Олег Северюхин Учитель
Пролог
Мы бежали по летнему, залитому солнцем тротуару, и катили перед собой обода велосипедных колес без спиц, подталкивая их или палочкой, или крючком, сделанным из стальной проволоки. Лязг тонкого металла обода об асфальт был громким, и он создавал ощущение нахождения в прозрачной кабине одноколесной машины, несущейся по тротуару при помощи волшебной силы, готовой поднять тебя ввысь и понести над землей, над твоим городом, над большой рекой и унести так далеко, куда не ступала нога ни одного путешественника.
В какой-то момент лязг колеса слился в одно тонкое гудение и внезапно жара, грохот и слепящее солнце сменились прохладой, тишиной и полной темнотой. Так всегда бывает, когда заходишь с улицы в затененные сенцы деревенского дома. В сенцах глаза быстро привыкают, а темнота, в которую я попал, не исчезала. Вдалеке вспыхивали редкие огни, но они светили в глаза, не освещая того, что находилось вокруг. Я даже не видел себя. Где-то в стороне слышался шум машин, голоса людей, но никого поблизости не было.
Постепенно я начал различать свои руки, одежду, как в кино после начала сеанса. И все происходящее вокруг мною воспринималось как кино, потому что никто совершенно не обращал на меня внимания, даже проходящие машины не сигналили мне, чтобы я ненароком не попал под их колеса.
Я потряс головой и ощупал себя. Вроде бы сам цел, но голова очень тяжелая. В левой стороне груди в области сердца была резкая боль. Трудно поднять левую руку. Я сунул правую руку под гимнастерку и сразу понял, что это штифты двух орденов Красного Знамени впились в грудь при падении. Откуда я падал? Вдалеке что-то бухало, и звук ударной волной качал меня из стороны в сторону. Я достал из кармана документы. Читаю. Капитан Репин Иван Алексеевич, должность - командир артиллерийской батареи войсковой части 29803. Так, это же моя батарея ведет бой и мой наблюдательный пункт должен быть где-то рядом. Я пошел в сторону вспышек и громких звуков.
В десяти шагах я увидел группу солдат, что-то собиравших у огромной воронки в земле. Увидев меня, они бросились ко мне с криками: «Товарищ капитан, товарищ капитан, вы живы!» Какой-то усатый пожилой солдат, часто моргая глазами, сказал: «Думал я, Иван Алексеевич, что от вас только один обрывок шинели остался».
Я совершенно не помнил, кто я и где нахожусь. По-медицински это называется амнезией. Память отшибло. Но я четко знаю все, что будет потом.
Мне доложили, что танковая атака немцев отбита. Подбито три танка, два бронетранспортера. Стрелковый батальон впереди прочно удерживает позиции. У нас потери пять человек. Управление батареи в полном составе. Погибли от прямого попадания авиабомбы на наблюдательный пункт. Я подписал донесение, и молча лег на разостланную на земле шинель.
Мое молчание с разговаривающими со мной людьми становилось неестественным. Я чувствовал, что могу говорить, но я не знаю, что мне говорить, и как обращаться к людям, которые меня окружают. Я прокашлялся и сказал: «Вы извините, но я совершенно ничего не помню. По документам я знаю, как меня зовут и кто я, но я совершенно не знаю, кто вы. Расскажите мне о себе и расскажите, где мы находимся и какой сейчас год». Мне представились командиры взводов и командир взвода управления. Рассказали, что мы имеем задачу поддерживать второй батальон 105 стрелкового полка, готовящегося к штурму Сапун-горы недалеко от города Севастополя. Сейчас июль 1944 года и я в течение полугода командую этой батареей. Командир первого взвода предложил мне отдохнуть, а завтра отправиться в медсанбат, чтобы врачи посмотрели, нет ли каких других последствий контузии.
Солдаты уже углубили воронку, из которой меня выкинуло взрывной волной, накрыли ее плащ-палатками и получилась неплохая землянка, которую на скорую руку можно выстроить на каменистой крымской земле, чтобы укрыться от непогоды.
Старшина батареи, Василий Андреевич, тот усатый, который подал мне обрывок шинели, и вестовой Арсентьев накрыли ужин. Потихоньку подошли командиры взводов, чтобы выпить за мое благополучное спасение.
Наркомовская водка благотворно подействовала на меня. Я уже не чувствовал скованности, помнил имена окружавших меня людей и постепенно возвращался в ту жизнь, из которой меня пыталась выжить немецкая авиабомба. Все вокруг было прекрасно. И темная крымская ночь, усеянная крупными жемчужинами звезд, и добродушные люди, сидевшие рядом со мной за столом из грубых досок, накрытых плащ-накидкой. Я мечтательно потянулся и сказал: «Скоро, ребята, война закончится и жизнь будет все равно лучше, потому что не будет войны».
Разговор медленно крутился вокруг сроков окончания войны и того, как мы будем жить. Удобно устроившись на чужой шинели, я сказал:
– Война кончится скоро. Осталось всего десять месяцев. В мае 1945 года будем праздновать победу, а в июне состоится грандиозный парад на Красной площади. Парадом будет командовать Маршал Рокоссовский, а принимать парад будет Маршал Жуков. Жуков будет на белой лошади, а Рокоссовский на серой в яблоках.
Мне все стали дружно возражать, что парад будет принимать Великий Сталин, потому что он отковал и подготовил Победу. Я не стал возражать. Пусть думают, что это фантазии. Потом вспомнят, кто был прав.
Затем речь пошла о том, как мы будем жить после войны. Под руководством Сталина и коммунистической партии мы быстро восстановим то, что разрушили фашисты и будем дальше строить социализм. И я снова не удержался, чтобы не сказать, что в 1953 году Сталин скоропостижно умрет, а пришедшие ему на смену руководители доведут страну до такой степени, что в 1991 году компартию вообще запретят.
Арестовали меня рано утром. Без шума. Война для меня закончилась. На самолете меня куда-то привезли. Держали в тюрьме, в одиночной камере. Так как охрана и следователи носили васильковые погоны, то это было Лефортово, ведомство МГБ. Допрашивал следователь в звании майора, который кричал, что я немецкий шпион и требовал сказать, где и когда меня завербовала немецкая разведка. Кто мне дал задание убить товарища Сталина. Кто вместе со мной направлен для совершения террактов в отношении руководителей Коммунистической партии и Советского правительства.
Я не мог дать им каких-то вразумительных ответов, потому что я вообще ничего не мог рассказать о себе, даже того, чтобы они смогли заполнить протоколы допроса.
Мне предложили работать на них, чтобы искупить свою вину перед товарищем Сталиным и советским народом. Мое ничегонезнанье ставило их в тупик. Приходившие для беседы со мной врачи в белых халатах и офицерских кителях под ними дали однозначный ответ: маниакальная шизофрения, комплекс Кассандры, политически и социально опасен.
Меня поместили в маленькую камеру, в которой сидел сравнительно молодой человек, примерно моего возраста, с длинными русыми волосами и не подстриженой светлой бородкой.
Я знаю, кто ты, - сказал мне мой новый сосед. И я знаю, кто ты, - ответил я ему. И мы надолго замолчали. Иногда мне казалось, что я различаю мысли, которые его беспокоят. Если он даст бессмертие высшим руководителям государства, то ему создадут такие условия для жизни, в каких не живет ни один человек на земле, какой бы богатый он ни был. Но это не было для него внове. Ему когда-то давно уже предлагали стать владетелем всего мира, но он отказался, потому что для этого нужно было встать на сторону темных сил.
Я чувствовал, что начинаю сходить с ума, хотя до последнего мгновения считал себя нормальным человеком, потерявшим память от контузии и приобретшим способность предсказывать будущее. Неужели госбезопасность арестовала Сына Божьего? Или, прости меня Господи, внука Божьего. Неужели Сын Божий снова Духом Святым снизошел на Землю и вдохновил женщину земную на рождение Мессии? И оставил его на земле для принятия мук, чтобы очиститься и вознестись к Отцу своему чистым душой.
Сын Божий в тюрьме долго не сидел и распят был в возрасте тридцати трех лет. И этому человеку примерно столько же лет. Значит, нисшествие Сына Бога или Святого Духа на землю произошло в 1910 году. И для семени Божьего избрана была Россия, как государство многомученическое со светлым будущим. А со светлым ли будущим? Евреям до сих пор простить не могут, что они, а не римляне распяли Иисуса Христа. Сейчас же получится, что русские распяли другого Сына Божьего. Хотя и не русские руководят государством, но пятно Богоубийства падет на русский народ. Боже, зачем ты несешь такие страдания и испытания моему многострадальному народу? Неужели не хватит ему тех лишений, которые он преодолевает постоянно на протяжении многих веков?
Вероятно, и мой сосед чувствовал то же, что и я, поэтому он сказал:
– Ты не тот человек, за которого тебя все принимают. Тебя избрал я, чтобы ты в третьем тысячелетии от рождества Отца моего рассказал людям о пришествии на землю сына Его, который разрешит все противоречия, раздирающие землю. Людям нельзя внушить истину. Как творение Божье они сами себя познают Истиной. Они придумывают новых Богов, чтобы посеять вражду на земле и уничтожить других людей, как бесполезную живность. Они развяжут всеобщую войну, будут скрываться за спинами их детей и женщин, не боясь применять страшное оружие, которое может уничтожить то, что создано Богом. Месть их оружие. Она ослепляет их в борьбе с Богом и его творением, выжигает мысли о том, что и другие люди такие же, как и они, и созданы одним Богом, а не разными.
Ты уйдешь первым. Не бойся, ты не умрешь. Все произойдет так, что ты ничего не почувствуешь. Когда ты будешь спускаться по лестнице под конвоем очень красивой женщины, она выстрелит тебе в затылок из нагана, и на последней ступеньке ты тихо упадешь и погрузишься в темноту, в которой тебе будет тихо и спокойно. Ты встанешь и пойдешь вперед. Вдали ты увидишь огонь. Это свет жизни. Иди к нему и не бойся. Я приду к тебе. Ты меня узнаешь сразу. Я думаю, что ты и твои друзья будете ждать меня, а все те, кто живет рядом с вами, будут знать о моем приходе в Россию.
Темнота внезапно кончилась, и яркий сноп света осветил ватагу мальчишек, несущихся по тротуару с ободами от велосипедных колес без спиц, подталкиваемых палочками или крючками, сделанными из стальной проволоки.
Я оглянулся на мужчину, в которого влетел вместе со своим колесом. Он с улыбкой помахал мне рукой и пошел дальше. А я изо всех сил бежал к тому времени, когда мы с ним снова встретимся и поговорим о тех вопросах, которые не смогли обсудить в полутемной камере Лефортово. Сколько еще пройдет превращений под дребезжащий звон металла, пока мы найдем хотя бы частичку Истины, чтобы избежать топтания на месте, ломая все, что уже было создано.
Глава 1
Огромная картонная коричневая папка с тесемками и надписями типографским способом «Управление НКВД СССР по ____________________ области» и крупнее «Литерное дело № ____________________ «Учитель». Слово «Учитель» написано от руки фиолетовыми чернилами и пером почти каллиграфически. Тесемки от времени затвердели и не развязывались, а ломались.
Папка начиналась незаполненным протоколом допроса свидетеля, под которым лежало большое количество разрозненных листов тетрадной бумаги в линейку и в клеточку, развернутые по формату листа А4. И каждый лист был исписан убористым почерком чернильной ручкой, а затем и перьевой авторучкой. Старинные бумаги. Отложил их в сторону, чтобы почитать на досуге. Досуг выдался через двадцать лет. Бумага стала еще более желтая и кое-где на сгибах ломалась, как печенье.
Начав читать, я подумал, что читаю лекцию по истории КПСС или конспект по марксистско-ленинской подготовке, но, читая дальше, я убеждался, что это записи свидетеля происходивших событий. При более тщательном анализе записей можно было выявить и автора. Я уже не говорю о графологической экспертизе, но то, что было написано, откладывало вопрос об авторстве на последний план. Пересказать все дословно я не смогу, поэтому буду переписывать, сохраняя грамматику свидетельских показаний литерного дела.
«В день октябрьского переворота мне исполнилось семнадцать лет и я был слушателем подготовительных университетских курсов. На следующий день после именин день папа сказал мне, чтобы я шел в Смольный институт и нашел там господина Г-йна. В небольшом кабинете мне дали портфель коричневой кожи с застежками, десять тетрадей в клеточку, карандаш и сказали:
– Пиши!
– Что писать? - спросил я.
– Все, - сказали мне.
– Как все?
– А так, все. И не отставай.
Мы пошли. Портфель я использовал как подставку и писал то, что видел. Я всегда был за спиной и всегда писал. Для чего? Не знаю, потому что то, что я писал, может когда-нибудь взорваться, убив всех, кто находится рядом и убив меня.
В доходном доме на Литейной мы по-хозяйски вошли в квартиру на первом этаже. Обстановка говорила о достатке хозяина. Мне поручили приготовить чай.
Где-то через полчаса в квартиру вошел человек, лет сорока пяти, в черном пальто, мягкой фетровой шляпе и в пенсне.
– Присаживайтесь.
– Спасибо.
– Рекомендую к чаю свежие рогалики. Чай английский, но произведен в Индии. В лавке колониальных товаров такой не купить, но специально для вас… Кстати, как относится население к совершенному перевороту и аресту Временного Правительства?
– Пока никто и ничего не понимает. Простому народу это безразлично. Офицерский корпус ждет командира, который бы приказал переломать ребра всем политикам. Без команды ничего делать не будут и опасности для большевиков не представляют. Активны эсэры, особенно правые. Собираются у Браудерера. У этих хватит смелости первыми применить оружие, как и большевикам.
– Что-то вы большевиков недолюбливаете?
– А кто их любит? Откуда они взялись? Из-за границы в опломбированном вагоне? Разложившие армию при полном попустительстве властей…
– Хватит про большевиков. Помяните мое слово, вы еще будете с восторгом говорить о них хвалебные слова.
– Кто? Я? Это будет возможно, когда…
– Все-все-все. Спасибо. Очередную встречу назначим через десять дней в это же время. Постарайтесь узнать, кто вынашивает намерения объединения для противостояния власти Советов. Считайте это самым основным заданием.
Господин ушел.
Г-йн позвонил куда-то по телефону.
– На сегодня хватит. Иди домой. У тебя хватит ума никому не показывать эти записи?
– Хватит.
– Тогда завтра в десять часов.
Я шел по немноголюдному Петрограду, внутри которого кипели страсти и решалась судьба всей России. Кому выпадает жребий взлетать на гребень девятого вала, а кто-то обречен лежать на глади спокойно озера в глухой губернии России, в стороне от столбовых дорог и сопричастности к великим делам. И, возможно, что он более счастлив в своей спокойной и размеренной жизни.
Глава 2
29 октября. Идет допрос Браудерера. Член партии эсеров. На столе удостоверение, что Браудер А.А. назначен комиссаром Владимирского военного училища. Подпись: член Комитета спасения А. Гоц, секретарь М. Броун. Печать Всероссийского комитета спасения родины и революции. На машинке отпечатан приказ № 1 по войскам Комитета спасения родины и революции. Подписан - полковник Полковников, подполковник Хартулари. Приказано - игнорировать распоряжения Военно-революционного комитета (ВРК) большевиков, арестовать членов ВРК, штаб комитета в Николаевском инженерном училище в Инженерном замке. Отдельно отпечатаны боевые распоряжения Владимирскому и Павловскому военным училищам.
– Как прикажете это понимать, господин Браудерер?
– А что вы хотите понять?
– Означает ли это, что партия эсеров начинает новое вооруженное восстание с целью захвата власти в России?
– А разве переворот, осуществленный большевиками, не является захватом власти?
– Раньше надо было об этом думать. Сейчас у власти не Временное Правительство и оно так просто не уйдет. Диктатура не остановится ни перед чем для удержания завоеванного.
– Стрелять будете?
– Будем.
– Всех?
– Всех.
– Как разбираться будете?
– Никак. Кто не с нами, тот против нас.
– Всю Россию не перестреляете.
– Перестреляем. Будем стрелять до тех пор, пока оставшиеся сами на колени не встанут.
– Рабов будете делать?
– Зачем нам рабы? Будут свободные люди нового государства, которые сознательно будут защищать себя от врагов, которые замаскировались в таких же, как и они.
– А не страшно?
– Страшно будет только вначале. Потом все привыкнут.
– Дети будут доносить на отцов?
– Не только они, но и отцы на детей, и жены на мужей, и прихожане на священников, ученики на учителей, и учителя на учеников. Даже воры будут доносить на воров.
– Воры не будут доносить на воров.
– Будут. Мы их возьмем к себе на службу охранять воров.
– А если они откажутся?
– Мы возьмем себе других воров или назначим честных людей ворами.
– Разве такое может быть?
– Еще как может быть.
– Да, теперь мне действительно становится страшно.
– Тогда рассказывайте, что вам известно.
– Я ничего говорить не буду.
– И не надо. Вот телеграмма ваших руководителей, принесли с телеграфа. Вот подписи вашего председателя Совета республики Авксентьева, председателя Комитета спасения Гоца, комиссара по армии Синани, члена ЦК партии эсеров Броуна. Вам зачитать?
– Не надо.
– А почему у вас у всех фамилии какие-то нерусские.
– Фамилии как фамилии, мы граждане России и ее патриоты.
– Это вы сможете объяснить Ивановым, Петровым, Сидоровым?
– Не Ивановы, Петровы и Сидоровы определяют судьбу России, а либеральные демократы-интеллигенты и либеральные капиталисты, выступающие за демократическое развитие нашего государства.
– Либерализм вас и погубит. Вернее, уже погубил. Вы еще вспомните себя и будете горько сожалеть, что история не имеет сослагательного наклонения. Идите.
Брудерера увели.
Г-йн закурил.
– Ну, как?
– Что, как?
– Твоя работа?
– Работа как работа.
– Ты прав, работа как работа. Запомни, что продолжительность твоей работы будет зависеть от длины твоего языка и вообще от наличия оного.
– Понял.
– Тогда пошли.
Глава 3
Петроградский ВРК.
За столом чернявый мужчина с зачесанными назад вьющимися волосами. Явно не русский, но по-русски говорит хорошо, правильно, четко выговаривая все слова.
– Докладывайте.
– Раскрыт заговор правых эсеров. Особой опасности не представляет. Превентивные аресты произведены. Блокированы военные училища. Были небольшие перестрелки. Набралось не более трех рот юнкеров. Почти все уничтожены.
– Что надо сделать, чтобы подобные выступления не повторялись?
– Первое - усилить агентурную работы, чтобы в зародыше подавлять подобные выступления. Второе - руководителям ВРК и руководителям российской социал-демократической партии большевиков иметь в большинстве своем русские фамилии, чтобы не отвращать от себя многих сочувствующих. Третье - все документы по мятежу сложить в особую папку и позже провести показательный процесс над политическими противниками. А сейчас не давать большой огласки делу, на что в основном и рассчитывали руководители мятежа.
– Предложения дельные. Кстати, и вы смените фамилию, сделайте ее покороче, что-ли, и не слишком звучащей. Например, Г-ов. Как?
– Хорошо, Иосиф Виссарионович.
– Не надо. Не люблю по имени-отчеству, так и кажется, что я родился в библейские времена и имею отношение к изменению мира по идеологическому признаку. Зови меня просто - товарищ Ст.
– Понял, товарищ Ст.
– А это кто?
– Мальчик.
– Хороший?
– Хороший.
– Смотри, мы все когда-то были мальчиками.
– Я это помню.
– А сейчас займитесь Учредительным собранием. Надо, чтобы оно совершенно естественным образом не состоялось. Если не ошибаюсь, оно созывается 28 ноября. Мы со своей стороны разрешим проведение собрание, но чтобы на нем присутствовало не менее 400 членов собрания. Количество участников - это уже ваше дело.
– Понял.
Следующие несколько дней я переписывал пометки из записной книжки на листы тетрадной бумаги.
В к5вартиру на Литейной приходили разные люди. Один раз в два часа. Некоторые люди сидели десять-пятнадцать минут и исчезали. Другие сидели по часу и более, но тех под благовидным предлогом выпроваживали минут за пятнадцать до исхода второго часа. Из квартиры нельзя было выйти, потому что все часы были расписаны. Я встречал людей у подъезда, сверяясь с данными мне приметами и наблюдая за тем, чтобы за приходящими людьми не было наблюдения. Чьего? Не известно. Возможно, тех людей, которые противостоят нам. А кому нам? Тоже не знаю. Я знаю господина Г-ова, записываю и не лезу с глупыми расспросами. Меньше знаешь - крепче спишь, - всегда шутил мой хозяин. Да и у меня не было интереса вести расспросы. Что нужно, то скажут. Жалование платят. Не по ведомости, но хорошее. И продукты я получаю неплохие. Родители довольны.
– Как называется эта квартира?
– Это конспиративная квартира. Слышал, что ее в определенных кругах называют «кукушкой». Я думаю, что это последний вопрос, который ты задаешь. Другие вопросы могут сильно повредить тебе и твоей семье. Ты и так много знаешь. Такие как ты безнаказанно из дела не выходят. Заруби себе это на носу.
– Зарубил.
– Сейчас бери бумагу, садись и пиши:
В Военно-революционный комитет
Товарищу Ст.
Лично.
Контрреволюционными элементами готовится проведение массовых демонстраций против правительства и привлечение на сторону демонстрантов представителей войсковых частей, расквартированных в Петрограде. Особую активность проявляет правое крыло партии социалистов-революционеров, частности В.М. Чернов, представитель ЦК партии кадетов Ф.И Родичев, монархист В.В. Шульгин, министры бывшего Временного правительства С.Н. Прокопович и П.Н. Малянтович. Активистами вышеперечисленных политических сил создан «Союз защиты Учредительного собрания». Председателем избран эсэр В.Н. Филипповский.
По информации с мест, ожидается приезд не более ста пятидесяти членов Учредительного собрания от губерний. Представители Царства Польского, Великого княжества Финляндского, Курляндской, Лифляндской и Эстляндской губерний Прибалтийского края на собрание не собираются. Под вопросом прибытие и сибирских представителей в связи с нерегулярностью движения транспорта.
В связи с возможным отсутствием кворума Учредительного собрания 28 ноября 1917 года собрание целесообразно перенести на начало 1918 года.
Г-ов.
– Написал?
– Да.
– Пишешь достаточно грамотно и почерк красивый. Смотри, если кто-то будет приказывать что-то написать для них, ты должен делать это только с моего личного приказания. Кто бы это ни был. Ты меня понял?
Понял.
– Бери Следующий лист и пиши:
Товарищу Ст.
Строго секретно.
Лично.
Секретный сотрудник «Штырь» вступил в прямой контакт с работниками французской военной миссии в Росс Лораном и Вокье. Обсуждался главный вопрос: возможность похищения чемодана Фюрстенберга-Ганецкого во время поездки за границу или возвращения из-за границы.
Целесообразно информацию «Штыря» легализовать для компрометации сотрудников иностранных военных миссий.
Г-ов.
– Написал?
– Написал.
– Забудь.
– Забыл.
Легализовали информацию позже, когда шел суд над партией правых эсэров.
Глава 4
Постепенно становлюсь молчаливым и нелюдимым. Каждому знакомому нужно отвечать, кто ты и чем занимаешься. Чем я занимаюсь, никому знать не положено.
В разгаре гражданская война. Мир разделился на две части. Первая часть - красные белые. Это меньшая часть. Вторая часть - те, кому все по барабану. Этих во сто крат больше. Этим нужен мир и спокойная жизнь. Работа у себя на предприятии, торговля в лавка, учеба в школе и в гимназии, литературные вечера, балы и спектакли в театрах, визиты по четвергам, посиделки с девками и парнями. Эти не хотели ни воевать, ни ходить с флагами по улицам. Но они и не противились воюющим и митингующим.
Спросил Г-ова:
– Почему большевиков все ненавидят?
– Тебе это очень нужно знать?
– Не очень, но не хочется быть слепым.
– Тогда снимай темные очки. Большевиков ненавидят потому, что они изменили привычный уклад жизни. Это пытались сделать Емельян Пугачев и Стенька Разин. У них не получилось, потому что в России были решительные правители и дворянство. Армия им подчинялась беспрекословно. А в итоге Разина и Пугачева властям выдала казацкая старшина, получившая привилегии от правительства. Что будет, если в молоко налить простой воды?
– Вода, разбавленная молоком.
– Правильно. В России так и получилось. В учебу пошли разночинцы, которые за труды свои отмечались высокими орденами, дающими право на дворянство. Если бы они были бы такими же как офицеры, вышедшие из солдат, возьмите литературный пример капитана Миронова, не пожелавшего присягнуть Пугачеву, то никакая сила не смогла бы совершить то, что случилось в России. Большевики всколыхнули самую темную часть общества. Причем всколыхнули ее представители дворянства, как высшего, так и вышедшего из низов. Пепел Клааса стучал им в сердце. Ах, мы будем служить народу против царских сатрапов. Мы будем стрелять и в генералов, и в полицмейстеров, будем лить кислоту в лицо городовым и вы с нами ничего не сделаете. И не сделали. А большевики сейчас занимаются тем, что должен был делать интеллигентный и мягкотелый царь и его министры. Почему большевики выпрыгивали из штанов, пытаясь убить Петра Аркадьевича Столыпина? Да потому что года через три крестьяне с вилами, а рабочие с совковыми лопатами ловили бы большевистских агитаторов и на тачках свозили на свалку истории. Как все ругали Столыпина? А сейчас кто ругает большевиков? Почти все, но втихомолку и поодиночке, потому что в любой компании может быть наш человек, который нам расскажет, что и как. Даже Временное правительство могло бы обойтись без большого террора. Но ему хотелось править вместо царя. Сейчас пожинает плоды своего бездействия. Лишение дворянских привилегий всех родственников революционствующих отпрысков увеличило бы грамотную прослойку обывателей России и уменьшило бы количество революционеров - их бы своими руками удавили эти родственники. Брат цареубийцы Александра Ульянова не смог бы из мещанского сословия поступить в университет, он бы стал изгоем, этаким Челкашом в дырявых штанах. Чужой среди дворянского сословия и чужой среди простонародья. Все, спел песенку, сиди на шестке и не кукарекай. Вот этим сейчас и занимаются большевики. И они победят, и будут властвовать до тех пор, пока вожжи не отпустят, а как только отпустят, вот тогда и слетится прятавшееся по лесам и рядившееся в соловьев воронье, чтобы поклевать тухлятинки, отомстить за все годы вороньего существования. Ну, понял что-нибудь?
– Все понял.
– Ты понятливый мальчик и стремишься на мое место.
– Нет, нет, что вы!
– Не надо. Я тоже из мальчиков и был таким же, как и ты. Все выспрашивал учителя, а потом из-за его спины голос подал, соловьем запел и понравился. Стал учителем и тебя в мальчики взял.
– Учитель на вас сильно обиделся?
– Нет, потому что и он так же стал учителем из мальчиков. Судьба всех мальчиков быть учителями. Кому-то раньше, кому-то позже.
– А без учителей нельзя?
– Нельзя. Иначе подлость возьмет верх и установит свою династию и учителя этой династии будут следить за тем, чтобы добро не бросало свои семена повсюду.
– А вы учитель подлости или добра?
– Правду говорят, что ученики превзойдут своих учителей. Я пока учитель подлости. Но затем подлость будет сама перерастать в добро и все учителя подлости будут учителями добра. Каторжники станут дворянами и вельможами. Наденут мундиры и займут троны в губерниях. Вельможи возглавят воровские шайки и профсоюзы нищих. И всем эти будут руководить большевики. Они будут священниками и будут сеять доброе и разумное. И учителям придется лавировать между ними, каждый раз сверяясь с новой библией, добро ли сделанное добро, может быть, это просто завуалированное зло. Большевики создадут такое общество, что даже тогда, когда их прогонят, ничего собственно и не изменится. На место большевиков придут другие, на кабинетах вельмож поменяют таблички и все пойдет свои чередом. Откуда я это знаю? Я это чувствую. И ты должен научиться чувствовать.
– Но я чувствую. Я могут определить, где жарко, а где холодно. Я чувствую любовь и ненависть.
– Этого мало. Это самые примитивные чувства. Скажи еще, что ты чувствуешь, где сладко, а где горько. Ты должен чувствовать биение истории и чувствовать, по какой дороге она пойдет, чтобы встречать ее с хлебом и солью, потому что эта дорога подсказана тобой, а не тащиться вслед за историей.
– Историю невозможно чувствовать, учитель.
– Не называй меня учитель. Вообще никак не называй. И перестань вызывать у меня симпатию. Твое дело писать и прятать написанное. Но если ты хочешь стать учителем, то это дело пяти минут. Донеси на меня. Сейчас как раз время. Из старых учителей остался один я.
– Что вы? Я на вас никогда не донесу.
– Не зарекайся. Иуда тоже не хотел доносить на Христа, но так было нужно Богу. И Иуда пожертвовал своим добрым именем, чтобы слава Иисуса жила в веках, а его имя было символом подлости. Я тебе скажу, когда на меня нужно будет доносить, потому что тогда донесут на тебя, а меня уберут за то, что я не разглядел твоей сущности. Я тебе не зря говорил о том, что иногда зло делается и во имя добра.
– Мне страшно слышать все это. Неужели и меня ждет ваша судьба?
– Тебя ждет твоя судьба. Если ты не будешь сидеть сложа руки, то она будет руководить тобой, а не ты будешь руководить ею.
– А разве судьбой можно руководить?
– Можно. Смотри на меня и научишься. Завтра пойдем на собрание учителей. Будешь сидеть среди мальчиков. Ни с кем не здоровайся, если даже вы раньше были знакомы, ни с кем не разговаривай, не записывай ничего, запоминай, не показывай эмоций и не аплодируй. Умри.
– Умер.
Глава 5
Собрание учителей проходило в зале театра. На входе революционные моряки с винтовками, обмотанные как мексиканцы пулеметными лентами, проверяли билеты. Красноармейцы с повязками проверяли билеты при входе в зрительный зал:
– Пожалуйте, партер, место пятое, третий ряд. Вот ваша папочка.
Ноги утопали в толстом красном ковре. До приватизации театра и его имущества еще не дошло. Мой учитель сидел в партере, а я на полутемном балконе в окружении безликих личностей неопределенного возраста, роста и вида.
Центральная люстра переливалась бриллиантовым блеском хрусталя, легонько позвякивая в такт вдохам и выдохам сидевших и ходивших по залу людей. Золотая лепнина сияла, превращая в волшебную сказку все происходящее.
Раздался первый звонок. Затем второй звонок. С началом третьего звонка свет люстры уменьшился до света маленьких хрусталиков, ее составляющих, а занавес медленно раздвинулся. На сцене стоял длинный стол, покрытый красным бархатом, как бы являющимся продолжением занавеса. Спектакль начался.
– Товарищи! - громкие и продолжительные аплодисменты.
– Дорогие товарищи! - зал начал аплодировать стоя.
Человек в черной кожаной куртке и такой же кожаной фуражке, похожий на водителя шикарного автомобиля «Ролл-Ройсс», призывно поднял руку, требуя тишины. Аплодисменты не прекращались. Только после того, как были подняты обе руки, аплодисменты начали стихать.
– Дорогие товарищи! Вторая Всероссийская учительская конференция объявляется открытой! - бурные и продолжительные аплодисменты.
– Для начала работы конференции нам нужно избрать рабочий президиум. Слово для предложений по избранию президиума предоставляется учителю Н. из города Пензы.
На сцену вышел коренастый мужичок в косоворотке, подпоясанной офицерским ремнем с портупеей и огромной кожаной кобурой «парабеллума» на правой стороне. В руке он держал несколько листов бумаги, которыми потряс в воздухе.
– Товарищи, - сказал председательствующий, - список тридцати кандидатов в рабочий президиум есть в ваших папочках. Есть ли необходимость его зачитывать?
– Нет - загудело в зале.
– У кого есть мнения против указанных товарищей?
– Нет - загудел зал.
– Как будем голосовать, поименно или списком?
– Списком - пробасил зал.
– Принято, списком. Кто за указанных товарищей - прошу поднять руки.
Лес рук.
– Против? Нет. Воздержавшиеся? Нет. Прошу избранных товарищей занять места в президиуме. Пока рассаживаются, есть предложение избрать почетный президиум в составе Центрального комитета Российской социал-демократической партии большевиков во главе с товарищем Л (У). Кто за - прошу голосовать.
Лес рук, аплодисменты.
Обсудили повестку дня, регламент, состав мандатной комиссии.
– Товарищи, перед началом конференции есть предложение спеть наш гимн.
Зал загремел:
Вставай, проклятьем заклейменный
Весь мир голодных и рабов,
Кипит наш разум возмущенный
И каждый в бой идти готов.
Пели долго и вдохновенно. Каждый готов был взять винтовку или достать из кобуры «наган» или «маузер» беспощадно стрелять по врагам революции.
Сели. Возбужденные. Готовые к приему любой информации, как неоспоримой истины.
– Слово предоставляется товарищу Л (У)!
Аплодисменты стоя.
– Гаспада!
Зал стих.
– Я не ошибся, именно - ГАСПАДА! Вы сейчас господа положения и господа нашей новой России. Время старых господ прошло и в России один господин - пролетариат и его передовая часть - учителя! Ура, товарищи!
– Ура!. Ура!! Ура!!!
– А сейчас вернемся к текущему моменту. Социалистическое Отечество в опасности! На наше предложение о мире немцы ответили наступлением по всему фронту с целью уничтожить первое в мире государство рабочих и крестьян. Мы должны уничтожать все ценное имущество, включая и продовольствие, чтобы оно не попало врагу. Всех представителей буржуазного класса - рытье окопов. Сопротивляющихся - расстреливать. Все не сочувствующие нам газеты закрыть, а сотрудников на рытье окопов. Контрреволюционных агитаторов расстреливать на месте. Посланный на противостояние немцам революционный отряд матроса товарища К. вдруг очутился в районе Херсона. И все потому, что не было там карающего меча революции. Сегодня мы объявляем о создании из учительской организации чрезвычайной комиссии, которой вручаем щит для защиты и меч для нападения. И каждый учитель с сегодняшнего дня будет носить гордое имя - чекист. В председатели к вам назначаем старого каторжника и борца с царизмом в России и в Польше товарища Ф.Э.Д. Идите сюда, Ф.Э. Мы вам дадим самые широкие полномочия и отчитываться вы будете только передо мной, то есть перед ЦК. Надо, чтобы вы защищали нашу республику как внутри ее, так и с внешних позиций. Революция ничего не стоит, если она не умеет защищаться. Никто не должен пройти мимо чрезвычайной комиссии. Вы будете давать всем пропуск в будущее. Но вам еще нужно учиться, учиться и учиться. Учитесь у всех, кто может быть нам полезен. И не проявляйте мягкотелость в отношении врагов. Они не будут с нами миндальничать. И мы не будем миндальничать с теми, кто даже будет на подозрении, что он не наш человек. И в этом вы должны быть первыми. Вы наши политические работники и ваши люди надежно закроют наши границы, чтобы буржуазная зараза не проникала к нам и не заражала чистый и устремленный в будущее народ России. Да здравствует мировая революция. Пролетарии всех стран соединяйтесь!
Зал гудел. То он взрывался аплодисментами, то крики «ура» напоминали, что пора идти в атаку, пока вождь мирового пролетариата не передумал и не повернул назад, но больше всех распирало чувство неограниченных полномочий, когда любой чиновник или вельможа, генерал или маршал будут плакать горькими слезами, вымаливая у них прощение. Радужные картины так и витали над головами участников конференции, превращаясь в черные гравюры Дюрера, изображающие картины ада на земле.
Конференция закончилась чаепитием в буфете театра. Хорошо заваренный чай с сахаром и бутерброд с ветчиной, как будто и не было так называемых голодных очередей и бедствования петроградского населения, приведшего к революции.
Учитель шел молча, делая крупные шаги. Спрашивать нельзя. Не в духе. Внезапно он остановился и я воткнулся носом в его спину.
– Все понял?
– Не все.
– Что непонятно.
– Что будет с комиссией, когда исчезнет опасность для отечества?
– Опасность для Отечества не исчезнет никогда.
– Почему?
– Страна, стремящаяся к мировому господству, никогда не откажется от этих мыслей, если даже не будет заявлять о них вслух.
– Но в будущем все будет не так.
– Так будет и в будущем. Пройдет очень много времени, сменится несколько поколений, которые, возможно, и забудут идеи мирового равенства и мировой революции. На смену идеологиям придут религии, у которых будут такие же большевистские постулаты. Тогда будет война не идеологий, а цивилизаций. Безжалостная война, в которой первую очередь погибнут совершенно безвинные люди и война не закончится до тех пор, пока не будет уничтожен последний радикальный представитель воинствующей религии.
– Неужели такое может быть?
– Может и будет. Все будет зависеть от мудрости правителей.
– А как же мнение людей?
– Если мнение людей не подкреплено никаким финансовым или административным ресурсом, то оно ничего не значит. Его просто никто не услышит. Партия большевиков существовала на бандитские деньги, добываемые разбоем, рэкетом, проституцией, азартными играми и на взносы сумасшедших промышленников и писателей, убежденных в том, что эти взносы им зачтут в случае победы революции как проявление лояльности. Сейчас партия - государственный орган, существующий на партийные взносы государственных чиновников, которые не могут быть государственными чиновниками, если они не члены партии. Это называется схема государственного финансирования партии. При царе видных большевиков избирали в Государственную думу и они безбедно существовали и боролись с царским режимом на царские деньги. Все-таки ум - это самые большие деньги.
Глава 6
– Если бы нам на прожитие дали сто тысяч золотых рублей, в империалах царской чеканки, что бы ты сделал в первую очередь, - спросил меня учитель через несколько дней после конференции.
– Сто тысяч? Да много что. Купил бы приличный дом. Нанял кухарку и дворника-сторожа. Купил бы собственный выезд, нанял кучера. Обновил бы гардероб и поехал за границу на воды.
– Чего же ты не сказал, что нажрался бы от пуза черной и красной икры? Как ты меня разочаровал. Я думал, что ты будешь рассуждать как умный человек.
– Можно мне еще раз сказать?
– Говори, но учти, что твои аргументы будут разбиваться моими контраргументами, поэтому думай, прежде чем говорить.
– Хорошо. Деньги нужно спрятать или сделать так, чтобы они постоянно были при нас. Нужно сшить два пояса для денег и носить их с собой.
– Для человека, у которого больше трех рублей серебром в карманах ничего не было, ты рассуждаешь неплохо. Давай посчитаем. Сто тысяч золотых рублей это десять тысяч империалов. Каждый империал это примерно десять граммов чистого золота. Я не беру в расчет примеси. Всего получается сто килограммов. По пятьдесят килограммов на человека. Возьми мешок с кирпичами и носи его с собой. А про оружие забыл, чтобы себя и деньги охранять?
– Да, учитель, предложение мое не из умных. Тогда золото нужно обменять на деньги, которые обеспечиваются золотым запасом выпускающей их страны. Например, американские доллары.
– Теплее.
– А еще лучше - положить эти деньги в банк и процентов с них хватит для того, чтобы обеспечить вполне приличное содержание.
– Еще теплее. Только я не знаю, убить тебя прямо сейчас или все же довериться тебе?
– Учитель, что я сделал такого, за что я заслуживаю смерти? Никто не знает меня, мне слава не нужна. Вы спокойны за свою спину, а я не жду нападения спереди. Вероятно, я ошибался и поэтому принял некоторые меры предосторожности. Я не ем и не пью вместе с вами, а в моем рукаве спрятан браунинг «Бэби» калибра 6,35 мм, который достаточно неплохо стреляет на дальность 25 метров и всегда может пригодиться для личных и общественных дел. Я не давал повода сомневаться во мне, поэтому я буду защищаться от кого угодно, хоть от вас, хоть от государства рабочих и крестьян - только я могу распоряжаться своей жизнью.
– Неплохо. Если бы не сегодняшнее испытание, я вряд ли узнал бы, кто как тень постоянно следует за мной. Давай говорить серьезно. Не все учителя стали чекистами. Примерно ста учителям предложено исчезнуть из поля зрения всех, кто их знает. И даже в случае ареста чекистами никто не пошевелит пальцем, чтобы освободить их. Чекисты знают, что учителя ушли в подполье, чтобы контролировать их, докладывая руководителю о том, что происходит в стране. Поэтому и чекисты будут охотиться за учителями. Совсем скоро они найдут повод для красного террора, чтобы показать свою значимость для новой власти, а незримое присутствие учителей подхлестнет их ретивость, чтобы стать святее папы Римского. Поэтому я сделаю проще и надежнее. Я уезжаю за границу и кладу деньги в банк. Буду решать поставленную задачу из-за границы. Ты остаешься здесь. Учителем. Без ученика. Никто даже не сможет заподозрить тебя, если ты будешь выполнять мои рекомендации по отправке донесений хозяину. Связь односторонняя. Если кто-то будет пытаться выйти с тобой на связь, значит, тебя начали подозревать, что ты учитель. Я обязательно вытащу тебя к себе. Никогда не проявляй жадность к деньгам. Это происки дьявола, пытающего погубить человека. Постарайся получить образование и не блистай своими способностями, а они у тебя отличные. Почувствуешь опасность с чьей-то стороны - донеси, анонимно. Не сделаешь ты - донесут на тебя, чтобы очистить квартиру, получить твое место на работе или разлучить с девушкой. Народ и при старой власти не был ангелом, а сейчас он получил крылья, рога и копыта. Никогда не ставь себя на место других, не раздумывай, что будет лучше - ты на лесоповале будешь трубить по доносу соседа или сосед будет сучки рубить по твоему доносу. Разве думают летчики о том, что будет, если он собьет своего противника или солдаты в окопе, целящиеся друг в друга. Один не станет стрелять, а другой выстрелит. И жизнь такая же война, причем постоянная, коварная и безжалостная. Заблудшего и честного можно простить, но честного и безжалостного прощать нельзя. Не засиживайся на одном месте и бойся милостей царских. Сейчас ты не мальчик, а одинокий учитель. Проверяй на главпочтамте по месту жительства почту до востребования на свое имя. Прощай.
– Прощайте, учитель.
Глава 7
Совместно с всероссийской чрезвычайной комиссией работали и военно-революционные комитеты. Работы у них было невпроворот. Промышленные предприятия объявлялись собственностью Российской республики, хозяева отстранялись от дел, но обязывались платить зарплату рабочим, подвергаясь аресту за невыплату зарплаты.
Одновременно с огосударствлением предприятий проводилось закрытие газет, не поддерживавших большевистское правительство. К 27 октября 1917 года только в Петрограде было закрыто 27 газет.
Как и предрекал мой учитель, в августе 1918 года было совершено покушение на товарища Л (У).
Правительственные комиссары отозвались Постановлением о красном терроре. Сидели и ждали, когда кто-то и что-то сделает. Уверен на сто процентов, что это дело рук большевиков, чтобы развязать себе руки. А именно: усилить чрезвычайную комиссию, всех подозрительных посадить в концлагеря, причастных к заговорам и мятежам расстрелять с опубликованием списков расстрелянных, чтобы запугать пока еще живое население. Подписали комиссар юстиции Д. Курский комиссар по внутренним делам Г. Петровский и управляющий делами и брат генерала Вл. Бонч-Бруевич.
Сразу же состоялись межрайонных совещания ВЧК по вопросу проведения террора в связи с покушением на тов. Л (У). Взять заложников. Устроить в районах концлагеря. Быстро рассмотреть дела контрреволюционеров - и расстрелять. Ответственным представителям ВЧК присутствовать при расстрелах. Решить вопрос о трупах. При нахождении у контрреволюционеров оружия - расстреливать самостоятельно. Арестовывать эсеров.
То, что должен был сделать обязанный отвечать за судьбу России русский царь, сейчас делали большевики, десятками тысяч уничтожая недовольных и классово чуждых им людей. Попустительство всегда чревато активизацией преступных элементов, которые трудно призвать к ответственности. И самое опасное для любого государства - либеральная интеллигенция, чью деятельность равносильно приравнивать к преступлениям насильников и грабителей. Я соглашусь с большевистским определением - гнилая интеллигенция, которая будет пособничать любому врагу государства, в котором она проживает, лишь бы сделать своему государству побольнее.
Народ простой боялся большевиков и жалел буржуев, не забывая взять в пустых квартирах что-нибудь себе на память. А когда был объявлен «мир хижинам и война дворцам», то все цокольные жители начали уплотнять буржуев, создавая коммунальные квартиры. Рассказывать о быте коммунальных квартир это все равно, что писать собрание сочинений о нравах и культуре коммунальных квартир Римской империи и их влиянии на соответствующие аспекты жизни коммунальных поселений Российской республики, начиная с 1917 года.
В ноябре 1918 года (по старому стилю в октябре) мне исполнилось восемнадцать лет и меня забрили в армию на уральский фронт. Живущий в Кремле (кто его туда пригласил?) поэт Демьян Бедный писал про таких, как я:
Эх, куда ты, паренек, эх, куда ты?
Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты.
В Красной Армии штыки, чай найдутся,
Без тебя большевики обойдутся.
Не обошлись. В боях мне участвовать почти не пришлось. Как выходцу из бывших мне особенно не доверяли и по грамотности моей определили писарем в штаб. Ко всем своим секретам. Сидел, подшивал бумаги, читал и регистрировал донесения, жалобы на рассмотрение начдиву или начштаба. Тут я заприметил, что начал на меня обращать внимание заместитель начальника особого отдела дивизии. В декабре 1919 года их создали для осуществления контрразведывательной работы в армии, выявления шпионов и преступников в армейских рядах. Как ни уничтожали старую государственную машину, а все равно пришлось возвращаться к ней. А специалистов контрразведки не было. Даже я со своим опытом общения с учителем мог считаться специалистом, но раскрываться ни перед кем не мог. Да и надо как-то от вербовки отвертеться. Все походил, семечками угощал, иногда махоркой, спрашивал, пишу ли я родителям, отписываю, наверное, как я подвиги в боях совершаю. Так, слово за слово, познакомились поближе, а он мне и говорит:
– Вижу я, что парень ты хороший, наш, советский и к должности своей относишься серьезно, хотя все считают это не мужской работой. В армии любая рота мужская. Есть у меня к тебе поручение. Готовится наступление на Пермь. Нужно согласовать действия с пермскими подпольщиками, рабочими сталелитейных и оружейных заводов, у них серьезная боевая дружина. Кроме тебя идти в Пермь некому. Ты молодой, сбросим тебе годок, возраст не призывной, оденем сборную гимназическую форму, едешь к тетке, мол в Петрограде стало голодно. Будешь ждать нас в Перми.
И пошел я во вражеский тыл. Гражданская война она тем особенная, что каждый человек тебе встречный может оказаться другом, а может оказаться и врагом несмотря на то, носит ли он звездочку на фуражке или трехцветную кокарду на папахе, красные ли у него «разговоры» на гимнастерке или золотые погоны на плечах. Это все равно, что спросить, кто для человека страшнее, волк или медведь. Я отвечу - заяц. Заверещит косой, хватайте его, жрите, только меня не трогайте. Вот такие зайцы и работали на обе контрразведки. И хорошо работали. Кто бы ни победил, он на белом коне несется к штабу проигравшей контрразведки, чтобы свою папочку уничтожить и доложить, что архивы вражеские захватил, за что орден полагается с бантом на орденской ленте или с розеточкой под орденом. Так и я шел, ни к кому не прислоняясь. Писем и записок при мне не было. Обыскивай не обыскивай, а чего нет, то того и нет. Пароль запомнил, а текст затвердил как Отче наш. Без шуток. Так на мотив молитвы и запоминал и прекрасно помню, что соответствует строчке «и избавь нас от лукавого». Попробуйте что-нибудь запомнить при помощи молитвы, сами удивитесь.
До Перми добрался без приключений. Пришел по адресу, где никого не должно быть (хозяева уехали дальше на восток), чтобы оправдать свое появление в городе. Напросился на постой в дом неподалеку от связника. Понаблюдал. Все спокойно. Зашел, сказал пароль и в этот же день меня свели с руководителем подполья. Передал, что велено и сразу же был зачислен заместителем командира боевой десятки. Ты человек военный, нам такие нужны, - сказали мне.
Бой за город был яростный. Из нашей десятки остались двое. Я и еще один паренек. Пришлось стрелять из всего, что попадалось под руку, чтобы остаться в живых. За выполнение задания меня наградили золотыми часами на цепочке с надписью: «Честному бойцу Уральского фронта за выполнение особого задания». Начальник Особого отдела дивизии вызвал меня, долго говорил со мной, убеждал пойти работать к нему, ему, мол нужны боевые и грамотные люди.
– Классовая борьба обостряется, а достойных людей, которые должны стоять на острие ее - мало, - говорил он, - грамотешки маловато.
– Так и меня, когда подрастут грамотные люди, вы тоже вычистите как неблагонадежного, - парировал я.
– Нет, ты уже человек проверенный, да и родители твои не из буржуев, а из мещан, до конторщиков выучившиеся, а это почти что пролетарии. Нет, ты наш. Иди и думай над моим предложением.
И пошел я думать над этим предложением.
Глава 8
Думать долго не пришлось. Через два часа вызвали меня к начальнику штаба, а там уже сидел начальник Особого отдела.
– Жалко, - сказал начальник штаба, - ответственный и грамотный работник, герой, можно сказать, и жалко отпускать, но вот начальник Особого отдела убедил, что для безопасности войск ты более пригодный, чем для работы в штабе, хотя и обещали, что участок работы тебе будет определен в штабе. С тем я тебя и отпускаю. Служи честно, а мы тебе поможем.
Начальник штаба встал и пожал руку. А начальник Особого отдела приобнял меня за плечи и сказал:
– Поздравляю. Я так и знал, что ты примешь правильное решение. Пойдем, буду знакомить с сотрудниками Особого отдела.
С одной стороны все решили за меня, а с другой стороны - учитель не должен быть официальным сотрудником органов. А я и не учитель, хотя и выполняю его обязанности здесь, в России. Поэтому в составе органов меня искать не буду. Все, что ни делается, в се делается к лучшему - говорил какой-то классик или просто умный человек, и говорил он правильно.
Отдел был небольшой. Семь человек, включая начальника и заместителя. Оперуполномоченные по полкам и отдельным частям. Один оперуполномоченный по контрразведке работал вместе с заместителем начальника, и один вместе с начальником работал по разведке. Это работником назначался я. В мою задачу входил опрос пленных, вербовка из их числа своих помощников и заброска обратно в расположение белых войск, установление и поддержание с ними связи.
– С офицерами будем работать вместе, - наставлял меня начальник. - Колоть их надо, сволочей, заставлять работать на нас. Я тебя научу, я в этом деле руку уже набил.
Я представлял, как он набил себе руку. Офицеры, по существу, были смертниками и сдача в плен означала неминуемую смерть либо сейчас, либо с отсрочкой в несколько лет унижений. Надежда на то, что на этой стороне тоже русские, была обыкновенным призраком. Безопаснее было сдаваться каким-нибудь диким африканским племенам.
Как я и предполагал, действующей офицерской агентуры не было. Озлобленные офицеры давали согласие на работу, но после возвращения шли в контрразведку с повинной и становились такими врагами советской власти, каких нужно еще поискать. Кто побывал в красном плену, больше не сдавался.
Честно говоря, и белая, и красная стороны больше бы добились гуманным отношением к противнику и к людям, которые их окружали. Большевики совершенно забыли опыт всех предшествующих революций. Приходили радикалы, совершали революции, уничтожали королей и их приближенных, аристократию, расчищая путь новым королям и аристократии, которая отметала кровопийц, подвергая их той же казни, какой они подвергали других, и все возвращалось на круги своя. После террора Конвента и якобинцев пришел молодой генерал Наполеон, и от якобинцев не осталось даже могил, зато появились новые аристократы и император Бонапарт Наполеон. Ушел Наполеон - вернулся Людовик. Затем пришла Республика, но аристократия никуда не делась и страной правили не бедняки, а зажиточные слои населения. Та же судьба уготована и большевикам. И я, как учитель, свою задачу вижу в том, чтобы меньше невинной крови пролилось до того времени, когда все репрессии станут тяжким грехом людей, виновных в них.
В начале февраля я зашел к начальнику отдела, который сказался больным и находился у себя на квартире. Хозяев дома не было. В комнате начальника было накурена. На столе стояла четверть самогона, на газетке лежали нарезанные сало, хлеб, соленые огурцы, а около правой руки лежал «наган». Видно было, что начальник крепко выпивши и что он недавно плакал.
– Садись и пей.
Он налил чуть ли не полный стакан самогона и придвинул ко мне.
– Пей. Чокаться не будем.
– Погиб кто-нибудь?
– Погиб. Пей за упокой его.
Мы выпили. Закусили. Молча закурили.
– Ты кто такой, - глядя подозрительно на меня спросил начальник.
– Как кто? Ваш сотрудник, каждый день вместе работаем.
– Я тебя спрашиваю, ты человек или не человек?
– Я человек.
– Смотри, человек, - начальник взял в руку «наган», - я тебя прямо здесь, у стола, положу, если только почувствую, что ты не человек, а гадина ползучая. Читай, - и он протянул мне листок бумаги.
На машинке было отпечатано циркулярное письмо ЦК РКП(б) о расказачивании, секретно. С казачеством вести беспощадную войну путем поголовного их истребления. Никакие компромиссы недопустимы. Приказывалось провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно. Беспощадный массовый террор к тем казакам, кто хоть как-то боролся с Советской властью. Среднее казачество поставить в условие заочно приговоренных. Конфисковать хлеб и все продукты. Расстреливать всех, у кого будет найдено оружие. Оружие выдавать только иногородним. Казачьи земли заселить пришлыми и беднотой. Комиссарам проявлять максимальную твердость.
– Прочитал?
– Прочитал.
– Что скажешь.
– Ничего не скажу.
– Почему ничего не скажешь?
– Не хочу.
– Боишься меня?
– Боюсь.
– Налей еще по полстакана.
Налил. Выпили.
– Ты понимаешь, что я из казаков. Из зажиточных. С войны пошел с большевиками, а вся родня моя взяла нейтралитет, ни у красных и ни у белых не служить. И сейчас их всех под корень вырубят. Весь род. Кто я буду такой? Я буду палачом своей семьи. Скажи я что-то против, меня расстреляют здесь же, на месте, как скрывшего казачье происхождение и как врага революции. Что же делается. Что за звери пришли в нашу Россию и почему я им служу? Боже, за что ты меня наказал безумием. Сатана придет тоже будет строить новую жизнь, сжигая старые храмы, отбирая семьи и давая взамен блудниц. Я знаю, что ты не простой человек, поэтому и позвал тебя. Я видел тебя мельком на собрании учителей. Я тоже был учителем, имел своего ученика, но был определен в чекисты и моего ученика забрали. Я не знаю, кто твой учитель, где он, но знаю, что вы имеете право доносить наверх ваше видение ситуации. Доложи, что циркуляр ЦК бесчеловечен. Да что я говорю - это документ, пришедший от Дьявола. Нельзя уничтожать русских в России. Нельзя! Помоги нам, а?
Я молчал.
– Я знаю, что тебе нельзя иметь свое мнение, но слова мои ты передашь своему учителю. Помогите нам чем-нибудь, если сможете. Кстати, я там отписал тебе указание, что на тебя возлагается обязанность по оперативному поиску твоего учителя и тебя, его ученика. Срок поиска не ограничен. Пополняй изредка папочку бумагами, чтобы никто не заподозрил, что ты не выполняешь указание. Про этот циркуляр никому и ничего не говори. Я тебе ничего не показывал. Иди. Да пришли ко мне хозяйку.
Я ушел. Часа через два прибежала хозяйка дома и сообщила, что начальник отдела застрелился.
Расследование сделало вывод, что застрелился он по пьяному делу от тоски по семье. Дело закрыли.
Глава 9
Секретариат действительно передал мне документ о розыске моего учителя, его приметы, возраст, возможные районы нахождения. Примет ученика не имеется, но он постоянно находится с учителем. Документ я подшил в картонную папочку, подписал просто «Учитель» и положил в железный ящик. Буду искать.
В Перми у меня закрутился такой роман, что я совершенно потерял голову и допустил ту ошибку, которую совершают один раз в жизни.
Я познакомился с ней на собрании комсомольской ячейки отряда ЧОН (части Особого назначения), приданного Особому отделу для противодействия бандитским элементам в тылу действующих войск. Ее звали Татьяна.
В любом романе есть Татьяна,
И для нее есть добрый гений,
Печальный демон без изъяна
С известным именем Евгений.
У меня нет имени, а то, которое есть, конечно, не Евгений.
Мы сидели рядом и я видел ее греческий профиль, вьющиеся волосы, подвязанные красной косынкой. Я сидел и никак не находил повода первым заговорить с ней и она поглядывала на меня, хотя одежду мою никак не назовешь щегольской. И имя ее я узнал от председателя собрания.
– Слово предоставляется комсомолке Лариной. Татьяне, - и улыбнулся. Сочетание имени и фамилии ничьего внимания не привлекло, а на сцену уже выпорхнула Татьяна Ларина:
– Товарищи. Нашему отряду поставлена важная задача по обеспечению тылов действующей армии. Задача очень важная и мы все учимся военному делу, чтобы быть во всеоружии при встрече с нашим классовым врагом. Я вот, например, хорошо стреляю из нагана, а меня не берут на боевые задания. Как это называется? Это называется нарушением политики партии по эмансипации женщины. Женщина перестала быть рабыней и вместе с мужчинами имеет равные права. Поэтому я требую, то есть предлагаю, записать в протокол, чтобы девушек тоже брали на задания, потому что вдруг кого ранят, некому будет оказать квалифицированную помощь. Вот. Все у меня.
Татьяне достаточно активно поаплодировали. Когда она села на свое место, я протянул ей руку и сказал:
– Молодец, Татьяна. Мужчины всегда храбрее ведут себя в присутствии женщины.
– Я это вижу, - отпарировала Татьяна. - А я вас знаю, вы работаете в Особом отделе и все говорят, что вы геройский человек.
– Ну, уж и геройский человек, - сказал я, - а вот все сидел рядом и не мог набраться храбрости познакомиться с вами. Можно я вас провожу после собрания?
Щеки Татьяны немного покраснели и она согласно кивнула головой.
Несмотря на то, что в Перми стояли части Красной Армии, уровень преступности был нисколько не меньше, чем в то время, когда здесь были белогвардейцы. Любая война поднимает вся грязь, которая скапливается в общества и она, как пена, скапливается на поверхности. Налетчики, насильники, просто хулиганы нападали на советских служащих и военных в поисках денег и оружия. Этим пользовался враг. Да и мы не пренебрегали уголовным элементом. Иногда из уголовников получались неплохие работники, а от некоторых приходилось избавляться без бюрократических закорючек. Навсегда.
Наши отношения развивались очень быстро. Слово отношения нужно понимать в старомодном стиле, как дружеские, а не интимные. Мы даже за руки не могли взяться, чтобы не вызвать каких-то кривотолков о двух комсомольцах. Я рассказывал ей о Петрограде, об улицах, зданиях, о реке Неве, она мне рассказывала о своей Самаре, иногда напевала: «ой, Самара городок, неспокойная я, неспокойная я, успокойте меня…» и это так получалось интересно и естественно, что ее хотелось взять на руки и крикнуть на всю улицу - смотрите, это я и моя невеста!
Однажды, когда мы вечером гуляли по берегу реки Камы, я почему-то рассказал о конференции учителей, на которой выступал тов Л (У). И вдруг:
– Так ты тот разыскиваемый учитель? Руки вверх! Два шага назад! Руки за голову! Иди вперед! Не оглядываться! При попытке бегства стрелять буду без предупреждения, стреляю я хорошо.
И я пошел вперед.
– Откуда ты взяла, что я какой-то учитель?
– Нам доводили ориентировку о его розыске.
Вот черт. Попал на агента. И чувствуется, что агента опытного и решительного, несмотря на молодость. Ориентировка находится у меня. Начальник отписал, чтобы ознакомили оперативных сотрудников и учли в проведении оперативно-розыскной работе. Сам ознакомил всех сотрудников отдела под роспись. Чья она агент? То ли я в разработке, то ли сейчас прокололся случайно. Танька, конечно, дура большая. Как плотвичка. Увидела наживку и сразу клюнула. Нет бы доложить своему оперу о том, что слышала. Отличиться захотела. Сама вражину поймала, орден давайте на грудь.
В темноте я не заметил корень дерева, запнулся за него и, взмахнув руками, стал падать. Сзади загремели выстрелы. Я выхватил свое оружие, такой же наган, как и у Татьяны, и несколько раз выстрелили в ее сторону. Моей конвоирши не было видно. Держа револьвер наготове, я пошел в ее сторону. Она лежала ничком на тропинке. Повернув ее лицом вверх, я увидел темное пятно на груди и темное пятно на лбу, из которого сочилась кровь. Она не дышала. И я чувствовал, что ранен, левая рука с трудом двигалась и сильно болела. Взяв руку Татьяны вместе с ее наганом, я сделал еще три выстрела, оставив один патрон. Свой барабан я тоже расстрелял до конца. Кое-как сняв себя гимнастерку, я попытался сделать перевязку на плече из своей нательной рубашки, но у меня получилась то ли повязка, то ли перевязь для левой руки. Шатаясь от слабости, я пошел к виднеющимся вдали огням. Добравшись до первых домов, я попросил помощи и с провожатыми дошел до штаба дивизии. В лазарете мне сделали настоящую перевязку и уложили в постель. Подошедшему работнику Особого отдела я рассказал о нападении на нас, описал место, где оставил убитую Татьяну. Сказал, что стреляли из темноты сначала в меня, а затем Татьяна начала стрелять по нападавшим, и я тоже открыл ответную стрельбу. Попали в кого или нет, я не знаю.
Татьяна в упор прострелила меня насквозь. Не задета кость и пуля прошла рядом с сердцем. Доктор сказал, что мне здорово повезло. Ранение очень опасное, но его можно занести в разряд легких. Если никакая зараза не прицепится, то дней через десять будешь гарцевать как жеребец на выводке, - посмеялся он.
Было проведено расследование по факту нападения на нас. Стрельба велась из наганов. Мое ранение со спины. Татьяна убита револьверными пулями. Следов нападавшего не нашли. Криминалистической экспертизы пуль никто не делал. Если бы была экспертиза, то можно было установить, кто в кого стрелял. Но гражданскую войну было не до экспертиз.
Глава 10
Татьяна никак не выходила у меня из головы. Никакая любовь революции не преграда. Ведь никто не сказал, что я враг, а как мгновенно изменилось отношение ко мне. А если бы мы действительно поженились, завели семью и вдруг в один прекрасный день она замечает, что мое поведение никак не соответствует облику строителя нового общества. Уверен, что она бы пошла к своему начальнику и письменно доложила о том, что ей стало известно. Вероятно, Бог все-таки есть. Он отвел на миллиметры ее руку - руку хорошего стрелка и направил мою руку, чтобы она долго не мучилась. Может в том месте, куда она попадет, она будет таким же принципиальным работником и не даст никому уклониться от исполнения тех процедур, которые человеку прописываются в чистилище.
Через неделю меня уже стали выпускать на прогулки и я пошел на центральное отделение почты Перми проверить, нет ли для меня писем.
Заказное письмо было. И пришло оно почти месяц назад, а я так и не удосужился проверить, сможет ли мой учитель держать в виду меня. Вероятно, держит. Добравшись до своей квартиры, я закурил и открыл конверт.
«Добрый день!
Твою работу одобряю. Не будь слишком перспективным. Учись хозяйственным делам. Я о себе дал знать. Будут нужны деньги, напиши на эту же почту до востребования Иванову Николаю Петровичу. Храни тебя Бог»
Письмо я сжег. Учитель жив и уже послал весточку тов. Ст. Нужно ждать отзыва ориентировки учителя здесь. Не геройствовать и после войны идти учиться на хозяйственника. Вероятно, мое время еще не пришло.
Отзыв ориентировки пришел где-то через месяц. Папочку с ориентировкой уничтожили по акту. Из-за маленькой бумажки погибла Татьяна, мог погибнуть и я. Бросить все и уйти я не смогу. Вернее можно, но для этого нужно готовить легенду, а какая бы ни была надежной легенда, всегда в ней есть дырочки, в которую можно сунуть любопытный палец и сломать всю легенду. Живу так, как есть.
Историю гражданской войны пересказывать не буду. О ней уже сказано и пересказано. Даже через сто лет уроки гражданской не будут осмыслены и никто даже пальцем не пошевелит, чтобы подобное не повторилось вновь.
Следуя наставлениям учителя, я не старался показать себя семи пядей во лбу, но к 1920 году я уже стал начальником Особого отдела дивизии и считался опытным сотрудником военной контрразведки. Война практически закончилась:
Разгромили атаманов, разогнали воевод
И на Тихом океане свой закончили поход.
Я подал рапорт об увольнении в запас в связи с демобилизацией армии. Мне предлагали перейти на работу в территориальные подразделения ВЧК, но я сослался на то, что хочу быть учителем и поступил в педагогический институт в Екатеринбурге. Подальше от тех мест, где служил. Мне было легче, так как я как демобилизованный командир РККА и сотрудник ВЧК получал паек и небольшое денежное содержание. Но все равно, трудная и веселая студенческая жизнь пролетела как один большой день. Я был не таким молодым студентом, но семью заводить не торопился. Образ Татьяны не давал сойтись с кем-нибудь и доверять этой женщине так же, как и себе.
В 1925 году я получил диплом учителя истории и был направлен учителем в сельскую школу уже в Свердловской области. В северной его части.
Пока я учился, Советская власть и ее славные органы ВЧК не сидели без дела. Еще при моем увольнении в запас вышел приказ ВЧК № 52 о репрессиях против российской социал-демократической рабочей партии и партии социалистов-революционеров. Приказано было «изымать» меньшевиков и эсеров. Что такое «изымать», перевода не требует. В этом же году был подавлен Кронштадский мятеж. Произведено «изъятие» анархистов. Подавлено антоновское восстание крестьян. Впервые после мировой войны командующим войсками Тамбовской губернии Тухачевским против восставших крестьян был применен ядовитый газ. В 1922 году Советская власть начала изъятие церковных ценностей. Одновременно была произведена высылка за границу большой группы контрреволюционной интеллигенции.
Школа находилась в старом двухэтажном деревянном здании на высоком берегу небольшой речки. До революции в ней тоже находилась школа. Недалеко от нее высилась колокольня белокаменного храма. За оврагом стоял монастырь, из которого монахи были выселены, а в монастыре была создана колония для малолетних преступников. Дома в селе были деревянные, одноэтажные. Несколько домов были двухэтажные: первый этаж кирпичный, второй - деревянный. В этих домах располагались лавки. В селе было около двух сотен домов. И детей было достаточное количество, так что занятия в школе проводились в две смены.
Вероятно, судьба моя такая, что я выбираю себе самый сложный путь. Так я выбрал себе факультет истории. И кто дернул меня туда пойти. Был бы математиком или химиком, физиком, письменником, на крайний случай, но быть учителем истории на переломе эпох и идеологий - это вообще-то равносильно медленному самоубийству или «русской рулетке» с одним патроном в барабане. Не так преподнес тот или иной факт историй нашей, и прощай свобода, в столыпинском вагоне есть полка для тебя.
Программа изучения истории была составлена в губнаробразе (управлении народного образования губернии) и соответствовала текущему моменту. Больше времени уделялось битвам и великим событиям, чем правлениям тех или иных царей. Начиная с Петра история шла в основном плавно и основной движущей силой является народ, в глубине которого уже зрели ростки пролетарской революции.
Перед поездкой в село мне было рекомендовано зайти в уездный отдел ОГПУ (ВЧК сначала переименовали в государственное политическое управление ГПУ, а затем в объединенное в государственное политическое управление - ОГПУ). Зашел. Приняли очень приветливо. Бывших чекистов не бывает, - сказали мне. - Знаем о ваших подвигах на войне, о должности занимаемой и надеемся, что в селе будете нашим полномочным представителем. Сами на месте разберетесь, что и как. Бдительности вам не занимать. Успехов.
Это получается, что я в селе буду внештатным представителем ОГПУ.
Педагогический коллектив был достаточно разношерстным, но дружным, несмотря на разницу в возрасте, образовании. Хотя я был в гражданской одежде, но ко мне сразу прилипла кличка «чекист». Почему так, не знаю. Возможно, директору сообщили, кем я был до института и то, что я заходил к своим бывшим коллегам в ОГПУ.
Учительская работа в селе была самым приятным эпизодом в моей жизни. В селе меня быстро узнали. Взрослые приветливо приподнимали головные уборы приветствуя, а ребятишки толпой ходили со мной рыбалку, изучая тонкости рыбной ловли и налавливая немалое количество рыбы для семейных котлов.
Три года я спокойно учительствовал, будучи уже старым для комсомола, но не поднимавшим вопрос о вступлении в партию. Ну, какой же учитель истории нового мира беспартийный. Как беспартийный может преподавать причинный возникновения и кроки Парижской коммуны, прообраза социалистического общества. О партии намекали и приезжавшие в село работники ОГПУ. Пришлось вступать. Как бывший комсомолец, все еще находившийся в комсомольском возрасте, написал заявление в комсомольскую ячейку, собрал две рекомендации от членов партии - директора школы и председателя сельсовета, старого большевика и партизана.
Комсомольское собрание по рассмотрению вопроса рекомендации меня в партию прошло очень бурно. Не то, что меня ругали и критиковали, а задавали множество вопросов и требовали полного ответа. На собрание кроме комсомольцев были и их родители, которые пришли в школу как в клуб.
Зачитали мою биографию и анкету. Все восхищенно смотрели на меня, когда зачитывали, какие я должности занимал и какие задания выполнял. Много вопросов было про то, как я пробирался в захваченную белыми войсками Пермь. Как шли бои в Перми во время ее освобождения. Что значит Особые отделы в армии. Почему я не женат. Когда я рассказывал о Татьяне и о том, что на нас было совершено нападение, глаза многих барышень и старшеклассниц наполнились слезами. Не переигрывай, - сказал я себе, - говори сдержаннее. Не нашел, - говорю, - такую, которая бы мне заменила Татьяну. Если честно, то говорил об этом и сам себя презирал. Перегорело у меня все к Татьяне. А говорю о ней умильно так потому, что если бы не я ее застрелил, то она бы меня без всякой жалости застрелила. Единогласно собрание дало мне рекомендацию для поступления в партию. Затем был на собрании партийной ячейки, потом поехал на бюро уездного комитета партии. Там все прошло быстро. Начальник ОГПУ выступил, сказал, что я человек перед Советской властью заслуженный и достоин быть членом партии. Давно бы был членом партии, но в связи с окончанием войны, расформированием частей уволился в запас и пошел учиться. Сейчас в нашей районной партийной организации появился коммунист, который на деле знает, что такое политическая бдительность. Голосовали все - за.
Глава 11
В 1928 году меня перевели в уездный отдел народного образования. Стал я ездить по селам в районе, проверять как идет выполнение программы обучения, какое состояние школ, какая нужна помощь. Времена те были неспокойные. Начиналась коллективизация. Желающих идти в колхозы было мало. Кого-то уговорами, кого-то угрозами, кого-то посулами, но коллективные хозяйства создавались и каждый надеялся, что кто-то за него сделает, что сообща и урожай будет лучше и больше, и скот будет продуктивнее. Да только за своей-то коровой приглядывалось внимательнее, а чужие коровы так и остались чужими. Опять же крестьянин остался без своей земли, вся она пошла в колхозную собственность. Да вы и сами все это знаете. Появились обиженные. Стали мужички выкапывать из земли винтовочки, оставшиеся от империалистической и от гражданской войны, стали обрезать стволы у них и начали по вечерам да в глухих местах постреливать начальников да партийных уполномоченных. И я для них был такой же уполномоченный.
Однажды ехали мы из села в село через лесок немалый. Возчиком был мужичок один знакомый, возил меня неоднократно, говорливый, ну что тебе радио. Обо всем расскажет, да все с шутками и прибаутками, а иные шуточки такие, что услышь кто, что он нем этот балагур говорит, так обиделся бы до его самого смертного часа. Было бы образования у мужичка побольше, то его природной сметки да способностей хватило бы для руководства не только уездом, но и для всей губернии.
Ехали мы, он говорил, я слушал и усмехался и вдруг выстрел из чащобы. Мужичок мой замертво и свалился. Выхватил я свой револьвер с дарственной надписью Особого отдела армии и бросился в ту сторону, откуда стреляли. Если бы нападавших было несколько человек, то и выстрелили бы несколько раз. А так стрелял один. Пока он перезаряжает обрез, я успею добежать до деревьев, а в промежуток между стволами стрелять трудно из любого оружия. Слышу, впереди метрах в пятнадцати, кто-то через кусты ломится. Я туда. Бегу, все-таки молодость да тренированность многого стоит. Куртка на мне кожаная, удобная, движений не стесняет. Почти догоняю стрелявшего. Он повернулся, сходу выстрелил, промахнулся и тут я на него навалился. И опять на знакомца попал. Мужик из того села, откуда я ехал и откуда возчик мой.
– Ты что это, сволочь делаешь, - спрашиваю его. - Что я тебе сделал, чтобы стрелять в меня.
– Все вы, уполномоченные, только и приезжаете, чтобы крестьянина ограбить, да всех в колхоз согнать, чтобы все там было общее и чтобы бабу мою другие мужики пользовали, кому она по разнарядке на ночь отписана будет.
– Кто же тебе такую ерунду сказал?
– Да как кто, те кто пограмотнее меня будет, кто в городах бывал, на съездах разных был, деятелей разных слушал.
– Ты мне скажи, бабу твою кто-нибудь тронул без твоего спроса?
– Нет.
– А возможно кто-то к ней и будет ходить, когда ты в тюрьму сядешь за то, что возницу моего убил.
– Как убил?
– А вот так и убил.
– Дак я же в тебя стрелял.
– А попал в него. А в меня зачем стрелял?
– Сказал же, что стрелял в уполномоченного.
– Пошли к дороге, повезу тебя в ОГПУ за убийство.
Пошли к дороге. Ни лошади с повозкой, ни возницы. Пошли дальше по дороге. Километра через три на опушке леса увидели лошадь и возницу сидящего у дороги с цигаркой. Задержанный мной мужичок подошел к вознице да как вдарит его по уху:
– Ты что, сучий потрох, делаешь? Да из-за тебя меня чуть в кутузку не отправили, сказали, что я тебя убил.
– А я и думал, что меня убили, - оправдывался возница. - Упал в сено и с жизнью совсем прощаюсь. Смотрю, а уполномоченного-то нигде нет. Ну, я и поехал сюда, все равно кто-нибудь да леса-то и выйдет.
Действительно, мужику было все равно, кто выйдет из лета, то ли я, то ли тот, кто стрелял. По идее, для него никто не враг. Он человек подневольный, что начальство скажет, то и делает.
– Все, садитесь и поехали, нам до темна нужно доехать. А ты, - сказал я нападавшему - помни: дернешься - пристрелю.
Поехали. Мужиков посадил рядом. Так легче отбиться, если вдруг оба набросятся, мужики - два сапога - пара.
Минут через десять возница повернулся ко мне и спросил:
– А что, товарищ, может, отпустим его. Пусть к семье идет. Все ведь обошлось.
– Как обошлось? Да ведь он чуть тебя не пристрелил.
– Да это случайно получилось, обрез не успел пристрелять как следоват, поэтому и промахнулся.
– Ты чего, контра, говоришь? Если бы он обрез пристрелял, то в меня бы попал обязательно?
– Ну, что вы, ваше благородие, он просто пугнуть хотел. А он ведь мне кумом приходится. Ну, как я кума в милицию привезу? Мне ведь мужики прохода не дадут. Давайте, отпустим его, а ваше благородие.
– Конечно, мы его отпустим, а потом вы по деревням растрёкаете, что уполномоченный с контрами в сговоре.
– Да ни в жисть, товарищ уполномоченный. Как в могиле все сохраним.
– В могиле. Смотрите, хоть одно слово где пролетит, обоих в могилу уложу и никто не узнает, где эта могила. Поняли меня? Запомните, вы оба мне сейчас по гроб жизни обязаны и будете делать все, что я вам скажу, иначе…
– Все сделаем. Мы ж должники ваши. Спасибо вам.
Мужичонка спрыгнул с телеги и засеменил к лесу. Его обрез я положил в портфель. Вообще-то штука посильнее нагана будет.
Глава 12
В ноябре 1929 года получил письмо от учителя:
«Здравствуй. Скучаю. Давай встретимся 5 января на вокзале в 10 часов»
В принципе, написано все понятно. Кто прочитает - записка от девушки. Мне назначена встреча 5 января 1930 года на вокзале железнодорожной станции Екатеринбург в десять часов дня. Партнер меня знает. Не нужно никаких паролей и опознавательных знаков. Что-то случилось, раз учитель едет из-за границы в СССР.
5 января в девять часов я уже был на вокзале. Посидел в зале ожидания, изучил расписание, посмотрел на цены в станционном буфете, заглянул в ресторан. Все было тихо и обыденно. Ближе к десяти часам я вышел на перрон поближе к часам над центральным входом. Практически в десять часов появился гражданин в темном драповом пальто с черным каракулевым воротником, в заячьей шапке-ушанке и белых бурках с коричневой кожаной оторочкой. Ни дать ни взять - заготовитель от какой-нибудь организации. Мы прошлись навстречу друг другу. Наблюдения за ним я не заметил, так же, вероятно, и за мной не было никакого наблюдения. Через несколько минут мы с ним встретились у входа в ресторан.
В ресторане было человек пятнадцать посетителей, поэтому мы не были белым пятном в столь ранний час. Заказ был достаточно скромный, ни к чему привлекать к себе внимание шикарным столом. Я коротко рассказал учителю, чем я занимался в последнее время.
– Это хорошо, - сказал учитель, - за исключением того, что мы с тобой остались одни. Практически всех учителей и их учеников арестовали и ликвидировали. Я знаю, что резидентурам ОГПУ за границей поставлена задача на поиск тебя и меня. У них есть наши приметы, но они относятся к 1918 году. А с того времени мы немного изменились. Наша с тобой задача - дезорганизовать поисковые мероприятия. С этой целью ты должен дать информацию в ведомство тов. Ст. Вот московский адрес. Хозяин адреса знает, куда нужно нести письмо. Раньше он получал достаточно много писем, сейчас поток писем иссяк. Ты должен отправить письмо о реакции населения на массовую коллективизацию и раскулачивание. Государство рубит сук под собой. Возможно, что тов. Ст. просто не знает истинного положения вещей. Письмо нужно отправлять из другой области, лучше с железнодорожной станции. Примерно такое же письмо будет направлено из-за границы. И мы их поставим в тупик, а, может, заставим активизировать наши поиски.
С болью в сердце я смотрю на то, что делается в нашей с тобой России. Такое ощущение, что все делается тутанхамонами, замурованными в кремлевской стене. Дух разрушения правит страной. Строя одно, уничтожается во много раз больше. Наиболее активная часть населения уничтожается, потому что она показывает, насколько убоги и ограничены ставленники новой власти. В Японии у власти милитаристы, которые уже захватили большую часть Китая и строят планы по захвату Монголии и российского Дальнего Востока. В Германии приобретает популярность национал-социалистическая рабочая партия в Германии. Я познакомился с программным трудом лидера этой партии, некоего Гитлера. Германия должна оправиться от поражения в прошлой войне и расширить свой «лебенсраум». Одним словом, «дранг нах остен». В Россию. Многие истинные патриоты России поставлены в двойственное положение: не хочется помогать растлителям России и не помогать ей, значит помогать врагам. Будут они помогать России и будут пожираемы правителями России. Мне об этом легче судить, потому что меня защищает закон той страны, где я живу и по поручению которой приехал договариваться о работе иностранных инженеров на уральских предприятиях.
Кремлевские эмиссары заманивают выехавшую интеллигенцию вернуться обратно в Россию, где ее просто уничтожат. Кто же допустит, чтобы понюхавшие воздуха свободы писатели, художники, композиторы, ученые не привнесли эти веяния в Россию. А это прямой подрыв основ марксизма в России, первом государстве рабочих и крестьян, что постоянно вдалбливается в головы западным обывателям, совершенно не понимая того, что тем самым они принижают значение России в мире.
Репрессии пока проводятся тайно в виде перевоспитания чуждых элементов в трудовых лагерях. Расстрелы ведутся в тайных местах, там же трупы и хоронятся без всякого учета, чтобы избежать неминуемой кары за эти преступления. Скоро репрессии выйдут из подполья и будут проводиться открыто с использованием газет, радио и мнения общественности. А мы с тобой знаем, что такое мнение общественности. Февральская революция свершилась так называемой общественностью. А действительная общественность боролась с властью коммунистов в Кронштадте и в Тамбовской губернии. Общественность общественности рознь. Сейчас общественность может быть только проправительственной, потому что иная будет уничтожена пулеметами, посмей они только выйти на улицу. Если наступят времена, когда нельзя будет стрелять по своему народу, то общественность будет намного опаснее этой общественности, потому что она, руководимая и подстрекаемая недовольной элитой, тихим сапом и провокацией на применение силы будет свергать правительства и режимы. Запад до этой дури не дошел. Когда речь идет о национальной безопасности, то всех демократов так бьют дубиной по голове, что об этом помнят не только они, но и их потомки. Должна быть грань демократии, где непротивление демократии равносильно государственному терроризму.
Тебе нужно избежать призыва в органы безопасности. Возраст у тебя подходящий, опыт работы есть да и должность в прежние времена была немаленькой. Так что ты вероятный кандидат в органы. Как бы их не именовали, но самих чекистов скоро будут уничтожать, потому что они слишком много знают и часто стали задумываться, а кто же это нами руководит и отдает приказания по уничтожению своего населения. Бывшие секретные сотрудники, агенты, вырастая по должности, начинают гробить своих руководителей. Особенно те, кто находится на партийной работе. Поэтому нехватка чекистов будет ощущаться постоянно. После смерти Ф.Э.Д. нет достойной личности, которая могла бы что-то сказать наверху.
Если придется работать в органах, то постарайся спасти сколько возможно больше хороших и честных людей. Посмотри, кто на них доносит. Создай из доносчиков контрреволюционную группу по компрометации честных членов партии и разоблачи ее. И по службе будет продвижение и потом, когда будут судить тех, кто судил, окажется, что ты как мог противодействовал репрессиям и беззаконию в стране.
Это первое. Второе. В случае возможного ареста ты не должен как баран идти на заклание. Отстреливайся, застрелись, но покажи этим сволочам, что ты невиновен, а невиновность должна защищаться.
– Но ведь тогда мне придется стрелять по своим товарищам.
– Каким товарищам? Он уже не твой товарищ, если идет арестовывать тебя как агента парагвайской разведки. Он такой же преступник, как и те, кто послал его с ордером на арест. Человек должен иметь право защиты от преступников, даже от тех, кого переодели в форму государственных служащих и выполняющих преступные приказы преступников.
– Но противодействие правоохранительным органам есть косвенное или даже прямое признание вины.
– Какой вины? Советская власть арестовывает всех налево и направо, отправляя в следственный изолятор дожидаться суда. И люди сидят там годами, теряя здоровье или умирая, так и не дождавшись суда или оправдания. И так будет всегда, если люди не будут протестовать. Всегда держи при себе оружие. Создай канал переправки сообщений за границу или канал ухода за границу. И от родины-матери нужно уметь защищаться, потому что родина-мать стала такой стервой, что на ней клейма ставить негде. Ты не задумывался над тем, почему новая власть сначала лишила всех граждан права владения оружием? Потому что новое государство ничем не отличается от того, которое оно уничтожило: право ношения оружия признавалось только за дворянами, которое имело честь, и должно его было защищать его вместе с честью государя. Посмотри, кто сейчас дворяне в России? Люди с оружием. То-то. Пусть дерьмо, но наган на поясе висит.
– Я слушаю вас и у меня мурашки по спине бегают.
– Ничего, мурашки побегают-побегают, а потом привыкнешь к ним. Так и живут люди с мурашками. Человек в первый раз попадает в тюрьму почти ни за что, для воспитания. И становится навсегда человеком тюрьмы, потому что принял ее как свою жизнь. Так и ты свои мурашки принимай как свою жизнь. Когда родина-мать будет тебя защищать всегда и во всем, тогда у тебя и мурашек не будет и даже мыслей таких не возникнет, о чем мы сейчас говорим. Сейчас 1930 год. Если через сто лет Россия будет защищать каждого своего гражданина, то я смогу сказать, что я все-таки жил не напрасно, борясь с российской нечистью.
– Нет, учитель, я не совсем согласен с тем, что сказали вы. Не может быть какой-то избранной любви к родине.
– Ну, вот сейчас поговорим о причинно-следственной связи и о переходе количества в качество. Иди и напиши заявление, что ты являешься последним учителем в России. Тебе мало пули от твоей девушки? Тебя вывернут наизнанку, чтобы узнать, где я, и расстреляют как лицо неизвестное, и не назвавшее себя, хотя ты ничего плохого для нее не сделал. Почему она не стала разбираться, почему она не прикрыла тебя крылом. Ты лучше сиди и слушай, что тебе твой учитель говорит, и не обижайся на его грубые слова. Тебе уже тридцать лет и ты все еще с юношеским энтузиазмом воспринимаешь все, что пишут в газетах. Давно поря иметь собственное мнение по всем вопросам.
В случае чего будешь уходить через Дальний Восток. Как сотрудник китайско-восточной железной дороги. Здесь записаны условия связи. Запомни все данные и сейчас мы сожжем случайный листочек бумаги в пепельнице. А я тебя потом найду. Мы и из-за границы сможем помочь именно родине, а не тем, кто в качестве самых лучших ее сынов уничтожает наших братьев. Ты хоть что-то понял из того, что я тебе наговорил.
– Нужно еще осмыслить все сказанное.
– Осмысливай, только не наведи на себя чекистов письмами тов. Ст. Ну, прощай.
– Почему же именно прощай, а не до свидания.
– Времена сейчас такие, что нужно прощаться навсегда, если даже ты входишь только купить пачку папирос.
Глава 13
Я ехал домой в пригородном поезде и думал над словами учителя. Он был прав и неправ. Мы не враги родине. Мы защищаем ее. Кроме нас есть еще орава всевозможных защитников, которая защищает партию и свое место при ней. Это опричнина. Плохо, когда опричнина становится повсеместной и, если ты не опричник, то ты ничего не добьешься, будь ты хоть Иисусом Христом. Тебя так же отведут на Голгофу, соберут толпу и скажут: кого вы хотите помиловать, вот этого блаженного, который зовет вас к жизни по совести и закону Божьему, или вот этого забулдыгу, который пропил все, что у него было, и который за глоток вина не пожалеет родную мать, но он такой же как вы… И кого народ выберет? Без слов, забулдыгу. Толпа может носить тебя на руках и тут же может бросить тебя в грязь и затоптать ногами. И, самое главное, народ слушает того, у кого власть, хлеб, деньги, жилье. Одиночки, как правило, погибают в безвестности.
Читал я древнюю легенду о людях и драконах. Драконы это не злые существа, истребляющие людей, а вполне разумные существа, живущие с человеком и охраняющие человечество. У каждого дракона есть свой всадник. Когда погибает всадник, то погибает и дракон. Но когда погибает дракон, всадник не погибает. Так и мы с учителем. Первоначально мы должны были действовать, как всадник с драконом, но жизнь, вернее необходимость выживания, разделила нас. Он дракон. Я всадник. Если что-то случится со мной, то и учитель проживет недолго, как человек старый. Если что-то случится с ним, то я буду жить долго, если буду осторожно выполнять работу, порученную учителем.
Вагон был полупустой. Холодный, в меру грязный. Ко мне подсел пожилой господин из бывших, в поношенном драповом пальто с маленьким воротником из черно каракуля и в такой каракулевой шапке «пирожком»
– Извините, молодой человек. Я вас не стесню? Вагон, понимаете ли, холодный, а нахождение рядом человека как бы согревает.
– Да, да, присаживайтесь, пожалуйста, рядом. Закурить не хотите?
– Ну, что вы. Всегда был противником курения в поездах. Поезд это место совместного пребывания людей по необходимости переезда с одного места в другое. Этакой, знаете ли, Ноев ковчег. Собираются каждой твари по паре и едут в те места, куда проложены дороги. А если приезжают в то место, где все дороги кончаются, то они начинают строить новые, веря, что строят дорогу к своему счастью.
– Да вы прямо философ.
– А вы угадали. Бывший профессор философии Казанского императорского университета. Сейчас учитель истории в одной из школ Энского уезда.
– Да мы с вами коллеги. Я тоже учитель истории. Только сейчас вот перевели в районо, по-старому - в уездный отдел образования. Моя фамилия С.
– Фамилию вашу слышал. Про вас многое говорят. Может и я зря к вам подсел. Вы уж извините, пойду я сяду на свое место.
– Ну, что же вы. Чем я вас мог обидеть. Я действительно искренне рад встрече со своим коллегой. Что же про меня такое нехорошее говорят?
– Да нет, ничего плохого не говорят. Говорят, что вы человек перспективный, далеко пойдете и скоро с учительской работы перейдете работать по старой специальности в органы. Поэтому давайте прервем наше знакомство в самом начале, когда будете меня допрашивать, вам же легче будет, когда перед вами человек незнакомый.
– Почему вы сразу перекрестили меня в плохого человека, Александр Иванович?
– Вот видите, я вам не представлялся, а вы уже и имя мое знаете. Вторая натура, знаете ли, всегда сильнее той, которой человек прикрывается в повседневной жизни. Я не слишком мудрено вам говорю?
– Все очень понятно. Просто мне в губобразе говорили, что в одном из уездов есть учитель истории из бывших профессоров университета. Милейший человек. Фамилию вашу и имя с отчеством назвали, а я и запомнил.
– Ну, если так, то и вы простите меня, старика, а то я сразу и разговорился с незнакомым человеком. А по нынешним временам это дело самоубийственное. Вот посмотрел на вас издали и представились вы мне Мессией.
– Ну, вы меня рассмешили, Александр Иванович, толь не обижайтесь ради Бога.
– Вот видите, и вы Бога помянули. А вы в Бога верите?
– Во всяком случае на сегодняшний день научных доказательств его существования не доказано.
– Я не про науку спрашиваю, а в душе, что вы чувствуете?
– Трудный вопрос. В душе я вообще чувствую ответственность за весь мир, за всех людей.
– Как же я прав! Так может чувствовать только апостол после благословления. Вас только что благословил Креститель.
Да, тот разговор, что произошел в ресторане, вполне можно назвать обрядом крещения или новообращения. И учитель мой, еврей, соплеменник Иоанна Крестителя. Как все просто сходится. Не хватает мне заниматься чудесами, что бы все в меня поверили.
– Ну, уважаемый Александр Иванович, вы продолжаете меня удивлять. Нам в институте историю религии читали по складам и то я помню, что Крестителю довелось крестить Иисуса Христа. Вы считаете меня Христом? - и я благодушно рассмеялся словам старичка.
– Нет, Вы не Христос, вы апостол, им избранный, что нести добро по земле и решить, когда на землю должен прийти Армагеддон.
– Александр Иванович, извините меня, любезнейший, но вы несете полную чепуху. Может у вас какие-то неприятности дома или на службе не все так хорошо, как хотелось бы?
– Извините, что я испугал вас, но скоро вы увидите нечто странное к чему вам нужно быть готовым. Не противьтесь тому, что вам предстоит. Вы дважды отречетесь от своего учителя, а в конце концов поднимете на него руку во имя того, чтобы больше людей остались живы через его смерть. Не старайтесь понять, что я вам сказал, действуйте так, как велик вам ваш внутренний судия. До свидания, мне уже выходить.
Александр Иванович встал и шаркающей походкой пошел к выходу. Было в нем что-то беспомощное и жалкое, но так бывает всегда, когда умный человек пытается просветить ничего не знающую толпу, требующую хлеба и зрелищ. Любой ум будет растоптан этой толпой, даже не заметившей, что это был сам Бог.
Я верил и не верил тому, что только что услышал. Как-то все переплеталось то с Библией, то с древними легендами, то с сегодняшней жизнью. Как это сказал Александр Иванович? Пусть ведет вам внутренний судия. Кто этот судия? Может, это маньяк, одержимой страстью к наложению наказаний и за любую незначительную провинность отправляющий на эшафот. Чушь какая-то.
Глава 14
Через несколько дней нам сообщили, что Александр Иванович был убит бандитами. Сразу на выходе со станции его пытались раздеть три налетчика. Тщедушный старичок вступил с ними в единоборство и получил смертельное ранение финкой. Пред смертью он просил передать мне, назвал фамилию и место работы, что он не смог все рассказать мне.
Я все-таки перебил его и посмеялся над ним. Вероятно, что человек, чувствующий свою близкую смерть, начинает обладать какими-то сверхъестественными способностями, а я даже не захотел вежливо выслушать своего коллегу.
Узнав о смерти Александра Ивановича, мне почему-то вдруг захотелось пойти в церковь и помолиться за упокой усопшего раба Божия. Действительно, что-то со мной происходит, потому что за много лет у меня никогда не возникали мысли о религии, хотя в гимназии мы изучали и закон Божий, и постоянно были на церковных службах.
Великолепный собор, который в погожие дни видно из губернского города, был превращен в общественный амбар, куда свозили на хранение и картофель, и хлебные припасы для сдачи государству. Церковные службы давно прекратились и просторные помещения храма стали рабочими кабинетами совслужащих.
Я вошел в церковь не без внутреннего волнения, мимолетно обмахнув себя крестным знамением. Как уездный чиновник я прошел сразу к руководителю склада.
– Здравствуйте, здравствуйте. Я такой-то из уездного отдела образования.
– Здравствуйте, пожалуйста, садитесь сюда. Наташенька, - крикнул он куда-то вдаль, - нам чайку с лимончиком. И крендельки не забудьте.
Начальник не знал, зачем это я к ним припожаловал и не знал, куда меня посадить и чем угостить.
– Да вы не волнуйтесь, я здесь совершенно по частному делу. Предстоит курс занятий по научному атеизму и мне нужно посмотреть, как в уездном центре раздавали опиум для народа.
– Да, да, опиума было очень много. Сколько икон ободрали от золотых и серебряных окладов, а доски на дрова пустили, сколь риз всяких, горшков, чашек и мисок из драгметаллов в фонд помощи голодающим отправляли. А уж книг-то сколько было. Что-то отобрали работники из ЧК, что-то вместо дров жгли зимой. Эти помещения нужно поддерживать при определенной температуре, иначе продукция может испортиться, товарный вид потерять или корни пустить. Вот тогда и будет проблема. Тогда уже протапливать будет поздно, двери придется открывать. Как вы знаете, все процессы гниения сопровождаются выделением большого количества тепла…
– Спасибо, химию тоже изучали. А скажите, действительно в хорошую погоду с колокольни можно губернский центр увидеть?
– Не знаю, мы тут в Троицын день залазили посмотреть. Ничего не видели, хотя и погода была хорошая да и подпивши немного были, а от алкоголя чувства человека обостряются. Так вот смотришь на бабу, ничего в ней хорошего нет. А как выпьешь пару-тройку рюмочек очищенной и на тебе, будто фея перед тобой стоит, бедрами крутыми к себе маня.
– Ну, вы прямо поэт по женскому полу. А где книги лежат, которыми вы печку топили?
– А вот в кладовочке. Осталось чуть-чуть. Надо в гортопе дрова или уголь заказывать.
Я взял небольшую книжечку, которая лежала открытой, сдунул с нее пыль и закрыл. Книги были рукописные и в скрипе двери кладовки мне слышался скрип гусиных перьев и сопение переписчиков.
– Возьму-ка я себе вот эту книжицу, буду показывать ее как образец невежества нашего.
– Возьмите-возьмите. Горят эти книги плохо, чадят и запах от них идет какой-то такой, что в конце дня голова соображать перестает.
Я вышел на улицу и мне показалось, что я был в пустом доме, брошенном хозяевами, и взял без спроса вещь, которую почему не смогли увезти с собой.
Дома я поужинал и с папироской лег в постель, засветив керосиновую лампу. Что интересно такое я взял от книг, которые случайно не сгорели. Впрочем, а случайно ли.
Книжица являла собой записи со слов кого-то. Не так я силен в старославянском, но то, что я прочитал, меня заинтересовало.
«Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем?
Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем.
Нет памяти о прежнем, да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после.
Всему свое время, и время всякой вещи под небом.
Время рождаться и время умирать, время насаждать и время вырывать посаженное.
Время убивать и время врачевать, время разрушать и время строить.
Время плакать и время смеяться, время сетовать и время плясать.
Время разбрасывать камни и время собирать камни, время обнимать и время уклоняться от объятий.
Время искать и время терять, время сберегать и время бросать.
Время раздирать и время сшивать, время молчать и время говорить.
Время любить и время ненавидеть, время войне и время миру.
Много истинного рек Екклесиаст и многие сильные от мира сего внимали ему да не многие делали так, канн он советовал. Все вроде бы просто и все это знают, но делать так, как заповедовал ему Бог, не под силу каждому. Есть только избранные, для которых он приготовил, освященные самим Богом нательные кресты. И крест каждого избранника ждет его в месте Божием и каждый избранник сам знает, где это крест лежит».
Незаметно для себя я уснул и книга выпала из моих рук.
Глава 15
Уездный городок начинался как крепость. Башни и стены были деревянными, а затем постепенно оборонительные сооружения строились из камня. Каждая сторожевая башня была одновременно и воротами, через которые в крепость приезжали жители окрестных деревень. Затем город разросся, военная опасность исчезла, и крепость потихоньку стала умирать. Сначала исчезли стены, а потом рьяные градоначальники стали сносить и ворота. Опомнились только тогда, когда из пяти осталось одни ворота.
Мне снилось, что я ночью иду через эти ворота. Зайдя под арку ворот, я вдруг почувствовал чистый запах свежеиспеченного ржаного хлеба и только что сваренного борща с дымком от печки.
Запах был настолько близким, что я даже оглянулся. Маленькая дверца в стене ворот, которая всегда была закрыта на висячий замок, была чуть приоткрыта. И запах доносился именно из-за этой двери.
Я осторожно приоткрыл ее и заглянул внутрь. По узкому пространству между стенами вверх шли крутые лестницы. Тишина и свежий запах.
Я потихоньку поднялся на уровень выше человеческого роста, постоял на площадке, прислушался и снова пошел вверх. Мне показалось, что я слышал потрескивание поленьев в печке, но этого быть не могло, потому что в башне-воротах никаких печей не было.
Вверху показался черный квадрат открытого люка, иногда подсвечиваемый красными всполохами пламени.
Внезапно меня подхватили сильные руки, кто-то дал мне по физиономии, воткнул в рот тряпку, связал руки сзади и бросил на лавку.
Темнота внезапно рассеялась. Свет свечи на столе освещал довольно просторное помещение с низким потолком, печку в виде камина и трех человек в военной форме, сидевших за столом.
В красном углу висела небольшая икона и мерцал свет крошечной лампадки.
Военные были в достаточно зрелом возрасте, лет за тридцать, одеты в длинные куртки с погонами, брюки с красными лампасами заправлены в сапоги. Двое казаков и старший урядник.
– Вот, Иван Петрович, словили все-таки вражину, о котором Его благородие предупреждали, - сказал рядовой казак, возрастом постарше всех.
Урядник взял со стола лист бумаги и, подслеповато щурясь, начал читать:
– Из колодников Андрей Смирнов, скованный в ножных кандалах, неведомо куда бежал, коего здесь в крепости нигде сыскать не могли и для сыску его посланы нарочные точто да еще не возвратились, а по справке в комендантской канцелярии оказалось, означенный каторжный колодник Смирнов нынешнего июля 8 числа прислан при рапорте от находящегося у командования господина секунд-майора Ланского в побеге из Екатеринбурха из тюрьмы с казенной работы и за два долговые воровства с наказанием кнутом. А ноздрей не вынуто и других знаков не положено. Росту же он Смирнов малого, двадцати лет, лицом бел, светлорус, глаза серые. На нем платья один кафтан ветхой смурой. О сыске его и о поимке куда надлежало от здешней канцелярии указами предложено. Ну-кка, Иванов, свечку поближе поднеси к этому варнаку, рассмотри его обличье.
Казак помоложе схватил свечку со стола и направился ко мне. Казаки тоже встали и подошли, с удивлением рассматривая мою одежду.
– Никак из благородного сословия будут, господин старший урядник, - тихо сказал молодой казак.
– Пожалуй, так, - сказал Иван Петрович и распорядился, чтобы меня развязали.
Руки мои были развязаны так быстро, что у меня закралось сомнение в том, а был ли я вообще связан или просто так по своей воле руки за спиной держал. Тряпка имела достаточно противный вкус и я начал искать место, куда бы сплюнуть.
– Да Вы не стесняйтесь, господин хороший, плюйте прямо на пол, потом уберем, - сказал старший казак. - А позвольте полюбопытствовать, откуда и кем Вы будете, и как в такую позднюю пору здесь оказались?
Что мне им сказать? Если верно то, о чем я думаю, то меня во время рассказа скрутят и как сумасшедшего отправят в дом призрения под опеку какого-нибудь Земляники, если не отдадут под суд за святотатство. Остается одно, брать инициативу в свои руки.
– А вы-то, братцы, что здесь делаете? - спросил я достаточно командным тоном.
– Так что службу несем, Ваше благородие, - ответил старший урядник. - Служба гарнизонная обязывает к охране покоя местных жителей и быть готовым к отражениям степняков. Стоит только караулы снять, как о том сразу степь известят, и будет набег на казачьи линии. А тут еще ловкачи нашлись, которые стены крепостные на кирпичи разбирают, чтобы печки в домах и банях строить. А некоторые эти кирпичи и на базар вывозят продавать. Есть спрос, вот они и воруют. На чего есть спрос, так то и воруют, чтобы продать сразу. А Вы, ваш бродь, какому Богу молитесь?
– То есть как какому, Иисусу Христу нашему. А с чего вопрос такой у тебя получился?
– Да Вы, ваш бродь, на икону нашу не перекрестились.
– Да как же я перекрещусь, когда вы мне руки назад завернули и тряпку грязную в рот затолкали.
– Оно и верно, а сейчас перекреститься сможете.
– Конечно, - Я подошел к иконе и увидел темный лик Спаса, но в глазах была такая живинка, какую невозможно увидеть в темном помещении. Я перекрестился и блеск в глазах исчез.
– Извиняйте, ваш бродь, думал вы из другой веры, из басурманской, а еще хуже из иудейской.
– Чем же тебе Иудеи не угодили?
– Дак, они же Христа нашего распяли.
– Ну, Христа, если точно сказать, распяли римляне. А Иисус сам иудейской национальности. И молитесь вы иудею и если вы к иудеям плохо относитесь, то и к Христу вы относитесь так же.
– Да быть такого не может.
– А ты завтра, у батюшки полкового спроси. Это же любой человек знает.
– Надо же, - удрученно помотал головой Иван Петрович и затих.
Я сидел и думал о том, что, может быть, я на лестнице упал и сейчас лежу внизу и мне все это кажется. Я похлопал себя по карману пиджака, достал папиросы и предложил им закурить. И они закурили, глядя на меня. Похвалили табачок, скурив его в три затяжки.
– Хороший табачок, аглицкий, - сказал Иван Петрович, - нашему господину есаулу из Лондона ихнего присылали. Небось, дорогой табачок-то. Мы в основном трубки курим. А те, которые по старой вере живут, так те вообще табак не потребляют.
Разговор никак не складывался. Я не знал, что им сказать и казаки не знали, о чем меня спросить. Выручила природная сметка русского человека:
– А не откушаете ли с нами, Ваше благородие, чем бог послал? - спросил Иван Петрович.
– А не объем ли я вас, братцы? - задал я в свою очередь вопрос.
Взятое от Льва Толстого обращение к солдату «братец», кажется, срабатывало, расставляя по своим местам сословия в том месте, где я оказался. Как тепло звучит слово «братец» и как оно сильно отличается от уголовного «братан» и от церковного «брат».
Я подсел к столу. Мне подвинули глиняную чашку с борщом, подали деревянную ложку без какой-либо хохломской росписи и отдельно положили половинку куска хлеба, отрезанного от большого черного каравая, лежащего на краю стола. Сами казаки перекрестились на образ в красном углу, налили борщ в большую миску и степенно по очереди стали хлебать его, поднося кусочек хлеба к ложке, чтобы не капнуть на стол.
Попробовал борщ и я. Вкус у борща был отменный, наваристый.
– А что, Ваш бродь, слышно о замирении в Крыму? Кампания вроде бы закончилась, а раненые и увечные с тех краев продолжают приезжать. Никак война до сих пор продолжается? Вот и англичане с басурманами снюхались против России войну вести. Не так давно Наполеона отбили, и опять на Россию нападают. И кыргызы тоже на нас косо смотрят, - начал разговор Иван Петрович, как командир, который ближе находится к высокому начальству, и поэтому был более осведомленным во всех делах.
Его слова меня озадачили еще больше. Получается, что на дворе 1855 год. Почти восемьдесят лет назад. Да этого быть не может. Я выглянул в узенькое окно-бойницу и не увидел ничего, что привык видеть каждый день. Всюду темно и низенькие дома вокруг. Откуда-то издалека доносился лай собак.
– Пойду я, Иван Петрович, покурю на улице, - сказал я.
– А идите, Ваш бродь. Сейчас хорошо очень улице, - ласково сказал казак, - там шагах в десяти есть будочка такая маленькая с дверцей, так Вы там поосторожней, не ушибетесь.
Я вышел на улицу из маленькой дверки, впустившей меня полчаса назад. Под ногами был красный кирпич, которым была вымощена дорога в воротах. Осторожно выглянув из ворот, увидел то, что видел каждый день.
Я быстро бросился к дверце, из которой только что вышел, но она была заперта и большой висячий замок красноречиво говорил о том, что никого здесь не было. Я начал дергать замок пытаясь открыть дверь, но тяжелый замок только звякал о пробой и холодил согретые в тепле пальцы. Неловко подсунув палец, я прищемил его дужкой замка и проснулся.
Глава 16
Первое, что я почувствовал, открыв глаза, была боль в пальце. На указательном пальце была красная полоска, которая появляется там, где кожа чем-то прищемлена и пораненные кровеносные сосуды темно-красным цветом выражают свой протест. В комнате и во сне я нигде не мог прищемить палец. Разве только во сне. Но разве во сне можно сделать что-то реальное. И тут же себе ответил - нельзя.
Встав и походив по комнате, я пошел к хозяйке и попросил чая. За окном вечерело. Идти к крепостным воротам не имело никакого смысла. Дойдешь, а там уже и темно будет. Кто-нибудь заподозрит в этом злоумыслие, доложит в милицию, а потом мне нужно будет давать объяснение, чего же это я делал ночью в самих воротах.
Хозяйка принесла горячий и хорошо заваренный чай. Квартирант я был выгодный, платил исправно да и положение служебное имел хоть и небольшое, но почетное и все учителя и директора местных школ достаточно уважительно отзывались обо мне.
– А что, Наталья Николаевна, - спросил я хозяйку, - дверь та, что в крепостных воротах, открывалась ли когда-нибудь?
– А как же. Кум мой, Петр Власьевич, собирает черепки всякие, чайники мятые старинные, берестяные туеса разные, прялки и все туда сносит. Хочет музей старины организовать. Чудной человек. Дак, вот у него ключ от этого замка-то и есть. Там за дверью лестница есть, которая наверх ведет, а наверху комнатка с маленькими оконцами-бойницами, где крепостная стража размещалась.
– Не смогли бы вы, уважаемая, сходить к куму за ключом. Я тут заспался немного, а время еще не позднее, так хочу взглянуть на эту комнату, чтобы ученикам уездных школ экскурсию сделать. Сам он пусть не беспокоится, я один схожу и ничего у него там не поломаю.
Наталья Николаевна, дама в расцвете лет, подвижная, чувствовалось, что глаз на меня положила и готова была угодить во всем. Накинув платок, телогрейку она мигом унеслась из дома.
Нужно проверить то, что по всем признакам является вещим сном. Кто-то внутренний мне говорил, чтобы я не занимался ерундой, а посмотрел, какие вопросы нужно решить завтра в наробразе, поужинать, поиграть в картишки с Натальей Николаевной да лечь спать. А другой человек говорил, что упускать то, что идет прямо в руки это просто преступно. Пусть даже будет не то, что ожидалось, зато не останется ни одного невыясненного вопроса и не будет глодать совесть со все усиливающимися укорами за то, что я упустил свое счастье во сне. Не сиди, одевайся и открывай потайную дверь.
Только я успел одеться, как уже примчалась раскрасневшаяся Наталья Николаевна с готовностью пойти вместе со мной прогуляться. Мягко отказав ей, я попросил приготовить ужин, потому что еще хочу зайти в монополию купить четвертинку водки и помянуть своего старого коллегу. Причина была достаточно уважительная и обид не вызвала.
Взяв с собой огарок свечи я пошел к крепостным воротам. Уже стемнело. Народу на улице было немного, а у крепостных ворот вообще не было никого. Подойдя в темноте к дверце, закрытой висячим замком, я взял замок в руку и почувствовал, что буквально недавно держал его в руках. Замок открылся удивительно легко и дверь открылась без всякого скрипа. Прикрыв за собой дверь и закрыв ее на крючок, я зажег свечку. Свет падал на большие каменные ступени, идущие вверх в темноту. Поднявшись по ступеням я очутился в уже знакомой мне комнате. Действительно, кум моей хозяйки понатаскал немало предметов, уже не нужных в хозяйстве, но которые дают представление о том, как жили люди каких-нибудь двадцать лет назад. Пользуясь предметами и выкидывая их, мы выкидываем и частичку своей памяти, на место которой образуется провал. Сколько таких провалов в памяти каждого человека, семей, родов, национальностей и всего государства в целом.
В красном углу была небольшая полочка с иконой около которой висела лампадка. Я зажег и лампадку. Тот же самый лик Спаса и также ясно видимые глаза. Вероятно, что я все делаю правильно. Сняв икону, я осмотрел стену за ней. Нет никаких намеков на то, что стена подвергалась какому-то ремонту или специальной переделке. Так, давай размышлять логически. Когда построена эта сторожевая башня? Лет двести назад. Когда Екклесиаст читал свои проповеди? Очень и очень давно. Вряд ли писец сам был свидетелем этого, он записал чье-то изустное сказание, а тот человек, может быть, тоже пересказал от кого-то услышанное. Возьмем период примерно лет пятьсот. Какой предмет здесь может иметь такой возраст? Внимательно осмотрев все, я пришел к выводу, что самым старым предметом является только икона Спаса. Такая древняя икона должна являться сокровищем любого храма, а здесь она укрывается от воинствующих гонителей.
Взяв икону в руки и покрутив ее, я почувствовал, что какой-то предмет в ней плохо закреплен и слегка ударяется о стенки рамки. Встряхнув икону, я услышал четкий стук в правом нижнем углу. Задняя стенка иконы была заделана так, что было непонятно, как удалось добиться того, что стенку невозможно было снять, не разобрав всей иконы. Где-то должен быть секрет. При дневном свете, в принципе, можно было разобраться в устройстве, но это трудно сделать при свече. Проверяя крепление стенок рамки, я почувствовал, что нижняя горизонтальная стенка немного подалась вперед, открыв пазы, в которые была вставлена задняя стенка в виде выдвижной дверки. Сняв заднюю стенку, я увидел небольшой потемневший медный крестик, который был прижат деревянной планочкой. Планочка сильно уменьшилась от высыхания и поэтому крестик держался неплотно.
Я рассмотрел крестик. Он был несколько больше и тяжелее обычного крестика. В ушко было вставлено спаянное кольцо для нитки или для цепочки для ношения на шее. Такое же распятие Христа, но на кресте нет ни одного бирюзового следа от окислов. Как будто в медь были добавлены благородные металлы. Вот это я и искал. Я не буду надевать крестик на шею, чтобы никто ненароком не увидел и не донес, что коммунист, бывший красный командир, ответственный работник наробраза носит нательный крест. Лучше я сделаю потайной кармашек с обратной стороны нагрудного кармана и буду носить крестик там.
Закрыв на замок дверь в сторожевую башню, я вернулся на квартиру. Уже при подходе к дому я вспомнил, что не зашел в магазин за водкой. Возвращаться - плохая примета, и я решительно открыл калитку дома.
Глава 17
Наталья Николаевна уже стояла в прихожей, на плече полотенце, рядом табуретка и тазик медный.
– А это что такое?
– На улице-то, чай, не лето. Промерзли, вот я воды и согрела, чтобы ноги ваши попарить.
– Да что я, Иисус Христос, чтобы мне ноги омывать?
– Иисус не Иисус, а забота о человеке всегда потом добром обернется.
Я действительно почувствовал, что ноги немного замерзли да и после прихода в теплое помещение, как говорят, «изморозь» по спине пошла.
Я разулся, а Наталья Николаевна уже притащила чугун с горячей водой и ковшик. Только я нагнулся к ногам, как она уже взяла их в руки и, хитро улыбаясь, сказала:
– Вы уж дозвольте мне за мужиком поухаживать. Чай, забыла, как его в руках-то держат. Про нас с вами в поселке Бог весть что говорят. Все бабы допытываются, какой вы в постели. Говорю - такой, что закачаешься.
– Ну, вы меня прямо в краску вгоняете.
– А ведь действительно в краску вогнала, у вас даже нимб над головой засветился.
– Это вам показалось. А вам спасибо, действительно ноги немного примерзли. Только я четвертинку забыл в магазинчике взять, что-то совсем из головы вылетело
– Ничего страшного, у меня давно припасенная стоит. А я картошечки сварила, в печке стоит, грибочков соленых нарезала, маслом постным заправила, да еще сальца кусочек нарезала. Резала и любовалась перламутром, которым оно отливает.
– Ох, Наталья Николаевна, да вы даже сытого человека соблазните у вас откушать.
– Садитесь вот сюда, под образа. Боженьки мои, да до чего вы с ликом Господним схожи, ну прямо как родственники, прости Господи слова мои дерзкие.
– Что вы, Наталья Николаевна, сегодня не такая как всегда. Случилось что?
– День сегодня особенный. Погодите маненько и я вам все расскажу.
Не переставая говорить, хозяйка быстро разложила картошку по тарелкам, придвинула вилки старинные, кованые, на ручках приклепаны щечки из орехового дерева, на века вилки сделаны и этой вилочкой можно без труда наколоть и рыжичек размером с пуговку и такой же маринованный масленок. Налив водку в граненые рюмки на небольшой ножке, хозяйка приподняла ее и сказала:
– Пью за здоровье ваше и говорю спасибо Господу нашему, что свел нас вместе в этой жизни.
Раскрасневшаяся хозяйка залпом выпила рюмку и быстро закусила солеными огурцами. Выпил и я. Есть что-то таинственное в потреблении крепких напитков, которые в нормальном состоянии горят и могут быть даже заправлены в двигатель и автомобиля, и самолета. И работать эти машины будут так же и чадить будут меньше. Все-таки за спиртовыми машинами будущее, если спирт для человека в малых количествах как лекарство используется. Ведь бензин или керосин мы не пьем, помереть можно и от маленькой дозы, хотя при простудах полезно горло прополоскать светильным керосином. Водка сначала разлила горечь по рту, а потом горечь исчезла и я с большим удовольствие подцепил на вилку кусочек сала с прожилочками мяса. Отменный продукт.
Хозяйка что-то говорила о нынешних ценах на продукты, о соседях, что выносят на базар козье молоко, об участковом милиционере, который ей все глазки строит, о том, что хатенку нужно будет летом латать и о чем-то еще, что проходило мимо моего сознания, но было слышно в качестве каких-то отдельных слов.
Я сидел и прислушивался к своему состоянию. Вроде бы ничего не произошло, но что-то изменилось. Меня не раздражала болтовня хозяйки, которая весела потому, что добилась своего - сегодняшняя ночь, а потом и последующие будут ее. Я видел расправленную широкую кровать с подушками для двух человек, а моя постель даже и не расправлялась. Мне было интересно, чем занимаются соседи, меня не тяготила необходимость завтра идти на службу и общаться с не вполне приятными для меня сослуживцами, которые считали меня белой вороной, неизвестно по какой причине затесавшейся в их корпоративный коллектив, а за глаза меня называли «солдафоном», но и это не обижало.
– А что это вы в кулаке зажимаете? - спросила хозяйка.
В кулаке у меня был зажат крестик и я не хотел никому его показывать. И я подумал, что и хозяйке незачем знать об этом. И хозяйка, как будто не задавала никакого вопроса, сказала потупив глаза:
– Наверное, пора уже спать. Времени-то почти что десять часов.
Я погладил ее по голове, поцеловал ее в щеку и мысленно пожелал спокойной ночи. Не прошло и десяти минут как из хозяйского угла уже доносилось мерное посапывание очень привлекательной и соблазнительной женщины. Но разве в этом мое призвание?, - думал я. - Она даже во сне ждет меня, чувствуя как мужские руки проходят по ее телу, сжимают еще упругие груди, прижимают ее тело к крепкому мужскому телу, целуют сладким поцелуем и происходит соитие до того сладостное, что человек совершенно не думает о том, что продолжение рода человеческого связано с мучениями, болью, физической и душевной, разочарованиями, радостями и утратами. Пусть спит спокойно. Ее половинка еще не пришла. Может быть, это будет тот участковый уполномоченный, который на меня искоса поглядывает, но побаивается, зная, что я служил в органах ВЧК. Нужно будет как можно скорее поставить вопрос о выделении мне отдельной комнаты в коммунальной квартире, чтобы избежать искушений, которыми уставлена наша дорога к царствию небесному.
Глава 18
Утром я был разбужен хозяйкой, которая стояла передо мной заплаканная, прикусившая губу, чтобы не разрыдаться.
– Да, довел бедную женщину, - думал я, - Что теперь ей говорить, чтобы не обидеть и не озлобить женщину на весь род мужской?
Погладив голову женщины, я спросил:
– Что случилось? Ты не сердись, все еще впереди, все будет, и хорошее и плохое, и радость будет еще такая…
– Какая радость? - изумилась хозяйка. - У соседей девчонка во сне померла. От чего, никто не знает. Доктора приезжали, справку выписали, хотят в морг везти, чтобы вскрытие сделать и узнать причину смерти, а мать дочку не отдает. Я вот и прибежала, что бы хоть ее уговорили, вас-то она уважает.
Я по-военному встал, ополоснул лицо из медного рукомойника, висевшего на цепочке в уголке за занавеской, оделся и вместе с хозяйкой вышел из дома. Идти было недалеко и минут через десять мы уже входили в небольшой домишко, которого давно уже не касалась мужская рука.
В комнате находился врач из поселковой больницы, с бородкой клинышком под тов. Л (У) с неизменным саквояжем, участковый уполномоченный и еще несколько соседок. Мать девочки стояла на коленях у кровати дочери, обняв ее, причитала о своей горькой судьбе, о Боге, который не защитил ее, отняв самое дорогое в жизни.
– Что случилось, доктор? - тихонько спросил я.
– Не знаю, милейший. Остановка сердца причем без каких-то видимых симптомов болезней или травм. Отравление тоже исключено, еда, понимаете ли, самая простая и неприхотливая, но самая здоровая и для организма полезна. Поверьте мне, эти люди через восемьдесят-девяносто будут рассказывать своим прапраправнукам о том, как плохо они жили и как плохо они питались. А я вас попрошу уговорить мать отдать нам дочь для исследования причин болезни. Вдруг какая-то зараза или преступление какое. Нельзя это так оставлять.
Я кивнул головой и подошел к матери. С чего начать, что сказать, как утешить, как объяснит? Не знаю. Я встал рядом с ней на колени, взял женщину за плечи и привлек ее к себе, поглаживая по волосам. Какие могут быть слова в такой ситуации. Лучше молча соболезновать, чем говорить какую-то ерунду. Женщина молча плакала у меня на груди и периодические рыдания как судорогой встряхивали ее тело. Жестом подозвав к себе свою домохозяйку, я передал женщину ей, а сам присел на кровати девочки. Руки ее были холодны, лицо неподвижное, но один глаз был чуточку приоткрыт, как будто она подглядывала за нами. Мне и раньше приходилось видеть мертвецов с открытыми глазами и с полу прикрытыми и вообще без глаз. На войне и не того насмотришься. Я протянул руку и положил ее на лицо девочки, стараясь прикрыть этот глаз. И вдруг я своей рукой почувствовал, что девочка не умерла. Она просто летает где-то вблизи, оставив свое тело. Ей это нравится и если ее не позвать, то она так и останется бестелесной, живя рядом с нами и радуясь тому, что никто не сможет причинить ей боль или зло.
– Иди сюда, - прошептал я, - неужели тебе не жалко мать, которая, может, и не маркиза или графиня, а нормальная женщина, она тебя родила и все делает для того, чтобы из тебя получилась самая красивая в мире барышня и чтобы все мужчины мира лежали возле твоих ног, вымаливая хотя бы один ласковый взгляд. А как обрадуются твои подружки, став после тебя самыми красивыми в классе? Для вида они будут плакать, а сами будут поглядывать на тех парней, которые бегают за тобой. Давай-ка, возвращайся домой, еще успеешь в школу ко второму уроку, а я напишу записку в твою школу, что ты задержалась по уважительной причине.
Лицо девочки под моей рукой стало теплеть. Я ощутил легкое подрагивание век и мышц лица. Вернулась. Сейчас минуты через две можно будет убрать руку и объявить все летаргическим сном.
Я встал и сказал:
– Мне кажется, что это все-таки летаргический сон. В армии, помнится, был такой же случай, три дня человек спал, но в чувство привели.
– Это же невозможно, коллега, - подал голос доктор. - При летаргическом сне функции организма замедлены, но не находятся в полном отсутствии…
Девочка открыла глаза и села на кровати.
– А сколько сейчас времени? Да я же в школу опоздаю, - начала она метаться по комнате, одеваясь. - А вы напишите записку в нашу школу и скажете, что я вам помогала? - спросила она меня. В знак согласия я кивнул головой.
В комнате стояла тишина. Потихоньку все стали расходиться. Подумаешь, девчонка в школу проспала, а мать панику подняла.
Сарафанное радио в мгновение ока раструбило по всему поселку, что я воскресил умершую девочку и что я тибетский врач, который лечит наложением рук. Толпы людей стали собираться возле моего жилья. И мое руководство, видя такое положение, выделило все-таки комнатку в доходном доме купца Мануйлова, населенном, как это говорится, срезом российского общества 1930-х годов.
Находясь один в комнате, я написал письмо тов. Ст. о том, какие перегибы на селе совершаются во имя сплошной коллективизации. Крестьяне превращаются в крепостных рабочих, совершенно не заинтересованных в коллективном производстве, от которого ему достаются палочки в расчетной книжке, называемые трудоднями. В случае каких-либо потрясений, крестьянство не будет сторонником социализма и, если найдется умный человек, то крестьянская стихия заставит голодать города и будет дестабилизирующим фактором, таким же, как и рабочие, если их поставить в положение крестьян. Коллективизация должна быть только добровольной и собственность должна быть частной, чтобы обеспечить конкуренцию с зажиточными крестьянами.
Письмо я написал печатными буквами и отправил из соседней губернии, где проходила учительская конференция, бросил его в приемное окошечко почтового вагона.
Письмо до адресата дошло. Я не скажу, что оно повлияло на ход истории, но вскоре была опубликована статья тов. Ст. «Головокружение от успехов». Органы НКВД бросились разыскивать автора письма. К нам тоже приходил уполномоченный НКВД и беседовал со всеми работниками наробраза, выезжавшими на конференцию в соседнюю губернию, не видели ли мы что-то подозрительное среди участников конференции и не отлучался ли кто из них в последний день работы конференции на вокзал. Чекисты стали работать точнее и профессиональнее, практического опыта им не занимать. Вряд ли кто видел меня, когда я бросал письмо, было темно, но осторожным быть нужно.
Глава 19
Моя популярность не прошла для меня даром. Вызвали меня в уездный комитет партии и говорят:
– Вот ведь как получается. Вы разбудили девочку, которую врач мертвой признал, а вас сразу прославили как чудесного целителя. Нам вашу популярность терять нельзя. Нужно поработать в сельской местности, да и город нельзя оставлять своим вниманием. Вы человек грамотный. Напишите-ка лекцию о том, что такое коммунизм, да и проедетесь по всем населенным пунктам уезда, расскажете людям, для чего им нужно будет поступиться своей собственностью и какое государство хотят построить большевики, в котором будут жить их дети. Недели вам хватит для подготовки лекции, а мы на работу к вам позвоним, что вы выполняете специальное партийное задание.
Пришел я домой в полном недоумении. Большевики сами прекрасно знают, что город Солнца никому не построить. Политика военного коммунизма м новая экономическая политика закончились. Идет индустриализация и коллективизация. Недовольство у народа большое. Как его успокоить. Наврешь людям, еще хуже сделаешь.
Пошел я в библиотеку и попросил библиотекаршу, девушку молодую, аккуратно одетую, тихую принести мне книги, где написано о счастье.
– Какие же это книги, - спросила она. - Может, про любовь?
– Про любовь будет потом, мне хотелось бы узнать, что у нас будет впереди, и какую жизнь мы собираемся построить.
– Хорошо. Если вы не торопитесь, то посидите здесь, полистайте газеты, а я буду приносить вам нужные книги. Но только у нас утопистов нет.
– Утопистов мне не нужно. Мне нужен какой-нибудь один реалист, который бы в одном труде расписал, каким должен быть человек, какими должны быть человеческие отношения, как мы будем жить и стоит ли ради этого положить свою жизнь на алтарь общества.
Девушка ушла вглубь стеллажей и исчезла. Раньше уездная библиотека была достаточно богатой. Стараниями заводчиков Демидовых и их потомков осуществлялось вспомоществование делу народного образования. Гражданская война и старания новых хозяев жизни значительно уменьшили книжный фонд.
Часа через полтора девушка появилась, вся расстроенная и в руках у нее была всего лишь одна книга.
– Вот, единственная книга, которая отвечает на ваши вопросы. Только вы не думайте, что я какая-то несознательная, я комсомолка и в комсомольской ячейке выполняю задание по атеистической пропаганде, но эту книгу я выбросить не могла, это тоже наша история.
Девушка подала мне книгу, на которой золотым тиснением было написано - «Библия». Интересно. Если больше ничего нет, то перечитаем и ее. Посмотрим, что скажет главный идеолог уезда по содержанию моей лекции.
– Спасибо, а как вас зовут? - вполне естественно спросил я.
– Катя.
– Спасибо, Катенька. Записывайте меня в вашу библиотеку и давайте вашу книгу.
– В библиотеку я вас запишу, но книгу записывать не буду, потому что она не числится в наших фондах. При последней инвентаризации мы ее «выкинули».
– Тогда и я в библиотеку записывать не буду. Или записаться?
– Запишитесь, пожалуйста, я для вас любые книги доставать буду. И даже без паспорта запишу, с одних ваших слов. А вы расскажете, как вы воскресили девочку?
– Я ее не воскрешал, она просто крепко спала.
– А можно я вам буду помогать?
– В чем?
– В чем угодно. Что скажете, я то и буду делать.
– Ладно, посмотрим, а сейчас до свидания.
Девочка действительно выбрала саму подходящую книгу.
В первый же вечер я открыл тетрадь и начал писать.
«Тезисы доклада о построении коммунизма в России.
В коммунистическом обществе будут проживать:
Нищие духом, то есть простые люди, для них это общество и строится.
Все плачущие при коммунизме утешатся.
Все кроткие наследуют себе землю.
Жаждущие правды, найдут себе правду.
Все изгнанные за правду будут главными людьми в этом государстве.
Все милостивые будут помилованы и при коммунизме.
Чистые сердцем узрят Вождя нашего.
Миротворцы будут названы сыновьями Вождя.
Законы коммунистического общества или моральный кодекс строителя коммунизма:
Не убивай. Примирись с братом своим и со своим соперником
Не прелюбодействуй. Не давай жене развода и не женись на разведенной. Если не можешь, вырви себе ненасытный глаз и отруби непослушную руку.
Не преступай клятвы, но исполняй перед Вождем клятвы свои. Или не клянись вовсе, потому что все принадлежит Вождю. Пусть слова будут ваши - да, да, да. Все другое от лукавого.
Не противься злому. Если кто-то хочет взять твою последнюю рубашку, отдай ее. Просящему дай и от того, кто хочет взять у вас взаймы - не отворачивайтесь.
Не подавайте милостыню на виду у других людей - никто этого не оценит.
Когда находитесь без пищи во имя вождя, не делайте хмурые лица, чтобы все видели, что вы без пищи - Вождь этого не оценит.
Не служите двум Вождям.
Не заботьтесь о том, что вы будете есть и пить. Это забота Вождя.
Не судите сами. Вождь назначит, кто будет судить.
Достаньте соринку из своего глаза, а потом уже помогайте другу очистить глаза.
Не кормите свиней бисером и не бросайте партбилеты псам.
Просите и подадут вам, ищите и найдете, стучите и вам отстучится.
Берегитесь агитаторов капитализма. По одежде и плодам их узнавайте.
Не ломитесь в раскрытые ворота, идите в маленькие калитки, потому что они ведут к истине.
Только Вождь сможет накормить всех тем, что у него есть, а тем, что останется, он снова наполнит все амбары и еще продаст соседям, чтобы иметь деньги для коммунизма.»
Глава 20
Ровно через неделю я отнес конспект лекции в уком партии.
Посмотрели.
– И это все?
Сказали, чтобы зашел через два дня.
Через два дня секретарь по идеологии, фронтовик, рабфаковец, сказал:
– Мы тут всем укомом читали и ничего не поняли. Что за нищие духом, почему они являются движущей силой коммунизма?
– А вы считаете, что мы должны сказать всем неграмотным, малограмотным и недалеким людям, что мы вас с собой в коммунизм не возьмем? Это сколько же людей мы оттолкнем от себя. Умного не уговоришь, а для простого народа такое приятно слышать и легко понять.
– А почему главными будут те, кого сейчас изгнали за правду?
– Ну, если прямо, то их не за правду изгнали, а за то, что в колхозы вступать не хотели. Так хоть дети их нашими врагами не будут, и сосланные тоже будут надеяться, что при коммунизме их правда восторжествует.
– А вы думаете, восторжествует?
– Еще как восторжествует.
– А что за примирение с классовыми врагами?
– А это, пожалуй, самое главное, пора нам гражданскую войну заканчивать, вот к коммунизму мы ее и закончим.
– А когда мы коммунизм построим?
– А это как скажет наша партия и наш Вождь?
– А кто у нас вождь? Тов Л (У) умер шесть лет назад.
– Мне кажется, если вы не знаете, кто у нас Вождь, то есть люди, которые вам втолкуют не только его имя и отчество, но и его биографию от первого до последнего слова.
Секретарь побледнел и сказал:
– Лекция неплохая, но тезисы с нашими комментариями мы отправим в губком партии на утверждение и потом сообщим результат.
Ответ из губкома пришел через две недели. На фирменном бланке с угловым штампом было написано: «Тезисы лекции не раскрывают суть поставленной цели, но они не противоречат генеральной линии нашей партии и поэтому могут быть рекомендованы для чтения опытными лекторами в трудовых коллективах и в сельских поселениях. Главное - не убедить, а посеять семена прозрения для несознательных элементов в среде крестьянства, рабочего класса и трудовой интеллигенции. О действенности агитатора тов. N подготовьте аналитическую записку для изучения опыта. Первый секретарь губкома Селезнев».
Добро на чтение лекций дано. В наробразе мне оформили командировку для чтения лекций в восьми волостях. Волости это по-старому, по-новому это сельсоветы, хотя суть от этого не меняется. Всего в волости одна деревня или сельцо, пара хуторков да нарезанная для коллективной обработки земля. И власть волостная - председатель сельсовета и председатель колхоза, и каждый тянет одеяло в свою сторону. У председателя колхоза сил больше, потому что у него парторг по штату есть, который может подойти к председателю сельсовета и сказать:
– Ты что, против линии партии выступаешь?
Вечером в сельский клуб собралось человек тридцать мужиков. Сели степенно по лавкам. Задымили самокрутки. Давай, лектор, просвещай, да недолго, завтра чуть свет вставать.
Про генеральную линию партии слушали сосредоточенно, но заметно оживились, когда я начал рассказывать о том, кто будет жить в коммунистическом обществе. Встал один мужичонка и говорит:
– Я вот неграмотный вообще, беден как сокол, дома серо по лавкам сидят, неужели и меня со всей фамилией в коммунизм возьмут? А ведь и не коммунист.
– На то и коммунисты сода посланы, чтобы подготовить каждого: имущего и неимущего, кроткого и не кроткого, милостивого и не милостивого, чистых сердцами и с темными замыслами, чтобы вы и дети ваши жили в коммунизме.
– А работать в коммунизме надо будет?
– Надо будет работать еще более активно, чтобы жизнь наша улучшалась.
– А вот я помню, что в церкви батюшка наш говорил почти что то же самое. Что всех нас, кто этого достоин, ждет царствие небесное. Так чем же коммунизм отличается от царствия небесного?
– Почти ничем, только одно на небе, а другое на земле.
– И там все будут такие, как ангелы?
– Все не могут быть ангелами, из падших ангелов получаются демоны. Чем меньше их будет, тем больше ангелов будет на земле. Быть ангелом не обязательно, нужно быть просто человеком и исполнять моральный кодекс строителя коммунизма.
– Вот, лешак тебя задери, ну чисто сказку нам рассказываешь. А когда этот коммунизм будет построен?
– Честно скажу - не скоро. Сначала нужно решить триединую задачу: построить материально-техническую базу, воспитать нового человека и стереть различия между городом и деревней.
– Неужели и мы в деревне будем жить как в городе?
– Даже лучше. Многие городские будут стремиться в деревню, чтобы чаще видеть раздолье нашей земли и прикоснуться к ее живительным корням.
– Понаприезжает городских, нам шагу ступить некуда.
– Так ты и сам будешь такой, как городской, о себе, дядя, говоришь.
– А вот у меня, человек хороший, рука не двигается. Как контузило в империалистическую, так и обездвижела. И доктора ничего сделать не могут. Может, посмотришь руку?
– Посмотреть-то я посмотрю, но я же не доктор и ничего сделать не смогу.
– Ты просто посмотри, мил человек, может и у меня будет так же как с той девчонкой в городе.
Кто-то уже разнес тот случай. Какие средства массовой информации - народная молва намного быстрее и эффективнее всех пропагандистов. Делать нечего. Подошел к мужику. Взял его руку. Внешне не повреждена, но мышцы атрофировались без движения. Нужно двигать рукой, а не получается, потому что заторможен центр в голове, который отвечает за движения именно этой руки.
– Сгибай руку.
– Не могу.
– Через не могу. Закрой глаза и скажи себе: «Я согну эту руку».
Мужик закрыл глаза, напрягся и вдруг рука чуть двинулась. Все так и ахнули. Мужик тоже себе не поверил. Попытался рукой еще двинуть и она немножечко двинулась.
– Вот видишь, все может человек. Будешь тренировать руку каждый день и через месяц сможешь для пробы кому-нибудь по сопатке съездить, а лучше в работу ее впряги, чтобы семеро по лавкам голодными не были.
Мужики засмеялись и всей гурьбой провожали меня до крыльца сельсовета, где мне накрыли ужин и постелили постель.
Глава 21
Лекция в другой волости началась уж совсем необычно. На околице деревни меня встретила делегация с хлебом и солью. Председатель сельсовета махнул рукой и подъехала телега, похожая на бричку, застеленная хорошим свежим сеном.
– Садитесь, товарищ лектор, мигом до клуба домчим.
– Давайте мы немного пешком пройдемся, ноги устали сидеть.
Деревня была такая же, как и все деревни в России. Почти одинаковые рубленые дома, какие-то более ухоженные, какие-то обветшалые, крытые соломой или уже давно почерневшей дранкой. И детишки под стать домам, то ли аккуратно одетые, то ли распоясанные, как из родители. Но все это были наши русские люди, со своими порядками и со своим укладом жизни, который не смогли нарушить никакие революции и раскулачивания.
Дорога между домами была разбитая и пыльная. Пыль жирная, как свежесмолотая мука, осыпалась слоями после проезда впереди едущей телеги. Мы шли по тропинке в траве, что росла возле плетней и где пыли не было, но чувствовалась свежесть от зеленой травы.
У клуба уже стояли толпы народа.
– Откуда у вас в деревне столько людей? Неужели все семьи такие многодетные?
– Это пришли из соседних деревень послушать вас. Слава прокатилась, да так быстро, что даже и не знаем, как всех в клубе разместить, может, по причине хорошей погоды трибуну вам устроим прямо на крыльце клуба, и мужики самосадом досаждать не будут, и бабы тоже к культуре приобщатся.
– Хорошо, давайте на свежем воздухе лекцию проведем. Прямо и сейчас начнем, чтобы людей не задерживать.
– Да как же вы прямо натощак и читать будете, мы вам и стол накрыли, и водочка из монополии есть, и овощи свежие, и щи в печке настоянные.
– Нет, начнем прямо сейчас. Люди будут голодные, а лектор с сытым лоснящимся лицом чаяния голодных людей не уразумеет. Скажите, чтобы рассаживались, а я сейчас папироску выкурю и начну разговор.
Я пошел к крыльцу клуба как вдруг ко мне в ноги бросилась женщина, которая с рыданиями просила помочь его сыну, здоровый парень, а родился слепым, немым и глухим. Помоги, батюшка, - голосила женщина, - помоги, кроме тебя ни на кого никакой надежи нет. Где-то захлюпали носами другие бабы, забурчали мужики и молоденькая белобрысая девочка за руку подвела ко мне здоровенного парня, беспомощного как ребенок в своей немочи. Ну что я мог с ним сделать? Ведь и вчерашний мужик повиновался лишь психологическому внушению, включив неработающий участок мозга. А этому как помочь? Один Господь Бог помочь может, да разве есть у кого такая вера в Бога, чтобы мочь по воде пройти аки по суху.
Когда человек рождается, выходя из утробы матери, он начинает дышать воздухом, кричит, слыша свой крик и открывая глаза, чтобы посмотреть, куда он попал из уютной материнской колыбели. Может и этот парень такой же. Родился, а воздуха вдохнуть не мог, крик не издал и ничего не услышал и не увидел.
– Когда он у тебя родился, он не кричал и не дергался?
– Нет, батюшка, такой же, как и сейчас. Помоги, нам батюшка!
Попросил я принести ведро колодезной воды да табуретку. Поставил ведро на табуретку, взял парня за голову и окунул в ведро. Крепко держал я его голову в воде, боялся, что утоплю его при всем честном народе, да только вырвался парень у меня из рук и закричал басовито так «а-а-а-а-а-», замотал головой и начал озираться во все стороны, как будто он только что родился. Схватил я платок с головы его матери да глаза и уши закрыл, чтобы не повредить слух шумом большим и глаза светом ярким от солнца. Парень что-то мычал, а я сказал матери, чтобы отвела его в темное и тихое место и постепенно начинала его учить говорить, и обязательно чтобы грамоте обучила. После этого я встал за импровизированную трибуну и начал говорить по конспекту лекции. Было на площади человек триста и не слышно было их, лишь кто-то кашлянет в руку и все стоят молчком. Закончил я читать, а читал недолго, минут тридцать, усталость какая-то навалилась, спрашиваю, какие у кого есть вопросы.
Председатель сельсовета шепнул мне, что хотят семьями ко мне подходить, чтобы проблемы изложить, но лучше это сделать после обеда, потому что ходатаев будет много.
Обед был приготовлен действительно на славу. Пара рюмок водки и хорошая закуска сняли то напряжение, которое я испытал с глухим и слепым от рождения парнем. Было предчувствие, что следующие встречи будут не лучше. Но ведь я же не Бог. То, что у меня получается, это результат лишь жизненного опыта да природной смекалки. А что будет потом?
Глава 22
И начался прием людей. Сейчас я понимаю врачей, которым приходится каждый день встречаться с большим количеством совершенно чужих им людей и выслушивать все их жалобы то ли на здоровье, то ли на обстановку, которая мешает им жить и вызывает недомогания. Вероятно, так же чувствует себя и Бог, к которому ежедневно и ежеминутно несутся миллионы молитв по самым разным вопросам и для всех он единственная и последняя надежда.
Пришли жители всех деревень, где я должен был выступать. Практически за сегодняшний день я выполнил план командировки.
Большинству пришедших на прием я давал советы показаться к врачу, потому что случаи были чисто медицинские, то порезы, то язвы, то фурункулы, то боль в животе, то твердый живот. Это я знаю - дело докторов.
Пришел мужчина один с дочкой. Сам на костылях. В конце гражданской войны подвернул ногу, думал так пройдет, а оно зажило так, что человек и ходить перестал. На костылях с места на место перескакивал. Жена умерла. Спросил - будет ли для его дочки счастье. Сказал, что будет у дочки счастье и именно он обеспечит его, прямо на выходе из клуба. Улыбнулся мужчина скептически и пошли они с дочкой восвояси. Прямо на крыльце он споткнулся и упал с лестницы, повредив больную ногу. И выбора у него не было: либо ногу бы сломал, либо сустав выправился. Но я здесь совершенно ни при чем. Встал мужик и хромая пошел, поддерживаемый дочкой. Эй, ты, - кричат ему, - костыли-то что, подарил кому-нибудь. Подбежала ко мне его дочка и руку поцеловала. Да за что? Я-то что сделал? Ведь это промысел Божий.
Последними пришли уже под вечер муж с женой. Возраста среднего, а бобыли. Не может жена родить, а, может, и муж виноват - семя бесплодно. Это врачи должны разбираться. И что от того, что разберутся. Люди любят друг друга, раз отсутствие детей не является препятствием для их совместной жизни.
– Что я вам могу сказать? Попробуйте представить себя молодыми и проведите ночь любви так, как это делалось нашими предками. Наденьте на себя венки из цветов и постелите себе мешки из-под зерна, если нет у вас мешков, зерном наполненных. Раньше новобрачным ложе устраивалось на ржи, как символе плодородия, которое должно передаться и людям. Если так не получится, то возьмите себе ребенка из детского дома. Счастье принесете безвинной душе и себе счастье обретете.
Потом я узнал, что зачали они ребенка и еще двоих взяли из детского дома. Видно, сошла на них Божья благодать.
Ночевать мне постелили в сельсовете. Ужинали мы с председателем как сослуживцы по Уральскому фронту. Сидели мы с ним почти до полуночи, то вспоминая, как шли бои, то запевая популярную: «По долинам да по взгорьям шла дивизия вперед, чтобы с бою взять Приморье - Белой армии оплот. Разгромили атаманов, разогнали воевод и на Тихом океане свой закончили поход.
Ужин готовила и накрывала на стол бобылка Надежда, женщина лет тридцати пяти, русоволосая и молчаливая. Проводив председателя, она стала убирать со стола, а я лег на покрытый рядном соломенный матрац на полу, почувствовав, как же я устал за этот день.
Надежда погасила лампу и пошла к выходу и тут я ее окликнул:
– Подойди ко мне.
Она подошла. Я взял ее за руку и потянул к себе. Безропотно она легла рядом со мной и отдала всю нерастраченную годами нежность и ласку. В пять утра она уже будила меня завтракать - бричка до города уже была наготове.
Уезжая, я обернулся и увидел Надежду, стоящую на крыльце сельсовета. Она мне посылала надежду на лучшее будущее.
Возница заложил слеги изгороди на околице и мы потихоньку поехали в город.
Глава 23
В губкоме остались довольны результатами моей агитационной поездки по волостям. Подождите, - сказали мне, - мы вас заберем к себе, умные люди нам нужны. Но время шло, а я продолжал работать в наробразе, курируя вопросы преподавания истории в уездных школах. Я категорически отказался вести прием желающих обратиться ко мне с просьбами, поэтому люди подкарауливали меня в самых неожиданных меня местах.
Конечно, мне было приятно увидеть счастливую мать с прозревшим, услышавшим мир и говорящим сыном. Парень усиленно занимался с учителями и чувствовалось, что его будут знать не только в его деревне.
Что можно было сделать со страждущими? Никто не сможет сделать всех здоровыми, счастливыми и богатыми. Людей увечных я, как мог, ободрял, клал руку на плечо, говорил какие-то добрые слова. Людям с неразделенной любовью советовал найти новую, видно Богу так угодно, чтобы он не был с той, кто не питает к нему чувств любви.
Мой авторитет рос день ото дня. Даже высокопоставленные чиновники губернского масштаба, я уже не говорю о районном начальстве, стремились договориться о встрече. Помог я только дочери одного чиновника. Она была без ума влюблена в американского киноактера Берта Ланкастера и дело сводилось к тому, что пройдет еще немного времени и девочка просто-напросто сойдет с ума. Ничто не помогало. Психоз. Только внушение может помочь. Но я не гипнотизер. Я погладил девочку по голове, напевая про себя «баю баюшки баю», и она вдруг начала валиться со стула. Я еле успел ее подхватить и положить на диван. Родителей я попросил выйти из комнаты. Девочка спала. Поглаживая ее по голове, я стал говорить про себя, что Ланкастер - старый козел, а ее ждет прекрасный принц на белом коне, который служит в пограничных войсках командиром, где он охраняет границу. Через несколько лет они встретятся и она выйдет за него замуж. У них будут двое детей, мальчик и девочка, мальчик будет похож на нее, а девочка на отца. После этого я ушел. Ее отец потом приходил ко мне поблагодарить за исцеление дочери.
Неоднократно ко мне приходили люди достаточно известные и просили рассказать, что нас ожидает в ближайшее десятилетие. А что нас ожидает в ближайшее десятилетие? Я же не астролог и не прорицатель. Если бы я знал, что будет, то, вероятно, не сидел бы на одном месте, а был бы всегда в гуще событий для своей же пользы. Но я работаю чиновником средней руки в наробразе. Хотя иногда в моменты, когда я еще не заснул, но уже начинаю засыпать, мне видятся картины из жизни, которой еще не было. Вот это, наверное, и есть будущее. Правда, оно какое-то серое. Туманный день. Похороны какого-то партийного деятеля. У гроба тов. Ст. Карлик с мотками колючей проволоки. Люди, которые этой проволокой отгораживают свои бараки от внешнего мира. Летят и падают огромные самолеты. Огромные железные машины рушат дома. Неужели эти кошмары и есть наше будущее?
Неблагодарное дело предсказывать кому-то будущее. Вестника либо награждают, либо казнят. А происходящие события не разбирают, кто будет вестником. Стоит только появиться человеку с прорицательскими способностями, как он становится опасностью для государства и его либо убивают, либо изолируют от общества. Быть таким человеком мне не хотелось.
Правда, меня никогда не покидало предчувствие, что мои бывшие коллеги не выпускают меня из своего поля зрения. Бывших чекистов не бывает. Поэтому я был осторожен и не заводил себе семьи, чтобы не стать уязвимым для своих бывших коллег. А вообще-то, что можно взять с обыкновенного учителя истории? Если поразмыслить, то учитель истории это заглавный элемент, который может формировать мировоззрение юных граждан России и потом эти граждане придут к управлению страной, помня, что им говорил школьный учитель.
Я чувствовал, что бесцельное сидение на одном месте становится опасным, но не мог ничего сделать самостоятельно, чтобы мне не пришлось отвечать на вопросы, в чем заключаются причина моих инициативных действий. Я не мог написать заявление с просьбой о переводе на работу в губернский аппарат - это было бы воспринято как партийная нескромность и карьеризм. Уехать самостоятельно - значит не подчиниться партийной дисциплине путем неисполнения партийного поручения по работе в уездном отделе образования. Придется сидеть и ждать, когда обо мне вспомнят, и плыть по течению волн времени и обстоятельств.
Я прекрасно понимаю своих высших начальников. Если меня сейчас возьмут и переведут на работу на губернский уровень, то союзное руководство задаст вопрос, а почему вы так долго держали в провинции такого талантливого и способного человека, слава о котором опережает его самого. Значит, губернские начальники виноваты и им будет поставлено на вид с вытекающими отсюда последствиями.
Проблема решилась без вмешательства губернского управления образования. В Ленинграде убили тов. К. Враги советской власти пробрались в Смольный и совершили злодеяние против виднейшего деятеля партии и правительства. Многие поговаривали, что за этим делом стоит тов. Ст., видевший в тов. К. своего соперника в политике. Когда дело слишком просто, то все пытаются его усложнить, чтобы придать делу важности. Любовная интрижка, в которой пулей поставил точку обманутый муж, превратилось в дело государственной важности. На похоронах был тов. Ст, он стоял рядом с гробом, как в моих неясных видениях. Значит, все идет по плану. Народ распустился, стал образованнее и начал сомневаться в гениальности единственного продолжателя дела тов Л (У). Нужен повод, чтобы повырубить разросшийся кустарник, а он и подвернулся как раз во время. Кроме политических целей, нужно было решать обыкновенные нравственные вопросы, но кто поверит, что нет никакой политики в том, что высший государственный деятель превратился в обыкновенного стяжателя, спекулянта или растлителя детских душ. Все равно в каждом деле будут видеть политику, так пусть и видят эту политику. Главное, чтобы исполнитель был готов на все.
Нашелся и исполнитель. Деревенский дурачок, который на деле оказался исполнительным бойцом Красной Армии, малограмотным, но активным партийцем. Если такой человек говорит - «есть!», то так оно и будет, приказ будет выполнен. В деревнях про таких говорят: заставь дурака Богу молиться, так он себе и лоб расшибет. На всех постах его уберегали от расшибания лба, передвигая по служебной лестнице дальше, пока не присвоили ему звание генерального комиссара государственной безопасности. Настоящий царь второго ранга. Генеральный номер два. Все боялись кремлевского карлика. Начались политические процессы. Посыпались головы партийных работников, военных, ученых, артистов, рабочих, колхозников даже только за то, что проходя мимо портрета тов. Ст. шевелили губами, вероятно, говорили хулительные слова. Огромные потери понес наркомат путей сообщения, затем само ОГПУ, расплодившее в своей среде злейших врагов. Наркоматы стали соперничать друг с другом, кто больше выявит врагов. Сосед стучал на соседа. Брат стучал на брата. Сын доносил на отца. Мать доносила на сына, жена доносила на мужа, муж - на жену. Все низменное, прятавшееся в человеке, выскочило наружу и стало праздновать свой шабаш. Каждый считал своим долгом отчитаться в том, что он самый безвредный член общества и ничего не сделает во вред, а, если надо, то всеми силами поможет выявить врага. Но поэты писали стихи и оказывались в застенках, певцы пели песни и отправлялись в лагеря, ученые, делавшие открытия всемирного значения, арестовывались и расстреливались как враги, все самое перспективное объявлялось сатанинским, то есть империалистическим и преследовалось. Самой опасной стала история как наука о прошлом и о настоящем. Историки оказались носителями знаний, которые возбуждают неправильные мысли у населения. Оказалось, что история началась с 1917 года, а до этого был каменный век, где люди жили в шкурах на положении рабов и ненавистных империалистов и царей.
Как ни спасала меня судьба, но пришло и мое время.
Глава 24
Повестка.
Военнообязанному такому-то необходимо прибыть в военный комиссариат такого-то уезда для проверки военно-учетных документов. При себе иметь военный билет, приписное свидетельство. Военный комиссар майор Федотов.
Мелким шрифтом внизу: в случае неявки вызываемый может быть доставлен в военный комиссариат в принудительном порядке.
Вроде все нормально. Командир запаса. Неоднократно уже был в военомате.
В военкомате мне вручили предписание прибыть в губернский город на двухмесячные военные сборы командиров запаса. При себе иметь сухой паек на двое суток.
Военный лагерь стрелковой дивизии был базой для проведения сборов командиров запаса. Быстрая медицинская комиссия.
– Здесь шрам - есть запись в мед книжке.
– Контузии?
– Были.
– Нехорошо, а как себя чувствуете?
– Хорошо.
– Пишем, здоров.
Кадровое отделение.
– Так, были начальником Особого отдела стрелковой дивизии. Звание полковой комиссар. Звание нужно будет подтверждать и проходить аттестацию. Пока вы будете батальонным комиссаром, две шпалы в петлицы, поздравляю вас.
– Спасибо.
– Сейчас на вещевой склад обмундировываться.
Вышел со склада в новой форме. Не все подогнано по фигуре, но все сидит привычно. Хромовые сапоги обомнутся, гимнастерка обносится и ремень портупейный колом стоять не будет. Две рубиновые палочки в петлицах. Не зря в гражданскую войну служил.
В группе старших командиров нас было пятнадцать человек. Назвали взводом старшего комсостава. Теоретические занятия по новым видам вооружения и тактике его применения. Не так-то много нового оружия появилось. Кавалерийская подготовка. Гимнастика по утрам. Экзамены и аттестация. Заключение - переподготовку прошел успешно, аттестуется по прежнему воинскому званию - полковой комиссар. Добавил третью палочку. С товарищами обмыли, как полагается. Шпала в стакане водки. Выпиваешь и ловишь знак губами. Говорят, что так делали в старой царской армии. Вредные привычки кочуют из армии в армию.
Утром выдали предписание - явиться в распоряжение начальника управления НКВД по такой-то губернии. Срок прибытия такого-то числа. Основание: распоряжение УНКВД по такой-то области от такого числа № 666.
Ну и номер. Никак падшие ангелы в мое дело вмешались. Или, может, это мне Господом испытание приготовлено. Не знаю. Неисповедимы пути твои, Господи.
Прибыл в управление внутренних дел. ОГПУ упразднили, все вопросы безопасности переданы в народный комиссариат внутренних дел. Щит и меч стали носить и милиционеры, и чекисты, и пограничники, и везде малиновый кант.
Начальник управление лично принял меня.
– Здравствуйте. Очень рад. Давно о вас слышал. Докладывали разное. Но в основном хорошее. Ваша проницательность нам нужна. Опыт чекистский у вас большой. У нас большие потери. Столько врагов пролезло в ОГПУ, пользуясь попустительством тех, кто предал дело Ф.Э.Д. Светлая ему память. Вот бюст в честь его отлили из кастлинского чугуна. Отправил в подарок всем начальникам УНКВД и в центральный аппарат. Инициативу одобрили. Сделали заказ на отливание бюстов всех великих деятелей партии и правительства. Нужно заполнять открывшиеся вакансии. Мы назначаем вас начальником следственного отдела, карающей руки НКВД. Вот приказ о присвоении вам специального звания - капитан государственной безопасности. Звание капитан, а соответствует полковому командиру. Сегодня же смените петлицы. Комиссарские звездочки на рукаве - наш знак. Вам неделя на приведение в порядок всех дел по месту жительства и с понедельника на работу. Представим вас на общем собрании сотрудников управления. До свидания.
В принципе, достаточно было и этого монолога. Обо мне им было все известно, я не случайный человек в органах безопасности.
В уездной элите все в шоке. Ответственный работник НКВД работал в наробразе и знает всю подноготную местного общества, а в условиях усиления классовой борьбы в завершающей фазе строительства социализма можно иметь большие неприятности. Каждый считал своим долгом засвидетельствовать свое почтение мне, мешая собрать мой чемодан с вещами и упаковать мои книги. Некоторые книги вместе с библией я отнес в библиотеку Кате. Прощаясь с ней взглядом, я чувствовал, что теряю то, что мне ниспослано Небом, но я не мог брать ее с собой в пучину испытаний и в котел для варки человеческих судеб, чтобы не очутиться вместе там, где оказываются и честные люди, и откровенные преступники благообразного вида.
Пришла и бывшая моя квартирная хозяйка с мужем.
– Вот, хочу познакомить вас с мужем, бывший красноармеец. Если будет какая возможность пристроить его к ответственной работе, век благодарны будем.
– Не знаю. Но представится возможность, сообщу.
Опасное дело - оказывать кому-то протекцию. Когда человек тебе обязан, то это будет висеть над ним как проклятие, за которое он обязательно рассчитается с вами чем-то своим, чтобы никогда вас больше не видеть и знать, что больше никто не скажет, кому он обязан своим нынешним положением. Это относится и к людям, которые совершили кому-то зло. Человек будет стараться совершить еще большее зло, чтобы избавиться от того, что он когда-то совершил. Большее зло убивает меньшее зло и приносит успокоение злодею. Не от Бога это все.
Первый секретарь укома партии в воскресенье выезжал в губернский город и любезно пригласил меня ехать с ним.
Глава 25
Понедельничное совещание руководящего состава управления НКВД в губернии. Каждый начальник отдела и направления докладывает о результатах работы за прошедшую неделю и задачах на предстоящую неделю. Кто-то называет это утренней накачкой, но с самых ранних времен такие совещания называли емко и точно - «утренний намаз».
В кабинете начальника я сидел последним у длинного дубового стола.
– Представляю вам нашего нового товарища, начальника следственного отдела капитана госбезопасности товарища такого-то. Призван к нам из запаса, опытный чекист, особенно в вопросах раскрытия преступлений в воинских коллективах. Прошу любить и жаловать. Присаживайтесь на свое место. Вопросы к новому начальнику отдела есть?
– Пусть расскажет о себе, - сказал один из заместителей начальника управления, который, вероятно, прочел мое личное дело от корки до корки.
Я встал и кратко рассказал о себе. Других вопросов не последовало.
После совещания начальник представил меня личному составу следственного отдела.
– В субботу у нас читка приказов и распоряжений вышестоящего руководства, представлю вас личному составу всего управления. Ваш заместитель поможет решить вопросы в отделе кадров, в службе квартирно-эксплуатационного обеспечения и в других службах. Кстати, в кадрах порешайте вопрос вашей «прописки» в пределах руководящего звена минут так на тридцать. Сильно не тратьтесь, но все наши товарищи предпочитают водочку.
Организационные вопросы были решены быстро.
Провел совещание со следователями. Прежний начальник был арестован за либерализм к арестованным и укрывание агентов иностранных спецслужб от ответственности.
– Кто заметил факты его враждебной деятельности?
– Я, - гордо сказал мой заместитель. - Смотрю я, что все наши арестованные какими-то ангелами оказываются. Контра, клейма некуда ставить, а нам приказывают писать постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием состава преступления. Да как же это так. Человек воевал с поляками в 20-м году. Ходил потрахиваться к одной полячке да бимберу после любовных утех попить. Вот там его и завербовали, а полячку ему подсунули в качестве связной с польской «дефензивой» и его освободили. Сейчас мы снова арестовали вместе с женой. Он командир полка, допущен был к секретам и все секреты передавал жене своей, а она уже с польской разведкой связывалась по рации.
– А рацию нашли?
– Нет, спрятали хорошо и не сознаются.
– Считаете, что все поляки враги и агенты дефензивы?
– Все без исключения.
– Даже тов. Ф.Э.Д.?
– Как Ф.Э.Д.?
– А так, он поляк, в Польше родился и родственники его в Польше живут. Вы что хотите и его обвинить в связях с дефензивой? Не выйдет. Берите бумагу и пишите на мое имя рапорт о том, что вы считаете всех поляков врагами, в том числе и покойного тов. Ф.Д.Д.
Со сволочами нужно использовать сволочные методы. Не слушайте тех, кто говорит, что и вы тогда становитесь таким же сволочами. Человек, убивающий змею, змеей не становится. Человек, убивающий грабителя и насильника без всякого суда и следствия прямо на месте преступления, вершитель Божьего правосудия, а не грабитель и насильник. Клеветника нужно убивать клеветой. Человека неправедного - неправедностью в отношении него. Человек должен защитить себя сам. Если государство берет на себя защиту своих граждан, то оно и должно защищать. А как государства защищают своих граждан - мы знаем. Преступника трудно привлечь к ответственности, лучше оболгать потерпевшего, сказать, что он сам виноват в совершенном преступлении и ему лучше убраться в свою нору, чтобы не было еще хуже. Я защитился от своего заместителя сам, чтобы не стать его следующей жертвой. Не пройдет и двух дней, как он сам окажется в камере для арестованных, а мой сотрудник будет допытываться, за что он уничтожал невинных людей, кто дал ему такое задание. Я вынужден это делать, потому что и на меня в любой момент могут написать донос. Сейчас мне нужно очистить отдел от разной нечисти. Честные сотрудники меня поймут. Если мы станем единомышленниками, то мы сможем избавиться от социально опасных элементов, на которых не распространяются советские законы, но зато по этим законам чересчур сурово судят простых людей, за которых некому заступиться.
Практически это я и изложил в выступлении перед сотрудниками.
– Мы - санитары леса. Мы очистим наше общество от врагов, кем бы они ни были, и покажем, что Советская власть народная, для народа и пришла навсегда.
Несомненно, что все, о чем я говорил, разнесется по управлению и дойдет до руководства. Пусть знают, что новый начальник намерен взяться за дело круто.
Глава 26
Читка приказов в субботу перед обедом. Конец рабочей недели. Все дела оставляются на понедельник. Все отделы собираются в лекционном зале. Все руководство управления в президиуме.
Первый вопрос - представление начальника следственного отдела. Рассказал о себе. Вопросов не последовало.
Затем приказы по НКВД - присвоение званий, приказы об увольнении, приказы о наложении взысканий и снятии взысканий в качестве поощрения, приказы о признании недействительными подписей некоторых наркомов, начальников управлений НКВД, об арестах.
Третий вопрос - подведение итогов социалистического соревнования среди отделов управления. Отдел контрразведки критикуется за то, что количество агентурных донесений увеличивается не теми темпами, какие свидетельствуют об интенсификации агентурной работы. Пятый отдел - критикуется за снижение количества выявленных вредителей в среде интеллигенции. Самая благодатная почва для вредителей, а вы их не можете выявить. Чем вы занимаетесь?, - подытожил деятельность пятого отдела начальник управления. Досталось и следственному отделу. Сократилось количество арестов, на том же уровне остается количество выявленных агентов иностранных разведок, саботажников и террористов. Показатели должны увеличиваться, а не уменьшаться, - назидательно сказал всем начальник.
Последний вопрос. Поздравление сотрудников с днем рождения, с рождением детей, вручение поощрений.
Время обеда. Совещание закончено. Работать уже никто не будет. Будет послерабочее блаженство.
– Начальникам отделов и заместителям зайти ко мне в кабинет, - сказал начальник и направился в кабинет своего заместителя, где уже был накрыт стол для «прописки».
Подъемные деньги были неплохими, да и в магазинах при губкоме водилась всякая снедь и спиртные напитки.
Первый тост начальнику:
– Разрешите товарищи поприветствовать нашего нового товарища, боевого чекиста, специалиста по истории и психологии, и вообще хорошего человека. Принимаем вас в нашу чекистскую семью. Будьте здоровы.
Чокнулись, выпили, закусили.
– Так, товарищи, продолжайте, а мне нужно быть на проводе, вдруг позвонят сверху.
И ушел. Как говорят, «прописка» была пущена на самотек. Нашлись сослуживцы по Уральскому фронту, прошлись по местным женщинам, обсудили их достоинства и после четвертого тоста, вероятно, хмель немного в голову ударил, перешли к обсуждению вопросов работы. Проблемы такие же, как и везде. Нехватка транспорта. Центр давит, а как можно добраться до населенного пункта километрах в ста пятидесяти, куда нет транспортных маршрутов. Начальству не докажешь - давай и все. Давишь на оперов, вот они и исхитряются, кто как может, кто на оперативные деньги подводы нанимает, потом списывает их на разные цели, а в итоге нарушения финансовой дисциплины, привлечение к ответственности по партийной линии, а иногда и отдача под трибунал. Сказали, что я взял немного крутовато, но мой заместитель того стоит - сволочь еще та. Потом сам разберусь, кто есть кто.
Выпито было все достаточно быстро, остатки пиршества были собраны в газету и отправлены в урну. Газета была местная, но один из участников вечеринки развернул ее, чтобы посмотреть, нет ли портретов государственных деятелей.
Мне была выделена квартира недалеко от управления и я с удовольствием прогулялся по городу в начинающихся сумерках. Люди настороженно смотрели на меня. Вид военного в фуражке с малиновым кантом, комиссарской звездой на рукаве, портупее с пистолетом, синих галифе и скрипящих хромовых сапогах сам по себе настораживал, но не был опасен. Опасность шла от таких же военных, но приезжающих на черных легковых автомашинах или в черных фургонах с названием «воронок».
Квартира была отдельной, двухкомнатной. Бала кое-какая казенная мебель с жестянками инвентарных номеров. Был и необходимый набор посуды. На кухне электроплитка и старый алюминиевый чайник. Надо будет составить список того, что мне будет необходимо.
Мои два чемодана стояли посреди комнаты. Чемодан с одеждой я разобрал, а книги отнес в маленькую комнатку-чулан.
В маленькой комнате была поставлена солдатская кровать, заправленная так же по-солдатски темно-синим шерстяным одеялом с полосками в ой части, где должны находить ноги.
Приготовив и выпив чай, я быстро разделся и лег спать. Заснул я мгновенно.
Глава 27
Я лежал на теплой земле, положив голову на круглый камень, и смотрел на Большую Медведицу, отмеряя пять сторон ее ковша до Полярной звезды. Внезапно какой-то шорох привлек мое внимание. Кажется, что где-то рядом всхрапнула лошадь. Я приподнялся над землей, и что-то острое кольнуло мне под левую лопатку. В глазах сверкнули искорки, силуэты каких-то людей вокруг меня, и я стал тихо падать в черную бездну. Кто-то схватил меня за ноги и поволок в сторону. Ничего себе обращение, - подумал я, - неужели я такой грешник, что со мной можно так обращаться.
– Рустамбек, часовой убит. Убит и дежурный по заставе. Застава окружена, телефонная линия уничтожена, солдаты спят. Ты сам пойдешь резать урусов?
Человек говорил тихо, но голос его дрожал в предвкушении праздника жертвоприношения неверных Аллаху. Это все равно, что резать жертвенного барана, после чего готовится вкусное угощение, ожидаемое не только правоверными, но и гяурами, принесшими на царских штыках и водку, и белокурых красавиц, которые хотя и вкусные, но не сравнятся по трудолюбию и покорности восточным женщинам.
– Режьте их сами, я пойду резать начальника. Пусть эти собаки знают, что это наша земля, и мы на своей земле будем жить так, как велят нам наши предки. Я здесь хозяин, а не эти люди в зеленых шапках. Они и раньше не давали мне спокойно жить, а после революции совсем жизни не стало. Пошли джигитов, чтобы гнали караван к заставе, мы будем ждать их здесь.
Курбаши грузно повернулся и пошел к небольшому домику, где жил начальник заставы с женой и ребенком.
Когда я открыл глаза, то увидел караван, уходящий в сторону Ирана: десятка полтора верблюдов, нагруженных вещами, примерно столько же повозок с женщинами и детьми, охраняемые всадниками с винтовками за спиной. Я хотел крикнуть, но у меня у меня из горла вырвался хрип, и я никак не мог найти свою винтовку, чтобы выстрелить и привлечь к себе внимание. Что-то со мной случилось. Здоровье у меня крепкое, но я никогда не страдал никакими припадками и никогда не падал на землю без всякой причины. Левая рука совсем не подчинялась мне. Отлежал, что ли, - подумал я и попытался подняться, опираясь о землю правой рукой.
Кое-как поднявшись на ноги, я медленно пошел к зданию заставы. Левый рукав гимнастерки был каким-то твердым и липким, как будто я его испачкал вареньем, и варенье уже подсохло. Потрогав его правой рукой, я ощутил что-то липкое, попробовал это и понял, что это моя кровь. Что же случилось? На крыльце командирского домика что-то белело. Подойдя ближе, я увидел, что это лежит жена нашего начальника, на ее шее и на рубашке было что-то черное. Я заглянул в дом. Начальник лежал в белой нательной рубашке, прижимая к себе своего маленького ребенка. Темные пятна на рубашке говорили о том, что он был убит как мужчина и ребенок был заколот на его груди.
Еле переставляя ноги, я пошел к казарме. Было темно. Не горела даже трехлинейная лампа в комнате дежурного. Дежурный лежал у стола. В казарме солдаты лежали в своих кроватях, некоторые сбросили с себя легкие покрывала, как будто им внезапно стало жарко. И на горле и на рубашке каждого из них темнели в свете вышедшей луны темные пятна.
В комнате дежурного на столе не было телефона. Он лежал разбитый у стола. Черная эбонитовая трубка сломана, но тоненькие проводки не порвались. Я попытался звонить, а в трубке была тишина. Провода, к которым подключался телефон, были вырваны. Кое-как присоединил провода. Тишина. Где-то оборвали провод. Взяв телефонный аппарат, я пошел к видневшимся вдали столбам телефонной линии, и нашел оборванный провод. Аппарат ожил. Нажимая кнопку на телефонной трубке, я стал говорить в черные дырочки на трубке, но голоса не было и меня не слышали. Я стал беззвучно кричать… и проснулся.
Глава 28
Воскресенье било в глаза ярким солнцем. Встал. Привел в себя в порядок. Попил чай. Пошел в управление.
– Товарищ капитан, начальник управления уже у себя, просил зайти к нему, как подойдете, - отрапортовал мне дежурный по управлению, попутно доложив, что происшествий в губернии не случилось.
Пожав дежурному руку, поднялся в кабинет начальника управления.
– Что, не спится на новом месте, - с улыбкой спросил меня начальник - Присаживайтесь. Поговорим. Правильно начали работу, что осадили своего заместителя. Донес на своего начальника так, что дело забрали в Москву и там осудили на десять лет без права переписки. В его лице вы нажили страшного врага, поэтому подумайте, а о чем, я вам говорить не буду. Не маленький, сами догадаетесь.
Москва требует увеличения раскрываемости. Постоянно идут ориентировки о розыске диверсантов, саботажников, врагов народа и членов из семей, агентов иностранных разведок. Готовятся заговоры против нашей партии и против лично тов. Ст. Даже в нашей среде находятся сочувствующие врагам. Второй и пятый отделы добывают и проверяют оперативную информацию, седьмой отдел производит аресты, ну а тебе уже нужно провести следствие и подготовить дело в суд. Собственно говоря, по тебе будут судить о результатах работы управления. Вот ты скажи, почему твоя кандидатура всплыла? Да потому, что у нас сейчас война идет с внутренними врагами, а у тебя боевой опыт нетронутый. Социалистическая законность сейчас заключается в том, чтобы любым путем защитить права и интересы ни в чем не повинных граждан. А для этого мы должны жестко добывать от арестованных данные об их враждебной деятельности и нам достаточно только лишь устного или письменного заявления, чтобы суд принял дело к рассмотрению. Так как люди к нам поступают непростые, то и решения по делам выносит тройка: прокурор, начальник управления НКВД и первый секретарь губкома партии, чтобы ошибки не вышло, чтобы невинный человек не пострадал. Пусть тебя не удивляют внесудебные решения нашей троки, это лучше, чем расстрел от Верховного суда. Я на тебя надеюсь, внимательно почитай дела и смотри, чтобы каждое дело проходило через тебя, что каждый твой работник чувствовал твой неусыпный контроль. Будут затруднения, обращайся к замам или ко мне. Кстати, какое у тебя оружие? Наган. Хорошее оружие, только я начальнику артвооружения хвоста накручу, я же сказал, чтобы руководящий состав управления был вооружен пистолетами Токарева. Хорошая я скажу машина, как маленький маузер, врага не упустишь.
Напутствие предельно ясное. Пошел в отдел. Почти все сотрудники были на месте.
– А вы почему не дома? Я никому не приказывал работать в воскресение.
– Да тут столько работы, товарищ капитан, что если не уложишься в сроки ведения дела, то можно и выговор схлопотать, а там разборы на партсобрании, и звание задержат и да все покатится по наклонной. Уж лучше часа два-три в воскресенье поработать для пользы общей.
– Ну, раз так, то прошу по одному доложить о ведущихся делах. По одному у меня в кабинете.
Доносы были серьезные. Не пропустить их было бы преступлением. Выход на конспиративные встречи два раза в неделю. Проверка, нет ли слежки, применение ухода от наблюдения и появление часов через пять-шесть. Командир роты. Другой инженер на заводе вытер замасленные руки газетой и бросил ее в урну. Бдительный товарищ поднял и увидел, что инженер специально обтирал руки портретом тов. Ст. Анекдот о Политбюро. Анекдот про тов. Л(У). Анекдот про тов. Ст. Восхваление Запада. Попытка внедрения конвейера по заданию американской разведки. Изучает японский язык с целью бегства за границу на Дальневосточном участке. К месту и не к месту вставляет немецкие слова - немецкий шпион. Троцкист - рассказывает о путях построения социализма вразрез с линией партии тов. Л(У) и тов. Ст.
Боже, чего только не написано. Документ, что написано пером, то не вырубишь топором. Слово не воробей, вылетит - не поймаешь. Слово - серебро, молчание - золото. Вот за слова, некоторые платят тюремным заключением, а некоторым мы за слова платим денежным вознаграждением под расписку.
Что не хватало в делах, так это того, что представляет собой арестованный, как человек, как характеризуется в коллективе и какие у него отношения с тем лицом, которое донесло на него. Поставил задачу вызвать других свидетелей и подробно допросить. Увидите, что дела засверкают и сколько появится связей, которые раскрывать да раскрывать.
Взял себе пять дел. Что мне в этих делах бросилось в глаза, не знаю, какая-то особенность отобранных мною людей. Сомнительно, что они враги народа, но никогда нельзя не верить первому впечатлению. Первое впечатление всегда правильное. Пусть даже через год, пусть даже через два, но первое впечатление всегда подтвердится. Самая крепкая любовь - с первого взгляда. Быстрая и на века.
– Кстати, а кто жил в квартире, которой я сейчас обитаю?
– Жил там начальник особого отдела стрелковой дивизии. Из пограничников, дрался с басмачами, тяжело был ранен, потом окончил школу ОГПУ и назначен на работу в Особые отделы. Только назначили начальником отдела и сразу же отправили на Дальний Восток на укрепление Особой Краснознаменной Дальневосточной армии. Там сейчас дела завариваются с командованием армии в связи с не совсем удачными действиями на Китайско-Восточной железной дороге.
Видно, дух этого пограничника остался в комнате и мешал мне спать. В эту ночь возьму в руку найденный крестик, может и поможет.
Больше в квартире кошмары мне не снились.
Глава 29
Когда я разобрался с машиной следствия, мне стало действительно нехорошо. Это был конвейер уничтожения. Раз арестован - следовательно виновен. Раз виновен - получи наказание. Люди, закрывавшие дела за недоказанностью состава преступления, увольнялись из органов и подвергались последующим репрессиям. Стимул был обозначен четко - и все работали, чтобы не оказаться в жерновах этой мельницы. Сюда мог попасть любой. Никто не был застрахован от тюрьмы - ни номенклатурный работник, ни рабочий и крестьянин, ни представитель гнилой интеллигенции. Здесь все были равны - подследственные. Все делалось на видимом уровне соблюдения принципов закона - получение информации, сбор доказательств, возбуждение уголовного дела, арест с санкции прокурора, помещение в следственный изолятор, документирование умыслов или практических фактов проведения враждебной деятельности, передача документов в суд. Все на основании действующего уголовно-процессуального Кодекса. Рассмотрение дела в суде. Приговор в соответствии с действующим уголовным Кодексом. Ничто нельзя признать незаконным, если бы не взятая в абсолют практика использования оговоров и самооговоров подследственных.
Вот оно искушение властью над человеком. Отвернуться от этого дела, отринуть его от себя, значит дать волю темным силам вершить свои неправедные дела. Кто эти темные силы? Это люди, развязавшие террор против своих политических, технических, научных, культурных, кухонных, рыночных, квартирных и других противников. Темные силы среди оговоренных, и темные силы среди оговоривших. Как разобраться в этом месиве, вероятно, не знает никто.
Японская разведка в период войны в Китае так усиленно использовала китайскую агентуру и своих сотрудников под прикрытием китайцев, что в конце концов перестала понимать, кто и на кого работает: то ли китайская агентура на японскую разведку, то ли японские сотрудники на китайскую разведку, и все вместе на интересы Коминтерна. Проблему решили легко - уничтожили всех до единого, чтобы ошибки не было, и стали создавать новую разведывательную службу.
Особняком стоят уголовные элементы, для которых нет ничего святого, кроме наживы на страданиях людей и которые отнимут у людей последнее, чтобы прожрать его и пропить в притонах или подарить своей марухе замазанное кровью платье или срезанное вместе с пальцем кольцо. Об этих душа не болит. И не трогают сказки о том, что вот жизнь плохая довела до преступления. До преступления доводит алчность и нежелание трудиться честно для добывания пропитания себе.
В период гражданской войны большевики устраивали массовое уничтожение захваченных в плен военнослужащих Белой армии. Вор, почувствовавший кровь, перестает быть вором, он становится убийцей и уже не может остановиться. Это же можно отнести и к большевикам. Воры, грабители, террористы, убийцы неповинных людей сейчас носят высокие звания, носят генеральские лампасы и шинели с красными отворотами, имеют дворянские привилегии, прислугу, обряжают жен в меха и в золото, сами не брезгуют прихватить оставшееся имущество убиенных ими. Так, может, это для них кара Господняя и я ее орудие. Может, это часть Апокалипсиса для отдельно взятой страны, как и социализм для отдельно взятой страны. Может, для искупления грехов человечества в мир наш уже пришли конь белый, и на нем всадник, имеющий лук и венец; конь рыжий и всадник на нем с большим мечом; конь вороной и всадник на нем с весами; конь бледный - имя которому смерть, и ад следовал за ним. России только дана передышка. Где-то уже стоят семь ангелов с трубами, которые придут не только в Россию, но и пройдутся по всему миру, что бы объявить волю Господа нашего и принести наказание за грехи.
Взял отобранные для себя дела. Привели ко мне на допрос научного работника, заведующего химической лабораторией. Обвинен в проведении работы по уничтожению научных кадров и присвоению себе научных открытий. Заявление коллективное. Листаем дело, вот шесть доносов на своих сотрудников. Сотрудники указаны в заявлении и перечень их работ. Сравниваем характеристику института на заведующего лабораторией: принципиальный, строгий руководитель, поддерживает молодых сотрудников, автор перспективных работ и список. Опять же список совпадает с тем, что указан в заявлении. Налицо круговая порука во всем руководстве института, липовые профессора и академики. Берут под свое крыло перспективного сотрудника, становятся соавторами, а потом ученика побоку, и автор остается единственным. Премии ордена, чины, почет. А что скажут? Да если бы не мы, да не наши имена, вряд ли бы кто-то взглянул на молодого и неизвестного сотрудника. Это мы двигатели науки и ну так и нужно с нами делиться своими научными открытиями. А не хочешь, как хочешь. Иди, гуляй. На Руси таланты еще не перевелись, найдем другого самородка. Это сколько же Ломоносовых получило коленкой под зад? Сколько открытий, нужных стране и являющихся славой России в мире провалилось в тартарары? Если говорить субъективно - то это прямой саботаж науки, государственное преступление, совершенное из корыстных побуждений. И руководство института тоже прощупаем на предмет беспринципных карьеристов и коррупционеров, принимающих бесталанных родственников на научные ставки.
Вот сами посудите, чтобы вы сделали на моем месте? Оставили бы все так, как есть. Пожурили бы губителя человеческих судеб и пусть дальше гробит наши научные кадры? Что, может его на пятнадцать суток все-таки посадить? А вы поставьте себя на место тех людей, кто вылетел из науки за несговорчивость и за принципиальность. Давайте, и мы с вами так же поступим. Отберем у вас все и дадим пинка под зад. Не нравится? Тогда занимайтесь своими делами.
Если придать делу такой оборот, какой он есть на самом деле, то мы бросим тень на крупные научные кадры, чем повредим авторитету нашей науки вообще. Так, в план работы вызов ректора института на беседу для предупреждения о том, что если не будет установлен контроль за авторством и соавторством, то уважаемый ректор сядет вслед за начальником лаборатории.
Протокол допроса подследственного.
– Вы предупреждены об ответственности за дачу заведомо ложных показаний?
– Да.
– Расскажите о том, как вы устранили от исследований перспективного работника S?
– Не такой уж он перспективный. Я ему дал тему по плану, а не ту, которой он занимался в свободное время. Ну, повезло ему. Получилось так, что незапланированная тема стала как бы профилирующей для всей лаборатории. А откуда она появилась, эта тема? Начальник лаборатории не знает, чем занимаются его сотрудники. А материальные траты на электроэнергию, химические реактивы…
– Вы говорите об этом так, как будто лично платили из своего кармана. Государство создало этот институт, чтобы таланты могли проявить себя во славу родины, а не для того, чтобы попрекать ученых каждым киловаттом электроэнергии. Продолжайте.
– Для того, чтобы прикрыть молодого научного сотрудника я и предложил соавторство этой работы. В этом нет ничего удивительного. Так и написали - авторы я и он. Естественно, что впереди пишется старший по должности. За работу нас премировали в соответствии с нашими должностными окладами. Вот он и обиделся, начал разводить склоки, настраивать коллектив против меня. Рассмотрели вопрос на комсомольском собрании, признали его поведение неправильным и вообще ему порекомендовали поискать работу в другом месте. А то, что открытый эффект назван моим именем, так не все ли равно, кто его открыл, главное есть эффект. И в армии не так важно, кто лично совершил подвиг, а войска генерала Брусилова совершили героический прорыв. Так и у нас.
– А с другими сотрудниками, как получилось?
– Да примерно так же. Молодые ученые все на одно лицо, задиристые и самолюбивые, а такие в науке мало чего достигают, если не работают отдельно от всех.
– Я смотрю, вы лет пять назад были в Париже на научном симпозиуме, как раз по тематике, имеющей отношение к работе вашего института.
– Да и мы там выступили с развернутым докладом, общались со многими нашими коллегами из Франции и других стран и получили высокую оценку своей деятельности.
– А сейчас расскажите, как вы были завербованы французской разведкой, и кто вам ставил задачу по уничтожению советских научных кадров.
– Что вы, я никем не был завербован. Это все обыденная жизнь. Обыкновенная институтская жизнь, кто-то кого-то подсиживает, кто-то кого-то очерняет, чтобы занять соответствующее место в иерархии и иметь возможность эксплуатировать труд младших научных сотрудников для проведения собственных исследований при поддержке кого-то из профессоров, член-корров или академиков. Так везде делается. И не я один.
– О ваших связях мы поговорим подробнее. А сейчас начнем с вопроса вашей вербовки французской разведкой. На чем они вас взяли: на женщинах, на злоупотреблении спиртными напитками, на деньгах, на славе, на обещании вытащить вас в случае провала? Отвечайте, чего рот раскрыли? Или вы хотите рассказать, что являетесь частью заговора академиков? Давайте. Секретарь наготове, сейчас запишет, подпишете и пойдете отдыхать в камеру.
– Я не знаю, что говорить. Я ни в чем не виновен.
– Не виновны в том, что институт за последние семь лет не сделал ни одного существенного открытия и не внедрил ни одного изобретения в нашу промышленность, которая из сил выбивается для повышения обороноспособности страны? И по чьей вине? По вашей. Это вы сами все устроили. Или все-таки по подсказке господина Троцкого? Один вы никто. Вы вообще слизняк, не способный ни для чего без руководства. Так кто вами руководил? Академики, французская разведка или троцкистские элементы?
– А за что меньше дадут?
– Это вы у суда спросите. Если вы не хотите говорить, то у нас есть немало средств освежить вашу память. Вы же не в одиночке сидите, знаете, как это делается.
– Пишите. Я имел контакты с троцкистскими элементами, для которых чем в России хуже, тем для них лучше.
– Секретарь, записали? На сегодня достаточно. Подпишите протокол и возвращайтесь в камеру. И вспомните подробно всех троцкистов, с кем вы общались и какие задания выполняли. Конвой, увести.
Какая грязь. И грязь лучше оттирается грязью. За троцкизм он получит лагеря. Дадут ему немало, останется жив, но хоть науку трогать не будет.
Доложили, что пришел ректор института, в котором работал подследственный. Сам пришел, без вызова.
– Присаживайтесь, товарищ ректор. С чем пожаловали. Всегда готовы внимательно выслушать светил нашей науки.
– Я, милейший, пришел ходатайствовать за находящего у вас под следствием заведующего лабораторией, перспективного ученого, уже имеющего имя и кандидата химических наук. Он ни в чем не виновен, его просто оболгали недовольные им сотрудники.
– Значит, и вы тоже подтверждаете, что зав. лабораторией присваивал открытия своих сотрудников, а потом подводил их под увольнение, оставаясь единственным автором. И много у вас в институте таких? Скольких Ломоносовых вы пустили по миру?
– Да как вы смеете так разговаривать со мной? Что вы понимаете в науке. Подмастерье всегда работает на мастера, пока сам не станет мастером.
– Если он не из семьи мастеров, то в подмастерьях останется на всю жизнь. А я думаю, откуда у вас такие троцкистские мотивы? Ваш зав. лабораторией сознался в существовании троцкистского заговора в вашем институте. Возможно, что мы с вами еще встретимся по его вопросу. В каком качестве, не знаю. Но то, что мы нащупали коррупционное звено в вашем институте, кучку вредителей - это точно. Если у вас больше нет вопросов, то давайте я вам подпишу пропуск. До свидания.
Глава 30
Доложил начальнику управления о результатах допроса.
– Мы подозревали, что в институте дела идут не блестяще. Никакой практической отдачи для внедрения на предприятиях. Не удивительно, что там окопались троцкисты. Посмотрите и иностранные связи троцкистов. Тов. Ст. очень внимательно относится к этим вопросам. С боевым крещением. Докладывайте сразу по полученным результатам.
Шел домой со странным чувством то ли исполненного долга, то ли проведения уборки в захламленной комнате. Старые бумаги, пыль, грязь, канцелярские скрепки, завалившиеся в такие места, куда они никак не могли попасть под действием ньютоновских законов, даже специально забросить их туда, необходимы выдумка и сноровка.
Дома растопил титан, нагрел воды и вымылся в ванной. Надел белую полотняную рубаху из комплекта военного белья, выпил стакан чая и лег спать. В руке зажал найденный в иконе крестик. Высплюсь так, как не высыпался никогда.
Не надо терзать себя тем, что труд твой является неправедным. Любой труд является праведным. Чем отличается труд палача и забойщика крупного рогатого скота? Хорошо, дайте и забойщику в руки наган. Покажите отличия. А отличий-то и нет почти. Правда один убивает для того, чтобы это мясо есть, а другой убивает потому, что это мясо есть нельзя. И тот, и тот труд является нужным, регламентирован государственными росписями должностей и тарифными сетками оплаты. Причем труд палача оплачивается выше и ни один палач не афиширует свою деятельность, а забойщика скота по выходным приглашают соседи то ли свинку забить, то ли телку, а потом отведать свежатинки жареной с самогоном. Праздник, одним словом.
А люди, сживающие друг друга со света? Кто они. Уж точно не ангелы небесные, но они живут и хвалятся в душе, что перед такими, как они ни один человек устоять не сможет. А сколько людей прямо в глаза говорит гадости другим людям, доводя людей до нервных срывов или сердечных приступов. Это называется принципиальность и организаторские способности, которые мало чем отличаются от профессий палача и забойщика.
К каждому человеку нужно относится так, как он этого заслуживает. Мало надежды на то, что Всевышний покарает за дела его темные или отыграется на детях его. Когда придет время получить по заслугам, это будет человек умудренный жизнью, осознавший свои прегрешения и карать за грехи молодости будет совестно любому судье. Все должно делаться вовремя.
Придет время и меня спросит Верховный судья, а почем я это делал… Додумать я не успел и провалился в яму сна.
Глава 31
– Нет, ты все-таки объясни, сын мой, почему ты это сделал? Почему ты не убежал за какими-нибудь веревками, почему у тебя не скрутило живот, почему именно ты прибивал гвоздями тело Христа, царя Иудейского к кресту распятия? Пусть он не наш Бог, но мне кажется, что он будет нашим Богом, и что я тогда скажу Всевышнему? Скажу, что я породил сына, который распял твоего сына.
Старый римлянин сидел в своей лачуге на крепком деревянном табурете и расспрашивал вернувшегося с военной службы сына. Сын сидел перед ним, здоровенный детина, которого нужно женить, найти ему дело и обеспечить его жизнь и свою старость.
– Понимаешь, отец, у меня совершенно не было зла на этих людей. Они жили по своим законам, мы же поддерживали там законы Рима и помогали ихним первосвященникам поддерживать народ в повиновении Риму. Но вот что интересно, когда наш прокуратор предложил народу Иудеи выбрать того, кто достоин помилования - Христос или заклятый разбойник Варрава, то народ выбрал разбойника. Значит народ этот не достоин сына своего, который называл себя плотником из Назарета, а за ним толпами шли люди и славили его. Но потом, когда он оказался в опасности, то и толп народа не стало. Остались только несколько человек, которые ожидали на Голгофе смерти, чтобы взять тело и похоронить. Если бы не я прибивал Христа к кресту, пришел бы другой, который причинил бы ему больше боли и заставил бы больше страдать. Я же го страдания прекратил. Я был бы рад, если бы кто-то и ко мне так же отнесся, когда я буду принимать муки в том мире.
Я для себя сделал один вывод, отец, толпе верить нельзя - она не ведает, что творит. Об этом и Иисус говорит: «Прости им, Господи, не ведают, что творят». Все наши демократические выборы в Риме - это умелое манипулирование толпой через купленных агитаторов и мелкие подачки основной толпе, организация зрелищ и раздача хлеба в предвыборный период. И так до следующих выборов. Толпа имеет только разрушающее действие. Возьми наши легионы. Если мы смешаемся в толпу, нас разобьет любой противник. Но если наши легионы выстроены покагортно, каждый видит своего командира, свой флаг, то мы огромная сила, мы завоюем весь мир и слава Александра Македонского померкнет перед нами.
– Ну, и где сейчас Александр Македонский? Одно имя осталось, а все его завоевания живут сами по себе и вся Эллада сейчас в составе Византии. Вот тебе и Македонский. Чем больше мы завоевываем себе земель, тем более мы уязвимы от тех, кого мы завоевали. Мы как мешок с гвоздями. Каждый гвоздь старается вылезти наружу и пребольно уколоть хозяина. И получается, что гвозди нужны в строительстве, но не сейчас, и выкинуть их жалко и таскать на себе тяжело и больно. Каждая империя сама должна понимать, когда она должна распасться на отдельные части и заключить действительный мир с частями империи, чтобы вместе противостоять любым врагам. Одно нашествие империя отобьет. И второе отобьет, но на третьем нашествии она развалится даже без войны. Каждый думает только о себе и о том, как бы побольше урвать от империи. Кому нужна такая империя?
– Тихо ты. Накличешь беду на нашу голову. У первого консула есть некий человек, который руководит всеми соглядатаями. Потом приходят ликторы с топориками и уводят тех, на кого поступает донос. Редко кто возвращается домой. Вот тебе и демократия. К народу обращаются только тогда, когда нужно, чтобы плебс подтвердил, что он не против.
– Испугался? Раньше надо было пугаться. Можно было бы уехать из Рима в провинцию, но в провинциях империи римлян не любят и при любом восстании или распаде империи нам просто отрубят головы. Такие в империи порядки. Пока империю боятся и нас встречают дружеские улыбки. Только дела в империи становятся хуже, как эти улыбки превращаются в оскал.
– Ничего, отец, проживем. Все распавшиеся империи распадаются в новом виде. После римской империи придет германская империя. Германцы народ воинственный. Будут воевать, терпеть поражения и снова будут воевать. Вот с кого нужно брать пример. Мне рассказывал один человек из окружения этого Христа, что в германской империи люди создадут партию, которая сама по себе будет государством. Все партийцы будут носить военную форму, во всех областях и районах будут руководители- фюреры, и подчиняться будут верховному фюреру. Главными у них будут партийные солдаты с молниями на одежде. Вся империя будет поделена на профессиональные общества, которые будут входить в одну партию. Вот это будет демократия. Скажет фюрер что, а все сразу поднимают руку в римском приветствии и кричат «ура». И не надо народом манипулировать. Все четко и ясно: детский отряд, юношеский отряд, взрослы отряд, и в каждом отряде свой фюрер. Учителя в своем отряде, учены в своем отряде, артисты - в своем, гладиаторы - тоже. Вот это будет империя.
– И когда же это будет. Скоро, отец, через две тысячи лет от рождества Христова. Да, обманул тебя провидец, как же проверишь, правду он сказал или нет.
– Врал, конечно, но зато как ловко врал. А я пойду на службу к тому человеку у первого консула, который ликторами руководит. Есть у меня кой-какой опыт по Иудее, пригодится и здесь. Такие работники, как я, нужны везде и всегда.
– А что ты скажешь семье своей и детям, которые будут видеть, как ликторы забирают соседей, с которыми мы жили бок о бок десятки лет? Скажешь, что это и есть твоя работа?
– Не утрируй, отец. В этой работе есть свои особенности. Человек официально занимает одну должность, а неофициально делает другую работу. Да и не такие у нас соседи, чтобы замышлять что-то против сената и консулов. Иногда люди из разные классов и разного положения делают эту работу совершенно добровольно и без всякого принуждения и даже без оплаты, испытывая чувство глубокого удовлетворения от сделанного. Пойдем лучше спать, время позднее.
Только легли спать, как в ворота кто-то стал стучать и кричать:
– Именем первого консула открывайте ворота! Открывайте ворота! Открывайте ворота!
Глава 32
Я проснулся от стука в дверь. Пять утра. Схватил пистолет, подбежал к дверям, встал сбоку, спрашиваю:
Кто там?
– Товарищ капитан, тревога. Сбор в управлении.
Тревожный чемоданчик в стоит готовый. Быстро оделся. Плеснул холодной водой в лицо и побежал в управление.
В кабинете начальника управления собрались заместители и начальники отделов. Не было начальника седьмого отдела.
– Ввожу в обстановку. При аресте командира стрелкового полка полковник Эс. Произошла перестрелка. Полковник лично перестрелял всю оперативную группу, в том числе и начальника седьмого отдела. Застрелил свою жену и ушел в неизвестном направлении. Одному оперативнику, раненному сказал: «я не враг народа, живым не сдамся и семью свою на поругание вам не отдам». Это все забудьте. Вы должны знать, что затаившийся враг устроил засаду на оперативную группу и скрывается. Я так и доложил в Москву. Наша задача - найти и обезвредить врага народа. Учтите. Полковник профессионал Прошел две войны. Физически развит. Снайперски стреляет из любого вида оружия. К органам безопасности относится со звериной ненавистью. Взять его живым нам не удастся. Приказ - уничтожить. Уничтоживший будет сразу представлен к ордену. Каждому отделу свой сектор в городе. Тесно работаете с милицией. Силы воинских частей не привлекаем. Не надежные. Вперед.
Я со своими сотрудниками прибыл в районный отдел милиции. Довел обстановку. Раздал быстро сделанные и еще не высохшие фото. Приказ - уничтожить. Пошли по двое. Сотрудник НКВД и милиционер. Держали дистанцию, чтобы можно был вовремя подоспеть на помощь, и сразу двоим не оказаться под ударом. Прочесывали город до позднего вечера. Ничего. Где-то затаился или уже успел выехать из города. Прочесывание отменили. Перешли в фазу оперативно-розыскных мероприятий. На начальника управления страшно смотреть. Весь почерневший от переживаний и полученных нахлобучек.
В период репрессий ни один здравомыслящий человек не должен как баран идти в карательные органы, если у него есть оружие. Массовые репрессии - это всегда преступление. К массовым репрессиям можно свободно относить и ограничения свободы передвижения, печати и слова. Как только начались ограничения - жди массовых расстрелов и массовой посадки в лагеря, особенно в стране, вкусившей коммунизма, который ничем не лучше ислама - религии-идеологии, где человеческая жизнь дешевле ишачьих яблок.
Когда будет сопротивление массовым репрессиям, то и работники карательных органов будут чувствовать не хозяевами положениями, а врагами в собственной стране. Только поэтому в России было отменено право человека на оружие и право на самозащиту, отменено право неприкосновенности жилища и тайны переписки. Сколько же России еще предстоит мучаться, сто, двести лет? Лет через двести, может, Россия и встанет в ряд стран, где есть демократия, даже в ее искаженном смысле, но все равно демократия.
Около двух часов я возвращался домой. В темной подъезде мелькнула тень и твердый голос произнес:
– Прошу не делать лишних движений, я не причиню вам вреда. Я тот, кого вы ищете. Ваш адрес мне дал ваш учитель. Он сказал, чтобы я обратился к вам, если я окажусь в безвыходном положении.
– А он не сказал, что я должен сделать, если кто-то обратится ко мне от его имени?
– Сказал - вы должны меня сразу застрелить.
– Как вы познакомились с учителем?
– Он мой отец.
– Чем докажете?
– Он сказал, что вы мне дадите окно ухода на КВЖД и условия связи с ним.
– Почему же я ничего не знал о вас?
– Он думал, что нам больше не придется встретиться, попрощался со мной навсегда и сообщил о вас на крайний случай.
– То есть я должен полагаться только на вашу порядочность?
– Выходит, что так.
– Вы достаточно умно спрятались от погони. За вас уже обещан орден тому, кто вас застрелит. А у меня как раз ордена нет. Ладно, следуйте за мной.
Дела. Я и он на грани провала. Нужно его поскорее отправлять. Хорошо, что он в гражданской одежде. Документы его сожжем. Нужно посмотреть в документах репрессированных в архиве. Вряд ли кто хватится, что в документах расстрелянного отсутствует паспорт. Фотографию только подобрать похожую и отправить в локомотивное депо к старому другу учителя - машинисту паровоза. Они его как кочегара вывезут куда надо. Дня три ему нужно пробыть у меня. Как бы только кто-то в гости не напросился. Думаю, не напросятся, я еще не обжился. Скажу, что приглашу всех, как только хозяйку в дом приведу. Лучше немного поинтриговать, чем придумывать причины, почему я никого к себе не приглашаю. А почему я должен кого-то к себе приглашать? Обойдутся.
Документы подходящие я нашел. Бывший железнодорожник, Как он дернул какую-то ручку и заклинил ее, а паровоз все набирает ход и никто остановить не может. Так два состава и столкнулись. Вернее, не столкнулись, а один на большой скорости на повороте упал на другой. Хорошо, что поезда не пассажирские. Были жертвы в паровозных бригадах, ну и загремел парень под диверсию на железной дороге. Потом кувалдой выбивали рычаг, еле выбили. Все удивляются, как это у него получилось.
Через три дня ночью отвел его в депо. Сам был в гражданской одежде. Как бы пошел на явку с осведомителем. Сдал парня с рук на руки и встретился с источником, от которого получил информацию, что похожего человека видел, как он за городом садился в попутную машину с досками, ехавшую куда-то в московском направлении. Утром доложил начальнику управления.
– Точно, он, гад, в Москву пробирается, к своим покровителям, чтобы защиту у них искать. Там его пусть и берут сами. Он из нашей зоны ответственности вышел. Ты своих строго предупреди, чтобы при арестах людей с военным прошлым, партийных и советских работников учитывали, что у них может быть оружие. Если что, сами стреляйте первыми.
Начальник по настроению обращался к подчиненным то на «ты», то на «вы». Все-таки интеллигентное проскальзывало в нем. Сейчас у всех начальников обращение на «ты», если даже и подчиненный старшего его годами и опытом работы.
Через месяц я получил письмо «до востребования», в котором было только одно слово - спасибо. Добрался парень до своего отца. Путь ему в Россию уже заказан.
Глава 33
Почему мне снятся практически вещие сны? Квартира такая, или я слишком впечатлительный и постоянно думаю о том, а по-божески ли я делаю, проводя расследование по делам об антисоветской и террористической деятельности.
Вот дело токаря машиностроительного завода. Завод пока делает трактора для сельского хозяйства, а придет необходимость, танки будут делать. Расточник на крупногабаритных станках. Специалист высшей категории. Обтачивает валы для турбин гидроэлектростанций, для морских судов или коленчатые валы для морских дизелей или для дизелей-генераторов в отдаленные районы. Да на заводе на него все молятся. А тут поссорился с соседями на кухне коммунальной квартиры. Пьян был до невразумительности. И вот когда ему начали втолковывать про правила социалистического общежития, установленные тов. Ст, он сказал, что трахал все это социалистическое общежитие с первого этажа и до последнего вместе с вашим тов. Ст. И после этого вырубился. Нашлись доброхоты, написали, куда следует и парня, без опохмела взяли дома прямо тепленького. Ему говорят, а он ничего понять не может. Руководство завода ходатайствовало, госзаказ срывается, а парень смирный, если его не трогать, он тут недавно и директора завода матом обматерил за то, что свет в цехе переключали две минуты и без согласования с ним. И директор стоял и молчал. А что, прав токарь, это же не болтик какой-то точить, а вал для турбины. Потом ведь станок минут двадцать раскручивали и муфтой сцепления его подключали к суппорту, чтобы скорость примерно была такая же, чтобы не допустить погрешности в детали. Деталь огромная, и такой же точности требует. Дело выеденного яйца не стоит. Рассказать тов. Ст., он сам бы послал его на хер и этим бы дело кончилось. Все боятся дело парня прекратить, пришлось идти к начальнику управления.
– Прошу дело прекратить. То, что сказал вусмерть пьяный и раззадоренный рабочий преступлением не является. Наоборот, надо провести профилактику с доносчиками, потому что они письменно написали, что кто-то трахал социалистическое общежитие вместе с тов. Ст. Вот это действительное оскорбление нашего вождя. Такой же случай был в старые времена, когда в каждом кабаке висел портрет императора Николая Первого. И вот один пьяный солдат послал подальше портрет царя-императора. Солдата арестовали как за измену и хотели судить. Начали судить, а приходится в суде говорить, что особу государя императора послали в причинное место. Доложили царю, а он на письме написал: солдату такому-то объявить, что император Николай Павлович его тоже послал на хер, солдату дать по роже и отпустить, а портреты императоров в питейных заведениях больше не вывешивать.
Начальник посмеялся и говорит:
– Давай сюда постановление о прекращении дела за отсутствием состава преступления. Парня на завод, у них там госзаказ для ДнепроГЭСа срывается. А с заявителями разберись, как следует. Дело милицейское, а его нам суют.
Вызвал я парня, ознакомил постановлением и говорю:
– Считай, что ты заново родился. Можешь всем соседям рожи поперебить, но словами в отношении партии и правительства, вождей и социализма не бросайся. Во второй раз пойдешь на Колыму, там станков нет, кайлом будешь мерзлую землю долбить. Понял?
Парень аж заплакал. Отольются соседям его слезы. С заявителями я тоже провел работу, сейчас они не только заявления никуда писать не будут, но даже письма своим родным и знакомым перестанут писать.
Следующее дело. Военинженер второго ранга, начальник инженерной службы дивизии. Обвиняется в хищении и продаже технического спирта, а так же взрывчатых веществ. Есть свидетели покупки спирта и аммонитовых шашек. Спирт, естественно, для питья, а шашками рыбу глушить, хорошо что не террористам. А если бы это добро попали к террористам, наподобие тех, что до революции были, да нас бы давно разогнали за бездеятельность.
В процессе следствия выяснилось, что совместно с начинжем торговлишкой занимался и начальник связи, и тоже спирт, только качества лучшего, потому что через связь проходит спирт на медицинские нужды. Проверили дивизионное хозяйство - недостачи и в продовольствии, и в вещевом имуществе. А все началось с того, что жена начальника штаба начала щеголять бриллиантовым перстеньком и бриллиантовыми сережками. Понимающие люди отличают бриллианты от стекляшек или поделочных камней. Раскрутили, организованная преступная группа, в которой был задействован и командир. Планировались учения и занятия, они проводились, но на учебные цели выдавалось меньше всего того, что было запланировано, а списывалось по полной норме. Пайка солдата маленькая, а когда паек тысяч десять, то и сумма получается внушительная.
Что делать? Трибунал всем. Сроки будут небольшие без права занятия в последующем хозяйственных должностей. Пытались мне подсказать, мол, заговор военных. Какие заговорщики? Обыкновенные воры. Заговорщики, как правило, люди честности кристальной, но и они никуда не денутся.
Военные больше всего горели на том, что пытались доказать, что военная наука у нас в зародышевом состоянии, что солдат учим по методикам царской армии, не изучаем опыт армий других стран, вооружение не совершенствуется, кавалерия устарела, нужна механизация войск, да все это на больших совещаниях или в компаниях да под водку, а где водка, там без матов не обойдешься, а Особые отделы уже тут как тут. И начинаются репрессии в виде трибуналов: кого-то в лагеря, кого-то в запас, кого-то понижают в звании, кого-то на партийное собрание и если там будет формулировка, что способствовал снижению боеспособности армии, то срок офицеру отвешивался большой. Партийные органы работали не хуже Особых отделов. Существовала такая форма - партийно-политическая информация, то любой коммунист или комсомолец обязан был проинформировать политрука или вышестоящего политработника о всех замеченных, по его мнению, фактах вредительства, недобросовестности и халатности при исполнении служебных обязанностей военнослужащим любого ранга. И решения партийного собрания было достаточно для того, чтобы возбудить уголовное дело. И не только в армии, но и в любом трудовом коллективе. Поэтому, когда партия объявила о необходимости повышения бдительности и усилении классовой борьбы, все органы были завалены оперативной информацией и информацией из партийных, комсомольских организаций и советских органов, министерств и ведомств. В работе был завал. Дела просто штамповались. Нужен был вал. Статистика должна была идти с нарастанием, как это усиление классовой борьбы а количество вдруг уменьшается, значит, органы имитируют работу или в сговоре с контрреволюционными элементами. Всех, воров и не воров стригли под 58-статью.
Глава 34
Тут вообще произошло событие, которое перевернуло всю мою жизнь.
Прихожу домой, а у дверей моих не лесенке сидит Катя. Зав библиотекой. Рядом маленький фибровый чемоданчик. Платье в цветочек и туфельки на ремешке с белыми носочками. Сидит, привалилась к стенке и спит. Как же она узнала, где меня искать? Может, случилось что? Тронул я ее за плечо и говорю громким голосом:
– Станция Березай, кто приехал - вылезай.
Катя аж подпрыгнула вся, руками за чемоданчик, а потом увидела меня и вся закраснелась.
– Давай, вставай, заходи, рассказывай, какими судьбами здесь оказалась?
– А я к вам приехала, замуж за вас выходить, - и заплакала.
– Ну, что ты, девочка моя, разве от этого плакать нужно, радоваться надо, - приговаривал я, гладя ее то по голове, то по плечам, а рыдания все никак не стихают. - Я сам хотел ехать за тобой, да вот только работа все не отпускала, так недели через две сам бы приехал и сказал: уважаемая Катерина Ивановна, выходите за меня замуж, соскучился и жить без вас не могу. И еще боялся, что бы вы мне ответили.
– А я бы согласилась, - сказала Катя и засмеялась.
Боже, что за существа эти женщины, только что рыдала, а сейчас уже смеется.
– Ставьте чайник, чай будем пить с ватрушками. Сама готовила.
– Если сама, то я с превеликим удовольствием. А, может, ты хочешь подкрепиться основательнее, тогда пойдем в ресторан. Здесь очень недурно кормят.
– Нет, я в ресторан не хочу. А вы вправду хотели за мной ехать или просто так сказали, чтобы меня успокоить. Вот ведь, дуреха, втемяшила себе в голову, бросила все и поехала к вам. Нормальные девушки так ведь не делают? - спросила она и глаза ее снова стали наполняться слезами.
– Правда, я хотел за тобой ехать, а нормальные девушки только так и делают как ты, коня на скаку остановят, в горящую избу войдут, а взглядом - как рублем одарят. Добро пожаловать домой.
Катерина вся расцвела. Я так долго гнал чувства к ней, а они оказались взаимными и намного сильнее двоих. Это судьба, и от судьбы никуда не уйдешь, сколько бы ты от нее не убегал.
– Завтра отпрошусь с работы и пойдем в отдел записи актов гражданского состояния. У тебя паспорт с собой?
– С собой. Прямо завтра регистрироваться?
– Прямо завтра. Потом я друзей приглашу и отпразднуем нашу свадьбу. Ты фамилию свою будешь носить или мою возьмешь?
– Мужняя жена должна мужнюю фамилию носить, чтобы и дети были под этой фамилией, - серьезно сказала Катя.
– Давай, устраивайся в квартире. Сейчас я затоплю титан, воды нагрею, помоешься. Спать будешь пока на кровати, а я на кушеточке. После ванны наденешь армейское нательное белье, а я тебя более основательнее покормлю.
Пока Катерина приводила себя в порядок, я сбегал в ночной коммерческий магазин, купил вина, кусок ветчины, коробочку конфет и печенья.
Я отсутствовал минут двадцать а дома меня уже встречала фея в чалме из полотенца и в огромной нательной рубахе и подогнутых чуть ли не наполовину кальсонах с завязками. Как я ни сдерживался, но я засмеялся, увидев ее в таком виде. Еле успел ее остановить, так она бросилась переодеваться в свою одежду.
– Запомни, это сейчас твой дом и то, что я смеюсь, мне просто весело и ты смешная, и я просто счастлив от этого.
Мы выпили немного вина, попили чай с ветчиной, с конфетами и печеньем. И легли спать. Я провалился в свой глубокий сон и проснулся как обычно в шесть часов. Катя еще спала. На службу еще было рано, поэтому я занялся приготовлением завтрака. Поджарил оставшейся ветчины, хорошо заварил чай, налил в стакан. Все приготовленное поставил на большую разделочную доску, за неимением подноса пойдет и это, и отнес в постель спящей принцессе.
– Доброе утро. Завтрак подан.
Это нужно видеть самому, как любимый человек поглощает приготовленный тобою завтрак. Об этом пишут стихи, сочиняют баллады и описывают в романах. Я рассказал об этом всего лишь в двух строках.
Перед уходом на работу я забрал ее паспорт и сказал, чтобы она здесь обустраивалась. Что я знал о Кате? Совершенно ничего. Был бы я простой человек, то мне и знать о ней ничего не надо было, а так придется проверить ее по учетам, потому что я должен доложить о предстоящей женитьбе руководству и получить номинальное одобрение, чтобы будущая жена не состояла ни в родстве, ни в связях с теми, с кем мы боремся. Десятое подразделение через пять минут дало справку. Все чисто, нигде не значится и по связям не проходит, фамилия редкая, в глаза бросается. Доложил начальнику. Пригласил на воскресенье на свадьбу. Обещал прийти. Пригласил свой отдел и всех начальников отделов.
Регистрация брака прошла быстро. Написали заявление. Нас записали в книгу. Свидетелем стала сама регистраторша и секретарь из канцелярии. Мы расписались в книге записи актов гражданского состояния, нам поставили штамп в паспорт и в мое удостоверение. Поздравили друг друга поцелуем и пошли домой. Сотрудники обещали прислать жен на помощь.
Свадьба была скромной. Было где-то человек пятнадцать. Невеста с фатой на голове, я в мундире с работы. Поздравили нас, покричали «горько», выпили водки и разошлись.
– Вот так, Катерина, теперь ты моя жена и на тебя свалилась обязанность заботиться за великовозрастным ребенком, каковым являюсь я. Вот тебе все деньги, зарплата у нас раз в месяц, пятнадцатого, так что будем планировать жизнь по своим доходам.
– А я работать пойду.
– Пойдешь, пойдешь, только сейчас ты освойся в доме и присмотри, что нам нужно для обзаведения, чтобы гнездышко было уютным.
Мы так устали за эти дни, что в нашу первую брачную ночь мгновенно уснули, крепко обнявшись и чувствуя биение наших сердец. Только под утро я разбудил Катерину долгим поцелуем, который продолжался ровно столько, сколько мы могли выдержать, обладая друг другом. Обессиленные мы лежали в кровати, не в силах вымолвить ни слова, только счастливо улыбаясь друг другу.
Глава 35
Сейчас я женатый человек и у меня есть привязанность, которую я не могу бросить, если мне будет грозить опасность. В первую очередь я должен думать о своей судьбе, а затем о себе.
Я работал на губернском уровне и поэтому не могу похвастаться тем, что мы вели следствие в отношении великих полководце, писателей, ученых с мировых именем, широко известных артистов. Хотя наша губерния не последняя в Российской Федерации, тем не менее особо громких дел и процессов, которые освещались на весь СССР, у нас не было. Была рутина, решаемая внесудебными органами - тройкой, и лишь немногие дела доходили до суда.
Наконец пришел момент, когда тов. Ст. во всеуслышание заявил, что нарком НКВД наломал столько дров, что он его отстраняет от работы, а потом этого наркома и расстреляли. Новый нарком приказал пересмотреть все дела и всех невиновных вернуть. Часть следователей уволили. Нашего управления это не коснулось, потому что костоломов у нас практически не было, хотя, если брать по большому счету, то весь следственных отдел нужно было уволить во главе с начальником отдела, потому что мы допускали нарушения уголовно-процессуального кодекса и организовывали сильное моральное давление на подследственных. Да и принятая практика самооговора существует до сих пор и принимается в качестве применения мер без предоставления доказательств полученных показаний.
Возвращающиеся из лагерей старались свести счеты со следователями, что было характерно для центра. В губерниях эти случаи были редки, хотя один случай коснулся меня.
Однажды вечером я пошел на явку. Шла повседневная оперативно-розыскная работа. Начинало темнеть и я в штатской одежде уже подходил к дому, где должен был встретиться с осведомителем, как внезапно кто-то ударил меня по голове. Очнулся от того, что мне стало холодно и меня бросало из стороны в сторону в кузове полуторки. Я лежал связанный по рукам и ногам. Два человека в темной одежде и с закрытыми лицами сидели на деревянной скамейке ближе к кабине водителя. Ехали по какой-то проселочной дороге. Остановились в месте, где уже находились три человека. Меня вытащили из кузова и поставили на ноги. Стоять не мог и поэтому валился на бок. Сопровождающие меня держали под руки.
– Что, Христосик, приехал? В дороге не растрясло? Ты почему нас освободил, почему не довел дело до суда? Из-за тебя нас все считают предателями и доносчиками, которые выторговали себе свободу жизнями погибших и осужденных товарищей. За что? За что ты нас превратил в изгоев? Нас подозревают даже члены наших семей. Мы ничего не будем иметь от того, что привезли тебя сюда, но мы будем уверены, что будет меньше таких людей, которые не задумываясь ломают судьбы людей. Не всегда сострадание является состраданием. Сострадание, совершенное в корыстных целях, является корыстью. Сострадание, совершенное без просьбы того, к кому направлено сострадание, является подливанием масла в огонь несправедливости. Сострадание, повлекшее за собой зло, является злом. Ты совершил зло, не причинив нам тех страданий, которые отпущены нашем близким. Поэтому мы приговариваем тебя к страданиям, которые не прекратит никакое сострадание. Ты будешь распять вот на этой березе и умрешь в безвестности от голода или от холода и никто не придет к тебе и не поинтересуется, а что ты делаешь здесь. Ты будешь просить смерти в качестве милости, но твой пистолет будет лежать в твоем кармане и ты не сможешь до него дотянуться. Поэтому мы не боимся тебя и можем снять вои маски, но тебе будет легче, если ты не будешь знать, кто является твоими палачами.
Меня повалили на землю, развязали руки и привязали их к длинной и толстой палке. Через рукава моего пальто просунули еще одну палку. Грузовик подъехал задним бортом к березе, меня снова подняли в кузов и двумя толстыми коваными гвоздями прибили перекладину к березе. Ноги привязали к стволу. Машина отъехала, и я остался висеть на березе. Хорошо, что меня не прибили гвоздями к дереву, но от этого мне не лучше. Просто смерть за мной придет несколько позже, чем к тому распятому, у которого перебиты руки и ноги и он прибит к кресту.
Мои палачи проверили, как крепко я привязан к кресту на дереве, разместились в автомашине и уехали. Я остался один. Было уже темно, но от березы исходили какое-то ласковое тепло и энергия, которая поддерживала меня. Я пробовал кричать, но мой голос был слышен шагов на десять. Кто будет ходить по осеннему лесу ночью?
Мои палачи в чем-то правы. Насильно мил не будешь. Человек должен быть достоин благодеяния или заслуживать его. Я примерно знаю, кто это был. Такие же испуганные люди, как и все. Но их было жалко. Оклеветанные люди, большие семьи без средств к существованию по случаю потери кормильца. И они меня оставили в живых. Надеялись, что я долго не протяну. А я протяну. Я буду тянуть. Я выживу, во что бы то ни стало. Мое тело умрет, но дух мой выживет. Моя земля мне поможет. Береза мня сохранит. Не зря люди часто подходят к березе, обнимают ее, становятся к ней спиной и она, как мать, ласковыми словами или ласковыми прикосновениями шелковистой травы коры успокаивает свое дитя или лечит его болезни. Не зря из бересты делают короба для продуктов. Не каждое дерево подходит для соприкосновения с пищей, а береза из всех деревьев первая. Еще липу можно добавить. Из нее делают чашки и ложки. Из разных пород дерева делают и наперсные кресты и распятия. Мои мысли постепенно становились тише, и я впал в забытье.
Утро разбудило меня пронизывающим холодом. Я не чувствовал ни рук, ни ног. Было только одно сердце, которое билось в холодном теле, с трудом перегоняя кровь к моему мозгу, который воспринимал окружающую меня действительность. Были нестерпимо тихо. В холодном воздухе звуки разносятся далеко, но я не слышал ни одного постороннего звука. Ни железной дороги, ни движения автотранспорта. Я не хотел пить и не хотел есть. Я ничего не хотел. Какая-то легкость была во всем теле. Если бы мне удалось отвязаться, то я бы полетел туда, вверх, де плывут красивые облака и где живут красивые люди, не подверженные земным страстям.
Вечером меня разбудил голос. Передо мной стояла женщина, одетая в длинные черные одежды и покрытая большой шалью с красными и зелеными цветами.
– Наконец-то и она пришла. Только почему она так странно одета? И где ее коса? - подумалось мне.
– Я не твоя смерть, - беззвучно ответила женщина, - я мать всего человечества. Прости детей моих, что сотворили с тобой зло. Не держи на них зла и не мсти, когда придет к тебе свобода.
– Ты веришь в то, что ко мне придет спасение?
– Это ты должен верить, я же просто знаю. Если человек перестает верить в свое спасение, значит он смирился со своей участью и не будет ничего предпринимать для спасения себя и других людей. Я знаю тебя. Ты словом Божьим, сказанным им во время Нагорной проповеди, рассказывал о том счастливом будущем, которое ожидает всех людей. Тебе приходилось совершать зло во имя своего спасения и спасения других людей. Это не забывается Всевышним. Что бы ты хотел попросить у меня? Воды, пищи, не чувствовать боли?
– Мне ничего не надо, просто побудь рядом со мной до того времени, когда мне будет уже все равно, есть кто рядом или нет.
– Хорошо, я буду здесь поблизости. Позови меня, если тебе станет совсем плохо.
Сколько прошло времени, я не знаю. Но я отчетливо услышал скрип едущей телеги, всхрапывание лошади и детский или девичий голосок, кричащий: «Нно!».
Из моего открытого рта не вырывалось ни звука.
Наконец из-за кустов выехала телега, в которой сидел паренек лет пятнадцати. Я приподнял и опустил голову, чтобы показать, что я жив. Мальчик хлестнул лошадь вожжами и она быстро понеслась по дороге.
– Все, - подумал я, - об этом спасении мне говорила мать человеческая. Оно действительно было и ушло.
Глава 36
Я очнулся от боли. Мое тело пронизывали миллиарды тоненьких иголок. Не знаю, кто придумал такую боль, но она появляется всегда, когда в затекшие руки и ноги начинает нормально поступать кровь.
– Что, очухался? - бородатый мужик с усмешкой посмотрел на меня. - Давай-ка глотни чуток из бутылки, авось и вспомнишь, что жизнь на этом свете еще не закончилась.
Он приложил к моему рту горлышко бутылки и начал вливать в меня водку. Я закашлялся, но большая часть выпитого уже обжигала мои внутренности, разнося по телу усталость и приятную истому. Мне снова захотелось спать.
– Не спи, - приговаривал мужичок, - тебе спать нельзя, вдруг уснешь да не проснешься. Мне товарищи твои этого не простят. На, лучше пожуй вот это, - и он протянул мне кусок черного хлеба.
Я откусывал и жевал маленькие кусочки хлеба и во мне просыпалось чувство голода. Если хочу есть, значит - живой, - думал я, - у мертвых аппетита не бывает.
Скоро послышался звук мотора и меня перенесли с телеги на мягкое сидение легкового «паккарда». Такая машина была только у начальника управления.
Да, понаделали товарищи дел. Сейчас о моем случае донесут в Москву. Москва циркулярно разошлет во все областные управления НКВД, областные управления - во все районные и городские отделы. То же пойдет и линии партийных органов. И начнется новый виток поиска врагов народа и советской власти, перешедших от тайного вредительства к открытой борьбе против карающего меча революции. Такой же повод был после убийства тов К.
Неделю я пролежал в госпитале. С меня сняли показания, но я мало что мог сказать. Положительным было то, что остался жив, у меня в кармане так и осталось мое служебное удостоверение и пистолет. Предварительно - месть бывших подследственных. Но никто не мог подумать, что это месть тех, кого я освободил за отсутствием состава преступления. Сейчас из-за нескольких придурков будут повторно привлекать тех, кого освободили во время маленькой оттепели после расстрела наркома Е.
Я не стал мстить. Я сделал то, что просили меня палачи. Я поднял и пересмотрел их дела. С вскрывшимися вновь обстоятельствами и связями с врагами народа дела были переданы в суд. Я не чувствовал от этого ни удовлетворения, ни раскаяния. Они точно так же могли прийти ко мне и написать заявления, чтобы я повторно рассмотрел их дела на предмет связей с врагами народа, а не бить мня по голове и распинать на березе.
За проявленный героизм в борьбе за безопасность первого в мире государства рабочих и крестьян приказом по наркомату я был награжден знаком «Почетный сотрудник НКВД». Круглый гладиаторский щит и короткий римский меч являлись отличительным знаком того, кому приоткрыта дорога для продвижения в верхние эшелоны власти, если шаги будут соразмерными и если никто не наступит на носки или пятки.
Повод отличиться представился очень скоро. Из секретариата мне передали дело о шпионаже в пользу разведки Англии. И фигурантом дела был мой учитель. Он приехал в Россию по делам своей фирмы, но концессии в России стали прикрывать и все иностранные специалисты где в массовом порядке, а где индивидуально переходили в разряд иностранных шпионов, специально засланных под видом специалистов для проведения враждебной деятельности, а представитель фирмы, организующей работу специалистов, это не менее как резидентура. Так и учитель стал резидентом английской разведки. Такое обвинение снять невозможно. Приехал из-за границы. Паспорт иностранный. Дипломатического иммунитета нет. Родился и до революции жил в России. Имел связи с арестованными инженерами из Англии и Германии. Полный набор. Не дай Бог, если кто-то решится проверить его по месту рождения и пройтись по биографию до 1918 года. Это человека уже нет, а он есть и здравствует. Других доказательств и не нужно. Это понимал и учитель. Поэтому это дело я взял себе. Даже начальник управления похвалил:
– Правильно сделал, что самое сложное дело взял себе. Самое важное должно быть у начальника и Москва спокойна, что дело ведет сам начальник отдела.
Как быть, что делать? Учителя я не спасу, но можно подвести под осуждение по статье и выжить в лагере вместо того, чтобы приговор был немедленно приведен в исполнение. Хотя лагерь - это та же смерть, только растянутая на долгие годы. Отдать дело кому-то это сразу подписать приговор учителю и бросить тень подозрения на себя. Нужно поговорить с глазу на глаз. Это я мог сделать и приказал привести задержанного из внутренней тюрьмы к себе в кабинет. Техника прослушивания и звукозаписи была не сильно развита, тем боле у нас в России. Никаких протоколов на первой встрече вестись не будет. Просто следователь знакомится с задержанным.
Я не буду подробно рассказывать, как я открыл дело, сверил фото задержанного с личностью присутствующего, задал вопросы анкетного характера. Сначала я так и сделал. У меня угловой кабинет, только одна стенка соприкасается с кабинетом одного из сотрудников. Стена толстая, капитальная. Сорок пять сантиметров толщины, кирпич красный, сырец, пушкой не пробивается с первого выстрела. На стенах дубовые панели в человеческий рост по моде того времени. Звукоизоляция как в студии радио.
Первым заговорил учитель:
– Я приехал, чтобы забрать тебя с собой. Что-то у меня здоровье стало шалить, поэтому все хочу передать из рук в руки. На всякий случай возьми бумагу и запиши, а потом мы все обговорим. Банк в Ницце, банковская ячейка номер…, ключ от ячейки в автоматической камере хранения на вокзале, код замка… В ячейке хранится мое завещание и инструкции тебе.
– Я все записал. Нам нужно выработать линию поведения, которая нас может спасти. Меня видел один человек на съезде учителей, но он покончил жизнь самоубийством. Вас начнут проверять на принадлежность к учителям, потому что один где-то все еще существует.
– Я знаю, что мой розыск все еще продолжается и буду выступать под легендой инициативника, который специально прибыл, чтобы доложить о существовании международного фашистского заговора против СССР, создании фашистских организаций в Англии и о том, что Коминтерн практически ничего не делает в защиту СССР. Я должен заинтересовать руководство НКВД своими разведывательными возможностями.
– Я тоже буду докладывать, что вас нужно использовать в интересах разведки и вызовусь быть вашим куратором за границей, чтобы в случае чего ликвидировать вас. Это единственная линия, которая может спасти вас. Если это не пройдет, то я даже не берусь предсказать последствия.
– Данные будут. Главное - не переборщить. Если не получится, не жалей мня, выплыви сам. Кто-то должен быть хранителем информации учителей.
– Неужели это такая важная информация?
– Лучше бы тебе об этом не знать, из тебя будут вытягивать нерв за нервом, чтобы узнать, где она спрятана. Это бомба для всего большевистского руководства. Нет и не будет ни одного руководителя страны, у которого не будет одного или нескольких скелетов в шкафу. Еще никто по-честному не приходил к власти в России. Да и не только в России. У каждого человека рыльце в пушку. Все, отправляй меня в камеру, иначе это будет выглядеть подозрительным.
Глава 37
Позиции советской разведки в Англии были достаточно слабыми, поэтому информация и предложение учителя было встречено с достаточно сильно скрываемым интересом. В этот период СССР и Германия достаточно активно сотрудничали, как бы забыв свое противостояние и встречу на ринге в Испании. Фашизация Англии была делом фантастическим, но в условиях конституционной монархии, когда вся власть принадлежит парламенту и премьер-министру, стоило кому-то из видных деятелей английской политики занять профашистскую позицию, это несомненно сразу бы повлияло на отношения Англии с СССР. А отношения Англии и СССР были всегда натянутыми. Они были натянутыми еще с 1854 года, когда Англия стала одним из организаторов международной интервенции в Севастополь. В 1917 году Англия, грубо говоря, намекнула низложенному русскому царю, что не горит желанием принять его у себя, хотя Николай Второй имел звание и мундир фельдмаршала английской армии. Архангельское сидение англичан показало, что Англия пускает все дела в России на самотек, выжидая момента, когда можно будет поживиться шкурой убитого медведя. Но медведь остался жив и достаточно окреп, чтобы оплатить своему врагу той же монетой. И фашистские элементы в Англии могли бы помочь СССР достигнуть реванша за яростный антисоветизм англичан. Личное знакомство учителя с лидером английских фашистов лордом М. сыграло решающую роль.
Моего подследственного перевели в подразделение политической разведки НКВД для подготовки к возвращению, а мне, как инициатору использования его в игре против англичан, было поручено осуществлять контроль за ним в Англии под видом сотрудника государственной организации «Внешторг». Для тог мы с Катей перхали в Москву, где поселились в общежитии для ответственных работников. Общежитие это так для проформы, большой дом с благоустроенными квартирами, которые будут дожидаться нашего возвращения из командировки. По утрам мы уходили на занятия, Катя - на женские, я - на мужские, то есть на тайную квартиру НКВД в центре города, где проводилась спецподготовка по использованию тайнописи, средств радиосвязи, фотографии, выведывания информации, проведения вербовки русских эмигрантов, ликвидация провокаторов, организация связи с резидентурой в посольстве, изучение английского языка. Возвращался поздно вечером, выжатый как лимон, проглядывал заголовки газет, пил чай и падал в постель, чтобы утром снова ехать на занятия. Примерно те же предметы преподавались и Кате.
Однажды ночью, прижавшись ко мне, Катя шепотом сказала, что достаточно немало сотрудников с семьями остаются за границей и не возвращаются в СССР. Они враги? - спросила она. Враги, враги, спи, - ответил я, задумываясь о том, сколько сотрудников разведки и просто органов НКВД попали в жернова репрессий. На совещаниях в главке нам доводили показатели работы управлений по всему Союзу и цифры были очень внушительными. Создавалось ощущение, что одна половина населения враги, а другая половина населения - подследственные, чья вина еще не доказана. С этими тяжелыми мыслями я и уснул.
Дорога появилась внезапно. Ровная, с идеальным покрытием темно-синего цвета, уходящая за горизонт. Даже старики не знали, кем строятся эти дороги, уводящие в неведомые миры. Никто не говорил, что находится в этих мирах, потому что никто не мог дойти до них. Но я не такой. Я - умный. Молодой. Сильный. Настойчивый. Я буду первым, кто осилит эту дорогу, узнает, что кроется за линией горизонта и принесет Истину всем людям.
Я вышел на дорогу и пошел в сторону горизонта. Дорога все время шла вверх, но подъем был не крутой и подъемом не ощущался. Идти по дороге легко. Это не пробираться сквозь заросли старого леса в поисках съедобных растений и животных, которых можно приручить для домашнего хозяйства или разводить для увеличения поголовья и создания источника снабжения свежими мясными продуктами. Не исключено, что обитатели дальнего мира уже решили все проблемы выживания, если они умеют строить такие прекрасные дороги.
За два дня пути я прошел не мене сорока километров и все вверх. Таких высоких гор на земле нет. Самая высокая гора Джомолунгма высотой никак не более десяти километров. И на ее вершине всегда снег, холодно и трудно дышать. А здесь хорошая дорога и невозможно достичь вершины. Что же может ждать меня там, за линией горизонта? Я сел в раздумье: продолжать или не продолжать путь дальше. А вдруг я нашел тайную дорогу, которая ведет к жилищу Бога и он незваным явлюсь к нему в гости. Не рассердится ли Бог на меня? Не нашлет ли он кару на моих соплеменников? Разве можно тревожить покой Бога?
А Бог с большими усами и трубкой во рту с интересом следил, как подцепленный ею на палочку муравей бегает по освобожденной от мха темной дорожке дерева. Как бы муравей ни стремился вперед, Бог аккуратно поворачивал палочку так, чтобы муравью все время приходилось идти вверх. Иногда муравей останавливался и отдыхал. На ночь ложился спать. А сегодня муравей остановился, и по его поведению можно было понять, что он раздумывает, идти ему дальше или вернуться назад. Неужели и муравей такое же разумное существо, как и я, - подумал Бог, выпуская табачный дым и ставя себя перед непростым выбором: либо опустить муравья на землю в том месте, откуда он его поднял, либо снова до бесконечности крутить палочку, создавая муравью иллюзию близкого горизонта.
Ну и сны мне снятся. Кроме тов. Ст. с трубкой, есть еще много людей, которые наблюдают за нами, как за насекомыми в биологической лаборатории, и в любой момент эксперимент по изучению жизни любого вида может быт прекращен.
Глава 38
Учитель уехал первым и передал сообщение о том, что у него все в порядке и фотографическую карточку, где он в числе других людей в окружении лорда М.
Напутствие мне было кратким:
– Вы должны быть тенью вашего протеже. Приглядывайтесь к нему и постарайтесь занять его место рядом с лордом М. При необходимости, мы сведем вас с оперативными сотрудниками немецкой разведки, чтобы координировать наши действия. Подписанное Генеральное соглашение о сотрудничестве между НКВД СССР и Главным управлением безопасности НСДАП Германии предусматривает совместные действия. В Германии партия - это государство. Говорят Гитлер - подразумевают НСДАП, говорят НСДАП - подразумевают Гитлер. В СССР партия и государство - едины. Мы говорим Ленин и Сталин - подразумеваем партия коммунистов, говорим о партии коммунистов - подразумеваем Ленин и Сталин. Наша главная задача - как можно шире распространять идеи марксизма-ленинизма-сталинизма и идеи национал-социализма по всему миру. Весь мир будет поделен между двумя родственными идеологиями. Но не сильно доверяйте немцам. Они, такие же, как и мы, будут искать момента, чтобы подставить ножку на любом неровном месте. У двух гегемонов может быть только дружба силы или слабости, нарушение этого равновесия будет губительным для слабого. Вот этот баланс вы будете отслеживать в Англии. Запомните, наши главные враги - социал-демократы. Социализм и национал-социализм должны быть чистыми от плюрализма мнений. Есть одно мнение - мнение вождя и других мнений быть не может, мы не в пивной, чтобы сидеть и рассуждать, а что будет, если мы сделаем так или эдак. Кстати, сильно не доверяйте своему протеже, а мы уже будем наблюдать и за вами. Постарайтесь, чтобы ваша жена очаровала местное общество, она будет вашим пропуском в местное общество. Никому не говорите о вашем членстве в партии. Жить будете отдельно от советской колонии. Это может вызвать подозрение, но если вы хорошо сыграете барские манеры, то все подозрения развеются, и вы будете своим среди лондонской буржуазии. Деньгами не бросайтесь, но и скупердяем не слывите, хотя скупердяйство - это признак рачительного хозяина. Для связи вам будет выделен сотрудник посольства и организованы почтовый ящик и тайник.
Ранним утром мы прибыли на Московский вокзал Ленинграда. На присланном за нами автомашине мы отправились в морской порт, где взошли на борт отправлявшего в Англию грузо-пассажирского парохода. Как уезжают пароходы, совсем не так как поезда… Кто-нибудь еще воспоет этот процесс отдачи концов, поднятия трапа, взятие буксира, ленивое покачивание корабля и медленное его движение к выходу с акватории порта под мелкий струящийся дымок паровых машин, которых почти и не слышно. И вот он выход в море. Отошел в сторону буксир, звонко прогудев на прощание. Вздрогнули паровые машины, почувствовав, наконец, силу и мощь пара, словно кулаки боксера заходили взад и вперед поршни, вспенился бурун за кормой и пароход, трубно попрощавшись с буксиром, двинулся по своей, только ему известной водной дороге, отматывая милю за милей и говоря пассажирам, что точка возврата пройдена и им придется вместе с машиной плыть до того момента, пока марсовый не крикнет сверху: «Земля!».
Пассажиры разошлись по каютам, лелея в мечтах морские путешествиях и о жестоких и благородных пиратах, о которых столько было прочитано в детстве. Наконец-то мы одни. Я сидел и смотрел на свою жену, размышляя о то, кто она мне - друг или враг, если почувствует, что я не такой преданный делу мирового коммунизма человек, а простой человек, который стремится к миру и спокойствию в отношениях между всеми народами. Естественно, она обучена и слежке за близкими людьми. Будет ли она передавать информацию обо мне? А ведь ей придется, иначе нас сразу же отзовут и посадят в разные камеры. Пока не будем об этом говорить, но как бы мне хотелось, чтобы снова не повторилась история почти двадцатилетней давности.
Путь до Англии не показался нам скучным. Ежедневное присутствие на приемах пищи в салоне вместе с капитаном, вечера отдыха и танцев, просмотры кинофильмов и прогулки по палубам были для нас настолько непривычными, что нам казалось, что мы были в другом мире. На самом деле так оно и было. Нужно отметить, что преподаватели английского языка потрудились с нами на славу. Да и мы, вероятно, были не такими уж неспособными учениками, потому что наш английский язык хотя и вызывал улыбку наших собеседников, но они понимали, что мы хотели сказать, и нам было понятно, что говорили нам. Мы записывали новые слова в записные книжки и вечером в каюте повторяли их хором.
Пароход стал местом нашего медового месяца, которого у нас не было и я чувствовал, что Катерина просто счастлива.
– Давай заведем ребеночка, - сказала мне Катерина, лежа головой на моей руке. - Он будет такой же как ты или такой же как я и будет нашим продолжением в этом мире и мы будем знать, что при любых обстоятельствах мы будем жить в нем.
– Ребеночка мы заведем обязательно, любимая, давай только чуть определимся с нашим будущим. Пока оно не ясно из-за надвигающейся войны и того места, где мы с тобой будем, когда война начнется.
– Это же ясно, где мы будем - у себя на родине и с оружием в руках будем защищать Россию.
– А ты уверена в том, что Россия только и ждет нас, чтобы дать винтовки и направить в армию? Тех, кого отзывают из-за границы, направляют в лагеря или расстреливают после скоростного суда. Поверь мне, я знаю, что я говорю. Если нас будут отзывать, то это будет означать нашу гибель, потому что мы должны обеспечивать работу одного человека, который будет сотрудничать с английскими фашистами, а, значит, мы будем помогать и фашистам. А война будет только с Германией. Следовательно, мы с тобой будем пособниками фашистов, и разговор с нами будет короткий. Учти, что я тебе сообщил информацию государственной важности и если от тебя пройдут хоть какие-то данные по этому вопросу, то мы будем обречены. Вот почему я говорю о том, что нам нужно определиться с нашим будущим. Давай, спи, завтра после обеда будем уже в Англии.
Глава 39
Я шел по пустыне от колодца к колодцу. Два раза я видел миражи в виде полноводных озер. Было труднопреодолимое желание бежать к озерам, окунуться в чистую прохладную воду, досыта напиться и лечь у воды в негу идущего с воды ветерка. Но я знал, что нет никаких водоемов, и реально осознавал, что мираж он и есть мираж.
Внезапно я почувствовал запах дыма и мяса, жареного на углях. Есть зрительный мираж, но есть и обонятельный мираж у человека голодного. Я попытался отогнать от себя мысли о близком жилье, но запахи не проходили. С трудом взобравшись на бархан, я увидел палатку, трех привязанных верблюдов и дымящийся костер в стороне. Из последних сил я перевалил через бархан и пошатываясь пошел к палатке. На подходе к стоянке верблюдов что-то вспыхнуло в моих глазах и я провалился в темноту.
Очнулся я от прохлады на лице. Я лежал на мягкой кошме, мое лицо закрывало влажное полотенце, рядом булькала вода. Сняв полотенце, я увидел девушку-арабку лет двадцати. Вообще-то, восточные женщины созревают рано, но чувствовалась, что прекрасное создание имело сильные руки, которые не дали мне подняться, но подложили в мое изголовье подушки, чтобы я мог полусидеть или полулежать.
– Кто ты? - спросил я.
– Я Гульнар, а ты кто? - ответила девушка.
– Я - заблудившийся путник пустыни, - попытался пошутить я.
– Твое имя на арабском наречии звучит восхитительно, - улыбнулась Гульнар.
Я никак не мог понять, на каком языке мы разговаривали. Я могу поклясться, что никогда не знал этого языка, но разговаривал на нем так, как будто впитал его с молоком моей матери. И Гульнар совершенно не опасалась меня, хотя я был европейцем, правда сильно загоревшим и давно не бритым.
– Ты что здесь делаешь, - спросил я.
– Я здесь живу, - просто сказала Гульнар.
– Одна или со своей семьей?
– Одна.
– Но почему одна?
– Я жду свое счастье.
– Прямо здесь?
– Да, прямо здесь.
– Кто тебе сказал, что здесь ты встретишь свое счастье?
– Моя бабушка рассказывала мне, что в день одиннадцатой луны ко мне придет белый человек, знающий наш племенной язык. Это и будет твое счастье. Жди его. Каждый год в день одиннадцатой луны я приезжаю сюда и жду свое счастье. Вот ты и появился.
Гульнар улыбнулась и погладила меня по лицу.
– А ты знаешь, что такое счастье? - спросила девушка.
– Трудный вопрос ты задала. Никто на свете не знает, что такое счастье. Человек стремится к нему, но, достигнув, видит, что это не совсем то счастье, которое ему нужно, и снова ищет его.
– А, по-моему, - сказала Гульнар, - счастье это когда кого-то сильно любишь. Вот как увидела, так сразу и полюбила, не раздумывая о том, что будет потом. А ты меня любишь?
Ее вопрос поставил меня в тупик. Но только на мгновение. Я же сплю. Мне все это снится. Во сне происходят совершенно невероятные вещи. Завтра я проснусь и, вероятно, к обеду уже забуду о том, что мне снилось.
– Я тебя люблю, - сказал я Гульнар.
– Я так и знала, что ты - мое счастье, - звонко засмеялась девушка.
Легко вскочив, она стала танцевать в палатке, позвякивая серебряными украшениями, то подходя ко мне, то отбегая в дальний угол палатки, показывая, как она меня ждала и как я шел к ней.
– По нашим законам не надо проводить каких-то сложных обрядов, -сказала Гульнар, - достаточно выйти на улицу и три раза крикнуть, что ты берешь меня в законные жены и мы с тобой уже муж и жена. Давай, иди на улицу и кричи.
Взявшись за руки, мы выбежали из палатки, и я громко три раза крикнул:
– Я, Заблудившийся путник пустыни, беру Гульнар в законные жены!
И так же пустынное эхо три раза повторило мои слова. Моя жена стояла рядом со мной улыбающаяся и счастливая. Ее бабушка была удивительно умным и проницательным человеком, - подумал я.
Взяв меня за руку, Гульнар повела меня к костру.
– Пойдем, посмотрим, что я готовлю на наш свадебный ужин, - сказала она. - Сегодня у нас плов из баранины. В него мы добавим инжир, изюм и миндаль. Я знаю, что мой господин это любит. И для придания сил я приготовлю яхни. Ты сам попробуешь это острое блюдо из мяса. Только мои поцелую будут способны потушить пожар в твоей крови.
Гульнар весело щебетала, помешивая что-то в небольших казанках, от которых исходил великолепный запах.
– Боже, какой реальный сон, - думал я, - и Гульнар. Достаточно ли она уверена в том, что я - ее счастье. Понравится ли ей в моем доме? Я же не смогу жить с ней в пустыне. Что я буду здесь делать? Я обязательно отдам Гульнар в университет, и она будет учительницей. Войдет в класс, а все дети встанут и будут гордиться тем, что у них такая красивая учительница
Мои думы прервала Гульнар. День клонился к закату.
– Пойдемте к столу, мой господин, - пригласила она, и мы, держась за руки, вошли в палатку.
Керосиновый фонарь на столбе освещал маленький ковер, на котором были разложены кушанья. Присев на коврик, Гульнар подала мне лаваш, который я привычными движениями разорвал на маленькие куски и предложил своей жене кушать.
Плов был великолепен. Такого я не ел никогда в жизни. Бараний жир пропитал каждое зернышко риса, золотое от шафрана, а миндаль и инжир придали ему аромат цветущего сада. Мухаммед повелел есть все руками, чтобы не портить вкус еды никакими посторонними предметами.
Вероятно, я бы не оторвался от плова, если бы Гульнар не внесла яхни. Жарено мясо с приправами было настолько вкусным, что просто таяло во рту. И только, когда я стал насыщаться, я почувствовал, насколько были остры специи, с которыми жарилось мясо. Пиала зеленого чая освежила меня, я сложил в молитве руки, возблагодарил Всевышнего за блага, данные нам, и вышел на улицу.
Было уже совсем темно. Яркие звезды светили на небе. В костре еще тлели угольки, а из пустыни повеяло ночной прохладой. Подошедшая сзади Гульнар уткнулась лицом в мою спину и стояла тихо, как бы боясь вспугнуть эту тишину и прервать прекрасный сон.
– Пойдем, мой господин, - прошептала она, - я приготовила нашу постель.
Пока я гасил фонарь, Гульнар успела юркнуть в ложе, состоящее из одеял и круглых подушек, лежавших в дальнем углу палатки.
Только я лег, как гибкое и горячее тело прильнуло ко мне, и мы прыгнули в глубокую пропасть наслаждений. В Индии ее называют нирваной. Мы по много раз умирали от неистовой страсти и по столько же раз рождались от нежности, снизошедшей на нас с небес. Сансара была в нас, она объединила нас, мы были друг в друге, в каждом предмете, окружавшем нас. Я знал, что моя частичка навеки соединилась с телом Гульнар, и что я всегда буду в ней.
Я проснулся с первыми лучами солнца. Гульнар лежала на моей руке, нежная улыбка украшала ее лицо. Тихо, чтобы не разбудить ее, я встал и вышел из палатки. День вставал в своей красоте. Поднявшись на пригорок, я увидел тот обрубок пальмы, к которому так стремился. За час я успею взять нужные мне материалы и вернуться сюда, пока Гульнар будет спать, - подумал я.
Быстро одевшись, я пошел к старому колодцу. Материалы я нашел быстро и повернул назад. Но сколько я ни ходил, я никак не мог найти то место, где стояла палатка Гульнар.
Такого не может быть! Я не мог заблудиться. Палатка стояла именно здесь. Я даже чувствую тепло от палатки. Я начал раскапывать песок, чтобы найти угли от костра, но ничего не находил.
Я переходил от бархана к бархану, чтобы отыскать хоть один след моей прекрасной Гульнар, но безмолвная пустыня не давала мне никаких подсказок.
Как я мог уйти, не разбудив мою жену и ничего не сказав ей о необходимости отлучиться всего лишь на час? Как я мог оставить это нежное создание, которое дано в награду Всевышним? Как я мог променять свое счастье на какие-то мирские дела, от которых будет выгода другим людям, а мне достанется тоска по моей любимой жене.
Глава 40
Я проснулся в слезах и понял, что жены рядом не было. Было три часа ночи. Неужели повторяется история с Татьяной? А у меня нет никакого оружия. Да и какое оружие поможет? Если Татьяна пошла к капитану, чтобы передать срочное донесение в НКВД, а такой вариант предусматривался, то в дело обязательно вмешается оперативный сотрудник на корабле. Чтобы не допустить моей высадки в Англии, меня просто ликвидируют и спрячут в угольном трюме, записав в журнале, что пассажир такой-то исчез ночью из каюты в период со стольки-то и до стольки-то часов, когда пароход проходил маршрут от точки такой-то северной широты и восточно долготы и до такой-то точки. Ищи и свищи ветра в поле. Еще и ордена получат за точно сделанную работу. И Катерину наградят.
Я оказался в ловушке. Спрятаться на пароходе трудно, а как после прибытия незамеченным пробраться к борту, чтобы спрыгнуть в воду? Оружия у меня нет, а если бы было, то не мог же я перестрелять весь командный состав корабля и самому вести судно. Это нонсенс. Даже покончить счеты с жизнью нечем. Будь, что будет. Пойду искать Катерину. Если что, скажу что не так поняла порученное нам задание. Другого выхода нет.
Я оделся и вышел из каюты на палубу. Катерину я нашел на верхней палубе, прямо перед капитанским мостиком. Она стояла у поручней, облокотившись на них, и неподвижно смотрела в воду. На ней была накинута шаль, но было холодно и теплый платок вряд ли согревал ее худенькое тело. Я обнял ее и поцеловал в холодный висок.
– Пойдем, Катюша, домой. Ты устала, а я чай приготовил, в каюте и попьем, - сказал я и, обняв жену, повел ее в каюту.
Положив ее в постель и укутав замерзшие ноги шалью, я сбегал на кухню, как они говорят - камбуз, и мне дали небольшой чайник с крепкозаваренным чаем, который держится наготове для ночной вахты капитана и его помощников.
Налив стакан сладкого чая, я аккуратно напоил ее чаем, а затем достал из чемодана бутылку водки, копченой колбасы и разлил водку по стаканам.
– Давай, Катя, выпьем за нас. За наше рождение и за то, чтобы мы не сделали роковых ошибок.
Выпив водку, Катя разрыдалась:
– Понимаешь, что я чуть не предала нас, себя, тебя, нашу семью, нашу любовь. Дошла до каюты капитана, а потом остановилась, представив, как по моему доносу пришли бы люди и застрелили тебя. Прости меня за те мысли, что пришли ко мне, прости меня за все…
– Успокойся, родная. Я и сам понимаю, что взвалил на твои плечи тяжкую ношу. Не каждый ее вынесет, но я тебе доверил то, что даже себе не всегда доверяю. Вдвоем мы все выдержим. Я всегда считал, что ты мой крепкий тыл и никогда не боялся удара в спину. И сейчас не боюсь. Запомни - мы с тобой не враги нашей родины. Мы просто отказываемся делать зло, позорящее нашу родину. За границей у нас больше возможностей остаться в живых, остаться честными людьми и принести пользу России, не становясь участниками злодеяний, творящихся на всем пространстве СССР. Если даже начнется война, мы встретим ее не в бараке в лагере на Колыме, а будем в первых рядах борцов с фашизмом. Я люблю тебя, спи. И ребеночка мы обязательно заведем.
Уткнувшись носом в мою грудь, Катя заснула, иногда вздрагивая во сне или дергая ногами.
Глава 41
Англия встретила нас моросящим дождиком. Встречающий представитель «Внешторга» удрученно сказал:
– Сколько людей ни приезжает, никто не представляет, что такое туманный Альбион и что моросящие дождики обыденность для Англии. С приездом. Зонтиков у вас, конечно, нет. Тогда я вашу супругу беру под свой зонтик, а вам придется так и идти под дождем с вещами. Я заказал таксомотор, он уже ждет.
Такси с водителем не с той стороны. Езда по городу по левой стороне и ожидание столкновения с встречной машиной. Количество машин в несколько раз больше, чем у нас в Москве. Двухэтажные красные автобусы. Люди на велосипедах. Прохожие с зонтиками. У всех сосредоточенные, но не злые лица.
Остановились. Вход в снятую квартиру прямо с улицы. Открыл дверь и уже на улице. Дверь стеклянная. Никаких трудностей войти в квартиру. Но и соседние двери тоже стеклянные, следовательно, не так часто грабят квартиры. Обстановка в квартире простая.
– Устраивайтесь. Обживетесь и будет все легче. Представитель «Внешторга» ждет вас завтра к себе по такому-то адресу. До свидания.
Первый совместный выход в продуктовую лавку был смешным и неловким. Но были куплены необходимые продукты, чтобы не сидеть голодными в доме. Посетили и паб, пивную. Приличное заведение, в котором попробовали английское пиво и посидели, глядя на то, как ведут себя англичане, сидя в пабе, как в месте отдыха, а не в месте наполнения желудков и мочевых пузырей.
Катерина была взволнована всем увиденным и все спрашивала меня, неужели и мы скоро будем жить так же, не озираясь по сторонам и не подбирая слов в беседе со своими знакомыми.
Перед уходом на службу я еще раз проинструктировал ее:
– Ты домашняя хозяйка, твоя задача контролировать меня и давать отчеты, с кем я встречаюсь и о чем говорю с тобой. Фиксируй все точно, записывай на бумажке, чтобы куратор видел, что ты добросовестно относишься к поручению. Я иду на службу, но учти, тебе придется страховать меня при проведении мероприятий. А это очень нервная работа - стоять на «атасе». Не робей, мы везде прорвемся.
В конторе «Внешторга» меня представили сотрудникам, определили стол, за которым я буду сидеть, сотрудникам сказали, что моя главная задача поиск кредитов для промышленности. Начальник сказал, что он знает о дополнительных задачах моей деятельности и поэтому предоставляет мне полную свободу действий и свободный график присутствия на службе.
По условленному номеру я связался с учителем. Встреча происходила в его квартире. - Квартира моя, я ее купил на те деньги, которые нам были выданы. Все деньги размещены в банках, небольшая часть во французских банках, потому что Франция континентальное государство и возможно, что на ее территории будут вестись боевые действия. Англия - государство островное, воевать будет, но на свою территорию вряд ли кого пустит. Завещание на квартиру и на вклады в банке на твое имя. Состояние здоровья внушает опасение не только мне, но и моим врачам. Учти, что если со мной что-то случится, то тебя сразу отзовут. Могут отозвать и раньше, если произведут повторную проверку моей легенды и выйдут на след моей учительской деятельности. Тогда НКВД постарается отозвать нас обоих или ликвидировать без вызова в Москву, если мы откажемся ехать. Я уже все подготовил для «диверсионного акта», во время которого погибнет прибывшая из Москвы пара. Как Катерина?
– Сейчас, считаю, хорошо. Кое-что о моем задании я рассказал ей на пароходе и она чуть не пошла капитану для передачи срочного сообщения в НКВД, но одумалась. Потихоньку готовлю ее к той мысли, что на родину мы уже никогда не вернемся. Желание избежать репрессий назовут изменой родине и это клеймо будет висеть всю жизнь, даже в то время, когда видимых репрессий не будет.
– Вот тебе сообщение о деятельности группы лорда М. и отношении к нему английского высшего света. Много симпатизирующих, в случае если фашисты повернут свое оружие против советской России. Так и передай. Сообщи, что прорабатываются подготовительные мероприятия по вводу тебя в группу сочувствия лорду М. Самое ближайшее время я проведу для вас экскурсию по Лондону и покажу Катерине, как вести хозяйство и как заводить знакомства с соседями. Потом мы с вами выедем во Францию посмотреть наш «объект» в Ницце.
Глава 42
Как и ожидалось, Центр не разрешил мне входить в группу лорда М., чтобы не компрометировать советские загранучреждения прямым сотрудничеством с представителями фашисткой Германии. И заключенное Генеральное соглашение о сотрудничестве НКВД и ГЕСТАПО перестало упоминаться к месту и не к месту.
От учителя поступила информация о том, что Гитлер был бы рад заключению соглашения о сотрудничестве с Англией, чем с Россией. Если Англия отвергнет предложения Гитлера, то то будет означать начало мировой войны.
Так оно и случилось. В сентябре Гитлер напал на Польшу. Одновременно на Польшу напал и СССР под предлогом воссоединения западных и восточных украинцев, вечно враждовавших между собою в пристрастиях к России и Речи Посполитой. Поляки и оглянуться не успели, как Польши не стало ни с фронта, ни с тыла. Встретившиеся в районе Бреста советские и германские части организовали первый парад победы во Второй мировой войне. Немцы с удовольствием маршировали под марш «Прощание славянки», а советские солдаты под марш «СС, СС марширен, унзер оффицерен ауф ди машинен». Мир молчаливо ждал, продолжат ли две армии победоносное шествие по Европе. И тут пана Гитлера, говоря по-русски, «задавила жаба». Как это он, будущий владетель мира, будет делиться с азиатским князьком тов. Ст.?
Из разных источников стала поступать информация о том, что в ставке Гитлера разрабатываются планы нападения на СССР. Центр отмахнулся от этой информации, сказав, что и у нас есть планы на всякий случай и отражению нападения с территории любого граничащего с нами государства, не исключая и Польши, а сейчас вместо нее Германии. Мне посоветовали вести мониторинг антисоветских действий властей Англии.
Отношение к СССР в Англии было соответствующим ее действиям на международной арене в союзе с гитлеровской Германией. Поляки, которым удалось бежать в Англию были враждебно настроены ко всем русским людям, как к эмигрантам, так и к работникам советских загранучреждений.
Обстановка в Европе продолжала накаляться. Учитель торопил с выездом во Францию. Я предупредил руководителя «Внешторга» о том, что для поправки здоровья жены мы выедем дней на десять в курортный поселок на побережье.
Прогулка по Ла-Маншу немало вымотала нас. Небольшой шторм качал наше судно так, что мы с Катей не выходили из каюты и даже думать не могли о пище. Как это было не похоже на то, как мы ехали с ней из России в Англию.
Выход на берег Франции не был так радужен, как об этом пишут в приключенческих романах. Мы не знали французского языка. Учитель был нашим гидом и переводчиком. Нам сделали документы английских граждан и поэтому наш недостаточно уверенный английский был вполне приемлем во Франции.
Франция нам понравилась. Учитель оживленно рассказывал нам о достопримечательностях, когда вдруг на одной из станций вдоль вагонов пронесся мальчишка с пачкой газет, крича во весь голос:
– Война! Война с бошами! Война!
Весть о войне была встречена спокойно и с достоинством. Французы оживленно говорили о боевой готовности своей армии и неприступности линии Мажино. Наподдаем бошам как в 1918 году, - это было общее мнение.
Учитель был озабочен больше. Немецкая армия сильная, а французская деморализована собственным правительством и народом. Никто не хочет служить в армии, ветераны войны уволены, а оставшиеся в армии военачальники не имеют боевого опыта, а если и имеют, то такой, который являлся скорее отрицательным, чем положительным.
– Скорее в Ниццу, - говорил он. - Нам нужно достать посылку и найти ей более надежное место.
В Ницце нас задержали как немецких шпионов, но потом разобрались, что мы русские, приехавшие из Англии, успокоились и отпустили нас.
Учитель, как человек опытный и не раз бывавший в Ницце, снял отдельный домик в окрестностях города, благо средства позволяли нам это сделать.
– Во Франции нам оставаться нельзя, - подытожил учитель. - Страна воюющая, неизвестно, как повернется дело. Ехать с документами опасно, при проверке вещей снова могут обвинить в шпионаже и расстрелять без тщательного следствия. Самое безопасное, ждать окончания войны, а продлится она не один год, и потихоньку вывезти документы в Англию. Так что, давайте-ка будем обосновываться здесь.
– Но это же получится, что мы - сотрудники НКВД сбежали, как предатели родины. Нет, нам нужно возвращаться, как угодно.
– Как мой ученик - ты должен подчиняться мне. Это требование и закон ВЧК, утвержденный еще Ф.Э.Д. и тов. Л (У).
– Но я же сейчас нахожусь на официальной службе в НКВД и приехал сюда с заданием…
– С заданием расширять сеть фашистких организаций в Англии? Полно. Фашизм является врагом всего человечества и тов. Ст. Соверши стратегическую ошибку, пойдя на сотрудничество с фашизмом. Не с Германией, а именно с фашизмом. И тебя никто не увольнял из рядов ВЧК с тех пор, как ты стал работать учеником. Кто-то должен быть хранителем тайн, доверенных учителям. Рассуждай аналитически. Тебя направили вместе со мной с целью проверки, не являюсь ли я последним учителем. Каждый день я выявлял слежку за собой. Все время разные люди. Ты был чист, за тобой не следили, чтобы ты потерял бдительность и не почувствовал бы слежки в наиболее ответственный момент. Уверен, что мою легенду уже проверили и сделали вывод о том, что наиболее вероятный человек, который мог быть последним учителем. И ты, в принципе, уже не нужен. Что такое отзыв из-за границы, тебе можно и не объяснять. Ты работал и поддержал того, кого разыскивали ВЧК, ОГПУ и НКВД. Ты сейчас враг, вместе со своей женой. Так и так, но ты в любом случае будешь объявлен изменником родины. Так уж лучше с пользой для своей родины.
Катя вышла из кухни и сказала:
– Извините, но я все слышала. Меня тоже инструктировали, чтобы я немедленно передала сообщение, если кто-то из известных мне людей назовет или назовется учителем. Какая бы ни была ситуация в разговоре. Значит, я правильно подумала о том, что вы и есть учитель с учеником.
– У тебя есть возможность отправить сообщение, - сказал учитель. - Посольство России во Франции работает.
– Почему вы считаете, что я могу предать своего мужа? - обиделась Катерина.
– Извини, дочка, сказал не подумав. Будем считать, что мы все вместе. Нам нужно переждать войну и переехать в Англию. Я вас познакомлю с представителями русской эмиграции во Франции и вы начнете активно заниматься французским языком. С помощью эмигрантов оформим вас как давно проживающих в том районе.
Глава 43
Все получилось не так, как мы рассчитывали. Война продолжалась чуть больше месяца и закончилась полным поражением Франции. Немецкие солдаты прошли парадным шагом под триумфальной аркой. Вся Франция перемещалась с места на место. Сначала люди бежали от немцев, потом стали возвращаться туда, откуда бежали.
Власть была и власти не было. Учитель купил нам необходимые справки в муниципалитете. Причем справки были датированы 1935 годом.
Пришли немцы. Стали возвращаться военнопленные. Снова начали работать муниципалитеты и полицейские в черных накидках и круглых шапочках патрулировали улицы. Иногда проходили немецкие военные патрули. Одновременно сосуществовали немцы и французы. И те, и другие сидели в кафе, пили вино, пили кофе, курили сигареты. Французы без желания, но общались с немцами, доносили на соседей, французские полицейские арестовывали тех, кто пытался призвать к сопротивлению немцам. Оккупация не доставляла особых забот, кроме разве что необходимости получения пропуска для проезда в другую префектуру, проверок документов на железной дороге и на автомобильных трассах.
Мы почти не выходили из дома. Наше снабжение осуществлялось учителем. Если бы кто-то узнал, что мы недавно прибыли из СССР в Англию и очутились здесь, то нас бы сразу арестовали как советских шпионов.
Потом пришли какие-то люди, которых учитель представил как друзей и французских социал-демократов, которые перевезли нас в глухую деревушку. Там мы прожили полгода, научившись довольно сносно говорить на французском крестьянском языке, чем удивили приезжавшего к нам учителя. Он нас проинформировал, что вторая мировая война уже полыхала по всему миру. Патриотически настроенные французы собирают силы для противодействия оккупантам. Кроме того, к нему приезжал один знакомый француз с побережья, который предложил работу по сбору информации о немцах для английских разведывательных служб. В принципе, - сказал учитель, - я не против консолидации усилий стран против угрозы фашизма. Так что и вы можете числить себя сотрудниками английской разведки. Не обижайтесь на старика, но все, что ни делается, закрывает вам навсегда дорогу для возвращения в СССР. Принимайте это как данность для последующей вашей жизни.
Мы слушали рассказы людей, выезжавших в город, в надежде услышать, что по всей Франции создаются партизанские отряды и земля горит под ногами захватчиков. Но ничего этого не было. В деревню приезжали немцы, чтобы купить деревенского вина, которое дешевле того, что продают на открытом и на черном рынке и по качеству нисколько не хуже. Нас удивило, что немцы приезжали без оружия. Лишь у унтер-офицера висела кобура «парабеллума». Вероятно, нам еще долго придется ждать, когда появятся настоящие партизаны.
В июне 1941 года нам сообщили, что Германия напала на СССР.
За год мы достаточно офранцузились. Когда живешь среди людей, когда сам не дурак и есть какие навыки изучения иностранного языка, то другой язык изучается достаточно быстро. Мы с Катериной выезжали вместе с крестьянами на городской рынок и продавали вино и другие нехитрые крестьянские продукты. Собственно говоря, мы с ней подыскивал постоянных клиентов, которых мы могли бы снабжать продуктами прямо на дому, имея хорошую легенду для передвижения по городу и возможность проезда в город и из города. Не сидел на месте и учитель. В числе его агентуры были люди, которые занимались вопросами технического обеспечения мест дислокации немецких подразделений.
Англия требовала проведения диверсионных актов на магистралях и террористических актов в отношении военнослужащих. Охотников на проведение таких операций не находилось. Забрасываемых диверсантов немцы быстро вылавливали. Оккупанты проводили и агитацию среди населения. Объясняли, что за каждого убитого немца будут браться заложники, которые будут уничтожаться, если население не выдаст убийц. И люди говорили так - немцы нас не трогают, чего мы их будем трогать. Мирное сосуществование продолжалось до 1942 года.
Немцев погнали от Москвы. 6-я армия была надежно окружена в районе Сталинграда. Гитлер крепко увяз на просторах России. Англичане мужественно защищали свой остров. «Спитфайеры» и «харрикейны» научились сбивать немцев и английская авиация наносила удары по Берлину. Наконец и французы начали понимать, что непротивление злу и мирное сожительство с фашистами аукнется им после победы. Французские летчики воевали на советском фронте. Немцы пытались установить фамилии этих летчиков, чтобы репрессировать их родственников, но родственников вовремя предупреждали и прятали от оккупантов. Разрозненные группы патриотов, социалистов и коммунистов организовали движение Сопротивления, которое саботировало распоряжения властей, выводило из строя технику, коммуникации, всячески противодействовало немцам в осуществлении оккупационных функций. Начались и нападения на немецких военнослужащих с целью добычи оружия. Оружие отбиралось, но военнослужащие оставались живыми. Зато боевые группы были уже неплохо вооружены. Одной из групп Сопротивления командовал я.
Глава 44
В группе было пять человек. Я, Катерина и еще три молодых человека в возрасте до двадцати пяти лет. Два молодых парня скрывались от отправки на работы в Германию и один бывший солдат с покалеченной рукой. Оружие пряталось в тайнике вдалеке от населенных пунктов и магистралей. Нападения на фашистов тоже проводились вдали от населенных пунктов, чтобы не навлечь репрессии на близлежащие деревни. Стреляли мотоциклистов, которые, как правило, являлись посыльными и курьерами, перевозившими штабные документы. Старались не допускать киношной стрельбы, а обходиться одним, максимум - двумя выстрелами. Тело и мотоцикл прятали, портфель или сумку набивали бумагами и поджигали, чтобы у противника не возникало чувство, что документы пропали. Добытое я переправлял учителю. Товарищи по Сопротивлению называли меня капитан Жано из-за изжитого мною русского акцента, хорошего владения оружием и способности планировать операции.
Немцы организовали охоту на нас. Катерину я оставлял где-нибудь на возвышенности. Она наблюдала в бинокль и давала нам сигнал о том, что едет одиночный мотоциклист или за мотоциклистом едет группа захвата на бронеавтомобиле или на нескольких легковых автомобилях.
Немцы достаточно опытные вояки. Они догадались, что у настырной диверсионной группы есть пост наблюдения, который предупреждает о составе групп захвата. Была бы у нас радиосвязь, все было бы совершенно по-другому.
Тот день был солнечный и спокойный. Группа была уже обстреляна, каждый знал свое место в боевом порядке и задачу, поэтому и инструктаж был кратким. Мы заняли позицию в придорожных кустах и вдруг я услышал далекий выстрел. Чувство близкой опасности подсказало, что нужно уходить и как можно быстрее. Подав Катерине сигнал ухода, мы быстро начали расходиться в разные стороны, пряча в тайниках наше оружие.
Преследования группы не было, так как у каждого члена группы был пакетик со смесью табака и красного жгучего перца. Любая собака, нюхнув эту смесь, начисто теряла обоняние на довольно продолжительное время.
Я сидел и ждал Катерину, но ее не было. Неужели снайпер выследил ее? Блеснула окулярами бинокля на солнце, а для снайпера и менее яркого блика достаточно, чтобы поймать цель в перекрестие прицела. Возможно, что и в месте, где находилась Катерина, устроена засада.
Через два дня немцы стали возить по деревням труп Катерины и сгонять всех людей на ее опознание. Никто ее не опознал, но и этой акции устрашения было достаточно для того, чтобы члены моей боевой группы проявили достаточно заметные колебания. Пришлось на время оставить их в покое и заняться террористическими действиями в городе.
Шел 1943 год и я был уже почти стопроцентным французом с ранней сединой в висках и на усах. Я поселился вместе с учителем в купленном еще до войны домике и два тихих мужчины в одном домике вызывали естественный интерес всех соседей, но не настолько, чтобы за нашим домам начали подсматривать.
– Я тебе сочувствую, - сказал учитель, - но я тебя уже предупреждал, что у учителе не может быть семьи. Ни у одного учителя не было жен. Кто женился, тот обрекал свою половину на гибель. Судьба жестоко поступает с нами. Почему, мы не знаем. Мы ревнители чистоты тех, кому доверено решать судьбы людей. Семейный человек не сможет проявить той твердости, которая должна быть у учителя.
– Почему ты не настоял на том, чтобы я не заводил семью?
– Ну, вот, и ты сейчас ищешь виновных. Ты был предоставлен сам себе и пример Татьяны тебя ничему не научил. И я думал, что, может быть, ты первый, который преодолел наложенное на нас проклятие из-за той тайны, которую нам поручено хранить, чтобы ВЧК-НКВД не распоясалось до крайней степени. Ты сам видел, что наиболее ретивых палачей очень быстро казнили другие палачи, которые знали, что и их будет ожидать такая же судьба, если они будут усердствовать сверх меры, а те, кто стоят над ними, готовы даже деньги платить, чтобы получить компрометирующую информацию на них и примерно расправиться. Поэтому я охраняю наш чемоданчик как зеницу ока. Ты тоже должен нести охрану ящичка. Не дай Бог, что случится со мной, кто будет продолжателем нашего дела? Только ты. И, возможно, если органы под руководством созданной массовой партии снова развяжут террор против несогласных с ними, кто-то из избранных сотрудников безопасности поймет свое предназначение учителя и придет к тебе на смену. И ты должен ждать его здесь. Почему во Франции? Из Франции можно было перебраться на любой континент. Англия не то место, это ловушка, которую со всех сторон можно обложить и загнать жертву в яму. Проведение террора не одобряю. Ты убьешь одного немца, они убьют десять невинных людей. Счет не в пользу патриотов. Руками немцев активизировать деятельность населения? НКВД этим и занимается, увеличивая количество жертв среди местного населения. Создание партизанских отрядов в лесах мера правильная и допустимая. Главное, не подставлять местное население в качестве объектов для экзекуций. Вести пропагандистскую работу среди оккупантов, довести до всех немцев, что за каждого убитого местного жителя будет уничтожено десять оккупантов, это будет более эффективно.
– Неужели я буду сидеть дома в качестве охранника?
– Конечно, нет. Мы с тобой помогаем английской разведке. Парень ты красивый, начнешь вести работы по вербовке женской прислуги в центральной гостинице, где проживают высокопоставленные чины оккупационной администрации. Потом займешься подбором подруги для начальника гарнизона. Такой чтобы у спесивого генерала голова закружилась и язык болтался как помело. Вот это и будет твоя самая действенная террористическая деятельность.
Глава 45
Может, кому-то это очень интересно, но для разведчика очень сложна работа с женской агентурой. Сначала ее нужно привлечь к работе, обучить способам и средствам добывания нужной информации, рассказать, какие документы интересуют, у какой категории офицеров, способы выноса документальной информации, сортировки содержимого мусорных корзин, готовности удовлетворить интимные потребности объекта наших устремлений.
И это еще не все. С женщиной нужно встречаться для того, чтобы получить информацию и дать новое задание. Для этого нужно помещение, куда женщина могла прийти без опаски и если она замужем, то достоверно объяснить, почему она здесь оказалась. Если женщина встречается с мужчиной и это не свидание, то это уже преступная связь, которая со стороны выглядит подозрительной. И если женщина почувствует, что ты ей не рад, что она только технический работник, то она может просто отказаться работать и еще хуже, начнет делать тебе гадости.
Работа разведчика степенна и не позволяет спешки. Можно рвануться вперед и попасть в капкан. Немецкая контрразведка точно также привлекала женщин для противодействия разведывательным устремлениям противников в отношении своих военнослужащих и сохранению военных секретов. Поэтому и работа моя чем-то напоминала рулетку: поставил не на тот цвет и проиграл.
С Магдаленой я встретился случайно в магазине по продаже мужских аксессуаров. Не знаю, что меня толкнуло, но я подошел к ней и сказал:
– Разрешите я вам помогу. Возможно, что мой вкус не будет безупречным, но подарок обрадует вашего друга или мужа, мадам.
– Не мадам, а мадемуазель.
– Ради Бога извините, ваши дворянские манеры сбили меня с толку.
– Спасибо за комплимент, но в моей родне аристократов не было.
– Еще раз извините, но я никак не могу найти предлог, чтобы пригласить вас выпить чашечку кофе.
– Не нужно искать повод, я принимаю ваше приглашение.
Так я познакомился с Магдаленой, моим самым ценным сотрудником с условным именем Лена. Между нами установились очень теплые и близкие отношения, когда я сказал ей, что я вхожу в состав Сопротивления, и хотел попросить ее о помощи. Нам была нужна карта укреплений Восточного вала. Кое-какую информацию нам добывали маршрутные поездки специально подготовленных людей. Полученную информацию мы наносил на карту, но было очень много пустых мест, тщательно охраняемых немцами и поэтому неизвестных для нас. Нам нужно внедриться в окружение непосредственных строителей оборонительного вала или в окружение командования этого комплекса.
Главный инженер одного из участков вала был примерным семьянином, но и он не устоял перед чарами Магдалены, которая сидела за столиком одна в грустном настроении и меланхолично отхлебывала вино из бокала, иногда поднимая взгляд на полковника.
Красота все-таки страшное оружие. Магдалена стала не только бывать в доме полковника, но и оставаться там ночевать. Любвеобильный полковник не только позволял себе работать в ее присутствии работать с секретными документами, но даже и объяснял, что обозначают черточки на рисунках и под восхищенные ахи дамы рассказывал ей и о принципах топографической съемки местности и изображения рельефа на карте, а Магдалена до головной боли пыталась запомнить все рассказанное, чтобы в этот же день при нашей с ней встрече нанести все на карту. Конечно, данные были приблизительные с погрешностью в несколько сотен метров, но все равно это были данные, крайне необходимые для планирования наступательных действий в Нормандии. Вот и нужно представить, где Ницца и где Нормандия. Все данные с помощью курьеров переправлялись в Англию. Сколько гибло курьеров при переправе с материка на остров, но курьерский поток не прекращался.
Наконец наступило время высадки союзных войск в Нормандии, и наши данные позволили сохранить сотни солдатских жизней, так как было известно, куда нужно идти и с помощью каких средств подавить огневые точки врага.
Битва за Францию была упорной. Сопротивление вышло из подполья, организовывало нападение на гарнизоны и на коммуникации. И, наконец, союзные войска освободили Париж. Победа. Гитлер еще не был повержен, но мы уже победили.
Вернувшееся французское правительство по заслугам отметило заслуги Сопротивления. Я был награжден офицерским крестом ордена Почетного легиона и получил гражданство Франции. Магдалена по нашему представлению была награждена военной медалью, что избавило ее от преследования за связь с оккупантами. От правительства Англии я был награжден крестом Виктории за храбрость при добывании важной разведывательной информации. Поначалу я хотел отказаться от этого ордена, так как его по преданию делали из бронзы русских пушек, захваченных в Севастополе. Но при последующем разумении я принял эту награду, потому что англичане союзники России в огромной войне и все былые распри отошли на задний план. Учитель, как организатор работы группы вошел в состав кавалеров ордена Британской империи и получил знак ордена в виде красивого креста на ленточке. Теперь он мог именоваться Сэр.
Обмывание орденов провели по традициям русской армии. Даже Магдалена выпила большую рюмку водки, в которую была опущена полученная ею медаль. Мне пришлось выпить больше всех. Два ордена и гражданство. Сейчас я не неприкаянный странник, а гражданин страны, где мои права гарантированы Конституцией.
Учитель лег спать, а мы с Магдаленой пили кофе на небольшой террасе, любуясь чистым звездным небом и радуясь тому, что нам не нужно рисковать своей жизнью для добывания информации свободы.
– Жано, ты женишься на мне? - спросила Магдалена.
– Нет, Лена. Я приношу только несчастья и тот, кто будет рядом со мной обречен на трагическую судьбу.
– Ради тебя я готова на все.
– Я боюсь. Ты знаешь, как трудно терять близких тебе людей? Я уже потерял двоих. Неужели ты хочешь быть третьей?
– Какой угодно. Пусть не женой, но я хочу быть рядом с тобой.
Я обнял ее за плечи и ничего не ответил.
Глава 46
Через месяц умер учитель. Не выдержало сердце.
Учителем стал я. Я так и не знал, что хранилось в чемоданчике, переданном мне на хранение. У меня был солидный счет в лондонском банке и достаточное количество золотых полуимпериалов, чтобы обеспечить безбедное существование во Франции. Все хозяйство вела Магдалена. О женитьбе мы больше не говорили, но жили вместе. Я даже не думал, что может что-то случиться.
Меня нашло НКВД. Прямо во Франции.
В 1945 году ко мне пришел советский офицер, сотрудник группы репатриации временно перемещенных лиц. Эта группа добилась от английского командования выдачи эмигрантов казаков и казаков, которые воевал против советских войск. Рассказывают, что люди совершали массовые самоубийства, чтобы только не возвращаться в СССР. Убивали членов своих семей, затем стрелялись сами.
От англичан НКВД узнало, что я награжден орденом Виктории и нахожусь во Франции в Ницце. С таким данными меня только дурак не найдет.
– Здравствуйте, я капитан Васильев из группы репатриации, пришел оформить ваше возвращение в СССР. Вы прощены за совершенные вами преступления и должны передать мне все документы, которые хранились у вашего учителя.
НКВД без дела не сидело. Оно установило, кого они отправили с заданием в Лондон и только наш отъезд во Францию помог сохранить нам жизнь. У НКВД руки длинны. Уж как Лев Троцкий ни скрывался от НКВД, а все равно не уберегся от удара ледорубом по голове.
– Извините, какого учителя? - ответил я вопросом. - Я уже в солидном возрасте и могу обходиться без учителей и о каких документах идет речь?
– Ладно придуряться. Мы знаем, кто ты такой. Немедленно собирайся и следуй за мной.
Капитан достал пистолет и навел на меня.
– Стрелять буду без предупреждения. Ты враг. А я официальное лицо. Немедленно выкладывай документы или я приведу приговор в отношении тебя в исполнение.
Прав был учитель: никогда не верь НКВД. Не таких людей как я прямо с трапа парохода отправляли то в Бутырку, то в Кресты, а потом по этапу на Колыму и исчезал человек совсем. Нет человека - нет проблемы. Я - последний учитель и если меня не будет, то не будет и учителей и Бог с ними, с бумагами, вряд ли их кто найдет и еще не известно что там, кто бы и что бы не говорил - все это клевета.
Внезапно вышедшая из соседней комнаты Магдалена бросилась на Васильева. Как пантера она вцепилась в его руку с пистолетом, защищая меня. Раздался выстрел и моя женщина начала оседать на пол. Васильев выстрелил в меня и попал в плечо. Я в это время открывал ящик старого комода, где лежал мой трофейный «вальтер». Второй выстрел попал мне в руку. Васильев стрелял с пола, пытаясь столкнуть с себя тело Магдалены. Достав пистолет, я почти полностью разрядил обойму в моего бывшего соотечественника.
Магдалена была еще жива.
– Жано, я нисколько не жалею, что осталась рядом с тобой. Никто бы мне не подарил столько счастья, сколько ты. Обещай, что ты не останешься один…
Я закрыл ее глаза и пошел звонить в полицию. Приехавшим полицейским я объяснил ситуацию и вместе с ними поехал в комиссариат, не забыв надеть полученные ордена и взять справку о французском гражданстве.
Комиссар полиции выслушал мой рассказ и сказал, что от советского командования в правительство Франции поступил запрос о моей выдаче как опасного преступника. Советскому командованию был дан ответ, что правительство Франции не выдает своих граждан. Если гражданин Франции виновен в чем-то, то он подлежит суду по французским законам, а я являюсь героем Франции и действовал в порядке защиты от человека, убившего гражданку Франции и пытавшегося убить меня.
Магдалену похоронили на том же кладбище, где мною был установлен могильный камень в память Катерины. Где ее захоронили немцы, не известно. Сейчас на кладбище лежали два дорогих мне человека, в гибели которых косвенно виновен я. Если бы они не были со мной, то, вероятно, их судьба была бы совершенно другой.
– Простите меня, дорогие мои.
Эпилог
Прошло сорок лет. В России закончились репрессии и был осужден культ личности тов. Ст. Идеи коммунизма и атомное оружие заставляли держаться настороже всех бывших союзников по антигитлеровской коалиции. Идеями коммунизма, как колючей проволокой опутана вся Восточная Европа. Но вот началась гласность и перестройка и перестал существовать Советский Союз. Правопреемником осталась Россия, которая лежала разоренной территорией, ограбившей сама себя и продавшей себя в бордель капитализма. Все русские за границей чувствовали себя оскорбленными за судьбу своей Родины. Вроде бы есть все условия для свободного развития, а вот, под ж ты, вместо расцвета полный упадок. Кто только не вытирает ноги об Россию. А уж бывшие братья и соратники по Варшавскому договору так стараются, как будто они все время страдали от того, что Гитлер потерпел поражение в 1945 году. Может быть, Советский Союз должен был изгнать немцев со своей территории и остановиться. Европа нас приглашала в Европу? Нет. Ну и квасьтесь сами. Вы выиграли вторую мировую войну? Вот и выигрывайте. За помощь спасибо, а мы без просьбы не помогаем.
Почему меня во Франции интересует судьба России, но те, кто в России, к судьбе своей родины относятся с равнодушием.
Я спасся от своей родины за границей. Как бы я хотел очутиться снова там, где я родился, но дорога туда мне закрыта.
Наконец, пришла твердая рука и в России стал устанавливаться хоть какой-то, но порядок.
Работает парламент. Есть видимость демократии. Но вдруг на место коммунистической партии заступила новая, созданная из высших чиновников и беспартийность является признаком нелояльности существующему руководству. Точно так же начинали и большевики. С многопартийности. Потом осталась одна партия. И беспартийность как предательство.
Вчера ко мне пришел молодой человек.
– Учитель, честные люди направили меня к вам. Располагайте мной по своему усмотрению.
Не исключено, что история снова готовится сделать виток по кругу.
Комментарии к книге «Учитель», Олег Васильевич Северюхин
Всего 0 комментариев