«Цербер»

На площади Курского вокзала, прямо в грязной мартовской слякоти лежит труп мужчины с бритой наголо головой. Руки разбросаны, драная куртка и рубашка задраны до груди, обгаженные штаны спущены до колен, тело обнажено. Этот посмертный «стриптиз» — дело рук вокзальной милиции. Осматривали «на предмет» ножевых и огнестрельных ран или других повреждений. Такова инструкция. Теперь стражам порядка не было больше никакого дела до еще одного подохшего под забором вокзального бомжа. Перевозка из морга, как всегда, не торопилась.

Часы показывают полдень, площадь кипит народом. Бомж лежит по ту сторону павильонов торгового ряда и от вокзала не заметен. Однако персонал автостоянки в черной форме с бляхами и кокардами его видит очень хорошо. Останавливаясь поодаль, на мертвого смотрят носильщики в сером. Прохожие и пассажиры, кому случилось проходить рядом, стараются поскорее миновать страшноватое место.

Заключение о причинах смерти будет: острая сердечная недостаточность от алкогольной интоксикации.

Ни сейчас, ни впоследствии никто не узнает, что неделю назад вокзальный бомж по кличке Оглы похмелялся на пару с высоким белобрысым мужиком, одетым как бич, но на бича не похожим.

Пушистые белые хлопья неестественно плавно спускаются с серого неба. Старые дома, дворы колодцами. Над Невой ударила пушка.

Длинная похоронная процессия движется медленно, но все же быстрее, чем падает снег. Впереди — батюшка в запорошенной рясе.

— Сколько же ей было?

— Господи, да шестнадцать всего!

— Семнадцать.

— Какая разница, господа. Все равно ужасно.

— Это правда, что она лечила?

— Половина из тех, кто идет за гробом — ее пациенты.

— И как же? Наложением рук? Заговором? Экстрасенс?

— Отнюдь. Просто смотрела в глаза, и самые безнадежные исцелялись. Это было чудо, чудо.

— Говорят, она уже в лет пять безошибочно указывала, где у человека опухоль или боли. Еще сама не знала, как что называется. Предсказывала болезни.

— Я слышал, цвета различала с завязанными глазами…

— Батенька, ну при чем здесь… Подумайте, скольких она могла бы еще исцелить?

— И что же… сама?

— Сама. Вроде приняла что-то такое и — тихо отошла. Вон, ангелом лежит, цветик лазоревый…

— Но причина?

— Даже ангелы умирают от неразделенной любви, господа.

— Отчего же с отпеванием? Ведь не полагается?