«Последний полет «Жар-птицы»»

Эдуард Семенов Последний полет «Жар-птицы» Семёнов Эдуард

41 год.

Журналист, писатель, режиссер.

Учился: МГУ им. Ломоносова, факультет журналистики, МИМ ЛИНК (Президентская программа), ВГИК им. Герасимова (Сценарный факультет, заочное отделение. Не окончен.)

Работал: Редакции газет «Московский комсомолец», «Мегаполис-экспресс», «Жуковский городовой», «ЖУКовский ИНФОРМационный вестник», «Солдат удачи»

Автор сборника детективов «Милый, я научилась убивать!» (2001)

Автор сценария фильма «Прятки» Режиссер: Вадим Шарашов (ВГИК, дипломная работа) 2007 год.

Автор сценария и режиссер художественного фильма «СКВАД» Эпизод 1 «Внимание, в небе – Покрышкин!» (2007 год)

Автор романа «Допельдон или о чем думает мужчина?» (2010)

Автор романа «Кодекс защитника» (2011)

Автор сборника «Бои без правил: мордобой или новый вид спорта» (2011)

Инструктор 3 категории по боевому самбо. Чемпион Москвы по боевому самбо, серебряный призер чемпионата Москвы среди студентов по боевому самбо. Неоднократный призер международных турниров по джиу-джитсу. Бронзовый призер Всемирных туристских игр по лыжам. (Капрун, Австрия, 1996 году). Сегодня увлекаюсь скалолазанием.

Не все события в этой книге вымышленные, не все совпадения случайны…

Вместо предисловия

9 мая 2008 года. Венесуэла. Где-то на границе с Колумбией. Полдень.

Грохот появился ниоткуда. Его услышали все джунгли. Его невозможно было не услышать. Он пришел откуда-то с гор и, прокатившись над долиной, скрылся за горизонтом, – где-то там, вдали, в той части, где должен был заканчиваться океан.

Грохот продолжался недолго. Секунду или две, но работающие на плантациях коки крестьяне успели поднять головы от своих грядок и посмотреть в небо. В ту сторону, куда укатила невидимая колесница.

Небо по-прежнему было безжизненным, и солнце нещадно жгло их глаза, поэтому крестьяне поспешили снова опустить головы, но один из них задержал свой взгляд несколько дольше, и именно поэтому он увидел то, что, собственно говоря, для его глаз не предназначалось.

Два американских суперистребителя «Раптор», поднятые по тревоге с авианосца «Аляска», свечами взмыли в небо в поисках источника грохота. Солнце, отражаясь от их крыльев, пустило свои лучи в разные стороны, и один из этих лучей как раз угодил в глаз крестьянину.

Смахнув выступившую слезу, он продолжил наблюдать за небом и увидел, как «Рапторы» ушли в стратосферу, скрылись там на какое-то время, а потом камнем упали вниз. Прошли на бреющем вдоль берега, рискуя пересечь границу суверенного государства и, сомкнув строй, начали заходить на посадку.

Видимо, источник странного звука ими не был обнаружен. Когда до посадки истребителей на палубу оставалось несколько секунд, над морем вдруг появилась она… Гигантская женщина в золоченых доспехах грозной воительницы из племени амазонок. Она неспешно шла по морю по колено в воде и смотрела перед собой, как будто рассматривала камушки под ногами на мелководье. На ее крутом боку мерно покачивался обоюдоострый меч. Одной рукой она придерживала его, другой – держала круглый щит. Ее лицо было закрыто шлемом с забралом и ярким золотым оперением. Ее движения не вызывали никаких колебаний воды.

Огромный авианосец, целый плавучий город, на ее фоне казался маленьким игрушечным корабликом, а верхние мачты стоявшего рядом крейсера «Тикондерога» едва доходили до нижнего края ее юбки.

Авианосец и крейсер дежурили возле границ с Колумбией по постановлению ООН с целью предотвращения террористических актов, а неофициально – охраняли те самые плантации коки, на которых трудился крестьянин.

Женщина совершенно не замечала людей на палубе авианосца, которые столпились на одном борту и показывали пальцами в ее сторону. Она просто шла по морю куда-то в сторону.

«Рапторы» на форсаже прошли над палубой авианосца, так и не коснувшись его стальной платформы, спешно сделали боевой разворот и пошли с ней на сближение. Они поднялись на уровень ее глаз и пролетели прямо перед ее носом. Женщина на секунду остановилась и проводила самолеты взглядом. Это было похоже на то, как будто две маленькие мухи прожужжали возле уха и сделали оборот вокруг головы женщины. Потом еще один и, наконец, оказались в такой близости от ее лица, что было ясно – еще чуть-чуть, и они в нее врежутся.

Гигантская женщина подняла руку – ту, в которой был щит – и выставила его перед собой. Это движение было такое искренне женское, безобидное. Она просто закрыла им свое лицо, но два истребителя стоимостью в один миллиард долларов каждый, воткнулись в щит с весьма характерным звуком.

Чпок. Чпок.

Воительница опустила руку, и то, что осталось от самолетов, скатилось по наклонной плоскости щита в воду. В небе остались висеть два белых парашюта. Женщина удивленно посмотрела на них и поискала глазами источник раздражающего жужжания. Его не было. Она облегченно вздохнула, повернулась спиной к кораблям и продолжила свое движение. Она даже не обратила внимания на то, что на авианосце завыла сирена тревоги, а на крейсере прозвучал сигнал «Приготовиться к атаке!». Буквально через секунду в спину амазонки грохнул залп противокорабельной артиллерийской установки.

Женщина изогнулась и схватилась за поясницу так, как будто почувствовала укус пчелы. На ее лице появилась гримаса боли и досады. Женщина медленно развернулась, вынула из ножен свой меч и подняла его высоко над головой. Меч ярко вспыхнул в лучах солнца. Казалось, что его острие коснулось светила, и от этого клинок накалился добела.

С крейсера грохнул еще один залп. Его снаряды были направлены в живот воительницы. Она прикрыла его своим щитом и взмахнула рукой. Столб огня обрушился на крейсер, как скальпелем разрезал его на две неровных половинки. Вода под кораблем – там, где прошелся меч, – забурлила, вспенилась и расступилась. От высокой температуры дно океана высохло. Две половинки линкора сложились и с металлическим звоном упали вниз с километровой высоты, воткнулись в сухой песок как две никчемные железки. Дзиньк. Дзиньк. Когда меч вышел из воды, океан снова сомкнулся, а от одного из самых мощных боевых кораблей США не осталось даже масляного пятна на поверхности воды. Как будто его и не было. На все ушло пару мгновений.

Женщина убрала меч в ножны, погрозила пальцем авианосцу, на палубе которого все от ужаса превратились в соляные столбы, потом приложила палец к губам, призывая всех молчать, и… исчезла, словно выключила свое изображение с экрана.

По небу снова прокатился грохот небесной колесницы, теперь уже по направлению от океана в сторону джунглей…

Когда все стихло, крестьянин снова опустил голову и продолжил мотыгой обрабатывать грядку. Ему надо было торопиться, чтобы догнать своих товарищей.

Вечером, сидя у костра и покуривая трубку с листьями коки, он спел им песню о небесной богине в золотых доспехах. И о том, как она поразила своим мечом злых людей на больших кораблях, и ей за это ничего не было.

Песня так понравилась его товарищам, что они запомнили ее и исполнили на празднике урожая в соседней деревне. В это время там присутствовала съемочная группа телеканала ВВС. Они делали передачу о местных традициях и записали песню на камеру…

Двадцать пять лет назад. 80-е годы. Закрытый город Петляков в 45 километрах от Москвы. Вечер. Отдел перспективных разработок ЦАДИ (Центрального Аэродинамического Института)

– Таким образом, мы получаем подъемную силу, достаточную для преодоления земного притяжения, – академик Руденко, присев на край стола, не отрываясь следил за Евгением Журавлевым, который с каллиграфической четкостью выводил на грифельной доске схемы подъемной силы, – а при некоторых изменениях в формуле топлива мы можем добиться того, что коэффициент полезного действия двигателя достигнет уровня порядка…

Со стороны могло бы показаться, что старый седой учитель принимает экзамен у своего ученика. Со всклокоченными волосами, в мятых джинсах и вытянутом свитере Евгений сильно походил если не на школьника, то точно на голодного студента первого курса. Но это было обманчивое впечатление. Евгений был уже опытным специалистом по реактивным двигателям, а сегодня, после убедительного доказательства своей теории, в понимании Руденко он мог претендовать на роль гения. По его словам выходило, что если на самолет установить двигатель новой схемы и заправить его топливом соответствующей формулы, то этот аппарат мог бы без дозаправки чуть ли не два раза обогнуть земной шар с грузом, равным весу двух товарных составов. При этом скорость самолета могла многократно превысить скорость звука. Естественно, вслух о гениальности своего ученика произнесено не было ничего.

Придав своему лицу как можно более недовольный вид, Руденко сказал следующее:

– Ну, что ж, Женя, ваша идея достаточно интересная! Правда, ее уже пытались использовать американцы. Но…, – придумать что-то убедительное, что могло бы соответствовать ситуации, профессор не смог, поэтому отделался покряхтыванием и покашливанием в кулак, – обсудим ваш проект более детально отдельно. Позже. Сейчас, пожалуй, посмотрим, что же приготовил для нас Андрей.

Вслед за Евгением к грифельной доске подошел молодой человек – полная противоположность Евгению. Здоровый как бык, с красным лицом, он походил на кряжистого грузчика с железнодорожного вокзала, а не на работника интеллектуального труда. Фиолетовый синяк под правым глазом делал выражение его лица несколько глуповатым. Не спасали даже большие очки в роговой оправе, которые он надел перед тем, как взять в руки мел.

И, тем не менее, как оказалось, с мелом и формулами Андрей управлялся так же свободно, как и его товарищ.

– Мы с ребятами из НИИТа провели некоторые испытания с новой нейронной схемой, – Андрей, кашлянув в кулак, начертил на доске интегральную схему, – и можем утверждать, что система, которую мы предполагаем использовать в дальнейшем, позволит нам кардинальным образом изменить принцип управления летательным аппаратом. В перспективе – она может стать основой как пассивной, так и активной системы защиты самолета. Позволит сделать самолет невидимым для радаров противника, при этом сам пилот сможет легко видеть небо далеко впереди себя и вести одновременно до 600 целей. Правда, – Андрей на какое-то время задумался и смешно укусил собственную руку с мелом, – вполне возможно, потребуется существенным образом переделать кабину самолета, да и пилоту потребуется более серьезная психологическая подготовка…

Хлопнула дверь лаборатории.

– Простите, что опоздал!

Вся тройка обернулась на вошедшего. Смуглый парень, очень похожий на итальянца, в летной коричневой куртке, с папкой бумаг подмышкой и здоровенным портфелем, из которого торчали рулоны ватмана, быстро подошел к столу профессора и крепко пожал всем руки.

– Ринат, ну что случилось?

– Извините, извините, были неотложные дела!

О природе этих дел весьма откровенно сообщал след красной помады на небритой щеке Рината. Все улыбнулись. Ринат достал из портфеля чертежи, и про красную помаду все мгновенно забыли.

– Смотрите, что я придумал!

На белых листах был нарисован самолет с нестандартной формой крыльев и компоновкой хвостового оперения. Не давая никому опомниться, он достал из портфеля еще несколько листов бумаги, на которых были нарисованы другие детали самолета.

– Ребята, уверяю вас, если мы сможем создать этот самолет, то это будет самый маневренный самолет, который только можно представить в условиях воздушного пространства, – на секунду задумался и добавил, – да и в космосе, наверное, тоже.

– И при этом он сможет взлетать и садиться на клочке земли, равной размеру чуть ли не с поздравительную открытку, – в унисон Ринату проговорил Руденко.

Все заулыбались, но Ринат не понял юмора.

– Ну да, изменяемая форма крыла, изменяемая форма планера и хвостового оперения – все это позволит…

– Когда я мечтаю, я ни в чем себе не отказываю, – осадил Рината Руденко. – Не спешите. Пока это, к сожалению, лишь наши теоретические разработки. Мечты. Хоть и, не спорю, с серьезными претензиями на реальность. Лучше посмотрите, что я вам покажу…

Академик покопался в кармане своего пиджака и извлек из него металлическую пластину размером со школьную линейку. Сначала он подкинул ее в руке, демонстрируя необыкновенную легкость, а затем согнул в трубочку, показывая ее гибкость.

– Ребята из института стали и сплавов подарили, – пояснил он происхождение металла. – Говорят, что сделан из осколка лунной поверхности. Называется жидкая сталь. Металл двадцать второго века. Самолет из этого материала, с точки зрения прочности и легкости, сможет легко поспорить с… не знаю с чем. Таких самолетов еще не придумали.

И добавил:

– Вполне вероятно, металл обладает и другими полезными свойствами: например, снижает уровень излучения. Вот, кстати, с кого нам пример надо брать. Они уже смогли синтезировать этот металл и готовы даже наладить производство…

* * *

Когда Анатолию Евгеньевичу Руденко, академику РАН, ученику знаменитого Петлякова, предложили возглавить отдел перспективных разработок ЦАДИ, Центрального Аэродинамического Института, он, не задумываясь, согласился. О зарплате не спросил, но поставил одно условие: сотрудников набирает сам.

Ему разрешили это сделать. Руденко объехал несколько профильных учебных институтов и предложил там всем третьекурсникам пройти практику в его отделе. Условия были следующие. Каждый желающий работать под его руководством должен был после жесткого экзамена по теории самостоятельно собрать дельтаплан или планер, а затем также самостоятельно испытать его в действии во время летней практики у подножия Кавказских гор, соревнуясь с орлами в умении парить в воздушном потоке.

Конечно, сложно было даже надеяться, что в конце первого столетия самолетостроения, когда самолет в небе стал таким же обыденным предметом, как нож и вилка на столе, кто-то согласится на такой, в прямом смысле слова, сумасшедший эксперимент. И, тем не менее, три студента из трех различных институтов: Евгений Журавлев, Андрей Антонов и Ринат Регулаев – во-первых, согласились на него; во-вторых, дошли до конца этого испытания; а в-третьих, решили стать сотрудникам отдела перспективных разработок Центрального Аэродинамического Института, несмотря на то, что им предложили гораздо меньшие оклады, чем предлагали на тех же должностях в других известных ОКБ и авиационных институтах.

Собственно говоря, Руденко не сомневался, что нашел в их лице единомышленников, которые были, так же как и он, готовы практически на все ради глобального прорыва в самолетостроении. Они все были в буквальном смысле больны авиацией, больны на всю голову. Все их поступки и действия, все их мысли и желания были лишь производными от слова «авиация».

Такое редкое сочетание четырех талантливейших умов, помноженное на чертовское научное везение, уверенность в собственных силах, наглость, тонкий расчет, а также большие амбиции и фантастическая проницательность смогли бы дать самолетостроению нечто такое, что принесло бы России беспрецедентное преимущество в самолетостроении на многие годы вперед.

Но вместо этого запомнилось современникам и вошло в анналы международной судебной практики как печально известное «дело академика Руденко».

Впрочем, обо всем по порядку.

Пятнадцать лет назад. 90-е годы. Аэродинамическая Труба Т-128 в городе Жуковский

Гиперзвуковая аэродинамическая труба Т-128 была построена буквально накануне перестройки. Ее создавали, чтобы испытывать поведение самолетов, скорость которых многократно превышала бы скорость звука. Мощные турбины гиперзвуковой трубы создавали внутри нее воздушные потоки, равные 20 МАХам, то есть двадцати скоростям звука. Самолету, летящему с такой скоростью, могло бы понадобиться меньше часа, чтобы облететь весь земной шар.

Однако любой металл при такой скорости подвергался чудовищной нагрузке. Уже через несколько секунд он разогревался до температуры, достаточной для поджаривания на нем яичницы. В случае аварии на таких скоростях самолет разваливается в мгновение ока, превращается в пыль.

Для избегания подобных проблем и была создана труба Т-128. Предполагалось, что она будет работать в три смены. Специально для этого в трубе был спроектирован съемный модуль, который позволял вынимать одну модель после продувки, а вместо нее вставлять новую модель, и так без перерыва.

Советский Союз знал формулу, известную еще со времен римской империи: «Хочешь мира – готовься к войне!» Именно поэтому на военные и перспективные разработки в СССР денег не жалели.

У демократов были другие приоритеты, однако и после перестройки труба не осталась без дела. Предприимчивые чиновники от науки, как только появилась возможность заниматься коммерцией, зарегистрировали фирмочку, которая занялась производством высококачественного паркета. Паркет производился малыми партиями, стоил баснословных денег и, поскольку обладал высокой прочностью и качеством, пользовался большой популярностью у нуворишей. Такое качество стало возможным исключительно благодаря тому, что материал для паркета сушился в гиперзвуковой трубе.

Нет, конечно, основателям фирмы в оригинальности не откажешь. Все-таки, когда вся наука накрывалась в стране медным тазом, их можно было понять. И, тем не менее, использовать трубу для таких целей – это все равно, что компьютером гвозди забивать.

* * *

– Ну что, Яков Модестович, – произнес Анатолий Евгеньевич, прихлебывая кофе из небольшой чашечки, глядя в лицо своему собеседнику. – Просрали мы советскую, самую передовую в мире авиационную науку?

Они сидели в недавно открывшейся кофейне напротив главного корпуса ЦАГИ. Кофейня называлась «Магеллан», у ее входа дизайнеры водрузили штурвал старинной каравеллы. Смотрелось красиво, но напротив центра мировой авиационной науки, в центре города, который был создан знаменитым авиаконструктором, эта кофейня с морской тематикой выглядела как насмешка. Еще большей насмешкой выглядели оранжевые панели модного боулинг-клуба «Лагуна», который был сделан на месте рабочей столовой института.

– Что тут поделаешь, Толя? – Старый еврей вообще-то не собирался дискутировать на давно уже избитые темы. – Мир сошел с ума! Стране больше не нужны самолеты, они хотят ходить по паркету, а не летать, как птицы.

Ему, человеку, который стоял у истоков создания института, который больше половины своей жизни отдал самолетостроению, было больно смотреть на все, что происходит вокруг; но выстраданный веками национальный характер подсказывал ему, что нет смысла кричать на ветер, лучше пригнуться и подождать, когда буря утихнет. Все, что останется после урагана, обязательно даст всходы.

Кстати, именно поэтому он и не отказался от должности начальника трубы, когда в ней стали, по меткому выражению одного из его подчиненных, «жарить деревяшки», а всеми силами старался сохранить на рабочих местах людей, которые были бы способны, если понадобится, провести испытания самолета.

– Да, ничего особенного тут не сделаешь, – Анатолий Евгеньевич нагнулся вперед и шепотом произнес: – И все же я прошу тебя помочь.

– Чем, Толя?

– Ты еще в состоянии продуть в своей трубе одну модельку!

Яков Модестович удивленно поднял брови. Нет, не то, чтобы он забыл, как это делается. Просто, если честно, он уже давно не слышал таких предложений, а в нынешних условиях оно вообще попахивало авантюризмом и насмешкой. И если бы предложение исходило не от Руденко, он бы послал такого просителя далеко и надолго.

– Да, что ты, Анатолий, – Яков Модестович слегка прищурился, – разве это возможно? Ты же знаешь, как сейчас у нас строго. День и ночь паркет греем.

Руденко медленно размешал остатки кофе по дну чашки.

– Ну, ночью – то, пожалуй, труба молчит!

– Ночью труба молчит, твоя правда, – Яков Модестович снова прищурился, – а что за моделька-то? Серьезная вещь или так? Что-то вроде очередной игрушки для нефтяников?

Руденко достал из кейса ноутбук.

– Может и для нефтяников, а может, и нашим ВВС пригодится.

Это была одна из первых моделей портативных компьютеров. Такие были только у особо продвинутых коммерсантов, поэтому Яков Модестович с интересом смотрел на то, как загружается операционная система, и ждал, когда экран компьютера засветится голубым светом. Минут через пять, когда после нескольких нажатий кнопок на экране появились чертежи самолета, Яков Модестович достал из кармана потертого пиджака очки, протер линзы салфеткой и нацепил их на свой мясистый нос.

– Ну-ка, ну-ка, посмотрим, что там ты придумал?

– Да уже не я, а скорее, мои ребята. Моего здесь не больше пяти процентов.

– Не скромничай, Толя, не скромничай. Сейчас это ни к чему.

Рассмотрев чертежи, он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. В таком виде он стал очень похож на старого седого филина. Молчал филин около пяти минут. Анатолий Евгеньевич даже заподозрил, что старик уснул.

Наконец, он открыл один правый глаз.

– А ты знаешь, Толя, сколько это будет стоить?

Анатолий Евгеньевич достал из портфеля аккуратную пачку долларов и, положив ее на стол, накрыл ладонью.

– Это задаток. Только нам очень важно, чтобы это испытание не проходило ни по каким бумагам. А то, сам понимаешь, могут приписать все что угодно.

Яков Модестович снова закрыл глаза и ушел в себя. Когда же вернулся, то он уже решил, как они смогут провести испытания самолета таким образом, чтобы это не стало заметно со стороны. Протянув руку, он аккуратно вытянул пачку долларов из-под руки Руденко и, подкинув ее в руке, произнес:

– А помнишь, Толя, как Андрей Николаевич говорил: «Красиво летают только красивые самолеты!»? Может, он прав? А?

– Так вот давай и проверим.

– Ну, что ж, давай!

Десять лет назад. Период перестройки, конец 90-х В начале перестройки проектом Руденко активно заинтересовался генерал Руцкой. На реализацию проекта он смог продавить в военном ведомстве значительные по тем временам средства. Еще до первого дефолта удалось закупить на эти деньги «жидкую сталь», собрать на Рыбинском заводе двигатели и синтезировать на нефтяном заводе в Грозном несколько цистерн специального топлива. Собственно говоря, самые затратные части проекта. Появились реальные перспективы, что первый опытный образец будет доведен до летного образца, но…

Как всегда, вмешалось злополучное «но».

Руденко сообразил, что из военного ведомства больше не будет возможности выбить ни копейки, сразу, как только по телевизору показали репортаж о двух чемоданах компромата. Руцкой решил шантажировать ими кремлевских ребят, но просчитался и был сослан в Курскую область губернатором. За день до этого в институт на субсчет отдела перспективных разработок из Министерства обороны пришли средства на проведение предварительных работ. Анатолий Евгеньевич уже даже заготовил соответствующие платежные документы для перечисления их в Нижний Новгород, где для нового самолета как раз должны были собирать кабину. Посмотрев репортаж, Руденко порвал все бумаги и созвал своих сотрудников на экстренное совещание. Всем отделом было принято решение доводить самолет до летного образца самостоятельно. Несмотря ни на что. Но для того, чтобы сделать два шага вперед, пришлось сначала сделать один шаг назад.

Специально для этого была зарегистрирована фирма «ЖАРР», которая поначалу стала заниматься оптовыми поставками канцелярских товаров. Первые средства для закупки первой партии позаимствовали как раз из последнего денежного вливания Министерства обороны.

Как ни странно, но дела у фирмы с первых дней пошли успешно. Компания весьма удачно и вовремя вышла на российский рынок, а к концу перестроечного периода фирма уже превратилась в крупный и многопрофильный концерн, вся прибыль которого шла на создание и доведение самолета.

В итоге, первый и пока единственный образец самолета шестого, а, может быть, даже и седьмого поколения, был собран и подготовлен к летным испытаниям к концу ельцинского правления.

Часть 1 Глава 1

10 мая 2008 года. Город Петляков. Баня-сауна «Фонда развития боевого самбо» при спортивном клубе «Стрела» профсоюза ОКБ им. Петлякова. 20–00

…В комнате отдыха при бане находилось четверо: Анатолий Евгеньевич Руденко, профессор Российской академии наук и президент корпорации «ЖАРР», Виктор Иванович Иванов, мэр города Петлякова, и Вадим Вадимович Чертков, президент «Фонда развития боевого самбо». Друзья называли его «Чертом». Более точно о роде его деятельности могли бы сказать весьма характерные рисунки в виде перстня на пальце и паука на запястье.

Четвертым был представитель следующего поколения бойцов, один из учеников Руденко, мастер спорта по самбо, бывший младший научный сотрудник отдела перспективных разработок ЦАДИ Ринат Регулаев, а ныне – вице-президент корпорации «ЖАРР», отвечающий за связи с общественностью.

Они только что вышли из парилки и потому имели умиротворенный и благостный вид. Все четверо были обернуты белыми простынями на манер римских патрициев, и если бы не стандартный набор заядлого российского парильщика: несколько бутылок «Жигулевского», пачка томатного сока, фисташки, вяленая рыба, – можно было бы подумать, что действия происходят не в заброшенном городе на окраине Московской области, а где-то в окрестностях Рима во времена расцвета Священной Империи.

Виктор Иванов вышел первым и, сев за стол, принялся разливать пиво по кружкам. Вслед за ним вышли Руденко и Регулаев, последним был Чертков. Виктор Иванов, не отрываясь от ответственного занятия, спросил у Руденко:

– Ну что, Толь? Хватит светиться как пряник. Говори, по какому поводу собрание.

Анатолий Евгеньевич, затянутый по пояс простыней, устало плюхнулся на промятый и уже видавший виды диван, отхлебнув из кружки пенного напитка, и обратился к Регулаеву:

– Ринат, давай, показывай!

Потом повернулся к остальным товарищам.

– Сейчас увидите.

Ринат полез куда-то под стол и достал из кейса ноутбук. Расчистил на столе место, поставил ноутбук на стол и включил его. После загрузки операционной системы открыл несколько папок на рабочем столе и запустил видеофайл.

В тишину парилки ворвался шум океанского прибоя, и все четверо увидели запись, сделанную на камеру мобильного телефона с борта авианосца, как золотая богиня высоко поднимает в небо свой меч и обрушивает его на американский крейсер. Несмотря на нечеткость изображения, камера отлично запечатлела всплеск сходящейся воды и крики матросов. Затем камера повернулась, и пожилой мужчина в офицерской фуражке прокричал в камеру что-то вроде «О, мой бог! Спаси Америку!» Запись была короткая. Не более тридцати секунд. Когда она закончилась, Ринат ее прокомментировал:

– По нашим каналам прислали через пять минут после событий. Ни в Интернете, ни в официальных СМИ больше никаких намеков на событие. Все молчат как рыба об лед. Переваривают…

На какое-то время в комнате отдыха воцарилась тишина, которая нарушалась только хрустом воблы.

– Да уж, ребята! Вы дали. Такое учудить. Впечатляет. Машка твоя, Толик, просто красавица, – Виктор Иванович оторвал голову леща и принялся очищать его от чешуи. – Хотя, не скрою: кажется, с Родиной-матерью вы переборщили.

Регулаев открыл пачку сока и налил себе полный стакан.

– Не переборщили, Виктор Иванович! Все тонко рассчитано. Это намек, что разработка из России. Скоро будет очередной авиакосмический салон в Жуковском и Ле-Бурже, и я думаю, мы на нем уже сможем показать нашу «Жар-птицу» во всей красе. И потом, на самом деле ведь никто не пострадал. Это ведь было всего лишь массовое воздействие на подсознание, программа «Золотое перо».

Регулаев покосился на Руденко.

– Ну, если не считать двух «Рапторов» и пилотов, которым пришлось немного помокнуть. Впрочем, они сами виноваты. Нечего было лезть на рожон.

Чертков с грустью посмотрел на своего старого приятеля и покачал головой.

– И вы думаете, что америкосы их вам простят? Они после кризиса за каждый доллар трясутся.

– Простить, конечно, не простят, но и виду не покажут, – проговорил Руденко, не отрываясь от разделки воблы. – Сейчас другие времена. Если им предложить купить технологию, то они ее купят. Как пить дать.

– А ты собираешься ее продавать? – слегка удивленно переспросил Чертков академика.

– Да, собираюсь.

– Кому?

– Американцам, китайцам, арабам, тому, кто больше предложит. Сейчас рынок, и нам нужны деньги, чтобы вернуть вложенные инвестиции. Тут не до патриотизма.

– А нашим?

– А нашему государству ничего не нужно. Весь проект за свои деньги потянули.

Чертков усмехнулся.

– Так уж и за свои.

– Ну, не за свои. За народные.

– Украденные.

– Нет, одолженные. И, между прочим, ты сам помогал нам их одалживать.

Руденко оскалился, и хотел было что-то возразить, но его остановил Иванов. Он всегда мирил старых спорщиков.

– Стоп, стоп, стоп, ребята. Накладываю мораторий на темы о политике и о деньгах, – прервал своего приятеля Виктор Иванович. – Как мне все это надоело. Коммунизм, капитализм. Разборки, страховки, инвесторы. На работе житья от этого нет. РМН совсем обнаглели, уже с чемоданом нала ко мне в кабинет приходят. Только бы я подпись поставил под этим гребаным обращением в кабинет Министров.

Он махнул с досады рукой и, немного помолчав, продолжил:

– Не о том мы сейчас должны говорить! Не о том! Толь, помнишь, как в студенческие годы мы мечтали о покорении космоса, о том, что поведем в дальние миры суперсовременные ракеты, и ведь ты сделал это….

– Сделал, Витя, а что толку? – поддержал тему Руденко, уводя ее со скользкой дорожки. – Мы всегда думали, что космическое пространство откроет перед нами безграничные возможности. Что мы найдем во Вселенной братьев по разуму. Но там ведь никого нет. Мы одни во Вселенной! Мы – дети обезьян и наша земля для нас клетка.

Виктор Иванович встрепенулся.

– Ну, ты не прав, Толя. Может быть, конечно, мы и дети обезьян, но только с одной стороны. По папе или по маме, а с другой стороны к нашему появлению приложил руку кое-кто другой.

– Бог, что ли? – задал встречный вопрос Регулаев. – В смысле, «… и сотворил Бог землю за семь дней».

Виктор Иванович подбоченился и принял позу оратора.

– Может быть, и Бог. Вернее, тот, кого мы так называем.

– В смысле? – переспросил Ринат.

– Вот ты когда-нибудь задумывался, почему теория Дарвина, несмотря на свое вековое существование, так и осталась теорией?

– Почему теорией? Разве мало при помощи селекции выводилось новых видов собак там, или кошек?

– А вот обезьяну, – радостно воскликнул Иванов, – которая стала бы говорить, так и не удалось вывести.

– К чему вы клоните?

– Лично я склоняюсь к идее, что в свое время произошло удачное кровосмешение с инопланетной и более развитой расой. И именно эта раса до сих пор нами управляет. Кстати, могу легко это доказать.

Он оглядел всех присутствующих и, не увидев возражений, продолжил:

– Ну, это выглядело примерно так. На заре цивилизации, когда по земле еще бегали динозавры, и только-только начали появляться обезьяны, к нам прилетели инопланетяне, человекоподобные особи. Приземлились они, скорее всего, в Тибете. Как известно, именно там зародилась самая древняя религия. В результате аварии (видимо, посадка была не мягкая – горы всетаки) их корабль сломался. Они послали сигнал о помощи и принялись ее ждать. Помощь не пришла. Им пришлось обживаться и приспосабливаться к новым условиям жизни. Может быть, и даже не может быть, а наверняка, для сохранения рода кто-то из первых поселенцев согрешил с обезьяной, передав обезьянам часть своих генов. В конце концов, по законам генетики (вот тут Дарвин угадал) это кровосмешение как раз и привело к созданию «человека разумного». Но…

Виктор Иванов поправил простыню на плече (она висела у него на манер римской тоги) и поднял вверх указательный палец.

– Генами они нас наделили, а вот всех знаний об истинном положении вещей нам с вами никто передавать не собирался. Их передавали только своим: высшей касте жрецов и правителей, голубой крови. Полукровкам же давали только фрагментарные знания. Только физику.

Он показал рукой на Руденко.

– Или только лирику.

Перевел руку на Черткова.

– Так легче нами управлять было, делать из нас рабов, слуг.

Но это я уже вперед забегаю. С гор пришельцы перебрались на равнину. В район Нила. При помощи своих знаний они подчинили себе первобытные племена полулюдей-полуобезьян и заставили их строить пирамиды, первые обсерватории для наблюдения за небом. А вдруг к ним прилетит помощь? И помощь прилетела, но приземление также было неудачным. Удар о землю был такой силы, что земная ось наклонилась, и случился Великий Потоп. Помните, Ною никто не верил, а он предупреждал. А откуда он мог знать? Видимо, был один из этих, из потомков инопланетян. Но к тому времени информация, знания об истинном положении вещей, передаваемая от одного поколения инопланетян к другому, уже потеряла практический смысл. Дети, рожденные на Земле, пусть даже и чистых кровей, считали ее своим домом. И не верили.

Кстати, это не такой уж и долгий процесс. Максимум три поколения. Цари, верховные жрецы, прямые потомки пришельцев, продолжали смотреть на звезды, на небесные светила, но уже не всегда понимали «зачем». Вот, чтобы они не забыли этого, после потопа и была придумана держава – макет, модель земного шара, глобус. Как память и одновременно символ власти. С тайным смыслом. Тот, кто держит в руке державу, тот и держит в руке мир. Вот тут, кстати, еще вопрос на засыпку. Когда стало известно, что земля круглая?

– Ну… Когда Магеллан обогнул на своем корабле земной шар.

– Вот, а что было раньше: Магеллан со своей кругосветкой или держава?

– Держава, конечно. Это древнейший символ власти.

– Что и требовалось доказать: пока мы, «человеки разумные», доходили до всего своим умом, кто-то уже все отлично знал.

– Красиво слагаешь, Виктор. Понятно, почему тебя с твоими взглядами не взяли в МАИ, – Анатолий Евгеньевич прищурился. – Но вот только царей-то и жрецов уже давно нет.

– Царей нет, есть их потомки, «голубая кровь», которые сейчас контролируют транснациональные корпорации и при помощи финансовых рычагов тайно управляют всей нашей планетой. И ждут, когда проблемы экологии и перенаселенность превысят все мыслимые пределы. Как только станет ясно, что планета загрязнена окончательно, и лишнее население нельзя будет убрать безболезненно для себя, то есть при помощи только огнестрельного оружия или управляемых вирусов, то они взорвут весь ядерный запас планеты, а сами спокойно сядут на ракеты класса «Протон», «Энергия». Ну и «Дискавери», конечно. И упорхнут на другую планету. Правда, думаю, есть два важных фактора. На всех счастливчиков ракет все равно может не хватить. Кроме того, потомкам жрецов понадобятся квалифицированные кадры для управления этой техникой.

Вот поэтому, – Иванов обратился в сторону Руденко, – и только поэтому я всегда поддерживал тебя и твоих ребят во всех твоих разработках. Уверен, что наш город с нашим уникальным институтом и его уникальными разработками в области самолето-ракетостроения и ваша «Жар-птица», в том числе, рано или поздно будут очень востребованы. Придет время, и мы сможем поторговаться с ними за место под солнцем. И не только для себя.

Тут он повернулся к Черткову и продолжил:

– За народ тоже слово замолвим.

– Эх, Витя, ты всегда был сказочником, – вдруг вступил в разговор Чертков и хлопнул себя ладонями по коленям. – Если бы я знал, какие мысли бродят у тебя в голове, то никогда бы не поддержал тебя на выборах.

Он усмехнулся и потрепал своего старого приятеля по плечу.

– Да ладно-ладно, не обижайся. Извините, ребята, мне пора. Увидимся завтра на попечительском совете городского музея.

Уже на выходе Чертков обратился к Руденко.

– А насчет продажи технологий, Толя, я с тобой завтра поговорю. Хорошо?

– Договорились, – ответил ему академик, – обсудим.

Оставшаяся тройка просидела в бане еще около двух часов, обсуждая достоинства и недостатки теории инопланетного происхождения человечества. Разошлись они за полночь. На следующий день Виктора Ивановича Иванова убили в подъезде собственного дома, когда он в девять часов утра выходил на работу.

Убийца подкараулил всенародного избранного и всеми любимого мэра в подъезде дома и выпустил в него целую обойму из пистолета. Прибывшая на место происшествия скорая помощь констатировала смерть от многочисленных пулевых ранений в голову.

* * *

Примерно через полгода после событий в Венесуэле. 18 ноября 2008 года. Россия. Московская область. Третье кольцо системы ПВО города Москвы. Где-то в районе Серпухова. Центр слежения за воздушными объектами. 7 часов 45 минут

На экране локатора ярко вспыхнула отчетливо видимая точка. Она появилась не с краю экрана, как это обычно бывало, когда луч радиолокационной станции слежения захватывал какой-то летающий объект, следующий в зоне видимости, а сразу посередине, ни с того ни с сего. Вдруг.

Полковник Воробьев чертыхнулся и позвал своего заместителя, подполковника Хлебникова:

– Володь, иди сюда! Смотри! Что это?

Вместе они успели зафиксировать эту точку еще в течение двух оборотов луча.

Один оборот луча на экране радара соответствовал одной секунде времени. Точка явно двигалась, причем двигалась с фантастической скоростью по совершенно безумной траектории. Получалось, что за эти три секунды она смогла преодолеть расстояние почти в тысячу километров. Это было бы невероятным, если бы не было фактом.

Офицеры переглянулись.

– Что это, блин, такое может быть?

– На самолет не похоже. С такой скоростью вроде еще никто не летает.

– На ракету тоже. Скачет по всему экрану, как заяц.

– Что будем делать? – спросил Воробьев, хмуря брови.

Подполковник Хлебников пожал плечами.

– Первый раз цель зафиксирована в районе города Петлякова. Там есть старый аэродром научного института. С него уже давно никто в такую рань не взлетает. По крайней мере, у нас нет никаких заявок ни от ученых, ни от спортсменов, ни от бизнесменов, которые приписаны к нему. В это время небо здесь должно быть чистым. На всякий случай лучше позвонить туда, пусть диспетчер доложит обстановку.

Полковник Воробьев согласно кивнул головой и взялся за телефон. Диспетчер петляковского аэродрома доложил, что их радар ничего не зафиксировал, но они слышали некий звук, как будто над взлетной полосой пролетел реактивный самолет. Полковник Воробьев выругался в трубку, сказав, что доложит начальству об их непрофессионализме и употреблении алкоголя на рабочем месте, потом положил трубку и тут же нажал кнопку селекторной связи.

– Надо поднимать дежурную группу, – сказал он вслух, ни к кому конкретно не обращаясь. – Пусть посмотрят, что там да как. Все спокойнее будет.

И уже строгим голосом добавил в переговорное устройство:

– Я полста первый. Дежурную группу срочно на вылет.

После того как полковник отдал приказ, зеленый луч сделал еще несколько оборотов по экрану радара, но локатор больше не увидел в небе ничего подозрительного. Лишь через две минуты с краю экрана вспыхнули две точки, которые двигались по экрану в строгом соответствии с физическими законами Земли.

Это взлетела в небо дежурная двойка истребителей-перехватчиков «МиГ-31» из полка противовоздушной обороны Москвы.

Подполковник Хлебников посмотрел на часы и довольно хмыкнул:

– Строго по нормативу. Молодцы.

Щелкнув несколькими тумблерами, он настроил рацию на волну самолетов и крякнул в микрофон:

– Я полста второй. Кто в небе, орлы? Доложитесь!

В колонках раздался хриплый, искаженный динамиками голос командира двойки.

– Я – утка – семь, мой ведомый – утка – восемь. Взлетели, ожидаем дальнейших приказаний.

– Иволгин, ты?

– Так точно, товарищ подполковник. Куда лететь-то?

– В сектор 13, это где-то рядом с Петляковым, – проговорил подполковник Хлебников, косясь на экран радара. – Приказываю обнаружить цель и установить с ней визуальный контакт. В случае потенциальной опасности для охраняемого объекта цель сбить.

– Ясно, сделаем. А что за цель-то?

Полковник Хлебников поднес микрофон к губам и почти шепотом сказал:

– Ребята, ничего конкретного сказать не могу. Первый раз цель была обнаружена в 7-41 в седьмом секторе на высоте 1500. В 7-42 цель уже была в секторе 22 на высоте 2500, а в 7-43 – в секторе 13 на высоте 500. В 7-44 – цель вообще исчезла с экранов радара и больше пока не появлялась. Так что, что это такое, понятия не имеем. Это и предстоит выяснить как раз вам.

* * *

– Вас понял. Выясним! – отрапортовал капитан Иволгин.

– Дело ясное, что дело темное! – вторил ему его ведомый, старший лейтенант Седых, – лети туда – не знаю куда, найди то – не знаю, что. Прямо как в сказке! Только ведь и так понятно: либо – стая ворон, либо – пацаны воздушного змея испытывают. Как пить дать!

– Отставить разговоры, «Утка – восемь»! Следи за небом. Наше дело утиное – прокрякать, а там хоть трава не расти.

– Есть отставить разговоры.

Окончанием разговора были два реверсионных следа в голубом небе. Сверхскоростные истребители «МиГ-31», заложив крутой вираж, набрали заданную высоту и скорость и взяли курс на сектор № 13. Согласно расчетному времени, они должны были прибыть в заданный район через четыре минуты.

Оба пилота были абсолютно уверены, что их подняли в небо по пустячному делу. Им было ясно, что старшие офицеры просто перестраховываются. Скорее всего, под излучение радара действительно попала какая-то стая ворон или голубей. Ну, не бывает так, чтобы сначала что-то где-то появилось, а потом так же бесследно исчезло. Все в этом мире подчинено законам мироздания и чудес просто не бывает.

Именно поэтому они не обратили никакого внимания на большое белое облако, которое появилось из воздуха само собой прямо перед ними и чуть в стороне. Поравнявшись с истребителями, оно пристроилось в хвосте последнего самолета и летело вместе с воздушным патрулем секунд тридцать-сорок.

Потом облако поднырнуло под самолет старшего лейтенанта Седых и ушло со скольжением вниз к земле. В тот момент, когда облако пролетело под истребителем лейтенанта, он отреагировал на движение рядом со своим самолетом. Краем глаза почувствовал что-то довлеющее, тень – не тень, и посмотрел вниз.

Седых увидел, как облако скатилось вниз к земле, зацепилось за шпиль церкви и, облепив его, как сахарная вата, тут же начало менять цвет и форму.

– Командир, что это? Там внизу, – крикнул он в переговорное устройство.

За несколько секунд они улетели уже на приличное расстояние, поэтому капитан Иволгин был вынужден повернуть сильно голову, чтобы увидеть то, на что показывал ему его подчиненный, и все равно ничего не увидел.

– О чем ты, Седых?

– Да там какой-то странный туман.

– Что значит «странный»?

– Не могу объяснить.

– Туманы не входят в нашу компетенцию. Ищи что-то более реальное. Воздушные зонды, змеи, парапланы, дельтапланы, радиоуправляемые самолеты, стаю птиц.

– Да, я понимаю, товарищ капитан, но…

Седых замолчал, пытаясь подобрать слова и, наконец, проговорил:

– Надо бы вернуться, командир. Давайте еще раз пролетим в том секторе.

И совсем по-детски добавил:

– Пожалуйста!

– Ну, раз ты так просишь, то давай вернемся. Все равно больше ничего не обнаружим!

* * *

Они развернулись и практически сразу увидели ее. В чистом голубом небе была отличная видимость, поэтому ее невозможно было не увидеть. Огромное лицо женщины, занимающее полнеба и искрящееся в ярких лучах солнца. И это был не образ иконы, хотя позднее на допросах Седых и называл это лицо Богоматерью. Это было нечто иное. Живое женское лицо с большими бездонными глазами, которые с грустью смотрели на двух летчиков. И грусть эта была такой силы, что им обоим сразу захотелось выпустить штурвалы своих боевых машин и заплакать, как малые дети.

Потоки грусти накатили на них, как во время шторма волны накатываются одна на другую, с каждым разом становясь все опаснее и опаснее. И когда наступил девятый вал, Седых не выдержал.

– Командир, – закричал он истошным голосом, – прости меня, но я больше не могу!

В небе раздался хлопок, и катапульта выбросила пилота из кабины самолета. Капитан Иволгин сжал губы и с силой отвел лицо в сторону. Он увидел в небе ярко-белое полотнище парашюта, а когда повернул голову назад, то лика женщины больше не было. Оно снова превратилось в облако, которое вытянулось свечкой, и стало стремительно набирать высоту. Ощущение грусти прошло, и накатила волна злости.

– Врешь, не уйдешь! – прохрипел капитан Иволгин. Абсолютно не соображая, что делает, он потянул штурвал истребителя на себя, устремился в погоню за облаком. Он даже не попытался ответить на настойчивые призывы с диспетчерского пульта доложить о том, что происходит.

В свое время на истребителе МиГ-31 был поставлен рекорд высоты и скорости, поэтому какое-то время самолет и облако летели, что называется, «ноздря в ноздрю».

Очень скоро небо сменило окраску и стало иссиня-черным в звездную крапинку. Они вошли в стратосферу.

Сверхпрочный титановый корпус МиГа накалился докрасна, и готов был уже развалиться. Он буквально трещал по швам. Когда стрелка высотомера истребителя уперлась в крайнюю отметку и замерла, облако начало медленно отрываться от преследователя. Когда разрыв между самолетом и облаком составил уже более километра, у пилота от перегрузки пошла из носа кровь, и Иволгин оказался на грани потери сознания.

Еще несколько секунд, и мощные двигатели совсем прекратили тянуть его самолет вверх.

МиГ замер на месте. Он продержался в таком положении несколько секунд. У Иволгина начались галлюцинации. Ему показалось, что облако тоже прекратило свое движение и стало похоже на самолет, но очень необычной формы. Почему именно самолет, а не какое-то НЛО или ракету, он сказать не мог. Ему так показалось. И самое удивительное для него было то, что в самолете он увидел женщину. Ту самую, с бездонными глазами. Она как будто ждала его и звала за собой.

Но силы МиГа и пилота были на исходе.

Повинуясь земному притяжению, истребитель нехотя завалился на спину и начал падать. Иволгин отключился. Перед тем, как окончательно потерять сознание, Иволгин краем глаза успел заметить, что облако или женщина (а может, женщина верхом на облаке) вполне естественно, можно было бы даже сказать, жеманно, вздохнула и, не напрягаясь, полетела дальше. Туда, где начинался космос.

* * *

Иволгин пришел в себя, когда самолет вошел в вертикальный штопор, а высотомер показывал отметку 10 километров. Самолет трясло. Он почти не слушался рулей высоты и глубины. Только неимоверными усилиями пилот смог снова подчинить себе грозную машину и на честном слове дотянуть с ней до аэродрома базирования.

Приземляться ему пришлось в аварийном режиме. Одна стойка шасси не смогла выйти из своей капсулы.

С момента взлета до момента приземления прошло не более 15 минут.

Глава 2

Тот же день. 8 утра. Кабинет Главы города Петлякова

Артем Николаевич Солодовников, бывший заместитель мэра города по строительству, а ныне новый мэр города Петлякова, недавно избранный после убийства Иванова, был по натуре жаворонком. Он не любил засиживаться на работе допоздна, а предпочитал приезжать в мэрию раньше всех.

Время до ежедневной планерки, которая начиналась в 10 часов утра, он тратил на встречи с многочисленными партнерами и инвесторами. В это утро он ждал в кабинете представителей корпорации «РМН». Они немного задерживались.

Он посмотрел на часы, висящие над входом в кабинет. Стрелки показывали 8 –15. После представителей корпорации у него должна была состояться встреча с начальником местного отделения ФСБ. И он не очень хотел, чтобы они пересеклись.

Артем Николаевич встал, подошел к окну и нервно застучал пальцами по стеклу. С одиннадцатого этажа «Белого дома», так в простонародье называли здание администрации, открывался великолепный вид на заброшенные колхозные поля опытно-производственного хозяйства «Карпово». Шестьсот гектаров, ровной как стол, земли на берегу Москва-реки, в непосредственной близости от столицы, с удобными подъездными путями: шоссе, железнодорожный транспорт.

Он не сомневался, что представители РМН сегодня будут говорить с ним именно об этой территории.

Колхозные поля всегда были лакомым кусочком, а во время строительного бума – особенно. Сколько уважаемых людей побывало уже в этом кабинете, предлагая чемоданы денег в любой валюте мира за освоение этого участка. И все было бесполезно из-за того, что прямо над этими полями проходила глиссада взлетнопосадочной полосы ОКБ Центрального аэродинамического института им. Петлякова.

Все, кто зарился на эти в буквальном смысле «золотые» гектары, обламывали зубы о секретное постановление Совета Министров, запрещающее строительство высотных домов под траекторией глиссады, а также на упрямую позицию прежнего мэра Виктора Ивановича Иванова и Совета депутатов.

Сколько раз Солодовников слышал на заседаниях Горсовета:

– Застраивать глиссаду высотными домами нельзя! Из-за этого будет перекрыт последний пусть и скудный источник заработков для авиационных специалистов, инженеров, конструкторов. А ведь скоро все должно измениться к лучшему. У института отличные перспективы вписаться в мировую систему авиастроения с новыми разработками корпорации «ЖАРР», а если не будет глиссады, то самолеты не смогут приземляться. Это означает окончательную гибель института и, в сущности, всего города!

И к чему привело это бесполезное упрямство? Где теперь Иванов? И где эти разработки? Одни только разговоры. Насколько он знал, институт уже практически не работал, не имел никаких заказов ни от государства, ни от иностранных корпораций. Единственным заказчиком у него была та самая корпорация «ЖАРР». Компания, конечно, солидная, управляемая академиком Руденко, но и она, по его сведениям, больше занималась реставрацией ретро-самолетов в одном-единственном ангаре, чем новыми разработками. Все остальные территории сдавались в аренду под склады и офисы. А все эти разговоры про «Жар-птицу» – новый суперсовременный самолет с фантастическими возможностями – так и остались разговорами…

Принял бы Виктор предложение строителей – и был бы сейчас жив, а так? Теперь за него приходиться принимать это решение ему.

Артем Николаевич вздрогнул, отошел от окна, и сел за свой стол. Попытался отогнать от себя неприятные мысли. Мягкое кресло приятно заскрипело, принимая на себя груз его суховатого подтянутого тела, но он не почувствовал от этого удовольствия. Почему-то его стало потрясывать. Вспотели ладони.

– Артем Николаевич! – раздался электронный голос секретаря по внутренней связи. – К вам пришли!

Секретарь, Виктория Александровна, работала с Артемом Николаевичем еще со времен строительного треста, поэтому они понимали друг друга практически с полуслова. Именно поэтому она и не назвала имен посетителей.

– Просите!

Сразу, как только Артем Николаевич отжал кнопку селектора, открылась дверь «предбанника», и в его кабинет вошли двое мужчин. Артем Николаевич поднялся с кресла и пошел к ним навстречу с вытянутой рукой.

– Рад! Рад вас видеть, уважаемый Лев Игнатьевич!

Лев Игнатьевич Седов, генеральный директор строительного концерна «РМН», ответил на рукопожатие и представил своего спутника.

– Это Игорь Валентинович Сивко! Наш директор по безопасности.

Артем Николаевич оценивающе окинул взглядом кряжистую фигуру Игоря Валентиновича и смущенно отвел глаза в сторону. Что-то ему не понравилось во взгляде директора по безопасности. Но что? Об этом ему не было времени подумать.

Лев Игнатьевич вел себя в кабинете мэра города как в своем собственном. Он поставил кейс на стол для переговоров и сел на место председателя. Затем предложил всем сесть рядом.

Лев Игнатьевич достал из кейса бумаги и выложил их на стол.

– Ну, что ж, Артем Николаевич, давайте без церемоний. Время – деньги, как говорится. Посмотрите на эти документы.

Солодовников бегло пробежал глазами по листу. Постановление Главы города. Число, дата, текст.

… По многочисленным просьбам жителей города Петлякова, в связи со сложными жилищными условиями, сложившимися на рынке жилья в Подмосковье, просим Вас разрешить застройку глиссады Центрального аэродинамического института. Высоту строений определить не выше 3 этажей…

Дальше можно было не читать. Где три этажа, там и четыре, и пять, и десять. Главное – только начать.

Солодовников дочитал бумагу до конца и увидел внизу надпись «Мэр города Петлякова А.Н. Солодовников». На секунду остановился, рассматривая написанное на этой бумаге и, наконец, поднял голову.

– Вы же знаете, что даже если я подпишу это постановление, то Совет депутатов никогда не утвердит его.

– Не волнуйтесь, – ответил Сивко, – теперь это станет сделать легче.

Солодовников удивленно посмотрел на начальника безопасности.

– Что вы имеете в виду?

– Артем, давай каждый будет заниматься тем, чем он умеет заниматься, – прервал дальнейшие расспросы Лев Игнатьевич. – Игорь Валентинович – большой специалист в решении подобных вопросов. Если он говорит, значит, он знает, что говорит. Уверен, скоро ваши депутаты станут гораздо сговорчивее.

Артем Николаевич покачал головой. Впрочем, не доверять своим собеседникам у него пока не было основания. Полгода назад, когда они пришли к нему с предложением поддержать его на выборах, он тоже им не верил, так как не было никаких оснований сомневаться, что следующим мэром города будет Вадим Чертков, ближайший соратник Иванова, но… Мэром, тем не менее, стал именно Солодовников.

– И потом, – прервал его раздумья Лев Игнатьевич, – наши договоренности остаются в силе. Город в качестве жилого фонда получит десять процентов от всех застроенных площадей.

– Ну, это само собой!

Артем Николаевич согласно кивнул головой, собираясь сказать слова благодарности, но Седов не дал ему закончить.

– Естественно, – перебил он Солодовникова, – в качестве гаранта реализации проекта вы лично также получите 10 процентов от жилого фонда в твердой конвертируемой валюте.

В подтверждение этого Лев Игнатьевич достал из кейса листок бумаги, на котором была напечатана сумма «5000000 евро» и еще непонятный двадцатизначный набор цифр, и протянул ее Солодовникову. Тот отшатнулся, но Лев Игнатьевич его успокоил.

– Не волнуйтесь, сейчас это просто бумажка с циферками. И ничего более. Цифры же обозначают номер вашего счета в известном вам банке в независимой Швейцарии.

Как раз в этот момент затряслись окна в кабинете. Нарастающий звук был такой силы, что Льву Игнатьевичу пришлось даже усилить свой голос.

– Что это?

Все повернули голову к окну. На фоне восходящего солнца появился силуэт необычного самолета. Самолет провисел в воздухе несколько секунд, а затем будто растворился. Лишь по дребезжащим стеклам можно было догадаться о его присутствии, а затем звук стал удаляться, пока не исчез совсем.

– Что это было? – переспросил Лев Игнатьевич.

Вопрос был задан обоим собеседникам. Но Сивко не знал, что ответить. Солодовников же догадался и именно из-за этого потерял дар речи. Машина висела так близко от окна, что он успел рассмотреть рисунок на шлеме пилота. Две красные стрелы. Знак корпорации «ЖАРР».

Из ступора его вывели слова Седова. Он махнул рукой.

– А, не важно. Вернемся к нашим баранам.

И силой вложил Солодовникову чек в руку.

– Думаю, мы договорились? – спросил он, заглядывая в глаза Солодовникову.

Солодовников посмотрел еще раз на окно, потом на цифру со многими нулями, на покатые плечи Сивко, поймал его тяжелый взгляд и кивнул головой.

– Договорились.

18 ноября 2008 года. Город Петляков. Зал оперативных заседаний администрации. 10 часов утра.

На совещании руководителей силовых структур, которое местные журналисты окрестили совещанием «Правопорядок», все места были закреплены за каждым ведомством, и никаких отклонений от этого негласного, в общем-то, порядка не допускалось.

По правую руку от Солодовникова сидел заместитель мэра по безопасности, за ним – начальник службы ГО и ЧС, затем начальник налоговой инспекции, прокурор, судья. По левую руку стол возглавлял начальник ОВД, затем – пожарный, федерал, начальник спецмилиции, командир воинской части, и в конце стола восседал военный комиссар. На задворках зала вдоль окон сидели представители местных СМИ: газета, радио, городской интернет-портал. Напротив мэрского места всегда ставилась телевизионная камера местного кабельного телевидения.

Как правило, на это заседание приходили первые лица своих ведомств. Замена допускалась только в случае отпуска или в случае чрезвычайных ситуаций.

В этот день на своих местах отсутствовали двое: начальник спецмилиции – подразделения, которое занималось охраной спецобъектов города, – и начальник местного отделения ФСБ. Вместо них были присланы даже не первые замы, а рядовые сотрудники, которые не знали заведенного порядка и именно поэтому вызвали некоторое замешательство во время ритуала рассаживания.

– А где Михаил Григорьевич и Игорь Алексеевич? – поинтересовался Солодовников у новеньких.

Молоденький лейтенант в еще мешковатой серой форме и его товарищ в штатском, громыхнув стульями, вскочили и по-военному отрапортовались.

– Михаил Григорьевич на объекте.

– Игорь Алексеевич будет позже.

Их голоса слились в один, и поэтому не все поняли, что они сказали. Однако для Солодовникова и без этого сразу стало понятно, что случилось что-то из ряда вон выходящее. «Не дай бог, теракт! – промелькнуло у него в голове. – Этого еще не хватало!» Он откашлялся и, попросив офицеров сесть, предоставил слово начальнику милиции Колову Василию Федоровичу.

Василий Федорович был мужчиной довольно грузным. Ему потребовалось время, чтобы подняться. Еще какое-то время ушло на доставание платка из кармана кителя и вытирание пота.

И когда он, наконец, приготовился говорить, в зал заседания вошли начальник местного отделения ФСБ, полковник Михаил Григорьевич Огородник и начальник первого отделения милиции подполковник Игорь Алексеевич Французов. По их внешнему виду было видно, что они были весьма взволнованы. Не поздоровавшись, они с ходу попросили удалиться из зала всех представителей прессы.

Недовольные журналисты начали возмущаться, но окрик мэра: «Вы все узнаете в свое время!» заставил их замолчать.

Андрей Непогода, главный редактор интернет-портала «Петлякова. нет» вышел из зала одним из первых. Он не любил спорить с властью. Во-первых, бесполезно. А во-вторых, он считал, что информацию в современном мире все равно утаить невозможно. Невозможно в принципе. Она имеет свойство материализовываться, и проникать даже сквозь стены. В качестве доказательства своей правоты он совершенно случайно забыл под стулом, на котором сидел, свой портфель, а в портфеле – включенный диктофон.

Солодовников с нетерпением следил за перемещениями по залу вновь прибывших. Начальники силовых ведомств поменялись местами с подчиненными (те пересели на стулья, которые ранее занимала пресса), затем обменялись приветствиями со всеми присутствующими.

И наконец Михаил Григорьевич Огородник, полковник федеральной службы безопасности, произнес, обращаясь к Колову.

– Прошу прощения, Василий Федорович, что прервал вас, но я думаю, Игорь Алексеевич сейчас объяснит причину такого поведения, – затем он посмотрел на Солодовникова и добавил. – Не волнуйтесь: пока ничего страшного не случилось, но нам надо будет с вами обсудить кое-что у вас в кабинете.

Солодовников с облегчением выпустил воздух из легких: «Слава богу, хоть не теракт!», а вслух добавил:

– Да уж, объяснитесь!

Игорь Алексеевич Французов занимал полковничью должность, хотя и был в звания подполковника. Повышения в звании он ожидал в ближайшее время. Обещали к Дню милиции. Но происшествие, случившееся в это утро на аэродроме, территории, за которую он был ответственен, могло отодвинуть долгожданное звание на неопределенный срок. Именно поэтому он сильно нервничал, размышляя, как бы так покороче сообщить о случившемся.

– Сегодня ранним утром над взлетно-посадочной полосой института был замечен неизвестный самолет. В течение нескольких секунд он был виден на радарах нашей диспетчерской. Затем исчез. Станция слежения не могла обнаружить его в течение 20 минут. Система ПВО, среагировав на появление в зоне ответственности неизвестного самолета, подняла по тревоге два перехватчика, но и они ничего не смогли увидеть в небе. Правда, там произошло два летных происшествия, но к нашему делу это уже отношения не имеет. Так вот, через двадцать минут самолет вновь появился на экранах радаров. Он шел на посадку. На наши запросы он не отвечал. Самое удивительное, что после приземления самолет снова исчез. Наши сотрудники отметили, что слышали звук авиационного двигателя, но высланный к месту рулежки наряд милиции не увидел на взлетной полосе никаких посторонних самолетов.

Где-то с полминуты в зале стояла гробовая тишина, после чего Солодовников выдавил, наконец, из себя фразу:

– И как это понимать?

– Разбираемся, Артем Николаевич, – ответил начальник спецмилиции. – Видимо, придется обратиться к нашим коллегам за помощью для прочесывания территории аэродрома. Самолет не иголка. Найдем. Пока же для безопасности мы выгнали на взлетку грузовик, чтобы перекрыть самолету путь в небо. Все службы переведены на усиленный режим. Ожидаем прибытия специалистов из следственного отдела ФСБ для выяснения обстоятельств дела…

– Постойте, постойте, а что означает «был замечен над нашим аэродромом, а потом снова приземлился»?

Кто разрешил? Чей это самолет?

– Вот это, пожалуй, самое непонятное, – вставил Михаил Григорьевич. – Так доложили нам наша диспетчерская служба и дежурный по аэродрому. Но мы тут посовещались и пришли к выводу, что, скорее всего, самолет прилетел откуда-то с юга, совершил посадку на аэродроме, а затем вновь улетел. Правда, куда-то недалеко. Возможно, сел или на ближайшем аэродроме «Мячиково», или на гражданском аэродроме «Рыболово». В общем, дело не ясное и, одним словом, это ЧП.

Он немного помолчал, а потом добавил:

– Но это еще полбеды.

– А что еще? – недовольно спросил Солодовников.

– Сегодня ночью умер Чертков.

– То есть, как это умер? Где? Когда? – переспросил Солодовников. Он почувствовал, как у него онемели кончики пальцев рук, а к горлу подкатил твердый комок, который перекрыл дыхание. Закололо сердце. Теперь ему стали понятны слова Седова о том, что теперь Совет Депутатов в городе будет более сговорчивым.

– В сауне при кафе «Малышок», – пояснил Огородник, – похоже, угорел во время пожара.

* * *

Андрей Непогода выключил диктофон и молча уставился в экран компьютера. Обе новости, которые он сейчас услышал, тянули на звание сенсации, но вот с какой следовало начать?

Он не был лично знаком с Чертковым, но то, что он о нем знал, заставляло крепко подумать, прежде чем писать о нем некролог.

Криминальный авторитет по кличке Черт был смотрящим за городом Петляковым. Он был поставлен вором в законе по кличке Патрон, паханом всего Крайновского района. Несмотря на сугубо криминальное прошлое, Черт был человеком интеллигентным, любил общаться с известными учеными и авиаконструкторами. Черт считал, что обкладывать данью надо только зарвавшихся коммерсантов, а также бизнес, основанный на человеческих пороках, а людям труда, тем более людям интеллектуального труда, нужно оказывать всяческую поддержку и внимание.

В свое время именно он немало содействовал выборам в мэры города Виктора Ивановича Иванова. Его официальными должностями были член правления общественной организации «Клуб боевого самбо» и член попечительского совета Петляковского музея авиации и воздухоплавания.

Авторитет Черта был непререкаем. Однажды сказав, что в городе нет места наркотикам, он не пустил в город ни одного серьезного наркодилера. Вышестоящая организация в лице Патрона позволяла ему эту маленькую блажь, справедливо полагая, что торговать серьезной наркотой можно и за границами города, благо границы эти были весьма условными, да и сам город на машине любой лихач мог пролететь за десять минут даже с остановками на светофорах.

Исключение делалось лишь для небольших партий «травы», которую продавали в городе только под неусыпным личным контролем Черта, причем местом для купли-продажи оптовых партий «травы» была именно та самая сауна при кафе «Малышок».

А учитывая то что кафе-бар «Малышок» в городском парке культуры и отдыха принадлежал через жену и брата Дмитрию Витальевичу Виноградову, начальнику налоговой инспекции, то не было никаких сомнений, что это дело будут сейчас всяческим образом заминать.

Входить раньше времени в конфликт с налоговой инспекцией у Непогоды желания не было, поэтому он склонился к клавиатуре и принялся быстро набивать сообщение. На экране компьютера один за другим выскакивали черные буквы, которые быстро складывались в слова следующего содержания:

«В НЕБЕ НАД МОСКВОЙ ПОЯВИЛСЯ САМОЛЕТ-НЕВИДИМКА. Сегодня утром в небе над суперсекретным подмосковным аэродромом в городе Петляков появился самолет, который смог безнаказанно преодолеть систему ПВО столицы, приземлиться на аэродром, и, снова взлетев с него, скрыться в неизвестном направлении. Что это? Несостоятельность российских сил противовоздушной обороны или новейший иностранный самолет-разведчик? На аэродроме развернута войсковая операция силами местной части внутренних войск по прочесыванию территории с целью обнаружить причину, по которой самолет совершил этот короткий заход на посадку. Не исключена возможность подготовки к теракту, ожидается прибытие следственной группы ФСБ для расследования происшествия. Информация уточняется. Следите за нашими материалами».

Скопировать сообщение, чтобы вставить его в новостную ленту на своем портале, было делом одной минуты. Сообщение на сайте «Петлякова. нет» появилось приблизительно через тридцать минут после окончания совещания «Правопорядок». Через тридцать пять минут его прочитал редактор новостной ленты сайта «Регион. ру», скопировал и вставил в новостной ряд своего информационного издания; через 45 минут материал прочитал редактор информационного агентства «ИТАР-ТАСС». Он не стал доверять сообщению, что называется, «на слово», и, порывшись в своей записной книжке, нашел телефон пресс-службы администрации города Петлякова.

– Алло, здравствуйте, вас из «ИТАР-ТАСС» беспокоят. Сегодня на вашем сайте «Петлякова. нет» появилось сообщение о неизвестном самолете. Вы можете как-то прокомментировать данное сообщение?

– Без комментариев.

– Нет. Вы скажите. Был самолет или нет?

– Был, наверное.

– Спасибо.

Немного подумав, корреспондент информационного агентства добавил к сообщению фразу: «В администрации города комментировать ситуацию отказались» и вставил его, как есть, в обеденную ленту новостей, подготовленную к рассылке клиентам агентства.

Тот же день. 6 часов 45 минут утра. Испытательный аэродром ОКБ им. Петлякова рядом с городом Петляков

Марии Руденко было 11 лет, когда отец, Анатолий Евгеньевич Руденко, первый раз взял ее в институт. Не покидала она отца и во время поездок на Кавказ, где он со своими студентами учился ловить ветер крыльями дельтапланов. Наверное, именно в это время она почувствовала неистребимое желание научиться летать, как птица. Но в летное училище девушек брали тогда весьма неохотно. Для мужчин-то работы не хватало. Поэтому ей пришлось довольствоваться аэроклубом. В течение 5 лет она освоила все типы самолетов, которые использовались в РОСТО и, в конечном итоге, вошла в качестве пилота в состав пилотажной эскадрильи «Русские гусары».

Параллельно учебе в аэроклубе она окончила Академию управления и стала работать экономистом в корпорации «ЖАРР», которую основал ее отец и его ближайшие ученики для завершения проекта «Жар-птица». В 1999 году фирма «ЖАРР» оплатила ее обучение в ШЛИ, Школе летчиков-испытателей летно-исследовательского института им. М.М. Громова в Жуковском, поэтому, когда пришла пора переходить к летным испытаниям первого опытного образца «Жар-птицы», вопрос, кто будет шеф-пилотом этого проекта, даже не обсуждался. Естественно, кандидатура Марии Руденко ни у кого из членов конструкторского бюро не вызвала сомнения. Во-первых, Мария действительно была классным и подготовленным пилотом; во-вторых, она участвовала в разработке аппарата с первых шагов, отлично понимала все уникальные возможности самолета; в третьих, назначив Марию Руденко летчиком-испытателем, решался вопрос с преждевременной утечкой информации. Была и четвертая причина…

* * *

В семь часов утра Мария вышла из ангара и, поднявшись по ступенькам трапа, заняла место пилота. Андрей Антонов помог ей пристегнуться к катапультному креслу и захлопнул фонарь кабины. Евгений Журавлев и Ринат Регулаев откатили лестницу от фюзеляжа, встали рядом. Мария надела на голову шлем. Он был вполне стандартных размеров и обычной формы, но сделан из прозрачного материала. Сразу, как только она надела шлем, по его поверхности побежали огоньки. Сначала желтый, потом зеленый, и, наконец, – красный.

Мария уселась в кресло пилота. Руки она положила не на штурвал – штурвала как такового у самолета не было – а на два удобных подлокотника, в основании которых были вмонтированы две ручки, напоминающие джойстики от компьютера. Закрыла глаза. Именно в этот момент в шлеме загорелся желтый свет. В ее голове появился образ отца, сидящего за специальным портативным пультом управления полетом в собственной квартире на четырнадцатом этаже в одном из панельных домов жилого микрорайона города Петлякова. На его голове был надет точно такой же шлем.

Как только она увидела отца, по его шлему также побежали желтые огоньки.

– Есть контакт!

Слова отца промчались в мозгу Марии, будто строчки телеграфного сообщения.

– Я тоже тебя вижу и слышу, папа.

– Войти в контакт с самолетом!

Мария взялась за рычаги. По шлему пробежали зеленые огоньки. Самолет ответил ей зеленым светом оживших приборов.

– Контакт установлен. Идет проверка всех систем!

– Осмотрись!

По шлему пилота побежали красные огни. Началось сканирование пространства. Через несколько секунд в шлем пульта управления полетом пришло сообщение: «Внешние раздражители отсутствуют, радары аэродрома меня не видят, эфир от радиосигналов чист, инфракрасное излучение отсутствует. Все спокойно, папа, можно взлетать!»

– Давай потихоньку, дочка! Сегодня не будем громить американский флот! Пусть живут!

Мария послала мысленный сигнал двигательной системе, и самолет ожил. Сначала он заурчал, как кошка. Потом звук стал похож на шум прибоя. Именно в этот момент он сдвинулся с места и побежал по взлетно-посадочной полосе. Прибой превратился в ураган. В считанные секунды самолет оторвался от бетонной полосы, начал стремительно набирать высоту.

Вслед за ней по мыслительным каналам, которые были недоступны никаким системам наблюдения и радиоперехвата, побежали команды с пульта управления.

– Сегодня у тебя самое простое задание, Мария. Высота полета не более двух километров, скорость не более двух махов. Тебе надо проверить систему пассивной защиты и аэродинамику. Сразу, как только «Жар-птица» оторвется от земли, включи защитный экран. Тебя никто не должен видеть. Слышишь, никто! Даже визуально. Поймай глазами ближайшее облако и спроецируй его в компьютер самолета. Пусть он будет сегодня облаком.

– А можно я буду птицей? Голубем. Мне кажется, это получится.

– Не надо экспериментов. Если у тебя и получится голубь, то это будет очень большой голубь. Я сказал облако!

Именно эти несколько секунд, которые ушли на препирательство, и стали причиной того, что на экранах системы ПВО области, а также в диспетчерской аэродрома, появился самолет. На экране это было похоже на короткую вспышку, на точку, которую могли бы и не заметить, но звук взлетающего самолета привлек внимание сонного диспетчера на аэродроме, а система ПВО столицы после посадки Руста и в связи с терактами 11 сентября работать научилась. Небо мгновенно ощупали невидимые щупальцы радаров, которые выстрелили вверх двумя перехватчиками Миг-31.

Мария просканировала пространство и заложила информацию в бортовой компьютер самолета. Хотя трудно сказать, кто это сделал быстрее – Мария или сам самолет. Работа на нейронном уровне, на уровне молекул двух мыслительных организмов, не поддается обычным понятиям. Ответ, который позволил принять решение, пришел ниоткуда. Опасность минимальная. Радары проходят сквозь защитную систему «Жар-птицы» без искажений и с такой минимальной задержкой сигнала, что глаз пилота не может того заметить. Визуальная система пилотов перехватчиков также не способна отличить небесный камуфляжный пейзаж от реального неба.

Мария мысленно увеличила скорость до двух скоростей звука и послушная машина тут же воплотила ее мечту в реальность. Когда ее взгляд перестал различать очертания на земле, она быстро перенесла фокус своего взгляда и стала наблюдать за своим полетом со стороны.

– Маша, не увлекайся! – почувствовала она внутри себя голос отца. – Пора возвращаться!

– Сейчас, отец!

Прозрачный плекс шлема светился ровным оранжевым цветом. Мария и самолет стали одним целым. Именно в этот момент ее взгляд выхватил на земле очертание церкви. Это был храм иконы Владимирской божьей матери в Рыболово. Сколько раз, посещая его вместе со своей бабушкой, Мария обращала внимание на необычные купола этого здания, построенные великим архитектором, членом масонской ложи Москвы Василием Баженовым. Кресты на тонких шпилях были словно самолеты, устремленные ввысь. Казалось, нужно совсем немного, чтобы они сорвались со своих шпилей. Совсем немного! Не раз она обращала на это внимание своей бабушки, но та только открещивалась и говорила: «Не болтай ерунды!».

Кто принял решение совершить это, было не понятно. Анатолий Евгеньевич, следящим за полетом видел, что они отклонились от маршрута, что сбросили скорость. Послал сигнал с вопросом: «Что случилось?».

Мария и самолет в этот момент были как одно целое и ответили, что все нормально. Проверка режима.

Сбросив скорость практически до нуля, «Жар-птица» подлетела к храму и зависла над его куполом. Настоятель храма, отец Алексей, который только что подъехал к воротам на своем потрепанном «жигуленке», возился с замком, открывая ворота. На пятачке перед церковью стояла семейная пара – по-видимому, туристы. Ранние пташки. Ожидая, когда откроется церковь, мужчина снимал на видеокамеру свою подругу на фоне церкви в лучах утреннего восходящего солнца.

Услышав звук самолета, он перевел камеру в небо, надеясь запечатлеть полет истребителя. Он их и увидел. Два «МиГа» один за другим прошли на сверхмалой высоте и скрылись в стороне. Беспристрастный видеоглаз поймал лишь облако, которое появилось ниоткуда и нависло над церковью. То, что произошло в следующее мгновение, в прессе называли по-разному. Но большинство православных средств массовой информации упорно называли это чудом и трактовали не иначе как явление Богородицы. В общем-то, они были не далеки от истины.

Мария сняла защитное поле. Облако исчезло, а на его месте проявился самолет с широкими крыльями, по которым переливалась радуга цветов. Камера в руках мужчины дрожала, поэтому запись, которую позднее неоднократно показывали по телевидению, была весьма нечеткая. Именно это позволило многим представителям церкви утверждать, что это был не самолет, а большой православный крест.

Самолет был устремлен носом в небо, а над ним, чуть в стороне, мужчина явно различил женское лицо. Камера смогла зафиксировать и этот факт. Мужчина, инстинктивно отступая назад, споткнулся и выронил камеру. Позже он и его супруга утверждали, что женское лицо улыбалось и даже подмигнуло им. Но камера этого не зафиксировала, поэтому отец Алексей настаивал на том, что Богородица строго смотрело на стоящих внизу, на земле, и даже грозила им пальцем.

Мария увидела, что МиГи возвращаются. Она послала машине сигнал: «Вперед!» и одновременно вновь включила защитное поле. Рокот мощных турбин, будто грохот небесной колесницы, заставил затрястись стекла в церкви и близлежащих домах, затем ушел ввысь и стих.

Мария поймала взглядом точку на небе, и, скорректировав машину, приказала ей самостоятельно рассчитать траекторию полета до нее. Она полетела к звездам, туда, где была чернота, и не сразу поняла, что ее преследует МиГ. Конечно, догнать ее у него не было никаких шансов, и она позволила себе немного поиграть с ним в «кошки-мышки». Все время в ее мозгу пульсировали ноты возмущения отца. Она явственно понимала, что вслух он ничего не произносит, но сейчас они общались на уровне сознания, поэтому для нее не прошли незаметными фразы: «Вот только приземлись, чертовка, выпорю. И не посмотрю, что тебе уже 31 год!»

Марии стало смешно, и в этот момент она на долю секунды снова потеряла контроль над машиной. Смех имеет такое свойство – расслаблять. Именно в этот момент пилот Иволгин и увидел перед собой самолет и девушку за штурвалом, но у него силы были уже на исходе, поэтому он был вынужден прекратить преследование.

* * *

Мария вернулась в воздушное пространство только через 12 минут. Все это время она не выходила на связь с отцом.

Крылатая машина мягко коснулась земли и побежала по бетонной дороге к ангару. Краем глаза Мария уловила за спиной какое-то движение. Зеленый милицейский «уазик» несся вдоль взлетной полосы с включенной сиреной и мигалкой. Самолет он, конечно, не мог увидеть, но звук реактивного двигателя ему был слышен. Вот он и летел на звук, как мотылек на свет.

Мария мысленно послала сигнал машине на выключение двигателя. Она не могла этого услышать, но поняла, что за бортом мгновенно наступила тишина. Милицейский «уазик», будто собачка, потерявшая след, заметался по огромному аэродромному полю. Наконец, машина остановилась, из нее вылез молодой милиционер и, вглядываясь в небо, показал своему напарнику что-то на линии горизонта. Что там они увидели, Мария не знала, да ей, собственно, было все равно.

«Гейм Овер!» – пронеслось в ее голове, и информация тут же отразилось в шлеме пульта управления полетом. Одновременно с этой фразой, Анатолий Евгеньевич срисовал обстановку на аэродроме. Он тоже увидел милиционера, стоящего на обочине полосы и в недоумении разводящего руками.

* * *

«Гейм Овер!»

Конец игры. Анатолий Евгеньевич снял с себя шлем и с облегчением откинулся на спинку обычного офисного стула.

Несмотря на то, что на часах было всего 8 часов утра, он почувствовал себя необыкновенно уставшим. Завершился еще один полет «Жар-птицы», и снова все, что запланировано, выполнено. Практически никаких сбоев в системах. Фантастика! Как будто это не железная машина, а действительно живое существо.

Еще немного и можно реально думать об авиасалонах. Руденко не был лишен тщеславия и представил выражения лиц всех этих чиновников из Авиапрома и Министерства обороны, которые только и делали, что вставляли его проекту палки в колеса.

«…Эх, жаль, Виктор не дожил до этого дня! Ведь только благодаря его, чего греха таить, прямому лоббированию интересов фирмы на начальном этапе становления корпорации «ЖАРР» и удался этот, другого слова не подберешь, эксперимент. И что еще немаловажно, все это создано частным образом. За вполне небольшие, по современным меркам, средства. Почти без привлечения инвестиций. Почти…. Небольшой группой авиаконструкторов. Какие перспективы!!! Какие возможности!!! Надо порадовать Вадима. А заодно и на могилу к Виктору съездить. Давно уже не были».

Анатолий Евгеньевич набрал мобильный номер телефона своего друга Вадима Черткова, но вместо привычных гудков он услышал, что абонент находится вне зоны действия сети.

* * *

Михаил Григорьевич Огородник, начальник петляковского отдела ФСБ

После совещания «Правопорядок» мэр города всегда встречался со всеми начальниками силовых структур в своем кабинете отдельно. Что называется «с глазу на глаз». Как правило, на таких встречах решались вопросы бытового порядка: квартиры для сотрудников, коммунальные платежи, устройство детей сотрудников в детские сады, школы, лагеря. Вопросы архиважные для любого нормального начальника, именно поэтому никто не расходился из мэрии до тех пор, пока не получал возможности перекинутся парой слов с главой города.

Однако в этот день Солодовников попросил всех не сидеть в приемной, а, записавшись у секретаря, ждать вызова по месту своей работы.

– Господа офицеры, обещаю вам со всеми сегодня встретиться и порешать все ваши вопросы, – сказал Солодовников, заканчивая совещание. – А сейчас прошу меня извинить. Мне надо поговорить тет-а-тет с Михал Григоричем!

Солодовников посмотрел на начальника ФСБ и кивнул головой, давая понять, что он готов сейчас же подняться с ним наверх в свой кабинет.

Огороднику оставалось до выхода на пенсию всего каких-то пять лет. И он рассчитывал досидеть на своей должности до этого срока, не привлекая внимания и, по возможности, без каких-то серьезных эксцессов, по причине того, что был сильно завязан в коммерческих делах аэродрома, где под его прикрытием была организована доставка и растаможивание японских машин. На это дело ушли последние десять лет его жизни, и он очень рассчитывал, что, выйдя на пенсию, наконец войдет в состав учредителей фирмы, генеральным директором которой является его сын, и займет скромный пост вице-президента с солидным месячным окладом.

Не важно что, не важно как, но даже ежу было понятно, что теперь всем его честолюбивым планам может прийти конец. И к бабке не ходи, получалось, что от него по любому потребуют укрепления режима секретности объекта, вплоть до запрещения деятельности посторонних организаций на территории аэродрома. А это что же получается: самому поставить крест на том, что он так старательно создавал все эти года?

Именно поэтому он и торопился как можно быстрее переговорить с Солодовниковым, который тоже имел долю в этом бизнесе. Также он знал, что сейчас за Солодовниковым стоят могущественные силы, которые не заинтересованы в укреплении секретности на аэродроме.

* * *

Сразу, как только Огороднику сообщили о несанкционированном взлете с аэродрома ЦАДИ, он проехал в первое отделение милиции, или как ее еще называли «спецмилиции», к Французову и проверил списки тех, кто ночью находился на территории объекта. Получалось, что территория аэродрома было абсолютно безлюдна, за исключением одного старого заброшенного склада. Согласно документам этот склад был арендован подразделением, которое входило в структуру многопрофильной фирмы под названием – «Корпорация “ЖАРР’’».

Не было ничего удивительного, что многие работники этой фирмы имели специальные пропуска, которые позволяли им уходить и приходить на аэродром в любое время суток. Удивительно было то, что в то утро на аэродроме были все имеющие такие пропуска. А это без малого сорок человек.

Первыми в списке стояло четыре фамилии – Антонов, Журавлев, Регулаев и Руденко. Огороднику не надо было объяснять, что это за люди. Он их называл яйцеголовые коммерсанты. В городе только ленивый не знал, что эта четверка лет десять назад активно занималась разработкой самолета с какими-то запредельными возможностями. Про них неоднократно писали и газеты, и по телевизору показывали. Называли «авиаконструкторами будущего», «гениями научного капитализма». В общем, шумихи вокруг них было много.

Лично сам Огородник вообще считал, что все идеи Руденко – фикция, призванная привлечь к себе как можно больше внимания и выкачать из государства под благовидным предлогом как можно больше денег. А благовидный предлог в данном случае был «фундаментальная наука». В начале перестройки псевдонаучных идей было хоть пруд пруди. Чего только не предлагали профинансировать. Был случай, даже на вечный двигатель деньги выделяли. Насколько он знал, какое-то время Руденко крутился возле Руцкого, во времена его работы в аппарате правительства, пытался заинтересовать своими разработками Министерство обороны, и вроде бы даже у него что-то сначала получилось, а затем, как это обычно бывает, все затихло. Ребята толкали свою идею до тех пор, пока не срубили достаточно денег, а потом мягко отошли в сторонку и занялись канцеляркой. Торгаши!

Он знал, что денежного оборота в несколько миллионов долларов они смогли достичь уже в первый год своей деятельности. Сегодня же он превышал несколько сотен миллионов долларов в год. Еще будучи майором, он попытался выяснить, откуда у ребят был взят первоначальный капитал. И его очень вежливо, но настойчиво попросили поубавить свой интерес. Просил Иванов, тогдашний мэр города, но еще как минимум два звонка – один из области, а другой из Кремля, подтвердили серьезность его слов. Как и следовало ожидать, над корпорацией «ЖАРР» был раскрыт весьма солидный защитный зонтик. Причем на всех уровнях.

По линии криминалитета их всегда прикрывал Чертков…

* * *

– Не знаю, Миша, будет ли эта информация для тебя полезной, но сегодня утром из моего окна я видел какой-то самолет на очень близком расстоянии. Что за модель, не могу сказать. Не специалист. А вот пилота, вернее его шлем, я, пожалуй, смог разглядеть. На нем были нарисованы такие ярко-красные стрелки. Как логотип одной известной в городе фирмы. И мне показалось, что они светились. Точнее не могу сказать. Это длилось всего одну секунду. Может быть, даже меньше! Кстати, а что все же думает ФСБ по поводу происхождения этого самолета?

Голос Солодовникова вернул Огородника с небес на землю. Они уже успели пройти в небольшую комнату отдыха в задней части мэрского кабинета и усесться в удобные мягкие кресла напротив журнального столика, на который секретарь Солодовникова заботливо поставила открытую бутылку коньяка «Тирас» и блюдечко с аккуратно порезанными дольками лимона. Дольки лимона были обильно засыпаны сахаром. Такими их очень любил Солодовников.

– Светились, говоришь? Стрелки?

Огороднику не хотелось отвечать на этот вопрос. Он взял бутылку конька и налил себе и Солодовникову по двадцать пять граммов.

– Что-то с утра сегодня день какой-то нервный. Давай для начала выпьем!

Они выпили, закусили.

– Нехорошего это происхождения самолет, Артем Николаевич. Ох, нехорошего.

Коньячок мягко лег на дно желудка. Огородник достал сигарету, закурил. Выпустил дым.

– Понимаешь, Николаич, какая штука получается.

Он достал из внутреннего кармана пиджака компьютерный диск.

– После смерти Иванова в его сейфе был обнаружен вот этот диск.

Огородник показал Солодовникову, что на его боку была надпись «Виктору от Анатолия на память». Огородник вставил диск в проигрыватель и включил телевизор.

– Посмотри, что там?

На экране телевизора появилась грозная воительница, разрубающая на две части американский военный корабль. Огородник с удовольствием отметил, как вытянулось лицо Солодовникова. Зрелище на экране было действительно неординарное.

– Вот, мы сначала думали, что это какой-то компьютерный эффект или фильм, и не обратили внимания. По данным нашей разведки никакой информации о гибели корабля не проходило. Но вот сегодня наши пилоты во время контакта с этим неизвестным самолетом тоже говорили о том, что видели женщину в небе, и она оказывала на них психологическое воздействие. И получается, что они вроде и нашим и вашим – по шеям надавали!

Огородник поделился с Солодовниковым своими соображениями по поводу создания некой террористической организации под эгидой “ЖАРРа”, и мэр города неожиданно поддержал эту идею.

– Слышал, что с финансированием этой корпорации не все чисто. Говорили, деньги им давали какие-то турки или татары, а может быть и арабы. Как минимум, когда они строили тот большой супермаркет возле кольцевой дороги, точно финансировали турки. Ты проверь эту тему. Всякое может быть. Нашему городу сейчас неприятности не нужны.

Огородник вспомнил, что его неоднократно удивлял тот факт, что различные подразделения фирмы – как правило, склады и бухгалтерские офисы, под тем или иным благовидным предлогом арендовали помещения в непосредственной близости от научных лабораторий и объектов практически во всех авиационных институтах города, которые хоть уже давно не действовали, но, тем не менее, сохраняли за собой статус секретного объекта. И какой из этого следует вывод?

Его даже пот прошиб от картины, которая вдруг нарисовалась перед ним. А почему бы нет? Разветвленная разведывательно-диверсионная сеть под боком у столицы. Десять минут лету до Кремля. И сразу становится понятным, почему им понадобился этот дурацкий и несанкционированный полет со стратегического аэродрома. Проверка дееспособности системы ПВО столицы, не иначе.

Огородника снова бросило в жар. Не может быть! Он еще раз попытался убедить себя, что это просто глупая выходка. Что, скорее всего, «жарровцы» решили покатать кого-то из своих партнеров по бизнесу на стареньком истребителе, типа чешской «элки», в обход всех. На территории аэродрома в ангаре стояло много летающего хлама. Это вполне возможно. Договорились со всеми по-тихому, и не подумав о последствиях, взлетели.

Но вся его сущность, весь его опыт подсказывали, что для катания партнеров по бизнесу было бы выбрано другое время. Да и получив официальное разрешение на взлет, они бы никогда не смогли убедиться, что система ПВО в этом районе полное дерьмо.

Огородник аж скривился от такой мысли. И как он мог допустить такое? И самое главное, как все не вовремя.

Как ему было известно по его каналам, в этот же вечер в город пришла очередная партия «канабиса» из Чуйской долины. Поставщики – узбеки, зная порядки в городе и окрестностях, привезли ее прямо в кафе «Малышок». Прошли не через заднюю дверь, а через банкетный зал. Почему они это сделали вопреки всем инструкциям, еще предстояло выяснить. Скорее всего, никто не ожидал никаких неприятностей: уж слишком часто проходила эта процедура. Тем не менее, именно это и стало причиной конфликта.

В банкетном зале кафе было немноголюдно. Лишь в дальнем углу зала, сдвинув столики, гулял Саша Пыльный и с ним несколько человек. Он был не местным; как говорили, «бывший летчик» появился в городе накануне смерти Виктора Иванова. Жил в отеле «ФОН МЕКК», самом дорогом отеле города, снимал номер «люкс». Сорил направо и налево деньгами, но чем занимался, было не понятно. Говорили, что он работает исключительно в Москве и использует Петляков как базу для отдыха. Собственно поэтому на него никто внимания не обращал.

Увидев узбеков, Пыльный увязался за ними в подсобку. Черт вышел к нему навстречу, повел себя вполне корректно. Пригласил его с собой, усадил рядом, угостил чаем, завел беседу. О чем они говорили, непонятно, но Пыльный был весьма возбужден, видимо под солидным кайфом. От чая отказался. Потребовал наркоты. Ему указали на дверь. Пыльный достал из кармана пистолет и без разговоров всадил пулю в грудь Черту. Узбеки молча протянули Пыльному сумку со «шмалью» и ушли.

Чтобы скрыть следы преступления, Пыльный не нашел ничего умнее, как поджечь сауну. Наверное, так было действительно лучше. По крайней мере, на сегодняшний день официальная версия случившегося – «пожар по неосторожности, приведший к смерти». И сегодня надо сделать все, чтобы именно такая версия у следствия и осталась единственной. Уснул мол, Чертушка в баньке-то, и не проснулся. Конечно, по шапке за такое не погладят, но все же лучше, чем преднамеренное убийство.

Но как ни крути, смерть криминального авторитета в каком-то плане, это даже посерьезнее будет, чем убийство мэра. Кстати, а не могло это быть все взаимосвязано? Сначала убийство мэра, теперь вот убийство криминального авторитета и террористическая сеть под носом у Москвы… Ведь они были вроде друзьями.

Здесь было над чем призадуматься и от чего впасть в уныние.

Глава 3

Ангар корпорации ЖАРР на территории летно-исследовательского института ЦАДИ. 12 часов дня. Тот же день

… Милицейский уазик, покрутившись по взлетно-посадочной полосе, развернулся и под вой сирены покатился в сторону диспетчерской. Как только он отъехал на достаточное расстояние, на бетонной дорожке будто из тумана проявился силуэт остроносого самолета. Это было очень необычное зрелище. Еще секунду назад на этом месте ничего не было, а тут вдруг бац – целый самолет.

Ринат Регулаев позволил себе немного полюбоваться на него, а затем достал из-за пояса комбинезона два красных флажка и принялся жестами указывать самолету дорогу к стоянке перед ангаром. Как только Регулаев приступил к регулировке, из дверей ангара, который, пожалуй, больше напоминал бетонный бункер, вышло еще с десяток человек, которые принялись раскрывать тяжелые бронированные ворота.

Раньше в ангаре стояли старенькие планеры времен Великой Отечественной. На них учил летать диверсантов прославленный ас Сергей Анохин. Одно время именно в этом ангаре хранился летательный аппарат, который разрабатывался по проекту «Крылья танка». Была такая идея у советского командования: приделав к боевой «тридцать четверке» крылья, при помощи бомбардировщика поднимать махину в небо, откуда танк, планируя, перелетает линию фронта, приземляется в расположении противника. Наносит ему максимальный урон в силе и технике и уходит от преследования, соединяется с партизанами.

Проект оказался неудачным. «Летающий танк» смог взлететь только один раз. Слишком большая нагрузка оказалась для бомбардировщика. Проект заморозили до создания более мощных двигателей, а месторасположение данного объекта засекретили. Потом проект стал неактуален, и про него забыли.

Анатолий Евгеньевич Руденко знал о проекте «Крылья танка» от своего учителя Андрея Николаевича Петлякова. Во время войны именно он курировал эти разработки. Когда группе Руденко понадобилось неприметное, но оборудованное строение для стоянки своего самолета, Руденко вспомнил об ангаре, нажал на все необходимые рычаги, где-то «подмазал», где-то договорился по-дружески, и ангар был неофициально передан под их крыло.

Самолет остановился на небольшом пятачке перед ангаром. Группа техников развернула его носом к взлетной полосе. Пока машину разворачивали, Евгений Журавлев успел на ходу забраться на крыло и помахать рукой сидящему в кабине пилоту. Поскольку стекло фонаря было полностью тонировано, он не мог видеть, ответила ли ему Мария или нет. Затем он деловито разместился на крыле самолета и, достав из нагрудного кармана набор отверток, гаечных ключей и небольшой наладонный компьютер, принялся подсоединять его к датчикам левого двигателя.

Самолет вместе с сидящим на крыле человеком медленно вкатили в ангар. Внутри него сразу зажегся свет. Он становился ярче, по мере того как закрывались створки ворот. Как только ворота с сухим стуком закрылись, Антонов подкатил к кабине самолета трап и, подняв голову, принялся наблюдать, как медленно поднимается фонарь кабины. По правую руку от Андрея встал Ринат. На этот раз вместо флажков он держал в руке бутылку шампанского и три бокала. Андрей покосился на него и, хмыкнув, сделал шаг в сторону, давая понять, что не хочет стоять рядом с ним. Ринат скривил рот и шепотом сказал:

– Андрей, ну давай хоть сегодня не будем устраивать разборок.

– Давай не будем. – Он взял из рук Рината один бокал и подставил его под шампанское.

Ринат налил ему полный бокал. Потом поставил на пол два оставшихся бокала, вылил в них из бутылки все содержимое. Затем, взяв бокалы за тонкие ножки, он поднял голову и, улыбаясь, посмотрел на Марию, которая, сняв свой необычный шлемофон, красивым движением шеи распустила длинные русые волосы по плечам и, встав в кабине, громко крикнула.

– Поздравляю всех с очередным удачным полетом нашей «Жар-птицы»! Ура-а!

Ринат подхватил ее крик. Бетонный бункер тут же наполнился шумом, смехом и аплодисментами.

Ринат, будто эквилибрист, взбежал по трапу и галантно подал Марии бокал шампанского. Когда она взяла его, он подал ей освободившуюся руку, и помог перешагнуть через бортик кабины.

– Ну как прошел полет? Комфортно?

Мария не смогла сдержать улыбки. Ринат, как и подобает дизайнеру, был просто помешан на комфортности, удобстве и дизайне.

– Нормально, – ответила она ему. Затем сделала глоток из бокала, обратилась ко всем.

– Ребята, пью за ваше здоровье. Вы все просто молодцы! И не забудьте: сегодня все отдыхают, а завтра в шесть часов вечера банкет.

– Помним, помним, – раздались голоса со всех сторон. – А чего ждать, давайте отметим это дело прямо сейчас!

Это была, конечно, шутка. Мария засмеялась и, поддерживая ее, ответила:

– С удовольствием, но мне надо еще привести себя в порядок и переодеться во что-нибудь приличное.

Андрей, не отрываясь, смотрел на Марию, которая в своем обтягивающем летном комбинезоне выглядела ничем не хуже, чем в вечернем платье. Мария сбежала по трапу и, держа под мышкой свой прозрачный шлем, подбежала к Антонову.

– Товарищ генеральный директор, полет самолета конструкции «ЖАРР» прошел успешно. Самочувствие отличное. Разрешите получить замечания. – Последнюю фразу она позаимствовала из своего любимого кинофильма «В бой идут одни старики!» Ей почему-то показалась она необычайно уместной. Но Андрей не оценил ее слов.

Он молча взял ее руку и проверил пульс, потом осмотрел два небольших шрама на запястьях.

– Ничего не мешало?

– Нет.

– Нам надо пройти ко мне в лабораторию и снять показания. Пошли.

Андрей повернулся к ней спиной и зашагал к винтовой лестнице, по которой можно было спуститься в бомбоубежище, переоборудованное под офисы и лаборатории.

– Андрюш, ну может, сегодня ты не будешь таким серьезным?

Антонов, не останавливаясь, повернул голову и ответил.

– Мария, нам некогда!

– Хорошо, бегу!

Мария вернула бокал шампанского Ринату, потом шепнула что-то ему на ухо. Он засмеялся в ответ и поцеловал ее в щеку. Она махнула ему рукой на прощание и побежала вслед за Андреем. Ринат же махнул рукой одному из техников. Тот подкатил к нему на тележке компьютер. Ринат включил его и приказал подсоединить проводами к кабине.

– Евгений, ты закончил снимать показания? – спросил он у сидящего на крыле Журавлева.

– Да, да! Уже все! Бегу, – он отключил свой наладонник и быстро скатился на землю, по лестнице, которую ему подставил кто-то из персонала. – Можешь начинать свои превращения.

То что произошло дальше, было действительно очень похоже на превращение. Ринат подал сигнал компьютеру и включил специальную программу. По экрану побежали изображения различных типов самолетов и их параметры.

Ринат не стал особо их выбирать, все же для камуфляжа в режиме ожидания мог подойти любой тип самолета из разряда «старого железа». Он остановился на чешском учебном самолете «Л-39». Нажал кнопку «передача данных», и умная машина сама подкорректировала свои параметры под заданные. Острый нос ушел внутрь, крылья чуть раздвинулись, на хвосте выросли два дополнительных крыла. Теперь даже если посторонний человек и зайдет в ангар, то все равно не увидит здесь ничего кроме ненужного хлама и одного старого самолета.

Через десять минут самолет от настоящей «элки» отличался лишь тонированными стеклами фонаря кабины. Ринат оставил их темными и непрозрачными на тот случай, если кто-то из посторонних вдруг захочет заглянуть внутрь. В таком режиме самолет мог простоять хоть сто лет, даже не надо подключать его к источнику питания и менять аккумуляторы.

«Но трех дней будет, наверное, достаточно, – подумал Ринат, – для того чтобы улеглась шумиха вокруг нашей “Жар-птицы”.

* * *

Войдя в лабораторию, которая располагалась на втором ярусе ангара, в двадцати метрах под землей, Антонов надел белый халат, тонкие, в золотой оправе очки, затем достал из кармана пачку сигарет «Давидофф», закурил и сразу стал похож на доктора.

В свои тридцать пять он по-прежнему выглядел моложаво, подтянуто и внушительно. Лишь по залысинам на голове можно было понять, что он уже давно не тот юноша, который готов был лезть в драку по любому поводу, при каждом удобном случае, как бывало раньше. Время и большой груз ответственности научили его рассудительности и спокойствию.

Вошедшую вслед на ним женщину он попросил сесть в кресло и подождать. Сам же отошел в соседнюю комнату, где у него стояла аппаратура.

Мария опустилась на мягкое сидение и, закинув на спинку одну ногу, принялась ждать.

– Как себя чувствуете, Мария Анатольевна? Датчики не беспокоят? – крикнул Антонов из дальней комнаты.

– Все отлично, Андрюша! Я же говорила, – Мария улыбнулась. Она уже наперед знала, что сейчас скажет ей Андрей. «А теперь настройтесь на какие-нибудь приятные воспоминания!»

– А теперь настройтесь на какие-нибудь приятные воспоминания, Мария Анатольевна, мне нужно отрегулировать один канал.

Мария улыбнулась. Для того чтобы она стала частью системы «самолет-человек», ей потребовалось вживлять в запястья два платиновых сверхчувствительных электрода. Они как антенны передавали малейшие нюансы настроения молодой женщины, ее переживания. И, что самое главное, мышечные сигналы, которые могли улавливать специальные датчики в подлокотниках кресла кабины, преобразуя в электрические импульсы. Именно на этом принципе и строилось управление самолетом.

За несколько лет она уже настолько привыкла к этим датчикам, что иногда даже забывала о них. Что, кстати сказать, постоянно приводило к некоторым неприятностям. Особенно при прохождении металлоискателя где-нибудь в аэропорту.

Никто не мог сказать, что могло случиться с организмом женщины после такой операции. Поэтому она находилась под неусыпным контролем Антонова и его лаборатории. Ежедневно специальной аппаратурой с нее снимали показатели всего организма, чтобы можно было отследить малейшие отклонения от нормы.

В компьютере Антонова хранились любые нюансы поведения организма и настроения молодой женщины. Беспристрастный компьютер мог точно определить, голодна женщина или сыта, пьяна или трезва, грустна или весела, чем занималась ночью и с каким настроением проснулась. Как чувствовала себя после дискотеки или посиделок с подругами. Сегодня Антонову надо было получить информацию о ее состоянии после очередного полета. Это было очень важно для дальнейшей отладки системы. Данная информация была бы эталоном, от которого затем отталкивались бы при формировании следующих полетных заданий. Именно поэтому Антонов и спешил с подключением аппаратуры и был недоволен тем, что после приземления произошла заминка, связанная с шампанским. Теперь приходилось ставить фильтр на эмоциональный канал, чтобы компьютер получил информацию только о послеполетном состоянии пилота.

– Мария Анатольевна, положите руки на подлокотники, пожалуйста! – крикнул Антонов. – И, если можно, не двигайтесь несколько секунд.

Мария выполнила команду Антонова.

– Спасибо!

На экране компьютера побежали разноцветные полоски: желтая – сердце, белая – печень, фиолетовая – легкие. Антонов включил кнопку записи. А сам переключился на эмоциональный канал. В левом углу экрана появились новые полоски. Радость, некоторая усталость после полета. Розовый цвет – цвет влюбленности. Антонов подкрутил ручку прибора. Розовый цвет разделился на спектр цветов.

– Мария Анатольевна! У вас новый возлюбленный?

– Почему вы так решили?

– Мария Анатольевна, ну вы же знаете, что с компьютером такие уловки не проходят. В вашем розовом цвете появились новые оттенки. Кто он? Как его зовут?

Мария улыбнулась.

– Не важно.

Антонов зафиксировал рядом с розовым цветом оттенки зеленого и голубого. Нажал кнопку «запись». Все, теперь в памяти компьютера появилась метка, как выглядит информационно-цветовое поле в том случае, если Мария не хочет что-то говорить. А также личная информация, некоторая эмоциональная реакция на приятного ей человека.

– Расскажите о полете.

Эти слова не означали то, что ей обязательно надо было произносить слова вслух. Мария просто откинулась на спинку кресла и попыталась еще раз прокрутить в голове все детали полета. Позже Антонов снимет показатели с компьютера самолета и сравнит их с этими. Разница восприятия полета «до» и «после» позволит создать корректирующую программу, которая поможет пилоту принимать решения в несколько раз быстрее, а также исправлять действия пилота более низкого класса или того человека, который обладает меньшими нейропсихическими способностями, чем Мария.

На вспомогательном канале по-прежнему бежали полоски эмоционального состояния пилота. Неожиданно Антонов увидел на этом поле какой-то сигнал, который сначала определил как помеху. Присмотревшись, он понял, что нитевидный сигнал имеет необычный желто-голубой цвет.

В это время датчик физического состояния женщины сканировал брюшную полость. Получалось, что излучение исходило именно оттуда. Странный сигнал! Антонов включил фильтры, но сигнал не пропал, а, наоборот, прибавил в цвете. Прибавил мощность фильтров, но добился только того, что сигнал развалился еще на несколько оттенков. Сомнений не было: он исходил из брюшной полости и принадлежал не женщине. А такое могло быть только в одном случае.

Андрей задумался. Имеет ли он право задать сейчас этот вопрос женщине, или, возможно, это сугубо ее личное дело, которое не имеет отношений к их проекту. Но задумался лишь на секунду. Любое отклонение в организме и психическом состоянии женщины имеет отношение к проекту. Поэтому он не только должен, но и обязан спросить.

– Мария Анатольевна, вы беременны?

На экране компьютера всколыхнулось целое море эмоций. От возмущения до смущения. А затем абсолютно ровным голосом она произнесла:

– Задержка недели две.

Антонов прикинул в уме. Ну да, примерно в это время в утробе матери у эмбриона начинает формироваться головой мозг, а значит, источник для импульсов.

– А отец знает?

– Чей отец? – Мария не поняла вопроса. – Мой или… его?

У нее не повернулся язык сказать «ребенка».

– Твой, конечно. Мне нет дела до мужчин, с которыми вы встречаетесь.

– Жаль, а ведь это мог быть и твой ребенок.

Антонов с силой сжал кулаки…

Андрей Антонов. Десять лет назад.

Еще десять лет назад, когда Андрей только задумал создать свою систему, он проводил в доме у Руденко довольно много времени. Естественно, Андрей не мог не обратить внимания на дочь академика, весьма шуструю студентку-первокурсницу, которая постоянно забегала к ним на кухню то за чаем, то хлеб отрезать. Вроде бы по делу, а на самом деле, чтобы стрельнуть глазами в рослого и красивого парня. Постепенно между ними родилось чувство, которое однажды летним вечером толкнуло их друг к другу. Толкнуло и закружило в диком, неистовом любовном танце.

Как-то вечером Мария заехала за Андреем к нему в лабораторию. Она тогда располагалась в одном из полуподвальных помещений факультета аэродинамики и летной техники Физико-технического института. Андрей долго не выходил, и Мария тогда сама спустилась к нему. Андрей возился над микросхемой, которая почему-то не хотела реагировать ни на какие сигналы. Он сидел с разогретым паяльником в руке и пытался понять, почему сигнал не проходит.

Мария подошла сзади и, закрыв ладонями ему глаза, стала ждать, когда он ее узнает. Андрей, вместо того чтобы включиться в игру, резко сорвал ее руки и раздраженно вскрикнул: «Маша, не мешай мне. Видишь, ничего не выходит!» Срывая руки с лица, Андрей так сильно схватил ее за пальцы, что Мария даже вскрикнула от боли. Именно в этот момент на экране компьютера пробежала первая цветная полоска. Оказалось, что энергетическое поле Марии было такой силы, что сенсорные датчики улавливали ее импульсы даже без платиновых антенн. Сигнал, правда, был очень слабый, но, тем не менее, он был вполне различим. Полоска была коричневого цвета и означала крайнее недовольство девушки, которое, правда, очень быстро сменилось любопытством. Это чувство у девушки проходило как цвет морской волны.

Андрей, не отрываясь, следил за изменениями на экране, а потом прикоснулся к Марии рукой, нежно погладил ее по колену. Рядом с морской волной появился бледно розовый цвет. Андрей увидел, как широко раздулись ноздри девушки. У нее изменилось дыхание. Андрей убрал руку. Розовый цвет на экране стал еле заметным. Почти белым.

– Невероятно, – пробормотал Антонов, – как это у тебя получается?

– Что именно?

Антонов снова положил ей руку на колено, а потом приблизился к девушке поближе и поцеловал ее в губы. Мария послушно ответила ему, но потом резко оттолкнула.

– Что ты делаешь? Я что для тебя, подопытный кролик?

– Нет, что ты, – ответил ей Андрей, продолжая гладить ее рукой и косясь на экран компьютера. – Как ты могла такое подумать?

Но Мария не могла не заметить некоторую холодность в движениях Андрея, поэтому, когда его рука потянулась к молнии на джинсах, она остановила ее и, выскользнув из-под него, приказала:

– Выключи свою железку! Я так не могу!

Андрей нехотя выполнил ее приказ.

* * *

Поздно вечером, проводив Марию до дома, он по обыкновению зашел к академику в гости. Мария ушла спать, а они вместе с Анатолием Евгеньевичем прошли на кухню и закрыли за собой дверь.

Каждый раз, когда Андрей приходил к Руденко, академик включал большой электрический самовар, доставал из кухонного шкафа розетку с клубничным вареньем и, приговаривая: «Что ж, молодой человек, чай не водка – много не выпьешь!» – выставлял на стол две гигантские чайные чашки.

Анатолий Евгеньевич очень любил пить чай из такой посуды. Он мог выпить за один присест до пяти больших кружек крепкого индийского чая. Приучал он к этому и Антонова.

Так было и на этот раз, но Андрей от чая отказался, а потом, долго подбирая слова, рассказал Руденко о том, что произошло в лаборатории. Он взахлеб говорил о том, как отреагировал компьютер на появление Маши в лаборатории, какого цвета у нее гнев и любопытство. О сексе он благоразумно упустил, и из-за этого рассказ в конце получился скомканным.

Руденко внимательно его выслушал. А потом долго молчал, помешивая сахар маленькой ложечкой.

– Все, что ты говоришь, очень интересно с научной точки зрения, – сказал он, наконец. – И, возможно, это даст нам то, над чем мы с тобой так долго бились. Конечно, это только начало процесса, но я не сомневаюсь, что ты доведешь начатое до конца.

– Да, но в эксперименте тогда должна участвовать Маша!

Руденко сделал глоток из своей кружки, потом поставил ее на стол и достал сигарету. Прикурил.

– Вот здесь все сложнее. Ты уверен, что только Маша обладает такими способностями?

– Нет. Такими энергетическими показателями обладают многие люди. Статистика говорит, что приблизительно один человек на миллион. Но нам ведь надо еще найти такого человека и убедить ввязаться в проект. А Маша не только обладает такими возможностями, она ведь и отличный летчик.

Руденко понимающе кивнул головой, а потом задал вопрос, которого Андрей не ожидал:

– А как далеко зашли твои отношения с моей дочерью?

Андрей опустил глаза.

– Достаточно далеко.

– Это плохо, – Руденко выпустил сизый клубок дыма из носа и замахал перед лицом рукой, разгоняя туман.

– Ты только не подумай, я не против вашего счастья, но в науке иногда для того чтобы совершить что-то значительное, надо пойти на большие жертвы. Ты готов к этому?

Андрей непонимающе посмотрел на своего научного руководителя.

– Что вы имеете в виду?

– Я смогу убедить Машу принять участие в нашей работе, даже не буду против того, чтобы она вживила в себя платиновые пластины. Но ты должен прекратить всяческие личные контакты с моей дочерью. Поверь, я говорю тебе сейчас как ученый, а не как отец. Влюбленность – самое неизученное состояние человека. Многие древние философы не зря говорили, что любовь – это некоторая форма помешательства. А мы не можем рисковать проектом. Слишком много сил и средств вложено в него. Я не говорю, что это навсегда. Но на какое-то время вы должны расстаться.

Они очень долго беседовали с ним об их отношениях с Марией, о ее способностях и о перспективах его новой разработки и разошлись только под утро…

Со времени того разговора прошло десять лет. Но Антонов помнил его, как будто он состоялся только вчера. Помнил и пощечину, которую оставила Мария у него на щеке на следующий день.

Сегодня, когда новый и самый современный в мире самолет, снабженный уникальной системой управления, стоял в ангаре, отдыхая после своего очередного успешного полета, он хотел бы сказать, что жертва ради науки была, конечно, не напрасной. И это грело его душу. Но желто-зеленые сигналы из утробы Марии говорили, что, возможно, она была и не нужна. Но что сделано, то сделано.

Андрей разжал кулаки.

– Мария Анатольевна, мы отвлеклись от темы. Сосредоточьтесь! Еще немного и вы будете свободны.

Мария тогда испытывала сильное чувство к Андрею, но не до беспамятства. Ей нравилось, как он ухаживает за ней, нравилось заниматься с ним сексом. Нравилось отдаваться целиком и полностью в его сильные руки. Но не более. Огромное количество других интересов: учеба, самолеты, музыка – так же были для нее важны. В то время она хотела просто наслаждаться жизнью, беря от нее по максимуму, не думая о последствиях. Андрей занимал в ее жизни много места, но не все. Там было место и для других не менее важных дел и … мужчин.

Например, ей очень нравился Ринат. Он приходил к отцу по понедельникам и всегда дарил ей цветы. А вот Евгений был не в ее вкусе. Да он и сам не проявлял к ней никакого интереса. Что ее очень сильно раздражало.

Поэтому Мария влепила пощечину Антонову исключительно по той причине, что так надо. Неслыханное дело, ее променяли на непонятно что, на какие-то мифические научные перспективы. Конечно, попереживала несколько дней, даже в подушку всплакнула один раз, но потом после разговора с отцом поняла, ради чего ее чувства приносятся в жертву и, взвесив все «за» и «против», перестала расстраиваться. В конце концов, зачем ей был нужен мужчина, который не замечает ничего, кроме своего компьютера.

После истории с Андреем она решила для себя, что больше никогда не будет иметь никаких дел с учеными. Нет, Ринат ей по-прежнему нравился, но она предпочла больше не рисковать. Ей был нужен нормальный мужик, который не витает в облаках, а твердо стоит на земле и имеет вполне земную профессию. Именно таким ей изначально и показался Боря, сын главного бухгалтера центрального городского универсама. Но сын главного бухгалтера, как и следовало ожидать, это еще не сам главный бухгалтер.

Они познакомились с ним на городской танцплощадке «Клетка», где Борис всех угощал коктейлем «Секс на пляже». Мария решила, что такой денежный мужик ей и нужен, поэтому, когда он ей под утро ни с того ни с сего предложил пожениться, она, не долго думая, согласилась. Свадьба была пышная, в московском ресторане, потом они поехали отдыхать в Крым, откуда она вернулась уже беременной.

Сразу после этого Борис перестал обращать на нее внимание и ударился в очередной загул. Она думала, что когда родится сын, он остепенится, но это было ложное представление о действительности. Он встретил ее из роддома с цветами и шампанским на белом «Мерседесе», подарке родителей. Шикарно отметил рождение сына в ресторане и снова исчез с ее горизонтов. Даже не приехал на развод.

После этого случая она поняла, что от мужчин сегодня вообще ничего не дождешься, и решила жить жизнью свободой женщины. А потом вообще личные переживания отошли на второй план, потому что работа в отцовском проекте была очень интересной и позволила ей забыться.

Сначала, конечно, ее раздражало, что все ее эмоции отражались в памяти компьютера, за которым сидел Антонов, но очень скоро она научилась еще больше управлять своими чувствами и организмом и стала смотреть на Андрея, как на дальнего родственника.

Только изредка у нее проскакивали нотки стервозности, как, к примеру, на этот раз, но не более того.

– Андрей, я закончила, – сказала Мария, открыв глаза. – Можно встать?

– Да, на сегодня все. – Андрей замолчал, но Мария почувствовала, что он что-то не договорил.

– Ты что-то хотел сказать?

– Да, – ответил Антонов. – Хотел тебя спросить, что ты собираешься делать с ребенком?

– А ты как думаешь?

– Не знаю. Меня волнует то, как это отразится на проекте?

– А что, Колька как то на него повлиял?

– Нет, не повлиял, но тогда еще наш проект находился в начальной стадии. И поверь, мы все очень переживали, что твои способности исчезнут под влиянием изменений в организме. Ты нас тогда своим поступком сильно потревожила.

– Но ведь все было нормально?

– Да, обошлось. Но сейчас тебе предстоит много летать.

Маша взорвалась:

– Никогда еще беременность не мешала мне летать. Я еще когда Кольку вынашивала, входила в группу «Небесных гусар». И ты прекрасно знаешь об этом.

Андрей поморщился. Эмоции, выплеснувшиеся через край, загуляли ломаными черно-багровыми линиями по экрану монитора. Андрей заметил, что такие же тонкие линии появились и рядом с сигналом эмбриона.

– Подожди, не нервничай, – оборвал он ее. – Тебе нельзя волноваться.

Мария несколько раз вздохнула и успокоилось.

– Я могу идти, а то у меня на час дня назначен косметический салон? А мне еще Кольку надо забрать из школы.

Антонов посмотрел на часы. Было без пяти минут двенадцать. Успеет.

– Мария Анатольевна! Если вы решите оставить ребенка, то обязательно должны будете назвать имя отца. Нам нужно будет досконально обследовать его и установить медицинский контроль.

Мария нахмурилась. Ей не хотелось этого делать, так как отец еще не знал, что он отец. И ей меньше всего хотелось, чтобы он об этом узнал.

– Хорошо, я подумаю.

* * *

Анатолий Руденко. Через пять часов после приземления «Жар-птицы»

Академик Руденко открыл глаза. Вроде бы только на минутку прилег, а проспал целых четыре часа. Резко поднявшись, чтобы отогнать последние следы сна из головы, он прошел на кухню и достал из шкафа свою любимую чашку.

Посмотрел на газовую плиту, где стоял обычный чайник из нержавеющей стали, а потом на кухонный стол, где стоял чайник электрический. Его вместе с тостером на 23 февраля подарила ему Мария. В обычный день для того, чтобы вскипятить воды для чая, он, наверняка, воспользовался бы чайником на газовой плите. Все-таки в чем – в чем, а в этом он был большим ретроградом. Они даже ссорились из-за этого с дочерью, так как она обижалась на то, что отец не пользуется ее подарком. Но Руденко имел свое мнение на этот счет. Просто, объяснял он дочери, чайник на плите греет воду ровно столько времени, сколько ему надо для того, чтобы достать чашку, поставить ее на стол, усесться и подумать «о вечном». Что в наш век информационных технологий просто роскошь.

Но сегодня он решительно развернулся к кухонному столу и щелкнул кнопкой электрического чайника. Думать о вечном у него просто не было времени. Надо было как можно скорее выпить чая и продолжить заниматься делами. Руденко посмотрел на часы, было без пяти минут три. Сейчас за ним должен был заехать шофер, чтобы отвезти его в офис, где должно было состояться совещание конструкторского бюро по поводу разбора прошедшего полета.

Не успел он толком рассмотреть красный поплавок-индикатор, как вода угрожающе забурлила, и кнопка чайника подскочила вверх. «Чай готов!» – вспомнил он лозунг какого-то рекламного ролика, который недавно крутили по ящику. Кстати, о телевизоре. Надо бы его включить. Хотя бы просто так для фона. В комнате стояла невообразимая тишина и неприятно давила на мозги. Руденко взял пульт и нажал кнопку первого канала. Телевизор стоял на подставке в углу кухни, и, для того чтобы его смотреть, надо было постоянно задирать голову. Поэтому Руденко предпочитал не смотреть телевизор, а слушать.

Голос диктора монотонно вещал об очередном партийном съезде единоросов и о предстоящих выборах губернатора. Переключил на НТВ. Елена Ханга и Ищеева определяют принцип «Домино». По каналу «Культура» – балет, как во времена поминок Брежнева. Спортивный канал транслировал гонки «Формула 1».

На дециметровых волнах повсеместно крутили мыльные оперы. Наконец, на канале РБК он смог увидеть передачу, которая его заинтересовала. Трое экспертов обсуждали проблемы бананового бизнеса в России. Послушал несколько минут. Специалисты сходились во мнении, что торговля бананами в России имеет высокие коммерческие риски с очень маленьким процентом прибыли. И причин этому несколько. Бананы – это скоропортящийся продукт. При этом для доставки его в Россию требуется слишком много времени. Фактически, у сбытчиков продукции остается максимум неделя на то, чтобы реализовать свои фрукты. Что на самом деле очень и очень мало. Выходит своеобразная ценовая вилка – с одной стороны надо как можно быстрее продать товар, чтобы он не испортился, поэтому высокую цену поднимать нельзя.

С другой стороны транспортные накладные расходы, в которых львиную долю занимает стоимость топлива, – требуется заложить все это в стоимость банана.

Руденко прикинул в уме, как он мог бы помочь в этом вопросе. Вырисовывалась неплохая идея. Он мог бы организовать буксировку сразу нескольких транспортов по примеру воздушного поезда, что резко увеличило бы объемы перевозок и сократило бы объемы топлива, которое требовалось на доставку груза. При использовании их нового самолета эта идея вполне бы была осуществима.

Подумал: надо записать себе в блокнот эту идею, чтобы потом обсудить на правлении компании. И в этот момент его взгляд упал на бегущую по нижней части экрана строку.

«ЭКСТРЕННОЕ СООБЩЕНИЕ: САМОЛЕТ-НЕВИДИМКА В ДВУХ ШАГАХ ОТ КРЕМЛЯ. По информации ИТАР-ТАСС стало известно, что сегодня утром в непосредственной близости от Москвы войсками ПВО был зафиксирован неизвестный самолет, который направлялся в сторону Москвы. Поднятые по тревоге самолеты противовоздушной обороны заставили самолет изменить свой маршрут и совершить вынужденную посадку в районе города Петляков. Предположительно самолет приземлился на территории аэродрома Центрального Аэродинамического института. В настоящий момент силами полка внутренних войск, охраняющего режимный объект, проводится операция с целью обнаружения неизвестного самолета».

Прочитав эту строку, Руденко даже открыл рот от удивления. Откинувшись спиной к стене, он просидел в таком положении, без движения минут пять. Или даже шесть. Пока целый ворох мыслей у него в голове не пришел, наконец, к какому-то упорядоченному значению, и не выработался алгоритм дальнейших действий. Рука потянулась к мобильному телефону. Странно, все очень странно. Он позвонил Антонову. Андрей ответил ему практически сразу:

– Да, Анатолий Евгеньевич?

– Ты где?

– Стою на выезде с аэродрома. Еду в офис.

– А ребята где?

– Маша уехала час назад. Ринат с Евгением и техперсоналом уехали еще утром. Отдыхать. Сейчас, наверное, тоже едут в офис. А что случилось?

– Да так. Вот только что по РБК передали новость, что наш самолет усиленно ищут.

– Не знаю, но особого ажиотажа я на аэродроме не наблюдаю. Когда отъезжал от ангара, то мимо проходило несколько солдат. Стрельнули сигарет у наших охранников и пошли дальше.

– Ну хорошо, тогда до встречи в офисе.

Руденко отключил телефон и набрал номер Черткова. Безжизненный голос оператора связи снова сообщил, что набранный номер временно заблокирован. Вадим был не из тех людей, кто мог допустить, чтобы на его счету не было денег. Он никогда не отключал своего телефона и всегда был доступен для него. Руденко попробовал набрать номер еще раз, но результат был тот же.

Анатолий Евгеньевич опустил руку с телефоном. Что-то его все-таки беспокоило. Он никак не мог понять, что. Наверное, все же дело в самом сообщении. Как будто кто-то специально кинул ложку дегтя в бочку с медом. Что значит: истребители заставили самолет изменить маршрут и совершить вынужденную посадку? Что за наглость? Они не видели самолет в упор, а на радарах самолет мигнул лишь маленькой звездочкой два раза. И то случайно. Самолюбие ученого было задето. И потом, создавалось такое впечатление, что их самолет летел чуть ли не Москву бомбить. Но это же неправда. Это был научный полет…

В дверь позвонили. Приехал личный водитель. Анатолий Евгеньевич быстро оделся и вышел. На столе остался стоять недопитый чай.

По дороге в офис он не переставал думать о телевизионном сообщении. И все больше и больше его начинал волновать один вопрос. Откуда о полете стало известно средствам массовой информации? Где произошла утечка? И что теперь в связи с эти делать? Афишировать свои действия сейчас не входило в планы корпорации, но и пускать ситуацию на самотек было нельзя.

Академик еще раз попытался набрать номер Черткова. Но Вадим не отвечал. Тогда он набрал номер офиса «Фонда боевого самбо». Заплаканным голосом секретарь ответила, что Вадим Вадимович умер.

– То есть как: умер? – не понял Руденко.

– Ой, Анатолий Евгеньевич, – защебетал в трубке голос Любочки, личного секретаря Черткова, – я сама еще толком ничего не знаю. Мне позвонили из милиции и пригласили на опознание тела. Сказали, что сейчас за мной заедут.

Анатолий Евгеньевич удивился.

– А почему тебя? И что значит: Чертков умер? От чего?

– Не зна-а-а-ю, – заревела Любочка, – ой, я так всего этого боюсь.

Руденко подумал. «Ерунда какая-то! Чертков умер! Мы с ним расстались в одиннадцать часов вечера. Он шел в баню в “Малышок”. Меня не приглашал, так как знал, что мы будем всю ночь готовиться к полету. Пожелал нам удачи. Полнейшая ерунда!»

– Хорошо, Люба, – сказал он в трубку, – если за тобой приедут, скажи, чтобы меня подождали. Я поеду с тобой.

Слушать непрекращающиеся всхлипывания было невыносимо. Руденко отключился и приказал водителю немедленно ехать в офис фонда. «Не дай бог, если с Вадькой действительно что-то произошло. Не дай бог!» Он почувствовал в груди какую-то пустоту.

Они дружили вот уже более полувека: Толян, Вадя и Витек. Дружили с того самого момента, как поехали в Малаховку за «петушками». Носили в их юности такие вязаные шапочки, которые напоминали гребешки петухов. Иметь такой петушок было очень модно. И каждый двор, каждая банда, носили такую шапочку по-своему. Банда «голодных», к примеру, носила шапочки сильно натянутыми на глаза. Причем настолько сильно, что ходить по улицам рабочего поселка, где они жили, можно было только высоко задрав кверху нос. А «пожарники» (не потому что огонь тушили, а потому что всех «гасили») носили петушков только красного цвета и сильно завернутыми – так, что они еле держались на макушке.

Потерять свой петушок было таким же позором, как потерять флаг воинской части. Торговали такими шапочками на вещевом рынке станции Малаховка. По выходным. Поездка в это место, что на юго-восточном направлении Казанской железной дороги, была настоящим приключением, полным неожиданностей, но это было обязательным условием для того, чтобы тебя приняли в ту или иную банду. Надо было самостоятельно съездить на рынок, найти там торговцев этими самыми шапочками, а затем вернуться назад. Казалось бы не самое сложное дело, если бы не одно «но».

Они шли вдоль торговых рядов, прицениваясь к китайскому ширпотребу и выискивая глазами лоток с вожделенными головными уборами. Они шли, беспечно обсуждая вечерний поход на танцплощадку (дискотек тогда еще не было), где у них была назначена встреча с девчонками, и абсолютно не замечали следящих за ними глаз. Вернее, это он, Толик, страдающий близорукостью, ничего не видел. А Вадик и Виктор уже давно поняли, что дело пахнет керосином. Так и вышло. Неожиданно из толпы покупателей выскользнул коренастый парень в клетчатой кепке и широких брюках. Не вынимая руки из карманов, он коротко бросил:

– А ну, давай отойдем!

Вадя вышел вперед и зло ответил:

– С какой это стати?

Клетчатый парень, презрительно смотря на Вадима, сплюнул через отверстие, оставленное от выбитого зуба.

– Поговорить надо.

Вадька, расставив широко ноги, зло кинул:

– Нечего нам говорить.

В этот момент Толян почувствовал, как на его плечо легла чья-то рука, а в спину уперся острый предмет. Клетчатый парень усмехнулся, увидев, как побелело лицо Толика, и с тем же презрением в голосе произнес:

– Пошли, кому говорю.

Мимо проходили покупатели, налетали на стоящих по середине дороги ребят, но никто не обратил внимания на то, что происходит буквально под носом у них. Кто-то даже успевал прикрикнуть. Мол, ну что тут встали. Движению мешаете. Давай, проходи! Что-то острое неприятно давило под лопатку, и от обиды слезы наворачивались на глаза.

– Убери руки! – вдруг закричал Витька. – Убери, кому говорю!

Он решительно шагнул вперед и откинул руку того, кто держал Толика. Наверное, из-за того что дело происходило на рынке, и вокруг было много народу, держали Анатолия не крепко. Когда Вадим, резко протянув руку вперед, схватил приятеля и дернул на себя, Анатолия будто ветром сорвало с места. Он даже больно ударился грудью о твердую грудь Вадима, но это было гораздо приятнее, чем острый предмет в спине. Виктор тут же заслонил собой Анатолия и шепнул: «Ну, а теперь держись!».

Раздался залихватский свист. Шарахнулась в сторону старушка с кошелкой в руке. И куда-то под прилавок покатилась клетчатая кепка, сбитая ударом Виктора. «Главное, не упади!» – крикнул Вадим, отпихивая ногой того, кто выскочил из толпы на них. Все завертелось перед глазами у Анатолия. Руки, ноги, головы. Он кого-то бил, ему больно ударили по голове, но каждую секунду того короткого сражения он ощущал своей спиной плечи Вадима и Виктора.

С того самого момента он ощущал плечи друзей всегда в трудную минуту. И вот теперь ему говорят, что Вадим мертв. Почему это произошло в тот день, который они все втроем так долго ждали? У Руденко навернулись на глаза слезы. Когда погиб Виктор, Вадим все время молчал – и на похоронах, и на поминках. Лишь вечером, когда они остались вдвоем в осиротевшей квартире друга, помогая мыть посуду Екатерине Андреевне, вдове Виктора, Вадим сказал:

– Видишь, Толя, как дорого нам обходится наше небо, – и усмехнулся. – Теперь инопланетян будем встречать мы вдвоем. А убийц Виктора я найду. Обязательно найду. Только ты давай, доделывай свои крылья побыстрее.

Руденко достал из пачки сигарету и нервно закурил. Крылья-то он сделал. А вот убийц Вадим так и не нашел. Получалось, что теперь никогда и не найдет.

Женя Журавлев. Через два часа после полета «Жар-птицы»

Женя Журавлев спал, и ему снилось сердце. Большое стальное сердце, которое мерно билось в теле железной птицы. Потом он увидел, как у сердца начала образовываться опухоль. Сначала это было маленькое пятнышко, потом – пупырышек, потом опухоль стала размером с голубиное яйцо, затем – куриное, страусиное.

Евгений попытался зажать опухоль руками, попробовал не дать ей расти, потому что чем больше становилась опухоль, тем сложнее птице было махать крыльями. Но опухоль все равно увеличивалась в размерах. Она разрасталась на глазах, застилая собой все свободное пространство. В конце концов, от бессилья что-нибудь сделать, Женя проснулся, но еще долго лежал с закрытыми глазами, привыкая к окружающим его звукам и ощущениям.

Он лежал в своей двухкомнатной квартире, на первом этаже пятиэтажного панельного дома, на раскладном диване, купленном два года назад в «ИКЕЕ», накрытый клетчатым пледом. Лежал в одних трусах. Было немного прохладно. Наверное, оттого, что окно в комнате было широко открыто. Через него в комнату врывался шум улицы Гагарина, центральной улицы города. Окна квартиры Журавлева как раз выходили на нее.

Женя уже давно жил в этой квартире. И раньше он никогда не замечал за собой того, что обращал внимания на звуки за окном. Сегодня же они звучали как-то особенно выпукло. Особенно явственно он выделял из общего гула улицы шипящий звук открывающихся и закрывающихся дверей автобуса. Почему?

Журавлев вспомнил, как сегодня утром после полета «Жар-птицы» он вышел на автостоянку, сел в свой темно-зеленый «лендровер», вставил ключ в замок зажигания, но вместо привычного рокота ожившего двигателя услышал лишь хлюпающий чих. Открыл капот, посмотрел свечи, проверил аккумулятор. Вроде бы все было в порядке, но двигатель не хотел заводиться. «Сапожник без сапог!» – усмехнулся про себя Евгений. На самом деле, это было действительно чем-то из ряда вон выходящим, потому что в чем – в чем, а в двигателях он разбирался как бог. Про него шутили, что он мог заставить двигаться любую железку, а тут вдруг его собственная машина – и не заводилась. Однако разбираться в чем дело – не было просто сил. Слишком тяжелая ночь выдалась. Он плюнул на все, закрыл машину на ключ и пошел на автобусную остановку. В первый раз за последние пятнадцать лет.

На кругу, конечной остановке автобуса, в домике из жестяных листов, он просидел минут десять, дожидаясь, пока подойдет автобус, и слушал, как группа подростков обсуждала проведенный на дискотеке вечер. Можно, конечно, было вызвать такси или поехать на микроавтобусе фирмы, благо он стоял тут же и собирал всех работников фирмы, но на Журавлева будто нашел какой-то ступор. Он тупо сидел на деревянной жердочке, клевал носом и ждал, когда подойдет рейсовый автобус.

Поездка в желтом пропахшем бензином, громыхающем прямоугольном «аквариуме» произвела на него неизгладимое впечатление. И в первую очередь тем, что, как оказалось, в автобусе ездят не только пенсионеры. В то утро их вообще не было в салоне. Автобус помимо Журавлева и любителей ночной разгульной жизни забрал с остановки еще двух вохровцев, возвращающихся с ночной смены, и нескольких огородников с тяпками, замотанными в мешковину. Видимо их огородики были где-то рядом со взлетной полосой. В автобусе не было даже кондуктора. Деньги пришлось просовывать в кабину водителю, через маленькое окошко в задней стенке кабины.

Получив билет вместе со сдачей, Женя так и плюхнулся рядом с этим окошком. Привалился к стеклу и, закрыв глаза, закимарил. Несмотря на то, что в голове был полный туман, он очень боялся проехать свою остановку, поэтому спал вполглаза, на каждой кочке поднимая голову, чтобы посмотреть, где едет.

Однако момент, когда в салон вошла она, он все равно пропустил. Сквозь прикрытые ресницы он сначала увидел лишь силуэт и тонкое загорелое запястье руки, на котором висел тонкий золотой браслетик с синим глазом счастья. Потом он услышал ее голос: «Не подскажете, сколько стоит билет?» Журавлев от неожиданности вздрогнул: ему показалось, что кто-то хочет проверить его билет. Он попытался взбодриться, протирая, как ребенок, кулаками глаза, и выдал фальцетом: «Простите, что вы сказали?» В этот момент он поднял глаза и увидел неясный овал лица в обрамлении светлых волос и солнечных лучей. Девушка засмущалась: «Ой, извините, я вас разбудила».

Журавлев, широко раскрыв глаза, смотрел на девушку и не мог понять, что она ему говорит. Возможно, со сна, а может, это было действительно так, но девушка показалось ему сказочно красивой. «Да», – невпопад ляпнул Журавлев и захлопал глазами. Девушка смущенно пожала плечами. Напряженную обстановку разрядил водитель. Приоткрыв окошко своей кабины, он крикнул: «Девушка, с первого числа двенадцать рублей проезд по городу!»

– Спасибо, – девушка нашла в кошельке деньги, расплатилась с водителем и ушла в глубь салона.

Еще раз Журавлев смог посмотреть на нее только на выходе из автобуса. Евгений специально встал пораньше и подошел к двери, чтобы у него было время рассмотреть девушку. Девушка сидела у окна и читала эсэмэски в своем мобильном телефоне. Она почувствовала движение в салоне и подняла голову. На какое-то мгновение их глаза встретились. Этого мгновения оказалось достаточным для Журавлева, чтобы понять, что у нее зеленые глаза. Она улыбнулась ему уголками губ и снова уткнулась в свой телефон.

Автобус остановился, раздалось шипение, дверь открылась. Журавлев вышел, в салон вошло несколько человек, снова раздалось шипение. Дверь закрылась, автобус отошел от остановки, а Журавлев в каком-то сумеречном состоянии побрел домой. Засыпая, он еще долго ворочался, пытаясь закрепить в памяти образ девушки. Когда же забылся в беспокойном сне, тот вдруг неожиданно закончился разбухшей опухолью железного сердца. Девушка, разбухшее сердце, шипение автобуса. Шипение, сердце, девушка.

В результате в голове образовалась полная каша, которая отдавалась в висках несильной пульсирующей болью. «Надо резко встать и пойти в ванную. Принять душ. Голова должна пройти».

Раздался звонок мобильного телефона. Звонил Ринат.

– Здоров, Жека! Проснулся уже?

– Да, – ответил Евгений со страданием в голосе.

– Давай, срочно приезжай в офис. Старик всех собирает.

Журавлев прикинул в уме, сколько времени потребуется, чтобы забрать машину со стоянки, и попросил Рината заехать за ним.

– Конечно, заеду, – ответил Ринат, – а что случилось?

– Да, понимаешь, машина не завелась.

– У тебя, и не завелась, – удивился Ринат. – Это что-то невероятное.

– Да, как видишь, и такое бывает. Можешь заехать прямо сейчас? Я быстро соберусь. Мне еще надо с тобой кое о чем посоветоваться.

– Отлично. Тогда выходи к подъезду через пятнадцать минут.

* * *

Журавлев никогда не знал своего отца. Вообще, долгое время в их доме было не принято произносить это слово. И все из-за матери. Отец ушел от них, когда Жене не исполнилось еще и года. Мать, коренная москвичка, сразу же после развода уехала из столицы, пообещав себе, что сделает все возможное, чтобы ее сын никогда не встретился «с этим кобелем». Вторым ее обещанием стало то, что ее сын никогда не станет таким, как отец.

Не понятно по каким соображениям, но она решила, что этого можно будет достичь, исключительно ограничив его контакт с противоположным полом. Она даже не стала отдавать мальчика в детский сад. Когда же пришла пора идти ему в школу, к матери в Петляков приехала ее сестра, тетя Нюра. Она, так же как и мать, считала, что ее священный долг помочь матери воспитать из мальчика «не кобеля», а настоящего мужчину. Тетя Нюра была глубоко убеждена, что настоящий мужчина – это тот, кто умеет прибить гвоздь в доме. Именно поэтому она была тем человеком, который однажды взял Женечку за руку и отвел в «Клуб юных техников».

Двухэтажное кирпичное здание, где некогда находилась пожарная часть, стало для Жени тем местом, где он провел все свое детство и юность. Лобзики, стамески, тиски, надфили, рашпили, а позднее токарные и фрезерные станки, паяльник и канифоль. Эти предметы заменили Евгению игрушки и, в какой-то мере, друзей. В клубе было, конечно, много ребят. Но все они по большей части были такими же, как и Евгений. Увлеченными собственными моделями и замкнутыми в себе. Другие, озорные и непоседливые, просто долго не задерживались в клубе.

Каждый раз, приходя в клуб, Женя испытывал необыкновенный восторг от того, как обычная деревяшка или железка, вдруг после некоторых манипуляций с ней, превращалась в нечто, что могло двигаться и перемещаться в пространстве. Сначала это были маленькие вертолеты-мухи, потом бумеранги, резиномоторные планера и, наконец, машинки, катера, паровозики и самолеты с электрическими и бензиновыми двигателями.

Все его железные друзья рано или поздно оказывались в его квартире, потому что процесс совершенствования не прекращался ни на секунду, затем снова возвращались в клуб на испытания, а потом вновь в квартиру на доработку.

Специально для его хобби, так мама и тетя Нюра называли увлечение Женечки, в двухкомнатной квартире была выделена целая комната, и это была территория, куда имел право зайти только он. И это была единственная территория, где он был полновластным хозяином, потому что в остальной части дома властвовали мама и тетя Нюра, а также стеклянные банки, приготовленные к консервированию, клубки ниток, журналы по вязанию и вырезки рецептов из газет и журналов.

Сначала Евгений просто не замечал всего этого. Когда же стал постарше и начал задумываться, для чего же на свете существует противоположный пол, то невольно начал обращать внимание на мать и тетку, как на представительниц того самого неизвестного ему пола. То что он видел перед собой, не очень ему нравилось, и он решил повнимательнее присмотреться к своим одноклассницам.

Однажды мама и тетка пришли с работы и обнаружили, что в комнате Жени помимо него сидят аж четыре девочки. Все они с увлечением слушали их сына и смотрели, какие чудеса он выделывает со своими моделями. Мать и тетка, вместо того чтобы порадоваться за общительного сына, пришли в ужас и решили, что в мальчике заговорили отцовские гены. Ну, одна девочка, ну, две, но сразу четыре! Это слишком. Надо срочно что-то делать. И подарили ему компьютер. Прекрасный возраст полового созревания он провел в непрекращающихся баталиях и стратегиях, а также в изучении языков программирования и конструкторских программ. Мать и тетка не могли нарадоваться на своего сына и племянника. Девочки его больше не интересовали.

К пятнадцати годам его хобби и увлечение компьютером получило неожиданное развитие в виде предложения поступить в физико-математическую школу при МФТИ, с правом, после успешной сдачи экзаменов, продолжения учебы в этом прославленном учебном заведении со второго курса. Надо ли говорить, что процент женского населения в этой школе и в этом элитном учебном заведении, готовящем научных сотрудников, равнялся ноль целых ноль десятых. На третьем курсе он попал в программу Руденко. И таким образом, до окончания института его контакты с женщинами, да что там контакты, любая информация о том, что есть женщина, были сведены до минимума. Этот минимум сводился к наблюдениям за бесконечными похождениями своего напарника и друга Рината Регулаева.

После института естество все же взяло свое и он, наконец, смог познать, что такое женщина, в объятиях проститутки, которую ему подарил его приятель. Однако продажная любовь – это все же не то, что нужно нормальному мужчине. Он сделал неловкую попытку поухаживать за приглянувшейся ему девушкой, которая жила в соседнем подъезде, и пригласил ее в кино. Но… она ушла с фильма, не дождавшись конца. Ушла не попрощавшись. И он решил, что с ним что-то не так. Хотя все дело было в том, что ни одна нормальная девушка не захотела бы долго сидеть рядом с парнем, который вместо любовной чуши пытался рассказывать ей о двигателях и топливных смесях.

Вскоре работа над проектом «Жар-птица» стала занимать все его время, и у него уже просто не было времени подумать над тем, что же в нем такого не так. Журавлев в буквальном смысле переселился в гараж, так он любовно называл свою экспериментальную лабораторию, оборудованную по последнему слову техники в одном из цехов Петляковского ремонтного завода в рабочей части города, поэтому уже был вынужден продолжать довольствоваться услугами жриц любви. И до какой-то степени его это устраивало.

Что произошло с ним в это утро? И что заставило его если не пересмотреть свои взгляды на жизнь, то, как минимум, поступить вопреки своим привычкам. Если бы он был поэтом, он, наверное, сказал бы, что после очередного полета «жар-птицы» он достиг совершенства в своем деле. Приблизившись по своему умению к божествам, он прогневил их. И боги решили наказать его, сначала лишив движения верного коня, а затем самого обрекли на сны, полные ужаса и любовного томления.

Но Журавлев не был поэтом, поэтому отнесся к случившемуся более прозаично.

Немного поразмыслив, он пришел к выводу, что причина отказа двигателя машины где-то в бензонасосе. Если судить по звукам, которые издавала его машина, скорее всего засорилась трубка подачи топлива, и только из-за того что он сильно хотел спать, он не нашел неисправность сразу и на месте. Он был уверен, что как только он доберется до своей машины, то быстро ее починит.

Другое дело – девушка. Ему почему-то очень хотелось увидеть ее еще раз. Увидеть ее зеленые глаза, ее руки и подарить ей что-то такое женское. Духи, цветы, драгоценности. Но для того, чтобы это сделать, ему надо было найти ее. Но как это сделать?

Рассуждения его были следующие. Поскольку у Рината никогда не было проблем с девушками, и можно даже сказать, он был тем, кто открыл ему глаза на женскую сущность, – значит, он реально может ему помочь в поиске его незнакомки.

Ринат, не перебивая, выслушал сбивчивый рассказ своего товарища о неожиданной встрече в автобусе и переспросил:

– И как же мы ее будем искать?

– Не знаю, подскажи что-нибудь.

– Давай прикинем, – начал рассуждать вслух Ринат. – Это было утро?

– Ну, не совсем утро. Часов в десять.

– Где она села в автобус?

– Не знаю.

– Где вышла, тоже не знаешь?

– Да.

– Какой был автобус?

– Обычный рейсовый. Восьмерка.

– Это лучше. Сможем найти водителя и расспросить. Может он ее вспомнит и скажет, где она вышла.

– Возможно. А если он не вспомнит ее?

– Тогда дадим объявление в интернете, – усмехнулся Ринат. – И надо же такому случиться. В мире столько красивых девушек, а ты умудрился влюбиться в неизвестно кого.

Серебристая «ауди» Рината вырулила на автомобильную стоянку перед проходной аэродрома. В вечернее время она была практически пустой. Лишь темно-зеленый «лендровер» Евгения сиротливо стоял чуть ли не в центре стоянки.

– Ну, почему сразу влюбился? – возразил Евгений, открывая капот своей машины и проверяя ее внутренности. – Просто она мне понравилась.

Он хлопнул капотом, сел за руль и повернул ключ в замке зажигания. Машина ровно заурчала.

– Странно, – проговорил Евгений, – я был уверен, что засорился бензонасос. А он в порядке. И машина легко завелась.

Ринат махнул ему рукой.

– Потом будем разбираться в твоих проблемах. Я поехал в офис. Догоняй.

Он развернулся и, несколько раз просигналив на прощание Журавлеву, уехал со стоянки.

* * *

Так сложилось, что центральный офис корпорации «ЖАРР» находился не в Петлякове, а в небольшом рабочем поселке практически на окраине города.

Поселок этот был построен при текстильной фабрике на берегу Москва-реки. До революции фабрика принадлежала шведскому купцу Михельсону. Он арендовал ее у князя Дашкова, который владел окрестными землями. Швед производил на фабрике шикарные одеяла из верблюжьей шерсти, которые славились на всю губернию. Во времена Советского Союза на фабрике шили шерстяную одежду для спортивного общества «Динамо», отсюда поселок и получил свое название – «Поселок фабрики «Динамо» или просто «Динамо».

Во время перестройки фабрика оказалась на грани банкротства, и Руденко, не без помощи Иванова и Черткова, приобрел ее акции практически за бесценок. В одном из цехов фабрики было установлено оборудование для сборки и ремонта приборов навигации по программе «Жар-птица», а также компьютеры для конструкторского бюро. Остальные же цеха были переоборудованы под производство форменной одежды и фурнитуры. На них как раз в это время появился большой спрос. Это позволило сохранить рабочие места за жителями поселка и наладить с ними, как принято говорить по телевизору, «дружеские взаимоотношения».

Вот в двухэтажном здании администрации фабрики, которое стояло на центральной площади поселка прямо перед воротами фабрики, и находилась штаб-квартира корпорации. На первом этаже здания располагался местный супермаркет, где рабочие фабрики могли получать товары со значительными скидками, а на втором этаже располагались кабинеты руководителей корпорации и, по совместительству, дирекции фабрики.

За те семь лет, пока корпорация владела фабрикой, на площадке перед зданием администрации не раз уже останавливались машины, которые представляли собой цвет международной автомобильной промышленности. Местные мальчишки помнят даже случай, когда перед зданием администрации был замечен шикарный «майбах» буквально через неделю после его презентации в Цюрихе. Поэтому машину Рината Регулаева, а это была все же «ауди-8» представительского класса, здесь воспринимали спокойно. Впрочем, также как и «лексус» Антонова и тюнингованную «волгу» Руденко.

Регулаев поставил свою машину под знак «Только для руководства фабрики» и прошел в магазин поболтать с продавщицами. Для него это было что-то вроде обязательного ритуала.

– Здравствуйте, дамы! – крикнул Ринат с порога, обращаясь ни к кому-то конкретно, а ко всему магазину сразу. – Как жизнь молодая?

– Здорово, здорово, коль не шутишь, – ответил ему кто-то из покупателей.

За прилавком кондитерского отдела стояла молодая и красивая женщина, которую раньше Ринат здесь ни разу не видел. Ее лицо показалось ему знакомым, но он не мог вспомнить, откуда он ее знает. Увидев Рината, она улыбнулась и повернулась к нему всем корпусом.

– И вам доброго здоровья, Ринат Рауфович!

Никто никогда не представлял Регулаева персоналу магазина как учредителя фирмы и одного из владельцев фабрики, но все работники магазина знали, как его зовут и обращались всегда исключительно по имени-отчеству. Это была одна из загадок рабочего поселка. Здесь все всегда про всех знали и могли легко выдать вам любую информацию на любой интересующий вас вопрос, начиная с того, кто вчера был у соседки дома и во сколько ушел, и заканчивая ближайшими изменениями в правительстве Российской Федерации.

Однажды Ринат в шутку поинтересовался у одной из продавщиц насчет того, а не знает ли она, каким будет завтра курс доллара, и продавщица также в шутку сказала, что доллары лучше всего попридержать до послезавтра, так как ожидается резкий обвал рубля, и доллар сильно подорожает. Это было накануне «черного вторника».

Регулаев не знал, чем можно было объяснить такой феномен, но пользовался такой осведомленностью регулярно. На этот раз он не хотел ничего особенного узнать от всезнающих продавщиц. Зашел поздороваться просто так, скорее по привычке, и поэтому был буквально сражен, когда услышал из уст продавщицы поздравления по поводу удачного полета «Жар-птицы».

– А, м-да, спасибо, – только и смог произнести Ринат, глядя на продавщицу, – откуда?

– Да, что откуда, – ответила продавщица, – в обед приходили из рыболовской церкви, рассказывали, что ваша Машка напугала нашего попа до полусмерти. Рассказывают, что вынырнула над куполом на самолете неизвестно откуда, а потом исчезла. Батюшка так и сел на пол. А рядом туристы были, засняли этот момент на камеру. Говорят, что видели богородицу и крест. Ну, мы то с вами знаем, какая она богородица!

Продавщица улыбнулась Регулаеву.

– У нас помадки есть свежие, только привезли. Будете брать?

– Подожди, подожди, – перебил ее Регулаев, – какой батюшка, какие съемки? Ты можешь толком все объяснить?

– Да что объяснять-то. За что купила, за то и продаю. Хотите подробностей, езжайте к отцу Алексею. Он вам все расскажет и видеозапись покажет. Туристы, кажется, ему копию оставили. А еще лучше в Интернете посмотрите. Там, небось, уже все подробно расписано.

– Обязательно, – усмехнулся Регулаев. – Почем у тебя помадки? Взвесь мне килограмчик.

– С превеликим удовольствием, Ринат Рауфович. С превеликим удовольствием.

Приняв из рук продавщицы кулек из серой бумаги, Регулаев покинул магазин. Он понял, что о возможностях всемирной компьютерной паутины продавщица знала весьма отдаленно. Тем не менее, отметил про себя, что надо будет действительно посмотреть свежую информацию в сети. Как говорится: «А вдруг?» Он помнил историю с долларами.

На выходе из магазина Регулаев увидел, что на стоянку заезжает «лендровер» Журавлева. Как только он подъехал, его машину сразу же облепили мальчишки. Женя всегда, когда приезжал в головной офис, привозил с собой какие-то машинки или самодвижущиеся модели, и поэтому фабричная детвора его очень любила. На этот раз Журавлев ничего с собой не привез. Но ребята все равно не отставали от него, висли на руках и спрашивали, когда он приедет снова.

– Извините, ребята, мне сейчас не до вас!

Увидев Рината, он прибавил шагу и на ходу закричал:

– Ринат, посмотри, что я нашел у себя в машине!

Он протянул руку и показал Регулаеву мобильный телефон.

– Представляешь, полез поправить коврик перед задним сидением, а он там лежит. И как он туда попал?

Как-как, – ответил Ринат. – Подвозил кого-нибудь вот и обронил. Ну-ка, дай!

Ринат сунул в руки Жени кулек с помадками, а сам взял в руки телефон. Это была «моторолла» одной из последних моделей. С фотоаппаратом и инфракрасным портом. Ринат нажал на кнопки. Экран загорелся тусклым светом и попросил набрать код для разблокировки. Батарея почти разряжена. Владелец телефона был абонентом сети «билайн». Покрутив телефон в руках, Ринат вернул ее Журавлеву со словами:

– Прикольная игрушка! Пошли скорее, нас уже ждут Андрей и Анатолий Евгеньевич!

Они завернули за угол дома и подошли к дверям офиса. Попасть внутрь можно было только после того, как охранник, сидящий с другой стороны двери, через прибор видеонаблюдения рассмотрит стоящего перед ним во всех ракурсах и убедится, что человек пришел с добрыми намерениями. Для Журавлева и Регулаева эта процедура была, конечно, проще. Но все равно и им пришлось какое время стоять перед закрытой дверью. Все это время они обсуждали возможные варианты появления телефона в машине.

– А что мне с ним делать? – спросил Журавлев. – Я ведь точно помню, что последние три дня не подвозил никого, и ума не приложу, откуда он мог попасть ко мне в машину.

– Не подвозил? Точно? А может, это телефон твоей прекрасной незнакомки? А ты мне лапшу на уши вешаешь, что не знаешь, как ее зовут.

– Да, причем здесь она, – вспылил Женя, – я что, совсем больной на голову?

– Ну, не кипятись, – осадил товарища Ринат. – Сейчас поднимемся в кабинет к Евгеньичу и все обстоятельно обсудим. Я вот тут помадок прикупил. Мы их и приговорим за чашкой чая. Уверен, разговор будет долгий. Во-первых, Евгеньич будет нам мозги промывать. Во-вторых, нам надо будем еще решить, какой политики придерживаться дальше.

Дверь открылась. Охранник молча поприветствовал начальство и снова уселся за пульт наблюдения. Видеокамеры были установлены по всему периметру здания, и, согласно инструкции, он обязан был непрерывно следить за ситуацией на улице.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Ринат рассказал Евгению о своем разговоре с продавщицей.

– Не, ну ты представляешь, как сарафанное радио работает. Не успела наша «Жар-птица» взлететь, а о ней уже бог знает что говорят. Ну, а в третьих, – продолжил свою мысль Регулаев, – подумаем, откуда к тебе попал этот телефон. Хотя, если честно, уверен, что ты просто забыл, что кого-то подвозил.

На втором этаже они снова оказались перед закрытой дверью. С левой стороны от нее было бронированное тонированное стекло, за которым сидел еще один охранник. Свое начальство он знал в лицо, поэтому сразу, как только убедился, что дверь на первом этаже закрыта, пустил их внутрь. Если бы это были обычные посетители, то он обязан был выяснить, к кому они пришли, проверить их документы и осмотреть на предмет оружия.

Антонов и Руденко ждали своих компаньонов в кабинете Руденко. Это была самая большая угловая комната на втором этаже. В комнате посередине стоял большой финский стол буквой «Т», возле окна – угловой мягкий диван, обитый натуральной кожей. Рядом с диваном – журнальный столик.

В кабинете также находились: платяной шкаф, большой плоский телевизор на стене, компьютер на столе и красное знамя с вышитыми на нем буквами «За победу в социалистическом соревновании!». Знамя висело за креслом хозяина кабинета. Оно осталось здесь еще с тех времен, как кабинет принадлежал директору фабрики, и очень нравилось всем четырем конструкторам, создателям «Жар-птицы». Особым предметом гордости кабинета были картины. Акварели местного художника Вячеслава Самарыча.

Руденко очень дружил с этим художником и постоянно приобретал его картины. В кабинете их было уже больше двадцати штук. Руденко ценил его работы за то, что художник, раз и навсегда выбравший город, его окрестности и авиацию в качестве темы для своих работ, всегда находил в привычных сюжетах что-то такое, что заставляло смотреть на город и авиацию по-новому. Будто через волшебную призму. Очень часто посетители кабинета, глядя на картины, спрашивали: «И где же такая красота находится?», а потом, приглядевшись к картине, вдруг обнаруживали, что не раз и не два проезжали мимо этого места, но просто не замечали его уникальности.

Когда Журавлев и Регулаев вошли в кабинет, Антонов и Руденко сидели за журнальным столиком и смотрели на экран телевизора. При появлении своих компаньонов они лишь кивнули им головой, приглашая садиться рядом. Был включен канал НТВ. Показывали вечерние новости. На экране военный летчик давал интервью корреспонденту.

– Мы поднялись в небо по сигналу «тревога». Вышли в предполагаемую точку соприкосновения с самолетом-нарушителем воздушного пространства. Однако в небе нам так и не удалось войти с ним в визуальный контакт.

– А какого типа это был самолет?

– Я же сказал, визуального контакта не было.

– Что это значит?

– Без комментариев.

– Ну, вы можете сказать, это был гражданский самолет или военный?

– Без комментариев.

– И сколько времени вы пробыли в воздухе?

– Около получаса.

– А потом?

– Потом получили сигнал «отбой» и вернулись на базу.

– А вы можете сказать, почему вы получили команду «отбой»?

– Без комментариев.

Корреспондент телевидения обернулся лицом к экрану и скороговоркой произнес.

– Итак, как видите, военные не отрицают того факта, что сегодня неизвестный самолет пытался нарушить воздушное пространство над столицей нашей родины. Однако никто не может сказать, что это был за самолет и с какой целью летел на Москву. Еще большей загадкой является то, откуда он взялся и куда делся. Напомним, что ранее на одном из интернет-порталов сообщалось, что самолет был лишь два раза замечен на экранах радаров ПВО, и это было не более двух секунд. Все остальное время самолет был абсолютно невидим. По данным того же интернет-портала, самолет совершил посадку на испытательном аэродроме центрального аэродинамического института им. Петлякова. Можно было бы предположить, что неизвестный самолет – это новая разработка прославленного института, но …

На экране появилось лицо человека, в котором вся четверка легко узнала начальника института. Титры внизу телевизора подтвердили это. «Владимир Николаевич Дмитриев, доктор технических наук, профессор, директор центрального аэродинамического института им. Петлякова».

– К сожалению, из-за больших проблем с финансированием нашей отрасли, наш институт сейчас резко сократил работы по разработкам новых типов самолетов. Сейчас вы выполняем лишь заказы международных корпораций «боинг», «локхид». Мы также работаем с китайскими и бразильскими партнерами по очень интересным темам, но никаких работ по созданию российских самолетов, тем более с такими характеристиками, мы не ведем. Да и знаете что, молодой человек, скажу вам как специалист, который проработал в авиационной промышленности уже более сорока лет. Самолета с такими характеристиками быть не может в принципе. Может быть лет через двадцать – тридцать. И, увы, если правительство, наконец, не обратит внимания на ситуацию в нашей отрасли, это произойдет, скорее всего, не в нашей стране…

Картинка на экране снова скакнула, и корреспондент НТВ, молоденький мальчик в белой рубашке и галстуке, оказался у ворот аэропорта института.

– Как видите, ученые категорически отрицают существование такого самолета. Его нет, и не может быть. Военные же менее категоричны. По крайне мере, они не отрицают того, что какой-то самолет был. И что он летел на Москву. Что это все же было: новейшая разработка или очередная халатность нашей системы противовоздушной обороны, которая так и не извлекла никаких уроков ни из полета Дениса Руста, ни из 11 сентября в Нью-Йорке? Пока, к сожалению, у нас больше вопросов, чем ответов.

За спиной корреспондента можно было наблюдать движение на автомобильной площадке и возле контрольно-пропускного пункта, где солдат срочной службы в бронежилете внимательно проверял документы у водителя выезжающего с аэродрома грузовика.

– Сейчас мы как раз находимся у главной проходной этого сверхсекретного объекта, – продолжил свой репортаж корреспондент. – На территорию нас, естественно, не пустили, но выходящие оттуда рабочие говорят, что на взлетно-посадочной полосе с самого утра стоит бронетранспортер, который мешает взлету и посадке самолетов, а вдоль полосы с интервалом в два метра расставлены солдаты внутренних войск местного гарнизона.

Репортаж прервался. На экране телевизора снова показалась голова диктора в студии, который сообщил следующее:

– Мы связались с командиром воинской части по телефону, и он нам сообщил, что нет повода для волнения. На аэродроме идут плановые учения. Мы будем продолжать следить за развитием событий в подмосковном Петлякове. Оставайтесь с нами.

Руденко пультом убавил звук и оглядел своих учеников:

– Итак, что вы думаете по этому поводу, господа? Как так могло получиться, что о программе, которую мы с вами сохраняли в тайне более 10 лет, причем в тайне даже от своих родных и близких, вдруг без нашего ведома заговорили по телевизору?

Женя незаметно толкнул Рината локтем в бок и шепотом спросил его:

– Ты видел?

– Что? – так же шепотом, одними губами переспросил Регулаев.

– Когда диктор рассказывал об аэродроме, на заднем плане была видна моя машина. И возле нее кто-то копошился.

– Что ты там шепчешь, Евгений? Говори вслух, – перебил Журавлева академик Руденко.

– Да нет, ничего. Показалось. Дело в том, что сегодня утром у меня не завелась машина, а вечером я нашел на заднем сидении этот телефон. – Журавлев достал из кармана «мотороллу», положил ее на журнальный столик и продолжил: – Когда журналист стоял на стоянке перед аэродромом, на заднем плане была видна моя машина, и возле нее кто-то возился.

Телефон перекочевал в руки Руденко. «Это телефон Вадима. Откуда он у них?» – промелькнуло у него в голове, а потом Руденко вдруг снова почувствовал пустоту в груди. Он подумал, что еще никто из ребят не знает о том, что Черткова сегодня утром нашли мертвым под обгоревшими развалинами бани. Он даже не стал говорить об этом Антонову. Пока. Хотя надо было бы. Все-таки, как никак, Андрей был учеником не только Руденко, но и Черткова.

Он передал телефон Антонову. Осмотрев телефон, он, не найдя в нем ничего примечательного, вернул его Журавлеву.

– Женя, – сказал Руденко, если не возражаешь, мы подумаем об этом позже. А сейчас я повторяю свой вопрос. Как так могло получиться, что информация о нашем проекте просочилась в прессу?

– Еще не просочилась, Евгеньич, – вступил в разговор Ринат. Так сложилось, что со времени образования корпорации, когда рук и специалистов катастрофически не хватало, за каждым из учеников Руденко было закреплен свой сектор ответственности помимо работы в рамках проекта. Регулаев курировал все вопросы, связанные с рекламой и связями с общественностью, Антонов занимался вопросами безопасности и общими административными вопросами, он же официально числился как генеральный директор фирмы; Журавлев отвечал за технические вопросы; а сам Руденко – за финансы и бухгалтерию. Именно поэтому Ринат и попытался ответить на вопрос своего учителя.

– Насколько мне видно из сюжета, журналисты скорее готовы раздуть тему террористического акта, чем победу российской науки. Другое дело, мне не понятно, откуда вообще пришла информация. Если помните, упоминался какой-то сайт. Нужно будет выяснить какой, и обстоятельно поговорить с его редактором. Но это уже по части Андрея.

Антонов утвердительно кивнул головой.

– Совсем другое дело, что мы будем делать дальше? – продолжил Ринат.

– Что ты имеешь в виду? – переспросил его Руденко.

– С точки зрения рекламы и пиара сегодняшнюю свистопляску в эфире можно использовать как нам на пользу, так и во вред. Кроме того, вполне возможно, что в ближайшее время в эфир просочится еще один сюжет.

Ринат рассказал своим напарникам историю с видеосъемкой у храма Владимирской церкви. Услышав эту информацию, Руденко аж побагровел.

– Ах, Машка, допрыгалась! Я же ее предупреждал. Ну, я ей покажу!

Антонов вступил в разговор:

– Можно попытаться изъять кассету.

– Было бы неплохо, – ответил Регулаев. – Но как заткнуть рот батюшке и тем двум туристам? Тем более, я уверен, что это были не единственные свидетели «богоявления».

– Н-да, ситуевина!

Решив, что сообщить о смерти Черткова лучше всего будет в конце совещания, он достал из пакета, который принес Ринат, помадку и кинул ее себе в рот.

– М-м-м, свежая, где купил? В нашем сельпо? Никто не возражает, если попрошу чая у Вероники Тимофеевны? Я чувствую, нам всем не хватает сахара для того, чтобы мозговые извилины работали лучше.

Возражений, естественно, не было. Руденко встал со своего места и, дотянувшись рукой до селектора, попросил секретаря зайти. Вероника Тимофеевна не заставила себя долго ждать.

– Вера, – попросил он ее, – собери нам что-нибудь на стол.

– Уже все готово.

Она вышла и через полминуты снова вернулась, катя перед собой тележку, на которой стояли заварочный чайник, чашки, сахарница и тарелка с бутербродами. Она стала переставлять все на журнальный столик, но Руденко остановил ее.

– Не надо. Мы сами!

Когда секретарь закрыла за собой дверь, Руденко снова встал со своего места и пересел в кресло за столом. Покопался в ящике стола, достал пачку сигарет.

– Ну что же. Продолжим, – произнес он, закуривая. – Что мы имеем на сегодня?

Руденко посмотрел на часы. Зевнул, прикрывая рукой рот.

– 17 часов 54 минуты. Ну и денек сегодня выдался, а ведь так хорошо начинался…

Глава 4

Екатерина Иванова, дочь Виктора Иванова. Продовольственный магазин. Тот же день

Когда Регулаев вошел в магазин, у Екатерины от волнения забилось сердце. Оно всегда начинало колотиться в груди сильнее при виде Рината. Вот уже два года она ждала, что он подойдет к прилавку, возьмет ее за руки и, улыбнувшись, скажет:

– Здравствуй, Катя. А что ты здесь делаешь?

Но вместо этого он всегда кричал какую-то ерунду, глупо шутил, болтал с продавщицами и… не узнавал ее. Сначала это ее злило, потом расстраивало, а потом – потом она к этому привыкла.

Все-таки, кто она ему и почему решила, что Регулаев запомнит ее? Тем более, за последний год она сильно изменилась: похудела, покрасилась, остригла волосы и вместо контактных линз стала носить очки с толстыми стеклами. Да и знакомила их общая подруга, Маша Руденко, на дискотеке в клубе «Планетарий» при приглушенном свете. Но ведь он ухаживал за ней в тот вечер, даже обещал позвонить, но не позвонил.

О боже, как это было давно. Как будто в другой жизни. Если бы полгода назад Екатерине Викторовне Ивановой сказали, что она умница, красавица и без пяти минут кандидат психологических наук, будет работать в продовольственном магазине, она бы рассмеялась в лицо тому, кто это сказал. Ей, дочери мэра города, были открыты все без исключения дороги в городе, на любом предприятии, в любой конторе для нее было готово место, как сейчас говорят, в первой «десятке».

Но она выбрала свой путь, устроившись работать в отдел молодежи Управления культуры города. Екатерина очень дорожила работой на этом месте и в первую очередь тем, что она смогла самостоятельно, без протекции отца, устроиться на него, пройдя довольно серьезный отборочный конкурс.

Правда, когда отец узнал, куда устроилась работать Екатерина, он очень сильно расстроился. Он мечтал, что его дочь будет делать карьеру в конструкторском бюро Руденко. «Ты пойми, – говорит ей отец. – За фирмой Руденко будущее. Они сейчас находятся на острие науки. Применяют в своей работе новейшие технологии. И потом, эта корпорация “ЖАРР” мое детище, там есть моя доля в капитале, поэтому в ней тебя никто никогда не обидит. Никогда. Понимаешь. А я не вечно буду занимать пост главы. И я не ручаюсь за то, что тебя не уволят сразу, как только я лишусь своего мандата».

Отец еще что-то очень долго и нудно говорил ей об особой миссии этой компании, о внеземных корнях человеческой расы, об уникальном месторасположении города и о том, как важно сохранить за ним авиационный профиль.

Екатерина только улыбалась ему в ответ. «Вот когда меня уволят, тогда я и подумаю о работе в твоем “ЖАРРе”. Она была упряма и слышать ничего не хотела о том, чтобы выполнять волю отца. Тем более, ей нравилось работа. Она любила общаться с современной молодежью, вникать в их проблемы, помогать им. Готовилась даже написать диссертацию на тему «Молодежь в условиях современного рынка». А бредовые отцовские идеи! Разве можно было их воспринимать серьезно?

Все началось буквально через месяц после смерти отца. Сначала ее вызвала начальница Управления и сказала, что ей надо будет принять на работу новую сотрудницу, причем не просто к ней в отдел, а именно к ней в помощницы. Начальница проникновенно посмотрела ей в глаза и сказала: «Понимаешь, надо взять эту девочку. Ну, надо! Меня там попросили, – начальница молитвенно вознесла глаза к небу, – ты же понимаешь, как это делается?»

Екатерина возмутилась. Причем возмутилась дважды. Во-первых, это был намек на то, что она была дочкой главы города. А во-вторых, по слухам, помощница, которую навязывали Екатерине, была чуть ли не родственницей начальницы, то ли племянница, то ли двоюродная сестра. Ну, тут все понятно. Правда, возмущения ее дальше курительной комнаты не пошли. Девочку пришлось брать на работу.

Именно в этот момент Екатерина узнала, что от накатившихся волнений слегла мать. Начала болеть дочь. Ей пришлось взять отпуск за свой счет на три месяца.

Когда она сообщила об этом начальнице, та сказала ей: «Ни о чем не волнуйся и возвращайся скорее. Мы тебя все ждем».

Когда же Екатерина вернулась через три месяца на работу, то та же начальница сообщила ей, что в свете последних постановлений правительства в штате администрации наметились сокращения.

– Ну так сокращайте, – сказала она начальнице. – Я то тут при чем?

– Все дело в том, что под сокращение попадаешь ты, – ответил ей та, старательно отворачивая глаза.

Слезы навернулись на глаза Екатерины. Говорить и возмущаться, требовать справедливости в данной ситуации было бесполезно.

– Я никуда не уйду, – бросила Екатерина, выходя из кабинета главного. – Вы не имеете право меня уволить.

В этот момент как нельзя не вовремя у Екатерины зазвонил мобильный телефон. Звонила няня, чтобы узнать о том, чем кормить Надю на обед. Когда Екатерина ответила ей и выключила трубку, начальница поинтересовалась.

– Вы по какому телефону сейчас общались: по собственному или по рабочему?

– По рабочему, – ответила, поморщившись, Екатерина, понимая, куда клонит ее собеседница.

– И это в рабочее время, по рабочему телефону? Ну, ну! Не думаю, что это делает вам чести.

Начальница царственной рукой с тонкими наманикюренными пальцами достала из позолоченной подставки авторучку и демонстративно сделала запись в своей настольной записной книге.

– Будьте любезны, Екатерина Викторовна, подготовьте мне сегодня к вечеру презентацию всей вашей деятельности на посту ведущего специалиста отдела и планы на будущий год.

– К вечеру? Но? А… – Екатерина открыла, было, рот, чтобы сказать, что это невозможно, но тут же поняла, что таким образом она подписывает собственной рукой себе приговор в некомпетентности. Кто будет разбираться в том, что нормальную презентацию ее деятельности можно было подготовить, ну минимум недели за две. И то это будет не полностью.

– Хорошо. Что-нибудь еще?

– Нет, этого достаточно.

Екатерина опустила глаза и молча вышла. Не заходя в отдел, она прямиком направилась в поликлинику. Знакомый врач померил давление и поцокал языком.

– Екатерина Викторовна, что же вы так нервничаете? Не стоит работа такого волнения. У вас кто? Сын? Дочка?

– Дочка.

– Вот думайте о ней. Вам нужны только положительные эмоции.

Она получила больничный лист и вернулась домой.

К концу третьей недели няня попросила расплатиться с ней за работу. Вообще-то была договоренность, что оплата будет понедельная. Просто няня, понимая ситуацию, не торопила, но и ей надо было кормить семью. Скрипя сердцем, Екатерина сняла с карточки последние деньги. Еще через месяц Екатерине ничего не оставалось делать, как обратится за помощью к Руденко.

– О чем разговор, девочка, – сказал ей Анатолий Евгеньевич, – надо было давно обратиться ко мне. Завтра я дам все необходимые распоряжения, и тебя примут на работу к нам в корпорацию.

Екатерина вздохнула спокойно, но спокойствие это продлилось лишь до тех пор, пока она не пересекла порог кабинета начальника департамента по трудовым взаимоотношениям. Это был старый седой подполковник МВД, который долго и неприятно рассматривал ее через окуляры очков, а потом предложил на выбор несколько вакансий продавщиц, технического персонала и менеджеров среднего звена.

– А что ты хотела, деточка? – рассматривая ее исподлобья, сказал кадровик, – личное распоряжение Анатолия Евгеньевича для меня, конечно, закон, но все директорские должности уже заняты. Поработаешь пока так, а потом подберем что-нибудь со временем. Сама понимаешь!

– Да, понимаю, – у Екатерины навернулись на глаза слезы. Она могла тут же позвонить по телефону Руденко, накричать, настоять, но …

Вот всегда в ее жизни вставало это «но», которое еще именовалось словом «гордость». Она сжала губы и еще раз внимательно перечитала все предложенные ей вакансии. Нужно было на что-то решиться.

– Мне кажется, что с моим образованием я могла бы быть полезной корпорации где-то еще?

– Да, послужной список у вас отменный, – ответил отставной полковник, – но мне кажется, что сейчас в вашем положении вы не сможете полностью отдаваться работе. Ведь вам надо будет уходить домой по часам. А если малыш заболеет? И что? Участок работы останется неприкрытым. А мы не можем себе такого позволить.

– Я уверена, что ребенок не будет помехой моей работе.

Кадровик еще раз внимательно посмотрел на Екатерину и полез в сейф.

– Ну, хорошо. Есть тут у меня одно место. По названию «руководитель продовольственного отдела», а по сути – директор продовольственного магазина в поселке Динамо. Не обольщайся. За прилавком тебе придется стоять чаще, чем сидеть в кресле. Место не сахар, сразу предупреждаю. Контингент там соответствующий, но при желании там можно развернуться. Условия – оклад + проценты. Фактически сама себе хозяйка. Ну как, берешь?

Екатерина с опаской взяла в руки папку. Предложенный оклад еле-еле перекрывал ее расходы на няню. Она ничего не смыслила в магазинах и торговле, но другого выхода не оставалось, и она согласилась.

Первые месяцы работы на новом месте были похожи на сплошной кошмар. Как оказалось, несмотря на то, что магазин находился буквально под носом у начальства, производственный процесс в нем был поставлен из рук вон плохо. Если не сказать – еще хуже. Его вообще не было. Пользуясь тем, что изначально магазин должен был служить буферной зоной между новыми владельцами фабрики и жителями поселка, цены на товар в магазине были снижены на десять, а кое-где и на двадцать процентов от себестоимости. Естественно ни о каких процентах с выручки говорить в таких условиях не приходилось. Магазин был полностью, как раньше любили говорить, дотационным. Мало того, прежний директор умудрился заключить договоры практически по всем позициям по таким завышенным ценам, что на тот момент, как в фирме спохватились и его уволили, за магазином числился приличный долг.

Вот с этим всем Екатерине пришлось разбираться. Она до сих пор с содроганием вспоминает первые дни среди картонных коробок и вечно пьяных грузчиков. На очередных поминках отца, которую ее многочисленные родственники по отцовской линии решили отмечать на квартире матери в новом микрорайоне Петлякова, Руденко подошел к ней.

Ну, как ты себя чувствуешь, Катя? – спросил он ее. – С работой все нормально?

И в этот раз она могла бы разрыдаться, упасть на плечо к дяде Толе, и все бы изменилось, изменилось как по мановению волшебной палочки, но снова на первое место вылезла эта проклятая гордость, а потом… потом заплакала Наденька. И, смахнув пот со лба, Екатерина улыбнулась и ответила:

Да, спасибо, дядя Толя. Все замечательно.

Она поставила в шкафчик только что вымытую тарелку. На кухню зашла ее подруга Маша, дочка Руденко, тряся на руках девочку. «Ути-ути, моя маленькая. А где тут у нас мама? И что это у нас мама делает? Ой, какая у нас мама молодец и все это она может, и все это она умеет».

Внимание троих взрослых было полностью переключено на розовощекого ребенка, и вернуться к теме работы не было уже ни времени, ни возможности.

Впрочем, Екатерина к тому моменту действительно уже почти ни о чем не жалела. Непонятно как, но очень скоро она стала разбираться и в товарах, и в торговле. Она закрыла все долги предприятия, научилась ругаться с грузчиками, сменила практически всех поставщиков, навела порядок на прилавках и смогла выбить из руководства фабрики средства на ремонт парадной лестницы. Конечно, это был не размах международного концерна, но как оказалось, и в магазине можно было работать. Рабочие, покупающие у нее продукты, начали уважительно называть ее Екатериной Викторовной, а те, кто помоложе, стали приглашать на свидание.

Когда это случилось в первый раз, Екатерина только смущенно улыбнулась, но отказала ухажеру довольно резко. Она привыкла и к тому, что всегда одна, и к тому, что каждый вечер возвращается к себе домой, где ее ждала дочка. Во второй раз она уже была менее категорична, и чуть было не согласилась. Очень хотелось прижаться к сильному мужскому плечу, почувствовать чужой сильный запах, но снова непонятная гордость заставила ее отказаться. Она знала, что третьего раза, скорее всего, не будет. Динамо – поселок маленький, и после второго раза за ней прочно закрепится звание недотроги.

Поэтому, когда на пороге ее магазина появился Ринат, она очень сильно ему обрадовалась. Вообще-то она в последнее время редко уже выходила в торговый зал, хватало работы в подсобных помещениях и в крохотной конторке в задней части магазина. А тут неожиданно привезли партию помадок, и ей пришлось выйти в зал, чтобы посмотреть, как их разместят на витрине. Увидев Рината, она незаметно услала кассира на склад и заняла ее место. Когда же ей стало понятно, что Ринат ее не узнал или сделал вид, что не узнал, то просто расстроилась. Неужели она так сильно изменилась?

Она даже проплакала весь вечер дома в подушку, после того как уснула Наденька, а потом позвонила Машке. После рождения Надежды теперь их общение чаще всего проходило по телефону. И все из-за того, что каждый раз, когда Маша приезжала к ней в гости, маленькая Надежда каким-то внутренним чутьем чувствовала ее и просыпалась, если спала, и не могла уснуть, если ей надо было спать. Она тянула ручки к Маше и плакала, если та не брала ее на руки. И всегда устраивала истерики, когда Маша уходила. Сначала их это забавляло, а потом они решили, что девочке все же лучше поменьше видеться с тетей Машей для ее же, Надеждиного блага. Причины такого поведения девочки были непонятны, хотя обе подруги понимали, что это как-то связано с необычными способностями Маши. Поэтому они и приняли решение общаться друг с другом по телефону.

– Потерпи, подруга, скоро обязательно все изменится, – сказала ей тогда Маша в трубку телефона. – Вот увидишь!

Маша услышала на другом конце всхлипывающий голос подруги.

– Да, тебе легко говорить! С твоим ребенком есть, кому сидеть, у тебя бабушка и дедушка есть и от своих обязанностей не отказываются. А тут в коем-то веке в магазин зашел нормальный мужик и не обратил на меня никакого внимания.

– Ой, да ладно тебе, Катя. У всех свои тараканы в голове. У тебя, по крайней мере, ребенок полностью под твоим присмотром. А моего бабушки и дедушки совершенно разбаловали. Что же касается Регулаева, то поверь мне, я его хорошо знаю. Он женщин воспринимает, как бы так сказать, своеобразно. Ты же не сказала ему: «Здравствуй, Ринат».

– Нет.

– Вот. А в наше время женщина должна проявлять гораздо больше активности, если у нее есть желание обратить на себя внимание мужчины. Демографический спад, как никак.

– Ой, ой, ой, – после общения с подругой Катерина успокоилась, – что же я такого должна была предпринять? Прыгнуть к нему на шею через прилавок? И потом, у меня же нет таких возможностей, как у тебя.

– Что ты имеешь в виду? Мои платиновые браслеты?

– Нет, я имею в виду твои выкрутасы в небе. Кстати, ты знаешь, что твой облик теперь будет ассоциироваться у некоторых наших сограждан с ликом Богородицы?

– Что? Откуда ты знаешь? – даже через телефонную трубку Катерина услышала изменившийся голос своей подруги.

Она вкратце пересказала ей все, что днем рассказала Регулаеву.

– Да, – услышав рассказ, воскликнула Маша, – теперь отец меня либо убьет, либо отстранит от полетов. Эх, Катя, ты не представляешь, что это за птица. Фантастика.

– Стоп! – Катя резко оборвала речь своей подруги, она знала, что если та сядет на своего любимого конька, то ей будет ее не остановить. – Давай вернемся к теме нашего разговора.

– А какой у нас был разговор?

– Мужчины, Машенька. Как нам жить без них.

Маша на том конце провода шумно задышала. Катя правильно поняла этот звук.

– Маша, ты что? У тебя опять кто-то новый? Кто на этот раз?

– Кто он, в принципе, не важно. Могу сказать, что я его очень люблю. И что я беременна.

– Да ну! И какой срок?

– Если верить Антонову, то где-то около двух недель.

– Подожди, подожди, а при чем здесь он?

Теперь уже Маше пришлось пересказывать своей подруге историю своего дня. Так за разговорами у них прошло уже около двух часов. Время было уже заполночь. Наконец, Маша взмолилась:

– Извини, подруга. Если честно, то мои батарейки сегодня уже на исходе. Давай закругляться и спать. Я надеюсь, ты придешь, – Катя услышала, как Мария на другом конце провода оторвала трубку от телефона, – теперь уже сегодня вечером на банкет. Отец с Антоновым сняли банкетный зал в «Таверне» и планируют с размахом отметить окончание очередного этапа испытаний на «Жар-птице».

Катя вспомнила, что ее подруга уже давно говорила ей об этом банкете, но он почему-то вылетел у нее из головы.

– Ах, да. Я договорилась с няней. Приду, конечно.

– Вот и отлично. Там и возобновишь свое знакомство с Ринатом. Если он так уж тебе интересен. А заодно познакомишься и с отцом моего будущего ребенка.

– Маша, ты что, серьезно собираешься отдавать его в руки своих конструкторов?

– Ну, это мы еще посмотрим, кто кого в руки отдает.

Положив трубку, Мария перевернулась на спину и положила руку на живот, потом взяла кисть мужчины, который лежал рядом с ней, и тоже положила ее себе на живот.

– Андрей, там сейчас зреет плод нашей любви. Правда, здорово?

Глава 5

АНДРЕЙ НЕПОГОДА, главный редактор городского интернет-портала «Петлякова. нет»

Андрей Непогода улыбнулся. Хотя на душе у него скребли кошки. Он стал невольным свидетелем разговора, из которого ему стало ясно, как минимум, две вещи. Что он скоро станет отцом, и что завтра его должны будут познакомить с родителями матери его будущего ребенка. Тут было от чего впасть в философское настроение. Впрочем, эта тема, как ни странно, его волновала гораздо меньше, чем-то, что он услышал только что от Марии.

– Конечно это замечательно, моя любовь. – Он приобнял ее и нежно коснулся губами ее губ. – Только я что-то там не понял насчет твоего первого полета. Что ты имела в виду? С каких это пор женщины стали летать на птицах? Это что, какие-то кодовые слова? И кому собираешься ты меня отдавать?

– Вот завтра все и узнаешь, дорогой!

Маша погасила свет ночника и прижалась к телу своего любимого мужчины. Очень скоро Андрей услышал, что она уснула, но ему не спалось…

Они познакомились очень странно, две недели назад по Интернету через сайт знакомств. Вообще-то считается, что завести нормальные человеческие отношения через это современное изобретение человечества невозможно. Бытует мнение, что в Интернете «сидят» лишь полные придурки и извращенцы. Андрей по долгу своей службы не причислял себя ни к тем, ни к другим, но также был уверен, что интернет во взаимоотношении полов – это лишнее.

Сам он предпочитал знакомиться и общаться в реале. Реал – это словечко из интернет-общения, означает общение вживую, что называется, тет-а-тет. Лишь однажды Андрей отошел от своего убеждения. Блуждая по просторам всемирной паутины в поисках информации для своего портала, он забрел на сайт знакомств. Сейчас он уже и не вспомнил бы, почему он зашел на эту страницу. Наверное, его поразило количество посещений этого Интернет-ресурса. Сначала он внимательно изучил весь спектр предложений на этом сайте, а затем под впечатлением от прочитанного, оставил на нем свою анкету. По его мнению, совершенно смешную и идиотскую.

Мол, молодой и холостой владелец нефтяной вышки мечтает отдать свое состояние в руки молодой и белокурой красавицы, можно с малолетним ребенком, умеющей с легкостью прожигать деньги, посещать светские мероприятия, ездить на лошадях и управлять самолетом. Особо он отметил у кандидатки на роль свой спутницы обязательное наличие отменного маникюра.

Почему-то это показалось ему особенно забавным. Ради правдоподобности Андрей даже не стал вешать на сайте фотографию писаного красавца с обложки глянцевого журнала, а повесил свою собственную. Он не считал себя Аленом Делоном, но и уродом точно не был.

«Посмотрим, дамочки, как вы отреагируете на мою анкетку!» Что хотите, то и получите. Но шквала предложений от представительниц прекрасного пола не последовало. Вернее, если он и был, то он его не прочитал, потому что самым первым он получил письмо следующего содержания:

«Привет! Не знаю, где ты в Петлякове нашел нефтяную жилу, но могу тебе сказать одно. Я та, которая тебе нужна, и у меня отличный маникюр. Если хочешь узнать, кто я, то жду тебя сегодня вечером в “Клетке”.

И все! Письмо было не подписано. Вернее на том месте, где должно было стоять имя отправителя, был пробел. Не известно, какого письма он ждал, но от этого веяло такой притягательной силой или чем-то таким, что он, не задумываясь, пошел на встречу.

Только сидя за столиком в баре-ресторане рядом со знаменитым танцполом он понял, в какую идиотскую историю попал. Ведь он даже не знал, как выглядит автор письма. А это мог быть кто угодно.

Именно так ворвалась в его жизнь Маша. Она появилась перед ним, вынырнув из толпы, и прикоснувшись руками к его губам, приказала молчать. Руки были теплые. Они в буквальном смысле излучали энергию. И у них был действительно умопомрачительный маникюр.

– Привет, меня зовут Мария!

Это были первые слова, которые он услышал.

– Ты мне подходишь!

Это были вторые слова, которые были ею произнесены.

– Пошли танцевать!

Андрей был в буквальном смысле ошеломлен всем происходящим, поэтому в ответ смог только выдавить из себя:

– Я не против!

При этом поймал себя на мысли, что ему абсолютно ничего не надо больше говорить, потому что и так было понятно, что его дурацкая интернет-затея оказалась вовсе не дурацкой.

Сейчас, лежа рядом с Марией – он так и не смог назвать ее Машей – он вспоминал все, что происходило с ним в течение двух недель после того вечера в «Клетке». И вот что самое удивительное, он, как оказалось, практически ничего не знал о ней. И всему виной были ее руки, ее длинные тонкие пальцы с перламутровыми ногтями. Каждый раз, когда он порывался ее спросить что-то о ней, она прикладывала пальцы к губам, к своим или к его, и заставляла замолчать.

Он сравнил свое положение с водоворотом, эпицентром которого была эта женщина, лежащая рядом с ним. Водоворотом, в воронку которого его затягивало помимо его воли. И самое удивительное, ему это нравилось.

Глава 6

ВАСИЛИЙ ФЕДОРОВИЧ КОЛОВ, начальник ОВД г. Петляков

Здание Управления внутренних дел г. Петлякова ничем особенным не выделялось. Это было типовое серое двухэтажное строение с внутренним двориком. Прямо перед парадным входом Управления, украшенным синей табличкой с государственными атрибутами, начинался небольшой сквер с высокими липовыми деревьями. За сквером проходила центральная транспортная артерия города. Улица Гагарина.

В осенне-зимний период из окна кабинета начальника ОВД можно было наблюдать за нескончаемым транспортным потоком, проносившимся через город. В любое время в кабинете, даже при закрытых окнах, стоял ровный гул, изредка прерываемый встряхиванием, если мимо проезжала какая-то большегрузная машина. Правда, такое было редко. Проезд большегрузного транспорта через город был запрещен. Если же окно было открыто, а в жару чаще всего так и было, то в кабинет начальника помимо звуков и запахов дороги врывался табачный дым и обрывки разговоров куривших и громко разговаривающих на крыльце людей: оперов, постовых, задержанных, подследственных и их родственников.

Именно таким – кричащим, рычаще-дымящим и ругающимся матом – представлялся Василию Федоровичу этот город. Он абсолютно не представлял, почему этот город называют городом интеллигенции. Василий Федорович перевелся в Петляков десять лет назад из Иркутска, где работал участковым. Перевелся в уголовный розыск. С повышением, как тогда считалось. Стал «следаком».

Ничем особенным не выделялся до тех пор, пока не началась перестройка. Демократичные ветры перемен затянули его в свои водовороты странным образом.

Во время задержания особо опасного преступника их отделу было поручено обеспечить прикрытие группы захвата. То есть люди из угрозыска должны были стоять во втором эшелоне, так, чтобы «мышь не проскочила».

В группе захвата работали профессионалы, за домом, где скрывался преступник, велось постоянное наблюдение – поэтому Василий посчитал, что никаких случайностей быть не может, и поставленная перед ним задача обычная формальность.

Но во время операции с самого начала все пошло не так. Как оказалось, в доме бы не один, а два человека. Второй прятался на чердаке дома. Пока «спецназ» вязал его подельщика, он выпрыгнул из окна и рванул через огород в поле. Как раз на пост, где стоял Колов. Ну, стоял, это было громко сказано. Скорее, спал. И, естественно, упустил со свистом пролетевшего мимо него человека. Пальнул вверх пару раз. «Стой, стрелять буду!» Бросился в погоню. Догнал в два прыжка, повалил. Мужик был в одних трусах, майке и со здоровым нательным крестом по последней бандитской моде.

Мужик сорвал крест с руки, сунул Василию в руки и прохрипел в лицо, обдавая запахом нечистой полости рта. «Отпусти, озолочу!» Даже если сдать крест в скупку, то выручить можно было не меньше десяти месячных окладов обычного следователя, а за задержание особо опасного преступника он мог рассчитывать максимум на премию в 150 рублей или грамоту от Министерства. Грамот у Василия Колова было уже две, поэтому он не особенно сомневался. Наклонил голову под удар, прошептал: «Бей!» и на короткое время потерял сознание. Когда очнулся – не было ни креста, ни мужика, и, что самое обидное, – пистолета.

Пережитые после этого две недели с постоянными допросами и объяснительными были похожи на один большой кошмар. А потом! Потом вдруг закрутились какие-то незаметные шестеренки. Крак! Крак! От Василия отстали. Крак! «Василий Федорович, зайдите ко мне! Разговор есть! Есть предложение выдвинуть вас в депутаты нашего города от демократического блока “Город будущего!”. Не подведете?» – «Буду стараться!» – «Вот и хорошо. Ступайте!» Крак! Депутатский мандат и курирование милиции общественной безопасности. Еще поворот шестеренок и он снова в здании УВД, сначала в кресле заместителя начальника, а потом и начальника.

Карьера случилась настолько стремительно, что Василий Федорович не сомневался: за всем этим кто-то стоит. Даже понятно было кто. Чертков. Ведь это он был тем самым мужиком с крестом и в трусах.

И вот теперь Колов сидел и смотрел в окно своего просторного кабинета, а на столе перед ним лежал протокол осмотра места происшествия, где черным по белому было написано, что в сгоревшем здании бани при кафе «Малышок» было обнаружено обугленное тело человека, идентифицировать личность которого не представляется возможным. Однако, по словам очевидцев происшествия, официантов кафе, в бане в это время находился только один человек.

Вадим Вадимович Чертков.

Колов еще раз внимательно прочитал протокол, потом пробежался глазами по списку вещей, обнаруженных при досмотре. Пистолета не было. Василий Федорович даже усмехнулся. Было бы все слишком просто, если бы пистолет был там. Но где его теперь искать? И вообще, что делать дальше? Вот уже второй человек, с кем и благодаря кому, он так неожиданно смог подняться, был убит самым загадочным образом. Первым был мэр Иванов, теперь вот Чертков. Кто следующий? Руденко? Формально, академик ни в каких политических играх не играл, но всем было понятно, что именно он был тем самым денежным локомотивом, который вытащил их всех в «отцы города». Может быть, и Руденко. А может быть и…

Василия Федоровича прошиб холодный пот. «Следующим ведь вполне могу быть и я. Хотя бы по той причине, что кое-где до сих пор считаюсь человеком их команды. Винтиком, техническим элементом, но, тем не менее, из ДРУГОЙ машины».

Полковник достал сигарету из серебряного портсигара, достал зажигалку из кителя, заказал секретарю по селектору чаю и подошел к окну. Открыл пошире форточку. Закурил. Вместе с открытой форточкой в комнату ворвался шум улицы. Внизу на крыльце галдели его подчиненные. Вооруженные, специально подготовленные. Но абсолютно сейчас бесполезные.

Полковник глубоко затянулся. «Предположим, что решат убрать меня». Поморщился. «Что за мысли сегодня в голову лезут? Я не тот человек, которого нужно убирать физически. Меня можно просто отстранить от должности. За что?»

Сизые клубы дыма волнами зависли на уровне головы. Колов разогнал их рукой. Подумал: надо будет приказать, чтобы поставили кондиционер. Вошла Вера, секретарша. Образовавшийся сквозняк закрыл форточку. Полковник снова ее открыл, проводил глазами женщину. Вера, красивая, ухоженная, разведенная, досталась ему от прежнего начальника. Да вот хотя бы за нее!

Вера поставила чашку на стол, поправила ее, отошла в сторону, посмотрела на начальника.

– Что-нибудь еще?

– Нет, Вер, иди, спасибо. Не соединяй пока меня ни с кем.

– Хорошо, Василий Федорович.

Сквозняк снова качнул форточку. Колов успел придержать ее рукой. «Из органов, конечно, не попрут, но перевести куда подальше, могут». Василий Федорович почувствовал, как будто чья-то невидимая рука схватила его за горло и сильно сдавила ему трахею. Он закашлялся и поперхнулся дымом. «Да, тяжелее всего то, что непонятно, откуда ждать удара, и абсолютно не ясно, кто за всем этим стоит».

Докурил сигарету, вернулся к столу. Чай уже слегка остыл. Достал из сейфа бутылку коньяка. Налил несколько капель в чашку. Отхлебнул, чай горячее не стал, но по телу прокатилась волна приятного тепла. Мысли стали ворочаться быстрее. «Ясно, что постепенно в город приходит новая власть, новые порядки. Власть не крикливая, не заметная, не суетливая и до удушья конкретная». Василий Федорович почувствовал, как снова к горлу потянулась чья-то рука. Пришлось снова сделать глоток крепленого чая. «Впрочем, полезным можно быть для любой власти. Главное только ей это вовремя показать».

Зазвонил мобильный телефон. Определитель номера подсказал, что это был Огородник Михаил Григорьевич. Василий Федорович оскалился. «Слетаются, вороны!» Снова посмотрел на протокол осмотра места происшествия. «Наверняка, по этому делу!»

– Алло, Михал Григорьевич, рад вас слышать!

Огородник сразу перешел к делу.

– Я по поводу Черткова. В списке обнаруженных предметов есть какой-нибудь телефон?

– Да откуда ему там быть? Такая температура! Все сгорело.

Василий Федорович услышал, как начальник местного отделения ФСБ на том конце провода засопел в трубку. Сопение длилось недолго.

– Я сейчас нахожусь в кабинете Артема Николаевича. Он при мне набрал номер Черткова. И трубку кто-то снял, а потом телефон отключили.

Василию Федоровичу не надо было объяснять ценность такой информации.

– Этого еще не хватало. Думаете, он жив?

Огородник матюгнулся.

– Я пока ничего не думаю. Просто такой факт имеет место быть.

У Василия Федоровича затекла спина, поэтому он переменил позу и переложил в другую руку трубку.

– Спасибо, учту. Жаль только, у нас нет такой аппаратуры, которая могла бы определить место расположение телефонного аппарата. Вот если бы ваше ведомство нам помогло. Вы ведь обладаете такими возможностями?

В трубке снова послышалось сопение.

– Последний раз сигнал с трубки Черткова был зафиксирован из офиса корпорации «ЖАРР» в поселке Динамо.

Василий Федорович подался вперед.

– Давно?

– Двадцать минут назад. Мои люди уже там, присылайте и вы туда кого-нибудь потолковее.

Василий Федорович встал и нажал кнопку селектора.

– Вера, начальника опергруппы ко мне. Срочно, – и продолжил в трубку: – Михал Григорьевич, я ваш должник.

Огородник хмыкнул:

– Конечно. Сочтемся. Давайте быстрее!

Огородник отключился, а Василий Федорович снова почувствовал, как кто-то сжал его горло. Комок пришлось проталкивать холодным чаем. «Что же это такое получается? Чертков жив? Захвачен? Скрывается? Инициировал свою смерть? Или кто-то сымитировал ее? Зачем? А чей труп тогда был найден в бане? И самое главное, где мой пистолет?»

Мысли крутились в голове Колова уже с бешеной скоростью. «Чертовщина какая-то получается». Василий Федорович усмехнулся. «А что еще можно было ожидать от Черта?»

Вошел оперативник. Василий Федорович поднялся с кресла. Надел пиджак. Направился к двери.

– Бери с собой своих парней и давай живо со мной. По дороге все расскажу.

* * *

Спецмашина стояла на обочине дороги, возле автобусной остановки. Серая «Газель» без каких-либо особых примет. Колов приказал опергруппе сидеть в машине, а сам подошел к фургону. За ним наблюдали, так как сразу открыли дверь и впустили внутрь. Внутри все было напичкано аппаратурой, на маленьких стульчиках перед двумя мониторами сидело два молодых человека в наушниках.

Колов с трудом примостился рядом с ними. Спросил:

– Ну, что?

Один из оперативников снял наушники, положил их на стол и развернулся к Василию Федоровичу.

– Михал Григорьевич приказал оказать вам содействие, поэтому слушайте! Сигнал с трубки объекта исходит со второго этажа этого здания.

Оперативник кивнул головой в сторону офиса «ЖАРРа». Затем несколько раз щелкнул мышкой на экране монитора.

– Вот план-схема этого здания. Сигнал идет отсюда. – Оперативник взял карандаш и ткнул им в квадрат на экране. – По нашим данным, это кабинет руководителя корпорации Руденко.

Оперативник перещелкнул несколько тумблеров, и в салон фургона ворвалась чужая речь.

– Судя по всему, сейчас в кабинете четыре человека. – Оперативник заглянул в свой блокнот. – Евгений, Ренат, Андрей и Анатолий Евгеньевич. Старший, скорее всего, Анатолий Евгеньевич. У них что-то вроде производственного совещания.

Василий Федорович покачал головой.

– Точно четыре человека?

Оперативник пожал плечами.

– Ну, со стопроцентной точностью можно сказать, только если внутрь войти. Но мы здесь уже два часа торчим. И пятый человек свое присутствие никак не обозначил. Ну, секретарша пару раз из соседней комнаты заходила.

– Странно, – немного помолчав, сказал Колов, – все это очень странно. А сигнал от трубки стационарный или движется?

– Стационарный.

– Понятно, а что у нас с планом дома? Какие есть ходы-выходы?

– Если верить схеме, то на второй этаж можно попасть только по одной лестнице. Явное нарушение пожарной безопасности. На первом этаже магазин. Там есть и главный вход и несколько запасных выходов.

– А второй этаж с первым как-то соединяется?

– Судя по схеме, нет. А там, кто его знает? Здание-то недавно ремонтировали, чего они там понаделали, одному черту известно. Не удивлюсь, что у них где-нибудь и туннель к речке прорыт.

«Черту известно!» Колов вздрогнул от этой фразы. «Ему-то может и известно. Но только где он сейчас? Внутри или …»

– Ладно, – Василий Федорович хлопнул себя по коленкам. – Придется навестить наших известных коммерсантов с обыском.

Посмотрел на часы. 17–45.

– Прокурор еще на месте, успею подписать санкцию. – Повернулся к эфэсбешникам. – Я вам приказывать не могу. Действуйте по своему плану. Но если есть такая возможность, побудьте здесь еще минут тридцать. Я только до прокурора и обратно. Мои архаровцы на крайний случай здесь побудут.

– Нам приказано оказывать вам содействие, так что не переживайте. Что нам делать, если у них закончится совещание, и они начнут расходиться?

Колов тяжело вздохнул.

– Задерживайте до выяснения. Никто не должен уйти.

Глава 7

«Летчик-испытатель» Александр Пыльный. Центральная площадь города Петлякова. Вечер

Саша Пыльный подкатил к центральной площади Петлякова на своем спортивном «порше» и встал на обочине дороги под знаком «Стоянка запрещена». Вышел из кабины и поприветствовал знакомых владельцев машин, которые коротали ночное время перед зданием Дворца культуры. Центральная площадь города, по старой совковой традиции носящая имя вождя мирового пролетариата, уже давно стала местом сбора местной золотой молодежи.

Угрюмый памятник, чугунный авиаконструктор Андрей Николаевич Туполев, поглаживая гладковыбритый подбородок, со своего постамента задумчиво взирал на разгульную жизнь беззаботной молодежи и, наверное, искренне удивлялся, почему его фраза «Красиво летают только красивые самолеты!», выбитая золотом на мраморной плите перед памятником, вызывает у них только смех и улыбку.

По утрам целая бригада специально нанятых таджиков мешками вывозила с площади битую посуду, использованные презервативы и коробки из-под пиццы и макдональдса.

Сегодня была пятница, машин было много. В основном иномарки. Пыльный прикинул, сколько они стоят в целом, и улыбнулся. «Слухи о бедности города явно преувеличены. Детки авиаконструкторов не бедствуют. Ну что же, значит это мой контингент. Будем с ним работать».

Достав из кармана дозу кокаина, Пыльный насыпал его на капот автомобиля, кредитной карточкой проложил дорожку и с явным удовольствием втянул себе в нос белый порошок. Остатки порошка втер себе в десны и, не закрывая двери, отошел от машины к неприметной серой «девятке», которая стояла напротив магазина «Нежность». В машине сидело двое. Тот, кто был рядом с водителем, считал деньги.

– Привет, пацаны, – Пыльный хлопнул ладонью по крыше машины. – Баксы поменяете?

Тот, кто считал деньги, никак не отреагировал на его слова, а водитель протянул Пыльному руку и ответил.

– Здаров. У тебя сколько?

– Да немного. Пятьсот баксов.

Товарищ досчитал деньги, скрутил их тугой резинкой и наконец посмотрел на Пыльного.

– У нас льготный курс.

– Да гавно базар.

Пыльный достал из кармана пять стодолларовых купюр. Протянул их «бухгалтеру».

А сегодня гоняется кто?

«Бухгалтер» проверил купюры, пересчитал рубли, протянул их Пыльному, и только после того, как тот убрал их себе в карман, ответил:

– Сегодня как всегда. Машин десять уже есть. Заявки на заезды принимают вот в той машине. – «Бухгалтер» указал на ярко-красный «мицубиси», стоящий в центре площади. – Но сейчас еще рановато. Все начнется не раньше двух часов ночи. Так что, жди.

– Подождем! – Пыльный хлопнул еще раз рукой по крыше и отошел от девятки. Повеселевшим взглядом обвел площадь и неожиданно уперся глазами в лицо Марии Руденко. Она его не видела, так как в этот момент стояла к нему боком и о чем-то оживленно разговаривала с молодым парнем. Парень что-то оживленно рассказывал, жестикулируя руками, а потом пригласил Марию и ее спутника сесть в тот самый «мицубиси», на который указывал «бухгалтер».

Пыльный вернулся к своей машине, возле которой на расстоянии вытянутой руки уже курили две симпатичные девушки.

Пыльный смерил их оценивающим взглядом и нехотя кивнул головой, приглашая в машину. Девчонки хихикнули и, не раздумывая, прыгнули в салон. Пыльный включил им музыку и достал из багажника по банке пива. Протянул их девочкам.

А может, хотите что посильнее? Травки? Коксу?

Одна из девочек испуганно замотала головой, а другая, посмелее, захихикала, явно не желая показать свою неосведомленность в этом вопросе.

– Ладно, поскучайте тут без меня пока, – сказал им Пыльный. – А мне надо кое с кем поговорить.

С этими словами Пыльный направился к красному «мицубиси». Постучал в стекло. Мария подняла голову и удивленно подняла брови. Извинившись перед своими собеседниками, она вылезла из машины и встала перед Пыльным.

– Ты? Здесь? – спросила Мария, убирая волосы с лица.

– Как видишь. Я уже давно здесь. Просто не светился.

Мария смерила его брезгливым взглядом.

– Вот и продолжай не светиться. Не до тебя мне сейчас. Отца арестовали.

Пыльный присвистнул.

– Во дела! Когда? За что?

– Не твое дело. – Потом подумала и добавила. – Вчера. Саш, мне сейчас правда некогда. Давай в другой раз поговорим.

Пыльный вскинул руки.

– Не вопрос. Да я, собственно, не к тебе, а к нему. – Пыльный кивнул головой в сторону хозяина машины. – На всякий случай запомни мой адрес. Я в «ФОН МЕККе» живу, в «люксе». Буду нужен, обращайся.

– Хорошо. Я подумаю.

С этими словами Мария села назад в салон «Мицубиси» и захлопнула дверь. Через секунду из машины вылез ее собеседник и кивнул головой Пыльному.

– Что, погоняться хотел?

– Да, есть желание.

– По сотне баксов с носа собираем.

Пыльный достал из карману купюру и протянул ее парню. Тот будто нехотя принял ее и, презрительно смерив Пыльного взглядом, сказал:

– Сегодня менты лютуют. В городе гонять не будем.

– А где?

– Нижнюю дорогу знаешь?

– Да.

– Вот, подъезжай туда. К пристани. Начнем не раньше, чем часа через два. Так что можешь пока тут поторчать.

Больше ничего не сказав, парень залез к себе в салон и захлопнул дверь. Пыльный захотел демонстративно плюнуть на асфальт перед машиной, но из-за принятой дозы кокаина во рту пересохло, и поэтому у него получилось только неуклюжее глотательное движение. Поднял руку, хотел что-то еще сказать, но вместо этого только махнул кистью руки и повернулся к своей машине.

* * *

С Марией Руденко Саша Пыльный познакомился в Жуковском, в школе летчиков-испытателей. Как ни странно, Пыльный тоже в тот момент числился в этой школе курсантом. Странно, потому что Пыльный с трудом получил аттестат зрелости и никогда после этого нигде не учился. Тем более в летном училище. И тем не менее курсантом элитной школы летчиков-испытателей при летно-исследовательском институте он смог стать. Всего за пять тысяч долларов, которые лично вручил начальнику школы полковнику Кондратову в конверте.

Это был как раз тот период полураспада великой империи, когда в стране стали возможны и не такие чудеса. Именно в этот момент бандиту средней руки Саше Пыльному захотелось стать летчиком-испытателем. Вернее, он посчитал, что соответствующее удостоверение в кармане будет весьма неплохим прикрытием от ментов. За корочку он и отвалил столько денег.

Но, как оказалось, просто так эта корочка в руки не давалась.

– Понимаешь, – пробормотал Саше Пыльному Кондратов, пряча конверт в ящик стола, – удостоверение ты получишь, но тебе надо хотя бы несколько раз появиться на занятиях группы. Ну, два-три раза, не больше. Потом мы тебе сделаем медицинскую справочку и … все будет нормально. Но несколько раз надо посидеть за партой.

Пыльный аж задохнулся от такой наглости. Он схватил старого полковника за зеленый галстук и с силой притянул его к себе.

Ты что гонишь, Кондрат? Хочешь меня на смех поднять перед пацанами?

Да ты меня не понял, Саша. У нас партой называют самолет, Л-39, спарка. Управлять им будет инструктор, а ты просто посидишь в кабине.

– А, ну раз так, – хмыкнул Пыльный, отпуская полковника, – то тогда ладно. Договорились. Но имей в виду, никаких классов и училок. У меня от них аллергия.

Кондратов поправил галстук.

– Вот и ладненько. Тогда завтра у вас будет первый полет. У вас и еще одного курсанта. Руденко. Поздравляю.

* * *

На следующий день Саша Пыльный, плотно позавтракав в ресторане, полностью довольный собой подкатил на своей синей «бехе» к воротам института. Через минуту рядом с ним остановилась серая «восьмерка», из которой вышла молодая женщина, которая вытащила с заднего сидения большую спортивную сумку, закрыла машину и направилась в здание проходной. Поскольку Пыльному тоже было туда надо, он решил воспользоваться ситуацией и предложить себя в качестве экскурсовода, но был решительно послан.

Дальше ситуация развивалась стремительно и совсем по неожиданному сценарию. Девушка вместе с ним вошла в здание школы, поднялась на этаж, где находилась комната летного состава. Когда же она вместе с ним остановилась перед дверью раздевалки, то мысли его были уже не о полетах.

Девушка же смерила его презрительным взглядом и протянула ему свою тонкую ладонь.

– Хорошо, уговорил. Будем знакомы. Меня зовут Мария Руденко. Я тоже буду проходить подготовку по курсу «летчик-испытатель».

Пыльный успел только пожать ей руку и назвать себя. В этот момент в коридоре появился Кондратов и попросил их поторопиться. В раздевалке Мария, совершенно не стесняясь, скинула с себя верхнюю одежду и осталась в одном купальнике. Увидев, что Пыльный не отрывает от нее глаз, она только засмеялась и весело крикнула:

– Глаза сломаешь, Саша. Переодевайся.

Пыльный смутился и чуть не упал, запутавшись в собственном комбинезоне. И снова Мария удивила его. Она не засмеялась, хотя вид мужчины, слегка запустившего свое тело, запутавшегося в собственных штанах, не может не вызвать хохота. Она просто улыбнулась уголками губ и сказала ему, глядя прямо в лицо:

– Что-то не похож ты на пилота.

Потом Мария спокойно надела летный комбинезон, достала из сумки свой защитный шлем, сунула его себе под мышку и через плечо на выходе коротко кинула:

– Впрочем, какое мне до тебя дело? Если нужна будет помощь, обращайся.

В тот день Пыльный еще раз обратил на себя внимание девушки, когда после полета вылез из насквозь облеванной им кабины, а потом еще долго не мог остановиться, пугая своим рыком переднее колесо самолета. Ему было так плохо, что не было сил даже на смущение. Она сама подошла к нему, помогла подняться с колен и под неодобрительный шепот механиков «Дожили, малохольных бандитов в летчики стали набирать», отвела в раздевалку.

Так началась их дружба, быстро переросшая в короткий и непродолжительный роман, который сошел на нет сразу, как только стало понятно, что между ними нет и не может быть ничего общего.

Самое удивительное, что благодаря Марии, Пыльный все же получил заветную корочку «летчика-испытателя» и даже больше. Он смог получить звание «заслуженный летчик-испытатель». Когда обучение в школе подходило к концу, Мария узнала, что скоро в ЛИИ будут проходить испытания нового трехместного самолета. И по плану испытаний, самолет должен был подняться в стратосферу на высоту, превышающую мировой рекорд. Во время полета в самолете должно было быть два человека. Это было нужно, чтобы облегчить вес летательного аппарата. Так вот, Мария предложила Пыльному заплатить кому надо и вписать свое имя в полетный лист как третий член экипажа. Стоило это по тем временам немного – штуки три-четыре «зелени», и всеми воспринималось как шутка и блажь «нового русского». А что!? Авиация разваливалась ко всем чертям – того и гляди, завтра всех повыгоняют без выходного пособия. А тут такие деньги за пару росчерков авторучкой.

Полет был совершен, мировой рекорд зафиксирован и признан международной авиационной федерацией, а через пару месяцев вышел указ Ельцина о присвоении звании «заслуженного» всем членам экипажа. Командиру, правда, дали еще Героя.

А потом… Потом Пыльный, благодаря своему новому статусу, получил беспрепятственный доступ на совершенно секретный аэродром ЛИИ и очень быстро наладил канал поставок наркотиков и контрабандных грузов при помощи авиации МЧС, которая как раз базировалась на летном поле. А что!? Было очень удобно. Каждый раз, как только где-то в мире случалась чрезвычайная ситуация, а такое происходило не реже одного-двух раз в месяц, Пыльный вылетал в эту страну в составе экипажа и, пока парни проявляли чудеса героизма, встречался с наркокурьерами. Спокойно грузил товар на самолет и под видом гуманитарной помощи ввозил в страну.

С Марией они к тому времени уже расстались, поэтому она не знала о его делах ничего, не знала она и того, что один раз Пыльному успели шепнуть на ухо, что лафа закончилась, и что как только он вернется на родину, ему на руки наденут браслеты. Само собой, Пыльный решил на родину не возвращаться. Мало того, он уговорил не возвращаться и пилотов самолета, которые летели вместе с ним. Где-то над Африкой их Ил-76 с грузом спецоборудования для ограниченного контингента наших войск в Сьерра-Леоне сначала потерял связь с землей, а вскоре и вообще исчез с экранов радаров.

Пользуясь своими связями, Пыльный потом выгодно продал груз одной повстанческой армии, а самолет удалось пристроить к контрабандистам. Вырученные от продажи груза и самолета деньги были честно поделены с остальными членами экипажа. На руках у каждого оказалось не так уж и много. Тысяч по сто пятьдесят евро на брата. Пыльный разместил свою долю на депозит в одном из швейцарских банков и попробовал пожить жизнью скромного рантье. Это оказалось ему не под силу. Он заскучал и вскоре подался в «солдаты удачи». Повоевав в разных горячих точках, он, наконец, попал в поле зрения специалистов из ЦРУ. Человек с таким бурным прошлым и реальными документами «заслуженного летчика-испытателя России» был настоящей находкой для разведчиков.

Пыльному помогли замять дело с поставками наркотиков, придумали правдивую историю про африканский плен и без лишнего шума вернули на родину, пообещав связаться, когда понадобится.

В России Пыльному поскучать не дали. Посланник «оттуда» появился практически сразу, буквально через неделю после возвращения. Человек назвался Игорем Валентиновичем, передал Пыльному привет от их общих знакомых из Вашингтона и попросил помочь в одном деликатном деле.

– Понимаете, Александр, – сказал Игорь Валентинович Пыльному во время их совместной прогулки по Измайловскому парку, – у нас и наших общих знакомых есть весьма солидное дело здесь в Подмосковье. И оно могло бы приносить неплохие дивиденды, если бы не упрямство одного человека. Наши общие знакомые говорили, что вы можете помочь нам в решении этой проблемы. Естественно, не бесплатно.

Долго уговаривать Пыльного было не надо. Гонорар в 150 тысяч долларов, «пятьдесят сразу наличными и сто после решения проблемы на счет в швейцарском банке» его вполне устроил. Подобраться к объекту тоже оказалось несложно. Мэр города Петлякова ходил без охраны и всегда выходил из дома в одно и тоже время.

В газетах потом часто писали про то, что исполнитель убийства, наверняка, был устранен заказчиками сразу после выполнения задачи.

У Пыльного эти строки вызывали улыбку. Потому что он сразу поехал спать к себе в номер и провалялся там трое суток в компании с пьяной девицей. Проститутку он вызвал по телефону заранее, и она, в случае чего, должна была подтвердить, что он был с ней неотлучно. Но этого не понадобилось, так как никому даже в голову не могло прийти, что «заслуженный летчик», только недавно вернувшийся из африканского плена, может быть одновременно простым «киллером».

* * *

Пыльный успел пообжиться в городе, осмотреться и понять, кто на самом деле в Петлякове рулит и, самое главное, как. Особо нигде не светился. Старался все дела решать цивилизованно, без криминала. Выгодно вложил свой капитал в строительство торговой недвижимости и начал по-тихому сдавать ее в аренду.

Вырученных денег на хлеб с маслом, конечно, хватало. Причем это были гораздо большие деньги, чем даже в той же Швейцарии. Ну, если пересчитывать на количества благ, которые он мог бы получить здесь и там. Мало того, он смог даже выбить себе немаленькую пенсию в собесе как бывшему летчику-испытателю. И тем не менее масштаб деятельности и размеренная жизнь угнетали его. Он попытался приняться за старое и организовал небольшую поставку кокаина в город. Вышел на Черта, предложил долю. Все честь по чести, и был весьма удивлен, получив решительный отказ и запрет на такой вид деятельности в городе.

Дергаться не стал, но обиделся сильно, настолько, что когда ему снова позвонил Игорь Валентинович и попросил помочь решить вопрос с Чертковым, он даже сначала чуть не отказался от предложенного гонорара. Но вовремя одумался. Решить проблему надо было в кратчайшие сроки, поэтому требовались дополнительные расходы.

Убрать Черта было немного сложнее, чем Иванова. Все же этот товарищ был тертым калачом и никого к себе просто так не подпускал. В «Малышке» Пыльному пришлось разыграть целый спектакль с этими узбеками. С ними была заранее достигнута договоренность, что в случае успеха операции они получат возможность торговать своим товаром на улицах города в неограниченном количестве. Конечно, под присмотром старших товарищей и отстегивая им соответствующий процент. Собственно, поэтому они были полностью на стороне Пыльного. Также в крайнем случае они должны были подтвердить, что когда все вместе уходили от Черткова, тот был еще в полном здравии и умирать не собирался. А что было с ним потом, одному богу известно. Хозяин бани тоже долго не сопротивлялся. Все же получить пятьдесят штук баксов за сожженную баню в виде компенсации было лучше, чем пулю в голову. Зачем Игорю Валентиновичу понадобился телефон этого Черта? А какая ему разница? Понадобился и понадобился. Меньше знаешь, крепче спишь.

* * *

Пыльный вернулся в свою машину. Девчонки уже успели выпить по баночке пива и чувствовали себя гораздо раскованнее, чем в самом начале. Музыка в салоне звучала гораздо громче, а губы у подруг были накрашены свежей помадой. Им явно хотелось продолжения.

Пыльный усмехнулся и залез в бардачок. Узбеки оставили ему пару косячков. Сейчас было самое время ими воспользоваться. Раскурил один. Затянулся сладковатым дымом, зажимая папиросу в кулаке. Потом протянул подругам.

– Хотите затянуться?

Одна из подруг – та, что посмелее, – не отказалась. Сделала один маленький затяг и закашлялась.

– Ничего, – успокоил ее Пыльный. – Так часто бывает по первому разу. Зато потом будет круто. Обещаю!

Пыльный откинулся затылком на кресло и уставился в потолок.

– Сейчас приду в себя. И поедем, покатаемся.

Он посмотрел на девчонок.

– Надеюсь, вы не против?

– Я нет, – ответила та, что посмелее. – А вот Света боится.

Пыльный посмотрел на ту, которую звали Света.

– А чего боишься-то?

Света пожала тоненькими плечами.

– Не знаю.

Пыльный засмеялся:

– Не бойся. Я не кусаюсь.

И смешно щелкнул зубами. Видимо у него начался приход, потому что Пыльный тут же начал хохотать, как сумасшедший, и клацать челюстью. Сколько времени продолжался смех, он не знал, но когда пришел в себя, увидел, что в машине сидит только одна подруга. Та, которая курила вместе с ним.

Пыльный вытаращил на нее мутные глаза и удивленно спросил:

– Ты кто?

– Лена, – ответила девушка.

– А, понял. А где твоя подруга?

– Ушла.

Пыльный повернул зеркало заднего вида к себе, так чтобы увидеть в нем площадь. В первую очередь его интересовал красный «мицубиси».

– А ты что не ушла?

– Так ты же обещал покатать?

Машина стояла на прежнем месте. Правда, кто в ней сидел, в зеркало разглядеть было невозможно.

– Обещал, значит покатаю. Как, говоришь, тебя зовут? Лена?

– Да.

– А меня Саша. Будем знакомы.

Повернув ключ зажигания, Пыльный услышал ставший уже привычным рык мощного двигателя. Выжал сцепление, не отпуская тормоза, переключил скорость и резко с визгом колес и запахом паленой резины стартанул. Одновременно с ним с другого края улицы стартанула темно-зеленая «четверка» с помятым боком и заляпанными номерами. На светофоре она догнала «порше» и поравнялась боками. У «четверки» были тонированные стекла, поэтому Пыльный не видел, кто сидит внутри соседней машины. Какая ему была разница!

Однако боковым зрением он увидел, как стекло у «четверки» поползло вниз. Потом он увидел глаза и дуло пистолета с глушителем. Стрелок в «четверке» замешкался на какие-то доли секунды. Можно сказать, что они-то и спасли Пыльного. Вдавив педаль газа в пол, Пыльный в буквальном смысле выпрыгнул вперед на проезжую часть перекрестка. На светофоре в это время горел желтый свет, но дорога была чистая. Пыльный, не сбрасывая ноги с газа, резко вывернул руль и погнал по пустынной трассе. Потом он часто себя спрашивал, почему он просто не пересек перекресток, почему он повернул налево и начал петлять по городу, сворачивая во все переулки, пока, наконец, не выскочил на главную трассу города, улицу Гагарина, и не помчался в сторону Москвы. Удивительно, что он совершенно не видел мигающего семафора на железнодорожном переезде.

Улицу Гагарина в одном единственном месте пересекала железнодорожная ветка, по которой возили грузы из Центрального аэродинамического института. Поскольку институт практически не работал, то и железнодорожная ветка уже давно не работала. Надо же было такому случиться, что в ту ночь по узкоколейке должен был пройти один поезд с одним единственным вагоном. Вот в этот поезд Пыльный и врезался на скорости 90 километров в час. Больше он просто не успел разогнаться. Подушки безопасности его спасли от смерти. С тяжелейшими травмами он попал в хирургическое отделение городской больницы. Девушка же умерла раньше. Пуля убийцы пробила заднее стекло и попала ей в шею. Она умерла от большой потери крови.

Глава 8

Совет депутатов города Петляков

Светлана Петровна Прапорщикова, председатель городского собрания, постучала ручкой по стакану с водой и попросила тишины.

– Уважаемые депутаты, предлагаю вам начать наше заседание. Сегодня у нас на повестке дня три вопроса. Разрешите, я зачитаю.

Она взяла в руки протокол заседания. И еще раз окинула взглядом депутатов. Прямо перед ней за длинным столом сидело десять человек. Небывалый случай – все депутаты в сборе. Сегодня на заседании присутствовал даже Юрий Петрович Позднев, врач-хирург. За последние три года это был четвертый раз, когда он пришел на заседание. Обычно он появлялся только в начале года, когда решался вопрос о выделении средств из городского бюджета на его хирургический центр, голосовал за увеличение бюджета и, получив нужный ему результат, благополучно забывал о своих депутатских обязанностях до следующего года.

Светлана Петровна тяжело вздохнула и перевела взгляд на оператора. Прямо перед ней на штативе стояла камера местного телевидения, рядом с ней суетился молодой оператор. Он явно нервничал и никак не мог настроить фокус.

– Позвольте, позвольте, – прервала председателя Галина Васильевна Ферапонтова, директор первой городской гимназии. – Я не поняла, какие три вопроса, я считаю, что мы сейчас не можем ни о чем другом говорить, кроме как об этих ужасных преступлениях, которые в буквальном смысле захлестнули наш город. Вы пригласили начальника ОВД или, не знаю там, кого, прокурора? Кто нам скажет, какие меры приняты для того, чтобы жители могли спокойно ходить по улицам города?

Светлана Петровна посмотрела в правый угол зала, где на небольшом столике сидел секретарь собрания. Молодой человек по имени Максим. Увидев ее взгляд, он вскочил, как будто его вызвали к доске.

– Мы пригласили Василия Федоровича на заседание. Он сказал, что обязательно будет и подробно все расскажет. Правда, сказал, что не успеет к началу заседания. Просил подождать. Поэтому мы и включили в повестку дня еще два вопроса.

Светлана Петровна повернулась к Ферапонтовой.

– Вот видите, Галина Васильевна, все разъяснилось. Как только Колов подойдет, мы тут же прервемся и заслушаем его доклад. А сейчас разрешите, я все же зачитаю повестку дня заседания.

Галина Васильевна недовольно передернула плечами и, уткнувшись глазами в листок бумаги, который лежал перед ней, пробурчала:

– Чего его читать, повестка дня лежит у всех перед глазами.

Прапорщикова не обратила на ее ворчание никакого внимания. Такое нытье повторялось на каждом заседании. И она уже устала говорить, что это нужно не для них, а для избирателей, которые узнают информацию через телевидение.

В обычной жизни она была директором городского телевидения, а начинала свою карьеру как телеведущая, поэтому всегда заботилась о том, как она будет выглядеть на экране, и что увидят ее зрители. Ее электорат. Именно поэтому она терпеливо дождалась, когда оператор, наконец, настроил аппаратуру, и когда тот сделал ей знак, что готов, с выражением зачитала, глядя немигающим взглядом, в объектив:

– Уважаемые депутаты, сегодня нам предстоит обсудить и по возможности принять решение по следующим трем вопросам.

Первое. Утверждение плана перспективного строительства города. По этому вопросу должен будет выступать сам Артем Николаевич.

Она подняла глаза и снова посмотрела на секретаря. Максим кивнул головой: «мэр сейчас подойдет!» Светлана Петровна обвела всех взглядом, ожидая каких-то реплик, но все молчали, поэтому она продолжила:

– Второй вопрос. Все вы знаете, что недавно в наш город поступило предложение о строительстве крупного этнопарка. Инвесторы зарубежные. Деньги в бюджет немалые. Но у них есть условие: – возвращение нашему городу исторического названия – Задонска. Сегодня хотелось бы принять решение о проведении референдума по этому поводу. По этому вопросу докладывать буду я.

Не дожидаясь, пока по залу покатиться гул обсуждения, Светлана Петровна, продолжила:

– И третий вопрос. Его попросил включить в наше заседание Юрий Петрович.

Прапорщикова посмотрела на Позднева. И тот еле заметно кивнул ей головой в ответ.

– Как вы уже поняли из выступления депутата Ферапонтовой Галины Васильевны, вопрос связан с ужасным случаем, который произошел на днях в нашем городе. От рук подонков погиб совершенно невинный ребенок, внучка уважаемого в городе человека, главного врача городской больницы, Леночка Шишкина.

Галина Васильевна всхлипнула и промокнула глаза платочком.

– Лена была нашей лучшей ученицей. Это такой удар для всех.

Прапорщикова кивнула головой в знак согласия.

– Да.

Не спрашивая ни у кого разрешения, в разговор вклинился еще один депутат, Игорь Викторович Маркин, директор местного рынка:

– А почему все забывают, что недавно был убит Вадим Вадимович Чертков? Что? Все уже забыли, чем мы все ему обязаны? И вообще вопиющий случай – арест академика Руденко. Убийцы разгуливают на свободе, а мировых светил, гордость нашего города, арестовывают не пойми за что. У нас что, тридцать седьмой год на дворе? Куда мы катимся?

В зале повисла звенящая тишина, а потом будто лавина прорвалась. Комната наполнилась множеством голосов. Казалось, что говорили все одновременно, и никто никого не слушал. Лишь изредка Светлане Петровне удавалось вычленить из этой какофонии хоть какие-то внятные фразы.

«Не надо ничего говорить про Черткова, такой же бандит, как и все!» «Бандиты не дают миллионы на благотворительность» «Сейчас дают, и не только на это!» «На что вы намекаете?» «Я ни на что не намекаю». «Мне стыдиться нечего, я свою предвыборную кампанию сам оплачивал». «Знаем, знаем, как и чем вы оплачивали. Наш город маленький. Все всё видят».

Ферапонтова скомкала протокол заседания и кинула им в лицо Маркина: «Нахал!» Маркин выпучил глаза и покраснел: «Хабалка! Как вы смеете?!»

Светлана Петровна опустила глаза, стараясь этого не видеть. Именно этого она и боялась. Избежать скользких вопросов вокруг темы Черткова и Руденко не удалось. Слава богу, драк в стенах городского собрания еще никогда не было, но кто его знает, как дело может повернуться. Сейчас разойдутся, и полетят клочки по закоулочкам. «Раньше никто даже в мыслях не стал бы сравнивать Черткова с бандитом. А теперь! И двух дней не прошло, и вон как запели».

Все! Пора заканчивать дискуссию. Она хлопнула ладонью по столу.

– Так, все, тихо. Замолчали. Переходим к обсуждению вопросов.

Прапорщикова повернулась к Максиму и сказала:

– Максим Владимирович, пригласите, пожалуйста, Артема Николаевича, скажите ему, что мы готовы его выслушать.

* * *

Возле приемной мэра города стояло и сидело несколько женщин, разного возраста, в удивительно похожих одеяниях, все преимущественно в серых тонах, с платочками на головах. Сегодня был четверг, у мэра не приемный день, поэтому присутствие возле приемной такого количества народа было делом не совсем обычным.

По крайней мере, Максим не ожидал увидеть такое количество женщин в одном месте и покраснел. Впрочем, в коридоре было темно, и его смущение никто не заметил. Тем более, что женщины, увидев в коридоре молодого мужчину, стали вычурно смущенно отворачиваться и креститься, как будто он уже сделал им непристойное предложение.

Стараясь ничем не выдать своего смущения, Максим, неестественно выпрямив спину, прошел мимо них и вошел в приемную.

Секретарь, Виктория Александровна, сидела на своем привычном месте и с небрежным видом перелистывала журнал «Космополитен». Увидев Максима, она отложила журнал в сторону и улыбнулась.

– Сейчас позову, подожди чуть-чуть. К нему отец Сергий зашел.

Максим понимающе кивнул головой.

– А это что за делегация?

– Это, – Виктория Александровна махнула рукой, – со священником пришли. Группа поддержки. Говорят, в городе чудо произошло. Богородица кому-то там явилась. Вот хотят устроить крестный ход по этому поводу.

Виктория Александровна сложила свои наманикюренные пальцы и перекрестилась.

– Прости, Господи, наши прегрешения. Может, и правда чудо случилось.

Дверь кабинета мэра открылась, и из нее, пятясь задом, выкатился невысокий старичок с седенькой бородкой, одетый в черную сутану и монашеский клобук. Следом за ним вышел Солодовников.

– Не волнуйтесь, отец Сергий, безопасность мероприятия мы обеспечим, я дам все необходимые распоряжения нашей милиции.

Старичок осенил себя крестным знамением, а потом окрестил и мэра.

– Да благословит вас господь на благое начинание.

Солодовников увидел Максима и вопросительно кивнул головой. «Что?»

– Вас ждут депутаты, Артем Николаевич, – выговорил Максим с хрипотцой в голосе. У него почему-то пересохло в горле.

Солодовников снова кивнул головой.

– Скажи там, сейчас иду.

Потом Артем Николаевич повернулся к отцу Сергию.

– Извините меня, батюшка. Дела мирские.

Отец Сергий привычно вскинул руку и снова осенил мэра крестным знамением.

– Иди с миром, сын мой. Да благословит твои деяния Господь.

Солодовников поймал руку отца Сергия и по старой партийной привычке пожал ему руку.

– Спасибо, спасибо.

Отец Сергий сжал кисть Солодовникова, и в такой сцепке они вышли в коридор администрации. Женщины, толпившиеся перед приемной, расступились и вопросительно уставились на отца Сергия.

Тот, не обращая на них никакого внимания, ловко развернулся вокруг своей оси и пошел рядом с Артемом Николаевичем. Рука же мэра по-прежнему оставалась в ладони священника.

Солодовников явно чувствовал себя в такой ситуации неудобно, он попытался мягко вытянуть руку из кисти отца Сергия, и тот мягко выпустил ее. Одновременно с этим он проговорил на ухо Солодовникову:

– Артем Николаевич, а как там насчет часовенки. А? Где-нибудь в центре города. Ведь такое событие? Явление Богородицы. В наше-то время – разве не знак свыше? Возможно, приедет сам благочинный. Было бы здорово, если бы в конце крестного хода мы заложили бы часовенку во славу Богородицы. Получили бы благословение от Самого.

Артем Николаевич закусил губу. Отказать священнику он не мог, поэтому, положив свою руку на кисть отца Сергия, так, чтобы тот не мог в нее вцепиться, Солодовников проговорил:

– Подумаем, отец Сергий, подумаем. Сами знаете, какая ситуация в городе. Земли-то особенно нет. Вот если депутаты сейчас утвердят мой новый план развития города, тогда и поговорим.

Отец Сергий хитро прищурился.

– Ну, мы будем за вас молиться.

Получив нужный ему ответ, батюшка не стал больше напирать. Он остановился, пропуская вперед Максима, который все это время шел сзади, разговаривая с кем-то по мобильному телефону.

– Будем молиться, Артем Николаевич!

Осенив на прощание мэра крестным знамением, отец Сергий дождался, пока тот войдет в зал заседаний городского совета, и, подхватив полы сутаны, направился к лифту, где его уже ждала «группа поддержки».

В мирской жизни отца Сергия звали Робертом Николаевичем Козловым. До 45 лет он трудился в Министерстве строительства и смог даже занять пост заместителя министра. Именно там Солодовников и познакомился с Козловым в свое время на почве взаимных интересов. Козлов помогал Солодовникову пару раз подписывать кое-какие документы у министра. Потом их дорожки разошлись. Солодовников ушел в политику, а Козлов попался на взятке. Ему светил приличный срок. Да еще так получилось, что из-за того, что его поймали на взятке, оказался замороженным один большой проект, который он курировал и проталкивал по своей линии. Как оказалось, в этот проект были вложены средства солнцевской группировки, и Козлову пообещали оторвать голову. С одной стороны бандиты, с другой – компетентные органы. Ситуация не из приятных. Причем, еще не известно, что хуже. Роберт Николаевич подумал-подумал, да и, махнув на все, … подался в монахи. Какое-то время пожил в отдаленном монастыре послушником, скрываясь от карающей руки правосудия и слепой мести криминальных авторитетов. Подождал, пока все успокоятся, огляделся и принял монашеский постриг.

Вскоре он узнал, что, как только он ушел, в прокуратуре все дело развалилось и в итоге совсем закрылось. А братки! Приезжали к нему пару раз. Намекали на возврат вложенных в него денег. В результате настолько прониклись его вдохновенной речью о спасении души, что чуть сами не подались в монахи.

Вот после второй своей проповеди Козлов и понял, что не тем занимался всю свою жизнь. Попросил благословения у настоятеля монастыря и, получив его, отправился в мир нести слово Божье.

Где-то на этом жизненном витке дорожки Солодовникова и отца Сергия пересеклись. Нельзя сказать, что они пересеклись вновь. Ведь отец Сергий теперь был слуга божий. Фактически, совершенно другой человек. Он появился в Петлякове во времена правления Иванова со скромным походным рюкзаком за плечами и попросил разрешения организовать молельную комнату в стенах городской больницы. Такое разрешение ему, не без помощи Солодовникова, дали. Через полгода ему выделили здание бывшего детского садика рядом с больницей, и вот пришла очередь часовенки.

Вообще-то, Отец Сергий уже не первый раз подходил к Солодовникову с этой часовней в центре города. Зная о возможностях Козлова непонаслышке, Артем Николаевич был уверен, что «маленькой и скромной» она будет только на словах, а на деле отец Сергий, наверняка, не устоит и устроит широкомасштабное строительство.

«Если депутаты сейчас уступят и дадут ход моему плану, значит, пусть строит все, что хочет, – подумал Солодовников, входя в зал заседаний, – а начнут артачиться, то хрен ему с маслом, а не часовня».

Более двадцати голов депутатов и журналистов местных газет одновременно повернули голову при появлении Артема Николаевича. У Солодовникова даже возникла мысль, что последнюю фразу «про хрен с маслом» он произнес вслух. От этой мысли он покрылся легкой испариной. «Неужели вслух сказал?» Посмотрел на Максима. Тот выглядел как обычно. И никаких эмоций не выражал. «Да нет. Показалось! Уф».

Солодовников улыбнулся. Он знал, что улыбка всегда шла к его лицу. И поприветствовал всех находящихся в зале людей. Подошел к Маркину, пожал ему руку. Кивнул головой Непогоде. Он сидел за спиной Ферапонтовой. Как всегда с включенным диктофоном в вытянутой руке.

С появлением мэра обстановка в зале несколько разрядилась, но ненадолго.

Прапорщикова вновь попросила тишины и сказала:

– Ну что ж, господа, думаю, мы на время прервем обсуждение вопроса по поводу проведения референдума. И заслушаем Артема Николаевича.

Солодовников театрально вскинул руки.

– Да, что вы, что вы! Я могу подождать.

Светлана Петровна пожала плечами.

– Ну, как хотите.

Она заглянула в свои записи.

– Собственно говоря, прения по первому вопросу мы уже закончили. И можно провести голосование.

Председатель собрания подняла голову и посмотрела на депутатов.

– Думаю, никто не против голосования?

Ответом ей было реплика с места от Ферапонтовой.

– Да, что там. Давайте тратить денежки на всякие там референдумы. У нас половина школ ждет капитального ремонта. А мы опросы будем проводить.

Светлана Петровна посмотрела на Солодовникова, будто желая показать: вот видите, зря вы отказались. И ответила директору школы:

– Ну, что вы снова здорова. Я же уже не раз говорила, что для проведения референдума будут изысканы внебюджетные средства. И в случае переименования города в Задонск…

Прапорщикова махнула рукой.

– Тьфу, ты! С вами совсем заговорилась. В случае не переименования, а возвращения городу старого его названия, у нас появится возможность создания уникального этнопарка, который принесет нашему городу дополнительные доходы.

Ферапонтова повела своими плотными плечами, демонстративно поправила широкое декольте и уперлась пальцами в висок.

– Не знаю! Кто к нам поедет? Выдумали тоже – этнопарк. Лучше бы школы отремонтировали на те деньги, которые будут потрачены на строительство.

Прапорщикова снова тяжело вздохнула.

– Ваша точка зрения нам понятна. Переходим к голосованию. Кто за то, чтобы провести в городе референдум по вопросу возвращения нашему городу его исконного названия – Задонск? Прошу голосовать. Кто «за»?

Как ни странно, но Ферапонтова, чуть помешкав, тоже, как и все, подняла руку. Сначала она дождалась, пока все поднимут руки, а потом, как прилежная ученица, поставила локоток на ладонь другой руки, дождалась, пока секретарь посчитает голоса и занесет их в протокол, и затем опустила руку перед собой.

Солодовников следил за всем этим действом, затаив дыхание. «Неужели это правда!? Неужели сейчас у него на глазах депутаты, не моргнув глазом, сдадут свой город?» Сам он никогда не считал Петляков своим. Это был город, где он собирался заработать себе на безбедную старость. Но депутаты? Еще недавно они все горой стояли за сохранение авиационного профиля города, за дотации из бюджета города на поддержку авиационного института, за выделение дополнительных пенсий и льгот ветеранам авиационной промышленности и установку в сквере перед мэрией бронзового бюста академику Бюшгенсу.

Учитель, директор школы, инженер конструкторского бюро, два врача, начальник соцкультбыта института, директор рынка, предприниматель, бывший летчик-испытатель, Герой Советского Союза, и начальник телецентра – все как один подняли руку. Все были за то, чтобы город, где они родились и жили, умер. Сначала, конечно, условно, но потом…

Лично ему было абсолютно понятно, что это было возвращением на круги своя.

«Не может на въезде в город Задонск красоваться надпись «Здесь учат летать самолеты!» Хотя бы потому, что до революции Задонск был заштатным торговым городишком с пятью двухэтажными каменными улицами, на которых жили одни купцы, и восемью деревянными одноэтажными улицами, где жили крестьяне и приказчики торговых лавок. Жил город за счет того, что рядом с ним был единственный во всей округе паром, которым пользовались все желающие перебраться на другой берег. Один раз в год возле переправы собиралось такое количество подвод с товарами, что паром начинал не справляться с нагрузкой, и тогда на большом заливном лугу возле переправы образовывалась стихийная ярмарка. Местные жители, пользуясь безвыходным положением владельцев подвод (товар на них был в основном был скоропортящийся), скупали все на корню, а потом благополучно сбывали втридорога на другом берегу.

Авиационную направленность город получил с легкой руки Владимира Михайловича Петлякова. Он убедил Совнарком в том, что то самое поле, где раньше проходили ярмарки, – идеальное место для строительства нового института и испытательного аэродрома. К слову сказать, это было действительно так. Ярмарки запретили, город сделали «закрытым», посадили на государственное обеспечение, а всех его жителей заставили работать в авиационных институтах, которые в буквальном смысле свезли на этот пятачок земли со всех концов страны. Правда, слово «заставили», конечно, было не совсем подходящее. Все всегда сами охотно работали в авиационных институтах, потому что в них платили зарплаты на уровне московских. Да и обеспечение в городе всегда было поставлено на столичный уровень. Все лучшее, что было в Советском Союзе, в обязательном порядке привозили в город.

Артисты считали за честь выступать перед элитой советской науки. По количеству кандидатов наук, докторов и академиков на квадратный метр городской площади городу вообще не было равных в мире. В общем, жителям города было за что благодарить Петлякова, который превратил город в признанный международный центр авиационной науки. Именно поэтому город переименовали в честь авиаконструктора сразу после его смерти. И тогда никто не был «против». Между собой жители его уже давно так называли.

А теперь вот начался обратный процесс. Из Петлякова в Задонск. «Рожденный ползать – летать не может!» Конечно, сейчас каждый из них убеждал себя в том, что он проголосовал лишь за проведение референдума, что народ сам решит, как быть. Но при нынешних технологиях можно было не сомневаться: городу основательно промоют мозги. Да и результаты референдума всегда можно будет подтасовать. На кону ведь миллионы! Такие деньжищи! Ну и что, что оборудование в институте уникальное. Снести. Оно сейчас уже никому не нужно. А лет через десять вообще все забудут, как им пользоваться. Торговые площади и складские помещения – вот что сейчас важнее!

Солодовников мысленно перекрестился и вспомнил про отца Сергия. «Ну что ж, в Задонске, пожалуй, храм в центре города будет вполне уместен. Не зря, видимо, в Рыболово Богородица явилась. Не зря!»

Прапорщикова подписала предварительный протокол голосования и огласила его результаты, глядя в объектив камеры.

– Ну, что. Поздравляем. Решение принято. Надеюсь, жители города будут активны и выскажут свое мнение по этому вопросу. Для нас это очень важно.

Она посмотрела на Солодовникова.

– Теперь можно будет перейти к вашему вопросу, Артем Николаевич. Никто не возражает?

После того, что произошло на его глазах, Солодовников не сомневался, что и его вопрос будет решен положительно. Действительно, зачем городу какая-то там глиссада, если самолеты здесь больше летать не будут. Ну, может, и будут, но исключительно как перевозчики грузов и пассажиров, в режиме аэродрома. Солодовников вспомнил, что во время командировки в Австрию он летел через Зальцбург. И там аэродром находился в черте города, и для того чтобы не мешать местным жителям, все полеты запрещались ровно в одиннадцать часов. Не успел вылететь до 23–00, все – жди завтрашнего утра.

Артем Николаевич Солодовников поднялся со своего места. Максим услужливо протянул ему папку с документами. Мэр принял их, заглянул и тут же закрыл. Зачем? Он и так все, что там написано, помнил наизусть.

– Ну что, уважаемые депутаты! – Солодовников улыбнулся, – Как вы уже, наверное, поняли, речь пойдет об утверждении вами Генерального плана развития нашего города на ближайшие пять лет. Понимаю, решение, которое вы должны принять, трудное. Поэтому я не призываю вас принимать его сразу. Вы выслушайте меня, потом обсудите все как следует, взвесьте и примите единственно верное решение.

Солодовников на секунду замолчал, и в это мгновение физически ощутил на себе давление десятка глаз. Все присутствующие в зале смотрели на него, практически не моргая. Наверное, именно поэтому никто не заметил, как в зал вошел начальник ОВД Колов. Скрипнул паркет.

Солодовников обернулся и столкнулся взглядом с Василием Федоровичем. Солодовников, естественно, знал о том, что тот был приглашен на заседание городского совета, поэтому не удивился его появлению. Он расстроился, что не успел решить своего вопроса до появления Колова. Вообще-то до заседания городского совета они долго обсуждали с Прапорщиковой, каким образом провести собрание, чтобы все вопросы были решены положительно. И они пришли к единодушному мнению, что доклад Колова может негативно повлиять на решения депутатов. Именно поэтому он и попросил Колова задержаться как можно дольше. С тем расчетом, чтобы успеть закончить свою тему. Однако Колов пришел чуть раньше.

От взгляда Солодовникова не ускользнуло то, что все стали сразу ерзать на своих стульях, покашливать и перешептываться. Обстановка явно качнулась в неудобную для Солодовникова сторону. Все, конечно, знали, о чем собирался говорить мэр города, и большинству его слова были не по нутру, хотя бы по той причине, что еще совсем недавно, на похоронах Иванова, все слышали, как тот говорил совершенно противоположные слова. Именно поэтому все восприняли появление Колова как некоторую отсрочку от обсуждения неприятного и болезненного для всех вопроса.

Солодовников понял, что сейчас лучше не начинать обсуждение своей темы. Колов увидел стоящего перед депутатами мэра, а потом обращенные к нему десяток пар глаз присутствующих в зале, смутился, и, как всегда бывало в таких случаях, вспотел. Он, как любой сотрудник правоохранительных органов, не любил публичности и объективов телекамер. А здесь же всего этого было достаточно.

Достав из кармана брюк платок, он вытер пот со лба и проговорил:

– Простите, я, кажется, помешал.

Солодовников решил не выпускать инициативы из своих рук. Он видел, что депутаты сейчас будут охотнее слушать Колова, чем его, поэтому, развернувшись к Колову всем корпусом, развел руками.

– Да, что вы, что вы, Василий Федорович, напротив.

Солодовников повернулся к Прапорщиковой, ища у нее поддержки.

– Сегодня ваш вопрос более важен. Не правда ли, Светлана Петровна?

Светлана Петровна закивала головой.

– Да, мы все обеспокоены случившимся в городе и хотели бы знать, что предпринимают правоохранительные органы в связи с этим. Погибла девочка, могли пострадать еще люди. И все из-за этих ночных гонок. Я уж не говорю о том, что они носятся по ночам по городу и своим ревом мешают спать нормальным гражданам. Не могли бы вы, Василий Федорович, прояснить для нас ситуацию, какие вы планируете принять меры?

Колов снова вытер пот со лба и покосился на телекамеру, а потом на Позднева. Как врач он не мог не знать, что девочка была убита, а не погибла в автокатастрофе, но, видимо, он был предупрежден Прапорщиковой по поводу того, что они договорились не акцентировать пока внимание на этом эпизоде.

– Я, конечно, не мог отказать прийти сегодня к вам, уважаемые депутаты, но не мне вам объяснять, что такое тайна следствия. Оно еще не закончено. Фактически только началось, поэтому вряд ли что могу сказать вам вразумительного.

Светлана Петровна в свое время сделала себе политическую карьеру именно как ведущая криминальных новостей, поэтому не преминула поддеть начальника милиции.

– Так уж и ничего, Василий Федорович?

Колов пожал плечами.

– Следствие ведет прокуратура.

– Ну, а какие меры вы предпринимаете, чтобы подобные инциденты не повторялись? – вставила свое слово Ферапонтова. Она уже успела надеть на нос очки в стильной золотой оправе и поэтому глядела на начальника милиции через их стекла, так же, как, наверное, делала это каждый день во время перемены, глядя на расшалившихся школьников.

Колов явно почувствовал себя в своей тарелке. Докладывать начальству о проделанной работе и принятых мерах он умел и любил.

Василий Федорович попросил депутатов немного подвинуться, положил на стол папку с бумагами, которую принес с собой. Достал оттуда пачку листов.

– Нашим штабом разработан план мероприятий. Вот, прошу вас ознакомиться с ним.

Он раздал листочки всем желающим, оставив у себя в руках последний.

– Как вы помните, мы уже установили знак «Остановка и стоянка запрещена» на центральной площади. Теперь мы планируем изменить маршруты патрульных машин таким образом, чтобы они проезжали по площади с периодичностью каждые полчаса. Всех замеченных на площади будут штрафовать. Если и этого будет мало, то здесь, возможно, потребуется ваша помощь, уважаемые депутаты. Можно вообще запретить проезд транспорта в ночное, а может быть, и дневное время через площадь. Сделать центр города пешеходным.

Ферапонтова поправила очки.

– И что? Вы считаете, что этих мер будет достаточно? Гонки прекратятся?

Колов убрал листочек в папку.

– На какое-то время да. А потом они, скорее всего, просто переберутся куда-нибудь подальше.

– А нельзя придумать какие-то более действенные меры?

Василий Федорович развел руками.

– Ну что тут можно сказать? Риторический вопрос.

– Хорошо, – не унималась Ферапонтова, – а вы хоть можете сказать, кто был водителем той злополучной машины, в которой сидела Леночка? Он будет наказан?

Колов, до этого чувствовавший себя уже практически совершенно свободно, снова напрягся. Диалог, который он старательно уводил в сторону от скользкой темы, связанной со смертью девочки, снова мог повернуться не в то русло. Он посмотрел на Позднева. Тот сидел, опустив вниз голову, и явно тоже не хотел поднимать эту тему. Колов вздохнул свободнее.

Водитель машины сейчас находится в реанимации, поэтому говорить о его наказании еще рано.

– А кто он? – неожиданно подал голос депутат-пилот.

Василий Федорович сделал вид, что ищет фамилию водителя в бумагах. В протоколе происшествия действительно были все данные на водителя, но Колов мог назвать их и по памяти. Ему просто снова понабилось время для того, чтобы решить, как себя вести.

– Вот, – сказал Колов, выкладывая наверх протокол. – Пыльный Александр Викторович, бывший летчик-испытатель, прописан в Жуковском.

Колов поднял голову.

– Что еще хотите узнать?

Зал возбужденно зашумел. «Неплохо летчики у нас, оказывается, живут! Это сколько же такая машина стоит?» Василий Федорович расслабился, и в этот момент голос подал Маркин:

– Он был пьян?

Василий Федорович заглянул в протокол.

– Нет, в крови алкоголя не было обнаружено.

Про сильное наркотическое опьянение и большую дозу кокаина в машине он предпочел пока не говорить.

– Скажите, Василий Федорович, а что вы можете сказать по поводу убийства Черткова?

Василий Федорович вздрогнул. Вопрос был с галерки. Голос был знакомым. «Непогода, будь он неладен. Опять влез!» Вслух же были произнесены другие слова:

– Ну, что можно по этому поводу сказать? Идет следствие, – произнес Колов, продолжая копаться в своей папке.

Тему, начатую Непогодой, неожиданно поддержала Прапорщикова.

– Василий Федорович, скажите. Правда, что по подозрению в убийстве Черткова арестованы трое руководителей известной в нашем городе научно-производственной фирмы «ЖАРР», и среди них уважаемый всеми академик Руденко?

Начальник милиции посмотрел на камеру, а потом на диктофоны, которые нацелили на него сидящие вдоль стены представители местной прессы. Среди них Колов увидел и Андрея Непогоду. Будучи следователем, он уже имел неприятный инцидент с этим журналистом. Тот написал про него неприятный фельетон, после которого его лишили тринадцатой зарплаты. В буквальном смысле ни за что лишили. Он не забыл этого.

Колов прищурился и сказал, обращаясь к депутатам:

– Мне не хотелось бы говорить на эту тему в присутствии прессы.

Он посмотрел на Прапорщикову, ища в ее лице понимание. Однако Светлана Петровна не была бы председателем городского совета, если бы не была в курсе всех тонкостей и взаимоотношений. Непогода, несмотря на то, что он возглавлял конкурирующее с ними средство массовой информации, ей нравился. Да и придирка начальника милиции была выжата из пальца. Светлана Петровна решила найти компромисс и предложила такой вариант:

– Знаете, Василий Федорович, выгонят прессу сейчас, будет не совсем этично. Мы все-таки строим демократичное государство. Что вы скажете по поводу того, что все сейчас выключат диктофоны и пообещают, что информация, полученная сейчас от вас, не будет использована до тех пор, пока не будет закончено следствие.

Колов прикусил губу. Он не мог отказаться от такого предложения, хотя и понимал, что все обещания, данные сегодня, пустой звук. Но упираться – значит обострять отношения, поэтому ему пришлось согласиться.

– Хорошо, пусть все выключат свои диктофоны.

В притихшем зале раздалось несколько щелчков.

– И камеру.

Оператор попытался возмутиться, но Прапорщикова приказала:

– Выключи камеру, пожалуйста.

Когда оператор отключил от камеры питание и красный глазок потух, Колов, наконец, сказал, обращаясь к Прапорщиковой, демонстративно не замечая никого вокруг:

– Что касается Руденко и его подельников. Простите, – Колов никак не мог подобрать нужного слова. Наконец, нашелся. – Его товарищей, то да, действительно, они были задержаны нами. До выяснения обстоятельств. Прошу заметить – не арестованы, это слишком громко сказано, а задержаны.

Маркин сидел спиной к Колову, поэтому, задавая вопрос, ему пришлось повернуться к Василию Федоровичу в пол-оборота, положив локоть на спинку стула.

– Хорошо, пусть задержаны. И сколько они будут находиться в тюрьме?

Колов покачал головой.

– Не в тюрьме, а в камере предварительного заключения.

– Василий Федорович, – возмутилась Ферапонтова. – Мы в вашей терминологии не разбираемся. Ответьте по существу.

Колов кивнул головой.

– Отвечаю. Насколько мне известно, у прокуратуры больше нет оснований задерживать вышеупомянутых товарищей. Поэтому, видимо, сегодня, если не будет каких-то новых нюансов в деле, их всех должны выпустить. Естественно, с извинениями.

* * *

Андрей Непогода вышел из здания администрации и остановился перед входом. Возле урны под козырьком курили сотрудники пресс-службы администрации. Андрей поздоровался с ними и стрельнул сигарету. Курил он редко. Дым в легких никогда не нравился ему, но сегодня ему нужно было что-то такое, что помогло бы снять напряжение от всего услышанного. Странно, но каждый раз, когда он выходил из администрации города, он ощущал внутри себя какую-то безысходность. Когда ничего не хочется делать, и все сделанное кажется пустой тратой времени. Сегодня это особенно чувствовалось. Особенно после того, как мэр города объявил о новом плане развития города, который правильнее было бы назвать «планом уничтожения города». И председатель тоже хороша. Вернуть городу старое название! Это надо!

Андрей затянулся и почувствовал теплоту внутри себя. Стало немного легче.

Рядом с одиннадцатиэтажным зданием администрации, буквально через дорогу от него, возвышалось очень необычное строение, выложенное из красного кирпича, – изогнутая труба. Андрей посмотрел на нее и увидел вьющихся вокруг ворон. Целая стая черных ворон с криком носилась по замысловатой траектории, явно кого-то гоняя.

Андрей пригляделся и увидел, что вороны гонялись за соколом. Молодой хищник, видимо, не рассчитал своих сил и теперь расплачивался за свою оплошность. Вороны не давали ему подняться в небо и прижимали к земле.

«Это конец!» – подумал Андрей и отвернулся, чтобы не видеть смерти одинокой птицы. Прямо перед ним на широкой площади ровными рядами стояли машины. Он увидел, как к одной из них, серебристой «ауди», подходит доктор Позднев. Непогода вспомнил, что сегодня на заседании, Юрий Петрович вел себя несколько необычно. Сначала поднял тему о смерти девочки, а потом во время обсуждения не проронил ни слова. «Надо бы его расспросить по этому поводу», – мелькнуло в голове у Непогоды. И с этими мыслями он щелчком отправил сигарету в урну и быстрым шагом направился к машине хирурга.

– Юрий Петрович, – крикнул Непогода, когда до машины оставалось метров десять. – Можно вас на одну минутку?

Позднев в этот момент уже открыл дверь машины и собирался садиться.

– Да, – доктор остановился на полдвижении. – Что вы хотели? Я очень спешу.

Непогода подошел к доктору вплотную.

– Только один вопрос, Юрий Петрович. Один вопрос.

Позднев выпрямился.

– Ну.

– О чем умолчал Колов?

Спроси Непогоду, почему он задал именно этот вопрос, – вернее, почему он построил фразу именно таким образом, – он бы, наверное, вряд ли смог ответить, но уже через секунду Андрей понял, что это был именно тот вопрос, который нужно было задать. Позднев сначала изменился в лице, покраснел. Отвернулся. Видимо, соображая, стоит ли говорить журналисту, и, когда снова посмотрел на Непогоду, произнес:

– Он не сказал, что девочка была убита выстрелом в голову.

Андрей открыл, было, рот, чтобы еще что-то спросить, но такого ответа он не ожидал, поэтому запнулся.

Позднев воспользовался замешательством журналиста, извинился за то, что должен срочно уехать, сел в машину, завел двигатель и быстро уехал, обдав Непогоду парами высокооктанового бензина. Когда дым рассеялся, до Непогоды донесся сильный гомон ворон. Он посмотрел в их сторону и обнаружил, что их жертва последним усилием воли вывернулась. Сокол, отчаянно махая крыльями, смог наконец набрать высоту и оказался в зоне, недоступной стае. В лапах сокола был зажат маленький вороненок.

«Э, нет, это, оказывается, был не конец», – мелькнуло в голове у Непогоды. И потом абсолютно не в тему вспомнилась фраза из пошлого анекдота про Штирлица. «Конец был в другом кармане». Он нащупал в нагрудном кармане мобильный телефон. У него была раскладушка. Достал, раскрыл ее, набрал номер Марии. Она не отвечала. Работал автоответчик. «Я свяжусь с вами сразу, как только смогу!»

Андрей наговорил ей несколько фраз.

– Привет, Маш. Это Андрей! Надеюсь, ты уже знаешь, что сегодня всех твоих выпускают. С них сняты все обвинения. Позвони мне сразу, как только сможешь. Я жду тебя у себя в офисе. Позвони, пожалуйста, у меня есть к тебе несколько вопросов.

Свой «жигуль» Непогода всегда ставил не на стоянке перед мэрией, а за углом здания. Так было гораздо удобнее, с точки зрения того, что потом, на выезде, не надо было расталкивать иномарки. Однако расплачиваться за такое удобство надо было двумя минутами ходьбы.

Сегодня Андрей даже не заметил, как очутился рядом со своей машиной. Пока он шел до нее, все его мысли были заняты обдумыванием информации, полученной от Позднева. Андрей хорошо помнил машину Пыльного. Да и самого хозяина. Ведь Мария разговаривала с ним о чем-то. Он хорошо запомнил и то, как его «порше» резко рванула с места, как какая-то машина поехала за ним следом, а потом Пыльный рванул, как очумелый, на красный свет. «Какой расклад получается! Выходит, что в машине, которая поехала за Пыльным, сидел киллер. Он поравнялся с ним у светофора, хотел выстрелить, но промахнулся. Видимо, Пыльный заметил его и вдарил по газам. Киллер нажал на курок, но вместо головы водителя пуля попала в того, кто сидел сзади.

«Да, девочке не повезло. Зато как повезло Саше Пыльному. Кстати, а с какой это стати в него стреляли? Вот это самое интересное».

Андрей развернул свою машину на пятачке перед мэрией и поехал по улице Покрышкина к офису. Он проехал на машине через центральную площадь как раз мимо того места, где Мария общалась с Пыльным. Днем на площади было не так многолюдно, как ночью. Лишь несколько дамочек стояли у своих машин и беседовали в ожидании своих чад, которые занимались танцем или хоровым пением в кружках при Дворце культуры. Однако память и воображение у Андрея были хорошо развиты, поэтому он быстро вспомнил обстановку того вечера, когда Мария говорила с Пыльным.

Он был уверен, что машина, которая поехала за «порше» Пыльного была местной. Иначе на нее все бы обратили внимание. Непогода вспомнил все, что говорил о Пыльном Колов. Заслуженный летчик-испытатель. Правда, бывший. Но это не важно. Бывших летчиков и кэгэбэшников не бывает. Получается, что в летчика стреляли как раз после того, как над городом пролетел странный самолет.

Что это за самолет? Так и осталось пока неясно.

Андрей подъехал к офису. Весь путь от здания администрации до него заняла у Непогоды не более трех минут. Если бы он шел пешком, то на дорогу ушло бы не больше времени, так как можно было бы сильно сократить путь, двигаясь дворами старого города. Чаще всего Андрей выбирал именно эту дорогу, так как любил гулять по центральной части города. Особенно ему нравилось проходить через старые арки города. Говорили, что их строили немецкие военнопленные, а сами дома проектировались и затем их макеты продувались в аэродинамических трубах института с таким расчетом, чтобы соблюсти «розу ветров» и не допустить попадания голодного ветра с улиц города во дворы. Правда это было или нет, никто толком не знал, но справедливости ради надо сказать, что во дворах в старой части города действительно никогда не было ветра. Там всегда был полнейший штиль.

Машину же Андрей брал в том случае, если предполагалось, что потом надо будет поездить по городу. Так оно и было, Андрей намеревался встретиться с Марией и пообедать где-нибудь в шашлычке на выезде из города. Однако узнав о том, что ее отца сегодня выпускают, Андрей не сомневался, что их свидание будет отложено. Он позвонил Маше на телефон, убедился в своих догадках и решил вернуться в офис, чтобы подождать ее там и заодно расшифровать записи диктофона, чтобы побыстрее опубликовать их на своем сайте.

Подъезжая к дому, где его редакция снимала помещение, Андрей с удивлением заметил у крыльца подъезда несколько женщин в неприметных одеяниях, скрывающих их формы. Еще большим удивлением было для Непогоды, что он не смог определить возраста ни одной из этих женщин. Все это было из-за того, что на головах у всех были повязаны белые платочки, которые скрывали от посторонних глаз их волосы.

Проходя мимо них, он почувствовал запах хозяйственного мыла и еще чего-то такого, что он понять не мог. Женщины при виде его расступились, смущенно опуская глаза. Андрею показалось, что одна или две поздоровались с ним кивком головы.

Андрей чисто машинально ответил тем же и, в буквальном смысле, прошмыгнул мимо них. Никогда он еще не чувствовал себя так неуютно рядом с собственным офисом. Женщины не смотрели на него, но было такое ощущение, что под платьями они прячут ножи, которые они готовы пустить в ход по приказанию старшего. «Кстати, а по какому поводу сходка?» – мелькнуло у Андрея в голове в тот момент, когда он скачками через две ступеньки преодолевал пролеты лестницы.

Офис редакции интернет-портала Петлякова. нет располагался на втором этаже двухэтажного здания. Вернее это был даже не офис, а две небольшие комнатки общей площадью 10 квадратных метров. В первой комнате располагался стол, за которым умещались два рекламных агента и корреспондент, а во второй комнате, чуть побольше, размещался стол, на котором стояли два компьютера – один редактора и другой администратора сайта.

В трех других комнатках второго этажа сидела контора по оптовой торговле бытовой химией. Еще в одной комнате была общая столовая с круглым столом, холодильником и микроволновкой, где питались сотрудники редакции и фирмы по очереди. Офис в центре города был роскошью, и Непогода занимал его исключительно по той причине, что владелица здания была приятельница его родственницы, которая, в свою очередь, очень просила за мальчика. Впрочем, близкие отношения не мешали хозяйке регулярно поднимать арендную плату и каждый раз заявлять, что они сегодня сидят последний месяц. Пользуясь этим заявлением, она отказывалась подписывать официальный договор и поэтому брала плату наличными.

Андрей поднялся на второй этаж и неожиданно нос к носу столкнулся с отцом Сергием. «Ах, вон оно что, – мелькнуло в голове у Андрея, – теперь понятно, почему возле редакции столько женщин в серых одеяниях». О большем Андрей подумать не успел, так как отец Сергий вытащил из бездонных карманов своей рясы яйцо в золотой обертке и протянул его Андрею со словами: «Да благословит вас и ваши дела господь!» На Андрея напал ступор. Он открыл, было, рот, чтобы что-то ответить, но вместо этого лишь выдавил из себя слова благодарности.

– Э-ээ, спасибо, конечно, – сказал Непогода, принимая подарок, – а чем? А почему?

Андрей явно не мог поверить в происходящее и никак не мог сообразить, как вести себя в такой ситуации. На что собственно и рассчитывал опытный переговорщик и интриган отец Сергий. Поняв, что его собеседник находится в замешательстве, он сразу перешел к делу.

– Понимаете, какое дело, – проговорил отец Сергий, теребя свою бороду. – Недавно на вашем интернет-портале была опубликована одна небольшая заметка о строительстве храма в нашем городе, и нам кажется, что вы не совсем точно отразили суть события.

Батюшка приложил руку к груди, демонстрируя свою искренность и озабоченность.

– Вы только не подумайте, что наш приход хочет оказать на вас какое-то давление. Ни в коей мере. Уверяю вас. Просто нам хотелось бы, чтобы вы опубликовали и нашу точку зрения на это.

Пока отец говорил, Андрей лихорадочно пытался вспомнить о какой заметке идет речь. Его портал ежедневно публиковал не менее десятка различных материалов о жизни города и авиации, поэтому вспомнить с ходу, о чем идет речь, он никак не мог.

– Простите, – Андрей остановил речь батюшки, – я с удовольствием выслушаю вашу точку зрения, но мне хотелось бы вспомнить, о чем идет речь. Вы уж простите меня, но я не в состоянии вот так сходу вспомнить, о чем идет речь.

Отец Сергий снова залез в карманы своей рясы и достал оттуда сложенный вдвое листок белой бумаги. Развернул и показал Андрею распечатку материала с сайта. Андрею достаточно было пробежать глазами по тексту, чтобы понять, что речь идет о предпоследнем заседании городского совета депутатов, на котором обсуждался вопрос о выделении земли в центре города под строительство церкви. Депутаты высказались «против выделения земли». Мотивация была следующая. Во-первых, в градостроительном проекте не предусмотрено строительство такого здания. Во-вторых, строительство церкви в центре города как центрального храма города, было бы не совсем этичным по отношению к другим конфессиям, представители которых принимали такое же участие в создании города, как и православные.

И в третьих, строительство новой церкви в центре города, когда на окраине города в селе Рыболово разрушается старинная, веками намоленная церковь, памятник архитектуры, между прочим, было бы кощунством по отношению к предкам. «Давайте сначала восстановим то, что мы разрушили, а уж потом будем строить новые храмы».

В заметке не было ни одного собственного слова или мнения корреспондента. Все это были слова депутатов городского собрания. Мало того, в заметке указывались и аргументы отца Сергия, который напирал на то, что храм можно было бы построить рядом с городской больницей и он мог бы стать местом, где молились бы жаждущие исцеления.

По мнению Андрея, заметка была весьма корректно написана, отражала все точки зрения и лишь констатировала факт. Совет депутатов отклонил ходатайство православной общины. Это было решение депутатов, а значит носило букву закона. Именно поэтому Андрей искренне недоумевал, гадая, что же хочет от него священник.

– Не совсем понимаю, что Вас привело ко мне?

– Но как же, – искренне удивился отец Сергий, – вот тут написано, что данное строительство было бы кощунством по отношению к другим конфессиям. Как вы, православный человек, можете такое написать?

Если честно, то Андрей никогда не считал себя православным. Да, его в детстве крестили родители, но это единственное, что его связывало с православием. Во всем остальном он был пионером и комсомольцем. Наверное, потому, что это было его детством. И он в отличие от остальных своих приятелей искренне верил во все, чем занималась их сначала пионерская, а затем и комсомольская ячейка. Он самостоятельно, а не по принуждению выписывал журналы «Костер» и «Пионер» и внимательно читал все его статьи от корки до корки. И когда в одном из журналов прочитал, что в каком-то селе дети организовали «голубой патруль» по охране речки, он, недолго думая, собрал своих друзей и предложил им создать «голубой патруль» у себя, чтобы охранять протекающую по окраине города речку. Мало того, он не только предложил создать, но и самое удивительное, действительно создал отряд. Целых две недели они каждый вечер выходили на берег реки и приставали ко всем отдыхающим с просьбой не мусорить на берегу. Правда, потом в журнале написали статью о том, как в каком-то городе ребята создали отряд юных археологов, и они всей гурьбой тут же отправились изучать развалины старой церкви, той самой, что в селе Рыболово.

Но разве можно было объяснить это стоящему перед ним человеку с русским именем Сергей, который на самом деле, и Андрей знал это точно, по паспорту был Робертом. Как можно было это ему объяснить?

Андрей не знал. Поэтому он тяжело вздохнул и попытался мягко намекнуть отцу Сергию, что все слова, которые были написаны в этой статье, были произнесены в стенах мэрии другими людьми, в том числе и самим отцом Сергием, и что он всего лишь максимально точно их воспроизвел и опубликовал на страницах своего сайта.

Отец Сергий улыбнулся и снова вкрадчиво, будто пред ним стоит ребенок, проговорил:

– Вы меня не поняли, сын мой, мало ли что говорят на каком-то совете депутатов, вы как православный человек не должны были такого писать в своем издании. Там, в этом рассаднике мракобесия, сидят заблудшие люди, но Вы-то, вы – человек православный. Вы должны понимать, как важно иметь в центре этого города церковь! Наш город может стать новым православным центром, вернуть себе прежнее имя.

Андрей почувствовал, как по его спине пробежали мурашки. Он всегда их чувствовал, когда понимал, что на него хотят оказать давление. Андрей напрягся и холодно посмотрел на своего собеседника.

– Я все понимаю, отец Сергий, но наше издание имеет четкую политику отражения действительности. Если совет депутатов примет решение о необходимости строительства храма, поверьте, мы об этом напишем слово в слово. Но, – тут Андрей совершил тактическую ошибку, – я очень надеюсь, что избранники народа никогда не сделают этого.

Когда произошло превращение, Андрей не заметил, но вдруг неожиданно прямо перед собой вместо благообразного лица почтенного старца он увидел искривленное злобой лицо религиозного фанатика.

– Богохульник, – прошипело новое лицо отца Сергия, – вы еще пожалеете об этом.

Андрей увидел, как задергалась и побелела щека священника. Он удивленно поднял брови и спросил.

– Вам плохо, может принести воды?

Андрей повернул голову, чтобы попросить кого-нибудь из менеджеров принести воды из чайника, но в следующее мгновение отец Сергий, подобрав полы рясы, прошел мимо Андрея, бормоча себе под нос:

– Не надо мне никакой воды. Господи, прости раба божьего Андрея, за его неразумные мысли и поступки.

Осеняя себя непрерывно крестным знамением, отец Сергий спустился по довольно крутой лестнице вниз и вышел на улицу. Андрей подошел к окну в коридорчике и посмотрел вниз на крыльцо. Он увидел, как батюшка, стоя на нем, как на паперти, грозит пальцем вверх, в сторону редакции и, жестикулируя руками, что-то яростно говорил ожидающим его женщинам.

Сколько продолжался импровизированный митинг, Андрей не знал. Его позвали к телефону.

На другом конце провода Андрей услышал голос Марии. Это было для него несколько неожиданным, так как раньше он всегда общался с ней по мобильному телефону. У нее не было привычки доставать его по рабочему телефону. Кроме этого, Андрей все еще находился под впечатлением от общения с отцом Сергием – наверное, именно поэтому он не сразу воспринял слова своей возлюбленной.

Когда же он наконец пришел в себя, то понял, что Мария чем-то расстроена. Или нет, скорее, даже напугана. Однако, она все еще пытается держаться бодро и старается не подавать виду.

– Мария, что случилось? – спросил ее Андрей, – откуда ты звонишь? Почему не позвонила по мобильному?

– Мобильный у тебя вне зоны действия сети, – услышал он голос Марии, – поэтому я и уговорила здесь мальчиков дать мне позвонить.

Андрей услышал на другом конце провода мужские басы и почувствовал небольшой укол ревности.

– Где здесь? Каких мальчиков? – переспросил он с ворчливой интонацией в голосе, одновременно вытаскивая из внутреннего кармана своей джинсовой куртки трубку мобильного телефона. Она была разряжена, хотя еще полчаса назад Андрей мог поклясться, индикатор зарядки батареи показывал полную зарядку. Подумать, почему батарейка разрядилась, Андрей не успел, так как Мария ответила на его вопрос:

– Я же поехала встречать отца и ребят. С них сегодня сняли все обвинения. Ребят уже отпустили, а вот отца почему-то еще нет. Вот я его и жду в дежурной части. Пока делать нечего, познакомилась здесь с сотрудниками нашей доблестной милиции. Ой, знаешь, они такие все вежливые, культурные. Никогда бы в это не поверила, если бы сама не убедилась.

Андрей снова услышал в трубке в некотором отдалении от нее мужской раскатистый смех. И на этот раз в его душе проявилось не чувство ревности, а чувство опасности. Он ощутил ее всем своим спинным мозгом. Комок подкатил к горлу, и чтобы скрыть свое волнение, он закашлялся.

– Ой, прости, что-то в горле запершило, – стараясь говорить ровным голосом, объяснил свой кашель Андрей, – так ты что, сейчас в милиции одна?

– Ну да. Сам понимаешь, ребята поспешили поскорее отсюда уехать, а я вот отца жду. Мне сказали, он вот-вот должен подойти. Наверное, что-то с документами не так. Оформляют.

Андрей быстро прикинул, за сколько он сможет доехать до здания милиции. Получалось, что очень быстро.

– Ну, я не могу оставить тебя одну, даже и в окружении вежливых и культурных сотрудников милиции, – как можно спокойнее проговорил в трубку Андрей, – жди меня там, я еду к тебе.

– Ну, Андрюш, – услышал он в трубке, – это совершенно ни к чему, а вдруг отца сейчас уже выпустят, я же не буду тебя ждать.

– А вы и не ждите. Ничего страшного – если его выпустят, поезжайте сразу домой. Но я все равно на всякий случай подъеду.

Чтобы не объяснять, какой это случай мог быть, Андрей положил трубку и собрался выйти из офиса. Однако, сразу уйти ему не удалось. Сначала его поймал за руку менеджер по рекламе и попросил подписать счета, выставленные клиентам. Потом подошел администратор сайта и попросил утвердить макет рекламного баннера, потом позвонили по телефону заказчики и попросили задержать выход рекламного материала, так как они хотели внести в него небольшие изменения. Потом, потом, потом…

Одним словом, выйти из офиса Андрей смог только через двадцать минут, еще пять минут он выруливал во дворе, объезжая брошенную кем-то поперек дороги машину, и еще пять минут ехал по городу до здания милиции.

Когда же Андрей наконец добрался до места, то Марии в дежурной части уже не было. На расспросы о том, куда делась красивая девушка с зелеными глазами, никто толком ответить не мог.

«Только что была здесь. Вышла на улицу покурить».

Дождалась ли она отца или нет, никто также сказать ему не смог. Именно в этот момент Андрей почувствовал всю гениальность изобретения под названием «мобильный телефон». Казалось бы, чего проще, набрать номер телефона и устранить все сомнения, но, к сожалению, воспользоваться этим гениальным изобретением человечества он не мог, так как его трубка по-прежнему оставалась разряженной.

Андрей достал телефон из кармана и еще раз внимательно осмотрел трубку. Это была новенькая «сонька», почти такой же телефон, как у «Джеймса Бонда» из последнего фильма. Андрей попытался вызвать его к жизни нажатием кнопки «пуск», но батарея была разряжена, что называется, до «последней капли».

Поздоровавшись разок для проформы, на экране засветилась голубая заставка, телефон пискнул и умер окончательно.

Можно было подумать, что аппарат выступил своеобразным щитом. В офисе во время разговора со священником тот сознательно или, скорее всего, несознательно хотел взять себе энергию собеседника и тем самым подчинить его своей воле, но вместо этого выкачал ее из батарейки телефона, который лежал как раз на пути энергетического канала. Будь Андрей мистиком, он бы не сомневался в истинности такого умозаключения, но материалистическое мировоззрение не позволяло ему рассуждать в этом направлении.

Андрей решил, что ему достался бракованный аппарат, который надо будет в ближайшее время обменять. И, тем не менее, проблема недостатка информации для Андрея по-прежнему оставалась острой.

Куда подевалась Мария? Что с ее отцом?

Странно, но все вежливые милиционеры исчезли из дежурной части вместе с его любимой женщиной. На просьбу дать телефон, чтобы позвонить, ему порекомендовали обзавестись своим собственным или, на худой конец, попробовать воспользоваться телефоном-автоматом на улице. После более настойчивой просьбы ему было обещано проживание в стенах этого заведения за городской счет в течение ближайших пятнадцати суток. Причем Андрей не сомневался, что это обещание не пустые слова. Войти в его положение никто также особенно не стремился.

Андрею ничего не оставалось делать, как вернуться в офис, поставить там телефон на подзарядку, и попытаться дозвониться до Марии со стационарного аппарата.

Все ее телефоны были вне зоны действия сети. Самое обидное было то, что во всех этих разъездах и переговорах он потерял как минимум час-полтора. Наконец, он решился на почти отчаянный шаг. Доехал до дома, где жила Мария. Ее машины нигде не было видно. Двор вообще был пустой. На звонок в дверь с другой стороны ему ответила тишина.

Позвонил соседям. Дверь открыла седая старушка, которая обстоятельно рассказала Андрею, что не видела академика уже три дня, а его дочка ушла из квартиры утром.

Последней надеждой оставался центральный офис в поселке «Динамо», но и там Марию и ее отца никто не видел.

После этого Андрей почувствовал в груди странную и необъяснимую грусть, будто случилась какая-то беда. Вернее, эту боль он уже чувствовал давно, с того самого момента, как услышал в последний раз голос Марии, но не придавал этому значения. Ну, болит и болит, мало ли что. Бывает. Но сейчас эта грусть была особенно сильной. Она буквально выдавливала его сердце из груди.

Это было невероятно, но это был факт. Два взрослых человека бесследно исчезли среди бела дня буквально от порога здания милиции. Исчезли или были похищены?

Андрей был законопослушным гражданином. Он верил в свою страну и высшую справедливость, но сейчас эта вера была в нем сильно поколеблена. Ну, кто еще мог в его стране так безнаказанно действовать?

Сердце снова сдавило в груди. Название этой организации так и вертелось у него на языке. Но в то же время разум гнал от него такие мысли. Этого не могло быть. Ведь сейчас не тридцать седьмой год…

Но если это не они? Тогда, кто? Бандиты? Иностранная разведка? Андрей вспомнил о том, что Мария на самом деле была дочерью весьма и весьма состоятельного отца, а потом ее странный разговор с подругой. О каких-то полетах и птицах. Точно! Эта подруга могла, безусловно, многое ему прояснить. Вот только где искать эту подругу? Он ведь знал только ее имя – Екатерина.

Охранник, наблюдающий за Андреем, через глазок охранной видеосистемы увидел, как он запустил ладонь себе в волосы и беспомощно посмотрел по сторонам. По инструкции охранник не имел права отвлекаться от своих непосредственных обязанностей по наблюдению за периметром здания. Но Андрей стоял перед дверью уже неприлично долго, больше десяти минут, поэтому он нажал кнопку селектора и поинтересовался: «Может быть вам чем-то помочь?»

Андрей сначала вздрогнул, пытаясь понять, откуда исходит голос. Даже посмотрел на небо, потому что голос был слегка искажен системой и не похож на человеческий. Потом сообразил, что это с ним разговаривает через дверь служба безопасности корпорации.

– А, нет, спасибо!

– Тогда не стойте здесь! Отойдите!

– Да, да, конечно, – спохватился Андрей, и сделал несколько шагов в сторону. Потом совершенно инстинктивно вернулся и спросил у говорящей двери: – Скажите, а вы случайно не знаете? У Марии есть подруга Катя. Где ее найти?»

Железная дверь сначала молчала, но потом охранник решил, что, наверное, не будет ничего страшного, если он немного поможет парню, он ведь столько раз видел, как дочь президента компании встречалась на автостоянке с директором магазина, и ответил: «Зайди в магазин продуктовый. Дверь с торца. Там спроси!»

Глава 9

Городское отделение ФСБ. Через несколько дней после полета «Жар-птицы»

Офис федеральной службы безопасности города Петлякова находился в пяти минутах ходьбы от здания администрации и в двух минутах ходьбы от центральной площади города. В правом крыле старинного пятиэтажного дома по улице Фрунзе, одной из самых старых и красивых улиц города. В левом, соседнем крыле здания находилось одно из самых старых почтовых отделений города.

Такое соседство было вызвано, видимо тем, что в случае захвата власти, в первую очередь всегда бегут захватывать именно почту и телеграф, поэтому за этим объектом требуется постоянное и неусыпное наблюдение.

Над крыльцом почтового отделения всегда горела большая синяя вывеска «ПОЧТА-ТЕЛЕФОН-ТЕЛЕГРАФ». Поскольку будка междугороднего телефона работала здесь круглосуточно, то дверь в почту никогда не закрывалась, а возле отделения всегда толпился народ.

Особенно много людей здесь было в начале и конце месяца. К кассам почты выстраивались километровые очереди из жильцов близлежащих домов, желающих внести ежемесячную плату за телефон или коммунальные платежи, и тех, кто собирался сделать денежный перевод в другой город или пообщаться с иногородними родственниками.

Как правило, в такие дни всегда находились ловкачи, которые пытались проскочить мимо этой очереди. Некоторым даже удавалось преодолеть четыре ступеньки крыльца и проникнуть в маленькое и душное помещение почтового отделения. Однако ретивого товарища на подступах к кассам практически всегда останавливал вездесущий пенсионерский патруль.

Не добившись успеха и вдоволь начитавшись междугородних кодов и инструкций по заполнению телеграмм, такие ловкачи частенько выходили на улицу, чтобы с понурым видом встать в хвосте очереди.

Среди них всегда бывал наблюдательный хитрец, который обращал внимание на то, что у соседнего крыльца имеются точно такие, что и у почты, четыре ступеньки и старинные ажурные кованые перила. Вслед за этим наблюдением всегда следовало гениальное умозаключение: «… а вдруг там тоже находится почтовое отделение, просто я про это не знаю».

Хитрец делал вид, что собирается прогуляться, и потихоньку, стараясь не привлекать внимание, отходил в сторону. Некоторые наоборот, вели себя агрессивно. Хлопали себя по лбу, смотрели на часы и решительным шагом направлялись в сторону левого крыла здания.

Однако сходство с почтой заканчивалось сразу, как только оканчивались ступеньки. Любой поднявшийся по ним обязательно упирался взглядом в плотно закрытую металлическую дверь с маленьким глазком посередине. Как правило, требовалось еще какое-то время, чтобы заметить кнопку домофона.

Нажав на нее, незваный посетитель какое-то время ждал ответа. Причем было понятно, что его внимательно изучают через глазок в двери. Наконец, домофон оживал и всегда подчеркнуто вежливый голос спрашивал: «Вам кого?» – «Да мне вот, – взмахивал бедолага квиточком перед глазком, – у вас нельзя оплатить?» – «Извините, – следовал всегда вежливый ответ, – за телефон платят в соседнем крыле».

Удивленный посетитель еще какое-то время смотрел на закрытую дверь, переваривая информацию и пытаясь еще что-то спросить. Затем он понимал, что человек за дверью продолжает наблюдать за ним, оставаясь невидимым. Это на самом деле очень неприятное ощущение, будто тебя просвечивают рентгеном, и через какое-то время где-то внутри тебя, в районе живота, начинает расти гнетущее чувство беспокойства. Когда это чувство достигало высшей точки, человек вдруг спохватывался, будто задавал себе вопрос, а что я делаю перед этой дверью, и поспешно отходил, с испугом озираясь на серую, и, в общем-то, ни в чем не повинную дверь.

В общем, у этой категории граждан попасть за эту дверь не было никаких шансов.

Иногда, осенью или весной, в период психического обострения, к двери подходили другие люди, чаще всего мужчины пенсионного возраста с каким-нибудь значком коммунистической направленности на лацкане засаленного пиджака. Эти вели себя нагло. Стучали кулаком или палочкой в дверь, найти кнопку домофона им было очень сложно, и требовали открыть ее, так как они хотели рассказать доблестным чекистам о готовящемся заговоре. Если пенсионер оказывался крепким и выдерживал у двери от тридцати до сорока минут, то дверь бесшумно открывалась, и его впускали внутрь. Впрочем, через десять шагов пенсионер упирался в другую, еще более прочную, бронированную дверь. Оглядевшись, он соображал, что находится в некоем предбаннике, небольшой комнате без окон, с мягким диваном и журнальным столиком.

Открывшие дверь, это всегда были мужчины среднего возраста, спортивного телосложения, в строгих костюмах при галстуках, предлагали вошедшему присесть и рассказать, что же его привело сюда. Пенсионера выслушивали, и все, что он говорил, аккуратно записывали в толстый журнал, который лежал на журнальном столике. Потом у пенсионера спрашивали его паспортные данные, адрес и телефон и просили вежливо покинуть помещение, обязательно при этом поблагодарив за бдительность и пообещав сообщить о результатах.

В первые дни лета возле серой двери частенько появлялись юноши 16–17 лет, иногда в сопровождении родителей. Молодые люди сбивчиво докладывали домофону о том, что они хотели бы посвятить свою жизнь работе в органах и просят дать рекомендацию для поступления в академию ФСБ. Таких посетителей также пускали в первую комнату, предлагали сеть, и в виде особого уважения предлагали чай или кофе. Затем сообщали, что набор в академию, к сожалению, уже закончен, но они могут попытаться поступить в нее еще раз после службы в пограничных войсках.

Никто из посторонних людей не проходил дальше этого предбанника.

Анатолия Евгеньевича Руденко провели через него быстро и не задерживая. Он даже не успел посмотреть по сторонам. В другое время и в другом месте, он, наверняка бы, нашел способ схохмить и пошутить по этому поводу, но сейчас ему было явно не до шуток.

Трое суток, которые он провел в камере предварительного заключению, уже наложили на него свой неизгладимый отпечаток, а тут еще и это. Как говорится, из огня да в полымя.

Лицо Анатолия Евгеньевича было серо-землистого цвета от недосыпания, оно вытянулось, и на скулах играли желваки. Он никак не мог поверить, что такое происходит с ним. Да еще где? Когда? В его родном городе. Сразу после того, что он сделал…

Сразу за предбанником начинался длинный коридор с кабинетами по правую и левую руку. Анатолия Евгеньевича завели в один из них и предложили присесть и подождать.

– Сейчас к вам придут побеседовать, – сказал молодой лейтенант в штатском костюме и предложил Анатолию Евгеньевичу принести ему кофе.

Анатолий Евгеньевич раздраженно отреагировал на вежливое предложение сотрудника ФСБ и тяжело опустился на старинный стул, который стоял перед таким же старым столом с кожаной обивкой. Стул жалобно заскрипел под его телом и вызвал на лице у академика страдальческую гримасу. Лейтенанту, видимо, было приказано не раздражать Руденко, поэтому он постоял за его спиной всего несколько секунд, сказал: «Ждите, сейчас к вам подойдут!» и вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь.

Академик остался в комнате совершенно один. Какое-то время он сидел не двигаясь, смотря перед собой в одну точку. Потом, видимо, устав от ожидания, сменил позу, положил одну руку на стол, нервно забарабанил пальцами по крышке стола. В какой-то момент он почувствовал, что у него затекла шея, и, разминая ее, он покрутил головой. Как бы невзначай посмотрел по сторонам, кинул взгляд за закрытую дверь. Она была неплотно закрыта, и можно было слышать шаги в коридоре.

Казалось бы, надо сделать всего два шага, и можно было выйти из этой душной комнаты с плотно закрытыми окнами. Академик даже приподнялся со стула, но вовремя вспомнил, где он находится, и опустился назад. Посидел, подождал. Потом захотел узнать, сколько же времени он находится в этой комнате, и вообще, который сейчас час.

Когда Руденко и его команду выпускали из КПЗ, им вернули все их вещи. Анатолий Евгеньевич начал распихивать по внутренним карманам пиджака весь свой скарб: бумажник, визитницу, очки – и по инерции засунул туда и свои наручные часы, поэтому, когда сейчас, взглянув на запястье, не обнаружил на привычном месте часов, несколько растерялся. Опомнился. Принялся рыться в карманах. Нашел часы в кармане, достал, надел их на руку. Пока надевал их, вспомнил, что в кармане ему еще что-то мешало. Мобильный телефон. «Точно. Неплохо было бы позвонить дочери, сказать ей, где он, и как-то успокоить!»

Руденко достал из кармана телефон и принялся играть его панелью. У него была хорошая модель, самая дорогая, но даже такие модели с трудом в режиме ожидания выдерживали трое суток. Индикатор зарядки батареи показывал почти полный ноль. «Позвонить, не позвонить?» Неожиданно для себя Анатолий Евгеньевич испытал странное чувство, как будто собирался сделать что-то противоправное. Вроде бы никто не мешал ему сейчас набрать номер дочери, но в тоже время он четко помнил, где находится. «А вдруг, этого делать нельзя? Какого черта? Я что, арестован? Нет. Меня только что отпустили, но это же ФСБ. Блин, когда же, наконец, в нас исчезнет это внутреннее чувство несвободы. Сейчас я свободен и поэтому могу делать, что хочу!»

Совладав с собой, Руденко начал набирать номер телефона дочери.

Именно за этим занятием и застал его полковник Федеральной службы безопасности Михаил Григорьевич Огородник. Он сначала просунул голову в дверь, увидел в руке Руденко телефон, сказал: «Здравствуйте, Анатолий Евгеньевич!» и, не дожидаясь ответа, вошел в комнату.

– Кому звонить собрались, Анатолий Евгеньевич?

От неожиданности Руденко вздрогнул и нажал не на ту кнопку. Вызов сорвался. Анатолий Евгеньевич посмотрел на Огородника.

– Уже никому.

Он с трудом подавил в себе мальчишеский вопрос: «А что, нельзя?», который так и висел у него на языке, и посмотрел на вошедшего полковника. Огородник был одет как топ-менеджер какой-нибудь крупной международной корпорации. Синий с отливом костюм, галстук в тон рубашки, дорогие наручные часы. В руках он держал чашку с дымящимся дешевым китайским супом.

– Тем более, что это все равно бесполезно, – ответил ему на молчаливый вопрос Огородник и обвел руками помещение. – Глушилки кругом стоят.

– Да вы что? – изумился Руденко и кивнул на старинный стол, – а сразу и не подумаешь о таких новшествах.

Огородник подошел к столу и любовно погладил крышку.

– В офисе идет ремонт, но я распорядился пока не убирать. Берегу как память о прошлых временах. Хотя …

Огородник посмотрел на пыль, которая осталась на руке.

– Возможно, и от него тоже скоро придется избавиться. Руководство требует, чтобы мы меняли имидж нашей организации.

Михаил Григорьевич выразительно посмотрел на Руденко и засмеялся.

– Ну, вы меня понимаете?

Руденко было не до смеха, но он тоже, будто под влиянием какого-то гипноза, выдавил из себя смешок.

– Более чем. Кстати, я что снова арестован? Вроде бы все вопросы по убийству Черткова с нас сняли.

Огородник сел за стол. Достал из шкафа томик Ленина, накрыл им чашку с супом и поставил на подоконник.

– Прошу прощения, Анатолий Евгеньевич! – извинился Огородник. – Дел много – не успеваем пообедать!

Анатолий Евгеньевич уловил наваристый запах китайской лапши. Он вспомнил, что последний раз ел только вчера в обед. Да и то это была какая-то тюремная баланда с бледным чаем и черным хлебом. Руденко инстинктивно проглотил собственную слюну. «Блин, какого черта он все это делает?» Будто не замечая телодвижений Руденко, Огородник достал из ящика стола салфетку, протер ею стол. Бросил испорченную салфетку в мусорную корзину и вынул из еще одного ящика несколько листов бумаги и ручку.

– Да, уж. Странная история. И еще этот телефон. Как он попал в машину Журавлева? Кто-то явно хотел вам насолить.

Огородник аккуратно положил перед собой два листа бумаги.

– Но вы не волнуйтесь, с этим вопросом разберутся. В МВД есть хорошие специалисты.

Огородник будто что-то вспомнил, спохватился и отложил в сторону листы бумаги.

– А давайте сначала просто побеседуем. Может, и протокола не понадобиться.

Руденко посмотрел в глаза полковнику.

– Протокол? Значит, все-таки арестован? За что?

Огородник поморщился.

– Оставьте. Просто у нашего ведомства появилось к вам несколько вопросов относительно вашего…

Огородник попробовал подобрать нужное слово.

– Изобретения. Как вы его называете? «Жар-птица». Так кажется?

Руденко удивленно поднял брови.

– Ах, вот как? Уже в курсе?

Огородник, довольный эффектом, который произвели его слова, откинулся на спинку стула.

– Да, извините, пришлось покопаться в ваших бумагах.

Огородник развел руками.

– Ну, скажу вам, если честно, вы меня удивили. Столько лет под моим носом реализовывать такой масштабный проект, а я ни ухом ни рылом. Но, как говорится, все тайное рано или поздно все равно становится явным. И в вашем случае лучше бы это было раньше! Уверяю вас.

Анатолий Евгеньевич сидел с каменным лицом и неотрывно следил за рассказом Огородника. На его лице набухла и стала дергаться только одна маленькая венка возле левого глаза. Руденко отвернулся в сторону, несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и снова посмотрел на Огородника.

– Можете конкретно сказать, что вас интересует? Мы занимались частными разработками за свои средства. И вообще на каком основании вы рылись в наших бумагах?

– Почему сразу рылись? Это была вполне законная выемка документов. С санкции прокурора. Вот, ознакомьтесь.

Огородник достал из ящика стола бумагу и протянул ее Руденко. Но Руденко не стал ее читать. Он не сомневался, что там все правильно оформлено.

– Верю, верю. Так что же конкретно вас интересует?

– Всего несколько пунктов. Ну, во-первых, нас интересует источник происхождения ваших средств. Законность использования государственных объектов. А также мне хотелось бы узнать, какую роль в ваших разработках играет некто Аль Фаради, подданный Сирии. Если не ошибаюсь, двоюродный дядя вашего Рината Регулаева?

Услышав слова Огородника, Руденко снова глубоко вздохнул, но сейчас это был, скорее всего, вздох облегчения. Так всегда бывает, когда слова, которые ты долго-долго ждешь наконец выходят наружу.

– Так вот вы о чем? – Руденко на какое-то время задумался. – Понимаю ваш интерес. Он вполне законный. Что я могу сказать по этому поводу?

Руденко почесал подбородок, покрытый трехдневной щетиной.

– Ну, скажу сразу, Аль Фаради тут ни при чем. Он занимался поставками какой-то продукции для наших магазинов и не имел никакого отношения к разработкам самолета. Все остальное тоже вполне легко объяснимо. Но для этого мне нужны будут, конечно, мои бумаги. Просто так на словах я вам, конечно, вряд ли что объясню.

Огородник внимательно выслушал профессора.

– В этом я не сомневаюсь.

Огородник полез в стол и достал оттуда какие-то бланки.

– Сколько вам нужно времени, чтобы подготовиться к ответу?

– Дня три-четыре. Может, больше. Я же не знаю, какие вы бумаги у меня изъяли.

– Ну, это понятно, что не знаете. – Огородник подвинул в Руденко бумагу. – Подпишите пока вот здесь.

– Что это?

– Подписка о невыезде и о неразглашении тайны следствия.

Руденко снова коснулся своего подбородка.

– Что? Вы меня отпускаете?

– Конечно.

Огородник и Руденко встретились глазами, и Огородник добавил:

– Сейчас же не тридцать седьмой год.

– Вот именно.

Руденко размашисто расписался.

– Вот!

Брезгливо отодвинув от себя бланк документа, спросил: «Я могу идти?»

Огородник взял бумагу и убрал ее в стол.

– В принципе, да.

Руденко взялся за край стола, чтобы помочь себе подняться. И именно в этот момент Михаил Григорьевич, как бы между прочим, спросил:

– Подождите секунду! То есть вы убеждены, что не посвящали Аль Фаради в детали вашего проекта?

Руденко уже встал.

– Абсолютно.

– А кто-то из ваших конструкторов?

– Ну, может быть, Ринат Регулаев, по-родственному. Я не знаю. Но какое это имеет значение? Аль Фаради – торговец фруктами, финиками, если мне память не изменяет.

Огородник тяжело вздохнул и покачал головой:

– В том то вся и беда, если бы вы изначально сотрудничали с нами, то мы бы вас сразу предупредили, что по нашим сведениям Аль Фаради – штатный офицер, сотрудник сирийской разведки. Ну, на кого он еще работает…

Огородник развел руками.

– Целый список. Включая «Аль Каиду».

– Не может быть.

Руденко почувствовал тупую боль в груди. Огородник выразительно кивнул головой и тяжело вздохнул. И это телодвижение означало только одно. «Уж мне-то можете поверить!»

Поддаваясь силе земного притяжения, Анатолий Евгеньевич снова опустился на стул и схватился рукой за сердце. Огородник увидел, как кровь отхлынула от лица Анатолия Евгеньевича.

– Что с вами? Вам плохо?

– Простите, что-то сердце закололо.

Огородник посмотрел на дверь и крикнул:

– Принесите воды.

Почти сразу дверь открыли, и в комнату вошел молодой лейтенант со стаканом простой воды. Руденко жадно схватил стакан и сделал несколько глотков. Но тупая боль в левой части груди не утихла. Он с силой сдавил губы, но все равно не выдержал. Застонал.

Перед его глазами встал Аль Фаради. Милый улыбающийся мужчина. Всегда приятно пахнущий дорогим парфюмом. Всегда с большой корзиной фруктов: персиками, финиками, апельсинами. Разговаривающий только о них. И ни о чем больше. Руденко вспомнил, что Ринат всегда называл сотрудничество с ним очень выгодным для их бизнеса. Действительно, он так вовремя появился на их горизонте. В тот момент как всегда не хватало денег. И вдруг! Аль Фаради предложил им поставлять фрукты по необычайно низким ценам. И хотя доля их прибыли в общем объеме оборотов была ничтожна, тем не менее, при определенных обстоятельствах всегда можно будет повернуть дело так, что окажется, будто проект «Жар-птица» финансировался на иностранные капиталы. Да еще с незаконным использованием государственных объектов.

Руденко посмотрел в глаза Огороднику и сквозь красную пелену увидел в его глазах именно эти слова.

Конечно, Анатолий Евгеньевич знал, что рано или поздно у него спросят, почему он тайно использовал государственные объекты. Он всегда сильно рисковал, действуя таким образом. Но опять же всегда тешил себя мыслью, что сможет оправдаться тем, что таким образом ему удалось сохранить информацию о проекте в тайне от иностранных разведок, а предложив государству долю в успешном проекте, может быть даже контрольный пакет, можно было не сомневаться, что ему простят такое прегрешение.

Но теперь…

Теперь все дело выглядело иначе. Продажа государственных секретов. Миллиардный ущерб. Государственная измена. И еще! Он один! Он совершенно один! Его друзья мертвы… Ему некому помочь.

Руденко снова почувствовал жестокий укол в левой части груди. У него могут отобрать все. И причем совершенно бесплатно.

В одно мгновение перед его глазами промелькнула вся его жизнь. Еще три дня назад он был на вершине успеха, и вот теперь вдруг все идет прахом.

Руденко неожиданно захрипел и повалился на бок. Чьи-то сильные руки подхватили его, не дали упасть.

Последними словами, которые он слышал в этой комнате, были слова Огородника с приказом немедленно вызвать врача и слова:

– Что вы ему сказали? Он должен жить. Он нам нужен живой.

Глава 10

Ринат Регулаев. Через два дня после задержания…

Рината Регулаева выпустили из камеры на сутки раньше, чем всех остальных его товарищей.

Капитан Ибрагимов, начальник следственного изолятора, лысый и злой татарин, сам пришел к нему и проводил до выхода из здания.

Он выдал все его вещи и документы быстро и без проволочек, даже деньги в кошельке были оставлены все до копейки, а потом извинился перед Ринатом за то, что не мог выпустить его еще раньше.

Капитан долго жал ему руку и на прощание попросил передать свое искреннее почтение его отцу. Ринат сказал, что обязательно это сделает, и пригласил капитана Ибрагимова к ним в гости. На что тот скромно отказался, сославшись на занятость и неудобство.

Тем не менее, Ринат как подобает обычаю, сказал, что его семья всегда будет ему рада, и, в последний раз пожав руку капитану, вышел на улицу.

А капитан еще долго сидел в своем кабинете и качал головой, удивляясь странностям судьбы. Такой человек просил у него о помощи. Такой человек! Сам Рауф, духовный лидер всех крымских татар. Он был просто вне себя от счастья, что ему улыбнулась такая удача!

Только выйдя из стен здания МВД, Ринат, наконец, смог вздохнуть полной грудью.

Но не потому, что его наконец выпустили. Он был уверен, что то что с ними произошло, было недоразумением, и все в конце концов должно было благополучно разрешиться. Все-таки, они не последние люди в этом городе.

Но Рината всегда угнетало то подобострастие, которое его соплеменники, да и не только они, начинали выказывать ему сразу, как только узнавали, чей он сын. Много лет назад у них с отцом из-за этого уже был большой скандал, который, впрочем, не закончился до сих пор. После этого, отец, чтобы не провоцировать конфликта вновь, никогда не показывал напрямую своего сверхъестественного могущества.

Сегодня же он сам позвонил в следственный изолятор и попросил начальника оказать ему уважение и выпустить его как можно быстрее. Естественно, ему не смогли отказать.

Отец. Зачем он это сделал? Зачем он просил помощи, когда достаточно было просто власти денег?

По его мнению, сейчас был не самый подходящий момент.

Но с другой стороны, если его отец начал действовать открыто и прямолинейно, значит, все-таки что-то случилось.

Неужели началось то, во что он так и не смог поверить? Даже после того, как увидел все сам, своими глазами? Неужели все-таки их жар-птица…

Как только он отошел на достаточное расстояние от здания следственного изолятора, Ринат тут же достал мобильный телефон и набрал номер отца.

Ринат услышал голос отца еще до того, как телефонный сигнал достиг адресата. Он зазвучал где-то внутри него. Так было всегда, когда его отец пользовался своими каналами связи. И, тем не менее, Ринат все равно по инерции приложил трубку к уху. Так было привычнее.

– Привет, папа, это я.

– Здравствуй, Анвар. Тебя уже выпустили?

– Да.

– Отлично. Подожди. Сейчас за тобой приедут.

– Отец, что случилось? Почему ты?

– Не по телефону, сын. Не по телефону. Поговорим дома.

С этими словами отец положил трубку. Ринату ничего не оставалось, как убрать мобильный телефон в карман и ждать. Перед тем, как положить трубку в карман, Ринат посмотрел на индикатор энергии и увидел, что батарея полная.

Это могло означать только одно.

Его отец снова воспользовался возможностями своего шара.

* * *

Полное имя Рината Регулаева было Ринат-Анвар Регулаев-Фаради. Именно так было записано в его свидетельстве о рождении. Однако, когда пришла пора получать паспорт, Ринат самостоятельно сократил свое имя на более простое и более привычное для слуха. Почему он так поступил?

Сейчас он мог себе честно признаться, что сделал это, чтобы наконец показать отцу свою самостоятельность. Он хотел доказать отцу, что фамилия, которой тот так гордился, все же не самое главное у человека. Что в мире можно добиться многого и не имея поддержки со стороны влиятельных родственников. Своим трудом, своими знаниями, своими силами. Обычный юношеский максимализм!

Но он до сих пор помнит хмурые, сведенные в один суровый изгиб брови отца при виде его паспорта. И молчание, которым он наградил его, возвращая ему его первый документ.

За праздничным столом сидели их многочисленные родственники, слетевшиеся со всего света. Они уже держали в руках бокалы с вином, готовые слушать тост за здоровье нового полноправного члена общества, но …

Отец молчал. Замолчали и гости. В старинном зале их трехэтажного дома на берегу Черного моря возле Алупки воцарилась мертвая тишина.

Положение спасла бабушка, уважаемая Ситора Алиевна, которая, заглянув через плечо своего внука, глянула в еще раскрытый паспорт и, как будто ничего не случилось, хмыкнула.

– Ну вот, он тоже повторил твой подвиг, Рауф! Нечего этому удивляться. Он твой сын.

И его отец впервые в жизни при всех разразился громкой бранью. Чем очень удивил Рината. Раньше такого отец никогда не допускал.

– Какого черта! – кричал он, белый от гнева, – какого черта! Тогда я был вынужден это сделать. Неужели ты не понимаешь! Вы-нуж-ден! Мы жили при таком строе, когда наша княжеская фамилия могла только помешать! А зачем он это сделал сейчас? Нет, Вы мне объясните? Зачем это было ему нужно сейчас?

Бабушка Ситора дождалась, когда ее сын выплеснется, и невозмутимо ответила:

– Не волнуйся, придет время, и он также, как и ты, все поймет и сам впишет твою фамилию к себе в паспорт. Еще не пришло время, Рауф! Подожди…

Отец извинился перед гостями, поднял бокал вина, произнес короткий тост: «За моего сына!», потом до белизны сжал губы и опустился на свое место.

Он никогда не спорил со своей матерью, мудрейшей женщиной. Но и пить из бокала не стал, только слегка коснулся его края губами.

* * *

Ситора Алиевна Регулаева была дочерью благородного Али Регулаева, известного в Крыму торговца и промышленника, одного из самых влиятельных и богатых членов татарской диаспоры в России.

Трехэтажный дом Али испокон веков стоял на краю Алупки у самого моря и служил маяком для всех контрабандистов Черного моря еще в те времена, когда одна шестая часть суши называлась Российской империей.

Разные корабли приставали к скалистому берегу возле его дома, но чаще всего это делали небольшие и юркие фелюги, которые ходили под флагом одноглазого Сегебека, отважного мореплавателя и главы древнего и могущественного княжеского рода Фаради.

Никто не знал, какому племени принадлежали эти Фаради. Кто-то говорил, что они ассирийцы, кто-то – цыгане, а кто-то – потомки финикийцев. Но для самих Фаради это было не важно. Для этой семьи никогда не существовало никаких запретов и границ. Они никогда никому не платили дани и никогда не имели никаких паспортов, потому что знали все тайные тропы и пути через все границы мира. И по этим дорогам, как по кровеносным сосудам, день и ночь текли их караваны с товарами, с грузами, с информацией, которая двигала тайными рычагами, управляющими миром….

И ничто не могло остановить этого течения.

Люди говорили, что если лодки и караваны князей Фаради перестанут пересекать границы, то земля встанет и провалится в тартарары. Это была, конечно, легенда, красивая сказка, но…

Даже когда железный занавес Советского Союза был наброшен на побережье Крыма, фелюги Сегебека продолжали приставать к берегу Али с завидным постоянством. Почти каждую ночь они, ведомые по звездам твердой рукой опытных капитанов, выныривали из морского тумана и подавали условный знак встречающим на берегу…

В ту пору Сегебек Фаради поставлял Али из Турции тонкую кожу. Али же покупал ее оптом и шил из нее обувь, которая пользовалась большим спросом на всем побережье. Одновременно Али продавал Сегебеку посуду из бронзы и женские украшения собственного производства из серебра, которые всегда хорошо шли на базарах Анкары и Константинополя.

В общем, у них было все хорошо и по-семейному отлажено, как в хорошем механизме. И когда старшему сыну Сегебека Рауфу приглянулась Ситора, дочь Али, никто не стал им препятствовать. Даже наоборот, все были несказанно рады. Наконец-то два древних рода объединятся кровными узами. Свадьба была пышная и веселая.

Но порадоваться жизни молодые не успели…

Как оказалось, над их судьбой уже нависла жестокая рука Сталина! Он приказал в двадцать четыре часа выселить всех крымских татар в казахские степи. Выселение проводилась как большая войсковая операция. В это время Рауф как раз находился в море. Он даже не догадывался о страшной беде, которая нависла над его женой и тестем, и ничем не мог им помочь.

Он просто вел свою фелюгу прямым и выверенным курсом к дому Али. И мечтал о том, как пристав к берегу, сначала обнимет свою любимую жену, а потом снова спустится с мудрым Али, в подземелье, и тот будет ему рассказывать о тайнах мироздания и неисповедимых путях господних, которыми, оказывается, руководит его отец…

В последнее время Али и его отец часто говорили ему об этом, готовя посвятить в какую-то тайну, которой владели их семьи…

С такими мыслями он совершенно забыл о бдительности.

Не дождавшись условного знака с берега, Рауф причалил прямо на пустынном пляже напротив дома Али. Когда же он выскочил из фелюги, то вместо радостных криков жены и тестя, его встретили ружейные выстрелы чекистов…

Рауф чудом уцелел, был арестован и осужден за подрыв экономики Советского Союза. В тюрьме его долго допрашивали на предмет тайных кладов семьи Фаради и семьи Регулаевых, которые якобы были сокрыты в Крымских горах, но он ничего не знал про это, вернее не успел узнать, и поэтому не мог ничего сказать следователям.

В конце концов, ничего не добившись от него, его отправили на урановые рудники искупать свой грех перед Советским союзом. На рудниках он прожил недолго и умер, так и не узнав, что у него родился сын, которого в его честь назвали Рауфом.

* * *

Отец Рината, Рауф Рауфович Фаради-Регулаев, родился в 1947 году в казахских степях. Воспитанный в духе коммунистической морали, он до зрелого возраста относился к рассказам матери о своем князе-отце и его многочисленных богатых родственниках за границей, которые были якобы хранителями великого знания бытия и несметных сокровищ, как к сказке, которую мать придумала, чтобы скрыть истинную биографию отца.

Рауф всегда считал, что, на самом деле, его отец был самым простым контрабандистом и вором, которого осудили за кражу народного имущества. И очень стыдился этого.

Его больше всего привлекали рассказы матери о своем дяде, дважды Герое Советского Союза Амет-Хан Султане, и о другом их родственнике, Герое Советского Союза, пехотинце Абилове. Портреты этих воинов висели тогда во всех домах крымских татар.

А что князья! Что за пути? Какой маяк? Какие клады? Сказки все это! Все знания мира сосредоточены в другом месте. После армии, не возвращаясь домой, он поступил в Московский авиационный институт имени Серго Орджоникидзе. И уже в ранге студента председателя комсомольской организации курса принял самое активное участие в организации и проведении Международного фестиваля молодежи и студентов.

Вот во время этого фестиваля и произошла почти случайная встреча с его дядей Фазилем Фаради. Почти, потому что Фазиль специально приехал в СССР, чтобы отыскать своих пропавших родственников. Честно говоря, шансов у него было не так уж и много, и тем не менее они встретились.

Во время одной из конференций, куда Фазиль пришел в составе делегации курдской молодежи, он услышал выступление молодого парня по фамилии Регулаев, очень похожего на его старшего брата Рауфа. Конечно, он его никогда не видел. Фазилю просто не раз показывали фотографию погибшего в России брата.

Фазиль подошел к Рауфу и поинтересовался, не имеет ли он какого-то отношения к древнему княжескому роду Фаради.

Рауф рассмеялся и ответил, что ему часто задают такой вопрос в компетентных органах, на что он всегда отвечает, что ничего не знает насчет князей. Фамилия Фаради действительно стоит в паспорте его матери, но только у нее. Она взяла эту фамилию, когда выходила замуж. Но ее муж, мой отец, никогда не был князем. Он был простым рыбаком. Рауф постеснялся произнести вслух слово «контрабандист».

Фазиль не стал с ним спорить. Он понимал, почему Рауф так говорит, поэтому просто предложил ему прогуляться по ночной Москве.

Так началось их знакомство.

Они были практически одногодками. Фазиль бы младшим сыном Сегебека, от последней жены. И родился всего лишь на три года раньше Рауфа. Поэтому единственное, чем они занимались в Москве, было ухаживание за девушками и употребление крепких, чаще всего иностранных, алкогольных напитков, которые Фазиль легко и непринужденно доставал, используя свои связи в посольских кругах.

Уже этим он выделялся в среде коммунистической молодежи, не считая дорогой одежды и благородной осанки. Для Рауфа также было большой дикостью то почтение, с которым к нему относились все члены делегации. Они были чуть ли не его слугами, готовыми выполнить любое его желание. Однажды Рауф пошутил по этому поводу, но Фазиль шутки не понял и сказал, что здесь нет ничего смешного.

– Это действительно так, – сказал он. – Они все мне служат. Причем за очень хорошие деньги.

Фазиль рассмеялся, увидев вытянувшееся лицо Рауфа.

– Да, нет, ты не понял. Я же ведь не курд. Просто моя семья финансирует их армию и их борьбу за независимость от Турции. – И потом поправился и добавил. – Наша с тобой семья. Поэтому каждый курд считает своим долгом выказать мне и тебе свое уважение! И мы должны с почтением принимать его. Потому что чтобы ты там ни думал, мы с тобой все-таки князья, наследники древнего княжеского рода, от которого зависит очень много на нашей планете.

Теперь уже Рауф не посчитал нужным его переубеждать. Мало ли что в голове у иностранца, но, тем не менее, решил после окончания фестиваля доложить о своем странном родственнике куда следует, чтобы в будущем это не повлияло отрицательно на его карьеру.

Однако он так и не сделал этого.

Перед самым окончанием фестиваля Фазиль предложил Рауфу съездить к его матери. Учитывая то, что Рауф так ни разу и не был у нее после поступления в институт, он согласился.

И только здесь, в доме своей матери, рано постаревшей, но все еще красивой женщины, он понял, что все ее рассказы об их княжеском происхождении и о тайных кладах в горах Крыма на самом деле далеко не сказки…

Глава 11

Ситора Фаради. Тайна винного погреба

Ринату часто в детстве рассказывали историю знакомства дяди Фазиля с бабушкой. Отец в деталях рассказывал ему о том, как дядя Фазиль показал ей старинные манускрипты, написанные на древнем языке, а она, надев на нос очки, углубилась в их чтение, чтобы после прочтения сказать: «Да, ты брат моего мужа, поэтому можешь взять это!» И достала из шкатулки старинный амулет в виде какой-то гордой птицы.

Отец также не раз объяснял Ринату, почему он бросил авиационный институт и поступил на исторический факультет МГУ. Нужно было получить доступ к архивам КГБ и узнать место смерти его деда и прадеда, а также найти бумаги Али, изъятые при обыске.

В то время это было доступно только специалистам.

Ведь амулет на самом деле был ключом к подземному храму, где хранились богатства, накопленные их дедами. Бабушка была уверена, что чекисты так и не смогли добраться до них. Но и им самим еще предстояло найти вход в это хранилище. Ведь во все времена туда было разрешено входить только мужчинам. Женщины же были лишь хранительницами ключей.

Амулет этот хранился на самом видном месте, на стене в комнате Ситоры, и Ринат никогда не видел, чтобы его когда-нибудь снимали со стены. Младшим из-за этого вообще было строжайше запрещено даже заходить в комнату бабушки. Однажды Ринат, улучив момент, все же пробрался к амулету и взял в руки эту птицу. Она была теплая и будто живая. Казалось, что она спала. Как только он взял в руки птицу, ему показалось, что она стала просыпаться, и изнутри у нее стал светиться белый свет. Ринат испугался, бросил амулет и убежал.

Много позже он понял, что амулет был сделан из того же самого металла, что и их «Жар-птица». А форма «Жар-птицы», которую он придумал и изобразил в чертежах, напоминала форму амулета. Видимо, между амулетом и самолетом всегда существовала какая-то странная связь, но Ринат не мог понять, в чем она выражалась.

После того как Ринат изменил свою фамилию в паспорте, он не разговаривал с отцом более десяти лет и был уверен, что отец абсолютно не интересуется тем, чем он занимается. А именно его успехами в авиации и конструировании.

Как оказалось, отец знал о нем все. Причем до малейших деталей. Мало того, он также знал о том, что проект испытывает некоторые финансовые трудности.

Отец сам позвонил и сказал ему об этом.

– Я знаю, что у тебя проблемы, Анвар, – отец назвал его вторым именем, тем самым, которое он не вписал в паспорт. – Я хочу тебе помочь.

– Как?

– Приезжай домой на выходные к бабушке. И поговорим об этом.

– К бабушке? – Ринат немного заколебался, обдумывая такое предложение, а потом все же ответил:

– Хорошо, приеду.

После этих слов отец положил трубку, а Ринат тут же поехал в кассу и купил билет на ближайший самолет до Симферополя.

* * *

Первым, кого Ринат увидел, выйдя из здания аэропорта, был его отец. Он стоял возле своей машины, белой «Волги» с темными стеклами и фасонистыми дисками. В белом льняном пиджаке, со значком заслуженного деятеля культуры Крыма, в неизменной татарской шапочке, он скромно смотрел на выход из аэропорта. Его седая как лунь голова с благородным греческим профилем была высоко поднятой. Он смотрел на своего сына снизу вверх, слегка прищурясь и с хитринкой.

– Ну, как ты, Анвар?

– Нормально, апа. Все нормально. Как бабушка?

Они обнялись, похлопав друг друга по плечу. Потом отпустили друг друга и еще раз обнялись.

– Бабушка ждет тебя дома, – сказал отец, прижимаясь к груди сына. – Как всегда, готовится печь лепешки. И дядя Фазиль тебя тоже ждет.

– Дядя Фазиль? – спросил сын, отстраняясь от отца. – Он что? Прилетел из Стамбула?

– Да, – ответил отец. – Специальным рейсом.

– Что это значит, отец? – нетерпеливо спросил Ринат.

– Поехали домой. Сам все узнаешь.

«Волга», как большой комфортабельный корабль, мигая огнями, медленно и аккуратно развернулась на автостоянке и выехала на трассу…

Ринат отвернулся от отца и стал смотреть в окно. «Если бабушка готовится печь лепешки, и дядя Фазиль приехал специальным рейсом из Стамбула, значит, – он усмехнулся, – снова будут уговаривать насчет фамилии в обмен на финансовую поддержку дяди Фазиля. Ну, что ж. Может быть, теперь действительно стоит это сделать?»

В тот момент строительство «Жар-птицы» действительно начало тормозиться из-за того, что первые деньги, полученные от военного транша, как раз подошли к концу, и им срочно требовались дополнительные вливания, чтобы выйти на новый уровень развития проекта.

Однако, когда они приехали в их родовой дом на берегу моря, там никто ему насчет фамилии даже не заикнулся. Его сразу повели в комнату бабушки, и он увидел, что амулет, висящий на стене, светится неярким зеленым светом с розовыми оттенками.

Войдя в комнату, Ринат как будто споткнулся об этот свет и недоуменно посмотрел на своего отца и бабушку.

– Что это?

– Наше родовое проклятие, – с усмешкой ответила ему бабушка. – Он начал светиться сразу, как только вы начали создавать свою «Жар-птицу», перейдя от чертежей к созданию первой модели из лунного камня.

– Почему?

– Все дело в металле, который вы используете и из которого сделана эта птица. Это лунный камень. Он живой и чувствует. Чувствует каждого своего сородича.

Бабушка взяла в руки амулет и передала его Рауфу.

– Теперь ты покажи ему.

Неожиданно Ринату показалось, что в руке у бабушки светится не птица, а ключ. Простой ключ, как в сказке про Буратино, которую она так любила рассказывать ему в детстве. Однако, когда отец взял в руки этот ключ, он снова стал птицей, со сложенными крыльями. Отец дал возможность Ринату рассмотреть ее и кивнул головой.

– Пошли. Сейчас все поймешь.

Они вышли из комнаты бабушки и застали в гостиной дядю Фазиля. По винтовой лестнице в винный погреб они спускались уже втроем. Пройдя через бесконечную череду дубовых бочек, они остановились у самой дальней стены.

Стоя перед стеной, Ринат отметил еще одну особенность. Обычно отец всегда включал в погребе свет при помощи электрорубильника, который находился наверху в прихожей дома. Но сегодня они вошли в зал, не включая рубильника, и, тем не менее, в подвале было светло. Можно было даже рассмотреть высокие потолки. Источников света было два. Амулет в руках отца и сама стена. Она светилась изнутри. И света было много.

Ринат бывал в этом подвале не раз, но раньше, видимо, из-за того, что света всегда не хватало, он не обращал внимания на то, что задняя стенка винного погреба имеет необычную выпуклую форму. Как будто в стене замурован шар. Сейчас же стена светилась, и было видно, что она неоднородна, что это действительно шар, стенки которого уходят глубоко вниз, внутрь скальной породы. И шар был как бы впаян в нее.

– Что это? – не удержался от восхищенного возгласа Ринат.

– Сейчас узнаешь, – ответил ему отец.

Отец подкинул амулет, и птица ожила. Взмахнув крыльями, она полетела к шару и, как будто ласточка в гнездо, влетела в одно из невидимых отверстий в стене. Практически сразу перед Рауфом, Ринатом и дядей Фазилем раскрылись двери, как в лифте.

Из шара на них брызнул еще более яркий слепящий свет, который, впрочем, вскоре стал приятным и успокаивающим.

– Ну, что ж, – подал голос до этого молчавший дядя Фазиль, – пришло время показать мальчику нашу сокровищницу. Пошли, Ринат, сейчас тебе все станет понятно.

С этими словами Фазиль легко переступил границу шара и исчез за полосой света, за ним также легко в шар вошел и Рауф.

Ринату ничего не оставалось, как последовать их примеру.

Внутри шара почти ничего не было. Ничего, с точки зрения земной техники. В центре шара светилась и потрескивала… шаровая молния. И запах в шаре был как после весенней грозы. Как только трое мужчин подошли к ней на расстояние вытянутой руки, она изменила свет и выбросила вперед три похожих на щупальцы осьминога луча.

Рауф и Фазиль доверчиво подставили под их свет свои лица. Ринат увидел, как свет проник в его отца и дядю где-то на уровне третьего глаза, и они стали светиться изнутри, но самого Рината луч не коснулся.

В последний момент Ринат инстинктивно закрыл свое лицо ладонью, и его свет остановился в нескольких сантиметрах от его глаз, медленно покачиваясь из стороны в стороны на манер кобры.

– Не бойся, – услышал он голос своего дяди. – Доверься ему. Расслабься и выкинь из головы все дурные мысли. Пусти свет внутрь себя.

Ринат посмотрел на отца. Тот одобряюще кивнул головой.

– Убери руку.

Ринат медленно опустил свою вспотевшую ладонь и вытер ее о ткань брюк.

Луч медленно коснулся его лба. Ринат глубоко вздохнул, ожидая чего-то похожего на удар электрическим током, но ничего подобного не произошло. Вообще ничего не произошло. Просто он сразу все понял. Кто его дядя и его отец. Что это за свет. И откуда прилетел их шар. Про амулет и бабушку. Все, все, все. Это было похоже на пакетную передачу информации, которую ему вложили в голову … его же отец и дядя. Да, да. Шаровая молния тут была не при чем. Вернее сказать, в данном случае она была не при чем. Сейчас она просто служила передаточным звеном, ретранслятором.

Ринат понял, что информацию про ретранслятор ему тоже вложили в голову только сейчас его отец и дядя. А поняв, что это ретранслятор, он понял, что при помощи него можно проникнуть в мозг любого человека и забрать у него его мысли или вложить в него свои. Понял также четко, как восход и заход солнца.

Достаточно только направить к нужному человеку этот луч света или миллионы лучей. Причем это было так просто, что он уже был готов это сделать, но в этот момент отец сказал: «Стоп! На сегодня хватит! Для того чтобы понять мысли мира ты еще не созрел!»

Подчиняясь воле отца, луч света отринул от лица Рината и спрятался в недрах шаровой молнии. Вслед за ним туда же нырнули и два первых луча.

Отец взял потрясенного Рината за плечо с одной стороны, а Фазиль с другой стороны, и они вывели упирающегося молодого человека из шара.

Как только они вернулись в подвал, двери шара тут же закрылись, и птица, вылетев из стены, нырнула в руку Рауфа, став снова обычным амулетом.

– Что это было? – спросил Ринат, смотря через плечо на глухую стену. Он знал ответ, ведь ему только что все вложили в его голову, и в то же время не знал. Он хотел еще что-то спросить у своего отца и дяди, но понял, что и на эти вопросы он знает ответы.

И все слова сейчас ни к чему. Это было так неожиданно, что самой естественной реакцией для него стали слезы. Они сами собой навернулись у него на глазах, и он вдруг неожиданно для себя решил попросить прощения у своего отца.

– Прости, отец! Я не знал!

Отец ничего не ответил. Он лишь снова похлопал его по плечу и сказал:

– Идем. Тебе сейчас надо поспать. А потом мы еще с тобой поговорим!

Глава 12

Седьмая капсула

Ринат вышел на обочину дороги и стал ждать машину, которую послал за ним отец. Через десять минут из транспортного потока выскочила желтая «Газель» и, проскочив несколько метров вперед, остановилась. Водитель посигналил и начал сдавать назад.

Ринат подумал, что это была маршрутка, поэтому замахал рукой. «Проезжай!». Но маршрутка все-таки доехала до него задним ходом. Молоденький водитель вышел из кабины, открыл боковую дверь микроавтобуса и пригласил Рината войти внутрь.

– Ринат Рауфович, садитесь, пожалуйста! Ваш отец прислал меня за вами!

Сначала Ринат очень удивился такому выбору отца, но потом подумал, что, пожалуй, это лучше, чем какая-нибудь иномарка. «Газель» явно будет меньше привлекать внимания к его персоне.

Ринат залез в салон, сел на сидение и поблагодарил парня.

Водитель закрыл за ним дверь и занял место перед баранкой.

Микроавтобус снова влился в общий транспортный поток и, притормаживая на светофорах, направился в сторону загородного дома Рината.

Несколько лет назад он купил небольшую дачу и участок леса на берегу Оки в тридцати километрах от Петлякова. Отец ждал его там. До дачи ехать было минут десять, но сейчас в середине дня из-за плотности движения минут двадцать и даже тридцать.

Ринат ехал, смотрел в затылок водителю и думал: «Интересно, а он сейчас везет меня по своей воле, по воле отца или по моему желанию? Где та граница, за которой заканчивается собственная воля человека и начинается воля другого?»

Будто реагируя на его мысли, водитель спросил Рината:

– Не возражаете, если я музыку включу?

Ринат улыбнулся и ответил:

– Включай!

«Интересно, а на какую волну он сейчас настроится?»

Водитель повернул тумблер, и салон наполнился звуками «Радио Шансон».

Ринат вздохнул. «Ну, что ж! Пусть будет “Шансон”!» А сейчас это его личный выбор или…?»

– Извини, уважаемый! А ты всегда это радио слушаешь?

Водитель ответил, не поворачивая головы, глядя в зеркало заднего вида.

– А что, прикольно! Вам не нравится? Давайте «Авторадио» включу, тоже ничего.

Ринат вяло махнул рукой.

– Да нет. Оставь как есть.

Он отвернулся и стал смотреть на мелькавшие мимо пейзажи, совершенно не прислушиваясь к звукам, льющимся из колонок, и, тем не менее, осознавая, что они проникают внутрь него, и пусть понемногу, по чуть-чуть, но перестраивают его организм на свой лад.

* * *

После той первой встречи с шаром Ринат проспал почти сутки, а когда проснулся, то понял, что внутри него и в его жизни произошли какие-то необратимые изменения. Однако он не сразу понял, какие именно.

Он встал, вышел из своей комнаты, прошел на кухню. Его отец, дядя Фазиль и бабушка Ситора сидели за большим круглым столом и готовили лепешки. Увидев его в проеме двери, заспанного и с всклокоченными волосами, они засмеялись, поприветствовали его и предложили присоединиться.

Еще полусонный Ринат сел за стол рядом с отцом и дядей, взял в руки тесто, помял его и аккуратно раскатал на доске. То же самое сделали и отец с дядей.

Бабушка подхватывала раскатанные мужчинами кусочки специальной деревянной лопаткой и отправляла их в печь. Обжаренные лепешки она ловко вытаскивала из печки и кидала на большое блюдо, стоящее в центре стола.

К тому моменту, как пришел Ринат, в середине стола уже возвышалась большая горка ароматного хлеба, но бабушка не останавливалась и требовала от мужчин все новых и новых лепешек. Рядом грелся большой самовар.

– Как спалось, Ринат? – спросила бабушка, не отрываясь от работы.

– Нормально.

– Вот и хорошо, кушай лепешки, пока горячие.

– Спасибо, ба, – ответил Ринат и посмотрел на отца. – Могу я спросить?

Отец улыбнулся.

– Да, здесь все свои. Спрашивай, если сможешь. Мы ответим тебе на любой вопрос.

Ринат открыл рот, чтобы спросить, но снова, как внутри шара, понял, что уже знает ответ на свой вопрос. Все ответы появлялись в его голове раньше, чем он успевал облечь их в словесную форму.

Видя, как он пытается выдавить из себя хоть слово, его родственники заулыбались. И Ринат вдруг отчетливо увидел себя со стороны, давящегося словами. Ему тоже стало смешно. Только после того, как первая волна смеха прошла, он, наконец, смог сказать:

– Как это происходит?

В голосе отца появилась довольная нотка.

– Вот теперь мы можем поговорить нормально, как обычные люди.

Ринат удивился:

– Что это значит? Мы что, необычные люди?

В уголках глаз отца снова проскочила улыбка.

– Обычные, конечно. Но не все так просто. Я имею ввиду – поговорить, используя более привычную, но, увы, несовершенную форму мысли.

Ринат кивнул головой. Он понял, что речь идет о словах, о человеческой речи. Отец взял в руки новую порцию теста, помял ее.

– Отвечу на твой вопрос. Увы, никто не знает, как это происходит. Собственно, поэтому ты и не смог найти точного ответа на этот вопрос у себя в голове, и мы не могли тебе его передать по нашим внутренним каналам связи. А все, что не точно, как раз и передается словами.

– Не понял?

– Чтобы ответить на твой вопрос в том понимании, в котором ты его задал, нужно понять, что такое свет. Понять его сущность.

Ринат удивленно поднял брови.

– Свет?

– Ну да. Мы же знаем о нем слишком мало. Если не сказать больше: вообще ничего не знаем.

– Но я не это хотел спросить, – воскликнул Ринат.

– А что? – спросил молчавший до этого дядя Фазиль.

Ринат прикусил губу.

– Я хотел узнать, как я об этом узнал.

Дядя Фазиль хмыкнул.

– Та же лодка, только с другого бока. Ответь на вопрос: «Что такое свет?» и поймешь, как ты об этом узнал.

– Хватит! – Бабушка Ситора хлопнула лопаткой по лбу дядя Фазиля, как какого-то нашкодившего мальчишку. – Хватит мучить мальчика! Просто еще раз словами расскажите ему все, что он уже знает. Простыми словами. Дайте ему какую-то опору. Он уже устал падать вниз.

Отец и дядя Фазиль переглянулись, и отец сказал.

– Ну ладно, я начну, а ты потом продолжишь.

Дядя Фазиль согласно кивнул головой. Отец повернулся к Ринату.

– Слушай. Все, что ты вчера видел, я имею в виду шар и амулет, имеет неземное происхождение. Для того, чтобы в это поверить, необходимо полностью перевернуть в своей голове историю человечества. Ты готов на это?

Ринат кивнул головой. И Рауф продолжил.

– Собственно говоря, человечество тоже имеет неземное происхождение. – Увидев, как округляются глаза Рината, он добавил: – Да – да, не удивляйся, наша с тобой прародина – это не планета Земля.

Ринат опомнился и хмыкнул.

– Я слышал уже такую теорию от Виктора Иванова.

Рауф снова кивнул головой.

– Да, только он дошел до этого путем сложных умозаключений, сопоставляя лишь разрозненные второстепенные факты, а в нашей семье это известно доподлинно, потому что мы на протяжении уже сотни веков являемся хранителями одного из последних спускаемых аппаратов-капсул межпланетного космолета.

– Космолета?

– Ну да.

– А что значит «одного из»? Такие шары есть где-то еще?

– Были. Этот последний. Остальные все уничтожены.

– Кем? Зачем?

– Теми, кто не хочет иметь никаких контактов со своей пра-Родиной.

– Прямо концлагерь какой-то.

Дядя Фазиль кивнул головой.

– В точку попал.

Отец добавил:

– Ну, не совсем концлагерь. Когда речь идет о целой планете, то лучше всего это называть «инферно». Хотя, по сути, ты прав, скорее – это тюрьма, резервация. Или даже нет – исправительная колония.

– Для кого?

Отец замолчал, раскатывая лепешку, собираясь с мыслями. Молчал он где-то примерно пять минут, и его никто не торопил с ответом. Наконец он все же продолжил:

– Наиболее правильный ответ на твой вопрос все же будет «для нас». Но иметь надо в виду не наши паспортные и физические данные, а ту субстанцию, которая находится внутри нашего тела. То, что в религиях называют душой.

Ринат засмеялся.

– Я так и знал, что ты про это скажешь. Но это означает, что шаровая молния, которая находится внутри шара, есть …

Ринат запнулся. Отец и дядя, улыбаясь одними глазами, терпеливо ждали, когда же он, наконец, произнесет то, что никак не хотело слетать с его губ.

– Ну, что же ты замолчал? Все правильно! Да это и есть БОГ. Или если говорить правильнее, БОЖЕ, бортовой определитель желаний.

Ринат опустил голову и принялся изучать рисунок стола. Пока он молчал, горка лепешек подросла еще на несколько сантиметров.

– Так просто, – просто поразительно, – не совсем в тему, наконец, выдавил из себя Ринат.

– Что именно? – одновременно спросили бабушка, отец и дядя.

– Ну, мы все говорим – бог, бог. Я его почему-то всегда представлял седым старичком, сидящем на облаке. А он, оказывается, вон какой. Хм… А от кого вы охраняете его? И самое главное, зачем?

– Неужели не понятно?

– Пока нет.

Отец хмыкнул.

– Уверен, сейчас ты подумал о всемирном счастье и благоденствии. О том, что его нужно раскрыть и предоставить доступ к нему всем желающим.

– Да, конечно. Люди смогли бы понимать друг друга на уровне подсознания. Скольких бы тогда проблем можно было избежать. Сколько судеб не было бы сломано.

– К сожалению, это невозможно. Вернее, возможно, но не с нашим БОЖЕ.

– А что у него не так?

– Мы же говорили, это бортовой определитель желаний. С малым радиусом действия и запасом энергии. Он не может осчастливить всех. Только подготовленных.

– Но…

– Никаких «но». Уже шесть бортовых определителей было уничтожено из-за этого «но»… Шесть! Этот седьмой и последний.

– Что ты имеешь в виду?

– Много веков назад, когда космолет только подлетел к неизученной планете Торманс, так называется Земля на межгалактическом наречии, было принято решение высадить на планете комплексную научную экспедицию с целью изучения пригодности планеты для жизни. Несколько спускаемых аппаратов приземлилось в разных концах дикой планеты. Один опустился – в Южной Америке, другой – в Африке, третий – в районе Тибета, четвертый – на севере, в Карелии, пятый – возле Алтая, шестой аппарат, резервный, – в Антарктиде.

Это были обычные научные группы, посланные с космолета для изучения природы, условий жизни и сборов образцов местной флоры и фауны. БОЖЕ в составе каждой группы были маленькие, портативные, для определения и воплощения самых простых бытовых желаний и координации действий одной отдельной группы. Однако через какое-то время все шесть групп одна за другой прекратили связь с космолетом.

– Почему?

– Как оказалось, некоторые из экспедиций допустили контакт БОЖЕ с приматами. Они использовали БОЖЕ для того, чтобы у обезьян появился разум. Кому-то показалось, что таким образом они лучше выяснят их быт и пути миграции. И это, с одной стороны, было правильное решение, а с другой – ошибочное.

– Почему?

– Разумные обезьяны стали вести себя неадекватно с точки зрения межпланетной логики. Они научились действовать сообща, группой. Мало того, среди них нашлись предводители, которые смогли их объединить в стаи, которые, в свою очередь, стали методично уничтожать мужскую часть экспедиций. С женщинами же они предпочитали скрещиваться, чтобы появлялось потомство. Уничтожив мужчин, они стали полновластными хозяевами капсул и определителей желаний. Но определителей было ничтожно мало. Их сфера деятельности была ничтожна мала. Началась борьба за обладание БОЖЕ. На земле началась бойня, которая в мифологии описывается как война между богами и атлантами. На самом деле, это была битва между теми, кто обладал БОЖЕ, и теми, кто хотел ими обладать.

Специалисты космолета решили вмешаться и стерилизовать зараженную территорию.

– Стерилизовать? Как?

– На нее был послан метеорит, который должен был изменить угол наклона земной коры, что привело бы к перемещению огромной массы воды. Она смыла с лица планеты все живое.

– Где-то это я уже слышал.

– Конечно. Это легенда о Ное. Он был сыном астронавигатора первой капсулы и вождя одного обезьяньего племени. Он смог вовремя предугадать приближение метеорита и предупреждал всех об этом, но его не слушали. Тогда он построил большую деревянную лодку и при помощи своего БОЖЕ призвал на ее борт всех животных.

Метеорит упал, потоп свершился, земля была очищена, но Ной, как все мы знаем, спасся.

За то время, пока лодка находилась в плавании, был израсходован практически весь ресурс БОЖЕ. Ведь надо было держать в подчинении, в любви и согласии большое количество животных. Очень сложная задача для стандартного бортового определителя желаний.

– Но ведь вода уничтожила не всех и не все?

– Да, тем, кто выжил после зачистки, было разрешено существовать в виде управляемого эксперимента. Для оперативного управления экспериментом на планету была послана седьмая капсула с более мощным БОЖЕ и специальным заданием. Всесторонне изучить это явление и найти против него противоядие.

– Седьмая экспедиция – это наша семья?

– Да. Согласно полетному заданию, мы должны были следить за передвижениями и использованием всех оставшихся пяти бортовых определителей желаний, а также составлять протоколы в случае их уничтожения и утилизировать остатки.

– Вы сказали, что на земле остался только один БОЖЕ, наш? Почему?

– Даже после зачистки неразумное человечество ничего не поняло и само одного за другим уничтожило всех своих богов.

– Как?

– Что удивительно, практически одним и тем же способом. В какой-то момент времени обладатели БОЖЕ для доказательства своего могущества и более точного управления массами начинали строить высокие сооружения и размещать на его вершинах БОЖЕ без защитных капсул.

– Пирамиды?

– Да, пирамиды, башни. Но это же бесполезно. БОЖЕ, как молния, единожды вспыхнув, угасал навсегда. Ввергая толпу в бесчинства и разорения.

– Не понял, поподробнее?

– Ну, причина опять та же. Малая мощность БОЖЕ и неподготовленность толпы. Когда каждый вдруг получал возможность читать чужие мысли, то оказывалось, что они не такие уж светлые и чистые. Оказывалось, что сосед, стоящий рядом, думает только о том, как ограбить тебя, да и сам ты не против поживиться его имуществом в случае чего. Вот и получалось, что как только БОЖЕ зажигалось над ними во всей красе, начинался не всеобщий праздник, а всеобщее самоубийство и полная деградация.

– А что было потом, когда солнце гасло?

– Наступало запоздалое прозрение. И когда окончательно понимали, что БОЖЕ больше не действует, начинали создавать вокруг него культ. В основном, использовали мысль, что с богом напрямую могут разговаривать только избранные, а остальные могут общаться с ним только через них.

– А потом начиналась война?

– Ну, да. Потеряв своего бога, простые люди начинали деградировать. Верхушка же, желая снова заполучить БОЖЕ, посылала их на войну, маскируя это интересами нации, захватом новых территорий.

– Вторая мировая война тоже была борьбой за обладание Богом?

– Сначала Гитлер хотел отнять Бога у Сталина. Но Сталинский БОЖЕ погас в первые дни войны. Он разместил его в рубиновую звезду на башне Кремля. Рубин усилил действие и помог ему отогнать немцев от Москвы.

– Почему война после этого не закончилась?

– На территории СССР был наш БОЖЕ, боже седьмой экспедиции. Оба диктатора знали об этом. Но дед Али сказал, что не даст никому из них доступа к аппарату.

Тогда Гитлер, продолжая воевать на два фронта, отправил экспедицию в Антарктиду, где была спрятана капсула с шестым БОЖЕ. А Сталин все это время пытался уговорить нашего деда отдать ему Бога. Сначала – по хорошему, потом – по плохому. Но тот так и не согласился.

– И что с шестым БОЖЕ?

– В конце войны немцам удалось найти последнюю капсулу и даже привезти ее в Германию. Но мало найти капсулу, надо ведь еще проникнуть внутрь. А ключа у них не было. Капсула досталась победителю.

– Сталин открыл капсулу, и она снова перегорела?

– Нет. Первая советская экспедиция доставила капсулу на Луну, рассчитывая, что при помощи контактов с космолетом, они ее откроют и получат доступ к БОЖЕ. Но с ними там без ключа на связь никто не вышел. Космонавты погибли и не вернулись. Американцы со своей экспедицией тоже достигли Луны и даже вошли в контакт с сотрудником станции слежения, но тот вежливо попросил их удалиться с его территории. Их разум не был подготовлен к этому, и они сошли с ума.

– Не понял, а причем здесь Луна?

– Ну, на самом деле, Луна – это не естественный, а искусственный спутник планеты. Это такая же капсула. Она внутри полая и там находится восьмой БОЖЕ, мощный ретранслятор мыслей, который способен обслуживать всю нашу планету. Там постоянно дежурят представители космолета. Сам же космолет находится с обратной стороны Луны. И его никто не видит.

– Вы говорите, для того, чтобы войти в контакт с космолетом, нужен ключ? Что это?

– А ты не догадываешься?

– Нет.

– Подумай.

– Вы хотите сказать, что наша «Жар-птица» – это и есть ключ?

– Конечно. Ты видел, как мы открыли капсулу? Амулет влетел в капсулу. И наш амулет – точная копия «Жар-птицы». Ты создал «Жар-птицу» по подобию амулета.

– Но что будет, если откроется Луна?

– Если откроешь капсулу, вся планета будет равномерно освещаться светом БОЖЕ. И самое главное, он не погаснет. Он питается от космолета. После этого наша планета сможет войти в контакт с межгалактической комиссией, которая будет решать вопрос о допуске нас в межгалактическое сообщество.

– Как все сложно и непонятно. Много пробелов во всем том, что вы мне рассказали.

– Да, тебе же говорили, что наш речевой аппарат слишком слабый инструмент, чтобы передать все тонкости. Постарайся просто понять это и принять пока на веру. Постепенно все белые пятна закрасятся в нужные цвета, и у тебя перед глазами будет полная картина мира и нашего бытия в нем.

* * *

Машину тряхнуло, и Ринат очнулся. Они свернули с основной дороги и медленно покатили по проселочной. До дома оставалось еще минут пять. Они ехали по полю, засеянному турнепсом. Солнце стояло в самом зените. Припекало. Ринат задвинул шторки на окне.

Мысли об отце все еще не покидали его.

В тот день помимо истории о БОЖЕ, дядя Фаради объяснил ему их схему накопления капитала. Она оказалась на удивление проста. Игра на бирже при помощи определителя желаний – это было все равно, что автоматический набор номера телефона и… контрабанда.

Дядя Фазиль рассказал ему, что после того, как они стали играть на бирже, контрабанда им стала нужна, в первую очередь, для поддержания нелегальных путей, при помощи которых они могли бы вывезти БОЖЕ в любую точку планеты в случае крайней опасности. Такую возможность не исключали.

А также дядя рассказал, каким образом они будут оказывать финансовую поддержку их проекту так, чтобы не привлекать лишнего внимания. Продавая им апельсины и другие цитрусовые по весьма заниженным ценам.

Простейшая схема, но очень эффективная.

С тех пор они практически не встречались с отцом. Только с дядей Фаради.

Микроавтобус подъехал к воротам их дачи. Водитель посигналил. Ворота открылись автоматически, и «Газель» заехала во двор. Первое, что заметил Ринат, было то, что все окна его дома были плотно закрыты. Он вышел из машины. «Газель» развернулась и тут же уехала. Водитель даже не попрощался. Ворота закрылись. Ринат вошел в дом и сразу почувствовал запах азота как после грозы. Ему навстречу вышел отец.

– Привет.

– Привет.

– Все нормально?

– Да вроде.

– Пошли.

Они вошли в гостиную, и Ринат увидел на круглом столе в стеклянной вазе светящийся шар. Удивительно, но почему-то Ринат был уверен, что именно его он и увидит в своей гостиной.

Рядом с шаром стоял дядя Фазиль. У него были закрыты глаза. От шара к его лицу тянулись светящиеся и искрящиеся щупальцы. Отец приложил палец к губам, показав Ринату, что они должны соблюдать тишину. Ринат кивком головы ответил, что понял его. Странно, но теперь он уже не испытывал никакого трепетного ужаса перед этим излучающим молнии шаром. Дядя Фазиль открыл глаза и рукой показал, что они могут присоединиться к нему. Отец кивнул головой, и от шара к нему, к его лицу протянулся луч света.

Ринат тоже сделал шаг к столу, взялся за его край и доверчиво подставил лицо свету.

И сразу картинка недавно прошедших событий, которую он до этого представлял вокруг себя, приобрела другие, совершенно новые, оттенки и нюансы. А еще через несколько минут он увидел будущее…

Часть 2 Глава 1

Офис строительной корпорации РМН. Начальник отдела безопасности Сивко

Игорь Валентинович сидел в своем кабинете и внимательно изучал карту города Петлякова. Его мысли крутились вокруг одного.

Можно ли считать его задачу выполненной или нет? За два года его работы в этом городе он изучил не только все особенности географического положения города, но и все тайные и явные рычаги управления этим городом, все ключевые фигуры и мотивы их поведения. До мельчайших подробностей. Порой ему казалось, что он знает обо всех них больше, чем они сами.

Решение о физическом устранении некоторых лиц он принял совершенно недавно, поняв, что другие методы воздействия будут бесполезны. И вот сейчас он понимал, что город этот, оказывается, похож на большую пирамиду, из основания которой он выбил всего несколько свай, и пирамида сразу же наклонилась и стала разрушаться, как карточный домик, как замок на песке. Еще чуть-чуть, и от города останется только каркас. А что дальше? Придут новые хозяева и наденут на этот каркас новые стены с новым смыслом, с новым импульсом, с новыми связями и новыми хозяевами.

И сам город станет другим, совершенно другим. Возможно, у него даже будет другое название, и на улицах этого города не будет памятников его основателям.

Игорь Валентинович откинулся на спинку кресла и посмотрел в окно. Но насладиться красивым видом, который открывался с последнего этажа высотного здания РМН в самом центре Москвы, ему не удалось.

Он неловко повернулся и почувствовал, как заколола его печень. Его вечная проблема и его самый верный советник вот уже на протяжении многих лет. Если колет, значит, что-то где-то не так. Но где?

В дверь постучали.

– Можно войти, Игорь Валентинович? – услышал он голос Олечки, своего нового секретаря и помощника, дочки старого боевого товарища по работе в органах.

– Входи, – ответил он, держась за бок.

Она внесла в кабинет на вытянутых руках макет мегаполиса, как торт на вытянутых руках. Только свечек не хватало. Игорь Валентинович окинул его взглядом и снова почувствовал неприятный укол в боку. Печень предупреждала.

– Вот, из проектного отдела принесли. Просили вам показать! – весело защебетала Олечка.

– Почему мне? Я что, строитель что-ли? – Игорь Валентинович подавил нахлынувшую и неизвестно от чего появившуюся злость и кивнул головой. – Хорошо, поставь на стол.

Оля выполнила его приказ и осталась стоять перед ним, дожидаясь дальнейших указаний. Игорь Валентинович с удовольствием окинул его ладную фигурку. Эх, жаль, что дочь товарища!

– Что-нибудь еще нужно?

– Нет, ничего, иди. Хотя нет, принеси стакан воды и таблеток каких-нибудь от печени. Спроси там, на первом этаже в аптеке.

Оля озабоченно кинула на него свой взгляд из-под длинных черных ресниц, но Игорь Валентинович опередил ее вопрос.

– Ничего страшного, Олечка. Такое бывает у мужчин моего возраста. Иди.

Оля вышла, оставив после себя запах легких духов и еще чего-то неуловимого. Игорь Валентинович потянул носом, но тут же запах молодости перебил другой запах. Клея и краски. Это был запах картонного города.

Он стоял на столе, такой огромный и, хочешь-не хочешь, но заставлял обратить на себя внимание. Огромный мегаполис, который должен будет в скором времени вознестись вверх на месте большого поля, некогда самого большого в мире аэродрома. Настолько большого, что космонавты, пролетая над ним, шутили: если когда-нибудь к нам и прилетят инопланетяне, то обязательно приземлятся на этот аэродром.

Нет, в черте города также планировался аэропорт. Но сравнительно небольшой. Исключительно для приема грузовых и пассажирских самолетов. Этакие главные воздушные ворота в новый мегаполис.

А еще будут и железнодорожные ворота, и речные, считай морские, ворота. И когда они откроются, в город потекут товары со всего мира. Любые товары, разные товары. Миллионы долларов, рублей, евро, юаней, фунтов стерлингов. И сам город станет огромной торговой площадкой, самым большим гипермаркетом в мире. А жители его станут продавцами этого гипермаркета, охранниками, менеджерами на телефонах, грузчиками. Работа найдется всем.

Нет, все-таки какие же они молодцы! Какой проект реализуют! Какой масштаб! Какие перспективы!

И он, Игорь Валентинович Сивко, отставной полковник комитета государственной безопасности, в этом проекте занимает не самое последнее место. Хотя, как известно, отставников в его деле не бывает. Его на это место не просто так в свое время посадили.

Печень снова предательски заныла. А как же самая длинная в мире взлетно-посадочная полоса? А как же авиация? Мирное небо над головой? Защита отечества? Исследование космического пространства, наконец? Ну, не судьба, значит. Не в этой жизни! Сейчас другое время! И другие интересы у государства.

«Успокоил» он сам себя. Снова подумал о памятнике. И тут ничего страшного. Если честно, то он знал всего лишь об одном памятнике человеку своей профессии. На Лубянке. Да и тот убрали.

Вошла Оленька. Принесла воды и упаковку таблеток. Снова защебетала:

– Вот, Игорь Валентинович! Одну примите сейчас, а еще одну после обеда. Это хорошие таблетки. У меня папа их всегда пьет.

Сивко улыбнулся.

– Спасибо, дочка. Спасибо. Положи все на стол и иди.

Ольга выпрямилась.

– Не уйду, пока не выпьете.

Сивко снова улыбнулся.

– Ну, ладно, ладно, выпью, – махнул рукой. – Иди, пожалуйста.

Ольга развернулась и, покачивая бедрами, пошла к выходу. Открыла дверь и увидела в приемной мужчину. Он скромно сидел в кресле для гостей и ждал.

– Вы к кому?

Игорь Валентинович поднял голову.

– Кто там, Ольга?

Мужчина в приемной поднялся и посмотрел на девушку.

– К Игорю Валентиновичу.

– Вы договаривались?

Она испуганно посмотрела на Сивко.

– Нет, – ответил мужчина. – Но думаю, что ему лучше принять меня, чем отказать.

Игорь Валентинович успел включить селектор, поэтому слышал последние слова мужчины. Голос был ему незнаком, но интонация говорила о том, что это не обыкновенный проситель. Игорь Валентинович кивнул головой.

– Пусть войдет.

Ольга открыла дверь пошире и пропустила незнакомого мужчину в дверь. Он прошел мимо нее бочком, не касаясь, держа в руках большой кожаный портфель. Металлодетектор, вмонтированный в косяк двери, промолчал. Игорь Валентинович не то чтобы облегченно вздохнул, но почувствовал себя увереннее.

Значит, в чемодане нет металлических предметов. Незнакомый мужчина будто прочитал его мысли. Он посмотрел ему в глаза и с явно наигранным кавказским акцентом произнес:

– Успокойтесь, Игорь Валентинович. У меня нет задачи Вас уничтожать. По крайней мере, сейчас.

Игорь Валентинович от этих слов вздрогнул. И печень снова предательски заныла. Он взял в руки стакан и вынул из упаковки одну таблетку. Закинул её на язык. Запил. Попытался успокоиться.

– Да? И какое же у вас задание?

– Меня попросили передать вам привет от Черта.

Игорь Валентинович поперхнулся. Таблетка еще не успела раствориться и встала в горле.

– От кого? – прохрипел он, стараясь протолкнуть таблетку.

– От Черткова Вадима Вадимовича. Знаете такого?

– Нет, – совершенно искренне ответил Игорь Валентинович. Он действительно его не знал. – Не имел чести быть знакомым лично. Хотя, конечно, по роду своей деятельности слышал.

Незнакомый мужчина кивнул головой, давая понять, что удовлетворен ответом.

– Так, вот Вадим Вадимович просил вам передать, что он внимательно следит за вашей деятельностью.

– И все?

– Да, пока все. Он велел сказать, что вы умный человек и сами все поймете.

Не дожидаясь ответа, незнакомый мужчина развернулся и вышел из кабинета Сивко, аккуратно прикрыв за собой дверь. Как будто его и не было.

Сивко сразу понял, что здесь что-то не так, что этот привет с того света не случаен. Но…

Кто мог бросить ему такой вызов? Нет, даже не ему, а целой корпорации? Кто?

Прошло не более чем полторы минуты, прежде чем Игорь Валентинович принял решение. Всего полторы минуты…

Первым делом он вызвал начальника охраны здания и потребовал разъяснений. Он был уверен, что на первом этаже, на пропускном пункте, с посланника взяли все метрики вплоть до отпечатков пальцев. По другому в их здание просто невозможно было войти, но как оказалось, неизвестного мужчину никто не видел.

Никто не видел ни как он вошел, ни как вышел.

Его даже не зафиксировала ни одна камера видеонаблюдения.

Это было странно, но Игорь Валентинович в мистику не верил, поэтому нашел всему произошедшему логическое объяснение.

По крайней мере, для себя.

Бардак! Совсем обленились! Не работают! Надо будет произвести полную смену всего личного состава охраны здания! Но позже! Сейчас надо как можно быстрее понять, откуда исходит вызов. И какова степень угрозы. И еще! Пожалуй, это самое главное! Надо как можно быстрее доложить о происшествии руководству.

Он не сомневался, что если не сделает этого сам, то найдутся те, кто сделают это за него, и тогда у кого-то может появиться мнение, что он не держит ситуацию под контролем.

Схватившись снова за начавшую ныть печень, Игорь Валентинович взял в руку папку с бумагами для доклада и вышел из кабинета.

Глава 2

Генеральный директор корпорации РМН Лев Игнатьевич Седов

В кабинете Льва Игнатьевича Седова тоже стоял макет мегаполиса, но только в несколько раз больше. Детально прописанный. Некоторые дома были даже выполнены в разрезе, так, чтобы было возможно заглянуть внутрь и представить себе, как будет выглядеть обстановка будущих супермаркетов и бутиков.

Макет стоял в центре кабинета на специальном столе, и Лев Игнатьевич ходил вокруг него, мягко, по-кошачьи ступая по ковру, и что-то еле слышно бормотал. Игорь Валентинович слегка кашлянул, напоминая о себе. Лев Игнатьевич отреагировал на кашель кивком головы.

– Проходи. Что у тебя?

Игорь Валентинович сделал шаг вперед и остановился.

– С докладом о ходе операции.

Лев Игнатьевич еще раз кивнул.

– Ну, и как там наши подопечные?

Игорь Валентинович открыл папку и прочитал донесения службы наружного наблюдения.

– Антонов, используя старые связи, встречался с Патроном. Пытался выяснить у него, какие действия планируют предпринять бандиты против узбеков. Он считает, что это именно они виноваты в гибели Черта. Патрон, как мы и договаривались, сказал, что никаких действий предпринимать не будет, так как не уверен в их вине. Намекнул, что во всем виноват Пыльный.

Лев Игнатьевич обошел половину стола.

– Он все еще жив?

Игорь Валентинович прочистил горло.

– Пока да. Его хорошо охраняют.

– А если он начнет говорить? Неужели так сложно организовать тихую смерть?

– Нет, не сложно. Но пока в этом нет необходимости. Наша медсестра говорит, что он находится в полном ступоре, лежит и молча смотрит в потолок. На прогулки не выходит. Следователь не смог вытащить из него ни одного слова.

– И все равно Пыльного надо убрать как можно скорее. Он слишком много знает и теперь уже точно обижен на нас.

Игорь Валентинович посмотрел на своего босса.

– Уберем. Но у меня тут возникла одна идея.

– Ну?

– В больнице на соседнем этаже сейчас лежит Руденко.

– Как он?

– Похоже, что сердечный приступ надолго приковал его к постели.

– И что вы хотите?

– Я думаю, что мне не сложно будет убедить Пыльного в том, что в него стреляли именно ребята академика.

– Хм. Все равно рискованно оставлять его в живых.

– Пыльный не тот человек, который будет рассказывать органам свою подлинную историю. Это не в его интересах. А нам он еще может послужить.

– Ну, хорошо. Готовьте операцию по устранению Руденко с привлечением Пыльного. Но под вашу личную ответственность.

Игорь Валентинович кивнул головой.

– Как дела с журналистом? – продолжил расспросы Седов.

– Пока никак. После того, как мы передали Марии Руденко его фотографии, где он развлекается в сауне с девочками, она продолжает избегать с ним всяческих контактов. Абсолютно не желает с ним общаться.

– Н-да? И что вы этим добились?

– То, чего и хотели. Он находится в депрессии. На все махнул рукой. Его комментарии по поводу ситуации в городе стали совершенно беззубые. Они никого не заводят.

– Хм. Мудрено все как-то. Попроще нельзя было?

– Ну, физическое воздействие применять было опасно. Город и так накален до предела из-за этого решения о переименовании. Столько убийств, а тут еще нападение на независимого журналиста. Это очень бросалось бы в глаза. А так, сохнет парень от любви. Пройдет со временем. И потом там работали наши психологи. Они все точно рассчитали.

– Хорошо. Что Журавлев?

– Уехал на дачу к тетке. Держит контакт с Антоновым и Регулаевым по телефону. Продолжает поиски своей незнакомки.

– Узнали кто она?

– Пока нет.

Лев Игнатьевич сделал вокруг макета полный круг.

– Есть какая-то еще информация о Регулаеве?

– Нет. Он, также как и Журавлев, уехал на дачу и не выходит с нее. Можно сказать однозначно, что сейчас руководство корпорации полностью разобщено и не может оказать нашим планам никакого реального противодействия.

– Точно?

– Я практически уверен в этом.

Лев Игнатьевич не был бы сам собой, если бы не почувствовал в голосе своего начальника службы безопасности неуверенности.

– Практически? – переспросил он. – Вам что-то мешает быть уверенным на сто процентов?

– Ну. Есть одна маленькая деталь.

Игорь Валентинович лаконично рассказал о странном визите неизвестного мужчины, о том, что он передал привет от Черткова, и о том, что никто не видел, как мужчина входил и выходил из здания.

Лев Игнатьевич внимательно выслушал информацию, чуть склонив голову в сторону, и констатировал:

– Вот это уже интересно.

После этих слов он на какое-то время замолчал. Молчал долго. Минут пять или шесть, и когда очнулся, то проговорил одними губами:

– Хорошо, что сообщил об этом.

Потом переспросил.

– На даче Регулаев один?

Игорь Валентинович заглянул в свою папку.

– Нет. По имеющейся у нас информации, к нему приехали отец и дядя.

Лев Игнатьевич усмехнулся и сказал фразу, которая была совершенно не понятна для Сивко:

– Неужели они решились привезти его сюда?

– Что? – переспросил Сивко. – О ком вы?

Лев Игнатьевич улыбнулся.

– Пока не важно. Усильте наблюдение за домом Регулаевых. Сообщайте мне обо всех перемещениях в доме. В какой комнате они находятся чаще всего. Закрыты ли там шторы. И главное, о том, что и куда они переносят? Обо всех крупных предметах в виде ящика, вазы, аквариума, телевизора и тому подобного. Ясно?

Сивко кивнул головой.

– Да.

Лев Игнатьевич погрозил ему указательным пальцем и отошел от макета к письменному столу.

– Подожди. Сейчас.

Немного покопавшись, он нашел на столе какие-то записи.

– Вот. – Седов взял в руки еженедельник, подержал его. Положил на место. – Впрочем, это тоже пока не важно.

Он поднял глаза и посмотрел на Сивко.

– Самолет, я так понимаю, тоже не нашли?

Сивко кивнул головой. Вздохнул.

– Нет. Ищем. Но нет никаких сомнений, что он на территории аэропорта.

– Я думаю, что вам будет проще, если вы обесточите, лишите всей электроэнергии институт. Я уверен, что они используют для маскировки какой-то электронный способ. Но обесточить надо не на час и не на два часа. Минимум на трое суток. Минимум. А лучше на неделю.

Сивко удивленно поднял глаза.

– Это невозможно.

– Придумайте что-нибудь. Диверсию или теракт. И запомните, пока у нас не будет их «Жар-птицы», ничего этого, – он указал на макет, – тоже не будет. Нам ничего не поможет: ни связи, ни деньги – ничего. Понятно?

– Да.

– Тогда идите и работайте.

– Есть.

Сивко по-военному развернулся и вышел. Он не видел, как Лев Игнатьевич трясущимися руками нажал кнопку селектора и попросил секретаря принести воды.

Глава 3

Двадцать лет назад. Афганистан. Капитан спецназа ГРУ Лев Седов

Выпив стакан воды, Лев Игнатьевич отпустил секретаршу и опустился в мягкое кожаное кресло, которое мягко изменило форму спинки таким образом, чтобы его травмированный позвоночник не испытывал дополнительных нагрузок.

Правда, это уже давно не помогало. Боль в спине, нудная и звенящая, как натянутая струна, сидела в нем вот уже двадцать лет и стала привычной. Иногда она затухала. Тогда Лев Игнатьевич был весел и добр, а иногда появлялась вновь, и тогда он становился нервным и раздражительным. Все знали об изменениях его характера, но никто не знал о причинах.

Ни один человек на свете, за исключением тех, кто посадил его в это кресло, не знал о том, что двадцать лет назад в горах Афганистана, упав со скалы, он сломал себе позвоночник. Он лежал, с тоской смотря в небо. Бой закончился. Их группа была полностью уничтожена, и ждать помощи было неоткуда. Он приготовился умирать и молил бога о том, чтобы смерть как можно быстрее пришла к нему.

Именно в этот момент и появились они. Небольшой караван, состоящий из трех навьюченных ишаков, которых вели три бородатых человека в грязных полосатых халатах. Один из них, видимо, самый старший, склонился над умирающим капитаном и спросил его.

– Это ты только что разговаривал с богом и просил его о смерти?

Седов хотел открыть рот, чтобы послать его куда подальше, но человек из каравана остановил его.

– Не спеши. Лучше попроси бога о помощи. И мы попросим об этом вместе с тобой.

Седов лежал прямо на их пути. И они не могли обойти его. Слишком узкой была тропа в горном ущелье. Они могли бы просто скинуть его с дороги, спихнуть дальше в пропасть, но, видимо, какой-то обет мешал им сделать это. Они достали из переметных сумок коврики, расстелили их прямо на пыльной дороге и опустились на колени.

Старший караванщик, тот, кто говорил с ним, строго посмотрел на Седова и сказал:

– Все молят бога о помощи, но никто не знает, где он, этот бог. Поэтому православные поворачивают лицо в одну сторону, а мусульмане в другую. А на самом деле, бог может быть где угодно, даже на спине моего осла.

И действительно, странные караванщики встали на колени и начали молиться, глядя на хвост одного из ослов. Седову было так больно, что он был совершенно не способен критически оценивать ситуацию, и поэтому тоже стал смотреть в ту сторону, куда смотрели три караванщика.

То, что он увидел, не поддавалось никаким объяснениям. К спине осла была привязана какая-то сумка, в которой явно лежал шар. Может быть, это была какая-то чаша, может быть, арбуз или дыня. Он не знал. Но как только они все стали смотреть на эту сумку, она вдруг стала светиться изнутри ярким светом. Свет в буквальном смысле проник сквозь ткань переметной сумки и ослепил его. Лев закрыл глаза. Он почувствовал, как этот свет коснулся его лица. И ему сразу стало очень хорошо.

Настолько хорошо, что он забыл, где находится, и уснул.

Ему приснилась мать, которая гладила его по спине и говорила, что все будет хорошо, что все у него пройдет, и он еще будет бегать с мальчишками наперегонки. Но это будет потом, а сейчас ему надо встать и перебраться на другую кроватку…

Когда Лев проснулся, то увидел, что караван удаляется. И последним идет как раз тот самый осел с сумкой на спине. Он отчетливо видел только его зад и покачивающийся из стороны в сторону хвост. От сумки на его спине по-прежнему до него тянулся луч света и слепил глаза. Чтобы видеть, как движется караван, Лев прикрыл глаза рукой, и тепло от света коснулось его шершавой кожи.

Наконец, караван свернул за скалу, и луч света исчез. Лев потянулся за этим лучом и не заметил, как смог проползти вперед несколько метров, потом встал и сделал несколько шагов. В спине заныло. Он сел на камень. Отдышался. Встал и сделал еще несколько шагов вперед. Потом еще и еще.

Через несколько дней он дошел до советского блокпоста. Там вызвали вертолет, который доставил его в Кабул, а оттуда его перевезли в госпиталь имени Бурденко. Врачи всесторонне его обследовали и не нашли никаких серьезных повреждений. Всего лишь несколько ссадин, растяжение мышц и некоторых связок.

Но боли в спине продолжались. Врачи объяснили ему, что они носят психологический характер, являются последствием шока, который он испытал.

Он не стал спорить и прекратил всякие разговоры с врачами по поводу болей в спине.

Во-первых, ему пообещали, что если боли будут продолжаться, то это может быть поводом для досрочного увольнения в запас; а во – вторых, он ведь и сам долгое время считал, что все, что случилось с ним тогда на горной тропе: караван, ишак и свет на дороге – были всего лишь плодом его больного воображения.

Лев предпочел забыть об этом и вернуться на службу. Дослужившись до подполковника, он начал готовиться к благополучному выходу на пенсию. Оставалось каких-то полгода до этого светлого момента, когда ему вновь самым неожиданным образом напомнили о том случае в горах Афганистана.

Его вызвали в Кремль.

* * *

– Здравствуйте, проходите, садитесь!

Лев поправил китель, одернул его книзу и решительным шагом подошел к длинному столу, который был накрыт зеленым покрывалом. Взялся за стул, отодвинул его и опустился на край сидения. Так, чтобы легко можно было подняться.

Напротив него за широким столом сидел мужчина, чем-то напоминающий Кощея Бессмертного. Очень худой и совершенно лысый. Он проследил за тем, как Седов сел. И сложив руки перед собой, постукивая друг о друга кончиками пальцев, несколько секунд молчал. Явно давая Льву Седову осмотреться.

Лев, повинуясь многолетней привычке, с интересом осмотрел комнату, в которую вошел. Он проделал это, незаметно поворачивая шеей. Закончив осмотр, он сделал вывод, что находится в чьем-то личном кабинете. Все стены были заставлены шкафами с книгами. Одновременно кабинет мог служить и залом для больших заседаний. Стульев вокруг стола было двенадцать.

Окон в кабинете не было. Явно работал кондиционер. Было не холодно и не жарко. Нормально. Лев прикинул в уме, где же могла находиться такая комната? Его водили по коридорам минут тридцать, если не сорок. Он и его конвоиры не раз меняли направление движения, а также спускались и поднимались с этажа на этаж. Учитывая все это, однозначно можно было сказать только одно: комната могла быть где угодно. А раз так, то и нечего изображать из себя спецназовца на задании. Его сюда явно не для этого вызвали. Как привели, так и выведут.

Подумав так, Лев Седов успокоился и расслабился.

Будто ожидая этого момента, хозяин кабинета заговорил.

– Ну что, осмотрелись?

– Так точно, – ответил Седов, собираясь подняться.

– Да бросьте вы, – остановил его Кощей, – давайте без этих военных штучек. Вас ведь учили вести себя по-светски. Ведите себя естественно.

Седову не надо было объяснять дважды. Он кивнул головой, давая этим самым понять, что понял.

– Вот и отлично.

Кощей нажал на кнопку на своем столе и в одной из стен открылась барная стойка.

– Угощайтесь! Коньяк, виски, водка. И, пожалуйста, не стесняйтесь. У нас с вами впереди будет долгий разговор. Если захотите подкрепиться, то тоже говорите.

Седов налил себе коньяку. Плеснул буквально несколько капель на дно бокала. Кощей попросил и ему налить того же самого. Когда передавал бокал, обратил внимание на сухую и дряблую кожу хозяина кабинета. «Господи, сколько же ему лет?» – подумал он.

– Даже не спрашивайте, Лев Игнатьевич. Даже не спрашивайте, – будто прочитав его мысли, произнес Кощей. – Столько сейчас не живут. Но я, тем не менее, желаю вам дожить до моих лет. И чтобы при этом у вас ничего не болело, Лев Игнатьевич. Даже спина.

Кощей пригубил свой бокал и внимательно посмотрел на Седова, ожидая реакции. Тот правильно понял его взгляд. И тоже просто пригубил бокал. Кощей заулыбался.

– Ну все, все, считайте, что проверка закончилась. Хотя, если честно, никакой проверки не было. Все, что нам нужно, мы о вас знаем и, если честно, вы могли бы себя вести в кабинете как вам угодно. Хоть на голове стоять.

Седов поднял вверх одну бровь.

– Вот как? На голове я стоять не умею. И, тем не менее, мне все равно не понятно. Зачем я здесь?

– Сейчас объясню.

Кощей проделал какие-то манипуляции под столом и выехал из-за него на кресле, которое было оборудовано колесиками и бесшумным электродвигателем. Его ноги были накрыты клетчатым пледом. Он подъехал к Седову и, нажав на какую-то копку, поднялся на один уровень с его глазами и резко подался вперед.

– Теперь понятно?

– Не совсем, – ответил твердым голосом Седов. – Я не привык отгадывать шарады.

Кощей откинулся назад и, отвернувшись, начал говорить.

– Несколько лет назад во время спецоперации в Афганистане вам не повезло. Вы упали со скалы, но чудесным образом избежали травмы. Так?

Седов кивнул головой.

– Так.

– Сначала вы говорили врачам, что вам помогли некие люди, которых Вы встретили на дороге. Так?

– Верно.

– Они помогли вам при помощи какого-то светового прибора.

– Не могу точно сказать. Может быть, молитвы. – Седов удивленно смотрел на Кощея. Неужели он здесь, в Кремле, заставляет его мысленно вернуться в давно забытое прошлое?

Кощей продолжил.

– Вы перестали указывать на этот факт, считая, что, таким образом, можете повредить своей карьере. Вас могли посчитать душевнобольным и комиссовать.

Седов неуверенно пожал плечами, хотя было понятно, что говорить что-то другое бессмысленно.

– Ну, что-то вроде того.

Кощей развернулся и поехал на свое прежнее место.

– Можете не сомневаться. У нас вас психом считать никто не будет.

Снова проделав какие-то манипуляции с креслом, Кощей опустился так, чтобы было удобно сидеть за столом. Затем он нажал на крышке стола еще несколько кнопок, и на противоположной от барной стойки стене появился экран большого телевизора. Седов очень удивился: он никогда не видел такого экрана. Самое удивительное, что экран был совершенно плоский.

– Сейчас вы увидите несколько фотографий. И я вас очень прошу, посмотрите. Может быть, вы узнаете кого-то на ней.

На экране стали появляться различные мужские лица. Много разных лиц. Они появлялись на экране довольно быстро. Очень скоро Лев Седов смог выхватывать из этого калейдоскопа только их глаза. И это были совершенно незнакомые ему лица и глаза.

Только одно единственное лицо ему что-то напомнило. Седов тут же поднял руку.

– Вот он.

Калейдоскоп остановился. С экрана телевизора на Седова смотрело лицо того самого человека, который сказал ему: «Бог может быть где угодно, даже на спине моего осла!»

Кощей сказал:

– Посмотрите внимательно. Точно он?

Седов смутился.

– О какой точности может идти речь? Ведь прошло столько лет. Но мне кажется, что это именно тот самый человек.

Кощей снова нажал какую-то кнопку.

– Вот и отлично.

Под его столом заработал принтер, а потом он положил на стол листок бумаги с фотографией. Читая то, что написано на бумаге, Кощей повторил:

– Вот и отлично.

После чего он протянул листок Седову.

– Прочтите.

Седов пробежался по тексту глазами и на этот раз не смог сдержать удивления.

– Что за ерунда? Князь Фаради. Глава одного из самых влиятельных ассирийских кланов. Источник доходов – контрабанда. Считает себя магом высшей категории. Обладает связями в преступных сообществах по всему миру. Способен на организацию крупных терактов и диверсий. Увлечение – собирание уникальных артефактов, свидетельствующих о контактах человека с внеземными цивилизациями. Считает, что человечество – часть этих внеземных цивилизаций. Поддерживает все оппозиционные режимы. Вы это серьезно?

Человек в инвалидном кресле усмехнулся.

– Ну, вот теперь вы меня считаете душевнобольным.

Седов тут же опустил глаза. «Конечно, можно было бы так считать, если бы не место, где они находятся!» Он покачал головой.

– Нет. Я так не считаю.

Кощей кивнул головой.

– А что вы скажете на то, что именно один из таких артефактов и помог вам. Именно он помог срастись вашему позвоночнику, который, между прочим, был переломан в шести местах.

Седов пожал плечами.

– Что я могу сказать? Доказательство этому то, что я стою перед вами. Но откуда вы знаете, что шесть переломов.

Кощей снова нажал какие-то кнопки на столе, и на экране появился рентгеновский снимок.

– Ну, это просто. Вот ваша спина. Конечно, если рассматривать его невооруженным глазом, она совершенно нормальная, но …

Кощей повертел на столе каким-то рычажком, и снимок приблизился.

– Если посмотреть на него с некоторым увеличением, то можно уже заметить некоторые перекосы. Вот, вот и вот.

Он повертел еще немного рычажками, и Седов явственно различил на позвоночнике места повреждений. Они выделялись микроскопическими костными наростами. Седов почувствовал, как к горлу стал подкатывать комок. Он с трудом проглотил его. И резко допил свой бокал с коньяком.

– Значит, все-таки комиссуете? За полгода до выхода на пенсию, – выдавил он из себя.

Как ни странно, Кощей не удивился такой реакции. Он выключил экран и сказал:

– То, что я скажу, покажется вам еще более странным. Но вам придется привыкнуть к этому. Впереди для вас будет много нового. Итак, на самом деле, из Вооруженных Сил Вы были отчислены давно. Еще десять лет назад. Все это время вы были приписаны к нам, но находились, если можно так выразиться, в действующем резерве. Но вот теперь-то Вам как раз придется вставать в строй.

– То есть как? – захлопал ресницами Седов. – Где это у вас?

– У нас – это в тринадцатом отделе ФСО. Слышали о такой структуре? В свое время наш бывший сотрудник Элем Климов подробно о ней написал в своем романе.

Об Элеме Климове и его романе Седов, конечно, слышал. И даже читал его когда-то, но все равно для того, чтобы прийти в себя, ему потребовалось около десяти минут и еще целый стакан коньяка. Когда на дне ничего не осталось, он посмотрел на хозяина кабинета.

– Надеюсь, я могу задавать вопросы?

– Конечно, сколько угодно. Учитывая сложность вашего задания, вы должны знать все.

Из ответов, полученных от Кощея, у Седова сложилась весьма сумбурная, но более-менее конкретная картинка. Правда, ему пришлось себя несколько раз ущипнуть, чтобы вернуть себе ощущение реальности происходящего и услышанного.

Действительно, сложно было поверить в то, что ему рассказал Кощей.

Тогда, в горах Афганистана, его спас как раз тот самый артефакт, или, если говорить научным языком, некий прибор или агрегат, способный концентрировать различные виды энергии.

Как объяснил ему его собеседник, это прибор был найдет в горах Гиндукуша в двадцатые годы и находился на изучении в Академии наук СССР. Сначала его использовали для поддержания жизненной энергии вождей государства. Это было совершенно секретной информацией. Однако в начале Великой Отечественной войны, по личному указанию Сталина, прибор разместили в рубиновой звезде Спасской башни и облучили с его помощью участников ноябрьского парада. Мощный заряд энергии способствовал поднятию общего духа воинов, идущих на поле боя, что, безусловно, помогло тогда переломить ход сражения под Москвой.

В результате такого применения прибор был безвозвратно разрушен. После войны путем титанических усилий специалистам нескольких научных институтов удалось буквально по частям восстановить концентратор, но … вскоре он был похищен.

Люди, которых Седов видел тогда на горной тропе, были частью хорошо законспирированной группы, которой руководил князь Фаради. Именно он лично спланировал и реализовал операцию по похищению прибора из лаборатории Академии Наук в Крыму. Это было во время международного фестиваля студентов.

Во время похищения, объяснил ему Кощей, Фаради действовал с особой жестокостью. Все сотрудники лаборатории были уничтожены.

Поэтому Кощей не стал скрывать от Седова того, что сегодня он единственный человек, который видел похитителей в лицо, а также практически единственный человек, который может реально отличить концентратор от множества «фальшивок».

– И именно поэтому, Лев Игнатьевич, мы и хотим привлечь вас к операции по возвращению данного прибора, если можно так выразиться, истинным его хозяевам. Думаем, что и ваша квалификация офицера спецназа в данном случае также будет не лишней.

– Да, но почему только сейчас? Ведь прошло столько лет?

– Если честно, то все это время о приборе ничего не было слышно. Мы даже одно время считали, что похитители его потеряли в горах. Или испортили, но…

Кощей сложил руки домиком, замолчал, собираясь с мыслями.

– У нас есть опасения, что сейчас прибор все же снова начали использовать. Пока еще не активно, но, тем не менее, весьма необычно.

– Что вы имеете в виду? – поинтересовался Седов.

– Только то, что если оружие не в твоих руках, значит оно в руках врага! – ответил ему Кощей. – А этот прибор в умелых руках можно использовать не только как лечебное средство, но и как оружие. Или как часть оружия…

В конце беседы Кощей объяснил Седову, что теперь ему предстоит возглавить подразделение по поиску и захвату этого концентратора энергии. Подразделение было законспирировано под небольшой строительный трест «Стройспецмонтаж». Официально организация занималась ремонтом взлетно-посадочных полос, что позволяло ей получать контракты практически по всему миру. На дворе были девяностые годы. Самый разгар строительного бума. Не отвлекаясь от основной задачи, подразделение отлично использовало свои возможности для расширения сфер деятельности, и поэтому очень скоро небольшой трест превратился в гигантскую строительную корпорацию «РМН». Это было очень удобно. В разросшемся штате корпорации было легко скрывать подразделения, которые, казалось, совершенно не имели никакого отношения к возведению зданий.

К примеру, целый штат хорошо оплачиваемых и специально подготовленных аналитиков под вывеской отдела перспективных разработок собирал для Седова всю информацию обо всех удивительных или необычных явлениях, происходящих на бескрайних просторах нашей планеты.

Именно они несколько лет назад обратили внимание на информацию о том, что в одном из аэропортов была задержана девушка с вживленными в ее запястья металлическими пластинами. На них отреагировали детекторы металла при входе в самолет.

Такое случилось всего лишь один раз, но этого было достаточно. Зачем девушке металлические пластины? Кто ей их вживил? Да еще в такое необычное место? Запястья?

Сначала узнали имя этой девушки, Мария Руденко, а через нее вышли на всю группу «ЖАРР». Очень скоро Седову стало понятно, чем они занимаются. Его восхитили дерзкие планы авиаконструкторов, и он даже захотел сначала оказать им всяческую помощь в реализации проекта, чтобы потом использовать их уникальный летательный аппарат для поисков концентратора, но потом…

Потом служба наружного наблюдения сообщила ему о встрече одного из членов группы «ЖАРР», Рината Регулаева со своим заграничным родственником. Когда ему положили на стол фотографию родственника, то с нее на него снова глянул князь Фаради. Просто удивительно, что за столько лет он совсем не изменился. Только чуть виски посеребрились.

Дальше было все просто. Проследили финансовые потоки и обнаружили, что Фаради тайно финансирует создание уникального летательного аппарата. Почему? Ответ напрашивался сам собой.

Если есть уникальный летательный аппарат с фантастическими характеристиками, неуязвимый для обычного вооружения, и уникальный прибор, способный оказывать психологическое воздействие как на одного человека, так и на целые народы, то значит рано или поздно они должны будут соединиться.

А, соединившись, они дадут неограниченную власть и беспредельные возможности тем людям, кто будет владеть ими.

Каких-то других толкований Седов допустить просто не мог и поэтому он был полностью согласен с генералом Косоруковым, или Кощеем, насчет того, что, если оружие находится в чужих руках, значит, его держит враг.

А врага надо уничтожать, даже если он и спас тебя когда-то от смерти.

Так в недрах корпорации «РМН» и 13-го отдела ФСО родился план под кодовым названием «Подсадная утка». Согласно этому плану, той самой подсадной уткой, на которую и клюнет Фаради и привезет в страну артефакт, должен был стать сам летательный аппарат, все его создатели и даже сам город, где создавался самолет…

Главное было только не упустить «Жар-птицу» из рук.

Держать ее на коротком поводке.

Глава 4

Ангары планерной школы при Центральном авиационном институте. Около десяти часов вечера. Через три дня после полета «ЖАР-ПТИЦЫ»

Скрипнула дверь, и на пороге ангара появилась фигура мужчины, одетого в форму частного охранника. Он слегка жмурился – лучи заходящего солнца светили достаточно ярко.

– Ты где? Давай быстро, пока никого нет! – бросил он фразу в сторону за ангар. Из-за угла показалась стройная фигурка Марии Руденко. Она была одета в домашний халат и мягкие тапочки. Мария вытаскивала из волос куски засохшей грязи и ругалась:

– Ринат, я тебя сейчас убью. Что за шпионские игры? Почему ты меня выдернул из дома в одном халате? Что за гонки по городу? Почему мне надо было лезть по канализации?

Мария повела носом.

– Как я теперь избавлюсь от этого ужасного запаха?

– Замолчи и давай быстрее проходи.

Ринат, а в форме охранника был он, подтолкнул ее внутрь ангара и постоял еще несколько минут на пороге, прислушиваясь к звенящей тишине, которая стояла над аэродромом.

Солнечный свет за его спиной выхватил в глубине просторного помещения силуэт самолета. Его фюзеляж не блестел на солнце, а, наоборот, как бы втягивал в себя его лучи. За счет этого эффекта казалось, что на месте самолета черная дыра. И только предметы, стоявшие внутри ангара: аварийная лестница, стапеля, какие-то приборы, окружавшие самолет, – позволяли распознать его формы.

Ринат повернул головой в сторону самолета.

– Видишь, что происходит? Аккумуляторы у самолета на исходе. Еще пару часов – и камуфляж будет снят.

– Это понятно. Но я хочу услышать объяснения, и если они меня не удовлетворят…

Ринат снова ничего не ответил. Он был занят щеколдой, которая держала ворота. Когда она поддалась, он, не поднимая головы, наконец ответил ей.

– Сейчас нам надо будет проделать еще одну очень тонкую операцию. В буквальном смысле ювелирную.

Мария от злости топнула ногой и с ужасом посмотрела на сломанный ноготь.

– Пока не объяснишь, почему ты притащил меня сюда, я больше вообще с места не сойду. Вообще, что за наглость? Использовать меня втемную.

Ринат промолчал. Когда же он наконец открыл ворота ангара, то поднял голову и, приложив руку ко лбу, посмотрел на солнце. Оно еще не зашло. Его лучи окрашивали начинающий темнеть небосвод. Потом он посмотрел на луну. Она уже была видна с противоположной стороны. Ее бледный силуэт был хорошо виден на фоне темнеющего неба. Такой огромный серебряный поднос на черной скатерти. Загорелось несколько звезд. Осмотрев небосклон, Ринат снова перевел взгляд на Марию.

– Что за операция, Ринат? – нетерпеливо повторила Мария. – Не видишь, я вся пятнами покрылась от нервов? Ты что, не можешь мне просто по-человечески объяснить?

Ринат усмехнулся.

– Могу. За тобой охотятся все спецслужбы мира и мафия в придачу. Нам надо перегнать нашу «Жар-птицу» в более безопасное место. И как можно быстрее.

– Что за шутки, Ринат? И что может быть безопаснее режимного охраняемого объекта? – удивилась Мария.

– Не поверишь, – ответил ей Ринат. – Не режимный и практически не охраняемый объект.

Мария возмутилась и уперла руки в боки.

– Все, хватит. Давай объясняй как следует.

Ринат снова посмотрел на заходящее солнце и наконец согласно кивнул головой.

– Хорошо. Будем надеяться, у нас есть немного времени до того, как окончательно стемнеет. Давай поговорим.

Ринат знал, что как только Мария сядет в кабину «Жар-птицы» и подключит себя к самолету, то в режиме сканирования пространства на предмет возможных опасностей она сама поймет, зачем необходимо как можно быстрее переместить «Жар-птицу» на новое место. В ее мозгу произойдет примерно тоже самое, что было с Ринатом при общении с БОЖЕ. Даже больше! Мощный компьютерный мозг «Жар-птицы» сможет предложить ей варианты решения проблемы. И в ее власти будет выбрать один из них или предложить свой.

Ринату нужно было, чтобы из предложенных вариантов Мария выбрала тот, который он разработал вместе с отцом и дядей, а для этого ей нужно было объяснить хотя бы часть того, что он знал.

У них действительно было еще несколько минут до того, как стемнеет, да к тому же они не виделись несколько дней после того, как их выпустили из милиции, поэтому просто поговорить, как сказала Мария, «по-человечески» им тоже не мешало.

Ринат посмотрел в глубь ангара, потом на взлетную полосу. На краю бетонной площадки перед ангаром лежала груда стертых покрышек. Ринат кивнул в ее сторону.

– Пойдем сядем. И поговорим.

Мария недовольно буркнула:

– Опять ты командуешь!

Но в надежде на то, что наконец ей расскажут о причинах такого экзотического проникновения на взлетную полосу, она была вынуждена пойти вслед за Ринатом.

– Ты права, мне пришлось использовать тебя практически вслепую, – сказал Марии Ринат, когда они уселись на покрышки. – Но время действительно шло буквально на секунды. Я не мог там, – Ринат кивнул в сторону ограды, – тебе ничего объяснить.

Он посмотрел на Марию.

– И спасибо, что доверилась мне.

Мария шмыгнула носом.

– У меня не было выбора. Я думала…

Мария прикусила губу.

– Я думала что-то с отцом.

Она еще раз шмыгнула носом.

– Сколько раз говорила себе, что не буду больше доверять мужчинам. И вот до чего дошло.

Она всплеснула руками.

– Как тебе удалось уговорить меня залезть в эти катакомбы? Я вообще не понимаю.

Ринат положил свою руку на ее кисть, провел рукой по шраму, за которым скрывалась платиновая пластина.

– Поверь, так было надо. Сейчас я все объясню…

Ринат немного помолчал, собираясь с мыслями, и наконец заговорил.

– Думаю, тебе не надо объяснять, что за нашей «Жар-птицей» всегда шла большая охота. Как мы ни старались скрывать то, чем занимаемся, но информация о наших работах все равно уходила на сторону. Естественно, многие хотели и, уж тем более, сейчас хотят заполучить «Жар-птицу» себе в собственность. Ну если не ее, то, как минимум, технологию. Можешь не сомневаться, нас обложили со всех сторон и только и ждали момента, когда можно было бы нанести удар и тем или иным способом забрать у нас нашу красавицу. Ринат поднял вверх указательный палец.

– Но никто не знал деталей и подробностей полета. И никто не знал бы дальше, если бы не твоя глупая выходка.

Он многозначительно посмотрел на Марию.

– После того, как ты слетала в Венесуэлу и устроила там цыганочку с выходом, а потом как консервную банку вскрыла российскую систему ПВО, сработала цепная реакция, и на нас обрушился целый вал неприятностей. Со стороны могло показаться, что это цепь несвязанных между собой случайностей. Но можешь мне поверить, все они управляются из одного центра.

Ринат помолчал и добавил:

– А может быть, и нескольких.

– И что теперь? – спросила Мария.

– Те, кто стоит за всеми этими событиями, знают, что «Жар-птица» находится на территории института. Они закрыли доступ на него всем сотрудникам нашей корпорации, собственно из-за этого нам и пришлось воспользоваться канализацией и старыми катакомбами.

Ринат пошмыгал носом, принюхиваясь к запаху, и продолжил:

– Можешь мне поверить, они уже неоднократно наведывались в ангар. Еще чуть-чуть, и они бы нашли то, что искали.

– Понимаю. Но ведь мы можем просто подключить сейчас камуфляж к постоянному источнику питания?

– Можем. Но боюсь, это не поможет. Рано или поздно они догадаются об этом и обесточат на несколько дней весь институт. Поверь. Это в их силах.

Мария удивленно вскинула брови.

– Да кто эти всемогущие «Они»?

Ринат закусил губу. Он ждал этого вопроса.

– Ну я же тебе сказал: все спецслужбы мира и мафия в одном лице.

– А если серьезно?

– Это звучит несколько странно, но, в принципе, речь идет о строительной корпорации «РМН», хотя не исключено, что это только крыша для другой более мощной структуры.

Мария возмутилась:

– Что? Строители?

Ринат перебил ее:

– Строительство – это лишь верхушка айсберга. Способ концентрации колоссальных финансовых средств. На самом деле, получить «Жар-птицу» хотят другие более могущественные силы. И, как ты могла уже убедиться, они не остановятся ни перед чем. Посмотри. Чертков убит, твой отец в больнице. Еще чуть-чуть и все…

Ринат всплеснул руками.

– Я не знаю, как тебе все покороче объяснить. Если буду объяснять подробно, то мы не управимся и до утра. А у нас нет на это времени.

Ринат еще раз посмотрел на небо. Солнце зашло. Пора было начинать.

– Поверь. Я был бы только рад, но…

Он посмотрел в глаза Марии.

– Маш, многое ты сама поймешь, как только сядешь в кабину самолета. Наша «Жар-птица» такая умница, что сама тебе многое объяснит. А как только мы перепрячем самолет, я обещаю, что найду время и все-все-все тебе подробно расскажу и даже покажу.

Мария задумалась и опустила глаза. Ее снова просил о помощи мужчина. А после того, как ей показали фотографии Андрея, где он развлекался с красотками, она дала себе слово не верить больше ни одному мужчине, но…

Сейчас ведь речь идет не о личных взаимоотношениях. Речь шла о деле всей ее жизни. Ее и целой большой организации, частью которой она является. И потом с Ринатом у нее никогда ничего такого не было… Значит, ее просит сейчас не ее мужчина, а коллега по работе.

Если бы начальник безопасности Сивко знал, как повлияет его небольшая хитрость, к тому же шитая белыми нитками, он возомнил бы себя самым великим стратегом и знатоком человеческих душ. Ведь он заронил в сердце Марии бомбу замедленного действия. Он заставил ее сомневаться.

А ничто другое так не отнимает время, как сомнения.

Мария находилась в нерешительности. С одной стороны, она отлично понимала: то, что говорит ей Ринат, было правдой, но с другой стороны…

Обыкновенное женское упрямство не позволяло ей сказать, наконец, «да». А время шло.

Ведь достаточно Марии было встретиться и поговорить с Андреем или с тем же Ринатом по душам, как сразу бы прояснилась ситуация, и стало бы понятно, что фотографии – это липа, но Мария уже никому не верила. А ее отец был в больнице, и она не могла загружать его своими проблемами. Ей не с кем было посоветоваться. Катерина? Она хороша в качестве жилетки…

Как поступить? На принятие ее решения подействовал тот факт, что она подумала: если сейчас откажется, то ей, наверное, снова придется лезть в канализацию. Вот уж действительно никто не может предугадать ход мыслей женщины.

– Куда ты хочешь перегнать «Жар-птицу»? – спросила она наконец Рината.

Ринат все это время с тревогой смотрел в сторону взлетной полосы и центральных проходных, прислушиваясь к странным звукам, доносящимся оттуда. Выла сирена. Сигнал «тревоги».

Он повернул голову к Марии и облегченно вздохнул.

– Ну, наконец-то.

Он встал и, подхватив ее под руку, повел в ангар.

– Пошли скорее. Тебе надо перегнать «Жар-птицу» на демонстрационную площадку летной техники нашего городского музея авиации. Антонов уже там. Ты можешь с ним войти в контакт сразу, как только сядешь в кабину. Он там организовал передвижной командный пункт.

– В музей? – удивилась Мария.

– Ну да. – Ринат пожал плечами – Самое надежное место. Никто не будет искать среди раритетов самый совершенный самолет планеты. И питание мы сможем спокойно подключить к камуфляжу.

Мария подумала, что, наверное, в свое время именно для такого случая Чертков возглавил попечительский совет музея. Царствие ему небесное. И еще раз восхитилась его предусмотрительности.

Мария остановилась.

– Ну, хорошо. Мне надо переодеться. Не могу же я лететь в халате.

Ринат посмотрел в сторону центральных проходных института. Он увидел, как оттуда вдоль полосы в их сторону мчался военный грузовик «ГАЗ-66».

– Боюсь, что на это у тебя уже нет времени.

Ринат показал рукой на машины.

– Это за нами. Давай быстро в кабину…

* * *

Лейтенант Рассека сидел в кабине «газа» и внимательно вглядывался в даль. Были сумерки. Время, когда день встречался с ночью. Все очертания скрадывались. Ему приходилось напрягать зрение, чтобы разглядеть, что происходит впереди.

Когда машина выехала на взлетную полосу, он с большим трудом увидел открытые ворота ангара и одинокую мужскую фигуру, которая смотрела куда-то в сторону. Туда, откуда доносился какой-то нарастающий гул, очень похожий на гул двигателя самолета, пропущенный через глушитель.

Он проследил за взглядом незнакомого мужчины. Там ничего и никого не было видно. Он отчетливо слышал звук, ему казалось даже что воздушные завихрения, как от работающего двигателя, но там ничего не было.

Может быть, в другой раз он и удивился бы такому странному явлению, но сейчас он списал все это на сумерки и волнение, поэтому действовал, как хорошо настроенная военная машина.

Звук на взлетной полосе для него означал только одно. Какой-то летательный аппарат выехал на взлетную полосу и собирался взлетать. А у него был строгий приказ. Ни один самолет, ни одна птица не должна была взлететь с их аэродрома без особого распоряжения.

Мужчина возле ангара повернул голову в сторону машин, посмотрел на них, потом снова посмотрел в сторону звука и, развернувшись, побежал куда-то за угол здания.

Рассека схватился за рацию и связался с командиром первого отделения группы быстрого реагирования, который сидел в кузове.

– Соломатин, слушай мою команду. Только что за углом ангара скрылся человек. Он не должен никуда деться. Как понял меня?

В рации захрипело.

– Вас понял, товарищ лейтенант.

– Не дай ему скрыться. Хоть из-под земли достань его. Понял?

– Да.

– Тогда действуй.

Лейтенант повернул голову и увидел, как из грузовика посыпались солдаты, нагруженные автоматами и бронежилетами, и побежали в сторону ангара. Впереди них бежал сержант Соломатин, контрактник, бывший десантник. За ним радист. Лейтенант подумал, что отделения, наверняка, хватит, чтобы схватить невооруженного мужчину.

Водитель посмотрел на командира.

– А мы куда, товарищ лейтенант?

Рассека посмотрел на взлетную полосу в сторону звука и перехватил поудобнее автомат.

– Самолет на взлетке видишь?

Водитель покосился на лейтенанта.

– Нет, товарищ лейтенант.

Рассека сжал губы.

– Вот и я не вижу. А должен быть.

Он посмотрел на водителя.

– Это сумерки. Обман зрения. Он там. Поэтому дави на газ и выезжай на полосу. Понял?

– Так точно.

– Давай, боец. Не робей, медаль получишь…

* * *

Когда лейтенант Рассека только прибыл в часть из военного училища, командир полка полковник Сикорский пригласил его к себе для беседы. Он не стал ходить долго вокруг да около и сказал, что время сейчас тяжелое, и все хотят служить именно в этом городе. И ему оказана большая часть.

– А могли ведь послать и в Читу, и еще куда подальше.

Сикорский пристально посмотрел ему в глаза.

– Ты согласен со мной, лейтенант? Охраняемых объектов в стране всегда хватало.

– Так точно, товарищ полковник!

Петр Игнатьевич Сикорский встал и подошел к окну своего кабинета. Из его окна была видна площадь Громова и большой торговый центр.

– Наша часть особая. Исследовательский центр. Государственные интересы. Обороноспособность страны.

Он посмотрел на Рассеку.

– Иногда на территории охраняемого объекта могут происходить ситуации, которые выходят за рамки обычного. Это понятно?

Рассека внимательно слушал его.

– Но запомните одно. Нас это не касается, – продолжил Сикорский, не дожидаясь ответа своего подчиненного, – в любых случаях вы должны действовать строго согласно уставу караульной службы.

Он снова посмотрел на Рассеку.

– И тогда у вас будет полный порядок, и вам не надо будет переезжать в Читу на новое место службы.

– Вопросы есть, лейтенант? – спросил полковник.

Лейтенант преданно смотрел ему в глаза. Полковник хмыкнул.

– Вот и отлично, – потом добавил: – Да, и еще. Эта тема всегда рано или поздно встает, поэтому сразу ставлю все точки над «и». Да, я дальний родственник того самого авиаконструктора Сикорского, который сбежал в штаты, но это ничего не значит. Каждый на своем месте делает то, что он может.

Я охраняю этот объект, и на нем должен быть полный порядок.

Лейтенант Рассека отлично помнил эти слова командира и собирался действовать в строгом их соответствии. Не заворачиваясь на всякие нестандартные ситуации. Он высунул голову в окно. Шум нарастал. Источник шума был строго перед ним, буквально в пятидесяти шагах.

Лейтенант Рассека передернул затвор и закричал прямо перед собой точно так, как его учили:

– Стой, стрелять буду!

Шум усилился, он поднял ствол автомата вверх и сделал предупредительный выстрел в воздух. Источник шума как раз в этот момент находился над головой Рассеки.

Он и водитель даже пригнулись в кабине.

Потом Рассека повернул голову и открыл рот от удивления. На фоне луны он увидел женщину с распускающимися волосами и в халате. Она находилась в сидячем положении, как будто сидела на метле.

Это видение длилось одно мгновение. Лейтенант зажмурился и потряс головой.

Луна осталась, а женщина и звук исчезли.

Тишина буквально оглушила его. Лейтенант глотнул воздух. Он подумал, что у него просто заложило уши. Но нет. Просто на аэродроме неожиданно наступила относительная тишина. Стрекотали кузнечики. Он посмотрел на водителя.

– Ты это видел?

Водитель смотрел на него перепуганными глазами и крестился.

– Нет, я этого не видел. Я не хочу этого видеть.

– Так, понятно, – лейтенант взялся за рацию.

– Соломатин, что там у тебя?

В рации зашипело.

– Товарищ лейтенант, здесь люк.

– Какой люк?

– Канализационный. Похоже, мужик туда нырнул.

Рассека взорвался.

– И что, вы сидите всем отделением вокруг люка, как вокруг лунки, и ждете клева?

Рация снова зашипела.

– Нет, я послал вниз четырех бойцов, а сам остался на связи.

Рассека еще раз посмотрел в небо, а потом на трясущегося водителя. Ему никто не поверит в историю про летающую ведьму. И его сошлют в Читу.

Рассеку тоже стало трясти, как будто он уже несет караульную службу на морозе. Но его голова, в отличие от перепуганного водителя, еще соображала. Есть только один способ доказать свою правоту. Поймать того мужика, который скрылся в канализационном люке. Насколько он знал, канализация в институте была замкнутой системой и никак не соединялась с городской канализацией, а значит, он не мог никуда из нее деться.

Видимо, просто решил отсидеться, пока ажиотаж вокруг его персоны не утихнет.

Рассека принял решение.

Он вызвал по рации штаб и доложил о случившемся полковнику Сикорскому. Тот сразу взял быка за рога.

– Что думаете делать?

– Я думаю, что стоит поставить по одному бойцу возле каждого канализационного люка на территории части, а самому отправиться за ним. Думаю, где-то он все-таки попытается вылезти. Не сидеть же ему там вечно.

Сикорский как будто не услышал его.

– Что с самолетом? Упустил?

Рассека сжал зубы и посмотрел на водителя. Тот немного успокоился, но все равно он вряд ли бы смог что-то только сказать. Рассека решил перед командиром не юлить.

– Тут много непонятного, товарищ полковник. Я не могу сказать, взлетел он или нет.

– Что значит «не могу сказать»? Ты кто – офицер Российской армии или красна девка?

Рассека не стал огрызаться.

– Я – офицер, товарищ полковник, и сейчас докладываю вам обстановку такой, какая она есть. Лично я не видел улетающего самолета, но я его слышал. Что это такое и как это объяснить, я не знаю, но я думаю, что мужик, который скрылся в колодце, нам все объяснит.

Рация какое-то время молчала.

– Уверен, лейтенант?

– Так точно!

– Хорошо, действуй, но пеняй на себя, если упустишь этого сантехника…

* * *

Ринат нырнул в колодец и прислушался. Сейчас темнота прохода была другой.

Звенящей и зловещей. Он знал, что причина этого в том, что где-то там, в десяти, может больше, километрах от него, на его даче, отец и дядя прекратили сеанс общения со светящимся шаром. Они прекратили мысленно помогать ему и направлять потоки в их, его и Марии, сторону.

И шар (Ринат даже в мыслях не решался называть его БОЖЕ), эта энергетическая субстанция, его больше не поддерживает в его делах и поступках. Она убрала свои лучи и больше не касается его, не питает его положительной силой и энергией.

Он пошевелил плечами, разгоняя по телу кровь, и посмотрел вверх. Небо, уже практически черное, было покрыто звездами. В августе всегда ночи безоблачные.

Теперь ему надо искать силу внутри себя, а ее, как всегда, не хватает.

Он посмотрел вглубь прохода.

Еще в самом начале, когда они еще только оборудовали этот ангар под свои нужды, он и Антонов задумались над вопросом, как можно попасть к нему, минуя охрану и заборы, и обратили внимание на этот сток для прохода дождевой воды.

Уж больно он был широкий. Водосток заканчивался канализационной трубой, которая вела в общий институтский коллектор. Вся вода, все нечистоты собирались в нем, а потом при помощи машин-ассенизаторов откачивались и вывозились за территорию института.

Это была абсолютно замкнутая система и через нее проникнуть за территорию аэродрома было невозможно.

Но однажды, исследуя первые десять метров прохода, Антонов обнаружил, что в одном месте бетонные плиты прерываются кирпичной кладкой, а потом снова продолжается бетон. Причем кирпичная кладка была с двух сторон. Слева и справа. Это было достаточно странно. Несколько десятков метров бетона, и вдруг кирпич. Как будто какая-то дорога проходила перпендикулярно водостоку. Когда они пробили кладку, то удивились еще больше – кирпич был старинный, с царской печатью.

Это был старинный подземный ход.

Видимо, строители наткнулись на него, когда прокладывали здесь сток для воды.

Скорее всего, во избежание неприятностей, они не стали никому сообщать о своей находке и потихоньку заложили ход кирпичом, замазали штукатуркой. Со временем штукатурка отвалилась, и стал заметен кирпич. В общем-то, почему строители это сделали, было понятно. В противном бы случае им пришлось все переделывать и прокладывать новый водосток.

Ринат и Антонов тогда не стали никому сообщать о своем открытии, но потом внимательно и не один раз исследовали старинный ход. Причем в обе стороны. Он оказался очень интересным. В одну сторону он уводил в город, несколько раз пересекался с городской канализационной системой и заканчивался в подвале старинной усадьбы на краю села Рыбалово. В другую сторону ход вел к реке Москва, пересекался с какой-то подземной узкоколейкой времен второй мировой войны и заканчивался возле лодочной станции.

В общем, понятно: скорее всего, когда-то местный помещик, князь Воронцов, приказал прорыть его на всякий случай, чтобы сбежать из дворца, если приедут его арестовывать. Узкоколейку они тоже пытались исследовать, но не до конца.

Они знали только, что рельсы заканчиваются тупиком, на котором стоит механическая дрезина, а в другом направлении рельсы ведут в сторону столицы, и по всему было понятно, что рано или поздно должны были закончиться выходом на поверхность.

Исследовать дальше у них не хватило времени.

Ринат добрел до кирпичной кладки, подсвечивая свой путь светом карманного фонарика. Сначала он осветил ту стену, за которой был ход к узкоколейке и к реке. «Эх, жаль, не хватило времени, чтобы посмотреть, куда ведет эта железная дорога. Сейчас можно было бы прокатиться с ветерком на дрезине!»

Потом он осветил пролом в стене, которая вела в городскую систему канализации, через которую они с Марией пришли сюда.

– Но мне в другую сторону! – Ринат грустно вздохнул и посмотрел назад. Ему показалось, что за спиной происходит какое-то шевеление. Свет рассеял тьму, а потом он услышал голоса. В люк кто-то спустился. Раздались шаги. Эхо от них гулко расходилось по проходу.

Ринат быстро пролез в пролом и принялся аккуратно выкладывать кирпичи, закрывая дырку в стене. Последний кирпич он положил в тот момент, когда мимо прошел наряд солдат. Сквозь щель в кладке он увидел, что их было четверо.

Он знал, что сейчас они дойдут до центральной трубы и повернут обратно, чтобы доложить, что, скорее всего, нарушитель, то есть он, спустился в коллектор. Все силы караула будут брошены туда.

Он же тем временем пройдет несколько сотен метров вперед и через подвал дома никем не замеченным спокойно выйдет на улицы города.

Осталось только преодолеть эти сто метров…

За спиной он снова почувствовал шевеление. Он обернулся и посмотрел в темноту. Луч света от фонаря снова прорезал тьму. Сверкнули чьи-то глаза. Крыса. Ринат чертыхнулся и снова вспомнил светящийся шар. Да, жуткое место!

И как только он смог протащить по этому коридору Марию?

* * *

Мария Руденко привычным движением перекинула свое тело через бортик кабины и опустилась в кресло пилота. Она чувствовала себя весьма неуверенно в домашнем халате и тапочках на босу ногу.

И все происходящее с ней казалось какой-то фантасмагорией.

Подумать только, еще полчаса назад она сидела дома перед телевизором, на диване, укрывшись теплым пледом, и предавалась меланхолии вместе с просмотром какого-то глупого ток-шоу.

Потом раздался звонок в дверь. Она открыла ее. На пороге стоял Ринат. Он схватил ее за руку и, прикрыв ладонью рот, прошипел:

– Ни звука. Иди за мной.

И она пошла. Вышла из подъезда на улицу, спустилась вместе с ним в подвал. Прошла по длинным гулким коридорам, перелезла через какой-то пролом в стене. Осталась одна в этом кошмарном колодце, потом самостоятельно вылезла из него, выслушала невнятный монолог Рината и сама же залезла в кабину «Жар-птицы». Все это время ей казалось, что кто-то нашептывает ей в ухо: «Все хорошо. Все правильно. Не волнуйся! Иди за ним. Ничего не бойся».

И она все это делала и, действительно, ей не было страшно.

Вот только сейчас… Ей стало как-то неуютно. Но ненадолго.

Слева от нее появилась голова Рината. Он подал ей шлем.

– Подключайся и взлетай. В воздухе войдешь в контакт с Антоновым. Он проведет тебя по воздушному коридору и даст тебе точные координаты приземления.

Мария надела свой шлем и подсоединила его к бортовой системе самолета. Включила тумблер зажигания. Машина тихонько заурчала. И Марии снова стало комфортно, как в утробе матери. Она снова стала частью железной птицы. А птица стала частью ее.

– Все хорошо. Все нормально, – приказала она себе.

– Взлетаю.

Мария проверила пространство вокруг себя на предмет потенциальных опасностей. Умная машина выдала ей целый список возможных напастей, и самым первым в этом списке стоял грузовик «УАЗ», несущийся по взлетно-посадочной полосе.

Он мог случайно протаранить самолет. Мария включила невидимый камуфляж и турбину первого уровня. Ей надо было выехать на полосу и взлететь. Она просчитала отрыв от земли в метре от грузовика и пролет над ним, но она не могла просчитать поведения людей, сидящих внутри него.

Это мог бы сделать Антонов, который в это время ждал ее выхода на связь, но Мария решила, что выйдет с ним на связь, как и приказал Ринат, в воздухе. Она была уверена, что справится с ситуацией сама, и поплатилась за это.

Прямо под ней раздался грохот, и Мария вдруг почувствовала острую жгучую боль. Как будто её в бедро укусила оса. Свинцовая пуля, выпущенная из автомата лейтенанта Рассеки, пробила обшивку самолета, прошла сквозь провода системы управления и уже на излете воткнулась в ногу летчицы…

Глава 5

Петляковский музей истории авиации. 19–30. Директор музея Игорь Николаевич Печников

Петляковский музей истории авиации был создан более тридцати лет назад. По разнарядке. На волне всеобщей любви к малой родине.

В горкоме долго думали, как поступить с приказом из ЦК. Ведь в их молодом городе просто не было истории. Она еще только-только начиналась. Большинство улиц города вообще были только на картах строителей, а то, чем занимались на предприятиях города, было глубоко засекречено, и даже фотографии изделий не могли стать экспонатами музея.

И в итоге решили подойти к делу формально. Выделили под музей три комнаты старого «сталинского» дома и развесили на стенах комнаты фотографии передовиков производства, в другой на полках расставили многочисленные спортивные кубки и подарки городу от городов-побратимов. В третьей комнате поставили старенький телевизор, допотопный видеомагнитофон и несколько рядов неудобных кресел.

Здесь детским экскурсионным группам, которые приходили сюда 1 сентября, и редким гостям стали показывали старые хроники летных испытаний и крутить фильм, снятый к первому юбилею города.

Допуск в музей во всех случаях осуществлялся исключительно по распоряжению первого «секретного» отдела.

После этого экспозиция музея поменялась только один раз. На заре перестройки.

Вместо передовиков в первой комнате на стены повесили набор пожелтевших фотографий с видами окрестных сел и деревень. Вдоль стен расставили предметы быта из числа тех, что имелись во всех краеведческих музеях от Москвы до самых до окраин. Самовары, прялки, скалки, битые горшки, патефоны и старые телевизоры «КВН».

Во второй комнате вместо кубков и почетных грамот разместили небольшие детали самолетов, приборы, кресла и личные вещи летчиков-испытателей. В общем, все то, что можно было утащить с аэродромной свалки на руках, что не имело реальной ценности – нельзя было продать, но жалко было выбросить.

Вход в музей стал свободным. Поскольку коллекция музея не имела никакой системы, (все вещи были свалены в кучу), то редкие посетители этого собрания старых вещей неизменно оставляли в книге отзывов лишь жалостливые записи.

Почти тридцать лет музей влачил жалкое существование, и его не закрывали только по той причине, что в городе музей должен быть, что называется, «в принципе».

Коллектив музея сплошь состоял из женщин предпенсионного возраста, которые подрабатывали себе на жизнь тем, что регулярно пускали в музей различные передвижные выставки, начиная от «Санкт-Петербургской кунсткамеры» с анатомическими уродами и заканчивая галереями корейской живописи.

Как это ни странно звучит, музей жил отдельно от города, а город отдельно от музея…

И все были относительно довольны.

Все изменилось в тот день, когда неожиданно для себя директором «собрания ненужных вещей» стал Игорь Николаевич Печников, выпускник московского авиационного института и студент открытой бизнес-школы Соединенного королевства…

Семь лет назад после стажировки в Германии он зашел к своему другу, Андрею Непогоде, редактору независимого интернет-портала «Петлякова. нет», и, сидя за кружкой чая, выдал ему свои впечатления о поездке по Европе и об увиденном там в одном городе музее авиации.

Больше всего его поразило то, что центральным экспонатом этого немецкого музея был первый советский дальний бомбардировщик «Пе-8».

– Как же так? – говорил он, в запале размахивая руками. – Этот самолет создавал Петляков, основатель нашего города. – При слове «нашего» он стучал себе в грудь. – А стоит на постаменте где-то у немцев? Разве это правильно? Мы что, недостойны того, чтобы он стоял у нас в городе? В нашем музее?

На свою беду, он не только поделился впечатлениями о том, как музей может положительно повлиять на экономику целого города, на умы жителей, на пропаганду авиации, но также и записал их в виде конспекта. Кроме того, он написал целый бизнес-план развития музея и туристической отрасли в городе. Благо, именно этому его учили за границей.

Непогода, не спрося у автора разрешения, опубликовал эти заметки и, заодно, бизнес-план на сайте «Петлякова. нет». Через неделю их с некоторыми комментариями и без ссылок на сайт опубликовала официальная городская газета «Петляковские Вести».

Буквально на следующий день после публикации в газете Игорю Печникову позвонили из администрации города и пригласили на встречу с мэром города Ивановым.

Виктор Иванович не стал ходить вокруг да около, а сразу предложил Печникову возглавить городской музей и реализовать его проект, пообещав ему всяческую помощь и поддержку.

Так Печников стал директором музея. И действительно, пока Иванов был мэром, все, что предлагалось Печниковым для развития музея, исполнялось. Специально для этого был даже создан попечительский совет музея. Председателем совета стал Вадим Вадимович Чертков. Уважаемый в городе человек, которому не мог отказать в просьбе ни один из директоров предприятий города.

Все эти предприятия помогали проекту, как могли. Выделяли людей, оборудование, стройматериалы, денежные средства. Но большую часть этих проблем, в том числе и финансовых, взял на себя Анатолий Евгеньевич Руденко, председатель совета директоров концерна «ЖАРР».

Под музей была выделена большая территория на окраине города, на берегу реки Москва. На этой территории было выстроено трехэтажное здание, в котором разместились офисные помещения, хранилище и, собственно, сама экспозиция музея, которая стала интерактивной.

Все фотографии были заменены телевизионными мониторами, сами залы напичканы электроникой. Одним нажатием пальца на экран можно было извлечь из памяти компьютера любую интересующуюся информацию. Целый этаж музея был оборудован под авиатренажеры. Теперь каждый посетитель музея мог легко поднять в небо, виртуальное, естественно, любой самолет, начиная с первого планера братьев Райт и заканчивая сверхсовременным «боингом».

Но главной гордостью музея стала открытая площадка музея, куда со всей страны стали свозиться самолеты. Гражданские, военные. Списанные. Иногда это были просто искореженные куски металла. Их реставрировали, приводили в приличный вид и выставляли на площадку на всеобщее обозрение.

К музею со всех концов страны потянулись автобусы с туристами. Музей стал неизменным местом встреч иностранных делегаций, желающих инвестировать в авиационную экономику. В дни международного авиационно-космического салона в Жуковском, Президент страны специально изменил маршрут и прилетел в Петляков, чтобы осмотреть экспозицию.

Ситуация стала меняться в худшую сторону практически сразу, как только был убит Иванов. На словах Солодовников провозгласил продолжение идей и дел всеми любимого и всенародно избранного мэра, а на деле…

Это пустяк, конечно, но сначала с музея стали взимать арендную плату за помещение под предлогом того, что музей стал самоокупаемым. Как сказали Печникову в отделе муниципальной собственности: «Мы ничего не можем сделать. Согласно положению, если ваши доходы превышают расходы, значит, вы должны платить аренду! Такие правила». Должны – так должны! Но почему аренда была такая же, как у ресторанов и казино? – А вы у нас проходите как развлекательное заведение».

Пришлось изымать средства из других статей расходов. В первую очередь, из «средств на приобретение новых экспонатов». Существенно подняли входную плату. Уволили часть сотрудников. Поток желающих посетить музей, конечно, резко сократился, но не иссяк полностью. Значит, можно жить.

Потом вообще вдруг оказалось, что земля, на которой была создана экспозиция, принадлежит не городу, а… институту.

И музей теперь вроде бы как на птичьих правах. В любой момент могут попросить…

Ну да, вроде бы и здесь Солодовников был ни при чем, но когда Печников напросился к нему на прием, чтобы рассказать о возникших проблемах, мэр вдруг был срочно вызван к губернатору.

В результате директор музея оказался один на один со своими проблемами. А тут еще постановление совета депутатов о референдуме по поводу создания в городе этнопарка. Надо было быть младенцем, чтобы не понять – других территорий у города для строительства этого развлекательного объекта нет.

Ну да, осталось только в конце года при принятии городского бюджета совету депутатов под благовидным предлогом урезать объемы финансирования из городского бюджета, и все… Музею можно перебираться назад в три комнаты «сталинского дома» или вообще закрываться.

А теперь от совета депутатов можно было ожидать всего, чего угодно.

* * *

…Печников сидел в своем кабинете и тупо смотрел на трубку телефона. Сейчас в его кабинете это был самый бесполезный предмет. Звонить и просить о помощи просто некуда и некого. Иванов убит, Чертков убит, Руденко в больнице. Солодовников не отвечает.

Вот так в течение одного года вдруг резко все поменялось.

Музей снова стал для города обузой, и он, как директор музея, вдруг резко превратился из влиятельной фигуры в обычного попрошайку из городского управления культуры.

«В очередь, в очередь, сукины дети! Скрипач не нужен!»

«Скрипач не нужен!» Эта мысль крутилась в голове Печникова как заезженная пластинка и не отпускала его. Не давала сосредоточиться. «Как же так? Почему вдруг такое резкое изменение курса в городской политике? Ведь еще год назад все казалось таким незыблемым?» Он посмотрел на стену, где висела его фотография рядом с президентом. «Неужели стране больше не нужна авиация? Неужели какой-то этнопарк, читай «Диснейленд», важнее?

Печников подвинул к себе свежий номер «Петляковских вестей». Тот, где было опубликовано постановление совета депутатов и приказ главы о проведении референдума по переименованию города. Рядом было опубликовано объявление, что администрация города объявила конкурс на выбор подрядной организации для проектирования и строительства этнопарка. Печников хмыкнул: «Может, предложить свой проект?» Но ему не хуже других было известно, как проводятся такие конкурсы. Выиграет организация, назначенная администрацией. Конечно, это будет «РМН».

Печников снова хмыкнул. «К бабке можно не ходить, чтобы понять, кто стоит за всеми изменениями. Эта «РМН» как спрут опутала весь город, и все теперь пляшут под ее дудку». Печников вспомнил, что еще при Иванове они встречались с генеральным директором этой строительной корпорации. Как его там? Лев Игнатьевич Седов? Даже обменялись визитками. Седов улыбался, говорил, что всегда будет рад помочь. А что? Может, действительно, пока не поздно, позвонить Седову? Признаться в любви и преданности. Глядишь, оставит директором этнопарка?

Еще три года назад, если бы он услышал в себе такие мысли, то без зазрения совести выскреб бы свой мозг столовой ложкой до основания, но теперь все было по-другому. И не изменения политики были в том виной. Все было гораздо прозаичнее. Теперь он был не один. У него любимая жена и дочь. Его двухлетняя дочурка. Его солнце, его радость, его счастье. Надо было думать уже не только о себе, но и о ней. О них.

Печников подвинул к себе телефон и набрал номер своей квартиры. Трубку сняла жена.

– Привет, как дела?

– Нормально, спим.

– Я уже собираюсь домой. Надо что-то купить?

– Ну, если только хлеба белого и… чего-нибудь вкусного.

Печников засмеялся.

– Ах, ты моя сладкоежка. Хорошо, будет тебе что-нибудь вкусненького.

Жена в трубке зевнула.

– Ну, пока. Я тебя жду.

– Пока.

Печников положил трубку и решительно открыл свою записную книжку. «Так? Где у меня Седов? На “С” – Седов или на “Р” – РМН». Печников никогда не хранил визитки, а всегда переписывал информацию с них в книжку, чтобы носить ее с собой. Так было удобнее.

«Ага, вот он – Седов Лев Игнатьевич. На “С”. Отлично, – вздохнул, посмотрел на фотографию дочери и жены, стоящую перед ним в рамочке. – Звоню».

Именно в этот момент в кабинет вошел Андрей Антонов. Он постучал, приоткрыл дверь, просунул в щель голову и громко пробасил:

– Не помешаю, Игорь Николаевич? Разрешите?

Не дожидаясь разрешения, вошел и плотно закрыл за собой дверь.

– Не ожидали? – Антонов широко улыбнулся и протянул Печникову свою широкую ладонь. – Вижу, не ожидали. А я к вам по делу.

Антонов сел на стул напротив Печникова и посмотрел в глаза директору музея.

– Игорь Николаевич, очень нужна ваша помощь.

Печников все это время, даже когда здоровался с Антоновым, держал одну руку на телефонной трубке. Когда Антонов опустился перед ним на стул, он убрал руку с трубки, заложил ниткой страницу записной книжки, чтобы не искать потом, закрыл книжку, с облегчением вздохнул и улыбнулся Антонову.

– Я вас внимательно слушаю, Андрей Павлович. Вы же знаете, что всем, чем могу, помогу.

– Знаю, Игорь Николаевич, знаю. Поэтому и пришел к вам. – Антонов кивнул головой на телефон. – Вы собирались куда-то звонить, я вам помешал?

Печников смутился.

– Да, нет. Жене звонил, говорил, что скоро буду. Рабочий день-то уже почти закончился.

Они вместе с Антоновым посмотрели на большие часы, висящие на стене напротив Печникова. (Антонову для этого пришлось повернуться через плечо). Это были подарочные часы с логотипом эмблемы «ЖАРР».

– Ух ты, действительно, без пяти шесть. Значит, у нас совсем мало времени.

Антонов снова посмотрел на Печникова.

– Игорь Николаевич, а если я вас попрошу немного задержаться и помочь мне?

Печников напрягся.

– В чем?

– Ну, скажем так. Во встрече и получении одного экспоната для вашего музея. Нужно подготовить место на открытой площадке.

Печников задумался.

– А что за экспонат? Какие у него размеры? Место у нас, конечно, найдется. Но почему такая срочность? Я боюсь, что все сотрудники уже ушли.

– Вот и отлично. Сегодня нам как раз никто и не нужен. Только вы как руководитель музея.

Печников удивился.

– Какие-то тайны?

– Никаких тайн, Игорь Николаевич, от вас никаких. Просто очень мало времени. А когда экспонат прибудет, вы сами все поймете. Договорились?

– Ну да, договорились.

– Вот и отлично. А сейчас, вы не могли бы лично убедиться, что все сотрудники и посетители покинули музей?

Антонов встал.

– За воротами стоит наша машина. Мне надо загнать ее на территорию, и я не хотел бы, чтобы кто-то видел, как она сюда въезжает.

– Машина – это и есть экспонат?

Антонов засмеялся.

– Нет. Машина – это просто машина, но без нее не будет и экспоната.

Печников покачал головой.

– Не нравится мне все это. Какая-то авантюра. А как же охрана? Она как раз сейчас должна заступить на дежурство.

– Насчет ЧОПовцев не беспокойтесь. Я с ними договорюсь. Насколько я помню, это наша контора платит им за то, чтобы они здесь штаны протирали.

Печников кивнул головой.

– Все, теперь понял. Идите к машине и ждите. Я выйду к воротам, когда все будет готово…

Антонов ушел. Печников еще раз посмотрел на записную книжку. Покачал головой, убрал записную книжку в карман пиджака. Позвонил жене. Сказал ей, что задержится. Срочное дело.

И вышел из кабинета.

Глава 6

Петляковское шоссе. Где-то на окраине города Петлякова. Вечер. Егор Репа, член преступной группировки «Лесные»

Егор Репа сидел со своим напарником Витькой-Кабаном в потрепанной «бехе», «БМВ» третьей серии, и ждал своего шефа, Патрона.

Машина стояла на краю песчаного обрыва. Внизу блестело озеро, которое называлось озером «Генерал». Никто не знал, почему оно так называлось, но местная легенда гласила, что это в честь какого-то генерала, который приказал здесь брать песок для взлетно-посадочной полосы, которая как раз начиналась прямо за озером. Вернее, сначала это был просто песчаный карьер, но потом он наполнился водой и стал полноценным водоемом.

Виктор сидел на месте водителя и листал помятый глянцевый журнал с голыми девками на всю страницу. Егор сидел рядом и чистил пистолет. Это был ПМ, пистолет Макарова. Детали его были аккуратно разложены на заднем сидении иномарки.

Егор заботливо подложил под них газетку, чтобы масло не испачкало кожаное сиденье. Каждый раз, когда он заканчивал чистить какую-то деталь, он поворачивался лицом назад, осматривал заднее сидение, кидал взгляд на пустынную дорогу, уходящую вдаль в темноту, туда, где, судя по очертаниям, начинался город, и тяжело вздохнув, брал с газетки новую деталь, начинал полировать ее.

– Ну, что ты его пидорасишь? – раздраженно спросил Витька, не отрывая взгляда от грудей очередной красотки. – Того и гляди, патруль мимо проедет и примет нас по полной программе.

Он покрутил ручкой радиоприемника в поисках какой-нибудь приятной музычки.

– Не ссы в компот, – ответил ему Егор, – там повар ноги моет. Сейчас вот только еще затвор протру, и будет полный порядок.

Виктор поднял голову, посмотрел вперед.

– Не, ну надо? А чего ты его не выкинул? Я думал, ты его слил сразу после того, как девку кокнул. Давай сейчас выкинем? А?

– Патрон не велел от ствола избавляться.

Виктор угукнул и покосился на пистолет.

– Ну, ладно. Не велел – так не велел. Только стремно все это, палевом пахнет. Шефа нет, а у нас на руках ствол, из которого девку завалили. Можно брать нас тепленькими.

Егор хмыкнул.

– Э-э, не, не скажи, братан, это не просто ствол. Из него можно хоть полгорода завалить, а тебя все равно не найдут.

– Это почему это?

– Да потому что это ствол самого Черта.

– Покойника? – Виктор ойкнул и набожно перекрестился. – Что ты про него на ночь глядя вспомнил?

Виктор задумался. Видно было, что это ему было нелегко, потому что на лбу сложились глубокие морщины. Когда же они распрямились, на его лице появилось такое выражение, как будто ему только что явилось божественное откровение.

– Подожди, подожди, я не понял, а к тебе-то он как попал?

– Мне его Патрон передал.

– А к Патрону как?

Егор недоверчиво покосился на напарника.

– Ты че? На ментов начал работать? Разговоры тут разговариваешь. Тебе какая разница? Ты кто? Водила. Твое дело баранку крутить, да правила дорожного движения учить, чтобы бабушку какую не задавить. Давай, молчи в тряпочку, а то опять в таксисты пойдешь.

Витька смутился.

– Да нет. Просто интересно.

Егор скривился.

– Нет тут ничего интересного.

Очередь дошла до дульной части. Егор заботливо обмотал шомпол тряпочкой и засунул его в дуло.

– Вот сейчас Патрон приедет, у него сам и спроси. Если интересно.

Егор подвигал несколько раз шомполом в стволе туда-сюда, вытащил, осмотрел тряпочку. Она была практически чистой, без копоти.

Егор посмотрел в дуло на просвет. Для того, чтобы увидеть, как блестит внутренняя ее часть, ему пришлось повернуть голову и найти что-то светлое. Сначала это был уличный фонарь, но он слепил глаз, и тогда Егор перевел голову на луну.

Именно через ствол этого оружия, произведения тульского мастера, он и увидел нечто, что заставило его от удивления открыть рот. На фоне полной луны (она закрывала практически полнеба) он отчетливо увидел пролетающую женщину. У нее развивались волосы, и она вся была в каком-то ярком свечении.

– Гляди, ведьма летит! – вырвалось у Егора непроизвольно, как у молодого пацана.

Виктор повернул голову в ту сторону, куда показывал его приятель, но увидел только верхушки раскачивающихся деревьев и какой-то свет за ним, который, впрочем, быстро потух.

– Ты че, Егор? – Виктор принюхался. – Это на тебя так оружейное масло действует? Глюканул?

Егор уже понял, что сболтнул лишнего. В их среде было не принято проявлять излишние эмоции. Он нахмурился и сжал губы.

Витька хохотнул.

– Да, ладно, Егор, не дрейфь. С кем не бывает? Я когда бензин у машин по ночам пизжу, бывает, так его наглотаюсь через трубочку, что мне чертики мерещатся.

Именно в этот момент из глубины ночи показался яркий свет. Он отразился от зеркала заднего вида и зайчиками загулял по салону. Егор вздрогнул и обернулся. Он увидел два глаза мощных фар, которые, не спеша, подскакивая на кочках и колдобинах, приближались к их машине.

Огромный «галендваген», урча двигателем, подкатил к обрыву и встал рядом с «БМВ». Это был личный автомобиль Патрона. Обычно этот человек всегда вызывал у Егора чувство страха и какого-то подобострастия. Ему всегда хотелось как можно быстрее уйти от Патрона, но сейчас Егор даже обрадовался своему хозяину. Это позволяло сменить тему и не думать о том, что он только что видел. «Летающая женщина! Это надо же, привидится такое! И ведь не пил ни грамма!»

Он опустил боковое стекло. Посмотрел в глаза Патрона. Как всегда, они не выражали никаких эмоций. Ну буквально как питон смотрит на свою жертву.

Егор открыл дверь, вышел на воздух, вытирая вдруг вспотевшие ладони о штаны. Прямо как пацан какой-то. Патрон тоже вышел и, демонстрируя братские чувства, обнял Егора, трижды поцеловал его и похлопал его по спине. На Егора пахнуло дорогим одеколоном. Патрон кивнул головой.

– Пойдем пройдемся вдоль берега.

Они молча отошли на расстояние, чтобы их не было слышно, и Патрон сразу перешел к делу.

– Ну, что, Егор, как себя чувствуешь?

– Нормально, Станислав Викторович. Все хорошо.

– А что в городе слышно?

– Тихо пока.

Патрон удивленно вскинул брови и покачал головой.

– Уверен? За базар отвечаешь? А я слышал, он гудит, как раскуроченный улей.

Несмотря на то, что у Егора голова была занята только что увиденным, он тут же сообразил, к чему клонит его хозяин.

– Так вы меня из-за девки сейчас гнобить будете?

Патрон хмыкнул.

– Слово-то какое придумал, – Патрон попробовал его на вкус: – Гнобить. Филолог хренов. Чего тебя теперь гнобить-то? Сам себя сгнобишь. Менты жертвы требуют, чтобы общественность успокоить, так что…

Патрон развел руками.

– Не подводи братву.

Егор захлопал ресницами. Он не знал, что такое «филолог», и оно показалось ему обидным, но выказывать свою обиду было сейчас, как говорят по фене, «не в тему». Он попытался полезть в «бычку».

– Так что, вы мне, честному фраеру, сейчас предлагаете самому в лапы к ментам лезть, что ли?

Патрон осклабился.

– Тоже мне, честный фраер. Ему заказали убрать Пыльного, а ты в него попасть даже не смог.

Патрон обиженно махнул рукой.

– Эх, Репа, Репа, думал, ты парень толковый. Сделаешь все, как надо, уберешь гниду из наших рядов, будут все основания за тебя на толковище речь держать, чтобы ты под себя город подмял вместо Черта. А ты, брат, облажался. Причем по полной программе.

– Ну зачем вы так сразу, Станислав Викторович? Чуть что, и сразу облажался. Все ошибаются. Пуля, как известно, дура. Она навылет прошла, поэтому из какого ствола стреляли, все равно никто никогда не узнает. Ну, пошумят недельку-другую и успокоятся. Если хотите, я газетчикам пущу мульку, что это узбеки. Национальный вопрос сейчас тема что надо. Они живо уцепятся. А?

Патрон внимательно слушал Репу и не перебивал, по его лицу невозможно было понять, о чем он думает, поэтому Егор решил закончить мысль:

– А если Пыльного приговорили, значит, приговор будет выполнен. Я отвечаю. А нарами меня пугать не надо, это дом родной для вора.

Патрон посмотрел на Репу с прищуром.

– Как ты там говорил? Пуля – дура? Ну-ну. Только Пыльного пока не трогай.

– А кого? – непроизвольно вырвалось у Егора.

Патрон захохотал.

– Никого. Подожди малость.

Егор понял, что опасность миновала, и Патрон на самом деле проверял его. Он тоже заулыбался.

– Ну, вы это, только намекните, Станислав Викторович. Все сделаю.

Патрон мотнул головой.

– Намекну.

Он вздохнул широко грудью и развел руками.

– Ох, и красиво же здесь!

Потом искоса посмотрел на Егора и сменил тему.

– Ну, ладно, а что думаешь насчет того, чтобы город под себя взять?

Лицо Егора сделалось серьезным. Он понимал, что такие вопросы задают один раз в жизни. И отвечать на него надо конкретно. Обратного хода не будет. В городе после Черта оставалось еще много авторитетных воров, и каждый из них хотел бы услышать от Патрона такое предложение, но он задал его ему, Егору Репину, Репе. Мозг, до этого не утруждаемый мыслями, быстро напрягся. В висках заколотило. Но медлить с ответом тоже было нельзя. «Эх, пан или пропал!»

– Дело серьезное, Станислав Викторович, ответственное. Без вашей помощи мне и думать о таком рано, но если считаете, что подхожу, то я не подведу. Мамой клянусь!

Патрон кивнул головой и, больше ничего не говоря, повернулся, и пошел к машине. Егор пошел с ним рядом. Ему очень хотелось забежать вперед и посмотреть в глаза хозяину, чтобы понять, правильно он ответил или нет, но в то же время он понимал, что этого делать никак нельзя. Он усилием воли подавил в себе желание забежать вперед и преисполненный достоинства проследовал за Патроном на некотором расстоянии сзади.

Патрон подошел к машине. Егор не выдержал, ускорил шаг и открыл дверь в салон. Патрон снова молча, ничего не выражая, сел за руль. Включил двигатель. Проверил телефон (он его оставлял в салоне) и только после этого кинул взгляд на Егора.

– Ну, ладно, пока. Будь на связи, я позвоню. Ствол пусть пока у тебя побудет. Схорони его понадежнее, но так, чтобы достать можно было быстро. Если что в городе произойдет серьезное, сообщай. Не стесняйся. Понял?

– Понял, – ответил Егор, и у него тут же в голове возник вопрос. А вот то, что он видел девку летящую, это серьезно или нет? Видимо, на его лице эта игра мыслей была уж очень явной, потому что Патрон немедленно отреагировал.

– Что? Уже есть что сказать?

Егор прикусил губу.

– Да не.

Он мотнул головой.

– Вернее, не знаю, серьезно это или нет.

– Ну, говори, не тяни кота за яйца.

Егор снова прикусил губу.

– Да вот, пока вас ждали, над аэродромом девка пролетела. Ну, прям, как ведьма на метле.

Репа тряхнул головой.

– Только вы не подумайте, я в полном поряде. Не пил и не ширялся.

Патрон склонил голову набок, и вдруг неожиданно Егор увидел, что у его хозяина глаза сузились, как у волка, заметившего добычу.

– Когда это было?

– Ну вот за минуту до вашего приезда.

– И куда она летела?

Егор ткнул пальцем.

– Туда. Там еще свет за деревьями был.

– Какой еще свет?

Егор развел руками.

– Ну, такой, – и растопырил пальцы. – Искрящийся.

Патрон посмотрел в сторону, куда указывал ему Репа, и, не поворачивая головы, приказал:

– Езжай за мной!

Глава 7

Станислав Викторович Панкратов, по кличке Патрон, лидер организованной преступной группировки «Лесные»

…Станислав Викторович Панкратов, более известный в некоторых кругах как Патрон, никогда и нигде не учился. Однако глупым или, к примеру, дебилом его при этом никто и никогда не называл.

Единственным учебным заведением, которое он когда-то посещал, была средняя школа № 25 города Петлякова. Практически все восемь лет, которые он находился в стенах этого заведения, Стас провел в коридорах, туалетах и подсобных помещениях, занимаясь, в основном, экспроприацией денег у богатеньких учеников.

Не было ни одного человека в школе, включая старшеклассников, кого бы он так или иначе не обложил данью в виде жвачки и прочих детских радостей, как-то: сигареты, модные диски, шмотки, билеты на концерты и, конечно же, деньги.

Методы, которыми он добивался своего, были разнообразные: от шантажа и обмана при воздействии на более старших и сильных до угроз и избиений – при обработке малолеток.

Единственными, кого он не трогал в школе и всячески поддерживал их авторитет, были учителя. Они могли сколько угодно ругать его, ставить в угол, вызывать родителей, не допускать к урокам, но при этом за пределами класса в различных общественных делах не было у них более деятельного союзника и помощника. Стасу можно было поручить любое дело от рисования стенгазеты до уборки территории, и все выполнялось вточности, качественно и в срок. Главное было не лезть в его дела.

И такое перемирие между учителями и Стасом продолжалось до выпускных экзаменов.

Накануне Стаса вызвала к себе директриса и, строго посмотрев ему в глаза, сообщила, что не может допустить его к экзаменам, поскольку ни один учитель не выставил ему в четвертях ни одной положительной оценки. Ему вообще никто не поставил оценок.

После чего директриса отвернулась, открыла сейф и начала перебирать в нем бумаги. В этот момент в кабинет зашла учительница и отдала директору деньги, которые родители собрали на выпускной вечер. Директор пересчитала деньги, убрала их в сейф и отправила Панкратова за матерью. Она недвусмысленно дала понять Стасу, что для того, чтобы он получил аттестат, ему нужно заплатить за это.

Этой же ночью Стас проник в кабинет директора школы, вскрыл сейф с документами, забрал из него все имеющиеся там деньги, а также документы своего класса, подготовленные аттестаты и билеты, только что присланные из РОНО, поставив тем самым под угрозу все выпускные экзамены.

Утром пропажа обнаружилась, директрису увезли в больницу с сердечным приступом. Стас купил пышный букет и навестил ее в больнице. Вручив ей этот букет, он предложил обмен. Содержимое сейфа на его аттестат зрелости.

Директор обозвала его скотиной, но на предложение согласилась.

После этого случая Стас никогда больше не переступал порогов учебных заведений. Ему они были не нужны. Он итак знал все, что ему нужно было знать про жизнь. Он был хитер и опасен, как степной волк. И при этом он имел особое чутье на деньги. Очень быстро он сколотил вокруг себя группировку, которая получила название «Лесная», потому что микрорайон, где жил Патрон, начинался с улицы с таким же названием.

В 90-е годы группировка Патрона, как и все, занималась обыкновенным рэкетом. Однако, Станислав Викторович вовремя понял, что это мелкий бизнес и, к тому же, неблагодарный. В то время, как другие группировки вступили в войну за место под солнцем с ментовскими крышами, Патрон сам отдал правоохранительным органами свои доли, а взамен попросил лишь некоторых уступок. Он попросил посадить своих людей на различные должности в структуры районного управления.

В «Крайгазе», структуре, которая поставляла природный газ в район, у него был свой человек на должности старшего инженера. В «Крайбытхозе» его человек занимал должность инспектора контроля. В «Крайэнерго» его человек был генеральным директором. В «Крайсвязи» – директором. В «Крайводоканале» – инспектором контроля качества. В «Земельном отделе» его человеком был главный архитектор. В банке, в здравоохранении, в администрации района – везде на скромных, но ключевых должностях у Патрона сидели свои люди. И их никто не трогал.

Таким образом, весь район находился под полным контролем «Лесных», и ни один даже маломальский перевод средств со счета на счет не проходил без ведома Патрона. Запустив, таким образом, щупальцы во все более или менее крупные бизнесы района, он от всего брал свою скромную десятину, и на эти средства развивал местную футбольную команду «Метеор».

Построил ей в центре города стадион, вывел ее в высшую лигу…

Вадим Чертков, «Черт», был правой рукой Патрона, его человеком в городе Петлякове. Ведь Петляков хоть и находился на территории Крайновского района, однако считался самостоятельным городом областного подчинения. Собственно поэтому для контроля денежных потоков внутри этого города и нужен был отдельный человек.

Патрон ничего не имел против увлечения Черта авиацией и, естественно, был в курсе всех его дел с компанией «ЖАРР». В общих чертах, конечно. Но чем они занимаются и что планируют сделать, он знал и даже поддерживал их планы. Исключительно в той степени, чтобы быть курсе дел и держать руку на пульсе.

Но, как и всегда, по большому счету, на самолеты Патрону было глубоко наплевать. Главное для него были деньги и собственное благополучие.

Поэтому в тот момент, когда Репа сказал ему о летающей женщине и указал направление, куда она полетела, он сразу понял, что произошло, и начал думать, что делать, чтобы извлечь из ситуации выгоду. Свою выгоду.

Патрон всегда мыслил очень быстро. Он сразу понял, что компаньоны Черта, «пусть земля ему будет пухом», решили перегнать свой супер-пупер самолет на другую территорию. А это значит, что? Первое – они уже не так уверенно чувствуют себя в городе. Значит, корпорация их все-таки достала, и сейчас уже не время соблюдать нейтралитет. Нужно воспользоваться ситуацией. Как? Очень просто.

Территория, куда «жарровцы» перегнали самолет, в сущности, есть хорошая строительная площадка, пока заставленная старыми самолетами, то есть металлоломом. Выгода может быть двойная. Во-первых, можно продать эти самолеты как лом или загнать за хорошие бабки за бугор коллекционерам, а во-вторых, построить на их месте какую-нибудь коммерческую недвижимость.

Патрон нервно забарабанил пальцами по рулю. Очень неплохое дельце получается. Очень. Осталось только найти того, за чьей спиной можно было бы прикрыться. С недавнего времени Патрон предпочитал не высовываться и решать все свои дела чужими руками.

Глава 8

Петляковская больница. Руководитель хирургического центра Юрий Петрович Позднев

Пятница. Вечер. В приемном отделении Петляковский городской больницы было многолюдно.

На креслах с откидными сиденьями сидели мальчишки, поддерживающие своего товарища, упавшего со скейтборда и разодравшего до кости колено, рядом с ними мамаша, зажимающая разбитый и кровоточащий нос пятилетней малышке. Тут же на полу сидел пьяный мужик и тихо постанывал, держась за руку.

– Сестричка, мне бы таблеточку какую от боли, – сквозь зубы прошипел он в сторону проходящая мимо него старшей медсестры. – Сил нет больше терпеть. Сдохну прямо здесь.

– Ждите своей очереди, больной, – равнодушно ответила ему медсестра, даже не посмотрев в его сторону. – Врач скоро вас примет.

Качая бедрами, она вплыла в кабинет приемного врача. Юрий Петрович стоял возле умывальника и вытирал руки об полотенце. Он редко занимался приемом больных, но иногда, раз или два раза в полгода, позволял себе. «Для того, чтобы навык не потерять, – говорил он своим подчиненным, – и чтобы не очерстветь окончательно, каждый хирург обязан хоть иногда работать в приемном покое».

Рядом с ним копошились второй врач, молодой практикант, и еще несколько сестричек. На стуле за его спиной сидела пожилая женщина, которая, как грудного ребенка, баюкала свою перебинтованную руку.

– Сейчас идите домой и примите обезболивающее, – говорил ей практикант с равнодушным выражением лица, думая о чем-то своем. – А завтра снова к нам на перевязку. И поаккуратнее с кастрюлями.

Он повернулся к медсестре.

– Ира, зови следующего.

Старуха встала и, неуклюже держа свою раненую руку, полезла в сумочку.

– Спасибо, милый!

Она достала из сумки кошелек, открыла его, вытащила из него сто рублей и протянула Поздневу.

– Вот, возьми.

Врач поморщился.

– Уберите.

Старуха замотала головой.

– Не могу. Ты мне помог, я должна тебя отблагодарить.

Врач обреченно вздохнул.

– Уберите, я сказал.

Старуха снова полезла в сумку и вытащила оттуда замызганную шоколадку.

– Ну, хоть это возьми, сынок.

Позднев посмотрел на медсестру и устало замотал головой.

– Ну что ты с ними будешь делать? Ира, давай зови следующего.

Старуха молча положила шоколад на стол и вышла из кабинета. Не успела за ней закрыться дверь, как в нее ввалилась толпа тинэйджеров. Они внесли на руках своего товарища.

Медсестра Ира закудахтала.

– Это еще что такое? Куда вы все?

Тинэйджеры загалдели:

– Он идти не может. У него болевой шок. Ему нужна срочная операция.

Позднев брезгливо кинул взгляд на коленку, а потом поднял голову на молодежь.

– Так! Все, кроме больного, вышли.

Он посмотрел на своих помощников и приказал.

– Промойте рану, обработайте и перебинтуйте.

Устало провел рукой по коротко стриженной голове.

– Что сегодня за день такой? Такое впечатление, что за стенами идет рукопашная битва.

– Так ведь пятница. Народ расслабляется, – ответил ему практикант, усаживая на стул парня с разбитой коленкой.

Юрий Петрович взял в руки оставленную бабкой шоколадку и повертел ее в руке.

– Только начало смены, а уже полный дурдом, – он хрумкнул оберткой. – Ладно, командуйте тут без меня, а я пойду чаю выпью. Если что-то будет серьезное, зовите.

Он вышел в подсобку. Включил электрический чайник. Посмотрел в окно. Звездное небо. Крыши домов. Полная луна заглянула ему в лицо. Какое-то недоброе предчувствие шевельнулось внутри него. Как будто кто-то натолкнул его на мысль, что сегодня вечер особенный, и ему надо приготовиться принять важное для себя решение. Закипел чайник, Позднев обернулся, чтобы его выключить, и пропустил тот момент, когда на фоне луны буквально на несколько мгновений появился силуэт женщины.

Выключив чайник, Юрий Петрович встал и вышел в кабинет, где принимали посетителей.

– Ира, – позвал он старшую медсестру, – я поднимусь наверх проверить операционную.

Ира удивленно посмотрела на Позднева.

– Что-то случилось?

– Нет, так, на всякий случай.

– Идите.

Ира повернулась к тинейджерам и услышала слова Позднева.

– Если что-то случится, сразу меня вызывайте.

– Хорошо, Юрий Петрович, – машинально ответила Ира, не понимая, что от нее хочет хирург. Для нее уже давно ничего экстраординарного не происходило, все случаи были похожи один на другой.

Как правило, все травмы получали или по глупости, или по пьяни. С травмами от злого умысла к ним уже давно не попадали. Уж больно злой умысел в последнее время стал жестокий. Сразу на тот свет отправляет. Минуя травматическое отделение.

* * *

Не успел Позднев выйти из лифта на этаже, где располагалось операционное отделение, как в кармане его халата зашевелился мобильный телефон. Позднев достал его из кармана и ничуть не удивился, что на экране высветился номер телефона медсестры.

Позднев приложил трубку к уху.

– Да.

– Юрий Петрович, срочно спускайтесь вниз. Здесь женщина с огнестрельным ранением бедра. В очень тяжелом состоянии.

Позднев буркнул в трубку:

– Иду.

И придержал ногой двери закрывающегося лифта.

* * *

Ира встретила Позднева возле дверей лифта.

– Юрий Петрович, это дочь академика Руденко. Мария, – выпалила она хирургу с ходу. – Потеряла много крови. Очень много.

– Какая у нее группа?

– Вторая. Резус отрицательный.

Позднев сжал губы. «Ну, это еще куда ни шло, – подумал он. – Хорошо, что не первая».

– Какие у нас запасы?

– Немного.

– Все как всегда.

Они вошли в приемный покой, и Позднев увидел бледное лицо Марии Руденко. Она лежала на каталке. Рядом с ней он увидел мощную фигуру мужчины.

– Это еще кто? – строго спросил он. – Немедленно покиньте помещение.

Мужчина обернулся (это был Антонов), и сквозь зубы процедил:

– Я никуда не пойду.

Позднев опустил глаза и увидел, что Антонов рукой пережимает рану на бедре у женщины.

Сквозь пальцы сочилась алая кровь. Позднев сразу все понял.

– Что с ней? Она в сознании?

Он заглянул в лицо женщины и увидел, что она открыла глаза.

– Да, – ответила за всех Мария Руденко, – я в сознании. Пока.

– Вот и отлично, – улыбнулся ей Юрий Петрович. – Вот и славно.

Он распорядился немедленно доставить ее в операционное отделение.

Каталку вывезли в коридор. Краем глаза Позднев увидел, как они проехали мимо еще одного мужчины, который вжался в стену, пропуская мимо себя каталку. Позднев поднял взгляд и столкнулся с взглядом Андрея Непогоды.

«Журналист, – мелькнуло у него в голове, – и когда только успел пронюхать?»

* * *

А Андрей Непогода и сам не знал, как так получилось. Он сидел у себя в кабинете и писал очередной материал о преступном заговоре совета депутатов и администрации города. Вернее, делал вид, что писал. На самом деле, он всеми силами пытался забыть Марию Руденко, которая по-прежнему избегала с ним встреч, и трансформировать свою нежность и любовь к ней в ненависть и злобу к малохольным депутатам и их мелким душонкам, которые не могут понять, какое преступление они совершили, согласившись на референдум о смене названия города.

Но у него ничего не получалось. Слова не превращались в предложения, а предложения в абзацы. Перед его глазами на мониторе компьютера вот уже который час маячила одна – единственная фраза, которую он набрал жирным шрифтом, и которую собирался вынести в заголовок: «Депутаты решили предать свой город!»

Все! Дальше этой фразы статья не шла. Что-то ему мешало. Андрей встал, подошел к окну и увидел полную луну. Подумал, сколько еще людей сейчас вот так же смотрят на небо, на луну в ожидании чего-то или кого-то.

Луна как будто заглядывала в его кабинет и хотела что-то сказать. Непогода отошел от окна, сделал несколько шагов. Его кабинет был маленький, поэтому через три шага он уперся глазами в стену. Стена была залита ярким лунным светом. В какое-то мгновение он увидел, как на ровной поверхности мелькнула какая-то тень. Непогода вернулся к окну. Луну наполовину закрыла небольшая тучка. Ненадолго.

Именно в этот момент в куртке, которая висела на стуле, зазвонил телефон. Непогода достал его и увидел мобильный номер своего старого приятеля, директора городского музея Игоря Печникова. «Хм, чего это он вдруг звонит?» – подумал он и приложил трубку к уху.

– Алло, я слушаю.

– Андрей, – услышал он в трубке взволнованный голос Печникова. – Ты должен это знать!

* * *

Печников не знал о взаимоотношениях Андрея и Марии. Откуда он мог знать об этом? Однако, первый, о ком он подумал в тот момент, как увидел, что на площадку его музея строго вертикально, как будто какаято летающая тарелка, опустился необычный самолет, был именно Непогода. Как будто какая-то сила подтолкнула его руку к телефону, когда Антонов, подбежав к летательному аппарату, вытащил из него хрупкую женщину в домашнем халате и заорал:

– Врача, живо! Вызовите кто-нибудь «скорую помощь»!

Потом, зажав хлещущую из раны кровь рукой, Антонов взял слабеющую Марию на руки и понес в свою машину. Они уехали, бросив необычный летательный аппарат на поле в раскрытом виде.

Сразу, как только Антонов выехал за ворота музея, возле них остановился джип, из которого вышел молодой мужчина. Это был Евгений Журавлев. С улыбкой на лице, он подошел к Печникову и попросил разрешения осмотреть экспозицию. Будто в тумане, Печников разрешил это сделать. Несмотря на то, что часы показывали почти полночь.

Журавлев прошел на территорию музея и спросил:

– Скажите, а какой модели самолета не хватает вашему музею?

– В смысле? – переспросил его Печников.

– Ну, у каждого музея авиации есть какой-то самолет, который он хотел бы приобрести, но по тем или иным причинам это невозможно. Вот о каком самолете мечтаете вы? – спросил Печникова молодой мужчина.

– Не знаю, – удивился Печников. – Может быть «МиГ-21».

– МиГ, – улыбнулся мужчина, – Ну, что ж, пусть будет он!

С этими словами мужчина подошел к летательному аппарату, на котором прилетела женщина, легко запрыгнул на крыло и, перегнувшись через борт кабины, принялся нажимать какие-то кнопки внутри.

Буквально на глазах Печникова необычный летательный аппарат вытянулся, его крылья приняли стреловидную форму, двойное хвостовое оперение слилось в одно, а нос заострился.

Печников не поверил своим глазам. Перед ним стоял настоящий «МиГ-21» – «огненная метла», «самолет-солдат», но вот только стекло фонаря было темным.

– А почему стекло темное? – спросил Печников у Журавлева.

Женя улыбнулся.

– Спасибо. Сейчас исправим.

Он щелкнул каким-то невидимым тумблером, и стекло стало прозрачным. Правда, через него почему-то все равно было сложно рассмотреть управление в кабине. Свет как будто преломлялся в нем и искажал картинку.

* * *

Журавлев тоже не мог сказать, какая сила подняла его с постели, заставила одеться, выйти на улицу, сесть в свою машину и доехать до музея.

Он просто почувствовал, что его кто-то зовет. В буквальном смысле, просит о помощи! Доехав до музея и увидев на стоянке «Жар-птицу», сразу все понял и нисколько не удивился.

Мало того, он даже нисколько не удивился, когда после того, как он, включив программу маскировки и введя в систему блокировки управления летательным аппаратом секретный код, услышал за спиной шаги и, повернувшись, увидел, как к нему приближаются три мужские фигуры.

В одной из них он узнал того самого мужчину, который подкладывал ему в машину мобильный телефон Черта.

Еще сидя на нарах, Евгений дал себе слово, что, как только выйдет на свободу, он любыми способами получит запись того репортажа и фотографию человека, из-за которого ему пришлось провести в камере почти более суток, а потом разыщет этого человека и … найдет способ, как наказать его.

Найти запись оказалось делом нетрудным. Ее выложили на официальном сайте телеканала. Увеличить и распечатать фотографию было делом пяти секунд. И сейчас она как раз лежала в его кармане.

Человек, подсунувший ему в машину мобильник Черткова, шел с левой стороны от мужчины, который был явно главным в этой троице. За поясом на животе у своего обидчика Журавлев заметил рукоятку пистолета.

«Если я правильно разбираюсь в оружии, – успел подумать Журавлев, – то это пистолет системы Макарова!»

Глава 9

На следующий день после последнего полета «Жар-птицы». Кабинет руководителя Петляковского отделения ФСБ полковника Михаила Григорьевича Огородника. Около восьми часов утра

Огородник выслушал сухой доклад оперативного дежурного и кивком головы приказал ему выйти. Дежурный положил на стол листок с данными о происшествиях за прошедшие сутки и, развернувшись на одних пятках, вышел.

Огородник уставился в листок, пытаясь сообразить, что же ему делать дальше? Много из того, что произошло сегодня ночью в городе, он знал, но полная картина у него сложилась только сейчас.

Скупые строки документа сообщали, что практически всю ночь в городе происходили странные события, беспорядки, гремели выстрелы и лилась кровь. Много крови.

«На территории аэродрома начальник караула лейтенант Рассека, преследуя злоумышленника, пробравшегося на охраняемый объект, произвел предупредительный выстрел в воздух. Злоумышленник скрылся от преследования в канализационном колодце. Организованное преследование результатов не дало.

Совершено несколько нападений на водителей маршрутных такси, которые, в основном, управляются выходцами из Средней Азии, узбекской диаспорой. Пострадало несколько водителей, сгорело две «Газели». Как указывают источники, это произошло после того, как минимум три десятка жителей города, в основном из числа молодежи, проводящих свое свободное время на центральной площади города, видели в небе нечто. Как они утверждают – ведьму, летящую на метле.

В полночь в хирургическое отделение городской больницы с огнестрельным ранением бедра поступила женщина. Дочь академика Руденко, Мария. Извлеченная пуля принадлежала автомату Калашникова. Предположительно, того самого, из которого стрелял Рассека.

Приблизительно в то же самое время летчик-испытатель Александр Пыльный напал на академика Руденко в коридоре, когда тот шел к своей дочери, чтобы сдать кровь, которая была необходима для операции. Пыльный пытался его задушить полотенцем. От смерти академика спас журналист Андрей Непогода, который в этот момент поднимался к академику, чтобы помочь ему дойти до лифта.

Утром на территории открытой площадки Петляковского музея авиации обнаружено два трупа – директора музея Печникова и начальника технической службы корпорации “ЖАРР” Евгения Журавлева. Причина смерти Журавлева – огнестрельное ранение. Извлеченная пуля указывает на то, что выстрел, предположительно, был произведен из того же ствола, из которого была убита девочка в машине Пыльного. Причина смерти Печникова – удушение угарным газом, который возник в результате пожара. Печников пытался самостоятельно потушить огонь, который охватил открытую площадку музея. Сгорела часть экспонатов, в том числе редкие…»

«Н-да, – думал Огородник, глядя на длинный список событий. Мысли скакали по строчкам. – Ну и где теперь этот злоумышленник? Что это была за ведьма? Почему произошли нападения на узбеков? Как Рассека, стреляя в воздух, мог попасть в Марию Руденко? Почему Пыльный набросился на Руденко? Посттравматический синдром? Сошел с ума, что ли, от горя по убитой девочке? Где была охрана академика? Ведь он, как-никак, находится под следствием? Вообще, кто за всем этим стоит? Будут ли другие жертвы? Кто поджег музей?

Взгляд Огородника уперся в нижнюю часть листа, туда, где был приведен список уничтоженных экспонатов музея.

– При чем здесь вообще это сборище металлолома? – произнес он вслух. – И что теперь с этим делать? Можно сказать, что от музея осталась только площадка, да еще один самолет чудом уцелел «МиГ-21». И как только так получилось? Да, уж. Спокойной пенсии мне теперь точно не видать как своих ушей».

Додумать эту мысль Огородник не успел. В дверь постучали, и дежурный по городу просунул голову в дверной проем.

– Разрешите, Михал Георгич?

– Что еще на мою голову?

– Колов к вам приехал. Пустить?

– Колов? Сам? О, как! – удивленно переспросил Огородник и посмотрел на часы. Ему уже надо было выходить, чтобы успеть на встречу с Солодовниковым, но и послушать, что собирается ему сказать Колов, было необходимо, поэтому он махнул головой. – Да, пусть пройдет.

* * *

Когда Василий Федорович Колов вошел в кабинет Огородника, тот встал и пошел ему навстречу с раскрытой для приветствия ладонью.

– Доброе утро, Василий Федорович!

Огородник пожал руку полковника Колова и почувствовал, что ладонь милиционера влажная. «Нервничает!» Огородник указал на стул.

– Проходите, присаживайтесь. Чаю хотите?

Колов отмахнулся.

– Какой там чай, Михаил Георгиевич, я знаю, что у вас мало времени, поэтому сразу перейду к делу.

– Я вас внимательно слушаю.

– Думаю, мне не стоит вам объяснять, что ночные события нам всем могут выйти боком?

Огородник сохранил невозмутимое лицо. Он явно не спешил с ответом, но Колову, по-видимому, он был и не нужен. Колов продолжил:

– Поэтому я предлагаю объединить наши усилия.

Огородник остался невозмутимым.

– Что Вы имеете в виду?

– Я знаю, что мой визит неожиданный для Вас, но не в этом дело.

Колов прошелся по кабинету.

– Вам скоро на пенсию. Так? Вы имеете некоторое отношение к бизнесу по растаможке автомобилей на аэродроме. Если проверка выявит нарушения и закроет аэродром, бизнесу конец.

– Ну, допустим, – Огородник выдавил из себя фразу. – И что дальше?

– А то, что и меня не оставят на своем месте, если станет понятно, что я не контролирую ситуацию в своем городе.

– А вы контролируете? – Огородник не выдержал и съязвил, но Колов не отреагировал на этот выпад.

– Сейчас, по видимому, никто не контролирует, именно поэтому я предлагаю найти «козла отпущения» и повесить все грехи на него.

– Ну и кто может быть этим козлом, по вашему мнению?

– Печников, директор музея.

Огороднику с трудом удалось подавить в себе волну удивления и остаться невозмутимым.

– А почему именно он?

– Ну, а чем Вам его кандидатура не нравится? Для Ваших целей – раскрытия шпионской сети – самая подходящая. С одной стороны, скромный работник культуры, а с другой – всегда имеет доступ к секретной информации. Ведь музей-то у него не краеведческий, а авиационный. У него были частыми посетителями и президент, и министры, и авиаконструкторы, и летчики. Играя на тщеславии и обещании увековечить память, легко можно выведывать любую информацию.

«Хм, – подумал Огородник, – и почему я сразу об этом не догадался?» Вслух же произнес:

– Ну, а вам-то что от этого?

– А вы мне поможете закрыть дело о Черткове, Иванове и вот теперь о Журавлеве.

Огородников не выдержал.

– Что за бред Вы несете? Как такое возможно? Не забывайте еще и девочку?

Колов закивал головой.

– Да – да, и девочки.

Огородников снова отрицательно замотал головой.

– Это не возможно.

– Почему?

– А кто убил Печникова?

– Печников пытался скрыть следы преступления, так же как и в случае с Чертковым, и не рассчитал силы. Угорел.

Огородник с шумом выдохнул.

– Н-да, не ожидал я от вас такого.

Он отвернулся от Колова, посмотрел на портрет Дзержинского на стене. Железный Феликс был как всегда суров и молчалив.

«А ведь он не шутит, – начал соображать Огородник. – И все правильно рассчитал. Мой кабинет – это единственное место в городе, где можно говорить открыто. Пришел налегке. Одет в летнюю форму, чтобы показать, что тоже не пишет разговор. Кстати, моя версия о том, что Руденко и его контора есть агенты иностранной разведки, также вполне укладывается в схему, предложенную Коловым. Можно попробовать сыграть в предложенную Коловым игру. Но соглашаться сразу не надо. У него своя свадьба, а у меня своя!»

– Ну, что, – Огородник посмотрел на часы. – Будем считать вашу версию рабочей и основной.

Колов сначала посмотрел на Огородника удивленно. Вообще-то, он ожидал другого ответа. Что-то типа «пусть Печников будет козлом отпущения», но потом сообразил. В сущности, то, что сказал Огородник, тоже означает согласие. Колов с облегчением выдохнул.

– Значит, будем ее разрабатывать и предлагать вышестоящим органам.

– Так точно.

Огородник еще раз посмотрел на часы.

– А теперь прошу меня извинить. Мне надо идти.

– Да-да, конечно.

* * *

… На улице Огородник и Колов попрощались. Огородник сел в свою машину (она стояла прямо перед подъездом) и тут же выехал со двора. Шоферу Колова пришлось отогнать его служебную «волгу» в дальний угол двора, поэтому Колов немного прошелся через детскую площадку, мимо черного квадратного «галендвагена», припаркованного у соседнего подъезда.

В тот момент, когда Колов поравнялся с кабиной джипа, он не выдержал и попытался посмотреть вглубь салона. Черные тонированные стекла скрывали тех, кто сидел внутри машины, но, тем не менее, Колов не сомневался, что и оттуда сейчас внимательно смотрят на него.

Колов коротко кивнул головой, будто показывая, что все нормально, и тут же отвернулся.

У «галендвагена» завелся двигатель. Машина стала сдавать задом. Колов прошел дальше к своей машине, сел на место рядом с водителем и приказал ему ехать в отделение. «волга» выехала со двора через другой ход.

На детскую площадку вышли первые мамы со своими детьми. Двор наполнился веселыми детскими голосами.

* * *

Когда Огородник вошел в кабинет к Солодовникову, то обнаружил в нем помимо мэра города еще двух человек. Это были Игорь Валентинович Сивко, начальник службы безопасности строительной корпорации «РМН», и Лев Игнатьевич Седов, глава этой мощной структуры.

С первого взгляда Огородник понял, что все трое ждут именно его.

– Доброе утро!

Огородник поздоровался с каждым из них.

– Если, конечно, утро можно назвать добрым.

Каждый из присутствующих ответил Огороднику рукопожатием, и, когда очередь дошла до Солодовникова, Михаил Григорьевич глазами спросил у мэра, почему эти люди здесь сидят.

Мэр также глазами объяснил ему, что сейчас все станет понятно.

– Не волнуйтесь, Михаил Григорьевич, много времени мы не займем, – подал голос Седов. – Это не в наших интересах.

Он протянул Огороднику красное удостоверение.

– Вот, пожалуйста, ознакомьтесь.

Огородник заглянул в него и кивнул головой.

– Понятно, – ответил он. – И что нужно 13-му отделу ФСО от меня?

– Немного, – ответил Седов. – В первую очередь нас интересует, как продвигаются поиски мужчины, скрывшегося в катакомбах под аэродромом.

– Ну, так уж и катакомбах, – усмехнулся Огородник, – замкнутая канализационная система, которая не имеет никаких связей с внешним миром. Возле всех выходов поставлена охрана, так-что товарищ будет вынужден рано или поздно вылезти из подземелья. Если он, конечно, не захочет там жить.

– Это не совсем так, – перебил его Седов.

Он кивнул головой и дал знак Сивко. Тот достал из своего портфельчика сложенный вчетверо лист полупрозрачной бумаги, на котором были вычерчены какие-то линии.

– Вот, посмотрите.

Сивко встал и подошел к карте города и окрестностей, которая висела на стене кабинета. Он развернул лист бумаги, проложил ее к карте, так, чтобы несколько линий пересекли линию взлетно-посадочной полосы аэродрома.

– Что это? – переспросил Огородник.

– Это план подземелий усадьбы в Рыболово.

Огородник вытаращил глаза на Седова. Ему, конечно, хотелось спросить, откуда он у них, но он также понимал, что ему все равно никто об этом не скажет, поэтому он задал другой вопрос:

– Вы считаете, что злоумышленник воспользовался им?

– Вполне возможно, – ответил Седов и продолжил: – Кроме того, существует еще подземная ветка метро, которая также ведет от столицы к аэродрому. Ей уже давно никто не пользовался, но тем не менее…

Седов несколько минут помолчал, потом все же закончил фразу.

– Есть вероятность, что злоумышленник, будем его называть пока так, мог воспользоваться и ей.

Огородник ошалело смотрел на Седова, у него в голове одна мысль сменялась другой. «Откуда он все это знает? Почему он, сотрудник Федеральной службы безопасности, будучи на своем посту вот уже более десяти лет, понятия не имел об этих ходах и линиях метро? И вот, приходит человек, практически со стороны, который, оказывается, владеет большей информацией, чем он. Как так могло получиться? Чего ему на самом деле надо от меня?»

Будто угадывая мысли Огородника, Седов продолжил:

– Вы, конечно, хотите узнать, почему вам ничего не было известно об этих ходах. Охотно отвечу. Это информация с наивысшим, десятым грифом секретности. Ею владеют только первые лица государства, ну и, естественно, наша структура. Подземная ветка метро была проложена в 1941 году по прямому указанию Сталина как запасной ход в случае, если придется экстренно покидать Москвы. Тогда-то и был обнаружен подземный ход, который ведет из усадьбы. По вполне понятным причинам, никто не собирался афишировать эту информацию. Как говорится, меньше знаешь – лучше спишь.

Седов взглянул на Огородника, понял, что тот способен еще воспринимать информацию и продолжил.

– Теперь, наверное, вы хотите узнать, зачем я вам это рассказываю?

Огородник кивнул головой.

– Мужчина, который скрылся от вас в катакомбах – Ринат Регулаев, один из руководителей корпорации «ЖАРР». И он действительно не смог выбраться на поверхность.

– Откуда вы знаете?

– Я это знаю, потому что он погиб там, в подземелье.

– Погиб?

– Да, несчастный случай. Выброс ядовитого газа из канализации. Он задохнулся.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Что же вы хотите от меня?

– Резонный вопрос. Скоро к вам придут его родственники, весьма влиятельные люди и будут просить вас достать его тело, а также всячески заминать скандал.

– Вы хотите, чтобы я свел их с вами?

Седов поморщился.

– Не перебивайте, пожалуйста. Если бы мне нужно было встретиться с родственниками Регулаева, я бы это сделал и без вас. Мы друг друга, пусть и заочно, отлично знаем. Нет, встречаться мне с ними не надо. Родственники будут просить вас провести спасательную операцию по поиску (они еще не знают, что Регулаев мертв), а потом и по подъему тела из-под земли, и мне бы хотелось, чтобы вы оказали им всяческую поддержку в этом. Мне необходимо, чтобы вы при этом максимально вошли к ним в доверие, и стали вхожи в их дом.

– Зачем?

Седов улыбнулся.

– Об этом позже. Меньше знаете – лучше спите.

Глава 10

Палата № 15 хирургического отделения Петляковской городской больницы. Где-то около 10 часов утра. На следующий день после полета «Жар-птицы». Мария Руденко

Мария с трудом приоткрыла глаза и увидела перед собой белый потолок и лампочку без абажура на белом проводе. Лампочка была выключена. Потом она повернула голову и увидела рядом с собой Екатерину. Ее подруга сидела на стуле и читала какой-то женский роман. Екатерина услышала, что Мария зашевелилась, и оторвала глаза от книги.

– Очнулась, подруга, – произнесла бодрым голосом Екатерина. – Ну и перепугала же ты всех нас.

Мария улыбнулась.

– А почему ты здесь?

– Андрей попросил подежурить.

– Андрей? А он где?

– Он и Антонов куда-то ушли.

Говоря эти слова, Екатерина опустила глаза, что-то скрывая. Мария отвернулась к стене и сказала:

– Они ушли искать Рината. Но это напрасно. Ринат погиб, – произнесла она чуть слышным голосом.

– Как погиб, откуда ты знаешь? – удивилась Екатерина.

– Я не знаю – я чувствую.

Мария снова посмотрела на свою подругу.

– Ты знаешь, со мной что-то странное произошло.

Она на некоторое время прикрыла веки, а потом снова их открыла.

– У меня такое впечатление, что мне снился странный сон, который почему-то не закончился, когда я проснулась.

– Что ты имеешь в виду? – переспросила ее Катя.

– Ты знаешь, я все знаю, что ты хочешь мне сказать. Вернее, что не хочешь мне говорить.

– Что ты знаешь? – Екатерина удивленно посмотрела на Марию.

– Женя убит. Его убил страшный человек. Потом он убил еще одного мужчину. Задушил его. А Ринат умер в подземелье. Он задохнулся от газа. Я вижу.

Мария сжала губы.

– О, боже! И почему я все это вижу?

Екатерина встала и пошла к столу, где стояла чашка с водой.

– Маш, это у тебя еще наркоз не отошел. Тебе надо отдохнуть. Слышишь?

– Да-да. Слышу. Я поняла, что Андрей не виноват. Меня хотели обмануть. А еще я знаю, что Чертков жив. Ну да. Он жив…И находится где-то рядом. Я чувствую это.

– Как так? – Катя прислушалась к бормотанию Марии и от испуга прикрыла рот рукой. Тем временем Мария продолжила:

– А отца твоего, Катя, убил Пыльный. Он и моего отца хотел убить, но у него не получилось. Андрей помешал.

– Откуда ты все это знаешь? – в испуге воскликнула Катя, – ты же всю ночь пролежала без сознания.

– Не знаю. Но я все так отчетливо вижу.

Мария повернула голову.

– Ко мне идет папа.

Дверь приоткрылась, и в проеме действительно появилась голова академика Руденко. Поскольку он увидел только Екатерину, то заговорил шепотом:

– Ну, как она? Очнулась?

Екатерина кивнула головой.

– Не то слово. Не знаю. Она бредит.

Академик Руденко, опираясь на трость, вошел в кабинет. У него на шее красовался ярко-багровый рубец. Следом за ним в комнату вошел крепкий молодой человек в темном костюме охранника больницы.

– Это моя охрана, – объяснил женщинам Руденко. – Уговорил его разрешить на минутку спустится к тебе.

Мария, улыбаясь, смотрела на отца.

– Я все знаю, папа. Не волнуйся. Все будет хорошо. И все обвинения с тебя будут скоро сняты.

– Какие обвинения? – запнулся отец. – Откуда ты знаешь?

– Не спрашивай. Ладно? – ответила ему Мария, – об этом потом… Сейчас возвращайся в свою палату, не надо нарушать своего слова.

Она смотрела на своего отца, и все, кто в этот момент находились в комнате, заметили, что ее глаза стали излучать какой-то странный яркий свет, очень приятный и мягкий. Это продолжалось всего несколько мгновений, потом ее глаза снова стали темными.

Академик открыл рот, но Мария остановила его:

– Иди. Потом поговорим.

Руденко развернулся, и уже вслед ему Мария произнесла:

– А Сашу прости. Он запутался совсем. Ему и так свои грехи всю жизнь замаливать.

– Какого Сашу? – обернулся отец.

– Пыльного, – сказала Мария. – Он теперь всю оставшуюся жизнь будет страдать за совершенные им поступки. А это куда страшнее, чем тюрьма или даже смерть.

* * *

Весть о странной женщине, лежащей в палате № 15, мгновенно распространилась по больнице. Мария просто смотрела на вошедшего человека, в ее глазах вспыхивал свет, и она тут же говорила ему ответ на его самый сокровенный вопрос. К ней потянулись люди.

К обеду известие о ней достигло ушей отца Сергий.

Он только что закончил служить обедню в небольшом храме возле больницы и направился в трапезную, где была приготовлена еда. Повариха, милая женщина, смущаясь, налила ему супа и сказала:

– Отведайте ушицы, батюшка!

– Спасибо, сестра. Очень вкусно, – ответил ей отец Сергий с подобающим благочестием и кивнул головой, давая понять, что можно нести второе. Однако повариха не отходила от него.

– Что еще? – спросил он недовольно. Отец Сергий не любил, когда кто-то заглядывал к нему в тарелку.

– Простите, батюшка, спросить хочу.

– Ну, давай.

Батюшка вытер бороду салфеткой.

– А вы слышали о чуде, которое в больнице случилось?

– А что там случилось? – ухмыльнулся отец Сергий.

– Говорят, больная пришла в себя после наркоза и стала будущее предсказывать.

Отец Сергий опустил ложку в суп и зачерпнул самую гущу.

– Запомни, сестра моя, не бывает никаких чудес без божественного проявления. И будущее сокрыто от нас завесой тайны. Поэтому не верь слухам. Они бесовского происхождения.

– Но ведь люди говорят. Не врет она.

У отца Сергия пропал аппетит.

– Да что ты заладила? Не врет, не врет. Может у нее этот, как его, посттравматический синдром. От чего ее лечили-то?

– Никто не знает, батюшка, – ответила повариха, – говорят, ранена она была. В ногу.

– Ранена?

Отец Сергий перекрестился.

– Ну, давай помолимся о ее здоровье и пожелаем ей скорейшего выздоровления. Как, говоришь, зовут больную-то?

– Мария. Как мать Иисуса нашего Христа.

Отец Сергий нахмурил брови и пригрозил пальцем.

– Но-но! Не богохульствуй.

Он посмотрел на икону Божьей матери, которая висела в углу трапезной, и, творя молитву, троекратно перекрестился. Пообедав, он вышел со двора и направился к своей машине, светло-зеленой «десятке», подаренной ему прихожанами. Ему надо было ехать в мэрию. На послеобеденное время у него была назначена встреча с мэром города по поводу строительства нового храма. Однако, на полпути к машине его перехватили еще несколько прихожан. Их было трое. Мужчины. Судя по коротким стрижкам, явно братки.

Они стоял перед огромным черным «галендвагеном» и смиренно смотрели на отца Сергия.

– Просвети, батюшка! Что же такое делается?

– А что такое?

– Ночью, народ сказывает, ведьму над городом видели. В парке городском двух людей убили. Пожар был большой в музее. Все экспонаты погорели. Басурман всю ночь били. Уж, не конец ли света наступает? Луна, говорят, красная была.

– На все воля Божья, дети мои! Молитесь за спасение души и спасетесь! – ответил отец Сергий заученной фразой.

Вперед выступил мужчина, явно главный из этой троицы.

– А может, пришло время для крестного хода, батюшка? Не к добру все эти происшествия, ох, не к добру! Отвернулась от нас Богородица!

Отец Сергий взглянул в черные как ночь глаза говорящего и ничего в них не увидел.

– На все воля Божья, сын мой! – снова повторил он заученную фразу. – Пожертвуйте лучше на строительство храма! Да не оскудеет рука дающего!

Сев в машину, батюшка попытался проанализировать услышанную от поварихи и от странных прихожан информацию.

Обладая практическим складом ума, он тут же понял, как данные слухи можно было бы использовать с пользой для церкви. И ведь действительно, крестный ход, торжественное шествие по центральным улицам города – самое лучшее решение! Все события можно подать таким образом, что все это происходит только потому, что в городе нет храма. Мол, нет церкви, где можно было бы помолиться за спасение души. Да, именно так и поступим!

Он усмехнулся. Мэр не сможет отказать народу пройти по центральным улицам города с крестным ходом, а, значит, затем не сможет ответить ему отказом и на просьбу разрешить строительство храма в центре города.

Отец Сергий завел свою машину и начал разворачиваться во дворе так, чтобы не зацепить задом квадратный «мерседес», но его уже не оказалось на прежнем месте. Отец Сергий лишь успел заметить мощный бампер, мелькнувший за воротами.

* * *

Черный «мерседес» Панкратова выехал на центральную площадь города и встал рядом со знаком «Стоянка запрещена», под сам знак он встать не смог, потому что там уже стояла машина. Та самая «БМВ», на которой по городу разъезжал Репа со своим напарником.

– Ну, вот вроде и все. Дело сделано! Теперь можно и по домам!

Панкратов довольно потянулся, как будто только что выполнил тяжелую работу. Они сидели в кабине «мерседеса» так, что Патрон мог в любое мгновение контролировать движения всех – то есть, сам он сидел на заднем сиденье, Репа – на месте водителя, а рядом с ним – его напарник, Виктор. Поэтому, естественно, от Патрона не ускользнуло удивленное переглядывание молодых бандитов.

– Ну, что смотрите? Спрашивайте.

– Какое дело, шеф? – решился спросить Репа, – мы так ничего и не поняли. И вообще, что дальше-то нам делать?

Панкратов усмехнулся, и тут ему в голову пришла неожиданная мысль. «А ведь они и вправду ничего не поняли». На его лице появилось недовольное выражение. «Тупые дебилы!» А потом в голове снова мелькнула мысль, которая ранее вообще даже не могла появиться в его черепе. «Их надо учить бандитскому ремеслу, учить также, как учат строить самолеты, лечить людей или варить суп! Иначе… А что иначе? Да, все коту под хвост. Ведь именно из-за таких недоумков любое дело будет обречено на провал!»

Странная мысль! Ее будто кто-то нашептал Панкратову, она как будто влилась ему в уши вместе с шумом городских улиц и с ветром, причем это ощущение было настолько сильным, что он даже замотал головой.

Следующим действием его стало то, что он начал рассказывать своим молодым подчиненным то, что он задумал. И что, собственно говоря, они провернули сегодня ночью. Ему вдруг захотелось блеснуть перед этими недоумками, показаться во всей своей гениальности.

Увы, даже самые хитрые умы не лишены тщеславия.

– Да вы что, неужели и вправду ничего не поняли? – С досадой выговорил Панкратов. – Не поняли, что мы сегодня сделали? И что теперь будет дальше?

– Неа, шеф, – Репа зевнул, демонстрируя усталость. – Не поняли. Извини.

– Совсем? – переспросил Панкратов.

– Не, ну с Коловым понятно, мы его пригнули по полной программе, – проговорил Репа, – теперь он за свой пистолет будет прыгать перед нами хоть на одной ножке, ну а вот с крестным ходом я что-то не допер. Зачем нам это надо, шеф?

– А, это, – протянул Панкратов, – ну да, это сложно. Сейчас объясню. Тут вот какое дело, верующие нынче – они же как танки, готовы лбом бетонные стены прошибать. В иных случаях они еще та сила, покруче ментов и эфэсбешников будут. Во время крестного хода батюшка поднимет снова вопрос о строительстве церкви на месте сгоревшего музея, ну а ты поддержишь эту идею деньгами.

– Я? Деньгами?

Репа сделал круглые глаза.

– Да, ты. И станешь уважаемым человеком.

– А откуда у меня деньги-то?

– Понятное дело, откуда. Из общака. Теперь ясно?

– Ну, что-то вроде того.

– А мы что, и правда, церковь будем строить?

– А чем тебя церковь не устраивает? С нее, между прочим, дохода побольше будет, чем с бензоколонки. Знаешь, сколько торговля свечами бабла приносит?

– Не.

– А ты поинтересуйся на досуге. Полезно.

Мысль о собственном свечном заводе Панкратову пришла в голову уже давно. Действительно, он как-то считал, что доход от торговли свечами имеет тысячапроцентную прибыль. Производство одной свечки стоит десять копеек, а продается она за 10 рублей, а то и побольше, и при этом производство практически безотходное. Сколько воска сплавилось, столько же потом опять на переплавку идет. Только нитки для фитилей закупай. И все. Получалось, что этот бизнес был куда доходнее, чем казино, и абсолютно законным и даже поддерживаемым государством. Кстати, потом при влиятельной поддержке отца Николая можно будет покладистого Репу сделать в городе кем угодно, хоть мэром. Так что, игра действительно стоила свеч.

Панкратов улыбнулся собственному каламбуру насчет свечек и взялся за ручку двери машины.

– Ну, ладно, в общем-то, обо всем договорились. Значит, теперь, пока. Если что, я на связи.

Репа удивился.

– Не понял шеф. Вы куда? Это же ваша машина?

Панкратов убрал руку с ручки.

– О, чуть не забыл. Нет, теперь это твоя тачка. Давайте мне ключи от вашей колымаги.

Он протянул руку.

– Ну, давай, давай ключи, совсем обалдел от счастья.

Он забрал ключи от «БМВ» у Виктора, который все это время молчал, и добавил.

– Особо-то губу не раскатывай. Машина тебе для дела нужна. Поедешь сейчас на ней к узбекам и заставишь их утихомириться. Нужно, чтобы весь этот бардак, что был ночью, как можно быстрее забылся. Понял?

– Понял, – кивнул головой Репа.

– Ну, тогда действуй. По порядку. Сначала – узбеки, потом – церковь, ну а напоследок можешь с Коловым еще раз встретиться и обстановку узнать. Пусть колется.

С этими словами Панкратов вышел из своей бывшей шикарной машины и, нисколько не смущаясь, сел за руль старенькой побитой «БМВ». Он не волновался, что из-за этого может пострадать его престиж или статус. Он сам был статусом. А вот парню его бронированная машина реально могла бы пригодиться. Узбеки – это далеко не подарок! Если что, и пистолет Колова не поможет.

Глава 11

Городская больница. Палата интенсивной терапии. Через семь часов после последнего полета «Жар-птицы». Мария Руденко

После обеда в больнице начался «тихий час» и все хождения посетителей по палатам и коридорам закончились. Мария устало посмотрела на дверь и на Андрея, который сменил ушедшую домой Екатерину. Мария полулежала-полусидела на своей постели, Андрей сидел рядом с ней на стуле и держал ее за руку. Палата была шестиместная, но все соседние койки были пустыми. Больные, которые на них лежали, еще утром были переведены в другие палаты.

– Ну, как ты? – спросила Мария Андрея. – Я понимаю, что причинила тебе столько боли, но поверь, тогда я просто не знала всей правды.

– А сейчас?

– Сейчас я понимаю, что тебя оклеветали в моих глазах.

Андрей усмехнулся.

– Самое удивительное, я до сих пор не знаю, как меня оклеветали, зачем и кто?

Мария посмотрела в окно.

– Теперь это уже и не важно. Важно только то, что я действительно для тебя много значу, что ты меня любишь, и что у нас будет ребенок.

Мария немного помолчала, а потом добавила:

– Мальчик. Рост пятьдесят восемь сантиметров, вес три с половиной килограмма.

– Мы назовем его…

– Владимир, – перебил ее Андрей.

Мария посмотрел на Андрея и улыбнулась.

– Да. Пусть будет Владимир, владеющий миром.

– Скажи, – перебил ее Андрей, – а это правда, что люди про тебя говорят?

– Что?

– Что ты видишь всех насквозь.

– Нет, не вижу. Я просто знаю. Знаю все, что будет наперед.

– Значит, ты и имя нашего ребенка знала наперед?

Мария хитро посмотрела на Андрея.

– Нет, имя ему придумал ты. Этого я не знала.

– Ну-ну, – протянул Андрей, и добавил: – Но я почему-то не верю тебе.

– И зря, – произнесла Мария, – просто я хотела, чтобы ты назвал такое имя. И ты его назвал.

Андрей недоверчиво закачал головой.

– Но почему ты? Почему у тебя…

Он запнулся, так как не мог подобрать слова.

– Почему у меня открылся такой дар? – проговорила за него вопрос Мария.

– Да.

– Я не знаю. Случилось что-то ужасное, но я не знаю, что. Может быть, это как-то связано с тем, чем я занимаюсь. Не знаю…

В этот момент в дверь постучали. Андрей вздрогнул и встал со стула, чтобы остановить и не пустить непрошенных гостей в палату, но Мария его остановила.

– Не спеши, Андрюша, это пришли люди, которые как раз и ответят на твой вопрос.

В палату вошли Рауф Регулаев, отец Рината, и его дядя Фаради.

* * *

Екатерина Иванова вышла из палаты Марии и направилась к лифту. В голове ее была полная каша от навалившихся неожиданно на нее впечатлений и событий. Из головы никак не выходили слова подруги. Об отце. О Ринате. Обо всем.

Она была настолько поглощена своими мыслями, что просто не заметила, как неожиданно перед ней появился человек. «Сантехник, наверное», – подумала Екатерина, поскольку мужчина был одет в синий комбинезон, а в одной руке он держал ящик с инструментами. Он прошел мимо нее, лишь мельком кинув на нее взгляд.

Однако, вместо привычного мужского взгляда с легким налетом флирта, она прочитала в глазах мужчины что-то другое. Что-то похожее на отеческую любовь и заботу. И у нее возникла мысль, что она уже где-то видела этот взгляд.

Но где? Екатерина обернулась и увидела, что мужчина имеет достаточно крепкую фигуру. Мужчина вошел в дверь, за которой начиналась лестница на другой этаж, а Екатерина остановилась перед дверями лифта, нажала кнопку вызова, продолжая размышлять о встретившемся ей мужчине. Да, точно. Она видела уже где-то этот взгляд. У нее мелькнула мысль, что она его знает.

Эти глаза. Эта фигура. Где? На похоронах отца? О, боже – это же ведь дядя Вадим! Не может быть! Он же умер. Погиб.

«Я знаю, что Чертков жив и скоро появится, – вспомнила Екатерина слова Марии. – Не может быть!»

В этот момент двери лифта открылись, и Екатерина увидела Антонова. Своим мощным торсом он перекрыл ей весь вход в лифт.

– Катя?

– Андрей! – Екатерина показала рукой в сторону пожарной лестницы. – Там Чертков.

Андрей посмотрел в сторону, куда указывала Екатерина, и увидел, как из дверей вышел врач в белом халате.

– Какой Чертков? – на всякий случай переспросил Андрей, хотя сразу понял то, о чем сказала Екатерина.

– Дядя Вадим, – повторила Екатерина, понимая, как нелепо звучат ее слова.

В пустом коридоре шаги врача и его слова отразились гулким эхом.

– Не могли бы вы не шуметь, в больнице тихий час, – сказал он, подойдя к Андрею и Екатерине. – И, если можно, отпустите лифт.

Антонов стоял в дверях лифта и не давал им закрыться.

– Да, да, конечно, мы уже уезжаем.

Антонов сделал шаг назад и пропустил в кабину лифта Екатерину.

– Заходи. Мне кажется, ты переутомилась. Я провожу тебя домой.

* * *

Дверь лифта закрылась. Екатерина и Антонов остались одни в маленькой тесной кабине, которая вздрогнула и поползла вниз. За спиной Антонова висело зеркало. Екатерина увидела в нем свое отражение и поняла, что ее вид не внушает доверия. Испуганные глаза, ввалившиеся щеки. А еще она обратила внимание на то, что у нее совершенно не накрашены губы.

Она подняла глаза и посмотрела на Андрея.

– Я не сошла с ума, это правда был он, – еле слышно, одними губами проговорила Екатерина.

Антонов пожал плечами.

– Не волнуйся. Мы во всем разберемся.

Он посмотрел вниз и увидел большие и очень красивые глаза Екатерины. Глаза и губы, мягкие и слегка дрожащие от волнения. И ему вдруг очень сильно захотелось поцеловать их. Он даже протянул руки вперед и положил их Екатерине на плечи, но в этот момент лифт остановился и двери раскрылись.

– Не волнуйся, – повторил Антонов. – Мы во всем разберемся.

Он развернул Екатерину руками к выходу и чуть подтолкнул.

– Пошли.

Естественно, Антонов не поверил Екатерине, но его мозг ученого не мог дать однозначный ответ, что женщина просто сошла с ума, переутомилась или перепутала.

Он знал, что такое видение вполне могло быть связано с Марией Руденко. Кому, как не ему, разработчику мозга сверхмощной машины, было известно, какие силы были заложены в этой железной птице, и насколько тесно с ней была связана его бывшая возлюбленная. Именно поэтому он не стал торопиться с выводами, а решил проводить Екатерину до дома, а потом вернуться и пообщаться с Марией.

Ведь вполне возможно, что в стрессовой ситуации компьютер птицы и мозг Марии стали единым целым и могли сгенерировать энергию, которая …

Антонов мотнул головой. Ну, как минимум, вызывать галлюцинации и даже… Даже… Фантомов. Да, точно. Это был фантом, мираж. Как в пустыне! А почему бы и нет? По крайней мере, на сейчас – это единственное разумное объяснение того, что видела Екатерина. Для него, как минимум.

Придя к такому выводу, Антонов тут же решил проверить свою версию.

Они уже ехали в огромном джипе Антонова по улицам Петлякова в сторону дома Екатерины. Антонов сидел за рулем, а Екатерина на соседнем сидении.

– Скажи, – обратился к ней Андрей, не поворачивая головы, – а еще чего-то необычного ты не заметила?

– Чего именно? – спросила Катя.

– Ну, не знаю, – Антонов задумался. – Может быть, от мужчины исходило какое-то свечение? Может быть, у него был какой-то странный запах?

Екатерина нахмурила брови. Он что, издевается надо мной? Какой еще запах? Трупный? Она покосилась на Антонова, но тот смотрел на дорогу и был очень серьезен.

– Нет, – ответила она ему. – Никакого особенного запаха я не заметила. За исключением…

Екатерина замолчала, не зная продолжать или нет.

– Что за исключением? – переспросил заинтересованно Антонов.

– Обычного запаха, каким пахнут настоящие мужики, – наконец выдавила из себя Екатерина.

Ей это было совсем нелегко сделать, потому что она вдруг поняла, что именно такой запах как раз и источает ее добровольный сопровождающий.

Она инстинктивно пошевелила ноздрями, будто принюхиваясь, и увидела, что лицо Антонова стало пунцовым.

Глава 12

Академик Руденко. Палата кардиологического отделения. Через семь часов тридцать минут после последнего полета «Жар-птицы»

Анатолий Руденко лежал в отдельной палате. Зеленые обои, приличный торшер. На стене репродукция картины Шишкина «Мишки в сосновом бору». Для успокоения. Пластиковые окна. Чтобы не мешали посторонние звуки. Стол, стул. Для работы. Большое зеркало на входе. Отдельный санузел с душевой кабиной. На тумбочке телевизор с диагональю в двадцать сантиметров. Нормальная постель. Не на пружинах. В общем, все как в обычном гостиничном номере.

За исключением кнопки вызова «скорой помощи» на стене рядом с постелью и запаха таблеток или чего-то медицинского… Чего-то такого специфического, что нельзя было выветрить, даже если держать окна открытыми двадцать четыре часа.

Впрочем, за то время, что Анатолий Евгеньевич провел в своей палате, он уже успел настолько привыкнуть к этому запаху, что практически его не замечал.

Вернувшись от дочери, Руденко прошел несколько раз от окна к двери, раздумывая, чем бы ему заняться, потом увидел на столе газету. Ее, видимо, принесли ему в палату, пока его не было. Это была местная, городская пресса. «Петляковские вести». Руденко, не задумываясь над тем, кто ее принес, взял ее в руки и начал читать первую страницу. Газета была не свежая, за прошлую неделю, поэтому начинать ее изучение с «горячих» городских новостей было бессмысленно. Руденко перевернул газету и заглянул на последнюю страницу. На ту, где обычно публиковали большой кроссворд.

Достаточно было одного беглого взгляда, чтобы понять, что и здесь ему делать нечего. Над кроссвордом кто-то основательно потрудился. Во все клеточки были вписаны слова. Руденко почувствовал, как внутри него стало зреть раздражение.

Ну что за идиот принес ему старую газету с отгаданным кроссвордом? Зачем? Нельзя было выбросить?

Он вспомнил, что за дверью сидит охранник. Может, это его? Руденко подошел к двери, открыл ее и увидел молодого парня, который сопровождал его к дочери. Охранник сидел на стуле перед его дверью и читал книгу.

– Это твоя? – на всякий случай спросил Анатолий Евгеньевич и показал газету охраннику. Тот покачал головой.

– Нет. Это с прошлой смены, скорее всего, оставили.

– Понятно.

Руденко закрыл дверь, скомкал газету, кинул ее в мусорную корзину, затем взялся за пульт телевизора и лег на кровать. Начал щелкать пультом по всем каналам. По телевизору не было ничего интересного. Какие-то спокойные семейные мелодрамы, ток-шоу. Никаких новостей. Можно было даже не смотреть, а просто слушать. Он прикрыл глаза и под мерно льющиеся с экрана телевизора разговоры быстро провалился в состояние полудремы.

Совсем уснуть он не мог, потому что в голове постоянно вертелась какая-то мешанина из обрывков фраз, образов, мыслей.

«Дочь! Его доча! Что он с ней сделал? А с внуком? С Николаем? Он не видел его уже, наверное, полгода? Или год? С того момента, как родители Бориса забрали его к себе на дачу. Все посчитали, что ему там будет хорошо. А его самого спросили об этом? Где ему хорошо? С бабкой и дедом на даче или с матерью дома в квартире?

Ну, ладно он. А почему Мария не хочет его видеть? Своего сына. Или она видит его, но он просто не знает об этом?

Это все ради науки! Такие жертвы ради науки! И он, и Мария это понимали! Они знали, на что они шли. А вот поймет ли их Сергий? Но теперь все должно быть по-другому. Они же достигли своей цели. Они создали «Жар-птицу». И что дальше? Получается, что их сверхмощная машина никому не нужна. Она всем только мешает. Сколько людей пострадало из-за нее! Виктор. Вадим. А сколько еще пострадает?»…

В эту минуту Руденко вдруг услышал, как дверь палаты приоткрылась, и в проеме двери появилась голова охранника.

– Только тихо, – прошептал он кому-то за своей спиной. – Он спит. Не разбудите его.

– Не волнуйтесь, я только проверю, не текут ли краны! – услышал Руденко голос человека, стоящего за спиной охранника. – Прямо при вас! Быстро.

Охранник впустил к нему в палату сантехника, догадался Руденко. Сквозь прикрытые ресницы академик увидел, как в комнату вошел мужчина. Он не мог видеть его лица, положение головы не позволяло, а повернуть ее и посмотреть на вошедшего он почему-то постеснялся. Но контуры тела и звуки голоса вдруг резко напомнили ему одного человека. Одного очень близкого человека.

Руденко напрягся. Его тело буквально одеревенело. Не может быть!

Мужчина прошел в ванную комнату, и вскоре оттуда раздались металлические звуки, как будто что-то меняли в системе канализации. «И, тем не менее, кого-то он мне напоминает».

Из ванной комнаты доносились лишь звуки ремонта. Руденко открыл глаза и повернул голову. Охранник стоял в проеме двери и наблюдал за работой сантехника. Увидев, что Руденко открыл глаза, он с извинением пожал плечами.

– Извините, Анатолий Евгеньевич, что помешали. Но он…, – охранник кивнул в сторону ванной комнаты, – настоял. Сказал, что краны надо срочно проверить.

– Ничего страшного, – ответил Руденко, – если можно, закрой дверь с той стороны. Сквозняк.

Охранник засмущался.

– Да-да, конечно. Извините.

Охранник сделал шаг назад и закрыл за собой дверь. Руденко поднялся с постели и, сам не понимая почему, на цыпочках, стараясь издавать как можно меньше шума, пошел к ванной. Заглянув в открытую дверь, он увидел мужчину, сидящего к нему спиной. Мужчина был одет в синий рабочий комбинезон. Рядом с ним стоял раскрытый чемоданчик с инструментами.

Мужчина сосредоточенно работал разводным ключом под раковиной. Академик заворожено наблюдал за его работой. Прошло минуты две, прежде чем сантехник произнес:

– И долго ты будешь мне дышать в затылок?

Руденко вздрогнул и еле слышно произнес:

– Вадим, ты?

Сантехник посмотрел на академика через плечо и подмигнул ему.

– А что таким загробным голосом? Ну да, я… Правда, немного видоизмененный.

Вадим Чертков поднялся и повернулся к Руденко.

– Не ожидал?

Руденко смотрел на Черткова и разводил руками.

– Ну! А! Как?

Он не мог закончить ни одного предложения. Наконец, он нашелся.

– А что у тебя с лицом? Вроде ты – и совсем не ты.

Чертков вытер руки о полотенце и вышел из ванной.

– Чудеса медицины. Это все ерунда. Ты прочитал мою записку?

– Какую записку? – удивился Руденко.

– Я так и думал.

Чертков покачал головой. Он достал из мусорного ведра старую газету. Взял ее в руки и показал ее Руденко на свет.

– Неужели не помнишь, как мы в детстве секретные послания друг другу передавали?

На газете стали заметны небольшие отверстия, явно сделанные иголкой.

– Тайное письмо. Не может быть! – воскликнул Руденко.

– Ну, почему же не может? Вполне может. Если бы ты был не такой рассеянный, то давно обратил бы на точки внимание. И прочитал бы мое письмо.

Руденко взял из рук Черткова газету и провел по листу ладонью. И действительно, над некоторыми буквами газеты были проколоты микроскопические дырочки, и эти буквы складывались в слова, а потом в предложения.

Руденко вспомнил, что именно так в детстве, когда они втроем играли в индейцев, они передавали друг другу сообщения. Правда, это было так давно! И газета тогда была другая. «Пионерская правда».

На глазах Руденко навернулись слезы.

– Вадим, ты живой!

– Живой, живой. По крайней мере, живее тебя.

Он вернулся в ванную комнату и начал собирать свой чемоданчик.

– Ну, ладно, мне надо идти. Охранник не должен ничего заметить. Когда письмо прочитаешь, то все поймешь.

Он протянул ему руку.

– Ну все, пока. До встречи!

Руденко вцепился в руку Черткова. Чертков улыбнулся.

– Да живой я, живой. Просто мне надо было на время исчезнуть.

Он вытащил свою руку из захвата Руденко.

– Скоро увидимся. Читай письмо.

Чертков вышел из палаты и закрыл за собой дверь. За дверью Руденко услышал, как Чертков разговаривает с охранником.

– Ну вот. Все нормально. Прокладки в кранах поменял. Теперь нижние этажи не зальет.

В левой руке Руденко продолжал держать газету. Очнувшись, он посмотрел на нее и вернулся в комнату. Сел на стул и начал расшифровывать послание Черта.

Глава 13

Через пять часов после последнего полета «Жар-птицы». Вадим Вадимович Чертков. Операция «Спрут»

Чертков вышел из палаты своего друга детства и аккуратно прикрыл за собой дверь. Прощаясь с охранником, он попросил его не беспокоить Руденко и направился к лифту. По дороге он сначала чуть-чуть согнул спину, потом незаметно сжал плечи и начал шаркать ногами по полу так, что сразу стал похож на простого и, может быть, даже сильно пьющего сантехника.

Охранник, провожавший его взглядом, сначала сильно удивился этим метаморфозам, но, в конце концов, решил, что ему просто показалось, и что самое удивительное – очень скоро он совершенно забыл о Черткове, как будто его и не было.

Спроси его, посещал ли кто-то Руденко во время его дежурства, он ответил бы со стопроцентной уверенностью, что никто. И это было бы действительно правдой, ведь у простого сантехника и известного академика, даже находящегося под следствием, просто не может быть ничего общего.

А тем временем Чертков вошел в лифт, спустился на первый этаж, вышел на улицу и сел за руль темно-синей «оки», на которой было написано: «ООО “Канал-сервис-3” – обслуживание канализационных сетей и коммуникаций, слесарные работы, помощь на дому».

Не привлекая внимания, доехал до офиса этой конторы. Она располагалась в подъезде жилого дома на улице Мичурина, в рабочем квартале города.

Спустившись в подвал этого дома, Чертков сдал рабочие инструменты в подсобку, посмотрел, как за длинным дощатым столом мужики в таких же синих робах, как и он, играют в домино, перекинулся с ними несколькими ничем не примечательными фразами и снова поднялся на улицу.

Ни разу не обернувшись, прошелся дворами до припаркованной на обочине дороги скромной серой «восьмерки», сел за руль и, соблюдая все правила уличного движения, аккуратно влился в поток машин, едущих за город.

Пока машина наматывала на спидометр серое полотно шоссе, Вадим Вадимович Чертков погрузился в размышления…

Ему было о чем подумать.

* * *

Выросший в многодетной семье, Вадим с ранних лет помогал в работе своему отцу, скромному сантехнику ЖЭКа, сначала просто таскал за ним инструменты, а когда стал постарше, то заменял отца, если тот по болезни или из-за сильного запоя не мог выйти на работу.

Именно во время таких подмен для Вадима открылись две очень полезные вещи.

Во-первых, он понял, что в древности сантехников не зря называли «золотниками». Оказалось, что жители города с регулярностью топят в своих унитазах и раковинах столько золота, серебра и прочих драгметаллов, что при должном подходе на этом можно сделать целое состояние. Ну, не то, чтобы состояние, но на свою первую скромную «шестерку» он себе намыл золото именно таким способом.

Кроме того, оказалось не менее важным, что сантехника всегда пускают в дом, при нем не стесняются вести разговоры, его не замечают. Мало того, канализационные трубы являются отличными проводниками звуков, и даже сидя в подвале, всегда при желании можно услышать то, что происходит даже на самом верхнем этаже.

Осознав все это, Чертков начал думать, как применить эти знания. Так его пути пересеклись с Патроном. Череда успешных квартирных краж, прогремевших по городу, сильно подняла Вадима в преступном мире, однако это не уберегло его от срока в колонии для несовершеннолетних. Кто его сдал ментам, так и осталось загадкой.

Отсидев положенный срок, Вадим вернулся домой. Это был как раз период начала перестройки. Время неспокойное, и Чертков сначала было вернулся к прежнему занятию, но потом вдруг резко завязал.

Зато его отец неожиданно для своих коллег по цеху зарегистрировал ТОО под символическим названием «Канал-сервис-1». Очень быстро фирма получила очень выгодный муниципальный контракт на обслуживание центрального района города. Чуть позже появились фирмы с похожими названиями «Канал-сервис-2» и «Канал-сервис-3», которые стали работать в спальных районах. В их учредителях также числились отец Черткова и близкие родственники двух чиновников из мэрии.

Потом Вадим попросил отца часть акций «Канал-сервис-1» продать фирме «Снежинка», а часть поменять на акции ОАО «Дом быта “Уют”, которые потом снова попросил продать, а на вырученные деньги прикупить доли в НПО «Спецтехника», «Сапожок», «Телесервис» и еще в нескольких конторах, занимающихся бытовыми и прочими услугами в Петлякове.

И в итоге все оказалось так запутано, что ни одна налоговая проверка, ни один УБЭП не смогли разобраться в том, кто на самом деле владеет этими структурами. Что, собственно говоря, и требовалось.

В каждую из фирм, в конечном итоге, принимался на работу кто-то из родственников Вадима. Принимался на незначительные должности, но обязательно на те, которые открывали доступ ко всей информации в фирме.

При беглом взгляде со стороны, а иногда даже и при не очень беглом, получалось, что все эти организации, вроде бы с разными формами собственности и даже с разными учредителями, среди которых очень часто попадались влиятельные лица города, постоянно ссорились между собой за клиента, ставили друг другу подножки и ежегодно дрались за ту или иную часть городского бюджета.

Но на самом деле, канализационные трубы, антенные провода и телефонные кабеля, протянутые во все дома, во все организации города, стали щупальцами самого настоящего информационного спрута, а сантехники, дворники, сапожники, телемастера, прачки, швеи и парикмахеры – все, кто входил в так называемую сферу услуг – его глазами и ушами.

При правильной настройке и умелом управлении этого организма можно было слышать, видеть и знать все, что в городе происходило, происходит или будет происходить.

Черт, то есть Вадим Вадимович Чертков, и был как раз тем умелым настройщиком.

Конечно, одному Черткову, даже обладая большими связями в криминальном мире, было бы не под силу провернуть такую сложную операцию.

Ему помогли его друзья: Иванов, обладающий феноменальными организационными способностями, и, естественно, Руденко. Последний помог систематизировать потоки разного рода информации и, прогоняя ее через один из компьютеров в своем вычислительном центре, научился быстро извлекать из него все нужные сведения, касаемые, в первую очередь, личной безопасности, или необходимые для ведения той или иной деятельности в городе.

Чуть позднее именно благодаря этим данным Иванов и смог стать мэром города, а Руденко создать свою корпорацию. Впрочем, ни Иванов, ни Руденко не знали всех масштабов организации, хотя всегда пользовались ее услугами как в прямом, так и переносном смысле.

«Спрут» был очень надежным стражем города, не дававшим сбоя в течение почти пятнадцати лет. И именно поэтому, когда было совершенно убийство Иванова, а потом на выборах вместо Черткова, неожиданно для всех, пост мэра занял Солодовников, Вадим Вадимович быстро сообразил, что против них начала работать какая-то сторонняя организация, которая имеет возможность действовать автономно, не касаясь щупалец спрута и не попадая в его поле зрения.

Ведь, если бы кто-то задумал против них что-то в городе, Чертков узнал бы об этих планах еще на стадии разговоров. Но ни о чем подобном никто в подконтрольном ему городе никогда даже не помышлял.

И, тем не менее, это случилось.

Каким-то внутренним чувством Чертков явно определил, что черная угроза нависла над ним самим и его ближайшими товарищами, да что над ними – над всем городом.

Не понятно было только, откуда исходила эта угроза? Что за структура за ней стоит? И за чем ей это надо?

К сожалению, времени на раздумья у Черткова не оказалось. Неизвестные враги нанесли удар по нему самому.

И вот тут-то, к счастью, и пригодился «спрут».

Пыльный, непосредственный исполнитель убийства, искренне веря в свою безнаказанность и неуязвимость, совсем потерял чувство реальности и задумал параллельно с заказанной ему работой, тут же, не отходя от кассы, озаботится и о дальнейших планах на жизнь. Бывший летчик-налетчик попытался наладить свой бизнес в Петлякове, причем бизнес нелегальный.

Изучая подходы к Черткову, он, недолго думая, вышел на него с предложением начать торговлю наркотиками в городе. Почему-то он решил, что таким образом отведет от себя подозрение. Получив отказ, он тут же обратился с предложением о торговле наркотой в узбекскую диаспору, пообещав им, что очень скоро Черткова в городе не будет. Узбеки, которые номинально числились дворниками в одной из чертковских фирм и поэтому были сильно от него зависимы, тут же сообщили Вадиму Вадимовичу о том, что Пыльный собирается его убрать.

Чертков, в общем-то, об этом уже догадывался. И ежу было понятно, что тот от своих планов не откажется. Зная все шаги Пыльного и установив точную дату покушения, Черт решил подыграть ему. В ресторане, где отдыхал Пыльный, работали очень опытные официантки. Они подменили в пистолете Пыльного обойму с патронами. Узбеки же с самого начала создали фон, который не позволял Пыльному проверить качество своей работы. Последующий пожар и судебная экспертиза (Черткову для этого пришлось пожертвовать своим челюстным протезом и пистолетом Колова, который он никогда не выпускал из рук) убедили всех, в том числе заказчиков и исполнителя, что Черта можно списывать со счетов.

После смерти Черткова организация, которая до этого тщательно скрывала свое лицо, тут же проявилась.

Пользуясь своим новым невидимым положением и наблюдая за происходящим со стороны, Чертков без труда разобрался, кто стоит за смертью Иванова, и вычислил всех непосредственных заказчиков и исполнителей.

В какой-то момент он с удивлением понял, что строительная корпорация «РМН» на самом деле интересуется не строительными подрядами, а … «Жар-птицей», причем именно самим летательным аппаратом.

Зачем им это надо, Черткову было не понятно, и он продолжал терпеливо наблюдать за своим противником.

Однако, события вдруг резко стали накаляться.

Если сначала, как он понял, из Руденко, который остался один, без друзей и поддержки, хотели сделать «козла отпущения» (То есть сначала отстранить от управления корпорацией «ЖАРР», а потом и посадить на нары как злостного преступника и казнокрада), то потом, когда Марии Руденко и Ринату Регулаеву удалось, пусть и с трудом, но перегнать самолет на новое место в музей, который, собственно, и создавался как запасной аэродром, стало понятно, что «РМН» хочет физически устранить всех ее создателей.

К сожалению, Чертков слишком поздно это понял, поэтому он не смог предотвратить смерть Рината и Журавлева, и лишь по счастливой случайности при помощи Андрея Непогоды было предотвращено нападение Пыльного на Руденко в больнице.

Других, более глубинных, целей Седова и Кащея, ему было, конечно, не понять, но и того, что он понял, было вполне достаточно, чтобы выйти из тени и начать принимать какие-то контрмеры.

Причем, самое удивительное, Чертков в какой-то момент в буквальном смысле на подсознательном уровне почувствовал, что ему пришла пора сделать этот шаг, и еще более удивительным было то, что он очень четко осознал, что ему надо делать в дальнейшем. Как будто в него кто-то заложил специальную программу.

* * *

Чертков выехал за город и почти сразу за постом ГАИ свернул на проселочную дорогу в совхозные поля. Шлагбаум, преграждавший дорогу в поле, был кем-то предварительно открыт, поэтому Черт вписался в поворот, практически не снижая скорости.

Правда, сразу за поворотом ему все же пришлось снизить скорость. Колея, по которой он ехал, была совершенно разбита тракторами, и машину почти сразу стало трясти, а сзади распушился длинный пыльный шлейф.

Черт доехал до развилки и повернул направо, в сторону Черного Яра. Так называлось глухое место на берегу реки Пахры, где местные крутые парни привыкли решать все свои спорные вопросы.

В этом месте берег был достаточно крутой, река делала резкий поворот, и поэтому быстрое течение легко смывало все следы разборок.

Не доезжая до Черного Яра, Черт совсем свернул с дороги и поехал по узкой еле заметной дорожке, которая вывела его на берег реки чуть выше по течению от Черного Яра. Оставив машину в кустах, он достал из багажника тубус с удочками, надел дождевик и болотные сапоги и дальше пошел пешком вдоль берега по скользкой, но, в принципе, проходимой тропинке.

На краю Черного Яра была небольшая тихая заводь. Черт отлично знал это место. Продравшись сквозь густой ивняк к самому берегу, он достал из тубуса удочки, забросил в воду поплавки и удобно разместился на бревне, торчащем из земли.

Однако его одиночество продолжалось не долго. Где-то минут через пятнадцать он услышал мощный рык мотора, а потом увидел, как на берег Черного Яра выкатил мощный джип. Черт сразу узнал его. Это была машина Патрона. Ветки ивы и высокий песчаный выступ скрывали Черта от взглядов тех, кто сидел в машине. Впрочем Чертков тоже не видел их. Он только услышал, как хлопнула дверь и раздались голоса двух мужчин, в которых он узнал Репу и Кабана.

Потом Репа встал на край обрыва и демонстративно помочился с самого края в воду. Только в этот момент он увидел в воде поплавки, а потом и сидящую у воды фигуру рыбака. Репа недовольно поморщился и крикнул вниз.

– Эй, мужик! Здесь клева не будет! Клево было вчера! Сматывай удочки!

Довольный своим остроумием, Репа заржал, как сивый мерин. Чертков сделал вид, что не услышал этих слов. Репа снова крикнул:

– Мужик, ты что глухой? Вали отсюда, пока цел.

Чертков снова никак не отреагировал на эти слова. Тогда Репа кивнул Кабану и приказал ему спуститься к глуховатому рыбаку. В этот момент сзади заурчала еще одна машина. Репа крикнул Кабану:

– Реши вопрос с рыбаком оперативно и там затихни. На всякий случай.

Кабан кивнул ему в ответ, давая знак, что понял. Репа увидел, как фигура Кабана скрылась в кустарнике, потом раздался хруст веток, как будто там действительно пробирался кабан, а потом все затихло. Уверенный, что напарник прикрывает его со спины, Репа вышел на встречу подъезжающей машине узбеков.

Кто о чем мечтает, а вот Репа еще с третьего курса профтехучилища мечтал о том, что добьется своего, и будет лично вести переговоры на стрелках. И вот оно наконец свершилось. Он не какое-то там мясо отмороженное, а вполне компетентный человек, уполномоченный вершить судьбы на вверенной ему территории.

Незаметно потрогав пистолет Колова сзади за поясом, Репа широко расставил ноги и сложил руки в крест за спиной. Машина узбеков, это был серый «Мерседес» трехсотой модели, выехала на поляну и встала, не заглушая двигателей. Из машины никто не вышел. В отражение лобового стекла машины Репа отчетливо увидел себя и поймал себя на мысли, что сейчас он очень похож на актера, играющего исключительно крутых гангстеров.

Репа попытался вспомнить, как его зовут, но имя актера напрочь вылетело у него из головы. «А впрочем, какая херня, как зовут этого мудака!» – подумал Репа, и это была его последняя мысль на этой бренной земле.

Черт бесшумно подошел к нему сзади и накинул на шею удавку из рыболовной лески. Подвернувшись, как для броска через бедро, Черт резко дернул леску на себя и как мешок с картошкой перебросил грузное тело Репы через себя. Перелетев через Черта с перерезанным горлом и сломанной шеей, Репа упал на землю лицом вниз и, несколько раз дернувшись в предсмертных конвульсиях, замер. Ярко красное пятно разлилось по земле и очень быстро впиталось в песок.

Все произошло так быстро, что мир даже не заметил потери одного человека. Вернее, двух. Кабан лежал в такой же позе буквально в десяти метрах отсюда.

Старый узбек вылез из машины и с почтением поприветствовал Черта, который спокойно достал из-за пояса Репы пистолет, передернул затвор, поставил на предохранитель и убрал в карман плаща.

– Там внизу, – Чертков кивнул головой в сторону реки. – Еще один лежит. Уберите его тоже. Хорошо?

Узбек кивнул головой.

– Не волнуйся, хозяин. Все сделаем.

– И машину мою перегоните в гараж. Она чуть выше по течению стоит.

Чертков показал рукой, где стоит его машина. Старый узбек снова кивнул в знак согласия. Потом Чертков еще раз оглядел поляну, как будто проверяя, не забыл ли чего. Мельком взглянул на уже начавшее остывать тело патроновского ставленника, вздохнул, сплюнул, покачал головой и сел за руль черного «Галендвагена».

Уже сидя за рулем заведенного автомобиля, он через опущенное стекло добавил:

– Али, если что-то пойдет не так, сразу звони на телефон Репы, я буду отвечать на твой номер.

Старый узбек молча, даже не посмотрев в сторону говорящего, кивнул в ответ. Два молодых узбека в одежде мусорщиков снимали с тела Репы одежду и золотые украшения, и он не хотел отвлекаться.

Чертков уехал. Узбеки вытащили из кармана убитого бумажник, паспорт и водительское удостоверение, отдали его старику, а труп подтащили к краю обрыва и, раскачав, бросили в воду.

Глава 14

Несколько дней спустя. Ресторан «Шахрезада». Зал для V.I.P. – персон. Мэр города Петлякова Артем Николаевич Солодовников

Мэр города вошел в ресторан через черный ход и, пройдя по коридору подсобного помещения, зашел в отдельный кабинет, где его уже ждали Лев Седов и… старый седой старик в инвалидном кресле.

Артему Николаевичу не хотелось, чтобы кто-то посторонний знал о том, что он сегодня обедает в «Шахрезаде». Он вообще не хотел идти в этот ресторан. Обед в комнате отдыха своего кабинета был для него куда привычнее и безопаснее, но и отказать людям, пригласившим его, Солодовников тоже не мог.

На столе стояла простая и незамысловатая еда: шашлык, лаваш, свежие овощи, домашнее вино. Лев Игнатьевич указал рукой на свободный стул и пригласил Солодовникова сесть.

– Присаживайтесь, Артем Николаевич! Давайте перекусим, а потом поговорим о деле.

Солодовников сел и положил себе в тарелку несколько кусков мяса. С жадностью впился зубами в мягкую плоть, откусил, проглотил, запил вином. Однако кусок в горло не шел. Его смущал старик, сидящий почти напротив него. Кто он? Почему их не представили? Несмотря на то, что старик был весь каким-то сухим и маленьким, тем не менее, от него исходила такая сила, что Солодовникову очень хотелось встать, одернуть пиджак и начать рапортовать о достижениях его города.

Как ни странно, приблизительно те же чувства испытывал по отношению к старику и Седов. Солодовников это понял в тот момент, когда Лев Игнатьевич предложил старику еще мяса, а тот коротким взглядом отказался и показал глазами на Солодовникова. У Седова дрогнула рука, он отодвинул свою тарелку и произнес:

– Разрешите представить, Артем Николаевич, Серафим Валерьевич Косоруков. Один из крупнейших акционеров нашей корпорации.

Старик улыбнулся, продемонстрировав прекрасные зубные протезы, и протянул руку Солодовникову.

– Для друзей просто Серафим Валерьевич!

Они церемонно пожали друг другу руки. Причем Солодовникову пришлось приподняться, чтобы дотянуться до протянутой руки старика. Не дожидаясь того момента, как Солодовников опустится, Косоруков заговорил.

– Вы уж извините меня, Артем Николаевич, что мы отказались от ужина в вашем уютном кабинете, но сами видите, попасть к вам для меня весьма проблематично. И даже не в том смысле, что у вас лифты не оборудованы. Нет, конечно. Просто я не люблю, когда на меня обращают внимание и мое лицо фиксируют камеры видеонаблюдения. А здесь нам никто не помешает и никто не узнает о нашей беседе.

Солодовников удивленно поднял брови: кому, как не ему было знать, что все заведения общественного питания в городе принадлежат начальнику налоговой инспекции, а значит, он будет знать об этой встрече уже через полчаса, а далее, по цепочке, и все нужные люди города тоже. Будто предчувствуя это, Косоруков быстро развеял его сомнения.

– Никто не узнает, Артем Николаевич, не волнуйтесь. С некоторых пор Дмитрий Федорович уступил нам это заведение. Теперь оно принадлежит нашей корпорации.

– Ведь так, Лев Игнатьевич?

И Седов кивком головы подтвердил слова Косорукова.

Артем Николаевич выпил еще вина. «Очень интересно, – подумал он. – А что еще уже принадлежит корпорации в городе?» Вслух же он произнес:

– И что же это за конфиденциальный разговор?

Косоруков вытер губы салфеткой и пристально посмотрел на Солодовникова.

– То, о чем я хочу у вас попросить, будет выглядеть очень и очень странно, на первый взгляд, но, тем не менее, прошу отнестись к моей просьбе очень серьезно. Тем более, что она будет весьма щедро оплачена.

Артем Николаевич напрягся. Он, конечно, предполагал, что разговор будет приблизительно в этом духе, но не ожидал, что он будет таким прямым. «Хотя, если подумать, чему удивляться, один раз ведь он уже взял деньги от корпорации, чего сейчас перед ним ломать комедию».

– Слушаю вас, – ответил Солодовников и потом добавил: – Сделаю все что в моих силах.

Косоруков прищурился.

– Я хотел бы попросить вас закрыть музейную площадку в парке.

От неожиданности Солодовников даже приоткрыл рот.

– То есть как: закрыть? На время? На ремонт?

Он еще хотел спросить: «А зачем вам это надо?», но вовремя одумался. Все равно бы не ответили.

– Нет, не на время. Насовсем.

Он кивнул головой Седову, и тот продолжил:

– К нам обратился хорошо известный вам предприниматель Панкратов с предложением построить на этом месте церковь. И нам кажется, что эта идея очень своевременная. Он даже готов полностью взять на себя финансирование. Ну, а мы подготовим проект и берем на себя всю стройку.

– Но, как же народ, депутаты? – заикаясь, осведомился Солодовников.

– За депутатов не волнуйтесь, это не ваша забота, а общественность… – Седов взял в руки бокал вина и отхлебнул. – К вам же уже обращался отец Сергий с просьбой о строительстве храма. Думаю, он человек деятельный, легко разъяснит людям, зачем в городе нужна еще одна церковь, организует крестный ход, моления. И все будут согласны.

Солодовников замолчал, собираясь с мыслями.

– А экспонаты? Уникальные самолеты? Куда их деть?

– Передадите их в другие музеи, из чего-то можно будет сделать памятники, установите на перекрестках города, будет очень символично, а остальные продадите. Деньги можете пустить на ремонт жилого фонда.

– Но не в нашем городе. Мы же строим и учим летать самолеты. Меня не поймут.

– Не волнуйтесь, все будет выглядеть так, как будто вы поддадитесь давлению народа. Вы будете сопротивляться до последнего.

Солодовников открыл было рот, чтобы еще что-то спросить, но вдруг осекся и замолчал, переваривая пищу и услышанное. Ему стало понятно, что где-то в другом месте, но, несомненно, более влиятельном, чем этот ресторан и даже его кабинет, уже все решено, его просто ставят в известность, и лучше не спорить, а просто согласиться, да еще поинтересоваться о величине гонорара за услугу.

– А сколько я получу, – в конце концов спросил Солодовников, и нехотя добавил: – За свое согласие?

Седов кинул взгляд на Косорукова и ответил:

– В два раза больше, чем в последний раз.

* * *

Ресторан «Шахрезада», примерно тоже самое время. Банкетный зал. Поминки Евгения Журавлева и Рината Регулаева

Банкетный зал ресторана «Шахрезада» был рассчитан на большие и шумные компании. Нависающая над головами люстра в виде большого колеса с оплавленными свечками, картины с видами охоты и муляжи голов оленей, кабанов и медведей на стенах должны были, по замыслу дизайнеров, создавать образ большой залы в каком-то средневековом замке, в котором хорошо гуляется компаниям лихих и щедрых охотников.

Именно поэтому небольшая группа людей, скромно и тихо сидящая в самом дальнем углу зала, выглядела сиротливо и неуютно.

Все сидели молча, опустив голову, и явно не знали, как себя вести и что говорить. Тетка Евгения Журавлева, Анна Сергеевна, не расставалась с флаконом нашатырного спирта, и то и дело прикладывалась к нему, чтобы не потерять сознание. Мать Жени Журавлева, Галина Сергеевна, была похожа на живую мумию и практически не реагировала на обращения к ней.

Лишь изредка она поднимала глаза и обводила взглядом зал, как будто искала кого-то среди присутствующих.

Бабушка Ситора, вся в черном, сидела рядом со своим сыном и деверем и беззвучно шевелила губами, повторяя молитву. Рауф Регулаев и Али Фаради ей не мешали. Они лишь изредка перешептывались и исподлобья наблюдали за бледной как полотно Марией, которая сидела напротив них, между своим отцом и Андреем Непогодой. Академик Руденко держался за сердце и время от времени массировал грудь. Корреспондент изучал присутствующих и не выпускал из своих ладоней руку Марии.

Антонов и Екатерина Иванова отдавали приказания официантам о смене блюд и следили за тем, чтобы никто не потерял сознания.

Наконец, Руденко собрался с мыслями и нарушил молчание. Он взялся рукой за тонкую ножку бокала и встал, нарочито шумно отодвинув в сторону стул.

– Друзья, – сказал он с хрипотой в голосе, – я понимаю, у нас горе. Большое горе. Ушли из жизни два молодых человека, двое талантливых ученых. Ушли трагически, но мы собрались здесь не для того, чтобы молчать. Чтобы вспоминать наших Женю и Рината. Вспоминать, что они сделали, какими они были. Так давайте вспоминать. Друзья…

Руденко посмотрел на отца Рината Регулаева и спросил:

– Я думаю, вы будете не против, что мы его по нашему, по русскому обычаю, помянем?

Рауф взял в руки бокал и ответил:

– Думаю, это будет правильно.

– Спасибо.

Руденко благодарно кивнул головой, потом сжал губы, собираясь еще что-то сказать, но только махнул рукой и вытер рукавом предательски навернувшуюся слезу.

Все выпили, и снова воцарилась тишина. Руденко выпил свой бокал залпом и поставил его на стол перед собой. Сел. Похлопал по руке дочери.

– Как ты, дочка?

– Все нормально, папа, – ответила Мария и вдруг, вроде бы невпопад, спросила: – А кто выбирал это место?

– В смысле? – переспросил ее Руденко. Он был рад хоть какому-то разговору за столом и поэтому живо отреагировал. – О чем ты?

Мария сжала губы.

– Кто предложил этот ресторан для поминок?

Руденко пожал плечами.

– Не знаю, – Анатолий Евгеньевич помолчал, а потом все-таки добавил, – как-то не думал.

И чтобы переключить тему, он обратился к Антонову:

– Андрей, это не ты выбирал место для поминок?

Антонов какое-то время думал и потом ответил.

– Мне кажется, нет. А в чем дело? Что-то не нравится?

Мария обвела всех глазами и посмотрела на Непогоду.

– А ты не знаешь, кто предложил этот ресторан?

Непогода пожал плечами.

– Нет.

Мария посмотрела на вход в зал и указала рукой в проем двери.

– Значит, это сделал он.

Рауф и Али, которые сразу, как только Мария заговорила, стали внимательно следить за ее движениями, тут же повернули голову в сторону, указанную Марией, и переглянулись.

– Кто он, дочка? – удивленно спросил Руденко.

– Человек, который стоит за этой дверью, – ответила Мария. – Он сейчас сюда войдет.

И правда, в этот момент в зал вошли два человека. Вернее, один вошел, это был Лев Седов, а второй, генерал Косоруков, въехал на инвалидной коляске с бесшумным электрическим моторчиком.

– Прошу прощения, что без приглашения, – с порога проговорил Косоруков. Все с удивлением повернулись и посмотрели на вошедших, – но на поминки вроде ходят без приглашения. Разрешите выразить вам свои соболезнования.

Генерал в сопровождении Льва Седова объехал всех сидящих в зале и каждому, заглядывая в глаза, пожал руку и сказал: «Соболезную!» Подъехав к ничего не понимающему академику, Косоруков также пожал ему руку и добавил.

– Анатолий Евгеньевич, минуточку терпения, я сейчас все вам объясню.

Косоруков кивнул головой, приказал Седову подать ему бокал вина.

– Уважаемые, – генерал обвел глазами всех сидящих за столом, – как правильно заметила Мария Анатольевна, это действительно я принял некоторые шаги, для того чтобы вы смогли собраться в этом уютном зале и помянуть светлую память Евгения и Рината.

Он обвел всех глазами.

– А теперь разрешите представиться, меня зовут Серафим Валерьевич Косоруков. В некотором роде, я являюсь вашим куратором от правительства.

Руденко удивленно посмотрел на Косорукова, потом на Седова и, наконец, на Антонова. Андрей также удивленно посмотрел на Руденко. Потом Антонов пожал плечами, и Руденко спросил у Косорукова:

– Э-э, извините, какого правительства? У нас нет и не было никаких обязательств перед нашим правительством, все наши разработки велись на собственные средства и средства инвесторов.

Косоруков усмехнулся:

– Ну, не совсем так, Анатолий Евгеньевич, – насколько я знаю, у вашего следователя другая точка зрения, – он остановил готовый было сорваться с губ академика возглас, и продолжил. – Но я говорю не об этом правительстве.

– А о каком? – вдруг подала голос мать Евгения Журавлева.

Косоруков улыбнулся матери и поприветствовал ее бокалом.

– Рад, что вы стали приходить в себя. – И потом уже добавил: – Я представляю, если можно так сказать, определенные круги, которые некоторые обыватели называют «тайным правительством Земли».

Он повернулся и посмотрел на семью Регулаевых-Фаради.

– Вам, я думаю, о нас больше известно, чем всем остальным?

Глаза Аль Фаради стали холодными, как сталь. Холодными и злыми. Он прошипел:

– У, шайтан! Это ты погубил Рината. Он должен был стать последним хранителем Звезды.

– Да, должен был, – ответил ему Косоруков, – но вы сами виноваты в его гибели. Если бы вы своевременно передали артефакт в наши руки, то все сейчас бы были живы.

Косоруков обвел глазами всех присутствующих и повторил:

– Все.

Он посмотрел на Екатерину.

– И твой отец.

На мать Журавлева.

– И ваш сын.

На бабушку Рината.

– И ваш внук.

На Руденко.

– И твой друг Вадим Чертков.

На Антонова.

– А ты был бы рядом с Марией. И она бы носила под сердцем твоего ребенка. И, может быть, не одного.

Косоруков обвел глазами всех сидящих за столом.

– Но вы все сейчас сидите здесь и оплакиваете смерти ваших близких, и в душе задаете себе вопрос: «Боже, за что такое наказание?» Ведь так? И не находите ответа. А ответ на самом деле рядом.

Он показал рукой на Рауфа и Али.

– Вот, где-то между ними. Не правда ли?

Все как загипнотизированные посмотрели туда, куда указывал палец Косорукова. На старших мужчин семейства Регулаевых-Фаради. В это время Рауф не сводил взгляда с руки генерала, а Али пристально следил за Седовым. Он как ни в чем не бывало повернулся к Седову и спросил у него:

– Это тебе я дал шанс спастись в горах от смерти?

– Да.

– Так чего же ты снова встал на моем пути? Что тебе нужно? Ты снова в смертельной опасности?

Седов сжал губы.

– Зачем вы ее прячете от людей?

– Мы ее не прячем, мы ее храним от людей и для людей. Звезда может помочь людям, только когда она свободна и сама делает выбор. Если ее использовать по мелочам, она быстро сгорает. И он, – Али указал пальцем на Косорукова, – это отлично знает.

Косоруков зашипел:

– Не слушай его, – приказал он Седову и снова обратился к Али. – Отдай мне звезду, Фаради, и ты прекратишь злоключения этих людей. Ведь они ничего не знают о ней и страдают из-за нее.

– Какая звезда? – запричитала тетя Нюра, – о чем вы?

Рауф остановил ее.

– Подожди, женщина!

Рауф уставился на Косорукова.

– Серафим, ты же отлично знаешь, что мы не распоряжаемся звездой. Она сама решает, с кем быть.

– Знаю, – Косоруков кивнул головой, я прошу вас только указать место, где Вы ее храните, и не мешать мне.

Бабушка Ситора опустила голову еще ниже и еще быстрее зашевелила губами, творя молитву.

Рауф и Али переглянулись, потом посмотрели на мать и тетку Журавлева, на бабушку Ситору, на Руденко, Антонова и Непогоду, при этом они старательно избегали встречи со взглядом Марии. Баба Нюра снова заголосила.

– Что здесь происходит, я могу спросить? Почему эти люди мешает нам? Что это за шутка?

Она хотела еще что-то сказать, но осеклась, потому что никто не обратил внимания на ее возгласы. В воздухе царила такая напряженность, что можно было даже расслышать треск электрических зарядов. Все, кроме тети Нюры, которая была простой женщиной из глубинки и таковой оставалась даже после двадцати лет жизни в городе, поняли, что все, о чем сейчас говорят за поминальным столом мужчины, не шутка.

Ни у одного мужчины за столом не было никакого оружия, за исключением ножа и вилки, все они говорили исключительно интеллигентным языком, и, тем не менее, вопросы, которые сейчас решались за столом, были вопросами жизни и смерти.

Косоруков и Седов смотрели на Рауфа и Али, те смотрели на Седова и Косорукова.

– Ну, я жду ответа. Скажите мне, где звезда, и я уйду. Не буду вам мешать.

Рауф посмотрел на Али, тот кивком головы разрешил ему говорить. Рауф повернул голову и ответил Косорукову:

– Мы не знаем, где звезда.

– Не говорите ерунды.

– Нет, правда, она ушла из наших рук в ночь, когда умер Ринат.

Лопнул бокал в руках Косорукова. Несколько капель крови упало на белоснежную скатерть. Он зашипел и схватился за салфетку, пытаясь перемотать себе руку. Седов попытался ему помочь, но он окриком остановил его:

– Оставь, я сам.

Потом снова обратился к братьям Фаради.

– Я думал, что разговариваю с серьезными людьми, которые понимают, с кем имеют дело. Но, видимо, ошибся.

Косоруков повернулся к тете Нюре и указал рукой на Рауфа и Али.

– Так вот, уважаемая. Это не я сейчас шутил, это они. Мне сейчас не до шуток, поэтому я ухожу и не буду вам мешать. А вы попробуйте убедить этих людей в том, что им все же придется сказать мне то, о чем я их прошу. Придется.

Он бросил короткий взгляд на Марию.

– И чтобы вы лучше думали, я заберу с собой ее.

Пистолет в руке Косорукова появился как будто ниоткуда. И прежде, чем кто-то успел что-то сделать, Седов схватил за волосы Марию и сдернул ее со стула. Мария вскрикнула и упала на колени. На ее бледном лице появились слезы. Она схватилась одной рукой за руки Седова, чтобы как-то ослабить его хватку, а другую выбросила вперед, как бы предупреждая всех от резких движений и необдуманных поступков.

Непогода не обратил внимания на ее движения, бросился на Седова, но получил такой мощный удар ногой в живот, что тут же согнулся пополам и упал на колени. Антонов приподнялся, сжимая свои огромные кулаки, но Косоруков недвусмысленно навел на Екатерину ствол пистолета.

– Не спеши, парень! – прошипел Косоруков. – Дернешься, и я пущу ей пулю в лоб.

– Что вы делаете? – закричал Руденко, с ужасом глядя на бледное лицо дочери, – она не может передвигаться самостоятельно, она ранена.

– А ей и не надо этого делать, – Косоруков кивнул головой Седову и тот, легко поднял с земли Марию, кинул ее на колени Косорукова. – Мы с ней немного покатаемся.

Инвалидная тележка с двумя седоками выехала из-за стола и быстро и бесшумно покатилась к выходу. Бывший спецназовец Седов не забыл свое дело и четко контролировал всех присутствующих. Впрочем, все были настолько шокированы произошедшим, что даже если бы и захотели, то все равно не смогли бы ничего сделать.

Уже на пороге Косоруков повернулся и коротко бросил:

– И я не намерен ждать вечность. Сроку вам на размышление неделя. Если ничего не надумаете, она будет следующей…

* * *

Все, кроме Рауфа, Али и бабушки Ситоры, с ужасом в глазах проводили инвалидную тележку до двери и потом еще долго не отводили от двери взглядов, как будто ожидая, что в ней вновь появятся Косоруков и Седов и объявят, что это был розыгрыш. Злая шутка или, на худой конец, съемки кинофильма.

Но вместо них в проеме дверей появился официант и, как ни в чем не бывало, спросил:

– Горячее подавать?

Ему никто не ответил, он пожал плечами и снова вышел. В банкетном зале молчали еще минуты две, и первой пришла в себя Екатерина Иванова. Она посмотрела на Рауфа и Али и произнесла:

– Я понимаю, что все вы нам объяснить не сможете, но что-то, тем не менее, должны.

Бабушка Ситора положила на стол четки и толкнула в бок Рауфа.

– Да, пришло время. Говори.

Рауф обвел глазами всех присутствовавших и сказал.

– Мы сейчас вам все объясним, но, прежде всего, хочу вам сказать, чтобы вы не волновались за Марию. Ей ничего не угрожает.

– То есть, – прохрипел Андрей Непогода, – как это ничего не угрожает? У нее рана может открыться в любой момент.

Рауф покачал головой.

– Нет, не откроется. Вам придется выслушать меня до конца, чтобы понять.

Почти час ушел на то, чтобы Рауф, Али и бабушка Ситора смогли попеременно рассказать сидящим за столом людям вещи, которые каждый из них в отдельности счел бы за бред сумасшедшего. Но все вместе они были свидетелями похищения женщины, а значит, приходилось рассказанное признать правдой. Ужасной правдой.

– Так где же она, эта звезда, теперь? – задала первый вопрос Екатерина, когда замолчал последний из рассказчиков.

– Она выбрала в качестве своего носителя Марию, – спокойно ответила Ситора, – также, как много лет назад, когда нас выселяли из Крыма, этим носителем была я.

– То есть Вы сами добровольно передали свою тайну этому монстру?

– Но ведь он же об этом не знает, – ответил ей Рауф, – и это она сама так захотела.

– Как это, сама?

– Звезда или, точнее, БОЖЕ, бортовой определитель желаний, обладает удивительными возможностями и он способен управлять мыслями и желаниями людей. Он мог направить взгляд Косорукова на любого из нас, и любого из нас генерал мог выбрать в качестве пленника по велению БОЖЕ, но он выбрал Марию. То есть БОЖЕ сам отдал ее в их руки, значит, посчитал, что так будет лучше. Хотя понятие «посчитал» не совсем верное. Это не кибермашина, скорее, это некая нематериальная субстанция, это просто ЖИВОЙ СВЕТ, способный творить добро или зло, в зависимости от того, кто его окружает. Находясь в теле Марии, свет абсолютно защищен от черных мыслей окружающих сейчас ее людей….

– Это все здорово, – прервал Рауфа Андрей Непогода, – но что нам сейчас делать дальше? Сидеть и ждать у моря погоды? Может быть, лучше сообщить в милицию?

Али поднял глаза на корреспондента.

– Ни милиция, ни ФСБ и ни прокуратура нам не помогут. Здесь мы полностью связаны по рукам и ногам, даже хуже сделаем. Нужно ждать. Ждать сигнала от звезды.

– Подождите, – подал голос Анотонов, – мы же ведь можем попытаться связаться с Марией при помощи нашего оборудования.

Он посмотрел на Руденко.

– Конечно, Мария сейчас не в кабине «Жар-птицы», и на ней нет шлема, но, тем не менее, мы делали такие опыты, – он потупил глаза и краем глаза посмотрел на Екатерину. – Правда, это получалось у нас в тот период, когда мы были близки. Потом нам ни разу не удавалось войти с ней в контакт.

– Значит, войти с ней в контакт может, – Екатерина Иванова быстро сообразила, о чем он говорит и повернулась к Андрею Непогоде, – ты, Андрей. Сейчас между вами как никогда близкая связь, она ведь носит под сердцем твоего ребенка.

Рауф покачал головой.

– Это бесполезное занятие. Через неделю все произойдет само собой. Надо набраться терпения.

Руденко нахмурил брови.

– Мы должны попробовать. Только, – он замолчал на какое-то время, но потом продолжил, – как попасть в лабораторию института? Двери в нее сейчас для нас закрыты.

Антонов встал и прошелся вдоль стола.

– Можем попробовать перенастроить оборудование, которое имеется у вас на квартире, Анатолий Евгеньевич.

– О чем вы сейчас говорите? – вдруг снова подала голос тетя Нюра. – Вы совсем забыли про Женю?

Все разом повернулись к ней и к матери Евгения Журавлева.

– Простите нас, уважаемая Галина Сергеевна! – сказал за всех Аль Фаради. – Тысячу раз простите. Конечно, мы не правы! Давайте помянем наших мальчиков.

Глаза матери были наполнены слезами. Она склонила голову над столом и ее плечи затряслись. Тетя Нюра смахнула с лица слезу и прошептала: «Ну, наконец-то!», а потом стала гладить свою сестру по плечу и приговаривать:

– Поплачь, поплачь, Галочка, будет легче!

В ответ мать Евгения Журавлева, убирая руку сестры с плеча, проговорила сквозь рыдания.

– Оставь.

И, подняв глаза на всех присутствующих, добавила:

– Думайте о живых!

Глава 15

Город Петляков. Через шесть дней после похорон Евгения Журавлева и Рината Регулаева. Квартира Журавлевых

В комнату Евгения Журавлева никто не входил с того самого дня, как ее хозяин поздно вечером вышел из дома, крикнув на прощание, что уходит на минуточку и скоро будет.

Тетя Нюра решилась войти в нее только после того, как уговорила свою сестру уехать на недельку в санаторий, подлечить расшатавшиеся нервы.

Она вошла в дверь и принялась вытирать пыль. Сначала она протерла влажной тряпкой все вещи, которые стояли на столе. Большой монитор, колонки, клавиатуру, фотографию Жени, катающегося на сноуборде в Австрии, мышь. Взяв ее в руки, она покрутила ее в руках и положила обратно на коврик. Чуть двинула ее, и в этот момент экран компьютера зажегся голубым светом.

Тетя Нюра увидела, что в центре экрана монитора раскрыто переговорное окно «аськи», системы быстрого обмена сообщениями.

Тетя Нюра прочитала несколько последних строчек.

Евгений:

Знаешь, это такое чудо, что вчера между нами было.

Ольга:

Вообще-то, приличные девушки так не поступают.

Чтобы на первом свидании, да еще с незнакомым мужчиной из интернета. Я даже не знаю, что со мной произошло.

Евгений:

Я не незнакомец из интернета. В первый раз я увидел тебя в автобусе. Помнишь, рано утром ты села в автобус на конечной остановке?

Ольга:

Автобус помню, а тебя нет.

Евгений:

А теперь это и не важно. Ты просто должна знать, что я тебя искал, нашел, и я тебя люблю.

Ольга:

Правда?

Евгений:

Правда. Извини, мне надо на некоторое время отойти, с работы вызывают. Подожди, никуда не уходи.

Ольга:

Хорошо.

Ольга:

Евгений, ты где? Почему ты мне не отвечаешь?

Колонки пискнули сигналом еще одного пришедшего сообщения.

Ольга:

Женя, ты не отвечаешь мне уже неделю. Это становится неприличным. Что случилось? Объясни. Ты меня бросил?

Тетя Нюра прочитала это предложение и ойкнула. У нее навернулись на глаза слезы. Она прошептала: «О, господи!» И закрыла рукам рот.

Она робко нажала пальцем на кнопку клавиатуры. Но в поле сообщения ничего не появилось.

Она снова повторила:

– О, господи, Женя! – добавила: – Как же эта штука работает?

И, взявшись рукой за мышь, попыталась попасть курсором в поле сообщения. Как-то Женя показывал ей, как работает эта штука, но она ничего не запомнила, потому что была уверена, ей это никогда не пригодится. Ну, кто мог подумать, что так случится?

У нее дрожали руки, и поэтому она смогла сделать то, что хотела, только с третьего или четвертого раза. Все это время она выговаривала:

– Подожди, подожди, моя девочка, сейчас, сейчас тебе отвечу, только не уходи. Не уходи!

Наконец, она попыталась набрать несколько слов на клавиатуре, но у нее ничего не получилось. Она постоянно промахивалась и ударяла не по тем кнопкам, и, в конце концов, вообще нажала куда-то не туда и все удалила. Увидев, что поле передачи сообщения стало пустым, тетя Нюра всплеснула руками и запричитала.

– Ой, дура я старая!

И побежала к телефону, на ходу отдавая крестные знамения.

То же время. Квартира академика Руденко …Андрей Непогода сидел в мягком кресле с надетым на голову прозрачным шлемом, облепленный проводами и датчиками, и пытался выполнять приказы Антонова.

– Сосчитай мысленно до десяти. Так, хорошо! А теперь умножь две тысячи восемьсот на четырнадцать. Умножил? Хорошо, – и почти сразу хлопнул ладонью по крышке стола. – Ты что халтуришь? Не правильно считаешь. Считай заново!

Андрей вздрогнул, повернул голову и спросил.

– Подожди! Ты почему знаешь, что я неправильно посчитал?

Антонов повернул к нему экран ноутбука и показал на экране цифру.

– Вот смотри. Это правильный ответ, а это – твой ответ.

Непогода посмотрел на экран, а потом с надеждой на Антонова.

– Получилось?

Антонов покачал головой.

– Пока еще нет, – Антонов посмотрел на часы, а потом на настенный календарь. – Хотя, и это уже большой прогресс.

Антонов не стал говорить Непогоде, что этого «прогресса» ничтожно мало для задуманного ими. За неделю Непогода смог наладить лишь односторонний контакт с компьютером в пределах комнаты. До конечного результата, контакта с Марией, им предстояло пробежать еще марафонскую дистанцию. И если верить словам Рауфа и Али, сделать это они должны были за оставшиеся десять часов до назначенного Косоруковым срока. Верилось в это с трудом.

Рациональный мозг ученого не мог с этим смириться.

– Не отвлекайся, – прикрикнул он на Непогоду, – попытайся вызвать внутри себя образ Марии, ее голос. Попробуй услышать ее.

Непогода понимающе кивнул и сосредоточено свел брови домиком.

Именно в этот момент раздался телефонный звонок. Антонов вздрогнул и удивленно посмотрел на аппарат, стоящий в прихожей. Вот уже почти неделю они – Антонов, Непогода и Екатерина – жили в квартире Руденко как отшельники. И за все это время телефон не звонил ни разу. Им просто некому было звонить. Руденко находился под арестом в палате больницы, а Аль Фаради и Регулаев повезли бабушку Ситору в Крым и должны были вернуться лишь вечером.

Но телефон не замолкал. Как будто тот, кто был на другом конце провода, точно знал, что трубку должны снять. Кто бы это мог быть? Мелькнула мысль. Может быть, это Мария? Может быть, это и есть сигнал?

Антонов крикнул Екатерине:

– Кать, возьми трубку, пожалуйста!

Катя вышла с кухни и сняла трубку. На другом конце провода раздался всхлипывающий голос тети Нюры.

* * *

Ольга Иверзева, приемная директора корпорации «РМН». Двумя часами позднее

В приемной главы корпорации «РМН» было тихо. Бесшумно работали кондиционеры, бесшумно вращался вентилятор на компьютере, тройной стеклопакет на окнах глушил любые звуки с улицы, и даже телефон был поставлен на бесшумный звонок. Все было как в хорошем дорогом аквариуме.

Тишина была полнейшая и более чем недельной давности. Это могло показаться странным, но…

Одной из особенностей офиса, где работала Ольга Иверзева, молодая длинноногая красавица, было то, что в кабинет начальника можно было войти и через другую дверь, которая соединялась с отдельным лифтом, останавливающимся на двух этажах: первом и последнем. Так что до этого очень часто посетители, проходя в кабинет Льва Игнатьевича Седова, не выходили из него, а спускались на первый этаж на лифте.

Когда в один момент поток посетителей, который и без того был не так уж и широк, вдруг прекратился, Оленька, недолго думая, решила, что ее новый начальник стал принимать своих посетителей напрямую через лифт, минуя ее стол.

Ведь по большому счету так было и короче и удобнее.

Впрочем, может быть, она бы и обратила внимание на то, что вместе с прекратившимся потоков ходоков вот уже неделю ее начальник не просит ее сварить ему кофе, отправить или принять факс. Он даже не интересуется свежими газетами, которые стопкой скопились на ее столе.

Но, как и все современные девушки, Ольга не была склонна к анализу и наблюдению, и именно поэтому, собственно говоря, ее мало волновало то, что вокруг нее происходит. Тем более, что у нее были более серьезные проблемы, которые не шли ни в какое сравнение даже с вселенской катастрофой.

Так романтично начавшийся и бурно развивающийся роман с молодым человеком по имени Женя вдруг резко прервался, причем на самом интересном месте. После первого настоящего свидания.

Теперь, нисколько не заботясь об абсурдности ситуации с начальством, она была очень довольна тем, что ее никто не отвлекает от собственных мыслей, и поэтому с большим удовольствием занималась тем, чем обычно занимаются все молоденькие девушки-секретари во всех приемных больших начальников в таких ситуациях. То есть нервной полировкой своих ногтей, подкрашиванием губ, листанием модных журналов в поисках советов, что ей делать, и общением с подругами в сети интернет и по мобильному телефону с той же целью.

Ольга обсудила со своими подругами уже все возможные варианты причины отсутствия Жени и пришла к выводу, что он просто, как и все мужчины, «полный козел»! И именно в этот момент она увидела, что с его компьютера ей пришел ответ.

В углу экрана монитора замигал зеленый цветок, а в колонках раздался характерный сигнал. Ее вызывал пользователь с ником «serpantin14». Женя!!! Сердце девушки радостно забилось и тут же замерло в недоумении.

– Привет, Оля! Меня зовут Андрей Антонов. Я друг Евгения. – прочитала Ольга на мониторе.

– Здравствуй, – напечатала Ольга в ответ, еле касаясь клавиш тонкими пальчиками, и тут же добавила, но уже с нажимом вдавливая маникюр в клавиатуру, – а где Женя? Почему вы пишете с его компьютера?

– Это сложный разговор. Мы можем встретиться?

– С ним что-то случилось?

– Я тебе все расскажу при встрече.

Ольга подумала немного. Вообще-то, встречаться с незнакомым мужчиной ей не хотелось, но потом подумала, что, наверное, ничего страшного не произойдет. Это ведь друг Жени. Она ведь не на свидание собирается.

– Хорошо, но сейчас я на работе.

– Ты можешь уйти минут на пятнадцать?

Ольга оглядела пустой кабинет. Вряд ли кто заметит ее отсутствие.

– Да.

– Говори адрес и время, куда подъехать.

– Метро «Третьяковская» в 17–00, – ответила Ольга, не задумываясь. – А как я вас узнаю?

– У Жени на столе стоит фотография, где он рядом с девушкой. Наверное, это ты? Высокая брюнетка в синем платье.

– На пароходе?

– Да.

– Да, это я.

– Вот видишь. Я тебя узнаю.

– Хорошо. Тогда, до встречи.

– До встречи.

Ольга увидела, как на экране появилась надпись, что пользователь с ником «serpantin14» больше не в сети. Она нахмурилась и тут же стала вызывать свою подругу. Это событие требовало немедленного обсуждения.

Глава 16

Советник президента, генерал армии Серафим Валерьевич Косоруков, последний руководитель 13-го отдела. Урочище «Сухой Лог»

Урочище «Сухой лог» было государственным хранилищем и по документам числилось как филиал Алмазного фонда. Оно находилось в Дмитровском районе, в шестидесяти километрах от Москвы, и занимало несколько десятков гектаров леса и полей. Вся эта территория была огорожена четырехметровым глухим забором и охранялась целой армией сторожей с собаками, и это не считая тройной системы наблюдения и сигнализации.

В центре этой гигантской территории стояло одно единственное строение. Строение имело форму куба в кубе. Внешние стены и крыша полностью стеклянные, буквально как аквариум. И в центре этого аквариума находился другой куб, но уже бетонный. Бункер.

Бункер этот занимал приличную площадь и был очень интересно спланирован. В нем было все, что нужно для работы и отдыха. Бассейн, тренажерный зал, баня-сауна, бильярдная, кинозал, несколько спален и большая гостиная; в центре же бункера снова стоял куб, и снова из стекла. Бронированного стекла.

Все комнаты бункера были спроектированы таким образом, чтобы находящийся в них человек мог ни на секунду не выпускать из поля зрения это бронированный куб.

Или, вернее, ларец, внутри которого под сигнализацией хранилась одна единственная вещь – большая государственная держава, царское яблоко, символ царской власти и могущества. Золотой Шар, усыпанный драгоценными камнями, в вершине которого находился большой крест.

Фактическим владельцем резиденции «Урочище “Сухой лог”» было государство, но реально владел и управлял им Серафим Косоруков. Он спланировал, построил, и жил в этом доме, практически безвылазно, потому что помимо всех своих регалий, званий и наград, он был также главным хранителем этого уникального символа царской власти.

* * *

Должность главного хранителя державы Серафим Косоруков получил не случайно.

Все началось у него еще в детстве, когда детский врач посоветовал ему принимать как можно больше солнечных ванн.

«Это единственное лекарственное средство, мой юный друг, – сказал ему доктор, – которое вы можете принимать в любых количествах! Я слышал, что иногда оно совершает чудо!» Видимо, доктор хотел просто скрыть от ребенка, пораженного неизлечимой костной болезнью, то, что он никогда не сможет нормально ходить. И с годами будет все хуже и хуже. Он, конечно, не сказал, что солнечные лучи помогут лично ему, но молодой Серафим услышал в словах доктора лишь то, что хотел услышать. А именно, что если он будет получать больше солнечного света, то сможет в конце концов передвигаться по земле самостоятельно, а не в кресле-каталке или опираясь на костыли.

И он делал все, что можно, чтобы получать как можно больше энергии солнечных лучей. Вставал с рассветом. Целыми днями и в жару и в холод сидел на солнце. Переехал жить в Крым, под Судак, в район, где было больше всего солнечных дней в году. Но болезнь, как и следовало ожидать, не отступала.

К двадцати годам он уже не мог передвигаться без трости. Немощь все больше и больше поражала его тело, но, будто компенсируя это, его мозг показывал все более великолепные результаты. Косоруков легко поступил в юридический институт, с отличием окончил его, и в виде исключения был взят на работу в НКВД.

Уже будучи лейтенантом и сотрудником 13-го отдела НКВД, Серафим Косоруков как один из лучших выпускников юридического института и подающий надежды комсомольский активист был направлен на усиление следственной группы, ведущей дело врачей-вредителей.

И именно в этот момент произошло судьбоносное в его жизни событие.

В одном из подследственных Серафим узнал своего детского врача, того самого, который наговорил ему про пользу солнечных лучей. Косоруков убедил начальника следственной группы, что сможет получить у доктора так необходимые всем им признательные показания.

Вызвав старика в свой кабинет, он начал избивать доктора своей тростью, вымещая на нем всю свою злость и обиду. После многочасового допроса, когда замученный до полусмерти врач уже поставил подпись под тем, что не совершал, Косоруков припомнил ему: «Напрасно вы столько упирались, доктор. Я изначально не верил вам, не верил ни одному вашему слову. И знаете, почему?»

Он поднял со стола свою окровавленную трость и пригрозил ею.

«Вот, видите! Вы всегда знали, что я неизлечимо болен и, тем не менее, сказали, что я могу выздороветь. Но ведь это было неправдой? Если вы соврали мне тогда, то почему я должен был верить вам теперь?»

Врач через силу поднял голову и неожиданно для Косорукова прошепелявил беззубым ртом: «Нет, тогда я вам сказал правду! Я и сейчас убежден, что свет, исцеляющий свет, вас может спасти. Ищите …»

Это были последние слова доктора. Его сердце не выдержало.

Лейтенанта Косорукова, конечно, пожурили за излишнюю ретивость, но особо не наказали, так как показания были сняты и эти показания позволяли подвести под расстрел и остальных подозреваемых.

После следствия Косорукову достался весь личный архив врача. В одном из дневников врача Косоруков прочитал о неких исцеляющих лучах, которые хранились в царской семье. Это была лишь короткая заметка на полях блокнота, но Косоруков доложил о загадочном явлении своему начальству и получил задание заняться этим вопросом досконально. Были подняты государственные архивы. В документах царской канцелярии, на которых стоял гриф «Секретно. Хранить вечно», были найдены записи, в которых говорились, что практически все российские цари знали о существовании некой Царской звезды.

Дальше больше, в одном из документов говорилось, что эта звезда передавалась от царя к царю как главный секрет государства. Уже накануне второй мировой Серафиму Косорукову улыбнулась ненадолго удача. Были найдены документы, где подробно описывались свойства, а потом и место хранения Царской звезды. Оказалось, что она всегда хранилась буквально под рукой – в Алмазном фонде, в одном из символов царской власти – внутри большой царской державы.

Державу немедленно изъяли из Госхрана, и доложили о ее существовании Сталину. Вождь, пожалуй, впервые и единственный раз в жизни не понял, что досталось ему в руки. И поэтому он отдал приказ вскрыть капсулу и посмотреть, что там внутри, а заодно и проверить, как это работает. Никто не посмел его ослушаться.

– Стране не нужны сейчас символы царской власти, – сказал вождь, – то, о чем все думают, мне и так известно, а вот помочь нашим войскам выстоять, – это важно!

Державу вскрыли, а изъятую оттуда звезду по специальному распоряжению Совнаркома 7 ноября 1941 года во время парада на Красной площади поместили в одну из рубиновых звезд на Кремлевскую башню и использовали ее как психологическое средство воздействия. Через нее внушили советским войскам веру в их непобедимость.

Короткая вспышка, и все! Звезда погасла. Но эффект от нее был потрясающий – зимой 41 года советские войска нанесли сокрушительный удар по врагу, невзирая на холод, недостаток вооружения и численное превосходство гитлеровских войск.

В суматохе первых месяцев войны никому не было дела до того, что звезда имеет внеземное происхождение, и воспроизвести ее, вырастить как какой-то кристалл или найти как редкий минерал невозможно. Но было поздно.

Уже потом спохватились, создали специальную сверхсекретную государственную программу по разработке искусственной или поиску новой Царской звезды. Программу эту возглавил, естественно, Серафим Косоруков.

Несколько институтов через него получили миллионы на разработку искусственных аналогов Царской звезды, но это направление работы оказалось безрезультатным.

А вот поиск другой звезды дал свои, пусть и небольшие плоды.

Из тех же архивных документов Косоруков смог узнать о том, что существует еще одна звезда, которая хранится в семье бродячих дервишей Фаради. Последняя звезда из числа тех, что попали на землю вместе с представителями инопланетных цивилизаций. Впрочем, последнее обстоятельство никого не трогало, на него просто никто не обращал внимания.

Завладеть этой последней звездой стало для Косорукова целю всей жизни. Но не для того, чтобы отдать государству, а для того, чтобы завладеть ею лично, и в конце концов получить возможность править людьми безгранично. Естественно, он мечтал попросить у звезды здоровья и, чем черт не шутит, молодости.

Это оказалось не так просто. Клан Фаради-Регулаевых не спешил расставаться с тем, что они обязаны были хранить вечно.

Противостояние между главным хранителем державы и хранителями последней звезды затянулось на долгие десятилетия и не всегда Косоруков одерживал в нем верх.

Вообще, неизвестно, чем могла закончиться эта незаметная для всего мира борьба.

Вот как раз для того, чтобы клан Фаради не смог добраться до капсулы-державы, Косоруков, пользуясь своим влиянием и положением, изъял ее из основного Алмазного фонда, тайно заменив ее там точной копией, и построил урочище «Сухой лог» как сверхсекретное хранилище артефакта.

Именно сюда и привезли Марию…

* * *

Несмотря на то, что к бункеру вела широкая асфальтированная дорога, Косоруков не воспользовался автомобилем. Он привез молодую женщину на вертолете. Площадка для него была специально оборудована рядом с домом.

Едва вертолет коснулся земли, к нему тут же подскочили два охранника с двумя инвалидными колясками. Одной механической, похожей на мини-джип, а второй – обычной. В первую посадили Косорукова, а в другую аккуратно перенесли Марию.

Она спокойно перенесла перелет и пересадку в инвалидную коляску и совершенно не проявила интереса к тому, куда ее повезли вслед за коляской Косорукова. Не проявляла она интереса и к апартаментам, которые выделили ей.

Это был двухкомнатный номер со всеми удобствами, отделанный с поистине королевской роскошью, правда без единого окна, поскольку номер находился в подземелье, куда Косоруков и Мария спустились на лифте.

– Здесь вы будете жить, – произнес Косоруков, когда они вошли в апартаменты. – Надеюсь, вам понравится. Если что-то понадобится, то просто возьмите в руки это и потрясите.

Косоруков снял с журнального столика серебряный колокольчик и потряс им. Раздался мелодичный звон, и на пороге номера тут же появился мужчина в черном костюме, в белой рубашке с бабочкой.

– Это Григорий, – добавил Косоруков, – он будет вас опекать и выполнять любое ваше пожелание.

Косоруков внимательно посмотрел на Марию и, убедившись, что она его слышит, добавил.

– Но при одном условии.

Всю дорогу до урочища «Сухой лог» Мария не проронила ни одного слова, никаким образом не выразила своего отношения к происходящему. На ее лице царила джокондовская улыбка, а в глазах светилась все понимающая скорбь. Видимо, Косоруков хотел, что бы Мария что-то спросила у него или как-то проявила интерес к его словам, но на ее лице не дрогнула ни одна мышца. Она продолжала улыбаться, поэтому генералу пришлось досказать свою фразу:

– При условии, если вы не будете делать глупостей. Естественно. Вы меня понимаете?

– Понимаю, – ответила она неожиданно ровным голосом, так, как будто уже заранее знала ответ, и то, что он задаст вопрос, – но я уже давно не делаю того, что вы называете глупостями. – И, усмехнувшись, закончила. – В отличие от вас.

Косоруков, прищурив взгляд, смерил Марию с ног до головы, будто увидел ее в первый раз, и назидательным тоном ответил:

– Ну, да, сейчас вы станете говорить, что я сделал глупость, что взял вас в заложницы, что привез сюда…

– Нет, – перебила его Мария, – не буду.

– Да? – удивился Косоруков, – тогда в чем же моя глупость?

– В том, что вы хотите получить Царскую звезду себе в собственность. Это нереально.

– Почему вы так думаете?

– Звезда сама выбирает себе хозяина.

– Вы знаете, где она?

Косоруков подался вперед, будто хотел выскочить из своего кресла, и с силой сжал подлокотники.

– Да! Знаю.

– Отлично, тогда скажите мне, где она, и я немедленно отпущу вас, я избавлю всех ваших близких от неприятностей. Я сделаю вас богатыми. Я дам вам столько денег, сколько вы попросите.

– Хорошо, скажу.

– Сколько?

– Не сегодня. Я устала.

– А когда?

– Вы же сами назначили срок – неделю. Вот через неделю и поговорим, а сейчас идите.

– Хорошо, – Косоруков развернул свою коляску лицом к выходу и уже возле двери бросил через плечо:

– Вы отдохнете, а потом мы продолжим разговор. Честно говоря, не понимаю, зачем вам нужна это неделя. Раньше скажете – раньше выйдете отсюда. Если вы хотите потянуть время для того, чтобы как-то меня обмануть, предупреждаю сразу, если что-то пойдет не так, я начну по одному уничтожать ваших родственников и друзей. И не остановлюсь ни перед чем.

С этими словами Косоруков поспешил выехать из комнаты, оставив Марию одну. Когда он покинул комнату, везде тут же погас свет, а Мария осталась сидеть в кресле, и в темноте стало видно, как вокруг нее светится еле заметный светлый ореол. Как будто внутри женщины горела лампочка, просвечивая сквозь кожу. И самый яркий свет исходит из области ее живота.

* * *

Центральная городская поликлиника. Палата кардиологического центра. Профессор Анатолий Евгеньевич Руденко

Было около трех часов ночи, когда Руденко почувствовал, что в палате кроме него есть кто-то еще. Какое-то еле уловимое движение рядом с собой, как будто ветер коснулся его руки.

– Маша! Это ты? – воскликнул Анатолий Евгеньевич и открыл глаза. В палате было темно, свет падал лишь от окна, но за ним стояла ночь. Поэтому не было видно ни зги. В голове – шум от снотворного, на груди – тяжесть, от которой холодели ступни ног и кисти рук. Сердце по-прежнему отказывалось работать нормально. Руденко поднял руку и попытался нащупать на прикроватной тумбочке таблетки, но вместо них его пальцы наткнулись на свернутую в трубку газету.

«Вадим! – подумал он. – Вот ведь недаром Чертом его кличут! И как это ему удается проникнуть к нему в палату незаметно даже для охраны? Ну, ладно, днем, а ночью?» Руденко провел рукой по газетному листу и подушечками пальцем нащупал еле заметные булавочные отверстия. Много отверстий. Письмо от Вадима.

Руденко сел на кровати. Голова чуть прояснилась. «Надо пойти в туалет. Если попробую читать газету в постели, то вызову подозрение». Нащупал ногами больничные тапочки, встал, надел халат, висевший на спинке кровати. Его движение тут же услышал охранник, сидящий у входа. Он приоткрыл дверь и заглянул в палату.

– Куда вы, Анатолий Евгеньевич? – прошептал он.

– Да, в туалет, – так же шепотом с раздражением ответил Руденко, – я же не выхожу за территорию, или мне уже по комнате ходить нельзя?

Охранник молча прикрыл дверь. Руденко взял с тумбочки газету, и, пошаркивая ногами, направился в санузел. «Или, может быть, мне показалось? Газета лежала на тумбочке еще днем, просто мне было не до нее». Анатолий Евгеньевич никак не мог вспомнить. Он напряг мозги, но вместо этого вспомнил о главном, о своей дочери, которую похитил какой-то калека в инвалидной коляске и престарелый спецназовец на глазах у него и его близких на поминках его учеников.

Мозг под воздействием успокоительных и снотворного услужливо помог ему на какое-то время забыть эту страшную правду, погрузил его тело в полудрему, и вот сейчас все произошедшее с оглушительной ясностью вдруг снова ворвалось в его сознание. Руденко зашатался и застонал: «О, господи, Мария, моя дочь! Что же я наделал? Это я виноват!». Схватился рукой за спинку вовремя подвернувшего стула и сел на него. Газета выпала из руки. Удар туго свернутой бумаги о пол в полнейшей тишине прозвучал достаточно громко, чтобы обратить на себя внимание. Руденко снова вспомнил о послании Черта. Надо было обязательно прочитать его, но мысли о дочери не отпускали. «Как так могло получиться, что эти гады захватили именно ее? Почему я не предложил вместо нее себя, старый дурак? Она же ведь ранена!»

И в этот момент он услышал внутри себя. «Все хорошо, отец, не надо корить себя! Я сама захотела этого!»

– Маша, ты здесь? – вслух проговорил Анатолий Евгеньевич и посмотрел вокруг себя. – Где ты? Почему я тебя не вижу?

Или ему только показалось, что он произнес это вслух. Анатолий Евгеньевич попытался ущипнуть себя – но руки не слушались его, – двинуть ногой – но он не чувствовал своих ног.

– Потому что меня нет и не может быть рядом с тобой, – услышал он голос Марии внутри себя. – Ты же знаешь, я сейчас далеко, но это не помешает нам общаться!

– Мне это только кажется? – догадался Анатолий Евгеньевич. – На самом деле, я сплю.

– Не спишь, наш разговор происходит внутри твоего головного мозга, но ты не спишь. Все происходит точно так же, когда на нас были надеты ретрансляторы!

– Да, но сейчас-то на мне нет ретранслятора?

– Нам и не надо, мы, вернее, я, перешла на другой уровень, другой канал общения, и моих возможностей достаточно, чтобы мы слышали друг друга и общались.

– Всегда?

– Нет, пока только ночью.

– Ну, хорошо! С кем еще ты можешь входить в контакт?

– Только с тобой, папа. Я знаю, Антонов сейчас делает попытки войти со мной в контакт, он все делает правильно, я его слышу, но я ему не отвечу. Это опасно для него и для тех, кто с ним рядом.

– Почему?

– За ним установлено круглосуточное наблюдение. Если наши противники поймут, что при помощи ретранслятора мы может общаться, они нанесут по ним удар. А тебе они голову отрезать не могут.

– Придется поверить в то, что это правда. Тогда, может быть, скажешь, что мне делать дальше? Как нам тебя спасти?

– С вашей стороны не предпринимайте никаких шагов. Все очень скоро само собой случится. А вот то, что предлагает тебе Вадим Вадимович, сделай. Обязательно.

– Что он предлагает?

– Прочти об этом в письме. И знай, я теперь всегда буду рядом с тобой. Всегда…

Последние слова Марии звучали совсем тихо. И сразу после того, как она закончила последнюю фразу, Анатолий Евгеньевич тут же понял, что связь с дочерью прервалась. Как будто отключились провода. В этот же момент оцепенение с Анатолия Евгеньевича сошло, что называется, как рукой сняло, и он смог пошевелить ногами и кистями рук. В глазах и в комнате сразу стало светлее, как будто сошла пелена.

В окне стало видно, что на линии горизонта появилась еле заметная полоска, разделяющая тьму и свет.

Начиналось утро нового дня, последнего дня перед назначенным Кощеем сроком.

Глава 17

«Келдышевский бассейн». Восточные диаспоры. Скинхеды и Басмачи

Город Петляков, бывший Задонск, был одним из спутников Москвы, таким же, как города Жуковский, Дубна или Черноголовка. Созданный в тридцатые годы вокруг секретного КБ, возглавляемого авиаконструктором Петляковым, он долгие годы ковал авиационный меч Отчизны, и за это время привык полностью полагаться на бюджетное финансирование и поддержку на высшем государственном уровне.

В начале 90-х годов, когда на главные предприятия города Петлякова в одночасье обрушились финансовые трудности, многие жители города оказались в буквальном смысле на грани выживания. В первую очередь удар пришелся по простым работягам: слесарям, токарям, фрезеровщикам, электрикам и сборщикам радиоаппаратуры, – которые, собственно, и составляли основу города, и чья жизнь целиком и полностью зависела от зарплат на предприятиях. А их в тот период не выплачивали по полгода и больше.

Чтобы хоть как-то продержаться на плаву до лучших времен, многие были вынуждены продавать свои личные вещи, предметы домашнего обихода и дары приусадебных участков.

Лучше всего это было делать на пустыре возле городского мемориального кладбища или, как по-другому называли это место местные жители, на «Келдышевском бассейне». Такое необычное название пустырь получил потому, что некогда на нем должны были построить искусственный водоем, для того, чтобы учить детей плавать, а «Келдышевским» потому, что рядом проходила улица академика Келдыша.

Бассейн, естественно, никто так и не построил, а вот название прижилось.

Пустырь, расположенный на окраине города, там, где заканчивались все маршруты автобусов, был идеальным место для «спекулянтов» и «барыг», так тогда именовались предприниматели и бизнесмены. Торговля с рук на этом месте процветала всегда, даже во времена Брежнева.

Правда, тогда технология была более изощренная. Желающий сбыть свой товар прогуливался по пустырю и предлагал его проходящим мимо людям, в буквальном смысле «из-под полы». Сделку оформляли тут же на месте, если надо было примерить обновку, шли на кладбище, там же и обмывали удачную сделку, на каменных плитах, у надгробий погибшим летчикам-испытателям.

С рассветом кооперации на «бассейне» началась торговля с машин, и через какое-то время… пустырь зарос ларьками, палатками и павильонами. Когда рынку стало не хватать пустыря, он перекинулся на другую сторону дороги, и как-то так само собой получилось, что левая часть рынка стала продовольственно-строительной, а правая, та, что поближе к кладбищу, вещевой.

В какое время здесь появились узбеки, таджики, армяне, дагестанцы, осетины – сказать сложно. Наверное, где-то в первые годы кооперативного движения. Тогда несколько узбеков привезли из солнечного Душанбе дыни и арбузы, таджики – хлопковые изделия, а армяне – кожаные куртки из Турции.

Поторговали. Уехали. Никого не трогали, всем улыбались, всем платили. Снова вернулись, поторговали, уехали. Потом купили одну палатку, другую, еще и еще…

К концу 90-х годов, когда город более или менее оклемался от финансового шока и кое-как приспособился к рыночной экономике, ситуация на «Келдышевском бассейне» поменялась с точностью наоборот. «Келдышевский рынок» стал напоминать восточный базар, и русских предпринимателей на нем практически не осталось.

Шум, гам, толкотня, пряные запахи, восточная музыка. Под уютными навесами солидные бородатые мужчины, сверкая белыми носками с черными пятками, играют целыми днями в нарды и пьют чай из крохотных стаканчиков. По пятницам – крики муэдзинов из магнитофонов, и эти же мужчины, стоя на коленях на ковриках для моления, лицом на восток, усердно молятся своим богам, а женщины в паранджах покорно ждут, когда закончится молитва.

Наверное, если бы в городе все было нормально с работой и зарплатами, то на этот восточный анклав на краю города никто бы и не обращал внимания. Наоборот, даже радовались бы такой экзотике. Каждый зарабатывает тем, чем может, и как умеет. Но после экономического кризиса большинство городских предприятий так и не смогли оправиться, и многие жители города были вынуждены искать работу за пределами города или соглашаться на мизерные зарплаты на своих разоренных предприятиях.

Естественно, все они с завистью и злостью смотрели на обитателей «Келдышевского бассейна» и считали, что те купаются в деньгах. Это, конечно, не было правдой, но кому она была нужна.

Не мудрено, что как только в городе случалось что-то нехорошее: начинали торговать на улицах наркотой, происходил всплеск квартирных краж, изнасилований или поджогов машин – у народа тут же находился виноватый.

«Это все из-за них. Из-за чурок. Понаехали! Гнать их надо из города!»

От слов к делу, естественно, никто не переходил, но все считали, что это вопрос времени.

Вот как раз в этот период в ситуацию неожиданно вклинился смотрящий за городом от криминальных структур «Черт», или Вадим Чертков. Он сделал ход конем. Не без помощи своего друга детства, мэра города Иванова, и, естественно, денег академика Руденко, он выкупил у муниципалитета всю землю под «Келдышевским бассейном», а потом буквально за неделю выстроил вокруг палаток кирпичные стены и накрыл их крышей, в прямом и переносном смысле.

В одночасье узбекские и армянские диаспоры превратились из полновластных хозяев «Келдышевского бассейна» в арендаторов рынка. Им было предложено брать в аренду места под своими палатками с обязательным условием, что преимущественное право работы на рынке должны иметь, в первую очередь, бывшие научные работники. Из числа тех, кому не нашлось работы на градообразующих предприятиях. Это условие выдвинула администрация города, для того, чтобы избежать социального напряжения в городе и позволить людям хоть как-то сводить концы с концами. Оно устраивало и Руденко, который рассчитывал за счет рынка иметь трудовой резерв для своей корпорации.

Конечно, это была устная договоренность, но для соблюдения ее директором нового торгового комплекса был назначен Игорь Маркин, ныне депутат горсовета, ставленник Черткова.

Представители нацменьшинств повозмущались для порядка несправедливому к ним отношению, но уходить с денежного места никто не хотел, поэтому Чертков и руководители диаспор ударили по рукам.

Условием со стороны диаспор было то, что вся территория рынка становится неприкосновенной территорией для миграционных органов и прочих компетентных органов.

Это тоже устраивало Черткова, так как оно предполагало компактное проживание и предпринимательскую деятельность всех приезжающих в город иностранцев, а также возможность получения дополнительных дивидендов за счет решения скользких вопросов.

Однако, как говорится, «гладко было на бумаге, да забыли про овраги».

Высвободившуюся рабочую силу: узбечек и таджичек с рынка – куда-то надо было пристраивать. И поэтому не успели утихнуть страсти вокруг строительства торгового комплекса, как в городе чуть ли не через каждые сто метров стали появляться ларьки с шаурмой и восточными сладостями. В общем-то, логичный ход, со стороны диаспор. А куда им еще было девать людей?

И все было бы хорошо, если бы вместе с этими ларьками город не заполонили полчища мышей и крыс.

Когда одна из этих крыс покусала девочку, идущую из школы, ее возмущенный отец сел за свою машину и начал крушить палатки. Его примеру последовало еще несколько десятков человек из числа подвыпившей молодежи. Работавших в палатках женщин спас вовремя подоспевший наряд милиции и то, что возмущение было стихийным. Выпустив пар, народ разошелся. Отца девочки оштрафовали на приличную сумму и отпустили.

Чтобы не нагнетать обстановку, Чертков выкупил палатки у диаспор, и, наладив санитарные условия, начал торговать в них блинами и хот-догами. Всех представителей нацменьшинств убрали с глаз долой, а преимущественное право работы в этих палатках снова было закреплено за местными жителями.

Однако проблема стала напоминать растущий на дрожжах пирог. Только умяли с одного бока – она полезла с другого. И причина этого была в том, что численность восточных диаспор в Петлякове росла не по дням, а по часам. Люди ехали в город за новой более сытой жизнью. Их привлекала близость к Москве и обещания соплеменников, которые уже устроились в городе, им помочь. А по-другому они не могли! Как говорится, кровные узы сильнее всего.

Когда их перестали пускать за прилавки, они сели за баранки автобусов и маршрутных такси и взяли в руки метлы и разводные ключи, соглашаясь работать «за копейки» и за меньшие суммы, отбирая тем самым последний хлеб у местных жителей.

Когда работы в городе не осталось, они сели на корточки вдоль дорог в ожидании любой самой тяжелой работы, а их жены оккупировали подходы к церквям, где целыми днями выпрашивали милостыню.

* * *

Если рассматривать ситуацию в хронологическом порядке, то можно сказать однозначно, первые молодежные банды появились на улицах города где-то через год после инцидента с уличными ларьками.

Молодые бритоголовые парни стали по вечерам отлавливать всех, кто возвращался в «Келдышевский бассейн», грабить их и избивать.

Членами этих банд были дети тех самых слесарей, токарей и сборщиков радиоаппаратуры, которые первыми приняли на себя удар перестроечного периода. Конечно, со временем их отцы и матери справились с финансовыми трудностями, нашли новые рабочие места, но пока родители боролись за выживание, их дети росли сами по себе и полной грудью впитывали воздух подворотен с примесью блатной романтики и националистическими оттенками.

Дети не желали наступать на те же грабли. Они не желали быть зависимыми от кого-то и хотели жить здесь и сейчас. И работящие узбеки, которые как пчелы несли деньги в свой общий дом, казались им очень легкой добычей.

Долгое время обитатели «бассейна» не предпринимали никаких мер против этого, ожидая, что все как-то само собой рассосется. Не рассосалось. Бритоголовые отморозки убили отца многодетного семейства, и на улицах города появились басмачи. Так стали себя называть молодые узбеки из «Келдышевского бассейна». Они тоже стали выходить на улицы и выплескивать на первых встречных свою злость и обиду за то, что их считают людьми второго сорта.

После первых нескольких стычек самых активных скинхедов и басмачей отловили и посадили. Не всех, конечно, – многих скинхедов и басмачей выкупили их родители и отправили в деревни и аулы с глаз долой. Вот тех, кого не смогли выкупить, отправили на нары. Но через несколько месяцев или чуть позже, отсидев свои сроки, и те и другие вернулись.

Вернулись злые, наученные горьким опытом и мечтающие уже не просто о карманных деньгах. Они почувствовали силу и хотели большего, но к распределению доходов их никто особенно не приглашал.

Взять какую-то часть от хорошей жизни им предстояло самостоятельно.

Одним из самых доходных дел узбекской диаспоры всегда считалось «маршрутное такси». Причем, маршруты, которые работали под ментовской крышей. В частности, речь шла о маршруте «Петляков – Москва – Петляков», до ближайшей станции метро.

Один из лидеров скинхедов по кличке Харитон попытался организовать еще маршрут в том же направлении и встретил жесточайшее сопротивление как со стороны узбеков, так и со стороны милиции. За последний месяц только налоговых проверок нового предприятия было совершено около пятидесяти.

Когда прессинг стал слишком сильный, он обозлился и организовал несколько показательных нападений на водителей-узбеков. Парни в черных вязаных масках останавливали маршрутные такси, возвращающиеся поздно вечером из Москвы в город, выводили из них пассажиров и проверяли регистрацию у водителей. Если регистрация была в порядке, они поджигали «Газели», если просроченная, то избивали водителей до полусмерти.

Всего за время этой акции устрашения было уничтожено два микроавтобуса и сильно пострадало около десятка водителей.

Город замер в ожидании ответного удара.

* * *

Мансур, лидер «басмачей», с зубным скрежетом посмотрел на то, как на задний двор строительного рынка притащили две искореженные и сгоревшие «Газели». Потом выслушал избитых водителей и, ничего не сказав, удалился в вагончик, где жил имам, духовный лидер мусульманской общины.

Через тридцать минут в этот вагончик стали заходить еще молодые парни, которые проводили внутри всего по несколько минут. Когда же они выходили из вагончика, то доставали из разных углов припрятанные металлические пруты, куски строительной арматуры или палки и прямиком направлялись к центральному выходу из «Келдышевского бассейна», который находился как раз рядом со входом на мемориальное кладбище.

У входа на кладбище еще несколько лет назад стараниями отца Сергия была построена небольшая часовенка в честь архистратига Михаила. Каждую пятницу местная православная община читала в ней молитвы. Как раз была пятница. Вечерняя служба только что закончилась, и из часовни выходил народ. В этот день в часовне было много народу из числа постоянных прихожан, так как отец Сергий читал проповедь, рассказывал о необычных явлениях, произошедших в городе, и призывал людей пойти на крестный ход.

Ворота рынка раскрылись с ужасным скрежетом, и из них хлынула толпа крепких молодых парней, которые с криком «Аллах Акбар» набросились на выходящих из церкви и стали их избивать. Побоище было недолгим. Молодых среди прихожан было немного. Пять-шесть человек, мужчин и женщин. Семейных пар с детьми. Они, схватив на руки детей, бросились бежать. Старушки же в платочках и с клюками и богобоязненные старички были слабыми противниками. Они не могли ни защищаться, ни убежать.

Басмачи, работая палками, как на мясобойне, положили на землю всех. Почти сразу площадь перед часовней стала липкой. Вышедший на крыльцо отец Сергий только успел крикнуть: «Опомнитесь…» и тоже рухнул от удара в висок арматуры.

Опьяненная кровью толпа побежала дальше по аллее кладбища. Поскольку был вечер, то аллея был освещена, и тем, кто бежал впереди толпы, было хорошо видно, что по ней бегут несколько человек. Поскольку на руках мужчин были маленькие дети, то они не смогли далеко убежать.

Узкоглазый абрек гортанно крикнул:

– Вот они! Догоним!

И ткнул в сторону конца аллеи обломанным черенком лопаты, на конце которого повис клок седых волос с остатками скальпа.

* * *

Два Андрея, Антонов и Непогода, а также две женщины, Ольга Иверзева и Екатерина Иванова, тихо стояли возле могилы Евгения Журавлева чуть в стороне от центральной аллеи. Андрей Антонов услышал крик, поднял голову и, подслеповато щурясь, посмотрел в сторону крика. То, что он увидел, было похоже на сцену из фильма ужаса.

Какая-то черная, улюлюкающая масса догоняла мужчин с детьми на руках. Еще каких-то десять метров и…

В его голове что-то щелкнуло. Андрей услышал внутри себя голос Марии:

– Андрей, беги! Спасай ребят!

Перед ним в одну секунду развернулась вся картина дальнейших действий, и он принял единственно правильное решение. Антонов сунул Андрею Непогоде в руки ключи от своего джипа и, подтолкнув его к двум молодым женщинам, прошипел.

– Давай, уводи девчат! Бегом до машины.

И не глядя в их сторону, сделал шаг в сторону свежей могилы, в изголовье которой был воткнут массивный деревянный крест, к которому была прислонена фотография Евгения Журавлева.

– Прости, Женя, – только и успел прохрипеть Антонов. Схватив своими мощными руками крест, он потянул его из земли.

Вырвав крест из земли и перехватив поудобнее, Антонов побежал на середину аллеи, наперерез толпе, крича через плечо оторопевшим друзьям:

– Уходите, живо. Я их задержу.

* * *

Из показаний подозреваемого Мансура Уверова.

… Я услышал, как затрещали кусты, и увидел, как на меня бежит огромный мужчина в свитере, в очках и с большим квадратным бревном наперевес. Я только потом понял, что это крест с могилы. Он врезался в толпу, как носорог. Только вместо рога был крест. Он уперся им и сдвинул людей в сторону. Потом бросил крест и, вырвав у кого-то из рук кусок арматуры, начал драться. Он был очень сильным. Даже когда мы вдесятером на него навалились, он смог нас раскидать.

– Сколько времени он сдерживал толпу?

– Минут пять-шесть. Но за это время мужчины с детьми успели убежать.

– Что было потом?

– Мы сбили мужчину с ног и стали добивать его.

– Сколько человек принимали участие в избиении Антонова?

– Все, кто мог до него достать.

– Что было потом?

– Потом появился джип. Он врезался в нас и начал нас давить.

– Как вы его остановили?

– Один из моих людей кинул в водителя лом. Он пробил стекло и проткнул сидящего внутри человека насквозь.

Из новостей ОРТ

Срочно в эфир. Беспорядки на городском рынке города Петлякова. Сегодня поздно ночью группа молодых людей, преимущественно узбекской национальности, вооруженная дубинками и холодным оружием, без видимых причин вышла на улицы города и принялись избивать всех прохожих. Беспорядки охватили весь город. Есть убитые и раненые. В городе введен комендантский час.

Начальник петляковского ОВД подал в отставку. Мэр города Солодовников обращается к жителям города соблюдать спокойствие и не выходить из квартир без видимых причин.

Из письма Вадима Черткова, «Черта» к Анатолию Руденко

Привет, Толя! Снова должен прибегнуть к старому способу переписки. Мне стало известно, что сегодня ночью в городе должны будут начаться беспорядки. Будет много убитых и раненых. В больницу будет не до тебя. Охранника я усыплю. Это единственный шанс для тебя скрыться от следствия. По моим данным, тебя собираются «слить по полной программе».

Фаради и Регулаев подготовили нам коридор через границу. Я вывезу тебя из города на одной из машин «скорой помощи». Все счета в банках уже закрыты, средства переведены в швейцарский банк, персонал в офисах распущен, инженеры получили приглашения на выезды.

Ребят я тоже предупрежу. Они приедут позже.

До встречи. Вадим.

Из блога Ольги Иверзевой

…Я была на кладбище, когда эти противные узбеки начали избивать людей. Это ужасно! Я была одета в черное платье и туфли на высоком каблуке. Было очень неудобно бежать по сырой земле. Я два раза упала, порвала колготки и сломала ноготь. Было очень больно.

Потом Андрей посадил нас в машину Кати, хорошенькая желтая машинка «Део Нексия» очень удобная, и, как оказалось, шустрая. Мы уехали, а Андрей поехал за товарищем…

Вопрос посетителя блога:

– Что было с ними дальше?

– Не знаю. Слышала, что их успели спасти. Кажется, за ними приехала «скорая помощь», и потом их через какой-то благотворительный фонд вывезли за границу на операцию.

* * *

Косоруков вошел в комнату и понял, что она светла и пуста. Именно так: светла и пуста. В том смысле, что Марии в ней не было, и в то же время вся комната была освещена каким-то светом, источник которого был непонятен. Он удивления генерал отжался на руках от кресла и встал. Охранник хотел его поддержать, но Косоруков отстранил его руку и сделал несколько шагов. Сомнений не было – он мог идти, и ноги больше не были жалкими придатками к его телу. Он их чувствовал, и они ему подчинялись.

Генерал вышел на середину зала, подошел к пустому инвалидному креслу, тому, где сидела Мария, и почти сразу он услышал ее голос.

– Вот видите, Серафим! Ваше искреннее желание сбылось.

– А?

Косоруков открыл рот, но голос Марии его остановил.

– Не трудитесь открывать рот, Серафим. Все ваши мысли доходят до меня раньше, чем вы успеваете облечь их в устную форму. Просто думайте. Думайте свои вопросы, и я на все отвечу. Другое ваше желание? Насчет власти? Оно было не достаточно искренним для исполнения. По-простому говоря, на самом деле вы этого не хотели. Как это происходит? Очень просто. Свет. Мы все есть свет. Свет проникает внутрь нас и освещает самые потаенные углы нашего сознания. Свет бывает разный. От костра, от электрической лампочки. Это все знают. А еще бывает свет от души. Вот о нем я сейчас и говорю вам. Все шесть приборов БОЖЕ на самом деле им не являются. Они были уловителями и накопителям этого самого душевного света. Царская держава, пирамида, яйцо Кощея и так далее. Все это есть уловители душевного света.

И когда их раскрывали для того, чтобы выполнить то или иное желание, зачастую очень мелкое и нелепое, то свет не исчезал, он перетекал в следующий накопитель, и так до седьмого колена, то есть седьмого накопителя. Который как раз хранился у семейства Фаради. Когда на Земле остался только седьмой накопитель, то он стал искать тело. По ряду причин им было выбрано мое тело, чтобы войти в контакт и подключиться к Вселенскому Разуму.

Вот когда весь свет перетек в меня, то он просто стал просвечивать сквозь меня, и я стала невидимой. Нет, не думайте, что вам удастся меня удержать. Никакой тьме еще ни разу не удавалось сдержать свет. А ведь вы, не обижайтесь, даже не тьма, вы просто серость. Впрочем, как и весь мир сегодня! Одна большая серость. Без солнца и без тьмы.

У всех нас было несколько шансов сделать мир светлым. Иисус Христос взял на себя смелость думать один обо всех и был за это распят. СССР – удачный пример коллективизма, но в отдельно взятой стране. Против всего мира ему было не выдержать, и в итоге СССР распался. Что дальше? Да, в общем-то, ничего.

Вселенский разум отказался от нас. Полностью отвернулся. Ему безразлично сообщество индивидуалистов. Слишком много векторов приложения усилий. Они все взаимно исключающие. Сегодня мы все думаем только о себе. За редчайшим исключением! Ну, буквально единиц на миллиарды случаев. Этого ничтожно мало для Света. А свет души и его волшебные свойства появляются только тогда, когда вы думаете о другом. Сейчас все думают о себе, даже когда говорят, что думают о других, они на самом деле думают только о себе. Это происходит сплошь и рядом. И свет души исчез. Растворился в пространстве. Нет, не исчез совсем, а растворился. На сколько? На сорок сороков. Если наступит время, когда все будут думать обо всех, то свет сконцентрируется в одном месте и у человечества будет еще один шанс на подключение к Вселенскому Разуму. Возможно, последний!

Как быть вам дальше? Начните думать о других, генерал!

Послесловие

В 2025 году город Петляков переименовали в Задонск. Проект этнопарка утвердили. На месте музея построили новый храм. Аэродром закрыли – он стал одним из крупнейших таможенных пунктов. На очередных выборах мэром города стал руководитель корпорации «РМН» Лев Седов.

Оставшийся от музея самолет «МиГ-21» стал памятником на центральной улице города. Иногда по вечерам проезжающие мимо машины замечают яркое свечение внутри кабины…

Сын Марии от первого брака по исполнении совершеннолетия переехал за границу к своему деду. У Андрея Антонова и Екатерины Ивановой родилась дочь. Они назвали ее Марией. Андрей Непогода навсегда остался прикованным к инвалидной коляске. У него никогда не было больше детей.

ОглавлениеСемёнов ЭдуардВместо предисловияЧасть 1Глава 1Глава 2Глава 3Глава 4Глава 5Глава 6Глава 7Глава 8Глава 9Глава 10Глава 11Глава 12Часть 2Глава 1Глава 2Глава 3Глава 4Глава 5Глава 6Глава 7Глава 8Глава 9Глава 10Глава 11Глава 12Глава 13Глава 14Глава 15Глава 16Глава 17Послесловие