«Смоленский поход»

Зимний день короток, а путь впереди далекий. Потому встать надо затемно, усердно помолиться чтобы господь не оставил в дороге своим заступничеством и отправляться в путь. Подниматься Федьке не хотелось, потому как пришел он поздно, но в дядином доме это не у родной матушки и пожалеть его никто не собирался. Так что все что он успел, это перекрестить лоб и, схватив краюху хлеба со стола, по быстрому одеться и запрыгнуть на сани. Дядя Ефим посмотрел строго, но ругаться на сей раз не стал, а накрыл Федьку полой тулупа и крикнул: — «С богом!» Маленький обоз тронулся. Дядина жена привычно завыла, провожая хозяина. Федька знал, что едва они скроются за околицей, тетушкины слезы высохнут и она, взявшись за неисчислимые хозяйственные дела, забудет об уехавшем муже до самого вечера.

Федор Панин был сиротой, мать его умерла едва он родился, а отец еще осенью погиб в ополчении, выгоняя ляхов из Москвы. Об этом ему рассказал дядя Ефим, вернувшись из похода. Строго говоря, никаким дядей он Федьке не был. Просто жили два боярских сына по соседству, иной раз водили хлеб-соль, да нередко правили службу вместе. А когда усадьбу Федькиного отца сожгли лихие люди в смуту, парня приютили в семье Ефима. Нахлебником тот, впрочем, не был, ибо присматривал дядя не только за Федей, но и за поместьем его отца. Впрочем, и сам он сызмальства неплохо стреляя из лука, был добытчиком. Да чего там, лисий воротник на теткиной шубе не сам собой появился, да и бобровые шапки на дяде Ефиме и самом Федоре не с неба упали.

Сейчас дядька Ефим ехал на службу. На санях помимо его самого, Федьки и боевых холопов лежал припас, а боевые кони шли следом привязанные к саням чомбурами[1].

— Оно конечно рано тебе в новики, — рассуждал дядя Ефим, — да куда деваться? Отец погиб, того и гляди поместье кому другому отдадут, а так, глядишь, за тобой останется. Сброю