«Волчье сердце»

Огромное спасибо моим родителям, Наталье Викторовне и Георгию Федоровичу Романовским — за любовь и терпение, а также Владимиру Васильеву — за поддержку и ценные советы.

Охранник молчал.

— Куда вы меня ведете? — повторил Август свой вопрос.

Молчание. Август покосился на бластер в поношенной кобуре, хлопающей охранника по бедру при каждом шаге. Грозное оружие. Настоящий армейский «Аннигилятор-7» образца 3057 года.

Да и ребята, что вели его под белы ручки, не походили на гражданских. Суровые, будто высеченные лица, крепкие мышцы под пятнистой формой. Пусть на ней не было ни единого знака отличия или нашивки — уж Август-то разбирался в людях.

Длинный коридор со стенами, обшитыми хромированной сталью, подходил к концу. Впереди показались какие-то двери с черно-желтыми полосами. Совсем как тигр с Коперника. И Августа вели прямо к нему в пасть.

А ведь начиналось все прозаично. Он никогда не был в тюрьме, потому как ни разу его и не ловили, однако все это сразу же показалось несколько странным. Лихорадочный судебный процесс, космопорт, какой-то корабль… И полет, казавшийся в его одиночке вечностью. Военные почему-то пренебрегли заморозкой. Ему даже не дали головизора, не то что книг. Потому и соображал он сейчас не слишком хорошо.

А теперь его наверняка собирались казнить. Каким-нибудь особенно чудовищным способом, который военные изобрели специально для него, Августа Смока. Потом, конечно же, если дьявольская машина сработает, ей скормят еще не один десяток заключенных, прежде чем установят в одной из тюрем на испытательный срок.

Август хорошо разбирался в истории пыток и казней. Это был противоестественный, патологический интерес к той смерти, что неизбежно ожидала его. Он всегда это знал. Возможно, потому и был таким хорошим вором. Самое смешное же во всей этой истории заключалось в том, что ему дали семнадцать лет строгого режима с правом на амнистию. Выпустили бы лет через восемь, если бы был хорошей девочкой и слушался старших заключенных. Нет, лучше весь срок… Впрочем, теперь ему не светило ни то, ни другое.