«Память пламени»

Ник Перумов Память пламени

От автора

Эту книгу я начал писать много лет назад и с тех пор множество раз переписывал. Судьба Новых Богов, Хедина и Ракота, добившихся победы над былыми владыками Вселенной, Молодыми Богами – Ямертом и его роднёй, прослеживалась и в книгах цикла «Хранитель мечей», однако конфликт остался неразрешённым.

В «Гибели Богов – 2» очень много сюжетных линий и персонажей. Я не раз обещал своим читателям, что постараюсь показать завершение многих историй, начатых в более ранних книгах. Однако, когда имеешь дело с историей такой сложности и такого масштаба, нельзя ожидать, что в рамках «первого тома» будет сказано «всё и о всех». Состав действующих лиц будет меняться от книги к книге, в соответствии с развитием сюжета. А кто же есть, спросите вы тогда?

Есть наша старая знакомая Клара Хюммель и её муж, дракон Сфайрат. Есть крылатая воительница Гелерра, есть её соратники – гномы Арбаз и Креггер, тёмный эльф Ульвейн и другие, упомянутые среди подмастерьев великого Хедина.

Есть, конечно же, сам Познавший Тьму, есть Сигрлинн, вырвавшаяся из плена в конце «Войны мага», есть неистовый Ракот. Есть и новые лица, такие как молодой клирик Матфей Исидорти, помощник отца-библиотекаря в монастыре Сил Святых.

Меня часто спрашивали, не опишу ли я события от лица Молодых Богов, Новых Магов или, к примеру, кого-то из апостолов Спасителя. Отвечу так: всё возможно, но не в этом томе.

А теперь – в путь.

Зачин

Ветер гонит сплошное, без разрывов стадо серых медлительных туч. Им нет ни конца, ни края, от окоёма и до окоёма нет ничего, кроме лишь серо-стальной пелены. Лишь кое-где над серым морем вздымаются иссиня-чёрные пики. Они наги, ни снега, ни льда, словно неведомая сила препятствует исполнению всевечных природных законов.

В серой мгле, что царит над слоем непроглядных туч, едва различимо дневное светило. Его лучи бессильно тонут в заткавшей всё пространство пелене, и неведомо даже, есть ли что-то там, внизу, под облаками.

Но вот что-то дрогнуло, заколебалось, взволновалось в сплошных волнах бесцветного моря; мгла заклубилась, взвихряясь, расступаясь перед неким существом, поднимающимся по склону чёрного пика. Блеснуло тусклое золото – единственный живой цвет в серо-агатовом царстве.

Исполинский золотой дракон медленными извивами взбирается по голому камню. Сейчас он напоминает скорее громадного змея, чем сказочное крылатое существо, и непонятно даже, есть ли у него вообще крылья. Из широких ноздрей вырываются струйки пара, поблескивает мокрая чешуя.

Он достигает вершины, обвивает чёрный пик золотыми кольцами и замирает, вскинув устрашающего вида голову. Пасть распахнута, но не раздаётся ни звука. Зов – если он и звучит – недоступен слуху смертных или бессмертных.

Ответ не заставляет себя ждать. Под ударами могучих крыльев расступается, разлетается в стороны серая мгла, в просторах неба возникает силуэт громадного орла, каких нет и никогда не может существовать в природе, никакие мышцы не поднимут в воздух такого исполина.

Орёл снежно-бел. Каждый взмах его крыльев, неторопливый с виду, покрывает поприща. Он спешит на зов золотого дракона, обвившего вершину мёртвой горы.

Чёрное, золотое, серое и белое.

Две сущности, два Столпа замирают друг против друга. Орёл не садится, он зависает в воздухе, крылья вздымаются и опускаются, коричневые глаза не отпускают взгляд золотого дракона.

Меж ними идёт разговор без слов и звуков. И если бы мы, смертные, смогли робко выглянуть из-за кулис, тщась ухватить хотя бы отрывки беседы великих, то, наверное, мы уловили бы вот что:

– Вспыхивают и гаснут солнца. Рождаются и умирают звёзды, чтобы, сбросив в огне прежнее обличье, дать начало новому. Вихри межмирового пламени несут смерть морям и равнинам, лесам и лугам в равной степени. Мёртвые пространства остаются таковыми бессчётные годы, пока великие мельницы сущего не смелют плоть отжившего мира, раздробив на мельчайшие атомы, что дадут начало новым мирам и звёздам. Нет в этом места ни жалости, ни состраданию, лишь голая, ничем не прикрытая необходимость.

– Но равновесие нарушено. Замедляются и застывают великие жернова, останавливаются зубчатые колёса и передачи. Незримые машины небес и подземелий, равно скрытые от смертных и бессмертных, перестают работать.

– Слишком глубоко проник в Упорядоченное Неназываемый. Он остановлен, но не отброшен. И волны расходятся всё дальше и дальше.

– Слишком многие также охотятся за человеческими душами, залогом возрождения и обновления. Спаситель встаёт на пути идущих к великому Орлу, и что случится, когда Он…

На спине золотого дракона разъярённо вздымается чешуйчатый гребень. Орёл гневно щёлкает клювом.

– Но что может помочь? Что оживит потоки магии, что придёт на подмогу тем, кто стоит насмерть, защищая существующее?

Отвечают оба, вместе, не глядя друг на друга:

– Кровь.

* * *

Шаги отдаются гулким эхом, раскатываются под красно-кирпичными сводами, звуки разбегаются, словно в панике от его приближения. Хозяин замка идёт по сумрачным галереям, где в нишах вместо статуй застыли чучела диковинных многоногих созданий. Сохранённые изощрённой магией, тела кажутся живыми, только погружёнными в глубокий сон. Устрашающего вида когти, клыки и жвала словно готовы вот-вот прийти в движение, пробудиться к жизни. Если долго всматриваться в раскрытые глаза чудовищ, рано или поздно начнёт казаться, что зрачки то расширяются, то вновь сжимаются. Пристальный взор заметит едва ощутимую дрожь кожистых век, мельчайшие подвижки чешуйчатой брони. Твари на самом деле кажутся погружёнными в странное оцепенение – но кто, зачем и почему сделал это?

Шаги удаляются. Стихает их отзвук, и воцаряется зловещая тишина, лишь изредка нарушаемая какими-то странными звуками – едва слышным взбулькиванием, клокотанием, пощёлкиванием, скрипом, – словно чудовища ворочаются во сне, пытаясь разорвать невидимые цепи магии, что держат их крепче любых решёток и привязей.

Хозяин замка выходит во двор, пересекает его, ступая по пыльным каменным плитам. Двор пуст, нигде ни одной живой души. Впрочем, мёртвых душ тут не видно тоже, чучела остались внутри. Ворота, не сделанные, не выкованные, являют собой две громадные каменные плиты, поставленные стоймя, – и сейчас они настежь распахнуты. Поднята опускная решётка. Ржавчина покрыла цепи, барабаны и лебёдки подъёмного моста. Ров вокруг стен обмелел, оплыл, зарос мясистой осокой, тростником, кувшинками. Изредка рассекают воду, подняв над поверхностью треугольные головы, мирные водяные ужи, охотящиеся за лягушками.

Замок плывёт над мирами. Простирается вниз бездна, где-то там, «внизу», – реальность и межреальность, пространство и время, хрустальные сферы светил и потоки магических энергий, где-то там вьётся, извивается Великая Река Времени, где ведут вечную свою игру Драконы. Замок – над ними. Когда-то он был крепостью древних чародеев, ушедших Поколений Истинных Магов, и неведомо сколько веков простоял пустым. В нём оставались лишь чудища, безмолвные стражи пустой могилы.

Его новый хозяин задумчиво стоит у самого края провала. Островок, на котором воздвигнута крепость, песчинка в огромном просторе аэра, плывёт над переливающимися облаками, ежесекундно меняющими форму.

Над головой – крошечный кусочек неба. Настоящего неба, голубого, с двумя солнцами. Огненно-красным и ослепительно-золотым. Тучки пробегают от края до края небосклона, отталкиваются от ясно видимого окоёма, отлетают обратно в середину. Небо раскрыто, словно зонтик. Оно только над замком, над его шпилями и черепичной крышей.

Хозяин замка стоит над бездной. Руки упёрты в широкий пояс драконьей кожи. Тянутся секунды, расплавленное время течёт горячей лавой; где-то гибнут миры, где-то рождаются новые звёзды; Хозяин стоит. Он знает, что в угрюмых заводях Великой Реки, куда не решаются заплывать даже неугомонные Драконы Времени, его мгновения обернутся днями или даже неделями; и он знает, что мешкать больше нельзя.

«Пора», – шепчет ветер над острыми шпилями. «Пора», – поднимаются из бездны к нему бессчётные голоса, голоса тех, кому суждено жить и умереть, чья жизнь – лишь краткая вспышка неяркого огня в густом мраке Вечности. «Пора», – слышит он бесплотные слова тех, с кем когда-то дружил и враждовал, с кем, бывало, сиживал за пиршественными столами и сходился грудь на грудь в сражениях – пока не стал тем, кто есть сейчас.

Пора, пора, пора. Грудь сжимает яростный восторг, восторг долгожданного боя. Время пришло. Всё сейчас благоприятствует успеху.

Он медлит ещё одно краткое, неразличимое мгновение, впитывая в себя остающийся позади замок, и его сумрачных обитателей, и облака над головой – всё, что он оставляет за спиной, – и одним духом, словно ныряльщик с утёса, бросается в бездну.

Мир, Астрал, Межреальность. Упорядоченное послушно расступается перед ним. И тело исчезает, чтобы миг спустя появиться в невообразимых провалах Сущего, там, где вновь вскипает кровавая пена боя, чтобы опять, в который уже раз, под чужою личиной, сойтись грудь на грудь. Задержать хоть на миг наступление того момента, который, хозяин знал, непременно наступит. Но пока мы живы – мы будем надеяться, что победим смерть. Иначе мы не можем жить. Мы, смертные.

То же самое относится и к Богам. Если, конечно, это Настоящие Боги – в чём кое-кто может и усомниться.

Будет кровь.

Кровь…

Пролог Хедин, Бог Равновесия

Я редко сижу на месте. Упорядоченное не знает покоя, а вместе с ним не знаю покоя и я сам. Подобно тому, как в тысячелетнем изгнании я жадно отыскивал новое знание, странствуя от полюса до полюса и в Хьёрварде, и в иных мирах, добираясь до логова Лунного Зверя, – так и сейчас Межреальность раскрывает предо мной свои тропы; но, увы, всё реже и реже я, Бог, могу странствовать по одной лишь собственной свободной воле.

И верно. Ведь мы с Ракотом всего лишь «пленники на невесть сколько тысячелетий, пока не появится некто, ещё более сильный или дерзкий, и не свергнет нас».

У меня вырвались эти слова, когда уже отгремела битва в Обетованном, пали Молодые Боги, и Дух Познания, явившийся нам подле источника Урд, великий Орлангур, провозгласил: «Вступайте во владение, о Новые Боги!»

Новые Боги. Новые. Боги. Слова эти накрепко засели у меня в голове на целые бездны времени. Боги. А Боги должны…

Кому должны? – спросил бы иной киник. И получил бы выспренний ответ, мол, должны самому Упорядоченному, раз уж «оно выбрало нас», должны всему множеству смертных, разумных и нет, расселившихся по множеству миров.

Потребовалась кровавая битва за Брандей, летающий остров, с корнями вырванный из плоти Хьёрварда и перенесённый его хозяевами, слугами Хаоса, в Межреальность, потребовалось потерять и вновь обрести Сигрлинн, мою Сигрлинн, чтобы понять одну простую вещь.

Бог должен лишь самому себе.

Парадокс?

Ничуть не бывало.

Большой соблазн умалить самоё себя, сказав: мол, мы лишь слуги Упорядоченного, воплощающие его волю, что-то вроде верховных жрецов. Всегда хочется переложить груз на чужие плечи, прикрыться ещё чьим-то именем, спрятаться за бронёй непреложных законов, клятв, присяг и долгов.

Но Бог потому и Бог, что присягает не он, а присягают ему. И нам, паре бывших Истинных Магов, инструменту, созданному Упорядоченным – или Творцом, – предстояло самим сделаться теми, кому присягнут. Боги не могут существовать одни. Закон Равновесия, что проявлял себя всё сильнее с каждой эпохой, ничего не запрещал и ничего не прощал. Сила Бога не может растрачиваться на так называемые мелочи.

Научи другого, а не сделай сам. Научи тех, кому вставать на пути разрушения, распада и Хаоса. Не говори о добре и зле, веди речь о сохранении сущего, а с добром и злом разумные разберутся сами.

Так появились мои подмастерья. Сами они называют себя моими учениками. Ученик же у меня только один – Хаген, последний из всех и формально давно Учеником быть переставший, но, пока бьётся его сердце, никого иного назвать Учеником я не в силах.

Однако задолго до того, как мы с Ракотом впервые сошлись лицом к лицу со Спасителем, до того, как вернулась Сигрлинн, пока ещё летел, рассекая простор Межреальности, мой тайный замок, погубленный Дальними [1] , – мне довелось-таки постранствовать, как в былые времена.

…Выдалось затишье. Редкое, почти небывалое дело в позднейшем. Мы с Ракотом отбили козлоногих слуг Неназываемого; огляделись вокруг и – о чудо! Ничто не горело, нигде не рушились миры, и даже Спаситель куда-то скрылся, во всяком случае, в ближайших к Обетованному областях его не было, не появлялся Он и возле ключевых миров, миров, особенно важных для вечного сотворения всё новых и новых объёмов пустоты, нагого пространства, с незапамятных времён скармливаемого нами Неназываемому.

Нам не сиделось в тайных крепостях. Ракот, как обычно, лихо присвистнул, закинул на плечо исполинский двуручный меч и в излюбленном облике синеглазого и черноволосого силача-варвара направился на очередную битву с очередным злобным колдуном; я же просто покинул замок, шагая куда ноги несут и куда глаза глядят.

Глаза глядели в дальние области, к самым рубежам Сущего и Хаоса; наверное, меня вела давняя вина, ведь когда-то, ещё до падения Ямерта и его родни, мне довелось почерпнуть сил у того поистине безбрежного океана, что омывает крошечный по сравнению с ним островок Упорядоченного.

…Здесь кончаются ровные и торные дороги Межреальности; разумеется, торные лишь для меня да ещё Ракота. Здесь нет устроенной тверди, здесь нет привычных нам миров со звёздами и светилами, с морями, горами и континентами. Здесь реальность кипит и плавится, здесь причудливо извивается сама Река Времени, и драконы, резвящиеся в её водах, становятся хищными, дикими и опасными. Сюда добирался когда-то, отыскивая союзников, Ракот, готовясь штурмовать само Обетованное, – в ту пору он звался ещё и Ракотом Восставшим, Повелителем Тьмы. Никого не нашёл и навсегда покинул эти негостеприимные места.

…Прошли эоны, и сюда вновь наведался уже я сам. Одна из привилегий Нового Бога, Бога Равновесия, – сквозь Межреальность ты пробираешься куда быстрее, нежели в ипостаси Истинного Мага.

Остались позади обитаемые области, «упорядоченное Упорядоченного». Ветры магии возле границ сущего особенно сильны, и я понимал, почему именно тут, близко к границам, Ракот выбрал место для своей тёмной цитадели, в Нижних мирах, мирах, наиболее близких к Хаосу.

…Здесь могли подниматься исполинские башни, недобро глядящие окрест тысячами узких бойниц. Мириады зорких глаз могли неусыпно озирать окрестности, готовые поднять тревогу. Здесь на тысячи лиг могли тянуться зубчатые стены, возвышающиеся настолько высоко, что задери голову – никакого взора не хватит углядеть верхний край и боевые парапеты. Щели бездонных рвовпропастей рассекали подступы ко главным воротам и надвратным башням, и там, на страшной глубине, полыхали неугасимые костры. Отражение Больших Костров Ракота, разводимых перед его троном… Я помню всё это, я побывал на развалинах твердыни моего названого брата – но сейчас представил это всё здесь с особенной чёткостью и яркостью. Я ведь тоже мог отправиться по той же дорожке. Познавший Тьму разве может не последовать за её же Повелителем?

Я не последовал. Тогда я спас себя, как оказалось – и Ракота, хоть и далеко не сразу.

Но что случилось бы, выступи мы тогда вместе? Повелитель Тьмы и Познавший Её же?

И именно в тот миг, паря над кипящей огнями бездной, над колоссальным провалом в ткани Бытия, я впервые задумался, а что могло случиться, если б мы тогда объединились и победили. Тогда, без «воли Упорядоченного», без Великого Орлангура, так или иначе, но оказавшегося на нашей стороне? Что если бы мы взяли верх? И армии двух крепостей, двух твердынь, с двух сторон обрушившись на Обетованное, ворвались бы в цитадель Ямерта?

…Долгие столетия моего изгнания я не допускал никаких подобных мыслей. Приказал себе не думать и запретил думать. Я добывал знания, набирался горького опыта, зарабатывая шрамы с ожогами – как видимые, так и нет, я составлял план своей собственной войны, а чтобы было легче – заставил самого себя накрепко поверить, что, даже выступи я в союзе с Ракотом, нас ждало бы неминуемое поражение, и тогда, развоплощённых, со Дна Миров нас не выручил бы уже никто.

Нет, оспорил я себя – янынешний, паря над великой бездной.

Сигрлинн. Уничтожив мою Ночную Империю, она уверила весь Совет Поколения, не исключая и самого́ проницательного Мерлина. А через них – и Ямерта с компанией. Смирилась бы она с нашей карой? Сочла бы её справедливой? Или тоже затаилась бы, составляя хитроумные планы, пока б не выступила в свою очередь? И тогда бы она , не мы, услыхала слова восьмизрачкового дракона: «Вступай во владение, о Новая Богиня !» Хотя нет, мы бы, скорее всего, тоже удостоились титула, подобно тому, как стал Новым Богом освобождённый мною Ракот.

Но насколько б всё тогда обернулось по-иному! И Сигрлинн не оказалась бы в плену у брандейцев, и ей не пришлось бы вести долгую и отчаянную двойную игру, будучи частью Западной Тьмы Эвиала! И, наверно, не был бы призван Неназываемый…

Я поймал себя на том, что ни на миг не усомнился ни в самой Сигрлинн, в том, что она и впрямь пришла бы к нам на помощь, ни в том, что ей удалось бы одержать верх в противоборстве с Молодыми Богами. Вместо коричневокрылого сокола над Упорядоченным пронёсся бы феникс, сотканный из чистого пламени. Стало бы от этого лучше? Или хуже? Или всё осталось бы так же?

Но Сигрлинн тогда, в те времена, ещё не было с нами. Здесь смешиваются мои воспоминания с нынешними мыслями. Нынешними – когда уже отгремела битва за Эвиал, слились два мира и Ракот заполучил Ученика, впервые за невесть какую бездну времени. Нынешними – когда вернулась Сигрлинн.

Тогда ничего из помянутого выше ещё не случилось, и саму Сигрлинн я считал потерянной навсегда. И, наверное, оттого затопившие меня горечь пополам с болью я помню посейчас и едва ли когда-то забуду.

И вот былая твердыня Ракота позади, а подо мною раскинулась граница. Я приблизился к самому краю Сущего. Кипящее пространство внизу очень походило на опоясавшие логово Неназываемого огненные вервия, колоссальные, необозримые океаны новосотворённой пустоты, что ежесекундно гибли в ненасытной утробе вечного чудовища.

И, наверное, именно тогда я впервые подумал – а что если в один прекрасный день Источники магии иссякнут? Что если и Урд, и источник Мимира, и даже неистовый Кипящий Котёл пересохнут, покажут дно? Нет, невозможно, немыслимо, тотчас оборвал я себя; магия, её потоки и ветры даруют жизнь всему в Упорядоченном, они не могут ни утихнуть, ни исчезнуть. Они вечны и постоянны. То, что остановит их, прекратит и существование всего живого в обитаемой Ойкумене.

…Я отогнал недобрые помыслы. Забота Бога – беспокоиться обо всём, даже о невообразимом. Буйство стихии, ярость материи, не знавшей властных рук Древних Богов, завораживали; быть может, именно тогда я стал чуть лучше понимать поклонявшихся Хаосу: не всех их манили лишь обещаемые им сила, власть, могущество или богатство. Кто-то следовал и просто за необузданной красотой, хотя таких, конечно же, было ничтожное меньшинство.

Исполинский протуберанец, золотисто-оранжевый, весь из холодного пламени, выметнулся на тысячи лиг у меня под ногами, словно язык жадного и вечно голодного чудовища облизывал всё вокруг в поисках добычи. Насколько мог окинуть глаз – и простой, и божественный, – простирались океаны неоформленной, невоплощённой материи. Магия водопадом обрушивалась на складки Сущего, заставляя грубую тварную плоть Упорядоченного светиться и пылать, не рождая жара, многоцветным ледяным огнём.

Заворожённый, я стоял – хотя правильнее будет сказать «висел», – не в силах оторвать взгляд от первозданного буйства стихии. Казалось, лишь мгновения протекли с того момента, как Творец развёл незримые ладони, и во всём Упорядоченном до сих пор бушует изначальный огненный шторм, где в безумии пламени гибнут остатки Хаоса, и рождается новое, новая ткань бытия, что впоследствии сделается мирами и Межреальностью.

Упорядоченное не застыло, оно не неизменно. Есть в нём до сих пор кипящие первозданной силой и нерастраченною мощью области, где первобытная магия бьётся в стены незримой клетки, готовая излиться в Хаос, отбросить его ещё дальше от обитаемых пределов.

Наверное, в тот самый момент я воочию представил себе, как скопленная Упорядоченным сила прорывается в безбрежный Хаос, сметает возведённые преграды, преображая первозданную ткань сущего, сотворяя на её месте… что?

Ведь именно так, замерев, думал я, растекались по Хаосу огненные волны первого мига творения. Им не было преград, и сами лорды Хаоса бежали – в ужасе, если только они способны испытывать ужас. Пылающая сила, огонь Творца, один-единственный ослепительный миг, когда Он создал Упорядоченное – и на эоны времени Хаос отступил. Отступил, проиграв битву, но в надежде выиграть войну, вернув утраченное обратно в своё бездонное лоно. Ни зачем, ни для чего, просто потому, что такова его природа. Таковы его повелители, которых никто и никогда не видел.

Так я стоял долго, заворожённый открывшимся. Упорядоченное всё ещё молодо, думал я. Оно способно изменяться, способно преображать не только себя, но и окрестный Хаос. Оно выстоит, выдержит – если только не окажется подточено гнилью изнутри.

А гниль испокон веку выжигали огнём. Первозданным.

«Повелитель Хедин».

Негромкий и спокойный голос, возникший в сознании, заставил срочно свивать в тугую глобулу вокруг себя вольные потоки магии. Никто не знал, что я здесь. Никто не мог подобраться ко мне незамеченным, а если смог – плохо моё дело.

Вокруг – никого, одно лишь буйство исходной стихии.

«Повелитель Хедин позволит приблизиться?»

Звучал язык моего Поколения, язык Истинных Магов, на котором говорили наши учителя и наставники.

«Кто вы?»

Я искал. Спирали силы стремительно разворачивались, пронзая видимое и невидимое, проникая в потайные складки Межреальности; Истинный Маг Хедин, наверное, никого бы не обнаружил, но Бог Равновесия Хедин – увидел.

Семь призрачных фигур, отдалённо напоминавших человеческие. Они существовали и здесь, и там, и в вещественном мире, и в пространстве духов; мне ещё никогда не попадалось ничего подобного.

«Мы просто живём здесь, – последовал ответ. – И очень, очень давно не видали в наших пределах никого, подобного тебе».

«Откуда вам известно моё имя?»

«Всё Упорядоченное знает тебя, о Новый Бог. Оно само назвало нам тебя».

«Кто вы?» – повторил я.

«Мы те, кто есть, – терпеливо ответили мне. – Немногие, кому ведомо о нашем существовании, зовут нас ангелами огня. У нас нет иных слов для самих себя. Мы обитаем здесь, в первозданном пламени. В месте, что хранит память о руках и разуме Творца. Мы помним первые мгновения мира. И, когда настанут его последние мгновения, мы примем его предсмертный вздох».

«Зачем? – резко спросил я. – Если исчезнет Упорядоченное, кому важны его “предсмертные вздохи”?»

«Тому, что придёт на смену», – последовал невозмутимый ответ.

«Что же может прийти на смену?»

«Мы не знаем. Но верим, что придёт, иначе всё существование лишено смысла, а Творец не мог не вкладывать смысл в наше бытие».

Про себя я подумал, что смысл в наше бытие мы вкладываем исключительно сами, но «вслух» ничего не «сказал».

«Мы здесь, чтобы поклониться тебе, повелитель Хедин».

«Поклониться? Зачем? Вопервых, вы впервые меня видите, а вовторых, поклонение чуждо и мне, и моему названому брату».

«Пламя несёт вести быстро. О случившемся мы узнаём почти сразу. Твои деяния поистине вызвали нашу признательность. Мы не кланяемся, унижая себя. Мы кланяемся, выказывая уважение».

«Я польщён».

«Есть многое в Упорядоченном, повелитель Хедин, что способно удивить даже тебя».

«Я никогда не претендовал на всезнание».

«Вот поэтому-то мы и решили представиться тебе».

«Благодарю. Но…»

«А теперь мы уйдём, повелитель Хедин».

«Постойте!»

«Мы встретимся, повелитель Хедин».

Одиночество. Мои собеседники растворились, ушли из реальности – словно их тут никогда и не было.

Кто они? Иные, не призраки и не духи, не существа из плоти и крови. Обитатели изначальной стихии, островка первичного Упорядоченного, быть может, самые древние его жители.

Я не успел расспросить их ни о чём – они ушли безмолвно, как и многие другие, почти всесильные в строго отмеренных им пределах. Создавшие свой «тихий» мирок – или пространство, но отгородившиеся от прочего, отказавшиеся от деяний в Упорядоченном, избравшие стезю «хранителей» не совсем понятно чего.

Что ж, они поклонились мне, принесли оммаж, но, само собой, до строго отмеренного предела. Если случится настоящая гроза и в бой отправятся все до единого мои подмастерья, на помощь этих созданий рассчитывать не придётся.

По крайней мере, честно.

Я никогда никого не уговариваю. Кто страшится боя или считает себя выше этого, кто уверен в собственной неуязвимости или неприступности собственной крепости, неважно, воздвигнутой своими усилиями или дарованной стихийными силами – пусть они пребудут в покое, непотревоженные. А вот их обиталище, признаюсь, занимало меня тогда куда больше.

Вместилище изначального огня. Того самого, что я пустил в ход, когда на Хединсее пришлось отражать натиск Дальних. Но тогда я вынужден был пробиваться к его областям, крушить и сминать пласты реальности страшным молотом – по подсказке Сигрлинн. Пламя Неуничтожимое, пылающее в самой глуби сущего; я едва достиг его в последний миг, а тут – поглядите-ка! – его целые моря и океаны. И не сказать, что оно «скрыто», вовсе нет: приходи любой, приходи и смотри, если дойдёшь. И бери, если сумеешь взять. Или удержать.

О пользе, как говорится, пеших прогулок после обеда, подумалось мне.

Я долго ещё не мог прийти в себя. Хотелось, конечно, заполучить это пламя с собой, носить при себе; и, наверное, Истинный Маг Хедин не преминул бы так и поступить, найди он более-менее надёжный способ сохранить это сокровище.

Истинный Маг, не бог Хедин.

Бог, не устающий задаваться вечным вопросом: «Что же такое настоящая божественность?»

Я ничего не взял из пламенной купели. Пусть всё пребудет так, как оно есть.

И пусть никогда не потребуется мне ломать и крушить плоть Упорядоченного, силой вырывая это пламя из его лона.

* * *

Миновало время. Кончилась и мирная передышка – в конце концов, она далеко не вечность, которая, как мы знаем, тоже имеет обыкновение проходить слишком быстро.

Я не забыл об удивительных созданиях. Рассказал о них Ракоту, брат подивился и, со свойственной ему горячностью, тут же отправился туда. Вернулся он непривычно задумчивый, не похожий сам на себя.

– Они говорят, брат, что у них есть дар для тебя.

– Дар? – удивился я. – Мне они сказали, что не желают никак втягиваться в наши войны.

– Они и не втянутся, если я верно их понял. Однако они просили – покорнейше просили, очень вежливые! – передать, что ты можешь при нужде почерпнуть силы в их пламени.

– Очень любезно с их стороны, – хмыкнул я. – А вот почерпнуть сил… Пока не требуется, брат.

– Лучше б и не потребовалось, – буркнул Ракот. – Слишком уж памятен тот день. Ведь если б не то пламя…

Брат щадил мои чувства. «Если б не Сигрлинн, указавшая нам дорогу к нему», – следовало б ему сказать.

– Я обдумаю. – Ничего не переделаешь, Хедин, Познавший Тьму, и боль, что всегда с тобой, не должна помешать исполнить главный долг.

И я обдумал. Пламя Неуничтожимое, первый дар Творца новорождённому Упорядоченному, что мне пришлось вырывать с мясом и кровью, лежало у ног, словно прося – возьми меня, используй!

Прошло ещё долгое время, пока я не додумался, пока не выстроилась система заклинаний, больших и малых, и пока великое Пламя, свирепое и неукротимое, замерцало мириадами мелких искорок-звёзд, складываясь в лёгкий, почти невесомый меч.

Я всегда любил оружие. Я с гордостью носил Чёрный меч, подарок Ракота, пока не вернул заветный клинок названому брату после нашего бегства со Дна Миров; до сих пор памятно, как мы с Хагеном добывали ему Голубой Меч у Бога Горы. Но своего меча так и не сотворил, может, потому, что главным для меня всё равно оставались заклятия, а мечи, копья, шпаги и прочее – не более чем красивое дополнение к настоящему оружию.

Но на сей раз всё вышло по-иному. Сотканный из множества крошечных звёздочек, в каждой из которых пылала частичка Пламени Неуничтожимого, он получился на славу. Я редко горжусь созданным, но на сей раз испытал нечто похожее. Раздробить и разъять, казалось бы, неразнимаемое и вновь соединить, уже по-другому. Извечный принцип, однако, далеко не всегда справедлив для высшей магии. Разъятое, подобное живому телу, умирает. Некромант может заставить части трупа и даже целый труп обрести отвратительное подобие жизни, но не воссоздаст её исходность.

Звёздный меч лежал передо мной, неярко перемигиваясь бесчисленными огоньками. Я вытирал честный трудовой пот, чувствуя себя каким-нибудь гномом из Подгорного племени, только что отошедшим от горна и наковальни.

И, сотворив его, я не мог не отправиться обратно, на самый край Упорядоченного, к огненной купели и её неведомым хозяевам, не пожалев ни времени, ни безжалостно брошенных дел.

Они появились. Незримые, но присутствие их я ощутил тотчас.

«Носи наш дар, повелитель Хедин. Он привычного тебе вида – клинок, или меч, как вы его называете. Пусть это станет знаком нашего почитания Новых Богов и символом нашей верности. Мы не покидаем нашу Купель, мы не сражаемся ни на чьей стороне, но наш дар, хочется верить, поможет тебе».

«Благодарю».

Я не стал спорить. Если хотят считать созданный мною звёздный клинок своим «даром» – пусть считают. Лишь бы не стали подручными у Дальних.

«Мы знаем – Новый Бог недоверчив. Будучи вынужден сражаться во многих битвах, он богат врагами. Подвергни наш дар испытанию, какому возжелаешь. Но помни о нём»

Не могу сказать, чтобы это мне особенно понравилось. Таинственные обитатели пламенной купели не имели никакого отношения к моему клинку. Каким ещё «испытаниям» я должен его подвергать?

Но спрашивать, разумеется, несовместимо с достоинством Бога.

Больше я не приходил к огненной бездне, к исполинской пламенной чаше. Пусть её обитатели пребудут в покое; а мы, Боги Равновесия, постараемся, чтобы она таковой и осталась.

О той встрече остался напоминать лишь звёздный клинок на стене моего оружейного покоя.

…Ракот, осмотрев меч, одобрительно хмыкнул.

– Хорош, спору нет. Но мне как-то уж мой старый роднее. – Он подбросил и ловко поймал Чёрный меч за эфес, словно тот ровным счётом ничего не весил.

Я промолчал. Смотрел на своё создание и невольно думал об испытаниях, упомянутых хозяевами пламенной купели.

Что-то подсказывало мне, что проверить новое оружие в деле мне доведётся уже совсем скоро.

Так бывает всегда. Предчувствие, предвидение, прозрение. Дрожания незримых струек, тончайших нитей пронзающей всё Упорядоченное животворной силы – и мы, Новые Боги, обязаны почувствовать боль, или страх, или гнев, или тревогу. Упорядоченное выбрало нас, выбрало нас – что это значит? Выбрало, просто потому, что иначе Оно могло закончить своё существование в утробе Неназываемого? У созданного Творцом обитаемого космоса не осталось иного выхода?

На что способен этот клинок, сотканный из частиц Пламени Неуничтожимого? И какую цену потребует заплатить за это безжалостный Закон Равновесия? Я не «не верю в случайности», я знаю, что никаких случайностей не бывает. А уж стоит ли за каждой из них чья-то воля или слепые законы – другой вопрос.

Глава I Хедин, Сигрлинн, Ракот

Подброшенный сильной рукой булыжник взлетел вверх, под самый потолок, к пересекавшим его тёмным балкам, покрытым причудливой резьбой, острыми арками, маленькими шпилями и головами высунувших языки горгулий.

Дзинь!

Чёрный клинок пронёсся сквозь подброшенный камень, рассёк его надвое с такой быстротой, что две половинки так и летели вместе, словно и не случилось стремительного удара.

– Не злись, брат.

Ракот резко повернулся, проделав мечом сложную восьмёрку.

– Как же тут не злиться? – Клинок мелькнул ещё раз и ещё, обратив падающий вниз разрубленный булыжник в пригоршню каменной пыли.

– Мы победили, – напомнил Хедин, Познавший Тьму. Напомнил в бессчётный раз.

Сквозь стрельчатые окна пробивался свет, свет не какой-то отдельной звезды, но самого Упорядоченного. Цитадель Хедина, так же как и погибший от рук Дальних замок, возвели на огромной скале, плавающей в бескрайнем океане Межреальности. Новый Бог всем прочим жилищам предпочитал именно такие – если не считать его скромного дома в Обетованном, неподалёку от источника Урд, но там Познавший Тьму останавливался, лишь когда требовалось какое-то вмешательство в дела подмастерьев.

Многоцветный витраж изображал сошедшихся в смертельной битве дракона и единорога. Казалось бы, могучее крылатое создание, изрыгающее потоки истребительного пламени, легко возьмёт верх над белым тонконогим конём с золотистым витым рогом в середине лба, однако единорог держался молодцом. Придавив одним копытом чёрное драконье крыло к земле, он направлял свой рог прямо в разверстую пасть чудовища, и вокруг золотых извивов уже вспыхнуло радужное сияние, предвестник последнего смертельного удара.

Сигрлинн, волшебница Сигрлинн в облегающем белом платье до пят стояла, замерев, перед витражом, вскинув левую руку и опираясь ею о край оконной рамы, правую, согнутую в локте, чародейка заложила за спину.

– Никогда бы не подумала, что Познавший Тьму потерпит в собственном кабинете столь явную аллегорию Её поражения!

– Подарок альвов, – с некоторым смущением буркнул Хедин. Прищёлкнул пальцами – в огромном камине забушевало пламя.

– Интересно, кто же здесь единорог? – в голосе Сигрлинн прорезалось едва уловимое лукавство. – И кто дракон?

– Давай ты у нас будешь единорогом, сестра? – выпалил Ракот, пряча чёрный меч в ножны. – Согласна? Будем считать это изображением твоей победы над Западной Тьмой вообще и брандейскими предателями в частности.

– Не сердись. – Она качнула волной волос, оттолкнувшись от стены. – Не сердись, брат.

– Как?! – вскинулся Ракот. – Как мне не сердиться, не яриться, не негодовать?! Какой-то смертный колдунишка… нас с Хедином… едва не…

– «Едва не» не считается. – Сигрлинн остановилась рядом с кипятящимся Ракотом, коснулась его плеча. – Это не гладиаторские игры, где порой если бьются не до смерти, то считают удачные удары каждого из бойцов.

– Как это «не считается»?! – возмутился бывший Владыка Тьмы. – Не надо повторять, что мы, мол, победили. Ещё раз, говорю снова и снова – какой-то смертный чародей нашёл способ заключить нас в… темницу, скажем так. И мы ничего не могли сделать!

– Но мы сделали, – негромко возразил Хедин. – Ты сам и сделал. Ты и твой Ученик.

Ракот недовольно дёрнул плечом.

– А если бы Императора Мельина там не оказалось? Нас спас слепой случай, брат. Везение, сестра.

– Нет, – покачала головой Сигрлинн. – Здесь не бывает ни случайностей, ни везения, Ракот.

– Не понимаю, – проворчал тот. – Колдунишка спеленал нас, словно младенцев. И мы…

– Где тот «колдунишка» теперь? – перебила Сигрлинн. – Как и чем он кончил?

Владыка Тьмы шумно засопел. Ракот до сих пор не мог смириться с тем, что почитал унижением.

– Ну, хорошо, – наконец проворчал он. – Хотите считать это невиданной победой – считайте. Но что если удавшееся одному умнику повторят и другие? Где его записи, архивы, где его секреты? Вы уверены, вы оба, что он не оставил какой-нибудь «Книги уловления богов» с подробными описаниями? И что если всё это угодит в руки ещё бо́льшему хитрецу? Ты уверен, брат, что мы выпутаемся и в следующий раз? А если выпутаемся, то какой ценой? Ненавижу быть дичью. Всё свободное бытие своё оставался охотником. Даже тогда, при последнем штурме, когда Ямерт с братьями и сестричками рушил стены моей цитадели. Почему ты молчишь, Хедин? Ты, мастер хитроумных планов и комбинаций? Отчего замкнул собственные уста, как сказал бы какой-нибудь бард?!

Всё время, пока длилась горячая тирада Ракота, Познавший Тьму молча просидел, не шевелясь и глядя на огонь.

– Хаген в Долине Магов, ты знаешь, брат. Он досмотрит.

Судя по всему, Ракота это не слишком убедило.

– Чего ты опасаешься, Хедин? Почему нельзя просто явиться в Долину, выбить двери в жилище этого самого Игнациуса, после чего предать огню все и всяческие свитки, что там окажутся? Никто не погибнет, никто не пострадает. Зато мы избавимся…

– Мы не избавимся, брат. – Сигрлинн глядела на Ракота мягко и сочувственно. – Что смог сделать один смертный чародей, повторят и другие. Рано или поздно.

– Значит, надо давать отпор!..

– Кому? Ты станешь охотиться за всеми мало-мальски сильными магами Упорядоченного? Боюсь, даже Ракоту Восставшему, в зените его могущества, со всеми Тёмными Легионами это оказалось бы не под силу.

– Ракоту Восставшему – быть может, – не сдавался бывший Владыка Тьмы. – А Новому Богу Ракоту – так очень даже, особенно если поможет его брат Хедин, тоже Бог, по счастливому совпадению.

– Ты серьёзно? – Сигрлинн упёрла руки в боки. – Следить за  всеми магами Упорядоченного?

– Нет, конечно, – нехотя буркнул Ракот. – Но хотя бы за теми, что лезут в запретные области! Их-то заклятия мы благодаря Читающим можем расшифровать? А для того чтобы знать, что именно мы должны искать, нам и нужен архив Игнациуса. Причём немедленно. Пока на него не наложил руки кое-кто ещё.

– Я бы не доверял так уж безоглядно Читающим, – напомнил Хедин. – Ты забыл?

– Ничего я не забывал! Но даже если у нас и появились подозрения, что-то из их сведений мы можем использовать? Особенно если не ставить их в известность, зачем нам всё это нужно!

– У меня есть план получше. – Хедин по-прежнему глядел в пляшущее пламя.

– Планы Хедина… дело становится интересным, – хмыкнул Ракот. – Шучу, брат.

– Я знаю, – невозмутимо отозвался Познавший Тьму. – Но я, если честно, полагал, что никуда нам врываться и ничего жечь не нужно. Напротив. Предпринять стоит, мне кажется, прямо противоположное. И Хаген тут окажется поистине незаменим.

Уголки губ Сигрлинн чуть дрогнули. Лёгкая полуулыбка-полуузнавание. «Да, ты такой, мой Хедин», – казалось, говорила она.

– Сгораю от нетерпения, – буркнул Ракот.

– Кто вообще знает , что с нами случилось в Эвиале? Кто знает , что в поисках заклятий, направленных против нас, ему надлежит направить свои стопы в Долину? Сколько уже столетий она существует, а доселе никаких мятежников, восстающих против нас, там не появлялось. Игнациус первый.

– И должен остаться последним!

– Совершенно с тобой согласна, брат. Но посуди сам, если такие заклятия оказались возможны , не исключаю, что и наши… недруги не преминут ими воспользоваться.

– Читающие! – глаза Ракота сузились.

– Совершенно верно. Всё, сотворённое Игнациусом Коппером, запечатлено в их шарах.

– Уничтожить! Немедля!

– Как ты убедишься, что уничтожил именно то, что надо? Мы, хоть и зовёмся Богами, всезнанием не наделены, если ты забыл, брат. А Читающие обожают торговаться, – уронил Хедин, глядя на чародейку.

– Гррр… – вырвалось у Ракота.

– Воистину. Насколько ж проще всё было в твою бытность простым Повелителем Тьмы, верно, брат?

– Повелителем, но отнюдь не простым, – буркнул Ракот. – Впрочем, неважно. Что ты задумал, Хедин? Что нужно сделать в Долине?

– Можно, я скажу? – Сигрлинн сделала шажок вперёд, наклонив голову и лукаво глядя на братьев – ни дать ни взять первая ученица, отлично знающая урок. – Я скажу, а Хедин меня поправит, если что.

Познавший Тьму и Ракот переглянулись.

– Так можно? – Ни дать ни взять послушная жена.

– Можно, – наконец проговорил Хедин с осторожной улыбкой.

Сигрлинн улыбнулась в ответ и заговорила.

* * *

– Всё-таки это загадка. – Она жмурилась, переливая радугу из ладони в ладонь. – Мы способны стать ветром и огнём, водопадом и скалой, можем вспыхнуть звёздами и обернуться темнотой…

– Но? – Он тоже улыбался, и алая полоска в радуге вспыхивала бесчисленными искорками.

– Но остаёмся в человеческом теле. Любим друг друга – совершенно как люди. Ну, почти что как. – В улыбку чуть добавилось лукавства.

– В Голубом Городе мы, помнится, занимались этим, как говорится, на семи ветрах… – Он сощурился, вспоминая.

– И сами обращались в два вихря, – добавила она, садясь на постели. Подтянула колени к подбородку. – Как только не чудили… Но чувства… были чувствами магов. А нам надо было понимать других. Понимать, Хедин, понимать без остатка. Потому-то мы всё равно и пришли, – кончики пальцев коснулись его лба, – всё равно пришли вот к этому. К бисеринкам пота. К сбившемуся дыханию. К тому, – она стрельнула глазами, – что кричишь от счастья. Хотя, надо признаться, тут мы малость сжульничали.

– Это как?

– Чувствуешь всё куда острее, чем обычные смертные, – хохотнула она.

– Ай, коварные!

– О да. Мы, повелители стихий, мы, возводившие Голубой Город, сжульничали. Ужасно, да?

– По-моему, прекрасно. – Он смотрел на завиток волос возле её уха, вьющийся, словно весенняя лоза. – Кем я был без тебя всю эту бездну времени? Сам не пойму…

– А ещё там были бабочки, – вдруг вздохнула она. Радуга вырвалась из её ладоней, вспорхнула к потолку дивным многоцветным чудом. – Я забыла, когда творила их последний раз…

– Едва ли. Когда мы… когда я… в общем, ты выпустила мне вслед целое их облако. Я думал, будет молния.

– Хотела, – фыркнули в ответ. – И следовало бы, по твоим делам.

– Ну, знаешь, мне тогда тоже надоело, что…

Она звонко расхохоталась, откинулась на подушки, звонко хлопнув себя по коленкам.

– Ах, милый мой, милый. В этом ты точно никогда не изменишься. Ты ни за что не уступишь мне в споре. И знаешь что? – Она потянулась к нему. – Мне это нравится. Теперь нравится, я имею в виду.

Он смотрел и улыбался, поддерживая игру. Игрой было всё, от «мне тогда тоже надоело» до «ни за что не уступишь мне». Они оба знали это.

– Почему это? – Ещё было рано заканчивать.

– Дорогой мой, ты можешь Познать Тьму, но женщин ты не познаешь никогда. Даже такую простушку, как та бедная Кера. Огненная Дева, помнишь?

– Гм. – Они оба улыбались. – Ну, помню, помню такую. Но ведь я уже объяснял…

– Да-да. – В васильковых глазах прыгали смешинки. – Я помню. Ты замечательно всё объяснил. Я уяснила – всё огромное значение той стратегической операции, чьё успешное завершение настоятельно требовало присутствия вышеупомянутой Керы в твоей постели… Как же я люблю, когда ты вот так улыбаешься, чуть виновато, – вдруг сообщила она. – И потому я даже не ревную к этой бедной Гелерре, влюблённой в тебя по уши.

– Гелерра? По уши? Ты не понимаешь, она боготворит… то есть любит меня как бога, а вовсе не…

– Дорогой мой, влюблённую в тебя гарпию, или эльфку, или иную смертную, равно как и бессмертную, я различу с первого взгляда и за тысячу шагов, – фыркнула она. – И притом совершенно не прибегая к магии. Достаточно посмотреть, какие взгляды та на меня бросает, когда думает, что я не вижу.

– Сигрлинн. Ну о чём ты? Гелерра – одна из лучших, верна, отважна, знает и чувствует искусство боя…

– О. Прости, – вдруг посерьёзнела она. Улыбки нет, глаза прищурены. – Ты не можешь допустить, чтобы так говорили бы, тем более за спиной, об одной из лучших твоих подмастерьев. И за это я тебя тоже люблю. Ты защищаешь своих. Всегда и от всех… Ой! Так. Ну, пожалуйста, не надо…

– Я не защитил тебя, – его скулы закаменели, брови сдвинулись. – Не защитил.

Она вздохнула, перекатилась к нему поближе, прижалась, потёрлась лбом о лоб.

– Не вини себя, – попросила. – Ты всегда был мужчиной. Настоящим мужчиной. Простым и бесхитростным. А я… я стала врагом. Хотя на самом деле, зная, что не смогу встать рядом с тобой, постаралась, по крайней мере, уберечь от ярости Мерлина и гнева Ямерта. И мне это удалось!

– Неужто я такой бесхитростный? – вздохнул облегчённо он и чуть улыбнулся.

– Ах, Хедин, Познавший Тьму, ну конечно же! Ты составлял многоходовые комбинации, разоблачал происки врагов, однако не смог разгадать даже простейшей из моих задумок.

– Например?

– Да взять хотя бы всю историю с Ночной Империей… Ну, чего ты хмуришься? Мог ведь закончить как Ракот, развоплощённым и на Дне Миров. Мерлин был тогда страшно зол, я даже понять не могла – отчего.

– Наверное, предвидел, чем кончится всё это дело.

– Едва ли, тогда бы он добился изменения Закона о Неубийстве ещё тогда.

– Мерлин, видишь ли, в таком случае наверняка полагал…

Она зажала уши, мотнула головой – локоны вразлёт.

– Не хочу. Не желаю про него. Когда-то я верила, что он прав, а ты нет. И мне до сих пор больно.

Он медленно протянул пальцы – они словно не хотели, боялись распрямляться, будто считая себя недостойными коснуться гладкой, шелковистой её кожи.

– Пусть твоя боль на меня перейдёт, – он наконец притронулся к её плечу. – Знаешь, когда мы с Ракотом хоронили Мерлина в Мельине, к нам явился Спаситель.

– Что-о?! – она рывком села на постели. – Спаситель? Сам? И…

– Спаситель. Сам. И ничего. Благословил могилу и прошёл мимо. Ракот пытался, наверное, Его вызвать, но тот даже не повернулся.

– Я боюсь. – Сигрлинн спрятала лицо в ладонях. – Каждый раз, когда… упоминается этот.

– Я тоже, – вздохнул он, обнимая и привлекая к себе. Как же дивно пахнут её волосы, и как я мог жить без их запаха, без того, чтобы чувствовать, как они скользят и щекочут шею? – А тот случай так и остался загадкой. Чего Он хотел? Для чего появился? Потом, в Эвиале, мы встретились вновь, но там всё вышло до обидного просто. Ракот схватился с ним, не преуспел, и только потом, когда ударили все вместе…

– Милый мой, – руки обвились вокруг его шеи, – давай сейчас ни о чём больше не будем, ладно?

– Ладно… – Тепло в груди, тепло и покойно. Несмотря ни на каких Дальних и Спасителей. – Я просто был половиной без тебя.

– Я тоже. И я всегда это знала.

– Даже когда мы, гм, слегка не поняли друг друга в Джибулистане?

– Конечно. Как же могло выйти иначе? – Она потёрлась носом о его ухо. – Но ты должен был сделать шаг.

– Должен был?

– О, о, как бровь-то поднялась! – меж слов проскочила смешинка. – Ты «должен» только одному-единственному… Чуть не сказала «человеку»… Ты должен только самому себе. Друг без друга мы просто шли вниз. Всё глубже и глубже. Всё ближе и ближе к Хаосу, – она содрогнулась, улыбка погасла.

– Ты побывала там, куда мне никогда не добраться… – пробормотал он. Руки его обняли тонкие плечи, прижимая её к себе извечным жестом мужчины, мужа, заступника.

– Когда-нибудь я всё расскажу, как там оно было, – посулила она, глядя в сторону. – Знаешь, как вспомню – а тебя рядом нет, – так пла́чу. Словно брошенная белошвейка.

– Всемогущие Древние, да почему же «белошвейка»?! И с чего ради «брошенная»?!

Уголки её губ слегка дрогнули – в грустной улыбке.

– Обычно героини слезливых девичьих сказок – именно белошвейки. Во скольких мирах побывала, а несчастнее белошвеек никого, наверное, и не найти. Но я тебя туда не пущу. Нечего тебе там делать, милый мой…

– Где? Возле несчастных белошвеек?

Наконец-то улыбнулась по-настоящему. Боль уходила, пряталась где-то в глубине души; но оттуда я её изгоню всё равно, пообещал сам себе Познавший Тьму. Рано или поздно.

– Возле белошвеек тем более нечего! Нет, дорогой мой Хедин, Новый Бог и всё прочее, умирать я тебе не позволю. Хватит того, что умирала я.

– Хорошо-хорошо. Давай тогда просто ничего не говорить?

– Я всё ждала, когда ты, наконец, предложишь, – глаза её лукаво сощурились – за миг до того, чтобы закрыться, когда они оба забылись в поцелуе.

* * *

– Никогда не понимала, как ты вообще жил без меня, – фыркнула Сигрлинн. Скрестив руки на груди, она стояла возле узкого стрельчатого окна парящего замка. – У тебя же тут даже кухни считай что и нету!

– Уж не решила ли ты взяться за стряпню?

– Когда-то я это делала неплохо! – отрезала Сигрлинн, окидывая суровым взглядом пустой покой, где не было ничего, кроме нескольких грубо сколоченных столов да огромного очага с вертелами.

– Ну… да, – признался Хедин. – Но, знаешь ли, положение Бога всё-таки имеет свои преимущества.

– Какие это? Птицы небесные в клювах своих доставляют тебе амброзию и нектар?

– Эээ… ннет. Обычно у меня кашеварят гномы.

– Что-о?! Гномы? И ты ешь их стряпню?

– Чем она тебе не угодила? Еда простая, без изысков, но вполне. Пиво, опять же.

– И гномояд!

– О, и ты о нём наслышана? Да, гномояд. Но пропустить стопку для аппетита…

Сигрлинн в шутливом ужасе зажала уши.

– Слышать ничего этого не хочу! Помню, у тебя… всё поустроеннее было.

– Там эльфы старались, – вздохнул Познавший Тьму. – Как им откажешь?

– Главное, чтобы ты не «не отказывал» бы эльфкам, – засмеялась она. – А здешними делами я займусь. У нас ведь это в крови.

– Что именно?

– Наводить порядок! И не закидывать в рот на бегу чего попало.

– Си, видишь ли, просто это тело, как ты знаешь…

– Знаю. Но раз уж мы сохранили, гм, удовольствия одного сорта, почему бы не сохранить и другие?

– Это тебе Ракоту надо сказать.

– Ну да. И он, войдя в роль варвара, будет жарить над огнём кабанью ногу, насадив на собственный меч!

– А как надо? – робко осведомился Познавший Тьму.

– Скоро узнаешь! – грозно пообещала Сигрлинн.

– Мне уже страшно, – улыбнулся он.

– Истинная волшебница на кухне – это да, это страшно. Или… постой. А кто я сейчас вообще?

– То есть как? Ты – это ты. Сигрлинн. Моя Сигрлинн.

– Верно. Но не только. Кто я, Хедин? Нашего Поколения больше нет, следовательно, я не Истинный Маг. Меня не избирало Упорядоченное, со мной не говорил Дух Познания, следовательно, я и не Новая Богиня. Кто же я тогда, Хедин? Я, дважды вырывавшаяся из смертных тенёт? Западная Тьма? Прекрасная Дама?

Он остановился, потёр лоб. Помолчал.

– Трудно ответить, не правда ли? – Она смотрела ему прямо в глаза. – Да, никто не может отобрать у меня пройдённое посвящение. Но нет ни Столпа Титанов, ни Молодых Богов. Нет и следующего Поколения. Истинные Маги пали, Хедин. Вернее, ты уничтожил их.

– Я…

– Разве я сказала, что ты был не прав? Прав, стократно. И я жалею лишь о том, что не могла тогда сражаться вместе с тобой.

– Ты – Сигрлинн. Единственная и неповторимая.

– Что неповторимая, я знаю и так. Насчёт единственной не столь уверена. Всякие там Огненные Девы…

– Забудь о них. Серьёзно.

– Постараюсь, – фыркнула она. – Но дело не в этом. После того как мне удалось вырваться и я обрела себя, я так и не могу понять, кто же я. Кроме того, что я – твоя жена.

Познавший Тьму улыбнулся.

– Это самое главное.

– Разумеется! – отмахнулась она, но улыбку спрятать всё равно не успела. – Помнишь, когда-то мы заставляли весь мир проворачиваться вокруг нас?

– Конечно.

– А теперь мне это просто не нужно. Магия течёт сквозь Упорядоченное, и стоит только протянуть руку… Что это, Хедин?

– Мир мы по-прежнему можем повернуть. – Он смотрел на неё и действительно «не мог наглядеться». – На самом деле Истинные Маги всегда обращались именно к этим потокам. Просто не всегда сами об этом знали. «Поворот мира» – создание местного возмущения в магии, с тем чтобы…

– Узнаю Познавшего Тьму, – усмехнулась она. – Сейчас мы увязнем в головоломных магических формулах и схемах…

– Когда-то ты составляла их куда ловчее меня.

– Именно, мой дорогой. Вот потому-то я тебя и допрашиваю с пристрастием – кто я сейчас? Про Весы я уже наслушалась и теперь хочу знать – кто я на этих Весах?

– Ты умеешь задавать вопросы, Сигрлинн.

– Несомненно! – заявила она. Роскошные волосы воспарили над плечами, словно огненная аура. – Умею. И ещё очень хотела бы получить на них ответы.

– Я… постараюсь. Но для этого, боюсь, нам придётся обойти все три Источника. Начиная с Кипящего Котла и заканчивая Урдом.

– Что ж, если у тебя нету более срочных дел…

– Сигрлинн!

– Шучу, – улыбнулась она. – Я знаю, милый. Кристалл Эйвилль. След Дальних. Спаситель. Быкоглавцы и прочие слуги… то ли Дальних, то ли Падших. Война. Которая, если мне не изменяет память, «есть вершина человеческого духа и судьбы».

– Надо же. Ты и это помнишь…

– Разумеется. Такое разве забудешь!

– Я же знаю, ты не сердишься по-настоящему.

– На тебя? Я никогда не сердилась на тебя «по-настоящему». Обижалась, да. Плакала – подобно брошенной белошвейке – тоже да. Но не «сердилась». А война… я понимаю, что она идёт. И если ты запамятовал, я хотела бы… подставить плечо. Думаю, если как следует постараться, где-нибудь в Хьёрварде ещё можно отыскать тех, кто хранит наследие Ночных Всадниц.

– А как же Орден Прекрасной Дамы?

Сигрлинн опустила глаза, лицо её потемнело.

– Они погибли.

– Все? Без исключения? Не осталось ни единого?

– Остались… – нехотя призналась она. – Старые рыцари, совсем молодые оруженосцы… Крепость осталась тоже, книгохранилища…

– Но?

– Но ято уже не есть недостижимый идеал, – покраснела Сигрлинн. – Вот она я. Воплотившаяся. А воплощение не может совпадать с идеалом.

Познавший Тьму уже было открыл рот, готовясь заговорить, – и осёкся. Потому что слова, что вот-вот сорвались бы с его губ, достойны были именно Познавшего Тьму, но никак не Хедина, Нового Бога, обретшего Сигрлинн.

– Но ты не можешь их бросить, – наконец выдавил он. – Они…

– Да. Да. Я знаю. Умерли за меня. И их лица мне снятся каждую ночь. Наверное, из меня никогда не выйдет богини – боги, они ведь обязаны снисходительно принимать жертвы… черпать в этом силу…

– Если это потребуется Упорядоченному – станешь и богиней, – медленно проговорил Хедин. – Ты ведь знаешь, что в Хьёрварде живут и здравстуют наши с Ракотом культы? Что хватает тех, кто нам поклоняется? Народная вера, кто бы мог подумать… наши, гм, подвиги не оказались забыты.

– Вот как? – подняла брось Сигрлинн. – И что же, это распространилось? Ты снисходишь в свои храмы, принимаешь жертвы?

– Не смейся. Бог, зависимый от веры смертных в него, уязвим.

– Но Бог и не может оставить собственных последователей, верящих в него, на произвол судьбы.

– Не может, – вздохнул Хедин. – Мы и стараемся… потихоньку направлять. Чтобы без перехлёстов. Но жрецы всё равно молятся, стараются, как они говорят, «познать волю Познавшего». Народ-то просто верит, как верил и в Древних Богов, а вот жречество… Могут далеко зайти.

– Куда, интересно знать? И что ты с ними вообще делаешь? «Потихоньку направлять» – это как?

Хедин едва заметно усмехнулся.

– Жрецы всегда жрецы, – посетовал. – Все тщатся учить народ, который у них всегда «тёмный». Вот и учат.

– Грамоте?

– Грамота пахарям как раз не нужна, ибо от неё случается смущение простых, неискушённых умов и отпадение от праведного пути.

– Смеёшься?

– Немного. Ибо, по мнению тех же жрецов, именно я, недостойный, сотворил землю, небо и море. А также населил их всеми, кто там обитает.

– Поздравляю, мой Хедин. Ты теперь там наравне с Творцом. А как же при этом Ракот?

– Ну, как же. Ракот есть мой непутёвый младший брат, помогал во всём, но не везде получалось, оттого-то мир несовершенен в отличие от сотворившего его.

– Вот так так! А как же жрецы Ракота? Терпят?

Хедин усмехнулся.

– Считают жрецов Познавшего, эээ, слишком задравшими нос и ушедшими в неведомые выси. Мол, по земле забыли, как ходить. Ну, а последние, в свою очередь, считают жрецов Восставшего не шибко умными вояками, которым лишь бы подраться.

– Не могу сказать, что мне это бы очень нравилось, мой Хедин.

– Не волнуйся. Мы их сдержим. А что у них что-то вроде состязания – так оно и к лучшему. Кровь не застаивается от осознания собственного величия. Так что…

– Хорошо, что так уверен, – хмыкнула Сигрлинн. – Не хватало только вашим с Ракотом последователям устроить бойню…

Хедин вздохнул.

– Не устроят, Си. Не дадим.

– И что же, это теперь новая догма – что Хедин, Познавший Тьму, сотворил также всё сущее?

– Есть такое. Хотя нашлись некоторые жрецы, кто в это не верит.

– Неужели?

– Да, есть там такие, особо умные, среди тех же жрецов. Мол, великий Хедин оттого и велик, что неведом, и нам предстоит пройти огромный путь, его познавая.

– Познать волю Познавшего? Это их слова?

Хедин кивнул.

– Вот они-то и могут далеко зайти. Познание Познавшего – удел избранных, для кого не писан закон, вернее, кто сам его устанавливает, а все прочие должны верить в сотворившего всё и вся великого Хедина и дотошно исполнять правила.

Сигрлинн покачала головой.

– В Восточном Хьёрварде всегда жил лихой народ. Уж что-что, а с исполнением правил у них всегда дело обстояло скверно. Ни за что не поверю, чтобы дружины свободных танов почитали бы что-то, кроме лишь силы да боевой удачи.

– Хватает и иных, – вздохнул Хедин. – В общем, эти-то жрецы, что тщатся меня «познать», – кто знает, до чего «дознаются»? Опасно оставлять их на произвол судьбы, наши дорогие друзья Дальние или недобитки-подручные Хаоса могут… подсунуть чего не нужно. Правда, с поклоняющимися Спасителю они не ладят, что уже неплохо. Я, во всяком случае, миры разрушать не собираюсь. И собирать все души мира, словно косарь на лугу, тоже.

– Интересно, – задумчиво проронила Сигрлинн. – А что они могут познать в тебе? И как? Визионерство?

Хедин кивнул.

– Насколько я понял, да. Визионерство.

– А твои собственные последователи? Гелерра и другие? Они тоже поклоняются и «познают»?

– Они не поклоняются. Насчёт «познают» – не уверен. По большей части – возглашают мне хвалы. – Хедин опустил голову. – Благодарят.

– Что же тут плохого? – удивилась Сигрлинн. – Ты дал им всё. Новую жизнь. Свободу. Открыл для них Упорядоченное, их собственные таланты. Они о таком даже и помыслить не могли!.. И что же, ты запрещаешь?

– Нет. Делаю вид, что не замечаю. Свобода воли есть свобода воли, запретить нельзя. Можно только учить, чтобы они видели б больше и больше понимали.

– И они станут благодарить тебя и возносить хвалы с ещё большим старанием. Смертным пусто и страшно без Богов, мой Хедин.

– Смертные способны сами становиться Богами, Си, ты знаешь это не хуже меня.

– Способны. Но не исключительно своей волей. Даже Истинный Маг сделался Новым Богом лишь потому, что так решило Упорядоченное, – не в этом ли ты меня убеждал?

– Убеждал… Но что с того, Сигрлинн?

– То, что я бы не считала это чем-то скверным, мой Хедин. Искренние благодарность и признательность дорого стоят, поверь. Уж ято убедилась в этом на собственной шкуре. Как вспомню последний бой Ордена, так реву. Навзрыд. Потому что они погибли ради меня – и были при этом счастливы. И всего моего «понимания» с «осознанием» не хватает, чтобы не плакать.

Он подсел к ней, обнял за плечи, и она немедля уткнулась лбом ему в висок.

– Я принимаю это, Си. И тебе придётся принять тоже, если Сигрлинн Великолепной станут поклоняться не только рыцари Ордена Прекрасной Дамы. Мы с Ракотом в своё время тоже не выбирали.

– Не выбирали, – эхом откликнулась она. – Что ж, пока кухня не готова и пока я – непонятно кто, расскажи, кто и где сейчас воюет…

* * *

– Значит, война. – Сигрлинн откинулась в кресле, глядя на плавающую в воздухе многоцветную карту. Огоньки миров, синие, голубые, зелёные, небольшая часть отмечена алым. Некоторые из огоньков соединены подрагивающими тонкими линиями, возле иных разлились кляксы чернильной темноты, три окружены танцующими языками пламени.

И возле самого низа – колышущаяся серая завеса, то вздымающаяся, то опадающая.

– Красиво… – тихо проговорила Сигрлинн. – Даже граница с Неназываемым – и та красива. Ты это специально, Хедин, чтобы не так страшно было?

– Не специально. – Познавший Тьму почти утонул во мраке, стоя возле высокого, тщательно занавешенного стрельчатого окна. – Само получилось.

– Само ничего не получается. – Сигрлинн не отрывалась от причудливой картины подмигивающих огоньков. – Объясняй уж, стратег. Потом займёмся тем, кто я такая.

– Где огонь – там встречный бой. Туда ворвались козлоногие, но это самое простое. Ракот со своими справится. Он ведь возрождает свои легионы, представляешь?

– Постой… Те самые ? Тёмные Легионы с большой буквы, с которыми осаждал Обетованное? Демонов? Или монстров, что я видела ещё при Хединсее?

– Именно, – кивнул Хедин. Вздохнул. – Те самые, Си. И монстров, и демонов. Объяснял, что, мол, лучше уж вести в бой чудовищ, чем смертных. Мол, он, Ракот, их один раз уже подвёл и больше не хочет.

– А ты? Ты, Познавший Тьму? Что Она говорит об этом?

– Тьма молчит, Сигрлинн. И всегда молчала. Не Её это дело – говорить. Говорунов и без Неё хватает.

Сигрлинн молча кивнула.

– Прости, я перебиваю. Но я, – она покрутила пальцем в воздухе, – так привыкла в Западной Тьме воевать совсем по-другому…

– Здесь нет тех, кого требуется обмануть, Сигрлинн. Неназываемого не взять никакими военными хитростями.

– Но его не взять и грубой силой, Хедин. Его не победить.

Познавший Тьму кивнул.

– Мы можем только сдерживать его. Долго, очень долго Упорядоченное прикрывал тот самый барьер постоянно творимой пустоты, от всех трёх Источников. Мы скармливали Неназываемому девственное пространство, скармливали с той же скоростью, с какой он пожирал его, и нам казалось, что так пребудет вечно.

– Но равновесие нарушилось, – понимающе кивнула Сигрлинн. – Потому что даже пустую пустоту, прости за такое выражение, надо откуда-то брать. Три Источника очень, очень могущественны, однако и они ограничены, как небеспредельно само Упорядоченное.

– Именно, – кивнул Хедин.

Сигрлинн закинула руки за голову, гибко потянулась, выгибая спину, и Познавший Тьму осёкся. Вот так бы смотрел на неё и смотрел, потому что она – это она, и только друг с другом мы находим полноту и завершённость самих себя.

– Мне приятно, когда ты на меня так смотришь, – промурлыкала Сигрлинн, улыбаясь.

– Сигрлинн… но мы же действительно рождены Истинными Магами. Не людьми, не эльфами или кем-то ещё. Истинными Магами. Существами без…

– Без пола? – хитро сощурилась она. – Нет, Хедин. Всё создаваемое Упорядоченным полярно. Всё имеет свою противоположность. Ты сам это знаешь не хуже меня. Вот и мы, Истинные, – мы изначально делились на две группы. Разве не так?

– Симметрия не всеобща, – покачал головой Познавший Тьму. – Симметрия и равновесие – смерть движению. Недаром источников три, а не два. И не четыре.

– Может, мы просто не нашли четвёртый? Задумывался ли ты об этом, Познавший Тьму?

– Когда ты так на меня смотришь, у меня пропадают куда-то все умные ответы.

– Знаешь, меня это очень радует, – совершенно серьёзным тоном сообщила Сигрлинн. – Но мы сбились. Так что, значит, с новосотворённой пустотой? Порождаемой тремя известными нам источниками?

Она не просто красива, думал Хедин. А может, как раз наоборот, «просто красива». Та единственная простота, к которой я шёл все эоны, подобно простому смертному не подозревая, где она скрыта.

– Неназываемый очень медленно, но отодвигал границу всё дальше и дальше, – признался Хедин. – Особенно когда стал пробивать себе путь с помощью козлоногих и крушить мир за миром не хуже Спасителя.

– И дать ему уйти нельзя… – задумчиво протянула Сигрлинн, вновь вглядываясь в прихотливую игру огоньков.

– Нельзя, – вздохнул Хедин. – Хотя это стало бы наилучшим выходом.

– Но, может, вы с Ракотом ошиблись? Может, Неназываемый и впрямь просто покинет Упорядоченное и мы заживём спокойно?

– Сомневаешься – проверь, – буркнул Познавший Тьму, отворачиваясь, словно обидевшийся мальчишка.

– Не дуйся, – жалобно попросила она. – Кто может ручаться за полную и совершенную точность такого расчёта? Четырёхглазый? Но и он ни разу не сталкивался с подобным. И все накопленные им знания тут бесполезны.

– Что ты говоришь, постой, ведь если есть риск – а он есть, – то допустить подобное…

Она вздохнула.

– Я не спорю с тобой, милый мой, дорогой мой Хедин. Я чувствую расползающуюся язву, поверь мне. Наверняка не столь остро, как ты, но тоже чувствую.

Хедин кивнул.

– Именно что расползающуюся. Медленно по меркам Упорядоченного; но всё равно расползающуюся. А ведь есть ещё и небезызвестные Дальние… с которыми ты, если мне не изменяет память, тоже что-то не поделила ещё в те незапамятные времена.

– О! – По её лицу пробежала тень, меж выгнутых бровей залегла морщинка. – Дальние… вот уж от кого мне всегда становилось не по себе. Зачем они? Для чего они? В чём их суть и в чём их роль?

– И ты для этого решила повоевать с ними? – поддел он.

Сигрлинн усмехнулась, но улыбка почти тотчас погасла, она зябко обхватила руками плечи.

– Тогда они чудились мне везде. Их монастыри… Зелёные кристаллы… Чудовища, подчиняющиеся их приказам… И они сами, невидимые, никогда не вступающие в открытый бой…

– Последнее, что создал Творец, – как они сами отрекомендовались.

– Самомнения им не занимать. – Сигрлинн пожала плечами.

– Так почему вы с ними задрались?

– Им чем-то помешали мои Ночные Всадницы, – отвернулась она.

– Не хочешь отвечать?

– Нет, что ты, – улыбка у неё вышла смущённой и немного виноватой. – Я просто решила, что справлюсь со всем сама. Дальние встали у меня на пути и… оказалось, что так просто их не убрать и не смахнуть. Я тоже была горда, очень горда. Обращаться за помощью к Совету Поколения? Расписаться в собственном бессилии? Кланяться Макрану и Эстери? Никогда.

– Всё настолько просто?

– Ты разочарован, друг мой?

– Немного.

– У меня, конечно же, был план. – Она улыбнулась каким-то давним, глубинным воспоминаниям. – Никто не обращает внимания на Дальних, ну, может, разве что Мерлин, однако о своих изысканиях Совет в известность не ставит. А они копошатся себе, возводят монастыри тут и там, собирают сторонников… Поколению же словно всё равно. Интриги, свои собственные ученики, свои собственные войны… И я взялась за дело, Хедин. Донельзя самоуверенная, без тени сомнений. Особенно… – она вдруг осеклась, виновато взглянула на Познавшего Тьму.

– Договаривай.

– Особенно после победы над Ночной Империей.

– Я не обижусь. – Он сел в соседнее кресло, коснулся кончиками пальцев её обтянутого шёлком плеча. – Ты победила тогда. Это правда. Но что же дальше?

– Дальше ты, в общем, знаешь, – покачала головой Сигрлинн. – Дальним чем-то помешали мои ученицы. Ночные Всадницы. Двоих похитили. Нам удавалось отбить лишь растерзанные, обезображенные тела. Оставшиеся в ответ схватились с адептами Дальних. Началась резня.

– Так-таки и резня?

– Во всяком случае, пощады никто не просил, – Сигрлинн резко поднялась. – Я тоже вмешалась. Честно говоря, это ты меня надоумил, – она ухмыльнулась, поворачиваясь и нацеливаясь указательным пальцем прямо в грудь Познавшего Тьму. – С твоей апологетикой войны как вершины духа и всё такое прочее.

– Это ведь случилось несколько позже, разве не так?

– Сказал ты эти слова мне несколько позже, верно, но нужно совершенно тебя не знать, чтобы о подобном не догадываться. Ты ведь всегда воевал, милый мой Хедин. И твои ученики воевали тоже. Да и сейчас – разве мирной жизнью живут твои подмастерья? Нет, из огня да в полымя, со сковороды на вертел… Но мы с тобой всё-таки ужасно прыгаем. С темы на тему, с военной карты – к Неназываемому и трём Источникам, оттуда – ко мне и Дальним…

– Ты вспомни. Разве не всегда у нас так бывало? Встречались в Джибулистане, в Голубом Городе, хватали друг друга за руки, пили горящую воду и говорили, говорили, говорили, пока звёзды не померкнут…

– Ага… – Она мечтательно прикрыла глаза. – Говорили. Про всё на свете, про новый уголок Упорядоченного, про редкую книгу, про таинственные письмена и поверья, про Древних Богов и Богов Молодых, обо всём… Великие небеса, Хедин, мы же тогда просто не отрывались друг от друга… Разговоры-разговоры, а потом ты на меня набрасывался и принимался целовать или хватал за коленку, словно последний мужлан в трактире…

Её глаза смеялись, и по углам картографического покоя танцевали озорные радужные искры.

– А ты делала страшное лицо, шлёпала меня по ладони и взвивалась к небу золотым вихрем…

– А ты гнался за мною, как это говорится, «чёрным ужасом на крыльях ночи, и кровавокрасный плащ трепетал за твоими плечами»…

– Кровавокрасный плащ – это к Ракоту, он его носит, не снимая, уже невесть сколько эонов… А я просто нагонял туч и мчался следом, собирая все ветра, какие только мог…

– А я потом…

Они застыли посреди комнаты, обнявшись.

– А я потом, – шепнули её губы ему в самое ухо, – помирала от счастья. Потому что ты помирал от того же, и я это читала и сама…

…Они насилу оторвались друг от друга. Слишком долго порознь. Слишком много несказанного и несотворённого вместе – однако даже Новый Бог понимал, что время стремительно ускользает, уходит по капле, что Великая Река неумолимо влечёт их двоих к бурным порогам, за которыми лишь серый непроглядный туман.

Хотя, конечно, заманчиво было б уйти хоть ненамного туда, где время течёт быстро, в Обетованном – день, а там – целый год…

– Вернёмся к карте, – кашлянула Сигрлинн, поправляя волосы. Ей ничего не стоило заставить их принять любой облик одной лишь магией, но какие-то жесты, наверное, вплавлены глубже, чем любое заклятие.

– Вернёмся, – вздохнул Познавший Тьму и повёл рукой вдоль вздымающейся и опадающей, словно грудь тяжело дышащего исполина, серой границы. – Неназываемый наступает. Его логово пухнет, увеличивается, растёт. Медленно, но растёт.

– А где этот его Путь? – Сигрлинн медленно шла среди плавающих в воздухе огоньков, касаясь их кончиками пальцев. – Его ведь нельзя начертать, верно?

– На этой карте – нет, нельзя, – покачал головой Хедин. – Как нельзя начертить русло Реки Времени. И, конечно, эти огоньки – лишь малая толика миров, близких к границе. Я показал лишь важное. Путь пролегает частенько сквозь складки Межреальности, те самые, где, как говорится, «пространство сходит с ума» и где даже мы, Боги Равновесия, бессильны. Там, правда, никого и ничего нет, кроме искажённого, изломанного сущего.

– Ой ли? – сощурилась она. – Вот так всегда думаешь, мол, никого там нет – ан кто-нибудь да найдётся!

– Не найдётся, – покачал головой Хедин. – Мы пытались. Во всяком случае, Путь у Неназываемого выходит рваный и ломаный.

– Но всё-таки часть его нам доступна? – настаивала Сигрлинн. – Что если по нему ударить?

– Мы думали об этом. Но дело в том, что сам по себе Путь никому вреда не причиняет. Причиняли и причиняют козлоногие, возводя его. Поскольку им, как оказалось, требуется нечто вроде Магии Крови, то есть колоссальные жертвоприношения, разрушение целых миров, высасывание их досуха, чтобы возвести очередную лигу.

– А если ты разрушишь уже ими отстроенное? Возвращаться тогда придётся, а мировто подходящих поблизости уже не сыскать!

– И об этом мы думали. Впрочем, не только думали, но и делали. Мы вообще старались выводить смертных из тех миров, где точно не смогли бы удержаться – и куда успевали им на помощь, – Хедин совсем помрачнел и отвернулся. – Но ты даже не спросила, что такое сам Путь.

– Я догадываюсь, – Сигрлинн неожиданно зябко обхватила себя за плечи. – Западная Тьма, как ты помнишь, состояла не только из меня и брандейцев.

– И об этом мне тоже надо тебя спросить, Си.

– Спросишь, – посулила она. – Но докончим сперва с войной. Что вот это там такое, горящее? Где пламя?

– Три мира. Ничем друг с другом не соединены, они даже не рядом. Два мира совершенно обычны, третий – с особым сродством к магии.

Сигрлинн кивнула.

– Это где без чародейства нельзя даже дышать? Где выжили одни лишь природные волшебники?

Хедин кивнул.

– Твои подмастерья, наверное, все оттуда? Я имею в виду – из подобных миров?

– Нет. Выросшие там не способны научиться ничему новому. Для них магия и в самом деле – как дыхание. Обычный человек сможет дышать чаще или глубже, может затаить дыхание – но огонь он не выдохнет, как бы ни старался. Так и здесь. Преподавать тамошним какие-то иные заклятия – вообще любые заклятия! – нет никакого смысла.

– Вижу, ты пытался, и не раз, – проницательно заметила Сигрлинн. – У тебя взгляд разочарованный до сих пор, стоило тебе об этом вспомнить.

– Именно что… Пытался. Потом бросил.

– Так что же, там сейчас война, в этих трёх мирах?

– Война, Си. Козлоногие напирают. Через лжепророков создаются жуткие предсказания, которые потом оправдываются.

– Но что же твои подмастерья?

Хедин досадливо потупился.

– Не люблю это их прозвище. Сам когда-то придумал, казалось, мол, чего тут такого, подмастерья – они подмастерья и есть. А вот потом как-то стало коробить. Словно не могу дать им всего, чего они достойны.

Сигрлинн легонько вздохнула.

– Понимаю. Ученики, которые не Ученики. Без Зерна Судьбы. Но это едва ли справедливо, мой Хедин. Они пошли за тобой, и они счастливы. Ведь верно?

Он кивнул.

– Да. Они – те, кто пошёл за мной, кто поверил в меня, кто помогает мне. Соратники, но… не Ученики.

– Чем они отличаются от тех, кто создавал Ночную Империю? От тех, кто управлял ею? Кроме Зерна Судьбы?

– Тебе ли спрашивать такое? – удивился Познавший Тьму. – Тебе ли, имевшей многих настоящих учениц, не знать, какую связь меж Истинным Магом и его Учеником рождает принятие такого Зерна?

– Я знаю, Хедин, милый мой. Я знаю. Но кроме этого? Что ещё?

– Их много, – отвернулся он. – Полки. Настоящее воинство. Ученики… их чувствуешь. Они часть тебя, как был частью меня Хаген.

– Прости, – тихонько сказала Сигрлинн. – Я знаю, ты их любишь. И страдаешь, что не можешь дать им того, что давал тому же Хагену и другим, до него. Ох, мы опять о чём-то другом…

– Да, они сражаются во всех трёх мирах, – мрачно сказал Познавший Тьму. – Почти все. Кроме Гелерры, Ульвейна с Аррисом и Арбаза. Эти со своими защищают Хьёрвард. Туда прорываются быкоглавцы, а за ними мне чудятся Дальние.

– Чем я могу помочь? – в лоб спросила Сигрлинн. – Отправлюсь куда скажешь. Могу возглавить…

– Стой, стой, стой, – Хедин поднял руку. На висках его проступил пот. – Зачем тебе туда? Зачем в бой?

– Разве ты забыл? Я буду горда и счастлива, если мне удастся сразиться плечом к плечу с тобой.

– Закон Равновесия… – начал было Познавший Тьму, но Сигрлинн только поморщилась.

– Закон – это для вас с Ракотом. Вы Боги, и Сущее надело на вас эти вериги. А я? Я никто. Или, вернее, я невесть кто, мы это уже обсуждали.

– Неважно, – покачал он головой. – Для Весов твой статус вторичен. Если в рядах моих… моих полков появится некто с твоей силой, равновесие пошатнётся.

– И что тогда?

– Что тогда? Откуда ни возьмись вынырнет какой-нибудь адепт Хаоса, или слуга Неназываемого, или просто безумный маг – если не местный божок – поистине ужасающей силы. Чтобы справиться с ним, нужно или вмешательство нас с Ракотом, или целый полк моих… моих… детей, – наконец нашёлся он.

– Детей… – с непонятной горькой улыбкой покачала головой Сигрлинн. – Ну, пусть детей. То есть маятник начнёт раскачиваться, придётся прибегать ко всё большей и большей силе… верно?

Он кивнул.

– Поэтому проще, лучше… милосерднее оказалось подобное побеждать подобным. Было у нас такое – мятеж, большой мятеж, его в разных хрониках прозвали «восстанием Безумных Богов». Подавлять его пришлось магам, обычным магам из смертных. Они справились. А вот когда мы с Ракотом вмешивались напрямую… хорошо, когда дело заканчивалось только открытием порталов из гибнущих миров.

– Ого, – Сигрлинн задумалась, чуть прикусила губу, словно девчонка-школьница.

– Ты была права со своим Орденом. Нам лучше всего действовать именно так. Руками других, как бы постыдно это ни звучало.

– Вот потому-то Ракот так и любит оборачиваться варваром, сознательно отказываясь от громадной части собственных сил?

Хедин вновь кивнул.

– Говорит, что не в силах сидеть сиднем, пока другие умирают. Берёт меч, оборачивает плечи шкурой и…

– Его непременно следует познакомить с какой-нибудь из Огненных Дев, – с невинно-озабоченным видом бросила Сигрлинн. – Почему он до сих пор один? И что же, он так и оставался одинок всё это время?

– Предлагаешь посплетничать? – усмехнулся Познавший Тьму.

– В своё время Поколение только этим и занималось, – хохотнула она.

– Я не спрашивал, как ты понимаешь. А сам он не рассказывал.

– Потому что небось голубоглазый и черноволосый великан-варвар заводил себе по целому сонму возлюбленных в каждом мире, где только его угораздило очутиться.

– Ну и что, Сигрлинн?

– Это его слабость, милый. А любую нашу слабость может использовать враг. Поверь женщине… Так, значит, мне на войну решительно нельзя?

– Я и сам сижу тут, как ты видишь, – развёл он руками. – Хотя больше всего хотел бы оказаться именно там. И совсем недавно пришлось… нарвавшись в итоге на Игнациуса.

– Богам Равновесия приходится встречать подобное подобным… – задумчиво проговорила Сигрлинн, осторожно касаясь охваченного холодным пламенем огонька, изображавшего подвергшийся нашествию мир. – Посылать в бой армии, самим сидя в укрытии, в безопасном месте… Как-то это не по-твоему, Хедин, друг мой.

– Это справедливо, – сказал он. Получившаяся улыбка вышла очень невесёлой. – Боги не могут по мановению руки установить царство всеобщего добра и изобилия. Наверное, будь я Творцом, я постарался бы…

– Не говори так, – она вдруг с испугом подалась к нему, прижимая ладонь к его губам. – Не сравнивай себя с несравнимым.

– Что ты? – удивился Хедин. – Фигура речи, не более того…

– Я не верю в «фигуры», – заупрямилась Сигрлинн. – Обещай, что больше так не будешь! Пожалуйста. Ради меня. Ну, видишь, я использовала все несокрушимые женские аргументы. Обещай, а?

– Обещаю. – Он взял её руки в свои. – А ты обещай беречь себя и не лезть на рожон. Обещай не геройствовать. Пожалуйста. Ради меня.

– Обещаю, – она улыбнулась. – Это нетрудно будет сделать, если мы засядем с тобой в этом замке, словно пленники…

– Мы не засядем, – посулил Хедин. – Вопервых, покажу тебе моих… – он чуть запнулся, совсем-совсем чуть-чуть.

– Моих последователей, – тотчас подсказала Сигрлинн. – Моих сторонников. «Детей» – это всё-таки слишком уж сильное слово.

– Да, – кивнул Хедин. – Посмотришь, как они тут устроились. Потом – если не случится ничего срочного в тех трёх мирах или во Хьёрварде – отправимся к Источникам. Сперва, наверное, к Урду, он ведь ближе всего?

Она кивнула.

– Урд… давненько я там не бывала. И на твоих подопечных тоже погляжу. Небось ты им даже города не построил?

– Они обосновались в Обетованном. Ну и я с ними.

– И прекрасно. Твоё пристрастие к летающим крепостям… – она засмеялась.

– Что с ним не так?

– Оно на самом деле мне очень нравится. Серьёзно! Но лучше всего, наверное, всё-таки оставаться там, среди тех, кто верит тебе и идёт за тобой. У тебя ведь есть где преклонить голову в Обетованном? Это нужно твоим соратникам, не тебе, я понимаю. Позволь мне взглянуть, быть может, смогу им чем-то помочь.

Он кивнул.

– И не забудь о своём Ордене также.

Сигрлинн тяжело и виновато вздохнула.

– Не забуду… хотя ума не приложу, как говорить с оставшимися.

– Честно, как и всегда.

– …Сказал хитроумный Хедин, – поддела она. – Значит, заканчивая со всем этим, – она обвела рукой многочисленные огоньки, – кроме вторгшихся козлоногих, а в Хьёрварде ещё и быкоглавцев, повсюду тишь, гладь и сплошная благодать?

– Не сказал бы, что благодать, но по сравнению с теми мирами, куда прорвались козлоногие…

– Погоди, – вдруг остановила она его. – Козлоногие. Что останавливает вас с Ракотом от того, чтобы смести их с лица Упорядоченного? Разве Закон Равновесия распространяется на них?

– Он распространяется на всё, Сигрлинн.

– Это несправедливо! – возмутилась она. – Эти твари – не от нашего Упорядоченного. Творец не создавал их. Наши уложения – не про них!

– Твоими б устами да мёд пить, – досадливо бросил Хедин. – Мы тоже так думали. Оказалось, что ошибаемся. Всё в Упорядоченном подчинено Закону Равновесия, Сигрлинн. Великие Весы всеобщи. И получается, что вся божественность наша, – губы Познавшего Тьму скривились горькой усмешкой, – вся наша божественность годится лишь командовать из задних рядов, направлять усилия других, подсказывать, учить, лечить…

– А ты предпочёл бы по старинке кидаться огнешарами?

– Ну почему же так сразу и огнешарами? Есть масса куда более элегантных заклятий. Как сейчас помню, струны Арфы Ночи…

– Постой, – Сигрлинн вскинула ладонь, словно кинжал. – Но разве не в этом истинная божественность? Чем занимались Древние Боги, пока не настал день Боргильдовой Битвы?

– Старый Хрофт так очень даже сражался… – отвернулся Хедин.

Сигрлинн осторожно обошла его кругом, положила обе ладони ему на грудь, приблизила лицо.

– Тебе кажется, ты делаешь недостаточно. Верно, милый? Я же помню этот твой взгляд ещё по Голубому Городу.

– Недостаточно, – он накрыл её пальцы своими. – Если бы мы с Ракотом делали достаточно, обитатели Упорядоченного жили бы куда спокойнее. Мне не потребовались бы, – он вновь сделал усилие, – мне не потребовались бы сторонники. Спокойно занимался бы теоретической магией…

– Не хитри, – сощурилась Сигрлинн, высвобождаясь и грозя ему пальцем. – Никакая теоретическая магия не удержала бы тебя надолго. Препятствие, Хедин! Преграда! Вот что тебе нужно, и чем неодолимее, тем лучше. Ты бы не усидел.

– Какая разница, – вздохнул Познавший Тьму. – Усидел бы, не усидел… и рад бы сейчас корпеть над книгами, да куда там! Потому что кроме козлоногих, кроме всяких спятивших чародеев или божков, кроме всяких бед обычных – есть ещё Спаситель.

Наступило молчание. Прикусив губу, безмолвствовала и Сигрлинн, и даже огоньки засвеченной Хедином карты стали гореть как-то тусклее, словно подёрнувшись дымкой.

– Спаситель… – наконец прошептала она. – Я ещё спрошу тебя о нём. Но не сейчас, милый. Пойдём, пожалуйста. Надо ж ещё добраться, а я хочу как следует разглядеть Обетованное. И постоять возле Урда.

Хедин молча обнял её за плечи, одним движением заставив огоньки погаснуть. Последними исчезли три самых ярких, окутанных пламенем – там, где подмастерья Познавшего Тьму удерживали армады козлоногих.

Глава II Клара Хюммель-Стайн, Сфайрат, Ирма

Небо ярко и дивно, опрокинутая чаша бездонного хрусталя. Светило в зените, лишь слегка подёрнуто белейшим лебединым пухом облаков, что пригнал ветер, вечный пастух воздушных стад. Внизу, средь смарагдовых холмов и густо-зелёных лесов прихотливые руки неведомых богов прочертили аквамариновую полоску реки, щедро разбросали по лугам множество цветов, наполнили заводи камышом и водяными лилиями, закружили над многоцветьем венчиков бесчисленную пчелиную армию.

А выше, за хрустальным сводом небес – бездонная чернота. Пространство и нечто большее, Межреальность, то, что больше пространства и пустоты.

Межреальность, разделяющая и соединяющая миры Упорядоченного. Межреальность, где прокладывают свои тропы в равной степени маги, чудовища и боги. Межреальность, где свободно текут иные, незримые реки, реки первородной, животворящей силы, иными называемой «магия».

На берегах реки, где сходились дороги, водная с сухопутной, раскинулся городок. Вольно разбросал бревенчатые дома, ни стен, ни рвов, ни башен, словно никого не боясь.

В городке имелся храм, имелось и торжище, и два вполне приличных трактира, равно как и питейный дом со всеми полагающимися подобному заведению радостями; но приезжему скорее всего показали бы не это, а совсем иное.

Просторные новые хоромы на окраине городка, с прихотливыми наличниками и резными ставнями, с высокой трубой и заботливо ухоженным садом, где росло такое, что обойди весь свет – не сыщешь похожего.

А пуще всего указали бы – тайком, разумеется, – на хозяйку. Высокую и статную женщину, что, несмотря на четверых детей, по-прежнему носила длинную, ниже пояса, косу. Щёки и лоб её покрывал загар, в уголках глаз едва заметны только-только проступившие морщинки, но высокие скулы оставались чисты и гладки, словно у шестнадцатилетней, как и грудь, предмет жгучей зависти всех кумушек городка. Женщине можно было дать тридцать или тридцать два, но ни днём больше.

Её знали все. И все звали не иначе как «госпожа Клара», и кланялись ей куда ниже, чем благородным или священникам.

Потому что госпожа Клара была чародейкой. Но при этом совсем не похожей на чванливых магов из далёкой столицы, что щеголяли в голубом и золотом, носили массивные перстни и огромные, выше человеческого роста, посохи с вычурными набалдашниками.

Госпожу Клару любили и побаивались. Потому что она слыла, как говорится, «строгой, но справедливой». Она не отбивала хлеб у местных знахарей, и те, поняв, что им не стоит опасаться новоприбывшей, сами бежали к ней, если случай оказывался слишком трудным или надо было спасать роженицу с, как объясняла госпожа Клара, «поперечным предлежанием плода»…

Но занималась госпожа Клара и зарабатывала на хлеб совсем другим.

Правда, нашлись и такие, кто госпожу Клару, скажем так, недолюбливал. Например, молочница Хильда, вечно косившаяся на Клару и шипевшая себе под нос какую-то гнусь; но даже она, первейшая сплетница во всём Поколе, «языком что помелом» мести не отваживалась.

* * *

Клара Хюммель-Стайн любила свою мастерскую. Вообще-то она любила весь свой дом, нынешний, настоящий, где бегали, смеялись, шалили, ссорились и тотчас мирились дети – и её собственные, и соседские; дом, где ночами на подушке рядом похрапывал Сфайрат; дом, где Клара знала каждую половицу, каждую дверную петлю и каждый шесток.

Своё былое обиталище в Долине Магов она почти не вспоминала. Только когда зажигала лампадку перед маленькими портретами родителей, единственной вещью «оттуда», оставшейся на виду.

Разумеется, сама Клара в Долину не ходила, отправился Сфайрат. Вернулся он тяжело нагруженный – после некоторых размышлений Клара решила, что оставлять накопленные несколькими поколениями её родичей артефакты будет не слишком умно.

Время текло быстро в этом мире, куда быстрее, чем в Долине Магов. Вернувшийся Сфайрат с недоумением рассказывал, что там вовсю обсуждают совсем недавнее исчезновение мессира Архимага вкупе с досточтимейшим и уважаемым лекарем Динтрой. В Долине и вокруг неё прошли дни – а тут, в их мире, где родились дети Сфайрата и Клары, успели миновать годы.

Клара не горевала. Скорее даже напротив. Вернуться её не тянуло, ничуть. Смотреть в глаза подруге Аглае Стевенхорст, тёте сгинувшего мальчишки Кэра, она бы всё равно не смогла. Артефакты доставлены благополучно, Сфайрат проскользнул незамеченным. Вернее, его заметили, но всякий раз принимали за кого-то другого – дракон пустил в ход все резервы своей отводящей глаза магии.

Трудно не только простому смертному, но даже и магу осознать парадоксы Реки Времени. Как это так – в одном мире прошёл день, а в другом успел миновать год?.. Когда-то, ещё ученицей мессира Архимага, Клара частенько задумывалась над подобным, над соотношением звёзд в разных мирах, над бездонными колодцами лишённых магии миров и зачастую плоскими, накрытыми хрустальными колпаками небес мирами магическими, где незримые потоки жизненной силы Упорядоченного текли свободно и невозбранно; когда-то она задумывалась над всем этим, а потом любовь, семья, дети властно отодвинули все подобные соображения в сторону.

И лишь в редкую звёздную ночь, чистую и безоблачную, Клара Хюммель-Стайн замирала на крыльце собственного дома, вглядываясь в мерцающие огоньки небесных светил.

Поистине преудивительно. В лишённом магии мире, где ей довелось побывать и откуда она привезла эту песню, начинающуюся словами «El pueblo unido jamás será vencido», звёзды плавали в океанах чёрной пустоты исполинскими огненными шарами; шарами настолько огромными, что почти отказывало воображение даже волшебницы, привыкшей, казалось бы, ко всему. Людям на раздираемой склоками несчастной планете казалось, что их «вселенная» бесконечна, на деле же пространство свёртывалось, обтекающая закрытый мир магия создавала лишь иллюзию огромности.

Но исполинские звёзды от этого не становились менее внушительными, грозными и пугающими. Нет, как-то в привычных мирах и мирках, где ночные светила есть лишь искорки на хрустальных небесных сферах, ей, Кларе Хюммель-Стайн, намного привычнее.

…А в мастерской вкусно пахло свежей стружкой, полки вдоль стен завалены были всевозможнейшими чурочками и чурбачками, обрезками дерева самых разных пород, какие только произрастали в Кимме (так звался этот мир). Штуки ткани, мотки дорогой тянутой проволоки, стеклянные бусины, кристаллы и кристаллики, кусочки металла, кисти, краски, великое множество стамесок и доло́т, молотки всех мастей и калибров, резаки, рубанки и длинный фуганок, даже два станка, сделанных по Клариному заказу гномами, – обтачивальный и сверлильный.

Клара делала игрушки. Не магическое оружие, не талисманы или обереги, но – игрушки. Зверей и кукол, воинов и чародеев, драконов и прочее, всё, что только могла измыслить. Игрушки, правда, были не простыми – живыми. Куклы умели говорить, иные, особо удавшиеся и попавшие в правильные руки, так и бойко болтать. Двух одинаковых игрушек у Клары никогда не получалось, да она не особо и старалась. Вышедшие из её рук зверюшки и человечки умели не только играть – они охраняли, заботились о своих маленьких хозяевах и при нужде могли поднять настоящую тревогу.

Стоит ли говорить, что у Клары отбоя не было от покупателей? Приезжали издалека, иные негоцианты, случалось, по первости пытались захапать вообще всё, что она делала; впрочем, попытки эти для них ничем, кроме срама, не кончились. Нередко она вообще отказывала, если видела, что её труд попадёт в руки какого-нибудь донельзя испорченного барчука.

Она любила мужа, детей, свой новый дом, новый мир, новое небо. Любовалась старшим сыном – Чаргосом, играла с младшенькой – Зосей, хохотушкой и непоседой, строжила средних, близнецов Аэсоннэ с Эртаном, вечно затевавших какие-то шкоды и проказы.

Имена трём старшим дал Сфайрат своей волей. Особенно долго он колебался, прежде чем протянуть руку над головкой новорождённой девочки и произнести «Аэсоннэ».

Волосы малышки были цвета расплавленного жемчуга.

Клара не препятствовала. Сфайрат как-то рассказал, в порыве откровенности, после того, как они наконец оторвались друг от друга и повалились на подушки, что драконы верят в перерождения. Вырвалось у него это словно против его воли, и Клара никогда не добивалась подробностей.

Да, Аэсоннэ не умерла. Та самая драконица, та самая девушка, спутница непутёвого маль… нет, конечно же, нет. Кэр Лаэда успел вырасти и возмужать. Просто она, Клара, этого не разглядела, не поняла, не осознала… и натворила дел.

Погубила всё, будет вернее сказать.

Сфайрат всегда чувствовал, когда на неё накатывало. Неслышной тенью возникал рядом, прижимал к себе, осторожно целуя в волосы, шептал на ухо что-то пустяковое, касался висков, и тьма отступала, заползая обратно в неведомую пещеру. Клара сильно подозревала, что в эти моменты дракон беззастенчиво пользовался своей магией (которую они вообще-то договорились не применять друг к другу), но молчала; она знала, почему он так поступал.

Он, дракон Сфайрат, последний из рода тех, кто хранил Кристаллы Эвиала, последний из стражей мира, чудом переживший гибель вручённого его попечительству сокровища и даже почти переставший летать – только когда ставил на крыло их детей.

Два осколка, два изгоя, вставшие спина к спине.

Клара вздохнула, поправила косу – по суждению здешних кумушек, замужняя женщина никак не могла носить эту сугубо девичью красу, но когда боевой маг Долины слушал, что станут болтать у неё за спиной?

Она, сразившаяся с самим Спасителем? Она, вонзившая в Него Алмазный и Деревянный мечи, видевшая, как зачарованное оружие вспыхнуло, не в силах противостоять Его истинной мощи?

И с тех пор утраченные навсегда Мечи снились ей не раз и не два. И настойчиво, очень настойчиво звучало – такая сила не могла сгинуть бесследно.

Настанет день, когда она проявится. Где, когда, в какой форме?..

Никто не знает.

И её любимейшее оружие, рубиновая шпага, уцелевшая, когда она, Клара, жгла в магическом пламени артефакты на тропе Межреальности, тщась вытащить Сфайрата из неумолимо надвигающейся смерти, – рубиновая шпага пребывает без дела. Пока пребывает.

Клара тяжело вздохнула, с силой прижала пальцы к вискам.

Давай-ка за дело, подруга Хюммель-Стайн. Игрушки ждут.

* * *

Ирма переминалась с ноги на ногу, застенчиво теребя подол платьица – старенького, но чистого и аккуратно заштопанного, так что и не сразу заметишь. Во вспотевшем кулачке она сжимала огромное богатство – целых три серебряка и ещё пяток медных денежек помельче. Стоило гнуть спину в трактире Свамме-гнома, драить полы или перемывать бесконечные развалы посуды. Ирма отлично умела драить глиняные плошки и кружки, раз-раз-раз – и они уже сверкают, словно только что с гончарного прилавка. Дядька Свамме её не обижал, платил честно и аккуратно, и совсем не верит она, Ирма, в то, что взрослые про гномов болтают – мол, продались они подземным демона́м, оттуда, мол, все их богатства, а сами детей втихаря воруют и в жертву тем демона́м отдают…

Девочка тихонько вздохнула. Она копила невеликий свой заработок с самого Многоцветия, четырежды по четыре седмицы. Долго-предолго и вовсе даже на другое, но… Она, Ирма, хоть и мала ростом, а считать умеет и грамоту знает, спасибо патеру Франклю, старому монаху, нашедшему приют у Свамме-гнома в трактире. Почему скуповатый гном кормит и поит бездомного бродягу в худом рубище, Ирма не знала и не гадала. Главное, что патер Франкль её, Ирму, любил и чем мог помогал – таскал дрова и воду, поддерживал огонь под большим котлом; Свамме-гном похвалялся, что посуду у него моют в горячей воде, а не просто оттирают песочком, как в иных, не столь уважающих себя местах. И вот как-то мимоходом, между делом, научил и счёту, и чтению. Правда, о том, что она грамотная, Ирма помалкивала – тот же патер Франкль надоумил: мол, от греха подальше. Какие такие «грехи» имелись в виду, Ирма тоже не знала, но послушно молчала.

Топталась она возле широко раскинувшегося дома, большого, как два или даже три обычных в Поколе. Единственный в городке, крыт он был не потемневшим от дождей тёсом, а дорогой красной черепицей. Побелённые стены, перечёркнутые косыми крестами опорных балок, зелёные ставни, причудливые наличники…

Ну, всё, пошла – она глубоко вздохнула и осторожно приоткрыла дверь. Звякнул колокольчик, пахнуло пирогами и ещё чем-то неуловимым, пряным. Строго мяукнул здоровенный страж-кот, внимательно поглядел на Ирму золотисто-драконьим глазом, мол, кто такая, что тут делаешь? Смотри у меня, мимо такого, как я, даже мышь не проскочит!

Страж-коты умели говорить, но только со своими хозяевами. Тем не менее Ирма вежливо присела (этому тоже научил патер Франкль) и сказала, обращаясь к коту, словно к человеку:

– Мне бы хозяйку… госпожу Клару. Если можно. Пожалуйста, – поспешно добавила она в конце.

– Ммырряу, – удовлетворённо ответствовал котище и исчез под прилавком. Из темноты на Ирму по-прежнему смотрела пара глаз, так непохожих на обычные кошачьи.

Лёгкие шаги из глубины дома – и вот перед оробевшей Ирмой оказалась сама госпожа Клара. Девочка снова присела, опустив глаза, как учили.

– Здравствуй, Ирма, дорогая моя, – прохладные пальцы чуть коснулись затылка. – Никак решилась? За Серым пришла?

– Да, госпожа…

Хозяйка лавки фыркнула совсем неподобающе для могущественной чародейки, умеющей оживлять игрушки.

– Ладно тебе, миленькая. Вот он, твой Серый.

Ирма тихонько вздохнула, разжимая кулачок с деньгами. Монеты звякнули о прилавок.

Волшебница отчего-то вздохнула.

– Эх, малышка… держи его.

Ирма протянула дрожащие руки. Клара подтолкнула к ней Серого – небольшого пушистого зверька, по виду – сущего волчонка.

– Погладь его, – посоветовала Клара, и Серый тотчас же ожил. Зелёные глаза моргнули, нос с сопением втянул воздух, высунулся и лизнул Ирму в щёку шершавый язык.

– Ты моя хозяйка, – услыхала обомлевшая девочка.

* * *

Ирма убежала, простучав босыми пятками по ступеням крыльца. Бедная – столько копила на живую игрушку; Клара отдала бы девочке заветного волчонка и даром, но полученное «за так», знала она, не ценится. Серый достался Ирме тяжёлым трудом, и он хорошо послужит маленькой хозяйке, уж в этом-то Клара не сомневалась. Сил в эту игрушку она вложила столько, сколько в пяток обычных.

– Мррряу, хорррошая, хорошая девочка, – промурлыкал Шоня. Страж-кот устроился возле ног Клары, свернулся клубком и прикрыл нос пушистым хвостом.

– Так и дал бы себя погладить, она же хотела, – рассеянно заметила Клара, прибирая деньги. При случае, подумала она, верну их Ирме обратно. Скажем, попрошу последить за Зоськой.

– Мррр, хотела, – согласился котище. – Но какой же страж-кот себя чужим гладить даст? Даже таким хорошим девочкам!

– Будет тебе, – засмеялась Клара, опуская ладонь на пушистый загривок. – Кто вас, страж-котов, только говорить научил?

– О, то был великий чародей! – оживился Шоня. О славном прошлом своего народа страж-кот готов был рассказывать вечно. – В одинокой и заброшенной башне жил он, и некому было согреть его постель, некому было ловить мышей и крыс в его подвалах, никто не мог даже посидеть у него на коленях и помурлыкать, когда ему было грустно. И тогда он собрал котов, самых лучших и самых отважных, и сказал им…

– Как же он мог им что-то сказать, если вы тогда ещё не умели говорить и речь человеческую понять не могли? – улыбнулась Клара.

– Он был великим чародеем! Великим! В этом-то и всё дело!

– Понятно. Великим. И в этом всё дело.

Кот страшно гордился своим происхождением.

– И сказал им… Госпожа!

Шоня вскинулся, проделав что-то вроде обратного сальто с места. Клыки обнажились, из таких мягких на вид лапок показались когти.

«Маг здесь», – услыхала она. В минуту опасности – или того, что Шоня считал таковой, – страж-кот всегда переходил на мыслеречь.

Маг. Конечно же, из местных чародеев. Она слыхала, что в Беллеоре, ближайшем большом городе, крупнейшем и самом богатом порту королевства Веллея, сменился глава местной гильдии волшебников и, судя по всему, решил самолично нанести визит этой непонятной «госпоже Хюммель-Стайн».

«Крыльцо». Шоня был уже где-то там, впереди, крался по самой границе света и тени так, что даже собственные хозяева не могли догадаться, где он.

Клара вытерла руки о передник, развязала тесёмки, шагнула из мастерской в лавку. Колокольчик уже настойчиво трезвонил – гость оказался не из терпеливых.

Волшебница поправила косу, вздохнула. Она уже знала, что за этим последует – неумный и возомнивший о себе толстяк с красным лицом, красотка с колючим взглядом записной стервы, молодой хлыщеватый нахал, привыкший, что все, носящие юбку, падают в обморок от одного его взгляда. Кричащая роскошь безвкусных нарядов, блеск золота – его слишком много, чтобы заметить каждую отдельную брошь, кулон, браслет или перстень.

Три такие – или примерно такие – депутации уже наносили ей визиты в прошедшие годы.

Клара вышла на крыльцо и остановилась. Медленно, не торопясь, скрестила руки на груди.

Человек, стоявший перед её домом, почтительно поклонился. Один. В простом сером плаще, зелёных портах и видавших виды дорожных сапогах. Под плащом скрывалась потёртая же кожаная куртка со шнуровкой на груди. Каштановые волосы чуть вились, спадая до плеч, карие глаза смотрели с уважением, но твёрдо.

– Госпожа. Разрешите засвидетельствовать своё почтение.

Он был магом, этот человек. Сильным и опасным, пожалуй, самым сильным из всех, рождённых в этом мирке.

– Позвольте представиться – мэтр Гент Гойлз, облечённый доверием чародеев славного града Беллеоры председательствовать в их достославной гильдии, этого гадючника.

Чародей по имени Гент Гойлз не носил никаких украшений. Оружия или посоха он не носил также.

Опасен, очень опасен. Волшебники обычных миров, доросшие до понимания того, что всяческие посохи или там «волшебные палочки» есть просто фетиш, подпорка, костыль на первое время, пока не выработается настоящее умение, могут оказаться серьёзными врагами.

– Господин Гойлз, – Клара ответила учтивым медленным кивком. – Чему обязана я чести видеть вас у моего дома?

– Эээ… – развёл тот руками и весело улыбнулся. Блеснули белые зубы – магу на вид можно было дать не больше тридцати лет.

В такие годы – и уже глава гильдии. Значить это могло лишь одно – он опасен, да, очень опасен.

Клара не торопилась приглашать его в дом.

– Досточтимая госпожа, могу ли я просить вас о разговоре? Наедине, если возможно, и там, где нам не помешают?

– Едва ли подобные вопросы стоит задавать замужней женщине, матери семейства и добропорядочной супруге. – Клара рассмеялась, от всего сердца надеясь, что выглядит это достаточно правдоподобно. Кажется, ничего, типчик купился. Эвон как скалится…

– О, о, прошу прощения, досточтимая госпожа Клара. Конечно, слова мои недоброугодны. Да, с формальной точки зрения просить замужнюю даму о разговоре наедине вещь неслыханная и предосудительная, если только речь не идёт об альковных делах при взаимной симпатизации обоих. Иной ревнитель приличий и в самом деле углядел бы тут оскорбление словом. Но мы-то с вами понимаем, что…

– Да, разумеется, – улыбайся ему, улыбайся. Да поприятнее. Ты уже не та Клара Хюммель-Стайн, что очертя голову кидалась в любую схватку – особенно когда Аветус не вернулся в Долину. – Прошу вас, господин Гойлз. Однако не обессудьте, но беседовать с вами стану лишь при моём супруге. У меня нет от него секретов.

– Ничуть не возражаю. – Маг взбежал на высокое крыльцо одним красивым, слитным движением, словно охотящийся пардус. Оглядел Клару смеющимся взглядом, вновь поклонился.

– Я не большой искусник по части комплиментов, но дозволено ли мне изъяснить своё искреннее и глубокое восхищение красотой вашей, досточтимая Клара? Надеюсь, что остаюсь пока в рамках приличий. – Он подмигнул чародейке.

Клара улыбнулась. Где-то глубоко внутри было приятно, словно девчонке. Что ж, пусть молодой человек старается…

– Прошу. – Волшебница посторонилась.

Она не сомневалась, что Шоня уже известил Сфайрата, и её дракон – могущий сыграть, и притом очень убедительно, самую жаркую сцену ревности, если только потребуется, – уже готов.

Они прошли просторной передней, Клара поклонилась, жестом приглашая мага в гостиную.

Сфайрат и впрямь уже ждал их. И, конечно, при полном параде. Чёрная кожаная безрукавка поверх белоснежной рубахи, широкий пояс с парой кинжалов – и, разумеется, строгий, ревнивый взгляд.

Взгляд, само собой, предназначался не Кларе – пришлому чародею.

– Милостивый государь… господин Аветус Стайн… позвольте мне засвидетельствовать вам моё наиглубочайшее почтение…

– Аветус, это мэтр Гент Гойлз, высокоучёный маг, глава гильдии магов Беллеоры.

– Счастлив приветствовать вас, сударь. Лёгок ли был ваш путь? Не угодно ли откушать с дороги? Клара, распорядись…

Чародейка с трудом подавила смешок.

– Нет-нет, – вскинул ладони Гойлз, словно защищаясь. – Прошу вас, досточтимые хозяева, я только что отобедал.

– Тогда, быть может, вина, сударь?

– Благодарю, господин Аветус, но я не употребляю никаких затуманивающих сознание снадобий, – отказался гость. – Несмотря на традицию и рискуя оскорбить ваше гостеприимство.

– Помилуйте, сударь, и речи об этом быть не может! – замахал руками Сфайрат. – Мы первые, кто оценит вашу свободу.

– Может, квасу? – предложила Клара.

«Он не хочет ничего ни есть, ни пить в моём доме», – поняла она, видя, как приятная улыбка мэтра Гойлза становится чуточку более напряжённой.

– Спасибо, госпожа Клара. Но я предпочёл бы перейти прямо к делу. В конце концов, я невежливо и бесцеремонно ворвался в ваш дом, нарушил обычный ход ваших дел и потому не хотел бы отнимать много времени.

– Как вам будет благоугодно, мэтр, – елейным голоском пропела Клара. – Мы смиренно внимаем.

Сейчас она уже невольно жалела, что пустила этого типа в дом. Да, он опасен, с такими надлежит приветливо улыбаться, но опытный волшебник может многое вызнать, всего лишь оказавшись в чужом жилище. Разумеется, подслушивающих и подсматривающих чар Кларе опасаться не приходилось, – не научились ещё плести в этом мирке такие, что она бы не справилась, – однако с господином Гойлзом следовало держать ухо востро. Всегда ожидай от неприятеля сюрпризов, и тогда он не застанет тебя врасплох.

Да, она не ошиблась. Продолжая приятно улыбаться, гость так и норовил стрельнуть по сторонам острым, пристальным, внимательным взглядом. Что ж, смотри-смотри, а я сделаю вид, что ничего не замечаю.

– Так чем же мы обязаны чести принимать вас, мэтр?

– Госпожа Клара, я понимаю, что в прошлом к вам уже являлись депутации нашей гильдии?

– Ваша память совершенна, сударь Гойлз…

– Гент. Просто Гент, – с готовностью перебил чародей.

– Прекрасно, – Клара одарила гостя ещё одной обворожительной улыбкой, – да, Гент, вы правы. Ваши коллеги наносили мне визиты… и не один раз. Не скажу, что мы расстались со взаимным удовлетворением от встречи.

– Поистине, – кивнул Гойлз. – Но сие имело место при прежнем главе гильдии, досточтимом Мендрокте, а старец, несмотря на множество заслуг и благочестие, увы, не отличался приятностью характера. К сожалению, это передалось и на приближённых к нему гильдийцев.

– Дело прошлое. – Клара не переставала улыбаться. – Я его и забыла уже.

– Благодарю вас и ценю вашу деликатность, досточтимая госпожа…

– Клара. Просто Клара.

Смеющийся взгляд Сфайрата, казалось, говорил: «А теперь мне что же, ревнивца играть?!»

– Благодарю. Клара, я явился к вам с предложением.

– Я вся внимание.

Гент всё-таки волновался, отметила чародейка. Умён, бестия, понимает, куда попал. И уже одно это очень плохо. Те, что являлись до него, как раз ничего не понимали…

– Госпожа, – Гент сплёл пальцы рук, сильно сжал. – Я не буду скрывать, что о вас ходят слухи .

– Слухи? – Клара как можно более естественно подняла бровь.

– Да. Слухи о госпоже Хюммель-Стайн уже давно достигли самых дальних пределов и нашего королевства, благословенной Веллеи, и наших соседей. Разумеется, среди осведомлённого сообщества.

– Я польщена, – Клара развела руками. – Польщена и удивлена, откровенно говоря. Но, право же, осведомлённое сообщество только зря тратит время, коллекционируя слухи или обсуждая их. Я самая обычная…

– Самая обычная кто? – тотчас перебил Гойлз.

– Игрушечных дел мастерица, – спокойно сказала Клара.

И вновь приятно улыбнулась.

– Вот именно, – вступил Сфайрат. – Моя супруга делает игрушки. В этом нет ничего предосудительного. Мы платим все установленные его величеством подати. Желаете взглянуть?

– Помилуйте, я не податной сыщик! – ужаснулся Гойлз. – Всемогущие силы, нет, никогда! О, неужто вы решили, что я болтал тут всё это время, дабы выяснить, не задолжали ли вы казне нашего дорогого величества, доброго короля Саввиоля, да будет крепка и неутомима его печень?! Нет, нет и ещё раз нет! Меня привело сюда совсем иное.

– Совсем иное? – Клара вновь понадеялась, что получилось это у неё достаточно растерянно и робко. – Что же, помилуй меня небеса?

– Госпожа, – Гент Гойлз даже привстал, прижимая руки к груди, – вам совершенно не нужно нас опасаться. «Нас» – я имею в виду, конечно, сообщество цивилизованных чародеев и мастеров магии. Но и вы должны, я считаю, нас понять. Ваши игрушки… Простите, я разволновался и заторопился.

– Мои игрушки? – подняла брови Клара. – Я не получила пока ни одной жалобы на них. Одни благодарности. И мои покупатели…

– Да-да, я знаю, я знаю, – вновь зачастил Гент извиняющимся голосом. – Но, госпожа Клара! Вы же не просто мастерите игрушки! Вы мастерите живые игрушки! И никто, я подчёркиваю это, никто из магов, известных мне, не способен ни на что подобное. Вы же оживляете мёртвое! Понимаете? Оживляете мёртвое! Госпожа Клара, разве вы не понимаете, что, едва подобные слухи достигнут королей и герцогов, ваша спокойная жизнь кончится? Что они все потребуют от вас тех самых «големов», что порой встречаются в наших сказаниях? Неуязвимых чудовищ из дерева или железа, способных сокрушать ворота крепостей или даже стены замков? Вы понимаете, что это – всего лишь вопрос времени? И что вы станете делать тогда, госпожа Хюммель-Стайн?

Наступила тишина. Мэтр Гойлз судорожно вздохнул.

– Прошу прощения, досточтимые хозяева. Быть может, я говорил со слишком… большим чувством.

– Поверьте, мэтр Гент, мы ценим вашу заботу, – промолвил Сфайрат, глядя в глаза магу. – Но что же дальше? Вы ярко изобразили грозящие нам опасности. Надо полагать, вы предлагаете и выход?

– Разумеется, досточтимый Аветус. Иначе меня бы здесь не было. Очень хочется верить, что я несколько отличаюсь от моих… более подверженных традиции коллег.

– Мы все внимание.

– Вам надо вступить в Гильдию, госпожа Клара.

– Это нетрудно сделать, – пожала плечами чародейка. – Но раньше-то об этом речь не шла. А исключительно о незаконной и подсудной волшбе. К счастью, у приставов хватило сообразительности не лезть на рожон.

– Неужто вы бы выпустили на них какого-нибудь «игрушечного» дракона высотой в этот дом? – Гойлз вскинул руки в шутливом ужасе.

Или в как бы шутливом? Или он на самом деле намекал, что досточтимый эсквайр Аветус Стайн в действительности?..

– Помилуйте, сударь Гент, я на самом деле очень, очень мирная женщина. До той поры, пока не начинают угрожать моей семье.

– Вот именно! – подхватил гость. – Любезная Клара, дорогой мой Аветус, магическое сообщество Беллеоры могло бы оказать вам существенную поддержку. В противном случае вы останетесь один на один с королём Саввиолем, а сей достойный монарх, знаете ли, шутить не любит. Захват в заложники ваших детей – это самое меньшее, на что он способен. Мы же вполне в силах скрыть от его величества само ваше существование. А так… простите, госпожа Клара, простите, господин Аветус, но ваши игрушки… – Он покачал головой, поцокал: – До добра не доведут. И потом, – Гойлз заговорщически-доверительно понизил голос, наклонил голову, – и потом, как вы всё-таки это делаете? Некоторые из магов, моих, гм, старших коллег, уверены, что здесь не обошлось без врага рода человеческого, без врага обожаемого всеми нами Спасителя. А это, как вы понимаете, означает интерес ещё менее склонных к шуткам дознавателей из Святого Дела.

Наступила тишина. Гойлз скрестил руки на груди, откинулся, словно донельзя довольный собственными словами.

Клара и Сфайрат переглянулись.

– Что ж, спасибо, что предупредили нас, сударь. Мы ценим это, поверьте, – дракон протянул магу руку. – Но поверьте, мэтр Гойлз, мы в силах за себя постоять.

– Не сомневаюсь, – медленно и осторожно сказал тот. – Чародей, способный на подобные заклинания… – он покачал головой. – На заклинания, что самым настоящим образом сводят моих соратников по гильдии с ума. Заклятия, применяемые вами, не имеют аналогов. Не алгоритмизируются, не поддаются расшифровке, не… – Гент Гойлз безнадёжно махнул рукой. – И с таким багажом вы хотели тихой и незаметной жизни, госпожа Клара Хюммель-Стайн? Не вставая ни на чью сторону? Король, наше светлое величество, двинет сюда целую армию, как только прознает. А уж он прознает, госпожа Клара, можете не сомневаться.

В горле у Клары уже давно стоял тугой комок, она с трудом сдерживала ярость.

– Мэтр Гент, – спокойнее, спокойнее, ну неужели ты зря так долго терпела тут эту болтовню, чтобы теперь всё так глупо испортить, – ещё раз спасибо вам за заботу. Вы наверняка подвергали себя опасности, предпринимая сие путешествие. Ваши… коллеги, что держатся иного мнения, они ведь могут?..

– О, что вы, что вы, досточтимая Клара. Я польщён вашим беспокойством, но, поверьте, со мной всё в полном порядке. Я здесь исключительно потому, что тревожусь за вас.

Эх, сказать бы этому надменному, играющему в простоту и искренность чародеишке, что если кто бы то ни было, хоть маги, хоть слуги Спасителя, Орден Святого Дела или даже сам король Саввиоль, светлое величество, попытается хотя бы косо посмотреть на её со Сфайратом детей, они с мужем сотрут с лица земли любую армию, любую крепость?!

Да, Сфайрат лишился кристалла. Да, возвращение к истинному облику давалось дракону через боль, и телесную, и душевную, насколько сильную – Клара могла лишь догадываться. Но если он таки перекинется – несдобровать любому врагу. Да и она, Клара, чего скромничать, – сильнее любого здешнего чародея. Под этим солнцем и не подозревали о множественности обитаемых миров, о силах, скрывающихся за синими небесами; они не знают, что такое боевой маг Долины, маг, сражавшийся, когда их позвали положить конец восстанию Безумных Богов.

И они таки положили!

Так что руки у них коротки, у всех местных королей и волшебников.

– Досточтимый мэтр, – вмешался Сфайрат, мигом ощутив Кларино настроение. – Всё это поистине замечательно, но что вы от нас хотите? Говорите, что можете помочь – как именно?

– Я очень рад, что слух ваш преклонился к моим словам, – мэтр Гойлз поклонился, не вставая из-за стола. – Что делать? Я скажу. Допреждь всего – удалиться из сих мест. Гильдия наша весьма богата, у нас есть… укромные владения вдали от глаз сильных мира сего.

– Бросить дом, мастерскую, дело? Бежать?

– Да, госпожа Клара. И, конечно, не делать больше этих ваших ужасных игрушек. Вы хоть представляете, как за ними гоняются иные маги, из других, не столь понимающих и терпимых гильдий, как наша?

– Они что же, – медленно проговорила Клара, поднимаясь, – отбирали? У тех, кто покупал мои игрушки? У детворы?

– Ну, госпожа Клара, должен признаться, что в сём имелся известный резон…

Одному Сфайрату ведомо, чего Кларе стоило не вышвырнуть самоуверенного мага прямо за порог. А что – она б смогла, и при этом ей почти не потребовалось бы магии.

Потому что никто, никто не смеет отбирать у детей ею сработанные игрушки.

– Благодарю, господин Гойлз, – услыхала она собственный голос. – Мы подумаем.

– Осмелюсь заметить, тут не «думать» нужно, а дело делать, – важно и с известной фамильярностью заметил чародей. – Причём как можно скорее.

Клара, поднявшись, так и осталась стоять, в который уж раз обегая взглядом знакомые стены.

Глиняные смешные фигурки, зверюшки и птицы, она покупала их всякий раз, оказавшись на ярмарке. Резные картины, воины, бьющиеся с чудовищами, их резал слепой мастер на ощупь. Дарёные кинжалы и ножи – суровые оружейники молча клали их на её прилавок поверх платы, забирая игрушки. Гобелен – его добыл где-то Сфайрат – с одинокой горой на фоне звёздного неба, склоны озарял странный мертвенный свет. Вещи, казалось бы, простые, безо всякой магии; Кларин дом в Долине Магов ломился от самых причудливых и изысканных артефактов, но домом, как теперь стало ясно, не был.

Она добывала всяческие кольца, кристаллы, амулеты, зачарованные кинжалы и браслеты, камни и прочее потом и кровью, брала с боем, завоёвывала, рискуя собственной шкурой. Гордилась собой. Хвасталась сотоварищам по Гильдии.

Но весь этот пропахший кровью и смертью хлам был мёртвым. Мёртвым изначально в отличие от любовно сделанных простых, совсем не магических и, казалось бы, совершенно бесполезных безделушек. Хотя, конечно, не совсем безделушек, взять те же кинжалы – иная работа не уступала гномьей.

– Мы подумаем, господин Гойлз, – повторила она. – Не следует полагать, что мы совсем уж беззащитны.

– О нет, конечно же, нет! – горячо воскликнул гость. – Сужу хотя б по вашему страж-коту. Отличная зверюга. Не сильно ошибусь, предположив, что он справится с целой волчьей стаей?

«Зорок, – оценила Гойлза Клара. – И да, опасен. Здешние страж-коты заимствуют силу у хозяев, верно. Эх, разиня! – выругала она себя. – Раньше надо было думать…»

– Вы нам безбожно льстите, господин Гент, – лучезарно улыбнулся Сфайрат, являя безупречно белоснежные зубы. – Но супруга моя права. Нам надлежит подумать. Мы и впрямь не беззащитны. Не угодно ли всё-таки откушать что-нибудь, сударь? Насухую и говорить-то несподручно…

Однако Гойлз вновь отказался. Встал, подчёркнуто вежливо раскланялся.

– Но вступить-то в нашу гильдию вам ничто не может помешать, государи мои? Для этого вовсе не надо ничего бросать и никуда не надо переселяться.

– Вступить в гильдию? – подняла брови Клара.

– Конечно! – с подъёмом отозвался гость. – Как же мы можем вам помочь, если вы не доверяете нам даже в такой малости?

– А что же нужно делать… став членом гильдии? – осторожно поинтересовался Сфайрат.

– Прежде всего, – Гент принялся вдохновенно загибать пальцы, – внести начальное пожертвование на текущие расходы гильдии. Потом – пожертвование в пользу престарелых и немощных магов, находящихся на нашем попечении. Затем – пожертвование на содержание школы и академии, разве не обязаны мы заботиться о детях, нашей смене и нашем будущем?

– Пожертвования, да-да, понятно, – кивнула Клара. – Ещё раз благодарим вас, досточтимый господин Гойлз.

– У меня с собой всё необходимое, – гость с ловкостью опытного приказчика извлёк из-под так и не снятого плаща роскошного вида бювар драгоценной выверновой кожи, раскладывая на скатерти листы пергамента, бронзовую чернильницу-непроливайку, несколько перьев, баночку с песком…

– Всё будет запечатлено магически. Ваши подписи пребудут в полной безопасности, их никто не увидит, кроме меня, никто не сможет скопировать и использовать против вас, – скороговоркой выпалил Гойлз. Ну точно – ни дать ни взять купец, пытающийся выжать из колеблющегося покупателя сделку любой ценой.

– Досточтимый Гент. Я уже сказала, нам надо подумать. Быть может, мы последуем вашему совету и навсегда покинем эти места, отправившись так далеко, что вы никогда нас не увидите и никогда о нас не услышите. Так зачем нам что-то подписывать, и притом прямо сейчас?

…Так, кругом да около, они ходили ещё долго. Ничего в конце концов, естественно, не подписали. Господин Гойлз казался очень, очень разочарованным. Тем не менее простились с полной сердечностью.

– Прошу вас, госпожа Клара, не затянуть. Известите меня – посредством сего кристалла – о вашем решении. Я буду уважать его, каковым бы оно ни оказалось.

– Непременно, досточтимый коллега. Вы узнаете о нашем решении в самое ближайшее время.

– Уф, наконец-то! – простонала Клара, когда господин Гент Гойлз, в двадцатый раз поклонившись, наконец соизволил удалиться. – Всю вымотал. Прилипчивый, как не знаю кто.

– Мррр… мррразь! – зашипел Шоня. Шерсть у страж-кота встала дыбом.

– Тебе он тоже не понравился? – хохотнул Сфайрат.

Они стояли все вместе на высоком крыльце дома, прислушиваясь к детским голосам – в саду Зося и Аэсоннэ с Эртаном носились взапуски среди соседских ребятишек.

Шоня только выгнул спину и оскалил зубы.

– Ничего страшного, – Клара присела на корточки, запуская пальцы в тёплый, упругий мех страж-кота. – Пугал он нас, пугал… а самому деньги только и нужны.

Сфайрат покачал головой.

– Тот кристалл…

– Упрятала за семь замков и семижды семь заклятий, – отмахнулась Клара. – Не увидят ничего и не услышат. Кристалл, хочу сказать, непростой. Его так просто не разрушишь.

– Так, может, мне его… – вызвался дракон.

– Зачем? Пусть себе стоит.

– Не люблю чужих и злобных магических штук у нас дома.

Клара улыбнулась.

– Ядовитая змея пусть лучше сидит в клетке, чем рыскает по саду. Я ей даже молока согласна налить.

– Мррряу, змее – молока?! – бедного Шоню оскорбили в лучших чувствах.

– Тихо! – Клара шутливо сгребла страж-кота за шкирку, слегка тряхнула. – Не перебивай.

– Змее… молока… – не мог уняться потрясённый кот.

– Тебе виднее, – пожал плечами Сфайрат. – Но я бы эту штуку просто сжёг. Перекинулся бы и сжёг. На такое дело огня у меня б хватило.

– Милый, да кто же сомневается. – Клара ухватила мужа за локоть, прижалась. – Но я с этой игрушкой ещё повожусь. Не перехитрить меня здешним умельцам!

– Хорошо, когда ты так в себе уверена, – улыбнулся дракон.

– А иначе никак…

Двое стоят на крыльце. Замер у ног здоровенный страж-кот, крупнее большой рыси, с густыми кисточками на ушах. Звенят в саду детские голоса.

А в мастерской Клары замер под бронзовым колпаком сиреневый кристалл размером с мизинец взрослого человека.

Он ждёт.

* * *

Чародей по имени Гент Гойлз вышел из дома Клары Хюммель-Стайн, довольно улыбаясь, словно достигнув невесть чего. Он выглядел человеком, добившимся желаемого, – шагал весело, чуть не вприпрыжку и даже насвистывая, что магу его положения и вовсе никак не пристало. Если бы Клара видела господина Гойлза в этот момент, она бы насторожилась – самое меньшее.

Но Клара, к сожалению, его не видела.

Глава III Ан-Авагар, эльф-вампир из гнезда Эйвилль Великой

Чёрное и серебряное. И капля красного. И волосы цвета молодого льда, развевающиеся по ветру. И пьяное, ни с чем не сравнимое чувство лежащего перед тобой беспомощного, распятого мира, покорно ожидающего, когда ты вступишь в свои права.

…Этот уголок Упорядоченного он выбрал почти случайно. Матерь-Эйвилль, Эйвилль-прародительница, сделавшая его тем, кем он стал – то есть существом истинно бессмертным и совершенным, – велела искать «что понезаметнее».

Он нашёл.

Впереди его ждало ослепительное счастье, какое никогда не будет доступно никому из живого двуногого скота. Счастье упиваться их страхом, ужасом, криками и мольбами. Никакие палачи, никакие убийцы-расчленители и прочие, пока остаются скотом, не способны понять всю высоту наслаждения чужой болью и своей властью – властью причинять эту боль.

Но это ощущение, хоть и далёкое от всей полноты, всё же не было полностью чуждо пище . Среди них тоже попадались умеющие извлечь пусть грубое и мелкое, но удовольствие – из страха и страдания других. И, если бы всё отличие вампира от его ходячей еды состояло лишь в этом, едва ли его раса могла с полным правом претендовать на звание «истинно высшей».

Существо в чёрном и серебряном звали Ан-Авагар, и когда-то он принадлежал к роду эльфов. Когда-то – до встречи с великой Эйвилль, показавшей ему совершенно иной путь.

…Он умел чувствовать и ощущать. Эйвилль оставила ему немало из привычных скоту удовольствий, разумеется, подняв их на совершенно новую высоту. Ан-Авагар умел ценить изысканную кухню и тонкое вино, его тело не лишилось способности к плотским радостям. Наивен и глуп полагающий подобных ему «живыми мертвецами». Напротив, они – единственные истинно живые, победившие смерть, поставившие её себе на службу.

Охотиться – это наслаждение. На-слаж-де-ни-е. Он проговаривал это по слогам, катал слово языком во рту, словно кусочки сладкого. Когда за ненадобностью отмирают многие другие чувства – стыд, сочувствие, сострадание и так далее, – но остаётся некая память о них, кроме лишь наслаждения, это очень удобно. Ты «помнишь», что чего-то делать было «нельзя», но теперь это «нельзя» осталось лишь в туманной памяти.

Страх, однако, никуда не делся. И это было хорошо. Чтобы выживать, нужно бояться, хотя бы для того, чтобы не лезть куда не следует. Кроме того, без страха, без опасности проигрыша Наслаждение потеряло бы часть своей остроты. Причём очень важную часть.

Поэтому он то забивался в самую глубь неприступных гор, то, напротив, охотился чуть ли не средь бела дня на людных площадях. В пределах одного мира он не оставался такоже – спасибо великой Эйвилль, спасшей его от безрадостно-смертного существования.

Когда-то он, как и сама Великая, был эльфом. Эльфом из тех, чей век долог, но всё же конечен. А когда живёшь несколько столетий, умирать становится как-то совсем уж не с руки, ведь верно?

Поэтому умирать Ан-Авагар не собирался. Ни тогда, ни тем более теперь. Великая Эйвилль указала ему путь, и она же даровала средства. Подарила ему не только бессмертие, настоящее, всамделишное бессмертие, но также и открыла ему тропы между мирами. Чем он мог отплатить за поистине бесценные дары? Только преданностью и поклонением.

Разумеется, до тех пор, пока Эйвилль оставалась сильнее его.

Гибель её он ощутил тотчас, жгучая судорога боли, волна мгновенно накрывшего обессиливающего ужаса. Конец Великой был поистине страшен, понял Ан-Авагар. Она встала поперёк дороги у неодолимой силы – и закономерно проиграла.

Оказалась слабой, как нетрудно понять. Потому что выходить на бой с непобедимым врагом есть не храбрость, а глупость, всегдашний спутник слабости.

Сейчас, правда, он старался не вспоминать, что сам тогда чуть не заплакал – конечно, не настоящими слезами, призраками слёз, давно и прочно угасшей их памятью. Ему было больно – но недолго. Грустить и печалиться он не стал. Эйвилль Великая занимала высокое положение при дворе ужасного и всемогущего Хедина, прозываемого Познавшим Тьму, единственного во всём Сущем, кого страшился каждый и любой вампир.

Что ж, когда-то Эйвилль что-то занимала, а теперь – нет. И Ан-Авагар недолго думая отправился восвояси, в одиночное странствие, открывать новые миры и солнца, искать, где лучшая добыча и где у неё самая сладкая кровь.

Ему сопутствовала удача. От природы ловкий, гибкий и осторожный, Ан-Авагар быстро научился выживать в странной и пугающей Межреальности, так что теперь он умел и найти тропу, и устроить на ней засаду, и одолеть того, кто слабее, – как, впрочем, и вовремя убраться с пути тех, кто сильнее. Таковых было немного – древние сущности, когда-то владычествовавшие над столь же древними мирами, но потерявшиеся, запутавшиеся, чародейством или ещё как-то изгнанные из вековых логовищ и с тех пор так и бродящие вечными путями Межреальности, никому не нужные, но по-прежнему голодные и очень опасные.

Охотиться на них тоже станет наслаждением – как только он, Ан-Авагар, сделается хоть чуть-чуть сильнее. А он становится сильнее – с каждой жертвой, которую он не просто «попробовал», но которую осушил до дна, оставив лишь пустую оболочку мумифицированной плоти.

Правда, такая сила, относительно легко обретаемая, легко и расходовалась, зачастую – на пустяки. Чтобы сделаться таким, как Эйвилль – хотя бы таким, как Эйвилль! – требовалось много, много большее.

Требовалось убийство и «опустошение» более сильных, чем ты сам. И чем выше ты поднимаешься по ступеням незримой иерархии, тем меньше тех, кто и впрямь сильнее тебя, всё труднее их находить – и всё труднее одерживать верх. Поэтому требовалось логово, лежбище, простой и незамысловатый мир, желательно – с обилием неграмотных пейзан, здоровых и крепких, со сладкой молодой кровью, могущих служить достойной пищей . Требовались и  гхулы , и  гуунхи  – то есть безмозглые рабы-зомби, и младшие вампиры, созданные самим Ан-Авагаром, охранять его покой и сон, пока он станет готовиться к настоящим схваткам с более сильными.

Создать всё это – требовались немалые усилия и время. Впрочем, Ан-Авагар никуда особенно не торопился. Времени у него, сказать по правде, имелось с преизбытком, фактически – вся вечность.

Сейчас упырь мягко ступал по роскошно-смарагдовой траве. Стоявшее в зените солнце его ничуть не беспокоило – оно опасно лишь для низших, недавно обращённых или так и не сумевших обрести силу вампиров. Не чувствуя ни жары, ни холода, он носил чёрные одеяния и такие же перчатки тонко выделанной кожи, самой лучшей, какую только можно было добыть за страх или хотя бы купить за деньги, широкополую шляпу с залихватским пером, по моде, подсмотренной в самом первом мире, куда его завела тропа Эйвилль.

На память, усмехался он про себя.

…В этот мирок он спустился как обычно, с изрядной осторожностью. Ограничивая себя поначалу, тем приятнее бывает сбросить все эти вериги впоследствии.

Когда угасло мерцание, всегда сопровождавшее последние мгновения перехода, унялось головокружение и прояснился взгляд, Ан-Авагар обнаружил себя стоящим в глухой чащобе, у ног весело булькал ручеёк. Зелено, прохладно, и пробивающееся сквозь весенне-свежую листву солнце. Ан-Авагар поморщился. Нет, свет никак не мог ему повредить, лишь раздражал подобно назойливому комарью.

Тем не менее безлюдные леса были явно не тем местом, где Ан-Авагар желал бы сейчас очутиться. Он – охотник, лучший из высшей расы, и в этот мирок он явился вовсе не затем, чтобы отсиживаться по чащобам.

Вампир позволил себе холодную усмешку. Сейчас он направится вниз по течению ручья. Ручей вольётся в речушку, речушка – в речку, а та, в свою очередь, или в большую полноводную реку, или же в озеро, достаточно большое, чтобы на его берегах отыскались поселения живых.

Охотник вновь усмехнулся – и зашагал, вернее, заскользил мелкими шажками, бесшумно пробираясь сквозь чащу.

* * *

Тропа кончилась как-то резко, чуть ли не отвесным, хоть и невидимым, обрывом. Ан-Авагар не знал, где очутится, и это придавало приключению особенную остроту. В конце концов, существовали – знал он – и целые ковенанты «охотников за вампирами», профессиональных убийц таких, как он; впрочем доставались в качестве добычи этим «охотникам» слабейшие, молодые вампиры. Старые и опытные обращали в жертву самого преследователя.

Так что, с ухмылкой думал Ан-Авагар, бредя лесной тропинкой, в какой-то степени эти «охотники» даже полезны. Слабые не должны жить, даже после смерти. И особенно – после смерти. Слабые не должны позорить высшую расу, внушая пище дурные и вредные иллюзии, что она может справиться с настоящим вампиром. Ан-Авагар не отказался бы переведаться с такими вот «охотниками», лишний раз доказать, кто стоит на самом верху великой пирамиды, где сильнейшие – верхние – пожирают слабейших, тех, кто внизу.

Лес казался глухим и диким. Опытный взгляд Ан-Авагара сразу же замечал и отсутствие просек, и одни лишь звериные тропы. Обитатели пущи не боялись вампира и не обращали на него внимания – то есть скорее всего вообще никогда не видели человека или же тех, кто на него похож.

Да, увы, только «тех, кто на него похож», с ядовитой усмешкой подумал Ан-Авагар. О двуногих судят по тем, кого больше. А в этом с людьми не мог сравниться никто, даже орки или зеленокожие гоблины. Не говоря уж об эльфах или истинных владыках сущего – вампирах.

Впрочем, пустота чащи Ан-Авагара ничуть не устраивала. На кого ему тут охотиться, на медведей, что ли?

Вампир брезгливо повёл плечами и зашагал быстрее. Ему предстояло добраться до более обитаемых мест.

* * *

Когда ты бессмертен, время не имеет для тебя никакого значения. По-настоящему что-то значит для вампира только одно – голод. А с этим дело обстояло неважно.

Ан-Авагар всегда гордился тем, что «это я приказываю своей природе, не природа приказывает мне». Голод? Я его одолею. В конце концов, ему доводилось слыхать о вампирах, пережидавших тяжёлые времена, употребляя одну лишь звериную кровь. Она, разумеется, не шла ни в какое сравнение с человеческой (или гномьей, или эльфьей), но позволяла выжить.

Ан-Авагару, конечно, доводилось испытывать голод, особенно в самом начале истинного пути , пути вампира. Это тяжело, трудно, мучительно. Бороться можно (и нужно), но лишь до определённого предела. Потом нужна кровь. Однако, чтобы довести себя до одуряющего, гасящего сознание голода, требовалось поистине многое – много времени, много потраченных сил на изощрённые заклинания и так далее. Ан-Авагар умел владеть собой, умел не доводить до крайностей – только потому и стал тем, кем стал.

Но на сей раз всё выходило совсем по-иному. Не просто голод, нет. Сосущая пустота, словно внутри Ан-Авагара устроился кто-то дикий, страшный и голодный, медленно пожиравший сами внутренности эльфа-вампира.

Такое он пережил один только раз, давным-давно, сразу после своего обращения. У эльфов это проходит куда тяжелее и мучительнее обычных людей – ну, так Перворождённые потом и добиваются на новом пути куда большего. Тогда ему казалось, что неведомая раньше пустота внутри втянет в себя его самого, так, что он исчезнет без следа, «сожранный собственным желудком», как говорилось в людских сказках его родного мира. Эйвилль Великая тогда помогла, указала способ и средство – простое утоление вампирьего голода не годилось, пришлось исполнять целые обряды. Даже тому Ан-Авагару, едва пережившему собственные смерть и воскресение, даже ему то, что пришлось совершить, показалось… несколько чрезмерным.

Однако с чего ради его вдруг вновь посетило это чувство?

Вампиры никогда не стали бы теми, кто они есть, не без гордости подумал Ан-Авагар, не умей они слушать и различать даже самые тихие подсказки Судьбы. Жуткий голод, словно у только что обращённого, – такое не приходит само по себе. Предстояло выяснить, откуда оно взялось.

Что ж, ещё интереснее, сказал себе Ан-Авагар, стараясь заглушить жгучую пустоту внутри. Что-то в воздухе? Я ведь как-никак дышу, хотя и больше по привычке. А ну-ка, если прекратить?

Он прекратил и некоторое время пробирался так через колючий малинник, вымахавший ему почти до плеч. Ручей по-прежнему журчал в глубокой промоине, вампир уловил взгляд мелкой водяницы, не успевшей вовремя удрать под корягу, и, почти не прилагая усилий, приказал ей умереть.

Маленькое существо, больше всего похожее на котёнка с зеленоватой чешуёй вместо шерсти, опрокинулось на спину, беспомощно дёргая перепончатыми лапками. Она умерла быстро и без мучений – Ан-Авагару их сейчас не требовалось. Он просто проверял. Ставил опыты.

Высшие вампиры, подобные ему, всегда имели власть над мелкой нежитью. Не могли напитаться ею, но зато способны были заставить выполнить любой приказ. Даже прекратить собственное существование.

Итак, его способности никуда не делись. Нечисть тут тоже самая обычная, как и в любом другом мирке, где обитают смертные. Однако… однако…

Он потерял способность рассуждать. Внутренности вспыхнули, поперёк живота словно хлестнули гибкой саблей. Ан-Авагар повалился на колени, кажется, даже взвыл – в последнем он не был уверен. Глаза залило чернотой.

…Приходил в себя он медленно и мучительно. Ноги отказывались повиноваться, в голове всё мутилось. Похоже, у него вообще ничего не осталось, кроме боли.

Проклятие! Что с ним стряслось?

Кое-как ему удалось выползти из малинника на подобие тропы, сбегавшей с сухого песчаного холма вниз, в тёмную и сырую ложбину, где по-прежнему беззаботно журчал неглубокий поток.

Кровь. Ему нужна кровь. Неважно чья, лишь бы горячая.

…Однако как ему, едва ползущему, поймать хоть кого, хоть пичугу или зверька? Вампир мог приказать не только нечисти, ему подчинились бы и иные четвероногие или крылатые обитатели, но едва ли ему сейчас сгодилась бы холодная кровь змей или лягушек. Может, заставить слететь к нему сову? Нет, сейчас яркий день, они спят, а при такой боли просто чудо, что он вообще может хоть как-то рассуждать.

Он пополз по тропе, как-то заставляя передвигаться парализованное болью тело. Может, тут просто такое дурное место? Может, стоит отойти чуть подальше?

И в самом деле, ему показалось, что стало чуть легче, едва он спустился с холма. Потом, правда, боль вернулась, даже стала ещё злее – когда Ан-Авагар попытался взобраться на очередной увал.

Попытался выбраться низинами – но сквозь сплетение густого вьюнолиста не пробился бы и панцирник. Пришлось вернуться на тропу.

Держись, сказал он себе. Ты уже умер один раз. От боли не отдают концы. Во всяком случае, высшие вампиры, подобные тебе.

…Он не помнил, как выбрался из леса. Об исходном намерении идти вниз по ручью Ан-Авагар уже не вспоминал.

Однако тропа вывела его из лесистых холмов на дорогу. На самую настоящую дорогу, широкую и ухоженную, содержавшуюся в образцовом порядке.

Здесь голод и боль стали совсем нестерпимы.

* * *

Эльф-вампир приходил в себя долго и мучительно. Что случилось с ним на той тропе, он помнил плохо; пустота внутри совсем лишила его разума. Это плохо, очень плохо. Кажется, он поймал белку… или зайца… или нет, то была змея? Стоп, змея не может быть, у неё холодная кровь, она не насытит истинного вампира.

Так или иначе, опозорившись, перепачкавшись внутренностями несчастного зверька, Ан-Авагар выбрался из чащи.

Он не думал о том, как именно ему удалось изловить свою добычу. Всё, что он запомнил, – странное зелёное сверкание перед глазами и метнувшийся прямо в руки пушистый комочек. Какая-то сила словно швырнула лесного жителя в лицо полубесчувственному вампиру.

Кто пришёл мне на помощь? И какую цену они потребуют?

…Всё-таки он был настоящим вампиром – если сразу подумал о цене чужого благодеяния.

Так или иначе, когда от зверька осталась только пустая и сухая шкурка, Ан-Авагар смог подняться на ноги. Его шатало, но жуткое ощущение засасывающей его изнутри пустоты исчезло.

Кто-то заплатит мне за это, посулил он. Кто-то мне очень дорого за это заплатит. Первейшая суть высшего вампира – это гордость. И её сейчас очень сильно задели.

А теперь перед ним лежала дорога. Широкий и наезженный тракт, не замощённый, но содержащийся в образцовом порядке. Даже странно видеть такое во вполне заштатном мирке. Куда поворачивать теперь – совершенно всё равно, и справа, и слева рано или поздно непременно сыщется хутор, селение, городок…

Ан-Авагар не обманывал себя – сейчас ему по зубам разве что ребёнок или дряхлый старик. Но лиха беда начало.

Не раздумывая больше, вампир зашагал по дороге, повернув налево, так, чтобы солнце светило в спину.

* * *

Селение показалось, когда до вечера оставалось ещё далеко. Ан-Авагар тяжело, безо всякой природной грации как эльфов, так и вампиров, плюхнулся наземь, отползая подальше от тракта. Не хватало только встретиться с до зубов вооружённой охраной купеческих караванов; да и чародей вполне мог оказаться в их числе. Конечно, в полной силе Ан-Авагар, как истинно высшее существо, справится с сотней мечников и десятком чародеев, но только не сейчас.

И потому он тихонько уполз подальше, забившись под корни столетнего дерева, широко раскинувшего ветки над тихим ручьём. Вдали виднелось селение, деревушка десятка в три дворов, самая обычная, каких Ан-Авагар навидался за долгий век до полного отвращения.

Люди. Обычные букашки, двуногий скот, пища. Мясо. Ничего больше. Они тупы и таковыми останутся. Ан-Авагара никто не заметит. Ему осталось лишь дождаться темноты и выследить какую-нибудь жертву, что неосторожно выйдет поглазеть на звёзды.

Разумеется, ничего не понимая в истинной их природе.

…С темнотой вернулась уверенность. Он – Ан-Авагар, высший вампир, видевший десятки миров, сражавшийся во множестве битв и неизменно выходивший победителем, даже если поле сражения оставалось неприятелю. Враг мог торжествовать – но на самом-то деле всякий раз побеждал именно он, Ан-Авагар, потому что оставался в живых.

Крестьяне в селении ложились спать рано, как и положено людям, тяжко трудившимся весь день и не имевшим денег на дорогие забавы вроде свечей, не говоря уж о светящихся магических кристаллах. Улицы опустели, скотину загнали внутрь.

Некоторое время Ан-Авагар раздумывал, не заглянуть ли на местное кладбище, но потом отбросил эту мысль. Он ещё не готов. Слишком слаб, слишком голоден. Доставшаяся днём белка – или заяц, или кто там ещё? – этого недостаточно, чтобы он вновь сделался самим собой.

К терпеливо ждущему приходит удача – припомнилась поговорка, когда он заметил пастушка с некрупной собакой, торопливо пробиравшегося по косогору. Стада при нём не было, значит, задержался для чего-то в лесу. Пёс, палевая дворняжка с висячими ушами и коротким хвостом, явно беспокоился, поскуливал и жался к ногам хозяина.

– Ты чего, Пат? – услыхал Ан-Авагар.

Отлично, подумал вампир, я понимаю их язык. Не зря Великая Эйвилль говорила, что во многих мирах людские наречия схожи, потому что сами люди явились в эти миры, покинув свои собственные, где родились изначально.

Собака остановилась и зарычала, упираясь всеми лапами в землю и откровенно не желая приближаться к затаившемуся во тьме вампиру.

Пастушок удивился, замер, позвал четвероногого друга раз, другой; наконец повернулся спиной к Ан-Авагару и уже оторвал ногу от земли…

Вампир и пёс прыгнули разом. В глазах Ан-Авагара вспыхнула ослепительная радуга боли, казалось, рвутся все до единой мышцы и лопаются все до единого суставы, но клыки вонзились точно в шею пастушка, а руки опрокинули мальчишку наземь. Пёс по имени Пат, яростно рыча, сомкнул челюсти на запястье вампира, и Ан-Авагар наяву ощутил, как хрустит его собственная кость.

Собаки ненавидят вампиров. И с радостью положат свою собственную жизнь на то, чтобы только прервать ещё одно вампирье «существование».

Щедро полилась человеческая кровь, яркая, густая, полная жизни и мощи. У Ан-Авагара вновь закружилась голова, на сей раз – от наслаждения. Паренёк забился, засучил ногами, не в силах вырваться из стальной вампирьей хватки. Верный пёс, рыча, грыз руку Ан-Авагара, однако выкормыш Эйвилль, изогнувшись, сумел пнуть собаку так, что та отлетела на дюжину шагов и осталась лежать, жалобно подвывая. В миг удара вампир слышал хруст ломающихся собачьих рёбер.

Ан-Авагар всем телом навалился на дёргающегося пастушка, прижал того к земле; кровь лилась всё обильнее, хлестала на траву, бесценные её капли пропадали, но вампиру было сейчас всё равно. Ему нужна сила, а таких мальчишек он ещё найдёт десятки. Найдёт и выпьет их досуха. Или, если ему взбредёт такое в голову, превратит в своих слуг – безмозглых, но повинующихся каждому его жесту.

Как же сладка, как пьяняща молодая кровь! Сейчас её полнит ужас жертвы, восхитительный, всеобщий и бессильный. Ан-Авагар не выдержал – зарычал от наслаждения. Его распирало силой, казалось, кулак способен пробить земную твердь до самых огневеющих недр.

Мальчик перестал сопротивляться, замер – тело быстро, неестественно быстро холодело. Ан-Авагар неизящно, но с немалым довольством рыгнул, утирая окровавленный рот рукавом. Ничего, сегодня можно. Даже ему, вечному эльфу и высшему вампиру.

Собака взвыла, задёргалась, пытаясь ползти. Нет, никуда уже не денешься, тварь, мстительно подумал Ан-Авагар, добивая бедного пса.

Тела следовало спрятать. Ему ещё предстоит выпить досуха не одну жертву, прежде чем он сможет померяться силами со здешними чародеями.

…Селение Ан-Авагар обошёл по широкой дуге. Ночь выдалась отличная, мглистая и беззвёздная, такие он особенно любил. Всё-таки ночные светила будили в душе что-то смутное, неприятное, какую-то память, что-то такое, что он сам давным-давно и навсегда отсёк.

Так или иначе, стараясь держаться дороги, он шёл всё дальше и дальше. После первого высосанного мальчишки дело пошло легче, следующими ему попались двое – юноша и его младший братик, лет десяти. С ними пришлось повозиться, старший оказался силён и ловок, до последнего пытался спасти брата и весьма недурно владел увесистой дубинкой; но, разумеется, могут ли низшие создания, ничтожные черви, противостоять истинному эльфу и вампиру? Конечно же, нет.

Два бездыханных бледных тела он сбросил в глубокий овраг шагах в сорока от тракта. Их, конечно, найдут – но к тому времени дикие звери, птицы и жуки с червями сделают свою работу. Тела станут неузнаваемы, и уж конечно, никто никогда не дознается, почему и от чего они погибли.

Дальше, дальше, дальше. Слабость и боль ничем не напоминали о себе, Ан-Авагар шагал, высоко подняв голову. Силы возвращались. Время от времени он убивал – походя, из засады, безо всяких церемоний, просто высасывая жертву досуха. Перекинуться и лететь вышло бы куда быстрее, но вампир никуда не торопился и вдобавок берёг силы. Всё начинается очень хорошо, куда лучше, чем могло бы.

Но мысль, откуда взялись те боль и голод, не отступала. Как Ан-Авагар ни старался, совсем изгнать её не получалось. И потом, как он тогда спасся? Кто пришёл ему на помощь? А ведь кто-то пришёл, это точно. Или этот «кто-то» даёт ему понять, что он полностью во власти этих неведомых «спасителей»?

Что ж, пока он тут бессилен. Будем ждать, если эти неведомые вновь проявят себя. А пока – собирать силу. Собирать силу и готовиться к решающему бою.

«К решающему бою?! – вдруг оцепенел вампир. – С кем я тут собираюсь сражаться? – Нет, конечно, те же охотники за его племенем могли внести в жизнь некоторое разнообразие и азарт, но чтобы «бой», да ещё и «решающий»? – Нет уж, благодарю покорно. Драться я стану, когда сам того пожелаю и исключительно для собственного развлечения; «решать» я ничего не намерен. Риск необходим, без него всё бытие, даже высшего существа, становится пресным и тоскливым, но не более того».

Во всяком случае, думал Ан-Авагар, пока что о серьёзных схватках и думать нечего. Любой сколько-нибудь сильный маг, если только я не застигну его врасплох, одержит верх. Это правда, а истинный вампир всегда смотрит ей в глаза, сколь бы неприятной или унизительной она ни оказалась.

…После восьмой жертвы он ощутил себя уже почти прежним. После десятой – точно прежним. Тринадцатая оставила роскошное послевкусие силы, поднимающейся над . Именно над , словно вода, достигшая вершины дамбы.

Пусть на время, не насовсем, он сделался сильнее себя прежнего. Может, потому, что Эйвилль Великая не очень-то поощряла кровопитие непосредственно у людей и уж точно – не  досуха , страшась мести Хедина, Познавшего Тьму.

Что ж, может, его и следовало страшиться – но где сейчас этот Хедин и где он, Ан-Авагар? Старые запреты отброшены, и это донельзя приятно – не церемониться со скотом, с  мясом , выпивать их без остатка, оставляя, словно паук, одну пустую оболочку. Тела вампир просто оттаскивал в сторону от дороги и бросал, не слишком заботясь о тщательной маскировке. Трупы вдоль оживлённого тракта, где наверняка пошаливают разбойники, – кого они удивят?

После тринадцатой жертвы – молодого и сильного мужчины, сопротивлявшегося дольше других и с настоящим ожесточением, – Ан-Авагар вышел на берег неширокой, но глубокой и быстрой реки. Он уже знал её название – Риэна.

Река – это хорошо. Хорошо, потому что вдоль неё в изобилии найдутся поселения мяса , и большие, и малые. Хорошо также, что к югу от реки на много дней пути тянутся густые, непроходимые леса, дикие чащи, куда местные стараются не соваться. Там он сможет обосноваться до поры, пока не обзаведётся собственной армией. Ну, а потом можно подумать и о настоящем замке. Это, во всяком случае, может выйти забавно. Отряды храбрых охотников за нечистью, пробирающиеся узкими и опасными горными тропами! Костры в ночи, опасливые взгляды, враг, чудящийся в каждой тени и каждом шорохе! Ей-же-ей, будет чему посмеяться, втихомолку наблюдая за их попытками.

На берегу Риэны Ан-Авагар настиг свою четырнадцатую жертву, молоденькую рыбачку, собравшуюся на самой заре осматривать донные ловушки и уже готовую отплыть. Девушка была чудо как хороша – тонкий стан, две длинные косы, причудливо свёрнутые на затылке, большие синие глаза… Ан-Авагара она не видела до последнего момента, и тут вампир уже позволил себе несколько больше – позволил ей заметить себя в тот самый последний момент . Васильковые глаза расширились от ужаса, сдавленный крик разнёсся по речным берегам, скрытым толстым покрывалом утреннего тумана, и девушка забилась, придавленная к сырой земле мощным торсом Ан-Авагара. Его намерения она сперва истолковала совершенно неправильно, и, лишь поняв, что юбку на ней никто рвать не станет, испугалась по-настоящему.

Ан-Авагар дал ей вглядеться в собственные глаза, сейчас серые и бездонные, как сама смерть. Клыки вошли несчастной в шею, и вампир зажмурился от удовольствия – кровь! кровь! кровь! Свежая, чистая, молодая кровь!

Когда она затихла, в нём на миг шевельнулось нечто вроде сожаления – в конце концов, мужское естество его не было напрочь утрачено, когда Эйвилль открыла ему врата к высшему, истинному бытию. Её можно было бы обратить , сделать своей невестой, первой из большого – в будущем – гарема. Но нет, жажда оказалась сильнее. Он её убил, высосал до последней капли; почти невесомое тело сбросил в омут, предусмотрительно привязав груз к ногам и опутав как следует сетями. В лодке нашёлся топорик, и вампир, прорубив дно, затопил и её.

Наверное, четырнадцатая стала лишней, с запоздалым раскаянием подумал он. Силы всё больше и больше, заклинания сами просятся на пальцы; и в самом деле, чего он ждёт? Пора показать всем, что настают новые времена, что сюда явился наконец новый и настоящий хозяин!

За рекою лежал старый погост. Церквушка с перечёркнутой стрелой на крыше давно заперта, само кладбище хоть и содержится в известном порядке, но  жизни и памяти в нём уже почти не осталось.

Замечательно. В конце концов, не зря же он – высший из высших вампиров, обладатель сокровенного знания? В крайнем случае он способен обрести силу и не только выпивая досуха жертвы, некромантия ему также не чужда – хорошо, что великий Хедин об этом никогда не слыхал. Шутки и фокусы с усопшими Новый Бог, со слов Эйвилль, очень сильно не одобрял.

Тем не менее проверить стоит. Да и шутка получиться может неплохая. Сила сейчас ему не нужна, но хорошо иметь уверенность, что все его умения с талантами по-прежнему работают как должно.

Ан-Авагар дождался ночи.

И позвал .

* * *

Вообще-то вампиры, даже высшие, не имеют прямой, изначально данной власти над Нежитью, всеми этими ходячими мертвецами и прочим. Они не могут одним мановением руки поставить себе на службу бесчисленные армии зомби или скелетов. Для этого нужна некромантия, истинная некромантия, а её в окружении Эйвилль Великой старательно избегали. Трусы, с презрением подумал Ан-Авагар. Только он, обойдя запреты, оказался достаточно смел, чтобы сунуть нос в кое-какие книги.

Найти их тоже оказалось непросто. Некромантов – к какой бы расе они ни принадлежали – не любили и боялись почти во всех ведомых Ан-Авагару мирах; а в некоторых некромантов и вовсе никогда не бывало.

Книги эти написали люди. Ан-Авагара сей факт не смущал – среди неисчислимых множеств разумного скота неизбежно должны были найтись такие, кто – чисто случайно! – мог обладать известной мудростью. Более того, предоставить людям самим и на собственных шкурах устанавливать, какие заклинания работают, а какие нет, после чего воспользоваться плодами их трудов, было истинно по-вампирски.

Он и воспользовался. Нельзя сказать, что эльф сделался мастером некромантии, но знаний поднабрался.

…И сейчас, произнося про себя соответствующие слова, Ан-Авагар невольно поразился, до чего же легко всё у него получилось. Зашевелилась земля, закачались могильные камни, над утопающими в траве плитами сгустились беловатые облачка призраков и духов, печальные тени заскользили над землёй, умоляюще протягивая бестелесные руки.

«Охотящийся в ночи, – различил Ан-Авагар. – Ты позвал. Мы пришли».

Вот как, удивился вампир. Похоже, в этом мирке его собратья обладали-таки некоей природной склонностью к некромантии. Такое тоже случалось, особенно если вампиром становился кто-то из людей, например, сведущих в тёмном чародействе.

Что ж, тем лучше. Чем больше заботы у местных чародеев, тем успешнее окажется он, Ан-Авагар.

О, его, разумеется, станут искать. Маги и волшебники, короли и правители бросят все силы на поиски причин случившегося бедствия. Быть может, кто-то из них, самый сообразительный, сумеет допросить кого-то из духов, но их смутные, невнятные ответы – а давать другие призраки просто не умеют – только посеют панику, страх и растерянность.

Хорошо, очень хорошо. В любой момент он, Ан-Авагар, сможет как отвлечь ненужное внимание от собственной персоны, так и поднабраться дармовой силы; а уж заметать следы эльф-вампир умел очень хорошо.

Соблюдая особую осторожность, он пересёк реку, по широкой дуге обогнул мирно спящее село и вскоре скрылся в непроходимой заречной чаще. Конечно, это не настоящий, достойный высокородного эльфа замок, но отсюда удобно будет…

Стоп. Что-то не так было с этим людским селением, что-то совсем не так! Едва уловимый… запах ветра? вкус воздуха? Легчайший, неуловимый аромат крови живых , ощущаемый только вампирами вблизи человеческих жилищ, – в нём явно крылось нечто, Ан-Авагару совсем не нравящееся.

Маг, подумал он. Очень сильный и странный. Доселе Ан-Авагару сталкиваться с такими не приходилось. Конечно, отираясь около Эйвилль Великой, да ещё и при дворе Познавшего Тьму, насмотришься всякого; вампир отлично знал, кто такие «ученики Хедина», как они себя называли. Один на один он, пожалуй, вышел бы против любого из них с немалыми шансами одержать верх; но, поскольку истинный вампир выходит на серьёзный бой, лишь когда эти «немалые шансы» становятся настолько «немалыми», что сражение можно назвать «выигранным ещё до начала», Ан-Авагар – как ему думалось – мог рассчитывать на успех и в одиночку против двух-трёх.

Всякие «охотники за вампирами», существующие лишь для придания жизни некоего рода пикантности, сюда, разумеется, не относятся.

Ан-Авагар остановился, долго прислушиваясь и принюхиваясь. Было тут и ещё кое-что, не понравившееся ему гораздо сильнее.

Запах дракона. Это уже не лезло ни в какие ворота – откуда возьмутся здесь, в человечьей деревне, какие-то драконы?! Им же полагается сожрать тут всё живое на день пути в любую сторону, а не мирно проживать среди пейзан!

Невольно Ан-Авагар уже пожалел о сделанном на погосте. Что взбрело ему в голову? Хотел подкинуть забот местным чародеям? Несомненно, подкинул, но при этом и выдал себя. Драконы! Ничего хуже и придумать нельзя. Это не какие-то там глупцы, гордо и напыщенно именующие себя «охотниками за вампирами». С крылатыми чудовищами шутки плохи.

Ан-Авагар ощутил, как сжимаются внутренности, как по животу разливается липкий холод. Сейчас ему казалось – он припоминает странное зеленоватое мелькание в глазах, когда он только подходил к погосту. Ему кто-то подсказал, что надлежит сделать? Но если этот «кто-то» настолько могущественен, что способен управлять высшим вампиром, зачем ему вообще какие-то орудия? Сущность с такими силами вполне справится безо всяких посредников.

Быть пешкой в чьей-то игре? Благодарю покорно, Ан-Авагар не из таковских. Это не путь вампира. Но как соскочить с крючка? Если он и впрямь несвободен – что ему дали понять в самом начале, когда он только очутился в этом мире, – то как избегнуть невидимых когтей?

Он вновь шагал, пробираясь сквозь ночь, прочь от злого села – но прекрасно понимал, что вернуться придётся. Уж не вели ли его сюда нарочно? Уж не решили ли, что он окажется настоящим врагом неведомому местному магу или же совершенно невозможному дра…

Упругий толчок воздуха – где-то высоко в ночном небе мерно поднимались и опускались огромные чёрные крылья. Ан-Авагар не выдержал – пискнув от ужаса, он простёрся ниц, накидывая плащ на голову и надеясь лишь, что его не заметят. Несмотря на все досуха выпитые жертвы, для боя с драконом сил у него бы не хватило. Ох, ох, да что ж это такое?!

Вампиры ненавидят драконов. Те платят им взаимностью. На драконов не действует подавляющее большинство заклинаний из вампирского арсенала, кроме лишь нескольких поистине наисильнейших. А от драконьего пламени защититься трудно, очень трудно. Не невозможно, нет, – но неимоверно тяжело.

– Пррроклятые. – Ан-Авагар готов был грызть землю. Теперь он уже не сомневался, что стал жертвой чьего-то коварного и хитроумного замысла. Ведь и маг, и дракон наверняка погонятся за тем, кто пробудил погост.

Крылья прошумели в вышине, всё стихло, но вампир ещё долго не решался подняться, ползком пробираясь прочь от недоброго места.

Рисковать без нужды – это не для истинного вампира.

Итак, главное сейчас – оторваться от погони. Обычно Ан-Авагар мог почти точно сказать, преследуют его сейчас или нет, но это касалось обычных «охотников за вампирами», с коими он любил порою поразвлечься. Обычно – но не сейчас. Погони он не ощущал. Что, само собой, ничего не могло значить, когда имеешь дело с опытным и очень сильным чародеем.

Невольно Ан-Авагар подумал, с каким бы наслаждением он высосал досуха этого проклятого мага. Что ж, месть хороша, когда её подают холодной. Ни к чему спешить, у него впереди вечность. Что не может не радовать…

Разумеется, надо постараться, чтобы преследователи – буде таковые отыщутся – встретили на своём пути как можно больше приятных и во всех отношениях радующих – его, Ан-Авагара, – неожиданностей.

Поиск давался легко и быстро, всё-таки, несмотря на рану, он оставался высшим вампиром, да и сил пока хватало. Мелкая лесная нечисть… имеется, но такому магу она на один укус. А вот что это у нас там, далеко, в глубине леса? Оо, какие милые, полезные, удивительные создания! И охраняют они премилую ловушечку. Гляди-ка, в заштатном мирке – и вдруг такое!

Вампир даже остановился, не веря собственным глазам.

Что ж, пора на охоту, друзья, незачем отсиживаться в чащобах…

С ними придётся повозиться даже самому опытному чародею, не без самодовольства подумал Ан-Авагар.

Заклятие сложилось само. Неслышимый прочим зов проник глубоко в лесную крепь, и услыхавшие его замерли, поднимая головы и внимая беззвучному приказу.

Найти мага и убить его. Всё остальное неважно.

…Убить они его, конечно, не убьют, но на какое-то время задержат. А если и не убьют и не задержат и если этот маг окажется не полным глупцом – тонкие губы Ан-Авагара насмешливопрезрительно сжались, – то он явится ровно туда, куда мне нужно. Главное – успеть.

Глава IV Клара Хюммель-Стайн, Сфайрат, Ирма

– Не нравится мне этот господин Гойлз. Как есть не нравится.

– Милый, ты это сегодня уже сто первый раз повторяешь, – откликнулась чародейка. Её любимый дракон вышагивал туда-сюда, меряя гостиную из угла в угол. Каблуки врезались в пол так, что доски аж гудели; хорошо ещё, подумала Клара, что Сфайрат не в своём истинном виде…

Да, дракон принял облик погибшего Аветуса Стайна, былого воздыхателя Клары Хюммель-Стайн, и вот тогда-то у них и началось главное , о чём потом сама чародейка забыть не могла. Словно должен был появиться кто-то с истинно драконьей силой, чтобы она наконец стала не просто «своим парнем» среди боевых магов, но той, кто любит, и любит по-настоящему, один раз и на всю жизнь.

Но Клара уже давно звала его истинным именем – Сфайрат. Оставался только облик, и она всё чаще ловила себя на мысли, что, быть может, дракону не стоило уж так точно копировать давно похороненного чародея. Потому что Клара Хюммель-Стайн полюбила не Аветуса. Она полюбила дракона Сфайрата, дракона, что, подобно многим другим из его магической расы, мог легко менять облик.

Надо сказать, что за прошедшие годы бывший хранитель одного из эвиальских кристаллов и в самом деле несколько изменился. Человеческое его лицо менялось медленно – драконы и чародеи почти не стареют, хотя не бессмертны, – но менялось совсем не так, как, наверное, изменился бы сам Аветус Стайн, останься он жив.

– Не нравится, – повторил Сфайрат в сто второй раз, резко повернулся, сел рядом с Кларой. Та безмятежно взглянула на раздражённого супруга, не отрываясь от вышивки. Иголки сновали туда-сюда сами собой, направляемые магией.

– Что это у тебя?

– Блузка для Аэсоннэ. Красиво, правда? Тут вот солнце, а здесь горы, а тут…

– Девять летящих драконов, – вздохнул Сфайрат. – Да, красиво, дорогая моя. У тебя всё, за что ни возьмёшься, выходит красиво, даже очень. Но Гойлз…

– Не беспокойся, – Клара аккуратно закрепила нитку. – Ничего он нам не сделает. Ручки коротки.

Дракон усмехнулся, покачал головой.

– Всё та же Клара. Может носить цветастую юбку до пят и нянчить детей, а внутри прежний боевой маг, чьё слово больше её жизни. Ты вот делаешь волшебные игрушки…

– Да, а делать их не стоило, – безмятежно отозвалась чародейка. – Потому что местные маги заметят, и будут у нас неприятности. Верно?

– Гм, верно, – признался Сфайрат. – Но ты не послушала, только отмахнулась. Ещё тогда, давно, помнишь?

– Я всё помню, милый. А ты разве забыл, что это за игрушки?

– Нет, конечно, – буркнул дракон. – У большинства детей это будет просто такая забавная кукла, как бы живая, но не до конца, только и знающая, что немного слов…

– А у тех, кто действительно наделён даром, моя игрушка станет настоящим талисманом, – тихо промолвила Клара. – Истинным фамилиаром. Может быть, даже удастся найти спящего дракона.

– И потому ты готова рискнуть даже нашими детьми? – в упор спросил дракон.

– Другие тоже очень часто рисковали из-за меня всем, в том числе и собственными сыновьями. Или дочерьми, – парировала волшебница. – Да и сами драконы Эвиала… разве не пожертвовали они вообще всем? И всем потомством своего рода? Разве я не в долгу у них?

Сфайрат опустил голову. На лбу собрались морщины, кулаки сжались. Кларе даже почудилось, что из ноздрей потянулась пара тонких струек дыма.

– Не грусти, – вышивка упала на пол, Клара тесно прижалась к мужу, обняла. – Мы сладим с любой бедой, я знаю. А только тихо жить не по нам с тобой. Не обманывай себя, милый. Ты хранил кристалл, теперь стараешься хранить нас… но мы-то отнюдь не мёртвый камень.

– Вы – живые, – дракон обнял её в ответ, сжал так, что Клара охнула.

– Раздавишь!

– Вы – живые, – повторил Сфайрат. – Раньше я думал, что не смогу существовать без своего кристалла. Кристалла больше нет, а я по-прежнему жив. Он был мёртвым, вот и всё. А теперь я  знаю , что не смогу без вас. Что, если что-то стрясётся с тобой, с Зосей, Аэ, Чаром, я…

Клара прижала ладонь к губам мужа. Тёплые и шершавые, человеческие – но под ними крылась драконья плоть, истинная суть Сфайрата.

– В любом мире, где угодно – мы всё равно не спрятались бы ото всех, – шепнула она. – Бежать, хорониться, ходить пригнувшись – разве это для тебя, могучий дракон?

– Или для тебя, боевой маг Долины? – улыбнулся Сфайрат. – Но, быть может, всё-таки перекинуться, слетать и сотворить из милейшего господина Гойлза хорошо прожаренный шашлык? Скажем, вдвоём с Чаргосом, парню пора привыкать, что быть драконом – это не только…

– Нет, милый, нет, не надо.

– Отчего? Ты ж не хочешь, чтобы наш старший вырос слюнтяем, который не может даже…

– Не может никого поджарить? – невольно улыбнулась Клара. – Нет, Сфай, нет, конечно. Он мужчина, он дракон. Я последняя, кто потребует, чтобы он отрёкся от своей драконьей сущности. Но убивать господина Гойлза вовсе не обязательно.

– Да? – с явным сожалением осведомился Сфайрат.

– Не думай, муж мой, будто я указываю тебе, что делать и как поступать, – промурлыкала Клара, потёршись щекой о твёрдое, бугрящееся мускулами плечо дракона. – Рассуди сам: исчезнет Гойлз – пойдут слухи. Маг он не из последних, его станут искать. Мы с тобой спровадили не одну депутацию местных чародеев, но Гент наверняка предупредил сотоварищей, куда направляется. Его убийство станет началом войны, той самой, которую ты так жаждешь предотвратить. Напротив, нам выгоднее всё оставить как есть. Пусть себе разоряется! Может, нам и впрямь будет небесполезно о чём-то с ним договориться, но не сразу, а как следует поторговавшись. Не тревожься, милый мой.

– Легко сказать. – Морщины на лбу дракона не расходились, брови хмурились по-прежнему. – Не успокаивают слова, Клара, не ведаю, отчего. Что-то сидит здесь, внутри, – Сфайрат потёр грудь. – Не верю предчувствиям, не хочу верить, но… лучше бы нам с тобой отсюда убраться. За тридевять земель.

– Драконы никогда не бежали от опасности!

– Да, – Сфайрат понурился. – Никогда. А теперь я готов бежать даже от тени, от жалкого смертного колдунишки, какого раньше бы испепелил на месте, не почувствовав ни малейшего угрызения совести. И всё потому, что боюсь за вас!

Клара помолчала, сидя с закрытыми глазами и улыбаясь. Голова её по-прежнему лежала на плече у дракона.

– Я люблю тебя, – наконец сказала она. Внутри становилось тепло-тепло, и жило словно предвкушение огромной, небывалой ещё радости. – Ты мой дракон, самый лучший. И я твоя. И мы все тоже твои. Не беспокойся, милый. Дракон Эвиала, Хранитель Кристалла и боевой маг Долины – вдвоём мы кое-чего стоим. И, если местные чародеи решат проверить нас на прочность, у нас найдётся, чем ответить. Да, я тоже боюсь за детей. Но я всегда помню, что они – плоть от твоей плоти, что они тоже драконы. Под юбкой не удержишь.

– Речи жены дракона, – твёрдая рука обнимала её за плечи, однако кончики его пальцев чуть подрагивали. – Это ваш мир, мир людей. Я тебе верю, Клара.

– Я знаю, – шепнула она, утопая в его ауре, нечеловеческой, бездонной, пугающей – и самой-самой лучшей, родной, неотделимой. – Драться всё равно придётся, рано или поздно. Нас не оставят в покое. Разве что на время. И это время, боюсь, вышло.

Дракон помолчал, лишь крепко прижимая её к себе, словно боялся, что она вот-вот исчезнет.

– А эти дети… с игрушками… Ты и в самом деле не подумала, что случится, если коллеги Гойлза возьмутся за них всерьёз?

– Подумала. Магам это обойдётся ой недёшево.

– А детям?

– С ними ничего не случится.

Дракон покачал головой.

– Чтобы я раньше стал беспокоиться о каких-то там человеческих детёнышах!.. А теперь, как появились свои собственные… Клара, ты уверена? У тебя в каждой кукле или зверюшке что, небольшой кристалл наподобие эвиальских? Пугаешь ты меня порой, честное слово. Жалею уже, что… что посмеялся тогда над тобой, при нашей первой встрече…

– Ты – дракон, – засмеялась Клара. – Никому никогда не приручить дракона. Он с тобой, только пока он сам этого хочет. Но один неверный шаг…

– Что ты такое несёшь? – аж отодвинулся Сфайрат.

– Ничего, ничего, милый. Пойду детвору к обеду звать, пока не простыло всё.

* * *

Вечером, когда весеннее солнце опустилось за дальний лес, и Клара, по всегдашнему обыкновению, стояла на крыльце, обхватив себя за плечи и любуясь последними отблесками отгоревшего заката, Сфайрат возник рядом смутной размытой тенью. Тревожный, сжавшийся, готовый.

– Что с тобой? – Она откинулась, затылком касаясь его груди.

– Полететь, – одними губами ответил дракон. – Со всеми остальными.

– Что, и с Зоськой? – удивилась Клара. – Она ж небось уже десятый сон видит!

– И с Зосей, – мрачно сказал Сфайрат. – Со всеми.

– Зачем, милый? – Клара повернулась к мужу, взглянула в нахмуренное лицо. – Ты всё из-за Гойлза?..

– Нет, – взгляд дракона остался непроницаем. – Что-то какая-то пакость чуется, гниль какая-то… точнее не скажу. Но взлететь тянет. И огонь… накопился. Застоялся почти что.

– А детвора-то зачем?

– Как «зачем»?! Мы все вместе, драконья стая!..

Да. Верно. Драконья стая. Как она могла забыть? Дракон и его потомство в небе словно сливались воедино, и без того зоркие глаза становились почти всевидящими.

– Конечно, дорогой. – Клара склонила голову жестом послушной жены.

Сонная Зоська заворчала было, не желая выпускать тёплого и пушистого котёнка, устроившегося у неё под боком, но, едва услыхав «Лететь! С папкой!» – подскочила словно ошпаренная.

Клара так и осталась стоять, не в силах отвести взгляда – пятёрка драконов, выстроившихся клином и устремившихся вслед за давно скрывшимся солнцем, с огромным Сфайратом в середине и маленькой Зосей впереди всех. Аэсоннэ с Эртаном по бокам, старший Чаргос замыкал процессию.

Всё-то у них наоборот, у драконов. Птичий клин возглавляет вожак, самый сильный и выносливый; а драконы в такие полёты вперёд пускают малышку Зосю. Потому что дракон становится драконом, только побеждая сам по себе.

Могучие крылья упёрлись в воздух, драконы стремительно поднимались; на востоке уже сгустилась непроглядная темень, звёзды выглядывали робко и неярко.

Как же они красивы, подумала чародейка. Мои дети. Мой муж. Я мать драконов и жена дракона – что может быть лучше этого? Вперёд, дорогие мои, режьте ночь, пусть сама тьма бежит от взмахов острых ваших крыл; летите и возвращайтесь, потому что без вас нет и меня самой.

Драконий клин скрылся. Клара ещё постояла, глядя в пустое небо, зябко передёрнула плечами и шагнула обратно через порог.

Никого нет. Только обиженно и недоумённо мяукает полосатый котёнок, разыскивающий свою маленькую хозяйку.

Неслышной тенью появился Шоня, страж-кот, потрогал лапой неразумного, негромко фыркнул, и малыш сразу успокоился.

– Плохая ночь, госпожа.

– Госпожа! Давненько я от тебя такого не слыхала, – насторожилась Клара.

– А такой скверной ночи давно и не выдавалось, – кисточки на ушах страж-кота подрагивали, глазищи так и сверкали. – Вся нечисть повылезала, хозяйка, вся как есть.

– С чего ради? – процедила Клара сквозь зубы.

Страж-кот попытался пожать плечами.

– Откуда ж мне знать, хозяйка? А вот чую я их повсюду. Бестелесные, гады, только я их и замечу, хозяйка… Ну, и ты, конечно, тоже… Голодные призраки всяческие, не припомню такого сборища…

– Где? – только и спросила Клара.

– Старое кладбище, за рекой, – кот махнул хвостом.

– За рекой… мост… – быстро прикидывала Клара. – Через воду пойдут?

– Не, – помотал головой кот, опять подражая человеческим жестам. – Они там просто так… табунятся. Злобные, но собрать их да к нам повести некому. Вожака не чую.

– Ну, коль так, оставайся дома, – распорядилась Клара. – Сфайрат, видать, не зря забеспокоился. Придётся и мне до старого погоста прогуляться. Как, один справишься?

– Конечно, хозяйка! – возмутился Шоня подобным недоверием. – Да и малыш мне пособит. Замяукает, если кто полезет. Ну, а тут уж я их встречу.

– Встречай, – Клара накинула на плечи шаль, всунула ноги в мягкие сапожки, по старой привычке затянула широкий кожаный пояс на талии. – Старое кладбище, значит. Заречное. Что ж, посмотрим.

Распахнута крышка заветного сундука в мастерской – детям строго-настрого запрещено даже приближаться к нему. Старая верная шпага с крупными рубинами – кровоточащая память о последней битве в Эвиале – сама легла в руки. Что ж, подружка, пришла тебе пора подышать свежим воздухом…

Дверь дома закрылась. Клара быстро очертила несколько рун прямо в воздухе – против здешней нечисти более чем достаточно, Шоня своё дело знает, да и детей в доме нет…

Ночь выдалась тёмной. Звёзды утонули в плотном облачном мареве, улочки заливал мрак. Не брехали псы, смолкли ночные птицы, и даже летучие мыши куда-то подевались. Пару раз Клара замечала осторожно высовывавшихся из-за стрехи домовых или овинников. Они тоже напуганы, подумала чародейка. Им Нечисть и Нежить отнюдь не собратья.

Вот и река. Древнее поверье гласило, что текучую воду не переносят ни неупокоенные, ни голодные духи, подъятые из могил. Разумеется, это не так. И ходячие мертвецы, и призраки отлично умеют перебираться через ручьи и речки; они не любят воды, это так, однако сама по себе она их не остановит.

Только сильная и готовая к бою человеческая воля.

Селение осталось позади. Клара невольно оглянулась – тесовые, а кое-где по окраинам даже и соломенные крыши, густые сады подле домов, колодцы, изгороди, храм, речная пристань… Всё обычное, ничего особенного, но здесь родились её, Клары, дети, здесь они вместе со Сфайратом поднимали их первый дом, строили семью, учились жить вместе, так, чтобы не испепелить один другого подходящим заклятием или же не схватиться по старой памяти на мечах.

Что ж, настал черёд возвращать долги. А она, Клара, очень не любила оставаться в должниках.

Дорога взбиралась на крутобокий каменный мост. Каменный – потому что уже давно по приказу его величества Симвеля, отца нынешнего короля Саввиоля, все деревянные переходы на важнейших трактах королевства заменили куда более прочными каменными.

Клара остановилась. Тёмная вода спокойно катилась меж опор; царила жутковатая тишина, даже рыба не плеснёт, не пролетит ночная бабочка. Не видать и козодоев, не скользят в прибрежном тростнике змеи – всё живое попряталось, чуя явление Нежити, что свирепо завидует и ненавидит тех, в чьих жилах течёт настоящая кровь.

За рекой дорога вытягивалась струной, по обе стороны вздымались дозором высоченные платаны. Чуть в стороне, на невысоком холме, устроилась маленькая церквушка – церковь Спасителя, само собой. Её построили в незапамятные времена, когда и самого селения в помине не было. Почему и зачем – Клара никогда не интересовалась. Тогда, после Первого Его пришествия, храмы возникали повсюду. Может, здесь в древние времена обосновался какой-нибудь отшельник, а может, ещё что-то. Потом в селе построили новую церковь, большую, высокую и красивую, залитую светом, с росписью и фресками, с нарядными витражами на окнах; старый же храм как-то сам собой пришёл в известный упадок, и местный епископ разумно решил, что незачем содержать два прихода.

Древняя церквушка закрылась. Ключи от тяжёлого замка хранились у настоятеля нового храма – порой там ещё совершались заупокойные службы, поминания тех, кого схоронили на тамошнем погосте.

С горбатого моста старое кладбище виднелось словно на ладони. Обычный человек, разумеется, ничего бы не разглядел в ночной тьме, но Клара, хвала всем богам и силам, к обычным людям не относилась.

Надгробия с перечёркнутой стрелой, иные покосившиеся, иные, напротив, высящиеся прямо и гордо. Кованые ворота – Поколь кичился богатством – заперты, частокол вокруг погоста не тронут.

Да, Шоня прав. Нежить близко. И её много, очень много. Самой разной – призраки, мертвяки, ходячие скелеты. Клара мельком пожалела, что никогда всерьёз не занималась некромантией – мессир архимаг Игнациус, глава Долины Магов, никогда не допускал подобных штудий.

Эх, Кэра бы сюда…

Сердце привычно защемило болью. Не спасла мальчишку, не уберегла. Так и не смогла посмотреть подруге Аглае Стевенхорст в глаза после этого. Струсила, спряталась…

Клара скрипнула зубами. Не ждите сегодня пощады, молча посулила она и шагнула вперёд.

Давно, как же давно ей не приходилось драться всерьёз!

Но что же всё-таки встревожило Нежить, что подняло из могил, что разбудило? Старое кладбище всегда оставалось спокойным, умиротворённым, даже дети, ничего не боясь, бегали играть среди вросших в землю могильных камней – а дети чувствуют незримое куда острее взрослых.

Да, точно. Шоня не ошибся – да и с чего ошибаться истинному страж-коту? Нежить там. Два надгробия повалены, и пара нагих костяков медленно, вытянув вперёд желтоватые кости рук, бессмысленно шагает кругами, спотыкаясь, налетая на ограды других могил, словно что-то разыскивая. Рядом с ними кружили, словно свита вокруг вельмож, полдюжины призраков в длинных полупрозрачных одеяниях; даже отсюда, издали, Клара видела яростно-зелёный блеск в бесплотных глазницах.

Есть и мертвяки – вроде б в них должны обращаться недавно погребённые, ещё не успевшие разложиться трупы, но на старом погосте последнего покойника зарыли лет десять назад по местному счёту. Что-то, значит, тут по-своему пошло, не по писаному.

Клара досадливо прикусила губу. С Нежитью она сталкивалась мало, а когда приходилось, выручали артефакты или сила очистительного пламени. Да и рубиновая шпага годилась не только на стене эфесом сверкать…

Пальцы сами сжались на рукояти. Да, хороша ты, матушка, куда как хороша! В цветастой шали, в длинной широкой юбке, в домашних сапожках… совсем ничего не осталось от прежней грозной Клары Хюммель-Стайн, кроме разве что неизменной косы.

Ну, пошли, что ли. Оставлять этот гнойник нельзя. На вторую-третью ночь Нежить выберется за кладбищенскую ограду, и тогда…

Если, конечно, она не уведёт людей из Поколя.

Ворота заперты на крепкий, гномьей работы, висячий замок. Клара машинально оглянулась – не глядит ли кто? – подоткнула юбку сильно выше колен. Перемахнула через ограду, мягко спрыгнула в высокую некошеную траву, и тело само встало в позицию, поднимая рубиновый клинок для атаки.

Мертвяки, скелеты и призраки почуяли её не сразу – свежие, они слабы, если верить трактату «О трупах ходячих и прочих страхах загробных» досточтимого монаха Ферганеуса. Что ни мир – то своя некромантия, подумала Клара. Неизменно лишь одно – разбуженные мёртвые люто, неутолимо ненавидят живых.

Рубиновая шпага привычно крепко лежит в ладони, привыкшей за последние годы к совсем иным, сугубо мирным инструментам.

Но перебить подъятых мертвяков далеко не самое главное. Куда важнее понять, почему и отчего это случилось. Страж-кот учуял беду, однако даже он не смог предсказать, что это обернётся таким размахом.

Клара досадливо закусила губу. Боевые Маги Долины никогда не занимались некромантией всерьёз. Кое-какими заклятиями из этого арсенала они пользовались, но исключительно низшими, вроде заставить свежий труп ответить на десяток вопросов. Оказавшись здесь, Кларе пришлось довольствоваться лишь наполовину фантастическими писаниями местных монахов, право же, не лучшим источником. Но, во всяком случае, досточтимые отцы сходились все в одном: призраки и духи могут говорить, и, если волшебник окажется достаточно силён, он способен вырвать у них нужные ответы.

Значит, призраки…

Первый из ходячих трупов вывалился почти прямо на Клару. Пустые глаза зажглись, из горла вырвалось бессвязное, но злобное и голодное бормотанье.

– Ты, дружок, мне без надобности, – Клара рубанула сплеча, сама удивляясь, насколько верным и точным получился удар. Рубины в оголовье шпаги вспыхнули, клинок – им чародейка могла не только колоть, но и рубить – снёс мертвяку голову. На срезе шеи пузырилась зелёная жижа, тело постояло несколько секунд и рухнуло, почти сразу же начав разлагаться, растекаясь гнилой тёмной лужей.

– С почином, – проворчала Клара, стараясь не ступить в липкую мерзость.

Первый мертвяк дался ей совсем легко, легче, чем соломенное чучело с упрятанной внутрь доской – на таких в дни молодости она училась владеть оружием. Второй, однако, оказался куда шустрее. От первого выпада чародейки он уклонился с ловкостью опытного воина, второй, насквозь пронзивший ему грудь, лишь заставил живой труп покачнуться. От взмаха когтистых рук-лап с неимоверно удлинившимися ногтями Клара едва увернулась.

– Правду про вас писали… – прошипела она, уклонилась от тянущихся к горлу костистых пальцев (вдвое длиннее, чем у обычного человека, неважно, живого или мёртвого) и повторила удавшийся с первым мертвяком приём – снесла ходячему трупу голову.

Это помогло. Как и первый живой мертвец, второй растёкся такой же чёрной зловонной лужей. Что-то про такое писали отцы-монахи… не Ферганеус, нет… Доминциус? Нелёгкая б побрала эти имечки…

Третий и четвёртый мертвяки навалились на Клару так, что волшебнице сперва пришлось даже отступить. Правда, недалеко и ненадолго. В этом мире – совершенно обычном, где сила свободно текла сквозь всё сущее, – чародейке одно раздолье.

В грудь обоим мертвякам ударил упругий огненный кулак, зашипев, вспыхнула полуистлевшая одежда. Однако глаза обоих зомби в ответ зажглись странным зелёным светом, ходячие трупы шагнули сквозь пламя – языки его напрасно пытались вцепиться в шипящую, но не загорающуюся плоть.

– Та-аак… – зловеще посулила волшебница, поднимая рубиновую шпагу.

Ррраз! – земля расступилась под ногами у мертвяков, и они провалились по самую грудь. Два! – свистнул клинок, легко, словно молодые побеги, срубая вскинутые в напрасной попытке защититься руки. Три! – на обратном ходе лезвие легко снесло обе головы.

– Кажется, снести вам башку – единственный способ…

Скелеты, казалось, что-то сообразили, во всяком случае, при виде Клары они забились в самый дальний угол погоста. Оставались призраки и духи, словно развевающиеся бесплотные полотнища, они бесцельно плавали туда-сюда над старыми надгробиями, не обращая на Клару особого внимания.

Волшебница тяжело дышала. Простенькое заклинание ловчей ямы далось неожиданно тяжело; а ещё пришло ощущение, что прямо в спину ей упирается холодный, пристальный взгляд. Клара поспешно обернулась – никого и ничего. Только старое кладбище да вытесанные из камня перечёркнутые крест-накрест стрелы – символ Спасителя. Окрестности тонули во тьме, и даже взгляд чародейки не мог проникнуть достаточно далеко.

Но кто-то там точно был. И бесстыдно пялился на неё ледяными буркалами!

Теперь ей требовался призрак. Призрак, которого она заставит говорить. Это не было чем-то из ряда вон: допрашивать привидения, зачастую – единственных свидетелей, Боевым Магам приходилось неоднократно.

– Эх, хорошо ты нас учил, мессир Архимаг, да только не всегда тому, что нужно, – пробормотала Клара. – Боялся ты некромантии как огня, вот и пришлось самой по крупицам побираться…

Да, мессир Архимаг… Учил-то ты нас хорошо, и был далеко не худшим правителем Долины, а вон оно как обернулось-то… Сгинул ты в Эвиале, в огне последней битвы на Утонувшем Крабе, и всё. Никаких следов. Так и не дождались тебя в Долине.

Однако Кларе даже не пришлось прибегать к магии. Один из призраков, точнее, одна , в явно женских одеяниях и с длинными, развевающимися полупрозрачными волосами, колыхаясь, словно травы под ветром, поплыла прямо к чародейке.

На всякий случай волшебница отступила на шаг, поднимая рубиновую шпагу – она сгодится и против бестелесного врага.

– Оставь, могучая повелительница чар… – прошелестело привидение, и Клара смогла разглядеть её лицо – нежный девичий овал, большие миндалевидные глаза, узкий нос и полоска скорбно сжатых губ. – Оставь, я и собратья мои не причиним тебе вреда. Мы не то что эти… жрущие, – с оттенком презрения закончило оно.

– Я пришла не только спрашивать, – твёрдо сказала Клара. – Я отвечаю за всё село. С которым ничего не должно случиться. Не должно!

– Перебей скелетов и зомби, – встряло привидение. – Мы… как-то сможем противиться. Два дня, три… наверное. Ты поможешь нам, могущественная волшебница?

– Кто вас разбудил? Кто подъял погост?

– Я знала, что ты спросишь, волшебница… мне страшно, но я отвечу – тот, кто охотится в ночи.

– Что-что? – удивилась Клара. – Кто охотится в ночи? И разве страшатся чего-то призраки?

– Страшатся, – прошелестело в тишине. – Бытие, даже такое, лучше не-бытия. Сон… вечный сон… не знаю… Великий Орёл… я вижу Великого Орла. Меж призраками говорится, что там покой, отдохновение… Но мне всё равно страшно. Ужасен Орёл, ужасны его тайны, но есть ведь и другие, что способны разъять душу. Их мы тоже боимся. Или взять Его, Спасителя… Он-то и вовсе страшнее некуда.

– Что здесь случилось? Этот погост всегда оставался таким спокойным…

– Именно, госпожа Клара.

– Ты… знаешь меня? – неприятно удивилась чародейка.

– Все знают тебя, – ответило привидение. – Но мы… пребывали в покое. Лишь изредка мы, бестелесные, поднимались к звёздам, никого не тревожа, никому не причиняя зла… это выдумки, будто мы, призраки, только и мечтаем, чтобы убивать и высасывать силы у живых…

Клара подозрительно сощурилась. О хищных призраках, занимавшихся как раз этим , она могла бы немало порассказать.

– Мы мирно спали… когда нас кто-то словно ледяной водой окатил… – продолжало привидение, печально складывая тонкие руки. Мимоходом Клара подумала, что при жизни девушка должна была славиться красотой. Как она вообще сделалась духом? – Окатил ледяной водой… и выдернул наверх… и засмеялся нам в лица… и нам холодно, очень холодно… а согреться можно только кровью живых… – привидение закрыло лицо ладонями. – Те, кто поднялся во плоти, уже напали на тебя.

– И поплатились… – мрачно бросила Клара. – Можешь ли ты передать остальным, что их ждёт та же судьба?

– Передам, волшебница Клара… Но это остановит далеко не всех. Даже мне трудно бороться, очень трудно… И ты не знаешь, что случится, если призрак будет вот так вот зарублен чародейским оружием…

– Что же с ними будет? – Об этом Клара никогда ничего не слыхала. И никогда об этом не читала.

– Бесприютная душа не сможет отправиться к Великому Орлу, – еле слышно прошептал призрак. – Те, что охотятся в ночи, станут её повелителями и вложат её в омерзительного гомункулуса, что сотворят из человечьих останков, добытых в разрытых могилах. Свежих могилах. Но этого мало. Они могут похитить детей, исторгнуть душу, принося её в жертву своим покровителям, и вложить в подменыша то жалкое подобие сознания одного из тех бедолаг, что ты убила сегодня, волшебница Клара. А подменыш доставит охотящимся в ночи всю свою семью. Часть они выпьют досуха, часть обратят в своих слуг, таких же по натуре, но куда слабее, чтобы не угрожали бы их господству…

– Вампиры, – медленно сказала Клара. – Не было печали…

– Давно, давно не проходили тут охотящиеся в ночи, – шелестело привидение. – Помнят их лишь самые древние из нас. Маги и люди, вместе, истребили тех, кто зародился под этими звёздами, и не допускали, чтобы явились новые. Но этот… он… совсем другой. Сильный, очень сильный. Сильнее всех. И он… разбудил нас. Мы в его власти, волшебница Клара. Он может приказывать. Мы сможем продержаться – недолго, – но потом его воля возьмёт верх. А тогда мы перейдём текучую воду и…

– И нападёте на село, – мрачно закончила чародейка. – Спасибо за откровенность, прости, не знаю твоего имени…

– Иссор. Просто Иссор. Фрейлина королевы Филиппы, приревновавшей меня к своему венценосному супругу. Приревновала… и велела утопить в мешке, бросив с этого самого моста… Добрые крестьяне вытащили меня, но…

– Прости, – Клара смущённо потупилась. – Я… не знала.

– Прощаю, – грустно кивнуло привидение. – Я… была виновна. Я… соблазнила короля. Я сама хотела сидеть на троне и править. И, наверное, потому не нашла успокоения. Дух мой так и остался на этом погосте…

– А другие? Почему они остались? – Это не имело отношения к делу, но удержаться Клара не могла.

– Кто знает, волшебница? Иные, как и я, погибли насильственной смертью. Иные, напротив, умерли в своих постелях, глубокими старицами и старцами. Другая сила, не мы сами, решает, кто уйдёт , а кто останется.

– Прости, – повторила чародейка, видя, как Иссор вновь закрыла лицо бестелесными руками. – Я… не хотела тебя мучить.

– Я брыкалась и визжала… кричала… умоляла о пощаде… Но королева Филиппа лишь посмеялась и сказала, что это будет урок всем придворным вертихвосткам – не задирать подолы перед его величеством. А потом меня швырнули с моста… Ты тонула когда-нибудь, волшебница Клара? Сперва ты сдерживаешь дыхание, бьёшься, но мешок слишком прочен, его не разорвать. Тьма и холод, вода со всех сторон. Грудь начинает гореть, тебе мучительно хочется вздохнуть, и…

– Не надо, – попросила Клара. – Не терзай себя.

– Не буду, – прошептала Иссор. – Всё кончено, мучения уже позади. Тем более что королеве Филиппе всего через пять лет отрубили голову, когда его величество, внезапно вернувшись с охоты, застал супругу со смазливым пажом.

– Его величество, я смотрю, был серьёзным мужчиной, – покачала головой Клара.

– Его величество был обыкновенным бабником, обжорой, пьяницей и невеждой, – безо всякого выражения сказало привидение. – Умирать семнадцатилетней из-за этого скота было поистине глупо. Тем более что я его ни чуточки не любила. Иди, волшебница Клара. Иди, пока те скелеты ещё не потеряли остатки соображения и не кинулись на тебя все вместе. Ты их перебьёшь, но тот, кто охотится в ночи, станет ещё сильнее.

– Буду знать, – кивнула Клара. – Спасибо тебе, Иссор. Могу ли я… что-то сделать для тебя?

– Да, – с неожиданной твёрдостью ответила бывшая фрейлина. – Убей Охотящегося. А потом принеси сюда, на погост, его оружие, или одежды, или кольца – что угодно – и в ближайшее новолуние обойди всё кладбище, касаясь каждой могилы. Тогда мы вновь уснём спокойно. И, когда звёзды коснутся своим зовом моего слуха, я смогу спокойно выйти за пределы погоста. Может, явлюсь и остерегу какую-нибудь глупую девчонку, подумывающую о том же, что и несчастная дурочка Иссор, ещё будучи живой… Или отыщу наконец королеву Филиппу. Говорят, она тоже бродит таким же духом, как и я, в Веллене, королевской столице, на забытом кладбище, где закапывали только преступников, не дав им даже отпевания. Думаю, нам найдётся, о чём поговорить.

– Ты можешь уходить так далеко? – удивилась Клара. – Разве призраки не…

– Охотящийся не только разбудил нас, но и добавил сил, – ответило привидение. – Теперь – смогу добраться. Но, умоляю тебя, поспеши, волшебница Клара! Ты одна, кто может его остановить.

– Где мне искать Охотящегося? Куда он отправился?

– Он скрылся в лесах. В чащах к югу от Риэны. Там опасно, волшебница Клара. Много злобных тварей. Одно время их там почти не осталось, но потом… За ними перестали охотиться в последние годы, и бестии осмелели.

– Я же и охотилась, – буркнула Клара. – Что ж, буду иметь в виду. Сладим с этой бедой – вычищу там всё снова… Спасибо тебе, Иссор. Постараюсь управиться с этим новоявленным Охотником как можно скорее.

– Помни, он не из-под этих звёзд, – предупредил дух. – Как и ты, волшебница.

– Что-о? – не удержалась Клара.

– Призраки видят куда больше, чем обычные люди. Ты не из этого мира, и тот, кого ты назвала вампиром, тоже.

– Спасибо ещё раз, – медленно сказала чародейка, приходя в себя. – Пожалуйста, Иссор, сохрани этот… наш маленький секрет, ладно?

– Не беспокойся, волшебница Клара. Прошу тебя лишь об одном – поспеши.

– Не промедлю, – кивнула чародейка. – Но что с остальными? Со скелетами, с другими призраками? Ты представляешь, что случится, когда о вас узнают? Тем более что те же скелеты, как ты сказала…

– Если местный священник верует истинно и с чистым сердцем, – сказала Иссор, – то пусть окружит кладбище отпорным кругом. Он должен знать, как это делается. Во времена о́ны магия Спасителя и в самом деле защищала людей.

– А если нет? Если он верует «не истинно» и сердце у него отнюдь не чисто?

– Тогда молись, волшебница Клара, тем богам, в кого ты веруешь, потому что, вернувшись, ты найдёшь тут одни развалины.

– Люди должны уйти из Поколя, – чародейка закусила губу.

– Нет, – вдруг возразила Иссор. – Если они уйдут, нас не удержит ничто.

– Как так? – Клара вытаращила глаза. Подобного ей слыхать не приходилось.

– Посмотри на те скелеты, волшебница Клара. Они боятся тебя. Забились в самый дальний угол погоста.

– Вижу. Но что ж из того?

– Мы помним, – печально прошелестело привидение. – Несмотря ни на что, мы помним. Даже они, – она кивнула в сторону ходячих костяков. – Даже те, что бросились на тебя и кого ты сразила.

– Что они помнят?

– Что живущие в Поколе – их внуки, правнуки и праправнуки. Это знание слабеет, оно может исчезнуть, но если люди уйдут из селения – орда вырвется на свободу, разбредётся, и тебе – или другим – придётся ловить их по одному. Сколько погибнет тогда ничего не подозревающих путников, людей по отдалённым хуторам – никто не скажет. Когда Поколь опустеет, рухнет то, что их сдерживает. Они почуют… великую пустоту. Поверь мне, чародейка. Иссор была дурочкой при жизни, но, оказавшись тут, на другой стороне , кое-чему научилась.

– Это страшный риск, – покачала головой Клара. – Оставлять столько людей рядом с разупокоенным кладбищем…

– Риск, да, – согласилось привидение. – Но сейчас все мертвяки как бы в клетке. Её вдобавок можно усилить – как я уже сказала, если истинно верующий в Спасителя священник наложит отпорный круг. Чары продержатся до твоего возвращения. Только пусть никто не подходит близко. И ни в коем случае не уходит из деревни. Спасителева магия держится на вере. Если не останется никого, кто верует… чары утратят силу.

– Да местные все разбегутся от ужаса, едва узнают, – мрачно бросила волшебница. – Я люблю наш Поколь и его жителей, но едва пойдёт слух…

– Охотящийся в ночи знал, что делает, чародейка Клара. Он хотел привязать тебя к этому месту, равно как и явить свою силу.

– Даром ему это не пройдёт, – посулила Клара. – Но, Иссор, скажи мне, что же сделать?

– Я уже сказала. Найди Охотящегося. Пусть это время погост будет окружён отпорным кругом. И пусть твой супруг вместе с детьми несёт стражу поблизости.

– Мой супруг? Мои дети? – удивилась Клара.

– Твой супруг. Твои дети. Ибо, кроме твоей магии да чар Спасителя, помочь сможет лишь драконий пламень, – в упор бросила Иссор. Сейчас она совсем не казалась призраком – с такой волей и силой сказаны были эти слова.

– Ты и про это знаешь, – вздохнула чародейка.

– Знаю. Но никому не скажу.

– Что ж, спасибо и на этом…

– Пусть драконы несут стражу. Если мы вырвемся с погоста, значит, все барьеры пали и нас надо истребить. Беспощадно.

– Я поняла, Иссор, – помолчав, сказала Клара. – Сколько у меня времени? Сколько продержатся отпорные чары?

– Время ещё есть. – Бесплотные рукава затрепетали, призрачные волосы взлетели, словно раздуваемые ветром мёртвых, неощутимым для живых. – Седмица, самое меньшее. А может, и десять дней, если священник окажется… настоящим. Но за неделю ты можешь не опасаться. Почти. Ворота кладбища надо запереть. Крепко-накрепко. Днём тут будет… относительно спокойно. А вот ночью…

– Неделя… это уже кое-что, – повеселела Клара. – Спасибо тебе, Иссор. Вновь и вновь. От всего села.

– Может, кто-нибудь хоть цветочков принесёт, – совсем по-девичьи вздохнуло привидение.

– Можешь не сомневаться, – пообещала Клара. – Моя семья придёт первой.

* * *

Клара возвращалась домой с утихомиренного кладбища медленно, словно разом лишившись сил. Ещё один враг. Ещё один бой. Да, вампира она обязана отыскать, на что способен голодный кровосос, да ещё с такими силами – представить себе нетрудно.

Но что с селением? С Поколем, что стал ей роднее полузабытой Долины? Довериться словам Иссор и оставить всё как есть?

Чародейка поёжилась. Если просочится хоть слово, паника неизбежна. Побегут не все, но многие, очень многие. И если придётся вступить в дело Сфайрату с Чаргосом и остальными, прощай, их инкогнито! Жители Поколя могли кланяться ей, мастерящей волшебные игрушки, но что случится, узнай они о драконах? И что предпримет достойнейший господин Гент Гойлз?

И так плохо, и эдак нехорошо.

Но их покой, их инкогнито, их мирная жизнь – ничто по сравнению с сотнями обывателей Поколя, мирно похрапывающих сейчас в собственных постелях. Может, и лучше, если они все уйдут отсюда, как можно скорее покинут эти места – чтобы дать неупокоенным открытый бой, ничего и никого не опасаясь, не трясясь ни за чью жизнь за твоей спиной?

Но этого мало. Мало просто заставить людей убраться куда подальше (а и то сказать, куда им особенно уходить?), мало даже покончить с этими мертвяками. И не только с этими – потому что завтра вампир разбудит ещё один погост, а потом ещё и ещё. И туда Клара Хюммель-Стайн уже не успеет.

Остаётся только одно, зато вернейшее средство упокоить кладбища – убить этого проклятого вампира, иного ничего не придумаешь.

Так что же, рискнуть? Броситься по следам «охотящегося в ночи», понадеявшись на заверения Иссор, на крепость отпорных чар да на Сфайрата с детьми, пока она не выловит проклятого кровососа?

Неделя. Неделя, обещанная Иссор. За неделю она, Клара, перевернёт вверх ногами все окрестности.

На заре она растолкает патера Фруммино, местного священника. Пусть работает. Вражды с толстым патером у Клары никакой не было, но и доверительности – тоже. Однако своих прихожан Фруммино в беде бы не оставил, надо отдать ему должное.

Неужто придётся всерьёз браться за некромантию?

От одной мысли об этом пробирала дрожь. Хотя, казалось бы, чего пугаться? Обычная магия, только работающая с не совсем обычным объектом…

Осторожно, Клархен, сказала она себе. С этого начинается путь… куда?

Во Тьму, высокопарно ответил бы мессир Архимаг. К великому Злу, с большой буквы. Некромантия изобретена людьми, добавил бы славный мэтр, изобретена теми, кто не в силах справиться с ужасом от осознания собственной смертности. Уже потом некроманты сообразили, что всякие там мертвяки и скелеты могут пригодиться и не только как предмет исследования. Начались всевозможные «армии Тьмы» или там «живых мертвецов», нашествия, завоевания, местные «царства ужаса» и тому подобные забавы. Кончалось всё это скверно, кое-кого из подобных чародеев, возомнивших о себе слишком многое, Кларе довелось прикончить собственноручно.

Но желающих покомандовать «легионами скелетов» не убывало. Счастье ещё, подумала волшебница, что Межреальность для них, как правило, закрыта.

Итак, «охотящийся в ночи» разбудил кладбищенских обитателей. И слава всем богам и силам, что она, Клара, оказалась неподалёку. А если бы нет? Что тогда? Набравшись сил, неупокоенные неизбежно вырвались бы за кладбищенскую ограду. И тогда…

Клара поёжилась. Что случалось «тогда», она видела. И те воспоминания, право же, не относились к приятным.

– Клара!

Сфайрат. Уже вернулся; на крыльце – вся семья, даже малышка Зося с ними, мордочка уморительно-серьёзна.

– Мама! Мамочка, где ты была?

Беспокоятся, улыбнулась про себя чародейка. И кинулась как головой в омут. Скрывать что-то нет смысла, даже от самой младшей.

Всё-таки бытие женой дракона и матерью драконов кое-чему научило.

– Плохая ночь, дорогие мои. Шоня предостерёг. Призраки и другая нежить на заречном погосте.

– Что-о? – Глаза Сфайрата полезли на лоб. Чаргос, Эртан и Аэсоннэ так и впились в Клару взглядами. Зося сперва непонимающе похлопала глазёнками, но тут же собезьянничала со старших, приняв уморительный сурововстревоженный вид.

– Идёмте внутрь. Шоня! Следи хорошо.

– Конечно, хозяйка! Глаз не сомкну! Сейчас дозором всё обойду.

Собрались в большой комнате, подле разожжённого камина – Сфайрат, пренебрегая обычной осторожностью, просто дохнул на дрова, и те послушно вспыхнули.

– Никогда так не делайте, – проворчал он в ответ на восхищённые взгляды старших детей. – Особенно дома. Только я могу.

Зосю, несмотря на её отчаянные протесты, отправили спать. Чаргос, Эртан и Аэсоннэ устроились возле огня, глядя на отца и мать полными восторга взглядами. Для них это всё – пока! – не более чем восхитительное приключение.

Клара коротко пересказала случившееся, умолчав, разумеется, о всех деталях истории Иссор.

– Неупокоенные… как же, как же, – проворчал Сфайрат. – Некромант Фесс, он же Кэр Лаэда, смог бы рассказать…

– Его нет, – ровным голосом прервала мужа Клара. – Давай не будем.

– Прости, – дракон обнял жену за плечи. – Да… забылся я.

– Мама! Папа! Давайте их всех спалим, а? – выпалила жемчужноволосая Аэсоннэ. – Взлетим, и…

– Если ничего другого не останется, так и сделаем, – оборвал дочь Сфайрат. – Но это крайняя мера.

– Тогда прикончим этого во́мпера! – воинственно заявил Чаргос. – Выследим с воздуха, и…

– Эвиальские вампиры страшились нас, – задумчиво кивнул Сфайрат. – Полагаю, не без причины.

– Никто никуда не полетит, – строго сказала Клара, озирая всё семейство. – За вампиром я отправлюсь одна. Вы нужны здесь. Чтобы, если что, и в самом деле сжечь всех, кто попытается вырваться с погоста.

– И призраков тоже? – негромко спросил Эртан.

– И призраков тоже, – кивнул Сфайрат. – Драконье пламя властно даже над ними. Я ж говорил об этом, ты забыл?

– Нет, пап, как бы я мог? – потупился паренёк.

– Какое заклятие придаёт нашему огню соответствующую способность?..

Улыбаясь, Клара слушала своих драконов. Аэсоннэ опять попыталась выскочить вперёд братца, получила шутливый тычок и немедля огрела Эртана подвернувшейся под руку подушкой.

– Стоп, стоп, только битвы драконов мне тут и не хватает, прямо в гостиной! – рыкнул Сфайрат. – Клара, возьми с собой Чаргоса. В случае чего я тут справлюсь с младшими. Чаргос, следи в оба за мамой. Отвечаешь за неё головой!

– Хорошо, дорогой, – кивнула чародейка. Она не сомневалась, что справится и сама, но… Сфайрат прав – старшему пора становиться драконом. За маминой юбкой прячась, ничему не научишься.

– Я тебя донесу, мам! Куда скажешь! Перекинусь и донесу!

– Ага, а о достославном господине Гойлзе все уже забыли? – фыркнула Клара. – Нет уж, Чар, если пойдёшь со мной, будешь делать, как я  говорю. Кто из нас был Боевым Магом, ты или я?

Подростки никогда не перестанут бросать нам вызов, точно так же, как и мы сами бросали вызов в своё время, подумала про себя Клара, невольно улыбаясь воспоминаниям.

– Хорошо, мам. Конечно, мам, – с напускным послушанием закивал Чаргос. Клара погрозила ему пальцем.

– Ты возьмёшь его след, Клара?

Чародейка покачала головой.

– Нет, Сфай. Он для этого слишком умён и хитёр. Придётся искать по старинке, обшаривая чащи. Вот тут-то Чаргос и пригодится.

– Про господина Гойлза забывать тоже нельзя, – кивнул дракон. – Он ведь вернётся.

– Можно, я его поджарю?! – кровожадно предложила Аэсоннэ.

– Поджарит она! – прикрикнула Клара. – Хвост себе не поджарь, воительница!..

– Убийство – это крайность, – Сфайрат положил руку на тонкое плечо дочери. – Мы не знаем, кто стоит за Гойлзом. Так что пусть живёт. Иные враги куда опаснее мёртвыми, чем живыми.

– Выходим завтра поутру, Чар, – поднялась Клара. – Соберись.

– Соберусь, – кивнул старший сын.

– А я на заре зайду к отцу Фруммино.

– Тогда всем спать! – распорядился Сфайрат. – Сонэ, Эрри – как маму проводим, вместе со мной пойдёте на погост.

– А Зоська, пап?

– С собой возьмём. Пусть привыкает. Цветы для фрейлины Иссор пусть соберёт…

* * *

Наутро вся семья отправилась провожать Клару и Чаргоса. Одетые по-походному мать и сын прошли через всё село, провожаемые удивлёнными взглядами: чародейка, «вспомнив молодость», вытащила из-под спуда кожаные штаны и такую же куртку – испытанное облачение Боевого Мага Долины.

Вот только гильдейского знака она больше не носила…

Патер Фруммино вставал рано, как и полагалось доброму слуге Спасителя. Праведные дела лучше всего творятся при свете дневном, как сказано в Писании. Толстый и лысый, несмотря на невеликие свои годы, патер возился на церковном дворе, уже в полном облачении для утренней службы.

Клара быстро сотворила знак Спасителя, Чаргос последовал её примеру. Настоящей прихожанкой она не была, так, заходила время от времени, чтобы не слишком уж выбиваться из среды односельчан. Инквизиция, Орден Святого Дела, в столь дальние края не совался, истребителям ересей и всяческих малефиков хватало работы в больших городах.

– Госпожа Клара! И ты, Чаргос! Доброе утро, утро доброе вам! – заулыбался патер. – Благослови Спаситель вас и всё семейство! Все ли здоровы, все ль благополучны?

– И вам доброе утро, отец Фруммино.

– Отправляетесь куда-то, госпожа Клара? И сына с собой берёте? Неужто в самую столицу, в Веллен? Но отчего ж тогда так налегке?

– Мы не в столицу, патер, – понизила голос Клара. – Но это неважно. Нужна ваша помощь, отец, потому что…

– Сохрани и помилуй нас сила Спасителева! – побледнел толстый священник, едва Клара растолковала ему, в чём дело. – За грехи карает нас Он, дабы исправить заблудших и на путь истинный наставить!..

– Отец Фруммино, если вы не сделаете, о чём я говорю, то никого не останется исправляться и на путь истинный выходить. Понимаете?

– Понимаю, всё понимаю, госпожа Клара! – простонал несчастный патер. – Ох, ох, горе-то какое…

– Если поторопитесь, сделаете это прямо сейчас, то опасности никакой нет. Под ярким солнцем, да при имени Спасителевом…

Последнее, строго говоря, было тут ни при чём, но трясущегося от ужаса бедолагу требовалось ободрить.

– А вы, госпожа Клара? Вы неужто не поможете? Вы ж могучая чаровница… волшедейка… тьфу, пропасть, слова аж путаются!

Клара и Чаргос переглянулись. Сын едва заметно кивнул.

– Хорошо, патер. Я помогу. Мы вас не оставим в случае чего. Только я ведь не чародейка какая, ну, из тех, гильдейских…

– Вы, госпожа Клара, их всех за пояс заткнёте и тройным узлом завяжете, – патер дрожал мелкой дрожью, но уверенности в голосе не убавилось. – Думаете, никто не видел, как до вас все эти волшебники ходили, да ничего не выходили?

– Спасибо на добром слове, патер, а только всё равно вам придётся словом Спасителя погост запечатывать. Есть у вас такое?

– Как не быть. – Отец Фруммино тяжело вздохнул, потуже подтянув церемониальное вервие, заменявшее пояс. – Молитвословие от нежити бродящей, отпорный круг… поторопимся! А уж народу нашему я ни слова не скажу, покойны будьте.

– И, патер, ещё одно…

– И за упокой невинно убиенной Иссор помолюсь, – вздохнул священник.

– Не такой уж невинно…

– Как можно, госпожа Клара! За прелюбодеяние-то – ну самое большее высечь девчонку да отослать с глаз долой, а не в мешке с моста! Бррр, страх да ужас, прегрешение великое!

…При свете дня старый погост казался тихим и умиротворённым. Однако вывороченные могильные плиты, груды земли подле разрытых ям никуда не делись и не исчезли. Тем не менее всё оставалось тихо, мирно и пусто. Сфайрат, как и обещал, явился с младшими; некоторое время бродил по заросшим травой дорожкам, пока не остановился подле старого покосившегося камня, островерхой невысокой стелы, где едва читались сглаженные водой и ветром неглубоко высеченные буквы старой вязью: «Иссор».

Иссор – и больше ничего.

Оробевшая Зося осторожно опустила на могильный камень букет жёлтых первоцветов – и Кларе почудился лёгкий, наилегчайший и едва различимый вздох где-то совсем рядом.

Она не оглянулась. Быть может, призрак несчастной фрейлины и в самом деле пребывает где-то рядом, страдая под жгучими для него солнечными лучами…

Чаргос втянул воздух сквозь зубы. Побелевший отец Фруммино тяжело дышал, с ног до головы покрытый по́том. Призраков и мертвяков видно не было, верно, ждали ночи во вскрытых могилах.

Сфайрат увёл близнецов и Зосю, несмотря на все их протесты. С патером Фруммино остались только Клара и Чаргос.

– Начинайте своё слово, отец, – процедила чародейка.

Запинаясь, патер двинулся круго́м ограды, вполголоса читая молитву и проделывая странные жесты Спасителевым символом, перечёркнутой стрелой. Волшебница с сыном следовали по пятам; Чаргос весь вытянулся в струнку, ступая на цыпочках и неотрывно глядя на мирно колышущуюся траву погоста.

– А может, госпожа Клара, тут ничего и не было? – пробормотал патер. – А камни какие-то мародёры перевернули?.. Нет, нет, что я несу, помилуй меня Спаситель… Госпожа Клара напрасного не скажет…

– Не скажу, – кивнула волшебница. – Всё видела своими глазами.

– Ох, ох, горе-то какое… – причитая, отец Фруммино закончил обход. – Ажно охрип… Господин наш, Спаситель, жизни и смерти властелин, спаси и сохрани нас от поношения слова твоего и образа твоего, от злокозненных мертвяков проистекающего…

Он бормотал ещё долго, читал то одну, то другую молитву; Клара теряла терпение, вампир с каждым мгновением уходил всё дальше – или даже улетал, если решил перекинуться.

А вообще он не трус, призналась себе чародейка. Не всякий кровосос дерзнёт вот так вот, походя, поднять целый погост. Он же знает, что тут есть маги. Даже если неупокоенные сожрут целую деревню, его самого это не спасёт. Тот же господин Гойлз – далеко не слабак, далеко не! – явится со всей гильдией, и тогда нашему отчаянному вампиру несдобровать.

Или он и впрямь столь силён, как утверждала Иссор, или совершенно бесстрашен и бесшабашен. Последнее никак не радовало. Все вампиры, с которыми Кларе довелось переведаться за долгую карьеру Боевого Мага Долины, отличались «разумной трусостью». Иными словами – не лезли на рожон без крайней к тому необходимости. А этот…

Она уже пожалела, что взяла Чаргоса. Мальчишка ж ещё совсем. А против них…

Юный дракон, похоже, тотчас угадал её мысли.

– Я буду очень осторожен, мама.

– Как же, от вас, драконов, разве дождёшься… – проворчала она, но было приятно. Понимает. Беспокоится. Не хочет зря тревожить.

С напуганным патером они потеряли почти всё утро. Приходилось нагонять. Шли пешком – в заречных чащобах кони всё равно завязнут. Да и вообще – главное убраться подальше с глаз любопытных поселян, а там Чаргос и впрямь донесёт.

Вампир не оказал им любезности и следов на самом деле не оставил. Клара шагала наугад – прямо от селения, на юг за реку, лицом к лицу со вздымающейся всё выше и выше стеной леса.

* * *

Ирма прижимала Серого к груди, до сих пор боясь потерять оживлённую волшебством госпожи Клары игрушку. Нет, уже не игрушку, а лучшего друга, никак не меньше.

Серый, как оказалось, умел не только произносить какие-то слова или бегать, забавляя хозяйку. Он разговаривал, по-настоящему, по-взаправдашнему! Если надо, волчок умел кусаться не хуже настоящей собаки, а в мягкой пастишке вдруг как по волшебству появлялись острые и крепкие зубки. Впрочем, почему «как»? Именно «по волшебству» они там и появлялись.

Девочка не расставалась с Серым, или Серко, ни днём, ни ночью. Ночью он сидел подле неё на тощей подушке, днём – или застывал неподвижно на стойке трактира Свамме-гнома, или сидел тихонечко в просторном кармане Ирминого передника.

Иногда он предупреждал – «большая крыса в подполе!», иногда подсказывал – «молоко скисает». Какие-то мелочи, но управляться с работой Ирме стало ощутимо легче. Гном Свамме её хвалил и чаще в конце дня с добродушным ворчанием в бороду совал ей в ладошку медные монетки сверх обычного заработка, мол, заслужила.

…Утром того дня Ирма, сбросив тяжёлые сабо, весело шлёпала босиком по обочине лесной дороги. Свамме, обожавший поспать, послал девочку в соседнее село, откуда скуповатый гном обычно получал хмельное. Дело обычное, дело привычное, от Поколя до Синехатовки не так далеко, дорога широкая, наезженная, считай – безопасная.

Серко сидел за пазухой, высунув чёрный нос наружу. Волчок беспокоился с самого момента, как они вышли в путь. Ирма сперва встревожилась – но утро выдалось поистине волшебным, мягким, чистым, светлым и свежим, напоённым цветочными ароматами и птичьим пением, так что девочка забыла обо всех тревогах. В последнее время она неплохо заработала – как ей казалось, неплохо. Патер Фруммино очень по-доброму с ней поговорил на последней службе, похвалил, что грамотная, сказал, что ему давно нужен кто-то посмышлёнее, помогать вести церковные книги – Поколь велик, люди женятся и помирают, рождаются дети, что-то покупается и продаётся, а кто всему запись должен вести? Правильно, он, патер. А всё оттого, что староста Поколя только и может, что до десяти считать, а уж чтобы читать или, пуще того, писать – и не мечтайте. А с кого король, светлое величество, спросит, коли записи не в порядке окажутся? Правильно, с него, с бедного патера…

Эх, эх, мама бы порадовалась, наверное… Ирма хлюпнула носом.

Но мама пропала без вести – уже давным-давно. Ирма её почти не помнила, жила с бабушкой, маминой мамой, а про папу ей вообще никогда не рассказывали и на вопросы не отвечали.

Бабушка была строгой, могла и хворостиной отходить за малейшую шалость. Её Ирма боялась и не любила, однако бабушкина избушка на краю Поколя была для неё единственным домом.

А потом бабушка вдруг умерла. Внезапно, в один день. Утром была, как всегда, строгая, с недовольно поджатыми губами, гоняла Ирму почём зря; а к вечеру вдруг как-то притихла, ходила бледная и скособоченная, потом прилегла на кровать, закрыла глаза – да так их и не открыла.

…Бабушку схоронили, но домик Ирме не достался: явились какие-то бородатые купцы, потрясая непонятными свитками – якобы открылись какие-то долги. Это теперь она, Ирма, знает, что это такое, а тогда понятия не имела. Так она и оказалась в услужении у Свамме-гнома.

И от мамы – ни слуху ни духу…

Путь до Синехатовки всегда считался безопасным даже для детей. Разбойники никогда тут не появлялись, «озоровали», как говорил Свамме-гном, сильно южнее, на большой дороге, где проходили богатые купеческие караваны из дальних стран. Пока шагала, Ирма встретила пяток таких же пешеходов, как и сама, проехали трое всадников, прогрохотала пара телег. Нечего бояться.

…Человек в тёмном плаще возник у поворота, соткался словно из ничего. Только что под старой сосной ничего не было – а вот, глянь, он уже и стоит. Серко замер, не шевелясь, только задние лапки чуть подрагивали; а Ирма вдруг отчётливо до ужаса осознала отданный ей беззвучный приказ: «Иди сюда».

Повернуться и бежать! – но нет, ноги не идут, подкашиваются, и Ирма неловко плюхается прямо на пятую точку.

«Иди сюда», – без слов повторил незнакомец.

Ноги у Ирмы задёргались сами собой, они пытались исполнить чужой приказ, однако девочка, отталкиваясь руками, попыталась отползти.

«Упорствуешь», – сказал незнакомец. Ирма увидела его лицо – красивое и бледное, обрамлённое бело-льдистыми волосами, льющимися на плечи, словно вода. Большие миндалевидные глаза смотрели твёрдо и презрительно; глубокие и тёмные, они разом притягивали и приказывали. Тонкие губы шевельнулись, обнажая идеальные мелкие зубы.

«Иди сюда, поганка!»

– Не пойду! – завизжала Ирма в голос. – Спасите-помогите!

Вязкая и плотная тишина поглотила её крик. Воздух словно сгустился вокруг, не пропуская слова.

Человек с белыми волосами досадливо дёрнул головой, шагнул к ней, протягивая тонкую руку, обтянутую чёрной перчаткой.

Серко сейчас казался самой обычной игрушкой.

До незнакомца оставалось не более двух шагов, когда рот его некрасиво искривился, верхняя губа поползла вверх, обнажая снежно-белые клыки, каких никогда не бывает у человека.

Сказки Свамме-гнома и патера Франкля разом словно ожили в памяти Ирмы.

Охотящийся в ночи. Только… сейчас же яркий день!

– Я выше их всех. Я охочусь, когда пожелаю, – сказал вампир красивым, музыкальным голосом. На сей раз он не пренебрёг обычными словами. – Иди сюда, девочка, тебе будет хорошо. Я обещаю.

Ирма не зря служила в трактире. Что такое имеют в виду мужчины, когда обещают, что «ей будет хорошо», она знала, и притом очень неплохо.

Клыки блестели на солнце, а по вискам и лбу девочки тёк обильный ледяной пот. От охотящихся в ночи нет спасения, говорили сказки. Особенно от тех, кто способен выйти под яркий дневной свет.

– Вот именно, – кивнул вампир. – Не упрямься, и больно не будет.

Он врал. Будет именно что больно, и притом очень .

– Иди сю…

Вампир протянул руку, и в этот миг Серко прыгнул, извернувшись в воздухе, словно заправский живой волк. У милой и симпатичной игрушки вдруг обнаружились внушительные челюсти и клыки, ничуть не уступавшие вампирским. Зубы волчка клацнули, сомкнувшись на запястье нападавшего, и лесную тишину огласил истошный вой.

Охотящийся в ночи отпрыгнул, затряс прокушенной рукой – в дорожную пыль падали тяжёлые капли тёмной крови.

Серко, оскалившись, стоял, упёршись лапами в землю, и глухо рычал, показывая зубы.

– Хороший… у тебя… страж, девочка, – со странным певучим акцентом сказал вампир. Он по-прежнему держался за окровавленное запястье.

«А теперь убери его и иди ко мне», – добавил он уже без слов, присовокупляя к зову что-то ещё, от чего тело Ирмы судорожно дёрнулось, явно собираясь ползти прямиком к Охотящемуся против Ирминой собственной воли.

Волчок молча бросился на вампира – Ирма не смогла даже разглядеть стремительного, почти не заметного глазом движения. Зубы щёлкнули, но на сей раз вампир отделался лишь разорванным рукавом. Охотящийся увернулся не менее стремительно и неразличимо. Теперь он почти не смотрел на девочку – только на Серко.

– Кто ж тебя такого сделал, приятель? – почти пропел вампир.

Волчок не ответил. Он вновь закрывал собой Ирму и сходить с места не собирался.

Дивные глаза Охотящегося сузились. Губы его вдруг растянулись в нехорошую ухмылку, и он помахал остолбеневшей Ирме рукой:

– Мы ещё встретимся, малышка…

Сказал – и исчез.

Хлопая глазами, Ирма только и могла, что пялиться прямо перед собой – тень в чёрном и серебряном скрылась.

Серко подскочил к хозяйке, слегка потянул за рукав платья:

«Бежим. Скорее-скорее. Госпожа Клара».

И они побежали – так, что только пятки засверкали.

* * *

Чащи риэнского заречья пользовались дурной славой. Когда-то давно, когда Клара со Сфайратом едва появились здесь, в здешних лесах нет-нет да и пропадали дети, случалось, что исчезали и взрослые. Волшебницу, успевшую понять к тому моменту, чего именно она хочет от жизни в ближайшие лет двадцать, это никак не устраивало, однако подобных «дурных мест» хватало по округе – магический мир, ничего удивительного. В глухих чащобах таилось немало страховидл, обожавших лакомиться человечиной.

Местные маги, конечно, старались, однако на все селения их не хватало.

…Тогда она была ещё «горяча». Ещё не остыла, не уложила в кладовые памяти тот безумный день на Утонувшем Крабе, то поистине невообразимое сражение, когда в её руках дрожали, просясь в дело, сразу и Алмазный, и Деревянный Мечи, подъятые не против кого-либо, а против самого Спасителя.

Но об этом, конечно, патеру Фруммино знать необязательно.

…Сфайрат поправлялся, ходил сам по горенке нанятого ими домишки. А Клара уже знала, что никуда не уйдёт из этих мест, что берега Риэны станут её берегами, Поколь – её селением; а потому следовало навести хоть какой, а порядок в окрестностях.

…Боевому Магу Долины, усмирявшей Восстание Безумных Богов, этот поход – последний, как тогда казалось Кларе, – показался лёгкой прогулкой. Несколько вконец одичавших оборотней, три бескрылых недодракона, судя по всему, вышвырнутые родителями из гнёзд, две разрастающиеся колонии ловчих росянок, способных спеленать и сожрать ребёнка, вараг-шатун, невесть как оказавшийся здесь хищник из Межреальности – и исчезновения прекратились. На добрые пять дней пути леса были очищены от людоедской мерзости, в этом Клара не сомневалась. Конечно, оставались просто дикие звери, но это уже не её забота.

С тех пор прошло уже больше полутора десятков лет по местному счёту, а народ по старой памяти по-прежнему избегал здешних мест, помня их былую – и дурную – славу. Тропы кончились почти сразу – люди всё ещё не рисковали уходить далеко от круга полей. В этих лесах не рубили дрова, не прокладывали просек, а всего в полусотне шагов от края пущи прямо в лицо Кларе и Чаргосу уставились пустые глазницы выбеленного временем и дождями человеческого черепа.

Предупреждение.

Надо же. Прошлый раз он Кларе вроде б не попадался.

– Яснее не скажешь, – сощурившись, чародейка озиралась, стараясь отыскать памятные приметы. Старший сын замер в полушаге за нею и – она чувствовала – был в любой миг готов перекинуться.

– Ничего страшного, Чари. Я… здесь бывала. Всё в порядке.

– Вот ещё, черепов нам бояться, что ли? – сын подал голос в ответ. – Лежит себе – и пусть лежит.

– Вот именно, – кивнула чародейка.

После её похода в эти края нечисть с чудовищами «озоровать», как стоически называли это местные, перестала. У Клары никогда не появлялось нужды забираться глубоко в эти пущи, а для всяких неожиданностей имелся Шоня, страж-кот, и своё молоко он лакал не зря. Жители Поколя тоже не совали туда нос – по старой памяти.

Конечно, Клара не поколебалась бы уничтожить вдвоём со Сфайратом любых тварей, появись они вблизи села или всерьёз угрожай ему. Однако те, наученные горьким опытом, если кто из них и уцелел, ни разу за прошедшие годы не дали о себе знать. Даже безмозглая росянка, хотя уж она, казалось бы, всегда растёт неудержимо – сыскалась бы добыча.

– Я про череп этот не знала, – призналась волшебница.

– Мы тебя просто пугать не хотели, мама, – потупился Чаргос, и Клара невольно усмехнулась.

Драконы, они все такие. «Не хотели пугать».

– Зоську только сюда не таскайте, – предупредила она.

– Да она вовсе и не испугалась, – выпалил Чаргос.

– Так, значит, уже успели.

– Успели, мам. Только она нисколечко не боялась, мама! Сама просилась…

– А если она попросит тебя ещё куда отвести, ну хоть в гости к дознавателям из Святого Дела, тоже пойдёте?!

– Ну, ма-ам, ну, может, до дома подождём?

Клара перевела дух. Ох уж это драконье бесстрашие.

– Идём.

– А когда лететь можно будет, мам?

– Когда из Поколя нас не видно будет, вот когда.

– Так ведь если над лесом кружить, всё равно увидят…

– Увидят. Но не сразу. Идём.

Белый череп остался позади. Чаргос прошёл мимо, даже не взглянув на жуткую реликвию, – небось с дружками сюда таскались, подумала Клара, «на слабо» друг друга брали. А она-то верила – никто не ходит…

– Мам, здесь только мы и бывали. Другие боялись.

– И на том спасибо, – проворчала Клара.

Дальше шли молча, потому что лес как-то сразу, резко изменился. Белое пятно черепа – предупреждение глупым людям – мгновенно исчезло, едва оказавшись за спиной. Деревья вокруг остались прежними, подобных мрачноватых боров хватает в любом краю. Не тянулись «крючковатые ветки, точно руки ведьм», корни мирно лежали себе, не стараясь «оплести ноги и уронить путников», не смолкли птичьи трели, солнце не скрылось за густой листвой; словом, никаких атрибутов какой-нибудь «чащи ужаса». Однако неистребимый запах мук, крови и смерти чародейка ощутила мигом.

В прошлый раз его не было. Вернее, был, но обычный, всегда остающийся там, где жертва рассталась с жизнью, оказавшись в зубах хищника; сейчас же…

Тот самый запах, навсегда, казалось, въевшийся в кожу, когда она вместе с друзьями по Гильдии крушила и топила в крови Восстание Безумных Богов. Много было походов и кроме него, но этот запомнился крепче всех – нигде не пришлось солонее.

Неужто, если копнуть податливую лесную землю, окажется, что мы идём по сплошному ковру из костяков, человеческих и не только?

Пятнадцать лет…

– Что здесь было, мам?

Настоящий дракон. Тоже чувствует…

– Не знаю, Чаргос. Когда мы с папой тут осели, все просто знали, что «в лес заречный не ходят». И ничего больше. Я сюда… наведалась, скажем так. Кое-чьи шкуры, сняв, к деревьям прибила для вразумления прочих.

– Шкуры сняла? И к деревьям приколотила? Мам, вот это да! – восхитился Чаргос, с восторгом глядя на мать. – Кого, мам? Ну, скажи, ну пожалуйста!

Клара усмехнулась.

– Мелочь, Чари. Волки-оборотни, недодраконы-выползки, росянка… Не стоит внимания, право же.

– Ну как это «не стоит»?!

– Да вот так. Ничего особенного. Здесь и Зося бы справилась. А с тех пор отсюда никто и не вылезал. Некого кончать было и в драконьем огне сжигать.

Она говорила успокоительные слова и в то же время ломала себе голову – почему я не почувствовала этого жуткого запаха смерти раньше? Запаха смерти и мук, долгих, исполненных агонии и жутких мучений? Это всё совершалось тут в последние годы? Но почему тогда в Поколе за все полтора десятилетия не пропал ни один ребёнок, не говоря уж о взрослом?

Клара с Чаргосом оказались на берегу узкого ручейка, и чародейка сперва решила, что перед ними один из бесчисленных притоков быстрой Риэны; но нет, бурлящий поток бежал совсем в иную сторону.

«Перешли водораздел, а я и не заметила», – укорила себя Клара. Пустяк вроде, но в деле Боевого Мага никогда не знаешь, когда и что сможет понадобиться…

Двинулись вверх по течению, почти наугад.

– Что мы ищем, мама?

– Мы не «ищем». Искать одного-единственного вампира в этих лесах куда труднее, чем пресловутую иголку в стоге сена.

– А! – обрадовался Чаргос. – Он сам нас найдёт, да?

– Нет. Никогда не позволяй вампиру подобраться к тебе первым. С этим племенем – бей сам, бей сразу. Всегда и везде, – Клара чеканила слова словно в давно минувшие времена её родной Гильдии.

– Как же тогда, мам? – сын недоумённо смотрел на чародейку.

Волшебница помолчала. И в самом деле как?

– У нас нет следа. Мы его не «ищем» и не дадим ему «найти» нас.

– Как же так, мам? Я никак в толк не возьму…

– Он почует охоту за собой, – сказала Клара. – Была я как-то в одном мире… давно, совсем ещё молодой. Жили там пещерные люди, ходили в звериных шкурах, дубинами дрались… Так вот они, за зверем выходя, никогда его даже не называли – мол, духи леса услышат, передадут, добыча и уйдёт, племя останется голодным. У вампиров, я читала, тоже так. Погоню и преследование они чуют очень остро – иначе бы их везде и повсюду давно уже уничтожили, во всех мирах. Он, скажем так, не останется безучастным. А мы посмотрим, что ему удастся на нас наслать. Потому что сам он решится на открытый бой, только если мы окончательно припрём его к стенке. Поэтому мы с тобой просто будем идти сквозь эти леса… пока этот кровосос себя не обнаружит.

– Обнаружит? Но как? – поразился Чаргос. – Мам, что-то ты такое говоришь… странное? Сама ж сказала – нельзя давать вампиру подобраться к тебе первым?

– Если чутьё моё меня не подводит, здесь где-то должны обитать всякие малосимпатичные существа. – Клара прихлопнула комара. – Они наверняка запомнили такого поистине выдающегося гостя. Их-то и поспрашиваем.

– Малосимпатичные существа? Мам, ты ж здесь всё обыскала, как ты говоришь?

– Именно что обыскала. И шкуры гвоздями к стволам приколачивала. А они тем не менее здесь.

– Ну, если это называется «мы вампира искать не будем»…

Ох уж эти дети. Как же им хочется показать, что они умнее родителей.

– Я имела в виду – никаких заклятий, ничего подобного. Должно казаться, что мы вообще вышли не за ним, а, скажем, за каким-то местным зубочудом.

– Понятно! – просиял Чаргос. – Мам, а когда полетим? Я б тебя понёс…

Не терпится мальчишке показать матери «взрослую» силу.

– С тобой летать невозможно, то вверх, то вниз, то вправовлево, у меня голова кружиться начинает! – отшутилась Клара. – Учись, как папа, крыльями работать!.. Полетим, полетим, обязательно. Нам бы хоть кого из здешних отыскать…

– Ага, а вот они-то как раз к нам сами и придут! – сообразил юный дракон.

– Умница.

– Ну, ма-ам…

Глава V Хедин и Сигрлинн

…– Вообще-то я тут не сказать чтобы очень усердствовал, – словно извиняясь, развёл руками Хедин, когда они оказались под ярким, но не жарким светилом Обетованного. – Оставил всё как было. Как тогда… как в тот день…

– Я понимаю, – шепнула она, прижимаясь плечом. – Я бы тоже ничего не трогала.

Они стояли перед дворцом, на ступенях чёрного мрамора. На тех самых ступенях, где Хедин, Ракот и Старый Хрофт встретили семерых Богов, тогдашних владык Упорядоченного.

Ямерт, Владыка Солнечного Света, Ямбрен, Владыка Ветров и Ураганов, Яэт, Владыка Мёртвых, Ялмог, Владыка Вод, Ятана, Мать Зверей, Хранительница Звёзд Явлата; и Хозяйка Зеленого Мира Ялини.

– Это было здесь. – Хедин понял, о чём думает его спутница. – Я только попросил убрать статуи.

– Статуи? Какие статуи?

– Когда мы вошли в Обетованное, его заполняли скульптуры – Молодые Боги обратили в камень всех своих слуг и приближённых, что жили здесь.

Сигрлинн вздрогнула.

– Зачем?

– Быть может, хотели уберечь их от превратностей битвы?

– Ты хочешь думать о Семерых лучше, чем они есть? То есть были?

– Тогда уж о Шестерых. Ялини не сражалась в том бою.

– Это они там? – указала Сигрлинн на скульптурную группу из трёх нимф на зелёной опушке.

– Одни из, – кивнул Хедин.

– Почему же ты их не освободил?

– Этот секрет Молодые унесли с собой. Мы с Ракотом не всесильны.

– Займусь, – посулила Сигрлинн. – Так, если я не забыла, к Урду – это сюда…

Двое стояли у низкого каменного бордюра. На песчаном дне танцевали вечный танец разноцветные камешки, за эоны обратившиеся в гладкие, отполированные кругляши.

– Когда-то я подумал, что это самое прекрасное место, существующее в Упорядоченном. Но не потому, что здесь всё блестит или переливается.

Сигрлинн кивнула. Губы её сложились в странную улыбку, умиротворённую и чуть печальную одновременно.

– Я тоже. Помню только ослепительное счастье – это от инициации. Урд проникал в нас, мы все причащались его вод и потом несли память все оставшиеся нам века. Истинная красота, наверное, может быть только такой – простой, но ты стоишь рядом и чувствуешь, что светишься сам…

Они помолчали, совсем по-детски держась за руки.

– А вот беседки я над Урдом не помню… – чуть растерянно пробормотала Сигрлинн, словно боясь взглянуть в воды священного источника.

– Гномы построили. Я не стал запрещать. Они тоже его почитают.

– По стилю не подходит, – заметила Сигрлинн.

– Я вообще удивился, что после ухода Молодых всё Обетованное не обратилось в мираж и не растаяло.

– С чего ж? Неживое им творить порой удавалось… Давай присядем. – Она по-прежнему не прикасалась к воде и старалась, чтобы радужный туман над Урдом не коснулся даже края её одеяний. – Помнишь, как мы явились сюда впервые?

Он улыбнулся.

– Само-то Обетованное нам тогда не явили…

– Не явили. Наверное, боялись уже тогда.

– Ага. Огненная дорога, бездны Межреальности, его Звери… как они, кстати?

– Что ж с ними будет? Из того, что нам теперь доступны более быстрые пути, не следует, что надо разрушать старые и уж тем более делать что-то с теми, кто целые тысячелетия держал на спинах древние тракты.

Сигрлинн вновь улыбнулась, но на сей раз бледно и как-то неуверенно. В вечном Урде слегка, чуть-чуть бурлила вода, лёгкий, легчайший пар поднимался над поверхностью, золотые отблески танцевали над источником, словно невиданные сказочные бабочки.

– Что мучает тебя, Сигрлинн?

– Я вспоминаю… – она смотрела в одну точку. – Всех нас, всё наше Поколение. Молодых, совсем молодых… дружных… Даже Мерлин…

– «Даже Мерлин» что?

– Смеялся и дурачился. Он ведь тогда отнюдь не выглядел сухим аистом, как после. И не носил этой дурацкой седины. Почему вы, мужчины, так уверены, что белые волосы вам всем к лицу?

– Сигрлинн… Ты ведь не затем пришла к Урду, чтобы предаться воспоминаниям, верно?

– Ах, Хедин, дорогой мой и единственный. Я не знаю, зачем я пришла к Урду. Я не составляла никаких далекоидущих планов. – Сигрлинн махнула рукой. Плечи её опустились. – Я просто вспоминаю. Я действительно вспоминаю. Нашу школу. Школу Магии, её самое начало, ещё до классов в Замке Всех Древних. Интересно, почему сразу не собирали там… Помнишь, как мы все явились туда? Мы, не имевшие родителей? Что ты помнишь самым первым, Хедин?

– Ты никогда не спрашивала об этом. – Познавший Тьму сел рядом, вздохнул, подобно подруге глядя на бурлящую воду священного Урда. – Даже тогда, в Джибулистане.

– Не спрашивала. И никто из наших не спрашивал. Мы осознали себя, поняли, что мы – Истинные, и сама магия позвала нас в дорогу.

– Мы никогда не были ни младенцами, ни малышами. Во всяком случае, памяти об этом не осталось. И о родителях, если они существовали, – проговорил Хедин, осторожно протягивая руку. Урд немедля отозвался, забурлил сильнее, вечная песнь зачарованной воды звучала громче, но по-прежнему мирно, обволакивающе, и казалось, это можно слушать вечно. – Я помню себя на пыльной дороге, подростком. Лет двенадцать по человечьему счёту, может, тринадцать. Пыль и дорога – больше ничего. Наверное, это для того, чтобы мы не считали ни один из миров своей «родиной». Ни к чему бы не прикипали. Даже друг ко другу. С… с некоторыми исключениями, конечно.

Она кивнула, кладя голову ему на плечо.

– У меня тоже дорога. Только покрытая снегом. И сверху тоже сыплет снегом, а я стою босая, в какой-то розовой разлетайке, а на меня пялятся, разинув рты, бородатые мужики в санях. Они в тулупах, в ушанках, на небе – колючие звёзды, а на обочине санного тракта стоит девчонка в розовом. И вся светится, – она коротко усмехнулась.

– Они, конечно, попадали на колени и возгласили тебе хвалы?

– Как же… – хмыкнула она. – Просто пялились, оцепенев, и всё. Потом лошадь потянулась ко мне, и я вспомнила, что мне вообще-то пора. Засмеялась, помахала им рукой и… и пошла. Шагнула прямо в Межреальность.

– Но ты уже знала, как нужно прощаться.

– Да. Знала. И языки тоже, во всяком случае, я понимала их речь… А потом была дорога, дорога мимо множества миров, путь на ясный огонь – и наша школа. Ты думаешь вообще о тех днях, Хедин?

– Нет, – покачал он головой. – Мне… это неприятно. Вот Джибулистан и Голубой Город – совсем другое дело.

– И ты вспоминал меня даже после того брандейского дела?

– После брандейского дела не было дня, чтобы я не вспомнил тебя.

– Я тебя не виню, – поспешно подняла она руку. – Ты сделал то, что должен был сделать. Ради блага Упорядоченного. Ты такой, мой Хедин, и другого мне не надо. Четырёхглазый не ошибся, выбирая тебя.

– Он-то всегда утверждал, что нас с Ракотом «выбрало само Упорядоченное»…

– И ты поверил, дорогой мой? Конечно, это звучит куда приятнее, чем «ставленники Великого Орлангура»…

– Си. Ты ведь это не всерьёз, верно?

– Конечно, не всерьёз, – она вдруг всхлипнула. – Прости. Урд заставляет меня грустить… по всему, по сбывшемуся и несбывшемуся. Я должна найти себя, и мне казалось… казалось, что Урд подскажет дорогу. А вместо этого – одни только воспоминания. Радостные и не очень. И путаные, очень путаные. Вспоминаю Мерлина и Фелосте, Макрана с Эстери…

– Как же без них…

– Да уж, – она вытерла слёзы тыльной стороной ладони. – Шендар, Фальвино…

– Арриви, Саньято…

– Фоарти…

– Их нет. Никого. – Познавший Тьму взглянул повернувшейся к нему Сигрлинн прямо в глаза. – Они погибли на Брандее. Предавшись Хаосу.

– Не совсем, – тихо возразила она. – Они ведь держали меня в плену уже после всего…

– Не они сами, но лишь их тени. Жалкие подобия. Настоящие все полегли в последней битве на острове Чёрных магов, – Хедин желчно усмехнулся. – Славное название, не правда ли?

– Иногда я не нахожу слов, чтобы проклясть самое их посмертие, если они удостоены такового. А иногда – я сижу и оплакиваю их участь, Хедин. Это очень неправильно, да?

– Я немало враждовал с Поколением, – слова давались Хедину с трудом. – Я уничтожал Брандей и… и не колебался. Вернее, колебался, но…

Она легонько коснулась губами его щеки.

– Я знаю, мой милый. Упорядоченное ни за что не признало бы тебя Богом Равновесия, если бы ты сметал его врагов без малейшей тени сомнения.

– Может быть. – Хедин протянул руку, раскрыл ладонь над бурлящей водою. – Не бывая здесь, не поймёшь его красоты. Да, отражения Урда – в каждом ключе и роднике Упорядоченного, но это именно отражения. Если бы Молодые Боги позволили тогда нам подольше оставаться возле него…

– Я чувствую… покой. – Сигрлинн тоже вытянула руку, чуть касаясь своею ладонью ладони Хедина. – Покой, однако это покой пустоты. Урд молчит.

– А разве он должен был что-то сказать?

– Я… надеялась, – волшебница опустила голову. – Как тогда, при посвящении… Разве Урд не говорил с тобой?

– Говорил, – нехотя вымолвил Хедин, убирая руку. Огоньки вспыхнули ярче, над бурлящей водой словно запорхала целая стая золотистых бабочек.

– О чём же?

– О чём? Обо всём и ни о чём, как я сейчас понимаю. Об открытых дорогах и вечной магии. О свирепой радости войны и тихом счастии мира. О равновесии. О свете, что надо держаться его прямых лучей…

– Как ты думаешь, это действительно говорил Урд? Его незримый дух? – Сигрлинн всё теснее прижималась к Хедину. – Или сами Молодые Боги?

У Познавшего Тьму дрогнули губы, складываясь в невесёлую усмешку.

– Какая теперь разница, Си? Ответы всё равно в нас самих и только в нас. Не вовне. Когда мы ищем что-то, мы просто ищем то место или даже тишину, что позволяет услыхать наш собственный голос. В нём-то и найдётся искомое.

– Слова не Мага, но Бога, – кивнула Сигрлинн. – Но, знаешь… мне не хочется отсюда уходить. Здесь так покойно…

– Но здесь нет и ответов, – молвил Хедин. – Ни на ярком, слепящем свету, ни в сплошной, непроглядной тьме ты ничего не прочтёшь. Только на их стыке, там, где они сшибаются и где мрак оборачивается чернилами в письменах на листах, сотканных из предвечных лучей.

– Красиво говоришь, – вздохнула Сигрлинн, решительно опуская пальцы в воды Урда. Она вздрогнула, болезненно сощурилась.

– Феникс… – проговорила она, закрывая глаза. В уголках их теснились крошечные птичьи лапки морщинок. – Мой феникс. Моя первоформа. Я летела, взмыв над слившимися мирами, Эвиалом и Мельином, освобождённая доблестью моих мальчиков, моих замечательных мальчиков Ордена Прекрасной Дамы, и чувствовала, как огонь обращает тьму в собственные кости.

– Это как? – не понял Хедин.

– Огонь не бывает сам по себе, милый. Ему нужно что-то глодать. В тот миг не нашлось ничего лучше останков Мрака. И с тех пор – он во мне. Может, потому я и не слышу больше Урд…

– Не говори так, – Хедин осторожно обнял её, пальцы сжались на тонком плече. – Урд не говорит и со мной тоже. Он просто есть… и он очень, очень занят. Ты же знаешь.

– Да, – она отвернулась, не то вздохнув, не то всхлипнув.

…Они сидели так ещё долго, обнявшись, в молчании глядя на лопающиеся многоцветные пузырьки, на танец золотистых бабочек в облачках легчайшего пара, поднимавшихся к потолку беседки.

– Что же дальше? – после затянувшегося молчания спросил Познавший Тьму. – Вот он, Урд. Ещё Источник Мимира и Кипящий Котёл. Отправимся в гости к Старому Ётуну? Если ты не против?

– Как, он так и стоит на страже? – поразилась Сигрлинн.

– Стоит… хотя никто не принуждал его к этому. Говорит, что привык и не представляет себе иной жизни. Или к Кипящему Котлу? Путешествие туда, если ты помнишь, не из приятных…

– Помню, – Сигрлинн не пошевелилась. – Спасибо, что сидел со мной, Хедин.

– Хочешь остаться одна? – Познавший Тьму понимающе поднялся.

– Нет, – она покачала головой. – Просто пригублю воды из Урда. Ты не…

– Я не прикасался к нему, – проговорил Хедин. – Урд в нашей с Ракотом власти, он часть того, что творит клетку Неназываемого, но воды из него я не пробовал – с самого дня инициации. Когда уже не Древние, наши учителя, но сами Ямерт с Ямбреном и прочие привели нас к нему.

– А Молодые Боги предусмотрительно закрывали от нас Обетованное, – коротко рассмеялась Сигрлинн. В её пальцах появилась небольшая хрустальная чаша, искрящаяся подобно солнцу.

– «Имя ему Урд. И Боги пьют воду его. И каждый испивший исполнится святости…» – напомнила она.

– Боги больше не пьют, – усмехнулся Хедин. – Ракот, помню, сразу после победы попробовал…

– И что же?

– Пожал плечами, сказал, мол, ничего водица, холодна да чиста, – и ушёл.

– Как похоже на Повелителя Тьмы, – фыркнула Сигрлинн.

– Сам источник – это ведь просто манифестация… – начал было Хедин, однако она приложила палец к губам.

– Нет смысла спорить. – Хрустальная чаша поднялась в её руке. – Ах… – глаза полузакрылись. – Всемогущие силы, сколько же времени… сколько же… – голос её дрогнул, ломаясь.

– Ты – Истинный Маг. Что такое время по сравнению с тобой?

– Великая Река не увлекает Истинного Мага за собой, – веки Сигрлинн оставались сомкнуты. – Раньше Поколения уходили по другим причинам. А теперь? Естественный ход вещей нарушен. И где-то ещё бродят неприкаянные, те, кого Упорядоченное послало нам на смену…

– Пусть они станут самой меньшей из твоих забот, Сигрлинн.

– Идём, Хедин, – спутница Познавшего Тьму опустошила чашу. – Аах… блаженство. Отпей, милый.

– И что? Исполнюсь святости? А ты как – уже исполнилась? – он усмехнулся.

– Святости-то? О да, исполнилась. По самую макушку. Пойдём. Покажешь мне своих… последователей.

* * *

Они шли медленно, взявшись за руки, ни дать ни взять – обычная пара уже не первой молодости. Не бедняки, далеко не бедняки – но нет и кичливой, режущей глаза роскоши. Мужчина в широком плаще, на перевязи меч в простых ножнах, его спутница в салатовосеребряном, на волосах – поблескивающая тонкая диадемка. Перед ними расстилалось Обетованное, обволакивала царившая здесь вечная весна да радовали певчие пичуги, которым нет и не было дела до того, кто здесь правит.

– Наверное, Ямерт и компания были не совсем уж плохими и скверными, коль сотворили такую красоту.

– Милость к падшим – это хорошо, Сигрлинн, но…

– Но нельзя терять уверенность в правоте своего дела? – она мимолётно прижалась к его плечу. – Да, конечно. Я последняя, кто скажет наоборот. Но мне вот такого не сделать.

– Откуда ты знаешь? Мы никогда всерьёз не брались за подобное. Голубой Город не в счёт. Мы ж тогда больше забавлялись да состязались друг с другом.

– А настоящая красота, наверное, так и получается – легко, как бы в шутку. Забава, состязание – смеха ради, ради любви. Без тяжкого надрыва, без сверхусилий. Они хороши на войне…

Хедин остановился. Дорожка, усыпанная золотисто-жёлтым песком, делала крутой поворот, огибая скалу, доверху увитую живым плющом с крупными венчиками цветов, повторявших небесную радугу. Цветы кланялись, лепестки поднимались, крошечные феи, трепеща прозрачными, словно слюда, крылышками, кружились над зарослями.

– Великий бог Хедин! Великий бог Хедин! Хвала великому Хедину!

– Ты покраснел, – улыбнулась Сигрлинн.

– Так их и не отучил, – смутился Познавший Тьму. – То есть не отучал даже, если честно. Им всё равно, кому кланяться. Такими уж их сотворили…

– Да, я знаю. Поклонение тебе не нужно. – Она кивнула, взяла его под руку. – Хотя, если подумать…

– Чего ж тут думать, – буркнул он. – Чем мы тогда будем отличаться от Молодых Богов?

– Ты прекрасно знаешь, что дело не в том, кто, кому и как поклонялся.

Познавший Тьму вздохнул.

– Да. Дело не в этом, вернее, не только в этом.

– Именно. А теперь скажи, далеко ещё до твоих учеников?

– Учеников… – с горечью повторил Хедин.

– Позволь мне так называть их. Они сами считают себя таковыми – и пускай, по-моему.

– Уже совсем скоро. Два поворота.

Мимо проходила пара, гном и гнома, оба наряженные, борода у кавалера аккуратно заплетена в косицы, у дамы в волосах красовались алые, изумрудные и янтарные ленты.

– Аэтерос, – они разом остановились, поклонились, прижимая раскрытые правые ладони к груди, где сердце. – Аэтера Сигрлинн…

– Спасибо, друзья, – Хедин кивнул в ответ. Сигрлинн тоже приложила к груди руку. – Совет вам да любовь.

– У вас свадьба? – оживилась волшебница.

– Именно так, Старшая, – гнома слегка склонила голову.

– Э, хм, гхм… – гном-жених вдруг покраснел. – Не согласится ли великая аэтера, чья доброта превосходит лишь её же красоту, почтить честью… эээ… то есть почесть чтитью…

– Почту за честь, – улыбнулась Сигрлинн. – Когда и где торжество? И хватит ли вашего знаменитого гномояду?

– Оо! – познания Сигрлинн, похоже, поразили и жениха, и невесту в самое сердце. – Аэтера не только прекрасна и добра, она ещё и воистину понимает Подгорное племя! Увы, увы, светлые эльфы заявили, что не могут явиться, если гномояд будет подан. Якобы это оскорбляет их чувства истинных виноделов.

– А потому – мы потом ещё и без них, своим кругом сойдёмся, – подмигнула невеста.

– Празднество же будет завтра ввечеру, на Гномьей площади, прекрасная аэтера.

– Другим брачующимся завидно станет, – заметил Хедин, когда по уши счастливая пара гномов скрылась за поворотом. – Они все мне как дети, но…

– Понимаю, нельзя никого выделять, – вздохнула Сигрлинн. – Но мне так захотелось! Видеть чьё-то счастье – потому что я сама счастлива. И учусь… делиться, наверное. Так что буду ходить. И к этим, и к другим…

За двумя поворотами открылась обширная долина, наискось пересечённая голубой рекой. На берегах, подле покрытых зеленью скал, где на каждом уступе и в каждой трещине исхитрились укорениться диковинные цветы, притаился городок, самый причудливый, какой, наверное, кому-либо доводилось видеть во всём Упорядоченном. Едва ли где-то ещё мирно жили бок о бок, хоть и выстраивая свои собственные кварталы, светлые и тёмные эльфы, гномы, люди, половинчики, орки, гоблины, гарпии-адаты и другие существа, в разное время примкнувшие к «армии Хедина».

Дома, домики и домишки утопали в цветах, зелень вообще царила повсюду. Несмотря на скопище людей и не-людей, нигде ни вытоптанного пятна, ни поломанных веток.

Красная черепица крыш соседствовала с тёмным тёсом. Чисто выбеленные стены – со сложенными из дикого камня. Жилища светлых эльфов и вовсе было почти не разглядеть – всё покрывали разросшиеся до гигантских размеров цветы. Здесь не разило нечистотами, не курились зловонные дымы алхимических печей – все словно договорились не допускать в здешние места ничего, могущего оскорбить красоту Обетованного.

– Пришлось постараться, – ответил Хедин на незаданный вопрос спутницы. – Но, знаешь… наверное, на мой зов всё-таки отвечали те, кому по душе нетронутая красота. Взять тех же гномов. Леса они нельзя сказать, что не любят, но не по сердцу они им. Ухаживать, как эльфы, не станут. Нужно дерево – срубят, мешает – тоже. А уж дым кузницы истинному гному куда приятнее всех на свете цветочных ароматов. Здесь же – смотри, как получилось. И я их не заставлял.

– Ты вообще никого не заставляешь, – засмеялась Сигрлинн. – Просто собираешь лучших и подаешь им правильный пример. Эх, эх, ну почему всё Упорядоченное не может сделаться таким?

Хедин вздохнул.

– Иногда я об этом тоже думаю. А потом понимаю, что дикое и страшное тоже возникли не случайно. В них своя красота, как в хищном звере.

– Слова истинного Бога Равновесия. Всё должно идти своим чередом, а вы с Ракотом просто удерживаете крышу над их головами.

– Идти как идёт всё уже не может, Сигрлинн. Тогда в Упорядоченном не орудовали ни Неназываемый, ни Спаситель. И Дальние не стали ещё сегодняшними Дальними.

– Верно. – Она взяла его под руку. – И, конечно, я буду рядом с тобой. Всегда. Просто мне кажется…

– Что? Договаривай, пожалуйста, – они смотрели друг другу прямо в глаза. – «Надо было совсем по-другому»?

– Нет, конечно. – Он шутил, она знала, и он знал, что она знает. – Я думаю, что смогу стать полезна. Вы с Ракотом сдерживаете одно чудовище и ещё не столкнулись как следует со вторым, в то время как третье упрямо избегает открытой схватки. Напрашивается – а что если их стравить друг с другом?

– Ракот только об этом и думает. И упрекает меня, мол, бездельничаешь, дражайший братец, «это твоё, Хедин, я привык с простым и честным мечом».

Глаза её вновь залучились.

– Конечно. Ракот, былой Повелитель Тьмы, Ракот, привыкший штурмовать любую преграду. Ракот – и вдруг принуждённый составлять коварные планы хитроумных интриг!

– Я объяснял ему. – Его пальцы скользили по контурам её ладони. Такая хрупкая… – Спасителю нет дела до Неназываемого. Неназываемому нет дела до Дальних.

– А Дальним? Что нужно Дальним? Ты рассказывал об их «залоге», данном эльфке-вампирше…

Хедин кивнул. Они обогнули городок подмастерьев и сейчас медленно поднимались пологим склоном. Дорожку окружали сплошные заросли – казалось, здесь Ялини превзошла саму себя, изобретая самые причудливые и невероятные формы цветочных венчиков.

– Дальние говорили с Эйвилль. – Познавший Тьму глядел куда-то вдаль. – Соблазнив её, они, однако, вручили ей «залог», зелёный кристалл, на первый взгляд – ничего особенного. Его нашла… подобрала… одна из моих…

– Адата Гелерра, – уточнила Сигрлинн.

– Адата Гелерра, – кивнул Хедин. – Она очень старалась.

– Я бы на её месте тоже старалась…

– Оставь, Си, ну, пожалуйста. Она тебе не…

– Милый мой, я знаю, что она мне не соперница. Но… иногда мне хочется в это поверить. На полмгновения. И тотчас рассмеяться над собой.

Познавший Тьму сконфуженно опустил глаза.

– И что же с этим кристаллом? На что он способен? – Сигрлинн спешила ему на выручку.

– На многое. – Они застыли на холме. Впереди переливались живые облака Обетованного, воспаряли и опускались вновь, играя переливами всех мыслимых красок. Река исчезала под их многоцветной завесой, там парили какие-то летучие существа, слегка схожие с детскими бумажными змеями.

– Мы можем проследить путь к их цитадели?

– Ракот очень на это надеялся, – Хедин отвернулся. В голосе Познавшего Тьму слышалась досада.

– Но вам не удалось? – недоумевала Сигрлинн. – «Залог» оказался подделкой? Так я и знала…

– Нет, – покачал головой Познавший Тьму. – Это не подделка. Что угодно, только не это. Беда в том, что тропа ведёт… на другую сторону.

– На другую сторону? – она вздрогнула. – В смерть? Дальние – создания Смерти? Её воплощения?

– Если б всё оказалось так просто, – вздохнул он. – Другая сторона – это всё. И Хаос. И Смерть. И Посмертие. А в придачу ещё и Невоплощённое.

– Погоди, погоди, – Сигрлинн прижала пальцы к вискам. – Хаос и смерть? И тут же посмертие? Но ведь это совершенно разные…

– Именно. И мы с Ракотом ощутили именно это, когда попытались развернуть этот кристалл, распустить его на нити.

– Но ведь у Смерти нет воплощения в Упорядоченном, – тихо сказала Сигрлинн. – Даже среди Молодых Богов никто не «повелевал» Смертью. В Хьёрварде обитал Яргохор, Водитель Мёртвых…

– И бывший полноправным Богом, если помнишь. Лишённый сил и памяти за жестокость в Первый День Гнева. Обращённый в мелкого божка, сопровождавшего караваны недостойных иного посмертия душ в Нифльхель.

– Сурово же карал пресветлый Ямерт, – Сигрлинн поёжилась. – Так и не простил того до самого конца.

– Да, и Яргохор по-прежнему занят всё тем же. Нифльхель никогда не переполнится.

– Но как же Демогоргон? Великий Орёл довольствуется иным?

– Не в каждом мире есть Царство Мёртвых.

– Вот как? И от чего же это зависит?

Хедин молча развёл руками.

– Мы составляли списки, сопоставляли. Выходило, что эти Царства возникают словно сами по себе, безо всякой связи с самим миром. Мы находили ключевые миры безо всяких признаков посмертных стран и самые обычные мирки с преисподними и прочими чистилищами.

– Постой, а как всё это связано с Дальними и их залогом? Какая Эйвилль была в нём польза? Как он мог её защитить, раз уж его назвали «залогом»? Она-то в него поверила!

– Поверила. Мы с Ракотом потратили немало труда, разворачивая хотя бы самые верхние слои. Оттуда-то и пришло всё это – «залог» с прочим.

– И осознание, что Дальние – куда больше, чем кажется.

– Да. Сперва я считал их «ещё одним Неназываемым», а теперь не знаю, что и думать. Нити Хаоса. Вкрапления Смерти. И присутствие ещё чего-то, неопределённого и неопределимого, что сводит моих… помощников с ума.

Сигрлинн медленно кивала.

– Я бы хотела… взглянуть на него.

– Конечно. Но разве мы не собирались в гости к Мимиру?

– Ах, Хедин. Я так долго просидела за стеной Западной Тьмы в Эвиале, что сейчас хочу всего и сразу. Хочу отправиться к Мимиру и посидеть у Кипящего Котла. Хочу постоять возле нашей опустевшей Школы и у развалин Замка Всех Древних, предаваясь воспоминаниям. Хочу поклониться могиле Мерлина. Хочу взглянуть на Спасителя – ты ведь наверняка следишь за ним? Хочу поплясать на свадьбе у гномов. А ещё хочу отправиться в Хьёрвард, отыскать следы моих Всадниц…

– Помилуй, Сигрлинн, никто из них не мог прожить…

– Да, – с печалью кивнула она. – Они были простыми смертными. Но, как я говорила, быть может, остались следы… память… может, тайный культ… Но ведь тебе тоже нужно всё и сразу, мой дорогой. У тебя война, и притом не одна. Сражаются почти все твои соратники. Ракота я вообще почти не видела с того самого мига, как вошла в твою крепость. Вот разве что сегодня, когда он рубил камни.

– Он, должно быть, стесняется.

– Ракот?!

– Его заботило твоё о нём мнение. И потом, у него же Ученик. Хоть и без Зерна Судьбы.

– Тот самый воин с василиском на доспехах?

Хедин кивнул.

– Он напомнил мне молодого Хагена.

– Не припоминаю, чтобы хоть у кого-то из нашего Поколения в Учениках состояли призраки… – Сигрлинн задумчиво покачала головой. – Храбрость и твёрдость остались, но как он будет без тела?

– Хранитель нового мира. Слившихся Мельина и Эвиала.

– Эвильин? Или Мевиал? – улыбнулась она.

– Думаю, тамошние ещё не разобрались, что к чему. Светопреставление началось было, да кончилось. Потом мореплаватели откроют новые земли, встретят говорящих на иных языках, но далеко не сразу догадаются, что же случилось. Маги, конечно, разберутся, хоть и не вдруг.

– А мы опять скачем с одного на другое… – заметила Сигрлинн. – Начинаем, бросаем, перепрыгиваем на другое, с него на третье. Я… наверное, перед этой гномьей свадьбой я бы и впрямь хотела глянуть на Источник Мимира. Не составил ли бы сильномогучий бог Хедин мне компанию в сём походе?

– Почту за честь, – засмеялся Познавший Тьму. – Конечно, сопровожу. Что же до разговоров… Мы перепрыгиваем, потому что никак не наговоримся. А насчёт Мимира – конечно, сопровожу.

– И тебе не потребуется даже мчаться на очередную войну, «вершину человеческого духа»? – с чуть заметным оттенком ехидства осведомилась она.

– Мои справятся, – с уверенностью отозвался Хедин.

– Ты старательно избегаешь называть их «подмастерьями», – заметила Сигрлинн.

– Они не подмастерья. Они мои дети. Дети, но не Ученики. Учеников, таких как Хаген, у меня больше нет. И уже никогда не будет. Замок Всех Древних в развалинах, как и весь Столп Титанов. Шар Жребия, обращённый в хрустальную пыль…

Её пальцы лишь сжались у него на локте.

Поворот, ещё поворот, клубящиеся облака, подобные лесам, и леса, подобные опустившимся на землю облакам. Здесь уже становилось пустынно, подмастерья Хедина держались ближе к городку; большинство же из них и вовсе сражались сейчас в далёких мирах.

– Я совсем не вижу полей. Откуда еда?

– Гоним караваны через Межреальность. Никто, даже половинчики, не захотел касаться Обетованного плугом.

– Тогда в путь, Познавший Тьму? Если ты, конечно, можешь.

– Могу. – Он заглянул ей в глаза. Бездны времени отступали, казалось, они вновь стоят, взявшись за руки, посреди возведённого вместе Голубого Города, стоят, ожидая первых переселенцев, для которых они творили всю ту красоту – просто так, от чистого сердца. В подарок. – Могу, хотя в Хьёрварде вновь прорвались. Быкоглавцы. На сей раз они привели с собой чародеев. Дело вышло жаркое…

– Нам нужно быть там? – немедленно спросила Сигрлинн.

– Я предпочёл бы не вмешиваться, пока это не станет совершенно необходимо.

– Не хочешь лишний раз упомянуть свою бравую адату? Тебе не требуется всё время защищать её от меня, милый мой Хедин, – Сигрлинн не отводила взгляд. – Я отлично понимаю, в тебя можно влюбиться. Собственно говоря, что я и проделала.

Он улыбнулся. Снова хотелось обнять её, вернувшуюся, восставшую из бездны – или ему до сих пор трудно в это поверить?.. Человеческое, слишком человеческое. Мы взяли от людей многое, почти всё. Почему, отчего, кто скажет?

– Сигрлинн…

– Если ты готов, друг мой, то – в дорогу?

– В дорогу, – кивнул он. – Но сперва…

– Сперва что?

Он вдруг резко повернул назад.

– Сперва покажу тебе кое-что.

Она удивлённо взглянула:

– Это настолько важно?

– Важно, – кивнул Хедин. – Последнее время я старался не уходить отсюда, не…

– Не – что? Ты колеблешься?

Клубящиеся живые заросли вокруг, смешение изумрудного, янтарного и сапфирового. Движение, песнь, танец. Ветви мягко покачивались сами по себе, безо всякого ветра, тянулись к плечам, осторожно касались и, словно робея, поспешно отдёргивались.

– Они… любят тебя, мой Хедин.

Лоб Нового Бога рассекла морщина, слишком для него человеческая.

– Нет, Си. Они любят силу и власть, любую силу и любую власть, что господствует здесь. Они не свободны.

– Ты говоришь так просто потому, что их сотворили Ямерт и его присные? – Она чуть нахмурилась. – Ты бы обрадовался больше отравленным шипам и ловчим петлям? Это была бы «свобода»?

Он покачал головой. Складка меж бровей не разглаживалась.

– Между нами с Ракотом и Молодыми Богами по-прежнему пропасть, Си. Мы не способны ни на что подобное. Понимаешь?

Теперь наморщила лоб уже Сигрлинн.

– Тебя это мучает?

– Несправедливость, Си. И не в том дело, что нам чего-то «не досталось». Ямерт с братьями и сёстрами были очень щедро одарены Творцом. Настолько щедро, что невольно задумываешься – Он ведь явно для чего-то их предназначал, для чего-то поистине великого, быть может – для нас невозможного и неподъёмного. Может, для истинной борьбы с Неназываемым? Может, Он провидел, что в один прекрасный день это чудовище так ли, иначе, но окажется в Упорядоченном?

– Но Ямерт ничего не сделал!.. Они послали астрального вестника, они попытались сбежать!

– До сих пор не могу понять, куда  же именно они посылали вестника и куда собирались бежать, – буркнул Хедин, отводя в сторону завесу из усыпанных мелкими белоснежными венчиками лиан.

– Но ведь… они просто ошибались… – Сигрлинн ещё говорила, шагнув следом за Хедином сквозь узкий проём в сплошной стене зарослей, и разом осеклась.

Рёв водопада. Через острый край серой скалы, взметнувшейся словно зуб неведомого чудовища, низвергался блистающий поток, разбиваясь в облаке радужных брызг о дно округлой гранитной чаши. Вокруг небольшого озерка высились сосны, суровый и чистый северный лес, никаких красивостей, лишь красноствольные исполины, тянущиеся к небу, не вечноголубому, как везде в Обетованном, но серому, затянутому тучами.

А среди сосен, разбросанные на первый взгляд безо всякой системы и порядка, стояли статуи. Без постаментов и надписей, да и на статуи они походили лишь своей неподвижностью. Люди, гномы, эльфы, половинчики. Мормат с радужным змеем. Одинокая гарпия-адата, скорбно сложившая крылья. Все в доспехах, с оружием в руках, иные – раненые.

Хедин остался стоять возле самого края воды, не отрываясь глядя на пенную ярость водопада. Сигрлинн, осторожно переступая, шла от статуи к статуе, на мгновение замирая перед каждой.

Гном в почерневшей от копоти броне, с вычурной чеканкой на груди, лицо перекошено, зубы оскалены, в левой руке – огнеброс; из правого плеча торчит здоровенный обломок копейного древка, и видно, что по стали расплылось пятно стремительно распространяющейся ржавчины.

Юная на вид девушка из половинчиков, плащ взлетел и замер, порыв ветра запечатлён навек; руки застыли перед грудью в сложном жесте, на кончиках пальцев дрожит россыпь голубоватых огоньков, а на бледном, без кровинки лице – выражение величайшего изумления. Маленькая чародейка уже всё поняла и только не может осознать – как? Почему она умирает?..

– Это… кладбище, Хедин? Я… не знала. Сказал бы хоть… цветов принести, – голос Сигрлинн вдруг сорвался.

– Нет, не кладбище, Си. – Не поворачиваясь, он смотрел на радугу над водопадом. Радугу, блистающую, несмотря на скрытое тучами солнце. – Они называют это «тайным храмом», – в голосе слышалась усмешка, лёгкая и печальная. – Здесь все мои погибшие… – Хедин оборвал себя, махнув рукой. – Тела их погребены соплеменниками. По принятым обычаям. К ним приходят друзья. А здесь… здесь моя память о них. Об их последних мгновениях.

– Они… – откашлялась Сигрлинн. – Кто-нибудь из них бывал здесь?

Хедин покачал головой.

– Они слышали о нём, назовём это так. Но бывать – не бывал никто. Верят, что здесь «плиты с именами всех погибших» или что храм посвящён Орлангуру с Демогоргоном…

– А разве он не?.. Он и вправду никому не посвящён? И как о нём узнали твои ученики, если никто из них никогда здесь не бывал?

– Они талантливы, не забывай. Провидели, прозрели, прочувствовали. До правды, однако, никто не докопался. И слава Творцу, скажу я тебе честно, Си.

Она молча кивнула, медленно скользя от статуи к статуе. Человек. Эльф. Мормат. Гном. Гном. Человек. Человек. Орк…

– Их совсем немного, Хедин.

– Их не должно было быть вообще, – с досадой отвернулся он.

– Но это же невозможно! – она вскинула голову. – Ты казнишь себя, и зря, зря, зря! Не бывает такого, чтобы «все враги убиты, все наши живы»!

– Так должно быть, – непреклонно ответил Хедин.

– Немыслимо!

– Если не Богу замахиваться на «немыслимое», то кому же?

Сигрлинн покачала головой, однако ничего не сказала. Напротив, вздохнула, коснулась красноватой коры.

– Хорошо у тебя здесь. Действительно, храм, а не усыпальница. Но всё равно казнить себя не стоит. Тебе служат за совесть, не за страх, и идут в бой радостными. Даже когда твоих соратников настигает смерть, они погибают счастливыми.

– Никто не погибает счастливым, – отвернулся Хедин. – Смерть есть смерть. Я высек здесь знаки Орлангура и Демогоргона, Дракона с Орлом, но… не знаю, Си, не знаю. Я не вижу их посмертия, тех, кто пал на моей службе. Не вижу уже давно. Когда-то мне удавалось даже сподвигнуть смертных на добровольную жертву, потому что я… умел, скажем так, повлиять на судьбу их душ. Караванов Яргохора и вечных льдов Нифльхеля я для них умел избегнуть.

– А для них? – со щёк Сигрлинн сбежала краска.

– А теперь – нет. Я не знаю, что сотворилось с душами погибших под моими знамёнами. Вот почему так важно, чтобы победа вышла бы бескровной.

– Так не бывает, – с какой-то странной обречённостью повторила Сигрлинн.

– Так будет, – тоже повторил в ответ он с поистине железной убеждённостью. – Иначе я – не Бог.

Несколько мгновений она просто смотрела на него и, казалось, боролась с неизбывным желанием просто броситься к нему на шею. Хедин отвернулся первым.

– Идём, Си. Идём. Источники ждут.

* * *

Мир Источника Мимира, когда-то – одно из самых тайных мест Упорядоченного. Молодые маги Поколения лишь раз удостаивались чести побывать здесь – когда проходили инициацию всеми тремя источниками. Однако после память о случившемся здесь стиралась, затуманивалась, так что Хедин потом сам с изумлением взирал на здешние пейзажи, глядя глазами своего верного Хервинда, магического зверька-разведчика, посланного к Источнику Мудрости ещё во время их схватки с Молодыми Богами.

Они не ожидали увидеть здесь никаких изменений, несмотря на прошедшие эоны времени, – однако изменения их ждали. Красивая деревня, почти городок, с красными черепичными крышами и добротными, зажиточными домами исчезла, на её месте поднимался вековой дремучий бор.

Одинокий дуб Мимира тем не менее высился по-прежнему. Бессмертное, как и его хозяин, могучее дерево стало лишь ещё выше и толще. И всё так же журчал, изливаясь меж исполинских корней, сам Источник. Всё та же каменная чаша, всё тот же пар над поверхностью воды; всё так же драгоценная влага переливается через грубо обтёсанный край чаши, уходя в землю меж корней дуба-исполина.

– Здесь были зарницы, – проговорил Хедин, настороженно озираясь. – Мимир зачерпывал пригоршнями воду и плескал в небеса. И там вспыхивало холодное пламя, разноцветное, безжизненное… Не знаю, зачем он это делал. Он сам не сказал, а я… я не спрашивал.

– Ты ведь не бывал тут всё это время, верно? – тихонько спросила Сигрлинн.

Познавший Тьму покачал головой.

– Нет. С Источником всё было в порядке, мы с Ракотом ощущали это каждый миг.

– Маленькое преимущество Бога Равновесия…

– Будет тебе смеяться, Сигрлинн.

– Я не смеюсь. – Она вглядывалась в мерцание искорок над Источником. – Я бы, наверное, тоже сюда не сунулась. Жутко-то как… могилой несёт. Огромной.

Познавший Тьму промолчал, однако рука его легла на рукоять меча – подарка Огненных ангелов.

– И Мимира не видно… Ты его не чувствуешь?

– Нет, Си. И это тоже странно.

Она вдруг задрожала, прижалась к его плечу.

– Жив ли?.. – голос её упал.

Они медленно подходили к Источнику – а вокруг по-прежнему царила полная тишина. Тишина старого, давно забытого кладбища.

Здесь никого нет, подумал Хедин. Нет и уже невесть сколько не было. Мимир? Страж Источника, не покидавший свой пост бессчётные века и тысячелетия, где ты?!

– Как это могло случиться, Хедин?

– Источник цел и невредим, Сигрлинн. До него не добрались.

– Кто?!

– Называй всё тех же, не ошибёшься, – пробормотал Познавший Тьму, останавливаясь перед самой чашей.

– Почему ты так уверен? – Сигрлинн встала рядом с ним, коснулась кончиками подрагивающих пальцев бурлящей поверхности воды. Щека чуть дрогнула, словно от сдерживаемой боли.

– Я совсем забыла… как это…

– Посвящение? – глухо сказал Хедин, становясь рядом.

– Да… – Сигрлинн застыла, глаза крепко зажмурены, кончики алебастровобелых пальцев касаются бурлящей воды. – Посвящение… Инициация… Поколение, становящееся Поколением. Наши учителя… ты помнишь их, Хедин?

Познавший Тьму кивнул, угрюмо и словно думая совсем о другом.

Она вся в прошлом. Великая река подхватила мою Си, мчит сейчас обратно, в те забытые самим Сущим дни, когда совсем юное Поколение едва лишь осознавало себя. А я не могу не думать об исчезнувшем Мимире, о сгинувшем селении – ведь именно отсюда был Бран Сухая Рука, проклятие Хагена, едва не взявший Хединсей…

Нет, не надо её ни о чём спрашивать. Я – её мужчина, мне и разыскивать пропавшего Ётуна. Тут пригодился бы кто-то из учеников, но лучшие сейчас в Хьёрварде, значит, отправится кто-то ещё. Орлангур-победитель, как же их у меня мало, детей, именующих меня аэтеросом …

Не так много статуй в моём поминальном храме, но всё равно – чересчур много.

Ракот! Ты мне нужен, брат, нужен немедля! Пришла беда, беда, которой не ждали. Словно рухнул один из вечных и неизменных столпов небес. И Хагену, видать, больше не сидеть в Долине Магов. Исчезновение Мимира – это всё равно как если бы пропали я или Ракот.

Но почему, почему тогда ничего не случилось с самим Источником?! Если мудрейший из Ётунов пал в бою, почему остался в неприкосновенности зачарованный ключ? Или это ещё одна ловушка, на манер тех, в которые угодили мы с братом в Кирддине, а после в Эвиале, когда кипело сражение с самим Спасителем?

– Погоди, – вдруг сказала Сигрлинн, не поднимая век и не стряхивая воду с рук. – Погоди, мой Познавший. Я всё понимаю. Мимир исчез, и ты готов перевернуть небо и землю, чтобы понять, что же тут случилось. Но… я прошу тебя – погоди. Постой рядом со мной. Просто постой, а ещё лучше – опусти руки в воду.

Он не только опустил, но ещё и осторожно коснулся её трепещущей ладони. Закрыл глаза.

Щекочут кожу крошечные пузырьки, поднимается пар, и они словно вновь шагают рука об руку по широкому двору Школы Поколения, под странным небом, зеленоватым с тремя солнцами, где почти нет тени.

Циклопические здания вздымаются справа и слева, огромные песчано-жёлтые пирамиды уходят в поднебесье, а прямо перед ними – строгая колоннада, ряды иссиня-чёрных столпов на белоснежном полу. И со всех сторон подходят другие, такие же, как и они, молодые, жадные, с горящими взглядами.

– Хедин, – улыбается Сигрлинн, и Познавший Тьму не знает, происходит ли это сейчас – или тогда. По-прежнему ли он – Бог Равновесия, или река времени свершила-таки невозможное, неужели живущие в её водах драконы повернули бег вечных волн?

– Сигрлинн… – Жар разливается по груди. – Си… что мы делали друг без друга?

Срываются с губ хриплые слова. Он удивляется их разлуке вновь и вновь, со всё той же обжигающей, совсем не божественной болью.

– Мы шли друг ко другу, мой Хедин. Мы встретились. Дальше пойдём вместе.

…Вздымаются справа и слева великие пирамиды. Замерли чёрные колонны, скользят по белому полу смутные тени. Юное, едва вступившее в мир Поколение собралось там, где и должно.

Из мрака появляется высокая фигура. Она напоминает человеческую, но только напоминает. Могучие плечи венчает птичья голова, голова хищного сокола. Прямое белое одеяние ниспадает на каменные плиты, в руке, больше напоминающей птичью лапу, зажат короткий жезл-анкх.

Клюв открывается, жёлтые глаза с узкими щелями зрачков глядят прямо на собравшихся.

– Сущее призвало вас, – раздаются слова. Имя языка никому не ведомо, однако говорящего понимают все. – Потокам нужны берега. Расширяющемуся – связки. Грозящему обвалиться – упоры. Вы станете ими. Дорога начертана лишь очень грубо, вам прокладывать её самим. И пока мы ещё здесь, наша очередь – передать вам то, что в своё время, на заре нашего Поколения, получили мы сами.

Существо с головой сокола поворачивается, исчезает во мраке, и молодые маги, не раздумывая, следуют за ним.

Их ничто не держит в мире. Они явились в него, когда настало время. Материнская утроба не порождала их, у них не было отцов. Во всяком случае, сами они ничего об этом не помнят.

– Перекати-поле, – услыхал Хедин собственный голос. – Инструмент.

– Да, инструмент, – откликнулась Сигрлинн. – Инструмент Упорядоченного.

– А как только инструмент начинает слишком много думать, наступает время его поменять.

Они вдвоём резко отшагнули от Источника. Вода взбурлила, выбросив небольшой гейзер.

Хедин и Сигрлинн стояли, не расцепляя рук, глядя, как выплеснувшаяся из источника влага быстро впитывается в землю.

– Если б тебе не захотелось вспомнить, с чего всё начиналось, об исчезновении Мимира так никто б и не узнал, – лоб Хедина избороздили морщины.

– Случайность из тех, в которые ты не веришь?

– Не верю, – он покачал головой. – И не понимаю случившегося. Совсем не понимаю…

– Не удивляйся, – легко сказала она. – Война никогда не начиналась и не кончалась. А Старый Ётун – сущность из совсем иного времени, когда слова и символы значили куда больше, чем сейчас.

Хедин удивлённо взглянул на спутницу.

– А теперь, ты хочешь сказать, писаные и неписаные законы отброшены?

Она кивнула.

– Ракот не обратился к массовой некромантии, выжигая целые миры и призывая их обитателей обратно из смертных пределов – своими покорными зомби. Он или убеждал, или ставил на службу чудовищ. Чудовища хотели жрать, всё по-честному. Ты не стал искать способа покончить с Молодыми Богами раз и навсегда. Мимир, как я понимаю, не принадлежал к твоим горячим сторонникам. Его никто не трогал. Всё шло своим чередом.

– А теперь больше не идёт. – Хедин, прищурившись, озирался по сторонам.

Не укладывается в голове. Мимир, Старый Ётун, вечный и более неизменный, чем само Упорядоченное. Реликт эпохи Древних Богов, не вышедший на Боргильдово Поле. Кому, кому, кому мог понадобиться именно он , но не потребовался сам Источник?

– Дождёшься Ракота? Отправишь сюда подмастерьев?

Хедин только покачал головой.

– Уже позвал, и отряд подмастерьев тоже вот-вот прибудет. Хотя если бы кому-то требовалось что-то сделать с Источником – уже бы сделали.

– Уже бы? А если Мимир исчез только вчера?

– Едва ли. Смотри, какая чаща поднялась воон там. А я помню там деревню, почти городок. Конечно, время тут идёт быстрее, чем в большинстве миров, но если тут прошла сотня лет, то и в Обетованном миновал не один год. Едва ли Старый Ётун взирал бы безучастно, как кто-то истребляет здешних обитателей. Да и если их даже кто-то переселил…

– Думаешь, он подал бы весть?

– Мы с Ракотом бы почувствовали. Так или иначе.

– Завидую, – вздохнула Сигрлинн.

– Чему? – усмехнулся Хедин. – Пустота, скармливаемая Неназываемому, творится совокупной магией всех трёх Источников. Сбой хотя бы в одном – и мы с Ракотом помчались бы переворачивать небо и землю, потому что Неназываемый устремится на прорыв в тот же миг. Нет здесь никакого «сверхчувствительного» или «божественного». Творение пустоты замкнуто на нас с Ракотом и Старым Хрофтом. Никуда не денешься.

– А тебе хочется? Хочется деться? – вдруг негромко спросила она.

– Сигрлинн…

– Я не знаю, что это такое – «быть богом». Я просто… хочу помочь.

– Что такое «быть богом»? Нет, я ничего не скажу об «ответственности». Слишком затоптали это слово сказители и законники во всём множестве миров. Это просто… просто… чувствовать всё и вся. Токи магии, завихрения, заводи, стремнины. Не только противостоять Дальним или козлоногим слугам Неназываемого. Мы стоим возле Источника Мимира – как я к нему пробивался, помнишь?

Она кивнула.

– Хервинд…

– Он самый. А теперь мы просто очутились тут в одно мгновение. И я вижу, как текут реки, те самые реки, что не видны даже Истинным Магам. В нашей власти направлять их ход, Сигрлинн.

– Твоей и Ракота?

– Да. С одной стороны. А с другой – всякого живого существа. В его границах.

– Так я и думала… – пробормотала Сигрлинн. – Магия, дарующая жизнь, нет жизни без магии и магии без жизни. А мы пробавлялись «поворотом мира»…

– «Поворот мира» никуда не делся. Просто не стало тех, кто способен его проделать.

– А те буяны, Новые Маги [2] ?

– Не прошли посвящение, – покачал головой Хедин.

– А не могли ли они попытаться?.. Я имею в виду, что, если они явились к Старому Ётуну и…

– Едва ли Мимир поддался бы им так просто. И, повторюсь, вздумай они сотворить что-то с Источником, мы бы с Ракотом узнали тотчас.

– Дальние?

– От этих всего можно ожидать, – кивнул Познавший Тьму.

– Отчего ты колеблешься? Призови Читающих, и они…

Хедин сощурился.

– У меня есть основания не делать этого, Сигрлинн. Прости, что не говорил тебе раньше.

– Раньше я про них и вовсе ничего не знала, – проворчала она. – Хедин, Познавший Тьму, мастер сокровенных тайн, ничего не скажешь. Значит, не сомневался, не сомневался, а теперь усомнился? Решил, что они служат двум господам, если не больше? А что же случилось? И когда?

– Случилось уже в Эвиале, во время последней битвы, – кратко отмолвил Хедин. – Они должны были дать ответ, но молчали.

– Что же теперь?

– Теперь? Нас ждёт Кипящий Котёл, ведь верно? Здесь нам больше делать нечего. Вечного Ётуна тут нет, и след похитителей – если они вообще были – давно простыл.

Она словно заколебалась.

– Но пропажа Мимира…

– Сигрлинн, здесь пусто. Истлело всё и вся, кроме вечного источника. Не думаю, что кто-то сможет уловить отзвук давнишних заклятий. Я, во всяком случае, не смогу.

– Четырёхглазый… – со странным выражением проговорила Сигрлинн. – Это так в его духе.

– Да, в его. Если бы в Упорядоченном царили тишь да гладь, без Спасителя, Неназываемого и Дальних я, быть может, сам бы подумал на заскучавшего Духа Познания. Вот кто сейчас бы пригодился, так это Хрофт. В конце концов, Мимир его старый знакомец. Да и залог Одина, его правый глаз, так и остался на дне Источника…

– Значит, в дорогу, мой Хедин?

Познавший Тьму кивнул.

– Кипящий Котёл не близок, но ничего иного не остаётся, – угрюмо отозвался Познавший Тьму.

…Но покинуть Мир Источника, крошечный уголок Упорядоченного, где не плескались бескрайние океаны и не простиралась от края до края континентов дремучая тайга, а лишь рос вековечный Мимиров дуб да чуть слышно шуршала вода, переливаясь через край каменной чаши, Хедину и Сигрлинн удалось не сразу.

…Из раскрывшегося портала шли люди, гномы, эльфы – небольшой отряд подмастерьев Познавшего Тьму. Воспарил над головами мормат, распуская щупальца, готовясь перехватить и отразить направленное в товарищей вражье заклятие; эльфы проворно растянули луки, гномы подняли бомбарды. Обычное дело, так вступали они в любой новый мир.

– Ты рискуешь, мой Познавший Тьму, – Сигрлинн присела на корень Мимирова дуба, пристально наблюдая за подмастерьями. – Открыть сюда портал, укрепить его – значит проложить сюда дорогу тем, кто, быть может, нипочём не сумел бы отыскать это место…

– Я знаю, Си, – он взглянул на неё, чуть заметно улыбаясь.

– О! – она подняла палец, и на губах появилась ответная улыбка.

– Именно так, – кивнул Познавший.

– Узнаю моего Хедина, – она по-прежнему улыбалась.

– Хорошо, коли так. Ты готова?

– К Кипящему Котлу? – Сигрлинн преувеличенно светским жестом поправила волосы. – Всегда готова!

– Тогда в путь!

* * *

Бесконечна череда миров Упорядоченного, кажутся не имеющими пределов просторы Межреальности. Пространство и время сплетаются в причудливом танце, опровергая законы здравого смысла и привычной повседневности. Междумирья не меньше, чем самих миров, и оно зачастую куда диковиннее.

Двое шли по узкой тропе, с обеих сторон сплошной стеной поднимался настоящий лес лиан и вьюнов, цветочные венчики открывали настоящие глаза, таращась на путников. Тонкие ловчие отростки торопились убраться восвояси – эти двое не могли ни при каких обстоятельствах сделаться добычей.

– Красиво. – Сигрлинн окинула взглядом разноцветные венчики, каждый с голову новорождённого. – Даже и не подумаешь, что они хищники.

– Вьюн раскидывает ловчие ветви на множество лиг, – кивнул Хедин. – Они так и тянутся, незаметные, тонкие; но стоит на них наступить или хотя бы приблизиться…

– Нас-то они не трогают, – заметила Сигрлинн.

– Понимают, – откликнулся Познавший Тьму. – Ракот в своё время выводил их для защиты своей цитадели, и вот, гляди-ка, разрослись так, что хоть шли половинчиков на прополку.

– Неужто и эти цветики-цветочки Ракот тоже сам делал? – подивилась Сигрлинн. – Ято всегда думала – он их где-то нашёл… хотя у Тёмной Цитадели никаких разноцветных лепестков не было.

– Сами цветы – уже от Ялини. Взрастила после их победы.

– Когда же она успела? – искренне подивилась спутница Познавшего Тьму.

– Успела… – вздохнул тот. – Ещё до Ракотова развоплощения.

– Она всегда хотела видеть во всём красоту.

Хедин молча кивнул.

– Ялини не захотела знаться с нами. Однако не осталась и с братьями. Сгинула, запряталась так, что мы её не нашли. Скажи, а ты не чувствуешь её? Ведь ты была в её свите.

– Нет, не чувствую, – покачала головой Сигрлинн, – а зачем она вам вдруг понадобилась? – сощурилась она с притворной ревностью.

– Ни у меня, ни у Ракота подобного не получается, – Хедин улыбнулся, однако улыбка получилась очень невесёлой. – В лучшем случае что-то простое, как в природе – то есть, понимай, как у самой Ялини, только безо всякой выдумки. Лес как лес, джунгли как джунгли, болото как болото. С монстрами. А вот чтобы красота, чтобы выйти на пригорок и замереть, чтоб и уходить не хотелось, – такого не выходит, как ни старайся.

– Потому что вы, мои дорогие, оба воины. Целесообразность, соразмерность и соответствие. Излишества вредят. Да и вообще, когда мужчины творили хоть что-то просто так, без великой цели?

– Ну как же, – Хедин состроил обиженную гримасу. – А Джибулистан? А Голубой Город?

– Голубой Город придумала я, между прочим.

– А я начертил все планы!

– Вот именно, – усмехнулась Сигрлинн. – В этом тебе нет равных, мой Хедин. Планы. Цель, стремление, борьба, достижение. Механика, причины и последствия. А потом приходит Спаситель.

– Твои язвительные замечания, надо полагать, означают, что ты нашла против Него действенное оружие? – Хедин усмехнулся в ответ.

– Я ищу, Познавший Тьму, – с губ Сигрлинн сбежала улыбка. – Поверь мне, я ищу постоянно, каждый миг. Я ищу много различного, но это – во главе списка.

– Хорошо бы нам всем в этом преуспеть, – буркнул Хедин. – Спаситель скрылся, я не чувствую Его, и мои соглядатаи не видят Его тоже. Его нет вблизи от границы с Неназываемым, Его нет в мирах, где сейчас идёт война, Он больше не появлялся около слившихся Эвиала с Мельином…

– Упорядоченное велико, – возразила Сигрлинн. – Мало ли какой мир мог Ему попасться?

– В том-то и дело. – Познавший Тьму сморщился, словно простой смертный от зубной боли. – Разве можем мы с Ракотом метаться, словно куры в курятнике, куда проникла лиса, без толку, слепо, полагаясь лишь на вести об уже свершившемся? Если и есть, Си, в чём-то «истинная божественность», так это в способности чувствовать горе и страх миров, чувствовать и приходить на помощь, восстанавливая нарушенное равновесие. А Спасителя мы не ощущаем. Только если Он случайно оказывается там, где есть наши прознатчики.

– Ты знаешь, куда направят свой удар козлоногие? – искренне удивилась Сигрлинн.

Хедин досадливо покачал головой.

– Если б всё выходило так просто… Глаза открыл, ощутил – ага, они там, посылай отряд или сам отправляйся, если вторжение достаточно сильно. А о том, что твари Неназываемого ворвались в Мельин, я узнал только от Арриса. Но сам Путь его мы отслеживаем, как ты помнишь, наносим на карту, если, конечно, эти скачущие и, на первый взгляд, никак друг с другом не соединённые отрезки Ничто могут отразить движение, нами никак не представимое.

Сигрлинн вздохнула, плотнее прижала к себе его локоть. Тропа хищных вьюнков кончалась, мягкий золотистый свет, озарявший им путь, угасал, впереди разгоралось мрачно-алое зарево.

– Конец дороги. – Хедин остановился, застыл – правое плечо вперёд, рука сжимает эфес.

Сегодня он не пренебрёг оружием. Оружием, поднесённым ему обитателями Межреальности, с которыми даже он сам столкнулся относительно недавно. Относительно – если сравнивать, скажем, с ведомыми ему ещё по временам Истинного Мага.

…Вечные странники, избегающие миров, обитатели областей, где до сих пор живо изначальное пламя, Пламя Неуничтожимое. Сущности, отдалённо напоминающие людей, но лишённые и постоянного тела из плоти. И «их подарок» – мерцающий звёздным светом клинок, словно сотканный из мириадов ночных светил.

Сигрлинн скользнула взглядом по его руке к сжавшим рукоять пальцам – словно едва ощутимо погладила.

– О, какая вещица, – негромко проговорила спутница Познавшего Тьму. – Не знала, что… откуда она у тебя?

– Подарили, – улыбнулся Хедин. – Хотя на самом деле…

– Такое, да, могли только подарить, – она вгляделась пристальнее. – Ангелы Огня, как их называют в иных мирах.

– Мне они тоже так представились… – Хедин напряжённо вглядывался в багровое зарево перед ними. Тропа завершалась пропастью, заполненной медленно вспухающими исполинскими пузырями, словно прямо на глазах Нового Бога и его подруги рождалась плоть невесомых облаков, готовая разнестись по всему множеству миров Упорядоченного.

Однако облака эти казались, самое меньшее, предвестниками штормов и ураганов. Чёрные, тёмно-серые и даже коричневатые, они словно тщились скрыть от Познавшего Тьму пылающее око бури. Тропа оборвалась, Хедин и Сигрлинн застыли на громадном, протянувшемся на неисчислимые расстояния обрыве, озирая вместилище третьего Источника, третьего начала, дававшего жизнь Сущему; вернее сказать, защищавшего это Сущее от почти немедленного уничтожения – ведь стоит Неназываемому вырваться из непрерывно творимой клетки…

– Слышишь? – Сигрлинн подняла ладонь к уху, словно пытаясь уловить чей-то далёкий и слабый зов. – Кипящий Котёл. Он помнит нас.

– Скорее уж он помнит тебя. – Хедин не отпускал рукояти звёздного меча. – Мы с Ракотом грубо вырывали у него силу, вынужденные вечно воздвигать вечно же рушащиеся стены на пути… сама знаешь у кого.

– Тебе никогда не казалось, что у Источников может оказаться душа? – голос Сигрлинн упал до шёпота. – Мне вдруг подумалось… вдруг пришло в голову. Мы же никогда не… мы всегда видели просто Источники, и всё. Постоянные в магических уравнениях. Нечто вечное и неизменное. Урд, Источник Мимира и Кипящий Котёл. Даже имена друг на друга не похожи. И никто не говорил нам, откуда они взялись…

– Будь готова, – вдруг прервал её Познавший Тьму. Звёздный меч вынырнул из ножен, крошечные огоньки заблистали.

Клубящиеся облака ожили, извергая из лона неисчислимые сонмы крылатых созданий. Их были тысячи, сотни тысяч, миллионы – даже Новый Бог не сказал бы сколько. Твари Межреальности, непредставимые для обитателей обычных миров; носящиеся меж обитаемыми областями, пожирая всех, до кого могли дотянуться.

Недаром странствия по Упорядоченному очень, очень опасны даже для опытного чародея. И не зря мессир Игнациус, владыка – бывший владыка – Долины Магов, не жалел золота на лучшую стражу, какую только мог найти.

– Открываем ворота, Си.

– Я уже вижу… – Её глаза оставались зажмурены.

– Дрожит. Основание Кипящего Котла дрожит. – Хедин медленно вёл звёздный клинок слева направо и обратно. Огоньки вспыхивали и тотчас гасли, словно в испуге.

– Ты помнишь? Помнишь, как оно было? – Сигрлинн резко развела руки в стороны, словно распахивая незримые створки.

…Я помнил. Вернувшиеся звуки и краски, вернувшиеся восторг и робость перед неведомым. Юное Поколение, готовое вступить под своды исполинского дворца миров, Упорядоченного. Остался позади первый источник, удел Мимира. Впереди лежали прекрасный Урд и Обетованное, а вторым мы проходили обряд у второго из трёх ключей, Кипящего Котла, ужасного, как и всё тёмное, – именно это нам пытались внушить верховные владыки сущего, Молодые Боги.

Не сомневаюсь теперь, к Кипящему Котлу они подводили нас с величайшей неохотой, открывая нам лишь самое необходимое – иначе всё Поколение с полным правом могло бы зваться «познавшими Тьму». Едва ли этот источник мрака пребывал целиком под властью Ямерта и его родни – иначе Ракот не смог бы, как вышло на деле, подчинить его себе без особой борьбы.

Что я тогда думал о них, о Молодых Богах? Были ли они для меня законными правителями, истинными сюзеренами, а мне, как верному их вассалу, надлежало в точности выполнять ими указанное? Был ли я бунтарём по рождению или только сделался им «благодаря любопытству и свободолюбию»? Конечно, последнее льстит. Ракот всегда шёл поперёк, подвергая сомнению все и всяческие правила, я… я поступал по-иному. «Мир казался цветущим лугом меж чёрной и белой крепостями, и я твёрдо знал, на чьей я стороне и кто я сам». Так было до встречи со Старым Хрофтом – или, во всяком случае, так мне думалось.

Среди Молодых Богов, возглавляемых Ямертом, владыкой солнечного света, не нашлось никого, властвующего над Тьмой, Смертью или обителями Мёртвых. Хозяева Упорядоченного словно сами предлагали сильному и дерзкому испытать себя, взяв под собственную руку «ничейные» как будто бы океаны силы. Кипящий Котёл давал огромное могущество. И Ракот, Ракот Восставший использовал его до конца.

У Молодых Богов не было выхода, понимал я сейчас. Тьма не могла оставаться бесхозной. Они не могли «отдать» Её кому-то из своих, наверное, урок Яргохора не пропал даром. Они страшились раскола в собственных рядах.

Поколение не могло не проходить обряда у жуткого Котла. Только тогда оно станет поистине могущественным, способным воспринимать все источники и все стороны магии. Да, существование Котла можно было и скрыть… на какое-то время. Можно было выстроить вокруг «несокрушимые твердыни». Но запретное для Истинного Мага – лишь повод искать обходные пути; законы Древних, например, запрещали прямое убийство смертных, однако подчиняющиеся тебе армии вполне были на это способны. Другое дело, что потом Совет Поколения всё равно бы явился к тебе с неприятными вопросами…

И потому Молодые Боги не стали играть с нами в прятки, не стали скрывать Котёл. Они всё рассчитали правильно: лучше один мятежник, чем множество, рвущееся к таинственному, запретному и недоступному Котлу.

И Молодые Боги сделали именно это. Наше Поколение побывало у всех трёх источников, получило полную власть. Мы вышли в мир, в большой мир, в грандиозное Упорядоченное, убеждёнными, но и способными менять свои убеждения. Некий Хедин, Познавший Тьму, – тому наилучший пример.

Правда, таких, как я, оказалось куда меньше, чем могло быть. Я, Ракот да Сигрлинн…

Незримые стены вокруг Кипящего Котла медленно раздвигались, створки врат отворялись. Пылающие облака уступали нам дорогу, и глубоко, в самом сердце бездны, мало-помалу становилась видна крошечная точка, багровая, окружённая непроглядной тьмой, – заветный источник.

– И первый корень идёт в глубь земли, через Вифльхейм и Круги Адовы к Унголианту. И грызёт его снизу дракон именем Нидхёгг. Второй же корень идёт в Мир, и оплетает его, и уходит в Мировую Бездну, что ныне инеем скрыта. А третий в Мир идёт и ввысь затем. Пронзает он твердь небесную и стремится к свету изначальному. И питают то древо три источника. Мутна вода в первом и черна цветом. Имя ему Кипящий Котёл. И питает он первый корень. Второму имя Источник Мимира. И исполнится мудрости всякий, кто изопьёт из него, и питает он второй корень. Тот же корень, что на небе, питает источник, почитаемый самым священным. Имя ему Урд. И Боги пьют воду его. И каждый испивший исполнится святости…

Я медленно произносил давние, додревние строчки. Написанные ещё при прежних Поколениях, когда – верил кто-то – великое Мировое Древо и в самом деле пронзало всё Упорядоченное, поднимаясь от Дна Миров до Обетованного. Питаемое тремя великими источниками, оно удерживало на своих ветвях всё сущее, до самых границ великого Хаоса.

Когда моё Поколение обрело себя, многие из нас искали Древо. Захваченные мрачной поэзией древних строчек, мы пытались понять, было ли написанное всего лишь аллегорией – или реальностью? И если аллегорией – то аллегорией чего? Три источника существовали на деле, а вот Корни, Древо, тот же дракон Нидхёгг – где они?

Ракот, в пору наивысших успехов своего восстания, владея двумя третями ведомого Упорядоченного, подступая к самым границам Обетованного, искал загадочное Древо особенно настойчиво; интересовался он и драконом. Но все поиски ни к чему не привели. Само собой, думал я тогда. Ведь яснее ясного, казалось мне, что Древо – всего лишь символ магии, всей её совокупности, во всех проявлениях. Тёмная магия, магия светлая, магия священная, сиречь сила Богов – так думалось мне тогда, во времена простые, ясные и почти не допускающие сомнений.

Сейчас, когда нам с Ракотом пришлось собственноручно вплетать в творящие пустоту заклятия все три Источника, предание о Древе обретало совсем иное звучание.

– И питает он первый корень… – эхом повторила Сигрлинн. – Корень, который никто никогда не видел воочию.

– Мутна вода в первом и черна цветом…

– А мы видим огонь.

Огонь и тьма. Клубящиеся облака, прорезанные чёрными крыльями, – казалось, здесь ничего не изменилось с дней Ракотова восстания.

Мы с Сигрлинн отворили врата Кипящего Котла, простоявшие запертыми невесть сколько тысячелетий. В последний раз к его мощи я и Ракот напрямую обратились сразу после победы, сплетая заклятие, создающее и посейчас новосотворённую пустоту на прокорм Неназываемому. Богу Равновесия нет нужды черпать силу напрямик у источника, как, скажем, Истинному Магу. Казалось бы, благословение – оборачивающееся, однако, настоящими путами.

– Идём, Си.

– С тобой и за тобой, Познавший Тьму, – откликнулась она.

Под ногами исчезла опора. Две человеческие фигуры на краю бездны исчезли тоже, вместо них через пропасть рванулась пара вихрей, туго свитых торнадо; перед ними в ужасе разлетались остатки облаков.

Урд пребывал таким, как и всегда; от источника мудрости исчез его извечный хранитель, Мимир; что ждёт Нового Бога и его спутницу подле Кипящего Котла?

Глава VI Клара, Сфайрат, Ирма

Стыдно признаться, но Клара совсем выбилась из сил. Эх, эх, корила она себя, разленилась, расклеилась от сытой да спокойной жизни. Детей рожала, игрушки делала, дом вела – а теперь, эвон, дышу тяжело и всё присесть охота.

Чаргос, напротив, не подавал ни малейших признаков усталости – молодая драконья кровь горяча.

Заросли оставались пустыми. Лишь шорох мелких зверюшек в глубине подлеска да птичий пересвист над головами. Зелёная глубина мягка, она завораживает, кажется, что здесь нет места вообще никакому злу, кроме лишь природного, кое и истинным-то злом назвать трудно.

Старший сын почтительно молчал. Хороший он у меня, Чаргос, внимательный. И положиться на него можно. Другая б мать от ужаса померла, костьми б легла, но старшенького своего, кровиночку, с собой ни за что б не взяла. Неправильная я, наверное. Влюбилась в дракона, укравшего облик погибшего Аветуса, влюбилась, не зная, что вместе с ней на одной подушке засыпал не друг по Гильдии Боевых Магов, а дракон.

Хотя, признавалась себе Клара, никогда раньше её так не любили, как в те два года.

Разумеется, если не считать их со Сфайратом жизни уже здесь.

– Мам, ты устала? – наконец решился Чаргос. – Присядем?

– Присядем, – вздохнула чародейка.

– Что-то не так, мама?

– Дурное место, Чари. Я ж в этих краях ходила, когда вы ещё все маленькие были, нечисти укорот давала. Не одно логовище с человечьими костями вокруг выжгла – а этого не припомню. Тут копни – черепа людские небось один на одном, смертью и муками аж разит. Или я в двух шагах прошла и не заметила – или кто-то это скрыл. Даже и от меня.

– Вампир, мама? – предположил сын.

– Быть может. Хотя скорее – привёл в действие какие-то иные заклятия, старые, не им наложенные. Знаешь, как бывает – случайно шнурок от силков задел?

Чаргос кивнул.

– Значит, и твари тут должны водиться… соответствующие. И хитрые. От меня укрылись, к Поколю не совались, детей не таскали, добычу брали в других местах…

– А мы никого не видим, так? Может, мы их просто распугали всех?

– Едва ли. Сюда ж никто не ходит. Два глупых человека – лакомая добыча. Им не устоять.

– Наверное, ещё глубже надо? – предположил Чаргос, отчаянно стараясь, чтобы голос звучал так же уверенно, как у его отца.

– Глубже надо, – кивнула Клара. – Но уже завтра.

– Я огонь разведу, – тотчас вызвался сын. – Глядишь, приманятся.

* * *

Ирма влетела в Поколь, не чуя под собой ног. Кажется, она мчалась всю дорогу, не переводя дух и крепко прижимая к себе Серка.

Госпожа Клара Хюммель-Стайн. Скорее, скорее!

Вот и приметный дом под черепичной крышей, вот и окно лавки – приветливо машут оттуда лапками и ручками игрушки, куклы и потешные зверюшки, ещё не нашедшие себе хозяев. Не глядя на них, Ирма вихрем взбежала на крыльцо, навалилась на дверь.

Не заперто. Отчаянно зазвякал колокольчик внутри дома.

Из тени рядом с ней возникло что-то мягкое, мохнатое, с длинными кисточками на кончиках стоячих ушей. Пушистый хвост страж-кота раздражённо мотнулся вправовлево, янтарные глазищи горели, спина выгнута.

– Я… я ничего. Мне только бы… госпожу Клару… – пролепетала Ирма.

Серко вдруг шевельнулся.

«Отпусти меня, хозяйка. Я с ним улажу».

– Ирма? – перед девочкой выросла дочь госпожи Клары, жемчужноволосая Аэсоннэ, Айка по-уличному.

– Айка, ой… тут такое… Госпожа Клара… срочно…

– Садись. Тебя аж трясёт всю! Ир, что стряслось-то? Мамы дома нет, отца могу позвать. Папка! Пап! Ирма прибежала!..

Из глубины дома разом появились господин Аветус Стайн с Эртаном, более известным Ирме как просто Эр, Эрри или Эрка.

– Что случилось, Ирма? – осторожно спросил мужчина. – Зачем тебе госпожа Клара?

– Я его видела… – прошептала Ирма, и тут уже её начало трясти по-настоящему, так, что зубы застучали.

– Видела? Кого? Где? – жёсткий взгляд господина Аветуса прямо-таки впился в неё.

– Охотящийся… Охотник… Серко спас… укусил… за руку…

Слова получались едва различимыми, смешанные с бурными рыданиями. Слёзы и впрямь катились градом и упорно не желали останавливаться.

– Охотник? Что за охотник? Силы святые, девочка! Да говори же толком! – господин Аветус метнул взгляд на дочь, и Айка тотчас коснулась прохладными пальцами Ирминых висков.

Сразу стало легче. С Айкой они были нельзя сказать, что задушевными подружками, но времени провели вместе немало, особенно пока Ирма не начала работать у Свамме-гнома.

– Та-ак… – протянул господин Стайн, выслушав Ирмину историю до конца. – Ты молодец, девочка. Ты сама даже не представляешь, какая ты молодец… И ты, Серко, тоже, – совершенно серьёзным тоном обратился он к волчку, смирно сидевшему у Ирмы на руках. – Сонэ, пожалуйста, займись ею. Пусть отлежится.

– Да, папа.

– Эртан, одна нога здесь, другая там – к погосту. Следить в оба. Чуть что – зови меня.

– Да, папа, – тем же тоном откликнулся близнец Аэсоннэ.

– Я пошлю весть госпоже Кларе, – последние слова предназначались уже Ирме. – Ни о чём не волнуйся. Отдыхай.

– Господин Аветус… но господин Свамме… Он меня в Синехатовку посылал… с поручением… он… недоволен будет…

– С этим жадным гномом я сам потолкую! – рыкнул господин Аветус, да так, что у Ирмы разом затряслись все поджилки. – На вершника конного ему грошей жалко было, девочку через чащу погнал! Ничего, он у меня попляшет…

– Господин Аветус… – взмолилась Ирма. – Не надо, пожалуйста, а? Я ведь места лишусь. И куда подамся? Бабушка как померла – так и дом отобрали, мама… незнамо где, может, и в живых уже нет…

– Что-о? – все трое уставились на Ирму широко раскрытыми глазами. Очень странными глазами, если разобраться. Раньше Ирма этого как-то не замечала, а тут вдруг бросилось в глаза – зрачки и у господина Стайна, и у Айки с Эром вдруг сделались словно щели, точно у хищных птиц.

На мгновение, не больше, – но Ирма не сомневалась, что ей не показалось.

– Дом отобрали… – беспомощно повторила она. – За долги, говорят. Негоциант господин Расмуссон… И продали уже…

– Вот даже как… – сквозь зубы процедил господин Стайн. Айка с братом уставились на Ирму с каким-то почти священным ужасом.

– Я деньги копила, копила… – взахлёб принялась оправдываться девочка. – Думала, может, поеду когда-нибудь маму искать… Купцам заплачу, чтобы с караваном взяли… Копила, пока Серко не увидала… увидала, и ну просто не могла больше…

– Не оправдывайся, – мягко сказал господин Стайн. – Ты всё сделала правильно. Потому что без него Охотник бы тебя… – он осёкся. – И мама бы твоя осталась без дочери.

– Ирма при трактире живёт, – вступила Айка. – Свамме-гном её и впрямь не обижает. Мы бы знали.

– Его счастье, – буркнул её отец. – Вот что, дочь. Пускай-ка Ирма у нас пока останется. Для верности. Со Свамме я потолкую. Ничего не бойся. – Тяжёлая рука коснулась её затылка, и по телу вдруг растеклось приятное, обволакивающее тепло, словно весенним солнечным днём на речном крутояре. – Сонэ, поможешь?

– Спрашиваешь, пап! Ир, пошли, я тебе всё покажу…

Айка уже волокла её за руку, пока Ирма бормотала благодарности, по-прежнему прижимая к себе Серко.

А Эртана уже видно не было – верно, отправился на этот самый погост. Вот только зачем?..

* * *

– Они пришли, – одними губами произнесла Клара.

Костёр пылал весело и ярко, тьма и не думала сгущаться, дню ещё жить да жить – однако хозяева пущи дольше терпеть не могли.

«Не шевелись», – повторила она уже без слов – так они в своё время говорили со Сфайратом, едва столкнувшись в подземельях эвиальского Пика Судеб…

Эта магия в их семье была под запретом. Хочешь что-то узнать – спроси. Не лезь ни к кому в голову. Чужие мысли – это чужие мысли.

«Не шевелюсь», – тотчас откликнулся Чаргос. Мыслеречь сына казалась медленной и неловкой. Понятно, этим они пока не особо занимались…

«Перекинешься по моей команде».

«Да, мама».

В зарослях ничего не шуршало, не трещало и не шевелилось. Явившиеся существа двигались совершенно бесшумно, не качнулась ни одна ветка, не дрогнул ни единый листик.

«Голодные…»

«Да, Чари. Голодные. Очень. Пятеро. Хотела б я знать, как они собрались нас делить…»

Трое созданий скользили сквозь подлесок, и могло показаться, что Кларе и Чаргосу предстоит встреча с призраками – существа из плоти и крови не могут так бесшумно ступать.

Женщина и подросток недвижно застыли у горящего костра, лицом друг к другу. Пламя пляшет в глазах Чаргоса, мальчишка напряжён, но в то же время спокоен. Молодец Сфайрат, хорошо учил первенца…

Голодный взгляд упёрся Кларе точно между лопаток. Ну же, давай, прыгай, я готова, – чародейка нарочито-лениво потянулась к огню, пошевелить палкой трещавшие поленья.

Упругий толчок сзади, тело прыгнувшего распласталось, взмыло в воздух смутной тенью, и…

– Давай!

Оглушительный рёв. Никогда бы не подумала, что мой Чари так может…

Клара ловко перекатилась через плечо, застыла на одном колене. Сила свободно течёт, ей нет преград, время послушно замедляется, и растянувшаяся в прыжке тень, пронёсшись над Кларой, словно натыкается на незримую стену.

Сдавленный визг, прыгнувший бьётся и дёргается, сверкают кинжалы когтей, но заклятие стягивает невидимые путы всё туже и туже.

А за спиной у Клары расправил крылья и выгнул украшенную золотистым гребнем шею тёмно-каштановый дракон. Миг – струя огня воспламенила траву и кусты, вспыхнула сама земля, две тени с воем корчились, пылая, и ещё две опрометью кинулись наутёк.

– Отлично, сын. – Клара утёрла пот.

Да, отлично. Мгновенное преображение, молниеносный удар. Чаргос становится настоящим бойцом, не просто драконом.

– Теперь поглядим, кого нам словить удалось.

Повинуясь жестам чародейки, огонь послушно угасал. На земле возле костра остались три тела – два неподвижных, обращённых драконьим пламенем в подобие чудовищных обугленных коряг, и ещё одно, скрученное магическими путами.

Пленённое существо не билось, оно замерло, словно готовое встретить судьбу.

– Оборотень? – с восхищением прошептал Чаргос, уже успевший вновь принять человеческий облик.

Клара кивнула.

– Оборотень. Мимник. Надо же, а ято думала, всю погань тут истребила… Нда. Помнишь, Чар, мы о таких…

– Конечно, мам, – перебил её сын, ему не терпелось. – Мимники, народ оборотней, по преданию – первожители здешних мест. Обликом похожи на половинчиков, но нравом не мирны, людоеды, отвратны, коварны и лживы!

Клара усмехнулась. Описание сделало бы честь какому-нибудь патеру Фруммино, с кафедры возглашающему анафему злокозненным малефикам и творящим зло ведьмам с ведьмаками.

– Мам, а кого они ели, когда здесь в округе людей не было? – вдруг спросил сын. – И если раньше их тут не было, зачем явились?

– Мимники вообще-то хищники, – задумчиво проговорила Клара, глядя на спелёнутого оборотня. – Высшие из хищников. Изначально охотились на зверей, на всех, кто попадался. А потом пришли люди, и мимники решили, что наступил золотой век. Обернувшись, они, как и положено, становятся сильнее десятка воинов. А вот откуда они взялись и как жили все эти годы, я, признаюсь, сама не знаю. Но ничего. Сейчас расспросим. С пристрастием!

– То есть они начали жрать всех кого ни попадя, но тут появились маги? – понимающе кивнул Чаргос.

– Верно. Ещё позже появились маги, и мимников загнали в глухие чащобы. Не знала, что у них гнездо появилось так близко от нас, а то бы куда раньше сама сюда ещё разок сходила.

– Одна?! – всполошился сын.

– Конечно.

– Не, – решительно заявил Чаргос, – без нас тебе никуда нельзя. Ты же мама!

Мама… то-то и оно.

Меж тем очертания мощного поджарого тела, более всего смахивавшего на леопарда или пантеру, только с куда более мощными мышцами и челюстями, стали вдруг таять, там, где только что лежала звериная голова с распахнутой чёрной пастью, появилось неожиданно-румяное, обрамлённое седой всклокоченной бородой лицо старичка ростом Кларе чуть выше пояса.

Чаргос смотрел во все глаза.

Из одежды на старичке была лишь кожаная накидка, подпоясанная кожаной же верёвкой. Оружия мимник при себе не носил.

В воздухе отвратительно воняло палёной шерстью и горелой костью. Драконий огонь – не шутка, даже у столь юного дракона, как Чаргос.

Седые, спутанные и нечистые волосы спускались у мимника до плеч.

– Думаешь, он нам расскажет о…

– Тихо! – оборвала Клара сына.

По-прежнему спутанный мимник повернул голову, уставился выцветшими белёсыми глазами на два обугленных костяка.

– Ыыыы… – затянул он, начиная трястись всем телом.

– Ты ведь их видела раньше, да, мама?

Клара покачала головой.

Мимники понимали человеческую речь, но вот захочет ли этот отвечать добровольно?

– Почему напал на нас? – резко бросила чародейка, наклоняясь и вглядываясь прямо в бледные голубовато-серые глаза.

– Есть… есть хотеть, – просипел старик со странным акцентом.

– Если ответишь правдиво, отпущу на все четыре стороны, – пообещала Клара. – Если нет – сгоришь, как эти двое.

– Баба. Сын. Ты убить их, – старикашка по-прежнему трясся, показывая большой рот, разляпистые губы и отличные, белейшие, совершенно не старческие зубы. Мельком Клара подумала, что с такими челюстями и перекидываться не надо, горло за милую душу всё равно перегрызёт.

– Не люблю, знаешь ли, когда меня с сыном кто-то слопать намеревается. – Клара слегка пихнула мимника носком сапога. – Отвечать будешь? Или предпочтёшь сгореть?

– Дать много мяса, – вдруг жадно сказал оборотень. – Дать много мяса, я говорить. Не давать мяса – я не говорить.

– Торговаться решил? – улыбнулась Клара, жалея про себя, что к зловредной твари нельзя применить кое-что из былого арсенала Гильдии Боевых Магов. – Не получится. Ты не скажешь – кто другой из твоего племени признается. Ну?

Она протянула руку, зловещим жестом сжимая пальцы, словно собираясь сдавить горло незримому пленнику.

Мимник захрипел и задёргался.

Чаргос слегка побледнел.

– Никуда не денется, – полушёпотом бросила Клара. – Такие тварюги очень, очень любят жить.

– Сссспрашивай, – наконец просипел оборотень, и чародейка ослабила хватку.

– Охотящийся в ночи, – без предисловий, резко и в лоб спросила она. – Где он? Найди его след. Когда-то вы им служили. Найди!

Только что затихший мимник задёргался, зашипел и засипел, плюясь в собственную бороду.

– Нет! Охотящийся… нет! Съест! Тебя, его съест, меня… ой-ой-ой! – вдруг сорвался он на самый настоящий плач. Из мутноватых глаз покатились слёзы.

– Поплачь, поплачь, – презрительно сказала Клара. – Скольких детишек ты утащил, а, мерзавец? Небось ведь чуял что-то, в моих краях не шарил. Далеко ходил, даже дальше тракта.

– Ыыыыи… к тебе не ходить. Бояться. Беда чуять…

– А что ж сейчас-то полез, коль «беду чуял»?!

– Ыыы. Приказали. Ыы. Сказали… Ы.

– Кто?!

– Охотящийся в ночи, – неожиданно чётко и ясно произнёс мимник.

– Он приказал тебе напасть на меня? – Клара сощурилась, Чаргос глухо рыкнул совершенно по-драконьему.

– Ыыы. Нет. Еда… обещать еду. Мясо. Мы… идти. Ты… убивать.

– Тогда выведи нас на след того, кто велел тебе это, – уже мягче сказала Клара. – Выведи, и я отпущу тебя.

Ага, отпущу. Слово Боевого Мага больше, чем его жизнь, вспомнилось Кларе. Сколько этот оборотень сожрёт детишек, сколько уволочёт девушек, если его и впрямь «отпустить»?

А ведь именно этим они тут и занимались. Прямо у неё под носом. Но оказались хитры, куда хитрее, чем может показаться…

Мимник, похоже, колебался.

Из какого же логова тебя выгнал этот вампир, думала тем временем Клара. Оборотни не появлялись вблизи Поколя, не пропадали ни дети, ни взрослые. Значит, на добычу ходили куда-то ещё. Куда? Скорее всего на дальний юг. Интересно почему? А тут-то, гляди, подобрались совсем близко. Умные? «Не охоться возле логова»?

– Последний раз спрашиваю, – Клара наклонилась ещё ниже к спутанному пленнику, поморщилась – от того исходило зловоние, явственный запах гниющего мяса. – Ответишь? Покажешь?

Мимник медленно кивнул.

– Так-то оно лучше, – надменно кивнула чародейка. – Веди.

* * *

Огромный чёрный дракон мерно взмахивал крыльями, далеко внизу расстилался облачный покров. Сюда, в высокие слои аэра, не смогли бы подняться птицы, их сковал бы леденящий холод. Под сверкающей агатовой бронёй горел яростный пламень, огромные глаза походили на мерцающие, озарённые внутренним сверканием фиолетовые аметисты.

Он высоко, его не увидят с земли. Сейчас дракон кружит над глухим и диким лесом, кружит на огромной высоте, с какой только его взор может что-то разглядеть внизу. Он кружит и зовёт.

Да, это не родной Эвиал, здесь нет кристаллов, не дотянуться даже до тех, кого любишь больше жизни…

Звёзды кажутся совсем близкими, холодные огоньки тревожно перемигиваются, небесные духи бегут разъярённого чудовища. Зачем он здесь? Поглотить их, таких нежных, беззащитных, безобидных?

Дракон не обращает на них внимания. Он продолжает кружить и звать.

* * *

Старичок-мимник, похоже, отлично видел в темноте. Наступившая ночь ему ничуть не мешала – он лихо перебирал короткими кривыми ножками, катясь колобком перед Кларой и Чаргосом. Неприметная тропка вела их куда-то на юг, то ныряя в сплошь заросший овраг, то огибая сбившиеся вместе, словно последний отряд отступающего войска, исполинские додревние деревья.

Мимник молчал и не оглядывался, но вёл чётко, уверенно, ни разу не остановившись, словно шёл давно знакомой и до мелочей известной дорогой.

Клара изрядно выбилась из сил, шагала, тяжело опершись на руку сына. Вокруг неё расстилался мрачный и дикий лес, лес, последние годы росший на костях бесчисленных жертв, щедро удобривших землю собственными останками. Неужели эти самые мимники ухитрились перебить столько народу? Или их кто-то привёл в эти места? А может, пробудил от долгой спячки? И как, однако, хитро́ укрыто – Клара прожила столько лет почти рядом с этим жутким кладбищем, ничего не заподозрив!

– Куда он нас ведёт, мама? – Чаргос с подозрением и неприязнью глядел в спину мимнику, едва заметному в слабом звёздном отсвете.

– Он должен чуять отдавшего приказ Охотника, – так же шёпотом отозвалась Клара. – Как пёс чует хозяина и возвращается к нему, зачастую за десяток лиг. Только здесь связь куда сильнее.

– А вампир про неё не знает?

Клара покачала головой.

– Может, да, может, нет. Следа по-прежнему нет, значит, самого упыря здесь не было. Мимников он сам не видел. И они его не видели тоже. Он их позвал, как ты понимаешь.

Мальчик прав, подумала Клара. Если этот вампир и впрямь настолько силён, мог и догадаться, что преследователи встанут на след именно таким образом.

А это, в свою очередь, означает, что они с Чари направляются прямиком в ловушку.

В ловушку, которую она не нашла, когда обшаривала эти края много лет назад.

В которую шагнёт, конечно же, она одна.

Луны над королевством Веллея всходили роскошные, одна за одной, все три, расположившись на небосводе сияющим поясом. Три луны, три сестры, наказанные Древними Богами – теми, что правили всем сущим ещё до прихода тех, что стали зваться Богами Молодыми.

Стыдно, конечно, что всерьёз историей Упорядоченного Клара занялась, лишь оказавшись здесь, в Веллее, став женой дракона и матерью четырёх сорванцов.

Тропа стала шире, заметнее в лунном свете. Заблестели серебром листья по обе её стороны, поднялись узловатые ветки; впереди открылась опушка, за ней вновь начиналась чаща.

– В самую чащу лезем, мам. – Чаргос глядел исподлобья, глаза у мальчишки сощурились, несмотря на ночную тьму.

Да, в самую чащу.

– Это что, короткий путь? – окликнула Клара мимника.

Ещё одна особенность этих созданий – мысли их не прочесть никому. «Может, их там и вовсе нет, мыслей в привычной нам форме? – мимоходом подумала чародейка. – А то Чар бы прочёл…»

– Коротко, да, – закивал старичок, не оборачиваясь.

– Воняет, – коротко бросил Чаргос. Юный дракон остановился, пригибаясь, так, словно готовый вот-вот преобразиться.

Воняло тут и впрямь жутко. Гнилым мясом, нечистотами, псиной.

Замерла и Клара. Что это?..

– Ловушка, сын! – успела выкрикнуть она за миг до того, как вокруг них взорвалась земля.

Мимники. Проклятый оборотень привёл чародейку прямо к засаде.

Клара с проклятием сжала кулак, невидимая петля швырнула проводника-мимника наземь, сдавливая ему шею.

А со всех сторон уже мчались оборотни, распахнув истекающие слюной пасти. Иные побольше, иные поменьше, иные и вовсе не больше щенков – поднялось всё племя, от мала до велика, сколько б их тут ни было.

За спиной Клары упруго зашелестели крылья. Чаргос не терял времени даром.

– Без пощады! – проревел молодой дракон, но взлететь уже не успел. На Чаргоса разом кинулось четыре или пять оборотней, и помочь Клара уже не успевала – её саму атаковал добрый десяток тварей.

Мимники бросились в схватку, не щадя себя.

Рубиновая шпага вспорола воздух, разрубая в прыжке самого проворного из оборотней. Клара упала на одно колено, пропуская следующего мимника над собой, дага вспорола тому живот, и чародейку окатило вонючей кровью, по траве распустились зеленоватые внутренности зверочеловека.

Ледяная стена; на неё натыкается сразу пара тварей. Старый и верный как смерть огнешар со спины Чаргоса сбивает повисшего там оборотня. Визг, вонь палёного волоса и сожжённого мяса.

Сила свободно течёт сквозь кончики пальцев, сквозь рубиновый клинок в правой руке; остриё выписывает замысловатые петли и восьмёрки, оставляя за собой огневеющую дорожку. Только успевай придавать силе форму, выстраивай цепочки трансформаций, завершай последним преображением, чётким образом, проводи формулы через сознание – знакомое дело, привычное, ещё со времён незабвенной Гильдии.

Слово, жест, мысль. В бою всё идёт в ход.

…Но тогда она не дралась плечом к плечу с собственным сыном.

Чаргос не сумел взлететь. Дюжина оборотней повисла на нём, вцепившись в лапы и крылья. Прокусить броню они не могли, но, видать, держали юного дракона чем-то ещё, какой-то магией, почему-то не действовавшей на Клару. Сама волшебница защищалась успешно, однако ей пришлось пустить в ход всё своё искусство – оборотни казались быстрее взблеска молнии. Рубиновая шпага Клары очень быстро до самого эфеса покрылась дымящейся тёмной кровью, склизкие внутренности громоздились у самых ног чародейки, иные, полуживые, словно змеи норовили обвить ей ноги.

– Проклятье!

Чаргос за спиной выдохнул струю пламени, Клару обдало жаром. Отчаянно и почти человеческими голосами заверещали заживо сжигаемые оборотни, однако остальных это не остановило.

Хватит, пора прекращать этот балаган. Боевая чародейка Долины, глава славной Гильдии, она должна истребить этот сброд за считаные мгновения.

Огненный дождь? Вихрь из стали? Или пусть просто вскипит их собственная кровь, у всех вместе и разом?

Яростный рёв Чаргоса вдруг наполнился болью.

Хватит! – всколыхнулось внутри. Ничего и никого не пощажу!

Короткий росчерк рубиновой шпаги прервал существование ещё одного мимника, Клара отпихнула ногой тяжёлое тело и вскинула руку.

Над чародейкой вспыхнуло холодное голубоватое сияние. Струйки ледяного пламени стремительно побежали по рукам и ногам, перепрыгнули на мгновенно покрывшуюся изморозью траву, рванувшись прямо к мимникам.

В мгновение ока лёд покрыл всю поляну, вцепился в лапы и шерсть оборотней, затекая им в уши и ноздри, в распахнутые зловонные пасти; мимники замерли, шатаясь и завывая в смертельном ужасе.

Чаргос стряхнул с себя наконец вцепившихся тварей, развернул крылья, оттолкнулся от земли.

Прямо в середине поляны к небу рванулся фонтан чёрной земли. Сквозь него пробивались языки зелёного огня, бледно-изумрудный пузырь стремительно рос, и под ним стремительно исчезал лёд, сотворённый заклятием Клары Хюммель-Стайн.

Сквозь рваную рану в земле вверх, к звёздам, протянулся, словно огненный меч, столб призрачного зеленоватого пламени. Он с лёгкостью расшвырял в разные стороны перепуганные облака, достиг самых верхних, разреженных и холодных слоёв аэра, разгоняя в разные стороны робких небесных духов.

Под ногами Клары провалилась земля. Как всякий Боевой Маг высшего класса, чародейка владела левитационными заклятиями, однако в обычной жизни применяла их крайне редко – они вызывали сильнейшие головные боли, были крайне сложны, так что не враз сплетёшь. Сколько ни билась Гильдия ещё в Долине, для мгновенного действия получались только тяжеленные амулеты, вдобавок вспыхивающие жарким пламенем, едва только заклятие исполнялось.

И потому Клара Хюммель-Стайн, опытнейшая чародейка, только выругалась, когда твердь расступилась и волшебница полетела во ждущую темноту.

– Чаргос! – успела выкрикнуть она, но тут снизу ударила вторая волна зелёного пламени, и все силы ушли на то, чтобы закрыться.

* * *

Круживший над ночными чащами чёрный дракон заложил резкий вираж, скользя на распростёртых крыльях. Далеко впереди тёмное небо окрасилось ядовито-зелёным пламенем, словно среди лесов полыхнул какой-то магический кристалл. Сфайрат издал взбешённый рык, голова дракона окуталась рыжим огненным облаком, засвистел ветер в острых краях драконьей чешуи, нещадно рассекаемый могучим броненосным телом.

Сейчас последний из драконов Эвиала мчался, пожирая лиги, даже быстрее, чем в тот памятный их полёт на роковую битву при Утонувшем Крабе. Тогда ему помогало драконье Кольцо. Сейчас он был один, но впереди попали в беду жена и старший сын…

Рушится вспоротый мрак, дракон мчится сквозь ночь, подобный огневеющей комете. Все предосторожности забыты, все покровы сброшены. Всё принесено в жертву лишь одному – быстроте.

Скорее, скорее, туда, где пляшет смарагдовый иномировой огнь! Скорее, где-то там остались старший сын и жена, почему-то не ответившая на его мысленные призывы.

Дракон закладывает широкую петлю, переворачивается через крыло, камнем устремляясь к земле, прямо на бьющий в глаза зелёный огонь.

* * *

У Аэсоннэ Хюммель-Стайн была, подумать только, своя собственная комната. Своя. Собственная. Да такая роскошь, наверное, одному лишь королю впору!

Ирме в богатых домах бывать как-то не доводилось – где удавалось подработать, дальше кухни с поварской не пускали.

А тут – нате вам! – спаленка с одним окном под самой крышей, широкая кровать, сундук, крытый коврами, с другой стороны шкаф, где спать можно, – ну чисто принцесса!

Уснуть Ирма не могла. Серко тоже – ворочался, бегал кругами, словно живой, настоящий волчонок. Конечно, у госпожи Клары в доме такие постели, каких она, Ирма, не видывала ни разу в жизни, но разве ж уснёшь при таких делах!

– Всё будет хорошо. – Айка уселась у Ирмы в ногах, гибко сложилась, словно хитроумный ножик Свамме-гнома. – Не бойся. Папа… папа всё сделает.

– А Зоська как? – когда заботишься о ком-то ещё, страх не так мучает.

– Зоська-то? Спит без задних ног! – фыркнула подруга. Жемчужные пряди словно сами собой взвились и стали оседать, окутывая Айку точно живым плащом.

– Ой, красивото как… – вслух позавидовала Ирма. – Какие у тебя волосы, Айка! Вот мне б такие…

– А, брось, мучилась бы с ними, как я, – проворчала Аэсоннэ. – Мой да расчёсывай, расчёсывай да мой… Отрезала б я их совсем, да мама меня тогда живьём закопает.

– Госпожа Клара может, – без тени сомнения поддакнула Ирма. – Ой, смотри, кот твой пришёл!

В спальню бесшумно вплыл здоровенный пушистый котище с кисточками на стоячих ушах, словно у рыси.

– Шоня-то? – Аэсоннэ протянула руку, и кот мигом вспрыгнул на Ирмину постель, однако клубком не свернулся, остался сидеть, вскинув голову и глядя жёлтыми глазищами прямо в лицо хозяйке.

– Что случилось? – встрепенулась девочка.

– Мррряу! – кот настойчиво и недвусмысленно толкнул Айкину руку лапкой.

Глаза жемчужноволосой девочки сузились, голова вскинулась.

– Ир, – она мягким, каким-то неразличимым движением слетела с кровати, схватила за сапожки – роскошные сапожки, о таких Ирма могла только мечтать, – оставайся тут. Шоня с тобой оставлю, он, если что, защитит. Давай только к Зоське в спальню, хорошо? Я тебе потом всё объясню, ладно? Мне бежать надо, правда-правда!

– Айка, мне страшно. – Ирма прижала к себе Серко.

– Мне тоже, – призналась подруга. Только теперь Ирма заметила, что та тоже дрожит. – Но деваться некуда. Надо драться.

– Как?!

– Как… тебе этого видеть не надо. Папа меня учил… и мама тоже. Спрячься у Зоськи, Шоня вас прикроет.

– Вампир пришёл? – Ирму трясло, зубы выколачивали дробь.

– Если бы вампир! – Айка презрительно оттопырила губу, задрала нос. – Если б вампир… хуже гораздо. Ты мне ничем не поможешь. К Зоське давай и на все засовы запрись. – Она прыгала на одной ноге, норовя попасть второй в сапог. Тот старательно уворачивался. – Всё, я… я пошла.

Да, ей тоже очень страшно сейчас, вдруг поняла Ирма. У Айки поджилки трясутся, однако она идёт, потому что она дочь колдуньи и, наверное, колдунья сама. А у неё, Ирмы, один только Серко, без которого её бы уже сожрал вампир…

Жгучая обида на время вытеснила даже страх. Почему они могут, а я – нет?! Нет, нет, это неправильно, я не боюсь, я смогу, я не стану прятаться…

– Я с тобой. – Ирма решительно вскочила с постели, сунула ноги в сабо.

– Нет! – вскинулась Айка, и глаза у неё сверкнули самым настоящим огнём, непридуманным, а не как у сказочников. Кажется, даже брови задымились. – Сиди тут! Я не могу разом и… и тебя спасать!

– Меня спасать не надо, – Ирма деловито подтянула пояс. – Что это у тебя?

– Ппосох… – растерялась подруга.

– Сгодится, Свамме-гном меня учил, на случай, если кто в трактире буянить начнёт. И патер Франкль тоже. Он знаешь, как на посохах драться умеет?!

– А Зоська?

– С ней пусть кот останется. Он ведь тоже у тебя волшебный, правда?

– Правда, – нехотя призналась Айка. – Но тебе всё равно видеть нельзя, что будет!

– Почему? Ты колдовать станешь?

– Стану! – отчаянно выкрикнула Аэсоннэ. – А про то никто узнать не должен!

– Я никому не скажу, – пообещала Ирма. – Хочешь, Спасителем поклянусь, Стрелу поцелую?

– Идём уж, ладно, – сдалась подруга. – Но смотри, о том, что увидишь, – никому! Ни полсловечка! А скажешь – папа мой тебя найдёт и… и живьём зажарит, ты не смотри, что он добрый!

Айкин отец слыл, конечно, строгим, но чтобы живьём жарить? – усомнилась практичная Ирма, поднабравшаяся у Свамме-гнома здравого смысла. Самое большее – накричит и прогонит. Ну… ну ремня, может, всыплет.

– Ты не понимаешь, – с непонятной тоской вдруг сказала Аэсоннэ. – Именно что зажарит. Именно что живьём. Какое там «накричит и прогонит»…

– Э… ты что… ты откуда знаешь? – опешила Ирма.

– Оттуда, – невесело буркнула подруга. – Идём. Держись за мной. Да смотри, палкой меня по башке не огрей раньше времени, пока я не… – она осеклась.

– Чего секретничаешь? – хмыкнула Ирма. – Если я всё равно увижу?

– Пока я не перекинусь, – мрачно сказала Айка. – Пока я в девчачьем виде.

– Ой… – Ирма сама ощутила, как глаза явно пытаются забраться ей на лоб. – Так ты… ты…

– Сама увидишь. – Айка, похоже, уже жестоко раскаивалась в собственной откровенности. – Да идём же! Пока всю деревню не сожрали…

– Кто?! – выпалила Ирма, забыв даже о страхе.

– Мертвяки! – рявкнула Айка, сбегая по лестнице. Кот Шоня остался наверху, мявкнул пару раз, вытянул лапу, словно салютуя хозяйке.

– Я вернусь! – бросила Аэсоннэ коту. – Зоську охраняй! Пусть спит.

– Мррряууу!!! – ответил тот боевым кличем, задрал хвост трубой и скрылся в глубине дома.

Хитроумный запор на входной двери щёлкнул у них за спинами, и Ирма сообразила, что дороги назад нет – Айка заперла дом, верно, оберегая младшую сестрёнку.

– Куда теперь, Айк?

– За реку. На погост.

– На ппо-пог-гост? – задрожала Ирма. Серко негромко тявкнул, глазёнки волчка горели – он не знал страха, он рвался в бой.

– На погост. – Аэсоннэ уже мчалась к мосту через Риэну.

Поколь, казалось, охватила какая-то странная, подозрительная, никогда ещё не случавшаяся тут тишина. Не лаяли псы, не слышно было ночных птиц, и даже в трактире Свамме-гнома царило полное безмолвие – ни голосов припозднившихся гостей, ни стука пивных кружек из обычно широко распахнутых дверей; да и сами створки сегодня накрепко заперты, ни огня в тёмных окнах за тяжёлыми ставнями; словно, предчувствуя беду, все поспешили разойтись поскорее, забившись кто куда. Да только это уже не поможет, от этой беды не спрячешься…

– Скорее!

Айка не бежит, она почти летит, едва касаясь земли. Ирма сбросила сабо, рванулась дальше босиком, оно привычнее; посох уже наготове.

Вот и горбатый мостик, струится серебряная под тремя лунами Риэна. На другом берегу – старая церковь да её ровесник-погост, где уже давно никого не погребали. Ой, а кто это там, у ворот?!

Эртан, Айкин брат.

А там, за воротами, на погосте, на погосте…

Ирма вдруг ощутила, что ноги отказываются нести её самым настоящим образом. Безо всяких вампиров и их зловредной магии. Волчок глухо заворчал, оскалился.

«Будем драться, хозяйка!» – услыхала Ирма.

За оградой медленно плыли к наглухо запертым воротам слабо колыхающиеся белые фигуры, не касающиеся травы.

– Привидения! – взвизгнула Ирма, едва не кинувшись наутёк. Айка безо всяких церемоний схватила за шиворот, с неожиданной силой швырнув обратно:

– Не смей! Они ж страх чуют!

– Иии!..

– Поздно визжать! Тут не только призраки, тут и мертвяков хватает, гляди сама!..

– Не могу-уу…

– Сама хотела! – яростно прошипела Аэсоннэ, сграбастав Ирму за плечи и тряся так, что у той клацали зубы. – Говорила я тебе, дура!..

Наверное, Айка не остановилась бы и влепила обеспамятовавшей подруге пощёчину, но тут с погоста раздалось глухое многоголосое рычание, и тотчас же вскрикнул Эртан:

– Перекидываемся! Круг их не сдержит!

Что за круг, Ирма не поняла; а в следующий миг вообще забыла даже о призраках и мертвяках, потому что Эртана и Айку, старых друзей-приятелей, вдруг на миг окутало нечто вроде светящегося изнутри тумана, Ирму болезненно кольнуло в шею и в левую руку, сжимавшую Серко. Волчок вдруг извернулся, спрыгнув наземь.

«Сейчас, хозяйка!»

У Ирмы по-прежнему подкашивались ноги, по лбу, щекам, шее обильно струился пот, а перед воротами погоста вместо Эртана и Аэсоннэ расправляли крылья два небольших дракона, ростом со взрослого человека. Один – красновато-кирпичный и другой – жемчужно-серебристый, ну точно в цвет Айкиных волос.

С той стороны к воротам валила толпа ходячих скелетов и мертвяков – жутких, бледных, с отвалившимися пластами кожи, откуда проглядывали жёлтые кости.

Ирма никогда ещё не смотрела в лицо такому ужасу. Даже с вампиром выходило… как-то лучше. Может, потому, что он был красив?..

Мертвяки, скелеты и призраки приблизились к воротам, отвратительно завоняло гнилью, трухлявыми досками, плесенью. Вскопанной землёй запахло тоже, словно мать-кормилица не желала принимать всю эту нечисть в собственное лоно.

Два дракона переглянулись. Жемчужный в упор воззрился на Ирму, и в голове у девочки зазвучал холодный голос, лишь отдалённо похожий на тот, что принадлежал подруге Аэсоннэ:

«Скелетов посохом бей. Они до мяса самые голодные, на тебя полезут. Духов и прочих мы берём на себя».

Возле самых ворот напиравшая толпа нечисти вдруг приостановилась, раздались глухие замогильные стоны, кто-то из мертвяков даже попятился было, но задние ряды напирали. Ходячих трупов и костяков набралась целая толпа, не меньше пяти-шести десятков, а может, и того больше. Над ними парили призраки, но границу погоста перемахнуть не могли и они. Что-то их держало – и Ирма, приглядевшись, поняла что. Сияющая холодным льдистым светом полоса обходила кругом всё кладбище, над ней поднималась тонкая завеса слабого света высотою в рост взрослого. Ирме показалось, что светящиеся струи, сплетаясь и пересекаясь, складывались в призрачные подобия Спасителевой Стрелы, но при таких делах чего ж только не привидится?..

Драконы разом зашипели, расправляя крылья, выгибая шеи, чем-то неуловимо похожие сейчас на больших рассерженных котов. Ни Эртан, ни Аэсоннэ не взлетали.

Кто-то из мертвяков первым протянул руку к призрачному барьеру. Полусгнивший палец с отвалившимся ногтем и торчащим прямо из почерневшей плоти обломком кости коснулся холодного света, и ходячий труп отшатнулся назад, взвыв дурным голосом.

Палец его задымился.

Остальных обитателей погоста это, однако, не остановило. Те, кто оставался сзади, навалились на спины передних, и они все вместе, кучно ступили на отпорную черту.

Шипение, треск, снопы блескучих искр. Глухой голос, разнёсшийся где-то в поднебесье, падающие мертвяки – кто с оторванной ступнёй, кто с ногой до самого колена, а кого-то и пополам разорвало.

Однако и льдистый свет в свою очередь завалило разорванной плотью и обломками костей. Изувеченные мертвяки и скелеты дёргались, словно раздавленные насекомые, а прямо по ним, уже не терпя такого урону, шли задние ряды мёртвого воинства.

Старые кладбищенские ворота рухнули, снесённые в один миг: петли выдернуты из кирпичной кладки, замок лопнул, словно сделанный из гнилой коры.

Драконы выдохнули пламя, оба, разом.

Два клубящихся потока рыже-чёрного огня, пляшущие языки, жар – мертвяков словно окатило пламенной рекой, вспыхнул сам воздух. Ирма пискнула – против драконьего пламени что может устоять?!

Как же это было красиво…

Толпа нежити окуталась густым гнилостно-зеленоватым паром. Ирма зажала нос – вонь была такая, что кружилась голова, щипало в глазах и казалось невозможным вообще дышать. Три или четыре ходячих трупа упали, обугленные, почерневшие, однако конечности их всё равно дёргались, словно они, и второй раз умершие, пытались куда-то идти.

Вытянув пустые колыхающиеся рукава, плыли по воздуху призраки, шагали скелеты – а Ирма так и стояла, оцепенев и почти забыв про собственный посох. Оба дракона попятились, переглянулись, вновь отшагнули назад. Их пламя не остановило армию мёртвых – что же тогда могло остановить?!

Три или четыре ходячих костяка заметили наконец растерявшуюся Ирму, повернули прямо к ней. Кое-где на жёлтых рёбрах, черепах и лопатках горели лоскуты драконьего пламени, но ожившие солдаты Охотящегося не обращали на это никакого внимания. Костяные руки вытянулись, в алчном предвкушении застучали зубы в распахнувшихся ртах; Аэсоннэ коршуном кинулась на них сзади, сшибла грудью наземь, принявшись топтать когтистыми, с длинными шпорами, лапами.

Кости затрещали, захрустели, ломаясь и разлетаясь в разные стороны острыми, словно стрелы, осколками. Четверо скелетов повалились в пыль, однако из-за спины Аэсоннэ раздался предупреждающий рёв Эртана, и жемчужная драконица едва успела взлететь, избегая десятков протянувшихся к ней мёртвых рук. Брат Айки вторично изрыгнул пламя, и пёршая прямо на него толпа остановилась, словно от удара в грудь. Двое – нет, трое! – упали, однако остальные продолжали идти. Идти, даже охваченные пламенем, и Эртан, с воплем не то яростным, не то горестным, принуждён был подняться в воздух. Его сестра тоже – оба дракона закружились над потоком мёртвых, извергавшимся с кладбища.

Ирма осталась одна. Нет, не совсем одна – с Серко.

Она понимала, что надо бежать. Драконье пламя было не совсем бессильно, оно выхватывало по несколько мертвяков, и, если нежить полезет в село, драконы смогут, во всяком случае, изрядно проредить этот поток.

Но бежать она не могла. Ноги приросли к земле, ужас стиснул грудь так, что дыхание пресеклось.

Поток неупокоенных поворачивал к ней, горели зеленоватым огнём пустые глазницы ходячих скелетов и подъятых из могил трупов; оба дракона кружили над страшным воинством; наверное, даже они не могли изрыгать огонь всё время и со всё той же силой, как человек не может поднимать большую тяжесть всё время.

«Беги, дурёха!» – завизжала Аэсоннэ внутри Ирминой головы.

Поздно, подружка. Никуда мне не убежать.

Сквозь мутную пелену ужаса, сквозь обессиливающий страх, сквозь отвращение – сквозь всё это сейчас пробивалась каменно-твёрдая уверенность: бежать нельзя. Нельзя и некуда. Смерть можно встретить только грудью, струсишь, покажешь спину – будет хуже во сто крат.

Серко, где ты, друг верный? Встанем вдвоём, как тогда, с вампиром – это ведь он тоже сделал, на этом погосте…

Ирма не задавалась вопросом, откуда взялась эта уверенность, – она просто знала. И знала, что делать.

Пальцы коснулись тёплой шёрстки Серка. Волчок, милый мой, некуда нам бежать, потому что весь Поколь тогда сожрут, и Свамме-гнома, и патера Франкля, и патера Фруммино, и вообще всех-всех-всех, всех друзей и подружек, никого не оставят – а кто уцелеет, сам в такого же бродячего мертвяка превратится, что ещё хуже просто смерти.

Серко, милый мой. Покажем им, а, дружок?

Разгорается в груди жгучее тепло, ледяные тиски, сжавшие грудь, расходятся, огонь словно сам течёт из сердца по жилам, мчится, торопится, изливается через кончики пальцев, уходит прямо к ждущему мою силу Серку.

Игрушечный волчонок упёрся лапками в землю, наклонил голову, оскалил пасть; по шёрстке потекли струйки серебристых искорок. Серко стал вдруг расти, наливаясь мощью, холка вздыбилась, могучие лапы поддерживали поджарое длинное тело, пасть сверкнула белизной устрашающих клыков, стальные когти оставили в пыли глубокие следы.

Огромный волчище застыл рядом с поражённой девочкой. Волк-гигант, чья холка поднялась бы до плеч взрослого человека.

Серко заворчал.

«Спасибо, хозяйка», – услыхала Ирма его враз изменившийся бас за миг до того, как волк прыгнул.

В гущу неупокоенных словно ворвался живой вихрь. Огромные челюсти играючи рвали на части торсы, перекусывали руки и ноги, лапы дробили в пыль опрокинутые костяки. Десяток мёртвых рук вцепились было в шерсть исполинского зверя – лишь затем, чтобы с глухим треском вырваться из полусгнивших суставов. Серко казался сейчас тёмной молнией, бурей, безжалостно крушащей слабую плоть лишённых упокоения мёртвых.

Завывая, плыли над головами погибавшей нежити привидения, тянули к Ирме бесплотные руки, и девочка словно наяву увидала серые провалы Ничто, провалы между жизнью и смертью, куда её норовили затянуть слуги Охотящегося.

Но тут уже подоспели драконы, их пламя охватывало призраков, и те с пронзительными взвизгами таяли, подобно льду на солнце. Аэсоннэ с братом поднялись ещё выше, оттягивая на себя голодных духов, и там, на высоте, драконы имели все преимущества.

А Серко тем временем продолжал рвать, опрокидывать, топтать, дробить, втаптывать в пыль. Страшные когти волка одним движением вспарывали ходячий труп от горла до паха, разрывая плоть и ломая кости. Устоять не могло ничто; живые враги уже обратились бы в бегство, но мёртвые тупо продолжали идти.

Однако поток нежити с небольшого погоста иссякал, там не таилось неисчислимых воинств. Очень скоро Серко одним движением могучих челюстей перекусил пополам последнего из ходячих трупов, а расхрабрившаяся Ирма посохом расколотила, словно пустой горшок, череп самому хитрому скелету, дольше всех уворачивавшемуся от губительной волчьей пасти.

– Ох… – вырвалось у девочки, едва громадный волк, покончив с врагами, повернулся обратно к ней. Колени подогнулись, она так и села прямо там, где стояла.

Драконы в свою очередь опустились наземь, перекидываясь обратно в людей.

– Ирма! – Аэсоннэ обняла подругу за плечи. – Ир, как же ты их! Как ты их!

– Угу! – подхватил Эртан. – А они на тебя ка-ак полезут, а ты своего волка ка-ак превратишь, а он ка-ак начнёт!.. Здоровско-то как! Ир, а меня научишь?

– Да погоди ты, братец, видишь, она едва жива?! – сердито оборвала излияния близнеца Аэсоннэ. – Домой её надо тащить, не ясно, что ли?

– Мама нас убьёт, если узнает. – Эртан озирал место побоища. – И папка тоже.

– Папка-то точно, – Аэсоннэ почесала затылок.

– А мы им не скажем! – жизнерадостно предложил брат.

– Свежая мысля… – фыркнула сестра. – Мама всё равно ведь узнает.

– Ну мы же объясним. И потом, она сама Чаргоса с собой взяла, а мы чем хуже? Ирма, идти сможешь?

– Ссмогу… – выдавила та. Громадного волка рядом с ней уже не было – весело скалился прежний пушистый Серко, которого легко спрячешь за пазуху.

– Молодчага, Ир. – Аэсоннэ притиснула её к себе. – Никто б так не смог. А ты – смогла!

– Дда я… что я…

– Что ты? Эр, она не понимает! – драконица повернулась к брату.

– Ты Серка превратила… в настоящего… волка-губителя.

– Эт-то не я… это госпожа Клара…

– Сказки не рассказывай! – прикрикнула Аэсоннэ. – Мама его только сделала. А силу ему ты дала. И что делать – тоже ты научила. Так что не оправдывайся. Давай, Эр, потащили её домой, пока сюда вся округа не сбежалась!..

– Погоди, – отстранился Эртан. – Прибраться б надо.

– Это как? – вытаращилась на него сестра. – Метёлочкой с совочком пройтись предлагаешь? Как у мамы, когда горницы метём?

– Нет. Мертвяки, когда они второй раз мертвяки… то есть когда их опять убили… гореть должны. И кости тоже. Не бросать же здесь этакую красоту!

– Не бросать, – согласилась Аэсоннэ. – Давай, быстро, оба, разом!..

* * *

– Ну да, мы драконы. Теперь ты знаешь. И я, и Эрка, и Чаргос, и даже Зоська. И папа…

– А госпожа Клара? Госпожа Клара – она тоже дракон?

– Мама-то? Не-ет, – покачал головой Эртан. – Поднимай повыше, Ир.

– Выше? – испугалась Ирма. – Кто ж ещё выше?

– Выше? – заговорщически нагнулась к самому уху Айка. – Настоящая чародейка. Настоящая. Не те, что из гильдий всяких.

– Настоящая? – не поняла Ирма. – А гильдийские маги чем же не такие?

– А тем, – Айка запустила ложку в банку с вареньем, выставленную на пол под девизом «помирать, так с музыкой!» и «семь бед – один ответ», – что она их всех за пояс заткнёт и тройным узлом завяжет.

Ирма взглянула на мирно привалившегося к её боку чистенького Серко и промолчала.

– В общем, Ир, ты поняла – про нас молчать надо. – Эртан последовал примеру сестры. – Про папу Айка не шутила. Поджарит за милую душу. И даже не заметит.

– Потому как где ж это видано – чтобы драконы среди людей бы жили? – подхватила Аэсоннэ. – Толпа соберётся, с вилами да с дрекольем. И что тогда? Всех сжечь?

– Так ведь драконы… они ж в горах… на грудах золота чтоб… – слабо пробормотала Ирма. Всё случившееся по-прежнему казалось сном.

– Это только самые глупые из драконов, – тут же выпалила Аэсоннэ.

– Драконейты, если быть точным, – солидно проговорил Эртан, снисходительно взглянув на сестру. – Недодраконы. Настоящим драконам кучи золота ни к чему. Вот как нам, например.

Варенье было отличным. Ирма с сожалением отложила до блеска облизанную ложку, банка тоже опустела.

– Ты ведь, Ир, тоже не просто так, – вдруг сказала Айка, дружески ткнув кулаком в плечо. – Когда ты волка своего превратила, я чуть наземь не гробанулась!

– Вово, я тоже, – подхватил Эртан. – Рраз – и воот такенный волчара! А он ка-ак пошёл их рвать!.. Они ему и сделать-то ничего не могли!

– Ага, ага, Ир, как ты их так? – не отставала уже и Айка.

– Нне знаю… просто получилось так и всё… перетрусила ужасно, – призналась Ирма.

Брат и сестра взглянули на неё с недоверием.

– С перетруса такого не делают, – безапелляционно заявила Аэсоннэ.

– Только заборы перескакивают, – добавил Эртан. Что было сущей правдой – улепётывая от хозяев фруктовых садов, мальчишкам случалось перемахивать такие изгороди, что только диву даёшься.

– Да я, честное слово…

Спорили ещё какое-то время, просто потому, что ложиться спать и закрывать глаза было слишком страшно. Они победили в открытом бою, но кто знает, что может явиться, когда погаснет свет и в уютные комнаты вползёт предательская темнота?

– Ох, ну где ж папка-то… – наконец вздохнула Айка, устраиваясь на подоконнике.

– И мама с Чаргосом, – кивнул Эртан. – И не дозваться никого…

Наступило молчание, только сопел у ног Аэсоннэ явившийся кот Шоня.

* * *

Он не успевал и знал это. Две родные души, два огня, те, кого он всегда чуял, кого ощущал сквозь любые тьму и непогоду, – проваливались, тонули в нахлынувшем со всех сторон злом зелёном сиянии. Капкан захлопнулся, и ярость дракона обращалась сейчас в истребительное пламя, готовое вырваться наружу всесокрушающим потоком.

Стонет и плачет рассекаемый воздух. Иссиня-чёрное тело дракона камнем падает с неба, мчится прямо на вонзившийся в небо светло-зелёный прозрачный меч.

Мчится, уже зная, что опоздает.

* * *

Она не лишилась чувств, взор не затопило тьмой. Боевой Маг Долины, она успела сжаться в комок, в последний миг окружая себя отпорными заклятиями. Защита трещала, сыпались искры, словно сталь ударила в сталь. Клара падала, падала во тьму, и лишь зелёное пламя бушевало вокруг.

Что это? Кто расставил тут капканы, на какую дичь? Охотились ли за ней, Кларой, или западню готовили на кого-то куда крупнее?

Дно. Земля тяжко ударила в ноги, защита лопнула, сделав своё дело. Исчезло зелёное пламя, вокруг растеклись тьма и тишина.

Чаргос! Где Чаргос?

Что-то шлёпнулось совсем рядом, мощное драконье тело, по чешуе ещё сбегают тонкие струйки зелёного пламени, извиваются в тщетной попытке удержаться.

Зашлось сердце, пресеклось дыхание, Клара, забыв обо всём, метнулась к сыну – но молодой дракон уже открыл янтарные очи.

– Мама!

– Я тут, я здесь, ты цел, Чари?! – сбивчиво вырвалось у Клары.

– Да что же мне сделается? – самоуверенно заявил дракон.

– Как ты тут очутился? Ты же летел?

– Летел, – увенчанная рогами голова стыдливо потупилась. – Сшибли. Нечестно это! Оборотней я стряхнул наконец, только взлетел как следует, так этот огонь зелёный ка-ак даст мне под крылья! Они и сложились… А потом потянуло вниз, как в воронку. Мам, где это мы?

– В капкане. – Клара сосредоточенно оглядывалась по сторонам, однако их окружала только темнота. Последние язычки зелёного огня умерли, Чаргоса тоже поглотил мрак.

Чародейка вскинула руку, засветив огонёк.

– Зачем, мама? Я и так всё прекрасно вижу.

Молодец, Чари. Держится, ни тени страха – это что, у них наследственно-драконье?

– Садись, мам, на спину, вынесу отсюда.

– Откуда, сын?

– Ну как – мы ж в яму провалились, да? В ловушку?

Клара невесело улыбнулась сама себе. Эх, драконы, учить вас и учить ещё…

– Это западня, Чари. Отсюда не улетишь.

– Дда? – несколько замялся сын. – А что ж тогда, мам?

– Помолчи и дай мне подумать.

– Хо…

Чаргоса прервал яростный, хоть и глухой рёв, смешанный с грохотом, точно там, наверху, ломались бревенчатые стены и перекрытия.

– Папа!

– Сфайрат!

Вновь рёв, гудение драконьего пламени – но словно пробивающееся сквозь толщу земли.

Чаргос вскинул голову, устрашающая пасть раскрылась, вверх устремился поток пламени – ударил в низкий свод, растёкся по нему волнами и угас, бессильный.

Клара поёжилась – их прикрывал купол настоящей магии, не её собственному волшебству чета.

Кто, нет, кто соорудил здесь эту западню?!

– Оставь, сын. Твой огонь здесь ничего не сделает. И мои заклятия тоже.

Чаргос помедлил, по-прежнему оставаясь в драконьем обличье.

– Что же делать, мама?

– Если твой отец не пробьётся к нам – только ждать.

И проклинать себя, добавила она, что потащила с собой старшего сына…

* * *

Рёв взбешённого дракона слышала, наверное, вся округа. Слышал родной Поколь, слышали другие сёла вниз и вверх по Риэне, слышали заречные пущи, постоялые дворы и трактиры на дорогах. Огненный таран грянул в возведённые чужой злой магией заплоты, сотрясая сами основания лесных холмов так, что судорога боли далеко прокатилась подземными гранитами и Свамме-гном вскочил с постели, судорожно тиская обеими руками видавший виды боевой топор.

Кто бы ни устроил этот капкан, изладил он его на совесть. Сфайрат взмыл вверх, изо всех сил работая крыльями – зелёный свет угас, на лесной прогалине остался лишь безобразный дымящийся провал. Уцелевшие оборотни улепётывали сейчас со всех ног, Сфайрат чувствовал их ничтожные душонки, но не потратил даже и мгновения, чтобы свести с ними счёты, – если надо, я выжгу дотла все здешние леса, молча посулил он.

Вновь переворот в воздухе, вновь падает вниз, сложив крылья, чёрный дракон, посылая перед собой упругий шар пламени, сплетая огонь и магию, и на сей раз он не стал разворачиваться перед преградой, ударив в неё прямо закованной в чешуйчатую броню грудью.

* * *

Оглушительный грохот. Сверху хлынул поток рыжего пламени, Клара успела прикрыть их с Чаргосом лишь в последний момент. По пещере-ловушке раскатывались волны драконьего огня, а сердце у Клары готово было выпрыгнуть из груди. Нет, не только потому, что их спасали.

Потому что это был Сфайрат.

Огромный дракон с грохотом рухнул прямо рядом с ними, весь окутанный дымом и языками собственного пламени. Страшная голова, увенчанная высокой короной витых рогов, наклонилась к Кларе, и та, недолго думая, кинулась к нему на шею, не замечая ни огня, ни копоти.

– Задушишь, – в её объятиях оказался уже просто Сфайрат. В доспехах, при мече, но человек. – Чаргос! Почему плохо за матерью смотрел?!

– Он не виноват, – бросилась защищать старшего Клара.

– Не виноват?! Должен был учуять магическую западню такой силы!

На тоже вернувшегося в человеческий облик Чаргоса было жалко смотреть.

– Оставь, пожалуйста, – взмолилась чародейка. – Я тоже ничего не почувствовала. Слишком хорошо всё прятали. И уж конечно, не господин Гойлз и иже с ним!

– Ладно, – проревел дракон. – Убираемся отсюда. Только сожгу лес. Там всё ещё есть оборотни.

…Позади остался сломанный капкан. Расставленный на Клару Хюммель-Стайн – или на кого-то куда более сильного. И какое отношение имел к нему загадочный вампир?

Глава VII Ан-Авагар

Прокушенное запястье не унималось. Огневеющая боль растекалась вверх по руке до самого локтя. Проклятый фамилиар! – а что это был именно фамилиар, Ан-Авагар не сомневался. Девчонка, несомненно, скрытый маг. Кому ещё станут вручать магического охранителя такой неимоверной силы?

Вот уж не было печали, злобно думал вампир, держа на весу раненую руку. Обычно такое у него затягивалось самое большее за долю часа. А тут… нет, мало-помалу его сила брала верх, укус уже не кровил, но приходилось щедро черпать силы в накопленном запасе, а это означало – надо возвращаться на тракт.

Пятнадцатая жертва едва не стала роковой.

Плохо, Ан. Очень плохо.

Но откуда здесь возьмётся маг такой силы? Или – эльфийские глаза сузились – это тот самый, которого я учуял в том приречном селении, где подъял старый погост? И где мне ещё почуялся дракон?

Только этого нам и не хватало. Маг и дракон в союзе – это сила, с которой не стала бы связываться без крайней надобности даже великая Эйвилль в зените силы.

Уж не для того ли меня спасли, вздрогнул Ан-Авагар, чтобы столкнуть с этой парой?

Бррр. Самое разумное, что может сделать любой уважающий себя вампир, – это убраться отсюда подобру-поздорову. В конце концов, чего он забыл в этом затрапезном мирке? Их в Упорядоченном бесконечное множество.

Да, да, разумеется. Верное решение. Связываться с драконами небезопасно даже для высшего вампира. Он, конечно, выйдет победителем – не может не выйти, – но вступать в бой безо всякой надобности? Благодарю покорно. Это разумное и рациональное действие, а вовсе не презренная трусость, как могло бы показаться особам недалёким и не умеющими мыслить высшими категориями.

И пусть заклятие перехода требует изрядных сил – скорее всего придётся расстаться со всем накопленным, – медлить не стоит. Потом, в каком-нибудь другом мире, он с лихвой наверстает упущенное.

Покинуть мир даже для высшего вампира – это не просто дунуть-плюнуть. Шипя от боли в прокушенной руке, Ан-Авагар принялся вычерчивать фигуру перехода. Рунная магия никогда не могла похвастаться особым к себе вниманием со стороны вампирского племени, но Ан-Авагар любил старые и неортодоксальные пути. Сейчас это пригодилось как нельзя лучше.

Проклятье, как же запястье-то саднит… фамилиар, будь он неладен! Нет, прочь отсюда, прочь! Мёртвые те же… глупость какая…

Вампир провозился до темноты. Сгустились сумерки, взошла луна, вычерченные им руны засветились серебром, и Ан-Авагар недовольно поморщился. Рунный переход почитался надёжнейшим и вернейшим, но что если дракон с магом учуют эту его попытку? Эвон, как сияют. С высоты запросто заметят.

Он заспешил, и это было плохо – истинные вампиры ничего не боятся и никуда не торопятся, даже избегая ненужной им схватки.

Пора.

Прощайте, милые равнины, продекламировал он про себя, криво ухмыляясь. Ага. Милые равнины. А также леса, поля и горы. Глаза б мои вас не видали.

Он зажмурился, выдохнул. Отчего такой холод в груди? Память страха? Плоть, хоть и мёртвая, вспоминает, как трепетала от ужаса?

Всё, хватит. Руны светятся мягко и умиротворённо. Сила течёт свободно, невозбранно. Теперь зажмуриться, и… Ничто не мешает ему…

Толчок силы, острый, ледяной, словно игла, вонзающаяся в темя и идущая вниз, сквозь кости черепа, и дальше, вдоль позвонков.

Это что ещё такое?!

Вампир открыл глаза, дрожа всем телом.

Тот же лес. Та же полянка. Руны те же… стоп!

Руны едва-едва мерцают. И не спокойным серебристым, а каким-то гнилостно-жёлтым.

Заклятие не сработало. Эй, эй, а почему это у меня ещё и ноги подкашиваются?..

Деревья насмешливо крутнулись, мир встал дыбом, и Ан-Авагар вдруг обнаружил, что лежит на спине, раскинув руки и раскрывая рот, словно рыба на берегу.

Его выжало до последней капли, а переноса не получилось.

Что такое? Почему? Почему отказали надёжные, не раз проверенные чары? Что или кто помешал ему?

Кое-как он поднялся – сперва на четвереньки, затем удалось выпрямиться. И речи быть не могло, чтобы повторить это заклинание. Потребуется не один день, чтобы восполнить силы – и то вопрос, получится ли вновь?

Его не выпустили. Ясно как день. Враги, везде враги, всюду их происки, дотянулись до него даже и здесь!

Да, не зря он гадал, кто же помог ему тогда, на лесной тропе, едва он ступил в этот проклятый мирок…

Конечно, он мог ошибиться с рунами. Он мог…

Нет. Он, высший вампир – не мог. И все руны вычерчены идеально, иного и быть не может. Причина, значит, только одна – враги. Могущественные, незримые, тянущие к нему свои щупальца. Враги, которым что-то от него надо, те, кто решительно не желает выпускать его на волю из клетки.

Что ж, ему лучше всего как можно скорее покинуть эти места. Куда он направится, особого значения не имеет. Скот найдётся повсюду. Большой портовый город подойдёт лучше всего. Вот только затянуть рану – проклятый фамилиар! – и можно отправляться.

Он не станет спешить, не будет торопиться. Если ему закрыта дорога наружу, вторую попытку прорыва надлежит подготовить как следует. И это значит также – выпитые досуха жертвы.

Ан-Авагару требовалась сила, и как можно скорее.

Мало-помалу он пришёл в себя, всё-таки высший вампир, не какой-нибудь там деревенский упыришка. Ноги больше не подкашивались, колени не дрожали. Он думал, как станет собирать силу, разжигая аппетит.

…Да, ему нужен скот , и чем больше, тем лучше. Хотя, конечно, неведомая пара, чародей и дракон, да и сама девочка с фамилиаром – это интересно, очень интересно. Чем сильнее жертва, тем больше получает и выпивший её досуха вампир. А уж если удастся осилить дракона, когда тот в человеческой ипостаси… Ан-Авагар жадно облизнулся, не сдержавшись. Что дракон живёт тут именно в человеческом обличье, вампир не сомневался. Как ещё крылатое и огнедышащее существо смогло бы обретаться в самом заурядном человеческом селении?

…Но ведь это значит, что тут поистине кроется что-то, вдруг подумал вампир. Что делать здесь сильному, очень сильному магу и дракону в придачу?

Самое простое объяснение гласило, что где-то поблизости тут скрыты неведомые сокровища. Или древний могущественный артефакт. Или ещё что-то в этом же роде. Истинные чародеи не прозябают среди жалких лачуг, окружённые грубыми и невежественными хамами. Однако простые объяснения далеко не всегда самые верные.

Но что подобные разыскания дадут ему, Ан-Авагару? Маг этот поистине силён, если сотворил подобного фамилиара. А вот девочка… девочка… Стал бы чародей просто так раздавать подобные магические шедевры, если бы эта мелкая негодница для него бы ничего не значила?

Стоп-стоп-стоп. О чём он думает, когда не удалось самое что ни на есть простое и понятное заклинание? Какое ему дело до всех этих магов, драконов и девчонок с фамилиарами?..

Конечно, Ан-Авагар сильно подозревал теперь, что очутился тут не просто так и что некая сила, к нему отнюдь не расположенная, норовит использовать его, подобно тому, как он сам бы использовал неразумный скот . Это, мягко говоря, не ободряло и уверенности отнюдь не вселяло.

Одна из заповедей истинного вампира гласит: если ты, паче чаяния, оказался на крючке у кого-то, по несчастливому стечению обстоятельств, более сильного, чем ты сам, – не торопись рваться и метаться. Притворись, будто ничего не чувствуешь и не замечаешь и готов послушно шагать, куда потребуется незримому кукловоду. И лишь когда он, этот кукловод, потеряет бдительность, уверится, что его марионетка делает именно то и так, как надо, – нанеси ответный удар.

Некая сила точно пыталась управлять им, когда достаточно тонко, а когда – вот как сейчас, например, – очень даже грубо. А после появления на сцене мага, дракона и девчонки Ан-Авагар в этом уже почти не сомневался. Другое дело, много ли тех, кто способен управлять им, высшим вампиром, кровным творением великой Эйвилль? И зачем таким могущественным силам живые орудия, как он уже спрашивал себя?

Невольно вампир принялся перебирать все известные ему начала, что могли – в принципе – оказаться на такое способны.

Ну, вопервых, конечно, нынешние владыки Упорядоченного. Боги-братья, Хедин-милостивец и Ракот-заступник. Они сильны, да. Но, с другой стороны, он никогда и ничем не вызывал их гнев. Пока Эйвилль оставалась в силах при дворе Новых Богов, Ан-Авагар позволял себе охотиться лишь в самых отдалённых и глухих местах. Нет, он, разумеется, важен и для Новых Богов – от Эйвилль они, конечно же, слышали о нём, – но едва ли настолько, чтобы тратить такие усилия (при этом Ан-Авагар не без гордости подумал, насколько же он отличается от прочих собратьев по расе полным отсутствием зазнайства и преувеличения собственной значимости).

Кроме Новых Богов, наличествовал их загадочный враг, его страшилась даже Эйвилль. Неназываемый и его слуги – раса козлоногих. Эти, конечно, могли обратить внимание на выдающиеся качества Ан-Авагара и попытаться его использовать. Он слыхал – козлоногие могли вступать в переговоры, они владели речью и порой составляли весьма сложные, многоходовые планы, когда им требовалось принести в жертву на своих алтарях всех без исключения обитателей ещё одного мира. Быть может, они избрали своей следующей целью именно здешние места? Бррр. Оказаться у них на пути – значит подвергнуть себя совершенно излишним опасностям. К тому же служить им – значит обратить себя во врага тем же Новым Богам, а предательства они не прощают. Конечно, Ан-Авагар никогда не принадлежал к ученикам Хедина, никогда не ходил в походы с Ракотом, однако он достаточно долго пребывал при самой Эйвилль, чтобы его при «дворе» Новых Богов считали своим.

Нет, нет, он не настолько безумен, чтобы бросать вызов всесильным хозяевам Упорядоченного.

Кто ещё? Кто мог посягнуть на его свободу, свободу существа единственной истинно свободной расы, да простится ему эта патетика?

Дальние? Дальние силы, как их ещё иногда называли. Да, их цвет – зелёный, никакого иного они не признают и, если хотят обозначить своё присутствие, проявляются прежде всего в манифестациях изумрудного оттенка.

О Дальних Ан-Авагар не знал почти ничего, кроме лишь того, что они существуют и что они неким непонятным образом устранились от гремящей в Упорядоченном войны. Когда-то очень давно они скрестили мечи с Познавшим Тьму Хедином в открытом поединке и, насколько Ан-Авагар мог понять, отнюдь не преуспели.

Возможно? О, разумеется, конечно! Загадочные Дальние вполне могли оценить не только его силы, но и разум. Но, опять же, Дальние силы отнюдь не числились среди союзников Новых Богов, встать на их сторону чревато изрядными неприятностями, мягко говоря.

Ведь Бог Хедин, передавалось шёпотом среди сородичей Ан-Авагара, ненавидит их, истинных вампиров. Даже тех, кто, подобно Эйвилль, верно служит ему.

В любом случае надо бежать, подумал Ан-Авагар. Как можно скорее. Но до поры до времени ничем себя не выдавать. Копить силу. Убивать и высасывать. А из этих мест – убраться восвояси.

Да, а рука-то горит по-прежнему! Аж голова кружится и в глазах темнеет. Чары заживления работают едва-едва, сил маловато. Нет, конечно, кисть у него не отвалится, однако это… раздражает.

Ан-Авагар с кислой миной потряс ноющей рукой и поспешно зашагал через чащу – обратно к дороге. Следовало отделить себя от приснопамятного села с магом и драконом елико возможно большим расстоянием. И чем более дика, непроходима пуща – тем лучше.

* * *

Ан-Авагар безо всяких приключений выбрался на тракт. Про себя он посмеивался над незадачливыми преследователями – а что погоня будет, вампир не сомневался: проклятая девчонка с фамилиаром, конечно, уже рассказала чародею обо всём.

Преследователи наверняка устремятся в заречные пущи – если, конечно, их не отвлекут неупокоенные с подъятого им погоста. Вампир искренне надеялся, что отвлекут и что дракон не рискнёт явить свой истинный облик посреди людского селения. А в заречных пущах их ждёт сюрприз.

Так или иначе, он широко шагал по наезженной дороге, завернувшись в плащ и не обращая никакого внимания на попадавшихся встречных путников. Сегодня их счастливый день. Мне надо убраться подальше. Перекидываться пока не стоило – слишком много сил забрали неудавшееся заклинание и нелепая рана; проклятый фамилиар! К тому же ему доводилось слыхать о чародеях, способных выследить именно «крылатую форму» его расы.

* * *

К вечеру довольно быстро шагавший вампир оставил позади десяток лиг – ещё одно преимущество высшей расы, ещё одно доказательство их превосходства и неизбежной конечной победы.

Ему открылся городок, побольше того селения, где обитал тот самый маг. Здесь уже имелись стены, башни и городские ворота, где собирала плату за вход ленивая стража. Ан-Авагар подумал, поцокал языком – и повернул прочь. Слишком мал городишко для его замысла. Дальше, дальше, дальше! Спрятавшись у дороги, вампир всё же смог полакомиться каким-то юнцом, очень торопившимся попасть в город до темна, но так в него и не попавшим.

* * *

Всё-таки он не зря зовётся «высшим», не без определённого удовольствия подумал Ан-Авагар. Казалось бы, радоваться ему совершенно не с чего: ловушка не удержала свою жертву, отозвавшиеся на его зов существа перебиты, причём большинство сожжено драконьим пламенем. Что, бесспорно, внушает серьёзные опасения.

Но с другой стороны – он явственно видел , видел и чувствовал, что случилось там, в глубине дикой чащи. Давно мёртвый эльф словно глядел сквозь глазницы оборотней, легко выследивших чародея – оказавшегося вдобавок чародейкой людского племени, следовательно, презренной сугубо.

Ан-Авагар знал, что атака не удалась. Магичка попалась не из слабых, как он и предвидел. Когда же сработал древний чародейский капкан, Ан-Авагар, по присловью тех же людишек, «едва не лопнул от изумления».

Старинная, сотни лет пребывавшая в бездействии западня на владеющих магией сработала безукоризненно. Выплеск силы ощущался даже за десятки лиг от сердца чащи; внутреннему взору Ан-Авагара предстал взметнувшийся до неба столб зеленоватого пламени.

И всё вышло бы хорошо, просто отлично, если б не этот проклятый дракон. Удар крылатой твари оказался таким яростным, бестия вложила в него такую мощь, что не устояли даже старые отпорные чары. Пленные волшебница и… и ещё один дракон – да их тут, оказывается, двое! – выбрались на свободу.

Что, конечно, не предвещало ничего хорошего.

Однако, если посмотреть на всё случившееся с другой стороны, Ан-Авагар, несомненно, остался в выигрыше. Эльфийское наследство и качества вампиров – истинно высшей расы Упорядоченного! – позволили ему видеть так далеко и с такими подробностями, как никогда раньше, но главное, несомненно, состояло в его, Ан-Авагара, изначальных способностях. Никакая влитая извне сила ничего не способна изменить, если только не располагать, скажем прямо и без ложной скромности, изрядным талантом.

Некоторое время вампир смаковал эту мысль. В конце концов, чего ему бояться? Да, драконы всегда считались… скажем так, серьёзным и нежелательным противником. Но ведь он не просто «вомпер», «упырь» или там «кровосос». Он высший вампир, его создала Эйвилль Великая, и ему открыто всё множество миров. Он сможет в любой момент покинуть сии пажити и…

Нет, вдруг пришло воспоминание. «В любой момент» он ничего не сможет сделать. Те, кто явил ему свою мощь в самые первые часы его на этой земле, ничего не забыли и не отвернули от Ан-Авагара внимательного, взыскующего взгляда.

Что ж, ты хотел поединка, ты хотел охоты? Вот достойный противник: дракон и магичка. Более чем достойный.

Ан-Авагар больше не скрывался в лесной чащобе. Сперва он постарался отыскать ещё гнёзда оборотней, но безо всякой удачи. Похоже, та стая так и жила, поставленная когда-то для чего-то охранять магическую ловушку.

Вампир выбрался из пущи на большую дорогу. Места тут были людные, нечисти в лесах мало, и непуганые одинокие путники позволили ему быстро восполнить запас сил, а заодно заменить испорченную одежду. Хеммерсит, довольно крупный город, лежал на полпути между злосчастным Поколем и огромным портом Беллеорой на берегу океана. Туда Ан-Авагар и направился, причём не пренебрегая на сей раз преображением – большую часть пути он проделал по воздуху, несколько раз перекидываясь в летучую мышь и обратно. Это если и не собьёт погоню со следу, то изрядно попортит им жизнь. А его, Ан-Авагара, дело – подготовить преследователям достойную встречу.

Хеммерсит встретил вампира, как и положено людскому городку, не самому большому в королевстве, но и не мелкоте позорной. Серые стены, сложенные из грубо отёсанных блоков, обвалившиеся или повреждённые части на скорую руку заложены дикими валунами; по их выступам наверх вскарабкается и ребёнок.

Надвратную башню украшал гордо развевавшийся прапорец его величества короля Саввиоля. Золотой филин, распростёрший крылья над алым рыцарским шлемом с двумя рогами, и всё это на чёрном фоне.

Безвкусица, пренебрежительно подумал Ан-Авагар. Красное, жёлтое и чёрное – излюбленные человеческие цвета. Кровь, золото и земля. Ну-ну. Мы ещё посмотрим, чей флаг окажется тут лет через десять, если, конечно, я таки, гм, задержусь здесь.

Вокруг Хеммерсита раскинулся обширный посад, дома, огороды, ближние выпасы; внутри же, за старыми стенами, строения теснились одно к другому так, что, как говорится, «и ножа не всунешь». Вонь стекающих по сточным канавам нечистот, крысы, нищие, от них почти неотличимые.

Завернувшись в плащ, вампир шагал, брезгливо морщась. Оборванцы, справляющие нужду где придётся, мусор и отходы, облака жужжащих мух – как эта раса способна существовать в подобной грязи?!

Поневоле Ан-Авагар вспомнил чистенький Поколь. Уж не оттого ли он такой прилизанный, что там обосновались чародейка с драконом?

Впрочем, для его, Ан-Авагара, целей городок годился как нельзя лучше. Вопервых, драконы, особенно истинные, с их болезненной честью и дурацкими кодексами никогда не устроят настоящую битву прямо тут, среди домов. Людей они, конечно, презирают ничуть не меньше, чем сам Ан-Авагар, однако без нужды убивать для них никак невозможно. Вовторых, то же самое относится и к чародейке. Волшебники-люди – по присущей человеческой расе врождённой и непреодолимой тупости – обожают сражаться посредством элементальной, сиречь природной магии, швыряясь друг в друга огнешарами или ледяными иглами. Дальше их убогая фантазия, разумеется, не шла и идти не могла. Поэтому и она тоже поневоле не сможет пустить в ход весь свой арсенал.

Втретьих, именно тут Ан-Авагар мог без особых трудов набрать тех, кто охотно ему поможет в любом начинании, – и даже без необходимости обращать их в гуунхов, недовампиров, обращённых верховным мастером, но не доросших даже до простых «упырей». Золото порой куда могущественнее самых изощрённых заклинаний.

Ан-Авагар переходил из трактира в трактир, подсаживался, перебарывая тошноту – чувство, давно им забытое. Брал водянистое горькое пиво, прислушивался к разговорам. Он знал, что времени у него очень, очень мало, драконы наверняка нападут на его след рано или поздно, причём скорее рано.

Несложные чары позволяли ему оставаться незамеченным. Нет, он не обращался в невидимку, просто становился настолько «таким, как все», что люди тупо глядели сквозь него, не обращая ровным счётом никакого внимания. Даже трактирщики и трактирные девки обнаруживали его присутствие лишь когда он расплачивался, однако даже и не пытались выкачать из него побольше наличных.

Ан-Авагар провёл так два дня и две ночи. Драконы не показывались, и понятно почему – они стараются держать в секрете собственное существование, поэтому в открытую кружить над городком они ни за что не станут. Разве что высоко над облаками, если погода выдастся пасмурной.

Вампир прислушивался к людской болтовне – в тавернах, на рынках, в лавках. Морщась, заставил себя приблизиться к большому собору, увенчанному перечёркнутой стрелой, ловя разговоры клириков.

И в конце концов, на исходе второго дня, ему повезло.

Трактир этот под избитым названием «Золотой Лев» (Ан-Авагар мог с ходу назвать ещё добрые три десятка заведений с такой же вывеской) отличался претензией если не на роскошь, то, во всяком случае, на известное «достоинство». Столы здесь протирали (пусть и изрядно грязными тряпками), пиво и вино разбавляли, как говорится, «по-божески». Да и подавали доброе мясо, а не подозрительную требуху, как в других местах.

Именно здесь нечеловечески острый слух Ан-Авагара уловил беседу, заставившую его замереть.

Говорили, похоже, слуги, но слуги изрядных господ: зелёные с серебром ливреи, добротные сапоги, сытые лица. Эти люди не знали нужды. Потребовали они себе «всего самого лучшего», тем капризным тоном, по какому безошибочно опознаешь лакея, дорвавшегося до случая хоть немного побыть господином.

Пили вино, поданное в запылённой бутылке, вкушали целиком зажаренного на вертеле молочного поросёнка. Никуда, похоже, не торопились – получили у хозяев отпуск на целый вечер?

Ан-Авагар, незаметный, слившийся с толпой, пропускал через собственный слух целые потоки грубых человечьих слов. Выцеживал, подобно старателю, крупинки золотого песка среди гор пустой породы – и дождался.

– Твой-то чего так гнал сюда? Словно пятки ему поджаривали?

Отвечавший, молодой слуга с капризно вывернутыми губами и нарочито-надменным видом, приосанился.

– Господин Гойлз мне сказал, собирай, мол, Фабиан, всё самое сильное, будет у нас, говорит, Фабиан, дело жаркое.

Господин Гойлз. Это имя Ан-Авагару уже приходилось слышать за последние пару дней; глава гильдии магов портовой Беллеоры и самый сильный чародей на много дней пути во все стороны. Его упомянули несколько раз, с почтением и как бы даже не страхом.

Порою бывает очень полезно толкаться даже в самых грязных людских кабаках.

– Гнал, говорю, сюда, только ветер свистел, – разглагольствовал молодой лакей Фабиан. – Потому как случилось тут нечто такое, такое, что и поведать страшно!

– Да где ж случилось-то? – не отставал собеседник Фабиана, низенький и коренастый, куда старше своего собутыльника. – Мне госпожа Силлери тож ничего не сказала.

– Как же, жди, что господин Гойлз болтать о таких делах станет! – напыжился Фабиан. – Только и бросил всего, что ожило что-то в лесах возле Поколя.

– Поколь? Это шо ж такое?

– Эх, Карнаций, говорил я тебе, учи карты, потому как госпожа Силлери туповатых при себе недолго держит.

– Меня держать будет, – нагловато и грязно ухмыльнулся коротышка.

– Это дело не моё, – нахмурился Фабиан. – А Поколь – село такое на Риэне. Большое, почти что городок. Там это всё и случилось.

Поколь. Да, именно там «всё это и случилось». И господин Гойлз, глава местных чародеев, мчится, теряя туфли, прямиком сюда. Два и два складываются легко, да и как могло выйти по-иному? Выброс силы был чудовищный, смешно верить, что все здешние маги только и способны, что коровьи болести пользовать. Конечно, случившееся заметили. И, скажи пожалуйста, быстрее ветра примчались!

– Не ели, да и не спали, я всю задницу о седло стёр, – Фабиан по-господски оттопырил мизинцы, отрезая кусок свиной ноги. – А теперь хозяин заперся с госпожой Силлери да с парой местных чародеев. Искры пляшут, дым валит, страшно, аж жуть!

– Ага, – согласился Карнаций, опрокидывая стакан вина и шумно рыгая, – я и близко не хожу, когда опыты свои устраивают…

Ан-Авагар слушал и улыбался. Поистине, удача спешит к тем, кто сам стремится ей навстречу. Можно сказать, мол, повезло тебе, вампир. Случайно всё у тебя вышло.

Однако ж не зря он закидывал в мутное людское море свой невод, не зря удил, не зря слушал полупьяные бредни; нашлось жемчужное зерно и в этой куче.

Значит, господин Гойлз прибыл расследовать загадочный случай в приречных лесах. Очень хорошо. Лучшего и пожелать трудно.

Теперь оставалось лишь послушать трактирщика и дождаться, пока важные господа маги не потребуют ужин в свои комнаты.

* * *

– Файат, ну послушай. Хватит уже прятать голову в песок. Ты прекрасно знаешь, что случилось. Наверное, даже лучше меня. Только не хочешь признаться сама себе.

Ан-Авагар распластался на невысоком карнизе. Большая летучая мышь совершенно слилась с мраком. Тупые людишки ничего не заметят. Даже лучшие из них.

– Не хочу, – сказал недовольный женский голос, высокий и режущий. – Потому что привыкла верить только своим собственным глазам.

– Что полопалась половина Живых Капель, это, по-твоему, ничего не значит?

– Могут существовать и иные объяснения, – сварливо сказала женщина.

– Дорогая моя мэтресса Файат Силлери. Почему надо искать какие-то головоломные истолкования, когда на поверхности лежит совершенно очевидное? Кто-то, обладая изрядными магическими способностями, наткнулся на ловушку Основателей. Наткнулся и угодил в неё…

– А потом сам из неё выбрался? – перебил голос Силлери. – Гент, ты по праву стал главой беллеорской гильдии, но сейчас, прошу тебя, не позорься. Из подобного капкана не вырваться, ты же это знаешь ещё лучше меня.

– Знаю. А ещё знаю то, что, кроме вышеупомянутой госпожи Хюммель-Стайн, есть ещё и господин Стайн. Тоже очень мне подозрительный.

– То есть кто-то из них двоих угодил в капкан?

– Да. А второй его вытащил.

– Абсурд! Ерунда! Тебе просто хочется в это верить! Западня Основателей не взламывается!

– Это не так, Фай, и ты это знаешь.

– Да, знаю, – прошипела собеседница господина Гойлза. – Один-единственный раз эту ловушку удалось открыть. Собрав половину магов королевства, почти две сотни – и каких магов! Горы взглядом двигали, говоря по чести… А чем дело кончилось? Не забыл? Взрыв разнёс всё вокруг, погибли все, кто оказался поблизости, маги и не-маги…

– Вот именно! – с воодушевлением подхватил Гойлз. – Взрыв разнёс всё вокруг, а наши герои выбрались целы и невредимы. Ты всё ещё станешь спорить со мной на их счёт, Фай?

– Перестану спорить, как только увижу всё собственными глазами, – недовольно сказала женщина. Ан-Авагар почти что видел её тонкие, бескровные, недовольно поджатые губы. Дурная она на вкус, это точно, вдруг понял он. Даже и связываться не стоит. Однако…

– Уже лучше, дорогая Файат. Уже лучше. Итак, мы переночуем здесь, а утром, как рассветёт, отправимся в Поколь. По пути завернём к ловушке.

– И всё-таки, Гент, я не понимаю. Если это настоящий капкан Основателей, где-то там поблизости должны обретаться и стражи. Те же мимники, например. А где мимники – там кровь и сожранные люди. Почему же мы в Беллеоре об этом ни разу не слышали? Особенно если вспомнить тот самый случай со взрывом: ведь западню отыскали случайно, именно после того, как оборотни стали нападать на окрестные сёла.

– Да, мимники – последнее из племён, что служили Основателям до самого конца и даже после него… У меня нет сейчас ответа на этот вопрос, Файат. Однако именно потому нам так важно выяснить целиком и полностью, что же там случилось. Если наличествуют мимники – то почему не нападали на тот же Поколь? Если их там нет – куда делись? Погибли? Истреблены селянами?

– Невозможно. Мы бы знали. И Поколю это обошлось бы очень, очень дорого.

– Согласен, – задумчиво сказал Гойлз. – Что ж, дорогая моя Фай, тем интереснее! Тебе так не кажется?

– Всё бы тебе детские приключения да походы, Гент. Я понимаю, ты очень сильный маг, я всех убеждала отдать тебе голос на выборах, но возглавлять гильдию – это куда больше. Куда больше.

– Я знаю, дорогая, – в голосе Гента Гойлза прибавилось сарказма. – Первостепенную важность имеет вопрос о казне, не так ли? Равно как и об увеличении поступлений в оную.

– Гент, исследования дороги, сам знаешь. Редкие ингредиенты…

– Ах, Фай, не сыпь мне соль на раны. Уж ято, поверь, знаю всё о нынешней дороговизне. Но сидеть сиднем, как достопочтенный Мендрокт, я тоже не стану. Тем более когда тут такие дела.

Собеседница Гента Гойлза громко, напоказ, хмыкнула.

– И не надо фыркать, дорогая моя Фай, пожалуйста. Ты, случаем, не держала в руках сделанные этой так называемой Кларой Хюммель-Стайн игрушки? Сможешь их повторить? А? Не слышу ответа!

– Грррр… – только и зарычала в ответ почтенная мэтресса.

– Вот именно. Я тоже не смогу. И никто в Беллеоре не сможет. Равно как и в Имперской академии за морем. А ведь есть ещё и её супруг, достопочтеннейший Аветус Стайн, домохозяин без определённых занятий. Клара хотя бы делает и продаёт игрушки, а чем занят этот тип?.. Поэтому не ворчи, не бурчи и давай лучше спать. Завтра вставать ни свет ни заря.

– Что ж, спокойной ночи, Гент. Но, быть может, следовало бы просто передать это всё Святому Делу?

– Господам, защищающим честь и достоинство Спасителя нашего от поругания? Никогда.

– Ох, Гент, ну ято на тебя не донесу, можешь быть уверен. Но если ты будешь так болтать и дальше – дойдёт до беды, вот увидишь. Помяни мои слова…

– Спокойной ночи, Фай.

Хлопнула дверь.

Ан-Авагар позволил себе чуть усмехнуться. Воистину, терпение и труд всё перетрут. Теперь он знал даже имя этой чародейки. Знал и имя дракона, само собой, вымышленное, но тем не менее. Знал, что «простые» маги Беллеоры всерьёз озабочены происходящим. Знал, что Святое Дело, стражи Спасителя, вполне могут вмешаться, если, конечно, всё обставить соответствующим образом.

Итак, у него есть время до завтра. И похоже, он нашёл себе неплохого помощника.

* * *

В коридорах второго этажа таверны «Золотой Лев» с комнатами для «благородной публики» царили пустота и сумрак. На площадке лестницы неярко коптила масляная лампа, ещё пара светильников кое-как позволяла разглядеть массивные двери с железными петлями. Здесь строили на совесть и на совесть же запирались. Значит, было от кого беречься.

Ан-Авагар безо всяких трудов оказался внутри таверны. Встряхнулся, принимая обычный вид. Запахнулся в плащ, улыбнулся и уверенно постучал в дубовые доски двери. Просто постучал, безо всяких фокусов навроде «вампирского зова». Его противник – опытный чародей, его на мякине не проведёшь. Несмотря на всё презрение Ан-Авагара к ничтожной человеческой расе, иные её чародеи могли причинить известные неприятности.

Особенно когда имеют в своем распоряжении парочку драконов.

– Карнаций? Ты, гуляка? – откликнулся из-за двери голос госпожи Файат Силлери, почтенной мэтрессы магии, члена уважаемой гильдии чародеев Беллеоры. – Я ж тебя отпустила на сегодня?

– Я вернулся, госпожа. – Вампиру не составило труда изменить голос. – Я… хотел бы услужить госпоже.

– Услужить… – она хихикнула. – Знаем мы эти «услужения», ненасытный… Ну, заходи. Я устала. Разомнёшь меня и приготовишь ванну.

Дверь приоткрылась, и Ан-Авагар шагнул внутрь, улыбаясь и показывая сахарно-белые клыки, острые, словно иглы.

Разумеется, мэтресса ничего не заметила. Для её глаз в комнату, низко и униженно кланяясь, вошел Карнаций, «прислужник за всё», давно и не без успеха обеспечивавший своей госпоже не только обычные комфорт с удобствами, но и те маленькие радости, что может подарить одинокой зрелой женщине выносливый в постельных делах мужчина.

Иллюзия долго не продержится, знал Ан-Авагар. Тем более с чародейкой. В его распоряжении было лишь около сотни ударов сердца, и он воспользовался ими со всем опытом прожитых веков – и бесчисленных женщин самых разных рас, с кем ему доводилось делить ложе.

…Глаза её широко раскрылись, но сделать она всё равно ничего не успела до того, как вампир овладел ею. И потом уже не почувствовала, когда в миг самого острого наслаждения Ан-Авагар коснулся клыками её шеи.

…Уже готовясь вылететь в окно, вампир бросил через плечо удовлетворённый взгляд. Никакого беспорядка, никакой крови. Женщина спит, одежда аккуратно сложена. Дверь заперта на засов, как и полагается. Совершенно ничего подозрительного. Правда, и сам Ан-Авагар едва сумел перекинуться – содеянное потребовало всех сил, без остатка.

Ну, ничего. Эх, забиться бы в какую-нибудь нору и проспать трое суток, пока голод не погонит за добычей, но нельзя, нужно сопровождать «ученицу». Вампир усмехнулся. Хорошо, что преображение у людей идёт медленно и не сопровождается таким жутким голодом, как у эльфов. Дело сделано, и у госпожи Клары Хюммель-Стайн, равно как и у её супруга, господина Аветуса Стайна, теперь неизбежно появятся совсем иные заботы, нежели охота за маленьким, бедным и одиноким вампиром, который в общем-то никому не желает вреда. Даже своим жертвам – он ведь убивал их быстро и без мучений.

…И тут он ощутил, что неведомые сущности, следившие за ним в этом мире, им вполне довольны. Знание пришло словно бы из ниоткуда, Ан-Авагар не слышал голосов, но почему-то не сомневался ни на миг – им довольны.

Что ж, если тот, кто сильнее тебя, тобой доволен, порадуйся и ты, ибо вызов необоримой силе бросают только законченные глупцы.

Ан-Авагара глупцом никто бы не назвал. Если те, кто направляет его шаги, делают это втайне, значит, они сами кого-то страшатся. Иначе они просто сказали бы ему, что от него требуется. Если это не сделано – значит, опасаются они, что кто-то другой об этом сможет узнать.

И почему-то им весьма, весьма интересна госпожа Клара Хюммель-Стайн.

«Должен ли я её уничтожить? – подумал вампир. – Мне-то ведь просто надо было оторваться от погони, ничего больше», – закончил он, обманывая себя – потому что на самом-то деле ему требовалось много, много больше. Настолько больше, что даже страшно подумать.

Так или иначе, пока он в безопасности. Драконы явно потеряли его след – или просто пока ещё не добрались до Хеммерсита. Остаётся забиться в подходящую щель и просто ждать.

* * *

Утром Ан-Авагар, как бы ни хотелось отлежаться ещё, зашёл в общую залу «Золотого Льва». Ничего не поделаешь, надо. Господа маги и их слуги как раз готовились к отъезду; бросалась в глаза непривычная бледность госпожи Файат Силлери – высокой и стройной, с коротко стриженными каштановыми волосами, в строгом серо-чёрном платье, лишь по обшлагам рукавов и воротнику обшитом серебром. На узком лице мэтрессы выделялся длинный нос с горбинкой и прищуренные, недобрые глаза.

Ан-Авагар мимоходом пожалел, что, пожалуй, взял у магички слишком много крови. Гент Гойлз проницателен, пожалуй, может и догадаться. Хорошо ещё, что не забыл наложить заживляющее заклинание, и те самые «две ранки от клыков на шее», ставшие знаменитым «тавром» вампиров, у неё совершенно не видны.

Конечно, если только дельный чародей не взглянет на неё по-настоящему пристально.

– Ты бледна, Фай. Плохо спала, досточтимая мэтресса?

Так, Гент Гойлз уже что-то заподозрил.

– Да, Гент, – вздохнула Файат. – Кошмары мучили.

– Я сам вина не пью, но тебе – как бывший лекарь – прописал бы большую чашу горячего глинтвейна со специями и жизнекорнем. Эй, хозяин!..

– Не стоит, Гент. Право, не стоит. Спасибо за заботу, но я справлюсь.

– Как знаешь, Фай, как знаешь.

Ан-Авагар облегчённо вздохнул. Нет, нет, ему положительно нельзя терять больше времени. Пока местные маги будут заняты с госпожой Кларой Хюммель-Стайн, он обязан сделать то, что всегда хотел и от чего всякий раз отказывался по некой лености и нежеланию отвечать за что-либо, кроме себя самого.

Пора создавать своё собственное гнездо . Это нелегко, это требует известных усилий. Его создания рано или поздно подвергнут сомнению его собственную власть, дерзких придётся из гнезда выталкивать, подобно тому, как птицы выгоняют подросших птенцов.

Он слишком долго откладывал это. И вот, пожалуй, момент настал. Конечно, госпожа Хюммель-Стайн с господином Стайном живы и едва ли так просто оставят его в покое, но…

И он вновь ощутил одобрение неведомых наблюдателей.

* * *

Ан-Авагар незаметно и неслышно следовал за магами Беллеоры. Гент Гойлз казался весел, он предвкушал сложное дело, словно ребёнок лакомство. Его спутница, напротив, молчала почти всю дорогу, покачиваясь в седле и опустив голову, отвечала кратко и односложно.

Дракон и магичка после истории с ловушкой куда-то сгинули. Тонкая, едва ощутимая связь, возникшая между преследователями и преследуемым, порвалась, исчезла. Не ощущалось и того дракона, что спас охотников. Что ж, сия разлука Ан-Авагара отнюдь не огорчала.

Разумеется, он не забывал об осторожности. Он щедро тратил силы, прокрадываясь по самому краю света и тьмы, скользя невидимою тенью. Иногда он перекидывался, и громадная летучая мышь скользила под сенью лесных исполинов. Он должен убедиться, что всё идёт как положено – с чародейкой по имени Файат.

А ведь этот Гент дело говорил, думал вампир, пробираясь следом за всадниками. Клара Хюммель-Стайн и та же Файат Силлери – их даже сравнивать нельзя. Волшебницу из Поколя Ан-Авагар почувствовал издалека, а то, что эта Файат чем-то отличается от простых смертных, сказал бы, лишь оказавшись на расстоянии вытянутой руки.

«Откуда ж она тут взялась такая, эта госпожа Хюммель-Стайн? – размышлял вампир. – Нет, не случайно я тут очутился, и не случайно наблюдающие за мной подталкивают именно на этот путь».

Что же отсюда следует? – да только одно. Клара Хюммель-Стайн – из числа служащих Богу Хедину. Из его «подмастерьев», как называла их Эйвилль Великая, подмастерьев в отличие от истинных учеников, таких, как, скажем, она.

Впрочем, кем себя считала погибшая Эйвилль, сейчас уже не имело значения. А вот если Клара и её драконы на самом деле служат Хедину… Стоп-стоп-стоп. Подмастерья Бога почти всё время только и делали, что сражались в отдалённых мирах, насколько знал Ан-Авагар. Что Клара Хюммель-Стайн делает здесь? Явно ведь не воюет. Что задумал могучий Хедин, Познавший Тьму, если отправил сюда одну из своих слуг?

Вампир даже замер, забыв, что ему надо следовать за Гойлзом и его спутницей. Как же он не догадался раньше! Прямо перед носом лежало, а он прошёл мимо; ну конечно, кем же ещё может оказаться эта пара, как не слугами могущественного Бога, Распорядителя в Упорядоченном? И как же глуп он был, связавшись с ними! Погост ему потребовалось пробуждать, скажите пожалуйста! Зачем, нет, вот зачем?

Ан-Авагар хлопнул себя по лбу. «Зачем» спрашивать бессмысленно. Потому что этого хотели Наблюдающие – как он стал называть про себя эту неведомую силу, – не иначе. Это им потребовалось, чтобы он влез в свару со слугами Познавшего Тьму. Это они использовали его, словно последнего пешца в тавлейной игре, просто чтобы проверить крепость вражьего отпора.

Впрочем, что бы они там ни задумали, ссориться с Богом в планы Ан-Авагара не входило никак. Теперь он понимал Наблюдающих, во всяком случае, ему так казалось. Затевается большая игра, множеству слабых суждено пасть ради вящей выгоды набольших – как это и всегда случается в мире. Только вот он, Ан-Авагар, никак не желает превращаться в мелкую фигурку тавлейной партии, чья судьба – быть равнодушно снятой с доски, когда придёт её черёд.

Осторожно, Ан-Авагар, сказал он себе. Осторожнее. Как-то им ведь удалось отрезать тебя от Междумирья. Ты пленник этого мира, пока это угодно Наблюдающим.

Что ж, сражаться можно лишь с видимым врагом. С врагом, которому можешь нанести урон. Пока он вне твоей досягаемости – делай всё, чтобы с ним сблизиться, чтобы он наконец вышел в чистое поле из-за крепостных стен.

Вампир вздохнул, словно обычный эльф, и последовал за Гентом Гойлзом.

* * *

…Господа местные маги оказались не робкого десятка. Они не стали заезжать в Поколь, свернули с торной дороги, углубившись в лесную чащу. Обученные кони пробирались едва заметной звериной тропой, и следом за Гентом Гойлзом и Файат Силлери крался, ни на миг не забывая об осторожности, Ан-Авагар.

Маг Клара Хюммель-Стайн и её муж, просто господин Стайн. Маг и драконы. Драконы и маг. Слуги великого Хедина, явно, хотя прямых доказательств и нет, а в Обетованном он, Ан-Авагар, их никогда не встречал. Конечно, имея дело с Хедином, ни в чём уверенным быть нельзя. Это страшный противник, с какой стороны ни глянь. Но тем-то и сильны мы, вампиры, что умеем даже самого страшного противника превратить… в нечто нам впрямую не угрожающее. Как великая Эйвилль. У бога Хедина она пребывала в чести и погибла совсем не от его руки, хотя он вампиров и ненавидит. И если сии неведомые, Наблюдатели или как там их, решили покуситься на одного из хозяев Упорядоченного, помогать им в этом совсем недостойно истинного вампира.

Какое-то время Ан-Авагар раздумывал, не слишком ли далеко зашёл он в своих мыслях – что если эти «Наблюдатели» способны их читать совсем уж чётко и ясно, подобно открытой книге? Но нет, едва ли, едва ли – существа с таким могуществом поистине не нуждаются ни в ком, чтобы осуществить желаемое.

Возможно, вся идея схватиться с магом и драконами не была так уж хороша с самого начала. Меня подтолкнули к этому, что правда, то правда, но теперь… В общем, посмотрим. Будем тихонько наблюдать из тени за происходящим. Во всяком случае, ему надлежит затаиться. И даже с собственным гнездом стоит подождать – пока он не поймёт окончательно, пока не уверится до конца, кто же такие госпожа Хюммель-Стайн и господин Стайн…

Впрочем, если окажется, что он изначально был прав – а так скорее всего и будет, они ведь, эльфы-вампиры, и в самом деле высшая раса, – и эти магичка с драконами окажутся слугами великого Хедина…

То выступать против него в союзе с непонятно кем, норовящими использовать его, точно тавлейную фигурку в Большой Игре, будет и впрямь недостойно истинного вампира. Более того, сам Ан-Авагар, услышь от кого-нибудь подобную историю, расхохотался бы рассказчику в лицо. Идти против Новых Богов сейчас поистине смерти подобно. Нет, следует поступить как раз наоборот. Самым лучшим сейчас вышло бы отправиться к престолу великого Хедина, Познавшего Тьму (хотя как такового «престола» у него как раз и нету), где и почтительнейше донести о творимом Его врагами непотребстве. О том, как у него, честного вампира, неведомым чародейством вызвали жуткий, ужасный, необоримый голод, чем подвигли его на свершение поступков, продиктованных его изначальной природой, о трагических последствиях каковых он не перестаёт сожалеть и оплакивает невинные жертвы четырежды в день. Однако он не виноват, как есть не виноват! Его заставили, его вынудили, ему не оставили иного выхода… И как только он смог, то бежал оттуда, надеясь правдивыми вестями – и последующей верной службой – заслужить прощение великого Хедина, прощение с возможностью отомстить коварному врагу.

Да, так вышло бы лучше всего. Дело за малым – покинуть этот проклятый мирок.

Вопрос только в том, как это сделать?

И как не попасться на зуб магу и драконам? Они ведь могут и превысить дозволенное Хедином, зная, что тот не шибко расположен к вампирам, даже высшим. А кто такие драконы, если разобраться? – безмозглые летучие ящерицы, у которых желудок всегда управлял головой. Или головами, сколько б их ни оказалось. Этот может сперва сожрать и только потом подумать. А великому Хедину доложат, мол, так и было. Словили, дескать, безумного во́мпера и поступили с ним соответственно.

Поэтому… хм-мм… может быть, во избежание нежелательных осложнений, разобраться с ними самому, коль получится? А потом отговориться тем же самым, мол, не знал, не ведал, напали, ударили из-за угла, в спину (нас, вампиров, как, несомненно, известно великому Хедину, вообще бьют исключительно из-за угла и только в спину, в честном-то бою нас не одолеть), защищался, погорячился, не разобрался, виноват, каюсь опять же и казнюсь, готов искупить и загладить…

И чем больше Ан-Авагар размышлял над этой темой, тем больше она ему нравилась. Собственно, дело оставалось за малым – выбраться из-под этого неба, будь оно неладно, «а дальше всё получится необычайно хорошо».

Легко сказать, да трудно сделать – как оно обычно и выходит. Так просто отсюда не вырвешься. Обычное заклятие перехода, верное и надёжное, словно смерть, не раз и не два выручавшее Ан-Авагара, не сработало. Наблюдатели – или Пленители? – об этом позаботились в первую очередь.

Связываться с магом и драконами, особенно если это и в самом деле подмастерья великого Хедина, эльфу-вампиру решительно не хотелось. Конечно, если их выпить , это получится очень, очень хорошо и здорово, однако можно и головы лишиться с лёгкостью.

Так что ничего не остаётся, как продолжать идти, куда велят? Совсем не по-вампирски.

Мучился и обдумывал он это ещё долго. Ничего вразумительного так и не получилось; пришлось волей-неволей следовать за Гентом Гойлзом и начавшей обращаться магичкой. Быть может, у них что-то получится. А если не получится, глядишь, удастся разузнать побольше об этой чародейке с её драконами.

Впрочем, один выход у него всё-таки оставался. А именно – попытаться честно исполнить навязываемое ему Наблюдающими и постараться улизнуть в горячке боя, в хаотичном сплетении магии, где какие-то чары, особенно сложные, могут и засбоить.

Конечно, надеяться на такой исход, как и ставить всё на одну карту, недостойно истинного вампира, но что ему ещё остаётся делать? Ан-Авагар с тоской подумал, что его таки загнали в воронку. Из которой можно выбраться только одним-единственным путём.

Итак, исход наилучший: он выполняет приказ, избавляется от магички с драконами, после чего его отпускают на все четыре стороны. Как ни унизительно подобное, придётся принять. После чего надлежит немедля отправиться куда подалее, на все шесть сторон Упорядоченного, чтобы уж наверняка не нашли.

Однако его уже нашли . И кто поручится, что его и в будущем не схватят вот так же за глотку? Кто знает, что за чары наложены на него Наблюдающими (и  как , кстати?).

Нет, терпеть такое он, конечно, не станет.

В любом случае, похоже, визита к великому Хедину ему не избежать. Что ж, Бог Равновесия может не любить вампиров, однако он справедлив и милосерден. Если он, Ан-Авагар, явится с действительно ценными сведениями, за свою – столь ценную для него! – шкуру он может не беспокоиться. Значит, придётся рисковать. Рисковать открытым боем с могущественной, судя по всему, чародейкой и её прикормленными драконами…

Вампир аж скривился от омерзения. Недостойно, недостойно его расы оказываться перед подобным выбором! Хотя… он ведь не совершил никакой ошибки. Всё, что он сделал как бы не очень разумного, навязано ему его могущественными врагами. Следовательно, он ни в чём не уронил достоинство высшего вампира. Ему не в чем себя упрекнуть. И припасть к ногам великого Хедина – не унижение, а разумный ход, самый разумный из имеющихся.

…И получается, что беллеорская магичка по имени Файат Силлери может оказаться очень полезной, почти, если можно так выразиться, незаменимой. Жаль, жаль, что он не успел обратить ещё кого-то; второго из местных чародеев Ан-Авагар трогать пока не хотел. Тот отличался силой, здесь нужно действовать тонко – подобно тому, как он провернул всё это дельце с Силлери, – а на это уже нет ни времени, ни возможностей. Значит, придётся обойтись одной Файат.

Приняв решение, Ан-Авагар даже повеселел, несмотря на весь ужас его положения, – а что оно поистине ужасно , конечно же, согласился бы любой вампир.

Глава VIII Клара, Сфайрат, Ирма

Родное село встретило Клару, Сфайрата и Чаргоса тишиной, покоем да негромким жужжанием ночных насекомых. Добрые обыватели, должно быть, спали… хотя нет, кто это возле трактира, со здоровенной секирой?

– Господин Свамме! Что вы здесь делаете в этакую-то пору?

– Госпожа Клара, господин Аветус… о, Чаргос, парень, и ты здесь? Доброй ночи вам, хотя какая она, к силам подземным и прочим, добрая!

– Господин Свамме… – начала было Клара, однако гном уже вовсю потрясал топором, задыхаясь от гнева:

– Дракон, госпожа Клара, и вы, господин Аветус, представляете, нет ли? Дракон над лесами летал, огнём пыхал! Сколько лет здесь живу, сказок страшных про то наслушался, а чтоб вживую тварь этакую тут, в Поколе, увидеть – да ни в жисть бы не поверил, лгуном бы назвал любого, кто про такое сболтнёт!

– Дракон? – побледнела Клара, а Сфайрат вполголоса выругался.

– Дракон, добрая госпожа. Самый что ни на есть драконистый дракон, спаси и сохрани Спаситель, надёжа наша!

– Надо же, – мрачно взглянул на гнома Сфайрат. – Настоящий дракон, значит? И огнём пыхал?

– Точно, господин Стайн, именно так!

– Господин Свамме… а вы-то что тут делаете?

– Как что, госпожа Клара? Дозор несу, чтобы, значит, ежели драконяга этот на нашу сторону налетит, народ поднять.

– Не поздновато ли выйдет? – усомнилась чародейка.

– Ни! Никак нет! – Гном даже сплюнул для пущей убедительности. – Людей разбужу, а никакого дракона и в помине не будет – на смех поднимут, трактир продавать придётся, бежать куда глаза глядят, голым и босым бежать!

Клара быстрым шагом спешила следом за мужем и старшим сыном, Свамме проворно семенил рядом, воинственно вскинув топор наперевес.

– Расскажите, господин Свамме, мне всё по порядку. Что видели, чего не видели?

– Как же, добрый господин Стайн, со всевозможной радостью всё и поведаю. Сплю я, это, значит, себе мирно, десятый сон вижу…

Рассказывал гном обстоятельно, пожалуй, даже слишком.

– Взревело где-то над лесом, господин Стайн, да так, что я с перины слетел. Ну, Свамме, говорю себе, значит, я не я буду, если не завёлся у нас дракон!

– Вот именно дракон и ничто иное? – осведомилась Клара.

– Дракон, добрая госпожа, или Свамме драконов не слыхал? Слыхал, как есть слыхал, во всех видах и слыхал и даже видал. Один раз. Но всё равно!..

Взревел он, значит, я и вскочил. Топор схватил, значит – он у меня всегда в изголовье, добрая госпожа, на всякий случай, значит, – и на двор. Выскочил – батюшки-светы! – что творится-то! Небо над пущей, куда не ходит никто, – огнём горит! Да не просто огнём, а огнём зелёным! А все знают, коль огонь зелен – то беды не миновать, госпожа Клара!

– Если зелёный огонь – то беды не миновать, Свамме? Это отчего же?

– Присловье у нас, гномов, такое есть, добрая госпожа. Огонь каким должен быть? Рыжим, там, красным, золотистым, оранжевым, на худой конец – синеватым, коль газ подземный зажечь в горелке. Но никак не зелёным! Это только если в пламя всякие присадки сыпать, но так на то они и присадки!

– То есть выскочили вы, господин Свамме, на улицу…

– Ага. Выскочил, огонь увидал, думаю – всё, конец нашему Поколю славному.

– И что же дальше?

– Дальше, господин Аветус? А дальше ничего. Стихло всё над лесом, потемнело обратно. Звёзды высыпали, как им и положено. Другой бы уже и домой собрался, досыпать, значит, – но только не я, Свамме! Надо, ясное дело, дозором идти, в оба глядеть, всё ли в порядке. Стража-то ночная, старый Кипрей, спит небось, тревогу и то поднять некому.

– А остальной народ, Свамме?

– А что остальной народ, госпожа Клара? – Гном презрительно оттопырил губу. – Дрыхнуть он горазд, вот что я вам скажу, вы уж не обижайтесь великодушно. Людям не в обиду, а только у нас, Подгорного племени, на драконовто нюх куда острее. Мы их из-под земли достанем, коль нужда припрёт! И за тремя хребтами услыхать сумеем!

Клара невольно улыбнулась.

– Не родился ещё такой дракон, чтобы от Свамме Гриммсона скрыться сумел! – гремел разошедшийся трактирщик.

– Ну, господин Свамме, теперь-то уж точно можете спать идти. Мы досмотрим.

– Правда? Вот уж спасибо, господин Аветус, а то, признаться, у меня уже глаза слипаются. Да и драконище тот куда-то подевался, как и не было…

– Не волнуйтесь, – снисходительно кивнул Сфайрат. – От нас с госпожой Кларой ничто не скроется. Ступайте домой, досточтимый Свамме, мы тут с госпожой Кларой всё сами доправим.

– Не-ет! – возмутился гном. – А ну как тот дракон вернётся? Ух, ух, как же он над лесом-то крутил и ревел голосом дурным, ну, ровно несварение у него случилось или там запор.

– Зап… что?! – поперхнулся Сфайрат, и Клара всерьёз испугалась за целостность и сохранность гномьей шкуры.

– Запор, господин Аветус. Драконы, должен вам поведать, жрать дюже способны. Налетят на стадо – и давай глотать всё без разбору. Овца так овца, бык так бык. Бывало, и пастуха с собакой прихватывали. Сожрут, значит, всё, что могут, – а потом брюхом маются. Они хоть, конечно, драконы, а пузо у них такое же, как у всех, разве что побольше. Но не бездонное же! Вот нажрутся, значит, до отвала и даже больше, а потом летают, спать не могут, ревут, народ честной пугают…

– Спасибо, Свамме, – с непроницаемым лицом проговорил Сфайрат. – Спасибо, что просветил меня в… кулинарных привычках драконьего племени. И о последствиях переедания.

– Всегда рад, господин Аветус, всегда рад…

Гнома они в конце концов насилу спровадили спать, а Клара со Сфайратом и Чаргосом бросились прямиком на погост. Слова призрака словами призрака, но всё-таки, всё-таки…

Вот и горбатый мостик через быструю Риэну, вот и старая церквушка на холме, озарённая светом всех трёх лун, вот и кладбище. Стойте, что это?!

Ярко светили луны, ночь и не думала кончаться, прямо перед ними лежали старый погост и запертая церковь. Ограда стоит, а вот ворота…

Ворота валяются на земле, петли с мясом вырваны из кирпичной кладки. И повсюду – жирная чёрная копоть.

Сфайрат наклонился, провёл пальцем по кирпичам. Кинул быстрый взгляд на Клару, едва заметно кивнул.

Значит, Иссор ошиблась. Значит, мертвяки вырвались с погоста раньше, чем ожидалось, и Айке с Эрри пришлось тут потрудиться… У Клары вдруг яростно застучало в висках, колени подогнулись от обессиливающего ужаса.

– С ними всё в порядке, мама. – Чаргос подоспел первее всех, подхватил мать под руку. – Я б почуял. Я всегда чую, когда с ними чего не так. Помнишь, когда Айка…

– Всё в порядке, всё в порядке… – как заведённая повторяла Клара.

На кладбище, казалось, погулял настоящий ураган. Перевёрнутые могильные камни, расколотые надгробия, глубокие ямы, груды вывороченной земли.

– Орки войной ходили, – гневно прошипел Сфайрат.

Сейчас кладбище казалось пустым и мёртвым. Ещё более мёртвым, чем обычно, если, конечно, такое возможно.

– Ну и где ж все наши мертвяки?

– Ума не приложу, – сквозь зубы процедила Клара.

– Смотрите, там! – вдруг вскинул руку Чаргос.

За дальними надгробиями слабо колыхалось что-то белесое, медленно плывущее по слабому ночному ветерку.

– Призрак, – сощурился Сфайрат. – Как интересно…

– Это Иссор, – тотчас узнала чародейка. – От неё вреда не будет. Она не обманет. Надеюсь…

– Хорошо б, – сквозь зубы процедил старший дракон. – Призраки – они такие… Никогда не знаешь, что выкинут в следующий момент.

Может, и не обманет, подумала волшебница. Если только сама не под властью чар куда сильнее, чем мои…

Колышущееся светлое облачко медленно приближалось. Теперь уже у него не осталось никаких человеческих черт. Просто сгусток бледного, умирающего света, холодного зимнего солнца, едва протиснувшегося сквозь тучи.

– Иссор! – окликнула Клара то, что осталось от бывшей фрейлины ревнивой королевы Филиппы. – Ты слышишь меня? Можешь понимать?

– Волшебница Клара… – еле слышный шёпот, так похожий на шорох ветра в осенней сухой траве. – Ты вернулась…

– Дело ещё не закончено, Иссор. Охотящийся ускользнул.

Привидение тяжело вздохнуло.

– Нас почти не осталось. Твои… дети… и девочка с волком… перебили их всех. Твои дети, Клара…

– Что с ними?! – не выдержала волшебница.

– Они живы и здоровы. Они славно бились. Но лучше всех оказалась девочка с серым волком. Если бы не она, ходячие трупы и скелеты вырвались бы с погоста. Поколь не дождался бы твоего возвращения, чародейка Клара.

– Девочка с волком? – удивился Чаргос. Старший сын держался твёрдо и спокойно, словно говорить с духами для него так же привычно, как и болтать с приятелями.

– Её зовут Ирма.

Чаргос, Сфайрат и Клара разом раскрыли рты.

– Юные драконы бились доблестно. Они сожгли многих. Но их огонь ещё не столь горяч, как тот, что пылает в твоей груди, доблестный Сфайрат.

– Ты читаешь во мне, дух Иссор?

– Читаю, о великий дракон. Прости мне это вторжение. Но я осталась одна на погосте. Все прочие погибли.

– Все прочие? Даже духи?

– Даже духи. Их сожгли молодые драконы, когда девочка с волком сломала главное заклятие, подъявшее весь погост.

– А ты? Ты, Иссор? Как ты уцелела?

– Наверное, ко мне перешла часть твоей силы, госпожа Клара. Ты защитила меня. Когда чары стали толкать меня к ограде, я… вспомнила тебя, госпожа. И взмолилась к тебе. И… ты мне помогла.

Клара только покачала головой.

– Спасибо тебе, Иссор. Поверь, мне жаль, что твои… сотоварищи… что ты… осталась одна…

– Убей Охотящегося, – прошелестело привидение. – И все наши счета с долгами будут закрыты навсегда.

– Можешь не сомневаться, – посулила Клара. – Я убью его.

Иссор слабо колыхнулась – призрак теперь не имел ни лица, ни каких-либо даже слабых намёков на человеческую фигуру.

– И тогда ты обретёшь покой.

– Не только я, – шепнуло привидение. – Но и все те, кого твоим детям пришлось сегодня убить второй смертью.

– Не сомневайся в этом, – Клара слегка склонила голову. – Теперь позволь же нам удалиться.

– Мы будем ждать тебя, Клара. Все. И живые, и мёртвые, и… и дважды мёртвые.

* * *

– Рассказывайте. – Клара строго смотрела на потупившихся детей. Девочка Ирма испуганно держалась сзади, прижимая к груди серого волчка.

– Мам, мы не нарочно… И вообще они первые начали! – затянул Эртан всегдашнюю песнь.

– Эрри, я не сержусь, – невольно рассмеялась Клара. – Расскажи, что и как случилось на погосте. И… Ирма?

– Да, госпожа Клара?

– Ты… видела? Ведь верно?

– Да, госпожа Клара. Вы – драконы. Семья драконов. Все, кроме вас, госпожа Клара.

– Верно. Ты понимаешь, Ирма, что никто, ни одна живая душа не должна узнать об этом? Никак и никогда?

– Да, госпожа Клара, – в третий раз повторила девочка и мучительно покраснела.

– Мне… сказали… о твоём волке…

– Уу, мам, это было так здорово! Упасть и не встать! – наперебой затараторили Аэсоннэ и её брат. – Та-акого волчару сделала! Из Серко, представляешь, мама?! А он ка-ак начал всех рвать! А мы призраков сожгли, как Ирма мертвяков порвала! Без неё б не сладили, мам!

Сфайрат покачал головой, подошёл к Ирме, легонько коснулся волос.

– Молодец, девочка. Молодец.

Ирма смущённо зарделась.

– Господин Аветус… а вы… вы ведь меня не поджарите?

– Поджарю? – Сфайрат воззрился на Аэсоннэ с Эртаном, немедленно принявшими вид оскорблённой невинности. – О, несомненно! Если ты проговоришься… – Он грозно сдвинул брови. – Я буду горько плакать, потому что ты очень хорошая девочка, но мне ничего не останется делать, кроме как…

– Хватит пугать бедную, она и так белее молока. – Клара встала, обняла Ирму, чувствуя, как дрожат худые плечи. – Ирма. Никто не станет тебя жарить, но… ты не можешь никому ничего говорить о нас. Понимаешь? Никому и ничего. Иначе нам тут не жить.

– А если её станут пытать? – подал голос Эртан.

– Я… я боли боюсь… – тихонько призналась Ирма и всхлипнула.

– Ничего. Никто не станет тебя пытать. Никто не станет выспрашивать. Останешься с нами. – Сфайрат коротко взглянул на Клару, та улыбнулась. – Останешься с нами, как и было сказано. Разберёмся и со Свамме, и с твоей мамой. А пока расскажи, как ты сделала волка, да ещё такого!

…Конечно, история Ирмы поневоле оказалась короткой и безо всяких подробностей. Девочка не знала никаких заклинаний, однако ответила на вложенное Кларой в магическую игрушку. Тайная надежда, что в один прекрасный день забрасываемая ею волшебная сеть принесёт золотую рыбку, оправдалась целиком и полностью. Волчок становился уже не просто смешным и верным спутником, он превращался в оружие, с которым не справиться, пожалуй, многим из местных чародеев. Даже господину Гойлзу пришлось бы повозиться, невольно подумала Клара и тотчас устыдилась собственных мыслей.

Нет, она не думала собирать свою собственную армию. И уж конечно, не собиралась посылать Ирму в бой… хотя один раз уже пришлось. И без неё, Ирмы, Эртану с Аэсоннэ, несмотря на всё их драконье наследство, было б не справиться. Значит, девочку надо учить, и серьёзно. Такая силища! Вернее, способность чувствовать и направлять потоки магии.

– Хорошо, что хорошо кончается, – сказала Клара напоследок. – Всё, всем спать! Приключения наши, боюсь, только начинаются.

– Ура! – дружно завопили близнецы. Чаргос и Сфайрат обменялись понимающими взглядами – мол, чего с них взять, с мелюзги этакой?

– Теперь о нас знают. – Сфайрат обнял жену, едва за детьми закрылась дверь.

– Знает, – поправила его Клара. – Только один человек.

– Что знает один, знают все, как говорили мои соплеменники.

– И?..

– Это неизбежно выйдет наружу.

– А и пусть, – вдруг безмятежно сказала Клара. – Нужно лишь, чтобы над подобной блажью смеялись все без исключения серьёзные и достойные люди.

– Хорошо бы, – буркнул Сфайрат. – Уж больно мне не хочется срываться с места, Клар…

– Не придётся.

– А что с девочкой? Будешь её учить?

Клара кивнула.

– Точно так же, как учили и нас. Как учили тех, кто находил дорогу в Долину Магов.

– Будет толк?

Клара вновь кивнула.

– Ещё какой…

– А что с вампиром? Ты пообещала неупокоенной душе его убить. Подобные клятвы, как ты знаешь, так просто не даются. Теперь нам придётся доставать его хоть из-под земли…

– Если из-под земли, то постараемся заручиться помощью доброго господина Свамме, – засмеялась Клара.

– Хорошо бы, – ухмыльнулся и Сфайрат. – Потому как где искать этого негодяя – ума не приложу.

– Веллея велика, а Кимма – ещё больше, – вздохнула чародейка.

– Однако он непременно оставит след, – брови Сфайрата сдвинулись. – Ты знаешь какой.

– Какой бы ни оказался, – теперь нахмурилась и волшебница.

Дракон глухо рыкнул, резким движением расстелил карту их королевства, Веллеи.

– Найти Охотящегося – это полдела, Клара. А про мимников ты забыла? Про ловушку, куда вы с Чаргосом угодили?

– Не забыла, – вздохнула Клара. – С ней тоже разбираться придётся. И с мимниками…

– Кто-то их кормил все эти годы, собирал и охранял, – проговорил Сфайрат. – Кто-то научил их спрятаться во время твоего первого рейда и объяснил, что охотиться возле Поколя нельзя. Ни под каким видом. Кто-то настроил ловушку, а вот на кого – неведомо. Может, на нас. Может, нет.

– Может, она и вовсе древняя, – подхватила Клара. – Древние Маги тут тоже успели повоевать.

Дракон помолчал, качая головой.

– Едва ли это дело рук местных магов… Но про это ладно. Ещё ведь решить надо – девочка Ирма, что с ней?

– А что с ней? – удивилась Клара. – Решили ведь уже. Возьму в ученицы. Она способная, Сфай.

– Что способная – это я сам вижу. Способная, даже очень. Тебя это не смущает? Что она такого волка сотворила?

– Ирма сотворила, да, – кивнула Клара. – А насчёт смущать… Ну, не веришь же ты, что она…

– После Пика Судеб и милейшей девушки по имени Атлика, оказавшейся совсем не той, за кого её принимали, я уже во всё готов поверить.

– Поверим и проверим, – пообещала чародейка. – Она тут будет. Под присмотром.

– У тебя ещё и тот кристалл от господина Гойлза тоже «под присмотром», – хмуро напомнил дракон.

– Намекаешь, мол, не слишком ли много подобных артефактов на один дом?

Сфайрат улыбнулся.

– Вот тебе и нашли тихое местечко, – покачал он головой.

– Мы-то нашли. А вот судьбу всё равно не обмануть. – Клара думала пошутить, однако дракон вдруг рассердился всерьёз.

– Нет никакой судьбы, Клар. Это я понял, когда ты вытащила меня из Эвиала. Нет и не было никогда. Глупцы придумывают, стараясь за собственные неудачи оправдаться, а ты вдруг повторять стала!

– Нет никакой судьбы неодолимой, милый. – Клара встала, обняла мужа. – Я про то говорила, что не можем мы спокойно жить. Сила под гнётом гниёт да преет, словно зерно под спудом. Сила выхода ищет. Знаешь, у нас в Гильдии точно так же выходило – вернёшься из похода, после удачи, в карманах золото звенит, добыча плечи оттягивает, казалось бы, живи да радуйся! А вместо этого – месяца не пройдёт – тянет в дорогу. Не за славой, не за богатством – за справедливостью, как мы её понимали.

– Паладины добра и света, – улыбнулся Сфайрат. – И часто приходилось злобных драконов убивать, похищенных принцесс освобождая?

Врать было нельзя.

– Иногда приходилось, – созналась Клара. – Нечасто, но… Утешаю себя лишь тем, что попадались одни лишь драконейты.

– Драконы бы на тебя не обиделись. Слабый дракон – не дракон.

– А слабый маг – не маг, – в тон ему подхватила Клара. – Тебе ведь тоже приходилось… неразумных чародеев, что лезли к твоему Кристаллу?..

Сфайрат кивнул.

– Я за это на тебя не сержусь.

– А как же гильдийское содружество? Мол, маг за мага всегда горой встанет? – поддразнил её дракон.

– Смотря за какого мага, – отшутилась Клара. – Иного я бы ещё и сама помогла поджарить, поленца б подбрасывала да вертел поворачивала.

– Что ж, тогда первое? – перешёл к делу дракон. – Охотящийся? Тайна ловушки и мимники? Ирмины способности?

– Охотящийся, – без колебаний сказала Клара. – Скольких он ещё убить успеет? А ловушка с мимниками никуда от нас не денется. Ирму учить прямо на ходу буду. Не самое лучшее, но что поделаешь. А вампира я из-под земли достать должна. И немедленно.

– Ты должна? – поднял бровь Сфайрат.

– Ох. Прости.

– Старые привычки боевого мага? Я, я, я и ещё раз я? Никто, кроме меня?

– Ну да, – она потупилась.

– Вы с Чаргосом, едва за околицу выйдя, угодили в капкан, – сухо сказал дракон.

– Спасибо, это я и так помню, – слегка обиделась чародейка.

– Клара, я не в укор, – вздохнул Сфайрат. – Но ты не забывай, ты пятнадцать лет с лишком не геройствовала, не странствовала. Да и в боевых заклятиях не упражнялась. Вдвоём нам идти надо, а не тебе в одиночку.

– Вдвоём, это ты хорошо придумал. А детей куда? Зоську крошечную?

– Они драконы, не забывай этого. – Где-то глубоко-глубоко пряталась знаменитая гордость крылатого племени.

– Уж не хочешь ли ты сказать… – Клара воззрилась на мужа, уже зная его ответ.

– Хочу и скажу, – отрезал тот. – Отправимся все вместе – или никто.

– Зося… – упавшим голосом пролепетала Клара.

– Дракон и дочь дракона! – рыкнул Сфайрат. Над головой его появилось и тотчас рассеялось облачко лёгкого дыма. – Когда мы все вместе – с нами ничего не случится. Коли разделимся – жди беды. Не летай я над лесом – кто знает, какой за вами явился б поимщик? Не окажись Ирма с нашими сорванцами – кто знает, что стало бы с ними и со всем Поколем? Нет, Клара. Вместе, только вместе. Драконы Эвиала всегда были сильны «кольцом». Помнишь такое?

Клара помнила.

– Вот и нам сейчас недурно бы об этом не забывать. Один дракон – треть дракона, три дракона – настоящий дракон, девять драконов – непобедимы!

– Как скажешь, любимый, – Клара улыбнулась.

Жена дракона и мать драконов – привыкай, подруга.

– Ээ, погоди, что ты там сказал насчёт «девяти драконов»? В смысле, ещё четверых родить осталось?

– А ты разве против? – в тон ей откликнулся Сфайрат, и они оба расхохотались.

* * *

Наутро тихий и сонный Поколь стало не узнать – едва только люди узнали о случившемся ночью. Патер Фруммино произнёс, наверное, свою лучшую проповедь – о спокойствии и твёрдости сердечной; нашлись смельчаки, что вместе с ним и патером Франклем отправились закапывать ямы, ставить на места могильные камни и чинить ворота. Многие – особенно из тех, кто побогаче и кто мог себе это позволить, – паковали скарб, намереваясь переждать «лихие времена» где-нибудь подальше.

Но большинство, конечно же, никуда сбежать не могло.

В поднявшейся неразберихе никто и не заметил, как господин и госпожа Хюммель-Стайн вместе с детьми и трактирной служанкой Ирмой, которую в Поколе знали только по имени, выскользнули из городка.

Все с тяжёлыми, даже на вид, заплечными мешками, не исключая и малышки Зоси.

Ирме досталось самое лёгкое. Поклажу Аэсоннэ и Эртана она не смогла даже сдвинуть с места.

– Драконья сила, – не без гордости объявила Айка и тотчас получила выговор от госпожи Клары:

– Этим не хвастаются, дочь.

– Мама, прости. Ирма, прости тоже, – потупилась девочка.

– Мам, зато Ирма может волка-губителя сделать! – немедля влез Эртан.

– Может. Однако не хвастается, – оборвала сына Клара.

– Ты не обиделась? – Айка заглянула Ирме в глаза. Та помотала головой:

– Ни чуточки. Ты дракон. Ох, до сих пор поверить не могу. Айка – дракон! С крыльями! Летать может, огнём пыхать!..

– Зато ты, Эрри правильно сказал, волчару можешь сотворить. И он всех на куски порвёт!

Невольно Ирма погладила сидевшего за пазухой волчка.

– Так это ж не моя заслуга…

– То, что я – дракон, – не моя тоже, – затрясла жемчужными косами Аэсоннэ. – Такой я уродилась. Никто не выбирает.

– Верно, – кивнул прислушивавшийся господин Аветус. – Не важно, кем родился, важно – кем стал.

Это Ирма уже слыхала множество раз, пока служила у Свамме-гнома. Дядька Свамме был незлой, Ирму не обижал, но очень, очень любил поговорить. И как раз про то, мол, что надо стараться, что «кто трудится – тому всё и даётся, а кто на боку лежит да лоботрясничает…». Оно-то, конечно, так, да только трудилась Ирма поболее говорливого гнома, а получала грошики.

Господин Аветус, наверное, понял – не иначе как драконьим чутьём.

– Прости, девочка. Не хотел тебя задеть, Ирма. Жизнь по тебе прошлась, ну да ничего. Ты ей сдачи дать сумеешь. Драконом ты не рождена, но и кроме этого есть пути-дороги для тех, кто не согласен довольствоваться тем, что есть. Знаю много тех, кто злодейством старается себе место отвоевать, или богатство неправедное добыть, или…

– Так ведь, господин Аветус, несправедливо это, – вдруг вырвалось у Ирмы. – Вот патер Франкль. Добрый он и хороший, и грамоту ведает, и книгознатец, и историй всяких видимо-невидимо расскажет – а в бедности. Дядька Свамме его не гонит, так за то патер ему и дров нарубит, и угля натаскает, и воды в котлах накипятит, пока он сам прохлаждается, в теньке с трубочкой посиживает. Разве ж это дело?!

Господин Аветус и госпожа Клара переглянулись. Ой, ой, ну что же она наделала?! Не любят богатые правды, даже самые добрые из них. И завсегда другого богатея защищают. Она, Ирма, достаточно в трактире вертелась, многого наслушалась, многое поняла; а что не поняла, то патер Франкль как раз и разъяснил.

– Правильно судишь, Ирма. – Госпожа Клара оказалась рядом, по волосам погладила. – Богатство – оно такое… Душу и сердце иные вынут, чтобы только сундуки набить. И людей тиранят, мучают, даже убивают за лишний медяк. Вот ты, когда вырастешь и сама из нужды выбьешься, – станешь так поступать, как Свамме-гном с патером Франклем?

Ирма отчаянно затрясла головой.

– То-то. Очень многие, девочка, бедными начинали, в карманах ветер свистел, нужду терпели, голод и холод; а потом, как золото в мошне зазвенело, так и забыли всё, как самим солоно приходилось, да и давай куражиться, над другими власть показывая!.. Я тебя в ученицы взяла, считай, это твой первый урок – не забывай, откуда вышла. Помни это и тем гордись. Свамме – он ведь ещё из лучших…

– Будет тебе, Клара, – господин Аветус улыбнулся Ирме. – Про всеобщее равенство давай после поговорим. Для начала надо Охотящегося найти.

* * *

«Может, не стоило всё-таки волочь девочку с собой?» – сомневалась Клара, глядя на пыхтящую, покрытую по́том Ирму, что упорно не сдавалась, таща свой груз наравне с остальными.

Они покинули городок, направляясь по большой дороге к Синехатовке, где Ирма столкнулась с вампиром. Со стороны они, конечно, выглядели странно: мужчина и женщина в добротной и дорогой одежде, оба вооружены до зубов, и с ними пятеро детей, включая младшую девочку, которой не так давно стукнуло самое большее четыре года. Ни вьючных лошадей, ни слуг, только мешки за плечами.

– Ночь настанет, и мы полетим, – утешала уставшую подругу Аэсоннэ. – Я тебя сама понесу. Если папа иного не велит. Не бойся, не упадёшь.

– Ой, ой, – всё равно пугалась Ирма.

– Да брось ты! Мертвяков не испугалась, а полететь трусишь!

– Мертвяков я тоже испугалась…

– Не ври! Если б испугалась, нипочём бы волка на них не напустила!

– Да не напускала я никого… – смущённо отпиралась Ирма.

– Будет тебе! – наседала Айка. – Не отнекивайся, не умаляйся! Ты молодец, без тебя, ох, это ж просто ужас что бы было б!

– Вот именно! – подхватывал Эртан. – Без тебя б не удержались, Ир.

Ирма то краснела, то бледнела, глядя на радостно улыбающихся друзей. Всё-то им нипочём, в восторге от приключения, словно и не было никогда того погоста, и ворот, рушащихся под мертвячьим натиском…

Да, они точно драконы. Даже маленькая Зоська, с которой Ирма частенько играла. Топает, держась за руку госпожи Клары, – и хоть бы раз захныкала!

Сильна госпожа Клара – со всеми детьми в поход против Охотящегося!

Господин Аветус словно услыхал её мысли, обернулся, подмигнул:

– Дракон – всегда дракон, Ирма. Даже если ему или ей совсем немного лет.

Зоська немедленно задрала нос.

Торная дорога, солнце в зените. Лето входит в полную силу.

До самого вечера не случилось ничего примечательного. Шли пешком, в молчании, не обращая внимания на удивлённые взгляды других путников. Не остановились, когда спустился вечер, оставшись одни на опустевшем тракте.

И лишь когда луны взобрались высоко по небесной тропе, наступило время главного.

– Смотри, Ирма, – госпожа Клара подошла, обняла за плечи. – В этом мире такого ещё никто не видывал.

Господин Аветус, Чаргос, Айка, Эрри и малышка Зося встали в ряд, необычайно серьёзны, даже кроха Зоська.

Господин Аветус кивнул – и все пятеро окутались слабой голубоватой дымкой. Ирма не успела и моргнуть, как на их месте появилось пять драконов.

Двое уже знакомых – цвета тёмного перекалённого кирпича Эртан и жемчужная Аэсоннэ; каштановый Чаргос, светло-соломенная, точно солнце, Зося – самая мелкая из всех; и огромный, исполинский чёрный дракон – сам господин Аветус. При одном на него взгляде Ирме захотелось упасть без чувств, что порой проделывали высокородные принцессы в рассказах патера Франкля.

Клара и Ирма остались стоять, глядя на расправляющих крылья чудовищ. Серко тоже дрожал, прижавшись к боку девочки; страшная сила крылатых созданий действовала даже на него.

Драконы были прекрасны, да; но и страшны, действительно страшны. Чужды. Ирма во все глаза глядела на жемчужную Аэсоннэ – неужели это и есть её былая подружка?

– Жутковато, правда? – услыхала она шёпот госпожи Клары. – Да, это драконы, дорогая моя. Полюбишь дракона – поймёшь дракона, а иначе никак.

Тем временем господин Аветус и все остальные расправляли крылья, встряхивались, словно готовясь рвануть прямо в зенит.

– Они улетят, – странным голосом проговорила госпожа Клара, так что у Ирмы враз засосало под ложечкой, – они улетят, а мы останемся их ждать. Так, как и всегда.

– А… а куда они полетят, госпожа Клара? – робко спросила девочка.

– Искать твоего обидчика.

– И даже Зоська? Ой, я думала… я хотела сказать, она же несмышлёныш ещё совсем…

– И даже Зося, – вздохнула чародейка. – Между нами, простыми людьми, драконы могут быть порой… очень упрямы.

Ирма не удержалась, хихикнула. Страх мало-помалу уходил.

– С Зосей полетит Чаргос. Он присмотрит.

Чёрный дракон коротко и грозно взревел, в пасти меж огромных зубов мелькнули огненные проблески. Чешуйчатые крылья развернулись, упираясь в воздух, и вся пятёрка дружно оторвалась от земли, короткими росчерками молний устремившись прямо вверх, к тёмному небосводу.

– Не устала? – госпожа Клара вдруг искоса взглянула на Ирму. – Видела я, как ты пыхтела…

– Нет, совсем нет! – почти не соврала Ирма. И в самом деле, пока мешок тащила – уморилась, а теперь – откуда только силы пришли? Наверное, потому, что в трактире спину гнула и больше, и работа была тяжелее, и вообще всё беспросветнее. А тут, когда появилась надежда , да ещё какая надежда! – Не устала совсем, госпожа Клара! Что нужно сделать? Лагерь…

– Ничего, дорогая моя, – засмеялась волшебница. – Может, ты готова начать учиться?

– Да! – взвизгнула в восторге Ирма, ни на миг не поколебавшись. – А… а у меня получится? – вдруг засомневалась она.

– У чародеев, – госпожа Клара опустилась перед ней на одно колено, крепко взяла за плечи, заглянула в глаза, – нет такого слово «не получится». Магия – это не камни, Ирма. Вот взгляни на тот валун. Видишь его?

– Да-а…

– Его не поднимет ни один силач мира. Сколько бы он ни готовился, сколько б ни упражнялся. Сколько б ему ни повторяли, что надо просто «поверить в себя» и «не замечать препятствий».

– А магия поднимет, да?

– Слушай и не перебивай. Силач, вооружённый лишь мощью собственных рук, никогда не сдвинет этот камень. Но обычный пахарь с рычагом справится легко. Понимаешь меня?

– Магия – она как рычаг, да? Дядька Свамме рассказывал, мол, у гномов всяких штуковин хватает, однако и они не всё могут.

– Верно. – Клара потрепала Ирму по затылку. – Возьми камень побольше, возьми скалу – и уже не справится никакой рычаг. А магия – она да. Рычаг нельзя сделать слишком большим – никто не сдвинет. Магию же – можно.

– Маги могут всё? – щёки у Ирмы раскраснелись, глаза горели.

– Теоретически – всё.

– Те… то… торети… это как, госпожа Клара?

– Это значит – может быть. Но пока ещё никто из чародеев такого не достигал.

– А вы? Вы, госпожа Клара?

Волшебница засмеялась.

– Ты видела моих детей. Они для меня поважнее любого могущества.

Ирма отчаянно замотала головой. Неправильно, как есть неправильно! Потому что…

– Потому что всемогущий маг сумел бы избавить мир от зла и несправедливости? – подхватила госпожа Клара.

Девочка кивнула.

– Так не получится, дорогая моя, – грустно сказала чародейка. – Потому что такому магу только и пришлось бы, что следить, как бы кто чего не натворил. Знаешь, как пастух со стадом? Хотела бы ты стать овечкой, Ирма? Чтобы тебе все указывали, до последней мелочи?

Ирма задумалась.

– Я должна сказать «нет», правда, госпожа Клара? Что я не овечка, потому что овец стригут, а потом режут? И у них отнимают ягнят, потому что они самые сочные и вкусные? Я должна была сказать «нет», ведь верно?

Чародейка, уже было раскрывшая рот и готовая заговорить, осеклась.

– Откуда ты это взяла? – голос у неё упал до шёпота. – Про что «надо» отвечать?

– Патер Франкль рассказывал, – потупилась Ирма. – Там часто вот так выходило. «Люди за себя отвечать не хотят», – патер говорил. Вот в историях, он толковал, всегда так и сочинялось, кто за себя не думает, в беду попадает. А только по мне, госпожа Клара, так не все за себя думать могут, и постоять за себя далеко не все постоят. Им защитник нужен. И почему бы не тот же всемогущий маг? Вот как Спаситель наш хотя бы. – Ирма свела ладошки вместе, целомудренно подняла глаза к тёмному небу. – Он нам помогает, защищает – даже на том погосте, Айка с Эрри говорили, там защита была, патером Фруммино поставленная, Спасителя словом и делом.

– Нда, – со странным выражением протянула чародейка. – Хорошо рассуждаешь, девочка. Это патер Франкль тебя такому научил?

– Не, в трактире вообще-то, – бесхитростно ответила Ирма. – Дядька Свамме, он ещё и не такому научит.

– Дядька Свамме, он научит, – пробормотала госпожа Клара. – Что ж, оставим пока эти разговоры, Ирма. Но самое главное ты должна запомнить сразу и сейчас. Сила – великий дар и великая опасность. Это как огонь – согреет тебя и спасёт от гибели в мороз, но может и уничтожить всё вокруг, если ты решишь «поделиться» им со всеми. Понятно?

Да, госпожа Клара может быть и такой. Резкой, строгой, непререкаемой.

– Если ты это не поймёшь – я не смогу тебя учить. Первое правило волшебника – не превысить пределов. Я, – на лице госпожи Клары появилась странная, почти жутковатая ухмылка, кривая и недобрая, – сама поняла это дорогой ценой.

Ирма только и смогла, что кивнуть. Испугалась она сейчас куда больше, чем при встрече с Охотящимся.

– Драконы его найдут, – тихо вздохнула госпожа Клара, касаясь тонкими мозолистыми пальцами Ирминого плеча. – Драконы – извечные враги вампиров, а вовсе не волки-оборотни. Хотя ты об этом едва ли слышала…

Ирма торопливо закивала. Да, не слышала. Про волковоборотней даже в сказках говорилось скупо и безо всяких подробностей.

– Когда ты испугалась – тогда, возле погоста, и до этого, с Охотящимся, – ты воззвала к магии. К великим рекам, текущим сквозь всё сущее. Все маги и чародеи обращаются к ним. Просто иные умеют это делать сразу, единым усилием мысли и жеста, а другим нужны запутанные церемонии, вычерчивание рун и особых фигур…

Видя Ирмино отчаяние, чародейка смягчилась.

– Но всему своё время. Бери волчка. Вспоминай, что ты тогда сделала. Я тебя прочитаю. Потом мы сможем разобраться.

Ирма честно попыталась. Серко помогал как мог, воинственно скалил зубы и даже рычал; и что-то даже вспоминалось. Страх, давящий и обессиливающий. Вонь выкопавшихся из могил ходячих трупов. Леденящее дыхание плывущих по воздуху, словно облака, призраков. И она сама посреди всего этого ужаса – самая обыкновенная девочка, не отмеченная никакими талантами, трактирная служанка.

– Лучше! Вспоминай! – резкий окрик хлестнул словно кнутом. Госпожа Клара замерла, руки вскинуты перед грудью, словно вцепившись в невидимое вервие.

Ирма зажмурилась, крепко, как только могла. Тёмная фигура Охотящегося… Ломающиеся ворота погоста… Поток мертвяков, вырвавшийся с кладбища, взвившиеся над ним Айка и Эрри… драконье пламя, могущественное, но в тот миг бессильное остановить орду; и она сама, Ирма, с Серко – что она сделала в тот миг, кроме как стояла, разинув рот и хлопая глазами? Или она ими не хлопала? Почему, ну почему ничегошеньки не вспоминается, когда надо?!

– Ничего, – услыхала она, совсем взмокнув, голос госпожи Клары. – Я… поняла. Будем стараться, Ирма.

– У меня… не получилось? – пролепетала та.

– Не получилось, – вздохнула Клара. – Но я услыхала отзвук. Я позвала – и ты ответила. Слабо, очень слабо, но ответила. Будем стараться, – повторила чародейка.

Ирме очень хотелось ей верить.

Глава IX Хедин и Сигрлинн

Кипящий Котёл. Источник магии. Источник Тьмы, место её перворождения. Так, во всяком случае, учили наше Поколение тогда, в давно минувшие дни его юности. Возникший в самый первый миг Творения, когда посреди Хаоса полыхал ослепительный шар Пламени Неуничтожимого, пожирая его плоть и обращая в… Упорядоченное. Миг этот – величайшая тайна. Никому, ни нашим учителям, ни нам, во времена Замка Всех Древних и Столпа Титанов не удалось и близко подобраться к его тайнам. Никому не удалось найти ответа – как он возник? Кем был создан? Появился сам по себе, часть изначального замысла Творца, растратившего всего Себя в едином огневеющем миге творения?

Меня зовут Познавшим Тьму. Кому, как не мне, положено знать всё о Кипящем Котле?

Чёрный горизонт, серые, желтоватые, алые, багровые сполохи, протянувшиеся, насколько хватает взора. Мир здесь кажется бесконечным, Тьма поглощает границы. Издалека, с преддверья, Кипящий Котёл представал крошечной алой точкой посреди бескрайнего моря тьмы, но стоило ступить за исполинские врата – мрак раздвинулся, разошёлся в стороны, открывая спускающуюся огромной спиралью узкую серую ленту дороги. Заканчивалась она возле кипящей купели, и никаких «корней» подле неё, само собой, не оказалось. Источник словно парил в пространстве, ничем не поддерживаемый, ничего не касающийся.

В темноте захлопали многочисленные крылья, над серой дорогой пронеслась стая каких-то бестий, вроде крупных летучих мышей, оглашая всё вокруг паническим писком.

– Ты помнишь? – Сигрлинн застыла на серых, слабо светящихся ступенях. – Как мы шли здесь… как спускались… А потом всё словно мглой подёрнулось.

– Мы забыли.

– Забыли… – Сигрлинн вскинула руку, прижимая ладонь тыльной стороной ко лбу. – Может, и так, а может… просто… не вспоминали. Было словно незачем. Вот только Ракот… Что он сделал с Котлом, Хедин?

– Ничего особенного. – Познавший Тьму пожал плечами. – Заставил повиноваться себе, вот и всё.

– Как?! – Волшебница даже сжала кулаки. – Как он это сделал? Ты знаешь?

– В каком смысле? – слегка растерялся Хедин.

– Как. Он. Подчинил. Себе. Кипящий Котёл?! Что тут непонятного?

– А! Молодые Боги оставили Тьму без «хозяина». Повелителя оной среди них не нашлось. И Ракот…

– Это я знаю! – нетерпеливо перебила Сигрлинн.

– Ты хочешь знать, как начиналось его восстание? – медленно проговорил Хедин, делая шаг вниз по серой спирали.

– Именно. Ты удивишься, но Совет Поколения занялся Ракотом всерьёз, когда он уже выстроил Тёмную Цитадель.

– Долго… – проронил Познавший Тьму, не глядя на свою спутницу. – Сперва он замыкал на себя потоки, «исходящие из Тьмы», как говорили тогда. «Поворачивал мир вокруг себя», словно ввинчиваясь во мрак. В «первозданный мрак», если я правильно помню его тогдашнего. Всё больше и больше эманаций Кипящего Котла становилось добычей Восставшего, останавливаясь и закольцовываясь. Ракот, а не Кипящий Котёл, становился источником Тьмы для многих и многих существ, обязанных Ей собственным существованием. Они первыми пришли к нему на службу… а потом его добычей стал и сам Котёл.

– Вот тут-то Совет и спохватился.

– Именно. И не только Совет. Но почему ты…

– Почему я вспомнила? Хедин, но ведь сейчас Тьма тоже бесхозна. И, как и в ту пору, у неё нет «повелителя».

– Верно. Как не было всё это время – от падения Ракота до нашей с тобой беседы.

– А как же Чёрный? Тот, из Новых Магов? Ты про него едва упомянул, однако в пересказе он у тебя та-аакие странные вещи говорил… И он – из следующего Поколения…

– Недопоколения, если быть точным. – Они медленно спускались по серой ленте. Тьма дышала и вздымалась вокруг, то разреженная и тонкая, словно воздух на горных высях, то давящая и плотная, словно океанская толща. Багровая точка Котла не увеличивалась, они словно шагали на месте, хотя ступени оставались позади дюжина за дюжиной.

– Недопоколения, мимопоколения… потерянного поколения, если совсем уж точно. – Сигрлинн неотрывно глядела вниз, на медленно мерцающий багровый огонь. – Но Чёрный ведь сказал, если я правильно тебя поняла, что «его частью был сам Ракот» [3] ? Что это значило, Хедин?

Познавший Тьму пожал плечами.

– Тот самый Чёрный, после того как его сородичей призвали к ответу, по словам Горджелина Равнодушного [4] , обещал «много чего напридумывать»?

Хедин кивнул.

– Тот самый, Си. Он, один из Четырнадцати, один из Новых Магов, решил, что если он сам поможет прерваться их кровавым забавам в Северном Хьёрварде, то его собратьям будет легче оправдаться перед нами с Ракотом.

– Горджелин Равнодушный… Да, ты рассказывал.

– Он тоже оказался говорлив. Проклятие Эльфрана – помнишь?

Сигрлинн кивнула.

– Но всё-таки, что же с Чёрным? Что с ним стало? Куда делся? И, повторяю, что за выдумки с «частью меня…»?

– Ракот, помнится, сильно возмущался, – усмехнулся Познавший Тьму. – Уверял, что всё это ерунда и чепуха, он никак не мог оказаться «чьей-то там частью». Рвался найти Чёрного и лишить оного тех самых «частей», по мнению брата, очень и очень важных…

– Хедин! Честное слово, я сейчас…

– Ладно, Си. Чёрный, если честно и откровенно, от нас улизнул. Как, опять же, честно и откровенно, остальные его братцы с сестричками. Мы с Ракотом, признаюсь, махнули на них рукой – они казались нам не опасными, и хватало куда более срочных дел. Мы тогда едва вернулись, кой-как переустроив всю систему творения новой пустоты, сдерживавшей Неназываемого, а пока нас не было, в Упорядоченном – не только в Хьёрварде – творилось Мимир ведает что. Да и то сказать, с устроенными собратьями Чёрного безобразиями вполне справились без нас. Хватило одной Ялини, да ещё и отнюдь не в божественной ипостаси. И потом они, в общем, не доставляли таких уж больших неприятностей. Мы махнули на них рукой. Пусть идут куда хотят, на все четыре стороны. В Упорядоченном тьма-тьмущая миров, множество божков и чародеев, тем или иным путём достигших известного могущества, – нам за всеми не уследить, да это и не нужно. Закон Равновесия никто не отменял, как и свободу воли.

Развёртывается серая лента под ногами, мрак по сторонам вздымается бесплотными волнами. Двое идут к Кипящему Котлу, идут, взявшись за руки. Может показаться, что они обсуждают дела давно минувших дней, совсем не относящиеся к нынешним треволнениям, – но это совершенно не так. Длинное платье Сигрлинн шелестит по гладкому камню. Чьими руками вытесаны эти ступени, кто построил лестницу, ведущую к «средоточию Тьмы»? Гномы? Неведомый, давно сгинувший в безднах времени народ? Или тут всё так, как и возникло в первый миг Творения, и с той поры тут ничто не изменилось ни на йоту?

– Я не знаю точно, что случилось с Чёрным, Си. Во всяком случае, нам он вызов не бросал.

– Однако Новые Маги мелькали вокруг Эвиала. Я знаю. Как-никак была частью… – Сигрлинн вдруг сухо усмехнулась и резко оборвала себя: – Хватит. А ты, милый мой, бей меня по рукам, если я буду всё время вспоминать Западную Тьму и всё, с ней связанное.

– Бить не стану, даже не проси, – усмехнулся в ответ Хедин. – Новые Маги там и впрямь мелькали. Словно побирушки на чужом пиру. Ракот бы не преминул задать им хорошую трёпку, но зачем? В конце концов, они нам хорошо известны.

– Ты следишь за ними?

– В некоторой степени, – признался Познавший Тьму. – Они трусоваты, крупные пакости едва ли учинят. Вспомнить всю ту историю с Ордой. Дети, злые, испорченные дети, мучающие тех, кто им кажется «всего лишь» котятами или щенками.

– Злые дети имеют склонность вырастать. И тогда они уже мучают отнюдь не котят, хотя и их мучить нельзя, прости за банальность. И Чёрный… куда он всё-таки делся?

– Думаю – забился в какую-нибудь щель поглубже. – Хедин пожал плечами. – У нас хватало неприятностей со, скажем так, магами совсем молодыми; тех же «Безумных Богов» вспомнить. А Чёрный никак себя не проявил. И весьма мудро поступил, добавлю я. Ракот бы ему не спустил, встреться они на узкой дорожке. Но отчего он тебя так волнует, Си? У нас пропал Мимир, пропал бесследно, и это, признаюсь…

– Именно потому, что он пропал, я и вспоминаю Чёрного. Точнее, твои рассказы о нём. Поневоле обрывочные и неполные.

– Ты думаешь, это может быть связано с ним? – насторожился Познавший Тьму.

– Уверена, – неожиданно бросила Сигрлинн, глядя вниз, на упорно не желавшую приближаться багровую каплю Котла.

– Уверена? – Хедин аж остановился, удивлённо воззрившись на спутницу. – Как? Почему, Си, отчего? С какой ста…

– Я слишком долго была пленницей. – Сигрлинн держала Хедина за обе руки, но глаза, сузившиеся и гневные, глядели мимо него, в глубь бездонной пропасти Кипящего Котла. – Западная Тьма… ох, ну никак без неё, проклятой…

– Ты что-то почувствовала? Ощутила? Ещё там, в Мире Источника? – Хедин мигом подобрался, вопросы следовали один за другом, быстрые и жёсткие, он словно готовился к бою – уже в следующий миг, если надо.

– Нет, – потупилась Сигрлинн. – В том-то и дело. Ах, если бы я почувствовала хоть что-то! Я бы прошла до конца цепочки, я бы распутала клубок… Что-то вызрело в Упорядоченном, миропорядок нарушился – иначе Игнациус просто не додумался бы до тех самых заклятий. А те, кто просидел в берлогах и под корягами, не дерзая и носа высунуть, осмелели. И Чёрный… фокусы с Источниками, если только я правильно поняла твои рассказы, вполне в его духе.

– Да почему же, Си? Отчего? – Хедин схватился за голову.

Волшебница медленно и всё с той же странной досадой покачала головой.

– Я сама ненавижу мутные и дурацкие пророчества, являющиеся невесть откуда и невесть от кого. Однако сейчас, боюсь, я занимаюсь именно этим. Словно дурная жрица, обкуренная дурманными дымами. Мы шли сюда от Источника Мимира, и я думала… сопоставляла… твои слова и собственную память… В том числе и из-за смертного предела, хотя до сих пор не уверена, умирала ли я тогда по-настоящему… Но старые сущности, старые враги или хотя бы недруги, когда-то встававшие на твоём пути, смогли зашевелиться. Как ты думаешь, милый мой Хедин, кто мог ощутить сотворённое Игнациусом заклинание? Кто мог его прочесть?

– Читающие, – мрачно сказал Хедин, тоже глядя вниз. – И да, они мне подозрительны. Весьма. Но мы об этом говорили, забыла?

– Нет, конечно. Но я сейчас даже не про Читающих. Что, если другие сущности ощутили ваше отсутствие в Упорядоченном? Ну, или отсутствие вашего действующего, постоянного начала? Потому что спеленать вас так, как спеленал этот чародей, – это ведь не просто заключить кого-то в темницу. Прости, что я снова об этом, но… я пребывала в Эвиале, в Западной Тьме, и ты, даже являясь туда, знал , что меня на самом деле нет ?

Хедин медленно кивнул.

– Прости, Си. Это… никогда не отпустит меня. Про…

– Перестань. – Она подшагнула ближе, резко и порывисто обняла. – Мой Хедин сделал то, что мог сделать мой Хедин и никто иной. Я могу быть только твоей – или не быть вообще.

Познавший Тьму потряс головой, словно с усилием отгоняя нахлынувшие воспоминания.

– Я пытаюсь понять. Разобраться. Твоя уверенность насчёт Чёрного, его вовлечённости в исчезновение Мимира и наше с Ракотом пленение, сколь угодно краткое, – они ведь связаны, да? И ты считаешь, что Чёрный – или ему подобные, – почуяв случившееся, могли и осмелеть? Но Мимир ведь исчез не меньше века назад, если судить по его миру… Значит, связи нет, не так ли?

Сигрлинн задумчиво покачала головой, локоны задели щёку Хедина, и Познавший Тьму невольно улыбнулся – касание волнует по-прежнему, словно они всё ещё в Голубом Городе, бурно помирившись после очередной яростной ссоры…

– Конечно, я сейчас это не объясню, – призналась Сигрлинн. – На первый взгляд, вывод недоказуемый. Но я… всё равно не могу так отбросить все эти мысли.

– То есть, по-твоему получается, что Мимира похитили? Неважно кто, неважно когда – но похитили?

Чародейка кивнула.

– Выходит запутанно, я знаю. Но я бы на месте великого Хедина отправила десяток-другой твоих вояк отыскать Чёрного и проведать, как он там поживает. И не желает ли он, собственно говоря, внести посильный вклад в сохранение Упорядоченного, раз уж один раз он за него вступился, пойдя против собственных братьев и сестёр?

– Интересно, – кивнул Хедин. – Пожалуй, так и поступим. Десяток… подмастерьев у нас сыщется. Правда, найти этого Чёрного… я бы подумал, что он может обретаться где-то тут. Самое для него место. А вот моим соваться сюда… это нам с тобой открыта прямая дорога, а им придётся пробиваться с боем.

– А портал? – удивилась Сигрлинн. – Разве нельзя открыть им портал, как ты сделал с Источником Мимира?

Хедин покачал головой.

– Сюда, к Кипящему Котлу? Нет. Ты права, к «сердцу Тьмы» захотят пробиться слишком многие. Источник Мимира таких бед не причинит.

– Понимаю, – кивнула Сигрлинн. – Но дозваться своих отсюда не сможет даже сам Бог Равновесия, не так ли?

– Правильно. Стены и врата Кипящего Котла возводились не просто так.

– Кто всё-таки обитает здесь? – Сигрлинн озиралась по сторонам. Далеко от серой спирали по-прежнему вспыхивали алые и золотистые сполохи. На плечи путников давила всевозрастающая тяжесть, словно они и впрямь погружались на дно океана вечной Тьмы.

– Когда мы только устраивали отпорный барьер, – отозвался Хедин, напряжённо вглядываясь вниз, – когда стояли тут втроём, я, Ракот и Старый Хрофт, – возле Котла ещё обитали старые, старые слуги Восставшего. Уцелевшие ещё со времён его Восстания. Они выползали к нему, утратившие силу и разум, пытались пасть к ногам… жуткие чудовища, в одиночку разносившие исполинские крепости Ямерта и компании… А тут скулили, словно несчастные собачонки…

Губы Сигрлинн сжались.

– Они умирали. Вернее сказать, умерли у нас на глазах, потому что Котёл теперь должен был отдавать куда больше на поддержание нашего заплота, творя и творя бесконечно создаваемую и бесконечно же нагую пустоту… а быть может, они просто не могли умереть, не увидев хозяина, их сотворившего…

– Трогательно, – буркнула Сигрлинн, глядя в сторону. – Проклятье, я становлюсь сентиментальна, как… как брошенная белошвейка.

– Они умерли счастливыми, какими только могли стать, – вздохнул Хедин. – Но с тех пор тут никто не жил. Эти… летучие создания… Я их тут раньше не видал. Сперва подумал – какие-то одичавшие бестии из Ракотовых легионов, а теперь понимаю, что нет, не из тех. Поднабрались, видать, со всех окрестностей, кто только смог. Тьма зовёт и манит, и притом не только властолюбивых магов.

– Упорядоченное меняется, – прошептала Сигрлинн, не отпуская руки Хедина. – Поверь, мне это заметнее. Я слишком долго просидела в заточении. Отыщи Чёрного, милый. А заодно – и остальных его братишек с сестрёнками. Мне так спокойнее будет. Хорошо? Обещаешь?

– Обещаю, – со всей мыслимой серьёзностью кивнул Познавший Тьму.

* * *

…Они стояли подле Кипящего Котла. Серая лента дороги, казавшаяся поистине бесконечной, наконец-то обернулась ровным кольцом, окружившим бесформенные клубы серого тумана. Сквозь него пробивался недобрый багровый отблеск, да в полной, удушающей тишине слышалось несмолкаемое бульканье и бурление, словно под мглистым покровом постоянно вздувались и тотчас же лопались огромные пузыри.

Сигрлинн и Хедин остановились в полусотне шагов от мрачного облака, скрывавшего то самое «сердце Тьмы». Собственно говоря, оно не было ни «тёмным», ни даже просто «чёрным», и вокруг царил тусклый сумеречный свет, словно в лунную ночь в каком-нибудь не лишённом подобной роскоши мире.

Вновь пронеслась в отдалении стая «летучих мышей», вновь раздался тонкий, режущий, тоскливый писк, словно обречённые крысы в заливаемом водой подвале вдруг разом осознали неотвратимо настигающую их судьбу.

Хедин проводил их прищуренным взглядом.

– Никогда не видела таких, – ответила на невысказанный вопрос его спутница. – Отчего они тебя волнуют, милый?

– Что они тут жрут, извини за выражение? Мух или бабочек тут не водится.

– Кормятся в Межреальности? Хотя нет, ворота же были закрыты…

– Или не были – или в стенах появились лазейки.

Сигрлинн глубоко вздохнула.

– Третий Источник, – тихонько сказала она, касаясь сжатого кулака Хедина кончиками пальцев. – Урд, Источник Мимира и вот теперь Кипящий Котёл. А с чего всё началось? «Кто я такая, Хедин?», верно?

– Верно. И что, теперь ты можешь ответить?

Она покачала головой.

– Подойдём поближе.

Познавший Тьму нахмурился, но шагнул следом. Пальцы его сжали рукоять меча извечным жестом воина, готовящегося встретить, если придётся, грудью любую опасность.

…С каждым шагом навстречу им, прямо в лица, всё сильнее и сильнее задувал сухой и горячий ветер. Клубы серого тумана переваливались с боку на бок лениво и неторопливо, отпорный ураган, пытавшийся не допустить к Котлу чужаков, на них никак не сказывался.

– Откуда это, Хедин? – Сигрлинн пришлось нагнуться, совсем по-человечески прикрывая глаза согнутой в локте рукой.

Познавший Тьму ничего не ответил. Ответил его меч, сотканный из мириадов крохотных звёздочек, частиц Пламени Неуничтожимого. Огненное лезвие взвилось, и ветер тотчас взвыл, словно в первобытном ужасе, спеша раздаться перед Богом Равновесия.

– Славно, – тихонько проговорила Сигрлинн, без стеснения прячась за спиной своего спутника. – Хвала могучему Хедину! Вот таким бы тебя изваять да в храмы ставить… хоть в том же Северном Хьёрварде.

Познавший Тьму не ответил. Вокруг его подъятого меча взвихрились чёрные лоскутья, словно ветер нёс прямо на них обрывки тёмного покрывала.

– Хедин! – вырвалось вдруг у Сигрлинн за миг до того, как тот глухо зарычал, а его клинок полыхнул яростным пламенем, обращая в ничто извивы тёмной паутины, пытавшиеся обмотаться вокруг звёздного оружия.

Познавшего Тьму и его спутницу оттолкнуло, отбросило на добрую дюжину шагов. Кипящий Котёл яснее ясного показывал, что подпускать их к себе он не желает.

Хедин замер, повернувшись боком к воющему ветру, вскинув меч так, что его лезвие резало и резало набрасываемые ветром чёрные лохмотья; теперь было видно, что в них обращаются отделяющиеся от мглистого облака обрывки серого тумана, стремительно чернеющие, пока длится их краткий полёт.

– Я смогу!

Мгла отразила вдруг вскипевшее многоцветье ярких, танцующих, переливающихся красок. За спиной Познавшего Тьму расправлял крылья дивный феникс, струи пламени стекали с длинных маховых перьев, а развернувшийся хвост казался радугой алых, золотых и оранжевых цветов. Широкие крылья затрепетали, раскрывшись, порыв яростного ветра подхватил феникса-Сигрлинн, пытаясь закружить, изломать и швырнуть в бездну бесформенным комком перьев, но по вместилищу Кипящего Котла лишь раздался её звонкий смех. Пытавшийся помешать им ураган вместо этого лишь помог сказочной птице, крылья её, словно паруса, поймали и укротили неистовый порыв. Феникс тугим сгустком пламени пронёсся над серой мглою, извернулся в воздухе – и камнем рухнул прямо в сердце клубящегося тумана.

…У меня ёкнуло и оборвалось сердце. Холодная, леденящая и разом обжигающая пустота в груди, прервавшийся вдох и готовая сорваться с кончиков пальцев сила, бесформенная, могущая просто расчленить, обратить в ничто любую преграду безо всяких ненужных посредников в виде огня, молний и тому подобного.

Ураган взвыл в последний раз и замер, словно захлебнувшись. Туманное облако вспыхнуло изнутри золотисто-шафранным фейерверком и медленно, словно нехотя, принялось расползаться в стороны.

Сигрлинн застыла у каменной чаши, грубо вытесанной из цельного куска обсидиана. Изгиб бедра, кулак, упёртый в бок, на губах – лихая улыбка.

– А ты уже приготовился разнести тут всё, милый?

– Ты меня напугала. – По спине у меня и впрямь стекал холодный пот.

– Прости, – вздохнула она, отталкиваясь от каменной чаши и делая шаг мне навстречу.

* * *

– Что это было? – проговорил Хедин, стоило обнявшей его чародейке чуть отстраниться. – Этот ветер… раньше нам ничто тут дороги не преграждало. И источник…

– Сам Котёл, ведь верно? – шепнула Сигрлинн.

– Именно, Си. Сам Котёл. Но я не чувствую никаких отпорных заклятий. Любой недостаточно сильный маг, явившись сюда, просто ничего бы не смог сделать. А чтобы «сделать», требуется быть… по меньшей мере Ракотом поры перед его первым Восстанием.

– Ты уверен, что здесь никто не похозяйничал без вашего ведома?

– Уверен, – без тени сомнения кивнул Хедин. – Источник делает своё дело. Пустота творится. И им, и Урдом, и Источником Мимира.

Сигрлинн с сомнением покачала головой.

– Но как Котёл мог обернуться против нас? Как могли появиться эти чары?

– Читаю… – начал было Познавший Тьму и осёкся.

Нет, Читающих тут вмешивать никак нельзя. Хотя… они ведь могли всё прочесть и сами. Нет, откладывать их «на потом» больше нельзя. Они или подтвердят свою верность, или…

Об этом думать не хотелось, но приходилось всё равно. Деваться некуда.

Хедин ступил ближе. Обсидиановая чаша висела посреди пустоты, меж серой платформой и чёрными стенками – пустое пространство.

– Мутна вода в первом и черна цветом… – пробормотала Сигрлинн.

Котёл и впрямь кипел. Вода яростно пенилась, вздувалась тотчас же лопающимися пузырями, обжигающие брызги летели во все стороны.

– Вода. Вода во всех трёх источниках, Хедин. Почему-то я никогда не задумывалась над самыми простыми вещами…

– О чём ты, Си?

– Зачем в  источнике магии какая-то вода? Зачем? Почему и для чего? Раньше я это просто принимала. Ну, как солнечный свет или земную тягу. А сейчас… Вода, которая изливается из них, – вроде как символ источаемой ими Силы? А откуда она тогда в них берётся, я имею в виду, хотя бы в Котле? В Котле, висящем посередь бездны?

Они застыли подле источника. Вокруг всё замерло, умер так внезапно налетевший ветер, и в наступившей тишине слышалось лишь глухое бурление Котла.

– Я не могу прочесть, – виновато шепнула волшебница. – Не получается разобрать это заклятие, с ураганом…

* * *

– …заклятие, с ураганом, – договорила Сигрлинн. Договорила разочарованно, чуть ли не со стыдом. Она уверена, что я вот немедленно ей и отвечу. Что я, Хедин, Познавший Тьму, здесь, у Кипящего Котла, посреди домена, коий мне положено было «познать», уж точно не дам маху. Что ответ уже готов, и он достаточно прост. Ну, скажем, «Дальние». Или что-нибудь ещё. «Козлоногие». Иные «слуги Неназываемого».

Что-то понятное, привычное при всей «ужасности». Что-то, с чем можно справиться, надо лишь подобрать правильные заклятия.

– Нет, Си, – медленно сказал я. Опиравшиеся на край обсидиановой чаши ладони наливались тяжестью. – Его никто не «налагал», это заклятие. Я не Читающий, но… Бог Равновесия тоже кое-что значит, верно?

– Никто не налагал? – вздрогнула она. Встряхнулась, резко откинула со лба мешающие пряди. – Что ты хочешь сказать?

Сотканный из Пламени Неуничтожимого клинок в моей руке медленно плыл над каменной чашей. Лопающиеся пузыри поспешно уступали ему дорогу, словно в испуге. Кипящий Котёл сжался, словно загнанный в угол зверь.

– Тут что-то случилось. Что-то, чему я не нахожу объяснений. Но, похоже, с титулом моим мне пора расстаться. Тьма хранит свои секреты и не торопится делиться со мной.

– Я… не понимаю тебя… – Сигрлинн в отчаянии помотала головой, прижимая кулаки к вискам.

Сполох белого света, изогнутый клинок подле чёрной чаши, чаши, так похожей на ту, которая едва не погубила тебя, Си…

– Если я прав, то никто ничего тут не ставил. – Я вглядывался в мутную, как и положено, воду Котла. – Это возникло само, соткалось безо всякой внешней воли, кроме… кроме воли Котла.

Сигрлинн молчала, водя пальцем по острому краю чёрного обсидиана, словно проверяла – порежется или нет?

– Возникло само, – повторил я. – Поверить трудно, почти не…

– Невозможно. – Сигрлинн резко повернулась ко мне, глаза вдруг наполнились слезами. – Это значило бы, что Тьма обернулась… обернулась против тебя, против Ракота…

– Ага. Обернулась против нас, но легко пропустила тебя. Твоему фениксу ветер даже помог. Как это объяснить? Кипящий Котёл не желал подпустить Бога Равновесия, но легко сдался тебе?

– И больше уже не пытался сопротивляться… – прошептала она.

– Нет, Си. Он не сопротивлялся. Нет никакого «духа источника», иначе не потребовался бы и пропавший Мимир. Нет, это возникло само, отталкивая меня и именно меня. Ты разрушила заклятие, но значит ли это, что оно не возникнет снова?

– Даже если б и возникло, мы же с ним справились? Справились легко? Один мой полёт, и всё?

– Оно возникло само. И тлело, словно огонь в торфяной яме. Ступишь, и всё. Так и здесь. Котлу нет до нас дела, ему вообще ни до чего дела быть не может. Он исполняет назначенное. Но, помнишь, я говорил, что граница с Неназываемым хоть и медленно, но подаётся?

Сигрлинн кивнула.

– Пустоты творится меньше. Или не меньше, но с бо́льшими усилиями. Упорядоченное не беспредельно, говорил я тебе. Сколь бы ни казались неисчерпаемыми его запасы, однако и они могут показать дно. Когда-то мы с Ракотом думали, отчего вообще нужна в Упорядоченном Смерть? Оттого, что той самой «магии», первозданной и животворящей силы, не хватит на всех. Каждая душа имеет шанс. Свою долю бытия, свою долю магии. И как она, эта душа, распорядится плотью – уже зависит только от неё. Но… оставим это, Си. Мы хотели обойти все три Источника, дабы помочь тебе отыскать верную дорогу, ответить на вопрос «кто я?»…

– Я знаю, – она порывисто обхватила меня, прижалась. – Я поняла.

– Ппоздравляю, – немного растерянно отозвался я. – А можно ли будет узнать…

– Нельзя, – она улыбалась, но за улыбкой прятались горечь и тревога.

– Почему? – вот теперь я растерялся по-настоящему.

– Поименованное застывает. – Она высвободилась, закружилась по серым плитам. Белый подол взлетел и поплыл. – Неназванное свободно. Понимаешь? У Неназываемого не случайно нет имени. Вот и у меня пусть пока не будет… статуса. Буду, – она вдруг рассмеялась, – буду твоей женой. Вот и всё. А всё прочее, заклятия, магия, чародейство, боги с богинями, троны, храмы, жрецы и статуи – подождут. Поверишь?

Я кивнул. Да, я верю тебе, Си. Верю сразу и навсегда.

* * *

Мы покидали цитадель Кипящего Котла. За нашими спинами закрывались исполинские врата, сквозь кои, если надо, протиснется целый мир, неважно, плоский или в виде шара.

Никто и ничто не преградило больше нам путь, только стаи «летучих мышей» с прежним тоскливым и бессмысленным писком носились у нас над головами.

Сигрлинн что-то поняла у тёмного источника, думал я. Поняла, намекнула, но дальше не пошла. И в самом деле, быть может, она не хочет становиться никем «определённым»? Просто Си. Просто феникс, громадная огненная птица, просто…

Просто последний Истинный Маг? Возможно ли такое?

А может, она всего лишь по новой прошла Посвящение? – вдруг мелькнула шальная мысль.

Сигрлинн взглянула прямо в глаза, улыбнулась.

Читала, конечно же. Да я и не закрывался. Давно забыл, как это делать от  неё.

– Посвящение… знаешь, мне тоже пришло это в голову. Что ещё остаётся не то Истинному Магу, не то вообще невесть кому… Что ещё остаётся, кроме как попытаться вновь вступить в ту самую реку?

– Это невозможно, – с усилием сказал я. – Си, ты не должна уверовать, потому что разочарование потом… – Это невозможно, Си. Эпоха Истинных Магов закончена. И дело не в разрушенном Замке Всех Древних, не в рухнувшем Столпе Титанов. Им больше нет места в Упорядоченном, как не стало места Молодым Богам.

Бездна закрывается, затягивается сполохами. Упорядоченное, Межреальность принимают нас обратно, подхватывают бесчисленными руками сплётшихся троп, уводят к привычному, знакомому, где три источника есть всего лишь извечные константы, постоянные и неизменные навек части уравнений высшей магии.

Сигрлинн молчит, сосредоточенно глядя назад. Исполинский карниз, протянувшийся сквозь неизмеримые пространства, за ним – знакомая дорога. Дорога домой, где меня ждёт карта, понизу которой чуть колышется, словно вздыхая, серая граница владений Неназываемого.

– Посвящения… – повторила Си. – Да, можно сказать и так. С кем же ещё я могла пройти его, как не с Богом Равновесия, кому самим Упорядоченным вручена верховная власть над источниками магии, кто может повернуть её по собственной воле?

– Моя воля здесь ни при чём, Си.

– Неважно, милый. Ты и только ты, ну и Ракот, братец наш, можете сейчас направлять магию Источников. Пусть даже это им не очень нравится. Так что… можно, наверное, сказать – и впрямь Посвящение.

– Во что, Си? В Истинные Маги? Поколение из тебя одной?

С лица её сбежала улыбка.

– Истинного Мага, мой Хедин, очень трудно убить. Почти невозможно. Так ли ты уверен, что наше с тобой Поколение сгинуло целиком, полностью и безвозвратно?

– Уверен, – сказал я. Хотел, чтобы получилось спокойно и даже холодно; далеко не уверен, что получилось.

– Я, с другой стороны, возвращаюсь уже не в первый раз, – задумчиво продолжала она. – Пережила огненную чашу своей собственной ученицы, пережила… ой, ну не хмурься, милый, не хмурься, пожалуйста! – конец Брандея. Да и потом, когда рушилась клетка Западной Тьмы, это тоже очень мало отличалось от третьей смерти. Рождение… тоже ведь смерть. Когда оборачивалась фениксом, казалось, сейчас дотла сгорю. И сгорела бы, если б не ты… Но сейчас, наверное, это не главное. Я… разберусь в себе и с собой, милый. Нам надо найти Мимира. И понять, что же случилось – или случается? – с Кипящим Котлом. И не сотворится ли чего-то подобного с Урдом. И Неназываемый…

– Да, Неназываемый, – кивнул я. В груди вновь собирался холод. – Сколь бы медленно ни отступала сейчас граница, она отступает. Да, мы сможем спасать миры, к которым подбирается Неназываемый, мы можем отражать его козлоногих то там, то здесь. Но в конце этой дороги…

Она кивнула.

– Я понимаю, милый. Сама мысль о конечности Упорядоченного, о том, что всё вокруг обратится в ничто, будет проглочено Неназываемым…

– Именно, – мрачно сказал я. – Оборотная сторона бессмертия. Этот мир, то же Упорядоченное держит нас с Ракотом – а теперь и с тобой – не просто так.

– Вы с братом – не сторожевые псы, – покачала головой Сигрлинн. – Всё это вместе – нечто большее. Нечто большее, и даже наши враги – тоже необходимая часть.

– Знаю. Знаю, баланс, равновесие, сдерживание…

– Раньше я тоже так думала, – она вздохнула, обхватив себя за плечи, словно от холода. – Пока не очутилась в Западной Тьме. Частью Западной Тьмы. Быть может – даже и главной её частью. Бррр… – Сигрлинн и в самом деле зябко поёжилась. – Ты помнишь, там ведь было всё. И Хаос. И Неназываемый. Их орудия, их слуги, но суть-то оставалась. Их невозможно было победить грубой силой. До поры до времени мне приходилось идти их путём, подчиняться нашим… брандейцам, – она быстро поправилась. – И эта система… эти связки… – Волшебница поморщилась, даже прищёлкнула пальцами, словно пытаясь отыскать единственно верное слово, – они вплавлялись в мир. Мир становился от них зависим. Знаешь, как лоза. Она разрушает старое здание, вокруг которого оплелась, но её собственные плети деревенеют, утолщаются, замирают – и в конце концов уже они начинают поддерживать готовые рухнуть колонны. Понимаешь, Хедин?

Я понимал.

– Когда я поняла это, – продолжала она тихо, со сдавленным отчаянием в голосе, – я сперва едва не… хотелось наложить на себя руки, но в тогдашнем моём положении это б никак не получилось. Зло и смерть, оказывается, порой нужны не для «баланса», порой они становятся опорой…

– Си, – я остановился, взял её руки в свои. – Зло и смерть не становятся опорой. Лоза, тобой помянутая, – не подобна Неназываемому. Не подобна его козлоногим. Лоза вырастет, состарится, её корни отомрут, стебли сгниют, удобряя землю, куда упадут новые семена. А Неназываемый не оставляет за собой ничего, ведомого нам, где разумные или неразумные смогли бы жить и радоваться. Я не вижу, где и как…

Она остановила меня, коснувшись кончиками прохладных пальцев моего лба.

– Ах, Хедин, великий Хедин. Меня просто… не оставляет мысль, что даже Неназываемый, явившийся сюда «по заклятию Ракота», явился не просто так. На досуге я бы потолковала с нашим братом, как он вообще додумался до этих заклятий вызова, как отыскал их?

– Ну, это просто, – я пожал плечами. – Ещё у Древних можно найти трактаты, повествующие об иных континуумах, где нет даже Хаоса, привычного нам. Помню, у меня это в голове не укладывалось – Хаос бесконечен и предсуществующ, а эти «иные континуумы» как бы пронизывали наш, но так, что заметить это мы никак не могли…

– Однако в один прекрасный день заметили, – возразила она. – Да так, что посейчас разобраться не можем.

– Заметили. И потому, быть может, у нас ещё и остаётся шанс…

* * *

Обратная дорога в Обетованное не заняла особенно много времени. Опять же, маленькие преимущества Бога Равновесия. Хотя переноситься мгновенно с места на место не дано никому, разве что Великому Орлангуру в его истинной плоти, когда он не облечён аватарами.

Мы шли, взявшись за руки, подолгу молчали, лишь изредка перебрасываясь мало что значащими для постороннего фразами. Кусочки воспоминаний, юность Поколения, Голубой Город, Джибулистан… Но нам было очень хорошо просто молчать, шагая бок о бок. Ощущение полноты, завершённости, единства. И осознание случившегося. Случившееся подле Кипящего Котла для меня лично прозвучало грозным предупреждением: если это не чья-то злая воля, то Упорядоченное посылает нам внятное предупреждение. Равновесие смещается, и его Богам предстоит попотеть, чтобы Весы вернулись к прежнему положению.

И ещё мне нужен был Ракот.

Интерлюдия I

Сильвия Нагваль глубоко вздохнула и обессиленно привалилась к стволу странного дерева, похожего разом и на ель, и на сосну, привычные её миру. За её спиной угасло сияние Межреальности, странный и причудливый, пугающий свет, источаемый – для неё – неведомо чем, потому что солнца, луны или звёзд там видно не было.

Она вернулась. Не прежней девчонкой, спасённой волшебницей Кларой Хюммель и из милости взятой с собой в Долину; нет, она добралась сама, без заветного фламберга, который она для себя упорно именовала «отцовским», без золотой пайцзы – единственной вещи, над потерей которой она тихонько поплакала.

Она добралась. Спасибо великому магу Комнинусу Стразе, волшебнику этой самой Долины, обратившему в своё время свой благосклонный взгляд на Мельин и его чародеев… Спасибо деду, научившему своенравную и не шибко любящую зубрёжку девчонку, как находить дорогу в сводящей с ума Межреальности.

Но всё уже позади. Наллика, добрая душа, хозяйка Храма Океанов, как говорится, «накормила, напоила, на дорожку наделила». Сильвия больше не чудовище, не полярная сова, она человек. Пусть и лишившаяся всего чародейского арсенала, она обрела нечто куда более важное – опыт.

У левого бедра она носила недлинный и лёгкий меч, за голенищами ладных сапожек пряталась пара кинжалов с плоскими рукоятями и игольчатыми клинками. За плечами – добрый плащ, под ним – свободная кожаная куртка поверх вышитой рубахи; через Межреальность она шла, как говорится, «тёплыми тропами», избегая ледяных областей.

Пришлось подраться, не без этого, но лучше уж так, чем замерзать, дрожать от холода да без конца утирать сопли. Во всяком случае, она, Сильвия, всегда предпочтёт морозам добрую драку.

Долина… Долина Магов. Интересно всё-таки, что случилось с мессиром Архимагом. Последнее, что видела она, Сильвия, – окровавленный Игнациус, вывалившийся в обнимку со своей убийцей из бойницы каземата и рухнувший в бездну опрокинутой пирамиды на Утонувшем Крабе [5] . Конечно, недооценивать чародея его калибра глупо; но потом он нигде не проявился. Так что кто знает, кто знает…

Впрочем, в любом случае лучше всего явиться прямо к его дому. Если мессир жив – состроить невинные глазки, мол, старалась, старалась, но не получилось. Не вышло у меня, неумелой. Вот если б у вас, высокочтимый, ещё подучиться бы мне удалось…

Потому что Игнациус был действительно очень, очень сильным магом. Наверное, сильнейшим из всех, кто попадался Сильвии на её пути. Как она там подумывала? «Я согласна на ежедневную порку или на постель; или на порку в постели; или вообще на всё, что вам нравится». И что ж, неужто он так там и сгинул? Обидно бы вышло. Впрочем, если вспомнить, о чём она думала там, на Утонувшем Крабе, в облике полярной совы с чёрным фламбергом в когтях…

Заныло в кончиках пальцев, боль поднималась по фалангам, заползала вверх, обвиваясь вкруг запястий, устремлялась к локтям и ещё, ещё выше.

Боль отсечённой конечности, боль утраченной части, кости, с мясом и кровью выдранной из живого тела.

Фламберга больше нет. Её фламберга, отцовского меча. И не потому, что он дарил ей, Сильвии, поистине сказочное могущество. Нет. Он становился её смыслом, частью её высшего предназначения – и она его выполнила. Спаситель отступил в том числе и от него, от растраченного чёрного меча.

…Когда она осталась без своего меча в первый раз, это не шло ни в какое сравнение с тем, что чувствовалось сейчас. Оно и понятно – тогда Сильвия была уверена, что сумеет вернуть зачарованное оружие. Теперь же сказочный меч погиб, погиб окончательно, а с ним (и Смертным Ливнем) погибло и предназначение последней из Красного Арка.

…Всякий раз, когда эта боль накатывала посреди тропы в Межреальности, Сильвия старалась бороться. Думала о том, как вернётся в Мельин, как возродит славу Арка; башня рухнула, перекрытия обвалились, но что-то из архивов могло уцелеть. Оставались и другие потайные норы и отнорки, мелкие арсеналы, где, конечно, не сыщешь ничего серьёзного, но всё-таки хорошо начинать не с пустыми руками… Она повторяла это про себя бесчисленное число раз, пока слова не теряли смысл и не начинали разъедать череп изнутри, не хуже утраченного Ливня.

Бессмысленно, горько думала она сейчас, застыв на самом пороге вожделенной Долины. Ты отныне – просто пустые ножны, ножны, оставшиеся без клинка. Дед пытался объяснить тебе это… но ты не слушала, несмотря на его розги. Так и не поняла, дурёха. И вот стоишь, не зная, зачем, по сути, ты тащилась в этакую даль. Наверное, просто для того, чтобы не думать. Чтобы была хоть какая-то цель. А иначе – пустота, пустота ещё хуже той, что выжирала тебя изнутри, когда ты шла к мёртвым останкам Хозяина Ливня, чтобы забрать золотую пайцзу, пайцзу, ставшую последним и решающим доказательством – кто она, Сильвия Нагваль, есть на самом деле.

Но теперь не осталось ничего. Сгинуло всё, скреплявшее её с прошлым, хоть как-то о нём напоминавшее. Новое всё – одежда, оружие; прежним остался только седой клок волос надо лбом.

Сильвия Нагваль долго оставалась неподвижна, глядя на медленно поднимающееся из-за гор маленькое персональное солнце Долины Магов. Наступало мягкое, влажное, тёплое утро – к Долине, как говорила Клара Хюммель, всегда подходишь именно на рассвете; господа чародеи всем временам годам предпочитали вечное лето, нежаркое и с приятными дождичками.

– Хорошо устроились… – прошипела Сильвия сквозь зубы.

Старая, почти привычная злость нахлынула вновь, заставляя кулаки сжиматься, а ногти с чёрными ободками грязи под ними, неровные и обгрызенные, – вонзаться в ладони. В эти мгновения Сильвия почти узнавала себя. Почти – потому что эта злость не шла ни в какое сравнение с пережитым на Утонувшем Крабе. Тот огонь, то пламя, та ярость словно выжгли её дочиста, оставив одну оболочку.

Когда она уходила из Храма Океанов, ей казалось, что дорога и новая цель помогут забыть. Помогут стать другой, начать что-то на голом пепелище; и сперва странствие через Межреальность казалось чуть ли не наслаждением. Казалось – ровно до тех пор, пока проснувшаяся память не заставила вспоминать то, о чём следовало бы начисто забыть.

Она в Долине. Быть может, Архимаг Игнациус Коппер выжил, быть может, уже зализал полученные раны. Что ж, тогда она пойдёт к нему в ученицы. Чтобы было кого ненавидеть по новой. А быть может, он так и сгинул в том жутком сражении, может, так и не сумел выбраться из чёрной бездны, куда его, окровавленного, увлекала его противница.

Неважно. Она сделает, что должна. Если надо – заберётся к нему в кровать. Преодолевая отвращение, но заберётся. Или не к нему. Или к ней. Она обязательно найдёт, что сделать, чтобы хоть как-то, но заполнить эту разрастающуюся пустоту внутри, пустоту ножен, утративших клинок.

Сильвия вздохнула последний раз и, не скрываясь, пошла напрямик, пока не услыхала громкое и напыщенное: «Стой! Именем Долины!..»

Интерлюдия II

Империя там, где её Император.

Или по крайней мере там, где его наследник.

Сеамни Оэктаканн, Дану, бывшая Видящая своего народа, бывшая хозяйка Иммельсторна, Деревянного Меча, вдова последнего Императора Мельина, склонилась над колыбелью.

Малыш спал. Спал, как будет спать любой малыш, лишь три месяца тому назад появившийся на свет. Глазки закрыты, быстро – на манер Дану – растущие шелковистые волосы спускаются уже почти до плеч.

Сеамни улыбнулась. Улыбка получилась, как и почти всегда последнее время, сквозь слёзы.

Гвина нет. Вернее, он есть, с ним можно говорить – во снах, ярких, живых, запоминающихся с первого до последнего слова, – но ему уже никогда не обнять её, никогда не встать рядом. Никогда не обнять своего сына, рождённого уже после его страшного исхода в башне Всебесцветного Нерга.

Слезинка срывается, падает вниз, прямо на носик спящего ребёнка; Сеамни ловко подставляет ладонь, ловит следующую некстати скатившуюся капельку. Пусть спит. Пусть его ничто не потревожит. До поры до времени…

– Повелительница?

В Мельине царит глухая ночь, но Сежес, бывшая глава бывшего Голубого ордена Лив, похоже, не спит никогда. И упрямо зовёт её, Сеамни Оэктаканн, «повелительницей», словно она, бывшая рабыня Дану, и впрямь полноправная императрица.

Дверь спального покоя приотворяется. Сежес взлохмачена, поверх ночной сорочки наброшен длинный халат.

– Всё хорошо, Сежес. Я просто… стояла, смотрела…

– И плакали, повелительница.

Сеамни только вздохнула.

– Здесь никто не поможет. Ни ты, ни бедняга Клавдий.

– Я сама пла́чу, стоит только вспомнить, – вдруг всхлипнула железная чародейка. – Реву. Как девчонка. И никак не могу остановиться. Потому, что он… что он… – Она сморщилась, отвернулась, закрывая лицо ладонями. – Простите, повелительница…

– Сколько уж я просила не называть меня так, Сежес… Я ещё могу понять, когда ты объясняешь мне, что, мол, так надо на людях, но когда мы вдвоём?..

– Я не имею права сбиться, повелительница. Я всегда должна звать вас так. Даже если мы можем плакать вдвоём, обнявшись, по одному и тому же человеку.

– Но… баронского мятежа больше нет. Последние главари сдались Клавдию. Серая Лига прислала депутацию и изъявила покорность. Сдавшиеся маги Радуги признали ошибки. Указы, ограничивающие творение магии простым народом, отменены. Легионы очищают берег от пиратов. Империя выстояла, Сежес. Если, конечно, первый консул говорит нам всю правду, а не приукрашивает её, не желая огорчать.

– Он не приукрашивает, – вздохнула Сежес, утирая глаза.

– Прошу тебя, садись, – спохватилась Сеамни.

– Только после вас, повелительница, – в который уже раз повторила Сежес, глядя на Дану с лёгким укором. – Никто не имеет права сидеть, если вы стоите. Запомните это, повелительница. Пожалуйста. Если… если вам действительно дорого содеянное вашим супругом и моим Императором.

Сеамни обречённо возвела глаза к узорчатому потолку и села возле колыбельки. Сежес, как и положено верной престолу чародейке, опустилась на пятки, так, чтобы глаза её ни в коем случае не оказались бы выше глаз Дану.

– Так что всё-таки с этими слухами о новых, невесть откуда взявшихся землях? О новых звёздах, явившихся после того, как закрылся Разлом?

– Слухи правдивы, повелительница. Там, на юге, и впрямь открылись новые берега, где раньше лежало лишь море. Первый консул отправил туда небольшую экспедицию, но боюсь, как бы её не перехватили пираты, обозлённые нашими успехами на суше и падением всех своих укрывищ.

– Но откуда всё это взялось? И вообще, как закрылся Разлом? Им… мой супруг, являясь мне во сне, говорил, но…

– Ваш супруг и наш Император, – Сежес молитвенно сложила руки перед грудью, голос задрожал, – великий Император, избегший когтей безвозвратной смерти, открыл вам, повелительница, истинную правду. Его слова более точны, чем все наши чары и экспедиции. Наш мир… изменился. Изменился необратимо, и я чувствую это в каждом моём чародействе.

– Но солнце светит по-прежнему, – возразила Сеамни, осторожно касаясь кончиками пальцев шелковистой щёчки сына. – Тяга земная тоже осталась, какой была.

Сежес кивнула.

– Именно так, повелительница. В движение пришла великая, непредставимая магия, и чары, сокрушившие Нерг, поистине бледнеют пред нею.

– Великая… непредставимая… – Сеамни глядела на спящего младенца, не в силах отвести руку от его тёплой щеки. – Вот оно, самое великое и непредставимое. Спит и пускает пузыри.

Сежес неловко улыбнулась, поправила волосы.

– Он… очень красивый, повелительница.

– А ты себе такого хотела бы? – безмятежно спросила Дану.

– Я? Я?.. Повелительница, но я… куда же мне… У меня дочь уж взрослая, мне пора о внуках думать.

– Баламут тебя любит, Сежес. Поверь мне. Я вижу. Я знаю. Не знаю, могут ли у вас быть дети, но он тебя любит.

Волшебница слабо пискнула, пряча лицо в ладонях и отчаянно мотая головой. Щёки её мгновенно залило краской.

– Ллюбит… – выдавила она наконец. – Да, любит.

– А ты не можешь ответить. Потому что ты – великая Сежес, знаменитая волшебница Голубого Лива, ты не можешь уронить себя, связавшись с Подгорным Племенем…

Уши чародейки покраснели так, что, кажется, сейчас вспыхнут.

– Прошу вас… повелительница…

– Хорошо, – кротко отвечает Сеамни. – Я больше не буду, Сежес, честное слово. Просто хочу, чтобы ты была счастлива.

– Я знаю. – Собеседница Дану наконец набирается смелости взглянуть ей в глаза. Подумать только, Сежес, великая и страшная Сежес, пошедшая против своих, против Радуги, вставшая на сторону Императора, сражавшаяся с ним бок о бок, – сейчас страшится взглянуть в лицо бывшей рабыне, бывшей наложнице хозяина Мельинской Империи… – Я знаю, повелительница. И никогда не оставлю вас.

– Тогда расскажи мне ещё что-нибудь, Сежес. Я никуда не выбираюсь, кроме дворцового сада.

– Повелительница, но город ещё восстанавливают. Гномы делают всё, что в их силах, однако работы столь много, что… А я уверена, что далеко не все бароны смирились с концом своей Конгрегации, как и далеко не все бывшие адепты Радуги признали новый порядок.

– Ты меня щадишь, – безмятежно сказала Сеамни, покачивая колыбель, хотя малыш спал и так. – Не хочешь говорить, что именно и где идёт не так. Где голодают, где болезни. Где разбойники, а где вылезшие невесть откуда чудовища. Они, конечно, не идут ни в какое сравнение с козлоногими, однако и магов у нас теперь куда меньше. Поля зарастают, приходится распускать по домам молодых солдат из вчерашних землепашцев, не забывших ещё свой труд. Верно, Сежес?

Та опустила голову.

– Повелительница права. Но откуда…

– Мой супруг. – Сеамни склонила голову набок, любуясь спящим сыном.

– Да, повелительница. Конечно. Разумеется. Ра…

Дверь за их спинами ещё только начинала падать, бесшумно рассечённые петли едва разошлись, светясь красноватыми швами, где магия перерезала закалённое железо, а Сежес и Сеамни уже вскочили. Чародейка выбросила вперёд левую руку, пальцы согнуты, словно когти, и меж них дрожит стремительно разрастающаяся капля голубого пламени.

Ввалившееся через порог облако ослепительно-белого, сияющего света натолкнулось на мгновенно выставленную Сежес защиту. Ещё миг спустя белое пересекли крест-накрест чёрные молнии – клинки Кер-Тинора, капитана Вольных, верной стражи Императора, продолжавшей выполнять свою клятву служить его сыну.

Облако света этого словно и не заметило. Бесформенное, оно надвигалось и надвигалось, и Сежес застонала, выставив уже обе руки, точно пытаясь удержать наваливающуюся на неё необоримую тяжесть. Голубое сияние её завесы разлетелось во прах.

Следом за Кер-Тинором ворвались и другие Вольные, но существо – или сущность – в светящемся облаке не обратило на них никакого внимания. Руки Сежес по самые запястья погрузились в слепящий свет, задымились обшлага рукавов, чародейка зашипела разъярённой кошкой; и тут вперёд выступила Сеамни. Что-то дрожало и колыхалось перед ней, нечто, отдалённо напоминающее тень слегка изогнутого клинка.

Память о Деревянном Мече…

– Уходи, – спокойно, словно и не спал за её спиной собственный ребёнок, отчётливо и не спеша проговорила Дану. – Уходи, чем бы ты ни было. Тебе не причинить мне зла.

Облако дёрнулось, словно выворачиваясь наизнанку; подобно морскому чуду, оно выпустило короткие отростки, потянувшиеся было к Сеамни.

– Повели… – захрипела Сежес; она, похоже, едва держалась.

Сеамни больше не колебалась. Тень, призрак, отражение – её руки резко рубанули пришельца наискось едва видимым призраком изогнутого клинка.

Облако лопнуло. Потоки белых молний опалили стены, потолок и рухнувшую дверь, угасая с бессильно-яростным шипением, словно рассечённые змеи. Сежес упала на колени, Вольные бросились её поднимать.

– Повелительница невредима? – Кер-Тинор вмиг оказался рядом.

– Невредима. – Сеамни медленно, подрагивающей кистью, стирала пот со лба. – Помогите… досточтимой Сежес.

Малыш так и не проснулся, несмотря на весь переполох.

Интерлюдия III

Сёстры-восмерти, назвал ты нас, Архимаг Игнациус. Сёстры-восмерти, сказал ты, стоя на ступенях опрокинутой пирамиды, стоя и цедя презрительные, полные гордыни слова. Я запомнила их все до единого.

Я, Лейт-Ниакрис, дочь убитого тобой некроманта Бельта. Сестра убитой тобою Тави. И я не прощу себе до конца оставшихся мне дней, что жизнь из тебя исторгла не моя рука.

– Лежи. Лежи тихо, девочка. – Рука с короткими пальцами и коротко подстриженными скруглёнными ногтями подносит дымящуюся чашу. Поднимается лёгкий парок, обволакивает лицо, приятно щекочет загрубевшую кожу, вползает в ноздри…

– Горячо… Хорошо…

– Жжётся? И правильно, должно жечься. А ты пей, пей, да всё, до дна.

– Ггорько…

– От горечи-то она вся польза. Молодец, что не капризничаешь. Иного и не ждала, ты ведь у меня, чай, не принцесска!

– Да, что тут скажешь… не принцесска я, Эйтери. Куда уж мне, дочери некроманта…

– Вот и пей. Папка твой не понапрасну чтобы сгинул в той бездне проклятущей.

– Нне надо, гнома. Пожалуйста.

– Не буду, не буду. А ты лежи! Да пей, пей, кому говорят! Крепко ж тебя тогда приложило, милая ты моя, по сю пору на ноги никак тебя не поставить, несмотря на всё моё искусство…

– Эйтери… так сколько ж мне ещё валяться-то?

Маленькая гнома-целительница не ответила. Возилась, позвякивая склянками, что-то булькало и скворчало на медленном огне; здесь, в подземельях Пика Судеб, где хозяйничала Эйтери, время словно остановилось.

Как они выбрались с Утонувшего Краба, Ниакрис не помнила. Эйтери потом говорила что-то про орков капитана Уртханга, сумевших соорудить что-то вроде здоровенного плота, на котором уцелевшие и добрались до берега бывшей Империи Клешней. Или до того, что осталось от берегов бывшей Империи Клешней? Уже не вспомнить.

Так или иначе, они выбрались. И даже сумели переправиться через море, обратно в Старый Свет. Драконьего кристалла, хранимого столько веков в глубине гор под Пиком Судеб, больше не существовало, однако сама гора уцелела. С одной стороны, правда, осталась исполинская вмятина, след от незваных гостей, возглавлявшихся некоей Атликой [6] …

Слава всем богам и силам, что кристалл Сфайрата не взорвался, а то от всего поселения гномов не осталось бы даже воспоминаний. Как и отчего это случилось – Эйтери не знала и объяснить Ниакрис не смогла тоже. Так или иначе – жизнь продолжалась, хотя совсем, совсем иная жизнь, чем прежде. Чем жизнь с Западной Тьмой.

…Что-то очень плохое случилось со Святым Городом, с Аркином. По всему Эгесту народишко разбегался кто куда, прячась по чащам и неудобьям; всюду орудовали разбойники, большей частью – вчерашние крестьяне, дошедшие до последнего края. Что творилось ещё дальше – не знал никто.

Драконы сгинули. Сгинула и Тёмная Шестёрка, шестеро Древних Богов, с незапамятных времён остававшаяся в Эвиале, его последний боевой запас. И вот теперь он растрачен, использован тоже; мир выскреб и отдал всё, что только мог.

Гномы, на первый взгляд, всё так же рылись себе в горных недрах, всё так же бесшумно крутились тщательно смазанные вороты лебёдок, поднимая наверх ковши с рудой; всё так же пылал огонь в плавильных печах и горнах; но зато сбывать выкованное стало некому и не за что.

– А ведь меч, понимать надо, – журчала Эйтери, с ложки кормя Ниакрис дымящимся горячим супом, – меч добрый за день не сделаешь. И за два. И за три. А уж если какие руны на нём выбить, какие чары наложить – так это и год провозиться можно. Раньше такое, случалось, короли да эмиры заказывали, наследнику на совершеннолетие, ну так и платили как положено. А теперь? Лемеха да бороны ковать? Гномы ведь какие, вещь коль сделают, так на века. И кто потом покупать станет, если та борона деду, отцу, сыну, внуку да правнуку прослужит, не погнувшись, не сломавшись? А руку позорить, мастерство ронять, поделку вершить, не работу, – нам, Подгорному Племени, никак не позволено…

Ниакрис слушала, но не слышала. Эйтери сидела у её изголовья, поила отварами, кормила супом – ничего больше тело дочери некроманта не принимало – и говорила. Слова текли ручейками, обвивая измученную память, и становилось легче.

Что за путь ты прошла, Ниакрис? Выкованная как клинок, для одного-единственного боя, ты исполнила своё предназначение. Один раз – но не до конца. Ты зажгла Знак Разрушения, уводя себя и отца из Эвиала, тогда казалось – навсегда. Однако вы вернулись, потому что куда более могущественные силы, не боги и не демоны, не Спаситель и не Западная Тьма, а нечто, не имеющее ни формы, ни прозвания, собирало отряд, которому предстояло стать тем камешком, на котором споткнутся чудовищные шестерни, пережёвывающие один мир за другим.

Шестерни замерли. На время ли, на совсем – Ниакрис не знала. Но знала другое – ей, выкованному клинку, нельзя без дела и предназначения. Иначе сталь стремительно покроется ржавчиной, и то самое оружие, что «год надо мастерить», обратится в ничто. И когда потребуется ещё один такой камешек, его под рукой может и не оказаться.

Она встанет, она непременно встанет. Вновь научится ходить. Сейчас руки слабы, словно у новорождённого, она даже ложку не удержит. Но так будет продолжаться не всегда, не будь она Лейт-Ниакрис, дочь некроманта Бельта.

Интерлюдия IV

Когда расчёт превозмогает чувства, рано или поздно они следуют за ним, думала Вейде. Вейде, королева эльфов из Вечного Леса, что в Эвиале. Вейде, выведшая свой народ из обречённого мира. Вейде, оживившая, давшая новую плоть всем Перворождённым, когда бы то ни было погибшим в обречённом мире. Она свершила небывалое для своей расы. Она победила самого Спасителя, вырвав у него из-под носа лакомую добычу.

Есть отчего гордиться – никому иному из правителей Вечного народа не удавалось ничего подобного. Истинная некромантия, высшая некромантия, полная победа над Смертью, не просто возвращение душ из посмертия, но и наделение их настоящей, неподдельной плотью.

Всё хорошо. Вот только ворон…

Ворон о четырёх зрачках в каждом глазу, пронёсшийся над процессией, когда эльфы уже покинули Эвиал, доживавший свои последние мгновения.

Тьфу, тьфу, пропасть, как говаривали смертные людишки Эгеста. Ну, пролетел, ну, прокаркал – но в главном-то помешать всё равно не смог! Потому что здесь – всё настоящее, без обмана.

Потому что она, Вейде, довела свой народ до обещанной ему земли обетованной. До нового, девственного, молодого мира, под чьими небесами не хаживал ещё ни один из наделённых речью. Так ею было обещано и так исполнилось. Всё без обмана.

Вот он, мир. Небо, как положено, голубое. Облака – белые, сероватые, серые, порой, в грозу, даже чёрные. С востока на запад ходит туда-обратно великая полоса дождей, словно несомая на крыльях бесчисленных радуг.

Горы, реки, моря – тёплые, мелкие, ласковые. Леса, вознёсшиеся к самому поднебесью, деревья, подобные высочайшим горам. Мир только и ждёт, чтобы отдаться её, Вейде, власти.

И здесь никого, кроме них, Перворождённых. Ни людей, ни гномов, ни докучливых невысокликов. Ни орков с гоблинами, ни великанов, ни каких бы то ни было ещё неведомых.

Весь мир – наш.

И все эльфы в нём – мои.

Они низко мне кланяются. Они готовы целовать прах под моими стопами – особенно те, кого я вырвала из смерти. Никто, никто не в силах бросить мне вызов – моя новая стража верна и неусыпна.

И это только начало.

Что удалось в одном мире, я смогу повторить и в другом.

Достаточно лишь открыть туда надёжные, для иных недоступные тропы. А там я и сама стану не хуже самого… – Она усмехнулась про себя. – Да, да. Высоко беру, высоко мечу. А пока пусть строятся лесные дворцы и крепости, деревья тяжело ковыляют с места на место, потешно перебирая вытянутыми из земли корнями; пусть пока очарованные эльфы мечутся с континента на континент, с острова на остров, открывая эфирные тропы. Я щедро трачу силы этого мира, здесь много лесов, здесь никогда не будет людей – за это кой-каким деревьям и рощам предстоит умереть. Пожалуй, устрою питомники – для поддержания тех же троп, позволяющих в мгновение ока очутиться на другом её конце, хоть и за тридевять земель.

Всегда мечтала о таком в Эвиале.

А ворон… пусть себе каркает.

Пустое это всё.

Так говорю я, Вейде, Вечная Королева.

Средисловие

Плывущий над мирами замок остался позади. Обычно он пуст, и его хозяину никто там не нужен. Когда поставлена такая цель, отягощать себя нельзя ничем. Даже друзьями. Друзья придут на помощь, и ты придёшь к ним, однако они – твоё уязвимое место. Держа нож у их горла, тебя можно ко многому вынудить. Поэтому те, кто встал рядом с тобой, держитесь отстранённо. Вы не можете позволить себе и малейшую уязвимость. Слишком могущественны, слишком хитры и проницательны ваши враги.

Так что лучше всего пока что иметь союзников, подельников, соратников. Тех, чьи цели – на время – совпадают с твоими. Потом дороги ваши непременно разойдутся, иначе и быть не может, ибо все существа в Упорядоченном сотворены разными. И  истинные желания у каждого свои, пусть даже кто-то и попытается обмануть тебя, втёршись в доверие. Пустое. Живи и давай жить другим, соблюдай договоры и требуй от других соблюдения – только тогда добьёшься желаемого. Держи слово. Если тебя предали – мсти. И мсти страшно. Будь беспощаден, но справедлив. Никогда никого не обманывай. Всегда исполняй обещанное и никогда не обещай несбыточного. И обещай лишь то, что пойдёт на пользу тебе самому.

Межреальность разворачивается послушно, подобно мягкому свитку. Если не взламывать её дороги, если не навязывать ей собственной воли, если не вставать на пути неодолимого – она отплатит тебе сторицей.

Хозяин замка не шёл и не летел. Не плыл, не полз, не пробирался. Со стороны казалось, что он вообще не двигается, а вот Межреальность вокруг него стремительно менялась. Замок исчез, исчез его крохотный, вокруг него самого возведённый мирок с маленьким небом и двумя солнцами, всё давно скрылось, словно расправив незримые крылья.

Межреальность наконец застывает, замирает, расстилается под ногами в чёрных, видавших виды сапогах ковром пушистой седой травы. Ветерок заставляет живые волны катиться то туда, то сюда, и не поймёшь – то ли ты в каком-то мире, то ли вовсе невесть где. Справа и слева вздымаются стены леса, однако они скорее смахивают на гигантские сорняки, чем на деревья. Мясистые стебли с широко раскинувшимися листьями тянутся вверх, а вот хозяин замка, словно и не чувствуя никакой тяги, удобно устроился прямо на воздусях, вытянувшись и закинув руки за голову. Лицо скрыто низко надвинутым капюшоном, одежда добротная, но неброская, коричневая и серая, в такой легко затеряться среди толпы, плотный плащ накинут на плечи. Широкий пояс из драконьей кожи, слегка потёртый, с массивной пряжкой, в какой удобно прятать отравленные лезвия. Руки сложены на груди, пальцы мозолисты, покрыты шрамами большими и малыми, словно кто-то с особой яростью истыкивал кисти человека остриём ножа и, похоже, даже раскалённым – много выболин.

Человек ждёт, спокойно, не шевелясь и не произнося ни звука, паря над седой травой. Ветер не осмеливается даже пошевелить свисающую полу старого плаща.

Но вот – по серому волнующемуся морю побежали круги, над венчиками цветущих метёлок поднялась голова, затем плечи, руки, торс. Новоприбывший поспешно накинул капюшон, лишь на миг сверкнув тщательно выбритым теменем, украшенным сложной татуировкой – два тёмно-синих дракона, извивающиеся в пасти третьего, красного.

– Всё готово, – сказал человек с татуировкой. Он не тратил время на приветствия и прочее.

Зазвучавший язык поставил бы в тупик даже Познавшего Тьму.

– У меня тоже, – отозвался хозяин замка. Голос звучал сипло. – Осталось совсем немного.

С одного из мясистых листьев сорвалась капля, на лету, не касаясь земли, превращаясь в женскую фигуру, окутанную облаком собственных волос, но настолько густых, пушистых и длинных, что виднелись лишь ноги ниже колен. Ногти на небольших ступнях окрашены в охристый цвет. От лодыжек к коленям поднимались охряные же линии, что-то вроде сплётшихся змей. На татуировку это не походило, потому что змеи шевелились.

– Сестра, – приподнялся хозяин замка. Низко надвинутый капюшон так и не шелохнулся.

– Братья, – едва слышный шёпот, казалось, исходил откуда угодно, но не с неподвижных губ. – Я доставила её.

– Поздравляю, – серьёзно и напряжённо сказал второй мужчина, с драконами на черепе.

– Благодарю, брат. Клянусь Вечным, это оказалось непросто. Она царапалась. Всем, и не только когтями.

– Можем ли мы увидеть? – нетерпеливо начал было татуированный, однако из пены золотистых волос предупреждающе поднялась тонкая рука с нежными, почти детскими пальцами.

– Она перед вами, братья.

Серая трава с яростным шипением раздалась в стороны, открывая тёмный зев воронки.

– Аиииии!!!

…Женщину в изодранных остатках чёрного платья с блёстками выдернуло из земли и с силой швырнуло на траву. Вороновы волосы растрепались, перепачканы чем-то, похожим на засохшую кровь, на тонком подбородке – внушительная ссадина, а золотистые глаза сейчас залиты слезами.

Она рухнула и застыла, уткнувшись лицом в сгиб локтя. Зато ожило платье, суматошно пытаясь само привести себя в порядок, затянуть дыры, прорехи и восстановить сложный узор блестяшек. Тёмные лоскуты ползли по белой коже, словно чудовищные насекомые.

– О! О! Царица Теней, если не ошибаюсь? Славная добыча, сестра! Славная добыча! – Мужчина с вытатуированными драконами аж стиснул руки. – Поздравляю, дорогая!

Теперь звучал другой язык, хоть и тоже древний. И который тоже никто не мог знать, кроме лишь Поколения Истинных Магов.

– Ччто? – шевельнулась янтарноглазая. Глаза её широко раскрылись, слёзы сбегали по щекам, но она, похоже, сейчас ничего не замечала. – Кто такие?.. Откуда?..

– Молчи, – нежно проворковала девушка-похитительница, так и не открывая лица. – Спрашиваем здесь мы.

– Мы? Кто такие «мы»?

– Кто пришёл вам на смену, Новые Маги, – резко и властно перебил хозяин замка. – Так что лучше б тебе отвечать нам, и отвечать во всех подробностях.

Царица Теней оцепенела, застыла с полуоткрытым ртом, неотрывно глядя на произнёсшего роковые слова.

– Лучше б тебе отвечать, – повторил тот, и тогда Царица завизжала самым позорным образом, захлёбываясь от ужаса.

Конец первой книги

Примечания

1

См. роман «Война Мага. Конец Игры», т. 1, с. 7–8.

2

Маги нового Поколения, следующего за хединским; о них подробно рассказывается в романе «Земля без радости».

3

См. роман «Земля без радости», с. 505.

4

Персонаж романа «Земля без радости», маг, сын Истинной Волшебницы Фелосте, чародейки из Поколения Хедина и Ракота.

5

См. роман «Война мага. Конец Игры», т. 2, стр. 340–341.

6

См. роман «Война мага. Конец Игры», т. 1, с. 250.

Оглавление