоидах?

Аксолотль умеет заново отращивать не только свой хвост и конечности, но даже сердце и мозг. А некоторые виды осьминогов умеют до пятнадцати раз менять свое тело и становиться точной копией другого существа. А медузы обладают способностью к самоомоложению — достигнув определенного возраста, они возвращаются к своему юному состоянию…

FHS оказалась девственной (не знаю, в который раз), и мне выпала честь сделать ее снова женщиной, но когда я справился с этой деликатной задачей…

О, Господи! Что же Ты натворил?

Впрочем, нет, я понимаю — если бы всем земным женщинам Господь сохранил атавистическую способность пчел и доисторических баб горячим кольцом интимной «мышцы любви» втягивать в себя………….. ………. и там, в своей пылко-сладостной глубине обжимать………………… о! о-о-о! о-О-О, Господи!..

Да, господа, уверяю вас: если бы миллион лет назад Он не лишил земных женщин этой способности, не было бы у человечества никакого прогресса, и мы до сих пор жили бы в примитивном пчелином коммунизме, как в «Городе Солнца» у Томмазо Кампанеллы.

Я знаю, конечно, знаю — в интим-шопах продают небольшие металлические шары или, точнее, шарики, с помощью которых женщины могут тренировать свои так называемые лонно-копчиковые мышцы. Но, уверяю вас, все эти тренировки — ничто по сравнению с тем, чем, оказывается, наградила природа женщин и что миллион двести сорок тысяч лет назад унесли тогда с земли все улетевшие FHS!

Когда моя космическая FHS-77427 сделала это со мной, когда ее живая, жаркая и девственно-узкая щель вдруг с мощью питона вобрала меня в себя и там, в ее влажно-истомной глубине, вдруг обжала горячим кольцом этой мышцы, медленно, очень медленно, томительно медленно восходящей все выше и выше… — я просто задохнулся, господа!

Я задохнулся и замер, и даже сердце остановил, чтобы не спугнуть этот немыслимый, неземной кайф. Но тут — уж не знаю, по наитию или по природному женскому знанию — она ловко перекатила меня на спину, застыла недвижимо, и только там, в ее жаркой штольне это мягко-горячее кольцо все учащало и учащало свои восходяще-волновые движения…

Всё, господа! Я потерял сознание! Я просто отшвырнул его от себя — ну, на кой мне сознание, когда со мной происходит такое !!! Кайф, наслаждение, удовольствие, нирвана — какие пустые и мелкие слова! Я резко подал бедрами вверх, чтобы и всем телом, да, всем телом вместе головой войти в ее жарко-истягивающую плоть и взлететь вместе с нею в космос!

Но FHS-77427 властно прижала меня назад, к полу:

— Лежи! Не двигайся!

Я повиновался. Я расслабился, закрыв глаза и безжизненно разбросав руки и ноги. Да, я уже знал, что это конец, что сейчас со мной произойдет то, что происходит с пылким трутнем-романтиком, настигнувшим в небе Царицу-матку. И, представьте себе, я был согласен на эту экзекуцию. Потому что лишь смерть может быть выше и сладостнее этого немыслимого кайфа.

И тут она запела.

От изумления я открыл глаза.

Возвышаясь надо мной живой и белой, как у Венеры Милосской, колонной женской плоти, с крутой лирой крепких бедер, с мощной, как у художников эпохи Возрождения, грудью, с чудесной длинной шеей и с запрокинутой назад головой, FHS-77427 раскачивалась и пела, как шаманила:

— О-о-о… А-а!.. О-о-о-о!..

И вдруг, вдруг — хотите верьте, хотите нет — я и сам не поверил своим ушам, когда услышал:

— Лу-бовь!.. Лу-бовь…

Но как раз в этот момент резкий и прерывистый, как сигнал тревоги, рев сирены вдруг взметнул и воздух вокруг нас, и стекающие по левой стене водопады, и картины Мане и Дега на правой стене. Вместо этого все стены превратились в огромные 3D-экраны, и на этих экранах мы увидели посадку межпланетных «H-2», «H-3», «H-4» и так далее в Нью-Йорке, Париже, Риме, Берлине, Сиднее, Каире и Москве. В полной тишине застывшего от ужаса человечества они медленно опускались на землю, превращая в ничто любое пространство под собой — Централ-парк в Нью-Йорке, Монмартр в Париже, Вилла Боргезе в Риме, Тиргартен в Берлине, Сарри-Хиллс в Сиднее, площадь Тахрир в Каире и «Мосфильм» на Воробьевых горах в Москве.

А затем…

Когда они, все семь, разом открыли свои плоские, как у кастрюль, крыши и оттуда «внезапным и безумным напором» взлетели над столицами мира гигантские рои двухметроворостых жуков-рогоносцев в закрытых шлемах-колпаках и в зеленых комбинезонах, — да, ужас обуял цивилизованные континенты. Гигантский десант вырвался из своих межпланетных ульев, и вот уже эта черно-зеленая мгла «сетью расширилась в пространстве» и накрыла Восточную Америку, Европу, Азию и Австралию, превращая весь наш цивилизованный мир в новый средневековый халифат. Такого варварства земля не знала со времен персидского царя Ахашверона и турецко-армянской резни 1905 года. Кровь потоками лилась по старинным брусчатым мостовым Европы и по асфальту новых проспектов и площадей. Никакой Кукулькан не видел столько отрезанных голов, и никакие толтеки за все время своего нашествия в Канкун не вспороли столько животов и не сожрали столько сердец, сколько в этот день сожрала эта зеленая саранча…

Мир опрокинулся в пещерный век.

История кончилась.

3

Аксолотль умеет заново отращивать не только свой хвост и конечности, но даже сердце и мозг. А некоторые виды осьминогов умеют менять свое тело и становиться точной копией другого существа. А медузы обладают способностью к самоомоложению…

Почему я вынужден повторить эту информацию?

Потому что с концом истории человечества не кончилась история приземления космических пришельцев. Буквально через минуту после посадки межпланетных ульев в США, Европе и Австралии все капитаны этих кораблей каким-то воистину волшебным или, точнее, телекинетическим способом переместились в земном пространстве и входили в капитанские покои FHS-77427. Я понимаю, что поверить в это трудно или вообще невозможно. Но невероятное в другом. Вы еще не догадались? Капитаны «H-2», «H-3», «H-4» и т. д. оказались каждая как две капли воды похожими на Киру Найтли, Анджелину Джоли, Николь Кидман, Дженнифер Лопес, Милу Кунис, Айшварию Рай и Натали Портман. Только ростом в полтора раза выше. Роскошные телки! Я не знаю, каким образом они выбирали себе внешность. Может быть, насмотревшись голливудских блокбастеров, просто тянули жребий, а затем способом осьминогов трансформировались в самых красивых женщин нашей планеты. Зато по тому, с какой жадностью они устремились ко мне, я тут же понял, зачем они прилетели на Землю. Но тут моя FHS-77427 тигрицей вскочила на ноги и, разом прибавив роста, загородила меня своей мощной фигурой.

— Не подходите! Он мой!

Я не видел, чтобы при этих словах у нее шевелились губы, но явственно слышал ее голос и даже какой-то рык.

— Но мы же сестры! — удивленно произнесла FHS, похожая на Николь Кидман.

— У нас все общее, — добавила «Мила Кунис».

— Да, — ответила «моя» FHS. — Но это там, на Кассиопее. Потому что там нет любви. А тут… Я его люблю. И если кто-нибудь тронет его, глотку порву!

Я спешно навернул полотенце на бедра, а исполинские красотки озадаченно переглянулись.

— Но мы же за этим сюда прилетели… — растерянно произнесла «Дженнифер Лопес».

— Мы видели, как он тебя любил, и тоже хотим, — чистосердечно призналась «Кира Найтли».

Я изумился — видели? Они видели, как мы занимались этим?

— Пусть он скажет, кто еще может так любить на Земле, — потребовала «Айшвария Рай».

FHS-77427 повернулась ко мне:

— Это мои сестры. Они хотят такой же любви. Что ты скажешь?

Не знаю, кто бы отказался от такого гарема, но я сказал:

— Во-первых, как они могли видеть нас? Тут что — есть телекамеры?

— Конечно, — ответила FHS-77427. — Я же не знала, что такое любовь, и хотела показать им, как вырву твой пах и съем твою голову и сердце. Но ваша сексолюбовь — это так прекрасно! — И FHS повернулась к сестрам. — Да? Правда?

— Да, — разом выдохнули трехметроворостые «Натали Портман», «Кира Найтли», «Дженнифер Лопес» и все остальные. И заговорили наперебой: — Кто на вашей Земле может и нам сделать такую любовь? Отвечай! Быстрей!

— Тише! — сказал я. — Послушайте. Секс, который, оказывается, вы сейчас видели, это только преамбула, лакомство любви. И вас почти каждый мужчина на Земле может так любить. Но лишь в одном случае — если вы немедленно уберете с нашей планеты своих зеленых монстров и отдадите нам наших детей. А сами — пожалуйста, оставайтесь! И я гарантирую вам такую любовь — мало не покажется!

— К сожалению, это невозможно, — тихо прервала меня «Натали Портман».

Я удивился:

— Почему?

— Потому что ваша цивилизация нарушила табу. Вы стали посылать свои корабли в космос и вот-вот начнете осваивать другие планеты. А это недопустимо, это приведет к межпланетным войнам и дисбалансу Вселенной. Мы должны отодвинуть вас как минимум на тысячу лет назад.

Если бы это сказал кто-то другой, я бы не подумал, что это так фатально. Но эта «Натали Портман» была столь убедительно проста, как тридцать лет назад реальная Портман в «Леоне».

И все-таки я спросил:

— А «мы» — это кто?

— Мы — это высшая форма развития, — надменно бросила «Кидман».

Я не сдавался:

— Как вы можете быть высшей формой, если не знаете любви?

— Потому что мы можем вас уничтожить, а вы нас нет, — презрительно ответила она. — Вот и все доказательство, и хватит спорить, ты меня раздражаешь.

И что-то настолько звериное вдруг прорезалось в ее интонации, что я замолк. А они стали общаться меж собой, но уже не на английском, а совершенно недоступным мне телепатическим способом. И лишь по их жестикуляции и лицам, резко менявшим свои выражения, я догадывался, что речь шла о моей жизни и смерти. Позже, когда они ушли, явно недовольные и злые, FHS объяснила мне суть их спора. Любовь, сказали они ей, это наркотик — каждый хочет его попробовать, думая, что от первой пробы ничего страшного не случится. Но на твоем примере, сестра, мы видим, что это не так — ради соития с этим пигмеем ты стала земной женщиной. И только потому, что ты нам родная сестра, мы оставляем тебе этого мелкокалиберного любовника. Но все остальные земные мужчины будут нами истреблены.

— Стой! Верни их! — тут же выкрикнул я.

— Почему? Зачем?

— Я скажу им, кто будет их так любить, как я тебя.

— Говори же! Они нас видят и слышат. Говори! — FHS-77427 щелкнула пальцами, и одна из стен ее покоев тут же снова превратилась в огромный экран с лицами ее трехметроворостых сестер.

— Ну! Мы слушаем! — нетерпеливо сказала с экрана «Кира Найтли».

Я спросил:

— Чей улей приземлился в Москве?

— Мой, — отозвалась «Натали Портман».

Я мысленно перекрестился и сказал:

— О’кей. Твоя любовь сейчас в Грин-Бэнке, Западная Вирджиния. Его зовут Радий Хубов. Если ты заберешь его в Москву и спасешь его родителей…

— Я поняла, — нетерпеливо перебила «Портман». — А он знает стихи?

— Он знает тонну стихов! От Пушкина до Евтушенко…

— А нас? Нам? — требовательно вмешались остальные. — Кто будет нас любить?

Я задумался. Поскольку на «Джоне Кеннеди» нас во время походов развлекали, в основном, киноклассикой не самой высшей пробы, то особым успехом пользовался у моряков — и особенно у молодежи — старый фильм «Барбарелла» с юной Джейн Фондой в роли космической искательницы секса. То есть нечто вроде «Секса в большом космосе». Но Барбарелла Фонды была существом хоть и жадным до постельных утех, но безобидным — летала в одиночку с планеты на планету, как Сара Джессика Паркер из постели в постель. А эти мерзавки прилетели сюда, чтобы нас уничтожить, а при этом хотят вкусить нашей любви. Конечно, я могу подарить им земных любовников. Например, этой, похожей на Кидман, вполне подошел бы первый лейтенант военно-морской связи Тим Козловски — у него был самый большой член на «Джоне Кеннеди». А с «Кирой Найтли» легко бы справился Сильвио Берлускони, главный итальянский специалист по девственности…

Но стоят ли эти пришелицы земной

любви?

И я развел руками:

— Леди, я сожалею…

4

Что может быть страшнее женщин, которым отказали в любви?

Тем более если они и так прилетели с миссией пресечь нашу историю и отбросить человечество на тысячу лет назад.

Мобилизация или, точнее, угон двенадцати-пятнадцатилетних девочек в так называемые накопители — старые бомбоубежища, ангары опустевших аэропортов и брошенные солдатские казармы — происходил теперь повсеместно.

А церемонию приношения присяги покорности «Николь Кидман» позаимствовала из фильмов «Орда», «Чингисхан» и телесериалов, посвященных власти монгольских ханов над Древней Русью с 1243 по 1480 годы. В Вашингтоне на Капитолийском холме, прямо перед зданием Конгресса был установлен огромный, из чистого золота шатер, перед ним вниз с холма была намеренно узкой дорожкой выстрижена трава, а из проложенных по обеим сторонам этой дорожки газовых форсунок поднимались стены огня. И как восемьсот лет назад русские князья, босые и безоружные, должны были сквозь такой «очистительный огонь» взойти к шатру монгольского хана, чтобы получить от него ярлык, то есть письменную грамоту на правление своим княжеством, так теперь на глазах и телеэкранах всего мира президент Соединенных Штатов Америки шел к шатру инопланетной «Николь Кидман». Конечно, у него не было альтернативы — как записал древний русский летописец, когда один из русских князей отказался пройти «сквозь огонь и поклониться кусту и огневи и идолам их», хан Батый счел это личным оскорблением и приказал убить его.

И все же было что-то не только унизительное, но и оскорбительное для нас, американцев, в том, как теперь нашпрезидент босыми ногами шел по этой колюче-пыльной дорожке на поклон к безжалостной инопланетянке. Впрочем, ему, похоже, было к этому не привыкать. Едва став президентом и нашим главнокомандующим, он в одном из своих первых зарубежных визитов прилетел в Саудовскую Аравию, и весь мир с изумлением, а мы в военно-морском флоте с ужасом увидели на телеэкранах, как наш главнокомандующий в пояс кланяется арабскому шейху! Никогда за всю историю нашей страны ни один наш президент не кланялся ни королям, ни царям. Больше того — разве не ради того, чтобы избавиться от владычества английской короны, была наша война за независимость? И вдруг президент великой сверхдержавы сгибает спину и в пояс кланяется какому-то шейху! При том что перед этим он побывал в Канаде и нескольких других странах и нигде не кланялся ни президентам, ни премьер-министрам, а в Эр-Рияде то ли в силу своего мусульманского воспитания, то из трепета перед богатством арабского правителя согнулся почти до пола. А тот надел ему на шею массивное золотое ожерелье, и уже назавтра чуть ли не все газеты мира вышли с заголовками «В САУДОВСКОЙ АРАВИИ ПРЕЗИДЕНТА США “ПОСАДИЛИ” НА ЗОЛОТУЮ ЦЕПЬ».

Вручая этот цепной орден, арабский монарх заявил, что такую награду получают лишь «немногие друзья короля, и он [наш президент], несомненно, один из них». На что комментаторы тут же процитировали старую поговорку: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». И хотя в Белом доме назвали этот контакт президента с исламским миром «историческим», на «Джоне Кеннеди» случился настоящий бунт — мы опустили флаг в знак протеста и траура. Словно почувствовали, что, «единожды склонившись», наша страна будет теперь ублажать саудовских шейхов, устраняя их соперников в арабском мире — Мубарака в Египте, Каддафи в Ливии и Асада в Сирии…

Правда, в отличие от восстания на броненосце «Потемкин», о котором был сделан эпохальный фильм, про наш бунт даже в прессе не было ни строчки. Просто весь экипаж авианосца «Джон Кеннеди» был тут же расформирован и разбросан по другим кораблям и службам, в силу чего я сначала попал на Аляску в радиолокационную береговую охрану, а через год, когда закончилось тайное расследование зачинщиков бунта, и вовсе уволен из военно-морских сил.

Что ж, как говорит Радий Хубов, «лиха беда начало» — на сей раз нашему президенту пришлось склониться куда ниже, чем перед арабским шейхом. Выйдя из своего золотого шатра, златоволосая и трехметроворостая «Николь Кидман» надменным жестом указала ему на две книги, лежащие по обе стороны от ее высоченных ног в кожаных ботфортах, — Библию и Коран.

И президент США, став на колени, двумя руками оперся на эти святые Книги, произнес «Ваше величество, присягаю на покорность и послушание!» и поцеловал носок ее ботфорта. А она, усмехнувшись, жестом приказала одному из своих жуков-опричников надеть ему на шею «ярлык покорности» — цепочку с электронным чипом, принимающим ее телепатические приказы. При этом, конечно, цепочка была уже отнюдь не золотая…

После этой церемонии, продемонстрированной всему миру по ожившему ради этого телевидению, истребление земных мужчин зелеными летающими стервятниками стало еще беспощадней. По приказам обозленных FHS, которым я отказался выбрать земных любовников, в каждом городе были построены новые «пирамиды Кукулькана» для ежедневных кровавых экзекуций с отрезанием тысяч голов и пожиранием тысяч сердец. Таков был избранный пришельцами радикальный способ пресечения развития homo sapiens на Земле и возвращения нас в доисторические времена.

Часть пятая

1

—Все фантасты — особенно голливудские — стращали нас космическими монстрами, роботами, трансформерами и еще бог знает какими мерзкими гадами. Никто даже не предполагал, что сюда явятся такие же люди, ну, или, точнее, гуманоиды, как мы с вами…

— Вот именно — «гуманоиды»! А насколько они люди, это, знаете, еще очень дискуссионно! Да, индустриально они опережают нас. Но если учесть, что технический прогресс развивается по параболе, то опережают лет на сто, не больше. А что касается интеллекта и духовного развития, то они остались на уровне дикарей, толтеков! Пить человеческую кровь! Брррр!..

— Они уже собрали миллион земных девушек! Но как они собираются транспортировать их на Кассиопею? Неужели у них есть транспортные «летающие тарелки» типа столыпинских вагонов?

Кочегарка Российской академии астрофизики была единственным местом, где несколько стариков-интеллектуалов, еще не истребленных летающими монстрами, могли отвести душу, не боясь повсеместных радио— и телепеленгаторов пришельцев. Огромное восемнадцатиэтажное здание академии было надежно экранировано еще до высадки кассиопян, а кочегарка и вообще находилась под зданием на глубине шестнадцать метров. К тому же здесь было не холодно. Хотя из-за отсутствия мазута, который с прилетом «Н-3» перестал поступать в Москву с сибирских нефтепромыслов, топки московских кочегарок не работали, кирпичные стены академии еще хранили какое-то тепло, и это помогало новым московским подпольщикам проводить тут свои политические дискуссии, подогреваемые домашним самогоном и лабораторным спиртом.

— Арабы издревле враждовали с евреями. Из чувства противоречия они создали Аллаха без десяти христианских заповедей и отрезают головы всем иноверцам, не зная комплексов Алеши Карамазова, Дон Кихота и Пьера Безухова. То же самое эти пришельцы, — излагал яйцеголовый физик-бородач в шерстяном свитере с оленями, вышитыми крестиками на груди. — У них нет комплексов, потому что у них не было ни Моисея, ни Христа, ни Будды. Ни Петрарки, ни Моцарта, ни Достоевского. Думаю, что у них не было даже Омара Хайяма и Фирдоуси, поскольку поэзия Хайяма — это тоже от комплекса вины за пристрастие к алкоголю. А эти не знают комплексов, они пьют нашу кровь не ритуально, а просто как энергетический напиток, как Red Bull…

Сидя в промятом кресле, Радий Хубов молча кутался в зеленую штормовку с надписью «GBT — Green Bank Telescope» и согревался остатками виски, запасливо прихваченного им из Западной Вирджинии. Волшебным образом телепортированый оттуда в Москву, Радий так угодил крупнокалиберной «Натали Портман» своими энциклопедическими знаниями поэзии, мощью своего интеллекта и еще кое чего, что она не только спасла от уничтожения его родителей, но даже переселила их в «Горки-2» — бывшую дачу Иосифа Сталина на Рублевском шоссе в сорока километрах от русской столицы. После Сталина и до приземления пришельцев здесь обитали сначала генеральные прокуроры СССР, а потом генеральные прокуроры ельцинской России, но как только в Москве высадился межпланетный «Н-3», летающие нелюди первым делом и даже с каким-то плотоядным удовольствием сожрали не только всех ученых, но и прокуроров. Причем последних они находили совершенно безошибочно — наверное, просто по запаху крови на их руках…

Как бы то ни было, следует честно отметить, что трудовая повинность за спасение своей семьи была для Радия не очень обременительна — ну, пару часов лирической поэзии перед любовными ласками не с кем-нибудь, а, между прочим, с самой «Натали Портман» (точнее — с ее увеличенной копией)! Но как я не спасовал перед исполинской «Миллой Йовович», так и Радий… — ладно, еще одно признание, раз уж на то пошло! Там, в Вирджинии, мы с Радием были лишь двумя одинокими «вахтовыми» мужиками на весь Грин-Бэнк, в свободное от работы время штудировали не только астрономические и физические журналы, но и литературу по «Дао любви» и другие схожие науки. Теперь я применял их с FHS-77427, а Радий с FHS-45672 — «Натали Портман», после чего она счастливо засыпала, а Радий мог покидать «Н-3» — правда, c навигационным чипом-браслетом на левом плече, чтобы эта «Натали», проснувшись, могла тут же вызвать его к себе с новой порцией стихов или для другой лирической надобности.

Конечно, после двух недель исполнения своих обязанностей Радий похудел килограммов на десять. Но зато он был на родине, и это чувство — вместе с американским виски — грело его молодое сердце.

— Да, в архитектуре, и вообще в технике, они выше нас на порядок, — говорил тем временем Ян Замански, тот самый астроном из подмосковной обсерватории, который одновременно с пятнадцатилетним Сиднеем Бэрроу принял послание пришельцев и позвонил в Грин-Бэнк Кену Келманну. — Но я думаю, что и свои звездолеты они построили, как египетские пирамиды, — без Эйнштейна и теории относительности. Они же не люди, а гуманоиды. К чему я это говорю? К тому, что технически мы победить их не можем…

— Дело не в технике, а в оружии, — нервно перебил бородач в шерстяном свитере. — Они уничтожили всё оружие! Вообще всё! Не с ножами же воевать с ними!..

— Вот именно, — подхватил Замански. — И значит, у нас есть только два пути. Первый — путь их медленного, через ассимиляцию в следующих поколениях, растворения в человеческой расе. Думаю, это займет лет сто или двести…

— А если не мы, а они нас растворят? — заметил Хубов.

— Да, такая опасность реальна, — ответил Замански. — Но если они произведут только несколько тысяч себе подобных — пусть даже миллион! — этот миллион растворится в трех-четырех поколениях. А вот если они посеют на земле миллиард себе подобных — всё, нам конец.

— А второй путь? — спросил темнолицый татарин — не то кочегар, не то астрофизик, удивительно похожий на Ленина-Ульянова, который сто лет назад именно в таких кочегарках внушал России свои коммунистические идеи.

— А второй путь сложнее, но надежнее, — сообщил яйцеголовый физик-ядерщик с седыми, как у композиторов, сальными космами, свисавшими до плеч. — Нужно их гуманизировать. Нужно привить им интерес к музыке и поэзии и через это подвести их к Христу и к человеческим чувствам. И тогда мы обогатимся их знаниями и технологиями. Поймите, гуманизм — это единственная фора, которую мы имеем. И мы должны эту фору использовать. Впрочем, если кто-то придумает более радикальный путь — я отдам ему свою Нобелевскую премию.

— А я предлахаю заразить их сихфилисом! — вдруг сказал еще один бородач из глубины кочегарки, и Хубов по ярко выраженной «Х» вместо «Г» понял, что это гениальный Криворучко, украинский Эйнштейн и автор теории струнного натяжения Вселенной.

— Каким образом? — повернулся к нему яйцеголовый.

— Ну, нэ знаю, — ответил «Эйнштейн». — Послать к ним сифилитичек из вэндихспансэра…

— Слушайте, а ведь это мысль! — вдохновился косматый астроном. — Ну, не сифилис или СПИД, конечно, а напустить на них, скажем, тиф. А? Или холеру, бубонную чуму. Малярию, наконец! Наверняка у них нет антибиотиков!

Хубов допил из бутылки последние капли виски, досадливо крякнул, не в силах больше слушать этих «пикейных жилетов», поставил пустую бутылку на пол и по железной лестнице пошел прочь из полутемной кочегарки. Было четыре утра, ночная октябрьская темень накрывала русскую столицу, и, едва Хубов вышел через черный ход на Ленинский проспект, морозный предрассветный ветер тут же забрался под тонкую американскую штормовку. Радий передернул плечами и посмотрел вверх. Теперь, когда в городе нет электричества, огромные звезды в совершенно немыслимом даже для астронома количестве горели в черном небе. Машинально отыскав ковш Большой Медведицы и еще два десятка первостепенных звезд, Хубов вспомнил об утраченном космическом радиотелескопе «Астрон», сотнях потерянных спутников и о космонавтах, погибших при вынужденной посадке космической станции «Мир».

Поразительно, что при всей, как мы полагали, технической, индустриальной и военной мощи человечества никакого серьезного сопротивления ни одна страна этим нелюдям так и не оказала. Как только они выключили Интернет и радиосвязь, вся мировая экономика рассыпалась, как карточный домик. С исчезновением Интернета рухнули не только империи Майкрософта, Фейсбука, Гугла и прочих IT-монстров, но и Нью-Йоркская, Лондонская, Парижская, Сингапурская, Московская и прочие биржи, а вместе с ними крупнейшие банки и финансовые империи Уоррена Баффетта, Майкла Дэлла, Ларри Эллинсона, Михаила Прохорова, Романа Абрамовича и прочих новых ротшильдов. А поскольку коллапс экономики не знает географических границ, то без радионавигации омертвели нефтеналивные танкеры и вообще все морское и океанское судоходство. Оставшись без горючего, миллионы и даже миллиарды машин стали металлоломом. Прекратили работать электростанции, а без электричества трубопроводы и газопроводы перестали качать нефть и газ. В мелких городах обезлюдели все дома выше четвертого этажа, а Нью-Йорк, Чикаго, Сан-Диего, Майами, Москва-Сити и все остальные многоэтажные конгломераты, гордившиеся своими небоскребами, подземным и наземным транспортом, супермаркетами и торговыми моллами, превратились в кладбища архитектурных амбиций и заброшенные трущобы, которые тут же заселили миллионы крыс.

Не только правительство США, но и правители остальных стран стали заискивать перед новоявленными хозяевами планеты — лишь бы остаться у власти хотя бы формально. А простые люди, первыми понявшие истинные размеры катастрофы, на последних каплях бензина и даже пешком бежали из городов в провинции, чтобы питаться от земли со своих (и чужих) огородов и садов. Бандитизм, мародерство, рэкет, грабежи и убийства стали нормой жизни и были ограничены только полным отсутствием огнестрельного оружия. Зато ножи, топоры, кинжалы и даже сабли и кортики вновь стали повседневным и обязательным дополнением одежды. Каждая семья старалась завести коров, коз, свиней и кроликов, посадить на своем (или захваченном) участке земли картофель, помидоры, огурцы, кукурузу и пшеницу. Гусей и уток, которые раньше вольно летали с юга на север и обратно, тут же переловили и съели. Главными орудиями производства стали топоры, пилы, плуги, лопаты и мотыги, а главными средствами передвижения — телеги, брички, подводы и кареты. Лесные и парковые деревья пилили на дрова, в домах, превращенных заборами в крепости, заводили сторожевых собак и кирпичные печи. А самым большим дефицитом и богатством стали лошади и мулы. Бродяги, психически больные и юродивые, кликуши и нищие снова заполнили дороги…

Да, мир опрокинулся в двенадцатый век, и выбраться из него к новым Коперникам, Микеланджело и Рафаэлю у него уже не было надежды — хищными стражами тьмы и варварства летали над ним зеленые исполинские пришельцы, сильные, как навозные жуки, и беспощадные, как янычары.

Вздохнув и запахнув штормовку, Радий медленно побрел в сторону центра, думая дойти до храма Христа Спасителя, стоявшего напротив Кремля над Москвой-рекой. Сколько раз за последние недели он слышал эти пустые разговоры о гуманизации зеленых пришельцев! В то время, как мир катится — нет, не катится, а стремительно летит в тартарары средневековья и даже еще дальше, эти пустомели несут очередную маниловщину про гуманизацию пришлых чудовищ. Человечество потратило миллион лет на то, чтобы достичь цивилизованного уровня, но ему не потребовалось и месяца, чтобы рухнуть в средневековье.

Какая жуткая, вязкая грязь под ногами! И вообще, во что теперь превратилась Москва, еще недавно не уступавшая лучшим городам Европы иллюминацией, шиком витрин и luxury cars! Без электричества, неоновой рекламы и потоков «мерседесов», которых в Москве было больше, чем в Берлине, город разом превратился в грязную нищенку и помойку. Ржавеют и гниют вереницы авто, брошенных вдоль тротуаров. Выбитыми окнами зияют оставленные на мостовых троллейбусы, автобусы и трамваи. Рваные рекламные щиты и полотна свисают с черных зданий. Ветер раскачивает мертвые светофоры. Нигде ни огонька, ни света! И всюду мусор, запустение, грязь и грязь! Так не было даже в 1991-м, когда рухнула советская власть и в Москве вдруг исчезли коммунистические плакаты и транспаранты, обнажив гнилые фасады социализма…

Странно, что над городом нет ни одного из этих рогатых чудовищ. Обычно они с утра до ночи патрулируют каждый квартал, заставляя бригады женщин хотя бы подметать с улиц мусор и убирать конский навоз. Мужчин-то уже почти всех сожрали — за исключением подростков, которых эти твари откармливают на вырост, и дряхлых стариков, плотью которых они просто брезгуют, боясь заразиться их старческой немощью и импотенцией. Причем, если в начале нашествия варварские экзекуции с пожираем сердец, печени и мозга своих жертв были только публичными, на пирамиде из гранитных плит Мавзолея Ленина, то теперь эти казни-убийства стали повсеместными, и по ночам зеленые стервятники просто коршунами бросаются с неба на любого прохожего, нарушившего введенный ими комендантский час. Прямо на месте у человека, еще живого, ударом нечеловеческой силы вспарывают кинжалом грудь, хищной рукой буквально вырывают еще пульсирующее сердце и горячую печень и тут же пожирают с жадностью доисторических гурманов. Только электронный браслет с паролем фаворита FHS-43716 спасал Хубова от этих ублюдков и заставлял их послушно доставлять его к «Натали Портман» на «Н-3» по его первому требованию.

Но теперь, этой ночью, этих рогатых летающих тварей не было ни в воздухе, ни на земле, и Радию вдруг стало тревожно от этого. Если никто не патрулирует город, то в любой момент своя собственная московская шпана оккупирует улицы. И еще неизвестно, что хуже — комендантский час, введенный пришельцами, или разгул акселератов — юных большевиков, анархистов и черносотенцев…

Увидев издали золоченый, но уже изрядно загаженный купол храма Христа, Хубов перекрестился. Нет, пожалуй, он не дойдет сегодня до храма — какой в этом смысл, если пришельцы, едва приземлившись, его закрыли? Да и холодно. Черт побери, октябрь только начался, а уже минус восемь по Цельсию! И — крысы! Господи, черные крысы, огромные, как коты, и наглые, как инопланетяне, выползли из подвалов и метро и по-хозяйски снуют по улице от дома к дому…

Радий поежился от отвращения, наклонился к своему левому плечу, прижал подбородком кнопку браслета и сказал негромко:

— Патруль! Патруль! Я — Радий, я — Радий. Вызываю транспортировку на «Эйч-Три»!..

2

Согревшись горячим душем, он осторожно нырнул в огромную, величиной чуть ли не со стадион, кровать, на другой стороне которой шелковое одеяло круто вздымалось над большой, как виолончель, женской фигурой. И, лежа на спине, затаился, мечтая тут же заснуть. Да не тут-то было! Не просыпаясь и не открывая глаз, крупнотелая «Портман» сонно перекатилась к нему, ткнулась жаркой грудью в плечо, а тяжелой горячей ногой разом накрыла его пах и бедра.

— Где ты был? — сонно сказала она ему прямо в ухо.

— Гулял, как всегда…

— С кем?

— Да ни с кем. Один.

— А почему твой браслет был «вне зоны»?

— Я замерз и зашел в нашу Академию, а она экранирована.

— Замерз? — «Портман» удивленно открыла глаза.

— Ну, да! — сказал Радий. — У нас уже морозы, октябрь. Твои орлы вообще не летают. Мне пришлось пешком сюда тащиться.

— Как «не летают»? — «Портман», разом проснувшись, испуганно села в кровати. — А где они?

— У тебя под кораблем. Там целый муравейник…

Отшвырнув одеяло, FHS-43716 голяком вскочила с кровати и щелкнула пальцами. И тут же пол ее капитанских покоев превратился в экран, а еще одним коротким жестом она включила все сорок прожекторов в днище своего «H-3».

И фантастическая картина открылась перед ними — сто, если не больше, тысяч предолюдей в сморщенных зеленых комбинезонах действительно гигантским муравейником жались друг к другу, пытаясь согреться, как французы в 1812 году. Правда, тогда их «согрел» Кутузов, но сейчас, слава богу, никаких пожаров еще не наблюдалось.

— Это я! Я виновата! Я не включила подогрев! — воскликнула FHS-43716 и бегом побежала прямо на стену своих покоев. Но не ушиблась и не наткнулась на нее, поскольку стена сама раздвинулась перед ней.

Хубов, любопытствуя, встал с постели и тоже прошел через оставшийся открытым проем.

Здесь оказался командный отсек, больше похожий на корабельную рубку океанского лайнера, чем на пилотскую кабину. FHS-43716 — по-прежнему совершенно голая — стояла перед большим, в полстены вогнутым экраном, заполненным, как на мониторе компьютера, маленькими цветными иконками, и уверенно тыкала в них сразу двумя руками.

«А ведь действительно, они не так уж далеко от нас ушли…» — успел подумать Хубов, но тут FHS-43716, даже не повернув головы, крикнула:

— Сюда нельзя!

— Но я уже тут, — ответил он, следя за ее пальцами и видя, слыша и чувствуя, как от нажатия каждой иконки что-то случается в гигантском туловище «Н-3» — включаются какие-то фотонные двигатели, плазмовые коллайдеры, электростанции…

В принципе, никаких особых тайн «Н-3» для Хубова уже не представлял. Еще два десятка лет назад один из корифеев астрофизики предположил, что при поиске контактов с внеземным разумом нужно ориентироваться не на цивилизации нашего уровня, а на более высокоразвитые, и разделил все цивизации на три типа. К первому (нашему) он отнес цивилизации с энергопотреблением порядка 10 13Вт, ко второму — цивилизации с энергопотреблением порядка 10 26Вт, то есть порядка всей мощности, излучаемой Солнцем, а к третьему типу — цивилизации с уровнем энергопотребления 10 37Вт, равным суммарному излучению всех звезд Галактики. В перерывах между чтением стихов и любовными ласками растаявшей от этих стихов «Натали Портман» Радий исподволь расспросил ее и понял, что прибывшая на нашу землю команда сестер FHS представляет цивилизацию второго типа — вокруг их Солнца, красивой двойной звезды Эта-Архид в созвездии Кассиопеи, построена так называемая полная сфера Дайсона, которая поглощает и аккумулирует энергию двух этих звезд. Это дает их цивилизации на искусственном, величиной с нашу Луну, спутнике возможность отправлять в космос корабли с энергетическим зарядом немыслимой для нас мощности. Во всяком случае, плазма, образованная термоядерной реакцией вокруг их «летающих ульев», способна создавать так называемые кротовые норы, то есть так закручивать пространство-время, что через образовавшуюся воронку их корабли, как на машине времени, проходят любое космическое расстояние.

Впрочем, соотнести всю эту информацию с массой приборов в капитанской рубке «Н-3» Радий не успел.

— Вон!!! — резко повернулась к нему FHS-43716, и в ее глазах он вдруг увидел то, что никакая реальная Портман никогда не играла и не сыграет, — холодный, безжалостный и злобный, как у кобры, огонь.

Он повернулся и вышел из командного отсека, стена за ним тут же затворилась. Чувствуя кожей, как держится мороз, прошедший по его спине от взгляда FHS-43716, он подошел к большому и забитому бутылками бару, налил себе Hennessy и выпил одним глотком.

Тем временем под по-прежнему прозрачным полом покоев капитана «Н-3» все разительно изменилось: освещенные прожекторами нелюди вдруг зашевелились, как пробужденные навозные жуки, их сморщенные комбинезоны расправились от подключенного из корабля обогрева и энергетического допинга, и, словно трутни из улья, они стали тут же взлетать целыми многотысячными эскадрильями.

Тут вошла FHS-43716 — Радию показалось, что она просто прошла сквозь стену. Но, главное, она была совершенно другой — никакой не коброй и не FHS-43716, а снова огромным ласковым котенком по имени Портман с мурлычаще-заискивающим голосом:

— I’m sorry… Нам запрещено кого бы то ни было пускать туда, — произнесла она по-русски и по-английски и подошла к нему, привлекла к себе. — Я прошу прощения…

Прямо под ними, под прозрачным полом ее корабля продолжал разлетаться гигантский улей летающих убийц — мощной, как у Метерлинка, двойной, тройной и даже четверной струей. Холодный октябрьский рассвет над Москвой загустел от их хищных черно-зеленых роев, и Хубов в ужасе представил себе, сколько людей сожрут сейчас эти твари, оголодавшие за ночь.

Радий резко отвернулся:

— Не сейчас…

Но ее большие теплые руки властно обхватили его и развернули к ней.

— Ну, пожалуйста, — нежно произнесла она на манер земных женщин…

3

Когда рано утром, еще не проснувшись, вы сонно протягиваете руку под одеялом и касаетесь ее крутого и теплого бедра, а потом ведете по нему ладонью и понимаете, что все это богатство — ваше… о, какие горделивые чувства будят ваше мужское сознание, какие мощные соки жизни просыпаются в ваших членах!..

Да, должен признаться: удивительная способность «моей» FHS-77427 еженощно to rebuild — восстанавливать, возрождать — свою девственность компенсировала мои ощущения пленника. Как говорил греческий ритор Акифрон, «новизна — самая обольстительная прелесть любви». Разве не для того восточные деспоты постоянно пополняли свои гаремы все новыми и новыми девственницами, чтобы каждую ночь ……………………………………………………………………………………………

Именно поэтому знатоки восточных любовных методик — китайские императоры могли в одиночку справляться с одиннадцатью наложницами за ночь. Но не сексом единым были живы эти хозяева огромных гаремов! И до, и после и даже вместо секса они занимались обменом энергий Ян и Инь с юной женщиной, лежащей рядом! Говорят, что этим способом омоложения пользовался и великий Махатма Ганди, «который настаивал на том, чтобы его восемнадцатилетняя племянница целомудренно спала ночью рядом с ним. Духовные огни, ярко горевшие внутри Ганди, нуждались в питании и охлаждении уравновешивающей женской ци, но культурные и религиозные стандарты запрещали такому святому человеку иметь сексуальные контакты…» [11]

Впрочем, в этот вечер и мы с «Миллой Йовович» ничем греховным не занимались, а в пятый раз смотрели «Вики Кристина Барселона» Вуди Аллена. Это оказался ее любимый фильм — вместе с «Римскими каникулами» с Одри Хепберн, «…и Бог создал женщину» и «Бабетта идет на войну» с Брижит Бардо, а также, конечно, все фильмы с реальной Миллой Йовович — от «Возвращения в Голубую лагуну» до «Съемок в Палермо» и «Мушкетеров».

Поскольку смотреть эту мелодраму в пятый раз мне уже было скучно, я сказал:

— Недавно мы открыли на земле целые подземные города. В пустыне Сахара, под Парижем, Неаполем, на Мальте, под Турцией. Они тянутся на многие километры и уходят вглубь несколькими ярусами, как гигантские перевернутые небоскребы. А на Эквадоре это просто галлереи огромных подземных залов с вентиляцией и стенами из чистого золота. Это вы построили?

— Нет, — ответила FHS-77427, не отрываясь от экрана. — То была другая цивилизация, после нас.

— Наша? — удивился я.

— Нет, до вас.

— Они жили под землей?

— Нет, они жили на земле, но готовились к ядерной войне.

— И что?

Все-таки ей пришлось оторваться от экрана и секспильного Хавьера Бардема.

— Понимаешь, — сказала она, вдруг как-то разом увеличиваясь в росте, — на самом деле истории всех цивилизаций состоят из борьбы света и тьмы. И тогда тоже шла борьба между двумя расами — светляками и темняками.

— И темняки победили?

— Ну, в общем, да. Они устроили ядерный холокост.

— И светляки погибли?

— Не все. Те, кто остались в подземных городах, бросили их и улетели в другую галактику.

— В какую?

— В галактику Лебедь А…

— А вы с Кассиопеи. Значит, вы темняки?

— Нет, мы пожарники, чистильщики космоса. Там, где готовится ядерный пожар, мы зачищаем пространство.

— Убийствами?

— Ну, а как еще? Пойми, ваша цивилизация зашла в тупик. Ведь демократия — это «кратия», подавление меньшинства большинством. А интеллект большинства всегда ниже интеллекта элиты и гениев, которые двигают прогресс. Таким образом, ваша демократия стала тормозить ваше развитие, что рано или поздно приведет к ядерной катастрофе. Но если просто уничтожить ваши ядерные арсеналы и улететь, вы через тридцать лет сделаете все по новой. А мы не можем прилетать сюда каждые тридцать лет. Поэтому мы зачищаем мужской генофонд, дебилизируем вас. Так надежней…

Мысль о том, что человечество развивается для того, чтобы взорвать себя, не была нова. Но когда ее высказывает инопланетянка, да еще такого роста…

И все-таки я возразил:

— Но твои янычары пьют человеческую кровь, жрут сердца!

FHS замкнула лицо:

— Других пожарных у меня нет.

Я бы, конечно, продолжил расспросы, но в этот момент (именно тогда, когда на огромном, во всю стену экране Пенелопа Крус вбежала с пистолетом к Хавьеру Бардему и Скарлетт Йоханссон) с этого экрана вдруг исчезли и Пенелопа, и Хавьер, и Скарлетт, а вместо них появились «Натали Портман» и Радий Хубов, причем — в постели.

— В чем дело? — недовольно сказала «моя» FHS-77427.

— Привет, сестра! — улыбнулась «Портман». — Если у нас шесть утра, то у вас всего семь вечера вчерашнего дня, правда?

— Допустим…

— Мой Радий хочет поговорить с твоим Стивом. Ты не против?

— Ладно, пусть говорят, — вынужденно согласилась FHS-77427.

— Я думаю, он хочет сообщить Стиву, что наши орлы не могут летать при сильных морозах. — И с лукавством на лице «Портман» повернулась к Радию. — Да, Хубов?

— Ну, при чем тут?.. — смешался явно разоблаченный Радий, а «Портман» расхохоталась.

— Видишь, сестра? Они хоть и умные, и стихов знают сотни миль, но такие наивные — я их вижу насквозь. Они считают нас варварами и не понимают, что все как раз наоборот… — Тут «Портман» повернулась ко мне. — Если мы сейчас не отбросим вас назад лет хотя бы на тысячу, то завтра вы уничтожите всю свою цивилизацию ядерным оружием. Миллионы лет назад это уже трижды было на этой планете. Между прочим, тогда тут жили люди в пять раз выше вас ростом. И умней. Но от них только дольмены да стоунхенджи остались. А Радий решил, что если устроить на земле ледниковый период, то все наши летающие рабы вымерзнут, и мы улетим… — И «Портман» ласково, как кошка лапкой, провела своей ладонью Радию по груди, животу и еще ниже. — Да, my sweety? [12]

— Но у них же нет климатического оружия, — сказала практичная «Милла Йовович» и требовательно повернулась ко мне: — Да или нет?

Я пожал плечами:

— Насколько я знаю, нет…

Я, конечно, врал. Над созданием климатического оружия уже лет сорок работали и мы, и русские, и китайцы — кому же об этом знать, как не нам, астрономам? Иначе ради чего запускались на орбиты десятки и даже сотни так называемых метеорологических спутников? Неужели ради предсказаний погоды? Однако вместо того, чтобы объединить усилия ученых, каждая страна в глупой тайне друг от друга создавала свою сеть космического контроля погодных условий — в тщетных надеждах устраивать друг другу засухи, ураганы, потопы и наводнения. Русские гляциологи искали способы растопить из космоса ледники Памира, Арктики или Антарктики, китайские океанографы мечтали осушить Тайваньский пролив и повернуть Гольфстрим, а наши физики и астронавты — управлять грозами и молниями. Не знаю, как у русских (надо было спросить у Хубова, когда он был в Грин-Бэнке), а у НАСА кой-какие наработки насчет управляемых гроз все-таки были. Но прилет пришельцев и уничтожение ими Интернета и связи со спутниками, все, конечно, похерил.

— Well, — сказала «Портман» Радию. — Говори, мой сладкий. Стив ждет.

Все-таки удивительно, подумал я, как быстро очеловечились эта инопланетная «Портман» и «моя» FHS! Стоило им послушать стихи и влюбиться…

И хотя Радию уже явно нечего было мне сказать, он произнес:

— Привет, Стив! Я должен поблагодарить тебя…

— За что?

— Ну, ты знаешь. За твою рекомендацию.

Я усмехнулся:

— Глядя на вас двоих, я думаю, ты не жалеешь об этом.

— Это спасло моих родителей, — ответил он. — Спасибо.

— Ты видишь, Касси? — снова вмешалась «Портман». — Он не говорит Стиву даже спасибо за то, что спит с самой «Натали Портман»!

— Это потому, что у тебя женского имущества в полтора раза больше, чем у нее, — сказал я, удивившись странному имени, которым «Портман» назвала мою FHS-77427.

Обе сестры засмеялись. Я понял, что могу выручить русского друга, и решил воспользоваться этим. Мало ли что еще, кроме идеи выморозить летающих тварей, хотел сообщить мне Хубов…

— Радий, — сказал я, — почитай нам Пушкина.

Он удивленно вскинул глаза:

— Пушкина?

— Ну, да. Понимаешь, я уже исчерпал все любовные стихи Шекспира, Байрона и Шелли. А Пушкина я наизусть не знаю…

— А кто такой Пушкин? — спросила «моя» FHS-77427.

— Вот видишь? — повернулся я к Радию. — Если ты русский патриот, должен познакомить инопланетян с Пушкиным.

— Да, милый, давай, — погладила его по плечу «Натали Портман», ей явно хотелось щегольнуть им перед своей сестрой.

Радий сел в постели, бросил на меня пристально-выразительный взгляд, затем несколько секунд покачался, как еврей на молитве, взад и вперед, бормоча свою любимую «там морзянка-молдаванка собирала виноград… ждет тебя дорога к партизам в лес густой…» и только после этого поднял глаза на «мою» «Миллу Йовович» и произнес:

— «Я помню чудное мгновенье: передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты. В томленьях грусти безнадежной, в тревогах шумной суеты звучал мне долго голос нежный и снились милые черты. Шли годы. Бурь порыв мятежный рассеял прежние мечты, и я забыл твой голос нежный, твои небесные черты. В глуши, во мраке заточенья тянулись тихо дни мои без божества, без вдохновенья, без слез, без жизни, без любви. Душе настало пробужденье: и вот опять явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты. И сердце бьется в упоенье, и для него воскресли вновь и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь…»

«Моя» FHS-77427 замерла еще в середине этих стихов, а теперь сидела с открытым ртом, совершенно потрясенная. Я думаю, все женщины, даже доисторические, воспринимают стихи совершенно иначе, чем мужчины. Если женщина примется обольщать мужчину чтением стихов, он начнет зевать на третьей минуте, даже если это будет Песнь Песней царя Соломона. Но женщины… Как говорил О. Генри, женщины любят ушами. Я подозреваю, что в самой ритмике стихов им чудится ритм фрикционных движений. Как бы то ни было, «моя» «Милла Йовович» произнесла после паузы:

— Кто это сочинил?

— Это Александр Пушкин, русский поэт, — сказала ей «Натали Портман», уже образованная Радием.

— О’кей, где он? — нетерпеливо выдохнула FHS-77427 и даже встала, словно собралась бежать к этому Пушкину.

— К сожалению, его убили, — сказал Радий.

— Кто?!! — буквально взревела FHS-77427.

Я еще никогда не видел ее в таком гневе.

— Жорж Дантес, — сообщил Радий. — В январе тысяча восемьсот тридцать седьмого года на окраине Санкт-Петербурга.

— Но это же гений! — возмутилась «Милла».

— А Дантес — француз, — сказал Радий. — «Смеясь, он дерзко презирал земли чужой язык и нравы; не мог щадить он нашей славы; не мог понять в сей миг кровавый, на что́ он руку поднимал!..»

— Это ты сочинил? — подозрительно спросила Радия «Милла Йовович», пока я пытался сообразить, что не так бормотал Радий в своей любимой песне.

— Нет, это другой наш гений, Лермонтов, — ответил он «Милле». — Почитать?

— Да…

— «Выхожу один я на дорогу, — произнес Радий, глядя отрешенно куда-то вдаль, — сквозь туман кремнистый путь блестит; ночь тиха. Пустыня внемлет богу, и звезда с звездою говорит. — Радий сделал паузу, и только потом продолжил так, словно видел перед собой все ночное звездное небо: — В небесах торжественно и чудно! Спит земля в сияньи голубом… Что же мне так больно и так трудно? Жду ль чего? жалею ли о чём? Уж не жду от жизни ничего я, и не жаль мне прошлого ничуть; я ищу свободы и покоя! Я б хотел забыться и заснуть! … Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея, про любовь мне сладкий голос пел, надо мной чтоб вечно зеленея тёмный дуб склонялся и шумел».

Обе FHS потрясенно молчали. Потом «Натали Портман» сказала:

— Этого ты мне не читал…

— Как, ты сказал, его зовут? — спросила Радия «Милла Йовович».

— Михаил Лермонтов.

— А где он сейчас?

— Его тоже убили.

— Кто? Когда?

— Майор Мартынов. В тысяча восемьсот сорок первом году, под Пятигорском.

«Милла» опустилась в кресло:

— Вы там что, в России, — всех гениев убиваете?

— Нет, — ответил Радий. — Некоторые сами кончают жизнь самоубийством.

— Может, нам полететь туда, к Пушкину и к этому Лермонтову? — вдруг сказала сестре «Натали Портман».

— Ты хочешь? — спросила ее «Йовович».

— Конечно. Спасем таких поэтов!

— Если мы их спасем, то сюда уже никогда не вернемся, — сообщила ей «Йовович» и показала на меня и Радия. — Этих не будет, они даже не родятся.

— Н-да… Жалко… — огорченно произнесла «Портман» и повернулась к Радию: — Ты не мог прочесть что-нибудь не такое грустное?

4

………………………………………………

………………………………………………

………………………………………………

……………. ……………………

И когда, совершенно расслабленные, мы уже снова уплывали в какой-то медово-сладостный сон, я спросил:

— А почему она назвала тебя Касси?

— Потому что я старшая, я Кассиопея… — почти неслышно и уже, наверное, во сне сказала FHS-77427.

5

Наконец-то и я получил ту свободу, которую «Натали Портман» предоставила в Москве Радию Хубову! И даже больше — я мог не только выходить в город, но и свободно разгуливать по «Н-1»! Вот, оказывается, какими заслугами добываются привилегии у властных женщин! Пламенный привет египетской Клеопатре, шотландской королеве Марии Стюарт и русской царице Екатерине Второй!

Конечно, и мне был вживлен в плечо электронный чип-оберег с запретом удаляться от «Н-1» больше чем на десять миль.

И, тем не менее, это была свобода — впервые за два месяца!

Я отправился в Л-А. Да, я знал, что ни Беверли-Хиллз, ни Голливудский бульвар и Вайн-стрит, в тротуары которых вложено 2600 звезд с именами знаменитостей, ни Вестсайд и Глендейл уже не существуют. Но то, что я увидел дальше, в деловой части города, можно сравнить разве что с декорациями в фильмах «Пианист» и «Сталинград». Просто поразительно, как быстро превращаются в трущобы и руины даже самые современные стоэтажные здания, когда их бросают обитатели!

Солнце, уже не такое жаркое, как летом, а по-утреннему свежее и яркое, поднималось на горизонте. Под ним на высоте ста метров лениво и еще полусонно парили пришельцы-нелюди в своих рогатых зеленых скафандрах.

А я шел по Л-А, превращенному в Хиросиму без всякой атомной бомбы, и брезгливо обходил кучи вонючего мусора, разбитые машины и разлагающиеся трупы со вспоротыми грудными клетками. Да, наверное, это лучше, чем превращение всей планеты в настоящую Хиросиму в результате арабо-израильской ядерной войны. Но все-таки…

Кое-где бригады пожилых женщин в серых халатах под присмотром летающих над ними рогатых монстров собирали этот мусор и трупы в тачки и свозили к подводам, а лощади, увозившие эти подводы, энергично отмахивались хвостами от назойливых мух и по ходу своего движения роняли на мостовую огромные бурые плюхи. Но даже при виде всего этого в моей голове занозой сидела русская песня Радия про молдаванку, с которой ему хотелось встречать утренние зори. Почему вместо «смуглянка-молдаванка» он пел «морзянка-молдаванка»? Он же не мог ошибиться в словах, которые напевал, по-моему, даже во сне. Значит, он хотел этим мне что-то сказать. Но что? Что такое «морзянка»? Уменьшительно от «мороз»? Как говорил на «Кеннеди» наш учитель русского, русские любят уменьшать существительные, они даже придумали для этого специальные суффиксы и вместо, например, «маленькая поляна» говорят «полянка». А вместо «маленькая дубина» — «дубинка». В таком случае «морзянка» — это от «морзяна», большого мороза? Но зачем Радию так шифровать информацию о морозах, если его «Натали Портман» открыто сказала, что при морозах их твари не могут летать?

Не знаю, каким образом я оказался на Fairfax-avenue и вспомнил, что где-то здесь был русский ресторан «Черное море». После развала СССР к нам хлынула огромная волна, настоящее цунами русских эмигрантов самых разных мастей — от профессиональных бандитов и «воров в законе» до таких гениев, как нобелевский лауреат Александр Поляков и создатель Google Сергей Брин. И русских ресторанов стало почти столько же, сколько китайских. Но «Черное море» — это было что-то особенное! В нем подавали знаменитый русско-украинский суп — «борщ», водку с перцем, после которой невозможно дышать, и барабульку — мелкую жареную рыбку, которую нужно есть целиком.

Пройдя несколько кварталов, я увидел и этот ресторан с разбитыми окнами, и выпотрошенную витрину с русской вывеской «АПТЕКА», и выломанные двери кондитерской «КИЕВСКИЙ ТОРТ». То есть еще недавно это был район русско-украинских эмигрантов еврейского, в массе своей, происхождения. Дети играли на мостовой в футбол, их родители шумно перекликались с соседями, и густые, смачные запахи жареного лука, рыбы и шашлыков плыли над одноэтажными и двухэтажными домами и коттеджами. Но теперь здесь было полное запустение, если не считать какой-то кошки, перебежавшей через улицу и юркнувшей в подвальное окно.

Впрочем, одного живого человека я все-таки обнаружил. Точнее, не человека, а Полубога! Вообще-то раньше, до приземления пришельцев, этот Полубог — загорелый и столетний, с гривой седых волос и бородой Санта Клауса — каждый день сидел на бродвоке в Марина-Бэй. В белой греческой тоге, величавый и неподвижный, как памятник Линкольну, он возвышался в своем высоком кресле над густым потоком зевак, курортников, полуголых бегунов, юных студенток на роликовых коньках, продавцов мороженого и сахарной ваты и детей с разноцветными шариками в руках. Сияло солнце, яркие воздушные шары с гондолами туристов парили над океаном, дирижабли тащили по небу рекламу COCA-COLA, парусные яхты скользили по водной глади, катера, разогнавшись, поднимали в воздух цветные парашюты с водными лыжниками, бродвок густел полуголой молодежью всех цветов кожи, Элла Фитцджеральд громко пела по радио «The shadow of your smile», дети липли к ногам «Бога», а родители фотографировали их своими айфонами и айпадами. Но он, невозмутимый, как настоящий бог, продолжал сидеть, устремив свой взгляд в вечность и океанскую даль и не глядя на соломенную шляпу у своих ног, куда люди охотно клали кто мелочь, а кто и доллары.

Боже мой, да было ли то райское время? Или то был мираж, просто мираж?..

Теперь столетний и босой Полубог одиноко сидел в кресле-качалке среди кучи мусора на полуразрушенной веранде своего кирпично-деревянного бунгало. Прежде прекрасная, как у льва, грива его седых волос свалялась, как и борода Санта Клауса. А вместо белой греческой тоги на нем была линялая майка с русской надписью «ДИНАМО». И все же во всем его виде и даже в том, как он открыто и явно напоказ сидел среди этого разорения и руин, был явный вызов баражирующим над городом чудовищам. Но с таким же упорством, с каким он провоцировал их своим вызовом, они игнорировали его. Наверное, из-за старости.

Я подошел к нему и сказал по-русски:

— Доброе утро.

Он даже не шевельнулся.

— Доброе утро! — повторил я громче, как глухому.

— Не ори, — сказал он сквозь зубы. — Чому воны тэбэ не трогають? Ты один з ных?

— Нет. Я фаворит FHS-77427.

— А-а! Да, я бачил тэбэ по телику. Ну, и як вона? Затрахала тебя?

Хотя он говорил наполовину по-русски, наполовину по-украински, я понял, что он имел в виду — слова «трахнуть» и «трахну» русские военные летчики употребляют так же часто, как мы слова на букву «f» и «s».

Но я не ответил на его вопрос, я спросил:

— Что такое «морзянка»? Большой мороз?

Он глянул на меня в полном изумлении.

— Морзянка? Ни, то азбука Морзе.

И тут до меня дошло! Азбука Морзе помогла моему пятнадцатилетнему ученику Сиднею Бэрроу расшифровать послание пришельцев. То есть Радий сказал мне, что морзянкой мы можем тайно общаться. Но каким образом? И почему он спел, что меня ждет дорога к партизанам?

— Ты маешь курево? — вдруг спросил меня Полубог.

Я удивился:

— Курево? Ты куришь?

— Помираю без курева, — признался он и, оглянувшись на плавающих в небе надсмотрщиков, негромко добавил: — Якшо дашь закурить, дам звонить по телехфону.

Я не поверил своим ушам:

— А разве телефоны работают?

— Стары работают, — ответил старик и пояснил: — На малых токах от солнячных батарей. А в мэнэ — от генератора. Так шо? Дашь закурить?

Перспектива позвонить домой и родителям возбудила меня так, что я нетерпеливо сказал:

— Я не курю. Но если дашь позвонить, я принесу! И сигареты, и шоколад принесу, клянусь!

Он посмотрел на меня из-под седых бровей:

— Звидкиль я знаю, шо можу тоби верить?

— Можешь, — сказал я твердо. — Слово офицера!

— Я чув твое слово, шо треба Господу молиться…

Он еще раз остро посмотрел мне в глаза и вдруг поднялся:

— О’кей. Пишлы…

6

По скрипучей деревянной лестнице мы спустились в бейсмент [13]его бунгало, и я понял, что не я один слушал Гленна Бэка, предрекавшего катастрофу американской экономики и полный хаос в стране. Все пространство этого полутемного и обширного подвала было забито ящиками, бочками и бутылями с продуктами. Мешки с рисом, гречкой и мукой. Бочонки с медом и оливковым маслом. Ящики с чаем, кофе и какао. Коробки с консервами и лекарствами. Даже на стенах, в просветах меж большими, чеканкой по меди, ликами Иисуса Христа — вязанки лука, чеснока и перца. В углу небольшой бензиновый генератор «Honda ET 12 000» и два десятка красных пятигаллонных канистр, аккуратно расставленных на полках от пола до потолка. А одна сторона бейсмента целиком занята слесарным инструментом — тут и верстак, и дрели, и тиски, и, самое главное, — целая стопка листов меди и какие-то особые инструменты и инструментики для чеканки — чеканы, канфарники, пурошники, лощатники и еще что-то, чему я и названия не знаю. А над верстаком, на стене — небольшой трансформатор и старинный, прошлого века настенный телефонный аппарат с трубкой, утопающей в клеймах.

Оглядев все это богатство, я легко понял, что чеканки с ликами Христа, Девы Марии и других святых, висевшие на стенах, выполнены самим стариком. И сказал:

— Одного не понимаю. Как при таких запасах ты куревом не запасся?

— А жинка, яврейка, не дозволяла, — ответил он, пробираясь к своему генератору. — Сорок сим рокив не давала курить ни за що!

— Сорок семь лет не давала курить? А теперь?

— А тэпер вмерла, царство ий небесное! А унучку оци вороги забралы. Так шо тэпер часом можу курить, а нэма! — ответил он и включил генератор.

«Honda» отозвалась ровным гулом, старик повысил голос:

— Ну, дзвони! Тильки недовго…

Я недоверчиво и с некоторым усилием вынул из клейм толстую черную телефонную трубку. К моему изумлению, она тут же загудела тем особым телефонным звуком, каким гудели телефонные трубки в телефонах-автоматах прошлого века. Я недоверчиво глянул на старика. Его внучка томится в одном из бомбоубежищ вместе с тысячами других девчонок, угнанных пришельцами, а он общается со мной, любовником хозяйки этих тварей, и даже готов оказать мне услугу…

— Дзвони, дзвони, — кивнул он, оторвал от ближайшей связки большую, как яблоко, луковицу и хрустко надкусил ее своими еще вполне крепкими зубами.

Не веря ни ему, ни себе, я срывающимся пальцем неловко набрал на круглом диске десятизначный номер своих родителей. Как может работать телефонная связь, если пришельцы вырубили все электростанции? Впрочем, на севере, в Хилсдейле, штата Орегон, где живут мои предки, никаких пришельцев еще, конечно, нет, а солнечные батареи есть на каждом уличном столбе. И хотя, как известно, они дают только пять процентов электричества, нужного стране, но, может быть, этих пяти процентов и достаточно для телефонной связи?

— Алло, — вдруг сказал в трубке мамин голос так близко, что я даже замер, а она повторила: — Алло, кто это?

У меня сорвался голос:

— Мам… это я…

— Стив? Ты жив, ты о’кей? — быстро спросила она. — Мы видели тебя по ТВ…

— Да, мама, я о’кей. Как папа?

— Он на рыбалке, мы теперь рыбой живем, мы о’кей, молимся Господу, как ты сказал. А как Энни и Кэт?

— Не знаю, мама. Сейчас буду им звонить. Пока, целую, береги папу!

Я дал отбой, боясь, чтобы она не спросила про мою связь с FHS-77427, и посмотрел на старика:

— Можно еще звонок? Один…

Стоя над генератором, он кивнул:

— Тильки швыдко!

Я поспешно набрал свой домашний телефон.

Но никто там не подходил к телефону, и я уже собрался положить трубку, когда услышал осторожный голос Энни:

— Алло?..

— Энни, это я, папа! Как ты?

Она молчала.

— Алло! Энни! — почти крикнул я. — Ты меня слышишь?

— Тихо, не кричи, — шепотом произнесла она. — Мы о’кей. Тебе звонил какой-то Козловски. Все, я должна дать отбой — он уже идет…

— Кто идет? Кого ты боишься?

— Наш охранник. Он меня сюда привез и охраняет. Пока…

Если тот, кто доставил Энни туда по воздуху, их охраняет, то почему она его боится?

Но выяснить это я не успел — в трубке раздались гудки отбоя. Да и старик Полубог тут же выключил генератор.

— Спасибо, — сказал я ему. — Завтра я буду с сигаретами и шоколадом.

И поплелся обратно к Голливудским холмам на «H-1», думая на ходу: мне звонил Тим Козловски? С какой стати?

7

Согласно китайскому учению «Дао любви», расслабление женщины нужно начинать с нежного поглаживания спины. «Моя» FHS-77427 никакого «Дао» не знала, но без этой прелюдии у нас не обходилась ни одна ночь. Обычно я начинал с ее шеи и плеч, потом медленно спускался к пояснице и, когда она начинала шумно дышать…

Но сегодня я никак не мог добиться этого эффекта, хотя старался даже больше обычного, собираясь к рассвету усыпить ее и отправиться к старику с сигаретами и шоколадом.

— В чем дело, Касси? Ты не расслабляешься, — сказал я после пятнадцати минут своего почти тайского массажа.

— Не знаю… — вяло отозвалась она. — Что-то мешает…

Нужно отвлечь ее разговором, решил я и спросил:

— Исполины были на земле миллион лет назад, а вы — миллион двести сорок тысяч. То есть за двести сорок тысяч лет до них. Ты можешь мне рассказать, почему вы улетели?

— Ну, это же было в нашем послании, — нехотя отозвалась она, лежа лицом в подушку. — Мы заложили в вас интеллект и инстинкты прогресса и улетели.

— И забрали этих нелюдей? Зачем?

— Нет, мы их не забирали. Мы их уничтожили. А с собой забрали их штаммы.

— То есть… Они биороботы? — озарило меня. Так вот почему эти зеленые твари так похожи друг на друга! Сразу после посадки корабля их выводят из штаммов, как холерный выбрион из пробирки. Впрочем, вру — даже холерный выбрион имеет больше двухсот серотипов. А эти просто запрограммированы на убийства…

— Нет, я не могу! Она меня достала! — прервала мои мысли FHS-77427 и резко перевернулась на спину.

Я удивился:

— Кто тебя достал?

— Сестра! Она второй день рвется поговорить со мной, а я не хочу, я поставила блокировку связи.

— Какая сестра? Из Москвы?

— Нет, из Нью-Йорка. Точнее — из Вашингтона, она сейчас там.

— А почему ты не хочешь говорить с ней?

— А ты не помнишь? Они же все прокляли меня и ушли! Тогда, помнишь?

— Ну, это было сгоряча. Мало ли что бывает в семье! — сказал я примирительно. — Может, она хочет извиниться?

— Она? Эта сука? Да никогда! — FHS-77427 отбросила одеяло, села на кровати, сделала какой-то жест рукой, словно включила виртуальный телеэкран, и громко сказала в ночную темноту: — Ну! Что ты хочешь?

Темная стена нашей спальни тут же осветилась каким-то внутренним светом, и на ней в объемном формате 3D показалась огромная золотая чаша джакузи с шапкой радужной шампунной пены. Из этой пены выступали только мокрая женская нога и рыжая голова FHS, похожей на Николь Кидман.

— Наконец-то!.. — сказала она. — Вторые сутки не можем к тебе пробиться! Даже домой звонили твоему Стиву…

— А в чем дело? — настороженно спросила FHS-77427.

— Да ни в чем. Просто мой Козловски должен с ним кое-что обсудить. Тим, ты готов?

Тут у них включилась вторая телекамера, и я с изумлением опознал интерьер, в котором стояла эта огромная чаша джакузи, и стол, за которым в белом парадном кителе лейтенанта военно-морской связи сидел Тим Козловски, мой бывший коллега по авианосцу «Джон Кеннеди». Да, это был Овальный кабинет Белого дома! Только вместо президента за президентским столом теперь по-хозяйски восседал Тим Козловски, обладатель самого большого члена на «Джоне Кеннеди»! Не знаю — это не было видно — были ли на нем в этот момент еще и брюки. Зато к моему еще большему изумлению напротив Тима, то есть прямо перед президентским столом, сидел крепко привязанный к стулу — кто бы вы думали? — Сидней Бэрроу, мой подопечный из обсерватории в Грин-Бэнке!

Я не успел справиться с этим трехслойным изумлением, как Тим сказал:

— Привет, Стив! Не удивляйся. Хотя ты и не назвал меня моей FHS, она считала мое имя с твоего пульса, вытащила меня из Пентагона, и вот я тут. Это вводная информация, перехожу к сути. Передо мной сидит некто Сидней Бэрроу, твой ученик. Так что не отпирайся. Ты знаешь, что он сделал?

— Что? — спросил я.

— Этот сукин сын с помощью азбуки Морзе отправил в космос послание-SOS. Читаю, — и Тим зачитал мне с листа, лежавшего перед ним на президентском столе: — «SOS! SOS! SOS! ВСЕМ, ВСЕМ ВО ВСЕЙ ВСЕЛЕННОЙ! Планета Земля захвачена космическими пиратами! Они беспощадно уничтожают нашу мирную цивилизацию, насилуют женщин, убивают и пожирают взрослых и детей! Все, кто примет это послание, — спешите на помощь, спасите наши души!»

«Гениально! — подумал я. — Как же я сам до этого не додумался! Конечно, кроме этих пришельцев должны быть во Вселенной и другие homo sapiens! И если “моя” FHS, направляясь к Земле, послала нам предупреждение на азбуке Морзе, то и другие инопланетяне в разных концах Вселенной могут принять наше послание, записанное этой морзянкой! Ай да Сидней, гений! Но как же его спасти?»

— И такое же послание на морзянке отправил еще один «гений» в кавычках, — продолжал Козловски, словно прочел мои мысли. — Некто Ян Замански, русский астроном в Москве.

Так вот почему Радий Хубов пел мне про морзянку! — бегло подумал я и тут же подавил эту мысль, чтобы ее не прочел этот мерзавец Козловски.

Но он словно ухватил мое непроизнесенное слово.

— А самое главное, — сказал он, — эти мерзавцы подали пример другим. Теперь каждый день сотни старых и юных радиолюбителей со своих самодельных радиостанций посылают в космос такие послания!

Неожиданно «Николь Кидман» — трехметроворостая и абсолютно голая — восстала в золотой чаше своего джакузи и, роняя на ковер клочья шампунной пены, шагнула из него.

— Все, хватит болтать! — сказала она. — Эти идиоты не понимают, что их сигналы даже до ближайшей звезды будут идти сотни световых лет. — И «Кидман» подошла так близко к объективу телекамеры, что ее лицо заняло всю стену-экран в наших с FHS-77427 покоях. — Ты, Стив! — сказала она, обращаясь прямо ко мне. — Ты спрашивал, почему мы считаем себя высшей формой развития? Сейчас я тебе покажу! Смотри!

С этими словами она подняла мокрую правую руку и щелкнула в воздухе пальцами.

В тот же миг в знаменитое, пуленепробиваемое и огромное, во всю стену, окно Овального кабинета буквально вломились — с грохотом и звоном — четыре могучих, как носороги, рогоносца в зеленых скафандрах и легко, как лягушат, подхватили в свои могучие клешни и Тима Козловски, и Сиднея Бэрроу.

«Николь Кидман» небрежно махнула им рукой и распорядилась:

— Убрать и сожрать!

И не успел я даже глазом моргнуть, как эти нелюди вынесли в разбитое окно и моего несчастного Сиднея, и первого лейтенанта военно-морской связи Тима Козловски. Я лишь заметил, как мелькнули в воздухе его голые ноги — он таки сидел в президентском кресле без брюк!

А «Кидман», как ни в чем не бывало, спокойно обратилась к «моей» «Милле Йовович»:

— Я получила сообщение с Кассиопеи. Операция переселения туда земных девственниц началась. Готовь к отправке своих калифорнийских. Восемь транспортных «Ульев» вместимостью по двести тысяч человек стартовали к Земле с нашего сателлита и завтра будут здесь. Roger.

И стена-экран тут же погасла.

Я понял, что на спасение нашей цивилизации у меня есть не больше двадцати четырех часов.

8

Собственно говоря, текст послания цивилизациям третьего типа мне продиктовал покойный Тим Козловски, а адрес я, как вы помните, выпытал у «своей» FHS — «галактика Лебедь А», куда, по ее словам, улетели «светляки». От Земли эта галактика находится на расстоянии семисот миллионов световых лет и при этом является одним из самых ярких радиоисточников на всём небосводе. В наше время ее впервые обнаружил все тот же Гроут Ребер в 1939 году…

Более подробную информацию о галактиках в созвездиях Лебедя, Центуриона и других вы можете узнать, побывав на экскурсии в обсерватории GBT — Green Bank Telescope, с которой я начал свой рассказ. Но сейчас мне не до лекций по астрономии, извините.

Во-первых, потому, что это мой последний выход на свободу из «Н-1» — я сижу у старика Полубога, наспех диктую свою историю на его старинный, чуть ли не двадцатого века диктофон, и в любую минуту в моей наплечной чипорации может прозвучать металлический голос FHS-77427, вызывающей меня на свой корабль. А, во-вторых, я понимаю, что теперь, когда я сообщил вам о двадцати четырех часах, которые остались в моем распоряжении для спасения земной цивилизации и девушек, собранных для отправки на Кассиопею в Лос-Анджелесе, Нью-Йорке, Париже, Риме, Берлине, Сиднее, Каире и Москве, вы ждете от меня каких-то гладиаторских подвигов и голливудских сражений в духе Шварценеггера, Джеки Чана и агента 007.

Вынужден разочаровать. Настоящие, а не выдуманные голливудскими сценаристами герои чаще всего не принимают участия в киношно-эффектных схватках, каскадерских погонях и громких перестрелках. Свои акции они готовят тихо, как кроты, а совершив нечто значимое, молча уходят в тень. Да, порой мы узнаем о них — но только в результате какого-то скандала, как в истории с Пеньковским или Сноуденом…

Но я и не претендую на звание героя.

Потому что все, что я должен сделать следующей ночью, — это утомить нашей любовью FHS-77427 так, как еще никогда до этого. А когда она, уже пустая от бессчетных оргазмов, выпадет в сон и утонет в нем, как подводная лодка в глубинном погружении, я должен выпростать себя из такой же сонной усталости, бесшумно встать с ее обширной, как палуба авианосца, кровати и — пусть даже ценой жизни — проникнуть в ее капитанскую рубку.

Правда, чтобы получить реальную возможность пройти сквозь глухие переборки межпланетного «Н-1», нужно было сначала пролететь на воздушном шаре из Медвежьих гор в Лос-Анджелес, а потом ровно месяц укрощать и ублажать любовными ласками трехметроворостую инопланетянку — но кто же назовет это геройством?

Ладно, я и не напрашиваюсь. Хотя кое-какие баталии за это время все-таки были. Нет, не постельные с Касси — этого мне никто в заслугу все равно не поставит. А вот со стенами в ее покоях. Дело в том, что они, эти стены, были, как вы могли заметить, оснащены мехатроникой XXII века, то есть сенсорами и исполнительными механизмами, опознающими только FHS-77427. А мне нужно, чтобы они открывались и при моем приближении. И потому последние две недели я набил себе массу синяков и шишек, постоянно натыкаясь на эти стены, что вызывало у Кассиопеи сначала смех, а потом озабоченность. «В чем дело? Ты ослеп?» — спрашивала она. «Нет! — демонстративно злился я. — Блин! Перед тобой-то они сами открываются! А передо мной… Где тут двери, ё-моё?!»

И, в конце концов, после того, как я трижды в кровь разбил себе голову, FHS-77427 сдалась — ввела в их память мою голограмму.

Теперь, этой ночью я должен пройти в ее капитанскую рубку, достать из кармана халата только что заготовленный у старика Полубога лист бумаги с записанным азбукой Морзе текстом SOS-послания «светлякам», вставить этот лист в прорезь лазерной «факс-машины» и — внимание! — набрать на ее маленьком экранчике:

Cygnus A, 3С 405, ICRF J195928.3 +40º 44′ 02″mV 5,52

Это астрономический адрес созвездия Cygnus A (Лебедь А), похожего на крест и удаленного от нас на 700 миллионов световых лет. Миллион лет назад улететь с земли на такое расстояние и освоить тамошнюю галактику, в которой одна из суперзвезд своей светимостью больше солнечной в 67 000 раз, могла, как вы понимаете, только цивилизация третьего типа. Возможно, именно поэтому древние мистики отождествляли эту звезду с Иисусом на Кресте и считали, что таинственное излучение, исходящее из центра этого созвездия, питает нашу цивилизацию жизненной энергией.

Но способен ли компьютерный мозг лазерной радиосвязи «Н-1» направить свою пушку точно по этим координатам — этого я не знаю. И хватит ли у этого лазера мощности пробить своим лучом такое гигантское расстояние? Все-таки одно дело двадцать тысяч световых лет до Эта-Архид в созвездии Кассиопеи, и совсем другое — 700 миллионов световых лет до радиогалактики Лебедь А! Даже когда FHS-77427 отправляла свое сообщение на Эта-Архид, ее лазерная радиопушка огласила корабль звучным, как из духового ружья, выхлопом. Так какой же гром сотрясет «Н-1», когда я пошлю наш SOS на Лебедь А? Ясно, что после этого мне уже не выбраться с «Н-1», но что, если и всего энергозапаса «H-1» недостанет для отправки сигнала на столь безумное расстояние?

А с другой стороны, к кому, кроме цивилизации третьего типа, я могу обращаться за помощью?

Да, если я провалюсь, если сорвется задуманная мной операция по усыплению FHS-77427, или мне не удастся проникнуть в ее капитанскую рубку, или всей мощности литий-ионных батарей «Н-1» не хватит на отправку моего призыва о помощи на Лебедь А, или нет там никакой цивилизации третьего типа — что ж, тогда наша земная цивилизация будет действительно уничтожена этими космическими варварами, и какая разница, погибну я сегодня ночью, схваченный в капитанской рубке «Н-1», или буду уничтожен чуть позже вместе со всеми землянами?

Жизнь в любом случае конечна. Она может кончиться, как жизнь муравья, на муравейник которого я случайно наступил во время прогулки по лесу. Или прерваться от нечаянной простуды, в дурацкой автокатастрофе или от упавшего на землю метеорита. Так в чем же смысл ее? Смысл, я думаю, определяешь ты сам весом и ценой своих поступков. А потому…

Да, если мой призыв все-таки дойдет до «светляков» и они успеют избавить нас от гибели, то даже самые строгие пуритане будут вынуждены признать мои заслуги! В конце концов, почему Мата Хари стала легендой? Почему русский писатель Фадеев сделал героиней русскую партизанку, которая во время Второй мировой войны спала с фашистами, чтобы добыть информацию для своих партизан? Почему во времена холодной войны девятнадцатилетняя Кристин Килер прославилась тем, что была любовницей военного министра Великобритании Джона Профьюмо и советского шпиона Евгения Иванова? Почему совсем недавно русские обменяли, вывезли из США и сделали суперзвездой «агента 90 х 60 х 90», которая постельными подвигами добывала им информацию сначала в Англии, а потом в США?

Так вот, если я спасу человечество от уничтожения или хотя бы спасу от отправки на Кассиопею наших девушек, я хочу, чтобы моя дочь, моя жена, родители, да и все вы, люди, знали, что я вовсе не пошлый искатель секса, а всё, что я делал на «Н-1», я делал ради вашего спасения.

Нет, я не претендую на звание героя, на орден или на памятник.

Просто не считайте меня предателем или, как станут говорить пуритане, грязным любовником FHS-77427.

Вот и все. Мое время истекло. Я отправляюсь на «Н-1». Прощайте. И спасибо старику Полубогу за этот диктофон…

Эпилог По материалам электронной прессы

23 октября 2015 года жители Калифорнии увидели, как в их рассветном небе вдруг появились мириады «светляков» — маленьких светящихся «летающих блюдец», и как тут же воистину в панике вдруг сорвалась с Голливудских холмов гигантская космическая шайба «Н-1». Одновременно стали отрываться от Земли и исчезать в небе «Н-2», «Н-3», «Н-4» и так далее в Нью-Йорке, Лондоне, Берлине, Париже, Риме, Каире и Москве. Буквально в считаные часы планета Земля была освобождена от нашествия кассиопян, и нелюди-биороботы, брошенные без энергетической подпитки своими сбежавшими хозяйками, все издохли.

Этот день объявлен Днем спасения человечества и отмечается теперь во всей цивилизованной Вселенной как межпланетный праздник.

Каким образом «светляки» цивилизации третьего типа сумели нейтрализовать и обратить в бегство кассиопян, нам неизвестно и, возможно, недоступно пониманию нашей цивилизации первого типа. А потому в память о своем визите на землю освободители оставили на Земле только новые дольмены на Голливудских холмах в Лос-Анджелесе, в Централ-парке в Нью-Йорке, на Монмартре в Париже, Вилла Боргезе в Риме, Тиргартене в Берлине, Сарри-Хиллс в Сиднее, на площади Тахрир в Каире и на Воробьевых горах в Москве.

По непроверенным данным, две или три FHS, командовавшие пиратскими кораблями пришельцев, улетели с Земли, забеременев от своих земных сожителей. Местонахождение последних неизвестно. Предполагается, что они либо погибли, либо укрылись в Мексике и пишут мемуары о своих контактах с инопланетянками.

Все запасы ядерного, термоядерного и огнестрельного оружия в США, России, Китае, Вьетнаме, европейских и арабских странах были уничтожены пришельцами во время их высадки на Землю.

Но человечество готовится к новым полетам в космос и успешно восстанавливает возможности ядерного самоубийства своей цивилизации.

Приложение

Международный Астрономический Coюз

Комитет по Исследованию Космического Пространства Международного Совета Научных Союзов

Международная Астронавтическая Федерация

Международная Академия Астронавтики

Международный Институт Космического Права

ДЕКЛАРАЦИЯ ПРИНЦИПОВ,

касающихся действий после обнаружения внеземного разума

Мы, организации и индивидуальные участники проблемы поиска внеземного разума, признавая, что поиск внеземного разума является неотъемлемой частью космических исследований и предпринят с мирной целью в интересах всего человечества, вдохновленные огромным значением, которое имеет для человечества обнаружение внеземного разума, хотя вероятность обнаружения может быть низкой, имея в виду «Договор о Принципах Регулирования Деятельности Государств по Исследованию и Использованию Космического Пространства, включая Луну и другие небесные тела», который предписывает государствам — участникам этого договора информировать Генерального секретаря Организации Объединенных Наций, а также общественность и международное научное сообщество «для наиболее широкого возможного использования» о природе, месте проведения и результатах их действий по исследованию космоса (статья XI), признавая, что любое первичное обнаружение может быть неполным или неясным и требует тщательной проверки и подтверждения, и что особенно важным является поддержание высочайших стандартов научной ответственности и достоверности, согласились соблюдать следующие принципы распространения информации об обнаружении внеземного разума:

1. Какому-либо индивидуальному исследователю, общественному или частному исследовательскому институту либо государственному агентству, которые полагают, что ими обнаружен сигнал или другое доказательство существования внеземного разума (Первооткрывателю) следует, до того как будет сделано публичное заявление, убедиться, что наиболее приемлемым объяснением является скорее существование внеземного разума, чем какие-либо другие природные или антропогенные феномены. Если доказательство существования внеземного разума не может быть точно установлено, Первооткрыватель может распространить информацию, как относящуюся к открытию некоего неизвестного феномена.

2. Прежде, чем сделать публичное заявление, что получено доказательство существования внеземного разума, Первооткрывателю следует быстро проинформировать всех других наблюдателей и исследовательские организации, которые являются участниками данной Декларации, чтобы они могли подтвердить открытие независимыми наблюдениями из других мест, и могла бы быть создана сеть, дающая возможность непрерывного слежения за сигналом или феноменом. Участникам Декларации следует воздерживаться от какого-либо публичного представления информации до тех пор, пока не будет определено, является ли данная информация убедительным доказательством существования внеземного разума. Первооткрывателю следует проинформировать свои национальные власти.

3. После заключения, что открытие является достоверным доказательством существования внеземного разума и информирования других участников Декларации, Первоткрывателю следует послать сообщение наблюдателям всего мира через Центральное Бюро Астрономических Телеграмм Международного Астрономического Coюза, а также проинформировать Генерального секретаря Организации Объединенных Наций в соответствии со статьей XI «Договора о Принципах Регулирования Деятельности Государств по Исследованию и Использованию Космического Пространства, включая Луну и другие тела». Учитывая заинтересованность других организаций в экспертизе, касающейся вопроса существования внеземного разума, Первооткрывателю следует одновременно проинформировать об открытии и снабдить имеющимися данными и зарегистрированной информацией следующие международные институты: Международный Союз Телекоммуникаций, Комитет по Исследованию Космического Пространства Международного Совета Научных Союзов, Международную Астронавтическую Федерацию, Международную Академию Астронавтики, Международный Институт Космического Права, Комиссию 51 Международного Астрономического Союза, Комиссию J Международного Радиофизического Союза.

4. Подтвержденное известие об обнаружении внеземного разума должно быть распространено быстро, открыто и широко по научным каналам и через средства массовой информации с соблюдением процедур данной Декларации. Первооткрывателю следует дать право первого публичного заявления.

5. Все необходимые для подтверждения данные следует сделать доступными для международного научного сообщества с помощью публикаций, собраний, конференций и другими возможными способами.

6. Чтобы открытие было подтверждено и проконтролировано, любые данные, имеющие отношение к обнаружению, должны быть зарегистрированы и постоянно храниться для самого широкого использования в форме, доступной для позднейшего анализа и интерпретации. Эти записи следует предоставить в распоряжение международных институтов, перечисленных выше, и членов научного сообщества с целью объективного анализа и интерпретации.

7. Если данные обнаружения представлены в виде электромагнитного сигнала, участники данной Декларации должны добиться международного соглашения по защите соответствующих частот путем применения процедур, предусмотренных Международным Союзом Телекоммуникаций (МСТ). Следует немедленно послать сообщение Генеральному секретарю МСТ в Женеву, который сможет включить в Weekly Circular просьбу сократить количество передач на указанных частотах. Секретариату, вместе с уведомлением Административного Совета Союза, следует выяснить возможность и целесообразность созыва Экстраординарной Административной Радиоэхонференции для рассмотрения этого вопроса с учетом мнений членов администрации МСТ.

8. Никакой ответ на сигнал или другое свидетельство существования внеземного разума не может быть послан до специальных международных консультаций. Процедуры для таких консультаций будут определены в специальных договорах, декларациях или документах.

9. Комитет SETI Международной Академии Астронавтики [МАА] совместно с Комиссией 51 Международного Астрономического Союза будет постоянно вести обзор процедур по обнаружению внеземного разума и последующего использования данных. Если будет получено достоверное указание на существование внеземного разума, должен быть создан международный комитет ученых и других экспертов, чтобы служить центром непрерывного анализа всех собранных наблюдательных данных, а также для рекомендаций по выдаче информации для общественности. Этот комитет следует составить из представителей международных институтов, указанных выше, а также из других членов, которые могут быть необходимыми. Чтобы содействовать созыву такого комитета (если обнаружение произойдет), Комитету SETI МАА следует составить и поддерживать текущий список будущих представителей каждого из указанных международных институтов и отдельных подходящих специалистов; необходимо, чтобы список постоянно был в наличии Секретариата МАА. МАА будет выступать Депозитарием Декларации и ежегодно предоставлять текущий список всем ее участникам.

ДОГОВОР О ПРИНЦИПАХ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ГОСУДАРСТВ ПО ИССЛЕДОВАНИЮ И ИСПОЛЬЗОВАНИЮ КОСМИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА, ВКЛЮЧАЯ ЛУНУ И ДРУГИЕ НЕБЕСНЫЕ ТЕЛА

Принят 19 декабря 1966 года резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН

Государства — участники настоящего Договора, воодушевленные великими перспективами, открывающимися перед человечеством в результате проникновения человека в космос,

признавая общую заинтересованность всего человечества в прогрессе исследования и использования космического пространства в мирных целях,

полагая, что исследование и использование космического пространства должны быть направлены на благо всех народов, независимо от степени их экономического или научного развития,

желая содействовать развитию широкого международного сотрудничества как в научных, так и в юридических аспектах исследования и использования космического пространства в мирных целях,

полагая, что такое сотрудничество будет содействовать развитию взаимопонимания и укреплению дружественных отношений между государствами и народами,

напоминая резолюцию 1962 (XVIII), озаглавленную «Декларация правовых принципов деятельности государств по исследованию и использованию космического пространства», единодушно принятую Генеральной Ассамблеей Организации Объединенных Наций 13 декабря 1963 года,

напоминая резолюцию 1884 (XVIII), призывающую государства воздерживаться от вывода на орбиту вокруг Земли любых объектов с ядерным оружием или любыми другими видами оружия массового уничтожения или от установки такого оружия на небесных телах, единодушно принятую Генеральной Ассамблеей Организации Объединенных Наций 17 октября 196З года,

принимая во внимание резолюцию Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций 110 (II) от 3 ноября 1947 г., которая осуждает пропаганду, имеющую целью или способную создать или усилить угрозу миру, нарушение мира или акты агрессии, и считая, что указанная резолюция применима к космическому пространству,

будучи убежденными, что Договор о принципах деятельности государств по исследованию и использованию космического пространства, включая Луну и другие небесные тела, будет способствовать осуществлению целей и принципов Устава Организации Объединенных Наций,

согласились о нижеследующем:

Статья I

Исследование и использование космического пространства, включая Луну и другие небесные тела, осуществляются на благо и в интересах всех стран, независимо от степени их экономического или научного развития, и являются достоянием всего человечества.

Космическое пространство, включая Луну и другие небесные тела, открыто для исследования и использования всеми государствами без какой бы то ни было дискриминации на основе равенства и в соответствии с международным правом, при свободном доступе во все районы небесных тел.

Космическое пространство, включая Луну и другие небесные тела, свободно для научных исследований, и государства содействуют и поощряют международное сотрудничество в таких исследованиях.

Статья II

Космическое пространство, включая Луну и другие небесные тела, не подлежит национальному присвоению ни путем провозглашения на них суверенитета, ни путем использования или оккупации, ни любыми другими средствами.

Статья III

Государства — участники Договора осуществляют деятельность по исследованию и использованию космического пространства, в том числе Луны и других небесных тел, в соответствии с международным правом, включая Устав Организации Объединенных Наций, в интересах поддержания международного мира и безопасности и развития международного сотрудничества и взаимопонимания.

Статья IV

Государства — участники Договора обязуются не выводить на орбиту вокруг Земли любые объекты с ядерным оружием или любыми другими видами оружия массового уничтожения, не устанавливать такое оружие на небесных телах и не размешать такое оружие в космическом пространстве каким-либо иным образом.

Луна и другие небесные тела используются всеми государствами — участниками Договора исключительно в мирных целях. Запрещается создание на небесных телах военных баз, сооружений и укреплений, испытание любых типов оружия и проведение военных маневров. Использование военного персонала для научных исследований или каких-либо иных мирных целей не запрещается. Не запрещается также использование любого оборудования или средств, необходимых для мирного исследования Луны и других небесных тел.

Статья V

Государства — участники Договора рассматривают космонавтов как посланцев человечества в космос и оказывают им всемерную помощь в случае аварии, бедствия или вынужденной посадки на территории другого государства — участника Договора или в открытом море. Космонавты, которые совершают такую вынужденную посадку, должны быть в безопасности и незамедлительно возвращены государству, в регистр которого занесен их космический корабль.

При осуществлении деятельности в космическом пространстве, в том числе и на небесных телах, космонавты одного государства — участника Договора оказывают возможную помощь космонавтам других государств — участников Договора.

Государства — участники Договора незамедлительно информируют другие государства — участники Договора или Генерального секретаря Организации Объединенных Наций об установленных ими явлениях в космическом пространстве, включая Луну и другие небесные тела, которые могли бы представить опасность для жизни или здоровья космонавтов.

Статья VI

Государства — участники Договора несут международную ответственность за национальную деятельность в космическом пространстве, включая Луну и другие небесные тела, независимо от того, осуществляется ли она правительственными органами или неправительственными юридическими лицами, и за обеспечение того, чтобы национальная деятельность проводилась в соответствии с положениями, содержащимися в настоящем Договоре. Деятельность неправительственных юридических лиц в космическом пространстве, включая Луну и другие небесные тела, должна проводиться с разрешения и под постоянным наблюдением соответствующего государства — участника Договора. В случае деятельности в космическом пространстве, включая Луну и другие небесные тела, международной организации, ответственность за выполнение настоящего Договора несут, наряду с международной организацией, также и участвующие в ней государства — участники Договора.

Статья VII

Каждое государство — участник Договора, которое осуществляет или организует запуск объекта в космическое пространство, включая Луну и другие небесные тела, а также каждое государство — участник Договора, с территории или установок которого производится запуск объекта, несет международную ответственность за ущерб, причиненный такими объектами или их составными частями на Земле, в воздушном или в космическом пространстве, включая Луну и другие небесные тела, другому государству — участнику Договора, его физическим или юридическим лицам.

Статья VIII

Государство — участник Договора, в регистр которого занесен объект, запущенный в космическое пространство, сохраняет юрисдикцию и контроль над таким объектом и над любым экипажем этого объекта во время их нахождения в космическом пространстве, в том числе и на небесном теле. Права собственности на космические объекты, запущенные в космическое пространство, включая объекты, доставленные или сооруженные на небесном теле, и на их составные части остаются незатронутыми во время их нахождения в космическом пространстве или на небесном теле, или по возвращении на Землю. Такие объекты или их составные части, обнаруженные за пределами государства — участника Договора, в регистр которого они занесены, должны быть возвращены этому государству — участнику Договора; при этом такое государство должно по требованию представить до возвращения опознавательные данные.

Статья IX

При исследовании и использовании космического пространства, включая Луну и другие небесные тела, государства — участники Договора должны руководствоваться принципом сотрудничества и взаимной помощи и должны осуществлять всю свою деятельность в космическом пространстве, включая Луну и другие небесные тела, с должным учетом соответствующих интересов всех других государств — участников Договора. Государства — участники Договора осуществляют изучение и исследование космического пространства, включая Луну и другие небесные тела, таким образом, чтобы избегать их вредного загрязнения, а также неблагоприятных изменений земной среды вследствие доставки внеземного вещества, и с этой целью, в случае необходимости, принимают соответствующие меры. Если какое-либо государство — участник Договора имеет основания полагать, что деятельность или эксперимент, запланированные этим государством — участником Договора или гражданами этого государства — участника Договора в космическом пространстве, включая Луну и другие небесные тела, создадут потенциально вредные помехи деятельности других государств — участников Договора в деле мирного исследования и использования космического пространства, включая Луну и другие небесные тела, то оно должно провести соответствующие международные консультации, прежде чем приступить к такой деятельности или эксперименту. Государство — участник Договора, имеющее основание полагать, что деятельность или эксперимент, запланированные другим государством — участником Договора в космическом пространстве, включая Луну и другие небесные тела, создадут потенциально вредные помехи деятельности в деле мирного исследования и использования космического пространства, включая Луну и другие небесные тела, может запросить проведения консультаций относительно такой деятельности или эксперимента.

Статья Х

Для содействия международному сотрудничеству в исследовании и использовании космического пространства, включая Луну и другие небесные тела, в соответствии с целями настоящего Договора, государства — участники Договора будут на равных основаниях рассматривать просьбы других государств — участников Договора о предоставлении им возможности для наблюдения за полетом запускаемых этими государствами космических объектов.

Характер и условия предоставления упомянутой выше возможности определяются по соглашению между заинтересованными государствами.

Статья XI

Для содействия международному сотрудничеству в мирном исследовании и использовании космического пространства государства — участники Договора, осуществляющие деятельность в космическом пространстве, включая Луну и другие небесные тела, соглашаются в максимально возможной и практически осуществимой степени информировать Генерального секретаря Организации Объединенных Наций, а также общественность и международное научное сообщество о характере, ходе, местах и результатах такой деятельности. По получении указанной выше информации Генеральный секретарь Организации Объединенных Наций должен быть готов к ее немедленному и эффективному распространению.

Статья XII

Все станции, установки, оборудование и космические корабли на Луне и на других небесных телах открыты для представителей других государств — участников настоящего Договора на основе взаимности. Эти представители заблаговременно сообщают о проектируемом посещении, чтобы позволить провести соответствующие консультации и принять меры максимальной предосторожности для обеспечения безопасности и во избежание помех для нормальных операций на установке, подлежащей посещению.

Статья XIII

Положения настоящего Договора применяются в отношении деятельности государств — участников Договора по исследованию и использованию космического пространства, включая Луну и другие небесные тела, независимо от того, осуществляется ли такая деятельность одним государством — участником Договора или совместно с другими государствами, в том числе в рамках международных межправительственных организаций.

Практические вопросы, которые могут возникать в связи с осуществлением международными межправительственными организациями деятельности по исследованию и использованию космического пространства, включая Луну и другие небесные тела, решаются государствами — участниками Договора либо с соответствующей международной организацией, либо с одним или несколькими государствами — членами этой международной организации, являющимися участниками настоящего Договора.

Статья XIV

1. Настоящий Договор будет открыт для подписания его всеми государствами. Любое государство, которое не подпишет настоящий Договор до вступления его в силу в соответствии с пунктом 3 данной статьи, может присоединиться к нему в любое время.

2. Настоящий Договор подлежит ратификации государствами, подписавшими его. Ратификационные грамоты и документы о присоединении должны быть сданы на хранение правительствам Союза Советских Социалистических Республик, Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии и Соединенных Штатов Америки, которые настоящим назначаются в качестве правительств-депозитариев.

3. Настоящий Договор вступает в силу после сдачи на хранение ратификационных грамот пятью правительствами, включая правительства, назначенные в качестве правительств-депозитариев настоящего Договора.

4. Для государств, ратификационные грамоты или документы о присоединении которых будут сданы на хранение после вступления в силу настоящего Договора, он вступит в силу в день сдачи на хранение их ратификационных грамот или документов о присоединении.

5. Правительства-депозитарии незамедлительно уведомляют все подписавшие и присоединившиеся к настоящему Договору государства о дате каждого подписания, о дате сдачи на хранение каждой ратификационной грамоты и документа о присоединении, о дате вступления в силу настоящего Договора, а также о других уведомлениях.

6. Настоящий Договор будет зарегистрирован правительствами-депозитариями в соответствии со статьей 102 Устава Организации Объединенных Наций.

Статья XV

Любое государство — участник Договора может предлагать поправки к настоящему Договору. Поправки вступают в силу для каждого государства — участника Договора, принимающего эти поправки, после принятия их большинством государств — участников Договора, а впоследствии для каждого оставшегося государства — участника Договора в день принятия им этих поправок.

Статья XVI

Любое государство — участник Договора может уведомить о своем выходе из Договора через год после вступления его в силу путем письменного уведомления правительств-депозитариев. Такой выход приобретает силу по истечении одного года со дня получения этого уведомления.

Статья XVII

Настоящий Договор, русский, английский, французский, испанский и китайский тексты которого являются равно аутентичными, будет сдан на хранение в архивы правительств-депозитариев. Должным образом заверенные копии настоящего Договора будут препровождены правительствами-депозитариями правительствам государств, подписавших Договор и присоединившихся к нему.

В удостоверение чего нижеподписавшиеся, должным образом на то уполномоченные, подписали настоящий Договор.

Договор подписан в Лондоне, Москве и Вашингтоне 27 января 1967 года.

ИНСТИТУТ SETI (ПОИСК ВНЕЗЕМНОГО РАЗУМА)

УЧАСТНИКАМ ПРОЕКТА SETI@Home

(и всем радиолюбителям, ищущим контактов с внеземным разумом)

В связи с приведенной выше «Декларацией» очень важно, чтобы участники проекта SETI@Home не слишком бурно радовались, обнаружив сигналы на своем экране, и не бросались делать собственные заявления и вызывать прессу. Это может очень сильно повредить проекту. Так что будем держать головы холодными, а компьютеры — горячими, и пусть они перемалывают данные. Каждый из нас может надеяться, что он и будет тем, кто поможет получить сигнал какой-нибудь внеземной цивилизации, пытающейся «позвонить нам».

Что произойдёт, если мой компьютер обнаружит инопланетян?

Прежде чем добраться с «что произойдёт», следует разобраться с «что, если». При этом важно не забывать, что есть ОЧЕНЬ много источников радиосигналов. Многие из них рождаются на Земле благодаря телестанциям, радарам и другим высокочастотным передатчикам. Спутники и многие астрономические объекты также являются источниками сигналов. Радиотелескопу всё равно, что это за сигналы. Как вашему уху без разницы, что оно слышит. Ваша программа будет просеивать эти сигналы в поисках такого, который «громче» фона, а также усиливается и затухает в течение 12 секунд — времени, в течение которого участок неба проходит над телескопом.

Все подходящие сигналы отправятся к команде Berkeley SETI@Home для дальнейшего анализа. Команда SETI@Home ведёт большую базу данных известных источников эфирных помех (ИЭП). Эта база данных постоянно обновляется. На этом этапе 99,9999 % всех сигналов отбрасываются как ИЭП. Оставшиеся неопознанные сигналы сравниваются с другими наблюдениями того же участка неба. Это может занять до 6 месяцев, так как команда SETI@Home не управляет телескопом. Если сигнал подтвердится, команда SETI@Home затребует выделенного времени телескопа и по новой просмотрит наиболее интересных кандидатов.

Если сигнал будет наблюдаться два или более раз, и он не будет при этом тестовым или ИЭП сигналом, команда SETI@Home попросит другую группу проверить его. Эта группа будет использовать другой телескоп, другие приёмники, компьютеры и т. д. Тем самым, мы надеемся, будут отсеяны сбои в аппаратном или программном обеспечении (и слишком умные студенты, пытающиеся разыграть SETI@Home…). Вместе со второй группой команда SETI@Home проведёт интерферометрические измерения (для этого требуются два наблюдения приборами, разнесёнными на большое расстояние). Этим можно будет подтвердить, что источник сигнала находится на расстоянии межзвездного масштаба.

Если и это подтвердится, SETI@Home сделает заявление в виде телеграммы IAU (Международного астрономического союза, International Astronomical Union). Это — стандартный способ оповещения астрономического сообщества о важных открытиях. Телеграмма будет содержать всю важную информацию (частоты, ширину полосы, координаты в небе и т. д.), необходимую другим группам астрономов для того, чтобы подтвердить наблюдение. Тот (те), чья программа обнаружила сигнал, будут названы среди сооткрывателей вместе с другими участниками команды SETI@Home. На этом этапе мы всё ещё не будем точно знать, послан ли сигнал разумной цивилизацией или происходит от какого-то нового астрономического явления.

Вся информация об открытии будет сделана общедоступной, вероятно, по Интернету. Ни одной стране или отдельному человеку не будет позволено заглушать частоту, на которой был обнаружен сигнал. С точки зрения любого конкретного наблюдателя объект будет восходить и заходить, следовательно, потребуется наблюдение с радиообсерваторий всего мира. Тем самым это будет, по необходимости, многонациональное предприятие. Вся эта информация также станет всеобщим достоянием.

Что произойдет, если зарегистрирован искусственный сигнал внеземного происхождения?

Процедура была согласована исследователями проекта SETI во всем мире. Для начала другие исследователи SETI проверят сигнал независимо друг от друга.

Если он действительно существует и не объясняется земным происхождением (спутники, отражения и т. д.), тогда издательства и правительства будут об этом оповещены.

Получу ли я поощрение, если сигнал будет зарегистрирован на моем компьютере?

Да. Наша программа сохраняет запись, где был сделан каждый фрагмент работы. Если ваш компьютер участвовал в обнаружении, тогда, по вашему желанию, вы будете занесены в список Первооткрывателей.

Не воруйте в Интернете

Сегодня 42-я улица в Нью-Йорке — это парадная вывеска Америки с роскошными зелено-стеклянными небоскребами. Но летом 1980-го тут, между Шестой и Десятой авеню, были старые доходные дома с борделями, грязными забегаловками и лавчонками, шныряли сутенеры и наркоторговцы, которые каждому прохожему шептали в лицо: «Smoke… Girls… Smoke…»

Как-то днем, часа в четыре, выйдя из Публичной библиотеки, я перешел по Пятой авеню на солнечную сторону 42-й стрит и в потоке прохожих пошел к станции сабвея на Восьмой авеню. И тут ко мне подошел высокий черный парень лет двадцати пяти, пристроился к моему плечу и сказал:

— Give me three dollars, man! («Дай мне три доллара, мужик!»)

Я молчал. Поскольку в то время жил на доллар в день, в кармане у меня было всего семь долларов, и я не собирался расставаться с половиной своего состояния.

— Give me three dollars, man! — снова сказал парень и толкнул меня плечом с тротуара под колеса машин, летящих по сорок второй.

Но я устоял, сказал:

— I don’t speak English. («Я не говорю по-английски».)

— You speak! — уверенно ответил он и снова толкнул меня плечом. — У меня в кармане бритва. Дай мне три доллара, или я попишу тебе лицо!

Я не ответил, ведь я делал вид, что не понимаю по-английски. А он сказал:

— Слушай, мэн, я не шучу. У меня бритва в кармане! Дай мне три доллара! Сейчас же! Неужели ты хочешь, чтобы я пописал тебе лицо? За три бакса?! Давай три доллара, мэн!

Пройдя с ним весь квартал от Пятой до Шестой авеню, я по его тону понял, что он уже теряет терпение и сейчас, на Шестой, он или столкнет меня под машину, или достанет бритву. И дикое бешенство ударило мне в голову с такой силой, что я вдруг заступил ему дорогу и снизу вверх сказал прямо в глаза:

— What do you want? Fight?! Let’s fight! («Что ты хочешь? Драться?! Давай!»)

И, наверное, столько решимости умереть за свои последние доллары было в моих глазах, что он вдруг побежал от меня через Шестую авеню. И вот хотите верьте, хотите нет, я побежал за ним, собираясь догнать его и врезать кулаком по спине! Но его ноги были длиннее моих, и он припустил так, что через несколько секунд растворился в густом потоке прохожих…

Зачем я вспомнил эту историю? Да потому что тогда, тридцать с лишним лет назад, я мог посмотреть грабителю в глаза и предложить честную драку. А как мне сегодня посмотреть в глаза грабителям, которые ежечасно отнимают у меня по три доллара без всякой бритвы — просто скачивая в Интернете бесплатно мои книги и фильмы?

За последние тридцать лет я написал тридцать романов — на каждый ушел год труда. Но вот уже десять лет, как сразу же после выхода очередного романа он появляется на пиратских сайтах, и тысячи людей совершенно даром скачивают его в свои планшеты и смартфоны. Из-за этих тысяч дармовых скачиваний тиражи моих книг упали катастрофически, и издатель уже перестал платить мне гонорары.

В России количество планшетов и смартфонов в руках представителей так называемого креативного класса с каждым годом растет в геометрической прогрессии; недавно один из участников программы «Политика» на Первом канале с гордостью сказал, что за последние десять лет количество российских пользователей Интернета выросло в пятнадцать раз. Но спросите любого книгоиздателя — точно так же упали тиражи бумажных книг и гонорары их авторов. Потому что каждый, кто обзаводится «читалкой», планшетом и смартфоном, вмиг забывает дорогу в книжный.

В любом автомагазине можно купить плоскую металлическую штуковину, с помощью которой нетрудно отжать замок на дверце «Лексуса», «Мерседеса» и «Бентли». Но вы же, господа продвинутые пользователи Интернета, не угоняете автомобили. Так какого черта вы угоняете мою книгу? Как бы вы себя чувствовали, если бы буквально через минуту после того, как вы отходите со своей зарплатой от кассы, вас регулярно грабили? Так на хрена мне продолжать писать свои книги?

Когда один каторжанин уговаривал молодую вдову алкаша-офицера выйти за него замуж, он не обещал ей всемирную славу, он говорил: «Вот увидишь, я буду получать пятьсот золотых рублей за печатный лист, как Толстой, или хотя бы четыреста золотых рублей, как Тургенев!» И когда она, Маша Исаева, соблазнилась такой перспективой, он написал «Записки из Мертвого дома», «Преступление и наказание», «Идиот» и все свои остальные великие произведения. А если бы издатели позапрошлого века не платили такие гонорары, то не было бы ни «Муму», ни «Братьев Карамазовых».

Сегодня 99 процентов интеллектуального контента в Интернете — пиратство. Доступность и безнаказанность воровства породили такую массовую антикультуру и наплевательство на вторую заповедь «Не укради», что возник обратный эффект: скачивая даром интеллектуальную собственность, интернет-пираты грабят не только ее производителей, но и самих себя. Приведу пример.

Пять лет назад я сделал фильм «На краю стою» с Артуром Смольяниновым и Светланой Устиновой в главных ролях. Не буду хвалиться фестивальными призами, скажу лишь, что в первые полтора года этот фильм трижды, с рекордным рейтингом «10», показали по Первому каналу и продолжают показывать по другим. Но количество дармовых скачиваний этой картины лишило меня возможности вернуть инвесторам средства, которые они вложили в его создание. Сегодня у меня накопилось с десяток сценариев не хуже, а то и лучше, но если я не могу вернуть инвесторам деньги за этот фильм, разве они дадут мне на следующий? Нет, и не только мне не дадут, но и вообще никому — ни Соловьеву, ни Хуциеву, ни Хамраеву…

По моим сценариям снято 14 фильмов и телесериалов. Еще один я сделал как автор, продюсер и режиссер, и он — лучший. То есть я себе уже все доказал. А украв у меня три бакса, пираты лишили меня за прошедшие четыре года возможности сделать как минимум четыре фильма. Больше того. Воруя в Интернете интеллектуальную собственность, продвинутая интернет-публика показывает юным талантам, что в искусстве им нечего ловить, и отправляет нынешнего юного Достоевского из литературы в Силиконовую долину, а новых Соловьевых и Лиозновых из кино — в банковский бизнес.

В 1964 году я, в то время студент ВГИКа и корреспондент одной центральной газеты, прилетел в командировку во Фрунзе, нынешний Бишкек. Поздним вечером мы вдвоем с однокурсником Кадыром Омуркуловым, будущим автором фильма «Небо нашего детства», шли по центральной городской аллее, как вдруг нас обоих так огрели сзади чем-то тяжелым по головам, что мы рухнули без сознания. Пока мы лежали в отключке, с нас сняли часы, но когда стали шарить по карманам, мы начали приходить в себя и шевелиться. Тут нас снова грохнули по головам. Слава богу, в этот момент мимо проезжала милицейская машина, грабители убежали, не добив нас, а милиционеры погрузили меня с Кадыром в свою машину, привезли в отделение милиции и… составили протокол, что это мы сами избили друг друга до сотрясения мозга. Тем бы дело и кончилось, если бы при мне не оказалось журналистского удостоверения.

Кто принимал участие в этом грабеже и почти состоявшемся убийстве? Только грабители — или еще и милиционеры, которые не хотели заниматься поиском грабителей и тем самым поощрили их на следующий грабеж или даже убийство? Но только ли грабители и милиционеры — или еще и тот, кто купил украденные у меня часы?

Буквально на следующий день после того, как я первый раз показал свой фильм на «Мосфильме», пиратские DVD уже были на «Горбушке». Я пришел с ними в милицию. И что? И — ничего, ровно такой же результат, как в 1964-м во Фрунзе.

Сегодня в России ситуация с воровством интеллектуального контента, и в частности кинопродукции, такая, что пришлось вмешаться президенту. Но вряд ли даже он сможет что-то сделать, если сами россияне не перестанут воровать и тем самым убивать российское кино. А убив свое кино, лишатся не только своих режиссеров и авторов, но и новых Гармашей, Смольяниновых, Безруковых и Мироновых — у них не будет возможности сниматься.

Конечно, кто-то скажет: да ладно, это он тут проповедует ради своих шкурных интересов! Да, ради своих. Но и ради ваших — тоже. Ведь я предлагаю каждому гражданину России почувствовать себя не халявщиком, который даром пользуется трудом творческих людей, а приличным человеком, который, купив планшет или смартфон за пятьсот баксов, не теряет за три бакса совесть.

Десять лет назад я шел с женой по Москве и увидел парня, который на ходу читал мою книжку. Жена сказала: «Останови его, дай ему автограф!» «Да пусть читает, зачем перебивать?» — сказал я и пошел дальше.

Но имейте в виду: если теперь я увижу, как кто-то читает мою книгу в планшете или в смартфоне, я обязательно побегу за ним с криком: «Держи вора!», как побежал я за тем парнем по 42-й стрит. Только представьте себе эту картину: интеллигентного вида человек идет по улице, а за ним с криками «Караул! Грабят!» бежит пожилой писатель…

Эдуард Тополь

«Московский Комсомолец», 15 июня 2013 г.

Примечания

1

Монета достоинством 25 центов.

(обратно)

2

«Мать — Кэтти Виндсор, 2,7 фунта».

(обратно)

3

Выйдешь за меня? (англ.)

(обратно)

4

Спасибо! Тысячу раз спасибо! (англ.)

(обратно)

5

Диванчик для двоих.

(обратно)

6

11 сентября 2001 года.

(обратно)

7

Р. Бернс в переводе С. Маршака.

(обратно)

8

Боже, благослови Америку!

(обратно)

9

У. Шекспир. Сонет 116. Перевод С.Я. Маршака.

(обратно)

10

Войди!.. Я хочу тебя… (англ.)

(обратно)

11

Мантэк Чиа, Майкл Винн. Совершенствование мужской сексуальной энергии (Тайские секреты любви).

(обратно)

12

Мой сладкий (англ.).

(обратно)

13

Цокольный этаж.

(обратно)

Оглавление

Об Эдуарде Тополе и его книгах

Эдуард Тополь советует: BEELINE ME!

Если у вас есть дети…

АСТРО. Любовник Кассиопеи

  Пролог

  Часть первая

    1

    2

    3

    4

    5

  Часть вторая

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

    9

  Часть третья

    1

  Часть четвертая

    1

    2

    2

    3

    4

  Часть пятая

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

  Эпилог По материалам электронной прессы

Приложение

Не воруйте в Интернете Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg