«Голгофа XXI»

Елизавета Ельская ГОЛГОФА XXI

Глава 1

Святослав стоял на пригорке, глядя на бескрайнюю гладь Нева-озера. На дне его, под толщей зеленоватой воды, заросшей тиной у берегов, покоились останки города, некогда называемого Северной Пальмирой. Это не вызывало в душе Святослава особого отклика: вокруг было чересчур много такого, по сравнению с чем участь, постигшая Северную Пальмиру, была не самой худшей. Город погиб задолго до рождения Святослава, о нем уже мало кто помнил. Сам он знал об этом и о многом другом, что было теперь, в общем-то, ни к чему, благодаря Книжнику.

С озера тянуло промозглым холодом. Святослав повернулся к воде спиной и зашагал прочь, привычно ощущая на правом плече тяжесть автомата. За последние десять лет он приучился воспринимать автомат как неотъемлемую часть самого себя и без него чувствовал себя раздетым. Хуже чем раздетым: отсутствие одежды, если отбросить условности, означало лишь холод, а холод он привык переносить без ропота и ощутимых потерь, тогда как отсутствие автомата несло беззащитность перед лицом опасности. Между северными морями, Баренцевым и Карским, и Дикими Землями, тянущимися от Черного моря к Востоку, безопасных мест не было, а что творится на отпавших восточных землях, интересовало лишь чудаков вроде Книжника. Те края были слишком далеки отсюда — какая разница, что там?

Святослав шел упругим шагом человека, привыкшего подолгу ходить по бездорожью, как любой сталкер. Разбитые и заросшие остатки прежних шоссе, еще заслуживающие права именоваться дорогами, попадались редко, а настоящие, неповрежденные, давно канули в прошлое.

Слово «сталкер» стало привычным в этом мире, хотя мало кто знал, откуда оно взялось. Какой-то роман, написанный в прошлом веке и забытый в этом, — кто сейчас помнит о таком?

Поднявшись на холм, Святослав огляделся, хотя места были ему хорошо знакомы. Крепчающий ветер трепал его темно-каштановые волосы, заставляя временами прищуривать глаза. Он потер небритую щеку, поднял воротник куртки и, отвернувшись от ветра, начал спускаться вниз.

Когда он добрался до места, начинало темнеть. Чахлый кустарник, в сумерках неотличимый от куч гниющего мусора и нагромождений рухнувших конструкций, стлался по мокрой земле. Некогда здесь стоял какой-то завод, Святослав свернул в проход между грудами гнилья и ржавыми баками. Метров через двадцать совсем рядом вспыхнул фонарь, луч света уперся в лицо. Ослепленный, Святослав прикрыл глаза рукой и буркнул:

— Погаси, это я.

В ответ раздался приглушенный смешок и голос Дмитрия:

— Я знаю, что ты.

— Откуда?

— Другие тут и при свете на каждом шагу спотыкаются, не то что в темноте.

— Тогда нечего было в глаза светить!

— Надо же проверить, — рассудительно сказал Дмитрий. — Я для того здесь и стою.

Двойной ствол КОРа, который он сжимал правой рукой, опустился вниз.

— Остальные пришли?

— Да, все уже там.

Святослав прошел мимо оставшегося на своем посту Дмитрия и оказался внутри того, что раньше было цехом. Где-то вверху гулко хлопал на ветру железный лист, а полуразрушенные стены зияли неровными дырами. Здесь лучше было ни к чему не прикасаться и следить, чтобы на голову не упала очередная отваливающаяся часть крыши или деталь конструкций. Стараясь держаться средины, Святослав прошел между проржавевшими насквозь станками и вдоль рассыпающейся конвейерной линии добрался до спуска. Из-под ног метнулись серые тени — крысы.

«Что они тут жрут?» — подумал Святослав.

Узкая лестница вела вниз. Держась за перила, он начал спускаться, отгоняя мысль о том, что лестница скоро рухнет. Впереди блеснул тусклый свет. Святослав напрягся и положил руку на автомат, но потом заставил себя расслабиться. Насколько мог. Он не знал людей, которые должны были тут собраться, но их знал Книжник, и этого было достаточно. Когда Святослав подошел, на него устремилось десять настороженных, оценивающих взглядов и два приветливых: Книжника и Кирилла. С Кириллом, сыном Книжника, Святослав дружил с детства.

— Так, теперь все в сборе, — сказал Книжник. — Приступим к делу.

Жесткие, хмурые лица молча повернулись к нему.

— Вы должны добраться до зоны овечек Долли и пройти через охранные заграждения. Потом подадите условный сигнал волной-помехой, записанной вот здесь.

Книжник достал из нагрудного кармана цепочку, к которой был прикреплен крошечный сигнальный передатчик, заключенный в сверхпрочный корпус, и протянул его Святославу:

— Держи.

Святослав надел цепочку на шею, плоская коробочка легла ему на грудь.

— После этого ждите, когда с вами установят связь, — инструктировал Книжник. — Обращаю ваше внимание на то, что подать сигнал необходимо изнутри зоны, поскольку через заградительный комплекс он не пройдет. В базе данных ваших мини-мираклей содержится информация о местности, через которую вы пойдете.

Мини-мираклем называлась модель миниатюрного компьютера, созданного во Франции и получившего имя от французского слова «миракль» — «чудо».

— Часть пути проедете на машинах, — продолжил Книжник, — а там, где проезжих дорог в нужном направлении нет, придется идти пешком. Машины с запасами продовольствия будут приготовлены для вас в оговоренных местах. Хотя вам не надо брать отсюда еду сразу на всю дорогу, груз все равно будет тяжелый: кроме защитных костюмов необходимо взять комплект оборудования, без которого в зону Долли не проникнуть.

Попасть в зону Долли было намного труднее, чем в любую другую: она охранялась тщательнее, чем золотой запас. Впрочем, это и был золотой запас. Не в прямом смысле, разумеется.

Книжник сделал паузу, затем указал на Святослава:

— Вот ваш командир.

Изучающие взгляды вновь обратились на него.

— Вам нужны новые имена, — сказал Книжник, — настоящие забудьте. Чем меньше вы будете знать друг о друге, тем лучше. Если кто-то из вас попадется жандармам…

Он не закончил фразы, но смысл и так был ясен. У жандармов любой выкладывал все благодаря достижениям химии. Один укол — и способность к сопротивлению полностью подавлялась.

— Постарайтесь живыми в их руки не попадаться. Очень постарайтесь, — выразительно произнес Книжник, и его худощавое лицо с аккуратной бородкой тоже стало мрачным. — Иначе — провал.

— У каждого из нас есть «конфетка», — заметил один из присутствующих.

«Конфеткой» с мрачной иронией называли капсулу, дающую мгновенную смерть.

Книжник жестко сказал:

— Надеюсь, в случае необходимости вы не будете колебаться.

— Таких, которые колеблются, здесь нет, — отрезал упомянувший о капсуле красивый рослый брюнет с темными глазами.

— Хорошо. Вернемся к именам. — Книжник оглядел собравшихся. — Вас двенадцать… Двенадцать имен. — Он усмехнулся. — Зачем придумывать? Возьмем готовые. — Он начал с ближайшего слева человека. — Ты будешь Андрей. — Затем указал на следующего: — Ты — Варфоломей.

Люди стояли полукругом, и Книжник одно за другим называл их новые имена:

— Иаков Старший, Иаков Младший, Иоанн, Фаддей. — Он добрался до Святослава. — Петр. Филипп. — Это имя досталось высокому брюнету. — Симон, Фома и Матфей.

Когда очередь дошла до стоявшего справа от него Кирилла, Книжник сказал:

— Ты уж извини, но Иудой Искариотом придется быть тебе.

Кирилл сначала нахмурился, но потом пожал плечами, как бы говоря «какая разница», а Святослав подумал: «Да уж, носить имя предателя никому не понравилось бы, хотя вряд ли кто из пришедших знает, откуда взяты их имена. Что за нелепые фантазии у тебя, Книжник?»

Иногда Книжник казался ему странным, однако тот факт, что он, по нынешним понятиям почти старик, был до сих пор жив, неопровержимо доказывал, что на него можно положиться.

Потом сталкеры ушли, и Книжник, Святослав и Кирилл остались втроем. Святослав посмотрел на Кирилла и с улыбкой сказал:

— Привет. Как дела?

Кирилл тоже заулыбался:

— Я рад, что иду с тобой.

— Особо радоваться нечему, — скептически заметил Святослав.

— Как нечему? Это же не какая-то ерунда, а мероприятие, от которого зависит все наше будущее! — пылко воскликнул Кирилл.

«Если оно у нас есть», — подумал Святослав, а вслух произнес то, что не раз говорил Кириллу и прежде:

— Меньше чувств, больше дела.

Сталкеру необходим холодный и ясный ум, неподвластный всплескам эмоций. Кирилл, впрочем, сталкером не был, зато был техническим специалистом — первоклассным, надо признать, — именно таким, какой был необходим группе.

Книжник смотрел на обоих с неопределенно-задумчивым выражением, затем спросил у Святослава:

— Что ты решил насчет Анны?

— Она пойдет с нами.

— Мне сказать им или ты сам?

— Сам.

— Им не понравится, что в отряде будет женщина.

— Ничего, разберемся, — коротко ответил Святослав.

Кирилл встал с железного ящика.

— Скажу Дмитрию, что он нам больше не нужен.

Книжник кивнул:

— Да, пусть идет.

Кирилл поднялся по грозившей вот-вот рухнуть лестнице и скрылся где-то наверху. Должно быть, ветер усилился, потому что стук металлического листа доносился с крыши даже сюда. Книжник заметил:

— Не очень приятное местечко, зато безопасное. В такие развалины никто не сунется.

— Что верно, то верно, — подтвердил Святослав. — Здесь впору не только ногу сломать, но и шею.

Книжник сунул руку в карман и извлек оттуда точно такой же передатчик, какой висел у Святослава на груди.

— Возьми, это дубликат. На случай, если с первым что-нибудь случится.

— Ясно.

— Отдашь его тому, кого выберешь своим заместителем. Или кому другому, на твое усмотрение.

— Хорошо. И не беспокойся за нас. Мы все сделаем, обещаю.

В присутствии десятка сталкеров Книжник держался твердо и решительно, но теперь под этой маской все больше проступал облик усталого пожилого человека, на душе у которого было тревожно.

— Удачи тебе, — сказал он. — Всем вам.

И тяжелой походкой, ссутулившись, направился к выходу. Таким его Святослав и запомнил.

Позже, когда ему будет казаться, что от этого дня его отделяет целая жизнь, он задастся вопросом, знал ли Книжник, зачем послал их в зону Долли, но так никогда и не узнает ответа.

Вопрос о включении в состав отряда женщины решился в день выступления, когда Святослав привел ее с собой и сказал, машинально поддерживая затею Книжника с именами:

— Это Мария. Она пойдет с нами.

Он думал, что они негодующе зашумят и кто-нибудь обязательно пробурчит что-то вроде: «На хрена нам бабу с собой тащить?» — однако все молча ожидали дальнейших объяснений, и он понял, что недооценил этих людей. Они были достаточно умны для того, чтобы сообразить: раз он берет с собой кого-то еще, значит, на то есть веские причины и возражать, не выслушав его доводов, нет смысла. Что ж, объяснить мотивы своего решения он обязан, это справедливо.

— У Марии повышенное чутье на опасность. Иногда ей удается кое-что предсказать. Мария ясновидящая, и с ней наши шансы выжить возрастают. Да, и еще одно, чтобы потом не возникало вопросов. Мы с ней давно вместе, если это кого-то интересует.

Тот, кому досталось имя Симон, смуглый, черноволосый, с кривовато сросшимся после перелома носом, похожим на клюв хищной птицы, язвительно заметил:

— Когда ты надумал взять ее с собой, последнее обстоятельство значило меньше, чем предыдущие? — Голос у него был низкий и хрипловатый.

— Оно не значило вообще ничего, — спокойно ответил Святослав. — Еще вопросы есть? Или предложения? Давайте! Лучше сейчас, чем потом.

Фома, с гладко выбритым лицом и растрепанной светло-каштановой шевелюрой, насмешливо спросил, растягивая слова:

— А что, потом уже нельзя будет?

— Нет, отчего же, можно.

— Лично мне рыженькие нравятся, — протянул Фома, а Святослав подумал: «Надеюсь, у меня не будет неприятностей с этим лохматым».

Еще один, вопрос, последний, задал сугубо деловым тоном Филипп:

— Когда нам придется идти пешком, она не будет нас задерживать?

Опередив Святослава, Мария, тряхнув собранными сзади в пучок рыжими волосами, ответила сама:

— Нет, не буду. Конечно, я не могу тащить равный с вами груз или драться так же, как вы, но стрелять я умею и вполне способна идти с вашей скоростью с рюкзаком полегче. Обузой для вас я не стану.

На этом обсуждение ее участия закончилось, и Святослав занялся другими делами. Своим заместителем он назначил Андрея. Высокий и широкоплечий, с ежиком серых волос над скуластым лицом, спокойными манерами и глуховатым голосом, он производил впечатление надежности и незыблемости, словно скала.

— Сейчас каждый проверит свое снаряжение, — сказал Святослав, — до последней мелочи. Особенно защитные костюмы, противогазы и наборы фильтров. Потом заменить неисправное снаряжение будет нечем.

Защитный костюм с противогазом и набором фильтров входил в обязательный для каждого комплект снаряжения наряду с аптечкой, переговорным устройством, мини-мираклем, дозиметрами, запасом батареек и, разумеется, оружием. Все — самые современные модели, захваченные в разных зонах, такие вещи взять больше было неоткуда.

Симон возмущенно фыркнул:

— Ты еще скажи, чтобы мы свое оружие проверили! Будто мы и так этого не сделали.

— Если сделали — хорошо, а если нет, сделайте сейчас, — хладнокровно велел Святослав и подумал: «Чернявый — задира и, кажется, имеет дурную привычку встречать в штыки каждое слово. С таким самое главное — сохранять спокойствие. Ничего, если зарвется, я сумею поставить его на место».

При первой встрече все они показались Святославу похожими друг на друга; наверное, такое впечатление возникло из-за того, что на их лицах тогда было одинаковое выражение настороженности. Теперь он видел, что все они разные и ему придется учитывать характер каждого из них.

«Кое с кем могут возникнуть сложности», — подумал Святослав.

Сталкеры — люди независимые, обычно действующие в одиночку; собранные в отряд, они сохраняют свои привычки, но, с другой стороны, в этом отряде все были добровольцами, согласившимися ради достижения цели подчинятся определенным правилам.

В первые дни все присматривались друг к другу, а Святослав особенно пристально наблюдал за Варфоломеем и Иаковом Старшим, которого все называли просто Старшим. Двойные имена — Иаков Старший, Иаков Младший и Иуда Искариот — были ненужно длинными, и от них осталось по одной части: Старший, Младший и Искариот. Получилось так, что Старший действительно оказался старшим в отряде. Ему и Варфоломею перевалило за сорок пять, и поначалу они вызывали у Святослава опасения: слишком стары для этого похода. Он не взял бы их, если б имел возможность выбирать, но выбирать было не из чего: Старший — знаток плеши, краем которой им предстояло пройти, без него не найти было безопасного пути, пролегающего через места с наименьшим радиоактивным излучением. А Варфоломей врач. Врачей теперь днем с огнем не сыщешь, да и откуда им взяться? Врачом в нынешних условиях можно стать, только выучившись у другого врача, а их уже почти не осталось.

Святослав наблюдал за ними обоими, желая выяснить, не выдохнутся ли они и не сдадут ли в самый неподходящий момент, но пока все было в порядке: и Старший, и Варфоломей шагали наравне со всеми, и Святослав не замечал у них одышки или других признаков чрезмерного утомления. Крепкие мужики, удовлетворенно решил он, хотя темная шевелюра Старшего и была обильно припорошена сединой.

Сначала они шли — поскольку в нужную сторону вела от завода лишь узкоколейка, потом ехали, теперь снова шли пешком. Стояла вторая половина января, и температура держалась плюс пять-десять градусов.

«Хорошо, что сейчас не лето», — думал Святослав.

После наступления на всех континентах потепления летом в этих краях редко бывало меньше плюс тридцати пяти, и выдерживать взятый им темп в жару, да еще с таким грузом, было бы трудно.

Со Святославом поравнялся Иоанн, самый молодой из десятки, лет двадцати пяти, и сказал:

— Недавно я поймал английское радио. Они говорили, что заключили с Россией договор на еще одну химку. Выглядит так, будто у нас еще есть правительство.

Сзади раздался низкий, хрипловатый голос Симона:

— Последнее правительство скопытилось раньше, чем ты штаны научился застегивать.

— Может, теперь другое есть. Откуда тебе знать?

— Правительства нет, — твердо заявил Симон, — потому что управлять нечем. А если бы и было, какая разница?

— Вообще-то никакой, — согласился Иоанн, — только англичане по радио болтали про московское правительство.

Симон нагнал их и пошел вровень.

— Это они голову своим дурят. Делают вид, будто организовывают еще одну свалку не просто так, а по соглашению с нами. Поэтому и врут, что у нас есть правительство. Немцы и французы туда же. Я тоже их треп слыхал. Дерьмо!

Английским владел в отряде каждый, а кое-кто еще французским или немецким. Для сталкера это было необходимо: когда входишь в любую из зон, остаться в живых легче, если знаешь язык, на котором там говорят.

Иоанн поправил лямку рюкзака, отбросил падавшие на лоб волосы и, пройдя еще немного, сказал:

— Под Москвой есть огромная сеть подземных убежищ. Одни остатки метро чего стоят! Если правительство все же существует, оно там.

— Ни хрена там нет, — сплюнув, возразил Симон, — только крысы. Или такие, как мы.

Иоанн повернулся к Святославу:

— А ты как считаешь?

— Симон прав. Каким идиотам взбредет в голову называть себя правительством? Чем здесь управлять? Все уже давно разворовано и распродано. А женевцам ведь что нужно? Им достаточно разговоров про вымышленное правительство, так проще.

Женевцами после кризиса называли население Западной Европы — из-за того, что именно в Женеве в тот период были сосредоточены многочисленные советы, палаты и ассамблеи европейских стран, совместными усилиями искавшие выходы из сложившейся ситуации.

— Интересно, — задумчиво промолвил Иоанн, — кто-нибудь и впрямь верит этой болтовне?

— На самом деле им все равно, — зло сказал Симон. — После потепления у них своих проблем хватает. А чего ты хочешь? Гуманизм и идеи о помощи ближнему хороши, пока у тебя самого есть условия для нормальной жизни и даже немножко сверх того. А когда вопрос в том, выживешь ли ты и твои дети или соседи, остается один закон — волчий. Все прочее не более чем шелуха, которая мигом облезает, как только запахнет жареным.

Иоанн нахмурил брови:

— Ну не знаю… Вот мы, например. Если б ты был прав, то нам следовало бы сидеть по своим углам.

Симон усмехнулся, сверкнув белыми зубами между черными усами и короткой бородкой — длинной ни у кого не было: в противогазе она мешала бы.

— Нам терять нечего, а женевцам есть что. В этом вся разница.

— Нам тоже есть что. Жизнь, — заметил Иоанн.

— Такая, как у нас, немногого стоит…

Из подлеска вынырнул ходивший на разведку Андрей.

— Метрах в ста отсюда овраг, и на другой стороне чем-то воняет.

Святослав достал свой мини-миракль и вывел на экран карту местности, по которой они двигались.

— Настоящей химки здесь нет, ветром что-то нанесло. Надеть противогазы, — приказал он. — Надо пройти этот участок побыстрее. Впереди возвышенность, там должно быть чище.

Двенадцать мужчин и Мария вытащили из рюкзаков защитные костюмы и, надев их, сразу стали похожи на инопланетян. Идти быстро в таком снаряжении не получалось, а зараженная область оказалась больше, чем они рассчитывали. На исходе второго часа по-прежнему раздавался назойливый писк переносных химдатчиков, предупреждавший о том, что снимать защитное снаряжение нельзя.

«Откуда тут взялась эта дрянь?» — гадал Святослав, жалея, что они не пошли в обход. Дышать через фильтры длительное время, да еще при интенсивном движении, было трудно.

Святослав отыскал взглядом Старшего и Варфоломея, но защитное снаряжение скрывало их лица, а походка пока не давала оснований для тревоги. Наконец, через два часа сорок пять минут после того, как они надели защитные костюмы, раздражающий писк датчиков смолк. Отойдя для страховки еще на пару километров, они сняли противогазы. Лица у всех были потными, дыхание — тяжелым. Симон ожесточенно скреб бороду, проклиная противогаз, зону и все на свете. Святослав посмотрел на «стариков»: те выглядели не хуже других.

«Похоже, особых хлопот с ними не будет, — с облегчением подумал он. — Книжник подобрал хорошую команду».

Отдышавшись, они первым делом сменили фильтры: противогаз всегда должен быть готов к использованию. Затем проверили костюмы — химдатчик безмолвствовал, значит, существенного грязного осадка не было. Упаковав снаряжение обратно в рюкзаки, они снова двинулись вперед.

Перевалив через цепь холмов, остановились на привал; пока ветер не изменит направление, можно было не опасаться, что опасная зона «поползет» за ними следом. Сегодня была очередь Фаддея готовить еду, и он занялся преобразованием концентратов во что-нибудь более-менее съедобное. Учитывая его способности, уже проявившиеся во время завтрака, скорее менее, чем более.

Кирилл, получив свою порцию, устроился около Марии. Он с самого начала старался держаться поближе к ней: то ли потому, что они трое — он сам, Мария и Святослав — были единственными, кто знал друг друга раньше, то ли потому, что, как временами казалось Святославу, детская дружба с Марией переросла со стороны Кирилла в нечто большее. Если так, это было его проблемой, которую он должен решить сам.

Святослав подошел к ним и уселся рядом. Кирилл встретил его приветливой улыбкой, и Святослав поклялся бы, что его дружелюбие вполне искренне и не омрачено раздражением оттого, что ему помешали. Кирилл вел себя так всегда, и это заставляло Святослава усомниться в истинности своего предположения.

— Как вам сегодняшний день? — спросил Святослав. — Устали?

— Я — да, — честно ответил Кирилл.

— Я тоже, — сказала Мария.

Святослав, который был гораздо выносливее Кирилла и уж тем более Марии, и сам чувствовал, как ноют от долгого напряжения мышцы. Когда он доел свою порцию разогретых концентратов, из передатчика, представлявшего собой комбинацию переговорника, который имелся у каждого, и приставки-усилителя, раздался сигнал вызова. Сигнал мог поступить только от Книжника. Святослав ввел персональный код. Дешифратор, вмонтированный в переговорник, начал преобразовывать поступающий сигнал в текст. На крошечном экране высветилась надпись: «Только тебе». Это означало, что если рядом кто-то есть, он должен отойти, чтобы другие не видели дальнейшего сообщения. Рядом были Мария и Кирилл, но правило есть правило — Святослав поднялся и направился в сторону от лагеря.

«Жду», — передал он.

Хотя сталкер всегда готов к неожиданностям — имеются в виду неприятные неожиданности, — последующее ошеломило его.

«Среди вас есть предатель, — гласила надпись на экранчике. — Кто-то работает на жандармов. Других данных нет».

Святослав почувствовал себя так, будто получил хороший удар по голове. Никакое нападение не заставило бы его потерять самообладание, но он никак не ожидал, что враг окажется внутри его маленького отряда. Один из десяти, увиденных впервые среди заводских развалин. Кто? Посылать запрос Книжнику бессмысленно, он уже сказал «других данных нет».

«Что мне делать?» — спросил Святослав.

«Ты должен выполнить задание, — высветилось на экране. — Выяви предателя и уничтожь. Береги „маячки“, они — ключ к Долли. Жандармам нужны не вы, а Долли. Они не знают, кто он».

Святослав тоже не знал этого. Вероятно, после условного сигнала некто встретит их в зоне и приведет к тому, кто стоит в центре всей операции. Кто-то из «овечек Долли»…

«Иди в зону только тогда, когда предатель будет мертв. Нельзя рисковать Долли! Он единственный, кто может что-то изменить. Помни: единственный».

«Понял», — ответил Святослав.

«Новая информация о зоне».

На экране появилась схема с пометками. Узкая полоса минного поля, вместо того чтобы тянуться вдоль наружного заграждения, клином выдавалась вперед.

«Что за нелепость, — подумал Святослав. — Так мины не ставят, это бессмысленно».

Следующее сообщение заставило мигом забыть о странной схеме.

«Мне пора».

От этих слов у Святослава перехватило дыхание: они означали, что через несколько мгновений Книжник умрет. Очевидно, он знал, что его время истекло, знал, что за ним пришли или скоро придут. Ему известно слишком многое, чтобы рисковать, и он принял решение.

«Нет! — хотелось крикнуть Святославу. — Нет, нет!»

Он представил Книжника в каком-нибудь из его тайных убежищ, одного среди остатков ржавого хлама или вонючих куч гнилья — такие места были самыми безопасными. Там ему предстояло умереть. Боясь опоздать, Святослав торопливо набрал:

«Я все сделаю».

Что еще он мог сказать человеку, заменившему ему отца? «Я люблю тебя»? Они никогда не говорили друг другу таких слов, даже когда Святослав был мальчишкой. Но Книжник поймет, что именно это он и хотел сказать.

«Знаю. Спасибо, — пришел ответ. — Пригляди за малышом».

Малышом Святослав называл Кирилла, который был на семь лет младше его, в те времена, когда они были детьми. Должно быть, из осторожности Книжник не хотел называть никаких имен, ни настоящих, ни даже вымышленных. После этого экран погас. Несколько минут Святослав продолжал сидеть, склонившись над темным окном мини-миракля, хотя знал, что тот больше не оживет. Присмотри за малышом… Должен ли он сказать Кириллу, что его отец мертв? Нет, ответил он самому себе, Кирилл с этим не справится, не сумеет скрыть свое горе от остальных, а известие о смерти Книжника насторожит находящегося среди них предателя. Если тот заподозрит, что перед смертью Книжник что-то сообщил Святославу, то станет вдвойне осторожен.

«Ну нет, я не дам тебе ни одного лишнего шанса, — подумал Святослав. — Ты, ублюдок, от меня не уйдешь!»

Его охватила неистовая ярость, и в душе вспыхнуло дикое желание перестрелять всех десятерых, чтобы убить того, по чьей вине умирал сейчас Книжник. Святослав сознательно разжигал костер гнева, чтобы заглушить им боль. Не позволяя себе думать о Книжнике, он думал о том, как расправится с предателем. На время это стало для него важнее, чем выполнить задание.

«Ты будешь подыхать долго и мучительно, — пообещал он неведомому противнику. — Я всажу тебе пулю в живот и брошу в какую-нибудь грязную лужу, где ты будешь выть от боли, пока не сдохнешь».

Однако сейчас ему надо было вернуться к остальным. Усилием воли Святослав взял себя в руки. Все, что он может теперь сделать для Книжника, — это довести порученное ему дело до конца. Избегая Кирилла и Марии (они хорошо знали его и почувствовали бы, что с ним не все в порядке), Святослав подошел к Андрею и заговорил о ближайших планах по передвижению отряда, но сосредоточиться на этом ему не удавалось.

«Что, если предатель — он? — думал Святослав, вслушиваясь в глуховатый голос Андрея. — Я больше не доверяю ни одному из десятки. Кто же, кто?!»

К нему снова вернулась мысль убить всех десятерых, когда они доберутся до зоны, мысль, рожденная уже не слепым бешенством и местью, а трезвым, холодным расчетом. Ситуация была проста: он должен связаться с Долли, а Долли подставлять под удар нельзя, потому что он — последняя надежда этого гибнущего мира. Значит, прежде чем войти в зону Долли, предателя надо уничтожить. Все правильно, все так, как говорил Книжник. Убить всех десятерых — крайняя мера на случай, если другого выхода не будет, если он не сумеет найти того единственного, кто действительно заслуживает смерти. Страшный, но логически оправданный поступок: девять невинных жизней за последнюю надежду для всех тех, кто влачил свое жалкое существование на грани выживания среди несущих вырождение и смерть зон, развалин и многочисленных банд. Святослав неосознанным жестом положил ладонь на ствол висевшего на плече автомата. Если придется, он пойдет на это. Наверное, потом он не будет спать ночами или вовсе пустит пулю себе в лоб, но это потом… Его губы скривились — то, что будет потом, сейчас не имеет никакого значения. И еще он подумал: случайно ли Книжник вручил ему второй передатчик, когда другие ушли? Или какие-то подозрения, слишком неопределенные, чтобы заговорить о них, были у него уже тогда? Однако случайно так получилось или нет, теперь о втором передатчике никто не узнает. Сначала он держал его при себе, а недавно отдал Марии, рассудив, что в любой передряге она будет находиться за их спинами и, следовательно, подвергаться наименьшей опасности. Кроме нее, про запасной передатчик не знал никто, и теперь он позаботится, чтобы не узнал и впредь. Святослав решил не говорить о передатчике и Кириллу — по той причине, что иначе пришлось бы объяснять, почему это надо держать в тайне от других, а Кирилл был чересчур эмоционален и полагаться на его выдержку было рискованно. Делиться информацией о минном поле Святослав тоже не стал. Про мины, кроме него, наверняка знал и предатель — у Святослава возникла мысль о том, что, возможно, это обстоятельство потом удастся как-то использовать.

— …обойти лес с юга, — говорил Андрей. — Как считаешь?

Начала фразы Святослав не слышал.

— Хорошо, — ответил он.

Что бы ни предлагал Андрей, ему виднее: он жил в этих местах, а Святослав бывал здесь всего два-три раза.

— Хорошо, — повторил он, зная, что все плохо и будет еще хуже.

Евангелие от Иоанна, глава 1.

35 На другой день опять стоял Иоанн и двое учеников его.

36 И, увидев идущего Иисуса, сказал: вот Агнец Божий.

37 Услышавши от него сии слова, оба ученика пошли за Иисусом.

40 Один из двух, слышавших от Иоанна об Иисусе и последовавших за ним, был Андрей, брат Симона Петра.

41 Он первый находит брата своего Симона и говорит ему: мы нашли Мессию, что значит «Христос».

42 И привел его к Иисусу. Иисус же, взглянув на него, сказал: ты — Симон, сын Ионин; ты наречешься Кифа, что значит «камень» (Петр).

43 На другой день Иисус восхотел идти в Галилею, и находит Филиппа и говорит ему: иди за Мною.

Глава 2

Впереди простиралась плешь, уже старая — просто свалка радиоактивных отходов, законсервированная лет тридцать назад. Стоя на холме, путники вглядывались в затянутую туманом равнину. Эти места знал один Старший.

— Там кто-нибудь живет? — спросил Святослав.

— Уроды, — коротко ответил Старший. — К юго-востоку отсюда, километрах в десяти, у них нечто вроде поселка.

— Ты в нем бывал?

Старший поднял левую руку, на которой два пальца, мизинец и безымянный, были искривлены и неподвижны.

— Видал однажды, мне хватило. Нас было трое, остался я один.

Святослав понимающе кивнул, хотя сам лицом к лицу с мутантами до сих пор не сталкивался. Их называли мутами, и большинство мутов были агрессивны и опасны.

— Идем по двое, — распорядился Святослав. — Я со Старшим — первые, Андрей и Фома — последние. Мария в середине, с Искариотом и Филиппом.

Счетчики Гейгера пока лишь слабо попискивали. Отряду предстояло идти северным лесистым краем плеши дней пять. Старший должен был провести их по пути, где радиоактивное излучение было минимальным. Отклониться еще севернее, подальше от плеши, мешали болота, а чтобы обойти их, потребовалась бы лишняя неделя.

Святослава беспокоил туман: в этой серой влажной пелене последняя пара не видела первую.

— Ты найдешь дорогу? — спросил он у Старшего.

— Постараюсь. Ждать бессмысленно: ветра нет, туман не разойдется.

Они двигались медленно, настороженно прислушиваясь и держа оружие наготове. Муты могли напасть ради еды, одежды, оружия или просто безо всякой причины. Однажды Книжник показал Святославу старый фильм, в котором живущие в зоне радиоактивного излучения мутанты, рожденные воображением режиссера, были людьми, обладавшими сверхъестественными способностями. Чушь собачья! Действительность оказалась проще и страшнее: муты были уродами, жуткими и жалкими одновременно.

На первом привале Иоанн, подсев к Старшему, сказал:

— Очень тихо. Здесь всегда так?

— Это из-за тумана, — отозвался Старший. — Моли Бога, чтобы и дальше было тихо.

Слышавший его Симон мотнул головой:

— Бога нет. Если бы он был, то не было бы всего этого.

— Потише, — властно сказал Старший. — Не надо зря шуметь.

— Боишься мутов? — ехидно спросил Симон, чей неуживчивый нрав постоянно толкал его задирать всех и подначивать. Он принадлежал к тем, про кого говорят, что они сами нарываются на неприятности.

— Боюсь, — спокойно согласился Старший, — потому что не хочу здесь подохнуть. А ты, если хочешь, валяй. Могу показать, в какую сторону топать, чтобы выйти на их норы.

— Ладно, я пошутил, — примирительно сказал Симон, поудобнее пристраивая на коленях автомат. — Чего там…

Иоанн заметил:

— Не понимаю, почему эти уроды не убрались отсюда? То есть не они, а их отцы или деды. Словом, те, при которых здесь образовалась плешь. Должны же они были соображать, что к чему.

— А куда им было идти? — горько произнес Старший. — Они здесь жили, здесь стояли их дома. Прийти на пустое место и начинать все с нуля? Как ты это себе представляешь, сынок? Особенно если у тебя семья, дети… Когда твой дом горит, ты выпрыгиваешь в окно, потому что пламя жжет кожу и дым заползает в легкие, а радиоактивное излучение невидимо, его не чувствуешь. Я не говорю про большие дозы, от которых быстро умирают. А маленькие вроде бы и ничего… Сначала… А потом уже поздно. Для них, — он кивнул на затянутый туманом лес, — уже совсем поздно. Для их отцов и то поздно было.

— Ты так говоришь, будто… — Иоанн смешался, не закончив фразы.

Старший отвернулся, потом хмуро сказал:

— У меня мать умерла около химки. Не хотела уходить. Там отец был похоронен и вообще… Говорила, что ей уже все равно немного осталось. Так и умерла… От язв в горле. Воздух там был отравленный, все через год-полтора умерли.

— Извини, — смущенно пробормотал Иоанн.

— Не за что.

Святослав тоже слышал этот разговор.

«Может ли Старший быть предателем? — подумал он. — А Иоанн?..»

Мута они увидели на третий день. Тумана уже не было, и мелькнувшую среди искривленных стволов фигуру заметили сразу двое.

— Вижу справа мута, — предупредил Андрей через переговорник, который был у каждого, чтобы в случае чего не кричать.

— Я тоже его видел, — подтвердил Матфей, — но больше не вижу.

— Если он один, то уйдет, — сказал Старший.

Святослав спросил:

— А потом приведет других?

— Необязательно. Иной зверь просто уходит.

— Тебе виднее…

Они снова двинулись вперед, еще настороженнее прислушиваясь и всматриваясь в лесную поросль, но больше никого не заметили. На ночлег расположились на небольшой возвышенности, к которой Старший вывел их к сумеркам.

— Здесь мы будем на виду, — в сомнении сказал Святослав.

— Если нас ищут, то все равно найдут, — невесело заверил его Старший, — зато здесь им не удастся подобраться к нам незамеченными.

Сам Святослав никогда не выбрал бы для лагеря вершину холма, но доводы Старшего показались ему разумными.

— Ладно, разобьем лагерь тут, — согласился он. — Дежурить будем в четыре смены, по трое. Двое спустятся вниз, там и там. — Он указал на две стороны холма. — Один наверху. К лесу не приближаться. Первая смена Матфея, Симона и Фомы. Вторая — Старшего, Иоанна и Фаддея. Третья — Андрея, Варфоломея и Младшего. Я, Искариот и Филипп дежурим под утро.

Они развели в ямке маленький костер. Наскоро поужинав, все, кроме дежурных, улеглись спать. Святослав подождал, пока они уснут, и, стараясь не шуметь, разбудил уже уснувшую Марию и сделал ей знак идти за ним. Дежуривший наверху Матфей проводил их равнодушным взглядом. Поскольку Святослав с самого начала сказал, что они с Марией давно вместе, не было ничего странного в том, что им понадобилось побыть вдвоем хотя бы ради того, чтобы просто поговорить. Сейчас им действительно надо было поговорить. После сообщения Книжника Святослав велел Марии молчать насчет второго передатчика, но и только, для более долгого разговора не было подходящего случая. Возможно, сейчас момент тоже был не очень подходящий, но ждать лучшего не приходилось, потому что все они были постоянно на виду друг у друга, а жестокая необходимость вынуждала Святослава больше не медлить. Они шли по земле, где на каждом шагу стояла смерть, и погибнуть мог любой из них, и он сам в том числе, поэтому кто-то еще, кроме него, должен знать истинное положение вещей — кто-то, кому он доверял, а таких было всего двое: Мария и Кирилл. В сложившейся ситуации он больше полагался на девушку, чем на Искариота.

Присев на корточки, он заговорил очень тихо, так, что его голос слышала только она. Рассказав о сообщении Книжника и его гибели, Святослав продолжил:

— Если со мной что-нибудь случится, запомни самое главное: нельзя рисковать Долли. Такие, как мы, найдутся еще; такой, как он, — нет. Пока предатель с нами, выходить на связь с Долли нельзя.

— Я поняла, — почти беззвучно произнесла Мария.

— Теперь о другом: помоги мне выявить предателя.

— Как?

— Поболтай с каждым о том о сем. Так, чтобы это выглядело естественно. Может, всплывет что. Легкая болтовня женщины вряд ли кого насторожит… Во всяком случае, надеюсь, меньше, чем мои расспросы.

— На кого обратить особое внимание?

— Не знаю… Я подозреваю всех и никого в особенности.

Поговорив еще немного, они вернулись в лагерь и забрались в свои спальники. Ночь прошла тихо и спокойно.

Муты напали перед рассветом, когда дежуривший наверху Кирилл уже собрался всех будить. Первым их заметил Филипп — муты подступали с его стороны.

— Я что-то заметил, — сказал он в переговорник. — Движущиеся тени, на зверей не похоже.

— Отступай назад, на холм, — скомандовал Святослав. — Без шума, не стреляй пока.

Он хотел выманить мутов из леса на открытое пространство.

— Искариот, — прошептал он в микрофон, — буди всех, только тихо. Муты пришли. Скажи Андрею, чтобы подпустил их поближе, а я попробую обойти их сзади.

Тринадцать отлично вооруженных людей против группы полузверей. Да, но насколько большой группы? Сколько их живет на этой плеши и сколько пришло сюда? Распластавшись на сырой холодной земле, Святослав вглядывался в сторону леса, ожидая, когда раздастся первая очередь, которая отвлечет внимание мутов от того места, где он находился. Долго ждать не пришлось. С первыми выстрелами он беззвучной тенью метнулся вперед, забирая влево, чтобы не столкнуться с наступавшими, а обойти их.

— Андрей, как там у вас? — на бегу спросил он.

— Лезут, — коротко ответил Андрей.

— Много?

— Немало…

Описав дугу, Святослав зашел мутам в тыл. В предрассветных сумерках он видел мелькавшие между деревьями отдельные силуэты, но основная масса была уже на холме, откуда доносился непрерывный треск автоматных очередей.

— Петр, — позвал его Андрей, — где ты?

— Позади мутов. Подберусь к ним поближе и ударю.

— Найди укрытие! Быстрее! Они повалили обратно, их еще много осталось. Они тебя сметут.

— Не сметут, — сквозь зубы процедил Святослав и, оглядевшись, кинулся к стволу упавшего дерева и залег за ним. — Пусть идут, я их встречу.

Муты не шли, а неслись прямо на него, и в какой-то момент Святослав подумал, что ему и впрямь не устоять против них, но едва он начал стрелять, муты шарахнулись в стороны и со звуками, напоминавшими не то вой, не то визг, умчались в глубину леса. Вой, едва начавшись, быстро смолк, оставив на память о себе валявшиеся на склонах холма и в лесу трупы.

С холма сбежал Андрей:

— Петр, ты цел?

— Да, — отозвался Святослав, поднимаясь с земли. — Все живы?

— Все, только Фоме досталось. Зачем-то выскочил вперед, и один мут зацепил его.

— Здорово зацепил?

— Нет, слегка.

Святослав подошел к холму, осмотрелся. Да, мутов здесь было порядочно. Поднявшись наверх, он спросил у Старшего:

— Как думаешь, больше они к нам не сунутся?

— Вряд ли. — Старший криво усмехнулся. — Хотя утверждать это наверняка можно только про такого мута, который уже мертв. Вряд ли, — повторил он.

Они вновь, уже не таясь, развели костер — таиться уже не имело смысла, — и Варфоломей стал обрабатывать рану Фомы, на левой руке которого от локтя до плеча тянулась кровавая полоса.

— Серьезная рана? — спросил Святослав.

Варфоломей отрицательно мотнул головой, не прерывая своего занятия:

— Нет, если не воспалится, то пустяки.

— Постарайся, чтобы не воспалилась. Фома, зачем тебя понесло вперед?

— Я прежде мутов никогда не видел, — хмуро пробормотал Фома, морщась от боли.

— И что? Решил познакомиться поближе?

— Ладно, командир, давай без нотаций. Я сглупил и признаю это. Что тебе еще надо?

— Чтобы в следующий раз ты был осмотрительнее, — ответил Святослав и тут вдруг сообразил, что после окончания боя он не видел Кирилла.

Его захлестнула волна тревоги, и он чуть было не крикнул: «Кирилл!» — но вовремя спохватился.

— Искариот! — громко позвал он, но никто не откликнулся.

— Он отошел, — сказал Матфей. — Разглядывал того мута, который поцарапал Фому, а потом кинулся в сторону. По-моему, его тошнит.

«Неудивительно, — подумал Святослав. — Зрелище, мягко говоря, не из приятных. Уж лучше иметь дело со зверьми или с людьми, чем с этими тварями, которые ни то ни се».

Подошел Андрей, спросил:

— Собираемся?

— Да, как только Варфоломей закончит. Фому от груза надо освободить, пусть пока несет только оружие. Распределим его рюкзак на троих: ты, я и Филипп.

Андрей кивнул, с каким-то странным видом глядя на проступавшие в рассветных сумерках силуэты деревьев у подножия холма, потом нерешительно произнес:

— Давно хотел спросить…

— Так спроси.

— Ты уверен, что все это имеет смысл? То, что мы идем туда.

— Да, я уверен, — твердо ответил Святослав.

«Потому, что нас послал туда Книжник, — мысленно добавил он. — Если бы Книжник сказал, что надо шагнуть в огонь или в пропасть, я шагнул бы. Таких, как он, больше нет. И его тоже нет…»

— А ты разве не уверен? — спросил он в свою очередь, причем не без тайного умысла. Раз Андрей сам дал повод, почему бы им не воспользоваться? — Если нет, то зачем пошел?

— Я в этом не раскаиваюсь, — сказал Андрей с поспешностью, которая не вязалась с его обычной неторопливостью и обстоятельностью, свойственной ему в любом деле. — Но иногда мне кажется, что все бесполезно. — Он обвел рукой вокруг себя. — Что тут можно изменить? Даже если ты гений, как наш Долли.

— Нам этого не понять, потому что мы-то не гении, — мягко сказал Святослав. — Если б мы сами знали, что и как, тогда незачем было бы идти к нему.

Широкое лицо Андрея просветлело:

— А ведь верно, черт возьми!

«Он не предатель, — решил Святослав. — Андрей не может быть предателем, или я совсем не разбираюсь в людях».

Когда Андрей принялся распаковывать рюкзак Фомы, тот начал было возражать:

— Что я, по-твоему, — инвалид? — но Святослав быстро пресек его протесты:

— Скажем так: ты пострадавший, и потому временно переводишься на облегченный режим. Устраивать по этому поводу дискуссию не будем. Все ясно?

— Да, — буркнул Фома, — но я и сам мог бы его нести.

Они пробирались по краю плеши еще два дня. Все было спокойно. На третий день они вышли на чистые места. Рана Фомы хорошо заживала, и отряд продвигался в прежнем темпе. У бывшего села Погорельное их должна была ждать машина; оттуда на восток тянулась дорога, как сообщали данные из базы их мини-мираклей.

Подойдя к берегу небольшой речушки, они взялись за бинокли: Погорельное находилось на другом берегу. Матфей, молчаливый, худой и жилистый, как высохшая виноградная плеть, разжал узкие губы и процедил:

— Ну и где это чертово Погорельное?

Святослав опустил бинокль:

— Где-то там… Будем переправляться. Фаддей, возьми пробу воды.

Экспресс-анализ показал, что пить воду, конечно, не стоило, но переходить реку вброд можно было без особых предосторожностей.

Подняв над головой оружие, двенадцать мужчин и Мария один за другим вошли в воду. Им повезло — река оказалась неглубокой. Шли в сапогах: хотя вода была не заражена и, значит, в верхнем течении не проходила через плешь или химку, на дне могла застрять какая-нибудь дрянь, сохранившаяся с давних времен, когда еще существовало промышленное производство и реки зачастую использовали как сточные канавы. Старые отходы иногда преподносили неприятные сюрпризы: наступив босой ногой на ржавую железяку, можно было в результате подцепить невесть что.

Выбравшись на противоположный берег, все сняли сапоги и вылили из них воду.

— Сушим обувь, — сказал Святослав.

Идти в мокрой обуви без крайней необходимости не стоило, стертые ноги никому не были нужны. Поднявшийся на бугор Младший крикнул:

— Вон Погорельное.

Там, куда он указывал, виднелись остатки каких-то строений.

Святослав вызвал на экран мини-миракля план: крестиком был помечен его верхний правый угол.

— Прочесываем тот участок. Особо не разбредаться.

Фаддей лениво произнес:

— Брось, командир, тут, кроме нас, ни души. Не перестраховывайся.

— Не разбредаться, — повторил Святослав.

Фаддей пожал плечами:

— Как скажешь.

Обсохнув, они двинулись к остаткам поселения, которое теперь стоило бы называть не Погорельным, а Прогнившим: все, что здесь сохранилось, было осклизлым и насквозь гнилым. Остовы домов с давно обрушившимися крышами выглядели сиротливо и убого, словно жалкие умирающие уродцы. Впрочем, так оно и было.

— Нашел! — крикнул Младший. — Машина здесь!

Под чудом сохранившейся крышей между трех стен — четвертая рухнула — стоял тщательно укрытый непромокаемым брезентом с пластиковой пленкой легкий вездеход. Новый, недавно украденный, судя по надписям, из французской зоны. Баки были полны горючего, тяжелые запасные канистры стояли внутри машины, там же лежали тюки с продовольствием, что было весьма кстати — их собственные запасы подходили к концу. Матфей осуждающе буркнул:

— Не очень-то хорошо они его запрятали.

— А зачем? — рассудительно заметил Старший. — От кого тут прятать? Даже если кто-то пройдет в сотне метров, сюда не заглянет. Издали видно, что среди этой рухляди уже давно поживиться нечем. Только бревном по голове треснет.

— И то верно, — согласился Матфей, опасливо глянув вверх. — Давайте его отсюда выкатывать, пока и впрямь что-нибудь не свалилось.

Андрей забрался на водительское место, вывел машину наружу и спрыгнул наземь.

— Хорошо идет.

Фаддей скептически хмыкнул:

— Все они хороши, пока не проедут сотню-другую километров по грязи. А потом начнется…

— Не каркай, — оборвал его Андрей и повернулся к Святославу. — Загружаемся?

Святослав поглядел на экран мини-миракля: дорога на восток начиналась от противоположного края села.

— Сначала поглядим на дорогу, — решил он. — Симон и Иоанн — со мной.

Втроем они зашагали по чавкающей под ногами жиже. Темные мокрые бревенчатые остовы изб казались совсем черными. Когда вышли на окраину того, что прежде было деревней, Святослав сказал:

— Дорога где-то здесь.

Симон огляделся:

— Что-то не видно.

Иоанн указал чуть левее:

— По-моему, вот она.

— Где?

— Да вон там, видите? От столбов — к желтым кустам и дальше между двумя пригорками.

— Это, по-твоему, дорога? — с сомнением спросил Симон.

— Ничего другого нет.

Святослав взялся за бинокль, но потом махнул рукой:

— Идемте взглянем поближе.

Когда они подошли к началу так называемой дороги, Святослав сказал:

— Тот, кто пометил ее на карте как проезжую, был чересчур снисходителен.

Симон высказался более кратко и выразительно:

— Мать твою, разве это дорога?!

Иоанн покрутил головой:

— Как наш вездеход пригнали-то сюда?

Святослав ковырнул носком сапога раскисшую землю.

— Мы не знаем, когда его пригнали. Если до дождей, тогда было легче. Что ж, попробуем проехать. Французские вездеходы неплохие.

— Увязнем, — мрачно изрек Симон.

Вопреки его предсказанию, тяжело нагруженный вездеход, в который набилось тринадцать человек, да еще с грузом, все-таки пополз по тому, что можно было условно назвать дорогой. Как огромный упрямый жук, он то карабкался вверх, то сползал вниз, оставляя позади одну сотню метров за другой. Когда выбрались из низины, дело пошло на лад.

Кирилл оживленно сказал:

— Прокатимся с ветерком.

Хотя он ни разу не пожаловался, передвижение пешком выматывало его больше, чем других, — он не был сталкером и не привык к длительным нагрузкам.

Его поддержал Иоанн:

— Ехать бы так до самого конца.

Святослав бросил на них мимолетный взгляд, и вдруг ему на сердце упала тень. Было ли это предчувствием?.. Неким смутным отзвуком грядущей беды, исчезнувшим так быстро, что Святослав не успел как следует прислушаться к нему, и в следующее мгновение уже сам не знал, что заставило его задержать взгляд на Кирилле и Иоанне? Может быть, то, что они сидели рядом и он обратил внимание на их некоторое внешнее сходство? Они были одного возраста и одинакового роста, оба голубоглазые, со светлой кожей, какая обычно бывает у блондинов, Кирилл — русый, Иоанн — с волосами цвета темного непрозрачного янтаря, падавшими ему на лоб.

Святослав, сам того не замечая, нахмурился. Если б он мог заглянуть в будущее, то увидел бы, как эти двое окажутся друг против друга и третьей между ними встанет смерть.

Евангелие от Матфея, глава 4.

21 Оттуда идя далее, увидел Он других двух братьев, Иакова Зеведеева и Иоанна, брата его, в лодке с Зеведеем, отцом их, починивающих сети свои, и призвал их.

22 И они тотчас, оставивши лодку и отца своего, последовали за Ним.

Глава 3

Начинало смеркаться, а ехать в темноте при выключенных фарах по такой дороге означало угробить машину, а то и себя в придачу. Впереди они заметили приземистые строения.

— Похоже, деревня, — сказал Фома.

— Хутор, — поправил его Фаддей, — для деревни домов маловато.

Сидевший за рулем Андрей обернулся:

— Как, командир, проедем мимо или здесь остановимся?

Святослав чувствовал, как все хотят переночевать под крышей, в тепле и без осточертевшей сырости.

— Переночуем здесь, — сказал он. — Поворачивай.

До ночи еще далеко, целый вечер впереди, и сегодня они как следует отдохнут и выспятся.

После предварительной разведки вездеход подъехал к домам. Откуда-то доносилось конское ржание. В глубине одного дома раздался приглушенный вскрик, затем все стихло.

«Они нас боятся», — подумал Святослав.

Когда он постучал в дверь крайнего дома, ответом была настороженная тишина.

— Откройте, пожалуйста, — громко сказал он. — Мы не бандиты и хотим только переночевать здесь.

За дверью послышалось шушуканье, потом она чуть приоткрылась, и в щели возникло нечеткое пятно лица, то ли мужского, то ли женского.

— У нас ничего нет. — В голосе говорившего явственно звучали нотки страха.

— Нам ничего и не надо, — терпеливо заверил его Святослав. — Не бойтесь, мы не причиним вам вреда.

Дверь открылась. За ней стоял мужчина с ружьем в руках, а за его спиной жались две женщины и ребенок. Еще одного та, что помоложе, держала на руках.

— Много вас? — настороженно спросил мужчина, стараясь разглядеть, что творится за спиной Святослава.

— Тринадцать человек и машина.

Одна из женщин ойкнула, а хозяин дома, сжав ружье так, что побелели пальцы, напряженно выдавил:

— Машины нынче только у волчар есть…

Волчарами называли бандитов, сбивающихся, как волки, в стаи, которые бродили по никем не управляемой и не защищаемой территории, ранее называемой страной, разрушая все, что попадалось на пути. Люди были опаснее, чем звери.

Святослав прибегнул к последнему доводу:

— Если б мы были бандитами, то давно перестреляли бы вас всех, а не тратили время на пустые разговоры.

Мужчина оценивающе посмотрел на автомат, висевший на плече Святослава, и нехотя сказал:

— Ладно, заходите. Только еды у нас маловато.

Очевидно, нашествие тринадцати едоков вызывало у него опасения, что за сегодняшний вечер запасы его существенно уменьшатся.

— У нас своя есть, — успокоил его Святослав. — Затопи печку, и больше с нами хлопот не будет.

Комната, куда его впустили, была довольно просторной, но грязноватой: замызганные стены, сор на истоптанном полу. Видимо, на наведение и поддержание порядка у хозяев недоставало сил. Или им было уже все равно. Женщины пошептались между собой, и одна увела куда-то детей, а вторая принялась подкладывать в печку дрова. Младший и Фаддей остались возле машины, остальные набились в комнату, где сразу стало тесно. Хозяин ушел, но вскоре вернулся.

— Вы здесь ночуйте, а мы к соседям переберемся. Я с ними договорился.

— Спасибо. Для машины навес найдется?

— Есть пустой сарай.

Он показал где, и Андрей загнал туда вездеход. Потом сели ужинать при мерцающем свете свечей в самодельных подсвечниках. Хозяева предложили незваным гостям свежего хлеба, а те поделились своими припасами. Затем к ним заглянули двое мужчин из соседних домов.

— Издалека вы? — спросил один, костлявый, с худым, изможденным лицом.

— Да, издалека, — подтвердил Святослав, не уточняя, откуда именно.

— И как там обстоят дела?

Вместо Святослава ответил Симон:

— Хреново, вот как.

— Значит, в других местах не лучше?

В глазах говорившего еще тлела искра надежды и интереса к жизни, тогда как на лице второго лежала лишь печать крайней усталости и опустошенности — лицо человека, которому уже все безразлично.

— А почему там должно быть лучше? — сказал Симон.

— Ну мало ли… Вдруг что-то изменилось.

«Только если мы дойдем до цели, — подумал Святослав. — Только тогда, может, и вправду что-то изменится…»

Когда оба приходивших узнать новости ушли, а хозяева засобирались к соседям, Фаддей спросил:

— У вас баньки нет?

— Есть, — ответил хозяин, после ужина и застольного разговора ставший более приветливым. — Растопить?

Наличие бани вызвало у всех радостное оживление. Мылись по трое: больше, чем троим, в крошечной баньке было не поместиться. Святослав, дожидаясь своей очереди, присел на колоду во дворе. Невдалеке замычала корова.

«Лошади, коровы… Небось и свиньи есть. Этот хутор стоит крепко, — подумал он. — Должно быть, его построили давно, и хозяева происходят от коренных сельских. Такие, в отличие от городских, еще как-то приспособились, хотя по ним видно, что и они не живут, а борются за жизнь. Впрочем, как и все…»

Из дома вышел Филипп и остановился возле Святослава.

— У меня вопросик есть, командир. Насчет Марии. Ты говорил, что она предвидит опасность и все такое. Это правда?

— Правда. Что ж я, по-твоему, врал, что ли?

По тому, как Филипп смотрел на него, было ясно, что он ищет ответа именно на этот вопрос.

— Тогда почему она не предупредила нас о нападении мутов?

— У нее не всегда получается. К тому же тогда ночь была, она спала.

— Ясно… Насчет всего нашего предприятия она что-нибудь говорила? В смысле — чем все кончится?

— Нет.

— Так оно и лучше, — пробормотал Филипп с невеселой усмешкой.

Свет поднявшейся над лесом луны падал на его гладко выбритое, красивое, хотя и несколько угрюмое из-за тяжеловатого подбородка и словно бы нахмуренных густых черных бровей лицо. Такие правильные лица теперь, во времена всеобщего вырождения, вызванного голодом и всевозможными болезнями, были редкостью. Сейчас это лицо показалось Святославу особенно мрачным.

— Что-то я тебя не понимаю, — сказал он. — Ты вроде недоволен, что Мария нам пока ничего не предсказала, но чтобы предсказала, тоже не особо хочешь.

— Тут и понимать нечего… Если она предупредит об опасности — это хорошо, а насчет будущего — так лучше не надо.

— Почему? — спросил Святослав, а сам подумал: «Вдруг это он? Если предатель — Филипп, то действительно, с его точки зрения, нам своего будущего лучше не знать».

— Потому что мы смертники, — ответил Филипп. — Ты ведь и сам понимаешь…

«Да, оптимистом его не назовешь… А может, он завел этот разговор для того, чтобы побольше выпытать про Марию, про ее способности? — мелькнула у Святослава новая мысль. — Предателя они должны беспокоить. Интересный расклад получается…»

— У тебя есть семья? — поинтересовался он.

— Нет. По-моему, надо быть сумасшедшим, чтобы заводить теперь семью. Одному легче. — На его лице промелькнула горькая гримаса. — Боишься только за самого себя.

— Ты вроде не из пугливых, — заметил Святослав, стремясь продолжить разговор.

— Да… Когда дело касается меня самого.

Филипп присел на колоду рядом со Святославом и, глядя себе под ноги, сказал:

— Я был мальчишкой, когда бандиты убили мою семью. Родителей, брата и двух сестер. Старшей тогда исполнилось восемнадцать, а младшей всего четырнадцать. Обе были очень красивыми… Банда была большая, и все по очереди насиловали их. Я это видел… до самого конца, пока они не умерли.

Помолчав, Святослав спросил:

— А ты как выжил?

— Меня ударили по голове, я упал и не мог пошевелиться, хотя сознания не потерял. Что-то вроде временного паралича. Они думали, что я мертв. После этого я поклялся, что никогда не буду заводить семью. Да и вообще я считаю, что рожать в наших условиях детей — преступление. Следующему поколению будет еще хуже. Будет еще больше химок, плешей и просто свалок, еще меньше чистых мест. Больше болезней, меньше еды. Вконец озверевшие банды. Зачем оставлять кого-то после себя, обрекая на этот кошмар? — Филипп встал. — Ладно, командир, мне в баню пора, моя очередь подходит.

Разговор с Филиппом оставил на душе у Святослава тяжелый осадок — главным образом потому, что он все-таки продолжал подозревать его, и оттого чувствовал себя последней сволочью. С другой стороны, он не мог никого исключить из списка подозреваемых на основании одних только собственных симпатий: откуда ему знать, где правда, а где ложь? Этот разговор, однако, навел его на мысль, как сделать первый шаг к разоблачению предателя. Заглянув в дом, он позвал Марию и вместе с ней отошел за угол.

— Я кое-что придумал, — тихо произнес он. — Сделаем так: после бани ты предложишь всем нечто вроде сеанса гадания. Как бы для развлечения. Скажи, что насчет будущего у тебя не всегда получается, а вот из прошлого что-нибудь обязательно увидишь. Начни с Кирилла. Возьми его за руку и говори что угодно. Я его предупрежу, он тебе подыграет. А потом предложи свои услуги другим.

— Зачем?

— Тот, кто нас предал, будет держаться от тебя подальше: вдруг ты увидишь что-нибудь лишнее.

— Я поняла… Но что мне делать с теми, кто сядет после Кирилла? Что им говорить? Я же ничего про них не знаю.

— Напусти тумана. Говори многозначительно и неопределенно. Опиши кому-нибудь ту сцену, когда мы все встретились с Книжником. Тебя там не было, поэтому прозвучит убедительно. — И Святослав во всех подробностях рассказал ей о той встрече, потом добавил: — После Кирилла возьмись за Андрея, мне надо знать, можно ли доверять ему.

— У меня не получится.

— Все получится, вот увидишь!

Он коснулся губами ее щеки, чтобы подбодрить. Его губы были сухими и жесткими, а кожа ее щеки — шершавой от ветра и дождей.

Мария мылась последней. В бане стояла неимоверная жара и вместо воздуха, казалось, клубился один пар. Вымывшись, она полуодетой выскочила наружу и несколько минут жадно хватала ртом холодный вечерний воздух, вливавшийся в легкие освежающим и чуточку пьянящим потоком.

«Господи, почему у нас нет даже этого? — подумала она с внезапно нахлынувшим отчаянием. — Почему нам нельзя ходить без противогазов и дозиметров? Почему наша земля превратилась в свалку? Почему за каждый кусок хлеба надо платить кровью? Почему, почему?! Те, кто виноват в этом, должны гореть в аду! Только настоящий ад — здесь…»

Ее рассыпавшиеся по плечам мокрые волосы трепал легкий ветерок, и темное небо покрыла россыпь звезд.

«Там ничего не изменилось, — подумала она, посмотрев вверх, на звезды, — для них сто лет — пустяк, миг, а здесь сто лет назад был совсем иной мир. Мир, в котором еще можно было предотвратить засилье банд, где не надо было беспокоиться, откуда дует ветер — с чистых мест или с какой-нибудь химки или плеши. Ветер был просто ветром, а реки и дождь — обычной водой. Я хочу, чтобы тот мир вернулся. Но он не вернется. Никогда. Он уже никогда не вернется».

Немного обсохнув, Мария вошла в дом, где уже собрались все члены отряда. Святослав, вопреки своей обычной осмотрительности, даже не послал никого дежурить около машины, поскольку хотел, чтобы на «сеансе гадания» присутствовали все без исключения. Сам он тоже пойти не мог, потому что собирался внимательнейшим образом наблюдать за поведением других, а Кирилл нужен был ему здесь.

Поймав взгляд Марии, Святослав едва заметно кивнул — пора. И Мария с наигранным оживлением громко сказала:

— Предлагаю немного развлечься.

Все взоры обратились на нее — еще и потому, что сейчас она выглядела не так, как всегда: обычно собранные сзади в пучок, а теперь распущенные вьющиеся волосы, подсушенные ветерком, окружали ее лицо и плечи рыжим облаком. Эти волосы очень красили ее заурядную, в общем-то, внешность — лицо с большим ртом, вздернутым носом и широко расставленными зеленоватыми глазами.

Первым отозвался на ее предложение Фома, который никогда не лез за словом в карман.

— Развлечься? Да мы все с радостью, — с ухмылкой заявил он. — Хоть сейчас, если командир не против. — И он засмеялся, поглядывая то на Марию, то на Святослава.

Его поддержал Симон, сверкнув белозубой улыбкой:

— Раз ты сама предлагаешь, кто же откажется? Тем более — ты сегодня отлично выглядишь.

Фаддей тоже заулыбался:

— Какой приятный сюрприз! Я — за. Кто будет первым, красавица?

На скулах Кирилла проступили красные пятна, и Святослав испугался, как бы тот все не испортил. Кирилл явно не понимал того, что было ясно и Святославу, и Марии: эти намеки были не более чем безобидным дурачеством — их спутники шутили, радуясь подвернувшемуся случаю чуть-чуть расслабиться.

Мария откинула назад мешавшую прядь волос и игривым тоном сказала:

— Раз вы все согласны, отлично! Я тут кое-что придумала.

Фома мечтательно заметил:

— Приятно, когда женщина проявляет изобретательность.

— А я и сам очень изобретательный, — заявил Симон.

Мария засмеялась:

— Да перестаньте вы! — Она села на лавку у стола рядом с Кириллом. — Я вам погадаю.

— Всего-то? — разочарованно протянул Фома. — А я уж было подумал… Так обнадежила, а теперь в кусты… Нехорошо, рыженькая. Я ночью плохо спать буду.

— Тогда возьми на себя двойное дежурство у машины, раз у тебя все равно бессонница, — ехидно посоветовала Мария.

— Ты еще и вредина, оказывается, — осуждающе сказал Фома. — С рыжими надо ухо востро держать. Еще нагадаешь чего-нибудь несусветного.

Мария свела брови и пронзительно затараторила:

— Все скажу-предскажу, с прошлого-будущего пелену сорву, тайное в явное превращу…

Святослав пожалел, что у него всего два глаза, — следить за выражением десяти лиц сразу не получалось.

— …все как есть расскажу. — Мария тряхнула головой, и ее пышные после мытья рыжие кудри заколыхались. — Ну, кто первый? — задорно спросила она. — Насчет будущего не гарантирую, а прошлое — железно. Давай ты, Искариот.

Не дожидаясь ответа, Мария взяла Кирилла за руку и прикрыла глаза. На ее лице появилось многозначительное выражение.

— Вижу тебя с человеком в пятнистой маскировке. Высокий, темноволосый мужчина лет тридцати. Вооружен. Вы идете через лесную поляну и о чем-то говорите. Про склад и контейнеры. Ты называешь его Алеком. Все, больше ничего не вижу. — Мария открыла глаза. — Ну, сознавайся, было такое?

— В точку попала! — воскликнул Кирилл, играя отведенную ему Святославом роль. — Этого парня действительно зовут Алек, и я встречался с ним как раз незадолго до нашей поездки. Здорово у тебя получилось! А еще?

— Хватит с тебя! Тут и другие желающие есть, верно? — Она повернулась к Андрею, сидевшему напротив, по другую сторону грубо сколоченного узкого стола. — Теперь ты. Дай мне руку.

Святослав впился взглядом в его лицо. Нет, замешательства, вызванного тайным страхом, там не было. Возможно, чуточку смущения, но и только.

Широкая кисть Андрея с загрубевшими пальцами легла на середину стола.

— Валяй, красотка, — добродушно сказал он. — Лучше про будущее, какой интерес в прошлом?

— Извини, но у меня с будущим плохо получается, зато прошлое как на ладони.

Мария взяла его за запястье точно так же, как Кирилла, но прежде чем она успела что-то сказать, Симон вдруг спросил:

— Командир, а ты не забыл про машину? Надо бы караульного назначить. Мало ли что…

Внимание Святослава переключилось на него.

— Ладно, Искариот подежурит. — Кирилл был здесь больше не нужен.

— Я могу. Покурить охота. У меня две настоящие сигареты есть, пойду кайф ловить. — И он направился к двери.

— Постой! — сказал Святослав. — Разве тебе не интересно? — Он кивнул на стол, за которым сидела Мария.

Симон равнодушно пожал плечами:

— Кому нужно прошлое? Так я пошел?

— Хорошо, — медленно произнес Святослав. — Иди кури…

«Действительно, кому нужно прошлое? Особенно если в нем имеются эпизоды, не предназначенные для всеобщего обозрения. Встреча с жандармами, например…»

Симон, прихватив автомат, вышел и аккуратно затворил за собой дверь.

«Итак, подозреваемый номер один уже есть, — мрачно подумал Святослав. — Симон. Или ему действительно захотелось покурить? Но почему именно сейчас?..»

Мария тем временем описывала сцену их сбора у Книжника. Она еще не закончила, как Матфей поднялся и затопал к выходу.

— Ты куда? — с деланной небрежностью спросил Святослав.

— Выйти надо, — буркнул Матфей.

«Номер два, — пополнил свой список Святослав. — Кто еще?»

Неожиданно Мария выпустила руку Андрея, раскрыла глаза и уставилась в стену за его спиной. Ее лицо напряглось, четко обозначились скулы, а полные губы плотно сжались. Святослав знал, что означает такое выражение, и, весь напружинившись, подался вперед. Это было уже настоящее видение, а не игра.

— Я чувствую опасность, — хрипло произнесла Мария. — Она приближается. Люди… Много. Они идут сюда. Через лес.

— Жандармы? — быстро спросил Святослав.

— Нет. На них нет формы. Одеты кто во что и оружие разное.

— Сколько их?

— Не знаю, — беспомощно ответила Мария. — Все исчезло.

Ее лоб был покрыт бисеринками пота.

— Все на улицу, — сказал Святослав. — Фома — к машине. Филипп, найди Матфея. Младший, Иоанн, предупредите местных, пусть прячутся и не высовываются из домов. — Он рассудил, что помощи от четырех-пяти относительно боеспособных мужчин, едва ли имевших большой опыт обращения с оружием, скорее всего будет не много. — Пока идем к сараям. Говорить тихо, через переговорники. Пошли.

Прежде чем он закончил, каждый держал в руках оружие. Выскользнув на улицу, они беззвучно растворились в темноте, и только из ближайших кустов послышалось приглушенное проклятие Матфея, которого посланный за ним Филипп, очевидно, застал в момент, мало подходящий для общения с кем бы то ни было.

Пока бежали к сараям, Кирилл на ходу спросил у Святослава:

— Как по-твоему, кто они?

— Банда, волчары. Кто ж еще, раз не жандармы?

«Другого времени не нашли, чтобы сюда сунуться», — с досадой добавил он про себя.

Сейчас его в первую очередь волновало, как сохранить отряд; впереди был еще долгий путь, и каждая потеря уменьшала шансы остальных добраться до цели.

— Мария, — сказал он в микрофон переговорника, — ты чувствуешь, где они?

Последовала пауза: она прислушивалась к своим ощущениям.

— Они с той стороны, где лес. И еще — кажется, они идут не одной группой.

«Черт! — мысленно выругался Святослав. — Дело дрянь…»

Если б бандиты держались все вместе, их можно было бы накрыть одним-единственным выстрелом из «страйка», и тогда всей банде пришел бы конец. Однако большая мощность не позволяла пользоваться им для стрельбы на близком расстоянии. Через бинокль ночного видения Святослав просматривал подступавшую к хутору часть леса.

— Разделимся на группы, — сказал он. — Андрей, Младший, Старший, Филипп — налево, к конюшням. Следите за своим сектором леса. Иоанн, Фаддей, Матфей — направо, за крайний дом.

Сам Святослав остался в центре с Кириллом, Варфоломеем и Марией. Один «страйк» был у него, второй — у Филиппа. Между центральной и правой группами, чуть в глубине хутора, стоял сарай с машиной, где находились Фома и Симон.

В наушнике переговорника прозвучало:

— Это Фома. Симон внизу, а я на крыше. Вижу отсюда весь лес. Пока никого…

— Продолжай наблюдать. Особо не высовывайся, чтобы тебя самого не засекли.

Первая группа волчар стала выходить из леса прямо напротив Святослава.

— Без моей команды не стрелять, — приказал он.

Одна фигура, вторая, третья… Девятая.

— Фома, что с флангов? — спросил Святослав.

— Ничего…

«Надо дождаться, пока покажутся все, иначе могут быть неприятные сюрпризы. Ну и где же эти подонки?!»

— Вижу слева, — сообщил Фома. — Четверо… Или пятеро. Нет, еще… Вроде бы шесть.

— Андрей, — позвал Святослав, — вы их видите?

— Пока нет.

— Сейчас увидите, — сказал Фома. — Там бугор, когда они поднимутся, тогда и увидите.

Святослав нетерпеливо спросил:

— Справа есть что-нибудь?

— Нет.

Святослав отложил ставший бесполезным «страйк». Расстояние до тех бандитов, которые шли на него, было уже слишком мало, чтобы воспользоваться им.

— Есть, — выдохнул Фома. — Справа тоже есть!

Святослав решил подпустить бандитов поближе.

— Стрелять только по команде, — повторил он и добавил: — Филипп, только по моей команде.

Он подумал, что Филипп, после того что бандиты сделали с его семьей, наверняка люто ненавидит всех волчар и может сорваться. Тогда он еще не знал, что к Филиппу понятие «сдали нервы» неприменимо и выдержка у него железная.

— Да, слышу, — отозвался тот ровным голосом.

— Фома, сколько человек справа?

Вместо Фомы ответил Иоанн:

— Семеро. Мы готовы.

Святослав посмотрел на подступавших бандитов уже без бинокля. Те были совсем рядом — больше ждать нельзя.

— Фома, Симон, поддержите меня и правую группу. Огонь! — скомандовал он.

Ночное затишье прорезал треск автоматных очередей. На банду обрушился шквал огня из тринадцати стволов, изрыгающих смерть. В правой группе, от которой волчары были еще далеко, находился Иоанн — лучший стрелок в отряде. Уцелевшие после первых очередей бандиты залегли. Сколько их осталось в живых, Святослав не знал. Его группа укрывалась за распиленным на части бревном. За передней колодой лежал Святослав, за другой, почти вровень с ним, — Мария, а Кирилл и Варфоломей — чуть подальше. Бандиты отвечали на их огонь редкими одиночными выстрелами. Один вдруг поднялся и ринулся назад к лесу. Святослав срезал его короткой очередью. Другие были умнее и не высовывались. Неожиданно что-то пролетело над Святославом, и позади него раздался взрыв. Ему на спину обрушились комья земли. Скорее всего это была самодельная граната, и вряд ли у волчар имелась всего одна такая.

«Проклятье! Они нас достанут», — подумал Святослав.

— Фома, прикрой меня, — сказал он и, вскочив, бросился вперед.

Длинные очереди с крыши сарая заставляли бандитов вжиматься в землю, и все же кто-то из них кинул навстречу Святославу еще одну порцию взрывчатки. Пламя полыхнуло где-то сбоку, взрывная волна сбила его с ног, швырнув на землю. У него возникло ощущение, будто уши заложены ватой. Словно не из наушника, а откуда-то очень издалека прозвучал голос Фомы:

— Симон, бей по центру! У них гранаты.

Затем голос Марии:

— Петр, Петр! Ты жив? Ответь мне!

Небо мелькало над ним в бешеном круговороте.

«Если промолчу, она побежит сюда. Надо что-то сказать».

Шевелить губами было неимоверно трудно.

— Жив, — выдавил он. — Я жив.

И тут глухота и оцепенение разом исчезли, и на него обрушились все звуки боя, а слева он увидел чью-то фигуру. Чужой. Когда Святослав падал, он выронил автомат, а сейчас времени на поиски уже не было. Святослав выхватил КОР и выстрелил, лежа, как был, на спине. Человек согнулся пополам и осел. Святослав перекатился на живот, отполз за пригорок, по пути наткнулся на свой автомат и вдруг, съехав вниз, очутился в неглубокой канаве. Он быстро прикинул, что если проползет по ней метров двенадцать-пятнадцать, то окажется там, где бандиты его совсем не ждут.

— Это Петр. Отвлеките их пока, — попросил он. — Я нашел канаву, она от хутора кустами закрыта и ведет прямо к ним. Потом, когда скажу, прекратите огонь, не то меня подстрелите.

Он пополз вперед, не поднимая головы и ориентируясь лишь по звукам. Это было не так-то легко, потому что перестрелка продолжалась и по флангам. Наконец Святослав решил, что прополз уже достаточно, и затаился в ожидании.

— Кончайте палить, — тихо сказал он в микрофон.

Прислушавшись, он убедился в правильности своих предположений: по канаве кто-то двигался. Подпустив противника на расстояние около двадцати метров, Святослав швырнул в его сторону гранату — и тут же выскочил из канавы, чтобы не подставляться под осколки. Полыхнуло.

— Здесь со всеми покончено, — сообщил он. — Андрей, как дела?

— Вроде всего один остался, — ответил глуховатый голос Андрея. — Сейчас мы его достанем.

— Иоанн, у вас как? — спросил Святослав с тревогой, сообразив, что больше не слышит стрельбы справа.

— Порядок, — отозвался Иоанн. — Все семеро готовы.

— Фома, с крыши пока не слезай, следи за местностью, — велел Святослав и направился к своим. Два человека стояли возле третьего. Святослав побежал, преодолевая тошноту и головокружение. Кто? На земле лежал Варфоломей. Он еще дышал, но жить ему оставалось считанные минуты. Святослав присел рядом с ним на корточки. Губы Варфоломея дрогнули, похоже, он хотел что-то сказать. Святослав склонился ниже.

— Вы… дойдите, — еле слышно прошептал умирающий и, дернувшись, смолк навсегда.

— Все, — сказал Святослав, выпрямившись. — Он умер.

Вскоре у тела Варфоломея собрались и остальные. Это была первая смерть в их маленьком отряде. Затем подошли местные: пятеро мужчин, из которых один был еще совсем мальчишкой лет шестнадцати, другой — ветхим стариком, и еще трое — те, кого они уже видели. Старик сказал:

— Мы его похороним и крест поставим. А тех, — он кивнул в сторону леса, — свалим в овраг.

— Мы сами его похороним. Соберите оружие и снаряжение.

Осмотрев груду трофеев, Святослав обернулся к хуторянам:

— Нам это не нужно, а вам пригодится.

Тот из местных, который прежде молчал, с тоской произнес:

— Пригодится, чтобы пулю себе в лоб пустить. Рано или поздно бандиты все равно придут. Не эти, так другие. Придут. И тогда нам крышка. Всем крышка. — И он, безнадежно махнув рукой, поплелся собирать оружие бандитов; юноша пошел следом за ним.

Глядя на опущенные плечи и сутулую спину хуторянина, Святослав подумал: «Возможно, он устал ждать, когда их всех убьют. Так устал, что уже хочет, чтобы смерть пришла поскорее и невыносимое ожидание прекратилось».

Утром они вырыли могилу для Варфоломея на склоне небольшого холма между хутором и дорогой. Завернули тело в принесенный стариком кусок грубого полотна и опустили в пахнувшую сыростью яму.

— Кто хочет что-нибудь сказать? — спросил Святослав.

Хрипловатый голос Симона прозвучал особенно глухо:

— Говори ты, командир.

Святослав посмотрел на сероватую глинистую землю, потом на бледное небо над их головами, казавшееся чужим и бесконечно далеким.

— Мы не успели как следует узнать его, но он был одним из нас, — сказал он. — Да будет ему земля пухом.

«Эта земля никому не будет пухом, — с горечью подумал он про себя. — Сырая, скользкая грязь, пропитанная всевозможными отходами. Свалка. Мы живем и умираем на свалке».

Они засыпали могилу и положили сверху серый камень. Холодное небо было совсем выцветшим, не голубым и не белым. Бесцветным.

Евангелие от Матфея, глава 9.

9 Проходя оттуда, Иисус увидел человека, сидящего у сбора пошлин, по имени Матфей, и говорит ему: следуй за Мною. И он встал и последовал за Ним.

Глава 4

Ha первом же привале Мария отозвала Святослава в сторону и, заведя его за машину, сказала:

— В меня кто-то стрелял на хуторе. Кто-то из наших. Вот, посмотри. — Она отогнула поднятый воротник куртки: под правым ухом тянулась узкая полоска содранной кожи. — Целился в голову, но промахнулся. Я в тот момент как раз повернулась. И еще пуля. — Мария сунула руку в карман. — Я потом нашла ее на земле. Такая же, как от наших автоматов.

Святослав взял пулю с ее ладони.

— Жаль, что ты не сказала мне этого раньше, я бы проверил, не было ли такого автомата у кого-нибудь из волчар.

— Я сама проверила.

Святослав вспомнил, как она разглядывала сложенное хуторянами в кучу оружие бандитов.

— У них автоматов не было, — сказала Мария. — Вообще ни одного.

— Ясно… Кто-нибудь обратил внимание на то, как ты ковырялась в земле, отыскивая эту пулю?

— Нет, я нашла ее почти сразу. Приметила место по сучку на колоде.

Святослав восстановил в памяти хуторские постройки и расположение групп. Левая группа сразу отпала: она была отгорожена от центральной, в которой находилась Мария, длинным строением. Следовательно, четверо — Андрей, Старший, Филипп и Младший — из числа подозреваемых исключались. А другие?.. Выстрелить мог кто-то из правой группы — Матфей, Иоанн, Фаддей, а также Фома или Симон: сарай с машиной тоже стоял справа. Пятеро подозреваемых.

Святослав спросил:

— В тебя выстрелили до того, как в нас бросили первую гранату?

— Да. Почти одновременно, но все-таки до.

Значит, теоретически в число подозреваемых входил и погибший Варфоломей, но если б он был предателем, то сказал бы перед смертью «вы дойдите»? Святослав устало провел рукой по лбу. Теперь нет сомнений в том, что Книжник был прав: среди них предатель. Варфоломею он отвел в своем черном списке последнее место. Это наверняка не он, а один из пятерых: Симон, Матфей, Фома, Иоанн, Фаддей. Самое удобное положение для того, чтобы выстрелить в Марию, во время боя занимали Фома и Симон: первый находился на крыше сарая, а второй внизу, каждый был сам по себе, и никто их не видел. И именно Симон ушел с сеанса гадания. Симон и еще Матфей.

— Прости, — сказал он Марии, — это я виноват, что так получилось. Из-за моей затеи с гаданием кто-то решил, что ты для него слишком опасна.

— Зато теперь подозреваемых стало меньше.

— Остерегайся всех пятерых. Ни с кем из них не оставайся наедине, особенно с Симоном и Матфеем.

— Ты кому-нибудь расскажешь про это? Тем четверым, которые вне подозрений? И Кириллу?

Святослав задумался, потом отрицательно качнул головой:

— Нет, так делать нельзя. Нельзя допустить, чтобы все начали подозревать друг друга. Тогда нам не дойти. Пока я ничего говорить не буду. Я даже Кириллу про гадание не объяснил, зачем это, просто сказал, что так надо, и все.

— Что же нам делать?

— Будем присматриваться к этой пятерке. Ничего лучше мне пока в голову не приходит, — невесело закончил он.

Вездеход пришлось бросить: кончилось горючее. Они снова шли пешком. Впереди была химка, а точнее, даже две, смыкавшиеся друг с другом, одна просто свалка, а вторая с действующим заводом. Свалка была старой и принадлежала невесть кому, но кому принадлежал завод, знали точно — французам. Соединившиеся вместе химки тянулись с севера на юг на сотни километров, а в ширину, если верить карте, на десятки. Около границы химки их должна была ждать другая машина.

— Пересечем эту зону по шоссе, — сказал Святослав. — Оно проходит по территории действующей химки, но достаточно далеко от завода, поэтому нарваться на охрану нам не грозит. Машина стоит у дороги. Ориентир — группа высоких деревьев рядом с разбитой трансформаторной будкой.

Фома со скептическим видом, ни к кому не обращаясь, заметил:

— Весело будет, если это шоссе окажется таким же хреновым, как та дорога, по которой мы ехали от Погорельного. Застрять в химке — последнее дело.

— Придем — увидим, — ответил Святослав. — Пока надо найти машину.

Однако сколько они ни искали, ничего не нашли. Это был первый сбой в тщательно подготовленном плане. Что-то не сработало или сработало не так, как надо. Прочесав местность, где полагалось находиться машине, они обнаружили две группы высоких деревьев и под одной из них — рубчатые следы шин. Андрей присел на корточки над неотчетливым, размытым дождем отпечатком, едва заметным на грязи.

— Машина здесь была…

— Была, а теперь нет, — зло сказал Симон. — Тютю наша машина. Какой-то говнюк ее украл.

— Или жандармы забрали, — предположил Кирилл.

Фаддей отрицательно мотнул головой:

— Жандармам здесь шастать незачем. Нет, это не они. Наверное, кто-то собирался чем-нибудь поживиться в зоне и по пути наткнулся на нашу машину. Чтоб у него руки-ноги отсохли!

— Что толку зря базарить? — спокойно промолвил Филипп. — Надо думать, что делать.

Святослав этим и занимался, запрашивая у мини-миракля сведения о ширине обеих химок в разных местах и о степени загрязнения. У них не было кислородных баллонов, а защитные костюмы относились к категории «С» — максимум того, что они могли нести на себе. С таким снаряжением пройти через участки сильного загрязнения было невозможно. Оптимальное сочетание длины пути и степени загрязнения Святослав отыскал вблизи места стыковок обеих химок: узкая перемычка между двумя расширяющимися к северу и югу пятнами. Южнее, ближе к свалке, загрязненность воздуха была меньше, зато путь длиннее, к тому же ходить по свалкам было трудно и опасно: никогда не знаешь, что за дрянь там валяется и что будет, если угодишь ногой в какую-нибудь кучу. Легче всего было бы идти по шоссе, по которому они собирались ехать, но оно пересекало действующую химку севернее узкой перемычки, там, где зона была значительно шире. Столько времени, сколько потребовал бы пеший путь по шоссе, в противогазе не выдержать.

— Пойдем через перемычку, — подвел итог Святослав. — Другого пути у нас нет.

Фаддей угрюмо сказал:

— Командир, а ты учитываешь, что северная химка действующая? Наши данные о загрязнении уже устарели, сейчас оно наверняка выше.

— Я это учел и немного прибавил.

— Получается на пределе? — спросил Филипп.

— На пределе.

— Ну что ж, значит, рассиживаться не будем, — сказал Филипп со своей обычной сдержанностью. — Мужики, в сортир давайте заранее. Дама тоже.

Его грубоватая шутка разрядила напряжение. Кое-кто хохотнул, кто-то хмыкнул, и даже Мария улыбнулась.

До перемычки они добрались через день. Когда вошли, сделали привал: перед трудным переходом следовало отдохнуть. Святослав перекусил вместе со всеми, затем поднялся на пологий холм, чтобы оттуда напоследок еще раз оглядеть окрестности перед тем, как надеть противогаз. Следом за ним пошел Кирилл и, дождавшись, пока Святослав опустит бинокль, сказал:

— Давно собирался поговорить с тобой, да все подходящего случая не было. Наверное, сейчас время тоже не очень подходящее, но и потом будет то же самое: зоны и все такое прочее. Поэтому уж лучше сейчас, чтобы покончить с этим.

Он смешался и замолчал, будто истратив на путаное вступление всю свою решимость.

— Выкладывай, — сказал Святослав.

— Я люблю… Марию. — Кирилл сделал над собой усилие, чтобы назвать Анну чужим именем. — Тебе тут беспокоиться не о чем, просто мне казалось, что я должен сказать тебе об этом, так будет честнее. Иначе получилось бы, что я тебя вроде как обманываю. Вот и все.

— Дурак, — с чувством произнес Святослав. — Ну и что я теперь, по-твоему, должен сделать?

— Может, дать мне по морде? — неуверенно предположил Кирилл.

— Зачем?

— Не знаю… Так полагается.

Святослав только вздохнул. Кирилл произнес вслух то, о чем он догадывался и раньше. Что изменилось от его слов? Ничего. И сейчас нет смысла даже думать об этом. Все они идут бок о бок со смертью — он сам, Кирилл, Мария. Кирилл и Мария — после гибели Книжника только они двое у него и остались. Два светлых маяка среди беспросветного мрака отчаяния.

— Пойдем, — мягко сказал Святослав. — Скоро в путь.

Они начали спускаться с холма. Через несколько шагов Кирилл заметил:

— Ты не очень-то удивился.

— Не очень, — подтвердил Святослав.

— Знал и раньше?

— Догадывался.

— A-а… Ты на меня злишься?

— Нет. За что?

— Извини, — виновато сказал Кирилл. — Я старался как-нибудь избавиться от этого, но у меня не получилось. Извини, — повторил он.

«Никто из нас не властен над своими чувствами, — подумал Святослав. — Над словами и поступками — да, но не над чувствами. Такими нас создал Бог».

Впрочем, по-настоящему он в Бога не верил. Наверно, прав Симон: если Бог существовал бы на самом деле, то не было бы всего того, что окружает их сейчас.

Вернувшись в лагерь, Святослав сказал Андрею:

— Я пойду первым, а ты присматривай за Марией, особенно после пары часов хода. Она не сталкер и продержится в противогазе меньше, чем мы. Следи, чтобы она его не сдернула, если начнет задыхаться. Пусть лучше остановится и передохнет.

— Все будет в порядке, — успокаивающе прогудел Андрей.

«Хорошо, что он не входит в число подозреваемых, — подумал Святослав. — Мне есть на кого положиться. Вот только вместо меня он, если что, не потянет…»

В роли помощника Андрей был хорош, однако Святославу казалось, что, если тому придется принимать самостоятельные решения, в критической ситуации он может растеряться.

Перед тем как надеть противогаз и защитный костюм, Святослав громко сказал:

— Совет Филиппа насчет сортира все учли? Расстегивать костюм в этой химке нельзя.

— Обижаешь, командир, — со смешком отозвался Фома, как всегда по привычке немного растягивая слова. — Неужели ж мы о своей лучшей части не позаботимся? Сами в костюме, а ее наружу? Да я лучше голову выставлю!

Симон язвительно заметил:

— Тебе своей головой дорожить нечего, ничего ценного в ней нет. Все ушло в х… — Он запнулся, очевидно, вспомнив про Марию, и закончил так: —…в другое место.

— Не суди о других по себе, — отбрил Фома, и все засмеялись.

Святослав как бы невзначай подошел к Старшему, спросил:

— Не засекал, сколько ты можешь протянуть в противогазе?

Старший нахмурился:

— Специально не мерил, но будь спокоен, выдержу не меньше остальных.

— Мы пойдем быстрее, чем в прошлый раз.

— Ничего, выдержу, — повторил Старший. — Ты меня за старика держишь?

— Не обижайся, но я обязан учитывать все факторы.

— Учитывай сколько влезет, — проворчал Старший, разворачивая костюм, — только я в твоей опеке не нуждаюсь.

— Ну и отлично, — с нарочитой бодростью сказал Святослав и занялся собственным костюмом.

Хотя жандармам здесь делать было нечего, он придерживался железного правила, что дольше живет тот, кто готов к неприятным неожиданностям, поэтому назначил Симона и Фому в боевое охранение на левый фланг, а Иоанна и Филиппа — на правый. В противогазах и защитных костюмах все сразу стали одинаковыми. Святослав различал лишь троих: Андрея — тот был самым крупным, Марию — самая маленькая фигурка, и Фаддея — широкоплечего, но ростом пониже прочих. Рана у Фомы на руке уже зажила, и он сам нес свой рюкзак.

Нормальной растительности в химках не было, леса превращались в сухостой, трава не росла вовсе, и земля была голой и безжизненной или же покрытой чем-то вроде плесени, реже — странными на вид мхами. Здесь же под ногами путалось отвратительное желтовато-серое подобие высоких болотных трав с жесткими и необыкновенно прочными стеблями, которые цеплялись за бахилы, затрудняя и без того нелегкий путь.

Когда минуло два часа, Святослав спросил через переговорник:

— Все в порядке? Если кто-то почувствует себя плохо, пусть скажет.

Все промолчали.

Еще через полчаса он спросил уже прямо:

— Мария, ты как?

— Терпимо, — отозвалась она.

Задавать этот же вопрос Старшему он не стал, решив, что тот вконец обидится, тем более что переговоры слышат все. Потом он горько сожалел о своей деликатности. Все были на пределе, он чувствовал это по себе.

Наконец писк датчиков смолк. Пройдя еще с километр, Святослав стащил противогаз. Боже, какое наслаждение просто дышать!

Вдруг Старший виновато проговорил:

— Командир, кажется, я все-таки траванулся.

Святослав перевел на него взгляд.

Старший действительно выглядел неважно: лицо бледное, пожалуй, даже с зеленоватым оттенком; он часто, судорожно сглатывал, доставая из своей аптечки арватол — антидот широкого спектра действия.

«Хорошо хоть не раньше, чем мы вышли из зоны», — подумал Святослав.

Однако дальнейшее показало, что радоваться нечему: сразу после укола Старший упал, его выворачивало наизнанку. Подскочившие Андрей и Филипп пытались помочь, но у того уже начались судороги. Святослав бросился было к аптечке, оставшейся после Варфоломея, но со Старшим дело зашло слишком далеко, тут нужен был врач, а их врач лежал в могиле на склоне оставшегося далеко позади холма. Святослав видел, что Старшего уже не спасти. С неимоверным усилием тот произнес:

— Думал… не хуже… других. Ошибся.

Святослав сжал его руку.

— Не ты сдал, а противогаз! Ты отравился из-за негерметичности противогаза. Такое могло произойти с каждым из нас.

На лице Старшего появилась слабая улыбка. Потом оно застыло в безразличной маске смерти.

Еще одна могила под тем же бледным и далеким холодным небом.

— Земля к земле, прах к праху, — сказал Святослав.

Когда хоронят, обычно говорят что-то такое. Как там дальше, он не помнил. Андрей и Филипп зарыли могилу. Теперь их осталось одиннадцать: десять мужчин и Мария.

Если б не пуля, которую дала ему Мария, пуля, чуть не лишившая девушку жизни, Святослав не стал бы осматривать противогаз Старшего: какая разница, что за дефект привел того к смерти? Но пуля лежала у Святослава в кармане — он сунул ее туда машинально, — и теперь, нащупав ее, решил кое-что проверить. Не привлекая внимания, так, на всякий случай. И оказалось, что не зря: над фильтром в противогазе Старшего кто-то основательно поработал: со стороны горловины он был несколько раз пробит чем-то тонким и острым. Теперь подозрения относительно странной реакции на антидот переросли в уверенность: похоже, шприц-тюбик был подменен. На что именно — уже едва ли можно было установить, да теперь это было и неважно.

Итак, кто-то испортил противогаз Старшего. Сделать это мог любой. Они сменили фильтры после того, как надевали противогазы в первый раз: снаряжение всегда должно быть полностью готовым к использованию. С тех пор минуло немало времени, более чем достаточно для того, чтобы кто-то, выбрав подходящий момент, проколол фильтр. Вот только зачем? Зачем, черт возьми, понадобилось убивать Старшего?! В этом нет никакого смысла. Если бы жандармы поставили своей целью уничтожить отряд, то уже давно перебили бы их всех, поскольку маршрут группы им наверняка известен. После встречи с Книжником каждый получил мини-миракль, в базу данных которого внесены узловые точки маршрута, где их ждали машины. Предатель имел возможность сообщить эти сведения раньше, чем они пустились в путь. Однако, как и говорил Книжник, жандармам нужны не они, а Долли. Они всего лишь нить, которая выведет на Долли, то есть спецслужбам незачем уничтожать их. Наоборот, они заинтересованы в том, чтобы отряд добрался до цели.

«Тогда какого черта этот сукин сын начал нас убивать? — в бессильной ярости ломал голову Святослав. — Пораскинь мозгами, — велел он себе. — Для убийства Старшего существует какая-то причина. Возьмем для начала самую простую: страх разоблачения. Однако не похоже, чтобы Старший о чем-то догадывался. Он не стал бы молчать… Почему же предатель разделался с ним? Почему?!»

Святослав безуспешно искал ответ на этот вопрос до тех пор, пока взгляд его случайно не упал на шедшую впереди Марию. Точнее, на ее рюкзак: он был точно таким же, как у Старшего — горчичного цвета с коричневыми полосками на клапанах. Постепенно отставая, Святослав пропустил вперед всех, разглядывая их рюкзаки. Все они чем-нибудь отличались от рюкзака Старшего, который Святослав отлично помнил, поскольку сам разбирал его после похорон. Горчичный с коричневыми полосками — такие были только у Старшего и Марии.

«Он снова пытался убить Марию, вот в чем дело! Он перепутал рюкзаки».

Тогда получалось, что из шести подозреваемых, которых он вычислил после выстрела на хуторе, мертвого Варфоломея следовало отбросить. Предателем был один из пятерых живых — Симон, Фаддей, Иоанн, Фома или Матфей. Кто из них?..

С тем, что жандармы наверняка знали, куда они идут, было уже ничего не поделать. Но Святославу крайне не нравилось то, что их могут в любой момент накрыть, выслав вертолеты. Впереди, в чистых местах, им приготовлена еще одна машина. Однако они уже существенно отклонились к югу от первоначального маршрута, и Святослав задавался вопросом, стоит ли на него возвращаться. В конце концов он решил, что не стоит. Он должен что-то предпринять, чтобы не навести спецслужбы на Долли, и уход с засвеченного маршрута был первым шагом в этом направлении. Сообщить об изменениях жандармам предатель не сможет: личные переговорники у команды имеют небольшой радиус действия. «Ворон» — передатчик для дальней связи — имелся только у Святослава. Он взял его на всякий случай, поскольку первоначально предполагалось, что в пути они не будут ни с кем поддерживать связь. Меньше контактов — меньше опасности. Тем, кто доставлял в условленные места машины и продовольствие, вряд ли было известно, для кого они это делают, — Книжник был осторожен. Но предусмотреть всего не удалось и ему… Осторожен и предатель, поэтому сомнительно, чтобы он решился тайком держать при себе «Ворона»: они все были полностью на виду друг у друга и понятия «личные вещи» в их маленьком отряде не существовало, а наличие у кого-то снаряжения, не входившего в комплект полученного, могло породить ненужные вопросы. Когда же они попадут в зону Долли, чтобы подать условный знак, будет достаточно мощности стандартного переговорника.

Чтобы изменить маршрут, не насторожив предателя, Святославу нужно было придумать какую-нибудь вескую причину. Сколько он ни размышлял, ничего дельного на ум не приходило. И правда, как обосновать уход с чистых мест, где для них приготовлена машина, на юго-восток, в сторону города, разумеется давным-давно обезлюдевшего, других городов теперь нет. Но брошенный город — это еще куда ни шло. Затем, по плану Святослава, им предстояло раздобыть машину в спид-зоне, а туда сталкеры не ходили — слишком свежа была память о страшных эпидемиях, опустошавших эти земли после потепления. В спид-зоны практически никто не ходил, хотя они были наименее охраняемыми из всех зон, кроме никому не нужных свалок. Когда изредка отдельные храбрецы все же проникали в эти отпугивающие прочих «хосписы», им удавалось раздобыть редкие медикаменты, хотя бы те же «конфетки». В спид-зонах, или, как их еще называли, «спидниках», содержали больных неизлечимыми заразными болезнями. Это название происходило от открытого более ста лет назад заболевания. Из тех болезней, которые существовали теперь, СПИД прошлого века был далеко не самой худшей. Их появление совпало с потеплением, вызвавшим развал традиционного земледелия, что, в свою очередь, породило голод. Голод и болезни, уносившие жизни сотнями тысяч, стали тяжелым испытанием для всех государств, и, чтобы выдержать его, требовался запас прочности. Западная Европа устояла (кроме расположенной ниже уровня моря Голландии, подвергшейся затоплению) и, успев изменить характер земледелия, приспособилась к изменившимся климатическим условиям. Что касается России, там кризисная ситуация ускорила окончательный крах. Как раз тогда и вымерла большая часть населения, лишенного какой бы то ни было помощи: новые больницы уже давно не строились, а старые ветшали и разваливались. Женевцы поначалу стали строить специальные госпитали в удаленных от крупных населенных пунктов местах. Но в Западной Европе «особо удаленных» мест не существовало, а владельцы загородных домов энергично протестовали против того, чтобы рядом с их жилищами находился источник смертельной опасности. В результате такие госпитали были перенесены за границу. Сначала земли под них покупались точно так же, как под всевозможные химки и плеши, благо последние правительства России, уже не имевшие реальной власти, распродавали все, что угодно. Теперь же и покупать ничего не требовалось, достаточно было успокаивающего сообщения в средствах массовой информации для собственного населения.

Женевцам было безразлично, что творится вне занимаемых ими территорий, но свои зоны они защищали всеми достижениями современной техники и вооружения. Постепенно службы безопасности всех зон объединились для обмена информацией и проведения совместных акций (впрочем, необходимость в последних возникала очень редко), и их сотрудников стали называть, не различая национальности, жандармами. Жандармы имелись и в спид-зонах, но там их было на порядок меньше, чем в зонах добычи полезных ископаемых, действующих химках или плешах. Постороннего в спид-зону на аркане не затащить, а пациентам сбегать оттуда некуда: вокруг лежали неприспособленные для жизни места.

Да, Святославу требовались веские доводы, чтобы убедить своих спутников войти в спид-зону. Как ни крути, без Марии ему опять не обойтись. Переговорив с ней, Святослав собрал всех и сказал:

— На прежний маршрут возвращаться нельзя: Мария чувствует там серьезную опасность. Смерть. Нам придется пойти другим путем. Заберем южнее, к городу.

После того как Мария на хуторе предупредила их о приближении волчар, ей все верили и потому приняли слова Святослава за чистую монету.

— А потом куда? — задал вопрос Андрей.

— Нам нужна машина. Возьмем ее в спид-зоне, — ответил Святослав обыденным тоном, словно в том, что он говорил, не было ничего из ряда вон выходящего.

Иоанн переспросил ошеломленно:

— У инфекциозников?!

Симон мотнул черной и разлохмаченной шевелюрой.

— Командир, на это мы не подряжались! Спид-зоны в нашем маршруте не было!

— А теперь есть, — бесстрастно сказал Святослав.

До сих пор молчавший Филипп заговорил неторопливо и веско, и Святославу стало ясно, что убедить его будет потруднее, чем задиристого Симона. Филипп по натуре был замкнут и, в отличие от Симона, открывал рот, только хорошенько прежде подумав.

— Раз нам нужна машина, возьмем ее в химке. Пройдем по краю до места, откуда ближе всего до завода. Потом прямиком к заводу. Это большой комплекс, и угнать оттуда машину не составит особого труда.

— Идея хороша, если б у нас были кислородные баллоны, — возразил Святослав. — На одних фильтрах до завода не дойти. Или кто-то торопится последовать за Старшим?

Все молча переглянулись. Филипп нахмурился:

— В спид-зоны никто не ходит. Хотелось бы и нам обойтись без этого.

По лицам Иоанна, Фаддея, Фомы и Младшего было видно, что они на стороне Филиппа. Андрей колебался. Матфей угрюмо смотрел в землю, и было неясно, что он думает. Симон оглянулся на остальных и, чувствуя их поддержку, вызывающе заявил:

— Я в спид-зону не пойду, и точка!

Святослав понимал, что если начнет убеждать их или приказывать, ничего не добьется. Все они были добровольцами, и, если теперь отказывались подчиниться его решению, способа заставить их не было.

— Хорошо, — спокойно сказал Святослав, — поворачивай обратно.

Симон сердито посмотрел на него исподлобья и буркнул:

— Я не про то говорю, чтобы обратно.

— Или со мной, или обратно. Выбирайте сами.

Андрей выступил вперед.

— Я с тобой, командир. Раз надо к инфекциозникам — потопали.

Матфей последовал примеру Андрея. Мария и Кирилл тоже подошли к Святославу. Отряд разделился на две группы, пятеро в одной и шестеро в другой. Неожиданная помощь пришла от Филиппа. Он не сделал ни шага в сторону Святослава, просто повернулся лицом к тем, кто стоял рядом с ним:

— Мы все знаем, что сильно рискуем. Знаем, что можем погибнуть. Весь вопрос в том — как. Загибаться от какой-нибудь поганой болячки никому неохота. Процесс долгий и не из приятных. Но мы забыли, что выбор всегда остается за нами. — Филипп достал из нагрудного кармана плоскую коробочку с лекарствами, раскрыл ее и слегка щелкнул ногтем по черной капсуле. — Кто заразится, глотает ее, и все дела. Быстрая и легкая смерть, не хуже, чем от пули. — Он обвел внимательным взглядом свою пятерку. — Кажется, под пули лезть никто не отказывался?

Иоанн, Фаддей, Фома, Младший и Симон один за другим потянулись к Святославу. Отряд снова превратился в единое целое, и Святослав подумал: «Мне надо было назначить своим заместителем не Андрея, а Филиппа», вслух же сказал:

— Кончили обсуждение? Тогда послушайте до конца. А еще лучше — сами посмотрите на мираклях данные об этой зоне.

Базе данных, заложенной в их мини-мираклях, не было цены. Книжник раздобыл ее, проникнув в компьютерную сеть жандармов. Как ему это удалось, оставалось только гадать.

Фаддей, теребя заросший темно-русой щетиной подбородок, сказал:

— Ты уж, видно, все изучил, так что давай выкладывай. Мы лучше тебя послушаем.

— Тогда слушайте. В этом спиднике содержатся исключительно больные проказой-два. Данные по проказе-два: передается лишь при непосредственном контакте с больным. Только при прикосновении, ясно? По воздуху не передается. Вероятность заражения для нас равна нулю, если только кому-нибудь не захочется навестить самих пациентов.

Симон пробурчал:

— С этого бы и начинал.

Фаддей в тон ему примирительно заметил:

— Раз там воздух не заражен — другое дело. Какие возражения!

На лице Иоанна явственно читалось выражение вины.

— Говорят, спид-зоны пострашнее, чем муты. Непривычно туда идти, а так я не против.

Инцидент завершил Фома, полушутя сказав:

— Ладно, командир, мы капитулировали, твоя взяла. Идем к инфекциозникам.

Святослав уточнил:

— Сначала к городу.

— Не люблю я города, — проворчал Фома, закидывая рюкзак за спину.

— До него еще топать и топать, — утешил его Симон. — Когда дойдем, может, полюбишь.

— Нет, у меня вкусы постоянные. Что люблю, то люблю, а нет, так уж нет. Вот, например, мне всегда рыжие нравились. — Он ухмыльнулся, глядя на Марию, которая возилась с рюкзаком рядом с ним. — И теперь нравятся.

Мария застегнула последний карман.

— Отлично, тогда помоги мне рюкзак надеть.

Фома с преувеличенно тяжелым вздохом наклонился за рюкзаком, кряхтя, поднял и надел на нее, после чего сказал:

— Пожалуй, я погорячился. Ничего хорошего в рыжих нет. Блондинки куда лучше. Даже брюнетки.

Мария улыбнулась:

— А ты говорил: постоянные вкусы.

— Промашка вышла. Я не учел твой рюкзак.

— Впредь учитывай. И не забывай, что, когда найдем чистую проточную воду, надо будет еще мыть костюмы.

Фома замахал руками:

— Ты мне совсем не нравишься! Как я мог так заблуждаться?! Сам не понимаю.

— Хватит трепаться, — сказал Андрей. — Пошли. Отложите свои объяснения в любви на потом.

Святослав, краем уха слышавший этот разговор, позже, когда они уже пустились в путь, подумал: «Фома — один из пятерых, которые могли выстрелить в Марию на хуторе. Стал бы он шутить с ней, если б стрелял и правда он? Или в глубине души он радуется тому, что в зоне Долли мы все сдохнем, а он нет? А Матфей?.. Почему он сразу присоединился ко мне? Не потому ли, что предатель не может повернуть назад, он обязан дойти? Матфей, которому приспичило в сортир, когда Мария заговорила о прошлом. Еще Симон, Фаддей и Иоанн… Ведь в конце концов они все согласились идти дальше. У кого-то одного есть на то особая причина… Ну нет, гад, кем бы ты ни был, до Долли ты не дойдешь, обещаю».

Евангелие от Матфея, глава 10.

2 Двенадцати же Апостолов имена суть сии: первый Симон, называемый Петром, и Андрей, брат его, Иаков Зеведеев и Иоанн, брат его,

3 Филипп и Варфоломей, Фома и Матфей мытарь, Иаков Алфеев и Леввей, прозванный Фаддеем,

4 Симон Кананит и Иуда Искариот, который и предал Его.

Глава 5

Они шли по давно заброшенным улицам, придерживаясь средины, чтобы если что-нибудь рухнуло бы, то не на них. Некоторые многоэтажки частично обвалились, другие еще стояли, зияя оконными и дверными проемами. Кое-где сквозь обрушившиеся стены открывался вид на лестничные пролеты и уцелевшие комнаты. Святослав и раньше бывал в городах, но никак не мог к этому привыкнуть. Всякий раз ему, столь часто видевшему смерть, что он уже сбился со счета, становилось не по себе от такого количества пустых домов и безмолвных улиц, по которым некогда ходили люди.

Мария сжала его пальцы. Ее рука была холодной и влажной.

— Мне здесь страшно.

— Не бойся, тут никого нет.

— Ты не понимаешь! Мне страшно как раз оттого, что никого нет. Совсем никого… Посмотри на все эти здания — они похожи на склепы. Сколько народа в них жило! Мне столько даже не представить. И ведь таких городов много, очень много. Наверное, этот еще не самый большой.

— Не самый, — подтвердил Святослав. — Так себе городишко, я видел и побольше.

— Тебе было жутко?

— Да, — чуть помедлив, тихо, чтобы не услышали другие, ответил Святослав. — Было и будет. Есть вещи, к которым нельзя привыкнуть.

Под ногами иногда похрустывало битое стекло да звякала какая-нибудь железка, остальное уже давно сгнило.

Шедший позади Святослава Иоанн заметил:

— Похоже на огромное кладбище. Неудивительно, что люди отсюда ушли.

Симон фыркнул:

— Они потому ушли, что жрать стало нечего, вот почему. На земле еще был какой-то шанс прокормиться, а в этих коробках — никакого. Хотя вряд ли кто из этих бедолаг выжил. Городские в основном повымерли, я думаю.

Иоанн оглянулся, окинув взором длинную улицу, по которой они прошли.

— Не могу представить такой город полным людей. Вот бы увидеть!

— Размечтался, — сказал Симон. — Настоящие города теперь только у женевцев есть, а у нас одни развалины вроде этих. Кучи дерьма. — Он в сердцах пнул подвернувшуюся железку, и она с неприятным скрежетом отъехала в сторону. — Все здесь дерьмо, — с ожесточением повторил Симон, — и мы завязли в нем по уши. Посмотрите на себя — знаете, кто мы на самом деле? Крысы, роющиеся на чужих помойках — химках, плешах… В старину говорили, что крысы первыми бегут с тонущего корабля. Мы не бежим, потому что некуда.

«В одном он прав, — подумал Святослав, — бежать нам действительно некуда…»

На пустынных улицах заунывно посвистывал холодный ветер, выводя мелодию одиночества и запустения.

Обычно немногословный Матфей угрожающим тоном спросил:

— Ты все сказал?

Симон вызывающе вскинул голову:

— Что — не нравится? Тебе приятнее считать себя героем, бросающим вызов жандармам со всеми их техническими штучками, отличным вооружением и прочим? Как же, храбрецы-сталкеры! Туфта все это! Мы стараемся выжить — и только. Крыса, если загнать ее в угол, тоже будет драться. Это и есть чистая правда, а все остальное — вранье. Красивая обертка для куска дерьма.

Худой и жилистый Матфей стиснул кулаки.

— Если тебе нравится поливать помоями, лей на себя, а других не трогай. Иначе кто-нибудь снова сломает тебе нос, и правильно сделает.

Святослав почувствовал, что атмосфера накалилась и пора вмешаться, но его опередил Фома.

— Ой, мужики, что это? — вдруг воскликнул он, указывая на Симона сзади. — Глядите, вот умора-то!

Симон изогнулся, но объемистый рюкзак мешал ему увидеть себя сзади хотя бы частично.

— Ну дает, — хохотал Фома. — Никогда такого не видел!

— Перестань зубоскалить, — огрызнулся озадаченный Симон, тщетно выгибаясь назад. — Что там?

— Да хвост, конечно, что же еще? Такой миленький крысиный хвостик.

Тут захохотали все, кроме Симона, который, покраснев как вареный рак, сердито сказал:

— Если б я знал, что окажусь в компании идиотов, не стал бы связываться.

Все продолжали смеяться.

— Симон, ты долго его выращивал? — поинтересовался Фаддей.

— Заткнись!

Андрей с видом знатока заметил:

— Однажды в подвалах я видел огромных крыс, здоровенных, но твой хвост, Симон, их хвостам сто очков вперед даст. Призовой хвост. Ты крутить им умеешь?

Симон стал совсем пунцовым, но потом вдруг махнул рукой и улыбнулся:

— А ну вас… Сборище придурков — что с вас возьмешь?

Заночевать решили в одном из домов на окраине и выбрали одноэтажку, выглядевшую покрепче других.

Вероятно, раньше здесь был магазин или почта, а может быть, школа или детский сад. Ныне такие слова звучали бы непривычно и странно. Торговля в основном сводилась к обмену еды на оружие и оружия на еду, прочее ценилось меньше. Еда и оружие — предметы первой необходимости, чтобы выжить среди окружающего хаоса.

Набрав деревяшек, они развели костер прямо на цементном полу. Иоанн занялся приготовлением ужина, а Фаддея Святослав отправил дежурить снаружи. Вешая на плечо автомат, тот недовольно пробурчал:

— На что тут смотреть-то? Ворон и тех нет.

— Какая-нибудь банда может появиться где угодно и когда угодно, — сказал Святослав. — Нельзя, чтобы нас застигли врасплох.

Фаддей поплелся на пост, а Святослав, отвечая собственным мыслям, пробормотал:

— Историческое наследие…

Симон, заинтересовавшись, спросил:

— О чем это ты? Какое наследие?

— Так Книжник про волчар говорил, — пояснил Святослав. — Он считал, что начало нынешнему засилью банд было положено в конце прошлого века. Тогда принимались законы, противоречившие здравому смыслу. Преступность росла, а меры наказания смягчались. Смертную казнь отменили вовсе, хотя убийств становилось все больше и больше.

— Они что, совсем того были? — Сидевший на свернутом спальнике Симон выразительно покрутил пальцем у виска. — Выходит, у них крыша еще до потепления поехала?

Святослав пожал плечами:

— Откуда мне знать? Мне тоже непонятен гуманизм в отношении преступников, за который обычные люди расплачивались своими жизнями. Книжник говорил, что тогдашнее правительство подлаживалось под куда более благополучную в этом отношении Западную Европу. Тоже хотели цивилизованными выглядеть. Причина и следствие поменялись местами. Как будто если вопить на каждом углу: «Мы цивилизованные, мы цивилизованные!» — и принять законы действительно цивилизованных государств, то и впрямь станешь как они. Какая уж тут цивилизованность, когда люди по улицам боялись ходить и даже в собственных жилищах не чувствовали себя в безопасности! А быть богатым означало рано или поздно превратиться в мишень. В таких условиях надо было или самому вооружаться, или сматываться за границу. Так что здесь и без потепления все равно хреново было бы.

— А они все на потепление сваливали… Мой отец слышал, когда у нас еще радиостанции были.

— Всегда на что-то сваливают.

Их невеселый разговор прервал Иоанн, который начал раскладывать еду по пластмассовым мискам.

— Эй, кто тут хочет подкрепиться? — сказал он, и люди потянулись к нему.

Фаддей, чья коренастая фигура виднелась через дверной проем, крикнул:

— Про меня не забудь! Неси сюда мою порцию, пока не остыла.

Вняв призыву, Иоанн отнес ему миску.

— Держи. Хотя после той гадости, которую ты умудрился состряпать позавчера, тебе вообще ничего не полагается.

— Я стараюсь, но у меня не получается.

Фаддей принялся за еду и после первой же ложки заметил:

— Надо было посолить как следует.

— Кто бы говорил! — возмутился Иоанн. — У тебя вообще нет права критиковать других.

Фаддей открыл было рот, то ли чтобы отправить туда новую порцию, то ли чтобы возразить Иоанну, но в следующую секунду поставил миску и схватился за автомат.

— Кто-то идет!

— Где?

— Вон там, у желтого дома! Видишь? Один… нет, двое. Скажи всем.

Иоанн бросился в дом.

— На улице кто-то есть! Двое, идут в нашу сторону.

Все потянулись за автоматами.

— Искариот, Мария, Филипп, останьтесь внутри, с вещами, — сказал Святослав.

Остальные направились к выходу, чтобы посмотреть, кого еще занесло в этот вымерший полуразрушенный город.

По улице медленно брела женщина с ребенком. Невероятно худая — из-под лохмотьев торчали тонкие, как прутики, ноги в больших грубых мужских ботинках. Ее накидка была скорее всего из старого шерстяного одеяла. Впрочем, болтавшиеся на ней и державшем ее за руку ребенке лохмотья были такими ветхими, что их происхождение едва ли можно было определить. Пряди длинных спутанных волос падали на угловатые плечи женщины, а ее голова на тонкой шее все время покачивалась из стороны в сторону. Хотя она уже наверняка должна была увидеть вышедших из дома мужчин, она по-прежнему медленно шла посредине улицы, будто впереди никого не было.

— Она что-то бормочет, — сказал Иоанн.

Еще несколько шагов — и все услышали ее монотонный голос:

— Ветер, ветер на всем черном свете… Ветер, ветер на всем страшном свете… Ветер, ветер…

— Сумасшедшая, — констатировал Андрей.

— Ветер, ветер на всем черном свете… Ветер, ветер на всем страшном свете, — бормотала женщина, поравнявшись с ними.

С грязного, исхудавшего лица смотрели пустые глаза, не замечавшие ничего вокруг. Иоанн взял миску Фаддея и протянул ей, но женщина не обратила на это внимания и продолжала идти вперед. Стоявший на ее пути Фома торопливо отступил в сторону. Ребенок лет семи-восьми, вроде бы девочка, таращился на них темными глазенками и, вцепившись в руку матери — если женщина была его матерью, — тянул ее прочь отсюда, но женщина не замечала и этого.

Фома крикнул им вслед:

— Подождите! Хотите поесть?

Ни женщина, ни ребенок никак не отреагировали. Ее разум находился в каком-то ином мире, а ребенок, возможно, не умел говорить или не понимал человеческую речь.

«Ветер, ветер на всем страшном свете… Ветер, ветер…» — доносился до них затихающий голос. Скованные молчанием, все смотрели на две удалявшиеся фигуры до тех пор, пока они не свернули за угол. Каждый из отряда повидал за свою жизнь немало крови и смертей, но это было что-то иное, невыразимо тягостное и режущее душу. От этих двух фигур веяло такой тоской и безнадежностью, что перехватывало дыхание и хотелось выть. Угрюмые и подавленные, все, кроме Фаддея, вернулись в дом.

— Что там было? — спросила Мария.

— Сумасшедшая женщина и ребенок… больше звереныш, чем человек, — ответил Святослав.

Иоанн потерянно пробормотал:

— В этих гробах кто угодно свихнется, но как они здесь выжили?

— Им уже недолго осталось, — горько заметил Андрей. — Совсем недолго…

— В старину загнанных лошадей пристреливали, — обронил Матфей. — В этом был смысл. На их месте я бы предпочел получить пулю.

— Все, хватит! — вдруг яростно крикнул Симон. — Заткнитесь, мать вашу!

Он схватил свою миску с недоеденным ужином и отошел с ней в дальний угол, усевшись спиной к остальным. Иоанн шагнул было за ним, но потом передумал и сел на место. Временами он поглядывал на Симона; было очевидно, что он хочет как-нибудь успокоить его, но не знает как. Потом Иоанн все же подошел и спросил:

— Добавки хочешь?

— Нет.

— Чаю налить?

— Отвяжись!

— Что с тобой? Из-за чего ты так взъелся?

— Ни из-за чего! Оставь меня в покое!

— Ладно, как хочешь, — сказал Иоанн, забирая пустую миску.

— Извини, — буркнул Симон. — Не принимай на свой счет. Просто я… — Он махнул рукой. — Это слишком долгая история. Забудь.

Иоанн кивнул и вернулся к остальным разливать чай.

Святослав, в поисках предателя внимательно наблюдавший за своими спутниками, видел, что между серьезным, вдумчивым Иоанном и язвительным, а зачастую откровенно злым Симоном протянулась нить взаимной симпатии.

«Вот уж не думал, что кто-нибудь подружится с Симоном, — размышлял Святослав, в который раз перебирая пятерку маячивших перед его мысленным взором имен. — Из него во все стороны колючки торчат».

Когда подошло время распределять часы дежурства, Симон, которому в эту ночь дежурить не полагалось, хмуро сказал:

— Командир, назначь первым меня. Все равно не заснуть, так чего другим маяться.

Среди ночи Святослава разбудил женский крик. Кричала, разумеется, Мария. Вскочил не только он, но и Андрей с Филиппом.

— Что случилось? — спросил Андрей.

Филипп озирался, держа в руках автомат.

— Ничего не случилось, — виновато отозвалась Мария. — Мне приснился страшный сон. Жаль, что я вас разбудила.

— Если только сон, то все в порядке, — прогудел Андрей, снова укладываясь.

Филипп зевнул, потер небритую щеку и сказал дежурившему Матфею:

— Скоро моя очередь. Раз уж я проснулся, ложись спать.

Когда все затихли, Святослав вытянул руку, нащупал край спальника Марии и подтащил его к себе.

— Что тебе приснилось?

— Кошмар, — шепотом ответила она. — Будто сверху, с неба, низвергается огонь и поглощает все. Странное, переливающееся пламя, и оно повсюду.

— Это обычный сон?

— Не знаю… Я мало видела, потому что закричала и проснулась.

— А мы? Мы там были? В твоем огненном сне?

— Я видела только огонь… и мне кажется, что он был вокруг меня.

Святослав почувствовал, что она вся дрожит.

— Успокойся! Кошмары у всех бывают, а день сегодня выдался тяжелый: город, эта сумасшедшая с ребенком. Спи. — Он нежно провел загрубевшими пальцами по ее лицу. — Кошмаров больше не будет.

Она прижалась щекой к его руке:

— Я боюсь заснуть.

— Спи, — повторил он. — Ты просто устала, надо отдохнуть. Закрой глаза и считай до ста.

— Лучше поцелуй меня, — тихонько попросила она. — Всего один раз. Никто не увидит.

Хотя Святослав с самого начала сказал всем, что они с Марией вместе, они держались друг с другом так, словно между ними ничего не было. У каждого наверняка где-то осталась жена или девушка, и Святослав не должен был иметь перед остальными преимущества оттого, что Мария была рядом.

Но у всякого правила бывают исключения.

Святослав приподнялся и нашел в темноте ее губы. Мария вскоре заснула, и до него доносилось ее ровное дыхание. Святослав еще долго лежал с открытыми глазами, всерьез обеспокоенный ее сном. Если это был не обычный сон, а видение, то что оно означает? Огонь с небес — что это? Взрывы? Но почему с неба? Или где-то их накроют с вертолетов? Гадать бессмысленно. «Недостаточно данных».

Для того чтобы обнаружить предателя, данных у него пока тоже недостаточно.

Утром всех разбудил дежуривший последним Кирилл. Фома сонно пробормотал:

— Отвяжись, Искариот. Что человеку спать не даешь? Завтрак еще не готов.

К нему подошел Андрей и основательно тряхнул за плечо.

— Давай поднимайся. После завтрака сразу выходим, ждать тебя не будем.

Фома нехотя выбрался из спальника.

— Ты, Андрей, чересчур правильный, — осуждающе сказал он. — От таких вреда больше, чем пользы, и обычно они кончают очень плохо.

И он на всякий случай, чтобы не кончить плохо самому, отступил подальше. Перспектива получить тумака от Андрея, даже не всерьез, а так, вполсилы, никого не прельщала: он запросто уложил бы любого.

— Чем чесать языком, лучше пакуй рюкзак, — с присущим ему добродушием посоветовал Андрей.

Видя, что непосредственной угрозы нет, Фома вернулся на свое место, пробурчав:

— Я же говорю — чересчур правильный.

Позавтракали быстро. Город покидали с облегчением: он давил на них своими мертвыми зданиями — свидетельством прошлого, от которого остались одни обломки.

Безжизненная громада города возвышалась за их спинами. Не оглядываясь, они шли через пустырь. Наверное, раньше здесь был парк или детская площадка.

— Хорошо хоть дождя нет, — сказал Фаддей. — До вечера бы так.

— Это ненадолго, — развеял его надежды Симон, посмотрев на небо. — Вон уже тучи ползут.

Небо на западе, за покинутым городом, было темным, надвигались низкие, рваные тучи.

Иоанн задумчиво заметил:

— Раньше в это время шел снег. Я читал.

— Одно другого не лучше, — проворчал Симон. — Все дрянь.

Голая земля под их ногами противно чавкала. Андрей, шедший первым, указал на полого уходящий вверх склон:

— Там повыше, значит, посуше будет.

Они зашагали быстрее, торопясь выбраться из этой грязи, как вдруг слух им резанул громкий треск и скрежет. Андрей, взмахнув руками, куда-то провалился. Оказалось, что он наступил на засыпанный землей старый лист железа, прикрывавший люк вместо крышки, и под его тяжестью тот развалился.

— Андрей, Андрей! — крикнул Святослав, склонившись над отверстием. — Держись, мы сейчас тебя вытащим. Андрей, отзовись!

Из темного отверстия не доносилось ни звука. Луч фонаря тонул в темноте, не достигая дна.

— Живее, веревку, — сказал Святослав. — Спустите меня туда.

Он обвязал веревку вокруг пояса и взял в руки фонарь.

— Спускайте, но не очень быстро, чтобы я видел, что подо мной.

Филипп, заглянув в люк, предостерег:

— За стенки не держись. Там все проржавело и прогнило, в любой момент может рухнуть.

Люк был узким, и Святослав невольно касался стен то одним плечом, то другим, металлические скобы угрожающе скрежетали, когда он задевал их.

«Слишком узко, — подумал Святослав. — Как я его отсюда вытащу? Двоим тут не протиснуться».

Он направил луч света вниз, но дна не увидел. Через какое-то время, когда его глаза привыкли к темноте, он различил внизу контуры неподвижного тела.

— Андрей, — позвал Святослав, но тот не откликнулся.

«Он без сознания… если вообще жив», — решил Святослав.

Запрокинув голову, он крикнул:

— Эй, потише! Я его вижу.

Спуск понемногу замедлился.

— Все, довольно! Пока так держите.

Андрей лежал ничком прямо под ним. Чтобы встать на ноги, не задев его, Святославу надо было хоть немножко отклониться в сторону. Он взялся за нижнюю скобу, но едва потянул, как та подалась. Он взялся за другую — эта оказалась прочнее. Кое-как он умудрился поставить ноги сбоку от Андрея и выпустил веревку.

— Как ты там? — раздался сверху голос Филиппа.

— Нормально.

В туннеле, куда выводила ранее скрытая люком шахта, тоже было тесно. Низкий потолок уходившего куда-то вдаль коридора не позволял выпрямиться во весь рост. К тому же опоры и крепления были столь же ненадежны, как отвалившаяся скоба, все здесь каждую минуту могло осесть, завалив их землей. Пригнувшись, Святослав перевернул Андрея на спину: тот был без сознания, но пока дышал. Святослав наскоро осмотрел его, чтобы выбрать способ подъема. У Андрея были сломаны обе ноги и левая рука, ребра и спина казались целыми.

— Сбросьте мне спальник и опустите веревку потолще, — крикнул Святослав.

Спальник долетел до дна.

— Порядок?

Святослав узнал голос Иоанна.

— Да. Вылезай, здесь и так не повернуться.

Иоанн поднялся наверх. Он не спросил, жив ли Андрей: для вытаскивания трупа спальники не требовались.

Спальником Святослав обернул грудь Андрея, после чего принял спущенный сверху конец веревки и обвязал пострадавшего под мышками стандартной «восьмеркой». Андрей был крупным и тяжелым, и Святославу приходилось нелегко, тем более что он действовал в согнутом положении и пару раз, забывшись, больно ударился головой о потолок.

— Когда скажу, тяните, но очень аккуратно.

— Поняли, — отозвались сверху.

Святослав подтащил Андрея так, чтобы его плечи оказались посредине отверстия, и крикнул:

— Давайте!

Веревка натянулась и стала плавно подниматься. Святослав придерживал тело Андрея, пока мог дотянуться до него. Потом веревка опустилась снова, и Святослав обвязал страховку вокруг груди. Фонарь он засунул в карман куртки, чтобы обе руки были свободны.

— Готово, тащите.

Его поднимали быстрее. Свет снаружи показался чересчур ярким, и Святослав на мгновение зажмурился, затем посмотрел на Андрея: тот лежал на спальнике и был по-прежнему без сознания. Теперь, на свету, Святослав, опустившись на колени, обследовал его более тщательно, разрезав ножом штанины: множественные переломы обеих ног и совершенно раздробленная правая коленная чашечка.

— Аптечку, — сказал Святослав, стараясь не выдать охватившего его отчаяния; с этим без врача, без серьезного и длительного лечения не справиться.

Кто-то тотчас протянул ему аптечку. Святослав набрал в шприц обезболивающего и сделал укол. Вскоре веки Андрея дрогнули — он приходил в себя. Потом его глаза открылись, он попробовал пошевелиться и скривился от боли.

— Не двигайся, — сказал Святослав. — Тебе нельзя шевелиться.

— Что со мной? — хрипло спросил Андрей и закашлялся.

Иоанн поднес к его губам фляжку с водой, и тот сделал несколько глотков.

— Ты провалился в люк и упал на дно, — ответил Святослав.

— Что с ногами?

— Они сломаны. — Лгать не было смысла. — Левая рука тоже.

С минуту Андрей молчал, а потом сказал:

— Раз так вышло, то чего уж… Филипп верно говорил: «конфетка» не хуже пули, а к пуле я всегда готов. Давайте ее сюда. Ну, чего застыли? Самому мне, что ли, доставать?

Здоровой правой рукой он потянулся к нагрудному карману, где каждый держал коробочку со средствами первой помощи. В этой коробочке лежала и черная капсула — быстрая смерть. Святослав перехватил его руку.

— Постой! Мы отнесем тебя обратно в дом, и кто-нибудь останется с тобой.

Андрей криво усмехнулся:

— Пока я не поправлюсь?

Святослав отвел взгляд, и Андрей заговорил отчетливо и твердо:

— Ты заешь, что мне крышка, и я тоже знаю. Допустим, я протяну еще пару дней, а какой толк? Вас теперь всего девять. — Марию он за боевую единицу не считал. — Если кто-то останется со мной, будет восемь, а вам еще идти и идти. Нет, не хочу, чтобы из-за меня все сорвалось. И сам зря мучиться не хочу. Это мое решение, и я его уже принял, обсуждать тут нечего. Давай «конфетку», пока я снова не отключился.

Все понимали, что Андрей прав: с такими травмами без врача и госпиталя ему не выжить, но ни у кого не хватало духа дать ему смертельную капсулу.

— Эх вы, — пробормотал Андрей и снова потянулся здоровой рукой к карману.

— Я достану, — сказал Святослав.

Он был командиром, и этот груз ему надлежало взять на себя. Он достал коробочку, вынул оттуда черную капсулу и вложил в правую руку Андрея. Стоявшая у него за спиной Мария закусила губу. Капля крови прочертила узкую полоску на подбородке и скатилась за воротник куртки. Взгляд Андрея прошелся по лицам собравшихся возле него и остановился на Фоме. На губах обреченного появилась кривая усмешка.

— Правильное решение, верно? Ты же говорил, что я правильный.

Фома порывисто шагнул к нему.

— Прости! Прости, что я… — Он запнулся, не зная, как закончить.

— Все в порядке, я не в обиде, — сказал Андрей. — Ну все, ребята…

Он вложил капсулу в рот, и по тому, как напряглись его скулы, стало ясно, что он сжал зубы и раскусил ее. В следующую секунду он был уже мертв.

Они похоронили его не на пустыре, а на склоне, повыше. Земля там была суше и вид не такой мрачный. Потом, постояв немного над могилой, молча закинули рюкзаки на спины и пошли дальше, оставляя позади город, который, даже мертвый, отнял у них еще одну жизнь.

Евангелие от Иоанна, глава 3.

22 После сего пришел Иисус с учениками своими в землю Иудейскую и там жил с ними и крестил.

Глава 6

Своим заместителем Святослав назначил Филиппа. Во-первых, потому, что Филипп казался ему наиболее подходящим для этого. Во-вторых, выбор ограничивался всего тремя кандидатурами: Филипп, Младший, Кирилл. Только они трое были вне подозрений, среди пятерых прочих один был предателем.

До спид-зоны они добрались за три дня. Еду приходилось экономить, потому что приготовленные для них продукты пропали вместе с угнанной машиной.

После скудного ужина Симон, тщательно выскоблив ложкой свою миску, с чувством сказал:

— Надеюсь, тот гад, который свистнул нашу машину, врезался на ней во что-нибудь или затонул в болоте.

Филипп спокойно заметил:

— Если б ты обнаружил исправную машину с полными баками, запасом горючего и еды, разве прошел бы мимо?

— Это была наша машина, — упрямо повторил Симон. — И наша еда.

Фома насмешливо фыркнул:

— Какая кристальная честность вдруг прорезалась! Знаешь, Симон, на кого ты сейчас похож? На автора одной книжонки, которую мне довелось полистать. Занятный был мужик! Он писал, что когда едет в переполненном автобусе сидя, то злится на стоящих рядом за то, что они давят на него и пихают в бок своими сумками. Раз уж ему выпало сидеть, а им стоять, то пусть стоят как следует и не толкаются. А если он стоит, то злится на сидящих: расселись, будто они в такси, и еще раздражаются, если их чуть заденешь. Раз уж им повезло занять сидячее место, то могли бы и потерпеть. Ты, Симон, со своим нытьем точно такой же. Усек?

Иоанн и Кирилл засмеялись, а Симон хмуро проворчал:

— Можно подумать, что вам нравится пешком топать.

— Ничего, скоро у нас будет машина, — сказал Иоанн.

— Ее еще добыть надо, — отрезал Симон. — Она не стоит готовенькая, ожидая нас, как баба, которой не терпится.

Он покосился в сторону Марии, буркнув:

— Ты, рыжая, нас не слушай.

— В следующий раз предупреждай заранее, — сердито сказала Мария. — И между прочим, если уж кто всегда готов, так это вы, мужики. Это вам не терпится.

Фома тряхнул своей и без того растрепанной светло-каштановой шевелюрой.

— Что, Симон, получил? И она права. Лично я с ней, например, всегда готов. — Он задорно ухмыльнулся. — А что? Теперь мне нечего скрывать свои чувства: костюмы уже вычищены, а рюкзаки из-за таких обжор, как ты, Симон, изрядно полегчали. Поэтому, рыженькая, я согласен не только подавать тебе рюкзак, но даже и нести его. Километра два или три, — осмотрительно уточнил он, — в зависимости от того, что мне за это будет. Так как, может, сговоримся?

— Я подумаю, — с улыбкой ответила Мария. — Два или три километра — какое заманчивое предложение! Но я все-таки еще подумаю: как бы не продешевить.

— Ну думай, рыженькая, думай, — согласился Фома. — Когда надумаешь, свистни. Помни, что я, как ты заметила, всегда готов.

Кирилла подобные шуточки неимоверно раздражали, и он едва сдерживался, чтобы не вмешаться, глядя на Фому с откровенной враждебностью.

Пообщавшись со своим мини-мираклем, Святослав сказал:

— Часа через два, когда стемнеет, подберемся к зоне поближе. Пойдем вчетвером: я, Фаддей, Матфей и Фома. В эту ночь только понаблюдаем. Надо выяснить, как и когда передвигается охрана, и выбрать место, через которое потом будем выезжать.

Фома, как всегда немного растягивая слова, предложил:

— Может, сначала понаблюдаем часа три-четыре, а потом сразу и пойдем? Зачем зря сутки терять?

— Лучше завтра быть с машиной, чем сегодня в могиле. Возражения есть?

— Вопрос есть, — подал голос Фаддей. — В спид-зонах у охраны такие же правила, как в других? Я имею в виду — насчет преследования.

Все работавшие в зонах имели большие страховки на случай болезни, ранения или смерти, и между страховыми компаниями и фирмами-владельцами существовало соглашение, по которому охрана не должна была покидать охраняемую территорию ради преследования лиц, похитивших какое-либо имущество. Страховым компаниям было выгоднее компенсировать стоимость этого имущества, чем выплачивать страховки пострадавшим. Преследование похитителей считалось слишком опасным и потому неоправданно дорогостоящим.

— Правила одинаковы, — ответил Святослав на вопрос Фаддея. — За пределами зоны они за нами не погонятся. Еще вопросы будут?

Больше вопросов не было.

Когда опустившиеся сумерки размыли очертания деревьев, под прикрытием которых был разбит лагерь, Святослав, Фаддей, Младший и Фома направились к ограждению. Спид-зоны были меньше, чем химки, плеши и рудники (в последних производилась не только добыча, но и первичная переработка полезных ископаемых). Собственно зона начиналась за первым ограждением, представлявшим собой обычную стальную сетку, натянутую между столбами.

Четверо сталкеров приблизились к обозначенным на плане воротам и залегли на возвышенности напротив, укрывшись в кустарнике. Эти ворота открывались крайне редко: ехать из зоны было некуда и незачем, больные и грузы поступали сюда по воздуху. Внутри имелась посадочная площадка для вертолетов и взлетная полоса для самолета. С тем миром, который лежал за стальным ограждением, у обитателей зоны контактов не было. В базе данных содержались планы размещения всех объектов на территории зоны, а также схемы зданий. Наличие такой информации существенно облегчало задачу.

Изучив ворота с павильоном для охраны и прилегающую к ним территорию, Святослав повел биноклем влево, где возвышалось главное здание. За ним располагалось еще два корпуса. Справа находились вертолетная площадка и ангар, дальше тянулась взлетная полоса, тонувшая во мраке.

— Вон то низкое строение — гараж, — сказал Святослав.

На плане гараж разделялся на три секции, одна из которых внутри соединялась с главным зданием. Сведения об этих секциях были краткими. На той, из которой проход вел в главное здание, стояла пометка: «Прием и дезинфекция». На соседней — «Санитарный транспорт», и на третьей — «Служебные машины». В «Прием и дезинфекцию» соваться не следовало, санитарный транспорт их тоже не интересовал. Значит, из двух отдельных въездов в гараж им нужен торцевой, который ведет в секцию служебных машин.

— Тихо у них, — пробормотал Фаддей. — Никого не видно.

— Сейчас же ночь, — сказал Фома.

Освещены были некоторые окна главного здания и павильон возле ворот. Святослав перевел взгляд на ворота: здесь можно прорваться. Непохоже, чтобы тут их поджидали какие-нибудь неприятные сюрпризы. И все же лучше избежать стычки с охраной, а для этого необходимо найти другой способ покинуть территорию вместе с машиной.

— Матфей, останься здесь и следи за воротами, — распорядился Святослав. — Когда смена и все такое. А мы прогуляемся вдоль заграждения.

Если верить мини-мираклю, решетки в обычном режиме не были под напряжением. Второе заграждение, внутреннее, — тоже закрепленная на металлических столбах решетка — находилось на расстоянии десяти метров от внешнего. Вся десятиметровая полоса между ними была оснащена заложенными в землю датчиками, реагировавшими на давление. Стоило наступить на такой датчик, как включались установленные на столбах внутреннего заграждения камеры слежения, на пульте срабатывал сигнал тревоги и на оба заграждения подавался ток высокого напряжения.

— Не ахти какое препятствие, — заметил Фаддей, — но все же, не зная схемы расположения датчиков, можно погореть.

Святослав, прикинув, что расстояние между столбами достаточно для того, чтобы пропустить любую машину, сказал:

— Завтра вырежем по одной секции в обоих заграждениях. Когда возьмем машину, здесь на ней и проедем. Надо только успеть обернуться до того, как охрана заметит вырезанную сетку.

— Патрулей пока что не видно, а мы здесь уже почти час торчим, — подал голос Фаддей. — Похоже, у них мобильных патрулей вообще нет.

— Ленивые они тут, — высказал свое мнение Фома. — Вот бы и в других зонах так! Тогда наша жизнь превратилась бы в сплошной праздник: приходи и бери что надо.

Фаддей мрачно промолвил:

— Это ж спидник, сюда никто не суется.

Еще через четверть часа вдали показались огни фар. Вдоль внутреннего заграждения медленно ехала патрульная машина. Пространство между двумя заграждениями хорошо освещалось, поэтому рассчитывать на то, что охранники не заметят отсутствия двух секций, было нечего.

— Будем ждать, пока они проедут снова, — сказал Святослав.

За эту ночь выяснилось, что интервал между появлениями патрульной машины составляет девяносто минут плюс-минус минут пять-десять — строгий график здесь не соблюдался.

— Никакой дисциплины, — недовольно проворчал Фома.

Святослав наметил секции, которые завтра предстояло вырезать. Он исходил из следующих соображений. Во-первых, поближе к гаражу, но не слишком близко к воротам, к павильону с охраной; во-вторых, чтобы на пути от гаража к заграждениям не было препятствий; и в-третьих, чтобы не застрять где-нибудь снаружи заграждения. На рассвете он еще раз внимательно изучил пространство между гаражом и выбранным для прорыва участком, после чего все вернулись в лагерь. Наблюдавший всю ночь за воротами Матфей не сообщил ничего существенного, кроме того, что смена на пост приезжала в три часа и состояла из пяти человек.

Следующий день отряд провел в лагере. Проверили оружие, взяли кусачки и кое-какие мелочи, которые могли пригодиться для вскрытия замков и отключения охранных систем. Ближе к вечеру Святослав позвал Филиппа:

— Пойдем прогуляемся.

Когда отошли от лагеря, сказал:

— Надо тебе кое-что сообщить.

И он рассказал ему все: о последнем сеансе связи с Книжником, о том, что кто-то стрелял в Марию и повредил фильтр Старшего.

— Такие вот дела, — невесело закончил он.

Филипп о чем-то призадумался, потом выразил свои сомнения вслух:

— Один вопрос, командир: почему спецслужбы, если им все известно, не накрыли нас сразу, как только мы двинулись в путь? Например, одновременно с Книжником. Они бы даже могли захватить нас живыми, если б очень постарались. Обстреляли бы шоковыми гранатами — и все дела. Завладели бы сигнальным передатчиком, вкололи нам «сыворотку правды» и вытряхнули из каждого все, что он знает.

— Раз они нас не тронули, ответ может быть только один. Они не уверены, что всего этого будет достаточно, чтобы выйти на Долли. Ведь мы и сами не знаем, кто он. Проще позволить нам спокойненько привести их к цели. Хотя, конечно, нельзя твердо рассчитывать на то, что нас не тронут. Как раз поэтому я и решил изменить засвеченный маршрут.

— Логично, — согласился Филипп и, нахмурившись, продолжил: — Давай внесем полную ясность. В твоем списке пятеро подозреваемых: Матфей, Симон, Фома, Фаддей и Иоанн. Раньше ты включал в него и Варфоломея, потому что на хуторе он лежал позади Марии. Как и Искариот. Тогда почему Искариота ты исключаешь?

— Мы давно знакомы, с детства. Он не способен на предательство.

— Вот как? — Красивое лицо Филиппа было холодным. — Я тоже многих давно знаю, но ручаться не стал бы. Более веские доводы есть?

У Филиппа было право на сомнения, и Святослав заставил себя подавить вспыхнувшее раздражение.

— Да, есть, — сдержанно ответил он. — Книжник его отец.

Этот довод Филиппа не убедил.

— Он мог и не знать, что все так получится, что Книжник погибнет. Ведь Книжник покончил с собой, а, допустим, жандармы могли пообещать его не трогать.

— Доказательств у меня нет, но поверь, это не Искариот.

— Ладно, перейдем к другому. — Его «ладно» означало только то, что он не собирался продолжать дальнейший спор на эту тему, хотя остался при своем мнении. — Разберемся теперь с Марией.

— С Марией? Надеюсь, ее-то ты не подозреваешь?

— А почему бы и нет? — жестко сказал Филипп. — Тоже на том основании, что ты давно и близко ее знаешь?

Тут Святослав рассердился по-настоящему:

— Нет, я исключаю ее не потому, что сплю с ней, если ты это имеешь в виду, а по другой причине: потому что в нее стреляли. По-твоему, это обстоятельство несущественно?

— Перестань злиться! Не я начал этот разговор, а ты, так что давай без обид.

— Я не злюсь. Выкладывай свои соображения.

— Вся загвоздка в том, действительно ли в нее стреляли, — в раздумье произнес Филипп.

— Ну конечно! В нее не стреляли, я не Петр, ты не Филипп, а все мы агенты жандармов. — Тут Святослав сообразил, что фраза получилась не очень удачной: его действительно звали не Петром и настоящее имя Филиппа было иным.

— Не морочь мне голову! — с досадой сказал он. — Все и без того запутано.

Однако у Филиппа была своя логика, и отступать от нее он не собирался.

— Когда мы заявились на хутор, Мария знала о сообщении Книжника, ты сам ей сказал. Если она работает на жандармов, то ее первейшая забота — отвести от себя подозрение.

— Мария меня не предаст!

— Она женщина, а женщину жандармам завербовать легче. Они предложат ей то, перед чем трудно устоять: возможность выехать отсюда и жить нормальной жизнью. Иметь детей, за которых не надо будет бояться. Это очень много… И это то, чего здесь у нее никогда не будет. А что касается тебя, то, допустим, ее заверили, что ты не пострадаешь и даже вместе с ней получишь «счастливый билет» на выезд отсюда.

— Чушь, — отрезал Святослав. — Я никогда не простил бы ей предательства.

— Но она-то может надеяться, что простишь… Мы все надеемся на лучшее.

Рассуждения Филиппа ни на миг не поколебали уверенности Святослава в Кирилле и Марии, но ему хотелось убедить Филиппа, поэтому он сказал:

— В твоих доводах есть прокол: Старший. Зачем ей убивать Старшего?

— Чтобы ты подумал то, что и подумал: будто кто-то упорно старается прикончить ее. Это вроде повторного заявления о своей невиновности.

— Слишком сложно у тебя получается. Я мог бы и не заметить сходство их рюкзаков. Слишком сложно, — повторил Святослав.

— Когда речь идет о собственной шкуре, ничего не бывает слишком.

«Да, Филипп не то что Андрей, — со смешанным чувством подумал Святослав. — Андрей был прямолинеен, подобные соображения никогда не пришли бы ему в голову. У Филиппа холодный и ясный ум, способный анализировать различные комбинации. Без эмоций. Впрочем, эмоции-то тут мои, а не его. Если б Кирилл был его другом, а Мария — его женщиной, он рассуждал бы иначе. Каждый смотрит со своей колокольни, и мне не передать ему своей веры в них».

— Думай как знаешь, — устало сказал он.

Сняв с шеи цепочку с передатчиком, протянул Филиппу:

— Вот, возьми. Запасной передатчик есть у Марии, об этом знал только Андрей, а теперь ты.

Филипп надел цепочку, и Святослав зашагал прочь.

— Эй, командир! — Филипп нагнал его. — Вообще-то мне твоя рыженькая нравится. — Он улыбнулся, что случалось редко, и его лицо разом осветилось. — Она всем нам нравится. Беда в том, — его улыбка погасла, — что тут все кажутся надежными, а один, выходит, с гнильцой. Поэтому я просчитываю разные варианты. Не бери в голову. Если честно, то я и сам на Марию не думаю. Мои рассуждения носили чисто теоретический характер.

Кирилла он не упомянул, из чего следовало, что его он подозревает всерьез.

— И знаешь еще что: будь в зоне поосторожней. Ты мне такое наследство оставляешь, что не очень хочется его получать. Сам с ним разбирайся. Договорились?

Филипп протянул ему руку, и Святослав хлопнул по ней ладонью.

— Договорились, наследничек.

«Если я погибну раньше, чем мы доберемся до зоны Долли, он справится, — подумал Святослав. — Он единственный, у кого есть шансы справиться».

Из лагеря Святослав, Фома, Матфей и Фаддей вышли в два часа ночи. Святослав рассчитал время так, чтобы вывести машину из гаража, как только начнет чуть-чуть светать и станет хоть немного видно, куда ехать. Вести машину без дороги в полной темноте было невозможно.

Сначала все шло по плану. Добравшись до наружного заграждения, они быстро отыскали намеченный в прошлую ночь участок. Дождавшись, пока проедет патруль, вырезали внешнюю секцию, положили ее снаружи и вступили в десятиметровую зону. Схему размещения датчиков каждый знал наизусть. Здесь спешить было нельзя: один неверный шаг — и раздастся сигнал тревоги. Путь для отступления оставался — назад, через прорезанное в ограждении отверстие, но с машиной тогда придется распрощаться. Тщательно отсчитывая каждый шаг, им удалось пройти, не наступив на датчики. Вырезать вторую секцию было сложнее: находясь между заборами, они лишились свободы маневра. Однако справились и с этим, опустив секцию так, чтобы десятиметровая контрольная полоса по-прежнему осталась чистой. Собственно, ради этого они и пошли вчетвером: пока Святослав резал решетку, трое других держали ее, чтобы не рухнула на датчики.

После того как с оградой было наконец покончено, в их распоряжении оставалось еще семьдесят минут, если считать, что второй объезд патруля последует ровно через полтора часа после первого, и на несколько минут меньше, если тот появится с опережением графика.

— Времени достаточно, — сказал Святослав. — Пошли.

Они побежали к гаражу, выбирая места потемнее. Над зоной царила ночь, лишь кое-где прорезаемая электрическим светом.

И тут вдруг вспыхнули огни посадочной полосы. Все четверо разом остановились. Этого предусмотреть они не могли.

— Черт! Они ждут транспорт. — Святослав смотрел на огни, не зная, что предпринять.

— Возвращаемся назад? — спросил Матфей.

Вернуться без машины означало застрять в этих краях; взять ее, кроме как здесь, было негде, а соваться сюда снова нечего и думать: обнаружив вырезанные секции, охрана возьмется за дело всерьез.

— Давайте так: вы — обратно в лагерь, а я все-таки попробую пробраться в гараж. Если все пройдет благополучно, на обратном пути я вас подберу.

— Так не годится! — возразил Фома. — Один ты не справишься. Если ты сядешь за руль, кто будет отстреливаться? Я пойду с тобой.

— Ладно, — согласился Святослав, — идем вдвоем. Матфей, Фаддей, вы — назад. Все, расходимся.

Две фигуры побежали в сторону гаража, две — к заграждениям.

— Проскочим незаметно, — на ходу сказал Святослав. — Главное — проникнуть в гараж по-тихому.

Посадочная полоса была отсюда далеко; ясно, что из гаража туда поедет какой-то транспорт.

«По крайней мере, они сами откроют гараж, — подумал Святослав. — Не придется возиться с замком».

На территории зоны росло довольно много кустарника; прячась за ним и быстро перебегая через открытые места, Святослав и Фома подобрались к самому гаражу. Раздвижные ворота были уже открыты настежь, а внутри горел свет. Второй въезд, для санитарного транспорта, они не видели, но еще раньше заметили, как в направлении взлетной полосы движутся три бело-голубые машины. Святослав заглянул в гараж: похоже, что людей там нет. Он сделал знак Фоме и скользнул внутрь, держа наготове КОР — оружие для «тихой работы», совмещавшее в себе парализатор и пистолет, к которому сталкеры обычно приделывали глушитель. Если они все же на кого-нибудь наткнутся, ни к чему преждевременно поднимать шум. Быстро осмотревшись, Святослав остановил свой выбор на легком вездеходе, напоминавшем тот, который был у них прежде. Летом он предпочел бы тяжелый вездеход, но зимой, когда земля раскисла от дождей, на тяжелом далеко не уедешь. Дороги на предстоящем им пути были помечены как «частично доступные для проезда».

Бак вездехода был почти полон, однако следовало запастись горючим впрок, заправляться потом будет негде. Велев Фоме стоять возле входа и предупредить, когда транспорт начнет возвращаться, Святослав стал искать какие-нибудь подходящие емкости для горючего. Стойку со шлангом он заметил сразу, а канистры обнаружил в подсобном помещении. Наливая их доверху, он принялся бегом таскать канистры в вездеход. Конечно, было бы проще и быстрее подогнать к заправке машину, но Святослав не знал, успеет ли справиться до возвращения транспорта. Если нет, то стоящая не на месте машина сразу их выдаст.

В наушнике переговорника раздался голос Фомы:

— Вижу огни фар! Движутся от взлетной полосы сюда. Возвращаются.

— Давай в машину, — сказал в микрофон Святослав. — Спрячемся и подождем, пока они уберутся отсюда.

Когда они забрались внутрь вездехода, Фома спросил:

— Почему не уезжаем?

— Мало горючего! Надо набрать еще.

— А если они задержатся? Им спешить некуда.

— То будем считать, что я принял неверное решение.

Фома только хмыкнул.

Гараж разделялся на три части прозрачными перегородками. Вездеход стоял вблизи той, за которой, согласно плану, находилось помещение, помеченное как «Прием и дезинфекция». С водительского места вездехода его было видно лучше, чем примыкавшую к воротам часть их секции гаража.

Санитарные машины прибыли первыми. Одна за другой они въехали внутрь и остановились, выстроившись в ряд вдоль перегородки. Водители выбрались из кабин и ушли. Дверь-панель на противоположной стене отъехала в сторону, пропустив санитаров с каталками. Они были одеты в костюмы, закрывавшие их с ног до головы. На руках перчатки, лица за прозрачными щитками шлемов.

Фома встревоженно прошептал:

— Зачем им такие костюмы? Ты не ошибся насчет воздуха?

— Нет, иначе они не построили бы приемник для больных под общей крышей с другими помещениями. Воздух чистый. Думаю, они боятся, как бы кто-нибудь из больных не коснулся их.

— Нарочно, что ли?

— Возможно, и такое бывает… При проказе-два госпитализация принудительная, и больные знают, что умрут здесь. Каждый реагирует на это по-своему.

Они переговаривались очень тихо, хотя там, за перегородкой, их все равно не услышали бы: оттуда не доносилось ни звука, значит, перегородка обеспечивала полную звукоизоляцию.

Задние двери машины открылись, и санитары принялись выгружать больных. На обслуживающем персонале, который находился в машине, были точно такие же защитные костюмы. С носилок пациентов перекладывали на каталки, которые провозили около перегородки. Святослав, увидев лицо одного больного, внутренне содрогнулся: все в язвах, оно походило на маску из ночного кошмара. Пораженный проказой-два гнил заживо, и через три-четыре месяца наступала смерть.

Выгрузив всех пациентов, санитары увезли их, после чего с потолка опустились прозрачные стенки, так что все три машины оказались внутри них. Затем сверху выдвинулся цилиндр со множеством отверстий, из которых появилось что-то голубоватое.

«Дезинфекция газом», — догадался Святослав.

В их части гаража по-прежнему никого не было.

«Как долго они еще будут принимать грузы с самолета? — подумал он. — Успеть бы заправиться!»

До патруля, если он прибудет по графику, оставалось тридцать семь минут. Дезинфекцией в пустом соседнем отсеке управляли из другого помещения, и где-то наверняка имелась камера слежения. Вопрос заключался в том, видна ли оператору часть гаража для служебного транспорта. Если да, то какая часть?

Святослав напряженно шарил взглядом по соседнему помещению. Вот она! Камера располагалась под таким углом, что вряд ли их вездеход попадал в поле зрения оператора, производившего дезинфекцию.

— Я пошел за горючим, — сказал Святослав. — А ты — к двери.

Он снова принялся наполнять канистры и таскать их в машину.

«Все, довольно, — наконец решил он, — иначе нас тут накроют».

Только он это подумал, как Фома сообщил:

— Едут! Уже близко.

С последней канистрой в руках Святослав побежал к вездеходу. Уже в машине Фома предупредил:

— Сейчас будут здесь! Их что-то закрывало, я поздно заметил.

«Ехать или подождать?» — лихорадочно размышлял Святослав.

Однако выбора у него, как оказалось, уже не было: в гараж въехала машина. Шум мотора стих. Пригибаясь, Святослав пробрался в заднюю часть вездехода. Открывшаяся оттуда картина не радовала: возле ворот стояла большая платформа на колесах, полностью загораживая въезд.

«Дождались! — в отчаянии подумал Святослав. — Теперь нам отсюда не выбраться».

Платформа вся была заставлена коробками и ящиками. Четверо мужчин, переговариваясь по-английски, переставляли их на тележки. Снизу поднялся лифт, и они вместе с тележками вошли в него.

«На втором подземном этаже склад, — вспомнил Святослав. — Что же делать? Им тут еще долго разгружаться».

До патруля оставалось двадцать три минуты. Святослав вернулся к водительскому месту и сказал:

— Выезд перекрыт платформой.

Фома отозвался на это сообщение многоэтажным матом. В отделе дезинфекции изолирующее заграждение уже поднялось вверх, а перегородка, отделяющая его от отсека санитарного транспорта, раздвинулась, и машины плавно поехали туда. В первый момент Святослав было подумал, что вернулись шоферы, но потом догадался, что машины стоят на транспортере. Потом раздвижная дверь закрылась и свет погас.

Фома тронул Святослава за руку.

— Что, если нам рвануть через тот отсек? — предложил он.

— Не получится. Перегородка наверняка очень прочная. Я имел дело с похожим материалом — он как сталь. Вот что мы сделаем: я отгоню платформу в сторону, а ты пока сиди тут и следи за лифтом. Потом поедешь.

Святослав достал КОР — если в машине или возле нее шофер, тем хуже для него. Прячась за кузовом и колесами, он добежал до конца платформы залез под нее. Добравшись до кабины, рванул дверцу: пусто. Еще не остывший мотор завелся сразу. Тяжелая платформа сдвинулась. Двери лифта пока были закрыты. Проехав десяток метров, Святослав остановился и выскочил наружу. Вездеход был рядом. Некоторые надписи на коробках, которыми была нагружена платформа, Святослав успел прочитать, когда еще бежал к ней: «продовольствие» — и теперь стал лихорадочно перетаскивать коробки в вездеход.

— Кончай! — крикнул Фома, с автоматом наизготовку следя за лифтом. — Уходим!

Святослав прыгнул в машину. Лифт поднимался.

— Жми!

Фома рванул с места, вездеход вылетел наружу, и они уже не видели, как в этот же момент открылись двери лифта. Дальнейшее Святослава и Фому не интересовало, они неслись к вырезанным секциям. Святослав приготовил «страйк». С помощью «страйка» можно было превратить в груду искореженного металлолома бронемашину высшей степени защиты.

— Не задень за столбы! — крикнул он. — Может, они уже пустили ток.

— Проскочим, — отозвался Фома, вглядываясь в очертания заграждений.

Небо на востоке начало светлеть. До появления патруля по графику оставалось девять минут, но слева уже показались огни фар.

— Торопятся, черти, — процедил Фома.

— Не принимай их в расчет, — сказал Святослав. — Ими займусь я.

Он приладил «страйк» поудобнее, однако патрульная машина продолжала ехать с прежней медлительностью — похоже, те, кто находился в ней, смотрели на заграждение и не замечали несущегося наперерез вездехода. Фома, не сбавляя скорости, проскочил между столбами, и вездеход взлетел по склону, с которого они в прошлую ночь вели наблюдение за зоной.

— Теперь помедленнее, — велел Святослав. — Глупо угрохать машину, доставшуюся с таким трудом.

Вслед им затрещали выстрелы, но они уже перевалили через вершину и стали недосягаемы.

Фома спросил:

— Как ты думаешь, они возьмутся за нас всерьез? Через полчаса станет светло, и с вертолета нас запросто накроют.

— Ради вездехода высылать вертолет? А если мы его собьем? Для них игра не стоит свеч.

— Тогда порядок?

— Порядок, — подтвердил Святослав.

— Неплохо мы провернули дельце! И жратвы прихватили, а то Симон уже самого аппетитного из нас высматривает, — со смешком сказал Фома.

Когда они подъехали к лагерю, рассвело. Все были наготове (Матфей и Фаддей недавно пришли своим ходом) и сразу погрузились в машину. Из-за канистр и коробок было тесно, но кое-как разместились. За руль сел Филипп, а Святослав устроился рядом, не расставаясь со «страйком», хотя погони вроде не было.

— Трудно пришлось? — спросил Филипп.

— Нет, не особенно, — коротко ответил Святослав. — Все прошло чисто. Если у них хватит ума не гнаться за нами, то лучше не бывает.

Филипп одной рукой снял с шеи цепочку с сигнальным передатчиком.

— Забери обратно.

Святослав надел цепочку, ощутив на груди уже ставший привычным твердый пластиковый прямоугольник. Филипп сказал:

— Я тут кое о чем подумал. Потом поговорим.

Святослав кивнул, понимая, что тот имеет в виду.

Однако пока их главной заботой было убраться подальше от зоны. Миновал один час, другой — погони не было. Если б из зоны послали вертолет, то они уже услышали бы шум мотора.

Чувствуя, как спадает напряжение, Святослав сказал:

— Иоанн, посмотри, что в коробках. В спешке я схватил что под руку подвернулось.

Иоанн достал нож, собираясь вскрыть ближайшую к нему картонную упаковку, но Фома остановил его:

— Подожди! Объявляется конкурс: кто отгадает, что внутри, получит приз.

— Какой? — деловито поинтересовался Фаддей.

— Гм… ну, скажем, так: дополнительную порцию содержимого и плюс к этому он пропускает свою очередь готовить. Идет?

— Я первая, — сказала Мария. — Там рыбные консервы.

— Ставлю на говяжью тушенку, — заявил Фаддей.

Симон поскреб щеку, с сомнением глядя на коробку.

— Горох со свининой. Но вообще-то я бы хотел, чтобы там была говяжья тушенка.

— Почему? — удивился Фома. — Ты же за горох.

— Потому, что если угадает Фаддей, он пропустит свою очередь готовить, а это выигрыш для всех нас, — пояснил Симон.

Кирилл поставил на бобы, Иоанн — на консервированные фрукты, Младший — на мясной паштет для бутербродов, а Матфей под конец внушительно изрек:

— Зря суетитесь! В коробке банки с ветчиной. Вот увидите, что приз достанется мне.

Иоанн вспорол коробку ножом и торжественно объявил:

— Выиграл Матфей — действительно ветчина.

Матфей самодовольно усмехнулся:

— Я же говорил: зря суетитесь. Сбоку наклейка есть, на которой черным по белому написано: «ветчина». Я прочитал.

— Ты сжульничал! — возмутился Фома.

— Почему? Никаких дополнительных условий не было. Мне полагается лишняя банка. Люблю ветчину.

Когда вскрыли вторую коробку и обнаружили в ней рыбные консервы, Мария огорченно сказала:

— Не на ту коробку ставила.

— Зато теперь будет что поесть, — утешил ее Симон.

Они ехали весь день, торопясь засветло убраться подальше. Лагерь разбили, когда стемнело. После непривычно роскошного ужина Филипп сделал знак Святославу, и они отошли от костра в ночную темноту.

— Я прикидывал, как разобраться с предателем, — сказал Филипп. — Надо устроить для него какую-нибудь ловушку. Просто так он себя не выдаст, а идти с ним к Долли нельзя.

— Один раз я уже пробовал, — невесело отозвался Святослав. — Ничего хорошего из этого не получилось. Он стрелял в Марию и убил Старшего.

— Марию больше подставлять не будем. Без нее надо управиться.

— У тебя есть план?

— Пока нет, — признался Филипп. — Так, общие соображения… Надо сыграть на том, что только он один знает, какой прием ожидает нас в зоне Долли.

После недолгой паузы он добавил со своей обычной угрюмой усмешкой:

— Правда, особо спешить не стоит: потом тебе будет легче сориентироваться, потому что объектов для выбора станет меньше. Сейчас нас десять, но до зоны Долли все не дойдут.

— Знаешь, раньше были в моде всякие гадалки и предсказатели. Если б ты взялся за эту работенку, то помер бы с голоду из-за отсутствия клиентов, потому что твои предсказания не пользовались бы популярностью.

— Я не предсказатель, — сказал Филипп. — Я реалист, командир.

Ночью Марии приснился тот же сон: низвергающееся с небес всепоглощающее пламя. Оно было повсюду, охватив и небо, и землю, и казалось, что пылает даже воздух.

Евангелие от Иоанна, глава 6.

16 Когда же настал вечер, то ученики Его сошли к морю.

17 И, вошедши на лодку, отправились на ту сторону моря в Капернаум. Становилось темно, а Иисус не приходил к ним.

18 Дул сильный ветер, и море волновалось.

Евангелие от Матфея, глава 14.

24 А лодка была уже на средине моря, и ее било волнами, потому что ветер был противный.

25 В четвертую же стражу ночи пошел к ним Иисус, идя по морю.

26 И ученики, увидевши Его идущего по морю, встревожились и говорили: это призрак; и от страха вскричали.

27 Но Иисус тотчас заговорил с ними и сказал: ободритесь; это Я, не бойтесь.

28 Петр сказал ему в ответ: Господи! Если это Ты, повели мне идти к Тебе по воде.

29 Он же сказал: иди. И вышед из лодки, Петр пошел по воде, чтобы подойти к Иисусу;

30 Но, видя сильный ветер, испугался и, начав утопать, закричал: Господи! спаси меня.

31 Иисус тотчас простер руку, поддержал его и говорит ему: маловерный! Зачем ты усомнился?

32 И когда вошли они в лодку, ветер утих.

34 И переправившись прибыли в землю Геннисаретскую.

Глава 7

Спид-зона осталась далеко позади. За минувшие дни они несколько раз застревали (зимой даже вездеход не всегда мог проехать по так называемым дорогам, которые они выбирали по карте), но, сунув под колеса нарубленных в лесу жердей, всякий раз выбирались из грязи.

Однажды вечером, когда уже пора было подумать о ночлеге, Иоанн с напряженным лицом сказал:

— Здесь неподалеку есть хутор. — Он указал на пологий холм. — Вон за ним.

Симон проворчал:

— Хватит с нас этих гребаных хуторов. Один раз уже нарвались, зачем еще подставляться?

— Там все нормально. Во всяком случае, раньше было нормально.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. Какая разница откуда…

Сидевший за рулем Святослав сказал:

— Ладно, поехали. Посмотрим, что и как…

Он свернул с дороги, и вездеход начал взбираться на холм.

Когда он въехал на вершину, стало ясно, что смотреть не на что: хутора не было, перед ними чернели гниющие остатки зданий. Иоанн, стиснув зубы, пристально вглядывался в них, затем отвернулся. Небо быстро темнело, и надо было разбивать лагерь.

«Раз уж мы сюда заехали, то почему бы не здесь?» — решил Святослав.

Вездеход сполз вниз и, проехав еще два десятка метров, остановился.

«Хутора нет, зато и опасности нет, — подумал Святослав. — Без людей спокойней. — Тут он с горечью осознал, что рассматривает любого человека прежде всего как источник потенциальной опасности. — Похоже, я уже дошел до точки… Все мы дошли до точки в этом паскудном мире».

Иоанн, ничего не говоря, сразу куда-то ушел. Обеспокоенный его затянувшимся отсутствием, Святослав отправился на поиски и обнаружил его за развалинами хутора. Иоанн потерянно стоял возле двух могил с покосившимися деревянными крестами. Чуть поодаль виднелась еще пара крестов; один должен был вот-вот рухнуть, другой уже упал, прочие могилы были обозначены лишь холмиками, которые постепенно оседали, размываемые дождем, так что вскоре не останется никаких следов захоронений, одна ровная земля.

— Ужин готов, — негромко сказал Святослав и пошел обратно, не задавая никаких вопросов.

Если б Иоанн хотел рассказать, то сделал бы это сам, а если нет, то зачем спрашивать…

Иоанн вскоре пришел и, усевшись, молча принялся за еду, а потом направился обратно, прихватив топор. Было ясно, что он хочет поставить новые кресты. Святослав взял фонарь и сказал:

— Я тебе посвечу, а то еще ненароком себя заденешь.

Но Иоанн ответил:

— Не надо, сам справлюсь, — таким тоном, что Святослав понял: лучше оставить его в покое.

Вытащив покосившиеся и насквозь прогнившие кресты, Иоанн срезал два тонких дерева и стал сооружать из них замену. Симон сначала наблюдал за ним, сидя на бревне в некотором отдалении, потом подошел и предложил:

— Давай помогу. Вдвоем сподручнее.

Они вогнали крест в землю. Сначала один, затем второй. Отступив назад, Иоанн, глядя на два черных силуэта, без всякого выражения сказал:

— Я здесь жил. Давно.

— Хочешь поговорить? — с непривычной для него мягкостью спросил Симон.

— Нет. О чем тут говорить…

— Тогда пойдем, все уже сделано.

— Ты иди. Я хочу немного побыть один…

Симон вернулся к костру, где все, кроме дежурившего первым Фаддея, уже укладывались спать, вытащил спальник из рюкзака Иоанна, развернул и расстегнул молнию. Иоанн пришел через полчаса, забрался в приготовленный ему спальник и, закинув руки за голову, некоторое время смотрел на усеянное звездами черное небо, затем тихо спросил:

— Симон, ты спишь?

— Нет.

— Я подумал, что, наверное, так даже лучше. Лучше, что они все умерли, потому что теперь с ними уже ничего не случится. Они не заболеют из-за какой-нибудь дряни с химки или плеши, не станут жертвами волчар, не будут голодать. Не будут бояться и отчаиваться. Они умерли, и никто не причинит им боли. Может быть, я думаю так ради себя: мне больше не надо переживать за них. А может быть, ради них. Не знаю… По-твоему, я свихнулся?

— Наш мир свихнулся, не ты… Мне тоже иногда кажется, что всему этому, — Симон повел рукой вокруг, — лучше исчезнуть. Раз и навсегда.

Уже другим тоном он закончил:

— Но пока мы живы, поэтому спи. Утром вставать рано.

Следующий день выдался без дождя и ветра, и вездеход бодро покатил по дороге. Сменяя друг друга за рулем, они ехали без остановок почти весь день. Машина шла относительно легко, и горючего было еще много.

— Хороша тележка, — одобрительно сказал Фома, стукнув кулаком по борту.

Мария поерзала, устраиваясь поудобнее, и со вздохом сказала:

— Почему они не сделали сиденья помягче?

Фома с готовностью предложил:

— А ты садись ко мне на колени! Будет мягко, вот увидишь. Попробуй, сама убедишься.

Симон ехидно спросил:

— Фома, ты еще не потерял надежду добиться взаимности?

— Надежда умирает последней, — патетично ответил Фома. — Разве не так?

За рулем сидел Матфей, и его водительская смена на сегодня была завершающей — начинало смеркаться. Вдруг где-то вдали послышался характерный звук, а затем в небе на северо-востоке появилась черная точка.

— Вертолет. Что за чертовщина? Откуда он тут взялся?! — с недоумением сказал Фома.

Святослав наклонился к Матфею:

— Сворачивай к деревьям! Переждем, пока пролетит.

Вертолет описывал круг, но изменил направление полета и устремился прямо к машине.

— Он нас заметил! — крикнул Фаддей.

Святослав взял один «страйк», Филипп — второй.

Пользоваться «страйком», в принципе, умели все, но у Филиппа это получалось лучше всего.

«Хорошо бы попасть сразу», — подумал Святослав.

Зарядов у них было немного, потому что во время пеших переходов все приходилось нести на себе. Вездеход мчался через поле к лесу, но зловещая черная стрекоза приближалась быстрее. Земля под машиной вздыбилась и полыхнула огнем.

«Огонь с небес, — промелькнуло в голове у Святослава. — Сон Марии!»

Машина вильнула и стала заваливаться на бок, однако Матфею все же удалось ее выровнять, резко вывернув руль.

— Гони! — крикнул Святослав, выпрыгивая из машины. Он краем глаза заметил, что Филипп последовал за ним: стрелять в летящий вертолет с мчавшегося по ухабам вездехода было бесполезно.

Упав на колено, Святослав поднял тяжелый «страйк» и прицелился. Там, где вездеход упрямо рвался к лесу, полыхнул еще один столб пламени. Святослав туда не смотрел. Один из них должен был сбить этот невесть откуда взявшийся вертолет, иначе им всем конец.

Они так и не узнали, чей заряд попал в цель: оба выстрелили одновременно. Ударная волна сбила с ног. В вечернем небе на месте вертолета расцвел огненный цветок. Вокруг падали осколки. Им повезло — никого не задело. Вездеход, целый, но слегка помятый, стоял под деревьями.

— Все живы? — крикнул Святослав.

— Все, — донеслось в ответ.

— Филипп, пойдем взглянем на обломки, — сказал Святослав. — Не нравится мне это… Хоть бы выяснить, кто они такие.

Вертолет — вернее, то немногое, что от него осталось, — лежал посреди дороги.

— Петр, смотри! — Филипп ковырнул ногой какую-то искореженную деталь, на которой имелась надпись. — Это французы. Во всяком случае, вертолет французский.

— Не понимаю, — нахмурился Святослав. — Что им от нас надо? Вездеход мы у англичан сперли.

Филипп мрачно оглядел изуродованное воронками поле.

— По-моему, у них были вполне определенные намерения. Они старались нас угрохать.

— Да, но чего ради?

Филипп помолчал, потом в раздумье произнес:

— Послушай, командир, что если жандармы вышли на Долли каким-то другим способом и мы им больше не нужны? А раз так, они решили нас прикончить.

— Мы уже очень далеко от первого маршрута. Как они нас нашли?

— Кто ищет, тот всегда найдет… Было бы желание. А насколько велико их желание, мы не знаем. Не знаем, насколько мы, с их точки зрения, опасны. Все упирается в Долли. Возможно, жандармы думают, что нам известно куда больше, чем на самом деле.

— Мы опасны для них уже тем, что знаем о зоне Долли, — хмуро сказал Святослав. — В курсе, что там творится. Если общественности на Западе станет известна правда о химках и плешах, они немного повозмущаются, но быстро утихнут. В конце концов, с их точки зрения, разница между созданием на нашей территории таких зон по соглашению с правительством и без оного не столь значительна. А вот зоны Долли — совсем иное… Во-первых, сам факт их существования нарушает закон, принятый во всех странах. Во-вторых, если всплывет на поверхность, кто они такие, эти элитные Долли, разразится скандал, равного которому не было за всю историю. Отставка правительств и судебные процессы над причастными к этому, кардинальная реорганизация спецслужб — это самое меньшее из того, что произойдет. И конечно, начнется «охота на ведьм». Все последствия сейчас даже невозможно предугадать.

— Спасибо за разъяснения, — с мрачной иронией произнес Филипп. — После них меня удивляет, что мы вообще еще живы. Значит, если жандармы решат, что доберутся до нашего Долли своими силами, на нас тотчас объявят большую охоту. Многообещающая перспектива…

— Без нас им не выйти на Долли, — возразил Святослав.

— А сыворотка правды? Вколоть всем в зоне — и делу конец.

— Ты спятил! Это же элитные Долли, с ними так не обращаются.

— Будем надеяться, что ты прав, — сказал Филипп. — Но тогда какого лешего на нас свалился этот вертолет?

На протяжении всего разговора они копались в обломках сбитого вертолета, надеясь обнаружить что-нибудь, что послужит ответом на их вопросы. И хотя шансов на это практически не было, им невероятно повезло: Святослав обнаружил часть передатчика. Филипп сначала недооценил ценность находки.

— Брось ты эту рухлядь! Зачем она тебе? Разве что на запчасти.

— Тут видно, на какую частоту был настроен их передатчик! У меня же есть «Ворон», и мы сможем поймать переговоры базы с вертолетами. Если этот не единственный, конечно.

— Отличная мысль, — одобрил Филипп.

Они побежали к машине. Святослав достал «Ворон», а Филипп тем временем просматривал на мини-миракле, где поблизости есть какие-нибудь зоны с присутствием французов. Настроившись на нужную частоту, Святослав занялся прослушиванием. Лицо его помрачнело.

— Дело дрянь, — сказал он потом. — Нам плотно сели на хвост. В воздухе еще четыре вертолета. Сейчас им приказано возвращаться на базу, но утром они вернутся.

— За каким хреном? — изумился Симон. — Пять вертолетов — за нами? Из-за чего вся эта катавасия? Не из-за паршивого же вездехода?!

— Я не понял, из-за чего. Им известно, что тот, кого мы сбили, обнаружил машину. То есть нас. На рассвете они начнут прочесывать этот квадрат.

Фома запустил пятерню в свою и так вечно взлохмаченную шевелюру.

— Веселенькое дельце… Спятили они там, что ли?

Фаддей растерянно спросил:

— А как же условия страховки? Что же, им вдруг наплевать на нее стало?

Святослав повернулся к Филиппу, изучавшему данные мини-миракля.

— Нашел что-нибудь?

— В радиусе двухсот километров ничего нет. Чистые места. В двухстах пятидесяти километрах к северо-востоку отсюда — зона смертников. Межгосударственная, и как с участием французов.

— Зона смертников, — повторил Святослав. — Только этого нам и не хватало!

Жандармы этих зон были профессионалами высшего класса. Если в спидники никто не совался из страха перед заражением, то сюда не ходили потому, что охранные системы были слишком сложными, а жандармы всегда настороже. Содержавшиеся там преступники, приговоренные к пожизненному заключению — смертная казнь в Западной Европе была отменена, — считались чересчур опасными для того, чтобы находиться на территории цивилизованных стран, рядом с нормальными людьми, пусть даже за стенами тюрем. Условия контрактов охранников подобных мест отличались от прочих, и раз они по каким-то причинам решили действовать вне зоны, с этим надо было считаться всерьез.

— Нам необходимо убраться отсюда, — сказал Святослав. — Уехать за ночь как можно дальше, а на рассвете спрятаться.

Лучшим водителем среди них был Фома. Он похлопал вездеход, сказал: «Ну, малыш, не подведи», и сел за руль. Вспыхнувшие фары выхватили из темноты пожухлую траву и развороченную взрывами землю. Машина медленно поползла к дороге и, объехав то место, куда рухнул сбитый вертолет, прыгая на выбоинах, двинулась дальше. Когда на обочине в свете фар мелькнули невысокие тонкие деревца, Фома затормозил:

— Надо срубить десяток на случай, если застрянем на голом месте.

Загрузив жерди, тронулись дальше. Через три часа Фому сменил Святослав. К середине ночи они достигли развилки. Склонившийся над экранчиком мини-миракля Филипп предупредил:

— Вторая дорога помечена как «доступная для проезда в летнее время».

— Знаю, я смотрел, — устало отозвался Святослав, — но как раз поэтому вертолеты начнут с прочесывания другой дороги. Чем больше встретится на нашем пути развилок, тем труднее им будет установить, где мы.

— Звучит утешительно, — пробормотал Фома. — А если мы свернем в какое-нибудь болото, то нас искать совсем не будут. Досадно лишь то, что в болоте мы утонем.

— Ты бы лучше поспал, — посоветовал Святослав. — После меня Филипп поведет, а потом опять тебе придется.

— При такой тряске можно заснуть, только если Мария разрешит мне положить голову к ней на колени. — Фома произнес это так же, как отпускал свои шуточки и прежде, так, будто с каждым уходившим часом к ним не приближался беспощадный лик смерти. Его безмятежность уменьшала царившее в вездеходе напряжение.

«Вот трепло», — с теплым чувством подумал Святослав, а Мария со смешком сказала:

— Ладно, твоя взяла. Мои колени к твоим услугам.

— Ты это серьезно?!

— Да, вполне. Надеюсь, щетина у тебя не настолько колючая, чтобы проколоть мне брюки.

— Мужики, вы слышали, а? — восхитился Фома. — Потом не говорите, что мне померещилось. Мария, я тебя люблю! На твоих коленях мне уже не до сна будет. А если засну, то та-а-а-кое приснится… Поэтому прикорну-ка я пока на рюкзаке, — неожиданно закончил Фома и прислонил свою лохматую голову к брезентовому боку.

— Ну вот, сам отказался! Потом не упрекай, что я не создала тебе условий для полноценного отдыха.

Фома что-то неразборчиво пробормотал и тотчас заснул, невзирая ни на какую тряску: управление вездеходом в таких тяжелых условиях совершенно вымотало его. Однако поспать как следует ему не удалось: машина застряла и всем пришлось вылезать и подкладывать под колеса жерди. Километра через три колеса забуксовали снова и операция повторилась. Перед самым рассветом пошел сильный дождь.

— Нам везет, — сказал Святослав, — дождь смоет отпечатки шин. Теперь даже если они приземлятся, чтобы обследовать дорогу, вряд ли что найдут.

Жерди и ветки, которые подкладывали под колеса, потом вытаскивали из грязи и забирали с собой, чтобы не оставлять следов.

Когда стало светать, Святослав заявил, что пора прятаться. Филипп предложил проехать еще немного, поскольку вертолетам требовалось время, чтобы добраться от базы до места вчерашнего крушения, но Святослав предпочел не рисковать: вылететь с базы вертолеты могли и в темноте, выдерживая заданный курс вслепую, по приборам, и тогда на рассвете они будут уже здесь.

Выбрав группу деревьев с кроной погуще, они поставили там вездеход и расположились сами.

— На открытые места не выходить, — сказал Святослав. — И вообще без нужды не бродите. Черт знает какие у них там приборы для поиска.

Костер развели крошечный, только чтобы вскипятить воду, и потом сразу загасили. Симон попрекал Фаддея плохо заваренным чаем, с его точки зрения чересчур слабым. А Фаддей, обычно в подобных случаях добродушно ворчавший, сердито огрызнулся, что, кому не нравится, пусть готовит сам. Все были утомлены бессонной ночью и напряжены.

— Летят, — сказал Кирилл, глядя в бинокль. — Сразу три.

Действительно, вертолеты вынырнули из-за гор звеном. Они четко держали строй: один впереди, два сзади. Ненадолго исчезнув, возможно приземлившись у места гибели вертолета, затем снова взмыли вверх. Как и предсказывал Святослав, начали они с прочесывания лучшей в этом квадрате дороги. Потом принялись за остальные. Пару раз один садился на дорогу, по которой ночью проехал вездеход, при этом два других продолжали кружить в воздухе, и все порадовались, что не поленились убрать за собой жерди.

— Основательно работают, — заметил Младший.

Фома, следивший, запрокинув голову, через бинокль за полетом черных стрекоз, сказал:

— Нам впору гордиться, что они так стараются ради нас.

Проутюжив дороги, вертолеты принялись методично прочесывать местность квадрат за квадратом.

— Какое усердие! — восхитился Фома. — Нет, честное слово, за мной еще никогда не высылали вертолет за сотни километров. Я прямо себя зауважал.

Симон мрачно предложил:

— Попроси их в знак особого уважения поставить на твоей могиле мраморный памятник. Боюсь только, что, если они нас накроют, на обсуждение этой темы не будет времени.

Когда вертолеты пролетали над ними, все невольно замерли. Три черные стрекозы удалялись на юг.

Филипп сказал:

— Они слишком высокого мнения о нас, если ищут еще дальше к югу. Мы сюда-то еле добрались.

Святослав с рассвета занимался прослушиванием переговоров, но ничего нового по сравнению со вчерашним не узнал. База запрашивала результаты поиска, а пилоты докладывали, что ни машина, ни люди пока не обнаружены.

«Если они ничего не найдут сегодня, оставят ли нас в покое завтра? — с тревогой размышлял Святослав. — За ночь по таким дорогам далеко не уехать. К тому же если завтрашней ночью дождя не будет, останутся следы. Тогда они нас достанут. Дело дрянь».

Вертолеты, сменяя друг друга, летали целый день, и все нервозно прислушивались, поглядывая на небо.

— Горючее им девать некуда, — раздраженно пробормотал Матфей, когда после обеда вертолеты снова появились над их головами.

Потом все улеглись спать. Минувшей ночью они почти не сомкнули глаз, только кое-кто немного подремал, и предстоящая ночь обещала быть такой же. Дежурить первым Святослав назначил Иоанна, потом его сменит Матфей. Фома, доставая спальник, подмигнул Марии:

— Рыженькая, твои коленки еще мои?

— Нет, ты свой шанс упустил, — отозвалась она. — Теперь клади голову на рюкзак.

— Какая несправедливость! Я был о тебе лучшего мнения. Ты меня разочаровала.

— Прямо не знаю, как я это переживу, — сказала Мария, залезая в спальник. — Я потеряю аппетит и буду страдать от бессонницы, пока совсем не зачахну. — Она застегнула молнию. — Спокойной ночи. Надеюсь, моя бессонница начнется не сейчас.

— А я надеюсь, что увижу твои коленки во сне. И что-нибудь еще… — мечтательно произнес Фома.

— Только мне потом об этом не рассказывай.

— Хорошо, рыженькая, я сохраню наши ночные похождения в тайне, — с ухмылкой пообещал Фома.

Он тоже разложил свой спальник, затем отошел за кусты. За ним направился Кирилл. Фома, оглянувшись через плечо, бросил:

— Чего тебе? Я тут интимным делом собираюсь заняться.

Кирилл подошел поближе и сумрачно сказал:

— Оставь Марию в покое! Твои шуточки ей не нравятся.

— Разве? Я что-то не заметил.

— Говорю тебе, ты ей надоел!

— Это она тебе сказала?

— И так видно, — зло буркнул Кирилл.

Фома окинул пытливым взглядом его покрасневшее лицо.

— A-а, кажется, я понял, — протянул он. — Я-то так, а ты всерьез…

— Что всерьез? — встрепенулся Кирилл.

— Не держи меня за дурака, — сказал Фома. — И чем лезть ко мне, послушай доброго совета: завязывай ты с этим. Все равно тебе ничего не светит, кроме хорошей взбучки от Петра.

Кирилл сжал кулаки, и, заметив этот непроизвольный жест, Фома миролюбиво добавил:

— Не будь идиотом сам и не делай идиотом меня. Ничего глупее стычки между нами и придумать нельзя. Нам делить нечего, потому что мне ничего не принадлежит и тебе тоже. Дошло? А теперь, будь добр, катись. Говорю же, у меня намечено интимное дельце.

Кирилл, пунцовый от стыда и гнева, сделал было шаг к Фоме, но тот спокойно сказал:

— Не дури, Искариот. Давай разойдемся тихо-мирно, иначе потом сам жалеть будешь. Это я не к тому, что набью тебе морду, просто тебе потом будет стыдно за эту драку. В первую очередь перед Марией.

— Отвяжись от нее, не то сам потом пожалеешь, — угрожающе процедил Кирилл, затем круто повернулся и ушел; у него все же хватило ума понять, что драка поставит в дурацкое положение прежде всего его самого.

Глядя ему вслед, Фома пробормотал:

— Сцена ревности в сортире. Как раз об этом я и мечтал.

Его лицо, однако, было серьезно.

Вертолеты летали над спящими до самого вечера, а с наступлением сумерек взяли курс на базу.

— Пора двигаться, — сказал Святослав, после того как они наскоро перекусили.

Вывели из укрытия вездеход, включили фары. Севший за руль Филипп спросил:

— Командир, ты уверен, что они больше не вернутся? По фарам нас засечь — пара пустяков.

— Нет, им приказано лететь на базу.

— Тогда вперед, — сказал Филипп. — Выбирать нам, полагаю, не из чего.

Машина тронулась. Внутри было тесно и грязно из-за уже не раз использованных жердей. Небо на закате было чистым. Ничто не предвещало дождя, и это всех беспокоило. В кои-то веки им был нужен дождь, но именно теперь, похоже, установилась сухая погода.

Они проехали не так уж много, особенно если судить не по времени, а по расстоянию, когда Мария вдруг произнесла необычным тоном:

— Там, впереди, кровь и смерть. Люди и смерть…

Она закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на своих ощущениях. Все примолкли.

— Люди… Несколько… Мы к ним приближаемся. Огонь… Люди вокруг огня. Они темные.

Глаза Марии широко раскрылись, и она уставилась во мрак, туда, где за границами световых конусов от фар ничего не было видно.

— Где-то там. — Она указала вперед и чуть влево. — Это там.

Святослав коснулся ее локтя:

— Ты сказала: они темные. Что это означает?

— Не могу объяснить. Я их такими увидела. Темные люди опасны. Страшные, злые. — Она мучительно подыскивала слова, чтобы передать другим свои ощущения. — Они готовы убивать.

— Мы тоже, — пробормотал Святослав.

— Это другое. — Мария беспомощно взмахнула рукой. — Другое, — повторила она. — В них живет зло, я ощутила его, как чувствую тепло или вижу свет.

Святослав встал с сиденья.

— Филипп, тормози. Заведи машину в кустарник. Симон, пойдешь со мной на разведку, остальным не отходить от машины. Света не зажигать.

Когда фары погасли, все окутало плотное покрывало тьмы. Святослав, уже собравшийся было идти, в последнюю минуту приостановился и спросил:

— Искариот, в твоем хозяйстве есть подслушка?

— Конечно!

— Давай.

Кирилл потянулся за рюкзаком:

— Пусть кто-нибудь мне посветит.

Вспыхнули два фонаря, которые держали Фаддей и Иоанн. Кирилл устроился за машиной так, чтобы она загораживала свет от тех, кто предположительно находился в указанном Марией направлении. Пока Кирилл искал приборчик, Святослав раздумывал над тем, кто оказался у них на пути. Это могли быть местные жители, еще одна банда наподобие той, с которой они столкнулись на хуторе, или кто-нибудь еще.

— Готово, — сказал Кирилл. — Вот, держи.

Его самоделка состояла из короткого металлического раструба, соединенного с плоской коробочкой, от которой тянулся провод к наушнику. Взяв неуклюжий приборчик, Святослав и Симон двинулись в путь, прислушиваясь к каждому шороху. Когда прошли метров четыреста-пятьсот, Симон тихо сказал:

— Вон там, слева и выше. Костер, видишь?

Удвоив осторожность, они прошли еще немного, потом Святослав сделал Симону знак остановиться и достал из нагрудного кармана подслушку. Кирилл не подвел: после треска и помех в наушнике на фоне шелеста листвы зазвучала человеческая речь. Не очень отчетливо, но достаточно, чтобы разобрать отдельные слова. Говорили по-французски. Святослав лучше владел английским, чем французским, и ему было трудно уловить общий смысл разговора. К тому же часть слов заглушали посторонние шумы. Однако через некоторое время он все же понял, что они говорят о дорогах и вертолетах.

«Похоже, у них те же проблемы, что и у нас», — подумал он.

Голоса были исключительно мужскими.

— Жди меня здесь, — сказал он Симону. — Я подойду поближе, взгляну на них.

Бесшумно ступая, Святослав продвинулся вперед еще метров на пятьдесят и стал подыскивать подходящее дерево, чтобы забраться на него. Через какое-то время он нащупал сук, показавшийся достаточно прочным. Леса умирали, зимой прогнивая от бесконечных дождей, а летом не выдерживая непривычной для местных пород жары, и бывало, что еще крепкое на вид дерево внезапно падало. Святослав потянул за сук, затем повис на нем всей тяжестью — ничего, держит. Он подтянулся на руках и оседлал его, очутившись метрах в двух над землей. Этого оказалось достаточно, теперь костер стал хорошо виден ему в бинокль. У огня сидели пятеро. Мужчины в одинаковой одежде. Во всяком случае, не в форме жандармов. Позади вырисовывался силуэт машины.

«Кто они такие, черт возьми?» — гадал Святослав.

И тут его осенило — беглые! Он не подумал об этом раньше, потому что побег из зоны смертников считался невозможным, однако это и только это объясняло настойчивое преследование со стороны жандармов: охранники искали беглецов на машине и, увидев вездеход в вечерних сумерках, решили, что цель обнаружена. И слова Марии теперь тоже стали понятны: в зонах смертников содержались не просто преступники, а лишь самые опасные из них — маньяки, серийные убийцы и те, кто убивал с особой жестокостью, получая от этого удовольствие. «Темные люди» — Мария ощутила живущую в них жажду крови.

Когда Святослав вернулся к Симону, тот сказал:

— Я засек какое-то движение справа от костра, ближе к дороге. Хотел предупредить тебя, да побоялся, что мы разминемся.

Святослав поднял к глазам бинокль. Все было спокойно. Он терпеливо ждал. Наконец терпение принесло плоды: он тоже уловил движение там, куда указывал Симон. Лес здесь был без подлеска, старые деревья еще держались, но молодые больше не росли, а кустарник попадался очень редко. В промежутках между стволами Святослав увидел один силуэт, но сколько он ни всматривался, второго не обнаружил.

«Наблюдатель, — решил он, — на всякий случай следит за дорогой. Если бы не предупреждение Марии, он нас заметил бы».

— Он один, — сказал Святослав, — одного наблюдателя достаточно. Идем назад.

На обратном пути Симон поинтересовался:

— Ты что-нибудь выяснил?

— У костра пятеро. Плюс тот, которого ты засек ближе к дороге.

Когда они добрались до своей машины, Святослав сказал:

— Там шесть человек, и я уверен, что это беглые смертники из зоны.

— Мать твою! — вырвалось у Симона его любимое выражение. — А ты не ошибаешься, командир? Я что-то не слыхал, чтобы в зонах смертников случались побеги.

— Я тоже, но другого объяснения нет. Жандармы приняли нас за беглых, у них тоже есть машина, очевидно похожая на нашу. И теперь нас в покое не оставят. Завтра вертолеты прилетят снова. Вполне возможно, что этим они не ограничатся и предпримут что-нибудь еще. Если они решатся на ночные полеты и будут искать огонь костра или свет фар, тогда нам вообще с места не сдвинуться. Или же придется бросить машину, а это крайне нежелательно, учитывая, что мы сильно отклонились на юг и добираться до цели еще долго.

Матфей разжал свои узкие губы и предложил:

— Заложим их. Сообщим жандармам на базу, где эти ублюдки. Ты же прослушиваешь переговоры вертолетчиков, вот и подкинь им свеженькую информацию.

— Не самый хороший вариант, — веско возразил Филипп. — Слишком много возникнет у жандармов вопросов, в том числе и такой: откуда мы знаем их частоту? Мы их очень заинтересуем, особенно если они заподозрят, что сбитый вертолет — наших рук дело. А оказаться в центре внимания охранников из зоны смертников — удовольствие, поверьте мне, ниже среднего. Нам лучше оставаться в тени.

— В тени? — сердито повторил Симон. — В какой тени? От их вертолетов, которые будут шнырять здесь, пока не накроют либо нас, либо тех? Причем скорее нас, потому что нам надо двигаться вперед, а те, если у них есть жратва, могут позволить себе спокойно отсиживаться, выжидая, когда жандармам надоест без толку гонять взад-вперед.

— Есть другой выход, — сказал Святослав, и все лица обратились к нему. — Надо сделать за жандармов их работу, тогда они уберутся.

Похоже, только Филипп понял, что он имеет в виду.

— Жандармам нужны беглые, все равно, живые или мертвые, — начал объяснять свой план Святослав. — В зонах содержатся особо опасные убийцы, и тот вертолет, который мы сбили, открыл огонь первым. Судя по всему, жандармы предпочитают взять своих клиентов мертвыми. И мы предоставим им то, что они хотят получить. Это будет выглядеть как стычка беглых с кем-то из местных. С волчарами, например. Здешние банды жандармов не интересуют. Главное — чтобы они нашли трупы своих заключенных, ничего другого им не надо. Выкатим машину на дорогу, а трупы уложим рядом. После этого мы получим возможность спокойно ехать дальше.

Фома покрутил головой:

— Вот уж не думал, что придется работать за жандармов! Они нам за это заплатят? Желательно сухим пайком.

Фаддей предложил:

— Залепим в них из «страйка», и делу конец.

— Не годится, — отверг его идею Святослав. — «Страйк» так все разнесет, что нечего будет опознавать. Нет, придется идти с автоматами. Искариот и Мария, останетесь здесь.

— Почему я всегда остаюсь? — звенящим от обиды голосом произнес Кирилл. — Я тоже умею стрелять.

— Верно, — согласился Святослав, — но зато никто из нас не умеет обращаться с твоими приборами. Когда мы доберемся до зоны Долли, ты нужен нам живым, поэтому сейчас ты останешься здесь. К костру со мной пойдут Матфей, Иоанн, Младший, Фаддей и Фома. Филипп и Симон берут наблюдателя у дороги. Мы должны начать одновременно. Филипп, когда обнаружите цель, дай знать. Первым стреляю я. Если вопросов нет, пошли.

Восемь человек исчезли в ночи.

Когда шестеро из них, прячась за стволами деревьев, подобрались к костру, там все было по-прежнему. Теперь Святослав видел, что беглые смертники вооружены разновидностью КОРа: парализатор плюс пистолет, только без глушителя — основное оружие охраны в зоне смертников. Около одного из сидящих стояло прислоненное к дереву что-то более солидное, с двумя стволами.

«Похоже на ружье с двенадцатимиллиметровыми разрывными пулями, — подумал Святослав. — Этого надо снять первым. С него и начну».

Однако прежде следовало дождаться сигнала от Филиппа. Секунды тянулись невыносимо медленно. Святославу казалось, что он прижимается к холодной шершавой коре уже минут пятнадцать, но когда он взглянул на светящийся циферблат часов, выяснилось, что прошло всего четыре минуты.

«Может, сукин сын куда-то переместился и они заново ищут его?»

Еще через пять минут он уже не на шутку забеспокоился.

«Ну же, Филипп, давай! — мысленно торопил он. — Если кому-нибудь из этих ублюдков понадобится сейчас отлить, он может пойти в нашу сторону и обнаружить нас. Давай же, Филипп!»

Словно в ответ на его призыв в наушнике переговорника раздалось тихое, как выдох, «готов». Святослав поднял ствол и прицелился в хозяина ружья. Треск автоматной очереди разорвал тишину, и тотчас застрочили два автомата у дороги. Святослав, Иоанн, Матфей, Фаддей и Фома поливали свинцом пространство вокруг костра, а Младший побежал к машине. Кузов ее закрывался двустворчатой дверцей. Он рванул одну створку на себя — выстрел из пистолета пришелся ему в грудь почти в упор. Младший, раскинув руки, упал навзничь. Кто-то выпрыгнул из машины и метнулся в темноту. Святослав бросился за ним, на бегу выбросив пустой магазин от автомата и вставив новый. Высокая фигура мелькала среди деревьев.

«Уходит, сволочь», — пронеслось в голове у Святослава.

Он стрелял и стрелял, однако фигура удалялась, и Святослав уже подумал было, что упустил того, за кем он гнался, как вдруг тот упал.

«Попал!» — решил Святослав.

Однако преследуемый вскочил и побежал снова, сильно припадая на правую ногу. То ли он был ранен, то ли оступился и расшибся. Как бы то ни было, бежал он теперь гораздо медленнее, и Святослав явно нагонял его, думая только о том, как бы не свалиться самому: хотя лес был редким, на земле в изобилии валялись гнилые сучья и упавшие стволы. Стрелять он перестал, намереваясь сначала подобраться поближе, чтобы не тратить зря патроны. Его противник после первых выстрелов в начале погони больше не отстреливался, вероятно у него опустела обойма и другой при себе не было.

Уловив треск веток за спиной, Святослав понял, что позади него кто-то бежит, наверняка из своих, поскольку сидевших у костра смертников они сняли сразу. Он хотел обернуться, но не успел, потому что внезапно испытал странное ощущение, словно толчок изнутри, и на короткое мгновение у него сильно закружилась голова.

«Меня подстрелили», — промелькнула в мозгу мысль и тотчас исчезла, опровергнутая дальнейшими событиями.

Он находился в ином месте, чем минуту назад. Тоже в лесу, но совсем в другом. Огромные ели, которых давно уже не было, окружали его плотной стеной, и куда бы он ни посмотрел, взгляд повсюду натыкался на их пушистые ветви.

«Этого не может быть, — сказал он сам себе. — Наверно, меня все-таки ранило и я брежу».

Но в этом бреду было нечто, что пугало его, нечто такое, в чем он еще не успел разобраться: смутное ощущение угрозы.

«Опасность сзади. Сзади! Убей его!» — возникла в его сознании новая мысль.

Мысль или голос со стороны? Он не мог различить.

«Скорее! Стреляй, иначе он выстрелит первым! Стреляй!»

Святослав развернулся, сжимая в руке автомат.

«Там, там, за деревьями! Уже близко. Длинная очередь веером. Не медли! Или ты, или он. Опереди его, иначе будет поздно. Стреляй!»

Ощущение опасности нарастало. Это было похоже на то, как если б он смотрел в револьверное дуло, зная, что сейчас раздастся выстрел. Его сознание словно раздвоилось. Одна, большая часть, требовала, чтобы он подчинился неведомому голосу, а вторая удерживала от этого, заставляя прежде разобраться, что с ним происходит. Давление страха усиливалось, он уже не мог сопротивляться, не мог думать ни о чем другом, все мысли сметал поток завладевшего им ужаса перед надвигающейся из-за елей опасностью. Голос — крик, вопль! — требовал немедленно защититься от нее. Краем сознания он все-таки понимал, что с ним самим что-то неладно, но у него не было сил разобраться с этим. Святослав направил ствол автомата вправо. На миг к нему вернулась холодная ясность рассудка, когда он оценивал то, что предстояло сделать: длинная очередь справа налево, чтобы сразить затаившегося под прикрытием елей неведомого врага. Его лежавший на курке палец напрягся, но внезапно Святослав испытал странное чувство, чем-то напоминавшее выныривание из глубины на поверхность. Он вновь вернулся в реальность, в тот лес, где недавно стреляли в сидевших у костра смертников, а потом гнался за человеком, убившим Младшего. Вокруг темнели шершавые стволы лиственных деревьев, а не пушистые ели, под ногами валялись упавшие сучья, а сам он, сжимая автомат, стоял развернувшись лицом в ту сторону, откуда прежде бежал. В паре метров от себя он увидел опускавшего КОР Иоанна, который как ни в чем ни бывало сказал:

— Готов! С такого расстояния я не промахиваюсь. Я бы и раньше в него попал, но боялся задеть тебя. Я же кричал «пригнись!», а ты будто не слышал.

— Я и правда не слышал, — с усилием выговорил Святослав, одеревеневшими руками опуская автомат.

Иоанн оглянулся назад:

— Там только наши.

Святослав не сразу сообразил, почему Иоанн сказал это. Потом до него дошло: Иоанн решил, будто он развернулся оттого, что ему почудилось нечто подозрительное сзади.

«Я чуть не убил его, — в смятении подумал Святослав, чувствуя, как лицо и спина покрываются холодным потом. — Еще секунда, нет, полсекунды, и моя очередь убила бы его. Он не понял, что я собирался стрелять в него. Но я же его не видел! Я видел какую-то чертовщину!»

Иоанн прошел мимо него к застреленному. Святослав медленно побрел следом. У него слегка кружилась голова, а во рту стоял неприятный привкус. Привкус страха. Он боялся и сейчас, боялся, что это вернется, и он вновь выпадет из реальности и очутится неизвестно где.

Иоанн склонился над убитым и перевернул его на спину: рослый брюнет лет под сорок, с резкими чертами лица. Широкий лоб, выступающие надбровные дуги, глубоко посаженные темные глаза, сейчас открытые и безжизненные, волевой подбородок, узкие губы. Некрасивое, но запоминающееся лицо. Оно чем-то притягивало Святослава, и он всматривался с болезненным интересом, затем заставил себя отвести взгляд и сказал:

— Притащишь этого к остальным?

Иоанн кивнул:

— Хорошо.

Святослав направился обратно. У костра все было кончено. Пять трупов лежало там, где их сразили автоматные очереди. И шестой — Младший… Одновременно со Святославом к костру подошли Филипп и Симон.

— Взяли своего? — спросил Святослав.

— Да. Мы его там оставили, — ответил Филипп. — А у тебя как?

— Младший погиб… Я послал его проверить машину, а один из смертников прятался внутри и застрелил его.

Филипп склонился над Младшим, вынул из рук автомат и бережно сложил их на груди. Стоявший рядом Фома сказал:

— Надо его похоронить.

— Сначала смертники, — Святослав кивнул на трупы, — и их машина. Надо управиться до рассвета. Филипп, займись этим. У меня голова кружится, передохну немного.

— Ты ранен?

— Нет… Ударился о дерево, когда гнался за тем, который убил Младшего. Иоанн его притащит.

Что еще он мог сказать? Что внезапно свихнулся и теперь боится, как бы приступ не повторился? Он должен разобраться в том, что с ним случилось.

Святослав побрел к вездеходу. Рассказывать Кириллу и Марии о том, как прошла операция, было уже не нужно: Филипп сообщил им обо всем через переговорник. Мария бросилась ему навстречу:

— Что с твоей головой? Дай-ка взгляну! Может, перевязать надо.

— Не надо, — ответил Святослав и тихо добавил: — Но с головой у меня что-то не в порядке. Только не знаю что.

Вместе с Марией он забрался внутрь вездехода, оставив Кирилла снаружи наблюдать за местностью. Тяжело опустившись на сиденье, Святослав начал говорить и не смолкал до тех пор, пока не рассказал все. Ему было необходимо поделиться с кем-то, кто поддержал бы его и ободрил, потому что сейчас он как никогда прежде нуждался в помощи.

Выслушав его, Мария в раздумье сказала:

— У меня возникла идея. Ее невозможно проверить, она абсолютно бездоказательна, но зато все объясняет. Не только то, что произошло с тобой, но даже то, каким образом этим заключенным удалось бежать, хотя побег из зоны смертников невозможен.

Святослав разом встрепенулся и уставился на нее.

— Ну, не тяни!

— Моя идея состоит в том, что человек, за которым ты гнался, обладает огромной силой внушения. Он заставил тебя увидеть то, чего не было. И внушил ощущение опасности, чтобы заставить стрелять в сторону Иоанна. Нечто подобное он проделал с охранниками из зоны, чтобы вырваться оттуда.

Святослав потер лоб — голова еще немного побаливала.

— Ты хочешь сказать, что я нарвался на гипнотизера?

— Да, причем на очень сильного гипнотизера.

— Вот уж повезло, — пробормотал Святослав. — Однако это все же лучше, чем внезапно сойти с ума.

Он почувствовал, как страх, в котором он не признавался даже самому себе, разжимает свои цепкие когти.

— Пойду обратно, — сказал он, поднимаясь. — Там еще много работы, а рассвет ждать не будет.

Пока он ходил туда-обратно, трупы смертников — и того, которого притащил Иоанн, — погрузили в машину. Фома сел за руль, включил фары и медленно поехал между деревьями. Проехав еще немного по дороге, он остановился на месте, хорошо просматриваемом с воздуха, там, где перелесок отступал от дороги с обеих сторон. Трупы вытащили и бросили возле машины. Филипп и Симон принесли «своего» беглого и положили туда же. Святослав в последний раз посмотрел на мертвое лицо того, кто заставил его усомниться в собственном рассудке, затем отвернулся и сказал:

— Надо забрать их горючее и еду. Оружие тоже. Пока мы на вездеходе, возьмем все, лишнее потом выбросим. Филипп, Иоанн, Фаддей и Симон, займитесь этим. Фома, Матфей и я выроем могилу для Младшего.

Они похоронили Младшего здесь же, в лесу, когда рассвет был уже совсем близко и проступившие из мрака темные стволы старых деревьев казались молчаливым караулом, выстроившимся вокруг могилы. Затем все вернулись к вездеходу и с большим трудом завели его подальше в лес, чтобы он не попался на глаза охранникам, которые должны прибыть сюда. Теперь оставалось только ждать. Как и вчера, Святослав прослушивал переговоры вертолетов с базой. Те вылетели еще затемно и были уже близко. Светало, небо было безоблачным. Наконец на севере показались три вертолета и полетели над дорогой.

— Докладывает «Лотос-4», — раздалось в наушнике Святослава. — Вижу цель. Сектор КН-306, квадрат 7–12.

— «Лотос-4», говорит база. Объект движется?

— Нет, машина стоит на дороге.

— Будьте осторожны. Возможно, это ловушка.

Вертолеты перестроились, и один начал снижаться.

— База, докладывает «Лотос-4». Вижу около машины тела людей. Прошу разрешения на посадку.

— «Лотос-4», посадку разрешаю. «Лотос-5» и «Лотос-6», оставайтесь в воздухе.

Один вертолет приземлился. Через бинокль Святослав видел, как оттуда выскочили люди в форме с оружием на изготовку и побежали к машине.

— База, говорит «Лотос-4», — услышал Святослав через некоторое время. — Мы их нашли, всех семерых. Они мертвы. Застрелены.

— «Лотос-4», Жак-Кошмар среди них есть?

— Да, мы обнаружили его труп.

— Вы уверены, что это действительно он? С Жаком-Кошмаром ошибки быть не должно.

— Мы его опознали.

После недолгой паузы в наушнике вновь раздался голос:

— База — всем «Лотосам»: поиск закончен, возвращайтесь. «Лотос-4» и «Лотос-5», заберите трупы. «Лотос-6», уничтожьте машину. Конец связи.

Святослав снял наушник. Приземлился второй вертолет, затем оба взмыли вверх, а третий завис над брошенной машиной, и она полыхнула огнем. Три вертолета, быстро уменьшаясь, взяли курс на северо-восток, а над дорогой вздымались клубы черного дыма. Очевидно, начальство зоны решило, что возвращать машину по таким дорогам — дело чересчур хлопотное.

Хотя Святослав не знал, кого именно из семи заключенных звали Жак-Кошмар, он почему-то был уверен, что это имя принадлежит человеку, которого он преследовал. И еще он подумал о том, скольких тот убил, чтобы заслужить такое прозвище.

Выждав еще с полчаса после того, как вертолеты улетели, они сели в свой вездеход, и Фома, виртуозно маневрируя среди деревьев, вывел его из леса на дорогу. Объехав останки машины смертников, они пустились в путь.

После смерти Младшего в отряде осталось девять человек.

Евангелие от Марка, глава 8.

27 И пошел Иисус с учениками Своими в селения Кесарии Филипповой. Дорогою Он спрашивал учеников Своих: за кого почитают Меня люди?

28 Одни отвечали: за Иоанна Крестителя, другие же — за Илию, а иные — за одного из пророков.

29 Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Петр сказал Ему в ответ: Ты — Христос.

Глава 8

Вездеход подобно упрямому жуку полз среди ухабов и промоин. Делать было нечего, и Святослав, трясясь на сиденье, мысленно возвращался к одному и тому же вопросу: кто предатель? В списке подозреваемых было, как и раньше, пятеро: Симон, Матфей, Фаддей, Иоанн и Фома. Симон занимал первое место в списке, Фома — последнее. События минувших дней не добавили ничего нового, что дало бы пищу для размышлений на эту тему. У Святослава по-прежнему было слишком мало фактов, чтобы строить гипотезы. Для него все, кроме Кирилла и Марии, были людьми, явившимися из ниоткуда: он ничего не знал ни об их прошлом, ни о том, всегда ли они вели себя так, как сейчас. Думая о предательстве, Святослав заметил за собой маленькую странность: он даже мысленно называл Анну ее новым именем — Мария, а Кирилла — всегда Кириллом, а не Искариотом. Почему? Не потому ли, что ему казалось, будто Анне новое имя подходит, а Кириллу — нет? Искариот, Иуда Искариот — на этом имени два тысячелетия лежала мрачная тень, тень измены и проклятия.

Однажды Мария сказала, что снова видела тот же сон, сон о падающем с небес пламени. Святослав, делая вид, будто не придает этому значения, все же спросил:

— Похоже на то, как нас атаковали с вертолета?

— Нет. — Мария качнула головой, и рыжий хвост метнулся из стороны в сторону. — Нет, не похоже. Это другое, совсем другое… То, что еще ждет нас впереди.

«Волчары, химка, заброшенный люк в мертвом городе, смертники — что еще? — невесело подумал Святослав. — В каком еще обличье смерть снова протянет к нам руку, чтобы взять очередную жертву?»

Как-то вечером, когда тусклый диск солнца клонился к закату, Фаддей заприметил неподалеку поднимавшийся вверх столбик дыма.

— Там кто-то есть, — сказал он. — Заедем?

Симон проворчал:

— До сих пор нам не очень-то везло с хуторами.

— Мы все-таки заедем, — решил Святослав. — У нас вода на исходе, а раз там жилье, значит, есть чистый источник.

Из предосторожности они остановили машину, не доезжая до пока не видимого жилища. Мария и Кирилл остались возле машины, а все прочие пошли в ту сторону, откуда поднимался дым. Перед уходом Святослав предостерег:

— Искариот, вы тоже не зевайте. Мало ли кто тут живет.

Кирилл кивнул, поправляя висевший на плече автомат.

Шли рассредоточившись, чтобы в случае чего не подставиться под выстрелы всей группой, связь поддерживали через переговорники, однако опасения оказались излишними: дым поднимался из покосившейся трубы одинокого домишки, рядом с которым заваливался набок покосившийся сарайчик.

— Иоанн, пойдем глянем поближе, — сказал Святослав. — Остальным ждать.

Как ни безобидно выглядела открывшаяся им картина, Святослав, наученный горьким опытом, ничему не доверял. Вдвоем с Иоанном он выбрался из цеплявшегося за одежду высокого, хотя и негустого кустарника незнакомого вида, с очень темными узкими листьями, отливавшими синевой. Химки, плеши и потепление вызвали к жизни странные, непривычные растения, которые порой оказывались ядовитыми, так что приходилось внимательно следить за тем, чтобы не оцарапаться о сучок либо шип незнакомого куста или дерева.

Подойдя к крыльцу, Святослав крикнул:

— Эй, есть здесь кто-нибудь?

Он смотрел на занавешенное окно, ожидая, что край занавески отогнется и их будут рассматривать, но вместо этого дверь широко открылась, и на пороге появился изможденный мужчина неопределенного возраста, в изношенной одежде, со спутанной полуседой бородой и такой же шевелюрой. Он смотрел на пришельцев с таким выражением, словно сомневался, действительно ли они существуют, но страха на его лице не было.

Святослав сделал шаг вперед:

— Здравствуйте. Нам нужна вода. У вас есть колодец?

Мужчина махнул рукой влево:

— Вон там. Ведро внутри висит. Берите сколько захотите, вода хорошая.

Приволакивая ногу, он пошел следом за Святославом и Иоанном и, пока те доставали воду, озабоченно сказал:

— Скоро стемнеет, надо торопиться. Куда вы идете? Здесь жилья нет. Скоро стемнеет, — каким-то странным тоном повторил он. — Ночуйте у меня, места хватит.

— Спасибо, только нас не двое, а больше.

Хозяина дома это сообщение, казалось, ничуть не обеспокоило, хотя внезапное появление вооруженных до зубов пришельцев в нынешние времена напугало бы кого угодно.

— Ничего, дом маленький, но как-нибудь поместимся. Лучше в тесноте, чем снаружи остаться.

Святослав позвал через переговорник: «Идите сюда», и еще пятеро вынырнули из зарослей.

— Фома, пригони машину. Заночуем здесь.

Хозяин посмотрел на небо:

— Поспешите. Солнце скоро зайдет.

— Я включу фары, — сказал Фома, воспринявший его слова как предупреждение о том, что в темноте трудно будет подъехать к дому.

— Этого недостаточно, — возразил хозяин. — Торопитесь, пока солнце не село.

Машину поставили в пустой сарайчик, на двери которого красовался большой, прочный засов, отчего Святослав подумал, что прежде в нем держали какую-то скотину.

— Пойдемте в дом, — настойчиво подгонял их хозяин. — Уже темнеет.

Он тщательно закрыл грубо сработанные, но крепкие на вид ставни, а потом запер и входную дверь на такой же солидный засов, как в сарае. Комнат было всего две, в одной вдоль стен и под потолком висели пучки сушеных трав и кореньев, от которых распространялся довольно приятный запах.

— Располагайтесь где хотите, — сказал хозяин.

Все расселись на двух лавках, а кому не хватило места — на своих рюкзаках. Симон бесцеремонно спросил:

— Мужик, ты что — один тут живешь?

— Раньше нас больше было… Но они всех забрали.

— Кто «они»? — подозрительно осведомился Симон, а Филипп как бы невзначай положил руку на автомат.

Не ответив, хозяин вдруг метнулся к Фаддею, который собирался открыть засов на двери, и вцепился в его руку.

— Нельзя! — выкрикнул он с перекосившимся лицом, на котором явственно проступила печать безумия. — Уже темно! Нельзя выходить.

— Почему? — спросил ошеломленный его натиском Фаддей. — Мне надо.

— Нельзя, нельзя! — исступленно твердил хозяин. — Они придут и всех заберут. Всех, всех! Они появляются в темноте, и тогда — смерть…

Прислонившийся спиной к теплой печи Филипп пробормотал себе под нос:

— Кажется, скучно не будет.

Между тем Фаддей тщетно пытался освободиться от вцепившегося в него хозяина. Тот ни в какую не отпускал его, тесня прочь от двери, но затем разжал пальцы и отступил в сторону.

— Хочешь — иди. Все равно они заберут всех, и вас, и меня тоже. Сегодня или завтра — какая разница…

В его голосе звучала обреченность вконец отчаявшегося человека. Подошедший к нему Святослав успокаивающим и подчеркнуто дружелюбным тоном попросил:

— Расскажи нам про них, кто они такие и откуда приходят.

Хозяин тяжело опустился на грубо сколоченный табурет, сложив на коленях костлявые руки с набухшими венами.

— Они прилетают с востока.

— Прилетают? — изумленно повторил Симон. — Ты что брешешь, мужик? Летают нынче только жандармы, вертолеты только у них есть, а им на таких, как ты, с высокой вышки наплевать. Полетят они к тебе, как же!

— Помолчи, Симон, — оборвал его Святослав и обратился к хозяину: — Значит, с востока. Давай дальше.

— Мертвецы прилетают ночами и выпивают кровь, а тело разрывают на части и пожирают. Хоронить нечего. От упырей никому не спастись.

— A-а, — протянул Фома. — Ну ясно, упыри. — И он выразительно покрутил пальцем у виска.

Разговор прекратился, поскольку обсуждать, с точки зрения Святослава, было больше нечего, ситуация представлялась достаточно ясной: они имели дело с сумасшедшим, чей рассудок не выдержал лишений и одиночества. Фаддей вновь взялся за засов, отодвинул его и вышел. Хозяин ему не препятствовал, а когда Фаддей вернулся, сказал: «Ты везучий», и снова запер дверь.

В доме было четыре кровати, и большинству пришлось раскладывать спальники на полу. Фома, понизив голос, предложил:

— Давайте по очереди дежурить, а то вдруг этому психу среди ночи померещится, что мы тоже упыри. Возьмет топор и начнет рубить нам головы.

Святослав нашел его мысль разумной, однако ночь прошла тихо и спокойно. Кое-кто пару раз выходил из дому по своим делам, и хозяин, который то ли не спал совсем, то ли просыпался от малейшего шороха, всякий раз поднимал голову и прислушивался, а потом внимательно следил, не забыл ли кто запереть дверь. На рассвете, когда все встали, он сказал:

— Вам повезло, сегодня они не прилетели, но в другой раз обязательно прилетят. Они до вас доберутся.

Симон хохотнул:

— Ну, мужик, если нам не встретится никого страшнее твоих упырей, я буду считать нашу поездку детской прогулочкой.

— Ты их не видел, — тихо произнес хозяин, и от того, как он это сказал, повеяло мраком и холодом. — Когда увидишь, сам поймешь… Берегитесь темноты. Слуги дьявола приходят ночью.

Сопровождаемые этим мрачным напутствием, которого никто, разумеется, не принял всерьез, они погрузились в машину, и вездеход бодро выкатился на размытую дорогу, держа путь на северо-восток. Горючее было на исходе. Лежавшую впереди химку, мимо которой они собирались проехать — или пройти, если горючее кончится раньше, — закрыли год назад. Расположенная же южнее плешь была всего лишь старой свалкой.

Что-то разглядывающий на экранчике своего мини-миракля Филипп задумчиво произнес:

— Интересно, почему на этой химке стоит такая странная пометка: «эвакуирована»? Что значит «эвакуирована»? Закрыта, что ли? На других так и написано: «закрыта».

Фаддей пожал плечами:

— Наверное, у них какая-нибудь авария произошла, вот они и эвакуировались. На нас им наплевать, но гробить свой персонал они не будут.

— Может, и так, — отозвался Филипп и возобновил свой безмолвный диалог с мини-мираклем. — Нет, не так, — сказал он через некоторое время. — Я нашел одну химку, которая помечена как закрытая по причине аварии.

— Ну и что? — лениво протянул Фома. — Здесь так помечено, а там этак. Какая разница?

— Банк данных унифицирован, — пояснил Филипп. — Одинаковые факты отражены одинаково. Если аварии в одном случае соответствует пометка: «закрыта по причине аварии», то такая же пометка соответствует и всем другим авариям. Ее отсутствие означает какую-то иную причину. Понятно?

— Понятно-то понятно, — ответил Фома, — только что из этого следует?

Филипп пожал плечами и обратился к Святославу:

— Командир, заглянем в химку? По-моему, есть шансы раздобыть там горючее. Вывозить такую ерунду, как горючее, им смысла не было, дешевле бросить. И зараженность нулевая, лишь ближе к северному краю плеши стоит знак химических отходов. Получается, что они свои отходы отвозили подальше, а собственную территорию не портили. Там безопасно.

Надежда пополнить иссякающие запасы горючего заставила Святослав согласиться с предложением Филиппа. Ночь они провели под открытым небом, рассчитывая назавтра добраться до химки. За ужином Фома, заметив, как Мария смотрит на полную луну, пошутил:

— Упырей ждешь, рыженькая? Лучше обрати свой взор на меня.

Сидевший рядом Симон не преминул поддеть его:

— По сравнению с тобой и упырь сойдет за красавца.

Это ехидное замечание не имело оснований: Фома не был по-настоящему красив, так, как Филипп, но вполне заслуживал определения «симпатичный».

— Тобою движет черная зависть, — беззлобно произнес он. — Если хочешь увидеть настоящего упыря, посмотрись в зеркало.

Симон давно не брился и весь зарос иссиня-черными волосами, на смуглом лице сверкали белки темных глаз. Пожалуй, в театре (если бы таковые имелись в настоящее время) роль упыря досталась бы скорее ему, нежели Фоме.

— Кстати, — продолжил Фома, — как поживает твой хвост? Что-то я давно его не видел. Ты поджимать его стал, а, Симон?

— Отвяжись, — буркнул тот. — У тебя язык такой длинный, что на другое наверняка материала не хватило.

— Хватило, еще как хватило! Побольше, чем у тебя будет, — со смешком заверил Фома, затем озорно добавил: — Если Мария согласится быть судьей, я готов предоставить ей доказательства. — Он повернулся к ней. — Мария, как ты насчет того, чтобы рассмотреть мои доказательства, испытав их в деле, и вынести справедливое решение?

Опередив ее, Симон заметил:

— Ничего не получится, потому что она не сможет увидеть твое доказательство без микроскопа. Разве что бинокль поможет.

— Заткнитесь вы оба, — сказала Мария. — Грызитесь между собой сами, не втягивайте меня.

— С тобой интере-е-сней, — протянул Фома. — А от этого черного козла, — он кивнул на Симона, — какой толк?

Мария слегка дернула его за прядь растрепанных светло-каштановых волос.

— Трепло ты, Фома!

— Вот так всегда! — Фома сделал вид, будто обиделся. — Сама не даешь перейти к делу, а потом треплом обзываешь. Нет в этом мире справедливости.

Следующим вечером они подъехали к наружному ограждению химки. Ни одно из трех ограждений не было под напряжением, все они превратились в обычные заборы.

Без особых сложностей въехали на территорию производственного комплекса. Собственно производство располагалось под землей, наверху находились лишь жилые здания, подсобные службы и центр управления. Отыскав по схеме гараж, который интересовал их в первую очередь, они с разочарованием убедились, что вход туда перекрыт бронированной плитой; заряд «страйка» мог пробить ее, но разнес бы и сам гараж.

Фаддей с досадой стукнул по плите кулаком.

— Приехали! Стоило стараться…

Кирилл задумчиво посмотрел на прямоугольное здание управляющего центра:

— Раз уж мы здесь, давайте попробуем проникнуть в центр. Тогда, может быть, удастся открыть гараж.

Обследовав здание, они обнаружили, что все оконные проемы перекрыты пуленепробиваемым пластиком, а дверные — плитами, похожими на ту, что была в гараже.

Иоанн недоуменно сказал:

— Они тут как будто к осаде готовились.

Святослав дал короткую очередь из автомата по окну нижнего этажа — пластик остался цел.

— Фаддей, принеси-ка из вездехода трофейное ружье, — велел Святослав. — Хорошо, что мы его с собой прихватили. Двенадцатимиллиметрового бронебойного снаряда пластик не выдержит.

Когда Фаддей вернулся с заряженным ружьем, Святослав взял его и выстрелил в середину выбранного окна — пластик разлетелся, как обычное стекло от удара палкой. Он опустил ружье.

— Вход свободен.

Филипп и Фома подсадили его, и Святослав забрался внутрь, а за ним и остальные. Последнего, Иоанна, они втащили наверх за руки: окна первого этажа находились на высоте более чем двух метров от земли.

Включив фонари, они увидели, что попали в какое-то хранилище: вдоль стен тянулись секции с узкими ящиками. То, что могло там лежать, их не интересовало.

— Надо найти пульт управления, — сказал Кирилл. — Он находится на первом наземном уровне, то есть здесь.

Они вышли в коридор и, сверяясь со схемой здания, выведенной на экран мини-миракля, двинулись к залу управления. Вход в него оказался закрытым на электронный замок. Кирилл вытащил кое-что из своих запасов, поковырялся в них, потом занялся замком, и через несколько минут дверь открылась. Просторный зал встретил их темнотой и безмолвием.

— Посветите сюда, — попросил Кирилл, разглядывая центральный пульт с надписями на английском языке.

Беглый осмотр занял полчаса. Все терпеливо ждали, понимая, что торопить его не следует. Затем Кирилл сказал:

— Попробую включить резервный генератор. Он или заработает, или нет. В любом случае хуже не будет.

Генератор заработал, и помещение осветилось мягким, ровным светом, а на лице Кирилла появилась победная улыбка. Святослав одобрительно хлопнул его по плечу:

— Разбирайся, что к чему. Гараж, продовольственный склад и вообще…

Все разбрелись по залу, а Кирилл вскоре сказал:

— На втором наземном уровне есть жилой отсек. Для персонала центра, наверное. Я могу его активизировать.

— Давай, — оживился Фаддей. — Я бы с удовольствием побрился в нормальных условиях.

Матфей поддержал его:

— Да, неплохо бы как следует помыться и побриться.

Святослав заколебался — разумно ли им разделяться? — но потом решил, что опасности нет. Кирилл, Иоанн и он сам остались в зале, а прочие отправились в жилой отсек.

Кирилл включил главный компьютер, и экран засветился. Святослав, испытывающий какое-то смутное беспокойство от пометки зоны «эвакуирована», сказал:

— Искариот, постарайся выяснить, почему зону закрыли. Или хотя бы чем они тут занимались.

В базе данных их мини-мираклей сведений о характере производства действующих химок и плешей не было — такая информация являлась тайной фирм-владельцев и в объединенную сеть не поступала. Усилия Кирилла тоже были безрезультатны.

— Нет доступа к данным, касающимся производства. Похоже, самих данных тоже нет. Насколько я понимаю, все файлы стерты. Год назад, перед эвакуацией, — сообщил он. — Что же касается самой эвакуации, то я обнаружил одну весьма любопытную деталь: все системы были отключены практически одновременно. Хотя я плохо представляю, как происходит свертывание производства, все же это выглядит странным. Прекращение любого более-менее сложного технологического процесса, особенно химического, требует времени. Сначала останавливают сам производственный процесс и обслуживающие его системы. Вывозят конечный продукт или производят консервацию. Здесь же были какие-то опасные вещества! Потом следовало приступить к демонтажу оборудования, его упаковке и погрузке. Я не имею в виду всякий хлам, с которым, с их точки зрения, не стоит возиться, но часть оборудования наверняка представляет ценность и для них. Короче, я вот что хочу сказать: нельзя остановить все сразу и прекратить функционирование всех, подчеркиваю — всех систем за два дня! А именно это здесь и произошло.

— С чего ты взял? — спросил Святослав.

— В памяти главного компьютера зафиксировано, что отключение первой, второй, третьей и четвертой линии произошло шестого мая прошлого года, а седьмого мая отключили все. Вообще все.

— Что это, по-твоему, означает?

— Не знаю… Создается впечатление, что они очень торопились. Настолько, что все побросали.

Нахмурившись, Святослав рассеянно смотрел на голубоватый экран главного компьютера.

— Как при пожаре, — пробормотал он. — Выпрыгивают в окно, не думая об имуществе.

— Не в окно, — с живостью возразил Кирилл. — Последнее, что здесь работало, — это вертолетная площадка, ведущие к ней лифты, а также взлетная полоса. На вертолетах они доставляли к плеши отходы производства (приличной дороги там нет, значит, на вертолетах), а на самолетах вывозили в Европу то, что тут изготавливали. Но седьмого мая вертолеты летали не к плеши.

— А куда?

— Таких сведений нет.

— Тогда почему ты решил, что не к плеши?

— Я нашел регистрационную таблицу вылетов: все машины работали в безостановочном режиме целый день. Вылет, возвращение, заправка и сразу новый вылет. Последний — без возвращения. Сам понимаешь, вряд ли они решили остаться на плеши. Все та же спешка… Не нравится мне это. Спешка наводит на мысль о том, что они боялись аварии. Внезапный сбой в процессе, ситуация вышла из-под контроля, все оказалось на грани катастрофы, и они спешно эвакуировались.

— Если так, — сказал Святослав, — то получается, что их опасения не оправдались: все цело. А если они боялись химического отравления, то в единой базе данных обязательно имелось бы предупреждение: возможна сильная токсичность. Каждая зона обязана сообщать другим об опасности такого рода.

К ним подошел Иоанн, дотоле бродивший по залу, с любопытством приглядываясь к приборам.

— Командир, можно мне пойти в жилой отсек?

— Иди, — разрешил Святослав. — Мы тоже скоро придем.

Когда Иоанн ушел, он сказал:

— Кирилл, вызови-ка на экран ту таблицу, про которую ты говорил. Насчет вылетов вертолетов. Хочу кое-что прикинуть.

Кирилл сделал, что требовалось, и, видя, что Святослав углубился в изучение каких-то данных своего мини-миракля и таблицы, спросил:

— Не возражаешь, если я тоже схожу в жилой отсек? Потом займусь гаражом.

— Хорошо. Оставьте что-нибудь из благ цивилизации и на мою долю. Горячую воду хотя бы, если она там есть.

Кирилл покинул зал, а Святослав занялся поисками ответа на вопрос: куда седьмого мая прошлого года летали вертолеты? Исходил он из того, сколько часов они провели в воздухе, что позволяло — впрочем, весьма приблизительно — определить дальность полета.

Шестерка, ушедшая из зала первой, быстро добралась до цели. Открыв одну из дверей, они увидели обычную жилую комнату. Из нее другая дверь вела в ванную. Зайдя туда, Фома повертел краны: из них полилась вода.

— Вот это да! Даже горячая есть! — восхитился он. — Молодец Искариот! Мария, можно я потру тебе спину?

— Ты сначала себя отскобли, — вмешался Симон. — Без скребницы трудновато будет.

Фома ухмыльнулся:

— Одалживать ее у тебя я не стал бы: любая скребница о твою шкуру уже давно стерлась бы.

Мария решительно сказала:

— Замолчите и убирайтесь отсюда. — Она сунула руку под теплую струю, и на ее лице расцвела улыбка. — Эта ванная моя.

Мужчины вышли в коридор. Фома на пороге приостановился:

— А может, мне остаться? Из меня получится отличный банщик.

Мария запустила в него губкой.

— Катись, пока я тебе кое-что не ошпарила!

— Да ты, оказывается, извращенка с садистским уклоном, — осуждающе заметил он. — Лучше пойду-ка я отсюда подальше. — И он скрылся за дверью.

Мария разделась и, что-то напевая, забралась в быстро наполнившуюся горячей водой ванну, задернув занавеску с пестрым рисунком. Вот оно, настоящее блаженство! На полке стояла пластмассовая бутылочка с жидким мылом. Мария щедро плеснула его в воду, себе на грудь и на живот. Растерла ладонями вспенившуюся жидкость и легла. Длина ванны не позволяла вытянуться во весь рост, и ее полусогнутые в коленях ноги упирались в один край ванны, а затылок лежал на бортике другого. Мария закрыла глаза. Как хорошо! Чего бы ей хотелось еще? На ее губах возникла смутная улыбка. Если бы здесь был Святослав, то, пожалуй… Она тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли и желания, для которых сейчас было не время, смахнула пену с груди и вздохнула. Потом подумала, что вода чересчур горячая, надо сделать чуть похолоднее, села и потянулась к кранам.

Оставшись в зале один, Святослав просмотрел карту местности вокруг зоны, но ничего интересного не обнаружил.

«В конце концов, какое нам дело до того, куда и зачем летали эти чертовы вертолеты и что стряслось здесь год назад, — решил он. — Завтра утром мы уберемся отсюда, и точка».

Откинувшись на спинку вращающегося кресла, Святослав потянулся, затем встал. Он тоже заслужил право немного расслабиться. Принять горячую ванну и отдохнуть. Поднявшись, он напоследок еще раз огляделся и внезапно с мучительной остротой ощутил, насколько непривычно для него находиться в этом светлом, чистом зале со множеством приборов. Он был здесь чужим.

«Прав Симон, — с горечью подумал он, — мы превратились в крыс, роющихся на чужих помойках. Как там говорил Книжник? Путь к цивилизованности долог и труден, а возврат в дикость — короток».

Поднявшись по лестнице на второй наземный этаж, он направился в жилой отсек. Дверь была открыта настежь, и его взору предстало совершенно невероятное зрелище: Фома в чем мать родила склонился над голой Марией, лежавшей на кровати; ртом он приник к ее губам. Святослава почему-то больше всего поразила не вся картина в целом, а одна деталь: у совсем голого Фомы на плече болтался автомат. В этот момент Мария дернулась и закашлялась.

— Дыши, ну же, дыши! — сказал Фома. — Давай, рыженькая, давай! — Тут он заметил Святослава. — Она захлебнулась. Я услышал крик, прибежал, а она лежит в ванне без сознания. Должно быть, поскользнулась и ударилась головой.

Мария, все еще кашляя, с усилием выговорила:

— Дайте мне что-нибудь.

Святослав накрыл ее одеялом.

— Все хорошо, теперь все будет хорошо. Главное, что ты дышишь.

Фома, осознав, что он тоже голый, смущенно пробормотал:

— Я пойду, вы уж дальше сами.

Торопясь, он не закрыл за собой дверь как следует, и Святослав, закутывая Марию в одеяло, услышал из коридора хохот, а затем голос Симона:

— Ты откуда и куда в таком виде?

— Да отвали ты, Симон! — сердито огрызнулся Фома. — Не видишь, что мне одеться надо?

— Еще как вижу, я же не слепой! Потому и спрашиваю.

Мария вдруг села и приложила палец к губам, призывая Святослава к молчанию, сама напряженно прислушиваясь к доносившимся из коридора звукам.

Перебранка между Симоном и Фомой продолжалась, и к ним присоединился голос Фаддея, потом Филиппа, затем все перекрыл яростный возглас Фомы, которому Симон, очевидно, не давал пройти в комнату с одеждой, после чего Филипп властно сказал:

— Симон, довольно! Отойди, пропусти его.

Немного погодя раздался стук в дверь, и Филипп спросил:

— Как там у вас, порядок?

— Да, — отозвался Святослав. — Было бы еще лучше, если бы вы не орали, как стая взбесившихся обезьян.

В коридоре все стихло. Мария попросила:

— Закрой дверь поплотнее, — а после того, как Святослав это сделал, сказала: — Когда я была в ванне, кто-то стукнул меня по голове. Я потеряла сознание и захлебнулась бы, если б не Фома. А все подумали бы, что это несчастный случай.

Святослав стиснул кулаки. Ее снова пытались убить, и он опять не сумел защитить ее!

— Видела кто? — глухо спросил он, хотя знал, что ответ будет отрицательный, иначе она не стала бы говорить «кто-то», а сразу бы назвала имя.

— Нет, лишь силуэт за занавеской. Я почувствовала, что рядом кто-то есть. Обернулась и увидела за занавеской очертания фигуры. Потом удар по затылку. Больше ничего не помню до тех пор, пока не очнулась на кровати.

— Дай-ка взгляну, что у тебя с головой.

Святослав осторожно ощупал ее затылок и, раздвигая волосы, посмотрел, нет ли крови. Крови не было.

«Точно рассчитал, гад! — подумал Святослав. — Если б он ударил сильнее, это было бы не похоже на несчастный случай; непохоже, что она сама упала и ударилась головой».

— На вид ничего страшного, — утешающе сказал он. — Сильно болит?

— Терпимо. Достань из аптечки авельгин.

Пока она принимала лекарство, Святослав размышлял над тем, кто напал на нее.

«Они все были поблизости… Все, кого я подозреваю: Симон, Матфей, Фаддей и даже Иоанн. Правда, Иоанн ушел из зала позже и не знал, где она находится, но это нетрудно было выяснить. Достаточно заглянуть в комнату — ее куртка и рюкзак лежат на виду. А Симон — почему он так быстро очутился в коридоре? Будто стоял под дверью, прислушиваясь, что происходит. Что, если он недавно вбежал туда, выскочив из ванны, когда Мария закричала? И Фаддей тоже… Хотя Фаддей появился позже, во время перепалки между Симоном и Фомой. Они так орали, что немудрено услышать. А вот Матфей и Иоанн вроде бы не услышали. Или один из них только делал вид, будто ничего не слышит. Теперь последний, Фома, как быть с ним? Может быть и так, что его роль спасителя вынужденная. Он специально разделся, чтобы в случае чего заявить то, что и сказал: будто бы услышал крик и прибежал на помощь. А на самом деле он и ударил ее, после чего засунул под воду, чтобы она захлебнулась. Тут услышал мои шаги, ведь дверь была открыта, и испугался, что кто-то войдет. Бежать поздно, поэтому пришлось вытащить Марию из ванны и сделать вид, будто старается оказать ей помощь. Риска, что Мария, оставшись в живых, его опознает, не было: через цветастую занавеску она не могла никого разглядеть».

— Ты совсем ничего не заметила? — безнадежно спросил Святослав. — Например, чем он тебя ударил?

— Все произошло очень быстро. Тень за занавеской, потом удар. Хотя… у него в руке было что-то длинное.

— Длинное? Похоже на автомат?

— Да, пожалуй, — неуверенно подтвердила Мария.

По ее лицу было видно, что подозрения Святослава насчет Фомы ей в голову не приходят. Святослав настойчиво сказал:

— Постарайся вспомнить — ты действительно успела крикнуть?

— Конечно, я крикнула, — недоуменно ответила она, нахмурив брови. — Как бы иначе Фома меня услышал?

— Если только он и правда слышал…

Они посмотрели друг другу в глаза, и Мария, догадавшись, к чему он клонит, возразила:

— Нет, это не он! Уверена, что не он.

— Но ты не помнишь, как кричала? — упорствовал Святослав.

— Не помню, — после тягостной паузы призналась Мария.

Святослав мягко сказал:

— Ты пока полежи, а я переговорю с Филиппом. Мы с ним в коридоре потолкуем, так что твоя дверь будет у меня все время на виду. Никто к тебе не войдет, отдыхай спокойно.

Выйдя, Святослав позвал Филиппа, они отошли в конец коридора, чтобы из комнат никто их не услышал. Надежда на то, что разговор с Филиппом что-либо прояснит, не оправдалась — тот понятия не имел, заходил ли кто в комнату Марии раньше Фомы; первые звуки, которые донеслись до его ушей из коридора, были перебранкой между Симоном и Фомой. Таким образом, список подозреваемых по-прежнему состоял из пяти человек, а по мнению Филиппа, даже из шести, поскольку, выслушав Святослава, он без всяких околичностей спросил:

— Где был в это время твой дружок Искариот? С тобой?

— Мать твою, Филипп! Ты что, его на первое место ставишь, что с него начал?

— Нет, — спокойно ответил Филипп, — но, в отличие от тебя, я его не исключаю. А спросил потому, что про других и так знаю, что они были здесь. А про него нет. Так как, он был с тобой в зале или нет?

— Нет. Ушел вскоре после Иоанна.

— Ясно…

— Ничего тебе не ясно! — взорвался Святослав. — Если уж на то пошло, он влюблен в Марию и пальцем ее не тронет ни за какие коврижки.

Филипп хмыкнул и посмотрел на Святослава с нескрываемым любопытством.

— Интересный расклад у вас получается… Ну да это твои проблемы. Только учти, командир, что когда без взаимности, всего можно ожидать. Как говорится, от любви до ненависти один шаг. Слыхал? Или еще такое: раз мне не достанется, то и другому пусть тоже не достается.

— Знаешь, Филипп, если мне когда-нибудь покажется, что все замечательно — вдруг такое случится, — то коротенькой беседы с тобой будет достаточно, чтобы больше мне так уже не казалось. Ты на всем умеешь найти темное пятно.

Филипп невесело усмехнулся:

— Думаешь, мне это нравится? Только кто не бережется от удара в спину, от него и погибает, потому что такой удар самый опасный.

Разговор с Филиппом вызвал у Святослава сильную досаду, однако он понимал, что нельзя требовать от другого человека, чтобы он разделил твою веру в кого-то. Подавив раздражение, Святослав взялся за решение другой проблемы, заключавшейся в следующем: один из пятерых подозреваемых знал, что Мария не поскользнулась в ванне, как полагали прочие, и ему покажется странным, если она ничего не скажет об этом. Однако Святослав не хотел говорить всем, что среди них есть предатель: легче поймать непуганую дичь.

Примерно через час по инициативе Филиппа все собрались в комнате Марии, якобы для того, чтобы обсудить, что им делать. Мария уже пришла в себя после случившегося. Матфей, Иоанн и Кирилл тоже были в курсе происшедшего. Несколько отпущенных по этому поводу шуточек звучали вполне безобидно, все более грубые насмешки достались Фоме, когда Симон перегородил ему, голому, путь к одежде, и теперь Фома, обычно склонный обращать конфликты в шутку, был явно не в духе. Или же он злился оттого, что план не удался…

Вошедший в комнату последним Фаддей сначала спросил у Марии, как она себя чувствует, потом повернулся к Фоме:

— Фома, а почему ты, вместо того чтобы надеть штаны, прихватил с собой автомат?

Симон ехидно сказал:

— Он надеялся, что штаны будут лишними. Ведь так, а, Фома?

— Заткнись, — угрожающе процедил тот.

— А автомат зачем? — допытывался Фаддей.

Симон, который все никак не мог угомониться, пояснил:

— На тот случай, если не получит добровольного согласия.

У Фомы на скулах заходили желваки, и Святослав почувствовал, что пора вмешаться.

— Ну все, довольно, пошутили, и будет, — примирительно сказал он, а Мария, в соответствии с тем, что они заранее обсудили, сурово изрекла:

— Если б ты, Симон, сам грохнулся так, что память отшибло, это не показалось бы тебе смешным.

— Я же не над тобой смеюсь, — пошел на попятный Симон. — Поскользнуться каждый может, что здесь смешного?

Мария покачала головой:

— Надо же, отшагала столько километров, и ничего, а тут в ванной шлепнулась. Да еще не помню, как упала.

Фаддей издал смешок, похожий на кудахтанье.

— Представляю, что ты подумала, когда увидела рядом Фому… в его лучшем выходном костюме.

«Они перегибают палку, — забеспокоился Святослав. — Фома и так не в духе, а они его окончательно достанут. Кирилл тоже на грани».

Кирилл между тем стоял у окна, спиной к остальным, делая вид, что не слушает их, однако Святослав знал, насколько болезненно он воспринимает подобные шуточки, поэтому сказал:

— Искариот, займись-ка делом. Иди пообщайся с компьютером, выясни, как там насчет гаража.

Вместе с Кириллом в зал управления пошел Филипп. После их ухода Фома неожиданно широко ухмыльнулся:

— Я понимаю, почему вы никак не успокоитесь: потому что лопаетесь от зависти! Каждый хотел бы оказаться на моем месте, да не вышло, вот вы и беситесь. Мария, представляешь, что было бы, если б вместо меня ты увидела Симона? От такого зрелища до конца дней заикаться будешь. Ты только посмотри: он даже не побрился. Если снова встретим мутов, выставим его вперед — все в ужасе разбегутся.

— Правда, Симон, — сказала Мария, — тебе надо по крайней мере постричься, иначе на твою голову противогаз не налезет.

— Я об этом подумал, — кивнул Симон, — и даже принес ножницы, чтобы ты меня постригла. Я бы и сам мог, но сзади не видно и получится криво. Кроме тебя, такое важное дело тут доверить некому.

«Если Марию ударил он, то выдержки ему не занимать, — подумал Святослав. — Впрочем, слабонервных здесь нет. А если это Матфей? Он будто воды в рот набрал. Не потому ли, что чувствует себя не в своей тарелке? Хотя он всегда был молчальником… Всегда ли? Или стал им только после того, как попал в наш отряд? Отряд, который предал. Проклятье! Беда в том, что я ничего о них не знаю. Конспирация Книжника теперь выходит мне боком».

Пока Мария щелкала ножницами над буйно разросшейся шевелюрой Симона, остальные не скупились на советы, предлагая то состричь все начисто, то сохранить одну длинную прядь на затылке.

Фома ехидно заметил:

— В качестве хвоста?

Все громко хохотали, даже молчаливый Матфей, а Симон, не решаясь пошевелиться под ножницами Марии, сказал:

— Когда находишься в обществе кретинов, приходится быть терпеливым.

Закончив с шевелюрой, Мария спросила:

— Бороду стричь?

— Нет. — Симон забрал у нее ножницы. — Борода и усы — слишком ответственная штука, чтобы доверять их женщине.

— Какая черная неблагодарность! — шутливо возмутилась Мария.

Глядя на нее, Святослав подумал, что для человека, которого только что едва не убили, она держится отлично. Неизвестно, правда, надолго ли ее хватит…

Симон, разглядывая себя в зеркало, одобрительно сказал:

— Ты прекрасно справилась. Я у тебя в долгу. В качестве платы вставлю Фоме кляп, когда он слишком надоест тебе.

— Вы мне оба надоели, — отрезала Мария. — От ваших перебранок у меня в ушах звенит.

— Тебе надо отдохнуть, — заметил Святослав.

Цель этого сбора была достигнута: все слышали, что Мария не помнит, как упала. Теперь ей и правда следовало отдохнуть.

Симон предложил Фаддею сходить на продовольственный склад, если Искариот выяснил, как туда попасть.

— Пойдем, Фаддей, поищем продукты, которые даже ты не сумеешь испортить. С защитой от кулинарных дураков, так сказать.

— Хорошо, пошли, — согласился Фаддей, не обидевшись, но тут что-то отвлекло его, и он, сначала мельком выглянув в окно, затем приблизился к нему и уставился на что-то снаружи. Симон остановился в дверях, поджидая его, а Фома, Матфей и Иоанн уже ушли.

— Там какое-то движение, — сказал Фаддей. — В кустах.

Святослав посмотрел, куда он указывал, но ничего не заметил.

— Должно быть, ветер.

— Я точно видел, — настаивал Фаддей. — От ветра ветки не так колышутся. Больше похоже на то, как если бы кто-то проходил через кустарник.

«Это уже становится интересным, — подумал Святослав. — Я уверен, что никого здесь нет, кроме нас, но тому, кто напал на Марию, на руку создать видимость чужого присутствия. Запасной вариант на случай, если она вспомнит, что не сама упала».

— Проверим, — предложил он Фаддею. — Если там кто-то прошел, на земле остались следы. И обломанные веточки. Пошли.

Что ответит Фаддей, пойдет ли искать доказательства своих слов, если заранее знает, что это ложь? Фаддей, коренастый крепыш с румяным лицом под шапкой курчавых темно-русых волос. Святослав всматривался в его черты, ища признаки замешательства и тайного страха.

— Не стоит, — равнодушно сказал Фаддей. — Наверное, мне и вправду померещилось. Темновато уже. Лучше пойду с Симоном на склад и прослежу, чтобы он брал простую пищу, а не хватал тухлые деликатесы, которыми мы отравимся.

Святослав не стал настаивать на своем, и Фаддей вместе с Симоном ушел.

«Он знает, что следов нет, — решил Святослав. — Перестарался, сукин сын! Слишком уж беспокоился, как бы его не заподозрили. Все, гнида, тебе крышка!»

И все-таки он не мог полностью исключить вероятность того, что Фаддею и впрямь что-то померещилось. Доля сомнения оставалась. Этого эпизода было достаточно, чтобы переместить Фаддея на первое место в списке подозреваемых, но недостаточно, чтобы застрелить его. Пока недостаточно.

«Отныне я не спущу с него глаз, — поклялся сам себе Святослав. — Буду следить за каждым шагом! Еще одна маленькая оплошность, хоть совсем крошечная, и ему конец».

Святослав собрался пойти в зал управления, чтобы решить вопрос с гаражом. Все дела следовало решить сегодня, чтобы завтра с утра тронуться в путь. Мария прилегла на кровать, и Святославу было жалко поднимать ее, но и оставлять ее одну он не хотел.

— Мария, — позвал он и тронул мягкие и пушистые после мытья рыжие волосы, закрывавшие шею. — Заглянем к Кириллу, узнаем, как его успехи.

Они вышли в коридор и направились по лестнице, чтобы спуститься на первый наземный этаж. Сразу за ней налево тянулся другой коридор. Должно быть, Мария еще не совсем очнулась от дремоты — она почему-то последовала мимо двери, ведущей на лестничную площадку, и поравнялась с боковым коридором. Святослав окликнул ее, и она резко остановилась, но не повернула обратно, а замерла на месте, всматриваясь в глубь коридора.

— Здесь что-то было, — медленно произнесла она. — Что-то скверное… На этих стенах лежит отпечаток страха и боли.

Святослав отстранил ее и, сжав КОР (автомат он оставил в комнате, о чем сейчас пожалел), двинулся по коридору походкой крадущегося зверя. Мария шла за ним. Вокруг царила тишина. Через полтора десятка метров она указала на дверь слева и почти беззвучно сказала:

— Открой.

Когда Святослав нажал на выключатель, вспыхнувшая лампа залила ровным светом комнату наподобие той, которую они сейчас покинули. Основное различие между ними заключалось в том, что здесь на полу лежал труп. Вернее, то, что от него осталось. А еще точнее, обломки костей, валявшиеся вокруг черепа. Святослав присел на корточки. Мелкие кости были раздроблены, а на более крупных, так же как и на черепе, имелось множество глубоких отметин, оставленных чем-то острым. Напольное покрытие под костями потемнело и стало жестким от засохшей крови. На костях и на полу лежал слой пыли.

— Это случилось очень давно, — сказал Святослав, поднимаясь.

Широко раскрытые глаза Марии смотрели куда-то мимо него.

— Он не один. Есть еще.

В этом коридоре они насчитали восемь скелетов, выглядевших точно так же, как и первый: черепа и голые кости со следами сильных ударов чем-то острым. Обнаружение изуродованных скелетов заставило Святослава пересмотреть свое отношение к словам Фаддея насчет шевеления кустов снаружи. Сейчас Святослав уже не был уверен в том, что Фаддей лгал, и это его не на шутку встревожило. Что бы ни вызвало смерть людей, чьи останки они с Марией обнаружили, это произошло давно. Однако замечание Фаддея теперь звучало в сознании Святослава как сигнал опасности. Он подумал было, что надо проверить место, на которое указывал Фаддей, но затем решил, что не стоит попусту тратить время; есть там какие-либо следы или нет, все равно надо убираться отсюда, и чем быстрее, тем лучше.

Собрав всех в зале управления, Святослав сообщил о находке, затем сказал:

— Что бы это ни было, уезжаем из зоны прямо сейчас. Кирилл, что с гаражом?

— Плита заблокирована с пульта. Я могу отменить блокировку.

— Сделай это. Симон, Фаддей, вы были на продовольственном складе?

— Да. Набрали всего вдоволь. — Симон кивнул на груду коробок и ящиков, которые они притащили сюда.

— Займитесь погрузкой продуктов в нашу машину. Откройте какую-нибудь дверь с той стороны. Филипп, Иоанн — будете прикрывать их, пока они носят ящики. Один несет, второй сопровождает с оружием наготове. Матфей стережет машину. Не забывайте о связи. Фома, Искариот, Мария и я идем в гараж запасать впрок горючее. Филипп, когда закончите грузить продукты, пригоните машину в гараж. Поедем сразу, как только заправимся. Уберемся из зоны и где-нибудь заночуем.

— И то верно, — буркнул Симон, — а то по соседству с этими раскуроченными скелетами мне плохие сны будут сниться.

Без долгих разговоров все взялись за дело. Святослав со своей группой направился в гараж, не выходя наружу, через здание, ориентируясь по схеме.

— Неплохо было бы отыскать прожектор на батареях, чтобы получше освещать дорогу, — на ходу сказал он. — Посмотрим, что найдется в гараже, но если там ничего подходящего нет, обойдемся и без прожектора. Специально ради этого задерживаться не будем.

Он еще не знал, что следующие сутки покажутся ему самыми долгими в его жизни.

Евангелие от Луки, глава 9.

28 После сих слов, дней через восемь, взяв Петра, Иоанна и Иакова, взошел он на гору помолиться.

Глава 9

Пока Святослав вместе со своими спутниками шел на первый подземный уровень, где располагался гараж, из наушника переговорника доносились обрывки фраз, которыми обменивалась другая группа. Их микрофоны были опущены, поэтому до Святослава все доходило приглушенно и неотчетливо.

— …возьмем по два… поправь мне сзади лямку.

— …как корзину с яйцами.

— …подвинь левее… а этот сверху… давай…

— …в этом ящике кирпичи, что ли?

— …поднимай за угол… да не туда…

— …держи… еще… повыше. Готово, тащи следующий.

— …сколько их там?

— …коробку ставь на бок, так удобнее.

Эти обрывки слились в однородный фон, к которому Святослав не прислушивался, однако ситуация вмиг изменилась, когда они начали спускаться к гаражу. Разговоры перекрыл треск автоматной очереди, этот звук Святослав ни с чем не спутал бы, а сами голоса зазвучали резко и отрывисто, там уже не говорили, а кричали.

— Сверху! Берегись!

— Фаддей, назад, к двери!

— Матфей, быстрее! Уходи, уходи!

Два или три автомата строчили не переставая.

— Иоанн, сюда! Отступай, Иоанн!

Хриплый голос Симона:

— Прикрой меня, я его вытащу.

Голос Филиппа:

— Пошел, живее!

Святослав уже на бегу поднял к губам микрофон:

— Филипп, что случилось?

— На нас напали! Летающие твари. Симон, скорее! — крикнул он, и Святослав по непрекращающейся стрельбе понял, что стычка жаркая.

Когда началась пальба, они спустились вниз всего на несколько ступеней, а выход наружу был расположен рядом с лестницей. Они бросились туда все вчетвером, однако Святослав, нажимая кнопку дверной панели, приказал:

— Мария, Кирилл, из здания не выходить! Фома, за мной.

Выскочив наружу, он сначала ничего не увидел: после хорошо освещенных помещений темнота казалась совсем непроглядной. Стреляли правее, около другой двери, где стоял их вездеход. Что там происходило, разобрать было невозможно. Что-то ударило его в плечо, и тут же он ощутил резкую боль за ухом. Святослав поднял автомат и дал очередь. Фома тоже стрелял. Впереди Святослав различил очертания фигуры, бежавшей от вездехода к освещенному дверному проему. Фигура была неестественных пропорций, и Святослав сообразил, что это один человек тащит другого. Из-за криков и стрельбы он не сразу осознал, что к привычным звукам добавляется какой-то неприятный, режущий — то ли свист, то ли визг.

— Петр, не покидайте здания! — раздался в наушнике голос Филиппа.

— Мы уже здесь. Не закрывайте дверь! — сказал Святослав, видя, что полоса падавшего из дверного проема света стала быстро сужаться.

Дверная панель до конца не задвинулась, и через оставшуюся щель палили из автоматов и КОРов. Святослав и Фома стреляли тоже, и что-то падало им под ноги, но разглядывать, что это, было некогда. Когда они добежали до двери, панель отодвинулась, пропуская их, а потом закрылась полностью.

На внутренней площадке перед дверью лежал Иоанн с залитым кровью лицом, темные пятна расползались и по груди. У Матфея на штанине расплывалось кровавое пятно, и он стоял тяжело привалившись к стене, а у Фаддея кровь стекала с руки, капая на пол. Филипп и склонившийся над Иоанном Симон выглядели невредимыми. На полу валялось несколько мертвых тварей, на первый взгляд похожих на летучих мышей, но крупнее, темно-коричневого цвета.

Филипп сказал:

— Они набросились, когда Фаддей нес ящик к машине. Вылетели из кустов целой стаей.

«Те кусты, про которые говорил Фаддей!» — пронеслось в голове у Святослава.

Сказать он ничего не успел — в наушнике опять раздались звуки беспорядочной стрельбы, и он решил, что Кирилл и Мария, вопреки его приказу, высунулись наружу и твари их заметили.

— Искариот, Мария, назад, в дом!

— Мы в здании. Они летят сюда! — прозвучал голос Кирилла, в котором Святославу послышались панические нотки: Кирилл не был трусом, но он явно растерялся.

— Закройте дверь! — велел Святослав.

— Не могу, она сломалась!

— Тогда бегите оттуда и запритесь где-нибудь. Мария!

— Да, — отозвалась она. — Они все летят. Мы уходим.

Похоже, ей удалось сохранить больше хладнокровия, чем Кириллу.

К Святославу подошел Симон:

— Иоанн истекает кровью. Надо доставить его в медицинский отсек.

— Сейчас мы этим займемся. Поищи по схеме самый короткий путь.

Треск выстрелов в наушнике стих.

— Мария, где вы? — спросил Святослав.

— В первой комнате по левой стороне, если идти от наружной двери, — обстоятельно ответила она.

— Вы целы?

— Практически да.

— Хорошо, ждите. Сами ничего не предпринимайте.

— В коридоре их тьма, — сказала Мария. — Когда мы закрывались, они в наружную дверь валом валили.

— Что случилось с дверью?

Ответил Кирилл:

— Я немного приоткрыл ее, только чтобы посмотреть, что происходит. Одна тварь сразу влетела внутрь, и я, когда стрелял в нее, повредил управляющий механизм. Дверь больше не закрывается ни вручную, ни автоматически.

Когда Святослав осознал последствия этого, то понял, что их ждет еще много проблем: через сломанную дверь твари проникнут внутрь здания и разлетятся по всему этажу. Теперь на них можно наткнуться где угодно.

Кирилл и Мария пока находились в относительной безопасности, а путь в медицинский отсек грозил новыми неприятными встречами, поэтому Святослав решил, что надо идти туда всей группой: из семерых трое были ранены, причем один без сознания и его придется нести, а Матфей едва стоял на ногах и кто-то должен поддерживать его. Если в каком-нибудь коридоре они столкнутся с летающими тварями, отбиться будет непросто.

— Искариот, — позвал Святослав, — мы сможем воспользоваться медицинским отсеком? Иоанн тяжело ранен.

— Надо сначала подключить отсек к обслуживающим системам. Это делается через главный компьютер, а иначе там не будет ни воды, ни света.

— Как активизировать отсек?

Четкие и ясные объяснения Кирилла доказывали, что здесь он в своей стихии. Выслушав его, Святослав сказал:

— Понял. Когда доберусь до компьютера, проконсультируешь меня еще раз.

Он шел первым, за ним Фома вел Матфея, следом Филипп с Иоанном на руках, замыкающими были Фаддей и Симон. Зал управления лежал в стороне от кратчайшего пути к лестнице (медицинский отсек располагался на третьем наземном этаже), и Святослав решил, что идти в зал с ранеными нет смысла. Когда они достигли места, откуда один коридор вел к лестнице, а другой — к залу управления, Святослав открыл ближайшую дверь в какое-то помещение и сказал:

— Оставайтесь здесь, а я и Фома доберемся до компьютера, потом вернемся к вам.

— Давайте побыстрее, — сумрачно произнес Симон, глядя на окровавленное лицо Иоанна.

— Мы постараемся, — пообещал Святослав.

Двигаясь по коридору, Святослав настороженно прислушивался, не раздастся ли пронзительный визг отвратительных тварей, но не улавливал ничего, кроме шагов идущего сзади Фомы. Однако когда до зала было уже совсем близко, осталось только свернуть направо, ему почудилось, что впереди что-то есть. Он сделал знак Фоме остановиться, а сам осторожно заглянул за угол и тотчас отпрянул. Махнул рукой Фоме и бесшумно двинулся назад, а потом оба они заскочили в комнату, которая, судя по обстановке, была чьим-то кабинетом.

— Они там, — сказал Святослав. — Не то чтобы очень много, но достаточно, чтобы испортить нам жизнь.

— Будем прорываться?

— Придется. Наши медикаменты в рюкзаках, а рюкзаки в машине. Добраться до машины еще более проблематично, чем до компьютера, а одними коробками средств первой помощи нам не обойтись. Как ни крути, нам определенно нужен медицинский отсек.

— Что ж, значит, прорвемся, — просто сказал Фома. — О чем тут думать?

— Надо чем-то прикрыть голову. — Святослав огляделся и указал на кресла. — Срежем обивку.

— Они это вмиг раздерут в клочья.

— Все лучше, чем ничего.

Они вспороли ножами кресла и соорудили кое-какое прикрытие для головы. Из коридора донеслись режущие слух визгливые звуки, и что-то задело снаружи дверь.

— Почуяли нас, сволочи, — заметил Фома.

— Ты готов?

— Да.

— Тогда рванули.

Святослав распахнул дверь, и оба помчались по коридору. Святославу казалось, что еще никогда он не бегал так быстро. Что-то било его сверху и сзади, и он стрелял вверх не целясь, наугад. Когда они влетели в зал управления, вместе с ними туда проникли всего две твари. Со злобным визгом они заметались взад-вперед, потом снова устремились на людей.

— Маленькие дряни, — пробормотал Фома, поднимая автомат.

— Подожди! — остановил его Святослав. — Еще повредишь аппаратуру, лучше я.

Он выхватил КОР и включил парализатор. Прицелившись, он нажал на кнопку, стараясь, чтобы луч не задел приборов: кто его знает, как подействует луч на сложную электронику. Обе твари шлепнулись на пол, и Фома добил их прикладом автомата. Святослав, не теряя времени, сел за пульт, вывел на экран компьютера схему здания и поднял к губам микрофон:

— Искариот, вы в порядке?

— Да.

— Я хочу активизировать системы всего здания. Неизвестно, где мы окажемся, а в темноте нам с этими тварями не справиться.

Кирилл объяснял, что делать, а Святослав следовал инструкциям. Много времени это не заняло. Теперь следовало подумать над тем, как пробраться обратно. От их импровизированных капюшонов за те несколько секунд, что они бежали по коридору, остались одни лохмотья, уже ни на что не пригодные. Фома вытащил нож.

— Попортим обстановку и здесь?

— Нет, так не годится. Нельзя тащить за собой этих настырных тварей к остальным, надо их прикончить. Дай мне твой КОР.

Держа в каждой руке по КОРу, Святослав подошел к дверной панели.

— Иди сюда, и когда скажу, отодвинь дверь чуть-чуть, чтобы они не влетели.

Когда оба заняли свои места и приготовились, Святослав скомандовал:

— Открывай!

Фома потянул за ручку, и дверная панель сдвинулась.

— Довольно, — сказал Святослав. — Летите ко мне, гады!

Два луча заплясали среди визжащих хищников, которые, несмотря ни на что, рвались в узкую щель, норовя вцепиться Святославу в лицо, так что ему пришлось немного отступить.

— Еще чуток сдвинь, — велел он, — а то мне не достать тех, что справа.

Элементы питания парализатора, рассчитанного на прицельную стрельбу разовыми импульсами, быстро разряжались оттого, что Святослав держал кнопку постоянно нажатой. Прицельная стрельба в таких условиях была бессмысленной: твари носились перед ними тучей. Эта туча, однако, быстро редела, выкошенная двумя лучами.

— Кажется, все, — вскоре пробормотал он. — Пошли отсюда.

Фома отодвинул дверь полностью, и на него бросилась еще одна тварь, ринувшаяся из правого угла, который при открытой не до конца двери не просматривался. Святослав сбил хищника пулей, и он шлепнулся Фоме на плечо. Тот с гримасой отвращения стряхнул его на пол, потом взял у Святослава свой КОР.

— Почти на нуле, — сказал он, взглянув на счетчик.

— Мой тоже. Легче пришибить одного обозленного мута, чем стаю этих тварей.

Коридор был пуст, а пол усеян неподвижными хищниками. Фома на ходу спросил:

— Как ты думаешь, они насовсем отрубились или потом очухаются?

— Надеюсь, что они сдохли. Мощность импульса рассчитана на человека, а они намного меньше.

Добравшись до ожидавшей их группы с ранеными, они все вместе направились в медицинский отсек. Хотя лифты заработали, Святослав предпочел подняться по лестнице: он не был уверен, что после его манипуляций все здесь нормально функционирует. Вступив на лестничную площадку, они тщательно закрыли за собой дверь, чтобы предотвратить распространение летающих хищников по другим этажам. Правда, они не знали, как обстояло дело с прочими ведущими на лестницы (а их было в здании три) дверьми. Лестничные пролеты и коридоры были освещены — очевидно, перед эвакуацией здесь повсюду горел свет, который затем разом отключили, обесточив всю систему.

Поднявшись на третий этаж, они наугад двинулись вперед и, прочитав на одной из дверей надпись: «Процедурная», вошли туда и положили Иоанна на кушетку. Из троих пострадавших он нуждался в помощи больше других.

Святослав склонился над его лицом, разглядывая рану на лбу, затем спросил:

— Кто-нибудь разбирается в таких вещах?

После недолгой паузы Фома, видя, что остальные молчат, нерешительно сказал:

— Одно время я жил по соседству с доктором и иногда помогал ему.

— Тогда придется тебе. Сделай что сможешь.

— Вы пока его разденьте, а я посмотрю, что тут есть подходящего.

Фома направился к застекленным шкафчикам, стоявшим вдоль стен, потом перебрался в смежную комнату. Большая часть того, что там находилось, была в данный момент бесполезна, потому что Фома понятия не имел, что это такое. Он искал что-нибудь знакомое и простое в использовании, и наконец ему удалось найти кое-что подходящее. Тем временем Иоанн очнулся, застонал, и его рука потянулась к лицу, но, чуть приподнявшись, бессильно упала обратно. Симон, догадавшись о смысле этого жеста, торопливо сказал:

— С твоими глазами все в порядке. Просто на них натекла кровь, поэтому ты ничего не видишь. Сейчас я ее смою, и все будет нормально. Не шевелись.

Лоб у Иоанна был рассечен по всей длине, на груди — рваная рана. Фома промыл ее дезинфицирующим раствором, затем нанес сверху слой заживляющего геля и наложил повязку. Это было наиболее простым вариантом, хотя, возможно, не самым эффективным. Хуже обстояло дело с раной на лбу.

— Тут надо зашивать, — сказал Фома и, отозвав Святослава в сторону, добавил тихо, так, чтобы Иоанн не слышал: — Господи, я же никогда этого не делал! Только видел, как делал доктор.

— Сделай так же.

— Легко говорить, — пробормотал Фома. — Ладно, вколю ему дурманку и попробую.

Дурманкой называли входившую в состав их медицинских пакетов ампулу, вызывавшую полное отключение примерно на полчаса. Без сомнения, здесь имелся настоящий наркоз, так же как и настоящее хирургическое оборудование, недоставало одного: настоящего врача. Фоме все же удалось стянуть края раны и сшить их. Закончив, он со вздохом выпрямился и, оглядев результат своих трудов, сказал:

— Швея из меня определенно не получится.

В завершение он ввел Иоанну дозу антибиотика, после чего заявил, что это все, на что он способен. Затем он занялся ногой Матфея, которая тоже доставила ему немало хлопот. Фаддей в очереди пациентов был последним, поскольку пострадал не слишком сильно, хотя как раз на него крылатые хищники напали в первую очередь. Иоанн бросился к нему на помощь и отвлек стаю на себя. Филипп, бывший свидетелем — и участником — той сцены, высказал предположение, что либо агрессивность тварей возрастает от резких движений, либо их притягивает светлое и выделявшиеся в сумерках белокурые волосы Иоанна сослужили ему дурную службу.

Закончив перевязывать Фаддея, Фома позвал Святослава:

— Теперь твоя очередь. У тебя на шее кровь.

Обследовав ранку, он заметил:

— Дешево отделался, только кожу рассекло, но когда ты шевелишь головой, ранка расходится. Надо бы тоже зашить.

— Зашивай, раз надо.

— Филипп, дай еще дурманки, — сказал Фома.

— Не надо, — остановил его Святослав. — После дурманки реакция замедленная, а у меня еще дел много. Без нее обойдемся, я потерплю.

— Тогда сделаю тебе хотя бы поверхностную анестезию. Я тут видел кое-что подходящее. Не на такие случаи рассчитано, но сгодится.

Было все равно больно, однако Святослав терпел, и только один раз спросил:

— Долго еще?

— Нет, скоро закончу.

Когда Фома и впрямь закончил, Святослав перевел дух и сказал:

— Если мне начнут сниться кошмары, то не эти твари, а ты с иглой в руке.

После того как все пострадавшие получили помощь, настала пора вытаскивать из убежища Кирилла и Марию. Святослав через переговорник спросил:

— Мария, как у вас дела?

— Все по-прежнему.

— Визжат в коридоре, не разлетелись?

— Судя по звукам, их там очень много.

— Ладно, мы за вами скоро придем.

Святослав прикинул, кого взять с собой. Здоровых было всего трое: Филипп, Симон и Фома. Филиппа он не хотел брать из тех соображений, что мероприятие представлялось весьма опасным, а выбывать из строя им обоим никак нельзя; раз идет он сам, Филипп должен остаться. Следовательно, придется пойти Фоме и Симону; вдвоем, на пару только с Симоном, с тварями не справиться. Судя по всему, около помещения, где укрылись Кирилл и Мария, их намного больше, чем было возле зала управления.

— Фома, как ты насчет еще одной прогулки в обществе меня и Симона?

— Уж лучше это, чем вас штопать, — ответил Фома и, закидывая на плечо автомат, добавил: — Убедительная просьба всем оставаться целыми. В качестве лекаря я свою сегодняшнюю норму выполнил, а сверхурочные мне не нужны.

Святослав и Фома взяли КОРы Иоанна и Матфея: их собственные были почти разряжены, а запасные блоки находились в рюкзаках. Симон перед уходом подошел к Иоанну: тот лежал с закрытыми глазами, то ли все еще не очнувшись после дурманки, то ли заснув.

— Не беспокойся, я за ним присмотрю, — пообещал Филипп.

Трое ушедших спустились по лестнице на первый этаж тем же путем, каким шли в медицинский отсек. Открыли дверь с лестничной площадки — все было тихо. Святослав сказал:

— Если они появятся в большом количестве — прижимайтесь к стене. И аккуратней с парализатором, не заденьте друг друга.

Когда они дошли до ближайшего поворота, раздался быстро приближающийся многоголосый визг и на них налетела целая стая хищников. Все трое прижались спинами к стене, стоя вплотную друг к другу и кося атакующих тварей лучами парализаторов. Хотя пол у их ног был уже усеян кучами трупов, новые прибывали и прибывали. Было ясно, что этим путем не пробиться.

— Назад! — крикнул Святослав, и все побежали обратно, размахивая над головой автоматами, чтобы отогнать норовивших вцепиться в них хищников.

Дважды им приходилось, приостановившись, давать отпор летевшей следом стае, пуская в ход КОРы и автоматы. В последний раз они развернулись и основательно «почистили» коридор перед тем, как заскочить на лестничную площадку, чтобы твари не влетели туда и не проникли на другие этажи. Закрыв дверь, из-за которой доносился злобный визг и хлопанье крыльев, Святослав угрюмо сказал:

— Здесь нам не прорваться. Поднимемся на второй этаж и пойдем там, а потом спустимся на лифте. Судя по схеме, Искариот и Мария находятся почти напротив лифта.

Причина того, что он сразу не повел свою группу этим маршрутом, заключалась в нежелании пользоваться лифтом.

«Если с лифтом что-то случится и мы застрянем, ситуация станет совсем хреновой», — подумал Святослав. Но иного способа добраться до нужного места, как он только что убедился, не было.

По второму этажу они, ориентируясь по схеме, дошли до лифта: тот вроде бы работал. Войдя в кабину, Святослав сказал через переговорник:

— Искариот, Мария, мы садимся в лифт, он напротив вас. По моей команде сразу открывайте дверь и бегите к лифту. Готовы?

— Да, — ответил Кирилл.

Святослав нажал на кнопку, и лифт поехал вниз.

— Начали, — скомандовал он раньше, чем лифт остановился.

Дальше все произошло очень быстро. Кирилл и Мария выскочили из своего убежища как раз тогда, когда автоматические створки лифта начали расходиться. Перебежав через коридор, они влетели внутрь. Фома уже держал палец на кнопке третьего наземного уровня, а Святослав и Симон косили парализующими лучами бросившихся следом за беглецами хищников. Одного, вцепившегося Кириллу в штанину, прикончили уже в лифте. Когда лифт тронулся, Кирилл с досадой, которую ему не удалось скрыть, сказал:

— Мы могли бы выбраться на этом лифте и сами.

— Как же, держи карман шире, — развеял его иллюзии Симон. — Пока ты вызывал бы лифт и ждал, когда он приедет, эти твари обглодали бы тебя, как тех бедолаг в прошлом году.

Кирилл насупился и ничего не ответил. Он явно переживал из-за того, что оказался не на высоте и другим пришлось вытаскивать его. К тому же твари проникли в здание по его вине. То, что он, стреляя в одну из них, попал в кнопку управления дверью, было несчастливой случайностью, за которую его никто не стал бы упрекать, однако ему не следовало игнорировать приказ не высовываться наружу, потакая своему любопытству. Осознание допущенной оплошности, которую уже нельзя было исправить, делало Кирилла хмурым и раздражительным. Возможно, он ждал, что кто-нибудь скажет, что он по собственной глупости подвел их, и готовился дать отпор. А может, он всего лишь злился на самого себя и был особенно расстроен тем, что Мария стала свидетельницей его ошибок.

Выйдя из лифта, они без помех добрались до процедурной. Там все было нормально. Иоанн уже очнулся и на вопрос Фомы, как он себя чувствует, ответил, что сносно, только голова кружится.

— Это от потери крови, — пояснил Фома. — Ничего, оклемаешься. Ты уж постарайся, не то меня уволят с должности лекаря.

Бледные губы Иоанна тронула слабая улыбка:

— Хорошо, постараюсь.

Матфей выглядел неплохо и утверждал, что с ним все в порядке: для соревнования бегунов он не годился, а в остальном был вполне в норме. Хотя он явно преувеличивал, его состояние не вызывало серьезных опасений, а Фаддей в случае нужды вообще мог считаться боеспособной единицей, о чем он не преминул сообщить, помахивая здоровой рукой. Тяжелораненым был один Иоанн, и, чтобы не беспокоить его, все перебрались в соседнюю комнату. С Иоанном остался один Симон — на случай, если тому что-нибудь понадобится. Теперь весь отряд был в сборе, и следовало подумать, что делать дальше. Проблемой номер один было то, что их боеприпасы подходили к концу.

— У кого что осталось?

После того как все выложили свои запасы, Святослав сумрачно сказал:

— Да, негусто… С этим нам отсюда не выбраться.

Магазины, кроме тех, которые они носили в карманах, хранились в рюкзаках, а рюкзаки в данный момент лежали в вездеходе.

Филипп заметил:

— В каждой зоне у охраны имеются запасы оружия. Вопрос в том, забрали его при эвакуации или нет.

— Думаю, нет, — подал голос Кирилл. — Судя по той поспешности, с которой они сматывались, отсюда не вывезли ничего, кроме людей.

— Тогда надо пойти на склад и пополнить наши запасы.

— Я пойду! — вызвался Кирилл, горевший желанием хоть как-то загладить свой промах с дверью.

— Хорошо, вместе со мной, — согласился Святослав. — По одному здесь никто и никуда ходить не будет.

Хотя обычно его распоряжения не оспаривались (за исключением того случая, когда он объявил о своем намерении добыть машину в спид-зоне), на сей раз Филипп решительно возразил:

— Тебе надо передохнуть, с Искариотом пойду я.

Перед тем как они ушли, Фома сказал:

— Филипп, загляните заодно на продуктовый склад и прихватите гранатового сока, если есть.

Филипп иронически приподнял свои красивые ровные брови:

— Какие еще будут заказы? Парная телятина, свежий лосось, а может, тебе икры подать? Черной или красной — что желаете?

— Черная сгодилась бы, — серьезно ответил Фома, — но на нее рассчитывать нечего, а консервированные соки там наверняка есть. От доктора я слышал, что черная икра и гранатовый сок способствуют восстановлению крови. Иоанну это пригодилось бы.

— Так бы сразу и говорил. Хорошо, мы поищем.

Изучив схему расположения всех складов, Филипп и Кирилл ушли, забрав львиную долю оставшихся боеприпасов. После их ухода Святослав заметил, что Мария, присев на корточки, разглядывает что-то на полу.

— Что ты там нашла?

Мария приподняла за концы перепончатых крыльев мертвую тварь. Фаддей здоровой рукой потянулся к автомату.

— Откуда здесь взялась эта гадость?!

— Искариот притащил, — пояснила Мария. — Прихватил ту, которая залетела в лифт.

— Делать ему нечего, — недовольно пробурчал Фаддей.

Святослав взял из рук Марии крылатого хищника и положил на стол. Фаддей и Фома, заинтересовавшись, подошли поближе. Тварь, которую они рассматривали, лишь на первый взгляд походила на летучую мышь. Наверное, ее предки и правда были летучими мышами, но сама она существенно отличалась от них вследствие длительных мутаций. Ее тело было сплошь покрыто прочными наростами, а хвост — чем-то вроде твердой чешуи. Фаддей тронул кончик хвоста стволом автомата:

— А я-то думал: чем они хлещут, будто хлыстом? Хвостом, значит.

Когтистые лапы имели необычное строение. До сих пор никто из отряда не видел, висят ли они на ветвях, как летучие мыши, или сидят подобно птицам. Куда важнее было то, что такие когти способны наносить глубокие рваные раны. Наиболее устрашающее впечатление, однако, производили зубы: два треугольных резца на верхней челюсти выдавались вперед и явно были предназначены для того, чтобы вырывать куски мяса. Глядя на них, Святослав подумал: «Вот откуда те отметины на скелетах…»

На лице Марии появилась гримаса отвращения.

— Упыри.

— Что?

— Упыри, — повторила она. — Это они. Те, про которых говорил сумасшедший.

Фома потрогал пальцем кожистое крыло:

— У любого крыша поедет, если жить по соседству с такой мерзостью.

Фаддей с надеждой сказал:

— Помните, он говорил, что они прилетают по ночам? Может, на рассвете они уберутся отсюда?

— Хорошо бы, — протянул Фома, а Святослав заметил:

— Но боеприпасы нам все равно нужны.

Привлеченный их разговором, подошел Симон и брезгливо оглядел безжизненно распростертую тварь.

— Она похожа на крысу. Летающая крыса.

В его словах была доля истины: отвратительная морда напоминала крысиную. Симон хрипло расхохотался, и его смех был полон горечи.

— Нет, вы только представьте — кругом одни крысы! И на земле, и в воздухе. Я слышал, что крысы и тараканы самые живучие. Будущее принадлежит им.

— Перестань, Симон, — сказала Мария.

— Тебе не нравится? Но ведь такова правда! Мне она тоже не нравится, только это ничего не меняет. Следующим господствующим видом в наших краях будут крысы.

Еще раз окинув взглядом предмет разговора, Симон вернулся на прежнее место, а Святослав задумчиво заметил:

— Сотрудники местного производства зарывали отходы около края соседней плеши. Если у них что-то просочилось, то химия наложилась на радиацию. Возможно, это сочетание и есть причина появления наших упырей.

Фома фыркнул:

— Наших, скажешь тоже! Лично я отказываюсь от своей доли с большим удовольствием.

Фаддей угрюмо добавил:

— Если иностранцы развели здесь всякую гадость, то и забирали бы ее с собой.

Вдруг лежавшее на столе тело конвульсивно дернулось, тварь приподнялась и метнулась к руке Фомы. Два острых треугольных зуба вонзились в пластик стола в нескольких миллиметрах от его пальцев. Фома поспешно отдернул руку, а Фаддей с размаху опустил на спину внезапно ожившей твари приклад автомата и сбросил ее на пол. Святослав поддел ногой неподвижную тушку.

— Или луч парализатора лишь задел ее только слегка, или они невероятно живучи.

— Очень обнадеживающе, — безрадостно сказал Фаддей.

Фома разглядывал две глубокие отметины, оставшиеся на гладкой поверхности стола.

— Еще чуть-чуть — и я остался бы без пальцев, — пробормотал он. — Так недолго снова заикой стать…

Мария спросила:

— Почему снова?

— В детстве я однажды сильно испугался и после этого начал заикаться, — нехотя ответил Фома. — Доктор, которого я упоминал, долго возился со мной, прежде чем я научился нормально говорить.

На его лицо упала тень какой-то давней трагедии. Он явно не хотел говорить об этом.

«Что ж, — подумал Святослав, — у каждого из нас в прошлом есть немало такого, о чем лучше не вспоминать. По крайней мере, теперь ясно, откуда взялась его странная манера немного растягивать слова: так он учился не заикаться, и эта привычка осталась».

В наушнике, который Святослав так и не снимал, раздался голос Филиппа:

— Мы у оружейного хранилища. Оно закрыто на кодовый замок.

— Искариот может открыть его?

— Могу, — ответил Кирилл, — но для этого мне нужен мой рюкзак.

— Ясно… А дверь там крепкая?

— Бронированная, — развеял его надежды Филипп.

— Тогда возвращайтесь.

— Мы еще завернем за продуктами и шмотками. Кое-что из одежды может пригодиться.

— Хорошо, спешить все равно некуда. Есть надежда, что утром эти твари улетят, так что будем ждать. Захватите для нас какой-нибудь еды.

Примерно через час Филипп и Кирилл вернулись, нагруженные продуктами и одеждой. Почти у всех одежда изрядно пострадала в схватке с хищниками, а у Иоанна и вовсе пришла в негодность; штаны Матфея тоже нуждались в замене. Филипп поставил на стол коробку, где на наклейке красовался аппетитный, наполовину очищенный гранат:

— Фома, принимай заказ. Потом еще схожу, если надо.

Впрочем, сейчас не стоило загадывать насчет того, что будет потом.

Все порядком проголодались и потому сразу принялись за еду.

— Итак, — сказал затем Святослав, — если утром летучие крысы, как окрестил их Симон, уберутся, то особых проблем нет. Искариот берет из машины свой рюкзак и открывает оружейное хранилище. Мы пополняем боезапас, заправляемся горючим и уезжаем отсюда со всей возможной скоростью.

— С чего ты решил, что утром они улетят? — удивленно спросил Филипп, а когда Мария напомнила про слова сумасшедшего, скептически хмыкнул: — Допустим, что в принципе это ночные хищники, но должен заметить, что свет им явно не помеха. Они летают по освещенным коридорам как ни в чем не бывало. И видят на свету достаточно хорошо, чтобы вцепиться в нас. По-моему, ваш оптимизм неоправдан.

— Ты прервал меня как раз тогда, когда я собирался перейти ко второму варианту. Второй вариант — твари не улетают.

Филипп кивнул:

— Вот это ближе к делу.

— Тогда ситуация такова: чтобы выбраться отсюда, нам понадобится много оружия. Оно на складе, и, чтобы открыть его, Искариоту необходим рюкзак. А чтобы добраться до рюкзака, надо много оружия. Получается хождение по кругу. За решение этой головоломки объявляется приз.

— Какой? — поинтересовался Фома.

— Жизнь, — ответил Святослав. — У кого есть какие-нибудь предложения?

Предложений не было, и все в тягостном молчании разбрелись по углам. Филипп, обнаружив на полу сброшенную туда сдохшую тварь, довольно долго разглядывал ее, а потом сказал:

— Познакомившись с этим упырем поближе, я начинаю думать, что до сих пор нам невероятно везло. Даже Иоанну.

Его слова не придали никому бодрости.

Незадолго до рассвета Симон направился к ведущей в коридор двери.

— Ты куда? — спросил Святослав.

— Мне нужно в туалет, — раздраженно ответил Симон. — На это требуется особое разрешение?

Не отреагировав на вызывающий тон, Святослав спокойно сказал:

— По коридору в одиночку не ходить. Нет гарантии, что упыри не разлетелись по всему зданию. Фома, составь ему компанию.

С запозданием Святослав сообразил, что надо было послать сопровождающим кого-нибудь другого, например Филиппа.

«Тот пошел бы без комментариев, а Фома не упустит случая и непременно выскажется по этому поводу», — подумал Святослав.

Фома закинул автомат на плечо.

— Идем, Симон. Сейчас дяденька отведет тебя в сортирчик и посадит на горшочек. Ты уже научился сам подтираться, деточка?

Он не сказал бы этого при Марии, но ее в комнате не было: она направилась к Иоанну, на смену дотоле дежурившему при нем Симону. Фаддей и Матфей хохотнули, Филипп тоже издал короткий смешок. Симон побагровел, однако взял себя в руки и с деланной сдержанностью произнес:

— Я и сам могу заставить тебя заткнуться, но зачем пачкаться? Есть шанс, что упыри сделают все гораздо лучше. Если они нас прикончат, хорошо бы начали с тебя, чтобы я успел полюбоваться на твой обглоданный скелет.

Не обращая больше на Фому внимания, Симон взял бинокль и повесил себе на шею. Фома с преувеличенным изумлением спросил:

— Симон, что ты собираешься разглядывать в сортире через бинокль? Надень еще переговорник, чтобы сообщать всем о результатах. Никак ты извращенец? Ой нет, командир, я с ним не пойду! Мало ли что у него на уме!

— Фома, перестань! — Святослав и сам невольно улыбнулся. — Угомонись. Будто у меня других забот нет, кроме как разнимать вас, если передеретесь.

Фома сделал невинное лицо.

— Ладно, Симон, я молчу. Идем скорее по твоим делам, — не удержавшись, озорно добавил: — А то как бы поздно не было.

Симон погладил свою недавно подстриженную бородку и вроде бы уже без особой злости сказал:

— Одно меня удивляет: почему до сих пор никто не свернул тебе шею? Это было бы так приятно.

Когда они ушли, Святослав решил, что надо потом поговорить с Фомой и положить конец его перебранкам с Симоном, иначе это может плохо кончиться. Проблем и без того хватает, и ни к чему добавлять к ним еще и внутренние конфликты в отряде.

Туалет находился через две двери от процедурной. Посетив его, Симон направился дальше по коридору.

— Ты куда, Симон? — окликнул его Фома.

— Хочу выяснить, что творится на другой стороне здания.

— Надо было предупредить Петра.

— Я собирался, но ты заморочил мне голову. Пошли, тут же близко. Только глянем разок — и назад.

— У нас и переговорников нет, — колеблясь, заметил Фома.

— Из-за тебя, кретин! Если б после твоих идиотских шуточек я и впрямь взял переговорник, все надорвались бы от смеха.

— Смеяться полезно, — серьезно сказал Фома. — Во всяком случае, это куда лучше, чем гадать, улетят твари или нет.

Симон окинул Фому долгим задумчивым взглядом. Потом беззлобно буркнул:

— Ладно, идем, трепло. Здесь всего два шага.

Когда они очутились на противоположной стороне здания, Симон, подойдя к окну, поднял к глазам бинокль.

— Матерь Божия! — вырвалось у него. — Их тут тысячи!

Он протянул бинокль Фоме:

— Смотри.

Фома взглянул, и его передернуло.

— Если они утром не улетят…

Он не закончил, но все и так было ясно.

Симон мрачно сказал:

— Нам их не перестрелять, даже если мы завладеем целым арсеналом.

Он взял у Фомы бинокль и снова приник к окулярам, словно никак не мог оторваться от открывавшегося зрелища. Наконец Фома тронул его за плечо:

— Идем назад, а то наши беспокоиться будут.

Симон с безрадостным видом опустил бинокль:

— Лучше б ты сказал, что они подумают, будто я провалился в унитаз. Возможно, это показалось бы мне смешным. Или хотя бы разозлило.

Фома хлопнул его по спине:

— Они скорее подумают, что в унитаз провалился я. С твоей помощью.

У Симона дрогнули уголки губ:

— А что, неплохая идея! Когда будет свободное время, я непременно ею воспользуюсь.

Фома привычно ухмыльнулся:

— Надеюсь, тогда рядом не окажется унитаза.

Они вернулись к остальным безо всяких происшествий.

Утром твари не улетели.

Евангелие от Марка, глава 11.

11 И вошел Иисус в Иерусалим и в храм; и осмотрев все, как время уже было позднее, вышел в Вифанию с двенадцатью.

Глава 10

Утро выдалось тусклым, под стать всеобщему настроению. Лучше всего было Иоанну: он безмятежно спал, одетый во множество теплых вещей и закутанный с ног до головы одеялами: от потери крови его знобило.

Сколько Святослав ни ломал голову, ничего дельного на ум не приходило. Даже если кто-то из них сознательно пойдет на верную смерть и пожертвует собой ради спасения остальных, толку не будет. Машина с рюкзаком Кирилла недосягаема, твари растерзают любого прежде, чем он доберется до вездехода.

О том, что им делать, даже если они будут вооружены до зубов, Святослав предпочитал не думать вовсе, поскольку и здесь перспективы были довольно безрадостные. Положение осложнялось наличием раненого, которого надо нести. И все же, имея достаточный запас патронов для автоматов и элементов питания для парализаторов, что-то еще можно было бы предпринять. Например, кто-нибудь прорывается под прикрытием ведущегося из здания огня к машине и заводит ее в гараж. Под завязку заправив ее горючим, осажденные прорываются из окружения и уезжают. Внутри закрытого вездехода хищникам до них не добраться. Правда, кризисная ситуация наступит, если машина застрянет, а твари будут рядом. Однако размышлять о столь отдаленных перспективах сейчас было неуместно. Ответа требовал другой вопрос: как добраться до машины? Если б не то обстоятельство, что у них была определенная цель, ради которой отряд и пустился в путь, Святослав решил бы, что самое разумное — выждать. На складе было полно еды, генератор пока исправно работал, а в худшем случае можно обойтись и без него — сиди и жди, пока тварям не надоест и они не улетят в поисках другой добычи. Но это ожидание могло затянуться надолго, что означало бы провал их миссии.

Святослав стиснул зубы — он обязан был что-нибудь придумать. Однако дельная мысль зародилась не у него, а у Фаддея.

— Послушайте, — сказал тот, — я тут подумал насчет оружия…

Все тотчас повернулись к нему.

— Пули против такого количества тварей не очень-то эффективны, а парализатор быстро разряжается. По-моему, гораздо действеннее был бы огнемет. К тому же огонь может отпугнуть их, а от стрельбы они только больше стервенеют.

— Неплохая идея, — одобрительно заметил Филипп. — Загвоздка в том, что у нас нет огнемета.

— Знаю, что нет, — согласился Фаддей, — но я также знаю, что строители сначала выжигают землю там, где потом ставят заграждения. Они всегда так делают. Надо проверить склад, поискать огнеметы. Я имею в виду не оружейное хранилище, а склад оборудования. Вряд ли они считали огнемет для обработки строительного участка оружием.

Все разом оживились: предложение Фаддея показалось им обнадеживающим. Святослав сказал:

— На склад пойдут трое. Если придется таскать что-нибудь тяжелое, то двое работают, один охраняет.

Филипп встал, прежде чем Святослав назвал хоть одно имя.

— У меня ноги затекли, в самый раз поразмяться.

Кирилл, зная, что теперь его в стороне не оставят, солидно сказал:

— Наверняка землю выжигают огнеметами, установленными на движущейся платформе. Их надо будет сделать переносными. Я этим займусь.

Третьим встал Симон.

— Даже склад, если там нет такого пустобреха, как Фома, сойдет за райское местечко.

Перед уходом Филипп вдруг положил ладонь Святославу на лоб и сказал:

— Что-то ты мне не нравишься, командир. Фома, измерь-ка ему температуру. А заодно и прочим своим пациентам, для сравнения.

Святослав стал отнекиваться, но Фома настаивал:

— Ты сам назначил меня лекарем, поэтому не спорь.

Он поставил Святославу градусник, а когда увидел результат, его лицо омрачилось: из четверых пострадавших у Святослава была самая высокая температура. Фома вколол ему дополнительную дозу антибиотика и кивнул на груду принесенных со склада вещей:

— Оденься потеплее. Вон, выбери что-нибудь подходящее.

«Не хватало только, чтобы и я заболел», — подумал Святослав, чувствуя, как голова наливается свинцовой тяжестью.

Фома озабоченно сказал:

— Ты портишь картину моих успехов в должности лекаря. Не понимаю, откуда у тебя такой жар… Разве что добравшаяся до тебя зверюга плохо мыла лапы и не чистила зубы, потому и занесла в рану грязь.

— Ну спасибо. Обнадежил дальше некуда.

— Ты бы лег, — посоветовал Фома. — Отдохни, расслабься. Может, температура оттого и поднялась, что ты носился взад-вперед вместо того, чтобы спокойно лежать, как другие пострадавшие. Сейчас я тебе что-нибудь от головной боли найду. И сними наушник, пусть Мария подежурит. Если что важное, она тебе скажет. А ты пока постарайся заснуть. Давай укладывайся, — велел он безапелляционным тоном и, ухмыльнувшись, добавил: — А знаешь, приятно командовать начальником.

Святослав лег, но заснуть не удавалось: какой тут сон, когда от того, найдет ли группа Филиппа огнеметы, зависит так много. На других койках дремали Матфей и Фаддей, а Мария примостилась в кресле, надев наушник. Через полчаса Святослав нетерпеливо спросил:

— От Филиппа есть что-нибудь?

— Только то, что Кирилл справился с замком и они уже на складе. Склад оборудования большой, и на поиски потребуется много времени. Спи. Когда будут новости, я скажу.

Святослав попытался расслабиться. Расклеиваться ему сейчас никак нельзя, он должен быть в форме. Головная боль отступила, и он постепенно погрузился в полудрему, однако когда Мария что-то тихо произнесла в микрофон, сразу открыл глаза. На лице Марии сияла широкая торжествующая улыбка:

— Они нашли огнеметы! Целых три штуки! Искариот говорит, что они спаренные. Он разъединит их, и тогда у нас будет шесть мобильных огнеметов. Мы с ними прорвемся куда угодно!

Из ведущего в соседнее помещение дверного проема выглянул Фома.

— Отличная новость! — с воодушевлением воскликнул он. — Держитесь, твари! Я уже чую, как пахнет жареным.

Фаддей приподнялся на локте здоровой руки:

— Расскажите мне, как пользоваться огнеметом. Я его только издали видел.

— Тебе он не достанется, — заявила Мария. — Огнеметов шесть, а нас девять. Минус Иоанн и Матфей — семь. Выбор между мной и тобой на сей раз будет в пользу слабого пола, потому что у меня две руки, а у тебя одна.

Фома хотел было что-то возразить, но Святослав предотвратил готовый начаться спор:

— Перестаньте делить то, чего еще нет.

Головная боль почти прошла, зато он ощущал сильную слабость, и при резких движениях окружающее теряло четкость очертаний и покачивалось.

— Переоденься, — сказал Фома. — У тебя даже волосы влажные. Это от антибиотика. Все же лучше, чем жар. Будем считать, что ты пошел на поправку, — закончил он, но без особой уверенности.

Филипп время от времени сообщал, что все в порядке и они работают над переделкой огнеметов. Наконец он сказал, что огнеметы готовы, осталось только заправить их. Затем последовала длительная пауза, после которой Филипп коротко сообщил, что они возвращаются.

Когда они пришли, Святослав сразу понял, что их постигла неудача. Во-первых, это было видно по их хмурым лицам, а во-вторых, огнеметов они не принесли.

— Нет горючего, — объяснил Филипп. — Оно не подается в аппарат для заправки. А без пирогеля тащить сюда огнеметы нет смысла.

Отлично проработанный план разом рухнул. Кирилл, устало опустившись в кресло, сказал:

— Скорее всего подача перекрыта из центра управления. Общая команда на активизацию обслуживающих систем здания ее не включила. Если так, то горючего нет и на заправке машин. Чтобы восстановить подачу, мне надо еще раз попасть в зал управления.

— А для этого надо много боеприпасов, — продолжил за него Симон, а Филипп закончил:

— Которых у нас нет.

Тут даже Фома не нашелся, что добавить. Ситуация была обрисована предельно ясно. И весьма безнадежно: они опять очутились в замкнутом круге. Трое пришедших принялись за еду — остальные поели раньше, и, хотя Фома и Мария соорудили отличный обед из продуктов со склада, никакого отклика это не вызвало.

В мозгу Святослава роились смутные образы, которые он отбрасывал один за другим. Но вот…

— Клетка, — изрек он. — Металлическая клетка!

Фома посмотрел на него с нескрываемым интересом:

— Командир, ты считаешь, что кого-то из нас уже пора посадить в клетку? Можно узнать — кого?

— Начнем с тебя, — буркнул Симон.

Филиппу слова «клетка» было достаточно, чтобы сразу ухватить суть идеи.

— Петр, а как быть с тем, что в зал налетит куча этих бестий? С клеткой не проскочить туда достаточно быстро.

— Именно поэтому с залом ничего не получится. Открывать стрельбу там опасно, да и сами твари могут дел понаделать. Сядут на клавиатуру или еще что… Идея такова, — начал объяснять Святослав, — мы делаем из металлической сетки для наружного ограждения нечто вроде клетки на роликах. Без дна. Кто-то забирается внутрь и вместе с клеткой отправляется к машине. Крюком достает рюкзак Искариота, затаскивает его в клетку и возвращается назад. Искариот открывает оружейное хранилище, мы набираем боеприпасов и прорываемся в зал управления. Включаем подачу горючего, заправляем огнеметы, с ними идем к машине, загоняем ее в гараж, заливаем топливо и уезжаем.

— Звучит неплохо, — одобрил Филипп. — Вопрос в том, достаточно ли близко к двери лежит рюкзак Искариота, чтобы подцепить его и вытащить крюком, не забираясь в машину.

Все взгляды обратились на Кирилла.

— Я точно не помню, — нервно проговорил он. — Вчера, перед тем как мы выбрались из машины, я кое-что доставал из рюкзака. Приспособления, с помощью которых открывал замки в центре управления и на складах. Распихал их по карманам, а рюкзак потом положил на пол. Кажется, я стоял тогда у самой дверцы, поэтому и рюкзак, наверное, положил где-то там. Но точно не помню, — виновато повторил он.

Фаддей покрутил пальцем завитки своей русой бородки:

— Когда я возвращался в машину за ружьем, чей-то рюкзак действительно стоял в проходе. Я об него чуть не споткнулся.

— Будем исходить из того, что это рюкзак Искариота, — подвел итог Святослав. — А как насчет коробок, которые вы погрузили? Они не закрывают доступ к рюкзаку?

— Вроде бы нет, — ответил Симон. — Мы совсем мало успели погрузить.

— Последнюю коробку я ставил, — сказал Фаддей. — Если она помешает, ее будет куда подвинуть. Можно сбросить на землю. Она на самом краю стоит. Только крюк надо сделать длинный и прочный.

Филипп обстоятельно добавил:

— А одну стенку клетки поднять над землей повыше, чтобы протащить рюкзак. И закрыть ее откидным щитком, чтобы твари не пробрались. Раз есть план, пора браться за работу.

Святослав встал:

— Теперь моя очередь.

Филипп перевел вопросительный взгляд на Фому, тот отрицательно качнул головой.

— Нет, — ответил Филипп, — мы работаем в прежнем составе, а ты лежи и думай, что дальше делать будем.

Святослав не стал возражать, понимая, что в нынешнем состоянии толку от него будет немного. Фома предложил свою кандидатуру вместо Симона, однако сам Симон с этим не согласился.

— Как бы не так! Хочешь на меня своих пациентов скинуть? Не выйдет. Раз ты на должности лекаря, твое место здесь, при пилюлях и уколах.

Филипп, Симон и Искариот ушли на склад оборудования мастерить клетку. На поиски нужных материалов и инструментов времени затрачивалось больше, чем на саму работу. Изредка они переговаривались с Марией, которая, как и раньше, взяла на себя обязанности дежурного. Однако вскоре она попросила Фаддея сменить ее и отошла к окну. Простояв там довольно долго, она обернулась и со странным выражением лица сказала:

— Петр, мне надо выйти. Проводишь?

Когда они очутились в коридоре, Мария остановилась:

— Я хотела поговорить с тобой, чтобы другие не слышали. По-моему, так будет лучше. Хотя… Будут они знать или нет, это все равно случится.

— О чем ты?

— Кто-то из нас здесь погибнет. Один из отряда встретит тут свою смерть.

— Каким образом? У тебя было видение?

— Нет, я просто ощутила смерть кого-то из нас. Смерть, которая уже близка.

Святослав подумал об Иоанне: во-первых, он мог скончаться от полученных ран, а во-вторых, Иоанн будет наиболее уязвим, если твари нападут снова, когда они станут выбираться отсюда; в том, что хищники нападут, Святослав не сомневался. Конечно, они постараются защитить его, но все же у того, кто сам совершенно беспомощен, шансов выжить меньше, чем у других. Однако это не обязательно Иоанн, смерть здесь подстерегает каждого.

— Ты чувствуешь только одну смерть? — спросил он у Марии.

— Да. Но это не значит, что она действительно одна.

— То есть?

Мария нахмурилась и медленно заговорила, тщательно подбирая слова:

— Это как картина, от которой я видела некоторую часть. Ту, где изображена одна смерть. Что нарисовано на другой части полотна, мне неизвестно. То ли еще множество смертей, то ли широкая, ровная дорога, по которой мы уедем отсюда. Понимаешь?

— Да. Ты права, остальным лучше этого не говорить.

После ожидания, показавшегося Святославу бесконечным, Филипп наконец сообщил, что клетка готова и они возвращаются вместе со своим творением. Они довезли нескладное, но прочное сооружение до лифта, загрузили внутрь и выкатили оттуда уже на третьем этаже. По ровному полу клетка (без дна, установленная на четыре снятых с кресел ролика) двигалась легко, достаточно было толкать ее одной рукой.

Святослав, Фаддей, Мария и Фома вышли в коридор, чтобы осмотреть ее. Святослав подергал металлический каркас, к которому крепилась сетка, — все держалось крепко. Изнутри у сооружения имелась ручка, приделанная к двум соседним вертикальным стойкам, что позволяло толкать клетку и направлять ее движение, не прикасаясь к самой сетке. Ячейки были достаточно крупными, чтобы твари могли просунуть когтистые лапы или узкую переднюю часть морды, поэтому держаться за сетку руками не стоило.

— Отлично! — оценил проделанную работу Святослав. — На совесть сделано.

Фома задумчиво заметил:

— Прогулка в ней обещает быть интересной. Симон заявил, что к машине отправится он, потому что пока Филипп и Искариот работали, он отдыхал.

— Только у меня есть одно условие, — добавил он, — пусть кто-нибудь заткнет рот Фоме, чтобы он ничего не говорил насчет того, как я буду выглядеть внутри этого сооружения.

— Обязуюсь молчать, — пообещал Фома.

Симон окинул его недоверчивым взглядом, затем передал ему свой автомат:

— Подержи.

Филипп и Святослав приподняли одну сторону клетки так, что она оказалась опирающейся только на два ролика, и Симон заполз внутрь. Автомат Фома тотчас же вернул. У Симона имелось к нему два запасных магазина и еще КОР с наименее разряженным элементом питания для парализатора. Впрочем, подразумевалось, что пользоваться оружием ему не придется.

Симон немного потренировался в коридоре, двигая клетку в разные стороны, после чего заявил, что готов.

Фома спросил:

— Симон, комплимент тебе сделать можно?

Симон подозрительно уставился на него, потом сказал:

— Ладно, комплимент можно.

— Ты чудно смотришься внутри клетки! Она будто специально для тебя создана. Ты как будто в ней родился!

— Когда вернусь, ты пожалеешь, что не родился немым, — мрачно пообещал Симон.

— Главное — возвращайся целым. Представляешь, что будет, если я стану тебя штопать? Ты же этого не хочешь, верно? Поэтому постарайся не давать мне такой возможности. Береги руки. И голову, — уже серьезно закончил Фома.

Святослав напоследок сказал:

— Не торопись, двигайся медленно, особенно когда окажешься снаружи. Там вроде бы тоже ровно, но все-таки будь осторожен.

Симон вместе с клеткой въехал в лифт, а Святослав, Филипп и Фома отправились к окнам, выходившим туда, где стояла машина и где должен был появиться Симон, чтобы в случае чего подстраховать его. Впрочем, было весьма сомнительно, что они смогут оказать ему реальную помощь. Если б они, приоткрыв окно, стали стрелять в окружающих клетку проворных тварей, то под огонь попал бы и сам Симон: проволочная клетка не защищала его ни от пуль, ни от лучей парализаторов.

Святослав спросил через переговорник:

— Симон, как там у тебя? Где ты?

— Скоро буду у двери. Уши заложило от их визга. Я для них как кусок отличного мяса, а куснуть не могут. Прямо осатанели.

Когда Симон внутри своего убежища выкатился наружу, стало ясно, что одного обстоятельства они не предусмотрели: вся клетка была облеплена тварями, они сидели на крыше, висели по бокам, уцепившись когтистыми лапами за решетку.

— Проклятье! — выругался Святослав. — Я не учел того, что это не птицы.

— Все равно ничего другого мы бы не придумали, — сказал Филипп. — Ему из-за этого зверья хуже видно, но пока они особо не мешают.

Симон благополучно приблизился к машине. Задняя дверца была открыта. Теперь ему предстояло занятие посложнее, чем просто толкать клетку, и для начала следовало очистить ту сторону, где внизу располагался откидной щиток. Пустив в ход парализатор, он сбил оттуда висевших тварей и прижал эту сторону клетки к машине; ее содержимое крылатых бестий не заинтересовало, и внутри их не было. Затем Симон просунул наружу крюк и после нескольких неудачных попыток подцепил за лямку рюкзак Кирилла, который действительно лежал близко к дверце. Однако рюкзак оказался шире пространства между двумя коробками. Чертыхаясь, Симон освободил крюк и стал распихивать коробки в стороны. Ему пришлось изрядно повозиться, поскольку одна во что-то упиралась и не сдвигалась с места, невзирая на все его усилия, а вторая была очень тяжела. В конце концов Симон с большим трудом развернул ее так, что расстояние между коробками увеличилось. После этого он подтащил рюкзак к борту, чуть отодвинул клетку и осторожно начал опускать его вниз; Кирилл предупредил, что, хотя наиболее чувствительные приборы лежат в амортизационных упаковках, все-таки бросать рюкзак нежелательно. Наконец рюкзак оказался на земле. Теперь предстояло затащить его внутрь, для чего надо было предварительно откинуть щиток. Во время этой операции одна особо настырная тварь ворвалась в клетку. Манипулируя крюком, Симон на всякий случай держал наготове в левой руке КОР, но для втаскивания рюкзака ему требовались обе руки: одной он, присев на корточки, приподнял откидывавшийся наружу щиток, второй тянул рюкзак, поэтому КОР пришлось положить на землю. Когда пролезшая под щитком тварь ринулась на Симона, он все бросил и, прикрывая голову, снова схватился за оружие. На его счастье, щиток хотя и не закрылся полностью из-за мешавшего рюкзака, но все же опустился достаточно, чтобы за первой тварью в щель не пролезли и другие. Через переговорник было слышно, как Симон прошипел:

— Сука!

Было ясно, что тварь успела ранить его, прежде чем он с ней разделался. Застрелив ее, Симон полностью втянул внутрь рюкзак и закрепил щиток.

Святослав спросил:

— Сильно она тебя?

— Ерунда. Пусть Фома не надеется, что будет тыкать в меня своей иглой.

— А я уж было обрадовался, — сказал в микрофон Фома. — Какое разочарование!

Однако выражение его лица, усталого и напряженного, совсем не соответствовало этой легкомысленной фразе.

Симон развернулся внутри клетки и двинулся обратно к двери. Вместо ступеней к ней вел пандус, по которому он недавно без всяких затруднений спускался. Теперь следовало взобраться наверх, а это, как оказалось, было совсем не одно и то же. Клетка, и сама по себе тяжелая, снова вся была увешана вцепившимися в решетку тварями, даже та сторона, которую он недавно очистил. Следившие за ним сверху с беспокойством увидели, что Симон остановился перед пандусом.

— Симон, — позвал Святослав. — Что случилось?

— Не могу затолкать вверх это чертово сооружение! Из-за тварей оно слишком тяжелое. На место сбитых сразу сели новые.

Над застрявшей клеткой с пронзительным визгом носилась сразу целая стая.

— Подожди, ничего не предпринимай, — сказал Святослав. — Мы что-нибудь придумаем.

Посовещавшись, они решили, что выход один: надо сверху очистить лучами парализаторов две боковые стенки, а Симон сделает то же с задней и, как только твари отвалятся, тотчас вкатит клетку наверх. У Симона их план восторга не вызвал.

— От одной стенки до другой всего полтора метра. Если вы заденете меня, твари получат роскошный обед.

— Мы не заденем. — Святослав постарался, чтобы его голос прозвучал твердо и решительно.

После недолгой паузы Симон сказал:

— Хорошо. Не ночевать же мне тут.

— Мы сейчас перейдем к другому окну, чтобы быть прямо над тобой. Встань точно посредине клетки лицом к задней стенке. По команде сбей оттуда тварей лучом, но руки держи прямо перед собой, не раздвигай их в стороны. Понял?

— Чего уж тут не понять… Только лучше очистить не заднюю стенку, а переднюю, чтобы видно было, куда ехать.

— Нет, тварей на передней стенке не трогай! Их трупы помешают катить клетку.

— Ясно, — буркнул Симон. — Скажите, когда начинать.

Святослав отключил микрофон, чтобы дальнейшее не достигло ушей Симона, сделал знак Филиппу и Фоме поступить так же и спросил:

— Как у вас насчет меткости?

Филипп спокойно ответил:

— Я справлюсь.

Фома до этого вопроса, очевидно, не думал, что вторым стрелком будет он, и явно занервничал.

— Я пулями стреляю лучше, чем из парализатора.

— У меня кружится голова, я не могу, — сказал Святослав.

Фома передернул плечами, словно готовясь броситься в ледяную воду.

— Ну что ж, тогда и говорить не о чем. Значит, мы с Филиппом.

Самым метким стрелком в отряде был Иоанн, но сейчас на него рассчитывать не приходилось. Когда они подошли к выбранному окну, Святослав перевел переключатель «открыть-стоп» в положение «открыть», и прозрачный пластик пополз вверх. Когда щель оказалась достаточной, чтобы направить стволы КОРов вниз под нужным углом, он переключил на «стоп». Теперь оставалось надеяться, что они справятся со своей задачей раньше, чем щель в окне привлечет летавшую вокруг клетки стаю.

— Готовы? — спросил Святослав.

— Да, — в один голос ответили Филипп и Фома.

— Симон, начали, — скомандовал Святослав в микрофон.

Три луча разом обрушились на поверхность клетки, потом Филипп сказал: «Все, поворачивайся» — и Симон крутанулся на месте, схватился за ручку и направил клетку вперед. С режущим уши скрежетом она поползла по пандусу к двери. Филипп и Фома еще несколько секунд держали парализаторы включенными, отсекая с боков устремившихся к клетке новых тварей, но вскоре приблизившаяся к зданию клетка стала для них недосягаемой: чтобы лучи парализаторов доставали до нужного места, надо было высунуться из окна наружу. Еще рывок, еще — и вот клетка вкатилась в дверь. В наушниках раздался хриплый от напряжения голос Симона:

— Я внутри здания. Часть ручки сломалась, прилажу вместо нее автомат.

— У тебя парализатор еще действует?

— Да.

— Когда подъедешь к лифту, очисть переднюю стенку и прижми ее к дверям, чтобы они вновь не насели. Дай нам знать, мы спустимся. Когда дверцы лифта начнут открываться, падай на пол — мы очистим всю клетку, чтобы не брать с собой этих милых зверюшек.

Погрузка в лифт прошла благополучно. Симон с рюкзаком за спиной скорчился на полу, а встречавшие, не выходя из лифта, убрали с клетки нежелательных сопровождающих. Потом Симон вскочил и втолкнул клетку в лифт, который, к счастью, был достаточно велик, чтобы вместить ее и еще трех человек.

Когда они поднялись на нужный этаж, Симон выбрался из вконец осточертевшего сооружения, а Филипп скинул парализованных тварей с верха клетки и аккуратно пустил пулю в каждую, чтобы они уж точно не ожили по примеру той, которую притащил в медицинский отсек Кирилл.

Щека Симона была располосована копями твари, ворвавшейся в клетку, когда он втягивал рюкзак. Ряд глубоких царапин тянулся и по левой кисти.

— Ох, Симон, — сказал Фома, обрабатывая его ранки, — все-таки попался ты мне в руки! Жаль, что зашивать здесь нечего, и так заживет. А то представляешь, какое развлечение было бы! Правда, благодаря тебе я уже и без того поразвлекся на славу. Особенно весело было стрелять по твоей клетке. До сих пор я, по правде говоря, не относил себя к числу метких стрелков из парализатора.

Симон дернулся:

— Так это ты стрелял?! Я думал, Петр и Филипп.

— Нет, Филипп и я.

— Ни хрена себе! Хорошо, что я узнал об этом только сейчас, иначе меня бы кондратий хватил.

— Вот видишь, я всегда говорил, что ты меня недооцениваешь.

После перевязки Симон устроился в кресле возле Иоанна. К тому времени Святослав, Филипп и Кирилл уже ушли в оружейное хранилище, а Мария, Матфей и Фаддей находились в другой комнате, чтобы не мешать Иоанну, который под воздействием лекарств почти все время спал. Фома будил его только для того, чтобы покормить.

Ненадолго выходивший Фома вскоре вернулся и тихо сказал:

— Симон, я тут чудненькое средство обнаружил! Вполне годится для снятия болевых ощущений при небольших ранах. Как раз для тебя то есть! И никаких побочных эффектов вроде сонливости или замедленной реакции. Есть и таблетки, и ампулы. Укол быстрее подействует, так что закатывай рукав.

— Я знаю, что тебе не терпится воткнуть в меня иглу, — проворчал Симон и начал поднимать рукав, а Фома набрал в шприц жидкость из ампулы.

Когда он уже выжал из шприца воздух и приготовился сделать укол, взгляд Симона упал на лежащую рядом на столике коробку с ампулами, и его лицо внезапно исказила дикая гримаса. Стремительно вскочив, он с силой ударил Фому по руке со шприцем. Шприц полетел на пол, а ошеломленный Фома, инстинктивно отпрянув назад, с изумлением воззрился на Симона.

— Ты что, спятил?!

— Это же карвиум! — вне себя выкрикнул Симон. — Карвиум! Ты хотел вколоть мне карвиум!

— Да, ну и что тут такого? Я точно знаю, как он действует. И в инструкции написано, я прочитал. Успокойся, все в порядке, — сказал растерянный Фома, видя, что с Симоном творится что-то неладное.

Его лицо было бледным, с багровыми пятнами на щеках, а лоб покрылся бисеринками холодного пота.

— Убери это, убери, — дрожащими губами выговорил Симон.

Фома поспешно схватил злополучную коробку с ампулами. Ему казалось, что у Симона вот-вот начнется настоящий припадок.

— Ладно, ты только не волнуйся.

Однако едва Фома с коробкой в руках сделал пару шагов к двери, как Симон остановил его:

— Нет, вернись! Положи ее на место!

Фома, решив, что Симону в таком состоянии лучше не противоречить, сделал, как тот хотел. Симон рухнул обратно в кресло, его взгляд был прикован к коробке так, будто составлял с ней единое целое.

— Я должен с этим справиться, должен! — Его трясло как в лихорадке.

— Симон, что с тобой?

— Не трогай меня, я сам!

— Я же хочу помочь!

— Ты мне не поможешь. Отвяжись!

— Хорошо, как скажешь.

Фома отошел в угол и опустился на стул, не произнеся больше ни слова. Чем бы ни было вызвано странное состояние Симона, он действительно справлялся с этим сам: дрожь прошла, кулаки, стиснутые так, что побелели костяшки пальцев, разжались, а пятна на скулах поблекли, хотя лицо выглядело по-прежнему бледным и даже изможденным. Перехватив взгляд Фомы, Симон криво усмехнулся:

— Все еще не догадываешься? Я был наркоманом. Может, до сих пор им остался, — с горечью добавил он.

Иоанн, возле которого все это происходило, продолжал безмятежно спать. Фома вместе со стулом передвинулся поближе к Симону и, наклонившись, положил ему руку на колено.

— Хочешь поговорить?

— О чем? Как я стал наркоманом? Ничего интересного. Раздобыл как-то в зоне карвиум. Много, очень много. Такие лекарства хороши для любого обмена. В то время у меня рука часто ныла, пуля задела кость. Рана зажила, а рука все болела… — Симон машинально потер левое предплечье. — Вот я и стал принимать карвиум. Сначала понемногу, потом больше. Когда боль прошла, я все равно продолжал глотать его. Привык ловить кайф. Это верно, что в нормальных дозах он не вызывает сонливости и не замедляет реакций, но когда примешь много, впадаешь в эйфорию. Кажется, что все прекрасно. От меня незадолго перед этим еще жена ушла… В общем, я пристрастился к карвиуму и уже не мог отказаться от него.

— Однако все-таки отказался, — заметил Фома.

Симон опустил голову так низко, что лица стало почти не видно.

— Отказался, но какой ценой…

— За такие вещи всегда приходится дорого платить.

— Ты не понимаешь, — глухо сказал Симон. — Эту цену заплатил не я. Другие! Те, кого я любил. — Он замолчал, но потом заговорил снова: — Я жил вместе с сестрой и ее дочкой Юлечкой. Чудесная была малышка… Отец ее умер, и мы жили втроем. Однажды сестра ушла, а я пообещал приглядеть за Юлечкой. Только я был под кайфом… Малышка упала в бочку с водой и захлебнулась. Наверное, она не сразу утонула, кричала, звала меня, но я не слышал. Не слышал! Витал в облаках. А Юлечка захлебнулась. Ей всего три годика было… Сестра меня не винила, она думала, что я чем-то болен, что подцепил какую-то заразу в зонах и не могу вылечиться. Но сам-то я знал, кто я: дрянь, накачавшаяся наркотиком. Сестра после этого умом тронулась. Все стояла возле той бочки и глядела в нее, будто ждала, что там Юлечка появится. Часами стояла, что днем, что ночью. Уведу ее оттуда, только отвернусь, а она обратно. Я эту бочку в щепки изрубил, думал, так лучше будет. А получилось еще хуже: через три дня сестра в пруду утонула. То ли утопилась, то ли случайно (может, Юлечка ей в воде померещилась, она туда и кинулась). И так и так ее смерть на моей совести. И Юлечкина тоже… Я тогда и себя возненавидел, и карвиум. Сначала хотел уничтожить весь запас, но потом понял, что этого недостаточно. Наркоман, когда приспичит, полезет куда угодно. Я бы за ним в любую зону поперся. Тогда я по-другому решил. Неподалеку старые разрушенные шахты были, куда никто не совался: опасно, а взять нечего. Я натаскал туда еды и воды на месяц и договорился с одним мужиком, чтобы пришел за мной через тридцать дней. Спустился вниз по веревке, а мужик веревку вытянул, так что самому мне оттуда было уже не выбраться. Я решил, что за месяц или отвыкну от карвиума, или подохну.

— Ну и каково тебе там было? — сочувственно спросил Фома.

— Не люблю об этом вспоминать… Как видишь, не помер… Только нос сломал. Вы все думаете, что мне кто-то хорошенько врезал, а я его сам свернул. Не помню как. У меня в шахте нечто вроде припадков было. Катался, бился головой о стены, выл как зверь. Если б мог сам выбраться наверх, сразу прямиком за карвиумом рванул бы. Куда угодно, хоть прямо под пули. Только выбрался я наружу ровно через месяц, ни днем раньше. С тех пор я к карвиуму не прикасался и даже не видел его. Сегодня первый раз… Слишком неожиданно, поэтому я сорвался.

— Будет лучше, если я уберу это зелье от тебя подальше.

— Нет, пусть останется! Мне надо убедиться в том, что оно может лежать рядом, а я к нему не притронусь. Для меня это важно, понимаешь?

— Ладно, будь по-твоему, — согласился Фома, хотя про себя подумал: «А если не справишься? Если это окажется сильнее, тогда как? Что будет с тобой и со всеми нами?»

— Я знаю, о чем ты думаешь, — устало проговорил Симон. — Если я накачаюсь карвиумом, вам останется одно: пристрелить меня. Или я, когда очухаюсь, сам это сделаю. Теперь уж точно сделаю…

Фома встал и положил ему руки на плечи.

— Слушай, Симон, — серьезно сказал он, — ты нам нужен. Здесь и теперь ты нам нужен, не забывай об этом.

— Хорошо, но сейчас, пожалуйста, уйди. Я хочу побыть один.

Фома вышел в другую комнату, однако через полчаса не выдержал и заглянул обратно. Симон стоял у окна и, когда дверь открылась, сказал:

— Можешь забрать… или оставить здесь, мне все равно. Он мне больше не нужен. Я просто испугался. Испугался, что все начнется сначала. И еще старое нахлынуло… Я был похож на психа?

— Нет, но, честно говоря, я малость струхнул. Я же на должности лекаря, и всякие сложности мне ни к чему. Они не для моей квалификации, сам понимаешь.

— Этого больше не повторится.

— Ну и отлично, — с нарочитой бодростью отозвался Фома.

Симон окинул его угрюмым взором:

— Я слишком разболтался… да еще с тобой. Вместо шуточек про хвост ты теперь наркоманом меня дразнить будешь?

— Симон, я же не подонок! Раз ты жалеешь, что разговорился, будем считать, что я ничего не слышал. Я уже все забыл, правда.

Симон снова молча повернулся лицом к окну. Перед его глазами стояло прошлое, и Фома теперь знал, кого ему напомнили безумная женщина с девочкой, которых они встретили в заброшенном городе.

По пути на оружейный склад мысли Святослава крутились вокруг того, что сказала ему Мария: кто-то из них встретит здесь смерть.

«Может быть, сейчас… Или через минуту, — думал он. — Или через час… Это произойдет, что бы я ни сделал. А вдруг нет? Вдруг, если поступить правильно, смерть обойдет нас стороной? Но как узнать, что является правильным?»

Кириллу довольно быстро удалось открыть замок, и все трое вошли в хранилище. Первым делом набрали элементов питания для парализаторов. К счастью, им удалось найти среди обычных аккумуляторов, пришедших в негодность после первой же зимы, топливные элементы. Затем пополнили запасы патронов для КОРов и автоматов. Когда Филипп положил в тележку полсотни зарядов для «страйка», Святослав заметил:

— Потом придется бросить. На себе нам столько не унести.

— Потом — это потом, а пока возьмем. Мало ли что, пригодится…

Когда Филипп прихватил еще и импульсар-КР, Святослав про себя решил, что это чересчур, но возражать не стал: пока они на машине, можно взять и импульсар. Стоявший рядом с ним Кирилл озадаченно сказал:

— Не понимаю, почему здешние драпанули отсюда, когда в их распоряжении было столько оружия. Один импульсар чего стоит!

Услышав его, Филипп обернулся:

— Импульсар — вещь серьезная, но малопригодная, когда имеешь дело со множеством мелких, очень подвижных мишеней. К тому же в радиусе пятидесяти метров от точки попадания образуется смертельная для человека зона — палить из импульсара там, где полно народу, нельзя. Электроника в создаваемом импульсаром поле тоже выходит из строя. Он хорош, когда надо уничтожить отдаленные и компактно расположенные цели. Что касается эвакуации, то, конечно, при должной организации тут можно было бы наладить оборону, но здесь же производство, а не линия огня. Позже руководство компании, наверное, решило, что возвращаться сюда нет смысла: строительство защитных сооружений обойдется слишком дорого, да и людям за такие условия придется платить намного больше. Одним словом, борьба с тварями себя не окупила бы. Мы ведь не знаем, сколько их… Не вокруг этого здания сейчас, а вообще в популяции. Совсем необязательно сюда прилетели все.

Доводы Филиппа звучали вполне здраво, однако их заключительная часть Святославу очень и очень не понравилась. В здании они были более-менее защищены, чего нельзя сказать об открытой местности, где их единственным укрытием станет машина. Однако пока перед ними стояли другие проблемы и думать о трудностях дальнейшего пути было преждевременно, сначала следовало добраться до машины.

Хотя они уже запаслись всем необходимым, Филипп продолжал расхаживать по хранилищу, и, судя по тому, как он брал в руки разные модели оружия, поглаживал стволы и прицеливался, было очевидно, что это доставляет ему удовольствие.

Ему нравилось иметь дело с оружием, и он умел с ним обращаться.

«Если б мы жили в нормальном мире, — с какой-то отстраненностью думал Святослав, — он все равно был бы кем-нибудь, кто носит оружие. Военным, полицейским или сотрудником спецслужб. Отличным военным или отличным полицейским. А из Фомы, по-моему, получился бы прекрасный актер. Хотя кто знает, кем бы мы были на самом деле… Да кем угодно, лишь бы не тем, кто мы сейчас!»

Его размышления прервал голос Филиппа:

— Смотрите, какая превосходная вещица! — В руке он держал пуленепробиваемый шлем с прозрачным щитком для лица. — Ни одна тварь не прогрызет! К ним наверняка и защитные жилеты есть. Вот что нам надо!

Успех поисков был относительным: среди ящиков с боеприпасами они нашли всего три жилета и еще два шлема, сохранившихся здесь благодаря тому, что они лежали явно не на месте; все прочие наверняка были использованы при эвакуации.

— Маловато, но все же лучше, чем ничего, — подвел итог Филипп. — Возвращаемся, командир?

Святослав кивнул. В оружейном хранилище делать было больше нечего.

Они беспрепятственно прикатили тележку в медотсек. Теперь предстояло пробиться в зал управления, чтобы включить подачу горючего для заправки огнеметов и машины. Идти должен был Кирилл и с ним еще двое для прикрытия. Кандидатура Святослава и на сей раз была забракована.

Филипп сказал напрямик:

— Раз у тебя кружится голова, вреда от тебя будет больше, чем пользы. Еще, чего доброго, полоснешь лучом по кому-нибудь из нас. Нет уж, спасибо. Сиди тут.

Симон заявил, что он тоже может пойти, но было видно, что он и так уже измотан своим путешествием в клетке; полученная из-за карвиума встряска тоже не прошла даром. В результате в зал управления отправились Кирилл, Филипп и Фома. У каждого было по два КОРа и полные карманы запасных элементов питания. Их головы защищали шлемы, а туловища — жилеты; уязвимыми местами оставались руки и ноги. Симон в обычном состоянии непременно выразился бы насчет того, какую часть тела Фоме следует беречь больше всего, однако в этот раз промолчал. Уходя, Фома оглянулся и пытливо посмотрел ему в лицо, словно спрашивая: «Ты в порядке?» Симон понял, угрюмо скривился и процедил: «Отвяжись».

Прорыв в зал прошел благополучно.

«Значит, не теперь, — подумал Святослав, услышав сообщение Филиппа о том, что они уже на месте. — Когда? И кто?..»

Из зала управления троица сразу направилась вниз заряжать огнеметы. Владевшее Святославом напряжение на время отступило. На других этажах тварей пока не было, и, следовательно, опасность там не угрожала.

Примерно через час все трое вернулись в медицинский отсек, и каждый нес на плечах два заряженных огнемета. Лицо Кирилла, несмотря на усталость, сияло, как у ребенка, получившего долгожданную игрушку, и Святослав прекрасно понимал, в чем причина: Кирилл долгое время ощущал себя ненужным, и это, несомненно, тяготило его, поэтому сейчас он от души радовался переделанным огнеметам и тому, что сумел организовать подачу горючего для машины.

«В нем еще много мальчишеского, — со щемящим чувством подумал Святослав. — И он пока не знает, что Книжник мертв, а один из нас — предатель…»

Фома спросил:

— Что теперь, командир?

— Надо притащить в гараж все, что мы собираемся погрузить в машину. Продукты, оружие и лекарства. Продукты заново возьмем со склада. Фома, займись лекарствами, выбери тут что-нибудь подходящее. И перевязочные материалы. Сначала подготовим все к погрузке, а потом пойдем за вездеходом.

Было бы намного проще взять другую машину, но они не могли пожертвовать лежавшими в вездеходе рюкзаками: в каждом из них находилось кое-что из оборудования Кирилла — оборудования, без которого их шансы проникнуть в зону Долли равнялись нулю.

Фома, Мария и трое раненых остались в медицинском отсеке, прочие занялись доставкой необходимого в гараж. Фаддей тоже вызвался пойти, заявив, что вполне способен везти какую-нибудь тележку здоровой рукой, но его не взяли. Наконец все было готово к погрузке, и Святослав, Кирилл, Филипп и Симон вернулись в медотсек. Фома уже набрал целую сумку препаратов и перевязочных средств. Симон, увидев это, заметил:

— Он не теряет надежды всласть поизмываться над всеми нами.

— А то как же, — с готовностью отозвался Фома. — Я своего не упущу.

— Довольно трепаться, — сказал Святослав. — Займемся делом. У кого есть опыт обращения с огнеметом?

Выяснилось, что таких трое: он сам, Филипп и Симон. Кирилл, все знавший об огнеметах в теории, благодаря чему успешно переделал станковый вариант на переносной, признался, что пользоваться огнеметом на практике ему не приходилось.

Фома бодро заявил:

— Если кто-нибудь покажет, как с ним обращаться, я научусь. Я способный, вы же знаете.

— Иди сюда, — позвал его Симон. — Учись как следует, я вовсе не хочу, чтобы ты поджарил вместо тварей меня.

Хотя огнеметов было шесть, Святослав решил, что к машине пойдут четверо. Он ограничился бы даже троими и взял бы лишь тех, кто умел пользоваться огнеметом, но Фома был нужен, поскольку лучше всех разбирался в машинах: если вездеход закапризничает, без него не обойтись. Шлемов и жилетов было три. Один комплект Филипп сразу протянул Святославу:

— Бери, у тебя голова и так уже поцарапана. — Второй дал Симону. — Ты у нас тоже пострадавший. А этот мы поделим с Фомой. Выбирай, Фома: тебе шлем или жилет?

— Давай шлем.

Симон, по обыкновению, ехидно заметил:

— Он все еще воображает, что его голова представляет ценность.

Судя по этому высказыванию, Симон уже оправился от пережитого.

Фома в долгу не остался.

— На твоем месте, Симон, я бы опустил жилет пониже и прикрыл им задницу. Такую, как у тебя, с хвостом, беречь надо. Или ты рассчитываешь, что летающие крысы, увидев ее, признают тебя своим родственником? А что, очень даже может быть.

Разглагольствования никогда не мешали Фоме делать дело: он надел шлем и повесил на плечо огнемет, не отставая от других.

Святослав сказал:

— Фома, пока мы в здании, огнемет не используй. Будешь подстраховывать нас КОРом. Пойдем, прижимаясь к левой стене. Я иду первым и очищаю пространство впереди, Симон — справа, а Филипп контролирует тыл. Фома, предупреждай Филиппа о неровностях пола, чтобы он не споткнулся. Ему придется передвигаться спиной вперед.

На лифте они спустились на первый наземный этаж. Первая яростная атака тварей разбилась о стену огня. Запахло паленым. От неистового визга у всех заложило уши. Хорошо, что дерева здесь не было, только огнеупорный пластик, иначе не миновать бы пожара. Передвигались медленно, поскольку Филипп шел вслепую, отгоняя струей огня тварей, готовых броситься на них сзади. Огонь отпугивал крылатых хищников, но не настолько, чтобы они улетели совсем.

Когда добрались до наружной двери, Симон пробормотал:

— Давненько я тут не был… часа три.

От двери до машины было не более десятка метров, но преодолеть их оказалось непросто. Перед тем как выйти на открытое пространство, они перестроились, потому что стены рядом уже не было, а нападения тварей следовало ожидать в первую очередь сверху. Фома тоже взялся за огнемет. Симон буркнул:

— Поосторожней с ним.

Как только они очутились под открытым небом, им показалось, что свет померк. Темные крылья образовали над ними сплошную завесу, и оставалось удивляться, как эти твари на лету не сталкиваются друг с другом. Поливая их струями огня, четверка с большим трудом продвигалась к машине, буквально отвоевывая каждый шаг. Однако когда уже добрались до вездехода, стая внезапно взвилась вверх, а потом разлетелась в разные стороны.

— Убрались, гады, — констатировал Фома с оттенком удивления.

По-прежнему сжимая брандспойты огнеметов, они огляделись, не веря, что твари оставили их в покое. Четыре усталых человека с одинаково напряженными и покрасневшими от жара лицами.

«Нет, — упрямо подумал Святослав, — я не потеряю ни одного из них! Предсказание Марии не сбудется».

Они сели в машину, и мотор сразу завелся. Бронированной плиты уже не было, она поднялась по команде Кирилла с пульта управления. Подъехав к гаражу, открыли обычную раздвижную дверь и по спиралевидному пандусу съехали в расположенный на первом подземном этаже гараж. Там их ждали приготовленные вещи и продукты.

— Сейчас зальем горючее и погрузим наши вещи, — сказал Святослав.

«Мария ошиблась. Опасность уже позади, а все живы. Нам осталось спокойно забраться в машину и уезжать. Даже если твари снаружи снова будут виться вокруг вездехода, им ничего с машиной не сделать. Мы выберемся отсюда без потерь! Вот только Иоанн…»

Когда закончили погрузку, Святослав спросил:

— Фома, как по-твоему, Иоанн очень плох?

— Чего ты от меня хочешь, я же не врач.

— Это ты в том смысле, что не знаешь или что не можешь помочь ему?

— В обоих. Пока он вроде бы ничего, но если возникнут осложнения… Сам понимаешь, какой из меня лекарь. А если осложнений не будет, то, по-моему, он поправится. Надо только дать ему отлежаться и кормить получше.

Святослав прикинул ширину кузова вездехода.

— Мы втащим его сюда на каталке и на ней оставим. Подложим снизу пару одеял, ему так будет удобнее, чем на сиденьях. — Он обвел взглядом коробки. — С едой проблем вроде не предвидится.

«Он должен выжить! Если б в раны попала инфекция, был бы сильный жар, а его нет. Иоанн выживет».

Когда они вернулись в медицинский отсек, было пять часов вечера. Иоанн спокойно спал, и на лице его блуждала улыбка, отчего оно выглядело совсем юным. Фома хотел измерить ему температуру, но потом решил не будить. Все, кроме Иоанна, собрались в соседней комнате, и Святослав сказал:

— Машина готова, поехали.

Сидящий на столе Фома заерзал, провел ладонью ото лба к затылку, от чего у любого другого волосы пригладились бы, а у него, как всегда, растрепались еще больше.

— Послушай, командир, уже шестой час, а в восьмом темнеет. За два часа мы далеко не уедем. Вдруг твари увяжутся за нами? Будем тогда до рассвета отсиживаться в машине? Даже в сортир не удастся высунуться. А если застрянем в какой-нибудь грязи? В темноте и с тварями над головой будет не очень-то весело. К тому же все мы устали.

Это было правдой — на Святослава смотрели осунувшиеся, потемневшие лица.

— Не подумай, что я тут саботаж устраиваю! — продолжал Фома. — Если скажешь, что надо ехать, я сяду за руль и все такое, только ты сам прикинь, стоит ли. Здесь безопасно, а утром у нас впереди будет целый день, чтобы убраться отсюда подальше. По-моему, есть прямой резон здесь заночевать.

«Он прав, — подумал Святослав, — если б не предсказание Марии, я рассуждал бы точно так же. Сказать им?.. Этот груз, разделенный на всех, не станет легче… Я тороплюсь увести их от смерти, но что если именно моя поспешность станет причиной чьей-то гибели?

Все действительно до предела измотаны, а в таком состоянии внимание ослабевает и реакции замедляются. Если нам снова придется драться, кто-то от усталости может сделать неверное движение или промедлить на доли секунды, и ценой тому станет жизнь. Я не вправе решать за них».

— Давайте проголосуем, — сказал он. — Кто за то, чтобы поехать сейчас?

Таких оказалось двое: он сам и Кирилл, причем Кирилл проголосовал за только из солидарности с ним.

— Вопрос исчерпан, — подытожил Святослав. — Мы остаемся.

Возникшая в дверном проеме фигура Иоанна явилась для всех полнейшей неожиданностью.

— О чем вы тут спорили? — спросил он, придерживаясь рукой за стену.

Фома сорвался с места и подскочил к нему, чтобы поддержать в случае чего, но Иоанн сказал:

— Не суетись, я не собираюсь падать.

— Тебе нельзя вставать!

— Почему? Мне уже лучше.

Он был очень бледен, но все же держался на ногах без посторонней помощи. Очевидно, его состояние не было столь тяжелым, как они думали.

Фома сказал:

— Мы решили здесь заночевать, чтобы нормально выспаться. Не всем же повезло так, как тебе. Ты дрыхнешь почти сутки, и нам стало завидно. Вон, посмотри на Симона: он от зависти прямо позеленел.

Симон и правда выглядел не лучшим образом, как, впрочем, и остальные.

После того как Иоанн снова улегся, Фома самодовольно изрек:

— Мне явно полагается премия. А может быть, даже повышение.

— Хорошо, — согласился Святослав, — отныне ты будешь у нас не просто лекарем, а главным лекарем, а также токарем и пекарем по совместительству.

Филипп многозначительно заметил:

— Учти, Фома, что всякие панические заявления насчет того, что сложные случаи тебе не по плечу, в устах главного лекаря неуместны.

— Что-то у меня в ухе чешется, — задумчиво произнес Матфей.

— А у меня поясницу ломит, — в тон ему продолжил Фаддей. — Фома, к тебе на прием заранее записываться надо или как?

Фома махнул рукой:

— Вот черт! Сам напросился.

Симон ехидно сказал:

— Да, Фома, придется тебе повысить квалификацию. Мы спать ляжем, а ты какой-нибудь справочник изучай. Подходящая литература здесь наверняка найдется.

— Мы поищем, — услужливо предложил Фаддей, а Филипп с усмешкой добавил:

— С картинками, чтобы потом не перепутал, что для ног, а что для головы.

Фома закивал с серьезным видом:

— А что, неплохая идея! Мне она нравится. И знаете что? Я начну с хирургии. Это мой любимый раздел. Вы, конечно, понимаете, что одной теорией здесь не обойтись, нужна практика. — Он выразительно посмотрел на Матфея. — Матфей, ты вроде на ухо жаловался? Что попусту гадать — разрежем и поглядим, что там. Ну, у кого еще какие жалобы будут?

Филипп рассмеялся и заявил, что никогда еще не чувствовал себя таким здоровым, остальные высказались в том же духе.

На лице Фомы отразилось разочарование.

— А я уж было хотел побольше скальпелей запасти. Что ж, раз пациентов не предвидится, я тоже ложусь спать. — Он повернулся к Марии. — Рыженькая, а ты почему приумолкла? Специально для тебя я введу профилактические осмотры. Женский организм хрупкий и нуждается в постоянном наблюдении. Я готов осматривать тебя каждый день, чтобы, если какая хворь заведется, сразу ее обнаружить. Обещаю осмотры производить очень тщательно, ничего не пропуская. Не начать ли нам прямо сегодня?

— Тебя еще не повысили, так что умерь свой пыл.

Мария сказала это с улыбкой, и только Святослав заметил, что улыбка вымученная. Он знал, о чем она думает: кто-то из них скоро погибнет. Может, Фома…

Через полчаса они притушили освещение, оставив гореть лишь одну световую панель. Святослав, выйдя с Марией в коридор, спросил:

— Почему ты не поддержала меня? Почему проголосовала за то, чтобы заночевать здесь?

Мария подняла на него потускневшие глаза:

— Потому что это все равно случится.

«Нет! — хотелось крикнуть Святославу, но он подавил рвущийся наружу крик и только стиснул зубы. — Я выведу их всех живыми, — твердил он про себя. — Мы слишком через многое прошли, чтобы погибать из-за каких-то мерзких тварей!»

Но одного взгляда на лицо Марии было достаточно, чтобы уверенность, которую он старался себе внушить, улетучилась, как горсть пепла на ветру. И все же он сделал, что мог: несмотря на удивление и недовольство прочих, назначил дежурных — по двое на каждую смену — и повторил свой приказ поодиночке в коридор не выходить. Что предпринять еще, он не знал.

Хотя Святослав очень устал, как и остальные, спал он плохо, прерывистым, беспокойным сном, внутреннее напряжение не отпускало его, и ночь казалась невероятно длинной. Уже на рассвете, проснувшись в очередной раз, он задался вопросом: «Почему я думаю, что погибнет кто-то из них? Почему не я сам?»

Утром все было спокойно. Плотно позавтракав, они стали собираться в путь. Собственно, собирать было уже нечего, все приготовили еще вчера, и теперь оставалось только уложить на каталку Иоанна, что они и сделали, невзирая на его протесты.

— Героизм хорош тогда, когда в нем есть необходимость, — сказал Святослав в ответ на заявление Иоанна, что он в состоянии идти сам, — в противном случае это просто глупость. Если у тебя снова начнется кровотечение, пользы никому не будет. Ни тебе, ни нам. Поэтому, пока есть возможность, лежи и не делай лишних усилий.

Прихватив сумку с собранными Фомой лекарствами, они в полном составе направились в гараж. Симон вез каталку с Иоанном, Матфей шел сам, отказавшись от помощи, хотя сильно прихрамывал. Все шесть огнеметов пока были с ними. Когда вошли в гараж, Святослав почувствовал себя так, будто пересек невидимую границу.

«Здесь уже ничего не случится, — подумал он. — Сейчас мы сядем в машину и поедем. Теперь тварям до нас не добраться».

Неожиданно Кирилл остановился и сказал:

— Надо выключить генератор.

Фома беззаботно махнул рукой:

— Хрен с ним! Пусть работает, нам-то что?

Кирилл нахмурился:

— Вы не понимаете! Здесь же было химическое производство, которое эвакуировали в крайней спешке. Вывезли только людей, прочее бросили. Мы не знаем, что у них тут за химия была. Может, такая, что если рванет, мало не покажется.

— Что рванет? — угрюмо поинтересовался Симон.

— Да что угодно! Я ведь понятия не имею, какие системы привел в состояние готовности, когда активизировал это здание. Здесь целый год все было отключено и ничего не проверялось. Замыкание, утечка горючего или что другое — и последствия непредсказуемы.

«Вот оно! — пронеслось в мозгу Святослава. — Ничего еще не кончилось…»

Фаддей, поглаживая повязку на раненой руке, сказал:

— То есть ты считаешь, что надо пойти в зал управления и все выключить?

— Да.

Филипп со своим обычным спокойствием заметил:

— Интересная мысль, особенно если учесть, что наши предыдущие походы в зал протекали весьма бурно.

Симон высказал то же самое короче и проще:

— Там полно летучих крыс.

И все-таки Святослав должен был признать, что Кирилл прав, генератор действительно следует отключить. Значит, необходимо вернуться туда… и вновь встретиться с тварями. Святослав был почти уверен, что для кого-то эта стычка закончится гибелью.

«Один из тех, кого я назову, смертник», — обреченно подумал он.

Между тем Кирилл деловито спросил:

— Кто составит мне компанию?

— Ты не пойдешь! — вырвалось у Святослава, но затем он взял себя в руки и уже спокойней сказал: — Я справлюсь с этим сам, без тебя. Отключить генератор — задача не особо сложная.

Кирилл замотал головой:

— Во-первых, безопаснее сначала отключить одну за другой все системы, а генератор — в последнюю очередь. Во-вторых, что еще важнее, я посмотрю, нельзя ли сделать так, чтобы электроснабжение, а затем и генератор отключились в определенное время. Например, через час после ввода команды. Это для того, чтобы в коридорах еще горел свет, когда мы будем уходить из зала. В темноте, с одними фонарями, мы будем в слишком невыгодном положении. Свет в гараже нам тоже не помешает. Ты со всем не справишься, это моя работа.

Святославу было абсолютно нечего возразить на доводы Кирилла.

— Хорошо. Ты, я и еще кто-нибудь, — пересилив себя, был вынужден согласиться он. — У нас три шлема и жилета — пойдем втроем.

«Один из нас не вернется… Раз иду я, Филипп должен остаться. Получается, третьим будет Фома или Симон. Кто из них?..»

Святослав достал пулю и, заведя руки за спину, сжал ее в кулаке.

— Фома, выбирай: правый или левый? Вытащишь пулю — идешь ты, нет — Симон.

— Странные у тебя методы, командир! Ладно, ставлю на левый.

Святослав разжал левую руку: на ладони лежала пуля.

— Значит, ты.

Фома весело заметил:

— Повезло тебе, Симон.

А Святослав подумал: «Может быть, гораздо больше, чем тебе кажется…»

Облачаясь в шлем и жилет, он сказал:

— Тварей там сейчас меньше, чем было вчера. Новые туда вряд ли опять набились в большом количестве, раз их на улице почти не видно, а из прежних мы вчера многих поджарили. И вообще, не будут же они сутками караулить нас.

Фома сверкнул белозубой улыбкой:

— Они живут надеждой заполучить нас на обед.

«Не говори ты так! — про себя взмолился Святослав. — Не накликай на нас беду. Возможно, на себя самого».

У всех троих были КОРы, а Святослав и Фома взяли еще и огнеметы.

«Вдруг я совершаю ошибку? — терзал себя Святослав. — Если б не предсказание Марии, я взял бы третьим Симона, потому что он умеет обращаться с огнеметом, а Фома научился этому наспех лишь вчера. Но теперь менять что-либо уже поздно».

Они направились на первый наземный этаж, оккупированный тварями. Святослав чувствовал, что его слегка лихорадит: то ли опять поднялась температура, то ли сказывалось нервное напряжение. Однако голова не кружилась и реакции были нормальными.

Твари бросились на них с прежней яростью, но когда вспыхнули огненные факелы, разлетелись. Попадавшихся одиночек сбивали лучами КОРов. До двери зала управления они добрались без особых затруднений. Фома присел на край стола и, положив КОР на колени, беспечно сказал:

— Давай, Искариот, работай. Отключение с задержкой — хорошая мысль. Неохота тащиться обратно в темноте.

— Не мешай, — буркнул Кирилл.

— Ладно, не буду.

Фома слез со стола и отошел в сторону. Видя, как он бродит по залу, Святослав окликнул:

— Фома!

— Что еще?

— Не расслабляйся.

— Елки-палки! Что я, по-твоему, должен делать? Залечь за компьютером и держать под прицелом дверь?

— Просто будь начеку.

— Я и так начеку. Кончай придираться, командир! Ты это из-за вчерашнего, что ли? Так ведь я хотел как лучше, чтобы все отдохнули.

Святослав серьезно сказал:

— Я тоже хочу как лучше, ты уж поверь.

Кириллу потребовалось минут сорок, чтобы сделать намеченное.

Затем он развернулся вместе с вращающимся креслом; довольное выражение его лица говорило о том, что он добился успеха.

— Все отлично! Пойдем при свете, и в гараже светло будет. Электричество и генератор отключатся через час. По-моему, достаточный срок для того, чтобы убраться подальше.

Святослав кивнул:

— Вполне. Уходим отсюда.

«Обратный путь по первому этажу до лифта — вот последний опасный участок, — думал он. — Последние десятки метров… и чья-то жизнь».

— Не зевайте, — сказал он.

Они двинулись в гараж. Тварей не было. Святослав так старался уловить малейший звук, что у него зашумело в ушах. Вопреки его опасениям, они благополучно добрались до лифта и спустились на уровень гаража.

«Ну все, — решил Святослав, — здесь нам уже ничего не грозит. Мария ошиблась».

Они подошли к остальным.

— Забираемся в машину, — скомандовал Святослав. — Сначала погрузим Иоанна.

Тот недовольно проворчал, что он не мешок с картошкой, чтобы его грузили, но этим и ограничился. Каталку затащили внутрь и закрепили между сиденьями. Вдруг Фома вместо того, чтобы сесть на водительское место, сказал:

— Погодите минутку, я погляжу, что тут есть полезного на случай небольшого ремонта. Наша тачка хороша, но мы гоняем ее в таких условиях, что недолго и угробить. Я мигом.

Он направился в ремонтный отсек, и Святослав, который был внутри машины, устраивая поудобней Иоанна, тотчас выскочил наружу:

— Постой! Идем вместе.

Пока Фома складывал в коробку приглянувшиеся ему детали и инструменты, Святослав стоял рядом, держа наготове снятый с плеча автомат. Однако оказалось, что он ожидал беду не оттуда, откуда она пришла: крик и выстрелы раздались от машины. Святослав побежал туда, но было поздно: Матфей лежал на полу, из его шеи хлестала кровь. Невесть откуда взявшаяся тварь (вероятно, проникшая сюда вчера вечером, когда вездеход въезжал в гараж) тихо, без визга налетела на Матфея и, вцепившись когтями ему в плечо, с ходу полоснула зубами по шее. Удар двух верхних резцов оказался смертельным — хрип Матфея стих очень быстро. Рядом с его телом валялась дохлая тварь, подстреленная то ли Филиппом, то ли Симоном — стреляли оба.

«Я не мог предусмотреть этого, — в отчаянии подумал Святослав, глядя на тело. — Никто не мог…»

Мария тоже смотрела на погибшего. Ее усталое лицо с заострившимися чертами словно обмякло. Святослав понял, что она тоже каждую минуту ждала беды, которую не в силах была предотвратить, и теперь, когда то, что должно было свершиться, свершилось, наряду с болью, возможно, испытывала облегчение оттого, что невыносимое ожидание кончилось.

— Возьмем его с собой, — сказал Святослав. — Похороним, когда отъедем отсюда подальше.

Они нашли кусок брезента и завернули в него тело. Примолкший Фома сел за руль, и вездеход плавно выкатился из гаража. Тварей вокруг не было, похоже, стая улетела, и Святослав с горечью подумал, что, если б они вчера не закрыли двери гаража, эта последняя, наверное, улетела бы тоже.

«Мы делаем что-то, думая, что так будет лучше, а потом все оказывается наоборот. Будто кто-то смеется над нами холодным, жестоким смехом… Таким же холодным и жестоким, как наш мир. А Бог, если он все-таки есть, отвернулся от нас. Но скорее всего его просто нет. — Святослав посмотрел на завернутое в брезент тело. — И там тоже нет ничего, только равнодушная пустота».

После полудня они сделали остановку, чтобы вырыть могилу. Глядя, как в яму летят комья земли, Святослав, стыдясь самого себя, все же не мог отогнать гаденькую мыслишку о том, не предателя ли они сейчас зарывают в землю, ведь Матфей и Симон были первыми в его списке подозреваемых. Если да, то он уже никогда этого не узнает, потому что расставить ловушку можно лишь на живого, а мертвый ни в какую ловушку не попадется.

«Если же нет… тогда прости меня, Матфей».

Список живых подозреваемых уменьшился до четырех человек — Симон, Иоанн, Фаддей и Фома.

Немного постояв над свежим холмиком, они снова сели в машину. Фому за рулем сменил Филипп. Святослав рассеянно смотрел на уползавшие назад раскисшие луга и темную полосу перелеска.

«Эта земля умирает и в предсмертной агонии порождает чудовищ. Не мы сотворили мир таким, он достался нам в наследство, и это наследство проклято. И мы тоже прокляты».

Наверное, у него еще держался жар — в охваченном лихорадкой мозгу возник причудливый образ некоей клетки, на которую со всех сторон наваливались химки, плеши, рудники и просто помойки и развалины. Они давили и давили, и под их напором клетка сжималась, становясь все меньше и меньше. С болезненной остротой Святослав ощутил себя внутри нее, внутри этого неумолимо сжимающегося пространства, а снаружи бесновались разные твари, мутанты и волчары, тоже уже утратившие человеческий облик. Страшные, уродливые морды.

«Это облик нашего будущего», — откуда-то извне пришла к нему мысль. Он хотел отринуть ее, но не смог. Торжествующие хари искажались в злобных, диких гримасах, празднуя победу. Ему стало душно, к горлу подступала тошнота. «Я брежу», — подумал он, непослушными пальцами расстегивая ворот рубашки.

Теплая ладонь сидевшей рядом Марии легла на его руку.

— Что с тобой? — спросила она.

То ли от ее прикосновения, то ли от голоса видения разом пропали, и ему стало легче.

— Ничего, все нормально, — ответил Святослав, стараясь, чтобы она не заметила, как дрожат его пальцы. — Все нормально…

Вездеход упрямо катил вперед, увозя маленький отряд на восток. Теперь он состоял всего из восьми человек.

Евангелие от Марка, глава 13.

1 И когда выходил Он из храма, говорит Ему один из учеников Его: Учитель! посмотри, какие камни и какие здания!

2 Иисус сказал ему в ответ: видишь сии великие здания? все это будет разрушено, так что не останется здесь камня на камне.

3 И когда Он сидел на горе Елеонской против храма, спрашивали Его наедине Петр, и Иаков, и Иоанн, и Андрей:

4 Скажи нам, когда это будет, и какой признак, когда все сие должно совершиться?

Глава 11

Иоанн поправлялся быстро, его состояние опасений не вызывало. Когда он перебрался со своего импровизированного ложа на сиденье, то заявил, что отоспался на пару недель вперед; звучавшие вокруг него днем голоса создавали ощущение безопасности и не мешали дремать.

Как-то после полудня они выехали на открытое место и увидели покрытый неправдоподобной, ярко-зеленой травой холм, на котором возвышалась белокаменная церковь. Такие строили давно, очень давно. Все смотрели на нее как завороженные, потому что она была отзвуком давно смолкших голосов, задержавшимся в зеркале отражением ушедшего в небытие образа. След волны на песке и свист крыльев стаи, улетевшей за облака. Нечто эфемерное, хотя и воплощенное в незыблемости камня. Откуда она взялась здесь и как уцелела? Наверное, на ней все же были следы разрушения, но от подножия холма, откуда они смотрели, белизна стен выглядела не тронутой ни временем, ни человеком. Хотя солнца не было, проплывавшие вверху облака пронизывал свет. Казалось, они чем-то сродни этому храму, частице мира, которого уже нет.

Филипп сказал, что поскольку им все равно надо будет скоро остановиться, чтобы сварить обед, то почему бы не сделать привал здесь? Предложение было принято. Фома заглушил мотор, и вездеход замер внизу холма. Все выбрались из машины. Прислонившись к борту, Иоанн с выражением тихой задумчивости долго рассматривал церковь, и ветер ерошил его пшеничные волосы, сдувая пряди на лоб, рассеченный неровным шрамом.

— Красиво… Теперь ничего такого нет.

Оказавшийся рядом Симон грубовато заметил:

— Теперь много чего нет.

Иоанн покачал головой:

— Это совсем другое. Ты не понимаешь…

— Извини, — неловко сказал Симон. — Я не хотел задевать твои чувства.

Иоанн посмотрел на него с недоумением, затем слегка улыбнулся:

— A-а, ты решил, что я верующий?

— Ну вроде того…

— Нет, я в Бога верю не больше твоего. Просто она, — Иоанн махнул рукой в сторону церкви, — очень красивая. Даже если бесполезная, все равно красивая. А это уже что-то значит, верно? У людей, которые ее построили, как и у тех, кто потом приходил сюда, в жизни было то, чего у нас уже нет. Пусть не вера, но что-то иное, кроме грязи и убожества.

На его лице, всплыв из глубины души, отразилось то, чего в двадцать пять лет быть не должно: застарелая горечь и боль. Он провел ладонью по лбу, отбрасывая лезущие в глаза волосы, задел шрам, и его губы слегка дернулись, но он тут же забыл об этой мимолетной боли, которая ничего не значила по сравнению с той, другой, и тихо добавил:

— Это ведь очень важно: иметь что-нибудь такое, о чем приятно вспоминать.

Тут он заметил рядом Филиппа и смутился, подумав, что всегда собранный и жесткий Филипп может решить, будто он раскис. Однако Филипп тоже окинул храм задумчивым взором и затем сказал совсем не то, чего от него могли ожидать, что прозвучало в его устах неожиданно и странно:

— Я не принимаю всерьез христианские сказочки, но если Бог все-таки есть, я хотел бы задать ему один вопрос. Только один: почему он никогда не протягивает нам руки? — Красивое лицо Филиппа скривилось в горькой гримасе. — А знаете, что хуже всего? Если Он протягивает, а мы не замечаем. Слишком долго не замечаем…

Резко отвернувшись, Филипп отошел и скрылся за машиной. Пронизанное далеким закатным светом небо, подобное опрокинутой чаше, сияло бездонной голубизной.

Перекусив, они снова сели в машину и, отчего-то смущаясь друг перед другом, молча смотрели на храм, до тех пор пока он не скрылся из виду. Возможно, они, сами того не осознавая, стремились сохранить что-то в своей душе от этого светлого места, унести с собой частицу храма. Не как символа веры, которой не было ни у одного из них, а как нечто противоположное тому, что их окружало, что было их жизнью: грязи, крови, уродству, жестокости, зыбкости и ненадежности всего, кроме смерти.

Фома, с утра сидевший за рулем, а теперь уступивший место Филиппу, сказал:

— Я читал про одну любопытную теорию насчет переселения душ. Будто бы душа после смерти переходит в рождающегося ребенка, и так снова и снова, но каждый раз ничего не помнит о предыдущих существованиях. И по некоему закону — он называется Кармой — душа несет ответственность за то, что совершено ее носителем в предыдущих жизнях.

— Как это? — заинтересовался Иоанн.

— Ну, я так понимаю: если в какой-то жизни ты наделаешь дел, то в следующей это тебе выйдет боком.

Симон иронически хохотнул:

— Тогда, Фома, получается, что все мы в предыдущей жизни были бандитами и убийцами. Иначе нас не угораздило бы родиться здесь.

Фома поднял вверх палец:

— Это точка зрения пессимиста.

— А что скажет оптимист? — с улыбкой спросил Святослав.

— Оптимист скажет, что мы сейчас не расплачиваемся за прошлые грехи, а набираем очки на будущее.

Симон ехидно осведомился:

— Никак ты рассчитываешь в следующий заход на какое-нибудь райское местечко?

В глазах Фомы заплясали веселые искорки.

— Почему бы и нет? Представляешь, Симон, лежу я на чистом песочке, на мои ноги набегают волны, под рукой у меня не всякие там дозиметры и защитные костюмы, а… — Он запнулся, глянув на Марию, и сформулировал несколько иначе, чем собирался сначала: —…А самые интересные места особ женского пола. Как тебе это, а, Симон? Я не жадный, тебе тоже достанется.

— А я как же? — с безудержным смехом спросила Мария. — Я за что держаться буду?

Фома тоже засмеялся:

— Ну ты — дело другое. Зачем тебе держаться за каких-то посторонних мужиков, когда тут своих навалом? Если с Петром у тебя в следующем рождении осечка будет, вспомни про меня.

— Ты же с другими загорать собираешься!

— Да я их всех ради тебя вмиг брошу, рыженькая!

— Ладно, я учту, — кивнула Мария, продолжая улыбаться.

Филипп, на мгновение оторвав взгляд от дороги и обернувшись, спросил:

— На мою долю что-нибудь достанется?

Фома с важностью заявил:

— Рядом со мной вы все не котируетесь. Правда, рыженькая?

Мария задорно кивнула, тряхнув кудрями, и все дружно заулыбались, даже Кирилл, обычно злившийся в подобных ситуациях, на сей раз обошелся без хмурых взглядов и резких замечаний. Однако, когда вездеход стал преодолевать довольно крутой подъем, Фома сразу посерьезнел и даже помрачнел, озабоченно прислушиваясь к шуму мотора.

— Филипп, дай-ка я поведу, — сказал он и перебрался на водительское место.

Судя по его виду, что-то в поведении вездехода ему определенно не нравилось.

— Дело близится к ремонту, — вскоре пробормотал он. — Что-то там стучит… Хорошо, что я захватил запчасти и инструменты.

Святослав спросил:

— До сумерек продержимся?

— Лучше не рисковать. Для серьезного ремонта нет условий.

— Тогда останавливайся. Дотяни до поворота и глуши мотор.

Достигнув поворота, они обнаружили, что очутились на окраине дотоле скрытой большим пологим холмом деревни, через которую проходила дорога. Святослав, будь его воля, предпочел бы объехать деревню стороной, но выбирать не приходилось: Фома явно опасался, что мотор полетит, а лишиться машины, когда в баках еще полно горючего, было бы крайне обидно.

Деревня по нынешним временам была немаленькой: домов тридцать. Из ближайших окон уже выглядывали обитатели, а кое-кто даже рискнул подойти. Потом явился статный мужчина лет сорока, с длинными черными волосами и окладистой бородой. По тому, как другие почтительно замолкали, когда он говорил, было ясно, что он пользуется большим авторитетом у односельчан. Он сказал Святославу:

— Мы вам для ночлега целый дом предоставим. Он пустой стоит. Пара, что жила там, недавно в болоте утонула. Молодые, неосторожные, а леса здесь топкие.

— Спасибо, — поблагодарил Святослав. — Какой-нибудь навес или сарай для машины найдется? Нам кое-что подремонтировать надо.

— Найдется, вон там. — Староста указал на длинный сарай. — Если двери пошире открыть, будет светло.

Фома, не теряя времени, отогнал машину к сараю и пока поставил ее снаружи, благо дождя не было. Торопясь использовать остававшиеся до сумерек светлые часы, он сразу начал копаться во внутренностях вездехода. Святослав отправил к нему Филиппа, а сам вместе с другими двинулся вслед за старостой к дому, расположенному в сотне метров от сарая.

На дом еще не легла печать запустения, неизбежная для всякого брошенного жилища. Казалось, что хозяева лишь ненадолго вышли и вскоре вернутся. Однако вещей внутри практически не было: при нынешней скудости и отсутствии самого необходимого каждый предмет быстро обретал нового хозяина.

Примерно через час Святослав пошел к Фоме узнать, как продвигается ремонт. Открывшаяся картина его несколько обеспокоила: Фома сидел скрестив ноги на краю брезента, где были разложены, как показалось Святославу, все внутренние части вездехода, какие только можно вытащить, а Филипп, расположившись чуть поодаль на колоде, молча созерцал это с видом философа, не ожидающего от жизни ничего хорошего. Подойдя ближе, Святослав спросил:

— Фома, ты уверен, что, когда соберешь все обратно, у тебя не останется лишних деталей?

— Не волнуйся, командир, — успокоил его Фома, пряча усмешку, — хотя их тут много, обычно у меня, наоборот, чего-нибудь не хватает.

— Нет, кроме шуток, ты соберешь все как было?

— Я же не идиот, — обиделся Фома. — Раз разобрал, значит, соберу.

— Ну извини.

— Напрасно сомневаешься! Разве я когда-нибудь делал что-то не так?

Святослав подумал и, в свою очередь затаив усмешку, сказал:

— Помнится, однажды ты сунулся слишком близко к мутам, и они накрутили тебе хвост.

Фома фыркнул:

— Всего лишь слегка поцарапали руку! Ох и язва же ты, командир! Это было давно, пора бы забыть.

— Ладно, считай, что я уже забыл.

Филипп встал и спросил:

— Петр, я тут еще нужен?

— Нет. Вроде бы здесь тихо.

Когда Филипп ушел в дом, Фома, пару раз глянув на Святослава смеющимися глазами, сказал:

— Командир, давно хотел задать тебе один вопросик.

— Так задай.

По лицу Фомы расползлась ухмылка, которую он не мог удержать.

— Что ты подумал, когда увидел меня с Марией? Тогда, когда я вытащил ее из ванны. Только честно! Ты не подумал, что мы?..

— Нет.

— По-о-очему? — разочарованно протянул Фома.

Святослав хлопнул его по спине:

— Не знаю почему. Просто не подумал, и все.

— Надо же… Ты меня таким порядочным считаешь или все дело в Марии?

— Пожалуй, и то и другое, — ответил Святослав.

— Надо же, — повторил Фома. — А я вот, когда ты вошел, подумал, что сейчас получу по морде.

— Я тоже не идиот, — сказал Святослав. — Когда ремонт закончишь?

Фома оглядел свое хозяйство, как генерал ряды вверенной ему армии.

— Если вы, когда стемнеет, еще часок фонарями мне посветите, то сегодня управлюсь.

— Мы включим прожектор, — пообещал Святослав.

— Отлично! Тогда завтра с утра можно будет сразу ехать.

Деревенские в большинстве своем держались от незваных гостей подальше, и Святослава немного удивляло то, что никто не подходит с расспросами. Но потом он подумал, что, должно быть, эти люди, как, впрочем, и почти все им подобные, уже настолько долго живут в полной изоляции, что внешний мир для них перестал существовать и потому не вызывал интереса. Взрослые, занимаясь своими делами, равнодушно проходили мимо, и лишь двое детей, мальчик и девочка, оба лет девяти-десяти, застыли поодаль, беззастенчиво рассматривая Фому и Святослава. На их лицах не было страха, одно любопытство. И нечто еще, чего Святославу не удавалось уловить. Что-то, детским лицам не свойственное даже тогда, когда взросление наступает очень рано. Они перешептывались, склонившись друг к другу головами, и их слов не было слышно.

К Святославу подошла Мария. Дети привлекли и ее внимание. Обычно, когда Мария сталкивалась с детьми, в ее зеленоватых глазах загорался теплый огонек, однако сейчас она, вряд ли осознавая это, смотрела на них с хмурым недоумением. Пожалуй, даже с неприязнью. Дети вдруг захихикали, и мальчик сказал громче, чем прежде:

— Они большие и сильные.

Девочка кивнула:

— В таких много крови.

Мария вздрогнула, а Святослав, тоже слышавший эти странные слова, подумал: «Что за чушь они мелют?»

Впрочем, его опыт общения с детьми был крайне ограничен, и он плохо представлял, как они должны себя вести.

«Наверное, эта парочка воображает себя врачами», — решил он и выбросил услышанное из головы.

Дети убежали, скрывшись между домами. Мария зябко повела плечами:

— Что-то холодно…

— Возвращайся в дом.

Фома поднял голову:

— А мне кто помогать будет?

— Я, — сказал Святослав.

— Ну, ты… Какой от тебя прок? Лучше Мария. Садись рядом, рыженькая, глядишь, и согреешься. Особенно если сядешь поближе, — лукаво добавил он. — А Петра в дом отошли, он нам тут совсем ни к чему будет. Хотя он у тебя не ревнивый.

Святослав лишь хмыкнул, а Мария укоризненно произнесла:

— Фома, ты когда-нибудь угомонишься?

— Нет, вряд ли, если только лет через двадцать-тридцать, когда из меня уже песок будет сыпаться, не раньше.

Мария шутливо всплеснула руками:

— Боже, как еще долго ждать!

— Куда нам торопиться? — подмигнул ей Фома, и Мария невольно рассмеялась.

Несмотря на болтовню, Фома ни на минуту не прерывал своего занятия. Когда стало смеркаться, включили переносной прожектор, а вновь явившийся на помощь Филипп, вооруженный двумя фонарями, направлял их лучи туда, куда не проникал свет прожектора. Все, кроме Фомы, уже поужинали. Его тоже звали, но он отказался, заявив, что поест, когда закончит.

Сегодня была очередь Марии готовить и мыть посуду, и после ужина она осталась на кухне одна. Вечер выдался сухой и относительно теплый, и мужчины высыпали на крыльцо. В зоне они прихватили со склада сигареты, и теперь курящие курили, а некурящие сидели с ними так, за компанию.

Прибираясь на кухне, Мария взяла в руки оставшуюся от прежних хозяев чашку с отбитым краем и двумя трещинами, делавшими ее непригодной для употребления; очевидно, поэтому на нее никто не позарился. Красная, с большими белыми горошками, из толстого фаянса, — прикоснувшись к ней, Мария словно ощутила удар, пришедшийся на кончики пальцев и оттуда распространившийся по всему телу. Красный цвет стал цветом крови, и эта кровь текла по щеке молодой женщины, бежавшей среди чахлых низкорослых деревьев.

«Ольга, Ольга!» — кричал где-то неподалеку мужской голос.

Мужчина бежал следом за ней, но Мария каким-то непостижимым образом знала, что женщина — совсем юная девушка лет семнадцати-восемнадцати — убегает не от него, а вместе с ним. Они оба спасались от кого-то. Девушка споткнулась и упала. Ее изодранные руки тоже были в крови. Сзади раздался глухой шум.

«Быстрее! — крикнул тот же голос, полный отчаяния. — Уходи, спасайся!»

Девушка вскочила, на миг оглянулась — на лице ее был написан ужас загнанного зверя, — затем снова бросилась бежать. Тонкие стволы мелькали со всех сторон, а впереди замаячил просвет. Грязно-зеленые кочки, запах стоялой воды — болото. Девушка в страхе замерла, еще раз оглянулась и, приглушенно вскрикнув, рванулась к предательской зыби.

Видение оборвалось, и Мария очнулась. Она по-прежнему стояла на кухне возле стола, держа в руке битую красную чашку, и ее знобило, как тогда, когда она встретила показавшихся чем-то неприятными мальчика и девочку. На ладони расползалось пятнышко крови: она сжала чашку слишком сильно и порезала палец об острый сколотый край. Мария поспешно поставила чашку на стол, к самой стене, подальше от себя, и сунула палец в рот. Порез был неглубокий, и кровотечение быстро прекратилось. Она залепила крошечную ранку и уселась на скамейку, подперев подбородок ладонью.

То, что она видела, произошло не очень давно… и как-то связано с чашкой. Мария не пыталась снова взять ее в руки, потому что не хотела опять испытать передавшийся ей от девушки страх. Наверное, она видела смерть хозяев дома, ведь староста говорил, что они утонули в болоте. Не потому, что были неосторожны, а потому, что бежали от кого-то, кого смертельно боялись.

«Медведь? — предположила Мария. — Хотя какие нынче медведи — они же от этой слякоти давно вымерли. Тогда волки или дикие собаки. Или какие-нибудь твари вроде тех, что напали на нас в зоне. Теперь таких будет все больше и больше…»

Она домыла посуду, оставив только еду для Фомы, потом налила себе еще кружку горячего чая и мелкими глотками выпила всю до дна, чтобы согреться и отогнать накатывавшие на нее волны холода, невесть откуда взявшиеся в этот теплый вечер. Может, все дело в том, что она устала? Не сейчас, не сегодня, а за весь проделанный ими путь. Нет, нельзя распускаться, одернула она себя. Другим не легче. Даже тяжелее, и они наверняка вымотались еще больше, ведь на ее долю приходится меньшая нагрузка. И при любой опасности она всегда остается за их спинами.

Дверь открылась, и компания курильщиков и примкнувших к ним ввалилась в дом. Фаддей поставил на стол банку консервированных помидоров.

— Выкинь ты ее, — сказал Святослав. — Срок годности уже истек. Надо было внимательнее смотреть, что берете со склада.

— Ничего, — отмахнулся Фаддей, — это ж не мясо и не рыба, а помидоры, ими не отравишься.

— Лучше выбрось, — настаивал Святослав.

— Ни за что! Я томаты обожаю. Кто-нибудь еще хочет? Нет? Прекрасно, мне больше достанется. — Он помахал пораненной в зоне рукой. — Как выздоравливающему мне полагается усиленное питание. Маленькая добавка к ужину.

Вскрыв банку, он принялся с аппетитом уплетать содержимое.

Симон сказал:

— Половину оставь, тебе и так довольно будет.

— Я ведь спрашивал, кто еще хочет! Чего ж ты молчал?

— Сейчас я не хочу, — пояснил Симон, — но если к утру с тобой ничего не случится, я с удовольствием доем эти помидорчики.

— Вот уж нет, дудки! — возмутился Фаддей. — Какой умный выискался! Весь риск мне, а удовольствие пополам? Не выйдет. Утром я их сам доем. У меня на них особые права. Я как раз тащил банку с томатами, когда на нас твари налетели.

— Ладно, ешь, пока не лопнешь, — сказал Симон. — Никому твоя тухлятина не нужна.

Опустошив банку наполовину, Фаддей аккуратно прикрыл ее крышкой и веско предупредил:

— Симон, если завтра будет недоставать хотя бы одного помидора, я тебе голову откручу.

— Ты что, пересчитал их?

— Да, пересчитал! С такими, как ты, иначе нельзя.

— По-моему, ты плохо считаешь. Наверняка на два-три ошибся.

— На два-три?! Имей совесть! Их всего шесть осталось!

— Какие шесть? — невозмутимо возразил Симон. — У тебя в глазах двоится. Завтра утром, на свежую голову, ты сам увидишь, что их гораздо меньше. Если, конечно, с тобой все будет хорошо. А если нет, тебе по-прежнему будет казаться, что их шесть.

Слушая их голоса, Мария чувствовала, как ослабевает хватка ледяных пальцев, перебиравших ее позвонки сверху донизу и обратно. Вскоре появился Фома, весь испачканный в машинном масле.

— Готово, — сообщил он, — можно ехать хоть сейчас.

Мария потянулась к его тарелке.

— Садись есть, я сейчас подогрею.

— Сначала помыться надо. Посмотри, на кого я похож!

Симон язвительно уточнил:

— Как всегда, на лохматое чучело.

Мария постучала по столу пластмассовой ложкой:

— Прекратите! Симон, если ты сейчас же не замолчишь, я помогу Фаддею открутить тебе голову.

Фома с интересом спросил:

— Что, набирается команда для отделения пустой головы Симона от его столь же никчемного туловища? Надеюсь, меня записали?

— Ты тоже замолчи! — грозно велела Мария. — Я устала от вас обоих. Идем, полью тебе, чтобы ты умылся и стал похожим на человека.

Симон пробормотал им вслед:

— Это невозможно, зря стараешься, рыженькая.

Фома стащил через голову шерстяную рубашку. Мария взяла до половины наполненное водой ведро, и они вышли во двор. Не прошло и пары минут, как оттуда донесся вопль Фомы:

— Сумасшедшая, ты что делаешь?! Елки-моталки, всю спину облила! Я же только на шею лить просил! Сейчас зима, между прочим.

С его возмущенными криками смешивался хохот Марии. Потом они вернулись, Фома на ходу вытирался, а Мария, все еще смеясь, размахивала пустым ведром, которое потом вручила Симону:

— Принеси воды, пожалуйста.

Симон с готовностью поднялся.

— Чтобы облить Фому, я натаскаю целую бочку. Особенно если удастся засунуть его туда лохмами вниз.

Перед тем как сесть за стол, Фома подвел Иоанна к месту посветлее и, осмотрев шрам на лбу, сказал:

— На выставку своих достижений я бы тебя не отправил, но вообще-то неплохо. Главное, что голова цела.

Когда настала пора ложиться спать, Фаддей начал проявлять признаки беспокойства и то и дело куда-то исчезал, а потом отозвал Фому в сторонку и что-то тихо сказал ему, после чего тот стал рыться в лекарствах и потом вручил Фаддею маленькую пластмассовую баночку, в которой явно были таблетки. Это не укрылось от взора Симона, и он тотчас с живостью поинтересовался самочувствием Фаддея и предложил ему доесть оставшиеся помидоры немедля, не откладывая на утро. Фаддей в ответ лишь что-то неразборчиво буркнул и в очередной раз вышел из дому. Симон расхохотался и постучал ногтем по банке:

— А помидорчиков-то действительно шесть! И к утру будет ровно столько же, если только он сам их не выкинет еще раньше.

Когда дошло до распределения ночных дежурств, Фаддей заявил, что его мучает бессонница и потому он берется присматривать за машиной, смена ему не потребуется.

Святослав с усмешкой сказал:

— Если твоя… гм… бессонница все же пройдет, разбуди Филиппа, чтобы сменил тебя.

— Хорошо, — уныло кивнул Фаддей, — но она вряд ли пройдет.

Симон ехидно заметил:

— Даже у неумеренного обжорства есть полезная сторона: у нас появился караульный-доброволец. Филипп, спи спокойно, тебе наверняка не придется заступать на дежурство.

В доме дежурить первым вызвался Фома, сказав, что хочет покурить. Заядлым курильщиком он не был, но от хороших сигарет не отказывался. Он устроился на крыльце, где раньше курили остальные, и кончик его сигареты обозначился в темноте красноватой точкой. Когда Мария проходила мимо, он мечтательно сказал:

— Рыженькая, тебе такая роскошная кровать досталась! Неужели ты одна займешь ее целиком? Нехорошо! Надо поделиться с товарищами. Например, со мной, когда Петр будет дежурить.

— По-моему, тебя надо остудить еще разок. Принесу-ка я водички. Симон целое ведро притащил.

— Ты что, холодно же! — торопливо промолвил Фома. — Я и так заткнусь, не надо прибегать к крайним мерам.

— Да неужели?

— Конечно. Вот, уже молчу.

Мария присела рядом с ним на скамью.

— Фома, у тебя девушка есть?

— Гм… а что?

— Ничего, просто спросила. Не хочешь — не отвечай.

— Есть.

— Давно ты с ней?

— Шесть лет.

— Я так и знала!

— Что знала? — удивился он.

— Что ты не из тех, кто бегает от одной юбки к другой, как можно подумать, если послушать, что ты говоришь. И знаешь еще что? Твоей девушке крупно повезло.

— Я ей это передам, когда увижу, — со смешком сказал Фома. — Спокойной ночи, рыженькая.

— Спокойной ночи.

Мария вошла в дом, а Фома, докурив, бросил окурок и достал из пачки другую сигарету.

Марии снился сон, повторявший видение про девушку, бегущую через лес к болоту. Опять перед глазами — ее или незнакомой беглянки — мелькали тонкие искривленные стволы, а ноги скользили в жидкой грязи. Опять она слышала крик мужчины: «Ольга! Ольга! Быстрее! Уходи, спасайся!» Опять мчалась, задыхаясь, к болотным топям. Она была одновременно и той девушкой, и собой, наблюдавшей со стороны. И еще ей теперь было известно, что бежавшая пара пыталась навсегда уйти отсюда, спастись от царившей здесь жути. Известно, кто их преследовал. Известно, чем закончилось неудавшееся бегство: девушка утонула в болоте, а мужчина попал в руки преследователей и его убили. Мария знала, кто и зачем убил его, и это было очень важно, отчаянно важно для нее самой и для всех них. Она обязательно должна была сказать Святославу! Ей необходимо было проснуться! Раздвоенность между своим «я» и девушкой-беглянкой сменилась раздвоенностью другого рода: между сном и действительностью. Она существовала внутри сна и одновременно понимала, что это всего лишь сон и ей надо вырваться из него, вернуться к действительности. Однако что бы она ни делала в своем сне, он не прерывался. Такое иногда случалось с ней и прежде, правда довольно редко, но тогда ей после некоторых усилий все же удавалось проснуться, наверное потому, что в сознании включался сигнал тревоги, возвращавший ее в реальность. Почему же сейчас он не срабатывал? Даже находясь в этом странном раздвоенном состоянии, она понимала, что происходит что-то скверное, но была бессильна сбросить сковывавшие путы сновидения, которое, однако, становилось все менее отчетливым. Она будто проваливалась куда-то, где все образы и цвета смешивались в бесформенный ком, затягивавший в себя ее гаснущее сознание.

Фома сидел на верхней ступеньке ведущей на крыльцо лесенки и, опираясь спиной о деревянный столбик, курил очередную сигарету. Все окна в домах были темные: должно быть, деревенские ложились спать рано. Хотя нет, спали еще не все: по улице кто-то шел. Фигурка, слишком маленькая даже для женщины, — очевидно, ребенок. Он двигался медленно, то и дело останавливаясь и зачем-то нагибаясь. До слуха Фомы донесся тоненький голос:

— Шарик, Шарик!

Фигурка скрылась за высоким кустарником, потом появилась снова. Мальчик (может быть, тот, который днем вместе с девочкой стоял около машины, а может, другой, в темноте Фома не мог разглядеть его как следует) подошел к крыльцу и сказал:

— Наш кот забрался на дерево, и мне до него не дотянуться. Сними его оттуда, пожалуйста. Ты высокий, ты достанешь.

— А твой Шарик не будет царапаться?

— Нет, он не царапается.

Фома бросил недокуренную сигарету.

— Тогда идем достанем его. Где он?

Мальчик махнул рукой в сторону кустарника, над которым возвышалось два дерева.

— Вон там.

Поправив висевший на плече автомат, Фома зашагал следом за своим провожатым. Вступив в кусты, он сразу потерял его из виду и лишь слышал раздававшийся впереди шум.

— Эй, постой, не так быстро, — сказал Фома. — Тут слишком темно для беготни.

Добравшись до дерева, он запрокинул голову, всматриваясь в переплетение ветвей.

— Где же твой кот? Я его не вижу.

Мальчика рядом тоже не было, и Фома решил, что вышел не к тому дереву. Он повернулся к другому, но не успел сделать ни шагу: его затылок пронзила острая боль, небо опрокинулось и закружилось стремительным хороводом звезд, а потом все поглотила тьма. Сразу после этого входная дверь дома с опустевшим крыльцом приоткрылась, и чья-то просунувшаяся рука поставила на пол едва-едва светившуюся крошечным огоньком масляную лампу, от которой исходил странный приторный запах.

Мария медленно выплывала из глубокого омута. Черное сменилось серым, затем белесым.

«Я должна проснуться», — приказала она себе.

Сигнал тревоги в ее мозгу ревел оглушительной сиреной. На этот раз сработало! Она открыла глаза: темнота. Она лежала лицом вверх на чем-то сыром и холодном. Пошевелившись, почувствовала, что руки и ноги почему-то не двигаются. Дернулась сильнее и поняла, что связана. Голова была тяжелой и будто набита ватой.

«Меня чем-то одурманили. Меня или всех нас?..»

Перекатившись на бок, она сразу ткнулась головой в чье-то тело и шепотом спросила:

— Кто здесь?

Ответа не было. Она перевернулась на другой бок и проползла немного, отталкиваясь от земли связанными ногами. Снова уперлась в кого-то. И снова ответом ей было молчание.

«Вдруг все они мертвы?» — холодея от ужаса, подумала она и стала неистово колотить головой в бок неподвижного тела.

Раздавшийся тихий стон показался ей райской музыкой.

— Очнись, — настойчиво повторяла она, приблизив губы к уху лежащего. — Ну же! Приди в себя!

Стон повторился, затем человек зашевелился.

— Не дергайся зря, ты связан, — предупредила Мария. — Тут ничего не видно. Симон, это ты?

Вокруг было совсем темно, и она не знала, с кем говорит, но щекой ощущала бороду, а короткие бородки носили трое: Святослав, Симон и Фаддей. Святослава она узнала бы даже в темноте, но это был не он, значит, Фаддей или Симон.

— Я, — хриплым шепотом отозвался Симон. — Что произошло? Где мы?

— Не знаю. Я заснула, а проснулась уже здесь. Как мы сюда попали?

— Понятия не имею, — мрачно сказал Симон и забористо выругался. — Я помню только, что лег спать.

— Похоже, нас чем-то одурманили. Надо растолкать остальных. Ползи налево, а я направо.

Вдвоем они принялись за дело. Святослав и Кирилл, спавшие, как и Мария, во второй комнате, дальше от наружной двери, очнулись быстро, с Иоанном пришлось повозиться подольше, а Филипп, лежавший ближе всех к входной двери, вообще никак не реагировал на их усилия, и они уж было решили, что он мертв, однако в конце концов он тоже пришел в себя. Их было здесь шестеро — все, кроме Фомы и Фаддея. И все крепко связаны.

— Кому-то надо развязаться, — сказал Святослав. Сказать это было куда легче, чем сделать. — У кого-нибудь есть нож?

Никакого оружия, в том числе и ножа, ни у одного из них при себе не оказалось. Симон снова выругался и со злостью добавил:

— Дерьмовый караульщик из Фомы получился! Заснул он, что ли? Из-за него нас сюда засунули.

— Заснуть он не мог, — возразил Святослав, — его как-то провели.

Они переговаривались шепотом, чтобы не привлекать внимания охранников, если таковые имелись где-то снаружи. Судя по земляному полу, пока они были в бесчувственном состоянии, их перетащили в сарай. Симон, катаясь по полу в безнадежных попытках освободиться, прошипел сквозь зубы:

— Мы что, опять к бандитам попали? Или эти деревенские позарились на наше имущество?

Ответа на свой вопрос он не ждал, но неожиданно получил его от Марии.

— Староста — все началось с него! Он заявился сюда с подручными и подчинил себе всю деревню. Для устрашения завел храм сатаны. Тех, кому это не нравилось, убивали. Приносили в жертву. Пара, что жила в нашем доме, хотела уйти отсюда. Им не позволили, девушку загнали в болото, а мужчину убили. Староста перерезал ему горло. Чужих они тоже убивают. Я хотела рассказать, но не могла проснуться.

Снаружи послышался какой-то шум, и все сразу замолчали. Голос, показавшийся знакомым, спросил:

— Все здесь?

— Один ушел. Тот, что был возле машины. Далеко не убежит: его загнали в Овражий Угол, а чужому в темноте оттуда не выбраться, ноги переломает. Утром мы его поймаем.

Голоса стихли. Святослав был уверен, что один, тот, что спросил: «Все здесь?» — принадлежал старосте.

«Вот сволочь! — в бессильной ярости подумал он. — Мало нам зон, волчар и мутантов, так еще и психи всякие повылезли!»

— Ну как, развязаться никто не может? — спросил он. — Искариот, у тебя в карманах чего-нибудь острого не завалялось?

Он знал о привычке Кирилла таскать в карманах всякий мелкий инструмент для работы со своими приборами.

— Нет, острого нет.

— Посмотри на моих часах, сколько времени.

Им обоим пришлось изрядно покрутиться, прежде чем Кирилл разглядел светящиеся стрелки, которые показывали три часа сорок минут — до рассвета времени не так уж много. Дотоле помалкивавший Филипп (он надышался отравы больше других и чувствовал себя очень скверно) сказал:

— Пусть кто-нибудь попытается перегрызть веревки на другом, иначе нам крышка. Я не смогу, меня тошнит.

— Я попробую, — вызвался Симон. — Петр, ты где? Ползи сюда.

В это время что-то мягко шлепнулось на земляной пол между Святославом и Иоанном.

— Что-то упало! — сказал Иоанн. — Я слышал! Возле меня.

Он завертелся, стараясь нащупать упавший предмет, а Святослав посмотрел вверх: в стене, около которой они лежали, под самой крышей смутно серело маленькое прямоугольное окошко.

— Нашел! — свистящим шепотом сообщил Иоанн. — Нож.

Он завозился, ерзая по земле, потом сказал:

— Готово. Сейчас я вас развяжу.

Избавившись от веревок на руках, он сел и одним движением разрезал веревки на ногах, после чего вскочил и, перебегая от одного к другому, освободил всех.

— Симон, Искариот, — шепотом позвал Святослав, — подсадите меня.

Забравшись на их плечи, он дотянулся до окошка и приник к нему лицом: снаружи было почти так же темно, как внутри сарая, и он никого не увидел. Зато услышал. Тихий свист, доносившийся с крыши, потом едва уловимый шепот:

— Вы здесь?

Святослав не понял, кто это — Фома или Фаддей. Ответил:

— Да. Мы освободились.

— Идите к двери и ждите. Дверь напротив.

Святослав соскочил на землю.

— Тихо идем к противоположной стене. Там выход. Без шума, — скомандовал он.

Они подкрались ко входу и там застыли, ожидая какого-нибудь знака. Долго ждать не пришлось: снаружи раздался глухой шум, как от падения тела. Двух тел. Лязгнул засов, и дверь открылась.

— Сюда, — позвал Фаддей. — Тут еще третий был, но вроде ушел.

Возле сарая неподвижно лежали двое, застреленные из КОРа. Выстрел из КОРа благодаря глушителю походил на тихий хлопок и вряд ли привлек чье-то внимание. Рядом с убитыми валялись охотничье ружье и винтовка. Святослав взял ружье себе, а винтовку дал Иоанну.

— Фома не с вами? — спросил Фаддей, увидев, что их шестеро, а не семеро.

— Нет, — ответил Святослав, — его с нами не было. Как у тебя с оружием?

— Только КОР, и парализатор почти разряжен. А патронов — одна обойма.

— Нам нужно оружие, — сказал Святослав. — Пошарим в доме, а если там ничего нет, то в машине.

Однако ночь выдалась темной, и они не могли понять, где находится дом, из которого их вытащили. Затруднение разрешил Фаддей.

— Нам туда. — Он указал вправо. — Я вас не сразу нашел, пришлось порыскать. Давайте за мной, тут недалеко.

Держась кустов и пригибаясь, они побежали за Фаддеем. Когда он остановился, замерли и остальные.

— Вон, видите? Слева от высокого дерева. Мы были в том доме, а сарай с машиной дальше.

Теперь уже сориентировались все, кроме Филиппа, который вообще находился в полуобморочном состоянии, судя по тяжелому дыханию и по тому, что он, обычно быстрый и точный в каждом движении, с трудом поспевал за остальными, едва держась на ногах.

— На крыльце кто-то есть, — прошептал Святослав. — Вижу огонек сигареты.

Очертания самого человека были неразличимы.

— Он там давно, — сказал Фаддей. — Я сначала в доме вас искал. Он и тогда тут маячил, пришлось в окна с другой стороны заглядывать.

— Надо его убрать, причем без шума.

— Дайте мне нож, — тихо произнес Симон.

— Справишься?

Симон лишь молча кивнул, однако Иоанн остановил его:

— Подожди, это слишком рискованно! Возле крыльца негде укрыться, он тебя заметит. — Он тронул за рукав Фаддея. — Лучше дай мне свой КОР.

— Отсюда не попадешь, его же не видно.

— Зато сигарету видно.

Иоанн взял КОР, прицелился и нажал на спуск. Огонек сигареты, описав дугу, упал вниз.

— Все, пошли, — сказал Иоанн.

Они пробрались на крыльцо и, перешагнув через мертвеца, открыли дверь. В доме было темно и тихо. Двигаясь на ощупь и стараясь не шуметь, они вошли в первую комнату. Филипп прислонился к косяку.

— Я здесь подожду. Голова кружится, еще грохну что-нибудь.

Все их имущество лежало на месте, и оружие тоже. Должно быть, местные решили, что торопиться некуда и они разберутся со всем этим утром. С оружием каждый почувствовал себя уверенней. Теперь только у Фаддея не было автомата. На вопрос, где он, Фаддей виновато сказал, что положил его в машину, потому что по необходимости часто отлучался в кусты и автомат ему мешал. Эти отлучки спасли ему жизнь: из кустов он увидел вооруженную группу раньше, чем она его. Визитеры высматривали его возле машины, и по их повадкам было нетрудно догадаться, что эти люди явились сюда не затем, чтобы пригласить его на чай. Трезво оценив ситуацию, Фаддей понял, что с одним КОРом у него нет шансов добраться до машины и точно так же нет шансов прорваться к дому, от которого его отделяла сотня метров открытого пространства, в это время хорошо освещенного луной. Выстрелы из КОРа были слишком тихими, чтобы привлечь ими внимание тех, кто находился в доме, поэтому Фаддей сделал то единственное, что было в его силах: отступая через кустарник, специально зашумел, чтобы спровоцировать стрельбу из ружей и винтовок, которыми были вооружены противники. Раздавшиеся ему вслед выстрелы должны были разбудить спавших в доме и уж во всяком случае заставить дежурного поднять тревогу. Фомы, однако, в то время на крыльце уже не было, а прочие находились во власти одуряющих испарений.

После того как команда завладела своими КОРами и автоматами, Святослав задался вопросом, что теперь предпринять — отправиться ли на поиски Фомы или сначала пойти к машине, где лежало их самое грозное оружие: два «страйка» и импульсар. Однако они не могли использовать «страйки» и импульсар до тех пор, пока не выяснят, где Фома и жив ли он еще, поэтому Святослав решил пока обойтись без них, тем более что около машины, вероятно, тоже был караульный. Пока им везло, все было тихо, но везение — вещь капризная, а если поднимется шум, это затруднит поиски Фомы.

— Куда теперь, командир? — спросил Симон, сжимая автомат.

— Надо найти Фому. Филипп, ты как? Может, здесь останешься?

— Нет, мне уже лучше, я иду с вами. Где мы его будем искать?

Фаддей нерешительно сказал:

— Насчет Фомы я ничего не знаю, но видел кое-что странное. Когда я выбрался из тех чертовых оврагов, то вернулся в деревню с другой стороны. Там слышался какой-то гул, то ли пение, то ли крики, не поймешь. Когда я подошел ближе, все закончилось, и из одного дома народ повалил. Не из дома даже, а из огромного сарая. Целая толпа, будто они там всей деревней собирались. Я, правда, по-быстрому смотался оттуда и стал вас разыскивать.

В душе Святослава шевельнулось нехорошее предчувствие.

— Показывай, где это.

По-прежнему пригибаясь и прячась, они двинулись через деревню. Дома вокруг стояли темные и безмолвные.

«Похоже, они сами тоже чего-то нанюхались на своем сборище и теперь ловят кайф, — подумал Святослав. — Нигде ни звука…»

Когда они пересекли деревню и очутились возле крайних домов, Фаддей указал на приземистое прямоугольное сооружение.

— Это здесь было.

Соблюдая осторожность, они подошли ближе: около строения никого не было. Святослав толкнул запертую только на щеколду дверь. Когда она отворилась, в лицо им пахнул какой-то слабый, едва ощутимый запах.

— Филипп, покарауль снаружи, — сказал Святослав.

Остальные вошли внутрь и, прикрыв дверь, включили фонари. Просторное помещение с гладко утоптанным земляным полом было совершенно пустым, лучи света выхватывали из темноты одни бревенчатые стены, только в самом центре что-то стояло. Лучи фонарей сконцентрировались там и осветили большой стол, на котором лежало человеческое тело. Обнаженное, с разведенными в стороны руками. Святославу не надо было смотреть на лицо, чтобы понять, кто это. Они опоздали. Фома был мертв, и на его груди багровела пятиконечная звезда, обращенная одной вершиной вниз, а двумя вверх — перевернутая звезда, знак Сатаны.

Мария сдавленно вскрикнула, а Симон потрясенно пробормотал:

— Господи, что это?

Руки Фомы были привязаны к краям стола, а горло перерезано, но крови почти не было. Наклонившись, Святослав увидел на поверхности стола два желобка, ведущие от того места, где находилась шея, к краям.

«Они собрали во что-то его кровь, — с яростью и отвращением подумал он. — Жертвенная кровь для Сатаны. Изуверы проклятые!»

Перехватив взгляд Марии, он торопливо сказал:

— Его просто убили, а это уже потом. Он умер, и ему было все равно.

Он взял Марию за плечи и повернул лицом к себе, чтобы избавить от невыносимого зрелища. Любой сталкер видел множество смертей, но случившееся потрясло даже их, а ее тем более. Симон и Фаддей перерезали веревки и сняли тело.

— Идем к машине, — сказал Святослав.

Они вернулись назад той же дорогой, какой пришли сюда. По пути прихватили из дома оставшиеся там вещи. Около сарая с вездеходом сидел караульный — Иоанн покончил с ним так же, как прежде со сторожем у дома. Погрузив все в машину, они забрались внутрь сами, и Святослав сел за руль. Мотор послушно завелся и заработал без стука — Фома вчера потрудился на славу и полностью устранил неисправность. А теперь его искалеченное тело лежало на том куске брезента, на котором накануне он раскладывал детали.

Вездеход выкатился из сарая и выехал на дорогу. Деревня, окутанная серой предрассветной дымкой, казалась вымершей. Через несколько минут она была уже позади. Симон виновато сказал:

— Я был зол на него тогда, в сарае. Обозвал дерьмовым караульщиком… Не знал, что он уже мертвый. Не представлял его мертвым… Любой из нас, только не он…

Раньше Святослав считал, что в их отряде всеобщего любимца нет, но сейчас понял, что ошибся. Похоже, теперь, когда Фомы с ними больше не было, это поняли и все остальные. В машине царило тягостное молчание. Внезапно его нарушил звенящий и прерывистый голос Марии, которая с застывшим и отрешенным лицом всматривалась во что-то, видимое ей одной:

— Они внесли его внутрь и положили на стол. Он не двигался… У человека, который держал его голову, ладонь в крови… Вокруг много факелов. У самого стола староста и еще двое. Толпа. Они раскачиваются и что-то выкрикивают. Дым… Его раздевают, привязывают к столу. В руке у старосты нож. Лезвие касается груди… Он дергается и открывает глаза. Он еще жив! Он бьется и пытается вырваться, но не может. Староста вырезает звезду и сдирает кожу с живого… С живого!

Мария забилась в истерике. Святослав торопливо передал руль Филиппу и схватил ее, прижав к себе. Она отталкивала его, упираясь в грудь ладонями.

— Пусти, пусти меня! Ты солгал! Говорил, что его сначала убили, а уже потом… Неправда, неправда, он был тогда еще жив! Слышишь, жив!

— Мария, перестань! Прошу тебя, успокойся. Все уже кончилось, теперь кончилось, и для него тоже.

— Но не тогда, не тогда! Они замучили его! Зачем, Господи, зачем?

Она обмякла в его руках и, захлебываясь от рыданий, уткнулась лицом в плечо. Другие отводили глаза, не зная, что сказать и что сделать. Перед их мысленным взором стояла жуткая картина, нарисованная Марией. Святослав знал об этом с самого начала. Знал, что Фома умер не сразу: когда сняли веревки, которыми он был привязан к столу, Святослав обратил внимание на кровавые полосы на его запястьях: такие следы могли остаться только от глубоко врезавшихся веревок, когда Фома бился, не чувствуя этой боли из-за другой, жгучей и невыносимой.

Сидя рядом с Марией и обнимая ее одной рукой, Святослав подумал, что если б Фома не сказал, что хочет покурить и потому подежурит первым, ему вообще не пришлось бы дежурить в эту ночь. Сам он не назначил бы его, потому что Фома весь вечер ремонтировал машину, когда другие отдыхали. Он вызвался добровольно…

Мария затихла и лишь изредка всхлипывала. Никто не пытался ее утешить: слова были здесь бессильны. Неожиданно Симон встал со своего места, подошел к Филиппу и сказал:

— Останови.

Филипп бросил на него вопросительный взгляд, ожидая объяснения, но Симон только повторил сквозь зубы:

— Останови.

Филипп заглушил мотор. Симон молча прошел в заднюю часть машины и взял «страйк». Так же молча стал рассовывать по карманам заряды.

— Симон, — мягко сказал Святослав.

— Если через два часа не вернусь, уезжайте.

— Симон, — повторил Святослав.

Тот обернулся: его лицо было совершенно белым, с горящими темными глазами. И по выражению этого лица было ясно, что сейчас его никто и ничто не остановит. Когда Святослав шагнул к нему, Симон, оскалившись как зверь и весь напружинившись, отступил назад.

— Не подходи, — недобро предупредил он. — Лучше не подходи!

— Я пойду с тобой, — сказал Святослав.

Симон окинул его внимательным взглядом, будто взвешивая что-то, затем кивнул и произнес так, будто командиром теперь был он:

— Возьми импульсар.

Никто не пытался удержать их. Святослав спрыгнул вслед за Симоном наземь.

— Филипп, ждите нас два часа, потом уезжайте. Это приказ.

Филипп как-то неопределенно мотнул головой и достал две пары темных очков.

— Держи, иначе ослепнете от импульсара.

Святославу не понравилась уклончивость его реакции, однако Филипп был не из тех, на кого можно надавить. Если они не вернутся, он поступит так, как сочтет нужным, и Святославу оставалось надеяться, что тот примет правильное решение. Не такое, которому следовал сейчас он сам…

Дорога была скверной (обычно на таких трудных участках за рулем сидел Фома), и вездеход отъехал от деревни совсем недалеко. Симон сошел с дороги и зашагал напрямик к большому холму, вздымавшемуся по другую сторону деревни.

— С холма удобней, — коротко сказал он, затем добавил: — Если они очухались и обнаружили убитых, то будут настороже, и на дороге мы превратимся в отличные мишени.

Путь до холма занял минут сорок. Когда они очутились на плоской вершине, забрезжил рассвет и крыши домов обозначились сероватыми пятнами. Устанавливая «страйк», Симон процедил:

— Раз им нужен Сатана, сейчас они его получат. Адское пекло.

Святослав снял оттягивающий плечо импульсар, весивший не меньше «страйка», потом вынул из верхнего кармана куртки очки и одни протянул Симону:

— Надень.

— Позже, я в них ничего не увижу. Ты пока не стреляй.

От первого выстрела постройка, в которой они нашли Фому, взметнулась вверх пылающим облаком. Симон методично посылал заряды один за другим, перемещая прицел от левого края деревни к центру. Для «страйка», рассчитанного на поражение бронированной техники и укреплений из стали и бетона, сельские домишки были все равно что картонные игрушки. Земля вздымалась вверх огненными клубами, и перед этим огнем мерк рассвет. Симон, не глядя, протянул руку назад:

— Давай очки. Начинай с правого края.

Святослав тоже надел очки. Импульсар называли еще стрелой Зевса: его снаряд напоминал молнию. Все, что могло гореть, воспламенялось, а все живое, попавшее в поле заряда, становилось мертвым; для человека смертельной была зона радиусом в пятьдесят метров. Белое пламя импульсара казалось ярким даже сквозь темные очки. Место, где стояла деревня, превратилось в пылающий ад. Невыносимый жар подступал уже и к вершине холма.

— Довольно, — сказал Святослав, — там уже нет ничего живого.

Однако Симон, будто не слыша, продолжал посылать туда заряд за зарядом. Святослав тряхнул его за плечо:

— Симон, перестань! Прекрати.

Симон повернул к нему грязное, покрытое копотью лицо, искаженное ненавистью и жаждой мести. Затем, когда до него дошел смысл слов Святослава, жуткая маска сползла с его лица, сменившись усталостью и опустошенностью. Жажда мести была утолена, но щемящая боль осталась, и огонь разверзшегося у подножия холма ада был бессилен унять ее. Симон встал, снял очки и поднял с земли свое страшное оружие.

— Ладно, — сказал он, вешая «страйк» на плечо, — пошли отсюда.

Он в последний раз взглянул туда, где бушевало море огня, поправил ремень «страйка» и не оглядываясь зашагал с холма вниз. Святослав шел за ним. Ветер нес над их головами частицы пепла, и воздух был наполнен едким запахом гари. Если бы не сезон дождей, от того, что они сделали, загорелся бы лес, но сейчас, когда земля превратилась в жидкую, чавкающую под ногами грязь, а древесина была пропитана влагой, пожар не мог далеко распространиться. Рев огня за их спинами стихал, по мере того как они удалялись от холма. За весь обратный путь они не проронили ни слова. К машине вернулись через час тридцать пять минут. Тело Фомы по-прежнему лежало на брезенте, но рубашка уже скрывала кровавую звезду на груди. Пришедшие ничего не сказали, а ожидавшие, взглянув на их лица, не стали задавать вопросов.

Проехав километров шесть-семь, они остановились у подходящей возвышенности и принялись рыть могилу. Когда яма была готова, Иоанн сказал: «Подождите» — и побежал к чудом дожившей до этого дня ели. Срезав нижние ветки, он набрал целую охапку лапника и положил ее на дно могилы. Прежде чем они завернули тело в брезент, Мария опустилась на колени, наклонилась, провела ладонью по непокорным светло-каштановым волосам Фомы и, отведя прядь назад, поцеловала в лоб. Потом встала, не вытирая текущих по лицу слез.

Святослав бросил первую горсть земли.

— Нам будет тебя не хватать…

Когда могила была уже засыпана, Симон потерянно произнес:

— Я все хотел сказать ему насчет того случая, когда он вытащил Марию из ванны. Он тогда здорово разозлился, что я не даю ему одеться. Потом он забыл об этом и уже не сердился, я знаю, но я все равно хотел сказать… сказать, что сожалею. Да все как-то не получалось… А теперь уже поздно, он не услышит.

Все, один за другим, направились к вездеходу, а Симон задержался возле могилы, на которую Иоанн положил последнюю еловую ветку, и его одинокая фигура темным силуэтом вырисовывалась на фоне ставшего совсем уже светлым неба. Может быть, он все-таки сказал мертвому то, что не успел сказать живому.

После гибели Фомы их осталось семеро.

Евангелие от Луки, глава 11.

1 Случилось так, что, когда Он в одном месте молился, и перестал, один из учеников Его сказал Ему: Господи! научи нас молиться…

Глава 12

После нескольких сухих дней снова полили нескончаемые дожди. Дороги, и без того размытые, превратились в грязное месиво. Вездеход застревал на каждом километре, и к вечеру все совершенно выматывались. Настроение было под стать погоде. У Святослава возникло ощущение, что над отрядом сгустились тучи. Разговаривали мало, каждый будто замкнулся в себе, и лишь в очередной раз вытаскивая машину из грязи, выплескивали накопившееся раздражение наружу в виде забористого мата. Самым ярким матерщинником был Симон, чьи многоэтажные выражения в адрес дороги, луж, машины в целом, а также отдельных ее частей и всего того, что попадалось ему в такие минуты под руку, свидетельствовали о недюжинной изобретательности. Мария, обычно не участвовавшая в этих работах (ее лишь иногда просили что-нибудь принести или подержать), тихонько отходила в сторону, чтобы своим присутствием не мешать им разряжаться. Она выросла не в башне из слоновой кости и прекрасно знала значения вырывавшихся у них слов, но даже самые красочные шедевры Симона не шокировали ее. Она воспринимала ругань просто как звуки, за которыми ничего не стоит; некая условность, помогающая отвести душу. На их пути было слишком много крови и смертей, чтобы обращать внимание на подобную ерунду, и она отходила в сторону лишь потому, что они полагали, будто ей не стоит этого слушать.

Однажды Симон, сидя на корточках и не видя, кто протягивает ему топорик, сказал:

— Засунь его себе в задницу! Я же тесак просил… твою мать!

— Сейчас принесу, подожди, — спокойно ответила Мария, и Симон, услышав ее голос, тотчас вскочил и, залившись краской, стал сбивчиво объяснять, что думал, будто это Филипп или Фаддей.

Мария махнула рукой:

— Ничего страшного, не извиняйся.

Будь здесь Фома, он обязательно обратил бы все в шутку, заставив засмеяться и Симона, и Марию, но она — и никто другой в отряде — не обладала его даром вызывать улыбки даже на усталых и сердитых лицах и могла лишь сгладить возникшую неловкость.

После гибели Фомы некому стало вносить в происходящее толику оптимизма. Пейзаж вокруг казался более серым и унылым, чем раньше, дороги более скверными, а вездеход, в его руках крепкий и надежный, стал грудой разваливающихся железок. Или виной всему была накапливающаяся с каждым днем усталость и закрадывающиеся в душу сомнения?.. Тягостные сомнения в том, под силу ли им, семерым оставшимся в живых, выполнить задание Книжника.

После деревни сектантов никаких поселений им больше не попадалось, и Святослав был рад этому. День за днем горизонт оставался чистым, и дым — первый признак человеческого жилья в эту холодную пору — не нарушал опостылевшего однообразия раскисших лугов, гниющих лесов, чахлых перелесков и холмов. Ветер гнал с северо-запада стылый воздух, настолько влажный, что кожа вскоре становилась мокрой, как от дождя. В такую погоду никому не хотелось лишний раз выбираться из машины даже на привалах. И все же они продолжали двигаться вперед, приближаясь к цели, и медлить с решением проблемы больше было нельзя. Святослав не мог привести предателя к зоне Долли.

Его черный список состоял из троих живых: Симона, Фаддея, Иоанна — и двоих погибших: Матфея и Фомы. Святослав поставил бы свою жизнь на то, что Фома не был предателем; свою — да, но не жизнь Долли. Впрочем, вопрос о Фоме, а также о Матфее отступал на второй план, на первом стояли живые претенденты на эту неблаговидную роль. Если предатель — один из них, от него необходимо избавиться в ближайшее время.

Симон — прежде Святослав ставил его на первое место, но теперь сомневался. Если б Симон был предателем, то не впал бы в такую безудержную ярость из-за расправы сектантов над Фомой. Тот, кто обрек на гибель весь отряд, не потерял бы самообладания из-за смерти одного, какой бы жуткой она ни была. Если не Симон, то кто?..

Фаддей?.. Он спас их всех, когда, ускользнув от преследования, вернулся в деревню сатанистов. Без него они были бы сейчас мертвы. В лучшем случае застрелены, а в худшем их постигла бы участь Фомы. Но если не Симон и не Фаддей, остается Иоанн…

Иоанн, самый молодой из сталкеров, он был для Святослава загадкой, «вещью в себе», и потому наименее предсказуемым членом отряда. Однажды, много раньше, чем они попали в деревню сектантов, между Иоанном и Святославом состоялся разговор, в то время показавшийся ему странноватым, но и только, а теперь представлявшийся в ином, тревожившем его свете. Святослав тогда заметил, что Иоанн с выражением глубокой задумчивости смотрит на вечернее небо с россыпями звезд, и спросил, о чем он думает.

Все уже спали, Иоанн был дежурным, а Святослав припозднился, при свете костра зашивая порвавшийся рукав куртки. Ответ Иоанна по меньшей мере озадачил его.

— Я думаю, что для древних небо было наилучшим символом божественности, — сказал Иоанн как ни в чем не бывало, как будто сообщил, что за сегодняшний переход натер ногу.

— Что-что? — От удивления Святослав ненароком ткнул иглой в палец и чертыхнулся.

Иоанн задорно рассмеялся:

— Не думай, что я чокнутый. Я нарочно так сказал, чтобы посмотреть, какое произведу на тебя впечатление. Но я действительно думал про это! Без вранья, честно! — Он подбросил в костер дров, и отблески пламени заплясали на его лице. — Теперь тебе придется выслушать историю о моей бабушке, иначе ты так и будешь считать, что я малость того.

— Ладно, выкладывай про бабушку, — согласился Святослав и укоризненно добавил: — Я из-за тебя палец уколол. Символ божественности… — Он покрутил головой. — Нельзя людей так пугать! Надеюсь, ты не станешь цитировать какие-нибудь древние тексты?

— Нет, я ничего не помню, только кое-что из Откровения Иоанна Богослова. — Иоанн немного смущенно улыбнулся. — Занятно, верно? Я про имя, про то, что как раз меня Книжник назвал Иоанном. Хотя это, конечно, случайно получилось. А бабушка… Она в молодости изучала историю христианства. Когда я родился, она была слишком стара и немощна, чтобы работать, и годилась лишь на то, чтобы присматривать за мной. А лет через шесть-семь, наоборот, уже я за ней присматривал. Мы с ней целыми днями были вместе. Она научила меня читать, а сама потом стала плохо видеть. Просила почитать ей кое-что из Библии, чаще всего Откровения Иоанна. Мне это тогда представлялось чем-то вроде сказки, страшной и малопонятной. Чтобы я не пугался, бабушка пыталась втолковать мне, как надо воспринимать библейские тексты. Однако в то время я ее объяснений не понимал, хотя отдельные вещи запомнил. Потом понял, позже, когда она уже умерла. Она не была настоящей христианкой, но верила в существование высших сил, даже целого мира, недоступного нам. Мира, который изредка проявляет себя здесь, среди нас. И ее очень занимал вопрос, как выглядело бы Откровение, если б то, что открылось Иоанну, увидел современный человек. Она говорила, что тогда вместо неба, ангелов на облаках и острых серпов для кровавой жатвы на земле речь бы шла о параллельных мирах или других галактиках, о космических кораблях, излучениях или ядерных взрывах. Но и это не соответствовало бы истине… Потому что нельзя заглянуть за горизонт. Как описать явления, для которых в языке нет слов? — Иоанн, чуть склонив голову набок, всматривался в пламя костра. — Я помню один поразивший меня образ: стеклянное море, смешанное с огнем.[1] Это было что-то принадлежащее иному, запредельному миру…

— Да ты, оказывается, мистик, — с удивлением сказал Святослав, прежде не подозревавший, что от Иоанна можно услышать что-либо подобное.

Иоанн пожал плечами, предоставляя собеседнику истолковывать этот жест как угодно, затем предложил:

— Пока ты шьешь, я еще кое-что расскажу, если хочешь.

— Давай.

— Бабушка всегда удивлялась, почему люди не понимают одной очень простой, с ее точки зрения, вещи. Задаются вопросом, где Божья справедливость, если негодяи процветают, а на хороших людей обрушиваются несчастья. Священники во все времена давали один и тот же туманный ответ, что такова, мол, воля Божья. Или что пути Господни неисповедимы. Бабушка говорила, что следовало бы объяснять, почему Божья воля такова.

— И почему же? — заинтересовался Святослав.

— Будем рассуждать методом от противного. Допустим, некие высшие силы, которые мы называем Богом, сделали бы так, чтобы добрые поступки тут же вознаграждались, а дурные — карались. Тогда люди утратили бы свободу выбора, понимаешь? Дурной человек делал бы то же самое, что и хороший, но лишь из страха перед наказанием. Неизбежным наказанием. Или ради награды. Представь, что ты знаешь — за твоей спиной постоянно стоит судья, выносящий приговор и тут же приводящий его в исполнение. Судья, от которого ничего не скроешь. Совесть, доброта — все это потеряет значение, останется голый расчет: на одной чаше весов — поступок, на другой — последствие. Это был бы мир обреченных, похожий на тюрьму с идеальными заключенными, у которых просто нет выхода, кроме как быть идеальными.

— Любопытно, — протянул Святослав. — Но ведь для верующих Божья кара и награда — вещи реальные. Пусть не в этой жизни, а после смерти.

— Ну и как ты думаешь, многие из них в своих каждодневных поступках руководствуются в первую очередь этими соображениями? — с иронией произнес Иоанн, затем уже другим тоном добавил: — Вера — это скорее надежда. Надежда на что-то лучшее, чем есть у нас здесь. И Бог, если Он действительно существует, всегда должен оставаться за облаками, чтобы в человеческой жизни были вера и правда, а не страх.

Помолчав, Иоанн бросил взгляд на продолжавшего шить Святослава.

— Раз ты не закончил, послушай еще про нашего соседа. Он тоже был очень старый, как моя бабушка, и часто приходил поговорить с ней. Он утверждал, что добро и зло — сугубо человеческие понятия, а высшие силы руководствуются целесообразностью. Не знаю точно, что он подразумевал под целесообразностью. Я тогда еще слишком мал был, чтобы вникать в их разговоры, и слово это запомнил лишь потому, что он часто повторял его. И один пример запомнил. Насчет того, что человеческое понимание добра иногда противоречит само себе. В прошлом веке из-за развития медицины снизилась смертность от болезней. Люди слабые и больные, в прошлые века обреченные на смерть, выживали и давали потомство. В результате этого человеческий генофонд ухудшался. Гуманность в отношении отдельных личностей оборачивалась злом в отношении человечества в целом. Старик все твердил, что целесообразность не допускает подобных противоречий и потому высший разум руководствуется ею. Может быть, он прав…

После этого разговора Святославу, временами замечавшему на лице Иоанна выражение глубокой задумчивости, всякий раз казалось, что в его голове бродят странные мысли и роятся причудливые образы. И теперь Святослав, перебирая одно за другим три имени и гадая, которое из них принадлежит предателю, все чаще останавливался на имени Иоанна. Он был уверен, что Иоанн не предал бы из страха или ради личной выгоды, но что, если он руководствуется другими соображениями, о которых обычный человек и понятия не имеет? Хотя бы упомянутая целесообразность — что, если Иоанн считает нецелесообразным спасать то, что умирает? И решил помешать этому?

Когда до конечной цели оставалось пять-шесть дней пути, Филипп, на привале предложив Святославу покурить, отошел с ним в сторонку и сказал:

— Командир, пора решать нашу главную проблему. Ты сам говорил, что нельзя идти к Долли с предателем. Есть у тебя насчет этого какие-нибудь идеи?

Идеи у Святослава имелись, даже не идеи, а готовый план, но он пытался отыскать другой, потому что этот требовал еще одной жизни, его собственной или Филиппа.

Кроме изобличения предателя, замысел Святослава преследовал еще одну цель: заставить поджидавшую их появления охрану поверить, будто вся группа погибла. Для этого кому-то следовало на машине подъехать к зоне, поставить ее, не доезжая километров десяти, разбить лагерь, оставить следы пребывания там якобы всей группы и создать видимость попытки проникновения внутрь зоны. Потом тот, кто возьмет на себя данную задачу, должен был погибнуть, причем таким образом, чтобы охранники не сумели установить, что он был здесь один. Устроить взрыв, а самому сбежать — такой вариант не годился. Спецслужбы наверняка будут прочесывать прилегающую территорию всеми средствами, а охраны и техники в зоне Долли больше, чем в любой другой. Здесь обшарят каждый квадратный метр с тепловыми датчиками, датчиками движения и еще черт знает чем. Если там будет кто-либо живой, его найдут. Уйти от поисковых групп нет никаких шансов, поэтому тот, кто возьмет это на себя, должен умереть. Попав в руки жандармов живым, он неминуемо все им выложит, и тогда план потеряет смысл. Сила воли и мужество здесь роли не играют: пара уколов развяжут язык любому. Представление, которое следовало разыграть, было, по мнению Святослава, под силу, кроме Филиппа и его самого, еще, пожалуй, Симону. Но если Симон предатель, это приведет к полному провалу всей затеи, поэтому его кандидатура не рассматривалась. Идти к зоне Долли предстояло или Святославу, или Филиппу.

Последний деловито сказал:

— Ложный лагерь — не проблема, а вот мнимая гибель всей группы — как это организовать?

— Помнишь, я говорил тебе, что Книжник перед смертью передал информацию про мины перед периметром зоны. Думаю, настоящего минного поля там нет из-за нас. Работы приостановлены — только так можно объяснить нелепую форму заминированного участка. Охране вовсе не надо, чтобы мы взлетели на воздух. Безусловно, спецслужбы уверены, что у нас имеются сведения об охранных системах зоны, иначе мы бы туда не полезли, но вот насчет недавно заминированного участка бабушка надвое сказала. Про него нам может быть и неизвестно. То, что мы сунулись именно туда, будет выглядеть досадной случайностью. Досадной не только для нас, но и для спецслужб тоже.

Филипп понимающе кивнул:

— Если прихватить несколько зарядов для «страйка» и прогуляться по минному полю, получится отличный фейерверк! Тела уже никто искать не будет: нечего искать.

— Еще надо взять с собой автоматы и КОРы, взрыв разбросает их по сторонам, создав видимость того, будто там взлетела на воздух вся группа.

— Положим, охранники после пышного фейерверка действительно поверят, что погибли мы все, — согласился Филипп. — А дальше что? Это снимает только половину проблемы, вопрос о предателе остается. Кстати, командир, а нельзя ли использовать это самое минное поле в качестве ловушки для предателя? Уж он-то наверняка знает о нем и, если мы двинемся как раз туда, начнет энергично протестовать. Ему ж неохота вместе с нами разлететься на куски!

— Я об этом думал, — признался Святослав, — поэтому и попридержал информацию насчет мин. Загвоздка в том, что протестовать наверняка будет не только он. Это место, даже без мин, не самое подходящее для того, чтобы подобраться к зоне.

— Ладно, проехали, — сказал Филипп. — Возвращаемся к твоему плану. Так что насчет предателя?

— Все, кроме нас двоих, будут считать, что кто-то пошел первым лишь для предварительной разведки, — продолжил Святослав. — Когда станет ясно, что он погиб, ты или я — тот из нас, кто здесь останется, — скажет другим, что мы дальше не идем. Потому что, как стало ясно из прискорбных результатов разведки, имеющиеся у нас сведения об охранных системах не соответствуют действительности. А в таком случае нам в зону не попасть, и мы поворачиваем обратно. В этой ситуации предатель — если он еще с нами — неминуемо должен что-то предпринять. Вариант первый: он попытается сбежать. Самое подходящее время — его ночное дежурство. Сбежать и в одиночку добраться до зоны Долли, чтобы сообщить все спецслужбам. Вариант второй: он постарается завладеть нашим единственным «Вороном», чтобы связаться с теми, на кого работает. Застукать его легче на втором, поэтому надо подтолкнуть его к мысли о «Вороне». Как бы невзначай у него на глазах положить в доступное место.

Филипп бросил окурок:

— У меня вопрос, командир. Почему бы ему не поступить иначе? Ночью, во время своего дежурства, аккуратно порешить всех нас и завладеть твоим сигнальным передатчиком. Раньше такие действия были не в интересах тех, на кого он работает, потому что условного сигнала могло оказаться недостаточно, чтобы выйти на Долли. Однако после того, как мы якобы решим отступить, ситуация в корне изменится.

— Вряд ли он решится пойти ва-банк, не получив инструкций. Однако что бы он ни предпринял, я остановлю его, — угрюмо сказал Святослав.

— Ловушка должна сработать в любом случае, — подвел итог Филипп. — Ты хорошо придумал, командир.

Он достал из пачки новую сигарету, раскурил ее, затянулся и, прищурившись, проследил за расплывавшимся в вечернем воздухе дымком, затем посмотрел Святославу в глаза:

— Ну и как ты собираешься решить последний вопрос: кто из нас пойдет на минное поле — я или ты?

— Давай тянуть жребий. Это будет честно. Согласен?

— Жребий… Помнится, в гараже ты предложил тянуть жребий Фоме и Симону.

— Я думал, что один из них может погибнуть. Мария предупредила меня, что кто-то из нас умрет в той зоне.

— Что ж, тогда это было правильно… Но теперь нет. Я не стану тянуть жребий.

Святослав, предлагая справедливое, с его точки зрения, решение, был уверен, что Филипп согласится, но раз он отказался…

— Тогда пойду я, — сказал Святослав, пожав плечами.

— Ты не понял, — спокойно возразил Филипп. — Мы не будем тащить жребий потому, что ты должен остаться. Я справлюсь с тем, что надо сделать у зоны Долли, а ты доведешь дело до конца. У тебя это получится лучше, чем у меня.

— Филипп, я не могу вот так взять и послать тебя на смерть!

— Ты и не посылаешь. Мы все здесь добровольцы, верно? Считай, что я решил этот вопрос сам… — Филипп бросил на землю вторую сигарету, недокуренную. — Мы многих потеряли, пока шли сюда. Чтобы это было не зря, каждый теперь обязан сделать все, что сумеет. Я сумею обмануть жандармов, а вот сумею ли справиться с предателем и всем прочим — не уверен. Поэтому я возьму на себя фейерверк у зоны Долли, а более сложную часть предоставлю тебе. Оптимальное решение без всяких сантиментов. Жребий тут не нужен.

Святослав неловко сказал:

— Прости, я сначала неправильно тебя понял.

Филипп небрежно махнул рукой:

— Пустяки, командир. Когда мы разделимся?

— Когда до зоны будет километров двести. Более чем стокилометровый участок они прочесывать не будут, это и так с запасом, но на всякий случай удвоим, чтобы нас точно не засекли.

— Значит, дня через три.

— Да, выходит, что так…

Святослав ощущал себя виноватым из-за того, что согласился с решением Филиппа. Очевидно, Филипп это почувствовал, потому что сказал:

— Не забивай себе голову всякой чепухой вроде угрызений совести! Помяни мое слово: ты сам потом в такую заварушку угодишь, что еще неизвестно, кому из нас хуже будет. — Он усмехнулся. — Ну как, я тебя утешил?

— Да уж, обнадежил…

— Я ведь говорил, что я реалист, командир.

Они постояли рядом еще немного, затем вернулись в лагерь.

Уже давно они ехали по чистым местам. Вблизи зоны Долли не было ни химок, ни плешей, ни спидников, и их датчики, реагирующие на радиоактивное излучение и всевозможные загрязнения, молчали. Воду из речушек и озер они, прежде чем употреблять в пищу, по-прежнему обеззараживали по стандартной схеме, но искупаться в ней можно было бы без опасений. Правда, желающих купаться при дневной температуре десять-двенадцать градусов не находилось. Когда до границ зоны осталось, по их прикидкам, сотни две километров, Святослав сообщил всем, что дальше поедет один Филипп, а они будут ждать его возвращения и потом разработают план, как действовать дальше.

Услышав это, Кирилл негодующе фыркнул:

— Что за нелепая затея?! Уж если посылать кого-то на разведку, то меня! — Увидев ироническое выражение на лицах Симона и Фаддея, он смешался, сбавив тон, продолжил смущенно и вместе с тем сердито: — Я имел в виду, с кем-нибудь из вас. Меня же затем и взяли, чтобы я обеспечил проникновение в зону Долли! Поэтому предварительно посмотреть, что и как, следует мне, а не Филиппу. Хотя, по-моему, нам нет смысла разделяться и посылать кого-то вперед.

— А по-моему, смысл есть, — возразил Святослав, — и поскольку командую пока я, Филипп поедет вперед, а мы будем ждать его.

«Но он не вернется, — билась в голове мысль. — Не вернется…»

Симону такое решение тоже не понравилось.

— Командир, а ты подумал, как Филипп в одиночку будет вытаскивать машину, если застрянет? Вернее, не если, а когда застрянет. В том, что это произойдет, сомневаться не приходится.

— Мы заранее нарубим побольше жердей и положим в машину.

— Я справлюсь, — поддержал его Филипп, но Симона не убедил.

— Надо ехать хотя бы вдвоем, — настаивал тот. — Отправь вместе с Филиппом меня.

Филипп отшутился:

— Симон, у меня уши закладывает от твоего мата! Хоть отдохну в тишине.

Симон, похоже, обиделся.

— Ну и катись один, — буркнул он. — Если предпочитаешь горбатиться с этой железякой в одиночку, то пожалуйста. Только когда надорвешься, не говори, что мы, мудаки недоделанные, бросили тебя без всякой помощи.

Он демонстративно спохватился и хлопнул себя по губам:

— Ах, извини, что оскорбил твой утонченный слух! Раз ты такой неженка… Хотя раньше я этого что-то не замечал! Когда утром мы угодили в канаву, ты сказал, что… — Симон оглянулся, проверяя, где Мария. — Гм… ну, в общем, сам знаешь. Мне бы такое в голову не пришло.

— Брось, Симон, не прибедняйся! — Филипп хлопнул его по плечу. — Ты у нас признанный специалист, в твою голову много чего приходит еще почище этого. Рядом с тобой я чувствую себя несмышленым младенцем.

— Отвяжись! — с неожиданной резкостью бросил Симон и, круто развернувшись, отошел.

Характер у него всегда был неуживчивый, а после гибели Фомы осложнился вспышками внезапного раздражения, и в такие минуты с ним было лучше не связываться.

Поскольку им предстояло провести в лагере несколько дней, они подошли к выбору места более обстоятельно, чем обычно, и расположились на берегу большого вытянутого озера. Святослав и Филипп выгружали из вездехода часть вещей, оставляя те, которые принадлежали погибшим; потом Филиппу надлежало разложить их вместе с начатыми пачками сигарет и окурками так, чтобы создалась видимость, будто в машине находилась вся группа. Прочие занимались устройством лагеря и заготовкой жердей, и Филипп, убедившись, что поблизости никого нет, тихо сказал:

— Командир, сделаешь для меня одну вещь?

— Да. Какую?

— Когда будешь устраивать ловушку для предателя, не предупреждай о ней своего дружка Искариота. Знаю, ты исключаешь его из числа подозреваемых, но все же сделай как я прошу. Считай это одолжением лично мне. Марии тоже не говори, так надежнее будет, а то проболтается еще. Договорились?

Святослав нахмурился, однако коротко ответил:

— Договорились.

Филипп пытливо посмотрел ему в лицо:

— Правда?

— Да, обещаю. Сделаю, как ты хочешь.

Филипп удовлетворенно кивнул:

— Вот и отлично! Хуже от этого никому не будет.

Святослав и раньше знал, что Филипп не доверяет Кириллу, и его нынешняя просьба лишний раз подтвердила это. Филипп руководствовался холодным расчетом, в котором не было места для эмоций — тем более что фактов, доказывающих невиновность Кирилла, не имелось.

Когда они пообедали и Филиппу пора было ехать, он подошел к Симону и с усмешкой сказал:

— Ну, где крепкое напутственное выражение?

— Да пошел ты, — хмуро проворчал Симон, но затем ухмыльнулся, сверкнув белыми зубами. — Если задержишься, я тебя потом с такими выражениями познакомлю, каких ты прежде и не слыхивал.

Филипп протянул ему руку ладонью вверх, и Симон с размаху хлопнул по ней — этот жест среди сталкеров означал пожелание удачи. Наверное, подумал Святослав, Филипп поступает так ради Симона, чтобы тот не терзался запоздалыми сожалениями, как это было после смерти Фомы. Филипп знал, что они расстаются навсегда. Мария следила за ним с каким-то смутным беспокойством. Может быть, чувствовала, что больше его не увидит. На прощанье она тоже неловко хлопнула его по руке, а потом обняла.

— Удачи тебе.

Филипп чмокнул ее в щеку.

— Тебе тоже, рыженькая.

Все, кроме Святослава, стояли группой, а он вместе с Филиппом подошел к машине. Тот сел за руль, негромко сказал: «Прощай. Помни, что ты мне обещал», и захлопнул дверцу. Вездеход плавно тронулся и вскоре скрылся за изгибом дороги.

После отъезда Филиппа Мария пошла на берег озера, заявив, что намерена хорошенько перемыть всю посуду. Однако когда четверть часа спустя Кирилл последовал за ней, то застал ее сидящей у самой кромки воды, а сбоку возвышалась стопка тарелок, за которую она, судя по всему, и не принималась. Присев рядом, Кирилл предложил:

— Помочь тебе?

— Сама справлюсь.

Она явно хотела побыть одна, но Кирилл не уходил. Помолчав, спросил:

— Тебя что-то тревожит?

— Мои сны, — ответила Мария, глядя на водную гладь, вдали сливавшуюся с затянувшим озеро туманом.

— Сны?

— Мне снятся странные сны… Вернее, один и тот же сон, снова и снова.

— Страшный?

— Там, во сне, мне не страшно, нет, но когда я просыпаюсь, становится страшно.

— О чем твой сон?

— Я не хочу говорить об этом.

— Хорошо, не надо, — с готовностью согласился Кирилл.

Похоже, он нервничал, но старался это скрыть. После паузы спросил:

— Помнишь, Фома как-то сказал, будто мы рождаемся много раз, но забываем то, что было раньше?

— Помню.

— Я давно собирался задать тебе один вопрос… Пусть глупый, но… Ты только не сердись, ладно? Ведь это всего лишь слова.

Мария подняла на него свои зеленоватые глаза.

— О чем ты?

— Скажи: если бы Святослава не было, я значил бы для тебя больше, чем сейчас? Больше, чем друг?

Она нахмурилась:

— Мне твой вопрос не нравится.

— Пожалуйста, ответь! Прошу тебя! Для меня это очень важно. Очень! Представь, что в следующей жизни ты его не встретишь, а меня встретишь. Любила бы ты меня так, как его? Любила бы? — допытывался Кирилл с отчаянной настойчивостью. — Представь на минутку, что Святослава нет, а есть только я.

Мария покачала головой и тихо сказала:

— Я не могу представить, что его нет. Просто не могу.

Лицо Кирилла разом потухло, он отвернулся, бросил в воду камешек, затем еще один и еще, потом ожесточенно произнес:

— Ты не захотела пообещать мне даже того, что все равно ничего не значит. Хоть бы не говорила «нет».

Сейчас он был больше похож не на отвергнутого влюбленного, а на обиженного ребенка, и Мария, побуждаемая воспоминаниями детства, ласково потрепала его русую шевелюру.

— Я и не говорила «нет», — утешила она его так, как двадцать лет назад говорила бывшему на год моложе ее малышу, что сломавшийся кораблик починят и он будет как новенький.

Кирилл исподлобья бросил на нее отчужденный взгляд.

— Мы уже не дети, и твои утешения мне не нужны.

— А моя дружба? — серьезно спросила Мария.

Ничего не ответив, он поднялся и зашагал прочь.

«Ворон» позволял Святославу поддерживать связь с Филиппом и после того, как вездеход вышел из зоны действия переговорника. Сообщения Филиппа были сухими и короткими. До сумерек он проехал восемьдесят километров.

— На месте буду завтра, если не завязну где-нибудь более основательно, — передал он вечером.

С тяжелым сердцем Святослав, стараясь выглядеть бодрым, сказал другим, что у Филиппа пока все хорошо.

Рано утром Филипп сообщил, что застрял. Все понимали, как тяжело ему вытаскивать машину из грязи — эта работа и для шестерых была не из легких.

Симон ворчал:

— Говорил же я, что надо ехать вдвоем! Что за глупое упрямство…

Когда через час Святослав спросил, как дела, и Филипп ответил, что пока по-прежнему буксует в луже, Симон язвительно поинтересовался, есть ли у Святослава еще один столь же замечательный план, как этот, на случай, если Филиппу так и не удастся вытащить машину. Святослав посоветовал ему заткнуться, не подавая виду, что заданный вопрос его сильно беспокоит. Наконец еще через час Филипп сказал, что выбрался.

Фаддей предусмотрительно предостерег:

— Дождь все моросит, и потом будет еще хуже. Пусть на обратном пути объедет то место стороной.

«Филиппу уже все равно, — подумал Святослав. — Обратного пути для него нет».

Вскоре Филипп передал:

— Связь закончена.

Это означало, что он находится в ста километрах от зоны. Они заранее договорились, что после этого Филипп будет ограничиваться короткими сообщениями, а Святослав — только слушать, ничего не отвечая, иначе спецслужбы засекли бы его группу. То, что они услышат Филиппа, не беда. Мешать ему они не станут — зачем? Это не в их интересах. Вопроса о том, кому адресованы его короткие безответные реплики, не возникнет: Святослав и Филипп, стараясь менять звучание голосов, тайком от прочих сделали записи переговоров якобы нескольких человек, и Филипп иногда запускал эти записи в эфир, создавая видимость того, что вся группа время от времени переговаривается между собой на остановках или же находящиеся в кабине говорят с теми, кто в кузове. Собственные сообщения Филиппа, редкие и очень краткие, на этом фоне не могли вызвать подозрений.

Когда до зоны оставалось километров двадцать пять-тридцать, он снова застрял и бросил бы вездеход, если б не опасался тем самым вызвать у охранников ненужные сомнения относительно того, сколько человек на нем ехало, раз они не смогли вытащить машину. Наконец он выбрался, подъехал к зоне поближе, оставил вездеход и дальше двинулся пешком, увешанный автоматами и КОРами. Он шел на протянувшееся острым клином до леса минное поле. В последний раз запустил предназначенную для этого случая запись, в которой Святослав приказывал всем подтянуться и двигаться компактной группой.

Секунд через тридцать прозвучал резкий окрик:

— Стой! Мины!

Затем в наушнике Святослава раздался оглушительный грохот, а потом его сменила тишина, показавшаяся еще более оглушительной. Святослав знал, что произошло, знал так, как если бы видел все собственными глазами: Филипп подорвался на мине, и бывшие при нем заряды «страйка» сделали этот взрыв столь мощным, что уже никто не разобрал бы, сколько народу там было. Охранникам достанется лишь разбросанное по изрядной площади искореженное оружие и машина со следами пребывания в ней нескольких человек.

Когда Святослав сказал, что Филипп погиб, то почувствовал, что все считают виновным его. Он принял дурацкое, по их мнению, решение послать Филиппа на разведку одного, и теперь эта смерть была на его совести. Однако никто не упрекнул его в открытую, лишь Симон пробормотал что-то совсем неразборчивое.

Вечером, в конце протекавшего в молчании ужина, Святослав сказал:

— Я обдумал создавшееся положение и решил, что наши планы придется изменить.

Симон буркнул в свою кружку:

— Интересно послушать, что еще ты надумал.

Не обращая внимания на этот выпад, Святослав продолжил:

— Филипп подорвался на мине, а по сведениям Книжника, никаких мин там быть не должно. Следовательно, либо его данные устарели, либо это вообще дезинформация. Не хотел говорить вам этого раньше, а теперь скажу: Книжник предупредил меня, что у него есть сомнения насчет сведений о зоне Долли, — соврал Святослав. — В любом случае следует признать: мы не располагаем достоверной информацией об охранных системах.

На всех лицах сначала отразилось замешательство, затем лицо Симона вспыхнуло от ярости, и он вскочил, сжимая кулаки.

— По-твоему, получается, что мы пришли сюда напрасно?! Семеро из нас погибли тоже напрасно? Так, да? А Филипп, уж если говорить начистоту, погиб из-за тебя! Ты выдохся, командир! Филипп мог ошибиться. Мало ли на что он там напоролся! Смерть Филиппа для тебя подходящий предлог, вот что! Ты просто сдрейфил. Признайся в этом прямо.

— Я трезво оценил ситуацию. После инцидента с Филиппом охрана будет вдвойне бдительна. Какой толк, если все мы погибнем? — ответил Святослав, а про себя подумал:

«Вот и снова Симон на первом месте. Ведь именно предатель должен стремиться к тому, чтобы прежний план остался в силе, чтобы мы пришли к зоне и подали условный сигнал. Если мы повернем обратно, жандармам не выйти на Долли, а им нужно именно это. Не мы, а Долли».

— Слушай, командир, — недобро сказал Симон, — ты за нас не решай. Мы не воинское подразделение, а добровольцы.

Кирилл хмуро заметил:

— Прежде чем делать окончательные выводы, следует подойти к зоне поближе и хотя бы посмотреть, что к чему.

— Филипп уже посмотрел, — резко бросил Святослав.

Иоанн примирительно предложил:

— Отложим обсуждение этого вопроса на утро.

Однако Святослав заявил безапелляционным тоном:

— Я уже все решил.

Симон, возвышавшийся надо всеми, потому что он стоял, а они сидели, демонстративно плюнул и уселся тоже. Дотоле молчавший Фаддей заговорил веско и основательно:

— Хотя Симон прав в том, что мы добровольцы, не забывайте и другого: мы не возражали, когда Книжник назначил Петра командиром. Это означает, что мы обязались выполнять его приказы. Не только когда согласны с ними, но и когда не согласны тоже. Иначе был бы полнейший бардак.

Симон откровенно враждебно процедил:

— С тобой, Фаддей, все ясно. Ты тоже сдрейфил.

Готовую начаться ссору предотвратил Иоанн, сказал то, что следовало сказать Святославу, не будь он в первую очередь озабочен тем, как расставить ловушку на предателя. В голосе Иоанна слышались укоризненные нотки.

— Мы уже убедились, что трусов среди нас нет. Если сейчас наши взгляды разошлись, это еще не причина, чтобы оскорблять друг друга. Завтра нам всем будет стыдно за свои слова. Давайте лучше ложиться спать, пока не наговорили лишнего. Хотя бы ради Филиппа не будем сегодня ссориться.

Напоминание о Филиппе, погибшем всего несколько часов назад, заставило замолчать даже несговорчивого Симона. Он нехотя достал свой спальник и расстелил его, но укладываться не стал, а, вытащив из пачки сигарету, пошел к озеру. Иоанн, немного помедлив, последовал за ним.

«Симон, это Симон! — билось в голове у Святослава. — Он так разозлился оттого, что мое решение поставило под угрозу его собственный план сдать нас жандармам. Теперь он мечется, прикидывая, что предпринять».

Распаковывая рюкзак, он перехватил недоумевающий взгляд Марии — она слишком хорошо знала его, чтобы поверить, будто он и правда собирается повернуть обратно.

— Все в порядке, — тихо сказал он. — Я делаю то, что нужно.

Крошечная морщинка на ее лбу разгладилась, она молча кивнула и, забравшись в спальник, подложила ладонь под щеку, устраиваясь поудобнее.

Святослав нынешней ночью спать не собирался. Он снял куртку и небрежно бросил ее на свой рюкзак, а спальник разложил поодаль. Вчера и сегодня он достаточно долго на глазах у всех переговаривался с Филиппом, используя усилитель, который потом убрал в карман куртки, — теперь каждый знал, где тот находится. Предыдущей ночью дежурными были он сам, Кирилл и Мария; в эту ночь дежурить предстояло троим подозреваемым: Симону, Иоанну и Фаддею.

Святослав вел себя как обычно, только не стал застегивать молнию спальника, а КОР незаметно снял с пояса и положил с правого бока, так что его ладонь касалась холодной поверхности. По его расчетам, кто-то из троих, дежуря в свою смену, постарается завладеть усилителем, чтобы связаться с жандармами зоны. Чтобы послать сообщение, достаточно на несколько минут отойти в сторону. Никаких подозрений такое поведение само по себе не вызвало бы: у каждого может возникнуть причина ненадолго отлучиться. Святослав намеревался схватить предателя, когда тот достанет из его куртки усилитель. Напрасно рисковать он не собирался и решил сначала уложить противника из парализатора, а уж потом, надежно связав и приведя в чувство инъекцией стимулятора, выслушать, что тот скажет.

Симона, как наиболее вероятного претендента на роль предателя, он назначил дежурить первым. Из-под полуопущенных век Святослав внимательно следил за каждым его движением, но Симон пока не выказывал ни малейшего интереса к его куртке.

«Ждет, когда все заснут, — решил Святослав. — Если это он, конечно…»

Святославу казалось, что минуло уже больше часа. Посмотреть, сколько времени, он не осмеливался: любое неосторожное движение выдало бы, что он еще не спит. Симон тем временем достал сигарету, закурил, встал и куда-то отошел, скрывшись из поля зрения Святослава. Однако рюкзак с курткой Святослав видел отлично — как только Симон направится туда, он сразу его заметит.

«Похоже на то, что Симон отошел из-за сигареты, — подумал Святослав. На складе в зоне с тварями Симон выбрал какой-то особенно вонючий сорт, который, кроме него, никому не нравился, а Мария говорила, что ее от этого запаха тошнит. — Я тут держусь за КОР, а он преспокойненько дымит своей вонючкой! Если б он хотел завладеть „Вороном“ или напасть на нас, то не стал бы разгуливать вокруг да около. Зачем? Бери переговорник да иди за кусты. Или стреляй».

И все же из-за второго варианта — со стрельбой — Святослава беспокоило то обстоятельство, что он не видел Симона.

Наверное, следовало привлечь к слежке кого-то еще. Кирилла или Марию. Однако он пообещал Филиппу не предупреждать Кирилла о ловушке, и нарушить данное слово казалось ему бесчестным по отношению к погибшему. А Мария — от нее в такой ситуации толку было бы мало. Пожалуй, даже больше вреда, чем пользы. Стрелок она скверный, да еще, чего доброго, всполошилась бы раньше времени.

Осматриваться вокруг, при этом изображая спящего, было невозможно. Считая более вероятным вариант с «Вороном», чем со стрельбой, Святослав держал под наблюдением свой рюкзак, в остальном полагаясь на слух.

Но слух подвел его: ощущение, что позади кто-то есть, возникло слишком поздно — Симон ходил как кошка. Последнее, что увидел Святослав, был силуэт Симона с КОРом в руке. Святославу прежде не доводилось попадать под действие парализатора, и теперь он успел лишь подумать: «Вот, значит, каково это…»

Евангелие от Матфея, 16.

24 Тогда Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною, отвертись себя и возьми крест свой и следуй за Мною;

25 Ибо кто хочет душу[2] свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее…

Глава 13

Сознание возвращалось медленно и как бы толчками. Святослав то выплывал из темного омута беспамятства, то вновь погружался в него. Когда он приходил в себя, возникало неясное чувство, что это уже не в первый раз, но он снова отключался прежде, чем успевал как следует осознать свои ощущения. Наконец ему удалось открыть глаза и вытащить свое «я» из затягивающей трясины. Небо было по-прежнему черным — значит, ночь не кончилась. Он хотел повернуть голову, но осуществить такое, казалось бы, простое намерение было невероятно трудно. Сосредоточив всю волю на одном движении, он добился желаемого, однако тотчас пожалел об этом, потому что едва не потерял сознание. Все же он удержался на самой кромке, за которой начиналось неотвратимое соскальзывание в бездонную пропасть, и, убедившись, что очертания дерева, за которое он цеплялся взглядом, никуда не исчезли, перевел дух. Сообразив, что поспешные действия до добра не доведут, он стал напрягать и расслаблять разные мускулы, как бы прощупывая свое тело. Потом решил, что пора перейти к более активным действиям: выбраться из спальника. Это было несложно, учитывая, что он не застегнул молнию — требовалось всего лишь перекатиться на бок. Собственно, у него имелась вполне определенная цель: доползти до сумки с лекарствами и сделать себе инъекцию стимулятора. Однако прежде следовало получше осмотреться. Приподнявшись на локте, он увидел рядом лежащую в спальнике Марию. Позвал ее, но она не откликнулась.

«Тоже без сознания», — решил он. О худшем варианте не думалось — раз Симон оставил в живых его, то тем более не стал бы убивать Марию.

Дальше лежал еще кто-то, но в темноте Святославу было не разобрать, кто именно. Ползком он двинулся к сумке с медикаментами. Кое-что подходящее было и в имевшейся у каждого коробке со средствами первой помощи, но его коробка осталась в кармане куртки, которую он бросил на рюкзак, а рюкзак стоял от него дальше, чем сумка. Ноги слушались хуже всего, и ему приходилось волочь тело, хватаясь за землю руками. Несколько метров, отделявших его от цели, показались невероятно длинными. Проползая мимо второго спальника, он увидел, что там лежит Фаддей. Добравшись в конце концов до сумки, он кое-как вытер испачканные руки о штаны, достал амбир, принадлежащий к стимуляторам класса АС, которые применялись для нейтрализации воздействия парализатора, и, стараясь по мере сил не изгваздать иглу, дрожащими руками сделал себе укол. Воздействие было быстрым и эффективным. Через несколько минут в голове у него прояснилось, а тело стало послушным. Вымыв и продезинфицировав руки, он взял еще две ампулы: одну для Марии, вторую для Фаддея; больше в лагере никого не было. В ожидании момента, когда они очнутся, он побродил вокруг в поисках еще кого-нибудь, но не нашел ни живых, ни мертвых. Пересчитав рюкзаки, понял, что искать некого: отсутствовал не только рюкзак Симона, но и рюкзаки Кирилла и Иоанна тоже — следовательно, они ушли вместе с ним.

«Что за чертовщина?! — в полном недоумении подумал Святослав. — Каким образом он сманил их? Ладно Иоанн, но Кирилл?.. И вообще, объяснил бы мне кто-нибудь, что здесь произошло!»

Святослав потер лоб. В чем-то он просчитался. Ловушка не сработала. Вернее, сработала не так, как он предполагал. Он вынудил Симона к немедленным действиям, но эти действия были Святославу непонятны. Усилитель лежал на прежнем месте, в кармане куртки, и, похоже, Симон до него не дотрагивался. И тут Святослав, весь похолодев, вспомнил о сигнальном передатчике. Он схватился за грудь — цепочки с передатчиком не было!

«Я кретин! Последний болван! Зачем ему, к черту, „Ворон“, если можно заполучить передатчик?! С ним предатель сам подаст условный сигнал, чтобы спровоцировать Долли как-то проявить себя, дать ответ, и тогда они засекут его. Но как быть с Иоанном и Кириллом? Первый вопрос: зачем они понадобились Симону? При содействии жандармов он может все сделать сам. Вопрос второй: что он сказал им? Уж разумеется, не правду…»

На второй вопрос Святослав нашел ответ почти сразу; один-единственный ответ, другого просто не было. После вчерашнего разговора, из которого стало ясно, что Иоанн и Кирилл против того, чтобы поворачивать обратно, Симон предложил им завершить дело втроем.

«И они, дураки, клюнули, — в бессильной ярости подумал Святослав. — Решили стать героями! А станут трупами, как только Симон перестанет нуждаться в них. Что же до нас, то мы остались живы лишь потому, что Симон не мог прикончить нас при Кирилле и Иоанне. Пришлось ему ограничиться парализатором… Должно быть, он убедил их, что по-хорошему я радиомаяк не отдам и потому нет иного выхода, кроме как прибегнуть к парализатору. Лучше, чем драка. Но зачем, зачем этому сукину сыну потребовались спутники? Разве только…»

Святослав бросился проверять оставшиеся вещи: так и есть, все снаряжение Кирилла исчезло! Разрозненные куски сложились в законченную картину: Симон хотел войти в зону так, как вошла бы их группа, а не через «парадный вход», открытый для него жандармами. Лишнее доказательство того, что Симон умен и предусмотрителен… И они, и жандармы знают о Долли только одно: он гений. Поэтому необходимо учитывать возможность того, что он способен каким-то образом отчасти контролировать ситуацию, или, по крайней мере, имеет непосредственный доступ к информации о происходящем в зоне. Чтобы он отозвался на условный сигнал, надо разыграть спектакль поубедительней.

«Что ж, теперь вроде бы все ясно, — подвел итог своим размышлениям Святослав. — За исключением одного: как остановить мерзавца?»

Рядом раздался слабый стон: Фаддей очнулся первым. Его возвращение к жизни благодаря стимулятору было не столь болезненным, как у Святослава.

— Что случилось? — спросил он, садясь и ощупывая голову. — Меня будто по башке треснули.

Святослав коротко рассказал ему обо всем, начав с сообщения Книжника о предательстве, а в заключение сказал:

— Я дал маху, и теперь Симон с моим передатчиком идет к зоне. А Искариот и Иоанн купились на его байку и думают, что мы трусы, а они герои.

Фаддей, пошатываясь, встал.

— Мы должны их догнать! Я уже почти в норме. Еще пара минут — и будет полный порядок.

Святослав склонился над Марией.

— Мария! Мария, очнись!

Он бесцеремонно потряс ее — на ожидание не было времени.

— Темно, еще совсем темно, — пробормотала она.

— Мария, ты не спала, тебя оглушили из парализатора. Соберись, ну же!

— Да, сейчас, — отозвалась она с замедленностью, свидетельствовавшей о том, что ее сознание еще затуманено, однако пока Святослав проверял их оружие, Мария окончательно пришла в себя.

Узнав о происшедшем, без лишних эмоций спросила:

— Как давно они ушли?

— Часа четыре — четыре с половиной назад.

— Тогда нам их не перехватить.

— Это мы еще посмотрим, — упрямо возразил Святослав. — Они взяли снаряжение Искариота, а оно тяжеленное. Раньше мы делили его на всех, когда шли пешком, а они теперь втроем тащат. С таким грузом они будут ползти как черепахи и часто отдыхать. Мы их догоним, главное — не проскочить мимо.

— Не проскочим, — процедил уже совсем оправившийся Фаддей, — земля мокрая, и с тяжелым грузом они наследят, как целое стадо.

Они быстро собрались, взяв с собой лишь самое необходимое. Закинув за спину рюкзак, Святослав сказал:

— Сегодня мы их вряд ли догоним, но завтра — наверняка.

Вдвоем с Фаддеем он настиг бы ушедшую троицу сегодня, но с Марией — нет, она такого темпа не выдержит, а разделяться он не хотел. Рюкзак Марии был совсем легкий, она несла лишь свой спальник.

Когда уже пустились в путь, Фаддей спросил:

— Что мы будем делать, когда нагоним их?

— Все зависит от Симона, — ответил Святослав. — Опасен он один, Иоанн и Искариот в нас стрелять не будут. А Симон… Не знаю. Если он пустит в ход оружие, то окажется один против всех, включая Иоанна и Искариота. При таком раскладе шансов уйти у него практически не будет. И поскольку он считает, что его подлинная роль никому не известна, у него нет особых причин опасаться нас. Что бы я ему сделал, если бы не знал о предательстве? Ничего. Ну отругал бы, может, дал бы разок по морде — и все. Но, с другой стороны, Симону необходим передатчик, и он пойдет на что угодно, чтобы сохранить его у себя. Поэтому я не представляю, что будет, когда мы столкнемся. Они взяли импульсар, и он наверняка в руках Симона… Надо незаметно подобраться к нему поближе, чтобы лишить его возможности прихлопнуть нас одним махом из импульсара, — невесело закончил Святослав.

Они шли быстрым шагом, не тратя много времени на поиски следов, которые были хорошо видны на сырой земле. В местах, где трава была погуще, следы иногда терялись, но потом неизменно обнаруживались снова на менее заросших участках. Симон и его спутники двигались в одном и том же направлении, и это облегчало преследование.

Мария держалась лучше, чем Святослав рассчитывал, и он решил, что на ее долю пришлась не стандартная величина заряда парализатора, а уменьшенная, и это наверняка явилось заслугой Кирилла.

«Мог бы и обо мне позаботиться, — беззлобно подумал Святослав, вспомнив свое не слишком приятное пробуждение от забытья. — Друг называется…»

Впрочем, он понимал, что, раз троица во главе с Симоном решила уйти, им было необходимо на несколько часов отключить оставшихся, и его в первую очередь.

Мария прервала его размышления, сказав:

— Я могу идти быстрее.

Святослав повернулся к Фаддею:

— Фаддей, ты как?

— Подбавим ходу, — пропыхтел тот.

Ростом Фаддей был ниже прочих мужчин из отряда, но его крепкая широкоплечая фигура дышала силой и выносливостью. Они ускорили шаг, и Святослав прикинул, что если они выдержат такой темп до конца дня, то, пожалуй, настигнут беглецов сегодня вечером. Один импульсар весил двадцать килограммов, не говоря уже об оборудовании Кирилла. К тому же Иоанн сейчас был не в лучшей форме, поскольку не оправился полностью от ран, а Кирилл в гонках по пересеченной местности с тяжелым грузом за плечами вообще призового места никогда бы не занял.

В середине дня во время очередного короткого отдыха Фаддей сказал:

— Почему бы нам не принять еще стимулятора? Тогда мы точно накроем их до темноты.

Мария тряхнула головой, и ее рыжий хвост закачался из стороны в сторону.

— Хорошая мысль!

Святослав на всякий случай спросил:

— Сердце ни у кого не побаливает?

Фаддей в ответ только фыркнул, а Мария коротко ответила:

— Нет, все в порядке.

Новая доза стимулятора подстегнула их силы, сделав шаг быстрым и упругим. Однако ближе к вечеру они столкнулись с неожиданным затруднением: широкой полосой твердой земли, поросшей короткой жесткой травой, на которой следы не сохранились. Придерживаясь прежнего направления, они пошли дальше, рассчитывая потом найти следы снова, но когда добрались до сырого участка, ничего не обнаружили.

— Придется временно разделиться, — с досадой сказал Святослав. — Я пойду налево, а вы — направо. Мария, будь рядом с Фаддеем. Кто найдет следы, сразу сообщает.

На всякий случай они изменили рабочую частоту своих переговорников, хотя Кирилл с учетом его квалификации при желании все равно мог бы их прослушать. Впрочем, скорее всего Симон и его спутники сделали то же самое еще раньше. Пока было светло, следовало торопиться — когда начнет темнеть, отыскать следы будет практически невозможно. Святослав двинулся влево, присматриваясь к кустам в поисках обломанных веточек и к земле в поисках отпечатков сапог. Чахлая травка не могла скрыть их полностью, учитывая, какой груз тащил каждый из ушедших. Прочесывая местность, Святослав внезапно подумал:

«Почему я решил, что предатель Симон? А если это Иоанн?.. То, что в меня стрелял Симон, ничего не доказывает. Есть и еще один вариант: Симон и Иоанн заодно с самого начала. Подразумевается, что мы не были знакомы друг с другом прежде, но что, если они — исключение? Как я, Кирилл и Мария. Тогда положение существенно осложняется. Если их двое, они точно будут стрелять, и на сей раз уже не из парализатора».

Продвигаясь вперед, Святослав высматривал на земле следы, а когда, обогнув кустарник, поднял глаза, увидел невдалеке Иоанна. Тот стоял вполоборота к нему, что-то делая с рюкзаком; автомат был прислонен к стволу ближайшего дерева. Рука Святослава потянулась было к КОРу, однако тотчас опустилась. Стрелять первым, пользуясь тем, что Иоанн пока его не видит, Святослав не собирался, поскольку был склонен считать предателем Симона, а подходить к Иоанну, самому быстрому и меткому стрелку в отряде, с КОРом в руках было бы неразумно — это могло навести его на ненужные мысли и спровоцировать ответную реакцию. В результате Святослав направился к Иоанну в открытую, так, будто никакого инцидента и не было. Когда Иоанн заметил его, то отнесся к этому совершенно спокойно и даже не прервал своего занятия (он чинил лямку рюкзака), а когда Святослав подошел еще ближе, сказал как ни в чем не бывало:

— Мне надо было заключить с Симоном пари насчет того, пойдете вы за нами или нет. Он утверждал, что нет, а мне казалось, что да.

— Где он? И где Искариот?

— Ушли вперед. Я нагоню их, когда управлюсь с этой чертовой лямкой.

— Ясно… Объясни-ка мне вчерашнее, — потребовал Святослав.

Иоанн пожал плечами, продолжая чинить рюкзак.

— А что тут объяснять? Мы решили довести дело до конца. Симон сказал, что добровольно ты передатчик не отдашь, а Фаддей вроде бы тоже на твоей стороне, поэтому мы вас вырубили. Ты уж извини.

«Симон! Я с самого начала подозревал его!»

Иоанн, закончив починку, подергал лямку, проверяя, крепко ли получилось. Спросил:

— С Марией все в порядке?

— Да.

— Ей меньше досталось, чем вам. Искариот настаивал, чтобы ее совсем не трогали, но тогда она быстренько привела бы вас в чувство, а Симон хотел уйти подальше, прежде чем вы очухаетесь. Чтобы избежать ненужной стычки. Я уговаривал его подождать и поговорить с тобой еще раз, но он считал, что это бесполезно. — Иоанн пытливо посмотрел Святославу в лицо. — Но ты вроде передумал, а, командир? Иначе зачем гнаться за нами?

— Затем, что все обстоит не так, как тебе кажется.

После того как Святослав изложил подлинную суть событий, Иоанн хмуро сказал:

— Я не верю, что Симон предатель! Он не такой… У тебя нет доказательств против него. Да, он взял твой маячок, но это мог бы сделать и я. И Искариот тоже. Мы хотели выполнить то, ради чего пришли сюда.

— Существует только один способ выяснить правду, и ты должен мне помочь! Если Симон не предатель, хуже ему от этого не будет, а если предатель… Ты же не станешь защищать предателя?

— Не стану, — угрюмо подтвердил Иоанн. — Что я должен сделать? Вот увидишь, Симон здесь ни при чем!

Когда Святослав изложил свой план проверки Симона, Иоанну он крайне не понравился.

— Я не буду этого делать! — отрезал он. — Симон мой друг.

— Иоанн, послушай меня внимательно, — каким-то особенным, серьезным тоном сказал Святослав. — Нас было тринадцать, когда мы собрались у Книжника, а теперь осталось шестеро. Семеро погибли. Фома умер так, как врагу не пожелаешь. А Филипп, уезжая из лагеря, знал, что идет на смерть. Семеро из нас заплатили своей жизнью за то, чтобы мы пришли сюда. Книжник тоже. И ни у тебя, ни у меня нет права рисковать всей операцией, полагаясь на свои чувства. Просто нет права, понимаешь? Филипп, перед тем как уехать, взял с меня слово, что я не стану предупреждать Искариота о ловушке. Я пообещал и сдержал свое обещание, хотя мы дружим с детства. А ты знаком с Симоном считанные недели… То, что я хочу сделать, навредит ему не больше, чем заряд парализатора. Вы же вчера не колебались насчет этого.

— У нас не было иного выхода.

— Сейчас у меня тоже нет иного выхода. И у тебя.

— Хорошо, — сдался Иоанн, — но ты отвел мне самую неблаговидную роль. Он мне этого не простит.

В отличие от Иоанна Святослав был уверен в виновности Симона, и потому его нисколько не заботили дальнейшие взаимоотношения с ним после намеченной процедуры.

В соответствии с замыслом Святослава, Иоанн связался с Симоном через переговорник и сказал, что поскользнулся в овраге и ему зажало ногу между камнями. С ногой все нормально, но он не может сам освободиться. Помощи одного Симона будет достаточно, нет смысла зря гонять взад-вперед Искариота, пусть лучше отдохнет на месте. Симон ответил, что сейчас придет. После этого Иоанн спустился на дно тянувшегося рядом оврага и лег у подходящих валунов так, чтобы со стороны казалось, будто он застрял среди них. Приманка была готова. Святослав с КОРом наготове затаился за пригорком на другой стороне оврага, рассчитывая сбить Симона, когда он начнет спускаться. Марии и Фаддею он велел вернуться туда, где они расстались, и ждать, никуда не высовываясь; попадаться на глаза Симону им было совсем ни к чему.

Распластавшись на сырой и холодной земле, Святослав перевел регулятор мощности заряда на половину стандартного, чтобы только на короткое время лишить Симона способности сопротивляться — большего сейчас не требовалось. Симон должен был вот-вот появиться. И действительно, вскоре Святослав услышал его голос:

— Иоанн, где ты? Иоанн!

— Сюда, — отозвался Иоанн. — Я внизу.

Фигура Симона показалась на краю оврага. Рюкзака на нем не было, он пришел налегке, оставив все, кроме болтавшегося на плече автомата, под присмотром Кирилла.

— Как это тебя угораздило? — проворчал он и начал спускаться.

Прицелившись, Святослав выстрелил — Симон дернулся, упал и скатился на дно оврага. Иоанн бросился к нему. Когда Святослав сбежал вниз, Симон неподвижно лежал с закрытыми глазами. На его щеке кровоточила длинная царапина.

— Он сейчас очнется, — сказал Святослав, доставая ампулу стимулятора. — Я выстрелил половиной стандарта. Свяжи ему руки, чтобы не было неприятностей.

Иоанн вздохнул, однако сделал, что было велено. После укола (Святослав ввел ему половинную дозу стимулятора соответственно мощности парализующего заряда) Симон открыл глаза и тупо уставился на них, должно быть еще не совсем отчетливо воспринимая окружающее. Потом его затуманенный взгляд прояснился. Он зашевелился, а когда почувствовал, что связан, пришел в бешенство.

— Это уже слишком, командир! Ты совсем рехнулся! — Он перевел взгляд на Иоанна. — А ты с ним заодно, что ли? Ну и сволочи же вы оба!

Несомненно, он еще много чего наговорил бы, но Святослав, присев рядом на корточки, перебил его:

— Заткнись и слушай! У меня есть веские основания полагать, что ты предал всех нас. Ты убил Старшего, проколов его фильтр, и пытался убить Марию. Жандармы взяли тебя на крючок или купили, и ты работаешь на них. Передатчик тебе нужен, чтобы привести спецслужбы на Долли.

Если Симон был предателем, то из него получился бы отличный актер, потому что на его лице отразилось такое недоумение, которое было впору лишь невиновному.

— Ты псих, — заявил он больше с изумлением, чем со злостью. — После вчерашнего у тебя в голове помутилось. Что за чушь ты несешь? Бред сивой кобылы. Развяжите меня, кретины!

Святослав снова взялся за коробку с ампулами. Симон настороженно следил за его движениями и, когда Святослав набрал жидкость в шприц, угрюмо спросил:

— Ты что задумал, сукин сын?

— Это «сыворотка правды». — Святослав захватил ее из зоны с тварями. — Хочешь — не хочешь, а на некоторые вопросы ты ответишь.

— Да пошел ты куда подальше!

Симон стал изворачиваться, не давая Святославу сделать укол.

— Иоанн, придержи его!

Иоанн навалился на Симона сверху, прижав его к земле, и Святославу удалось всадить тому в руку иглу. Симон перестал дергаться, его тело расслабилось, а взгляд отразил некоторую заторможенность. Выждав, Святослав спросил:

— Ты работаешь на жандармов? Отвечай правду! Ты должен говорить только правду. Работаешь на жандармов?

— Нет, — вяло пробормотал Симон.

— Ты пробил фильтр Старшего?

— Нет.

— Ты проколол его фильтр, думая, что это противогаз Марии? — уточнил Святослав.

— Нет.

— В зоне с летающими тварями ты напал на Марию?

— Нет, я этого не делал.

«Что-то он слишком сонный, — забеспокоился Святослав. — Как бы совсем не отключился».

— Мой сигнальный передатчик — ты взял его?

— Да.

— Зачем? Отвечай правду!

— Чтобы сделать все по плану.

— По плану жандармов?

— Нет, по нашему плану.

— Зачем ты уговорил Иоанна и Искариота пойти с тобой?

— Я их не уговаривал.

«Лжет. Сыворотка не действует, — решил Святослав. — Или вопросы должен задавать специалист-психолог, или из парализующего заряда, стимулятора и сыворотки такой компот получился, что в нем и специалист не разберется».

И тут в их однообразный диалог вмешался Иоанн:

— Он говорит правду! Идея пойти без вас не его, а Искариота. Искариот вчера подошел к нам у озера и первым сказал, что глупо поворачивать обратно, проделав такой путь, когда до цели рукой подать. И еще сказал, что ему достаточно двух помощников, чтобы проделать дырку в охранных системах. Только надо взять у тебя передатчик, без него нам там нечего делать. Тогда уж Симон заявил, что по-хорошему ты маячок не отдашь, придется отбирать силой, и мы договорились, как будем действовать.

«Кирилл не может быть предателем! — в смятении подумал Святослав. — Не может, и все тут!»

Он расстегнул куртку Симона и сунул руку ему под рубашку, нашаривая на груди цепочку. Ее не было. Одолеваемый нехорошим предчувствием, Святослав повернулся к Иоанну:

— Иоанн, у кого мой передатчик?

— Был у Симона. Он повесил его на шею. Что, разве нет?

Святослав снова ощупал грудь Симона — с тем же результатом.

— Симон, где передатчик?

— У Искариота.

— Но он был у тебя!

— Когда я пошел за Иоанном, Искариот попросил маячок, и я отдал.

— Зачем?

— Он сказал, что собирается проверить его исправность.

«Это еще ничего не значит, — упрямо подумал Святослав. — Он действительно хотел проверить исправность передатчика! Вполне разумно после всех передряг, в которых мы побывали. Филипп с самого начала подозревал Кирилла, но он не прав! Не прав, черт возьми!»

— Иоанн, свяжись с Искариотом! Спроси, все ли у него в порядке. Только спроси — и все.

Иоанн включил свой переговорник:

— Искариот, как дела?

Ответом ему было молчание.

— Искариот, — позвал он снова. — Ответь мне! Это я, Иоанн.

В наушнике по-прежнему царила тишина.

— Он не отзывается, — сообщил Иоанн Святославу.

Святослав стиснул зубы.

«Сейчас я обязан думать только о том, как вернуть сигнальный передатчик. Только об этом! Остальное — потом…»

Хотя ответ был очевиден, он все же спросил:

— Симон, где импульсар?

— Оставил вместе с рюкзаком Искариоту.

В этот момент в наушнике Святослава, настроенном на частоту его тройки, прозвучал голос Фаддея:

— Командир, здесь кто-то есть, кроме нас! В другой стороне, где дорога.

Дорога, по которой позавчера уехал Филипп, проходила западнее места, где они сейчас находились. Если Фаддей заметил у дороги жандармов, это означало одно из двух: либо они после разыгранного Филиппом представления принялись прочесывать значительно большую территорию, чем предполагал Святослав, либо их сюда вызвали.

И один человек из отряда не нуждался в «Вороне» для установления связи с ними — Кирилл при наличии имевшейся в его распоряжении аппаратуры мог собрать что-нибудь и посложнее обычного «Ворона».

— Что ты видишь? — спросил Святослав.

— На нас напали! Мария, ложись, Мария! Назад! — Святослав услышал треск автоматной очереди, затем снова крик Фаддея: — Мария погибла! Петр, уходи, уходи отсюда! Скорее! Там… — Его голос оборвался, перейдя в глухой хрип, а затем все стихло.

— Фаддей! Мария! Фаддей! — звал Святослав, но никто не откликался.

Фаддей или тоже погиб, или по крайней мере потерял сознание. А Мария — Марии больше не было… Прежде Святослав порой задумывался над тем, как она будет жить без него: жизнь сталкера коротка, и он не надеялся стать исключением. Но он никогда не допускал даже мысли о том, что первой погибнет она и он останется один, без нее. И вот теперь это случилось…

— Что нам делать? — спросил Иоанн, тем самым напомнив Святославу, что он все еще командир и обязан что-то решать.

У них были только автоматы и КОРы и еще два заряда для «страйка». Сам «страйк» Святослав оставил вместе с прочими вещами в лагере, спрятав его в ветвях дерева. Чтобы догнать опередившую их как минимум на четыре часа группу Симона, следовало идти налегке, и Святослав после некоторых колебаний отказался от тяжелого «страйка», решив, что при встрече с преследуемой троицей он все равно не пригодится. Пару зарядов Святослав прихватил с собой без определенной цели, так, на всякий случай, чтобы иметь под рукой хоть какую-то взрывчатку. Сейчас он пожалел, что не взял тяжелого оружия, но было уже поздно. С одними КОРами и автоматами вступать в бой с охранниками зоны было очевидной глупостью, к тому же Симон в его нынешнем состоянии для драки не годился. Их единственный шанс на спасение заключался в том, что жандармы, встретившись с Кириллом и заполучив передатчик, потеряют к прочему интерес и повернут обратно.

На вопрос Иоанна, что им теперь делать, Святослав ответил:

— Пока прячьтесь здесь. Когда Симону станет получше, уходите отсюда.

— Куда?

— Решайте сами.

— А ты? Ты разве не с нами?

— Нет. Мы провалили задание… Хуже, чем просто провалили, — дали жандармам ключ к Долли! И теперь я хочу одного: уничтожить этот ключ.

— Как?

— Еще не знаю. У меня есть два заряда для «страйка». Если взорвать их в нужном месте…

Святослав не закончил фразу, но Иоанн и так все понял. Опередив его, Святослав сказал:

— Это задача для одного, ты не сможешь мне помочь.

То, что он собирался сделать, было жестом отчаяния, а не результатом трезвого расчета. Он наклонился к Симону и коснулся его руки:

— Прости, что так получилось.

Симон никак не отреагировал и, если судить по тому, что он даже не выругался, был на грани обморока.

«Если жандармы доберутся до этого места, им не спастись, — обреченно подумал Святослав. — Симон почти в отключке, а Иоанн его не бросит».

Оставив ненужный рюкзак, Святослав, взяв с собой только оружие, выбрался из оврага и побежал туда, откуда пришел Симон, в надежде перехватить Кирилла раньше, чем он встретится с жандармами. Не только для того, чтобы уничтожить сигнальный передатчик, но и чтобы посмотреть Кириллу в глаза и сказать, что Книжник мертв, что он погиб по вине собственного сына. С бугра Святослав увидел два лежавших на земле рюкзака, но Кирилла рядом с ними не было. Импульсара тоже.

«Он услышал выстрелы и пошел навстречу жандармам, — решил Святослав. — Сбежал от Симона с Иоанном, думая, что они вернутся сюда. Правильно, зачем ему вместе с ними попадать под огонь? Кирилл, Кирилл, как ты мог?..»

Перед его мысленным взором пронеслись картины из детства: русоголовый мальчуган, восхищенно наблюдающий за тем, как старший друг вырезает деревянные лодочки, временами прося помощи. Книжник всегда был занят непонятными им тогда взрослыми делами, и в детстве Кирилл чаще обращался со своими проблемами к старшему другу, чем к отцу. Потом их пути разошлись — Святослав стал сталкером, а Кирилл погрузился в мир электроники, — но при встречах оба неизменно ощущали, что тепло их дружбы сохраняется. Даже тогда, когда между ними встала Мария. Или ему только казалось, что сохраняется…

Убедившись, что возле рюкзаков Кирилла нет, Святослав побежал в ту сторону, где была стрельба. Приостановившись, посмотрел в бинокль, но никого не увидел. Побежал снова, потом опять осмотрелся.

«Если Кирилл уже присоединился к жандармам, это даже хорошо, — с горечью подумал он. — Было бы еще лучше, если б они к тому же сняли с Марии сигнальный передатчик. Оба передатчика и Кирилл в одной точке — вот то, что требуется! Два заряда „страйка“ превратят все в глубокую воронку, и тогда по крайней мере никто не доберется до Долли. Это все, что мне, быть может, еще удастся сделать. Если повезет…»

Святослав рассчитывал подобраться к противнику либо незамеченным, либо сделав вид, будто сдается. Вспомнились слова Филиппа: «Ты сам потом в такую заварушку угодишь, что еще неизвестно, кому из нас хуже будет».

Что ж, похоже, Филипп оказался прав и в этом…

Соблюдая максимальную осторожность, Святослав двигался в том направлении, откуда не так давно слышалась пальба, однако пока не замечал ровным счетом ничего. В очередной раз остановившись под прикрытием деревьев, Святослав поднял к глазам бинокль.

«Что за дьявольщина, куда все подевались? Охранникам незачем спешить как на пожар и сломя голову мчаться прочь отсюда. И особо прятаться тоже нужды нет…»

Через два десятка шагов Святослав очутился на краю глубокой низины: там кто-то лежал. На виду были только ноги и спина, голову скрывали нависавшие ветки кустарника. Фаддей, решил Святослав: на лежавшем не было формы жандармов. Он бросился туда и перевернул тело лицом вверх: перед ним был Кирилл. Без сознания, но живой, и на его шее поблескивала цепочка с сигнальным передатчиком. Осмотрев бесчувственное тело, Святослав убедился, что Кирилл даже не ранен, очевидно его сразили из парализатора. И бросили. Вместе с передатчиком. Тут Святослав вообще перестал что-либо понимать. Ситуация представлялась ему совершенно бессмысленной. Он вновь позвал через переговорник Марию и Фаддея, и на миг его сердце замерло в отчаянной надежде, что она отзовется, но ему по-прежнему никто не ответил. Тогда он стал искать переговорник Кирилла, чтобы связаться с Иоанном, не перенастраивая на его частоту собственный (вдруг Мария или Фаддей все же заговорят?), однако переговорника у Кирилла не оказалось, и ему пришлось воспользоваться своим.

— Иоанн, я нашел Искариота, он без сознания. Жандармов не обнаружил, хотя стреляли где-то здесь. У Искариота нет ни переговорника, ни импульсара, а маячок на месте.

— Я иду к тебе, — коротко сказал Иоанн. — Где ты?

— К юго-востоку от оврага. Ориентир — холм с раздвоенной вершиной. От него бери влево. Симон в состоянии идти?

— Нет.

— Тогда пусть остается в овраге. Захвати коробку с лекарствами, она в моем рюкзаке.

— Хорошо. Я уже иду.

Святослав, не теряя времени, пошарил вокруг в поисках Марии и Фаддея или каких-нибудь следов их стычки с охранниками, но, как и раньше, безуспешно. Впрочем, далеко он не отходил, чтобы не разминуться с Иоанном.

Иоанн появился очень быстро: он бежал, держа в правой руке автомат, а в левой коробку с лекарствами. Через несколько минут после укола амбира веки Кирилла дрогнули. Святослав безжалостно затормошил его, не обращая внимания на болезненную гримасу, исказившую его черты. Когда Кирилл наконец открыл глаза, Святослав, склонившись к его лицу, спросил:

— Что случилось? Кто тебя подстрелил?

Если он ждал, что сейчас все прояснится, то надежды не оправдались.

— Не знаю, — едва различимо выговорил Кирилл; было очевидно, что каждое слово дается ему с огромным трудом. — Я не видел. — И он снова закрыл глаза.

Святослав выпрямился.

— Иоанн, побудь с ним, а я поищу Марию и Фаддея. Если Искариот скажет что-нибудь еще, сообщи. Я иногда буду вызывать Марию и Фаддея на нашей частоте, поэтому, если сразу не отзовусь, повтори.

Рыская по зарослям, Святослав по-прежнему не находил никаких признаков боя. Или со дна оврага он неверно определил направление и стреляли где-то в другой стороне? Но Кирилл наверняка тоже ориентировался на звук выстрелов и пришел сюда же, а ошибиться оба они не могли. Безрезультатность поисков заставила Святослава пойти к месту, где он расстался с Марией и Фаддеем, и оттуда проследить, куда они направились. Он шел по их следам точно так же, как недавно они втроем шли по следам Симона, Иоанна и Кирилла. Отпечатки тянулись в сторону дороги, в том направлении, куда им и следовало двигаться после того, как они разделились. Потом на участке посуше почти непрерывная цепочка сменилась отдельными отпечатками, располагавшимися на значительном удалении друг от друга. Наконец Святослав достиг места, где явно что-то произошло: здесь было беспорядочно натоптано. Широкая полоса примятой травы тянулась вправо и пропадала за поросшим кустами пригорком. Святослав бросился туда и увидел Марию. У него перехватило дыхание. Он все-таки нашел ее! Живой или мертвой?

«Фаддей ошибся, он ошибся! — как заклинание твердил про себя Святослав, преодолевая последние отделявшие его от Марии метры. — Она упала, и Фаддей решил, что ее убили. Она жива, она обязательно жива!»

Мария действительно оказалась жива: как и Кирилла, ее подстрелили из парализатора. Однако делать ей укол амбира, чтобы привести в чувство, было нельзя: вторая доза менее чем за сутки, тем более с учетом того, что она вместе с Фаддеем и Святославом использовала еще дополнительно стимулятор другого класса, могла стать смертельной. Следовало дождаться, когда она очнется сама, а на это потребуется несколько часов. Святослав — уже в третий раз! — поискал цепочку с сигнальным передатчиком: запасной маячок, хранившийся у Марии, исчез! Значит, Мария и Фаддей столкнулись не со случайными встречными, которые по каким-то причинам обстреляли их (Святославу приходило в голову и такое), а с теми, кто охотился за маячком.

Взяв Марию на руки, Святослав отнес ее туда, где оставил Кирилла с Иоанном. Кирилл к этому времени уже окончательно пришел в себя.

— Выкладывай, как ты здесь очутился, — сказал Святослав.

Кирилл то и дело болезненно морщился, но соображал и говорил нормально.

— Когда Симон ушел, я проверил диск. Он работал. Симон и Иоанн не возвращались, и я взял переговорник, чтобы спросить, почему они застряли. Переговорник был у меня в руке, когда появилась птица. — Кирилл замялся и опустил глаза. — Она летела прямо на меня… И мне показалось, будто она похожа на тех тварей из зоны. Я… я растерялся. Бросил переговорник и схватился за КОР. Выстрелил из парализатора, но промахнулся. Птица пролетела мимо. Обычная птица… А я, когда топтался там, наступил на переговорник. Раздавил регулятор частоты. Когда раздались выстрелы, я решил, что Симон и Иоанн напоролись на кого-то. Взял импульсар и побежал туда, где стреляли. Последнее, что помню, — это как спустился в низину.

— Ничего не заметил перед тем, как тебя подстрелили?

— Нет, — виновато ответил Кирилл. — Там вроде бы никого не было.

Кто-то, однако же, там явно был, причем не очень далеко от Кирилла: максимальная дальность выстрела из парализатора была много меньше, чем при стрельбе из КОРа пулями. Допустим, подумал Святослав, жандармы к тому времени, когда появился Кирилл, уже обыскали Марию, обнаружили диск и поэтому на прочих им стало наплевать. Они подстрелили Кирилла, только чтобы он не мешал им… Но тогда они убили бы его. Парализатор используют, когда жертва нужна живой. Сначала так оно и было, жандармы старались захватить кого-нибудь, чтобы выяснить все насчет диска; благодаря этому обстоятельству уцелела Мария. Но Кирилл — почему они не убили Кирилла? Впрочем, вполне вероятно, что стрелявший не знал об уже найденном диске Марии, а сразу после выстрела получил приказ возвращаться. Охранники проделали все очень быстро… Быстро и чисто, не оставив никаких следов. Забрали диск, возможно, на всякий случай прихватили раненого Фаддея и ушли. Или же все было совсем не так… Совершенно не так.

Вечерние сумерки сгущались, превращая кусты и деревья в темные силуэты. Ночь была уже близка.

— Иоанн, — сказал Святослав, — сходи за Симоном и приведи его сюда. Нам надо собраться всем вместе. Хотя нет, лучше мы переберемся в овраг. Помоги Искариоту, а я возьму Марию. В овраге безопаснее.

Однако если то, о чем он думал, было правдой, непосредственная опасность им не угрожала. Дело обстояло намного хуже.

Кирилл едва переставлял ноги и, когда дошел, без сил опустился на землю, привалившись к камню, — переход в несколько сотен метров совершенно измотал его. Амбир прояснил его сознание, но физические реакции пока не восстановились полностью. Симон уже сидел, положив на колени автомат. Пришедших он встретил угрюмым взглядом и молча отвернулся. Святославу сейчас было некогда ни извиняться, ни что-либо объяснять.

— Иоанн, когда Мария очнется, спроси, куда делся ее передатчик. Хотя она вряд ли знает…

— Какой передатчик?

— У нее был запасной, такой же, как у меня. Об этом не знал никто, кроме нее, меня и еще Филиппа. Когда Мария придет в себя, сразу сообщи. Связь будем поддерживать на вашей частоте.

— Куда ты собрался?

— К мосту, на который выходит дорога. Если я прав, то еще есть шанс вернуть передатчик. Последний шанс. И я намерен им воспользоваться.

— А пояснее нельзя?

— Нет, извини. Раньше я ошибался, поэтому не буду говорить того, в чем пока не уверен. Если у меня ничего не получится, уходите от зоны подальше. Это приказ, понятно? Больше никакой самодеятельности! Упустив сигнальный маячок, соваться в зону уже незачем, разве что с охранниками пообщаться.

— Как насчет того, чтобы воспользоваться этим шансом на пару со мной?

— Нет, — повторил Святослав. — Что я один, что мы вдвоем — разницы нет. Ты лучше стреляешь, но у меня будет время прицелиться. Или его не будет ни у тебя, ни у меня.

Кирилл, немного оправившись, подал голос:

— Надо поискать Фаддея. Может, он тоже жив.

— Я искал, — сказал Святослав. — Там, где была Мария, его нет, а дальше тянется сплошной кустарник. Уже слишком темно, в кустах ничего не видно. Придется ждать до рассвета.

— У нас в рюкзаках есть фонари, — заметил Кирилл.

Иоанн кивнул.

— Я схожу за рюкзаками, а потом поброжу с фонарем в той стороне, где ты нашел Марию. Вдруг повезет.

— Я пойду с тобой, — заявил Кирилл. — Мне уже лучше.

Когда стало ясно, что возле Марии останется один Симон, Святослав сказал:

— Симон, мне надо поговорить с Марией, как только она очнется.

Симон никак не отреагировал, а Святослав, прикинув, что Мария придет в себя не скоро и к тому времени Иоанн с Кириллом уже наверняка вернутся сюда, не стал тратить время на объяснения с ним. Взяв переговорник Марии, он протянул его Кириллу:

— Надень, вдруг Фаддей очнется и позовет на нашей частоте. Но запомни: эта частота только для вызова Фаддея! Больше на ней ничего не должно быть слышно. Никаких твоих разговоров с Иоанном или чего-нибудь другого. Это очень важно!

— Думаешь, переговорник Фаддея попал в чужие руки?

— Пока мы точно не знаем, что произошло, такую возможность нельзя исключать.

Святослав бросил последний взгляд на Марию, затем зашагал прочь, но когда отошел на два десятка метров, Иоанн догнал его.

— Постой, командир! Не хочешь говорить о своих планах — ладно, но как быть с предателем? Нам надо знать, можем ли мы полагаться друг на друга.

Судя по тому, что Иоанн задал свой вопрос, когда другие не слышали, у него оставались кое-какие сомнения, и, поскольку Симон был теперь вне подозрений, эти сомнения, очевидно, относились к Кириллу.

— Среди вас предателя нет, — ответил Святослав.

— Значит, предателем был кто-то из погибших? Матфей?

«Не из действительно погибших, нет! Хотя он постарался, чтобы мы сочли его погибшим, и проделал все очень убедительно», — подумал Святослав, а вслух сказал:

— Матфей тут ни при чем. Пусть покоится с миром… Не забывай, что мне необходимо кое-что выяснить у Марии, и чем скорее, тем лучше.

— Хорошо. Удачи тебе.

Святослав пустился в путь без рюкзака, взяв с собой лишь оружие, бинокль, переговорник и еще некоторые мелочи, рассованные по карманам. Ночь выдалась лунной. Бледный и призрачный свет заливал землю, придавая ей налет ирреальности. Ночь и луна, царство теней и причудливых вымыслов. Было ли вымыслом то, о чем он сейчас думал? Было ли оно плодом его фантазии или так долго скрывавшейся истиной? Ответ на этот вопрос он получит возле моста, где все и решится. К мосту вела дорога, та самая, по которой Филипп три дня назад отправился к зоне, однако Святослав держался от нее подальше. Ночью, пусть даже светлой, идти по пересеченной местности было трудно, тем более что Святослав временами не шел, а бежал: чтобы не упустить тот единственный шанс, о котором он сказал Иоанну, следовало торопиться.

Чередуя размеренный бег с ходьбой, Святослав неуклонно двигался к цели. Иногда он переговаривался с Иоанном, спрашивая, не нашли ли они Фаддея, но ответ всякий раз был отрицательный. Симон пока хранил молчание — значит, Мария еще не очнулась. Святослав полагал, что Симон, как бы ни был зол на него, поручение насчет Марии все-таки выполнит. Короткий разговор с ней мог бы многое прояснить и превратить догадки в уверенность, однако похоже, что рассчитывать на это не приходится.

Бессонная предыдущая ночь и пройденные в погоне за Симоном и его спутниками километры давали о себе знать. Святослав чувствовал, как по спине стекают струйки пота, но упорно заставлял себя не сбавлять темпа. Тот, кого он должен опередить, наверняка идет по дороге, и в этом его преимущество — однако он идет, неся двадцатикилограммовый импульсар, а с такой ношей особо не разбежишься. К тому же, по мнению Святослава, его соперник не думает, что участвует в состязании, где ставка — жизнь. Конечно, медлить он тоже не станет, но он считает, что имеет в своем распоряжении солидный запас времени: пока сообразят, что же произошло… Может, за ним вообще не погонятся, решат, что бесполезно. Однако сомнительно, что он рассчитывает на последнее всерьез, а раз так, то должен предусмотреть, как отделаться от погони. Предатель был один против пятерых, а от зоны его отделяло полторы сотни километров — по меркам пешего расстояние немалое. Вряд ли его устраивает перспектива то и дело оглядываться назад в ожидании выстрела. Святослав полагал, что он намерен устроить засаду в таком месте, которого никому из них не миновать: на мосту. Перебраться через реку вплавь они не смогли бы из-за оборудования Кирилла, а предатель — из-за импульсара. Кто на кого теперь устроит засаду, зависело от того, кто первым доберется до моста.

Наконец впереди тускло блеснула серебристая лента реки; Святослав осмотрел в бинокль противоположный берег — никого. Однако это не означало, что там действительно никого нет. Река, широкая и глубокая, не позволяла Святославу обойтись без моста. Во-первых, КОР, которым он собирался воспользоваться, попав в воду, вышел бы из строя, во-вторых, температура воздуха была градусов пять, воды — и того меньше, а разводить костер нельзя. Выбора нет.

«Ну что ж, — подумал Святослав, разглядывая холмы на другом берегу, — если он уже там, мне крышка. Сейчас проверим…»

Он побежал вдоль реки и через пару минут ступил на мост, зная, что виден здесь как на ладони. Его нервы были напряжены в ожидании ослепительной вспышки-молнии импульсара, но вокруг было темно и тихо, только снизу доносился плеск воды. Благополучно пробежав через мост, Святослав метнулся в кустарник, торопясь укрыться, а затем поднялся на вершину холма слева от дороги.

«Успел, успел!» — билось у него в голове.

Смахнув ладонью заливавший глаза пот, он выбрал местечко поудобнее и залег между двумя неприметными плоскими камнями, каких тут было множество. Теперь оставалось ждать.

Евангелие от Марка, глава 14.

10 И пошел Иуда Искариот, один из двенадцати, к первосвященникам, чтобы предать Его им.

Евангелие от Матфея, глава 26.

15 И сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребреников;

16 И с того времени он искал удобного случая предать Его.

Евангелие от Марка, глава 14.

32 Пришли в селение, называемое Гефсимания; и Он сказал ученикам Своим: посидите здесь, пока Я помолюсь.

Евангелие от Луки, глава 22.

41 И Сам отошел от них на вержение камня и, преклонив колена, молился…

45 Встав от молитвы, Он пришел к ученикам, и нашел их спящими от печали,

46 И сказал им: что вы спите? встаньте и молитесь, чтобы не впасть в искушение.

Евангелие от Матфея, глава 26.

45…вот, приблизился час, и Сын Человеческий предается в руки грешников;

46 Встаньте, пойдем: вот, приблизился предающий Меня.

Евангелие от Марка, глава 14.

43 И тотчас, как Он еще говорил, приходит Иуда, один из двенадцати…

Евангелие от Матфея, глава 27.

3…Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и раскаявшись, возвратил тридцать сребреников первосвященникам и старейшинам,

4 Говоря: согрешил я, предав Кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? смотри сам.

5 И бросив сребреники в храме, он вышел, пошел и удавился.

Глава 14

Святослав ждал минут сорок. Все это время он не отрывал от глаз бинокль, высматривая на дороге человеческую фигуру. От моста дорога поднималась на возвышенность и хорошо просматривалась до самой вершины. По одну сторону от нее тянулся жиденький лесок, по другую — клочковатые луга, кое-где поросшие кустарником и чахлыми деревцами. Освещенная лунным светом дорога была пустынна.

«А если он перебрался через мост до меня и, не задерживаясь, отправился дальше? — с тревогой подумал Святослав. — Чешет к зоне, а я лежу тут и любуюсь пейзажем… Но не мог он добраться сюда первым! По дороге идти легче, однако лишние двадцать килограммов что-нибудь да значат! — убеждал самого себя Святослав. — И дальше он просто так не пойдет. Если б он рассчитывал только на то, что опередит нас, тогда не потащил бы с собой импульсар. С ним он проигрывает в скорости. Импульсар нужен ему, чтобы устроить засаду, а где ее еще устраивать, как не здесь? Нет, он должен прийти! Ну давай же, давай! Хватит топтаться, шевелись! Я уже жду тебя».

Словно откликнувшись на этот безмолвный призыв, на дороге появилась чья-то фигура. Коренастая фигура с рюкзаком за спиной и импульсаром через плечо. В бинокль Святослав различал даже шапку курчавых волос и такую же курчавую бородку. Фаддей. Тот, кого он и ждал. На сей раз он не ошибся.

Фаддей шел размеренной походкой человека, экономящего силы для предстоящего долгого пути.

«Вот тут ты заблуждаешься, — с холодной решимостью подумал Святослав. — Дальше тебе ходу нет».

Фаддей был уверен, что прибыл сюда первым, он даже не стал осматриваться, прежде чем вступить на мост. Дорога вела под уклон, и он шагал по ней не останавливаясь. Святослав следил за каждым его движением, готовый, если тот возьмется за бинокль, совсем скрыться за камнем, однако бинокль болтался у Фаддея на груди. Святослав решил подпустить его поближе: парализатор для больших расстояний не годился. К тому же Фаддея необходимо уложить с первого выстрела, чтобы он не успел воспользоваться импульсаром. Святослав дал Фаддею спокойно пройти по мосту и добраться до берега. Там он остановился, не торопясь осмотрелся, а затем направился к тому же холму, где засел Святослав.

«Похоже, что мы с ним выбрали одно и то же место для засады. Забавно».

Тщательно прицелившись, Святослав нажал кнопку парализатора: регулятор мощности, как и в случае с Симоном, он установил на половину стандартного. Фаддей рухнул на землю, под тяжестью своей ноши опрокинувшись на спину. Автомат, который он нес в руке, выпал из разжавшихся пальцев. Святослав, держа наготове КОР, сбежал вниз. Фаддей был без сознания. Святослав снял с него рюкзак, отложил подальше импульсар, вынул из-за пояса КОР, потом достал из кармана своей куртки заранее запасенную веревку и стянул ему руки за спиной, после чего проделал ставшую уже привычной за последнее время процедуру: набрал в шприц стимулятор и ввел его Фаддею. Повторная инъекция амбира допускалась не менее чем через двадцать четыре часа после первой, иначе существовала угроза коматозного состояния. После укола, сделанного в предыдущую ночь, необходимый срок уже миновал. Через несколько минут Фаддей должен очнуться. Когда это произошло, первый вопрос задал он, а не Святослав. Открыв глаза и увидев Святослава, он спросил:

— Как ты очутился здесь так быстро?

— Вышел раньше, чем ты рассчитывал. Сразу, как только нашел Марию и обнаружил, что передатчика нет.

— Почему? Ты же считал предателем Симона.

— У меня была «сыворотка правды».

— A-а… Я про нее не знал. Думал, ты с ним долго провозишься и меня заподозришь не раньше, чем расспросишь Марию.

— Как ты узнал про ее передатчик?

Об этом он хотел спросить Марию: говорила ли она Фаддею о втором экземпляре? Если б она ответила «да», последние сомнения улетучились бы и он посоветовал бы Иоанну и Кириллу не тратить зря времени на поиски Фаддея.

— Она сама проболталась. Мы обсуждали, что будет, когда ты доберешься до Симона. Я сказал, что, если завяжется потасовка, передатчик могут повредить. Тогда Мария показала запасной, и мне стало незачем гнаться за Симоном. Проще было забрать дубликат у нее.

«Я убедил ее, что предатель Симон, и она решила, что больше нет нужды скрывать что-либо от других, — подумал Святослав. — А в итоге это обернулось ловушкой для Фаддея, ловушкой, которую мне устроить не удалось».

Фаддей криво усмехнулся:

— Теперь тебе полагается спросить, зачем я это сделал.

— Так зачем?

— Не возражаешь, если я сяду? Как-то неудобно разговаривать лежа. Сунь мне за спину рюкзак.

Святослав подошел к нему сбоку, чтобы не получить удар ногой, и Фаддей, догадавшись, сказал:

— Тебе нечего опасаться. Я слишком устал…

— Почему ты нас предал?

Фаддей немного поерзал, устраиваясь поудобнее, затем заговорил:

— Я знаю, что ты все равно убьешь меня, поэтому врать нет никакого смысла. Я мог бы и вообще ничего не говорить, но не хочется, чтобы вы считали, будто я законченный подонок и все дело только в этом. Вы глупцы, вот что я скажу тебе, командир! Думаете, что раз Долли гений, он знает, как все изменить здесь? Открой глаза пошире и посмотри по сторонам! Тут одни свалки, развалины и всякие выродки. Бандиты, психи и мутанты. Нормальных уже почти нет, а которые есть, обречены на вымирание. Вокруг нас — большая выгребная яма. На выгребной яме ничего не построить, командир! Слышишь? Ничего! Чтобы понять это, не надо быть гением. Здесь если что и изменится, то только к худшему. Хотя хуже уже вроде некуда… Вот первая причина, по которой я вас предал. Я не верю, что от вашей затеи будет хоть какой-то толк. Не будет, помяни мое слово!

— А вторая причина? — спросил Святослав, не желая даже самому себе признаться в том, что слова Фаддея проникли в его душу гораздо глубже, чем следовало… Наверное, потому, что тень сомнения появлялась там и раньше.

— Первая была для меня важнее, чем вторая, уж ты поверь мне… А вторая банальна — меня купили. Если б не очевидная безнадежность всего дела, я бы не продался, а так… Отказаться было бы глупо.

— Что тебе пообещали?

— То, о чем мечтает каждый, кого угораздило здесь родиться: нормальную жизнь. В любой стране по моему выбору, для меня и моей жены. Кроме нее, у меня никого нет. Она дважды рожала — и оба раза мертвых… Доктор сказал, что при третьих родах она тоже умрет, если только не попадет в настоящую клинику. А где ей тут взяться, настоящей-то клинике? Может, в туннелях под Москвой последняя и сохранилась, а скорее и там уже ничего нет, одни крысы, как говорил Симон.

— Ради себя и жены ты готов предавать и убивать? Нет ничего, что оправдало бы это.

Фаддей резко дернулся, и Святослав напрягся, помня, что имеет дело со сталкером, которому нечего терять. Но Фаддей лишь приподнялся повыше, потом сказал:

— Давай начистоту, командир, без дураков! Я ничего не приукрашиваю, но и ты не изображай девичью невинность! Скольких ты убил в зонах? Ты и каждый из вас? И не ради высоких идей, а ради еды, медикаментов, оружия, оборудования. Короче, ради того, чтобы выжить. Я тоже старался выжить, вот и все. Я такой же, как вы, хотя ты не хочешь этого признать.

— Ты предал своих.

— Своих? Кого я должен считать своими? Каждого, кто здесь родился? Волчар, психов, уродов, озверевших сектантов — их тоже?

— Мы не они.

— Я не знал вас тогда… Двенадцать человек, с которыми я никогда не встречался. Как те, кого сталкеры убивают в зонах.

— А Книжник?

На лицо Фаддея набежала тень.

— Я не хотел его смерти! Не подумай, что я оправдываюсь, но, если честно, потом я уже и вам зла не желал. Только было поздно… Когда ты заявил, что дальше не пойдешь, я даже обрадовался. Решил ночью уложить вас всех из парализатора, взять твой передатчик и добраться до зоны в одиночку. Но Симон меня опередил. А потом Мария проговорилась про второй передатчик.

— Зачем ты подстрелил Искариота? Он тебя даже не видел.

— Ради импульсара. Я надеялся, что вы за мной не погонитесь, но если погонитесь… У меня не было выбора. Я собирался ждать у моста целый день, чтобы или уж точно знать, что на хвосте у меня никого нет, или разделаться с вами здесь.

«И все же он не убил ни Кирилла, ни Марию, хотя ему было выгоднее заставить ее замолчать навсегда. Ведь он считал, что мы заподозрим его лишь тогда, когда Мария расскажет, как все было. Скажет, что не видела нападения, и тогда я пойму, что он обманул нас. Пойму, что, когда он кричал: „Мария, ложись!“ — она была уже без сознания и подстрелил ее он сам. Раньше он действительно пытался убить ее, а теперь не стал…»

— Что ты должен был сделать, если бы пришел в зону Долли вместе с нами?

— Сообщить жандармам на условленной частоте, что мы на месте. На близком расстоянии для этого достаточно переговорника, в твоем «Вороне» я не нуждался.

— Что потом?

— Это все. Моя задача сводилась к тому, чтобы предупредить их. Наверное, когда я связался бы с ними, они сообщили б, что делать дальше, но сейчас мне больше ничего не известно.

— Не врешь?

— Зачем? — устало отозвался Фаддей. — Если б я мог как-нибудь помочь вам, то помог бы. Правда.

— Я тебя все равно пристрелю, — безнадежно сказал Святослав, испытывая вместо прежней ненависти одну опустошенность.

— Я знаю. Давай кончать с этим. Не хочу встречаться с остальными. Они ведь придут сюда?

— Да.

— Обойдемся без них, командир.

Святослав поднял КОР.

— Постой! — торопливо произнес Фаддей. — Один вопрос. Это, конечно, ерунда, но все-таки… Вы меня похороните или так бросите?

«Господи, а я-то мечтал о той минуте, когда всажу пулю в предателя, — с тоской подумал Святослав. — Почему все происходит совсем не так, как предполагаешь? Совсем не так… Но я не могу отпустить его. Из-за него погибли Книжник и Филипп, он убил Старшего… И спас нас всех от сектантов. Сохранил жизнь Марии и Кириллу, хотя мог убить их. Зачем все это, зачем?..»

— Похороним, — сказал он вслух. — Я обещаю.

— Ну и ладно, — удовлетворенно кивнул Фаддей.

— Послушай, Фаддей, у меня тоже есть один вопрос. Если б ты пришел сюда первым и засек нас на мосту, ты бы правда нас прикончил?

В чертах Фаддея отразилась неуверенность; похоже, он сам не знал ответа на этот вопрос. Потом, нахмурившись, резко бросил:

— Да, конечно да. Стреляй, чего ждешь? Стреляй!

Палец Святослава дернулся, и он спустил курок.

Он выстрелил в голову, чтобы убить сразу, первой же пулей. Тело Фаддея завалилось набок. Святослав развязал стягивавшую его руки теперь уже ненужную веревку. Он сидел рядом с трупом на сырой холодной земле, и его колотил озноб — то ли от физического перенапряжения, то ли оттого, что ему было тошно, как никогда прежде. Святослав заставил себя подняться, распаковал рюкзак Фаддея и достал оттуда еду и спальник. Сначала он испытывал неловкость из-за того, что пользуется вещами человека, которого только что убил, но потом подумал, что Фаддей был бы не против. Разогревая консервы, он включил переговорник и сообщил о смерти Фаддея, потом спросил:

— Как Мария?

— По-моему, она скоро очнется, — ответил Иоанн. — Тебе надо поговорить с ней?

— Нет, уже нет. Фаддей сам все рассказал… Отдохните до утра, а утром идите к мосту. Особо не спешите, выспитесь как следует. Я здесь тоже посплю.

— Где ты находишься? Вдруг ты еще спать будешь, когда мы придем.

— Я на холме слева от моста. На той стороне, которая обращена к реке. Да, вот еще что: по дороге не ходите. Мало ли что взбредет в голову жандармам. Дорога хорошо просматривается с воздуха. Если они надумают сделать парочку контрольных вылетов, могут вас засечь. Держитесь ближе к лесу, подальше от открытых мест.

— Ясно. Все будет в порядке.

Когда Святослав поел и уже разложил спальник, Иоанн связался с ним снова.

— Командир, у нас проблема. С Симоном. Он заявил, что поможет донести снаряжение до моста, потому что без него нам все не дотащить, но дальше с нами не пойдет.

— Он это серьезно?

— По-моему, да, — удрученно подтвердил Иоанн.

— Гм… А вообще он как?

— Со мной не разговаривает. Только по делу, насчет вещей.

— Может, остынет, пока дойдете?

— Не похоже… Я подумал, что тебя надо предупредить.

— Правильно. Постараюсь что-нибудь придумать. Ну, до встречи.

Однако Святослав осознавал, что ему вряд ли удастся удержать Симона. Симон был самым упрямым в отряде, и если он решил уйти, то уйдет, что бы ему ни говорили. Вздохнув, Святослав как был, в куртке, забрался в спальник. Он слишком устал, в голове гудело, мысли путались. Сейчас он хотел одного: как следует согреться. Молнию спальника до конца не застегнул и КОР положил под правую руку, хотя обнаружить его тут, под прикрытием кустов, с воздуха было практически невозможно. Сначала Святослав лег на бок, затем повернулся на спину. Голова слегка болела. Он подумал, что надо принять таблетку, но из-за овладевшей им апатии шевелиться не хотелось. Лежать бы так и лежать, глядя на звездную россыпь в вышине. Кое-где ее закрывали невидимые в темноте облака. Уплыть бы на них куда-нибудь… Все равно куда, лишь бы прочь отсюда. Прочь от грязи, запустения и дикости. Прочь от лежавшего неподалеку мертвого тела. Прочь от бесплодных сожалений и точивших сердце сомнений. Прочь от того, что еще предстоит сделать. И от самого себя, своего жестокого прошлого, тревожного настоящего и зыбкого будущего. Святослав сам не заметил, как заснул.

— Эй, командир, мы пришли, — раздался рядом голос Иоанна.

Святослав разлепил тяжелые веки. Около него стояла вся четверка. Они скинули тяжелые рюкзаки, а Святослав выбрался из спальника и посмотрел на часы: было без пятнадцати двенадцать.

— Что-то вы рано заявились! Я же велел вам как следует отдохнуть.

— Мы лучше здесь отдохнем. — Мария села на свой рюкзак, объемистый, но не тяжелый, поскольку он был набит спальниками и одеждой всей компании — самый легкий груз, без оружия, оборудования, консервов, — все это Иоанн, Кирилл и Симон распределили между собой.

Святослав спустился к реке, плеснул в лицо холодной воды, чтобы прогнать остатки цепкого сна, потом вернулся и, ни к кому не обращаясь, сказал:

— Я обещал Фаддею, что мы его похороним. Если не хотите, я займусь этим один.

Кирилл стиснул зубы так, что на скулах проступили желваки, затем процедил:

— Без меня, — и отошел в сторону.

Он уже узнал от Иоанна о смерти Книжника, и Святослав чувствовал, что Кирилла сейчас лучше не трогать. Впрочем, Святослав никому не собирался навязывать свое решение. Наметив место под могилу наверху, там, где он лежал в засаде, он наклонился над телом Фаддея, чтобы перетащить его туда. Чьи-то руки протянулись с другой стороны — Иоанн. Вдвоем они отнесли Фаддея наверх. Мария шла за ними следом. Когда начали копать могилу, к ним присоединился Симон.

Кирилл сидел у реки, на валуне возле самой воды, повернувшись спиной к каменистому склону холма.

Пока рыли яму, опускали туда тело и забрасывали землей, почти не разговаривали, а когда закончили, Святослав коротко сказал:

— Он сделал не все самое худшее из того, что мог сделать.

Все устали и решили сегодня дальше не идти, а Симон дальше вообще не собирался.

— Я здесь заночую и уйду завтра утром, — произнес он, не обращаясь ни к кому в отдельности.

— Давай поговорим, — предложил Святослав.

— Мне с тобой говорить не о чем, — ледяным тоном ответил Симон и отвернулся.

Если б он кричал и ругался, Святослав подумал бы, что еще есть шансы уговорить его, а холодная враждебность таких шансов не давала. Все же он предпринял еще одну попытку:

— Послушай, Симон, хочешь, врежь мне по морде. Я это переживу.

— Отвяжись! Иначе я уйду прямо сейчас.

«Он действительно уйдет… Вот незадача! Глупо все получилось. Никудышным командиром я оказался. Напрасно Филипп считал, что у меня получится лучше, чем у него. Наверно, Симон так взбеленился из-за „сыворотки правды“. Конечно, узнать, что кто-то постоянно подозревал тебя в предательстве, тоже приятного мало, но сыворотка — метод жандармов. Он воспринял это как подлый удар в спину с моей стороны».

Когда позже Святослав заговорил с Кириллом, тот тоже огрызнулся:

— Оставь меня в покое! Мне не нужны ни твои объяснения, ни извинения! Как ты посмел скрыть от меня смерть Книжника? Он мой отец — ты забыл об этом, забыл?! Или, по-твоему, я малолетний ребенок, за которого старшие решают, что ему надо знать, а что нет? Ты мне больше не друг. Скотина ты, вот кто!

«Ну, кому еще охота дать мне зуботычину и попинать, как грушу для битья? — подумал Святослав. — Подходите, не стесняйтесь!»

Мария сразу после похорон Фаддея улеглась спать. Иоанн, хотя тоже устал, пока не ложился и слонялся вокруг лагеря, не находя себе места. Было очевидно, что он переживает из-за ссоры с Симоном. По дороге к мосту Иоанн не раз пытался помириться с ним, но Симон не простил того, что он по указке Святослава заманил его в западню. Все старания Иоанна разбивались о полное враждебности молчание Симона, не отвечавшего ему ни слова.

День казался Святославу долгим и каким-то особенно унылым, видимо потому, что их маленький отряд оказался расколотым на две части. Разногласия случались и раньше, последнее, наиболее существенное, произошло совсем недавно, когда Симон, Иоанн и Кирилл втроем ушли к зоне, но тогда это было не по-настоящему, потому что на самом деле он вовсе не собирался поворачивать назад. А Симон действительно уходил от них…

Марии тоже не удалось переубедить его. Едва она заговорила о том, что он напрасно разозлился, как Симон грубовато отрезал, что в советах не нуждается и в своих делах разберется сам.

Поужинали рано, едва только начало смеркаться, и Святослав заявил, что будет дежурить первым и посидит подольше, потому что уже выспался, а потом две коротенькие смены достанутся Искариоту и Иоанну. Симона он не упомянул, поскольку тот уже был как бы сам по себе.

Все улеглись и, наверное, заснули, а Святослав сидел, глядя на реку. В ночной темноте она была почти невидима, выдавая себя лишь плеском волн да тянувшей с воды сыростью. Впрочем, сыро было везде. Над водой стлался туман, сквозь него смутно серел мост, на противоположной стороне поднималась вверх дорога, по которой все они недавно прошли. На этом берегу остался навсегда Фаддей. Их стало пятеро, а завтра будет четверо…

Среди ночи Симон вылез из спальника и удалился в темноту. Когда он вернулся и лег обратно, Святослав сказал:

— Знаешь, я собирался еще раз извиниться перед тобой, но потом передумал. Не за что мне просить у тебя прощения. Ни у тебя, ни у других, кого я подозревал. А подозревал я даже мертвых. После того как кто-то попытался убить Марию в зоне с тварями, мой список состоял из пятерых человек: тебя, Матфея, Фаддея, Иоанна и Фомы. После деревни сатанистов Фома перешел из группы живых подозреваемых в категорию мертвых, вместе с Матфеем. Я отвел ему последнее место, но полностью не исключал. Скажешь, что я сволочь? Скажи. Я и сам иногда так думаю. Фому мы все любили, и я поставил бы свою жизнь на то, что он невиновен, но не жизнь Долли. Почему ты претендуешь на то, чтобы я верил тебе больше, чем Фоме, например? Я был бы рад верить всем, но после гибели Книжника это стало невозможно. Думаешь, мне легко было тащить такой груз, о котором вы и понятия не имели? Легко перебирать имена, гадая, кто собирается подставить всех нас и Долли? Ломать голову над тем, как вывести предателя на чистую воду? Да, я ошибся. Сначала с тобой, потому что ты взял мой передатчик, а потом с Искариотом. Когда выяснилось, что ты ни при чем, я решил, что предатель Искариот. Мы дружим с детства, и все равно я подумал, что это он. Если я виноват перед тобой, тогда и перед другими, кого подозревал, тоже. А как мне было не подозревать их, когда я знал, что кто-то среди нас предатель? Если же ты злишься из-за «сыворотки правды», то объясни, как мне следовало поступить, как удостовериться в том, что ты не врешь. Придумаешь лучший способ — я попрошу прощения за то, что оказался тупицей и плохим командиром. А если нет, если ничего не придумаешь, тогда постарайся быть ко мне справедливым. И к Иоанну тоже. Поставь себя сначала на мое место, потом на его. Мы прошли вместе долгий путь, и это не слишком большое одолжение.

Симон не произнес в ответ ни слова и вообще никоим образом не подал вида, что слышал.

«Я сделал все, что мог, — подумал Святослав, — но, похоже, не нашел нужных слов. Или таких слов не существует вовсе…»

На рассвете все встали. Иоанн — он был дежурным — спустился к реке за водой, а Кирилл, раздевшись до пояса, умывался, расположившись на большом плоском камне, углом выступавшим в реку. Местечко было удобным, позволяя добраться до чистой воды, не пачкая сапоги на глинистой береговой кромке, и Мария, тоже облюбовав его, дожидалась своей очереди.

Иоанн недовольно сказал:

— Дали бы мне сначала воды набрать, а то замутили все, — и пошел выше по течению, отыскивая другое подходящее место, чтобы не лезть в грязь.

Святослав тем временем занялся своим КОРом. Это оружие в походных условиях имело один недостаток: при сырой погоде оно нуждалось в тщательном уходе и периодической проверке, иначе его наиболее капризная половина — парализатор — могла отказать. Разобрав КОР, Святослав убедился, что все в порядке, и хотел было собрать его обратно, но тут заметил, что Симон начал упаковывать свой рюкзак.

«Похоже, он не собирается с нами завтракать и уже уходит», — подумал Святослав и, отложив КОР, поспешно направился к Иоанну, чтобы сообщить об этом. Сам он исчерпал все средства для примирения с Симоном, но, может, Иоанн предпримет еще одну попытку? Во всяком случае, следовало сказать ему, что Симон собирает вещи.

Получилось так, что в лагере остался один Симон, прочие же были у реки. Кирилл и Мария еще стояли на камне, поменявшись местами: Мария, опустившись на колени, умывалась, а Кирилл ждал ее. Святослав, пройдя мимо них, через десяток метров встретился с появившимся из-за куста Иоанном, который возвращался, набрав воды.

— Кажется, Симон покинет нас прямо сейчас, — сказал Святослав. — Он складывает вещички и, по-моему, настроен серьезно.

— Вот черт! Тебе не удалось уговорить его?

— Нет. Попробуй ты.

— Я уже пробовал, да все без толку… Ладно, хотя бы попрощаюсь с ним.

Святослав забрал у Иоанна ведро.

— Иди, я донесу. Мне он на прощание разве что по зубам даст. Надеюсь, тебе повезет больше.

Иоанн сделал всего пару шагов, как вдруг из-за изгиба реки лавиной выкатилась стая диких псов. Встреча с такой стаей для человека означала схватку не на жизнь, а на смерть. Волки убивали, когда были голодны, а дикие собаки убивали всегда. Они бежали по берегу между рекой и холмом, стремительно надвигаясь на лагерь, где был один Симон. Однако для него там имелось безопасное убежище — крепкое высокое дерево с ветвями, начинавшимися на высоте человеческого роста. Симону было достаточно ухватиться за нижнюю ветку, подтянуться и затем перебраться повыше, чтобы стать недосягаемым для стаи. В отличие от него прочим, хотя они находились дальше от стаи, деваться было некуда, рядом рос лишь редкий кустарник. И на всех четверых единственным оружием был КОР Иоанна. Симон, даже стреляя с обеих рук, из КОРа и автомата одновременно, не смог бы остановить поток темных спин и оскаленных морд. Попытайся он это сделать — и стая смела бы его, после чего разорвала бы и остальных. Очевидно, Симон понял это сразу, потому что даже не взял в руки автомат. Он сначала оглянулся на застигнутую врасплох у воды четверку, затем метнулся к импульсару. Одного выстрела из импульсара в центр стаи было достаточно, чтобы покончить с ней, но расстояние между псами и Симоном было уже слишком мало, передних отделяло от него всего несколько прыжков. Прикончив стаю, он неизбежно погиб бы и сам, очутившись внутри смертельной зоны. Несмотря на это, он схватил ипмпульсар и крикнул:

— Глаза! Закройте глаза!

Серый рассвет прорезала ослепительная белая молния, показавшаяся невероятно яркой даже через зажмуренные веки. Вспышка, докатившаяся до них приливом тошноты и головокружения. Когда в следующую секунду они открыли глаза, все было кончено, стремительно мчавшаяся стая превратилась в груду трупов, а всего в пяти метрах от бежавшего первым крупного серо-бурого вожака, похожего на овчарку, неподвижно лежал на боку Симон, лицом вниз, рядом с выпавшим из его рук импульсаром. Все бросились к нему. Он был еще жив. Иоанн и Святослав перевернули его на спину. Кровь пузырилась на его губах и текла из носа и ушей, а глаза, хотя были открыты, уже ничего не видели — от разряда импульсара лопались мелкие сосуды.

— Симон, — позвал Иоанн, осторожно сжав его пальцы.

Свободная рука Симона зашевелилась, словно он что-то искал на ощупь, и успокоилась, когда Святослав накрыл ее своей ладонью. Окрашенные кровью губы Симона дрогнули.

— Вы оба… задницы… но я бы… не ушел, — с трудом выговорил он.

Наверное, он очень хотел сказать им это, потому что в его чертах сквозь маску боли проступило умиротворение, а потом на лицо пала тень смерти.

Они похоронили его в полукилометре от реки, по другую сторону холма. Если б Фаддей не был предателем, они бы вырыли вторую могилу рядом с первой, а так, не сговариваясь, выбрали другое место.

Теперь их было всего четверо.

В этот день они прошли совсем немного. Настроение у всех было подавленное. Иоанн неизменно держался позади и на привалах отмалчивался, лишь односложно отвечая на обращенные к нему вопросы. За время похода он сблизился с Симоном и теперь переживал его смерть тяжелее других.

Под вечер они двигались кочковатым лугом, прижимаясь к кромке редкого леса. Сероватая пелена моросящего дождя скрывала тянувшуюся слева дорогу, на которую Святослав не решался выходить, хотя в такую погоду заметить их можно было, только столкнувшись нос к носу. Однако для некоторых видов датчиков дождь не являлся серьезной помехой, и как ни мала была вероятность того, что жандармы вышлют на дорогу машину, оснащенную техникой слежения, Святослав все же предпочитал не рисковать. Чем ближе подходили они к зоне, тем осторожнее следовало себя вести.

Оступившись, Иоанн едва не потерял равновесие, с трудом удержавшись на ногах под тяжестью рюкзака.

— Встряхнись, — жестко сказал ему Святослав. — Смотри под ноги и думай о том, что видишь. О том, куда поставить ногу, чтобы не грохнуться, и где укрыться, если заметим что-либо подозрительное. Все прочее выбрось из головы! Понятно?

Иоанн окинул его неприязненным взглядом и стал поправлять съехавший набок рюкзак. Святослав помог приладить рюкзак поудобнее, затем уже мягче продолжил:

— Иоанн, я тоже не бесчувственное бревно, как ты, наверно, сейчас подумал. Но Симон погиб не только ради нас, а и ради того, что мы должны сделать. Поэтому соберись! Каждому из нас предстоит поработать за двоих.

— Я готов, — буркнул Иоанн. — Поскользнуться каждый может — что ты ко мне прицепился?

— Ладно, забудем, — примирительно произнес Святослав. — Я тебе советую то, что мне самому не помешало бы…

Последние три смерти, Фомы, Филиппа и Симона — Фаддей был здесь не в счет, — легли на его сердце кровоточащим следом — неизбывной болью, которая останется с ним навсегда. Он знал, что со временем она притупится и, если ему суждено прожить долгие годы, даже забудется, отступив в туманную даль прошлого, но не исчезнет совсем, а лишь затихнет, чтобы внезапно, пробудившись от случайного намека или воспоминания, настигнуть его вновь, вспыхнув с режущей душу первоначальной остротой.

Когда едва-едва начало смеркаться, Святослав заявил, что на сегодня пройдено достаточно. Спешить пока было незачем: им надо добраться до зоны Долли не раньше, чем там после устроенного Филиппом представления все уляжется. Иоанн занялся приготовлением обеда, совмещенного с ужином, — днем они кое-как перекусили, не разогревая. Святослав подумал было, не освободить ли его от дежурства и не приготовить ли обед самому, но потом решил, что не стоит, дела все-таки отвлекают от невеселых мыслей.

После еды Иоанн неожиданно сказал:

— Раз у нас есть «Ворон», можно поймать какую-нибудь станцию. Радио женевцев.

Они никогда не делали этого прежде, так как обычно слишком уставали и сразу ложились спать. Иоанн вспомнил про радио потому, что ему было невыносимо тоскливо, а спать пока не хотелось и надо было чем-то заполнить томительную пустоту долгого, унылого вечера. Святослав достал «Ворон» и покрутил ручку настройки. В серые сумерки ворвался низкий, хрипловатый голос певицы-француженки. Он плыл над пустынными, неприветливыми холмами и ложбинами, над заболоченными лугами и перелесками, над оставшейся позади рекой и двумя могилами — плыл отзвуком другой Вселенной, такой же далекой, как звезды над их головами, и такой же недосягаемой. Иоанн вслушивался в этот чужой голос, напряженно сдвинув брови.

— О чем она поет? Я французский плохо знаю.

— Я переведу, — вызвался Кирилл. — Примерно так: помнишь, как мы встретились в баре? Ты сидел у стойки, и на твоем лице плясали отблески разноцветных огней рекламы. Ты посмотрел на меня, а я на тебя, и уличный шум и разговоры других посетителей сразу смолкли. Бармен что-то спрашивал, но мы не слышали, а стук стаканов превратился в нежный перезвон колокольчиков. Красивая песня.

Иоанн резко поднялся и скрылся в темноте. Кирилл недоуменно посмотрел ему вслед:

— Что с ним? Я же только перевел слова.

Мария тихо сказала:

— Это песня не для нас. Не для нас, понимаешь? Выключи.

Голос певицы оборвался на полуслове. Святослав встал и пошел за Иоанном. Тот стоял, прислонившись к дереву, в десятке метров от лагеря. Шершавая кора сочилась влагой, и ветер стряхивал с листьев капли недавно прекратившегося дождя.

— Ты в порядке? — спросил Святослав.

— Да, все нормально.

Помолчав, Иоанн заговорил снова, медленно и вместе с тем отрывисто:

— Знаешь, у меня такое странное чувство, будто мы умерли. Или застряли где-то между жизнью и смертью. В сумерках на грани ночи и дня. День закончился еще до нас, и теперь нам предстоит шагнуть в ночь. А может быть, перешагнуть через ночь…

На его лице появилось выражение глубокой задумчивости, которая всегда служила Святославу напоминанием о том, что Иоанн склонен к мистицизму; затем это выражение пропало, сменившись тенью загнанного вглубь страдания, и он устало сказал:

— Извини, но я хочу побыть один.

Святослав кивнул и повернул обратно: существуют вещи, с которыми каждый должен справляться сам.

Сырой стылый воздух стлался над темной землей, окутанной испарениями, и даже голос ветра звучал сипло и безнадежно.

Евангелие от Иоанна, глава 15.

11. Сие сказал Я вам…

13. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих.

Глава 15

Название зоны Долли происходило от имени первого животного, полученного методом клонирования в 1997 году английскими учеными. Это была овца по кличке Долли. В начале следующего века практически все страны подписали международное соглашение о запрещении клонирования людей и проведения научных исследований в этом направлении, однако закон — одно, а реальность подчас совсем другое.

Святослав понятия не имел, каким образом Книжник подобрался к информации о зонах Долли с людьми-клоннерами (самих клоннеров тоже называли «овечками Долли», или просто «Долли»), и даже установил связь с кем-то из них. За годы общения с Книжником Святослав так и не разобрался в том, был ли он членом — а возможно, даже главой — некоей организации или просто незаурядным человеком с обширным кругом личных знакомств и большим авторитетом в этом кругу. Однажды Святослав спросил его об организации напрямик, но Книжник ответил уклончиво, его слова можно было истолковать и так и этак, и Святослав в дальнейшем вопросов не задавал. Как бы то ни было, Книжник обладал информацией, которая отсутствовала в банках данных компьютерной сети жандармов, располагавших сведениями обо всех других зонах: спидниках, рудниках, химках и плешах — но не о зонах Долли, которых официально как бы не существовало.

Помимо этой информации Книжник поделился со Святославом своими соображениями относительно того, какие именно клоннеры содержатся в зонах Долли и как их потом используют. Последнее вызвало бы шок в цивилизованном обществе, пожалуй, даже более сильный, чем факт существования зон с людьми-клоннерами. По сведениям Книжника, зоны Долли служили своеобразным запасником выдающихся личностей, причем он полагал, что сами объекты клонирования об этом не знают, что исходный материал берется у них тайно во время медицинских обследований. Всеми работами, связанными с клоннерами, наверняка занимались особые секретные службы, а результатом этой деятельности была замена в ряде ситуаций «оригиналов» на дубликаты-клоннеры. В основном такие ситуации сводились к преждевременной гибели «оригинала» из-за болезни или несчастного случая. Книжник однажды дал Святославу прослушать кое-какие записи сообщений западных радиостанций об инцидентах, к которым, по его мнению, имели отношение клоннеры.

Внезапное выздоровление считавшегося неизлечимо больным Джона Харриса, автора парадоксальной теории HP-полей: он был в безнадежном состоянии доставлен в реанимационное отделение, а неделю спустя вышел из госпиталя совершенно здоровым. Пресса единодушно отмечала, что он в прекрасной форме и как никогда прежде полон сил и энергии.

Необъяснимое спасение в авиационной катастрофе, где все другие погибли, Антуана Рено, выдающегося астрофизика, чьи работы сулили переворот в своей области.

Воскрешение из мертвых Ричарда Форда, талантливого экономиста, утонувшего на курорте юга Франции, а через пару дней как ни в чем не бывало показывавшегося перед телевизионными камерами; недавнее сообщение о его гибели было названо досадным недоразумением.

Еще одно «досадное недоразумение» произошло с Кристиной Ури, руководительницей третьего сектора КОМНа, убитой на парижской улице психопатом-алжирцем. В последовавшем вскоре опровержении говорилось, что мадам Ури была всего лишь ранена, а убита другая женщина, оказавшаяся рядом. В суматохе их сумочки с документами перепутали, из-за чего пресса была введена в заблуждение.

Эти и другие подобные им случаи могли вызвать подозрения лишь у того, кто знал о зонах Долли, прочие не усмотрели бы в них ничего необычного.

Однако если б замена происходила только при ранней смерти «оригинала», большинство клоннеров оставалось бы невостребованным. А между тем каждый обходился в огромную сумму, поскольку для того, чтобы они были в состоянии в любой момент заменить «подлинник», им требовались соответствующие условия для занятий тем же видом деятельности и вся информация о его достижениях. Клоннеры были неизбежно моложе «оригиналов» (вызванное этим обстоятельством внешнее различие легко корректировалось пластической медициной), и Книжник подозревал, что долгая жизнь многих выдающихся личностей скрывает под собой подмену. Если это было действительно так, то почти все клоннеры в конечном итоге попадали в нормальную человеческую среду. Ответ на вопрос, почему ни один из них не раскрыл глаза обществу, был прост. Во-первых, все клоннеры занимали высокое положение в своей сфере, а открыв правду, неизбежно стали бы изгоями. Во-вторых, дураков среди них не было, и каждый прекрасно понимал, что в случае излишней болтливости спецслужбы мигом заткнут ему рот самым радикальным способом.

Были предположения Книжника верны полностью или лишь отчасти, для Святослава и его спутников значения не имело. Для них главным было войти в зону и подать условный сигнал, а дальше… Дальше оставалось надеяться, что Книжник знал, что делал, когда посылал их в этот долгий и опасный путь.

Во время последней перед зоной ночевки Святослав сказал:

— Надо обсудить один вопросик, малоприятный, но необходимый. Чтобы не было недоразумений.

— Валяй, — хмуро буркнул Кирилл; он все еще злился на Святослава и огрызался, когда тот заговаривал с ним. — Какие нам светят неприятности помимо того, что жандармы с радостью нас прикончат?

— Вся беда в том, что они как раз, наоборот, постараются нас не прикончить, — серьезно пояснил Святослав. — Поэтому необходимо заранее решить, как поступить, если нас обнаружат.

Иоанн спокойно спросил:

— Какие у тебя есть предложения?

— Если нас засекут на периметре, взрываем заряд «страйка». У меня их два. А если внутри зоны — каждому придется воспользоваться своей «конфеткой». Разумеется, сначала надо уничтожить оба сигнальных передатчика. Выстрела из КОРа или автомата будет достаточно. Как, согласны?

— Да, — не колеблясь ответил Иоанн, — я согласен.

— Я тоже, — сказала Мария, а Кирилл по-прежнему хмуро пробормотал:

— Хотел бы я знать, стоит ли наш Долли всего этого…

— Узнаешь, если мы доберемся до него. Так да или нет?

Кирилл пожал плечами:

— Да. Хотя, по правде говоря, я не представляю, что спецслужбы могут из нас вытянуть, ведь мы понятия не имеем, кто из клоннеров зоны — наш Долли.

— Охранники могут использовать нас как приманку для него. Нет смысла рисковать, тем более что потом нас все равно убьют. Тех, кому известно о зонах Долли, в живых не оставят.

— Ладно, я же сказал «да», — раздраженно произнес Кирилл. — Незачем меня убеждать.

— Я не убеждаю, а разъясняю ситуацию.

— Мы сами не дураки, чего тут разъяснять?

— Тогда будем считать, что вопрос исчерпан, — подвел итог Святослав.

После этого разговора он отдал второй заряд Иоанну.

Когда они достигли зоны (это произошло под вечер) и через бинокли рассмотрели заграждения, у Святослава упало сердце: здесь были сосредоточены все виды препятствий, с какими ему доводилось иметь дело, и еще кое-что сверх того.

«Нам туда не войти», — с отчаянием подумал он.

Однако решающее слово принадлежало Кириллу, и когда Святослав поинтересовался его мнением, тот сказал:

— Самое трудное — преодолеть барьер излучения Ронка. Уверен, что тонкие столбы с кольцами — это излучатели Ронка. Неплохо бы знать их мощность… Если она соответствует стандартной маркировке в два кольца, то достаточно просто обводного контура.

— Ты можешь его сделать?

— Да.

Святослав слишком долго был знаком с Кириллом, чтобы не заметить его беспокойства.

— В чем проблема?

— Меня смущает эта маркировка, — ответил Кирилл.

— Почему?

— Потому что сделать маркировку на излучателях Ронка, используемых в заграждении, — это все равно что, скажем, на каждом участке с подземными датчиками нагрузки вывесить табличку со схемой их расположения. Если б ее и впрямь вывесили, разве ты поверил бы, что схема на ней соответствует действительности?

— Нет, конечно. Приманка для дураков…

Святослав знал об излучателях Ронка, генерирующих узконаправленное поле, смертельное для любого живого организма, но никогда не сталкивался с ними; такое оборудование было чересчур дорогостоящим и при производстве, и при эксплуатации, и Святославу не доводилось слышать, чтобы его использовали при ограждении какой-либо зоны. Кроме зоны Долли, выходит.

— Что будет, если сунуться с простым обводным контуром в излучение, допустим, в три кольца? — спросил он.

— Контур не выдержит, — ответил Кирилл.

Иоанн, прислушивавшийся к их разговору, продолжая рассматривать заграждения в бинокль, опустил его и повернулся к Кириллу:

— Что же нам делать?

— Надо подумать, — пробормотал Кирилл с сумрачным видом.

— Предположим, что мощность больше, чем указано, — сказал Святослав. — Означает ли это, что в таком случае туда вообще нельзя проникнуть?

— Мощность, соответствующую трем кольцам, можно преодолеть укрепленным контуром, который поддерживается батареями. Правда, времени для того, чтобы мы все прошли через него, будет в обрез. А чтобы преодолеть мощность в четыре кольца, нужен специальный энергоблок, наши батареи этого не потянут. Однако не думаю, чтобы эти столбы были на четверку… Тогда сверху должны быть страховочные щитки на случай аварийного выброса, а их нет. По-моему, они на тройку.

Мария не разбиралась в таких вещах и улавливала лишь общий смысл разговора.

— То есть мы пройдем? — спросила она.

— Должны пройти, — подтвердил Кирилл.

Прочие виды заграждений применялись и в других зонах и были знакомы Святославу и Иоанну, к тому же Книжник снабдил их кое-какими сведениями о схемах и устройствах заградительных линий, что существенно облегчало дело, но с излучателями Ронка мог справиться один Кирилл. Святослав старался не показывать, насколько тревожит его тот факт, что все познания Кирилла об излучателях Ронка носят исключительно теоретический характер; ознакомиться с ними на практике ему было негде, он видел их лишь на экране дисплея, самое большое — на дисплейных голограммах. Однако сам Кирилл вроде бы не сомневался в своих силах, и Святослав, чтобы не вселить в его душу неуверенность, делал вид, будто тоже не сомневается, — ничего другого ему попросту не оставалось.

Остаток вечера и ночь они провели, наблюдая за зоной, чтобы выяснить, каков порядок передвижения охранников, и убедились в том, что здесь полностью полагаются на техническое оснащение, которое, впрочем, этого вполне заслуживает.

Перед рассветом они отступили назад километров на пять, чтобы Кирилл мог спокойно заняться своей аппаратурой: находиться весь день вблизи зоны Святослав считал излишним риском. В тот день — возможно, последний в их жизни — ему иногда казалось, что время тянется чересчур медленно, а иногда — что, наоборот, летит чересчур быстро. Все по очереди поспали, и Кирилл тоже, хотя времени для отдыха ему осталось совсем мало.

Последнее дежурство Святослав взял на себя. Иоанн, которого он сменил, растянулся на спальнике, не забираясь внутрь. Кирилл и Мария уже заснули, а Иоанн лежал с открытыми глазами.

— Не спишь? — спросил его через некоторое время Святослав.

— Нет. — Иоанн подтащил свой спальник поближе к Святославу и уселся напротив него. — Помнишь храм, у которого мы останавливались? Симон тогда спросил, верующий ли я, и я ответил, что нет. А теперь мне кажется, что да.

— Решил стать христианином?

Святослав задал этот вопрос без тени иронии; он понимал, почему Иоанн думает сейчас о таких вещах, — через несколько часов начнется самый опасный этап всей операции.

— Не совсем в том смысле, который вкладывается в это понятие церковью, — сказал Иоанн.

— В чем разница? Я в тонкостях не разбираюсь. Такой бабушки, как у тебя, у меня не было, — усмехнулся Святослав.

— Церковь строит христианское вероучение на догмате о Святой Троице. Бог-Отец, Бог-Сын и Дух Святой считаются тремя проявлениями единого Бога, тремя ипостасями, равными по своей божественной сущности. Измышление человеческих умов, рожденное в бурных и долгих спорах. Служители церкви старались совместить принцип единобожия с одновременным существованием Бога-Отца, о котором говорится в Евангелиях, и Иисуса, которого они тоже почитали как Бога. Между тем в текстах Евангелий Иисус называет себя Сыном Божьим и прямо говорит: «Отец Мой более Меня». И еще говорит, что он есть путь, по которому люди приходят к Отцу.[3]

Иоанн переменил позу, устраиваясь поудобнее, затем сказал будто бы вне всякой связи с предыдущим:

— Знаешь, самый сильный страх я испытал во сне. Я тогда был подростком, но помню его до сих пор. И всю жизнь буду помнить. Мне приснилось, что я улетаю прочь от земли. И я знал, что если сейчас не остановлюсь, не сумею вернуться, то затеряюсь навсегда среди холода и мрака. Меня охватил такой ужас, какого я ни до, ни после никогда не испытывал. Более сильный, чем страх смерти. Потом, когда я стал сталкером, в меня не раз стреляли, и однажды я был уверен, что погибну, но и тогда не боялся так сильно. Наверное, потому, что во сне я приблизился к пониманию — нет, скорее это было не понимание, а ощущение! — того, что такое беспредельность.

— Чем же закончился твой сон?

— Я сумел остановиться и вернуться. Но тот страх, ужасающее ощущение бескрайних глубин теперь всегда со мной. Я это вот к чему рассказал: по-моему, человек не может соприкоснуться с Богом. Увидеть его, почувствовать его присутствие. Он будет раздавлен этим ощущением. Я содрогнулся от осознания бесконечности, а Бог больше, чем бесконечность, больше, чем вся совокупность наших понятий. Понимаешь, что я хочу сказать?

— Кажется, да. Ты и раньше говорил, что Богу надо всегда оставаться за облаками.

— Поэтому я верю в то, что Иисус Христос — Сын Божий, облеченный его властью, Посланец, доступный человеческому восприятию. Тот, в ком божественная сущность соединена с человеческой. Посредник между Богом и человеком. Я верю в это, а не в три разные ипостаси, Святую Троицу. Церковь посчитала бы меня еретиком. Такое в истории уже было.

Дотоле серьезное лицо Иоанна осветила улыбка.

— Замучил я тебя своими рассуждениями?

— Нет, любопытно… Как-нибудь потом поговорим об этом еще. — Если останемся живы, добавил про себя Святослав. — А теперь ложись спать, тебе надо отдохнуть.

— Ладно.

Иоанн забрался в спальник, застегнул молнию и почти сразу заснул, а Святослав еще довольно долго поглядывал на него, удивляясь, откуда в его голове берутся подобные мысли.

Когда стемнело, Святослав разбудил всех. Наспех перекусив, двинулись к зоне. Метрах в трехстах от первого заграждения залегли, выжидая. Святослав предварительно обсудил с Кириллом, сколько — предположительно — времени займет преодоление всех заграждений, после чего было решено начинать в полночь. Ночь выдалась темной, но Святослав не обольщался ложными надеждами: следящей аппаратуре и всевозможным датчикам темнота не была помехой.

Наружное заграждение они преодолели за двадцать минут, а к полю излучения Ронка добрались без малого через час. Вживление обводного контура в область излучения было тонкой процедурой, где малейший сбой или неточность означали катастрофу. Святослав глянул в лицо Кириллу, и оно показалось ему даже не белым, а зеленоватым.

— Ты в порядке?

— Да… то есть нет. Господи, я же никогда по-настоящему не делал этого прежде! Вдруг у меня не получится?

Было очевидно, что в последний момент у Кирилла сдали нервы и он запаниковал.

«Скверно, — подумал Святослав. — В таком состоянии он никуда не годен. Но его можно понять… Он попал в положение человека, который учился плавать по книжке или с чужих слов — и вдруг очутился посреди глубокого озера».

Неожиданно Мария тронула Кирилла за руку и сказала:

— У тебя получится, не сомневайся! Я это знаю, знаю, что мы пройдем через твой контур. Мы будем на той стороне, я видела.

Кирилл разом приободрился и деловито занялся уже почти готовым обводным контуром; Иоанн держал наготове батареи. Святослав испытующе посмотрел в глаза Марии, и она, поняв, что он хотел спросить, едва заметно качнула головой: она солгала, чтобы успокоить Кирилла.

«Правильно сделала, — мысленно одобрил Святослав. — Сейчас мы все зависим от Кирилла, и если он распсихуется, нам крышка».

Благодаря удачной выдумке Марии, которую Кирилл принял за чистую монету, его движения стали четкими и уверенными. На компьютерном тренажере он проделывал эти операции десятки раз, и теперь, перестав нервничать, действовал точно так же.

Излучение Ронка было невидимо для человеческого глаза, а обводной контур светился слабым голубоватым светом — овальное мерцающее окно в сплошной темноте. Мария, Святослав и Иоанн уже стояли наготове, и едва контур замкнулся, как Святослав первым шагнул туда, за ним Мария, потом Иоанн и последним Кирилл с батареями, питающими аппаратуру. Очутившись на другой стороне поля Ронка, он посмотрел на шкалу заряда батарей и выругался, что вообще было ему несвойственно.

— В чем дело? — спросил Святослав.

— Эти ублюдки используют излучатели нестандартной мощности! — Он что-то прикинул в уме. — Исходя из затраченной энергии батарей и времени функционирования контура, получается мощность примерно в три с половиной кольца. В три с половиной! Я о таких вообще не слышал. Их мощность наращивается по целому кольцу.

— Какая разница, раз мы уже прошли? — заметил Иоанн.

— Такая, что обратно тем же способом нам уже не выйти! Батарей хватит всего на двенадцать-пятнадцать секунд, а мне только на вживление контура в поле требуется как минимум секунд шесть-восемь. Оставшегося времени недостаточно, чтобы мы вчетвером прошли через контур.

— Будем надеяться, что Долли устроит нам новые батареи или что-нибудь другое, — сказал Святослав. — Пошли, впереди еще три линии, об обратном пути думать рановато.

Они затратили свыше двух часов на то, чтобы преодолеть все заграждения и войти внутрь зоны. Лицо Кирилла за это время опять стало зеленоватым, уже не от расшалившихся нервов, а от длительного напряжения и усталости — на него легла большая часть нагрузки. В одиночку он монтировал отражатель, который нельзя было собрать заранее: целиком его не удалось бы протащить через обводной контур. В одиночку настраивал «химеру» на использованную здесь модель датчиков движения (так незамысловато называли устройство для дезориентации этих датчиков). «Химера» была хрупким и чувствительным устройством, которое во избежание неприятных сюрпризов следовало проверять и настраивать перед самым использованием. И вот наконец в третьем часу ночи они очутились за последней линией заграждения. Укрылись за каким-то строением — нежилым, как показало позавчерашнее наблюдение. Святослав достал из упаковки сигнальный передатчик и включил его. После этого его охватило странное чувство. Он будто бы добежал до финиша, закончив долгую изнурительную гонку. Но он не знал, что ждет за финишной чертой, и наступившая пауза тяготила его своей неопределенностью и тем, что теперь в дело вступали другие и ход дальнейших событий от него уже не зависел.

Через несколько минут на экране мини-миракля высветилось сообщение: «Ждите. За вами придут».

Иоанн пробормотал:

— Мне это не нравится. Откуда он знает, где мы?

— Запеленговал наш передатчик, — ответил Святослав.

— По одному короткому сообщению? — недоверчиво спросил Иоанн.

— Это возможно, — не вдаваясь в подробности, заметил Кирилл и, настороженно вглядываясь в темноту, добавил: — Надеюсь, за нами придут не жандармы.

Их исполненное мрачных опасений ожидание закончилось, когда из-за угла строения, около которого они укрывались, появился человек — без оружия — и коротко сказал по-английски:

— Идите за мной.

Вскоре он пригнулся и откинул крышку люка.

— Сюда.

Следом за ним по узкой лесенке они спустились вниз, и последний, Святослав, закрыл за собой люк. На секунду они оказались в полной темноте, затем в руках их провожатого вспыхнул фонарь, выхватив из темноты тянувшиеся вдоль стен трубы и кабели. Они тоже достали фонари и двинулись вперед. В подземных туннелях было тепло и немного душновато, а в воздухе витал слабый, едва уловимый запах затхлости. На встретившем их человеке, который оказался плотным мужчиной лет под сорок, были легкие брюки и хлопчатобумажная футболка — он вышел из какого-то помещения как был, не одеваясь. Пока они шли, Святослав заметил на его правой руке широкий гладкий браслет из серого металла.

Они шли, сворачивая то влево, то вправо, затем немногословный провожатый подвел их к лесенке.

— Теперь наверх.

Он, погасив фонарь, без особых предосторожностей поднялся первым.

Оказавшись наверху, четверо его спутников настороженно огляделись, сжимая автоматы, но вокруг царили покой и тишина. Они находились в парке, настоящем, хорошо ухоженном парке, каких здесь давно уже не было. Ветер шелестел листвой высоко над ними, и Святослав, запрокинув голову, увидел в ночной темноте очертания больших деревьев с раскидистыми кронами. Несомненно, их посадили здесь давно, и они прекрасно переносили дождливые зимы и летнюю жару. Тянувшийся вдоль дорожек кустарник был аккуратно подстрижен, а сами дорожки вымощены плитками.

— Пойдемте, уже близко, — сказал провожатый.

Фонари тут не требовались. Хотя в первую минуту им показалось, что в парке темно, потом они заметили пробивавшийся сквозь листву слабый свет.

«Ночное освещение… На случай, если кому-то захочется прогуляться при луне, — подумал Святослав. — Неплохо устроились…»

Они добрались до площадки, посредине которой возвышалась огромная цветущая клумба (настолько непривычное для них зрелище, что Иоанн даже приостановился), затем свернули влево и вскоре увидели впереди небольшой дом, смутно проступавший светлым пятном на фоне более темной листвы.

— Сюда, — позвал провожатый и, подойдя ко входу, открыл дверь. В просторный, хорошо освещенный холл.

Из внутренних комнат вышел худощавый мужчина и сказал, тоже по-английски: «Спасибо, Джозеф». Тот молча кивнул и ушел.

— Проходите, — пригласил гостей хозяин дома и провел их в комнату со светлыми стенами и мягкой мебелью пастельных тонов. — Располагайтесь, как вам удобно.

Все четверо расселись по креслам, чувствуя себя немного не в своей тарелке. Они пришли сюда из другого мира, где царили упадок и разрушение, где все вырождалось и, казалось, жило одним — ожиданием смерти; мира, полного жестокости и насилия; мира, представлявшегося отсюда, из уголка иной, цивилизованной среды человеческого обитания, особенно диким, кровавым и бессмысленным. Но они были его частью и чувствовали себя чужими здесь.

Встретившемуся взглядом с хозяином дома Святославу почудилось, будто он прочел в глазах того понимание и сочувствие, но такого, конечно же, не могло быть — откуда ему знать, что творится в их душах? А если все-таки было, если не почудилось, то объяснялось не чтением мыслей, а иной, более простой и вполне материалистической причиной: этот человек видел перед собой четверых очень усталых, до предела измотанных людей, которым предстоял отнюдь не отдых, и потому сочувствовал им. А они пока приглядывались к нему.

На вид ему было лет тридцать с небольшим; его немного бледноватое правильное лицо, обрамленное темными волосами и короткой бородкой, чем-то тревожило Святослава, но чем — он не понимал.

«Я слишком устал, — подумал он. — Мы все слишком устали… Это плохо».

— Как нам вас называть? — спросил он.

— Называйте меня Джей-Си. Или просто Джей.

«Похоже на первые буквы от двойного имени, — решил Святослав, — или от имени и фамилии. J. С. У англичан вроде бы принято иногда обращаться так друг к другу».

— Петр, — в свою очередь представился он данным Книжником именем, к которому уже успел привыкнуть, хотя в отряде его обычно называли просто «командир». Затем назвал имена своих спутников: Мария, Иоанн, Искариот.

Имя Иоанн было явно позаимствовано у обитателей иных времен и земель, а Искариот вообще было не именем, а прозвищем, которому исполнилось уже более двух тысяч лет, и они могли бы удивить Джея, но он воспринял их как должное. Впрочем, на Кирилле его взгляд задержался дольше, чем на других, то ли из-за странно прозвучавшего имени, то ли по какой-то иной причине.

— Вы устали и, наверное, проголодались, — сказал он. — Я принесу вам поесть. — Он кивнул на ведущий внутрь дома проем. — Вон там можно умыться, вторая дверь налево.

Потом добавил:

— Если вы чувствуете себя уверенней с оружием, то пожалуйста, держите его при себе, но необходимости в этом нет, здесь безопасно. Мы находимся во внутреннем круге, охрана тут никогда не появляется, а обслуживающий персонал приходит только по вызову. Вам нечего опасаться.

Все четверо положили свои автоматы на диван, однако с КОРами не расстались. Совсем без оружия Святослав чувствовал себя все равно что голым, то же самое — в еще большей степени — относилось к Иоанну.

Когда они умывались, Кирилл хмуро заметил:

— По-моему, он не похож на гения.

— А ты много гениев видел? — добродушно поинтересовалась Мария.

— Нет, но все равно не похож, — упрямо повторил Кирилл.

Иоанн, вытирая руки, возразил:

— А по-моему, очень даже похож! Он обладает огромной магнетической силой. Неужели ты не чувствуешь?

Мария задумчиво кивнула:

— Да, верно. В нем есть что-то такое… — Она запнулась, подыскивая слова, но не нашла их. — Что-то особенное.

Кирилл фыркнул:

— Глупости! Какая там еще магнетическая сила? У вас обоих воображение разыгралось!

«Тогда уж у нас троих, — подумал Святослав, — потому что я понимаю, что они имеют в виду… Кириллу досталось больше всех нас, он измотан и одновременно взвинчен. Это нехорошее состояние… Ему бы поспать хоть пару часов».

Они вернулись в гостиную, куда Джей уже принес поднос, заставленный тарелками с едой. Когда все сели за стол, он сказал:

— Если вы хотите меня о чем-то спросить, спрашивайте.

Первый вопрос задал Святослав:

— Кто вы? — Он подразумевал область деятельности Джея.

— Это трудный вопрос. — Джей отломил кусочек плоского хлебца и пригубил из стакана темно-красной жидкости. — Более трудный, чем вам представляется. Боюсь, что не смогу ответить.

— Я имел в виду, чем вы занимаетесь, — уточнил Святослав. — Хотя это, наверное, не наше дело.

— Нет, почему… Я социолог и занимаюсь прогнозированием развития человеческого общества.

Кирилл весь передернулся и подался вперед.

— Социолог? Вы социолог?! Что-то вроде предсказаний того, сколько очков наберут кандидаты на очередных выборах?

— Да, примерно так, — подтвердил Джей. — Иногда полезно знать, к чему приведет то или иное действие.

По выражению лица Кирилла было ясно, что он страшно разочарован.

— Не вижу, какая нам польза от социолога, — грубо сказал он.

— Помолчи! — одернул его Святослав, хотя сам, по правде говоря, тоже был несколько разочарован.

— Нечего затыкать мне рот! — огрызнулся Кирилл. — Я думал, что наш Долли ученый, который изобрел что-то выдающееся, а он, оказывается, социолог! На черта нам его прогнозы? Какой от них прок, даже если они верны? Подумать только, мы проделали такой путь ради того, чтобы ознакомиться с результатами его социологических исследований! Если бы я знал заранее, то шагу бы не ступил. — Кирилл резким движением отодвинул тарелку, и ее край ударил по стакану, который тоненько звякнул. — Социолог! Мы последние дураки, что пришли сюда!

— Извините его, Джей, — сказал Святослав. — Он очень устал и потому немного не в себе.

— Не извиняйся за меня! — возмутился Кирилл. — Если ты готов тащиться за тысячи километров, чтобы побеседовать с социологом, что ж, пожалуйста. Не буду мешать такому стоящему делу. — И он демонстративно отвернулся.

Джей, похоже, не обиделся.

— Сожалею, что разочаровал вас. Но может статься, не стоит судить столь поспешно? Может, ваше мнение еще изменится. Во всяком случае, я бы хотел этого, — серьезно добавил он.

Иоанн взял свой стакан с такой же темно-красной жидкостью, какую пил Джей.

— Что это — вино? — спросил он, рассматривая жидкость на свет.

— Оно не пьянит.

Иоанн отпил еще несколько глотков, и Мария последовала его примеру. Святослав нашел напиток ароматным и чуточку терпким. И еще, хотя он совсем не разбирался в винах и за всю жизнь пробовал настоящее вино всего два-три раза, это вино почему-то показалось ему очень старым.

Когда трапеза была закончена, Джей поднялся и стал собирать посуду на поднос. Все не поместилось, и Мария встала тоже и взяла в руки оставшуюся стопку тарелок.

— Я помогу.

Ее первая фраза, адресованная Джею. Все разговаривали с ним на английском, а их владение этим языком носило несколько односторонний характер: они почти все понимали, но сами ввиду отсутствия практики говорили неважно (Мария хуже всех, очевидно, поэтому она теперь предпочитала помалкивать), и Святослава удивляло, что Джей ни разу не переспросил никого из них.

Вернувшись, Джей, проходя мимо Кирилла, приостановился и доброжелательно сказал:

— Кроме социологии, я понемногу занимаюсь еще и другими вещами. Медициной, к примеру. Не современной, а той, которая была больше развита в древнем мире, нежели сейчас. Хотите почувствовать себя отдохнувшим?

Он протянул руки к голове Кирилла, но тот отпрянул.

— Не надо! Обойдусь без этих штучек.

Его отказ, казалось, огорчил Джея, однако он не стал настаивать и уселся на свое место, а когда вернулась чуть задержавшаяся Мария, обратился уже ко всем:

— Перед вами стоит задача кое-что сделать, а передо мной — убедить вас, что сделать это необходимо. Пожалуй, моя задача будет не легче вашей, и, чтобы справиться с ней, мне придется начать издалека.

Кирилл буркнул:

— Если вы собираетесь прочесть лекцию по социологии, то, пожалуйста, без научных терминов. В социологии никто из нас не силен, знаете ли.

Джей спокойно кивнул, игнорируя язвительный тон Кирилла:

— Хорошо.

Он откинулся на спинку кресла, и комната наполнилась звуками его голоса, негромкого, но выразительного, чарующего голоса, в котором звучали нотки печали.

— Если взять зерна пшеницы и засеять ими поле, а потом, собирая урожай, выбросить самые крупные и сильные колосья, оставляя слабые и мелкие, и на следующий год засеять поле ими, и делать так год за годом, то урожай будет становиться все более скудным. Слабые и больные колосья будут порождать еще более слабые и больные, и настанет год, когда на пшеничном поле вырастут одни сорняки. А если взять стадо чистокровных лошадей и убивать самых быстрых и сильных из приплода, то со временем породистое стадо выродится в кучу жалких кляч, едва годных, чтобы тащить телегу. Тот же закон действует и в человеческом обществе.

Лицо Джея находилось в тени, а голос звучал спокойно и ненавязчиво, без резких перепадов интонаций, без зачастую раздражающей напористости, присущей современным ораторам, и тем не менее у Святослава почему-то промелькнула невесть откуда взявшаяся мысль о том, что такой человек способен привлечь к себе толпы любящих или ненавидящих его, никого не оставив равнодушным.

Между тем Джей заговорил о том, что пагубный процесс деградации в России начался — во время революции 1917 года — истреблением классов, являвшихся носителями гуманистической культуры; их утрата была невосполнима. Система общечеловеческих моральных ценностей подверглась искажению в интересах захвативших власть кровавых тиранов. Молнии притягивают высокие деревья — цвет нации расстреливали, сажали в тюрьмы за вымышленные преступления, запирали в больницы для сумасшедших или, в лучшем случае, высылали из страны. Таким образом, в течение жизни нескольких поколений производился «отбор наоборот». Результат этого процесса мог быть лишь один: неуклонное вырождение нации. Когда в конце прошлого века государственная система рухнула, после недолгой эйфории стало ясно, что положительных изменений не произошло. Основная часть населения скатывалась в нищету.

Джей продолжал говорить, и Святослав в какой-то момент поймал себя на том, что звучащий голос пробуждает в нем такое же непонятное, тревожащее чувство, какое вначале вызвало лицо Джея. Что-то в его душе отзывалось на звуки этого голоса, что-то всплывало из самых дальних, потаенных глубин, о которых он даже не подозревал. Это сбивало его с толку, заставляя раздваивать внимание между тем, о чем говорил Джей, и собственными ощущениями.

— В первом десятилетии этого века поднялась новая волна эмиграции. Происходил отток умов и талантов, интеллектуальная элита отдавала предпочтение безопасности, стабильности и более комфортным условиям жизни цивилизованных государств. «Отбор наоборот» продолжался.

Это становилось похожим на наваждение, Святослав уже почти не улавливал смысла слов, воспринимая только звук голоса.

— …Резкое изменение климата, вызвавшее тяжелый кризис и в благополучных странах, здесь привело к окончательному краху. Вырождение нации перешло в вымирание.

Когда Джей смолк, Святослав испытал едва ли не облегчение.

Кирилл сумрачно сказал:

— Каков итог вашей лекции? Что-то не видно перспектив.

— Их нет, — ответил Джей. — Как у каждого человека, так и у народа есть начало его пути и есть конец.

От этих слов внутри Святослава словно что-то оборвалось. Нить надежды. Той надежды, которая привела их сюда.

«Если так, то зачем?.. — подумал он. — Зачем мы здесь?»

В чертах Марии отразилось смятение, а у Кирилла разочарование и раздражение переросли в неприкрытую враждебность.

— Это все, что вы собирались нам сообщить? Вот уж точно, ради такого стоило идти сюда!

Иоанн тем временем встал, взял с дивана свою куртку и достал из кармана коробку со средствами первой помощи. Заметив, что все смотрят на него, он смутился.

— Не обращайте на меня внимания. Я вчера перебрал стимулятора и теперь немного расклеился.

Святослав не видел, как Иоанн принимал стимулятор, очевидно тот сделал это потихоньку. Хотя нагрузка последних двух дней легла главным образом на Кирилла, Иоанн еще не оправился полностью после ранения и был вынужден воспользоваться сильнодействующим средством, чтобы не стать обузой для других. Когда действие препарата — особенно после повышенных доз — кончалось, требовался отдых, и ничто не могло заменить крепкого многочасового сна, иначе начинались разные неприятности вроде головных болей и тошноты. Судя по всему, голова у Иоанна разболелась не на шутку.

Джей сказал:

— Я помогу вам, — и выжидательно добавил: — Если хотите, конечно.

— Да, пожалуйста, — сразу ответил Иоанн и сунул коробку обратно в карман.

Джей подошел к нему и положил ладонь на изуродованный неровным шрамом лоб.

— Закройте глаза.

Это продолжалось всего пару минут, и лицо Иоанна, дотоле бледное и напряженное, расслабилось и обрело нормальный цвет.

— Теперь лучше? — спросил Джей, опуская руку.

— Да. — Иоанн открыл глаза. — Да, спасибо, — после короткой паузы повторил он, будто спохватившись.

Джей направился к своему креслу, и Святослав заметил, что Иоанн смотрит ему вслед с каким-то странным выражением, смесью удивления, недоумения и даже тревоги. Впрочем, об Иоанне Святослав всегда судил с изрядной долей неуверенности.

Джей заговорил снова, и Святославу пришлось приложить усилия, чтобы заставить себя сосредоточиться на смысле произносимых им фраз, а не на завораживающем голосе.

— Мне трудно сказать вам это… — Джей сцепил пальцы рук. — Трудно просить, чтобы вы поверили и согласились. Факты и доказательства относятся к прошлому, что же касается будущего, то вам придется поверить мне… или не поверить.

Иоанн продолжал поглядывать на Джея с прежним выражением, так, будто пытался постичь что-то ускользающее от него.

— Эта земля превращается в язву, которая скоро начнет разъедать окружающее. Она породит чудовищные создания и страшные болезни, с которыми человечество еще не сталкивалось, и выплеснет их наружу. Здесь и сейчас нет смысла искать виновных в том, что так случится: одни давно умерли, другие не ведают, что творят.

«Не ведают, что творят» — от этих слов в сознании Святослава словно что-то замкнулось. Он уже не мог противиться наваждению, порождаемому голосом Джея. Реальность отступила вдаль, точнее, истончилась, стала почти прозрачной, а сквозь нее проступило нечто иное.

Темное южное небо с яркими звездами. Склон огромного холма, Елеон — Масличная гора (откуда он знает это?), а на западе, на другом конце раскинувшейся внизу долины Кедрон — смутные очертания города. В его ушах звучит чей-то голос (опять этот голос!):

«Истинно говорю я тебе, что в эту ночь трижды отречешься ты от меня».

Двор, по которому снуют люди в длинных одеждах. Некоторые с мечами. Свет факелов прорезает предрассветный сумрак. Холодно, и возле высокой грубой стены горит костер. Подходит женщина и говорит:

«Ты был с ним».

И он (Кто? Себя он не видит) отвечает:

«Не знаю, о чем ты говоришь».

Подходит вторая:

«Да, ты был с ним, я узнала тебя».

Он клянется:

«Ты ошиблась, меня там не было!»

Третий, мужчина, спрашивает:

«Не тебя ли я видел с ним в саду?»

И он снова клянется, что не знает его.

«Трижды отречешься ты от меня» — кто сказал это? Отречешься от меня, отречешься…

«Нет, в этот раз нет!» — кричит он, уже не в своем видении, которое распадается и тает, а где-то между ним и возвращающейся реальностью.

Придя в себя, Святослав украдкой огляделся: все было на своих местах, видение исчезло… Вот только голос… Голос остался. И еще он перехватил устремленный на него взгляд Джея, странный взгляд, шедший будто бы оттуда, где южное небо простиралось над цепью холмов, один из которых носил имя Елеон.

Речь Джея звучала по-прежнему ровно и ненавязчиво, и только нотки печали стали слышны отчетливее.

— В древности воины прижигали гноящуюся рану раскаленным железом. Так и эта земля должна быть очищена огнем.

При упоминании огня Мария вздрогнула, а Святослав, заметив это, понял почему, и внутренне содрогнулся тоже, вспомнив ее повторявшийся сон о падавшем с небес пламени.

— Нет! — непроизвольно вырвалось у него.

Опомнившись, он смутился и, чтобы скрыть замешательство, сказал нарочито сдержанно и сухо:

— Я не понимаю, о чем, в сущности, идет речь. Простите, Джей, но пока все это больше похоже на отвлеченные рассуждения, чем на план действий.

Кирилл язвительно заметил:

— Очищение огнем — чересчур устаревшая метафора.

Джей кивнул:

— Ей свыше двух тысяч лет, но есть вещи, которые не стареют… Только теперь это уже не метафора.

— Тогда что? — спросил Иоанн. — Что мы должны сделать?

— У меня нашлись сторонники. Если кто-то из вас, — Джей бросил взгляд на Кирилла, — разочарован тем, что я не ученый, то поверьте — ученых здесь, в зоне, достаточно. У них есть и доступ к любой информации, и лаборатории, которым позавидовали бы многие. Самые благоприятные условия для того, чтобы изобрести что-то выдающееся.

Его губы тронула едва заметная усмешка.

«Изобрести что-то выдающееся» — так сказал Кирилл, когда выяснилось, что Джей всего лишь социолог.

«Да, верно, — подумал Святослав, — здесь сосредоточены лучшие умы, и кому, как не им, что-то изобрести».

Но тогда почему ему вдруг стало казаться, что важны лишь слова Джея, а прочее не имеет значения? «В начале было Слово»[4] — откуда и почему это всплыло сейчас в его памяти?

— Все уже подготовлено, — продолжил Джей, — остался завершающий этап, последнее действие. Его надлежит произвести за пределами зоны, а с этим, — он поднял правую руку, запястье которой охватывал браслет, какой они уже видели у Джозефа, — нельзя выйти из зоны. Среди заграждений есть одно, которое вы, наверное, даже не заметили. Слабый сигнал, приводящий в действие механизм браслета. Тот, на чью руку он надет, сразу теряет сознание. Подача сигнала многократно продублирована, и, даже если разрушить всю зону, система, генерирующая сигнал, будет последним, что выйдет здесь из строя. Браслет — плата за полную свободу во внутреннем круге, и снять его, к сожалению, невозможно, поэтому закончить придется вам. Я дам вам одно устройство, и в определенное время вы включите его за пределами зоны.

— И что будет? — Святослав не узнал собственного голоса.

— Внутри обозначенных границ с небес на землю падет огонь, — серьезно ответил Джей.

За последние часы слишком многое, взявшись невесть откуда, обрушилось на Святослава, слишком многое, чего он не понимал, как сейчас не понимал — или не хотел понять и принять — ответ Джея. Ответ, повергший его в смятение и породивший новые вопросы, задать которые он, однако, не успел. Опередив его, Кирилл вскочил и зло сказал:

— Разве вы не видите, с кем мы имеем дело? Он сумасшедший! Неужели вы готовы поверить его бредням?

Тихий голос Марии прозвучал очень отчетливо:

— Да, потому что это правда. Я знаю, что это правда.

— Он задурил тебе голову! Кому ты веришь? Он ведь даже не человек!

Хотя раньше Кирилл избегал высказывать свое мнение об «овечках Долли» в открытую, он принадлежал к той части человечества, которая считала клоннеров не настоящими людьми, а скорее выродками немногим лучше мутов, порождением чудовищного извращения законов природы.

Привыкнув говорить в этой комнате по-английски, Кирилл и теперь машинально продолжал на английском, которым владел лучше других, и Джей тоже понял не предназначавшиеся ему слова.

— В последнем вы правы, — произнес он каким-то странным тоном, — но сейчас это неважно.

— Неважно?! Не для нас!

Иоанн перебил его с необычной резкостью:

— Говори за себя.

Кирилл раздраженно пожал плечами:

— Хорошо: важно для меня. Лично я больше не желаю сидеть тут и выслушивать всякую чушь! Один врач в свое время доказывал, что у клоннеров психика неизбежно будет нестабильной и склонной к срывам. Теперь ясно, что так оно и есть! Если другие такие же психи, как он, и впрямь что-то изобрели здесь, то остается лишь сожалеть, что жандармы их не застукали.

Эта оскорбительная речь, казалось, совсем не задела Джея. Будто стремясь поладить в первую очередь как раз с Кириллом, он с неожиданной мягкостью сказал:

— Могу ли я что-нибудь сделать, чтобы переубедить вас?

— Нет, — отрезал Кирилл.

— Тогда пусть все идет своим чередом…

Джей встал и вышел, а когда вернулся, в его руках был небольшой черный куб с одинаково гладкими гранями; только на одной из них имелся крестообразный выступ. Джей положил странный предмет на стол.

— Это сигнальное устройство. Внутри зоны оно не сработает из-за экранирующего силового купола. Чтобы привести в действие, его надо сначала установить крестом вверх, а затем повернуть крест на полоборота вправо.

Хотя на самом деле куб мог быть чем угодно, даже пустышкой, он все же являлся материальным подтверждением слов Джея и потому приковал к себе все взгляды.

«А ведь Фаддей оказался прав! — пришла в голову Святослава горькая мысль. — Он был убежден в несбыточности наших надежд и оказался прав. — Тут Святослав понял, что, если думает так, значит, верит Джею. — Господи, Книжник, почему ты не сказал нам, для чего мы идем сюда? Потому, что тогда мы не пошли бы? Или потому, что тебе самому это было неизвестно?»

Он протянул руку к черному кубу, но опустил ее, так и не дотронувшись до его граней.

— Я не знаю, — в смятении произнес он. — Не знаю, должны ли мы сделать это.

— Должны, — сказала Мария.

Святослав взглянул на Иоанна, и тот молча кивнул.

«А другие, — подумал Святослав, — как поступили бы другие? Филипп и Симон — они, наверное, согласились бы, потому что считали, что здесь все кончено. Фома… Оптимист Фома — ему трудно было бы примириться с таким исходом… Но он вроде бы верил в переселение душ и новые рождения. Пожалуй, он тоже согласился бы. Или нет… А остальные? Как мне судить о них, когда я за себя-то не могу решить!»

Его мысли прервал подскочивший Кирилл.

— Опомнись! О чем ты думаешь?! Неужели ты настолько потерял рассудок, что готов действовать по его указке? — Он махнул рукой на Джея. — Он не просто сумасшедший, а опасный сумасшедший! Маньяк, одержимый жаждой уничтожения. Пусть сам умирает, туда ему и дорога, а мы-то здесь при чем? — Он повернулся к Марии и Иоанну, ища поддержки, но они были не на его стороне.

— Ты ничего не понял, — сказала Мария.

— Не понял? Это вы ничего не понимаете! — Кирилл уже кричал. — Он что-то сделал с вами! Магнетическая сила, вы говорили? Может, он вас гипнотизирует, подчиняя своей воле?

Джей тоже встал. Его и Кирилла разделяло всего несколько шагов — и целая бездна. Южное небо, Гефсиманский сад и ночь на пятницу месяца нисана.

— Нет, ваш выбор — это ваш выбор, и вы делаете его сами. Я только указываю путь, а пойти по нему или не пойти, решаете вы. На то ваша воля, не моя.

Кирилл внезапно успокоился, и его лицо, дотоле пылавшее гневом, стало холодным и жестким.

— Все, довольно, — таким же холодным и жестким тоном сказал он. — Трое из нас поддались безумию, но я еще в своем уме. Мой отец заплатил жизнью за эти бредни. Я не собираюсь делать то же самое и другим не позволю. С этим пора кончать!

Он выхватил КОР и направил его на Джея, но прежде чем успел выстрелить, Иоанн бросился наперерез и очутился между ними. Кирилл не собирался стрелять в Иоанна, но он уже нажал на курок, и пуля попала Иоанну в грудь. Он упал, и вторая пуля досталась Джею. Выстрелить в третий раз Кириллу не удалось. Смертельно раненный Иоанн, лежа на полу в неудобной для стрельбы позе, все-таки сумел выпустить из своего КОРа пулю, поразившую Кирилла прямо в висок.

Все произошло столь быстро, что казалось нереальным: крик Марии, залитый кровью пол, мертвый Кирилл, умирающий Иоанн и тяжело раненный, возможно, тоже умирающий Джей.

Святослав склонился над Иоанном, а тот смотрел на упавшего рядом Джея, которого пытался спасти.

— У меня… не получилось… но ведь это… неважно, правда?

— Правда, — тихо ответил Джей.

На лице Иоанна появилось такое выражение, будто ему наконец открылось то, что до сих пор ускользало. Он хотел спросить что-то еще, и его губы беззвучно шевельнулись. Потом ему все же удалось выговорить:

— Почему… почему мы? Браслет — ерунда… Тогда почему?

Джей протянул руку и коснулся его пальцев, все еще лежавших на рукояти КОРа.

— Я уже говорил. Про путь, помнишь?

Должно быть, Иоанн понял, потому что больше не пытался ничего сказать. Или у него уже не было для этого сил. Из уголка его рта текла струйка крови, расползаясь пятном на полу. Он умирал, и его глаза заволакивала смертная пелена, но прежде чем они угасли совсем, он перевел взгляд на Святослава и едва слышно, но отчетливо произнес:

— Там, за облаками… свет. Это не страшно.

«О чем ты?» — хотел спросить Святослав, но увидел, что спрашивать уже некого.

Мария оставила Кирилла и опустилась на колени возле Джея. Его одежда на груди была залита кровью.

«Он тоже умирает», — в отчаянии подумал Святослав и, присев рядом с ним на корточки, нерешительно сказал:

— Надо позвать кого-нибудь, кто вам поможет.

— Бесполезно, — ответил Джей. — Возьмите куб и уходите отсюда. Сегодня пятница — надо повернуть крест в воскресенье, в полдень. Джозеф позаботится, чтобы никто не нашел тела… Их и мое тоже. Тогда охрана не будет вас искать. Просто дождитесь воскресенья и поверните крест. Ты сделаешь это?

— Да.

— Тогда… хорошо. Дай мне трубку, белую с голубым, со столика у окна. Я позову Джозефа. Он выведет вас из зоны.

Святослав принес ему трубку, а Мария подложила под голову раненого взятую с дивана подушку. Переговорив с Джозефом, Джей сказал:

— Он скоро придет. А пока ответь мне на один вопрос: чего бы ты и те, кто был с тобой, хотели больше всего? Даже если это кажется невозможным.

Святославом овладело ощущение ирреальности происходящего. Он сидел на полу возле двух трупов, рядом с умирающим, и тот зачем-то спрашивал, чего бы он хотел. Но магнетическая власть устремленных на него глаз была такова, что Святослав, подумав, ответил вполне серьезно, будто это и впрямь имело какое-то значение:

— Прожить еще одну жизнь не в таком безнадежном месте, как здесь. И встретиться с теми, кого мы любили.

Перед его мысленным взором возникли лица тех, кого уже не было в живых. Мудрое и печальное — Книжника, красивое и хмурое — Филиппа, улыбчивое — Фомы, язвительное — Симона… И лицо Кирилла.

— Со всеми, кого мы любили, — повторил Святослав и почувствовал, как сидевшая рядом Мария придвинулась к нему еще ближе.

— Хорошее желание, — сказал Джей.

Может быть, он добавил бы что-нибудь еще, но тут в дверях показался Джозеф. Джей обменялся с ним несколькими короткими фразами, после чего Джозеф с сумрачным видом повернулся к отошедшим в сторонку Святославу и Марии.

— Идемте, я покажу вам, как выбраться из зоны.

— А как же он? — Мария кивнула на Джея. — Ведь он умирает! Нехорошо оставлять его здесь одного.

— Он так хочет, — мрачно ответил Джозеф, которому происходящее тоже было явно не по душе. — Собирайтесь скорее.

Святослав взял хотя и небольшой, но оказавшийся очень тяжелым куб и, приостановившись возле Джея, сказал:

— Мы уходим.

Губы Джея тронула слабая улыбка.

— Удачи, — произнес он так, как говорили друг другу они.

Обратный путь через подземные коммуникации оказался намного длиннее. Впрочем, на сей раз они шли в другую сторону. Воздух был таким же затхлым, как раньше, зато здесь горел свет и фонари больше не требовались. Звук шагов тонул среди пыли и безмолвия. Мария закашлялась, и Святослав почувствовал, что у него тоже саднит в горле. Хотелось сделать глоток холодной воды или хотя бы вдохнуть чистого воздуха.

— Далеко еще? — спросила Мария.

— Не очень. — Джозеф шел быстро, торопясь вернуться обратно к Джею.

Святославу не давал покоя один вопрос, хотя он думал, что ответ, в сущности, ничего не даст. Имя, которое он услышит в первый и последний раз. Или не в первый?.. И все-таки он должен был спросить.

— Джозеф, вы не знаете, Джей — чей он двойник?

— Здесь не принято задавать такие вопросы, — не оборачиваясь, сухо ответил Джозеф, продолжавший идти вперед.

— Простите.

Джозеф оглянулся и чуть замедлил шаг, дожидаясь, когда Святослав поравняется с ним, — ширина прохода позволяла идти по двое.

— Я — компьютерщик, и однажды добрался до личных файлов каждого, хотя это засекреченная информация. Мне не следовало заглядывать в них, но я не удержался. Хотел выяснить то же, что и вы. Оказалось, что на Джея нет личного файла. Такого в принципе не может быть, и тем не менее… Он будто бы вообще не отсюда… Если исчезнет, никто не станет его искать, потому что любая проверка покажет, что искать некого. Его здесь словно не существует.

Он повернул направо:

— Нам сюда. Осторожнее.

Они вступили в трубу диаметром полтора метра, так что всем пришлось сильно пригнуться, и Джозеф вскоре остановился.

— Дальше я идти не могу: трубу пересекает поле-сигнал, включающий браслет. Теперь слушайте внимательно! Дойдете до поворота, там есть лесенка. Ждите, когда плита наверху отъедет в сторону, и тогда сразу поднимайтесь. Попадете в переходную камеру, она откроется. Потом будет решетка. Не прикасайтесь к ней раньше времени: она под напряжением. Ровно через минуту после того, как откроется дверь камеры, ток отключится на тридцать секунд. За это время вы должны отодвинуть решетку и затем задвинуть за собой снова, иначе сработает сигнал тревоги. Помните — на все это отводится тридцать секунд.

— Как она отодвигается?

— Просто потяните ее вбок. Там еще есть электронный замок, но он откроется одновременно с отключением тока. Дальше будет зона лучевого контроля. Она отключится на шестьдесят секунд. Начало отсчета — от момента, когда мигнет свет. Потом смотрите только, чтобы не нарваться на охрану, хотя обычно они там не ходят. Все запомнили?

— Да. Спасибо за помощь.

Джозеф достал из кармана крошечный плоский приборчик и набрал на миниатюрной панели код.

— Я активировал процедуру выхода отсюда. Не задерживайтесь, ведущая в переходную камеру плита сдвинется через пять минут.

Не прощаясь, он повернул обратно и поспешно двинулся назад по трубе. Святослав и Мария пошли вперед.

Дальнейшее было таким, как описал Джозеф. На расчищенном для них пути не встретилось никаких неприятных сюрпризов, и они благополучно выбрались наружу. Едва покинули пределы зоны (вряд ли Джозеф к этому времени успел вернуться в дом) — разразилась гроза. Небо стало совсем черным, и день превратился в ночь. Дождя сначала не было, и на темном небе ослепительными вспышками полыхали ветвистые молнии, а от громовых раскатов содрогалась земля. Гроза была прямо над ними, и молнии одна за другой били по зоне. Стояла непроглядная темень, и Святослав с Марией, взявшись за руки, передвигались почти на ощупь: включить фонарь вблизи зоны Святослав не решался, опасаясь патрулей. Потом сплошным потоком хлынул ливень, а небо и земля продолжали раскалываться от оглушительного грохота. За всю свою жизнь они не видели такой яростной грозы. Ослепшие и оглохшие, насквозь промокнув, они с трудом, шаг за шагом уходили от зоны, скользя и спотыкаясь, чувствуя себя беспомощными и затерянными среди неистовства разбушевавшейся стихии. Когда Святославу стало казаться, что это никогда не кончится, и его измученные непрерывными вспышками глаза словно ослепли, гроза внезапно прекратилась. Небо очистилось, и день снова стал днем, но солнца не было. Из-за облаков сочился серый свет, и землю окутывала такая же серая дымка.

Час за часом они брели вперед, уходя от зоны. Оба настолько устали, что едва передвигали ноги. От утомления у Святослава путались мысли. О многом из недавних событий стоило как следует подумать, но он не мог ни на чем сосредоточиться. Шаг, другой, еще один — вот все, на что у него хватало сил. Он толком не мог даже вспомнить, действительно ли имела место одна странность, на которую он обратил внимание лишь после того, как они покинули дом Джея. Тогда ему задним числом вдруг показалось, что умирающий Иоанн произнес две свои последние, обращенные к Джею фразы по-русски и тот ответил ему тоже на русском. Почему он не обратил на это внимания сразу? Потому что был слишком потрясен случившимся или потому что этого не было? Как не было звездного южного неба, склона огромного холма, поросшего оливковыми деревьями, и неизвестно кому принадлежавшего голоса. Странное порождение его воображения, сыгравшего с ним дурную шутку. Но тогда откуда в его памяти осталось никогда не слышанное прежде название — Елеон? Его измученный разум не хотел искать ответы на эти вопросы. Может быть, потому, что он не был готов к ответам и тому, что стояло за ними. Шаг, другой, еще один — лучше думать об этом. С каждым шагом тревожившие воспоминания становились все более неотчетливыми и блеклыми, похожими на прервавшийся сон. Сон, которому нет места в реальности, и потому он, стоит открыть глаза, расплывается и исчезает.

Хотя весь груз нес Святослав, Мария выдохлась первой.

— Я больше не могу, — сказала она, опустившись на сырую, холодную землю. — Не могу даже встать.

Близился вечер, окрестности окутывала сероватая дымка. Вечер мало чем отличался от середины дня. Святослав осмотрелся. Видимость была скверной, однако он все же разглядел неподалеку рощу высоких деревьев и решил остановиться там. Они удалились от зоны достаточно для того, чтобы случайно не попасться на глаза патрулям. Если же их начнут искать, то найдут все равно, и нет разницы, пройдут ли они еще несколько километров или останутся здесь.

— Идем туда, к деревьям. Это совсем близко.

Он помог Марии подняться, и они из последних сил побрели к роще.

Таких деревьев им видеть не доводилось, разве что в зоне, в парке, но тогда они не рассмотрели их как следует. Вздымавшиеся вверх могучие стволы, раскидистые кроны и крупные листья с резными краями. Их зелень оказалась свежей и полной жизни. Должно быть, семена разнесло ветром из зоны, и они здесь прижились.

Впереди замаячил просвет — поляна. На ней Святослав с Марией и остановились. Небо посветлело, и серой дымки больше не было. По краю поляны тек ручей, и его мелодичное журчание подчеркивало царившую в роще тишину. Тишину, исполненную глубокого покоя, присущего этому особому крошечному мирку, отгородившемуся от окружающего мира крепкими, гладкими стволами деревьев-великанов.

Скинув рюкзак, Святослав распаковал нехитрые пожитки и, расстелив спальник, сказал Марии:

— Отдыхай, а я приготовлю поесть.

Опустив руку в ручей, он с удивлением обнаружил, что вода теплая, а пройдя десятка три-четыре метров вверх по течению, заметил каменистое возвышение и бьющий из каменного разлома горячий ключ. Прозрачная, чистая вода стекала на розоватую плиту с большим вытянутым углублением посредине, наполняя этот естественный водоем, и из него устремлялась вниз, к деревьям. Вода у истока была еще теплее, чем в роще. Святослав вернулся за Марией, и они вдвоем, раздевшись, забрались в каменную ванну. Теплая вода, медленно обтекавшая их тела, успокаивала и освежала, смывая усталость вместе с потом. Святослав сомкнул веки, впитывая в себя витавшее здесь ощущение — покоя? Вечности? Бесконечного потока времени, незримо пронизывающего все сущее?

Когда он открыл глаза, на поверхности воды перед его лицом покачивался зеленый лист. Влекомый течением, он, медленно кружась, подплыл к краю каменного резервуара, а затем скрылся за ним, пустившись в неведомый путь.

— Как хорошо, — прошептала лежавшая напротив Святослава Мария.

Ее тело на фоне розоватого камня тоже казалось розовым. Намокшие и потемневшие длинные пряди рыжих волос свободно плавали вокруг головы. Святослав сел и поймал конец одной пряди.

— Что ты делаешь? — смеясь, сказала Мария и тоже села.

Он отпустил ее волосы и, взяв за плечи, привлек к себе. Ее губы были мокрыми, как и его. Выглянувшее в просвет между облаками солнце пригревало их спины, но все же в воде было теплее, и Мария откинулась назад, увлекая его за собой. Ее тело было податливым и нежным, и Святослав не мог от него оторваться. Омывавшая их вода будто придавала им сил, и они в безрассудном упоении стремились слиться друг с другом и вместе раствориться в шелесте листьев, журчании ручья и раскинувшейся над ними бескрайней голубизне.

Потом они тихо лежали рядом, слушая стук собственных сердец, а затем вернулись в лагерь, поели и легли спать.

Среди ночи Мария зашевелилась, поерзала щекой по плечу Святослава, отчего он проснулся, и сонно пробормотала:

— Это будет не больно.

Он ничего не спросил, чтобы не разбудить ее окончательно, только нежно поцеловал в висок, и она снова заснула, прижавшись головой к его плечу.

На следующий день, выдавшийся ясным, солнечным и тихим, они опять купались в источнике, занимались любовью и, соблюдая молчаливый уговор, не говорили ни о прошлом, ни о будущем, которого у них было так мало. Во всем мире им было нечем дорожить, кроме друг другом, и последнюю ночь они провели не размыкая объятий.

Когда наступило воскресенье (такое же тихое и светлое, как предыдущий день, но без солнца) и время приблизилось к полудню, Святослав достал из рюкзака черный куб. Словно теснимый запрудой поток, множились и рвались наружу вопросы, но задать их было некому: ответы знал лишь тот, кого они оставили умирающим на полу в гостиной.

Когда Святослав установил куб посреди поляны, Мария сказала:

— Жаль, что мы не успели спросить, как это будет…

Был ли наставший день днем гнева или днем милосердия? Концом или началом? Святослав обвел взглядом приютившую их поляну, потом взял левой рукой руку Марии, а правой повернул крест.

Грани куба запульсировали, из черных стали сначала дымчатыми, а затем начали наливаться изнутри белым светом. Верхняя сторона полыхнула яркой вспышкой, и из нее вырвался нерассеивающийся луч, похожий на узкий перламутровый клинок. Исторгнувший его из своих недр куб рассыпался горстью праха, а сверкающий клинок вонзился в небеса. И небо стало тысячью солнц, сплошным пламенем, охватившим весь окоем. Оно опускалось на израненную, оскверненную землю и на две державшиеся за руки фигурки посреди поляны, похожее скорее не на огонь, а на сияние, в котором Иоанн узнал бы стеклянное море, смешанное с огнем.

Евангелие от Матфея, глава 10.

34…не мир пришел Я принести, но меч…

Евангелие от Луки, глава 12.

49 Огонь пришел Я низвесть на землю…

Евангелие от Матфея, глава 19.

27 Тогда Петр… сказал ему: вот, мы оставили все и последовали за Тобою; что же будет нам?

Примечания

1

…И видел я как бы стеклянное море, смешанное с огнем… Откровения Иоанна Богослова, гл. 15, 2.

(обратно)

2

— жизнь.

(обратно)

3

Евангелие от Иоанна, глава 14.

28…ибо Отец Мой более Меня

6. Иисус сказал ему: Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только чрез меня.

(обратно)

4

Евангелие от Иоанна, 1,1.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg