«Снайпер»

Снайпер (fb2) - Снайпер [litres] 1500K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Виктор Сергеевич Мишин

Виктор Мишин Второй шанс. Снайпер

© Виктор Мишин, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2016

* * *

Шел апрель 1942 года. Я находился в госпитале, в Куйбышеве. Как ни старался Вано, а после него и санинструктор Валентина, и военврач второго ранга Сухомлин, но чуда не произошло. Осложнение было обширным, меня несколько раз оперировали, четыре месяца валяюсь в госпиталях. Сменил уже три. В Куйбышеве лежу третий месяц.

Когда здоровье пошло на лад и мне разрешили вставать, думал — погуляю, отдохну. Размечтался! Из Москвы ко мне приставили мрачного вида капитана. Звали моего нового мучителя Леонид Юрьевич Кожемяко. Был он настолько дотошным, что мне стало тяжко уже в первый день общения. Начиная с марта месяца меня мурыжил каждый день. С утра и до позднего вечера. Я вспоминал, что мог, а капитан писал, писал и писал. Ладно, хоть пишет сам, мне легче.

Фронт был практически в том же виде, что и в моей истории. Отличия только в потерях сторон. Наши — существенно ниже, в отличие от известных мне, а немецкие — выше. Немцы уже озверели, партизаны их щиплют очень сильно. Со слов пленных, Гитлер издал приказ уничтожать все население деревень и сел, близ которых замечали работу партизан. А в партизаны люди шли толпами. Народ почувствовал заботу правительства и стал больше ему доверять. Так что партизаны развернулись очень серьезно. Благодаря Судоплатову, который курировал все, что касалось разведки и диверсий в тылах противника, взаимодействие регулярной армии и этих самых партизан было отточено «от и до». Самое главное, удавалось поддерживать снабжение войск, находящихся в тылу врага. У партизан появилось больше времени на боевые операции, так как практически отсутствовали проблемы с продовольствием и боеприпасами. Плюсом к этому, части, попавшие в окружение, оставались в лесах, создавая второй фронт, а не стремились с чудовищными потерями выйти из котлов.

Немецким тылам приходилось очень тяжко. Происходили даже не диверсии, а хорошо спланированные операции большими группами. Противник вынужден был увеличивать тыловое охранение, а это сказывалось на состоянии войск, находящихся на передовой.

Вместе со мной, в Куйбышеве, отдыхал и Толя Круглов, мой телохранитель и просто друг. С плечом у него обошлось, все починили. Отдыхал, конечно, громко сказано. Всюду находился со мной и капитаном Кожемяко. В армии медленно, но верно, началось перевооружение. Пошли новые танки, самоходки, стрелковое оружие. У летчиков стали появляться самолеты с новыми отличными двигателями. Лавочкин довел до ума свой Ла-5, классная получилась машина, летуны хвалят. «Вторые» ИЛы, скоро пойдут с двухместной кабиной, а главное, их стало больше на порядок.

Еще в марте из Штатов наконец пришли новые карусельные станки, для обработки башенного погона, благодаря им, производство новых танков удалось увеличить. Сталин решил выпускать два основных вида танков: тяжелый КВ-1М и средний Т-34М. Индексы решили не менять — для конспирации, наверное, только добавили по букве «М» (модернизированный). Хотя видел я уже оба. В Куйбышеве тоже развернули небольшое производство. «Тридцатьчетверка» стала почти не похожа на себя. Танк стал чуть ниже, башня шире и приплюснута, орудие мощнее. Кожемяко нехотя рассказал, что усилили броню. Произвели какую-то модернизацию трансмиссии и ходовой. Позже я узнал, что Сталин отказался от выпуска Т-43, в пользу «сорок четвертого», который уже проектировался. «КВ» вообще стал больше похож на ИС, который я видел в своем времени в Интернете, чем на себя.

Активно шло обучение и танкистов, и летчиков. Уже не как в моем времени: «взлет-посадка», учили серьезно, с учетом своего, да и вражеского опыта.

Люди стали воевать гораздо умнее, стали смелей, уверенней. Мне на глаза попалась газета, в которой была большая статья про одного танкиста, Героя Советского Союза, между прочим. Старший лейтенант Солодуха рассказывал в ней и сравнивал новые танки со старыми.

«Вот, воевал я на Т-28, сжег я одного немца, и тут же меня сожгли. Из экипажа я один уцелел. После госпиталя переучился на новый КВ, в первом же бою восемь машин противника уничтожил, прежде чем мне повредили орудие, в которое попал снаряд. С поля боя я вышел своим ходом, насчитал больше пятидесяти отметин на корпусе. Сейчас жду машину с ремонта и — снова в бой. Можно воевать, когда тебе не грозит сгореть от первого же попадания…»

Превосходство нашей техники уже было налицо.

Когда в середине апреля в Куйбышеве появился Истомин, я с облегчением вздохнул. Кожемяко убыл в Москву, а с нами остался наш прежний командир — старший майор ГБ Истомин Александр Петрович. Парни, с которыми я воевал в первый год войны, восстановились после ранений и сейчас снова тащат службу. Их оставили в Ленинграде, там они и работают. Практически живут во фрицевских тылах.

Петрович привез с собой в Куйбышев моих девчонок, а также документы, подтверждающие мое опекунство над ними. Так как Кожемяко уехал, допросы прекратились. Я проводил все свободное время с дочками. Александр Петрович выхлопотал мне «Виллис», якобы для служебных разъездов. Хотя работы для меня здесь не было.

По шесть часов в день я тренировался с группой ОСНАЗа НКВД, делился своим опытом, перенимал чужой. Со мной вместе обучалось еще два десятка бойцов. Все бывалые, повоевавшие побольше меня, прибыли сюда после лечения в госпиталях. Бойцов нашего отряда планировалось впоследствии использовать как инструкторов в создаваемых разведывательно-диверсионных группах. Судоплатов, благодаря информации, полученной от меня, разворачивал свое детище на полную катушку.

Ребят, хочу заметить, подбирали основательно. Каждый был спецом в каком-либо деле. Снайперы, подрывники, радисты и, конечно, рукопашники. К последним причислили и меня. В спарринги я пока благоразумно не вставал. После ранений, да и просто тело было не тренированным, я потихоньку втягивался, тянулся, укреплял мышцы и связки.

Интересно было наблюдать за бойцами. Каратэ здесь было не развито, но, посмотрев пару схваток одного капитана, воевавшего в полковой разведке, я заинтересовался. Дело было в том, что парень активно пользовался ногами, как бы и не больше, чем руками. Я здесь такого не встречал. Часто попадались парни, занимавшиеся до войны боксом, борьбой, ну и дрались они соответственно. В основном пользуясь руками. В ближнем шли на захват и бросок.

Приглядываясь к капитану, обратил внимание, что парень не растянут, стало быть, самоучка, но довольно умелый. Как-то, во время одной из тренировок, он подошел ко мне. Я обычно занимался в сторонке, стараясь не привлекать внимание.

— Привет, лейтенант, — добродушно обратился ко мне капитан. Я, сидя в шпагате, поднял глаза. Да, парень был знатный. Крепкие мускулистые руки, ни грамма жира, рост примерно метр восемьдесят. Но что привлекло больше всего, так это честное лицо, с такими добрыми глазами, вот такие опасны больше всего.

— И вам не хворать, — ответил я, проигнорировав его обращение на «ты».

— Меня Игорь зовут.

— Сергей, — ответил я, продолжая смотреть на него. Капитан протянул руку. Я спокойно поднялся и пожал ее.

— Будем знакомы, — Игорь с какой-то хитринкой разглядывал меня, а я краем глаза отметил, что остальные парни тоже с интересом смотрят в нашу сторону.

— Будем, — коротко произнес я.

— Давай на «ты», — предложил он, продолжая держать мою руку.

— Давай, мне самому так легче.

— Тем более, мы ведь вроде в одном звании — ты ведь лейтенант госбезопасности?

— Именно так.

— Скажи, Серега, а чего ты такое делаешь? Все время ноги растягиваешь, а ни с кем не борешься?

— Так упражнение это, растяжка, — ответил я, но показалось, что он просто прикалывается.

— А зачем она нужна? — все так же улыбаясь, продолжал он.

— Ну, вот ты, Игорек, сам учился так драться?

— Да, подсмотрел немного, в Испании, — лицо у парня вдруг слегка нахмурилось, — что-то запомнил, что-то сам придумал.

— Попробуй меня ударить ногой, хотя бы в грудь или в плечо, — предложил я.

— Зачем ногой, можно и рукой обойтись? — удивился он.

— Не всегда. Бывают случаи, когда нужно ударить именно ногой. Вот я и покажу, зачем растяжка нужна.

— Бить всерьез? — поинтересовался Игорь.

— Конечно, только так и можно понять. Но я отвечать буду, так что — будь готов. Я тоже ударю ногой, — предупредил я.

Мы встали в метре друг от друга и смотрели глаза в глаза. Пока Игорь заносил ногу, пока ее поднимал, я без размаха нанес прямой удар ногой в грудь. Правая нога капитана, не долетев до цели, полетела обратно вместе со своим владельцем.

— Ну, как, теперь понимаешь — для чего? — спросил я, подавая руку лежавшему на земле капитану.

— Да уж! Я даже не понял — чем ты ударил-то? Хотя знал, что ногой бить будешь. Как же быстро-то. И неожиданно, на такой-то дистанции, — ответил капитан, поднимавшийся с земли, ухватившись за мою руку.

— Просто, у тебя связки и мышцы «забиты». Пластику надо развивать. Я смотрю, приемы ты освоил хорошо, потянись, как следует только.

— Видали? — оглядел он бойцов, что уставились на нас. — Вот как надо! Спасибо, Сергей.

— Да не за что. Обращайся. Я у тебя тоже кое-что перенять попробую, — улыбаясь, ответил я.

— Да ладно. Сам, наверное, все знаешь, — махнул рукой Игорь.

— Все знать невозможно, а вот «двоечку» руками ты мне покажешь. Это когда после второго в корпус идет бросок.

— Ладно, договорились. Давай, покажи — чего и как тянуть надо, — попросил он, — парни, давайте сюда, — добавил он остальным бойцам.

Подошли те шесть человек, что тренировались с капитаном до меня.

Один из них был примечателен тем, что сильно напомнил мне Мурата, казаха из моей бывшей группы. Тоже раскосый, маленький, метр шестьдесят — шестьдесят пять всего, но жилистый, двигается плавно, настоящий боец.

— Товарищ лейтенант? — обратился он ко мне, после получасового разогрева.

— Просто Сергей, — предложил я. Видел его в форме, старлей он.

— Можно мне попробовать тот удар, что пытался нанести капитан? А ты ответишь, как захочешь. Вон ты его как положил, — перейдя на «ты», предложил боец.

— Да скажешь тоже, положил, — усмехнулся я.

— А все же? — он смотрел, чуть улыбаясь и прищурив один, и без того узкий, глаз.

— Ну, давай попробуем, — я на секунду задумался. По парню видно — боец он должен быть хороший, да и, зная их восточную натуру, наверняка занимался всерьез. Стоило приготовиться падать.

Ступня нового «Мурата», кстати, я даже не спросил, как его зовут, описала полукруг с такой скоростью, что я почти замешкался, уйти успел в самый последний момент. Достать, он меня все равно достал, но, если бы я не уклонился, хрен его знает — где была бы моя челюсть. Уходя, я поднял руку, удар пришелся в плечо, но меня мотнуло. Наклоняясь, одновременно присел и крутанулся на месте, делая подсечку, «Мурат-2» ловко подпрыгнул, пропуская ногу под собой. Я остался в полусогнутом положении, готовясь кувырком уйти в сторону. Но удара не последовало.

— Здорово, Сергей, я не ожидал подножки, — заговорил старлей, отступив и опустив руки.

Я поднялся и протянул ему руку.

— Ты не сказал — как тебя звать-то?

— Равшан, — ответил он, пожимая мою клешню.

Я чуть не прыснул от разбирающего меня хохота. Если не сдержусь, он меня тут в землю втопчет. Да, осталось Джамшута найти, а я «Насяльника» буду. Удержался, только расплылся в улыбке.

— Рассказывай, где ты так ногами дергать научился? Уж больно резкий.

— Это точно, — пробасил кто-то из стоящих рядом бойцов, — как понос, видели бы вы, как он фрицев кладет в рукопашке.

— Представляю, — всерьез ответил я и кивнул.

— Да ты тоже, Серега, хорошо драться умеешь. Продолжим как-нибудь, из того положения, на котором закончили? — заулыбался Равшан.

— С удовольствием. Хоть сейчас, — ответил я.

— Извини, сейчас некогда, я тут стрельбу веду.

— Так ты снайпер, что ли? — удивился я. Хотя чему удивляться, люди из Азии всегда слыли хорошими стрелками.

— Да. Интересует?

— Конечно. Сам пробовал, но, кроме стрельбы метров с трехсот, ничего не умею. Да и стреляю не особо. А уж двигаться и позицию выбирать — вообще темный лес… — Ну немного поскромничал. Стреляю-то я как раз вовсе даже и неплохо. Даже Истомину понравилось. И я давно его просил найти мне хорошего инструктора по маскировке и тактике.

— Научишься, если захочешь, — серьезно ответил Равшан.

— Да, вот и тренируй вас! Еще вундеркинды есть? — вдруг заговорил капитан, он оказался удивлен тем, что его поставили на рукопашку, притом, что есть бойцы и посильнее.

— Товарищ капитан, я просто смотреть приходил, ну и побегаю с вами. Я ведь по стрельбе здесь, — извиняющимся голосом пробормотал Равшан.

— Не прибедняйся, видел — как у тебя получается. А ты, Сергей, чего молчишь? — Игорь уставился на меня.

— А я чего, я пошел с Равшаном, давно хотел снайперскому делу научиться, — и я направился за уходящим Равшаном.

Впоследствии мы много раз занимались взаимным мордобоем, иногда лучше получалось у Равшана, иногда — у меня. Отметил для себя одного из учащихся, Семена Павленко, имевшего разряд по боксу, немного, но он уступал и мне, и Равшану.

— Вот черти, задобали вы со своими дрыганиями! — заключил Сема, в очередной раз хлопнувшись на землю. — Пока бьете руками, кажется, что все, сейчас положу. Хрена два, ваши макароны — ноги, в смысле — постоянно забываю.

— Ну, так не забывай, — наставительно произнес Равшан, он всегда был рад, когда укладывал Семена, так как тот очень сильно хвастался и говорил, что боксер — любого уделает. А Равшан каждый раз ему в этом мешал.

— Так ведь мне нужен-то всего один удар и — писец котенку, — все не успокаивался Павленко.

— Так ты его сначала проведи, — ехидничал Равшан.

Вообще, Равшан был не из выпендрежников — скромный, тихий, обращал на себя минимум внимания. Ну, так ведь он снайпер. Причем отличный. Неделю я с него не слезаю, а, как начнем играть кто кого, так я пока его разглядываю и ищу, он меня десять раз может снять. Но все-таки и у меня двигалось. Понятно, такому не научишься за пять минут, но к концу второй недели прогресс пошел.

Равшан оказался хорошим учителем, а меня назвал очень способным учеником. Научил грамотно маскироваться, подолгу лежать без движения. Последнее было невероятно трудным делом. Лежишь на холодной земле или в луже часа четыре, потом встать не можешь — так затекают мышцы, что хоть вой. Снайпер показал нехитрые упражнения, благодаря которым, тело слушалось без нареканий. В ответ я показывал ему некоторые приемы, которых он не знал. Короче, мы нашли друг друга. Уже через месяц он вдруг сообщил мне, что у меня начало получаться, поэтому он усиливает тренировки, так как теперь видит, что надо со мной работать жестче.

С нами занимались еще восемь человек — четверых Равшан завернул, сказав им суровую правду о том, что из них самостоятельных полноценных снайперов не выйдет. А мне посоветовал искать себе пару, поскольку не видит смысла учить меня просто так, чтобы я стал простым инструктором. Мало того, он еще и начальству сообщил. Меня вызвал Истомин, начал пытать — что да зачем.

— Зачем ты это затеял? По-моему, я передавал тебе слова Лаврентия Павловича?

— Передавали, — подтвердил я, — однако возникла идея.

— Что, опять озарение? — с усмешкой проговорил Истомин.

— Типа того, — кивнул я, — может, это и известно уже, не знаю, но, думаю, может и получиться.

— Что именно? Говори, — уставился на меня майор.

— С самого начала я делал акцент на военачальников, хорошо показавших себя на войне. Там же я указывал и специалистов противника, как хороших, так и плохих.

— К чему ты клонишь? — прервал меня Александр Петрович.

— Что, если заняться целенаправленным выбиванием комсостава противника?

— В смысле? — не понял Истомин.

— В прямом. В моем времени видных политиков, бизнесменов и прочих бандитов «исполняли» снайперы. Специально подготовленные люди отстреливали тех, кого укажут, и исчезали.

— А подробнее? — с интересом спросил Истомин.

Мы разговаривали около трех часов. Я высказал свою идею, Петрович спрашивал то, что его интересовало.

— А кто будет давать указания и разрабатывать операции? — озвучил свои мысли Истомин.

— Думаю, что здесь будет незаменим Судоплатов. Ведь он же ведет все руководство по подготовке и проведению диверсионных акций в тылу противника. Плюс — у него есть данные на всех, кто может нас заинтересовать.

— Я сейчас свяжусь с Москвой, если Павел Анатольевич не сильно занят, вызову его сюда.

Истомин ушел, а я стал думать — может, и получится что-нибудь.

К вечеру вернулся Истомин.

— Павел Анатольевич завтра будет здесь. Товарищ Сталин очень интересуется, что еще такого ты придумал. Понятное дело, по телефону я не стал раскрывать твои мысли. Поговоришь с Судоплатовым, тот вернется и доложит.

Дело завертелось очень быстро. Конечно, я и не думал, что сказал что-то новое, Судоплатову все это было хорошо известно. Я рассказал, как читал в его книге про ликвидацию фашистских военачальников. О том, как нагло и в то же время идеально работал Кузнецов. Павел Анатольевич насторожился, что я знаю про Кузнецова, но потом, видимо вспомнив — кто я и откуда, успокоился. Я поинтересовался, какова будет структура группы ликвидаторов. Павел Анатольевич ответил, что нужно хорошо все обдумать, посоветоваться со «спецами», но лично он видел состав и задачи такими:

— Группа прикрытия — находится отдельно от стрелков-ликвидаторов, но контролирует безопасность последних. Снайперы, — их он видит именно «двойками», — работают объект и уходят.

Для каждой группы предлагалось разрабатывать целую схему по осуществлению плана и выходу из района проведения операции.

— Думаю, должны быть два вида снайперского оружия. Один — основной стрелок с крупным калибром, второй номер страхует и, при необходимости, работает на более короткой дистанции.

— А что, есть крупный калибр? — спросил с удивлением я.

— А ты думал. На основе ПТР, с магазином на пять патронов и сильной оптикой.

— Так из такого много ли настреляешь? Отдача, грохот.

— Даже обычное ПТР давно модернизировали, а уж про снайперский вариант и не говорю. Отдача, звук выстрела, вспышка — почти как у мосинки. Зато дальнобойность и пробиваемость выше всяких похвал. На фронте был случай, когда один боец, получивший в руки такую винтовку, с расстояния больше километра убил одним выстрелом фашистского генерала. Тот приехал на передовую осмотреть войска, да там и остался. Много ли заметишь с километра?

— Круто! — восхитился я.

— Чего? — не понял Павел Анатольевич.

— Здорово, говорю, — поправился я.

— Вот я и говорю. А спецгруппы будут работать в тылу врага — какой тогда будет результат?

— Думаю, офигенный. Немцы без командиров уже не такие бравые вояки. У них порядок превыше всего.

— Ну, за порядком и мы следим.

— Я все понял, Павел Анатольевич. Можно ли мне рассчитывать на свое участие?

— Товарищ Новиков, вы, по-моему, уже навоевались. Вы ведь здесь после ранения?

— Да. Но я почти полностью восстановился. Прихрамываю немного, но это ничего. Рука работает, а спина зажила. Чего мне в тылу-то сидеть.

— Зато придумываете нужные вещи, — Судоплатов подмигнул мне.

— Так это же на эмоциях, полученных на фронте.

— Я тебя понимаю, Сережа, — Павел Анатольевич вдруг сделался серьезным, — попробую сделать для тебя что смогу. У тебя ведь и группа есть своя?

— Ребята в Ленинграде остались.

— Вызывай. Согласуй с Истоминым, он не будет против, я уверен. Уж больно вы хорошо себя показали.

— Ага, еле вылезли.

— Ну, не без этого. Зато задание выполнили!

За ужином я поведал о нашей беседе с Судоплатовым Истомину. Тот поддержал идею создания таких групп, но отнесся крайне отрицательно к моему участию.

— Александр Петрович, ну не могу я сидеть на месте, сами же знаете!

— Мы тебя в камеру засунем и никуда не денешься! У тебя дети теперь, ранений целый букет. Наконец, подумай о своей голове, ты же стольких на тот свет уже отправил, спишь-то как?

— Да нормально. Я врагов туда отправлял, а не друзей. И еще столько же с удовольствием отправлю.

— Ладно, ладно. Поговори у меня. Вы в будущем все такие, с шилом в заднице?

— Ага. Кроме нескольких процентов геев, все такие.

— Кого?

— Я вам потом объясню, — засмеялся я, прикрыв рукой рот. — А если серьезно, Александр Петрович, у меня теперь и подготовка лучше, и парни будут те же.

— Ага, те же. Может, тебе еще и Иванова с Михалычем сюда привезти? — ухмыльнулся Истомин.

— Очухались? А что же вы раньше-то мне про них не говорили?

— Очухались. Иванов ранен был не очень серьезно, а вот Михалыча с того света вытащили.

— Иванова я так и не отблагодарил…

— Приедет и проставишься, — ляпнул Истомин и, сразу же осекся.

— Спасибо вам, товарищ старший майор. От всей души спасибо!

— Не подлизывайся! Через неделю все будут здесь. Месяц на подготовку, потом поступите в распоряжение к Павлу Анатольевичу. Если он сочтет вас готовыми, начнете работать. Дальше он вам будет задачи ставить. Вас у меня давно забрать хотели.

— Александр Петрович, ну вы ведь все равно с нами будете?

— Пока приказано работать здесь. Но ты же знаешь, у меня несколько другие обязанности.

— Кретинов и саботажников ловить? — спросил я.

— Их тоже кто-то должен ловить. Хотя сейчас стало заметно лучше. Люди стали ответственнее. Предприятия, что были эвакуированы в тыл, вовсю разворачиваются. Люди работают, на фронт идет техника и оружие в нужных количествах.

— А что с наступлением на Харьков, помните, я рассказывал?

— Ну, уж такого товарищ Сталин не допустит. Тимошенко приставили такую свиту, думает теперь, прежде чем сделать, — видя мои удивленные глаза, Истомин добавил, — выводить из действующей армии пока не стали, хотя устарел наш маршал для такой войны.

— А кто сейчас там командующим фронтом?

— Он, только не один. Рокоссовский, Чуйков, Горбатов, Еременко и другие там же.

— А на севере? Жуков?

— Так точно. Чего, ответ впечатлил?

— Ага, я аж подавился.

— Новый устав еще не ввели, но наказывать за такой ответ уже не будут. Так вот, на севере: Жуков, Рыбалко, Мерецков, Черняховский. Да много кто. Люди все на своих местах. Воюют как надо.

— Это очень хорошо, правда, приятно слышать.

— Вот так, — закончил Истомин.

Здорово все идет: в Крыму немца бьют, на Центральном — тоже. Жуков в Ленинграде пока в обороне сидит, но зато колечко-то сняли. Тем более приятно, что я в этом участвовал. Коридор пробили небольшой, километров двадцать шириной, но укрепились отлично. Кольцо рвали как и в моей истории. На Ораниенбаумский плацдарм удалось переправить новые тяжелые КВ, перебросили с восточной стороны и с севера пехоту и артиллерию. Ударили крепко. Благодаря тому, что у немцев в этом месте оставалось мало танков, сломили их достаточно быстро. А из-под Синявино ударила группировка в составе четвертой и двадцать первой армии. Жарко, наверное, было. Тем более, что все фрицевские деревянные укрепления обильно поливались напалмом, причем уже не моим кустарным.

Жуков вперед не лезет, решил пока создать крепкую оборону. Рано еще наступать по всем фронтам, силы копить надо.

Немцев регулярно обрабатывают с воздуха, да и обороняется Георгий Константинович довольно активно. Раздергивают фрицев, не дают копить большие силы.

Через Шлиссельбург проложили железную дорогу, по ней в Ленинград идет все необходимое, главное — продовольствие. В северной столице выпуск тяжелых танков увеличился, теперь есть возможность немного, но поставлять их и на другие участки. Но в основном, конечно, все оседает прямо там. Танки не самокаты, быстро не сделаешь. Но стараются люди. В отличие от моего времени, в Ленинграде осталось много жителей трудоспособного возраста. Так как блокада была снята раньше, не было таких потерь мирного населения от голода. Город снова начал жить и работать.

Тренировки новый «Мурат» и, правда, ужесточил. К тому же нам привезли новые снайперские винтовки «ВСК». Назвали нейтрально, потому как делали ее несколько оружейников сразу. Когда я увидел это чудо, слегка охренел. Здоровая дура, немного покороче ПТР, но весьма похожая. Пламегаситель, приклад. Хотя нет, приклад-то как раз был новый, с каким-то амортизатором. Больше всего она напомнила мне пиндосский «Баррет». Когда начали стрелять, понравилось настолько, что не хотел из рук выпускать. Отдача крепкая, но терпимая, мощь — даже слов нет. Как передать чувство, когда есть ощущения, что ты режешь масло горячим ножом. С пяти сотен метров в борт «Ганомага» навылет с обеих сторон. Нет, это не передать.

Равшан уже неделю бился со мной над баллистическими таблицами, заставляя учить наизусть. Как правильно высчитывать поправки при разных углах, ветре, перепаде высот и расстоянии до цели. С восьмисот метров в ростовую мишень попадал я вполне сносно, но вот дальше…

Сам учитель с такого расстояния клал пули в кружок диаметром пятнадцать сантиметров. Причем — весь магазин. Мне такое пока не дается. А уж о большей дистанции приходится только мечтать. Равшан ради эксперимента, «положил» ростовую мишень с тысячи трехсот. Но сказал, что надо над пулей поработать. Я только хлопал глазами. На деле, по раскладам Судоплатова, требовалось на расстоянии 700–800 метров поражать грудную мишень с первого выстрела. Второго может и не быть. Павел Анатольевич объяснял, что это оптимальное расстояние как для точного выстрела, так и для того, чтобы смыться.

За всеми этими перестрелками не заметил, как пролетела неделя. Народ в нашу «учебку» все прибывал. По всем фронтам люди Судоплатова отбирали лучших снайперов, к ним подбирали группы прикрытия. Прибыли и мои друзья.

— Ну, здравствуйте, товарищ лейтенант госбезопасности, — услышал я однажды, вернувшись на квартиру, где жил с дочерьми. Заглянув в комнату, увидел всю банду в полном составе. Был здесь и Петрович, и Иванов, и даже водитель Михалыч, а главное для меня — ДЕД. Да, он снова с нами.

— Чем же я вас всех кормить-то буду? — засмеялся я.

Истомин ухмыльнулся, а парни дружно заржали. Первым подошел Саня Зимин, это он и здоровался, я сразу узнал его голос. Все такой же подтянутый, в форме.

— Это чего, ты уже меня в звании догнал? — удивился я. То, что Зимина повысили до лейтенанта ГБ, я не знал, вот парень дает.

— Так нас всех отметили, после «Шлисселя», когда блокаду прорвали, сам Жуков награждал! — важно ответил Саня. А я обратил внимание на его грудь — ни хрена себе иконостас. Два «Красных Знамени», две «Красные Звезды», «За Отвагу», «За Боевые заслуги». Да, у меня столько нет.

— Везет тебе, скоро перепрыгнешь, — кивнул я Зимину в ответ.

— Не думаю, — вдруг перебил нас Истомин и, подойдя ко мне продолжил: — товарищ лейтенант государственной безопасности, за отличное выполнение особого задания Ставки, за мужество и доблесть, вы тоже будете отмечены правительственной наградой. Вручение состоится завтра, специально прилетел товарищ Калинин. Многие командиры и бойцы Красной Армии, прибывающие сюда для обучения, возвращаются в строй после лечения. Решением товарища Сталина вас всех здесь и наградят. Просто ребят на фронте раньше наградили, пока ты в госпитале валялся, вот и все.

— Во дела! — потер я щеку, когда прервался Истомин.

— И еще не известно, кто кому будет завидовать, когда узнают, чем тебя наградил товарищ Сталин. А у меня отдельный подарок для тебя. Лично от товарища Берии.

— Ого, это чего же на меня навесят, вроде заслуг-то немного? — подумал я, но как оказалось — вслух.

— Сергей, вы выполнили очень важное дело. С Ленинграда снята блокада, люди перестали голодать. А значит — умирать!

— Александр Петрович, не мы же кольцо рвали, сколько там ребят полегло, мы-то не участвовали…

— Полегло действительно много, но не бесполезно — цель была достигнута.

— Понятно, давайте, что ли, ужинать? — предложил я.

— У нас все свое, с собой прихватили, — подал голос Вано и показал на стол, заставленный самой разной едой. Стояли и бутылки, уж наверное, не с водой.

— Минуту, пожалуйста, ребята, — попросил я слова, когда ужин был в самом разгаре, а парни приняли на грудь водочки.

— Говори, командир, — перекрикивая всех, ответил Зимин.

— Ребята, мы здесь собрались вместе благодаря случаю. Все мы помогали друг другу в тяжелые минуты, держались друг за друга. Но я бы хотел заметить, что если бы не Костя и Вано, вряд ли бы эта встреча получилась. Спасибо вам, братцы! — я подошел по очереди к каждому из названных и, крепко пожав руку, обнял, похлопав по спине.

— Серег, ты чего? — смущенно пробасил Вано.

— А кто меня выхаживал, спиртом обрабатывал и таскал на себе? А Костян, сам раненый, но вытянул меня. А вообще, ты прав, Вано, не буду я выделять кого-либо, мы все — одна семья. Вы всегда будете для меня самыми близкими.

— Вот завернул, — пожал мне руку Истомин, — ты случаем не выпил стопочку, трезвенник ты наш?

— Никак нет! Товарищ старший майор госбезопасности, вы же знаете мой случай.

— Да знаю, знаю, — пробормотал Истомин.

— Ну, пользуясь случаем и я скажу, — вдруг подал голос до этого молчавший Михалыч, наш водитель.

— Ну все, и этого прорвало, — заключил Зимин.

— Молчи уже, дай сказать, — беззлобно проворчал Михалыч.

— Молчу, молчу, говори, батя, — посмеиваясь, прикрыл рот ладошкой Саня.

— Спасибо, хлопцы, вам всем! А тебе, лейтенант, — Михалыч посмотрел на меня, — извини, что не послушал тебя. Ты тогда приказал ехать к дороге, а я встал на кромке поля, вот и получил. Спасибо, сынки, за то, что не бросили.

— Батя, да ты хорош дурить-то! Как бы мы тебя бросили? Ты же один из нас, а мы своих не бросаем, — гордо сказал я. — Это вообще-то наш девиз.

— Вот, за это и выпьем! — поднял стакан Вано.

Я тоже поднял свой стакан, в котором была минеральная вода. Истомин привез из столицы.

А награждение было и вправду сладким. Мне дали целый «Орден Ленина», чему я удивился еще сильней. Сам дедок с козлиной бороденкой прицепил мне на грудь эту высокую награду. Новая форма тоже была хороша. Истомин привез мне ее специально. Погоны вводить не стали, не до них сейчас, но придумали вместо всех этих ромбов, квадратов и шпал — звезды. У меня в петлицах горели по четыре маленькие золотые звезды, что очень воодушевляло. А как смотрятся целых четыре награды. Эх. Еще бы не война. А самым интересным для меня был подарок от Лаврентия Павловича. Оружие, да какое! Я еще в прошлом году, разговаривая с Истоминым, узнавал о поставках из штатов. Так вот, по личной просьбе Берии, в Союз пришла партия из десяти винтовок. Винчестер модели семьдесят был просто великолепен. В трех вариантах исполнения, разница в калибре и длине ствола. Личным подарком оказалась семидесятка калибра 300 H&H Magnum. Это, я вам скажу, тот еще монстр. С его убойной силой да великолепным качеством ствола кучность была… Пальцев не хватит, чтобы все облизать от счастья. Таким патроном дважды выиграли соревнования по стрельбе на 1000 ярдов. С этой винтовкой, после всего пятидесяти выстрелов, я собрал кучу в двадцать сантиметров на дистанции 1000. Равшан, правда, меня и тут опередил. Три выстрела подряд в круг тридцать сантиметров, он положил на 1200 метров. Да-да, такие пошли расстояния у нас. Если честно, я всегда о таком и мечтал.

Понеслись дни сплошных тренировок, мы с Муратом, конечно, составили снайперскую пару. Остальные работали с рукопашниками, постоянно и много стреляли. Отлаживали взаимодействие. Толю Круглова поставили вместе с новеньким, Константином Ивановым, остальные все были сработаны. Дед же так и оставался нашим незаменимым радистом.

Равшан теперь гонял нас обоих. Я себе так и оставил 300-й, Мурат выбрал 30–06 «Спрингфилд», но с самым длинным стволом. «Куча» у него на той же дистанции, что и у меня, выходила почти такая же, но вот энергию 06 терял прилично… От 300-го подранка не будет никогда, а в случае с 30–06 всяк может получиться, при охоте на людей, конечно. Да, 300-й не годился для бронетехники, точнее для борьбы с ней как пуля для ВСК, но вот по живой силе… Этим патроном можно медведей «валить» на приличном расстоянии. Короче, подготовка у нас пошла как песня. Равшан уже перестал увеличивать дистанцию, говорит, что таких целей просто нет. Он прав, даже в двенадцатикратный «Юнертл» я вижу на 1200 практически пятно. Дальше уже необходима совсем другая оптика. Гоняет нас сейчас Равшан по маскировке и передвижению вблизи противника. Ставит, гад, наблюдателей и заставляет выйти на позицию незамеченными. А до «противника» сто метров. На мои глупые вопросы: на фига, я не собираюсь стрелять с пистолетной дистанции? — заметил очевидное: а кто тебе сказал, что всегда будет возможность поражения с километра? Ответить было просто нечего. Поэтому учились. Принимали на головы комья земли, это когда нас замечали, помощники Равшана закидывали нас землей и камнями, имитируя обстрел, и терпеливо учились, учились, учились.

На дворе было начало июня, когда пришел приказ от Судоплатова прибыть в столицу. В Москве нас поселили в квартире у Алевтины. Конечно, не всех, такую ораву не поместишь. В этом же подъезде пустовали две квартиры, где были их хозяева — история умалчивает. По городу шляться запретили, дали две папки бумаг с данными о какой-то местности, приказали изучать. Меня Истомин увез к Лаврентию Павловичу.

Представ пред светлы очи всесильного наркома, бодро отрапортовал доклад. Выслушал хвалебную речь в свой огород. Как обычно, немного оттянули — за разгильдяйство — хотя, в чем оно выражалось, как водится, не сообщили.

— Ну что, воин, опять напросился на фронт? — с улыбкой спросил Берия.

— Так точно, товарищ генеральный комиссар госбезопасности, напросился, — Берия сначала поморщился, но, снова натянув улыбку, протянул руку.

— Молодец. Товарищ Сталин тоже очень доволен твоей службой и… твоим везением. Сказал, что, видимо, не все так плохо в будущем, если там есть такие, как ты.

Я смущенно опустил глаза.

— Лаврентий Павлович, не стоит, есть и более достойные люди для вашей похвалы. Я не выделываюсь, извините, если кажусь невежей. Просто на фронте встречал людей, которые идут на верную смерть без всяких наград, без мысли о спасении. Мы-то что, знали — нужно выполнить задание и назад. А бойцы в окопах, им либо смерть, либо войне конец.

— Мы понимаем, Сергей, всю тяжесть положения на фронтах, но сейчас такое время — нужно, нужно напрягаться изо всех сил. И, кстати, товарищ Сталин предложил ввести отпуска в армии. Конечно, для начала тем, кто наиболее отличится, но когда ситуация позволит, то и всем остальным.

— Отличная идея, товарищ Берия. Просто великолепная. И людям, я уверен, это понравится. У немцев так и сделано. Они вроде меняются через две недели. Нам пока это, конечно, «не светит». Надо сначала их отогнать подальше, а там и видно будет.

— Именно так. И добавлю: еще рано плясать, пока надо воевать.

На Лубянке я пробыл часа четыре. Потом съездили с Истоминым на завод, где выпускали ПТР, посмотрел на новинки. Выпросил десяток новых магазинов для ВСК десятизарядных — на будущее. Хоть автоматики и нет, но все не по одному пихать. А так дергай затвор, да дергай. Нам с казахом по пять штук в самый раз. Узнал, кстати, где берут такие хорошие прицелы. Оказалось, они наши, выкупили лицензию у «Юнертл», собирают на заводе, где производится медицинская аппаратура, а линзы приходят из Штатов. А прицелы и, правда, классные. Увеличение восьмикратное, просветленные. Они у наших получились еще крепче, чем родные штатовские. Мы стреляли в сумерках, уже темнело, но видно хорошо. Только непривычно, конечно, с таким увеличением работать. Сноровка тут нужна и опыт. Ведь с восьмикратным увеличением сдвиг ствола всего на миллиметр даст отклонение в несколько метров, на тех дистанциях, для которых предназначен этот прицел. Но на «Винте» я оставлю родной.

Вечером собрались всей оравой у Алевтины и замутили посиделки. Заставили петь, хотя и сам давно соскучился по гитаре. Тем более, в Москве меня ждала моя «итальяночка». Успокоились, только глубоко за полночь, но все были трезвые, люди хорошо понимали — время не то.

Утром нас не дергали, так что удалось относительно выспаться. После обеда приехали от Судоплатова, пригласили к нему. Поехал с Зиминым и Муратом.

— Лейтенант, по Ленинграду не соскучился? — встретил меня вопросом Павел Анатольевич. Он сидел за столом с какими-то бумагами. Краем глаза я заметил фотографии.

— По делу? — осторожно спросил я.

— А как еще? Отдыхать после войны будем ездить. Ну что, как группа — готова?

— Так точно, товарищ комиссар госбезопасности второго ранга.

— Тогда слушайте сюда, — и Судоплатов перешел к делу.

Да, задачка. Наши отцы всемогущие перешли от слов к делу. Причем довольно рьяно. Оказывается, уже отработали три только что созданные группы «ликвидаторов». Результат — упокоился один из лучших знатоков танковых прорывов. Двум другим группам так не повезло. И задание не выполнили, и сами не вернулись. Мою группу посылали именно на ту цель, которую упустили те пропавшие. Цель и вправду казалась серьезной.

— Пойдете опять «мышами». В этот раз поддержки не жди, сами по себе, — продолжал терзание Судоплатов. Истомин все время тихо стоял в сторонке и усиленно кусал губы. Чего это Петрович так нервничает? Да, я понимаю, что дорога практически в один конец, но сам выбрал этот путь. Да и опыт, какой-никакой, но насобирал. Уже не мальчик.

— Как у вас с составом, все необходимое собрали?

— Так точно, есть мелочи небольшие, ближе к выходу думал спросить, — отвечал я.

— Вот и говори, выход-то у вас — послезавтра.

— Ого! Даже так? Мы сейчас с Саней обсудим. Разрешите?

— Давай побыстрее, — Судоплатов махнул рукой Истомину, подзывая того. А мы с Зиминым отошли в другой конец кабинета.

А кабинет у Павла Анатольевича довольно скромный. Нет, он тоже был большой, как и у Берии, но обставлен очень просто. Да и к чему роскошь человеку, который в нем бывает два часа в неделю, это — в лучшем случае. Стены отделаны тем же дубовым шпоном, два стола с зеленым сукном. Десяток стульев. В углу притаился радиоприемник, здоровый как шкаф.

— Саня, ты вчера говорил о взрывчатке, много надо?

— Серег, я ведь и дела-то еще не знаю. Может, там и не надо ее вовсе. Килограмма два, может три.

— Давай уж пять. Распихаем каждому. Вдруг опять срываться надо будет так, что придется чего-нибудь разрушить. Знаю я вас уже — не возьмем, потом стонать будете.

— Хорошо, берем пять, главное — гранаты, мины, дым, масксети для нас. У вас свои «лешаки» есть.

Да, костюмы мы уже оценили. «Леший», причем натуральный. Краску для рожи меня Равшан научил делать такую, чтобы запаха не было.

— Смеси у нас достаточно? — спросил я про «кайенскую смесь», которой собачек сбивать со следа.

— Да полно. Этот твой, учитель который, научил Мурата. Тот целый мешок запас. Мешочки придумал на сапоги — привязал и иди себе по лесу. Порошочек сам тихонько сыплется.

— Молодцы. Давай еще раз быстро «пробежимся» — ничего не забыли? А то потом, может, уже и некогда будет.

Решали мы минут десять, если бы командиры не прервали — хрен его знает, сколько мы еще бы протрепались.

— Хорош уже, сколько ни думай, все равно чего-нибудь забудете. Всегда так бывает, по себе знаю, — произнес Судоплатов.

— Хорошо, сейчас список накатаем, — заключил я.

— Только покороче, — предупредил Павел Анатольевич, — а то, поди, целый эшелон закажешь.

— Да нет, мы по-скромному. Всего, и — побольше.

— Автоматы новые не берите, — Истомин подключился.

— Так и поняли. Заброска самолетом?

— Самолетом в Ленинград, оттуда машиной. Оставляете ее километрах в двадцати. Возвращение сами обдумайте и представьте письменно. Я предполагаю — тем же путем. Просто самый короткий путь до нашего «передка». На восток и юг просто нереально дойти.

— Есть! — хором ответили мы с Саней.

Список был длинным. Зимин старался на славу. Только зря — доблестные командиры сократили его почти вполовину.

Автоматы, пулемет для Вано, бинокли, ножи, форма — все немецкое. Гранаты, мины и взрывчатка — наши, советские. С таким набором и предстояло выходить.

На следующий день мы с Муратом с самого утра умчались на полигон. Надо было последний раз вдоволь пострелять. Шутка, я хотел закрепить навыки по стрельбе в грудную мишень на 1000 метров. Группы до нас «спалились», скорее всего, из-за того, что подошли слишком близко. По себе знаю — спецов для стрельбы с таких дистанций у нас не было. Нет, где-нибудь самородок какой может и есть, но где его искать? Стрельба по живой мишени не то же самое, что на полигоне. А выстрел должен быть только один. Ну, ладно, два. Пока звук от первого выстрела долетит до цели, можно выстрелить еще. А немцы, как назло, становятся все умнее, битые уже. В тылах у них порядок почти образцовый. Ладно, будем посмотреть. Сейчас стрелять, потом за карты и сводки засядем.

За последние две недели мы с Муратом здорово привыкли к «Винчестеру». Меня только несколько напрягала вместимость магазина, всего три патрона. У Мурата калибр поменьше, у него стандартные пять штук. Сделали крепления на приклад под патроны. Перезарядка стала гораздо быстрее. Благодаря большому экстрактору, заряжать винтовку с оптикой по одному патрону получалось гораздо быстрее, чем фрицевский карабин. С которого вообще-то и сделали «Винчестер».

После стрельб мы колдовали над картой. Мурат на этот раз выступил в роли стратега.

— Серег, смотри, — начал он, склонившись над картой. — Заходить будем с востока или…

— Или. Посмотри данные разведки.

— Вот я и подумал: северо-запад прикрыт меньше всего, это и в сводке указывается.

— Правильно, откуда там нашим взяться — из Эстонии, что ли?

— Нам НАДО зайти именно оттуда, — сделав ударение на слово «надо», закончил Мурат.

Уже поздно вечером мы снова побывали у Судоплатова, изложили примерный план. Тот внес свои коррективы, которые были нам на руку.

— Мы пустим одиночный самолет, без прикрытия, он зайдет с востока и скинет «обманку» километрах в пяти от позиций гитлеровцев. Вы должны быть в указанной точке к восьми вечера. К часу ночи достигнете позиций врага. Дальше — по обстоятельствам.

Долетели довольно быстро. Один раз только чуть не обделались. Где-то совсем близко прогрохотали выстрелы. Какой-то герой на «мессере» захотел нас приземлить. С нами шли два новых «Яка», так те, особо не напрягаясь, быстренько его сбили. Дальше полет был спокойным.

Меня поразил Ленинград. Город словно ожил, нигде не видно умерших и застывших от голода людей, как в начале зимы. Тогда люди часто умирали на улице, на них даже внимания почти не обращали. От голода и холода люди были равнодушны ко всему. Сейчас другое дело, вокруг много зелени, грохот войны досюда почти не долетает. И люди стали уверенней, что ли, на лицах появились улыбки.

В городе мы не задержались. Прямо с аэродрома Михалыча отправили принимать машину. Дали почти новый ЗиС с закрытым кузовом. Никаких докладов, рапортов, никто к нам не проявлял излишнего внимания. Видимо, все предупреждены. Слова лишнего сказано не было. Быстренько перекусив и обговорив дорогу, выехали.

Ехали долго и муторно. ЗиС нещадно трясло во всех плоскостях. Хороши будут вояки, да нас тут растрясет так, что к выходу на цель мы будем никакие. На место, откуда двинемся пешком, прибыли на час раньше, еще засветло. Михалыча отправили назад в город, договорившись, что будет ждать здесь же через два дня. Мурат умчался в разведку, прихватив с собой Толяна. Правильно, пусть ума набирается, хватит ему уже меня «пасти». Да и Мурату надо прекращать ползать, он теперь мой второй номер, вот со мной и будет брюхо протирать. С Зиминым мы целый час обсчитывали варианты. Наилучшим признали тот, что гарантировал выход к объекту на дистанцию восемьсот. Приемлемо. А для моей новой винтовки вообще прекрасное расстояние. У нее прямой выстрел на пяти сотнях, поправка нужна минимальная. Вернувшись, казах вместо доклада взял себя за горло руками и показал высунутый язык.

— Чего, устал? — поинтересовался я.

— Вилы, говорю, — жестко ответил казах. Нахватались все словечек из «будущего». — Немчуры — как грязи осенью. В одном месте только никого…

— Болото? — нахмурившись, спросил я.

— Оно самое. Да только зря немчура надеется, что оно топкое, пройдем. По болоту — примерно с полкилометра, потом ныряем в лесок. Дальше не ходили, извини, командир.

— Тогда от болота и сходим. Может, заодно и отдохнем там. Все, собрали шмотки, попрыгали и вперед. Нам еще топать и топать до этой гребаной Сосновки.

Судоплатов, ну не знаю я, откуда ему столько известно, сообщил следующее. В деревню Сосновка сегодня прибыло армейское командование, а вместе с ними должен приехать и командующий группой армий «Север». Немцам в руки попали два почти неповрежденных, новых танка. Видимо, начальство решило их посмотреть, перед отправкой нашей техники в Берлин. Нашей задачей было не уничтожить танки, а, воспользовавшись этим случаем, устранить командующего этой группировкой. Судоплатов говорил, что больно уж тот шустрый и его устранение внесет коррективы в планы гитлеровцев. Кюхлер хорошо показал себя, еще командуя 18-й армией, а теперь очень рьяно руководит всей группой армий. В отличие от известной мне истории, фон Лееб был отстранен гораздо позже. Кюхлер был назначен всего месяц назад, но уже делал попытки по новому охвату Ленинграда. Павел Анатольевич, изучив все материалы по новому командующему, предложил Ставке его ликвидацию как наиболее действенный ход. В Ставке его горячо поддержали. Если немецкие генералы поймут, почему их выбивают, может, и воевать начнут не так рьяно. Вот мы и чешем сюда, чтобы обстряпать это «дельце». Шансы на благоприятный исход операции поднялись выше, когда стало известно, что в Сосновке и вокруг нее располагалась «Голубая дивизия». А это далеко не немцы. Так что, если сможем подойти на расстояние выстрела, то дальше все будет зависеть от Кюхлера. Точнее — от его удачи: если она от него отвернется, то я увижу его в оптику. Думать я долго не буду.

Болото оказалось не таким простым, как рассказывал Мурат. Почти все окунулись прилично. Но трясины и, правда, не было. Выбрались на сушу, рассиживаться не стали, рванули в лес. Бурелом тут был знатный. Зашли всего на пятьдесят шагов, а видимость упала до предела.

— Так, лезем еще немного вглубь, разводим костер. Уже темнеет, а в лесу и вовсе тьма. Быстренько обсыхаем и двигаем дальше. Мурат!

— Да, командир? — казах подскочил ко мне.

— Мурат, на тебе разведка, как всегда.

— Все понял, вы сохните, я быстро.

— Командир, мне идти? — вскинулся Круглов.

— Давай, только слушай Мурата, пригодится.

— Понял, — и Толя направился за казахом.

Мы углубились в чащу весьма прилично. Здесь тоже иногда хлюпало под ногами, но пронесло. Найдя приличный овраг, развели костер. Почти по центру оврага росла огромная ель — то, что доктор прописал. Срубив нижние ветки, костер развели прямо под ней. Небольшой, но нам хватит. Прямо на ветви навешали мокрую одежду. Дым будет подниматься по стволу и рассеиваться в густых ветвях. Дров набрали сухих, дыма почти и не было. Вокруг костра — наши полуголые тушки, мешали только комары. Эти пособники фашизма, казалось, работают напрямую на Гитлера, зажрали.

Вернулись из дозора Мурат с Толяном.

— Все тихо, командир. Подлесок очень густой, костер не разглядеть даже с нескольких метров. Дым вообще не видать. Далеко не ходили, но вряд ли здесь кто-то есть. Там дальше опять болотина, обходить надо западнее, там суше.

— Хорошо, сушитесь давайте, надо еще в желудок чего-нибудь закинуть.

Таким макаром мы лезли долго. Из леса вышли за полночь. Остановились. На этот раз Мурат ушел вместе с Зиминым. Им предстояло подобрать позиции и прикинуть план. Я полагался на его выбор, как на свой.

Через час Мурат докладывал.

— Нашел одно местечко: и для нас, и для прикрытия вполне подходящее. Метров четыреста с небольшим.

— Близко, — покачал я головой, сомневаясь.

— Это для парней. Сейчас я тебе расклад нарисую.

Казах принялся водить штыком по земле.

— Вот деревня, — пояснял он, показывая на изогнутую дугой колбасу.

— Больше на колбасу похоже, — засмеялся Вано.

— Да помолчи ты, — шикнул на него казах.

— Продолжай, танки видел? — задал вопрос Зимин, показав Вано кулак.

— На краю деревни, вот тут, — Мурат воткнул нож в землю.

— Дорога, я так понимаю, идет с юга, и гостей ждать следует именно там? — я посмотрел на Мурата. Тот покачал головой.

— Нет, они уже там, — торжественно заявил казах.

— Ты, чего, прям так и видел? — опять вклинился Вано.

— Вано, дай он расскажет сначала. Хорош перебивать, — рявкнул уже я.

— Молчу, молчу, — закрыл рукой рот Здоровый.

— Там машин столько стоит, я таких и не видел никогда. Длинные, красивые заразы.

— Легковые, что ли? — не понял я.

— Ага. Так что, думаю, это их начальство.

— А если они все уже осмотрели и свалят сейчас? — в моем голосе проявилось волнение.

— Не кипишуй, командир, — ввернул очередное словечко из моего лексикона Мурат. — Я хорошо посмотрел, охраны почти не видно, значит — на постах. Видел тех, кто не прячась ходит. Ни хрена не «Голубые» — эсэсманы, издалека видно.

— Во как! Чего еще заметил?

— Да все вроде, Толя вон видел чего-то, пока я отползал, — махнул на Круглова рукой Мурат.

— Чего молчишь как рыба об лед? — с ухмылкой спросил я Толю. Тот засмеялся и открыл рот.

— Фрицы машины командирские только вымыли, с ведрами долго бегали.

— Значит, только приехали. Или наоборот, готовятся уезжать, — продекламировал Зимин.

— Не, вряд ли. Немцы порядок блюдут. Командир из машины — водила моет, — предположил я и продолжил: — ладно, бойцы, или мы его с утра хлопнем, или они уедут ночью. Второе вряд ли — чего им по ночам шататься? С утра двинут, тогда мы в любом случае отработаем.

Все просохли быстро, ночь довольно теплая была. Решили выдвигаться на позиции. Воспользовавшись темнотой, ребята густо заминировали подходы к своим будущим позициям. В том направлении, где будем мы с Муратом, решили не светиться.

План был прост как три копейки. Парни в прикрытии начинают заварушку, постреливая редкими одиночными выстрелами в сторону противника, пытаясь привлечь. Если все пойдет как мы задумали, немцы ответят и попытаются быстренько ликвидировать возникшую угрозу. Там ведь эсэсманы, точно рванут. Парни подпускают их ближе и включают пулемет и автомат. Косят первых наглецов и быстренько отходят назад, где их ждет вторая группа. Вторая расположена в пятидесяти метрах позади и столько же левее. Если немцы увлекутся, то их ждут сюрпризы в виде кучи мин и растяжек. Засеяли почти все, что у нас было, оставив совсем немного гранат на отход.

Тем временем, мы с Муратом лежим на восьми сотнях и правее нашего заслона. Деревня перед нами простреливается почти насквозь. Скопление солдат и техники указывает на то, что начальство тоже будет находиться в этой части деревни. Там как раз дома стоят подходящие. Так что, почти все зависит от того, смогу ли я воспользоваться моментом.

К утру все было готово. Все находились на своих местах. Действия в группе мы отрабатывали неоднократно — конечно, только на полигоне.

Я разложил свой «Винчестер», откинул сошки и стал оглядывать деревню в шикарный прицел. Ждать пришлось недолго, уже в начале восьмого в деревне началась нездоровая кутерьма. Немцы бегали как наскипидаренные.

Ровно в восемь из нескольких домов начали выползать офицеры. Их легко было распознать даже с такого расстояния, охрана их выдавала. Конечно, здесь еще непуганые все — никаких колец оцепления из сплошных спин не было. Генерал Кюхлер появился в восемь пятнадцать. С фуражкой в руке, он так и манил меня спустить курок. Хорошо помня урок Равшана, я сделал глубокий вдох и — выдохнул. Рано. Главное умение снайпера (именно СНАЙПЕРА, а не покойника) — умение ждать. Мой выстрел и, вообще, мое присутствие должно оставаться незамеченным как можно дольше.

Господа большие шишки столпились у нового КВ. Какой-то хрен машет руками, видимо, что-то объясняя генералам.

Как ни готовился к началу, все равно вздрогнул от треснувшего выстрела позади деревни. Еще выстрел, еще. Немцы довольно быстро среагировали, как мы и предполагали. Несколько тел закрыли главных гитлеровцев, водя стволами своих МР-40 по сторонам. Я ждал. Вот группа солдат, человек двадцать, устремилась в сторону выстрелов. Застучали автоматы. Через минуту им ответил скорострельный МГ. Вано поливал короткими злыми очередями. Толпа начала быстро расходиться. Мурат легонько тронул меня за плечо.

— Пора, командир, а то уйдет.

Ничего не ответив, я провожал стволом Кюхлера. Рядом с ним шел тот самый тип, что проводил экскурсию. Он все время перекрывал мне обзор. Видна была только голова, и то — немного. Черт, цель закрыта, ну что же так-то? Неужели уйдет? А, была — не была. Такой-то пулей! Не зря я неделю к токарям на патронном приставал. Родная пуля для этого патрона была со сферическим носиком. Долго объяснять токарю мне не пришлось. Люди-то вокруг далеко не тупые. Уж то, что делают каждый день, знают на зубок. Так вот, после заливки пули свинцом и охлаждения мы ее взвесили. В аптеку специально носил. Вместо родных десяти, пуля стала на два грамма тяжелей и остроконечная. Пороху пришлось тоже немного добавить, но уже после отстрела. С родной навеской результат не понравился, но, добавив всего менее полуграмма пороха, я нашел то, что искал. Гильза очень крепкая, на донце еще и утолщение, так что риска почти и не было. Пока только одно волнует, как это отразится на ресурсе ствола. Хотя в это время америкосы делали еще прекрасные стволы. Моя винтовка, кстати, 1939 года выпуска, но не пользованная ни разу. Со склада пришла. «Кучу» я собрал приемлемую, отдача почти не изменилась. Но энергия возросла реально и увод снизился. На стрельбах я с восьмисот метров попал в кирпич, вторым выстрелом. Конечно, это уже после пристрелки. Кирпич в хлам. Вот с такой доработкой я и вышел на охоту. Кстати, Истомин рассказал, что в одну из шарашек отдали на изучение такой «Винчестер». Должны и наши научиться делать хорошие стволы и затворную группу. А то взял тут ПТР на заводе, из партии, что готовилась к отправке на фронт, так охренел от заусениц на экстракторе. А что у нее внутри? Ладно, отвлекся.

Все-таки я решил больше не ждать. Винтовка звонко хлопнула, слегка подпрыгнув на сошках. Трава вокруг была сырая от росы, пыли не было совсем. Я быстро навел заново прицел — твою…! Экскурсовод валялся на земле, а вот генерала Кюхлера, подхватив под руки, уже несли к дому. Черт! Видимо, только зацепил. Ну ничего, слава богу, есть еще шанс. Дом, к которому его ведут, стоит чуть под углом ко мне. Дверь узкая, втроем не пройдут.

Бах. Готово. Голова Кюхлера просто отвалилась. Расстояние было приличным, стрелял я, конечно, в спину, но попал куда-то между лопаток. При такой пуле — нет шансов.

— Ни хрена себе, командир, пора уходить. Смотри! — толкнул меня в плечо казах.

Я перевел взгляд туда, куда указал Мурат. В оптическом прицеле показался зенитный автомат, который опускал ствол прямо на нас.

— Твою дивизию! — воскликнул я. — Ноги.

Стрелять по зенитчикам — даже мысли такой не было. Время только терять.

Да, давно я так не бегал. За нашей позицией находился небольшой овраг. Едва мы спрыгнули вниз, как холмик за нами разлетелся от взрыва. В спину ударили крупные комья земли.

— Ёперный театр, Мурат, как ты не заметил зенитку? — на бегу выкрикнул я.

— Да она на бэтээре у них, сетью накрыта была. Не разглядел. Как увидел, что сеть снимают, тебе и сказал.

— Давай в чащу. Мне надо винтовку за спину перекинуть, а то я с ней так долго не смогу бежать.

Винтовка наровила зацепиться за каждое дерево. А ремни на «Винчестер» я себе сделал на манер биатлонных. Снимать получалось довольно быстро, да и не мешает двигаться.

— Туда, — показал влево казах.

Где-то вдалеке раздалась серия взрывов. Сработали подарки, но и парням теперь валить надо со всех ног. Пока немчура будет пытаться проход в минах нащупать, они должны успеть свалить.

Деда, Круглова и Костю Иванова мы обнаружили быстро. Как и условились, встретились и пошли к болоту.

— А где эти два гоблина? — запыхаясь, спросил я у Толяна.

— Кто? — протянул в удивлении Круглов.

— Да Вано с Зиминым.

— А-а-а! Они в сторону дернули. Наверное, немчуру запутать хотят.

— Сусанины хреновы. Опять все через… Ладно, разбор потом. Может, в «точку два» выйдут. Как всегда, любой план летит к чертям при первом выстреле.

Второй точкой сбора было место в чаще леса, где мы сохли после купания в болоте. К ней вышли к полудню. Зимина с Вано не было и здесь.

— Где эти олухи? — выругался я, пытаясь скрыть волнение. — Следующая точка — встреча с Михалычем.

— У них еще день есть, — заметил Мурат, — может, я схожу, поищу их?

— Нет. Ты слышал приказ. Дело сделано, если не вернутся к вечеру — уходим одни. Будем надеяться, что сами выйдут, — мне самому было тошно от лезущих в голову мыслей.

— Понял. Разведу огонь пока.

— Давай, надо перекусить.

Мы просидели в лесу до позднего вечера. Парни так и не вернулись.

— Надо уходить. Времени осталось только, чтобы вернуться. И так задержались.

— Может, еще подождем? — неуверенно произнес Круглов.

— Ребят, мы ведь ничего не знаем. Может, фрицы уже всю округу прочесывают? Дорога у нас одна, на Ленинград. В этом направлении и будут искать, они ведь тоже не идиоты, — покачал головой я.

— Кстати, а чего над нами никто не летал? — вдруг подал голос Мурат.

— А кто их знает! Может, потому, что парни их в другую сторону повели. Они ведь к реке ушли, а она южнее течет.

— Немного у них шансов, — заключил казах.

— Ну, вдвоем-то может и пролезут. Вопрос только — куда? По карте тут кругом одно сплошное фашистское гнездо.

— Мы там в прошлом году отступали. Если смогут по реке уйти, то может, и получится скрыться, — предположил Мурат.

— Хлипкий вариант. Фронт тут сплошной — от границы до Новгорода. Только лесами, — подвел я черту.

Мы молча собирались, когда над головами послышалось мерное гудение моторов.

— Накаркал! — прохрипел я, глядя на казаха. — Теперь и за нас возьмутся.

— Здесь нас не видно. Лес очень густой, — ответил на мой выпад Мурат.

— Ага. И чего, так и останемся здесь до победы? Болотом пойдем — там нас заметят, а на выходе возьмут. Давай, дуй на окраину, оглядись, — приказал я казаху.

— Серег, чего делать-то? — проснулся Дед.

— Сидим пока, — я устало рухнул на землю.

Мурат гулял недолго, вернулся через полчаса.

— На окраине никого и «рама» вроде ушла, — доложил он, отдышавшись.

— Надо двигать, вдруг и вправду зажмут.

Мы шли очень осторожно, постоянно прислушиваясь. Повезло, никто нас не ждал.

— Серег, ну чего, опять купаться? — спросил казах.

— Где немцы? — коротко ответил я вопросом.

Мурат потер затылок кулаком.

— Когда сюда шли, они вокруг болота почти кольцом стояли.

— Давай карту, — попросил я.

Мурат быстренько развернул карту, и, склонившись над ней, мы задумались.

— Слева деревню видишь? — спросил я.

— Внаглую хочешь? — вопросом ответил казах.

— Есть другие варианты? — в свою очередь, задал вопрос я.

— Понял! — протянул Мурат. — Я пойду?

— Толяна бери и — вперед. Мы ждем час, затем выходим. Выйдешь навстречу.

— Все ясно. Толя, готов? — вешая автомат на плечо, спросил Мурат.

— А я как пионер, — ухмыльнулся Круглов.

— Дед, Костян?

— Да, командир? — вытянулись оба бойца.

— Собирайтесь, час пройдет быстро.

Было немного тяжело — у меня за спиной висела моя винтовка, да пришлось у Мурата забрать и его ствол. Парни шли с автоматами, но у Деда еще и рация. Кроме того, оставшиеся гранаты мы разделили.

Мурат выскочил на нас неожиданно.

— В деревне — пять домов. Три разрушены, в двух немцы квартируют. Деревенька, скорее всего, старая — дома больно обветшавшие. Что там за вояки — не знаю. Серьезного ничего нет. Пара кобыл, две телеги, мотоцикл. Солдат насчитал полтора десятка, Толян их сейчас считает. Может, больше.

— Ясно, попробуем прорваться напрямую, — задумчиво проговорил я.

— Так и думаю. Только это, командир… — замялся Мурат.

— Чего еще? — нахмурился я.

— Да странные они какие-то.

— В смысле?

— Ну, грязные, что ли. Немцы-то вроде всегда порядок поддерживают. А тут — как на передовой.

— Похоже, я понимаю — кто они, — закусив губу, я поморщился. Неужели…

— И кто?

— Да есть подозрение, что наши это, точнее — предатели.

— Думаешь? С чего их одних оставят?

— А кто сказал, что одних, может, пяток фрицев с ними, из штрафников каких-нибудь. Местных видел?

— Гражданских никого, специально разглядывал.

— А за домами не смотрел?

— Думаешь… — Мурат словно подавился.

— Точно, — я снова скривился.

— Э, командир, о чем это вы? — влез Дед.

— Увидишь, Ваня, увидишь. Ты пострелять хотел? Будет тебе счастье, вдоволь настреляешься, — заключил я и добавил про себя, — хотя лучше не видеть, если там то, что я думаю.

Когда подходили к деревне, точнее — к тому, что от нее осталось, увидели Толяна. Тот сидел как статуя и натурально ревел.

— Ты чего сопли распустил? — грубо начал я.

— Командир, это не люди! Девку, лет пятнадцати, вчетвером в сарае… — почти по слогам выдавливал Толя.

— Тихо, успокойся. На, глотни, — я протянул Круглову флягу со спиртом.

— Мурат, давай план, ты тут все-таки осмотрелся.

— Пойдем прямо, командир. Рыпнуться не успеют.

— Втроем идем. Дед, заходишь слева, Костян — справа. Первыми не стрелять. Если начнут разбегаться — валите всех, некогда разбираться.

— Есть! — хором ответили бойцы.

— Проверьте оружие, перезаряжать придется быстро. Мурат!

— Да, командир.

— Как обычно, начинаем по очереди. Когда последний стреляет — первый меняет магазин.

— Все как всегда. Толян, не забыл? — обратился к Круглову Мурат.

— Не забыл, — вытирая глаза, проговорил Толя.

А я отметил про себя, что в моем друге сломался предохранитель.

— Тогда начнем. Удачи всем, — я передернул затвор МР.

Это был не бой, даже не бойня. Мы просто шли и стреляли короткими очередями в упор. Кого куда — даже не смотрели. Упал, значит, не боец. Да их и не было. Мы просто уничтожали эту мразь. Они пытались, конечно, отстреливаться, но как-то плохо у них это получалось. Только один, засевший в доме, причинил некоторое беспокойство. Его щедро закидали гранатами.

Один из этих уродов нам достался почти целым. После беседы Толяна с его ребрами и почками он скулил, сидя в луже собственной мочи и крови. Ребята, после услышанного от пленного, даже не моргнув глазом вернулись и добили ножами тех, кто еще дышал. Причем, резали глотки.

— Серега. Там… — у казаха не было слов.

— Показывай! — коротко бросил я.

В сарае, за одним из домов, мы нашли местных — то, что от них осталось. Восемь женщин, шестеро детей, два старика.

— Вашу… Командир, я такого еще не видел, — проскрипел зубами Мурат. Людей словно выпотрошили, крови просто река.

— Лучше бы и дальше не видеть. Давай этого козла к забору.

— Просто расстреляем? — сплюнул Мурат.

— Слабовато как-то. Дед! — повернул я голову к двери, ожидая появления Деда.

— Да, командир? — тот не заставил себя ждать.

— Найди гвозди побольше или скобы.

— Есть! — козырнув, тот умчался на поиски.

— Все вернулись?

— Ага, снаружи стоят.

— Костян, иди сюда, — крикнул я.

В дверях показался Иванов.

— Звали? — спросил он, но, увидев тела изуродованных людей, метнулся назад. Послышались звуки вырывающейся наружу пищи.

— О, как его прошибло, — удивился Мурат.

— А себя вспомни — в прошлом году, — бросил я.

— А чего я-то?

— Проехали, пошли, надо думать, как дальше быть.

В эту минуту в сарай вбежал Дед.

— Командир, там наши! — прокричал он.

— Мурат, идем, — махнул я рукой казаху.

Нашими оказались Зимин и Вано. Принесли друг друга.

— Давайте их в дом, быстро, — приказал я.

Парней потащили в единственный оставшийся целым домишко. Второй мы гранатами испохабили. По дороге наши бравые вояки пытались, было, что-то говорить, но их никто не слушал. Оба наших товарища были улеплены грязью и кровью до ушей.

— Как вы? — зайдя в дом, начал я разговор.

— Командир, дайте сожрать чего-нибудь. Мы со вчерашнего дня ничего не ели.

— Костя, у тебя осталось чего? — повернулся я к Иванову.

— Нет, командир, — потупил взгляд Костя.

— Давай сюда Деда, бери Круглова и заканчивайте с пленным.

— Да висит уже, — услышал я голос вошедшего Деда. — Вон, Толян идет.

Я молча кивнул и продолжил:

— Вы чего, к реке махнули?

— Нет, сначала на юг, думали — оторвемся. Мины нас прикрыли хорошо. Прошли пару километров, на подходе к лесу чуть не попались. Там в лесочке — замаскированные танки. Нас шуганули из пулемета, но погоню устраивать не стали. Пришлось, широко огибая, идти назад. Тут разведчик в небе показался, а через пять минут немцы как жахнули, мы чуть не обделались.

— Как же вылезли-то? — удивился я.

— Каком кверху. Вышли на заслон, у кострища в чаще леса. Где сушились, помнишь? Там нас прижали. Расстреляв все до железки, пришлось утопить в болоте пулемет и мой МР. С двумя пистолетами двинули на немчуру, а их оказалось только пятеро. Живых, в смысле. Позже насчитали двадцать три трупа. Взяли оружие и побрели к болоту. Ага, спасибо! — кивнул Зимин Деду, открывшему для них по банке «тушняка».

— Значит, немцы у нас на хвосте сидели? Мы ведь совсем недавно оттуда ушли.

— Точно. Только закончили их шмонать, услышали здесь стрельбу, ну и рванули сюда. Опоздали только. Сил уже нет. Как они вас не взяли, не знаю.

— Ранения сильные? — спросил Мурат, доставая с печки чью-то рубаху, сильно поношенную, но чистую.

— Меня вроде осколком зацепило — эти говнюки нас еще и гранатами угостили. Вано пулю поймал.

— Мурат, давай, погляди, чего там у них.

У Зимина было большое рассечение на голове, Вано держал на перевязи руку.

— Сотрясение может быть, — сказал Мурат после осмотра.

— Ага, всю дорогу блевал, — подтвердил Вано, покачав головой. — У меня — сквозное, чуть ниже плеча. Саня уже ранен был, неудобно было перевязываться самому. Да и некогда было.

— Сейчас все сделаем, — Мурат уже рвал на полоски рубаху.

— Костян, дуй на улицу, смотри в оба. Придется здесь задержаться.

— Серег, нельзя. Думаю, немчура скоро выйдет на деревеньку, — предположил Зимин.

Я задумался — раненый предатель поведал, что угнали их сюда специально, на время, пока начальство с проверками ездит. Когда командующий закончит свой визит, за ними приедут. Этих сволочей использовали для сбора продуктов солдатам Вермахта. А они заодно занялись разбоем. Немцы поощряли такие действия, даже создали спецгруппу. Одна часть здесь и действовала. Пленный клялся, что это первая деревня, в которой они такое устроили, но верить ему…

— Командир, я закончил, — донеслось до меня.

— Тогда пять минут на сборы и — уходим. И так уже время встречи с Михалычем вышло. Придется на своих двоих до Ленинграда топать.

— Ни хрена себе, — воскликнул Вано, — тут же сотня километров.

— А ты чего хотел? Надейся, что Михалыч опять приказ нарушит и прождет больше чем надо.

— Серег, с патронами как? — поинтересовался Зимин. Свое оружие они с Вано в болоте утопили.

— Да не очень. У этих, — я кивнул, показывая на улицу, — одни винтовки были. Патронов, думаю, мало. На мотоцикле пулемет должен быть, надо глянуть.

— Есть. В смысле — пулемет есть! — вдруг подал голос Толя Круглов. — Я смотрел уже. Две банки патронов.

— Стоп. Фрица с автоматом мы положили через дом отсюда. А кто у него за пулеметчика был?

— Вашу…, — тихо выругался Дед.

— Ну-ка, ну-ка, поясни? — уцепился я.

— Да говорил Костяну, что вроде видел одного бегущего к лесу, так не поверил.

— Да показалось тебе, — встрял Костя Иванов.

— Так, где же пулеметчик? — продолжал я.

— Командир, упустили, похоже. Виноват я, думал, показалось.

— Так! Приплыли. Этот урод говорил, что таких групп было несколько. Никто карту не находил?

— В доме были какие-то бумаги, — начал Толя.

— Бегом, неси все сюда, — заорал я.

Карта нашлась. Только обозначений на ней — кот наплакал. Но пометку со значком «РОНА» я срисовал сразу.

— Серег, чего скажешь, — подошел Зимин.

— Есть контакт. Западнее, за речкой, три километра. Деревня Старое Маслово, там отряд таких же упырей.

— А где ты увидел? — спросил Саня, разглядывая карту.

— Вот, видишь значок? — ткнул я пальцем в название деревни.

— Чего такое «РОНА»? — почесал в затылке Зимин.

— Это они так себя обозвали — «Русские освободители».

— Вот суки! И кого они освобождают? — выматерился Мурат.

— Россию, от жидов и коммунистов. Слышал я про это немного, не думал, что придется столкнуться.

— И чего, пойдем туда? — поднял бровь Мурат.

— Если убежавший туда двинул, то он будет там раньше. Не успеем перехватить, а вот засаду им устроить можно.

— Это если они сюда пойдут, — мрачно заметил Зимин, покачав головой.

— А если он к фрицам двинул, ведь пулеметчик наверняка фриц? — продолжал сомневаться казах.

— Точно, фриц. Наверное, вертухаем был при предателях. Ну или присматривал просто, вместе с тем, кого мы положили. Мурат, где ближайшие гансы?

— Так у болота, километра четыре. Ближе нет вроде бы. Чего делать-то тогда?

— В любом случае, отсюда нужно уходить. Вряд ли подумают, что мы пойдем на Старую Масловку. А мы и там пошумим.

— Командир, ты хочешь всех этих сволочей вырезать, а приказ? — покачал забинтованной головой Зимин.

— У нас обстоятельства. Мы уходим от преследования, по пути давим всякое говно. Чем мы нарушаем приказ?

— Ну, может, и прокатит. Выйти к месту сбора не представлялось возможным, — вдруг раскрыл рот молчавший до этого Вано.

— Решено. Все готовы? — хлопая себя по карманам, спросил я.

— Так точно! — хором рявкнула вся наша свора.

— Командир, я вперед пойду, — доставая из мешка глушитель, сказал Мурат.

— Давай. Толян, чего стоишь? Тебе с ним идти! Глушитель не потерял?

— Нет, сейчас приделаю, — отозвался Круглов, в свою очередь, снимая с плеча мешок.

— Мурат, стрелять только в крайнем случае.

— Да не маленький, сам понимаю, — чуть обиженно проговорил казах.

— Смотри, — я снова ткнул в карту. — Мы пойдем не прямо, а заберем чуть севернее. Там где-то фрицы сидят, попробуем ближе к ним пройти.

— Хорошо, мы туда и потопаем. Не засиживайтесь, — хмыкнул казах.

— Выходим через тридцать минут. Все, до встречи.

— Есть! — ответили мои дозорные, чем опять удивили меня.

Выйти удалось вовремя. Как только достигли леса, над головой вновь появился шум моторов.

— Как мы так успели-то, командир, ты их чуешь, что ли? — удивился Зимин.

— Ага, задницей. Она у меня на них настроена, — пошутил я и исчез вслед за парнями в лесу.

В лесу было хорошо, если бы не комары. Можно было подумать, что и войны нет. Кто-то чирикает на все лады, черника уже появляется, мы даже поклевали немного. Шли спокойным шагом минут двадцать. Идиллию нарушил Круглов. Побродив с Муратом, тоже стал появляться почти как тень.

— Серега, «наш орел» там. Мурат позицию выбирает.

— С чего решили, что фриц там? Видели, что ли?

— Нет, просто там все бегают, готовятся к чему-то, Мурат думает, что выдвинутся скоро.

— Ну, если казах так думает, то так и есть. Рассказывай.

Дело было сложным. Предателей, вместе с приданными фрицами, было около двух взводов. Но это ерунда. А вот то, что в километре — танковый взвод и минимум пехотная рота гитлеровцев, не есть гуд.

— Серег, это для нас уже слишком, — заявил Зимин.

— У Мурата есть идея, — вклинился Толя.

— Продолжай, — кивнул я, не обращая внимания на потуги Сани меня вразумить.

— Сейчас сам придет и расскажет, — ответил Круглов.

— Хорошо, подождем.

Ждать не пришлось, Мурат появился уже через десять минут.

— Серег, они выходят. Немчуры с ними десяток. Остальные — эти, «освободители».

— Сколько всего? И далеко ли?

— Выходят пешими, взвод уродов и, как и сказал, десяток немцев. Если рванем бегом, то успеем подготовить сюрпризы. Растягиваться они не будут, вряд ли у них задача лес прочесывать. Пойдут толпой.

— Все слышали, бегом марш! — скомандовал я и сам повернул в обратную сторону.

Предстояло заныкаться на пути противника, подготовить ловушки. Серьезного сделать уже ничего не успеем, но облегчить себе задачу реально.

— Серега, вон полянка чудная. Вано с пулеметом на пригорок — они у него как на ладони будут. Выход на поляну узкий, большинство здесь и останется.

— Вано, ты слышал. Дед — с ним, помогать будешь. Костян — на левый фланг, вон под ту березу, — я указал рукой на огромную толстую березу. Дерево было старым и очень большим, на высоте трех метров ствол разделялся на три отдельных.

— Командир, смотри, как ветки висят. Можно, я наверх? — предложил Иванов.

— Давай, только быстро лезь и сядь так, чтобы сразу не заметили. Вон как веточки удачно висят. Только прыгай оттуда сразу, как только в тебя полетит.

— Понял, — Костя полез на дерево. Какое-то время он сможет отсюда пострелять.

Мы рассчитывали на глушители, которые стали делать всем разведгруппам на МР-40. Ну и гостинцы, что сейчас устанавливает Мурат, лишними не будут. Он опутал растяжками всю поляну и подходы. Выманим сюда — и начнем.

— Серега, я пойду, позову загонщиков. А то еще свернут, куда не надо.

— Давай, Саня, только осторожней.

Зимин умчался назад. Правильно, надо же врага приманить как-то.

— Все по местам, — крикнул я, выкладывая магазины для МР-40. Мурат будет работать из снайперки. Свою винтовку я раскладывать не буду. Вряд ли будут цели для нее.

Вся опушка была как дачные участки в моем времени — соток шесть, не больше. Для МР-40 в самый раз. У нас на них глушители, что даст нам преимущество в начале. Попробуем первыми выстрелами уничтожить как можно больше врагов. Вперед им ходу нет, в стороны — тоже. Если попытаются отойти, будем их расстреливать как в тире.

Через четверть часа из леса вылетел Зимин. Несся как угорелый. Позади него, метрах в десяти, вылезли два немца, именно немца. Две приглушенные глушителем короткие очереди — и оба гитлеровца уткнулись в землю.

Сунувшиеся было за «первенцами» остальные, увидев трупы, нырнули обратно. Выстрелов им слышно не было, поэтому, чуть помедлив, начали высовываться. В первой шеренге были только предатели — форма у них другая немного и знаков различия никаких нет. За их спинами виднелась фигура в фуражке.

— Мурат! — тихо окликнул я казаха, тот лежал в пяти метрах от меня. Мурат только кивнул и приложился к прицелу. Скорее всего — понял. Выстрел, офицер ли там был или еще кто — по фигу, упал красиво, раскинув мозгами. Здесь надо отдать должное врагу, рассредоточились и залегли они очень быстро. А когда по нашему краю прошлась длиннющая очередь из МГ, стало даже страшновато.

Немчура и их пособники открыли беспорядочный огонь в нашу сторону. Видеть они нас не могли, стреляли на подавление. А мы спокойно ждали, изредка постреливая по наглецам, решившим высунуться. Один Мурат прибил пятерых ушлепков, ну и мы, может, по одному каждый. Остается еще целый взвод. Ага! Рванула растяжка слева, кто-то шибко умный в обход пошел. Я отполз к Мурату.

— Смотри лучше, сами эти вояки до маневра не «дойдут», кто-то ими рулит.

— Понял уже. Вроде видел какого-то попугая, расшитого серебром. Буду искать, — ответил мне казах, не отрываясь от прицела.

— Спроси у Костяна — может, он сверху видит? — предположил я.

— Ага, кстати, он еще не стрелял, его не видят.

— Вот и пускай себе молчит, корректировщиком поработает. Ты пулеметчика у них срезал?

— Конечно, сразу как тот стрелять начал. Других не видел, вроде бы только один ствол был.

— Ну, так и за тот кто-нибудь сейчас ляжет. Пойду-ка я свою фузею расчехлю! — я пополз назад, на свою позицию. Стрельба была уже довольно вялая, противник соображал — как нас взять.

— Чего, по трое сразу будешь валить? — до меня донесся смешок казаха. Отвечать я не стал. Орать не хотелось.

Довольно быстро снарядил семидесятку и откинул сошки.

— Саня, как там обстановка, — спросил я у Зимина. Лежа за бугорком, поля боя мне было не видно.

— Вылезай, тихо пока, — и правда, после второй растяжки слева, рванула одна и с другой стороны. Противник взял паузу.

— Отошли или лежат? — продолжал я.

— Кто впереди был — лежит, пытаются отползти. Но и в лесу шевелится кто-то. О, вон Мурат очередного положил. Давай, присоединяйся.

Быстро копнув пару раз лопаткой, сделал углубление под сошки, чтобы целиком не вылезать. Выставил прицел на минимум и установил винтовку так, чтобы над землей был один ствол с прицелом. Прильнув к оптике — охренел. Близко-то как. Хоть пальцы по очереди отстреливай. А еще я разглядел среди деревьев присевших солдат. Те, отчаянно жестикулируя, о чем-то спорили, думая, что их не видно. Ага, хрен вам по всей морде лица, а это у нас что?

Укрываясь под большими ветками кустарника, сидел человек в наушниках.

Бабах. А вот не надо никуда звонить. Ты в роуминге, исходящие здесь дорогие. Голова радиста перестала существовать. Разлетелась в пыль — еще бы, моей пулей, да с сотни метров. Грохот выстрела был серьезным, над поляной на несколько секунд повисло эхо.

— Серег, ну ни хрена у тебя «весло»… — пробормотал Зимин.

— Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети, — продекламировал я и невольно заржал. Надо же такое вспомнить. А главное ведь — в тему.

Поведя осторожно стволом по сторонам, я обнаружил пулемет. За ним пока никого не было, а может, Мурат уже убрал. Да по фигу, попробовать вывести из строя пулемет? А что? Может, и получится. Так, вот ствол, вот — банка с патронами. Да, зашибись оптика. Выстрелил, передернул затвор и посмотрел в оптику. Э, а где пулемет?

— Серега, ты чего, снарядом выстрелил, что ли? Там пулемет, кувыркаясь, в кусты улетел.

— Я старался! — лаконично ответил я. А про себя добавил: не хотел бы я, чтобы в меня такой снаряд прилетел. Пуля-то вообще-то не очень и большая, есть и намного больше, но сильна, сильна!

— Они валить собрались. Догонять будем? — снова подал голос Зимин.

— Всем, огонь, — прокричал я.

Мы ударили со всех стволов. В оптику я хорошо видел, как не успевшие далеко уйти враги падали один за другим. Пока перезаряжали оружие, раздался голос Мурата:

— Серег, они там сдаваться задумали.

Я глянул в прицел. Точно, даже тряпку белую где-то нашли.

— Осторожно, всем внимание. Саня, крикни им, чтобы сюда шли.

Зимин что-то кричал выходящим из-за деревьев солдатам противника, а я рассматривал их в оптику.

Офицер у немчуры все же был. Обер-лейтенант Клаус, как узнали позже, и приказал поднять ручки. Немец вовремя смекнул, что уйти им так просто не дадут, а жить-то хочется.

Сдались восемнадцать человек. Немцев среди них было шестеро, их оставили в живых. Предателей парни сразу поставили в рядок и расстреляли. Позже, во время беседы с офицером вермахта, я удивился его реакции на наше действие.

— Мы с вами враги, но нас вы оставили в живых, а своих расстреляли. Я не понимаю ваших действий, — заявил мне Клаус.

— И не пытайтесь. Ваши люди ничем не лучше, но вы верно заметили: мы — враги. А этот сброд уничтожал русских людей. Они нам — не свои. Как вы бы поступили, если бы ваши люди стали насиловать и убивать мирных немцев?

— Э, господин офицер, я затрудняюсь с ответом, — фриц явно был смущен.

— Господин лейтенант, войну ведут военные. А когда военные начинают истреблять мирных жителей — женщин, детей, стариков — это уже не война. Вы, наверное, тоже участвовали в таких «мероприятиях», спрос будет и с вас, но эту мразь мы будем резать как свиней.

Немец мотал головой и хлопал глазами. Было видно, что в такой ситуации он — впервые. Не то — что попал в плен, а, вообще, сталкивается с русскими так близко.

— Что будет со мной и моими солдатами, господин офицер, простите, не знаю вашего звания?

— В принципе — такое же, как у вас, герр обер-лейтенант. Как давно вы на фронте?

— Перевели в марте, до этого я был во Франции, с самого начала кампании.

— Отдыхали, значит? Ну, здесь далеко не Париж.

— Успел для себя это отметить — я был под Ленинградом. Во время прорыва блокады, моя рота перестала существовать, так я и оказался в тылу.

— В наказание? Строго у вас.

— Да, командующий армией был очень недоволен. Мне еще повезло, многие попали под трибунал. Действия ваших войск были очень эффективны, нас просто сминали. А ваши новые танки… Я разговаривал с танкистами — они стали бояться идти в бой. Ждут новую технику. Преимущество в панцерах недолго будет у вас, уж извините за откровенность, господин лейтенант.

— Когда же ожидать ваших новых танков? — поинтересовался я.

— Я слышал, что к концу лета. Но это неточная информация, я ведь не танкист. Я служил в пехоте, а теперь поставлен в подразделение, действующее совместно с РОНА.

— Много у вас таких уродов? — кивнул я в сторону трупов.

— Нет, здесь была рота. Но ее и так уже прилично потрепали, плюс вы убавили. Их используют для всякой черной работы. На передовую посылают только в экстренных случаях. Для разминирования, причем их не ставят в известность, что впереди — мины.

— Ну, это и так ясно. Станут ли гордые арийцы лезть в пекло, когда есть вот такие воины. Еще вопрос, герр Клаус…

— Пожалуйста, если смогу — с удовольствием отвечу, — немец попался нормальный. Обычный вояка: чего усираться, если все равно вытянут то, что нужно.

— Что за танки стоят недалеко от Старой Масловки? Сколько их и сколько пехоты?

— Танки на ремонт идут. Сам видел — здесь неподалеку ремонтная рота стоит. А пехота, наоборот, отправляется сегодня на передовую. Их подтягивали сюда на время приезда начальства. Собрали столько охранных войск, а все равно командующего прихлопнули. Говорят, издалека стреляли, и из чего-то большого и очень точного. Генерала теперь придется по кускам в Германию отправлять. Господин лейтенант, я видел у вас мощную винтовку. Это не вы, случаем, устроили налет на командующего?

— Вообще-то, вы не в том положении, чтобы спрашивать. Не все ли вам равно, герр Клаус?

— Вы правы, извините, это не мое дело. Что с нами будет — вы не ответили?

— Вы пойдете с нами до конца, а ваши люди помогут нам в деревне.

— Вы хотите прикрыться моими людьми? Это подло!

— Не вам говорить мне о подлости, герр Клаус, вас сюда не звали. Вам лично я гарантирую жизнь, пока это будет в моих силах. Ваши люди, повторюсь, помогут нам. Сколько в деревне осталось этих, из РОНА?

— Около взвода. Я говорил, господин лейтенант, их сильно потрепали в последнее время. Вам нужны они?

— Да, мое подразделение не будет ввязываться в бои с регулярной армией. Силы не равны, да и задачи у нас такой нет, но этих мы уничтожить обязаны! Вам, наверное, трудно это понять.

— Да уж, я так думаю, что у вас было совсем другое задание, а теперь вы уже явно занимаетесь не своим делом.

— Дело у нас одно, господин обер-лейттенант, РОДИНУ защищать, и мы будем это делать до последней капли крови.

— Фанатичность ваших солдат я уже отметил для себя.

— Вы думаете, что ваши соотечественники будут менее фанатичны, когда мы придем в Германию?

— Господин лейтенант, вы, правда, надеетесь победить? — фашист усмехнулся. Ну, сейчас я тебе отвечу.

— А вы еще разве сами не поняли, что вам уже конец? Скоро, совсем скоро, вы попятитесь обратно. Мы будем гнать вас поганой метлой и остановимся только в Берлине. А может… И не остановимся…

Фашист побледнел, но отвечать не стал, а только покачал головой. А я продолжил:

— В любом случае, вы свое отвоевали. Для вас война кончена. Если не будете делать глупостей, то даже вернетесь домой. После нашей победы, конечно.

— Я не был бы столь уверен в победе на вашем месте. Мы разгромили почти всю вашу армию за считанные недели, как вы собираетесь побеждать?

— Разгромили вы ту часть армии, что была не готова к войне в таком масштабе. Внезапность нападения, масса танков, уничтожение нашей авиации, все это дало вам некоторое преимущество. Но, помяните мое слово, уже скоро все будет по-другому.

— Это пропаганда ваших комиссаров. Мне приходилось слышать такое каждый день, — Клаус на глазах менялся, вон как его колбасит. Основную доктрину фюрера под сомнение поставили. Их отбросили уже дальше, чем это было в моем времени на этот момент. А они все равно не видят очевидного.

— Извините герр Клаус, но в начале нашей беседы вы показались мне умным человеком. Причем здесь комиссары, вы что, не можете сами анализировать?

— Все происходящее — лишь временные трудности. Вы смогли подтянуть свежие части, начали производить новые танки. Только благодаря этому вы сейчас имеете небольшой успех.

— А что же вам помешало в прошлом году, когда у нас не было ни танков, ни авиации, ни свежих войск?

Немец, опустив голову, молчал.

— Спасибо за интересный разговор, господин обер-лейтенант. Скоро выдвигаться, мне нужно вас покинуть.

— Вы обещали сохранить мне жизнь! — забеспокоился фашист.

— И сдержу свое слово, по крайней мере, до тех пор, пока жив. — Немец отвел взгляд, а я пошел к парням. Ребята не скучали — Зимин переговорил с пленными, узнал про рембат чуть больше меня.

— Серег, ну чего, придумал, как нам в деревню войти? А то у нас только на переодевание в предателей мозгов хватило, — начал допытываться Саня.

— А может — пленными? Там таких, — я показал на трупы, — немного осталось. Фрицам даем оружие без патронов, сами идем с пистолетами. Тихие у нас еще ресурс не сожрали, перестреляем всех, не успеют рыпнуться.

— Кто идет? — это Мурат.

— Все. Только Дед и Костян идут позади, несут оружие и ведут офицера. Его мы с собой заберем.

— А как же танки, что недалеко от деревни? — опять спрашивает Зимин.

— Если фрицы не врут, то они небоеспособны. Я больше опасаюсь пехтуры. Лейтенант сказал, что их должны сегодня отправить ближе к фронту, но вот, правда это или нет — не знаю. Проведем разведку, как обычно. Все равно войти в деревню я хотел поздно вечером, когда будет темно. Не думаю, что уроды выйдут встречать немцев с цветами. Наверняка винище глушат. Отстреляем и свалим.

— Тут мне пленные напели, что вчера шавки из РОНА притащили пленных солдат. Их долго били, потом заперли в сарае. Что с ними сейчас — никто не знает.

— Если живы, попробуем забрать с собой. Дай-ка мне карту.

Зимин разложил на земле карту и начал водить по ней пальцем.

— Смотри, вот эта Масловка, — я ткнул патроном от «Винчестера» в точку на карте. — Где-то здесь, — я показал севернее, — рембат. Деревня немаленькая — дворов пятнадцать, немцы не стали ее разрушать, здесь у них хорошее место для сбора техники.

— А почему же охрана доверена русским предателям? — удивленно спросил Вано.

— А вот хрен их знает. Может, некому больше. В любом случае, повторяю, сначала разведка, тщательная. Я пойду с Муратом. Кстати, Саня…

— Да?

— Ты бы узнал у фрицев, где в деревне лежбище командира РОНА.

— Сказали — в центре деревни, шестой дом слева. Он большой самый, не ошибешься. С командиром всегда два прихлебателя, с автоматами.

— О как! Фрицы, чего, специально запоминали?

— Да нет, просто гонору у этого командира много. Когда к ним фрицы приехали, то захотели выгнать ушлепков из лучших домов, а этот уперся. Да и вообще, уже намозолил глаза.

— Ясно, остальное попытаемся узнать сами. Всем чистить оружие, выдвигаемся через полчаса. МР-40 не использовать, там глушителям уже хана. Слышал во время боя.

— Серег, а чего их так быстро пробило? — спросил Вано.

— Так от стрельбы очередями. Наган так не стреляет, вот и живет дольше.

— Понятно. Так чего, их вообще снимать?

— Посмотрим, там видно будет.

Вычистив оружие, перекусили. Через лесок прошли быстро. Немцы мешать не пытались. На окраине залегли. До деревни было метров триста совершенно открытой местности — надо думать.

— Давай отсюда и пойдем пленными, — предложил Зимин.

— Ну-ка, спроси фрицев: эти навстречу выйдут, или нет?

Переговорив с одним фельдфебелем, Саня вернулся ко мне:

— Вряд ли, говорит, пьют много. Их свой же командир еле-еле заставил в караул ходить.

— Даже в караулы ходят?

— Один часовой обходит по периметру деревню, меняются не часто. Точное время фриц, конечно, не знает. Через деревню идет дорога, по обеим сторонам посты с пулеметными гнездами. В каждом — два бойца.

— Да, серьезно их тут немцы дрючат. Скорее всего, нас в деревне будут встречать.

— Тоже так думаю. Может, офицера вперед пустим? Его побоятся, сразу шмалять не начнут.

— Сейчас мы с Муратом прогуляемся, а там видно будет.

Мы бродили два часа. Из них почти час пришлось лежать почти под дулом пулемета. Один из стоящих на посту, глазастый, зараза, чуть нас не срисовал. Мы были меньше чем в сотне шагов, пришлось затаиться и приготовить револьвер. Но обошлось — то ли урод нас и не видел, то ли побоялся идти в одиночку. Пусть поживет — пока. Вернулись мы в десять вечера и после быстрого обсуждения плана выдвинулись к деревне.

Вышло все так, как и предполагали. Пулеметчик наставил ствол в нашу сторону, едва заметив, метров за двести. Второй номер рысью понесся куда-то к домам. Когда мы подходили к посту, за ним уже виднелись фигуры с оружием в руках. Как и сообщили пленные фашисты, автоматов почти не было, все были с винтарями. На улице собралось человек десять. Свой подход мы спланировали так, чтобы часовой, гуляющий вокруг деревни, тоже был здесь. Специально засекали, сколько по времени он обходит деревню — его нужно убрать сразу, чтобы потом не искать в ночи. Когда враги оказались с двух сторон от нас, мы начали наше шоу. Падая на колено и вскидывая наган, краем глаза отметил, насколько синхронно все повторили. Первые пятеро упали мгновенно. Я, Зимин и Мурат стреляли в ближних солдат, Толя и Вано убрали пулеметчика и караульного. Мы договорились стрелять так: одна пуля на человека, убил, не убил, после будет видно. Сначала валим всех кто рядом, потом контроль.

Предатели не оправдали наших надежд — вместо того, чтобы ответить нам из всех стволов, они побежали в разные стороны. Дальше начался тир. Еще одним залпом убрали двоих бегущих, причем одним из промахнувшихся был я сам. Один из пленных немцев воспользовался случаем и нанес удар прикладом карабина мне в голову. Как я уклонился — сам не понял. Попал фриц в плечо, поэтому выстрел мой пришелся в небо. Следующим выстрелом я свалил наглого немца с ног. Кровь брызнула во все стороны, пуля в лицо — довольно грязное дело. Так как по нам пока никто не стрелял, мы быстро убрали всех пленных. Чтобы не думалось.

— Серег, как выкуривать будем? — Зимин присел на колено рядом со мной и занялся тем же, чем был увлечен я сам. Забивал патроны в пустые гнезда нагана.

— Они нас не видят. Иначе саданули бы из окон. Чего тут с местными?

— Да хреново! В каждом доме — где бабка какая, где дети. Нельзя.

— Понял, будем действовать осторожно, — Зимин понял, что я хотел закидать все дома гранатами, хотя у нас и нет столько.

— Давай я слева пойду, с Вано?

— Бери Толяна, втроем идете справа. К командиру сам загляну, казах поможет.

— Есть! — хмуро ответил Саня.

— Не злись, так надо, — спокойно сказал я и положил руку ему на плечо.

От начала стрельбы прошло минут пять. Странно, но было тихо. Нужно торопиться. С северной стороны за подходами к деревне смотрит Костя Иванов. С Клаусом оставили одного Деда. По-другому не выходило. Вдруг пошлют связного за помощью к немцам.

Перебежав дорогу, присел у забора, делая жест рукой Мурату. Тот плюхнулся рядом через секунду. Показываю ему пальцем на ближайший дом за спиной.

— Чего? — шепчет в ответ Мурат.

— Туда давай, я за окнами смотрю. Подойдешь к двери, я следом.

— Серег, нас банально не хватит проверить все дома. Их еще около двух десятков, нас — всего пятеро.

— Хорош скулить. Двигай, давай. Вон парни уже пошли, — я сам понимал всю опасность такой ситуевины. Если начнут вылезать — нам хана. Задавят числом. Поэтому надо действовать как можно быстрее, пока они с полными штанами.

Казах юркнул в калитку, но, не добежав до двери, остановился. Распахнулась дверь дома и на пороге проступили очертания человека.

— Эй, суки красноперые, выходи, а то сейчас пристрелю бабу с дитем.

Финита ля комедия. Мурат показал себя во всей красе, выпрямляясь, быстро нырнул в сторону, открывая мне сектор. Урод, стоящий за спиной женщины — глаза уже привыкли к темноте — повел стволом винтовки в сторону, открывая себя.

— На землю, дура! — услышал я рев казаха, и темная фигура женщины тотчас упала на колени. Большего было и не нужно. С пяти метров промахиваюсь я очень редко. Хоть и мешала темнота, но куда-то в тело я точно попал. Однако этому уроду удалось нажать на спуск в момент падения. Выстрел из мосинки прогремел как гром. Нет, Мурата он не зацепил — тот уже лежал на земле, но выстрел прозвучал как сигнал. Отовсюду загрохотали винтовки и автоматы. В нас, понятно, никто не попал, стреляли просто «в направлении». Темно, враги нас тоже не видят. С другой стороны улицы донесся приглушенный взрыв гранаты. Зимин, видимо, не рискнул входить в дом. Да уж, как теперь дома зачищать — не знаю. Из такой дохлой ситуации получилось выйти довольно просто. Женщина, уже пришедшая в себя, что-то шептала Мурату.

— Командир, — казах позвал меня взмахом руки.

— Чего там? — спросил я, подбегая.

— Она говорит, что местных загнали в три последних дома по этой стороне.

— Здесь никого больше нет. Меня сюда привел этот, — женщина показала рукой на свежий труп предателя, — они всех женщин сюда по очереди водят.

Женщина опустила голову и заплакала.

— Так, где все? — решил уточнить я.

— Эти всех согнали в конец деревни. Там все и живем. Остальные дома они прибрали себе. Мы к ним ходим стирать и еду готовить. Когда отказались, они расстреляли всех стариков, мужчин. Пришлось подчиниться, — она опять виновато опустила глаза.

— Не вините себя, вы здесь ни при чем. Мурат, дуй к Зимину, скажи — пусть хреначит по гранате в каждый дом, а будут выскакивать — пусть валит всех.

— Есть, командир! — Мурат умчался, пригибаясь к земле. Эти суки-предатели, видимо, притащили с того конца деревни пулемет. Он начал короткими очередями простреливать улицу.

— Иди в дом, — повернулся я женщине, — спрячься поглубже и не высовывайся. Когда станет можно, мы сами позовем.

— А если вас убьют? — всхлипывала она.

— Тогда придут другие. Но мы постараемся еще пожить.

— Помоги вам Господь, — пролепетала женщина и скрылась в доме.

Вернулся Мурат.

— Серег, Зимин сказал, что очень вовремя. Они сунулись в первый дом, оттуда — в три ствола залп. Вано опять поцарапали, но все нормально, не переживай. Саня им гранату «подарил» — через окно. Потом добили. У них уже «минус три».

— Значит, четверо. На дороге еще семь «холодных» лежат.

— Хрен их знает, человек пятнадцать осталось. А вдруг больше?

— У нас чего, выбор есть? Давай за мной, пошли через огород.

Обойдя дом, огородом мы подошли к следующей избе. Опять темнота и тишина.

— Серег, я вперед.

— Давай к окну, закинь «подарочек». Я у двери буду.

Послышался звон разбитого стекла. В ответ тут же прогремел выстрел, за ним еще один. Затем взрыв, я дергаю на себя дверь — чисто. Поднимаюсь по ступеням, их три штуки. Еще дверь, благо, открытая. Не поднимаясь в полный рост, заглядываю. Бах! Сука, чуть не попал. Не ожидая, что я высуну голову так низко, предатель инстинктивно стрелял выше. Стреляю в ответ. Скулеж и падение тела. Готов? Сразу контроль, ну их на хрен. Опять взрыв гранаты. Грохот бьет по ушам. Казах чего, охренел, что ли? Вкатываюсь кубарем в сени, ствол направлен на дверь в комнату — она распахнута. Пригнувшись, иду туда. В проходе меня бьют по руке — заходя в дверной проем, я протянул левую руку вперед и — не зря. Ударивший меня человек, видимо, хотел выбить оружие. По инерции его мотнуло вперед, прямо мне под ствол. Я сначала выстрелил, потом стал махать левой, ноющей от боли рукой. В окно влез казах.

— Одного снял. Из окна сиганул, когда я вторую гранату бросил.

— У меня — двое, гад, он мне руку чуть не оторвал, — махал я рукой и растирал ее от боли.

— У парней тоже идет. Слышал гранату и МРэшник стрекотал.

— Зашибись. Кончаются помаленьку, — тут нашим надеждам пришел пушной зверек. За окном что-то грохнуло и раздался взрыв.

— Вот черт, у них что — и пушки есть? — услышал я голос казаха.

— Валим отсюда, — я выпорхнул в окно, в которое залез Мурат. Не успел откатиться, сверху, гремя костями, на меня свалился казах. Я взвыл от боли в спине.

— Извини, командир, не разглядел тебя.

— Ты, чудовище… — договорить я не успел. Снова послышался выстрел чего-то большого, и из окон дома, в котором мы только что были, рвануло пламя и полетел всякий мусор. На карачках мы понеслись за дом, уходя с линии огня. Пулемет с дальнего поста чесал без остановки. Перепрыгнув через невысокий забор, столкнулся нос к носу с тремя противниками. То, что это противники, понял только тогда, когда упал от удара в грудь. Лежа на земле, поднял глаза — здоровенный мужик опускал приклад мосинки. Стоящий за его спиной второй боец навел на меня ствол карабина. Выстрел сзади, приглушенный глушителем. Человек, целившийся в меня, падает назад, не успев нажать спуск. Я, уже очухавшись, кувырком ухожу в сторону и стреляю, почти не глядя. В ответ раздается выстрел мосинской винтовки. Мой бок что-то сильно дергает и обжигает. Вскакиваю на ноги, стараясь не думать о ранении. Вот он — противник уже поднял оружие и дергает затвор. Отмечаю про себя: торопится, падла, значит, опасается. Наган выпал у меня из рук, когда я получил пулю. Взмахиваю ногой справа налево, попадаю в кончик ствола, винтовка противника отклоняется. Блин, как в бочине-то стреляет. Противник принимает мое предложение, бросает винтарь и выхватывает нож. Рэмбо хренов, целая сабля! Тяну с «разгрузки» свой. Нож мне выковали еще осенью в Ленинграде. Делали по моему эскизу. Не, вовсе не самурайский клинок. Двадцать сантиметров лезвие, толщина в районе гарды — шесть миллиметров, рукоять наборная, сделана под ладонь. Длина ножа — почти тридцать сантиметров — вполне достаточна. Заточка — с двух сторон. Гарда небольшая, но прикрывает пальцы в случае скольжения по клинку чужого ножа. И, самое главное, офигенный баланс. Метать можно как угодно — воткнется наверняка.

Клинки встретились, я довольно ловко парировал, одновременно смещаясь влево. Враг принял этот маневр и решил остановить. Его выпад я уже ждал. Пытаясь достать меня колющим ударом, этот Рэмбо вытянулся в струну. Чуть довернув корпус, легко пропускаю укол мимо и наношу режущий, снизу вверх в район предплечья. Рэмбо, выпустив нож и заорав во всю глотку, пытается отступить. Куда там — моя рука, возвращаясь после удара, находит его шею. Нож вошел по самую рукоятку. Тело предателя обмякло и завалилось вбок. Хотя ногами вражина еще подергивал.

Только сейчас я заметил, что третий — тот, что стоял в сторонке — лежит на земле, а на его спине сидит казах.

— Ай, красавец! — хлопнув для шутки в ладоши, проговорил Мурат. — Покажешь потом.

— Ага, давай из этой задницы вылезать, а? — я вытер пот с лица и скривился от боли. Да, до этого видно в шоке был, что ли?

— Мурат, эта сука мне шкурку попортила. Болит чего-то.

— Не было печали, — выматерился Мурат. — Эй, гнида, сколько вас здесь еще?

Я удивленно вытаращил глаза, но Мурат обращался к тому, на ком сидел. Живой, видимо.

— Пятеро у пулемета должны быть, — прохрипел тот.

— А что за пушка там шмаляет? — спросил я и присел на корточки. Пришлось стиснуть зубы — боль нарастала.

— Там немцы два часа назад четыре пушки притащили — с передовой, наверное. Одна почти целая, только щит сорван. Вот из нее и бьют.

— Сколько немцев? — Мурат посмотрел в сторону, откуда раздался новый выстрел из орудия.

— Трое было, а наши еще с той стороны есть.

— Кто командир и где он? — я решил, что нужно быстрее «валить» руководителя, может, остальные струхнут.

— Так вон он! — указал мне за спину пленный. Если бы не болел бок, я, наверное, подпрыгнул бы. Повернув голову, я, кроме трупа, никого не увидел.

— Ты его только что зарезал, — продолжал пленный предатель.

— Во как! Ну и ладушки, — удивленно воскликнул я, но тут же скривился. Потрогав бок, увяз в чем-то липком.

— Мурат, я отбегался. Иди к парням, постарайтесь продержаться минут десять.

— А ты чего, умирать собрался?

— Не дождетесь! Этот чудило говорит — пушка без щита. Я вернусь к Деду, возьму свое «весло» и, прямо оттуда, попытаюсь их убрать. Все понял?

— С этим чего делать, — показал на пленного казах.

— Как обычно. На вот, — я вытянул из «разгрузки» и протянул Мурату запасные магазины к МР-40, — тебе нужнее будут.

Пленный попытался завопить, но казах обрушил ему на голову рукоять нагана.

— Никого не оставляем, — мрачно заметил я. Мурат направил ствол нагана в голову лежащего пленного. Я отвернулся. Раздался хлопок и последний выдох убитого.

— Командир, осторожней давай, — произнес Мурат и побежал на другую сторону улицы.

До Деда я добрался минут через пятнадцать — пришлось сделать крюк. Найдя его под кустами, забрал чехол с «Винчестером» и бросился назад. Боль в боку все нарастала, но была какой-то тупой, что ли. Рука не отнималась, просто жгло и болело в одном месте.

Не дойдя до деревни шагов сто, я выбрал небольшой пригорок, удачно расположенный прямо на дороге. Вынув из чехла свою фузею, быстренько ее осмотрел. Откинув сошки, улегся и посмотрел поверх ствола в направлении деревенской улицы, то и дело освещаемой частыми всполохами выстрелов. Вот бумкнула пушка — я даже увидел сноп огня, вырвавшийся из ствола. Крыша одного дома, по правой стороне улицы, разлетелась в стороны. Осколочно-фугасными лупят, твари.

— Надеюсь, ребята, вас там не было, — пробормотал я вслух.

Приникнув к прицелу, я пытался найти место, где заныкались пушкари. Увидев частые вспышки и решив, что пулеметчик мне и подсветит цель, стал вглядываться. Искать орудие долго не пришлось. Пулеметные очереди отлично его освещали.

— Вот и я, девочки!

Бух! — проговорила семидесятка.

— Минус один, — ответил я, дергая затвор.

Бух! Бух! — почти без паузы повторила винтовка, толкая в плечо, от чего я опять весь сжался.

— Вот и нет больше расчета у пушки! А где там пулемет? Задержался он уже на этом свете, — загнал новые три патрона и закрыл затвор.

Бух! — Черт, на хрена ты голову спрятал…

Бух! — Вот так вот! — в темноте я не увидел, попал ли в пулеметчика, но его «ствол» затих. И почти в это же мгновение на голову обрушилось небо…

Темнота, тишина. Нет, не совсем тишина, бормочет кто-то. О, блин. Я чего, вырубился, что ли? Хотя нет, вроде по голове ударил кто-то, наверное, подобрались, пока я стрелял.

— Очухался вроде, — до меня донесся знакомый голос, — воды дайте.

В глотку потекла жидкость. Глотал я жадно, но напиться не дали.

— Много нельзя, командир, — узнал я голос Мурата. Открыл глаза — ой, как же голова-то болит. Ай, еще и в боку жжет. А меня же из винтаря зацепило.

— Серег, живой?

— Сказал же — не дождетесь, — пролепетал я, — чего было-то?

— Деду спасибо скажи, он из леса увидел, как к тебе двое подкрались. Ну, он их и приложил. Одной очередью. Правда и немца, офицера, тоже в расход списал…

— Да и хрен с ним. Как же Дед попал-то, там ведь метров сто пятьдесят?

— Так я, как увидел, что эти возле тебя стоят, немца топориком тюкнул, чтобы не сбег, и к вам. Эти стоят над тобой, ругаются, ну я и врезал.

— Молодец! Ну, мужики, сколько я вам уже жизней должен?

— Так это мы с тобой расплачиваемся. Память у нас хорошая.

— Ладно, едем дальше, — меняя тему, сказал я. — Помогите сесть хоть, что ли.

Меня осторожно приложили спиной к дереву.

— Где мы и как все закончилось? — задал я главный вопрос, когда отдышался.

— Ты так вовремя пушкарей заглушил, еще бы чуток — и нам хана, — начал доклад Зимин, — я ведь на крыше лежал, только спрыгнул — и крыши не стало. Заметили и фуганули из пушки. Бревном по спине получил, а так — норма.

— Так что там с этими, с «освободителями»?

— Да нет больше их. Когда ты артиллеристов с пулеметчиком на ноль помножил, мы остатки быстро добили. Только оружие собрали, как прибежал Костя. Сказал, что от рембата фрицы едут, аж два грузовика. Мы пушчонку-то развернули да пулемет приготовили. Уходить было уже поздно.

— Это чего, я целый бой проспал, что ли? — охренел от услышанного я.

— Да не было никакого боя, ну, почти… — уклончиво ответил Зимин.

— Ну, не тяни.

— Мурат уже вторым выстрелом засадил прямо в кабину первому грузовику. Вано с пулемета работал, а еще после двух залпов — и второй сожгли. Убегающих догонять, конечно, не стали, руки в ноги и бегом. Тебя подхватили по дороге, ну и все вроде.

— Сейчас-то мы где? — оглядываясь по сторонам, спросил я.

— Ушли мы прилично в сторону от места эвакуации. Да и все равно уже не ждут, наверное. Дальше на северо-запад забрались. Погони вроде не было, шли тихо.

— Вроде? — недоверчиво посмотрев на Зимина, я поморщился.

— Так точно, командир, я осмотрелся — спокойно все. В радиусе трех километров чисто, — влез в разговор казах.

— Ты когда успел обойти-то столько? — удивился я.

— Так у нас почти вся ночь впереди была. Мы здесь уже три часа.

— А времени сколько?

— Так, семь утра уже. Днем, думаем, здесь отсидеться. Мы — в самой чаще леса, вокруг болотина. Случайно никто не забредет, а если кто и полезет — здесь всего три тропки, все три заминированы, прорвемся.

— Ладно, как сами-то? Все живые?

— Ну, командир, как ты сам всегда говоришь — не дождетесь. Так, почти всех немного пометило. Тебе опять вот повезло.

— Чего у меня с бочиной? Серьезно? — с тревогой в голосе спросил я. Черт, ну надо же получить пулю сразу после выписки. Чего-то не везет мне или, наоборот, везет — ведь не убили еще. Ну, видимо, я еще здесь нужен. Надо пользоваться этим с умом.

— Пуля навылет, но Мурат говорит, что ты точно в рубашке родился. На пару сантиметров в сторону и — пипец. А так, только мясо с кожей попортило.

— Мясо нарастет, главное — чтобы идти сам смог, — боли вроде и правда стало меньше. Может, все повязками обойдется. Надоело уже в госпиталях валяться, какой уж раз-то, я со счету сбился. В ногу получал, в руку тоже, в спину, теперь вот и в брюхо поймал. Надо бы осторожней быть, да как тут будешь-то, такие ситуации все время. Ладно уж, хватит жаловаться, с другой стороны, ведь и правда — жив и на том спасибо.

— Как выходить думаешь, — это я непосредственно Зимину. Он в мое отсутствие за командира. Я-то, в каком-то смысле, отсутствую.

— Дождемся темноты и двинем на север. По идее, передовая тут недалеко — временами слышно отдаленный грохот. Днем послушаем, сходим на разведочку, потом и прикинем хрен к носу.

— Ложились бы поспать, я посижу. Выспался уже, вам отдохнуть всем надо. Вон смотри, — я указал на Иванова, парень принес охапку дров для костра, — совсем зеленый от усталости.

— Я тоже посижу, — проговорил негромко Дед, — вы спите, я позже отлежусь. Устал-то только от таскания этой бандуры, да еще и твою громыхалку мне нести пришлось! — Дед указал на чехол с винтовкой.

— Ну вот, я чего, зря тушенку грел, что ли? — подал голос Костя Иванов.

— Тушенка никогда не будет зря, — ответил я, улыбнулся и достал из-за голенища ложку. — Давай ее сюда.

Все хором заржали, а Мурат поучительно вставил:

— Ну, точно: не ранение, а так, погулять вышел. Жрать хочет, значит, фигня. — Все опять засмеялись.

— Командир, — подал голос молчавший всю беседу Толя Круглов, — ну у тебя и «ствол». Ты ни разу не видел, что он с врагом делает?

— А чего там особенного — дырки, наверное, хорошие делает, — весело ответил я.

— Ага, после нее к трупу не подойти — как на бойне. Ты там пушкарю в голову залепил, так чуть не до груди — одни ошметки, бр-р-р.

— Я не специально. Так получилось. Я и не видел почти куда стреляю.

— Да, уж получилось. Пулеметчику в плечо зарядил — тот помер от потери крови. А как еще, если руку с корнем вырвало, там как из фонтана хлестало. Грязная у тебя винтовка, — подвел итог Круглов.

— Так она же охотничья, на крупного зверя. Амеры и англичане с таким калибром носорогов в Африке валят.

— Я почему-то этому не удивляюсь, — покивал Толя.

Позавтракали остатками «тушняка», хотя это я так думал, в смысле — что остатками. Парни ухитрились у предателей в деревне еще и хавчика стырить. На пару дней, наверное, хватит. Но нам нельзя столько гулять, выходить пора. Судоплатов ведь говорил — дел много, это было явно не последним. Но если облажаемся, то точно последним будет. Жаль, если так, команда у нас уж больно срослась друг с другом.

— Серег, на связь когда будем выходить? — поинтересовался Зимин.

— Думаю, надо еще отойти. Хрен их, «нациков», знает — засекут передатчик да расхреначат с воздуха. Или облаву какую устроят. Я, вообще-то, еще жить хочу, и дел невпроворот.

— Так всем хочется, и как бы еще и побольше твоего, — заметил Саня.

— Кстати, при зачистке гранаты новые кто-нибудь попробовал?

— Шумовые? — поднял глаза Мурат.

— Ага, — я утвердительно кивнул.

— Вано одну зашвырнул в том дом, где я потом на чердаке сидел. Там двое спрятались — шмаляют и шмаляют, Вано и вспомнил про эти шумелки.

— И как?

— Да сами чуть не обосрались. Нет, нас предупреждали, что они бахают. Но что так. А чем они сверкают-то?

— Магния, наверное, запихнули много, а чего — и вас задело, что ли? Говорили же — не смотреть.

Новые гранаты Судоплатов привез перед самым выездом. Хотел, чтобы опробовали, если получится. Вот и подвернулся случай.

— Да, Вано забросил, я-то отвернулся, а он, оказалось, так и смотрел. Когда шибануло, сам заорал — штаны, наверное, намочил.

— Сам ты намочил. Полыхнуло сильно — думал, ослепну. Вот изверги эти наши изобретатели, им бы так.

— Слышь, Вано, они, вообще-то, сами все пробуют всегда, так что их не удивишь.

— Предупреждать надо, что такая сила, и кто из них придумал-то такую хрень?

Я хитро улыбнулся, пожал плечами и промолчал. Ну, его к лешему, а то еще и мне достанется — не объяснишь ведь теперь, что хотел как лучше. Вообще, люди сейчас ко всем новинкам с тревогой относятся, опасаются. Для многих людей в этой войне и автоматы в диковинку были. Не любят люди менять свои устои, а в особенности деревенские жители.

День мы по очереди спали. Меня к наблюдению решили не привлекать. Все время лежал на левом боку, ибо даже на спине было довольно болезненно.

Фронт оказался рядом. То и дело слышалась канонада орудий, над головами пролетали самолеты, как правило — только немецкие.

— Как думаешь выходить, — подсел ко мне Саня Зимин.

— Стемнеет и двинем. Сначала на север, пройдем, сколько дадут, потом видно будет, — я достал карту.

— Линию-то переходить с ранеными хреново, — продолжил Александр.

Я совсем забыл — парни освободили в Масловке пятерых бойцов, почти все «тяжелые». Как удалось узнать, часть уже расстреляли, остальных оставили на завтра. И этих-то мы случайно освободили. Раненые были в сарае, поэтому враги до них не успели добраться. Красноармейцы были чуть живые: грязные, голодные, избитые так, что у некоторых лица не было, одни синяки. Форма вся пропитана кровью. Один из них оказался целый полковник. Он был ранен еще до попадания к РОНА, поэтому не расстреляли сразу. Допрашивать тоже не стали, слишком тяжелое ранение. Все время без сознания, постоянно бредит. С ним безотлучно сидит его ординарец. Полковник оказался командиром пехотного полка, разбитого в контратаке. Дивизию, что бросили затыкать дыру в обороне, разбили «под орех». К Старой Масловке вышли жалкие остатки — около двух взводов. Многих перебили предатели. На наши удивленные возгласы: как вас сразу-то не пристрелили? — пленные отвечали:

— Предлагали к ним перейти.

Да, пока даже не представляю, как у нас получится выйти. Оружие есть, боеприпасы тоже, а вот силы и здоровье кончились в последнем бою. Зимин постоянно что-то предлагает, а у меня мысли «в раскоряку», не могу собраться.

— Серег, надо транспорт искать — пехом далеко не уйдем, — уловил я нить разговора, отвлекшись наконец от своих мыслей.

— А? — переспросил я.

— Чего, оглох, что ли? Говорю, надо машину искать. Как всех утащим-то?

— Надо, Саня, надо. Как думаешь, может, Михалыч опять приказ нарушил и ждет нас?

— Мы задержались уже на сутки, — покачал головой Зимин. — Вряд ли, да и как он один в прифронтовой полосе будет сидеть?

— Ладно, Мурата с Толяном в разведку засылай, как обычно. Пусть выходят прямо сейчас, отоспались как раз.

— Пойду, разбужу, — Саня ушел, а я разложил «Винчестер» перед собой — надо хоть почистить. Отстрелял-то немного, но все равно. Лежа чистить оружие — это что-то.

Разобрав винтовку, наблюдал, как собрались и исчезли в кустах наши разведчики. Сейчас все зависит от них. Сумеют найти тропу — зашибись, нет — полезем «на авось». Так-то не впервой, но вот с ранеными будет сложнее.

Стемнело в районе двенадцати. Уже около часа вокруг стояла тишина. Угомонились все, противники подсчитывают потери, рисуют планы на завтра. Интересно, чего там с танками, которые попали к врагу. Хоть генерала мы и уконтропупили, но танки-то остались у них. Когда мы выходили на задание, я спросил у Павла Анатольевича на счет них. Он тогда заметил, что это уже не наше дело. Видимо, и на этот счет у Судоплатова какой-то план есть. Ну и ладненько, он начальник, ему виднее.

Мурат с Кругловым вернулись почти в два часа ночи. Ночи короткие стоят, двигаться нужно в темпе.

— Серег, вообще-то все плохо, — начал свой доклад Мурат, хлебая из кружки горячий чай. Эрзац конечно, из листьев черники, земляники и других, росших под ногами ягодных кустиков.

— Что, прям совсем никак? — подняв бровь, в надежде на лучшее спросил я.

— Ну, почти. Есть один овраг, но придется поработать.

— Излагай! — кивнул я.

— Два БТРа, стоят по обеим сторонам, наверху. Если идти прямо так, расстреляют как в тире, — казах махнул рукой.

— А теперь «повидло», — подтолкнул я Мурата, понимая, что это еще не все.

— Вокруг них, в радиусе двух километров, никого. Точнее, почти никого.

— Уточни, чего мнешься, — задергался я от нетерпения.

— Там поля вокруг, будем как на ладони. Где-то в километре, стоят палатки фрицевские. Техники никакой. Даже грузовиков нет. Поэтому и говорю, что почти никого.

— Палаток много?

— Десяток, и не наши шатры, маленькие совсем. Человека на четыре каждая.

— Значит, два взвода пехтуры, так?

— Выходит так, а эти на БТРах овраг пасут, потому что он в низине и большой. Техника пройти сможет. Короче, если решим, как подойти к оврагу, дальше проще. От оврага до позиций наших красноармейцев километра четыре и вроде там тихо. Извини, дотуда не дошли. Мимо говнюков на брониках никак не пройти. А обходить далеко.

— Короче, выход один. Все ползут туда и как можно ближе, и — ждут. Толян ведет. Ты со мной остаешься, работаем двумя веслами. Так? — я показал казаху на свою фузею.

— Сам так и подумал. У тебя патроны-то еще есть?

— Три десятка. Хватит, много и не взять было, да и незачем, шли-то для одного выстрела. Меня еще Истомин хомяком обозвал, когда я карманы набивал «своими». Остались только те, что со Штатов привезли. Там по тысяче тех и тех дали, очень уж дорогие. Но я просил, чтобы и дальше возили. Да стволы запасные вроде не послали. Только мои переделывать надо, а это время.

— Вот и пригодятся твои патроны. Ну, надо двигать, а то рассветет через пару часов.

— Поднимай людей, — я посмотрел на молчавшего весь разговор Зимина.

— Опять стрельба, — покачал головой он, — ну не можем мы, как нормальные люди, тихонечко прийти, нагадить и уйти.

— Через тернии к звездам. А вообще, как ты собирался к немцам в глубокий тыл залезть без шума, точнее выбраться. Залезли-то как раз тихо. Ведь все сделали.

— Да, прав ты. Как всегда, — вздохнув как-то тяжело, ответил Саня.

— Сань, если придумал чего, излагай. Знаешь же, всегда выслушаю. Если нет, давай работать.

— А если эти черти палаточные к нам устремятся? Будем вшестером отстреливаться от двух полноценных взводов?

— А вот это уже будет твоя и Вано работа. Мурат, БТРы с МГ?

— Один с чем-то большим. Издалека не разглядел, но, похоже, зенитка «двадцатка» вроде.

— Отлично, то, что дохтур прописал. Выходим через пять минут. Тушите костер, оправляйтесь и по коням.

— Есть! — уже довольно бодро ответили Мурат и Зимин. Хотя, конечно, храбрились, не железные ведь, устали все как собаки.

Позицию казах присмотрел что надо. Местность с небольшим понижением к оврагу, БТРы как на ладони. Правда, сетку фрицы натянули, но это им не поможет.

Задумка была сложной, но в принципе выполнимой. Нужно расстрелять всех, кто находится в бронетранспортере и рядом, но не повредить технику. Задачка, однако.

Мурат помог мне немного окопаться, мало ли. Я улегся, разместил рядом кусок брезента, на него высыпал патроны. Сам казах разместился в трех метрах от меня. Не спеша, выставил прицел, зарядил. Расстояние приличное, метров семьсот, ну, да ладно.

Вокруг БТРов было тихо. Горели костры, бродили часовые. После получаса наблюдений насчитали четверых бодрствующих. По двое у каждой машины. А расположились они грамотно, хотя в чистом поле разве спрячешься? Но они тут себя хозяевами чувствуют, почти и не маскируются. Не стреляные, что ли?

— Мурат, я начинаю, — прошептал я.

— Давай, я на подхвате, когда метаться начнут.

— Да они в такой тишине обосрутся сейчас. И как они удачно ракетки свои пускают, светло как днем.

— Ага, а сами вокруг не видят, наверное, ни хрена.

— Ну, приступим помолясь, — выдохнул я.

— Чего? — испуганно, с таким неподдельным удивлением спросил казах.

— Не бери в голову, гляди давай.

Начали мы отлично. Два моих выстрела, казалось, прогремели громом в ночи. На спящих немчиков обрушилась кара с небес. Выскакивая из броников, где спокойно спали, немцы не оборону занимали, а в панике метались из стороны в сторону.

«Блин, лучше бы уж залегли. Мечутся так, что хрен попадешь. Два раза подряд промазал и, кажется, слышал как ругается казах, тоже мажет, наверное», — пронеслось в голове.

Вот наконец кто-то сообразил, ствол зенитного автомата пополз вниз и в нашу сторону.

— Серега, видишь их? — проговорил Мурат.

— Конечно, — ответил я, на самом деле видя противника не так чтобы очень хорошо. Ракеты пускать перестали, сообразили, видимо, что сами подсветку дают. Да, недооценивать гитлеровцев нельзя. Умные, собаки.

Тот воин, что стоял у зенитки, уже успел выпустить три или четыре снаряда. Мурат, смещаясь вправо от меня, стрелял в воздух, отвлекая стрелка. В темноте вспышки от его винтовки, служили хорошим ориентиром. Я тем временем поймал в прицел щиток орудия. На БТРе он был небольшим, и моя пуля, насквозь пройдя через него, выбросила стрелка наружу. Скорее всего, с дырой в животе.

— Серег, МГ на втором, — это вернулся на свою позицию казах.

— Понял, работаю, — коротко бросил я и, поймав в прицел тушку за пулеметом, повторил выстрел.

Зашибись стрелять из такого ствола летней ночью. Уже светлеет, видимость вполне устраивает. Ветра нет совсем, выстрел с шестисот — семисот метров, как в тире. Убрав третьего возле зенитки, перевел взгляд на второй БТР, заметил, как Мурат снял очередного пулеметчика.

— Ребята подобрались, — перекрикивая грохот моей винтовки, доложил казах.

Да, все то время, что мы расстреливали полуспящих гансов, остальные подобрались на дистанцию выстрела из автоматов. Нам оставалось только контролировать, чтобы какой-нибудь ухарь не спрятался где-нибудь.

— Серег, тот, что с зениткой, свалит сейчас, — завопил казах.

— Куда это ты собрался, — пробубнил я вслух.

Бух, затвор. Бух, черт, как жаль, что всего три патрона в магазине.

— Заряжаю, — крикнул я.

— Отъездился, — услышал я голос казаха.

Перезарядив весло, взглянул в оптику. Водительская дверь броника была распахнута, а на земле лежал труп.

«Гадство, там, наверное, помойка теперь», — подумал я.

— Командир, можно сниматься. Зимин уже зенитку развернул. Да и Вано тоже рядом со вторым БТРом.

— Ладно, иди к ним, я отсюда погляжу. Пусть Саня зенитку наладит, если эти из палаток полезут, накрывайте их. Только сами к ним не лезьте, БТР бронирован легко, из карабина борт прошибут и — амба.

— Понял, ты здесь долго не оставайся, вдруг подкрадется кто.

— Иди уже, надо сваливать отсюда побыстрее.

Мурат умчался бегом. Полкилометра пробежит быстро, захват броников нам должен помочь пролезть через передовую. Немцы, конечно, спохватятся, но под броней все-таки спокойней будет. Хотя, как я и сказал, броня там легкая, но зато не пешком.

Два взвода немецких солдат поступили глупо. Вместо того чтобы рвануть за помощью, они заняли оборону и решили отстреливаться. Сначала Зимин накрыл их зенитным огнем, а затем подъехали на втором БТРе ближе и из пулемета покрошили всех, кто еще оставался. Вот ведь засранцы, ведь передал с казахом приказ не лезть, все равно поехали.

Я присоединился к остальным, когда все стихло. Мне помахали руками, в прицел я хорошо все видел. Медленно, боясь делать резкие движения, я кое-как добрался до них. Почти сразу рухнул без сил. Посидев с минуту на траве возле БТРа, почувствовал, как кружится голова. Внезапно стало как-то легко, и моя голова встретилась с землей.

Очнулся я от дикой тряски и шума лязгающих гусениц.

— Э, изверги, где вы тут? — в глазах темно, в ушах шумит. Состояние мерзкое.

— О, командир, ну наконец-то! — донесся до меня чей-то окрик, даже голос различить я не мог. Слишком сильной была головная боль.

— А-а-а! — запричитал я, когда «Ганомаг» подбросило особенно сильно. — Вы чего, меня совсем угробить решили? Так пристрелили бы, чего же издеваться-то.

— Извини, командир, двадцать минут назад проскочили немецкий заслон. Зимин им крикнул, что идем на перехват русскому десанту, выброшенному только что где-то на нейтралке.

— И они поверили, — ехидно скорчив рожу, съязвил я.

— В начале да, поверили. Мы дальше рванули, а они за нами, — услышал я голос самого Зимина. Тот у нас уже не в первый раз работает под немца, уж больно у него акцент натуральный.

— И чего, еще и с ними сцепились? — покачал головой я, думая о плохом.

— Нет, еще не стреляли, вон посмотри, они так за нами и пылят.

— Да ладно, — вскинулся я и повернул голову назад. Пришлось приподняться над бортом, ни хрена себе. Немцы на трех мотоциклах ехали сзади и махали руками.

— А чего они не стреляют? — удивился я.

— А хрен их знает, может бояться, у нас ведь зенитка. Да и на втором БТРе пулемет. Тут еще гранат до хрена всяких, патронов вообще, хоть ешь их, хоть соли.

— Мурат, а чего вокруг-то? Может, вальнуть их, да и все дела?

— На фига? У нас такой эскорт добрый, осталось проехать совсем чуток. Ближе к нейтралке завалим, нам бы только до леса дотянуть. Километра два еще, а там почти дома.

Сзади раздавалось тарахтение мотоциклетных моторов. Я еще раз бросил короткий взгляд назад, хотелось убедиться, что кроме этих байкеров, там больше никого нет.

Примерно через пять минут раздался голос казаха.

— Остановились, видать уже близко наши, боятся лезть на рожон, — тотчас по БТРу скользнули, рикошетя, пули.

— Вот суки! — ругнулся Мурат. — Не дали тихо уехать.

— Мурат, а ведь стреляют-то спереди, — прислушиваясь, уточнил я и инстинктивно наклонил голову. Казах высунул голову над кабиной БТРа и тут же нырнул обратно.

— Да, вот и вернись с задания, свои же завалят, — выругался он.

— Чего, правда, наши? — не веря, что почти доехали, спросил я.

— А то кто же? Немцы бы попали, — смеясь, подал голос Зимин.

— Сань, немцы близко, давай сворачивай куда-нибудь, надо еще отъехать.

— Сейчас, Вано тоже сообразил. Уже нашел дорожку, в лес заедем и встанем.

А стрельба становилась все серьезнее. В бортах появлялись новые дырки. Все лежали на полу, боясь поднять голову, один Зимин занят был управлением этого гроба. И как ему не страшно?

— Приехали! — вскоре выкрикнул он и дал по тормозам, от чего мы все кубарем полетели головой вперед.

— Зимин, ты охренел, что ли? — кряхтя и потирая ушибленную руку, полез в кабину казах. Но вдруг замолчал. Я тоже привстал на руках и поглядел вперед, между головами моих ухарей. Прямо перед нами стоял наш, советский, танк. Т-28, я даже разглядеть успел, до того, как люк сзади распахнулся и меня за ноги грубо вытащили наружу. Хлопнувшись лицом на дорогу, ноги-то мои кто-то держал, выругался и, стиснув зубы, попытался поднять голову. Получилось, вот только не видел я ни хрена, пыль застила глаза, я бешено стал их тереть. Удар по спине, чем-то тяжелым. Крики моих друзей, больше я ничего не слышал и не видел.

Ох и тяжкое это дело, просыпаться после потери сознания. В какой уж раз, а все не привыкну, хотя можно ли к такому привыкнуть?

Я лежал лицом вверх, надо мной нависал низкий темный потолок. В палатке, что ли? Точно, палатка. Голова раскалывалась от дикой боли в висках. Спину саднило, в боку пожар. Чего-то совсем не комильфо! Я живой или уже нет? Так, чего-то такое уже было, опять вроде дырку получил, — память неохотно возвращалась.

— Очнулись, ну вот и хорошо! Светлана? — рядом со мной кто-то был, но в поле моего зрения человек не попадал.

— Да, Андрей Ильич? — услышал я второй голос, женский, а приятный-то какой! Слушал бы и слушал. Молодой, чистый и нежный.

— Светочка, принеси, пожалуйста, чистые бинты.

— Сейчас, — коротко ответил красивый голос. Обладательница ангельского голоска прошмыгнула рядом с дохтуром.

— Как вы себя чувствуете, товарищ лейтенант? — склонился надо мной военврач.

— Да чего-то хреново как-то, — скорчил я рожу.

— Вообще-то это естественно, ранение, плюс приличное истощение организма.

— Да вроде не голодал, откуда истощение?

— Как я слышал, вы серьезно повоевали? Ребята ваши немного рассказали.

— А где они сами и где вообще я? — по-еврейски ответил я.

— Вы пересекли линию фронта, сейчас вы в полевом госпитале, вас должны скоро вывезти. Ваш лейтенант, Зимин, кажется, связывался с кем-то в Ленинграде, оттуда уже выслали машину и сопровождение. А ребята ваши все тут, в соседних палатках, отдыхают. Кого-то и подлатать пришлось, кто-то просто очень устал и спит уже сутки.

— Во как! А то я помню только, как нас кто-то отмутузил знатно, а больше ничего.

— Бойцы на передовой погорячились, им уже влетело от командира. Вы на немецкой технике приехали, ну они вас и не стали спрашивать.

— Ясно, как всегда, от своих получаем больше, чем от врага. Они бы с фрицами так воевали. — Мне, если честно, уже надоело постоянно получать от своих. Оклемаюсь — морды набью всем, кто участвовал.

— Ну, молодой человек, не преувеличивайте. Бывает и хуже, уж поверьте старому человеку.

Верилось легко. Истомин рассказывал, что бывало разведчиков, вышедших к своим, вообще расстреливали. Всяко бывает, народ нервный, вокруг вон чего творится.

— Что беспокоит больше всего, молодой человек? — продолжал свой мягкий допрос военврач.

— Бок болит, хотя нет, голова сильнее. Кажется, лопнет сейчас. — Правда, каждое слово и даже просто движение губами причиняло дикую боль, отзывавшуюся в голове ударами кувалды.

— Если голова болит, молодой человек, значит, она есть, — скаламбурил доктор. — Извините, шучу. Нам без юмора тяжко, такого наглядишься, с ума можно сойти.

— Да ладно, доктор, ничего, — вот Петросян, еще бы анекдот рассказал, про усатого. И я бы посмеялся.

— Сейчас Светочка обработает раны, перевяжет. Затем надо сделать укол, поспите, голова должна пройти. Это скорее от сильной усталости, ну и давление подскочило от ран. Вы ведь еще пешком протопали, наверное, прилично?

— Было дело, да еще кругами и по болотам, — поплакался я.

— Лежите, отдыхайте, нужно хорошо выспаться.

— Товарищ военврач… — я замялся.

— Военврач третьего ранга Колесов, — представился доктор.

— Товарищ военврач третьего ранга, разрешите вопрос? — я намеренно обратился, как положено.

— Обращайтесь, товарищ лейтенант. — Дядька удивленно смотрел на меня.

— Из моих ребят есть кто-нибудь на ногах?

— Я сейчас посмотрю, позвать?

— Да, если можно.

— Только недолго, вам всем нужно отдыхать!

— Слушаюсь, — улыбнулся я.

Военврач вышел, полог палатки опустился. Но тут же вновь слегка приподнялся, и в образовавшуюся щель проскочила маленькая фигурка.

— Товарищ лейтенант, попробуйте повернуться немного на левый бок, — услышал я знакомый, певучий голосок.

— Для вас, я и мертвый перевернусь, — вывез я и замер.

Надо мной склонилось лицо, личико. В тусклом свете коптилки удалось разглядеть глаза. Ах, что это были за глаза… Ясно сверкнули, как звезды. Четкие узкие брови казались черными стрелами и придавали глазам выразительности. Ямочки на щечках, губки… Во я попал! Ведь сколько здесь уже нахожусь, про женщин даже не думал. И не до того было, да и жена не забывалась. Я ее с дочкой действительно сильно любил. А тут, как кувалдой, которая в голове стучит, по макушке треснули. У меня и с женой так было. Увидел один раз и говорю другу: «Это мое». Друг посмеялся в ответ, сказал, что я дурак. А вот вышло-то все именно так, как я и сказал. Познакомились, долго встречались, стали жить вместе. Дочь появилась уже спустя несколько лет, зато была очень даже ожидаемой и любимой. Постоянно наблюдал в своем времени, как друзья находили себе подруг, женились, кто по залету, кто и по любви. Но очень немногие заводили детей по желанию. У доброй половины были нежданными, поэтому люди пугались ответственности и расходились, как правило. В основном, конечно, уходили мужики, боялись стать привязанными к дому, к детям. А ведь лучше-то и нет ничего, чем быть рядом с частичкой тебя самого. Видеть, как она растет, играть, а…

Кажется, у меня от воспоминаний даже слезу вышибло.

— Товарищ лейтенант, вам плохо? — испуганно проворковала девушка санинструктор.

— Все хорошо уже, — я вытер лицо рукой.

— У вас такое лицо было, сначала доброе, а потом как-то замерло резко, — девушка казалась напуганной.

— Просто задумался немного. Извините, если напугал, я не хотел. Правда, — я попытался улыбнуться, но выходило с трудом.

— Надо рану обработать, Андрей Ильич приказал как следует осмотреть. Освещения никакого, видит он уже неважно, вот и просил поглядеть, нет ли воспаления.

— Смотрите, чего уж там, — кивнул со вздохом я и повернулся спиной к Светланке.

Да, присохшие бинты — это что-то. Фурацелинчику, да хотя бы соляной раствор, что ли, придумали. Как же больно-то. Заорать не получилось, во рту было одеяло. Зубы, думал, сломаю, так сжал, что аж в глазах потемнело. Потом вспомнил наказ тренера: болит рука, ударься ногой. Выплюнул одеяло и закусил губу. По подбородку потекла теплая струйка, во рту появился вкус крови. Ну что у меня все с перебором-то выходит? Чуть губу не откусил, аж забыл, что мне бинты отрывают.

Внезапно раздавшийся знакомый голос заставил вынырнуть из мыслей о вечном.

— Командир, звал?

— Саня, ты? — хрипло выдохнул я.

— Ага, ты как? — голос Зимина был чуток настороженным.

— Да как видишь, гансам не пожелаешь. Как ребята? Как ты сам?

— Да ничего, раны нам почистили, замотали, кому надо было. Все отдыхают. Я связался с Ленинградом, нам повезло.

— Чего такое? — встрепенулся я.

— Наш генерал там, — загадочно произнес Саня.

— Да ладно! И чего?

— Сначала матерился, когда я про тебя рассказал, потом успокоился и велел ждать машину.

— Вот увидишь, сам прибежит. Любит он на меня поорать, особенно в медсанбате.

— Ну, не равнодушен он к тебе, что поделаешь?

— Это точно. А-а-а! — заорал я.

— Ты чего, охренел, что ли, командир? Я же чуть головой потолок не проткнул, — Зимин подпрыгнул от моего внезапного вскрика.

— Зимин, вали на хрен отсюда. Придет машина, доложишь, — прошипел я от дикой боли, резанувшей по телу тупой бритвой. Чего там сделало мое «солнышко», не знаю, но боль была страшная.

— Товарищ санинструктор, я вас напугал? — Девушка стояла в сторонке, боясь приблизиться ко мне. Вот дурень, напугал деваху. — Извините, не сдержался.

— Это вы меня простите, безрукую, — всхлипнула девица.

— Да вы что, Светлана, вы же мне эту дырку не делали, не надо себя винить. Уж кому-кому, но не вам себя виноватой считать.

— Я продолжу? — чуть уверенней спросила Света.

— Давайте, — я снова закусил прокушенную губу.

Дальше было легче, видно, боль была оттого, что Света оторвала последний слой бинта. Теперь она чем-то смазывала рану. Еще чуток потерпел, когда чистила, но так, уже без потери сознания. Раньше меня всегда вырубало от этого.

— Почти все, смажу сейчас царапины и сделаю укол.

Я лежал и тупо ждал, когда она закончит, хотелось быстрее лечь на спину и еще раз увидеть ее лицо. Вот наконец она разрешила мне это сделать, предварительно вынув шприц из моей многострадальной задницы.

— Давно вы на фронте, Светлана?

— Третий месяц уже, — тяжело вздохнув, ответила та.

— Не страшно? Войнища-то какая идет. Мертвые, крови-то — море целое.

— Страшно было дома, здесь легче.

— Да? — удивился я. — А где дом-то у вас?

— Ленинградская я. Такое у нас зимой было, словами не передать…

— Бывал я у вас, осенью, уже тогда тяжко было. Как зиму пережили, даже не представляю.

— Вы служили в Ленинграде? — как-то радостно спросила Светлана.

— Лечился, в госпитале лежал. Точнее сбежал оттуда, как только смог. Потом немного пожил, пока рана зажила, и опять на фронт.

— А я в институт поступила, после школы. Год проучилась, война началась.

— Кем хотите стать? Если не секрет.

— Учителем, хочу детей маленьких учить. Работала в школе, а зимой школу закрыли, холодно очень было, и есть нечего. Много детей умерло, некому стало в школу ходить.

— А на фронт как попали, студентов вроде не берут?

— Я за водой ходила, вернулась, а в дом бомба попала. Вся семья погибла в один миг, — у девушки выступили слезы, — я и попросилась добровольцем.

— Простите, не хотел причинить вам боль, — спохватился я. А сколько таких по всей стране?

— Да я привыкла уже, ничего. Здесь и вспоминать некогда.

— Светлана, давайте на ты, если не возражаете?

— Давайте, не возражаю, — улыбнувшись, ответила мне сероглазка.

— Меня Сергеем звать.

— Очень приятно, а вы, товарищ лейтенант, из разведки?

— Света, — я с упреком взглянул на нее.

— Извини, Сергей, ты разведчик? — стесняясь, повторила она.

— Считай, что так. Извини, большего не могу сказать.

— Я понимаю, военная тайна, — важно кивнула девушка.

— Ага, боец невидимого фронта я. Но ты никому не говори, — шутливо прошептал я.

Света засмеялась, вскинула руку в пионерском приветствии.

— Честное пионерское, — она была очень серьезна.

— Да брось ты. Расскажи лучше, потери большие в вашем полку?

— Хватает, но меньше стало. Лекарства появляться стали, бинты есть всегда. Раньше, говорят, стирали по нескольку раз. Даже простых тряпок не было. Тяжелых — сразу в Ленинград везут. А вообще нормально, жить можно.

— Жить без войны нужно, — грустно сказал я и добавил: — Вот дадим Гитлеру по ушам, тогда и заживем.

— Долго еще, наверное, воевать, вон у них солдат сколько.

— Ничего, потихоньку всех в землю загоним. Они и так уже трясутся от страха.

Снаружи послышались голоса, Света выскочила из палатки. А в нее шагнул какой-то майор. Ан нет! Нашивку на рукаве не разглядел. Батальонный комиссар. Странно, чего это он в старых нашивках, кстати? Как павлин размалеванный. Вроде приказом усатого все эти украшения упразднили, а тут ходит такой гусь, мечта снайпера.

— Товарищ лейтенант, я проверил документы у ваших бойцов, какие-то они у вас странные.

— Товарищ батальонный комиссар, я думал, уже разобрались с этим. За нами должны скоро приехать. Старший майор государственной безопасности Истомин представит вам все нужные документы. Вам же наверняка известно, что разведчики уходят на задание или с липовыми, или вообще без документов.

— У вас все-таки имеются хоть какие-нибудь документы?

— Только те, что у меня нашли. Естественно, что они ненастоящие. — У меня на лице вовсю разыгрывалось недовольство. Чего за хрень? Вроде Зимин все уладил, откуда вылез этот хмырь?

— К какому полку вы приписаны? Ваши люди мне соврали, каждый назвал разные.

— Конечно, а как они скажут одинаковые, ведь мы не сговаривались. Вот если бы немцы к вам под видом наших разведчиков пришли, то да. У этих всегда все документы сделаны как надо, не придерешься.

— Так кто же вы такие? — комиссар явно лез не в свое дело, проявляя излишнюю инициативу, но придется отвечать.

— Я лейтенант государственной безопасности Новиков. Моя группа не приписана ни к одной дивизии или армии. Мы подчиняемся непосредственно комиссару второго ранга Судоплатову. Старший майор госбезопасности Истомин — наш непосредственный куратор. Находились в тылу врага, по особому заданию Ставки, — все это я вывалил на комиссара залпом. По ходу моей речи он бледнел, краснел, часто моргал. Под конец у него даже глаз задергался. Комиссар молчал, я ничего добавлять не торопился. Вдруг, как-то странно махнув рукой, комиссар рванул на выход, даже не попрощавшись.

— Товарищ комиссар, надеюсь, моих людей сейчас же отпустят… — Знаю я этих уставников и служак, наверняка всех, даже раненых, уже заарестовал. Откинув полог палатки, комиссар остановился и, обернувшись, кивнул, не глядя на меня. Видимо, я угадал.

Минут через десять примчался Зимин. На щеке была свежая ссадина, а под глазом наливался синяк.

— О как, Саня, да вас вообще нельзя одних оставить, — засмеялся я.

— Да отстань, — в сердцах сжал кулаки Зимин, — тут особисты охреневшие какие-то.

— Знаю все уже. Только от меня вылетел.

— Ты чего, в репу ему завинтил? — осатанев, прошипел Саня.

— Чего я, самоубийца, что ли? Давил он, ну пришлось рассказать, кто мы и откуда. Убежал, даже не попрощавшись.

— Истомин теперь тебя сожрет! Легенды придумывали ведь специально.

— Так что тогда в ваших легендах вы не договорились о номере части или полка?

— Да как-то упустили, — пристыженно опустил голову Зимин.

— Конспираторы хреновы. Попался чуть более въедливый особист, и все. Хвосты вам прижал, а вы и поплыли. Ладно, я сам виноват, но обошлось вроде. Скольких положили-то хоть?

— Семерых. Но их там взвод был, чуть стрелять не начали, пришлось сдаться. Ведь не немцы же, всерьез-то мы не били. Так, покидали тихонько, без усердия.

— Вас сильно покалечили?

— У Вано кровотечение открылось, Деду руку сломали. Толяну похоже пару ребер.

— Ни хрена себе, теперь этому комиссару точно от Истомина достанется. Причем я подскажу ему специально, садист какой-то попался. Ущерба больше, чем от фрицев. Я теперь его во вредительстве обвиню. Группа выведена из строя по причине излишней бдительности и тупости какого-то хмыря. И кто таким звания-то навешивает? Ведь сказали же ему, что начальство скоро будет и все объяснит… Стоп! Саня, а он местный, или как?

— Да ни хрена, приперлись откуда-то на полуторке. Я, перед тем как к тебе зайти, у врача твоего спросил, он их раньше не видел, — растерянно произнес Зимин.

— У тебя ствол с собой? — Я уже лихорадочно обдумывал случившееся.

— Думаешь? — вскочил Зимин.

— Почти уверен. Блин, как я сразу-то не догадался? Мне ствол найдешь? — я протянул руку.

— Держи трофейный, себе захвачу сейчас в палатке. В десяти метрах стоит, — Александр протянул мне «вальтер».

Выщелкнув обойму, я проверил патроны и взвел курок.

— Тихо предупреди ребят, если эти рядом, не подавай вида, все понял.

— Так точно! — серьезно ответил Зимин, щелкнув каблуками.

— Дуй, давай, пусть все будут готовы. Этого хмыря надо взять, заставить остальных бросить стволы. Если начнут стрелять, бейте по конечностям. Но только первым не начинай, Саня, не завали дело.

— Все понял, командир, — Зимин бегом выскочил из палатки.

Так, чего же этим шустрикам надо? Или это из догоняющей команды внедрились, или для захвата кого-то постарше. А что если они должны были взять нас, но, услышав от меня про Истомина, решили взять его? Поэтому и моих отпустили, типа ошибочка вышла.

— Эй, есть кто-нибудь у палатки, зайдите, пожалуйста, — негромко позвал я, надеясь, что кто-нибудь услышит.

Полог приподнялся, показалась голова Светланки.

— Товарищ лейтенант, что-то случилось? — проговорила она тихим голосом.

— Светланка, ты не видела случайно, этот особист, что был у меня после тебя, здесь еще?

— Нет, видела, как в машину залезал. И солдаты с ним.

— А в какую сторону поехали, заметила? — в надежде спросил я.

— Да, здесь только две дороги. На север и на юг. На север к станции, на юг к передовой.

— А станция большая, в смысле перегон или разгрузка?

— Да просто остановка небольшая, через нее дорога на Ленинград идет.

— Свет, беги скорее, нужно найти лейтенанта, что был у меня. Скорее, пожалуйста!

Светлана вылетела без слов. Спустя минуту в палатку залез Зимин.

— Командир, чего еще случилось? — взволнованно проговорил Александр.

— Тебе девушка не сказала?

— Нет, передала, что ты просишь быстрее прийти.

— Слушай сюда, эти суки уехали по дороге на Ленинград. Ты понимаешь, зачем?

— Дьявол, генерал же, наверное, на подходе, — испуганно ответил Саня.

— Вот именно, сам не смогу, Саня, бери всех наших, кто на ногах, попроси кого-нибудь из местных командиров ко мне зайти. Сам бери машину, хоть силой, рви на перехват. Водилу возьми здешнего, он наверняка знает, как дорога идет, дуйте наперерез. Если успеете до того, как они захватят нашего генерала, свяжите боем. Следом и местные подтянутся. Все, вперед. И аккуратней давайте.

— Понял, выполняю! — Зимин улетел как ветер. Я стал ждать, когда он пришлет кого-нибудь из командиров. Я хотел попросить помощи, в смысле подкрепления для своих бойцов. Чего они там втроем сделают супротив взвода-то?

В палатке тем временем появился какой-то капитан. Быстро обрисовав ему ситуацию, я попросил помощи. Капитан попался понятливый, сказал, что возьмет два взвода и рванет наперерез через лес.

— Там есть одна тропочка, полуторки пройдут. Дождей не было, так что вполне получится. Выйдем уже за станцией, постараемся успеть, — проговорил капитан и вышел. Почти сразу я услышал его призывы снаружи.

— Фух! Аж вспотел. Может, и успеют, — я уже сам с собой говорю. А успеть надо, если Истомин погибнет, еще полбеды, а если… Стоп. Никаких если, все обойдется.

Я лежал как на иголках. Заходил военврач, помотал головой и влепил мне еще укол. Этот подействовал быстро.

Проснулся я довольно бодрым, но вспомнив, что творилось тут до того как меня усыпили, захотел встать, даже почти получилось. В палатку вошла Света и прервала мои потуги.

— Нельзя тебе, Сережа, вставать, что это еще такое? — нахмурившись, она отчитала меня. Но я, кажется, не слышал ее.

— Свет, ребята мои вернулись? И ваши тоже? — выпалил я, откидываясь на подушку.

— Да, час назад. Раненых много, пятерых убитых привезли. Говорят, с диверсантами фашистскими встретились.

— Тот лейтенант, что ты уже знаешь, живой? — я замер, ожидая ответа.

— Да, только ранен тяжело. Но Андрей Ильич говорит, что поправится. Сильный он, два пулевых ранения. Одно в руку, сквозное, второе в грудь. Со вторым сложнее, но выкарабкается. Операцию сделали только что. Вас вместе повезут в Ленинград.

— Позови мне, пожалуйста, бойца, из моей группы, такого с глазами узкими, видела ли? И живой ли он, кстати?

— Да, видела его. Тоже ранен, но легко. Из руки осколок достали, сейчас позову, он здесь рядом сидел, когда я к тебе шла.

Я сжал зубы в нетерпении. Ну, надо же, Зимин Саня, тяжелый. Ему столько раз везло, а тут на тебе. В своем же тылу, получил от таких же как и мы сами, диверсантов. То, что это были диверсы, я уже был уверен. Но наглые какие, прям как мы, напролом полезли, одно странно: почему меня или других не ликвидировали? Или просто не знали, что мы за группа? Хотя ведь я сам этому индюку рассказал. Видимо, польстился на генерала, на этом и попался.

— Серега, не спишь? — услышал я голос Мурата и даже, кажется, подпрыгнул. Рука у него была на перевязи.

— Мурат, чертяка, как я рад тебя видеть? Рассказывай немедленно, что произошло.

Когда они подъехали к станции, увидели впереди бой. Спешились и побежали вперед. Оказалось, Истомина почти взяли, с ним было всего четверо охранников, их сократили наполовину. Сам генерал был легко ранен в ногу, но отстреливался, как мог. Вообще, Истомин довольно быстро сообразил, что перед ним не те, кто кажется. Это его и спасло.

Ребята с ходу смели шестерых диверсов, атаковав сзади. Дальше началась серьезная перестрелка. Если бы не подошедшая помощь от капитана Васильева, того, что пошел им наперерез, была бы жопа.

— Истомин матерился, надо было слышать. Впрочем, сам услышишь, он в соседней палатке. Кто из вас раньше встанет, тот и зайдет к другому.

— А с этими, что? Ну, с диверсами, всех положили?

— Нет, оставили на сладкое. Старшего ранили в руку и взяли живым. С ним еще одного, помощника, что ли, не знаю. Сидят здесь, их целый взвод сторожит. Истомин вызвал из Ленинграда людей, специально для конвоирования. Говорит, что повезет сам, вместе с нами.

— Хорошо. У вас как?

— А у нас целые-то были только я и Костя. У Сани голова была задета, помнишь, хоть и слегка, но все же. Я вот осколок словил, граната рядом рванула, а руку с пистолетом не успел убрать. Да он не глубоко вошел, так, ничего не порвало, только мясо. Если надо, я и хрень эту сниму, просто доктор настаивал на покое. Пальцы работают, чего еще надо. Костя отделался порезом на лице и руке. В рукопашном, когда сошлись, я с одной рукой чуть на штык не напоролся, Костя помог, а сам получил. Но тоже вроде нормально, только шрам теперь останется приличный. После ремонта, ну как зашили его, все плакался, какая, говорит, баба на меня теперь взглянет?

— Дурак, нашел, о чем горевать. Главное живой, а вернется с орденами, бабы сами будут на шею прыгать. Так ему и передай.

— Ты сам-то надолго здесь?

— Так хотели увозить с Истоминым, теперь от него зависит. Хотя я выспался сейчас, можно попробовать и встать. Кстати, ты мне и поможешь, дай руку, ту, что целая еще.

С помощью Мурата я сел, повернулся из стороны в сторону — нормально. Боль была, конечно, но вполне терпимая.

— Ну, чего, вставать будешь? — спросил казах.

— Подставь плечо, попробую. — Я облокотился на плечо друга и попробовал подняться. Слез с топчана, на котором лежал, и, опираясь на Мурата, который еще и поддерживал меня здоровой рукой, сделал пару шагов.

— Во блин. Битый небитого везет! — засмеялся я.

— Чего? — удивленно взглянул на меня Мурат.

— Пойдем говорю, попробуем до Истомина дойти. Продерет меня, как обычно, может, еще и бегать смогу. Да к Зимину заглянуть надо, как думаешь?

— Меня доктор не пустил, сказал, что тот спит.

— Все может быть, спросим.

Мы медленно выбрались из палатки, подбежала проходившая мимо Света, отругала, но помогла с другой стороны. Мурату хоть полегче стало, зато сестренке явно тяжело. Росту в ней от силы метр шестьдесят, тоненькая такая, как веточка. Дохромали до палатки Истомина.

— Куда, к товарищу старшему майору нельзя, — остановил нас часовой, стоящий с автоматом у входа.

— Да пропусти его. Это инвалид наш причапал, наверное? — раздался голос из палатки.

— Так точно, товарищ старший майор, — как можно бодрее ответил я.

— Ты еще громче крикни, чтобы на передовой слышно стало. Заходи давай! — выругался наш генерал.

— Мурат, иди, отдыхай, я обратно со Светланкой дойду.

— Как скажешь, командир, я и правда подустал чуток.

— Давай, поспи, пока время есть, — я откинул полог палатки и шагнул внутрь.

— Ну что, лейтенант, опять меня из-за тебя продырявили? — укоризненно начал Истомин.

— Александр Петрович, я не виноват, ну, почти что, — я сделал такую виноватую морду, что Истомин рассмеялся.

— Давай, садись, вон, уже и мебель притащили, — старший майор указал на стоящий в углу табурет, невесть откуда здесь появившийся.

— Товарищ старший майор госбезопасности, разрешите доложить? — я не решился пока садиться, хотя мы давно с Истоминым общаемся свободно.

— Докладывай, только не ори! — кивнул головой Александр Петрович.

— Задание выполнено, на выходе задержались по причине облавы и того, что наткнулись на предателей. Уничтожен отряд, действовавший под руководством РОНА, по крайней мере та часть отряда, что находилась в этой местности.

— И здесь, значит, отметились? — поднял бровь Истомин.

— Где-то еще засветились? — удивленно спросил я.

— Первые случаи нападения на мирных жителей бандами, состоящими из русских, зафиксированы на Украине. Пару раз в Белорусии.

— Там, где немцы хозяйничали долго?

— В общем, да. Не забывай, что после переноса границы часть польских земель оказалась на нашей территории. Вот оттуда и лезут эта гниды. Переманивают и запугивают попавших в окружение. Среди задержанных попадались вполне нормальные люди, которых запугали. Брали тем, что побывавших в окружении и тем паче в плену сразу расстреливают.

— А это не так? — с сомнением поинтересовался я.

— Конечно, нет. Сначала проводится проверка. Люди, не замаравшие себя предательством и работой на врага, отправляются снова на фронт. Расстрелы бывают, но поверь мне, к высшей мере приговаривают только «конченых» ублюдков.

— В подобной ситуации легко поверить, что тебя могут расстрелять. Запуганы люди давно, вот и не знают — кому верить.

— Сергей, не лезь не в свое дело. Были перегибы, даже Лаврентий Павлович это признает, но в большинстве случаев работа эта была необходима.

— Ясно! Товарищ старший майор…

— Ты чего, забыл, как меня зовут? — перебил меня Истомин.

— Никак нет, Александр Петрович. Во время проведения зачистки населенного пункта от этих ушлепков потерь не имели. Некоторые бойцы группы получили ранения.

— Да вас тут всех до одного пометило. Некоторые, — фыркнул мне в лицо Петрович.

— Александр Петрович, основные повреждения и раны получены уже здесь. От диверсантов досталось. Поэтому и вам навстречу отправились только трое. Причем один из них был ранен в голову…

— Спасибо тебе, Серега! — вдруг прервал мою исповедь Истомин.

— Чего? — удивленно уставился на него я.

— Хрен его знает, где бы я был сейчас, может в Абвере, а может, лежал бы себе на травке и не дышал. Спасибо, и парням передай.

— Да не за что, — смущенно ответил я.

— Есть, поверь есть за что. Как ты догадался, что они не те, за кого себя выдают?

— Честно, Александр Петрович, не сразу. И скорее я вас должен благодарить за то, что вы меня до сих пор не расстреляли.

— Не понял, я чего-то не знаю?

— Так точно, этот особист, мать его коромыслом, больно дотошный был. Я молчал, сколько мог, но пришлось рассказать, кто я и откуда. Он потребовал подтверждения, я и ляпнул про вас. Видимо, смекнув, что по дороге вас захватить будет легче, он и предпринял попытку. Так что, виноват я, Александр Петрович.

— Да, я не ожидал. Слушай, мы же прорабатывали легенду, в чем прокололись?

— Да парни назвали разные полки, он их сначала попытал. Они поцапались даже, потом на меня наехал.

— Ясно, ладно, в отчете укажешь все, главное говори, как прошло?

— Отлично, только без косяков я не умею.

— Чего на этот раз?

— Да зенитку не разглядели, на БТРе под накидкой была. Как у цели голова лопнула, так они и показались. Я так давно не бегал. Но повезло, парни отвлекали грамотно, за собой утащили. Немчура позже хоть и вышла на нашу стоянку, но опять же Зимин с Вано их подчистили. А потом эти предатели начались.

— Чего, правда голова лопнула? — с интересом маньяка спросил Истомин.

— Ага! Только ошметки полетели.

— Сколько выстрелов?

— Два. Мешал там один деятель. Он экскурсию проводил для начальства, а потом закрыл собой цель.

— Ну ты и махнул…

— Другого выбора не было, иначе он бы в дом вошел.

— Молодцы! Но вот из строя выбыли, это крайне плохо. Сегодня уже поздно, а вот завтра отправляемся в Ленинград. Штопать вас надо. Вот ведь гадство, столько работы, а у меня лучшая группа не боеспособна.

— Товарищ старший майор…

— Отставить сопли. Молодцы, что живыми остались. До вас-то вообще никто не возвращался.

— Александр Петрович, мне вот что покоя не дает…

— Говори, — сделал разрешающий кивок Истомин.

— Ну, убрали мы генерала, а с танками как? Они же все равно у немцев остались.

— Нет у немцев никаких наших танков. После смерти Кюхлера их уже вечером погрузили на поезд. В тридцати километрах от места, где вы уничтожили генерала, партизаны мост под этим поездом рванули. Куча техники, что шла в Германию на восстановление, и наши КВэшки улетели в реку.

— А достать их не могут?

— Слишком дорого это встанет. Река там глубокая, берега не укреплены. Ну и заминировали уже под водой их. Так что охоту с ними возиться у немчуры точно отобьют. Немцы и свое барахло не стали вытаскивать.

— Ну и ладушки. Хотя ведь все равно рано или поздно к немцам попадет экземпляр.

— Конечно, попадет, скажу больше, уже скоро.

— Не понял, — я широко раскрыл глаза от удивления.

— Серега, во-первых, не в танках было дело. Я вообще-то думал ты и сам понимаешь. Более удачного случая ждать не было времени. Наш человек с огромным трудом добыл информацию. А во-вторых, наши академики готовят новый танк, и пока немцы будут возиться со старым, новый запустят в серию. А там совсем другой уровень, чтобы его скопировать, у врага уйдет не один год и последние деньги. Война во многом зависит от денег, Сергей.

— Это и я понимаю, — кивнул я головой.

— Хорошо, как тебе, кстати, «подарок» в бою, прошел испытание?

— Зашибись. Лягается, конечно, но мощь, а главное точность какая!

— И тут тебя порадую, наши новую винтовку делают. Иосифу Виссарионовичу не по душе пришлось, что нам даже винтовки с патронами из стран капитала приходится заказывать. Вот и идут работы. Хотят на основе ВСК сделать новую хорошую винтовку. Точнее уже проводят испытания первого экспериментального образца.

— А зачем так нагружать производство, ведь это же очень дорогое удовольствие? Есть и более важные нужды.

— Да тут понимаешь в чем дело. Та ВСК, с которой ты познакомился ранее, была просто пробой. Ты же сам говорил, что вроде и нормальная, но недостатков — куча. Так вот, разрабатывают сейчас немного не то, просто тогда был ПТР, с него и лепили. А тут другое дело, полностью новая вещь.

— Чего ж там еще-то понапихали?

— Лягаться, как ты говоришь, будет меньше. Симонов этим занимается, на испытаниях решили, что для снайперской винтовки такая мощность излишняя. Вес — тем более.

— Да уж, когда ходил с ней на полигоне, да еще с пятью магазинами, то чувствовал себя верблюдом.

— Вот и они так посчитали. Новая будет меньше размером, соответственно и весом. Калибр опять же меньше.

— На каком остановились?

— Двенадцать и семь десятых, тот же, что и у ДШК. Только патроны будут специальные, снайперские. Пока в трех исполнениях, с бронебойно-зажигательной, разрывной и обычной пулей. Да, кстати, Симонов заинтересовался твоим глушителем и пробует приспособить его и на новое весло. Точнее тебе сами яйцеголовые расскажут.

— Вот это дело. Только вот будет ли она нужна? Ведь с глушителем на километр не постреляешь?

— Пришли к мнению, что если тихая винтовка будет обладать хорошей кучностью на полукилометре, то этого хватит.

— Конечно. Не нужно будет рисковать с огромного расстояния, постоянно думая, попадешь, не попадешь, — класс, подумал я про себя, это ж «Выхлоп» получится, если правильно к вопросу подойдут. Замечательно. Только другая проблема вырисовывается: маскировка и выход на позицию. На километре-то проще уйти от преследования. Конечно, если преследователи не будут знать, откуда был выстрел, то стрелку будет гораздо легче.

— Ну, угодил с новостями?

— Так точно, только я все же сомневаюсь, что товарищ Сталин даст добро на производство.

— Уже дал, производство будет небольшим, и делать они будут не только этот ствол. Организовывается КБ по разработке и производству оружия, экипировки и всего нужного именно для войск специального назначения. Это Судоплатов выхлопотал. Понимаешь, любую вещь для ОСНАЗа нужно делать очень качественно. От этого зависит не только жизнь бойца, но и результат поставленной ему задачи. Те же патроны возьми, сколько ты нервов потрепал и себе и токарям, пока получил что хотел?

— Здорово. Может, и ПНВ скоро изобретут. Во, постреляем!

— Ты как ребенок, ведь выстрел вообще-то — это всегда чья-то жизнь, — покачал головой Истомин.

— Да я понимаю, просто не смог скрыть свою радость от таких новостей.

— На фронтах все еще очень тяжело, объемов производств пока не хватает для полноценного насыщения войск новой техникой и оружием. Эвакуированные заводы вовсю разворачиваются, люди уже работают в три смены. Очень тяжело.

— Извините, Александр Петрович, а где сейчас фронт?

— Да почти там же. Хоть ты и рассказывал про Тимошенко и Барвенково, а он чуть не повторил то, что сделал в твоем времени.

— В моем времени котел был в мае. Я в мае вроде ничего такого не слышал.

— Так то в мае! Тогда он уже занимал Харьков. На это направление были стянуты очень большие силы. Пока выравнивался фронт, Тимошенко было приказано сидеть в активной, но обороне.

— И? — представляя, что сейчас скажет Истомин, я напрягся.

— Не дождавшись, пока подтянутся тылы и весь фронт, бросил армию вперед.

— Идиот! Простите, Александр Петрович.

— То же самое ему сказал товарищ Сталин.

— Сколько в котел попало?

— Да не было котла, помогли Рокоссовский с Баграмяном. Вовремя поддержали, отразили охват ценой огромных потерь.

— Да, вот это дела творятся. Правильно говорят, скажи человеку, где он упадет, так он упадет в другом месте.

— Так как армии Рокоссовского и Баграмяна здорово потрепали, пришлось в срочном порядке перекидывать с других фронтов подкрепления. А знаешь, как тяжело было собрать такие силы? Вот так.

— И чего теперь? Опять попятимся?

— Да пока стоим вроде крепко. Идет насыщение войск танками, авиацией. По крайней мере, того, что творилось у тебя, здесь пока не предвидится. В воздухе у нас порядок. Новиков работает отлично, самолетов хватает, не совсем хватает опытных пилотов, но опыт дело наживное. Но все-таки не обойтись без большой битвы, как и в твоей истории. Что-то вроде Сталинграда или Курской дуги будет обязательно.

— Это точно, — поддакнул я.

За разговорами мы просидели до глубокой ночи. Под конец я уже засыпал сидя на табурете. Истомин прервал беседу и отправил меня спать, после того, как я чуть не упал с табуретки, задремав. Осторожно выйдя из палатки Истомина, скрючившись, я хотел отправиться к себе.

— Сережа, подожди, я помогу, — услышал я голос Светланы.

— Света? — удивился я. — Ты что, так здесь и сидела?

— Да поспала чуть-чуть, в сторонке.

— Совсем сдурела девчонка, у тебя работы выше головы. Ты же завтра засыпать на ходу будешь, от Андрея Ильича влетит.

— Ничего, я уже привыкла мало спать. Сейчас тебя провожу и прилягу.

— Ну смотри, как знаешь. — Девушка поднырнула под мою руку, я облокотился, и мы потихоньку пошли. Света помогла мне лечь и хотела идти, но задержалась на выходе.

— Сергей, а ты, правда, завтра уедешь? — спросила она, стесняясь.

— Да, только не знаю, когда именно. А что?

— Да так, ничего, — грустно произнесла она.

— Свет, подожди, — окликнул я девушку. Та тут же обернулась, широко распахнув свои красивые глаза.

— Да, Сереж?

— Подойди, пожалуйста, — я не соображал уже, что делаю, до чего же она хороша.

— Что, — спросила она, усаживаясь рядом со мной на краешек кровати.

— Я вернусь к тебе, — вдруг слетело у меня с губ, — обязательно вернусь. — Я взял ее за руку и, легонько подтянув к себе, чмокнул в щечку.

Девушка не отстранилась, не шлепнула меня по наглой роже, лишь щеки вспыхнули огнем и глаза опустились вниз.

— Ты, правда, приедешь? — спросила она неуверенно.

— Я всегда держу слово. И я тебе его даю. Отлежусь немного в госпитале и вернусь.

— Я буду ждать тебя, только вернись, — прошептала она и добавил чуть слышно: — живым.

Я откинулся на подушку и, закрыв глаза, увидел ее. Как она хороша, Господи. Во дела, а я, кажется, и правда втрескался в нее. Ну, а что тут, впрочем, такого, я не человек, что ли? Только, как она отреагирует на моих дочек? А то, что я увезу ее с собой, даже не обсуждается. Хотя, хрен его знает, как дальше все сложится.

Ой, как хочется скорее увидеть девчонок. Пока по тылам лазаешь, некогда вспоминать, а тут накатило все и сразу.

Проснулся я около девяти, вокруг слышался гомон, чувствовалась какая-то суета. Напрягшись, выполз из палатки и сразу натолкнулся на военврача.

— Куда это мы собрались, молодой человек? — прищурив глаза, спросил доктор.

— Посмотреть решил, что за беготня вокруг, — ответил я, озираясь по сторонам.

— Обычное дело, новая партия с передовой. Вам нужно сделать укол, пройдемте обратно.

— Как скажете, — пожал я плечами и направился обратно.

Улегшись на свою кушетку, дождался залпа из «главного калибра». Потер задницу и спросил у врача:

— Товарищ военврач, Андрей Ильич, а где Светланка?

— Раненые еще ночью прибыли, работала всю ночь. Час назад я отпустил ее поспать. Сейчас пока затишье.

— Ясно, много раненых?

— Тяжелых много, батальон попал под танки, осколочные в основном.

— Да, тяжко там, да где сейчас легко-то? — вздохнул я.

— Это точно, молодой человек. Вы вот и не в пехоте служите, а вон как вас всех потрепало-то.

— Ой, доктор, а как там мой товарищ? Лейтенант Зимин?

— Ранение в грудь тяжелое. Большая потеря крови, нужно немедленно в госпиталь. Я слышал, к обеду прибудут машины за вами.

— Но жить-то будет?

— Все зависит от него. Молодой еще, должен выкарабкаться.

— Спасибо, что успокоили. Вы не проводите меня к нему?

— Он почти все время без сознания, повидаетесь позже. Если можете вставать, то начинайте собираться.

— Да нищему собраться, только подпоясаться.

— Да вроде барахла у вас много было с собой?

— Так то у ребят, у меня немного, — махнул я рукой на кучку тряпья и ствол в чехле, лежащие в углу палатки.

— Разрешите вас покинуть, молодой человек, служба, — доктор развел руками, — вам что-нибудь нужно?

— Да, хотелось бы умыться, а если можно, то и побриться.

— Пойдемте, я покажу.

С доктором мы прошли к небольшому навесу под березкой, где я обнаружил Мурата. Этот жук уже намылся и набрился и сидел довольный, словно три рубля нашел.

— Аж светишься весь. Чего такой веселый?

— О, командир! Хорошо это, побриться после лазания по болотам. Еще бы баньку, — мечтательно проговорил Мурат.

— В Ленинграде выпросим. Сходим опять к морякам, у них, помнишь, как мылись в прошлом году?

— А то, знатный парок был. Когда выезжаем? — вдруг резко сменил тему Мурат.

— Должны машины прийти, у нас почти все лежачие. Плюс Истомин говорил, охрана будет.

— Ого! Чего так всполошились? Из-за диверсантов, что ли?

— А тебе что, мало показалось? — я недовольно сплюнул под ноги. — Чуть всех на тот свет не отправили, а ты говоришь.

— Да ладно, я так.

— Сейчас в порядок себя приведу, проводишь к парням. Хочу посмотреть сам, как они.

— Да нормально все, лежат, охают, — засмеялся казах.

— Вот ты нерусь, ничего-то тебя не трогает.

— Да я же шучу, командир. Смех жизнь продлевает.

— Ты только в тылу у немцев не шути, понял?

— Виноват. Исправлюсь, — Мурат не мог сдержать смех, да и я тоже.

Пока брился, все высматривал свою сероглазку, так хотелось увидеться. Не повезло. После водных процедур пошел к парням. Всех обошел, со всеми поговорил, но мысли были явно не на месте.

Вот уж пришли машины, бойцы охраны помогли погрузить вещи и нас самих, а Светланки все не видно.

Я, вздыхая, уселся в кузове полуторки, рядом с носилками Зимина. Истомина везли в другой машине. Для него была подана легковушка. Александра Петровича удобно разместили в ней, ну а мы по-простому.

Машины уже начали набирать ход, как я услыхал голос. Господи, пришла все-таки.

— Останови машину, Мазута! — Я застучал в кабину кулаком. Но водитель то ли не слышал, то ли делал вид, и машина продолжала ехать вперед. Тогда я рванулся к заднему борту, казах пытался остановить, но я лишь отмахнулся.

Чуть не кубарем слетев на ходу из грузовика, я кое-как встал и двинул навстречу Светланке. Когда сошлись, обхватил и прижал ее к себе. Закружил как в танце, правда, чуть не рухнул от боли в боку. Видимо, скривило меня не хило, так как Светик изменилась в лице. А я просто впился ей в губы и стал жадно целовать. Я покрыл поцелуями каждый миллиметр ее лица. Она плакала и, обхватив мою голову ладонями, смотрела прямо в глаза. За спиной раздавались крики и сигнал клаксона, мы не обращали внимания ни на что вокруг. Были только она и я.

— Вернись! — говорили ее глаза.

— Обязательно! — отвечали ей мои.

Без слов ясно, не нужна болтовня, когда две половинки находят друг друга. Нас прервали неожиданно, тряхнув меня за плечо.

— Товарищ лейтенант, вас зовут, — позвал меня кто-то.

— Да, да. Сейчас иду, — не оборачиваясь, ответил я.

— Товарищ старший майор ждет, приказано прибыть немедленно к нему, — процедил незнакомый боец, видимо, из присланной охраны.

— Иди, тебе ехать надо. Командир рассердится, — наконец произнесла Светланка.

— Жди! — коротко ответил я и, крепко поцеловав эту чудесную девчушку, зашагал в направлении машины Истомина.

— Насколько? — коротко бросил мне Истомин.

— Очень, — так же коротко ответил я.

— Ну и молодец. Наконец-то! — радостно кивнул головой Петрович.

— Не понял? — удивился я.

— Девчонкам мать нужна. Нет, ты не думай, что они нам в тягость. Просто мама есть мама.

— Да знаю, только вот как она отреагирует?

— Нормально отреагирует. Ты думал, где жить после войны будешь?

— Да разве об этом можно думать? Когда еще все это кончится? Конечно, не думал, — секунду подумав, ответил я.

— Давай ко мне, в Ленинград. Квартиру тебе дадут, обещаю, где-нибудь рядом со мной. Заживем после войны — ух.

— Я так далеко не умею загадывать, уж извините, товарищ старший майор, — сухо ответил я. Все мои мысли были очень далеко от всего этого. Проклятая война, долбаный говнюк с челкой. Эх! Как жить-то хочется.

— Серег, теперь у тебя будет столько стимулов, чтобы жить, и, я думаю, хватит уже тебе самому по вражеским тылам ползать. Зимин поправится, передашь группу ему.

— Товарищ старший майор…

— Я знаю, что я старший майор, смотри, как бы в страшного не превратился. — Заржал, все время издевается.

— Александр Петрович, не делайте этого. Счет у меня к «бесноватому» уж очень длинный. Давайте так, если запорю дело, то хоть под трибунал, а пока буду служить и служить, не жалея сил.

— Молодец! Я этого и ждал от тебя. И не только я. Ладно, приедем в город, дам распоряжение. Найдем санинструктора на замену твоей пассии, а ее к нам. Тебе ведь уход нужен, вот и пусть тебя лечит, да и под присмотром будешь.

— Есть, — не зная, что ответить, рявкнул я от радости, распиравшей меня изнутри.

— Как зовут-то хоть? — вновь заговорил Истомин.

— Светланка! Как и жену из той жизни, — немного помрачнел я.

— Не тушуйся, все будет хорошо. Лично прослежу, — опять улыбаясь, проговорил Петрович.

Разговор утих, да и не хотелось лясы точить, больно уж на душе тоскливо было.

Доехали как-то незаметно. Почти всю дорогу дремал, да и боль от раны обратила на себя внимание. В госпиталь нас положили на этот раз в другой, Аничков дворец оказался сильно разрушен. В один из зимних налетов Люфтваффе во дворец попало сразу четыре бомбы. Специально, видимо, целились, суки. Александр Петрович рассказал, что погибло около тысячи раненых и много хороших врачей.

В новом госпитале нас уложили всех в одну громадную палату. Истомину предложили лечь в отдельную, для высшего командования, но он отказался. Только Зимина определили в реанимацию.

Истомин прыгал на костылях, постоянно пропадал в кабинете главного врача. Там был телефон, он все время висел на нем. На второй день в госпитале появились люди в фуражках с малиновым околышем и солдаты с катушками проводов. В кабинет главврача провели спецсвязь для Истомина. Тот стал появляться в палате еще реже.

Мы с парнями лежали, бродили по палате, кто мог, играли в карты. Карты нашли здесь, в госпитале, но Истомин пригрозил отобрать.

На пятый день Петрович вернулся после телефонного разговора — с ним бойцы.

— Серег, собирайся, нужно съездить кое-куда. Парни помогут тебе спуститься.

— Да я и сам могу, с костылем если, — опираясь на костыль, я ходил довольно уверенно.

— Ну, пошли тогда, оружие не бери, — увидев, как я вкладываю ТТ в кобуру, остановил мой порыв Истомин.

— Есть! — коротко бросил я и направился к выходу.

У входа нас ожидала, нет, ни фига не эмка. Длиннющий, черный, лакированный, хрен его знает кто. Не «мерседес» точно, этого узнать не трудно, «хорьх», что ли? Не знаю.

— Откуда такое чудо? — воскликнул я.

— После снятия блокады разведчики захватили немецкого генерала, прямо на его машине вернулись обратно. Подарили ее руководству НКВД.

Ага, как будто у них выбор был, подумал я. Забрали и спасибо, поди, не сказали.

— Куда едем? — я посмотрел на Истомина.

— В контору, есть вопросы по последнему делу. Потом отвезу тебя к дочерям.

— А их когда привезли? — удивился я.

— Так сразу после твоего отъезда. Не оставлять же их одних в Куйбышеве.

— Хорошо, соскучился уже.

— И еще сюрприз будет для тебя.

— Вот оно чего. Если хороший, то буду рад его увидеть.

— Залезай, — покачал головой Петрович.

Я погрузил свою тушку на мягкий кожаный диван, положил костыль рядом. Восхищению не было предела. Немчура уже в конце тридцатых годов делала замечательные автомобили. Когда ехали, меня поразила плавность хода. У водителя было такое довольное лицо, вот уж повезло парню. Ехали недолго, Литейный проспект представлял собой одну большую стройку. Работали все: женщины, дети. Таскали обломки, разбирали завалы. Когда вылезли из машины и шли пешком к дверям Большого дома, поразился увиденным. Лица людей, еще недавно не поднимавших головы, светились от счастья. Не было тех злых взглядов оскорбленных беззащитностью людей. Город жил и работал.

В кабинете главного комиссара Ленинграда царил хаос. Накурено было, хоть топор вешай.

— Товарищ Новиков? — протянул мне руку подошедший Кубаткин.

— Здравия желаю, товарищ комиссар госбезопасности второго ранга! — пересчитав звездочки в петлицах, я отдал честь и пожал протянутую руку.

— Садитесь, Сергей Сергеевич, — начал Кубаткин и сел за стол. — Вы с вашей группой проделали хорошую работу, не было возможности сказать вам это лично.

— Служим Советскому Союзу! — Да, да, Сталин еще весной ввел новый ответ.

— Сидите, не нужно вставать, — Кубаткин махнул рукой, заставляя меня вернуться на место, с которого я подскочил.

— Лейтенант Новиков, так же как и вся группа, находится на лечении в госпитале, — доложил Истомин.

— Я в курсе, Александр Петрович, я в курсе. Я вот, что хотел уточнить, — достав из стола карту, комиссар второго ранга разложил ее и махнул мне рукой. — Сергей, покажи место, где вы предателей разбили.

Подойдя к столу, я склонился над картой. Несколько секунд разглядывал, затем ткнул пальцем в Старую Масловку.

— Уверен? — поднял на меня глаза Кубаткин.

— Конечно! Там был основной отряд, а первую небольшую группу мы постреляли чуть в стороне, километрах в трех.

— Смотри сюда, вчера в наши окопы свалился один боец. Окруженец. По его словам, в пяти километрах западнее твоей Масловки он с тремя товарищами нарвался на солдат, по описанию похожих на твоих предателей.

— Они не мои, — покачал я головой.

— Не суть, я к слову, так вот, они наблюдали из кустов, как эти суки деревню резали. Уйти не сумели, двоих на месте положили, а тот, что вышел, с раненым товарищем спрятался. Вскоре раненый умер, а этот парень пошел в одиночку. Могут ли там быть еще такие отряды?

— А почему нет? Группы собраны небольшие, от пятнадцати до тридцати человек. Мне пленный говорил, когда пугать пытался, что их много. Потом его скобами к забору прибили.

— Жестко вы работаете, — Кубаткин даже передернулся. Или мне показалось?

— Вы бы сарайчик видели. Или девку, ребенка совсем, что эти суки на четверых разложили, — ледяным голосом произнес я.

— Да все я понимаю, я ведь не осуждаю, напротив. В этот район предстоит заброска отряда диверсантов. Конкретно для истребления всей этой падали. Два взвода десантников. Все опытные бойцы, партизанили и раньше.

— Опасно. Там у немчуры сейчас зады в мыле, после наших пострелушек.

— Ну, так и они не лыком шиты. Ребят забросят не на один день. Планируется создать подпольную базу и с нее работать по очистке местности. Предполагается не вступать в бои с немецкими войсками. Только с предателями. Нужно уничтожить эту заразу, пока она не разбежалась на всю страну.

— Ну, если долговременная перспектива, то очень может быть, что получится, — я кивнул соглашаясь. — Главное, чтобы простым людям от этого не поплохело. Итак, живут как на бочке с порохом.

— Ребята будут работать аккуратно. Им не впервой. Александр Петрович, вы задержитесь на минутку, а вы товарищ лейтенант, свободны.

— Есть, — я поднялся со стула и вытянулся. — Разрешите идти?

— Идите, лейтенант, поправляйтесь. И спасибо вам еще за декабрь.

Я округлил глаза, надо же, помнит, стало быть, ну и хорошо. Я развернулся и вышел за дверь. Петрович знаком показал мне подождать, надо поболтать с шофером. Больно уж пепелац у него крутой.

Спустившись по лестнице, в дверях столкнулся с каким-то человеком, одетым в гражданку.

— Извините, товарищ командир, — человек подслеповато щурился, и этот прищур показался мне знакомым.

— Василий Гаврилович?

— Да? — произнес человек удивленно и уставился на меня.

— Новиков Сергей, мы с вами в Москве встречались, осенью, помните?

— А, товарищ Новиков, извините, сразу не признал, — неподдельно, с искренней радостью в голосе, воскликнул Грабин.

— Рад вас видеть в добром здравии. Какими судьбами вы здесь?

— Я по профилю, только вот извините, но большего вам сказать не могу, не имею права, — проговорил Грабин и осмотрелся по сторонам.

— Прекрасно вас понимаю и не настаиваю. Слышал отзывы от танкистов, о вашей пушке, только самые хорошие.

— Да, поработали мы. Я не один ведь, здесь у нас целое КБ. Вы, товарищ лейтенант, извините, меня ждут на совещании. Если вам не трудно, заходите в гости. Я живу в общежитии, при заводе. После восьми вечера обычно свободен.

— Обещаю, тем более, что с вами всегда есть, о чем поговорить.

Мы попрощались друг с другом и разошлись. Я вышел на улицу, осмотрелся.

Город казался совсем иным, не тем, что я видел зимой. А главное отличие, конечно, было в людях. Заводы работали, с продовольствием наладилось. Видел, как ремонтируют трамвайные пути, наверное, скоро запустят. Проходящие мимо солдаты вызывали уважение. В новенькой форме, похожей на «афганку», вооруженные кто ППС, кто новыми карабинами Симонова.

— Товарищ лейтенант, не угостите папироской? — раздался голос сзади.

— Конечно, — произнес я, доставая пачку. На меня смотрел парнишка лет восемнадцати, в петлицах ничего нет, — угощайтесь. Пока парень вытаскивал и закуривал, я разглядывал его. Невысокого роста, но крепкий, из-под пилотки виднеется короткий ежик волос. На щеке справа свежий шрам.

— Потрепало уже? — спросил я, кивнув на шрам.

— Да немного, из госпиталя вышел две недели назад. Пока не распределили еще. Я зенитчик, как полк соберут, так опять на фронт.

— А что, здесь зенитчики не нужны? — удивленно спросил я.

— Да здесь хватает. Тут такое прикрытие, муха не пролетит. На фронте нужнее буду. Спасибо за табачок, товарищ лейтенант.

— Не за что, счастливо тебе, зенитчик.

Парень пошел дальше, я подошел к машине. Не успели толком поговорить, вышел Истомин.

— Прыгай, едем домой, — махнул он рукой.

Я послушно полез на сиденье. Хлопнула дверь со стороны Истомина.

— Семен, давай к Адмиралтейству, там покажу.

— Есть. Вы бы адрес сказали, товарищ старший майор, я город отлично знаю, еще до войны здесь работал.

— Тогда на Якубовича, — произнес Истомин, а я невольно улыбнулся. Помню в прошлом году, когда рассказал нашему генералу о Якубовиче из моего времени, вызвал у него приступ смеха.

— Как ваши-то, видели уже? — задал я вопрос, решив поговорить пока ехали, хотя тут и недалеко.

— Только что звонил, твоих привезли, жене, правда, не сказал, что сам в госпитале. Сказал служба, дел много. Если сама не спросит, ты не говори, понял?

— Хорошо, как скажете, только куда хромоту денете?

— Постараюсь поменьше хромать. Болит вполне терпимо, а когда сижу, так и вовсе забываю.

Приехали быстро, не хотелось даже вылезать.

— Семен, спасибо, если не будет срочных вызовов, то машина нужна будет в пятнадцать часов.

— Как скажете, товарищ старший майор. Разрешите отбыть, надо заправиться.

— Давай, спасибо еще раз. Отдохни пока.

Мы вошли в подъезд и стали подниматься по лестнице. Навстречу нам уже неслись ураганом крики и писки.

У каждого на шее повисли наши маленькие сокровища. Следом показалась супруга Истомина, державшая за руку мою младшенькую. Прижав к себе одной рукой Танюшку, я подхватил второй Анечку и тоже прижал к себе.

— Папка, а у тебя теперь рука не болит? — спросила Танюшка. Из глаз у меня выступили слезы, и я поплыл.

Как же это хорошо вернуться, пусть пока и не насовсем. Дети, что может быть прекрасней? Целуя по очереди девчонок, я не знал что сказать.

— Нет, не болит, дочка, с вами у меня ничего не болит.

— А костыль зачем? Тебя опять фашисты ранили? Давай мы тебя пожалеем, — и девчонки прижались еще сильнее. А я никак не мог удержать слезы. Истомин позвал в квартиру, тут-то и начались чудеса.

— Александр Петрович, вы вроде в другой квартире жили? — удивился я, когда Истомин повел меня к другой двери.

— Там и живем, а это — твоя. Или есть возражения?

Я реально завис. Как моя, откуда?

— Товарищ…

— Сейчас как дам, — поднял руку Истомин, — твоим же костылем по голове.

— Александр Петрович, как это, за какие?

— Это у вас там, при демократах было за какие и за сколько! У нас — по заслугам. А они у тебя, будь здоров.

— Александр Петрович, я даже не мечтал, — я и вправду не мечтал. Были мысли, конечно, что не плохо бы в Питере после войны осесть, но только мысли.

— Вот и принимай гостей. Парни оклемаются, справим новоселье.

Когда сидели за обедом, я поинтересовался:

— А чья квартира-то?

— Я же сказал, ты чего, жираф, что ли? — припомнил мне мои же слова Петрович.

— Да я понял, что теперь — моя. До меня-то чья была?

— А-а. Жила тут семья, из заводских. В эвакуацию убыли, в Свердловск, да там и остались.

Квартира была роскошная. Три огромные комнаты, небольшая кухня. Длинный коридор, в котором хоть в футбол играй.

— Эх! Вернусь после войны, ремонт забахаю. В лучших традициях того…

— Серега, — зло посмотрел на меня Истомин. Я осекся. Заговорился под впечатлением.

— Пап, пойдем, мы тебе комнаты покажем, — позвала меня Танюша.

— Пойдемте, вы как тут, уже присмотрели себе гнездо?

— Да, нам понравилась вон та комната, — девочка повела меня за руку в дальнюю комнату.

Хороший вид из окна, правда, на север, темновато. Ну, ничего, я им тут такой ремонт заделаю, тут о таком еще не слышали. И мебели наделаю сам, фанера есть, обклеим шпоном и будет как в лучших домах…

Когда Петрович позвал меня собираться, я офигел, как быстро летит время. Только приехали, а уже три часа прошло.

— Куда сейчас? — спросил я, натягивая сапоги.

— Увидишь, — коротко ответил Истомин.

У подъезда ждал «хорьх», водила стоял в сторонке и смолил папиросу.

— Семен, помнишь, куда ехать? — обратился к нему Петрович.

— Так точно, товарищ старший майор.

— Поехали, залезай, давай, — это он уже мне. Я залез внутрь этого чуда на колесах, пристроил рядом третью ногу.

Когда выезжали из города и остановились на пропускном посту, я удивленно посмотрел на Истомина.

— Мы за город?

— Да, сейчас от поста отъедем, нужно вытащить кое-что из багажника. Семен, остановишь, где потише.

— Хорошо, товарищ старший майор.

Остановившись через пару километров, мы вылезли из машины и пошли к багажнику. Когда водила открыл его, я остолбенел.

— Ни хрена себе арсенал, — почесал я лоб, сдвинув фуражку на затылок.

— Ну тебя к черту, с твоим везением! Я теперь без этого из города не выезжаю, — махнул рукой на содержимое багажного отсека Истомин.

А в багажнике лежали три ППС, запасные магазины, два цинка патронов. Гранаты в подсумках.

— Вон в том мешке, — ткнул пальцем в угол багажника Петрович, — пистолеты. Ты вроде бы от немецкого не отказывался раньше?

— Да ни за что, — ответил я, доставая люгер и проверяя магазин.

— Бери его, ППС и пару гранат в машину.

— Товарищ старший майор, мы куда едем-то, воевать? — офигел я, смотря, как Истомин да и Семен тоже снаряжают оружие.

— Да часть одну надо проинспектировать, но постреливают там. Передовая близко, всяк может получиться, — загадочно произнес Петрович.

— Тем более не понимаю, почему вы без охраны?

— Да не суетись ты, проскочим. Тут везде посты наши, оружие так, для самоуспокоения.

Петрович совсем страх потерял. А если диверсы опять вылезут? Надо глядеть в оба.

— А на хрена мы на такой машине поперлись на передовую? Взяли бы полуторку.

— Так нужно, говорю тебе, все здесь нормально. И вообще, замучил уже вопросами. — Я примолк.

Не обманул, доехали и, правда, спокойно. Только три раза документы проверяли. Посты грамотно замаскированы. Вроде нет никого, как вдруг встает на дороге человек с жезлом, «гаишник» типа, и к обочине показывает.

А ехали мы, как оказалось, в ту часть, которую покинули ранеными несколько дней назад. Когда сообразил, мысли в голове завертелись. Едва машина остановилась, бросился вон из нее, забыв про костыль.

— Эй, жених хренов, ногу забыл! — смеясь, прокричал мне вслед Петрович, но я уже не слушал его. Из палатки с красным крестом вышла та, о которой думаю все время. Я летел как на крыльях, навстречу своему счастью.

— Вернулся! — радостно завопила Светланка, как только увидела меня.

— Я же обещал, — хватая свою ненаглядную и поднимая в воздух, ответил я. Правда, пришлось тут же ставить на место, в боку прострелило острой болью. Видимо, лицо у меня было еще то, так как Светик, помрачнев, принялась меня осматривать.

— Вот, товарищ санинструктор, принимайте больного, — раздался за спиной голос Истомина.

— Здравия желаю, товарищ старший майор, — бодро отрапортовала Света.

— И тебе не хворать. Скажи, красавица, девочка из Ленинграда прибыла уже?

— Новенькая? Да, вчера приехала. А что?

— Иди, собирайся, на новое место службы едешь, — ответил Петрович. — Пойду с вашим грозным эскулапом поговорю.

Петрович отправился к палаткам, а мы стояли и смотрели друг на друга во все глаза.

— Куда это меня, ты знаешь? — спросила Света, прерывая молчание.

— Понятия не имею, он ничего мне не говорил, — смущенно ответил я.

— Пойду собирать вещи, хотя какие там вещи!

Девушка вернулась через десять минут с небольшим узелком стираных вещей.

Почти следом за ней появился и Истомин с военврачом второго ранга.

— Так значит, забираете у нас лучшую сестру? — услышал я его слова.

— Так точно, — ответил Истомин.

— А-а! Вон это кто примчался, — указывая на меня, продолжал врач. — Ромео вернулся.

Я смущенно опустил голову, пряча взгляд. Светланка также стояла с поникшей головой.

— Поезжайте, дети, будьте счастливы и берегите друг друга, — закончил доктор свой монолог, отдал честь и, повернувшись, зашагал обратно в палатку.

— Давайте в машину, возвращаться пора, — нетерпеливо проговорил Истомин.

— Сережка, куда мы? — садясь в машину, пролепетала Света.

— Поехали, по дороге все расскажу, — вместо меня ответил Петрович. Я лишь пожал плечами.

— Итак, лейтенант Новиков, серьезные ли у тебя намерения в отношении санинструктора Светланы?

— Конечно, и вы это прекрасно знаете, — кивнул я в ответ.

— Светлана, а у вас? — продолжал Истомин изображать попа в церкви.

— Да, — чуть слышно ответила девушка, не поднимая головы.

— Ну и замечательно. А везу я тебя, Светланка, в Ленинград. Там мы вас распишем и вперед, принимайтесь за создание новой ячейки общества. Возражения?

Девушка хотела что-то ответить, но не решилась. Подняв глаза, пристально посмотрела в мои.

— Ты серьезно?

— Да, — утвердительно качнул головой я.

Доехали обратно еще быстрее, так как уже не было таких придирчивых проверок. Когда подъехали к дому Истомина, а теперь и моему тоже, Света спросила:

— Ты здесь живешь?

— Да, вам дали квартиру заочно, но в ЗАГС вы пойти обязаны как можно раньше. Не будем затягивать, чтобы не создавать излишнего любопытства. Завтра поедем и зарегистрируем ваш брак. Согласны?

— Так точно, — хором ответил мы.

— Ну, а сейчас пойдем знакомиться, — хитро прищурил один глаз Петрович.

— Товарищ старший майор, вы бы хоть меня предупредили. Я даже не знаю, как начать, — обиженно произнес я. Нет, я был обеими руками за, но вот так сразу, вдруг Светланка не захочет.

— А чего тут знать? Света, как вы относитесь к детям?

Светка покраснела и удивленно вытаращила глаза, переводя взгляд с меня на Истомина.

— Хорошо… А к каким детям? — чуть растерянно спросила в свою очередь она.

— Тут такое дело, Светик, у меня дети есть… — запинаясь, сказал я.

— Ты женат? — с каким-то испугом в голосе воскликнула Светлана.

— Да нет, и не был…

— Да хватит мямлить уже, что ты как барышня, — издевательским голосом произнес Истомин. — Светлана, Сергей зимой удочерил двух девчонок. Родители у них погибли, девочки медленно умирали от голода и холода…

— Товарищ старший майор, — рявкнул уже я, — хватит уже из меня святошу делать. Ничего особенного я не сделал, так получилось. Свет, я не мог их оставить, понимаешь?

Девушка прижалась ко мне всем телом и прошептала:

— Молодец, я сразу поняла, когда только увидела тебя, что ты хороший человек. Товарищ старший майор, куда идти? — Светланка повернула голову к Истомину. Ага, знала бы она, какой я хороший в немецком тылу, наверное, и на пушечный выстрел не подпустила бы.

— Вот это правильно, пойдем, дочка, нам наверх, — ответил мягко, по-отечески Петрович.

Войдя в квартиру, чуть не упал оттого, что на мне разом повисли две моих красотки. Но увидев нового человека, девчонки несколько смутились.

— Папа, а это кто? — спросила Танюшка.

— Эту девушку, я очень люблю. Мы хотим пожениться, — вот так прямо и сказал, вызвав удивление не только у дочек, но и у Светланы.

— Значит, вы будете нашей мамой? — продолжила Таня.

— Да, если вы с сестренкой не против.

— Если папа вас любит, значит, вы хорошая. Папа у нас добрый, мы его очень любим.

Я уже говорил раньше, что старшая у меня умна не по годам, а уж на язык остра.

— Давайте знакомиться, меня Светланой зовут, а как вас? — взяв за руку Таню, спросила Света.

— Меня Таня, а сестренку Аня. Мне осенью семь будет, а Ане исполнилось три, — бодро отвечала Танюша.

— Вот и познакомились, будем дружить?

— Будем, — кивнула головой старшая.

— Может, покажете мне свою комнату?

— Пойдемте, мы вам все покажем. У нас такая огромная комната. Вот увидите.

— Пойдемте, девчата, только зовите меня просто Светой, договорились?

Девчата в ответ кивнули и протянули руки.

Когда вся моя женская сборная исчезла где-то в комнатах, Истомин позвал меня на кухню.

— Теперь слушай сюда. Завтра у вас бракосочетание, парней будешь звать?

— Конечно, они же, как братья мне. Каждый имеет право присутствовать, только Зимин еще в лежке. Некрасиво получится.

— Слушай, все гулянки все равно только после победы. У вас просто запись, свадьбу устроим позже.

— Ясно, я тогда в госпиталь рвану сейчас, парней предупрежу?

— Нас Семен отвезет, у меня, если забыл, тоже процедуры. И супруга о них не знает…

— Саша! — как по заказу услышали мы голос супруги Петровича.

— Елки-палки. Я же твою-то не предупредил, — вытаращил в ужасе глаза Петрович.

В кухню влетел тайфун.

— Почему ты скрываешь от меня ранение? Ты совсем сдурел, что ли? — только супруга Истомина могла ТАК с ним разговаривать.

— Аленка, да перестань ты кричать, не хотел, чтобы ты волновалась.

— Не хотел он! А я думаю, чего это ты все к ноге тянешься и вздрагиваешь каждый раз, когда дочь к тебе на шею прыгает?

— Да все нормально, котенок, все уже заживает, — успокаивающим голосом произнес Петрович.

— Сильно болит? — присела перед ним супруга.

— Говорю же, проходит уже. Недельку еще уколы поделают и все.

— Так ты сколько уже в городе?

— Да неделю почти. Как ходить начал, так и вырвался к вам.

— Ты как всегда в своем репертуаре, — супруга хотела выйти с кухни, но повернувшись, наткнулась на мою любимую.

— Простите, пожалуйста, я не знала, — виновато опустив глаза, проговорила девушка.

— Да я сам виноват, Аленка, прости, больше ничего от тебя скрывать не буду. Кстати, возьмешь завтра с собой на работу Светланку, она тоже учитель, наверняка требуются, — заключил Истомин.

— Правда, что ли? Отлично, Свет, ты на каких классах работала?

— В начальных, у маленьких. Только я ведь мало совсем работала, училась только. Чтобы практики набраться, устроилась в школу.

— Как раз то, что нужно. Мы уже месяц не можем найти учителя первоклашкам. Детей становится все больше, школы в основном все разрушены, нашу восстановили, а учителей не хватает. Согласна?

— Ой, конечно, а как же образование?

— Ничего, пока начнешь работать, посмотрим на тебя, если все будет хорошо, доучишься потом.

— Сереж, ты не против? — повернулась ко мне девушка.

— Я? — уставился я на Светланку. — С чего бы мне против быть? Да и нашей старшенькой учится пора.

— А детский сад работает какой-нибудь? — спросила у Алены моя будущая супруга.

— Прямо при школе пока. Места всем хватает.

— Вообще все отлично, — вставил я, — обе вместе будут.

— Дамы, мы сейчас вас оставим, нам в госпиталь нужно, на процедуры. Да и не отпускают нас пока домой-то.

— Александр Петрович, если добудете лекарства, я сама вам уколы поделаю, вы же знаете, где я служила.

— Сегодня все у доктора узнаю, если разрешит, то с удовольствием, — закончил Истомин.

Мы покинули всех наших девушек, пообещав вернуться как можно скорее. Отпустить нас на волю доктора решили с утра. Вечер провели в разговорах о предстоящем походе в ЗАГС.

— Ну, командир, ты и снайпер. Прямо на задании умудрился жену найти, — восклицал Мурат.

— Как будто я специально ее искал, так уж вышло. Встретил частичку себя, вот и сложилось. А вообще, я и вам того же желаю.

— Правильно, а то кончится война, всех девок расхватают. Пока искать будешь, самому и не хватит, — подал голос Костя Иванов.

— Кто про что, а этот все про баб! — сказал Вано, и все дружно заржали.

— Я тебя обрадую, в каком-то смысле. На фронте гибнут в первую очередь кто? — спросил Истомин.

— Кто? — повторил вместо ответа Костя.

— Да мужики погибают. Вот кто! — многозначительно поднял руку вверх Истомин.

— А-а-а, — кивнул, понимая, Костя.

— Вот тебе и а-а-а. Баб после войны столько будет, еще не искать, а выбирать сможешь. Хотя грустно все это, — заключил Истомин.

— Как-то я с этой стороны не смотрел.

— Да хватит вам о бабах. Скажи, командир, банкет будет? — снова заговорил Мурат.

— Нет, Мурат, праздники подождут. Доживем до победы, тогда и погуляем.

— Точно, — покачал головой Истомин.

Нас с Петровичем отпустили на утро домой, дав указания по приему лекарств. Лекарство в ампулах Истомин сразу завез домой и отбыл в управление. Я остался с будущей женой и детьми ждать его возвращения. Петрович появился в одиннадцать часов, принеся какой-то большой сверток.

— Готовы? — спросил он с порога?

— Девчата собираются. Я так всегда готов.

— Да нет, не совсем еще, — важно произнес Истомин. — Держи, переоденься, а то выглядишь как босяк.

Я взял из рук старшего майора сверток и, развернув, ахнул.

— Где же вы взяли сие великолепие?

— Места надо знать. Форма не твоя, но все знаки и даже ордена совпадают. Лейтенант госбезопасности должен выглядеть подобающе.

Я развернул принесенную одежду, да, красивая зараза. Одни звезды в петлицах и щит с мечом чего значат. На новой форме род войск обозначили маленьким значком. У нас, приписанных к госбезопасности, это щит и меч. Красота!

Быстренько переодевшись, разгладил складки. Сапоги уже были вычищены и блестели. Надев фуражку, заглянул в зеркало.

— Хорош, вояка! — заметил Истомин.

В этот момент в комнату вошла моя будущая супруга.

— Какой ты красивый, а у меня и платьев нет, — сокрушенно заметила Светлана. — А в форме не хочу идти.

— Светочка, так это тоже не проблема. Вы с моей Аленкой почти одинаковые, пойдем к нам, подберем тебе что-нибудь. Просто не успеть уже что-то купить.

— А ваша супруга, — замялась Светлана, — не станет возражать?

— С чего бы это, — раздался голос Аленки, входившей в комнату, — держи, я за платьем и ходила.

Алена протянула Светланке красивое бежевое платье.

— Оно новое, ни разу не успела надеть, мне Саша его перед самой войной подарил. Тут, как ты сама помнишь, не до платьев было.

— Ой, спасибо огромное, какое оно красивое! — воскликнула Светланка и бросилась в другую комнату переодеваться. Когда она вернулась, ее было не узнать. Уложив волосы в пучок, закрепив заколкой, она открыла шею… Как же я люблю, когда у женщины открыта шея. Это подчеркивает всю прелесть фигуры. Платье было настолько по фигуре, что казалось, сшито прямо по ней. На ногах были надеты аккуратные белые туфельки, на маленьком каблучке.

— Я готова, — сказала она и опустила взгляд.

— Вы очень красивы, вам идет этот цвет, — заключил Истомин. — Эй, жених, чего молчишь?

Я не мог вымолвить ни слова, да и не хотел. Я просто съедал глазами мою красавицу. Как же она хороша. Да, из-за войны уж забыл, как женщины выглядят не в форме, а вот так, в красивом легком платьице.

— Лейтенант, ты чего, оглох или дар речи потерял?

— Улет! — вылетело у меня.

— Чего? — уставились на меня женщины.

— Да, бывает у него, девчата, не обращайте внимания, ляпнет иногда такое, что сам не поймет, — вступился Истомин и сделал мне страшные глаза.

— Ты просто красавица, — протянул я.

— Идем уже, красавцы, — Истомин посмотрел на часы, — осталось пятнадцать минут. Серег, твои калеки-то где?

— Так я им сказал, чтобы прямо к ЗАГСу шли, недалеко ведь, — ответил я.

В машине мы прижались друг к другу и почти всю дорогу молчали. Только остановившись у дверей ЗАГСа, я все-таки задал вопрос, ответ на который меня интересовал:

— Свет, а я не перегнул? В смысле не тороплю тебя, ведь ты же меня совсем не знаешь.

— Я знаю одно, что мой будущий муж — хороший человек, отличный командир и храбрый солдат. Сережа, да, мы мало знаем друг друга, но женское сердце не обманешь. Я вижу тебя, вижу твои поступки. И главное, мне так хорошо, когда ты рядом! — прошептала она мне в ухо, и от этого ответа я даже покраснел. Вот именно, когда рядом. Скажут завтра к немцам и…

— Скажешь тоже, — опуская глаза, пробубнил я.

— Ты сам-то не ошибся? — улыбаясь и хитро прищурив глаза, спросила Света.

— Нет, однозначно. Как только увидел, нет… Как только я услышал твой чудный голос, я влюбился в тебя… — Вот, черт, понес.

— Идем уже, — подтолкнул меня к двери Истомин.

Вся церемония была очень быстрой. Едва ли заняла четверть часа. На выходе нас встретили мои орлы. Осыпая комплиментами Светлану и подмигивая мне, ребята наперебой вручали нам букеты цветов.

— Спасибо всем, что пришли, поддержали. Ребята, я, правда, очень рад, что вы все пришли.

— Поедем сейчас к нам домой, пообедаем, ну и немного отметим. Как уж без этого, — влез Истомин. Парни весело захохотали и полезли в полуторку, на которой прибыли, за рулем которой восседал наш бессменный Михалыч.

Дома быстренько собрали стол, Истомин и об этом позаботился. Конечно, икры и ананасов не было, но за неимением гербовой пишем на простой.

Сидели до вечера, все весело общались друг с другом, жаль, Зимина не было. Сане хоть и было лучше, но ходить он сможет не скоро. Истомин порадовал, сказал, что у нас всех медовый месяц.

— Александр Петрович, а как же, ведь война идет? — робко спросил я.

— Да уж, идет, — кивнул Петрович, — но у вас слаженная группа. Половине из вас необходимо продолжить лечение, не говоря уж о том, что кое-кто и вовсе еще не на ногах. У меня приказ генерального комиссара, не задействовать вашу группу до полного восстановления или до особого указания. Ясно?

— Так точно! — хором рявкнули все присутствующие.

— Товарищ старший майор, можно вопрос? — встал из-за стола Вано.

— Слушаю.

— Как там на фронте? А то лежим в госпитале, раненых к нам почти не привозят. Говорят, мы в каком-то особенном лежим.

— Кто говорит? — с интересом, вопросом на вопрос ответил Петрович.

— Ну, — протянул Вано, — разные люди.

— В принципе, правы люди. Вы находитесь в госпитале для сотрудников НКВД. Также в этот госпиталь попадают люди, чье общение с другими бойцами Красной Армии не желательно. Ввиду того, что знаете больно много, — Истомин сделал какой-то странный жест рукой.

— Понял, Вано? — спросил я. — Будешь болтать, спрячут еще дальше.

— Я разве болтаю? — обиженно произнес Вано.

— Не злитесь, такой уж приказ командования, вы ребята, давно стали одними из тех, кто решает очень серьезные задачи.

— Товарищ старший майор, а гулять по городу можно? — вдруг прорезался голос Деда.

— Пока нет, уж извините, — отрицательно покачал головой Петрович. — Гулять только во дворе госпиталя.

— Так там же нет двора-то, метров десять и забор! — удивленно продолжал Дед.

— Вот поправитесь, устрою вам экскурсию. Если честно, сам мечтаю посмотреть, как идут работы по восстановлению города. А пока…

Истомин не стал продолжать и, подняв стопку, произнес следующее:

— Сережа, Светлана, вы сделали серьезный шаг в своей жизни. Главное, что это нужный шаг. Война, к сожалению, забирает и забирает жизни, надеюсь, что вы будете создавать. Горько, ребята! — воскликнул Истомин.

Все чокнулись и выпили. Мне Петрович опять откуда-то припер отличной минералки. Как оказалось, не мне одному, Светланка тоже заявила о том, что совсем не пьет спиртного, поэтому мы вместе налегали на водичку.

День закончился чудненько, почти не напились. Света отправила гостинцев в госпиталь Зимину, может, поест. Парни отчалили часов в десять вечера, причем Истомину пришлось их сопровождать, чтобы патруль не забрал. В Ленинграде, как и в других городах, действовал комендантский час.

Примерно через неделю я все-таки уломал Истомина на прогулку по городу. Да он и сам хотел, с удовольствием повел нас со Светланой. Отправились всем выводком. Истомин с женой и дочерью и мы с обеими девчонками. Время провели — просто восхитительно. Петрович, казалось, знал всю историю города, от самого Петра Первого. Рассказывать он умеет, мы со Светланкой слушали его, раскрыв рты. Жена хоть и была коренной ленинградкой, но то, что рассказывал Петрович, было достойно хорошего историка.

Саня Зимин оклемался через три недели с момента прибытия в госпиталь. Причем врачи реально боролись за его жизнь зубами. После разговора с его врачом остался доволен. Обещают, что встанет на ноги через недельку, по крайней мере, должен.

Мы занимались все это время разной фигней. Проводили инспекции на предприятиях, это Истомин подсуропил. У него-то несколько другая работа. У нас он просто как куратор, задания с недавнего времени нам поступают из ведомства товарища Судоплатова. Он, кстати, чуть не каждый день звонит, интересуется у Петровича, когда группа будет готова. Работы-то непочатый край. А Истомин решил, что не отпустит нас до тех пор, пока последний полностью не встанет на ноги. Наверное, это правильно. Я, кстати, уже в полном порядке, да в принципе и остальные тоже, только Зимин еще ходить заново учится. Без посторонней помощи ему пока трудновато.

В семье все хорошо, девчонки мои подружились. Конечно, мамой они Светланку называть не спешат, да никто и не ждет этого. Мне лично хватает и того, что хотя бы они просто ладят. С младшенькой Света вообще быстро подружилась. Возраст-то совсем маленький, привыкнет. Много времени провожу с ними, Истомин не противится. Наоборот, сам с семьей видится каждый день. Пользуется возможностью, мало ли как сложится, когда еще выпадет такая возможность.

Беда пришла как всегда нежданно. В городе был застрелен командующий одной из армий. Застрелен — снайпером. Судя по тому, что нигде на выходе из города стрелок не попался, решили, что у него еще есть цели. Истомин привлек на поиски нас. Нашего генерала вызвали в наркомат, причем вместе со мной. Там товарищ Жуков, собственной персоной, потребовал решить эту проблему. Да еще и обвинил нас, дескать, начали охоту за немецкими генералами в их тылах — получите ответ. А ему, Жукову, это никуда не уперлось.

— Как хотите, но чтобы через три дня был результат. Эти хреновы диверсанты срывают мне сроки наступления. Уже второго убрали! — ругался Георгий Константинович.

— Как, еще кого-то? — удивленно спросил Истомин. — Мне не сообщали.

— Именно! Сегодня утром был застрелен снайпером командующий двадцать первой армии. Отбыл с утра в войска, а на КПП на въезде в город его и шлепнули. Мне с этим генералом предстояло начинать операцию. Не находите странным, что это уже второй из тех, кто должен сыграть важную роль в предстоящем наступлении всей группы войск Ленинградского фронта?

— Товарищ Жуков, где-то течет, причем довольно сильно, — заметил Петрович.

— А то я сам не знаю! — грубо обронил Жуков и добавил пару непечатных высказываний в адрес чьей-то матери.

— Кто еще сегодня был у вас на совещании? — вновь заговорил Истомин, не отвечая на грубость командующего фронтом. Петрович уже включил «следака».

— Нас было пятеро, во всех я уверен. Но был один из ваших, да-да, именно из ваших. Я его и видел-то раньше пару раз.

— Остальные тоже разъехались?

— Нет, как раз все тут, еще не все вопросы уладили, кроме покойного и вашего «безопасника».

— Товарищ, командующий фронтом, кому, куда и когда нужно ехать? — продолжал гнуть свою линию дознания Истомин.

— Тот, что погиб, отправился раньше всех, получил указания и убыл. Ему ехать дальше всех было.

— Георгий Константинович, кто должен был ехать следующим, или они в произвольном порядке убывают? — Петрович уже чего-то надумал.

— Командарм четвертой танковой, а что? Мы тут совещаемся уже сутки, — недоуменно посмотрел на Истомина Жуков. Видно было, Георгий Константинович очень не любит такие расспросы.

— Товарищ командующий фронтом, разрешите отлучиться? Мы сейчас решим кое-что, а потом надо будет отправлять командарма. Попробуем устранить этих говнюков.

— Это тебе не лотерейный билет, чтобы его пробовать, — набычился Жуков.

— Серег, выйдем, — махнул мне рукой Истомин, не обращая внимания на слова командующего фронтом.

В коридоре мы тихо обсудили предстоящую работу. Я решил выехать вперед, для проверки местности, без сопровождения и маскировки. В принципе все наше барахло лежало в кузове нашей полуторки. Поехали вдвоем с Муратом, ну и Михалыч за водителя. Маршрут движения командарма мы узнали у его водилы.

— Ну, чего высмотрел? — спросил я казаха, когда мы доехали до КПП.

— Ну, если эти шустрики будут опять работать в городе, то лучше места, чем сам КПП, не найти. Место позволяет, машина будет стоять неподвижно, стреляй не хочу, — ответил Мурат.

— Тоже так считаю. Теперь другой вопрос. Откуда бы стал стрелять ты? — я обвел глазами пейзаж вокруг.

— До крайних домов метров семьсот. Это должен быть хороший стрелок, если отважится.

— Ну, мы-то с тобой стреляли, почему у немцев такого не может быть?

— Да не в том дело. Риск большой. У домов солдат полно, как он уходить будет?

— Логично, — задумчиво произнес я. — Надо думать, Мурат, времени нет совсем.

— Смотри, Серег, один ракурс точно отпадает. Стрелять он будет сверху, потому как у КПП местность понижается, снизу не достать. Поэтому два дома. Тот, что стоит торцом, двухэтажный, имеет только чердачное окно. А вот второй…

— Понял тебя. Значит так. Я лягу рядом с КПП, ты метров на двести ближе к домам. Я беру чердак, чутье, понимаешь ли.

— Идет, хотя и я думаю, что чердак. Вон за домом как раз рощица начинается, свалить можно довольно легко.

— Ага, а если еще у него веревка будет, то и быстро, — заметил я.

— Чего, ребят в рощу отправим? — посмотрел на меня Мурат.

— Давай. Михалыч? — стукнул я кулаком по кабине.

— Здеся я, — тут же отозвался водила. У-у-у, нарушитель устава.

— Давай в сторону от КПП, вон к тем кустикам. Я сойду.

— Понял, товарищ лейтенант, — Михалыч тронул машину, забирая левее. Рядом с кустами, откуда дом был почти не виден, я спрыгнул, подхватив все свои причиндалы. «Винчестер» у меня в сборе, сидор, со специально сшитыми мешочками для патронов и прочей мелочевкой. Растворившись в кустах, услышал, как Михалыч отъехал. Казаху я наказал ехать другой дорогой, чтобы не смогли заметить недостающего пассажира, меня, то есть. Поставив винтовку, оглядел прицел, настройки и вогнал три патрона в приемник.

— Вот и тебе работа подоспела, — разговаривал я с винтовкой.

Достал грим, слегка намазал рожу, времени для полного макияжа не было. Закончив приготовления, двинул кустами в сторону КПП, стараясь оставаться невидимым. В одном месте остановился, присел, глянул в бинокль. Отлично, ракурс хороший, чердак чуть сбоку, мою оптику, если бликанет, стрелок не увидит. Здесь и прилягу. Расстелил дождевик, прихваченный специально, улегся. Дом стоит торцом, но часть стены, обращенная к роще, мне видна. Если этот безобразник надумает свалить, я его увижу.

Время текло медленно. Когда показалась машина командарма, я влип в прицел. Поймав окно, вгляделся, только бы не прозевать. После проверки документов автомобиль командарма четвертой танковой благополучно уехал. А я лежал как оплеванный. Так, что-то не то. Пролежав еще пять минут, поднялся, и тут же на меня напоролся Мурат.

— О, а я тебя ищу, — воскликнул он. — Чего за дела?

— А я знаю? Фигня какая-то. Где-то не додумали. Стоп, Мурат, а если это приманка? Бегом к машине.

Не объясняя казаху свои догадки, я помчался галопом через кусты. Еще издали прокричал Михалычу.

— Заводи шарманку, бегом!

Ребята, не успев усесться в кузове, попадали на пол, Михалыч тронул как на пожар. Я постучал по кабине.

— Михалыч, в управление пулей! — только бы успеть. У дверей выпрыгнул из кузова на ходу. Черт, в бочине прострелило аж до слез. Едва зайдя в Большой дом, столкнулся с группой командиров с большими звездами в петлицах. Увидев среди них Истомина, заорал.

— Товарищ старший майор, никому не выходить, — я широко расставил руки в стороны. Бойцы охраны тут же отсекли меня от всей этой оравы начальников. Конечно, я как пугало выгляжу.

— Ты чего, сдурел, что ли? — покрутил пальцем у виска Петрович.

— Хуже, пять минут дайте, — ответил я.

— Товарищи командиры, в целях обеспечения безопасности прошу не выходить из здания, подождите, пожалуйста, прямо здесь, — повернувшись к начальству, проговорил Истомин. Жуков махнул рукой и повернулся к кому-то из командиров, что-то говоря и жестикулируя.

— Ну, чего у тебя, говори уже! — прошипел Истомин, когда мы отошли в сторону.

— Охота идет не на командармов.

— А на кого? Убивают-то их, — заметил Петрович.

— Это так, но это приманка. Помните, Жуков сказал, что гэбэшник ушел раньше всех?

— И…

— Он был в курсе того, что собрана группа для поиска стрелков?

— Наверное, группу решили собрать после гибели первого.

— Вот! Второго убрали специально, чтобы заставить нас уйти отсюда.

— Кто же цель, неужели…

— Куда? Держите его! — закричал я во весь голос. Куда там, Жукову надоело стоять и ждать, он решительно рванул на улицу. От меня до входных дверей было метров пять. Как я их пролетел, сам не понял, но настиг командующего фронтом вовремя.

Выстрел раздался в тот момент, когда Георгий Константинович вышел на улицу. Я бросился ему на спину буквально в последний момент. Накрывая его собой, не успел даже подумать. Тело встряхнуло, и что-то сильно ударило в спину. Ударом пули меня не откинуло, а еще больше пригвоздило к телу будущего маршала победы. Когда я попытался поднять голову, вокруг уже стояли плотным кольцом солдаты из охраны. Кто-то стрелял из «Судаева». Меня подняли бережно, что же это, опять меня убивали без моего согласия? Перед тем как вырубиться, увидел, как, прикрывая телами, увели Жукова обратно в здание. Потом наступила привычная уже темнота.

Глаза я открыл довольно легко. О, опять госпиталь, уже узнаю обстановку. Ага, меня ведь опять подстрелили, точно, черт, как в туалет-то хочется. Попробовал слезть с кровати, получилось.

— Зашибись, вроде стою, — сказал сам себе. Наклонился и увидел под кроватью утку. Ну, лень бежать искать «клозет». Сделал дело, попробовал покрутиться. Нормально, только спину ломит.

— Это что такое? — раздался чей-то командный говор. Подняв глаза, увидел военврача, стоящего в дверях.

— Да я, это…

— Ну-ка живо в постель, ишь чего удумал! — сердито произнес военврач.

— Товарищ военврач, так я в норме вроде бы.

— Вот именно, что вроде. Вы же ранены.

— А куда, док? — я уставился на доктора.

— В спину, касательное. В принципе я образно выразился про ранение.

— Как это? Не знаете, жив я или уже нет?

— Нет, не то, — помотал головой доктор. — Вам фляжка жизнь спасла, и магазин от автомата. Вот он, на тумбочке у вас лежит.

Доктор указал на мятый, искореженный магазин для ППС. С краю было примято больше и что-то блестело.

— Пуля там, прошла через флягу в сидоре и застряла, дальше не прошла. В рубашке родился! — торжественно заявил доктор.

— Ага, только рубашка скоро перестанет работать.

— Да уж, посмотрел я на твои отметки. Помотало тебя, сынок, — врач покачал головой.

— Доктор, так если ничего важного не задето, может я того, домой пойду?

— Ну, уж нет. Сегодня полежишь, завтра, если все нормально будет, уйдешь.

— Хорошо, полежу. Только вот, — я замялся.

— Что-то нужно? Позову сестру, она поможет, — врач повернулся и широким шагом вышел из палаты.

— Вот как значит, опять меня кто-то сберег. Интересно, узнать бы, что там со стрелком, — додумать не успел, дверь в палату открылась, и появился Мурат.

— Здорово, командир, живой, значит? — с неподдельной радостью спросил он.

— Да как видишь. Мурат, чего там было-то? Жуков цел?

— Командующий слегка охренел, — прошептал мне на ухо казах. — Этих взять не удалось…

— Неужели ушли? — растерянно спросил я.

— Да нет, солдаты были рядом, поднялись в квартиру. Короче подорвали они себя.

— Сколько же их было?

— Двое стрелков, так Истомин сказал. И этот гэбэшник, про которого Жуков говорил, сукой оказался.

— Всех наглухо?

— Так точно. Жуков приказал прочесать весь город, в поисках таких же деятелей. Чуть не полк солдат пригнали. Проверяют каждый дом, не знаю, целый месяц, наверное, уйдет.

— Ну, пусть теперь у маршала голова болит.

— У какого маршала? — удивленно спросил Мурат.

— Думаю, что если Жуков провернет наступление удачно, то будет именно маршалом, — уклончиво сказал я.

— Да уж, Георгий Константинович такую деятельность развил, не угонишься.

— А вам-то зачем гоняться?

— Так Истомин нас к нему приставил, дополнительной охраной, негласно.

— О как! — пришел мой черед удивляться.

— Ага, да он тебе сам расскажет. Истомин в смысле. Прийти должен скоро.

— Мурат, есть пожрать чего-нибудь? Желудок уже высох.

— Сейчас попрошу, тут обед недавно был.

— Давай, сделай милость, — я состроил страдальческую рожу.

Поесть мне и правда доставили быстро, пожилая сестра принесла поднос с двумя тарелками. Суп картофельный и пюре с котлетой. Пока ел, сестра подала стакан чая с булочкой.

— Опять хомячит! — раздался дикий возглас Петровича.

— Товарищ старший майор, не хомячу, а ем. Со вчерашнего дня и крошки во рту не было, — обиженно пробубнил я, прожевывая кусочек булочки.

— Да шучу я. Ешь, сил набирайся.

— Так, значит, опять в какую-то дупу отправят, — сделал вывод я и тут же поплатился за это.

— Товарищ лейтенант, не в дупу, а на службу Родине. Или ты забыл, что под присягой и война идет?

Я чуть не поперхнулся.

— Виноват, товарищ старший майор госбезопасности, приказывайте.

— Вот то-то же, — Истомин снял фуражку и присел на мою койку.

— Выход через десять дней. Док сказал, что ты в норме, это так?

— Так точно, просто проголодался, — я попытался встать.

— Сиди, слушай сюда. Ставка располагает сведениями о встрече командования немецкой группы «В».

— Это Вейхс, что ли? — перебил я.

— Точно, а с ним Паулюс, Гот и Зальмут. Их начальники штабов. Так же будут еще и командующие союзников, от венгров и румын, но они нам не интересны. Все пока ясно?

— Почти, товарищ старший майор, а какое сегодня число? — задумчиво проговорил я.

— Девятое с утра было, а что? — непонимающе спросил Истомин.

— У вас есть с собой карты обстановки на сегодняшний день?

— Нет, конечно, в штабе только.

— Плохо, взглянуть бы надо.

— Тебя что именно интересует?

— Где сейчас немцы, я плохо помню, что было в известной мне истории. Но эти клиенты вместе перли на Сталинград, и хорошо перли.

— Вот поэтому и необходима эта операция. Слишком уж хорошо они управляют войсками. Хотя до Сталинграда им еще далеко.

— Товарищ старший майор, Александр Петрович, а все же, кто цель номер один?

— Все. Но…

— Столько целей, они же не будут там стоять и ждать, пока я их всех удосужусь в могилу загнать?

— Естественно, нет. Не перебивай! Во-первых, работать будете оба. Во-вторых, основные цели две — Паулюс и Гот. Остальные по возможности, но желательно всю четверку.

— Да как же это сделать-то? Тут одного столько охраняло, а здесь вся верхушка! — воскликнул я.

— Ты не ори. У них состоится совещание, наш источник передал информацию о том, что вопросов для рассмотрения много. Вряд ли управятся за день. Конечное место и время выбирать вам, по обстоятельствам. Думаю, что идти придется не с «подарком», Мурат с ВСК как?

— Да лучше меня, что, ему тоже привезут?

— Да, дня через три. Патроны тоже привезут.

— Да у нас есть еще, и здесь наверняка бы нашли.

— Тут вот какое дело, — начал Истомин, — я подумал и заказал вторую ВСК Мурату и две новые, тихие, помнишь?

— Да ладно! А как у них с надежностью, не откажет в последний момент?

— С этим все в порядке, патроны тоже будут специальные, люди стреляли, нахвалиться не могут.

— Пусть так, только хотелось бы подальше от врага находиться. Они ведь так забегают, мама не горюй.

— Видишь ли, там городок небольшой, застройка приличная. Не где там с километра работать, я так думаю.

— А-а-а, ну тогда понятно. Так, может, нам и вовсе с наганами идти? — решил скаламбурить я.

— Не ерничай! — резко прервал меня Петрович. — Я дело говорю. Разведка пощелкала немного фотоаппаратами, снимки пришлют из Москвы вместе с оружием. Посмотришь сам, я думаю, дальше пятисот будет не реально найти позицию.

— Да, тогда и, правда, нужны тихие. А почему не семидесятка? Я с нее и с километра достану.

— Нет, если далеко, то ВСК. Ты хоть и в восторге, но на такой дистанции ВСК надежней будет. Да и быстрей из нее стрелять. Будет возможность несколько целей отработать. Ну и стволы новые в деле надо испытать.

— Фига себе испытание, мы же их не видели даже, — я начал было возмущаться.

— Не надо тут трястись. Винтовки отстреляны. Проблем не будет, тем более патроны специально для нее сделаны, а не массовые.

— Хорошо. Но нужно будет пристреляться.

— У вас будет неделя, настреляешься. Звук, говорят, очень необычный, слабый очень.

— Ладно, везите, если все так, как говорите, действительно надо тихие брать, — согласился я. — Кстати, а как Зимин?

— Через неделю будет как новенький. Ну, почти новенький, — поправился Петрович.

— Надо посмотреть карту, я тут вспомнил кое-чего, возможно, удастся немного помочь нашим.

— Что ты имеешь в виду?

— Поедемте в штаб фронта, там будет видно, — решительно ответил я.

Ситуация в этой истории оказалась лучше, чем я думал. Немцы только недавно захватили Харьков, до Воронежа еще не дошли. Но общего было много. Те же части, те же корпуса. Вспомнил я об ударе сорокового танкового корпуса немцев из шестой армии Паулюса. Наши войска тогда сдерживали Гота, с его четвертой, а сороковой остался без внимания. Они просто смели наши войска, расположенные юго-восточней позиций, которые рвал Гот, и покатились дальше. Все это я рассказал Истомину, тот сразу бросился докладывать в Ставку. После Петрович рассказал, что Василевскому, который рулил в это время Воронежским фронтом, доложили о разведданных, полученных от надежного источника. В них ему предписывалось уделить внимание шестой армии, естественно, не отвлекаясь от Гота. Тогда же я понял, что нам выпал билет в один конец. Со всеми подстраховками, это все равно работа для смертников. Подстраховку задумали исполнить разведкой, то есть кто-то ляжет в землю, только чтобы мы сделали дело и ушли.

— В этот раз возвращаться будете налегке. Стволы сбросите, посмотришь на месте, где и как, — Истомин давал указания, водя по карте указкой. Мы расположились в кабинете Жукова, тот отсутствовал в это время, но у него были самые точные карты. Прокладкой маршрута следования занимались почти сутки. Остановились на том, что пойдем пешком. После переправы через Дон, в районе Журавки, до цели останется меньше двадцати километров. Ладно, дойдем как-нибудь.

— Так, где у них сходняк-то будет? — вопросительно взглянув на Истомина, я мысленно прокручивал информацию.

— В районе Залимана. Там есть небольшой городок, вот он. — Истомин ткнул указкой в карту. — Видишь?

Я наклонился над картой и всмотрелся в место, указанное Петровичем.

— Так говорите есть снимки?

— Будут, как только привезут, увидишь. Тут еще вот какая закавыка. Еще до переправы выходите на связь, к тому времени у нас будут более точные сведения. Источник сообщит, что и как, в последний момент, чтобы наверняка застать вместе этих — «командующих». — Слово «командующих» Истомин произнес как-то жестко, даже злобно. — У вас будет день на то, чтобы добраться до места и отработать по цели. Возьмете взрывчатку, оружие после акции уничтожить.

— Чего, минировать, что ли? А если снимут?

— Не должны, заминируешь так, чтобы не сняли, а так, все одно, тебе решать на месте.

— В болоте утоплю, — хмыкнул я.

— Не возражаю. Будет возможность, так и сделай. И еще, но уже не по теме. Жуков велел вас поблагодарить.

— Да ладно, хотя не думал, что он такой резкий, — кивнул я и добавил: — и не думал, что запомнит.

— Этого не отнять. Но он помнит такие вещи. Молодцы! — подвел итог Истомин.

Меньше чем через неделю мы уже были на берегу Дона. Рядом с Журавкой река была не очень широкая. Переправляться должны были вместе с разведчиками, которые пойдут с нами. Ближе к конечному пункту они уйдут южнее, чтобы устроить отвлекающий маневр.

Собраны мы были по минимуму. Кроме винтовок для работы захватили МР-40, оставим их где-нибудь, а на отходе заберем. Вано с пулеметом как всегда. Иванов тащил мины и взрывчатку. Я все-таки не решился идти с голым задом. Нет, воевать против целой армии мы не будем, но нервишки гансам попортим. Хоть сколько-нибудь, но положим, все на фронте их убавится. Хотя, когда я это озвучил, то Истомин трибуналом пригрозил.

В Залимане пошли на разведку, приданные нам бойцы хотели сами, но я отказался. Нам тут работать, надо самому видеть обстановку. Да, фотоснимков мы насмотрелись, но одно дело, как эта местность сверху выглядит, и совсем другое наяву. Пошли с Муратом сами, только прихватили Толяна. Ему предстоит потом минированием заняться, нам будет некогда.

Попрощались с разведкой, нас просили выполнить то, что нам приказано.

— Сделай дело, лейтенант, что бы не случилось! — твердо заявил мне командир их группы, светловолосый паренек невысокого роста.

— Сделаем, — коротко ответил я.

— Надеюсь, наши жизни того стоят, — покачал головой разведчик. Парни прекрасно осознавали, куда идут.

Ребята скрылись в лесу, они ушли умирать за общее дело. Когда я узнал, что для отвлечения будут привлекать других людей, сначала отказывался. Но Истомин мне наглядно пояснил, что такое происходит часто, иначе нельзя. Часто в бой бросают батальон или полк, задачей которым ставится сдерживание и стягивание на себя больших сил противника. А наступление проводят в другом месте. Так и тут. Война, что тут еще говорить.

Вдоль растянувшегося между двух воюющих наций Дона мы пробирались очень медленно. Фашисты здесь имели хорошо укрытые секреты, велось постоянное наблюдение за «нашим берегом». Один даже пришлось вырезать, благо это был лишь дозор, вышли на него случайно. Деревня Галиевка стояла неподалеку от берега, немцы расположились на берегу в кустах. Одному из четырех гансов, видимо, приспичило по нужде. Наткнулись на него в кустах, а он давай орать. Парни сработали быстро, трупы припрятали.

Быстро прочесав округу и убедившись в отсутствии других сторожей, мы принялись за переодевание. Трава местами начинала желтеть, поэтому на «леших» прицепили небольшие пучки засохшей травы, вперемешку с зеленой. Мы с казахом здорово потрудились в Ленинграде, сделали небольшие бесформенные каркасы из проволоки. Вышло отлично, пробовал отойти метров на тридцать и посмотреть, зашибись, если б не знал, что искать, хрен нашел. Благодаря каркасу и маскировке на нем, тело Мурата просто сливалось с травой. Винтовки тоже плотненько обмотали. В Ленинграде нам удалось хорошенько пострелять, привыкая к новым веслам. Истомин вывез нас на восточную окраину, и там мы порезвились. Винтовка получилась просто блеск. Отъемный пятизарядный магазин, продольно-скользящий затвор, темп стрельбы довольно приличный, а уж бой какой! Максимально пробовал на шестистах метрах, падение пули великовато, но, отстреляв пару магазинов, нашли настройки. На дистанции четыреста оба с казахом кладем весь магазин в круг диаметром двадцать сантиметров, головная мишень — в щепки. Глушитель отличный, не винторез ни разу, но вполне. У винтореза ведь весь ствол один сплошной глушитель, тут все-таки немного другое устройство, но очень похоже. Ствол длиннее, а сам глушитель толще. Кстати, ствол был изготовлен просто изумительно. Видать, и правда та шарашка, что создали для спецоружия, трудится на совесть. Мурат был очень доволен, новинка пришлась по душе. Когда разбирали карты и фотоснимки, убедились, пятьсот, край шестьсот метров, больше места нет. Не только застройка, но и перепады высот, обильно росший кустарник — все это в целом здорово мешало. Но пару-тройку мест мы вполне нашли, осталось дойти до них в реале. «Лешие» в этот раз достались всем, даже Деду, который вообще будет нас ждать на берегу Дона. Хотя понятно, зачем он ему, один ведь останется, сидеть придется очень тихо и осторожно. Радист нужен был для доклада и вызова с того берега лодки. Предполагалось выходить именно так, если удастся вообще дойти до берега. Истомин обещал артиллерию, если все пойдет плохо и за нами к берегу стянутся большие силы врага.

— Серег, жаль стволы бросать, — заговорил Мурат, когда все закончили подготовку к выходу.

— А что делать? Нужно тихо сработать и тихо уйти. Шуметь будут другие, нам каждый грамм считать надо. Ты читал задачу, вероятность исполнения и благополучного выхода — десять процентов. Там немчуры, как грязи, мало того, там твоих любимчиков эсэсманов куча. Сядут на хвост, и пиши письма, какая уж тут винтовка.

— Да я так, понравилась просто.

— Вот ты живым вернись, Истомин тебе новую достанет.

— Ты сам как думаешь, выйдет вернуться? — неожиданно спросил Мурат и заглянул мне прямо в глаза.

— Стараюсь не думать о плохом, не надо заранее гроб строгать, поживем еще, — проговорил я и добавил чуть слышно: — но вряд ли все…

Мурат не расслышал последних слов или сделал вид, но встряхнулся и, поднявшись, кивнул.

Вышли на связь, нам уточнили место и дали отбой. Весь сеанс длился минуту.

С Дедом прощаться не стал, просто пожал руку. Кажется, даже почувствовал что-то родное, что ли? Эх, ладно.

Вообще, до Залимана добирались долго, шли по берегу Богучарки, местами берега были заболочены, приходилось обходить. Нам надо было чуть дальше, небольшой городок Богучар сливался с поселком Залиман. Уже в трех километрах от поселка начались посты. Секретов пока не обнаружили ни одного. Немцы должны пройти здесь довольно быстро, видимо, капитального наблюдения решили не ставить. Вообще, в этом месте немцы подошли максимально близко к Дону, всего километров пятнадцать по прямой.

Зимину, Круглову, Костяну и Вано предстояло укрыться на окраине парковой рощи. Они должны подобрать себе укрытия, заминировать наиболее опасные участки. Внезапным огнем пулемета и трех МР-40 они будут подавлять желание немчуры броситься в атаку и прикроют наш отход в случае нашей засветки. Если такое вообще произойдет. Все-таки работать будем тихо, да, целей много, и стрелять будем в центре города, но если все грамотно сделать, то Зимину и К° вообще не придется себя обнаруживать. В любом случае, после нашего выступления они прикрывают наш отход до точки «0», а затем уходят сами. Точка «0» была на берегу речки. Встречу назначили в двух километрах восточнее Залимана. Там подбираем спрятанные МР-40, винтари утопим в небольшом болотце. В километре от того же поселка, практически по пути, нам попалось болотце, почти у берега Богучарки. Укрытое от любопытных глаз березовой рощей, оно идеально подходило для сброса железа. Вряд ли немчура полезет сюда.

Вдалеке показались дома, да, а ведь надо еще как-то пересечь небольшой луг. Цели прибудут ночью и задержатся до утра. Решили работать во время их отъезда. Ночь встретили прямо на лугу и правильно сделали. Окраину леса фрицы вечером обошли с собачками. Хорошо мы использовали спецхимию, что выдали нам еще в Ленинграде. Что-то с муравьями связанное, кислота их вроде. Я сильно не вникал, просто мне продемонстрировали действие на служебной собаке, и оно меня впечатлило. «Гитлеровские» собачки, чуток поскулив и поводив мордами по сторонам, проследовали без остановок, а мы выдохнули. Не дышали, наверное, минут пять, хотя до нас было метров двести.

Ночью в городке было довольно тихо. На севере небо освещали огни и пожары, да, под Воронежем сейчас мясорубка. С запада доносились звуки выстрелов, но довольно редкие, так, для порядка, наверное. Раз в час над городом вспыхивали осветительные ракеты. Те медленно спускались, озаряя округу мертвым светом и здорово нам мешая. Зрение сильно сбивается от таких вспышек. Ползли мы долго. Здание, которое было указано нам как Комендатура, находилось почти в центре населенного пункта, прикрытое другими строениями с трех сторон. Небольшая площадь перед Комендатурой хорошо просматривалась только вдоль улицы, проходящей через эту площадь. Мы заходили с юга, с реки, здесь было ближе всего до цели, нет нужды лезть через весь город.

— Серег, ну чего, первый вариант? — тихо шепнул мне на ухо Мурат, когда парни уползли вперед, а мы остановились обсудить действия.

— Да, другого тут и не получится, — ответил я и опустил маску-штору на лицо. Ребята ушли вперед, им предстояло за остаток ночи проделать огромную работу по минированию.

Под первым вариантом мы подразумевали один домик, стоявший почти у самого парка. Домик был невзрачным, обычная деревенская избушка, каких много на окраинах, в которой наверняка живет пара стариков. Но расположен он как раз на том расстоянии, что и было необходимо, и по диагонали от него видна площадь.

В доме было темно, как в принципе и в других редких домишках. Немцы смотрят за порядком очень внимательно, а может, просто керосина нет у людей. Оставалось самое сложное: пробраться на чердак так, чтобы не разбудить домочадцев. Хорошо собак деревенских немцы постреляли, а то бы уже попались. Нет, собачек я люблю, даже очень, но вот то, что их здесь нет, для нас было хорошо. Впрочем, не намного. Я готов поклясться, не было ни звука, но когда мы поднялись из кустов в огороде, рядом с нами возник дед. Не, не тот, что остался на берегу Дона с рацией, другой, местный дед.

— Кто ж это тут ползает у меня? — прошамкал беззубым ртом дедан, на вид — лет ста!

— Дед, свои мы, — шепнул я, озираясь по сторонам и убирая маску, открывая лицо. Дед поначалу отшатнулся. Да, влипли мы, даже не начав работать. Надо было как-то выкручиваться. Вон, Мурат уже нож достал, показываю ему, не надо, не трогай дедушку.

— Свои-то кому? Откуда вы тут взялись? — дед расправил плечи и стал как-то враз моложе.

— Советские мы, дедушка, вы тут один?

— Зачем один, старуха в доме. Плохо спать-то стали натощак, больше так сидим.

— Неужто в деревне и натощак? — удивился я. Знаю, конечно, что немчура все отбирала, но у селян всегда заначки есть, иначе бы с голодухи все вымерли.

— Да полицаи тут у нас лютуют. Местные, про всех все знают, забирают все, до крошек. Креста на них нету! — Дед погрозил в темноту кулаком.

— Дедушка, дело есть, поговорим? — так же тихо прошептал я.

— Ну, давай попробуем, только разговором сыт не будешь. Что за разговор-то у вас, «советские»? — как-то ехидно скривился дед, когда произносил последнее слово.

— Вот держи, дедушка, чем богаты, уж извини, — я, развязав сидор, вытянул буханку хлеба и две банки тушенки. Немецкой тушенки, специально такую взяли.

— Эх! Да ты солдат очумел, что ли? А вы как же?

— Ничего, дед, мы ненадолго. Вот про это и хотел поговорить.

— Пойдем в хату, чего тут в кустах-то шептаться, — махнул дед рукой на дом.

— А полицаи не нагрянут? С проверкой? — это Мурат.

— Да не, по ночам не ходют, боятся!

Войдя в хату, дед отдал своей старухе хлеб и консервы, та без слова удалилась. Я заметил, как дед показал ей палец, приложенный к губам. Бабулька молча перекрестилась, скользнула по нам быстрым взглядом и исчезла где-то в глубине избы.

— Ну, служивый, говори, — важно продекламировал дед. — Эвон вы как нарядились-то, не на парад совсем.

— Как вас по батюшке, разрешите узнать? А то неудобно как-то, — извиняющимся тоном спросил я.

— Дед Афанасий, так и зови, — дед сел на лавку.

— Дед Афанасий, нам бы на чердачок к вам попасть…

— Шуметь будете? — покачал головой дед. Я его прекрасно понял, мы-то уйдем, а им здесь жить.

— Самим шума не надо, все будет тихо. Обещаю.

— Что удумали-то? Пострелять кого или посмотреть? — Дед был не промах.

— Так точно. И посмотреть, и пострелять, задание у нас, дедушка, — я кивнул головой и хлопнул себя по ноге.

— Ишь ты, так точно! Давно такого не слыхал.

— Еще не раз услышите, и многое другое. Ну, так что?

— Пойдем, покажу, как ловчее будет.

Вышли в сени, затем на двор. Дед показал на приставленную лесенку и кивнул.

Друг за другом мы поднялись под крышу, когда залез последний из нас, дед ошарашил нас еще одним фокусом.

— Куда стрелять будешь, по Комендатуре? — Дед подмигнул, а мне стало ясно, что дед стопроцентный вояка.

— Так точно, можете что-то предложить? — заинтересованно посмотрел я на деда, стоящего с таким хитрым лицом, что я невольно вздрогнул.

— Идите сюда, — склонившись под нависающей крышей, дед поплелся по чердаку. Мы за ним. Почти в присядку дед подлез к стыку крыши и пола, нажал на одну из досок рукой, та охотно поддалась. Дед Афанасий ловким, коротким движением сдвинул доску в сторону. Приникнув к образовавшейся щели, он несколько секунд смотрел.

— Вон твоя Комендатура, гляди! — он жестом руки указал в сторону щели в крыше.

Вытащив бинокль, я осторожно приблизился и посмотрел. Во блин, как на ладони. Здание бывшей Управы, ныне Комендатуры, стояло к нам торцевой стеной так, что весь парадный подъезд был перед нами.

— Отлично, чуть более пятисот, я думаю, — посмотрев на Мурата, проговорил я.

— Семьсот шагов ровно! — пробурчал стоявший рядом дед Афанасий.

— Дед Афанасий, а вы кто?

— Это я для других дед Афанасий, а для вас, служивые, унтер-офицер Луганов, повоевал я, ребята, в свое время. Артиллерист.

— Ну, вы даете! — осталось только выдохнуть, удивившись.

— Второму можно туда, — дед показал на другую часть крыши.

Мурат скользнул в указанном направлении. После нехитрых манипуляций с досками тоже сделал себе щель.

— Только вот… — запнулся дед.

— Да, дед Афанасий, говорите, — кивнул я ему, предлагая продолжить.

— Уйти постарайтесь быстро, не хотелось бы сгореть здесь. Хочется умереть как человек.

— Почему сгореть? — не понял я.

— Да суки эти, полицаи. Кого заподозрят в укрывательстве или помощи партизанам, сжигают вместе с домом, — поник головой дед.

— Постараемся все сделать аккуратно. У нас оружие, дед, почти бесшумное. Вспышки тоже почти нет, будем надеяться, не заметят.

— Помоги вам Господь! Выполняйте ваше задание, — дед полез вниз, а мы принялись за наблюдение.

— Сколько он сказал? Семьсот шагов? — прошептал Мурат.

— Ага, где-то метров пятьсот десять — пятьсот двадцать. Мы с тобой точку выводили на пять сантиметров вверх?

— Ага, только на четырех сотнях.

— Ну, возьми повыше, смотри у себя, видишь, надпись висит? — Я смотрел через прицел на здание Комендатуры.

— Понял, она вровень с нами почти. Эх, так же без ветра бы и утром.

— Может, так и будет, парней не видишь? — спросил я. Ребята должны минировать подступы со стороны площади. Мы не боялись, что может пострадать мирное население. Оно сейчас сидит по домам, у немцев не погуляешь. А после нашей акции немчура тут все так вытопчет, что все наши подарки им и достанутся.

— Нет, прячутся где-то, — Мурат разглядывал в бинокль округу.

— Я покемарю чуток, толкнешь.

— Давай, я потом тоже. Часа три у нас есть, думаю.

Я поставил винтовку на сошки, проверил магазин и прицел и взглянул. Нормально, стрелять буду, не высовывая ствол из глубины чердака, обзор вполне достаточный, вспышки вообще не видно будет. Откинувшись на спину, прикрыл глаза.

— Серег, подъем, — услышал я голос Мурата.

— Чего, уже время, что ли? — удивился я. Посмотрев на часы, цокнул языком, — однако. Полтора часа пролетело, а казалось, только лег. Ладно, надо глаза промыть.

Достав флягу, брызнул на ладонь и растер по лицу, шее и вискам холодную воду. Хорошо, кусок сахара в рот, пускай тает. Выглянул в щель, темнота уже скоро начнет редеть, середина июля, полностью рассветет около шести. Стараясь не замылить глаз, смотрел по сторонам, не приглядываясь. Главное для нас, чтобы сведения нашего «Штирлица» оказались верны и немецкое офицерье выползло на площадь разом. Если они должны отчалить по своим частям одновременно, это именно то, что нам и требуется. Остальное дело техники. По идее, моделируя на тренировках такую ситуацию, я успевал произвести три выстрела, прежде чем цели покидали сектор обстрела. Проще говоря, пока они будут разбегаться или ломанутся всем скопом назад в Комендатуру, я должен буду успеть сделать дело. Тем более я не один. Цели мы с Муратом распределили так. Казах начинает слева, я справа и идем к центру, это для того, чтобы не стрелять вдвоем в одну цель. Ближние его, я буду работать по дальним. По данным, народу там будет прилично, в оптику мы сможем отличить тех, кто нам нужен, все-таки не километр. Темп стрельбы у новой винтовки такой, что магазин в пять патронов можно опустошить за несколько секунд. Но все-таки будем придерживаться плана. Сразу после стрельбы по основным целям перевод огня на БТРы охраны и пулеметные точки. Нам отсюда видно две таковые, сколько и будут ли вообще БТРы, предстоит узнать в последний момент. Если по нам не стреляют, просто валим отсюда на всех парах. Спрыгиваем вниз и деру со двора в огород. Затем усадом к парку. Если дойдем до леса, дальше будет легче. От дома до парка метров триста, луг, но с понижением рельефа, плюс сам дом нас прикроет. На плане все складывается как надо, будем надеяться, так же и пройдет. Остается только ждать.

— Эх, Фридрих Вильгельм Паулюс, когда-то я читал про тебя, ты мне казался вменяемым человеком. В этом варианте истории не придется тебе в Сталинграде в плен сдаваться. А может, и вообще теперь не дойдет твоя шестая до него. Это ведь благодаря тебе наша армия оказалась на коленях, под Харьковом и Калачом мы потеряли в моем времени, наверное, больше, чем летом сорок первого. Кто знает, как вышло бы, не забери Гитлер четвертую танковую Гота у тебя. Возможно, ты проехал бы через Сталинград катком, хотя, конечно, не в одной четвертой дело. Там и наши здорово выступили, но теперь будет по-другому. Возможно, хуже для нас, а возможно, и лучше. По идее, надо вычищать всю вашу шоблу, а не только пару будущих фельдмаршалов, но у нас ведь и другие группы работают. Сейчас мы здесь, а рядом, может, еще кто, того же Виттерсгейма валит или еще какого-нибудь Шмидта, Листа и им подобных.

За размышлениями прошло полтора часа, я осторожно толкнул казаха.

— Чего, пора? — Мурат не тер глаза, не щурился, будто бы и не ложился вовсе.

— Готовься, осталось не так долго. Думаю, разъезжаться они начнут по зорьке, чтобы раньше прибыть в войска. Источник сообщил, что им пришла срочная директива из ставки фюрера, вот они тут и собрались.

— Слушай, Серег, а кто у нас такой источник? Ведь это ж где надо сидеть, чтобы знать такую информацию, — Мурат сидел и с задумчивым видом протирал патроны.

— Дырку не протри. Я не знаю кто, где, но рискует этот человек серьезно. Возможно, его после этой операции вычислят, может, даже наши сами его решат списать.

— Зачем? — с удивлением посмотрел на меня казах.

— Сам подумай, возьмут за жопу и будет нам дезу сливать. Или еще что, похлеще. Нет, такие люди долго не живут, знают много, — подвел итог я.

— Понятно, а нас не сольют? — Мурат отложил патроны и магазин в сторону и поставил перед собой винтовку.

— Стараюсь об этом не думать, да и какой смысл? Мы же не преступники, не в мирное время народ крошим.

— Будем надеяться, — Мурат стал чистить и без того чистую винтовку.

Утро накатывалось все сильнее, но небо было темным.

— Серег, дождь бы не пошел, — прошептал казах, глядя в дыру на небо.

— Все может быть, росы, кстати, нет, — ответил я, высунув руку и проведя ей по кромке крыши.

— Во-во, и я об этом, — покачал головой Мурат.

— Думаю, не сильно повредит. Если все же польет, бери чуть выше. Помнишь, Равшан объяснял?

— Да помню я, плохо, следы наши видно будет.

— Если все сделаем аккуратно и быстро, нам по фигу будет, видно их или нет. Сваливать будем так, что пятки сверкать будут.

— Да уж, главное до леса добраться, там легче. Вообще я в городе себя голым чувствую. Другое дело лес.

— Смотри давай — я указал ему направление, а то проболтаем тут, — чего-то расслабились мы, нервы, что ли?

А мандраж утренний уже начал проявляться. Всегда я так, с утра колотит даже летом. Поежившись, присел пару раз и взмахнул руками. Хорошо мы тут в укрытии, а если бы на травке лежали? Там только и можно, что медленно сгибать и разгибать ноги и руки. Да так медленно, что порой кажется, вообще не двигаешься. Когда Равшан учил в учебке двигаться во время ожидания под «колпаком» или «пауком», это было едва ли не самое трудное. Экзамен принимали люди из НКВД, а мы должны были подкрасться на сотню метров незаметно. Вышло, помню, с большим трудом. Перетаскиваешь ногу или руку, а «экзаменатор» в этот момент прямо на тебя смотрит. Кажется, все, амба, но проходит пара минут, тот поворачивает голову в другую сторону, ты выдыхаешь и, наконец, кладешь конечность на землю.

— Серег, это чего такое? — оторвал меня от воспоминаний казах.

— Где? — посмотрев в щель, ответил я.

— На той стороне улицы, там, где забор упавший, — указал Мурат рукой направление.

Я пригляделся, кто-то есть, точно.

— Немец?

— Да на наших похоже, лохматка наша вроде.

— И чего им тут делать? — я покачал головой, не понимая, что идет не так.

— Пойду спущусь, может, случилось что? — предложил казах.

— Осмотрись сначала. Черт, времени ведь нет совсем, что еще за хрень, — я хотел взвыть от злости.

Мурат шмыгнул вниз, а я остался наблюдать. Рассветало, на улицах городка начиналась движуха. Местных гражданских видно не было, зато я увидел грозных полицаев. Троица проследовала по параллельной улице.

Мурат появился неожиданно, тихо щелкнув пальцами. Я ответил. Казах поднялся на чердак и присел.

— В город с юга вошла колонна, Зимин Костю к нам прислал.

— Ну, так мы их и ждем, какого хрена он там придумал?

— Три грузовика пехтуры, два «Ганомага», один из них наш любимый, с зениткой. На сладкое танк, четверка. В центре колонны аж три красивых «членовоза», битком набитые.

— Мурат, ну не тяни! — недовольно фыркнул я.

— Из кузова одного «Опеля», выкинули трех наших. Все связанные и сильно побитые.

— Та-ак! Это еще кто?

— Ребята в бинокль разглядели лейтенанта, из разведки, что с нами шли.

— Е… твою мать! Мурат, нужно валить.

— А задание? — вопросительно взглянул на меня Мурат, но было видно, что думает он точно так же.

— Нас слили, парней сейчас разговорят, если уже не сделали этого. Тогда нам просто придет пушной зверек! — я лихорадочно соображал, как выйти из этой западни.

— Чего, пойду, скажу Иванову, пусть отходят, мы следом?

— Погоди, говоришь «членовозы» все-таки прибыли?

— Ага, и видать все наши клиенты в сборе.

— Зимин далеко?

— Рядом, в квартале отсюда.

— Пусть сюда пробираются, если смогут. Заведешь их во двор, пусть в кустах схоронятся.

— Командир, чего придумал-то?

— Да есть мыслишка. Мурат, дело все равно было гиблое, надо рискнуть. Похоже, я понял, что имел в виду разведчик, говоря: «Надеюсь, наши смерти не будут напрасными!»

— Не доживем мы до встречи с нашими женами, — мрачно заметил казах и закусил губу.

— Иди уже, хватит душу рвать, — я повернулся и лег на пол, поднося бинокль к глазам.

На площади тем временем начиналось представление. Эх, и как я угадал-то? Появились солдаты в черной форме, они гордо вышагивали вдоль короткого строя людей в каком-то рванье. Из-за налипшей грязи на разорванной одежде трудно было рассмотреть военную форму. Но человека, высоко поднимавшего голову, я рассмотреть успел. Разведчик лейтеха с залитым кровью лицом смотрел прямо перед собой. Казалось, что он глядит сквозь эсэсманов. Надо глянуть в прицел, там оптика получше. Приникнув к окуляру прицела, я медленно повел стволом. Точно он, досталось парням не слабо. Но это только начало.

Нет, я не собирался попытаться освободить наших солдат. Как бы горько это ни звучало, но сделать это было невозможно. Мне пришло в голову, что если парней еще не кольнули, то фрицы однозначно устроят смотрины для высшего командования. Дескать, вот, вражеская диверсионная группа, задержана в городе во время прибытия сюда командования. Наверняка местный комендант решит прогнуться. И то, что я наблюдал в прицел, больше всего было похоже именно на это. Дальше все закрутилось каруселью.

Казалось, что прошло всего пару минут, но оказалось больше. Вернулся Мурат, доложил, что парни здесь и ждут приказа. Оставив его наблюдать, я решил спуститься к Зимину.

— Мурат, ты ведь у нас по губам читаешь, посмотри внимательно, будут парни что-то говорить или промолчат.

— Понял тебя, — Мурат разлегся перед бойницей.

Спустившись, я наткнулся на деда Афанасия.

— Чего, ребят, сорвалось? — дед сокрушенно мотал головой.

— Пока нет, парней наших взяли.

— Уходить вам надо. А то и вас прижмут. Если сюда пойдут, я навстречу выйду, говорить буду громко, услышите. Попробую задержать немного.

— Не рискуйте понапрасну, унтер-офицер Луганов, вам еще жить здесь, — я отрицательно покачал головой.

— Плохого ты мнения обо мне, лейтенант. Ты еще не родился даже, когда я с германцами уже воевал, не указывай.

Я только пожал плечами и направился на улицу.

— Там, под навесом, копна сена. Пустая она внутри. У меня трое окруженцев прятались неделю назад, спрячь людей туда. Тех не нашли, может, и твоим повезет, — услышал я вслед.

— Спасибо, дед Афанасий. Не забуду, держи! — я расстегнул лохматку и вынул из-за пазухи немецкий пистолет. Всегда носил два. Добавил запасной магазин и протянул деду.

— И тебе спасибо, может и пригодиться, — забирая ствол, ответил дед.

Мы укрылись, как и предложил дед, в копне сена. Классное убежище дед смастерил. Каркас из веток ивы, на нем в несколько слоев солома. Внутри места хватило всем.

— Серега, не дело задумал, уходить надо, — начал Зимин.

— Саня, посмотрим минут десять, если я прав, то у нас все получится. Вас я позвал, чтобы если что, кучей пробиваться.

— Серег, давай наверх, быстро, — снаружи послышался шепот Мурата.

Я осторожно вылез из сена, показав кулак Зимину.

— Чего у тебя, — спросил я казаха, когда мы оказались наверху.

— Сам посмотри, — указал на щель Мурат.

Прильнув к прицелу, я стал разглядывать площадь. Волосы встали дыбом. Один из парней разведчиков валялся на земле. Двое остальных еще стояли.

— Командир, я разглядел парней, — произнес казах.

— В смысле, — не понял я.

— Говорят они, точнее лейтеха их. Я прочитал, он говорит: «Ты ОБЕЩАЛ, лейтенант! Выполняй задание, и нас тоже».

Меня передернуло, вот значит как. А обещал я ему, что смерть их не будет напрасной.

— Чего делать-то? — растерянно спросил Мурат.

— Смотри! Я сейчас.

Я чуть не бегом кинулся к Зимину.

— Саня, будь наготове, мы работаем. Занимай позиции прямо тут. Уходить будем другим путем.

— Есть, парни, пошли.

Ребята бросились к забору, готовя себе позиции.

— Сань, мины поставили?

— Да, все вывалили. Тихо точно не подойдут. Лишь бы полицаи местные раньше времени не сорвали, — поиграл желваками Зимин.

— Добро, я наверх.

Мурат, казалось, прилип к прицелу, даже не оторвал головы при моем появлении.

— Чего там? — я улегся у своей бойницы.

— Хмырь какой-то с лейтенантом говорит.

— Что за хмырь? — я навел оптику на людей в немецкой форме, надеясь увидеть знакомое лицо.

— Не знаю, такого не показывали, — ответил Мурат, все так же, не отрываясь от прицела.

— Едрит твою в дышло. Да это же собака Шмидт!

— Кто? — удивленно шепнул казах.

— Начштаба шестой танковой Паулюса, а где же сам Фридрих?

Я не верил глазам, Артур Шмидт, нянька, подсунутая Гитлером Паулюсу. Командующий шестой танковой слыл довольно нерешительным человеком, опыта командования действующей армией у него почти не было. Шмидт был довольно грубым и прямым как бревно, поэтому Фриди его, мягко говоря, не жаловал.

— Возле второй машины, слева от «Ганомага» посмотри, но могу и ошибиться.

— Точняк, длинный и тощий, а рядом с ним, по-моему, Вейхс. Что они делают на площади у машины, почему не идут в Комендатуру?

— Серег, из первой вроде этот, Папа Гот вылез, — перебил меня Мурат.

— О, даже если не уйдем, то их с собой возьмем. Мурат, на тебе Шмидт и наш лейтеха, сможешь? Да и остальных тоже надо, — я поперхнулся. Мурат, казалось, содрогнулся всем телом.

— Да, — прошептал он после короткой паузы.

— Тогда работаем. Я беру Гота, потом Вейхса. Паулюс пусть пока поживет, — если честно, то я просто не знал, с кого начать. Приказ был однозначным, но я как-то растерялся.

Все решил его величество случай, а точнее — ребята разведчики. Один из пленных вдруг выпрямился и кинулся на ближайшего к нему эсэсмана, у парня даже вышло сомкнуть пальцы на горле врага. Но тот стоял, не выпуская из рук МР-40, выстрелов было почти не слыхать. Автомат задергался в руках фрица, а наш боец, обмякнув, начал медленно заваливаться на бок. Фашист пытался отпихнуть от себя мертвое тело, разжимая руки разведчика, но тот, казалось, вцепился в него как клещ. Вокруг них забегали другие уроды в черной форме, а Артур Шмидт благополучно отправился в ад. Мурат не стал больше ждать, винтовка в его руках издала глухой «пыхх», и начштаба шестой армии раскинул мозгами. Причем в прямом смысле этого слова. Казах с такого расстояния легко попадал туда, куда хотел. Я судорожно пытался поймать в прицел старого Вейхса, но он, собака, крутился как юла. Высоченный, худой Фридрих Паулюс возвышался над всеми остальными и, казалось, не понимал, что вообще произошло.

Наконец генерал Вейхс что-то прокричал Паулюсу и махнул рукой куда-то в сторону, но не в нашу. Выполняя этот жест, он на пару секунд остановился, и я успел. «Пыхх-пыхх», два выстрела слились в один. Мой настиг Максимилиана, и его очки рассыпались в пыль, а казах убил лейтенанта-разведчика. Да, тяжело это, но что делать, я сам попрошу, чтобы в такой ситуации для меня сделали то же самое. Мало того, что будут зверски пытать, так еще и потянешь за собой других. Оставался еще один разведчик, ему крепко досталось от эсэсовцев, но он все же нашел в себе силы подняться. Мурат медлил, я смотрел на Папу Гота, командующий четвертой танковой армией почему-то не спешил скрыться за стенами здания, а только присел, укрывшись за крылом машины. Изредка выглядывая, он отдавал какие-то команды и махал рукой с зажатым в ней «Вальтером».

Солдаты противника, пялились в разные стороны, пытаясь понять, что им угрожает. Кто-то из них лежал, выставив перед собой автомат, кто-то стоял во весь рост. Я навел винтовку на то место, откуда до этого выглядывал Гот, но он не спешил появляться. Услышав очередной «пыхх», быстро оглядел солдат и не заметил последнего из разведчиков. Мурату досталось самое тяжелое, он застрелил двоих наших, советских солдат, врагу не пожелаю.

В следующий момент я на миг уронил челюсть: тот боец, которого я уже списал, поднялся с земли. Подхватив на ходу оброненный Шмидтом пистолет, направил его на третью, ближайшую к нему машину и открыл огонь. Не знаю, успел он положить хоть кого-то, но все внимание эсэсовцев сосредоточилось на нем.

На площади перед зданием Комендатуры закрутилась такая кутерьма, хорошо, что нас там нет. Стреляли все и куда попало. С той минуты, когда прозвучал первый выстрел, прошло не больше полминуты, а ситуация развернулась в такую бойню. Самое смешное было в том, что немчура ничего не понимала, стреляли в белый свет. Несколько выстрелов прозвучали и в нашу сторону, но так как мы были далековато, нам это повредить никак не могло. Я опустошил первый магазин, Мурат сменил свой секундами раньше. Я упорно продолжал искать высокую фигуру Паулюса, но никак не мог его разглядеть. Сзади и сбоку послышался щелчок. Я обернулся и увидел голову Зимина.

— Что тебе, чего ты здесь забыл? — рявкнул я зло, но все-таки шепотом.

— Серег, Паулюс уехал!

— Куда? — удивился я. — А ты-то откуда знаешь?

— Да я в бинокль смотрел, как закрутилось, я с него глаз не сводил. Его какой-то молодой офицерик в машину затащил, и они повернули на запад. Я вот чего думаю, они, наверное, на переправу поехали.

— С чего ты взял?

— Так у него штаб в Кантемировке, не читал, что ли, сводку-то?

— Точно, было что-то такое, ну и что?

— Да то, что разведчики, в первую очередь должны были ее заминировать. Если рвануть прямо сейчас, успеем раньше.

— Это каким же макаром, ты что, быстрее машины бегаешь?

— Нет, только одного его не отпустят, особенно после всего, что здесь случилось.

— И?

— Танк и один из «Ганомагов» за ним поехали, только что. Но они ведь быстро не смогут, а там еще и на улицах завалы местами. Прямого подъезда к переправе с площади нет, мы через парк быстрее добежим. Короче, я пошел, зря не подставляйтесь.

— Сань, ты тоже зря не рискуй, получится мост рвануть, рви и сваливай. Если убьют, назад не приходи!

— Понял тебя, оставить вам кого-нибудь?

— Не надо, нам вдвоем легче будет уйти, а тебе лишним ни один не будет.

— Удачи, командир!

— Удачи, братишка! — я вернулся к своей бойнице и снова прилип к прицелу.

— Серег, ну чего, старших больше не видать, валим отсюда?

— Патроны остались?

— Последний магазин поставил, один раз выстрелил, четыре поросенка, значит, еще хрюкают.

— У меня восемь, в двух магазинах. Добиваем и валим! — Я поймал в сетку прицела какого-то жирного хрена, размахивающего руками как дирижер. «Пыхх-пыхх», жирдяй рухнул с простреленной головой. Вместе с ним упал кто-то еще, видно насквозь такое сало пробил.

— Серег, смотри справа, — Мурат вытянул руку, показывая направление, — хрен какой-то, что за форма?

— Полицаи, мать их, это их старший, что ли?

— Уберем, может, не так лютовать здесь будут?

— Да все равно будут, а убирать будем. Сам сделаю, вали эсэсманов, — ответил я и почти сразу спустил крючок. Старший полицай крутанулся на месте, осел на землю и растянулся. Остальные прихлебатели, увидев такой расклад, стали просто разбегаться. Еще одного свалил точным выстрелом в спину, тяжелая пуля калибром двенадцать и семь подранков не оставляет. Вот и этот, раскинув руки, ушел в полет на землю. Полицаи здорово мельтешили, и поймать в прицел больше никого не получалось.

— Серега, у входа движуха, — услышал я.

Прямо ко входу, почти в притирку с крыльцом, подлетел БТР, дверь распахнулась. Так, кого-то хотят вывезти. Из-за открытой двери «Ганомага» я видел только ноги подошедшего человека. Вот одна нога убралась, «пыхх-пыхх». Враг так и не успел сесть в кресло БТРа, я двумя выстрелами прямо сквозь дверь, зацепил его, человек упал на землю. Теперь я его видел полностью. Довольно упитанный фриц, фуражка улетела в сторону, и я увидел лысую, как бильярдный шар, голову. «Пыхх», третьим выстрелом я разнес его голову в клочья.

— Здорово! — воскликнул Мурат. — Командир, наверное, надо уходить?

Раздавшийся где-то со стороны реки сильный взрыв заставил инстинктивно вздрогнуть. Мурат обернулся ко мне.

— Кажись, переправа, — прошептал казах и снова приложился к прицелу.

— Да, отлично, глядишь, и получат свое фашисты. Только бы нашим уйти удалось, — я тоже приник к прицелу, а со стороны переправы вовсю слышалась частая стрельба. — Мурат, гильзы собирай и ходу отсюда.

— Есть! — Мурат живо метнулся по чердаку, собирая гильзы.

Паника заканчивалась, после взрыва на переправе туда устремились два грузовика пехоты. Мы с казахом наблюдали за их погрузкой, но стрелять не стали. Два взвода нам все равно не положить, зачем светиться. Пока еще немцы так и не поняли ничего, откуда по ним стреляли, кто убил их командиров, надо было уходить. Мурат первым полез вниз. Спустившись, огляделся и щелкнул пальцами. Когда спускался я, к нам опять как-то неожиданно вышел дед Афанасий.

— Ну и кашу вы тут заварили, но ничего не скажу, стреляете лихо. Я наблюдал немного.

— Спасибо, что не прогнали, дед Афанасий, — проговорил Мурат.

— Да ладно вам, что я не понимаю, что ли? Я вот чего пришел: из окна видел, немцы полицаев сюда направили, а сами сзади на расстоянии идут. Уже близко, я вам сейчас тропинку покажу, вы по ней быстро из виду скроетесь.

Мы как-то даже испугались. Переглянувшись с Муратом и кивнув деду, направились вслед за ним. Прямо за забором был небольшой овраг, дед показал нам направление. Когда стали прощаться, где-то рядом рвануло, послышались крики и сразу второй взрыв. Кто-то открыл огонь, бухнули несколько выстрелов из винтовок, простучал МР-40.

— Это с кем они там воюют? — спросил удивленный Мурат.

— Неважно, бесятся просто. Это парни им подарков оставили. Дед Афанасий, вы пока из дома не высовывайтесь, мало ли что.

— Да что я, дурной, что ли? Тут когда кто-то стреляет, народ и за уши на улицу не выманишь. Давно уже все забыли, как и гулять-то.

— Ладно, пора нам, спасибо за все и…

Дед пожал мою руку, крепко пожал, сила в нем еще есть и какая! А я снял со спины мешок и протянул деду:

— Только сам мешок закопайте где-нибудь или в печь сразу, а то немчура найдет, плохо будет.

— Спасибо, хлопцы, останьтесь в живых!

— И вам не хворать, прощайте.

Мы нырнули в овраг, тем более уже совсем рядом слышались крики на немецком. Пройдя еще шагов сто, услышали новый взрыв и заполошную стрельбу. Уходили мы спокойно, как дед и обещал. Тропинка привела нас в лес. Дойдя до назначенного места встречи, остановились. Как бы не было жалко, а винтовки мы утопили. Вместе с последними патронами и гильзами. На месте встречи у нас были спрятаны МР-40, мы вооружились и, замаскировавшись, стали ждать парней. Прицелы от винтовок мы утопили вместе с оружием, поэтому пришлось довольствоваться одним биноклем на двоих. Мурат вскарабкался на дерево и полчаса на нем висел. Когда спустился, спросил:

— Слушай, командир, неужели удалось?

— Сплюнь, нам еще топать и топать, да и парней нет, где их носит, хрен знает.

— Да вернутся они, кстати, от переправы такие дымы поднимаются, чего там разведчики напихали?

— Что, отсюда видать? — я удивился.

— С дерева в бинокль разглядывал. Кстати, место мы хреновое выбрали, тут к нам подойти незамеченными могут. Дальше трехсот метров ничего не видно, мы в овраге сидим.

— Ты же сам вокруг подарки ставил, — напомнил я Мурату его предосторожность.

— Ну, я же их тут не сеял, а так, в нескольких местах повтыкал, — пожал плечами казах.

— Полезу я теперь, погляжу, может, увижу что-нибудь, — я поднялся с земли и полез на дерево. Густая крона не давала возможности все разглядеть, но в то же время она и меня скрывала. Это и спасло. Когда я был уже наверху, на высоте метров семи, удалось чуть отодвинуть одну из веток. Почти тут же я заметил двигающихся людей. Считать не стал, только быстро осмотрев округу, заметил, что идут с одной стороны. Немцы, а это были именно они, форма отлично просматривалась, шли цепью. Вперед выдвинулись четыре солдата с собаками на поводках. Амба.

Как я спустился, даже не понял. Костров мы не разводили, перекусили, не разогревая, консервами, вещи тоже не раскидывали, поэтому собираться нам было не нужно. Слетев с дерева, я только дернул за рукав уже поднимавшегося Мурата и помчался вперед.

Судя по тому, что я видел с дерева, немцы были близко. Собачек уже стало слышно. Нас разделяло метров триста, поэтому бежать надо было тихо. Пролетев с полкилометра, открыли мешочки на ногах, смесь начала медленно сыпаться, а мы устремились вперед.

— Серег, чего так и будем тупо ломиться? — на бегу задал вопрос Мурат.

— Есть предложения? — вопросом ответил я.

— Может, стряхнем?

— Как? Вон они какие умные, ни одной твоей растяжки не зацепили. Молодцы, однако.

— Давай левее уйдем, там болота по карте, может, там и оторвемся?

— Там и утопнем, Мурат, откуда ты знаешь, что там за болота?

— А так мы будем до Дона от них бежать. Слушай, силы-то не резиновые. Я скоро упаду.

— Хрен с тобой, сам уже ног не чую, сворачивай, может, пронесет.

Лай собак слышался все отчетливей. Может, порошок уже кончился, его и было-то мало, а мы уже им пользовались.

Мы свернули, когда под ногами захлюпало, я не успел остановиться. Уйдя с ходу по пояс в воду, от неожиданности вскрикнул. Но крик как-то быстро оборвался. Мурат оказался ловчее меня, да и бежал он сзади. Кинув мне ремень автомата, вытянул он меня быстро, видимо это еще не трясина. Воду выливать было некогда, собачки хоть и гавкали далеко, но рисковать не стал.

Мурат довольно ловко прыгал по кочкам, я повторял его шаги. Когда остановились передохнуть на маленьком островке, на котором рос довольно густой кустарник, я достал карту.

— Мы где? — выдохнул казах.

— Я вообще-то за тобой шел. Погоди, сейчас глянем. Вот смотри, — я достал карту, — это место встречи, мы севернее взяли. Сколько от него мы пробежали?

— Ну, километр, может полтора.

— Тогда, — я почесал затылок, — вот здесь где-то, наверное, — мой палец уперся в место на карте.

— До центра болот недалеко, давай на восток загребать, вроде и загонщики поотстали?

— Да вроде тихо. Дай хоть портянки поменяю на сухие да лохматку выжму, а то уже сил нет.

Сырая одежда была тяжелой, да еще усталость навалилась. Однако одежду мы отжали быстро. Сырые портянки я привязал к ветке кустарника, торчавшего из воды. Привязал, естественно, под водой, подождал немного, отлично, не всплывает ничего. Накрутив сухие, запасные лежали у казаха в мешке, и, сунув ноги в сапоги, вздохнул легче. Хоть на время, но все же ногам полегче будет.

Дальше мы двинули на восток, прямо по болоту. Обдумав по дороге план выхода, решили свернуть на север, когда выберемся из болот. Если немчура нас просчитала, то они двинут прямо к Дону и там приготовят нам встречу. Мы заберем севернее, как встретиться с Дедом, пока не представляю.

Тот остался на берегу, ждать он будет до завтрашнего утра, потом будет выбираться один. Крайнее место встречи — там, где через Дон переправлялись.

День был в самом разгаре, когда лес неожиданно кончился. Упав на землю под деревьями на окраине, я достал карту и бинокль.

— Мурат, оглядись пока, а я прикину куда дальше. — Казах, взяв бинокль, двинул вперед.

«Так, куда нам теперь-то?» — я раздумывал над картой, когда примчался казах.

— Командир, там деревня, — отчаянно жестикулируя, протараторил он.

— Да я сам понял, — не отрываясь от карты, ответил я.

— Вроде фрицев не видно, хотя хрен их знает, конечно.

— Смотри, от нее до Дона четыре километра, ни хрена мы бегать, — искренне обалдев от результата, сказал я.

— Точно, если я сейчас сяду, то встать смогу только под дулом автомата, — пробормотал казах.

— Тогда двигаем вперед, а то и я скоро рухну, — на самом деле, я уже еле-еле стоял на ногах. Усталость, почти бессонная ночь, купание и бег в сырой одежде — все эти события не добавляли сил.

— Как пойдем-то? Там поле, как на ладони будем.

— Пройдем, немного пригнувшись, а потом ползком. Благо лохматки мы не бросили, так просто нас не увидишь. Только давай оружие проверим и почистим, а то я раз пять свой в воду макал.

— Та же история. Ты и пистолет протри.

Сняв сапоги, пусть ноги подышат, я повесил портянки на ветку, а сам уселся на землю. Стянул накидку и разложил перед собой, казах уже проделал то же самое. Раскидав быстренько МР-40, вынул из кобуры наган. Оторвал от нательной рубахи кусок тряпки, стал протирать железо. Когда с чисткой было закончено, двинули в путь, обходя деревню севернее. Перестраховавшись, в деревню идти не решились, мало чего там. Поле было ровным как стол, пришлось ползти метров пятьсот на пузе. Однако чуть язык не прикусил от усталости. Когда деревня осталась позади, решили встать и сделать бросок до рощицы, что виднелась невдалеке. Кто его знает, видел ли нас кто-нибудь, нам было уже все равно. Усталость накатила так, ноги подгибаться начали.

— Слышь, Мурат?

— Да, командир, — устало выдохнул казах.

— Не могу больше. Хоть стреляй! — Командир не должен показывать свою слабость, но мне уже было плевать.

— Давай, обопрись на меня, — предложил казах.

— Ты сам еле идешь, а я ноги стер по самую задницу, — ответил я. Ноги в сырых сапогах я действительно стер очень сильно.

— Серег, осталось всего ничего, погони вроде нет, давай потихоньку, спешить не надо уже.

— Мы с тобой уже три часа, как никуда не спешим, — буркнул я.

Двигались мы, мотаясь из стороны в сторону, еще час, а потом наступил амбец.

— Хенде хох! — выкрик на немецком раздался как гром среди ясного неба.

— Пипец! — я выругался и покрутил головой. Из-за ближайших деревьев на нас смотрело несколько стволов.

— Бросить оружие, руки вверх, — на таком корявом русском языке была отдана эта команда, что меня перекосило.

— Эй, немчура, говорите по-немецки, а то от вашего русского у меня уши в трубочку закручиваются.

— Серег, это чего, все, что ли? — Мурат тревожно взглянул на меня.

— Похоже да. Не геройствуй, смотри какие спецы, вычислили нас на раз. Будем ждать момента.

Из-за деревьев вышли несколько фигур, именно фигур. Все в отличном камуфляже, с ветками на касках, в общем, упакованы что надо. Мы подняли автоматы над головами и застыли. Подошедшие егеря быстренько выхватили у нас стволы, обшмонали, и дальше я увидел только летящий в меня приклад.

Очнулся я уже без маскхалата и сапог. В одних портках и нательной рубахе. Знатно обшмонали, не оставили ни единого шанса.

— Мурат, где мы? — шепнул я.

— Да там же походу. Они нас не потащили, вырубили, чтобы спокойно обыскать. Ты как? — Казах посмотрел на меня. У него во все лицо расплылся огромный синяк, нос был свернут на сторону, вся рубаха в кровище. Я взглянул на себя, крови тоже не мало, но нос вроде не болит, а вот башка гудит, как чугунок. В лобешник, что ли, засветили?

— Кто ви и откуда? — передо мной присел здоровенный гитлеровец в пятнистом комбинезоне. Говорил он по-русски довольно сносно.

— Окруженцы, выходили к своим после разгрома нашего полка.

— Лжете, зачем ви тратите наше фремя на франье? — с ухмылкой произнес солдат. По манере говорить, явно офицер.

— Так это ж ваше время, чего же его не тратить. Простите, не знаю вашего звания, но я говорю правду.

Мне прилетела еще одна плюха, хороший у этого фрица удар. Я поднял голову, а фриц продолжал как ни в чем не бывало.

— Господин лейтенант, обращайтесь ко мне господин лейтенант!

— Господин лейтенант, почему вы думаете, что я вру? Из-за одежды?

— Такой одежды нет в обычной пехоте. Это специальное обмундирование советских разфедчиков! Пофторю вопрос, кто ви и откуда?

— Господин лейтенант, эти вещи мы подобрали на болотах, наши совсем изодрались, мы уже давно здесь бродим… — Мы все не брились последнюю неделю, так что рожи у нас еще те.

— А оружие, это оружие Вермахта! Где ви его фзяли?

— Так там же на болотах, там были двое солдат убитых, мы с них все и поснимали. К своим винтовкам патронов не было, мы их выбросили давно, а тут нашли эти. Да мы даже стрелять-то не умеем из них, взяли просто, чтобы добру не пропадать.

Немец отошел на пару шагов, взял прислоненный к дереву МР-40 и, поднеся ствол к носу, понюхал. Чуть кивнув каким-то своим мыслям, снова подошел.

— Можете показать на карте, где ви нашли солдат и оружие? — спросил он.

— Господин лейтенант, не понимаю я в картах, на месте, конечно показал бы.

— А ти? — немец перевел взгляд на Мурата.

— Нет, не смогу, — коротко, сквозь зубы ответил казах.

— Да, я забил, ви же унтерменши, откуда вам знать, что такое карта и как с ней нужно обращаться, — фашист заржал в полный голос. К нему подошел еще один солдат, такой же крепыш, но пониже ростом. Они заговорили на немецком. Второй фашист время от времени поглядывал на меня. Разобрал я только последние предложения.

— Вранье, Фридрих, ты же знаешь этих русских, они всегда врут.

— Посмотрим, Курт, пусть отведут нас на болота.

— Туда же идти через лес, в котором засели те, кого мы ищем.

— Да, но если бы они там были, то эти прибились бы к ним, значит, они никого не видели. Пройдем той же дорогой, что и они. Майор Грубер приказал найти и уничтожить этих партизан. Они слишком сильно потрепали наших тыловиков, начальство бросило большие силы на их поиски. Ну а если там никого не окажется, мы приведем этих, они тоже не так просты, как кажутся, и да, я и сам вижу, что они врут. И так, и так, все равно это будет по пути в город.

— Хорошо, Фриди, тебе виднее, но будь осторожен.

— Вообще-то это и ваша забота, Курт, собирай людей, выходим.

Нас на время оставили одних, фрицы тушили костер и собирали пожитки. Егерей было семь человек, это довольно много, учитывая их подготовку. От размышлений меня оторвал казах, наклонившийся в мою сторону. Шипя и делая злобное лицо, он открыл рот:

— Командир, ты чего тут с этим фашистом лясы точишь?

— Спокойно, Мурат, не делай преждевременных заключений, лучше думай.

— А ты ничего не придумал? — поднял бровь казах.

— Пойдем назад в болото, ты слышал разговор?

— Почти ничего не понял. О чем они говорили, ты ближе сидишь.

— Где-то тут партизаны есть, они их, как ни странно, побаиваются. Будем водить кругами, пока не улучим момент свалить, а может и правда, партизаны нападут.

— Так нас вместе с ними и положат, — воскликнул Мурат, но тут же осекся.

— А ты чего, вечно собрался жить, что ли?

— Чего? — еще больше расширил свои узкие глаза Мурат.

— Да так, не бери в голову. Хотя, может, и правда найдем партизан.

Мурат смотрел на меня сердито, в первый раз вижу у него такой взгляд. Понятно, конечно, в плен сдались. Он себе такого не представлял даже. Ну, раз так получилось, будем выкручиваться. До города ведь еще дойти надо, если ничего в болотах не получится, попробуем спровоцировать немчуру, авось пристрелят.

Нас с казахом пустили вперед, я было уже обрадовался, но предусмотрительные егеря связали руки за спинами, а концы веревок держали в своих руках. Да, битые видать. Фиг с ними, пусть на поводках ведут, в болотах все равно отпустят. Там так не погуляешь.

Показалось странным, когда вышли на поле, немцы тоже не пошли в деревню. Да и деревня была какая-то странная. Тишина стояла, мертвая.

Казах плелся рядом, я решил заговорить, плевать, навешают люлей, так навешают.

— Мурат, чего-то уж больно тихо здесь, как думаешь?

— Ага, — ответил Мурат, — и не видно никого.

— Молчать, идти тихо! — прозвучала команда.

— Серег, болото уже рядом, чего делать думаешь?

— Пока не представляю. Эти говнюки связали уж очень хорошо.

— Это точно. Хотя я узелок-то растрепал слегка, может, и дальше развяжу.

— Аккуратней давай, как будешь готов, скажи, попробуем рвануть. Если разойдемся, встречаемся там, где оружие топили.

— Понял, попробую.

— Вам же приказали молчать! — И мне в спину прилетел новый удар чем-то твердым, наверное, опять прикладом. От удара вышибло дух, и я полетел кубарем на землю. Когда вспомнил, как дышать, уже сидел на траве.

— Эй, ну вы чего? — нарочито плаксиво проскулил я.

— Встать, идти вперед! — отчеканили в ответ.

Пытаясь подняться, невзначай дернул веревку, которую держал один из немцев. Того мотануло на меня, но он, собака, удержался на ногах.

— Курт, не надо. Кто их потащит, если ты их вырубишь сейчас?

— Собаки, с удовольствием пристрелил бы, — ответил вышеупомянутый Курт.

— Еще будешь иметь такое удовольствие. Сейчас бы отдохнуть, черт бы побрал этих партизан, ну чего им надо? Ведь слепому видно, войну «советы» проиграли, к чему ерепиниться?

— Ну, они же варвары, Курт. Не расстраивайся, мы скоро отсюда уйдем.

— Ты думаешь, на Кавказе не будет партизан?

— Там у них живут горцы, они не образованы. Дикари, одним словом. Загоним их в горы подальше и пусть там сидят. Фюреру нужна кавказская нефть, и местные дикари ему помехой не будут. Это здесь напичканные жидовской пропагандой русские еще пытаются нам мешать, там такого не будет.

— Будем надеяться.

Мы уже брели по лесу, вот-вот начнется болото. То и дело до нас доносились слова и обрывки фраз из разговора немцев. По ним становилось известно, что этих спецов прислали сюда давно и, следовательно, не за нами. Истомин что-то говорил о подрывной деятельности здешних партизан. Вроде как сюда сам Старинов приехал, налаживает работу подполья. Тогда понятно волнение фрицев, у Старинова не расслабишься. Особенно если у него есть все необходимое для работы. Петрович рассказывал, как в начале войны Илья Старинов организовывал работу подполья в Беларуссии. Этот человек был просто кладезь диверсионной деятельности, только вот со снабжением, как и в регулярных войсках, было очень тяжело.

Когда в лесу вдруг раздался вопль «граната!», мы упали просто в секунду. Рвануло хорошо, еще летели осколки, как поднялась такая стрельба, страшно было поднять голову, пули-то летали прямо над головами. Видимо, кто-то из наших, точнее партизан, разглядев в нас своих, окриком решил предупредить. Рядом кто-то сильно стонал, я взглянул. О, как, не повезло тебе, фриц, не дойдешь ты теперь до Кавказа, здесь полежишь, зверей покормишь.

Мне в лицо вдруг уставился ствол МР-40, думать было некогда. Крутанулся в сторону настолько резко, насколько это было возможно. Очередь вспорола землю, не давая гансу поймать меня в прицел. Попытался достать его ногой, не вышло, не дотянулся всего ничего. Следующая очередь прошла в нескольких сантиметрах от головы, Мурат, подкатился немцу под ноги вовремя. Ствол автомата повело, и пули прошли выше. Немец перевел взгляд себе под ноги, этого мне хватило. Еще раз резко выкинув ногу в направлении противника, я попал по автомату. Выбить не получилось, но время я выиграл, второй удар ногой пришелся в промежность. Немец взвыл и выпустил веером длиннющую очередь. Автомат клацнул, замолчав, а немец уже падал, выпуская из рук оружие и хватаясь за больное место. Блин, таких ругательств я еще не слышал. Немец вопил как стадо голодных бизонов. Не успел я подумать о том, что надо его добить, как услышал сквозь шум выстрелов треск. Переведя глаза в сторону раздавшегося звука, увидел Мурата, который двумя руками держал голову немца.

— Мурат, да он уже дохлый, оставь его, хватай лучше автомат, — говоря это, я обвел место боя взглядом. Три тушки, включая нашего «мечтателя», тихо лежали бревнышками. Оставшиеся четверо врагов рассредоточились и укрылись за тонкими деревцами.

Пока я смотрел по сторонам, Мурат освободил руки. Вытянув у дохлого фрица нож, быстро разрезал оставшиеся путы и помог мне. Ползком, подтянувшись к тому месту, где фриц бросил автомат, я поднял его, вытащил из подсумка целый магазин и сменил пустой. Казах орудовал чуть в стороне у другого трупа. Стрельба тем временем несколько успокоилась, фрицы лежали в укрытиях, а напавшие подходить не спешили. Мы с казахом, прикрываясь трупами врагов, внимательно следили за происходящим. Фрицы лежали довольно компактно. Мурат клацнул затвором, привлекая мое внимание. Я посмотрел и увидел, как казах снимает с трупа гранату; обшарив лежащего передо мной противника, сделал то же самое. Вытянув руку в сторону Мурата, показал три пальца, тот кивнул в ответ. Отвинтив колпачок и дернув шнур, стал загибать пальцы, загнув последний, швырнул колотуху к немчуре. Мурат не заставил себя ждать. Грохнуло почти одновременно, и мы сразу бросились вперед. Подбегая, заметил, как Мурат послал очередь из автомата куда-то в сторону. Оказалось, один гитлеровец хотел свалить, не успел. Трое оставшихся чувствовали себя неважно. Один наглухо, граната разорвалась рядом с ним, двое стонали, их без размышлений добили из автоматов.

Повернув головы к лесу, откуда стреляли партизаны, увидели выбегающих вооруженных людей. То, что это партизаны, я понял по манере боя. Ребята спокойно вели перестрелку, не спешили вылезать, а сейчас в этом убедился. Люди были одеты не по форме, а кто в чем.

Обрадоваться мы не успели — не опуская стволов автоматов и винтовок, нас быстренько разоружили подскочившие бойцы.

— Эй, ребят, вы чего? — попробовал возмутиться я, но был остановлен властным жестом.

— Заткнись! Старшина, вяжи их.

— Командир, ты чего творишь? — начал заводиться и казах.

— Товарищ командир, представьтесь, пожалуйста, — я решил не выделываться и вел себя вежливо.

— Сейчас в отряд приведем, там и представишься, — говоривший заржал, — ну и развелось же этих предателей.

— Если посчитали нас предателями, зачем предупредили?

— Случайно, и… Я, кажется, приказал молчать.

— А откуда нам знать, что вы можете приказывать?

— А что ты за овощ такой, что тебе не всякий приказать может? Сдались в плен, теперь помалкивайте. Старшина, долго ты смотреть на них будешь?

Тот, кого назвали старшиной, постоял еще несколько секунд и бросился выполнять приказ. Дядька, явно повидавший на своем веку много всякого, совсем седой, прихрамывая на левую ногу, двигался к нам. По пути он кивнул в нашу сторону пареньку лет двадцати с ППШ в руках. Я их уже ждал. Переглянувшись с Муратом, начали действовать. Когда старшина поднес к моим рукам веревку, а его напарник попытался взять меня за руки, быстрым движением выхватил из рук старшины петлю и накинул ему же на шею. Мурат в это время устранял молодого напарника. Не на смерть, конечно, свои все-таки, никто их убивать не собирался. Я быстрым движением оказался у старшины за спиной и потянул веревку, слегка придушив его. Задохнуться он не сможет, я специально не сразу затянул петлю, он успел сунуть руки. Все оставшиеся вскинули тем временем оружие. Тот, что командовал, побелел от злости:

— Суки, вы чего делаете? Вы себе приговор подписали! — орал он, а я прикидывал, кого он мне напоминает. Точно! Политрука из 235-й стрелковой дивизии, того, что меня нашел, когда я только провалился сюда. Как он на меня тогда ополчился, даже не знаю и за что.

— Не кипиши, я же тебе спокойно предлагал, представься, ты не захотел. Пожелал власть свою показать. Мы не претендуем на твою власть, делайте здесь что хотите. Мы с напарником очень устали, у нас было тяжелое задание. Вам огромное спасибо за помощь, вовремя появились.

— Ты будешь жалеть о том, что сделал!

— Спокойно, командир, или вернее будет — политрук?

У того блеснули глаза. Нехорошо блеснули, такая злость в них стояла, аж мурашки пробежали по телу. Чего он такой злой-то? Может, сам в плену побывал, а теперь отрывается, чтобы страх прикрыть да забыться? И как же мне везет-то на них.

— Я лейтенант государственной безопасности, нахожусь здесь при исполнении. Так как я в подчинении Ставки, вы обязаны представиться. Может, в звании вы и выше, но вот по должности…

— Так я и поверил, лейтенант ГБ, откуда ты тут взялся?

— Товарищ старший политрук, а может, они из Богучара пробирались? Мы ведь слышали, там бой был не слабый, — донеслось до меня, это один из бойцов отряда тихо проговорил на ухо своему командиру.

— Вот, товарищ все правильно понял, а чтобы вы смогли убедиться, товарищ старший политрук, вы шов распорите. Да, да, под ремнем! — я указал одной рукой себе на пояс.

— Посмотри! — велел политрук бойцу, что стоял ближе всех ко мне.

— Не так быстро, оружие опустите, я отпущу вашего старшину, устал он уже, наверное.

Надо отдать должное ребятам партизанского отряда, они спокойно опустили свои стволы, лишь политрук держал ТТ в вытянутой руке.

Я, обойдя старшину, быстренько снял петлю с его шеи, отметил про себя, что и Мурат отпустил своего пленного. Старшина судорожно глотал воздух, придуривается, что ли, или напугался так?

Расстегнув ремень, отогнул край штанов. Дернув посильнее, одной рукой не больно удобно, надорвал шов. Старшина смотрел на меня очень внимательно. Я вынул аккуратно тряпочку с меткой и подал старшине.

— Знаешь, что это такое? — спросил я.

— Догадываюсь, показывали как-то, — кивнул старшина. — Разведка?

— Почти, — уклончиво ответил я и продолжил: — лейтенант Новиков. Там еще сказано о содействии и помощи.

— Товарищ старший политрук, все так и есть, — обратился старшина к командиру.

— Не важно, что там у него написано. О том, что им можно в плен сдаваться, там не указано, — политрук продолжал целиться. — Старшина, я же приказал связать их, я не отменял своего приказа.

— Товарищ старший политрук, свои же? — удивился старшина и не сделал ко мне ни шагу.

— Слушайте, товарищ старший политрук, мои документы вы получили, а теперь предъявите свои. На каком основании вы решили нас задержать?

— На основании того, что ты сдался врагу, — опять затянул свою песню политрук.

Я развел руками. Нет, это не лечится.

— Ну, что ж, давайте тогда собачиться продолжать. Может, выйдет чего из этого.

— Я вас прямо здесь расстреляю и не буду ни с кем собачиться! А ты, старшина, — он повернул голову к седому, — пожалеешь, что не выполнил приказ.

— Да, старшина, жалко мне вас, если приходится с таким идиотом в роли командира служить! — в свою очередь сказал я старшине. А секундой спустя упал на колено. Этот ухарь политрук навскидку выстрелил в меня из пистолета. Так как прицелиться он не посчитал нужным, пуля пролетела, не задев меня, а следующую я уже не дал ему выпустить. Швырнув веревку, которая оставалась у меня в руках, ему в лицо, я рыбкой прыгнул в его сторону. Надо было брать дело в свои руки. Политрук от прилетевшей в него веревки отшатнулся и прозевал момент, когда я оказался рядом с ним. Пробив ему кулаком в грудь, другой рукой вцепился в руку с пистолетом. Пистолет он выронил сразу, так как дышать ему стало тяжело, и думать о другом он явно не спешил. Как ни странно, старшина оказался рядом, но помог он мне, а не своему командиру. На мой вопросительный взгляд ответил просто:

— Ваша тряпочка впечатляет, а его документов я вообще не видел.

— Это как? — спросил я, изумленно глядя на бойца. — Он что, просто представился политруком и начал вас строить?

А дело у них было вообще как в сказке. Неделю назад группа окруженцев из разбитого под Харьковом стрелкового полка встретила в лесу трех человек. Двух рядовых и этого самого политрука. Окруженцами тогда командовал командир роты, капитан Курочкин. Политрук, только появившись, начал показывать свою власть. Люди боялись расправы и были подавлены, слышали уже, как за трусость наказывают. У нас ведь нельзя ни в окружение попасть, ни в плен сдаться. Лучше с голой жопой на танки идти, это поощряется. Политрук подливал масла в огонь, проверял документы, обвинял в трусости. Причем сам никому и никогда своих не показывал. Капитан Курочкин, будучи раненным в руку, как-то странно скончался уже на вторую ночь, и политрук развернулся во всю силу. Дальше стали происходить еще более странные дела. Пробираясь из котла, люди забрели в болото, в глухом лесу было тихо, хоть песни пой. Но вдруг ночью на них вышли немцы, откуда, никто не мог знать. Когда, оторвавшись и зайдя еще глубже в топь, стали осматриваться, не обнаружили одного из бойцов политрука. Решили, что погиб во время атаки немцев. Через три дня пропал и второй, а на четвертый, когда выходили из леса, были атакованы противником. Причем каждый раз кто-нибудь, но замечал, что политрук в стычках не участвует. В итоге из ста сорока человек в живых осталось тридцать шесть. Людям нечего было есть, патронов почти не было, политрук вел и вел их на выход из болот. Они стали подозревать, что что-то не так, но боялись связываться с говнистым политруком. Тот за неделю успел расстрелять, обвиняя в трусости и паникерстве, четверых. Люди после окружения боялись всего, голодные, уставшие, они даже думать не смели о какой-то игре со стороны политрука. Когда решили напасть на егерей, политрук всячески их удерживал, но люди уже не слушали, все тупо хотели есть. Зная, что у немцев всегда есть еда и боеприпасы, они пошли в атаку. Увидев нас, конвоируемых фашистами, политрук и крикнул, только вот, похоже, не нам.

Вечером, когда я закончил с допросом политрука, обсудили дальнейшие перспективы. Мы с Муратом предложили оставшимся в живых окруженцам выходить вместе с нами. А политрук-то оказался не совсем тем, кем представился. Может, и не «Брандербург», но работал по той же схеме. Мурат побеседовал с ним всего двадцать минут, тот выложил весь расклад. Было в их группе одиннадцать рыл, по дороге, а в леса они ушли еще до взятия немцами Харькова, погибли и ушли из отряда, выполняя задание, восемь солдат. Много позже стало известно, что исчезали они не случайно. Каждого политрук отправлял к немцам с заданием. Вот их и щипали всю дорогу.

Кончать политрука мы не стали, хотя после беседы с казахом от него мало что осталось. Да и хрен с ним, выйдем к нашим, нехай с ним особисты разбираются, главное, что вообще взяли его.

По сведениям шпиона-политрука, стало известно, что таких групп, как у него, очень много. Действуют по всем фронтам, в группы собраны прибалты, поляки и даже наши, советские люди. Политрук рассказал, что многие, попавшие в плен в июне-июле сорок первого, изъявили желание служить рейху. Конечно, мы не поверили, что таких было много, но они были, куда уж без этого. Во все времена находились люди, недовольные властью, жизнью, готовые на все ради хорошей жизни. Обещать-то им такую обещали, да вот думаю, вряд ли кто из них что-то получал. Пулю скорее, это более вероятно.

Сам политрук оказался поляком, но всю жизнь прожил в Западной Белорусии, поэтому по-русски чесал лучше нас.

— Слева смотрите, там пулемет у них! — орал Мурат бойцам. Трое солдат, подхватив винтовки и взяв пару гранат каждый, устремились в небольшой овраг на левом фланге. Я лежал в редком кустарнике с биноклем и пытался руководить боем. Да, этого я совсем не умею. Только кажется так, что все очень просто, вроде вон там враг, сейчас мы его задавим. На деле все страшнее, когда рядом с тобой бойцы утыкаются в землю лицом, а ты ни хрена не понимаешь. Командовать сводным отрядом я отказался сразу. Старшина сначала не понимал, вроде я старший по званию. Я объяснил ему все как есть. Сказал, что, несмотря на звание, по общевойсковому-то я капитан, руководить могу только своей группой диверсантов. Позиционная война для меня — темный лес. Старшина оказался понятливым и главное опытным солдатом. Но и ему не приходилось особенно командовать на поле боя.

Мы уже два часа пытаемся отбить атаку фрицев, нас изрядно потрепали, но и немчуры мы накрошили немало. Рация почему-то барахлила, связаться никак не получалось, Дед непрерывно возился с аппаратом.

Немцы вышли на нас на берегу Дона. Мы уже встретились с Дедом и, отдышавшись, хотели отходить на север, как свалившаяся откуда-то группа фрицев испортила нам все планы.

Это оказались те самые погонщики, что шли за нами от самого Богучара, собачки, видимо взяли след от деревни, мы там останавливались, ну и вывели фрицев на берег. Бой случился на встречных курсах, обе стороны подготовиться не успели. Пока занимали позиции, с обеих сторон полегло прилично бойцов.

— Блин, Серега, как чувствовал, когда винтовки сбрасывали, вот бы сейчас пригодились, — Мурат, меняя магазин, матерился в полный голос.

— Знать бы, где упасть. А так, даже хорошо, что их нет, нас егеря бы кончили сразу, скорее всего.

— Может, ты и прав, но, черт возьми, как же было бы легче, — Мурату в самом начале сшибки досталось по касательной в голову. Страшного ничего нет, но и приятного мало.

Вместе с Дедом мы оставляли и боеприпасы, но их было катастрофически мало. Если бы не удалось разжиться патронами и гранатами у егерей, оставалось бы сейчас только утопиться. Патроны приходилось экономить, немчуры хоть и меньше, чем нас, но патронов, видимо, куры не клюют. Один пулеметчик, зараза, шмаляет и шмаляет, пару лент, наверное, уже высадил. Ощущение такое, что у него патронов вагон.

Мы были лишены возможности маневрировать, впрочем, как и немцы. Справа Дон, слева поле с мелким перелеском. Ни нам, ни им. Оставалось надеяться, что у них патроны кончатся. Не бесконечные же они. Я старшину попросил объяснить бойцам, чтобы берегли патроны, вроде ребята все поняли. Вон как редко стреляют, а главное целятся. Где-то справа, со стороны реки, простучала длиннющая, на расплав ствола, очередь.

— Мурат, это кто там так веселится? — я смотрел в бинокль, но ни фига не видел. К воде берег уходил вниз, теоретически там можно было пройти, но там у нас пятеро бойцов сидят.

— Вроде не наши, парни ближе сидят.

— Командир, есть связь, — протянул мне трубку радостно ощерившийся Дед.

— «Новик»? Это «Отец»! — услышал я знакомый голос. — Как у вас там?

— Да чего-то жарковато, может, пожарных вызовите? — ответил я. Пожарными мы окрестили реактивные установки «Катюша», и сейчас я выпрашивал их помощи.

— Вам не достанется? Я с того берега наблюдаю, расстояние между вами больно уж мало.

— Попробую оторваться, работайте на двести севернее и на сто вглубь.

— Двигайте через две минуты, все почти готово. Как понял меня?

— Понял отлично, через две минуты уходим, конец связи, — я отдал трубку Деду и велел готовиться к бегу. Подозвав старшину, приказал предупредить бойцов.

— Хорошо, что не разбрелись, времени-то хватит? — с сомнением в голосе спросил старшина.

— Действуй, старшина, если жить хочешь, бегом, — несколько грубо ответил я.

Одновременно с залпом «Катюш» с того берега отошли плоты и пара лодок. Мы успели отойти, хотя риск был огромный. Разброс у «эрэсов» уж больно большой. Иногда казалось все, это наш летит, но проносило. Хотя после первых разрывов меня самого чуть не пронесло. До этого ни разу не слышал так близко «сталинский орган» — звук, я скажу, жуткий. Такой вой стоял, слышать нормально мы стали только на следующий день.

Не знаю, всех ли немцев покрошили на берегу, но снарядов упало десятка два, перепахали знатно. Стрельба прекратилась, проверять мы решили не ходить. Когда подошли плоты, оставили прикрытие, четверых бойцов с двумя пулеметами, и стали грузиться. Пулеметы нам прислали с того берега, я даже не просил, видимо, Петрович сам догадался, что с патронами у нас беда. Когда плоты были уже на середине реки, последние из прикрытия уселись в лодку и отчалили. Никто в нас не стрелял, то ли некому, то ли плюнули, все равно мы ушли. А когда мы уже подходили к нашему берегу, то «Катюшы» ударили еще раз. Не завидую я фрицам, если кто живой имелся, дураком останется на всю жизнь.

Истомин встретил нас как своих детей. Крепко обняв, пожал руки и повел в штаб. Отдохнуть нам не дали, Истомин решил ехать в Калач, в штаб фронта. Только спросил, выполнили мы задание или нет. Ответил просто — да. Подробности мы позже изложили в письменном виде. Кстати, Петровичу очень понравился «политрук», пел он хорошо, Мурат его разговорил на всю оставшуюся жизнь. На пару дней точнее, вряд ли протянет дольше.

Когда прибыли в Калач, я удивленно смотрел по сторонам, вот это силища. Вокруг города в самом Калаче наших войск было столько, что невольно взяла гордость. Эвон как Сталин разогнался, уж не все ли войска с Дальнего Востока перевел?

Кругом стояли танки и продолжали прибывать новые. Сталинград гнал их в огромных количествах. «Тридцать четверки» в основном, СУ-85, какие-то еще танки с кучей башен, двадцать восьмые, что ли? Я уж думал, их вообще не осталось. Народу — как грязи. Хотя Истомин сказал, что это только часть, фронт сильно растянут — от Воронежа до Сталинграда. Наверное, здесь контрудар готовят, подумал я.

— Серега, так как ты думаешь, Зимин с ребятами вылез?

Мы с Истоминым три часа подряд вели беседу в маленькой комнатушке. В штабе мы не задержались, Петрович увез нас на окраину. Оказалось, он квартировал тут у местных. Деревянный крепкий дом стоял на краю города.

— Товарищ старший майор, — я пожал плечами, — не знаю. Фрицев там много, переправу они, видимо, рванули, слышно было, а вот смогли ли уйти?

Нам дали сначала время на приведение себя в должный вид, а затем начался допрос. В смысле писали отчеты, отвечали на вопросы старшего майора ГБ. После ужина, встретился с Истоминым в штабе. Вот где рассадник командующих, со всех армий, что ли, собрались? Даже обратился к Истомину, напомнив ему о тех, кто не так давно собирался такой же оравой генералов, на той стороне Дона, и что из этого вышло. Истомин, кажется, проникся, через два часа все совещания закончились, и командиры полков, дивизий и армий разъехались по своим частям.

Удалось встретиться с генерал-лейтенантом Рокоссовским. Константин Константинович оказался прямой противоположностью Жукова. Спокойный, с открытым взглядом, он казался невозмутимым великаном. Говорили с ним недолго, но для себя я понял, это очень умный человек.

Видел и Катукова, и Лизюкова, генерала армии Ватутина и генерал-лейтенанта Колпакчи, многие легендарные личности были собраны на этом фронте. Удивился я, увидев именно Лизюкова, тот оказался вполне себе живехонек. То ли в этом варианте сил у него было больше, то ли танки крепче, а может, сыграло то, что заранее было известно о направлении немецкого удара. В моем-то времени от Гота ожидали движения через Воронеж дальше на восток, вот и не были готовы к тому, что немцы займут плацдарм под Воронежем и большими силами противотанковой артиллерии встретят нашу пятую армию Лизюкова. Кто не понравился сразу, так это Гордов, такого «пиджака» еще поискать. Он и Голиков как-то выделялись среди всех, держались отстраненно, надменно. Даже высокие чины в виде членов Военного совета и то были проще. А, хрен с ними, детей не крестить в их компании.

— Не может быть! Это где? — Истомин кричал в трубку телефона уже несколько минут, я стоял рядом, боясь пошевельнуться. Просто рядом были и другие командиры, приходилось вести себя четко по уставу.

— Новиков! — прозвучал голос Петровича.

— Здесь, товарищ старший майор госбезопасности, — на мой спич Петрович только щекой дернул.

— Пятью километрами южнее реки Богучарка разведгруппой был захвачен одиночный автомобиль. Он двигался прямо к Дону по проселку. В нем двое связанных фрицев и четверо наших. Документов нет, но старший из этой четверки заявил, что они из группы «Новика». Твои? — Истомин выпалил все это в одну секунду, а я кивал головой и тихо матерился. Как их вытаскивать оттуда?

— Думаю, они и есть, разрешите выполнять? — я козырнул.

— Там есть, кому выполнять, какого хрена они вообще там делают? Задание какое было?

— Товарищ старший майор госбезопасности, группа действовала исходя из обстоятельств. Да, мы отошли от первоначального плана, того требовала ситуация. Готов ответить за все нарушения. Но давайте все-таки вытащим парней, а потом разберемся во всем том, что случилось.

— Я без тебя решу, как и что делать. Лейтенант Новиков, — сказал Петрович после небольшой паузы, серьезным голосом, в котором прозвучала сталь, — сдайте оружие.

Признаться, я охренел. Вот просто стоял и хлопал глазами, Истомин что, с дуба рухнул, что ли? Находящиеся в комнате люди внимательно смотрели за тем, что происходит. Ко мне тем временем подошли два солдата энкавэдэшника и, забрав у меня ремень с кобурой, отконвоировали в камеру. Она находилась в подвале этого же здания.

Сидя на нарах, я думал о происшедшем уже четвертый час. Да, виноват, мы должны были уйти тихо. Но кто знал, что наш источник попадется и на нас устроят охоту. Главное в задании было устранение Паулюса, но он ушел, ребята попытались его перехватить. Если бы они не ушли на переправу, то задание все равно осталось бы невыполненным. Ни хрена не понимаю, башка сейчас треснет уже.

Разбудили меня поздно ночью, или уже утром, смотря как глядеть. Пришел сержант энкавэдэшник, сказал «на выход». Меня привели в кабинет на втором этаже. Кроме Истомина присутствовал еще какой-то фрукт из ГБ, ну в очень большом звании. Честно, сначала чуть не обделался. Думаю, ну вот и все, сейчас приговор прочитают и шлепнут где-нибудь во дворе. Оказалось, все немного легче.

— Лейтенант Новиков, прибыли ваши бойцы, сейчас станет ясно, что тебе грозит, — вот так встретил меня Истомин. Ненавижу, когда он на «вы» начинает, а потом соскакивает на «ты». Меня аж корежит от этого. Стоял и тупо смотрел перед собой, слушая и делая виноватое лицо. Сзади открылась дверь.

— Прибыли, товарищ старший майор.

— Давай их сюда! — грозно проговорил Истомин. Второй персонаж никак не реагировал на происходящее. Я, кстати, все же узнал его, Меркулов это, первый заместитель Берии.

— Товарищ комиссар госбезопасности второго ранга, разрешите обратиться к товарищу старшему майору? — послышался за спиной такой знакомый голос.

— Разрешаю, а почему один, вас вроде больше должно быть? — ответил Меркулов.

— Товарищ комиссар госбезопасности второго ранга, ранены остальные, им оказывают помощь. Врачи оставили их внизу, ждут транспорт для перевозки в госпиталь, — выдохнув, ответил Зимин.

— Сильно потрепало?

— Нормально, крови только потеряли прилично.

— Докладывайте!

— Товарищ старший майор, часть группы лейтенанта ГБ Новикова, получив приказ на перехват генерал-полковника Паулюса, вернулась. Задание выполнено, в результате действий группы генерал-полковник Паулюс взят в плен, вместе с ним был захвачен его адъютант. При них обнаружено множество документов под грифом «СС».

— Что??? — изумленно вытаращили глаза оба «безопасника».

— Так точно, пленные ждут в соседнем кабинете, их туда проводили.

Сказать, что Истомин с Меркуловым вылетели из кабинета, не сказать ничего. Зато я наконец обернулся к другу, и мы обнялись. Только Саня поморщился, когда я его сжимал в объятиях.

— Серег, тихо, мне тут по ребрам немного досталось.

— Ты ранен, что ли, хрен ли молчишь, пойдем скорее, — я шагнул к двери.

— Да все нормально, в рукопашке прикладом получил, фигня, может, треснуло пару ребер просто. Заживет.

— Саня, как вы умудрились так выступить? И когда это я приказал тебе Паулюса в плен взять? — прищурил глаз.

Что ни говори, а парни меня, похоже, из самой задницы вытащили.

— Тогда же, когда отправлял за ним на переправу, — Зимин улыбнулся.

— Сань, ну вы и черти. Ты хоть знаешь, чего ты учудил? Как вы хоть вышли-то с ним?

— Рассказать, не поверишь! Мы ведь выскочили на мост за минуту до немцев. Знаешь, что было самое смешное?

— Ну? — Я нетерпеливо жаждал продолжения.

— Мы на ту сторону метнулись, постреляли, конечно, из «тихих» все отлично вышло. Этот генерал чертов, не дождавшись своих телохранителей, в лице танка и БТРов, переправился к нам, где мы его и взяли с удовольствием. Мост рванули, благо разведчики в него много напихали, смотрим, а на той стороне суета. Солдаты, техника и не стреляет никто. Удивляться не пришлось, у нас ведь их командующий. Мы его в машину, сами туда же и газу, напрямик к Дону. Пытались перехватить, конечно, постреляли хорошо, видишь, даже до рукопашной дошло. Но все получилось, главное на своих наскочили, если бы не разведка, там бы и остались.

— Ну, вы даете, как парни-то?

— У новенького, Иванов который, пуля где-то в брюхе. Тяжелый он, Вано осколком в башню зарядило, не очень сильно, но контузия есть. Телохран твой с дырявой ногой и тоже контужен. Они у моста прикрывали, снаряд рванул рядом.

— Ты же говорил, что не стреляли по вам, — удивленно заметил я.

— Так мы уехали с фрицами, они прикрывать остались. Там мотоцикл был, они, постреляв немного, на нем и уехали, потом нас догнали и свалились с него.

— Даже сказать не знаю чего. Во, как, — я чесал голову и размышлял. Ну надо же, вот это фарт.

— Командир, а ты чего как арестант? — оглядев мою тушку, Саня удивился.

— Так я и есть арестант. Вчера вечером, когда объявили, что вас разведка спеленала, меня и засадили. Толком не понял, но вроде как хотят обвинить в невыполнении приказа или еще в чем, причем засадил сам Петрович, вот и думаю, насколько серьезно это?

— Ну, я думаю, обойдется. Сейчас они там с этим «гансом» поговорят, охренеют от документов — и все устаканится.

— Как раз не с «гансом», а самым настоящим «фрицом»! Фридрих он, Паулюс в смысле.

— А и черт с ним! Какая на хрен разница, — Зимин махнул рукой.

— Как он, сильно артачился? — спросил я.

— Ну, порыпался вначале, но когда отъехали от переправы, видимо, понял, что надежды на спасение почти нет. Адъютант прыткий больно, но по голове получил и всю дорогу проспал. Генерал лишь заявил про конвенцию, требовал должного обращения.

— Чего там за документы, важное что-нибудь есть?

— Слушай, я глянул мельком, какие-то директивы, планы, карты, до хрена всего. Целый чемодан.

— Ну, Санек, крутите дырочки. Явно отблагодарят.

— Тебя-то отпустили, или как?

— Вызвали сюда, сейчас сам видишь.

Открылась дверь, и в нее ураганом влетел Истомин. Жарко тряся нам руки и что-то быстро говоря, он стал обнимать обоих по очереди.

— Вы даже не представляете, что вы сделали. Там все планы немцев на летнюю кампанию, нам это здорово поможет. Василевский просто в шоке. Серега, чего ж ты сразу не сказал про парней. А то поехали они переправу взрывать, а про Паулюса ни слова.

— Зачем раньше времени хвастаться, — решил подыграть я. Зимин заявил, что это я их отправил, специально. Пусть так и будет. — Я ведь и, правда, не знал, смогут они его убрать или захватить.

Истомин, Меркулов и еще парочка генералов, прихватив Паулюса, с утра умчались на аэродром, а оттуда в столицу, в генштаб. Нас отправили в госпиталь — подальше от линии фронта. Мы с Муратом хоть и целые были, но командиры посчитали нужным дать нам хороший отдых. Ну, мы и поехали, как оказалось позже, в Сталинград. Удалось увидеть своими глазами город, который в моем времени немцы раскатали в щебенку. Сейчас он был очень красив. Большое количество старых, деревянных домов соседствовали с новыми постройками из кирпича. Город цвел, и война пока не сильно ощущалась. Прогулялись до универмага и вокзала, прошли по площади Павших Борцов. Специально сходили на берег, я показал Зимину, он ведь в курсе, откуда я, где погибнет куча народу, если все пойдет так же, как и в моей истории. Зимин впечатлился, особенно тогда, когда я показал, где будут стоять немецкие пулеметы и откуда будут подниматься наши солдаты. Только бы этого не случилось. В свое время смотрел об этой бойне кучу фильмов, даже пару немецких — и художественных, и документальных. В чем они были похожи, так это в том, что отлично показали, какой здесь был кошмар. Рассказал об одной винтовке на двоих, о заградительных отрядах, которые отстреливали повернувших назад. Зимин слушал и мрачнел на глазах.

— Неужели после такого мы смогли их победить? — только и проронил он.

— Не только победили, но и раскатали их в такой блин, что выжившие запомнили на всю жизнь.

— Ну, теперь-то, я думаю, такого не случится. Ты ведь предупредил, сделать удалось многое. Войск вон сколько накопили, техники опять же…

— Сань, я ведь и про Харьков рассказывал, а вон как вышло… Немцы не дураки и силы у них — немеряно.

Через неделю за нами приехали. Оставив тяжелых лечиться, нас четверых — Деда, Зимина, Мурата и меня — отвезли на аэродром в питомнике. Оттуда на ЛИ-2 мы отчалили в Москву. Пока поднимались на высоту, успел разглядеть вдалеке в степях дымы. С высоты кажется, совсем близко. Прет Гитлер, прет. Посмотрим, удастся новому командованию повторить успехи Гота и Паулюса. Теперь не будет Адольф раздергивать группировку, наверняка попрет всем «кагалом». Пока летели, успели переговорить обо всем. Ребята волновались, прикидывали, зачем нас вызвали, но гадать быстро надоело.

Приземлились мягко, в Москве был уже вечер. На аэродроме нас ждали сразу две машины. В сопровождении сотрудников НКВД мы прибыли в Кремль. Однако там шло какое-то совещание, поэтому нас развернули. Получив разрешение на прогулку и обещав явиться к восьми утра, мы с парнями двинули в город. Москва здорово изменилась, я не был здесь почти год. Люди выглядели по-другому. У женщин был заметен легкий макияж, подкрашенные губки выглядели так мирно, что можно было на минуту забыть о войне. Мужчины попадались реже, видимо, большинство трудится. В глазах людей не было того страха, какой отражался в них в сентябре сорок первого. Скорее, присутствовала надежда.

Лето выдалось знатным. Москва сорок второго года еще не была опутана дорогами, развязками и домами нелепой конфигурации, кругом была зелень, и это очень приятно. Мы прогулялись по набережной Москвы-реки, по Красной площади. Я все искал отличия, и они были разительны. Что нравилось больше всего — отсутствие рекламы. А как же интересно смотреть вокруг, когда знаешь, как это будет выглядеть через 60–70 лет. А может, и не так будет, даже, скорее всего не так.

Ночевали мы опять у Алевтины Игоревны. Она встретила нас с радостью, обрадовалась, все расспрашивала, как на фронте. А мы, наоборот, хотели знать, как сейчас стало в тылу. Хозяйка рассказала, что с продовольствием стало лучше, немного прижали частников за формирование цен. А то уж больно распоясались. Нормы по карточкам увеличили, жить стало легче.

С утра за нами прибыла машина. Ехать-то нужно было в Кремль, а не на Лубянку, где мы и так были. Ребята были очень удивлены приглашением. Принял нас сам вождь. Сначала долго стоял возле нас, как бы любуясь, уж больно вид у него был любезный. Затем разрешил сесть, а сам бросился в забег по кабинету. Мы только успевали крутить головами. Сталин долго говорил о важности проделанной нами работы, хвалил за доблесть и отвагу. Зимину пожал руку с искренней благодарностью в желтых глазах.

Надо признаться, Иосиф Виссарионович удивил меня своим внешним видом. Когда я был у него в прошлом году, он показался мне стареньким, увядающим человеком. Сейчас же перед нами стоял победитель, на лице которого лежала печать спокойствия. Конечно, успокаиваться было еще рано, Гитлер того и гляди дойдет до города, носящего грозное имя вождя, но все же успехи были, и немалые.

Пообещав достойно наградить за отличную службу всю группу, вождь отпустил нас. В приемной нам выдали отпускные свидетельства, сроком на неделю. Для отдыха и восстановления после ранений. На неделю, наверное, потому, что ранений у нас четверых не было. У Сани Зимина с ребрами тоже обошлось. Оказался обычный ушиб, правда, синяк был во всю грудь. Видимо, фриц серьезно постарался приложить его прикладом. Дырку, наверное, хотел пробить.

Однако развлекаться нам не дали. Уже на следующий день на квартиру к Алевтине приехали «мальчики» Судоплатова. «Мальчики» были как на подбор. Рост примерно метр восемьдесят, в плечах чуть поменьше. Про таких еще говорят — поперек себя шире. Когда они возникли на пороге, мы даже переглянулись, думали арестовывать пришли.

Павел Анатольевич встретил нас радушно, но эмоции тщательно скрывал. Видно было по лицу, что он хочет обнять всех и каждого, но сдерживается. Такой он человек, насколько я успел его узнать, не любит демонстрировать свое отношение к людям. Вызвал он вот зачем. Школы, наподобие той, в которой тренировались мы с ребятами еще Куйбышеве, нуждались в опытных преподавателях. На мой вопрос, какие из нас учителя, Судоплатов ответил просто:

— Если уж вы не учителя, то те, кто тренирует наших волчат сейчас, — вообще дети! Такую операцию провернуть, надо постараться, — восторженно говорил он. А я подумал: знал бы ты товарищ Судоплатов, что нам всего лишь повезло. Но вслух я сказал другое:

— Павел Анатольевич, а кто придумал, а главное продумал все эту операцию, мы?

— Все наши задумки рассыпались, когда разведчики вступили в бой. Они должны были тихо страховать вашу группу.

— Вы же знаете, почему их вычислили, источник ведь попался. Ребят уже ждали, когда они еще об этом и думать не могли.

— Да, по словам плененного генерала Паулюса, наш информатор попался. С ним работало Гестапо, вот так и вышло. Хорошо еще он знал только то, что должна прибыть группа для захвата языка и документов. Ничего про снайперскую засаду он и не предполагал. Кстати, хоть операция пошла не совсем так, как задумывалась, надо признать, что вы, — Судоплатов указал на нас с Муратом, — выступили хорошо. Вы там положили почти весь генералитет двух армейских групп. По словам того же Паулюса, Гитлер, конечно же, подыщет им замену, но вот равноценную ли?

В школу диверсантов мы поехали на следующее утро. Провели беседу среди учеников. Павел Анатольевич специально устроил все так, чтобы будущие диверсы могли поговорить с бойцами такой успешной группы. Ребята сначала немного стеснялись, но после моего предложения говорить как есть засыпали нас вопросами. В основном отдувался Зимин, его, как захватчика такой шишки, просто разрывали на части. Вопросы сыпались один за другим, Саня стоически держался. Интерес к работе Зимина был вполне понятен. Мы-то с казахом чего, пришли, стрельнули, ушли. Из такого оружия работать — одно удовольствие. Захват же командующего шестой танковой был на фоне наших пострелушек чем-то фантастическим. В школе мы пробыли весь день, вернулись уже затемно. Да, нас с Муратом попросили рассказать, как мы выбирали и распределяли цели в такой массе людей. На что мы спокойно ответили, что выбирать-то было не надо. Просто смахнули всех подряд, как крошки со стола, всех, кого успели.

Следующий день начался с телефонного звонка. Алевтина Игоревна сняла трубку и спустя пару секунд пригласила меня к телефону.

— Серега, слушай приказ, — услышал я в эбонитовой трубке голос Истомина.

— Слушаю, товарищ старший майор госбезопасности, — бодро отчеканил я.

— Вам сейчас привезут новую форму. Привести ее в порядок, подогнать, прицепить награды и знаки различия. В одиннадцать часов за вами прибудет машина. Будьте готовы, — повесил трубку Истомин, не дав мне и слова вставить.

Форма новая была ужасна. Пролежав где-то на складах, наверное, не один год, она была измята так, как будто ее корова жевала. Ее, правда, изменили немного, воротник-стойка смотрелся куда как веселее. Ситуацию помогла исправить наша хозяйка. Почистив и выгладив все четыре комплекта, она с видимым удовольствием наблюдала, как мы прикручиваем ордена и медали, прикалываем звезды к петлицам.

— Какие вы, ребята, красивые! — восхищенно всплеснула руками она. — Хоть в ЗАГС иди.

Да и понятно, почему — молодые, подтянутые офицеры с орденами и медалями, смотрелись мы здорово. Хотя если честно, то хотелось добраться до Кремля незаметно. Стыдно было по отношению к людям, которые сейчас в грязи окопов добывают победу. В грязных обрывках того, что когда-то было формой, в истоптанных сапогах, а не в начищенных до зеркального блеска, как мы. Немного облегчил самотерзание приехавший Истомин.

— Серег, да, на фронте очень тяжело. Да, люди из кожи лезут и не имеют ни одной награды. Но ваша группа внесла такой вклад в общее дело, что не оценить его было бы совсем неправильно. Своей работой вы облегчаете жизнь тем же солдатам в окопах. Сколько нужно времени и денег на подготовку одного солдата?

— Не знаю, — смущенно ответил я и пробубнил чуть слышно, — и тут деньги…

— Конечно, и не малые. Так вот, обучить, вырастить генерала, дать ему возможность набраться опыта стоит намного больше. А один генерал может угробить тысячи солдат. Вот и посчитай, какой вклад вы вносите, разве малый?

Вопрос этот остался без ответа. Мы с парнями сидели надувшись, обдумывали сказанные слова. Конечно, где-то так и есть, но на душе все равно кошки скребут. А Петрович продолжил:

— Знаешь, какой результат мы получили, благодаря этому делу?

— Нет, откуда? Сам хотел спросить.

— Так вот, место Вейхса занял Манштейн, повезло ему, что его там не было. Пока он вникнет во все дела, пока подберет команду, пройдет время. Немцы сейчас ведут переформирование. Наступление на Сталинград все-таки состоится, но вот время мы уже выиграли. Уже через неделю там, где у нас была армия, будет две, вместо сотни танков, опять же будет две. Понял?

— Хорошо бы, чтоб удалось подготовиться. Так значит, немцам дадут втянуться?

— Видишь ли, не получится их в степях остановить. Ты же видел, что по нашу сторону Дона? Не растянешь же войска на сотни километров, что это за оборона будет? В город постараемся не пустить, но до него они, к сожалению, все равно дойдут. Сил у них…

— Планы генштаба нам, конечно, не расскажут, но все-таки угроза с юга миновала?

— Почти, в Крыму немцам так вломили, бегут как мыши. Ладно, потом расскажу больше, прибыли уже.

На входе в Кремль нас чуть не уложили мордами в землю. Вот привычки-то у наших. Приперлись с оружием в такое место, ведь даже не екнуло ничего, когда прицепляли пистолеты к поясу. Разобравшись в ситуации и забрав у нас оружие, охрана пропустила нас внутрь. Истомин дал транды за забывчивость, хотя признал позже, что сам недоглядел. Петрович в новой, генеральской форме выглядел великолепно. Но не так как мы, конечно, это я типа шучу.

Во дворце съездов народу было столько, что от сверкания наград рябило в глазах. Кого тут только не было. Летчики, от лейтенанта до генерала, танкисты в тех же званиях. Как всегда, мало было только простых рабочих войны — пехотинцев. Но все-таки были представлены и они.

Награждение прошло как-то незаметно, я все время изучал лица находящихся здесь людей. Многих я видел на портретах, некоторых вообще никогда.

Наградной дождь был щедрым. Дед получил новенький, только недавно введенный «Орден Отечественной Войны» второй степени. Вообще, появилось много новых орденов и медалей. Иванова Костю наградили «Орденом Красной Звезды» и присвоили «сержанта». Вано и Толяну досталась, как и деду, «Отечественная война», в той же второй ипостаси. Ордена раненым забрал Истомин, с целью вручить при встрече. Мы с Муратом за выполнение особого задания Ставки получили по «Александру Невскому». Мурата, кстати, подняли до мамлея. А затем я охренел, Сане Зимину и мне вдобавок вручили по «Красному Знамени». Сане — за добычу особо важных сведений, а мне как командиру группы — за проявленную смекалку и выучку, за грамотное управление группой в чрезвычайной ситуации. Самому же старшему майору ГБ Истомину перепало покруче, ему повесили на грудь «Орден Суворова», правда, второй степени. Да, щедро нас одарили, у меня второй «Орден Красного Знамени» уже, о как! После небольшого банкета Истомин объяснил, что мы имеем право на недельный отпуск. Пользуясь, случаем, мы дружно запросились в Сталинград. Там были наши товарищи, да и сам Петрович должен был отправиться именно туда. Правда, он напомнил мне, что у меня вообще-то семья в Ленинграде.

— Совесть-то есть? Тебя девчонки заждались, а он все туда же, на войну скорее, — с упреком поглядев на меня, сказал Петрович.

Вот это мне фриц врезал, ведь совсем памяти нет. У меня же там Светланка с дочками.

— Есть навестить семью! Извините, товарищ старший майор, — я смущенно потупился.

— Извините, — ехидно повторил Истомин, — чего, голова от наград закружилась?

— Никак нет, — уже бодрее ответил я и, повернувшись к друзьям, спросил:

— Ребят, в Ленинград?

Остальные ребята на удивление попросились с нами. С нами, потому что Истомин тоже ехал домой. И мы всем табором, уже через два часа, загрузились в ЛИ-2.

— Вот тебе и отдохнули! — я недовольно фыркнул и отправил окурок в полет.

— Служба! — загадочно заявил Петрович.

— Но нам ведь семь дней дали? — продолжал я.

— Серег, ты как маленький прям. Партия сказала — НАДО! Что солдат ответил?

— Есть! — угрюмо проворчал я. Парни только тихо посмеялись.

С отпуска нас выдернули уже на третий день. В восемь утра в квартире Петровича зазвонил телефон. Приказ срочно вылетать в Сталинград. Когда Истомин разбудил меня в половине девятого, я даже не подозревал такой «каки». Девчонки не хотели меня отпускать, а супруга вообще, кажется, записала Петровича в личные враги.

Случилось там и, правда, хреновое. Обалдевшие от потери генералитета фрицы не двигались с места, но совершили очень удачный диверсионный выпад на наш штаб фронта. Чудом повезло Константину Константиновичу, но вот хороший друг и начштаба генерал-майор Малинин Михаил Сергеевич погиб. Был также убит генерал-лейтенант Гордов. Генерал-майору Лизюкову, видимо, на роду написано умереть в сорок втором. Жаль, толковый был генерал. Госпиталь также пополнил и Николай Федорович Ватутин, у него пулевое ранение в грудь, навылет. Василевский накануне спешно вылетел в Ставку, и его сия «милость» обошла стороной. Фрицы пошли по нашим стопам, быстро тему просекли. Верховный в Москве рвал и метал, требовал найти этих сук и порвать. Мы сначала не поняли, кого и где искать, но Петрович объяснил:

— Каждый день происходят обстрелы. Видимо, у немцев группа, аналогичная вашей, но не ушла, а продолжает работать. Отстреливают всех подряд, когда не удается убрать кого-то из командиров. В основном, конечно, офицерский состав. Ума не приложу, как им удается передвигаться незамеченными по городу. А главное, в Рокоссовского стреляли и во второй раз, уже в госпитале, через окно. Убили одного из докторов, он случайно встал на пути пули.

— Из чего работают, известно? — задал я вопрос, на мой взгляд, важный.

— Вот! Вопрос по существу. Судя по пулям, у троих оставались в теле, обычный немецкий калибр. Да, ты правильно понял, — Истомин, угадывая мои мысли, кивнул головой, — нет у них крупного ничего. Ну, или, по крайней мере, там работают из обычных карабинов.

— А пули не похожи? — это уже Мурат.

— И тут угадали. Две из трех выпущены из одного ствола, это точно.

— Значит, пара работает? — вставил свои пять копеек Зимин, весь разговор молчавший.

— Эксперты утверждают именно так, они там еще по картине попаданий как-то это вычислили. У них снайпер классный есть, старшина Самсонов, тот им во многом помог. Сам этот боец два дня пытается выследить этих субчиков. Почему остановились на одной группе? Видимо, потому, что нападения идут всегда из одного места.

— Чего, в одном доме все время сидят? — офигев и не веря, спросил я.

— Да нет, просто одновременно в разных местах ни разу ничего не было.

— А-а-а! А я уж подумал, что у нас контрики там вообще мышей не ловят.

— Работа там идет огромная. Немцы эти, видимо, смертники или асы, или я ничего не понимаю. Может, у них цель именно Рокоссовский?

— Его хорошо охраняют? — подал голос Зимин.

— Тут вот какое дело, — слегка замялся Истомин, — Константин Константинович ранен, но остался в городе. Заявил, что если его увезут, то немцы получат именно то, чего и добивались. Устранения командующего.

— Ясно, правильно, конечно, с его стороны. Насколько серьезно ранен? — поинтересовался я.

— Слепое, в левое плечо, сложность в том, что он только недавно из госпиталя. Полностью сил еще не набрался. Но, несмотря на это, врачи говорят, что поправится. Операцию сделали, чувствует себя хорошо. Даже сознания не терял. Иосиф Виссарионович послал к нему врачей из Москвы, уход у него будет что надо, — продекламировал Петрович.

— Слава богу, нельзя нам терять таких людей. Может, вообще зря мы придумали эту игру с отстрелом?

— Во-первых, что сделано, то сделано. Во-вторых, мы получили то, что нам было необходимо, а в-третьих…

— А в-третьих, то же, что и во-первых, — перебил я Истомина.

— Совершенно верно, — не обращая внимания на нарушение субординации, сказал Истомин.

Вылетели мы только через четыре часа. Попросив парней погулять немного, да, вот так некрасиво я поступил, стал прощаться со Светланкой. Получилось два раза. Потом были слезы, просьбы не лезть под пули, мои заверения в том, что буду осторожен.

Самолет летел долго. Сначала нас атаковала пара залетных «мессеров», и мы здорово отклонились от курса. Наши сопровождающие довольно быстро их сковырнули, но наш пилот увел машину глубоко на восток. Потом была посадка в Москве, прямо на аэродроме, нам привезли кучу барахла. В смысле — снаряжение для нас, новые стволы, патроны, даже броники. В придачу погрузили трех докторов, двух мужиков, лет по пятьдесят, и одну хорошенькую женщину, возраст я определить затрудняюсь. Их в медицинские по внешности, что ли, отбирают?

Пока самолет заправляли, мы с ребятами переоделись и стали разбирать тюки с оружием. Оптические прицелы были упакованы в прочные жесткие кофры. Броники получились, зашибись, одев один, я даже попрыгал свободно. Ничего не тянет, не трет, красота! Хотя на фига они нам?

Петрович одернул:

— Это для комсостава фронта, губу-то не раскатывайте.

— Да нам они и на фиг не уперлись! — дерзко ответил я. И, правда, как мы будем в них по городу ползать.

Задачка была еще та. Как в огромном, по здешним меркам, городе отыскать двух, ну может трех, человек, которые очень не хотят, чтобы их нашли. Мурат кое-что придумал, когда сядем, попробуем обсудить с Истоминым.

— А ну, попу прижми! Если не хочешь, чтобы тебе в нее пулю закатали, — сказала куча мусора, рядом с которой я лежал. Я чуть не сделал наоборот. То есть я так вздрогнул от неожиданности, что чуть не подпрыгнул.

— Лежи тихо, я его уже три дня пасу. Не хватало еще, чтобы он меня убрал.

Я опять вздрогнул, пристально вглядываясь. Никак не мог рассмотреть, откуда исходит голос.

— Видишь чего? — решил спросить я, хотя и знал, что нельзя разговаривать на позиции.

— Пока нет, но думаю, что на «два часа» неплохая позиция, — приглядевшись, не смог ничего разглядеть. Деревьев было не много, но разглядеть замаскированного врага не удавалось.

— Не суетись, вдруг он, — сказал тот, кто скрывался в куче мусора.

— Почему ты думаешь, что там кто-то есть? — с сомнением в голосе спросил я.

— Если бы фрицы сделали дело, тут уже шумиху бы подняли. Хотя если тебя заметил, то может, и свалил уже. — До меня долетел смешок.

Вот так я познакомился с отличным снайпером, старшиной Степаном Самсоновым. В город Сталина мы прибыли поздно вечером. Полночи провели за планами и картой города. В итоге родился план по проведению провокации, с целью выманить стрелка. Дольше всего обсуждали, кто будет играть роль командующего фронтом. Истомин меня убил своим решением заменить Константина Константиновича. План был очень опасен, так как снайпер у фрицев был далеко не лох.

Все должно было произойти в Питомнике, на аэродроме, во время посадки раненого командующего в самолет. Слабость затеи заключалась в том, что если фрицы нанесут удар во время поездки, крыть нам будет нечем. Однако обошлось, весь путь до взлетной полосы прошел тихо. Мы с Муратом были одной из групп снайперов, занявших позицию возле аэродрома. Еще ранним утром, едва поспав несколько часов, мы убыли выбирать место и маскироваться. Казах подобрал такой ракурс, что мы были с фланга по отношению к самолету. Позиция была неудобна тем, что можно было просто не заметить вспышки от выстрела. То, что он будет, мы не сомневались. Санитары, которые понесут носилки, должны замешкаться у самолета и дать возможность стрелку обнаружить себя. Риск был просто огромным. Мы могли с легкостью потерять Петровича, причем навсегда. Когда я ему об этом сказал, он ответил в своем репертуаре:

— Вот ты и сделай так, чтобы я остался жив.

— Ну, я и сделал.

Лежащего на носилках Петровича укрыли сразу тремя «брониками». Судя по предыдущим стрельбам немецких снайперов, оружие у них стандартное, то есть винтовка Маузера с оптикой. Пуля из такой винтовки, прошьет броник легко, вся надежда была на то, что их несколько. Четыре бойца должны будут закрывать собой голову и ноги старшего майора ГБ, у немца будет возможность стрелять только в тело. Надеюсь, он промахнется.

— Товарищ Самсонов? — тихо осведомился я.

— Ну, я Самсонов. А ты что за хрен с горы? — грубо, но так же тихо ответили мне из кучи хлама.

— Лейтенант госбезопасности Новиков. Просто не ожидал, что кто-то еще выберет это место.

— Виноват, товарищ лейтенант. Только ведь это самое неудобное место. Фриц сюда и смотреть не будет, у него другая цель.

— А мы его сможем вовремя засечь? — спросил я с надеждой.

— По крайней мере, услышим, уж это точно, — серьезно ответил старшина.

Мы наблюдали картину по эвакуации раненого одним глазом. Второй все время пытался разглядеть хоть что-нибудь необычное. В плечо что-то уткнулось.

— Мурат, ты? — не отрываясь от оптики, спросил я.

— Командир, смотри туда, куда тебе снайпер сказал, кажется, что-то есть, но далеко, больше километра, — Мурат был с мощным биноклем, лежал рядом и рассматривал окрестности. Я последовал совету и чуть довернул ствол винтовки в ту сторону. Надо отметить, что в этот раз нам выдали уже знакомый мне «Баррет», ну, то есть ВСК, конечно, просто похож здорово. Новый, модифицированный, полностью автоматический с магазином на пять патронов. Этого вполне будет достаточно, тут, как и всегда, впрочем, будет всего пара выстрелов. Я так надеюсь.

— Тысяча сто примерно, — Мурат давал поправки.

— Ты имеешь в виду то здание, с плоской крышей? — я вглядывался, ища цель.

— Точно. Смотри, угол крыши чуть неровный, он лежит там, накрылся только чем-то.

— Маскировочка у них что надо, — услышал я вновь голос Степана. — Если там стрелок, мне не достать.

— Ну, так и мы не с пустыми руками, — со значением заявил я.

Куча хлама, которую я благополучно проморгал, придя на позицию, медленно приподнялась сантиметров на пять от земли. Если бы не смотрел, вообще бы не заметил изменений.

— А-а-а, дальнобойщики, — протянул Степан, и мне показалось, что в темноте маскировки блеснули глаза.

— Так точно, — коротко бросил я.

— Ну, смотрите, помочь? — Самсонов все так же тихо шептал.

— Ветер сильный, вон флажок на полосе как развевается. — Флажок и в правду трепыхался на сильном ветру.

— Да, метров семь-восемь. Плюс перепад высот. У тебя прицел как выставлен?

— На максимуме, но с ветром не поспоришь, — черт, все таблицы из головы куда-то убежали.

— Бери выше и на деление в сторону, — предложил Самсонов.

— Я взял его, но чего-то сомневаюсь… — Глаз уже стал замыливаться. Плавно отодвинув прицел от лица, закрыл глаза. Надо успокоиться.

— Если не уверен, стрелять не надо. Я бы, кстати, не стал, — Степан прошептал последнюю фразу чуть тише, но я расслышал.

— Только спугну. Практики нет почти, только стендовая, на такой дистанции.

— Вот и я про то же. По крайней мере, он пока не будет знать, что против него спецгруппа работает. Дайте самолету взлететь, не обозначайте себя.

— Тем более, насколько я знаю, там у нас людей нет. Пока добегут, он уйдет, ищи его потом. Может ведь и совсем уйти, — добавил Мурат.

— Если у него госпиталь под наблюдением, как укрыть командующего? — спросил я.

— Вы ведь сейчас его куда-то вывели? — задал в свою очередь вопрос Самсонов.

— Да, его на первый этаж перевели, на время операции.

— Ну, так пусть там и остается. Главное, конечно, чтобы у фрицев информатора не было.

— Если бы был, то наверняка слили бы и нашу подставу. Ладно, снимаемся, старшина?

— Я полежу еще. Надо посмотреть немного. Только ползите осторожнее.

— Как скажешь. Мурат, возвращаемся.

Мы медленно покинули позицию, в то время как самолет взлетал. Истомина теперь ссадят где-нибудь поблизости, оттуда вернется на машине. Если фрицы нас не раскусили, то на госпиталь не будут делать налет. Стоп, налет. Если только врагу станет известно, что командующий остался, они могут навести авиацию. Как только убедятся, что Рокоссовского им самим не достать, могут пойти и на такой радикальный шаг. Эскадрилья «лаптежников» запросто раздолбает весь госпиталь под орех. Ради такого руководство Вермахта может рискнуть своими пилотами. Тем более, насколько я разглядел, с ПВО у нас не густо здесь. А может, они так укрыты, что я просто не видел их всех.

Вернулись к машине, стали ждать Самсонова, но по истечении пятнадцати минут нас вызвали по рации.

— Новиков? — услышал я в наушнике.

— Так точно, — я не распознал, с кем говорю.

— Вам приказано явиться в штаб фронта. Через сколько сможете?

— Да минут через двадцать будем.

— Выполняйте, конец связи.

Я так и не понял, кто это был. Но если в штаб, то, наверное, по поручению Еременко вызвали. Он там теперь за старшего. Сразу после ранения генерал-лейтенанта Рокоссовского фронт передали ему.

Еще вчера вечером я высказывал свое мнение Истомину на счет эвакуации Константина Константиновича, дескать, все равно командующий теперь не он. Петрович же объяснял так:

— Рокоссовского уже знают, гитлеровцы его боятся, потому и затеяли все это. Да и просто ответку хотят устроить. Дело чести. А вот Еременко — другое дело. Пока немцы считают, что командующий — Рокоссовский, они трижды подумают, прежде чем переть на Сталинград.

— А может, и к лучшему, если б они полезли сломя голову?

— Так-то оно так, но в генштабе свои мысли на этот счет, — Истомин был задумчив. — Как ты говорил про колечко в вашем времени, на флангах румын смяли, поэтому и было легче?

— Именно так, вдруг теперь по-другому сделают?

— И сделают, будь уверен. Не могут разные люди мыслить одинаково. Одно дело Паулюс, и совсем другое Манштейн. Последний, хоть и хороший полководец, но ему уже перепадало в этой войне. Его тактика известна, а вот теоретик Паулюс — тут все немного по-другому.

— Так и Манштейна мы знаем только по другим участкам фронта. Про Паулюса же мы знали наперед, именно то, как он будет вести действия в Сталинграде и вокруг.

— Серег, это не наше дело, как прикажут, так и будем воевать! — отрезал Истомин.

— Ясно, а какова вообще обстановка сейчас? — ушел я немного в сторону. Чего они тут напридумывали? Я так вообще уже запутался.

— Пока никак. Манштейн проводит переформирование, на севере так и стоят румыны и венгры. С юга и юго-запада идут танки, но пока еще далековато для беспокойства. Место Гота занял какой-то Кесслер, не слышал о таком?

— А хрен их знает, думаете, в Германии у всех людей фамилии разные? Как их всех упомнишь? Мало ли у фюрера генералов.

— Может, и немало. Так спросил, вдруг что помнишь?

— Конкретно про этого ничего. Значит, четвертая танковая так и идет отдельно от шестой?

— Ага, сейчас в сорока километрах от Котельникова.

— Ну, они вроде оттуда и заходили, может, повторятся?

— Серег, ну ты не считай генштаб дураками-то. Думаешь, они сидят и ждут предсказанного тобой развития?

— Даже не думал так, это было бы глупостью.

— Вот именно. Ставка делает упор на оборону Сталинграда, это верно. Силы стягивают огромные, но не в ущерб другим фронтам. Как ты сказал, было бы глупостью просто поснимать войска с других участков. Ты ведь тоже не знаешь всего, что и как было, я прав?

— Конечно, правы, я даже расклада по силам противников не знаю. Просто вспомнил некоторые цифры, что мелькали иногда. Помню, привели подсчет убитых, что-то около миллиона человек, за все время сталинградской битвы. А в начале, то есть в августе, у немцев было превосходство и в технике и в людях. Это я и докладывал, — все это я рассказал Петровичу накануне. Не то, чтобы я раньше этого не излагал, а просто вчера мы с ним немного подискутировали.

Прибыв в штаб, доложился дежурному офицеру. Минут через пятнадцать меня принял командующий фронтом генерал армии Еременко. Был он несколько взволнован, но в целом мне понравился этот человек. При взгляде на него проскакивало сходство с Жуковым, но только в плане решительности. Вызвал он меня к себе для постановки задачи, я уже хотел было заикнуться о том, что командиры у меня другие, но он меня опередил.

— Товарищ лейтенант, я знаю ваше положение, знаю, что половина вашей группы сейчас в госпитале. Дело, которое я хочу вам поручить, вовсе не означает то, что вас сейчас отправят за линию фронта. Совсем наоборот. Вы, товарищ лейтенант, должны помочь нам в сложившейся ситуации. Я хотел бы, чтобы вы занялись организацией устранения этих долбаных снайперов, что мешают нам в городе. Сегодня вечером состоится совещание комсостава двух фронтов. Мы не хотим, чтобы еще кто-нибудь пострадал, времени совсем мало, немец уже близко. Менять и перестраивать все планы некогда. Вот прочитайте, это приказ из Москвы, адресованный лично вам. Вообще-то его должен был передать старший майор Истомин, но как вы знаете, он пока отсутствует. Александр Петрович поручил мне это дело, в смысле передачу приказа, так что ознакомьтесь и приступайте. — Еременко протянул мне пакет.

Я бегло пробежал глазами приказ, подписанный, кстати, Судоплатовым, уж не знаю почему, козырнул и с разрешения командующего вышел.

Собравшись вместе, мы с ребятами обсудили приказ, взяли к нам и того снайпера, с которым делили позицию на аэродроме. Причем он меня удивил:

— Товарищ лейтенант, а ведь не было там никого, — ухмыльнулся старшина.

— В смысле, не понял? — озадаченно поглядел я на него.

— Я проверил, как вы ушли. Там крыша худая, кто-то досок достал, собирались перекрывать. То, что мы приняли за маскировку, оказалось мирными пиломатериалами.

— Значит, или он был в другом месте и не решился выстрелить, или они не засекли отправку, — многозначительно произнес я.

— Думаю, что второе. После стрельбы по госпиталю они не рискнули вернуться на ту же позицию.

— Расчет был на то, что они наблюдают за госпиталем постоянно. Видимо, мы ошиблись.

— Что будем делать? — посмотрел на меня Самсонов и провел рукой по подбородку. Точно, я тоже пригладил щетину, с Ленинграда не брился, зарос уже как моджахед какой-нибудь.

— Товарищ старшина, сколько у вас стрелков, я имею в виду снайперов, хороших снайперов? — задал я вопрос Степану.

— Всего восемь человек, но это именно подготовленные бойцы. Просто умеющих стрелять больше, но они не готовились как снайперы.

— Ясно. Мне нужны все ваши люди, умеющие находиться на позиции так же, как вы. То есть тихо, не двигаясь, только наблюдение и учет. Учет за всеми телодвижениями в округе, то есть вокруг штаба и госпиталя. Надо бы осмотреть места обстрела. Хочу понять, как именно действует этот стрелок, вы сами были на местах?

— Я осмотрел два места, основные, с которых велся огонь по высокому командованию, кое-где есть интересные детали, — задумчиво, кивая головой своим мыслям, ответил стрелок.

— Давайте вместе осмотрим еще раз, — предложил я.

Одной из позиций оказался чердак трехэтажного дома, стоящего торцом, в двухстах метрах от того места, где был ранен Рокоссовский. На месте мы ничего не нашли, но я отметил про себя траекторию. На пути пули рос небольшой кустарник, поэтому охрана командующего и не видела вспышки. До них долетел только звук выстрела.

— Гильз сколько было? — поинтересовался я.

— Полностью совпали с количеством найденных пуль. Учитывая даже две, застрявшие в стене. Хотя охрана и не засекла выстрелов, но позицию эту вычислили быстро.

— Оружия не нашли? А то была речь о двух стволах, — вставил Мурат.

— Никак нет, хотя я уверен, что стрелок не ходит с винтовкой.

— Думаете, он заранее приглядел места и сделал нычки? — парень думал так же, как и я.

— Ага, как он передвигался по городу с оружием, особенно после того кипиша, что учудили сыскари? Вот то-то и оно. Во-первых, у него есть сообщник, во-вторых, несколько винтовок. Прицел можно и с собой носить, хотя если с ним поймают — сразу крышка.

— А как же пристрелка оружия после снятия прицела? — в сомнении помотав головой, спросил я.

— Ты давно стреляешь, парень? — последовал встречный вопрос.

— Ну… — задумался было я.

— Я про стрельбу с прицелом, — поправился Степан и продолжил: — Ты что, на двух сотнях без пристрелки не сможешь попасть? Тем более, кто мешает сделать метки для прицела?

— Ну, в общем-то можно и так, — кивнул я.

— Они с больших расстояний и не стреляют. Тут можно и вовсе без оптики обойтись. Может, и не убили поэтому, — объяснял Самсонов.

— Ну, так давайте поищем ствол, — развел руками в стороны я.

— Да где ж его искать-то, вроде все перерыли. Я тоже поглядел немного, — обвел глазами чердачное помещение снайпер.

— А снаружи смотрел кто-нибудь? — я поднял бровь и взглянул в глаза снайперу.

— Это где, на улице, что ли? — не понимая, куда я клоню, спросил Самсонов.

— Ну, в каком-то смысле да, — я подошел к окну и, сложившись, протиснулся в него. Когда выбирался на крышу, в голове была только одна мысль: я прав! я прав! И я действительно оказался прав.

— Командир, — раздался сзади радостный вопль казаха, — ты как собака, за версту чуешь.

Я оглянулся назад, Мурат стоял перед будкой чердачного окна. Все было просто, как это не пришло в голову тому, кто занимался поисками, не знаю. Винтовка преспокойно лежала снаружи. Подоконник этой чердачной будки, был сделан с двух сторон, если смотреть изнутри, ничего не увидишь, а вот снаружи… Карабин сохранил даже запах сгоревшего пороха. Стрелок, по всей видимости, отстреляв магазин, просто высунул руку и положил ствол снаружи.

Осторожно взяв в руки весло, я осмотрел его, есть следы от установки прицела. Нужно отвезти ее местным следакам, пусть подтвердят мои подозрения. Хотя и так ясно, именно из этого ствола стреляли в Константина Константиновича, к гадалке не ходи.

На вторую позицию, откуда снайпер стрелял по госпиталю, мы двинули с Муратом и Зайцевым. Если второй ствол там, то вряд ли мы найдем стрелка, наверняка затаился. Остальных ребят я отправил побродить в округе, может, что заметят.

— Серег, тут наверняка никого, — прошептал Мурат, когда мы поднялись на второй этаж. Лежка снайпера находилась в квартире, жильцов в этом доме не было, под снос его готовили, что ли? Пустые комнаты, раскрытые двери, хотя двери, наверное, поломали ищейки из НКВД. Здесь нам не подфартило, ни фига ничего не нашли. Я только нервно похаживал из угла в угол, кусая губы, и судорожно пытался соображать.

— Командир, не все так плохо, еще проявится, а значит, будет шанс его взять, — сделал вывод Самсонов.

— Эх, Степа, Степа, — я задумчиво покачал головой, — если он проявится, а мы не сможем его просчитать, то нам всем труба будет.

В этот момент мы услышали шаги на лестнице и обернулись посмотреть. На пороге возник Зимин.

— Серег, пойдем, покажу кое-что, — заявил он и, развернувшись, пошагал обратно.

Выйдя из дома, я наткнулся на бодрый взгляд Деда, который быстренько улепетывал куда-то в сторону.

— Чего у тебя, показывай, — кивнул я Сане.

— Покажу, только не отсюда.

— Да хватит уже загадки загадывать, чего углядел?

— Может, он сейчас за нами смотрит, вот и не хочу, чтобы догадался, — серьезно, не обращая внимания на мою сердитость, ответил Зимин.

— А-а-а. Ну, так из окна бы показал, — заметил я.

— Оттуда не увидишь. А пойдем-ка до госпиталя прогуляемся.

— Ну, пойдем, раз настаиваешь. Мурат, вы тут еще посмотрите, — повернувшись к другу, сказал я.

— Серег, пусть с нами идет и Степан тоже.

— Даже так? — удивился я и добавил: — Веди.

В госпитале попросили проводить нас в палату или какую-нибудь подсобку с окнами на лицевой фасад. Нас провели в сестринскую, которая в это время пустовала.

— Ну, показывай, следопыт, — нетерпеливо бросил я.

— Смотри на дерево возле подъезда того дома, что левее стоит.

Я поглядел в окно.

— И чего я там должен увидеть?

— Бинокль возьми, на уровне крыши, приглядись, — невозмутимо ответил Саня.

Поднеся бинокль к глазам, стал рассматривать ветви дерева, нависающие над крышей.

«Чего он там увидел? — думал я, водя оптикой из стороны в сторону. — Стоп, не понял!»

Видимо, у меня глаза вылезли с той стороны линз, так как услышал за спиной голос все того же Зимина.

— Ага, заметил?

Я обернулся к нему и вопросительно уставился на товарища.

— Как вы его заметили?

На дереве, на высоте метров семи, виднелся кусок провода. Антенну здесь кто-то развесил, а убрать забыл, или все еще пользуется.

— Мысли? — посмотрел я на Саню.

— Думаю, отсюда он в эфир выходил, я послал Деда к местным связистам.

— Ага, насчет перехвата узнать? А мы пока соседние дома проверим?

— Надо прямо отсюда смотреть, думаю, это местный. Или, по крайней мере, под него шифруется.

— Думаешь опять гребаный «Бранденбург»? — я повернулся к окну и вгляделся в дом напротив.

— Что-то вроде того. Помнишь, Истомин рассказывал, как эти ухари в начале войны веселились?

— Ну, сейчас-то не сорок первый, дураков не осталось уже, — не отрываясь от бинокля, продолжал беседу я. Наводя оптику на очередное окно, остановился.

— Есть контакт! Четвертое слева, второй этаж, — отчеканил я.

— Чего там, — не понимая, спросил Самсонов.

— Проводок-то туда уходит! Как-то уж больно открыто он играет.

— Подстава? — Зимин поднял свой бинокль.

— Возможно… — Может, перестраховываюсь. — Надо проверять, а как? — задумчиво почесав затылок, проговорил я.

— Так не пойдешь, спугнем или нарвемся на сюрприз, — кивнул Саня.

— Так, тут ведь нет сквозных квартир?

— Ты имеешь в виду с окнами на обе стороны? — спросил Степан.

— Ага, ну-ка пошли, идея есть, — я убрал бинокль в кофр и взял с тумбочки ППС.

Выйдя из госпиталя, мы направились в сторону от домов, как бы уходя. Пройдя квартал, наткнулись на спешащего Деда, тот, запыхаясь, пытался что-то сказать.

— Дед, отдышись, давай, по дороге расскажешь, — не останавливаясь, кивнул ему я.

— Три раза засекали, но понять ничего не смогли. Передачи были короткие, велись на немецком. — Дед шел рядом и, тяжело дыша, высказывал то, что удалось узнать.

— А когда был последний перехват? — спросил я, уже понимая, когда были первые два.

— Сегодня, час назад. Передача шла двадцать секунд, успели разобрать только пару слов.

— Удиви меня, — повернув голову в сторону Деда, я приготовился слушать еще внимательней.

— Что-то о самолете, приказе оставаться и ждать, — выпалил Дед и замолчал.

Мы обошли по кругу квартал жилых домов и подходили к нашей цели с обратной стороны. Я мысленно прокручивал услышанное от Деда. Скорее всего, засланец сообщил об отлете командующего и попросил эвакуацию. Видимо, ему отказали, заставляя оставаться и ждать. Возможно, поменяли цель, и теперь охота продолжится уже на Еременко.

— Саня, дуй к окнам, постучи в какое-нибудь. Мы отсюда последим за тем, чтобы никто не высунулся.

— Есть! — коротко и негромко ответил Зимин.

Зимин отсутствовал пару минут, а когда вернулся, было принято решение о захвате. Саня узнал, что в одной из квартир второго этажа появился новенький житель. Видели его всего пару раз, обычный, ни чем не привлекающий к себе человек. Все думают, что живет он тут один, но утром был слышен спор, доносившийся из-за двери.

— На каком языке спорили? — с интересом спросил я.

— Серег, ну на каком еще могут спорить диверсанты, сидящие в тылу? На русском конечно, — Зимин махнул снятой фуражкой.

Захват решили провести сами, честно говоря, просто хотелось успеть, вдруг уйдут или застрелятся еще. Через окно того же наблюдательного соседа, у которого Зимин все узнал, мы проникли в дом. Пройдя через комнату и выйдя на лестницу, осторожно начали подниматься. На втором этаже мы застыли у нужной двери. Я встал со стороны замка, Мурат потянул дверь.

— Нет, — простонал я как можно тише и сделал зверские глаза. На уровне пояса, с той стороны двери виднелась тонкая веревочка. Почему-то я быстро смекнул, к чему она идет. Хоть шептал я тихо, все же этого оказалось достаточно, чтобы из глубины квартиры раздалась очередь из автоматического оружия. От двери полетели щепки, а мы разом упали на пол. В дверном полотне появлялись все новые и новые отверстия, Мурат на карачках ушел в сторону, я тоже отшатнулся дальше. Слышались глухие удары пуль о стену, но насквозь не прошибали. Черт, и ведь не войдешь никак. Даже если этот чертов камикадзе магазин менять будет, гранату-то никто не отменял, я лихорадочно соображал, что делать. Стрельба тем временем стихла, я быстро достал из кармана кусок бечевки и, сделав петлю, накинул на ручку двери. Благо ручка подходящая оказалась. Затянув петлю, рывком ушел за стену. Вдруг в конце коридора возник силуэт, из-за поднявшейся пыли сразу и не разглядел его. Самсонов, именно он лежал лицом в ту сторону, выстрелил несколько раз подряд из пистолета. Грохнул очередью МР-40, пули с треском впивались в потолок. Я понял это, потому что посыпалась штукатурка. Ждать было больше нельзя.

— Бойся! — крикнул я и ломанулся в сторону, дергая веревку. Дверь распахнулась, едва скрипнув петлями, взрыв грохнул спустя пару секунд. Открыв глаза и сплевывая набившуюся в рот пыль, выставил перед собой пистолет. Слегка согнувшись, шагнул к двери. С другой стороны, целившись из ТТ в открытый проем, к ней приближался Мурат. Самсонова было не видно.

— Выходи, сука, а то гранату брошу, — проорал я. Зря я это сказал. Прямо между нами с казахом упала колотуха. Если бы это была «фенька», мы попросту отбросили бы копыта. Казах, как заправский форвард, пнул ее так, что граната, кувыркаясь, улетела назад в комнату быстрее, чем вылетела оттуда. Тут же грохнул взрыв, послышался вскрик, чьи-то стоны и вопли. Затем все стихло.

— Командир, ты как? — прозвучал голос Мурата.

— Норма, там, думаю — хуже. Ну ты и Месси, — ответил я, направляясь в комнату.

Мурат хотел было что-то спросить, но не стал. Прямо у окна с МР-40 на коленях сидел человек. Ноги, руки, тело, все было в красных пятнах. Виднелись рваные раны.

— Не хило ему досталось, — казах наклонился над трупом. То, что обитатель этого жилища был трупом, сомнений не вызывало — с такими ранами не живут. Я, не отвечая на реплику Мурата, шагнул в следующую комнату, но остановился уже на пороге. Комната была пуста, в ней не было даже мебели. Спрятаться здесь просто негде.

— Чисто, — сказал я.

— Чисто, — прозвучало от входа, и Степан появился в дверном проеме.

— Хреново, что одни трупы, однако волчары знатные попались, — сказал я, обведя комнату взглядом.

— Не совсем, командир. Тот в коридоре еще теплый.

— Гонишь! — вытаращил на него глаза я.

— Да сам посмотри, — махнул рукой за спину снайпер. Я выскочил в коридор быстрее пули. Хмырь, обстрелявший нас, лежал и тихо постанывал в конце коридора. На шум собирались соседи, надо было успокоить людей. Пока Мурат и Степан разговаривали с людьми, я попытался разговорить пленного, но, кроме отборного мата на великом и могучем, ничего не услышал.

— Серег, да и хрен с ним, пусть его теперь особисты трясут, — заявил Зимин.

— Да просто хотел узнать, сколько тут еще таких упырей может быть, — махнул я рукой на подстреленного.

Еременко выразил свою благодарность весьма щедро. Стол просто ломился от вкусняшек, давно мы такого не ели. Андрей Иванович договорился с какой-то столовой, нам приготовили столько еды, что мы просто охренели. Ну и не только еды, хотя выпивали опять без меня. Я так и не пристрастился к этой, истинно русской традиции. В застолье участвовал член военного совета фронта, так этот дядька, вместе с начальником особого отдела Кузьмой Акимовичем Гуровым, даже пошутили, спросив, не немец ли я. Ну, как объяснить людям, что у меня с детства отвращение к спиртному. Насмотрелся в жизни на людей, потерявших не только все, что было можно, но и самих себя, и все из-за обильных возлияний. Не умеют пить русские люди, не умеют, а я и учиться не хочу. Зато все знающие меня здесь большие начальники всегда удивляли меня какой-нибудь новой минералкой. В этот раз мне под нос поставили две бутылки «Эвианы». Где и взяли-то? На мой удивленный взгляд Еременко, улыбнувшись, только подмигнул.

На наш сабантуй пришел даже Константин Константинович, долго с ним беседовали о предстоящих боях. К сожалению, активная оборона в степях на подступах к Сталинграду никак не сможет задержать немцев. Это мне только казалось, что вот, все расскажу и все сразу пойдет по-другому. Но Германия не вчера армию строила. Немецкая машина вновь набирает обороты, к сожалению, нашей новой техники еще очень мало. Тех же танков для Сталинграда выделили всего около пятидесяти штук. Правда, больше половины были тяжелые. Я поинтересовался у находящегося здесь же Михаила Ефимовича Катукова, есть ли шанс задержать немца этими силами. Тот помялся, но ответил, что будет сделано все, что только можно. Тяжелыми танками будут встречать немца возле города, а если удастся остановить первый порыв — в бой вступят средние и танки старых модификаций. Да и Сталинградский завод будет нам помогать по мере сил. Меня это заинтересовало, и я опять стал донимать Рокоссовского. Удалось узнать, что Ставкой предусмотрена оборона и переход в контрнаступление. Видимо, не хотят в Ставке рисковать и запускать немца в город для того, чтобы ударить с флангов и взять их в кольцо. Странно это все, маловато силенок у нас для такой встречи и удара в лоб.

По центру у Манштейна хорошие части, недавно сменившиеся и пополненные людьми и техникой. Их САУ Stug III, с новым длинноствольным орудием, отлично зарекомендовали себя под Воронежем и теперь дырявят наши танки здесь, это показали бои в районе Котельниково. Да и «Тигры» оказались для наших танкистов крепким орешком.

Особисты, хорошенько тряхнув оставшегося в живых пленного, выяснили многое. Пленный утверждал, что больше здесь таких засланцев нет. Будем надеяться, что так оно и есть — целая рота НКВД прочесывала город как могла, но никого не нашли. Оружие, прицел и боеприпасы нашлись именно в той квартире, где мы повязали снайперов. Дальнейшее расследование шло уже без нас, да нам и не интересно было.

Почти до середины сентября мы сидели в Сталинграде тихими мышками. Бои гремели в полную мощь. Парням приходилось объяснять день за днем, почему нас там нет.

Истомин привез мне письмо от наркома, из него я узнал, что другой мой дед, по отцовской линии, уже на фронте. Хотя не совсем так — он был на фронте, но в боях под Котельниково оказался тяжело ранен и находится в полевом госпитале. Прям, как и в той истории. Там дед схлопотал пулю в грудь. В строй вернулся в январе сорок третьего. Но снова был ранен уже серьезнее, осколком танкового снаряда, затем очень долго лечился. Если получится, надо будет съездить к нему в госпиталь, хочется его увидеть, хотя бы со стороны. К сожалению, в моей истории он умер, когда мне было лет шесть, но как ни странно, я его немного помню. Хороший был человек. Моя мама, являясь ему невесткой, считала деда Сергея отцом. Правда, очень бы хотелось повидать.

Петрович нас никуда не отпускал, мы тупо тренировались на левом берегу, куда нас сплавили из города. Ребята, отходившие от ранений, поправлялись, а в госпитале пока оставался только Костя Иванов. У него было довольно тяжелое ранение, правда, из Сталинграда его вывезли. Вано и Толя Круглов были с нами, но пока пропускали наши тренировки, набираясь сил. В один из дней меня познакомили с Зайцевым. Ага, тем самым. Василий стал частенько бывать у нас. Вместе стреляли, да он еще и натаскивал меня и казаха по искусству маскировки. Слишком мало мы раньше этим занимались, хотя я знал прекрасно, что от того, насколько ты невидим, зависит вся операция. Процентов на восемьдесят пять работа снайпера заключалась в скрытном занятии позиции и скрытном же отходе с нее. Но вскоре его у нас забрали, его группу снайперов перебросили в город.

Сегодня, семнадцатого сентября, Манштейн все-таки прогрыз нашу оборону и в одном месте почти дошел до Волги. Отличилась у фрицев четвертая танковая армия. Теперь ею рулил Виттерсгейм, довольно хороший вояка. Уничтожения города, путем бомбардировки зажигательными боеприпасами, пока не случилось. 23 августа в этой истории не повторилось, хотя немцы и стремились к этому. Нам не удалось остановить гитлеровцев на подступах, но в городе их ждал ад. В этом варианте немцы не пошли через центр — а может, просто не удалось. Позиции 62-й армии Василия Ивановича Чуйкова немцы прорвали в северной части города. Широким фронтом наступать гитлеровцы не могли, городские условия не позволяли, поэтому глубоко вклиниться им не удалось. Изобилующий оврагами Сталинград не позволял фашистам растягиваться. А наши артиллеристы и летчики долбили их скопления у мостов и переправ, тех, что еще оставались целыми. Наши танкисты показывали все, что только могли, выбивали у немцев их первые «Тигры» и «Пантеры». В этом времени Гитлер не испытывал их в боях под Ленинградом, прислав прямо под Сталинград. Их еще было очень мало, но вот самоходок на их базе имелось весьма приличное количество. Их 88-миллиметровые орудия пробивали, хоть и не без труда, все наши танки. В первую очередь, конечно, старые. Я, кстати, вообще офигел, когда увидел танковый батальон, почти полностью состоявший из древних Т-26. Эти бронированные комоды сгорали как спички, немцам для них не нужны были даже танки. Т-26 легко прошивался насквозь обычным ПТО в 37 миллиметров. Наши войска отходили, но все же держали плацдармы на берегу, это позволяло выбивать немецкие резервы для последующего наступления. Помощь в город шла только через Волгу и по железной дороге с севера. За плацдармы советские войска грызлись зубами — 13-я дивизия Родимцева и здесь была на своем месте.

Вообще, отличий от моей истории я замечал немного, были отклонения по времени, но, самое главное, потерь с нашей стороны стало гораздо меньше. Готовность войск тоже была гораздо лучше. Донской фронт не смог сдержать прорыв немцев, но повального бегства не было. Отступали очень медленно, держались зубами за каждый куст.

Город здорово бомбили. Не так, как было в моем времени, но… Несмотря на хорошую ПВО, немцы равняли с землей целые кварталы и отдельные дома. Наши летуны, на новых яковлевских птичках, конечно, щипали хвосты асам Геринга, но хороших самолетов у нас было еще очень мало. А еще меньше было подготовленных пилотов, зато новичков в этот раз готовили серьезней, не только «взлет-посадка», парни учились воевать, причем успешно. Костров от сгорающих «мессеров», «фоккеров» и еще всяких «дорнье» или «хенкелей» становилось все больше. Каждый день местные жители, что еще оставались в городе, наблюдали за происходящим в небе. Однако все шло к тому, что на окраинах немцев нам остановить не удастся. Ну, хоть уменьшим их немного. В городских боях танки без пехоты очень уязвимы, а пехоте не дают спокойной жизни снайперы и пулеметные засады обороняющихся. А их тут собрали очень много. На снайперов вообще возложили работы — непочатый край. К обороне города подошли очень серьезно, в подвалах домов, расположенных на берегу, были собраны целые склады с оружием и боеприпасами. Между домами имелись глубокие ходы сообщений, поэтому с запасами было легче, не было нужды вылезать из укрытий, по причине нехватки боеприпасов и продовольствия. Передвигаясь от одного укрепленного подвала к другому, солдат снабжали всем необходимым.

В последние дни тщательно минируются подходы к переправам, танкоопасные направления. Если немец все же отожмет советские войска, то наши рванут на хрен все и сразу. Не знаю, насколько это правильно, командованию виднее. А вот насчет запасов в подвалах это зашибись. Разговаривал тут с одним старшиной, раненым и переправленным на левый берег вчера, так со снабжением проблем нет, главное — люди. Еще день понаблюдав за боями из-за реки, мои бойцы выдвинули мне ультиматум:

— Командир, какого хрена мы тут сидим, ведь можем здорово помочь нашим ребятам в городе, — высказался за всех Саня Зимин.

Ответить на это мне было нечего, самого терзало до копчика. Подготовленная группа диверсантов, мы можем серьезно пощипать немчуру за волосатый сосок, а нас держат в тылу. Чтобы как-то вывернуться, пошел к Истомину. Тот, выслушав, рявкнул, но все же согласился на мою просьбу — поговорить с ребятами.

— Вы чего тут устроили, хотите, чтобы вас отправили куда-нибудь подальше?

— Никак нет, товарищ старший майор госбезопасности, — отвечал Зимин, — хотим воевать. Там пацаны желторотые гибнут сотнями, а мы тут сидим, задницы отращиваем.

— Во-первых, у вас приказ вести постоянные тренировки. Во-вторых… Отставить, — это Петрович гаркнул на открывшего было рот Зимина, — вспомните, сколько времени и сил ушло на вашу подготовку? Молчите?

— Товарищ старший майор…

— Я сказал — оставить, лейтенант, — это уже в меня полетело, — что у тебя в подразделении с дисциплиной?

— Виноват, товарищ старший майор, — ответил я и вытянулся в струну.

— Виноват, виноват! Я еще «в-третьих» не сказал, — взял паузу Петрович, — а в-третьих, ребята, вам тоже придется скоро повоевать. Людей и правда не хватает, а хороших бойцов вообще кот наплакал. Только поймите, — перешел на спокойный тон Истомин, — вас готовили совсем не для того, чтобы бросить в атаку на передовой. Ваша группа лучшая на весь фронт, только вы можете тихо сделать дело и вернуться, а это дорогого стоит.

— Товарищ старший майор, так, может, нас в тыл забросить, мы бы там фрицам дали шороху, — вскрикнул срывающимся голосом Вано.

— Шороху они дадут! — невозмутимо проговорил Истомин. — Пока такого не предвидится, да и смысла вроде нет особого, но воевать вам придется, это точно.

Истомин ушел, а мужики накинулись на меня.

— Серег, новое что-нибудь есть, где наши сейчас, Петрович не говорил?

— Наши держатся пока, но вы слышали — людей не хватает, — ответил я.

День двадцать первого сентября тысяча девятьсот сорок второго года начался хреново с самого начала. Точнее даже и не день, а ночь.

Подняли нас в три часа утра, объявив о немедленном сборе. Мы были готовы уже через четверть часа. Наверное, потому, что постоянно таскали все с собой, ожидая приказа. Меня вызвали на КП к Истомину. Одевшись в камуфляж и прихватив «Выхлоп», я явился в штаб. Народу там было, шо звездец. Если бы сам не курил, наверное, задохнулся бы от того количества дыма, что витал в воздухе. Да какое там — в воздухе, последнего тут и не наблюдалось. Дым висел как от дымовой гранаты над вражескими позициями.

— Лейтенант Новиков по вашему приказу явился, — уставившись на Истомина, отрапортовал я и невольно кашлянул.

— Вольно, лейтенант, — ответил мне кто-то из глубины комнаты. Я немного выдохнул.

— Слушай сюда, — склонившись над столом, на котором лежала крупномасштабная карта, проговорил Истомин…

— Серега, правее двадцать, пулеметный расчет. Я не достану, — до меня едва долетел голос Мурата. Рядом рвануло, и дальнейший текст я вообще не расслышал. Винтовка в руках плавно сместилась на пару сантиметров. Точно. Во, суки, устроились. Мне и правда сподручней будет.

Гребаный МГ не давал подняться роте уже два часа. Самое хреновое: немцы дали нашим немного продвинуться вперед, а затем накрыли из пулеметов. И солдаты лежат. Одни — убитыми, другим — не встать.

В грохоте разрывов приглушенный выстрел из моей снайперской винтовки с глушителем остался незамеченным. «Пулеметный» фриц раскинул мозгами и куда-то исчез, наверное, за новыми пошел.

Никакие приказы командира, старшего лейтенант Мальцева, не давали результат, солдаты замерли, вжимаясь в землю. Да и как подняться-то, вон впереди, в десятке метров перед нами лежат те, кого подняли последний раз. Роту, что пыталась рвануть на немцев, положили в минуту.

Случилось то, о чем я не раз докладывал Петровичу. Немцы, успешно проведя отвлекающий маневр, внезапным ударом заняли вершину на Мамаевом кургане. На невидимой для защитников города стороне кургана фашисты спокойно накапливали силы, а мы этой возможности были лишены. С южного склона просматривался весь центр города, и немчура выставила здесь своих корректировщиков. Пулеметы же были у них в прикрытии, да еще в каком.

Мы с парнями как раз вернулись из рейда по тылам, доставив пленного майора-танкиста. Нашу группу отправили именно для захвата языка, так как мы были лучше всех подготовлены. Рейд нам удался, хоть и занял почти сутки, вернулись без царапины, но вот внезапный минометный обстрел расположения батальона, в котором мы оказались, разрушил все наши планы. Хорошо хоть «языка» местные бойцы увели к переправе. Черт его знает, кто догадался разместить здесь батальон, почему не наверху? Вот и прошляпили момент захвата. Теперь вот немчура сидит и поплевывает на нас сверху.

Мы с Муратом заняли позиции метрах в пятидесяти впереди пехоты. На передке, за всю войну, я бывал мало, жутко тут, надо сказать. Чуть сзади окопались остальные ребята из моей группы. Мы лежали среди трупов, да, это, я вам скажу, что-то! Вроде уж всякого насмотрелся на этой войне, но рвало меня знатно. Запах стоял такой… Ветер приносит еще и гарь, вместе с трупным запахом, это составляло адскую смесь. Да и не одного меня «рвануло», казах, я слышал, тоже хорошо рыгал. После травли я немного зарылся в землю и намотал на морду тряпку. Прошедший дождик сделал землю противно скользкой и тяжелой. Окопаться решили после того, как немчура обильно нас полила из нескольких МГ. Пулеметчиков здесь было много. Два расчета уже выбили, но новые появляются почти сразу. Мальцев получил приказ отбить у немцев нефтяные баки наверху три часа назад, но сделать этого пока не мог. Фрицы здорово устроились — перед ними весь склон, они простреливают его вдоль и поперек. Овраги и рытвины были чуть в стороне, а мы оказались на почти голом участке земли. Только стеблей сухого репейника много, да вот не задача — не спрячешься за ним. Пехотинцы как раз и сидели в ямах, боясь высунуться. Отучили их уже к концу сорок второго от дурацкой и ненужной бравады. Нет, смелость никто не отменял, а вот бессмысленно идти на убой незачем.

Мы были с «тихими» снайперками. Немцев удалось прилично напугать. Не понимая в грохоте боя, откуда к ним приходит смерть, они стегали из пулеметов ленту за лентой. В перерывах на замену ствола несколько солдат противника открывали огонь из автоматов. Это видимо, чтобы мы не расслаблялись. После очередного убитого пулеметчика немцы малость озверели. За нашими спинами начали рваться мины.

— Серег, они сейчас всю роту положат! — донесся до меня голос Зимина. Саня, находясь сзади, наблюдал в бинокль за всем, что происходило на поле боя.

— Дуй к Мальцеву, пусть свет дает, только не вверх, а в сторону фрицев, — ответил я, стараясь кричать не сильно. Хоть до немцев и не далеко, метров сто пятьдесят, наверное, но из-за грохота, думаю, не услышат.

— Так ведь уже почти светло, — удивился Саня.

— Командир, а я понял тебя, — это Мурат, — Сань, а у тебя остались ракеты?

— Остались, чего вы удумали-то? — раздраженно спросил Зимин.

— Стреляй, мать… отставить базар, — взвился я, — на долго нас хватит так лежать?

Что ответил Саня, я не слушал — приник к прицелу, оглядывая позиции немчуры. В светлеющем небе вдруг раздался хлопок, и мертвый белый свет устремился к немецким позициям.

Есть! Выстрел, второй, третий, а черт, третий-то зачем? Пущенной Зиминым осветительной ракетой удалось засветить немецких корректировщиков. Блики от биноклей хоть исчезли и быстро, но нам с казахом хватило. Благо, расстояние совсем маленькое, немецкие позиции растянулись в стороны всего на сотню метров. Минометы, сделав несколько залпов — затихли.

— Саня, узнай там у лейтехи, связь починили? — бросил я в сторону Зимина.

— Понял, — ответ Сани, казалось, слышали даже фрицы. После того как стихли минометы, на высоте стало тихо, но не надолго. Гансы ударили из трех МГ сразу — видно, озлобились из-за корректировщиков. Ну и ладно, постреляйте секунд десять, больше, уж извините, дать не смогу. Уж больно вас хорошо видно.

Смена магазина, затвор. Заглядываю в оптику и пытаюсь поймать голову очередной жертвы. Ух ты, какой умный фашист пошел! Едва успев пригнуться, чувствую, как пролетевшие пули буквально причесали меня.

— Догадался, сука, — услышал я голос Мурата.

— Ты там живой? — опасливо не поднимая головы, спросил я, — может, они просто перестраховываются?

— Ага, пара пуль в трупе, что передо мной лежит, застряли, перестраховывается, похоже. Стреляет в тех — кого видит, — Мурат выругался.

— Надо валить этого умника, а то пипец нам тут придет, давай на каску попробуем? — предложил я.

— Стреляй, — донеслось до меня.

— Да у меня уже готова, на штыке висит, смотри, давай, у тебя глаз зорче, — я взялся за воткнутый рядом штык от трехлинейки с нахлобученной на него каской и плавно стал поднимать.

— Черт, чуть руку не оторвало! — я матерился и махал над землей рукой, стараясь не поднимать ее вверх. Солдат, которому принадлежал этот штык ранее, зачем-то его наточил. Гребаный пулеметчик первой же очередью умудрился попасть прямо в каску. Пуля дернула ее так, что от рывка вырвавшийся из руки штык здорово порезал мне ладонь. Хорошо хоть левую, надо замотать чем-нибудь.

— Ты как там, командир? — услышал я казаха и отметил про себя, что огонь пулеметов стал реже.

— Руку порезало штыком, острый оказался. Смотри, давай, чтоб не подползли, перевяжусь пока. Убрал этого глазастого? — говоря, я лег на спину и взял лежащий рядом сидор.

— Порядок, осталось два, но во втором, похоже, ленту меняют. Бинтуйся, давай, — ответил Мурат.

Я, порывшись в своем тощем сидоре, выудил из него индпакет. Лег на бок и, открутив крышку с фляги, щедро залил ладонь «спиритусом», затем промокнул марлевым тампоном. Разорвав упаковку, зацепил конец бинта, да, да, именно бинта и начал заматывать клешню. Вот тоже, как стало удобно с этими средствами первой помощи. Еще весной было хорошо отлажено производство индивидуальных аптечек для бойцов и командиров Красной Армии. Больше не было необходимости носить с собой тряпки или рвать нательное белье. Такие индпакеты упаковывали в провощенную бумагу, и хранились они хорошо.

Туго забинтовав руку, я попробовал сжать кулак — блин, никак. Слишком толстый слой получился, а меньше никак — кровь не хотела останавливаться. Примерился к цевью — нормально, держать смогу. Повозил свежей повязкой по земле, как следует вымазав. Порядок, а то я как опознавательный знак повесил: «здесь снайпер».

— Мурат, как там? — я, убрав остатки бинта и закрутив крышку на фляге, сложил все в мешок. Бросив его рядом, снова перевернулся на живот и посмотрел в прицел.

— Слева, никак не достаю, укрылся гад хорошо. Может, ты? — прозвучал разочарованный голос казаха.

Переведя ствол в указанном направлении, увидел торчащий ствол МГ.

— Кроме ствола, ни хрена не вижу. А ты, Робин Гуд, в ствол-то не попадешь? — усмехнулся я.

— Два раза уже пробовал — не получается, — на полном серьезе ответил Мурат. Сзади послышался голос Зимина.

— Командир, давай назад. Только что починили связь, сейчас здесь все с говном перемешают.

— «Боги войны»? — с интересом спросил я.

— Ага, там две установки с «Метиза» подогнали. Сейчас «Катюши» их причешут. Через пять минут залп, ползите сюда, я дым пущу.

— Понял, понял. Мурат, слышал? — крикнул я казаху.

— А я уже ползу, — услышал я смешливый голос в ответ. Приподняв голову, пригляделся, во дает, когда и успел-то? Уже метров на десять уполз. Как рак, задницей вперед ползет.

Подхватил мешок и, положив на локтевые сгибы винтовку, стал повторять движения Мурата. До ближайшего разлома в земле оставалось несколько метров, когда земля встала на дыбы. Минометы! Опять. Задолбали уже, сколько можно? Вскинув винтовку, попытался разглядеть хоть что-нибудь. Рассвет начал прогрызать серые тяжелые тучи, но ничего рассмотреть я не смог.

Едва упав на дно оврага, услышал вой и страшный гул в небе. Подняв голову, рассмотрел черные дымящиеся следы от пролетающих «эрэсов». Через секунду началось. Взрывы слились в один длинный протяжный грохот. Мелькнула мысль выглянуть и посмотреть, но одернул себя. Уходить надо, мы ведь еще с задания не вернулись. Кто-то потряс меня за плечо.

— Вы лейтенант госбезопасности Новиков? — парень в каске и с ППШ в руках смотрел, чуть прищурив глаза.

— Так точно, а вы кто? — я пытался вспомнить лицо. — А, так это же наш бравый лейтеха, что пытался поднять роту на штурм.

— Лейтенант Мальцев. Вы нам здорово помогли с пулеметами, товарищ лейтенант.

— Да ладно, что-то нужно? — поинтересовался я.

— Вам приказано срочно прибыть в штаб фронта. На проводе был сам командующий.

— Ну, веди тогда, — я махнул рукой остальным парням, зовя их с собой.

— В районе тракторного действует снайперская группа немцев. Своих я уже озадачил, но результата пока нет. Зато ребята Желудева потеряли двух стрелков. — Еременко ходил из угла в угол по штабному блиндажу, теребя в руках карандаш. Рядом находился и Чуйков с Гуровым, и другие командиры. — Тридцать седьмая дивизия и так еле держится, надо помочь.

В штаб мы прибыли спустя час после ухода с высоты. Опять работа подвалила, а ребята у меня уже выдохлись. Всю ночь не спали, потом по тылам ползали, пулеметы опять же гасили. Но сейчас нам спать точно никто не даст. Немцы близко подошли к Сталинградскому тракторному заводу. Ввиду крайней близости противника их авиация и артиллерия не могли работать, опасаясь накрыть своих. Гитлеровцы задействовали группу снайперов — как известно, хорошо замаскированная снайперская засада может полк остановить. Вот немчура и давит наших оборонцев, пытающихся откинуть фрицев от завода. На СТЗ даже сейчас не прекращается работа. Собирают, да и просто ремонтируют танки. Слышал даже, несколько бригад слесарей работают в городе и окрестностях, ремонтируя танки чуть ли не на поле боя. Народ трудится, а солдаты пытаются сделать все, чтобы обеспечить защиту заводчанам. Вот и мы пригодились.

— Серега, надо было обычные телогрейки взять, в этих лохматках мы как мухи на сметане, — набычившись, прошептал Мурат, когда мы заняли позицию. Местечко приглядели в одном из разрушенных бомбами домов. Пробрались до четвертого этажа, хотя дом еле стоял. Примостившись на куче битого кирпича, я накрылся с головой какой-то фанеркой, даже и не знаю, чем это было раньше.

— Вон коврик валяется, накинь на себя, — предложил я. — Ты Зимину куда сказал пристроиться?

— Так они внизу, ты же сам ему приказал подступы охранять, — вскинулся казах.

— Я наверх лез, когда ты с ним общался, вот и подумал, что ты его куда-то отправил, — подняв бинокль, пытался рассмотреть хоть что-то.

— Видно что-нибудь? — Мурат полагался только на прицел.

— Да ни хрена, справа, где немецкие жмурики лежат, вроде шевелилось что-то, но не уверен.

— Это где солдаты копают?

— Ага, чуть дальше. Там трубы еще, штабель целый, — и тут я наконец разглядел. — Мурат, за трубами кто-то есть, точно говорю.

— А я думал, что мне показалось, тоже заметил? — донесся до меня голос казаха, в котором распалялся азарт.

Выстрелов слышно не было, грохот тут стоял такой, что хоть из пушки стреляй. Я был с «Выхлопом», а вот у Мурата была крупнокалиберная дальнобойная снайперка. Взяли так — на всякий случай, расстояний для нее тут нет, но вот если танк появится, то Мурат с ним пободается. Да и просто, из этой дуры можно через стены стрелять. Это, если понадобится немца из укрытия выгнать. Для патрона от ПТР мало существует препятствий, он кирпичи из стен вышибает только так. Да и у меня 12,7 миллиметров, тоже не сахар, для врага, конечно.

— Один из парней, что копал возле трупов, только что упал, а вот и второй, — произнес Мурат.

— Вижу, там их четверо было, первым упал тот, что рядом с пулеметом был.

— Двое в яму нырнули, ты вспышку заметил? — Мурат нервничает, по голосу слышу.

— Да. Да я и стрелка вижу, только боюсь — не достану, балка над ним нависла, видишь?

— Ага. Давай, я сейчас его подниму. Готов? — услышал я звук взводимого затвора.

— Как пионер! — я приготовился к выстрелу. Немец, если уж только совсем страх не потерял, ломанется вправо. Солдаты его не достанут — там доски какие-то свалены. Влево не пойдет — там место открытое, он и стрелял-то поверх труб только потому, что лежа он никого не достанет.

Грохнул выстрел из ВСК, хорошо, что на улице бой, а то его из Германии услышали бы. Мурат целился в балку, свисающую с развалин. Звук от попавшей в нее пули спугнул стрелка, но тот сделал то, о чем я не подумал, причем абсолютно правильно сделал. Фриц просто упал на пузо, делаясь, таким образом, абсолютно невидимым для меня.

— Черт, вот гадство, — выругался я.

— А ты думал — он тебе под пулю выползет? — Мурат сплюнул.

— Именно так и думал, умный, зараза. Ты заметил, фрицы все умнее становятся?

— Точно. Но этого мы обыграем, уйти он может только назад, там наверняка у него тропка натоптана.

— И? — я поглядел в сторону казаха.

— «Зима», здесь «Казах», слышишь меня? — донеслось до меня. Вот я дурень-то, мы же с рацией теперь. Дед со своей так и ползает, а нам вторую дали, поменьше, специально для связи внутри группы.

— Закинь пару фруктов за трубы, да, те, что у развалин. А потом слева попробуй обойти дом. Мы тут пошумели, мышка в норку ускользнула, как понял?

— Ну, блин, я ведь забыл, что мы со связью, — сказал я Мурату, когда тот показал мне большой палец руки. Порядок, типа.

— Давай смотреть, если не дурак, то понял, что его вычислили, и уйти захочет. Зимин с ребятами его возьмут, если получится.

— А если он не выйдет? — с интересом поднял бровь я.

— Тогда его гранатой накроет, — улыбнулся Мурат.

Раздалось подряд два разрыва. Осколки, громко звякнув о трубы, со свистом разлетались по округе. И тут я заметил стрелка. Вот уж такого я точно не ожидал. Перед трубами возник человек в плащ-палатке и с винтовкой в руках. Немец, а это был именно он, не стал отходить, а, пользуясь тем, что выбил половину наших бойцов, рванул вперед. И ведь успел — гранаты разорвались у него за спиной, точнее — за трубами, где он лежал до этого, не причинив ему вреда. Наши бойцы, что копали себе укрытие, в это время благополучно спрятались, и немец хотел так же спокойно шмыгнуть назад, но я успел раньше.

— Мурат, скажи Сане, пусть ствол принесет. — Казах вызвал по рации Зимина и передал просьбу. Я страховал, наблюдая за движениями своего друга. Саня ловко пробрался к трубам и поднял винтовку, охлопав фрица, забрал документы.

— Гауптман, говоришь? — я, вытянув руку, кивнул Зимину. Мы сидели в землянке, позади завода. Командир батальона разрешил передохнуть и поесть. Чем мы с удовольствием и воспользовались.

— Ага, держи, — Саня протянул мне «Зольдбух», а сам стал работать ложкой.

— Из самого Берлина! Хотя чего удивляться, у них там этих берлинцев как грязи, наверное.

— Почему? — подал голос Дед.

— Да потому что вся Германия — с пару наших областей. Места мало, ничего удивительного, — ответил я.

— Серег, сейчас куда? — тихо спросил Мурат.

— У нас с патронами как? И с остальным? — я отложил документы гауптмана в сторону и стал доедать кашу.

— Да есть пока, гранат мало, батареи к рациям почти сели, — развел руками казах.

— Я тут пошукаю сейчас, гранат-то найдем, наверное, — вставил Зимин.

— Добре. Лопайте давайте, неизвестно, когда теперь поедим, — я облизал ложку и убрал ее в сидор. Не люблю в сапоге носить, да и пацаны, я заметил уже, никогда туда их не пихают. Может, в других частях это в порядке вещей, а у нас не прижилось. Я как-то еще в сорок первом ногу подвернул, да так «удачно», что эта ложка мне чуть внутрь ноги не ушла.

Лежим уже третий час, становится прохладно, а главное — сыро. Дождь, собака, начался, как только мы вышли из землянки. Ладно, хоть в корпусах зданий кое-где укрыться можно. Позицию выбрали нормальную, обзор впечатляет. Только и нас можно разглядеть, если кто потолковей у немцев найдется. Мурат был недоволен тем, что ему пришлось таскать тяжеленную «крупнокалиберку». Да еще и стрелять из нее опасно — придется сразу менять позицию, а это хоть и важно, но очень опасно. Если, скажем, уберешь одного и будешь уходить — а тут второй. Немцы уже догадались до засад с перекрытием секторов. Шестерками пока не работают, но двумя парами — уже бывало. Мы же выбрали тактику «три по два». Две группы снайперов из пехотного полка и мы с Муратом. Зимин с остальными ребятами оставались нашим щитом. У него особый приказ — охранение, чтобы группа могла выполнять поставленные задачи. Ну и приманивали иногда, не без этого.

Для меня идеально, когда можно работать с одной позиции хотя бы два выстрела. Когда стреляю я, ее можно не менять хоть после десяти, если, конечно, с другой стороны нет снайпера, а вот как только лупанет казах, все, сливай воду. Вспышку и грохот от его «Базуки» слышно и видно за километр, так что приходится потом быстро сваливать. В одном месте рискнули, остались всего на пару минут, так тут же по нашей лежке ударил МГ. Вот и ползаем как черви. Хотя, как и сказал, на последней позиции лежим уже третий час. Я отработал два магазина, а гансы все не успокоятся — лезут и лезут. Перед нами — развалины, даже и не знаю чего. Фрицы пытаются оборудовать в них пулеметные точки и посадить, как обычно, корректировщиков. Успешно не даем им это делать. Плюсы от калибра «двенадцать и семь» в том, что меня не смогут вычислить по раневым отверстиям — их просто нет. Вспышек тоже нет, звук и так здорово задушен, так еще и стреляют везде. В городе выстрелы дают хорошее эхо. Немцам остается только вглядываться в бинокли, пытаясь рассмотреть, откуда к ним приходит смерть. Что касается пули, то, при попадании в верхнюю часть черепа, срубает этот самый череп наполовину. Одному попал в подбородок, так ему еще и шею перерубило, голова просто отвалилась. Расстояния здесь никакие, а четырехкратная оптика позволяет хорошо рассмотреть нанесенный ущерб. Вообще, прицелы — отдельная песня. Вначале нам выдали восьмикратники, но с такими прицелами надо уметь работать. Только очень хорошие стрелки могут ими пользоваться. Я разговаривал с другими снайперами — все пользуются стандартными трех-четырехкратниками. Для спецзаданий у нас с Муратом имеются еще и шестикратные прицелы, как по мне, так вполне хватает.

— Серег, смотри, вроде наблюдатель вылез, — оторвал меня от размышлений Мурат.

— Чего бы ему так высовываться, немцы лишний раз не рискуют, а уже если снайперы работают, то вообще боятся вылезать, — я пытался разглядеть местность вокруг. Уж слишком явно вылез этот хрен, даже воротник видно, прям — стреляй, не хочу.

— Стоп, воротничок! — я офигел от увиденного.

— Точно, вот суки, додумались до чего, — зло бросил Мурат.

Как ни хотелось фрицам выдать желаемое за действительное, а ничего у них не вышло — под немецкой шинелью я прекрасно разглядел советские петлицы. Немцы переодели попавшего в плен красноармейца и хотели подставить его нам, чтобы засечь позиции. Ну-ну…

— Мурат, рядом смотри, левее, метров пять.

— Вижу. Перископ, похоже, — Мурат тихо выругался.

— Точно. Как думаешь — артиллеристы или «коллега»?

— Да хрен его знает, давай поиграем. Парню мы все одно не поможем — шлепнут.

— Это точно. Выходи на связь.

Отстегнув магазин, я осмотрел патроны. Порядок, пять «хрюшек» ждут своих «хозяев». Аккуратно воткнул магазин обратно и передернул затвор. Винтовка в моих руках сыто чавкнула и, опустившись на «ноль», замерла.

— Один-ноль в мою пользу… а ты куда собрался, сейчас, подожди… на… — «Убрав» стрелка, я стал вышибать его свиту. Это и впрямь оказался снайпер, а купили мы его вот на что.

Зимин с ребятами забрали у пехотинцев немецкого солдата, попавшегося им еще утром. Переодеть-то мы его переодели, да только на этом не остановились. Толян Круглов напялил на себя немецкий френч и каску на голову. Фашисту дали разряженную винтовку и — по зубам, предупредив: если только посмотрит в сторону своих «друзей», — положим его под танк. Фриц впечатлился и был готов сделать все, что от него потребуют. Толя шел впереди, следом — с видом конвойного — фриц. Хотя не очень у него это получалось — дрожал как осиновый лист. Внезапно Круглов прыжком выскакивает из траншеи и устремляется в сторону немцев — не прямо, конечно, а по диагонали. Ему пробежать — десяток шагов, дальше будет еще одна траншея, ведущая обратно на наши позиции. Фриц должен был выскочить следом и пытаться догнать убежавшего.

Получилось как по нотам: едва фриц сделал пару шагов вслед за Толяном, как рухнул на землю с простреленной головой. Я тут же выстрелил в «засветившегося» стрелка, а промахиваться я давно отучился, тем более — с такого смешного расстояния. Полбашки как не бывало — еще бы, не из мосинки пуляю. Снайпер разменял свою жизнь глупо — наверное, не слишком опытный. Остальных я добивал уже спокойно, без напряга. Один, правда, укрылся было за сгоревшим остовом грузовика, но Мурат хорошо его видел — точнее его ноги, — ну и влепил сквозь кабину. Куда он попал — видно не было, но какая-то часть фрица полетела в сторону отдельно от своего хозяина.

— Чисто! — с облегчением выдохнул казах.

— Чисто, — ответил я, — спроси у Сани: Толя цел? — немцы хоть и брызнули в стороны, когда начали свистеть пули, но в нашу сторону постреляли.

— В порядке, — спустя минуту, произнес Мурат. — Тут тебя. Кто-то большой! — предупредил казах, передавая мне гарнитуру радиостанции.

— Лейтенант Новиков, слушаю, — крикнул я, нажав клавишу.

— Лейтенант, вы чего там — совсем нюх потеряли?! — по голосу я узнал командующего фронтом. Вот это да — открытым текстом, да сам Еременко.

— Никак нет. Первый. Что случилось? — запинаясь, ответил я.

— «Никак нет»… У вас фрицы в тылу уже! Прикрытие твое, лейтенант, совсем мышей не ловит, что ли? Мне наблюдатели только что доложили: вас уже в «колечко» взяли, ну — или хотят. С правого фланга — до роты противника. Убирайте свои задницы оттуда и побыстрее, это приказ, ясно? — Еременко орал в трубку так, что мне даже пришлось отвести в сторону руку с наушником. «Все равно громко», — подумал я и поморщился.

— Есть, разрешите выполнять? — отчеканил я.

— БЕГОМ! — в трубке захрипело.

— Мурат, быстро вниз, а я тут осмотрюсь — и к вам. Глядите в оба — мы в «колечке».

— Да ладно, — краска отлила от лица казаха. — А чего Зимин молчит?

Немцы обошли нас по флангу, но, пожалуй, это не наша вина. Рота фрицев, при поддержке двух танков и БТРа, двигалась в сторону позиций пехоты, метрах в ста от нас. В том месте, где они прошли, высятся остатки заводской стены. Забор весь в прорехах, но все-таки есть не тронутые пролеты. Там эти ухари и прошли. Бои идут повсеместно, грохот стоит жесткий, так что не мудрено, что мы не видели и не слышали.

Я не успел спуститься, как вернулся Мурат.

— Серег, там со второго этажа — отличный вид на гансов. Давай поможем нашим — сомнут ведь фрицы пехоту. У наших там не то что танков, пушчонки ни одной нет, — Мурат как-то жалобно посмотрел на меня.

— Мурат, приказ ведь? — я весь сжался.

— Так мы тоже ведь не дойдем — не дадут нам фрицы. — Мурат сжал кулаки.

— Парням скажи — пусть занимают позиции. Без команды не стрелять. Сигнал — третий выстрел из твоего «весла». Как думаешь, услышат?

— Услышат, там рядышком все. Ты же знаешь, как оно стегает — мертвый услышит, — Мурат поднял с пола свою фузею и пошел вниз. Я следовал за ним. На втором этаже я двинул к дыре в стене. «Снарядом, наверное, проковыряли», — мелькнула мысль. Не дойдя трех шагов, лег и подполз к краю пролома. Вот они: как на параде, во весь рост, шагом. Какой-то дурень в матюгальник орет. Сдаваться, наверное, зовет. Ну-ну, сдались тебе красноармейцы, держи карман шире.

Мурат занял позицию подальше от «окна» в глубине комнаты и приготовился.

— Мурат, бьешь только по танкам, а я возьму БТР. С пехотой уж пусть без нас разбираются, лады? — я взглянул на казаха, тот в ответ только слегка кивнул. — Парни на позициях? — В ответ опять короткий кивок.

Мурат выстрелил четыре раза, прежде чем идущая первой «четверка» остановилась. Движок чадно задымил, раскрылись люки и экипаж прыснул в стороны. Вылезая из люков, танкисты попали под фланговый огонь нашего засадного войска. Как и условились, Зимин и К° открыли огонь только после условленного третьего выстрела, а до этого терпеливо ждали. Мурат, тем временем, перенес огонь на второй танк, точнее — самоходку. «Штуг» вперед не полез, притаился за остановившимся танком и постреливал из своей пушечки куда-то в направлении нашей пехоты.

— Мурат, его сможешь продырявить? — спросил я, когда, в свою очередь, угробил БТР. «Ганомаг» стоял с открытыми дверями, вокруг набралось уже с пяток трупов. Пулеметчик с БТРа, видимо, успел снять свой МГ-34 с вертлюга и, улегшись за броневиком, стал постреливать в нашу сторону. Ну, правильно — засекли наконец автоматный огонь с фланга.

— На тебе, лови. Чего молчишь-то, поймал, что ли? — Я злорадно ухмыльнулся, меняя магазин. Пулеметчик отправился догонять своих, так рано покинувших грешную землю друзей.

Хлясь. У «Штуга» гусянка раскатилась — собравшийся было развернуться, «арт-штурм» получил подряд две пули в траки. Видно, его пехтура «скорректировала» — огонь с нашей стороны был как бы даже посильнее, чем со стороны их окопов. Самоходка встала вообще — ни то ни се. По диагонали, что ли?

— Мурат, ай да бронебойщик, ай да Робин Гуд! — вскрикнул я, с удовольствием отметив, как из самоходки стали вываливаться солдаты противника.

— Ну так на фига же я тут лежу? — усмехнулся казах.

Я, достреляв магазин, крикнул: «Перезаряжаю!» и быстренько натолкал патроны в четыре опустошенных магазина. Во дела, минимум, двадцать человек уложил. Меня «пилят» постоянно за количество, точнее, что не считаю. А я подумал, чего считать, скажут, завышаю, вот я и похоронил это уже давно. Как тут считать — у меня трупов уже десятка четыре только в Сталинграде. Мурат, кажется, вел какие-то записи, но я не лез к нему — мало ли, чего он там пишет. Видимо, приказали считать за обоих. Я только карту стрельб веду, когда в наблюдении лежу.

Вместе с подошедшей ротой пехотинцев прорыв мы ликвидировали. Потери были минимальны — мы правильно сделали, что помогли пехоте. Иначе им туго бы пришлось — даже двух танков вполне достаточно, чтобы смять те пару взводов, что здесь стояли. Я потом специально смотрел — у парней не было ни пушек, ни ПТР. А мы, с расстояния в сотню метров, «разобрали» эти панцеры по винтику. Мурат молодец, стегал четко.

— Лейтенант, меня предупредили, что ты часто нарушаешь приказы, иначе под трибунал бы тебя отправил.

— Товарищ командующий фронтом, группа поступила так, как того требовала обстановка. Виноват, если что-то сделали не так, готов понести…

Что именно «понести» и надо ли это самое «нести», мне договорить не дали. В блиндаж вбежал какой-то капитан, извиняясь перед командующим, кинулся ко мне.

— Ну, лейтенант, ну молоток. Товарищ командующий, ребята сорвали немецкое наступление на моем участке. Вы же знаете — с противотанковыми средствами у нас беда. Там ведь еще танки были, но они подбили первый, и он благополучно перегородил остальным дорогу.

— Капитан Вольский, а почему у вас не было средств обороны? — Еременко накинулся на радостного капитана.

— Товарищ генерал, так у меня еще вчера полегли все бронебойщики. После бомбежки ни одного ствола не осталось, а уж бойцов вообще — кот наплакал. Старший лейтенант Гаврилов успел, конечно, со своей ротой, но он тоже — без тяжелого вооружения. Я ведь еще вчера просил помочь с ПТР. У нас даже гранат противотанковых почти нет.

— Ладно, Новиков, свои соображения я донесу до твоего непосредственного начальника. Свободны, оба.

— Есть! Разрешите идти? — вытянувшись по стойке «смирно», гаркнули мы с капитаном.

— Идите, — махнул рукой Еременко.

Выйдя из блиндажа, капитан Вольский накинулся на меня.

— Спасибо, братишка, не забуду, — искренне благодаря и тряся меня за руку, изливал свои благодарности кэп.

— Да ладно вам, товарищ капитан, не стоит, — скромно бубнил я, всячески демонстрируя неловкость.

— Нет, стоит. Я ведь знаю, какой у тебя приказ был, а ты его нарушил.

— Обойдется, не впервой, — ответил я, а сам задумался: хрен их знает, наших командиров, могут и влепить «за невыполнение». Хотя, если бы хотели, давно наказали.

И все-таки влепили. Когда в расположении появился Истомин — я обрадовался, хотелось поговорить с Петровичем. Но тот налетел на меня как коршун, разве что без рукоприкладства. Повезло, а то бы за то, что я такую шишку покалечил, меня бы точно расстреляли. Старший майор, конечно, хороший боец, но опыта у него почти нет, так что вряд ли бы он мне «плюшек» отвесил. Истомин, прооравшись, объяснил свои претензии:

— Ты понимаешь, что ты и твоя группа находитесь в распоряжении Ставки? Не хрен вам делать на «передке», устал объяснять уже — у вас другое дело. Ладно, против снайперов выступить — это вы можете, да и — нужное это дело. Но в окопах сидеть запрещаю.

Орал Петрович с четверть часа, я тихой мышкой стоял и, понурившись, выслушивал все «любезности». Итог мне не понравился.

— Сдать оружие, лейтенант Новиков, отправляетесь на гауптвахту.

— Товарищ старший майор…

— Пять суток ареста!

— Товарищ…

— Что, десять хочешь? — с ухмылкой спросил Истомин.

— Никак нет, виноват, есть пять суток ареста, — отчеканил я. Достал документы и расстегнул ремень.

Серые, уже довольно холодные осенние сумерки медленно таяли в лучах поднимающегося солнца. Ночи становятся все длиннее, за последнюю неделю впервые вижу солнышко. День обещает быть хорошим, хотя над городом все равно висит черная мрачная туча. Туча войны. Гарь и смог, вонь и смрад от гниющих человеческих останков, крики и боль — все в этой чернеющей массе, распростертой над нами. Хреново всем: солдатам на «передке», разведчикам в тылу врага, снабженцам в нашем тылу. В такой бойне да в такую погоду кажется, что каждая капля — обязательно за воротник, пуля или осколок — именно в тебя. Держится стойкое чувство: весь мир против тебя одного воюет. И в окопе-то страшно, а как раньше, когда бойцы сидели в ячейках? Там, в натуре, сидишь и думаешь: пипец, остался я один. Хорошо, что вместо индивидуальных ячеек перешли к траншеям и оборонительным пунктам. Хотя рыть приходилось куда больше.

Эти мысли пронеслись в голове, когда на наши позиции перли танки. Впервые увидел «Тигра» — сразу шесть машин упорно продвигались по улице, направляясь прямехонько к уцелевшему мосту. Наводчик головной машины медленно вращал башней из стороны в сторону, нащупывая цель. Когда в первый раз ствол повернулся ко мне — казалось, вижу острие снаряда, уложенного в него. Черный провал огромной танковой пушки заставлял волосы шевелиться. Огромным он кажется, когда в твою сторону смотрит. На всю нашу толпу аж в сорок штыков — два орудия. Грабинские «ЗиС-3» — превосходные стволы, «боги войны» очень довольны. Пушкари умудрились закатить их в подвалы разрушенных домов по обе стороны улочки. Снаружи торчали только набалдашники дульных тормозов.

Выстрел, за ним — через пять секунд — второй. Горит зараза. Первая «кошка», получив сразу два семидесятишестимиллиметровых снаряда почти в упор, резко клюнула носом и вернулась в исходное состояние. Один снаряд разворотил каток и сорвал гусянку, второй — проделал дыру где-то над гусеницей. Замерший «Тигр» дымил, кое-где появились язычки голубоватого пламени.

Бухх! Снаряд и сноп искр из пушки идущего вторым танка вырвались с чудовищным грохотом. Где-то под нами вздрогнула стена, посыпалась кирпичная крошка. От вибрации клацнули зубы.

Мы с казахом устроились в очередных руинах: от того, что когда-то было домом, остались одни стены, да и те едва держались. Город почти весь разрушен, немцы лезут как тараканы, откуда их столько? Иногда кажется, что наших здесь больше нет — кругом фрицы. До абсурда доходит. Вчера лежали с Муратом на позиции часа четыре. Постреливаем понемногу, глядь — крадутся наши, по ним вдруг — залп из нескольких стволов, а противника не видно. Откуда стреляют — непонятно. Когда пригляделись к фонтанчикам на земле, то охренели малость. Оказалось — фрицы у нас за стенкой сидели, в другом подъезде. Стена глухая, им к нам не пройти, но и нам — аналогично. Зимин нашел дырку этажом выше, в темноте перебрались к немчуре и закидали гранатами. Их там всего десяток был, но зато — с пулеметом.

Шла вторая половина октября, бои в городе продолжаются, немец вязнет все сильнее. Мы постоянно то тут, то там. То берем ВСК и пытаемся жечь БТРы и портить танки, то из бесшумок гасим пехоту, офицеров, связистов. Даже по самолету стреляли, только никто не попал. Держим мост, по причине невозможности собрать перед ним что-то посерьезней. Немцы, видя наши танки — а их становится все больше — или отходят, или вызывают люфтваффе. Последние вообще охренели — охотятся даже за одиночными бойцами. Командование специально не сводило к этому, пока еще целому, мосту более серьезные силы — уж больно место здесь подходящее: немцам не развернуться, а мы имеем возможность их жечь. Тяжко, конечно, приходится, а что делать?

Мой арест месячной давности окончился через два часа после начала. Людей и так нет, а Истомин решил власть показать. Нет, виноватым я себя чувствовал, этого не отнять — приказ нарушил. Но ведь не просто так, а Истомин потом пояснил, когда выпускать пришел:

— Чтобы не думал, что тебе все позволено!

Манштейн на этот раз полез с юга — с севера у немчуры не вышло, встали недалеко от берега. Выйти к реке фрицы не смогли нигде. Может, силенок не хватает, а может — просто людей берегут.

Второй танк противника из группы, вылезшей прямо на нас на этой улице, тоже разгорался. По позициям артиллеристов вели огонь только два последних «Тигра», остальные были уже слишком близко. От первого же попадания заткнулось одно орудие, накрыли видимо.

— Серег, ни хрена мы им этими пукалками не сделаем! — вывод, и правда, железный. Мурат выстрелил очередной раз и стал перезаряжать винтовку.

— Да уж, нам бы к ним с тыла. В корму-то они хорошо дырявятся, — проведя рукой по лбу, заметил я. Хотя нужно попробовать. Поймав в прицел узкую смотровую щель механика-водителя, нажал на спуск. Попал, причем с первого раза. Танк, дернувшись, замер, встав чуть наискось.

Действительно, попробуй, продырявь такую броню — у нас хоть приличный калибр, но не пушки же.

— Серег, рация вроде? — отвлекся Мурат от процесса перезарядки, указав мне направление. Рация лежала сзади, возле уцелевшей стенки. Я медленно отполз назад и подхватил трубку.

— «Новик» на связи, слушаю.

— «Новик»? Здесь «Первый». Кончайте там ерундой заниматься, все равно от вас толку мало. Наблюдатели заметили скопление пехоты противника позади танков — попытаются прорваться под прикрытием брони. Замечены корректировщики, возможен минометный обстрел, как понял? — голос на том конце был бодрым, несмотря на ситуацию.

— Вас понял, «Первый». Есть — перенести огонь на пехоту. Конец связи, — дождавшись аналогичного ответа, я положил трубку.

Вернувшись на позицию, передал приказ Мурату.

— Пока так подолбим, но надо Зимина просить «тихие» принести. Если танки перестанут шмалять, наши «пушки» будут выделяться, — ответил казах.

— Смотри пока. Я быстро, — я погреб обратно к рации. Быстро докричавшись и передав просьбу Деду, вернулся к Мурату.

— Серег, смотри: за четвертым танком какая-то суета нездоровая.

Я взял бинокль. Как нам и предсказывали, немчура готовит минометы.

— Работаем, это наши гости. Мурат, по верхам поглядывай, заметишь корректировщиков — вали без разговоров. У наших пушкарей одно орудие осталось. Если замыкающие немцы чуть выйдут из-за горящей техники, положат и второй расчет.

— Понял, работаю. — Тут же грохнул выстрел — Мурат начал щелкать врагов. Присоединяюсь к нему. Ловлю в прицел первого попавшего в поле зрения фашиста.

— Ага, запасные мины тащишь, ну-ну… — Выстрел, а второго уже и не надо. Подносчика крутануло, и какие-то части солдата в мышиной форме отделились от своего хозяина. Да, грязновато работать из ВСК. Мысли в голове практически отсутствовали. Приказ висит как дамоклов меч: убивать, убивать, убивать.

Мы уже не ели хрен знает сколько. В кармане осталась пара сухарей, фляжка почти пуста. Наконец через четверть часа появился Круглов с Зиминым, притащили винтовки и — о чудо, — два котелка с кашей.

— Эх и хороша, зараза, — сквозь набитый рот вылетело у меня восхищение.

— Командир, вода-то осталась? — заботливо спросил Толян.

— Почти нет. Жарко уж больно здесь, — ответил я, прожевав, — а у вас?

— Держи, — Зимин протянул мне увесистую фляжку.

Теперь живем — я быстренько сделал пару глотков.

— Мурат, приложись, — протянув казаху воду, я осмотрел бесшумку. Патроны россыпью лежали у меня в «сидоре». Всегда ношу с собой, наверное потому, что теперь оба ствола всегда со мной. Просто по необходимости оставляем ненужные у ребят, но в данный момент — понадобятся оба.

— Мурат, я из «тихой» начинаю, а ты пока за танками посмотри, — указав казаху на его «весло», я приник к прицелу. Фрицы тем временем сменили тактику, так как оставшееся целым орудие, молчавшее некоторое время, снова начало стрелять. Гансы, под прикрытием пулеметов, подобрались довольно близко и захотели выжечь подвал из огнеметов. О, как мне понравилось по ним стрелять. Имел такое удовольствие пару раз, хорошо горят — весело. Да, я садист, и мне это нравится все больше.

— Мурат, давай «зажигалкой», — не поворачиваясь, произнес я. У меня к бесшумке были только разрывные патроны. Бронебойные кончились, а новых пока не дали.

Казах выстрелил — одного, как обычно, хватило. Фриц, таскавший за спиной баллон со смесью, вспыхнул как спичка. Крику было, аж тошно стало. Еще, до кучи, прихватил с собой пару автоматчиков — на них брызнуло горящей смесью.

Вражеская пехота полезла резвее — видимо, их подталкивали командиры, заставляя скорее взять мост. Я достреливал уже второй магазин, как за ногу меня кто-то потряс.

— Командир, я тебе тут пару магазинов снарядил, — услышал я голос Толяна.

— Ты чего тут делаешь? — с удивлением спросил я, обернувшись.

— Саня приказал вам помочь. Давай пустые, снаряжу и полезу обратно, — Толя протянул мне заполненные патронами магазины к винтовке.

— Держи. Можешь и Мурату помочь — у него тоже кончаются, а потом вали вниз. Зимину передай, чтобы глядел в оба. Фрицы поймут, рано или поздно, что в лоб не пройти — надо успеть сменить позиции.

Через четверть часа нам поплохело, рвать когти пришлось всем сразу. Мы с казахом задержались минуты на две — прикрывали отход пушкарей. Конечно, без орудия — как такую дуру под огнем вынесешь?

Пикировщики немцы использовали редко — слишком короткие дистанции были между противниками, а вот артиллерию, причем тяжелую, практиковали. Вот и сейчас, когда рухнула, подняв столб пыли до неба, стена дома слева от нас, мы быстренько «навострили лыжи». Дом рухнул, погребая под своими руинами расчет орудия, уничтоженного немецкими танками. Приходилось видеть уже такое — обстрел из огромных минометов, установленных на железнодорожных платформах. Там калибр такой, что сносит дома целиком. Страшно? Конечно, страшно, сами чуть в штаны не накидали. Благо, из-за поднявшейся пыли работа корректировщиков была затруднена, и мы, воспользовавшись этим, со всех ног бросились удирать. И так уже задержались — наши успели подтянуть ближе несколько танков. Когда немцы пойдут через мост, их на нем и похоронят. Мы свое дело выполнили, фрицев настреляли множество — ведь практически каждый выстрел — чья-то жизнь. Это не из автомата от пуза шмалять. Как говорил снайпер в одном пиндосском фильме: «Один выстрел, один труп!» Это, конечно, в идеале. Да, в тылу у врага, когда ты ждешь момент, чтобы убрать кого-то, результат всегда должен быть стопроцентным. Но вот когда вокруг мешанина, ведутся бои с применением танков, авиации и артиллерии, то если хоть половина пуль из тех, что выпущены во врага, попала в цель, то это уже может считаться за хороший результат. А у нас — так и того больше. Точно стрелять в суете городского боя очень сложно. Расстояния маленькие, все время оглядываешься и вздрагиваешь при каждом разрыве мины или снаряда. Но иногда и у нас получался аж двухсотпроцентный результат. Как это? Да на самом деле не сложно. Особенно, когда немчура буром прет. Идут-то друг за другом, стреляешь в одного, а за ним и второй падает. А то и третий. Но это, конечно, редкость. Но на немцев действует, что звездец. Иногда видели, как солдаты просто убегали, бросая оружие.

Мне, вообще, даже понравилось приходить на передовую ночью. Это у нас называется «Казнью». Пришли в окоп, заняли позиции, дождались жертву и убрали, желательно из «тихих». Ночью стреляем даже лучше, чем днем — немчура сама помогает: подвешивают осветительные ракеты, а сами ходят, почти не скрываясь. Любят у них офицеры по ночам на позиции вылезать, записи делать. Убрали как-то двоих, потом бойцы слазали к ним в траншею и взяли бумаги, с которыми офицеры работали. Оказалось — планы строят. Ну-ну, мы не против.

Где-то за спиной опять жахнуло, послышался грохот — наверняка еще один дом разрушили. Таким макаром скоро во всем Сталинграде ни одного дома не останется даже наполовину целого. Немцы преднамеренно разрушают город: бьют артиллерией, затем зачищают оставшиеся щели огнеметами. Нам даже приказ специальный зачитали — огнеметчиков особо выявлять и отстреливать. Последнее время их стало меньше — поняли уже, что за ними идет целенаправленная охота. Так же, как за связистами и снайперами. Последних, кстати, не так уж и много, вот у нас — все наоборот. В каждой роте, да что там, в каждом взводе есть стрелки. Все воюют с прикрытием, а это здорово сказывается на результатах. Вот группа Зайцева, например, заняла позиции у СТЗ, когда нас отозвали на отдых, а там прорыв. Шесть пар отличных стрелков, во главе с главстаршиной Василием Зайцевым, задержали наступление вражеского полка. Их даже к наградам за это представили, о как. Только сам Василий был серьезно ранен. Ну, и мы тоже не даем немчуре расслабиться.

Когда вернулись в землянку, нас застал приказ о срочном отходе за Волгу. Вызывали на командный пункт штаба фронта. Переправиться удалось спокойно — ночью немцы не особенно бомбили. Возможности подсветить реку у них почти не было, так близко они еще не подошли. Случаются, конечно, отдельные засветки, но толку от них мало. Да и у нас ни зенитчики, ни авиация тоже не спят. Летчики, кстати, вообще молодцы, работают на износ. Мы только диву даемся — когда же они отдыхают-то?

— Слушай сюда, лейтенант, — после обычного приветствия произнес командующий Сталинградским фронтом. — Пора вам на дело! — Еременко взял паузу, а я оглядел присутствующих. Истомина что-то не видно, а у нас уже как паранойя: если не от Петровича приказ идет, значит — будет дупа.

Истомин появился в землянке вовремя. Еременко уже открыл было рот, но, увидев вновь вошедшего, кивнул ему.

— Александр Петрович, ваши люди, вы и ставьте задачу, — отделался от нас комфронта.

— Так точно, товарищ комфронта. Новиков, пойдем прогуляемся, — Истомин как-то странно взглянул на меня и подмигнул. Узнаю Петровича — всегда вызывает один на один, не любит чужих ушей.

— Кто еще в курсе, товарищ старший майор? — спросил я, после того как Истомин рассказал мне суть задания.

— Кроме комфронта и члена Военного совета фронта, никто, — подчеркнул Александр Петрович.

— Это хорошо. Меньше знают, лучше спят, — вздохнул я. Подумалось: «А то еще «утечет» где-нибудь. Не на простого офицера-окопника идем».

— Я попрошу их и дальше сохранять это в тайне. Так спокойней, да и Ставка присвоила гриф «СС».

— «Совершенно», значит. Отлично. Товарищ старший майор, а почему только сейчас?

— А когда еще? Немчура втянулась, отступать некуда. Через месяц, ну — в крайнем случае — через два, мы захлопнем кольцо. Рокоссовский пока буксует под Ольховкой, немцы там хорошие силы собрали. Донской фронт грызет их уже неделю, а тем все «до лампочки» — сидят, как бессмертные. Еременко, с минимальными потерями, вполне удачно руководит обороной Сталинграда. Василевский — с юга на подходе. Самое время.

— Далеко, однако. Выходить тяжело будет, — заметил я, прикинув по карте маршрут.

— Вот и подумайте на досуге. На тот берег больше ни ногой, ясно? — сурово спросил Истомин.

— Так точно, товарищ командир, — бодро ответил я, — на задание-то все равно туда идти.

— Это другое, и ты меня правильно понял, не умничай. В город больше не лезь — это приказ! — Наш майор стал совсем серьезным.

— Да понял я, понял. — Я вытянулся и картинно вскинул руку к виску.

— Смотри, если опять «положишь» на приказ — «губой» не отделаешься, обещаю.

— Товарищ старший майор, — я потупил глаза, — ну что я, маленький, что ли?

— Конечно, маленький, только хрен как у взрослого — постоянно норовишь нарушить приказ.

Сидеть в болоте в начале ноября — это что-то. Долбаные фрицы лезут в Сталинград днем и ночью. Колонны, большие и не очень, идут без конца. Мы уже сутки сидим в небольшом, местами пересохшем болоте, бывшем когда-то не то речушкой, не то озерцом, боясь двинуться. Пользуясь редким кустарником, укрываемся от вездесущего врага. Страшит даже не опасность сгинуть — слишком задание важное, от нас очень многое зависит. Немчура тоже охотится на наших командиров — перед выходом слышал, опять кого-то подстрелили. Вот и мы «охотимся». Ставке на этот раз «приглянулся» Манштейн. Фельдмаршал хоть и не может пока взять Сталинград, но очень к этому стремится. От «агентурных» стало известно, что он постоянно сидит в штабе, в Вертячем — их фюрер запретил ему бывать на передовой, напуганный отстрелом высшего командования Вермахта. Мы пытаемся приблизиться к хутору второй день. Как это сделать — пока не придумали. Войск здесь хоть и немного — немчура постоянно двигается ближе к Сталинграду, но хватает. Мы напоролись на один отряд, в двенадцать немецких рыл, вчера вечером. Позже оказалось, что в этом районе находится перевалочная база. Немчура здесь силушку копит — местность располагает к скрытному накоплению сил. Ночью танки грохотали — странно, что наши их не бомбят. Может, свободных летунов нет, все на обороне города заняты.

Расстояние до Вертячего по вражеским тылам мы преодолели на машине. Легенда была, конечно, аховая, но — почти прокатило. От тех же «агентурных» стало известно об особом внимании фрицев к диверсионным группам противника. Любых пленных, захваченных в немецком тылу, приказано доставлять прямо в штаб командования. Видимо, нас очень хотят увидеть те, на кого мы охотимся.

Толя Круглов был за водителя, Зимин сидел рядом в унтеровской форме и изображал командира. Одеты мы были в егерский камуфляж Вермахта, казаха и Вано везли в крытом кузове как пленных. Даже гримировать не пришлось — морды у всех побитые. Все бойцы группы довольно прилично говорили на немецком, почти проскочили уже, но вот у этих болот — нарвались. Не поверили фрицы в доводы Зимина о пленных, решили устроить тщательный досмотр машины и проверку документов. Вообще, по дороге нас останавливали, конечно — один раз даже какой-то майор хотел побить «пленных», еле оттащили. Все уже наслышаны о «зверствах русских диверсионных групп». Так вот, ни одному патрулю и в голову не пришло позвонить к себе в штаб и навести справки. К слову, мы были очень этому рады. А вот этим ревнителям устава что-то не понравилось: может, Толин немецкий, а может — еще что-нибудь. В основном у нас, как обычно, говорил Зимин — его безупречное произношение всегда отбрасывало всякие сомнения у противника. В этот раз один из проверяющих сразу побрел к телефону — позвонить, значит, решил. Допускать этого нам было, естественно, нельзя. Короче, немцев мы постреляли — те даже мяукнуть не успели, даром, что жандармы, подготовка подвела. Но и мы, вообще-то, далеко не простая пехтура. Зимин навскидку из «Вальтера» пулеметчику, что сидел в люльке мотоцикла, с двадцати метров прямо между глаз зарядил. Остальных почикали примерно так же. Дальнейший путь на машине посчитали опасным. Спешившись, полезли в лес, а за ним — вот это самое болото. Вроде и проходимое, название только что — болото, однако ж немчуры тут нет. Машину и немецкий байк загнали в заросли ивняка, насколько возможно, закидали ветками — получилось нормально.

— Командир, давай прямо так. Мы же — в их форме, ну, не знаю я, как еще тут пролезть, — развел руки в стороны, показывая недоумение, Зимин. — Мы уже здесь порядком задержались.

— Сань, я думаю, что тех, кого мы вчера кончили, уже хватились. Вряд ли удастся спокойно пройти, шмонать будут всех, — я задумчиво теребил в руке патрон, тяжелый такой — еще бы, калибр-то четырнадцать с половиной миллиметров. Взял у Мурата, ну нравится мне его в руках держать.

— А вдруг…

— Вдруг бывает только пук! — вырвалось у меня. — Ночью полезем. Одежка подсохла?

Мы здорово вымокли в болоте, нашли в лесу овражек и в нем устроили сушилку.

— Ага, ты в жандармов предлагаешь нарядиться? Думаешь, легче будет?

— Жандармов было четверо, остальные — пехтура подкрепления. Вот их форму и давай — Мурата с Вано надо переодеть. Сами-то жандармские шмотки нацепим, бляхи только не забудь.

— У нас своего барахла столько, что без машины все равно будем вызывать нездоровый интерес. И, кстати, про форму — унтеровская непригодна. Ты ему, когда влепил в грудь из своего «Выхлопа», порвал ее немного, — Зимин поцокал языком.

— Ага, немного! — смеясь, вставил сидящий рядом Вано. — Там дыра такая, диск от «Папаши» просунуть можно.

— Да ладно уж, скажешь тоже, — в ответ улыбнулся я. — Переодевайтесь, ждем подходящего момента. Вдруг немчура уже ищет «егерей». Мы ведь пару постов проезжали, видели нас многие. Так, Зима?

— Ну, может, и сойдем за жандармов, хотя ты и сам понимаешь — немцы не дураки, — отвлекся от бинокля Саня.

— Слазай вперед, послушай там, — я указал направление на открытое место впереди, перед болотом, — может, интересное что-нибудь услышишь.

— Есть! — картинно отчеканил Саня и, махнув рукой Вано, направился в указанную мной сторону.

— Мурат, смотри сюда, — я достал карту, — Дон идет почти вплотную к хутору, а тут еще речушка есть, ее бы проверить.

— Вдоль этой речки хочешь? — проведя рукавом по лбу, спросил в свою очередь казах.

— Да, так мы это гребаное болото в стороне оставим. Больно фрицы здесь нервные, — поморщился я.

— Так сам же видишь, как вышло-то — у них тут кругом склады. И переправа на тот берег тоже здесь рядом. Может, выйти в эфир? Пусть авиация тут поработает, — предложил Мурат.

— Пока нельзя — перехватят и на «хвост упадут». Выполним задание — тогда и посмотрим, — покачал головой я.

— Пойду, пройдусь тогда до берега, гляну, как там, может, и проскочим?

— Давай, долго мы тут в болоте не высидим. Только иди один, быстрее вернешься, — заключил я.

Оставшись в одиночестве, я задумался. Вот ведь выпало нам — опять в глубоком тылу. Как вылезать, задание еще такое, что проще сразу застрелиться. Дед с Кругловым спали, я проверил одежду и стал переодеваться. Нужно будет с одежкой что-то придумать — вряд ли понадобится. Утопить, что ли?

Вернувшиеся Вано и Зимин уселись рядом. Я молча кивнул Сане — докладывай.

— Прямо перед нами — в полукилометре — толпа. Двигаться вроде не собираются, но все при барахле: два танка, БТР и пехтуры толпа. Мотоциклы есть, но они вряд ли сюда пролезут. Фрицы вообще к болоту не лезут, стоят себе на краю.

— Ясно, а левее не смотрел? — я кивнул головой в сторону.

— Да не видать там ничего. Березняк небольшой с краю, а в основном — чуть ли не бурелом, кусты разные, невысокие. Кстати, можно попробовать ими воспользоваться.

— Ага, ты же не видел ничего, а если там батальон стоит «под парами?» — Я недовольно хмыкнул.

— Согласен, не видел. Но батальону там не спрятаться — не полезут немцы в кусты эти, да и техника там не пройдет, — Зимин кивнул.

— Казах вернется — подумаем, — я взял в руки чехол с винтовкой.

— То-то гляжу — его нет. Опять одного отправил? — с упреком спросил Саня.

— А чего он, несовершеннолетний, что ли? Как будто сам не знаешь — казах один все быстрее и лучше сделает.

Достав винтовку из чехла, начал ее тщательно чистить. После вчерашних пострелушек и купания в луже, громко названной нами болотом, руки не дошли еще. А «Выхлоп», зараза, любит чистоту — не фига не АКМ. Протерев потроха, аккуратно собрал винтовку. Каждый патрон тщательно высушил, полируя портянкой, снарядил магазины. Пять штук с собой ношу. Тяжелые, однако. Мурат вообще только три таскает и немного патронов россыпью берет. У него всего и оружия-то: пистолет да ВСК. Гранаты не в счет — он их пару штук всего таскает. Для взрывчатки и гранат у нас Толян есть, наш второй подрывник. Хотя — уже не второй: Мурат теперь в паре со мной постоянно, некогда ему саперить. Дед с рацией, как обычно. Вообще, Дед здорово изменился. Был такой тихий мужичок, незаметный даже, а сейчас — словно переродился. Звание, должность и награды делают человека другим.

Оптика у меня лежит в толстых кожаных футлярах. В рейд взял оба прицела. Шестикратник так, скорее на всякий случай, вполне обычного хватает. Тем более у нас ведь не совсем стандартная оптика. Все-таки специально делается, под конкретную винтовку. А к своему я и привык уже, навскидку легко пуляю.

Где казах-то? Хорошо бы на берегу местечко найти, отстреляться и тихонько уйти.

Мурат, как оказалось, березняк все же проверил. Там действительно были фашисты, но немного. Зато какие фрицы-то.

— Серег, примерно раз в два часа, не знаю как ночью, из леса к хутору ездит повозка, — Мурат, вернувшийся из дозора спустя почти пять часов, докладывал.

— Так кто там? Неужели не разглядел? — с интересом спрашивал я.

— Обижаешь, командир. Там у фрицев санбат. Ну, или что-то в этом роде. На повозке к переправе возят раненых — для эвакуации, наверное. Иногда гоняют сразу две, а то и три. В самом санбате — нечто вроде сортировочной и пункта первой помощи. Удалось разглядеть: там ведется осмотр — видел троих врачей, пару санитаров. Еще пятеро постоянно в разъездах.

— В смысле, привозят раненых и увозят? — спросил я, перебив доклад.

— Ага, именно увозят. Привозят другие — здесь их, видно, еще и на вшей проверяют. На переправу едут в белье и в шинелях — форму, видимо, уничтожают. Может, попробуем? — с хитринкой в глазах предложил казах.

— Подумаем сначала, или ты уже все продумал? — мне казалось, что Мурат сделал для себя наметки.

— Перехватить по дороге получится только в одном месте. Почти до самого хутора дорога как на ладони, но все же — есть местечко. Только туда надо скрытно подобраться.

— Ну и что, мы в их форме, не подойдем, что ли? — удивленно спросил я.

— Попробовать можно, конечно, но второго шанса не будет. Подозрительно только: там ведь никто, кроме этих санитаров, не ездит — основные войска двигаются по параллельной дороге. А тут мы нарисуемся.

— Далеко она? — с неподдельным интересом в голосе влез Саня Зимин.

— Рядом. Но там низина, овраг и нас с дороги, скорее всего, не увидят, — заключил Мурат.

— Твою дивизию, ну чего им приспичило нас догонять? — грязно выругался я после того, как окрики с повозки стали все настойчивей.

— Как думаешь, видели что? — Зимин переложил пистолет в карман и посмотрел на меня.

— А хрен их знает, мы вроде ниже — не должны были видеть, иначе бы уже стреляли. — Саня, давай, встречай «гостей».

Зимин, проверив — легко ли из кармана вылезает пистолет, обошел телегу и встал так, что догоняющим нас фрицам придется вести разговор именно с ним. Повозка с тремя фашистами приближалась, я соображал — что же делать дальше. Как назло, по соседней дороге в направлении фронта двигалась колонна грузовиков с солдатами. Приблизившись, фрицы сразу поднимут хай или шмалять начнут. Наверняка знают в лицо всех местных санитаров.

Перехватить фрицев, везущих раненых в тыл для эвакуации, мы смогли достаточно легко. Просто опередили, заняв удобное место, и «взяли» всех тихо, без единого выстрела. Ну, почти. Пара сопровождающих охранников сопротивления не оказала. Да, раненых мы тут же отправили на тот свет, ни капельки не сожалея. Фашисты и не такое вытворяли. Пленных санитаров с мокрыми штанами — еще бы, на их глазах мы вырезали десяток хоть и раненых, но очень жестоко — удалось разговорить. Едва успели сложить трупики санитаров в телегу, как с холма услышали окрики. Если бы вторая подвода появилась раньше хотя бы на минуту, здесь бы вовсю уже стреляли. А так — стоим, ждем. Когда между нами и фрицами оставалось десяток метров, они резко осадили свою полудохлую клячу и попытались развернуться. Один из санитаров поднял карабин, но выстрелить не успел — Мурат снял его из пистолета с глушителем. Второму уже я вкатил в затылок тяжелую винтовочную пулю — винтарь лежал на повозке, и я справился очень быстро. Фриц яростно стегал клячу, не оборачиваясь, пытался заставить лошадь взобраться обратно на холм, но стреляю я быстро.

Вано и Толян кинулись догонять неуправляемую повозку — поводья дохлый фриц не выпустил, и лошадь все еще пыталась бежать. В гору это удавалось с огромным трудом, старенькая уже лошадка. Копыта скользили по скользкой траве, а колеса были почти квадратными от налипшей грязи. Парни настигли повозку быстро, Вано легко осадил лошадь, ухватив поводья, и вскоре привел подводу к нам.

Убитых немцев погрузили на обе телеги, распределись по двое — Мурата и Вано придется где-то прятать — и двинули дальше. Нам опять, в очередной раз, повезло — колонна прошла не останавливаясь. Кстати, когда спустились с холма и сблизились с основной дорогой, стало ясно — почему немцы возят раненых не по этой дороге: во-первых, чтобы не создавать помех для движения колонн — дорога узкая и там уже наездили приличные колеи, а во-вторых, кругом было множество воронок. Видимо, санитары не хотели оказаться на дороге во время бомбежки. Стало быть, наши летуны не дают немцам спокойно кататься. Самолетов наших пока не видели — темно еще, днем, наверное, попытаются отбомбиться. Кучкующихся немцев, стоящих перед болотом, обошли стороной, больше никого до самого хутора не было.

А вообще, все это провернуть нам удалось только благодаря тому, что мы в глубоком тылу. Вблизи передовой одиноких немцев не бывает.

На подъезде к хутору стоял КПП со шлагбаумом и будкой часового. Орднунг у фрицев превыше всего, службу немцы «тянут» как полагается. Зимин довольно быстро объяснил остановившим нас солдатам на посту, кто мы такие — оказывается, он увел какие-то бумаги у санитаров, я и не заметил — когда. Фрицы что-то недовольно ворчали, но подняли шлагбаум, и мы двинули прямо через хутор в сторону переправы, благо направление выяснять было не нужно. У фрицев стоял указатель со стрелкой, туда мы и двинули.

— Сань, чего фрицы ворчали? — спросил я, когда мы отъехали от КПП.

— Спросили, зачем мертвых везем, для живых места в машинах не хватает, — ответил Зимин.

— А ты чего? — подтолкнул я Саню, пытаясь догадаться, что именно он им «напел».

— А чего я? Спросил у ефрейтора — хочет ли он, чтобы его бросили где попало, а не вывезли и захоронили со всеми почестями на Родине.

— Вот как? Ну ты и наглец! — покачал я головой и улыбнулся. Произношение у Сани было почти безупречное, а он еще специально говорил с хрипотцой, акцент вообще отсутствовал, хрен заподозришь в нем русского.

— Повезло нам, что фрицы покойников тоже вывозят, а то пипец бы пришел, — добавил Зимин.

— Это точно. Как думаешь, на переправе не «спалимся»? — задал я терзающий меня вопрос.

— Давай не будем рисковать: довезем, сгрузим, а там посмотрим — куда телеги девать. От них нужно как-то аккуратно избавиться.

— Так и сделаем, — подытожил я.

Чуть все не сорвалось. Когда мы прибыли к переправе, оказавшейся понтонной — во немчура дает, — нас хотели заслать дальше в тыл, так как с той стороны отсутствовал сопровождающий. Переправа в данный момент была пуста. Последняя колонна прошла минут тридцать назад, следующей пока не было. За Доном, на той стороне, была видна какая-то суета, но ничего серьезного, могущего нам помешать, не происходило. Противоположный берег хорошо освещался огнями и фарами на транспорте, готовятся фрицы, работают.

— Что за задержка? — спросил фельдфебель, видимо, начальник на переправе. Упитанный рыжий немец с жезлом регулировщика и карабином за спиной внимательно оглядывал нас.

— Так получилось, герр фельдфебель: прибыло много раненых и убитых, не успели распределить. Решили отправить сначала мертвых, — на одном дыхании, но все-таки сдерживаясь, ответил Зимин. Отличное у него все же произношение.

Мы «уперлись рогом» на предложение этого «регулировщика» следовать на тот берег, объясняя тем, что у нас еще много раненых и всех необходимо вывезти.

— Нельзя нам в тыл, под трибунал отдадут, — доказывал Саня, — раненых очень много, кто их всех вывезет, герр фельдфебель? Каждый занимается своим делом, разве не так?

Стоящий возле грузовика, выполняющего роль катафалка, водитель, сам не осознавая того, подыграл нам:

— Отто, пусть грузят, мне еще ехать долго, чего тут ругаться, а сопровождающего я по дороге перехвачу.

— Не положено.

— Так что нам, герр фельдфебель, здесь разгружаться? — устало проговорил Саня. «Регулировщик», казалось, решал важную задачу — в глазах виделась напряженная работа мозга.

— Смотри, Мартин, сам отвечай за это. Ковальски это не понравится, — ответил наконец водиле фельдфебель и, повернувшись к нам, добавил: — грузите, чего встали. Может, Мартин и успеет еще догнать остальных.

— Яволь, — коротко ответил Зимин, и мы приступили к погрузке.

Вано и казаха мы ссадили, не доезжая переправы, в кустах. Не понял бы юмора этот придирчивый фельдфебель, если бы увидел, что немецкие санитары не очень похожи на доблестных солдат Вермахта.

Перегрузка немцев в машину прошла быстро. Когда закончили и закрыли борт, фельдфебель вновь заставил нас трястись.

— Документы, ефрейтор! — прогнусавил немец и протянул руку Сане Зимину. Я чуть не выхватил пистолет, благо, он лежал рядом в телеге.

— Там прибыло три сотни человек, из них больше половины — в таком вот виде. Нас послали догонять колонну и не успели выписать бумаги, — Зимин говорил таким спокойным голосом, что я даже заслушался. Вообще-то, надо бы меньше говорить, а то заподозрят чего-нибудь — немцы далеко не лохи. С документами была самая главная проблема — у немцев-то порядок во всем. И отправка в тыл раненых и мертвецов без документов была невозможна. У нас тоже они есть, только те солдаты, на которых выписаны бумаги, числятся в них ранеными, а таких тут нет. Да и бывшие санитары уж никак не должны быть мертвыми на этих телегах.

— Подождите здесь, я свяжусь с вашим старшим.

Попали! В голове стрельнула мысль — завалить всех присутствующих. Всего рядом находилось не более шести человек, хотя близко стояли только водила и этот фельдфебель.

— Я поехал, Отто. При погрузке на поезд все равно их будут проверять, чего мне здесь оставаться — и так еще остальных догонять, — прозвучавший голос водителя, оторвал меня от просчета вариантов развития событий. Я тихонько толкнул локтем Зимина, показав ему чуть заметным кивком на домик рядом с мостом. Саня так же незаметно кивнул в ответ.

— Разрешите, я с вами, — бодро спросил он у фельдфебеля. — Чего просто так стоять, может, разрешат здесь остаться на ночь.

— Идем, — нехотя махнув рукой, недоверчивый Отто направился к маленькой хибаре, в которой, видимо, был узел связи.

Водила, пожав плечами, уселся в кабину и завел двигатель, а я, подозвав ближе Круглова и Деда, решил воспользоваться моментом.

— Толя, пройдись аккуратно, немецкий у тебя тоже вполне качественный, осмотрись, фрицев посчитай. Дед, стой здесь, смотри по сторонам, я Зимина подстрахую.

Толя вразвалочку двинул вдоль домов. Дед занялся сбруей, делая вид, что это сейчас — самое важное занятие.

Из домика, куда уходил фельдфебель, Саня вышел спокойным и ровным шагом спустя всего минуту. Перехватив его взгляд, понял — сматываться надо. Погрузились на телеги и отправились в обратную сторону. По пути к нам подсели остальные бойцы. Телеги удалось спрятать в саду у одного из домов. В принципе спрятать — громко сказано, просто загнали их во двор.

Утро началось с бомбежки. Если честно — чуть не обделался. Наши штурмовики «дербанили» переправу. Разброс в сотню метров не промах, поэтому прилетало и по хутору. Для нас это было в принципе не плохо. Немчура не станет искать «регулировщика», и можно будет попробовать спрятаться.

День мы провалялись, прячась по щелям. Суета на хуторе стояла нездоровая, но по чердакам и пустым домам никто не лазал. Некоторые хаты были серьезно повреждены, в одной такой мы и укрылись с казахом. Остальные прятались в сенниках. Когда к нам заявился Саня Зимин, чуть не пристрелил его. Напугал засранец.

Местных жителей на хуторе не было видно, редкие хаты занимали солдаты и офицеры вермахта. Может, жителям не разрешали выходить, а может — и вовсе всех истребили. Возле некоторых хат сидели солдаты. В основном по одному — часовые, наверное.

— Ну, штаны-то зашили? — оскалился Саня.

— А сам-то вытряхнул? — вопросом встретил его Мурат.

— Есть чего? — прервал я их юмор, обращаясь к Зимину.

— Хреново дело, командир, — Саня посерьезнел и махнул рукой, показывая отчаяние, — фельдмаршал еще вчера с самого утра на тот берег убыл, когда вернется — неизвестно.

— Это тебе «регулировщик» рассказал? — Я опять теребил в руках патрон, на этот раз от немецкого карабина. Чего-то нервный я становлюсь, постоянно стал патроны в руках катать.

— Ага, чего делать будем?

— Надо было ехать на тот берег сразу, тем более — фельдфебель приказывал, — задумчиво проговорил я.

— Ага, и в нашу форму сразу переодеться, чтобы немцам работы меньше было, — ответил Зимин.

— А где штаб, выяснил? — вклинился Мурат.

— Третья хата, если от реки считать, слева от нас. Вон за тем домом, где стог сена стоит, — протянул руку Саня, указывая направление. Примерно двести метров. Надо позицию искать — расстояние детское, но подойду к выбору места со всей пролетарской совестью.

— Тогда так: Мурат, как начнет темнеть, дуй вперед, постарайся тихо. Нужна позиция с видом на штаб. Рано или поздно, но цель вернется. Если нет — я дурак. Саня, бери Вано и Деда, ищите себе место для прикрытия, пришли ко мне Толяна. По коням, мужики, — скомандовал я.

— Как я тебе сообщу, если замечу чего? — осторожно поинтересовался казах.

— Найдешь «лежку», вернешься за мной. Вместе наблюдать будем, — заключил я.

Все осторожно рассыпались.

Темнело стремительно. Я уже успел обдумать все, десятки раз.

— Толян, пошли со мной, — кивнул я Круглову, как только тот появился в моем укрытии. Хотелось самому поискать место, откуда можно было бы «работать».

Осторожно пробираясь в темноте, мы выбирались с хутора. Пользуясь то свежими воронками, то укрываясь за уцелевшими после налета авиации плетнями.

— Все, командир, дальше некуда идти, — сплюнул Толян.

— Толя, я — назад. Вон там, — я указал рукой вперед, — овражек есть, осмотри его. Оттуда обзор мужикам будет нормальный, прикроют нас. Оглядись и ставь «сюрпризы» — только так, чтобы сами потом прошли.

— Понял, — Толян подхватил свой тяжелый мешок с «подарками» и двинул к оврагу.

— А мы пойдем немного не туда, — тихо произнес я вслух, обращаясь сам к себе.

Пропустив мимо себя гуляющих полупьяных фрицев — вот тебе и орднунг, — я за одним из сараев со всей дури наткнулся на офицера.

— Что это такое, рядовой, глаза забыл дома, фамилия?

Мне показалось, что долбаный фашист сейчас всю округу на уши поставит. Подумаешь, чуть с ног его не сбил, не хрен шастать по ночам.

Удар вышел что надо. Вскинув руку в нацистском приветствии, я ребром ладони нанес офицеру удар по шее. Упасть он не успел — подхватив падающего бессознательного офицерика под руки, я живенько утащил его за угол сараюшки. Черт, что с ним делать? Свяжу для начала и за Муратом схожу. Так и сделал.

Офицер оказался связистом. Под крышей сенника, в котором Мурат сделал лежку, мы привели немца в чувство и начали тыкать штыком в мягкие части тела.

— Мурат, найди Саню, передай — пусть занимают позицию в овраге. Толян там «сюрпризы» ставит, пусть осторожнее идут.

— Этого чего, валить? — казах поморщился.

— А на хрена он нам нужен-то? Вроде все выяснили, остается ждать, — я развел руками, — только вот, куда его девать — я работать отсюда хотел, позиция хорошая, на черта тут лишняя вонь.

— Понял, сейчас в сарай унесу, брошу и сена сверху накидаю. Раньше полудня вряд ли найдут, и то, если с самого утра хватятся. Ты сказал — отсюда будешь стрелять, а я? — уставился на меня Мурат, до которого дошли мои слова.

— Иди прячь немца. Я посмотрю пока, есть мыслишка. Оттащи этого «счастливчика» в соседний сарай, он завалился уже, вряд ли туда полезут. Голоса услышим, свалить успеем.

Офицер дал нам повод серьезно задуматься.

Время шло ужасно быстро, предстояло обдумать тысячу дел. Начиная с того, как сделать работу, и заканчивая улепетыванием отсюда на всей возможной скорости. С фельдмаршалом постоянно находится взвод охраны — хорошо, если танков не будет. Офицер связи рассказал нам самое главное, что нас интересовало: передвигается фельдмаршал Манштейн исключительно на «мерседесе», а машина эта — далеко не пуленепробиваемая. С нашим калибром, с этой стороны, волноваться было не из-за чего, а вот то, что охрана у него на БТРе, — это уже хуже. Там и пулеметы, и солдат тьма.

А еще немецкий офицер рассказал — зачем именно отбыл на тот берег фельдмаршал. Немцы ждали прибытия какой-то группы — то ли егерей особых, то ли еще кого. Манштейн сильно озабочен сохранностью своей тушки, вот и выпросил каких-то спецов у Гитлера. Что за группа, пленный не знал — информация была секретной, он просто передал данные, полученные по радио. Влезать в посторонние дела нам было категорически запрещено, но вот думалось, что удастся совместить. Тем более, я сильно подозреваю, что спецы эти — по нашу душу и прибыли. Кто еще, кроме нас, столько крови у немецкого генералитета выпил? Вот и думаем — как заранее подготовить позиции, чтобы сделать все как надо.

— Серег, если влезем не в свое дело, нас точно под трибунал отдадут. А еще вернее — положат всех прямо тут, хрен их знает, кого там принесло, — не без опасения заметил Зимин.

Саня пробрался к нам для уточнения планов.

— Сам знаю, парни. Узнать тут что-то вряд ли получится, слишком здесь фрицев много. Когда шум поднимется, сюда со всего района немчура сбежится. Не забывайте — они ищут диверсов особенно тщательно. Каждому из нас попасть к врагу — хуже смерти. Не мне вам рассказывать, как тормошат пленных, уже через час заговорит и немой.

— Командир, разреши? — задумчиво и, кивая своим мыслям, подал голос Зимин.

— Говори.

— А давай мы изобразим отход. Сил у нас хватит, сделаем вид, что ломимся отсюда на всех порах. Пошумим немного и свалим. Думаю успеем и назад вернуться.

— Немчура погоню устроит, хрен вам дадут вернуться, — с сомнением покачал головой я.

— Не бзди, командир, уйдем. Ночь поможет.

И ведь ушли. Постреляв из пулемета и пары автоматов, немчура вяло втянулась в перестрелку. Уже через пару минут мы с Муратом прекрасно слышали, наши перестали стрелять. Гансы же только в раж вошли. Куда они там шмаляют? Через какое-то время вся суета удалилась от хутора на приличное расстояние. А часа через три из оврага мне коротко мигнули красным фонарем.

— Мурат, а ведь получилось, — я, улыбаясь, смотрел, как с хутора медленно выезжает БТР.

— Ага, в погоню намылились. Лишь бы нам с ними на отходе не столкнуться.

— Не должны, ребята ближе к реке уходили, а мы прямо на восток пойдем.

Ребята устроились в овраге, предварительно заминировав все вокруг, но — без фанатизма. Сколько придется ждать — неизвестно, пусть поспят. Толя остался сидеть в охранении, а мы с Муратом, на нашей высокой позиции, тоже решили отдохнуть. Я решил дежурить первым, посижу «собаку». Если к утру ничего не произойдет, может, и сам чуток покемарю. Вообще, после суточных бдений в Сталинграде все привыкли к тому, что спать удавалось крайне редко. Бывало, и сутки не спали, и двое, вот только стрелять потом хреновато — глаз «замыливается», голова «не варит». Да и общая усталость с ног валит.

— Справа, справа и сзади он сидит, — шептал я сам себе. Хреново, что Мурат меня слышать не мог.

План мы придумали простой. Толя Круглов, заминировав подходы к позиции наших «прикрывальщиков», обнаружил очень хорошее место для снайпера. Туда мы Мурата и посадили. Довольно густые кусты росли прямо за оврагом, в котором сидят Зимин с Вано, Дедом и Толяном. До немецкого штаба оттуда — метров четыреста. «Работать» фельдмаршала должен был именно казах. Я лишь «подчищу» за ним — если будет, что подчищать.

Место встречи после операции оговорили сразу. Вернемся на болото — туда, где мы довольно долго сидели до приезда на хутор. Уходить будем по одному. Мне хуже всех: и близко к немцам, и один я тут сижу.

Прождали мы весь следующий день, уже начинали нервничать. После убийства регулировщика и пропажи связиста думали — все, устроят немцы облаву и — пипец. Но ночью где-то неподалеку закипела какая-то заварушка и с хутора на юг выдвинулась колонна фрицев.

«Наша» кавалькада фрицев, сопровождающая фельдмаршала, переправилась десять минут назад, около семнадцати ноль-ноль. Надвигающаяся темнота не должна стать помехой, накануне заметили, что у штаба светло как днем. Фрицы начальству подсвечивают, да и не от кого им тут прятаться. Фронт далеко. Мы были наготове и ждали развития событий. Гансы пустили сначала небольшой отрядик — так, несколько мотоциклов — проверили ближайшую округу, по домам не шатались, лишь огляделись. Головной дозор вернулся и присоединился к основной колонне. На хутор вся немецкая «братва» втягивалась величаво. «Мерседес» фельдмаршала шел в середине.

Дорога к штабу проходила от меня метрах в ста — я успел разглядеть, что на заднем диване кто-то сидел. Фельдмаршал ли это — рассмотреть не удавалось, сумерки уже. Когда выйдет из машины — опознаю. Дальнейшее происходившее пронеслось как в тумане. Колонна остановилась возле штаба. К «мерседесу» фельдмаршала подбежали два солдата и встали навытяжку. Грохот выстрела ВСК долетел до меня уже тогда, когда пуля, выпущенная Муратом, прошила легковушку насквозь. Почему он выстрелил, не дождавшись от меня сигнала — потом будем разбираться. После второго попадания, бензобак, что ли, зацепил — на машине заплясали языки пламени. «Мерседес» стоял боком к позиции казаха, долбил его Мурат на совесть. Из иномарки никто не успел вылезти, но что-то было не так. Целюсь я, не закрывая левый глаз, поэтому заметил движение у стоящего предпоследним в колонне БТРа. Плавно сместив ствол и фокусируя взгляд, отметил про себя:

«Хитрец ты — Эрих фон Манштейн, — но и мы не пальцем деланные!»

Как я думал, подсветка сыграла с немчурой злую шутку. Мы их видим, а они в первые секунды не смогли даже понять, откуда к ним пришла смерть.

Фельдмаршал приехал на «Ганомаге». Пулеметчик за небольшим бронещитком крутил головой по сторонам, пытаясь понять, откуда ведется огонь. В это же время я увидел, как два солдата выскочили из кузова и прикрыли вылезающего из нутра БТРа офицера. Весь остальной конвой рассредоточивался. К ним присоединялись солдаты, выбежавшие из штаба при звуках первых выстрелов, и отчаянно палили во все стороны, давя желание нападавших продолжить обстрел.

Двести метров — не расстояние. Я решил воспользоваться шумихой, тем более, цель была такая лакомая. Выстрел, и тренированные солдаты, закрывающие собой фигуру фельдмаршала, мгновенно застыли, осматривая округу и водя автоматами по сторонам. Стрелял я в кузов, точнее — в открытую створку двери «Ганомага». Солдаты находились очень близко к дверям, и звук удара пули по броне они уловили сразу. Оба остановились в один момент, а вот фельдмаршал автоматически сделал еще один, последний в своей жизни, шаг. Вторая пуля, выпущенная уже по цели, достигла ее благополучно. Удар в левое плечо Манштейна был такой, что того отбросило на одного из солдат. Полетела в сторону фуражка, открывая седую голову. Попал я ему чуть выше локтя — больно, наверное. Телохранитель машинально поймал своего командира и не спешил опускать на землю. Тогда я сделал третий выстрел, последний. Пуля размозжила голову старому вояке, заодно зацепив и телохранителя. По крайней мере упали они вместе. Выстрелов из моей тихой винтовки слышно не было, все заглушала пальба фрицев, но пора было убираться. Чуть было уже не встал, как вспомнил слова пленного связиста о том, что фельдмаршал приедет не один.

Стрельба продолжалась, но немчура уже начала подбираться к оврагу, в котором засели наши ребята. Хлопнуло несколько мин, брызнули осколки растяжек. Немчура, подрываясь на «сюрпризах», оставленных Толяном, несколько сбавила обороты и залегла, поливая свинцом холм. Парни стегали из всех стволов, отвлекая фрицев от осмысленных действий и давая мне возможность выбраться. А я продолжил свое наблюдение. И не зря. Спустя минуту из БТРа показалась голова в фуражке, затем вылезло то, на чем эта голова росла. Длинный кожаный плащ, фуражка, на руках перчатки. Вылезти офицер решил после того, как в «Ганомаге» начали появляться дыры от выстрелов казаха. Пулемет с БТРа поливает на расплав ствола. Черт, почему ребята не уходят, ведь наверняка видели, как я «завалил» фельдмаршала?

«Это еще что за хрен такой?» — думал я, беря на мушку офицера. Что интересно — рожа знакомая, видел в каких-то документах, но кто именно — не припомню. А, ладно, завалю до кучи — одной «шишкой» меньше станет.

Офицер тем временем не стал ждать, пока ему в затылок пуля прилетит, а быстренько достал какой-то длинный предмет из кузова и навострил лыжи к штабу. Так-так. Подождем, вряд ли он там запрется и отсиживаться будет. Стрельба стала понемногу удаляться — ребята отходят, наверное. Черт, ведь мне-то тоже сваливать надо. Начнут немцы после такого шухера хутор обшаривать — мне кирдык придет.

Где-то над головой послышался гул, пока еще слабый, но нарастал быстро. Ага, немчура, видимо, вызвала подмогу — как бы парней моих не «раскатали» там. Им главное — до рощи добраться, там их трудно будет достать. Хотя фрицы попросту окружат весь лесок — он тут небольшой — и амба. Пока темно, Зимину надо отрываться, иначе сценарий один.

Хватит здесь сидеть, надо убираться. Задание мы выполнили вполне себе «на отлично», даже Истомин не докопается. Что по неизвестному офицеру, так нам его и не заказывали. Встал со своего лежбища, в щель осмотрел округу: о, как! Из здания штаба быстро выскочили несколько человек. Привлекло меня то, что одеты эти люди были странно. Просто не видел в немецком тылу снайперов в полной экипировке. А то, что это были наши «коллеги», сомнений не было: винтовки с отчетливо видимыми оптическими прицелами, просторные, скрывающие фигуру маскхалаты. Солдаты направились в сторону, откуда вели огонь мои бойцы. Вот значит как: немцы снайперов в Сталинград везли, хотя они там и так есть. Кто же это? И тут меня как током стукнуло — Зайцев в моей истории «бодался» в Сталинграде с каким-то гансовским снайпером, вроде как настоящим инструктором из Берлина. Тогда Василий его благополучно переиграл, а теперь попробую я. Фрицы уже подходили к окраине хутора, и я их почти не видел. Попробую пойти за ними, может, удастся сойти за одного из них: форма на мне такая же, вопросов быть не должно, даже если кто и увидит. Эти, по крайней мере, ушли спокойно, никто их не остановил. Хотя солдат тут много, но посмотрели вслед и останавливать не решились.

Насколько смог тихо, я начал вылезать из своего убежища.

Почти спустившись, услышал негромкое движение где-то рядом и, упав в кусты — даже не знаю чего, затаился. Тихо. Ну нафиг, полежу минутку. Как в воду глядел — тотчас из-за угла ближайшего сарая вывернула пара фрицев с автоматами в руках. Идут медленно, обдуманно осматривают округу. Заставили их, видимо, «прочесать» местность. Ну, Серега, немцы хоть и не тупые, но и Шерлока Холмса среди них нет. Парочка ищеек прошла мимо и скрылась за плетнем, в кусты они не смотрели, просто отбывали номер. Правда, шли тихо и не болтали.

В голове бил «набат»: вали отсюда, вали! Ноги же тянуло непременно к углу «моего» сенника — посмотреть на штаб и ту шумиху, что мы подняли возле него. Но мне надо догонять снайперов — если они парней догонят, всех там и положат. Фрицев-снайперов я насчитал шесть человек. Три пары грамотных снайперов, — у-у-у, пипец парням. Ведь они и не подозревают, кто за ними идет. Нужно торопиться.

Гул самолетных двигателей уже был над головой. Неужели немцы послали сюда «Лаптежники»? Ведь ночь сейчас, они и не увидят ни хрена. Ревуна не было, в той стороне, куда двигались мои парни, раздался вой пикирующей вниз машины. Я передернулся — жаль бойцов. Не одного Деда, а всех. За эти последние месяцы мы приросли друг другу настолько, что выделить среди них кого-то особенно не было никакой возможности.

Однако было и в правду темно — сделав пару заходов, самолеты ушли за Дон. Может, получили сигнал от снайперов. В подтверждение этого где-то за хутором разразился пулемет. К нему присоединилась пара трещоток МР-40.

Внезапно небеса разверзлись, и пошел сильный снег. Крупными холодными хлопьями он не шел, он мчался с огромной скоростью в лицо, подгоняемый сильным ветром. Ветер продувал насквозь, казалось, все тело покрывается коркой льда. Да, мои-то следы он заметет, но и отпечатки тех, за кем иду, тоже исчезнут. Видимость упала прилично, но и меня не так видно будет. На каждый минус есть свой плюс. Немцы вышли на охоту в своем егерском камуфляже, тоже лохматом, как и у нас. Точнее, мы были одеты именно в немецкий камуфляж. Но у нас было одно отличие: у каждого в ранце имелся грязно-белый маскхалат.

Выбираться пришлось очень долго. Мимо построек ползти не решился — гораздо подозрительнее будет. Хаты все огорожены плетнями, укрыться под стенами не получится. Шел спокойно, подражая виденным ранее немецким спецам. Миновал четырех автоматчиков, те что-то проговорили как бы между прочим, что-то про отставание. Коротко кивнул и махнул в ответ рукой, но не задерживаясь, продолжил путь. В темноте детали формы — особенно камуфляжа — не видны, все знаки различия носятся под накидками, да и шел я со стороны штаба, короче — прокатило. Стрельба, начавшаяся в той стороне, куда ушла моя группа, затихла. Не было даже одиночных выстрелов. Дело дрянь: или парней уже нет, или — оторвались. Второе — вряд ли, от таких волчар легко не уйдешь. Да если там еще и инструктор их гребаный — Кениг, что ли, не помню, как правильно его звали, — то вообще хреново.

Выйти в хвост снайперам-погонщикам не получилось. Дорога эта… М-мать ее… Пришлось сделать приличный крюк. Когда невдалеке раздался хлесткий треск МГ, я повеселел. У фрицев их с собой не было, значит, парни еще живы. Значит, и я сейчас подмогну… Тем временем МГ, выпустив пару скупых очередей, смолк — да уж, ребятки, посидите тихо, а то по вспышкам вас враз раскатают. Оглядев округу и прикинув направление, понял, что группу моих друзей гонят севернее той лужи, которую мы громко назвали болотом. Грамотные — не хотят, чтобы парни укрылись в роще рядом с болотом. Под покровом темноты ребята и вовсе уйти смогут, вот и гонят их на открытую местность. Когда фрицы успели обстановку изучить, откуда знают про эту лужу? Нырнув в ближайшую канаву, раскрыл ранец. Ага, именно ранец, фрицевский. Не с «сидором» же к немцам в тыл идти. Доснарядил пустые магазины — хреново, только тридцать восемь патронов осталось. Так-то немало, но вот вдали от снабжения появлялась какая-то неуверенность. Достал и натянул маскировочный халат. Обмотал винтовку белой лентой и нанес угольком черные штрихи. Закончив свои нехитрые приготовления, выбрался наверх. Дальше двинулся, согнувшись пополам. Стрельба продолжалась, несколько раз слышал Мурата — ПТР ни с чем не перепутаешь. Тарахтели и МР-40 других участников, но довольно вяло, скорее — отпугивали. Немцы были сплошь с винтовками, автоматов я у них не видел, а пистолеты, наверное, только как вспомогательное оружие. Кстати, ни разу не слышал гранатных разрывов — видимо, расстояние между противниками довольно приличное. Немцам это на руку — с их оптикой они могут как в тире сидеть и ждать, пока кто-нибудь появится в поле зрения. А что рано или поздно появится — к гадалке не ходи. Только бы Зимин не ступил, а то решит рвануть в атаку, поняв, что погонщиков мало. Хотя — не тот он человек, понял уже, что бравада хороша в мирное время.

Когда я увидел вспышку от выстрела из невысокого кустарника, то лег пластом и, осторожно загребая локтями, медленно пополз вперед, стараясь дышать потише и не хрустеть ветками. Вспышки засекал еще пару раз. Не больно часто стреляют немцы. Высматривают, наверное, чтобы — наверняка. Да и видимость-то метров сто пятьдесят, не больше. Прикинув, откуда мне будет видно позиции немчуры, я выбрал местечко повыше. Затаился и стал ждать, изредка фиксируя скупые выстрелы и рисуя в голове позиции фрицев. Вспышки не очень выделялись в темноте — снег и метель глушили их, но каждый следующий отблеск, появлявшийся в новом месте, отмечался достаточно четко. Выходило, что снайпер-команда фрицев или стреляла по очереди, или постоянно меняла позицию.

Хреново чего-то. Расстояние — метров двести, может и меньше, в темноте и в такую погоду легко ошибиться. Дело даже не в правильной дистанции, а просто я противника не вижу. Снег еще хреначит, в последние полчаса ветер вообще разогнался не на шутку. Лезу вперед, продрог до костей. Рукавицы у меня на руках здорово помогают. Без них уже пальцы бы отморозил, какая уж там стрельба. Двигаясь ползком, медленно сокращаю расстояние, выстрелы звучат все громче. Так, пистолет из кобуры, глушитель — на ствол — так хоть не сразу обнаружат. «Выхлоп» хоть и тихий, но пистолет еще потише будет. Винтовку пока за спину. А хорошо, кстати, получилось, что с боку зашел — под «дружественный огонь» попасть меньше шансов. Очередной выстрел — вспышка буквально в нескольких метрах. И как я так быстро такое расстояние прополз? Пытаюсь разглядеть стрелков до рези в глазах — тщетно, укрылись грамотно. Нет, вот и они. Я прополз буквально еще пару метров, когда заметил легкое шевеление. О блин, а я думал это коряги какие-то! Как в фильме ужасов, две размытые тени поднялись с земли и в полуприсяди беззвучно крадутся в мою сторону. Обойти, наверное, решили, или на основную группу вывести — «вытащить цель на мушку». Теперь понятно, почему я до них так быстро добрался — навстречу шли. Сейчас, сейчас, ну-ка, идите ко мне… Вскидываю пистолет и ловлю на мушку дальнего. Нет, стоп, надо подождать, далековато. Ну же, крысы, идите сюда, немцы крадутся крайне медленно. Лежу, кажется, даже не дыша. Метров двадцать осталось… нормально! «Пук», «пук» — в смысле — не газы, а выстрелы. Пистолет с глушителем деловито выплюнул две пули в фашистов. Один успевает чуть вскрикнуть, но звук тонет в эхе близкой очереди из МГ. По редким кустам щелкают пули, выпущенные из пулемета. Прижимаюсь к земле еще теснее, ползу к фрицам — надо добить, вдруг — подранки. Приблизившись вплотную, не осматривая тела, делаю два выстрела, порядок. Так, тут вряд ли еще полезут, скорее с другого фланга зайдут, а по центру останется «инструктор». Если предположить, что вышли немцы одновременно, то «инструктор» сейчас один, ну — или с помощником.

Так же тихо дополз до кустов, в которых ранее засек вспышки. Сейчас тут никого не видно — затихли, ждут, видимо, когда мои бойцы перезаряжаться будут. Так и есть, новые выстрелы вспыхнули с другого боку от засады немецких снайперов. А вот и главное действующее лицо: метрах в ста лежит человек — очертания смазанные, видно его плохо, снег тоже не добавляет резкости — попробую поближе подкрасться. Винтовку в руки и снова — на локтях, аккуратно — вперед. Со стороны беглецов стрельба прекратилась совсем — э, нет, мужики, вы чего, поживите еще, хотя бы лет полста. Вы мне еще ой как нужны.

Взрыв гранаты, за ним — второй, вырвали меня из размышлений о вечном. Ни фига себе — уже на бросок подошли? Или это мои архаровцы «выпад» сделали? В принципе, правильно — ребятам теперь и надо сокращать дистанцию, вынуждая немцев открыться. Ого, а это — уже ПТР: один громкий «бах» и снова — тишина.

Человек, с которого я не спускал глаз, чуть привстал — ловлю в прицел, черт, хорошие у гансов накидки, расплывается все. Не знал бы, что там человек, хрен бы догадался. Мягкий, сдавленный глушителем «пыхх» — фигура в камуфляже, чуть подпрыгнув, растянулась на земле. Черт, где второй, наверняка ведь парами лежат. Быстро, но плавно обвожу прицелом место вокруг убитого мной снайпера, но никого не вижу, как же так? Ровный, почти как стол, участок земли перед болотом, только кочка какая-то темная чуть в стороне от трупа фашиста.

Какая на хрен кочка, навожу прицел и понимаю — не успел! Хлестко трескает, выплевывая смерть, немецкий карабин — в последний момент я тоже нажимаю на курок, хотя точно прицелиться и не успевал. Удар, каска противно звенит, и уши как будто ватой заткнули.

Темнота.

— Терпи, командир, нам еще долго выбираться. Не впервой уже, — доносятся слова.

Кто командир, я? Черт, чего произошло-то? Где я?

— О, очнулся наконец! — радостно шепчет тот же голос.

— Где я? — едва шевеля губами, выдавливаю слова.

— Молчи, командир, нельзя тебе говорить. Нормально все, идем домой. Остановиться я решил, передохнуть, пить хочешь? — Послышалась возня и звук откручиваемой крышки на фляге.

— Ага, — опять шепчу я, и тут же к моим губам прижимается что-то холодное. Запоздав с глотком, кашляю, вода течет мне за воротник.

— Не спеши, спокойней, и так весь как сосулька, еще и из фляги за шиворот льешь, — наставительно шепчет голос. Про себя отмечаю присутствие акцента.

— Глаза, не вижу ни хрена, — в несколько приемов выплевываю я слова, пытаясь пошевелиться. Боль пронзает голову тупым штыком.

— Повязка там, командир. Серег, ты чего, не помнишь, что ли, ничего?

Пытаюсь понять — о чем говорит голос с акцентом. Нет, ни фига не понимаю.

— Видел такое. У тебя ранение в голову и плечо, наверняка еще и контузия. Крови потерял много, хорошо еще — пуля не в башке, а в плече застряла.

— Чего произошло-то, какая пуля? — язык после пары глотков воды слушается чуть лучше.

— Так ранили тебя. В голову. Каска спасла, хорошая каска.

Чем больше проходит времени, тем больше начинаю вспоминать. Холод, зараза, в печенку уже пролез.

— Замерз, как в холодильнике лежу, — слетает у меня с губ.

— Дрова кончились, лежи тихо, схожу принесу. Огонь уже гаснет, надо поддерживать.

Вскоре рядом послышался треск и какая-то возня. Постепенно становится теплее.

— Надо отодвинуться немного, а то сгоришь еще. — Ловлю себя на мысли, что голос мне знаком.

— Брат, ты кто? Расскажи хоть — что и где, а то ничего не могу вспомнить.

— Вано я, командир, на задании мы были. Тебя ранило, снайпер немецкий хотел тебе в башке дырку проделать, но плохо у него вышло. Отскочила пуля от каски. Повезло, что не вовнутрь — пуля вскользь прошла, но все же задело серьезно. Долго жить будешь!

— Во дела, — вырывается у меня, и я отрубаюсь.

Очнулся я от того, что почувствовал, как меня куда-то тащат.

— А-а-а, — выдохнул я, не столько от боли, сколько для привлечения внимания.

— О, командир, ты давай, так больше не пугай!

«Вано, что ли?» — подумал я.

— Вано, ты? — спросил я, уже понимая, что ответ мне известен.

— Так точно. Ну, что, главный, вспомнил чего?

— А что, забывал разве? — недоуменно ответил я вопросом.

— Так не помнил ты ни хрена. Очнулся и давай вопить — кто я, где я?

— Да ладно! Давно? — я попытался дотронуться до головы. Даже рукой двигать — и то больно.

— Не трогай, там повязка.

— То-то думаю — чего так темно. Башка трещит, сейчас лопнет, наверное, — скорее простонал, чем сказал я, — поправь повязку, а то не вижу ни фига.

— Чего помнишь? — вновь спросил Вано и аккуратно сдвинул бинт у меня на голове, открывая тем самым глаз.

— Во, теперь норма. Да хрен его знает, Вано, чего я помню? Шел вроде за вами. В кого-то стрелял, потом вспышка в мою сторону…

— Я тебя нашел, когда стало ясно, что враги все убиты. Мы разбрелись все. Парни на север ушли, я прикрыть остался. Видел, что кто-то убил стрелка, который в кустах напротив нас сидел.

— Я второго упустил, переиграл он меня. Пока разглядывал округу, он меня и поймал.

— Видел я, только не упустил ты его, — покачал головой Вано.

— Как так? — голова стала болеть еще сильнее, и я откинулся на землю.

— Успел зацепить ты его, в руку. Едва не оторвал, на одной коже висела. Он вскочил на колени, ну я его очередью и срезал.

— Вот всегда знал, что пулеметчик ты от Бога! — попробовал улыбнуться я.

— Да чего там. Я ведь всего в сотне метров от него лежал. Мы как заметили, что за нами «хвост», прижали их было, но кто-то из этих стрелков долбаных мне в руку засадил. Стрелял потом не целясь, больше пугал.

— Так ты — ранен? Как же ты еще и меня-то вытянул? — удивился я.

— Да нормально, ниже плеча навылет прошла, почти не болит. Надо выбираться отсюда, командир, идти-то далеко.

— Вано, который раз ты меня спасаешь, спасибо тебе, никогда не забуду. Вот еще что, ты документы у стрелков не догадался забрать?

— Обижаешь, командир, вот… — Вано показал свой мешок, — все здесь. Даже цацки снял, у последнего, что тебя подстрелил, два креста.

А ведь точно — Кениг. В документах, по крайней мере, так указано. Два железных креста, еще какие-то награды. Майором оказался, вот Истомин порадуется, если выйдем, конечно.

Голова у меня просто раскалывалась. Вано рассказал, что пуля, вмяв каску, сменила направление и, чиркнув по «шапке» вошла в тело над ключицей. Ключица, видимо, сломана, руку не поднять. Если бы не каска — хрен его знает, что было бы.

— Вано, а как ты тех, что вокруг пошли, нашел? — опять удивляюсь я.

— Так видели мы их. Что, думаешь — вообще хвосты прижали и не высовывались?

— Как раз так и не думал. Просто, я их в стороне положил, мало ли…

— Зимин затем на север и пошел, потому как видел, что окружить хотят. Документы когда собирал, еще двух севернее нашел. Там фарш. Мужики их гранатами закидали. Даже противно было документы из карманов вытряхивать. Там все по частям лежит.

— А парни как, не зацепили их стрелки-то? — озабоченно спросил я.

— По мелочи в основном. Деду прилетело хуже всех…

— Что с ним, — я захлопал глазами от перевозбуждения.

— Грудь, слева навылет. Здоровья у него много, выберется. Даже сознание не терял, на ключе работал. Потом ребята его на носилки положили, так он упирался как рак.

— Вот не уберег, — сорвалось у меня.

— Да как будто ты что-то мог сделать…

Я взглянул в глаза непонимающе уставившемуся на меня Вано.

— Серег, я не понял — как это «не уберег»?

— Вано, дружище, как-нибудь расскажу. Лады? — я попытался протянуть руку к бойцу, но не смог.

Дорога по почти открытой местности была сущим кошмаром. Головой вертели без конца, точнее — Вано вертел. Я, конечно, заставил его сменить повязку и новую наложить как следует, но он все равно замотал мне один глаз. Одноглазый пират какой-то из меня вышел, а не диверсант. В принципе, он все правильно сделал. Глаз открытым держать было больно, лишняя морока, а так — закрыт и ладно. Двигался я очень медленно. Несмотря на то, что мы отлеживались, как оказалось, почти сутки, сил было мало. Голова сильно болела и кружилась — последствия контузии, наверное. Ноги заплетались как у пьяного. Да, Вано сдуру влил в меня спирту, так меня еще и вывернуло, когда очнулся. Ну, совсем не принимает у меня организм алкоголь, совсем. А тут еще и сотрясение, наверное. Дни были уже короткими, и двигались мы преимущественно в темноте. По ночам было уже очень холодно, а на нас только камуфляж. Хорошо хоть, белье теплое одели перед выходом и посушиться удалось у костерка, иначе замерзли бы. Понятно теперь, насколько немчуре хреново — ватников у них нет, мерзнут в своих тощих шинельках. Кстати, это здорово сыграло нам на руку, когда решили остановиться на одном заброшенном хуторе на ночевку. Просто совсем из сил выбились, решили отдохнуть. Мороз ночью стукнул градусов десять, а может и больше, так что в нашей легкой одежке было холодно. Так вот, только разместились в одном сарае — хутор был почти не разорен — как заявились немцы. Три мотоцикла и БТР, обычный набор. Из-за холода, наверное, даже не стали проверять дома и остальные постройки, а сразу забрались в одну из хат, и вскоре оттуда стало доноситься пьяное пение и смех.

— Видать, часто тут бывают — вон, даже печку затопили, — произнес Вано, торчавший у щели в стене.

Смылись от начальства побухать, наверное. А чего, предлог всегда один — нужно патрулировать, вот и отдыхают. Чего особо напрягаться-то в своем тылу.

— Вано, как у тебя рука? — тихо спросил я.

— Чего задумал? — Вано настороженно взглянул на меня. В его голосе слышалось беспокойство.

— Говоришь, все в хату забрались? — продолжил я.

— Все до единого. На улице никого не видно.

— Если так и не выставят часового — надо к БТРу сползать.

— Ладно, давай подождем только. Пусть укладываюся спать.

— Хорошо. У них в БТРах почти всегда взрывчатка есть — на всякий случай таскают.

— Все понял. Заминировать хочешь?

— Да, только валить потом отсюда надо будет со скоростью зайца.

— Поспи пока, я посижу, — предложил Здоровый.

Авантюра, конечно. В нашей-то ситуации — и так рисковать. Но накачка замполитов уже прочно въелась в подсознание: «Бей врага повсюду». Вот и попробуем. Да и видели мы по немецким тылам чересчур много такого… По карте выходит, что до ближайшего населенного пункта километров восемь, не меньше. Дорога тут одна — мы пробирались вдоль нее — особого ажиотажа на ней не было. Наши самолеты часто летают к Дону — бомбить переправу и сосредоточивающиеся войска противника. По пути могут и колонну раздолбать, так что, будем надеяться — все пройдет тихо и спокойно для нас. Тут, кстати, небольшая рощица поблизости, в ней и скроемся.

Не успели мы набедокурить. В середине ночи меня разбудил нездоровый шум. Открыв единственный глаз, я с беспокойно закрутил головой.

— Не получится, командир, их, видно, по тревоге подняли, — пальцем ткнул себе за плечо Вано, повернувшись ко мне.

— Чего, сваливают? — протирая глаз, спросил я. Выспался, кстати, хорошо.

— Ага, бегают как наскипидаренные. Вон, слышишь? — Вано, прилипнув к щели между досками, наблюдал за происходящим.

Я осторожно приблизился к нему. Здоровый пододвинулся, уступая мне место, а я заглянул в щель.

Картина маслом. Немчура в суете грузится на технику, один байкер уже развернул свой «Цюндап» и медленно покатил вперед. БТР корячился дольше.

— Только бы сжечь не захотели, — заметил я.

— Да не, не станут. У них тут что-то вроде «малины», похоже, — привел довод Вано.

— Ну и ладно, пусть валят, нам легче будет, — я с облегчением откинулся на солому.

Немцы и правда уехали, не причинив нам беспокойства. Вано после их отъезда навестил ту хату, в которой они «гудели», принес немного продуктов. Немцы собирались в спешке, видимо, забыли. Перекусив, дал отдохнуть Вано. Сменив мне и себе повязки, тот вырубился мгновенно. Ну, хоть и здоровый, но не железный же он. Я тихо сидел и чистил оружие. С одной рукой, правда, не очень получалось. Сначала тщательно выскоблил винтовку, затем занялся пистолетом. Часа через четыре, чтобы убить время, пока спал Вано, вычистил и его пулемет. Патронов к последнему тоже осталось мало — пол-ленты, не больше. У меня — пара магазинов к пистолету и — около трех десятков патронов к винтовке. Пострелял-то я немного.

Проспал Здоровый почти шесть часов. В районе десяти утра, на востоке началась такая канонада, что, казалось, — фронт где-то рядом. Артиллерия долбала вовсю, а в небе постоянно кружили самолеты. Мы пока сидим, высовываться рано. Ближе к вечеру, если ничего не случится, будем вылезать отсюда.

Когда начали сгущаться сумерки, небо на востоке зажглось красочным фейерверком. Просто днем мы этого не видели. Ориентируясь на зарево от пожаров и взрывов, мы медленно пробирались домой.

Ночью же случилась беда. Ну никак не ожидал, что фронт так изогнется за несколько дней. Выйдя из очередных зарослей ивняка, по которым мы с тудом пробирались, чуть не вперлись прямо на немецкие позиции. Точнее, впереди — буквально в полукилометре — находились немцы: палатки, танки, броневики и прочая техника — никак не меньше дивизии. Двинув левее, мы устремились на север, резонно предположив, что южнее гитлеровцев больше. По крайней мере до нашего выхода было именно так.

Продираясь по кустарнику и тихо матерясь, попали прямо в руки воинов доблестной и непобедимой. К своим вышли, значит. Уже спустя пару минут чуть не пожалели, что вышли не к врагу. Взявшие нас в плен бойцы, недолго думая, отвели нас к командиру полка. Почему именно к нему? Да просто он нам по дороге попался. А позже узнали, что всего полка тут — сто пятьдесят штыков, вместе с ранеными.

Полковник Маслин, командир стрелкового полка, в который мы попали, с ходу захотел нас «под ружье» построить. На все попытки и просьбы связаться с отделом НКВД полковник лишь матерился:

— У меня бойцов нет совсем. С утра пойдете в атаку вместе со всеми, нам из окружения выходить надо, а уж потом — посмотрим.

Нам было трудно оспаривать приказ, но мы ведь не себе принадлежим.

— Товарищ полковник, неужели вы не видите — мы оба ранены, возвращаемся с задания…

— Ага, я тут один целый, — полковник вскипел было, но все-таки позвал какого-то бойца и приказал доставить нас в санбат. В санбат нас отправили вовсе не для лечения — полковник потребовал освидетельствовать нас. Ему показалось, что ранения у нас липовые, дескать, мы увиливаем от службы.

Все это происходило из-за того, что мы, как последние лохи, забыли отпороть опознавательные метки. В своей-то форме они были, а в немецкую переодевались в спешке. В суете сборов просто вылетело из головы. Истомин, конечно, указал нам на это, пообещал ему, что по дороге пришьем и… Забыл, естественно.

Доктор-военврач — сухой, лет пятидесяти «с хвостиком», лысый, с интеллигентными усиками — без обиняков содрал с моей головы повязку. Орал я громко, коновал в ответ морщился и тихо ругался, но когда увидел рану, то изменился в лице.

— Я, я…

— Что там у него, — заглянул в палатку Маслин.

— Товарищ полковник, тут это…

— Ну-ка, дай взгляну, — «полкан» направился ко мне.

А посмотреть было на что. Вано говорил, что выглядит рана ужасно. В принципе, там просто глубокое рассечение, но волосы в этом месте отсутствуют, череп проглядывает. Да и кровь сразу пошла, заливая мне глаз. Быстро подойдя, «полкан» тут же отшатнулся, пробормотав что-то себе под нос, и выбежал из палатки как ужаленный. Когда за ним опустился полог, я услышал звуки вылетающей из желудка пищи. Естественно, через рот. И чего там такого страшного?

Дальше врач забыл про всю ту чушь, что ранее слышал от полковника, и принялся за свою работу. Пока чистил рану и пытался стянуть ниткой ее края — разговорился. Оказалось, что полк, в который мы угодили, вырвался вперед и — из-за голых флангов — попал в окружение.

— Вот командир и злится, бойцы-то выходят к нам. Кто ранен, а кто-то даже без оружия. Товарищ полковник уже устал, ему одному приходится управлять всем нашим хозяйством. В самом начале наступления в штабной блиндаж попал немецкий гаубичный снаряд. Всех в мясо. А там и начштаба был с особистом. Некоторые командиры батальонов и рот получали указания и тоже все погибли. Полковник Маслин был на передовой, проверял готовность к наступлению. Вот так он один из командиров и остался жив, а новыми ротными пришлось назначать неопытных сержантов… — Вытаскивая пулю из плеча, военврач присвистнул.

— Ух ты, никогда такой не видел! — доктор смотрел на кусочек металла, зажатый в пинцет, и цокал языком. Я тоже скосил глаз на неведомую пулю и тоже удивился. Форму крохотный снарядик утратил, но на донце отчетливо был виден какой-то значок.

— Я и сам не видел, — кивнул я.

— Снайпер? — приподняв бровь, доктор взглянул на меня.

— Кто, я? — с удивлением уставившись на военврача, буркнул я.

— И ты, и тот, кто тебя подстрелил?

— Так точно. Проморгал его, выстрелили одновременно, мне — в голову, а ему я в руку попал. Товарищ мой его из пулемета потом срезал.

— Повезло тебе. Видно, серьезный специалист попался. Сантиметр бы вправо и…

Военврач покачал головой, отдал мне пулю и принялся зашивать. Закончив со мной, врач занялся раной Вано. Судя по ругани, доносящейся из палатки, пришлось Вано потерпеть. Наверное, грязи много попало. Пока ждал Вано, захотелось есть, решил прогуляться по расположению. Невдалеке увидел группу бойцов и подошел к ним.

— Привет честной компании, — весело произнес я и чуть не получил в рыло. Ну да, я же — в серо-зеленой гансовской форме. Нас тут мало кто видел, ребята просто не знали, кто я такой. Потом разобрались, конечно, обошлось без рукоприкладства. Даже поесть дали, хотя сами сидели почти без провизии.

Спустя час нас нашел полковник Маслин и предложил отойти поговорить. Вано, разыскавший меня несколько ранее, уже закончил есть, и мы бодренько двинули за командиром.

— Как, говоришь, тебя? — начал Маслин, когда мы оказались в его блиндаже.

— Лейтенант Новиков, товарищ полковник, — я приложил руку к голове. Пилотку я смог нацепить после того, как врач заменил повязку. Вано, конечно, старался, но заматывать мне полголовы было чересчур. Доктор же сделал все по совести.

— Так вот, лейтенант, — Маслин кашлянул в кулак, — приказывать я тебе не могу — тебе ведь возвращаться надо, так?

— Так точно, товарищ полковник, — кивнул я, насторожившись.

— Бойцов для сопровождения я тебе дать не могу — уж извини, у меня и так их осталось шиш да ничего. Но ты, лейтенант, сделай уж доброе дело — дойди и сообщи выше, что мы тут загибаемся помаленьку, — полкан грустно опустил голову.

— Постараюсь выполнить, товарищ полковник. Только ведь нам еще и выйти к нашим надо. Как вы думаете, на северо-востоке немцев много?

— Не знаю — точных данных у меня нет. По нам ударили с двух сторон и отсекли тылы. Я, собственно, на самом деле вот о чем просить хотел…

— Слушаю…

— Сможете пройти и ракету пустить? — удивил меня просьбой комполка.

— Какую ракету? — даже растерялся я.

— Если у фрицев за нашими позициями танки есть и их много — красную. Если только пехтура без тяжелой техники — зеленую.

— А если танки замаскированы? Если честно, я не представляю, товарищ полковник, как мы в таком состоянии там ползать будем. Ведь ракету мало дать — свалить оттуда придется очень быстро.

— Все понимаю, но — помоги, лейтенант. Ведь всех нас здесь и похоронят. Танков я не видел, нас пехтура давила, минометами. С воздуха пикировщики как стервятники трепали. Ты же видишь, лейтенант, у меня бойцов нет совсем, да и те, что есть — пацаны или раненые.

— Хорошо. Попробуем. Где лучше идти — покажите? — сдался я.

— Да, сейчас бойца вызову. Дозоры у нас выставлены, они и покажут.

Ракету мы дали, зеленую. Более того, сами вернулись обратно к окруженцам. Получилось — в разведку сходили. Немчуры с северо-востока было немного — рота, может полторы. Вдвоем напрямки нам было не пройти, и мы с Вано вернулись. Все легче с сотней солдат идти. Но в атаку мы не полезем, я так командиру полка и сказал. Тот был полностью согласен, просил держаться позади и помочь, если немцы контратаковать станут.

Хреново получилось. В самом начале боя немцы устроили нам филиал ада. Мало того, что давили из пулеметов, так еще и минометы развернули. Вдарили по нам — крепко.

— Вано, у меня патронов мало. Давай прощаться с Маслиным и уходить. Впереди кусты будут, там и оторвемся, — Вано лишь кивнул, соглашаясь.

Улучив момент, снял двумя выстрелами мешавшихся гансов. Стрелять было очень больно — плечо-то ранено, каждый толчок приклада бил как кувалдой. До видневшихся зарослей ивняка мы добрались ползком. Продрались через хитросплетения ветвей, отдышались и двинули дальше. Выход из леска встретил нас тишиной. Даже страшно стало: то пальба идет такая, что головы не поднять, а то тихо как в гробу. Вано, пошатываясь, плелся за мной, я сам давно повесил «Выхлоп» за спину и шел с пистолетом в руке. Как мы оба оказалиссь в окопе — даже не понял.

— Ну, мужики, это уже наглость! — чей-то густой бас резанул по ушам.

— Шнапсу, что ли, обожрались? — прозвучал второй голос.

— Да говорю вам, наши это! — влез третий и тем самым меня порадовал.

— Свои мы, ребята! Свои, — проговорил я и вырубился. Сил просто не осталось.

Вернулся в этот суетный мир я одним рывком. Боль в голове прострелила с новой силой. Закусив губу, чтобы не заорать, огляделся по сторонам: землянка вроде. Точно. Наклонился и поднял обрывок газеты: «..ая Звезда». Наши! Значит, не приснилось — вышли. Рядом лежал Вано. Он еще спал, тихо похрапывая. Попытавшись встать, обнаружил себя раздетым, только в подштанниках. Оружия нет, разгрузки тоже. Камуфляж с белой накидкой и подавно куда-то пропал. Все-таки поднялся и заметил кучу тряпья у входа. Порывшись, нашел свою верхнюю одежду и, накинув на плечи, вылез на воздух. И здесь суета. Люди в форме — бойцы, сержанты, командиры постарше — сновали туда-сюда. Едва выбравшись — наткнулся на винтовочный ствол. Подняв глаза, встретился с серьезным взглядом бойца.

— Э-э! Ты только не шмальни сдуру!

— Вам нельзя покидать землянку, вернитесь внутрь, — боец, видимо часовой, не шутил. Вид у него был строгий и недоброжелательный.

— А что случилось-то? — опешил я.

— Вернитесь в землянку. Я доложу, что вы проснулись.

Не став спорить, я юркнул обратно. Во дела, арестовали, что ли?

— Вано, ты живой? — я потряс за плечо друга.

— А-а? — спросонья взмахнул руками тот и зашипел от боли.

— Тихо ты, чего ручищами размахался?

— Командир? Ты так больше не пугай, — Вано медленно сел и стал тереть руку, пытаясь успокоить боль.

— Нас тут, похоже, арестовали, — задумчиво сказал я.

— А-а-а! Всего-то? Лучше бы выспаться дали, — пробурчал под нос Вано.

— Ну, не бухти, Здоровый, часовой сказал, что доложит сейчас. Так что ждем гостей.

Я не обманулся в ожидании. Буквально через пять минут к нам ввалился грузный, невысокий мужичок. Когда я разглядел знаки различия, то покачал головой.

— Ну, рассказывайте! — проговорил мужичок.

— Товарищ старший лейтенант госбезопасности, разрешите представиться? — особист коротко кивнул, а я продолжил: — Лейтенант госбезопасности Новиков и сержант госбезопасности Ревишвили. Возвращаемся с задания Ставки, — да, прямо так и заявил.

— Так уж и Ставки? — с ухмылкой, но спокойно вставил особист.

— Так точно. При выполнении задания получили ранения. Как попали именно к вам? Прорывались вместе с остатками стрелкового полка из окружения, свалились в окоп…

— Ясно, документов, конечно, нет? — почесал в затылке «старлей».

— Так точно. Нет. По моей халатности, группа не подшила метки, готов понести наказание.

— Ладно. Доктор у нас хотел вас осмотреть. Скажу бойцу — проводит. Я пока свяжусь с вашим командиром. Куда звонить? Не в Москву, надеюсь?

— Никак нет. Передайте в штаб Сталинградского фронта: «Отец, я вернулся. Новик».

— Ишь ты, загнул! Хорошо, после осмотра у доктора вас накормят. Жрать-то хотите?

— А то! — если честно, я очень обрадовался, столкнувшись с адекватным особистом. Не часто они мне встречались, не часто.

Из землянки мы вышли вместе с Вано и снова встретились с часовым. Парень на этот раз выглядел более расслабленным. Но был настороже, винтовку за спину все же не повесил.

— Веди, служивый, — я кивнул парню. Тот указал направление и пошел следом за нами.

Отойдя на несколько шагов от землянки, я остановил пробегающего бойца, тот куда-то торопился и сначала отмахнулся от меня, но я удержал его за рукав шинели.

— Братуха, а где мы? — осторожно спросил я, ловя на себе настороженный взгляд. У особиста-то забыл спросить.

— Во даешь! — присвистнул боец. Розовощекий худой парнишка лет восемнадцати смотрел на меня с улыбкой. — Ты откуда, с луны, что ли, свалился?

— Почти, чуток пониже, но тоже больно, — с трудом улыбнувшись, ответил я.

— Сто девяносто третий стрелковый полк — так откуда вы?

— Да хрен его знает, братка. Очнулись вон в той землянке.

— А, так вы эти, которые утром в окоп свалились? — закивал парнишка.

— Ага, спасибо.

Паренек опять кивнул и двинул дальше по своим делам.

Я обернулся к часовому, а тот, повернувшись, указал мне на соседний блиндаж.

— Туда идите — доктор там.

— Спасибо, — кивнул я, и мы с Вано двинули туда, куда указал боец.

— Это еще что такое, кто разрешил вставать? — встретил нас в землянке строгий голос военврача третьего ранга.

— А кто запрещал? — пытаясь улыбаться, спросил в свою очередь я.

— О какой герой, с гонором, — как-то зло буркнул врач.

— Да нет, обычный я. Просто пошутил, я не знал, что мне вставать нельзя. Нас ваш особист к вам послал. Извините, если нагрубил.

— Ладно уж, возвращайтесь к себе и ложитесь. Я зайду к вам, как только освобожусь. И зачем он вас послал?

— Как прикажете. Нам приказали явиться, мы и явились.

— Молодцы, ухарцы. Марш в землянку и отдыхать, — тоже с улыбкой ответил военврач и вернулся к занятию, от которого я его отвлек своим приходом.

— Есть, — честь я отдавать не стал, голова пустая.

Вернувшись в нору, в которой я пришел в себя несколько минут назад, затеял разговор с Вано.

— Ну вот, Вано, скоро будем у своих. Ты как, рука болит?

— Да нормально. Болит немного, главное — отдохнул хорошо. Думаешь, быстро приедут?

— Если до Истомина дойдут сведения, то — быстро. Скоро отдохнем по-настоящему, с банькой и чайком.

— Ага, на губу бы не попасть за то, что метки не пришили, — поцокал языком Вано.

— Думаю — отвертимся. Хотя, зная Петровича — может ведь и «закатать».

— Ну что, пришли в себя? — раздался голос за спиной. Обернувшись, увидел на входе знакомого доктора.

— Так точно, — хором ответили мы с Вано.

— Хорошо. Давайте посмотрю ваши раны, нужно повязки сменить.

— Серег, из Москвы получен приказ… — Истомин стоял передо мной.

— Слушаю, товарищ старший майор госбезопасности, — я вытянулся по стойке «смирно».

— Выбирай сам: в госпиталь или домой? — задал вопрос Петрович, прекрасно зная ответ.

— Товарищ старший майор…

— Все ребята были переправлены в Куйбышев.

— Дед, как он? — осторожно спросил я.

— В порядке, выкарабкается. Ранение серьезное, о восстановлении пока речь не идет, но жизнь уже вне опасности.

— Слава богу! — выскочило у меня. Истомин и глазом не моргнул.

— Так вот, я думаю отправить тебя домой, там будешь лечиться. А ребят мы позже к тебе переправим, когда в состоянии будут. Всем крепко досталось, о службе придется пока забыть, на время.

— Как прикажете. Я, если честно, и сам чувствую, что отдохнуть надо. Что по заданию?

— Теперь можно и о деле. Основную задачу выполнили отлично. Может, еще и благодаря этому, у немцев сейчас такой разброд стоит, что мы этим с успехом пользуемся. Войска вермахта, после поражения в Сталинграде, на запад — бегут. Главная цель была достигнута. Большой ценой, но — достигнута. В районе Сталинграда были окружены и разбиты части вермахта, на которые Гитлер возлагал надежды. Они должны были отрезать нас от нефти — не вышло. Конечно, мы тоже понесли немалые потери, и речи о том, чтобы сейчас двинуть на Берлин, нет. Но вот выйти в район Донбасса и начать наступление на Харьков мы должны, причем — буквально на днях.

— Хорошие новости. Но думаю — это не все. Наверняка есть и плохие?

— Куда без них. Кавказ шумит.

— Местные? — нахмурившись, спросил я.

— Есть и такое, зверствуют почище СС.

— Знакомо, — вставил я, вспоминая свое время.

— Принято решение усилить нашу группировку на Кавказе авиацией и долбить сверху. Наверное, так будет лучше.

Проведя два дня в Москве, мы вместе с Вано и Толяном — куда же без него — вылетели в Ленинград. Толю Круглова доставили в Москву на второй день моего появления в столице. Ведь он так и остается моим телохранителем.

В Ленинграде — нет, ДОМА — меня ждала такая новость, что я сначала дар речи потерял. Мало того, что у меня две малявки, которых я удочерил, так Светланка приподнесла сюрприз:

— Сережа, нас скоро будет пятеро!

Я так на задницу и сел.

— Родная, ты серьезно? — не веря своему счастью, вскричал я.

Светка только хитро улыбнулась, а я — заплакал. Натурально, не смог сдержаться. Войнища тут такая идет, люди гибнут каждую секунду, а тут — новый человек растет. Пусть пока еще в утробе матери, но это уже — факт. Не думал я, что смогу испытать эту радость, после рождения дочери в моем времени, еще раз. Да и чего лукавить, забывать я стал понемногу — откуда я взялся и что там осталось. Новая жизнь: больше года уже здесь, привык ко всему. Не хватает только одного — не, не интернета с телевидением — телефона. Как же было бы удобно с «трубой». Хотя я как-то уже думал об этом — задолбали бы тогда еще больше.

Наградой в этот раз для меня стал отпуск по ранению, ну и — «Красное Знамя». Сам обалдел. В аккурат на Новый год наградили. Новый, тысяча девятьсот сорок третий, год я встречал вместе со всей своей дружной семьей. А куда мне было девать всех моих оглоедов, прибыли, как раны затягиваться начали, еще и Деда с собой приволокли. Тот еще очень слаб, но все идет хорошо.

Петрович тоже приехал в Ленинград вместе с ребятами. Отпустили на три дня — побывать с семьей. Привез вести от командования. Оказывается, решили наконец избавиться от чехарды со званиями. Согласно приказу, нас причислили к ОСНАЗу НКВД. С десятого января сорок третьего года я официально буду носить звание капитана. Звания выровняли. Мое, лейтенанта НКВД, стало равно общеармейскому — капитана. Приятно, черт возьми. А каково парням? Тот же Саня Зимин должен был сгинуть в болотах под Лугой, как и все остальные мои ребята, ан нет. Ходит вон, подбородок не опуская, тоже капитаном стал. Толю Круглова подравняли под нас с Зиминым. Три капитана теперь в нашей группе. Вано, тот здоровый Вано, что в очередной раз вытянул меня к жизни, получил «Красную Звезду», медаль «За Отвагу» и лейтенантские погоны. Наверное, за то, что спас своего командира — по крайней мере, я очень об этом просил Истомина.

В середине января нам выдали новую форму. С красивыми, но неброскими погонами и со звездами на них. По случаю отъезда на Центральный фронт товарища Жукова в Смольном устроили банкет. Нас тоже всех пригласили, ребята с удовольствием нацепили все награды. Истомин заявил, что «форма одежды — парадная». И баста. Конечно, чего скрывать, безумно приятно было надеть на себя тяжелый от наград мундир. Иконостас-то у меня впечатляющий, один Орден Красного Знамени в трех экземплярах чего стоит. «Красная Звезда», «боевик», «За Отвагу», «Невский», но главный, конечно, особенно дорог — «Орден Ленина». У Петровича, кстати, вообще «космос» на груди. Ему уже второй «Суворова» перепал, на этот раз — первой степени, а главное — он теперь комиссар третьего ранга, вот. Гэбэшные звания офицеров старшего комсостава остались как и прежде.

Светланка, увидев меня при полном параде, только глаза распахнула.

— Милый, когда мы с тобой встретились, там, в полевом госпитале, ты не говорил, где ты служишь и что делаешь. Я понимаю и не спрашивала, хотя, видя следы твоих ранений, представляла, что ты далеко не в штабе воюешь. Но я не представляла, что ты ТАК рискуешь! Ты и сейчас не можешь мне рассказать, ЧЕМ ты занимаешься на фронте? — Видя, что я открыл рот чтобы ответить, Светланка поспешила меня остановить.

— Нет, нет. Если нельзя — не говори!

— Любимая, все нормально. Да, не скрою, мне чертовски приятно носить награды, но не надо тебе знать большего. Нет в моей службе ничего хорошего, честного и романтичного. Ты просто… Жди меня, когда я уезжаю, и люби!

— Буду, всегда! — Мы обнялись, я поцеловал любимую женщину в губы и вышел.

Придя во дворец, в дверях встретились с Александром Петровичем. Тот сиял новыми парадными генеральскими погонами и кучей наград. У меня и остальных наших — тоже уже не мало, грех жаловаться.

Банкет прошел как-то буднично. На фронтах хоть и были достигнуты серьезные успехи, но расслабляться рано. И все это знали. С алкоголем люди не перебарщивали, больше разговаривали. Редко удается встретиться друзьям и просто хорошим людям. Что меня удивило, так это — присутствующие на банкете солдаты. Пусть немного, но то, что позвали простых рабочих войны — мне понравилось. Были офицеры всех рангов и политработники. Почти в самом начале взял слово Георгий Константинович. Он встал, поднял фужер с вином — ну, не водка же была, наверное, в такой таре — и сказал:

— Товарищи командиры, бойцы и просто граждане. На фронте наконец-то наступил долгожданный перелом. Мы наступаем по всем направлениям, противник огрызается, но это — уже не тот вермахт, что лез сюда же в сорок первом. Наша победа — вопрос времени. Главной задачей сейчас является уменьшить потери в людях. И так потеряли очень, очень много.

Среди присутствующих я вижу человека, которого не имел возможности поблагодарить ранее. Пользуясь случаем, хочу исправить эту ситуацию. Товарищи, вы все — очень достойные люди, так или иначе проявили себя в борьбе с фашистским отродьем, но этот человек — он сделал кое-что лично для меня… — Жуков на секунду замялся, а все с нетерпением ждали продолжения: — Если бы не этот человек, меня бы тут с вами не было! — выдохнул Георгий Константинович, «подводя черту» под выступлением.

Все сидевшие за столами обводили зал глазами, пытаясь понять, о ком маршал говорит. Мне вдруг сделалось стыдно, я думал — маршал уже забыл про меня, ан нет.

— Капитан Новиков, Сергей, — вдруг донеслось до меня, и я вскочил как ужаленный.

— Этот лихой капитан прикрыл меня собой от пули. Не дал фашистским прихвостням сделать свое черное дело. В общем, — Жуков подошел ко мне, — спасибо, сынок.

Георгий Константинович крепко пожал мне руку и вручил новенький, блестящий от смазки наградной пистолет. Новый модернизированный ТТ с «анатомической» рукоятью и увеличенным на три патрона магазином. На рукояти была гравировка: «За доблесть и отвагу от маршала Жукова» — во как! Я убрал пистолет обратно в кобуру, из которой его ранее достал маршал, пожал протянутую вновь руку и гаркнул:

— Служу Советскому Союзу! — и, после легкого кивка Георгия Константиновича, уселся на свое место.

Дальше пошли поздравления — мне было крайне неловко, но деваться некуда. Я был очень удивлен этим жестом Жукова, никогда не думал, что тот запомнит. Сам-то уж забыл, как-то не до этого было. В самом начале — да, было дело, обдумывал произошедшее. Истомин меня тогда предупредил, что у Жукова хорошая память, но чтобы так отблагодарить. Если честно, эта награда — дороже всех орденов. Человек подарил от чистого сердца, это было видно по глазам.

Вечером после банкета подогнал под себя ремни кобуры с новым пистолетом. Пока занимался подгонкой, жена уложила детей спать, и мы решили прогуляться. Старшая у нас — уже помощница что надо. На нее маленькую оставить — не вопрос.

Как же хорошо пройтись по городу, когда не думаешь о бомбежке и обстрелах. Когда ничего не угрожает тебе и твоим родным. Да, скорее бы уж война закончилась, так хочется пожить в мире в этом времени. Рядом с нашим домом, на набережной, было тихо. Вокруг все белымбело. Мы с любимой бродили вдоль реки и с наслаждением дышали чистым, морозным воздухом. Где-то еще гремят взрывы, с неба валятся бомбы и снаряды, льется кровь тысяч людей, но это — где-то далеко, а мы — здесь и сейчас.

— Как назовем? — задала резонный вопрос Светланка, когда мы заговорили о беременности.

— А кого называть-то? Ведь не знаем, кто будет, — растерялся я от преждевременности вопроса.

— Как бы ты мальчика назвал? — вполне серьезно продолжала Света.

— Сашкой! — я кивнул сам себе.

— Это в честь которого: Зимина или Александра Петровича?

— И в их честь тоже, конечно, но…

— А что, есть еще кто-то? — удивленно распахнула глаза любимая.

— Был, — я задумчиво повесил голову, а Света, поняв, что я расстроился, попробовала поддержать:

— Милый, если больно говорить — не надо. Потом, как-нибудь.

— Да нет, не страшно. У меня младший брат был, умер он, — хотелось бы заплакать сейчас, но на войне я очерствел. Жалость и сострадание уступили место жесткости и безразличию. Не полностью, конечно, иначе в «дурку» пора было бы ложиться. Но все-таки я стал очень черствым. Мы с братом росли без матери и были очень близки. Когда мамы не стало, ему было всего десять, в общем, вместе мы были всегда.

— А девочку? — продолжила Светланка после моих коротких объяснений.

— Как ты захочешь, я буду любить нашего ребенка с любым именем, все равно — мальчика или девочку, — это была правда, я очень люблю детей. Пока у тебя нет своих детей, этого не понять.

— Мне хотелось бы Марией назвать, — как-то тихо, скорее для себя, сказала супруга.

— Хорошее имя, мне всегда нравилось. Так и назовем, если девчонка будет, — добавил я.

С супругой мы гуляли почти каждый день до поздней ночи, утром спали подолгу. У Светланки уже начал вырисовываться животик, и я с удовольствием прикладывал ухо, пытаясь услышать биение двух любимых сердец.

Второго февраля был обычный день. В тылу мы уже давно, ребята помаленьку все оклемались. Тренировки возобновились, но Истомин постоянно накручивал меня на предмет подготовки Зимина. Саню упорно прочили на место командира группы, меня же Петрович хотел оставить при себе в штабе. Но пока не удавалось — разбивать нашу снайперскую связку с Муратом было нельзя.

Наступление по фронтам идет весьма шустро. В январе были освобождены и Ростов-на-Дону, и Воронеж, и — наконец-то — Харьков. Последний отбили очень удачно, не дав в этот раз эсэсманам Хауссера спокойно отступить. Отходящие в спешке дивизии СС гнали танками на земле и долбали самолетами с воздуха. Благо техники теперь хватало. Постоянными охватами войска нашей доблестной Красной Армии навязывали врагу непрерывное отступление. Немцам пришлось бросать обозы и скорым маршем двигать «костылями». В это же время на Левобережной Украине разгоралась «рельсовая война». Вермахт остался без снабжения и отступил за Днепр, правда, сохранив на Правобережье укрепленные плацдармы. Бойцы и командиры нашей армии, наглядевшись на отбитых территориях на творения этих упырей, рвались вперед порой даже без патронов. Наша проблема, как всегда, была в снабжении и планировании, плюс слякоть и разрушенные немцами дороги и мосты. Войска постепенно отрывались от тылов на десятки километров, из Ставки их одергивали, но получалось не всегда. Слишком долго люди ждали наступления, сил накопилось немало, и теперь их кинули в бой.

Новые танки под индексом Т-43 массово пойдут в войска уже в апреле. Но это — не те Т-43, что были в моем времени. Это был полноценный «сорок третий», гораздо более удачная модель. Поликарпов поднял в небо свой «ЛА-7М», у Яковлева готовился «седьмой» Як. Дело шло, люди трудились на благо Родины. Производство поднималось. В армии тоже понемногу наводился порядок.

Бойцы попадали на фронт только после курсов по военной подготовке. Там их обучали стрелять и ухаживать за оружием, слаженности в действиях. Новобранцы постигали знания, как двигаться в группе и поодиночке, маскироваться, пользуясь рельефом, растительностью и складками местности, да и многому другому. Учили, как не только выполнить задание, но и в живых остаться, чтобы и дальше бить врага. Уже сейчас — это было актуально. Командный состав за «необоснованные потери» серьезно наказывали.

В первой декаде февраля всех нас принимала Москва. Уезжали из Ленинграда мы в спешке, даже толком с любимой не простился. Обнял всех, расцеловал и…

Вот и самый высокий дом в стране. Лаврентий Павлович Берия устроил мне небольшой допросец на предмет атомного проекта. Как там и что, я, конечно, не знал, так и сказал товарищу Лаврентию Павловичу. Рассказал то, что когда-то читал: про программу америкосов, про неудачи в этой области у немцев. Я еще в сорок первом рассказывал об этом серьезном оружии.

— Товарищ Новиков, Верховный главнокомандующий серьезно озабочен этим вопросом. Что, если американцы завершат свою программу раньше указанного вами срока? Это исключительно нежелательно.

— Раньше вряд ли. Но то, что результат они получат, это факт.

— Сергей, — перешел на «ты» Берия, — Александр Петрович передаст тебе сегодня некие документы. Не приказываю — прошу: отнесись к этому со всем тщанием. Нужно хорошенько все обдумать. Подготовься, выскажешь свои мысли. Доклад назначаю на послезавтра.

Через час, увидев и прочитав только первую страницу, я громко и грязно выматерился.

— Ты же знаешь, по пустякам Лаврентий Павлович тебя бы не вызвал, — Истомин стоял над душой и покачивал головой.

— Александр Петрович, когда это Верховный с америкосами договориться успел?

— Ты же не думаешь, что товарищ Сталин просто в Кремле сидит?

— Но как? Каким образом? — я не знал, что еще сказать. От того, что я прочитал, у меня волосы зашевелились. Нет, дело очень важное, конечно, но я себе не представляю, как это осуществить.

— Тебе же сказали — обдумай, — Истомин продолжал давить. Легко ему говорить, а мне каково?

— Хорошо, приказ ясен. Товарищ комиссар третьего ранга, я так понимаю — еду в одиночку и в один конец?

— Товарищ капитан, никто не приказывает вам носиться бешеным бегемотом по всем САСШ. Там давно работают «мальчики» Павла Анатольевича, вам приготовят всю информацию. Едешь вместе со своим «вторым номером».

— Если там уже есть кому работать, зачем тогда мы нужны? — невольно перебил я Истомина.

— Люди Павла Анатольевича работают очень скрытно, светить их — не рекомендуется. А самое главное — ты и твой казах лучшие именно по таким «целям», — не обращая внимание на то, что я его перебил, продолжал Истомин.

— Александр Петрович, ну уж хватит сказки-то сочинять: у Судоплатова такие «волкодавы», куда нам до них.

— А ты уверен, что они не промахнутся? Правильно говоришь — волкодавы. Но не стрелки. Ты один из лучших стрелков во всей стране. Не на полигоне, а именно в тылу врага. Планируется работа с огромного расстояния, и они не годятся для такого. Я — не уверен, что они справятся. У тебя осечек не бывает, это уже сложившийся факт. Тем более что в стрельбе с таких расстояний опыт у тех людей просто отсутствует.

— Так можно же просто взорвать, наконец?

— Если бы можно было, тебе не поставили бы такую задачу. На месте вам дадут полный расклад. Можно сказать, даже укажут — где лучше позицию занять. Ваши «цели» под постоянным наблюдением. От вас только и требуется, что поставить точку.

— Сколько целей? — обреченно спросил я, не надеясь уже отвертеться. Я не боялся, просто пока не понимал всего того, что было задумано.

— Основных — пока две, подробнее расскажут позже, когда прибудет человек оттуда.

— Вылет когда? Есть ли время на подготовку?

— Доложишь план генеральному комиссару, там и будет видно.

— Какой же тут план, если за нас там все сделают?

— Кто едет, какое оружие, я дам тебе еще документы и фотографии. Посмотришь местность возле объекта, где придется работать. Поговори с Муратом, определитесь и — в письменном виде представь.

— Есть, разрешите идти? — я вытянулся по струнке.

— Иди. Ребята где?

— У Алевтины, конечно, где им еще быть? — удивленно ответил я, будто сам не знает. Истомин кивнул в ответ и погрузился в бумаги, а я, дождавшись сопровождающего, пошагал вон из кабинета.

— Командир, это нас чего, на край света посылают? — Мурат, с совершенно ошалелым видом читал «дело». — Вернуться удастся, как думаешь?

— Если все сделаем как надо, думаю, вернемся. А вообще, Мурат, не рви душу! — я сам сидел и думал, как быть. Сейчас, когда уже ход войны поменялся, появились жена, дети, еще ребенок на подходе, а тут… Геройствовать хорошо, когда за тобой никого нет и возвращаться не к кому. Хотя задание таково, что лучше сдохнуть на чужбине, но задание такого уровня выполнить.

Вечером ко мне подошел Зимин.

— Серег, чего случилось? Казах словно обухом пришибленный ходит, — покосился на соседнюю комнату Саня. — Ты тоже весь в раздумьях?

— Чего хотел? — отстраненно спросил я, не расслышав вопроса.

— Казах говорю, чего-то загрустил, — Саня многозначительно повел глазами, — чем ты его так «загрузил».

— Когда-нибудь обязательно узнаешь. Сань, не в обиду, один хочу побыть…

— Что, правда такое важное дело? — уходя, все же спросил Зимин.

— Да, — коротко бросил я и отвернулся.

— Дела! — Зимин вышел, оставляя меня один на один с мыслями.

Позже, через пару часов, он опять зашел, справляясь о моем настроении. Зайдя в комнату, вглянул на меня, а я лишь кивнул в ответ: мол, садись. Присев рядом, он уставился на меня. Я закурил, в голове была каша, надо бы отвлечься.

— Сань, а поехали с утра на полигон к судоплатовским? — не зная, о чем говорить с другом, предложил я.

— А поехали. Кости размять хочешь? Только чего, с одними пистолетами там бегать будем?

— Почему? Допуск у нас есть, мы вроде к ним и относимся, а у них там игрушки найдутся, будь уверен.

«Ну-ка, вот так», — выстрел, приклад больно толкнул плечо, но я уже ловил в оптику мишень, чтобы зафиксировать результат. Плечо еще чувствительно побаливает, доставляя серьезный дискомфорт.

— С самого края зацепил, — ровным голосом подсказывает казах, лежащий рядом.

— Вижу, ветер сильный. Возьму правее на пару «тысячных».

— И выше на половину, — добавляет Мурат.

Приклад снова попытался отбить мне плечо, а я опять упорно вглядывался в прицел.

— Во, так лучше, — деловито отмечает Мурат.

Мы стреляем уже два часа. Высадили кучу патронов, прежде чем начали попадать в мишень. Я специально выставил ее дальше, чем когда-либо — хотелось найти предел. Поставил новую экстремальную двенадцатикратную оптику — она здорово искажает реальность, но расстояние таково, что решил попробовать. Еще на прошлом курсе тренировок (в том году — вечность назад…) нам надоело постоянно ставить новую мишень. — Попадание пули «четырнадцать и пять» рвало на части любую доску. В этот раз мы выпросили в качестве стрельбища артиллерийский полигон, на котором испытывали противотанковые орудия. Мишень долго придумывать не пришлось — на одном из издырявленных танков — тридцатьчетверке, кстати, открыли и закрепили в таком состоянии крышку башенного люка. Ломом закрепили. Вот по ней и шмаляем. Новые пули для ВСК пробивают ее, оставляя в металле аккуратные отверстия. В командировку, скорее всего, будем брать именно ВСК. Если нас проведут до места, то найдут и куда оружие спрятать. Ладно, выдвину предложение, а там как скажут.

— Сколько ты отмерил в последний раз? — спросил я у казаха.

— Как просил, тысяча шестьсот, — пожал плечами Мурат. Да, с такой дистанции мы никогда еще не стреляли. Честно — даже не представляю, попаду ли в ростовую фигуру с такого расстояния.

— Мурат, надо кружок нарисовать. Буду пробовать уложить в тридцать сантиметров.

— Может, двадцать? Голова ведь меньше.

— Ты чего, сдурел? Какая голова, в тело бы попасть на такой дистанции.

— И то верно, командир. Хотя ты, помнится, в Сталинграде фрицу в башку метров с семисот из «тихой» закатал. Думаю, уйти подранком ему в любом случае не грозит. Ну, «на пару» будем пробовать? — Мурат указал на свое «весло», лежащее рядом. Стреляли мы лежа, с земли. Там, куда отправимся, вряд ли будут окопы, в которых можно укрыться.

— Падай рядом, — мотнул головой я, перезаряжая винтовку. Или ЭТО — уже не винтарь, а пушка? Еще раз модернизированная, ВСК показалась мне лучше сбалансированной. От того ПТРа, с которого она взяла начало, не осталось почти ничего. Даже внутренности почти все были доработаны с учетом потребностей армейских снайперов. А новый патрон для нее — проверено уже на фронте — пробивал «Ганомаг» с километра, дальше вроде не пробовали. Не знаю, что там в патрон засунули наши кулибины, но получилось — «зашибись». На дистанции тысяча шестьсот — отклонение меньше полуметра. И это при довольно сильном ветре.

Сдвоенный звук выстрела стремительно пролетел над полигоном и растворился в пологих холмах. После выстрела мы еще несколько секунд вглядывались в прицелы.

— Ты смотри, как кучненько, — довольно ухмыльнулся Мурат.

— Точно, — в круге, который нарисовал на люке боец из приданого нам отделения, две новые дырочки находились совсем рядом. Дыр уже было прилично, и боец, рисовавший мелом круг, старательно обвел сделанные ранее пробоины тем же мелком.

— Как это мы так, чуть не в одну точку попали? — снова подал голос казах, удивленный результатом.

— Куда стреляли — туда и попали. Ты мне вот что лучше скажи: на фотках видел — что там за местность?

— Ну, разве по фотографии скажешь однозначно? Горы, лес.

— Вот. Там в охране — чуть ли не полк солдат задействован. Если и будет возможность, то — единственный выстрел, очень точный.

— Серьезно к делу подходят, — присвистнул Мурат, — дела. Уйти будет нелегко. Помощники будут?

— Да, но не наша группа, — Мурат на мою тираду покачал головой.

Судя по предоставленным данным, агентура работает на совесть, провести нас должны без особого труда. А вот отход — правильно Мурат говорит, могут быть проблемы. Это не к фрицам в ближние тылы сходить. Диверсионная операция в чужой стране, да еще и в союзном государстве…

— Командир, давай-ка еще постреляем, — немного подумав, предложил казах.

— Давай. Мне хоть и дали время до завтра, но выезд вряд ли состоится в ближайшие дни. Нужна тщательная разработка плана действий. Плюс, к Судоплатову постоянно течет информация, из-за чего действовать придется исходя из постоянно меняющейся обстановки. Так что, давай стрелять — нужно научиться попадать в любую погоду и при любых условиях.

— Давай тогда с дерева постреляем. Перепад высот изобразим, да и сам знаешь, как это — на дереве сидеть.

— Дело говоришь. Только мы еще усложним немного. Здесь где-то речушка была, пойдем-ка туда.

— О, зашибись придумал. Помню, Равшан упоминал о сложностях при стрельбе через воду.

— Не-а, мы не через, мы — вдоль будем стрелять, над водой, — ехидно ухмыльнулся я.

— Как это? Речка-то — одно название. В ширину и десяти метров нет.

— Мурат, речки разве бывают прямыми как стрела? — с улыбкой спросил я.

— Все понял, сразу не сообразил.

— Вот сейчас вернемся к нашим, обговорим и — в путь.

— Ты рассказать хочешь? — с сомнением в голосе, спросил казах.

— Ты же знаешь — нельзя. Но ведь тренировки-то никто не запрещал.

План был прост: речка постоянно изгибается, и, засев на одном берегу, мы спокойно сможем пулять вдоль нее, поставив, разумеется, мишени. Хочу узнать, как пуля над водой полетит.

Место мы выбрали отличное. Пара невысоких кленов росла всего в ста метрах от берега. Каждый из нас залез на свое дерево и попробовал там устроиться. Да, с нашими «базуками» — хрен развернешься. Тем лучше. Действовать приходилось осторожно, мы придумали не только поразить цель скрытно, но и попробовать уйти. Знаю, что чушь, хрен мы уйдем от такой охраны, но попробовать нужно.

— Командир, ну ты и дерево нашел, разве там такие коряги будут? — шипел от злости на своей ветке Мурат.

— Мало ли чего там будет, ты здесь сначала попробуй. И не ори давай, Зимин нам фору всего полчаса дал. Они уже выйти должны.

Я тоже еще не смог найти удобного положения для выстрела и пока, просто положив ВСК на ветви, взялся за бинокль.

— Серег, но мы ведь не уверены даже в том, как пуля полетит, а ты сразу контрольную придумал.

— Думаешь, там нам специально время дадут: типа, размещайтесь, мы подождем?

— Да все я понимаю, просто — ну, не попадем мы в цель! А проигрывать я не люблю, — скорее прошипел, чем проговорил Мурат.

— Мурат, если ты просто выстрелишь раньше того как нас найдут, это будет уже хорошим результатом. Стрельбу мы потом подтянем, тем более «там», думаю, воды не будет. А еще…

— Чего? — Мурат устало покосился на меня.

— Выигрывает тот — кто умеет проигрывать.

Казах лишь пожал плечами.

Конечно, в цель мы оба не попали. Более того, Зимин с остальными бойцами вышли на нас почти одновременно с выстрелами. Из этого следовало, что уйти у нас не получится.

— Надо что-то придумать, — процедил я, когда мы вечером обсуждали наши с Муратом «пострелушки».

— Командир, так ведь тут ребята знали о предстоящем, а «там» ведь не будут знать, — оправдывался казах.

— Серег, Мурат дело говорит, — это влез Саня. Ни Зимин, ни все остальные не знали — куда мы идем и зачем. Парни не глупые — молча делают то, что мы просим, и не задают вопросов.

— Ну ведь не придурки же «там» в охране сидят. Да, не ждут они такого, но действовать готовы. Послушаем завтра, что мне расскажут нового. Если там охрана сплошным оцеплением вокруг объекта стоит, то — мне бы очень хотелось знать, как нас туда проведут? — сказал я, а про себя добавил: — Чтобы просто сдохнуть, не обязательно тащиться для этого через океан.

Мы все крепко задумались. У меня уже была такая каша в голове, что хотелось под землю провалиться. Парни пошли к машинам, а мы с казахом решили еще посидеть немного. Мурат вырвал меня из раздумий.

— Серег, а может, не на работе? — признаться, я уже думал об этом, надо послушать, что расскажут на совещании.

Информации на меня вылили вагон. Представленный нам, специально пришедший человек Судоплатова два часа объяснял мне «что, где, когда». Для себя я вынес ту мысль, что пока никто не знает даже как толком доставить нас на место. Несмотря на фотографии и отчеты, о той местности, где предстоит работать, представление никак не складывалось. А вот одна мелочь: главный фигурант нашего задания имел любовницу — чем-то зацепила. Когда мне об этом рассказали, решил узнать поподробнее.

— Известно ли, как часто он бывает у нее?

— Раз в неделю. Они встречаются на нейтральной территории. Она тоже замужем, причем — за другом своего любовника. — Этот парень, докладчик, достаточно много знает, отметил я про себя.

— Сколько же вы там сидите, что знаете о таких подробностях? — с интересом спросил я.

— Давно, — отрезал агент, — в окружении объекта работает преданный нам человек.

— Ясно, — хотя ни фига мне было не ясно, — он наш, русский? Можно ли на него расчитывать?

— Немец. Если честно, мы как раз и рассчитывали все делать через него.

— Хорошо. Конечно, там видно будет, но было бы хорошо с его помощью вытянуть «объект» на прицел. Кстати, Павел Анатольевич…

— Сергей, давай по существу, — прервал меня Судоплатов.

— Так точно. Можем ли мы позволить себе засветить этого человека?

— Это еще зачем? — недоумевающе посмотрел на меня Судоплатов.

— Так это же верный немецкий «след»…

— Мы… Подумаем, в общем, — произнес задумчиво комиссар второго ранга, переглянувшись со своим человеком, что не скрылось от меня, — что-то еще?

— Интересует меня, как и прежде, одно: каким образом мы попадем на нужное место. Самое близкое — Мексика. Но даже из нее нам нужно пересечь целый штат. Как? — я старался не грубить, но выходило с трудом. Павел Анатольевич это тоже видел, но не стал отвечать резко.

— Люди заняты этим вопросом, продумываются все возможные варианты. Мы ведь не вчера занялись этим делом. Задействовано множество людей и, гм… Денег.

— Слушай, приятель, — обратил я свой взор на агента, а тот поморщился, — там вроде река должна быть, течет через весь штат?

— Так точно, — парень кивнул, — но местность вокруг то слишком пустынная и ровная как стол, то глубокие каньоны. Хотя это не лишено смысла, — агент глубоко задумался.

— Коренные жители там еще не вымерли? — продолжал я, отрывая его от раздумий.

— Куда там. Полно. Там, вообще, до черта всех подряд. Индейцы какие-то, мексиканцы, негры. Хотя последних мало.

— Ну, а по реке-то они ходят?

— Специально не смотрели, но рыба у них есть. Ее иногда привозят в поселки на телегах. Такие крытые тентами повозки у них, набивают туда прилично и продают.

— Вот, хоть что-то дельное. Товарищ комиссар госбезопасности второго ранга, разрешите предложить? — повернулся я к Судоплатову.

— Ну-ну, я слушаю. Придумал что-то дельное, капитан? — комиссар второго ранга лукаво ухмыльнулся.

— Пока только идея пришла. Надо нас сначала где-то пару недель хорошенько «прожарить».

— Как это? В каком смысле? — не понял Павел Анатольевич.

— Да в прямом. Погода там какая? — опять повернув голову к докладчику, спросил я.

— Сухо, жарко. Зимой было легче, сейчас опять разогревается.

— Вот и я о том. Загореть нам надо. Иначе мы, со своими промороженными харями, спалимся через пять минут. А потом, думаю по реке идти, но, конечно, это виднее людям, что будут готовить наш проход.

— Вот это дело, сразу видно — взгляд отдохнувшего человека. Голова чиста и мысли верные. Мне и в голову не пришло насчет загара, — Судоплатов, конечно, поскромничал, но кажется, был доволен.

— Павел Анатольевич, есть ли место, где можно позагорать? Не сочтите за наглость, — я смущенно отвел глаза.

— Придумаем, где будет лучше. Пока поработайте с документами, ты и Мурат. Завтра с утра будет известно — куда и когда отправляетесь. Свободен, капитан.

На самом деле, планировали еще неделю. Много чего нам раскрыл «источник», но все равно информации было крайне мало. Сказанное на наших совещаниях и результаты подготовительных тренировок я обдумывал все то время, что мы добирались до места. Даже загорая на пляже, мы тоже готовились. Несмотря на кажущийся отдых, нам всем было не до веселья.

Куба встретила нас весенним теплом и ласковым океаном. Несмотря на довольно прохладную, по местным меркам, воду, мы вовсю купались — на сырое тело загар быстрее прилипает, да и не наш это загар, не русский. Уже через неделю такой «лафы» мы были мало отличимы от местных. По крайней мере — цветом кожи. Понятно, что разрез глаз и славянские черты лица у большинства из нас не отнять, но в таком «камуфляже» мы меньше бросались в глаза и чувствовали себя спокойнее.

В начале была идея просто «закосить» под каких-нибудь торгпредов и спокойно въехать в САСШ, но, прикинув последствия, передумали. Все равно к объекту нас и близко не подпустят, зато о нас американцы будут знать заранее. Попробуй тогда шагни в сторону, везде будут глаза и уши.

На Кубу мы прибыли на старой ржавой посудине, которая каким-то чудом еще держалась на плаву. Более того, на ней еще и по океану за рыбой ходят. На судно мы сели в Исландии, а вот до острова шли на подводной лодке — о, как! Правду Гагарин говорил — лучше десять раз в космос слетать, чем один раз под воду опуститься. Страшно, жутко. Хотя все равно понравилось. Даже когда видел капли и маленькие струйки воды, стекающие по переборкам. Потрескивания корпуса и спертый воздух тоже добавили адреналину. Особенно запомнилось, когда всплыли подышать посреди льдин: впечатления — не описать. Мы поднялись на поверхность, когда начинался небольшой шторм. Волны плескались и разбивались о лодку, поднимая миллионы крошечных пузырьков. Брызги летели в лицо и было холодно, но здорово. Куски поломанного льда нехотя брякались о корпус подводного крейсера. От чистого воздуха кружилась голова. Мы наслаждались ветром и водой всего десяток минут, как вылез бородатый дядька в тельнике и предложил «убираться на хрен с мостика». Едва спустившись, почувствовал, как лодка, задрожав, двинулась, а затем ощутил немалый дифферент на нос. Даже пришлось взяться за поручни.

На глубине спокойно, не штормит, не трясет. Почти весь путь спали — ну, запретили нам мореманы лазать по лодке. А так хотелось… В лодке порядок и дисциплина. Все на своих местах, никто бесцельно не бродит. Вот где орднунг соблюдают на пять с плюсом. И ведь никто из командиров ничего специально не приказывает, все знают свое место и трудятся как пчелки, ни одного лишнего движения. А свободные от вахты — читают. Подводники, вообще, самые читающие солдаты.

По прибытию в Исландию укрылись в шхерах, ожидая корабль, и было дело — заскучали, но — это же моряки! Гитара и гармонь появлялись как будто из воздуха, ну — или из воды — и лилась песня:

Субмарина-а-а-а Соленое небо над головой Ждет тебя гавань, Гавань вечно с тобой!

Идти с рыбаками через океан, честно скажу, было страшно. Страшнее, чем под водой. Пару раз вдалеке видели военные корабли. Один раз всплывшую подлодку. Слава богу, нас никто не утопил. Почти все время проводили на палубе. Ветер, солнце, прохладно, но все были довольны. Один Истомин почти не вылезал из кубрика. Работал.

Море было прекрасно, но не добавляло оптимизма наше «корыто». Постоянно скрипя и трясясь, действовало на нервы, но перло вперед довольно уверенно.

С траулера нас пересадили на небольшой катер, и дальше, до острова свободы, мы шли на нем. Нас окружали улыбчивые парни, лопотали что-то по-мексикански без умолку. Мы только вежливо и молча улыбались. Катер легко вспарывал толщу волн, оставляя белую, вспененную полосу за кормой. Домчались быстро.

Оружие и снаряжение было с нами. Упаковывали его на совесть — это наша жизнь. За главный калибр у нас — ВСК. Недолго думая, взяли одну «тихую» — мало ли, как оно обернется. Тяжело, конечно, но…

Оружие у наших проводников было местное. Автоматы (ну, или пистолет-пулеметы) Томпсона, самозарядки «Гаранд». Руководство посчитало, что боеприпасы для американского оружия здесь найти будет проще. Больше всех я обрадовался пистолетам: легендарный «Кольт-М1911», а к каждому стволу — по глушителю. Уж не знаю, кто их делал, но получились на славу. Патрон — убийственно тяжелый, дозвуковой, — в сочетании с глушителем давал отличный результат. С расстояния в двадцать шагов почти не слышно, если специально не прислушиваться. Патронов привезли целый ящик. С удовольствием занялись пристрелкой стволов. После наших малышей «Вальтер-ППК», которыми мы пользовались в последнее время, «Кольт» казался огромным и невероятно мощным. Я чуть не целый день потратил просто на стрельбу из него. Может, он и не пригодится, но уж больно стрелять понравилось, а патронов привезли много-о-о… А как лежит в руке это произведение оружейного искусства. На вид кажущийся очень громоздким и неудобным, на деле оказался просто идеальным. Более удобного ствола я себе не представляю. Мощный, зараза, аж звездец. Пока Истомин, а он был с нами, занимался расчетами предстоящего похода, мы с казахом занялись главным калибром. «Выхлоп» — уникальное оружие. Выстрел из него настолько тихий, что можно сравнить с духовушкой. Но, главное, не дает демаскирующую стрелка вспышку, заметить, откуда ведется огонь — крайне затруднительно. Надежность тоже на высоте, довели до ума за год использования. Мурат специально пробовал — опускал в воду и стрелял сразу, едва достав. Пуля вылетала с кучей брызг и без последствий для ствола, а главное — в мишень попадала. Вот только стрелять нам наверняка из нее не придется, далековато для нее будет, а подходить близко — дураков всех еще в гражданскую положили.

Казах и вовсе стал похож на «краснокожего». Узкие глаза, от яркого солнца еще и прищуренные, казались двумя щелками. Кожа смуглая, волосы как смоль, перья на голову и хрен отличишь от коренных жителей этих мест. Истомин предложил ему кольцо в нос вставить — от гранаты, да только Мурат, не поняв нашего сапожного юмора, пообещал в отместку нам запалы воткнуть… Решили не рисковать.

Нас здорово натаскали на местные реалии, хреново только, что у Мурата вышла заковыка с английским языком. Порой он только догадывался, о чем говорят сопровождающие. Я тоже говорил, конечно, далеко не безупречно, сказалось еще и то, что глубоко изучали немецкий, да и просто за время войны уже к нему привыкли. При построении фраз часто путал немецкие и английские слова. Все-таки эти два языка схожи между собой гораздо больше, чем с русским. Впрочем, через две недели занятий Мурат тоже немного стал понимать речь, говорить пока не мог вовсе. Поэтому маленькие книжечки разговорников с простейшими фразами и выражениями всегда и у всех были под рукой.

— Александр Петрович, кто нас поведет? — завел я разговор в один из вечеров.

— На днях прибудет человек, он и расскажет, — с чего начнем.

— Ясно. Я вот думал тут, есть ли у Судоплатова агенты среди мафии?

— Бандиты? — удивленно спросил Петрович.

— Гангстеры. Они тут так называются. Да, именно они. С их связями и подвязками нам было бы проще пробиться.

— На такой объект? Ты с ума, что ли, сошел от перегрева? Где Манхэттен, а где бандиты, подумай-ка.

— Ну, конечно, к Лос-Аламосу они не проведут, но границу и штат пересечь помогут, или нет?

— Давай не будем сейчас спорить. Прибудет человек и расставит все точки.

— Так точно! — на время успокоился я.

Река с громким названием Рио-Гранде оказалась на деле не такой уж и большой. Так, речушка, если сравнивать с нашими советскими реками. Протяженность у нее была приличная, а вот с шириной и глубиной как-то не вышло. Суда по реке не ходили — в некоторых местах водоем здорово пересыхал и бродов кругом множество. Видимо, ближе к истоку вода обильно разбирается фермерами для полива. Пейзаж вокруг был довольно скучным: какая-то застывшая тысячи лет назад лава, холмы, небольшие скалы. Но через несколько километров от границы скалы вдруг сменились равниной. На севере штата — там, куда нам нужно — будет веселее. Там и леса есть, и горы.

Мы двигались по реке на двух самых настоящих «пирогах», только довольно больших. Мурат сидел в первой вместе со мной и двумя самыми настоящими индейцами. Конечно, перьев на головах и луков со стрелами у них не было, но выглядели они круто. Так же с нами был «профессионал» — осназовец Слава. Во второй «пироге» также были два «индейца», Истомин и второй из людей Судоплатова, работающий в Америке под прикрытием не первый год. Он помогал общаться с коренными жителями Петровичу. Надежда была на то, что удастся с помощью индейцев пройти тихо. Мы так поняли, что на местных тут не особо обращают внимание, их и за людей-то не воспринимают. Опасно — не то слово. Попасться было, как два пальца об асфальт. Тут таких «гуляющих» — каждый день ловят по десятку. Лезет народ из Мексики в Штаты в поисках лучшей доли, как мухи на г…

Двигались мы только по ночам, оружие было упаковано в прочные прорезиненные чехлы, чтобы имелась возможность скинуть его сразу, как только появится серьезная угроза. Патруль военных или просто какие-нибудь шерифы нам не страшны. А вот против роты регулярной армии нам не выстоять. Да еще на такой местности.

Перед тем как упаковать стволы в чехлы, их обильно смазали маслом. Пистолеты держали при себе. Совсем без оружия нельзя, страшно. Мало ли чего. С рассветом укрывались под берегом. Искали подходящие места еще затемно, чтобы утром уже наверняка быть укрытыми от лишних глаз. Пока местность была пустынная, шли довольно спокойно, местные жители отлично знали, где есть солдаты или просто люди, а где никого на десятки километров.

Во время одной дневки пригодились пистолеты — Мурат застрелил койота, зашедшего к нам «на огонек». Первый раз увидел сие животное, да еще так близко. Тварь приблизилась к людям, совершенно не опасаясь. Индейцы не оценили наш «подвиг», напротив — залопотали на своей тарабарщине что-то угрожающее. Мы уж думали драться придется, настолько угрожающим был внешний вид коренных жителей этих мест. Оказалось все проще. Один наш «чингачгук» позже объяснил: оказывается, на убитую тушу обязательно подтянутся вполне себе живые, и будет их гораздо больше одной. Патронов не хватит отбиваться. Также напугали тем, что могут появиться пумы и медведи. Скинув труп койота в реку, мы погрузились в лодки. Решив послушаться местных, прошли под берегом еще с километр вверх по течению и остановились на отдых.

Удивительная вещь — индейская пирога. Верткая, быстрая, при этом невероятно устойчивая, она несла наши тушки весело и непринужденно.

— Серж, — это меня тут так называли, — скоро будет национальный парк, тут их несколько на реке. Первый появится уже скоро.

— Проблемы возможны? — спросил я у нашего гида — Славы.

— Надо быть предельно осторожными. Американцы тщательно охраняют свои владения, в парках всегда есть охрана, смотрят за безопасностью и порядком. Контрабандисты постоянно шалят. Напоремся на патруль — будут проблемы. Если нас заметят в широком месте реки, может, и удастся проскочить, но широких мест очень мало. Сам видел, не одни мы на лодках катаемся, — ответил мне Сэм, он же старший лейтенант ОСНАЗа НКВД — Вячеслав. Здесь нам всем изменили имена, заставили зазубрить. Его, например, теперь звали Сэм.

Про лодки и катающихся — это он верно заметил. Помню, в самом начале похода по воде попалось нам трио таких же «пирог», думал, все — пипец. Оказалось — таких любителей туризма здесь хватает, да и наркоторговцы попадались. Те, как правило, ходили парами. Одна пирога, следом вполне себе привычный для нас шлюп. Сэм мне показал их, объяснив, что эти не пойдут просто «на авось». Если они выползли на воду, значит, здесь чисто. Идут мексы, даже не особо вооружаясь, стрелять им здесь не выгодно. Устроят войнушку — завтра здесь янки армию поставят. Другое дело — что через весь штат мексы не попрут. Переходят границу сначала пешком, затем их встречают — и на лодки, километров пять вверх и обратно на землю. У них тут свои тропы кругом.

Мы перешли границу ночью. Честно, был сильно удивлен, когда появились провожатые. Вообще, сразу видно — готовили операцию далеко не профаны. Нам постоянно помогают разные люди. Границу, например, переходили с мексиканцами. Те ни бельмеса не понимали даже по-английски, а может, не хотели говорить? Кто их знает, что у них на уме. Патрулей на границе с Мексикой в этом районе было не очень много, да и службу они несли так себе. Это вам не мое богом забытое время, где америкосы настолько зашуганы терроризмом, что службу тащат на совесть. Как-то за границей, на отдыхе, был свидетелем работы полицейских. Если честно, то до этого думал, что у них только кино снимать умеют про бравых копов. В натуре же все выглядело намного захватывающе. Люди реально дело знают, опыт, а главное постоянные тренировки дают о себе знать. Были у меня в том времени знакомые и друзья из полиции. Прямо говорили: без ОМОНа мы только воришек и алкашей можем задерживать, что-то посерьезней — ну его на фиг. Вот так. А как в моем времени гражданское население штатов было зашугано своим же правительством. Люди свято верили в то, что вокруг границы их любимой Америки стоят толпы террористов-смертников, желающих их — америкосов то есть — обязательно отправить на тот свет. В России же забили все, на все и на всех.

На третью ночь мы проходили через небольшой национальный парк. Небольшой в сравнении с другими такими же. Вокруг стало больше зелени, сосны вытягивались высоко к небу. Стали попадаться и представители местной фауны. Видели все больше оленей, но попадались и антилопы. Олени, с шикарными рогами, величаво и неторопливо посматривали в нашу сторону. Иногда приседая на задние конечности, срывались с места и уносились в глубь леса. Попадались и сородичи убитого ранее койота. Неприятное животное, только и хочется, что застрелить.

Вообще, зверей здесь довольно много. Помню самый яркий стереотип американцев про Россию. Дескать у нас медведи по улицам ходят, люди поголовно в валенках, играют на балалайках и пьют водку. Ага, как же! Пьют пиндосы не меньше нашего и пиво, и вискарик квасят за обе щеки. А вот медведи — как раз у них в города и заходят. Про косолапых нам Сэм рассказал. Нагляделся уже, именно в этих краях.

Стаи красивейших птиц, больших и маленьких, носились с дерева на дерево — играя, наверное. А может, у них брачный период? В общем, красота кругом.

Патруль прямо по курсу мы засекли издалека. Пара маленьких лодочек, в них люди с ружьями. В каждой лодке находилось по три человека — разглядели благодаря фонарям, висевшим у них в лодках. Одежду не разглядеть, но вот оружие выделялось и поблескивало в свете фонарей.

— Прицепятся! — констатировал Сэм.

— Не боись, прорвемся, — спокойно заявил я, осознавая, что сам еще не знаю, как поступить.

— Так, мужики. Этих «валить» придется, — донеслись до меня слова Истомина, — если мы здесь остановимся, обязательно спалимся. Утром патруль пройдет чуть ниже по реке, и нам «край». А может, и утра ждать не станут. С оружием они нас точно дальше не пропустят, а топить все ради прохода…

— Поддержу, хотя и не одобряю. Это обычные люди, у них служба такая, — отозвался Сэм и продолжил: — сейчас середина недели, вряд ли в парке будет много отдыхающих, трупы найти не должны. Нам через этот патруль все равно тихо не пройти. А главное, о нас вообще никто не должен знать. Сейчас только час ночи, к рассвету мы прилично удалимся отсюда. Если продолжим путь — обязательно остановят. Ночью на лодках могут передвигаться только преступники — контрабандисты и нелегалы. А так, скоро уже и конечный пункт, там сходить будем, думаю, оторвемся.

До Альбукерке, как я самонадеянно мечтал, нам все равно не пройти незамеченными — далековато однако. Сойдем намного южнее, тем более так и планировали. Когда сидел над планом, была все-таки надежда, что удастся пройти по воде дальше, но, видно, не судьба. Хотя очень хотелось, больно уж приятно так путешествовать. Все-таки надо придерживаться пути, который нам приготовили наши «шпионы». Просчитывая возможные маршруты, путь на лодках предстоял только до Сокорро. Хотя и это не ближний путь — километров триста. Долго нам идти, долго.

В маленьком городишке Сокорро на реке Рио-Гранде, почти деревне, нас будет ждать грузовик. Будем пытаться изобразить местных работяг-гастарбайтеров. От Сокорро двинемся на Альбукерке, его нам нужно обойти по дуге и за городом снова на лодки, там уже немного останется.

— Мурат, винтовку не трогай, все равно не видно ни хрена. Алекс! — я посмотрел на соседнюю лодку, на Истомина. Здесь мы перестали обращаться к нему на «вы». Вторая лодка подошла к нам почти сразу, как мы сами остановились.

— Я за него, — шутливо ответил наш старший.

— Думаю, в упор, из пистолетов. Глушители оденем, только стрелять надо точно и запасные магазины рядом держите.

— Все готовы? — раздался голос командира, обращенный к своим попутчикам.

— Все, — кто-то тихо ответил.

— Сэм… — Тихо щелкнули передергиваемые затворы.

— Да? — ответил агент.

— Если начнут издалека, ответь им что-нибудь, а то начнут раньше времени.

— Понял, двинули.

Прошло все быстро. Как только мы приблизились, нас осветили фонарями. В ответ мы включили свои. В глаза светить перестали, но видно было, что патруль настороже. Все, кроме двоих «осветителей», подняли оружие. До бравых копов оставался десяток метров водной глади, когда нас требовательно окликнули из ближней лодки патруля. Вместо ответа мы одним залпом снесли полицейских с их «корыт». На тренировках мы научились распределять цели и не стрелять в одного втроем.

Да, они вроде не враги, но что делать. На кону — задание общемирового масштаба. И это не пафос. Нельзя допустить американской гегемонии во владении ядерным оружием. В той истории они запросто уничтожили два города в Японии. Где гарантия, что в этот раз пиндосы не решат испытать своего «Малыша» на Советском Союзе? Тем более — сейчас, когда они знают о наших наработках.

На территории парка река имела местами серьезную глубину. Несколько темных метров воды под нами здорово помогли спрятать концы в воду, в прямом смысле. Проделав несколько отверстий в лодках и накидав немного камней с берега, мы подождали, пока посудины уйдут под воду, и, убедившись, что никто не всплыл, тронулись дальше. Перед тем как отправить лодки на глубину, мы выловили и надежно закрепили трупы веревками внутри лодок, не должны быстро всплыть. Фора у нас будет, надо использовать ее по максимуму. Раций и сотовых телефонов у рейнджеров этого времени не было, стало быть, хватятся не скоро.

К утру мы были в глубоком и узком каньоне. Вообще, интересно, как меняется пейзаж. То мы идем по гладкой, как стол, равнине, то вдруг начинаются ущелья. Вот и сейчас река металась вдоль обнаженных скалистых пород кирпичного цвета. Стены каньона уходили в небо на добрых двести метров, а может и дальше, нелегко определять такую высоту. Пристать к берегу, чтобы разбить лагерь, в этом месте практически было негде, и мы медленно продолжали двигаться. Судя по карте и данным индейцев, скоро разлом должен расшириться и появится возможность найти укрытие. Около двенадцати часов дня один из индейцев что-то залепетал, указывая в сторону.

— Сэм, чего он там бормочет? — спросил я.

— Говорит, что тут рядом есть небольшая пещера. Иногда в ней останавливаются мексиканцы, так же как и мы, день переждать. Говорит — лодок нигде не видно, вероятно, укрытие пустует сейчас, посмотрим?

— Показывай, — я кивнул, соглашаясь.

Место, и правда, было зашибись. Тут и сено было, видать, контрабандисты навезли, и дрова. Даже приличных размеров глиняный кувшин с водой. Удалось приготовить хороший обед из рыбы, пойманной тут же индейцами. Первый раз увидел такую огромную и толстую форель. Килограммов восемь, не меньше, но индейцы поведали, что это далеко не предел мечтаний. Мясо у блестящей рыбки очень нежное и вкусное. Однажды двигались в светлое время суток, нагляделся на резвящуюся рыбу. Форель здесь ходит целыми косяками и красиво блестит на солнце. Когда над рыбой появляется тень, наша или от облаков, вся стая мгновенно бросается туда, где светит солнце. Носятся под водой как угорелые.

Закончив прием пищи, все улеглись спать. На стреме остался один из провожатых агентов. Он ночью и в лодке поспать сможет. Что он, в общем-то, и делал почти всю дорогу.

Выспались отлично. Проснувшись около девятнадцати часов, с удивлением обнаружил, что я проспал дольше всех. Все уже давно встали. Проснулся и только сейчас ощутил ясно — тишина-то какая, просто до звона в ушах. Войны тут нет, стреляют только местные или копы с «контрабасами» в войну играют. Шухер они, кстати, поднимают тот еще. В самом начале у границы такую стрельбу затеяли, казалось — в Сталинград вернулся. Но, в общем, стреляют здесь нечасто.

Кто-то из нашей большой команды чистил оружие, кто-то ел. Сэм с индейцами отправился ловить рыбу. Решили нажарить в дорогу, надоели сухари и вяленое мясо, а рыбы здесь просто охренеть можно, вот сколько. Погода стоит еще не жаркая, весна, думаю, за день мясо не испортится, а потом еще наловим. Едва стемнело, вновь двинулись в путь. Местами река делала такие изгибы, что наши покажутся абсолютно прямыми. А главное — отмели. Постоянно натыкаемся на дно, несмотря на проводников. Просто физически не успеваем отворачивать вовремя. Приходится выпрыгивать и тащить лодки буквально на руках. Пока справляемся, но все уже на пределе.

Так скучно мы и шли дальше. Не встречались ни патрули полиции, ни военные. Несколько раз навстречу попадались только редкие лодочки с рыбаками. Судя по характерной одежде сидящих в них — местные. Проходили мимо одной такой рыбацкой «канонерки» совсем близко, успел хорошенько рассмотреть людей. В штопаных, заплата на заплате, клетчатых рубахах, в затертых и местами дырявых джинсах, но у всех на головах «стэтсоны».

По берегам виднелись какие-то маленькие населенные пункты. Не то деревни, не то индейские резервации. Вообще, на берегах Рио-Гранде живет очень много коренных жителей Америки.

В район Сокорро мы прибыли на восьмые сутки наших странствий. Умудоханные до не хочу. Сэм со вторым агентом по имени Вит собрался идти на поиски машины, как только определимся с местом стоянки.

Сошли на берег мы глубокой ночью в очередном парке. А может, и заповеднике, хрен их разберешь. Природа местами дикая — как тысячи лет назад. Никаких тебе дорог и линий ЛЭП. Вышки сотовых операторов появятся лет через пятьдесят. Птички поют, листва шумит — лепота.

Индейцы развернули лодки и помчались назад, как будто на крыльях. Я было насторожился и обратился к Сэму:

— Слушай, они ведь мимо убиенных пойдут, не настучат? Там, наверное, уже суматоха.

— Ты помнишь, в их деревне наши остались, Стас и Володя?

— И…?

— Я краснокожим рацию показал. Объяснил, что если они нас предадут или бросят в пути, мы свяжемся по рации и всех родственников вырежут к «бененой маме».

— Ну ты и монстр, — округлив глаза, выдохнул я.

— Кто? — в ответ уставился на меня с еще более диким взглядом Сэм.

— Дед Пихто! Валим отсюда. В этом парке можно удачно затеряться. Определиться нужно и разведку выслать. Пока вы машину ищете, нам укрыться надо.

Разбили лагерь мы в отличном месте. Наткнулись на маленький ручей с удивительно прозрачной и холодной водой. Все налопались вкуснейшей, холодной живительной влаги. Набрали все опустевшие емкости, а потом решили и помыться, чуть в стороне ниже по течению. Чуть подумав, наставили вокруг растяжек с дымовыми и сигнальными гранатами. Не хотелось взрывать «феньки» в непосредственной близости от городка.

— Командир, я пошел, — сказал подошедший Мурат, когда все закончили с обустройством. Укрылись хорошо, по берегам ручья нависали здоровые сосны с вывороченными корнями, под ними мы и расположились.

— Подожди, вместе идем, — обломал я казаха. Тот сделал удивленные глаза, но спорить не стал.

Прогулка у нас вышла зашибись. Это не по нашим буреломам ползать. Национальный парк «уле». Чисто, красиво. Высокие деревья и кустарник создавали видимость чащи, но это впечатление было обманчивым. Идти с каждым шагом становилось тяжелей, подъем, что ли? Оказалось и правда — гора. Примерно через час тяжелого и нудного подъема Мурат остановился.

— Серег, надо залезать на дерево, тут, похоже, можно без конца так топать.

— Давай, возьми бинокль, — я устало вытер со лба пот и снял с шеи бинокль.

Лез Мурат долго. Постоянно останавливался и оглядывался. Деревья здесь в отличие от низины росли редко. Забравшись на высоту пятиэтажного дома, ну, примерно, Мурат стал внимательно «читать» местность.

— Город видно, маленький он какой-то. Поселок скорее, — сказал спустившийся с дерева через некоторое время казах.

— Ну, так не Москва ни разу, — ответил я.

— Здесь «чисто», никого нет. У подножия холмов, на северо-западе, видел людей, но сюда не идут. Там ферма вроде и загоны для скота. Можно спокойно отдыхать. Если кто припрется из города, по горам не пойдет. Только если какой-нибудь гуляющий. Тогда двигаясь в обход, все равно к реке выйдет, а там мы «срисуем».

— Хорошо, пошли вниз.

Спускались мы уже быстрее, ободренные результатами наблюдений. В лагере нас ждал ужин. Петрович с одним из помощников разогрел зажаренную ранее рыбу и открыл консервы, тушенки у нас было мало, и приходилось экономить. В котелке заварили крепкий чай, и налопались досыта.

В караул мы с Муратом заступили первыми. Решили, что лучше сразу отсидеть положенную вахту, а затем отдыхать до ночи. Время в дозоре на удивление пролетело быстро. Комары даже не успели замучить. Так, скрипели изредка. Рановато для них еще, но тут весна теплее, чем у нас в стране. В восемь часов утра нас сменили бойцы из группы прикрытия, им до двух часов дня сидеть, их в свою очередь сменит Истомин. Таким образом, у нас с казахом будет целый день для того, чтобы выспаться и отдохнуть. Позавтракав, мы вырубились, где сидели.

— Боец, восемь уже, — меня вырвал из «кинотеатра сновидений» голос Петровича.

— Какого черта уже восемь? — Я никак не мог продрать глаза.

— Да вот так. Ребята вернулись, говорят — все в порядке.

— Правда, что ли? — мгновенно очухавшись, спросил я.

— Ага, вернулись часа три назад, я их спать положил. Сэм сказал, что идти все равно можно только ночью, днем не будем светиться.

— Хорошо. Давайте проверим оружие, что ли, да приготовимся к дороге.

На проверку снаряги ушло не больше получаса. До ночи еще далеко. Пользуясь своей природной наглостью, я опять уснул. Очнулся, когда вокруг было совсем темно. Поглядев на часы, охнул — почти час ночи. Подошел Петрович.

— Выдрыхся? — посмеиваясь, спросил Истомин.

— Не злобствуйте! А по правде — еще бы поспал.

— Ну ты и жлоб, капитан. Почти сутки ведь дрых. Вставай и иди есть. Остальные уже ложками стучат.

Я оглядел весь наш лагерь. Правда, все бойцы сидят и метают харчи.

— Серж, — ко мне подсел Сэм, — командиру я доложил уже, в три часа машина будет ждать у дороги. Есть рядом местечко укромное, там и сядем.

— Вещи готовы? — коротко спросил я, взглянув на осназовца.

— Одежда, обувь, инструменты и все остальное будут в кузове.

Когда из кустов на обочине выехал «рыдван», на котором нам предстояло продолжить путешествовать, я охренел. Здоровенный трехосный грузовик выглядел плачевно. Какой-то весь помятый, покоцанный, он не внушал ничего, кроме опасений.

— Слышь, Сэм, он хоть не развалится по дороге?

— Да его специально так уделали, чтобы меньше внимания привлекал. В этих краях других автомашин и не водится. Их здесь, вообще, почти не водится. Машина на самом деле новая почти. Только внешне маскировали.

— Ясно, беру свои слова назад, — развел я в стороны руки.

Задача в этот раз стояла очень важная. Нам предстояло устранение одного из руководителей Лос-Аламосской лаборатории и одного, как это ни печально, нашего. В одной чудной долине собираются сотни ученых со всей Америки и даже Европы. Точнее, почти все ведущие специалисты были выходцами из стран Старого Света. А собирают их здесь с одной целью: эти «очумельцы» должны воплотить в жизнь самое страшное оружие, которое только способен был придумать человек — атомную бомбу.

Проект «Манхэттен» стянул огромные инвестиции и ресурсы для создания чудовищного оружия. По замыслам высоких правящих особ, Америка должна стать единоличным хозяином мира, и с атомной бомбой этого достичь будет гораздо легче. Задание наше оказалось нужным по одной причине, кто-то очень серьезно взялся за советских физиков. Мы опять отставали. Пропали без вести или погибли несколько наших лучших умов в этой области. В документах, что передал мне на ознакомление Берия, значилось, что слил данные об ученых именно Роберт Оппенгеймер. Он был приглашен в нашу страну для совместной работы, и только он один из «чужих» знал тех, кто занимается по этой программе у нас. Да хрен их знает, как Берия прошляпил его. Истомин рассказал, что Сталин хотел расстрелять Лаврентия, вот как возбудился старичок.

В моей истории такого не было. Здесь руководство Страны Советов решило ответить нападавшим их же оружием. Нам приказано устранить руководителя и координатора проекта «Манхэттен» Роберта Оппенгеймера и Лесли Гровса, если будет возможность, конечно! Последний, как думает наше руководство, и провернул всю операцию, наводчиком в которой служил Оппи. Задача стояла не совсем обычная. В этот раз убрать надо не одного человека. Сработать надо очень быстро, свалить раньше, чем кто-либо что-то поймет.

Была, конечно, еще одна причина. Советский Союз не мог в данных обстоятельствах направить столь колоссальные ресурсы для разработок в этой области. Идет война, все силы и ресурсы бросаются на борьбу с врагом. Благодаря этому америкосы и опередили нас. Короче, опять Гитлер виноват, чтоб ему анкер в корму забили.

Кажущееся на первый взгляд ничтожным, в деле такого масштаба устранение одного только Оппенгеймера на самом деле даст результат. Все дело в наглости и подлости янки в этом вопросе. И в секретности. Каждый участник проекта знает только о том, что делает именно он и не больше. С одной стороны, это будет месть, а вот с другой… Устранение такого лица, как Оппенгеймер, человека вовсе не главного и не самого важного, собьет настрой и внесет сумятицу в ряды его сподвижников. Да, вроде сам Оппи и не делает лично бомбу, не расщепляет уран, но координатор из него вышел — что надо. Генерал Гровс же, как представитель со стороны армии, мешал нам тем, что создал серьезную службу безопасности, которая здорово осложняет работу нашим агентам, внедренным в проект. Как я уже говорил, отказаться от проекта, конечно, амеры не смогут, но вот здорово забуксовать — да. А еще, оказалось, это мне Истомин поведал уже здесь: лаборатории в Нью-Мексико, Теннесси и Калифорнии сначала планировали просто взорвать. Казалось бы, флаг им в руки, зачем тут мы? На этот вопрос мне ответили просто:

— А ты можешь быть уверенным в том, что нужный нам человек не уцелеет?

Ответил я: конечно, нет. Именно по этой же причине мы и находимся в Лос-Аламосе, а не в других лабораториях. В связи с запуском лаборатории в Нью-Мексико наши цели сейчас — именно тут. Если своими действиями нам удастся их притормозить на год, а лучше два, это будет огромным успехом. Того же Оппенгеймера в научном мире не ценили. Свои не ценили. Он постоянно подвергался критике и слежке. Но на его участии настоял и всячески выгораживал его именно генерал Гровс — один из руководителей проекта со стороны военных, возможно, даже самый главный. Как оказалось позже — Гровс все сделал правильно. Так же смерть ученого скажется и на остальных работягах, задумаются — если не совсем тупые. Это я уже так, фантазирую. Ну, а наших агентов решили также сократить, люди-то эти очень ценные, но руководство задумало именно так.

Путь до Альбукерке описывать нет смысла. Не было никаких прорывов через вражеские позиции, погонь и перестрелок. Все-таки мы были не в тылу врага, а в стране, где люди даже не представляли себе — какая у нас идет война.

По пути наших провожатых сменили другие, из основных оставался только Сэм.

Встреченные по дороге к самому большому городу штата Нью-Мексико несколько патрульных автомобилей мы благополучно миновали. Проведя разведку дороги за Альбукерке, обнаружили пост — этот был уже военный. Капитальное двухэтажное строение. Видно, что службу тут солдаты несут добросовестно. Танков или зенитных установок, впрочем, нет, только живая сила, но с пулеметами. Только в окнах второго этажа удалось разглядеть целых три. Наверняка и еще где-то есть. Отъехали от дороги насколько смогли, дальше пришлось бросать грузовик. Дорога, даже то ее подобие, по которой можно было двигаться в сторону берега, кончилась. К реке мы вышли днем.

— Сэм, когда будут лодки? — спросил Истомин нашего помощника после того, как закончили с обустройством некоего подобия лагеря. На самом деле — просто наметили периметр, устанавливать палатки или еще чего выдумывать не стали.

— Должны со вчерашнего утра рядом находиться. Но вот где точно, не скажу. Мы не доехали до нужной точки десять километров. Пойдем пешком по берегу.

— Нет, все не пойдем! — категорично заявил Петрович.

— Разведка? — поднял бровь Сэм.

— Точно. Найдем следующих «помогальщиков», тогда и вернемся за остальными. Хрен их знает, может, их уже повязали.

— Тогда нам и идти, — заметил старлей.

— Нет, Слава, один из вас останется. Если что случится, нам без вас здесь совсем туго будет.

— Тогда пусть Майкл идет, я с вами остаюсь. Верно заметили — без нас нельзя.

— Вот и я о том же. Мурат, туда с ним, — я взглянул в сторону друга. Напарник едва заметным кивком согласился.

— Когда выходим? — подал голос казах, когда я, наметив план, замолчал.

— Вчера, — жестко ответил Истомин. Чего-то он нервничать начинает, надо бы его успокоить. Хотя про него говорю, а самого тоже мандраж пробил. Как бы на подходе к объекту вообще с ума не сойти. Чего за нервяк появился, вроде пока и причины нет? В первый раз со мной такое. У фрицев и то спокойнее себя чувствовал. Давит задание на меня, ох, как давит.

— Ясно, собирайтесь тогда.

Парни ушли через час. Истомин, выставив дозор, разрешил спать. Сам решил посидеть с бумагами. Я подумал, что это должно помочь, и воспользовался разрешением. На войне помогало. Вообще, стал спать при каждой маломальской возможности, нервишки шалить начинают. Незадолго до отъезда в эту командировку здорово сцепились с какими-то тыловыми хмырями. Наваляли им так, что на губу попали. Зацепили нас тем, что в кабаке сидели, решили, наверное, что мы лохи какие. Привязались так, что я не выдержал первым. Откинув полы шинели, я продемонстрировал нашивки за ранения. У нас у каждого от этих цветных ленточек гимнастёрки пестрели как на параде. Эти суки в полковничьих погонах затихли сначала, но потом раздухарились с еще большей ненавистью. Откуда такое говно берется, ума не приложу. Мы, конечно, погорячились тогда, но совсем немного. Пару челюстей, несколько ребер и рук были успешно сломаны, и мы удовлетворились. В ответ нам достались считанные синяки и ссадины. Ну так, где мы, а где тыл.

Ближе к ночи заявились разведчики. Пришли по воде на трех лодках вместе с местными. Что меня удивило, так это то, что сопровождающие Мурата «помогальщики» были не индейцы или мексы какие, а самые обычные белые. Оказалось, их нашли и используют втемную. Помогают они исключительно за зеленые бумажки. Все у янки уже и в это время завязано на деньги.

Пообщавшись с проводниками, сначала удивился — не американцы. Просто хрен их отличишь, тут попадаются представители разных рас и цвета кожи. Собрали на одном континенте весь сброд со всего света и гордо обозвали «исключительной нацией».

Когда один из «помогальщиков» снял шляпу, и я увидел ярко-рыжую шевелюру, стало ясна их национальная принадлежность — ирландцы. А что, неплохие, кстати, люди. Приходилось ранее общаться. Веселые и жизнерадостные, а какие поют песни, а как танцуют…

Выдвинулись мы на следующую ночь. Двигались ходко, ирландцы знали путь отлично, прошли за восемь часов больше пятидесяти километров. Рио-Гранде выше по течению становится великолепной. Широкая, мелей уже нет, река все больше оправдывает свое название. Оставалось пройти совсем немного. Дальше будет долгий пеший рейд в сторону Лос-Аламоса. В его окрестностях будем встречаться с последней, третьей группой. Вот те внушают опасения больше всех, ибо задействовали самых настоящих бандитов. Как сообщил Сэм, те занимаются отслеживанием важных персон и составлением подробной схемы их передвижений. Естественно, саму разработку плана делать будем мы сами, никто и никогда им не скажет, для чего они осуществляют сбор информации. Плюс бандосы занимаются плотной разведкой местности, нам спокойней будет готовиться. Бандиты — разведчики отслеживают и тщательно конспектируют все контакты и маршруты движения вокруг лаборатории и города вообще.

Пешком нам еще плюхать сотню километров, как знать, может, по пути оказия какая-нибудь подвернется. Путь-то не близкий. Сам город Лос-Аламос находится в тридцати километрах от Рио-Гранде. По воде до него не дойти, жаль, но придется топать пешком. Лаборатория под проект «Манхэттен» расположена юго-восточнее города, на территории бывшей сельской школы. Точнее, при строительстве были заняты и перестроены корпуса школы. Впоследствии лаборатория должна разрастись на огромную территорию. Решение нанести удар именно сейчас было оправдано тем, что строительство началось недавно, поэтому должно получиться. Вот через годик сюда будет уже не пробраться.

Мне показали документы, которые удалось раздобыть разведке про НИИ в Оук-Ридже, штат Теннесси. Там такая охрана, что нужно проводить целую войсковую операцию, чтобы залезть туда. В Оук-Ридже ведется работа над ядерным топливом, точнее — над обогащением урана. Само же оружие будут создавать именно в Лос-Аламосе. Именно здесь собран весь свет физиков-ядерщиков.

Согласно полученным от источника сведениям, операцию решено провести прямо в городе. Наша «цель» частенько проводит уик-энд в Лос-Аламосе, судя по данным, источник покажет нам его прямо там. Ну и сами посмотрим и подумаем. Может, поработаем из «тихих», в городе так и вовсе без вариантов. А может, и придется устроить канонаду из двух ВСК. В любом случае — дело на миллион.

Нам оставалось пройти всего пяток километров, когда у группы начались проблемы. Был убит один из агентов Судоплатова. Еще был легко ранен сопровождающий ирландец. Патруль военной полиции возник как черт из табакерки, когда мы располагались на дневку поблизости от Лос-Аламоса. Заварушка была короткой, но пошумели хорошо. Янки успели открыть огонь из автоматов, отвечать пришлось быстро и жестко.

Этот патруль не спрашивал у нас документы, их не интересовало, что мы тут делаем. Едва натолкнувшись на нас, они быстро просчитали ситуацию. Толпа мужиков в лесу и при оружии в непосредственной близости к объекту. Военных было шестеро, огонь был достаточно плотным, но у нас имелось преимущество в виде снайперских винтовок. Только я снял двоих, столько же сделал казах. Оставшиеся солдаты бросились за подмогой, но были уничтожены. Итог не радовал: двое из нас выбыли из строя, хотя ирландца зацепили не сильно. Пуля прошла по ноге впритирку, но без помощи ходить он пока не мог.

— Надо уходить отсюда, — беспокойно повторял Сэм и был полностью прав.

— Только вот куда? Думаешь, они не прочешут теперь все окрестности? — с сомнением покачал головой я.

— Надо затихариться на время, потом вернемся, — предложил коллега Сэма.

— Да понимаю я, но, что если они усилят режим и загонят научников под «крышу» без права сношения с внешним миром?

— Не та страна! — важно заявил Сэм. — Эти так не поступят. Ученые — такие люди, что при малейшем недовольстве взбрыкнут.

— Тоже верно, но в таком проекте не взбрыкнут, — кивнул Истомин, — давайте так: уходим в горы, здесь вроде не так уж и далеко. Там затихаримся и будем ждать вестей от «крота».

— Подъем в горы начинается буквально в километре отсюда. С трупами чего будем делать? — Сэм указал на уничтоженных членов патруля.

— Воды рядом нет, значит…

— Копать тогда, — закончил за Истомина я.

— Правильно. Сэм, бери Мурата и осмотритесь вокруг. Серж, неси лопаты и зови остальных. И это, рыжего, перевязать не забыли? — раскомандовался Петрович.

— Ребята уже закончили, — произнес подошедший Мурат.

— Тогда за дело, — я первым взял лопату и пошел искать укромное место. Надо максимально затруднить поиски пропавшего патруля.

— Командир, надо сделать кое-что, — отвлек Истомина от грустных мыслей казах. Мы только что закончили маскировать массовое захоронение и отдыхали. Вернувшиеся дозорные сообщили, что вокруг как ни странно, но тихо.

— Говори, — Петрович с интересом посмотрел на казаха. Нечасто от него инициатива исходит, а тут на тебе…

— Муравейник передвинуть надо, вон там стоит, — Мурат указал рукой на невысокий дом лестных тружеников, расположенный под деревом в десятке метров от нас.

— А как его двигать-то? — удивленно поднял бровь я, сидевший рядом с Петровичем.

— Да хитрого-то там ничего нет, только одному тяжело, — Мурат изобразил какой-то странный жест.

— Пойдем. Что нужно? — обратился к казаху Майкл, коллега Сэма.

Первый раз видел такое чудо. Думал, что муравейники хлипкие и разваливаются легко. Ага, три раза «ха»! Яму для погребения трупов мы выкопали под огромным деревом. Когда рыли, старались уходить по диагонали под толстые корни дерева. Помучавшись вволю с огромными ветвистыми корнями, засунули все же убитых янки и нашего товарища под них. Ну а куда его девать-то? Оставили «немецкие сюрпризы». А сверху Мурат с Майклом водрузили домик лестных трудяг. Получилось очень здорово. Как будто он здесь и вырос.

В горы поднимались тяжело. Нагруженные всяким барахлом, еле пыхтели. Зато местечко нашли, хрен найдешь нас здесь. В одном месте на скале был здоровый выступ над пропастью, а за ним чуть не целая пещера. Вот в нее мы и «закорячились». Вокруг росли деревья, редкий кустарник. Перед нашим логовом была небольшая площадка, свободная от растительности, если что, незаметно к нам подкрасться не удастся. Разогрели на сухом спирте ужин и, перекусив, завалились спать. В караул вставали по одному. К нам, кроме как по одной тропке, никак не залезть, поэтому и бояться было особо нечего.

Ночь прошла спокойно.

— Командир, как думаешь, удастся подойти опять так же близко? — спросил Мурат утром во время завтрака.

— По крайней мере, попробуем. Нам все равно туда надо.

— Есть мыслишка. Если засланный казачок не придет на встречу, — встрял в беседу Сэм.

— Говори, — я повернулся к нему.

— В город идет одна дорога. Можно разведать местечко, на предмет засады.

— Подумать надо, местность осмотреть. Петрович знает?

— Откуда? Только в голову пришло, — отмахнулся Сэм. А вот это уже хреново, если придется походу что-то фантазировать.

Люди из последней группы, что ждала нас в непосредственно близости от комплекса лабораторий, такой вариант не озвучивали. Я от него не отказывался, просто пока еще не думал. Да и Истомин для раздумий есть, но все же пора проявлять инициативу. Работать-то нам.

— Александр Петрович.

— Чего тебе? — грубовато спросил Истомин, когда я подошел к нему для беседы.

— Да так. Тут у помощников мыслишка родилась. У нас взрывчатки — много?

— Нет. Десять килограммов, не больше.

— Так этого за глаза хватит, — воскликнул я.

— Рассказывай! — оборвал меня Петрович.

— Надо разведать дорогу к городу от лаборатории.

— Надо. И пойдем туда, мы с тобой. — Вот так, мы с Истоминым, одевшись в немецкий, коричневого оттенка камуфляж, двинули к дороге. Среди кустов и бурого цвета земли этот костюм отлично сливался с окружающей средой. Но самое главное, мы не могли использовать советский, а этот позволит лишний раз оставить «немецкий след».

Наша вылазка не принесла заметных плодов. В округе оказалось слишком много военных, чтобы мы могли просто так гулять вблизи такого объекта.

Вернувшись, мы застали в пещере какого-то типа, явной криминальной наружности. Надменное выражение лица, развязная походка. Одеть бы этого «бандоса» в тренировочный костюм и в руки биту дать — типичный «браток» девяностых получится.

— Нужный вам человек был у нас вчера вечером. Вот записка от него, — с этими словами гангстер выдернул из внутреннего кармана куртки свернутый в несколько раз лист бумаги. Отдав его Истомину, человек отошел в сторону.

Развернув послание, Истомин хмыкнул. Я заглянул ему через плечо и увидел текст на немецком. Точно, от того «крота» из лабы Оппенгеймера, он настоящий немец.

— Прочитал? — закончив писать, Петрович вынул зажигалку и, высекая огонь, поднес огонек к кромке листа.

— Так точно, — тихо ответил я, — значит, первый вариант?

— Да, мне кажется, это будет лучше всего, — Истомин посмотрел на меня, а я не сводил взгляда с догорающей бумажки.

— Сэм, позови Мурата и займи гостя пока, — попросил я.

— Пойдете оба, я остаюсь здесь и буду готовить второй вариант — на всякий случай, — Петрович сосредоточенно о чем-то думал.

— Я понял, только…

— Чего? — отвлекся от мыслей командир.

— Сегодня четверг, может, не рисковать походами туда-сюда? — предложил я.

— У тебя есть мысли?

— Лучше выйти завтра вечером. В городок войдем к ночи. Разведать местность и занять позиции успеем. Вряд ли они вылезут из своей норы раньше субботы. Работа слишком важная, да и Оппенгеймер — человек чрезвычайно увлеченный. Гровс не допустит преждевременного ухода с работы кого-либо из персонала, тем более — руководителя.

— В принципе, ты прав. Этот, — Истомин указал на кучку пепла, — тоже предполагает, что в субботу.

— Ну вот. А то будем тут лазать, точно на кого-нибудь напоремся.

Весь день мы готовились к выходу. Чистили и подгоняли снаряжение, изучали план города. Источник, работающий в секретной лаборатории, выдал нам сведения о возможном посещении Оппенгемером Лос-Аламоса в ближайший уик-энд.

— Оппи поедет к любовнице? — с интересом спросил я вечером, после того как мы поужинали.

— У них есть карточный клуб, на деньги играют, его видят там почти каждую неделю, — пояснил Петрович.

— О, как! Надеюсь, он там не всю ночь проведет. А то придется туда зайти, да и «раздеть» его в покер.

— И я надеюсь. Любовница у него красивая и молодая, — многозначительно дернул бровями Истомин, не обращая внимания на мою шутку.

— Ладно, Александр Петрович, будем посмотреть.

— Подожди минуту, — Истомин достал свою сумку и вынул из нее какую-то тонкую папку.

— Еще инструкции?

— Не совсем, — Истомин раскрыл папку и показал мне первый лист, на котором был текст на немецком языке. — Как бы не повернулось, но на месте «преступления» должны остаться вот эти документы.

— Ясно, пресловутый «немецкий след»?

— Точно. Здесь подобраны такие бумаги, что у янки не должно возникнуть сомнений в принадлежности преступников.

— Отлично, сделаем в лучшем виде, — произнес я, убирая документы в рюкзак.

— Еще, Серег. Оружие ни в коем случае не должно достаться врагу! Группа для подстраховки будет недалеко, только успей подать сигнал. Это очень важно, ясно?

— Так точно! — я кивнул и двинул на выход.

Несколько километров до города мы добирались три часа. Чуть не ползком лезли. Никаких праздношатаюшихся не видели, но один патруль срисовали вовремя и удачно укрылись в редком кустарнике. Лучше не рисковать. Винтовки у нас лежали разобранными в чехлах за спиной. Шли, готовые в любой момент выхватить пистолеты. Против автомата оно, конечно, слабовато, но пистолеты с глушителями, а это все-таки преимущество. Главное — заметить противника первыми.

На подходе к городу нашли указанное в записке место, остановились. В месте встречи стояли два каких-то старых сарая и невысокая каменная башенка, похожая на пожарную каланчу. Территория вокруг была огорожена колючей проволокой, местами порванной. Возле башни мы залегли и стали ждать. Что здесь было раньше, не возьмусь даже предполагать. Высота постройки метров восемь, стоит она в углу огороженной площадки, размером примерно триста на триста метров. Наш информатор должен подъехать прямо сюда и дать дальнейшие указания об «объекте».

Городок Лос-Аламос был больше похож на большой поселок. Невысокие, одно— и двухэтажные дома, местами фермы или что-то вроде них. Пару раз где-то в городке гавкнули собаки, но здесь не фрицы, не думаю, что кто-то захочет посмотреть на причину беспокойства местных шавок. Грузовичок с информатором появился спустя десять минут. Опоздал всего на пять, терпимо. Притулился почти впритирку к каменной постройке и остановился. Из кабины грузовика призывно моргнули маленьким фонариком.

— Вы готовы? — спросил молодой мужчина по-немецки, когда мы устроились в кузове грузовика.

— Да. Объект прибыл? — я ответил на том же языке, отмечая превосходный немецкий у оппонента.

— Прибыл час назад. Кроме него в квартиру больше никто не входил. Девушка тоже должна быть там.

— Ясно. Значит, на квартире. Что это за место? Здесь безопасно?

— Это бывшее школьное стрельбище. Когда школа работала, тут обучали юношей владению винтовкой. Вид отсюда прекрасный, вы осмотрелись?

— Да, посмотрели немного. Мы ведь не знаем еще, где «объект». Видно ли отсюда нужный дом? Какое расстояние? — спросил я, не надеясь на точный ответ.

— Далековато, километра полтора, думаю. Может, чуть меньше.

— Что и на пути ничего не помешает? — удивился я, город же, застройка, конечно не нью-йоркская, но все же.

— Его квартира на третьем этаже. Дом стоит особняком, на окраине. Трехэтажный здесь только один. Окна будут как на ладони. Поднимемся наверх, я покажу в бинокль.

— Хорошо, идем.

— Прошу двигаться осторожно и не шуметь. Тут хоть и нет никого, но… — проводник показал приставленный к губам палец.

— Пойдем как мыши, — спокойно ответил я.

— Если что-то хотите спросить, лучше это сделать сейчас.

— Если только одно, — задумался я. Куда он так торопится?

— Говорите.

— Военных в городе много? — спросил я о главном.

— Тут такое дело… — стушевался «крот», — тут работают специальные агенты ФБР. Они все в штатском, поэтому точно неизвестно, сколько их на самом деле. Военных же в форме и с полномочиями немного.

Самое поганое, что было в этом деле, это то, что цель, возможно, придется ждать всю ночь, а она может и не появиться в прицеле. Впрочем, у Истомина наверняка по плану кое-что придумано, но более грязное. Главное для нас — быть начеку и отработать вовремя.

Достигнув крыши башни, мы с Муратом огляделись. Наш провожатый покинул нас почти сразу, как мы залезли, едва показав нам направление. Чуть не удрал, не уточнив, какой именно нам нужен дом. Я его, конечно, остановил и заставил указать точно, но меня не порадовал момент с таким быстрым уходом.

— Куда это вы собрались? — жестко спросил я.

— Мне необходимо сделать алиби, — робко ответил «наводчик».

— Вы нам еще понадобитесь, — отрезал я и, повернувшись к бойцу охраны, что был с нами, добавил тихо по-русски:

— Майкл, уведи его и пригляди, чтобы не сбежал. Будьте возле машины, где-нибудь поблизости.

— Есть! — коротко ответил осназовец и подтолкнул к выходу немца.

Этим нашим «кротом» являлся Клаус Фукс. Ученый-физик. Он давно был завербован и работал на Судоплатова. Сбежав с началом войны из Германии, он нашел себе теплое местечко в САСШ. Так уж получилось, что Фукс на родине был коммунистом и дома для него была приготовлена стенка в гестапо. Использовать его, в принципе очень хорошего осведомителя, мы решили потому, что янки тоже здорово «жучат» коммунистов. Фуксу будет туго, если руководство узнает о его политических взглядах. Он постоянно занят тем, что склоняет других сотрудников проекта к сотрудничеству с нами. Но у нашего руководства сложилось мнение, что его завербовали американцы, и от него решили избавиться именно таким образом. А Оппенгеймера в моем времени постоянно подозревали в связях с Советским Союзом. Здесь Оппи на время доказал свое равнодушие к коммунизму сдачей наших ученых. Думаю, он теперь вне подозрений на этот счет.

Фукса же пару раз наши уже проверили, он, сознательно или нет, но стал лить дезу. Так что сотрудничество с ним подошло к финалу.

Окна дома, в котором ученый предавался плотским утехам, просматривались отлично — не обманул «крот». Мы с казахом разложили винтовки. На этот раз Мурату быть с «Выхлопом», а мне с ВСК. Он у меня второй номер. Ошибся Фукс только в расстоянии. Судя по прицельной сетке, тут было немногим более километра.

— Мурат, поглядывай вокруг, а я понаблюдаю за окнами.

— Серег, отсюда даже подъезд к дому виден, это хорошо.

— Точно. Мурат, ты не слышал, когда поднимались наверх, вроде звук мотора был где-то рядом?

— Решил, что мне показалось, — растерянно ответил казах.

— Раз и ты слыхал, значит, не показалось. Осмотри подступы и будь начеку.

— Понял, пошел.

Как ни странно, но все было тихо. Мурат, понаблюдав сверху, решил спуститься. Вернувшись минут через десять, сказал:

— Я там «подарков» оставил, на всякий случай.

— Ага, — кивнул я, не отрываясь от прицела, — правильно. Если что, то это немного задержит тех, кто захочет нам помешать. Где поставил?

— Не зная местности, решил никуда не ходить. Тут ведь можно откуда хочешь подойти. Положил у дороги пару, да пару в дверях внизу.

— Хорошо.

Я лежал на крыше и поглядывал в восьмикратную оптику уже час. Мурат наблюдал за окрестностями. Не было необходимости обоим смотреть за домом «объекта».

Началось все внезапно. Сначала где-то рядом раздался свист, затем хлопнул одинокий выстрел. В ночи он показался громом с небес. Кто стрелял и свистел, мы так и не узнали, скорее всего, это наш боец — тот, что караулил где-то поблизости.

Все говорило о том, что мы все же влипнем, но я не отрывался от оптики, понимая — цель покажется, руку на отсечение даю.

Практически в момент прозвучавшего ранее выстрела к подъезду дома, где предавался утехам Оппенгеймер, подлетел автомобиль и осветил подъезд дома. Я занервничал. Неужели сорвется? Из машины показалась рослая фигура в военной форме, мне даже показалось, что я вижу блеск погон. Здоровяк что-то говорил, наклонившись к окну машины, и направился к подъезду. Два солдата, также выскочившие из машины, устремились вслед.

— Серега, в городе возня нездоровая.

— Понял тебя. Тут тоже.

— Чего там?

— Машина подъехала. Похоже, нам его сейчас выведут прямо под стволы.

— А я заметил выехавшую из города, — Мурат с помощью бинокля посмотрел чуть в сторону. — Грузовик в сопровождении «виллиса», — никак нас вычислили или сдал кто-то.

— Ага! — радостно выкрикнул я.

— Ну? — нетерпеливо проскулил казах.

— Есть цель. Смотри за тылом. — В тусклом свете редких фонарей видимость была неважной, но две фигуры я рассмотрел отчетливо. Рослый военный что-то объяснял мужчине, вышедшему с ним из дома, при этом активно жестикулировал. Видимо, спорят. Из машины вылез еще один человек, без шляпы на голове, и подключился к спору.

— Хорошо, что ночь, ветра нет совсем.

Поймав в прицел фигуру в широкополой шляпе и светлом плаще, замер. Раздумывать времени не было: или сейчас, или никогда!

«Бухх». ВСК чуть подпрыгнула на сошках и толкнула в плечо. Краем глаза отмечая попадание — еще бы не заметить, я перевел ствол чуть в сторону. Стоящий рядом с растерянным видом мужчина без головного убора, глядел на труп. Вояка сделал движение к трупу, наклонился, отпрянул. А вдруг это сам Лесли?

«Бухх», — некогда думать. Военный, крутанувшись на месте от попадания тяжелой, разрывной пули, рухнул на землю. Оставшийся один, приехавший с военными человек наконец что-то сообразил и бросился к машине.

— Давай, давай. Я тебя там и достану… — ВСК прыгает на сошках. Стекло автомобиля разлетается брызгами. Как только человек сел в машину на переднее сиденье справа, я нажал спуск, и кто бы он ни был — он труп.

Следующие две пули я подарил солдатам, что ранее сопровождали Оппи на выходе из дома. Солдаты осматривали погибших и звали на помощь, надо было им «помочь». Не зря, похоже, нас с Муратом начальство хвалило. Результат — сто процентов.

— Серег, похоже, мы остались одни, — глядя на удаляющуюся машину с информатором, сказал Мурат.

— Готовься, попробуем вырваться. Я закончил, надо убираться. — Собрав все имущество, что было приготовлено заранее, и разобрав винтовку, я проверил пистолет. Только бы уйти, как чувствовал, что нельзя доверять этому «кроту». Ведь наверняка он нас слил. Ладно, если уйдем — обязательно встретимся. И на фига я солдат-то стал стрелять? Привык на фронте, наверное, — вспомнил я только что убитых солдат.

— Командир?

— Закончил? — я обернулся к Мурату.

— Там это… — чуть слышно произнес Мурат.

— Тьфу ты! Чего еще-то? — в этот момент раздался чей-то требовательный возглас:

— Бросайте оружие на землю и спускайтесь с поднятыми руками. Вы окружены, сопротивление бесполезно! — Голос шел снизу и сбоку. Как они к нам подобрались-то?

— Ого, это явно за нами, чего говорят? — произнес Мурат, смотревший через щель в крыше вниз.

— Сдаваться предлагают. Много их? — в ответ спросил я.

— По-моему, до хрена, везде нам сдаваться предлагают… — Казах оторвался от дыры. Вдруг внизу бухнул взрыв, за ним сразу второй.

— Ого, войти хотели, ну-ну, — ехидно усмехнулся Мурат.

— Готов? — спросил я его спустя пару минут, в течение которых мы пережидали вспышку гнева американцев. Стреляли они густо, но вот затихли. Ходить тихо простые бойцы явно не умели, поэтому движение нескольких пар ног по лестнице мы услышали отчетливо.

— Ага, — кивнул казах, и у него на пальце звякнуло кольцо. Второе звяканье послышалось уже у меня в руках.

— Начали, — Мурат быстро приподнял крышку люка и метнул туда тушку гранаты, я секунду спустя проделал то же самое. Два взрыва, раздавшиеся один за другим, резанули по ушам. Выбивая стекла из окон башни, десятки мелких осколков разлетались во все стороны.

— Пошел!

Винтовки давно за плечами. Разбираются очень просто, а упаковываются надежно, на манер «биатлонок», так, чтобы не мешать стрелку при движении. С пистолетами в руках, мы по очереди спрыгнули вниз. Брр… Винегрет! Стоны, крики, вой. Фу-ты. Сталинград какой-то! Сталкивались как-то в городе на Волге, в одном из домов, с немецким дозором. Такая же каша была. Мы тогда наблюдателей наших вытаскивали. Потеряли одного из троих, фрицев же положили всех. Правда, их было тогда всего четверо. А тут целый грузовик приехал. Только на площадке, пораженных гранатными осколками лежит пятеро, а сколько еще будет? Взвод? Рота?

Не глядя стреляю на движение слева — маленький «Вальтер», с толстой трубой глушителя на стволе, выплевывает смерть в чье-то тело, скребущее руками по полу. Мурат повторяет это же с другой стороны. Стоны как будто прекратились.

— Мурат, здесь явно не все. Давай потихоньку вниз, — я медленно шагаю к лестнице и тут же валюсь на тела, распростертые в нелепых позах на полу.

Выстрелы загремели чуть не очередями. Мурат был ближе к окну, чуть приподняв голову, посмотрел на улицу.

— Метрах в десяти, прячутся. Нет, подожди…

Я подтягиваю к себе лежащий рядом «Гаранд». Оттянув затвор, вижу блеснувшие патроны — надеюсь, магазин полный. Патроны, думаю, понадобятся. Стрельба между тем стихает.

— Крадутся, сейчас войдут внутрь, — комментирует действия американских вояк Мурат.

— Этих положим, кидаем дым и вперед, — предложил я.

— Только наружу ползком, ну его на фиг, нарвемся еще на случайную… — закончить Мурат не успевает, внизу слышатся шаги.

Вытащив гранату и разогнув усики, вытаскиваю кольцо. Рано, рано, идите же сюда. Осторожные. О, поднимаются наконец. Первый появившийся в поле зрения вояка, едва высунув голову, тут же ныряет назад под прикрытие лестницы. Да, ну и спецназ у них. Не могли, что ли, автоматы взять? С длинными винтовками в тесноте лестничных пролетов они и развернуться-то не смогут. А, нам же проще. Казах смотрит на меня, я показываю ему рукой на карабин и мотаю головой. Мурат отвечает кивком — понял.

За первым высовывающимся появился второй, а за ним и третий. Короткий взмах рукой, и тушка гранаты рикошетом от стены уходит прямо к бойцам. Топот ног — взрыв. Хоть и успел рот открыть, а все равно, по ушам долбануло неслабо. Мурат швыряет свою — бах. Не обращая внимания на звон в ушах, вскакиваем на ноги и вниз. Три тела в военной форме лежат неподвижно, это те, что выше поднялись. Чуть ниже, на один лестничный пролет, сидя на полу, трясут головами еще двое. Четыре выстрела из наших пистолетов звучат как один.

— Серег, окно, — указывая направление рукой, Мурат вытаскивает из рюкзака дымовые гранаты.

— Давай, — киваю я и начинаю спускаться. На ходу сменив магазин на полный, прислушиваясь, медленно иду вниз.

— Есть дым, — констатировал казах, и тут же мы оба упали на пол. Америкосы вновь ударили из всех оставшихся стволов просто в направлении башни. Дым заволакивал маленький двор, и видимость просто отсутствовала. Солдаты располагались возле машин, а это метров десять до нас, не меньше.

— Ползком давай, надеюсь, не пойдут в атаку прямо через дым, — прошептал я на ухо Мурату.

— Давай, как выйдем — в разные стороны сразу, — предложил казах.

Я кивнул в ответ, но заметил:

— Валить все равно придется всех. По-другому не получится.

Вояки тем временем затихли, перезаряжаются, наверное. Мы выползли из башни, рядом никого. Живых никого. Мурат кинул еще одну дымовую — на всякий случай, от первой пары гранат дым еще висит, и довольно густой, но лишним не будет.

Я забирал влево, Мурат — в противоположную сторону. Насколько я видел с крыши, слева должен стоять «виллис». Когда сквозь белый дым показался свет фар, я сел на корточки и стал забирать еще левее. Со стороны Мурата послышалась возня, грохнуло несколько выстрелов из американских винтовок. Затем я различил и сдавленные глушителем звуки пистолета Мурата. Наконец я подобрался настолько близко, что увидел укрывающихся за джипом двух «амеров». Молча, направив винтовки в сторону доносившейся стрельбы, они пытались разглядеть хоть что-нибудь в этой дымке. Было отчетливо видно, что вылезать под колотушки им не хочется.

Встав на одно колено и вытянув руки, я нажал на спуск. Два коротких плевка, и два тела, обмякнув — словно из них вытянули стержень, опустились на землю.

Укрывшись за внедорожником, я осторожно выглянул. Грузовик стоял метрах в семи, дым еще довольно плотно его скрывал. И вдруг я увидел Мурата. Тот двигался ко мне какой-то неровной походкой. Черт, неужели? Даже думать об этом не хотелось.

— Командир, здесь все! — казах, криво улыбнувшись, вдруг пошатнулся, и я едва успел его подхватить.

— Твою казахскую маман! Ты чего? А ну, открой глаза. — Словно услышав, Мурат вернулся в этот мир.

— Серег, ты это… Прости а? Не повезло мне сегодня, — тихо прошептал мой товарищ, его голова повисла. Я чуть не заорал от злости и беспомощности. Собравшись в одну секунду, я подавил в себе слабость и приложил пальцы к шее Мурата. Слабый, на грани чувств, пульс у друга все-таки был. Я взвалил его себе на спину и медленно двинул в сторону ближайшего холма, где должна была ждать машина. С подельниками из бандитов мы уговорились о встрече в километре отсюда, туда я и направился. Но, как оказалось, я рано обрадовался. Мы вовсе не всех перестреляли. Когда я отошел буквально на двадцать шагов, в меня влетела первая пуля и еще одна трепыхнула раненое тело казаха. Пуля американского солдата угодила мне в ногу, и та, подломившись, заставила рухнуть на землю. Мурат упал на меня и глухо застонал. Довольно быстро выбравшись из-под тела друга, я обнаружил бегущих к нам солдат. Одного я успел снять выстрелом из пистолета, но остальные были уже близко. Бежавший первым солдат с ходу ударил меня карабином с примкнутым штыком. Насколько глубоко в меня вошел нож, разглядеть не было времени. Я почувствовал сильный удар и разливающуюся по телу боль. Чудом не теряя сознание, я, откатившись в сторону и собрав в кулак всю оставшуюся силу, резко вскочил. Пистолет я выронил, когда меня ударили, придется встречать так. Повернувшись, чтобы укрыться за первым напавшим и не дать другому выстрелить, я приготовился. Боль в ноге простреливала раскаленной кочергой. Чуть было опять не упав, я перенес вес на другую ногу, стараясь держать равновесие, достал нож. Противники не спешили. Первый летящий в меня удар я отбил довольно легко и, сделав выпад, в который вложил огромное усилие, воткнул нож в живот солдата. Клинок с хрустом вошел в тело по самую рукоять. Солдат заорал, попытавшись схватиться за рукоятку торчавшего у него из брюха тесака, выронил карабин. Я не стал пытаться выдернуть нож, а просто подтолкнул немного, и янки упал. Второй тем временем выхватывал пистолет, это потом стало ясно, что у него карабин был разряжен, а тогда я просто не понял, зачем он полез в кобуру. В два прыжка — от боли в раненой ноге и животе еле держался на ногах — я оказался рядом с ним и пробил правой в челюсть. Америкос, видимо, был тертым перцем и, слегка покачнувшись, быстро закрылся. Левый прямой он блокировал мгновенно и тут же сам нанес удар чудовищной силы. Если бы я вложил в предыдущий удар чуть меньше силы, то достался бы противнику свеженьким. Когда «янкес» блокировал мой удар, я, теряя равновесие, по инерции завалился чуть в сторону, таким образом, удар у солдата получился вскользь. Из нижнего положения мне было удобно нанести следующий, и я не преминул это сделать. Апперкот левой на выдохе, тело, распрямляясь как сжатая пружина, добавило веса в удар, тот пришелся точно в подбородок. Хруст, рев солдата, и руки у него рванулись к поврежденной части тела. Амбец челюсти. Ждать я не стал, выдернув запасной нож из рукава, я нанес режущее ранение в область живота. Враг не знал, за что хвататься, это мне и помогло. Вторым ударом ножа — прямо в грудь — я посадил его на землю. Рванув нож обратно, я приготовился отражать другие удары, но противников больше не оказалось. Янки упал на бок и затих, а я огляделся вокруг. Рука гудела, ударил я действительно сильно. Начинался отходняк. Шок уходит, уступая место боли. Адской боли во всем теле. Снова окинул взглядом местность. Да, черт возьми, целая куча мертвяков, целая куча гребаных мертвяков.

Найдя и перезарядив пистолет, я выдернул первый нож из трупа и слегка обтерев об одежду убитого, засунул в ножны на поясе. Плюхнувшись от бессилия рядом с телом Мурата, я попытался прощупать у него пульс, почти не чувствуется. Уходит жизнь из друга, уходит. Минимум две дырки в теле, может и больше. Крови вокруг — море.

— Как же нам выбраться-то? Братуха, — тихо сказал я, глядя на мертвенно-бледное лицо друга. Достал флягу и, подумав, сделал пару глотков. Помнится, Истомин советовал в таких случаях. И ведь помогло! Отдохнув пару минут, встал. Поднять Мурата я уже не пробовал, потащил волоком обратно к машинам. С трудом загрузил тело товарища в «виллис» и, начав обходить джип — услышал стоны. Сделав несколько шагов в сторону грузовика, обнаружил источник этих стенаний. Американский солдат, держась за живот, тихо плакал, лежа на земле в согнутом положении. Я присел над ним и откинул его карабин в сторону. Чуть подумав, я спросил его на немецком языке:

— Жить хочешь? — солдат, услышав мою речь, медленно поднял глаза. Закивав головой, насколько было сил, солдат что-то быстро заговорил. Я повторил свой вопрос на английском и добавил:

— Давай помедленнее, — я скривился, ни фига не могу разобрать, что он там бормочет.

— Я все сделаю, сэр! Только не убивайте, пожалуйста.

— Да и не собирался. — Вру, конечно. Но тут пацан, еще моложе меня. У меня сознание-то мужика на четвертом десятке.

— Позовите помощь, прошу вас, сэр. В машине рация…

— Ответь сначала. Кто вас сюда направил? Ну! — я свирепо оскалился.

— Командир. Лейтенант Уолесс, сэр! — нам отдали приказ на задержание или уничтожение всех, кого мы тут найдем.

— Кто был в джипе, что приехал за ученым?

— Лейтенант Уолесс и глава службы безопасности — генерал Гровс, сэр.

— О, как! Отлично! А кто был в штатском? — прошептал я.

— Друг мистера Оппенгеймера, мистер Ферми. — Я радостно осклабился.

— Простите, сэр, можно спросить? — парень плакал и умоляюще смотрел на меня.

— Что было известно о тех, на кого вы охотились? — продолжил я допрос, уходя от ответа.

— Нам сказали, что мы должны предотвратить нападение на доктора Оппенгеймера. Любой ценой, да, сэр! Нам сказали, что противник здесь накапливается. Никто не знал, что тут будут снайперы. — У парня изо рта показалась струйка крови. Да, у меня и самого сейчас видок не лучше.

— Говори позывной, вызову тебе помощь, — я решил дать шанс парнишке. В принципе он сам ни в чем не виноват. Они все не виноваты — такова служба. Сегодня мы их, завтра они нас. Хотя насчет завтра мы еще подумаем.

Как бы случайно, я обронил рядом с раненым липовое удостоверение гауптмана СС. Это было частью той задачи, что поставил мне Истомин. Истомин, добраться бы до него. Мне еще Мурата выносить. Вспомнил о друге, и меня пробило. Как же так, что я парням скажу? Как я вообще дальше без него буду?

Передав по рации «Хелп», я быстро свалил с места бойни на захваченной машине. На грохот, что мы здесь устроили, сюда сбегутся со всей округи.

Перемахнув через холм, я остановился. Остановился, когда меня за руку вдруг схватил казах.

— Командир…

Дав по тормозам, я поймал руку друга и стал теребить его.

— Эй, Мурат, ну ты чего? Давай, открой глаза, ну! — я пытался его растормошить.

— Я — все, Серега! Оставь меня здесь, тебе уходить надо. Не хватало еще обоим здесь остаться. Проживите так, чтобы мне не было стыдно. Мне очень приятно, что у нас — ТАКИЕ потомки. Езжай, тебя дети ждут…

Сначала потухли его глаза, а затем улетела остававшаяся так долго в нем — жизнь. Минут десять я плакал. Тупо сидел и рыдал. У меня давно не было такого серьезного потрясения, мне хотелось пустить себе в лоб пулю и получить покой.

Глотнув еще пару раз холодной, обжигающей пищевод жидкости, я подыскал местечко для могилы другу. Маленький выступ в скале, под молодой сосенкой. Отличное место, ему бы понравилось. Уложив тело Мурата в нишу, засыпал сверху камнями.

— Спи спокойно, друг. Твоя жизнь была достойной, а умер ты — как герой! Я выберусь отсюда, хотя бы для того, чтобы все узнали, ради чего погиб такой человек. Прощай.

На подъезде к месту встречи с «помощниками» меня ждал второй сюрприз за ночь. Видя приближающийся «виллис», от машины бандитов отделилась фигура.

— О, есть бог на небе! — воскликнул я. Подъехав ближе и дав рассмотреть себя, я резко остановился. Фукс, а он тоже стоял возле грузовика, был здесь. От машины уже отделились две фигуры. В тусклом свете фар я отчетливо видел Клауса, но не мог понять, почему он стоит и не поможет мне. Два человека, идущие от машины, открыли огонь из автоматов внезапно. Вывалившись из джипа, я укрылся за ним и достал пистолет. Ну почему все через жопу-то? Боль в ноге чертовски мешала, дергало не на шутку. Я хоть и перевязался, как смог, но на животе уже вся повязка пропиталась кровью. Чертыхаясь и вытаскивая гранату, я чуть высунул голову из-за машины. Эх, сейчас всех на фиг положу!

— Вашу мать! Стрелки безрукие. — Чуть не зацепили. От «виллиса» выпущенной очередью оторвало кусок железа. Хорошие автоматы у пиндосов, мощные. Но есть у них один маленький минус, уж больно быстро патроны кончаются. Сделав еще по паре очередей, стрелки заткнулись, видимо, перезаряжали оружие. Быстро, но спокойно поднимаюсь из своего укрытия и ловлю в прицел первого. Тот стоит совсем близко, не прячась. Два выстрела — готов. Перевожу ствол дальше. Второй, судорожно пытаясь попасть в горловину автомата магазином, стоит за крылом грузовика. Видна только одна рука, ну и голова конечно. Не-а, ни фига не промахнусь. Два выстрела туда, попал первым же, прямо в лицо. И это трясущимися руками. Бандит, вскинув руки к лицу, заваливается на бок, глухо рыча. Вот и отлично. Иду к грузовику и понимаю — осел, про Фукса забыл. Он наверняка с ними заодно. Где же он? Подойдя к грузовику, резко приседаю, но слышу сзади движение, и в голову бьет мощнейший удар. Падаю, мысли улетают, последней была — не сдержал слово, не выбрался.

— Слышь, боец. Очухивайся скорее, идти надо, — вырывает меня из забытья чей-то тихий голос.

— Кто здесь? — пытаюсь осмотреться, в глазах двоится. Чего у меня с головой-то? Не приходилось стоять рядом с колоколом в церкви? Вы многое потеряли. Звон стоит почище «Вечернего».

— Майкл я. Помнишь меня? — снова раздается голос.

— Я думал тебя «скопытили».

— Я тоже так думал. Отъехали мы с этим «ученым» за холм, остановились. Он из машины, я — за ним. Тут меня кто-то по башке и приложил. Очнулся я совсем недавно, слышу — стреляют. Я ведь в кузове был. Высунулся, смотрю «крота» нашего хмырь какой-то за машину ведет. После выстрелы затихли, а этот, что ученого уводил, рванул вокруг грузовика. Я вылез, но поздно, только и увидел, как он тебя приголубил. Оружия нет, поднял кирпич и в него запустил, представляешь — попал. Вон, связал я его.

— А этот, «крот» который, где? — почти очухавшись, спросил я.

— В кузове, только сдохнет он. Его убрать хотели, но не добили. Тяжелый он — не жилец.

— Его надо оставить «амерам» и кое-что подкинуть в карманы.

— Ясно, только надо сваливать отсюда. Мы сейчас в овраге сидим. «Амеры» постоянно по дороге ездят.

— Давай машину на дорогу, этому уроду, — я показал на бандита, — пулю, чтобы голова не качалась, и ходу отсюда.

— Ты идти-то сможешь? Тебе кроме ноги, в башку хорошо прилетело, чуть ниже и он бы тебе шею сломал. С животом чего? Кровищи — море.

— Попробую, поможешь немного, вдруг завалюсь. В живот штыком получил. В башке гул и боль — адские, чего там у меня?

— Жить будешь. Он тебе прикладом по затылку так засветил, что я вроде даже звон слышал. Но на вид вроде ничего, царапина.

— Поехали, шутник, у меня от таких царапин вся башка уже в бороздах, хоть картошку сажай, — я с трудом и с помощью неожиданно появившегося помощника поднялся. Да, ведь совсем недавно мне уже так прилетало, там хоть каска спасла, а тут… Словом — кто-то сверху очень не хочет, чтобы я умер.

Выгнав грузовик на обочину дороги, остановились. Я решил посмотреть Фукса. Нельзя его живым америкосам оставлять — вылечат еще, наговорить он может дай боже. Только он знал, что мы не немцы. Бандосы же были в полной уверенности, что мы самые настоящие фашисты. Придя в сознание и что-то бормоча, Клаус даже не кричал. Среди бессмысленной болтовни я разобрал:

— Я не виноват…

— Я знаю.

Он закрыл глаза, и голова упала набок.

Вот как бывает. Мы задумали использовать и подставить этого человека, а ему и самому досталось. Помогая нам, он преследовал свои интересы. А сдали нас — гангстеры, причем как обычно — за «бабки». Захотели хапнуть двумя руками. Одного только я не понял:

Если янки все знали, почему опоздали? Зачем стали выводить Оппи из укрытия? Но после, подумав, я понял. Задержав возле стрельбища Клауса, бандиты не знали — там мы, или еще нет. До города с километр, быстро не сообщишь. Гровс, а это был именно он, видимо, решил подстраховаться и вывести ученого самолично. Тоже в городе находился в это время. У него не было данных о том, что мы уже на позиции. И вообще, «амеры» просто не представляли, что тут будет работать снайпер. Вот таким образом мы и выполнили задание. Утром, как сказал Майкл, начнут работать бригады по истреблению бандитов, помогавших нам, а впоследствии продавших нас. Всем этим гангстерито еще аукнется их любовь к баблу.

Оставив Фуксу папку с бумагами, мы поспешили удалиться. Компромат был убойный, должны янкесы поверить в то, что здесь были именно немцы, должны.

А уйти спокойно нам все-таки не удалось. Началась стрельба неожиданно. Мы только услышали скрип тормозов, и тут же по нам открыли огонь. Майкла ранили почти сразу, я успел укрыться. Бросив последнюю пару гранат, стал ждать, когда полезут. Сил на какие-нибудь маневры уже не было.

Янки осталось трое. Один прыгнул на Майкла, двое занялись мной. Ну почему мне всегда достается самое вкусное. Бой на ножах, второй за ночь — это что-то. Убив одного, случайно, тот сам напоролся на мой тесак, второго не смог остановить. Боль в левой кисти, которой я перехватил его нож, перечеркнула прежние ранения. На секунду показалось, что американец мне руку отрубил. С удвоенной яростью я прыгнул на того и, чудом увернувшись от встречного удара, вогнал нож в бок противнику. Как он взвыл. Раненый тигр просто. Мы сцепились как боксеры на ринге. Америкос пытался меня задушить, а я кромсал и кромсал его, вгоняя раз за разом нож ему в бочину. Удара после седьмого тот наконец разжал пальцы и отпустил мое горло. Выдохнув с облегчением, я оттолкнул солдата и повернул голову в сторону Майкла. Он и его противник лежали на земле. У Майкла из груди торчал нож, а в руке был зажат пистолет. Во время короткой схватки со своим противником я слышал рядом выстрел, наверное, Майкл успел убить янкеса до того, как сам умер.

Я опять один, ползу уже который час, не зная даже куда. Машину нам изрешетили солдаты, да и от моих гранат ей досталось. Забрезжил рассвет, и я, ориентируясь по нему, двинул в путь. Двинул, громко сказано. Правильнее — пополз. Речи о том, что можно двигаться на машине, не было. Сил едва хватало ползти. Вырубился я только в маленькой рощице, куда добрался, когда вокруг стало совсем светло. Забрался в какие-то кусты и…

Свет. Кругом белый, ослепляющий свет. Непривычные ощущения. Обычно темнота накатывает, надоевшая до оскомины. А откуда я знаю про темноту? Странно. Странно и страшно. Вместе со светом пришла боль. Ужасная, как будто тело пополам разорвали. Черт, как же больно! А еще трясет, сильно, зуб на зуб не попадает. Лихорадка? Температура? Скорее последнее.

— Вставай! — в голове вдруг звонко раздался чей-то голос.

— Не могу! — мысленно, на автомате ответил я.

— Вставай! — повторил голос.

— Как?

— Вставай!

«Чей это голос? Кто со мной говорит?» — в голове стучит набат. Кто, где, почему?

— Вставай!

«Господи, да за что?»

Голос в голове требовал и требовал, а мне только хотелось понять — кто это говорит. Голос удивительно чистый и звонкий.

А затем пришел образ. Лицо, нет — лица! Обе, вместе. Как это возможно вообще? Обе мои женщины — та, что осталась там, в прошлой жизни, и та, что встретилась мне здесь. И дочери, все. А нынешняя супруга — Светланка — ведь в положении была, точно, отчетливо вижу округлившийся животик.

— Вставай! — в этот раз я уже видел, кто мне это говорит.

— Не могу, родные. Убило меня. Второй раз.

— Нет! Еще не время. Ты должен встать. Ты не посмеешь оставить еще одну девушку вдовой, — голос той, оставшейся в прошлой жизни, стал твердым как сталь.

— Сережка, вставай. — Нынешняя обняла девчонок и плачет. Света из прежней жизни также плачет и прижимает к себе маленькую, самую первую мою дочь. Господи, ведь с сорок первого почти не вспоминал о них. Нет, не забыл, просто времени не было — вспоминать. Да и старался не вспоминать, если честно. Тяжело это, слишком тяжело.

— Почему?

— Так надо. Ты обещал. Вставай.

Свет померк, и глаза раскрылись.

«А-а-а!» — крик из груди рванулся наружу и оборвался почти мгновенно. Перед глазами радужные круги. Боль. Боль охренительно невыносимая. Круги медленно расходятся. Где-то в вышине небо, темное и безмолвное. Медленно взгляд налево, направо. Никого. Где я?

Мысли путались. Голова как колокол. Ужасная, резкая боль пронзила левую руку. Так, пусть лежит. О, я уже думать начал — видать и правда — «опять» живой. Короткий взгляд на левую кисть — месиво. Кровищи как на бойне. Правая поднялась вполне спокойно. Рядом лежит «Вальтер», затвор на задержке. Мы ведь вроде в рукопашной сходились, откуда пистолет? Так, сюда я полз долго, здесь вроде не стрелял. Может, вытащил, чтобы под рукой был, а сам «отрубился». Медленно, крайне медленно начала возвращаться память. Закрыв глаза, я вдруг увидел:

— Серега, чего-то суета нездоровая, — прошипел Мурат.

— Вижу, — я вглядывался в прицел.

Снова я открыл глаза и попытался вспомнить.

Нас предали. Предали те, кто вообще-то должен был помогать. Нет, не ребята осназовцы, а американские братья. Долбаные продажные бандиты решили «срубить бабла» побольше. Сначала нас чуть не оприходовали подоспевшие американские рейнджеры, довольно охотно принявшиеся нас изничтожать. Затем и сама местная шантропа добить хотела, когда поняли, что солдатам не удалось.

Убрали мы с Муратом и Гровса, и Оппенгеймера, и даже Ферми, случайно появившегося в неподходящем месте. Жаль, больше никого из «атомщиков» не было, но попали мы в такой переплет, что выбирать не пришлось. Хорошо хоть Гровс и Ферми подвернулись так удачно, они за Оппи приехали. Когда в нас начали стрелять солдаты, мы хоть и были готовы к такому повороту, но убивать простых парней не хотелось. Злоба накатила уже потом, когда был ранен Мурат и мне заодно прилетело. Только тогда пришла мысль, что можем погибнуть и надо выкручиваться. Тогда, оглядев поле боя — охренел, куча убитых американских рейнджеров, а среди них — Мурат!

Уходили, расчищая путь буквально зубами. Дошло до ножей, кажется, я даже челюсть кому-то свернул. Оставили погибшего из-за предательства бандитов — Фукса, нашего осведомителя. Хотя, как раз это нам было на руку. Когда уже почти выбрались, с оставшимся боевиком из ОСНАЗа Майклом вновь нарвались на американских солдат. Сами получили тоже прилично. Левая кисть висела как тряпка, в животе — как минимум дыра. Еще пуля в ноге и голова задета, точно.

Мурат умер у меня на руках. После такой бойни он был как решето. Во время боя мне показалось, что он лишь ранен. Пусть тяжело, но — ранен. Когда же он закрыл глаза, чтобы уже не открывать, я увидел то месиво, что было у него вместо тела. Сколько же в нем силы? Казах держался долго, но был обречен. Черт, у меня даже слов нет, чтобы передать чувства. Боль, одна лишь боль.

Весь бой пролетел как один выстрел, двор у башни, с крыши которой мы работали, после боя был усеян трупами молодых американских парней. Отдаю должное — рейнджеры дрались как львы. У меня в брюхе тому отличное подтверждение. Удар штыком был серьезен, не знаю насколько, но внутри все огнем горит. Поискав по карманам тюбик с морфином, с облегчением выдохнул. Слава богу! У меня всего один был. Тот, что был у Мурата, ему же и достался. Вколол я ему прямо перед смертью, может, хоть чуть-чуть ослабил ему боль перед переходом в другой мир.

Друга я похоронил в какой-то ямке, выступе в скале, под сосной. Совсем недалеко от могилы Мурата, таким же образом я схоронил и Майкла, последнего осназовца. Похоронил как смог, конечно. Кидал камни одной рукой, лежа на боку. Тяжело, но просто знал одно — я обязан был это сделать. Погони уже не боялся. Решил — убьют, так убьют. Мурат, мой друг, нет гораздо больше — брат. Я прошел с ним через такое — и вот теперь его нет. Мелькнула мысль, и я даже поднял пистолет, но в последний момент что-то заставило меня опустить ствол и подняться.

Мурату в могилу я положил «Вальтер». Его винтовку утопил в каком-то озере вместе со сбруей. Свое имущество, подумав, закинул туда же. Помню, вода подвернулась вовремя, к тому времени я уже был на грани, а вода дала вторую жизнь. Из оружия у меня остался только пистолет, пара магазинов к нему и два ножа.

Двигался я всю ночь, через не могу, полз, пытаясь найти убежище. Хорошо, что был почти налегке. В какой-то невысокой скале нашел лазейку и, забравшись в нее, вновь вырубился.

Очнулся спустя несколько часов, боль как бы даже стала слабее. Рука просто ничего не чувствовала. Нога — горела, голова сильно чесалась. Чего в брюхе — остается только гадать, но боль была жуткая. Кое-как, кряхтя и дико матерясь, обновил повязки, истратив последний перевязочный материал.

Куда теперь? Наркоты больше нет, долго ли я продержусь на одной силе воли? Вряд ли. Неужели я выжил в бойне только для того, чтобы теперь загнуться среди этих холмов?

Попробовал достать карту. Лежала она во внутреннем кармане куртки, с правой стороны, так что, пришлось попыхтеть. Карта здорово намокла от крови, но нужный квадрат на ней был почти не испачкан. Истомин будет ждать два дня в новой точке на берегу реки. Теперь бы еще как-то к местности привязаться. Вроде, уходя от последнего места столкновения с амерами, забирал на север. Пиндосы, скорее всего, двинули на юг или юго-восток, вот, наверное, почему их тут нет. Судя по высоким холмам и еще более высоким впереди — я и правда ушел севернее. То-то так тяжело было ползти — горы, уле!

Преодолев ползком метров триста, обнаружил, что вылез почти на гребень холма.

Достав флягу, обнаружил, что она пуста. Не удалось выжать и глотка. Глянул по сторонам. Так, а это что такое? Впереди внизу отчетливо виднеется дорога. Пыльная, обычная грунтовка, откуда знаю, что пыльная? Так по ней на лошадях кто-то скачет. И лихо скачет, я как раз пыль и увидел. Черт. Жаль прицел с винтовки не снял, хотя…

Трое конных, явно местные жители, в смысле не вояки. Немецкий трофейный бинокль выручил, я уже минуты две, как наблюдаю за наездниками. Куда они так торопятся? Севернее ничего нет, там горы и штат Колорадо. Кстати, там леса уже более приличные, не те кустики, в которых я лежу. Там и подлесок гуще, есть где затеряться. Всадники тем временем скрылись в деревьях. Сколько ни вглядывался в противоположную сторону, так и не смог понять, откуда и куда они скачут. Но то, что рядом находятся люди, меня не обрадовало.

Ладно, попробую двинуть дальше. В горах, правда, холоднее, особенно ночью, но другого выхода не вижу. Ползти, загребая одной рукой, то еще удовольствие. Вымотался я быстро, а когда, оглянувшись, увидел, что преодолел всего ничего, опять выругался. Так я за два дня не дойду. А если кто-то из животных на меня выйдет? Ладно если олень какой, а вдруг косолапый? Или тот же противный койот?

Снова сверившись с картой, решил пока двигаться на восток, но чуть забирая севернее. Там была хоть какая-то растительность, погуще тех чахлых кустиков, в которых я лежу сейчас.

К обеду солнце припекло конкретно. Без капли воды и пищи я точно скоро загнусь. Когда разглядывал карту, отметил про себя рощу, в которой наверняка можно будет укрыться, а может, и подстрелю чего-нибудь съестное. О том, что я не поспею к крайнему сроку выхода, даже не думал. Петрович просто так не бросит — подождет. Хоть чуть-чуть, но задержит возвращение. И я должен вернуться, просто обязан.

От жары становилось совсем худо. Немного полежав в кустах, принял правильное решение: буду двигаться ночью, а днем постараюсь спать. Внезапно, среди редких деревьев в полукилометре от себя, я увидел какое-то строение. Дом не дом, но сарайчик немаленький. Аккуратно, медленно, хотя по-другому у меня бы и не вышло, я пробирался к едва заметной избушке. Лес хоть и редкий, но постройка была старой, в землю вросла основательно. Поросшая мхом и заваленная прошлогодней листвой, избушка была почти не видна.

Как он меня заметил, я так и не понял. До домика оставалось метров двести, когда к моей шее прикоснулась что-то холодное. Почему-то я не испугался, и это меня удивило. Просто передернулся и застыл, как лежал. С минуту ничего не происходило, затем тихий, вкрадчивый голос по-английски потребовал:

— Перевернись, медленно.

Я со стоном стал переворачиваться на спину. Рука была одна, и движения причиняли сильную боль. Наконец я увидел того, кому принадлежала та сабля, что находилась у моего горла. Да, да, это была именно сабля.

— Hello, how are you? — почему-то вылетела у меня фраза, которой в моем времени приветствовали друг друга американцы. Человек, державший саблю, вздрогнул и нахмурился.

— Кто ты и как здесь оказался? — медленно, растягивая гласные, тихо спросил человек.

— Просто человек, — не моргнув глазом, ответил я.

— Простых людей не режут как свиней на бойне. Ты участвовал в ночной бойне?

— Какой бойне? — в свою очередь спросил я, стараясь разыграть удивление.

— Не прикидывайся дурачком. На тебе места живого нет, ты один из этих…

— Из каких, сэр? — вежливо и осторожно поинтересовался я.

— Ты прекрасно понял, о ком я говорю. Нацисты, вы уже добрались до Америки. Вам надавали по заднице советы и вы бросились сюда?

— Слушай, друг, я не тот, кем ты меня считаешь. Не буду ничего говорить, все равно не поверишь, скажи одно, ты сдашь меня властям?

— Я не очень-то дружу с властями, ты не беспокойся, полиции я тебя точно не сдам, не хочу с ними встречаться. Я тебя просто добью, как будто тебя и не было.

— Если бы ты хотел, давно бы добил. Зачем со мной говорить? — сделав серьезное лицо, я внимательно смотрел в лицо человеку.

— Возьму и добью, просто интересно стало, в этих краях очень редко бывают люди. Особенно такие, на которых места живого нет.

— Тогда тебе надо было бы сделать это раньше, — я лежал на земле, чуть повернувшись на бок, так было легче дышать. Здоровая рука была внизу, и «саблист» ее не видел.

Человек как-то быстро дернулся, но вовсе не на меня. Скорее отшатнулся. Просто владелец старой сабли увидел мою поднятую и чуть согнутую в локте руку. Толстая труба глушителя уставилась ему в живот.

— Ладно, уговорил. — Человек убрал саблю в самодельные ножны.

— Кто ты такой? И что тут делаешь? — спокойно сказал я, в свою очередь убирая пистолет.

— Я уже говорил, у меня проблемы с властями. Может, уберешь пушку?

— С удовольствием. Но теперь вы мне лапшу вешаете. Скрываетесь здесь?

— Да, — честно ответил мужчина.

— Видимо, надежное место, раз вас пока не нашли?

— Месяц уже здесь. Тут недалеко есть и полиция, и военные, но меня никто не видит.

— Верю. Я тоже не видел, — кивнул я.

— Ты правда не нацист?

— Правда. Я с бандитами не поладил, вот и постреляли немного, — указал я на свои раны.

— Если не будешь дурить, оттащу тебя в дом. Надо посмотреть твои раны, там будет удобнее, да и просто теплее.

— Ты понимаешь в ранениях? — с интересом спросил я.

— Я не всегда прятался от копов. Когда-то я жил в Техасе, там все умеют стрелять и соответственно разбираются в ранах.

— Сюрпризов не будет, — твердо заявил я, — тем более, что мне это вовсе не нужно.

— О'кей, — кивнул парень и нагнулся, пытаясь меня поднять.

— Ох и тяжелый же ты, парень! — произнес незнакомец, спустя полчаса укладывая меня на какой-то топчан.

— Просто сил нет совсем, вот и обмяк. Помочь не могу.

— Сейчас передохну минутку и посмотрю на твои «дырки».

Незнакомец вышел из сарая, что-то бубня себе под нос. Я достал пистолет и проверил магазин — на всякий случай. Сунув ствол под мешок, что служил мне вместо подушки, я стал ждать. Ожидание продлилось не долго. Спустя несколько минут, незнакомец вернулся, таща в руках ведро, судя по тому, как он напрягся, явно не пустое. Затем мужчина порылся в каком-то ящике и положил рядом со мной медицинские инструменты в кожаном чехольчике. Распустил на полосы какую-то старую одежду, по виду — вполне чистую, и откупорил вытащенную из-под топчана бутылку.

— Пару капель внутрь, остальное — раны обработать, — подсказал он и поднес горлышко к моему рту.

— Я, вообще-то, не пью… — начал было я, но незнакомец прислонил бутылку к губам, и в меня потекло крепкое и довольно противное пойло. Вискарь, наверное.

Чуть не захлебнувшись и прокашлявшись, я раскрыл рот.

— Молчи. На вот, — в руке у человека возникла короткая палочка, сантиметра полтора в диаметре и длиной около двадцати, — будет больно…

Сжав палку зубами, я посмотрел на своего мучителя. Не став тянуть кота за хвост, тот принялся за повязку на голове.

— Тут все в порядке, — размотав повязку и оглядев рану, мужчина продолжал: — просто сильное рассечение. Промоем сейчас и зашьем.

Из глаз от боли выступили слезы, когда он, комментируя действия, сначала мыл, а затем и зашивал рану. Огромной до неприличия иглой.

— Смотрю, частенько в передрягах участвуешь, — незнакомец показал на следы старых ран.

— Бывало, — бросил я, достав палочку изо рта. Острая боль в голове стихала. Закончив штопку головы, врач произнес:

— Передохнешь, или как?

— Давай уж дальше, пока терплю, — выдавил я и с новой силой закусил палку.

Эскулап занимался со мной несколько часов. Когда зашил разрезанную вдоль руку и приступил к животу, я отключился. Очнулся, когда он сидел рядом и курил.

— Проснулся? — с какой-то иронией в голосе спросил незнакомец.

— Да. Сигарету бы, — я мечтательно поднял глаза к потолку.

— Могу предложить только трубку, будешь? — незнакомец улыбнулся.

— Спрашиваешь! — я аж подпрыгнул на топчане.

— Как тебя зовут-то? Мы ведь и познакомиться-то не успели.

— А какая разница? Зови Джоном, — поморщился врач.

— Я Серж, — кивнул я.

— Такой же как я Джон, — прыснул от смеха «Джон».

— Вовсе нет. Меня и правда так зовут, звали…

— А меня теперь так зовут.

Хозяин жилища неторопливо набил черную, закопчённую трубку, раскурил ее и выпустил клуб дыма.

— Ну, держи, — он опять как-то ехидно ухмыльнулся.

— Ешкин кот! — у меня чуть глаза не вылезли. — Вот это «горлодер»!

— Что? — уставился на меня незнакомец.

Я же на русском выкрикнул.

— Говорю, табачок отличный, — мотаю я головой и делаю еще одну затяжку — поменьше.

— То-то тебя так перекосило! Знаю, с непривычки бывает. А ты сильный парень. Вырубился только тогда, когда совсем тяжко стало. И палку перегрыз.

Штопая меня, с одеждой врач церемониться естественно не стал. Просто разрезав, выбросил в угол тряпки, бывшие когда-то довольно хорошей одежкой.

— У меня там, — я указал на кучу тряпья, — во внутреннем кармане куртки пара сотен баксов лежит. Может, пригодится?

— Может и пригодится, — кивнул мой врач, — я вытащил, на столе лежат.

— Ты как с внешним миром сообщаешься? Табак там, еда?

— Есть тут один человечек. По соседству в пещере живет, «краснокожий», он иногда в город ходит.

— Это безопасно? А то я тоже не хотел бы встреч с копами, особенно сейчас.

— Абсолютно. Тут полно всякой сволочи: индейцы, черные, мексы, никто не обратит на него никакого внимания. Раз в неделю гоняю его за водой и продуктами. Тебе надо одежку какую-нибудь, твоя уже ни на что не годится.

— Ты можешь себе позволить не работать?

— Могу, — коротко ответил «Джон».

— Новую нельзя, в глаза бросится, — заметил я.

— Не волнуйся, смокингов здесь и не продают. У местных найдет чего-нибудь. Нужны-то портки, рубашка и куртка — проблемы не будет, успокойся.

— Как скажешь, Джон, надеюсь на твой выбор, — в свою очередь ухмыльнулся я.

Ранение в живот было серьезным, как пояснил Джон. Может начаться заражение и будет плохо. Я сообщил ему, что меня ждут и смогут помочь. Джон с интересом уставился на меня.

— Где ждут? И кто ты вообще?

— Я — солдат! Не важно какой армии, но не нацист.

— Это я уже понял. Да и говорил ты не на немецком языке.

— Точно. Джон, если сможешь помочь, тебя отблагодарят.

— Да я не против, только у меня другое предложение…

— Да? Выкладывай, — с изумлением я взглянул на своего целителя.

— У меня у самого есть деньги? Серж… — он задумался.

— Продолжай, или мне озвучить?

Джон вскинул на меня глаза и слегка нахмурился.

— Я уже говорил, мне приходится здесь сидеть не вылезая. Меня ищут и когда-нибудь найдут…

— Ты банк, что ли, ограбил? — выпучил я глаза.

— Не буду врать. Не банк, но средства у меня есть.

— Вот как значит, и что же ты хочешь?

— Тебя должны вывезти из страны?

— Ты еврей, что ли?

— Почему? — удивленно опять спросил Джон.

— Точно еврей! — я заржал, но от резанувшей тело боли быстро перестал. — Вопросом отвечаешь на каждый мой вопрос.

— А-а-а, — рассмеялся врач.

— Куда ты хочешь уехать?

— Без разницы, хотелось бы в Европу.

— Там война идет, в курсе?

— Для меня и здесь война. Там ведь не везде воюют.

— Это так. Смотри, нам еще предстоит пройти весь штат и границу перейти.

— Ну, с этим, я думаю, вы справитесь. Деньгами я помогу.

— На границе они действительно пригодятся.

— Ну, так возьмешь или нет?

— Дойдем до тех, кто меня ждет, — возьму! — категорично заявил я.

— Ладно, попробуй поспать, я прогуляюсь, надо попытаться найти краснокожего.

— Оставь табачку, — попросил я и сделал жалостливую гримасу.

Джон удалился спустя десять минут. А я лежал и думал: дождется ли меня Петрович? Забив трубку еще раз, осторожно, делая неглубокие затяжки, я начал дымить. Крепкий табак, но приятный. Дым затуманил мысли и дал возможность расслабиться. Даже не докурив до половины, отложив трубку, я провалился в глубокий сон. Алкоголь, наверное, помог успокоиться.

Проснулся я через пару часов. Не сразу вспомнив, где я и что тут делаю. Сунул руку под мешок — пистолет на месте, даже патроны в магазине. Убрав его обратно под голову, захотел встать. Помня, что нога ранена, я попытался перенести вес на здоровую. Не успел даже разогнуться, боль в животе резанула так, что, упав мимо лежанки, я моментально вырубился. В себя пришел, почувствовав, как меня поднимают.

— Ох! — выдохнул я.

— Мог бы и поблагодарить, прежде чем сбегать, — укоризненно произнес Джон.

— И не думал даже! Ты чего? — я растерянно смотрел в глаза новому другу. Другу ли?

— Куда ты собрался? Швы расползутся, нельзя двигаться. Я ведь не профессиональный хирург.

— Тут такое дело, Джон… Нам нужно идти, если хотим успеть.

— Даже так? Они что, уйти должны?

— Да, скорее всего завтра утром уйдут.

— Так. И куда тебя нужно доставить? — решительно спросил Джон.

— На берег Рио.

Я увидел, как у него глаза округлились.

— Ты серьезно? — Джон почесал затылок.

— Абсолютно. Ты мне скажи, где мы сейчас? Я тут заблудился немного, пока ползал.

— До границы с Колорадо около шестидесяти километров, до Рио-Гранде где-то тридцать. А куда именно надо?

— Если я так далеко забрался, то надо будет спускаться ниже по течению.

— В Санта-Фе?

— Почти.

Я еще минут десять объяснял Джону, куда нам предстоит идти. Боясь того, что он передумает, я представлял — как же мне будет тяжело одному. Если честно, вообще не знал, смогу ли встать. А уж о том, как идти, речи пока быть не может. Но дело в том, что — НАДО!

— Скоро вернется мой сосед, я поговорю с ним. Сделаем носилки для тебя и попробуем дойти. Только придется поторопиться.

— Да уж. А как он вообще? Уговорить сможешь?

— Вот еще! — вскинулся Джон. — Уговаривать его, денег дам и побежит, а не пойдет. Парень, ты — в Америке.

— Это я понимаю, просто нервничаю.

— Ладно, давай перекусим пока. Наш краснокожий друг вернется не раньше чем через пару часов. Еще и отдохнуть успеем.

Поев немного каких-то бобов и соленого мяса, я опять уснул. А проснувшись, увидел сидящего рядом Джона, подозрительно пялившегося на меня.

— Ну и натворил ты дел, парень! — покачал он головой.

— Что-то случилось? — деланно удивился я.

— Ты еще спрашиваешь? Под Лос-Аламосом взлетела на воздух правительственная лаборатория. Там военных — целая армия. Ищут кого-то, а тут ты — чуть живой. Индеец мой еле вырвался оттуда. Сплошной заслон, обыскивают всех и вся, а посыльный наш с одеждой для тебя. Короче, он согласился, но потребовал больше денег, нам нужно выбираться как можно скорее.

— Деньги он сможет получить только тогда, когда я встречусь со своими людьми, — заметил я.

— Это не важно. Я с ним рассчитаюсь. Ведь ты же заберешь меня с собой?

Я кивнул. Вот повезло — так повезло. Мне, с такими ранами, наверняка пришел бы трандец. Не дополз бы я.

Вышли мы в ночь. Индеец оказался вполне себе образованным. Точнее — свободно говорил по-английски. Хотя ему это было и не нужно. Все равно молчал всю дорогу. Парень оказался довольно крепким. Под утро, когда Джон решил остановиться на отдых, индеец даже не понял зачем. Он мог бы переть меня в одиночку, но в небе появился самолет, и я прервал его порывы. Укрылись мы под деревьями, кукурузник покружил немного и смылся.

— Всерьез взялись, — прервал молчание Джон. — Никогда не видел, чтобы они кого-то так гоняли.

— Хорошо бы вообще не видеть. Погонщики чертовы, — пробурчал я на русском.

— Я все спросить хотел, — начал Джон.

— Ну, раз хотел — спрашивай.

— На каком языке ты ругаешься? Не пойму никак, — Джон внимательно посмотрел на меня.

— Джон, как бы тебе объяснить? — замялся я.

— Да как-нибудь, что, секрет?

— Если честно, то да.

— Ясно, ну, а все-таки? — не унимался мой попутчик. Вот пристал!

— Он на русском ругается, — вдруг подал голос сидевший рядом индеец. Я аж глаза выпучил.

— Откуда…

— Секрет, — улыбнувшись, загадочно произнес тот.

Во дела! Индеец из самой Америки откуда-то знает наш язык. Джон больше не задавал вопросов, предпочтя еду. Надо будет позже попытаться расспросить краснокожего.

За ночь мы успешно достигли реки и остановились на привал. Джон стал по очереди менять мне повязки на животе и руке. Рана на брюхе начала кровоточить, видимо, шов, и правда, слабоватый. Во время перевязки я опять вырубился. Очнулся правда спустя час.

— Парень, пора идти, — кивнул куда-то Джон. Я тоже кивнул ему в ответ и посмотрел на небо. Давно уже рассвело. Интересно: ждут ли меня еще?

Я не сразу обратил внимание на пожитки Джона, а посмотреть было на что! На плече у него висел красивый рычажный «Винчестер», а на спине — огромный рюкзак. Так как шел Джон впереди, я имел возможность любоваться красивой винтовкой. Но не давал покоя именно рюкзак. Что у него там, деньги? Золото? Ясно было одно: он чего-то украл, сто процентов.

Петрович меня дождался! Я думал, что задержался на несколько часов, а оказалось — на целые сутки. Просто не знал, что, пока валялся без сознания, прошли целые сутки. Как же я был рад его увидеть! А Истомин, только увидев меня одного, без Мурата, молча кивнул своим мыслям. С Петровичем были люди, четыре человека, поэтому меня легко погрузили в лодку, и наша компания пустилась в обратный путь. Истомин вколол мне обезболивающее, мне сразу стало хорошо-хорошо, и я уснул. Не потерял сознание, а именно уснул. Очнулся от тихого разговора:

— Вы знаете, куда мы направляемся?

— Ваш человек сказал, что вначале на границу. Куда дальше — нам неизвестно.

— Нам нужно переправиться через океан.

— Я так и думал. Нам обоим это подходит.

— Не передумаете?

— Зачем? Я же рассказал вам свою историю, мой краснокожий друг — тоже.

Вот, значит, как. Индеец, понимающий русский язык, тоже намылился свалить из Штатов. Все чудесатее и чудесатее. Интересно, что он наговорил Истомину. Дальше события понеслись как ураган.

На удивление, мы не пошли рекой. Спустившись по течению на пару километров, пересекли реку и высадились на берег. Там уже ждали два военных грузовика. Меня это несколько напрягло, но Петрович успокоил:

— Сейчас объявлено чрезвычайное положение. Наши «друзья» позаботились, и вот результат.

Честно — я охренел. Мало того, что нас нарядили в американскую военную форму, так еще и документы сделали. Конечно, серьезную проверку они вряд ли пройдут, да только, кто тут будет проверять. Сейчас все подняты по тревоге. По всем дорогам носятся автомобили военных, стационарных постов, наоборот, — мало. Все пребывает в движении, и мы тоже. Пролезли как по маслу, на границе только пришлось повозиться. Погранцы оказались людьми серьезными и на общий кипишь никак не отреагировали. Спокойно несли службу, охраняя границу. Пришлось пострелять. Я, естественно, не участвовал. Да и боя-то как такового не было. Пограничников было меньше десятка, и покрошили их быстро. Прикопав трупы, рванули на ту сторону. Через десяток километров к нам присоединились бойцы Судоплатова. Восемь подготовленных бойцов — это уже сила.

Я лежал в кузове и размышлял. Тело болело уже не так сильно — работала наркота. Истомин, правда, сказал больше не даст, о здоровье печется. Какое, на хрен, здоровье? Тут бы просто выжить!

— Александр Петрович?

— Здесь я. Говори.

— Спросить хотел…

— Ну?

— Как выбираться-то будем? Наметки есть?

— Ты думаешь, вас сюда в один конец заслали и про выход никто не думал?

— Нет. Просто шум такой подняли, на ушах все стоят.

— Нам главное на самолет попасть. До Кубы. Там уже «корыто» готово.

— Опять этот грязнущий «банановоз»?

— Чего, понравился? — с усмешкой произнес Истомин и повернулся ко мне.

Петрович сидел рядом со мной в кузове грузовика, едущего в неизвестность. Ну, для меня в неизвестность. Лежу тут, не вижу и не понимаю ничего. Снаружи дождь зарядил, как из ведра. Когда поднимался полог тента, видел серые, тяжелые тучи. Струи воды барабанят по тенту сверху, пугая гулкими ударами.

Удалось поспать чуток, сейчас проснулся и стал приставать к Истомину. Тот явно нервничает, хотя пытается скрывать это.

— Как с Муратом вышло? — вдруг спросил Петрович.

Я только скрипнул зубами и закрыл глаза. Хотел отвернуться, но Петрович сидел справа, а на левый бок — мне никак. Пришлось просто закрыть глаза. Не хотелось ни верить, ни даже думать об этом. Если доберемся до дома, там буду думать. Спрячусь ото всех где-нибудь и посижу в тишине. С закрытыми глазами становилось еще хуже: постоянно стоял образ умирающего друга.

— Александр Петрович, если все пойдет не так, как нужно, оставьте и меня тут.

— Чего, сильно в голову получил? Молчи уже.

Я заткнулся, сообразив, что несу какой-то бред.

— Я проходил через это. Главное сейчас, это близкий человек рядом. А у тебя такой есть.

— До него еще добраться надо, — заметил я и скривился? — Петрович, будь человеком, сделай укол!

— Ты прекрасно знаешь — не могу. Не хватало еще тебя домой наркоманом привезти.

— Да сил нет никаких, — я хотел заорать, но и на это сил тоже не было. Уронив голову набок, вновь потерял сознание. Очнулся от того, что меня куда-то тащили. С трудом разлепив веки — какие же они тяжелые, повел глазами по сторонам.

Темно, меня куда-то несут на носилках. Рука по привычке дернулась к бедру.

— Не дергайся, а то рухнешь еще. Собирай тебя потом, — услышал я знакомый голос, который так любил меня укорять.

— Где мы? — тихо произнес я.

— Успокойся, мы у друзей, — был ответ.

Какие друзья? Откуда? А, ладно. Послышался звонкий гул раскручиваемого мотора. Ага. Самолет. Значит, добрались до взлетной полосы. Теперь перелет до Кубы.

На Острове Свободы мы не задержались. «Корыто» и вправду было готово. На этот раз, кстати, довольно приличное с виду. Грязно-белый, почти серый кораблик принял груз в свое чрево. Внутри все оказалось не так радужно. Ржавые, местами откровенно гнилые леера, в палубе дыры.

— Александр Петрович, «оно» не утонет? — показал я пальцем куда-то под себя.

— Не должно. Хотя, черт его знает, будем надеяться. Специально искали такую посудину, чтобы меньше в глаза бросалась.

— Как бы наоборот не вышло. Привяжется какой-нибудь сердобольный. Тут ведь реально места живого нет — корабль-призрак!

— Он и есть. Знаешь, сколько он затопленным в бухте на островах простоял? Десять лет. А приводили его в порядок — десять дней. Вот и думай.

«Копец!» — я про себя выругался, подумав плохо о Судоплатове и всех, кто это организовал.

Идти нам довольно долго. В Исландию или еще куда, черт их знает, какой путь придумали?

Путешествие длилось уже три дня, погода была хорошая, но сегодня на горизонте появились тучи.

Под мерную дрожь судна я спокойно спал. Волна, бившая по бортам, действовала успокаивающе. Проснулся ночью, как-то опять рывком, словно меня подбросили. Завертев головой, насторожился, рядом никого. Где-то слышится топот ног и глухие, но сильные удары в борт.

Распахнулась дверь в каюту, и в проеме возник Истомин.

— Проснулся? — проговорил он, заходя внутрь.

— Так точно. Что-то случилось? — спросил я, приподнявшись на локте.

— Шторм начинается, причем сильный. Капитан сомневается, что мы переживем эту бурю. Корабль совсем дряхлый. Трюм уже наполовину затопило, и это только начало.

— Вот, черт. А далеко нам еще идти-то? — расстроившись, я опустил голову обратно на подушку.

— Очень, — Петрович как-то отчаянно покачал головой и добавил: — Ты это, лежи тут смирно. Может, тебя привязать?

— Ага, чтобы я тут и утонул, да?

— Команда борется за живучесть судна. Мы обязаны дойти, любой ценой. Тебя тут никто не бросит. Если уж совсем «труба» — вытащим.

— Успокоили, — скорчив недовольную гримасу, проворчал я.

— Да не шипи ты. Самому тошно.

Взяв что-то из своих вещей, Петрович выскочил из каюты, а я снова стал прислушиваться. Апатия, что накатила несколькими днями ранее, куда-то исчезла. Захотелось действовать, да вот тело подводит.

Шум волн, бьющихся со всем остервенением о корабль, здорово усилился. Качало тоже все сильнее. Мне трудно судить, но если бы стоял на ногах, держаться нужно было бы руками и ногами.

В каюту влетели два бойца из сопровождения.

— Товарищ капитан, нужно уходить, — начал один из парней.

— Все так плохо? — я откинул здоровой рукой покрывало, которым был укрыт.

— Капитан говорит, что судно не выдержит. Нужно уходить.

Ребята подхватили меня под руки. Один из них взял мой рюкзак. Опираясь на помощников, я вышел из каюты.

На корме уже все было готово. Две шлюпки спущены в воду и готовы отплывать. Когда меня переправляли в лодку — офигел. Корма корабля погрузилась в воду намного ниже ватерлинии.

Волны перехлестывали через палубу, все говорило о том, что кораблик наш отходил свое. Шлюпки были довольно большими, надеюсь, они не утонут. Команда на судне была маленькой, всего-то пять человек, поэтому места всем хватило.

— Думаете, в шлюпке мы сможем выжить? — недоверчиво спросил я Истомина.

— Ну, будем стараться, — Петрович сплюнул.

— Толку-то от наших стараний? Океан же кругом! — я выдохнул. От нарастающего волнения становилось жутко. Как-то не хочется пойти на корм рыбам в океане.

Мы успели отойти на пару кабельтовых, когда увидели, как резко ушел под воду наш «банановоз».

Шторм уходил южнее, дождь постепенно стихал. Наши шлюпки кидало из стороны в сторону, и мы с трудом видели друг друга. Наконец волна пошла на убыль, и мы смогли достать весла и начать сближение со второй лодкой. Когда между шлюпками оставалось два десятка метров, сбоку от нас вдруг что-то вылезло из воды. Истомин только успел прокричать:

— Оружие к бою, но не показывать.

Все хоть и были вымотаны штормом, но вытащили пистолеты и автоматы. Я тоже, подтянув к себе рюкзак, достал свой и, навернув глушитель, проверил магазин. Загнав патрон в патронник, убрал пистолет под тряпку, которой был укрыт. Субмарина, а это была именно подлодка, медленно дрейфовала к нам.

Скорость реакции Истомина была обусловлена тем, что он сразу посмотрел в бинокль, едва ему показали направление. Лодка была немецкая. Увидев свастику, Петрович и отдал команду.

Да, это ни хрена не Голливуд. А все-таки вдруг — получится?

— Без глушителей не стрелять. Услышат пальбу — сразу уйдут! — это Истомин раздает указания. Кроме команды корабля и моих американских спасителей, у нас у всех пистолеты с глушителями. Вот ими и будем работать.

— Серега, отдай свой Джону. Я думаю, толку будет больше, — произнес Истомин.

— Думаете, что не попаду ни в кого? — протягивая «Вальтер» Джону, я взглянул на Петровича. Поймав его взгляд, быстро остыл. Наверное, Петрович прав. Все-таки Джон здоров, и я думаю, он очень хорошо стреляет.

— Ничего я не думаю. Просто отдай.

— Давайте я под немца «закошу»? — вдруг мелькнувшая у меня мысль тут же вылилась в предложение.

— Хорошее предложение. А то пальнут издалека — и амбец. А увидев своего, ну, по крайней мере, одетого как немец, лишний раз задумаются.

У меня в рюкзаке оставалась лишняя офицерская фуражка. Вот ее я и нахлобучил на голову. Ребята, те, что сидели на веслах, стали потихоньку грести к подлодке. Та уже была совсем рядом, и люди на ней виделись уже отчетливо. Подсвечивая себе тусклыми фонарями, матросы пытались нас разглядеть. Выходило это у них плохо, так как они не могли сконцентрироваться на ком-либо. Наконец со стороны лодки прилетел окрик на лающем языке:

— Эй, в лодках. Руки вверх. Кто такие?

— Майор Кеслер, Абвер! С кем имею честь говорить? — Во несу.

— Капитан подлодки Ю-502 Ганс Ридель, кригсмарине.

— Капитан. Помогите нам подняться на ваш лайнер. Мои люди истощены, сам я ранен. Надеюсь, вы нам поможете?

— Оставьте оружие в лодках. Мои люди помогут вам, — ответ был довольно жестким.

На палубе стояли четыре матроса. Капитан находился чуть поодаль, возле рубки. Надеюсь, на рубке нет пулеметчика.

— Капитан, я и мои люди безоружны. Спасибо за помощь.

— Хорошо. Поднимайтесь.

Дальше действие развернулось похлеще голливудского блокбастера. Немецкие подводники приняли концы и стали закреплять их, а из обеих шлюпок полетели пули. Я не стрелял, некуда было. Капитан этой посудины первым улетел за борт с простреленной грудью. Никто даже не сообразил, что происходит. Секунды, и палуба девственно чиста.

— Двое к рубке, живо, не дать задраиться, — полетели команды от Истомина. Трое убитых матросов лежали на палубе. С них были сняты плащи и головные уборы. Трое наших парней, настоящие головорезы, надели на себя обмундирование немецких мореманов.

Меня затащили наверх и уже несли ближе к рубке.

— Люк открыт, внизу слышится возня. Возможно — гости, — донеслось до меня.

— Дайте им выбраться на палубу. В рубке не стрелять! — Петрович раздавал указания.

Через несколько минут был убит еще один матрос. Вылезший на палубу ошалело обводил нас взглядом, его ухлопали выстрелом в голову. У нас были уже четыре накидки. Петрович решил штурмануть подлодку, бред, конечно, но вдруг?

У нас не было другого выхода, или захват, или…

Прошло все как по маслу. Ну, почти. Потери были и у нас. У фрицев вдруг откуда-то взялся не в меру резкий мореман, итог печален. Одного бойца потеряли убитым, а еще одному пуля сделала дыру в животе. Центральный пост был быстро захвачен, и бойцы Судоплатова держали на мушке моряков. Оружия у них не было, поэтому вели они себя, как нашкодившие коты. Заискивающе смотрели на нас, но ничего не предпринимали. Ребята задраили все люки, ведущие к центральному посту, и приготовились.

— Передать по отсекам — погружение! — скомандовал Истомин, обращаясь сразу ко всем.

— Команды отдает капитан, — проблеял стоящий рядом с перископом человек в толстом свитере.

— Вот я и отдаю! Вопросы?

Вопросов не последовало. Старпом отдал приказ, и рулевые пришли в движение. Спустя несколько минут лодка уже медленно погружалась.

— На какой глубине вы обычно идете экономичным ходом?

— Тридцать метров, — проскулил старпом. Не нравится он мне, пристрелить бы его лучше. Я так и сказал Петровичу.

— Пока он нам нужен. Я понятия не имею, как управлять этой посудиной.

— Куда идем-то? — с интересом спросил я.

— Вы старший помощник? — задал Истомин вопрос человеку в свитере, которого я определил как старпома.

— Да, — последовал короткий ответ.

— Идем в Исландию. Покажите мне на карте, где мы сейчас, — продолжил Петрович.

Старпом и Истомин склонились над картой. Я лежал тихой мышкой в уголке и не отсвечивал. Наши бойцы уже менее пристально держали на мушке матросов. Один из парней стоял за спиной старпома — на всякий случай.

Как ни странно, на этом наши приключения закончились. Фрицы-подводники даже не пытались бунтовать или захватить корабль. Может — не поняли, в чем дело, может — просто смирились. До Исландии мы дошли за двое суток. Это были долгие двое суток. Я-то хоть поспал, а вот все остальные почти не смыкали глаз. Отвлекались только на перекус. Еда у нас была своя, мало, но с голоду не попадали. Рисковать и есть немецкую пищу не хотели. Слишком много испытаний нам выпало, чтобы теперь сдохнуть за немецкие сосиски. Когда подходили к острову, радист доложил о шуме под водой. Опасаясь торпедирования своими же, Истомин приказал всплытие. Как только лодка оказалась в надводном положении, Петрович послал наверх бойца с красной тряпкой. Мало ли чего. Как нас встретили, как меня выносили и доставили на берег — я не помню. К концу путешествия мне снова стало плохо, тут и раны, и отсутствие нормального воздуха сказались. Отключился я, видимо, надолго. Очнулся уже в маленькой хижине, на берегу океана. Рядом сидела какая-то женщина и обрабатывала раны. Я и очнулся-то потому, что повязки сильно прилипли, а когда их стали снимать…

— Здорово, инвалид, — голос Истомина вырвал меня из тяжелых думок.

— Здравия…

— Да перестань. Тут кроме врача нет никого, а она не понимает по-русски.

— Здравствуйте, Александр Петрович. Где мы?

— Там же, в Исландии. Я решил не рисковать и остаться здесь на некоторое время. Всем был нужен отдых, да и раненым уход.

— Как ваш боец? Здорово зацепило?

— Прилично. Пулю достали, но врач ничего не гарантирует. Внутренности здорово порвало.

— Жаль парня. Надеюсь, выкарабкается.

— Сам надеюсь. Ты-то как?

— Тоже брюхо болит. Вроде просто штыком получил, а ощущения такие, как будто раскаленной кочергой. Причем кажется, что она до сих пор там и все такая же горячая.

— Штыком! Неизвестно, чего американец этим штыком делал, до того, как тебя пырнуть. Может, на ядах настаивал.

— Сколько нам тут куковать? Домой хочу, к Светланке и детям.

— Наша, советская подлодка дежурит поблизости, готовая сняться с якоря в любой момент.

— Так в чем дело? Поехали! — вскинулся я.

— Врач сказала — тебе еще рано. Как даст добро, так и отправимся.

— Ну, ладно. Как скажете, — несколько разочарованно проговорил я.

— Отдыхай. Тут хорошо.

— Я, кроме стен, все равно ничего не вижу, какая мне разница? — откинувшись на подушку, я задумался.

Видимо, пришло время обдумать ситуацию. Что я буду делать после возвращения. На этот раз в строй я вернусь не скоро, раны, и правда, серьезные. Еще в Америке у меня мелькнула мысль о том, что эта командировка — последняя. Если честно — надоело уже убивать. Это мелькнуло там, когда пришлось резать в принципе ни в чем не повинных американских парней. Может, на родине, когда снова увижу ужасы войны, опять захочется мстить, но сейчас — все.

Если от руководства поступит предложение об инструкторской работе или еще какой — соглашусь. Раньше не хотел даже думать о тыловой службе, Светланка просила, а я никак не соглашался. Сам проситься не буду, но если опять предложат, то…

Прошли две недели. Я почти не вставал. Нога здорово болела, вступать было очень больно. Оказалось, кость была задета и рана заживать не спешила. В животе все вроде налаживалось. Боли почти не было, только при нагрузках. Вообще, не все так плохо. Врач говорила, что поправлюсь.

Разговор о будущем состоялся при погрузке на подлодку. Как-то слово за слово, Истомин сам озвучил мою просьбу.

— Серег, я думаю, хватит с тебя, — он тяжело вздохнул и посмотрел мне в глаза.

— Согласен, — я кивнул и отвернулся. Петрович же как будто этого ждал.

— Наконец-то у тебя рассудок появился. Договорим позже, и это…

— Давайте потом поговорим? — прервал я речь командира.

— Хорошо, — не стал злиться Петрович.

Позже, в кубрике, где мы были вдвоем, Истомин добился от меня окончательного ответа и успокоился. Насчет инструкторской работы он не обещал, это будет зависеть от моего состояния, а вот своим помощником он меня видеть очень хотел. И даже больше, он сказал, что такое предложение выдвигал Берия. О, как!

Шли под водой по Северному пути. Милях в трехстах от нашей границы обогнали ленд-лизовский конвой. Так как морякам было запрещено с нами общаться, было очень скучно и я не вылезал из кубрика. Мои новые друзья тоже скучали. Им, естественно, приходилось сидеть практически взаперти.

Придя в Мурманск, наконец вздохнули спокойно.

— Серег, тебя велено доставить в Москву, как хочешь, — вернувшийся с сеанса связи с руководством Истомин, огорошил меня тем, что не пустил домой.

— Александр Петрович…

— Извини, не я приказал. Сказали в госпиталь — значит, в госпиталь. Поправишься и к детям поедешь здоровым.

Я не стал даже перечить. Еще в Исландии Петрович заметил то, что я стал покладистее. А мне чего-то стало вообще все пофиг. Смерть друга подкосила меня серьезно. Нет, я и раньше терял знакомых людей, тут немного другое. Я второй раз в жизни потерял — БРАТА! С Муратом мы были настолько близки, через такое прошли, что плакать хочется. Дороже него только дети и Светланка. Конечно, Зимин, Петрович, Дед и остальные мне тоже очень дороги, но они-то живые.

Ли-2, гудя моторами, скакал по ВПП. Еще во время посадки я разглядел встречающих. Увидев машину Лаврентия Павловича, даже загордился: эвон, как меня встречают.

Оказалось, меня ждала еще большая неприятность, чем та, что я привез с собой. Визит на аэродром высокого начальства должен был предотвратить мою негативную реакцию. В автобусе, куда меня занесли, от Берии я узнал такие новости, что вытащил пистолет. Баран! Надо отдать должное Лаврентию Павловичу, не испугался, не стал звать охрану, а просто покачал головой. Нет, в него не хотел стрелять. Просто стало понятно, почему на встречу не приехал Судоплатов. Я просто мог бы его застрелить. А новости были очень тяжелыми.

— Ну, не мог Павел Анатольевич предполагать такого — не мог! Пойми, дел по горло, а тут лучшая диверсионная группа отдыхает. Дело было по силам только твоим спецам.

— Лаврентий Павлович, но ведь группа была не в полном составе, как он додумался их послать? Ведь у нас все роли расписаны. Раз нет двух членов группы, группа не существует!

— Сергей, успокойся и подумай. Идет война, сам не понаслышке знаешь, насколько тяжелая. Каждый человек, особенно такие профессионалы, как твои бойцы, на особом счету.

— Лаврентий Павлович, простите, просто мне обидно до слез… — Я не знал, что еще можно ответить наркому.

— Да, это очень тяжело, Сергей. Поэтому мы и хотим, чтобы ты занялся обучением и подготовкой новых групп. Конечно, когда полностью поправишься.

— Лаврентий Павлович, я буду делать то, что прикажете. Только одна просьба…

— Надеюсь, это в наших силах?

— Если бы это было вам не подвластно, я бы не спрашивал. Можно мне будет отпуск небольшой получить, после госпиталя.

— Конечно. Только после награждения. Месяца хватит?

— Конечно, спасибо. А где парни погибли, Лаврентий Павлович?

— В Польше. Но вовсе не обязательно погибли…

— Кто-то остался? — я вытаращил глаза.

— Капитан Круглов. Он сейчас в госпитале, в очень тяжелом состоянии. Пуля в голове, две в груди и обширные ожоги. С остальными пока не известно. Может, в плену…

— Толя вытянет? — с надеждой спросил я.

— Врачи говорят, что все зависит только от его организма.

— Только он и вернулся?

— Да. Он и сообщил, пока мог, что группа вся разбрелась. Но дело ребята сделали, — добавил Берия.

— Еще бы! Кто у них старшим два года был? — поддакнул Истомин.

Я лишь с грустью опустил голову и закрыл глаза. Тошно, как же тошно мне сейчас. Ей-богу, спасают только мысли о семье. Иначе бы…

Первым в госпитале меня навестил именно он. Павел Анатольевич выглядел уставшим. Начав за здравие, все равно скатились на больную тему.

— Сергей, я не собираюсь извиняться или оправдываться. Я действовал согласно требованиям времени.

«Вы уже оправдываетесь, Павел Анатольевич», — подумал я, а вслух произнес:

— Я все понимаю, немаленький.

— Я знаю, вы как семья были… Сергей, еще не все потеряно. Фронт скоро дойдет до тех мест. Будем искать. Там много концлагерей. Ребята были не простыми солдатами. Все офицеры, знают много. Только одно беспокоит. Могли твои орлы заартачиться и пойти в «последний и решительный»… Ну или как особо важных могли в Берлин увезти.

— Я их, если надо будет, из подвалов Гестапо вытащу.

— Капитан, я никогда не забываю своих людей и обязательно сделаю все, чтобы их достать.

Мне этот разговор начинал надоедать, но не выгонишь же комиссара первого ранга. Своих-то он может и не забывает, да только мы — не его. Истомин подчиняется напрямую Берии.

Меня спас именно Петрович. Я уже хотел притвориться потерявшим сознание, но в дверь просунулась голова Истомина. Комиссар второго ранга, да-да, именно второго, вошел в палату.

— Ну, привет отдыхающим, — улыбнулся мой командир во всю ширину рта.

— Здравия желаю, товарищ комиссар второго ранга! — попытался улыбнуться я.

— Ну ладно, капитан. Выздоравливай поскорее, — отдав честь и пожав мне руку, Судоплатов удалился.

— Не ожидал, что он к тебе придет! — проговорил Петрович, когда за Судоплатовым закрылась дверь.

— Я и сам не ожидал. Хорошо, что вы пришли.

— Серег, ну мы же одни, — Истомин подмигнул мне.

— Привычка, — я улыбнулся.

— Как ты?

— Жить буду. Только вот как?

— Надо жить, жить так, чтобы смерть друзей была не напрасна.

— Постараюсь. Как там мои?

— Представляешь, я еще и сам-то дома не был. Все в Москве торчу. Только отчеты за себя и за тебя писал неделю.

— Спасибо, что избавили меня от этого. Вообще не представляю, как что-то писать. Голова пустая какая-то.

— Ничего, это пройдет. Но все-таки ты мне должен рассказать, что там вышло у вас с Муратом. А то я твой отчет еще не сдал. Не могу же я сам за тебя все описать.

— Да просто все было, как в кино, — я начал рассказывать.

В госпитале под Москвой я провел полтора месяца. Вердикт врачей был неутешительным. Рана в ноге была очень грязной и запущенной. Видимо, врач в Исландии не полностью ее вычистила. Нога гнулась очень плохо. Даже спустя такой срок я все равно ходил с палочкой. Как старик какой-то! Хотя Истомин подшучивал:

— Ты ни хрена не понимаешь! Эта трость тебе солидности придает.

— Ага, в двадцать один год.

— Причем здесь возраст? А если всерьез, то ты своими тренировками быстро от хромоты избавишься.

— Надеюсь.

Также не прошло бесследно и ранение в голову. Постоянно мучили головные боли. Первую неделю блевал каждый день, стабильно. В брюхе вроде все в норме.

Получив документы при выписке, на улице с удовольствием увидел Петровича. Тот сиял как начищенная бляха.

— Ну, наконец-то, — выдохнул он и похлопал мне по спине руками. Обнявшись и сжав друг друга в объятиях, мы простояли несколько минут.

— Поехали к Лаврентию Павловичу, ждет уже, — сказал Истомин, когда мы садились в машину.

— Товарищ комиссар второго ранга…

— Ну, чего еще? Ведь вроде договаривались уже?

— Давайте сначала к Толяну заедем. Он еще в госпитале?

— Тебе ведь говорили, что он очень тяжелый? — как-то грустно, отведя глаза, проговорил Петрович.

— И…?

— Он постоянно находится без сознания. Неделю назад ему стало хуже, и он пока не пришел в себя.

— Куда же ему пуля-то попала?

— Очень глубоко в голове. Видимо, что-то очень важное зацепила. Он борется, но…

— Ясно. Поехали к начальству.

У Берии мы были недолго. Меня просто известили об отпуске и дне награждения. Очень удивило то, что награждение было запланировано в Кремле. Сказали, что будут награждены еще многие солдаты и офицеры.

Поскольку награждение назначили через два дня, решил подождать в Москве. Хотелось, конечно, скорее домой, к семье, но решил, что поеду после церемонии — зато не надо будет отпуск прерывать.

Награждение в этот раз было куда серьезнее, чем все предыдущие, вместе взятые. Пришлось даже на трибуну забираться и речь толкать. Хорошо хоть не первым вызвали, немного подготовился. Пробормотал что-то о чести и достоинстве, о храбрости солдат и офицеров. Кинул камень в огород руководства страны по поводу заботы о народе в целом. Говорил минут десять, выслушал аплодисменты и получил награды. В первую очередь — Звезду Героя Советского Союза и орден Ленина. Затем новые погоны майора. Так как колодки перед награждением мне не выдали, иконостас у меня висел — внушительный. Китель здорово потяжелел. Кто-то из высших офицеров во время своего награждения отметил: «Не за награды воюем!»

Я с ним, конечно, согласен, но очень приятно было получить — такие награды.

Мурат тоже был назван Героем Советского Союза, посмертно.

В Ленинград я возвращался вместе с Александром Петровичем. Мы оба были в новенькой, с иголочки, форме, сшитой на заказ. Со всеми регалиями, мы бросались в глаза всем прохожим. А их было множество. На аэродроме вышла заковыка с машиной, и мы отправились пешком, так что горожане на нас посмотрели. Еще предстоит банкет в городе, нас обоих сделали почетными гражданами Ленинграда, но это будет позже.

Поднявшись на свой этаж и тихо открыв дверь — ну не запирают у нас двери, — прошел в прихожую. Заглянул в комнату и увидел Танюшку с Анюткой. Девчушки тихо сидели на полу и читали книжку. Читала, конечно, старшая, а Анютка ей внимала. Я продолжал разглядывать дочерей, когда из соседней комнаты с маленьким свертком в руках появилась ОНА!

Светланка сразу увидела меня и застыла, открыв рот. Сделав шаг вперед и снимая фуражку, я не выдержал:

— Родные мои, я — ДОМА!

Примерно через месяц.

— Сережка, а может, я… попробую? — Светланка, стесняясь, оторвалась от стены, из-за которой наблюдала за мной. — Это про Мурата?

— Про всех. Давай попробуем. Голос у тебя сильный, я давно хотел предложить.

Я занимался тем, что любил. Делал музыку. Давно хотел попробовать сделать одну песню, но именно в аранжировке как для фильма «Битва за Севастополь». Ага, там девушка поет, и довольно сильно поет.

Я заиграл на гитаре, а любимая, взяв в руки лист с написанным текстом, запела:

Песен, еще не написанных, сколько, Скажи, кукушка… Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg