«Инфекция»

Крэйг Дилуи Инфекция

ПРОЛОГ: Эпидемия

Когда началась эпидемия, Этан, находясь на грани нервного срыва, пытался объяснить классу решение уравнений с помощью разложения на множители.

Царапая мелом на доске уже третий пример, он услышал вдалеке первый крик. Мел сломался у него в руке, и он чиркнул по доске ногтем. Его даже передернуло от отвращения.

— Попробуем снова, — сказал он, пристально глядя на класс поверх очков.

Некоторые ученики ухмыльнулись в ответ, вдруг заинтересованные его тоном, в то время как остальные, сгорбившись над партами, продолжали смотреть в окно — кто нетерпеливо, кто безучастно — на зеленую лужайку, залитую весенним солнечным светом.

Закончив писать пример, он отряхнул руки от мела и сказал, — Итак, кто хочет попробовать? С чего вы начнете вычисление значения «Икс»?

— Ух, ты! — в унисон воскликнули несколько учеников, выпрямившись за партами. Двое мальчиков поднялись, глядя в окно.

— Так, ребята, — нахмурился Этан. — Прижмите-ка задницы. У нас осталось всего пятнадцать минут.

— Но там что-то случилось, — сказал один из парней, с горящими от возбуждения глазами. — Несколько людей на земле лежат.

По коридору разнесся второй крик. Заинтересовавшись, Этан шагнул к окну. Словно по сигналу все дети встали из-за парт, чтобы лучше разглядеть происходящее на улице.

Вдалеке раздался еще один крик. По коридору застучали шаги. Этан повернулся как раз во время, чтобы увидеть, как мимо его класса пробежали двое учителей. Где-то хлопнула дверь.

Он сделал несколько шагов к коридору, чтобы узнать, насколько серьезна ситуация, и что он сможет сделать для спасения детей.

— Что это за звук, мистер Белл? — Спросил один из учителей.

— Я не знаю, — пробормотал Этан.

— Какой ужас!

По спине снова пробежал холодок. Он знал, что это за звук. Почему он отрицает это? Это крик. Причем кричали не переставая. Кричали от какой-то ужасной, бесконечной боли. Боли такой сильной, что буквально орали во все горло. И, похоже, кричал не один человек — кто-то снаружи, кто-то внутри школы, в классах дальше по коридору.

Вдруг он задал себе вопрос, а должен ли он вообще быть здесь. Его жена на работе. Дочь Мэри в детском саду. Он сделал еще один шаг по направлению к двери. Уволят ли его, если он покинет школу?

Лицо Тревора Джексона исказилось, и он с криком упал на пол. Из разбитого носа хлынула кровь. Другие ученики отпрыгнули назад, взвизгнув от удивления, ошеломленные разыгравшейся перед ними драмой. Этан сделал несколько шагов назад в класс и беспомощно уставился на происходящее. Тревор лежал на боку, выгнув спину, раскинув руки со скрюченными пальцами. Из выпученных глаз текли слезы, рот раскрылся в невыносимо громком крике. Этот звук ударил Этану в уши с почти физической силой, чуть не сбив с ног. Он почувствовал сильное желание бежать со всех ног. Ученики тоже почувствовали это, и пребывали в растерянности перед выбором спасаться бегством или остаться.

— Сделайте хоть что-нибудь! — Закричала ему Люси Гэлл.

— Я звоню в 911…

Люси упала на пол, по телу пробежала короткая судорога, и промежность джинсов намокла от мочи. Спустя несколько секунд она завизжала так, что у Этана чуть не полопались перепонки. Ученики кричали друг другу, что надо что-то делать. Один из мальчиков опустился на колени и стал ее трясти, но тут же упал рядом, закатив глаза.

— Что-то с вентиляционной системой, — подумал Этан. — Что-то в воздухе вокруг нас.

Еще пять детей упали с интервалом в пять секунд, уронив парты и рассыпав тетради.

Они тоже стали кричать.

Внезапно Этан увидел себя со стороны, в слепой панике пробивающегося вместе с остальными учениками к выходу из школы. Они бежали по коридору, перепрыгивая через трясущиеся, кричащие тела учителей и учеников, напоминавшие какую-то замысловатую полосу препятствий. Потом вылетели через стальные двери школы на солнечный свет, где было относительно тихо.

Этан замер как вкопанный. Улица за лужайкой представляла собой сплошное месиво из разбитых автомобилей. Вдали над городом поднимались столбы дыма. Теперь на его уши обрушились новые волны звуков: вой автосигнализации, гудки, сирены, и перекрывающий все, далекий крик тысяч и тысяч ртов.

Он понял, что такое творится повсюду.

Этан бросился со всех ног, не обращая внимания на учеников, которые валились вокруг него на землю, словно подкошенные. Теперь этот крик заполнил его слепой паникой, каким-то иррациональным страхом перед сверхъестественным, будто настоящие демоны гнались за ним по пятам. Мимо с ревом промчался мотоцикл, водитель слетел с него, кувыркнувшись в воздухе. Вдали падали с неба самолеты. Эти вещи едва отпечатывались в его сознании. Он думал только о безопасности Мэри. Ему нужно добраться до нее. — Боже, пожалуйста, пощади ее, — подумал он. — Возьми этих детей. Возьми Кэрол. Возьми меня. Если что-то случится с моей маленькой девочкой, у меня не останется ничего.

Он сел в машину и завел двигатель. Радио обрушило на него поток истеричных рыданий. Он выключил его и тут же заметил, что крики стихли. Выглянув в окно, он увидел лужайку, покрытую конвульсирующими телами, в то время как избежавшие заражения бездумно бродили среди них, дрожа, обхватив себя руками и постанывая от потрясения.

Такой быстрой была передача этого таинственного вируса, охватившего весь мир всего за сорок восемь часов, такой внезапной была атака болезни, которую позднее ученые связали с искусственными нанотехнологиями. Какое-то оружие, утечка которого произошла из лаборатории. Правительство нашло источник пандемии в деревне, рядом с военными объектами в Китае, но правды никто никогда не узнает. И Этан никогда больше не будет учителем.

Через три дня кричавшие очнулись.

Выжившие

Они были беженцами, вынужденными оставить свои дома. Они превратились в кочевников, живущих всем, что могли найти. Но самое главное, они были выжившими. Они были способны выживать, потому что всегда находились в пути. Именно поэтому они были еще живы. Они делали то, что нужно для выживания. Всем им приходилось убивать, иначе их бы здесь не было.

Со среды они не потеряли еще никого, но в Вилкинсбурге они лишились Филиппа. Теперь их было пятеро. Они сидели, выпрямив спины в шумном, жарком и темном десантном отсеке бронетранспортера, зажав ружья между коленей, и передавали по кругу бутылку с водой. Сидели в напряженном молчании, говорить было лень. Все потели от жары, которая была на двадцать градусов выше и без того непривычно теплой майской погоды. В воздухе стоял запах пота, грязи и сгоревшего дизельного топлива. Из-за шума двигателя, скрежета гусениц, и постоянного барабанного стука, им приходилось кричать, чтобы быть услышанными, а сил на это ни у кого уже не было. Барабанный стук усиливался, перемежаясь с металлическими щелчками, пока не заглушил шум двигателя «Брэдли», мощностью пятьсот лошадиных сил. Выжившие были вот-вот готовы закричать.

Металлические щелчки получались от украшений. Браслетов, часов и обручальных колец.

Выжившие задавали себе вопрос. Все ли уже уничтожено, ради чего они хотели жить? Может ли это вырасти снова, если дать ему время и подыскать подходящее убежище?

* * *

Выжившие легко приспосабливались ко всему. Люди, которые делают буквально все, чтобы остаться в живых, не доверяют другим. Но чтобы путешествовать по дороге, нужно держаться бандой, а для ежедневного выживания, как в их случае, банда должна действовать как единый защитный организм. Каждый из них был проверен в «мокром» деле. Они знали, что если кто-то из них облажается, погибнут все. Сейчас, после всего, через что им довелось пройти, именно чувство ответственности не давало им впасть в истерику или ступор. Страх, горе, вина, ярость: эти и другие эмоции также опасны, как и те Инфицированные снаружи, поэтому тоже должны быть истреблены.

Теоретически, они направлялись в детский госпиталь. У них есть «Брэдли», оружие, и иллюзия безопасности, пока гудит двигатель, и крутятся гусеницы. Однако им нужны припасы, особенно вода и топливо. Им нужно найти место, не тронутое Инфекцией, где они смогут передохнуть. Просто у них уже не было сил драться. Можно выиграть множество сражений, пока не начнешь понимать, что проигрываешь.

Они почувствовали какой-то неуловимый сдвиг в атмосфере, какой-то внезапный перепад температуры. Это снаружи пошел дождь. Барабанный стук постепенно смолк. Инфицированные потеряли к их машине интерес и перестали стучать по ней кулаками. Воздух наполнился жалобными криками, тающими в шуме дождя.

* * *

Только Энн не напоминала сплошной оголенный нерв. Она сидела сзади, у выхода, напротив женщины-копа. Это место считалось у выживших почетным, так как тот, кто там сидел, первым покидал машину, и последним в нее садился. Остальные восхищались ее хладнокровием и пытались ей в этом подражать. Сержант может и был командиром «Брэдли», но лидером все считали именно Энн, потому что она была для них примером. А без снайперской винтовки в ее твердой руке, они давно были бы уже мертвы.

На левой щеке у нее было два длинных шрама, на правой — один короткий, свежий. Выжившие считали ее бывшим военным, с романтическим и бурным прошлым. Энн не рассказывала никому о своем сильном чувстве, что когда-нибудь они все-таки закончат свое путешествие и найдут место упокоения, где будут в настоящей безопасности. Она вот-вот могла разразиться долгим, оглушительным криком вины, страха и боли.

* * *

Несколько часов назад они нашли отряд Сержанта на парковке «Уол-марта». Изуродованные, будто в автокатастрофе, солдаты лежали вокруг какого-то большого, странного прибора, окруженные ковром из мертвых, опутанных колючей проволокой Инфицированных. Мертвецы лежали, уставившись в небытие широко раскрытыми глазами. Многие тела сильно обгорели и источали тошнотворный сладковатый запах жареного мяса. Куски обугленной одежды, застрявшие в колючей проволоке, трепетали на ветру. Несколько Инфицированных слепо бродили среди останков, объедая человеческое мясо, кто с оторванной руки, кто с ноги. Вороны закричали, словно протестуя, когда к ним на скорости сорок миль в час приблизился «Брэдли». В последний момент огромная стая птиц взметнулась в небо, роняя кусочки мяса из окровавленных клювов.

Сержант несколькими пулеметными очередями снял несколько Инфицированных. Выбравшись наружу, он предостерег выживших, чтобы те не наступали на тела.

— Конечно, — заверили его. — Мы уважаем мертвых.

— Дело не в уважении, — сказал он. — Эти трупы разлагаются. В телах образуются газы. Видите, как они вздулись? Они могут лопнуть и брызнуть на вас жидкостью. И вы заболеете.

Шесть дней назад из «Брэдли» высадился отряд из шести солдат, которым на три часа была предоставлена полная свобода действий. Сам бронетранспортер из-за проблем с рулевым управлением был отправлен на ремонт. Солдаты испытывали на Инфицированных нелетальное оружие, использующее технологию «активного предотвращения». Они развернули заграждение из колючей проволоки, установили свой прибор и нажали на клаксон, чтобы привлечь внимание всех Инфицированных, находившихся в поле слышимости.

Прибор выглядел как большой ковш, закрепленный на баскетбольном щите. Это был передатчик, который испускал энергетические волны, проникающие сквозь кожу и вызывающие ощущение сильного жжения. Идея была следующая: Человек, подвергавшийся его воздействию, рефлексивно старался избегать лучей и подчинялся. С Инфицированными это не сработало. Они лишь впали в бешенство и атаковали, пока у них не начала гореть кожа. Они продолжали нападать, пока не попадали на землю.

За солдатами послали другой «Брэдли», но до них он так и не добрался. К тому времени, когда он отправился выполнять свою миссию прикрытия, солдаты уже были мертвы, и бронетранспортер перебросили в другую точку. Сержант знал это, но хотел увидеть все своими глазами. Те мертвые парни были его людьми. Они служили вместе в Афганистане. Он положил руку на сердце (жест уважения, который он перенял у афганцев), и собрал их жетоны.

— Этот прибор должен быть направлен так, чтобы вызвать чувство жжения от шеи по всему телу, — сказал он остальным. — Видите, под каким он установлен углом? Это не случайно. Солдаты сделали это в отчаянии. Они пытались сжечь у зараженных роговицы глаз. Пытались ослепить их.

— Можно взять эти пушки? — спросили его. — Научишь нас ими пользоваться?

— Я слышал, что испытание другого акустического оружия дальнего действия, в Филадельфии, тоже провалилось, — продолжил Сержант. — Это устройство должно было вызывать сильную боль в ушах с помощью определенной звуковой частоты, но на самом деле лишь привлекло Инфицированных. Они пришли сотнями, уничтожили само устройство и установивший его отряд. Гиблое дело.

Вдали поскуливала стая собак. Кто-то дал короткую очередь из автомата, похожую по звуку на треск фейерверка.

— Нелетальное оружие тут не работает, — добавил Сержант. Единственное, что может остановить этих ублюдков, это ружье, и желание его использовать.

* * *

Бронетранспортер, визжа гусеницами, влетел в пробку из брошенных машин. Его двадцати пяти тонный корпус отбросил в сторону минивэн и в лепешку смял перед какого-то спорткара. На орудийной башне, рядом с дулом пулемета, было аккуратно выведено белой краской слово «Огнестрел». Машина снесла двух Инфицированных, отшвырнув их в красный туман улицы. Миновав поворот, она остановилась, урча мотором. «Брэдли» заполнил собой всю улицу, окруженный с флангов лавками и малоэтажными зданиями. Экипаж из трех человек просканировал в перископ унылый, затянутый дымкой, пейзаж разрушенного города. Дождь закончился, и снова выглянуло солнце.

В заднем отсеке выжившие съежились и зажмурились. Остановка это плохо. Они сжали оружие побелевшими пальцами. Сержант протиснулся к ним в отсек и сел на корточки, истекая потом в своей форме и шлеме. Командир был крупным мужчиной, отчего тесный десантный отсек казался еще меньше. Он всегда смотрел на Энн, если хотел, чтобы гражданские что-то сделали. Так и на этот раз. Похоже, у них было какое-то молчаливое соглашение насчет разделения полномочий.

— Там аптека, — сказал он. — Как выйдите, налево.

— Закрыта?

— Отсюда не видно.

— Следы взлома?

— Дверь вроде в порядке, и окна целы.

— То есть, повреждений нет.

— Следов вандализма, пожара или наводнения я не видел.

— Наверно, все уже обчистили.

— Да, нет. На полках, похоже, еще кое-то есть.

Некоторые выжившие позволили себе улыбнуться. Лавка не была ни разграблена, ни разрушена, поэтому они смогут сделать припасы. Не все, что им нужно, но хоть что-то. Каждая полезная вещь найдет свое место.

— Сколько Инфицированных на улице?

— Живых там нет.

— Стоит рискнуть, — сказала Энн, и Сержант кивнул.

— Пора, — сказал он.

* * *

Этан сделал глубокий вдох, чтобы успокоить нервы. Он беспокойно теребил свой карабин «М4» и пытался вспомнить, что ему сказал сделать Сержант, если оружие заклинит. Шлепнуть по магазину, оттянуть затвор назад, проверить патронник, отпустить затвор, дать ему щелкнуть и принять следующий патрон. Если двойная подача, отцепить магазин и вытряхнуть патроны. При условии, что у него есть на это время, пока толпа Инфицированных несется за ним, визжа нечеловеческим голосом.

Он был уверен, что дни его сочтены, и рано или поздно его либо убьют, либо инфицируют. Он был учителем математики, и знал, что такое вероятности. Каждый день, ради того, чтобы жить, он должен был отдавать все, что у него есть. Стоит ему только замешкаться, повернуть не туда, или оказаться в ненужном месте в ненужное время, как его тут же схватят. Сколько можно так жить? Не мешкать, не поворачивать не туда, не оказываться в ненужном месте в ненужное время?

Да, его тело и разум приняли брошенный ему вызов. Но пока его тело сбрасывало жир и приходило в тонус, он часто чувствовал острые боли в шее и спине, особенно после долгого сидения в «Брэдли». Правда в том, что он был мужчиной среднего возраста и в не очень хорошей форме. Его разум тоже обострился, обрел постоянную бдительность и полностью очистился от поп-культурной шелухи и мелочных проблем, волновавших средний класс в прежние времена. Но стресс медленно разрушал его разум и отнимал у него годы жизни. Этан принял вызов, но не знал, сколько еще продержится, пока не сломается окончательно.

Он знает, что, в конечном счете, дело обернется против выживших. Инфицированные распространяют болезнь через насилие. Одержимые вирусом агрессии, они лишь одноразовые марионетки, стремящиеся найти новых носителей. Они пьют из канав и унитазов. Если они голодны, они едят мертвецов. Им нечего терять. Они могут бежать за своей жертвой сквозь огонь и пули. Они сметут вас, встань вы у них на пути. Упади вы, они затопчут вас. Когда вы перестанете сопротивляться, они укусят вас, и вы инфицированы. Вирус проникает в кровь вместе со слюной, поражает центральную нервную систему, а потом мозг, и лимбическую систему, вызывая ярость. Этот вирус очень сильный и опасный, он парализует вас в считанные секунды, а через несколько минут вы уже полностью в его власти.

А потом вы становитесь одним из них. Сначала их было не так много. Этан не представлял себе, каким ужасным может быть человеческое существование в мире, где все люди становятся либо хищниками, либо жертвами. Теперь же хищники, похоже, превосходят числом своих жертв, по крайней мере, здесь, в центре Питтсбурга. В любом случае жертве приходится прятаться. Электричества не было уже несколько дней, и трудно представить, как люди живут за закрытыми дверьми, задернутыми шторами, без водопровода и канализации. Еще пара дней, и этот город будет непригоден для жилья.

Страшно подумать, что все его ученики рыщут где-то там, охотясь за ним.

— Я опущу трап, а потом мы перегоним машину на двадцать метров подальше, и припаркуем на первой аллее справа, — сказал им Сержант. — Следите за улицей. Тут много зданий и много окон.

Выжившим нужно остерегаться не только Инфицированных, но и других выживших, которые живут по соседству и не захотят сдать лавку без боя.

Жующая резинку женщина-коп сказала, — Сержант, у нас не было возможности сказать вам. Мы все очень сожалеем. Понимаете, о том, что случилось с вашими ребятами.

Выжившие сочувственно кивнули, но им явно было неловко. Они сожалели, что не нашли солдат живыми, отчасти потому что с радостью переложили бы ответственность за свою безопасность на кого-то более квалифицированного. С другой стороны, если бы они нашли солдат живыми, Сержант мог бросить их на произвол судьбы, а сам со своими бойцами уйти воевать.

Сержант бросил на женщину-копа колючий взгляд. Та покраснела, и слегка заикаясь, добавила, — Если вам понадобится друг, можете поговорить со мной. Вот и все.

— У меня нет друзей, — сказал Сержант. — Все мои друзья мертвы.

Трап откинулся и коснулся земли, скрипя гидравликой. В отсек хлынул солнечный свет и сильный едкий запах горящих химикатов.

* * *

Выжившие выскочили из «Брэдли» и рассыпались веером, установив круговую оборону, как учил их Сержант. Энн сказала, что очистит лавку от Инфицированных, перед тем, как туда войдут остальные. Уэнди, женщина-коп пообещала обеспечить прикрытие. Малец рвался пойти с ними, но Энн сказала ему остаться и наблюдать за дорогой. Они скрылись в лавке, держа оружие наготове.

Малец ухмыльнулся. В своей черной футболке, заправленной в камуфляжные штаны, бронежилете, и бейсболке с надписью «SWAT», он походил на героя реалити-шоу про подростков-наемников. Жуя зубочистку, он разглядывал в прицел своего карабина «М4» улицу на предмет Инфицированных.

— Что, Преподобный, конец света не быстро убивает? — спросил он.

Пол остановился, чтобы прикурить сигарету, потом затянулся. Довольно вздохнул и, подхватив свой дробовик, выпустил длинную струю дыма. — От этого апокалипсис становится мне чуточку приятней, — объяснил он.

— Разве это не божьих рук дело?

По лицу Преподобного пробежала тень, но он с беззаботной легкостью ответил, — Бог послал нам тебя, мой мальчик.

Малец перестал ухмыляться. Он не был уверен, но ему показалось, что старик только что поддел его. Конечно, он его подколол. Даже малейшее замечание могло вызвать у Мальца беспокойство, смятение и гнев. Не обращая на него внимания, Пол сделал еще одну затяжку, и раскашлялся в кулак. Он уже забыл про их разговор. Малец завидовал этому приходящему с возрастом хладнокровию. Для Мальца же любой диалог имел огромное значение.

— Надеюсь, снова будет дождь, очень сильный дождь, который смоет все дерьмо в канавы, — сказал Пол.

— Я тоже надеюсь, — сказал Малец, радуясь этой мысли.

В дверях появилась Уэнди, подав знак, что все чисто. Выжившие вошли в лавку и «Брэдли» тут же удалился в облаке выхлопных газов, как фольгу смяв по пути какую-то машину, и, резко развернувшись на 90 градусов, въехал на ближайшую аллею.

В помещении Пол дошел до ближайшего укромного уголка, спустил штаны и громко испражнился в пятигалонное ведро, накрытое унитазным сидением. Одной рукой сжимая рулон туалетной бумаги, другой он докурил сигарету. Рядом стоял мешок с известью, который он вывалил в ведро, чтобы перебить запах. Малец завидовал тому, как ловко и незаметно удается другим ликвидировать следы своих отходов. Ему же требовалось уединение, но уединение в это суровое время было непозволительной роскошью. Уединение означало зачистку помещения от возможных Инфицированных, то есть действие, несущее в себе неоправданный риск. Оно означало уязвимость. И риск остаться одному, если всей остальной группе придется вдруг срываться с места.

Энн коснулась рукой плеча Мальца и кивнула в сторону двери. Она назначила его часовым. Он что-то недовольно пробубнил, но сделал то, что ему сказали, попросив ее найти ему батарейки и конфеты. А, и новую зубную щетку.

* * *

Выжившие подобрали Мальца три дня назад. Отрезанные от «Брэдли» большой толпой, они спаслись благодаря внезапному звонку старого заводного будильника в соседнем квартале. Он отвлек Инфицированных ровно на столько, сколько им потребовалось, чтобы убежать. Вернувшись к «Брэдли», он обнаружили там Мальца, ухмыляющегося как кот из известной сказки. Он отказался, чтобы его называли настоящим именем, Тодд Полсен. Потому что Тодд Полсен был школьным неудачником, которому постоянно доставалось на орехи. Тодд Полсен умер; Малец сам прикончил этого неудачника. Кому-то апокалипсис дает второй шанс. Выжившие были благодарны ему и восхищены его способностями к инновациям. Ему предложили присоединиться к ним, и он согласился. Все его прежние знакомые были либо мертвы, либо инфицированы. В одиночку он чувствовал себя в безопасности и вполне мог о себе позаботиться, но его удручал тот факт, что оценить это было некому.

Выросшему без друзей Мальцу было интересно, что значит быть одним из «нас», а не из «них». Но даже в этом сплоченном племени выживших он был новичком, и он думал, что ему придется пройти через какое-то испытание, особенно из за того, что он был самым молодым. Но до него никому не было дела, каждый был занят собой. А потом случилось чудо. Два дня назад, сидя в «Брэдли», Энн почистила ему очки, этот трогательный материнский жест дал ему почувствовать себя равноправным членом группы.

В прошлом году Джон Уиллер, великан из «старшаков», подловил его в кафетерии за выполнением домашнего задания, и подвесил его над мусорным контейнером перед другими учениками, смотревших со смесью напряжения, злорадства, и облегчения, что Уиллер проделывает это не с ними. Трюк в том, что всегда нужно оставаться в середине стада. И никогда не выделяться. В этом они преуспели. Но Тодд Полсен выделялся. Хорошими оценками и угловатой подростковой худобой. Учителя называли его сообразительным, и дети из класса ненавидели его за это. Потом другие дети тоже стали ненавидеть его, без всякой на то причины, просто ради собственной безопасности.

Джон Уиллер пал жертвой эпидемии, а значит, стал одним из Инфицированных. Многие из тех детей, кто делал в тот день домашнее задание, те, кто смотрел с поощрением и те, кто ни сделал ничего из страха, были либо мертвы, либо во власти вируса. Малец знал, что он был единственным живым свидетелем того, что случилось с Тоддом Полсеном за те страшные пять минут. И все же он не может забыть ни это, ни все свои остальные мелкие обиды. Проще избавиться от своего имени, чем от багажа.

Он хотел, чтобы все были живы и видели, каким он стал: Мальцом, с группой вооруженных до зубов взрослых, прокладывающим себе путь через апокалипсическую пустыню. И тогда они избавили бы его от унизительных воспоминаний своим восхищением и уважением. Они бы поняли, что никогда больше не смогут приставать к нему, потому что теперь у него есть пушка.

* * *

Уэнди нашла у кассы несколько полиэтиленовых пакетов и раздала остальным. Паническая скупка вычистила большинство полок еще до того, как Инфекция положила конец потребительству, но здесь еще оставались полезные вещи. На полу за открытым кассовым аппаратом Уэнди обнаружила раздавленный пластиковый контейнер с ломтиками говядины. Отличная находка. Какой-то идиот вытащил из кассы деньги, а вот еду оставил на полу. Говядина отправилась к ней в сумку. Она нашла полную коробку спичек, большой мешок соли, детские витамины, липкую ленту, средство от насекомых, упаковку презервативов, и бутылку солнцезащитного крема. Все отправилось к ней в сумку. Она нашла открывалку для бутылок и сунула в карман. Пачка жевательной резинки «Базука», которую она тут же с удовольствием разорвала, выплюнув старую и закинув в рот новую пластинку. Она нашла коробку тампонов и продемонстрировала ее Энн как трофей. Та ответила еле заметным кивком и двинулась дальше, поднимая с пола банки.

Этан задержался в одном проходе и подобрал записную книжку со спиральным переплетом. Он перелистывал чистые страницы, оставляя на них грязные опечатки, словно касаясь старого любовного послания. Он поднес тетрадь к лицу и глубоко вдохнул. Когда он опустил ее, Уэнди увидела, что у него по лицу текут слезы.

— Этан, с тобой все в порядке?

— Нет, — сказал он. — То есть, да.

Она протянула руку, чтобы положить ему на плечо, но вдруг отвела назад. Лидеры в период кризиса не бывают мягкими. Лидеры бывают сильными. Она должна быть сильной.

Он добавил, — С чего вы начнете вычисление значения «Икс»? Я помню, на чем мы остановились.

— С тобой точно все в порядке? — спросила она.

— Да. Иногда я забываю, где нахожусь. Сейчас все нормально.

— Почему бы тебе не пойти в аптеку и не посмотреть, есть ли там что-нибудь ценное? — спросила она. — Особенно транквилизаторы и снотворное. Празосин от плохих снов. Поищи витамины, марлю, антибиотики, тампоны, Бенадрил, Ибупрофен. Да все, что покажется полезным.

— Хорошо.

Уэнди по-прежнему считала себя копом, поэтому все еще носила форму, и особенно свой жетон. Для нее эти символы еще что-то значили, особенно во время кризиса. Поначалу другие выжившие соглашались с ней, видя в ней представителя власти, но не больше. Для них она была ценным членом команды, но с другой стороны всего лишь еще одним беженцем, таким же, как они сами. Она не понимала, почему они оказывают столько доверия Энн, хотя она дралась жестче ее и рисковала ради команды больше. Уэнди просто хотела помочь. Служить и защищать. Дело в том, что много копов с их участка погибло, поэтому она должна и дальше делать свою работу. Она была в долгу перед мертвыми.

Они видели конец света. По одной ужасной сцене за раз, и каждая новая была страшней предыдущей. Столбы дыма, поднимающиеся над горящими населенными пунктами. Искореженные обломки «727 Боинга» разбросанные на мили вдоль автострады, среди почерневших, наполовину расплавленных машин с обугленными скелетами внутри. Инфицированные, питающиеся мертвецами. Крики по радио вместо музыки и рекламы. Для Уэнди, самым тяжелым из увиденного были брошенные полицейские машины. Их экипажи когда-то клялись защищать людей и их собственность, а теперь были уничтожены вирусом насилия. Крах полиции означал крах закона и порядка. То есть, теперь был каждый за себя. Инфицированным потребовалось несколько минут, чтобы фактически снести с лица земли весь ее участок. Другие копы спасли ей жизнь, которую она теперь должна заслужить.

Странно, но форма, похоже, продлила ей жизнь. Все выжившие носили темную одежду, всевозможные оттенки черного, коричневого и серого. Пол, например, носил черный костюм священника с белым воротничком. Это отличные люди, лучшие, из тех, кто остался, но почти все оказались здесь случайно. В первые дни Инфекции, стоило им выйти из «Брэдли», как Инфицированные бросались на тех, кто был в яркой одежде. Красный цвет возбуждал их больше всего. И все, кто носил красную одежду, умерли или стали Инфицированными. Следующими были те, кто носил оранжевые, желтые и зеленые цвета. Это понял Филипп, член правления корпорации, одетый в грязный черный костюм и серый галстук. Он понял, что они живы лишь потому, что выбрали правильную одежду в то утро, когда началась эта резня.

— Сюда что-то приближается, — закричал из двери Малец.

* * *

Они услышали глухой рокот и почувствовали под ногами легкую вибрацию. Выжившие собрались вокруг Мальца. Энн усилила увеличение прицела и просканировала него улицу. Вибрация добралась до колен.

— Это танк, — удивленно сказала она, опуская ружье. — Очень большой танк. Быстро движется сюда.

Танк прорвался сквозь брошенный полицейский заслон, разметая во все стороны мусор и крыс. Теперь он был достаточно близко, чтобы выжившие разглядели исцарапанную и заляпанную кровью композитную броню и массивное дуло танкового орудия. Рев двигателя отдавался у них в груди. Гусеницы визжали как гигантская хищная птица.

Этан хмыкнул, нахмурившись.

— Это Абрамс М1, — с нескрываемым восторгом сказал Малец.

— Значит, правительство еще действует? — спросил Пол.

— Народ, похоже, мы спасены, — улыбнулась Уэнди.

— Пригнись, — сказал Этан.

— Эй, — закричала Уэнди, размахивая руками. — Мы здесь!

Сейчас вибрация отдавалась даже в зубах. Бутылки с чистящим средством посыпались с полок. В оконных рамах задрожали стекла. Песчинки пыли подпрыгивали на асфальте. Орудийная башня танка развернулась, целясь массивной пушкой прямо в лавку.

— ЛОЖИСЬ!

Танковый пулемет выпустил серию коротких очередей. Выжившие бросились на пол. Пули ударили по окнам, прошивая стеллажи и продукты, цокая о дальние стены.

Та-да-да та-да-да та-да-да

— Прекратите стрелять в нас! — заорал Этан.

Уэнди закрыла лицо руками, слушая, как пули рассекают воздух, уничтожая все на своем пути. Звук был такой, будто у ее уха кто-то гремит металлической банкой с болтами и битым стеклом. Куски пластмассы и картона сыпались на нее как конфетти. Потом стрельба прекратилась.

— Все целы? — крикнула она.

Танк свернул на их улицу и прогрохотал бронированными гусеницами мимо лавки. Земля дрожала. Осколки стекла со звоном посыпались из разбитых окон. Воздух наполнился блестящей пылью.

— Никому не вставать, — сказала она.

Уэнди поднялась и прокралась к двери, выглянула в сторону удаляющегося танка. Тот уже был в двух кварталах от них, как из зданий по обе стороны улицы на него обрушился град выстрелов. Из окна третьего этажа вылетел коктейль Молотова, ударил в заднюю часть, от чего танк тут же загорелся. Уэнди испуганно вздрогнула. Почему эти люди стреляют в танк?

Абрамс затормозил, подняв облако пыли, и возобновил стрельбу из пулемета. Башня танка развернулась, и главное орудие стало подниматься в сторону одного из окон здания.

Из 105-миллиметрового ствола вырвалась ослепительная вспышка. У Уэнди перехватило дыхание, голова дернулась назад, когда жар и свет ударили ее с почти физической силой. От мощного взрыва все содержимое здания вылетело на улицу вместе с пылью и какими-то обломками: полиэтиленовые пакеты, обертки от жевательной резинки, куски фольги, горящие тряпье. Уэнди заметила летящих в воздухе людей и фрагменты мебели. Огромное клубящееся облако пыли прокатилось по улице, закрыв собой танк и погрузив выживших в кромешную тьму.

— Что там происходит? — крикнул Малец, не вставая с пола.

— Я не знаю, — ответила Уэнди.

— Похоже, планы изменились, — сказала Энн.

— Почему это?

Энн ответила, — Этот танк направляется туда же, куда и мы.

* * *

Воздух по-прежнему был полон копотью и пеплом от городских пожаров, отчего закат играл неземными зловещими красками. Выжившие расположились на ночь в служебном гараже рядом с каким-то автосалоном. Прибрав в здании, они закрасили стекла черной краской, накрепко заперли все двери и окна, и сделали вытяжку для печки. Каждый закуток салона «Брэдли» был заполнен инструментами для выживания, которые они аккуратно выгрузили: фонари и батарейки, печку Колмана и газовые баллоны, водостойкие спички, посуду, спальники и бутыли с водой. Они достали химический огнетушитель и детекторы угарного газа, работавшие на батарейках.

Тараканы разбежались от света по темным углам. Пол был устлан пустыми банками, оберточной бумагой и гниющей едой. Кто-то прятался здесь до них, такие же кочевники, оставившие на стенах послания и фотографии своих любимых. Пол с Мальцом изучали их, подсвечивая фонариками. Лучи света плясали по снимкам, с которых улыбались из счастливого прошлого погибшие и пропавшие без вести.

Если увидите этого человека, Дейла, скажите ему, что Джесси жив и направляется на север, к озеру. Инфицированные больше не люди. Убивайте их, или сами станете такими! Если будете вести себя как зараженные, на вас не нападут.

Это ложь!!! Если увидите этого мальчика, пожалуйста, позаботьтесь о нем и скажите, что с его мамой все хорошо, и она очень сильно любит его!!! Заражение происходит меньше, чем за три минуты. Военные стреляют во все, что движется, так что берегите головы! Убивайте их всех!!! В Янгстауне инфекции нет.

Ложь!!! Покайтесь, люди, ибо конец близок!!!

Выжившие часто имели доступ к информации, такой как эти послания, оставленные другими людьми на стенах, полные страха, тоски и надежды. Но как обычно, почти все они были бесполезны.

— Думаешь, это правда, Преподобный? — спросил Малец. — Инфицированные больше не люди?

— Не знаю.

— А душа у них есть?

— Тоже не знаю, Малец.

— Кто же они такие? Люди? Животные? Или роботы?

На этот раз Пол не ответил. Его фонарик освещал лица на стене. Кто-то из них был уже мертв, кто-то инфицирован. — Трудно сказать, кто они такие, — подумал он. — В любом случае, это уже не люди, но это по-прежнему наши любимые. Мы все еще их любим, может даже больше, чем до Инфекции. Когда кто-то умирает, ты помнишь о нем только хорошее. Неудивительно, что столько людей не смогло спустить курок, самостоятельно выбрать смерть или Инфекцию. Когда Сара пришла ко мне, я тоже не смог это сделать.

— А убивать их считается убийством, Преподобный?

— Нет, — ответил Пол.

* * *

Этан вытащил свой мертвый мобильник и уставился на него, словно желая, чтобы он позвонил, потом снова убрал в карман. Он думал о Филиппе, сидевшем в задней части «Брэдли», чумазом и потном человеке с аккуратно завязанным на шее галстуком и открытым портфелем на коленях. В первые дни катастрофы бизнесмен все пытался дозвониться до своего брокера, чтобы тот купил акции компаний, занимающихся системами безопасности и здравоохранением. Он грезил сорвать куш через «короткую продажу» акций авиакомпаний. Следующей его грандиозной затеей было производство электроэнергии в домашних условиях. Он размышлял о фармацевтических продуктах, грузоперевозках, воде и агропромышленности. Другие выжившие вежливо слушали, хлопая глазами.

Брокер не отвечал на звонки, и это все сильнее беспокоило Филиппа. Он рассказывал, что экономика это просто наука о том, в чьих руках пирог. Инфекция же лишь еще одно экономическое потрясение, породившее новых победителей и проигравших, и кто быстрее переместит инвестиции от проигравших к победителям, тот и останется в большем наваре. Но для этого нужен брокер, а он не отвечает на звонки, мать его! Похоже, Филиппу было очень важно убедить в своих теориях Энн, но та слушала его с выражением зеваки, наблюдающего аварию, и ничего не говорила.

Филипп стал орать в гудящую трубку, требуя сообщить ему курс акций Ремингтона, Глока и Бринкса. Потом с сетью что-то случилось, и сигнал пропал. Филипп отключил телефон, затих и приуныл. В Вилкинсбурге, копаясь в развалинах ночного магазина, он увидел старый номер «Уолл-стрит Джорнал», сел среди обломков, и позволил Инфицированным забрать себя.

* * *

В одном из темных углов они наткнулись на мертвеца, чьи ноги торчали из-под брезента. Стянув покров, они обнаружили высохший труп с широко раскинутыми ногами, пол головы отсутствовало. На трупе была коричневая униформа. Этот человек оказался сотрудником офиса окружного шерифа города Аллегейни. Пистолета у него не было. И кто-то забрал его ботинки.

Либо его убили, либо он сам себя убил.

Уэнди опустилась рядом с трупом на колени и отцепила у него звезду шерифа.

— Что ты делаешь? — спросил Сержант.

— Коллекционирую жетоны.

Солдат кивнул.

Подошла Энн с ружьем на плече, и сказала, что через несколько минут будет готов обед.

— Тебе это место что-то напоминает? — спросил Сержант, внимательно посмотрев на нее.

Энн оглянулась по сторонам, будто видела этот гараж впервые.

— Наверное, я родилась в похожем месте, — сказала она.

Сержант кивнул.

Она добавила, — Нам нужно поговорить о танке. Мы должны пойти за ним.

— Танк шел в детский госпиталь, — сказал им Сержант. — Как и мы.

— Тогда это отдельная боевая единица, — кивая, сказала Энн. — Просто пытается выжить.

— Этот танк первое за последнее время доказательство функционирующего правительства, — вклинилась в разговор Уэнди. — Это патруль. Нам нужно найти базу, откуда он приехал.

— Нет, — сказал Сержант. — У этого танка нет базы. Он едет обстреливать госпиталь. Он собирается выпустить в него весь свой запас пуль и снарядов.

— Неправда, — от абсурдности этих слов она даже не знала что сказать. — Зачем?

— Сдерживание. Вот что им приказали обеспечить. Вы должны восхищаться их самоотверженностью, даже если смеетесь над их глупостью. Госпиталь уже был переполнен девять дней назад, а Инфекция распространилась повсюду. Но буквально на днях военные сменили оружие, применяемое при сдерживании, с нелетального на боевое, поэтому они получили приказ атаковать госпитали, как источники Инфекции. Командир танка лишь выполняет приказы, даже если они опоздали на неделю. Сопровождающей пехоты у них нет. База, возможно, переехала, и каждый обиженный говнюк в городе пытается убить их, но танк стремится выполнить свою миссию.

— Откуда вы все это знаете? — спросила Энн.

Сержант пожал плечами. — Я знаю, за что отвечают военные. Здесь тот же случай.

— Так что нам делать? — спросила Уэнди.

— Найдем другой госпиталь. Лучше тот, который не разбомблен.

— За рекой есть «Холи Кросс», — сказала Энн.

— За какой рекой?

— Мононгахела. На юге.

Они уже заранее решили, что госпиталь это идеальное место для поселения по нескольким причинам. Во-первых, мало кто решит туда войти. Это запретные места. Склепы. Нечистые дома. После начала эпидемии, Инфицированных подбирали с улиц и помещали в госпитали, но места на всех не хватало, поэтому правительство реквизировало школы, танцзалы в гостиницах, стадионы и тому подобное для размещения миллионов заболевших. Госпитали были переполнены. Кричащих людей складывали как бревна прямо в коридорах. В уходе нуждалось столько людей, что студентам-медикам выдали лицензии и призвали вышедших на пенсию медработников. Когда через три дня Инфицированные очнулись, они убили и инфицировали всех врачей, превратив госпитали в эпицентры смерти и заразы.

Однако госпитали богаты на ресурсы, и их легко оборонять. В частности, там есть запасы медикаментов, еда, вода, много места и аварийное питание. А большинство Инфицированных давно ушли, вынужденные искать новых носителей для своего вируса.

Энн добавила, — Стоит рискнуть.

Все трое кивнули. Следующий ход группы был предрешен.

* * *

Уэнди коснулась плеча Энн и отвела в сторону. Две женщины пошли по гаражу, наблюдая везде следы работы, внезапно оставленной механиками.

— В каком подразделении ты служила? — спросила Уэнди.

Энн еле заметно покачала головой.

— Я ценю твою службу, — продолжила Уэнди. — Но я здесь главная гражданская власть. Было бы хорошо, если бы ты признала это перед другими.

Энн внимательно посмотрела на женщину-копа в полумраке светодиодных фонарей.

Уэнди откашлялась и добавила, — Нам нужно действовать командой.

— Понимаешь, раньше я не верила в эволюцию, — прервала ее Энн, изучая лежащий на полу автомобильный глушитель, похожий на кость какого-то гигантского животного. — А теперь верю. Мы сами и есть естественный отбор. Столько людей умерло потому, что хотело умереть. Они изо всех сил боролись за жизнь, но не хотели жить, если кто-то, кого они знали и любили, умирал или становился Инфицированным.

— Ты говоришь у чувстве вины у выживших, — кивая, сказала Уэнди.

— Да. У нас у всех оно есть. Вопрос лишь в том, дашь ли ты ему убить себя.

Этан позвал их на ужин.

Энн развернулась, чтобы пойти назад, но задержалась и добавила, — Ты очень рискуешь, стараясь доказать свое лидерство. Это тебя погубит.

Уэнди на мгновение уставилась на женщину, лишившись дара речи.

— Я лишь делаю свою работу, — наконец сказала она. — Я отвечаю за этих людей.

— У меня все в порядке. Мне все равно, кто командует. Я лишь пытаюсь найти убежище и еще помогаю нашей группе найти его.

— Поэтому ты признаешь меня, — надавила женщина-коп.

— Нет, — ответила Энн.

* * *

До того как мир рухнул, женщина-коп просыпалась каждый раз в пять утра в своей маленькой квартирке в Пенн Хилз. Принимала душ, гладила форму и съедала питательный батончик. Надевала хрустящую черную рубашку с короткими рукавами поверх чистой белой футболки, натягивала черные брюки. Прицепляла бейдж и значки, надевала бронежилет и свой ремень Бэтмена.

В шесть являлась на работу, с большим стаканчиком кофе в руке. После переклички заводила свою патрульную машину, отмечалась у диспетчера, и выезжала на свою патрулируемую территорию. Большую часть времени диспетчер звонила ей насчет собачьего лая, подозрительных личностей, шатающихся по заднему двору или ошивающихся на детской площадке, громкой музыки или домашнего мордобоя. Она задерживала превысивших скорость и пьяных водителей, регистрировала аварии и рисунки на стенах домов, подвозила людей до ближайшей станции техобслуживания, если их машина сломалась. Она изолировала места преступления и ходатайствовала о выделении жилья свидетелям убийств. Время от времени она оставляла свою машину и по полтора часа патрулировала территорию пешком. Иногда она уставала так, что буквально валилась с ног. В другие дни она была так занята, что не ела ничего кроме пончиков и Слим Джимз. Она видела, как агрессивно действуют копы в урегулировании любых конфликтов, и пыталась имитировать хладнокровный и нахальный подход. Через несколько месяцев работы, она стала видеть в большинстве людей идиотов, которых нужно спасти от самих себя. Она выписывала штрафы, угрожала «домашним боксерам», обедала в машине, ждала следующего вызова по рации. После двенадцатичасовой смены, если не задерживалась на работе, шла домой.

Хотя большую часть времени ей приходилось убирать за людьми их дерьмо, она гордилась званием офицера полиции и любила свою работу. Потом мир рухнул, и она еще сильнее ощутила всю важность своей профессии. Отчасти была даже рада быть копом в мире беззакония. В стране слепых, одноглазый — король.

* * *

Выжившие разделили солонину, приготовленную на печке Колмана, с тушеными помидорами и жаренным коричневым рисом, поданную на листах бумаги. На десерт были консервированные груши. Поскольку их уже тошнило от консервов, и они истосковались по свежим овощам и фруктам, они накинулись на еду как волки. Малец вдруг почувствовал пронзительную боль сожаления, когда понял, что, похоже, уже никогда больше не будет есть крылышки Буффало. Странно фокусироваться на подобном пустяке перед лицом таких потерь, но он понимал, что еще долго будет скорбеть по утраченному миру.

После ужина Пол зажег сигарету и курил в тишине, пока другие по очереди мылись влажной губкой за ближайшей машиной. Уэнди, сердито сопя носом и с трудом сдерживая слезы, включила радиоприемник.

— … не проверка, — говорил успокаивающий, монотонный, мягкий голос с британским акцентом. — Это экстренное сообщение. Это не проверка. На сегодняшний день уровень угрозы национальной безопасности максимальный. Оставайтесь дома. Подчиняйтесь местным органам власти. Избегайте подозрительных и агрессивно настроенных лиц.

По одному все выжившие стали повторять за диктором, — при встрече с военными подразделениями или представителями полиции, положите руки на голову и медленно и спокойно подойдите к ним. Не пытайтесь сами вершить правосудие. Уважайте жизнь и частную собственность…

Сержант выключил радио. — Думаю, все согласятся, что сегодняшний день такой же плохой, как и вчерашний.

Все хмуро кивнули.

— Зато, Сержант, — сказал Пол, — Можно с уверенностью сказать, что мы все еще живы. Я бы сказал, что это удача.

— Аминь, Преподобный, — сказал Малец.

Энн вернулась с помывки и слегка толкнула локтем Мальца.

— Вот тебе новая зубная щетка.

* * *

С улицы донесся вой Инфицированных и топот сотен ног. Вдали гремели выстрелы и раздавались крики. А потом стало так тихо, что каждый услышал стук своего сердца. В тусклом свете фонаря Этан взял у Уэнди таблетку снотворного и, не запивая, проглотил ее. Он лежал на своей скатке в футболке и шортах и вспоминал свой последний разговор с женой и ребенком, потом снотворное подействовало. Его последней связной мыслью, прежде чем он провалился в глубокий сон, было смутное воспоминание о греческом мифе о братьях, Сне и Смерти.

Его кошмары были изнурительным испытанием зловещими цветами и ощущениями, крайними проявлениями добра и зла, и символами вины. Наконец ему приснился теплый вечер у них дома, жена румяная и счастливая в вишневом халате, сидящая в кресле-качалке у детской кроватки, с их дочерью на коленях. Семейный ритуал подготовки ко сну. Но тут стены потемнели, закоптились от сажи, покрылись надписями и фотографиями пропавших детей. В окне, за головой жены, появилось пулевое отверстие. Но она по-прежнему улыбалась, вдыхая запах волос дочери, но вдруг лицо ее посерело, рот и подбородок почернели. Его маленькая девочка не двигалась. Он не знал, дышит ли она или нет.

Жена лизала дочери затылок, будто чистила ее. Будто пробовала на вкус.

ФЛЭШБЭК: Этан Белл

Девять дней назад Этан проснулся в пустой кровати, сердце колотилось в груди. Он нашел жену в ванной, с открытым ртом красящую тушью ресницы, а Мэри сидела на полу и подражала ей. С начала эпидемии три дня назад, он стал замечать за собой, что паникует, если не знает, где его семья. Его мучили кошмары, в которых его жена и ребенок падают и кричат. Он старался не думать о своих учениках, с которыми случилось такое.

— Хочу кофе, — сказал он. — Куда собираешься, милая? — Он помахал рукой и улыбнулся дочери. — Привет, Мэри!

— На работу, — сказала Кэрол. — Я работаю сегодня.

— Привет, папочка, — сказала Мэри.

— Но до четверга вы не работали.

— Сегодня четверг, Этан.

— Нет, — сказал он, потом широко улыбнулся Мэри, которая вдруг уставилась на него, заметив его огорчение. — Сегодня ты тоже должна остаться дома. Так многие делают.

— Этан, мы уже говорили об этом, — сказала его жена, искренне улыбнувшись ему. — У нас у всех крыша едет, но нужно как-то жить дальше. Слишком многое не ясно. А нам нужны деньги. Мы должны что-то кушать.

Мэри сказала, — Не разговаривайте.

— И школы все еще закрыты, — отметил он.

— Им нужно место для «крикунов».

— Не называй их так.

Кэрол фыркнула. — Ты действительно хочешь, чтобы я называла их СВЦЭЛ?

— Ты должна проявлять чуточку уважения, вот и все, — проворчал он.

Синдром внезапной церебрально-эпилептической летаргии, или СВЦЭЛ, был более официальным, хотя и слишком обобщенным, термином, широко используемым учеными для определения таинственной болезни. Кроме названия, ученые знали о ней очень мало. Некоторые говорили, что она напоминает болезнь Минора, своим внезапным приступом боли и параличом, вызванным кровоизлиянием в спинной мозг. Некоторые хотели изучать синдром взрывающейся головы, другие — эпилепсию лобной доли, третьи — заболевания, связанные с деятельностью внутреннего уха. Группа ученых написала письмо президенту, требуя повсеместного взятия проб воздуха, почвы, воды и анализов у людей, на предмет неизвестных нанотехнологических реагентов, предупреждая, что худшее еще впереди.

Одинаково приводили в замешательство непрерывные экзотические симптомы, проявляющиеся у некоторых жертв новой болезни. Эхолалия, например, неосмысленное повторение слышимого. Эхопраксия, повторение движений других людей. И в некоторых случаях, «восковая гибкость», когда конечности жертвы застывают в приданном положении, будто сделанные из воска. Никто не мог объяснить, почему у одних есть эти симптомы, а у других нет, так же никто не мог объяснить, как болезнь выбирает своих жертв, и как она смогла распространиться по всей планете за один день. Реальных фактов было очень мало, зато были сотни теорий, пытавшихся объяснить эти факты.

— Смотри, Этан. Они скоро снова откроют школы. Почему бы тебе пока не сходить в школу и не предложить свою помощь клинике? Множество людей постоянно нуждается в уходе.

— Может быть, — сказал он.

— Сделал бы хоть что-то полезное, — съязвила она, бросив испепеляющий взгляд на его спутанную рыжую шевелюру и щетину. — Надо бывать иногда на свежем воздухе. Пора уже, Этан.

— Хорошо, может, и выйду, — солгал он. Он не имел ни малейшего желания покидать дом. — Тогда оставь Мэри здесь. Вчера вечером по телевизору говорили про какие-то беспорядки по всему восточному побережью. Так что пусть она будет ближе к дому.

— Мы живем в Пенсильвании. И Мэри скучает по своим друзьям в детском саду. Сегодня они проводят специальную службу со свечами от СВЦЭЛ.

— Не разговаривайте! — сказала Мэри, расстроенная, что родители говорят только друг с другом, а не с ней. — Я сейчас буду говорить!

Кэрол опустилась на одно колено, чтобы объяснить своей двухлетней дочери, что взрослые имеют право на разговор, но разговор уже кончился.

Этан сделал себе чашку кофе, поцеловал жену с дочерью на прощание, и вернулся в кровать.

Он проснулся от чувства тревоги. Вдали выли сирены. Он сел, зевнул, натянул футболку и тренировочные брюки. Солнечный свет проникал в венецианское окно спальни на втором этаже, откуда открывался впечатляющий вид на центр города, стоивший им при покупке дома лишних двадцати тысяч долларов. Этан и Кэрол переехали сюда прошлым летом из Филадельфии, и жена настояла, чтобы дом был с видом на город. Было начало дня. Нужно еще выпить кофе. Потом он выглянул из окна и увидел над городом столбы дыма. Всюду кружили вертолеты. Выли сирены.

— Черт, я знал, что что-то случится, — сказал он, в ярости разыскивая пульт от телевизора. Нашел его под кроватью, включил телевизор, надел очки, моргая.

Беспорядки наблюдались по всей стране, да и по всему миру, в основном в госпиталях и клиниках. И начались они вслед за вирусом «Крикунов». Толпы паникеров забрасывали клиники зажигательными бомбами. Семьи жертв вооружались и занимали позиции рядом с больницами. Сами же «крикуны», пролежавшие три дня в кататоническом состоянии, пробуждались и, похоже, совершали акты насилия.

— Срань господня, — сказал Этан. Сердце бешено колотилось.

Он набрал жене, но все линии были заняты. Нужно ему ехать в детский сад за Мэри? А потом в банк за Кэрол? А что, если они уже едут сюда? Что если Кэрол сейчас пытается до него дозвониться? Он повесил трубку и стал расхаживать по комнате, в нерешительности.

Ему нужно немного подумать. Он стянул с себя тренировочные штаны, надел джинсы и носки. Спустился вниз, включил в гостиной телевизор и приготовил себе кофе, которое, обжигаясь, выпил. По телевизору какой-то «символ надежды» зачитывал, рыдая, инструкции по эвакуации.

— Никто ничего не знает! — крикнул он пустому дому.

Он сделал еще кофе и выпил его перед телевизором, непрерывно нажимая на телефоне кнопку повторного набора, и получая в ответ сигнал перегруженной сети. Потом новости переключились на видео, снятое с вертолета, сопровождаемое сбивчивым монологом репортера, описывавшего увиденное.

Посреди городского перекрестка какая-то группа людей окружила тесным кольцом семью из четырех человек, отрезав им пути к отступлению. Мужчина встал перед своей женой и детьми. Другие люди бросились на него. Мужчина успел ударить одного, но потом его вместе с семьей уронили на землю, какое-то время избивали ногами, а затем разорвали детей на части. От шока репортер не мог произнести ни слова. Мужчина со своей женой лежали, подергиваясь, на земле, а «крикуны» стали поедать останки детей.

— Господи Иисусе, — чуть не плача, произнес Этан.

Репортер кричал, — СВЦЭЛ меняются. О, Боже, о, боже, они нападают на людей, нападают на всех, кого видят! Они едят людей!

Этан выключил телевизор, и вернулся наверх, чтобы из окна спальни взглянуть на развивающиеся события. Над городом поднимались столбы дыма. Повсюду царил хаос. Через дорогу от него аккуратно выстроились в ряд соседские дома. Один из них выглядел безжизненным, окно гостиной было в подтеках какой-то темной жидкости.

— Что это? — удивился он. — Они уже здесь?

Из окна второго этажа дома напротив на него уставились бледные лица. Трое детей Тиллманов. Он увидел, как их отец, Роджер, бросился по лестнице вниз, в гостиную, с большим охотничьим ружьем в руках. Вдали рухнул на город армейский вертолет «Чинуки». Роджер прав: всем в бункер. Этан долго смотрел на их дом, стараясь думать о том, что будет дальше: еда, вода, защита. Но мысли путались. Он не мог сосредоточиться на чем-то конкретном. Он решил собрать кое-что в аварийный рюкзак и оставить его у двери. Вряд ли он им понадобится, но когда Кэрол вернется домой, она захочет, чтобы он сделал что-нибудь конструктивное. А в ответ он покажет ей рюкзак. Натянуто улыбнувшись, он немного успокоился.

В окне, со звуком винного бокала разбившегося в раковине, появилось отверстие. Это вывело Этана из состояния прострации. На крыльце своего дома стоял Роджер Тиллман, и, опустив ружье, всматривался сквозь дым от выстрела в его сторону. Этан отпрянул от окна, вздрогнув как от толчка. Во рту пересохло.

— Зачем Роджер это сделал? — подумал он. — Боже, он же мог убить меня!

Он бросился в ванную, запер дверь, сел на унитаз. Его трясло. Прошло несколько минут, но ничего не произошло. Он сидел там, пока снова не почувствовал себя в безопасности.

Выстрел убедил его в серьезности происходящего. — Что я здесь делаю? — спросил он себя. — Мне нужно найти свою семью. Нужно найти их и отвезти в безопасное место.

Этан бросился к машине, доехал сначала до банка, потом до детского сада, но везде было пусто и закрыто. По пути он видел много ужасных вещей, но в последствии вся его поездка смазалась в памяти. Когда стемнело, он вернулся домой. Злость на Кэрол, не вернувшуюся домой, сменилась на слепую панику, когда он представил, что случившееся с той семьей по телевизору могло бы случиться и с его женой и дочерью. Он выл как раненный зверь, пока не понял, что голоден, и ему нужно немедленно поесть. Вместо этого он выпил еще кофе, посмотрел новости, не включая свет, и непрерывно жал на повторный набор на телефоне, пока не уснул.

Он оставался дома несколько дней, думая, что Кэрол и Мэри вернутся. Каждое утро он просыпался с надеждой, и каждую ночь изнеможение сменялось невыносимым отчаянием. Дни для него уже стали сливаться в одно целое, а потом отключилось электричество. Сирен в городе уже не было слышно, лишь отдельные выстрелы. Он вспомнил, что в холодильнике у него много мяса, которое нужно приготовить, пока оно не протухло, но газовая плита тоже не работала. Он съел столько еды из холодильника, сколько смог и запил холодным осадком, оставшимся в кофейнике. Потом вернулся и стал смотреть на свой мобильник, желая, чтобы он зазвонил. От этого ожидания ему стало только хуже. Он попытался налить себе стакан воды, но водопровод не работал. Он не набрал ни ванну, ни канистры, лишь несколько бутылок для рюкзака. Почему-то он подумал, что водопровод не зависит от электричества. Он смотрел на кран, испытывая беспомощную злость на себя за свою глупость.

Он попытался снова позвонить жене, но телефон не принимал сигнал. Телефоны, сотовая связь и интернет не работали из-за вышедшей из строя электросети. Теперь Этан был полностью изолирован от своей семьи. Как математик, он знал все о теории вероятности. Искать их сейчас, все равно, что искать иголку в стогу сена — пылающем стогу. Он потратил день, чтобы собрать два чемодана с одеждой и провизией. Поставил их у двери.

Той ночью он лежал в кровати, свернувшись в позу эмбриона, и плакал в подушку жены. Он не мог даже заглянуть в комнату дочери, вдохнуть ее запах, из страха, что окончательно потеряет разум. На улице раздался рев двигателя. Этан встал с кровати в кромешной темноте. Он был даже рад, что хоть что-то, наконец, отвлекло его внимание. Через улицу Роджер Тиллман запустил свой генератор, и дом озарился светом под прекрасным звездным небом. Этан смотрел, поглаживая всклокоченную отросшую бороду, и размышлял о своих мужских качествах. Вот Роджер знает, что делает. У него есть ружье, генератор, еда, вода, и семья его в укрытии. Он подготовился к апокалипсису. Он продумал все, пока Этан хныкал и шатался из угла в угол.

Вокруг дома Тиллманов метались черные тени. Вдруг какой-то человек выбежал из темноты в круг света от яркого фонаря на крыльце. Он кинулся прямо на входную дверь и отлетел от нее с грохотом, воя от боли и ярости. Он бросался на дверь снова и снова. Из тьмы на свет, нетвердой походкой вышла женщина в рваном костюме, вцепившись в сумочку, висящую на плече. Ее голова по-птичьи подергивалась. Она подошла к окну гостиной и заглянула в него, будто хотела спросить дорогу. Потом принялась колотить кулаком по окну. Наконец она выбила стекло, из руки брызнула кровь, и она в судорогах упала на землю. Через несколько минут дом был окружен рычащими людьми. Некоторые из них полезли в выбитое окно. Роджер отстреливался из ружья, но сейчас уже толпы людей, привлеченных светом и шумом, хлынули в дом во все окна и двери. Джейн Тиллман истошно кричала, — Не трогайте их, ублюдки! Я убью вас, порежу вас нахрен! Роджер кричал, — Назад, назад, их слишком много.

В гостиной Тиллманов мелькали тени. Настольная лампа упала, лампочка вспыхнула, и комната погрузилась во мрак. Ружье бабахнуло еще несколько раз, освещая вспышками тьму. Потом раздались крики о помощи.

Спустя несколько минут в доме стало тихо, только генератор жужжал и «крикуны» толпились у освещенного крыльца, как мотыльки, привлеченные светом и шумом.

Этан вернулся в кровать, свернулся калачиком и заснул глубоким сном без сновидений. Его разбудил какой-то шум.

Внизу раздавались шаги. Кто-то был в доме.

Он чуть не подал голос, но вовремя одумался. Он знал, что это не Кэрол. Тогда он понял, что надежды на возвращение ее с Мэри домой больше нет, и что ему нужно выбираться из дома, если он хочет остаться в живых. Когда-то смертельная опасность была далеко, но сейчас она вломилась к нему в дом. Его затрясло от этой мысли. В его доме люди, на которых не действуют никакие уговоры и увещевания. — Эти кошмарные твари охотятся за мной как дикие звери, даже не зная о моем существовании, — подумал он. — Эти существа будут рвать меня зубами и когтями, пока я не умру или не стану одним из них. Лица некоторых мне знакомы, но это больше не люди.

Первым делом нужно выбраться из дома.

Тихо ступая, Этан оделся. Над дымящейся Америкой вставало солнце, и его первые лучи окрасили спальню тусклым красным светом. Он сунул в карманы фотографии, брелки и щетку для волос из ящиков жены. На полу он нашел маленький желтый резиновый аэроплан, игрушку, беспечно оставленную здесь Мэри несколько дней назад. Его тоже взял с собой. Внезапно он захотел взять с собой столько их вещей, сколько сможет унести. Внизу скрипнули половицы. Он схватил бейсбольную биту и ощутил в руках ее внушающую уверенность тяжесть. Его чемоданы стоят внизу, у входной двери, приготовленные в дорогу. Он попытался успокоить дыхание. Вот те раз!

Сейчас шаги раздавались в той комнате, которую они с Кэрол использовали как домашний кабинет. Раздался жалобный женский стон. Кто бы там ни был, он походил голосом больше на скорбящую женщину, чем на монстра. Однако, когда он спустился вниз, воздух словно сгустился вокруг него. Женщина почувствовала его присутствие, и стон сменился на утробное рычание. Сердце колотилось у него в груди. В кабинете книги и бумаги с грохотом свалились на пол. Женщина металась по комнате, поскуливая и натыкаясь на стены. По крайней мере, в доме была только она одна, а не толпа. Он заставил себя сделать вдох-выдох, вдох-выдох. Кишки будто плавились. Чувствуя оружие в своих руках, он внезапно ощутил жгучее желание бросится в кабинет и вышибить ей мозги. Но оно быстро прошло. Во рту снова пересохло. Он почувствовал себя опустошенным и еще больше напуганным.

Этан выскользнул из входной двери, оставив ее открытой, и побежал к машине, которую оставил припаркованной на улице. Вдруг люди на соседних дворах увидели его и завыли. Этот звук эхом разнесся по округе. Что-то, рыча, продиралось сквозь розовые кусты. В слепой панике бросив чемоданы, Этан бросился к машине, завел двигатель, и вдавил педаль газа. В этот момент на его машину накинулся какой-то мужчина, оставив большую вмятину в двери. Машина взревела, быстро набирая скорость.

— Прочь с дороги! — заорал Этан, рывками крутя руль.

С подъездных дорожек и лужаек к нему бежали люди. Машину тряхнуло, когда какая-то женщина врезалась прямо в пассажирское окно, На покрывшемся паутиной трещин стекле осталось красное пятно, с приклеившимися клочками волос. В заднюю дверь ткнулся какой-то мужчина, отлетел в сторону, и побежал рядом с машиной, колотя по стеклу окровавленными кулаками, но, потеряв равновесие, рухнул на тротуар. Этан увеличил скорость, но потом стал вилять из стороны в сторону, стараясь избежать столкновения с опрокинутым грузовиком и другим человеком, выбежавшим ему прямо под колеса из открытой двери какого-то дома.

— О, боже, нет, пожалуйста, нет, — умолял он, сигналя.

Звук лишь привлек внимание других. Человеческие фигуры, как ракеты, врезались в машину, отлетая от нее с ужасным звуком и оставляя на стеклах кровь, паутину трещин, и вмятины в кузове. Этан проехал мимо горящего дома с горящим деревом на переднем дворе. Крича во все горло и давя на газ, он врезался в рычащую молодую женщину в красном платье. Она перелетела через крышу. Другая запачкала дверь с его стороны, разбив об стекло нос и оставив на окне длинное кровавое пятно.

— Прекратите! — кричал он, почти ничего не видя от слез. — Прекратите, мать вашу!

Жилые дома вокруг стали сменяться коммерческими зданиями. Он глянул в зеркало заднего вида и увидел визжащую толпу, преследующую его. Внезапно он осознал, что из динамиков машины звучит старая песня «Битлз». Спустя несколько минут его преследователи стали отставать, потом бросили свою охоту, и стояли, глядя ему в след.

— Вот и все, — подумал он, издав какой-то резкий звук, толи смешок, толи всхлип.

Обернувшись на дорогу, он отвлекся и не успел избежать столкновения с небольшой толпой, бегущей ему навстречу. От удара тела разлетелись как тряпичные куклы. Одно повисло на машине как какое-то кошмарное украшение, колотя по кузову свободной рукой. Из-под измятого капота на тело и лобовое стекло хлестала горячая вода. Этан жал на газ, почти ничего не видя, пока корчащееся и визжащее тело не отцепилось и не попало под ступицу правого колеса. Раздался ужасный треск. Машину дернуло вправо и все погрузилось во тьму.

Этан очнулся на тротуаре, ковыляя прочь от своей сплющенной о стену универмага машины. Он попытался бежать, вцепившись руками в свой рюкзак, но упал на колени. Его вырвало. Сзади послышался вой и топот ног. Одна из витрин универмага была разбита. Он залез внутрь и двинулся, хромая, мимо отделов с мужскими галстуками, ремнями и кожаной обувью. Несколько человек залезли в магазин и бросились за ним в погоню, преследуя его по косметическому отделу, как стая волков.

Они неуклонно настигали его, визжа будто от радости. Он бежал, ничего не видя, бросив рюкзак. Перед глазами мелькали белые точки, дышать было нечем. Свою биту он оставил в машине. Один из людей появился откуда-то с боку, рыча. Через несколько мгновений он набросился на манекен, мимо которого только что пробежал Этан, и принялся рвать его руками и зубами. Другой опрокинул второй манекен и стал топтать тому лицо. Остальные наступали уже Этану на пятки. Он увидел еще один манекен в конце прохода, и тут его осенило. Он бросился прямо к нему. Ноги буквально пылали от недостатка кислорода в крови.

Вдруг кулаки манекена извергли дым и пламя. Этан бросился на землю, а его преследователи попадали вокруг него.

Этан лежал на спине, истекая потом и тяжело дыша. Когда он, наконец, отдышался, он не знал, смеяться ему или плакать. Он чувствовал, будто его надпочечные железы выжаты до последней капли. Он поднял глаза на своего спасителя, изящную брюнетку с армейской стрижкой, одетую в черную футболку и джинсы. У нее был вид прирожденного убийцы. Лицо обезображено свежими шрамами. Глаза пожилого человека.

Она помогла ему подняться и протянула ему один из пистолетов. Указала на раненных, которые кричали и корчились на полу в растекающихся лужах крови.

— Прикончи их, и станешь одним из нас, — сказала она.

Так Этан встретил Энн.

Госпиталь

«Брэдли» поднялся на стальной консольный мост Либерти и, сбавив скорость, стал пересекать пятисотфутовый пролет над рекой Мононгахела. Четыре полосы моста были перегорожены несколькими брошенными машинами, но Сержант не хотел рисковать. Он знал, что артиллерийский расчет Национальной Гвардии уничтожил несколько мостов в этом районе, тщетно пытаясь сдержать распространение Инфекции. Он не хотел въехать в дыру и свалиться с сорокафутовой высоты в мутные воды реки.

По мере их приближения к другому берегу, машин становилось все больше. Путь им преградили брошенные импровизированные баррикады. Перед пулеметом, установленным за кучей мешков с песком, лежали груды окоченевших трупов, окруженные роем мух. «Брэдли» увеличил скорость и проехал прямо по ним, давя гусеницами черепа.

«Брэдли» въехал в окрестности Саут Хилз. Сержант открыл люк, выглянул наружу и увидел новые баррикады и кучи трупов. Какие-то баррикады устояли, какие-то пали. В любом случае, это не имело значения. Даже если они устояли, Инфекция была всюду, в конечном итоге делая баррикады бессмысленными. Ветер носил полиэтиленовые пакеты и мусор. На ветвях дерева висела изорванная футболка, и махала им вслед. Другое дерево полыхало, как гигантский факел, источая жар, искры и пепел. Высоко в небе пролетела пара военных самолетов, напомнив Сержанту, что правительство все еще сражается за свой народ.

Стены домов здесь были испещрены надписями. После того, как Инфекция заставила миллиард кататоников по всему миру корчиться на земле, в этих местах добровольцы вместе с местными властями ходили по домам и искали людей, чтобы переправить их туда, где они могли бы получить медицинскую помощь. На фонарных столбах все еще висели оранжевые плакаты, призывающие граждан звонить по горячим линиям и сообщать о местонахождении СВЦЭЛ. На многих дверях были нанесены аэрозолем черные кресты, говорящие о том, что дома обысканы и очищены от жертв СВЦЭЛ. Трагедия была в том, что, помогая «крикунам» избежать голодания и обезвоживания, эти добрые люди невольно способствовали своему собственному уничтожению. На стенах некоторых домов были другие надписи; когда люди бросали свои дома, они писали послания, а другие беженцы добавляли свои, используя дома как средства коммуникаций. Имена и даты. Пропавшие без вести. Направления и ориентировки. Идите на юг. Избегайте полицейского участка. Билл, я иду за бабушкой. Другие сообщения предупреждали путешественников о заражении, давали советы насчет всего, от очищения воды до эффективных способов уничтожения, или предлагали что-либо на продажу. Некоторые надписи были простыми фразами. Новоявленная милиция заявляла права на территорию. Кто-то хвастался количеством совершенных убийств. Тотемные символы, в спешке нацарапанные людьми. Значки биоугрозы. Черепа со скрещенными костями.

Инфицированные останавливались как вкопанные и поднимали головы, не переставая выть от неутихающей метафизической боли. Скаля зубы, они злобно таращились на Сержанта, когда он проезжал мимо в бронированной машине.

* * *

На крыльце одного дома выжившие заметили высокого, мускулистого мужчину в купальном халате и шортах. Он что-то кричал, размахивая пистолетом в правой руке и сложенным помятым зонтом в левой. На дверях всех соседних домов были нарисованы большие черные кресты. Похоже, Инфекция выкосила в округе всех, кроме него.

— Это мой район, — сказал он, прикончив из пистолета бегущего Инфицированного, который растянулся на тротуаре, рядом с другим, уткнувшимся в пожарный гидрант и третьим, свернувшимся в позе эмбриона на капоте какого-то древнего Кадиллака. — Нечего вам тут делать!

Стрелок, сидящий рядом с Сержантом в БМП, взглянул, оценивающе, на мужчину в перископ и сказал, — Похоже мы нашли для вас достойного соперника, Сержант.

Сержант фыркнул и сказал, — Мне нравится его храбрость. Это боец.

— Храбрость, как у психа, — сказал стрелок. У него была квадратная челюсть, как у героя боевика, левая щека небритого лица заклеена лейкопластырем. — А психи это опасно.

— Если бы психов не брали в наш клуб, в этой тачке было бы сейчас пусто. Ха.

— Я думал, что по плану нам нужны выжившие, а не бойцы. Вы сами так говорили.

— Бойцы тоже полезны, — загадочно сказал Сержант. — Мы не можем проводить собеседование при приеме на работу, Стив. Давай позовем его к нам. Вольется, так вольется.

— Вы начальник, Сержант, — пожимая плечами, сказал стрелок.

Мужчина крикнул, — Раньше на этой улице играли дети!

Щелк щелк

Сержант сказал, — Чем-то он напоминает мне Рэнди Деверо. Помнишь Деверо?

— Не очень, Сержант. Я его почти не знал.

— Верно, — сказал Сержант. — Ты прав. Это моя ошибка.

Стив и водитель Даки были новичками в «Брэдли», заменившими прежний экипаж, погибший почти две недели назад. Две бесконечных недели. Вряд ли они пересекались раньше с его отрядом, парнями, прошедшими Афган, и вернувшимися, чтобы погибнуть на Уол-мартовской парковке в Питтсбурге.

— Хорошо тут у вас! — крикнул Сержант мужчине, но тот проигнорировал его. Если он не доверяет военным, может, его уговорит кто-то из гражданских. Пойти вызвалась Энн. Пока «Брэдли» работал на холостом ходу, она подошла к мужчине с поднятыми руками, растопырив пальцы.

— Как тебя зовут, — спросила она.

Мужчина косо посмотрел на нее, и, нахмурившись, отмахнулся. — Вы тоже тут не живете.

— Меня зовут Энн. Нас пятеро, плюс экипаж…

Пистолет в руке мужчины дважды щелкнул. Две бегущие вдали фигуры упали.

— Я здесь держу оборону! — сказал он, обращаясь к небу.

— Давайте, залезайте, — сказала Энн. — Поедете с нами.

— Я же сказал, назад, сука!

Сержант рассмеялся, покачав головой. Стрелок ухмыльнулся.

— А мы хотим, чтобы вы поехали с нами, — сказала Энн.

— Тут слишком опасно, — сказал ей мужчина, размахивая зонтом. — Зомби прут отовсюду!

Щелк щелк

Он снова выстрелил несколько раз в бегущие далеко по улице фигуры. С такого расстояния их было почти не видно, но он не промахнулся. Одного он снял в голову, Сержант видел это четко. Голова Инфицированного дернулась назад, и он рухнул как подкошенный.

Стив сказал, — Он, что, действительно попадает во все из этой пукалки?

— Да, это так. Действительно, каждый выстрел поражает отдельную движущуюся мишень на расстоянии 25–30 метров.

— Шутите.

— Не шучу, Стив.

— Это из пистолета? Ух, ты, потрясный чувак.

— Хотя, ты прав, — сказал Сержант. — Это радиоактивный псих.

Мужчина крикнул в след Энн, бегущей к БМП.

— Это мой дом! Моя земля!

Щелк щелк щелк

Сержант опустил телескопическое сидение и закрыл люк.

— Сколько дадите ему времени, Сержант?

— Не знаю, Стив. Больше, чем обычно. Но не очень много.

* * *

Пол провел рукой по своей щетине и посмотрел на огромный госпиталь, чьи контуры неясно вырисовывались на фоне сереющего неба. Холодало, и он почувствовал на лице первые капли дождя. Вдали прокатился раскат грома, будто бог передвигал свою мебель. — Подходящая погода для апокалипсиса, — сказал он себе. Стая черных птиц на фоне серого неба. Последние две недели мая были слишком солнечными для конца света. Заболевшие слепо бродили среди цветущих цветов. Земля пребывает вовеки. На сочной зеленой траве, в разросшихся садах разлагались мертвецы, медленно поедаемые бактериями, насекомыми, птицами и животными. До самой почвы. Да, земля пребывает вовеки. Полу хотелось бы знать, так ли глух бог, который также пребывает вовеки, к страшным людским страданиям, как и погода, или извлекает что-то из этого для себя, как трава, животные и насекомые.

* * *

Поднялся ветер, и моросящий дождь перешел в настоящий весенний ливень. Выжившие расставили ведра, чтобы набрать воды, и решили, что грозу переждать лучше в госпитале, а не в «Брэдли». Они двинулись через скопление брошенных машин скорой помощи и мертвых тел, и вошли в то, что раньше было приемным покоем, а сейчас напоминало выгоревшую бойню. Следы насилия были повсюду. На полу под толстым слоем золы и пепла лежали обугленные тела. Стены были выпачканы запекшейся кровью.

— Когда первые Инфицированные очнулись и разбрелись по городу, спасатели привозили жертв насилия сюда, в госпиталь, — сказал Этан. — В виде подарка для других.

— Похоже, потом появились какие-то обеспокоенные граждане и сожгли здесь все, — сказала Уэнди, пнув ногой золу и подняв в воздух маленько черное облако пыли.

От этого места мороз продирал по коже. Этот госпиталь казался зловеще безлюдным, если не считать обугленных мертвецов. Не сложно было представить себе врачей и санитаров, суетящихся в этом шумном помещении, встречая спасателей, привозивших сюда покалеченных и умирающих людей. После начала эпидемии, заболевших доставляли сюда и в другие специализированные клиники. Три дня спустя, они очнулись, перебили и заразили людей, круглосуточно боровшихся за их жизни. Перебили и заразили своих родных, пришедших их навестить. Потом, рано утром, выбрались в город, движимые простой программой вируса: атаковать, подавить, заразить.

Теперь здесь была бойня. Мертвое место. Сержант рассматривал валяющуюся в углу кресло-каталку. Стена над ней была изрешечена пулями. Электронные медицинские приборы безжизненно свисали со стен. В воздухе летала потревоженная черная зола, едкая на запах и горькая на вкус.

Этан пытался разглядеть в лицах других выживших ободрение, но не находил его. Другие были также потрясены, как и он сам. У этого места была какая-то сверхъестественная аура. С одной стороны госпиталь был знакомым местом, но с другой все здесь было чужим.

* * *

Пол хотел, чтобы мертвые возвращались к жизни и поедали живых. Воистину в аду больше не было места, и конец света настал. Потому что тогда это было бы доказательством сверхъестественной причины, а не просто вируса, созданного в лаборатории для убийства других людей. Тогда это было бы доказательством ада, истинного зла, и Сатаны. А если есть Сатана, то есть и Бог, а если есть Бог, то смерть это не конец, а лишь начало. Страдания человеческие при жизни ничто по сравнению с вечностью блаженства в прямом присутствии Бога. Увидеть восстание мертвых значит увидеть конец света, а с ним и конец веры. Это начало уверенности. С такой уверенностью Пол охотно бросился бы в объятья мертвецам, позволил бы им разорвать себя на части и сожрать. Разве не сильнее страдал Христос на кресте? Какая польза от этой дряхлой плотской оболочки, если его душу ждал рай?

Жена всегда смеялась над ним, когда он смотрел квази-религиозные фильмы про Сатану, посещающего Землю и пытающегося устроить конец света, на пути у которого вставал главный герой с дробовиком. Но Пол хотел, чтобы победил Сатана. Он кричал главному герою: — Почему ты противишься Божьему плану? Дай уже Сатане выиграть, и мы все попадем в рай!

* * *

— Мы не можем оставаться в этом помещении, — сказал Сержант, наконец, нарушив тишину. Он скрестил руки и кивнул Энн. — Какие наши дальнейшие планы?

Энн покачала головой, оглянувшись на него с приподнятыми бровями.

— Относимся к этому, как к восхождению на гору, — сказала Уэнди. — Гора слишком высокая. Поэтому покорим ее поэтапно. Сперва нам нужен базовый лагерь.

— У Сержанта есть боевой опыт, Уэнди, — тихо сказала Энн. Думаю, мы должны спросить у него, что нам делать.

Сержант кивнул, поблагодарив за передачу полномочий, чего давно ожидал. — Для захвата здания существует несколько простых тактик. Уэнди, ваш вариант действительно очень хорош.

— Давайте, Сержант, — сказала женщина-коп. — Вам рулить.

— Хорошо, — сказал он. — Вот как я это вижу. Нам нужно сделать три вещи. Во-первых, укрепить часть здания для нас самих. Во-вторых, собрать здесь все, что потребуется нам для выживания. И, в-третьих, не демонстрировать, что у здания появились новые владельцы. Все согласны с этим?

Выжившие кивнули.

— Мы с экипажем спрячем машину. Чтобы не было видно, но не очень далеко. Энн и Пол, найдите шкаф вахтера и наберите как можно больше хлорки. Еще найдите щетку.

— Хотите, чтобы мы убрались здесь? — недоверчиво спросил Пол. — Мы вдвоем?

— Нет. Потом мы сделаем тут все так, как было до нашего прихода. Поэтому нужно избавиться от следов, а для этого потребуется щетка. Ясно?

Они кивнули.

— А пока, посмотрите, какие припасы тут есть, за которыми мы можем потом вернуться, — добавил Сержант.

Понятно, — ответила Энн.

— Уэнди, Этан и Малец пойдут на третий этаж, закрепятся там, и будут производить зачистку. — ухмыльнулся Сержант. — А затем нам всем нужно будет сделать уборку. Отскребем этот этаж сверху донизу щеткой и проветрим его. И лишь потом заселимся. Но только в те комнаты, где нет окон. Не убирайте комнаты с окнами, так как, повторяюсь, мы не хотим афишировать, что у здания появились новые владельцы. Просто опечатайте эти комнаты и все. Ясно? Когда все сделаем, произведем разведку.

Выжившие согласились. План был хороший.

* * *

Когда жена Пола пала жертвой эпидемии, он организовал ей уход у них дома. На следующий день он навестил госпиталь, куда обессиленные спасатели и добровольцы продолжали доставлять бесчисленные конвульсирующие тела, и попытался дать наставления и силу родственникам жертв. Он думал, что святой дух подскажет ему нужные слова, но этого не произошло. Чувствуя опустошение, он закатал рукава и стал помогать менять подкладные судна. В ту ночь он отслужил особую службу. В церкви ступить было негде. Несколько постоянных прихожан и множество таких, которых он привык видеть лишь на воскресных службах. У многих в руках свечи. Не было ни музыки, ни пения, потому что органист заболел, а на замену у Пола никого не было. Пожертвований тоже не было, потому что собиратели тоже заболели. Пол просто хотел произнести небольшую речь и успокоить паству силой молитвы. У него не было запланированной проповеди. Им двигал святой дух, и говорил его устами. Глядя на измученные, заплаканные лица сидевших на скамейках людей, он задал себе риторический вопрос, почему такое случилось.

Прошли долгие мучительные минуты, но святой дух молчал. Придется говорить самому.

Он прочистил горло и сказал, — Евангелие от Иоанна, глава тринадцатая, стих седьмой: Иисус сказал ему в ответ: что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после.

Некоторые члены паствы закивали, требуя продолжения, но Пол замолчал. Ему не достаточно было сказать, что пути господни неисповедимы. Не достаточно.

Почему Бог позволил этому случиться? Он не мог понять. В голове у него метались стандартные аргументы, оправдывающие существование Бога в мире, где он позволяет злу случаться с хорошими людьми. Божье творение имеет свободу воли, а это включает в себя свободу воли делать зло. Но какое зло совершила его Сара? Бог позволяет злу процветать в мире, испорченном первородным грехом. Но разве грехи Адама и Евы, и всех других людей, включая Сару, не были смыты кровью, принесшего себя в жертву Иисуса Христа? Зло дополняет собой добро. Но что хорошего мог видеть Пол в мире без его любимой жены?

Бог проверяет нас. Бог пытается научить нас чему-то.

— Нет, — решил он. — Бог не просто учит.

Бог карает.

Пол сказал своей пастве, — А еще хорошая книга гласит: Если и после сего не исправитесь и пойдете против Меня, то и Я пойду против вас и поражу вас всемеро за грехи ваши, и наведу на вас мстительный меч в отмщение за завет; если же вы укроетесь в города ваши, то пошлю на вас язву, и преданы будете в руки врага. Левит, глава 26, стихи 23–25. Я хочу объяснить вам, почему были написаны эти стихи. Хочу объяснить урок, который Бог пытается преподать нам через такое строгое наказание.

Пастве не понравилось его послание. Они не хотели быть отвергнутыми. Им были нужны ответы. Им были нужны утешение и сострадание. Они в страхе смотрели на Пола.

Бог справедливости из Ветхого завета вернулся, и Пол, который всю свою жизнь поклонялся, изучал и проповедовал добрые вести милосердного и любвеобильного Бога из Нового Завета, не знал, что Бог хочет от него. Он молился два дня. Иногда он молился о понимании. Но в большинстве молитв он просил Бога проявить милосердие и вернуть ему Сару.

Спустя две ночи, его жена встала с кровати в своей ночной рубашке. Лицо ее было серым, глаза черными и холодными, как у змеи. И с визгом бросилась на него, пытаясь дотянуться до горла..

* * *

Выжившие поднялись по лестнице на третий этаж. Уэнди и Малец вызвались очистить его, пока Этан сторожит лестницу, чтобы никто не вошел и не вышел. Они оставили его в углу, съежившегося от страха.

Малец шел впереди Уэнди, уперев в плечо карабин с оптическим прицелом, и мотал стволом из стороны в сторону, будто отслеживая цели. Он не уделял много внимания тому, что делает, скорее он представлял себя крутым красавцем-копом. Ему было интересно, впечатлена ли Уэнди его боевыми способностями. Он захотел, чтобы у его карабина был лазерный прицел. Она шла за ним, медленно ступая, держа свой «Глок» в правой руке и фонарик в левой. Их шаги потревожили толстый слой пыли, покрывавшей пол.

Внезапно Малец наклонился вперед и оглушительно чихнул. Потом еще раз.

— Вот дерьмо, — сказал он, краснея. — Извини. Это недостойно ниндзи.

Женщина-коп мрачно ухмыльнулась. — Мы и не пытаемся быть здесь ниндзями. Мы здесь чтобы прибраться, а не красться по углам.

— Ах, да.

— Знаешь, я не хочу называть тебя Мальцом.

Мысли в голове у него заметались. — Тебе не нравится?

— Лучше я буду называть тебя твоим настоящим именем.

— Меня зовут Тодд, — сказал он быстро. — Но не говори больше никому.

— Обещаю, — ответила она с улыбкой. — Это будет наш секрет.

Он ничего не сказал. Его тревожило и пугало ощущение, что он только что совершил глупую и непоправимую ошибку.

Уэнди жестом приказала ему остановиться. — Твой карабин готов к стрельбе, Тодд?

Он кивнул.

— Тогда давай зачистим этот коридор. — Уэнди крикнула, — Эй! Эй! Есть кто дома?

Из одной палаты выскочила какая-то женщина в больничной одежде, заляпанной спереди запекшейся кровью, и побежала с рычанием в их сторону. Выжившие вздрогнули. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Внезапно им в ноздри ударил аммиачный запах мочи, отчего глаза заслезились.

— Кто? — спросил Малец.

— Ты, — ответила Уэнди.

В свое время Малец хотел переключить карабин в автоматический режим и поливать им как в кино, но Сержант ему не разрешил. Сказал, что подавление не понадобится. Если нужно остановить кого-то, бегущего прямо на тебя, достаточно нескольких выстрелов и минимум энергии.

Малец не стал целиться женщине в голову, потому что это была маленькая, дергающаяся цель. Вместо этого он навел ствол в центр груди и спустил курок, выпустив три пули за раз.

Грудь женщины взорвалась, и та споткнулась, содрогнулась, потом отскочила от стены и рухнула на пол.

Из-за угла появился мужчина и бросился к ним сзади. Уэнди развернулась и выстрелила из своего «Глока». Пуля вошла мужчине в левую глазницу, выбив ему из затылка мозг. Он тут же беззвучно упал, умерев, еще не коснувшись пола.

— Хорошая работа, — неуверенно сказал Малец, чувствуя себя опустошенным.

— Я даже жвачку проглотила, — сказала Уэнди.

Коридор внезапно наполнился воем и топотом множества ног, обутых и босых. Уэнди и Малец замерли, тяжело дыша, встав спиной к спине, и держа оружие наготове.

К ним приближалась целая толпа.

* * *

Солнечный свет не проникал в эту часть здания, и сейчас здесь была вечная ночь. Приемный покой соединялся с остальным госпиталем коридором. Пол и Энн выяснили его длину, разыскивая припасы и стараясь громко не шуметь. Пол осветил дорогу дорожным светильником. На стенах отчетливо проступали кровавые отпечатки рук. Через несколько футов свет внезапно погас, погрузив все во тьму. На полу лежали тела, окруженные роем мух. Пахло хлоркой и гнилью. Где-то поблизости громко капала вода. Вдалеке хлопнула дверь. Под ногами Пола хрустнули осколки банки с языковыми депрессорами. Вдоль стен юркнули в темноту крысы.

— Я совершила ошибку, Преподобный, — нарушила тишину Энн.

— Какую ошибку?

— Вы будете разочарованы.

Пол вздохнул. Он не знал, что сказать. Это выживание. Он не думал, что сейчас кто-то может жить, не испытывая разочарований. Он изо всех сил стараться удержать стрелку компаса своей морали в правильном направлении, но горькая правда в том, что мораль в эти дни непозволительная роскошь. Много греха вокруг. Он хотел, чтобы было хоть маленькое прощение. Но даже чувство вины это роскошь для тех, кто еще жив, и ощущения безопасности достаточно чтобы испытать его.

Он остановился перед какой-то дверью и поднял светильник.

— Изолятор, — прочитал Пол. — Не заперто.

Он слишком поздно понял, что Энн разговаривает с ним не как лишь с еще одним выжившим. Она разговаривала с ним как со священником. — Извините, леди, — хотел сказать он, — колодец высох. Он понимал, что знает так мало о людях, от кого зависела его жизнь. Он смотрел на эту маленькую женщину, с мощным ружьем и ранцем, набитым боеприпасами, и думал, что убери ружье, и она могла бы стать домохозяйкой. Дантистом. Актрисой в местном театре. Председателем школьного комитета. Единственное, что его в ней действительно волновало, так это ее природный дар обращения с оружием, благодаря которому он до сих пор жив. В то время как другие люди, лучшие люди, уже умерли.

— Преподобный, вам приходилось убивать кого-то, кого вы любили?

Пол вспомнил стареющую Сару и как в какой-то момент, он увидел в ней, как в зеркале, самого себя и понял, что тоже стареет. Ему не нравилось это. Смерть? Стареют бездельники, как говорила Сара. Она знала, что говорит. Он часто задавал вопрос о силе своей веры, боится ли он старения и смерти. Но даже тогда его мораль была лишь пугающей абстракцией, не как в последние девять дней, когда он постоянно и мучительно размышлял о тонком слое льда, разделявшем жизнь и смерть. Идешь по нему, и внезапно проваливаешься, а потом либо рай, либо забвение. Сара шутила, — Если хочешь, чтобы тебя долго помнили после смерти, умирай молодым.

Он помнил, как зажег сигарету на аллее за своим домом, спустя несколько ночей после начала эпидемии. Было очень поздно, практически утро. Он метался, ворочался в полусне. Соседний круглосуточный магазин был открыт и он купил пачку сигарет, чтобы удовлетворить сильнейшую непреодолимую тягу, которую он испытал тут же, как проснулся. Теперь он стоял и курил, впервые за долгие годы. Борьба с привычкой требовала от веры высшей силы, и с помощью веры в бога сила брачных уз заставила его наконец отказаться от пристрастия. Сара лежала дома под капельницей, а он стоял здесь, на аллее. Пол затянулся и тут же почувствовал головокружение. Закашлялся, но с третьей затяжки уже привык. Это как ездить на велосипеде. Он наслаждался тишиной. Какая-то собака залаяла и затихла. Впервые за последнее неспокойное время он почувствовал какое-то внутреннее умиротворение. По крайне один зуд был наконец утолен.

В конце аллеи под фонарем появилась фигура. Чей-то маленький силуэт. Пол искоса смотрел на него несколько секунд, неуверенный даже, человек ли это, но потом понял, что силуэт увеличивается в размерах. Он приближался к нему. Миновал светильник, закрепленный на соседском гараже, и Пол мельком увидел ужасное лицо. Фигура тяжело дышала и достаточно быстро бежала к Полу. Будто совершала забег на сто ярдов, а Пол был финишной четой. Несколько секунд Пол стоял как вкопанный и видел себя будто со стороны. Он не мог сдвинуться с места, ноги стали как ватные.

Он начал неуверенно спрашивать, — Я могу вам помочь? Но, даже не закончив фразу, развернулся, бросился на свой задний двор, и запер за собой ворота. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Он чувствовал, что этот человек мечется за воротами, шипя как какое-то животное.

Он осторожно вернулся в дом на трясущихся ногах. Страх не покидал его.

Сара сидела на краю кровати и ждала его.

— Нет, — сказал Пол. — Я не убивал никого, кого любил. А ты?

— А я убивала, — ответила Энн.

* * *

Двери в конце коридора распахнулись, и оттуда выскочил рычащий человек. Малец дал по нему залп, снесший человеку лицо, и стал отступать, непрерывно паля. В коридор хлынула толпа Инфицированных, заполнив его ужасным резким запахом.

Уэнди держалась рядом с Мальцом, прикрывая его из пистолета. Луч фонарика отражался в красных глазах. Карабин у Мальца заклинило, и он в немом изумлении уставился на него. Женщина-коп разрядила «Глок» в рычащие лица, выбросила пустую обойму, вставила новую. Пока Малец возился с затвором, какая та женщина с воем пыталась дотянуться ему до глаз. Выставив перед собой карабин, он внезапно ударил им ей в серое лицо, сломав нос. Она с воем отступила, и тут на него ринулся какой-то гигант в больничной одежде, сжимая кувалдоподобные кулаки и рыча. Его голова извергла кровавый гейзер, и он упал. Уэнди быстро расстреляла очередную обойму. Первая женщина вернулась и вцепилась Мальцу в карабин, ее зубы щелкали в слепой злобе. Малец услышал шум борьбы и треск ломающейся от удара полицейской дубинки кости. Он оттолкнул женщину к стене и стал бить ей карабином в лицо, пока она не сползла по стене вниз, оставляя за собой кровавое пятно. Тяжело дыша, он развернулся и увидел Уэнди, сражающуюся с двумя мужчинами, в два раза крупнее ее, и выбивающую из них дерьмо своей дубинкой. Он исправил заклинивший карабин и подал ей сигнал. Как только она отступила, он прикончил их несколькими выстрелами с бедра.

Несколько минут они стояли в тишине, не в состоянии ни двигаться, ни говорить, совершенно опустошенные. Лишь дышали. В воздухе висела пелена порохового дыма. Кордит щипал им ноздри, соревнуясь с горьким привкусом крови и мерзким смрадом мертвых Инфицированных.

— Ну, ты даешь, — сказал он наконец.

— Это тренировка.

— Мы были на волоске.

— С нами все будет в порядке.

— Научишь меня как-нибудь своим приемчикам дзюдо?

— Постой, — сказала Уэнди. — Ты слышишь это?

Малец потряс головой, пытаясь избавиться от звона в ушах.

— Ничего не слышу, — сказал он.

В коридор, тяжело дыша, выбежали Этан, Энн и Пол.

— Мы услышали стрельбу, и сразу бросились к вам, — сказала Энн.

— Тут как будто война была, — сказал Пол. — Парень, с тобой все хорошо?

— Мы в порядке, — сказал ему Малец.

— Тихо, — сказала Уэнди. — Сюда что-то идет.

* * *

Выжившие направили свои фонари и оружие на двери в дальнем конце коридора. До них донесся странный звук, напоминающий что-то знакомое. Жевание. Звук, с которым животное жует кусок мяса, только как-то странно усиленный.

— Что за черт? — морщась, сказал Малец.

Свежая волна запаха скисшего молока ударила в ноздри с почти физической силой.

— Боже, меня сейчас вырвет от этого запаха, — сказала Уэнди.

— Даже не произносите это слово, не то я сейчас сам сделаю это, — побледнев, сказал Этан.

— Подождите, — сказала им Энн. — Тихо.

Где-то плакал ребенок.

Этан сделал два шага вперед, но Энн остановила его, схватив за руку.

— Это ребенок, — сказал он с дикими глазами. — Маленький ребенок. О, Боже.

Пол удивленно хмыкнул, поднимая угасающий светильник. Ребенок в госпитале, один, в темноте. Ребенок-мираж. Как он выжил? Чем питался? Он инфицирован?

— Это не ребенок, — сказала Энн.

Тварь распахнула двери и выскользнула в коридор. Выжившие вздрогнули и отступили назад, вскрикнув от ужаса и отвращения. Это был гигантский червь, толщиной с автомобиль и длиной с два, с огромным бледным лицом, состоящим из сморщенных складок кожи. Тварь, похоже, была слепая, и двигалась к ним с помощью крошечных отростков, чем-то средним между бородавками и щупальцами, покрывавшими все тело.

Она выглядела ужасно. Ее бледно серое тело покрывали фиолетовые кровоподтеки. Она ползла, подрагивая, словно изнывая от голода.

Этан всхлипнул от ужаса, его разум отказывался признавать существование такой омерзительной твари. Его концепция реальности разваливалась на куски. Будто карта мира покрылась большими пустыми пятнами, отмеченными небрежно нацарапанными предупреждениями: Здесь живут монстры.

Червь полз через мертвые тела, расталкивая их в стороны.

— Оно видит нас? — спросила Уэнди.

Чудовище вздрогнуло от звука ее голоса. Остановилось перед одним из трупов, и понюхало его волосы. Огромное бледное лицо раскрылось, явив зияющую черную пасть, обрамленную кольцом акульих зубов, и тут же начало поглощать труп с головы, с чавкающим звуком.

— О, Боже!

Тварь содрогнулась, потом продолжила пиршество, хрустя костями.

— Я хочу уйти, — сказал Этан. Его трясло.

— Что нам делать? — спросил Малец. — Энн? Что будем делать?

Тварь снова содрогнулась, пища как ребенок, просящий молока.

Энн вскинула ружье и сказала, — Убейте эту гребаную мерзость.

* * *

Коридор немедленно заполнился грохотом стрельбы, когда выжившие дали выход своему страху и отвращению, крича во все горло и опустошая магазины. Червь бросил свою ужасную еду и двинулся вперед резкими толчками в стробирующем свете от выстрелов. Пули тонули в пятнистой плоти его лица без видимого эффекта.

Этан беспомощно опустил дымящийся карабин. Как же его убить? Есть ли у него вообще сердце или мозг? Даже если это просто гигантский червь без мозга и сердца, количество выпущенных в него боеприпасов должно было разорвать его на куски, а ему хоть бы что. Похоже, у этой твари под лицом что-то типа костной пластины, достаточно толстой, чтобы защитить ее от пуль. Сейчас Этан взглянул на тварь под другим углом, не как на отклонение от нормы, а как на форму жизни, идеально подходящую для жизни в туннелях. Это значит, что она уязвима с боков, а не спереди.

А что у нее с другого конца?

Что-то пронеслось у него в мозгу и щелкнуло.

Он заорал: — ВСЕМ НАЗАД!

Задний конец твари взмыл в воздух, явив собой вторую голову с шипящей пастью, обрамленной кольцом огромных острых зубов, и рванулся вперед с удивительной скоростью и мощью. Прыгнувшая тварь приземлилась среди вопящих выживших, раскидав их в стороны. Уэнди остановилась у лестницы, сделав еще несколько выстрелов из своего «Глока», и бросилась за другими выжившими вниз.

— Не останавливайтесь, — кричала Уэнди. — Оно прямо за нами!

Они сбежали с лестницы и вернулись в приемный покой. Энн показала рукой на «Брэдли», припаркованный на улице перед большими, во всю стену, окнами. Дуло его 25-милиметрового башенного орудия смотрело прямо на них. Косой дождь барабанил по броне. В открытом люке сидел Сержант и отчаянно махал им руками.

— В сторону! — закричала Энн.

— Всем лечь!

Пушка выстрелила, окутав машину дымом. Окна разлетелись, и помещение приемного покоя заполнили вспышки и клубы дыма и пыли. Выжившие лежали на полу, закрыв лица руками, в рты набилась сажа. Машина задрожала от вновь заработавшей пушки: БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ, исторгая пустые гильзы из металлического кузова на землю. И снова. И снова.

Наконец огонь прекратился. В воздухе вились черные клубы пыли и золы.

Выжившие кричали.

* * *

Сержант выбрался из «Брэдли», сжимая свой АК-47, спрыгнул на землю, и побежал в госпиталь, зовя всех по имени. Невероятная тварь, которую он увидел, представляла собой сейчас трепещущее, дымящееся месиво, размазанное по полу. Он надеялся, что не зацепил никого из выживших. Пушка «Брэдли» больше напоминала кувалду, чем скальпель, и лучше держаться подальше от того места, куда она бьет, если хочешь жить. У него не было выбора; он услышал стрельбу наверху, завел «Брэдли» и подогнал его к госпиталю, на тот случай, если другим потребуется быстрый отход. Он снова позвал всех по имени и с облегчением услышал крики из-за регистраторской стойки. Выжившие, все черные от золы, сидели вокруг Мальца, стоявшего на коленях, и зажимавшего кровоточащую рану на руке. Уэнди кричала, приставив свой «Глок» к его голове. Он же молил о пощаде, а другие орали друг на друга, размахивая оружием.

— Она мертва, — сказал Сержант, вытирая с лица капли дождя. — Тварь мертва.

— У нас сейчас есть более серьезная проблема, Сержант, — сказала Энн.

— Я считаю, что сейчас с нами все в порядке. Так что успокойтесь, и опустите оружие.

— Он порезался об зубы твари, — сказала Энн. — Уэнди права. Он может обратиться.

— Я не сделаю ничего, пока это не случится, — сказала женщина-коп.

— Каков период инкубации?

— Зависит от возраста и массы тела… Три минуты максимум.

— У кого есть часы?

Этан плюнул на циферблат своих часов и потер большим пальцем.

— Время пошло, — сказал он.

— Я просто хочу защитить нас! — в панике закричала Уэнди.

— Ты все делаешь правильно, — сказала ей Энн. — Ты молодец, Уэнди.

— Я не хочу это делать, — сказала она, обливаясь слезами.

— Мы знаем. И Малец это тоже знает.

Они ждали. Этан вел отсчет. Выжившие затаили дыхание, а Малец слушал, как его жизнь подходит к концу десятисекундными шагами. Он представлял себе геройский конец, а сейчас его просто усыпляли, как грязное животное. После всего, что он сделал, он умрет от пули друга. Он хотел вспомнить что-то важное, ухватиться за какое-нибудь приятное воспоминание или мысль, которую бы забрал с собой на тот свет, но его голова была пуста. Он хотел помолиться, но он помнил лишь молитву, которую повторял всегда перед сном, будучи ребенком.

Я быстрей хочу уснуть, — зашептал он. — Хранит душу Господь пусть.

Выжившие медленно отступили, образовав круг, покашливая и теребя оружие.

— Если я во сне умру, Отдаю ее Ему.

Он зажмурился, когда Этан закончил отсчет последних в его короткой жизни секунд.

— Ноль, — заметно нервничая, произнес Этан.

Но это все еще я, — сказал Малец.

Он смеялся, пока смех не перешел в истеричный плач. Уэнди упала на колени и обняла его. Сержант убежал в «Брэдли» за аптечкой.

— Извини меня, — сказала она, роняя слезы. — Мне очень, очень жаль.

— Я хочу маму, — ответил он.

* * *

Тодд Полсен неподвижно сидел на полу в свете светодиодного фонаря в одной из палат. Энн отвинтила крышку пластиковой бутыли и налила воды в ведро. Тодд устало снял бронежилет, разорванный зубами твари. Он был тощим, и обычно не любил снимать рубашку перед другими людьми, но сейчас ему было все равно. Он стянул с себя футболку и почесал прыщик между торчащими лопатками. Он чувствовал себя опустошенным. Выжатым как лимон. Если бы он так не боялся, что больше не проснется, он бы уже спал. Он и не думал, что смерть так напугает его. Она всегда была для него чем-то абстрактным, иногда даже чем-то романтичным. До сего дня он мог позволить себе подобное безрассудство, потому что считал себя бессмертным. Теперь и его волосы и кожа пропитаны смертью. Она прячется в пустотах между ударами его сердца. Нежизнь. Небытие. И весь мир с его радостями и страхами будет жить без него и дальше, как будто его и не было. Как там говорит проповедник? Земля пребывает вовеки. Другими словами, земле до фени.

Тодд взял у Энн губку и притворился, что моется. Все его руки были в саже, черная пыль странно контрастировала с бледным, как брюхо дохлой рыбы, торсом. Он стыдился своего тела и своей слабости. Он плакал перед ними. Перед взрослыми. Он посмотрел в лицо смерти и расплакался. В голову не шло ни одно приятное воспоминание. И самое страшное, что в тот момент, как он думал что умрет, он не мог вспомнить лицо своей матери.

— Хочешь побыть один? — спросила его Энн.

Тодд молча покачал головой. Он и так был один.

Энн сказала, — Тогда, давай помогу.

Она взяла губку, выжала ее, и начала обтирать его лицо и шею.

Кто-то постучал в дверь. Вошел Сержант, держа в руках каску, и тут же заполнил помещение своим огромным телом.

— Нам надо поговорить, Энн.

Энн взглянула на Тодда, и слегка покачала головой.

Сержант кивнул. Он присел на корточки перед Тоддом, который сидел, съежившись, с отсутствующим выражением лица.

— Как рука? — Спросил Сержант, указывая на перевязанную рану, которую сам ему промыл и зашил.

Тодд не ответил.

— Держи ее в чистоте, боец, — добавил Сержант. — Этот вирус не единственная инфекция, которую стоит опасаться.

— Я позабочусь о нем, — сказала Энн. — Ты можешь проверить Уэнди.

Сержант смерил Тодда тяжелым взглядом и натянуто улыбнулся. — Просто я хотел сказать, что ты отлично сработал сегодня, Малец. Ты реально крутой чувак, знаешь это?

Когда Сержант ушел, Энн слегка подтолкнула Тодда локтем и присвистнула.

Он улыбнулся.

* * *

Уэнди сидела в другой палате на куске полиэтилена, постеленном на краю кровати, руки у нее тряслись. Она медленно сняла с себя ремень Бэтмена — тяжелый от наручников, перчаток, пистолета, электрошокера, дубинки, кожаного блокнота, запасных обойм и баллончика со слезоточивым газом — и аккуратно положила его рядом. Сняла свой бейдж и значки и положила рядом с ремнем. Расстегнула форменную рубашку, стянула с себя и сунула в полиэтиленовый пакет. Расстегнула бюстгальтер, грязный и сырой от пота, и повесила сушиться. После быстрого, но тщательного мытья, она осмотрела себя в зеркале, пока расчесывала сырые, спутанные волосы. Она узнавала свои лицо и тело, но глаза были какими-то чужими. Ее лицо и красивая грудь привлекали внимание других полицейских, но мешали ей стать своей среди них. Уэнди знала о своей физической привлекательности, слышала об этом от других неоднократно. Знала, что привлекает мужчин. Знала, что это их бесит. Потом это спасло ей жизнь, когда мужчина, доставивший ей ранее массу страданий, сказал ей уходить и спасаться, когда в дверь устремились воющие Инфицированные.

Она подняла левую руку и нахмурилась. Через все ребра шла тонкая красная царапина. Острые как бритва зубы твари зацепили ее. Не так глубоко, чтобы нужно было зашивать, но все же до крови. Достаточно глубоко, чтобы подцепить вирус.

Боже, она собиралась застрелить Тодда, хотя сама была на волоске от Инфекции.

Сделала бы она это?

Если бы пришлось, то да. Убить одного или погибнуть всем.

Застрелилась бы она, если бы почувствовала, что обращается?

— Да, — ответила она себе. Она сделала бы это с большей готовностью, чем застрелила бы кого-нибудь из них. Осознание этого факта удивило ее.

Большинство копов никогда не считали ее своей, и все же она была копом. Многие полицейские в участке имели четкую позицию относительно жителей патрулируемых ими районов: «Мы» и «Они». Две противостоящие стороны. Уэнди развивала и усваивала в себе эту культуру. Она относила себя к первым. Ни у кого не было столько полномочий, сколько у нее, когда она патрулировала свой район. Пока она не приставила пистолет к голове этого подростка, она считала других выживших гражданскими лицами, которые были ей не ровней, а скорее обузой. Больше она не чувствовала этого разделения. — Мы стали одним племенем, — подумала она.

Кто-то постучал. Она попросила подождать, пока натягивала свою черную футболку. — Нужно не забыть наложить на порез антисептик, — сказала она себе. Бог знает, чем там, кроме Инфекции, кишит мерзкая пасть монстра.

В комнату вошел Сержант. Осмотрелся и оценивающе кивнул. Это было настолько неуловимо, что он даже не осознавал это, но Уэнди сразу ощутила с его стороны внимание к ней. Она нарочито отвернулась, прицепляя бейдж к ремню. Сержант откашлялся и тут же перешел к делу.

— Я принес тебе воды, если хочешь помыть голову, — сказал он.

— Уже помыла. Не видишь?

— Понял, — сказал он. — Все равно возьми. Потом пригодится. Это дождевая вода.

— А что, в резервуаре здания совсем нет воды?

— Есть. Довольно много, но мы бережем ее для питья и приготовления пищи. А сегодня мы моемся дождевой водой.

— Что ж, спасибо, — сказала она ему. — А какая у нас обстановка?

Стив и Даки домели пол. Сейчас он чистый. Во всяком случае, никаких Инфицированных и никаких зубастых личинок. Думаю, сейчас мы в безопасности. Сейчас уберем трупы и вычистим все место.

— Помощь нужна?

— Нет, нет, нет. Это просто неслужебный разговор. Ты же прошла через ад.

Уэнди сидела на кровати, вздыхая. — Хорошо.

— Эй, Уэнди…

— Да?

Сержант глубоко вздохнул и сказал, — Хочу тебя поблагодарить.

— За что?

— За то, что ты сказала о моих парнях вчера. Я признателен тебе за это. Спасибо.

* * *

Этан, Пол и экипаж «Брэдли» спустили трупы вниз на листах полиэтиленовой пленки. Из карманов мертвецов сыпалась мелочь. Сделав эту работу, они вымыли пол концентрированным раствором хлорки. Стрелок с водителем ушли в одну из палат, чтобы установить печку Колмана и приготовить ужин. От мысли о еде Этана чуть не вырвало. Страдая от запаха хлорки, они с Полом решили проверить крышу. Госпиталь оказался домом ужасов, и им требовался свежий воздух и немного времени и пространства, чтобы переварить увиденное.

Он тут же пожалел о своем решении. На лестнице царила кромешная тьма. Воздух был затхлый. Он не помнил, сколько в госпитале этажей. Какие новые ужасы могли поджидать его там? Его неуклюжие шаги гулко отдавались в тишине. После трех пролетов, его колени и легкие взбунтовались.

Он все не мог забыть червеобразное существо, атаковавшее его. Очевидно, эти твари были новыми ужасными порождениями Инфекции. Это мутанты или совершенно новая форма жизни? Были они раньше людьми? Или вирус передался другому биологическому виду? Он боялся, что появление этой твари может быть признаком фундаментального сдвига в экологии планеты. Инфицированные неистово распространяют болезнь и поедают мертвых. Они — чума, враг, теснящий человечество, и это уже плохо. Но эта тварь что-то новое. Баланс природы нарушился. Грядет новый мир, в котором люди больше не стоят на вершине пищевой цепочки. Похоже, это какой-то подземный паразит, питающийся трупами. Обилие еды поддерживает большую популяцию этих монстров, в зависимости от того, сколько еды им необходимо. Что произойдет, если они не смогут больше питаться трупами?

Чтобы убить такую, потребовалась 25-милиметровая пушка…

Они достигли верха лестницы, и нашли незапертую дверь. Некоторым сотрудникам госпиталя пришлось прятаться на крыше от вставших с постелей Инфицированных. Но крыша была пуста. Ни живых, ни мертвых. Этан осторожно ступал, чувствуя себя беззащитным под огромным сумеречным небом.

Дождь почти кончился, но земля была еще сырая, а воздух тяжелый и влажный. Они подошли к парапету. Вдали, за рекой, за крышами домов и малоэтажек виднелся центр Питтсбурга. Высокие здания выглядели темными и заброшенными. Башня Гранд Билдинг была объята огнем и окутана белым дымом. Невероятное зрелище. Столбы дыма поднимались от дюжины костров поменьше, разбросанных по всему городу. На востоке, со стороны окружной тюрьмы Аллегейни доносился далекий стрекот выстрелов.

— Преподобный, затем те люди оставили свои фотографии в гараже?

— Не понимаю, о чем ты.

— В гараже, где мы останавливались прошлой ночью. Люди, которые были там до нас, оставили на стене фотографии своих родных и друзей. Зачем они сделали это?

— Просто прощались, я думаю, — ответил Пол.

— Не думаю, что я хочу прощаться, — сказал Этан.

Пол покачал головой, — Я даже не знаю, что сказать.

Объединенные горем, мужчины смотрели на садящееся солнце и горящую в сумерках Гранд Билдинг. Даже после всего, через что они прошли, им было трудно поверить, что такое происходит с их миром. Люди, здания, телефонные звонки, телешоу, продуктовые магазины. Обычный ритм жизни. То и дело серое небо роняло на них капли. Со временем теплая дождевая вода, скопившаяся в их волосах и на лицах, стекала в золу и грязь. Они стояли там больше часа, ничего не говоря. Пол медленно курил сигареты, одну за другой.

С такой высоты апокалипсис казался уже почти мирным.

— Конец света не происходит за одну ночь, — сказал Пол, кивая. — Для этого нужно время.

Небо быстро потемнело. Они решили вернуться. Этан заметил, что кто-то написал ярко оранжевой краской на крыше госпиталя «СПАСИТЕ НАС».

— Это может никогда не кончиться, — сказал он, с тоской в голосе.

ФЛЭШБЭК: Уэнди Сэслав

Эпидемия изменила все. Миллионы конвульсирующих людей беспомощно лежали на земле. Тысячи погибли в результате несчастных случаев. Повсюду полыхали пожары. Целые города остались без электричества и воды. Опустошенные выжившие оцепенело бродили по улицам. Распределение еды, доступ в интернет, пенсионные пособия — все было полностью нарушено. Целые отрасли, такие как страхование, прекратили свое существование. Правительство и крупный бизнес пытались еще работать, но когда жертвой эпидемии пал каждый пятый, забрав с собой все невосполнимые знания, процесс полостью рухнул. Страна содрогнулась от потрясения.

В одном Питтсбурге жертвами эпидемии пали семьдесят тысяч человек. Полицейское управление опустело. Треть из почти девятисот офицеров полиции либо заболели, либо просто разошлись с оружием по домам, заперли двери и отказались возвращаться на службу. Увеличилось число краж, когда люди вламывались в дома, оставленные заболевшими без присмотра. Участились поджоги, когда жители, опасаясь новой вспышки, сжигали дома, с находившимися в них «крикунами». Напуганные люди брали с собой оружие в местные продуктовые магазины, превратившиеся в места панической скупки и грабежей. Копы, не бросившие работу, пометили свою территорию и защищали ее с оружием в руках. Они проламывали черепа, устраивали перестрелки с уличными бандами и дружинниками. Они очищали улицы, помогали пожарным, и помогали заболевшим. Полицейские участки стали крепостями на вражеской территории.

Раньше копы имели дело с убийцами, наркодилерами и прочими преступниками. Теперь врагами были все.

Копы работали круглосуточно. Через три дня они уже принесли пользу. Появилось электричество, продукты поставлялись в магазины, пожары были под контролем. Пока этого было достаточно. Они готовились к новому рывку в деле помощи заболевшим. Без еды люди могут жить до девяти недель и даже больше, но без воды не больше шести дней. Тысячи считались пропавшими без вести. Их нужно было найти и переправить как можно быстрее в одну из новых клиник.

Тем временем, у госпиталей каждый день продолжали собираться люди. В основном странники, ищущие пропавших без вести близких. «Крикунов» обычно находили без каких-либо удостоверений личности, так как их бумажники были украдены. Иногда их обнаруживали вообще без одежды, так как в беспомощном состоянии они становились жертвами ограбления. Странники прибывали, полные надежды, сжимающие фотографии друзей и родных. Они целый день стояли и ждали своей очереди, чтобы войти, сесть за компьютер и попытаться отыскать своих близких в базе данных СВЦЭЛ. С другой стороны туда прибывали еще несколько сотен человек ежедневно, которые кричали и размахивали гневными лозунгами и оружием. Напуганные новой вспышкой эпидемии, они требовали для заболевших более строгих мер изоляции и помещения их в карантинные лагеря за пределы города.

Естественно две эти группы людей ненавидели друг друга, и решительно настроенный отряд конной полиции держал их на расстоянии. Вход в госпиталь охранялся спецназом, в устрашающих черных бронежилетах, шлемах с козырьками из прозрачного пластика, с метровыми дубинками из твердого дерева и тактическими щитами. Вторую линию защиты составляли группы захвата из трех человек.

Уэнди была в одной из этих групп. В прежние дни, копы выстраивались в цепь и атаковали, колотя дубинками по головам, пока улица не опустеет, но с годами тактика изменилась. Теперь группы захвата отправлялись в толпу, чтобы арестовать зачинщиков беспорядков и убрать их с места происшествия. Главное не дать протесту перерасти в бунт, который может внезапно выйти из-под контроля. У них вряд ли были ресурсы для противостояния протестам. Крупномасштабный бунт может распространиться и положить конец закону и порядку в Питтсбурге. Они уже арестовали восемь человек. Она оттесняла толпу своим щитом, пока двое ее коллег производили захват нарушителя.

По оцеплению прошел слух, что новый майор устал от протестов и в четыре часа хочет прекратить доступ людей в госпиталь.

Коп, стоящий слева от Уэнди, Джо Вили, покачал головой и сплюнул.

— Вот дерьмо, — сказал он. — У нас не нацистское государство. Черт, я тоже потерял родных в эпидемии. Эти люди имеют право найти своих близких.

— У нас не хватает живой силы, — сказал Арчи Уорд. — Или, в случае с нашей Барби, женской силы.

Уэнди ничего не сказала, глядя перед собой с угрюмым выражением профессионала на лице. Она была не настолько глупа, чтобы захватить приманку. Она просто жевала свою жвачку.

Арчи добавил, — Майор прав. Сколько копов они ежедневно загружают работой? У нас не хватает людей. Мы работаем вхолостую, Джо.

— Не говорю уже о сверхурочных. Что верно, то верно.

Сержант орал в мегафон, приказывая толпе разойтись.

Но люди не подчинялись и скандировали «Нет!»

Другой сержант, старый полный коп, которого все звали Джон-Джон, комично объявил на распев голосом судьи Всемирной федерации реслинга «Приготовиться к бою!»

— Что думаешь, Барби? — сказал Джо.

— Не важно, что я думаю, сказала Уэнди, пожав плечами. — У нас есть приказ.

— Заткни хлебало, — сказал Джо.

— Боже, новобранец, — сказал Арчи. — Ты либо самая тупая баба, либо лучший политик, которого я знал. В любом случае, далеко пойдешь.

Эти слова ранили ее, но как обычно, она не доставит другим копам удовольствие знать, насколько сильно. Выражение ее лица не изменилось, равно как ее мнение, остающееся всегда нейтральным и неопределенным.

Отряд конной полиции легким галопом ускакал с улицы. Фаланга копов перед входом в госпиталь сняла противогазы. Некоторые стали бить дубинками по щитам, остальные присоединились к ним. Уэнди знала этих людей. Не смотря на свою симпатию к одной или обеим фракциям, они надеялись, что толпа откажется разойтись, и они смогут выпустить пар, надрав кому-нибудь задницу. Джо и Арчи ухмылялись, отбивая дубинками боевой ритм.

Копы начали стрелять гранатами со слезоточивым газом, которые взрывались поблескивающими белыми облачками. Толпа отпрянула от растущих скоплений кружащихся облаков. Люди плакали, чихали, задыхались, кашляли в агонии, когда газ атаковал слизистую оболочку глаз, носа, рта и легких. Копы опустили козырьки и тесно сомкнули ряды, ожидая сигнала.

Уэнди почувствовала, как чья-то сильная рука схватила ее за задницу и сжала.

— Плохо, что ты не «крикун», Барби, — сказал Джо Вили, заглушенным противогазом голосом. — Я держал бы тебя в спальне для гостей.

Даже сейчас, даже после начала эпидемии, после того, как случились тысячи меленьких, но не менее ужасных трагедий, некоторые из этих людей все еще пытались сломить ее. Но она держалась.

— Если ты хоть раз еще прикоснешься ко мне, клянусь, я тебя прикончу, — сказала она ему.

Джо ухмыльнулся. — Оказывается, тут за противогазом кто-то есть. Приятно познакомиться.

Два года назад Уэнди с сорока другими кадетами посещала учебную академию. Там царила какая-то унизительная форма дедовщины. Трое из четырех кадетов были мужчины. С женщинами там обращались жестко, особенно с такими хорошенькими, как она. Заставляли их драить туалеты, чистить прачечные и носить кофе. Уэнди спокойно сносила трудности, превзойдя всех в стрелковой подготовке, в сертификации по использованию электрошокера, в оказании первой медицинской помощи, в тренировке по остановке транспорта повышенной опасности, и во всем остальном. Другие кадеты постоянно приставали к ней, но у нее не было ни времени, ни желания отвечать другим мужчинам взаимностью. А потом она встретила Дейва Карвера. Дейв был другой. Он был детективом — старше, опытней ее. Он противостоял всему миру. От него пахло так, как пахло от ее копа-отца, пока тот не вышел на пенсию, сигаретами и черным кофе. Еще Дейв отличался от ее сверстников своей крайней самоуверенностью. Он смотрел на Уэнди через раз, не смотря на то, что она привлекала его своей индивидуальностью и энергией. Он рассказывал ей истории про наркодилеров и бюрократические проволочки, про то, как он воспользовался своим пистолетом во время ограбления какого-то винного магазина. Лишь потом она узнала, что он женат, а у нее самой репутация девушки легкого поведения.

Друзья Дейва были крутыми парнями и в чем-то даже жестокими. После академии ей назначили свой район, и она начала заниматься настоящей полицейской работой. Но дедовщина никуда не исчезла. Вместо этого, она распространилась, как зараза, среди патрульных, как мужчин, так и женщин. По несчастью или чьему-то злому умыслу, ее назначили в тот же участок, где работал Дейв Карвер со своими друзьями.

С тех пор Уэнди ушла в себя.

Раздались свистки. Цепь копов ринулась на толпу. Замелькали дубинки. Людей оттесняли или сбивали с ног. Цепь быстро рассеялась, когда все исчезли в растущих облаках газа.

Уэнди оттолкнула щитом какого-то мужчину. Занесла дубинку над семейной парой, зажавшей носы носовыми платками, приказывая им отойти. Люди кричали друг на друга в дыму. Уэнди ощущала себя оторванной от внешнего мира, будто плывущей в каком-то сюрреалистичном сне. Перед ней мелькали лица доведенных до отчаяния людей, рыдающих, кашляющих, кричащих. Она замахнулась дубинкой на какого-то пятящегося назад мужчину. Кровь из раны на голове заливала ему глаза. Похоже, он не очень сильно пострадал, поэтому она продолжила наступление, вскоре забыв о нем.

В полицейской иерархии она стояла в самом низу. И все же она была лучше тех бегущих людей. В иерархии общества они стояли ниже ее. Она была копом, а они — гражданскими.

Она услышала оглушительный хлопок, который тут же приняла за выстрел. Она вздрогнула, когда вслед за этим звуком загрохотали множественные выстрелы. Вскоре из облака газа вышел, шатаясь, Джо Вили, чей пластиковый щит был покрыт кучей черных отверстий, и кулем рухнул на землю.

Уэнди вытащила его из хаоса, а другие копы подняли его на носилки и быстро унесли в госпиталь. Когда газ рассеялся, они нашли еще двух тяжелораненых копов, лежащих на земле среди стонущих протестующих. Копы выявили четырех стрелявших; одного поймали и отволокли за ближайшие кусты для быстрого правосудия.

Это были не обычные времена.

Сержант заметил, что она смотрит на них, схватил ее железной хваткой, и грубо оттащил прочь, к полицейскому участку, находившемуся всего в четырех кварталах к востоку от госпиталя.

— Я назначаю тебя на спасательные работы до конца смены, Сэслав, — рявкнул он. — Проверь расписание, куда какие команды сегодня направляются. А сейчас исчезни с глаз долой.

Уэнди направилась в участок, сбросила там свое снаряжение, и вздремнула часок под столом. Следующие двенадцать часов она искала «крикунов». Ее поисковая команда нашла шестнадцать, вдвое больше, чем вчера и на одну пятую больше чем позавчера. В шесть утра, обессиленная, но напившаяся кофе, она вернулась в участок и вошла в патрульную. Несколько копов собрались у телевизора и качали головами. Беспорядки в западных штатах. Волна насилия распространялась от побережья в глубь материка. Большинство военных и национальных гвардейцев все еще дислоцировались за океаном и находились в растерянности от эпидемии, лишь несколько подразделений вернулось на родину. Основной линией защиты была полиция, и постепенно во всех городах эта линия разрушалась. Но только не здесь, как поклялись офицеры. Они были уставшие и злые, но не оставляли своих позиций, разве что на носилках.

— Выключите это дерьмо, — крикнул кто-то, и телевизор выключили. Окна были открыты, и по большому квадратному помещению гулял прохладный ветерок. Кто-то достал бутылку виски и стал разливать в пластиковые стаканчики. — Приготовьтесь, — сказал кто-то. — Вы нужны им там. Приготовьтесь.

Уэнди с ног валилась от усталости. Она вся была в синяках, челюсть и голова все еще болели с вечера. Кто-то врезал ей, когда их команда пыталась предотвратить разграбление магазина Холл Фудс.

Джон-Джон протянул ей стаканчик, — Ты хорошо поработала, новенькая, — сказал он, подмигнув и похлопав ей по плечу. — Так держать.

Ты хорошо поработала, новенькая.

Она улыбнулась, превознемогая боль в челюсти.

— Еще отсоси у него, и он сделает тебя Офицером Месяца, — хихикнул один из патрульных, и тут же вздрогнул, когда другой коп заехал ему локтем по ребрам. — За что?

— Отвяжись от нее, — сказал ему другой коп. — Она одна из нас.

Джон-Джон поднял стаканчик и громко произнес на распев, обращаясь ко всем, — Иногда кажется, что копа называют героем лишь раз, когда он словит пулю. Но сегодня у нас трое героев. Это верно. Но скажу, что вы все герои, каждый день, а особенно сейчас в разгар этого проклятого апокалипсиса. Поэтому я пью за парней, находящихся в критическом состоянии в Госпитале Милосердия, и пью за всех вас, засранцы, кто не отступил. Парни, вы герои. Пью за вас, лучшие жители Питтсбурга.

Она одна из нас.

Копы осушили стаканчики и протянули их за добавкой. Кто-то включил приемник, пытаясь устроить вечеринку. Все стояли кругом, чувствуя себя неловко в форме и ремнях Бэтмена, со стаканчиками в руках. Спиртное обожгло Уэнди горло, вызвав у нее чувство тревоги и расслабленности одновременно. Она взбодрилась. В комнату, ругаясь, вошел один из диспетчеров, — Мне нужен кто-то, кто занялся бы внутренними беспорядками, а все на вызовах. Нас завалили звонками.

— Вот пусть начальство и займется, — крикнул один из копов, и все засмеялись.

Диспетчер стал перебирать свои листки. — На улице шум бьющегося стекла, — прочитал он. — Мужчина услышал на аллее чьи-то крики.

Офицеры нараспев повторяли, — Скажи это начальству! — пока диспетчер не ушел, с красным от негодования лицом. Копы веселились. Они слишком устали. Им был нужен перерыв. Уэнди только что оттрубила две двенадцатичасовых смены. Всего через несколько часов она и другие офицеры в этой комнате должны будут заступить за новую двенадцатичасовую смену. А пока они официально не на дежурстве.

По радио звучала какая-то старая песня, напомнив ей о летних днях ее детства. Очень старая песня, которая была записана еще до ее рождения. Некоторые из копов помоложе двигались под музыку, качая головой и переступая с ноги на ногу, пытаясь расслабиться. Уэнди не могла вспомнить название группы, но песня напомнила ей одно лето, когда ей было десять, или одиннадцать. Она вспомнила, как ехала на велосипеде по подъездной дорожке мимо ее папы, склонившегося над открытым капотом его большой патрульной машины, копающегося в двигателе. К рулю ее велосипеда были привязаны разноцветные кисточки, которые трепетали на ветру. Она помнила шум газонокосилок и запах свежескошенной травы. В то лето ее поцеловал один мальчик. Его звали Дэйл. На заднем дворе его дома стоял дуб, на котором висела старая покрышка. Там он ее и поцеловал. От воспоминаний она разволновалась. Через несколько секунд она уснула прямо стоя.

Она открыла глаза. В фойе кричали мужчины. Некоторые офицеры смотрели друг на друга, одни хмурились, другие смеялись. Раздался чей-то пронзительный крик. Все замерли и уставились на двери. Еще крики. Топот ног. Копы встрепенулись.

— «Распберриз», — вспомнила Уэнди. Так называлась группа.

Двери распахнулись и в патрульную стали вбегать люди и хватать ближайших офицеров, которые отбивались, грязно ругаясь. В комнату вбегали все новые люди, тяжело дыша, одетые в больничную одежду. Одни копы молотили их дубинками, другие пытались бить нападавших руками. Вбегали все новые, воя и скаля зубы. Копы, стоявшие рядом с Уэнди, побросали стаканчики и потянулись за своими дубинками. Уэнди сделала то же самое.

— Сукин сын укусил меня!

Копы отступали. Уэнди увидела, как какой-то мужчина вцепился зубами копу в руку и мотал головой, как собака. Она ударила его дубинкой, и тот отлетел в сторону. Коп упал на колени. Его затрясло, глаза остекленели, и он свалился на пол. Везде шла рукопашная. Дубинки мелькали, но на месте каждого поверженного нападающего возникало несколько новых.

Джон-Джон схватил ее за руку.

— Иди, сообщи лейтенанту, что на нас напали, — заорал он. — Иди, новенькая, иди!

Она пробежала по коридору и попала в отдел детективов. Ее тут же схватил какой-то мужчина, зажав ее голову под мышкой. Она вырывалась, но ее держали другие руки. Она услышала, что из патрульной раздались выстрелы.

— Перестань вырываться, Уэнди, — услышала она знакомый голос.

Она открыла глаза и увидела Дейва Карвера, окруженного группой крупных мужчин-детективов в дешевых костюмах и ужасных галстуках, свирепо смотревших на нее, тяжело дыша. От них пахло несвежим кофе.

— Отпустите меня, — закричала она. — Я должна увидеть лейтенанта.

— Он занят, — усмехнулся один из детективов. — Что происходит в патрульной, новенькая?

— Они убивают их. Я серьезно — они убивают их!

— О ком ты?

— Да она пьяная. Чувствую по запаху.

— Кто устроил стрельбу в участке, новенькая?

— Дайте ей сказать!

Детективы отпустили ее. Уэнди отдышалась и сказала. — На нас напали. Гражданские, одетые в больничную одежду. У них нет оружия.

Внезапно ее осенило. — Это «крикуны». Похоже из Госпиталя милосердия. Они очнулись, и сошли с ума.

— Дейв кивнул. — Сколько их?

— Сорок. Пятьдесят. Может сто. Не знаю. Может больше. Там стенка на стенку. Все патрульные офицеры там.

Внезапно они заметили, что крики и стрельба в патрульной сменились ревом сотен глоток. Раздался удар в дверь. Все вздрогнули. Потом еще один.

— Вот дерьмо, — побледнев, сказал один из детективов.

Остальные уставились на дверь, сжав кулаки.

Дейв спросил, — У кого-нибудь есть оружие?

В дверь сейчас колотило несколько кулаков.

— Где патрульные? — в панике закричал один из детективов, — Где эти патрульные, мать их?

Дейв коснулся плеча Уэнди и сказал, — Держись сзади.

Дверь затрещала.

Детективы вынули пистолеты и направили их на дверь.

— Давайте уже покончим с этим, — сказал кто-то.

Дверь распахнулась и в помещение с криками устремились люди. В критический момент никто ничего не предпринял; нападавшие были обычными людьми — безоружными, больными людьми. Некоторые детективы закричали, — Замрите! Полиция! Стойте или будем стрелять! Спустя мгновение кто-то выстрелил и тут же все открыли огонь, крича, как сумасшедшие. Кто-то выбежал вперед и разрядил свой дробовик прямо в серые лица. Но «крикуны» были уже в комнате, и схватка быстро перешла в рукопашную.

Уэнди в ужасе смотрела на все широко раскрытыми глазами, не в состоянии сдвинуться с места. Некоторые из нападавших были офицерами полиции. Она увидела, как Джон-Джон схватился с одним из детективов, сбросив со стола документы и пишущую машинку. Она вытащила свой «Глок» и направила его в дверной проем.

Дейв схватил ее за руку и потащил окну. — Выбирайся отсюда! Нам не справиться с ними!

— Да пошел ты, Дейв, — сказала она, сбросив с себя его руку.

— Уэнди, выбирайся сейчас же!

— Им нужна моя помощь! — закричала она в ответ.

— Нам крышка!

Она сопротивлялась, но он был сильнее. Он потащил ее к окну силком и вытолкнул на пожарную лестницу.

— Останься в живых, — сказал он.

— Тогда пошли со мной, — попросила она.

— Все в порядке. Детка. Я пойду сразу за тобой. Обещаю.

Он отвернулся, прежде чем она успела что-то ответить, и стал отстреливаться. Она спустилась по пожарной лестнице и стала ждать его на автостоянке. Будка охранника была пуста. Отсюда шум стрельбы казался одним сплошным раскатом грома. Вспышки выстрелов освещали окна, как фотоаппараты папарацци. Дейв так и не появился на пожарной лестнице. Детективы отступили к дальней стене и отбивались из последних сил.

Уэнди беспомощно стояла, сжимая свой «Глок». Глаза застилали слезы.

Стрельба стихла, и окна заполнились бесцельно метающимися тенями, подсвечиваемые флуоресцентными лампами участка.

Весь участок был сметен в считанные минуты, а она не сделала ни единого выстрела. В ушах по прежнему звенело, и недостаток сна за последние несколько дней внезапно дал о себе знать, и она почувствовала себя опустошенной и дезориентированной.

Отвяжись от нее. Она одна из нас.

Она подняла пистолет обеими руками и тщательно прицелилась, наведя на окна.

— Помогите! Пожалуйста, помогите!

По аллее бежала какая-то женщина в ночной рубашке, размахивая руками.

— Оставайтесь там, — отрывисто крикнула она, подняв руку. Нервы были обнажены и наэлектризованы. Автоматически включилась тренировка. — В чем проблема?

— Мой муж ранен, — сказала женщина, бешено тараща глаза. — У него кровь идет.

— Окей, вы звонили в 911?

— Все линии заняты.

— Где вы живете, мэм?

— Тут недалеко.

— Ты не можешь пока ничего делать, — сказала она себе. — Ты обязана доложить, что видишь.

Другой голос у нее в голове возразил: — То, что ты видишь, не могло случиться.

— Тогда идемте, — сказала она.

Они вошли в дом. У Уэнди кружилась голова. Ей тут же бросились в глаза детали произошедшего. На полу лежал бледный мужчина в пижаме, из головы шла кровь. На ковре рядом с ним, валялась горящая настольная лампа, отбрасывающая длинные тени. На стене семейные фото. Телевизор с выключенным звуком, с обеспокоенной ведущей в кадре. Разбитый горшок, земля и разбросанные части растения. Бейсбольная бита.

— Офицер, с вами все в порядке?

Всякий раз, закрывая глаза, она видела толпу несущуюся с криками в патрульную.

— Расскажите, что здесь случилось, мэм, — сказала она на автомате.

— Я ударила его по голове. Можете арестовать меня, если хотите. Но сначала позаботьтесь о нем. Пожалуйста!

Уэнди осмотрела рану.

— Как вас зовут?

— Лиза.

— Окей, Лиза, подойдите сюда. У него рассечена кожа головы. При таком ранении бывает много крови. Нужно немного приподнять ему голову, так чтобы она была выше уровня сердца. Вот так. Ему потребуется скорая помощь, но с ним все будет нормально. А пока посидите здесь и наложите ему повязку.

Уэнди стояла, борясь со слезами, и пыталась дозвониться в 911. Линии были перегружены. Она увидела кушетку и внезапно захотела прилечь на минутку. А может на пять. Совсем ненадолго…

— Я должна была сделать это, — говорила Лиза.

— Угу, — сказала Уэнди, изумленно глядя на телевизор. Ведущая плакала, щеки были в разводах от потекшей туши.

— Он угрожал нашему мальчику…

— Этот человек?

— Мой муж.

— Вы говорите, ваш муж напал на вашего сына?

— Я остановила его. Услышала, что он проснулся, и пошла за ним. Когда я увидела, что он держит Бенджамина и кусает его, я схватила биту и ударила его по голове. Мне пришлось это сделать.

— Он был одним из тех, кто пострадал от эпидемии? Одним из СВЦЭЛ?

— Да. Это было невероятно. Похоже, он ничего не соображал, потому что никогда даже пальцем не трогал Бенджамина. Он любил нашего мальчика, больше чем себя.

Уэнди попятилась, в ужасе глядя на лежащего перед ней человека. Ее рука метнулась к наручникам, висящим у нее на ремне. Она вытащила свой «Глок» и сняла с предохранителя. Нахмурилась, пытаясь сообразить.

— Сейчас можете убрать руки, Лиза. Я хочу, чтобы вы медленно отошли от него.

Отвяжись от нее.

— Окей, — сказала Лиза. — Но у него все еще кровь идет…

Она одна из нас…

Уэнди подняла пистолет и спустила курок. Звук выстрела заполнил весь дом. Голова мужчины взорвалась, забрызгав стену.

Женщина взвыла, как попавшее в капкан животное, и бросилась вперед, чтобы прижать к груди изуродованное выстрелом лицо мужа.

— Ты убила Роя!

Наверху рычал и колотил в двери спальни их сын.

Уэнди сунула пистолет в кобуру и вышла из дома в ночь.

— Зачем ты сделала это? Зачем? Зачем?

Крики женщины преследовали ее на улице, пока не слились с другими, звучащими над городом голосами в сплошной демонический хор.

Воспоминания

Тодд проснулся в теплой больничной палате без окон после долгого сна без сновидений. Он ощущал себя по-прежнему обессиленным, но его тело говорило ему, что он уже заспался. Ты все еще здесь, старина Тодд, сказал он сам себе. Все еще у руля. Накинув одеяло на голые плечи, он проковылял до ведра в углу и опустошил мочевой пузырь. В желудке заурчало. Выйдя в коридор, он встретил Пола, насвистывая моющего пол концентрированным раствором хлорки, и повеселел. Он не привык быть один.

— Привет, Преподобный, — сказал он.

— Доброе утро, Малец.

— Ух, ты, мы не успели попасть сюда, а тебя уже заставили драить полы. Жалко, что проповедники больше не нужны в постапокалиптическом мире.

Пол прервал свое занятие и улыбнулся. — Наоборот, сынок, истинному священнослужителю не чуждо работать руками. Это своего рода молитва. Полезно для души. Попробуй как-нибудь.

— Ты пытаешься превратить меня в атеиста?

— Ха, — сказал Пол.

— Во всяком случае, моей душе нужно выпить кофе и не делать ничего сегодня.

— Заверни за угол и найдешь гостиную. Мы сделали там комнату отдыха. Уверен, что Энн припасла тебе чего-нибудь.

— Спасибо, Преподобный, — сказал Тодд, одеяло волочилось за ним по полу.

— Приятно видеть тебя снова, Малец.

— Тодд повернулся, ухмыльнувшись. — Малец пребывает вовеки, Преподобный. Малец пребывает вовеки.

* * *

Этан медленно брел по отделению патологии, с восхищением разглядывая в тусклом свете своего светильника дороге оборудование, собирающее сейчас пыль. Всюду, где они появлялись, он видел следы погибшего мира. Он искал что-то, что может им пригодиться, но пока безрезультатно. На лабораторном столе стояла большая центрифуга, за открытой крышкой виднелись пробирки с клетками, некогда живыми, а сейчас погибшими, оставшимися после какого-то незаконченного эксперимента. Люди работали здесь, когда Инфицированные встали со своих коек. Уходили в спешке. Этан посмотрел на перевернутое кресло с накинутым на спинку белым халатом. Разбитые пробирки на полу.

Он задержался перед шкафом с посудой из тонкого стекла, пробирками и мензурками. Они были чистые, но ему было страшно касаться их. Бактерии сейчас это главная угроза его жизни и здоровью, а его инстинкты не слишком разборчивы. В углу на глаза ему попался резервуар с жидким азотом. Он долго не мог отвести от него глаз. Азот хранился под давлением. Они могли бы отлить немного в какой-нибудь контейнер, чтобы потом сделать взрывчатку. Если только им первым не оторвет руки. Они могли бы сбросить ее на Инфицированных и устроить им быструю заморозку. Если не отморозят себе руки.

— Жидкий азот это опасный лабораторный материал, — напомнил он себе. Возможно, лучше не трогать его. Хотя, подумать стоит. В этом мире все может сгодится для вооружения. Из пяти основных вещей, необходимых для выживания, на первом месте стоит безопасность.

Этан повертел в руках флуоресцентный микроскоп, но без электричества он оставался темным, инертным и безжизненным. Комната была полна лабораторного оборудования на сотни тысяч долларов, и оно сейчас приходило в негодность. Он нашел инкубатор, но решил не открывать его. До него снова с ужасающей ясностью дошло, что ученые изучали здесь болезни. Не страшные болезни типа СПИДа и вируса Эбола, нет, не в такой лаборатории, но не менее опасные: рак, диабет, эмфизема, костные болезни. Патологи изучали ткани, кровь, мочу, чтобы понять, чем больны люди. С помощью этих тестов врачи лечили людей с всевозможными недугами и продлевали им жизнь. Исследователи смотрели на эти мельчайшие живые частицы из человеческого тела и пытались понять, что у этих людей болит, и как они адаптируются к боли. С помощью этого знания можно было гораздо проще диагностировать некоторые заболевания, другие лечить, и даже исцелять. Но теперь все эти целители ушли, возможно, навсегда.

Этан пытался не думать обо всех тех великих делах, которые они могли бы еще совершить.

* * *

Однажды он задумался, на что похож сильный стресс. Они с Кэрол вкалывали изо всех сил на работе. Разрывались между обедом, детским садом и мытьем посуды. Они переживали драмы воспитания своей маленькой дочери, которой еще не было трех лет. Самый капризный возраст. Жизнь состояла из обязанностей, счетов, небольших поручений, телефонных звонков, досадных банковских ошибок, недопонимания и мелких конфликтов. Было тяжело, но этот стресс был для него глотком свежего воздуха, после того, что ему пришлось пережить за последние десять лет, с зависшим над ним дамокловым мечом. Человеческое тело не способно столь долго испытывать подобный страх. От постоянного ожидания смерти седеют волосы, и разрушается разум.

Они с Кэрол старались изо всех сил, но время от времени случались срывы и они ругались. Ругались, когда готовили обед, когда обедали, когда делали уборку, и когда укладывали Мэри спать. Они оба знали, как далеко могут зайти, и не цеплялись друг к другу, если понимали, что могут расстроить их малышку. Изредка кто-нибудь заходил далеко, и появлялись обиды. Когда это случалось, ссора обострялась, и либо Этан, либо Кэрол выскакивали из-за стола, боясь кричать при Мэри.

Однажды вечером никто не ушел, и Этан, не понимая, что делает, стал кричать.

— Кэрол, перестань, перестань! Сейчас же перестань!

Кэрол отстранилась от стола, ошеломленная. А Мэри, деловито наливающая воду из кружки себе в картофельное пюре, уставилась на него широко раскрытыми глазами, и открыла рот.

Этан быстро улыбнулся дочери, пытаясь успокоить ее.

— Как ты смеешь кричать на меня перед ней, — прошипела Кэрол.

— Я сказал, что не хочу спорить. Так что перестань.

— Я на тебя не кричала.

— ПЕРЕСТАНЬ!

— Почему бы тебе не заткнуться?

Следующую минуту они кричали друг на друга, пока он не выдержал и не выбежал из дома, вне себя от ярости. С час он гулял и, кипя от негодования, все снова и снова прокручивал в голове их спор. Когда его гнев стал угасать, он почувствовал первую волну паники за то, что они сделали с Мэри. Ему нужно поговорить с Кэрол. Он поспешил домой.

Этан нашел жену и дочь наверху в кресле-качалке, в комнате Мэри. Кэрол читала ей сказку из сборника «Любопытный Джордж».

— Ты счастлив, папочка? — спросила Мэри.

— Очень счастлив, — сказал Этан, чуть не плача.

Они дали ей воды, уложили в постель с ее пупсами, усыпили и выключили свет.

Кэрол пошла вниз за кофе, и Этан устало побрел за ней.

— Извини, что я накричал, — сказал он.

— Меня тоже извини, — сказала она.

Следующее, что он помнил, это, как он плакал, опустив голову и сотрясая плечи, а Кэрол обнимала его, говоря, что все будет хорошо.

— Мне не понравилось выражение лица у Мэри, — сказал он.

Это разрывающее сердце выражение замешательства, страха и вины за то, что ее родители ругаются.

Он удивился тому, что плакал. Он не плакал уже лет десять с тех пор, как умерла его мать. Но это выражение преследовало его. Выражение потерянного доверия и утраты.

— Дети винят себя во всем, — добавил он. — Я не хочу ругаться при ней. Никогда больше не хочу ругаться при ней. Мы должны защищать ее.

Кэрол поняла. Они пообещали друг другу, что такое больше никогда не повториться. Они помирились и отправились в постель, чтобы лучше прочувствовать свой брак. Когда Этан лежал в темноте той ночью, пытаясь заснуть, он поклялся сохранить чистую невинность и радость Мэри столько, сколько сможет. Со временем она поймет, что этот мир суровое и ужасное место. Но он будет защищать свою маленькую девочку от жестоких истин этого мира изо всех сил и столько, сколько сможет.

* * *

В гостиной на третьем этаже другие выжившие сидели вокруг маленького стола и завтракали крекерами с арахисовым маслом, запивая быстрорастворимым кофе с медом и сухим молоком. Автомат «Эспрессо» пылился в углу, рядом с маленьким холодильником, который никто даже не хотел открывать. Стены украшали корпоративные росписи. Спертый воздух пах пылью. Светодиодный фонарь отбрасывал длинные тени от горшка с искусственным растением.

— Думаю, все согласятся, что нам нужно продолжить исследовать здание, — сказала Энн. — Я бы хотела снарядить команду для поиска припасов. Еда, вода, лекарства, все, что нам может пригодиться.

— Если справишься, тогда я в этом не участвую, — сказал Сержант.

— Хочешь заняться «Брэдли»?

— Нет. Хочу взять своих парней и найти аварийный генератор. Может, получится включить свет. Зарядить электронику. Может даже получить свежие новости из внешнего мира.

— Ух, ты, — с улыбкой сказала Уэнди. — Было бы здорово.

— Да уж, — сказал Сержант.

— Только не говори, что вам придется спускаться в подвал, — сказала Энн.

Сержант покачал головой. — В подвале нет генератора. Если бы сломался водопровод или бы случилось какое-нибудь бедствие, где потребовались бы пожарные шланги или распрыскиватели, его тут же затопило бы. Этому всех научил ураган Катрина. Нет, в этом госпитале есть технический пентхаус. Высокий и сухой, на последнем этаже. Вот там и стоит генератор. Мы с парнями о нем позаботимся.

Выжившие молча ели. Сержант налил себе еще кофе, улыбнулся и добавил, — Обо мне не беспокойтесь. Единственно, кто пойдет сегодня в самые темные и опасные части госпиталя, так это вы.

— Не уходите без меня, — волоча ноги, вошел в комнату Тодд. — Но для начала плесните мне кофе и верните штаны.

— Как рука? — спросила Уэнди.

— Болит зверски, но жить можно.

Энн похлопала по свободному стулу между собой и Уэнди. — Присаживайся, Малец.

Тодд сел, ухмыляясь из-под одеяла в своих очках и потрепанной кепке SWAT, и протянул руку Энн. — Тодд Полсен. Приятно познакомиться.

* * *

Пол направил дробовик в темноту, светя четким лучом от фонарика, прикрученного изолентой к стволу. Тактический помповый дробовик «Ремингтон 870» снабжен короткой пистолетной рукояткой и амортизатором. Заряжается семью патронами двенадцатого калибра. Полу нравилось это ружье, потому что оно надежное и остановит кого угодно.

Они миновали радиологическое отделение. Дальше по коридору направо они нашли молельню. Пол удивленно уставился на нее. Он совсем забыл, что в каждом госпитале есть молельня. Выжившие вопросительно посмотрели на него, и он кивнул. Да, он хочет заглянуть туда.

Маленькая комнатка походила на миниатюрную церковь, с красным ковровым покрытием, сидениями из темного дерева и витражной стеной, которая, похоже, подсвечивалась сзади, когда работало электричество. На полу были разбросаны книги с церковными гимнами. В вазах осыпались мертвые цветы, почти все свечи растаяли. Этан взял более-менее годные и сунул себе в сумку. Остальные стояли в дверном проеме и смотрели, как Пол поднимает с пола сборники гимнов и бережно ставит их на аналой.

Он посмотрел на сводчатый потолок и закрыл глаза, вспоминая, когда он в последний раз говорил как священник. Когда восстали Инфицированные, он три дня продержал Сару привязанной к кровати. Кормил, мыл, менял подкладное судно, пока за окном не случился конец света. Он даже попробовал сеанс экзорцизма, чтобы изгнать демонов из ее тела, а тем временем она визжала и хрипела, пытаясь освободиться от уз. Он потерял счет времени, а потом вдруг понял, что люди, возможно, приходили в его церковь за успокоением, но там не было никого, кто бы дал им его. Он нес немалую ответственность перед своей паствой. Измученный от недостатка сна, он надел свой костюм священника и вышел в ночь. В дальних домах рыдали и кричали люди, а он брел в церковь как в тумане. По улицам и аллеям с воем носились Инфицированные, врывались в дома и нападали на жителей. Когда Пол пришел в церковь, он понял, что она тоже подверглась нападению. Над кучами трупов роились мухи. Сквозь витражные окна пробивался призрачный свет уличных фонарей. Под ногами хлюпал сырой ковер. Инфицированные съели на алтаре ребенка. И Пол подумал, — Не этого ли ты хотел? Не конца ли света?

Признаки насилия были видны всюду. На земле лежали тела как Инфицированных, так и обычных людей. Здесь его прихожане приняли бой — за своих детей и свой храм. За алтарем был установлен массивный деревянный крест, символ его веры в божественную жертву, давшую возможность вечной жизни, беспомощно нависающий сейчас над местом бойни. В нем вскипел гнев. Инфекция вторглась и осквернила это святое место. Инфекция надругалась над кровью его жены. А сам он остался нетронутым.

На рассвете на улице появилась поющая толпа. Она шла, разгоняя пелену дыма. Жители пригорода несли в руках дробовики, бейсбольные биты, ломы, кухонные ножи и садовые инструменты. Они кричали, пели и размахивали транспарантами с надписями «Нас большинство!», «Защитим свою Родину!» и «Ни шагу назад!». Один из них нес библию и деревянный крест. Их были сотни. Головной отряд ревел и тащил за собой восьмерых Инфицированных, щелкавших зубами, пытавшихся освободиться от наручников и веревок, привязанных к их шеям. Люди остановились посреди перекрестка, закинули веревки на светофор и тут же принялись поднимать лягающихся и хрипящих Инфицированных в воздух. Пол пробился сквозь аплодирующую толпу, чтобы лучше видеть, и с удовлетворением обнаружил, что среди казнимых нет его Сары. Воздух пах гарью. Инфицированные какое-то время висели, подергиваясь, а потом затихли. Толпа ликовала, некоторые стреляли в трупы из своих ружей, другие пели государственный гимн, пока все не подхватили его, со слезами на глазах. Пол понял, что ему трудно дышать. Некоторые люди обратили внимание на его клерикальный воротничок, стали жать ему руку и проталкивать его во главу колонны, скандируя, — Благослови нас! Благослови нас!

Какой-то мужчина с прической «маллет» и охотничьим луком в руках, стоящий на капоте машины, поднял его к себе одной рукой и похлопал по спине. Пол в гневе глянул вниз на ликующую толпу и не узрел там святого духа. Что они хотят от него услышать? Сказать, что с ними пребывает Господь, и одобряет убийство их братьев и сестер средь бела дня? Побудить их к новым убийствам с гимном вроде «Вперед христианские солдаты»? Но потом он понял, как же они напуганы. Лица жадно смотрели на него. Сейчас, как никогда раньше, они нуждались в силе и надежде на любовь Господню. Все молчали, слышен был лишь плач детей. Над головами, в сером закопченном небе, с ревом пронеслась пара военных самолетов, и вдали раздался грохот взрывов. Душа его раскрылась. Он поднял руки и благословил толпу.

— Ваша война — правое дело, — сказал он им.

— Чтобы война была истинно правым делом, солдаты должны убивать с любовью, а не с ненавистью в сердце, — подумал он. — Возможно, это первая война в истории, где воюющие убивают тех, кого любят больше всего.

Люди с краю толпы стали кричать. С ближайших лужаек и садов на них набросились Инфицированные, колотя кулаками и кусаясь. Выстрелы из дробовиков и пистолетов слились в сплошной трескучий грохот, вслед за которым раздались торжествующие крики. Некоторые люди стали хлопать друг друга по плечам. У них под ногами корчилась на земле покусанная и только что зараженная девушка-подросток.

— Братья и сестры, — нараспев обратился к ним Пол. — Господь с вами. Не бойтесь ничего.

На толпу накинулись новые Инфицированные, вызвав в их рядах панический трепет. Некоторые бросились бежать, другие же прижались ближе к друг другу для обороны. Они спотыкались о тела новых зараженных, корчащихся у них под ногами. С воем налетела новая стая, и толпа дрогнула. С криками и стрельбой все обратились в бегство. Бой еще шел, но толпа медленно редела, как раненный кит, окруженный акулами, крутящийся и слабеющий с каждым укусом. Вскоре Пол обнаружил, что остался один. Он смотрел, как последние кучки людей бросают свои транспаранты и обращаются в бегство, оставив на земле дюжины тел. Маленькая кучка людей еще удерживала сопротивление в дымной мгле, крича друг на друга и паля из дробовиков, пока Инфицированные не смели их.

Пол открыл глаза и снова оказался в госпитальной молельне, обратив взор в потолок.

Он прочитал про себя молитву по мертвым и запел бархатным баритоном, — Аминь, аминь, а-а-аминь.

Другие выжившие уставились на него с нескрываемым изумлением. Уэнди вытерла слезы тыльной стороной ладони. Полу было интересно, не говорил ли он что-нибудь, пока столь живо переживал тот ужасный день. По собственному мокрому лицу он понял, что плакал. Понял, что вовсе не пел, а стонал. Он не помнил многое из произошедшего, что пережил сейчас. Но он не мог вспомнить, что случилось потом. Бойцы, удерживавшие сопротивление, погибли в дыму. А дальше пустота.

* * *

Все знакомы с флэшбэками. Эти воспоминания столь реальны, столь интуитивны, что многие могут поклясться, что они открыли настоящую машину времени. Но в отличие от кинематографической версии машины времени, в их случае они не могут повлиять на последствия. Они обречены переживать прошлое постоянно, не в силах изменить его. И не важно сколько раз они посетят прошлое, они никогда не осмыслят его по-настоящему.

* * *

Выжившие вошли в сувенирную лавку, держа оружие наготове. Зачистили ее, как учил их Сержант — рассыпавшись веером вдоль стен и вернувшись по кругу к двери.

— Чисто, — объявили они и приступили к «мародерке».

Этана снова посетило ощущение, что мир превратился в гигантский музей, посвященный концу света. Газеты и журналы на стеллажах по-прежнему пестрели драматическими заголовками о начале эпидемии. Он пробежал пальцами по поздравительным открыткам, остановился перед набором мягких игрушек и блестящих воздушных шаров с надписями «Мальчик!», «Хорошего настроения!» и «С Днем матери!»

У него за спиной Уэнди открыла неработающий холодильник и стала перекладывать из него бутилированную воду и соки в хозяйственные сумки и загружать на инвалидное кресло, которое она использовала как тележку. Пол зажег сигарету, устало вздохнул и сел на пачку журналов. Тодд выгребал с прилавка конфеты и жвачку и запихивал в сумку. Энн рыскала с фонариком по другим полкам, хватая аспирин, кусачки для ногтей и дезодоранты.

Тодд поднял свою сумку с конфетами, встряхнул ее, и сказал, — Откупись, а то заколдую!

Этан сказал, — Думаешь, они помнят, кто они такие?

— Ты имеешь ввиду Инфицированных? — спросил Тодд.

— Да. Думаешь, их сознание изменилось, или вирус запер их в своих телах и вынуждает делать то, чего они не хотят делать?

— Не хотелось бы думать, что они чувствуют и понимают, что атакуют людей, но не могут с этим ничего поделать, — сказала Уэнди. — В любом случае смерть для них будет избавлением.

— Может, когда Инфицированные спят, то вспоминают себя во сне, — сказал Тодд. — Хорошо, если так. — И быстро добавил, — Или наоборот, ужасно.

Этан поднял какую-то мягкую игрушку, помял ее и бросил на пол. — Интересно, любят ли они еще нас? Узнают ли нас, когда атакуют, так же как мы узнаем их, когда убиваем?

Пол вскинул голову и уставился на Этана.

Энн сказала, — Такие вопросы никому не нравятся.

Пол сказал, — Это единственные вопросы, которые стоит сейчас задавать.

* * *

Дверь на технический пентхаус была заперта. Сержант со своим экипажем вернулись к «Брэдли» и достали подрывной комплект, в котором было несколько блоков пластиковой взрывчатки С4 с детонаторами. Они решили отрезать кусок С4 и прилепить его к дверной ручке. Воткнуть в него детонатор, подвести провод, отойти на безопасное расстояние, и подорвать. Солдаты использовали это вещество редко, но относились к нему с большим уважением. Можно бросать, пинать его, и оно не взорвется. Подожгите его и оно будет хорошо гореть медленным огнем, так что вы сможете разогреть на нем еду, если находитесь в хорошо проветриваемом помещении. Так Сержант делал много раз в Афганистане. А можно вылепить из него любую фигуру, воткнуть детонатор, и сравнять с землей целое здание.

Они двигались быстро, держа оружие наготове, общаясь между собой только условными сигналами. Над парковкой летали обрывки газет и прочий мусор. Гараж, где они спрятали под брезентом свою машину, был, похоже, пуст. Но Инфицированные могли появиться здесь в любой момент. Они привыкли не рисковать. Осторожность стала сейчас их второй натурой.

Лишь вернувшись в госпиталь, солдаты немного расслабились.

— Здесь, в здании, мы в безопасности, Сержант? — спросил Дак.

— В данный момент, да. — Это был стандартный ответ Сержанта на подобные вопросы. Каждый день этой адской поездки он отвечает за их жизнь и здоровье. Каждую минуту. И разглагольствовать о том, чего не знаешь это пустая трата времени и энергии, без которых им не выжить.

— То есть, мы задержимся здесь на какое-то время?

Они стали подниматься по лестнице. Сержант пожал плечами и сказал, — Думаю, да. Место хорошее.

— Я думал, мы натренируем гражданских, и сделаем из них группу прикрытия, пока не найдем своих.

— План не поменялся, Даки.

— Похоже, гражданские думают, что мы собрались здесь жить.

— Да, мы по-прежнему пытаемся выйти на своих, — сказал Сержант. — Но гражданским это афишировать не надо. Вы хоть знаете, где наши ближайшие союзники? Вот я, хоть убей, не знаю. Технически, нашего батальона больше не существует. В сети последние дни тишина.

Солдаты добрались до верхнего этажа и остановились перевести дух. Стрелок опустился на одно колено и принялся устанавливать заряд.

— Всегда есть лагеря, — сказал Стив, не отрываясь от своего занятия. — Лагеря ФАПЧС. Ближайший в Огайо, верно?

— Мы даже не знаем, существуют ли они еще, Стив. И существовали ли вообще. Мы слышали о многих лагерях для беженцев и военных, которые либо переезжали к моменту нашего там появления, либо их там вообще никогда не было. Я не заинтересован рисковать нашей безопасностью из-за каких-то слухов, особенно если это означает поездку через весь Огайо с на четверть заполненным баком.

— Эй, я с тобой. Я остаюсь. Я не против того, чтобы залечь здесь на дно, пока все не уляжется. Пусть этим занимаются всякие сраные энтузиасты.

— А я не хочу сидеть здесь вечно. Наши товарищи где-то там сражаются, и мы должны найти их и помочь. Но гражданским нужен отдых. И нам нужен отдых.

— Есть, — сказал Стив.

— Вот что я думаю, — сказал Даки, когда они отступали по лестнице вниз. — Каждый час, пока мы сидим здесь, гибнут люди, которым мы могли бы помочь. Сколько еще мы будем здесь торчать?

— Минимум пару дней, — ответил Сержант. За это время многое может произойти. Сейчас мы живем одним днем. — Он помнил, как бойскауты учили его, что делать, чтобы выжить: Остановиться, подумать, осмотреться и составить план, либо просто ОСТАНОВИТЬСЯ.

— А что, если мы захотим уехать, а гражданские захотят остаться?

— Не знаю, Даки. Честно, не знаю. Они не в армии.

— Всем в укрытие! — крикнул Стив. Солдаты опустились на корточки и зажали уши.

С4 взорвалась с металлическим грохотом, прокатившимся по лестничному колодцу, за которым последовала волна дыма, пыли и сильного химического запаха. Искореженная металлическая дверь повисла на одной петле, потом отвалилась и упала на пол.

Солдаты поднялись и отряхнули с себя пыль.

— На самом деле, они нам очень нужны, — сказал Сержант. — Ребята что надо. — Он мрачно ухмыльнулся. — И, если честно, не хотел бы я их злить.

* * *

Бог это добро, смерть это зло, тогда почему бог позволяет людям умирать? На этот вопрос Пол никогда не смог бы ответить, будучи священником. Когда ему было десять лет, упал самолет, на мили разбросав куски горящего металла и человеческих тел. В катастрофе погибло более двухсот человек, включая его мать. Тогда он пережил весь спектр горя, от отрицания и гнева до смирения и вины. Самым худшим было чувство вины. Когда она улетала, он спал, и его непрестанно мучила мысль, что она ушла, так и не попрощавшись с ним. К моменту признания факта утраты, он повзрослел не по годам. Повзрослел не по годам, потому что узнал о существовании смерти и о хрупкости жизни.

В течение нескольких недель после катастрофы их дом часто навещал священник, предлагая утешение Полу и его отцу.

— Если бог любил мою маму, то почему позволил ей умереть? — спросил его Пол.

— Не знаю, — сказал священник. — Знаю лишь, что пришло ее время.

— Отправиться в рай?

— Быть с богом, который ее создал. Твоя мать не умерла. Она совершила переход. Это тяжело, но тебе придется подождать, чтобы увидеть ее снова. И ты увидишь ее снова.

Пол долго не решался задать следующий вопрос.

Наконец спросил, — А меня бог тоже заставит умереть?

Священник улыбнулся. — Мы все умираем, Пол, — ответил он. — Но ты еще долго, долго не умрешь. Мир это не только тяжелое место, но и удивительное. Тебе придется сделать здесь много дел.

Следующие несколько дней Пол размышлял над словами отца Брауна. Наконец он не только смирился с потерей матери, но и решил стать священником. Он любил супергероев, ему не хватало их ни в телевизоре, ни в книжках с комиксами. Но здесь был настоящий супергерой, тот, кто ежедневно сражается со злом в лице смерти и помогает другим людям победить его.

Из него получился хороший священник. Он провел сотни часов, помогая умирающим людям и им семьям справиться с горем. Утешал, как только мог. Если у них больше не к кому было обратиться, он проводил с ними больше времени, даже помогал им по дому и оплачивал счета. Это была его миссия, как священника, помогать всем, чем он может, и он чувствовал, что вносит реальные перемены в жизни людей. Он помогал умирающим смириться с неизбежным. И для Пола не было большей награды, чем некоторая степень уверенности, что эти люди не умирают, а переходят, не в забвение, а в лучшее место, и будут ждать там своих любимых.

И все же какая-то его часть испытывала стыд за то, что сам он не перестал бояться смерти.

Рита Грин была не из тех, кто регулярно посещает церковь, но когда ей поставили диагноз рак кости и назначили болезненный режим лечения, включающий химиотерапию и хирургическое удаление части таза, ее семья попросила Пола навестить ее. И он согласился.

Он пришел к ней домой и сел у кровати. Ее лихорадило, но это был не жар, а последствия терапии. Лекарства, которые она принимала, убивали растущие клетки в ее теле, и раковые и обычные, здоровые клетки во рту, желудке, кишечнике, волосяных фолликулах. Она рассказала ему, что иногда чувствовала себя так хорошо, что выходила в сад повозиться со своими нарциссами. Но сегодня ей снова стало плохо. И она угасала буквально на глазах.

Они немного поговорили, а потом он решил оставить ее в покое. Он дал ей компакт-диск со сборником джазовых композиций. Ее сын сказал ему, что ей нравиться ухаживать за цветами под джаз. Пол объяснил ей свое появление здесь, и сказал, что она может рассчитывать на его поддержку.

Рита пожаловалась на потерю веса, выпадение волос и общее недомогание. Ей не хочется смотреть в зеркало и видеть, что сделали с ней рак и терапия. Кроме того, она была женщиной, которая не может сидеть, сложа руки. Ей было невыносимо находиться дома, прикованной к кровати.

— Ты боишься того, что случается потом со всеми нами?

— Нет, — ответила Рита. — Всем нам когда-нибудь придется уйти. Видимо, пришло мое время.

— Ты не жалеешь, что тебе придется оставить Джима?

— Он хороший мальчик. Он справится.

— Ты очень сильная женщина, — казал Пол.

Рита закашлялась. — У меня просто нет другого выбора.

— Ты чувствуешь, что пребудешь с Иисусом?

— Я не верю в Иисуса, Преподобный, — сказала Рита.

Пол изумленно уставился на нее. — Нет, конечно же, веришь.

— Не верю.

— Ты же много лет ходила ко мне в церковь.

— Это верно. Но я никогда по-настоящему не верила.

Он вздохнул.

— Не обижайтесь, Преподобный.

— Ты не веришь, и тебе не страшно?

— Почему мне должно быть страшно? Я же сказала, у меня нет другого выбора.

Какое-то время Пол смотрел на нее, не зная, что сказать. Полагаясь на свой опыт служения умирающим и живым, он всегда разделял мнение, что атеистов на войне не бывает. Но Рита Грин оказалась редким исключением.

— Преподобный, — сказала она. — Прочитайте мне тот отрывок из Экклезиаста. Тот, что про времена.

— Конечно, — сказал Пол. Он откашлялся и стал читать по памяти, — Всему свое время, и время всякой вещи под небом.

— Мммм. — сказала Рита, с улыбкой закрывая глаза.

— Время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное. Время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить. Время сетовать, и время плясать…

Он замолчал. Рита спала.

На кухне он встретил ее сына Джима. Это был крупный мужчина, работавший на стройке. Он сказал Полу, как ему тяжело. Они сели за кухонный стол.

— Ходросаркома, — с отвращением сказал Джим. — Никогда раньше не слышал этого слова. И вот она случилась, эта штука, которая убьет мою мать. Чертов рак.

Пол кивнул.

— Преподобный, — добавил Джим, — что вы говорите людям, когда их утешаете? Какие слова больше помогают?

— Самое трудное, это позволить нашим любимым умирать, — сказал ему Пол. — Некоторые люди продолжают общаться со своими любимыми, даже после того, как те умерли. Потому что не знают, как жить дальше.

— Так что вы говорите им, когда хотите помочь?

Пол достал ручку, взял салфетку из аккуратной стопочки на другом конце стола, и начертил жирную черную линию.

— Это линия, — сказал Джим.

— Я говорю людям, что их прошлое с одной стороны линии, а будущее — с другой, — объяснил Пол. — Они должны осознать, что как только пересекут эту линию, все изменится. Они должны смириться и принять эту перемену, так чтобы они смогли перейти в будущее.

Джим заметно сник.

Пол посмотрел на линию и понял, что она разделяет не прошлое и будущее, а жизнь и смерть. Слева коротенькая жизнь, полная радостей, горестей, скитаний и поисков. Справа, либо вечная радость в союзе с Творцом, либо вечное забвение — бесконечный, бессмысленный, пугающий мрак — где все одиноки, где все забыты, где все есть ничто.

* * *

Госпиталь оказался гораздо больше и сложнее, когда выжившие стали исследовать его недра. Они помечали изученные места флуоресцентной краской. Трубки со всех телефонов были сорваны. Этан поднял одну и поднес к уху по старой привычке. Набрал свой домашний номер и стал слушать. Гудков не было. Никто не отвечал. Он аккуратно положил трубку на место, и поспешил догонять других выживших, которые остановились перед какой-то дверью.

Здесь стоял кислый, прогорклый запах мертвой плоти. Этан прижал к носу и рту тряпку, смоченную одеколоном, с трудом сдерживая рвоту.

— Мы должны проверить каждую комнату, — сказала Энн.

Другие неохотно кивнули и вошли внутрь.

Этан тут же пожалел об этом. Он медленно стал изучать стены с помощью фонарика. Везде висели карандашные рисунки, грубые изображения домов, мам, пап, домашних животных, солнц с исходящими из них большими желтыми лучами. И все это покрывали брызги запекшейся крови.

— О, боже, — пробормотал он. — Боже.

— Здесь было детское отделение, — прошептала Уэнди.

Как акробат на трапеции, боящийся головокружения, Этан уговаривал себя не смотреть вниз. По какой то причине Инфицированные не тронули детей младшего школьного возраста. Они не пытались заразить их. Может быть, вирус не рассматривал их как жизнеспособных носителей. А может, вирус отвел им более важную роль, быть кормом, ибо Инфицированные убили их и съели их останки.

Он знал, что пол усеян кусками гниющего мяса и костями. Маленькими черепами.

Вдруг у Этана перехватило дыхание.

Энн посветила ему в лицо фонариком. — Этан?

Он застонал, отмахнувшись от света.

— Ему плохо. Выведите его отсюда.

Когда выжившие выходили из детского отделения, Уэнди наступила на что-то мягкое, лопнувшее с каким-то органическим хрустом.

Она направила фонарик вниз и осветила пол.

— Энн, — сказала она тихим голосом. — О, боже, Энн, иди сюда быстрее.

Пол был усеян полупрозрачными, мясистыми мешочками, наполненными какой-то слизью. Когда луч света из фонарика Уэнди попал на мешочки, в жидкости всполошились бледные черви, отчего мешочки задрожали.

Мешочки оказались яйцами. Вся комната была заполнена яйцами.

Энн появилась рядом с ней. Посмотрела вниз и ничего не сказала.

— Что нам делать? — спросила Уэнди. — Если их коснемся, мы трупы.

Энн не отвечала с минуту, прижав к лицу бандану. Она смотрела вниз широко раскрытыми слезящимися глазами.

— Уничтожить их, — сказала она, наконец.

* * *

Солдаты с помощью фонарей осматривали серые бетонные стены, в поисках схемы технического этажа, которая помогла бы им сориентироваться. Комнаты были полны котлами, насосами, трубопроводами и приточными вентиляционными установками, подающими в здание нагретый и охлажденный воздух. Все это пребывало в спячке под решетчатым потолком, покрытым огнезащитной пеной.

Сержант не сомневался, что в госпитале есть резервный источник питания. Все госпитали имеют его, потому что при внезапном отключении электричества могут выйти из строя мониторы, кислородные насосы и другое жизнеобеспечивающее оборудование, не говоря уже о беспроводных телефонах и серверах с данными. Чего он не знал, так это работает ли генератор на природном газе или дизельном топливе.

Если на газе, то должен быть резервный бак с пропаном, который пригодится для нагревания воды и приготовления пищи. А если на дизельном топливе, то они смогут заправить «Брэдли», а также получить электричество.

Сержант остановился перед двумя ярко-желтыми двадцатитонными машинами, высотой в девять футов, походившими на смесь трактора и поездного локомотива. Госпиталь имел два генератора, соединенных параллельно, каждый мощностью в две тысячи киловатт. А также нечто похожее на большой резервный бак с топливом.

— Аллилуйя, парни! — сказал он, ухмыляясь. — Это дизель.

Солдаты радостно заулюлюкали, повесили свои фонари и принялись изучать генераторы. Они были настоящими технарями и хорошо разбирались в двигателях внутреннего сгорания. Они стали проверять масло и аккумуляторы, и замерять уровень топлива в баках. Номинально каждый генератор вмещает сто пятьдесят галлонов, «Брэдли» — сто семьдесят пять. И это не считая того, что находится в резервном баке. С того времени, как Инфицированные вывели госпиталь из строя, прошло десять дней, поэтому топливо могло немного испортиться, хотя все должно быть в порядке. Сержант предположил, что оба генератора при полной загрузке проработают примерно по восемь часов. С тем количеством топлива в резервном баке это время может быть увеличено до двадцати четырех, может быть двадцати восьми часов.

— Баки заполнены примерно на восемьдесят процентов, — сказал Стив, ухмыляясь.

— Вот это здорово! — сказал Сержант.

Топлива у них было полно.

— Похоже, удача на нашей стороне, — сказал Даки.

Как только они запустят генератор, сжигаемое им топливо станет вырабатывать энергию, поворачивающую коленвал. Коленвал же будет поворачивать ротор в статоре, отчего появится постоянное магнитное поле. При проходе ротора через это поле, в проводах сгенерируется электрический ток. Ток пойдет по сети. Если это сработает, у них будет свет, работающие холодильники, горячая еда, кондиционируемый воздух, тепло и зарядка для электроники.

— Отлично, давайте найдем рубильник и распределим нагрузку, — добавил Сержант. — А потом растормошим эту малютку.

* * *

Уэнди стянула с себя грязную одежду, бросила в ведро и залила моющим средством, которое нашла рядом с грудой окровавленного белья. Энн тоже разделась до гола и встала под один из душевых кранов.

— Ух, ты, как здорово без этой одежды, — сказала Уэнди. — Только страшновато. Не уверена, что мне нравится.

Энн показала на воспаленный рубец у нее на груди. — Откуда это у тебя?

— Зубы червя, — сказала Уэнди. — Я только потом заметила. Не думаю, что эти черви заразные. Во всяком случае, и Тодд и я чувствуем себя нормально.

— Но у тебя же заражение. Тебя не лихорадит?

— Если честно, меня лихорадит уже две недели, с тех пор как началась эпидемия.

— Обязательно займись этим. Твоя иммунная система ослабла от стресса и недостатка сна. Если поднимется температуры, прими антибиотики.

Уэнди кивнула, и тут она впервые обратила внимание на наготу Энн. Конец света с его вынужденной диетой пошел ей на пользу, сжег излишки жира и оставил жилистые мышцы на изящной фигуре этой женщины. У Энн было тело гимнастки.

— А ты красивая, — сказала Уэнди, улыбаясь.

Энн удивленно моргнула. По лицу пробежала улыбка, но рука метнулась к шрамам на левой щеке, и улыбка исчезла.

— Когда-то может, и была, — сказала она в ответ.

— Давайте, девушки, поторопитесь, — крикнул Тодд из раздевалки. — Я уже две недели не трогал мыло!

— Не давайте ему подглядывать, Преподобный, — сказала Уэнди. — Полагаю, вы защитите нашу честь?

— Ваша честь будет в надежных руках ровно три минуты, плюс время обсохнуть, — крикнул Пол в ответ. — Дайте мне знать, когда будете готовы, чтобы я начал отсчет.

Уэнди и Энн повернули ручки кранов. Сначала раздалось шипение, вода стала выплескиваться толчками, а потом пошла ровно.

— Начинайте!

Уэнди встала под душ, и ее словно током ударила холодная струя воды. Закрыв глаза, она представила, что стоит под водопадом. Вода в здании предназначалась только для питья и приготовления пищи, но Сержант сказал, что очень быстрый душ будет замечательным способом отпраздновать очищение госпиталя от Инфекции и напоминанием всем о том, ради чего они выживают. Остальные охотно согласились на эту роскошь. Уэнди стояла с закрытыми глазами и чувствовала, как по голове и плечам стучат капли воды. Намылив руки куском мыла, она стала мыться. И засмеялась.

— Две минуты!

Уэнди налила шампунь в ладонь и стала втирать в голову. Серая мыльная вода полилась с ее рук в водосток. Она удивлялась, какой драгоценной была сейчас для нее вода. Стоя под струей воды, она ощущала льющееся на нее богатство. Опьяневшая от возможности использовать эту роскошь для мытья.

— Одна минута!

— Черт. — Сказала она, отчаянно молотя и промывая свою грязную одежду. Потом Пол объявил, что время вышло, и они выключили краны.

— Теперь можно подглядывать? — спросил Тодд.

— Нет! — сказала Уэнди, и повернулась к Энн. — Скоро нам придется искать этому пацану девочку.

Женщины обтерлись полотенцами, надели больничную одежду и тапочки, и вывесили свое белье сушиться. Уэнди усмехнулась.

— Знаешь, пока я была здесь, я реально обо всем забыла, — сказала она.

Энн ответила, — А я не хочу забывать.

* * *

Спустя восемь месяцев после поступления в академию, Уэнди приняла присягу и была назначена в Зону № 1. На ближайшее будущее окрестности Нортсайда становились ее территорией. Наконец настал ее первый день. Она проснулась, поспав всего несколько часов, полная энергии, и слишком нервничающая, чтобы что-то поесть. Выпила чашку кофе и приняла горячий душ. Затянула волосы сзади в пучок и снова решила коротко постричься. Аккуратно достала, потом стала последовательно одевать, поверх черного бюстгальтера и трусиков, отутюженную форму. Прицепила бейдж и значки. Надела ремень Бэтмена. Она осознавала для себя важность этого пока нового для нее полицейского ритуала, и суетливо смахивала с формы малейшую пылинку. Потом встала перед зеркалом и сделала суровое выражение лица.

В участке ее назначили в напарники старшему офицеру по фамилии Кендрик, седому, грузному, вечно хмурому копу. Она протянула ему руку, на что он смерил ее долгим недоверчивым взглядом, после чего покачал головой.

— Надеюсь, этот гребаный Дейв Картер, не единственное, на что ты способна, — сказал он.

Уэнди сделала суровое выражение лица и сказала, — Я не гребаный Дейв Картер.

— Как скажешь, новенькая.

— Но вы правы, я способная.

Кендрик фыркнул от смеха.

— Хорошо, Клеопатра. Выдвигаемся. Но еще одно, пока не уехали. Мы едем в трудные районы, но помни, что там есть много хороших людей, кто называет эти районы своим домом, так что проявляй там уважение, мать твою.

Уэнди кивнула, оценивая перспективу. Они отчитались перед диспетчером и вошли в гараж, где нашли свою патрульную машину.

— Я сяду за руль, новенькая, — рявкнул он. — Не делаешь ничего, пока я тебе не скажу.

— Так точно, офицер Кендрик.

— Если думаешь, что я жесткий с тобой, потому что ты баба, иди на хер.

Полицейская машина выехала из гаража. Какое-то время они покружили по своей территории, потом остановились перекусить у «Данкин Доунатс». Уэнди вошла в кафе и через несколько минут вернулась с коробкой пончиков и двумя высокими стаканчиками с кофе. Кендрик с жадностью слопал свои пончики и выпил кофе, потом удовлетворенно вздохнул и сел на свое сидение. Окинул улицу скучающим взглядом василиска. Уэнди буквально молилась, чтобы произошло что-то ужасное, и чтобы она в первый же день смогла заняться настоящей полицейской работой. Она представляла себе, как диспетчер объявляет про аварию с жертвами, ограбление или перестрелку. Может они с Кедриком смогут пресечь какую-нибудь наркосделку. Может на одном из многочисленных мостов города объявится человек, угрожающий спрыгнуть вниз, и она будет уговаривать его спуститься. Она заерзала на месте.

— Вот это и есть работа, новенькая, — рявкнул он, отхлебнув кофе. — Торопишься и ждешь. И ждешь.

Внезапно рация завопила.

— Внимание всем подразделениям!

Незаконное вторжение и нанесение колото-резанных ран. Диспетчер дал адрес и сообщил, что подозреваемый все еще находится в доме. Он залез через окно, избил хозяйку, ограбил и порезал ножом. Когда диспетчер закончил, Кендрик уже завел машину, включил огни и сирену, и ответил, что вызов принят.

Машина сорвалась с места и, визжа шинами, понеслась к месту преступления.

— Держи свою задницу, — сказал Кендрик.

— Все подразделения в нашей зоне должны туда прибыть, — прокричала она сквозь сирену.

— Мы приедем первыми. Что, возбудилась, вишенка?

Она постаралась сохранить суровое выражение лица.

Он присвистнул. — Первый день на работе и уже задержание. А ты счастливая.

Диспетчер продолжал сыпать по рации обновленными данными, когда Кендрик рванул руль, и машина, взвизгнув тормозами, остановилась перед домом.

Они вышли из машины. Кендрик задержался, чтобы достать дробовик. Уэнди вытащила свой «Глок», с трудом пытаясь успокоить дыхание, и, пригнувшись, побежала к входу.

Они громко постучали и сделали шаг назад.

— Полиция!

Дверь открылась, и пожилая женщина, опирающаяся на трость, жестом пригласила их войти.

— Он ушел, как только вас услышал, — сказала она.

— Куда он ушел? — спросила Уэнди.

— Наверх, — ответила женщина.

— Погоди секундочку, новенькая, — сказал Кендрик. — Мэм, вы ранены? Он вас порезал?

— Он ударил мне ножом сюда. Видите?

Лицо Кендрика побагровело.

— Сейчас уже лучше. Мне не больно. Я упругая.

— Куда он пошел, мэм? — спросила Уэнди.

— Я же сказала, он ушел через потолок в свой вертолет.

За спиной у них с визгом притормозили другие машины, из которых высыпали копы.

— Пустая трата времени, — пробурчал Кендрик.

— Налить вам молока, офицер? — спросила его женщина.

Появился сержант Макэлрой, поговорил несколько минут с женщиной, сжав кулаки, и сообщил диспетчеру, что вызов ложный.

— Поздравляю, Шерлок, — сказал он, ткнув Уэнди пальцем в грудь. — Ты поймала своего первого преступника.

Остаток своего первого дня она потратила на заполнение рапорта об инциденте, в трех экземплярах.

* * *

Чистые и порозовевшие, в зеленых больничных пижамах, выжившие сидели в гостиной и с жадностью поглощали равиоли и спагетти с фрикадельками, разогретые в жестяных банках. Запивали прямо из бутылок красным вином, которое до конца света считалось довольно дорогим удовольствием. Душ смыл с них накопившийся за последние несколько дней запах страха, и они снова почувствовали себя людьми.

Когда время подошло к шести, они хором начали отсчет. Дошли до нуля, но ничего не произошло. Выжившие уставились на потолок, надежда на их лицах сменилась разочарованием.

— Облом, — сказал Тодд.

Внезапно флуоресцентные лампы заморгали, непривычно ярко.

Выжившие изумленно охнули, а потом возликовали.

— Леди и джентльмены, я принес вам цивилизацию, — сказал Сержант.

— Фантастика, — сказал Этан. — Вполне нормально.

— Насколько хватит электричества? — спросила Энн.

— Мы подали электричество только в эту часть этажа — гостиная плюс отделения патологии, здоровья мозга, акушерства и гинекологии, администрация медперсонала и все наши комнаты.

— На сколько нам хватит?

— Генератор работает на дизеле, как «Брэдли». Если заправим машину, топлива на производство энергии у нас хватит дней на сорок, если будем пользоваться им по часу в день.

— Попробую зарядить мобильник, — сказал Этан.

— Вряд ли связь работает, — сказал Пол.

Этан пожал плечами, грустно улыбнувшись.

— Извини, — добавил Пол. — Я глупость сказал. Попробовать стоит.

— Все в порядке. Просто я хочу иметь рабочий телефон, на всякий случай. Нужно быть готовым ко всему.

— Понимаю.

Тодд сказал, — А я хочу зарядить свой айпод. Сезам!

— Нам нужно затемнять окна? — спросила Сержанта Энн.

— Думаю, не стоит, — ответил Сержант. — Мы отключили свет везде, где есть окна.

— Кому-то надо выйти и посмотреть, не пробивается ли где-то из здания свет.

Сержант подмигнул. — Ну, если ты думаешь, что это умная затея.

— Если кто-то заметит свет, может пострадать наша безопасность.

— Верно, — согласился он.

— Мы ведем сейчас себя так, будто мы в безопасности, но на самом деле это не так. Мы изучили лишь малую часть здания. Сегодня мы нашли комнату, кишащую яйцами червей. Здесь могут быть еще эти твари, не обязательно другие Инфицированные, прямо у нас под ногами, на втором этаже, или над нами, на верхних этажах. Они могут ползать в воздуховодах. Мы не можем одновременно беспокоиться и о них и о людях, которые могут напасть на нас с улицы.

— Верно, Энн, — угрюмо сказал Сержант, чувствуя себя проигравшим. — Кто пойдет проверять? Электричество будет работать всего час, а уже темнеет, так что надо торопиться.

— Я пойду.

— Только не одна. Если никто больше не хочет, я пойду с тобой.

— Спасибо, но лучше я пойду одна, — сказала она. — Я справлюсь.

— Я не очень в этом уверен, — сказал Сержант.

— Нет. Я уже решила.

Энн вытерла руки о штаны, встала и направилась к двери. Несколько минут выжившие ошеломленно смотрели на пустой дверной проем. Никто не проронил ни звука.

— Вы действительно хотите отпустить ее одну? — спросила Уэнди Сержанта.

Солдат пожал плечами. — Я ей не начальник.

— Она сама захотела пойти, — сказал Пол, покачав головой. — Она практически убежала отсюда.

— Я никуда не пойду, — сказал Этан, наливая себе еще вина в высокую кружку.

* * *

Экран большого телевизора заморгал и заполнился снегом. Солдаты вкатили его на тележке и воткнули в одну из розеток. Сержант возился с антенной. Картинка начала появляться: какой-то военный офицер стоял перед голубым занавесом и огромной картой Соединенных Штатов, закрепленной на стенде. На секунду картинка исказилась, вытянулась как в зеркале комнаты смеха, а потом снова пошла вперемежку со снегом.

— Ого, — сказал Тодд, жуя шоколадный батончик. — Похоже, это не обычное экстренное сообщение.

Из динамиков шел белый шум, сквозь который было слышно призрачное бормотание офицера. Наконец Сержант встал, выключил звук, осторожно отошел от телевизора и сел в одно из кресел.

— Что это за парень? — спросила Уэнди. — Вы знаете его, Сержант?

Стив фыркнул. — Это председатель Объединенного комитета начальников штабов.

— Кто-кто?

Сержант объяснил, — Это военный чиновник высшего ранга, второй человек в стране после президента. Генерал Дональд Макгрегор. Несколько лет командовал в Афганистане. Крутой сукин сын.

— Кто-нибудь понимает, что он говорит?

— Мне кажется, он дает пресс-конференцию.

Выжившие уставились на нестабильное изображение, восхищенные, что снова видят телевизионную передачу. Их буквально пьянило ощущение того, что они больше не одиноки.

Наконец Этан поднялся и встал рядом с телевизором, указывая на карту. — Она раскрашена в разные цвета. Как карта погоды. Видите? Большая часть Пенсильвании заполнена красным.

— Похоже, у нас жаркая погода.

— Это нехороший цвет, — согласился Этан. Он, прищурившись, разглядывал зернистую картинку. — Филадельфия и Нью-Йорк закрашены темно красным. Это не означает ничего хорошего. Но восточная часть Огайо, в стороне от крупных городов, закрашена желтым. Желтый ведь лучше красного, верно?

Выжившие пожали плечами, но никто не возразил.

Он добавил, — Если бы этот председатель сдвинул свою задницу в сторону, мы бы увидели, что происходит на западе.

— Председатель явно недоволен текущим положением дел, — сказал Тодд, с набитым шоколадом ртом.

— Вашингтон закрашен темно красным, — сказала Уэнди. — Интересно, где сейчас президент.

— Скорее всего на базе Маунт-Уэзер, в Вирджинии, — сказал Сержант. — Там у него запасной бункер. Все члены правительства, выбравшиеся из Вашингтона после начала эпидемии, сейчас там.

— Если вообще еще осталось правительство, — сказала ему Уэнди. — Главное, что мы продолжаем сопротивляться. Вот что важно.

Сержант кивнул. — Да, это важно. Мы все еще в игре. И надеюсь, выиграем.

Выжившие вновь наполнили стаканы, откинулись на спинки кресел и смотрели, пока им не наскучило.

— Есть еще чего посмотреть?

— Когда будет шоу Джона Стюарта?

Все рассмеялись.

— Спасибо, что пришли на мою важную пресс-конференцию, — сказал Тодд гнусавым голосом, изображая, будто он говорит за человека в телевизоре. — Все мои стратегические оценки пошли прахом. Есть вопросы?

* * *

Раньше, до конца света, Тодд терпеть не мог смотреть телевизор, который считал опиумом для народа и пустой тратой времени. Он вырос на интернете. Он часами мог сидеть за компьютером, перепрыгивая с сайта на сайт, вовлекая совершенно незнакомых ему людей в неприятные дебаты на форумах и чатах касаемо оружия, тактики и правил в своих любимых играх «Мир Варкрафта» и «Вархаммер 40000». Он называл этот ночной ритуал «устроить разрыв времени». Он сидел за компьютером после ужина часами, которые пролетали для него как минуты, а его мать все ворчала, чтобы он шел спать.

Однажды ночью, семь месяцев назад, когда он сидел, сгорбившись над клавиатурой, и нестерпимо хотел в туалет, мать позвала его снизу по имени. Этот окрик он с чистой совестью проигнорировал, так как принципиально не отвечал с первого раза, а только со второго. Не прошло и минуты, как она окрикнула его снова.

— ЧТО? — в слепой ярости проревел он.

— Спустись вниз!

— Так я никогда не допишу сообщение, — пожаловался Тодд, громко вздохнув.

Он устало спустился вниз и застыл на месте. В гостиной, на кушетке сидела Эприл Престон, в джинсах, свитере и очках.

Эприл была старшеклассницей. Эприл была популярной. Эприл была красавицей, даже в очках.

— Эй, — сказал он, оживившись.

— Привет, — сказала она, неловко улыбаясь.

— Думала, ты сможешь поздороваться нормально, — сказала мама Тодда. — В одну школу все-таки ходите.

— В разные классы, — сказал Тодд.

— Верно, — сказала Эприл.

— У Эприл сломалась машина, — сказал его отец. — Мы уже позвонили в «ААА».

— Отлично, — сказал Тодд, кивая.

— Хочешь «Пепси» и еще чего-нибудь, Эприл? Поесть, например?

— Нет, спасибо, миссис Полсен.

— Родителям хочешь позвонить?

— Уже позвонила, спасибо. За мной скоро приедет папа.

Тодд изучал Эприл, пока они разговаривали, и немного нервничал. Хотя она лично никогда не причиняла ему никакого вреда, он считал ее союзником своих обидчиков. Она наверняка с ними тусовалась. Вероятно, она считала полных придурков неотразимо привлекательными, раз встречалась с такими. Ты плохо обращаешься с людьми, которые моложе и слабее тебя, и ты еще играешь в футбол? Ух, ты, а ты горячая штучка! А теперь она была у него дома. Должен он расценивать это как вторжение? Похоже, даже домой к нему можно ворваться. Они могут просто войти. Он представил себе, как она рассказывает всем в школе, какой у него дурацкий дом, дурацкие родители. Как она передразнивает их: — Я только что позвонила в «ААА». Хочешь «Пепси»?

Хотя у нее был не особо угрожающий вид. Похоже, она нервничала даже больше, чем он. Внезапно он почувствовал непреодолимое желание совершить какой-нибудь рыцарский поступок. Может, ему удастся произвести на нее впечатление, и она расскажет всем, какой он классный на самом деле.

Он заметил, что родители вышли из комнаты, а Эприл разглядывает свои сложенные на коленях руки.

— Здорово наверно быть старшеклассницей, — сказал он.

Она снова улыбнулась и кивнула.

— Собираешься в колледж поступать?

— Хотела бы, — сказала Эприл. — Остановлюсь наверно на Пенн Стейт. А ты?

Тодд заморгал. — Я? Еще не знаю. То есть, хочу. Конечно, буду поступать, только еще не выбрал, куда. Когда я еще школу-то окончу.

— Ты сообразительный. Сможешь выбрать, куда пойти.

Тодд не знал, что сказать. Эприл нарушила первый закон его джунглей — никогда не хвалить интеллект выше среднего. Ты можешь быть хорошим атлетом, хорошим музыкантом, хорошим потребителем двенадцати унций пива, но хорошим учеником — никогда. Он объявил ее про себя вне игры, так как она действовала по другим правилам. В свой последний год перед выпуском она уже казалась ему взрослой. Уши горели, он весь покраснел от такого комплемента. Если кто раньше его и хвалил, то только родители и учителя, но ученики никогда. Сверстники никогда не хвалили. Он тоже стал чувствовать себя вне игры. Будто он попал в некий мир, где репутация сообразительного парня является преимуществом, а не источником смущения и страха. Впервые за долгое время Тодд обрел надежду на будущее.

Внезапно ему захотелось, чтобы она сегодня никуда не уходила.

Но тут пришел отец, и сказал Эприл, что за ней приехали.

Тодд с надеждой посмотрел на нее, ожидая чего-то еще, но чары уже рухнули. Завтра они оба вернутся в ту же школу, определившую их жизнь, и даже не посмотрят друг на друга. Он чувствовал, будто ему неожиданно подарили подарок, и тут же обманули.

— Что ж, думаю, еще увидимся, — сказала Эприл.

— Приятно было пообщаться, — официальным тоном сказал Тодд, продумывая каждое слово.

Через несколько месяцев случилась эпидемия. Эприл была одной из тех, кто не пострадал. Иногда Тодду хотелось узнать, что с ней случилось. Он надеялся, что с ней все в порядке. Потому что она была хорошей.

* * *

Выжившие расходились по одному. Уэнди вернулась к себе в комнату, почистить «Глок» и зарядить обоймы. Сержант решил поупражняться до седьмого пота. Этан захватил две непочатые бутылки вина и объявил заплетающимся языком, что идет к себе, заряжать мобильник. Тодд показал Стиву и Даки свое грубо заштопанное предплечье, и спросил, слышали ли они историю о том, как его ранило. Еще спросил их, чтобы бы они выбрали, пистолет с тридцатью патронами или самурайский меч, если придется сражаться с ордой зомби.

Солдаты раздражено покачали головой и ушли, сославшись на то, что им нужно проверить генератор, а через пятнадцать минут его нужно уже выключать.

После их ухода Тодду стало совсем скучно. Он стал перебирать в голове, что ему сейчас не хватает больше всего. Для начала большой, жирный, сочный стейк. Картошка фри. Крылышки «Буффало». Какой-нибудь холодный напиток. Компьютер и приставка Икс-бокс. Магазин «Сделай сам» по пятницам. «Мир Варкрафта» и «Вархаммер 40.000»

— Интересно, сколько времени мы тратим в день на разные дела, даже не задумываясь о том, что мы живы, — задумчиво сказал Пол, допивая свое вино.

— Преподобный, что вам не хватает больше всего?

Пол поморщился, покачав головой, и оставил Тодда в одиночестве, смотреть искаженную, снежную картинку с уставшим генералом.

* * *

Сержант мысленно считал отжимания — двадцать, двадцать один, двадцать два. Его голый мускулистый торс блестел от пота. На шее болтался медальон с изображением Святого Георгия, покровителя солдат и бойскаутов — и жертв чумы тоже. Он больше недели проторчал в «Брэдли» в полулежачем положении. Это все равно, что вынужденно просидеть десять дней на крошечном диване, играя в какую-нибудь жестокую видео-игру, в которой по-настоящему гибнут люди. Голова устала, а тело размякло. В этом случае очень помогают физические упражнения. Нужно воспользоваться передышкой для восстановления организма.

Мыслями он отправлялся в горы, нависающие над раскинувшейся под ними базой. Бункеры из мешков с песком, бараки и палатки, окруженные бревенчатыми стенами и колючей проволокой. Над долиной пролетают вертолеты «Чинук» в сопровождении «Апачей». По дальним холмам медленно движется патруль. Солдаты смеются, чистят снаряжение, и мочатся в трубы из ПВХ, воткнутые в землю. Это Афганистан.

— Забудь, — громко сказал он сам себе. — Просто забудь.

Первый «Чинук» упал и врезался в гору, развалившись на части. Когда он катился по склону в долину, из него сыпались тела.

Сержант увеличил частоту отжиманий. Сердце выпрыгивало из груди.

Стук в дверь.

Солдаты на базе стали падать на щебень.

— Минуточку, — сказал он, тридцать семь, тридцать восемь, тридцать девять…

Они кричали.

За дверью снова постучали.

Он остановился перевести дыхание. Так близко. Он уже был так близко от того, чтобы все забыть.

— Входите, — сказал он.

Дверь открылась, и вошла Уэнди. Она смотрела, как он вытирает полотенцем пот с тела. Похоже, ее особенно заинтересовала татуировка с изображением медвежьей лапы на левой стороне его груди. Внезапно смутившись своей наготы, он отвернулся.

— Энн уже вернулась? — спросил он.

Уэнди улыбнулась и кивнула.

— Хорошо, — сказал он.

Она достала у себя изо рта жвачку и приклеила к дверной раме.

— Хорошо, — сказала она, не сводя с него глаз.

— Итак, — сказал он, ощущая неловкость.

— Итак, — сказала она.

Уэнди сделала к нему шаг, обхватила его голову руками и нежно поцеловала в губы.

И тут он забыл обо всем.

* * *

Этан сидел на кровати в свете флуоресцентной лампы, смотрел на лежащий на полу мобильник, и пил вино из картонного стаканчика для анализов. Телефон был подсоединен к розетке. Он хотел успеть зарядить его, до того как выключат генератор. До него стало доходить, что они в безопасности и поживут здесь какое-то время. С тех пор как он убежал из дома с одним рюкзаком, первые его мысли при пробуждении были о том, чтобы держаться по возможности от Инфицированных подальше, и лишь в противном случае, уничтожать их. Уже потом следовали мысли о воде, еде и укрытии. Теперь, когда основные его потребности были удовлетворены, его мысли стали обращаться к другим вещам. Новая одежда и туалетные принадлежности. Какие-нибудь двд-диски, чтобы скоротать время. Спортивные тренажеры. Картины на стену. И, наверное, самое важно, какое-нибудь дело, благодаря которому его жизнь снова обрела бы смысл. Например, спасение других выживших. Или возведение оранжереи. Все, что помогло бы вытеснить из головы дурные мысли. Последние десять дней он почти уже перестал испытывать такие чувства, как страх, тревога и паника. На смену им пришли чувство вины, депрессия и скука. Сокрушающее чувство одиночества и тоска по дому. Он тосковал по жене, по своей маленькой дочери, по своей прежней жизни.

— Какими мы были счастливыми, Кэрол, — подумал он. Его мозг размяк от алкоголя. — Какими мы были глупыми.

Он сделал еще один большой глоток. Это было ужасно дорогое марочное вино, но он выпил уже столько, что его вкусовые рецепторы не отличили бы сейчас хорошее «Бордо» от «Мэд Дога».

Этан вытащил свой рюкзак и аккуратно разложил на кровати разные артефакты. Расческа с запутавшимися в ней волосами жены, и уже утратившая ее запах. Желтый резиновый самолетик, подарок авиакомпании, оставшийся после их семейного отдыха во Флориде. Пластмассовый поросенок, которого подобрала Мэри во время прогулки в парке, и с которым никогда не расставалась. Грязный плюшевый медвежонок, пищавший при нажатии; Мэри разговаривала с ним понарошку, отвечая за него тоненьким голоском. Заколка. Открытка, которую жена подарила ему, обрадовавшись, что эпидемия не тронула его. Этан наизусть знал слова, написанные ее почерком. Вырезанное из дерева лицо бородатого духа. Синяя фигурка Будды на цепочке для ключей. Кэрол часто ездила в духовные путешествия, но сам он был далек от религии. Ее фото, до рождения Мэри. Их свадебное фото, в спешке вырванное из рамки. Несколько снимков с Мэри, где ей исполнился год. Края потрепаны от постоянного разглядывания.

У него было много других фотографий, но все они остались дома, в его компьютере. Он мечтал когда-нибудь вернуться за ними. Однажды все Инфицированные вымрут или какой-нибудь ученый изобретет лекарство, и он сможет вернуться домой.

* * *

Сержант пришел в себя от приятного щекочущего ощущения внутри. Уэнди отстранилась от него. Он с грустью посмотрел на нее, не понимая, что он сделал не так.

Но она сказала, — Мне остаться?

— Да, — сказал он, приятно удивившись, что она не уходит.

— Остаться ненадолго?

— Да.

Уэнди нежно увлекла его на кровать, и свернулась калачиком рядом с ним. Так они лежали вместе, воркуя. Его огромная рука нежно легла ей на живот.

— Как приятно, — промурлыкала она. — Боже, как мне здесь спокойно.

Сержант ощущал тепло ее тела. Запах ее волос. Эти чувства пьянили его; он не был с женщиной со времени его командировки в Афганистан. Целую вечность. Он не знал, сможет ли потрогать ее в других местах, но не решался сделать это. Боялся испортить момент.

— Не возражаешь, если я останусь тут на ночь?

— Можешь спать здесь, — сказал он ей.

— Сержант?

Его насторожил ее тон. И все же момент был испорчен. Какая-то его часть ожидала подобного. Наверное, Уэнди собирается спросить его, почему он предпочитает видеть лидером Энн. Он не хотел пускаться в объяснения.

Вместо этого она спросила, — Думаешь, мы все еще несем ответственность за других людей?

Он удивленно моргнул, — Что ты имеешь в виду?

— Ты солдат. Я коп. Мы дали клятву. У нас есть долг.

Сержант подумал о Даки, во чтобы то ни стало мечтавшем найти соратников.

— Да, несем, — согласился он.

— А что если здесь по настоящему безопасно? Стоит нам тут остаться? Или нам нужно найти других людей, как мы, и помочь им?

— Не знаю, Уэнди, — сказал он. Честно, не знаю.

Он захотел снова поцеловать ее, но она уже уснула в его объятиях. Во сне она была совсем другой, такой красивой и невинной, что у него защемило сердце. Его рука уже заболела от веса ее тела, но он не обращал на это внимание.

Во сне она застонала, поморщившись. Ее щеки были сырыми от слез.

— Я буду защищать тебя, — прошептал он.

* * *

Пол стоял на крыше лицом на север, вглядываясь в сгустившуюся тьму. Флуоресцентное освещение стало вызывать у него уже чувство нервозности и незащищенности. Из-за него, или из-за выпитого вина, которым он молча причащался, почти не о чем ни думая, начинала болеть голова. Ему показалось, что он понял, почему ушла Энн. У него тоже было похожее желание уйти в ночь. Темнота могла быть безопасным местом. В темноте тебя никто не видит. Мы все нуждались в убежище, сказал он сам себе, а теперь оно нас пугает. Мы боимся иллюзии безопасности и выбора.

Он закурил новую сигарету, осторожно прикрывая пламя от зажигалки. Закашлялся дымом. В горле запершило. И уже подумывал закурить потом новую. Свежая пачка приятно оттопыривала карман его куртки. Он решил вернуться к старой привычке для успокоения нервов. Привычка — дело серьезное. Да и рак легких сейчас не самое страшное, чего нужно бояться.

Он подумал о первом убитом им человеке. Это была женщина в отделе напитков в маркете «Трейдер Джо». Она бросилась на него и дробовик в его трясущихся руках, казалось, потяжелел на сто фунтов. Он чуть не забыл выстрелить. К тому моменту, его сердце готово было выскочить из груди, а поле зрения сузилось до размера монеты. Руки не слушались. Грохот выстрела напугал его, и он отлетел назад, на пустые полки. Потом бросился бежать, зовя на помощь. Вернувшись с другими выжившими назад, он обнаружил, что женщина лежит на полу мертвая, а содержимое ее головы разбрызгано по проходу. Его ноги подкосились, и он заплакал. Со временем он привык убивать, но по-прежнему переживал об убитых.

Единственный человек, которого ему хотелось убить, был тот Инфицированный, выбежавший к нему из темноты на аллее за его домом. Той ночью он долго не мог уснуть. Стоило ему закрыть глаза, как из тьмы появлялось то ненавистное лицо, и его тело переполнялось адреналином. Он убил уже дюжину Инфицированных, а ранил и того больше, но тот человек не переставал пугать его. Тот человек стал больше, чем просто воспоминанием; он был символом Инфекции, символом ненависти и страха, наложивших отпечаток на его жизнь. Если бы он мог повернуть время вспять, он бы уничтожил того человека голыми руками.

Он вздохнул. Интересно, если бы Сара была жива, что бы она подумала о новом Поле. Если она его любит, то наверняка хотела, чтобы он выжил любой ценой, успокоил он себя. Она бы попросила его убить ту тварь на аллее. Она бы сказала: Ты мужчина, и я люблю тебя больше всего на свете. Она бы сказала: Выживи, дорогой. Она бы сказала: Убей их всех.

Он не помнил, что с ней случилось. Он помнил ужасную бойню в церкви, толпу, и битву с Инфицированными. Еще он помнил, как ютился в углу какого-то временного убежища, устроенного правительством. Он не помнил больше ничего, но хотел знать, что же случилось. Сара была инфицирована. Осознание этого факта не могло ничего изменить. Но он хотел знать. Вернее, хотел вспомнить.

Луна скрылась за плывущими облаками. Через несколько минут стало так темно, что он представил себя в космическом корабле, мчащемся в никуда. Глаза медленно привыкли к темноте, и он стал различать детали городского ландшафта. Свежий ветер доносил до него приглушенные выстрелы и крики. Вдалеке он увидел свет фар небольшого конвоя из автомобилей, движущегося на запад. На северо-востоке появилась яркая красная линия, как будто свет разрезал тьму.

Он смотрел, как линия растет и изгибается, как светящийся красный ятаган. Пожар. Большой пожар на южной стороне реки. До него уже донесся запах дыма. И среди растущего огня выстрелы и крики. Похоже, и Инфицированные и люди отступали. Пол содрогнулся. Если пожар не затихнет, сегодня ночью будет бойня, так как тысячи людей хлынут из укрытий на улицы, кишащие Инфицированными. Многие двинутся сюда. Больше идти некуда.

И тут у края парковки за госпиталем он заметил двигающиеся в темноте серые фигуры. Они корчились и толкали друг друга, как какие-то черви.

* * *

Голова Этана еще не оправилась от вина, и он не мог ясно мыслить. Он наклонился, чтобы поднять мобильник, и кровь тут же громко застучала в голове. Включил его. В телефоне появилось сообщение «Нет сигнала сети», еще одно напоминание, что вся энергосистема нарушена. Сотовые сети использовали базовые радиостанции и сети, позволяющие передавать голосовые и текстовые сообщения, и были связаны с более широкой телефонной сетью. Все эти системы работали от электричества, а электричества не было, потому что люди, обеспечивающие работу электростанций, снабжавшие их топливом, и обслуживающие системы распределения электроэнергии были либо мертвы, либо инфицированы, либо скрывались. Голова начала раскалываться.

Во время их последнего совместного семейного отдыха на море, они присоединились к группе, помогающей детенышам черепах добираться до воды. Самки черепах выходили на берег, чтобы вырыть ямки, отложить две сотни яиц, и засыпать песком, как делали уже миллионы лет. Когда черепашата вылуплялись, инстинкт вел их в море. Когда они вылезали из песка, поджидавшие рядом хищники ловили и пожирали их. Большинство погибало, но некоторые выживали. До воды добирался лишь один из тысячи. На это невыносимо было смотреть, но здесь нет морали, никакой всеобъемлющей картины, даже никакой гарантии, что только один доберется до воды. Есть лишь жизнь, смерть и естественный отбор. Такова природа. Как говорит Пол, земля пребывает вовеки. Земля слепа к страданиям, справедливости и счастливому концу.

Какая-то его часть верила, что его семья жива. Он представлял себе Мэри, прячущуюся в шкафу, напуганную, зовущую маму и папу. Эта картина причинила ему почти физическую боль. Если она еще жива, искать ее все равно, что искать иголку в горящем стогу сена. Он не знал где искать и знал, что не проживет на улицах и пяти минут без защиты других выживших и их большой боевой машины. Выживает один из тысячи. Они невинны, но спасутся немногие, остальные погибнут, и в этом нет никакой справедливости. Он не мог поверить, что его семья погибла, хотя рациональная часть его мозга знала, что это так. Этан понимал, что до конца жизни останется сломленным, застрявшим в своем прошлом, не способным с ним распрощаться.

Свет погас. Солдаты выключили электричество на ночь. Он осознал, что прямо на ходу пьет из бутылки большими болезненными глотками. Глаза застилали слезы. Ощущение внутри было как при свободном падении. Этан закашлялся, поперхнувшись вином, едва осознавая, что его правая рука кровоточит, тревожно опухла и пульсирует от боли. Моя семья мертва. Внезапно ему захотелось закричать. Что думала моя маленькая девочка, когда Инфицированные убивали ее? Он заметил других людей в комнате. Горела светодиодная лампа. Он отбросил бутылку.

Было ли ей больно?

Осуждающие голоса.

Она хотела знать, где ее папа?

Чьи-то руки, толкающие его вниз.

Она была еще жива, когда ее стали есть?

Умоляющие голоса.

ПОЧЕМУ? ПОЧЕМУ? ПОЧЕМУ?

Этан лежал на кровати и кричал, широко раскрыв глаза, выгибаясь в удерживающих его руках. Его сознание плыло сквозь туман вины и ярости, ненадолго сфокусировавшись на лице Энн, склонившемся над ним. Потом он почувствовал укол в руку, и все вокруг погрузилось во тьму.

ФЛЭШБЭК: Тодд Полсен

С началом эпидемии правительство закрыло все школы. Для Тодда Полсена это означало возможность пораньше уйти на летние каникулы.

Целых четыре месяца свободы. Больше не нужно бегать украдкой по школьным коридорам сквозь толпы учеников. Больше не нужно бояться, что кто-то займет твое место в школьном автобусе. Больше не нужно мечтать о том, чтобы прийти в школу с пулеметом и открыть охоту на мучавших его спортсменов-мудаков. Он молился, чтобы школа не открывалась до самого конца лета. Всех засранцев отсеяла эпидемия, большинство остальных учеников не доживут до окончания школы. А в следующем году он уже будет выпускником.

Единственное, что имело для него смысл за все время учебы в средней школе, это Ликаны, клуб любителей походовых стратегий в «Ликан Хоббиз». Большинство его членов посещали местный колледж. Тодд считал их своими единственными друзьями. В основном, это были такие же компьютерные задроты, как и он. Однако они были более уверенными в себе и опытными. Для них определение «компьютерный задрот» не было чем-то оскорбительным и постыдным, а скорее простым, удачным и даже забавным названием. Они даже встречались с девочками и обсуждали их встречи, как нечто обыденное, без лишней шумихи. Они уверяли его, что средняя школа может и походит на тюрьму, но в колледже будет гораздо лучше, нужно лишь потерпеть. Эта дразнящая мысль не покидала его весь год.

А еще была Шина Экс, девчонка из школы, которая работала в магазине, и обычно сидела, закинув ноги на прилавок, жуя резинку и читая комиксы. Иногда она даже принимала участие в пятничных играх. Она появлялась в красных обтягивающих джинсах, кедах и черной футболке с символикой скримо или названием какой-нибудь группы. Часто на ней был шипованный пояс и браслет. Когда было холодно, она носила облегающий вязаный жилет. Крашенная черная челка спадала на один глаз. Каждую неделю у нее были новые увлечения. Одну неделю это были татуировки на запястьях с изображением бритвенных порезов. Другую неделю она снимала кино по мотивам песен «Айленд Деф Джэм», «Джой Дивижн» и «Гарбэйдж». Следующие три недели она бредила Джонни Деппом. Тодд обычно общался с ней через перевозбужденный, практически кричащий поток сознания. Но вместо того, чтобы округлить глаза и назвать его «уродом», Шинна Экс просто смотрела на него и глубокомысленно кивала.

Они принимали его таким, какой он есть. Они были своего рода портом в бесконечном шторме его юности.

В клубе играли в разные настольные мини-игры, но в основном в «Вархаммер 40.000», действие которых происходило в вымышленной вселенной, где находившаяся далеко за галактикой Млечного пути Империя Людей вела войну с могущественными инопланетными захватчиками. Для многих подростков отдушиной являлись музыка и мода, для Тодда же это был игровой процесс. Он тщательно собирал и раскрашивал армию из ста Космических Десантников, боевых машин и боссов, участвовал с ними в мелких и крупных играх, заработав на них уже свыше трех тысяч баллов. Ликаны только что получили новый кодекс для ведения боевых действий в городских условиях и испытывали его в войне между Космическими Десантниками и бесчисленными полчищами Тиранидов. В середине стола размещались «руины древнего города». Миссией Космических десантников было укрепить город в несколько шагов и одновременно выставить защиту от массированной контратаки Тиранидов. Тодд и Алан захватили город как раз накануне эпидемии, и теперь, когда школьные занятия отменили, ему не терпелось вернуться к игре. Алан заболел, но его противники не пострадали, так что игра могла продолжаться.

Однако три дня после начала эпидемии «Ликан Хоббиз» оставался закрытым. Наконец Тодд в панике позвонил Шине Экс домой. Она рассказала ему, что жена владельца клуба тоже заболела, а сам он занимается поисками пропавшего без вести брата.

— Ух, ты, — сказал Тодд. — Так ты не знаешь, когда он снова откроет лавочку?

— Не знаю, чувак. А что ты так рано делаешь? Ты же никогда не вставал так рано?

— Меня разбудили сирены. У нас тут они, похоже, никогда не смолкают. Пожар, что ли…

— Я у нас тоже слышала.

С начала эпидемии пожары были распространенным явлением. Множество нагревательных приборов — печи, утюги, и так далее — остались без присмотра, когда их владельцы пали жертвами Инфекции. Системы природного газа не обслуживались должным образом. Линии электропередач продолжали выходить из строя.

— И все-таки, думаешь, он пустит нас в клуб, закончить игру?

— Тодд, какого хрена?

Он стал рассказывать ей краткое содержание первой игры. В тот вечер ее там не было. Если бы она знала, как было классно, то поняла бы его нетерпение продолжить состязание. У него была простая тактика, рассказывал он. Они с Аланом бросили на защиту города свои бронесилы — два Священных Дредноута с плазменными пушками и пулеметами, прикрываемых с флангов Лэнд Спидерами, вооруженными ракетницами и тяжелыми стрелометами. Когда подоспела пехота, он послал одну половину на подавление остатков сопротивления, а другую — на создание оборонительного периметра в виде подковы. Когда Тираниды внезапно пошли в контратаку, их армия состояла из Тираннофекса, Термагантов, Тервигонов и Стража Улья, под предводительством Владыки Роя и трех Стражей-Тиранов…

— Хватит, Тодд, — прервала его Шинна.

Он почувствовал, будто внутри у него что-то оборвалось. — Извини, — неуверенно сказал он. Он лихорадочно пытался понять, что сделал не так.

— Мне сейчас насрать на «Вархаммер». У меня папа заболел, Тодд.

— Зато сейчас он не будет тебя доставать, — сказал Тодд.

— Да, я не очень люблю своего папу, — сказала Шина напряженным голосом. — Знаю, что может быть натуральным мудаком, когда захочет. Но я не хотела, чтобы это с ним случилось. Не хотела, чтобы он впал в эту гребаную кому. Не хотела, чтобы ему пол ноги отрезало газонокосилкой, когда он стриг газон и упал под нее. — Ее голос сорвался на крик. — Понял?

— Да, Шинна, — сказал он, чувствуя себя виноватым. Его даже слегка шокировал ее тон. — Понимаю. Знаешь, у меня мама тоже заболела.

— Знаю, Тодд. Может, тебе нужно подумать о ней, а не об этой глупой игре?

Его словно ударило током. Лицо вспыхнуло от смущения, в груди все запылало от ярости. Она упрекнула его в ребячестве за то, что он любит «Вархаммер 40.000», хотя он всегда считал ее игрой для взрослых. Это не глупая игра. И с его мамой все в порядке. Папа поместил ее в спецучреждение, где за ней будет круглосуточный уход. Еще он пытался отправить Тодда к терапевту, но к счастью все терапевты были заняты жертвами эпидемии, и, похоже, надолго. Хотя зачем ему нужен терапевт? Когда началась эпидемия, он лежал дома на кушетке в гостиной и крепко спал. И только потом узнал обо всем из телевизора. Половина школьных хулиганов находилась в состоянии кататонии, а сама школа была закрыта. Его мама тоже заболела, но он знал, что с ней все будет в порядке. С ними все будет в порядке. Он непоколебимо верил в способность правительства решать подобные проблемы. Лекарство было на подходе.

Тодд ничего не ответил. Он напряг мозг, чтобы сказать что-то, может быть что-то смешное, чтобы разрядило обстановку.

Она вздохнула. — Мне нужно идти, Тодд. Мама зовет.

— Хорошо.

— О, боже, — радостно завопила Шинна. — Мама сказала, папа очнулся!

— Здорово, — рассмеялся Тодд.

— Мне нужно идти. Пока, Тодд!

Тодд с улыбкой повесил трубку. Если папа Шины очнулся, значит, его мама тоже.

Улыбка испарилась. Все остальные, значит, тоже очнулись. И Джон Уилер.

Школу опять откроют. Может даже начнут занятия с конца июня, чтобы наверстать упущенное. От этой мысли Тодд приуныл. У бога хреновое чувство юмора.

Зазвонил телефон. Наверное, папа с хорошими новостями. Он поднял трубку.

— Тодд, слушай…

Не могли они все поспать еще месяц?

— Привет, пап. Насчет мамы звонишь?

— Послушай. У меня мало времени. Баррикада долго не продержится. У нас нечем с ними сражаться…

— Ты на работе? — Его папа работал в офисе менеджером чего-то там. В одном из таких больших офисных загончиков как в комиксах про Дилберта.

— Тебе нужно достать мой пистолет. Он в коробке для обуви на верхней полке нашего с мамой шкафа. Не забудь про патроны. Из дома не выходи. Стреляй в любого, кто будет ломиться. Стреляй на поражение.

Тодд рассмеялся. — Пап?

— Они идут. НЕ БЕГИТЕ! ДЕРЖИТЕСЬ ВМЕСТЕ! ДЕРИТЕСЬ! Тодд, я не знаю. Я не знаю. Мы в глубокой жопе. Я люблю тебя, мальчик. Да. Наверно, теперь все. Позаботься о себе.

Приглушенные крики на том конце линии.

— Папа? — сказал Тодд в гудящую трубку.

В открытое окно потянуло дымом. По всему городу продолжали выть сирены. Воздух прорезали другие звуки: крики. Поразительно громкие хлопки выстрелов. Тодд выглянул из окна, но не увидел ничего необычного. Лишь его скучная типичная загородная улочка, залитая майским солнечным светом. Все лужайки были идеально подстрижены. Даже передние дворы домов, чьи владельцы заболели, не были оставлены без ухода добрыми соседями. Глядя на эту красоту, с трудом верилось в какую-то эпидемию.

Хотя одно настораживало: улица была совершенно пуста. Лишь вдалеке пробежала одинокая фигура и скрылась за домом. Заголовки на главных новостных интернет-сайтах сообщали о массовых беспорядках в Калифорнии. Тодд решил спуститься вниз, включить телевизор, и узнать что происходит, но не сдвинулся с места. Его разрывал трепет перед массировано развивающейся трагедией и неясная боязнь узнать, что с его папой случилось нечто ужасное. Он попытался дозвониться до папиного офиса, но все время срабатывал автоответчик. Он оставил сообщение, в котором спрашивал, что делать дальше, чтобы хоть немного успокоить нарастающее чувство паники.

Он выглянул к себе во двор и увидел огромного копа в мотоциклетном шлеме, целенаправленно шагающего по тротуару.

— Офицер! — позвал он. — Что происходит?

Полицейский поднял голову, и Тодд увидел серое лицо и влажный, почерневший подбородок.

— С вами все в порядке?

Человек побежал по дорожке к его дому и исчез с поля зрения.

— Какого черта он делает? — пробормотал Тодд про себя, встревоженный и озадаченный одновременно.

Он услышал, как с грохотом открылась входная дверь. Через несколько секунд шаги копа-мотоциклиста загрохотали по лестнице.

— Вот дерьмо, — сказал Тодд.

Услышав топот в коридоре, он бросился на пол, и заполз под кровать. От удара распахнувшейся двери с комода слетела половина его Космического Десанта.

Коп нетерпеливо метался по комнате, задевая плечами стены и нюхая воздух. Тодд лежал под кроватью и старался не дышать, переполняемый паникой и страхом. Эти эмоции напомнили ему школу, странное чувство, что его все ненавидят. Он увидел, что ботинки копа оставляют на ковре кровавые следы. Минуты тикали. Коп продолжал метаться, роняя вещи. Комната стала наполняться прогорклым запахом прокисшего молока, от чего Тодд начал дышать через рот. Через час коп ушел. Тодд услышал, как он зашел в ванную, потом плеск воды в туалете. Потом человек вернулся, кашляя, и возобновил свои метания по комнате.

Через несколько часов Тодд заснул от усталости.

Он проснулся весь в поту. Во рту пересохло, и ему нестерпимо хотелось в туалет. Он чуть не закричал, потрясенный тем, что проснулся под кроватью, но вспомнив об подстерегавшей его опасности, мудро решил держать рот на замке. Слава богу, что во сне он не храпел, не пукал, и не смеялся. Он понятия не имел, который был час. Солнце село, и он едва различал свою руку, поднесенную к лицу. Маньяк-полицейский больше не метался, но все еще был в комнате. Тодд чувствовал исходящий от него кислый запах и слышал его учащенное дыхание. Интересно, спит ли сейчас этот человек. Можно ли ему сейчас двигаться? Мысль о том, чтобы покинуть свое укрытие парализовала его страхом. Он не знал, что коп сделает с ним, когда поймает, но одна мысль быть физически побежденным более сильным человеком, пронзила его как током. Он стал фантазировать, как его папа придет домой, и Тодд вовремя предупредит его, что здесь коп, и спасет ему жизнь. Потом он представил себе, что Шинна Экс придет проведать его, и он спасет ей жизнь. От этой мысли у него возникла эрекция. Так прошел час. Все это время ночной воздух доносил до него в открытое окно крики, визг шин и звуки выстрелов.

Он понимал, что нужно что-то делать, либо он будет заперт под кроватью еще на целый день. Он пополз к дальнему краю кровати, останавливаясь каждые несколько дюймов и прислушиваясь. Полицейский дышал как собака. Наконец Тодд покинул убежище и стал размышлять, что делать дальше. Одна его часть хотела встать и бежать со всех ног, но эта идея была быстро отвергнута тоненьким, но нарастающим голосом здравого смысла. Не делай ничего, и ты умрешь, старина Тодд, сказал он сам себе. Поэтому делай хоть что-нибудь. Дверь в спальню была открыта, а коп был где-то слева. Если этот человек стоит лицом к двери, он заметит Тодда. Если же нет, то у Тодда есть шанс.

Он пополз вперед как змея и задержался у края кровати, вглядываясь в покачивающуюся в темноте фигуру. Коп стоял лицом в угол. Белый мотоциклетный шлем содрогался от его частого дыхания, плечи поднимались и опускались в ритм.

— Натуральный долбанный ниндзя, — подумал Тодд.

Через несколько минут он выскользнул из комнаты, осторожно закрыв за собой дверь. На цыпочках прошел в спальню родителей, тихо опустошил свой мочевой пузырь в раковину ванной комнаты, и стал вытаскивать коробки с верхней полки шкафа, пока не нашел тяжелую синюю коробку для обуви. В ней он нашел небольшой пистолет, упаковку патронов и листок бумаги. Он поднес листок к окну и развернул его под свет ближайших фонарей. Это была обращенная к нему записка от папы, в которой говорилось, что пистолет заряжен, что у него нет предохранителя, и что Тодд не должен его трогать ни в коем случае.

Класс, подумал он, вытаскивая оружие.

Пистолет грохотнул в его руке и стене появились две дымящиеся дырки. От вспышки выстрела он зажмурился, в ушах зазвенело, а в носу запершило от запаха пороха.

— Срань господня. — сказал он. Оглушенный, он едва слышал свой голос. — Боже, я же едва прикоснулся к нему.

Папа убьет меня за это, подумал он.

Когда слух вернулся к нему, он осознал, что коп ревет и бьется в дверь его спальни. Тодд бросился в коридор на ватных ногах, держа пистолет обеими руками. Странно, но из-за наличия оружия он почувствовал себя слабее, а не сильнее. Руки задрожали. Дверь его спальни сотрясалась и трещала под ударами. Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Представь себе результат, сказал он себе. Он представил себе, как коп выбивает дверь и выскакивает на него из темноты. Представил себе, как спускает курок и всаживает ему две пули в грудь и одну между глаз. Представил себе, что безумный коп умирает еще до того, как упасть на пол.

— Получи, — сказал он, опуская пистолет.

Он сбежал вниз по лестнице, запрыгнул в стоящие у двери ботинки и выскочил из дома. Почти сразу же он столкнулся с рычащей женщиной, идущей к нему по дороге. Пистолет в его руках снова выстрелил, снеся у женщины верхнюю часть черепа.

— Вот дерьмо, извини, — сказал он распростертой на земле фигуре, и побежал дальше в ночь.

Через несколько кварталов он запыхался и сбавил шаг. Он шел, осторожно прижимая пистолет к груди. Услышав топот ног, он быстро спрятался. Мимо пробежала толпа рычащих людей, обрывки их одежды хлопали на ветру. Повсюду кричали люди. Пройдя еще квартал, он увидел горящий дом. Пожарных по близости видно не было. Он почувствовал, как жар ударил в лицо, и чуть не закашлялся от дыма.

У Тодда появилось чувство, будто он попал в какой-то кошмар. Изменив направление, чтобы обойти пожар, он направился к группе людей, сгрудившихся на земле посреди перекрестка рядом с местом какой-то ужасной аварии. Он хотел спросить, все ли с ними в порядке, но тоненький голосок здравого смысла посоветовал ему держаться в тени. Одна из машин была объята огнем, пламя отражалось в осколках стекла, устилавших землю.

Когда он проходил мимо этих людей, он понял, что они склонились над чьим-то телом. Они вытаскивали из него внутренние органы и громко чавкали. Огонь время от времени освещал их серые, окровавленные лица. Его чуть не вырвало.

Представь, что они едят что-то хорошее, сказал он себе. Жареные крылышки. Они едят ведро жареных крылышек. Хрустящие жареные крылышки с картошкой фри. Вот и все. Ерунда то какая.

Плохая мысль. Содержимое его желудка подступило к горлу, и его шумно вырвало на кирпичную стену. Его глаза наполнились слезами. Когда он повернулся назад, то увидел, что один из пожирателей смотрит прямо на него. Он знал, что они другие — безумные, демонические, беспристрастные, но разве они могут видеть в темноте? Он прижался к стене, стараясь не двигаться, и все же его била неконтролируемая дрожь. Женщина была по пояс голая, с влажной грудью, покрытой темными пятнами. В черных глазах отражался огонь от костра. Тодд широко раскрытыми глазами уставился на ее голую грудь. В конце концов, она опустила голову, чтобы возобновить свою ужасную трапезу.

Люди превращаются в каннибалов, подумал он. Что за чертовщина тут творится? Куда мне идти? Внезапно он захотел найти какой-нибудь компьютер или телевизор, чтобы узнать что происходит. Или телефон, чтобы снова позвонить папе. А может, папа уже мертв. Он старался не думать об этом.

Шинна Экс. Он решил пойти к ней домой, помочь забаррикадироваться, и вместе переждать этот апокалипсис зомби. Он представил себе, как они разделяют боль утраты по погибшим родителям, потом осознают, что любят друг друга, и начинают заниматься сексом. И тут из темноты выскочили Инфицированные и с воем бросились на него.

В слепой панике Тодд бросился бежать. Боже, подумал он. Эти люди хотят убить меня. Сама эта мысль лишала его ноги энергии. Ему внезапно захотелось спать. Мысли в панике метались. Только бы, подумал он. Это не честно, подумал он. Легкие болели от недостатка воздуха. Пистолет, подумал он. Он вспомнил про пистолет в руке.

Он замедлил бег и развернулся. Ближайший к нему Инфицированный бросился на него. Это был крупный мужчина в футболке, насквозь промокшей от крови и пота. Он издал долгий ужасный визг. Тодд машинально спустил курок, забыв даже прицелиться. Пуля вошла в голову мужчины чуть сбоку, как раз над ухом, тут же превратив пол черепа в фонтан крови. Инфицированный пошатнулся, сильно тряхнул головой, будто чихнув, выронил при этом кусочки мозга и рухнул на землю. Смерть этого монстра поразила Тодда как какое-то чудо.

— Да! — крикнул он сквозь дым от выстрела.

Из темноты с воем появились другие. Ему пришлось подождать, когда они подойдут поближе, так чтобы он мог попасть в них наверняка. Но если они подойдут слишком близко, он запаникует, побежит и они схватят его. Рассудок Тодда помутился, он тяжело дышал через нос и пытался успокоить пульс. Он представил себе, что все происходящее всего лишь онлайн-игра, стрелялка от первого лица. Позволив своим зрительно-моторным рефлексам взять верх, он прицелился и открыл огонь по наподдавшим.

— Я невидимка, — пропел он, не хватало лишь саундтрека. Потом остановился, забыв остальные слова песни. Через несколько секунд битва закончилась. Он прищурился, осматривая тела пятерых Инфицированных, которые лежали на земле, стонали и корчились.

Он осторожно приблизился к конвульсирующим телам, следя за тем, чтобы никто не набросился на него в последний момент, как в кино. Один из них был офицер полиции. Он заинтересовал Тодда, потому что он стрелял в этого копа три раза, а тот продолжал вставать и идти на него, пока последняя пуля не размозжила правую часть его черепа. Тайна легко раскрылась; на человеке был бронежилет.

Тодд стянул жилет с человека и надел на себя. Он был великоват и тяжелей, чем он его себе представлял, но Тодду он понравился. Он видел их по телевизору и всегда хотел иметь такой. Он подумал, что в бронежилете он будет выглядеть больше, массивней и круче, чем есть на самом деле. Он почувствовал, что у него это может получиться — выжить в постапокалиптическом мире.

Похоже, школа навсегда позади, подумал он. Эта мысль его немного обрадовала.

Он зашагал дальше. Начинало светать. Скоро ему придется убираться с улицы. Сердце громко забилось, когда он подошел к дому Шины Экс.

Подожду, пока она не увидит меня в этих доспехах, сказал он себе. Она в восторг придет.

Фонарь на крыльце горел, как будто она ждала его. Свет горел и в доме. Входная дверь приоткрыта. Он позвонил в звонок и стал ждать.

Тодд отошел назад, качая головой.

— О, Шинна…

Сетчатая дверь распахнулась и из дома, спотыкаясь и подергиваясь, вышла Шинна. Лицо ее было серым, футболка на груди промокла от крови, волосы также закрывали один глаз.

— Нет, — сказал он. — О, нет.

— Рааа, рууу, — зарычала она.

— Извини, Шинна.

Тодд поднял пистолет и выстрелил. Пуля расколола ей череп, выбив мозги на сетку двери. Она тут же рухнула на землю, оставив в воздухе облако дыма и кровавый туман.

Грохот выстрела эхом разнесся по улице и смешался с миллионами подобных звуков, раздающимися по всему городу и поднимающимися к небу единым хаотическим ревом.

Тодд сел на землю в замешательстве, неуверенный в том, что чувствует. Потом это все внезапно навалилось на него. Через несколько секунд его неконтролируемо затрясло, он обхватил руками колени и зарыдал.

Пожар

Трое выживших стояли на крыше госпиталя и наблюдали, как нарастающий пожар пожирает западную часть Питсбурга. Небо на востоке полыхало красным огнем. Это в центре города продолжали гореть здания. Огонь взмывал в небо мощными конвективными потоками, и возвращался в виде осадков с дождем. Воздух был плотным от жары, дыма, и оседающей сажи. Отовсюду доносились звуки выстрелов и крики.

— Пол был прав, — сказала Энн. — Пожар большой, и он движется.

— Пропало, — сказала Уэнди надломленным голосом. — Все пропало.

Сержант сказал. — Нужно убираться отсюда. Сегодня же.

* * *

Выжившие метались между комнатами в свете светодиодных фонарей, выбрасывая сумки и припасы в коридор. Их тени мелькали на стенах. Крики эхом отдавались во мраке. Одна коробка порвалась, из нее высыпались банки и с грохотом покатились по полу. Со стуком рассыпались чьи-то патроны. Выжившие знали, что не могут больше находиться здесь, и все же никто не хотел уходить. Они никогда не выходили на улицу ночью, но другого выбора не было. Пожар породил массовую миграцию. Питтсбург ожил. Пожар выгнал тысячи людей из своих убежищ на улицы, где они смешивались с бегущими Инфицированными. Количество Инфицированных будет сейчас расти в геометрической прогрессии, с каждой минутой, и все они сейчас направляются сюда.

— Что там с Этаном? — запыхавшись, сказал Тодд.

Сержант посмотрел на Энн, но та едва заметно покачала головой.

— Он идет с нами, — прорычал он, глядя на нее.

— Черт возьми, конечно, он идет с нами, — сказал Пол.

— Я приведу его, — сказал Сержант.

Солдат схватил Этана за грудки и поставил на ноги. Чертыхнулся, когда того тут же вырвало спагетти с красным вином. Затем забросил его на одно плечо, а на другое его рюкзак для противовеса.

Выжившие со всех ног бросились по лестнице вниз друг за другом, используя минимальное освещение, и стали сбрасывать припасы у входа в госпиталь. Сержант скинул Этана на кучу каких-то вещей в вестибюле и принялся сканировать парковку в прицел ночного видения. Оптика прицела усиливала рассеянный свет в тысячи раз, отчего изображение становилось зеленым. Он различил зернистые фигуры шагающие через парковку.

— Где наша машина? — со страхом в голосе спросил Тодд.

Стив и Дак ушли за «Брэдли», и если они не вернутся, выжившие окажутся в трудном положении. Могут даже погибнуть.

— Едут, — прошептал Сержант. — Я прикрою отсюда. Вы все, собирайте оставшиеся шмотки.

Энн коснулась его плеча, словно спрашивая, — Я тебе нужна для чего-нибудь?

— Свет, — сказал он.

У них были фонарики, но включить хоть один сейчас было все равно что, подать звонок к обеду. Но ему нужен был огонь — коктейли Молотова. Ему не пришлось объяснять, что это такое. Энн знала, что делать.

Внезапно он подумал про Уэнди, и сердце бешено заколотилось. Позаботиться о себе ему не стоит ничего, но о ней он сейчас тоже беспокоился. Трудно целиться, когда сердце выпрыгивает из груди. Он выкинул из головы все тревоги и стал дышать медленно и равномерно, пока не восстановил полный контроль над нервами.

Между машин на парковке двигался поток Инфицированных. Они шли, толкая друг друга, визжа и воя. Какая-то часть из них откололась и с криками бросилась к госпиталю, видимо заинтересованная тем, что может быть внутри. В прицеле Сержанта их глаза горели ярко зеленым огнем.

— Они не перестанут искать нас, — подумал Сержант, спуская курок, и с нескольких выстрелов уложил их.

* * *

Стив и Даки бежали по гаражу между рядов брошенных машин, ориентируясь вокруг через очки ночного видения и держа оружие наготове. Звуки далекого пожара и хаоса, слившиеся в какой-то постоянный рев и наполнявшие воздух белым шумом, внезапно прервались характерным стуком Сержантского «Калашникова». По этому звуку они поняли, что командир отстреливается от кого-то у входа в госпиталь. Стив задержался, чтобы выглянуть со второго этажа гаража. Он увидел вспышки выстрелов и Инфицированных, хлынувших между машин в направлении госпиталя. Их пронзительные крики добавились к ночному грохоту.

— Пошли, — откуда-то спереди прошептал Даки.

Стив кивнул. Он хотел помочь Сержанту, но сделать это он сможет, лишь подогнав туда «Брэдли», и как можно быстрее.

Его учили защищать свою страну, но здесь было другое. Конечно, ему было страшно. Всем было страшно, все время, даже во сне. Но, кроме того, он всеми фибрами души терпеть не мог убивать других американцев. В первый раз, когда он сделал это, он перестал быть солдатом. Он доверял Сержанту, и он будет выполнять его приказы, пока это помогает им оставаться в живых, но Сержант уже больше не сержант американской армии.

Звук похожий на сирену заставил их остановиться, потом раздался глухой кашель. Стив и Даки спрятались за капотом автомобиля и осмотрелись. В дальнем конце гаража двигалось нечто большое, с шумом расталкивая машины.

— Что это? — спросил Даки надломленным голосом. — Один из тех червей?

— Нет. Да. Не знаю.

Стив включил тактический фонарь, закрепленный на его ружье, и навел на двигающееся в темноте существо. Фонарь имел красные линзы, отчего луч становился почти невидимым без прибора ночного видения. В ПНВ луч выглядел ярко зеленым. Он осветил гладкий бок великана, тяжело шагающего по гаражу и глубоко кашляющего гигантскими легкими.

— Какой-то слон или еще что-то, — сказал Даки.

— Еще что-то. По крайней мере, оно удаляется от нас.

Существо отбросило в сторону внедорожник. Сработала сигнализация.

Даки похлопал Стива по руке и сказал, — Нам нужно идти дальше.

Они нашли «Брэдли» в углу гаража, где и оставили его. Стив потянул за край огромного куска черного брезента. Со стороны водителя на них уставился желтый трафаретный смайлик. Действуя быстро и профессионально, они с Даки стали складывать брезент.

Их отвлек новый звук. Нечто издавало сырой щелкающий гортанный звук.

Солдаты остановились, осмотрелись, прислушались, нацелив карабины в темноту.

— У нас нет времени, — сказал Стив.

— Тогда бросай этот брезент, — сказал ему Даки. — Лезь в машину.

Стив проигнорировал его, стараясь разглядеть источник шума, приземистую шатающуюся тень. Сначала он подумал, что это ребенок на трехколесном велосипеде, потому что звук походил на скрип колес. Он сделал два шага вперед и замер как вкопанный.

— О, боже, — сказал Даки.

Тварь была похожа на меленького болезненного бабуина-альбиноса. Она покачивалась на выгнутых как у кузнечика ножках, отчего выглядела нелепо при ее размерах. Ее маленькая бочкообразная грудь вздымалась от быстрого, хриплого дыхания. Несмотря на шокирующий вид, она выглядела почти безобидно. Какой-то причудливый мутант невесть как оказавшийся во враждебном для него мире. Едва способная себя защитить, бледная и голодная тварь.

— Прикончи ее, — сказал, поежившись от отвращения.

Услышав его голос, тварь похожая на бабуина остановилась, уставилась светящимися глазами на Даки, и громко заревела, обнажив ряды острых как ножи зубов. Через секунду нос на ее вытянутой морде сморщился, и тварь чихнула, выпустив облако слизи.

Даки вскинул карабин и выстрелил, но тварь уже с визгом летела по воздуху. Она приземлилась, ударив солдата в грудь, обхватила его тело и вцепилась зубами в кевларовый бронежилет.

Стив прицелился, но выстрелить не решился. Даки шатался, как пьяный, звал на помощь и пытался сбросить с себя тварь.

Стив бросил ружье, вытащил нож и, приблизившись, нанес удар. Тварь завизжала от боли и струя обжигающей, маслянистой жидкости ударила ему в руку.

А потом она скрылась, подпрыгнув в воздух и приземлившись в десяти футах от них. Немного поскулила, пошипела, и ускакала в темноту длинными парящими прыжками.

Стив бросился подбирать ружье, но задыхающийся голос Даки остановил его. — Я ранен.

* * *

Сержант бросил пустой магазин, вставил новый с тридцатью патронами, и отправил первый патрон в патронник одним быстрым, плавным движением. Короткой очередью он снял несущегося на него с ужасным воем Инфицированного. Сержант взял этот автомат у одного убитого талиба, который, похоже, позаимствовал его у мертвого солдата, еще во времена советской оккупации. Для него это был больше чем сувенир. Он дорожил этим автоматом по той простой причине, что его никогда не заклинивало. Он был прочным и надежным, хотя немного не точным, но с коллиматорным прицелом, которым он его снабдил, равно как и в ближнем бою до ста метров, он стабильно поражал любые цели.

Он промахнулся и выругался. От усталости он стал терять меткость. Выстрелил снова, и рычащий человек упал с удивленным выражением лица.

Сержант понимал, что долго не продержится. Либо Энн должна была появиться с сигнальными ракетами и коктейлями Молотова, либо «Брэдли», чтобы эвакуировать всех. В противном случае, Инфицированные схватят его, только и всего.

Он не сводил глаз с парковки. Его натренированный взгляд замечал малейшее движение, мельчайшую деталь, и мгновенно определял, угроза это или нечто полезное, либо ни то и не другое. Он действовал как робот, полностью перешел в режим выживания. Каждая его часть была сфокусирована на бое. Побывав в Афганистане под обстрелом, он приобрел способность смотреть на мир как на поле боя. Ему казалось странным и неприятным стрелять по открытым мишеням с близкого расстояния, не опасаясь, что пули будут свистеть у него мимо ушей. Иногда он прищуривался и видел, что к нему бегут не Инфицированные, а афганские мятежники. Время словно сжалось, и он не понимал, сколько он находится здесь, несколько минут или уже целый час.

Для него было не важно, сколько он убил. Он по-прежнему не мог воспринимать их как врагов. Даже после всех увиденных им зверств, он не мог заставить себя ненавидеть их.

Хуже всего было видеть среди них людей в военной форме.

Сигнальные ракеты взмыли в воздух и упали среди брошенных машин, вспыхнув ярким оранжевым огнем и осветив множество движущихся фигур.

Энн похлопала его по плечу, подом подняла свое ружье и всмотрелась в прицел. Оглушительный грохот, вспышка, и бегущая к ним женщина рухнула на землю.

— Ты вовремя, — проворчал он, не прекращая огонь.

Он знал, что Энн не такая как он. У нее ненависти хватит на двоих.

Асфальт задрожал от топота ног.

— Их тут целая толпа! — сказала Уэнди. Она стояла с «Глоком» наготове и ждала, когда Инфицированные подойдут поближе.

— Я готов, — завопил Тодд, поджигая первый «Молотов».

Мечущиеся между машин Инфицированные сливались в одну воющую толпу, несущуюся прямо на них.

— «Молотов» пошел! — закричал Тодд.

Пылающая бутылка взлетела в воздух и попала одной Инфицированной в грудь, выплеснув фонтан огня, превратив ее и еще пятерых таких же в шатающиеся и визжащие факелы.

— Хороший бросок, парень, — сказал Пол и закричал, — «Молотов»!

Пылающая бутылка пролетела над головами Инфицированных, взорвавшись на крыше универсала. Группа Инфицированных бросилась сквозь огонь. Их одежда вспыхнула от горящего бензина, но они продолжали бежать на выживших, пока Уэнди не положила их из пистолета. Огонь ненадолго вспыхнул, потом вдруг ослаб и стал гаснуть.

— Здесь становится опасно, Сержант, — сказал Тодд, тяжело дыша. В его голосе звучала паника.

— Заткнись, Малец, — сказал Сержант. — Ничего подобного.

На самом деле, они были в глубоком дерьме. Враг не знал ни жалости, ни усталости. А их силы, ровно, как и боеприпасы, были на исходе. В конечном счете, Инфицированные их либо одолеют, либо заставят отойти в госпиталь, где они погибнут от надвигающегося пожара. Или будут торчать, забаррикадировавшись в какой-нибудь комнате. Пока не прибудет «Брэдли».

Он выбрал новую цель. Красная точка прицела зависла на уровне груди какого-то мужчины. Он спустил курок. Картинка в прицеле дернулась, и мужчина упал.

Потом еще один. И еще. Банкиры и домохозяйки, пекари, студенты и пожарные.

Из-за спины у него стреляли Уэнди с Полом. Инфицированные напирали с флангов. Кто-то бросил «Молотов» и Сержант услышал, что бутылка разбилась в опасной близости от них. Его даже обдало жаром.

Громкий металлический визг наполнил воздух.

— Что это? — спросил Пол, направив дробовик на парковку. Он выстрелил с оглушительным грохотом, буквально пополам перерезав какую-то женщину.

Визг усилился, как будто гигантский орел пикировал на свою жертву.

Сержант ухмыльнулся. — Это спешит кавалерия, — подумал он.

«Брэдли» пробился сквозь ближайший ряд машин, грохоча гусеницами и поливая из пушки огнем. На дуле пушки Сержант увидел знакомую надпись «Огнемет». Красные трассеры летели в дальний конец парковки, разрывая Инфицированных и машины на куски. На месте грибовидных вспышек как конфетти разлетались по воздуху ошметки. Выжившие молча наблюдали эту бойню, пока «Брэдли» не притормозил рядом с ними.

Задние огни мигнули, и трап опустился, словно предлагая обещанное спасение.

* * *

Даки Джонс сидел в полулежачем положении на месте водителя, в левой передней части корпуса. Руки на рулевой колонке, ноги на педалях, взгляд прикован к центральному перископу, оснащенному функцией ночного видения. Он убрал правую руку с руля и переключил рычаг управления на более высокую передачу. Набирая скорость, он окинул взглядом датчики на приборной панели, и снова переключил внимание на перископ. Справа от него громко урчал двигатель «Камминз» с пятьюстами лошадиных сил, двигающими вперед тяжелую машину.

Он нажимал на педали газа и тормоза левой ногой вместо правой. Правая полностью онемела ниже колена. Гематома на бедре была сейчас размером с грейпфрут, и продолжала непрерывно пульсировать болью. Боль была ужасная. Наверное, это все равно, что словить пулю. Или быть донором костного мозга. Он вытер пот с лица, и с трудом сдержал стон. Где-то глубоко внутри себя он понимал, что слабеет с каждой минутой, то есть медленно умирает.

Даки был десятилетним любителем военной истории, когда атаки 11-го Сентября потрясли страну. В тот день он принял решение стать солдатом. Спустя годы ему удалось воплотить свою мечту в жизнь. К тому времени идеалы борьбы за свободу во всем мире превратились в обычную ложь, предательство и коррупцию. Парень, спланировавший атаку на Башни, вышел сухим из воды, а крупный бизнес наживался на войнах. Жизнь преподала ему ценный урок: то, что непорочно — дорого и хрупко. Но он был идеалистом, и верил, что хоть что-то в этом мире непорочно. Он любил свою страну и хотел ей служить. Может быть, он сможет сделать что-то хорошее. Он верил, что один человек в состоянии что-то изменить. По крайней мере, он мог видеть историю с близкого расстояния и сделать что-то сам, вместо того, чтобы просто читать про нее.

Армия стала смыслом его жизни. Он жил на базе, у него были армейские друзья, и он встречался с женщинами, с которыми они его познакомили. Он постоянно жаловался на армию, но любил ее как вторую мать, и ударил бы в зубы любому гражданскому (или военнослужащему из других родов войск), кто рискнул бы критиковать ее. К смерти он относился философски, как и все молодые люди, и был готов однажды отдать жизнь за своих товарищей в бою. Когда в Афганистане он увидел войну крупным планом, его идеалы пошатнулись еще сильнее. Он видел, как армия построила в одной деревне больницу, и в ней же случайно разбомбила школу. Но он по-прежнему верил в непорочность и несокрушимость одного дела — пожертвовать собой в бою ради жизни товарищей. Он верил, что погибнуть в бою, защищая тех, кто рядом, по настоящему почетная смерть.

Покидая горящие руины главного города Америки, Даки и представить себе не мог, что может умереть от странной и чрезвычайно болезненной инфекции, занесенной в его тело мерзким мутантом. В этой тотальной войне не было благородства. Это была война на истребление, совершенно бесцельная и пустая. Ему не будет никакой медали. Историки не напишут о его подвигах. Наверное, даже нет страны, за которую стоит умереть. Вместо этого, он умрет среди людей, которых едва знает, среди руин страны, которую любил. Совсем не так он это себе представлял.

Даки продолжал вести машину, превознемогая боль, потому что он жил в неспокойное время и хотел помочь тем людям продержаться хоть чуточку подольше. И в этом, наверное, было какое-то благородство.

* * *

«Брэдли» наехал на упавший телеграфный столб, превратив его в щепки, и с грохотом потянул за собой клубок проводов и куски дерева. Стрелок и командир сидели на своих местах, сжимая рукоятки управления орудийной башней, и поливали из всех стволов. Стрелок пользовался перископом с функцией ночного видения, а командир мог видеть то, что видит стрелок с помощью оптического реле.

— Что-то с машиной не то, — прищурившись, сказал Сержант.

Сидевший рядом с ним в тесном, темном отсеке, стрелок покачал головой.

— Ни черта не вижу, — проворчал Сержант. — Что там за хрень?

Он постучал по дисплею, но безрезультатно. На визирной сетке прибора вспыхивали и исчезали бледно-зеленые пятна. Похоже на выстрелы, подумал он. Слева от них стреляли какие-то люди. Он различил дорожный знак с надписью «Шоссе 22, 376, Пенн Линкольн Парквэй». Остальное было не важно. На экране метались странные фигуры разных оттенков. Картинка напоминала какой-то дурной кислотный трип.

— Я видел знак, — сказал Сержант. Он активировал внутреннюю связь и сказал, — Дальше сворачивай на Парквей Вест, Даки.

— Есть, — ответил Даки.

Они почти прорвались. Как только они доберутся до шоссе, они повернут на запад и пожар останется позади.

Он добавил Стиву, — Вообще то мы могли добраться до восточного шоссе и там повернуть на запад. Никто же нам не выпишет штраф за неправильную езду. Верно?

— Разве что это сделает Уэнди, — подумал он, подавив улыбку. У него в голове промелькнул вопрос, — Что она в нем разглядела? Кроме формы и знаков отличия, он не видел в себе ничего особенного. Здоровяк, которого красивые девушки вроде Уэнди могли считать хорошим другом, но никак не любовником. Подобные девушки западали на стрелка, с его квадратной челюстью и телосложением серфингиста.

Стив ничего не ответил, продолжая смотреть в перископ.

— Все в порядке, Стив?

— Нет, Сержант, — сквозь зубы ответил стрелок.

— Что ты видишь? Что там такое?

Стив, вздрогнув, отвернулся от перископа. У Сержанта екнуло сердце. Он сразу почуял неладное. Лицо напряглось. На лбу выступили капельки пота. Глаза заблестели, как у животного, попавшего в капкан.

— Посмотри сам.

— Но…

— С приборами все в порядке, — сказал ему стрелок.

— Но эти помехи…

— То, что ты видишь реально.

— Стив…

— Посмотри, Сержант. Посмотри еще раз.

Сержант сконцентрировался на картинке оптического реле, и у него тут же перехватило дыхание, когда мечущиеся, казалось бы, случайные формы стали сливаться в монстров.

«Брэдли» несся по дороге, расталкивая или сминая брошенные машины. А по обеим сторонам двигались покидающие горящий город твари. Бабуины, идущие, покачиваясь, на выгнутых кузнечьих ножках. Неуклюжие огромные чудища с щупальцами. вместо рыл. Кожаная стена, заполненная какой-то невообразимой мозаикой из кричащих человеческих лиц. Гигантские шары из плоти, словно раздувшиеся от крови клещи, шагающие на тонких ногах-ходулях. Тварь с гигантскими клешнями вместо рук. Полдюжины других особей. И, конечно же, сотни Инфицированных, бредущих, словно беженцы, в грязных, рваных футболках, военной форме, деловых костюмах, джинсах, и платьях. Их бормотание сливалось с постоянным ревом двигателя.

Похоже, огонь сегодня выгнал всех из своих убежищ. Позади них полыхал пожар, выбрасывая вверх столбы пламени и оседая бесконечным дождем пепла на этот парад чудовищ.

— Что это за твари? — пробормотал Сержант. — Что все это значит?

* * *

Выжившие сидели в темном, жарком и душном десантном отсеке и смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами. Они не могли поверить, что еще живы, когда тысячи других людей попали в лапы Инфицированных или сгорели заживо в огне пожара. Каждый вдох давался с трудом. Они все взмокли от пота, и старая дорожная одежда, только постиранная накануне, липла к телу. Было жарко как в печи. Они едва могли двигаться, зажатые коробками, полиэтиленовыми мешками и бутылями с водой. Под ногами катались различные банки и бутылки, издававшие бренчание при каждом резком повороте. Этан сидел, забившись в угол, и неглубоко дышал, всеми забытый.

Энн испытывала чувство глубокого удовлетворения, оказавшись снова в дороге. Подобное успокоение она находила в гудении двигателя, запахах страха, пота, и дизельного топлива. Здесь они были в безопасности, в темной и душной металлической утробе «Брэдли». Она открыла бутылку с водой, сделала большой глоток, и передала дальше. Ей нравилась дорога. Это была ее стихия.

Сидевшая напротив нее Уэнди, прикрыла рукой улыбку.

Энн уставилась на нее, не понимая, что сейчас могло быть поводом для веселья.

Уэнди перехватила ее удивленный взгляд и спросила, — Ты когда-нибудь делала что-нибудь на эмоциях, что оказывалось потом единственным верным решением?

— Нет, — ответила Энн, с трудом пытаясь припомнить подобное.

Уэнди нахмурилась и отвернулась. Энн не хотела ее обижать. Иногда ей казалось, что она уже не знает, как ей вести себя с другими людьми. Все ее мысли, чувства и воспоминания, в конечном счете, уносили ее в ту темную часть ее разума, где непрестанно гибли люди. Она не знала, как сказать Уэнди, что большую часть жизни она живет, руководствуясь эмоциями, и что все, кого они любили, рано или поздно, умрут.

* * *

— Даки ранен, — сказал Стив. — Он говорит, что с ним все в порядке, но я думаю, что он серьезно пострадал.

Сержант ничего не ответил. Он ждал, когда стрелок договорит.

— Там в гараже были твари, Сержант. Гребаные монстры. Какие-то темные фигуры двигались вокруг машин, но я их не разглядел. Потом увидел одну. Гигантская жирная тварь, покрытая слоновьими хоботами, которые трубили как сирены. Когда она издала этот звук, хоботы выпрямились и задрожали. Она шла, расталкивая машины. От одного ее вида, меня чуть не вырвало. А потом мы увидели маленькую белую обезьяну без шерсти, с ногами как у кузнечика. Она едва могла ходить. Она была какая-то больная. Да и видела с трудом. Ей было больно. Как новорожденный ребенок. Какая-то ошибка природы, выжившая не смотря ни на что. Она двигалась, издавая такой странный клокочущий звук. Она походила на маленького ребенка, ищущего свою семью. Нам стало ее жалко.

И эта маленькая тварь прыгнула на Даки. Я смог снять ее с него только с помощью ножа. Даки упал, сказав, что ранен. У твари были острые зубы, и она кусала Даки где-то рядом с горлом, поэтому я подумал, что он ранен туда, хотя самой раны я не нашел. Шея у него была мокрая, но крови не было. Я спросил его, куда он ранен, и он показал мне бедро. Эта маленькая тварь использовала зубы вместо рук и ног, чтобы держать. Она… Я не хочу говорить, что она сделала с бедром Даки, но это как-то неестественно. Она… уколола его, большим жалом, которое было у нее между ног, как хвост у скорпиона. На месте укола осталась большая опухоль. Он сам вызвался сесть за руль. Мне пришлось помочь ему сесть в машину. Он едва мог идти.

Стив замолчал. Сержант несколько секунд тер глаза. Шум, издаваемый толпой Инфицированных, почти перекрывало громкое гудение двигателя. Выстрелов больше не было слышно.

— Даки, — сказал Сержант в микрофон, прикрепленный к каске, — Как слышишь меня?

— Я в порядке, Сержант, — ответил водитель.

— Как твоя рана?

— Сказал же, я в порядке.

— Как доберемся до ближайшего безопасного места, посмотрим, что там у тебя.

— Но кто? Кто посмотрит?

Сержант не знал, что ответить. На самом деле у них не было ни медикаментов, ни медицинских знаний, ни санитара. Они действовали целиком на свой страх и риск.

— Я все еще могу выполнять свои обязанности. Так что дайте мне делать мою работу, пока я в состоянии.

Сержант неохотно кивнул. Он не знал, что сказать. Наверно, он просто должен его поблагодарить.

— Держись, — сказал он сквозь зубы. — Мы постараемся найти помощь.

— Сержант, я просто хотел сказать…

Воздух заполнил невообразимый яростный рев, такой всепроникающий, что Сержант сначала подумал, что он возник у него в голове.

* * *

Выжившие вздрогнули от этого звука и уставились друг на друга широко раскрытыми влажными глазами. Рев прекратился так же внезапно, как и начался, сменившись топотом ног и внезапным ударом, от которого машина завибрировала как гонг. Этот грохот пронзил их тела насквозь и гудением отозвался в головах, выбив все мысли, словно удар тока. Все вздрогнули и зажали руками уши. Потом последовал новый удар, вызвавший вибрацию в груди.

Снова раздался рев, заполнивший воздух, потом еще один удар. Нечто непрерывно атаковало «Брэдли». Машина попыталась увеличить скорость, накренилась, потом выровнялась. Уэнди увидела, что Пол съежился, обхватив себя руками, зажмурив глаза, и что-то беззвучно бормотал. Она никогда раньше не видела Преподобного за молитвой. Мысль, что «Брэдли» небезопасен, вызвала у нее глубокое беспокойство.

Рев, похоже, не собирался смолкать. Он накатывал волнами бесконечного отчаяния и ярости, сводя их с ума. Он так плотно заполнил воздух, что Уэнди стало трудно дышать. Она понимала, что бы то ни было там снаружи, оно большое, сильное и злобное. У нее в голове промелькнул вопрос, каковы размеры легких этой твари. Потом все ее мысли куда-то испарились, когда ужасный стук повторился ее раз и еще раз. И тут Уэнди не выдержала и закричала, тонким и каким-то далеким голоском, как крик ребенка в аэродинамической трубе. Она подалась вперед, и Тодд крепко схватил ее за руку. И тут новый удар бросил их на коробки и друг на друга. Напротив нее сердито кричала Энн, а Пол, сморщив лицо, зажимал ладонями уши.

Атака, похоже, длилась целую вечность. Внезапно тварь потеряла к ним интерес и отстала позади. Толчки прекратились. Рев стал стихать, оставив оглушительный звон в ушах и покалывающую вибрацию в груди. Тварь жалобно кричала вдали, словно сожалея, что «Брэдли» уезжает, и умоляя его вернуться. Уэнди хватала ртом воздух, сердце билось в груди как колокол. Она видела испуганные, бледные лица, плачущие в темноте и с трудом узнавала их. Она зажала ладонью рот, неуверенная, что еще не перестала кричать.

«Брэдли» смял брошенный военными блокпост. Наконец они вырвались из Питтсбурга на свободу. Позади, словно ранний рассвет, пылал город.

ФЛЭШБЭК: Сержант Тоби Уилсон

Застава Сойер имела все прелести типичной сильно укрепленной деревни. Но горы здесь были потрясающие. Настоящая крыша мира.

Афганистан, страна афганцев.

Когда «Брэдли» забрался на гребень и покатил по откосу, Сержант, сидевший в телескопическом кресле, откинув люк, впервые увидел заставу. Она была всего лишь еще одним островком в гигантском архипелаге мелких артиллерийских баз, разбросанных по горам.

Солдаты называли ее Мортаритавиль.

Застава Сойер располагалась на длинном склоне долины. Небольшой комплекс бункеров из мешков с песком, бараков и палаток, окруженный крепкими бревенчатыми стенами и рядами колючей проволоки под напряжением. С хребта она казалась маленькой и незащищенной.

Сержант присвистнул. База размещалась в плохом месте. Над ней возвышался ряд хребтов. Оттуда афганцы могли накрыть минометами весь комплекс, и незаметно уйти в горы. Ближайшая вертолетная поддержка была в двадцати пяти минутах лета отсюда. Неудивительно, что здешних парней считали фаталистами. Они жили в этой глуши в почти полной изоляции, и враг мог напасть на них отовсюду в любое время.

«Брэдли» стал догонять «грузовик с бубенцами», машину на высокой оси, раскрашенную в пестрые цвета и звенящую сотней блестящих побрякушек. С заднего бампера на него смотрели жутко намалеванные женские глаза, загадочные как у кошки. В открытом кузове сидело несколько человек в мешковатых брюках и свободных туниках, типичных для афганских мужчин.

Улыбаясь из облака пыли, поднятого грузовиком, Сержант помахал им рукой. Мужчины переглянулись, потом один из них кивнул, видимо давая другому разрешение, и тот робко помахал в ответ.

— Вот и приехали, — подумал Сержант. — Мы делаем успехи. Салам, приятель.

С дороги бросились врассыпную зайцы, скрывшись за камнями.

Это были старейшины и их слуги из одной деревни в долине, ехавшие принять участие в собрании на базе. Несколько лет пуштуны в этом диком районе провинции Нуристан, недалеко от Пакистанской границы, поддерживали американцев. Земля здесь была очень лесистая, в основном это были хвойные деревья, в то время как большинство афганцев жили сельским хозяйством и скотоводством. Здешние жители занимались лесозаготовками, еще со времен Чингиз Хана. Они продавали лес Джалабаду, Ментариаму, Пакистану. Тот «грузовик с бубенцами», за которым ехал Сержант, большую часть времени, похоже, возил дрова. Талибы же были деспотичным народом и не вели бизнес, поэтому люди обрадовались, когда американцы выкинули их из страны. Однако вскоре Кабул стал принимать законы, ограничивающие торговлю с Пакистаном. Местные ворчали, но давали американцам поблажку, когда те строили дороги, школы и регулярно посылали им подарки — школьные принадлежности, молоко и молитвенные коврики.

Талибы сохраняли в этом районе активность. Этот регион являлся коридором для мятежников, сновавших между Афганистаном и Пакистаном. Местные неминуемо попадали под перекрестный огонь. ВВС сбросили на деревню управляемую бомбу, но промахнулись, и вместо талибского командира среднего звена, тогда погибло тринадцать гражданских, включая несколько детей. В результате местные переключили свою поддержку на мятежников, а в иностранных солдатах теперь видели неверных оккупантов. Последние шесть месяцев в долине шли яростные сражения, что стоило отряду тридцати процентов всего личного состава. Участок Афганской национальной полиции в ближайшей деревне к востоку от них подвергался нападению столько раз, что полиция была полностью деморализована. Без поддержки местных жителей американцы не имели за пределами своего комплекса никакой влияния.

Поэтому целью собрания было прекратить вооруженное противостояние.

Для демонстрации силы на базу были отправлены два «Брэдли» с тяжело вооруженной пехотой. Сержант был рад оказаться в головной машине. Большую часть пути он мог наслаждаться прекрасным видом, не задымленным другой машиной.

Он искренне любил Афганистан и даже научился любить здешних жителей. Афганцы жили бок о бок со смертью. Это одно из мест на земле, где кочевники, живущие на подножном корму, были обычным делом. Очень старое место. Через него прошли бесчисленные армии — греков, римлян, индийцев, монголов, британцев, русских. Афганцы победили британцев и русских и ничего не достигли, столетние войны довели страну до обнищания. И многие люди здесь жили так, как жили уже тысячи лет, в невежестве и бедности.

Сержант вырос в Лос-Анджелесе, и постоянно чего-то искал. В юности он был членом уличной банды, сначала приторговывал наркотой, потом стал вышибалой. За три дня до своего семнадцатилетия он убил одного парня, но его так и не поймали. Через месяц его бросила девушка, и он в пьяной ярости успел расколотить лобовые стекла у всех машин в двух кварталах, пока не появилась полиция. Он попытался ударить одного из копов, и его превратили в кусок мяса. На суде ему предоставили выбор, тюрьма или армия.

Через два года его направили служить в Афганистан. И вот он сидит в «Брэдли» и смотрит на танки «М1 Абрамс», едущие за полями мака, окруженными дикими горами Хинду Куша и бескрайним синим небом.

А то, чего он искал, он так и не нашел.

Колонна проследовала за «грузовиком с бубенцами» на базу в плотном облаке пыли. Из грузовика высыпали люди. Один седой тип, с белыми от катаракты глазами и длинной белой бородой, сердито оглядывался вокруг. Из большой палатки, установленной для собрания, появился полковник с сотрудниками штаба. Все пожали друг другу руки. Старик с бородой отошел в сторону, отказавшись здороваться. Заметив Сержанта, он сплюнул и сказал что-то по пуштунски, закончив словами «Йабба дабба ду!»

Сержанту было знакомо это выражение, но слышать его никогда не доводилось. Это афганский сленг, который можно было примерно перевести, как «падающие ящики, ломающие дома». Во время своего вторжения в 2001, американцы сбрасывали на деревни ящики с едой. Некоторые падали на хижины и разрушали их. Воистину, благими намерениями вымощена дорога в ад.

Один из афганцев, который помахал ему в ответ из грузовика, рассмеялся и сказал, — Не принимайте на свой счет. Он думает, что вы русские. Он думает, что вы все русские.

— У него хорошая память, — сказал Сержант. — Может он еще думает, что я британец.

— Ха, может быть. Здесь гибли и русские и британцы. Надеюсь, у вас все будет хорошо.

— Иншалла, — сказал Сержант. Если на то будет воля божья.

Афганец искренне рассмеялся. — Даже на вершину самой высокой горы есть тропа, воскликнул он, цитируя афганскую пословицу. Теперь настала очередь Сержанта рассмеяться.

Подъехали еще несколько грузовиков с делегатами из деревни. Отряд Сержанта вылез из «Брэдли» в полной боевой готовности, чтобы продемонстрировать афганцам свою огневую мощь. Место мгновенно заполнилось местными жителями и тяжело вооруженными солдатами, которые обменивались приветствиями и переговаривались между собой. Полковник пригласил всех в большую палатку на чай, и в комплексе снова стало тихо.

Один доллар можно было поменять на пятьдесят афгани, местных денег. Сержант повидал большую часть Афганистана, и особенно ему нравилось бывать на крупных базах в базарные дни, когда можно было купить местную еду, утварь, и прочее. Он любил местную еду, особенно рис пилау, и ел его так, как его ели афганцы, которые черпали его лепешками наан и отправляли в рот. Но на мелких базах купить было нечего, и заняться нечем, кроме как уклоняться от пуль.

Сержант поговорил несколько минут с Деверо о базе, и ее уязвимых местах, а потом решил присоединиться к остальным солдатам, сидевшим и курившим на ведрах и ящиках с патронами в защитной тени бетонного бункера. Этот закуток видимо считался местной гостиной.

— Добро пожаловать в Мортаритавиль, — сказал один из солдат. — Есть сигареты?

Деверо протянул пачку, и все стали рассказывать анекдоты, солдатские байки, и вскрывать мешки с сухпайком в поисках конфет. Сержант удобно устроился на земле, прислонившись спиной к деревянному ящику с бутылками с водой. Солдаты уже хохотали над Деверо. Парни из отряда называли его «Афганцем», за то, что он любил рассказывать длинные истории. Из малейшей перестрелки он раздувал эпическое кино, главные роли в котором отводились ему и «Брэдли». Сержант любил эту часть армейской жизни. Травить байки и иногда над кем-нибудь подшучивать.

— Мне не важно, черный ты или белый, Сержант, — говорил Деверо. — Я был бы не прочь быть черным чуваком, как ты, если б не столько гребаных козлов вокруг. Но белым быть лучше, потому что белых козлов больше, чем черных, поэтому у белого шансов оказаться козлом меньше. Кто-нибудь что-нибудь понял?

— По крайней мере, ты не бубенец, — сказал Деверо один из солдат, имея в виду афганцев. — Для бубенцов все козлы. Это место кишит козлами с незапамятных времен.

Сержант рассмеялся.

Собрание затянулось на весь день. Потом афганские лидеры забрались в свои «грузовики с бубенцами» и отправились назад в деревню. Уезжали они с улыбками, что солдаты расценили как добрый знак. Разнеслась весть, что полковнику удалось расположить к себе местных. Сержант понял, что ему и его парням придется остаться здесь на ночь, а на утро они вернутся в свое подразделение в Метариам. Над долиной раздался знакомый металлический шум. Он посмотрел вверх, щурясь от солнца, и увидел пару вертолетов «Чинук», сопровождаемых одним боевым вертолетом «Апачи».

Один из «Чинуков» закачался в воздухе и внезапно рухнул вниз, разбившись о горы, и разваливаясь на части, покатился сквозь деревья.

— Ух, ты, — сказал Деверо одному солдату. — Ты видел?

Солдат удивленно покачал головой и, сморщив нос, сказал, — Как-то смешно пахнет. — Потом закатил глаза, и с криком упал на землю.

— Санитар! — заорал Сержант, опускаясь на колени рядом с другим солдатом, чтобы проверить у него признаки жизни. — Нам тут нужна помощь!

Но солдаты повсюду падали с криками на щебень.

Из палатки выбежал полковник.

— На нас напали! Все по местам!

«Апачи» развернулся и столкнулся с другим «Чинуком», и они оба рухнули на гору, подняв вверх сто ярдовый столб пыли и камней.

Солдаты падали и лежали на камнях, крича, выгнув тела от боли.

— Срань господня, — сказал Сержант и бросился к «Брэдли».

Он в панике забрался на место командира, сердце бешено колотилось в груди. Что случилось с теми людьми? Они умерли? Если это биологическая или химическая атака, почему ей подверглись не все? Если это сделали Талибы, то шутки кончились. Они просят лучшую армию в мире о полном истреблении, и они его получат.

Подождав несколько минут, он пересел на место стрелка, и просканировал в перископ вершины холмов, на случай возможной вражеской атаки.

Крики прекратились. Сержант чуть не заплакал от облегчения. После нескольких минут полной тишины, комплекс наполнился громкими голосами. Сержант просидел три часа, время от времени переговариваясь по рации с командиром другого «Брэдли», пытаясь хоть что-то выяснить. Мартинез и Томпсон, водитель и стрелок, так и не вернулись. Он приготовился к худшему.

По борту «Брэдли» кто-то постучал.

— Ты там, Сержант? — раздался голос Деверо. — Ответь же, черт побери!

Сержант открыл люк и высунулся, вглядываясь в сумерки.

— Я здесь, — сказал он. — Со мной все в порядке. Ты как? Твои парни в порядке?

Его товарищ кивнул. У него был остекленевший взгляд и бледное лицо.

— Справляемся, — ответил Деверо.

— Где мой экипаж?

— Их нет, Сержант.

— Черт побери! — в ярости воскликнул Сержант.

Деверо добавил, — Всех переносят в большую палатку, где проходило собрание. Пострадало двадцать процентов персонала базы.

Это же каждый пятый. Невероятно.

— Какой уровень тревоги? Почему все ходят вокруг?

— Полковник только снизил степень безопасности на тридцать процентов, — сказал Деверо. — Я слышал, что полковнику доложили по рации, что такое происходит везде, и полковник не считает, что это нападение. Сейчас они с капитаном спорят, посылать ли на место крушения вертолетов отряд, чтобы узнать, есть ли выжившие. Капитан отказывается отдавать приказы. Он не хочет идти туда. Говорит, что на нас могут напасть.

— Что значит, такое везде происходит? — сказал Сержант. — Ты имеешь в виду, по всей стране?

— АТАКА!

Повсюду в поисках укрытия бегали солдаты. Деверо побежал и нырнул в минометный окоп, оставив Сержанта искать источник огня. Мина, не долетев до цели, разорвалась у самой бревенчатой стены базы. Вслед за вспышкой в небо взметнулось гигантское облако дыма и пыли. Со скалистых высот ударил пулемет. На комплекс посыпались пули. На дальних холмах мелькали вспышки пистолетных выстрелов. Сержант вздрогнул, когда мимо ушей просвистели первые пули.

Он забрался обратно в «Брэдли», с помощью ручек управления развернул орудийную башню и нацелил пушку и пулемет на вершину хребта.

Это местные, догадался он. Они тоже стали падать с криками, и подумали, что это наших рук дело. Боже, в этой песочнице семьдесят тысяч солдат НАТО и почти тридцать миллионов афганцев. Двадцать процентов это будет четырнадцать тысяч солдат НАТО, но шесть миллионов афганцев! Если они думают, что это наших рук дело, нам крышка. Они вырезали чертову Красную армию за какое-то несчастное вторжение.

Он открыл огонь, выпустив снаряды по дуге в сторону вершин. Пулеметный огонь прекратился.

— Большой пес 1, это Большой пес 2, выйди на связь, — услышал он по рации.

— Я здесь, Большой пес 2, — ответил он, ища новую цель.

— Марк 19 убит! — кто-то завопил снаружи.

По всему комплексу рвались мины. В «Брэдли» попала реактивная граната — сильный удар, и она отскочила, взорвавшись в воздухе и осыпав броню осколками.

— Большой пес 1, мы получили сообщение о стрельбе со стороны полицейского участка. Можешь подтвердить?

— Подтверждаю, — сказал он в микрофон. — Со стороны полицейского участка ведется вражеский огонь, Большой пес 2. Мятежники захватили здание.

— Они твои, Большой пес 1. Удачной охоты.

Он открыл огонь из пушки, послав серию снарядов в здание. Оно тут же скрылось в большом облаке дыма и пыли.

— Цель поражена, — сказал он.

— О, боже. О, боже.

— Большой пес 2, это Большой пес 1.

Потом он увидел. Афганцы открыли навесной огонь по палатке, в которой находились павшие солдаты. Радио заполнилось яростными криками.

— Нужно накрыть огнем этот чертов холм!

Человеку свойственно выживать. Когда он выживает, он превращается в зверя, которым когда-то был. А звери думают только о своем выживании. Дело лишь в том, драться или отступать, и много раз зверь, сидящий у вас внутри заставлял вас слепо бежать в укрытие. Сержант знал, что делает солдата хорошим бойцом. Это когда он правильно научен контролировать свои эмоции. То, что делает солдата смелым, и даже благородным, это желание пожертвовать своей безопасностью ради жизни своих товарищей.

Солдаты выбегали на открытое пространство, чтобы вызвать огонь на себя, отвлечь мятежников от стрельбы по палатке, и гибли на месте. Сержант насчитал трех солдат, корчившихся на земле и истекающих кровью, а четвертый лежал неподвижно. Другой солдат стоял на покрытой гильзами земле и непрерывно стрелял в сторону холмов. Это был Деверо.

— У «Афганца» будет что рассказать, если он выживет, — подумал Сержант. Он продолжал поливать подавляющим огнем по вражеским позициям на хребте.

Рация не смолкала.

— На открытом пространстве с севера и востока обнаружены силы противника. Они пересекают минное поле.

Мятежники устроили полномасштабную атаку, послав первую волну на минное поле. Сразу за первой шли две дополнительные волны. А потом будет рукопашная среди бараков. Их атаковали сотни мятежников.

Застава Сойер вот-вот будет захвачена. Сержант слышал вдалеке крики «Йалла йалла!». Один прокричал «Аллаху Акбар!», и остальные подхватили клич. Уровень огня усилился. Рядом с бункерами стали рваться ручные гранаты.

— Джалабад сказал, что поддержки с воздуха не будет.

— Санитар! — кричал кто-то.

— Противник у колючки, у нас противник у колючки.

Несколько мин взорвалось, подняв воздух гейзеры из сухой земли и деревянных щепок. Солдаты отступали, взрывая все позади себя.

Сержант не мог управлять «Брэдли». Это был его блиндаж, его собственный форт Аламо. Он просканировал передние сектора, ища цели, но все вокруг заволокло дымом и пылью. У бункеров раздавались отдельные выстрелы. Он увидел, что огневой расчет покидает горящее здание и отступает к следующей линии обороны.

Рядом с машиной стали рваться гранаты. Сержант понял, что «Брэдли» находится сейчас перед позицией американцев, а не позади нее. Коктейль Молотова взлетел высоко в воздух и ударил в заднюю часть оружейной башни, тут же охватив ее огнем.

В поле зрения появились первые мятежники. Они стреляли из автоматов АК-47 и бежали, пригнувшись к земле.

Сержант переключил пулемет М240 в режим ближнего боя и срезал их очередью. По броне машины щелкали пули. Он увидел, что рядом с одним из бараков разместилась команда гранатометчиков, они целились в другой «Брэдли». Он быстро переключился на пушку, и зарядил ее.

— Пошла! — прошептал он, нажимая переключатель стрельбы на правой контрольной рукоятке. Мятежников разнесло серией взрывов.

Даже когда видимость ухудшилась, он продолжал стрелять из пушки, пытаясь сдержать наступление мятежников.

— У нас есть поддержка с воздуха!

Это был вертолет «Апачи». Он летел сквозь шквал огня, сыпля ракетами «Хеллфайер» по мятежникам, бегущим по открытой местности к пылающей базе. Солдаты ликовали. Выпустив все ракеты, вертолет перешел на бреющий полет.

Похоже, все жители долины здесь, подумал Сержант. Они пытались уничтожить нас из-за этого ужасного недоразумения. Теперь, когда мятежники зажаты на открытом пространстве между «Брэдли» с одной стороны и «Апачи» с другой, мы тоже собираемся уничтожить их из-за того же самого недоразумения.

Это война.

Бой шел до самой ночи. Солдаты выпустили осветительные ракеты и вели перестрелку с мятежниками трассирующими очередями. Сержант провел ночь на месте стрелка, мочился в пластиковую бутылку и изнемогал от жажды. Снаружи непрерывно кричали раненные. Лишь к рассвету, мятежники растворились во тьме. Более сотни тел устилали скалы и громоздились вокруг сожженных и разрушенных бункеров.

Оставшиеся в живых в полубессознательном состоянии шатались среди развалин базы. Сержант нашел Деверо и других парней из отряда. Каким-то чудесным образом никто из них не пострадал. Они обнялись. Деверо сказал, что полковник приказал закрыть базу и перебросить всех в Джалабад, где закрепились американские военные силы. Он узнал, что его экипаж находится в палатке. Они все были в коме, но в бою опять же не пострадали.

— Сейчас вся страна будет нас ненавидеть, — сказал Деверо. — Как мы отсюда выберемся?

— Добро пожаловать в ад, — сказал ему Сержант, но старая армейская поговорка прозвучала как-то фальшиво. Он направился к большой палатке, не зная, что будет дальше. Война внезапно изменилась. А возможно, и весь мир.

В двадцати ярдах от «Брэдли» на земле лежал умирающий мятежник. Он беззвучно молился, захлебываясь собственной кровью. Это был тот веселый афганец, который махал ему с грузовика и переводил проклятия старейшины.

Глядя на него, в Сержанте закипела ярость.

— Это не наших рук дело, — сказал он. — Прежде чем ты умрешь, я хочу, чтобы ты знал. Мы не делали этого. Весь этот бой был бесполезен.

— Бог ненавидит вас, — ответил афганец, и свет померк в его глазах.

* * *

Несколько недель спустя, когда горящий Питтсбург остался позади, Сержант вспомнил о своих товарищах, служивших с ним за океаном. После начала эпидемии лишь часть военнослужащих, размещенных за океаном, была отправлена домой. Он не знал, что они сейчас делают там, тысячи солдат, оставшиеся в диких уголках мира. Не знал, вернутся ли вообще домой парни из той песочницы. Не стреляют ли сейчас в своих соотечественников, вместо афганцев. Если он увидит их когда-нибудь снова, он скажет, «Па кхар рагла». Слава богу, что вы вернулись целыми и невредимыми.

Стоянка грузовиков

Уэнди вышла, пошатываясь, из раскаленного «Брэдли» на большую открытую парковку. Посмотрела, щурясь, на пасмурное небо. Горячий воздух мгновенно высушил пот на лице и охладил кожу, отчего она почувствовала, будто вылезла из печи. Она сделала глубокий вдох, но тут же закашлялась. Тяжелый воздух имел острый химический запах гари.

Перед ней раскинулось большое здание, на котором висела вывеска «Заправка, завтраки и мойка машин». Сбоку к зданию примыкали два топливных островка под навесами, один с бензином для легких автомобилей, другой — с дизелем для тяжелых грузовиков. Без электричества здание выглядело темным и заброшенным. Люди давно покинули это место. Пустые парковки были усеяны мусором, перекатывавшимся при каждом порыве ветра.

На мгновение она представила себе, как водители заправляют здесь свои грузовики во время долгих рейсов, потом направляются в забегаловку, чтобы выпить кофе и отлить. Потом видение исчезло. Она знала, что в эти дни люди могут видеть призраков. Они повсюду, если знаешь, куда смотреть. Все, что тебе нужно, это вспомнить прошлое. Вызвать в воображении воспоминания об умершем мире.

Она хватала ртом пахнущий дымом воздух. Сама атмосфера здесь была какая-то выгоревшая. Здесь пахло раком легких. Невероятно, но маленькие серые снежинки мягко опускались на пустынный пейзаж. Для его изможденного разума потребовалось несколько минут, чтобы понять, что эти снежинки ничто иное, как горячая зола. На самом деле, это были кремированные останки Питтсбурга, унесенные в атмосферу мощными конвекционными потоками, и рассеянные повсюду ветром. Два кружащихся кусочка золы опустились ей на плечо, и она рассеянно попыталась стряхнуть их, оставив серое пятно.

Питтсбург все еще горел. Уэнди повернулась на восток и уставилась на огромную стену дыма, поднимающегося над руинами города.

— Все, что я знала, было в этом городе, — хрипло сказала она. Горло першило от жары и саднило от крика. — Все и всех, кого я знала в этом мире.

Место, где она родилась и где выросла. Дом, где она впервые покурила «травку», и дом, где потеряла девственность. Школа, где ее научили основам, и школа, где ее научили быть копом. Участок, где она работала, и все окрестности, которые она патрулировала, торговый центр, где одевалась, супермаркет, где покупала продукты, бары, где выпивала пару пива в конце недели. Кинотеатр рядом с домом, где она посмотрела с дюжину фильмов с разными друзьями в разное время, хоспис, где умерли ее родители, госпиталь, где родилась ее племянница, ресторан, где она влюбилась в Дейва Картера, патрульная машина, ставшая для нее вторым домом.

Эти места, и люди, наполнявшие их, и сыгравшие в ее жизни большие и маленькие роли, все сгорели дотла. Все пропало в огне. И все ее прошлое тоже пропало. Слишком многое, чтобы понять. Страшно даже представить.

— Не верю, что этого больше нет, — сказала она, с трудом сглотнув.

Она повернулась, чтобы посмотреть, слушает ли ее кто-нибудь, но рядом никого не было. Все остальные выжившие, бродившие в полубессознательном состоянии по пустой парковке, вдруг остановились, будто удерживаемые невидимым поводком, связывающим их с машиной. Они все отошли как можно дальше друг от друга, и, тем не менее, не могли побыть в полном одиночестве. Ей захотелось отойти еще дальше.

Похлопав по висящему на бедре «Глоку», чтобы ощутить его обнадеживающую тяжесть, Уэнди направилась к шоссе.

* * *

Этан очнулся на теплом асфальте. Голова раскалывалась. Он чувствовал себя, как цыпленок, которого забыли достать из духовки. Он открыл один глаз и тут же зажмурил, когда свинцовое небо болезненно ослепило его. Моргая, он снова попытался открыть слезящиеся глаза. Медленно привыкнув к свету, он стал различать фигуры на широкой парковке перед простым прямоугольным зданием. Стоянка грузовиков, подумал он. За ней лес и холмы. Они не только покинули госпиталь, они вообще ушли из Питтсбурга. Что же случилось прошлой ночью?

Последнее, что он помнил, это резкий укол в предплечье.

Он попытался сфокусировать взгляд на темных фигурах. Очков не было, а на расстоянии он видел с трудом. В расплывчатых фигурах он постепенно различил других выживших. Энн была в «Брэдли» и разбирала вещи. Солдаты перенесли совсем ослабшего водителя под тент одной из заправок. По их поведению ему показалось, что они инфицированы. Инстинктивно он решил притвориться мертвым. Он закрыл глаза и попытался проигнорировать боль в мочевом пузыре.

— Куда мы сейчас пойдем? — спросил кто-то. — Где-нибудь сейчас безопасно?

Этан узнал голос; это был Пол. Он пережил внезапное ощущение дежа вю, один из бесконечных кошмаров, которые снились ему прошлой ночью. Опять это странное чувство дезориентации, незнание того, кто он и почему он здесь. По крайней мере, теперь он знает, что остальные не заражены. Инфицированные не разговаривают. Он открыл глаза и попытался сесть. Горячий воздух с запахом дыма жег глаза. Его рубашка была покрыта какой-то красной коркой. Не кровь. Рвота. Кислотный запах снова вызвал рвотные рефлексы. Он застонал, поднявшись на четвереньки. Зрение затуманилось от слез. Он вытер глаза и заметил, что другие выжившие смотрят на него.

— Воды, — прохрипел он. Звук его голоса показался ему чужим. Язык онемел.

Энн вышла из «Брэдли» и бросила на землю коробку. Она порвалась, и из нее на асфальт выкатились банки. Она вытащила пистолет и направилась к нему. Другие выжившие подтянулись поближе.

— Можно мне немного воды? — сказал он.

Энн ударила его ногой в грудь, отшвырнув на теплую жесткую землю.

— Ублюдок, — сказала она.

От внезапного стресса у него снова перехватило желудок. Он корчился в саже, задыхаясь и исторгая рвоту.

Энн присела рядом с ним, схватила за волосы, вдавив дуло пистолета в щеку. Небо потемнело с порывом ветра.

— На нас напали, — прошипела она ему прямо в ухо. — На нас напали, а ты был не с нами. Нам пришлось выносить тебя оттуда. Нам пришлось нести тебя на руках. Ты подвел нас, Этан.

— Не делай это, Энн, — сказал Пол суровым, приказным тоном.

Справившись со своим желудком, Этан перевел дыхание и уставился на Энн.

— Да, сделай это, — сказал он.

Энн удивленно отшатнулась.

— Ты хочешь умереть? Так?

— Мне уже все равно.

— Ты хочешь, чтобы это сделала я, потому что не можешь сделать это сам. Ты трус. Я сделаю хуже. Я оставлю тебя здесь им.

Он не знал что ответить, понимая, что она права. Он уже не надеялся найти свою семью, а без семьи у него вообще не осталось надежды. Но он не знал, как умереть.

— Мне жаль, что я повел вас, — сказал он. — Если хотите сделать из меня козла отпущения, хорошо. Мне уже все равно. Делайте, что хотите.

— Он знает, что не прав, Энн, — сказал Пол. — Что сделано, то сделано.

— Кто-то ему доверяет? — спросила Энн, глядя на других выживших. — Кто-то здесь ему доверяет? Дело не в справедливости, дело в нашей безопасности.

— Мы все здесь знаем, что поставлено на карту. Думаешь, мы не знаем?

— Оставь его, — сказал Тодд пронзительным, надломленным голосом.

— Это мог быть любой из нас, — добавил Пол.

Он встал рядом с Этаном, держа дробовик. Этан понимал, что эти люди не его друзья, и что он совсем их не знает.

— Ты хочешь жить или нет, парень? — спросил его Пол.

— Я хочу жить, — сквозь зубы ответил Этан. — Но выживать я устал.

— Это не ответ, — сказал ему Пол. — Мы должны знать, можно на тебя рассчитывать, или Энн права, что мы должны расстаться прямо сейчас. Итак, простой вопрос. Можем мы на тебя рассчитывать?

— Да, — сказал Этан.

— Он мой, — прогремел командирский голос.

Сквозь кольцо выживших протиснулся Сержант. Он был без каски, в правой руке сжимал автомат. Солдат посмотрел на него сверху вниз.

— Ты пойдешь со мной, — сказал он.

* * *

Энн вернула пистолет в кожаную наплечную кобуру и направилась обратно к «Брэдли». Припасы, которые она оставила на земле, уже покрылись серым слоем сажи, приобретя унылый вид. Она испытывала непреодолимое желание продолжить путь. Пол внезапно преградил ей дорогу, прижимая к груди дробовик, и посмотрел на нее сверху вниз. Этот взгляд мог бы напугать любого, но только не ее. Она обошла Пола и снова двинулась к машине.

— Нам нужно поговорить, Энн, — сказал он. — Мне нужно тебе кое-что сказать.

Но она, не обращая на него внимания, стала рыться в ящиках, пока не нашла побитую кепку «Филлиз», красную бандану «Пейсли», и бутылку воды. Надев кепку на голову, она открыла бутылку и намочила бандану, прежде чем повязать ее на лицо, чтобы прикрыть рот.

— Мы все смотрим на тебя, — сказал Пол. — Если дела идут очень плохо, мы все смотрим, что ты скажешь. Даже в том случае, если думаем, что ты не права. Потому что мы тебе верим.

Энн пристегнула свою фляжку на ремень.

Тодд пристально посмотрел на нее. — Куда ты собираешься, Энн?

Пол сказал, — Есть вещи, которые ты не в праве решать. Например, кому оставаться и кому идти. Ты не в праве принимать такое решение. Это от тебя не зависит.

Тодд добавил, — Почему бы нам не выбраться из этой сажи и не составить план? Нам нужен план.

Энн, прищурившись, смерила Пола взглядом.

— Я хочу прогуляться, — сказала она, поднимая свое ружье с прицелом. — Ты остаешься за главного.

Она двинулась в сторону дальних деревьев.

— На твоем месте я бы этого не делал, — сказал Пол.

— Ты не я, — ответила она.

— Когда вернешься? — нервничая, спросил Тодд.

Энн не ответила. Целенаправленным шагом она вышла на шоссе. Вдали виднелись крошечные фигурки, бредущие вдоль дороги. Из машин тут были лишь брошенные остовы, с распахнутыми настежь дверями. В ушах по-прежнему звенело от крика атаковавшего их монстра.

Ей требовалось какое-то время побыть одной. Она наслаждалось внезапным ощущением пространства.

С каждым днем они все сходили с ума, и все они — каждый в свое время — ломались от стресса. И она это знала. Это может происходить по-разному. И если кто-то из них ломается, он подвергает других риску. Этан, например. Он пережил какой-то срыв, и всех подверг опасности. У этого человека уже есть дурная привычка палить из ружья с закрытыми глазами. Он просто не так крут в бою, как другие. Энн не хотела обращать на это внимание, так как Этан обладал хорошим чутьем и предупреждал их об опасности, как в случае с танком и двуглавым червем. Коктейли Молотова тоже были его идеей. Он сделал реальный вклад, но если он сломается, то станет для всех обузой. Он будет занимать место в «Брэдли», потреблять дефицитные ресурсы. И что хуже всего, он не прикроет им спину.

Поэтому, как группа, они должны сделать непростой выбор. Энн не хотела бы, чтобы кто-то погиб, пока этот выбор не сделан. Если бы это зависело от нее, она оставила бы этого человека здесь, как они оставили госпиталь прошлой ночью. Это было бы печально, но необходимо.

Пройдя по дороге примерно с милю, она заметила густой черный дым, видимо валящий от горящей посреди шоссе машины. Она посмотрела в оптический прицел и увидела пару автомобилей оливкового цвета, одним из которых был «Хаммер» с включенными фарами, а другим — военный бортовой грузовик с объятой огнем кабиной, из которого и валил дым. Энн прищурилась, стараясь рассмотреть получше, но из-за пепла ничего не было видно. Видимость постоянно ухудшалась. На землю облаками черных снежинок продолжали опускаться тонны пепла, быстро превращающиеся в какую-то адскую вьюгу, кружившую вокруг деревьев и заволакивающую небо.

Энн повесила ружье на плечо, сунула руки в карманы и двинулась на запад.

Она знала, что Сержант, Пол, и другие выжившие становятся сентиментальными. Хотят узнать друг друга получше, и даже становятся друзьями. Они забывают, что сентиментальность сейчас непозволительная роскошь. Они забывают, что имеют эту роскошь лишь потому, что стали максимально жесткими. Потому что не щадят себя.

У нее было чувство, что другие бросили ее. Но они не двинулись вперед. Они сделали шаг назад. Они становились теми, кем были до конца света.

Энн же не могла возвращаться.

Приблизившись к «Хаммеру», она сняла ружье с плеча и стала двигаться осторожнее, держа оружие наготове.

Она чуть не споткнулась о первое тело. На земле среди сломанного оружия и россыпей гильз лежали четыре мертвых солдата, покрытые слоем золы. Головы у всех отсутствовали. Нечто обезглавило их, бросив останки на съедение птицам.

Из рации в кабине «Хаммера» наперебой звучали разные голоса, из которых в эфире постепенно остался только один, настойчивый женский, — Патриот 3–2, Патриот 3–2, это Патриот, как поняли меня, прием? Десять секунд белого шума, потом обращение повторилось.

Что-то захрустело в деревьях, издавая вздохи.

* * *

Уэнди словно в оцепенении брела по усыпанной пеплом дороге, изучая адский серый пейзаж, колеблющийся от потоков горячего воздуха. Над руинами Питтсбурга, словно далекая буря, продолжала подниматься гигантская стена дыма. Тяжелые частицы устремлялись в небо, подхватываемые раскаленным воздухом. Шоссе простиралось на восток длинной прямой линией, растворявшейся в дымной мгле. Вдалеке брели какие-то фигуры — возможно, беженцы, спасающиеся из ада. Сквозь падающий пепел мерцали крошечные огоньки фар. Ей захотелось лечь на теплую сажу в овраге за дорожным ограждением и слиться с землей. Она помнила, что так сделал Филипп. Он был тертый калач, но однажды увидел старый номер «Уолл-стрит джорнал» и сел в золу его почитать. Он был в таком же состоянии, как она сейчас. Он не мог смотреть, как его мир умирает. Когда ты понимаешь, что завидуешь мертвым, ты уже не держишься за него.

Она знала, что остановка в госпитале была ошибкой. Они доверили ему свои надежды, поверили, что нашли безопасное место. Но это не тот мир, где они жили раньше. Все эти надежды — на жизнь, а не жалкое выживание, на хоть какое-то будущее после конца эпидемии, на новые мечты — были слепо и безжалостно разбиты. В этом мире были заброшенные дома, населенные гигантскими безликими существами и враждебные бронированные машины в темноте. В этом мире целые города выгорают дотла и все, что ты когда-либо знал и любил, превращается в тонны пыли, парящие в верхних слоях атмосферы. В этом мире умирают дети. В этом мире лучше ни на что не надеяться. Лучше продолжать двигаться и не останавливаться.

Единственное, что давало ей силы, так это тот краткий момент близости между ней и Сержантом прошлой ночью. Это воспоминание все еще грело ей душу. Она зашла к нему в комнату с намерением дать ему намек, а может быть, немножко пофлиртовать. Я вижу тебя. Она хотела дать ему понять. Ты видишь меня, а я вижу тебя. Она поняла, что целует его, и впала в блаженное небытие. Она сказала себе, что мир умирает, а любви так не хватает, поэтому нужно ловить ее везде, и когда только можно. Уэнди думала, что они с Сержантом сделаны из одного теста. Вот что влекло ее к нему. Он — солдат без армии, центурион, продолжающий сражаться даже когда весь его легион пал. Она — коп в стране беззакония. Когда она спала коротким сном в его объятьях, она чувствовала себя в большей безопасности, чем когда-либо. Ее удивляло, как какой-то простой мужчина смог дать ей чувство защищенности в этом опасном мире.

На пути Уэнди попалась группа беженцев, в основном молодые мужчины и женщины. Одни шли, завернувшись в одеяла, другие несли рюкзаки и зонтики, некоторые в защитных очках и респираторах. Все вооружены ножами, ломами, бейсбольными битами, и даже самодельными копьями. Сажа заскрипела у нее на зубах. Она сплюнула и пожалела, что не взяла фляжку.

— Привет, — сказала она, глядя на них с любопытством. — С вами все в порядке?

Люди не обращали на нее внимания и словно в оцепенении проходили мимо. Их волосы и плечи покрывал светло серый пепел.

— Вы идете не в том направлении, — сказал какой-то мужчина, обнажив серые зубы.

Одна женщина обратила внимание на ее бейдж и ремень, и спросила, не коп ли она.

— Куда мы должны идти? — спросила она.

Уэнди выплюнула жвачку, уже хрустящую от пыли. Женщина с тоской посмотрела, как та упала в золу.

— Советую идти на запад, — сказала ей Уэнди. — И держитесь от Питтсбурга как можно подальше.

— Имеете в виду, что на этой дороге нет спасательной станции?

Мужчина с кровоточащим ухом закричал, — ВЫ ИЗ ЛАГЕРЯ ФАПЧС?

— Я не знаю никакого лагеря ФАПЧС, сэр.

— ЧТО?

— Если он не на этой дороге, то где? — с нарастающей паникой в голосе спросила женщина.

Вокруг собралась небольшая толпа. Люди смотрели на Уэнди с надеждой, негодованием и шоком, подрагивая от жары. Кричавший человек замолчал, ненадолго сбитый с толку, а потом снова закричал, — ВПЕРЕДИ НЕТ ПОМОЩИ? ТО ЕСТЬ МЫ САМИ ПО СЕБЕ?

— Я не знаю ни о какой спасательной станции ни о лагере ФАПЧС. И я здесь не в официальной должности. Я тоже ушла из города после пожара с другой группой людей.

— Мы потеряли все, — заплакала женщина. — У нас нет еды. Какие-то парни с ружьями на дороге отобрали у меня последнюю воду. Куда я должна идти?

— Где были вы, копы, когда эти монстры разорвали мою семью на куски? — сказала женщина с лихорадочно блестящими глазами. Брови и почти все волосы у нее сгорели, правую часть лица покрывала большая грязная повязка. — Вот, что я хочу знать. Я звонила в 911, и никто не пришел. Никто не пришел, и теперь мой Эдвард мертв. Эдвард, Билли, Зои, и меленький Пол. А теперь вы появляетесь и пытаетесь сказать, что нам делать? Где вы были, леди, черт вас дери?

Разгневанная толпа напирала. Их зыбкие надежды рухнули, негодование захлестывало их.

— Мне очень жаль, — сказала Уэнди. Она хотела объяснить ситуацию, что ее участок был захвачен, что она сейчас сама по себе и не может им помочь, но этим людям было все равно. Для них она была символом. Они смотрели на нее голодными, дикими глазами из-под складок тряпья, намотанного на головы. Они громко кашляли в кулаки, мучаясь от недостатка воздуха.

— Дайте мне что-нибудь, — прошипела женщина, протягивая руки к лицу Уэнди.

Уэнди сделала шаг назад и положила руку на баллончик со слезоточивым газом. Она чувствовала, что подходит к опасной черте, и знала, что собирается ее переступить. Толпа напирала, что-то бормоча.

Какой-то мужчина с тростью в руках, проходя мимо, закричал, — Эй, что вы пристали к девушке? Помощи не будет, и полиции больше нет. Она уже не коп. Отстаньте от нее.

Уэнди рассвирепела, но прежде чем она успела что-то сказать, в дымной мгле раздались отголоски выстрелов. Все, вздрогнув, повернулись на шум. Еще минуту назад они угрожали ей, а на самом деле они были напуганы и измотаны.

— Вам нужно туда, офицер, — сказал мужчина, не сбавляя шаг. — Там пара парней на грузовике грабят людей и убивают всех, кто оказывает сопротивление. Хотите быть копом? Сделайте с этим что-нибудь.

* * *

Этан прошел за Сержантом мимо «Брэдли» и остановился, открыв от изумления рот. Машина выглядела так, будто попала под кирпичный град. Сваренная алюминиевая броня была покрыта вмятинами и царапинами. Несколько листов с боку отсутствовало.

Сержант повернулся и увидел, что Этан отстал.

— С тобой точно все в порядке?

— Мне нужно глоток воды.

— Я дам тебе воды, когда мы сделаем одно дело, окей?

— Окей.

— Энн немного перегнула палку.

— Мне все равно, — ответил Этан. Его тело будто полностью онемело. Он не чувствовал боли. Не чувствовал ничего. — Что случилось с вашим танком?

— Те листы это активно-реактивная броня, — сказал ему Сержант. Она защищает машину, взрываясь наружу при попадании в нее поражающего элемента, снижая его пробивную способность.

Что же ударило в «Брэдли» с такой силой?

— Что случилось прошлой ночью? — спросил Этан.

— Был пожар, — сказал ему Сержант. Видишь золу, оседающую на нас? Это все, что осталось от Питтсбурга — во всяком случае, к западу от Мононгахелы и Огайо.

— А что случилось с машиной?

— Врата ада открылись. Если бы мы не выбрались из дыма, нас бы здесь не было. Та тварь выбила из моей машины все дерьмо. Пошли.

Этан в изумлении покачал головой. Сержант сказал «Та тварь». Это не обычные Инфицированные, и не червь. Похоже, командир не знал, с кем сражался в темноте. Этан предположил, что у Инфекции есть и другие дети, возможно целое семейство чудовищ. Если есть нечто, способное бросить вызов американскому бронетранспортеру, человечеству, похоже, придется отказаться от своих претензий на планету.

Он часто размышлял, что же могло вызвать пандемию. Как образованный человек, он отказывался верить в сверхъестественную причину. Инфекция распространялась через вирус, но вирус не объясняет эти странные мутации. В первые дни эпидемии, ученые выдвинули предположение об утечке из лаборатории нанотехнологического оружия. Могла ли нанотехнология породить таких монстров?

Этан снова поймал себя на том, что рассматривает теорию инопланетной колонизации. Некая инопланетная раса из глубин космоса размножается по всей галактике. Вместо космических кораблей, она посылает в космос «саженцы», которые, в конечном счете, попадают на Землю и поражают ДНК местных обитателей, вызывая их мутацию и адаптируя к инопланетной экологии. Вначале эти существа слабы, потому что еще не адаптировались к экологии Земли. Они едят мертвых, но все равно голодают, потому что их пищеварительная система пока не способна принимать такую пищу. Обратив доминирующий вид против себя через Инфекцию, они зарылись в самые темные уголки заброшенных зданий, где адаптировались и размножались. Спустя время они окрепли и стали истреблять доминирующий вид, и завоеванию земли вошло в заключительную фазу. Этан понимал, что в этом есть какой-то смысл. Иначе, зачем они стремятся уничтожить наших детей?

А может, инопланетяне действительно летят к нам на кораблях, и подготавливают планету к своему прибытию, постепенно истребляя местных обитателей. Значит, человечество сражается не с инопланетянами, а с их фауной. Эти твари отвратительны, но они не злые в том смысле, что наносят вред человеку из злых побуждений. Они охотятся за людьми для пропитания. В каком-то смысле, они как миллионы голодных львов, бродящих по улицам, охотящихся и поедающих людей просто чтобы выжить.

Похоже, большая часть человечества так и не узнает, что же их убило.

Его семья нуждалась в нем больше, чем когда-либо. Он будет продолжать их искать. Потому ли он так спокоен, что тешит себя иллюзией, что они еще живы? Он не знал.

Я буду продолжать тебя искать, Мэри. Никогда не перестану искать.

Они подошли к фигуре, сидящей, прислонившись к заправочной колонке. Человек был бледен, худ, со впалыми щеками и синяками под темными глазами. Он сидел, безвольно свесив руки. Этан внезапно узнал в нем водителя — точнее, то, что от него осталось. Стрелок присел рядом с ним и попытался дать ему воды.

— Сержант сказал, — Ты сообразительный, Этан. Уверен, что ты знаешь, как ему помочь.

Даки Джонс потерял тридцать фунтов, с тех пор как Этан видел его в последний раз. Этот человек буквально увядал у него на глазах, слабо покашливая. Его дыхание было учащенное и слабое. Он бросил на Этана осмысленный взгляд, в котором читались страх и надежда. Он все еще оставался человеком.

Этан выдержал на себе этот взгляд несколько секунд, потом посмотрел на отвратительную штуку, выступающую из его бедра.

* * *

Тодд осторожно вошел в здание стоянки, нарушив главное правило Энн никогда не ходить никуда в одиночку. При любой атаке он был бы сейчас уязвим. Однако сегодня правила Энн волновали его меньше всего. Прошлой ночью тот монстр изменил правила игры. Разве они смогут выжить, если на них охотятся такие чудовища? Как и большинство жертв хулиганов, Тодд был крайне чувствителен к ощущениям других людей, и лучшим определением настроения всей группы для него было сейчас слово «безумие». Безумие, тьма, грубость и злоба. Другими словами, моральный дух подорван. Они становились людьми, которым на все наплевать, людьми, теряющими надежду, которым нечего терять, которые утратили свои способности.

Они были готовы сдаться.

Войдя в фойе, он оказался перед выбором — ресторан, магазин и общественный туалет. Поскольку ему хотелось посидеть на нормальном унитазе, в общественный туалет он не пошел. Его заинтересовал магазин. Полки были разграблены, но кто бы это не сделал, большую часть товара он все же оставил. Он мог найти здесь неплохую добычу. Он вспомнил, что Уэнди хотела ножницы для ногтей.

Его не покидало гнетущее чувство, что группа разваливается. Энн и Уэнди разбрелись неизвестно куда, Пол вывалил содержимое «Брэдли» прямо в сажу под предлогом наведения порядка в припасах, а водитель умирал у заправочной колонки. Энн чуть не вышибла Этану мозги. А что Тодд? Никто не хочет его слушать. Видимо они считают его ребенком. Но он не бросит группу. Он испытывал к ней очень сильную преданность. Однажды Гручо Маркс съязвил, что он никогда не хотел бы быть членом клуба, который считал бы его своим членом. Тодд всем сердцем хотел быть членом клуба, потому что ему предложили членство. Америка представлялась далекой мечтой. Это крошечное племя было сейчас его народом. Эти люди не просто инструменты для добывания пищи и охраны его сна. Они гораздо большее. Они были для него вместо семьи.

На самом деле, хоть он и доверял другим выжившим и чувствовал себя с ними комфортно, он почти не знал их как людей, даже после того, что ему пришлось вместе с ними пережить. Все, о чем они говорил, это то, как они планируют выживать ближайшие десять минут. Они не рассказывали о своих хобби, где провели прошлогодний отпуск, или какой у них любимый сорт мороженного. У них были сильны воспоминания, но они никогда не рассказывали о своем прошлом. Сейчас прошлое казалось менее реальным, чем тот монстр, атаковавший их прошлой ночью. И о прошлом было слишком болезненно вспоминать, слишком многое было потеряно. Тодду нравились другие выжившие, но его взаимоотношения с ними были преимущественно поверхностными. Он чувствовал сильнейшую связь с самой группой. Он действительно чувствовал себя в полной безопасности, общаясь с другими через группу, как через медиума.

Но если группы больше нет, к кому или чему тогда испытывать преданность?

Когда он вошел в магазин, звякнул колокольчик, от чего сердце у него бешено заколотилось. Запах был затхлый. Воздух неподвижный и какой-то мертвый. Он случайно задел ногой двухлитровую бутылку «Маунтин дью» и она покатилась по полу. Он вздрогнул от шума, поднял ружье и осмотрелся, отступая к ближайшей стене.

— Может, заходить сюда одному, была не самая лучшая идея, — подумал он, ловя ртом воздух. — Еще один подобный испуг, и я умру от разрыва сердца.

Прилавки при ближайшем рассмотрении вызвали еще большее разочарование. Большинство товара все еще лежало на полках или висело на крючках, но не было ни еды, ни воды, ни лекарств. В основном здесь были товары, предназначавшиеся дальнобойщикам, живущим в дороге не меньше месяца. Фильмы и аудио-книги, радиооборудование, плакаты «Хазмат», схемы выезда со стоянки грузовиков, дорожные атласы, электрические сковороды, тостеры, адаптеры постоянного тока, кофеварки и видеосистемы.

Тодд не понимал, зачем водителю кофеварка, но потом понял, увидев на коробке, что они работают от адаптеров постоянного тока. А эти адаптеры позволяют работать приборам с переменным током. Внезапно у него наступило прозрение. Большинство техники больше не работало, потому что ей был нужен переменный ток, и он знал единственный способ получить его при неработающей сети. Это аварийный генератор, работающий на дизельном топливе, пропане, или природном газе.

Он мог запустить все это от автомобильных аккумуляторов, которых здесь было в избытке, потому как их хозяева были либо инфицированы, либо мертвы.

— Как хорошо быть в чем-то спецом, — сказал Тодд сам себе. Он медленно стал осознавать, что только что сорвал большой куш, или вроде того.

* * *

Уэнди решительно шагала сквозь дымную мглу. Расстегнутая кобура с «Глоком» покачивалась на боку. Она офицер полиции, она все еще на дежурстве и все еще защищает жизнь и собственность. Возможно, последний коп Питтсбурга. Возможно, последний государственный служащий, все еще делающий хоть что-то. Когда она ушла, толпа, поспорив, двинулась за ней, посмотреть, чем можно будет поживиться, но со временем отстала и продолжила свой долгий путь на запад. Вероятно, им не очень верилось, что она сможет остановить бандитов и вернуть их припасы. Стоянка грузовиков осталась далеко позади, в миле от нее, если не больше. Химический туман окружал ее со всех сторон, видимость была менее пятидесяти ярдов. Впереди, в нарастающих волнах горячего воздуха, маячили фары большого автомобиля.

Она услышала выстрелы, вздрогнув, а потом сделала суровое выражение лица.

Однако абсурдность ситуации беспокоила ее. Что она собирается делать? Арестовать тех людей? А что потом? Судов больше нет, судей тоже. Нет ни тюрем, ни надзирателей. Вся правовая система рухнула. Есть лишь самосуд — закон ружья, когда правосудие вершится с помощью пуль. Как тогда? Она должна убить их? Даже у шерифов на диком западе были судьи, суды и община, на которую они могли рассчитывать.

В горле запершило. Она прокашлялась, а потом стала обдумывать свой следующий шаг.

Наверное, она должна крикнуть «Стоять, полиция!», прежде чем стрелять, подумала она, горько усмехнувшись. Зачитать им права, прежде чем открыть огонь, а потом хладнокровно прикончить за то, что они могли совершить что-то противозаконное, когда еще были законы и правительство.

Она уже не коп, сказал тот мужчина.

Внезапно Уэнди остановилась, открыв рот, и вернула «Глок» в кобуру. Уже не коп, сказал он. И он был прав.

От осознания этого простого факта у нее защемило в груди.

Я сделала все возможное, подумала она, пытаясь вспомнить павших, которых она считала своим племенем, но не могла представить их лиц. Даже Дейв Картер был каким-то смазанным пятном. В голове пульсировала боль, она чувствовала легкое головокружение. Ей нужно принести воды.

Тогда пора возвращаться.

Уэнди медленно сняла свой бейдж, погладила его большим пальцем, и убрала в карман. Решено. Она развернулась и зашагала обратно к стоянке грузовиков.

В стране слепых, одноглазый не король. Не король, потому что никто не узнает в нем короля. Другие даже не подозревают о его существовании.

Уэнди долго и тяжело кашляла от дыма и копоти. Легкие горели огнем. Когда она прокашлялась, ее лицо озарила улыбка. — Если ты все еще жива, после того, как часть тебя умерла, — подумала она философски, — значит все равно, что возродилась. Она переживет это.

Стрельба позади усилилась. Фары грузовика задрожали и мигнули. Через несколько мгновений до Уэнди донеслись отголоски первых криков. Вокруг сгущалась мгла.

Уэнди бросилась бежать, вздрогнув от внезапного осознания того, что ее решение перестать быть копом, возможно, спасло ей жизнь.

* * *

Энн осторожно ступала между деревьев, держа ружье наготове. Она сморгнула каплю пота, просочившуюся из-под насквозь промокшей кепки. Палец подрагивал у спускового крючка. Она делала каждый шаг осторожно, сначала одна нога, потом другая. Сейчас она охотник. Она еще не знала, на кого охотится. Зверь где-то рядом, но какой, не известно.

Чей-то вздох за деревьями. Теперь она слышала их утробное клокотание. Их речь напоминала какой-то древний язык. Они общались бездумно, как спаривающиеся насекомые. Твари игриво носились в кустах, запрыгивая на деревья. Их скачки поднимали в воздух облака сажи, от чего твари повизгивали и чихали.

— Прямо как дети, — подумала она, и прогнала от себя эту болезненную мысль. В отличие от других выживших, Энн не задавалась вопросом, почему она здесь. Не сопоставляла постоянно себя, окружающий мир и то, что она делала раньше, до конца света. Энн была все еще жива, потому что полностью закрылась от своего прошлого. Ей не нужно вспоминать его, чтобы постоянно искупать. Она научилась жить здесь и сейчас.

Зола покрывала верхушки деревьев и летала в воздухе, застилая всю зелень и создавая искусственные сумерки. Энн на мгновение закрыла глаза, и когда открыла, увидела мерцающие во мгле глаза. Дюжины внимательных красных глаз, горящих во мраке леса. Она сделала еще один шаг вперед.

Листва задрожала, когда существа заметались среди деревьев. Воздух наполнился утробным клокотанием и визгами. Даже их визги напоминали язык. Они знали, что она здесь. Из охотника она превратилась в наблюдателя. Их слишком много, и рисковать было нельзя.

Энн медленно подняла ружье и уставилась в оптический прицел. Медленно осмотрелась, пока не остановилась на небольшой группе, собравшейся у подножия огромного дуба. Перекрестие прицела замерло на маленькой обезьяньей мордочке, что-то жующей испачканным ртом. Как будто почувствовав на себе взгляд, существо оскалило окровавленные зубы и уставилось на нее злобным, бессмысленным взглядом. Она переместила прицел и посмотрела на других, засовывающих себе в рот куски какого-то мохнатого животного.

Она заплакала, глаза наполнились горячими слезами. Она упала на колени, содрогаясь от рыданий.

Лес внезапно ожил от воя и визгов.

— Это же собака, — сказала она. — Чья-то старая собака.

Энн сдержала следующий всхлип, громко шмыгая носом и вытирая слезы тыльной стороной ладони. Вскоре она восстановила дыхание. Она ненавидела этих тварей всеми фибрами души. Она подняла ружье, прицелилась в чью-то скалящуюся морду и спустила курок.

Ружье громко выстрелило, грохот выстрела эхом прокатился по лесу. Существа с воем и визгами бросились напролом через подлесок, собираясь в кучу для атаки. Воздух наполнился едким запахом кордида.

Уперев ружье в плечо, она выстрелила снова. Перед тем, как прицел заволокло дымом, она заметила, как взорвался чей-то череп.

— Я убью вас! — закричала она изо всех сил. Ее голос зазвенел среди деревьев. — Слышите, маленькие уродливые ублюдки?

У ее пса был почти сверхъестественный дар ловить тарелки.

Существа попытались собраться снова. Энн застрелила еще одного и остальные ускакали за деревья. Похоже, они были сбиты с толку расстоянием, с которого она уничтожала их по одиночке. Маленькие твари прыгали вокруг, рыча, скаля зубы и раздувая маленькие бочкообразные груди. Они указывали в ее сторону и бросались в нее своим дерьмом. Она выстрелила снова. И снова. Группа выскочила из леса, прыгая на комичных кузнечьих ножках. Она продолжала отстреливать их. Стреляла, пока в ружье не кончились патроны. Они заметили ее заминку. С неимоверным воем, дети Инфекции бросились на нее всем скопом. Она бросила ружье.

— Будьте вы прокляты, — всхлипнула она, чувствуя во рту соль и сажу. Твари быстро приближались к ней большими скачками. — Будьте прокляты за то, что вы сделали.

Энн подняла обе руки с пистолетами и обрушила на них град смертоносных пуль.

* * *

Пол вытащил из «Брэдли» большой мешок и громко выругался, когда тот лопнул в его руках, и на асфальт посыпались банки, пакеты с рисом, бутылки с водой, медицинская клейкая лента, дезинфицирующее средство для рук, тампоны, спрей от комаров и нож для резки картона. Все было выпачкано в саже. Он чувствовал, что пепел покрывает его голову и плечи, пробирается под рубашку, смешивается с потом и превращается в какую-то грязную пасту. Этак он превратится в язычника. Сортировка припасов походила на греческий миф, в котором боги обычно жестоки к тем, кто им поклоняется.

Он снова залез в горячее, темное нутро «Брэдли». Спина болела от ходьбы в полусогнутом виде. Порылся в трех аккуратно свернутых костюмах индивидуальной защиты, которые нашел накануне. Такие носили солдаты в правительственном убежище, у них есть респираторы. Он нашел один, с уже подсоединенным фильтром и натянул на голову. В респираторе пахло как в мужской раздевалке, и воздух поступал слабо, но в целом, он вроде работал. Легкие уже так не саднило. Он задрал маску вверх, сел, закурил сигарету, бросил спичку на пол, и закашлялся.

Где же ты, Бог?

Пол не молился уже несколько недель, с тех пор как Сара пришла к нему, протягивая скрюченные руки. В своих беседах с Богом он всегда находил путь к внутреннему спокойствию и решению проблем.

Почему же ты оставил нас?

Может быть, это какое-то испытание для человечества и лично для него? Если так, то это не справедливое испытание. Представьте себе школу, где ученики на экзамене должны гадать, какой будет вопрос, прежде чем дать ответ.

Боже милостивый, позволь мне остаться твоим слугой. Я лишь хочу служить тебе и восхвалять тебя через добрые дела, распространяя благую весть о твоем воскресшем сыне.

Он размышлял. Что он сделал, чтобы помочь, кроме бесконечной борьбы с дробовиком в руках? Ждут ли его еще в царствии небесном? Похоже, учения Иисуса не работали при этом холокосте. Те, кто следовал Божьему запрету на убийство, гибли первыми.

Он был готов уже сдаться. Он помнил, как стоял у стены в правительственном убежище, когда эвакуировали других беженцев. Люди толпились у дверей, пока Пол делал вид, что молится над рядами мешков с телами, аккуратно разложенными вдоль стены. Он решил остаться, когда другие уйдут. Он захотел остаться, потому что собирался залезть в один из этих мешков и лежать там, притворившись мертвым, пока Бог не придет за ним.

А вместо этого, Энн научила его воевать.

Бог уже положил конец этой нечестивой эпохе, обрушив на землю великий потоп. Потом вода отступила и Ной, выйдя из своего ковчега, увидел руины городов, покрытые водорослями, и тысячи, десятки тысяч раздутых трупов, наполовину погребенных в иле.

Ной был испытан. И все же Бог разговаривал с Ноем.

Поговори с нами, Господи. Скажи нам, что ты хочешь.

Он наступил на сигарету и с горечью подумал, что Ной где-то строит свою крепость для праведников, а Пол там просто оказался лишний.

Он не Ной, и он знал это. Однако, он чувствовал, что имеет много общего с Иовом.

Бог спросил Сатану, что тот думает о Иове, воистину благочестивом человеке. Сатана ответил, что Иов любит Бога лишь потому, что Бог осчастливил его богатством, здоровьем и семьей. Бог разрешил Сатане испытать Иова. Сперва, было уничтожено все его имущество. Затем ветер убил его детей. Иов продолжал восхвалять Бога, лишь сетуя, дескать, Бог дал, Бог взял. Затем Сатана поразил его фурункулами. Сидя на пепелище, Иов горевал, но не винил в этом Бога.

Наконец, не выдержав, он проклял тот день, когда родился. Он понял, что его жизнь лишена смысла, и что ему остается лишь умереть. Он не понимал, почему Бог заставляет человека страдать.

Это хорошая история, и Пол имел к ней непосредственное отношение.

Бог пришел к Иову с вихрем и сказал ему, что тот не вправе вопрошать Бога, потому как Бог — царь вселенной, не отвечает ни в чем перед своими творениями и не нуждается в их одобрении.

Пол всегда думал, что это какая-то отговорка. Бог дал Иову страшный ответ, который сводился к одному: Я — Бог, а ты никто, поэтому не проси меня оправдываться перед тобой.

Тем не менее, ответ был таким.

Поговори с нами, Господи. Если ты не развариваешь с нами даже в такое темное и горькое время, почему мы должны хранить тебе верность?

Евреи боролись с холокостом более шестидесяти лет, пытаясь вернуть веру в справедливого и милосердного Бога. Миллионы их были отравлены в газовых камерах, расстреляны, сожжены в печах лагерей смерти. Пол не знал, что человечество сделает с Богом, когда и если закончится эта чума. Если же Бог не нуждается в людском одобрении, то сможет пожертвовать им.

Старозаветный бог наградил Человека за такое своенравие мором и убийствами. Но как Иов, по сути, сказал, что еще ты можешь сделать со мной, чего не делал?

Пол надел респиратор и вышел в ранние сумерки. Гигантские клубы дыма ползли по небу, извиваясь, словно в муках. Он несколько минут стоял и наблюдал, как зеленый ландшафт медленно превращается в серую пустыню. Он думал о других выживших, бродящих в пустыне, одиноких и лишенных надежды. Это то место, где люди смотрят в лицо самим себе и узнают, кто они на самом деле. В войне и невзгодах мы узнаем свою истинную натуру. На смертном одре, наше проклятие как земных существ в том, что мы смотрим в зеркало нашей обнаженной души, и видим, кто мы есть на самом деле.

Хрустнув коленями, он присел и стал смахивать золу с припасов. Ему нужно было рассортировать их и загрузить обратно в «Брэдли». Фонари, печка Колмана, баллоны с пропаном, масло для чистки винтовочных стволов и машинное масло, аптечка, клейкая лента, жгут, бечевка, рулон пластиковой ленты, мешки с солью, витамины, туалетное ведро, известка, кофейник, алюминиевая фольга, мыло, лапша быстрого приготовления, бобы, водонепроницаемые спички, болторезы, энергетические батончики, спальники, карманные фонарики, его потрепанный томик библии.

Господи, разрушил бы ты Содом, окажись я там?

Авраам просил Бога пощадить Содом и Гоморру, ведь так он уничтожит невинных вместе с нечестивцами. Он спросил Бога, разрушит ли он город, если в нем живет всего если в нем живет всего лишь пятьдесят невинных, но Бог не послушал его. пятьдесят невинных, и Бог сказал, что нет. Он спросил Бога, разрушит ли он город, если в нем живет всего если в нем живет всего лишь пятьдесят невинных, но Бог не послушал его. сорок пять невинных, и Бог сказал, что нет. И так он торговался с Богом, сорок, тридцать, двадцать. В конце концов, остановился на десяти. Пол всегда хотел знать, почему Авраам не просил милосердия, даже если бы один невинный человек жил в этом городе.

Пол решить стать праведником, чтобы спасти мир от Божьего гнева, но не знал как. Это мир, где праведники гибнут первыми.

Он просил у Бога совета, но тот не отвечал.

* * *

— О, господи, — сказал Этан.

Он помнил сюжеты в новостях про бедных детей из развивающихся стран, которых доставляли в госпитали Соединенных Штатов, где у них удаляли гигантские доброкачественные опухоли. Эти причудливые существа носили на лице по двадцать футов плоти. Опухоли представляли собой большие массы ткани, сформировавшиеся в результате аномально быстрого воспроизведения раковых клеток.

У Даки на бедре росло нечто похожее, но это не обычная опухоль. Это было обезьяноподобное существо. Свернувшееся в позу эмбриона оно дышало, и, по-видимому, спало. Этан увидел, что водитель разрезал себе брюки, чтобы освободить постоянно растущую тварь. Теперь он понимал, почему солдаты унесли водителя сюда, подальше от других выживших. Они не хотели, чтобы другие видели Даки в таком состоянии.

Сержант спросил водителя, как тот себя чувствует. Даки перевел взгляд на Сержанта, но выражение его не изменилось.

Стрелок покачал головой. — Он дышит-то уже еле-еле, — сказал он.

Сержант многозначительно посмотрел на Этана. — Итак. Ты же сообразительный. Что думаешь?

Этан осмотрел штуку, растущую из бедра Даки, стараясь ее не трогать. Похоже на рак, но это не рак, это паразит. Он не верил своим глазам. Видимо, все тело этого человека полностью превратилось в донора этой растущего существа. Похоже, что тварь перестроила внутренние органы Даки, и, давя на мочевой пузырь, заставляла его почти непрерывно мочиться какой-то мерзкой, вонючей розовой жидкостью.

С чисто научной точки зрения, зрелище было захватывающее, почти сверхъестественное, но с человеческой — ужасное и омерзительное.

— У нас мало времени, — сказал стрелок.

— Что скажешь, док? — спросил Сержант. — Сможешь его починить?

— Я не понимаю, что именно вы от меня ждете.

Сержант протянул Этану нож.

— Сможешь его починить?

Этан едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Сержант не тот человек, которому можно смеяться в лицо, когда один из его людей умирает.

Сержант добавил, — Я стерилизовал его. Он чистый. Алкоголя и марли у нас полно.

— Он может не пережить операцию.

— Даки крепкий сукин сын, — Он слабо улыбнулся водителю. — Мы накачаем тебя как следует, Даки. Ты ничего не почувствуешь.

— Сержант, мне жаль вашего парня, — осторожно сказал Этан. — Но ему уже ничем не поможешь.

— Значит, я ошибся, вытаскивая твою задницу из госпиталя?

— Сержант, вы не правильно меня поняли. Подобная процедура потребует команду настоящих врачей и примерно полдня в настоящем госпитале. Я школьный учитель математики. И у меня хватает ума понимать, что я могу лишь убить этого парня. Посмотрите на эту маленькую кровоточащую ранку. Похоже, он пытался сам вырезать себе опухоль еще в «Брэдли», но от боли не закончил. Думаю, что в какой-то момент паразит отделится. Видите, тут у него уже формируются ноги, но сейчас его снабжает кровью вся кровеносная система. Если я вскрою опухоль, то если Даки не погибнет от болевого шока, то от потери крови точно…

— Срань господня, — прошептал Стив. Он отшатнулся от водителя и шлепнулся на задницу.

Глаза паразита открылись, и он стал изучающее разглядывать всех. Голова, соединяющаяся с телом тонкой пленкой прозрачной слизи, зашевелилась. Мужчин передернуло от отвращения. Даки смотрел на тварь широко раскрытыми, полными беспомощного ужаса глазами.

Существо начало осознавать происходящее вокруг. Оно буквально рождалось у них на глазах.

— Спокойно, Даки, — сказал Сержант неуверенным голосом. — Даже не смотри туда.

Этан указал на морду твари и сказал, — Видите, что она может двигаться, а Даки нет. Паразит сейчас сильнее своего хозяина, и он…

Он вскочил на ноги и с криком бросился бежать.

* * *

Сержант гнался за Этаном под темнеющим небом, зовя того по имени, кашляя от дыма и пепла, из-за которого почти ничего не было видно. Крошечная зеленая фигурка мерцала как пламя свечи в пятидесяти футах от него. Крики разносились во все стороны.

Внезапно Этан, задыхаясь, рухнул на колени. Солдат подбежал и тяжело опустился на одно колено рядом с ним, все еще кашляя.

— Дай посмотреть, — сказал он.

Этан стонал и дрожал, прижимая к себе окровавленную руку.

Пол с Тоддом подбежали и удивленно уставились на него.

— У него шок? — спросил Пол.

— Нет, — ответил Сержант. — Во всяком случае, не физический.

— Тебе нужна помощь?

— Что с ним стряслось? — спросил Тодд, хлопая глазами.

Сержант наклонился к уху Этана.

— С тобой все в порядке, — тихо и спокойно сказал он. — Теперь дай посмотреть.

Он все еще сомневался в увиденном, пока Этан медленно не раскрыл трясущуюся руку и не показал окровавленную культю, на месте которой раньше был указательный палец. Этот уродец откусил мне его. Сожрал с хрустом. Его маленькие черные глазки блестели от ненависти.

Этан с бледным и удивленным лицом смотрел на свою руку.

— Кто-нибудь, дайте аптечку, — сказал Сержант.

— Я принесу, — сказал Пол, и побежал к «Брэдли».

— И побольше воды, Преподобный, — крикнул Сержант ему в след. Он оторвал полосу ткани от рубашки учителя и крепко перевязал руку. — Мы позаботимся об этом, — сказал он Этану. — С тобой все будет в порядке. Сейчас сделаем компресс, окей? Потом как следует прочистим, и я зашью рану.

Тодд опустился рядом с Этаном на одно колено и сказал, — Ты жив, мужик. Ты жив.

— Все в порядке, — сказал Сержант. — Ничего страшного.

Этан что-то прошептал. Сержант наклонился поближе.

— Убей. Его.

— Да ну брось!

Этан поморщился и зажмурил глаза от боли.

— Это не убийство, а милосердие. Быстрее, пока…

На заправке раздался выстрел ружья Стива. Потом второй.

— Позаботься о нем, — рявкнул Сержант.

— Сержант? — воскликнул Тодд.

Сержант вскочил на ноги и бросился назад через парковку. — Нет, черт побери, нет!

Он обнаружил Стива, стоящего с дымящимся ружьем над трупом Даки. Глаза у него были дикие.

— Что случилось? — спросил Сержант.

— Та тварь, — сказал Стив, дрожа от отвращения и ярости. — Та гребаная тварь.

Сержант присмотрелся получше, но увидел лишь тело Даки, лежащее на земле, как пустая оболочка, и распростертое рядом тельце существа.

Еще он заметил, что паразит съел кусок ноги Даки.

* * *

Уэнди вернулась как раз в тот момент, когда Сержант нес обмякшее, завернутое в одеяло тело Даки. Он нес его легко, как ребенка, на небольшую возвышенность неподалеку, окруженную дубовыми деревьями. Там, рядом с выкопанной ямой, уже собрались Пол, Тодд и стрелок. Они спросили ее, где Энн. Уэнди покачала головой, в ужасе уставившись в пустую яму, чувствуя исходящий оттуда холод смерти. Она сказала, что Инфицированные близко. Все замолчали, опасаясь, что с Энн случилось худшее.

Сержант со Стивом осторожно опустили тело в яму.

— Он знал, что умирает, и все же продолжал делать свою работу до самого конца, спасая наши жизни, — сказал Сержант. — Когда та тварь атаковала нас, Даки продолжал вести машину. Ему было ужасно больно и одиноко, и все же он продолжал вести машину. Ради нас. За это, Даки, прими наши благодарности. Благодаря тебе, мы все еще здесь, и мы будем помнить тебя.

Он кивнул Полу, и тот стал читать нараспев, — Дни человека — как трава; как цвет полевой, так он цветет. Пройдет над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его. Милость же Господня от века и до века к боящимся Его. Аминь.

Аминь, — пробормотали выжившие.

Пол опустил на лицо респиратор, а другие натянули на рты мокрые банданы. Стив облил яму бензином и Сержант поджог ее. Все отпрянули от взметнувшегося яркого пламени. Это Сержант настоял на сожжении. Он сказал, что так ничто не сможет выкопать и сожрать его.

Времени на оплакивание не было. Сержант знал, что горе в это время непозволительная роскошь. Они должны найти Энн на дороге, если смогут. Спустя несколько минут выжившие побрели со склона обратно к «Брэдли», уже полностью укомплектованному и подготовленному в путь. В любой другой день они могли бы любоваться видом с этого холма, но только не сегодня. Не этой пустыней, где вдалеке маячили крошечные фигурки. Сержант заметил, что на стоянку грузовиков ворвалась группа беженцев, ищущих еду, воду, оружие и укрытие. «Брэдли» спрятан, но они должны вернуться на дорогу немедленно. Днем появится еще больше беженцев, еще сильнее отчаявшихся, а за ними придет Инфекция.

Энн ждала их у «Брэдли», держа руки на бедрах. Ее голова и плечи были обернуты тряпьем, покрытым опавшей золой. Рубашка забрызгана свежей кровью. Она стянула с головы тряпье и бандану, обнажив улыбающееся лицо. Они раньше не видели ее улыбки и сочли ее нелепой и в то же время какой-то странно жизнерадостной. Что-то подсказало им, что это не надолго. Все пройдут через это. Они живы, и смогут выживать дальше.

— Не оставляйте надежду, — сказала Энн.

* * *

«Брэдли» двигался вдоль Пенн Линкольн Парквэй по открытой, холмистой местности, мимо брошенных машин и колонн усталых пеших беженцев, несущих ружья, рюкзаки и детей. Группы беженцев держались на расстоянии друг от друга, никто не махал и не приближался к «Брэдли». Они шли на запад. Израненная, покрытая пеплом пустыня, которая когда-то была Питтсбургом, осталась позади. Пейзаж здесь был ярко зеленого цвета, внешне нетронутый.

Внезапно машина свернула с шоссе, миновав еще один заброшенный блокпост, и выехала на залитую солнцем двухполосную проселочную дорогу. Они двигались мимо телеграфных столбов, стоявших на равном расстоянии друг от друга, почтовых ящиков, ограничителей скорости, и знаков остановки школьного автобуса. С холмов открывался вид на дорогу справа, вдоль которой густо росли клены, буки и кизил. Вдали, по открытым зеленым полям шагали темные фигуры, кто по одиночке, кто маленькими группами. Воздух был влажный и чистый, его переполняли щебетание птиц и стрекот насекомых.

Через несколько миль «Брэдли» сбавил скорость, миновав вывеску «Ферма вечнозеленых растений Бьюкэнен» и помеченные рождественские елки, а потом свернул на длинную покрытую щебнем дорогу. Там он увеличил скорость и двинулся к видневшемуся вдалеке фермерскому дому, подняв огромное облако пыли. На полу в гостиной они обнаружили высохшие трупы большой семьи. Они улыбались посиневшими губами и обнимали друг друга, а вокруг валялись пустые пузырьки из-под таблеток. Выжившие вынесли тела и сожгли их на заднем дворе, откашливая сажу из легких и наслаждаясь зеленью и ленивым пением птиц. Энн хотела уйти от Питтсбурга подальше, но Сержант сказал, что они останутся на ночь здесь. Пол рассматривал свежие могилы, потом семейные фотографии на стенах, с которых на него смотрели поколения людей, владевших этой землей до Инфекции, и понимал, что мир медленно становится призрачным. А может, призраки это мы, и даже не знаем, что умерли. В конечном счете, выживание стало своего рода чистилищем между миром живых и миром мертвых. Энн вернула Этану его очки, которые она захватила в госпитале, а потом про них забыла, и чистую футболку. Она ничего ему не сказала, но Этан, испытывающий приятное онемение от обезболивающего, понял, что снова принят в команду. Пока Энн разбирала вещи в «Брэдли», он безрезультатно искал свой рюкзак с фотографиями жены и дочери, понимая, что без этих вещей ничего не будет напоминать ему об их существовании. Как и другие, он не имел ни дома, ни даже напоминаний о своей прошлой жизни. Тодд, почувствовавший себя в безопасности, с улыбкой на лице наблюдал за перемещениями других выживших и коротал время, отпуская остроумные шутки. Уэнди почистила свой «Глок», обменялась долгим взглядом с Сержантом, потом поднялась наверх, так как подошла ее очередь мыться в антикварной ванне. Солдаты укрепили дом и, вздыхая, сели в кресла в гостиной. Другие же установили печь, сварили кофе, а потом медленно пили его в тишине, чувствуя себя в безопасности впервые с того времени, как они покинули госпиталь.

Пробили часы в гостиной.

Энн рассказала про лагерь беженцев.

Солдаты, которых она видела на шоссе, были приписаны к Федеральному агентству по чрезвычайным ситуациям. Они пришли из лагеря. Она поговорила с офицером из лагеря по рации в «Хаммере». Лагерь всего в нескольких часах езды отсюда, в Огайо, в местечке Кэштаун.

Убежище. Место, где они, наконец, обретут покой. По настоящему безопасное место.

Выжившие удивленно уставились на нее, не зная, как реагировать на эту новость. После всего случившегося, они были просто счастливы, что живы, вымыты и накормлены в этом доме. Они не могли переварить идею, что их путешествие может скоро закончиться.

После нескольких мгновений напряженного молчания Пол сказал, — Что ж, аминь.

Другие выжившие рассмеялись и эхом повторили, — Аминь.

Ночь прошла без кошмаров.

На следующее утро Энн исчезла.

ФЛЭШБЭК: Энн Лири

— Это возмутительно, — сказала она в телефонную трубку, зажатую между щекой и плечом, раскатывая кусок теста скалкой. — Ты звонила в полицию?

Энн добилась, чтобы в парке поставили новое оборудование для детской площадки. Но дело не только в этом, а еще и в том, что такое оборудование стоило не дешево. Пятьсот долларов все-таки деньги не маленькие, но она настойчиво вела переговоры — людям было трудно отказать Энн Лири — и получила самое лучшее оборудование. Она чувствовала себя чуть ли не его хозяйкой. А теперь вот Шана звонит и говорит ей, что на детской площадке ошиваются два подозрительных типа.

— Копы не отвечают на звонок, — сказала Шана.

— Вот так работают наши налоги, — сказала Энн, быстро вырезав из теста десятидюймовый квадрат, а затем, мастерски орудуя ножом, нарезала из квадрата полоски в полдюйма толщиной.

— Все телефонные линии перегружены из-за того, что случилось в центре. Люди убивают друг друга на улицах. Как будто снова началась эпидемия. Я до тебя дозвонилась только с восьмой попытки.

Энн начала аккуратно раскладывать половину полосок поверх начинки пирога, поджимая кончики под края коржа. Потом поверх них, крест на крест, она разложит вторую половину, запечет, и получит идеальный черничный пирог.

— Не понимаю, что за суета вокруг, — сказала она. По радио говорят, это происходит везде, но если это правда, то такое должно происходить и здесь. Но я не вижу, что что-то происходит.

— Не знаю, Энн. Тут, похоже, очень опасно.

— Ты же знаешь, как работают СМИ. Они из всего раздувают сенсацию. Все пройдет, вот увидишь. Через эпидемию мы прошли. И с кучкой людей, пытающихся в своих интересах разжечь конфликт, тоже справимся. Просто не нужно раскисать, пока копы с этим не разберутся. А если копы не справятся, этим займемся мы. Если психи придут сюда, мы покажем им, где раки зимуют.

— Наверно, ты права.

Энн задрала голову к потолку, будто обращаясь к небесам, и чуть не рассмеялась. — Ну, конечно же, права!

После начала эпидемии город заполнили психи. Люди сходили с ума от увиденного, и бродили вокруг в шоке и ярости. Другие уверяли, что наступает конец света, и в панике кидались с кулаками на соседей. Преступники искали, чем бы поживиться. Они были всюду. Некоторые из них неизбежно появлялись в районе у Энн. Люди были напуганы, сидели по домам, но Энн придала им силы. Она сплотила их, и все вместе они прогнали психов.

— И это тоже пройдет, — подумала она. Страх это реальный враг. Просто нужно быть сильным.

— Ну, и что мы будем делать?

Все в районе знали, кто такая Энн Лири, и хотели, чтобы в кризис она взяла руководство на себя. Люди не звонили ей просто, чтобы поболтать. Они ждали от нее действий. Она была казначеем местного родительского комитета и издавала ежемесячный информационный бюллетень для местной ассоциации домовладельцев. После начала эпидемии, она не только организовала кампанию против психов, но и завербовала других домовладельцев в свое сообщество, которое доставляло заболевших соседей в клиники, заботилось об их детях, присматривало за их участками, и все остальное. Это была тяжелая работа, но жившие здесь люди были более чем рады оказывать хоть какую-то помощь. Энн верила, что при большом кризисе люди могут проявить свои лучшие качества, стоит их лишь попросить.

В кухню забежал пес и стал метаться перед стеклянной раздвижной дверью, выходящей на задний двор. Он скулил, лаял и царапал стекло.

— Вешай трубку, — сказала Энн. — А то я тебя еле слышу. Тут у меня пес сошел с ума.

Она открыла дверь, и Эйсер стрелой метнулся и исчез в дыре в заборе, которую ее муж постоянно забывал заделать.

— Это опять я, — сказала она, засовывая пирог в печь. — Мы не можем допустить, чтобы психи бегали по нашему парку. Там играют наши дети, Шана. Если копы слишком заняты, чтобы помочь, этим придется заняться нам самим. Как и в прошлый раз.

— О, Энн, не ходи больше патрулировать.

— Я? Я ничего не делаю. Это Большой Том ходит, а не я.

Ее дети прошли мимо нее, нахмурившись. Она проводила их взглядом, поняв, что они что-то задумали.

— Мне нужно идти, Шана, — добавила она. — Нужно идти проверить детей.

— Скажи Большому Тому, чтобы он был осторожен, если пойдет сегодня на патрулирование.

Энн нахмурилась и рассмеялась. — Конечно. Пока, Шана. — Вешая трубку, она включила кран с горячей водой, брызнула немного жидкости для мытья посуды, и стала наполнять раковину. — Дети, подойдите сюда!

В кухню вошел Питер, следом Эллис и маленький Том. Они смотрели на мать исподлобья.

Ну, — сказала она, уперев руки в бока. — В чем дело?

— Папа сказал, что сегодня нельзя выходить на улицу, а нам очень скучно.

Энн выключила кран и опустила стопку грязной посуды, оставшейся после завтрака, в пенистую воду.

— Сейчас вам сказал? — спросила она. — ТОМ!

Большой Том сидел на кушетке в гостиной и смотрел телевизор. Уже час как он должен был быть на работе. Через несколько секунд он вошел на кухню, почесывая затылок. Вид у него был обеспокоенный. Ее муж был крупным мужчиной — не накачанным, не жирным, просто крупным. Его лицо осветила улыбка. Люди считали его натуральным комиком, но когда он был серьезным, его уважали. Он был из тех парней, которые обычно заканчивают, а не начинают драку.

— Власти говорят, что это какая-то чума, — пробормотал он. — Какие-то страшные дела творятся.

— Том. Том. Мы не можем запирать детей в доме.

— По телевизору сказали, всем оставаться дома, дорогая.

— Это просто еще одни психи. Подростки, подсевшие на наркотики.

— Сказали, это те, что впали в кому. Они все очнулись. И ведут себя как маньяки.

Энн фыркнула. — Ой, да уймись ты, наконец. Все это происходит в центре, а не у нас. Здесь только какие-то два психа ошиваются на детской площадке, и я хочу, чтобы ты пошел и поговорил с ними. Вышвырни их оттуда, чтобы наши дети могли поиграть на улице.

— Но они могут поиграть на заднем дворе, — предложил он.

— Том, если бы ты сам посидел здесь с ними каждый день после начала эпидемии, то понял бы, что они как дикие зверята и им нужно больше пространства. Ты не можешь держать детей взаперти в такой прекрасный день. Они скоро весь дом развалят. Я это по своему опыту знаю.

Энн сдержала улыбку, наслаждаясь их игрой. Она знала, что он подчинится ей. Так было всегда. Он действительно любил ее больше всего на свете и, поворчав, всегда делал, что она скажет. Энн была из тех людей, кто учит других, как водить, как парковаться, как вести себя с детьми на публике. Однажды она ввязала своего мужа в драку, когда один мужчина занял два парковочных места у супермаркета своим негабаритным грузовиком. Большой Том извинился перед ним, после того как свалил одним ударом на землю.

— Похоже, ты не поняла, что я говорю, — нахмурившись, сказал ее муж.

Она прищурила глаза. Он не играл. Он был серьезен. Что ж, пусть будет так. Если уж дошло до этого, все руководство она возьмет на себя. Она может быть очень и очень настойчивой.

— Иди, Том. Будь мужчиной.

— Ты хочешь, чтобы я пошел?

— Не ходи, папочка, — неуверенно сказал маленький Том.

— Не говори ни слова, — предупредила его Энн тихим, настойчивым голосом. Все погрузились в молчание. В доме вдруг нависла напряженная атмосфера. Она радостно продолжила, — Ваш отец сегодня не работает, поэтому сможет помочь мне по дому. — Она посмотрела ему в глаза, подзадоривая его. — Хорошо, дорогая, я пойду, разберусь с той проблемой в парке.

Большой Том выскочил из кухни и вернулся с дробовиком в руке. Дети смотрели на него в ошеломленном молчании. Только маленький Том с трудом сдерживал всхлипы.

— О, Том, только не надо изображать из себя Рэмбо, — сказала она. — Это всего лишь глупые подростки. Я уверена. Просто поговори с ними построже, чтобы они ушли и больше не возвращались.

Большой Том зарядил дробовик, с почти презрительной усмешкой, часто моргая. Ей показалось, что он напуган, и это смутило ее. Она видела Большого Тома напуганным только в день их свадьбы и в день рождения их первенца.

— Окей, я иду, — сказал он.

Энн задрала голову в потолок, чуть не смеясь, и сказала, — Так я и говорила.

— После моего ухода заприте двери.

Она помахала ему в след, тут же переключившись на свои дела. Днем Энн никогда не запирала дверь, и не собиралась делать это сейчас. Если бы ей пришлось запирать дверь, она бы не жила в этом районе.

Когда Большой Том ушел, ее начали терзать смутные сомнения. Тоненький голосок шептал, «Верни его». Но она подавила его, погрузившись в свои бесконечные домашние хлопоты, которыми занималась круглосуточно семь дней в неделю. Она вымыла посуду, высушила и расставила по местам. Достала из печки пирог, поставила остывать. Большой Том любил ее пироги, и она чуть не рассмеялась, вспомнив, как он обычно поедает их. Он вернется, испытывая неловкость за свой испуг, она ничего ему не скажет и поставит перед ним большой кусок пирога со стаканом холодного молока. Она попыталась дозвониться до своих подружек, чтобы высказать им все свои соображения, но с линией по-прежнему были проблемы. Около полудня, сделав детям бутерброды, она начала беспокоиться уже всерьез.

Сев за кухонный стол, дети с угрюмым видом стали есть свой ланч. Маленький Том механически жевал бутерброд, глядя на мать большими, полными слез глазами. Подбородок его подрагивал.

— Где папа? — требовательным тоном спросил Питер.

Эллис прекратила жевать. Маленький Том всхлипнул и потер глаза. Энн, выглядывая в окно, хотела знать то же самое и понимала, что дети сейчас смотрят на нее.

Секундное выражение страха на лице сменилось улыбкой.

— Папа пошел погулять с Эйсером, — сказала она.

Она постояла, потом взяла телефон и попробовала позвонить ему на мобильный, но все линии были заняты. Попробовала еще раз. И еще. Безрезультатно. Все время тот ужасный сигнал «занято», указывающий на сбой системы. Дети пристально смотрели на нее с тревогой.

Ей показалось, что Питер понимает, что происходит. Может даже лучше чем я.

— Ха! — сказала она. Зазвонил телефон.

Из гостиной раздался рингтон Большого Тома, Лео Сайер и Уиглз поют хором «You Make Me Feel Like Dancing».

Энн бросила трубку, смачно выругавшись. Это было в его стиле. Он постоянно забывал брать с собой свой мобильный.

— Где папа, мам? — настойчиво спросил Питер.

— Отправляйтесь по комнатам, — сказала она.

— Я хочу папочку, — завыл маленький Том.

Эллис всхлипывала, закрыв лицо руками.

— Где папа? — спросил Питер.

— У меня появилась лучшая идея, — сказала Энн. — Давайте, вставайте. Все идем со мной.

— Куда мы идем? — спросил Питер.

— Вы идете к нашей соседке Труди, а я пойду за вашим отцом. Вы рады?

Питер кивнул, заметно успокоившись.

— Тогда вперед, солдаты, — скомандовала она. Она нагнулась вытереть маленькому Тому слезы бумажным полотенцем. — И ты тоже, здоровяк. Только сперва допей свой сок.

Дети встали с кресел, и надели обувь. Питер помог младшему брату, а Энн помогла Эллис. Энн заметила, каким взрослым стал Питер в свои семь лет, и с трудом сглотнула, внезапно почувствовав комок в горле. На улице стоял прекрасный, солнечный день. Энн зажмурилась от солнечного света, потом осмотрелась на предмет угрозы, но окрестности выглядели так же, как и всегда. Воздух был наполнен звуками далеких сирен, но здесь на окраинах ничто не вызывало тревоги. Просто зеленые газоны, ухоженные дома, и красивое голубое небо. Только людей не было видно. Вероятно, все были на работе, или сидели дома и смотрели новости. Даже маленький Том оживился, и ей пришлось взять его за руку, чтобы он не отвлекался. Он достиг того возраста, в котором его очаровывало все, напоминающее камень.

Она перевела детей через улицу к дому Труди и позвонила в дверь.

Глухой голос ответил, — Кто там?

— Труди, это я.

— Энн?

— Открой, Труди.

Дверь открылась, и Труди Мартсон выглянула, посмотрев сначала на них, потом вокруг, на тротуар и противоположную сторону улицы.

— Все в порядке, Энн?

— В полном порядке, — ответила Энн, с трудом сдерживая желание повернуться и посмотреть туда, куда смотрит Труди. — Послушай, подруга, можешь присмотреть за малышами, пока я поищу Большого Тома в парке?

Труди открыла пошире дверь, показывая свое изможденное лицо. — Боже, с ним все в порядке?

Энн мрачно улыбнулась. — Вряд ли будет, когда я ему все выскажу.

Голос соседки внезапно стал пронзительным, — О чем он думал, выходя сегодня на улицу?

Энн моргнула. — Да, неважно. Мне нужно привести его домой. Присмотришь за детьми?

— Извини, но я не могу. Хьюго совсем плох. Метался все утро. Кричал в коме. Мне нужно присматривать за ним.

— Ты знаешь, что мы все молимся за Хьюго, Труди. Если он мечется в кровати, значит, скоро очнется. Если он кричит во сне, это уже не кома. Поверь, я была медсестрой до появления Питера. Они все скоро очнутся. Мы надеемся на это.

На лице Труди появилось выражение ужаса.

— Ты в порядке, Труди?

— Да, надеюсь, что да, — ответила женщина усталым и тихим голосом. — Все равно мне нужно присматривать за ним. Я должна быть готова, когда он очнется. — Она вдруг рассмеялась. — Даже после всего произошедшего, я не могу оставить его. Разве этого мало?

— Ну, а теперь у тебя будет три маленьких помощника Верно, помощники?

— Да, мама, — сказал Питер, скептически глядя исподлобья на Труди.

— Это плохая идея, Энн.

— Давайте, дети, заходите, — сказала Энн, проталкивая детей в дверь. Она с трудом сдержала кашель. В доме пахло скисшим молоком. Ее бедная соседка действительно не выходила из дома, с того момента, как заболел Хьюго. — Труди, я прошу всего пятнадцать минут.

— Пожалуйста…

Энн задрала голову к небу, чуть не смеясь. Почему сегодня все с ней так несправедливы? — Ну же, парк совсем рядом. В пяти минутах ходьбы. Я скоро вернусь, клянусь.

Людям было трудно отказать Энн Лири.

Она энергично зашагала по направлению к парку, подгоняемая злостью на мужа, что заставил ее так волноваться, и у края тротуара остановилась. Если где-то здесь прячется пара психов, не самая лучшая идея нарваться сейчас на них. Она была сильной личностью и большой болтуньей, но физически слабой, и терпеть не могла насилие. Ее жесткий язык мог лишь далеко завести, а вот вернутся назад без Большого Тома она не могла. Она обследовала аккуратно подстриженные газоны и деревья на предмет друзей или врагов. Но вокруг не было ни души. Ветер шелестел в ветвях. Игровая площадка была пуста. Качели жутковато покачивались на ветру.

Том? — дрожащим голосом позвала Энн, ненавидя себя за свою робость.

Где же все? Обычно в такой прекрасный день в парке было полно народу, даже по понедельникам, и даже после начала эпидемии.

Она заметила поднимающийся на востоке дым. Это же в центре. В центре большой пожар. Сирены выли уже где-то неподалеку. Когда она направилась к деревьям, то услышала какой-то треск. Надо же, подумала она. И кто будет зажигать фейерверки в такое время?

— Том! — прокричала она уже смелее. — Том!

Она несколько раз прочесала парк вдоль и поперек, но никого не обнаружила. Она не носила часов, руководствуясь только своим внутренним графиком. Пятнадцать минут вылились в час. Звуки сирен лишь нарастали, пока она вдруг не осознала, что и они стихли. Похоже, все в центре зажигали фейерверки. Прошло еще время, и ее злость переросла в панику. Она чувствовала, что день проскальзывает мимо нее.

— Том, прости меня, — закричала она, слепо бросившись бежать. — Прости меня. Выходи сейчас же!

Энн остановилась, потея и задыхаясь. Туфли были в грязи, брюки порваны. Солнце висело низко над горизонтом. Стихли последние сирены. Она почувствовала, что проиграла какую-то крупную, незримую битву. Треск сейчас исходил отовсюду.

— Я хочу своего мужа, — сказала она в ярости, и сплюнула.

Какое-то ужасное чувство нахлынуло на нее, пронзив ее, как позыв к рвоте, и она упала на колени.

— О, нет, — сказала она, зажимая рот руками. — О, нет, нет, нет, нет, нет, нет.

Энн с трудом поднялась на ноги и бросилась со всех ног, боясь опоздать. Наконец она подбежала к двери Труди, и остановилась перевести дыхание..

— Пожалуйста. — сказала она, колотя в дверь, — Пожалуйста, о, боже.

Но никто не открывал.

Она подбежала к окну и попробовала заглянуть внутрь, но занавески закрывали обзор. Включенный телевизор освещал интерьер. Она заколотила по стеклу, пока пронзительная боль в руке не заставила ее прекратить. В голове мелькнула мысль разбить окно. Вместо этого она бросилась к задней части дома, чувствуя, что вот-вот закричит. Она ощущала, что теряет над собой контроль.

Если кто-нибудь тронет хоть волос на головах моих детей…

Энн не сумела закончить. Она и мысли не могла допустить, что могут пострадать ее дети.

— Пожалуйста, боже, — выдохнула она, — Пожалуйста, боже, пожалуйста, боже…

Стеклянная раздвижная дверь была открыта. Сетчатая дверь была заперта, но сама сетка оторвана.

Дом источал запах скисшего молока.

— Пожалуйста, — прошептала она, делая шаг внутрь.

В гостиной было темно. Телевизор работал, показывая цветную сетку и издавая громкий звук аварийного сигнала.

— Труди? Труди, ты здесь?

Никто не отвечал. Энн пробежала через комнату в кухню. На столе стояло три маленьких стаканчика. Один с недопитым молоком.

— Труди, где мои дети?

В главной спальне стояла разобранная кровать. Кислый запах был там такой концентрированный, что ей пришлось зажать рот руками. Ее вытолкнуло из комнаты с почти физической силой.

— Труди, это я, Энн!

Все комнаты были пусты. В доме, похоже, никого не было. Куда Труди увела детей? Ей нужно время, чтобы подумать. Ей нужно найти их и обезопасить, пока Большой Том не вернулся домой.

Энн вернулась в гостиную. Сигнал аварийного вещания продолжал действовать ей на нервы, и она подошла к телевизору, чтобы его выключить.

О, боже…

— Нет, — сказала она, — Нет, нет, нет, нет…

Ее передернуло, согнуло пополам и вырвало на ковер.

Через несколько секунд, отдышавшись, она смогла снова посмотреть на то, что первоначально было скрыто от ее взгляда.

На полу у камина лежали тела. Труди умерла со странной улыбкой на лице, шея у нее была сломана. В ногах у нее лежали Питер, Эллис и маленький Том.

Что-то изуродовало их. Вырвало из них куски мяса. Кровь была повсюду.

Они прижимались к Труди, словно прося защиты. Они хотели, чтобы Труди защитила их, потому что мамы и папы не было рядом.

— Нет, — сказала себе Энн. Питер все еще сжимал кочергу от камина. Они защищали ее. Мои дети. Это похоже на них. Пожертвовать своей безопасностью ради безопасности других людей. Такие смелые. Мой большой, взрослый мальчик. Он такой смелый. Мой добрый Питер. Такой же, как его папа.

Энн кричала, царапая себе лицо, пока не потеряла сознание.

* * *

Очнувшись, она обнаружила, что бредет посреди улицы, кашляя от дыма. Пол Лиао позвал ее с подъездной дорожки у своего дома. Его жена заталкивала детей в перегруженный «универсал». Через улицу, у тротуара лежало тело, от которого тянулась длинная кровавая дорожка. Вдалеке кто-то кричал. Где-то рядом грохнул выстрел. Разбилось окно.

Какой-то автофургон подъехал и остановился. Открылись двери.

— Она моя, — сказал кто-то. — Прикрой.

Перед ней возник коп в защитном снаряжении. Увидев выражение ее лица, он вздрогнул.

— Психи, — хрипло произнесла она. Она не узнавала свой голос.

— Вы в безопасности, мэм, — сказал коп. — Идите сюда.

Другой коп стоял неподалеку, осматривая местность и держа дробовик наготове.

— Господи Иисусе, ты взгляни на ее лицо. — сказал он. — Я на секунду подумал, что она одна из них.

Через несколько мгновений он начал стрелять. Грохот выстрелов заполнил все вокруг.

— Прогоните их! — закричала она. Она хотела сказать им еще что-то важное, но не могла вспомнить, что. Грохот снова спутал все мысли. Она соображала с трудом. Она то теряла сознание, то снова приходила в себя, от чего часы для нее превращались в минуты. Она помнила, как похоронила детей у себя на заднем дворе. Помнила, как силы уже оставляли ее. Помнила, как копала могилу для себя. Гнев переполнил ее. Ей захотелось закричать на большого копа, но тот куда-то пропал. Было темно — внутри, но не снаружи. Она поняла, что находится в какой-то большой комнате, сидит, привалившись спиной к стене. Обработанное спиртом лицо онемело и горело огнем. Раны на щеках пульсировали под толстым слоем бинтов. Она плотнее закуталась в одеяло, накинутое на плечи. Она чувствовала в комнате присутствие сотен людей. Слышала их кашель, шепот и всхлипы. Когда глаза привыкли к темноте, она увидела лежащие на раскладушках и сидящие на полу рядом с ней тела.

— Том, — сказала она, пытаясь вернуть себе голос. — Том? Том, ты здесь?

— О, боже, еще одна, — проворчал кто-то.

— Ради бога, заткнитесь! — проревел кто-то из темноты. — Дайте поспать.

— Большой Том! — заплакала она. — Ответь, если ты меня слышишь!

— Вы не одна здесь потеряли кого-то, леди, — ответил другой голос. — Успокойтесь.

В темноте всхлипывали люди, разговаривая со своими пропавшими близкими. Кто-то громко кашлял. Рядом, на раскладушке занималась любовью какая-то пара. Под одеялом громко мастурбировал мужчина. В темноте светились огоньки сигарет. В двадцати футах от нее на холодном полу лежал другой мужчина, и, обложившись кучей фотоснимков, бесконечно рассматривал их при свете фонарика.

Энн не могла вспомнить, когда последний раз нормально спала. Она вызвала в памяти тот последний момент. Тогда ей приснился детский зуб, лежащий на накидке Труди. С тех пор она по настоящему так и не спала. Она смотрела на фонарик того мужчины, пока он не вырос в огромное бело пятно. Потом она услышала, как громко спорят двое. Один сказал, что скоро вода и пища кончатся и все начнут убивать друг друга из-за крошек. Другой сказал, что наступает конец света, и только глупцы сейчас могут строить планы на будущее.

Энн удивилась этим голосам. Оказалось, что сейчас уже день. Она снова потеряла счет времени. Лучи утреннего солнца проникали сквозь ряд перфорированных окон под потолком. Комната оказалась автомастерской. Люди бесцельно слонялись вокруг, обменивались свечами и сигаретами, спорили и дрались, справляли нужду в биотуалеты, мылись с помощью губок холодной водой в пластмассовых тазах. В воздухе пахло старым машинным маслом, испражнениями и страхом. Люди собирались вокруг радиоприемников, горячо обсуждали новости, потом расходились. Стены были обклеены цветными объявлениями органов здравоохранения, оранжевыми, красными, желтыми. Они напоминали, что нужно мыть руки, избегать Инфицированных, и приближаться к представителям армии и полиции спокойно, не делая резких движений, с поднятыми над головой руками.

Она поняла, что находится, не в государственном убежище, а в каком-то старомодном лагере беженцев, и к тому же временном. Сколько она уже пробыла здесь? Сколько времени прошло с конца света? Она почувствовала головокружение, будто не ела уже несколько дней. Она подумала о черничном пироге, стоящем на кухонной стойке, и покрытом мухами.

— Власти взяли все под свой контроль, — сказал чей-то голос. — Помощь близко. Не теряйте надежду.

Тощий, контуженый мальчишка был каким-то государственным служащим. Он раздавал списки эвакуационных центров, отпечатанных на желтых листах бумаги.

— Этот уже захвачен, — с отвращением рявкнул кто-то. — Я был там, мать твою.

— Следующий по списку в пяти милях от сюда.

— Да хоть на луне.

— Единственное безопасное место — здесь. Я никуда не пойду.

Мальчишка проигнорировал его, продолжая раздавать желтые листки и долдоня свою душеспасительную мантру с неубедительной улыбкой.

Энн взяла протянутый ей листок. Мертвое лицо мальчишки вытянулось в искусственной улыбке, и он сказал, — Власти взяли все под свой контроль. Помощь близко. Не теряйте надежду. Сообщайте о любых подозрительных лицах.

Представителей власти тут, похоже, не было. Копы, доставившие ее сюда, куда-то пропали. Даже добрая женщина в синем уол-мартовском фартуке, принесшая ей продукты, оказалась добровольцем. Потом она увидела в комнате нескольких мужчин. Они с обеспокоенным видом обменялись рукопожатиями и стали что-то записывать в свои блокноты. Этот временный комитет руководителей постепенно подходил все ближе, и она услышала, как один из них, добродушного вида толстяк в больших очках, говорит людям, что им нужно навести порядок.

— Зачем? — спросил кто-то агрессивным тоном.

Женщина, сидящая на раскладушке, сказала, — Вы прямо как они.

Толстяк заморгал, поправил очки и спросил, — Кто они?

— Правительство.

— Но вы живы благодаря правительству, — сказал он. — Они доставили вас сюда, дали вам еду и воду, одеяла, медикаменты. Мы стараемся навести порядок, на случай если кончатся припасы и правительство не сможет нам больше ничего посылать.

— Как я и говорила, — победоносно сказала женщина.

Энн покачала головой от неприятного ощущения. — По крайней мере, эти парни хоть что-то делают, — подумала она. Она узнала в них отчасти себя.

— Мне бы не помешали батарейки, если у вас есть, — продолжала женщина.

Энн заметила бронетранспортер, припаркованный в дальнем конце гаража, и решила взглянуть поближе. Закутавшись плотнее в одеяло и пряча в заднем кармане полбутылки воды, она побрела сквозь плотные запахи и шум лагеря, пока не нашла свободное место, где смогла сесть, прислонившись спиной к бетонному столбу. Отсюда было хорошо видно эту впечатляющую боевую машину. Над двигателем склонились трое солдат, споря на техническом языке, который для нее был все равно, что иностранный. Энн подумала, что они похожи больше на механиков, чем на солдат. Она смотрела на них, медленно попивая воду из бутылки. Они чистили ветошью детали двигателя, и время от времени поглядывали на окружающую их толпу, как инженеры, ищущие трещины в дамбе.

Она решила держаться к ним поближе. Ей было очевидно, что мужчина, споривший утром, был прав. Это место долго не продержится. Если что-то случится, самое безопасное место в комнате будет за солдатами с их оружием. Она ненавидела себя за эти мысли. Энн проклинала себя за свое желание выжить.

В течение трех дней она наблюдала, как они ремонтируют машину. За это время число беженцев сократилось почти до сотни. Копы так и не вернулись. Еда и вода стали заканчиваться. Биотуалеты были заполнены до краев. Участились мелкие правонарушения. Многие люди ушли, решившись добраться до одного из эвакуационных центров.

На третий день женщина из «Уол-марта» принесла ей дневной рацион — на этот раз только бутылку воды и энергетический батончик.

— Извини, но на сегодня это все, дорогая, — сказала она. — Но не переживай. Мне сказали, попозже будет еще одна доставка. Правительство обещало.

— Значит, дела в мире налаживаются?

На лице женщины мелькнул страх, быстро сменившийся лучезарной улыбкой.

— Конечно! — сказала она.

Атмосфера в убежище была напряженная. Люди злились, что их пайки сократились донельзя, и искали виноватых. Матери требовали молока для своих кричащих от голода детей. Прошел слух, что ночью в дальнем конце комнаты изнасиловали нескольких женщин. Большинство беженцев требовали, чтобы были почищены биотуалеты и убраны трупы, которые лежали вдоль восточной стены аккуратными ровными рядами, в блестящих черных мешках. Некоторые мужчины ругались, обвиняя друг друга в потреблении большего количества припасов, чем остальные. Люди толпились вокруг руководящего комитета, требуя ответов. В конце концов, толстяк в очках пробился сквозь толпу и неуверенно подошел к солдатам.

— Могу я поговорить с командиром, — сказал он напряженным, тонким голосом.

— Я сержант Тоби Уилсон, сэр, — сказал один из солдат густым баритоном, протягивая огромную ручищу. — Можете называть меня просто Сержант.

Толстяк с энтузиазмом пожал командиру руку, радуясь теплому приему.

— Рад познакомиться, Сержант. Я Джошуа Адлер.

— Так что мы можем сделать для вас, мистер Адлер?

— Я и несколько других парней пытаемся навести здесь порядок.

— Угу. Мы видели.

— Что ж, вы, наверное, знаете, что ситуация с припасами очень скверная. Правительство пообещало, что они пришлют еще. Я тут составил список припасов…

Толстяк стал листать блокнот, но Сержант остановил его.

— Мистер Адлер, мы не имеем к этом никакого отношения. Мы ничего об этом не знаем. Мы здесь лишь для того, чтобы отремонтировать машину. Она нуждается в профессиональном техническом обслуживании. Поскольку здесь такого нет, нам приходится чинить ее всеми подручными средствами. А на это требуется время.

— Понимаю…

— Мы почти уже разобрались, и надеемся, что вернемся в строй в самое ближайшее время. Наш главный приоритет — вернуться туда, где мы можем быть полезны.

— Хорошо, я понял. Сержант, может быть, вы мне расскажете, что там нового снаружи…

— Плохи дела, — ответил Сержант.

— Плохи?

— Хуже не бывает. Плохи, потому что мы проигрываем войну.

— Так кто же сейчас главный?

Сержант пожал плечами, — Наверное, вы.

В другом конце гаража распахнулись двери, впуская прохладный, чистый воздух. В помещение вошли трое вооруженных до зубов солдат в громоздких защитных костюмах и противогазах, отчего они походили на каких-то жуков.

— Оставайтесь на своих местах, — скомандовал один из солдат. Его голос звучал из противогаза как из бочки. Энн со своего места по началу даже не поняла, кто говорит. — Пожалуйста, сохраняйте спокойствие.

Первый солдат, похоже, был командиром. Сжимая пистолет в руке, он прошел мимо толпящихся у раскладушек людей, заглядывая всем в лица, словно ища чего-то. Другие солдаты, вооруженные автоматами, шли следом.

Джошуа извинился, подал знак другим людям из руководящего комитета, и направился сквозь толпу к солдатам.

— Капитан, — сказал один из солдат.

Командир повернулся и поднял пистолет, — Сядьте, сэр, — скомандовал он.

Солдаты стояли у него за спиной, держа помещение под прицелом.

— Но мы…

Капитан снял пистолет с предохранителя и дослал патрон в патронник. — Немедленно сядьте, — добавил он.

Побледнев, Джошуа резко сел на пол рядом с другими мужчинами.

Солдаты продолжали двигаться сквозь толпу. Впереди шел капитан, заглядывая каждому в лицо, прежде чем идти дальше. Все молча смотрели на солдат, только несколько детей тихо плакали на руках у матерей.

Наконец, капитан указал на какого-то мужчину и сказал, — Один есть.

Один из солдат подошел и, схватив того за руку, потянул вверх.

— Куда вы забираете этого бедолагу, — спросила какая-то женщина.

— Он инфицирован, мэм, — сказал капитан. — Давай, Паркер, поднимай его.

Люди, сидящие рядом с мужчиной, с криками отшатнулись от него. Он слабо сопротивлялся солдатам. Он явно был болен. Его красное от жара лицо блестело от пота. В конце концов, один из солдат ударил мужчину прикладом в голову, и тот со стоном обмяк.

Они потащили его к выходу из гаража.

— Подождите, — сказала Энн, — Офицер, подождите! Что вы собираетесь с ним делать?

Капитан ответил, — Сядьте и замолчите, мэм.

— Думаю, вы ей понравились, Капитан, — сказал солдат по фамилии Паркер.

— Смотри, она пожалуется на тебя в родительский комитет, — добавил другой и рассмеялся.

— Он просто болен, — сказала она. — Он не один из них.

Капитан поднял пистолет и направил ей в лицо.

— А может быть, вы инфицированы?

Какой-то мужчина, стоявший позади солдат, подошел к Капитану. Энн мгновенно поняла по его черному костюму и белому воротничку, что он священник.

— Подождите минутку, сэр, — сказал он.

Капитан повернулся, быстро взглянул на него и сказал, — Вы католик?

Мужчина заморгал, растерявшись. — Нет, сынок.

— Тогда мне наплевать, что вы хотите сказать.

Пистолет мелькнул в его руке, ударив священника в лицо, и тот рухнул на пол. Энн переглянулась с Сержантом, который стоял рядом с «Брэдли» вместе со своим экипажем, и вытирал ветошью руки. Он еле заметно покачал головой.

С трудом сдерживая ярость, Энн снова села на пол. Солдаты вытащили больного мужчину из гаража. Священник лежал на полу и стонал, закрыв лицо руками.

Грохот выстрела проник сквозь стены, звоном отозвавшись в ушах.

В тот же день примерно половина беженцев собрала свои скудные пожитки и покинула убежище. Это случилось после долгой кровавой драки между несколькими мужчинами. Теми, кто хотел уйти и теми, кто решил остаться. Причиной драки послужил дележ оставшихся припасов. Спор закончила женщина из «Уол-марта», объявив, что припасов больше нет. Ничего нет. Ни крошки. Те, кто остались, были сломленными людьми. Они лежали на раскладушках, уставившись в потолок. Джошуа был среди них. Он прижимал к кровоточащему носу грязную сырую тряпку, один глаз почти полностью заплыл.

Ночь прошла без происшествий, разве что люди всхлипывали в темноте. Все помещение провоняло аммиачным запахом мочи. Они были обречены, и знали это.

На следующее утро двери снова распахнулись, и в гараж ввалилась группа мужчин и женщин, одетых в сборную солянку из военной формы и вооруженных ружьями и пистолетами. Беженцы с пронзительными криками отшатнулись от них.

— Кто-нибудь хочет уехать? — объявил с ухмылкой один из вновь прибывших.

— Сэм! — закричала какая-то женщина, бросившись ему в объятия.

— Я же сказал, что найду тебя, — сказал он. По его лицу лились слезы. — Я же сказал.

— У нас тут есть автобусы. Места хватит на всех, — объявила женщина с банданой на голове. — По дороге в Гаррисберг есть лагерь ФАПЧС, мы будем конвоировать. Если хотите, собирайте вещи. Через десять минут отъезжаем.

Беженцы толпились вокруг, сыпля вопросами. Ответы, похоже, их удовлетворили, потому что все похватали свои вещи и поспешили на выход, где их ждали выстроившиеся в ряд автобусы.

Когда последний беженец направился к дверям, один из вновь прибывших обратился к Энн, — Последний шанс, леди!

Она покачала головой.

Мужчина помахал рукой и закрыл дверь. Энн вздохнула с чувством, похожим на облегчение. Напряжение, висевшее в атмосфере, начало спадать. Помещение внезапно показалось гораздо больше без наполнявших его людей.

— Почему ты не поехала?

Она заметила, что священник тоже остался.

— Не должно быть все так просто, — сказала она.

— Может быть, ты и права. Не знаю, стоило ли им доверять.

— Нет, — сказала Энн. У других не было иного выбора. У меня есть выбор. Не должно быть все так просто.

Священник кивнул. Он подошел к ней и, тяжело вздохнув, сел на соседнюю раскладушку. Осторожно потрогал синяк на лице. Энн как следует его рассмотрела. Это был крупный мужчина, с короткими, седыми, курчавыми волосами и обветренным, заросшим щетиной лицом. Она подумала, что ему где-то под шестьдесят.

— А вы что же? — спросила она. — Почему не поехали?

Он пожал плечами и сказал, — Долог путь и труден, что ведет из ада к свету. Говоря другими словами, я согласен с вами.

— Это что-то из библии?

— Нет. «Потерянный рай» Джона Мильтона.

Он представились друг другу. Священника звали Пол.

Подошел командир «Брэдли».

— Похоже, мы починили машину, — сказал он им. — Если не возражаете, я сегодня хотел бы завести ее и немного обкатать. Мы немного приоткроем служебную дверь, чтобы проветрить помещение, а то будет немного шумно, да и запах тот еще.

— Хорошо, — сказал Пол и отошел посмотреть на ряды трупов, так и лежащих в своих мешках и ждущих отправки, которой никогда уже не будет.

Энн сказала, — Сержант, как вы могли бессердечно стоять и смотреть, когда они вытаскивали того мужчину на улицу, чтобы хладнокровно убить? Вы же знали, что он не инфицирован?

Солдат пожал плечами. — Я бы назвал вам дюжину причин, мэм. Позвольте задать вам вопрос. Почему вы решили рисковать своей жизнью ради его спасения?

Ей пришло в голову несколько причин — этот человек был невиновен, убийство аморально, об обществе судят по тому, как оно защищает своих самых слабых членов — но все они звучали неубедительно. Она фыркнула. — О чем я спрашивала?

Сержант мрачно ухмыльнулся и кивнул. — Вот, что я думаю. В Афганистане, когда дела стали совсем плохи, выжить можно было лишь, приняв тот факт, что ты уже мертвец.

— Боже, — сказала она, отпрянув.

— Те люди, — сказал Сержант, указывая куда-то пальцем. — Инфицированные. Они же настоящие живые мертвецы. А мы? Мы мертвые жильцы.

— Как вы можете говорить, что мы уже мертвы? — сказала Энн, испугавшись этой мысли. Она лишь на секунду представила себе. — Как вы можете? Разве это не изменило вас?

— Да, — сказал Сержант. Вас же это изменило. — Он снова пожал плечами. — Вы же выживаете.

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем выживать, если это уже не ты?

— Зачем выживаю я? Зачем выживаете вы? Кто-то должен жить, мэм. Кто-то должен продолжать жить. Вот, что все мы должны знать. Вот, что все мы будем знать. Кто-то должен жить, либо все это не имеет смысла.

— Что именно? — спросила Энн.

Он удивленно моргнул. — Человеческая раса, конечно же.

— Это же большая ответственность.

— Если мы не поймем это, то можем с тем же успехом дать им себя победить.

Он откашлялся и рассказал Энн, как он отправил свой отряд испытывать нелетальное оружие, и как по рации сообщили о какой-то катастрофе. Потом они с экипажем потеряли связь с армией. Теперь они сами по себе. Они поставили себе новую цель. Они хотят вернуться на место выполнения задания и попробовать разыскать пропавших ребят.

— Мы не выживем долго, если будем сами по себе, — объяснил он. — Нам нужна пехота для прикрытия. А мы в свою очередь предложили бы свою защиту. Мобильность «Брэдли», его броня и пушка.

— О чем вы говорите?

— Говорю, что хочу, чтобы вы присоединились к нам.

— Я хочу помочь вам. Очень хочу, но я не солдат, — сказала она. И никогда не была им.

— Я хочу, чтобы вы собрали отряд из гражданских. Оружие у нас есть. Я научу вас с ним обращаться. Если мы найдем наших парней, то два дня максимум. Может, три.

— А как насчет него? — спросила Энн, глядя на Пола, молящегося над телами мертвецов.

— Думаю, он самоубийца, — сказал Сержант. — Но если хотите, можете его взять. Вам все ясно?

— Но почему я? — спросила она. — Если бы вы меня знали, то не выбрали бы для подобного дела.

— Я выбрал вас, основываясь на том, что знаю. Вы не боитесь смерти. Вы крепкая. Вы не ищите легких ответов и кого-то, кто о вас бы позаботился. У вас есть голова на плечах. Вы сели, вместо того, чтобы дать себя убить, помогая тому человеку, поэтому я не беспокоюсь о том, что вы желаете смерти, или активно ищете ее.

— Что ж, — удивленно сказала Энн. — Вижу, вы все продумали.

Она поняла, что хочет этого. Она сидела здесь несколько дней и хотела, чтобы случилось что-то подобное. Шанс действительно что-то сделать. Шанс нанести ответный удар и остановить чуму.

Шанс убить всех тех монстров за то, что они сделали с ее детьми.

— Ты — выжившая, Энн, — сказал Сержант. — А мне нужны выжившие.

Фемавилль

Когда они поднялись на следующий пригорок, перед ними раскинулся лагерь беженцев. Толпы людей, кучи домов, насколько хватало взгляда. Вдалеке, в неподвижном, горячем воздухе, словно мухи жужжали вертолеты. Крошечные фигурки копошились рядом с жилыми домами, общественными зданиями, трейлерами и палатками. Этот бурлящий людской океан был частично скрыт дымом тысяч костров с готовящейся пищей.

«Брэдли» затормозил, и выжившие вылезли из темного десантного отсека, пригнувшись и держа оружие наготове. Действовать, как отряд боевой пехоты уже стало для них второй натурой.

По одному они собрались вокруг Сержанта на разбитой дороге, спускавшейся прямо к воротам лагеря. Они медленно опустили оружие, позабыв про все на свете, ошеломленные открывшимся видом. Разинув рты, они по очереди смотрели в принесенный Сержантом бинокль. Зрелище вызвало у всех какое-то оцепенение и буквально лишало остатков сил.

Лагерь с легкостью вмещал более ста тысяч человек. В его центральной части находились частные дома, магазины, общественные здания, парки, заполненные выработавшими свой ресурс трейлерами ФАПЧС. По периметру лагерь окружали земельные угодья, поля, заполненные жилыми фургонами и автомобилями. Был даже большой цирковой шатер. Все прилегающие к лагерю леса были вырублены, чтобы освободить место для этого разрастающегося роя. Скопления палаток и лачуг простирались на мили вокруг. Огромные тучи пыли висели над лагерем бурым покрывалом. Вокруг лагеря вздымались баррикады из мешков с песком, тракторов с прицепами, автомобилей, офисной мебели и пружинных матрасов. И все это было опутано милями колючей проволоки и укреплено деревянными сторожевыми вышками. В воздухе стоял непрерывный гул из людских голосов и шума транспорта, сквозь который изредка прорывались хлопки оружейных выстрелов. На востоке, снайперы расстреливали с вышек группу Инфицированных, прорвавшуюся сквозь дымку к стенам лагеря.

Еще две недели назад этого лагеря здесь не было.

— Вот и он, — сказала Уэнди, с вздымающейся от волнения грудью. — Лагерь ФАПЧС.

— Даже не знаю, сон это или кошмар, — сказал Этан.

Зрелище было почти невероятное. Какое-то прекрасное и ужасное одновременно.

— Потрясающе, — с благоговением сказал Пол.

Уэнди посмотрела на Сержанта. — Нам повезло, правда?

— Может быть, — ответил Сержант, погладив щетину.

— Я прямо чувствую его отсюда, — сказал Этан.

— Мы же американцы, — сказал Тодд. — Мы же все на одной стороне, верно?

— Нельзя быть уверенным ни в чем, — сказал ему Сержант.

Стив присвистнул. — Вот бы Даки это видел.

Для выживших лагерь олицетворял собой прежние времена. Там они воссоединятся, наконец, с человеческой расой. Как астронавты, вернувшиеся домой после многолетнего космического путешествия. Но мир был уже не тем. Прежние времена прошли, и все, что их олицетворяло, было призрачным и обманчивым. Если они спустятся в лагерь, им придется пожертвовать свободой в обмен на защиту, и эта цена их беспокоила. Сейчас у них на хвосте плотно сидел дьявол, но то был дьявол, которого они знали.

Сержант вздохнул. — Это шанс. У кого-нибудь есть лучшая идея, куда нам идти?

Никто не ответил.

— Энн бы сказала, что делать, — сказал Тодд.

— Энн бросила нас, Малец, — с горечью в голосе сказал Сержант. — Мы ждали ее два дня, и она так и не вернулась. Мы еле-еле выбрались оттуда живыми. Она либо мертва, либо где-то в пути. В любом случае, она сделала свой выбор и уже не имеет права голоса.

— Окей, — сказал Тодд.

— Так то вот, — кивнул Пол. — Ну что, идем?

Уэнди вздохнула. — У нас нет другого выбора.

* * *

«Брэдли» двинулся вниз по дороге мимо полей с остатками вырубленных деревьев и горящими кучами хвороста. По всей задымленной пустоши стояли, застыв в причудливых позах, десятки магазинных манекенов в дизайнерских платьях. Их тела были привязаны к столбам и старым дорожным указателям, стоявшим на равном расстоянии друг от друга. Некоторые лежали в грязи, среди тряпья и разбросанных пластмассовых конечностей. В сотне ярдов от дороги несколько фигур в ярко желтых защитных комбинезонах загружали тела в кузов муниципального мусоровоза. Прервав свое занятие, они уставились на проезжающий мимо бронетранспортер.

Над горизонтом поднимались очертания лагеря, от которого исходили волны непрерывного гула, канализационного смрада и древесного дыма. Машина с ревом проскочила мимо бетонного блиндажа, из которого торчала пушка тяжелого пулемета, медленно следившая за их перемещением. Какой-то мужчина в футболке и камуфляжных штанах вышел на дорогу и помахал им, делая знак остановиться. Но машина, не сбавляя скорости, пронеслась мимо. Мужчина еле успел отпрыгнуть, свалившись в канаву. У самых ворот другие люди в защитных комбинезонах сбрасывали мешки с телами из кузова оливково-зеленого грузовика в глубокую, дымящуюся яму. Прервав свое занятие, они уставились на затормозивший перед ними в клубах пыли «Брэдли».

Подбежал запыхавшийся мужчина в камуфляжных штанах, и хлопнул рукой по бронированному кузову.

— Открывайте, черт бы вас побрал, — крикнул он.

И тут же добавил, — Если думаете, что въедете в лагерь не представившись, вы сумасшедшие. Ну, так что?

Люк над водительским сидением распахнулся и стрелок высунул свою ухмыляющуюся голову. Через несколько секунд люк на орудийной башне открылся, и с хмурым видом появился Сержант.

— Мы ищем Лагерь Неповиновения, — сказал он.

Мужчина рассмеялся. — Вы прибыли в нужное место. А сами кто будете?

— Сержант Тоби Уилсон, восьмая пехотная. У меня на борту экипаж и четверо гражданских. Нам сказали, что здесь безопасно.

— Мы все еще живы, как видите, — Мужчина повернул голову и заорал, — Открыть ворота! Впустить бронетранспортер! — Он подмигнул, — Добро пожаловать в Фемавилль, Тоби!

Ворота медленно отворились, подталкиваемые вооруженными солдатами, и «Брэдли» медленно въехал в лагерь. Следом шла женщина в военной форме, языком жестов показавшая им, где можно припарковаться. Пахло дизельным топливом и гниющим мусором. Вокруг собрались солдаты, с любопытством разглядывавшие машину и ее пушку.

Сержант испуганно моргнул, когда те разразились одобрительными возгласами при виде этого символа американской мощи.

По их аплодисменты, из машины, щурясь от света и неловко улыбаясь, вылезли выжившие.

Это место было чем-то вроде КПП и зоны распределения. Здесь кипела бурная деятельность. «Брэдли» припарковался между потрепанным школьным автобусом и бронеавтомобилем «Бринкз». Огромная гора пластиковых пакетов, битком набитых мусором, ждала отправки. Рядом, в несколько рядов лежали мешки с телами. Грузовик, груженый бревнами, стоял рядом со скоплением больших цистерн для воды, одна из которых была прицеплена к пикапу. Люди в комбинезонах разгружали трофеи из кузова побитого грузовика, покрытого сеткой тонких, оставленных, видимо, ногтями, царапин. С проводов, натянутых между деревянными столбами, свисали лампочки. На одном из этих проводов развевался, как сушащееся белье, звездно-полосатый флаг. У Сержанта внезапно подступил комок к горлу.

Он посмотрел вниз на ликующих, смеющихся парней и почувствовал себя словно дома.

Сквозь толпу протиснулся какой-то человек, протянул руку, и помог Сержанту слезть с машины. Это был крупный, седоватый мужчина квадратного телосложения с серебряными капитанскими планками.

— Добро пожаловать в Лагерь Неповиновения, Сержант, — сказал человек. — Я Капитан Мэттис.

— Сержант Тоби Уилсон, восьмая пехотная дивизия, механизированная, пятая бригада «Железный Конь», сэр, — ответил Сержант, отдавая честь.

— Вы первый, кого я вижу из того подразделения, — буркнул Капитан.

— Боюсь, я потерял их, сэр.

— А ваш отряд?

— Погиб неделю назад, сэр. Обеспечивая безопасность испытания нелетального оружия.

— Нелетального, — с горечью сказал Капитан. — Я почти забыл, что мы испытывали его. Кажется, год назад. И с тех пор вы путешествуете с теми гражданскими?

— Почти. Я обучил их, и они вполне боеспособны.

— Будь я проклят, — сказал Мэттис, оценивающе глядя на других. — Вы все были в Питтсбурге?

— Только вот выбрались из него.

— Ужасно. Я останавливался там как-то на ночь, давно уже. Полюбил его реки и мосты. Старые кварталы. Красивый город.

— Да, сэр. Так какова здесь ситуация?

Мэттис улыбнулся. — Пока отдыхайте. Я введу вас в курс дела, после вашей ориентировки Сержант.

Сержант заметил, что солдаты с ухмылками забирают у других выживших оружие.

Капитан добавил, — А теперь, пожалуйста, сдайте ваш пистолет.

* * *

Уэнди забралась в школьный автобус и рухнула на одно из сидений, борясь с желанием свернуться калачиком. Последние две недели она жила с заряженным «Глоком» под рукой. Теперь, когда его отняли, она чувствовала, будто ей ампутировали руку.

Рядом с ней сел Сержант. Его руки подрагивали.

— Мы что, под арестом? — шепотом спросила она его.

— Не знаю, — ответил он. — Они сказали, что мы должны пройти какую-то ориентировку.

Уэнди с задумчивым видом жевала губу. Ориентировка могла означать лишь одно — люди, управляющие лагерем, хотят показать им, кто здесь хозяин, каковы местные правила, как получать продукты — либо это слово имело другой, возможно зловещий смысл. У Сержанта был обеспокоенный вид, а это не добрый знак. Окна автобуса были покрашены черной краской и покрыты несколькими слоями проволочной сетки, отчего его интерьер своей мрачностью и клаустрофобностью напоминал десантный отсек «Брэдли». Без успокаивающей тяжести своего пистолета, она приготовилась к худшему.

Школьный автобус взревел и покатил вперед, дико трясясь на глубоких выбоинах.

Уэнди взяла Сержанта за руку.

— Солдаты тебе что-нибудь сказали? — спросила она.

Сержант покачал головой. — Я не знаю, кто здесь главный.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что не знаю, кто здесь главный — ФАПЧС, армия, или какая-нибудь другая ветвь власти. Парни, которых ты видела у ворот, были из разных отрядов. Я видел у них нашивки, по крайней мере, шести разных подразделений. Кто-то из армии, кто-то из Национальной гвардии. Самый высший чин там — капитан, с которым я разговаривал — заместитель командира по тылу артиллерийско-технической роты. Единственный ключ к разгадке, который я видел, это флаг при въезде в лагерь. Американский флаг.

— Хорошо, — сказала она. — Но если они военные и ты военный, то почему они забрали у тебя пистолет?

— Не знаю, Уэнди.

— Мне это не нравится. Не знаю.

Он сжал ее руку и сказал, — Мне тоже это не нравится.

— По крайней мере, мы все еще вместе.

Уэнди вздрогнула от громкого удара. Еще один удар. Кто-то бросал что-то тяжелое в автобус. Она вспомнила монстра, атаковавшего их машину, когда они выбирались из горящего Питтсбурга. Хватая ртом воздух, она изо всех сил вцепилась в руку Сержанта. Сидевшие спереди солдаты вскочили, схватив ружья, и свирепо оглядывались вокруг. Окно напротив разлетелось на куски и сердитые крики вместе с пыльным солнечным светом проникли в автобус. Уэнди привстала и разглядела в пробоине палатки и людей.

— Займите свое место, мэм, — сказал один из солдат, гладко выбритый парень с большими ушами, торчавшими из-под кепки. — Пожалуйста, ради вашей же безопасности.

Уэнди села, удивленно мотая головой.

— Волейбол, — с облегчением сказала она. — Я видела нескольких подростков, играющих на улице в волейбол.

— В нас попал не мяч, — сказал Сержант. Кто-то бросал в нас кирпичи или камни. Что-то здесь не то.

— Что здесь такого, если дети играют в волейбол? — сказала она.

— Люди играют в волейбол в тюрьме.

Автобус остановился, и водитель заглушил мотор. Несколько минут все сидели тихо и ждали, что будет дальше. Жара была невыносимая. Запах выхлопных газов медленно рассеивался, сменяясь противоречивыми ароматами готовящейся пищи и канализации. Они услышали, как мать кричит своему ребенку, чтобы тот был осторожней. Кто-то играл на гитаре.

Дверь открылась, и в салон вошла женщина с планшетом в руках. Ее лицо наполовину скрывала зеленая бандана. Ее голубые глаза резко выделялись на фоне загорелого лба. Она опустила бандану, обнажив молодое, симпатичное лицо с лучезарной улыбкой.

Уэнди удивленно хмыкнула. Похоже, в лагере всем заправляли подростки.

— Я Кэйли, — сказала девушка. — Я буду вашим инструктором по ориентировке.

* * *

Выживших провели в класс кирпичного здания школы. Пока они рассаживались по местам, Кэйли встала у доски. Шторы были раздвинуты, и в помещение проникал солнечный свет. Из окна было видно, как несколько женщин устроили перекур, пока другие разбирали груду коробок.

Прежде чем найти себе стул, Этан задержался у учительского стола. Этот класс походил на его, такой же чистый и аккуратный, только бедноватый и отсталый с точки зрения технологии. Основным методом обучения была лекция с помощью доски, тряпок и кучи мела. Некоторое волнение, возможно, вызывал проектор со слайдами. Он вспомнил, как ему нравился скрип мела по доске, когда он писал ученикам уравнения. Он по-настоящему любил свою работу. Работа и его семья были для него всем.

Как быстро все меняется, подумал он.

Как найти значение «Икс»?

Ответ: Попробовать его убить.

Палец пульсировал от боли. Он принял еще одну болеутоляющую таблетку.

Какая-то его часть понимала, что он может начать здесь все сначала. Похоже, что этот лагерь предлагал ему второй шанс. Если здесь учат детей, он смог бы снова стать учителем. Он столь же страстно желал применить здесь свои навыки, сколько Уэнди хотела оставаться копом. Кто-то мог бы сказать, что учить детей математике во время апокалипсиса это пустая трата времени, но это не так. Дети должны продолжать учиться и готовиться к будущему. Иначе будущее будет бессмысленно и война с Инфекцией будет проиграна. Отсюда прямой путь к варварству.

Однако он никогда больше не будет учить, и он знал это. Даже если чума и братоубийство закончатся завтра, он все равно не сможет представить себя в роли учителя. Эта его часть была так же разрушена, как и весь мир.

По правде говоря, единственной причиной, по которой он находился здесь, был призрачный шанс найти среди обитателей лагеря свою семью. Эта хрупкая надежда стала его единственным смыслом жизни. Все остальное было иллюзией. Он не прекратит поиски, пока не найдет их. Он будет искать их вечно. Вот, что он делает здесь сейчас.

Тодд плюхнулся за парту рядом с ним и сгорбился, нахмурившись. — Похоже, мне так просто не уйти, — пробормотал он.

— Готов к алгебре? — подмигнул ему Этан, подтрунивая.

— Я любил алгебру, — сказал ему Тодд. — А вот школу ненавидел.

Вошел какой-то мужчина, о чем-то тихо переговорил с Кэйли и вышел. Тут же в каком-то тревожном оцепенении в класс вошла какая-то группа людей.

— Вы выжившие из Питтсбурга, — сказала она. — Вы не отличаетесь друг от друга. Вы все одинаковы. В прошлом вы были соседями. Поприветствуйте друг друга.

Выжившие замерли, смерили друг друга взглядами и кивнули, после чего заняли свои места. Вновь прибывшие были грязными и истощенными. Одна женщина тихо всхлипывала, другая прижимала к груди спящего ребенка. Какой-то мужчина уронил голову на парту и тут же забылся прерывистым сном. В солнечном свете вокруг них летали пылинки. От новичков пахло сажей.

— Добро пожаловать, — сказала Кэйли. — Добро пожаловать в Лагерь Неповиновения. Здесь, в этом классе, вы в безопасности. Здесь безопасно и с вам все будет хорошо.

Выжившие замолчали и с жадностью ловили каждое ее слово.

Она сказала, — После начала эпидемии, Федеральное Агентство по чрезвычайный ситуациям создало по всей стране ряд передовых оперативных пунктов для координирования федеральной поддержки местных властей. Лагерь Неповиновения — один из них, хотя раньше он назывался просто «ФАПЧС 41».

Когда эпидемия приняла угрожающие масштабы, лагерь был почти переполнен, но слухи о его существовании привлекли поток беженцев со всего южного Огайо. Они помогли лагерю выстоять, и теперь им управляют люди из федеральных и местных органов власти. А защищают его солдаты из разных воинских частей.

На сегодняшний день население лагеря превышает сто тридцать тысяч человек, и оно постоянно растет, — сказала она, делая паузу, чтобы дать всем усвоить услышанное. — Я два года работала за океаном в лагере беженцев от Корпуса Мира. В идеале этот лагерь рассчитан на двадцать тысяч, и функционирует он лишь чудом.

Этан чуть не присвистнул. Сто тридцать тысяч человек это лишь малая доля от прежнего количества населения этого региона, но это вселяет надежду. Возможно, где-то в этом муравейнике живут его жена и дочь, целые и невредимые.

Следующие пятнадцать минут Кэйли потратила на объяснение, какие их ждут процедуры. Каждый вновь прибывший должен пройти медосмотр и регистрацию, чтобы получить удостоверение резидента. Пищу и воду можно получать на пунктах распределения. Квалифицированным рабочим может быть предложена оплачиваемая работа. Они получают внеочередное жилье и дополнительный пищевой паек. Также в лагере есть медицинский центр и несколько медпунктов, дома для больных чумой, холерой, школы, рынки и ямы для кремации умерших.

— У кого-нибудь есть вопросы?

— У меня есть, — сказал Этан. — У вас есть какие-нибудь регистрационные записи? У меня пропала семья.

Кэйли кивнула. Поиск близких является для нас приоритетным делом. Скажите людям на регистрации, они вам помогут. У нас есть записи обо всех когда-либо прибывших в этот лагерь. Также у них есть контакты с другими лагерями в Кэролтоне, Довере, Гаррисберге, и других местах.

Этан с удовлетворенным видом откинулся на спинку стула.

— У меня есть вопрос, — громко сказал Сержант, поднимаясь с места. — Что вы здесь прячете?

Кэйли улыбнулась ему. На ее лице не появилось ни тени удивления.

* * *

Выжившим тон Сержанта не понравился. Еще минуту назад они, словно зачарованные слушали Кэйли, с жадностью глотая каждое ее слово. Теперь же они были насторожены и напряжены, как олень, почуявший запах хищника. Они внимательно смотрели на Сержанта и Кэйли, взволнованные тем, что снова оказались перед непростым выбором.

Через некоторое время Кэйли сказала, — А конкретнее можно?

Сержант моргнул, — Ну, во-первых, зачем вы забрали у нас оружие?

Уэнди сердито смотрела на Кэйли, думая о том же, о чем Сержант. Ей не терпелось снова почувствовать в руке успокаивающую тяжесть «Глока». От напряжения и волнения она была словно наэлектризованная. Она безоговорочно доверяла инстинктам Сержанта, но он начал эту конфронтацию, не посвятив ее в курс дела. Она даже не знала, как его поддержать.

— Сержант Уилсон, почти все в этом лагере вооружены, — сказала Кэйли. — Мы все знаем, что Инфекция распространяется как лесной пожар. Если кто-то подхватит заразу, погибнуть может весь лагерь. Мы постоянно следим за распространением Инфекции, и должны быть готовы действовать быстро при появлении здесь Инфицированных.

Сержант скрестил руки. — Я еще раз вас спрашиваю: Почему вы забрали у нас оружие?

— Ваше оружие было временно изъято, потому что довольно часто вновь прибывшие не проходят ориентировку. Мы не можем предоставить новым резидентам возможность постепенного перехода из опасного внешнего мира в наш относительно безопасный оазис. Некоторые не выносят этой внезапной перемены и начинают вести себя неадекватно.

— Я понимаю, почему, — сказал Сержант. — Здесь какое-то полицейское государство.

— И да и нет. На самом деле у нас довольно остро стоит вопрос охраны общественного порядка. Вы же не думаете, что этот лагерь может функционировать без согласия его резидентов. Но мы действительно находимся на осадном положении. Здесь другие условия существования, не как за периметром.

— Если мы не пленники, вы могли бы оставить нам то, что мы хотим.

— Вы не пленники, но вы не можете просто придти сюда и уйти, когда вам заблагорассудится, по понятным причинам. Всякий раз, когда кто-то приходит в лагерь, появляется угроза проникновения Инфекции или какой-либо другой заразы. Мы не можем этого допустить.

— Вы так и не ответили на мой вопрос, — сказал Сержант.

— Ответ простой: вы можете уйти в любое время, когда захотите. Но если вы уйдете, то больше не вернетесь. Такой ответ вас удовлетворяет?

— Мы можем уйти со всем нашим снаряжением?

— Если резидент решает уйти, он может забрать с собой то снаряжение и припасы, с которыми пришел, либо аналогичное. Таков закон.

— А что насчет нашего «Брэдли»? — спросил Сержант, сердито глядя на нее.

Улыбка исчезла с лица Кэйли.

— Вы имеете в виду нашего «Брэдли», Сержант. Эта машина изготовлена для армии и принадлежит народу Соединенных Штатов. Вы солдат, и если вы собираетесь уйти, ваше начальство может вас отпустить, или решит расстрелять вас за дезертирство. Не знаю. Зато могу вам сказать, что люди, отвечающие за это место, не позволят вам покинуть лагерь с военной техникой стоимостью в несколько миллионов, с помощью которой можно спасать жизни американцев.

— Дерьмо какое-то, — сказал Сержант. — Это ловушка.

— Ловушка у вас в голове, сержант Уилсон.

Сержант повернулся к другим выжившим и сказал, — Вперед, мы уходим. Они не смогут нас остановить.

Никто из выживших не сдвинулся с места, даже Уэнди, уверенная, что Кэйли идеально объяснила позицию лагеря, и чувствующая сейчас скорее успокоение, чем угрозу. Сержант изумленно смотрел на них. На его лице выступил пот. Похоже, он был растерян и не уверен, что делать дальше. Он ударил кулаком по парте и перевернул ее ногой с грохотом, от которого все вздрогнули.

— Здесь не безопасно, — умоляющим тоном сказал он. Дыхание его участилось.

Уэнди встала и всмотрелась ему в глаза.

Он тихо сказал, обращаясь только к ней, — Это плохое место.

Его заметно трясло.

— Вы здесь среди друзей, — сказала Кэйли. — Вы в полной безопасности.

Уэнди бросила на нее свирепый взгляд и сказала, — Не могли бы вы, пожалуйста, заткнуться?

Она снова переключила внимание на Сержанта. Медленно протянула руку и осторожно коснулась его лица. Потом взяла его обеими руками.

— Скажи мне, — сказала она.

Он избегал смотреть ей в глаза, но, наконец, их взгляды встретились.

— Мне страшно, — сказал он, делая глубокий, судорожный вздох.

— Я с тобой, милый, — сказала она ему. — Посмотри на меня. Посмотри на меня.

Другие выжившие отвернулись. Никто не осуждал его. Они все были здесь в таком же состоянии. Все сейчас испытывали посттравматический стресс, причиной которому были плохой сон, депрессия, чувство вины, тревоги, гнева, повышенной бдительности и страха. Уэнди не могла спать по ночам. Не могла забыть, как Инфицированные с воем ворвались в ее участок. Ей не верилось, что Сержант после всего пережитого может сломаться, здесь, где он, наконец, в безопасности.

Но она понимала. По правде сказать, никто из выживших не чувствовал себя здесь уютно. Слишком резкий переход от выживания к безопасности — не просто безопасности, а к общественному строю с его правилами и обычаями — был большим потрясением для нервной системы. Никто ни в чем не был полностью уверен.

И все же, это было не так уж и плохо. Это действительно был их лучший шанс.

— Прости меня, — сказал Сержант.

Теперь Уэнди понимала, почему Энн не пошла с ними в лагерь. Она подумала, что мы все сломались. Никто из нас не сможет стать здесь «своим».

* * *

Сжимая лицо Сержанта, она вдруг вспомнила мужчину в внедорожнике в первое утро Инфекции, когда Питтсбург превратился в зону боевых действий. Ее участок уже был захвачен, и Уэнди брела по улицам одна, не обращая внимания на людей, молящих ее о помощи. Машинами были забиты все четыре полосы Норт Авеню. Некоторые выехали даже на тротуары, некоторые — на узкую разделительную полосу, и все непрерывно сигналили. Этот звук напоминал блеяние напуганных овец. Некоторые пытались проскочить через прилегающий парк прямо между деревьев, буксуя в грязи, торопясь в никуда.

Инфицированные бегали среди скопившихся машин, заглядывая в окна как в витрины, и колотили по стеклам окровавленными кулаками. Уэнди увидела, как Инфицированные толпятся у ближайшей кованой ограды, издавая общий вой, от которого сердце у нее бешено заколотилось, а ноги стали ватными. Хотя ее сознание все еще было затуманено, какой-то задней мыслью она отметила, что Аллегейни Дженерал находится по другую сторону ограды. Инфицированные продолжали приходить в себя и устремлялись в двери госпиталя, как крысы.

Уэнди вытащила пистолет из кобуры и выстрелила. Потом еще раз. Один человек у ограды вскрикнул и упал, на его место тут же встал другой в больничной пижаме. Ноги его были вымазаны его собственным дерьмом. У меня не хватит патронов, подумала она.

Люди бросали свои машины и бежали в парк, некоторые размахивая сумочками и портфелями, некоторые держась за руки. Дорожная пробка превращалась в какую-то парковку. Уэнди повернулась, отвлекшись на жуткий звук мнущегося металла, и какая-то военная машина деформировалась от невероятной нагрузки.

За рулем блестящего красного внедорожника на приподнятой подвеске сидел какой-то мужчина. Три тонны стали и стекла с маленьким хвойным освежителем воздуха, болтающимся на зеркале заднего вида и со специальным номерным знаком с надписью «XCESS» над стандартной «visitPA.com». Водитель паниковал и пытался выбраться из затора сигналящих автомобилей. Воздух наполнился едким запахом выхлопов и паленой резины. Он дал задний ход, а потом вдавил педаль газа и врезался в стоящую перед ним машину, сдвинув ее менее чем на ярд вперед. От удара его машину подбросило.

Оправившись от удара, он снова дал задний ход, рванул рулевое колесо, и врезался в Фольксваген Джетта, стоявший на правой полосе под острым углом. От удара погнулась рама, и разбились боковые окна со стороны водителя. Водитель машины взвыл от шока и боли, весь покрытый кровью и осколками стекла, пытаясь закрыть лицо руками. Когда внедорожник снова дал задний ход, смяв капот другой, стоявшей сзади машины, один из Инфицированных залез в открытое окно Джетты, дергая в воздухе ногами.

Желудок Уэнди скрутило, и она нагнулась, чтобы сплюнуть капли желчи. Вдали сигналили машины. Бессмысленная, тупая жестокость водителя внедорожника и взбесившегося Инфицированного вызвала у нее почти физическую боль. У водителя на лбу была рана. Похоже, он ничего не соображал. Он нажал на газ и направил свой автомобиль на машину, стоявшую перед Джеттой. От удара ее отбросило на обочину, стекла разлетелись. Пассажирская дверь открылась и из машины вылезла женщина, с причитаниями вытаскивая с заднего сидения кричащего ребенка. Воздух наполнился сладким запахом кленового сиропа, этиленгликоля, выпущенного из разбитого радиатора. Уэнди с трудом сдержала очередной рвотный рефлекс.

— Стой, — сказала она хриплым голосом, потом подняла руку и шагнула вперед, закричав, — Остановись!

Она двинулась к внедорожнику, и тут водитель нажал на газ. Она даже не пошелохнулась. Узнав ее форму, водитель с коротким визгом затормозил, остановив автомобиль в каких то дюймах от нее. Он уставился на нее сквозь стекло, хватая ртом воздух. Его глаза медленно наполнились пониманием и раскаянием. По щекам потекли слезы.

Уэнди подняла пистолет и выстрелила, проделав в лобовом стекле три отверстия. Кабина заполнилась дымом. По стеклу потекла кровь.

Она пожалела, что у нее было мало патронов.

Потом Уэнди снова очутилась в классе. Она сжимала руками лицо Сержанта и смотрела ему в глаза.

Она знала, что значит потерять над собой контроль.

— Я с тобой, милый, — сказала Уэнди. — Я с тобой.

* * *

После короткого медосмотра Тодд поспешил в центр обработки данных: жаркое помещение, забитое людьми и столами с различными табличками и флажками, в котором раньше был школьный спортзал. Люди сидели за столами, разговаривая с сидящими или стоящими кандидатами, остальные сидели вдоль стен, обмахиваясь кусками картона с номерами. На него тут же обрушилась волна кислого запаха пота, почти лишив возможности дышать. В таком жарком помещении было столько потеющих людей, что в воздухе висел туман, поднимавшийся в лучах солнечного света, которые проникали сквозь застекленную крышу. За одним из столов он заметил Этана, но других выживших не было видно. У него бешено заколотилось сердце, когда он понял, что они уже прошли обработку и забыли про него. Он был последним в очереди на медосмотр, и вероятно слишком много времени провел в туалете, сидя на настоящем унитазе, окруженный четырьмя стенами. Он даже возбудился от такого блаженного уединения. Его мысли сбились, когда какой-то проходивший мимо мужчина задел его плечом, пробормотав извинения.

Его первым впечатлением было то, что в лагерь продолжает поступать огромное количество беженцев, но вскоре он понял, что все управленческие дела делаются здесь, от приема на работу и замены удостоверений личности до заявлений о совершенных преступлениях. За некоторыми столами сидели проницательные, гладко выбритые мужчины в деловых костюмах под американскими и другими флагами, представляющие различные органы государственной и местной власти. Тодд посчитал, что они относятся к отделу рекламаций. Вы приходите сюда с жалобой, а в ответ получаете плохие новости.

Тодд взял номер, нашел себе место на полу и стал обмахиваться картонкой как все остальные, стараясь держать Этана в поле зрения. Тот уже перешел к другому столу, держа пораненный палец вверх. Похоже, ищет свою жену и дочь. Тодд уже смирился с тем, что его отец мертв или инфицирован, как и все остальные тунеядцы из его офиса, и с тем, что его мать тоже инфицирована. Ему было жалко Этана, но жить как испорченный компакт-диск, который постоянно пропускает твою любимую песню, это все равно, что не жить.

Наконец назвали его номер, и он оказался у столика для пикника, за которым сидела рыжая женщина, которая смотрела на него так, будто он ударил ей в лицо. Шлепнув на стол перед собой учетную карточку, она начала записывать в нее его данные — имя, прежнее место жительства, номер страхового свидетельства, пол, возраст, рост, цвет глаз, ближайших родственников и краткую медицинскую историю.

— Ты учился в средней школе? — спросила она, задержав ручку над карточкой.

— Да, мэм, — ответил Тодд учтивым тоном, которым он обычно разговаривал с учителями.

— В каком классе?

— В выпускном, — ответил он, в глубине души боясь, что женщина проверяет его, понимая, что он лжет ей и про класс и про возраст. Но потом он заметил стопки учетных карточек, перевязанных резинками, собираемые другими чиновниками, и понял, что может говорить все, что угодно, и никто никогда не подтвердит и не опровергнет это.

— Хочешь снова ходить в школу? Мы проводим здесь обучение. Сможешь получить диплом.

— Нет, спасибо, — радостно ответил Тодд. Он изо всех пытался придумать, как оправдать это решение.

Женщина равнодушно пожала плечами.

— Какие-нибудь профессиональные навыки имеешь? — спросила она.

— У меня раньше была работа, но не требующая профессиональных навыков, — сказал он. — Хотя я очень хорошо разбираюсь в компьютерах. А какие профессиональные навыки вас интересуют больше всего?

— Психотерапевт.

Он рассмеялся.

— Я не шучу, — добавила она.

Тодд открыл рот, но она заставила его замолчать, подняв вверх указательный палец. Универсальный знак, означающий «Подожди минутку». Она поставила перед собой старую механическую печатную машинку и начала с мучительной медлительностью стучать по клавишам, то и дело, поглядывая на учетную карточку. Наконец она выдернула из машинки кусок бумаги размером с визитку, поставила на ней печать, и протянула ему вместе с толстым конвертом.

— Это твое удостоверение личности, — сказала она ему, и объяснила, что с ее помощью он будет получать паек, доступ в душ, медицинские услуги, и прочее. — Это твой информационный пакет. В нем ты найдешь резюме твоей ориентировки — карту лагеря, здешние правила, список служб, и где они находятся. В приютах сейчас есть несколько свободных мест, так что тебе не придется строить себе жилище. Твое распределение выделено желтым маркером. Это твой претензионный билет, поэтому ты можешь взять с собой собственность, которую ты принес в лагерь. И, наконец, вот два противоблошиных ошейника. Надень их себе на лодыжки. Отгоняет вшей.

— Мерзость какая! — сказал Тодд. — То есть, спасибо.

— Есть какие-нибудь вопросы?

— Только один. У вас здесь есть магазины, или что-то вроде того?

— Есть шесть уличных рынков. Четыре, где люди продают всякую всячину. Один для овощей, выращенных в лагере, и еще один — для мяса.

— А какая тут ходит валюта? — напирал он. — Бартерная система или долларовая…

Оглянувшись через плечо, женщина крикнула, — Двадцать первый!

Тодд поднялся, пытаясь придумать, как бы подколоть эту тетку, но к столику уже подошла семья. Они протянули ей свой номер с таким видом, будто совершали жертвоприношение. Тодд решил про себя, что она того не стоит. Ей не унизить меня. Я выживал все эти дни, пока она сидела тут на заднице и заполняла учетные карточки. Я дрался и убивал, чтобы выжить.

Внезапно он вспомнил Сержанта, стоявшего перед госпиталем и извергавшего из своего АК47 языки огня и дыма в темноту. Вспомнил, как бросил «Молотов» в толпу Инфицированных. Вспомнил «Брэдли», сминающий на своем пути брошенные машины, его грохочущую пушку. И улыбнулся.

— Ха, — сказал он и пошел прочь, искать Этана. Тот стоял у одного из столов и выламывал себе руки в ожидании результата поисков.

— Как медленно, — сказал Этан с печальной улыбкой. И, тем не менее, он был счастлив, что появился хоть какой-то шанс.

— А где все остальные? — спросил его Тодд.

— Военные вызвали Сержанта и Стива на допрос. Уэнди получила работу копа и пошла смотреть выделенное ей жилье. Как коп она имеет внеочередное право на получение. Пол отправился в один из центров распределения пищи. Он будет там работать.

Тодд растерянно хмыкнул.

— А ты? Вернешься в школу? Здесь же проводят обучение.

— Я не вижу особой пользы в обучении математике, — сказал Тодд, и тут же осекся. — Ой, извини.

Этан печально кивнул. — Все в порядке. Я тоже уже не вижу смысла преподавать ее.

— У меня большие планы. Я тут припрятал…

— Сто восьмой, — раздался крик из-за одного из столиков.

Этан оживился. — Это я.

— Ну, — сказал Тодд, нахмурившись. — Думаю, еще увидимся.

— Конечно, — рассеянно сказал Этан. — Береги себя, Тодд.

В другой комнате Тодд собрал своей вещевой мешок, оружие и боеприпасы, и вышел на улицу под подернутое дымкой солнце, испытывая щекочущее чувство возбуждения.

— Вот я и здесь, — подумал он. — У меня получилось.

На улице перед школой кипела активность. Несколько скучающих, истекающих потом солдат посмотрели на него, а потом снова вернулись к своему разговору. Они выглядели не намного старше его, просто накачанные подростки. На потрескавшемся тротуаре сидели дети и рисовали на асфальте цветными мелками. Другая группа детей, быстро одичавших сирот эпидемии, тащили красную тележку, наполненную пустыми пластиковыми бутылками. Росшая здесь когда-то трава была вытоптана и смешана с сухой грязью. В воздухе летала пыль. По улице катил пятитонный военный грузовик, игнорируя знаки и сигналя лениво двигающимся толпам людей. Несколько мужчин возились с большим механизмом. На грязном, некогда белом одеяле аккуратно были разложены инструменты и детали. Из маленького магазинчика через улицу, переделанного в жилой дом, доносился лай собак. Громкоговоритель, прикрепленный к старому телефонному столбу, обмотанному проводами, выкрикивал инструкции, как избежать холеры. Потом из него раздался оглушительный хрип, через секунду сменившийся песней Бритни Спирс. В это время и в этом месте она могла вызвать скорее чувство ностальгии, чем радости.

Тодд злился на других выживших. Не могли даже дождаться его, чтобы попрощаться. — Ну, вот опять ты один, старина Тодд, — сказал он сам себе. — До встречи с ними, ты со всем справлялся сам. Ты был ниндзей, выживающим в одиночку, всегда им был. И будешь им снова. Этой пуповине, видимо, суждено было отсохнуть. Такая связь была обусловлена лишь временной необходимостью. Пришло время снова стать героем-одиночкой.

Он сверился с картой, на которой рукой какого-то сумасшедшего был тщательно прорисован виртуальный город. Он узнал школу, расположенную у дороги, формирующей одну из главных артерий города, предназначавшейся для автотранспорта, и связывавшей центральный узел с распределительными и медицинскими центрами. Он нашел свой новый дом, выделенную маркером точку посреди бесконечных трущоб. Потом нашел ближайший рынок, где он намеревался начать свою карьеру торговца.

Другие выжившие были измождены, вымотаны и сломлены. — Только посмотрите на Сержанта, — подумал он. — Мужик, который бился в одиночку с ордой визжащих Инфицированных и спасал наши жизни, теперь превратился в испорченный товар. У Тодда же был молодой, здоровый организм и гибкий ум, чего может, и не скажешь по его внешнему виду. Апокалипсис, скорее, даже пошел ему на пользу. Он уже начал набирать мускулы, а с ними и самоуверенность. Он смотрел на пробегающие мимо толпы детей, на солдат, куривших рядом, и думал: Мое поколение выживет. Это время выбрало нас, а мы в свою очередь выбрали его.

* * *

Пол трясся в мусоровозе, держась за один борт. Грузовик катил по одной из главных артерий лагеря, поднимая в воздух клубы пыли. Он предназначался для перевозки трупов. Его борта украшали многочисленные причудливые граффити, большей частью изображающие черепа с костями. Пол дал водителю сигарету, а взамен узнал, почему трупы сжигаются в ямах за городом. Причина, как сказал он, уходит корнями во времена возникновения лагеря, когда многие люди, выросшие на фильмах ужасов, верили, что Инфицированные это зомби — голодные существа, восставшие из мертвых. И не смотря на то, что это не так, подобная практика сохранилась. Даже если сейчас люди захотят похоронить умерших, они не могут это сделать. Просто нет места.

В борт грузовика с металлическим стуком ударил камень. Пол вздрогнул. Другой пролетел так близко от головы, что он чуть не свалился в пыль. Окно со стороны пассажирского сидения опустилось и из него высунулось дуло ружья, медленно ищущее цель среди палаток.

Камни в автомобиль больше никто не бросал.

Грузовик покачивался на ухабах, гремя металлом. Он сделал три остановки, чтобы подобрать трупы, лежащие под солнцем. Под листами полиэтилена были видны их бледные лица и воскового цвета тела. Долгие годы американцы отгораживались от смерти. Лишь немногие видели мертвецов в их естественном состоянии, раздутых, облепленных мухами и смердящих. Их видели лежащими на бархате в красивых гробах, одетыми в их лучшие костюмы, забальзамированными, как египетские фараоны.

Наконец грузовик притормозил перед большой деревянной церковью. Из окна высунулась рука и указала на входные двери.

Пол спрыгнул из кузова, постучал по борту грузовика, давая водителю понять, что тот может ехать, и помахал рукой. Рука из окна помахала в ответ, и грузовик покатил дальше по дороге.

На смену выхлопным газам грузовика вернулись вездесущие запахи готовящейся еды, древесного дыма и канализации.

Он сделал глубокий вдох, понимая, что ему уже пора привыкать к этому.

Двери были открыты, и он вошел, полный страстного желания уже чем-то заняться.

Через несколько мгновений на него уставилось дуло М16.

— Как, по-вашему, куда вы идете, Отец?

Пол нахмурился. — Не Отец, а Преподобный. А иду я туда, куда власти послали меня жить и работать.

— Дайте взглянуть на ваши бумаги.

Пока солдат изучал его документы, другие поначалу с любопытством его разглядывали, а потом вернулись к своим делам. Не обращая на них внимания, Пол огляделся по сторонам. Церковь была полна детей, сидящих за разными столами на самых разных стульях. Здесь были складные стулья, кресла, офисные стулья, шезлонги, пуфики, скамейки, обеденные столы, столы для пинг-понга, тумбочки, журнальные столики, приставные столики, столы для черчения и для игры в покер. Церковные скамьи отсутствовали. Наверное, пошли на растопку. Длинная очередь загорелых детей, держащих чаши, ложки и кружки, стояла за раздачей тушенки, которую черпали из больших чанов у алтаря в куполообразной апсиде, как в сцене из «Оливера Твиста». Их гомон наполнял большой неф, подымаясь к сводчатому потолку. Они жевали в свете окон, украшенных ручным витражом.

— Привет, — сказал подошедший мужчина в одежде священника, протягивая ему руку. Он был высокий и худой, слегка сутулый, и носил аккуратно подстриженную бородку. — Я Пастор Стриклэнд. Это моя церковь.

— Приятно познакомиться, — сказал Пол, забирая у солдата свои документы, и тепло пожал мужчине руку. — Я Пол Мелвин. Все эти дети…?

— Верно. Сироты Инфекции.

— Так много, — сказал Пол, не сводя с детей глаз. Он уже несколько недель не видел ни одного счастливого, живого ребенка. И вид такого большого количества детей, едящих хорошую пищу в безопасном месте, грел ему душу.

— Эти дети должны быть накормлены и защищены. Они — наше будущее. Но в большинстве своем, они все еще как дикие звери. Не поворачивайтесь к ним спиной и не оставляйте свои вещи без присмотра.

— Буду иметь в виду. Но они, кажется, вполне хорошо себя ведут.

— Они испытывают бесконечное уважение ко всему сверхъестественному, — сказал Стриклэнд с улыбкой. — Они думают, что если мы найдем правильные слова, Бог покончит с Инфекцией.

Пол удовлетворенно хмыкнул. — В этом я с ними похож. Я должен буду узнать у них, какие слова помогают.

— Простите, Пол. Но вы не будете здесь работать. Вы будете работать дальше по улице, в супермаркете «Фуд фэйр». Там пункт раздачи пищи. В целом, тяжелая работа, и неблагодарная. Вас это расстроило?

Пол покачал головой. Он хотел бы работать с детьми, но это уже не имеет значения. — Я просто пришел сюда работать. Хотя я должен знать.

— Почему нам нужен кто-то вроде вас для этой работы?

— Что-то вроде того, — согласился Пол.

— Ну, что ж, — сказал Стриклэнд. — Я отвечу вам. Каждую неделю мы раздаем каждому жителю лагеря столько пищи, чтобы он получал примерно двести десять калорий в день. Они получают пшеницу, бобы, горох, растительное масло, витаминизированные продукты питания, такие как кукурузно-соевая смесь, немного соли и сахар. Если в лагерь попадает какой-либо скот, мы можем раздать немного мяса, но такое бывает не часто. Специи жители не получают, и большинство из них не может себе позволить приобретать их на рынках. Наша пища поддерживает в вас жизнь, но она однообразна, как вы понимаете. Через некоторое время эта однообразная пища начинает сводить людей с ума. А вот другое. Мы стараемся давать пайки только женщинам, потому что они с большей вероятностью донесут их до других членов семьи, а не продадут, чтобы купить что-то другое. Естественно возникают конфликты. Плюс тот факт, что мы работаем здесь, по существу, на правительство, и многие люди возмущены этим.

— Сегодня я видел, как люди бросают камни в грузовик.

— В людей нашей профессии они бросают их реже, — сказал Стриклэнд. — Является ли это простым ответом на ваш вопрос? Много людей отвернулось от Бога из-за того, что случилось, но все-таки они не обвиняют нас в этом. Большинство жителей лагеря видят в нас людей, пытающихся им помочь.

— Это я и хочу делать, — сказал ему Пол. — Хочу помогать.

— Тогда вы пришли в нужное место. Этому лагерю нужна любая помощь.

* * *

Уэнди вошла в полицейский участок, покрытое граффити здание. Оно было битком набито кричащими людьми, спорившими с крепкими, накачанными мужчинами, облаченными в самую разную униформу, от сотрудников исправительных учреждений до охранников частного сектора. В здании пахло так, будто эти разгневанные люди испытывают друг друга. Хорошо знакомый ей запах. Она чувствовала здесь атмосферу простодушия и грубой силы. Стены были заклеены выцветшими объявлениями органов здравоохранения, лагерными указами, графиками дежурств, плохо пропечатанными на копире объявлениями о пропавших без вести. Два бородатых офицера, вооруженных дробовиками, пробивались сквозь толпу. Спавшие на полу собаки резко подняли головы, когда мужчины, громко топая, вышли из участка. Какой-то усатый мужчина в кепке с надписью «Стилерз», и футболке противопожарной службы Кэштауна направил ее к койкам 12-го отряда. Ценой за информацию стал унизительный раздевающий взгляд, которым он ее окинул. Ему было все равно, почему она здесь. Вероятно, он принял ее за чью-то женщину, пришедшую с визитом. Он проводил ее взглядом, сплюнув желтую от табака слюну в банку из-под содовой.

Она прошла по пахнущему как пепельница коридору. Административная часть здания была, видимо, отведена под жилье для другого отряда. Свободные от дежурства офицеры сновали из комнаты в комнату, босиком, в нижнем белье, почесывая животы, когда она пробиралась мимо них со своим вещевым мешком. Коридор был частично заставлен коробками с различным оборудованием. В голове у нее промелькнула мысль, как там Сержант. И она тут же удивилась внезапно появившемуся щекочущему ощущению в животе. Вроде бы, он был в порядке, когда уходил с Мэттисом, но она беспокоилась о нем, и ей не терпелось увидеть его снова.

Она снова вернулась в реальность, когда уже подошла к своему жилью. Лагерь был переполнен, и свободные места, видимо, были в большом дефиците. Люди жили в страшной тесноте, а квалифицированные рабочие должны были жить рядом со своей работой. Койки 12-ого отряда располагались в следственном изоляторе. Похоже, она будет жить в тюремной камере. Размышляя над иронией судьбы, она вошла в помещение, наступив на пустую пивную банку, и оказалась в своей новой квартире.

Она была права. Площадь следственного изолятора и шесть камер занимали восемь человек. Один человек громко храпел на койке, в то время как другой сидел рядом на полу в одних шортах и чистил ружье. Усатый мужчина с вонючей сигарой во рту наливал себе воду из кулера в пластиковый стаканчик. Другой возился с маленькой печкой Колмана, от которой пахло варящимся кофе. Этот богатый и сильный аромат вызвал у нее странное чувство тоски по дому. Седой мужчина перестал читать книгу и внимательно посмотрел на нее поверх очков, жуя зубочистку. Внезапно она осознала, что все эти худые, заросшие щетиной лица смотрят на нее. Она ответила им холодным взглядом, придав лицу суровое выражение. По началу она буквально воспарила от представившейся возможности снова стать копом, но сейчас она внезапно задалась вопросом, чего для нее это может стоить.

— Я ищу Рэя Янга, — сказала она. — Сержанта отряда.

— А ты кто будешь? — спросил мужчина с книгой.

— Офицер Уэнди Сэслав, приписана к этому отряду.

Мужчина переглянулся с другими и хихикнул.

— Как вам такое, — сказал он, жуя зубочистку.

— Боже, Джонеси, могу поклясться, что она одна из вас, — раздался чей-то голос у нее за спиной.

Уэнди сразу узнала этот слегка сардонический тон. Она повернулась и увидела мужчину в кепке «Стилерз», заполнившего собой коридор, улыбающегося и держащего в руках банку из-под содовой.

— Я… хм… занимаюсь этим, Рэй, — сказал молодой человек по фамилии Джонеси, облизывая руку и поправляя прическу.

Рэй сплюнул в банку и сказал, — Ну, офицер Сэслав, думаю, ваша комната там. — Он кивнул, указав на одну из камер.

— Благодарю, Сержант.

Уэнди подхватила свой мешок и прошла в камеру. В туалете не было ни капли воды, раковина отсутствовала. Вместо этого у нее были ведро для мытья, губка, новый кусок мыла, ведро для справления нужды, мешок извести, и рулон туалетной бумаги. Койка выглядела вполне сносно. После того, как ей две недели пришлось спать на полу, она почувствовала себя будто в четырехзвездочном отеле. Стены был заклеены постерами с пышногрудыми блондинками из порно-журналов. Их, очевидно, придется убрать. Основной проблемой в этом мужском зоопарке будет интимность личной жизни. Она раскатала на кровати спальник, а потом открыла вещевой мешок, впервые заметив, что на нем черным маркером написана фамилия Деверо.

Через несколько секунд Уэнди осознала, что сержант шел за ней следом и сейчас стоял в дверном проеме. Другие тоже внимательно смотрели, ухмыляясь.

— Офицер Сэслав, можно мне? — спросил он. — Не то чтобы я против того, чтобы такое смазливое личико как ваше мелькало тут рядом. Просто я смотрю на вас и думаю, что вы делаете в моем отряде? Играете в копа?

Она проигнорировала его, прицепив свой бейдж к ремню. Рэй покосился на него и добавил, — Так, кем вы там были, девушка-метр с кепкой?

Один из копов подошел к камере и, навалившись на решетку, уставился на Уэнди с улыбкой.

— Эй, я с тобой разговариваю, — сказал Рэй, сминая в руке банку из-под содовой. Уэнди почувствовала, что в комнате повисло напряжение. Она будет глотать дерьмо этого сержанта, она здесь новичок, она ожидала, что здесь будет какая-то дедовщина. Но если хоть кто-то дотронется до нее, если в этой сраной дыре дойдет до этого, она переломает тому все кости.

Она вытащила свой ремень Бэтмена, одела его. От успокаивающей тяжести «Глока» по ее телу словно пробежал электрический разряд. Она чуть не улыбнулась. Вытащила из мешка свою дубинку и зацепила ее на место, тут же вспомнив последний раз, когда использовала ее в госпитале.

— Откуда у тебя все это снаряжение, Сэслав?

— Из управления полиции города Питтсбурга, — ответила она ему.

Он сердито уставился на нее, его лицо покраснело. — Это правда? Как именно ты его получила?

— Это стандартная выдача, Сержант. Я почти год проработала патрульной.

— Лучше скажи правду. Ты не лжешь мне?

Уэнди пристально посмотрела на него, ничего не говоря.

Он сделал шаг вперед, и она положила руку на рукоятку своей дубинки, уже спланировав, куда она ударит его и с какой силой.

— Господи Иисусе, — тихо, почти с благоговением сказал Рэй.

Другие копы собрались у него за спиной. — Питтсбург, — зашептались они меж собой, почти хором повторяя это слово. — Она коп. — Один из них протянул руку и легко дотронулся до ее плеча, отчего она вздрогнула. Другой протянул ей теплую банку пива и по-дружески подмигнул.

— Добро пожаловать, Офицер Сэслав, — сказал Рэй. В его больших глазах стояли слезы. — Да хранит вас Господь.

* * *

Открытый рынок был построен на месте старой барахолки Кэштауна, на окраине города, и служил жителям лагеря самым лучшим местом для гуляния. Располагающийся теперь посреди бескрайних трущоб лагерь был опоясан с запада елочными гирляндами и висящими на проводах между столбов, лампочками, а с востока — одним из грязных каналов Фемавилля. Когда-то эти каналы были частью оборонительной системы укрепленных кольями траншей, вырытых вокруг старого города первыми поселенцами для сдерживания Инфицированных. Потом они стали медленно зарастать, колья пустили на дрова, а сами ямы заполнились дождевой водой. Деревянные доски служили мостами над вонючими каналами, которые сейчас были заполнены сточными водами и мусором, и в которых встречались даже трупы. Некоторые мосты постоянно горели, днем и ночью. Вдоль каналов были установлены работающие на солнечных батареях ландшафтные фонари, чтобы не дать ночным путешественникам свалиться вниз. Каналы были очень опасны. Если само падение в токсичную грязь не убьет вас, то кишащая там зараза доконает наверняка.

Тодд осторожно бродил среди людских толп, разглядывая разложенные на столешницах изделия, как моряк, пробующий ногой прочность палубы. Он не привык к большому скоплению людей. Особенно к такому, где почти все носили оружие — пистолеты, топоры, молотки или бейсбольные биты. Люди здесь были злые, отчаянные и пахли страхом. Он чувствовал себя среди них уязвимым и каким-то потерянным. Странное чувство, когда все друг друга знают, и понимают, что ты для них чужой. Он будто снова вернулся в школу.

— Брось, старина Тодд, — сказал он сам себе. Тут всем на тебя наплевать. У всех свои проблемы.

Одни продавцы рядом с ним громко рекламировали свой товар, другие же торговались с покупателями или отгоняли детей и нищих. Здесь торговали аккумуляторами, свечами, спичками, презервативами, сигаретами, лосьоном для рук, ножами, швейными нитками, специями, дровами и коробками с бесполезной электроникой. Сырьевые товары, раритеты, и много всякого хлама. Цены зависели от желания продавцов — доллары, золото, услуги в натуральной форме, бартер — и рынок, явно, процветал. Капитализм, как земля, пребывает вовеки. Самой популярной формой обмена являлся, похоже, бартер. Один торговец продавал игральные карты, настольные игры и игральные кости, но в обмен за свой товар принимал только сигареты.

Рядом стояла очередь в биотуалеты. Люди разразились спонтанными аплодисментами, когда по дороге проехал грузовик с аварийным генератором в кузове. Электричество означало прогресс. Двое людей в оранжевых комбинезонах вытащили из одного из биотуалетов нижнюю секцию, в которой размещался резервуар с нечистотами, загрузили ее на тележку, и откатили к фургону, запряженному лошадью.

Тодд понял, что больше всего люди нуждаются в электричестве. А еще в водопроводе. В трущобах, где он жил, он видел, что люди везде пользовались автомобильными аккумуляторами, иногда соединенными в батарею, чтобы с помощью адаптеров обеспечивать питанием устройства постоянного и переменного тока. Один предприимчивый механик соединил проводом две свои машины и зарабатывал тем, что заряжал подсевшие аккумуляторы. Воду же можно было получить, отстояв огромную очередь к городской цистерне с водой.

Тодд прогуливался между палатками, отмечая для себя, что народ покупает и продает. Водоочистители, детские принадлежности, витамины, тампоны, пропан, бельевые прищепки, туалетная бумага, садовые семена, оружие и боеприпасы. Сахар, порно журналы, шоколад, клейкая лента, спрей от насекомых, соевый соус, велосипеды, ножницы, кофе и чай, свечи, джинсы, спички, бритвенные наборы, конфеты, сигареты, жевательный табак, консервные ножи, стиральный порошок. Маленькие частички комфорта и цивилизации. Кусочки погибшей Америки, в большинстве своем ненужный хлам. Товары из других, более не существующих стран. Предметы потребления, ставшие пережитками прошлой эпохи.

В магазине стоянки для грузовиков Тодд набрал много устройств, работавших на постоянном токе, которые могли бы облегчить жизнь, по крайней мере, некоторым из этих людей. Хотя они были тяжелые и хрупкие. Он хотел обменять их на что-нибудь другое. Он заметил, что наиболее успешные торговцы специализируются на каком-то конкретном, необходимом всем товаре. Это должно быть что-то небольшое и легкое, чтобы не усложнять его переноску. Подошли бы, например, сигареты, но тогда ему пришлось постоянно стеречь их от воришек. Сахар и кофе тоже подошли бы, но продавцы расфасовывают их в полиэтиленовые пакетики, во избежание порчи от воды или засорения. Популярным товаром сейчас должны быть садовые семена, но он ничего не понимал в садоводстве.

С другой стороны, что-то типа свечей подошло бы идеально.

— А ты кто такой будешь?

Он повернулся и удивленно заморгал, поняв, что с ним разговаривает девушка. Время словно замедлилось, когда их глаза встретились. Сердце у Тодда учащенно забилось. Это было изящное существо, с белой, как лист бумаги кожей, и копной длинных, вьющихся, огненно-рыжих волос, львиной гривой обрамляющих ее голову. На вид ей было лет пятнадцать или шестнадцать, то есть как ему. У нее был озорной ротик, нос кнопкой, и голубые глаза с искринкой, сквозившие женским безрассудством.

— Я Тодд, — вдруг сказал он.

— Я Эрин, — сказала она. — Я спросила, что ты здесь делаешь.

— Собираюсь стать продавцом, — ответил он ей. — Хочу торговать кое-чем.

— Правда? Тогда ты обязательно должен меня нанять.

Тодд рассмеялся. — Почему это я должен?

— Ты новенький. А я могу показать тебе, что здесь к чему, чтобы тебя не надули.

Он перестал смеяться. — А откуда ты знаешь, что я новенький?

Она окинула его снисходительным взглядом. — А про банды ты знаешь? Они будут собирать с тебя дань.

— Сколько я должен им отдавать?

— Нисколько, балбес, — сказала она. — Это просто развод. Если продавцы платили бы каждой банде, то рынка бы не было. Они тебе ничего не сделают. Продавцы присматривают друг за другом, и все здесь вооружены до зубов. Ты не рад, что я тебе это рассказала?

— Да, рад, — согласился он.

— Тебе нужен кто-то, — сказал она. — Каждый день тебе придется получать воду, дрова, и готовить еду. Раз в неделю тебе выдают паек и разрешают принять душ. На торговлю остается не так уж много времени. У всех этих продавцов есть помощники.

С этим аргументом ему пришлось согласиться.

— Ты можешь делать это все для меня? — спросил он ее.

Она пожала плечами. — Я и так это делаю для себя, но могу поработать за отдельную плату.

— А что ты хочешь взамен?

Улыбнувшись, Эрин наклонилась к нему поближе, от чего сердце у него учащенно заколотилось.

— Я хочу кое-чем заняться, — прошептала она ему прямо в ухо.

* * *

В школьном спортзале было жарко, людно и душно. Усталые волонтеры и профессиональные чинуши лихорадочно заполняли за столами какие-то бумаги, которые никто никогда не будет читать и выдавали-получали плохо отпечатанную на мимеографе информацию, которая мало кому пригодится. В основном люди приходили сюда за какими-то решениями, которые здесь явно были в дефиците. Поварившись несколько дней в этом соку в попытках разыскать семью, Этан стал смотреть на этот центр обработки данных как на блошиный рынок для умирающего правительства. Одна большая полная распродажа. Ожидая, когда назовут его номер, он бродил среди столов, пока, наконец, не остановился перед опрятным молодым человеком, сидевшим под американским флагом и табличкой с надписью «Информация о Расселении».

— Что вы хотели бы услышать о Расселении? — внезапно спросил его мужчина.

Этан отшатнулся, мотая головой.

— Это часть президентской политики для нового старта, — сказал мужчина. Он был чисто выбрит, и одет в деловой костюм с отутюженной белой рубашкой и синим галстуком. — Когда пандемия кончится, мы снова все восстановим. То есть люди, все еще имеющие где-то имущество, получат его обратно. Те, кто потерял все, получать возможность начать новую жизнь. Одним словом, это называется Расселение.

— Что же вы собираетесь делать? Скажите, где мне жить.

— Только если подпишитесь, — сказал мужчина, улыбнувшись. — Если вы зарегистрируйтесь в программе Расселения, мы подберем вам хороший район, дадим работу, наиболее соответствующую вашей прежней профессии, с учетом ваших предпочтений, особых потребностей, таких как любые проблемы со здоровьем, и с сохранением социальных структур. Естественно, окончательное решение за вами.

Этан рассмеялся. — А стимулируете вы тем, что даете всем по дому с машиной?

— Все что угодно, для начала новой жизни.

— А как страна может себе такое позволить?

— Сэр, в стране сейчас полно бесхозной собственности, принадлежавшей ранее частным лицам и корпорациям. Собственность частных лиц, умерших и не оставивших завещания, перейдет к ближайшему наследнику в соответствии с государственными и местными законами. Но при отсутствии идентифицируемых наследников, собственность перейдет федеральному правительству для перераспределения.

— Господи, — сказал Этан.

Человек за столом говорил о массированном захвате собственности в беспрецедентных масштабах, для последующего распределения между выжившими.

— Не господи, — сказал мужчина, — А закон Уэйда.

Этот закон Уэйда противоречит многим государственным и местным законам. Когда на карту поставлено такое количество имущества, недалеко и до гражданской войны.

Хотя Этана это все не интересовало.

— Я пытаюсь найти здесь свою семью, — сказал он мужчине.

— Расселение это для тех, кто смотрит в будущее, но будет вестись полный учет. Каждое лицо, каждый доллар, каждый объект имущества. Если ваши родные живы, вы найдете их и снова сможете жить вместе под программой Расселения.

— Хорошо, — сказал Этан.

— Просто заполните эти формы, — радостно сказал мужчина, протягивая ему планшет.

— Позвольте мне сперва задать вам вопрос.

— Конечно.

— Вы упомянули про полный учет. Насколько он будет полный?

— Полнейший.

— Я говорю об умерших. У нас у всех кровь на руках.

— Не спрашивайте, не говорите, сэр, — улыбнулся мужчина, все еще протягивая ему планшет.

Этан уставился на него с тоской.

— Возможно позже, — сказал он.

Мужчина нахмурился и бросил планшет на стол.

Этан добавил, — Извините.

— Знаете, мы переживем это, — сказал ему мужчина. — И есть на что надеяться.

Этан сказал, — Все же это не так.

* * *

Большинство людей, злых, растерянных, одетых в грязные лохмотья, бродили среди тесно расставленных палаток и лачуг.

Рэй сказал, что это место будет процветать.

— Хреново, но жить можно, — сказал он. — Итак. Знаешь старую поговорку, что Америку отделяют от революции три дня? Тут счет идет на часы.

Уэнди кивнула. — Каковы главные проблемы района?

Рэй рассмеялся. — Да все. Уэнди, у нас люди живут как сардины в банке. Это место — открытый коллектор, в котором народ завтракает, обедает и ужинает. Нам приходится привозить чистую воду для половины лагеря. За периметром пополнять запасы смертельно опасно. Постоянная угроза пожаров, болезней, и, естественно, Инфекции. Все носят с собой оружие. У нас тут и банды, и проституция, и наркотики, и мошенничество, и изнасилования, и убийства, и самоубийства. Все что угодно. Понимаешь?

Еще две недели назад здесь ничего не было. Был лишь сонный городишко посреди восточного Огайо. Фермы, поля, леса. Все это сейчас является частью лагеря с населением как в Индепенденсе, штат Миссури и бедностью как в Калькутте.

— Уже заметила, — сказала она.

— Не беспокойся о них. Беспокойся о себе. Главное, что ты должна понять, это то, что здесь много несчастных людей, у которых было все, а сейчас нет ничего. Они все тронулись умом и ищут, кого бы в этом обвинить. Постоянно какая-нибудь сволочь норовит выстрелить в копа. Поэтому будь всегда на чеку.

— Я поняла, Сержант.

— Меня зовут Рэй. Называй меня так. Черт, Уэнди, это ты должна отдавать приказы, а не я.

— По мне, так пусть все будет, как есть, Рэй, — сказала она. — Когда начинается моя стажировка?

Мужчина хмыкнул. — Это и есть твоя стажировка. Есть еще вопросы?

— Окей. Как происходят задержания и где здесь здание суда?

— Так, хватит, — сказал Рэй, снимая свою грязную кепку «Стилерз» и вытирая пот со лба. — Думаю, нужно тебе кое-что объяснить, Уэнди. Знаю, что раньше, в реальном мире, ты была копом, но здесь обратная сторона Луны. У нас просто нет того, что ты хочешь. Тут у нас самосуд. Мы удерживаем эту землю силой.

Они подошли к длинным очередям за водой, которую разливали из ярко желтой автоцистерны, охраняемой отрядом молодых солдат, вооруженных винтовками М16. В воздухе висело облако пыли. Рэй сменил тему, показав Уэнди объекты, входящие в район ее ночного патрулирования — душевые, медицинская палатка, центр распределения пищи, и центр кормления, где молодые матери могли кормить грудью детей и получать дополнительные пайки. Отхожее место, большой ряд биотуалетов, ночью было наиболее опасно. Женщины, приходившие сюда после наступления темноты, часто подвергались насилию. Иногда даже мужчины. В результате многие люди стали выбрасывать нечистоты в ближайший канал, и иногда срывались вниз.

— Так что я должна делать, если увижу преступление? — перебила его Уэнди. — Просто начистить преступникам морды?

— Если хочешь, — сказал Рэй, засовывая за щеку щепотку жевательного табака. — Или можешь привести их к Судье, который назначит им каторжные работы в виде уборки дерьма, например. На них наденут электронный браслет, который позволит отслеживать их перемещение. За любое правонарушение наказание почти одно и то же, поэтому задерживай лишь в крайних случаях, если действительно хочешь наказать. Самые отъявленные нарушители отправляются за стену.

— А как насчет доказательств? Достаточно будет моего слова?

— Ага, — сказал Рэй. — Здесь это так. Ты должна понимать, что наша главная роль здесь, не раскрывать преступления и не наказывать за них. Местные жители обычно делают это за нас. Все здесь присматривают друг за другом. Они обычно знают, если кто-то совершает преступление, и разбираются сами, без нашего участия. Мы не то чтобы занимаемся правосудием. Наша задача — поддерживать общественный порядок.

— Тогда мы не копы, — с отвращением сказала Уэнди. — А вооруженные бандиты.

— Ага. Хочешь уйти?

Уэнди даже не задумывалась об этом.

— Нет, — ответила она.

— Смена нашего подразделения начинается на закате. Потом мы на двенадцать часов отправляемся патрулировать трущобы. Запоминай свой район, не теряйся, не падай в каналы, не дай себя убить. Последнее особенно важно. Нам нужны такие люди как ты, Уэнди.

— Я ничем не лучше других, поверьте. Особенно, что касается этой работы.

Рэй остановился и сплюнул сгусток табачной слюны в пыль. — Ты не понимаешь. Нам нужны такие люди как ты, чтобы выжить. Послушай, однажды все это закончится, и все вернутся к нормальной жизни. Для этого нам нужны люди, которые помнят, какой была нормальная жизнь, и которые смогут все наладить. Сейчас не так уж много копов топчут землю. Всякий раз, когда кто-то умирает, все воспоминания о прошлой жизни умирают вместе с ним.

— Я буду жить, Рэй. Я выживала там несколько недель. Выживу и здесь. Ерунда.

— Просто знай, что первые копы этого города были хорошими людьми, и они умерли, защищая это место, когда оно только было построено. Не все они погибли от рук Инфицированных.

Уэнди улыбнулась ему, тронутая его заботой.

— Я обещаю, что буду осторожной, — сказала она ему.

— У тебя получится, Уэнди, — сказал Рэй, с грустью глядя на нее. — У тебя получится.

Громкоговорители, закрепленные на соседних столбах, пронзительно завопили, — Мы побеждаем! Предлагайте свою помощь! Потом громкий хрип, и из динамиков полилась песня Мадонны «Like A Virgin».

* * *

Пол ушел из супермаркета «Фуд фэйр», усталый как собака. Он несколько часов занимался тем, что раздавал продуктовые наборы, передвигал коробки, мыл полы, и теперь он наслаждался ночным воздухом. В центре распределения продуктов не было кондиционеров, поэтому снабжение лагеря припасами было тяжелой и потной работой. Его костюм священника превратился в лохмотья. Недавно еще выстиранный и поштопанный, он снова был в дырах. Пол мог бы побриться и подстричься, но сегодня ему было не до этого. Он нащупал в кармане измятую пачку «Уинстона», закурил сигарету и вздохнул. Прохладный ветер приятно обдувал, и он был рад возможности, наконец, отдохнуть. Покурив, он почистил зубы и завалился спать вместе с другими рабочими, на свой старый спальник, положив вместо матраса мешки с рисом.

Лагерь еще шумел, но к ночи постепенно стал затихать. Парковка у «Фуд фэйр» была заполнена палатками, жилыми фургонами и людьми, готовящими на кострах еду. Он сделал новую затяжку и выдохнул, наслаждаясь относительным спокойствием. Он вспомнил, что последний раз курил, когда горел Питтсбург. Инфицированные бежали на них между машин. Он бросил «Молотов». Кого-то разрезал пополам из «Ремингтона». В его голове слышался рев «Брэдли».

Он успокоил мысли короткой благодарственной молитвой за то, что он жив и делает такую хорошую и полезную работу. Может быть, господь не хочет его слушать, но поскольку он вездесущ, он не сможет помочь, если не услышит.

— Пол, это ты?

Пол увидел сидящую на скамье фигуру и подошел. Это был Пастор Стриклэнд. Он сидел, прикрывая одной рукой огонь свечи, а в другой держал старую фотографию.

— Думаешь нельзя продолжать любить кого-то, кто уже Инфицирован, брат? — спросил его Стриклэнд.

— Можно, — сказал Пол. — Думаю, такое не только возможно, но и неизбежно.

Мужчина улыбнулся, вытирая глаза.

— Но они ненавидят нас в ответ, — сказал ему Пол. — Такое перенести тяжелее всего.

Стриклэнд вытер ладонью слезы. — Любить тоже тяжело, — добавил он. — Ты сегодня хорошо поработал, Пол.

— Спасибо.

— Для тебя это что-то значит, верно? Я имею в виду, работа.

— Это единственный известный мне способ, как быть самим собой, — ответил Пол, удивившись своим словам. Он хотел поразмышлять на эту тему еще, но его усталая голова уже не справлялась.

— Через несколько дней будет христианский ход, — сказал Стриклэнд. — Там будут люди, которые пытаются здесь что-то делать. Работая вместе мы можем сделать гораздо больше, чем если бы действовали в одиночку. Ты можешь прийти послушать, что там будут говорить. Я тоже там буду.

Пол хлопнул себя по шее, чтобы убить комара. — Я приду.

Следующие несколько секунд они провели в тишине. Пол докурил сигарету и ботинком растер ее об асфальт. Стриклэнд задул свечу. Вдали завыла собака.

— Могу я рассказать тебе кое-что, брат? — тихо сказал из темноты пастор. — Могу я поговорить с тобой как священник? Выслушаешь короткую исповедь?

— Конечно.

— Мне всегда было интересно, можно ли быть христианином и плакать на похоронах. То есть, если кто-то отправляется на небеса, не должны ли мы радоваться? То же самое и здесь. Мир умирает. Почему же мы горюем? Зачем цепляемся за эту несчастную жизнь? Может быть это так, Пол. Может быть, Господь зовет нас домой. А если это так, то почему мы сопротивляемся его зову? Почему мы противимся божьей воле? И почему от этого такое ужасное чувство? Почему от этого пахнет пеплом? Почему это наполняет наши сердца скорбью?

У Пола не было ответа, но он понимал всю важность вопроса. В прошлом он постоянно спрашивал себя о том же.

— Я не знаю, — сказал он.

Он был уверен, что у Сары нашелся бы интересный ответ. Он вдруг вспомнил битву Инфицированных с толпой, и что случилось после того, как Инфицированные подавили последний очаг сопротивления. Обрывочные воспоминания о том, как он шел по дороге, возвращаясь домой к жене. Но что случилось потом, он вспомнить так и не мог.

Его начала беспокоить мысль, что он мог убить Сару.

* * *

Этан бежал между лачуг, его палец зудел и пульсировал от боли. Он слышал, как его преследователи перекрикиваются друг с другом. Ему показалось, что оторвался от них.

Это случилось внезапно.

Женщина рассказывала ему, что в Нью-Джерси высадились морские пехотинцы, когда ее друзья обратили внимание на его одежду.

На нем все еще была больничная одежда из госпиталя — брюки, по крайней мере.

Они приняли его за врача.

Последние несколько дней Этан провел в центре обработки данных, пытаясь разыскать свою семью. Спал на полу, жил на подаяния. Устроился не так уж и плохо. В школе по-прежнему было электричество и работающий водопровод, правительственный способ демонстрации силы. В некотором смысле, он жил в роскоши по сравнению со многими людьми из лагеря.

Они сидели на складных стульях, обмахиваясь картонными листками с номерами. Женщина сказала, что слышала, что в Нью-Джерси высадились морские пехотинцы.

За все время ожидания в центре обработки данных он уже несколько раз слышал подобные слухи. Морские пехотинцы создавали базы вдоль побережья, и армия углубляется вглубь страны, укрепляя лагеря беженцев и используя их как передовые боевые позиции в кампании по освобождению страны.

Звучало это немного обнадеживающе, по меньшей мере.

— Если это так, то где они тогда? Почему их здесь нет? — спросил Этан, не думая получить ответ. Слухи об армии не представляли для него никакого интереса. Для него имели значение только поиски семьи.

Пока женщина говорила, он обратил внимание, что она довольно привлекательна. Он понял, что он всегда может двигаться дальше. Может найти кого-то другого и создать новую семью.

Он не хотел этого делать. Что ему сказал Пол, когда они разговаривали о людях, которые оставили фотографии своих близких? — Я даже не знаю как, — сказал он в ответ на вопрос, мог ли он когда-нибудь забыть тех, кто остался позади. Верно.

Мысли о Поле вызвали воспоминания о часах, проведенных в темном, жарком нутре бронетранспортера «Брэдли», катящем, скрежеща гусеницами, по умирающему городу.

Эти воспоминания вызвали в нем странное чувство тоски по дому.

— Интересно, как там дела у других выживших, — подумал Этан. Тут к нему подошли друзья той женщины. Они заметили, что на нем больничная одежда, и спросили, не врач ли он. У них заболел приятель, и они пришли сюда записать его на прием к хирургу. Эта услуга предоставлялась только в самых крайних случаях, так как многие профессиональные врачи были либо убиты, либо инфицированы в первые же дни эпидемии. Их послали из госпиталя сюда, а здешняя администрация направила их обратно в госпиталь.

Они напомнили ему, что неоказание помощи идет вразрез с врачебной клятвой. Глаза у них горели отчаянием.

Когда он сказал им, что он не врач, они спросили, был ли он пациентом госпиталя. Как он смог выжить, если первая волна инфицированных поднялась именно с больничных коек? Может быть он заражен, только не знает об этом? Или он переносчик? И сейчас заражает всех вокруг?

Этан не помнил, с чего началось рукоприкладство. Воспоминания о том моменте у него размылись. Может, он первый бросился на них. Память будто стерло. Он помнил, как несся мимо лачуг, помнил мрачные лица, глядящие на него из дверей и сквозь пламя костров, на которых готовилась еда. Садовые украшения, висящее белье, ведра и пластиковые канистры. Он обо что-то споткнулся. Раздались ругательства.

Он помнил то время, когда был пацифистом. В школе дети иногда дрались, и ему приходилось разнимать их. Он терпеть не мог это делать. Иногда ему снились кошмары, что его избивает какой-то ребенок. В таких снах он терял над собой контроль, кидался с кулаками и терпел поражение.

Рядом с ним грохотал грузовик. Сидевшие в нем люди смеялись над ним. Один из них, чернокожий великан в футболке и джинсах, встал во весь рост и прокричал, — Эй, ты! Работа нужна?

Лучше ехать, чем бежать. Он кивнул, хватая ртом воздух. Ему вспомнился тот ужасный день в универмаге, когда он слепо несся между манекенов.

Огромные, мозолистые руки подхватили его и втащили в кузов.

— Как дела? — спросили его по-испански.

Он сидел на трясущейся платформе грузовика, который то и дело подпрыгивал на ухабах. Один из мужчин протянул ему бутылку с водой. Этан глотнул, поморщившись от металлического привкуса, и вернул ее назад.

— Торгуешь? — спросил его великан.

— Я был учителем, — сказал Этан. — А теперь вот убиваю людей.

Мужчины рассмеялись, окружив его своими бородатыми лицами. Они сплевывали за борт. Изо рта у них пахло луком. Некоторые разговаривали по-английски, а другие болтали на Кало, мексикано-испанском жаргоне, распространенном в юго-западных штатах. Кто-то пустил по кругу фляжку, и он почувствовал запах спирта. Похоже, его гнали из пшеницы и риса, раздаваемых с недельным пайком.

Из зернового пюре можно получить не только выпивку. Это и хорошее обезболивающее, и антисептик и консервант. Этан знал это.

Грузовик остановился в облаке пыли перед большим сараем. Все выпрыгнули. Это здание было отведено под бойню. По загону бродили коровы, возбужденные запахом крови. Мясники, облаченные в пластиковые мешки для мусора, подвешивали животных за задние ноги, выпускали кровь, отделяли головы, ноги, шкуру и внутренние органы. Земля была насквозь пропитана кровью.

Великан рассказал Этану, что говядина нарезается, упаковывается и тут же рассылается по центрам распределения продуктов. За работу здесь расплачиваются мясом. Большая часть мяса оказывается на рынке, где покупается и быстро съедается, пока не завелись бактерии. Большинство беженцев тушат его на кострах вместе со всем, что могут найти, например, с диким луком или бобами. Кости достаются лагерным псам — домашним животным, приведенным сюда беженцами, которые теперь не могут себе позволить их содержание. Администрация поощряет их присутствие, поскольку они реагируют на Инфицированных и являются хорошими сторожами. Жир идет на производство мыла, свечей и биодизеля.

Другие бойни в лагере занимаются птицей, овцами и свиньями. Эта, как сказал великан, занимается только коровами — в основном бычками и телками. Здешние рабочие знают коров. Как оглушать их молотом, как ножом перерезать горло и выпускать кровь, как срезать мясо с костей.

— А мы что делаем? — спросил Этан.

— Мы перегоняем коров, поступающих в лагерь, в загоны.

— Откуда перегоняем?

— Грузовик останавливается вон там.

— И мы пятьдесят футов гоним коров в загоны? Так?

Великан ухмыльнулся ему. — Именно так. Нам сказали, что сегодня придут несколько грузовиков. А вот и один из них.

Огромный тягач с прицепом, грохоча и кашляя дымом, остановился рядом с загонами. В прицепе, жалобно мыча, толкались коровы.

— Орел, мальчики, — сказал великан по-испански. — Глаз острый, как у орла.

Мужчины взяли оружие и встали полукругом у задней части грузовика. Двое мужчин залезли и повязали нейлоновую сеть перед дверьми трейлера. Водитель, потный мужчина, в камуфляжной кепке «Джон Дир» и охотничьем жилете, набитом гильзами для дробовика, вылез и прислонился к кабине, глядя на них и жуя помидор.

— А мне что делать? — спросил Этан.

— Стой тут.

Великан подошел к дверям, вытащил болты, и распахнул створки. Он быстро отошел назад и в сторону. Из трейлера хлынула волна тепла. Этан поморщился от густого запаха навоза. Коровы толкались и мотали головами вверх-вниз. Они глядели на него из темноты горящими глазами.

Этан удивился, почему никто ничего не делает. Двое мужчин продолжали держать сеть натянутой. Пот струился по их лицам. Внезапно он заметил, что остальные отошли от трейлера подальше.

— Танцуем, — прошептал один из мужчин по-испански.

Тварь с шипением выскочила из темноты, вытянув вперед когти. Этан закричал от страха и отвращения, когда она наткнулась на сеть и рухнула на землю у его ног, визжа, корчась и протягивая к нему руки. Торчащее у нее между ног огромное жало, не переставая, било концом в землю. Мужчины, держащие сеть, с улюлюканьем окружили тварь. Другие подскочили с копьями. Исторгая ругательства на разных языках, они стали колоть чудовище своим оружием. Оно билось на земле, жалобно скуля.

Наконец тварь затихла. Мужчины продолжали колоть ее своими копьями, пока она не превратилась в кровавую, бесформенную груду мяса.

— Обезьяны, — по-испански сказал Этану один из чикано и чиркнул пальцем по горлу. — Прыгуны.

Этан потряс головой, пытаясь оправится от слепого страха перед прыгнувшей на него из темноты тварью. И от злости, что его использовали в качестве приманки.

— Теперь ты один из нас, — сказал великан, ухмыляясь. — Подходишь.

— Видите это? — сказал Этан, поднимая вверх свой палец. — Я уже один из вас.

Великан кивнул, уставившись на откушенный палец. Его лицо побледнело.

Этан не сводил глаз с мертвой твари, лежавшей на земле. Мужчины плевали в нее.

— Что потом?

— Теперь проверим скот на Инфекцию.

Коров отвели в специальный карантинный загон. Две из них оказались инфицированными. Их было легко узнать: тощие, тихие, апатичные, пошатывающиеся при ходьбе. У одной телки на боку росла та обезьянья штуковина, а у бычка было таких две.

— Прыгуны, — сказал великан.

Инфицированных коров отделили от остальных, убили и оттащили в большую дымящуюся яму за сараем. Жара здесь стояла невыносимая. Она поднималась от покрытой рубцами земли горячими волнами. Обугленные ноги торчали из почерневших груд мяса, медленно превращаясь в пепел, уносимый ветром.

Здесь сжигался мертвый скот, как и все остальное.

* * *

Тодд зажег свечу в своей маленькой, душной однокомнатной лачуге и уставился на ее яркое пламя. Эта свеча, подумал он, возможно единственная красивая вещь в этом ужасном месте.

— Торговать свечами было бы идеально, — подумал он. Свечи всем нужны. Они простые, маленькие и необходимые. Единственный минус — их ломкость. Это да еще нехватка спичек. Тогда ему придется продавать еще и спички.

Но не собирался покупать и продавать свечи.

У него была идея, как разбогатеть. Он помнил, как Пол сказал ему, что хороший бизнесмен будет покупать дешевле, а продавать дороже. Но как такое возможно при бартерной системе?

Потребуется много чего такого, что сейчас почти бесполезно, но потом будет бесценным.

Например, зимняя одежда.

На рынке мало кто продает зимнее снаряжение. В основном оно идет по бросовым ценам, например заменители подушек и наполнители для спальников. Дубленки, шапки, шарфы, перчатки, свитера.

Здесь почти никто не верит, то Инфекция продержится до зимы. Они здесь меньше двух недель, и многие понятия не имеют, что творится за периметром. Они верят в слухи об армии-спасительнице. Они верят в правительственную пропаганду, что дела налаживаются. Но дела не налаживаются. Все гораздо, гораздо хуже.

Тодд знал, что люди застанут здесь суровую зиму. Если ему удастся собрать большой запас зимней одежды, то он сможет потом ее обменять на все, что угодно.

— Тук-тук, — раздался из дверей чей-то голос.

— Эй, Эрин, — улыбнулся он. — Заходи. Добро пожаловать в мою скромную обитель.

Девушка вошла в лачугу и огляделась вокруг.

— Нормальная обитель, — сказала она. Смотри, — она показала ему полиэтиленовый мешочек. — Я раздобыла немного травки. Она не очень хорошая, но все равно вставляет. Хочешь покурить?

— Думаю, да, — осторожно сказал Тодд, глядя на мешочек.

Эрин села на ветхий коврик, постеленный на грязный пол, и принялась сворачивать косяк.

— Мне ужасно не хватает развлечений, — сказала она. — Ужасно не хватает. Знаешь, раньше, пока все не пошло кувырком, я путешествовала. В детстве я была гадким утенком. А потом я повзрослела и перестала им быть. Все очень просто: внезапно я стала популярной. У меня было около восьмисот друзей в «Фэйсбуке». Потом появился вирус, и я оказалась отрезана от остального мира. Иногда мне даже кажется, что я больше не живу.

Тодд ждал, что она продолжит, но она молча зажгла сигарету и осторожно затянулась, набирая побольше дыма в легкие. Потом протянула ему. Он взял ее кончиками губ, сделал несколько маленьких затяжек, удивившись странному, сильному запаху.

— Черт, я так устала, — сказала Эрин, выпуская длинную струю дыма.

— А я раньше играл в военные игры с парнями из колледжа, — неуверенно начал Тодд. — Интересно, есть тут какие-нибудь игровые клубы. Ну, знаешь там «Вархаммер 40000»…

Эрин как-то странно посмотрела на него. Его голос замолк, и время словно замедлилось. Он громко закашлялся от дыма.

Внезапно она улыбнулась и знаком попросила вернуть косяк.

— Я в этих делах ничего не понимаю, — сказала она. — Давай зажжем еще одну свечу?

— Давай, — сказал он с облегчением.

— Здесь станет повеселее. Как насчет пивка? У тебя есть что-нибудь выпить?

— Нет, но у меня есть немного конфет, если хочешь.

— Боже, конечно хочу.

Жуя «Мишек Гамми» с блаженным выражением лица, она спросила, как обстоят дела за периметром. Он рассказал ей, как сбежал из дома в первые дни эпидемии, как выживал в одиночку, как нашел других выживших. Как они ездил в «Брэдли», выходя лишь, чтобы повоевать и набрать припасов. Его рассказ был таким фантастическим, что вместо того, чтобы приукрасить его, он старался приуменьшить его драматизм, опасаясь, что она обвинит его в сочинительстве.

Эрин смотрела на него широко раскрытыми глазами. — Я тоже так хочу, — сказала она, в ее глазах отражался огонек свечи.

— Вряд ли. Мы были на волосок от смерти. Почти каждый день.

— Чувак, это так круто.

Тодд хмыкнул.

— Это так ты поранил руку?

Тодд вспомнил, про бросившегося на него из темноты чудовищного червя, щелкающего акульими челюстями.

— Да, — хмуро сказал он, прикрывая повязку рукой. — А ты как? Расскажи про себя.

— Я здесь почти с самого начала, сказала она и осеклась.

— Что случилось?

— Я пришла в лагерь с отцом и мне стало скучно, — пробормотала она. Внезапно ее лицо посветлело, — Давай поиграем в «Правду или желание»?

— Давай, — сказал он.

— Я первая. Давай, Тодд. Спрашивай.

— Хм, правда или желание?

— Правда, — объявила она, выпрямив спину.

— Хорошо, — сказал Тодд. Он не был уверен, вставил ему косяк или нет, Но ему хотелось, чтобы вставил. — Окей, когда тебе было стыдно сильнее всего?

— О, боже, у меня есть замечательный ответ на этот вопрос, — засмеялась Эрин, и Тодд тоже улыбнулся. — Однажды, в читальном зале, мы с подругами обновляли статус на своих страничках в «Фэйсбуке», понимаешь? Мне понадобилось отлучиться в туалет по своим женским делам. В тот вечер на мой «Блэкберри» обрушился целый вал звонков от каких-то парней, делавших мне непристойные предложения. Отключив телефон, я залогинилась в «Фэйсбуке» и увидела, что эти дуры написали в моем статусе, будто бы что я люблю делать минет и дали мой номер телефона.

Она громко расхохоталась. Тодд же продолжал вежливо улыбаться, не понимая, почему ее так веселит такой жестокий розыгрыш.

— О, чувак, — добавила она. — Такое случается со всеми, рано или поздно, верно? Окей, теперь твоя очередь. Правда или желание?

— Правда, — сказал он, надеясь, что она не задаст ему такой же вопрос.

— Когда ты в первый раз делал это с девушкой?

Тодд ненадолго запнулся, сочиняя «правдивую» историю про свой выпускной и про то, как он отметил его на заднем сиденье машины своей подружки. Но его голос затих. Эрин может уличить его во лжи.

— Все в порядке, сказала она.

Он хмыкнул.

Он пытался подобрать какие-нибудь легкие и остроумные слова, чтобы разрядить обстановку, но этого не потребовалось. Эрин ловко выручила его.

— Хочешь, я тебе кое-что покажу, Тодд? Тебе понравится.

— Давай, — ошеломленно сказал он ей.

Эрин вскочила на ноги, поборов внезапный приступ смеха, а потом встала прямо и напрягла мышцы рук..

— Веселые и находчивые, — сказала она. — Раз, два, три. Вот и мы. Пумы, вперед! — Она хлопала в такт, держа руки под подбородком. — Пумы, вперед! Мы — Пумы, эй, мы первые. Мы только начали рычать. — Она наносила удары по воздуху. — Ррр! — Она снова захлопала в ладоши. — Ррр! Ррр! Мы — Пумы, да, скажем это громко. Мы идем вперед, потому что мы гордые. Ррр! Ррр! Ррр! Мы лучшие, и это правда. Мы победим…

Обессилев, она плюхнулась на пол и зашлась от смеха. Тодд захлопал в ладоши.

— Ух, ты, — сказал он. Его сердце колотилось от сексуального возбуждения.

Кто-то с улицы проорал, чтобы они заткнулись, отчего она захохотала еще громче.

— Представим, что это было мое желание, — сказала она, запыхавшись. — Теперь твоя очередь.

— Желание, — сказал он.

— Поцелуй меня.

Тодд надеялся услышать это. В конце концов «Правда или желание» это игра на поцелуи. Он подполз к ней на четвереньках, чувствуя головокружение и нехватку воздуха. Он не знал с чего начать. Он раньше никогда не целовал девушку. Она встретила его на полпути. Это было похоже на падение в теплый бассейн, с гладкой и покачивающейся водой. Он целовал ее несколько секунд, держа за плечи. Трогал своим языком ее язык, не уверенный, делает ли он это правильно. Ее правое колено, уткнувшееся на лежащую на полу гальку. Начало болеть, но он не обращал на него внимания, боясь пошелохнуться. Член напрягся у него в штанах, посылая волны боли и наслаждения по всему телу. Наконец она оттолкнула его.

Он прервал поцелуй, изумленный.

— И, — добавила она, — Сними свою рубашку. Я забыла сказать, что это желание из двух частей.

По-прежнему ошеломленный, он автоматически подчинился. И занервничал, когда она оценивающе осмотрела его.

— Татуировок нет, — заметила она. — Ух, ты, а у моего парня везде были татуировки.

Тодд нахмурился, встревожено и ревниво. Он уже думал, что сейчас в его лачугу войдет толпа качков, и будут тыкать в него пальцем, смеяться и поздравлять Эрин с удачным розыгрышем.

— У тебя есть парень? — спросил он, пытаясь контролировать эмоции.

— Он теперь один из них. Там, за периметром.

Что ж, тогда это уже не твой парень, хотел он сказать, но сдержался.

Она застенчиво улыбнулась ему и сказала, — Может быть, мне нужен новый парень.

Он улыбнулся ей в ответ, быстро оттаяв.

— Желание, — сказала она.

— И ты тоже, — храбро сказал он.

Эрин скрестила руки, глядя на него дразнящим взглядом, а затем одним быстрым движением стянула с себя через голову рубашку. Тодд думал, что на ней будет бюстгальтер, но его не оказалось. Ее блестящие, дерзко стоящие груди были идеальной формы. Ее гладкое тело переливалось светом свечи. Он смотрел на нее с благоговением.

— Желание, — прошептал он.

— Иди ко мне, — сказала она. — Поцелуй меня еще.

* * *

Приблизившись к туалетам, Уэнди включила фонарик и дальше пошла очень осторожно. Идущий рядом с ней Джонеси сделал то же самое. Она предпочитала патрулировать при лунном свете, давая глазам привыкнуть в темноте. Они становились не просто ночными сторожами, а охотниками, но ночью отхожее место было опасно даже для копов, а ближайший канал едва подсвечивался ландшафтными фонарями. В небе над горизонтом прочертила дугу какая-то вспышка, и она услышала вдали хлопки выстрелов. Сегодня ночью дозорные за периметром лагеря были заняты. Стрельба стихла также внезапно, как и началась. Уэнди передала по рации свои координаты Тайлеру, седому книголюбу из участка.

— Вас понял. Будьте там осторожны, ребята. Смотрите в оба.

Она улыбнулась такой заботе и сказала в рацию, — Ты тоже.

— Непременно, юная Уэнди.

Новая вспышка прочертила дугу вдали над трущобами.

— Похоже, там идет настоящая битва, — сказал Джонеси, громко чавкая.

— Дай мне тоже жвачку.

— А что я получу взамен?

— Джонеси, мой парень перешибет тебя как соплю. А если он не сможет, это сделаю я.

— Хорошо, хорошо, — рассмеялся он. — Попытка не пытка.

Она сунула плитку в рот и принялась остервенело жевать ее.

Это ее третья ночь пешего патрулирования в 12-ом отряде, и она уже устала.

Прошлой ночью пришлось немного поволноваться. В дальнем конце лагеря раздался взрыв, небо осветила вспышка, и земля под ногами слегка задрожала. К сожалению, там была не ее патрульная территория. Оказалось, что на воздух взлетела домашняя лаборатория по производству кристаллического метамфетамина. Ей почти хотелось, чтобы здесь случилось нечто подобное.

Вдалеке небо освещали вспышки. Застучал пулемет.

Они шли вдоль края канала, ища доски, по которым можно перейти на другую сторону. Лучи их фонариков метались по рыхлой земле. В соседних трущобах кто-то играл на гармонике. Какая-то пара громко стонала, шумно занимаясь сексом в одной из лачуг.

Джонеси хихикнул.

— Похоже, ты здесь не единственный бабник, — сказала Уэнди.

Он рассмеялся.

— А вот и мост, — сказал он. — Смотри под ноги.

Перебравшись по доскам через канал, они оказались у рядов биотуалетов.

— Полиция, — громко сказала Уэнди.

— Работает полиция, — сказал Джонеси.

Вот уже три дня как от Сержанта не было ни весточки. Уэнди это беспокоило.

— Итак, Джонеси, как же ты стал копом? — спросила Уэнди, чтобы отвлечься.

— Ну, Рэй собрал отряд. Тайлер и Рэй играли вместе в боулинг, а Тайлер — мой папа, — ответил Джонеси. — Когда началась эпидемия, я только окончил среднюю школу. Собирался поступить в колледж. Хотел учиться на ветеринара.

Уэнди улыбнулась. Тайлер заботился не о ней, а о своем сыночке.

— Ветеринар — хорошая работа, — сказала она.

— О, да. Очень хорошая…

Внезапно у них на пути возник какой-то человек. Он закрыл руками глаза от света их фонариков.

— Пожалуйста, можете не светить мне в глаза?

Они немного опустили фонарики вниз. Уэнди положила руку на рукоятку дубинки.

— Стойте, где стоите, сэр, — сказала она.

— Вы копы, верно? Кажется, я слышал, что вы назвали себя полицией.

— Вам нужна помощь?

— У меня жена пропала. Час назад она ушла сюда принять ванну.

— Хорошо, сэр, — сказала Уэнди. — Можете описать…

Но тут ее инстинкты закричали, — К бою!

Она кувыркнулась, выхватывая дубинку. Джонеси со стоном упал на землю. У него за спиной стоял какой-то человек с длинной трубой в руках. Другая труба ударила ее по голове с глухим стуком. Из глаз посыпались искры.

Она покачнулась, с трудом удержавшись на ногах. Фигуры приближались.

Годы тренировок дали о себе знать, и она стала действовать.

Размахнувшись, она ударила одному из мужчин дубинкой в лицо, потом тыльной стороной руки заехала другому в ухо. Первый отлетел назад, она догнала его и яростными ударами сбила с ног. Второй же, свалившись в канал, кашлял и отплевывался.

Еще один удар в голову.

Она провалилась в черноту.

Сержант, Сержант, помоги мне.

Уэнди пришла в сознание, почувствовав навалившуюся на нее тяжесть и колющую боль в гениталиях. Открыв глаза, она вгляделась во тьму и увидела наклонившегося над ней Инфицированного, с серым, мокрым от крови лицом и красными от вируса глазами.

Уэнди закричала.

Она больше не видела над собой Инфицированного, а лишь какого-то человека, который сказал ей заткнуться, либо он убьет ее. Она почувствовала его горячее, мерзкое дыхание. Он жестоко ударил ее один раз, другой.

Она моргнула и снова увидела Инфицированного. Опять закричала.

Он зажал ей рот рукой. Она вцепилась в руку зубами, и изо всех сил укусила. Он ударил ее снова, но сейчас уже слабее. Она еще сильнее сжала зубы, рыча как собака. Через несколько секунд мужчина уже визжал и молил о пощаде. Она почувствовала, как кровь хлынула ей в горло и отпустила покалеченную руку, откашливая мокроту.

Она закричала снова. И снова. Но мужчина исчез.

* * *

Многотысячная толпа хлынула по дороге мимо центра распределения пищи, распевая гимны и размахивая плохо нарисованными транспарантами с надписями «Бог по-прежнему с нами» и посланиями от Луки 21:11. Пол растер подошвой ботинка сигарету и влился в их ряды. Он вспомнил ту толпу, марширующую по дороге в пригороде Питтсбурга, людей, идущих плечом к плечу с оружием в руках, выкрикивающих подбадривающие лозунги. Над головой, в небе, затянутом черным дымом с ревом проносились реактивные самолеты ВВС США, сбрасывая бомбы на дальние цели. Он помнил, как обращался к ним со словами: Он благословил их как раз перед нападением Инфицированных. Он сказал им, что их война справедлива.

Они шли мимо центра кормления, дома для больных чумой, детского игрового комплекса, с установленными на нем флагами различных правительственных агентств и служб, размещавшихся в маленьком здании из красного кирпича, где раньше располагалось городское почтовое отделение. Беженцы прерывали свои повседневные занятия и смотрели на поток демонстрантов, распевающих «Вперед, солдаты Христа». Некоторые с азартом присоединялись к маршу, в то время как другие смеялись и кричали, чтобы те шли шуметь и поднимать пыль в другое место. Солдаты смотрели на демонстрантов с подозрением, держа оружие наготове и поглядывая на сержантов.

— Бог не очень популярен сегодня, — понял Пол. Эти люди здесь стопроцентные христиане. Истинные верующие. Их вера удивляла его. Ему даже стало немного стыдно. И все же он не мог не смотреть на них как женщина, защищающая мужа-алкоголика, который ее регулярно избивает, оправдывающая то, что по существу является психическим расстройством.

— Слышал? — сказал какой-то мужчина, идущий сзади. — Морпехи в Нью-Джерси.

— Кому они нужны, — фыркнул другой.

— Я слышал, что перед приходом армии федералы собираются отобрать у нас оружие, — сказала какая-то женщина. — Мы будем беззащитны.

— Это всего лишь слухи. Как и то, что морпехи где-то там высадились.

— Я слышал, что это в Филадельфии, а не в Нью-Джерси, — встрял кто-то в разговор.

— А что, если это правда? Они разве не понимают, что вторая поправка спасла страну? Если бы не вторая поправка, мы были бы уже все инфицированы. Боже, храни НСА.

Пол услышал детский плач, и с содроганием вспомнил гигантского клыкастого червя, выскользнувшего из мрака и мяукающего от голода. Он удивлялся, что даже сейчас в лагере рождаются дети. Жизнь продолжается, не смотря ни на что. Похоже, род людской тоже пребывает вовеки.

Идущий где-то во главе шествия мужчина закричал в мегафон. Демонстранты сбавили ход, и стали собираться вокруг нескольких фигур, стоявших на крыше автофургона перед старым зданием школы, где сейчас заседало номинальное правительство лагеря. Пол продолжал пробираться вперед. Он узнал Пастора Стриклэнда и нескольких других священников, стоявших за коротко стриженным грузным мужчиной, на котором была белая рубашка с закатанными рукавами и огромными пятнами пота подмышками, и ярко желтый галстук. Пол никогда не видел его раньше, но голос его узнал. Этот мужчина был ведущим популярного ток-шоу на питтсбургском радио. Маклин. Томас Маклин.

— Мы считали себя непобедимыми, — говорил Маклин. — Мы погрязли в деньгах, развлечениях и сексе. Инфекция это кара Господня.

Толпа одобрительно взревела, заглушив его.

— Они хотят, чтобы вы верили, что мы можем жить без Бога, — услышал Пол, когда толпа затихла. — Без вашей веры. Они хотят, чтобы мы отвернулись от Бога, но Бог не отвернулся от нас, люди. Нет. Бог разговаривает с нами громко и четко. И знаете, что он говорит?

Пол затаил дыхание, напрягая слух. Ему было интересно, кого Маклин называет «они».

— Он говорит, что мы оскорбили его, и он не может этого допустить!

Толпа ревела. Пастор Стриклэнд и другие священники, стоявшие за Маклином, кивали и аплодировали, мрачно улыбаясь.

— Мы оскорбили его, чествуя духа Антихриста, и теперь пожинаем ураган. Оскорбили его, позволяя феминизму разрушать американскую семью, убивать детей и поощрять лесбиянство. Позволяя гомосексуалистам разрушать брак и растлевать наших детей. Растлевая эту великую нацию своей жадностью, массовой культурой, либеральными университетами, государственным образованием, отделением церкви от государства, и гонениями на христиан.

— Нет, — сказал Пол. — Не так и не сейчас.

Толпа становилась все агрессивнее. Он чувствовал, как волной нарастает в них энергия. Они размахивали транспарантами, и кричали Маклину, чтобы он сказал им, что делать.

— Мы должны покаяться, ибо конец близок, — сказал Маклин. — Думаю, мы все согласны, что он очень близок. Но что значит покаяться? Вы вообще знаете, что означает это слово? Оно означает, стать праведными. Чистыми. Мы должны очиститься, как нация и заключить новый договор с Богом.

Сотни рук взметнулись вверх, слегка покачиваясь, как колосья пшеницы на ветру.

— Что касается атеистов, то я скажу, надо изгнать их из лагеря!

— Вышвырнуть их! — скандировали люди.

— Изгнать гомосексуалистов!

— Вышвырнуть их.

— Изгнать элиту, которая смотрит на вас сверху вниз!

— Это не правильно, — сказал Пол окружающим его людям, а Маклин продолжал зачитывать свой список. — Бог не хочет этого. Бог не хочет, чтобы мы ненавидели друг друга.

— Он хочет, чтобы мы ненавидели грех, — огрызнулась на него какая-то женщина.

— Это не митинг, когда среди нас дьявол, — заметил какой-то мужчина. — Вот он здесь, воплоти.

— Это ненормально, — умаляющим тоном сказал Пол. — Инфекция свела нас с ума. Разве вы не видите это?

— Все что я вижу, это ниггер, которому надоело жить, — ухмыльнувшись, сказал какой-то мужчина.

— Держи свое расистское дерьмо при себе, — предупредил другой.

— Бог карает нас за нашу нечестивость, — сказала женщина. — Почему так думать ненормально?

Маклин указал на центр обработки данных и закричал.

— Те люди там, они говорят нам, как жить, но никто за них не голосовал! Теперь они хотят заставить меня замолчать! Они видят во мне угрозу! Они могут убить меня, но они не понимают, что огонь уже зажжен, что огонь это вы, и он распространяется. И мы выжжем коррупцию из тела этой великой нации, и еще более великая нация, нация христиан, восстанет из пепла!

Толпа с жадностью слушала каждое его слово. Злые и вспотевшие солдаты, охранявшие центр обработки данных, ружьями оттесняли людей от главного входа.

— Скажите им принять закон о содомии. Скажите им громко. Скажите им сейчас. Скажите им…

Металлический скрежет заглушил его. Толпа напирала, уплотнялась, и, в конце концов, стала редеть, когда люди, стоявшие с краю, начали разбегаться в стороны. К ним на скорости сорок миль в час несся по дороге бронетранспортер «Брэдли», поднимая в воздух огромное облако пыли. На его металлической груди, словно ожерелье, раскачивался венок из полевых цветов. На одной из антенн развевался американский флаг. Маклин указал на машину, крича что-то в мегафон, но никто не слышал его. Все кашляли, ослепленные от поднятой в воздух пыли.

Машина пронеслась сквозь толпу, разогнав людей в стороны, и продолжила свой путь.

Пол ухмыльнулся, провожая ее взглядом. Это его «Брэдли», он был уверен в этом, а управлять им могут только Сержант и Стив. Он выбрался из толпы на одну из узких аллей между рядами лачуг, намереваясь последовать за машиной. Было бы не плохо повидать сейчас друзей.

* * *

«Брэдли» миновал часовых и въехал на территорию военного комплекса. Солдаты, истекавшие потом в своих касках и униформах, провожали его восхищенными взглядами. «Брэдли» сбавил ход и свернул на главную улицу. Ее магазинчики розничной торговли и меблированные комнаты на верхних этажах теперь были превращены в казармы, столовые и штаб-квартиры. Улица была заполнена солдатами в самой разной униформе, торговцами и наемниками, проститутками и наркодилерами, гражданскими чиновниками в деловых костюмах и пятитонными, оливкового цвета грузовиками, развозивших военных, продовольствие и боеприпасы. У автоцистерны с водой стояла длинная очередь терпеливо ждущих солдат. Даже здесь командная структура была нарушена. Столько разных подразделении армии и национальной гвардии было смешано в одну кучу. Огромное количество новобранцев, и несколько разных штабов, проявляющих лояльность Соединенным Штатам, штату Огайо, и/или Содружеству Пенсильвании. На окнах бараков висел баннер с простой надписью: «Молитесь Господу и начинайте раздавать боеприпасы».

«Брэдли» снова замедлил ход и резко свернул в сервисный гараж. Механики тут же окружили его, испытывая непреодолимый зуд снова покопаться в его двигателе. Они любили эту машину, ведь их так мало осталось на американской земле.

Гидравлический трап опустился и по нему вышел Сержант, несущий на руках Уэнди.

Воздух заполнился дымом с едким запахом кордита. В другом конце гаража отряд новобранцев практиковался в стрельбе из винтовок М16 по бумажным мишеням, установленным перед стеной из мешков с песком. Грохот стрельбы быстро затих, когда они поймали взгляд командира «Брэдли», несущего в свое жилище красивую спящую женщину.

* * *

Тодд вошел в военный комплекс Фемавилля, дивясь колючей проволоке и царящему всюду хаосу. По пути он расспрашивал всех, как ему найти командира «Брэдли».

Они лежали в лачуге, уставившись в потолок, вспотевшие, голые и уставшие. Впервые в своей жизни он почувствовал себя по настоящему кому-то нужным. Она видела его наготу, когда он входил в нее, и теперь они были связаны одной нитью. Он будет любить ее до самой смерти. Его тело продолжало подрагивать после невероятного всплеска наслаждения. Лачуга наполнилась ее необыкновенным мускусным запахом. Она закурила бычок своего косяка и стала болтать про свой айпод, «Блэкберри» и «Фэйсбук», про то, как снова хочет жить. Тодд кивал, слушая вполуха, изучая изгибы ее тела и испытывая странную зависть к ее естественной красоте. Он уже загрустил, что ей придется уйти, и он больше никогда не сможет обладать ей снова. Внезапно он ощутил чувство голода. Через несколько мгновений она спросила его, хочет ли он заняться этим еще, и тут же вскочила на него, дав ему кончить ей в рот. После третьего раза он уснул как убитый.

Когда он проснулся, Эрин уже не было, как не было и его тайного запаса электроники. Его капитала.

Внезапно он лишился всего.

Она оставила ему загадочную записку: «Извини. Ты очень милый».

Все утро он перебирал в голове возможные варианты. Можно попытаться найти ее и вернуть свой капитал, а можно и забыть об этом. Противостоять ей будет проблематично. Мягко говоря. Тодд боялся конфронтации, кроме того, он верил, что сможет полюбить ее. Он чувствовал, что мучительное желание увидеть ее снова медленно поглощало гнев от того, что его так бессовестно обокрали.

— Забей, — сказал он сам себе. — Я знаю одного копа. Она поможет. Копы вернут мои вещи, я прощу Эрин, и мы снова будем вместе.

Он знал, что никогда больше не будет обладать ей, что его использовали. Но он не мог перестать надеяться.

К тому времени, как он дошел до военного комплекса — где, как он думал, он найдет Сержанта, который в свою очередь скажет ему, где найти Уэнди — он несколько раз проиграл в голове события прошлой ночи. Он представлял себе, каким мог быть их предстоящий разговор. Например, сердитым, когда он спросит ее, почему она его использовала и сделала ему больно, заставит ее серьезно подумать о своем поведении, и она со слезами раскается в своих проступках. Или спокойным, когда он будет холодно смотреть на нее, скажет, что прощает ее и сожалеет, что так получилось, а потом пожелает ей всего хорошего. Или радостным, что маловероятно, когда она вернет ему его вещи и они упадут друг другу в объятья.

Непрерывный треск стрельбы у периметра лагеря усилился, напомнив ему, что его личные проблемы незначительны по сравнению с вездесущей угрозой, подстерегающей здесь людей.

Гараж был заполнен солдатами, сидящими на твердом цементном полу, писавшими письма, читавшими книги, и варящими кофе на Колмановских печках. В клетках у дальней стены, рядом с аккуратно сложенными дровами, кудахтали куры. Тодд почувствовал запах кордита, кофе и куриного помета. Солдаты вели себя странно тихо, часто поглядывая на офис в углу, где Сержант устроил себе жилище. Он осторожно прошел мимо них, игнорируя их враждебные взгляды и продолжая бормотать себе под нос, и постучал в дверь Сержанта. Никто не ответил. Тогда он сердито ударил по ней кулаком.

Дверь открылась, и в проходе возник Сержант, одетый в камуфляжные брюки и футболку. Он уставился на Тодда, сердитое выражение его лица внезапно сменилось удивлением.

— Эй, Малец, — сказал он. — Рад тебя видеть.

Тодд покраснел, услышав свое старое прозвище.

Солдат протянул руку и Тодд пожал ее.

— Я тебя тоже, Сержант.

— Каким ветром тебя сюда занесло?

— У меня плохие новости. Есть у тебя минутка?

— Заходи. У меня тоже плохие новости, Малец.

Тодд удивленно замер при виде Пола и Этана, стоявших над койкой, на которой беспокойным сном спала, тихо постанывая, Уэнди.

* * *

Уэнди проснулась от сильной головной боли и непреодолимого чувства страха. Маленькая комната была заполнена уставившимися на нее мужчинами. Сержант прижимал ей ко лбу прохладную, влажную тряпку и смотрел на нее со смесью любви и страха. Здесь были Пол, Этан и Тодд, а также Рэй и все копы из 12-ого отряда, кроме Джонеси и его отца. Увидев, что она проснулась, их лица посветлели. У Этана был потрепанный вид, он улыбался ей с подбитым глазом. Кто-то спросил ее, как она себя чувствует, и она с трудом сконцентрировалась на голосе. Сознание то и дело покидало ее, и она хотела проснуться. Она даже не была уверена, что уже бодрствует. Если это сон, то хороший. Она была счастлива видеть рядом Сержанта, и испытывала странное чувство безопасности рядом с другими выжившими. Странно, что ей пришлось провести две худшие недели в своей жизни с этой группой людей, и внезапно ощущать такую сильную привязанность к ним. Это были ее люди. Она помнила, как в госпитале, она стала думать о них, как о племени.

Уэнди подумала, не умирает ли она.

Сержант спросил, нужно ли ей что-то. Воды, например?

Попив, она спросила их, как она сюда попала. Ее голос звучал весело, и ей показалось, что у нее что-то не то с ушами. Мужчины переглянулись, избегая смотреть ей в глаза. Она действительно ничего не помнила. То, что с ней случилось, было настолько плохо, что они не могли сказать об этом вслух. Рэй, сидевший на ящике с патронами рядом с ее кроватью, сказал, что на них с Джонеси напали. У Джонеси сотрясение мозга, и он сейчас в плохом состоянии. Ей тоже досталось, но меньше. Уэнди поняла это и удивилась, почему она не может встать с койки. Она чувствовала странный озноб. Она не могла избавиться от чувства, что умирает.

Ты должна увидеть тех парней, с ухмылкой сказал Рэй, кивая ей с уважением. Ты отдела их что надо. Двоих мы поймали. Мы знаем, кто был третьим, и скоро доберемся и до него. Не беспокойся о них, Уэнди. Мы позаботимся об этом. Они заслуживают смерти, за то, что сделали, и мы позаботимся об этом.

Рэй положил на подушку рядом ее головой ее бейдж.

— Мы нашли его на месте преступления, — сказал он ей.

В голове у нее стучало. Мысли путались. Ее сны были полны кошмаров, и теперь она хотела знать, какой из них был явью.

Рэй спросил, не против ли она того, чтобы с теми парнями разобрались по законам Лагеря Неповиновения.

Уэнди удивилась себе, отчетливо сказав, — Я не против.

Она наклонилась над краем кровати, и ее вырвало Сержанту под ноги. Несколько мгновений спустя она провалилась в тошнотворный мрак, освещаемый лишь редкими искрами.

* * *

Ребята из 12-го отряда, скалясь, как волки, по одному покинули комнату, чтобы свершить правосудие над теми, кто напал на их коллег. Проходя мимо Рэя, который остался присматривать за Уэнди, они кивали ему. На них были черные рубахи и бронежилеты, все с оружием.

Следующие несколько часов Уэнди металась по кровати, а Сержант прикладывал к ее лбу влажную тряпку. Когда наступил вечер, солдаты принесли дымящиеся чашки с тушенкой, и выжившие сели в круг на полу поужинать при свете свечей.

— Прямо как в старые времена, — жуя, сказал Пол. — За исключением хорошей еды.

— Наверное, неплохо иметь работу, оплачиваемую свежим мясом, — сказал Рэй.

Этан ухмыльнулся. — Если бы ты знал, что для этого приходится делать, — заметил он.

— Что-то опасное, судя по выражению твоего лица, — сказал Сержант, посмотрев на него с прищуром, будто разгадывая головоломку.

— Ерунда, — радостно сказал ему Этан. — Какие-то люди в административном центре подумали, что я врач и напали на меня. Я убежал, нашел команду, занимающуюся разгрузкой скота, и работал с ними весь день.

— Аа, — понимающе сказал Рэй. Он знал про скотные команды, и что они используют людей в качестве приманки для монстров, заражающих животных.

— Когда я вернулся в административный центр, те люди ждали меня и наградили вот этим, — сказал Этан, показывая на свое лицо, и рассмеялся.

Тодд рассмеялся вместе с ним и спросил, — А почему ты так этому рад?

— Я рад, потому что, похоже, нашел свою семью.

Другие выжившие переглянулись и слабо улыбнулись.

— Это хорошие новости, мужик, — сказал Рэй.

Сержант коснулся его плеча и добавил, — Да, это хорошо, Этан.

Этан сверкнул глазами. — Я серьезно.

— И я тоже серьезно, — осторожно ответил Рэй, ощетинившись.

— Я провел несколько дней в административном центре. Люди, занимающиеся учетом, нашли в лагере одну Кэрол Белл, но оказалось, что это не моя жена. Я продолжал давить и, наконец, настоял, чтобы кто-нибудь проверил другие лагеря. Оказалось, что в лагере под Гаррисбергом есть К. Белл и две М. Белл. Через три дня после начала эпидемии, К. Белл и М. Белл прибыли в один и тот же день.

Он внимательно смотрел на лица других выживших в ожидании реакции.

— Звучит обнадеживающе, Этан, — кивая, сказал Пол. — Я серьезно.

— Звучит потрясающе, — сказал ему Тодд.

Этан повернулся к Сержанту и сказал, — Вы сможете отвезти меня туда? Туда, или как можно ближе?

* * *

Сержант считал, что это закономерно, что другие выжившие снова рядом с ним, потому что он никогда их по-настоящему не бросал. Он мысленно вернулся в прошлое, против своей воли, посекундно переживая ужасы Инфекции и Афганистана. Хуже всего было, когда он очутился один в темноте, перед госпиталем, стреляя в Инфицированных, устремляющихся к нему через парковку, в то время как каждый атом его тела кричал ему убегать. Он очнулся от этих страшных воспоминаний в холодном поту. Сердце сжималось в груди, легким не хватало воздуха. Он не был глупым. Он знал, что тяжело страдает от посттравматического стресса. Еще он знал, что возвращение на поле боя вылечит его, по крайней мере, на время.

— Могу отвезти тебя в Стъюбенвилл.

— А что в Стъюбенвилле?

— Мосты.

— Инфицированные из Питтсбурга, — сказал Этан, кивнув.

— Ребята, о чем вы говорите? — спросил Тодд.

— Тот большой пожар, который выгнал нас из Питтсбурга? Он выгнал и всех Инфицированных, — объяснил Этан. — Они идут на запад, прямо к мостам. Прямо к нам. Верно, Сержант?

Сержант кивнул. — Я руковожу операцией по подрыву мостов. Особенно Мост Памяти Ветеранам. Шестиполосный мост через реку Огайо.

— Наверняка ты их слышал, — добавил Пол. — Они атаковали лагерь все время с момента нашего здесь появления. Стрельба почти не смолкает, днем и ночью. Она стала уже каким-то фоном. Если они прорвутся внутрь, нам конец.

— Мы последние беженцы, добравшиеся в лагерь из Питтсбурга, — сказал Сержант.

— Инфицированные умеют плавать? — спросил Рэй.

— Наша разведка говорит, что не умеют, — сказал ему Сержант. — Если мы взорвем мосты, они застрянут у реки.

— А что, если они пойдут на север и на юг?

— Это уже не наша проблема.

Рэй пожал плечами. — Ты прав. Не наша.

— Мы заставим их изменить направление, и это наиболее важно, как мы понимаем.

— Я тоже хочу, — сказал Тодд. — Можно мне с вами, Сержант? Пожалуйста.

— Я бы тоже присоединился, — сказал Пол, с надеждой глядя на него. — Я могу быть полезен.

Сержант покачал головой с легким сомнением. Он действительно с радостью взял бы их на операцию. Ребята, которыми он командовал, хороши, но они не знают того, что знают выжившие. Он был откровенно удивлен, что они хотят покинуть безопасный лагерь и вернуться в пасть зверя. И это спустя всего несколько дней. Разве не было целью их совместного путешествия найти это убежище, и попытаться зажить нормальной жизнью?

— Это будет очень опасная операция, — сказал он им.

Он помнил, как ехал по Стъюбенвиллу. В городе царила жуткая тишина. Никаких признаков жизни, даже лая собак не было слышно. Там были Инфицированные. А с теми, что отправились из Питтсбурга на запад, это место будет кишмя кишеть.

— Я тоже поеду, — сказала Уэнди с койки.

— Уэнди! — радостно воскликнул Тодд.

Мужчины вскочили на ноги, когда она с трудом поднялась, заметно дрожа, держась за затылок и жмурясь от боли. Она стряхнула с себя их руки и пошла туда, где они сидели, заняв место рядом с Сержантом и взяв в руки предложенный пластиковый стаканчик с водой.

— Ну, тогда я тоже поеду, — сказал Рэй.

— Какого черта ты то? — проворчал Сержант. — Ты же не один из нас.

— Но она одна из нас. Если едет она, я тоже еду. Вот так. Я дал обещание.

— Даа? — сверкнул на него глазами Сержант. — Кому?

— Множеству мертвых людей, — жестко ответил Рэй.

— Рэй едет с нами, — отрезала Уэнди.

Сержант нахмурился, но ничего не сказал.

— Вы все уверены, что хотите ехать? — спросил он.

— Да, — пробормотали выжившие, глядя в свои чашки.

— А ты, Уэнди?

— Ты был прав, — сказала она. — Здесь нам не безопасно.

— Ты справишься?

— Ты не поедешь без меня.

— Хорошо, — сказал он.

В комнате повисла тишина. Все обдумывали причины своего желания поехать.

— Я ненавижу это место, — наконец сказал Тодд.

Этан сказал, — А я полюбил его. Но мне нужно попасть в Гаррисберг.

— Мы доставим тебя как можно ближе, Этан, — сказал ему Сержант.

— Было бы неплохо выбраться отсюда на несколько дней, — сказал Пол. — Может быть, я составлю тебе компанию до Гаррисберга. Это место не чисто. Бог здесь не живет.

— А где же он тогда живет, проповедник? — тихо спросил Рэй.

— Где? Где-то там, друг. С ними. Они его агенты.

— Идите спать, — сказал Сержант. — Завтра у нас тренировка. А на следующее утро уезжаем отсюда, взрывать дыру в том мосту.

И добавил, — Надеюсь, это то, чего вы хотите.

ФЛЭШБЭК: Преподобный Пол Мелвин

Он вспомнил, как смотрел на полусъеденные останки детей, осквернявшие алтарь его церкви, на кровь, стекающую по нему, как после какого-то ужасного жертвоприношения языческому божеству. Он вспомнил, как чавкал под его ботинками мокрый ковер, как он ступал по телам прихожан, окруженных тучами жужжащих мух. Он вспомнил марширующую в тумане толпу, поющую и размахивающую библиями, транспарантами и оружием. Вспомнил, как они повесили Инфицированных на светофоре, на перекрестке Мерримак и Стил, как люди требовали, чтобы он благословил их, как он сказал им, что их война справедлива. Он вспомнил крики, стрельбу, корчившихся на земле новых Инфицированных, последний клич, когда от толпы осталось лишь несколько сопротивляющихся людей, и как их заволокло дымом. Он вспомнил, как говорил им не бояться смерти.

Он вспомнил, как шел домой сквозь дым, а над городом разносились крики. Он вспомнил, что шел домой, желая, чтобы Сара заразила его, чтобы они снова были вместе. Он вспомнил, как нашел свой горящий дом.

Как и Иов, Пол потерял все, что любил.

Как и в случае с Иовом, Бог позволил этому случиться.

Мост

Когда выжившие покинули Пенсильванию, они пересекли осколок Западной Вирджинии, узкий, похожий на иглу кусок земли, указывающий острием на север, прежде чем оказались в Огайо. Мост Памяти Ветеранам соединял Стъюбенвилл, Огайо и Вейртон, штат Западная Вирджиния. Это была современная шестиполосная автострада. Здесь через реку Огайо проходило Шоссе 22. Почти двадцать футбольных полей в длину, вантовый мост состоял из стальных балок и брусьев, поддерживающих дорожное полотно из композитного бетона. Вся конструкция висела на кабелях, протянутых веером с двух несущих башен. Распространенный дизайн для длинных мостов.

До эпидемии, этот мост ежедневно пересекало тридцать тысяч людей. Теперь это проход для более чем ста тысяч Инфицированных, двигавшихся на запад из горящих руин Питтсбурга.

* * *

«Брэдли» с ревом несся на восток по Шоссе 22, впереди конвоя из автомобилей, включая несколько грузовиков-платформ, груженных взрывчаткой, бронированных машин, и четыре набитых солдатами школьных автобуса, с закрепленными на решетках радиаторов снегоочистителями.

Бронетранспортер врезался в брошенный минивэн, отбросив его на обочину шоссе, и даже не нарушил шаг. От удара Уэнди вздрогнула.

— Попрактикуемся в быстром сканировании, — сказал Сержант.

Уэнди выдохнула воздух и кивнула. Она подняла руку, чтобы вытереть пот со лба и снова ударилась локтем.

— Мама, — прошептала она. Сидя на командирском сидении, прямо рядом с сидящим на месте стрелка Сержантом, она была почти со всех сторон окружена жесткими металлическими углами. Места хватает лишь для того, чтобы двигать джойстиком, управляющим орудийной башней и системами вооружения.

Она всмотрелась в прицельный блок, который через визирную сетку ретранслировал то, что видел Сержант. Окруженное зеленью шоссе проходило через холмы и упиралось в горизонт. От Питтсбурга все еще валил дым, затягивая небо на востоке. Горизонт там дрожал и пульсировал от тепловых волн.

— Эй, — сказал Сержант. — Осматриваешь достопримечательности?

— Не могу оторвать глаз от дороги.

Сержант улыбнулся. — Ты должна привыкнуть у тому, что за рулем кто-то другой. Пока Стив выполняет наши приказы типа «Стой-вперед», мы с тобой являемся чем-то вроде автономной ячейки. Только ты и я. Ты ведешь поиск и опознание целей, я отслеживаю их и уничтожаю.

— Да, сэр.

— Я не сэр. Это моя работа, мэм. Давай проведем быстрое сканирование с перекрывающимися секторами.

— С чем-чем?

— Это значит, что я буду сканировать примерно тот же участок, что и ты. Сначала сканируй ближе-дальше, потом налево и направо к центру, ближе-дальше. Я буду сканировать дальше-ближе.

Щелкнув жвачкой, Уэнди просканировала шоссе перед ними и опознала две брошенные машины в заросшем травой среднем ряду. Они миновали рекламный щит справа от них, призывавший настроиться на одиннадцатичасовые новости седьмого канала с Джейн Родригез. Сама Джейн в костюме супермена уверенно улыбалась, глядя на Уэнди сверху вниз, скрестив руки. Дальше шли линии электропередач и деревья.

Противоположные полосы шоссе были заняты длинной колонной Инфицированных, мрачно глядящих на катящую мимо них, гремя гусеницами, машину.

— Цель опознана, — сказала Уэнди.

— Подтверждено. Расстояние?

— Пятьдесят метров?

— Я спрашиваю расстояние до ближайшей цели.

— Я вроде бы уже сказала.

— Видишь вон тот рекламный щит, с другой стороны от шоссе? До него метров сто.

— Тогда двадцать-двадцать пять?

— Абсолютно верно! — ухмыльнулся он. — Быстро учишься. Можешь собой гордиться, детка.

— Для тебя рядовой Детка, — блеснула она улыбкой в ответ.

— Что тут скажешь, девочка. Хорошо смотришься в камуфляже.

— Остынь, Сержант, — рассмеялась она. — Эта армейская униформа примерно на два размера мне велика.

— Ты носишь ее как обычную одежду.

— Как палатку, наверное.

Уэнди слабо рассмеялась, почувствовав себя хорошо впервые с того момента, как поцеловала его в госпитале. Сержант был хорошим человеком. Он дарил ей драгоценные секунды, в которые она забывала об Инфекции и обо всем остальном. Ей казалось, что она сможет легко в него влюбиться, если они проживут достаточно долго.

«Брэдли» слегка потряхивало от напряжения, вызванного многочисленными движущимися деталями. Она чувствовала биение сердца двигателя, превращающего силу направленных взрывов в грубую лошадиную силу, необходимую для вращения гусениц и толкания вперед двадцатипятитонную машину. Вибрации проходили через все ее тело, напоминая ей, что она едет верхом на металлическом буйволе с силой пятьсот лошадей и единым с ней разумом. И все же она чувствовала себя сильной, сидя здесь, в его мозгу. Более уверенной в себе, чем когда-либо. Она находилась в бронированном ящике с колесами, за рулем был кто-то другой, а у нее в руках были большие пушки. Она снова рассмеялась, подумав, что есть несколько мест получше, в которых можно находиться при апокалипсисе зомби.

Приятное возбуждение, которое она чувствовала, смягчало нарастающую тяжесть в груди. Управлять машиной это большая ответственность. Солдаты, другие выжившие, и все жители лагеря рассчитывают, что она примет правильные решения, когда они через девяносто минут подорвут мост, а у нее нет ни достаточной тренировки, ни опыта, чтобы сделать это правильно.

Ей было страшно.

— Готова к большему? — спросил Сержант.

— Я готова к горячей ванне с настоящим мылом, ароматическими свечами, каким-нибудь Аланисом в CD-плеере и высоким бокалом красного вина, — подумала она.

— А что у тебя есть?

Она по-прежнему не знала, почему решила отправиться на эту операцию, но новый взгляд на сидящего рядом человека на месте стрелка напомнил ей, что они одного племени.

* * *

Тодд улыбнулся от почти сюрреалистичного чувства дежа вю, которое испытал, вновь очутившись в жарком, шумном, темном интерьере «Брэдли». Его слегка мутило, влажный воздух был полон запахов нервного пота и сгоревшего дизельного топлива. Ему хотелось в туалет. Прямо как в старые времена. Странное чувство. С той разницей, что Энн больше нет, Уэнди сидит впереди, рядом с Сержантом, и в их команде двое новичков — Рэй Янг, полицейский по найму с жестким взглядом и подкрученными вверх длинными усами, и лейтенант Паттерсон, сапер со стрижкой под «ежик» и серьезным, гладко выбритым лицом.

— Вновь напролом, а, Преподобный? — весело спросил Тодд, рассчитывая форснуть своей легкой фамильярностью перед новичками, но те двое либо не слышали его из-за шума двигателя, либо были погружены в свои собственные мысли. Как всегда, всем было все равно.

Пол слабо улыбнулся и кивнул, ничего не ответив. Тодд посмотрел на него и понял, как спокойно он чувствует себя здесь с другими выжившими. «Брэдли» был для него уже вторым домом. И все же он еще знал этих людей не достаточно хорошо. Внезапно ему захотелось поговорить с Преподобным о чем-то важном, о чем-то философском, как мужчина с мужчиной у края бездны — о природе веры во время войны или вроде того — но не мог придумать с чего начать разговор. Он еще больше успокоился, хотя все еще летал вдали от других, и от самого себя.

Выжившим предстояло помочь зачистить мост и прикрывать Паттерсона, потому что лейтенант собирался взорвать мост с помощью почти двух тонн тротила и пластиковой взрывчатки С4.

Инженер сказал им, что вантовые мосты взрывать немного труднее. Кабели, протянутые с башен веером, растягивают конструкцию в стороны, а не вверх, как висячий мост. И тут требуется более крепкое полотно для компенсации горизонтальной нагрузки. Это значит, что потребуется больше мощи, чтобы взорвать его и не дать Инфицированным его пересечь.

К тому же у них не будет времени, чтобы закладывать заряды под мостом. Вместо этого им придется закладывать взрывчатку прямо на полотне дороги, обложить ее мешками с песком, и взорвать бетон, чтобы обнажить стальную арматуру. Вторая порция зарядов перережет стальные брусья и балки. На это уйдет много усилий и времени.

Вот, что произойдет: После того, как мост будет защищен, грузовики подъедут, и рабочие будут выгружать взрывчатку грудами на шестиполосный, восемьдесят футов шириной, мост. Эти груды будут выложены в две линии, накрыты мешками с песком, чтобы направить силу взрыва в бетон. Для обнаженной стальной арматуры саперы применят устройства направленного взрыва С4.

Потом, бум. Лишенный опоры кусок между двумя линиями взрыва рухнет в реку Огайо, и образовавшаяся сорокафутовая дыра остановит Инфицированных.

Возможно, им придется сделать это, сдерживая орду Инфицированных по обоим концам моста.

— Эй, — сказал саперу Тодд.

Остекленевшие глаза заморгали и сфокусировались на нем.

— Что эй?

— Почему сорок футов?

Паттерсон ухмыльнулся. Трансформация, вызванная этой ухмылкой, была почти алхимической. Еще секунду назад он походил на закоренелого убийцу, приговоренного к смерти, и ждущего своего адвоката. А сейчас он походил на студента, собирающегося рассказать, как он подлил спиртное в профессорский пунш на вечеринке.

— Майк Пауэл, — сказал он с сильным луизианским акцентом.

— О, да, — сказал Рэй.

— Кто такой Майк Пауэл?

— В девяностые он установил мировой рекорд по прыжкам в длину, — сказал Рэй.

Паттерсон кивнул.

— Почти тридцать футов, — сказал он. — Мы сделаем сорок — на тот случай если один из тех гребаных маленьких прыгунов побьет рекорд Майка Пауэла.

Тодд кивал и улыбался вместе с остальными мужчинами, внезапно исполненный осознания того, что история творится сегодня. Старый мир гибнет, но зарождается новый. Это не могло его не возбуждать. Это все равно, что жить в видеоигре.

Он уже забыл то короткое, сокрушительное ощущение смерти, которое испытал в госпитале, когда Уэнди держала свой «Глок» у его головы, а Этан вел отсчет. — Ты далеко добрался, старина Тодд, — сказал он сам себе. Ты счастливчик. Ты молодец. Черт, да ты практически бессмертный. Ты заслужил место в новом мире. В этом новом мире будут историки, записывающие героические деяния людей в темные времена Инфекции, чтобы будущие поколения знали их и почитали.

Мост, который они едут взрывать, называется Мост Памяти Ветеранам. Какие здания, мосты и монументы будут построены в честь наших жертв? Какой день будет назван днем нашей памяти? На нас будут смотреть как на величайшее поколение, на людей, сражавшихся с Инфекцией и перестроивших мир. В каждой войне бывает переломный момент. Наш — здесь и сейчас. Он подумал о Джоне Уиллере, Эмили Престон, призраках из его школы. Большинство из них теперь инфицированы или мертвы. — Но не я, — напомнил он себе. Я избран для дела.

Может в этот раз он получит награды, когда вернется. Может, он обретет чуть больше уважения. Эрин была восхищена его рассказами о выживании и раной на его руке, но все равно обокрала его. В лагере он чувствовал себя маленьким и бессильным. Его жизнь уменьшилась до историй, в которые никто по-настоящему не верил даже в эти дни. Здесь же он чувствовал себя сильным и настоящим. Снова ощущал себя частью чего-то. Он никогда не говорил этого вслух другим выжившим, но он был здесь, потому что хотел обрести себя.

* * *

Пол подписался под эту операцию спонтанно, но он был достаточно стар, чтобы знать, что ничего не происходит просто так. Всегда есть причина.

Это не верность другим. Он чувствовал себя с ними безопаснее, но не намного, и уж точно не здесь, в логове льва. Он любил их по-своему, всей той любовью, которая у него еще осталась, но они не умели принимать решения и заботиться о себе.

Это не отвращение к пастору Стриклэнду и его духовенству горечи и раскаяния. Он не одобрял его, но и бороться с ним не имел ни малейшего желания. Стриклэнд по-прежнему любил Инфицированных, которых потерял, но ненавидел людей, которых не понимал. Царство разделенное будет разрушено, и дом разделенный не устоит, как учил Иисус. Всегда были и будут заблудшие овцы вроде Стриклэнда и Маклина.

Это даже не простое желание найти лучшее место обитания. Если он двинется с Этаном дальше, в Лагерь Сопротивления под Гаррисбергом, он окажется такой же грязный, голодный и неспокойный, как Лагерь Неповиновения. Когда они уезжали, люди ликовали, свистели и стреляли в воздух. Слухи о приближающейся армии достигли своего апогея. Но никому не было дела до покидающего лагерь конвоя автомобилей, битком набитых солдатами, готовыми пожертвовать всем для спасения жителей.

— Если Бог окажется жестоким, лицемерным и мстительным, что ж, мы все созданы по его образу и подобию, — напомнил он сам себе. — Бог должен был сказать Иову, что тот не имеет права вопрошать его, потому что он так же плох, как и Бог, а люди еще хуже. В трудную минуту, лучшие и худшие раскрываются в полной мере.

Самое странное в истории Иова было то, что Иов никогда не вопрошал Сатану. У евреев слово «Сатана» имело два значения. Одно — Противник. Другое — Обвинитель. В любом случае он был Ангелом Господним. Может быть, Иов не вопрошал Сатану, потому что не должен был. Если Бог это все, то Сатана это тоже он. Противник. Обвинитель. Творец Неба и Земли.

На самом деле, Пол не любил уезжать не намного меньше, чем оставаться. Может, поэтому он здесь. — У Энн была правильная мысль, — сказал он сам себе. — Продолжай идти вперед. Похоже, он наконец понял, почему она решила бросить их.

Если ты продолжаешь идти вперед, они никогда тебя не достанут. Ты можешь даже обогнать самого себя.

Сиди на месте, и проклянешь тот день, когда родился.

Мы стараемся жить с как можно меньшей болью и как можно большей радостью. Но благодаря боли мы осознаем, что еще живы. Живя с болью, мы поистине живем от одного момента до следующего. Когда боль проходит, нам становится страшно. И мы вспоминаем то, что не хотим вспоминать, что уже само по себе болезненно.

Господь это путь, и путь тяжелый. Верно, Энн?

Католики верят, что есть Рай и Ад, а место между ними называется Чистилище, где души очищаются и готовятся к Раю, подвергаясь различным карам. Аналогично этому есть состояние существования между жизнью и смертью. И называется оно «Выживание».

В эти дни Бог не нуждается в милосердии и благочестии. Сейчас Бог требует все. В эти дни Господь призывает к себе лишь крещеных кровью.

Пол понял, что именно поэтому он здесь. Не для того, чтобы подвергнуться испытаниям, а чтобы положить им конец.

— Я голым пришел из утробы матери, голым я и уйду, — сказал Иов, услышав, что его семья мертва, а его владения разорены. — Бог дал, Бог взял. Восхваляйте имя Господа. — Сара, я скоро буду с тобой.

* * *

Этан вспомнил, как держал Кэрол за руку, когда та рожала Мэри, считая время между толчками и всем сердцем стараясь влить в нее всю свою силу. Он всегда хотел иметь детей, но испытывал противоречивое чувство от той степени ответственности, которую влекло за собой их появление на свет. Он хотел, чтобы дети были как видеокассеты из проката — посмотрел и вернул через неделю. Со временем он с чем-то сумел бы справляться, но не ежечасно и ежедневно. Мысль о том, что следующие несколько лет ему придется вытирать дерьмо, рвоту, менять пеленки, была невыносимой. Больше всего его беспокоили его отношения с женой. У них была хорошая жизнь, и он не хотел видеть ее испорченной.

— Девочка, — сказал ему врач.

— Девочка, — сказал он жене. Его буквально распирало от гордости.

Кэрол заплакала от облегчения и радости, по-прежнему держа его за руку.

Позднее, медсестра спросила его, хочет ли он взять свою дочь на руки.

— Да, — ответил он без тени сомнения.

Женщина протянула ему крошечное запеленатое существо, и его сердце раскрылось. Интуитивная, почти болезненная любовь волной накатила на него, просочившись сквозь его руки в тельце ребенка.

Менять пеленки? Он понял, что готов есть детское дерьмо.

— Все, — клялся он. — Все для тебя.

Этот ребенок погибнет без него. Более того: все, что я буду делать для этого ребенка с этого момента, повлияет на все его оставшуюся жизнь. Он никогда не чувствовал себя таким нужным. Таким ответственным.

— Тебя зовут Мэри, — сказал он ей нараспев, не беспокоясь о том, как это звучит со стороны.

С этого момента, ничто не имело значения, кроме его семьи.

Они двигались к мосту, чтобы взорвать в нем дыру, а потом он проделает две сотни миль до Лагеря Сопротивления под Гаррисбергом. На этот раз ему придется добираться туда самому, и сделать это будет очень тяжело, но не невозможно. Кэрол и Мэри могут также быть в Австралии. И все же он не чувствовал себя так близко от них с самого начала эпидемии. Есть шанс, что они живы.

Сама операция тоже представлялась тяжелой. Два школьных автобуса с солдатами пойдут впереди. Автобусы сорок футов длиной, почти такое же расстояние занимает каждый ряд полос моста. Они подъедут к концу моста и блокируют его, организовав огневой заслон от Инфицированных. «Брэдли» пойдет на тихом ходу с выжившими и другим отрядом солдат, зачищая мост и закладывая заряды, в то время как другая пара автобусов припаркуется у них позади, закрыв Инфицированным оба прохода.

Сапер и его люди установят заряды, снимут слой бетона, установят еще один комплект зарядов, а затем начнут отсчет. Солдаты из автобусов отойдут на безопасное расстояние, а пулеметчики будут их прикрывать. Потом заряды будут подорваны.

Миссия завершена. Браво, браво.

Неправдоподобно это все.

Миллион вещей может пойти не так, Инфицированные с легкостью могут смести их с моста. Сейчас по земле бродят чудовища. Мост может быть битком набит гигантскими червями, кишеть злобными прыгунами, а еще хуже, захвачен ужасным Демоном, который выбьет из «Брэдли» все дерьмо, и их барабанные перепонки лопнут от его воя.

Он даже не сможет перебраться на другой берег реки, ему придется найти лодку. Даже это казалось ему маловероятным. Но он сделает это.

Он сделает все, убьет всех, пожертвует всем, чтобы снова найти свою семью.

* * *

Сержант был рад опять оказаться в армии, выполняя это задание, хотя не был уверен, кому он сейчас служит. Капитан Мэттис — кадровый военный, но приказы по операции получает от временного правительства Штата Пенсильвания. Федеральное правительство национализировало армию, а Огайо заявил права на руководство правительственными войсками, воюющими на его территории. Лагерь беженцев находится в ведении ФАПЧС, по крайней мере, номинально, с людьми из разных правительственных уровней, заявляющих права на юрисдикцию в отношении всего.

Даже здесь, на территории военных действий, не все так ясно: Сержант отвечает за безопасность, а Паттерсон, сапер и старший лейтенант, номинально отвечает за всю операцию. Мэттис выделил ему для операции наполовину укомплектованную пехотную роту Национальной гвардии, две трети которой были под непосредственным командованием Сержанта для атаки на Мост Памяти Ветеранам, еще треть предназначалась для отдельной операции по уничтожению менее крупного моста, Маркет Стрит Бридж, в нескольких милях к югу. Расположенный на севере Форт Стубен Бридж уже был разрушен летом, вероятно еще до эпидемии. Солдаты в основном были военнослужащими запаса, дополненные добровольцами из лагеря, но в большинстве своем они были хорошо натренированы, дисциплинированы и экипированы, у некоторых за плечами даже была служба в Ираке.

В конце концов, неважно, от кого он получает приказы. Задача перед ними стояла правильная, и он был просто счастлив вновь очутиться на поле боя среди своих солдат. Здесь, со всех сторон окруженный смертью, он чувствовал себя по-настоящему спокойным. И это его пугало. Он был рад, что Уэнди рядом с ним, потому что не был уверен, что вернется назад, когда все кончиться.

— Цель опознана, — сказала Уэнди и добавила, — Что это за хрень, Сержант?

Гигантская безволосая голова ковыляла на трех тонких ножках. Внезапно она остановилась и сбросила порцию навоза, который упал на шоссе жидкой бомбой. Скривив широкий рот и выпучив огромные глаза, тридцатифутовое чудовище злобно таращилось на устремляющиеся между его ног толпы Инфицированных.

— Шоу чонк, — утробным голосом протрубило оно.

Внезапно у нее изо рта выскочил длинный, толстый язык, обхватил торс какой-то Инфицированной женщины, и затащил ее в пещероподобную, клокочущую пасть. Громко чавкая, тварь издала утробный, ликующий звук, от которого его формы завибрировали, как у мотоцикла на холостом ходу.

— Шоу чонк вместительный лактат.

— Господи Иисусе, — сказала Уэнди.

В любое другое время зрелище этого чудовища, ковылявшего по шоссе 22 — тощие ноги, несущие раздутую до невероятных размеров голову с гротескным, почти человеческим лицом — внезапно и непоправимо повредило бы рассудок Сержанта. Сегодня же, оно наполняло его лишь ненавистью и отвращением. Эта тварь вторглась на его планету и должна быть уничтожена. У Энн было идеальное определение для этих тварей: Мерзости.

Сержант отдал общий приказ конвою остановиться, и попросил Стива остановить «Брэдли».

— Что мы будем делать? — тихо спросила Уэнди, затаив дыхание.

Сержант переключился на большее увеличение, чтобы рассмотреть тварь получше. Ухмыляющаяся морда монстра заполнила весь оптический дисплей. С отвращением он быстро вернул прибор на малое увеличение.

— Вместительная лактация, — разнесся низкий рев твари, разглядывающей автомобили.

— Мы уничтожим эту тварь, — ответил ей Сержант.

Он прикинул расстояние до цели. Получалось две сотни метров. Настроил регулятор дальности стрельбы.

— Две, — сказал он рассеянно.

Он нажал переключатель на оружейной коробке. Загорелась сигнальная лампа AP LO, указывающая на выбор двадцатипяти миллиметрового орудия с бронебойными снарядами и низкой скорострельностью, с частотой сто снарядов в минуту.

— Навести прицел, рядовой Детка, — сказал сержант.

Уэнди нажала ладонный переключатель на своем джойстике, активировав привод орудийной башни и сняв ее с тормозов, затем надавила на штурвал. Башня среагировала моментально, начав вращение. Сетка прицела совпала с ногами чудовища.

— Теперь дай мне высоту до центра масс башки этой твари.

Она стала двигать штурвал, пока сетка прицела не остановилась между глаз чудовища.

— Есть.

— У тебя смещение.

— Извини.

— Не извиняйся, а стабилизируй.

Она нажала кнопку смещения, стабилизировав башню.

— Хорошая работа.

— Сержант, если что-то случится…

— Ничего не случится, — сказал он, не отводя глаз от оптического дисплея. Он переключил пушку в боевой режим. — Но если ты действительно хочешь знать, я люблю тебя.

— Поэтому мы будем вместе, не смотря ни на что.

— Не смотря ни на что, — улыбнулся он и добавил, — Огонь.

Он нажал на гашетку, и пушка «Брэдли» начала стрелять.

— Скажи мне, что видишь, — сказал он.

Снаряды дугой летели над шоссе, освещая трассерами путь. Тварь продолжала двигаться.

— Хм, мимо? — спросила она. Снаряды, похоже, прошли над целью.

— Коррекция, — пробормотал он. — Беру управление башней на себя.

Он скорректировал высоту и снова открыл огонь, обрушив на зверя смертоносный град трассеров. Гигантские клубы дыма лениво отползали от машины. Снаряды, разработанные для поражения советских танков и бетонных бункеров, вошли в череп чудовища, взорвавшись вспышками света и посылая в воздух гейзеры крови и мозгов.

Башнеобразная тварь пронзительно завопила, споткнулась, и со стоном повалилась на землю, оставляя за собой след черного дыма и разбрасывая куски головы по всем полосам моста. Одна из ног какое-то время дергалась, а потом затихла.

Несмотря на шум двигателя и систем бронетранспортера, они услышали, как ликуют сидящие в автобусах солдаты. Сердце Сержанта бешено колотилось. Эти твари умирают, как и все остальное.

— Цель уничтожена, — сказал он, с улыбкой повернувшись к сияющей от радости Уэнди.

— Срань господня, а здорово было, — сказала она. Похоже, я подсела. А еще, похоже, я тебя люблю.

— Мы пройдем через это, — сказал он ей, улыбаясь. — Пройдем и победим.

Внезапно его улыбка померкла. На самом деле, какая-то его часть надеялась, что они никогда не победят. На самом деле, он хотел, чтобы эта война продолжалась бесконечно, потому что он не хотел больше возвращаться в мирное время.

* * *

«Брэдли» урчал, работая на холостом ходу после прекращения стрельбы. Сержант сообщил всем по внутренней связи, что они только что уничтожили одну большую, мерзкую тварь. Рэй бросил взгляд на улыбающиеся лица, и ему захотелось закричать им, что все они полные придурки. Они заехали в место, кишащее большими, уродливыми чудовищами. Заехали сюда по собственному желанию. Они идиоты.

Мысль о том, что они въедут на мост, где их встретит все инфицированное население Питтсбурга, наполняло его чистым, тошнотворным ужасом. Америка превратилась в убойный цех, и здесь были твари, которые хотят вас сожрать. Они сожрут вас, так как вы еще живы, и а потом вы умрете и никогда уже не увидите солнце, не поцелуете девушку, ни посмеетесь над шуткой, не выпьете пива. Никогда больше. Никогда.

И никого не будут волновать ваши последние слова. В эти дни, если повезет, ваши друзья сожгут вас в яме. В противном случае, вы превратитесь в пищу.

Лишь безумец хотел бы оказаться в такой ситуации.

Эти ублюдки сошли с ума.

— Нет, — сказал он себе. — Они идиоты. Вы здесь, потому что дали обещание, не буквально, множеству мертвых людей, что все наладится, что сраные копы снова будут сраными копами. И если было в прежние времена что-то, что вы ненавидели так же сильно, как задолженность по кредитной карте, так это сраные копы.

Эти маньяки, похоже, ничего не знают. Кроме тебя. Значит ты еще больший дурак.

Он тяжело сглотнул, борясь с рвотными позывами.

Тодд наклонился к нему и доброжелательно сказал, — Все будет окей, мужик.

— Заткнись, сопляк, — ответил он.

— То, что ты самоубийца, не делает тебя смелее меня, — подумал он. — В свое время я начинал драку по любому поводу, от благородных причин, до мелких обид, и чаще всего не я их заканчивал. Я дрался, чтобы побеждать, и дрался грязно. Смелость тут не причем. Это вопрос жизни и смерти. И нет ничего между ними. Ты делаешь выбор и это твой выбор.

В Кэштауне было столько таких же бездельников, как он, что немногих честных горожан было трудно отличить от всех остальных неудачников, которым угораздило там родиться. Однажды город, возведенный из стали и дерева, как и многие американские города, превратился в руины благодаря заокеанской конкуренции и десятилетиям предательства американских рабочих со стороны крупного бизнеса и государственных политиков. Бывающие в городе проездом люди увозили с собой впечатления о ржавых, заброшенных сталелитейных заводах, дымовых трубах и сортировочных станциях. О разрушающихся домах, украшенных американскими флагами. Многие годы это был всего лишь еще один город в депрессивном регионе, где люди жили от зарплаты до зарплаты, но никогда не теряли чувства гордости.

Рэй работал охранником на складе и часто имел конфликты с настоящими копами. Он пил, курил, дрался, ломал вещи, и трахал все, что движется. Он жил у матери в подвале и разбивал ей сердце плохим поведением, случайными заработками и полным отсутствием будущего. Наверное, единственное достойное дело, которое он сделал, это когда он пошел добровольцем в местную пожарную часть.

Когда началась эпидемия, он отсыпался после попойки. Несколькими часами позже он нашел свою мать мертвой. Инфекция поразила ее, когда она принимала ванну. Она утонула в полном одиночестве. Умерших было так много, что морг не принял ее. Окружной шериф засунул ее в блестящий черный мешок, повесил бирку, и отвез в грузовике, чтобы закопать в братской могиле, а потом, когда все нормализуется, выкопать и похоронить уже должным образом. Но этого так и не случилось.

В первое утро Инфекции он ехал домой со смены, когда увидел, как толпа сумасшедших в пижамах догнала какого-то ребенка, удиравшего от них на велосипеде, и разорвала на части. Повсюду дрались люди. Владельцы пекарни смотрели сквозь витрину из своей лавки, показывали куда-то пальцами, бормотали что-то друг другу, и пытались кому-то дозвониться по телефону. Когда Рэй проезжал мимо, он увидел, как другая толпа сумасшедших в пижамах разбила витрину и набросилась на них.

Тогда в голове Рэя возникла лишь одна мысль: Не хотел бы я оказаться на их месте.

Радиоприемник в его грузовике истошно заверещал, и ему пришлось его выключить.

Он доехал до дома и загрузил машину всем, что смог взять в руки. Еду, пиво, ликер, сигареты, табачную жвачку, бутыли с водой, пакетики «Кулэйда», лепешки буррито, и упаковки с «телеужином». Он вновь завел свой грузовик, включил радио и покрутил ручку настройки, пока сквозь шум и крики не наткнулся на местную радиостанцию, которая тут же стала передавать сигнал аварийного вещания.

Он выключил радио. — Так лучше, — сказал он себе. — Не хочу ничего знать.

Он вернулся на склад, запер за собой дверь в сетчатом заборе, а потом закрылся в одном из хранилищ, набитом чьей-то пыльной мебелью.

Рэй оставался там пять дней, пока у него не закончилась выпивка. Последние батарейки в фонарике сели, и он не мог больше переносить вонь от собственных испражнений.

Он открыл дверь гаража и вылез в дивный новый мир.

Лагерь уже разросся далеко за пределы Кэштауна, и добрался до его склада. Некоторые из хранилищ были разграблены и превращены в жилища для беженцев. Он постоял там пятнадцать минут, открыв рот и щурясь от солнечного света, и попытался привести мысли в порядок. Голова раскалывалась от жестокого похмелья. После того, что он увидел в первый день Инфекции, он думал, что обнаружит мир брошенным живыми. Вместо этого он увидел процветающий лагерь беженцев размером с город Боулдер, штат Колорадо.

Не самый благородный способ выживания в первую неделю Инфекции, но главное, что он выбрался. Главное, что он выжил.

В выживании нет никакого благородства, но жизнь продолжается, а жизнь это все. Остальное не важно. Все, кто думает иначе, глупцы. А глупцы долго не живут.

Большинство его друзей были мертвы. В городе было пять администраций. Пять семей жили в доме его матери, разграбленном подчистую. В некоторых из них он узнал своих бывших соседей. Многие местные пытались погреть на беде руки, продавая администрации землю, а беженцам — предметы первой необходимости по запредельным ценам. Обменивали все, что у них есть на груду бумажных денег, которые стремительно обесценивались, пока не превратились в натуральный мусор. Однако, некоторые наиболее важные и сознательные местные жители закрепились с помощью администрации. Они знали Рэя, доверяли ему, и им нужно было быстро наладить общественный порядок.

Так Рэй стал служителем закона, а затем и сам уверовал в восстановление прежнего мира. Он хорошо справлялся со своими обязанностями. Единственно, о чем он жалел, так это о том, что его матери не довелось увидеть его таким.

Когда он узнал, что Уэнди была офицером полиции Питтсбурга, у него было чувство, будто он встретил ангела. Новости о горящем городе молнией поразили лагерь. Люди ходили в оцепенении, не в силах осмыслить происходящее. К моменту появления Уэнди в полицейском участке, пожар уже превратился в легенду. Отчего все смотрели на нее как на какое-то чудо.

Вот почему он взял ее под свою защиту. Та половина Рэя Янга, которую он считал хорошей, верила, что если он защитит ее, она поможет ему направить мир.

Что касается его плохой половины, той, которую он знал слишком хорошо, то она тоже хотела, чтобы все вернулось в привычное русло. Рэй был грубым, морально неустойчивым, вспыльчивым человеком, но он не имел ни малейшего желания жить в постоянном страхе быть приконченным ордой больных маньяков-убийц. Он мечтал о том дне, когда сможет напиться в честь получки, бросить бутылку в окно, подраться с копами, которые придут его арестовать. Раньше он был неудачником, это правда, но теперь он важная шишка. Но он был неудачником, уверенным, что проживет долгую жизнь, полную мелких развлечений в городе, который он любил. Он хотел, чтобы мир снова стал прежним. В том мире производилось пиво и продавалось дешево в большом количестве, табачные фермеры могли беспрепятственно собирать урожай. В том мире было женщины легкого поведения, и имелся свободный доступ к контрацепции.

Он пошел на операцию по причинам как самоотверженным, так и эгоистичным, но теперь ни одна из них не имела значения.

Теперь, когда он здесь, он хотел лишь одного — жить.

* * *

По мере их приближения к Стьюбенвиллу, Инфицированных на шоссе 22 становилось все больше и больше. «Брэдли» сминал их тела с тошнотворным хрустом, автобусы расшвыривали их в разные стороны своими плугообразными снегоочистителями, закрепленными на радиаторных решетках. Они обошли город с севера. Вид на город закрывал поросший деревьями склон, плавно переходящий в бетонную стену. Все автомобили спереди были заляпаны кровью, «дворники» работали без остановки. «Брэдли» снес указатель с надписью «Шоссе 7, юг Стьюбенвилла», закрепленный на провисшей дорожной раме. Зеленые осколки от него разлетелись по всему шоссе. Инфицированные бежали к автобусам, визжа и колотя по бортам, украшенным надписями типа «Привет», «Сдохните!», «Никто не пройдет» и «Мгновенное лекарство! Спрашивать в салоне».

Сержант объявил по внутренней связи, — Подъезжаем в мосту. Всем быть на чеку.

Уэнди уставилась на него широко раскрытыми глазами. На побледневшем лице выступил пот.

— Смотреть вперед, — сказал он, потом тихо добавил, — Все хорошо, крошка.

— Это не то, что было раньше. Это не просто выживание. Это операция. — Она встряхнула головой и снова переключила свое внимание на прицельный блок. — Теперь это наша война.

— Не важно, как ты называешь это. Так или иначе, от твоих действий зависят людские жизни, поэтому действуй наверняка. Старайся изо всех сил.

— Это уже слишком. Мне страшно.

— Только сумасшедшим не бывает страшно. Если страшно, это нормально. Тебе просто нужно управлять своим страхом, чтобы он не управлял тобой.

— Как?

— Делай все пошагово. Каждую минуту один шаг.

Она кивнула, облизав высохшие губы. — Окей, — сказала она отрывисто.

— Детскими шажками. Вот сейчас, все, что нам надо делать, это ехать.

Слева, вдалеке появился мост. С каждой минутой он увеличивался в размерах. Сержант глянул на приборы, довольный, что ни одна из аварийных ламп не горит и не мигает. Значит жизненно важные системы в норме. Он включил внутреннюю связь.

— Надеть снаряжение, — сказал он, стараясь звучать оптимистично. — Меньше чем через десять минут мы будем в дерьме, а еще через несколько часов уже дома.

В ответ из десантного отсека не последовало ни показушного ликования, ни театрального нытья. Там стояла гробовая тишина. Он напомнил себе, что это другая война. Война братоубийственная. Война против людей, которых они когда-то любили.

Никто не хотел ликовать на такой войне, пока она не закончится.

Мост нависал над ними слева, заслоняя собой серое небо, темневшее ближе к горизонту, словно вдали бушевала гроза. Линия горизонта дрожала от тепловых волн, там, где Питтсбург продолжал испускать дух. Вид самого моста, этого чуда современной инженерии, внезапно появившегося через несколько миль пустынной территории, был такой же пугающий, как и память о пожаре. Дорожный знак над ними гласил «На восток 22, на север 2. Уэйртон, Питтсбург». На пересечении дорог конвой замедлил ход, выстроившись в ряд.

Громко сигналя, вереница бронемашин «Бринкз» и грузовиков-платформ откололась от хвоста конвоя и продолжила путь на юг по шоссе 7, в сторону Стьюбенвилла. Они направлялись к мосту Маркет Стрит Бридж, который находился всего в паре миль к югу от Моста Памяти Ветеранам, старому подвесному железнодорожному мосту, построенному еще в 1905 году, и позднее переделанному в двухполосный путепровод для автотранспорта. Раньше, до конца света, его ежедневно пересекали семь тысяч машин и грузовиков. Теперь им пользовались только чудовища.

«Брэдли» въехал на мост. Сержант вздохнул с облегчением.

Операция официально началась.

* * *

Два ведущих автобуса рванули вперед, на другой конец моста, сминая на своем пути Инфицированных, остальной же конвой сбавил ход и остановился. Два других автобуса перегородили сторону Огайо, сформировав стальную стену, блокирующую Инфицированным доступ на мост. Тут же сидящие в автобусах солдаты принялись палить их окон, отстреливая преследовавших конвой Инфицированных. «Брэдли» стоял на асфальте, работая на холостом ходу. Сидящие внутри выжившие слушали беспорядочную стрельбу солдат по случайным Инфицированным.

— О, господи. О, господи Иисусе.

Сержант включил трубку внутренней связи.

— Противник не обнаружен, Иммунный 2. Сообщите еще раз. Прием.

— Их там тысячи.

— Повторяю, противник не обнаружен, Алекс. Как понял меня? Прием.

Сквозь шум работающего на холостом ходу двигателя «Брэдли» Сержант услышал всплеск стрельбы на другом конце моста, примерно в шестистах метрах от них. Уэнди вздрогнула от этого звука, затем вернулась к сканированию моста на предмет угрозы. Подразделение «Иммунный 2», состоявшее из двух шедших впереди автобусов, должно было перекрыть западно-вирджинскую сторону моста, создав еще одну стальную стену. Когда оба конца моста будут перекрыты автобусами, укомплектованными боевыми частями, Сержант со своим отрядом пройдет через весь мост, от одного конца до другого, и зачистит его.

Потом Паттерсон со своей инженерной командой сделают свою работу.

— Мы пытались поставить автобусы, но они повсюду, Сержант. Не только Инфицированные, но и чудовища. Прыгуны. Гигантские головы с ногами. Слоны, с растущими из них червями.

— Вас понял, — сказал Сержант.

— Нам нужно помочь им? — спросила Уэнди.

— Наша задача — зачистить мост, — ответил ей Сержант. — Задача Алекса — защищать тот конец.

— Похоже, у нас получилось! Да, у него получилось. Срань господня, мы на месте. Мы на месте, Иммунный 1.

— Вас понял, Иммунный 2. Отличная работа. Прием.

— Мы будем держать их, сколько сможем. Прием.

— Отключайся. Увидимся через несколько минут. Прием.

— Вас понял. Конец передачи.

Уэнди включила систему внутренней связи, прежде чем это успел сделать Сержант.

— Пора в путь, ребята, — сказала она, с трудом контролируя свой голос. — Просто хочу, чтобы вы знали, что я люблю вас всех. Удачи и скорого возвращения.

Сержант кивнул.

— Вы слышали даму, — сказал он и нажал кнопку открывания выходного трапа.

* * *

Выжившие высыпали из машины под майское солнце. Неподалеку расположился отряд Национальной гвардии и два пулеметных расчета. Солдаты смотрели в их сторону, нетерпеливо теребя оружие, с выражением плохо скрытого пренебрежения. Под прикрытием «Брэдли». Им предстояло всем вместе отправиться на мост. Их задача — очистить его от всего, что дышит, так чтобы Паттерсон и его люди смогли сделать свою работу. Большие пятитонные грузовики, нагруженные ящиками с взрывчаткой, накрытыми пластиковым брезентом, стояли на холостом ходу, окруженные большими и сильными мужчинами, ожидающими своей очереди. Паттерсон подошел к ним и громко зачитал инструкции. Мужчины тут же стали стягивать брезент, под которым было столько взрывчатки, что можно было разорвать мост пополам.

Тодд проверил свой карабин М4, и стал ждать приказа к выдвижению. Ему уже не терпелось чем-нибудь заняться. Он видел, что охрана смотрит на него свысока, и хотел показать им, на что он способен.

Стрельба на другом конце моста внезапно усилилась. Тодду было интересно, с чем там пришлось столкнуться тем людям.

Пол слегка подтолкнул его локтем, выдохнув.

— Затевается заварушка, парень, — сказал он. — Держись ко мне поближе.

— Я не волнуюсь, Преподобный, — с улыбкой сказал Тодд. — Если Бог с нами, то кто же тогда против нас?

— Вот этого я и боюсь, — ответил Пол. — По-моему, Бог на их стороне.

— Есть чего покурить, Проповедник? — спросил Рэй.

— Вот, держи, Рэй.

— Спасибо. Чувствуешь, какой хороший ветерок?

Пока мужчины курили, Тодд, раздраженный, отошел чуть в сторону. От табачного дыма и выхлопов из работающих на холостом ходу автомобилей у него начала болеть голова.

Вдали раздавался треск выстрелов. Выжившие вытянув шеи и, прищурившись, посмотрели в сторону Маркет Стрит Бридж, отчетливо просматривавшемся на юге. По полотну дороги двигались автомобили и крохотные фигурки. Треск перешел в неутихающий грохот. По всей длине моста сверкали вспышки. Трассирующие пули устремлялись в сторону целей. Несколько бледных фигурок упали с моста и исчезли в мутной воде. На дальней стороне взорвалась ракета, за вспышкой последовал низкий гул, и на месте взрыва образовалось грибовидное облако.

Там шла настоящая битва.

Тодд теребил пальцами трубку переговорного устройства, которую военные выдали ему для операции, и включил ее одним нажатием.

— Сержант?

— Тодд, это аварийная частота, а ну освободи ее нахрен. Прием.

— Извини, Сержант.

Тодд колебался, но не мог ничего поделать. Он уже был скомпрометирован, и не мог не использовать рацию.

— Просто я, хм, хотел узнать, когда мы выдвинемся, — добавил он. — Хм. Прием.

— Выдвинешься, когда тебе скажут. Конец передачи.

Тодд улыбнулся. Он услышал смех Уэнди на заднем плане.

Несколько секунд спустя Сержант отдал приказ выдвигаться.

— Наш выход, ребята.

* * *

«Брэдли» пополз по мосту, идя наравне с группой прикрытия под командованием сержанта Хакетта, которые веером рассыпались по трем левым полосам. Выжившие же рассредоточились по правым. Пол подошел к дальнему правому краю и посмотрел вниз на бурый поток. — Вода, похоже, неплохое место для обитания, — подумал он. Особенно, если Инфицированные не умеют плавать. Человек же может взять лодку и уплыть. Река Огайо была сформирована двумя реками Аллегейни и Мононгахела, сливающимися вместе в Питтсбурге, и оттуда текущими вместе и впадающими в Миссиссиппи.

Он попросил Тодда ненадолго поменяться оружием, и сквозь прицел ближнего боя посмотрел на дальний берег. Тот кишел Инфицированными на сколько хватало глаз. В воде плавали трупы и островки пластикового мусора, собираясь в кучи у берегов. Инфицированные сгрудились у кромки воды и пили среди куч раздутых трупов, выброшенных водой на песок.

Пол с отвращением опустил ружье, и вернул его Тодду.

— У тебя вид, будто ты увидел призрака, Преподобный, — сказал Тодд. — Что там такое творится?

— То же, что и всегда, — ответил ему Пол.

За спиной у них раздался голос Рэя, — Радуйся, Мария, благодати полная. Он повторил это несколько раз, потом сложился вдвое, и его шумно вырвало на дорогу.

Сержант Хакетт сурово посмотрел на выживших и покачал головой.

Тодд покраснел от смущения и зашипел на Рэя, — Вставай, мужик.

Рэй вытер рот, отдышался и сказал, — Ну его на хер.

— Контакт! — объявил один из солдат.

Группа прикрытия начала стрелять. «Брэдли» еще сильнее сбавил ход, почти до полной остановки. Выжившие тоже замедлили шаг и подождали, пока угроза не была ликвидирована.

— Чисто, — крикнули солдаты. Крошечная пестрая армия возобновила наступление.

— Правильно, что Рэй боится, — подумал Пол. На другом конце моста нас ждут адские орды.

Словно прочитав его мысли, Рэй сказал, — Что-то не похоже, что ты сильно боишься, Проповедник. Секрет не раскроешь?

— Нет никакого секрета, Рэй.

— Думаешь, если умрешь, то попадешь прямо в рай к девственницам, так?

Пол улыбнулся и ответил, — Нет, парень. Я не боюсь, потому что уже умер.

Рэй смотрел на него недоверчиво несколько секунд, потом покачал головой. — Народ, вы все чокнутые.

— Я не сумасшедший, — сказал Тодд.

Этан внезапно заорал, — Берегись!

Его голос заглушил шквал криков, выстрелов и проклятий. Пол вскинул голову и заметил мелькнувшую бледно серую плоть. Он спустил курок и его дробовик с грохотом исторг вспышку света. Маленькая тварь шлепнулась на полотно дороги и перекатилась через голову, шипя и истекая кровью. Пол быстро прицелился и снова выстрелил. Прыгун разлетелся на куски, оставив на асфальте дымящееся кровавое пятно.

Он быстро повернулся, краем глаза заметив движение, и прикладом ружья расколол другому маленькому монстру череп. Тварь отлетела назад, визжа от смятения и боли, пока Рэй Янг не вогнал в нее несколько пуль из своего пистолета.

Убивать Инфицированных тяжело, потому что они люди. Вот монстры это другое дело. Когда Пол убивал этих демонов, то чувствовал, что приносит Богу пользу.

Он просканировал периметр, но угрозы больше не заметил. Стрельба вокруг него не умолкала.

— Прекратить огонь, прекратить огонь! — скомандовал Хакетт.

— У нас потери! — крикнул один из солдат.

— Нам нужна минута, чтобы позаботиться о своих людях, — крикнул выжившим Хакетт. — Что у вас?

— У нас все в порядке, — ответил Пол, помахав ему рукой.

От этого сообщения солдаты замерли и уставились на выживших с нескрываемым негодованием.

— Похоже, они думали, что мы все уже мертвы, или вроде того, — сказал Пол.

— Жаль, что мы разочаровали их, — проворчал Тодд.

— Прыгуны сидели на кабелях, — сказал Этан, застенчиво пожимая плечами. — На кабелях, поддерживающих мост. Они ждали там, чтобы потом спрыгнуть на нас. Настоящая засада.

Пол кивнул, — Умный мальчик.

Рэй с лицом белым, как лист бумаги, рассмеялся и сплюнул на землю. — Дурдом, — сказал он. — Хотя, похоже, ты знаешь, о чем говоришь. Спорить не буду.

* * *

Сержант Хакетт вытащил из кармана баллончик с краской, сильно встряхнул его, и нарисовал ярко оранжевые кресты на спинах у двух своих солдат, ужаленных Прыгунами. Один из мужчин кивнул, принимая свой смертный приговор. Он будет продолжать сражаться, но потом, когда все кончится, его придется убить.

Другой солдат, похоже, был ужален несколько раз, и лежал, скорчившись, на земле с перекошенным от боли лицом. Видимо, он не мог уже двигаться. Этан смотрел на него и думал, что происходит сейчас у него в голове. Чувствует ли он, как Инфекция распространяется в его крови, как его тело медленно превращается в чужеродную форму жизни.

Хакетт опустился рядом с ним на корточки, сказал ему что-то и похлопал по плечу. Потом встал, вытащил из кобуры свой пистолет 9-го калибра и выстрелил ему в голову. Солдаты напряглись, и Этан подумал, что они сейчас застрелят его и отправятся домой, но Хакетт рявкнул на них, чтобы они вернулись в строй и приготовились к наступлению. Солдаты повиновались.

«Брэдли» взревел мотором и продолжил медленно ползти к центру моста. Этан глянул в сторону другого моста на юге. Теперь тот был почти весь затянут дымом, освещаемым вспышками выстрелов. Когда выжившие проходили под знаком с надписью «Добро пожаловать в Западную Вирджинию», к ним с воем устремилась орда Инфицированных.

— Убьем их, и мост будет наш, — сказал сам себе Этан. — Вот так.

Он поднял ружье, но Пол опустил его ствол вниз.

— Что такое?

— Подожди, — сказал Пол, глядя на Хакетта.

Сержант приказал остановиться и не стрелять, пока он не отдаст приказ.

— В чем дело? — спросил Этан.

— Он боится, что мы попадем в автобус и убьем своих людей, — сказал ему Пол. — Мы дадим Инфицированным подойти поближе и уничтожим их прицельным огнем.

— Держать оборону! — крикнул Хакетт.

Этан осознавал всю нелепость ситуации. Инфицированных было слишком много. Если они подойдут поближе, выжившим придется убивать их почти с каждого выстрела.

Он не видел в этой толпе пожилых лиц. Вирус был суровой хозяйкой, вынуждая своих носителей прилагать постоянные усилия в бесконечном стремлении распространения Инфекции. Тела пожилых людей давно уже вышли из строя. Детей тоже среди них не было. Эпидемия не пощадила детей. Инфицированные не передавали им вирус, а вместо этого убивали и, если нуждались в пище, поедали их.

Остались лишь здоровые взрослые особи, которые когда-то были американскими гражданами. Этан увидел несущегося на него мужчину, одетого в изодранный деловой костюм. На шее все еще болтался аккуратно завязанный галстук. Сикх с длинной бородой, в тюрбане и засаленном комбинезоне механика. Коп с громоздким ремнем Бэтмена и мертвой рацией. Красивая обнаженная женщина с серым лицом и обрывком больничного халата, болтающимся на запястье.

Волна зловония накатила на них. Это был характерный для Инфицированных запах скисшего молока.

— Отдай уже приказ, — пробормотал Этан.

— Он сам знает, — сказал Пол.

— Почему никто не стреляет?

— Без паники, — пробормотал Рэй. — Если ты начнешь паниковать, я тоже запаникую.

— Отдай уже этот чертов приказ!

— ОГОНЬ! — разнесся над шоссе крик Хакетта.

Обороняющиеся дали залп и Инфицированные повалились на землю в красном тумане и облаках порохового дыма. Этан, застигнутый врасплох, прищурился и с первого выстрела попал механику в горло. Прицелился и вогнал две пули в женщину. Сделал несколько шагов назад, безуспешно стреляя в бизнесмена, пока, наконец, не сбил его с ног, прострелив ему колени.

Линия обороны дрогнула. Внезапно все бросились бежать назад в сторону берега Огайо. Они стреляли на бегу, стараясь держать расстояние между собой и Инфицированными.

— Стоять! — скомандовал Хакетт, подняв руки вверх.

Солдаты, проявив хорошую дисциплину, остановились и стали стрелять по оставшимся Инфицированным. Воздух наполнился грохотом, дымом и запахом кордита. Этан продолжал бежать. Какое-то время Рэй бежал рядом с ним, и было похоже, будто они соревнуются в беге. Внезапно что-то дернуло Этана назад. Он изо всех сил отбивался от схватившей его за рубашку руки.

— Стреляй из своего ружья! — закричал Пол ему прямо в ухо.

— Оставь меня в покое! — в панике закричал Этан, вырываясь из рук Пола. Повернувшись, он увидел несущуюся на него и толпу тянущих вперед руки Инфицированных. От их воя и запаха скисшего молока его ноги превратились в желе.

Грохот дробовика Пола ударил ему в уши, и мужчина в пижамных штанах кулем свалился на землю.

Этан почувствовал себя истощенным. Он больше не мог бежать. Какая-то его часть уже хотела просто сесть и сдасться Инфицированным. Он вспомнил Филиппа, который сел прямо на золу посреди полусгоревшего магазина в Уилкинсбурге, увидев старый номер какой-то газеты.

Он представил себе лицо дочери.

Он закричал и стал стрелять. Лицо копа разлетелась на куски. Какое-то время он еще продолжал бежать, наполовину обезглавленный, пока, наконец, не рухнул на землю у ног Этана.

* * *

Отряд вернулся к центру моста. Выжившие шли среди корчащихся тел умирающих в легком оцепенении, как во сне. Обувь промокла от крови. Убивать это утомительная работа, истощающая на всех уровнях, оставляющая лишь чувство онемения. Раненные Инфицированные ползли за ними, кашляя кровью и рыча, пока милосердные выстрелы не положили конец их страданиям.

Пулеметные расчеты расположились по краям моста, направив оружие в сторону Западной Вирджинии. Один из солдат громко чихнул от резкого запаха кордита, висящего в воздухе. По другую сторону от двух автобусов было целое море Инфицированных, и если та линия обороны падет, то сдерживать эту орду придется пулеметным расчетам и «Брэдли», пока саперы не закончат свою работу. Пятитонные грузовики уже выстроились в центре моста. В их кузовах копошились люди, вскрывая ящики и скидывая мешки с песком на дорогу.

Рэй громко вздохнул, испытывая какое-то странное блаженство. На него уже устраивали засаду, за ним гнались, сейчас вот ему приходится стоять рядом с кучкой дебилов, возящихся с более чем четырьмя тысячами фунтов высококачественной взрывчатки, а он все еще жив. Он чуть ли не с благодарностью воспринял просьбу Паттерсона взять несколько мешков с песком и уложить их вдоль двух линий, которые тот прочертил мелом на дороге. Задача, не требующая большого ума. То, что ему надо. Небольшая работенка ему не повредит.

— Эй, Рэй. Рэй. Рэй Янг.

Он повернулся и увидел командира «Брэдли», машущего ему из открытого люка машины.

— Нужно что-то, Сержант?

— Я потерял связь с Сержантом Хортоном. Он в правом автобусе. Мне нужен посыльный, который сбегает туда, а потом доложит, что там происходит.

— Боже, Сержант, ты же слышишь, что там стреляют. Значит, они еще там.

Сержант бросил на него сердитый взгляд, и Рэй ответил тем же, сжав челюсти, и почувствовал себя неловко. Да, он боялся смерти, но не драки. Он никогда не отступал, если дело доходило до драки.

— В любое время, Сержант Уилсон, — подумал он. — В любое время, когда захочешь, только дай мне знать.

— Рэй, там кровь на окнах, — сказал Сержант. — Мне нужно знать, есть ли у него жертвы. Мне нужно знать, с чем он там столкнулся. Мне нужно знать, что у него с боеприпасами.

Рэй прекрасно знал, что такое «дедовщина». Но Сержант не вел себя как «дед». Это была обоснованная просьба.

— Хорошо, хорошо, — проворчал он.

— Ты уверен, что справишься?

— Я же сказал, хорошо. Я схожу.

— Тогда двигай задницей, болван.

Рэй ухмыльнулся, проверил магазин своей М16, и побежал. Через пятьдесят футов он уже слегка запыхался. В легких саднило.

— Боже, Рэй, — подумал он. — Тебе нужно вернуться в форму.

Он почувствовал на своем плече чью-то руку и чуть не закричал.

— Что с тобой, чувак?

— Что ты здесь делаешь, малец?

— Подумал, что тебе нужна компания.

— Почему бы тогда тебе самому не заняться этим, а я пойду назад?

На лице Тодда мелькнула тревога.

— Сержанту это не понравится. Пошли, будет круто.

— Будет круто. Чокнутый, глупый сопляк.

Приблизившись к автобусу, они сбавили шаг. Некоторые окна были забрызганы кровью изнутри. Два из них были открыты, и оттуда лениво выползал оружейный дым. В салоне метались какие-то тени. Несмолкающий грохот стрельбы был здесь такой плотный и громкий, что ощущался почти физически.

Рэй и Тодд переглянулись.

— Что думаешь, — крикнул ему Тодд.

— Думаю, надо с этим заканчивать.

Рэй раздвинул двери автобуса и забрался в салон, заглядывая в проход и кашляя от дыма. Проход и сидения справа были заполнены солдатами, стреляющими, перезаряжающими оружие, и грязно ругающимися. Несколько сидений слева были заняты мертвецами, уставившимися в никуда. Гильзы со звоном сыпались на пол. Здесь царила атмосфера безумия. У солдат было дикое выражение лиц, будто они совершенно спятили.

Но они держались.

Он собирался уже схватить одного из них, когда увидел на одном из сидений Сержанта Александра Хортона. Его глаза были выпучены от страха, из разорванной груди капала на пол кровь. Он был безнадежно мертв. Миссия выполнена, теперь рвем отсюда когти.

Тодд похлопал его по плечу и показал куда-то пальцем.

Рэй посмотрел мимо ближайших солдат и увидел орду.

Они приближались к нему огромной визжащей стаей. Какое-то бесконечное шоу уродов, состоящее из чудовищ и зомби, сошедшихся вместе на мосту. Он заметил множество Прыгунов на их абсурдных ножках, то и дело прыгающих и жалящих Инфицированных. Гигантские головы на костлявых ногах-ходулях. Титаны, размахивающие щупальцами и мычащие. А среди них, бездумно шагающие и подчас превращающиеся в пищу для монстров, тысячи Инфицированных. Официанты и студенты, домохозяйки и кассиры, машинистки и банкиры.

Рэй очнулся уже на улице. Он бежал, хватая ртом воздух. За ним несся Тодд.

Пол бросился им навстречу. Они вместе упали на колени.

— Говори, — сказал Пол.

— У него «крыша» поехала, — сказал Тодд. — Пол, их там миллион.

— Рэй?

— Скажи своему боссу, что Хортон мертв, — задыхаясь, выпалил Рэй. — На самом деле, каждый четвертый солдат в автобусе мертв. И им в дверь колотятся все инфицированные ублюдки Питтсбурга.

* * *

Сержант сидел на орудийной башне «Брэдли», направив бинокль на школьные автобусы в конце моста, и жевал губу. Они были на мосту уже больше часа, с тревогой наблюдая за работой саперов. Паттерсон постучал по броне, чтобы привлечь к себе внимание, и сказал, что уже почти закончил закладывать заряд. Тротил был выложен в два ряда перед «Брэдли». Как объяснил сапер, оставалось лишь закончить трамбовку и подвести к взрывчатке провода.

— Двадцать минут, — сказал он.

— Вас понял, лейтенант.

Расстояние от «Брэдли» до конца моста было примерно триста метров. Сержант настроил дальнобойность для пушки «Брэдли», установив зону поражения рядом с автобусами. Он нервно посмотрел на часы, истекая потом под полуденным солнцем.

Он увидел Тодда, работающего вместе с другими выжившими и солдатами, передавая по цепочке мешки с песком, и помахал ему рукой.

— Да, Сержант?

Сержант улыбнулся. На мгновение он забыл, что у него есть радиосвязь с выжившими.

Он включил рацию и сказал, — Тодд, я хочу, чтобы ты сходил к автобусам и сказал тем парням, что им надо продержаться еще двадцать минут. Прием.

— Хорошо! Конец передачи.

Тодд схватил свой карабин и убежал.

Тут Сержант услышал оглушительный грохот и посмотрел на юг. Центральная часть моста Маркет Стрит Бридж, окутанная клубящимся облаком черного дыма, обрушилась в реку Огайо.

Раздались одобрительные возгласы солдат. Сержант удовлетворенно хмыкнул. Полмиссии выполнено. Но она не будет считаться успешной, пока они не закончат работу и не взорвут этот мост.

Он снова навел бинокль на автобусы. Он увидел на окнах свежие кровавые разводы. На сидениях устроились мертвецы, словно ожидающие своей остановки.

Продержитесь хоть еще чуть-чуть, подумал он. Он восхищался смелостью и выносливостью находившихся там людей. Он не мог даже представить себе, через что им там пришлось пройти.

Саперы встревожено закричали. Сержант перевел взгляд и увидел, что одна из башнеподобных тварей злобно уставилась на автобус, между ее огромных зубов стекали канаты слюны.

Метнулся чудовищный язык. Через несколько мгновений он затянул искалеченное тело национального гвардейца в чавкающую пасть. Чудовище жадно проглотило его, жуя с блаженным выражением лица, закрыв глаза и роняя слезы. Тварь плакала от счастья.

Справа, с громким ликованием, появилась еще одна башнеподобная тварь. Метнулся язык и раздался человеческий вопль.

Автобус двигался.

— Тодд, немедленно возвращайся, — сказал Сержант.

— Но я почти уже на месте. Конец передачи.

— Возвращайся немедленно, — проревел Сержант. — Оборона прорвана.

Стрельба вдруг стихла. Солдаты выскочили из автобусов и бросились под защиту пулеметов в центр моста. Один из монстров наклонился над крышей автобуса и схватил какого-то убегавшего солдата за лодыжку, и отправил себе в рот. Солдат кричал и стрелял из оружия, пока зубы чудовища не перемололи его тело.

Автобус двигался, раскачиваясь как дверь на петле. Нечто большое толкало его. В воздухе позади него извивались щупальца. Один из Гигантов. Появилась конечность толщиной со ствол дерева, густо покрытая узлами бледных мышц. Спустя несколько мгновений на мост с грохотом пробился бегемот, воющий как сирена.

— Приготовиться к бою, — объявил Сержант в рацию. — Держать оборону!

Так близко, подумал он. Мы так близко от победы.

Он плюхнулся на телескопическое сидение. Опустил его, и задраил люк.

— Иммунитет 1, это Иммунитет. Прием, — донеслось из рации.

— Говори, Лейтенант, — сказал Сержант.

— Мне нужно еще пятнадцать минут. Прием.

— Будет тебе пятнадцать. — закричал Сержант. — Буди пулеметы!

Через несколько секунд тридцатикалиберные пулеметы, установленные по краям моста, открыли огонь. Трассеры устремились вдоль шоссе в сторону воющего титана. Тот отпрянул на несколько шагов, тряся гигантской головой. Инфицированные, толпящиеся у ног чудовища, рванулись к центру моста.

— Хакетт, я хочу, чтобы пулеметы сконцентрировались на пеших.

— Понял, Сержант.

— А что с нами? — спросила Уэнди.

— Огонь, — сказал Сержант, нажимая на спусковое устройство.

Машина слегка задрожала, когда заработала пушка, БУМ, БУМ, БУМ, БУМ, БУМ. Пустые гильзы посыпались по груди «Брэдли». Осколочно-фугасные снаряды ударили в Гиганта и вокруг него, взорвавшись серией вспышек.

— Есть, — сказала Уэнди, давая Сержанту понять, что цель захвачена. — Есть.

— Это все равно, что стрелять по сараю, — проворчал Сержант.

— Иммунитет 1, это Иммунитет, у нас минут десять до взрыва. Как поняли?

— Отлично, Лейтенант, — ответил Сержант. — Десять минут до взрыва.

Гигант повалился на землю, содрогаясь и обливаясь кровью.

— Цель уничтожена, — доложила Уэнди.

— Хорошая работа, — сказал Стив с места водителя.

— Засеки время, Уэнди. Если Лейтенант не будет готов через десять минут, не посмотрю, что офицер, напинаю ему под зад.

В конце моста клубился дым. Из дыма выскочила орда и бросилась под пулеметный огонь, влекомая неугасаемой яростью.

— Перевожу огонь на площадную цель, — пробормотал он, переключаясь на спаренный пулемет. — Огонь!

Сержант держал перекрестие прицела на одном месте, стреляя по участку цели сначала одной горизонтальной очередью по десять-пятнадцать патронов, потом еще одной диагональной, потом еще одной горизонтальной, повторяя букву «Z».

— Боже, — сказала Уэнди, борясь с рвотным рефлексом.

Сотни пуль летели в ряды Инфицированных, срезая их как серп пшеницу. Целыми группами они падали на землю, часто разлетаясь на куски. По воздуху в кровавом тумане летали дымящиеся пальцы и руки, ноги и ступни. Тела буквально распылялись под испепеляющим пулеметным огнем. Мясо и кости разлетались по асфальту.

Десять минут, напомнил себе Сержант. Десять минут это большой срок. Но мы выстоим. Солдаты и выжившие справятся с Инфицированными, а «Брэдли» займется более крупными чудовищами.

Он замер, сморщившись, когда «Брэдли» заполнился адским ревом, который запомнится ему надолго.

* * *

Рев чудовища разнесся над мостом. На какое-то мгновение стрельба смолкла, когда солдаты и выжившие содрогнулись от первобытного ужаса. Рев стих, и стрельба возобновилась, пока саперы стали убирать мешки с песком и ряды тротиловых шашек перед «Брэдли». Двигатель взревел, и машина затряслась как бык, бьющий копытом.

— Что за черт? — сказал Рэй.

— Мы не знаем, — ответил ему Пол.

— Но вы знакомы.

— Да, мы знакомы. Мы называем его Демоном.

Прошло несколько секунд, но ничего не случилось. Густые облака дыма нависли над концом моста плотной дымкой, скрыв автобусы и Инфицированных. Те пока перестали поступать. Затем чудовище снова зарычало, раздирая воздух своей болью, и закручивая клубы дыма в причудливые узоры.

Тодд разглядел гигантскую рогатую тварь. Потом она появилась целиком, огромное скопление брони, шипов и гигантские рога вместо глаз, сидящие прямо над широкой пастью. Огромные перепончатые крылья. Каждый ее шаг дрожью отдавался в позвоночнике у Тодда. Тварь была такой страшной и уродливой, что он отвел глаза в сторону.

Пушка «Брэдли» начала стрелять. Демон содрогнулся от ударов, но никаких видимых повреждений не получил. Он взревел, в одно мгновение лишив Тодда сознания, буквально стерев память о следующих нескольких секундах, и двинулся вперед, окруженный облаками клубящегося дыма.

Саперы убрали ряд зарядов с пути «Брэдли» и Паттерсон закричал в микрофон. Машина рванулась вперед. Тодд прочитал надпись «Огнемет» на боку орудийной башни, когда «Брэдли» на полном ходу понесся к Демону, работая пушкой.

— Что они делают? — закричал Тодд и побежал за «Брэдли», размахивая руками. — Какого черта вы делаете?

Пол схватил его за руку и потащил назад. — Пусть едут, Тодд.

— Нет! Они окажутся по другую сторону моста, когда тот взлетит на воздух!

«Брэдли» исчез в клубах дыма, кружащихся в конце моста. Густая дымка освещалась вспышками пушечного огня, выстрелы эхом откатывались назад, как раскаты грома. Потом все смолкло. Саперы уже вернули заряды на дорогу.

— Нет! — закричал Тодд. — Нет!

Волны Инфицированных хлынули из дыма, с визгами и воем.

— У них не было другого выбора, — закричал ему Пол прямо в ухо. — Паттерсон еще не готов и мы не знаем, что эта тварь сделала бы с нами. Мы должны закончить работу, мальчик!

Один из бегемотов неуклюже заковылял к ним, воя под пулеметным огнем, затем взревел и слепо поскакал вперед галопом, пробил ограждение и свалился в реку.

Рядом с ними возник Рэй.

— Стреляйте же, мать вашу! — закричал он, разряжая ружье в толпу.

Башнеподобные Твари тяжело вышагивали среди Инфицированных, их гигантские лица злобно ухмылялись.

— Шоу Чонк?

— Просторный лактат.

— Шоу чонк немой чонк.

— Осторожно, граната!

Ракета АТ4, оставляя за собой шлейф дыма, устремилась со стороны группы прикрытия, поразив одну из Башнеподобных Тварей. Верхняя часть головы исторгла гейзер крови и мозгов.

— Срань господня, — изумленно сказал Тодд.

Он опустошил свой магазин, перезарядил, и снова стал стрелять.

Прыгуны спрыгнули с кабелей на один из пулеметных расчетов.

— Они снова над нами, — заорал Этан сквозь шум, стреляя в воздух.

— Есть, — сказал Тодд, прицелившись в карабкающихся по кабелям тварей. Спустя несколько секунд два существа свалились на землю с влажным, мясистым звуком.

Солдаты кричали и стреляли из ружей, когда Прыгуны запрыгивали в их ряды, с обнаженными клыками и торчащими жалами. Этан увидел, что по кабелям лезут еще несколько.

Рэй потянул Пола за руку. — Если мы не отступим, нам крышка.

— Иди, Рэй. Я не уйду, пока не будет взорван мост.

— Ты уже умрешь к тому моменту, Проповедник, а я нет.

— Ты тоже умрешь, если мы не взорвем мост, понял? Мы все умрем!

Тодд оглянулся назад и увидел саперов, бегущих за удаляющимися пятитонными грузовиками, к которым присоединились несколько солдат. Паттерсон медленно пятился назад на безопасное расстояние, разматывая провод. Он помахал им рукой. Заряды были установлены, утрамбованы, загрунтованы, и подготовлены к взрыву.

Хакетт дунул в свисток, давая сигнал к отступлению. Пора взрывать мост.

Еще одна ракета АТ4 перелетела через мост и взорвалась в дальнем его конце. Взрывом в клочья разнесло с десяток Инфицированных, обдав остальных кровью и фаршем. К ногам выживших шлепнулась чья-то оторванная рука.

— Теперь можем уходить? — спросил Рэй.

Выжившие развернулись и бросились вслед за Паттерсоном, который быстрым отточенным движением уже подсоединил саперный провод к взрывателю.

Саперы махали им и кричали, — Сейчас рванет!

— Ложись! Ложись!

Рэй повалил Тодда на землю, когда взрыватель послал электрический импульс по саперному кабелю к каждому из электродетонаторов, соединенных последовательно с тротиловыми зарядами.

Детонаторы взорвались, подорвав почти тонну динамита на дальних правых полосах моста.

Раздался оглушительный грохот. Выживших подбросило в воздух, когда взрывная волна прокатилась по мосту. От массивного толчка кабели разорвало, отчего они взмыли в воздух, как металлические щупальца какого-то гигантского зверя. Одна из башен сдвинулась с места и завалилась набок. Небо над мостом потемнело, когда вверх поднялось огромное облако пыли. Потом взорвалась другая часть тротила, послав по мосту вторую взрывную волну. Земля снова вздрогнула под ними, и им на мгновение показалось, будто они все летят в воду.

После третьего взрыва, мост погрузился в тишину. Тодд поднял голову и посмотрел назад, кашляя от пыли. Кругом было темно от кружащихся частиц, видимость была футов пять, не больше. В ушах звенело. Сквозь этот звон он услышал топот тысяч ног, почувствовал, как сквозь клубы пыли движутся чудовищные фигуры, разыскивая их. Демон взревел, заставив вибрировать бетонное полотно моста. Пушка «Брэдли» ухнула в ответ.

— Мы сделали это, — сказал он скрипучим голосом.

— Почти, — сказал Этан. — Это был подготовительный заряд. Теперь мы должны вернуться и закончить начатое.

* * *

Демон ударил «Брэдли» с грохотом, многократно отразившемся в корпусе и телах членов экипажа. Тварь постоянно кружила вокруг машины в шаге от орудийной башни. Уэнди переключила башню в быстрый режим, увеличив скорость отклика и, вывернув джойстик, внезапно поймала в прицел тело чудовища. Наведя перекрестие на шипастый бок, Сержант выстрелил из пушки в упор бронебойными снарядами. С глухим топотом чудовище попятилось прочь, ревя от боли. Они заметили его хвост, заканчивающийся шипастым шаром. Потом он исчез. Через несколько мгновений они услышали, как по корпусу со всех сторон заколотили Инфицированные, пытаясь забраться внутрь. Индикатор низкого уровня боеприпасов загорелся и стал мигать. Сержант переключил систему на ручное управление, но цель исчезла.

— Где же она? — закричала Уэнди. — Мы почти поймали ее!

Бум бум бум бум бум бум

Демон с топотом бросился на них справа. Уэнди рванула ручку управления, вращая башню так быстро, как только могла. Чудовище взревело и ударило по корпусу. На мгновение сознание Уэнди помутнело. Из глаз посыпались искры. Придя в себя, она не могла понять, что она здесь делает.

— Я не могу стрелять! — сказал ей Сержант. — Поворачивай башню!

Она нахмурилась. Почему он кричит на нее? Внезапно она все вспомнила. Потянула за ручку управления. Сержант выстрелил снова и чертыхнулся. Лампочка индикатора спускового рычага мигала.

— В чем дело? — спросила она.

— Осечка!

Сержант нажал кнопку устранения осечки, возвращая затвор 25-миллиметровой пушки в взведенное положение, но лампочка спускового рычага продолжала мигать.

— Заклинило, — сказал он, уставившись на приборы в беспомощной ярости.

— Что теперь?

— Теперь…

Бум бум бум бум бум бум

— Берегись!

БУМ!

От следующего удара ее вырвало прямо на приборную панель.

— Извини, — простонала она, вытирая рот и борясь с вновь подступившей тошнотой.

— Что? — спросил Сержант. — Что происходит?

— Что нам теперь делать?

— Где Рэнди? — спросил он, смеясь.

— Сержант, прекрати немедленно!

Она дважды жестко толнула его. Командир «Брэдли» тупо уставился на нее, потом потряс головой, чтобы привести мысли в порядок. Он нажал на кнопку, и вспыхнула другая лампочка. Уэнди узнала ее. Сержант выбросил все дымовые гранаты разом.

— Стив, — сказал он по внутренней связи. — Задний ход! Стив! Отходим!

— Вас понял, Сержант.

Машина рванула назад, визжа гусеницами. В густом белом дыму слышался топот и рев разыскивающего их Демона.

— У нас есть еще противотанковые ракеты, — сказал Сержант.

Чудовище появилось из дыма, голова вздымалась, будто оно нюхало воздух. Потом оно взревело и бросилось на них.

— Стреляй же! — закричала Уэнди.

— Мы не можем, — ответил он.

Они услышали позади себя громкий топот, и «Брэдли», отступая, врезался в толпу Инфицированных.

Лампочки пускового устройства и индикатора противотанковых ракет загорелись. Устройство запуска ракет было развернуто и готово для стрельбы ракетами. Лампочка индикатора РАКЕТНАЯ ТРУБКА 1 загорелась, показывая, что ракета готова к запуску.

— Для приведения в боевое положения ракете потребуется пять-шесть метров, — объяснил Сержант. — Нам нужно расстояние.

— Давай, Стив, — сказала Уэнди, умоляя водителя прибавить ходу.

Демон галопом несся на них, расправив и хлопая гигантскими крыльями, мгновенно разогнав дым и полностью явив свое чудовищное тело. Внезапно он остановился, наклонив голову, чтобы облизать кровоточащие раны на боку.

Сержант нажал переключатель, перейдя в режим стрельбы ракетами.

— Наведи прицел на эту мерзость и держи, не отпускай.

Чудовище снова поднялось на ноги и возобновило погоню.

— Давай, давай, — добавил Сержант, истекая потом.

— Нам нужно большее расстояние.

— Да, — сказал он. — Да. Есть.

Уэнди обернулась через плечо, но не увидела ни заднего окна, ни зеркала заднего вида. Где-то позади них, Паттерсон взорвал в мосту две траншеи. Каждая более двух метров в глубину. Она не была уверена, сможет ли «Брэдли» перебраться через них. Если машина провалится в одну из траншей, они вряд ли смогут вытащить ее назад.

Эта мысль наполнила ее клаустрофобной паникой.

— Сержант?

— Огонь! — сказал он и нажал кнопку пуска на правой ручке управления стрелка.

Противотанковая ракета пролетела над мостом и ударила Демона в грудь в доли секунды, взорвавшись яркой вспышкой.

— Есть! — закричала Уэнди, смеясь и плача одновременно.

— Ковабунга! — воскликнул Стив.

Лампочка индикатора РАКЕТНАЯ ТРУБКА 1 замигала. Тут же все лампочки индикатора системы противотанковых ракет стали загораться друг за другом. Система выходила из строя.

Чудовище лежало на мосту, визжа и конвульсируя в расплывающемся озере густой черной крови, хлопая одним сломанным крылом. Одна лапа болталась на нескольких канатоподобных хрящах.

— Похоже, мы прикончили ее, — сказал Сержант, отдуваясь.

— Слава Богу, — сказала Уэнди. — Что теперь?

Толпы Инфицированных бросились к «Брэдли», огибая умирающего демона.

Сержант переключился на спаренный пулемет, зарядил его и положил палец на кнопку стрельбы.

— Будем сдерживать их, как можно дольше, — сказал ей Сержант, и добавил, — Огонь!

* * *

Солдаты собрались вокруг Паттерсона и Хакетта, грязные, с измученными лицами, с мокрыми от пота волосами и униформой, покрытые белой пылью. Некоторые, сморщившись, терли ужаленные части тела, в которых уже сейчас вынашивали новое поколение монстров.

— Сейчас это просто мы, — сказал Хакетт. Он засунул руку в свою сумку, вытащил баллончик с оранжевой краской и бросил его через край моста.

Выжившие собрались у края толпы, заглядывая в ее центр. Пол кашлял от пыли, ощущая себя лет на сто старше, все тело ныло от усталости. Он вытащил мятую сигарету из потрепанной пачки «Уинстона» и закурил, вздыхая.

Хакетт сплюнул на землю и свирепо уставился на Паттерсона. — Лейтенант, скажи честно, что нужно, чтобы закончить это.

— Мне нужно полчаса, чтобы заложить новую партию зарядов, — ответил Паттерсон.

Хакетт медленно кивнул, вероятно, обдумывая, драться им или уносить ноги.

— Они идут, Сержант, — сказал один из солдат.

— Сержант, если тебе все равно, я хотел бы сказать, — сказал ему другой.

— Я тоже, — сказал один из саперов.

Все ужаленные хотели остаться и выполнять свою работу. У них уже не осталось ничего, ради чего можно жить. Они знали, что через несколько часов умрут.

Они не хотели умирать просто так.

— Еще у нас есть «Брэдли», — сказал один из них. — Я слышал, как он стрелял.

— И пулемет, — добавил другой.

— У меня осталось несколько ракет для АТ4.

Пол закрыл глаза, поняв, что большинство людей здесь заражены. Они умирали. Для них поиск смысла жизни закончился. Теперь они хотели найти смысл в смерти.

— А еще у нас осталось мало патронов, — заявил Рэй. — Чем мы должны их убивать?

Хакетт проигнорировал его. — Ваши приказы, сэр? — спросил он Паттерсона.

— Я хочу, чтобы вы взяли с собой мою команду в центр моста и продержались там тридцать минут.

— Есть, сэр.

— Ура! — хрипло закричали солдаты.

Они вскарабкались на один из пятитонных грузовиков и расселись среди ящиков с пластиковой взрывчаткой С4, свесив ноги с бортов. Заряженные ружья сняты с предохранителей.

Грузовик взревел мотором и двинулся по шоссе, выпустив облако выхлопного дыма, на встречу приближающейся орде. Пол стоял в кузове, наклонившись над кабиной, щурясь от летящей в лицо пыли.

— Можешь начинать молится, Рэй, — сказал он. — Говори, Богородице, дева, радуйся.

— Я с этим завязал, — сказал ему Рэй. — Похоже, ты был прав.

— Насчет чего?

— Бог на их стороне, Проповедник.

— Что-то в этом есть, — сказал Пол с мрачной улыбкой. — Но ты все еще жив, не так ли?

Рэй фыркнул.

Воздух заполнился грохотом оружейной стрельбы, когда грузовик влетел в гущу орды и солдаты начали зачищать мост.

В центре моста Хакетт дунул в свой свисток. Солдаты спрыгнули с грузовика и бросились в атаку. — Вперед, вперед, — рычал он.

Солдаты рассыпались веером, прикрывая пулемет, давая ему время развернуться. Через несколько секунд воздух наполнился его лаем. Ракета устремилась в раскрытую пасть одной из Башнеподобных Тварей, взорвавшись в гигантской голове. Из глаз и рта повалил дым, и та рухнула на землю. Пыль постепенно оседала, и они увидели «Брэдли» среди гор мертвых и умирающих Инфицированных. Его спаренный пулемет все еще работал, кося ряды Инфицированных.

Саперы сбросили трапы в траншеи и принялись закладывать заряды. Паттерсон вставил в них взрыватели, соединенные саперным шнуром, размотанным из картонной катушки. Солдаты перескочили траншеи и развернули линию огня, постреливая время от времени, но предоставляя делать сейчас всю трудную работу пулеметам.

Минуты тикали.

Внезапно «Брэдли» перестал стрелять.

* * *

С автомобилем либо случилась поломка, либо, что более вероятно, просто кончились патроны. Бесчисленная орда хлынула мимо него в сторону солдат. Титаны с щупальцами, башнеподобные твари, скачущие обезьяны, крабоподобные существа, щелкающие гигантскими клешнями, двигались среди тысяч голодных Инфицированных.

Хакетт отдал приказ. Солдаты встали и дали залп из ружей, утопив в крови первые ряды Инфицированных.

— Перезарядка! — объявили пулеметчики.

— Давайте, поднажмем, ребята, и зададим им жару! — проревел Хакетт, паля из своей М16.

Сквозь дымную мглу с грохотом устремились трассеры. Тодд прицелился в бегущую на него женщину и выстрелил, сбив ее с ног. Он мельком глянул на линию огня и увидел менее чем двадцать усталых мужчин, кричащих как маньяки и палящих из ружей. За ними, у края моста пулеметчики лихорадочно перезаряжали свой пулемет.

Он прицелился в бегущего на него мужчину в больничной одежде и выстрелил снова. Перед глазами все дернулось, мужчина упал. Рядом с ним Рэй стрелял на полном автомате. Его ружье выплевывало пустые гильзы и клубы дыма, а сам он перебирал все ругательства, какие только знал. Ружье внезапно заклинило. Он отбросил его в сторону, не переставая выкрикивать бесконечный поток брани, выхватил два пистолета из кобур, и разрядил их в орду, до которой было сейчас менее двадцати ярдов. И это расстояние быстро сокращалось.

Прыгуны с шипением взмыли в воздух, приземлившись на нескольких солдат и сбросив их в траншеи. Взметнулся язык, обернулся вокруг пулеметчика и подбросил его в воздух, перед тем как отправить в слюнявую пасть.

Инфицированные гибли как мухи, остальные же сокращали оставшееся расстояние и хлынули на линию огня с общим воем.

Ужасный запах скисшего молока ударил Тодду в нос. Через несколько секунд он почувствовал, что его грубо сбили с ног. Ботинки и голые окровавленные ноги топтали его тело. Он глянул вверх и увидел полные ненависти лица Инфицированных, свирепо смотрящих на него сверху вниз и визжащих.

— Это не честно, — сказал он сам себе, задыхаясь от пронзительной боли. Он пожалел, что пошел на эту операцию. Пожалел, что не остался. — Это не честно. Это так глупо.

Он свернулся в клубок, закрыв голову руками. Инфицированные кричали над ним.

Их грудные клетки взорвались, и они повалились на землю, как дымящиеся руины.

— Не трогайте мальчишку! — закричал Пол, досылая патрон в патронник и снова стреляя. И тут же на Тодда повалились новые тела, заливая его кровью.

— ПРОСТОРНЫЙ! — разнесся у них над головами рев одного из чудовищ.

— Не трогайте мальчонку, я сказал!

— Подними его, — сказал Этан, подбежав с ружьем в руках.

— Мы прикроем тебя, — сказал Рэй, стреляя из двух стволов.

Тодд открыл глаза, и сквозь слезы увидел лицо Пола.

— Эй, Преподобный, — простонал он.

— С тобой все в порядке, сынок. Я вытащу тебя отсюда.

Они услышали грохот, отозвавшийся у них глубоко в груди. Внезапно Пол стал задыхаться и широко раскрыл глаза.

— Что с тобой, Преподобный?

Пол слабо улыбнулся.

— Да хранит тебя Господь, Малец…

Внезапно он взмыл вверх и исчез в зияющей пасти одной из Башнеподобных тварей. Она раскусила его пополам с тошнотворным хрустом и издала довольный утробный смешок.

— Нет! — закричал Рэй, паля из пистолета в тварь.

— В ноги, — крикнул ему Этан, стреляя в Инфицированных. — Целься в ноги!

— Преподобный? — сказал Тодд, пытаясь осознать. Его глаза наполнились слезами.

Рэй кивнул и бросился на Башнеподобную тварь, стреляя в бегущих на него Инфицированных, пока не остановился почти прямо под чудовищем.

— Сдохни же, кусок дерьма. — воскликнул он, тщательно прицелившись и выстрелив в одно из узловатых коленей твари.

Башнеподобная тварь завизжала. Ее нога сложилась под огромным весом, и она рухнула на орду с мясистым шлепком.

Еще один звук пронзил воздух.

Это Хакетт свистел в свой свисток.

* * *

Этан, Рэй и Тодд перепрыгнули через траншеи, подняв вверх клубы пыли. Инфицированные сыпались в открытые ямы позади них, визжа и цепляясь за стены. Тодд бежал, спотыкаясь и зовя Преподобного. Рэй полутащил его.

— Идите вперед, я прикрою! — сказал Этан, развернувшись, и медленно двинулся назад, поливая свинцом рычащие лица преследователей.

Слева, с противоположных полос моста к нему бежали Хакетт и несколько солдат, преследуемые толпой Инфицированных. Он вставил в ружье новый магазин, дослал патрон в патронник и сделал несколько выстрелов, прикончив преследователей.

— Похоже, я уже освоился, — подумал Этан и снова повернулся, чтобы обеспечить огневое прикрытие. Постоянно думая о других выживших, он захотел знать, куда подевался Пол. И тут же ощутил внезапную боль в сердце, осознав факт смерти друга.

Этан на секунду опустил ружье, задыхаясь от усталости.

— Извини, друг, — сказал он, и подумал: Надеюсь, сейчас ты в лучшем месте.

На него налетел Хакетт, и он почувствовал, как в легких нечем стало дышать. Мир кувыркнулся перед ним, и он со всего маху ударился о землю. Ружье отлетело в сторону.

— Боже, Сержант, — выдохнул Этан. — С тобой все в порядке?

Он почувствовал, как чей-то ботинок ударил его в ребра, у него снова дыхание перехватило. Другой опустился ему на спину, позвоночник пронзила резкая боль. Солдаты стояли над ним и били ногами.

— Они инфицированы, — осознал он.

Хакетт медленно, со стоном, поднялся на четвереньки.

— Беги, беги, беги, — шептал ему Этан.

Хакетт обернулся, зарычал и вцепился зубами Этану в лодыжку.

Этан закричал, вертясь на земле. Боль была невыносимая. Он вспомнил про пистолет на бедре и вытащил его из кобуры, снял с предохранителя и всадил две пули в череп Хакетта. Глаза жгло от слез сожаления. Он посмотрел на разорванную лодыжку, вымазанную кровью и слюной.

Солдаты перестали пинать его.

Вирус проник в нервную систему и уже устремился в мозг. Через несколько секунд он потерял контроль над своими конечностями и его тело начало дергаться. Боль в лодыжке отступила, когда его тело ответило на Инфекцию, заполнив мозг эндорфинами.

Солдаты зарычали, по-волчьи скалясь, и побежали за остальными.

Вероятности. Он был учителем математики. Он знал, что такое вероятности. Вот как это работает: Если вы берете на себя много риска на достаточно долгий срок, то вероятнее всего проиграете. Это так просто.

Он посмотрел на пистолет, по-прежнему зажатый в руке. Не смотря на слабость и спазмы, он сохранил некоторый контроль над своим телом. Нужно покончить с этим немедленно, пока он не превратился в одного из них.

Он медленно поднес пистолет к голове.

Инфицированные с рычанием проносились мимо него, шлепая ногами по сырому от крови асфальту. Этан медленно приподнялся на локоть и навел на них пистолет и стал методически стрелять. Чья-то бегущая фигура крутанулась как волчок и свалилась на тротуар.

Внезапно его рука упала на землю, забыв про пистолет.

Мир окунулся в оттенки красного, стал пугающим и прекрасным.

По нему прокатилась первая волна отчаяния. Теперь он понимал, почему Инфицированные плачут по ночам. Они страдают от печали. Невероятной, беспросветной, безутешной печали.

Печали от воспоминаний по утраченной жизни.

Рабской печали.

Потом пришла ярость. Чистая ненависть.

Голод. Нужда.

Настойчивое, направляющее гудение Улья.

Этан зашипел, брызжа слюной, стараясь подняться на ноги. Он знал, что на этом мосту есть существа, которые еще не получили вирусное причастие.

Они там убивают его людей, каждая смерть это уничтоженный переносчик. Он увидел приближающиеся к нему фигуры, стреляющие на бегу. Над мостом грохотала стрельба.

Сейчас над ним стояла какая-то женщина и с грустью смотрела на него. В руках она сжимала два дымящихся пистолета.

Его лицо скривилось в отвратительную гримасу.

— Энн, — прорычал он. — Рад тебя…

Краткий миг радости прошел почти мгновенно. Он уставился на нее с ненавистью, пытаясь подняться с земли. Она опустилась на одно колено, задержав его на полпути.

— Этан, послушай, — сказала она ему прямо в ухо.

Он покачал головой и прорычал, — Уходи…

Через несколько секунд он уже забыл, кто она такая. Он знал лишь, что в глазах Улья она ужасный монстр. Монстр, уничтожающий переносчиков Улья. Монстр, представляющий угрозу для Улья. Монстр, которого нужно приручить и превратить в носителя для Улья.

— Ассимилируй, — гудел Улей. — Ассимилируй и расти в безопасности в плодоносном носителе.

Монстр произнес, — Твоя семья жива.

Красная пелена внезапно приподнялась, и перед ним возникли лица Кэрол и Мэри. Он увидел Мэри в купальном костюме, бегающую под струями воды в аквапарке, Кэрол, со смехом раскладывающую еду на столике для пикника.

— Мэри, — глухо прорычал он.

Мэри обернулась и бросилась к нему.

— Папочка, — закричала она.

В его глаза ярко светило солнце.

Какой чудесный был день.

Энн спустила курок, и голова Этана разлетелась на куски.

* * *

Тодд шел, шатаясь, через весь этот ад и звал Пола и Этана. Саперы, вооружившись пистолетами, монтировками и бейсбольными битами, отступили, сформировав плотное защитное кольцо вокруг Паттерсона. Он изо всех сил старался соединить саперные провода к подрывной машинке. Правая сторона его лица распухла вдвое обычного.

Прибыла помощь. Свежие силы сформировали рваную линию обороны и стреляли в ряды Инфицированных, редеющие под смертоносным огнем. То были солдаты из двух автобусов, оставшихся в начале моста. Среди них были еще гражданские, которых он не узнавал. Он бродил среди лежащих вокруг и истекающих кровью Инфицированных.

Он звал своих друзей.

— Ложись! Ложись!

— Сейчас рванет!

Траншеи перед ним извергли ослепительную вспышку, вслед за которой раздался оглушительный грохот. Мощнейший толчок сотряс мост, сбив Тодда с ног. Он больно ударился об асфальт.

Он с трудом поднялся на четвереньки. Голова кружилась.

— Вставай, малец, — раздался чей-то голос. Тихий и далекий.

Он прищурился и увидел Рэя Янга, хмуро глядевшего на него сверху вниз. Его рот что-то говорил. Кепка «Стилерз» на голове дымилась. Резким рывком мужчина поставил его на ноги.

Искаженные, приглушенные звуки мира ударили ему в уши с внезапной четкостью.

— Мост не взорвался! Нам надо уходить! Слышишь меня? Мост не взорвался!

Тодд обернулся и увидел ковыляющего в его сторону Гиганта, пронзительно воющего, топающего по земле, с развивающимися как кнуты щупальцами.

— Нужно убираться отсюда! — сказал ему Рэй.

Они проиграли. Все кончено. А его друзья погибли ни за что.

— Давай, малец.

Орда продолжила свою неистовую атаку на мост, возглавляемая титаном.

Тодд упал на колени, потянув Рэя за собой на землю.

— Нет! — сказал он.

— Вставай!

— Нет! Нет!

Он оттолкнул от себя мужчину и пополз на четвереньках, грозя кулаком Инфицированным, крича сквозь слезы.

— Вы убили моих друзей! Я ненавижу вас!

— Мы умрем здесь, если останемся, — умоляющим тоном сказал ему Рэй.

Тодд встал, пошатываясь, и, отстраняя руку Рэя, вытащил из кобуры пистолет.

— Вы убили всех моих друзей, а теперь я убью вас!

Тодд навел пистолет на топающего к нему бегемота и с криком выстрелил. Рядом с ним возник Рэй и, неистово крича, стал палить из двух стволов, пока не разрядил их оба.

Гигант перешел на галоп. Он ревел, заполняя воздух зловонием.

Через несколько мгновений он навис над ними.

И со стоном провалился под землю.

Разрушенная часть моста оторвалась и, пролетев семьдесят футов, ушла под воду. Чудовище рухнуло вместе с ней, жалобно мыча и брыкаясь, пока не скрылось в реке.

Тодд поднял кулак, улюлюкая как дикарь, когда Инфицированные продолжали бежать к нему, срываясь с края пролома и с визгом падая в реку.

— Ха! — крикнул он им. — Ха! Получите!

Наконец он упал на колени, среди обломков и трупов, и истерично заплакал.

— Вы убили моих друзей, — сказал он.

— Я не очень хорошо вас знал, — подумал он, — но вы единственные, которые по-настоящему узнали меня. Вы прислушивались ко мне, в отличие от других. Вы заметили меня. Вы положились на меня. Вы приняли меня.

В отличие от других.

— Все из-за этого гребаного моста, — с отвращением сказал Рэй. Он бросил пистолеты на дорогу и, пошатываясь, пошел прочь. Оставив Тодда одного.

Через несколько секунд рядом с мальчиком на колени опустилась Энн и обняла его рукой. Через некоторое время он свернулся на земле калачиком, положив голову ей на колени, и заснул.

Вдалеке, сквозь топот ног и хриплое дыхание орд Инфицированных, она услышала металлический скрежет бронированных гусениц.

* * *

Рэй сидел на выступе моста среди мертвых и умирающих, пиная ногами воздух и глядя вниз на реку. Он ненадолго задумался о воде, облаках, солнце, низко висящем в небе. В проломе свистел ветер, унося пыль в воду. Через сорок футов открытого пространства, по другую сторону моста толпились сотни Инфицированных. Они стонали, протягивая к нему руки, словно в мольбе. Он извлек поломанную сигарету из мятой пачки, которая была в кармане рубашки, и закурил. Глубоко затянулся и выдохнул длинную струю дыма. Никогда сигарета не была такой приятной. От мысли о холодном пиве у него чуть не выступила слюна. Холодное пиво.

Жизнь хороша. Даже замечательна.

Но слишком уж коротка.

Боль в боку была невыносимой. Он чувствовал растущий там вирус, перестраивающий его клетки в монстра, ждущего своего рождения. Одна жизнь кончается, другая начинается.

— Я буду драться, — поклялся он. — И может быть, выиграю.

Он чувствовал, как Прыгуны растут в его теле, будто в верхнем слое почвы, осушая ее, а затем, поедая, что останется, после рождения, как новорожденные пауки поедают выносивших их матерей. К тому моменту ты будешь так опустошен, что сможешь только смотреть.

Паршивая перспектива. Лучше бы он умер от рака кости.

Он впервые делает что-то хорошее в своей жизни, и должен умереть ради этого.

Благородная жертва. Верно. Ну и хрен с ним.

— Мы не триста спартанцев, — подумал он. — Здесь не рождаются легенды. В этой стране полно героев, жертвующих собой ради будущего, в котором будут доминировать невежественные, эгоистичные засранцы, которые сидели, сложив руки, по своим норам. Через неделю большинство жителей Лагеря Неповиновения уже забудут обо всем этом. А если даже не забудут, если даже построят какую-нибудь гребаную пирамиду в мою честь, я все равно уже буду мертв. Я отдал жизнь, когда важнее всего было выжить.

Очень плохо. Не хочу смотреть на то, что мне придется сделать.

Я только начал жить, как нормальный человек.

ЭПИЛОГ: На дороге

Сержант и Уэнди сидели на теплой броне «Брэдли», стоявшем на густо заросшем деревьями холме, и смотрели на пустыню, бывшую когда то районом Стил Вэлли. Сержант изучал выжженную землю в бинокль, а Стив стоял неподалеку на часах. Никаких признаков жизни, ни Инфицированных, ни кого-либо еще. Весь район выглядел мертвым и необитаемым. Сегодня они проехали мимо Питтсбурга по южному шоссе, и им нужно взглянуть на дорогу, чтобы понять, что впереди. На северо-востоке все еще дымился город, выбрасывая в небо жар, как гигантская печь, и истекал токсинами и обломками в реку Огайо. Земля была покрыта серым пеплом, а дорога забита полусгоревшими машинами.

Они были беженцами, вынужденными оставить свои дома. Кочевниками, живущими всем, что могли найти. Но самое главное, они были выжившими. Они способны выживать, потому что всегда в пути, и поэтому они еще живы. Они делали то, что нужно для выживания. Они направлялись в Лагерь Сопротивления под Гаррисбергом, чтобы разыскать семью Этана и рассказать им, что он погиб, но до самой смерти не прекращал искать их. Что никогда не оставлял надежды. Его маленькая дочь должна знать, кем был ее отец, как он отдал свою жизнь ради жизни тысяч других людей.

Они не собирались оставаться в том лагере. Единственным убежищем, которому они доверяли, был «Брэдли».

Уэнди пробежала пальцами по глубоким царапинам на орудийной башне, оставленным когтями Демона. Эти выбоины напомнили ей те пустоты, что появились в ней, когда она узнала о смерти Пола и Этана. Для нее было по-прежнему непостижимо то, что они могли погибнуть, даже в таком опасном мире. За последние несколько недель они стали для нее больше жизни, ближе, чем семья. Она переживала их утрату, как ампутированную конечность или утерянный пистолет. Ей хотелось верить, что они все еще где-то там, прикрывают свои сектора, от чего становилось немного спокойнее.

Сержант дотронулся до ее плеча. Уэнди вытерла ладонью глаза и попыталась улыбнуться.

— Они живут здесь, — сказал он ей, положив руку себе на сердце.

— На их месте должна была быть я.

— Нет, — сказал он. — Это не так.

Уэнди посмотрела вниз на обугленную пустыню, которая когда-то была процветающим городом, и подумала, почему она жива, когда столько людей погибло. Она не считала себя какой-то особенной. Она не могла допустить, что заслуживает этого.

Сержант добавил, — Они погибли не просто так. Они погибли, чтобы многие могли жить, а это самая благородная смерть.

Она сжала его руку и вздохнула, ощущая странное недомогание и пустоту, голод, и вместе с тем неспособность что-то есть. Ее разум искал свое собственное убежище.

Может быть, она найдет его на дороге.

«Брэдли» не застрял на западно-вирджинской стороне реки. Машина имела надувной понтон, опоясавшись которым, могла, как на моторной лодке двигаться с помощью гусениц со скоростью четыре мили в час. Но в Лагерь Неповиновения они возвращаться не стали.

Энн сообщила им по рации, что операция завершена успешно. Она вела другую группу выживших в лагерь через Стьюбенвилл, чтобы разжиться припасами, когда они услышали звуки боя. Она наткнулась на солдат в автобусах, оставшихся на стороне Огайо, которые как раз решали, не оставить ли им позиции и не оказать ли помощь товарищам. Энн организовала солдат и повела их вместе со своей группой выживших в атаку, чтобы выиграть для Паттерсона время. Другого Уэнди от нее и не могла ожидать. Энн была прирожденным лидером.

Энн сказала, что отправит Тодда вместе с другими выжившими в Лагерь Неповиновения, а потом вернется искать других. Тодд согласился пойти с ней.

Прервав сеанс радиосвязи, Сержант сказал Уэнди и Стиву, что никогда не вернется назад. Что никогда не будет чувствовать себя там в безопасности. Что единственное место, где он может жить, это здесь, на дороге.

Они незамедлительно согласились остаться с ним.

— Я верю в тебя, Тоби, — сказала она.

— Сейчас только мы, — сказал он ей.

— Мы найдем других и начнем все заново.

— Как одно племя, верно?

Он обнял ее рукой, и она прижалась к нему, с блестящими от слез глазами.

— Как одно племя, — согласилась она и вздохнула.

— Мы будем вместе.

— Не смотря ни на что.

Было странно, что они отвергли безопасность лагеря ради опасности, подстерегающей на дороге и только что забравшей жизни двух их друзей. Они знали, что это безумие, но здесь им было спокойнее. Они понимали это. И странно, что они стремились на встречу этой опасности, чтобы продолжать отстаивать свое право на жизнь, когда столькие уже погибли.

Выживание, похоже, это состояние души. И требует высокую цену.

— Сержант! — позвал Стив.

— В чем дело.

Стрелок улыбнулся ему. — Послушай.

Вдали нарастал стук роторов.

Сержант и Уэнди повернулись и увидели пять черных объектов, летящих строем по небу.

— Боже, — сказал Сержант, поднося бинокль к глазам. — Не могу поверить в это.

— Что это? Тоби, что это?

Он медленно опустил бинокль, изумленно улыбаясь. — Чинуки. Большие транспортные вертолеты. Идут на запад.

— Как? Кто они? Куда они летят?

— Это армия, детка. Армия. Вот, взгляни.

Сержант протянул ей бинокль. Она смотрела, как летят по небу вертолеты. Была в этих неуклюжих существах какая-то волнующая элегантность.

— Видишь? — задумчиво сказал он.

За первым строем появился второй. Пять черных точек, направляющихся на запад.

Уэнди кивнула, нервно сглотнув. Слезы катились у нее по щекам. И она улыбнулась.

— Посмотри на них, — добавил он.

Американские войска возвращались из дальних стран домой.

Война не окончена. Она только начинается.

Пришло время для ответного удара.

24.08.2011

Оглавление

ПРОЛОГ: Эпидемия

Выжившие

ФЛЭШБЭК: Этан Белл

Госпиталь

ФЛЭШБЭК: Уэнди Сэслав

Воспоминания

ФЛЭШБЭК: Тодд Полсен

Пожар

ФЛЭШБЭК: Сержант Тоби Уилсон

Стоянка грузовиков

ФЛЭШБЭК: Энн Лири

Фемавилль

ФЛЭШБЭК: Преподобный Пол Мелвин

Мост

ЭПИЛОГ: На дороге X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?