Дорогой читатель!
Об одной из повестей Вавилонского цикла моя крестная выразилась лаконично и емко: «У приличий есть границы. Ты зашла далеко за них».
А одна моя добрая приятельница с некоторых пор именует меня «Лимонов в юбке».
Оба мнения мне страшно льстят. Я пересказываю их всем и каждому, принимая при том возмущенный вид, — это тоже правила игры.
На самом деле глобальное неприличие «Вавилона», как мне кажется, кроется не в обилии «ненормативной лексики» (вот уж без чего можно обойтись при желании — другое дело, что желания такого нет) — а в принципиальной гомосексуальности повестей этого цикла. Действующие лица каждой из них — либо только женщины, либо только мужчины. При этом более непристойными кажутся те, где только женщины. Почему — понятия не имею.
Является ли автор этого безобразия гомосексуально озабоченным? Мучим ли комплексами детсадовского возраста?
Да нет, не является и не мучим. Во всяком случае, не больше, чем большинство.
...А было так: стояла пыльная весна перестройки, от апрельского же пленума вторая. Об этом времени я сочинила следующие стихи:
Вот счастье посетило дуру: Запреты сняты, дни тихи, И я сдала в макулатуру Все запрещенные стихи. Но прежней скудной жизни крохи Еще таятся по шкафам — Бесценный памятник эпохи — Слепой и рваный Мандельштам.Мандельштам действительно хранился в шкафу — чтобы если что, так не — и представлял собой шестую плохочитаемую копию под копирку нескольких стихов. Я их разбирала, как тайнопись, дорисовывая угаданные буквы карандашом.
Там были такие строчки: «Ветер нам утешенье принес, и в лазури почуяли мы ассирийские крылья стрекоз...»
Вот об этих-то стрекозах и шел разговор пыльной весной перестройки. Мы сидели с моим другом в редакции заводской многотиражной газетки и смертно скучали. Мы оба уже написали по десять строк о передовиках производства («Семнадцатилетней девчонкой сорок лет назад переступила она порог родного цеха и с тех пор...») Время тянулось медленно-медленно. Хотелось домой, но было нельзя.
«Почему — ассирийские?» — задумчиво говорил друг. Начальство не слышало нашего разговора. Слышало бы — удивилось бы.
«Потому что — синие...» — предполагала я.
Он взял фломастер, несколько раз провел им по листку бумаги: ш-ш-ш... ш-ш-ш... «И шуршат... Ас-сирийские...»
Комментарии к книге «Синие стрекозы Вавилона», Елена Владимировна Хаецкая
Всего 0 комментариев