Предположений тут было несколько. Раньше Синяков чересчур полагался на свое тело, а когда оно стало все чаще подводить, вдруг оказалось, что разум его недостаточно изощрен, а душа чересчур инфантильна. Кроме того, во всем можно было винить быстротекущее время, стершее из памяти сверстников восторженные воспоминания о действительных и мнимых подвигах Синякова. Да и жена, курва, крепко подвела, подставив ему ножку в самый неожиданный момент. Но скорее всего Синякова подкосила тоска о сыне, единственном человеке на свете, которого он по-настоящему любил и который сейчас тянул срочную службу в какой-то неведомой дали, да еще в злосчастных внутренних войсках, ныне выполнявших роль песка, бросаемого в огонь любых заварух. Чтобы еще больше уязвить Синякова, жена скрывала от него адрес сына, а благодаря ее интригам военкомат делал то же самое.
Иногда как бы помимо своей воли Синяков вставал с постели и начинал в темноте отжиматься от пола, что было для него занятием столь же скучным, как отправление физических потребностей, но и столь же привычным.
Были случаи, когда тупая скука внезапно переходила в острую тоску, и во время одного из таких приступов он едва не задушил Стрекопытова, по причине тяжелейшего опьянения спутавшего комнатенку Синякова с туалетом.
Очнувшись утром на полу прихожей, Стрекопытов долго укорял квартиранта, но отнюдь не за причиненные увечья, а за то, что тот постоянно забывает запирать входную дверь на задвижку.
– Я тебе про это сто раз напоминал, а ты все отмахивался… Вот и дождались. Ворвались ночью какие-то мудаки и давай меня на части рвать, – говорил он, демонстрируя свою шею, пятнистую от кровоподтеков, как шкура тигрового питона. – Да хоть бы сказали за что! Я ведь тертый калач, но тут от страха чуть не обосрался. Хотя нет, – он пощупал свои просторные сатиновые трусы. – Есть грех…
Поскольку Синяков никак не реагировал ни на эти слова, ни на вонь, отравлявшую и без того далекую от стерильности атмосферу холостяцкого жилища, Стрекопытов продолжал:
– Давно чую, что за мной охотятся. Ты не смотри, что я сейчас пустую тару по помойкам собираю и на кладбищах христорадничаю. Раньше я большим человеком был. Одно время в Воронеже даже общак держал. А это дело не каждому министру финансов доверить можно. Потом большинство денег по хрущевской реформе сгорело, а вину на меня свалили… Пришлось нырнуть на дно…
Комментарии к книге «Дисбат», Николай Трофимович Чадович
Всего 0 комментариев