«На пути "Тайфуна". Трилогия»

На пути "Тайфуна". Трилогия (fb2) - На пути "Тайфуна". Трилогия 4722K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Владимирович Калмыков

Аннотация:

Осень 1941 года не лучшее время для попаданца. Киев уже пал, к Москве рвутся танковые полчища врага. Но выбирать не приходится, и пришельцу из будущего приходится помогать своим предкам там, куда его привела судьба.

Калмыков Александр

На пути "Тайфуна" - 1

Глава 1

18 сентября

   Сталин сердито ходил по своему кабинету, перекладывая из рук в руки пустую трубку. Причины для недовольства у него были более чем серьезные. Положение на юге стало просто катастрофическим. А ведь еще несколько дней назад в его силах было спасти ситуацию. Но он до последнего момента надеялся, что Гудериана удастся остановить. Шапошников, которому он так верит, утверждал, что Брянский фронт в состоянии помочь Юго-Западному, и что никакого окружения не будет. И он, Сталин, не стал прислушиваться ни к командующему фронта, ни к старому соратнику Буденному, возглавлявшему южное направление, считая, что они просто поддались панике.

   Даже когда 12 сентября с Кременчугского плацдарма начала наступление немецкая танковая группа, сразу прорвавшая фронт, он все еще верил, что окружения удастся избежать. Достаточно только назначить нового главкома направления. Но новый главком - Тимошенко тоже подтвердил, что нужно оставлять Киев и как можно скорее отходить на восток. Вот только пока назначали нового командующего, и пока он разбирался в текущей обстановке, были потеряны драгоценные дни, когда еще можно было спасти хотя бы часть войск. Потом еще сутки шли согласования со ставкой. Поэтому приказ об оставлении Киева, который был издан вчера, уже не имел никакого значения. Немцы замкнули кольцо окружения, в которое попали 450 тысяч человек. Без подвоза боеприпасов они смогут продержать только несколько дней, к тому же, значительное число окруженцев было плохо вооруженными тыловиками, которые не в состоянии организовать устойчивую оборону. Хорошо, если хотя бы 60-70 тысяч из них смогут выйти из кольца окружения, а остальных ждут гибель или плен.

   Хотя ни один человек не осмелится сказать ему это в глаза, но Сталин знал, что в поражении советских войск на юге в конечном итоге виноват он, верховный главнокомандующий.

   Для исправления ситуации на фронте срочно нужна была помощь, но взять ее было неоткуда. Переговоры с Англией об открытии второго фронта шли уже два месяца, но Черчилль упорно игнорирует все просьбы высадить свои войска в Западной Европе, или прислать 20-30 дивизий в Советский Союз. Он даже не хочет провести операцию в Норвегии, мотивируя это недостатком кораблей у Великобритании - совершенно нелепая отговорка для Владычицы морей.

   Наконец, Сталин принял решение, и подошел к столу. - Ну хорошо, с раздражением подумал он, - соглашусь на предложение Берии. Хуже от этого действительно не будет. В конце концов, я просто потрачу несколько минут.

   Он поднял трубку прямого телефона с наркомом внутренних дел.

  -- Лаврентий, неси.

   Несколько недель назад кое-кто из его ближайшего окружения стал советовать принять предложение православной церкви. Предлагалось поместить чудодейственные иконы в самолет, который должен облететь опасные места фронта. Разумеется, такого разрешения он дать не мог. Сталин сам учился в духовной семинарии, и прекрасно знал, что иконы очень хорошо могут лечить некоторые болезни, но только при условии, что человек искренне верующий и хорошо поддается внушению. Что же касается военных действий, то примеры трех войн: Японской, Германской и Гражданской должны были убедить даже самого яростного фанатика в том, что помочь победить врага церковь не состоянии.

   Впрочем, нужного эффекта священники все равно смогли добиться: при малейшем успехе наших войск распускались слухи, о том, что помогла чудодейственная икона, которую недавно провозили вдоль линии фронта. Верующих солдат это действительно очень поддерживало, поэтому верховный приказал с такими слухами не бороться.

   - Пусть говорят что угодно, хоть то, что у меня у самого в кабинете икона висит и ее возит мой личный самолет. - Все прекрасно знали, что вождь на самолетах никогда не летал, и личного самолета у него не было. - Если церковники смогут подбодрить хотя бы тысячу бойцов, то уже этим принесут огромную пользу стране.

   Вот только успехов на фронте, которыми можно хвастаться, пока было очень мало.

   Но вот что зацепило Сталина, так это предложение воспользоваться шкатулкой Велеса. Официально она называлась реликвией святого Николая, но на самом деле ее происхождение относится еще к эпохе дохристианской древней Руси. Когда в 14-м веке Сергий Радонежский уговорил князя Дмитрия вырубить священные дубовые рощи язычников и изгнать волхвов, то все предметы языческого культа были уничтожены, кроме одного, который якобы помогал Руси независимо от того, какую религию в ней исповедовали. Помогла ли она Дмитрию Донскому, в летописях не сказано, но достоверно известно, что ее использовали во время Смуты в начале 17-го века.

   То, что христианский священник предлагал воспользоваться языческой святыней, заставляло предположить, что она действительно может принести пользу. Поэтому на всякий случай Сталин распорядился шкатулку исследовать, и держать ее наготове.

   Грозный нарком внутренних дел, Лаврентий Павлович Берия вошел в кабинет с чемоданчиком, который нес сам, никому не доверяя. Он извлек из него небольшую шкатулку, и поставив на стол, начал объяснять.

   - Сама шкатулка значения не имеет, а вот то, что в ней хранится - действительно вещь уникальная. Честно говоря, я не думаю, что ее могли изготовить древние славяне, да и вообще кто-нибудь в то время.

   Артефакт представлял собой белый параллелепипед, размер с небольшую книжку. Только верхняя сторона у него была совершенно черной, с маленьким значком в уголке, похожим на стилизованное изображение головы быка. Видимо, отсюда и появилось легенда, связывающая этот предмет с богом скотоводства Велесом.

   - Мы исследовали его всеми возможными методами, товарищ Сталин. Материал не похож на металл, но он очень твердый. Совершенно невозможно сделать скол образца материала. Его нельзя поцарапать даже алмазом.

  -- Да, вещь действительно очень странная, но вот только поможет ли она нам.

   Сталин повертел необычный предмет в руках, и решительно поставил на стол.

  -- Что надо сделать?

   - Как мне объяснили, глава государства просто должен сказать, что отечество в опасности и нужна помощь. После этого появится человек, который сможет нам помочь.

   Сталин нагнулся поближе к странному предмету, и отчетливо произнес - Отечество в опасности. Очень нужна помощь.

   На верхней стороне предмета появилось несколько строчек с непонятными символами, не похожих ни на один земной алфавит. Только нижняя строка состояла из вполне узнаваемых цифр, указывающих текущую дату и время:

   " -69 1941-09-18 21-05-12-8379 ".

   Берия осторожно огляделся вокруг, но больше ничего не происходило.

   - Лаврентий, где шкатулка хранилась триста лет назад?

   - После Cмуты артефакт отправили охранять западную границу страны, как раз в те места, где он изначально появился. Патриархи неодобрительно относились к святыне языческого происхождения, и его не решались держать в Москве. Долгое время он хранился в Никольской церкви. Ее точное расположение я не знаю. Она находилась то в Смоленской губернии, то в Тверской, а то и вовсе в Псковской. Но совершенно точно известно, что последние сотни лет, до самой революции, шкатулку не перемещали.

  -- Что это еще за странствующая церковь такая? Сплошная мистика.

  -- Дело не в мистике, товарищ Сталин. Просто в этих глухих места были сплошные леса и болота, поэтому границы между губерниями точно не межевали, а наносили на карту, как бог на душу положит. Поэтому я могу указать только примерный район в верховьях Западной Двины.

   - Лаврентий, там же как раз сейчас идут бои, так что поторопись с поисками. Очень тебя прошу.

   Просьба верховного означала гораздо больше, чем просто приказ. Поэтому нарком пулей вылетел из кабинета.

   Сталину еще немного постоял над странным предметом, и спрятал его в ящик стола.

   - Очень интересно, - вполголоса пробормотал он. - Если перед революцией его достали, то почему не использовали?

***

   На западе, там где медленно угасала заря, вовсю сверкало и грохотало. Очень похоже на новогоднюю ночь, когда во всех дворах пускают ракеты и взрывают петарды. Но ведь сейчас только сентябрь. Может быть, здесь празднуют какой-нибудь "день района", но откуда в этой глуши столько народа, чтобы устраивать грандиозный праздник.

   Еще несколько минут назад я ехал в машине, размышляя о своих важных проблемах. Хотелось бы принять участие в реконструкции, которую проводит в ноябре военно-исторический клуб "Пехотинец" но, оказывается, сделать аутентичное обмундирование и снаряжение времен войны намного сложнее, чем средневековые доспехи. Похоже, в этом году красноармейцем мне стать не суждено.

   С древними эпохами намного проще - сделал одну кольчугу, и можешь изображать в ней викингов, рыцарей, и даже римлян. Как раз такая кольчужка сейчас была надета на меня под курткой. Пользуясь последними теплыми днями бабьего лета, все клубы старались провести на природе свои игры и соревнования. Весь день я провел в подмосковном лесу с такими же, как и я, любителями подраться старинным оружием, а утром меня уже ждали другие соревнования, готовившиеся недалеко от Питера.

   Я очень спешил, поэтому не оставшись на ужин, переоделся в гражданское и приготовился к отъезду. Машина у меня была хотя и не новая, но недавно полированная, и сверкала красивым черным цветом. Чтобы гармонировать с ней и выглядеть более стильно, я перед тем как сесть за руль, надевал черные брюки, рубашку и куртку. Все оружие и снаряжение были сложены в багажник. Короткую кольчугу, надевавшуюся под пластинчатый доспех, я недавно переделал, сделав немного пошире и заменив часть колец, в результате чего она стала более удобная. Но чтобы к ней заново привыкнуть, ее следовало носить почаще. Поэтому, тщательно протерев кольчужку, я надел ее на рубашку, не забыв прикрыть курткой, чтобы на меня никто не таращился.

   Что бы успеть приехать пораньше, и хоть немного отдохнуть, я самонадеянно решил срезать путь, и теперь ехал по незнакомой дороге в сгущающихся сумерках.

   Задумавшись, я на секунду отвлекся от управления машиной, а когда снова посмотрел на дорогу увидел что впереди появился туман, из которого бьет яркий свет фар. От резкого нажатия на тормоз машина даже развернулась, и наполовину съехала на обочину. Посидев с полминуты неподвижно и окончательно придя в себя, я убедился в том, что ни в кого не врезался и все закончилось хорошо. Но свет впереди горел по-прежнему. Вполне возможно, что там случилась авария, и есть пострадавшие.

   Прихватив с собой аптечку для оказания первой помощи, я поспешил вперед, принюхиваясь, не пахнет ли разлитым бензином. Видимость в тумане была нулевая, и ориентироваться можно было только по яркому свету. Не удивительно, что водитель встречной машины остановился. Подойдя ближе к источнику света, я ожидал увидеть очертания автомобиля, но фары, если это были они, вдруг выключились. Когда глаза привыкли к темноте, стало ясно, что непонятный туман уже рассеялся. Вместе с его исчезновением изменилась вся окружающая местность. Асфальтовое покрытие дороги исчезла, и ее место заняла грунтовка с огромными колдобоинами. Моей машины тоже нигде не было.

   Чтобы оглядеться, я поднялся на ближайший холмик, и с него осмотрел окрестности.

   Присмотревшись внимательно к "праздничному салюту", я похолодел. Если ближайшие ко мне вспышки и можно было принять за взрывы петард и ракет, то происходящее в нескольких километрах севернее, напомнило мне совсем другое. Так взрывались снаряды на горящем военном складе. Двенадцать лет назад на артиллерийских складах, расположенных недалеко от Волгограда, начался пожар, продолжавшийся несколько суток. Снаряды рвались не переставая, и ночью вспышки от взрывов были видны издалека. Грохот стоял примерно такой же, как и сейчас.

   Надо было найти людей, и расспросить, что тут такое происходит. Единственным зданием, находящимся в пределах видимости, была большая полуразрушенная церковь, и я решил пойти к ней.

   Неожиданно, сквозь постоянный шум разрывов послышался слабый стон. Так как других планов у меня все равно не было, я поспешил в ту сторону, посмотреть, не нужна ли моя помощь. В слабом свете зари мне удалось разглядеть раненого, сидевшего на ящике, и держащегося за окровавленную ногу. На нем была форма солдата Красной армии начала сороковых годов.

   - У вас тут что, тоже реконструкция?

   - Нет, там бой идет. Я нес боеприпасы, но мне шальным осколком ногу задело.

   - Я вам сейчас помогу.

   - Не надо товарищ, лучше отнесите патроны на передовую, а до медсанбата я сам как-нибудь доберусь.

   Достав из автомобильной аптечки бинт в стерильной упаковке, и разрезав штанину, я быстро обмотал раненую голень солдата. Спасибо приобретенному в ролевых играх опыту перевязки.

   - Похоже, перелома нет, так что сейчас возьмете палку и дойдете до медпункта. Только на раненую ногу не опирайтесь.

   И тут меня посетила просто великолепная идея, как можно узнать текущую дату, не вызывая подозрений.

  -- Боец, у вас сотрясения мозга нет? Сознание ясное?

  -- Да вроде, да. А вы товарищ...уполномоченный? - Видимо из-за кожаной куртки он принял меня за опера или особиста.

  -- Нет, меня еще не призвали. Старший лейтенант запаса Андреев. Давайте проверим. Назовите свое имя и сегодняшнюю дату. - Спрашивать о номере части я поостерегся, все-таки военная тайна.

  -- Федоров я, Василий. А сегодня 18 сентября 1941 года.

  -- Ну хорошо, а теперь поспешите.

   Федоров заковылял в медсанбат, опираясь на палку, а я машинально схватил тяжеленный ящик, взвалил на плечо и зашагал в сторону передовой. Произошедшее было для меня некоторым шоком, хотя надо признать, не очень сильным. Прочитав не один десяток книг про попаданцев, я не относился к происходящему как к чему-то невероятному. Вопросов, что делать, тоже не возникло. Надо помогать своей стране. Вот только как? Если бы у меня был с собой мобильник или еще какие-нибудь устройства из будущего, то все было бы просто. Но без них мне никто не поверит, а значит, вариант "всезнающего советника" Верховного отпадает. Что еще остается? Устроиться где-нибудь на завод или в КБ я не могу, навыков работы без компьютера у меня нет. Отсутствие документов еще можно попытаться свалить на войну и эвакуацию, а вот то, что я ничего не умею делать, гораздо хуже. Впрочем, как и большинству нормальных людей, мне не хочется отсиживаться в тылу, пока идет война. А значит, остается только один путь - на фронт. Ну что же, вот как раз туда я и иду.

   Теперь надо решить, воевать ли мне рядовым бойцом, или претендовать на место командира. Хотя я и отучился на военной кафедре и даже отслужил в армии, но насчет своих способностей никаких иллюзий не питал. Те немногие теоретические знания, которые у меня были, давно выветрились из памяти. А практических навыков не было и вовсе, так как во время прохождения службы я занимался чисто канцелярской работой на древних ЭВМах. Но с другой стороны, сейчас, в сорок первом году, командирами рот ставят младших лейтенантов - вчерашних школьников, закончивших ускоренные курсы. Неужели я не дотягиваю до их уровня? Те более, что сейчас очень многие командиры действуют не очень грамотно: карты читать не умеют, ложные позиции, предусмотренные наставлениями, не строят. Боевого опыта нет не только у меня, но и у большинства кадровых военных, не говоря уже о недавно призванных в армию. К тому же, мое послезнание о войне должно неплохо помочь.

   Правда, если я собираюсь стать комвзвода, то тут есть большая проблема. Нынешние уставы, в мое время безнадежно устаревшие, значительно отличаются от современных, и я о них ничего не знаю. Единственное, что твердо усвоил из книг, это не назвать красноармейцев солдатами, а командиров - офицерами. Обычно на этом попаданцы и прокалываются. Кстати, хорошо что на мне сейчас обычные брюки, а не джинсы, а на куртке нет никаких надписей. Хотя бы внешне я не выгляжу странным, если только не считать отсутствия шляпы.

   Хорошая физическая нагрузка, выражавшаяся в таскании тяжестей, и острый угол ящика, больно давящий на плечо, не давали мне слишком глубоко погрузиться в дебри самоанализа. К тому же быстро темнело, идти стало труднее и приходилось внимательно смотреть под ноги. Правда, постоянно появлялись яркие вспышки взрывов, но они слепили глаза а потом быстро гасли, и скорее мешали, чем помогали освещать путь.

   Вдруг что-то неприятно взвизгнуло совсем рядом со мной, и от ближайшего дерева отлетело облако щепок и кусков коры. От неожиданности я споткнулся, и чуть не уронил свою ношу. Хорошо еще, что я недавно ходил в туалет, а то мог бы случиться маленький конфуз. После такого стресса, когда ты чуть не погиб, люди или впадают в апатию, или же у них происходит выброс адреналина в крови. К счастью, мой организм выбрал второе, и я ринулся вперед с удвоенной энергией и с притупленным чувством страха.

   По мере приближения к месту сражения взрывы становились все громче, и уже стал слышен посвист пуль над головой, так что пришлось переместить ящик с плеча на спину, и идти дальше пригнувшись. Но вот, наконец, линия окопов. Людей в ней не было, ни мертвых, ни живых, и вся она была перерыта воронками. С облегчением я спрыгнул вниз. Теперь есть хоть какая-то защита от визжащих то и дело осколков. Вылезать наверх мне решительно не хотелось, и я пробежался вдоль окопа в поисках хода сообщения, ведущего дальше. К счастью, бойцы, копавшие линии обороны, ничего не забыли, и ход, ведущий в нужном направлении, быстро нашелся. Он был не очень глубоким, и идти все равно пришлось пригнувшись. Сообразив, что прикрываться от пуль и осколков ящиком с боеприпасами все-таки не стоит, я переместил его вперед. Идти согнувшись, прижимая к себе тяжелый и неудобный груз, было трудно, но мои мучения скоро закончились. После очередного поворота ход сообщения пересекался с окопом, в котором находились люди в красноармейской форме, стреляющие из длинных винтовок времен войны.

  -- Бойцы, принимай патроны.

   Оглянувшись на меня, красноармеец с сержантскими треугольниками в петлицах подозвал ближайшего солдата.

   - Сидоров, быстро тащи пудеметчикам.

   Боец избавил меня от ящика, буркнув - Давай сюда, ну кто так держит, - и радостно побежал с ним к пулеметному расчету, смачно комментируя вслух, что они сейчас такого устроят немцам.

   Сержант вопросительно посмотрел на меня, и я поспешил представиться.

  -- Старший лейтенант запаса Андреев. В армию пока не призван. Оказался здесь случайно, и встретил вашего раненого бойца Федорова.

  -- Младший сержант Стрелин. Я вижу, вы без оружия, но ничего. Винтовки у нас есть, если хотите, присоединяйтесь.

   После короткого осмотра места событий стало ясно, что противник ведет наступление превосходящими силами. Сейчас немцы залегли, и обстреливают нас издалека. Метрах в трехстах горел подбитый танк с башней необычной формы. К счастью, других танков здесь не было, но недалеко от него стоял полугусеничный броневик, который поливал наши позиции огнем из пулемета.

   С нашей стороны отвечала только реденькая цепочка винтовочных вспышек, и лишь в двух местах строчили пулеметы. Плохо, что огневой поддержки у нас маловато. Пятидесятимиллиметровых минометов все-таки недостаточно для полноценного боя. Но ведь танк же из чего-то подбили. Если бы он наехал на мину, то скорее всего просто потерял бы гусеницу, а не горел так красиво.

  -- У вас пушки есть? - крикнул я в ухо сержанту.

  -- Там две - он махнул рукой - их еще в начале боя накрыло.

  -- Пойдем, глянем, может из них еще можно стрелять.

   Мы с младшим сержантом побежали, пригибаясь, по ходу сообщения, который привел нас к орудийному дворику, разделенному валиком на две части. Пушки, как я и предполагал, были маленькими сорокапятками. Странно, что их разместили так близко друг от друга, что расчеты обоих орудий можно было накрыть одним выстрелом. На краю площадки лежали тела трех убитых артиллеристов, но раненных не было, видимо санитары уже успели их унести.

   Одна из пушечек, направленная на танк, была присыпана землей, и с наполовину оторванным нижним щитком. Я быстро осмотрел ее. Накатник был мокрый, это значило, что масло из тормоза отката вытекло, и стрелять из пушки было нельзя. Вторая сорокапятка была почему-то развернута влево, видимо, оттуда тоже ждали нападения. На вид она была вполне исправной. Я пошевелил рукоятку затвора - вроде работает нормально. Правда панорама была разбита, резиновый наглазник вместе с окуляром отсутствовали, но на маленькой дистанции можно попробовать управится и без прицела. Остается только надеяться, что орудие успели привести в боевое положение. Где находятся предохранитель затвора и стопоры различных механизмов, разобраться без инструкции совершенно невозможно.

   Махнув рукой Стрелину, я показал ему, что хочу выкатить пушку на позицию. Мы схватили станины, приподняли, откатили сорокапятку назад, а затем, развернув ее в сторону противника, подкатили к брустверу. Дно дворика было ровным и утоптанным, вес пушки, насколько я помнил, всего килограмм пятьсот или шестьсот, поэтому вдвоем мы легко справились. Покрышка одного из колес была изорвана, но судя по всему, она была заполнена губчатой резиной, и такое повреждение было несущественным. Опустив станины, мы надавили ногой на сошники, поглубже вгоняя их в землю.

   После этого сержант побежал к ровику метрах в десяти сзади нас, где должны были лежать ящики со снарядами, а я стал искать где тут "что нажимать, чего вертеть", как метко заметил Незнайка, пытающийся управлять космической ракетой.

   Судя по автомобильным колесам, орудие было улучшенной конструкции, с полуавтоматическим затвором. Это нам на руку, меньше возни будет. С левой стороны располагались два маховика поворотного механизма. Кто из них регулируют вертикальную, а кто горизонтальную наводку, определить опытным путем было несложно. Я довернул орудие в сторону работающего пулемета, а потом присел на корточки и, заглядывая в ствол, поправил наводку, стараясь, чтобы вспышки выстрелов были чуть выше середины канала ствола. На таком расстоянии силуэт броневика занимал примерно одну треть от диаметра отверстия ствола, и можно было рассчитывать попасть в него даже без прицела.

   Стрелин уже принес деревянный чемоданчик, в котором хранились выстрелы для орудия, и открыл его. Какие там снаряды я не знал. Во-первых, не разбираюсь в тогдашней маркировке, а во-вторых, все равно ничего не смог бы прочитать в темноте.

   Сержант осторожно, чтобы не сбить прицел, засунул снаряд в патронник и закрыл затвор, а я тем временем искал спусковой шнур, но его почему-то нигде не было. Но спасибо фильмам о войне, я догадался, что нужно нажать на большую кнопку, расположенную в центре одного из штурвалов.

   Грохнул выстрел, пушка качнулась, и вспышка взрыва осветила полугусеничный броневик. Недолет был метров пять. К этому времени я был уже полуоглушенный, поэтому громкость выстрела меня особенно не впечатлила. Впрочем, если бы мы стреляли бронебойными снарядами, то звук выстрела был бы намного громче.

   - Патрон возьми из этого же ящика. Нам как раз осколочный снаряд и нужен. - Заорал я как можно громче, опасаясь, что сержант меня не услышит, а сам тем временем довернул маховик вертикальной наводки на пол-оборота.

   Пулемет пока молчал, но я понимал, что скоро он может заработать опять. Но вот снаряд в стволе, затвор закрыт, выстрел, и теперь уже огненный шар закрыл весь силуэт бронетранспортера. Еще один снаряд - контрольный, и можно заниматься пехотой.

   Теперь заглядывать в ствол смысла не было, что меня очень обрадовало, так как дым от сгоревшего пороха не только снижал видимость, но и заполнял мне весь нос, заставляя чихать. Я направлял орудие примерно в ту сторону, откуда было больше вспышек выстрелов, и стрелял. Стрелин уже наловчился и заряжал быстро но, к сожалению, в лотке оказалось только 5 патронов. Я все-таки рассмотрел маркировку боеприпасов на ящике - можно было и догадаться, что осколочные снаряды помечаются буквой "О". Теперь мы побежали к ровику вдвоем, и принесли каждый по одному лотку. Не знаю, сколько патронов входит в боекомплект сорокапятки, но в двух глубоких ровиках лежало не меньше сорока ящиков, и похоже, что большинство из них с осколочными боеприпасами. Стрельба снова возобновилась. Сорокапятка не зря считалась скорострельной пушкой. Конечно, делать выстрел каждые три, а то и две секунды, как это удается опытным артиллеристам, мы не могли. Ведь сержанту приходилось быть сразу и подносчиком и заряжающим, а мне, соответственно, наводчиком и замковым. Но 10 снарядов мы выпустили меньше чем за минуту.

   Немцы быстро сориентировались, и стали стрелять в нашу сторону, но высокий бруствер хорошо закрывал от огня противника. Только несколько пуль цвиркнуло совсем рядом, заставив нас пригнуться еще сильнее, а одна даже со звоном попала в орудийный щит, выбив из него снопы искр, но закаленная броневая сталь выдержала.

   Уже после десятка выстрелов огненная перепалка стала потихоньку стихать. Попав под артобстрел, и оставшись без прикрытия брони, немцы поняли, что им здесь ничего не светит. Разумеется, маленькие 45-мм снарядики были не очень эффективны против пехоты, но их и так уже изрядно потрепали. Как только враги стали отходить и почти перестали отстреливаться, я уже не мог стрелять прицельно по вспышкам. Горевшая бронетехника поле боя освещала плохо.

   Теперь можно было узнать больше о текущей обстановке.

  -- Сержант, далеко их позиции?

  -- За рекой.

  -- А где река?

  -- Прямо перед нами в шестистах метров.

   Теперь, когда вспышек выстрелов и взрывов стало поменьше, я приглядевшись, действительно увидел вдалеке поблескивающую поверхность реки. Взяв половинку бинокля, валявшуюся рядом, я стал разглядывать местность через покрытые трещинами стекла в поисках моста или плотов. Чуть левее наших позиций поперек реки была протянута тонкая темная линия - очевидно, та самая переправа, по которой немцы перешли на наш берег.

   Угол горизонтального обстрела у сорокапятки, насколько я помнил, был большой, поэтому переставлять станины я не стал, а просто довернул ствол в нужном направлении. После каждого выстрела я смотрел в бинокль, стараясь разглядеть всплески воды. Уже четвертый снаряд угодил в переправу, о чем свидетельствовал яркий взрыв, осветивший серые тени, спешащие по понтонному мостику на тот берег. Я сместил прицел чуть дальше, и смог положить еще пару снарядов на переправу, так чтобы ею гарантированно нельзя было воспользоваться. Конечно, через узенькую речку немцы легко переплывут с помощью досок и бревен, но вот помощь к ним уже не подойдет.

   С немецкой стороны стрельба окончательно стихла, и я решил, что настала пора решить, что делать дальше.

  -- Товарищ сержант, а кто у вас командует ротой?

  -- Старшина Свиридов.

  -- Где его можно найти?

   Но искать его не пришлось, он уже сам подошел, чтобы посовещаться со старшим по званию командиром, за которого он меня принимал. Вдруг, я чего-нибудь умного посоветую. Вместе с ним подошли человек двадцать красноармейцев, видимо половина всего личного состава роты. Свою точку зрения я постарался высказать в двух словах.

  -- Товарищ старшина, нужно выяснить, не остались ли на нашем берегу фашисты, и уничтожить их пока они не успели окопаться.

   Свиридов был со мной полностью согласен, именно для этого он и собрал в одном месте бойцов, до этого занимавших оборону по всей траншее. Как ни хотелось ему самому пойти на разведку, но он должен был остаться командовать остатками роты. Поэтому старшина решил, что возглавить группу разведчиков придется мне. Похоже, что после моих не то чтобы метких, но достаточно удачных выстрелов из пушки, он мне полностью доверял. Выстроив немногочисленных бойцов, Свиридов скомандовал. - Рота, слушай мою команду. Десять человек идут со старшим лейтенантом, остальные продолжают удерживать оборону.

   В числе бойцов я взял пулеметчика с дегтяревым и расчет ротного миномета. Все солдаты захватили с собой по две гранаты и побольше запасных обойм. Лицо и ладони я приказал вымазать глиной, хотя особой необходимости в этом не было - после боя все и так были измазаны как черти. Мне повезло, что и куртка и брюки на мне были черными - как раз то, что сейчас нужно.

   Чтобы оставить руки свободными, я не стал брать громоздкую винтовку, а отстегнул ремень вместе с кобурой у одного из погибших артиллеристов. Перепоясавшись командирским ремнем и проверив оружие, я стал чувствовать себя гораздо увереннее. Да и бойцы теперь смотрели на меня более уважительно. До этого перед ними был просто гражданский, потерявший головной убор, а теперь сразу видно - красный командир. Насколько я знаю по книгам, во время войны некоторые командиры не всегда одевались строго по форме, отдавая предпочтение кожанкам. За удобство и стильность их любили носить политработники, особисты и старший комсостав. В общем, те военнослужащие, которым никто не сделает замечание о нарушении устава.

   Предварительно посоветовавшись с солдатами, которые хорошо знали эту местность, я решил, что мы не пойдем прямо к реке, а возьмем левее. В этом случае отряд выйдет как раз на холмик слева от переправы и сможет обстрелять немцев с фланга.

   Мы пробежали по окопам метров триста на юг, затем повернули направо, и пригнувшись пробрались через невысокий кустарник, росший у берега. Я надеялся, что он хорошо закрывет нас от немецких наблюдателей.

   Прежде чем взобраться на холмик, я послал туда двух бойцов на разведку. Они с двух сторон заползли на вершину, и помахали оттуда рукой, показывая, что там никого нет. Я решил не терять время на передвижение ползком, так как с западного берега нас было не видно, и бойцы моего маленького отряда быстро забежали на холм, где тут же залегли. Показав минометному и пулеметному расчетам, где им расположиться так, чтобы и держать под прицелом переправу, и прикрывать нас, я стал осматривать местность по обоим берегам реки. На западном никого не было видно. Очевидно, оставшиеся в живых немцы, переправившиеся обратно, уже отошли на свои позиции.

   С нашей стороны реки на песчаном пляже кое-где виднелись вытянутые темные силуэты. Не было слышно команд или звона оружия, никто не окапывался. Тишину нарушали только стоны раненых. Только один плачущий голос повторял жалобно "майн гот, майн гот". У самого среза воды, в том месте, где были разбросаны доски оставшиеся от переправы, лежали ящики, выделяющиеся своими прямыми линиями среди бесформенных пятен, покрывавших берег.

   - Пятеро со мной, остальные прикрывают, передать по цепочке - скомандовал я шепотом.

   Ближайшие ко мне бойцы подползли ближе, и я провел инструктаж.

   - Движемся парами, дистанция между парами десять метров. Оружие собираем. И помните, нам нужны пленные, желательно найти офицера или унтера.

   Ползком мы спустились с холма и, растянувшись цепочкой, поползли дальше вдоль берега. К ящикам я приближаться пока не стал. Наверняка в них боеприпасы. Один удачный выстрел, и все кто находится рядом, обречены. Правда, там еще виднелись очертания пулемета МГ с треногой, задранной кверху, но я все равно не умею им пользоваться. Конечно, при дневном свете можно буквально за полчаса разобраться, как вставлять ленту, и найти где у него спуск. Но вот ночью пользы от пулемета будет мало.

   Первый немец, к которому мы подползли, был очень тяжело ранен. Даже в темноте было видно, что на месте живота у него одна сплошная рана. В ноздри ударил тяжелый запах крови. Наверно его принесли сюда, чтобы эвакуировать, а когда переправа была уничтожена, бросили умирать здесь. Я закрыл немцу рот ладонью, и показал Стрелину знаком, что надо делать. Сам не знаю скорее из милосердия, или же потому что как язык он был для нас бесполезен. Честно говоря, я даже обрадовался, что забыл взять с собой нож или штык. И так звуки перерезаемого горла, хрип и бульканье были не очень приятными.

   Сержант пополз дальше, и я поспешил за ним, чтобы не отставать. Соседние пары уже нашли раненных и вязали их ремнями, а нам попадались только трупы, лежавшие и поодиночке, и группами. То и дело попадались маленькие воронки. Скорее всего, работа ротных минометов. Видимо, все эти немцы погибли еще в начале боя, когда попали под пулеметно-минометный огонь.

   - Командир - послышался тихий окрик справа.

   Бойцы, пеленавшие очередного фрица, продемонстрировали мне автомат и серебристые галуны вокруг воротника. Как раз унтер нам и нужен.

   Но вот повезло и нашей паре. Раненый, на которого мы наткнулись, сидел, и видимо, пытался делать себе перевязку. На мой оклик "хенде хох" он поднял одну руку, а другая спокойно висела. Так как оружия у него не было видно, то мы спокойно подползли, и я уже во второй раз за сегодня быстро перетянул бинтом рану.

   - Туда, - махнул мой напарник рукой в сторону от реки - ком, шнель.

   Я уже убедился, что засады ждать не приходится, поэтому приказал Стрелину прислать побольше бойцов для сбора трофеев.

   Сержант, обвешанный немецкими карабинами, отправился конвоировать ходих пленных, обгоняя парочку, тащившую унтера на руках. А я тем временем подобрался к кустам, достал половинку бинокля и еще раз внимательно осмотрел другой берег. Там пока все было тихо.

   Вскоре прибыло подкрепление. К моему удивлению пришло человек тридцать во главе со старшиной. Он объяснил мне, что им прислали помощь из соседней роты, поэтому нас по-прежнему прикрывают.

   Нескольких бойцов старшина отрядил собирать оружие и ящики и оттаскивать их к зарослям, а остальные уже оттуда перетаскивали все добро к нашим окопам. Закончив сбор трофеев на берегу, мы перешли ближе к нашим позициям, где происходила завершающая фаза боя. Здесь тоже было много добычи, так что все даже устали ее перетаскивать. На самом деле, конечно, носили бойцы, а мы со старшиной пользуясь привилегией командиров, только наблюдали и руководили.

   Пользуясь затишьем, Свиридов приказал перетащить и все трупы. Потом можно будет отчитаться перед командованием об итогах проведенного боя.

   Когда я вернулся к своим, уже ставшим родным окопам, то в первую очередь напомнил сержантам проверить, чтобы все почистили оружие. В суматохе с пленными и сбором трофеев бойцам действительно было не до этого, а у неопытных солдат еще не вошло в привычку чистить винтовку после каждого боя, что часто вело к порче оружия. Стреляли то не в тире, а в земляных окопах. Пыль стояла столбом, везде грязь, взрывы раскидывают землю во все стороны. Достаточно нескольким песчинкам попасть в ствол, и при следующем выстреле он приходил в негодность.

   Заметив что санитар перевязывает шею немцу, лежащему без сознания, я сорвался:

   - Почему занялись немцами, когда еще наши бойцы не все перевязаны, вон у сержанта все ухо в крови. Сначала лечим наших, а потом уже фашистов.

   Я в негодовании прошел дальше, оправдывая себя тем, что клятву Гиппокарата я не давал, и что Германия сама нарушала все мысленные законы и правила. Но конечно, уже через несколько шагов я повернул назад, попросить извинения у ни в чем не повинного санитара.

   Он кивнул, и флегматично продолжал завязывать бинт. Что ему чужие командиры, тем более в штатском. Персонал медвзвода подчиняется только своему командиру медицинской службы, а что ему делать, он хорошо знает.

   А ведь как я негодовал, когда в американском сериале про корейскую войну врачи объясняли порядок оказания помощи раненым: сначала американцы, потом корейцы, а потом китайцы.

   За этими мыслями я не заметил, как подошел к оживленно разговаривающей кучке солдат, и услышал - вот он, товарищ комбат.

   Посередине группки бойцов меня уже ждал молодой парень с тремя кубарями в петлицах, держащий в руках МП-40. Я попытался вытянуться по стойке смирно и доложил по форме

   - Старший лейтенант запаса Андреев в ваше распоряжение прибыл.

   К моему удивлению, старлей сразу бросился обниматься, приговаривая

   - Ну молодец лейтенант, как вовремя пришел на помощь. Мне уже тут понарассказывали, как ты броневик подбил.

   Он утащил меня в блиндаж, в котором, судя по коробке полевого телефона и лежащей на столе сложенной гармошке карты, раньше располагался командир роты. Комбат усадил меня на табурет, и сунул мне кружку воды, которую самолично налил из чайника. Сделав первый глоток, я тут же выплюнул обратно, и закашлялся.

   - Это же спирт!

  -- Так он же разбавленный. - Старлей не знал, удивляться ему или смеяться. - Вот смотри. - И он тут же одним глотком выпил всю кружку, довольно крякнув.

  -- Извините, но я не пью даже разбавленный. - Виновато сказал я, откашлявшись.

  -- Ничего, тогда закуривай, и он протянул мне пачку Казбека, которую я раньше видел в фильмах про войну.

   Видимо виноватое выражение моего лица подсказало ему, что курить я тоже не умею, и он, хмыкнув, убрал папиросы обратно.

  -- Я командир батальона 215-го стрелкового полка 179-й стрелковой дивизии старший лейтенант Иванов. Но ты можешь звать меня просто Сергей. - он протянул мне руку.

   Вот это да! Это же тот самый полк, в котором воевал мой дед, в честь которого меня и назвали. Вот только служить здесь он будет лишь в следующем году, так что встреть его, по крайней мере сейчас, мне не придется. Ну почему я раньше не интересовался историей этой дивизии. Где она воевала в сорок втором, я примерно знаю. А вот что с ней происходило в начале войны не имею ни малейшего представления.

   - Александр. Старший лейтенант запаса Андреев. - спохватился я. - Но у меня нет документов. Боюсь, что подтверждение моей личности тоже получить нельзя.

  -- Ясно, вздохнул Сергей. Твой город тоже оккупировали. Хорошо воюешь. Ты где раньше служил?

   Что рассказывать, я уже обдумал на берегу, пока руководил погрузочно-перетаскивающими работами.

   - Сидел два года при штабе, бумажки перекладывал. За все время даже отделением не покомандовал. - Я тяжело вздохнул. - И в учениях ни разу не участвовал. Когда увольнялся в запас, дали еще один кубарь в петлицы, но конечно, на полноценного командира взвода я потяну. Знания у меня есть, но чисто теоретические.

   Все что я рассказывал, было чистой правдой. То, что я сидел не с бумажками, а с компьютером, как единственный в штабе, знакомый с подобной техникой, значения не имело. Как и то, что учения в Российской армии 90-х годах вообще почти не проводились.

  -- Сейчас много таких запасников. Ты решительный, и видно, что образованный. Назначим тебя на роту, к тому же по численности она сейчас даже на взвод не тянет. В строю осталось чуть больше сорока человек, включая легкораненых.

  -- Надеюсь в мою роту? - Надо же, насколько бой сближает людей. Теперь все эти солдаты были для меня родными, хотя я почти ни с кем из них еще не познакомился.

  -- Конечно сюда. Они все ко мне буквально с кулаками подступили. Мол, оставьте старлея у нас.

  -- А как же...

  -- Насчет документов не беспокойся. Сделаем мы их тебе.

  -- Справку выпишут?

  -- Нет, у нас недавно командир роты погиб в соседнем батальоне. Он детдомовский, родственников нет, поэтому его документы тебе отдадим, а штаб полка оформит перевод в мой батальон. Кстати, и звание у тебя останется.

  -- И как меня теперь зовут?

  -- Соколов Александр. Отчество не помню, потом узнаем. Кстати, что у тебя под курткой, кольчуга что ли?

  -- Ну да.

  -- И что, она и вправду спасает от пуль?

  -- Да нет, что ты. - Я рассмеялся. - Она защищает только от холодного оружия. Просто... это мой отец принес трофей с войны. Так сказать, семейная реликвия. Вот я ее и надел, когда эвакуировался.

   Кстати, давно пора ее снять. Толку от нее в современном бою нет, а таскать лишнюю тяжесть, когда я и так буду нагружен амуницией, мне не хочется. Да и ненужные вопросы могут задавать.

  -- Так, хорошо, проблему с документами решили. Скажи, Сергей, пленных уже допросили?

  -- Нет, утром доставим в дивизионную разведку, там и допросят.

  -- Блин, а если там новое нападение готовят. Среди пленных был офицер, но он наверно до сих пор без сознания. А вот унтера порасспросить можно.

  -- Пойдем, ты немецкий хорошо знаешь?

  -- Нет, я английский учил, а немецкий знаю только на уровне хонде хох - ком цу мир.

  -- Черт, я в школе, правда, учил, но разговаривать на нем не смогу.

   По дороге комбат с довольным видом перечислил трофеи и потери немцев:

   - Пленных двадцать восемь, убитых нашли сорок семь, кроме этого экипажи сгоревших машин. Кого-то убило на переправе, и наверняка у них есть умершие от ран. Так что всего убито не меньше шестидесяти, и должно быть больше сотни раненых. Не удивительно, что они отступили. Трофеев взяли 4 станковых пулемета, 9 ручных, 6 пистолет-пулеметов, больше сотни карабинов, много гранат и патронов. С нашей стороны 7 убитых и 18 раненых - это считая с артиллеристами и санитарами.

   Мы подошли к землянке, охраняемой двумя часовыми, где содержались легкораненые пленные. Внутри горела лампа, сделанная из гильзы сорокапятки, и можно было осмотреть немцев. Офицера здесь не было, но я знал, что он тяжело ранен и его наверно уже унесли в медсанбат. Зато унтер, на которого я так надеялся, выглядел вполне здоровым. Он сидел на лавке и спокойно беседовал с другими солдатами.

   Комбат показал на него рукой, и грозно крикнул. - Ком цу мирен, шнейли. - Действительно, немецкий он знал не лучше, чем я. Но немец его все-таки понял, и заложив руки за голову, спокойно вышел к нам.

   Мы привели его в мой блиндаж. Я развернул карту, а старлей разливал нам горячий чай, который кто-то уже успел принести. Унтеру, кроме того, старлей налил полкружки "развязывателя языков". Себе Сергей на этот раз спирт наливать не стал, хотя я видел, что он на него чуть ли не облизывается.

   Тем временем я мельком осмотрел нарисованную от руки карту, на которой были обозначены наши позиции. Речка оказалась Западной Двиной. Судя по тому, что ее ширина здесь не превышала 50 метров, мы находились в самых верховьях реки. Она текла на юго-запад, затем делал крюк к восток километра на три. Наш полк оборонял участок берега ограниченный с севера селом Рожня и деревней Козлово, а с юга селом Лубенькино, служившими опорными пунктами. Посередине позиций находился штаб полка, на окраине села Глухарево.

   Я без особой надежды попытался заговорить с пленником на английском, и он тут же бегло и вполне понятно ответил мне, что его зовут Отто Лаукс, звание унтерфельдфебель а должность командир какой-то шуеценгруппы в 232-м пехотном полку 102-й пехотной дивизии. Судя по тому, что в его группе было десять человек, это было отделение.

   С опаской посматривая на Сергей, и доверчиво на меня, Отто пил все, что ему предлагали, и отвечал на вопросы.

   Мне было даже немножко обидно, что он меня не боится. Неужели я в черной кожаной куртке и с пистолетом на боку не похож на грозного комиссара? Но Отто объяснил мне, что раненый солдат, которого я перевязывал, рассказал ему о добром "человеке в черном", поэтому он точно знает, что его не убьют.

   Я потихоньку отхлебывал чай, переводя комбату рассказ пленного.

   История унтера была самой обычной. Отто Лаукс давно мечтал учиться, но надо было работать, чтобы помогать семье. Наконец, в тридцать девятом году он поступил в институт, по ночам подрабатывая в типографии. Жизнь налаживалась. Но со второго курса его призвали в армию. Так как он был достаточно образованным, то его назначили унтер-офицером. Полгода его полк усилено тренировали, объяснив, что якобы готовят к летней высадке в Англии, даже выдали английские разговорники. Так что прилежный Отто по вечерам еще усиленно зубрил английский, который и до этого немного знал.

   Тут я опять блеснул эрудицией, рассказав Сергею о хорошо подготовленной системе дезинформации, благодаря которой Германии удалось скрыть широкомасштабные приготовления к нападению на СССР. Немцы открыто демонстрировали войска и технику, перебрасываемые на запад, и до мая держали там больше войск, чем на востоке.

   В июне его 232-й полк погрузили в эшелоны, но направили не к Ла-Маншу, а в Пруссию, где полк оставался в резерве. Летом они в боях почти не участвовали, а в начале сентября их перебросили сюда, и сразу начались постоянные атаки, в которых погибло много солдат.

   Другие два полка его дивизии - 233-й и 235-й смогли с ходу форсировать реку в том месте, где не было наших войск, и заняли плацдарм, который успешно удерживали две недели. А вот сослуживцам Отто не повезло, так как на этом участке уже успела занять оборону наша 179-я дивизия.

   - Ну надо же, какое совпадение - Заметил Сергей. - В его дивизии полки с номерами 232, 233 и 235, а в нашей есть 234-й. - Он показал на карте пять сел на восточном берегу Западной Двины, занятые немцами. Ближайшее из них - Дулово, находилось всего в трех километрах к югу от нас.

   - Это село сейчас атакует 259-й полк нашей дивизии. В нем меньше двухсот человек, а в селе повсюду дзоты и минные поля, поэтому наши пока не могут выбить немцев оттуда.

   - Два дня назад, - продолжал Отто - русские войска начали наступление на плацдарм, но их было меньше, чем обороняющихся, позиции очень хорошо укреплены, поэтому никто не беспокоился. Однако ночью русские незаметно переправились через реку и смогли захватить село Данилово вместе с расположенной там артиллерийской батареей. Бои шли день и ночь, германцы постоянно контратаковали, но их постоянно теснили. А сегодня тот русский полк, который укрепился на западном берегу, - 912-й, пояснил Сергей, - неожиданно переправился через реку и ударил в тыл обороняющимся. Положение немцев стало катастрофическим.

   - Это очень хорошо, что немцы поставили здесь необстрелянную дивизию. - заметил комбат - Поэтому наши и смогли выбить с плацдарма врага, который по численности превосходил их в три раза.

   - Офицеры ворчали - продолжал Отто, - что надо или посылать помощь на плацдарм, или давать приказ на отход, так как окруженные войска не получают боеприпасы и долго не продержаться.

   - Ну, помощи им ждать неоткуда - заметил я - основные силы группы армии Центр сейчас концентрируются южнее, по крайней мере, в сотне километрах отсюда, и там же сосредоточены почти все резервы.

   Чтобы помочь окруженным полкам, одному батальону его полка было приказано форсировать реку, и ударить в тыл советским войскам, штурмующим Дулово. Их усилили ротой тяжелого батальона, дали один "Штуг-3" и бронетранспортер "Ганомаг".

   Тут я попросил его объяснить, что это за "штуга" такая. Оказалось, что так называется самоходное орудие на базе троечки (танка Pz-III) c 75 миллиметровой пушкой.

   Все это проясняло обстановку, но больше всего меня волновало, не собираются ли немцы опять нас атаковать. По уверениям унтера, на этом участке кроме остатков их батальона и батареи 81-мм минометов никого не было. Еще был саперный батальон, но после того как он наладил переправу, его отправили вниз по реке к селу Ерохино, помогать соседним полкам эвакуироваться с левого берега. Запасной батальон, составлявший резерв полка, направили на плацдарм еще два дня назад.

   Свои объяснения Отто пояснял пометками на карте. Совсем освоившись с ролью военнопленного, и видимо, вспомнив свои права, унтер попросил у нас закурить.

   - Нам и так в день положено только семь сигарет, так еще ваши солдаты все выгребли. - объяснил он.

   Затянувшись папиросой, немец слегка поморщился, но дымить не перестал. Какая разница что курить, никотин он и есть никотин. Насладившись "Казбеком", пленный продолжил рассказ.

   Учитывая результаты предыдущих боев, от батальона в котором служил Отто, оставалось меньше половины первоначального состава. По мнению унтера, немцы, скорее всего, решат отойти к ближайшему селу, и начнут там окапываться. Он посетовал, что атаку начали, не дождавшись подхода гаубичной батареи, которую им одолжила 251-я дивизия, тоже входящая в 23-й корпус.

   Тут мы с Сергеем насторожились. Командир подлил еще спирта, и утешающе похлопал его по плечу.

   - Ну, ну. Мы все крепки задним умом. Если бы вы промедлили, то кто знает, может, уже не к кому было бы идти на помощь.

   Я задумался, как все это перевести на английский. Но немец, кажется, и так понял, что его жалеют. Вот как интересно получается. Посидишь рядом с немцем, побеседуешь, и окажется что он неплохой парень. А если бы он не попал в плен, то снова стрелял бы в нас, и считал что поступает правильно. Впрочем, нечего сантименты разводить, надо продолжать допрос языка.

  -- И куда эта батарея следовал? - поинтересовался я как бы между делом.

  -- Не знаю, наверно к нашей минометной батарее. Тут вокруг грязь и леса, и только одно удобное для стрельбы место - открытое и сухое.

  -- А ведь верно, - обрадовался Сергей, - по карте видно, что между болотом и перелеском есть большая поляна, и как раз оттуда били минометы. Кстати говоря, место для артиллерии просто идеальное - оно лежит в середине излучины реки, и оттуда очень удобно обстреливать наши позиции на левом берегу.

   Мы отправили Отто в его землянку, чуть не забыв дать ему сопровождающего, и стали обсуждать ситуацию.

Глава 2

19 сентября. 01-00

   Мнение у нас с Сергеем полностью совпало. Может быть, немцы отзовут свои гаубицы обратно, и нам они угрожать не будут. Но все равно эти орудия завтра начнут стрелять по нашим войскам. Нельзя упускать такой удобный случай лишить противника сразу четырех или шести пушек.

   Время у нас пока есть. Вряд ли их прямо сейчас повезут обратно. Понадобиться как минимум несколько часов на различные согласования между штабами батальона, полка и обеих дивизий. Да и везти тяжелые орудия ночью лишний раз не стоило. Скорее всего, артиллеристы останутся до утра на этой полянке, где в радиусе километра от них никого нет.

   - Сколько сейчас времени? - я не догадался забрать у пленного офицера часы в качестве трофея.

  -- Только час ночи. До рассвета времени достаточно.

  -- А фаза луны какая?

  -- Как раз завтра новолуние.

  -- Отлично, то-то я смотрю, луны не видно. Темная ночка, это то, что нам надо. Тогда сделаем так. Я возьму из своей роты всех, кто не ранен, и еще человек двадцать ты мне выделишь из соседней. И так в гаубичной батарее людей будет раза в два больше чем у нас, да плюс еще минометчики. Я заметил, что у тех бойцов, которых ты привел на помощь, есть дегтярь, его я тоже заберу вместе с нашим. Пусть твои хлопцы пока немецкий МГ осваивают, у нас их много. Еще возьму оба миномета и все исправные автоматы. Если мы подойдем к батарее незаметно, то справимся. А в крайнем случае обстреляем из минометов машины с боеприпасами. Пока нас не будет, саперы полка и все свободные бойцы, которых можно найти, попробуют починить переправу.

   Я вызвал старшину, и попросил отобрать четверых самых умелых бойцов. Этой четверке нужно подобрать немецкую форму по размеру, а всем остальным раздать трофейные каски, чтобы в темноте они издали были похожи на немцев. Подумав, я скинул куртку и тоже переоделся в немецкую форму. Конечно, хорошо бы надеть мундир офицера или унтера, но на мой рост ничего подходящего не было. Наверно, всех высоких "арийцев" зачисляли в подразделения СС.

   Собрав свой небольшой отряд, я разъяснил задачу: Незаметно подойти к расположению батареи, по возможности бесшумно снять часовых, и если повезет, то без стрельбы переколоть немцев штыками. В случае если начнется стрельба, уничтожать немцев пулеметно-минометным огнем.

   Все прекрасно понимали, что такое гаубичный обстрел, поэтому никто не жаловался на прерванный отдых, если была возможность нанести немцам значительный урон.

   Я показал нашим новоиспеченным разведчикам, как им парами нужно снимать часовых. Один держит правую руку противника, не давая выстрелить, а второй зажимает рот и бьет сзади ножом в сердце или снизу под ребро. После этого я провел для всех краткую лекцию.

   - Проникающее ранение холодным оружием, даже не будучи опасным для жизни, угнетающе действует на психику человека. Он держится руками за рану, и не пытается нападать. Поэтому в штыковом бою достаточно уколоть врага один раз, после чего надо быстро переходить к следующему. Всех, кто останется в живых, добиваем после боя.

   Не знаю, относится ли все вышесказанное к тренированным немецким солдатам, но в любом случае, в штыковую атаку я собирался идти, только если противник будет спать. В этом случае ожидать организованного сопротивления не приходится.

   Желательно также было оставить в живых какого-нибудь офицера, но это уж как получится.

   Каждому, кто не нес пулемет или миномет, раздали по одной заранее снаряженной немецкой "колотушке" и по две мины. После этого я заставил всех попрыгать, и еще минут десять ушло на подгонку снаряжения. Наконец, все были готовы, и мы, растянувшись цепочкой, стали спускаться к разбитой переправе.

   Один из понтонов, лежащий у самого берега, был совсем целым. Это я заметил еще когда собирал трофеи. Бойцы быстро оторвали его от соседнего, и столкнули в воду. На вражеский берег переправлялись в два приема. Сначала один взвод с пулеметом высадился на пляж, где тут же залег. А затем, так как никто по нам не стрелял, переправились и все остальные. Тревогу пока никто не поднимал, поэтому мы, пригнувшись, стали передвигаться вперед короткими перебежками. Во вражеских окопах было пусто. Видимо, немцы решили подстраховаться, и занять круговую оборону в селе. Теперь мы спокойно могли пройти через лесок, отделяющий нас от заветной цели.

   Не доходя до поляны метров двести, я приказал отряду залечь, а сам с разведчиками подполз к краю рощи. Результаты осмотра сразу подняли всем настроение. Вся артиллерийская обслуга спала, разумеется, кроме часовых. А пушек мы насчитали целых четырнадцать штук. Секретов самонадеянные немцы не выставили, видимо считая, что находятся в тылу, и караульные открыто прохаживались или стояли под деревьями.

   Пары бойцов поползли вправо и влево, и вскоре вернулись с докладом. Всего было выставлено пятеро часовых. Двое из них, контролировавших дорогу, находились вне зоны прямой видимости. С них мы и начнем. Хорошо, что сейчас сентябрь, и листва еще не опала. Это позволяло подобраться к немцам вплотную. Плохо только то, что один из часовых, стоявший рядом с орудиями, находился от ближайших зарослей метрах в тридцати. Но к этому я заранее подготовился. Раздав необходимые указания, я достал бинт и быстро обмотал себе шею и правую руку, которую повесил на перевязь. Не владея немецким языком, нельзя было рассчитывать сойти за своего, но приходилось рисковать. Разведчики вернулись минут через десять. Каждая пара успешно сняла "своего" часового: быстро и без звука. Во всяком случае, я ничего не услышал. Теперь важно было синхронизировать наши действия по времени, и напасть на оставшихся троих караульных одновременно.

   Я вышел на дорогу, и направился прямо к часовому, расхаживающему вдоль ряда пушек с винтовкой на плече. Увидев фигуру в немецкой форме, без оружия и перебинтованного, он не встревожился, и что-то сочувственно спросил. Из всей фразы понятным для меня было только слово "камрад", но было ясно, что пока все идет по плану.

   Прохрипев что-то невразумительно, я махнул рукой в сторону реки, после чего достал бумажку, которую нащупал в кармане, и "здоровой" левой рукой протянул ее немцу, приговаривая - Отто, Отто, - стараясь произносить слово точно также, как мой пленник.

   Ничего не подозревающий часовой спокойно протянул руку и наклонился, чтобы разглядеть в темноте, что же там написано. Но посмотреть он не успел. На этот раз нож я захватить не забыл. Комбат лично вручил мне финку, как нельзя лучше подходящую для такой работы. Гладкая рукоятка, лишенная выступов, позволяла быстро выхватывать нож из под одежды, ни за что не зацепившись. А обоюдоострое лезвие давало возможность не тратить лишнее время на поворот кисти руки. Кроме этого, на поясе у меня висел немецкий штык-нож, доставшийся по наследству от предыдущего владельца моей формы.

   Нет ничего проще, чем ударить противника, когда он не закрывается руками и не смотрит на тебя. На турнирах было намного сложнее, так как соперники внимательно следили за моими движениями, и в руках у них были такие же длинные мечи, как и у меня. Но там было и намного проще, так как от моей ошибки не зависела ни чья жизнь.

   Полоснув немца под подбородком, я тут же схватил его обеими руками, чтобы шум падающего тела никого не разбудил. Осторожно оглядевшись по сторонам, я аккуратно положил труп на землю, и помахал в сторону леса перебинтованной рукой, выделявшейся своей белизной на фоне окружающей темноты.

   Судя по времени других часовых уже должны были снять. Поэтому наши солдаты, которые уже ждали на краю леса, сразу же поднялись и цепочкой пошли в сторону спящих немцев, охватывая их полукругом.

   Ночи были еще не очень холодные, и немцы легли спать в спальных мешках прямо на траве, подстелив брезент. Только три палатки сиротливо торчали в сторонке. Я показал сержанту, который принес мне мою винтовку, на эти палатки и шепотом напомнил - постараться хоть одного взять живьем.

   Для солдат в армии, а тем более на войне, главные желания - это поесть и поспать. Питание в вермахте было налажено отлично, и выспаться вволю оставалось заветным, но не всегда выполнимым желанием для немцев. Поэтому наверняка они с энтузиазмом восприняли приказ отдыхать, когда им разрешили оставить орудия в походном положении, и не готовить для них позиции. Все спали как убитые, и только в одной из палаток светился маленький огонек. Скорее всего, офицер работал с документами, а потом так и уснул, не выключив фонарик.

   Согласно моим инструкциям, бойцы быстро прошли через ряды врагов, запеленатых в свои мешки, нанося каждому только по одному удару, хотя многие из них не умирали сразу, а начинали кричать. Последние немцы, до которых дошла очередь, уже успели вскочить на ноги, но без оружия шансов у них не было. Одному дюжему немцу с фигурой борца даже удалось отнять винтовку у молоденького солдатика, и кого-то поранить, но обладая численным преимуществом, наши разъяренные бойцы быстро закололи всех сопротивляющихся. Дойдя до последнего ряда, красноармейцы развернулись, и прошли обратно, теперь уже добивая умирающих, старательно целясь им в голову. Хотя количество пушек тянуло на целый дивизион, но немцев было не больше двух сотен. Скорее всего, успели прибыть только расчеты орудий и управление.

   Тем временем, мы с сержантом и еще одним бойцом выбил подпорки у палаток, и когда упавшее полотнище очертило лежащие фигуры, нанесли несколько ударов в руки и ноги. Из-под соседней палатки хлопнул пистолетный выстрел. Я подскочил туда, но сержант уже опередил меня, и со всего размаху всадил штык в темную шевелящуюся массу.

   Разрезав брезент, мы собрали пистолеты и даже два автомата, которые предусмотрительные офицеры держали при себе. Я приказал быстрее оказать пленным первую помощь, чтобы они не умерли от потери крови раньше времени, и отправился осматривать трофеи. Нашу военную технику я раньше часто разглядывал на Панораме Сталинградской Битвы, но целые немецкие пушки видел первый раз.

   81-мм минометов, которые обстреливали нас вчера, на поляне уже не было. Вдоль грунтовой дороги, тянувшейся с северо-запада, стояли вперемешку орудия, тягачи с прицепленными к ним гаубицами, машины и повозки. Лошадей не было видно но, судя по доносившемуся ржанию, они были недалеко. Восемь орудий были, очевидно, теми самыми 105-мм гаубицами, ради которых мы сюда и пришли. Еще две гаубицы было с большим калибром, видимо 150мм. А вот четыре маленькие пушечки меня удивили. Ствол у них был коротенький. Он лишь немного выглядывал из щита, да еще был заключен в прямоугольный кожух, откуда высовывался лишь на несколько сантиметров. Видимо, это полковые 75-мм орудия, которые имели такой высокий угол подъема ствола, что могли использоваться в качестве минометов.

   Мне сразу же захотелось забрать такие пушечки в наш полк. Жалко было уничтожать то, что можно использовать. И тут меня как холодной водой окатило. А как же выводить из строя гаубицы? Как раз об этом я не задумывался. До сих пор мне было важнее добраться незаметно до батареи, и уничтожить немцев.

   Сержант Стрелин, которому уже пришлось пережить отступления, развеял мои сомнения. Ему уже приходилось видеть, как взрывают орудия, которые нельзя вывезти, и он заверил меня, что достаточно одной гранаты, чтобы вывести ствол из строя.

   Но прежде, чем поднимать шум, мы все приготовили для эвакуации. Нам очень повезло, что немцы не стали приводить орудия в боевое положение. Иначе пришлось бы искать различные защелки и рычаги чтобы сдвинуть станины, включить стопоры и подрессоривание, прикрепить лафет к передку. Без опытных артиллеристов ничего этого мы сделать бы не смогли. А так осталось только подвести лошадей, и впрячь их в передки и повозки. Как запрягать лошадей, для меня тоже было загадкой, но бойцы с этим быстро справились.

   Солдаты, которые привели лошадей, рассказали, что немецкие коноводы успели удрать. Правда, ушли они пешком, и направились на север где, судя по карте, находилось болото.

   Кроме повозок, я решил забрать мотоциклы, которых здесь было около десятка. Почему-то все они были без коляски, хотя судя по фильмам, такого просто не должно быть. Ехать на них ночью было очень опасно, но бойцы могли просто катить их, держа за руль. Из техники также было шесть тягачей, очень напоминающих бронетранспортер, с которым я недавно познакомился, штук шесть грузовых машин, не меньше двух десятков легковушек, и даже несколько велосипедов.

   Грузовики мне тоже хотелось забрать, но я не знал, как их заводить, а спросить было не у кого. В сороковых годах профессия шофера была достаточно редкой, и на передовую их обычно не посылали. Поэтому я не надеялся, что в нашем отряде найдется водитель. Но, к моему удивлению, нашлось целых два знатока автотехники, и им я поручил перегнать все грузовики на наш берег. Одним из этих полуводителей оказался молоденький парнишка, лет восемнадцати, который раньше работал помощником механика в автомастерской. Он залез в кабину трофейного грузовика, стоявшего среди деревьев, мельком осмотрел приборы управления подсвечивая их трофейным фонариком, и сразу же завел двигатель. Я с интересом наблюдал за его манипуляциями. Конечно, мне и до этого было известно, что раньше на машинах была четвертая педаль, включающая стартер. Но в каком порядке что нажимать, и вообще, где какая педаль в здешних автомобилях, я не знал. Интересно, входит ли в программу обучения нынешних средних командиров, как сейчас называют офицеров, курс обучения вождению.

   Триумфально посмотрев в сторону "простых пехотинцев", и насладившись нашими завистливыми взглядами, паренек стал переключать скорости, чтобы выехать назад на дорогу. Но тут дело у знатока не заладилось. Грузовик несколько раз дергался вперед, и уже почти уткнулся бампером в дерево. Еще один такой рывок, и наш трофей выйдет из строя. Торжествующая улыбка сползла с лица представителя высшей касты, и наконец он жалобно обратился ко мне:

   - Товарищ командир, здесь нет передачи заднего хода.

   Я стал судорожно вспоминать все, что мне известно о механических противоугонных средствах, но впрочем, тут же опомнился. Какая может быть противоугонка семьдесят лет назад, да еще на грузовике. Вероятно, паренек просто не разобрался в управлении. Заняв его место, я подвигал рычаг туда - сюда, проверяя, не заело ли его. Скорости переключались легко, значит дело не в этом. И тут мне вспомнилось, что на некоторых машинах схема переключения передач была немного необычной. Поставив рычаг на первую скорость, я попробовал протолкнуть его дальше, и он послушно продвинулся вперед. Есть. Похоже, задняя передача найдена. Теперь нажимаю газ. Чуть-чуть, чтобы не врезаться в дерево, отпускаю сцепление, и машина послушно сдает назад.

   Я торжественно выехал задним ходом на дорогу, даже умудрившись при этом не заглушить двигатель и восстановил, таким образом, авторитет командира Красной Армии.

   Оба грузовика сразу поехали к реке, не дожидаясь остального обоза. Оттуда нашим водителям предстоит вернуться на велосипедах, которые они предусмотрительно закинули в кузов, и быстренько сделать еще два рейса. Если починить переправу до подхода немцев не успеют, то машины с боеприпасами мы сможем взорвать, чтобы ничего не оставлять врагу.

   Управлять полугусеничными тягачами наши водители, конечно, не могли, к тому же они были слишком тяжелыми, чтобы наскоро починенный мост мог их выдержать. Поэтому родственников давешнего бронетранспортера в любом случае приходилось оставлять. Четыре гаубицы, стоявшие без тягачей, перевозились конной тягой, для чего они были разобраны на две части. От них, по крайней мере, можно было отцепить передки. Пару минут мы с сержантом потратили, чтобы снять с крюка хобот лафета гаубицы и освободить передок, но со следующим управились уже гораздо быстрее.

   В последний момент я, проклиная жабу, душившую меня, решил не отцеплять две гаубицы, и забрать их с собой. Как у типичного старшины, у Свиридова тоже проснулся хомячий инстинкт, и он охотно поддержал мое предложение. Но выполнить задуманное было не так просто. В отличии от легких пушек, в которые запрягали всего пару лошадок, гаубице, даже разделенной на две части, требовалось не меньше шести лошадей для перевозки каждой половинки.

   Тем временем в повозки и грузовики с боеприпасами бойцы уже побросали собранные карабины и прочие трофеи. Помимо винтовок, у артиллеристов нашлось целых шесть пулеметов и с десяток автоматов. Единственное, чего не нашлось у немцев, это полевых кухонь, о чем старшина сильно сокрушался. Впрочем, если посмотреть с другой стороны, то это даже хорошо. Успей немцы подтянуть сюда все обслуживающие подразделения, то здесь находилось бы несколько сот человек, так что наша атака не имела бы шансов на успех.

   Настроение у всех было приподнятым. Еще бы, за одну минуту мы уничтожили втрое больше врагов, чем за весь предыдущий бой, и при этом наши потери составили только два легкораненых бойца. Любо-дорого было посмотреть, с каким довольным видом бойцы носили охапки немецких винтовок, и собирали солдатские книжечки. Среди трофеев особенно всем понравились разноцветные фонарики, которые раньше они видели только у полковых разведчиков.

   Нацепив честно заработанные трофейные часы, мы со старшиной обговорили распорядок дальнейших действий. Я давал ему полтора часа, чтобы переправить все добро на левый берег. С помощью второй роты, оставшейся на наших позициях, это было почти реально.

   Длинная кавалькада повозок и пушек исчезла в темноте, а я с тремя бойцами остался на поляне. Чехлы со стволов гаубиц мы уже сняли, как открываются затворы, разобрались, у всех машин и тягачей крышку топливного бака нашли, и нам больше ничего не оставалось, кроме как ждать и прислушиваться. Расчеты наших минометов находились метрах в двухстах южнее, так что оттуда они как раз могли обстреливать позиции немцев. В случае атаки это позволит задержать врагов на полчаса, а нам больше и не надо. 50-мм минометы часто и вполне справедливо ругали. И дальность у них маленькая, и точность низкая, и мощность взрыва слабая. Но зато у них есть огромное преимущество, в первый год войны просто бесценное - это мобильность. Наши минометики весили всего двенадцать килограмм, а новая модификация, которую недавно разработал Шамарин, только десять. Это позволяло переносить их одному человеку. Если учесть, сколько транспорта и лошадей было нами потеряно в начале войны, нашим солдатам часто приходилось рассчитывать только на свою мускульную силу. А дальность хотя и составляла всего восемьсот метров, но это было все-таки больше, чем пятьсот метров у аналогичного миномета германской разработки.

   Со сторону села занятого фашистами не доносилось ни звука. Собак немцы убивали сразу, а домашнюю скотину и птицу, наверное, уже всю съели.

   Чтобы не терять времени даром, я решил попробовать снять орудийные прицелы. Это все равно лучше, чем просто разбить им оптику. В ходе предстоящего зимнего наступления Красная армия захватит много трофейной техники, в том числе сравнительно исправной, и тогда наши прицелы очень пригодятся. Повозившись немного, я смог найти ручку, которая позволяла снять панораму с кронштейна. Со 150-мм гаубицами пришлось повозиться подольше. Дальше мой алчный взор упал на затворы, хорошо бы их тоже не выводить из строя, а унести собой. Вот тут я пожалел, что не расспросил кого-нибудь из офицеров. Знание языка в этом случае не потребовалось бы, все можно объяснить жестами. Но что поделаешь, не имея никакого опыта командования, я все время что-нибудь забываю.

   Прождав обещанное время, и накинув еще минут десять на всякие непредвиденные обстоятельства, я отдал команду. Имея достаточный запас гранат, мне было не жалко потратить на каждое орудие по две штуки. Мы заранее засунули "колотушки" в казенники, и теперь оставалось только выдернуть вытяжной шнур, быстро захлопнуть затвор, и отбежать подальше. Вчетвером мы сделали три таких гранатных залпа, а потом повторили процедуру, но уже с дульной стороны ствола. Результат нас вполне устроил. У нескольких орудий дуло просто разорвало на лепестки, а у остальных пошли трещины, гарантированно делавшие ствол непригодным к стрельбе. После этого настала очередь автотранспорта. Все более-менее ценное наша трофейная команда из них уже выгребла, даже шоколадки, которые предусмотрительные водители прятали за сиденьем. Но все равно было жалко взрывать мерсы и опели. Только одной легковушке повезло избежать всеобщей участи, и остаться жить в качестве трофея. Везучей машиной был маленький внедорожник. Передние сиденья в нем закрывались брезентом, а сзади находился маленький открытый кузов, с установленными в нем двумя спаренными пулеметами. Просто идеальная машина для командира полка, которому я и собирался ее потом презентовать. Можно и небольшие грузы перевозить, и два-три человека охраны.

   Уничтожив всю вражескую технику, мы с комфортом разместились в машине, но не успели проехать и десяти метров, как Стрелин что-то заметил, и быстро сказал - Командир, выключи двигатель.

   Я сначала заглушил мотор, и только потом спросил, что случилось. Сержант молча показал рукой в ту сторону, откуда приехали вражеские батареи. Прислушавшись, я уловил сквозь треск пламени горящих машин натруженное гудение двигателя. Видимо, дорога там проходит через болотистую низину, и автомобилю приходится проезжать через грязь. Судя по звуку, машина шла одна. Если бы не яркое пламя костров, в которые превратилась вражеская техника, мы бы уже заметили отблески фар.

   - Поехали, посмотрим, сколько там фрицев. Один боец к пулеметам, двое в кусты, по обе стороны дороги.

   Подъехав поближе, стало видно, что в кабине водитель находится один. В открытом кузове грузовика тоже никого нет. Я притормозил там, где придорожные кусты росли погуще, и вышел навстречу грузовику. Липовых повязок на мне уже не было, и теперь приходилось придумывать новую хитрость. Закрыв одной рукой рот, а другой схватившись за живот, я наклонился, всем своим видом показывая, как же мне стало плохо после уничтожение "нашей" батареи. Имитация тошноты должна была объяснить немцу мое молчание.

   Встревоженный водитель выскочил из грузовика, и подбежал ко мне, не заметив, как из кустов у него за спиной появился разведчик, одетый в немецкую форму. Хотя я не знал ни одного слова, из того, что он тараторил, но понять смысл было нетрудно:

   - Что случилось? Сколько людей выжило? Ты ранен? Где командиры? Сигареты есть?

   Несмотря на свою трескотню, немец держался настороже, и почувствовал, что сзади него кто-то есть. Как только он начал оборачиваться, я той же рукой, которой держался за живот, быстро выхватил из ножен трофейный штык, и сделав глубокий выпад, всадил его в бок противнику. Левой рукой я, правда, фехтовать не очень то и умею, но здесь требовались только простейшие движения. В это время разведчик успел схватить немца за руку, и пару раз пырнуть его ножом.

   Минутку мы постояли, прислушиваясь, но больше сюда никто не ехал. Теперь можно было возвращаться. Но тут передо мной встала дилемма, по своей сложности не уступавшая той, которая досталась Буриданову ослу. - Какую из машин забирать.

   Легковушку мне было жалко, но и грузовики нашей армии нужны позарез. Я наверно, стоял бы так до утра, и ничего не решил бы, но бойцы нашли в кузове канат, с помощью которого можно было взять внедорожник на буксир, и проблема сама собой разрешилась. Достаточно было показать сообразительному Стрелину, как крутить руль, и нажимать на тормоз, и он смог вести машину на гибкой сцепке.

   Посадив одного из бойцов в кабину грузовика, и оставив второго за пулеметом в легковушке, мы поспешили к нашим минометчикам. Путь был коротким, но занял не так уж мало времени. Проехав всего триста метров, я умудрился несколько раз заглушить двигатель. Мало того, что надо было не забывать про перегазовку и двойное отжатие сцепления, так еще и легковушка висела на прицепе. Но постепенно езда стала налаживаться, и подъехав к нашим дозорным, я смог удачно развернуться на небольшом пятачке между деревьями. Сложив минометы с боекомплектом в кузов, мы направились к реке по уже наезженной колее. Фары я все это время не выключал, а в особо трудных местах посылал вперед бойца с фонариком, разведать, можно ли нам тут проехать.

   Несмотря на некоторые опасения, погони за нами не было. На фоне разрывов снарядов, бухающих время от времени на севере, наши взрывы могли не вызвать особого интереса у немцев в селе, а вспышки и пламя из-за леса были видны плохо. Поэтому мы имели все основания надеяться на благополучное завершение операции.

   Когда мы подъехали к берегу, там все еще оставалась одна гаубица. Если полковое орудие было очень легким, примерно на центнер легче нашей сорокапятки, то у гаубицы вес составлял несколько тонн. Поэтому возиться с ней пришлось долго. С десяток наших бойцов в немецких касках помогали закатывать орудие на мост. Другие заставляли лошадей идти вперед, успокаивая перепуганных животных, не хотевших становиться на хлипкий настил. На другом берегу работали вперемешку солдаты в советской и в немецкой форме. Они толкали трофейные повозки, помогая им заехать на пригорок к нашим позициям.

   Доверив новый грузовик молодому водителю, я оседлал джип, и с чувством выполненного долга отправился докладываться командира о наших успехах.

   Искать комбата не пришлось, так как он уже ждал меня в окопе.

  -- Ну орел, ну дай обниму тебя, да ты представляешь что вы сделали?

  -- Да уж представляю, - ответил я, пытаясь вырваться из объятий - завтра все вот эти снаряды немец высыпал бы мне наголову, а так ему придется репу чесать, какую бы другую каверзу придумать.

  -- Да мы теперь эти снаряды ему же обратно и пошлем, мало не покажется.

   Вырвавшись от поздравлявшего меня командира, я тут же заглянул под машину. Пока я преодолевал не слишком трудный путь от реки до наших позиций, меня стали терзать сомнения, что немцы кинули меня с этим внедорожником. Посветив фонариком, и разглядев переднюю ось, я не удержался от громкого ругательства.

   - Ну так и есть. Эта каракатица не полноприводная. А на вид - так самый настоящий джип. И что теперь комполка должен на этой тарантайке ездить?

   Немного успокоившись, и пообещав себе, что в другой раз найду что-нибудь получше, я решил заняться более важными делами.

  -- Так, Серега, сделай одно одолжение. Мои хлопцы за ночь уже два боя провели и им отдохнуть надо, а вторая рота свеженькая как огурчик.

  -- Конечно сделаем. А что нужно?

  -- Ну... - протянул я - всего то делов, приготовить новую линию окопов впереди нашей метров на двести. Главное, чтобы до рассвета успеть.

  -- Не, никак не успеем.

  -- Ты не дослушал. Нам не нужно копать окопы полного профиля. Надо только наметить линию, и снять слой дерна. На одном фланге поставим разбитую сорокапятку, на другом нужно соорудить похожий макет из бревен и досок. Если накрыть чехлом и замаскировать ветками, то с самолета разницы видно не будет. Еще сделать хотя бы штук двадцать чучел. Взять старую форму, набить землей и камнями, и положить в окопы.

  -- А, ну если нужен ложный окоп, то успеем его сделать по всем правилам, глубиной двадцать сантиметров. Старую форму одолжим в медсанбате. Готовить макеты и чучела не трудно, пусть этим твои бойцы займутся. А почему ты думаешь, что нас будут бомбить?

  -- Если немцы смогли столько гаубиц из соседней дивизии дернуть, то уж звено бомберов они тоже смогут вызвать. Особенно теперь, когда мы им столько хорошего сделали. В общем, так: вторая рота пусть готовит ложные позиции, а мои бойцы пока замаскируют настоящие. Сорокапятку со сложенным щитом надо спрятать под деревьями подальше от прежней позиции, все равно с утра нас никто атаковать не будет.

   Объяснив старшине все, что нужно сделать, я некоторое время контролировал, как бойцы маскировали наши позиции кустами и даже маленькими деревьями, пока наконец командир официально не приказал мне идти отдыхать. Наконец-то стащив с себя немецкую форму, которую мне было противно носить, я улегся на шинель, положенную поверх лавки в моем блиндаже.

   Несмотря на усталость, уснуть я сразу не мог, и все пытался придумать способ, как предупредить руководство страны о готовящемся наступлении. Ну почему в книгах у всех попаданцов есть с собой хотя бы мобильный телефон, а у каждого второго - ноутбук. Некоторые вообще прилетают в прошлое на современных самолетах и вертолетах. Естественно, им составляет труда доказать свое иновременное происхождение. А вот в грубой реальности, у меня нет ни одного предмета из будущего, даже часов. Все осталось в машине. К счастью, такие грустные мысли мучили меня недолго, и я провалился в сон, не обращая внимания на жесткость мой импровизированной постели.

   Разбудил меня вой сирен. Наспех натянув заляпанную кровью немецкую форму, я осторожно приоткрыл дверь, и согнувшись вышел наружу. Над входом в блиндаж не только висела новая маскировочная сеть, но и возвышалось деревцо, которого вчера не было. Снаружи нельзя было разглядеть, что здесь что-то есть. Поэтому я спокойно наблюдал из укрытия, что творится на белом свете. Похоже, мои предсказания сбылись, и немцы, понесшие ночью большие потери, смогли выпросить у командования лаптежников. Они-то сейчас с воем и атаковали наши позиции, к счастью - ложные. Мой расчет на высокую точность бомбометания Ю-87 оказался верным. Даже не очень опытные пилоты на этом пикирующем бомбардировщике клали бомбу не дальше пятидесяти метров от цели, и сидя в окопах, мы могли не опасаться взрывов. Впрочем, кидать тяжелые бомбы на обычные окопы смысла не было, а у 100-килограмовых бомб, которые вероятно, нам приготовили, зона легких повреждений "всего" метров семьдесят. Поэтому, вооружившись новеньким трофейным биноклем, я спокойно наблюдал, стараясь запомнить тактику действия бомбардировщиков.

   Со злорадством я отметил, что юнкерсов было только семь штук, хотя в эскадрилье, или как там она называется у фрицев, должно быть вроде бы девять или двенадцать. Не так уж и спокойно им тут летается. Хорошо бы нам поскорее освоить МГ-34. У нас есть два станка, с которых можно вести огонь по воздушным целям. Сбить самолет мы, конечно, не собьем, но вот заставить его сойти с боевого курса вполне можно.

   Солнце только поднялось над горизонтом, а следовательно, спал я недолго. Поэтому выслушав доклад о том, что потерь нет, и движения на западном берегу не наблюдается, я с чистой совестью отправился досыпать дальше.

Глава 3

19 сентября. День.

   Сколько я еще проспал, не знаю, но показалось, что меня сразу же растолкали.

   - Кто бы это мог меня так бесцеремонно будить? - думал я, спросонья отмахиваясь рукой.

  -- Сашка, вставай, форму тебе приготовили, так что собирайся.

  -- А, это ты, Сергей. Вот непоседливый. Сам не спишь, и другим не даешь.

   - Давай, быстро приводи себя в порядок, и идем к командиру полка знакомиться, там же и пообедаем.

   К счастью, бриться меня не заставляли. Об этой проблеме я подумаю позже, когда будет время. Естественно, в двадцать первом веке я брился только электрической бритвой, а здесь нет даже безопасной. Когда я представляю себе, что придется подносить к лицу острое лезвие, и елозить им туда-сюда, меня просто охватывает дрожь. Конечно, я себя заставлю. Но вот какая будет реакция окружающих, когда все увидят мое исполосованное многочисленными порезами лицо, даже думать не хотелось. Ладно, потом навру Сергею, что всегда брился в парикмахерской, и попрошу его провести мастер-класс для чайника.

   По дороге я заглянул к старшине, и напомнил, чтобы бойцы почистили ствол сорокапятки, а заодно собрали стреляные гильзы и отправили их на склад. Свиридов конечно поворчал, но возражать не стал. Пока артиллеристов нет, нам самим приходится заботиться о своей пушке.

   Пока мы шли, командир вручил мне командирскую корочку, и обрадовал меня новостью, что за ночь всех немцев с плацдарма окончательно выбили. Я и сам заметил, что стрельбы на юге почти не слышно. Но всю мою радость омрачали мысли о грозном особом отделе, который позже переименуют в СМЕРШ. Разумеется, мне было известно, что басни о "кровавой гэбне" не имеют ничего общего с действительностью. Но я то действительно появился на линии фронта без всяких документов, и нет ни одного человека, который мог бы подтвердить мою личность.

  -- Слушай, Сергей, а особист Соколова в лицо знает?

  -- Конечно, Танин его знает. Ты же не думаешь, что мы можем принять тебя без согласия особого отдела.

  -- И что, теперь там меня должны проверять? Но у меня же настоящих документов нет.

  -- Ну зачем же, тебя бой проверил. А особист только рад был. Сам видел, командиров в полку не хватает.

   Немного успокоившись, я открыл командирское удостоверение. Оказывается, Соколов был моим полным тезкой. Лицо на фотографии, конечно, не мое, но сходство имеется. Единственное серьезное отличие - это возраст. Мне тридцать шесть лет, а по документам только двадцать пять. Ну ничего, я и так выгляжу моложе своего возраста, а тут у нас еще и война, которая людей быстро старит - все измотанные, невыспавшиеся, в состоянии постоянного стресса. Так что с этой стороны ко мне никто не придерется.

   Штаб полка находился в уцелевшем подвале большого разрушенного дома. Присмотревшись, я понял, что дом был не разбомблен, а аккуратно разобран. Бревна были сложены в несколько слоев, чтобы служить дополнительной защитой, но издалека создавалась иллюзия развалин. Вход в подвал был замаскирован. Часовые у входа не маячили, а скрытно расположились в кустах. Так что первое впечатление было самое благоприятное.

   Увидев, как я одобрительно рассматриваю расположение штаба, комбат с гордость сказал:

   - Наш командир уже две войны прошел. Он у нас во какой. Ну, заходи скорее.

   Командир полка Козлов

[1] оказался пожилым капитаном, с военной выправкой. Вероятно, был призван из запаса, как и многие другие - решил я про себя.

   Старлей на ходу буркнул "здравия желаю, тащ капитан", и юркнул к столу. Я вытянулся по стойке смирно, чего не делал уже лет двенадцать, и начал представляться.

  -- Товарищ капитан, разрешите доложить.

  -- Садитесь к столу, товарищ Соколов, - прервал он мое уставное приветствие. - Я хотел с вами познакомится в неформальной обстановке. Да и ваш комбат предложил обмыть новое назначение, раз выдалось затишье.

   Ах, вот почему у Иванова глаза были такие хитрые, а лицо обрадованное, когда мы сюда шли.

  -- Мы с вами побеседуем, я ознакомлю вас с текущей обстановкой и оценю уровень ваших знаний. Пока мы за столом, называйте меня просто по имени отчеству - Андрей Андреевич.

   Иванов уже разлил по кружкам прозрачную жидкость из обычного чайника, нарезал хлеб и открыл несколько банок консервов. И как только он все успел за несколько секунд.

  -- Вы Александр Иванович спирт пьете? По приказу ГКО теперь всем бойцам передовой линии ежедневно положены сто граммов водки в день. Но нам пока вместо водки выдают пищевой спирт.

  -- Я, в общем-то, не пьющий, но тут отказываться не буду.

  -- Наш ротный еще и не курит. Просто ангел. - Одобрительно, но с ехидством, заметил комбат.

  -- А ты Сергей, когда на фронт прибыл?

  -- В аккурат первого числа в составе 676 маршевого батальона, так что как раз успел под раздачу наркомовских ста грамм.

   Проглотив полстакана самодельной водки, я быстро запил чаем, и приступил к мясным консервам.

   - Ешьте больше, Александр Иванович, у нас за последние недели много раненых выбыло, а довольствие пока не сократили. Так что двойную порцию мяса мы иногда можем себе позволить.

   На мою усмешку оба вопросительно глянули на меня.

  -- Анекдот вспомнил - пояснил я. Командир посмотрел фильм про Чапаева, и решил ему подражать.

   - Приходишь ты ко мне - объясняет он бойцам - а я чай пью, и ты садись чай пить. Или, приходишь ты ко мне, а я мясо ем, и ты тоже садись чай пить.

  -- Хм, а я ведь воевал под началом Чапаева в Гражданскую. Внешне актер Бабочкин на него не похож, но вот стиль общения и фразы подмечены верно. Кстати, меня он чаем тоже поил. А его сына я встречал в июле под Невелем, где он командовал артдивизионом.

   Когда мясо с хлебом исчезло, на стол выложили сухари.

   - Печенье и масло из компайка мы в госпиталь отдаем. - Пояснил Иванов. - Твой паек кстати тоже. Ты же не против?

   - Андрей Андреевич, я хотел бы больше узнать о нашей части. Кто командует дивизией?

  -- Обязанности командующего исполняет начштаба, пока не пришлют нового командира. А предыдущий - полковник Гвоздев погиб 8 сентября.

   Капитан достал газету и протянул мне. На первой странице была заметка о гибели командира 179-й СД в бою под Андреаполем.

  -- Где? - я закашлялся, и ошарашено смотрел на капитана. Это же битва византийцев с готами. Тут что, одни попаданцы собрались?

  -- Это город в пяти километрах к северу отсюда. А вы, конечно, вспомнили о битве при Адрианополисе в 378 году, когда в сражении погиб римский император Валент. - Козлов мягко улыбнулся, усталость сошла с его лица, и стало ясно, что ему не больше сорока пяти лет.

  -- Да, признаться, похожие названия городов сбили меня с толку. К тому же та битва тоже была с германцами, только с готами.

  -- Надо сказать, ситуация тогда была любопытная. Римский император, правивший христианской страной был язычником, а варвары с которыми он воевал, были почти поголовно христианами.

  -- А вы тоже образованный человек.

  -- Я до революции был поручиком царской армии. Конечно, не довоенным кадровым офицером, тех почти не осталось, но образование получил хорошее.

  -- С началом войны вас призвали из запаса?

  -- Нет, я как надел военную форму еще в первую мировую, так уже больше четверти века ее не снимаю.

  -- А - я запнулся, - вас, наверное, в тридцать седьмом году посадили по ложному доносу, как товарища Рокоссовского, - я специально выделил слово "товарища" - а потом долго разбирались?

   Увидев мое вытянувшееся лицо, он невольно усмехнулся.

  -- Сидеть мне к счастью, не пришлось, а вот в звании действительно понизили. Ну что же, время тогда было суровое. Наш командарм - генерал Юшкевич тогда тоже больше года провел в тюрьме. Его посадили как раз в самом конце ежовских репрессий. При Берии все дела начали пересматривать, но ждать Юшкевичу пришлось долго.

  -- Да, при Ежове обвиняли быстро, а вот чтобы разобраться во всех этих ложных доносах нужно несколько лет. К тому же, слабовольные командиры, которые признавали свою вину и подписывали доносы на сослуживцев, в большинстве своем были расстреляны, и опровергнуть свои показания уже не могут. Выживали в основном те, кто как Константин Константинович свою вину не признал.

   Хотя капитан не показывал виду, но вспоминать о репрессиях ему, наверно, было не очень приятно. Поэтому я перешел к более актуальным проблемам.

  -- Андрей Андреевич - попросил я. - Расскажите о нашей дивизии. Какой боевой опыт имеется у командного состава и рядовых бойцов, где сражались.

   Командир грустно улыбнулся. - Опыт есть, но большинство командиров погибло или в госпитале. Поэтому-то мы вам так рады. До войны наша 179-я дивизия дислоцировалась в Литве, недалеко от Вильнюса. Личный состав корпуса в основном пополнялся местными жителями, и в первый же день войны они стали дезертировать и даже стреляли в своих командиров. Как оказалось, литовцы заранее готовились к войне, и с помощью предателей в наших рядах организовали нападения на штабы и склады.

   - И чего им надо - вспылил комбат. - Мы им Вильнюс вернули, который поляки у Литвы отняли, а они предали.

   - Наш командир заранее принял все меры предосторожности, так что литовцам было трудно дезертировать. Потом мы отступали через Белоруссию. В начале июля получили пополнение, отправив ненадежных литовцев на восток, и заняли оборону у Невеля, прикрывая Великие Луки. Против наших шести дивизий немцы бросили шестнадцать, в том числе три танковые и три моторизованные. Бои были очень тяжелые. Все командование дивизии погибло, включая начальника штаба и комиссара, кстати литовца. Как вы понимаете, при таком соотношении сил нам приходилось отступать. Самый тяжелый бой произошел 19 июля. В тот день бойцы нашей дивизии подбили пятнадцать танков, но нас оставалось слишком мало, и город пришлось оставить.

   Капитан медленно отпил из кружки, и продолжал:

  -- Но уже через два дня наша дивизия совместно со 126-й отбили Великие Луки обратно. Ну, конечно вместе с приданным 23 мехкорпусом. Чтобы мы там без танков сделали. Обратите внимание, мы одни из первых, кому удалось освободить город от немцев. Больше месяца наша армия продолжала удерживать позиции, и мы даже переходили в контратаки, но силы были на исходе. После полутора месяцев тяжелых боев в дивизии из восьми тысяч оставалось буквально несколько сот человек без всякой техники и артиллерии. Хорошо еще, раненых успевали эвакуировать.

  -- А ведь раненые два месяца назад уже начинают возвращаться в строй. - заметил Сергей - Жаль, что нет приказа, требующего направлять военнослужащих после лечения в свои подразделения.

  -- У соседей дела обстояли не лучше. - продолжал капитан. - В мехкорпусе не осталось ни одного исправного танка. Среди командиров потери тоже были очень большими. Так что не удивляйтесь, что ротой командует старшина, батальоном старлей, а полком капитан.

   - Дивизия действительно героическая. - Я с уважением посмотрел на своего командира. - И старшина мой не обычный хозяйственник, который может только портянки подсчитывать, а самый настоящий боевой командир, фактически - заместитель командира роты.

   Немного помолчав, Андрей Андреевич продолжал - 22 августа немцы сосредоточили в одном месте две танковые и четыре пехотные дивизии, прорвали фронт и стали замыкать кольцо окружения. На следующий день мы получили приказ прорываться, пока противник не успел укрепиться. После выхода из окружения нам успешно удалось отбить танковую атаку, хотя при этом погиб начальника штаб дивизии капитан Мельцер, руководивший боем. Оторвавшись от противника, дивизия отошла на северо-запад. В сентябре нас пополнили маршевым батальоном, дали немного пушек и гаубиц.

   Освободив часть стола, Козлов расстелил на нем карту.

   - Теперь мы держим оборону вот на этом изгибе Западной Двины. Нашей обескровленной дивизии достался участок километров десять-двенадцать. Фашисты периодически пытаются форсировать реку в разных местах. Особенно туго нам пришлось восьмого числа, когда погиб наш второй комдив. Снова были большие потери, от 618-го артполка ничего не осталось. Закрепиться на нашем участке берега немцам не удалось, но вот южнее у них был плацдарм, откуда можно наступать вдоль железной дороги прямо на Ржев. Для ликвидации плацдарма мы с соседями направили по одному полку, так что здесь оборона еще сильнее ослабела. Вот германцы вчера этим и воспользовались. Если бы им удалось прорваться, они нанесли бы удар на юг - в спину 259-у полку нашей дивизии, который вчера вытеснял врага с восточного берега. Но, как мне доложили, к утру плацдарм освобожден полностью. Руководил операцией командующий 22-й армией генерал Масленников. Кстати, день наступления он выбрал очень удачно. 15 сентября немцы праздновали день национального флага, и по случаю красного дня начали большое наступление, как на нашем участке, так и на соседних. И, разумеется, понесли большие потери. Поэтому к обороне они не были готовы.

   А это для меня было новостью. В наше время я очень часто читал о том, что советские командиры якобы бросали на убой войска по случаю красных дней, а вот о том, что немцы действительно так делали, наша демократическая пресса почему то никогда не упоминала. Интересно, почему в своих воспоминаниях маршал Конев не очень хорошо отзывался о Масленникове? Возможно, просто командующий фронтом плохо представлял себе ситуацию на местах, а командующий армией не понимал общего замысла фронтовой операции.

  -- А кто наши оппоненты?

  -- 102-я пехотная дивизия 23-го армейского корпуса, под командованием генерал-лейтенанта Яна Ансата. Они же защищали плацдарм. Но хотя по фронту нашей дивизии противостоит только один полк, по численности он превосходит нас раза в три. Впрочем, за последние сутки соотношение значительно улучшилось.

  -- Да, немцы свои части сейчас активно пополняют, и укомплектованность доходит до 90%. - Блеснул я своими познаниями. - К тому же штатный состав у них тысяч шестнадцать-семнадцать человек, плюс полторы сотни орудий и почти столько же минометов.

  -- Верно, насколько мне известно, в начале месяца в 102-й дивизии было более шестнадцати тысяч человек, но теперь они только за три дня потеряли на плацдарме две с половиной тысячи человек убитыми.

   Очень даже неплохо для сорок первого года. Я вспомнил, что до начала октябрьского наступления немцев на Москву 22-я армия твердо удерживала свои позиции, и отошла только по приказу, когда бронированный клин 1-й танковой группы прорвал фронт южнее, и появилась угроза окружения. Задумчиво рассматривая карту, я заметил - Немцы напрасно пытаются закрепиться на этом берегу, только несут ненужные потери в бесплодных атаках. Так что по большому счету нам это выгодно.

  -- Вот как? Потери на плацдарме у них действительно большие. Затрудненность в подвозе боеприпасов, окружение с трех сторон и отсутствие места для маневра привели к тому, что они отступают, хотя обладают численным преимуществом по сравнению с нашей ударной группой. Но почему вы считаете, что германцам нет смысла лезть на левый берег?

   Я попросил достать карту центральной части России, и стал объяснять.

  -- Танковых соединений у врагов здесь нет. Боевые порядки растянуты. Основной удар будет проходить южнее. Там немцы сосредоточивают свои танковые группы, а на каждую дивизию приходится участок всего три километра. Если танки прорвут фронт, и вклинятся далеко на восток, то нашей армии обязательно отдадут приказ отходить к новому рубежу обороны по линии Осташков-Селижарово-Олонино, имея задачу не дать немцам прорваться к нам в тыл. За этой оборонительной линией расположена следующая, прикрывающая Ржев. Мы уже научились вовремя отходить в случае охвата противником и угрозы окружения. Новые рубежи готовятся уже давно, правым флангом они упираются в озеро Селигер и верховья Волги, так что можно рассчитывать, что там мы немцев окончательно остановим. - То, что на Ржевском рубеже наша армия не удержится, упоминать не стоило.

  -- Судя по тому, - продолжал я - что дивизия до этого отходила на северо-восток, то наша следующая позиция будет где-то в районе Сычевки, на берегу Волги. В любом случае, для нашей дивизии этот рубеж будет последним. За Волгой для нас земли нет. - Это такая привычная в наше время фраза произвела на всех сильнейшее впечатление. - Но надеюсь, до этого дело не дойдет, и мы будем удерживать рубеж по Западной Двине. Жаль только, что от нас мало что зависит.

  -- Сашка, ты огорчился, что попал на спокойный участок фронта?

  -- Спокойным здесь обстановку назвать конечно нельзя, и сражений еще будет предостаточно. Но основные бои, от которых зависит исход войны, будут происходить в другом месте.

   Капитан снова развернул карту с расположением нашей дивизии.

  -- Да, еще хотелось бы рассказать, что мы узнали от ваших новых пленных. Начальника нашего особого отдела срочно вызвали в штаб армии, но переводчик допросил все троих, и они рассказали много интересного.

  -- Троих, а четвертый где?

  -- Умер от потери крови. Так вот, как вы знаете, бои за плацдарм были очень тяжелыми, и упорными. 102-я немецкая дивизия задействовала в них всю свою артиллерию. Поэтому командование германского корпуса распорядилось, что бы соседняя 251-я дивизия, атакующая Андреаполь, выделила дивизион гаубиц. Это было, по большому счету в их же интересах. Они понимают, что стоит советским войскам закрепиться на правом берегу, то они станут угрожать им с юга. А вот если с помощью огневой поддержки нас здесь потеснят, то тем самым облегчат немцам задачу по взятию города. Все делалось в спешке, командование дивизии успело направить только две батареи и лишь часть тыловых команд. К счастью, ко времени начала вечернего наступления они все равно не успели. К тому же, немцы пожадничали, и выделили мало автотранспорта.

  -- И оказались правы. - усмехнулся Сергей. - Весь их транспорт они потеряли.

  -- Кроме этого, командир дивизии еще вернул батарею полковой артиллерии, которую временно забирал у 232-го полка для обороны плацдарма. Туда еще входят две 150-мм гаубицы, которые вы тоже уничтожили.

  -- Странно, в дивизионной артиллерии 105-мм гаубицы, а в полковой - 150-мм. Жаль, что у нас не было возможности захватить все орудия.

  -- Да вы и так много сделали. Гаубицы со всем запасом снарядов мы отправили в распоряжение дивизии, а четыре пушки останутся в нашем полку. Я попробую поскорее найти для них наводчиков. Но это еще не все. Оказывается, что один из пленных офицеров лично ездил к командиру 102-й дивизии на согласования, и знает новое месторасположение штаба. Вчера, после того как немцев стали активно теснить, генерал Ансат перенес его, а заодно и штаб вашего любимого 232-го полка, в маленький хуторок недалеко от деревушки Фомино. Это примерно в четырех километрах к западу отсюда.

  -- Сколько человек охраняет хутор?

  -- Пленный точно не знает, но наверно человек сто. Видимо неполная рота, поредевшая во время недавних боев. Всех мирных жителей оттуда, естественно, выселили. Но атаковать мы не сможем - сразу предупредил капитан мой вопрос - германцы успели укрепиться, и всего нашего полка для атаки недостаточно. К тому же, пока мы будем штурмовать вражеские позиции, к ним успеет подойти помощь. Не забывайте, что недалеко в селе находятся два или три батальона, пусть и изрядно поредевших.

   - Товарищ капитан - я перешел на официальный тон - Сегодня нам точно известно расположение штаба дивизии, а завтра его, вполне возможно, перенесут. Когда немцы узнают, что мы захватили в плен артиллерийского офицера, то поймут, что он нам все рассказал. На подготовку нового места для штаба много времени не понадобится. Считаю необходимым обстрелять хутор как можно скорее, лучше всего этой же ночью.

   - Идея хорошая, нам могут для этого выделить один дивизион 122-мм гаубиц 619-го гаубичного полка, и минимум, десять-двенадцать выстрелов на каждое орудие. Этого вполне достаточно. Но с наших позиций хутор не просматривается, на карте он не обозначен, и без корректировщика мы штаб скорее всего не накроем.

   - А авиация нам не поможет?

   - Нашей ударной группе на плацдарме придали авиадивизию смешанного состава, и несколько самолетов они конечно согласятся послать на такую цель. Но до вечера бомбы им завезти не успеют.

  -- В таком случае мы пошлем корректировщика на западный берег. Как вы полагаете, товарищ капитан, с какой стороны нам лучше идти?

  -- С юга нельзя. Хотя наш полк и укрепился на правом берегу в Данилово, но рядом полно немцев. С наших позиций переправляться тоже не стоит. После вашего ночного рейда немцы должны стать умнее, и выставить больше постов. Я предлагаю произвести вылазку с севера, близ Андреаполя. Германцы сейчас постоянно штурмуют город и знают, что у защитников еле хватает сил обороняться. Поэтому они не ждут атаки, подступы не минируют, и много постов не выставляют. Вот только с рациями у нас плохо. В полку только одна6-ПК. Что бы найти вторую нужно согласовать, по крайней мере, с начальником штаба дивизии, и неизвестно, когда ее пришлют. Да и не разрешат нам тащить рацию в тыл врага

  -- А среди трофейного имущества раций разве не было?

  -- Почему же, было даже две. Специалисты из батальона связи вместе с переводчиком сейчас пытаются в них разобраться. Но, к сожалению, они стационарные.

  -- Странно, должны же у них быть переносные для корректировщиков.

  -- Совершенно верно, просто корректировщики вместе со своими рациями вовремя уехали в полк. Еще одну радиостанцию забрал офицер, поехавший в штаб дивизии.

   - Товарищ капитан, но телефон и пара километров провода найдутся?

  -- Это я могу обещать.

   - Тогда предлагаю следующий план: нашу рацию вместе со связистом мы оставляем на переднем крае южнее Андреаполя. Он будет поддерживать связь с гаубичным полком. Еще дадим ему полевой телефон, а сами поползем вот в этот лесок в тылу у немцев. При пересечении переднего края немецкой обороны провод будем маскировать. А дальше в маскировке необходимости нет. Если какой-нибудь патруль и заметит провод в темноте, то решит, что он ведет к своему посту. Потом отходим в лес примерно на километр, выбираем высокое дерево, с которого видно село, и начинаем корректировку.

  -- Выполнить этот план будет нелегко, но другого выхода действительно нет. Что касается командира группы, то как я понял, вы претендуете на это место. Конечно, нужно бы вам отказать, но ваша ночная операция была проведена очень успешно, а штаб представляет собой такую важную цель, ради которой можно рискнуть. Так что...

   Тут в дверь негромко постучали.

  -- Разрешите, товарищ капитан.

   Судя по петлицам младшего лейтенанта НКВД, это явился наш особист, которого я так опасался.

   - Разрешаю.

   - Проходи, а то мы уже заканчиваем пирушку. Тебе штрафную за опоздание. - Похоже, Иванов был на ты со всеми, кроме командира.

   Сергей еще раз разлил всем из спиртового чайника, но мне, к счастью, на донышко.

  -- Есть какие-нибудь новости?

  -- Да нет, товарищ капитан, меня вызывали в армейский отдел для инструктажа по перебежчикам.

  -- Странно. После того, как от нас забрали литовцев, в нашем полку такой проблемы больше не было. Дезертирства, правда, случались. Хотя в бою точно не скажешь - погиб боец, в плен попал раненым или на самом деле сбежал подальше в тыл.

  -- У нас не было, а вот на некоторых участках фронта такие случаи происходили: начитается несознательный боец вражеских листовок, и по глупости поверит тому, что там пишут. А потом ночью перебегает к врагу и сам, сам сдается в плен. В нашей дивизии народ, конечно, сознательный, да и река здесь. Но вот кое-где, к сожалению, такое происходит все чаще.

  -- Вот значит, как бывает. - Козлов медленно начал рассказывать - Мы то в окружении только один раз и были, да и то сразу вышли. А вот некоторые части по три раза попадали, и выходили с боями. Я беседовал с некоторыми из таких товарищей. Они рассказывали, что когда у окруженцев заканчиваются боеприпасы, продовольствие, медикаменты, а линия фронта далеко, то многие бойцы слабые духом, от отчаяния бросали оружие и сдавались немцам. Их можно понять, хотя и не простить. А вот как можно сдаться без окружения я вообще не понимаю. Хотя, в Империалистическую было намного хуже. Тогда не было механизированных частей, не было стремительных прорывов танков и быстрых окружений. И все-таки миллионы наших солдат тогда сдавались в плен.

  -- Мне некоторые фронтовики рассказывали, как бороться с перебежчиками. - опять не удержался я.

   Особист первый раз внимательно посмотрел на меня. До этого он делал вид, что я ему совершенно не интересен.

   - Несколько смелых бойцов берут компактное оружие - пистолеты, а если есть то автоматы, прячут под одеждой или закрывают котелком. Они идут к немецким позициям, размахивая листовкой-пропуском, и крича "нихт шассен, битте бред" и прочую ерунду. Немцы сейчас, в начале войны, еще непуганые и думают, что большевики вот-вот побегут сдаваться в плен. Поэтому они радуются, и принимают все за чистую монету. Наши бойцы спокойно подходят к передовому посту, еще и спрашивают, где проход в минном заграждении, а потом открывают огонь и спокойно отходят. - На самом деле я читал, что такие случаи были в 43-м году. Но в 41-м тем более, этот трюк должен был прокатить. - Несколько таких акций на разных участках фронта, и немцы сами начнут стрелять в перебежчиков. Может быть, стоит протолкнуть эту идею наверх.

   - Здорово. Наверно, это была частная инициатива на местах, потому что я об этом ничего не слышал. Пойдемте, товарищ старший лейтенант, поможете составить мне рапорт с вашим предложением.

   Мы прошли в соседний подвал, где располагался особый отдел полка. Лейтенант знаком предложил мне садится, и немного помолчал, не зная, как начать разговор. Я решил ему помочь, благо что свою легенду для такого случая заранее придумал.

   - А что, если сынок какого-нибудь высокого начальника не захотел отсиживаться в тылу, и решил сбежать на фронт. Не все же берут пример с товарища Сталина, который отправил своего сына на войну простым лейтенантом.

  -- Старшим лейтенантом, - машинально поправил энкавэдэшник. Наверно, его специально инструктировали, на случай, если Яков выйдет из окружения.

   - Ищут вас, товарищ Соколов, - наконец решился особист. - Нас специально вызывали для инструктажа в особый отдел армии, так как информация сугубо секретная.

  -- Интересно, и под какой же фамилией меня ищут, - усмехнулся я.

  -- Вы правы, фамилию нам не сказали.

  -- Тогда откуда вы знаете, кто именно вам нужен. Может, я такой не единственный?

  -- Наверняка не единственный. Но в данном случае ориентировка точно была на вас. Сказали, что появится человек недалеко от Андреаполя, возможно в старинных доспехах, и станет нам помогать.

  -- Все верно, - протянул я удивленно, - хотя ума не приложу, как обо мне узнали. Ну хорошо, теперь ваш долг сообщить обо мне куда положено.

  -- Мой долг воевать с фашистами, и помогать всем, кто с ними воюет. А вы воюете очень хорошо, так что ваше место здесь.

  -- Эх, если бы наверняка знать, зачем меня ищут. Если для того, чтобы генштаб прислушался к моему мнению, то я смогу принести пользу всему фронту. А если для того, чтобы запрятать меня подальше, то мне лучше остаться здесь. Предлагаю такой вариант: этой ночью мне нужно провести очень важную операцию, а утром вы уже сообщите обо мне наверх. А отсрочку объясните тем, что искали мою кольчугу, чтобы точно удостовериться в моей личности. Кстати, она лежит в моем блиндаже.

  -- Хорошо, так и сделаем. А рапорт с вашим предложением по предотвращению предательства я действительно сейчас напишу.

   Вернувшись в штаб, я продолжил обсуждение моего плана.

   - Теперь надо найти кого-нибудь из местных жителей, хорошо знающих этот лесок.

  -- Петров, - обратился командир к адъютанту - вызовите бойцов Весельчаковых.

   Адъютант выскочил, а капитан снова повернулся ко мне.

   - Сейчас придут. Разведчиков сколько попросите?

  -- Хватит и двоих. Если нас обнаружат, то и десять человек не помогут. Главное, чтобы ходили бесшумно и с чутким слухом. Нам не языка надо брать, а пройти незаметно туда и обратно. - Хм, я прямо как хоббит Бильбо. - Хотя, достаточно, если мы только дойдем туда, и уничтожим штаб.

  -- Товарищ капитан, по вашему приказанию бойцы Весельчаковы прибыли. - доложил адъютант.

   Заметив мое удивление, в который уже раз за сегодняшний день, командир пояснил - я же четверть века в армии, и давно понял, что местные жители всегда знают больше, чем указано на карте. Да и карты у нас часто старые, а то и вовсе отсутствуют. Поэтому всегда стараюсь держать рядом людей, хорошо знающих данную местность.

  -- А если вас назначат командующим фронтом, то придется вам собирать целый полк таких знатоков местности. - пошутил Сергей. Настроение у него было веселое, а за меня он не боялся, так как был полностью уверен в успехе.

   Весельчаковы спокойно ждали, вытянувшись по стойке смирно. Судя по всему, это были отец и сын. Я прикрыл папками позиции наших войск - мало ли, вдруг они в плен попадут, и подозвал бойцов к карте.

   - Вот где-то здесь расположен хутор, в котором находится немецкий штаб, - пояснил я. - В крайнем большом доме. С нашего берега эта местность не просматривается. Поэтому чтобы артиллеристы могли попасть в него из гаубицы, мы должны вот здесь пройти через немецкие позиции, затем в этот лесок, найти там высокое дерево и с него корректировать огонь.

   Весельчаков - младший взял карандаш, и нарисовал точку.

   - Тут есть подходящее дерево. Оно стоит на пригорке, очень высокое, и залезть легко. С него все окрестности видно. Я... - паренек осекся и посмотрел на отца. Видно было, что он опасается его больше, чем командира полка. - Мы... с Лешкой поспорили, что он не залезет. А он и то залез, хотя увалень редкий.

   - Я проведу корректировщика, товарищи командиры, - вмешался старший боец. - Я по этому лесу силки на зайцев ставил, когда он еще барам принадлежал. И война у меня уже не первая. А он вот - кивок в сторону сына - еще рекрут неумелый. А старый конь борозды не испортит.

   - Хорошо, - быстро согласился я. Было видно, что капитан сомневается. Но идти мне, так что выбирать напарников буду я сам.

  -- Подойдите к вещевому складу полка, выберите немецкую форму нужного размера и возьмите автомат.

   Теперь следовало договориться с разведчиками 178-й дивизии, чтобы они показали нам проход в тыл врага. Не успел капитан поговорить с ними по телефону, как явились наши полковые разведчики, возглавляемые старшиной, исполняющим обязанности командира разведвзвода. В мое распоряжение предоставили рядового Осипова и сержанта Смирнова, в которых с первого взгляда можно было признать опытных ветеранов.

   Разъяснив задачу, я приказал им тоже подобрать себе немецкую форму. Свое трофейное оружие у них уже было, причем не абы что, а новенькие МП-40. Также напомнил им взять с собой мешочек с золой или углем, что бы потом не тратить время на поиски. Разведчики немножко удивились, но зачем нам понадобится уголь, они сразу поняли.

   Рассматривая карту с расположением немецких подразделений, я размышлял о том, что они могут предпринять после уничтожения штаба. Враги сейчас и так деморализованы тяжелыми потерями и вынужденным отступлением. Если к этому прибавить гибель командного состава дивизии и полка, то немцы могут не выдержать и удариться в бегство. А в случае окружения даже есть вероятность, что они могут сдаться в плен. Хотя, на последнее особо рассчитывать не приходится. Сейчас только 41-й год, а у нас просто нет столько войск, чтобы окружить село Синичино, где укрепились остатки 232-го полка.

   И тут я вспомнил об одном фокусе, который удачно применяли наши войска в начале войны.

  -- Товарищ, капитан, в дивизии имеются тягачи или тракторы?

  -- У артиллеристов есть по крайней мере один работающий.

  -- Хотелось бы минимум два. Нельзя ли раскулачить 178-ю дивизию, обороняющую Андреаполь? В конце концов, за ними должок - мы их от целого немецкого дивизиона избавили.

  -- Хорошо, думаю, нам не откажут. А что мы будем с ними делать?

  -- Накроем их брезентом, и приделаем палку для имитации пушки. Как только стемнеет, надо будет переправить наши эрзац танки и одну-две роты пехоты на правый берег, и сразу же после этого начинать обстрел штаба. Одновременно открываем огонь по селу из минометов, а если есть возможность, то подключить и артиллерию. Тем временем, тракторы должны как можно громче шуметь, и имитировать танковую атаку. На открытое место они выезжать не будут, а если их кто-нибудь и заметит, то в темноте и издалека не поймет, что это такое. Еще можно будет хором прокричать "Ура". Наша задача-минимум это не дать фашистам прийти на помощь своему штабу. Если немцы не полные идиоты, то они не захотят выходить из своих укрытий, и бежать к лесу под огнем противника. Поэтому часть наших сил мы отправим к хутору, чтобы уничтожить всех штабистов, оставшихся в живых, и поискать какие-нибудь важные документы.

  -- А задача максимум? - Поинтересовался комбат.

  -- Заставить фрицев наделать в штаны, и выйти с поднятыми руками.

  -- Сашка, а ты думаешь, получится - оживился Сергей - вот было бы здорово взять в плен почти целый полк.

  -- Я слышал, что тракторами на южном фронте румын очень хорошо гоняли. Но немцы более дисциплинированные. Так что все, на что нам можно надеяться, это чтобы они сидели как мыши в норе, и носа не высовывали.

   - Товарищ Иванов, думаю поручить это задание вашему батальону. Если дозорные у реки вас заметят, обстреляйте их, и продолжайте переправу. Товарищ Соколов прав. Увидев большой отряд, германцы предпочтут отступить к своим укреплениям, и до утра оттуда не выйдут. Тем более, что артиллерии у них не осталось. Надо только решить, где будете переправляться.

   - Если мы сможем найти пару сотен мешков, то можно будет устроить скрытую переправу. Насколько я знаю, лето было жарким и почти без дождей. Река обмелела, и тут должно быть много бродов, пусть и довольно глубоких. Набиваем мешки землей, складываем из них опоры для переправы так, что до поверхности воды останется сантиметров двадцать или тридцать. Сверху кладем доски, естественно, привязав их к мешкам или к камням, чтобы не всплыли. Если расстояние между опорами нашего подводного моста будет около метра, то река не запрудится, а тягачи смогут спокойно проехать. Речка не такая уж большая, так что все можно будет сделать очень быстро.

  -- Почему бы не поднять опоры повыше, чтобы нам не пришлось мокнуть лишний раз?

  -- Ну, переправа нам еще понадобится, а если настил будет видно, то немцы ее разбомбят.

  -- Так, с переправой мы определились, - заключил комполка, - еще попробую уговорить штаб соседней 29-я армии помочь нам. Они очень умело применяли обходные маневры в ходе последних боев, так что надеюсь, наша идея им понравиться.

   Решив все вопросы, я тоже отправился на склад выбирать себе форму по росту. Старую, заляпанную кровью, надевать не хотелось.

   Через полчаса явился корректировщик - младший лейтенант артиллерии Гусев, вместе со связистом, несшим два телефона и катушку провода. Так как у нас было много трофейных биноклей, то я раздал по одному разведчикам, не забыв и себя, любимого. У артиллериста сразу загорелись глаза, когда он увидел цейсовскую оптику, и я великодушно согласился с ним поменяться.

   Сержант-разведчик быстро научил нас менять магазин на МП-40, и показал как нажимать кнопку, чтобы разложить приклад. Распихав магазины по трофейным подсумкам, мы стали прицеплять их к амуниции. Оказалось, что крепить подсумки можно лишь к поясному ремню, и только под наклоном градусов сорок. Довольно непривычно, но перешивать петли времени не было. Впрочем, такой способ оказался достаточно удобным. Так как всем выдали по десять магазинов, а два подсумка, входивших в комплект, были рассчитаны только на шесть, то пришлось рассовывать оставшиеся по карманам. Мы попрыгали, и еще раз переложили боезапасы поудобнее, чтобы и ничего не гремело, и ползти не мешало.

   Наш маленький отряд вышел за три часа до заката, поэтому шли мы не спеша, обходя открытые места, где нас мог подстрелить вражеский снайпер. Мне уже рассказали, что именно так погиб командующий дивизией полковник Гвоздев. Он решил срезать путь и пройти через открытую местность, простреливаемую снайпером.

   Немецкую форму надевать пока не стали, ведь нам еще километров пять топать по нашим позициям. Еще не хватало получить пулю от своих.

   Как и обещал капитан, разведчики соседней дивизии нас встретили и провели на передовую позицию. Мы переоделись в немецкую форму, и любопытные солдаты, особенно молодое пополнение, обступили нас, стараясь получше рассмотреть эдакую диковинку. Я специально прошелся по окопам, чтобы подбодрить наших бойцов. Пусть видят, что немецкий зверь не так уж и страшен, что его тоже можно изловить, и содрать с него шкуру.

   Когда солнце уже стало садиться, мы достали мешочек с угольками, и стали намазывать себе лицо и кисти рук. Местные разведчики, не раздумывая, тоже последовали нашему примеру.

   Связист еще раз проверил работу телефона, повторил условные сигналы, и мы поползли. Местность была лесистой, и в сумерках здесь легко можно было пробраться незамеченными. Как я понял, на нашем участке немецкие посты были довольно редкими, и особых проблем не ожидалось. К тому же было видно, что разведчики на местности ориентируются великолепно, и маршрут хорошо изучили. Честно говоря, я был рад спихнуть проблему пересечения линии фронта на других, и думал только о нашем батальоне которому, возможно, скоро предстоит бой. Впрочем, уже через пару сотен метров ерзанья по земле, никаких мыслей в голове уже не оставалось.

  -- Товарищ старший лейтенант, не пыхтите так сильно. Немцы рядом.

   Черт, я что, действительно шумлю больше всех? Мало того, я не привык к такому способу передвижения и выбился из сил, так мне надо еще и за дыханием следить. Постепенно, приглядываясь, как ползут профессионалы, я приноровился повторять их движения, и оказалось, что ползанье - не такое уж и утомительное занятие. Правда, автомат у меня висел на спине, в отличие от разведчиков, держащих оружие в руках. Но ничего, со временем научусь и этому.

   Приблизившись к немецким позициям, мы изменили темп движения. Теперь каждые пятьдесят метров разведчики останавливались, и долго прислушивались. К счастью, опасности пока не было. В крайнем случае, если нас засекут, мы сможем по телефону скорректировать огонь минометов, и успеем отойти обратно. Но все обошлось, участок действительно оказался спокойным. Стрельбы здесь почти не было, осветительную ракету немцы запустили только один раз, и то далеко в стороне, так что мы даже не останавливались. Все время попадались заросли кустарников и небольшие рощицы, поэтому уже метров через триста после пересечения передовой, мы встали и дальше пошли пригнувшись.

   Обещанная Весельчаковым роща действительно стояла на бугорке. Хотя в темноте сам холмик не было видно, но мы почувствовали, что тропинка пошла в гору. Несмотря на темноту, старожила этих мест уверенно подвел нас к большому дереву. Я вздохнул с облегчением, провод в катушке уже заканчивался.

   Скинув сапоги, и аккуратно положив автомат, я ухватился за толстую нижнюю ветку и стал карабкаться на дерево. Артиллерист, не снимая со спины катушку, полез за мной. Уже минут через пять он сидел на самом верху, и поудобнее устраивал телефон в развилке ветвей. Когда мне удалось забраться на соседнюю с ним ветку, лейтенант доложил мне, что связь работает, цель обнаружена и опознана, а дивизион готовится начинать пристрелку.

   - Ну давай Гусев, теперь ты командуешь - Мне осталось только достать старый потрепанный бинокль, и наблюдать за происходящим.

   Естественно, никакого хутора я в темноте не нашел. Младлей несколько раз показывал мне направление, куда надо смотреть, пока я случайно не заметил несколько огоньков, почти незаметных за стеной деревьев. В бинокль стали видны темные строения с освещенными окнами, и серые фигурки солдат, расхаживающие вокруг.

   - Вот немцы сволочи, не заботятся о светомаскировке. Ну мы им сейчас посвети, - бурчал я, довольный, что все складывается удачно.

   Свиста снаряда с такого расстояния было не слышно, поэтому сначала я заметил яркую вспышку, чуть не ослепившую меня через стекла бинокля. Секунд через пять долетел грохот разрыва, и сразу же, но уже потише - буханье от выстрела гаубицы.

   - Перелет двести тридцать. - При десятикратном увеличении оптики дистанция полтора километра, это не расстояние. Хутор был виден как на ладони, и артиллерист спокойно корректировал огонь своего орудия.

   Секунд через двадцать за лесом снова вспыхнуло, но я уже смотрел без бинокля. Теперь снаряд лег всего метрах в тридцати от цели, и в третий раз отстрелялся уже весь дивизион. Стена огня накрыла цель, и я засомневался, что там кто-нибудь может выжить. Как и обещал капитан, всего по хутору произвели двенадцать залпов. Теперь вместо сплошной стены огня осталась только россыпь огоньков, отсюда кажущихся игрушечными - догорали остатки домов и сараев, разбросанных взрывами по окрестностям.

   Уже спускаясь вниз, я решил, что обратно лучше не идти - всполошенные ночным обстрелом немцы должны были усилить бдительность. А вот прогуляться в сторону штабных развалин не мешало бы. Разведчики согласились со мной, что там нас может ждать много интересного, и мы трусцой отправились к хутору, ориентируясь по отблескам пожара.

   Уже на подходе стали слышны взрывы со стороны села, которое сейчас должен был осаждать наш батальон. Моего скромного опыта уже хватало, чтобы отличить разрывы снарядов и мин маленьких ротных минометов. Потом добавилась трескотня пулеметов, сильно ослабленная расстоянием.

   Прежде, чем выходить к хутору, расположенному на открытой поляне, мы залегли в зарослях и внимательно его осмотрели. Целых строений, естественно, не осталось. Повсюду были разбросаны горящие бревна и доски, виднелись остовы сгоревших легковушек и грузовиков.

   Как можно было ожидать, почти все обитатели фашистского логова погибли или были тяжело ранены. Несколько выживших, видимо находившихся в дозоре, хлопотало вокруг развалин, вытаскивая уцелевших офицеров. Заслышав шаги со стороны своих позиций, они ничего не заподозрили, а немецкая форма позволила нам спокойно приблизится метров на тридцать. Семь автоматов с близкой дистанции, когда противник не ожидает нападения, не оставляли немцам ни одного шанса.

   Бойцы разошлись парами, чтобы отыскать выжавших, и хлопки выстрелов говорили о том, что такие здесь еще были.

   К счастью, раненый офицер, которым немцы занимались перед нашим приходом, сидел в сторонке когда мы открыли огонь, и наши пули его не задели. Я подошел к нему, настороженно озираясь по сторонам - в развалинах могли скрываться недобитые фашисты.

   В знаках различия вермахта я не разбирался но, судя по роскошным погонам, пленный был высокого ранга. Раны на плече и на голени, очевидно, были не опасны для жизни.

   Офицер тут же начал что-то быстро рассказывать, показывая на себя. Видимо доказывал, что он важная птица, которую не нужно убивать. Насколько я уловил из его бормотания, он был полковником и начальником штаба дивизии.

   Убедившись, что опасности нет, я достал ракетницу и выпустил сигнальную ракету желтого цвета, показывая, что здесь свои. Об этом мы заранее условились с Ивановым. Хотя по первоначальному плану после корректировки артогня я должен был возвращаться обратно тем же путем, каким пришел, но запасные варианты отхода мы тоже предусмотрели. В ответ над лесом, меньше чем в километре отсюда, взлетела зеленая ракета. Это означало, что наш отряд уже был на подходе. Тем временем бойцы уже закончили зачистку остатки хутора, и теперь разошлись дальше, проверяя, не осталось ли дозорных поблизости.

   Вдруг, один из разведчиков стремглав помчался ко мне. Я тут же упал за ближайшее бревно, и выставил автомат, ожидая, что по нам вот-вот начнут стрелять.

  -- Товарищ старший лейтенант, там, там, - боец не мог подобрать слова - там такое.

   Я встал, стряхнул пепел, прилипший к одежде, и спросил - опять мирных жителей убили?

  -- Да, там, в овражке... лежат... весь хутор... всех расстреляли... даже не закопали.

   Судя по скривившемуся лицу полковника, он прекрасно понял, о чем идет речь, и опять быстро забормотал, видимо, оправдываясь.

  -- Вот сволочи! - Я глубоко вздохнул несколько раз, и скомандовал - Боец, смотрите внимательно вон туда - и махнул рукой в сторону леса, после чего изо всех сил пнул немца по раненой ноге.

  -- Жить ты будешь, скотина, а вот ходить на своих двоих вряд ли.

   Вдохновленный моим примером, разведчик, видимо считающий, что немец воет недостаточно громко, тоже решил поучаствовать в экзекуции.

  -- Товарищ старший лейтенант посмотрите туда. Там, кажется, наши уже подходят.

  -- Боец, отставить избивать пленных.

  -- Но вы же...

  -- Вы разве видели, как я его бил?

   Видя, что Осипов никак не может успокоиться, я стал объяснять ему текущее положение дел.

   - Вот смотрите, товарищ красноармеец: Сначала мы взяли в плен унтера, допросили, и он рассказал нам о местонахождении вражеской батареи. Мы эту батарею захватили, и взяли в плен офицера. Этот офицер уже рассказал нам, где находится штаб дивизии. - я показал рукой на дымящиеся бревна. - Теперь этот полковник тоже расскажет нам много важных вещей, и со временем мы так и до Гитлера доберемся. А если его сейчас все начнут лупцевать, то он сдохнет, и мы потеряем важный источник информации.

   Разведчику ничего не оставалось, как согласиться с моими доводами, но он все-таки не отказал себе в удовольствии сделать страшное лицо, и рявкнуть на полковника по-немецки. Напугать офицера ему удалось. Резкий запах, появившийся после этого, перебил даже гарь пожарища.

   - Вам же хуже, боец. Ведь его еще нужно будет нести. - Гримаса отвращения на лице Осипова показала, что перспектива тащить на спине воняющего фрица его не обрадовала - Не бойтесь, так как немец ранен, то понесете его на носилках.

   Тем временем младший лейтенант, собиравший разбросанные вокруг обгорелые бумаги, нашел что-то важное, и тащил это на куске брезента. "Это" оказалось обезображенным трупом с остатками золотых шнуров на погонах и петлицах. Мы поднесли брезент поближе к офицеру, чтобы он провел опознание, но его сразу вырвало.

   - Что, мразь, когда женщин и детей убивал, небось, так не тошнило - кто-то со злость прошептал у меня за спиной.

  -- ... Генерал... Ансат ... - смог я разобрать среди длинной тирады немецких слов.

  -- Так, это мы тоже берем с собой.

  -- Есть товарищ командир. - разведчики сразу поняли мою мысль. - Надо же нам отчитаться об успешном выполнении операции.

  -- Теперь каски снимите - все удивленно уставились на меня - Да нет, этот труп тут не причем. Просто наши сейчас уже подойдут. Еще не хватало, чтобы они в нас сдуру выстрелили.

   Тем временем из леса действительно вышло десятка полтора человек, и направилось в нашу сторону. Подошедшие бойцы естественно оказались из моей роты. Видимо они уже прочно завоевали репутацию "крутых парней", которые каждую ночь должны совершать рейды и приводить толпы пленных. Командовал маленьким отрядом сержант Стрелин, который специально сюда напросился, не без основания подозревая, что может встретить здесь своего командира.

   Я дал задание быстренько собрать побольше бумажек и папок, разлетевшихся по округе, после чего всем отходить.

   Жаль, что нельзя подсчитать, сколько здесь трупов. Но после артобстрела более-менее целыми могли остаться только тела тех фрицев, кто прятался в подвалах, как это видимо делали генерал с полковником.

   Пока бойцы обыскивали развалины, я раздумывал, идти ли сразу к реке, или повернуть к селу, чтобы соединиться с основными силами. Но если все-таки предстоит бой, то два десятка солдат окажутся серьезным подспорьем для нашего малочисленного батальона. Поэтому решил идти на соединение с Ивановым. Тем временем бойцы закончили с обыском, и загрузив вещмешки трофейными бумагами, подтягивались ко мне.

   Неожиданно среди ночной тишины, прерываемой только потрескиванием горящих бревен, послышались громкие пьяные крики.

   - А чево мне петь нельзя? Мы тута всех поубивали. И дальше фрицев бить будем. Э...эта... стрелять их будем.

   Разведчики, до глубины души возмущенные такой безответственность, тут же все выяснили и доложили мне. Найдя среди развалин чудом уцелевший ящик с бутылками шнапса, молоденький, всего лет восемнадцати, красноармеец не удержался и решил попробовать заграничное пойло. Натощак, да еще и в больших количествах, спиртное сразу ударило в голову, и буквально за минуту парень опьянел.

   Бойцы столпились вокруг провинившегося, угрюмо ожидая решения командира. Каким оно должно быть, всем было понятно. Мне тоже было до слез жаль парнишку, но мы находимся в тылу врага, и тут не до сантиментов.

   - Десять минут, - бросил я коротко. Воспользовавшись шансом, Стрелин сразу же активно принялся за дело. Молодому солдату влили в рот не меньше двух литров воды, чтобы спирт быстрее вымылся из желудка. Потом потащили к ближайшему роднику, и начали окунать его туда головой. Гимнастерку с него сняли сразу же, чтобы ночная прохлада помогла выветриться хмелю. Все наперебой стали давать советы, как можно быстро протрезветь, и тут же претворяли их в жизнь. Несчастного пьяницу покалывали штыками, давали нюхать нашатырный спирт, стреляли над ухом. Кто-то догадался травинкой пощекотать ему горло, чтобы несчастного стошнило, после чего опять заставили выпить уйму воды.

   Как бы там ни было, но к концу отведенного срока боец довольно твердо держался на ногах, и вел себя тихо. Теперь можно было выступать. Впереди шли мои бойцы, уже знавшие дорогу, а четверо разведчиков двигались сзади в роли тылового дозора. Взрывов и стрельбы уже не было слышно, и мы гадали, чем все закончилось. Наши не стреляют, потому что брать село штурмом мы не собирались. А вот почему не стреляют немцы, было непонятно.

   Через полчаса стало видно, как за деревьями пробивается свет фонариков. Подойдя поближе, мы услышали радостные возгласы, перемешанные не совсем литературными фразами. Выходит, перестрелка закончилась для нас очень удачно.

  -- Вот черт, даже часовых не выставили - выругался я в сердцах. - мало ли тут еще немцев ходит.

  -- Никак нет, товарищ старший лейтенант, - это догнал меня сержант-разведчик - по обеим сторонам тропинки в кустах дозорные с пулеметами прячутся. Замаскировались хорошо, я их заметил, только когда мы рядом прошли.

   Когда мы вышли на поляну, нам открылось зрелище, греющее душу. Несколько сотен фашистов лежало на земле, со связанными за спиной руками, или же положив руки на голову. Мы со своим единственным пленным, нести которого пришлось все-таки моим бойцам, выглядели бледновато.

   - Сашка, вот так и знал, что ты сюда придешь - Сергей уже шел ко мне с улыбкой во все лицо. - Что это за дерьмо вы принесли, - он брезгливо кивнул в сторону брезента, тем не менее, продолжая радостно улыбаться.

  -- Это их генерал, к сожалению, погиб при обстреле. Хотя, наверное, нечего его жалеть. А этот живой, просто он так пахнет. Нужно его скорее в тыл отправить. В моей роте раненые есть? - О том, что погибших нет, я, глядя на скопище пленных, даже не сомневался.

  -- Вроде нет. У нас всего человек пять поранило осколками, когда немцы стали по лесу из минометов лупить.

  -- А где все оружие?

  -- В селе осталось. Там сейчас наш 259-й полк прибирается. Нам же лучше. Им теперь трофеи перетаскивать, и трупы убирать, а наши пленные сами пешком пойдут. - Было видно, что комбат себя утешал. Конечно, ему очень хотелось собрать горы трофеев, но толпа пленных тоже выглядела более чем впечатляюще.

  -- Какие будут дальнейшие указания, товарищ комбат?

  -- Пусть твои бойцы помогают связывать пленных. Да они уже и сами догадались, вон как стараются. - Веревок на всех не хватало, поэтому красноармейцы связывали немцев их собственными ремнями.

   Мы оба говорили нарочито равнодушным тоном. Сергею явно хотелось, чтобы его расспросили, как прошла операция. Однако меня немного обидело пренебрежительное отношение к моим "трофеям", поэтому спрашивать я не спешил. Но, в конце концов, это же был мой план, и моя заслуга здесь не меньше, чем у комбата. Поэтому я все-таки не выдержал первым, и пихнув его в плечо, весело спросил - Давай, рассказывай, пока время есть.

   - Когда стемнело, мы тут же подтащили мешки с землей, доски, и быстро навели переправу. Скрытно подошли к селу, вместе с нашими, так сказать, "танками". Когда артиллерия начала долбить их штаб, мы пока не стреляли, как ты и просил, чтобы они убедились, что лишились командования. Фрицы засуетились, забегали и буквально минут через пять сформировали команду спасателей. Человек сорок с носилками и повозками потопали в сторону зарева. Естественно, мы их уже ждали. Стоило им отойти на километр, как мы со всех сторон дали очереди из пулеметов поверх голов, и крикнули "Хэндэ хох". Эти незадачливые спасатели так и сделали. Руки вверх задрали, и дрожат.

   Я представил эту картину, и усмехнулся. - Ну еще бы. Ночь, лес. Штаб уничтожен, со всех сторон пулеметы стреляют. А что, никто даже не попытался в темноте скрыться в лесу?

   - Дураков не оказалось. Ну мы этих быстренько разоружили, и занялись основными силами. Над селом пустили трофейные осветительные ракеты, и стали бить по нему из минометов. Наша трофейная батарея тоже постаралась. Так приятно было, когда немцев немецкими же снарядами лупили. Жаль только, что боеприпасов у них не так много - Сергей вздохнул.

  -- Ничего, еще раздобудем. Зато у гаубиц по четыре боекомплекта, а это девятьсот снарядов.

  -- Ну вот, мы постреляли, немцы ответили из своих минометов. А потом мы подогнали тягачи поближе, чтобы было хорошо слышно, как ревут двигатели, имитирующие танковую атаку. Ну и предложили немцем сдаваться. Они не отвечают. Мы возобновили обстрел, и теперь еще открыли огонь из пулеметов. Артиллеристы, как мы с ними и договаривались, тоже начали стрелять, как только увидели, что мы ведем огонь. И тут мы как гаркнем наше "Ура!". Лежим под деревьями, а сами кричим, как будто в атаку идем. Немцы засуетились, и стали перебегать на другую сторону села, подальше от нас. И вдруг, на той стороне тоже начинают стрелять, и громовое "Ура" раздается. Это 259-й и 386-й полки подошли. Немцы стрелять перестают, оружие бросают, достают у кого что есть белого, и этими тряпками нам машут. Ну дальше все просто. Они из села выходят, руки кверху, а мы их сюда сгоняем и связываем. Кое-кто, конечно, там остался, но наши соседи гранатами и пулеметами их добили. Так как большинство пленных уже было у нас, то мы быстро поделили: всех пленных нам согнали, а соседний полк оружие собирает.

  -- И сколько их тут?

  -- Пленных здесь - Сергей указал рукой на поляну - шестьсот пятьдесят. Больше сотни раненых мы уже в тыл отправили. Убитых еще считают, но никак не меньше полсотни.

   Я прикинул, сколько людей насчитывается в наших крошечных полках и батальонах. - Да ведь нас же меньше было!

   - А то ж, - подтвердил комбат. - В 259-м полку три дня назад было всего 185 человек, а сейчас меньше, чем полторы сотни. В 386-м, правда, почти пятьсот. Они же три дня немцев на плацдарме гоняли, хотя тех было в несколько раз больше. А тут у нас силы почти равны, село окружено, деваться некуда. Да еще штабы дивизии и полка уничтожены, а в лесу урчат страшные танки.

   - Ну что же, повезло фрицам, останутся в живых.

   Теперь нам нужно было отконвоировать пленных в наш тыл. Мы отбирали по пятьдесят человек, и в сопровождении десятка бойцов вели их к переправе. За рекой немцев заводили в ближайший лесок, и оставляли там лежать на земле. Пусть отдыхают, сколько влезет.

   Сдавать их было некому, и я стал раздумывать, что делать дальше с такой оравой. В первую очередь мы выделили два десятка бойцов чтобы обслуживать импровизированный туалет. Нуждающимся немцам развязывали руки, и пускали в маленькую балочку, находящуюся под прицелом пулеметов, а затем связывали руки снова, и отгоняли к остальным. Только к середине ночи прибыло несколько повозок с бойцами НКВД, и мы с удовольствием передали им самую грязную часть работы. К утру собралось уже достаточно энкавэдэшников, и временно приписанных к ним тыловиков, чтобы можно было отправить пленных дальше в тыл. Наконец-то мы смогли вздохнуть с облегчением. Пусть теперь другие занимаются фрицами, а то нам даже нечем было их кормить.

   Конвоиры выстраивали колонны немцев, рассматривая их во все глаза, как в зоопарке разглядывают редких животных. Пока еще наши войска не были избалованы победами, и столько пленных сразу действительно было большой редкостью. Немцы, несмотря на поражения последних дней, не выглядели подавленными. Они смотрели надменно, и явно были возмущенными несправедливостью судьбы, не давшей им участвовать дальше в победоносном походе вермахта по России.

   Вернувшись к своим позициям, я распорядился, чтобы старшина раздал бойцам сухпаек и фронтовые сто грамм, после чего позвал к себе в землянку весь сержантский состав отметить успешное завершение операции. На этот раз мне удалось пить наравне со всеми, но праздновали мы недолго. Все были очень уставшими, и веселье быстро закончилось. Сержанты разошлись спать, оставив недопитым половину спирта.

Глава 4

20 сентября

   Обер-лейтенант с громкой фамилией Кайзер в очередной раз рассматривал разложенные на столе отчеты, написанные как его подчиненными, так и фельджандармами 9-й армии.

   В ночь на 19 сентября был полностью уничтожен личный состав гаубичного дивизиона 251-й пехотной дивизии и артполка 102-й пехотной дивизии, остановившихся на ночь в лесочке недалеко от линии фронта. Все погибшие были убиты холодным оружием. Группы полевой жандармерии 102-й и 251-я пехотных дивизий совместно обследовали место убийства, и пришли к выводу, что нужно вызвать криминалистов, чтобы уточнить обстоятельства трагедии. Так как батальон фельджандармерии, приданный 9-й армии находился далеко, то был отправлен запрос в полевую жандармерию г. Великие Луки, откуда криминалисты могли добраться по железной дороге в течении 2-3 часов. Пауль Кайзер, возглавлявший городскую жандармерию, оперативно среагировал, и отправил своих специалистов первым же поездом, который ему даже пришлось задержать на полчаса.

   Из 190 человек спастись удалось только троим. Еще несколько солдат было тяжело ранено, и показания давать пока не могли.

   История конечно не ординарная, но для войны, в общем-то, обычная. Командиры проигнорировали близость линии фронта и не выставили дозорных в секретах. Часовых было только шестеро, расставлены они были очень неудачно. Кто виноват, уже не выяснить. Скорее всего, командир гаубичного дивизиона. В отличии от полевой артиллерии, работающей прямо на передовой, гаубицы всегда располагались во втором эшелоне войск. Поэтому командир дивизиона по привычке расставил часовых по тыловому варианту, за что и поплатился.

   К тому же, унтер-офицеры и солдаты последовали примеру своего командира, и отнеслись легкомысленно к караульной службе. У одного из часовых заболел живот, и он ушел, бросив пост. Сам он, правда, рассказывал, что на посту не стоял, а когда ему понадобилось в кусты, он просто по привычке оделся и взял винтовку.

   - Вот дурак, - брезгливо поморщился Пауль. - хотя бы выбросил каску и подсумки, тогда никто не усомнился бы в его словах. А так, кто же будет для похода в туалет облачаться в полное снаряжение.

   Поработав весь день, криминалисты ночью вернулись в Великие Луки, прихватив с собой всех трех свидетелей для дальнейшего допроса. Кроме незадачливого часового, еще было двое ездовых, успевших вскочить на лошадей и ускакать, как только услышали крики. Разумеется, они тоже стали оправдываться и объяснять, что сначала поспешили на помощь, а удрали уже потом, когда увидели, что в живых никого не осталось. Один из них действительно смог рассказать, как все происходило, и выводы криминалистов подтверждали его слова. Сняв часовых, русские так быстро перекололи всех штыками, что никто не успел убежать. Некоторые из нападавших был в форме вермахта, что и позволило им подойти достаточно близко к караульным. Рассказу солдата тем более стоило доверять, так как он не бросил винтовку и не стал прятаться в лесу, как его товарищ, а поскакал за подмогой в расположение своих войск.

   После целой ночи допросов, ничего нового эта троица поведать уже не могла, и обер-лейтенант распорядился увести их. Дальнейшая судьба этих солдат Кайзера не волновала, ее определит суд. Отважного солдата, возможно даже наградят, а его трусливого товарища и часового-засранца ждет расстрел или, если повезет, штрафной батальон.

   Дело можно было бы закрывать, но оставался один очень странный момент - небольшой листок бумаги, заляпанный кровью, найденный под одним из трупов. На первый взгляд все выглядело так: советский разведчик, переодетый в немецкую форму, подошел к часовому, и показал ему этот документ. Текст в нем, правда, был напечатан по-русски, но пока солдат разворачивал бумагу, его успели убить.

   Содержание документа на первый взгляд было совершенно неинтересным, обычная квитанция на оплату коммунальных услуг. Вернее, необычная. Допрос сотрудников коммунального хозяйства города показал что бланков, похожих на этот, никогда не было. Шрифт букв также был уникальным. На оборотной стороне был странный текст, не имеющий отношения к содержимому лицевой стороны. Обер-лейтенант долго изучал перевод и рассматривал красивый шрифт оригинала, и полностью утвердился во мнении, что это самая настоящая реклама. Причем выполнена она была на высоком уровне. Специалист, который ее составлял, мог бы зарабатывать большие деньги в западных странах.

   Название населенного пункта тоже удивляло - Волгоград. Такого города в Советском Союзе не было. Но если в квитанции указаны плата за лифт и горячую воду, то дом должен быть новым и высотным. Следовательно, город большой, и имеет статус не ниже областного центра.

   Довершала этот набор несуразностей самая главная деталь - дата квитанции. 2010-й год.

   Зачем все это нужно, в общем-то понятно - чтобы отвлечь всю германскую разведку и контрразведку в этом районе. Новости, полученные утром, подтверждали эту версию. Русские перешли в наступление, и уничтожили штаб злополучной 102-й дивизии. Несколько батальонов сдалось в плен, а оставшиеся разрозненные части блокированы, и в настоящий момент их позиции обрабатываются артиллерией. Можно считать несомненным, что в течении суток - двух дивизия будет уничтожена полностью, и в линии фронта будет зиять огромная дыра, закрыть которую в ближайшее время будет нечем. При этой мысли Пауль поежился. В том районе было две железные дороги, и обе они вели прямиком в Великие Луки, где он сейчас и находился. Ничего не скажешь, удачно красные выбрали место для наступления, но сейчас надо думать не об этом.

   Была еще и другая версия, что документ подлинный. Как ни странно, но успешное наступление красных укладывалось и в эту схему. Получив из будущего информацию, а может даже и помощь, русские тут же с успехом ее использовали. Этот вариант следовало тщательно проработать.

   - Допустим все, что здесь напечатано, это правда. Какие можно сделать выводы? - рассуждал про себя Кайзер. - Если квитанция оказалась у разведчика, который легко с ней расстался, то он и был человеком из будущего. Для любого другого даже такой незначительный документ представлял бы огромную ценность, и его не стали бы оставлять на месте боя. Это первый вывод.

   Довольный собою, обер-лейтенант налил себе коньяк и, глянув на свои погоны, выпил за очередное звание, которого он в свои пятьдесят лет уже заждался.

   - Теперь, попробуем представить ситуацию в Советском Союзе будущего - продолжал он размышлять - текст русский, названия улиц остались советскими, город процветает. Значит, после победы Гитлер, как и планировал, оставил Сталину все земли за Волгой. Очевидно, Волгоград - это новая столица, заменившая Москву, которую мы скоро захватим. Некоторые локальные успехи русских, как захват Ельни, значения не имеют. - Выпитый коньяк поднял офицеру настроение, и теперь он уже перестал опасаться наступления красных. - Мудрый фюрер, конечно же, приказал этому дикарю построить новую столицу на самой границе, чтобы держать ее под контролем.

   Представ себе огромный аэродром люфтваффе в пяти минутах полета от русской столицы, Пауль усмехнулся, и снова достал из сейфа коньяк. Непередаваемый аромат и вкус благородного напитка успокаивал, и помогал обдумывать все спокойно, без негативных эмоций.

   - Под протекторатом великого Рейха Россия процветала, не опасаясь внешних врагов. Но неблагодарные русские, не сумевшие одолеть Германию в честной войне, придумали подлую хитрость. Они как-то смогли изобрести машину времени, как в романе Уэллса, но разумеется, воспользовались ею очень неумело. Попади они хотя бы на три месяца раньше, то смогли бы значительно улучшить ход войны. Вполне возможно, что машину изобрели арийцы в каком-нибудь исследовательском институте, из соображений безопасности расположенном на этой малонаселенной территории. Это вполне логично, ведь опыты могли сопровождаться разрушительными последствиями. Весь обслуживающий персонал набирался из туземцев, а техников, имеющих хоть какое-то образование, вызывали из ближайшего советского города. Семьдесят лет мира расслабили наших потомков, и они халатно отнеслись к охране объекта, не ожидая от этих дикарей никакого подвоха. Тогда становится понятным, зачем разведчик из будущего таскал с собой эту бумажку, и почему он действовал так непрофессионально.

   Выстроенная теория была стройной и логичной. Если русский из будущего действительно существовал, то он был техником, а не кадровым военным, и его будет не трудно нейтрализовать. Если же это игры советской разведки, то нужно все хорошенько выяснить.

   Спрятав бутылку подальше, Пауль приказал вызвать к нему начальника городской полиции, и стал обдумывать план действия.

   Начальником полиции в Великих Луках был бывший майор Красной Армии Филипиков

[2]. Он был одним из тех, кто главным способом продвижения по службе считал интриги и доносы. Когда в 37-м году всем доносам стали давать ход, он удвоил свои старания, и благодаря его усилиям было арестовано или уволено из армии все командование полка, в котором он служил. Поднявшись по должностной лестнице на одну ступеньку вверх, он не успокоился, и продолжал загружать следственные органы работой. Но почему-то по службе его больше не продвигали, хотя и присвоили очередное звание майора. А потом началось страшное. Ежов оказался врагом народа, и его самого расстреляли. Аресты прекратились, а рапорты Филипикова об антисоветской деятельности его командиров особисты стали просто рвать и выбрасывать. Сослуживцы перестали его бояться и теперь смотрели на него с откровенной неприязнью, многие перестали с ним здороваться. Даже лейтенанты осмеливались не отдавать майору честь, хотя это грозило им трибуналом.

   Уволенные командиры стали постепенно возвращаться. Их восстанавливали в партии, и назначали на прежние должности. Сначала это был в основном средний командный состав, но потом стали амнистировать и старших командиров, возвращавшихся из тюрем и лагерей.

   Майор попросил о переводе в другую часть, и его просьбу тут же удовлетворили. Новым местом службы оказалась формируемая 174-я дивизия. Когда Филипиков узнал, что ее командующий, комбриг Зыгин из реабилитированных, то немного перепугался. Но все обошлось. Майора назначили на великолепную должность - начальник отдела тыла дивизии. Комбриг был не лишен некоторых маленьких человеческих слабостей, и любил щедро угощать своих сослуживцев. Ненормативный расход водки и продуктов, которыми заведовал майор, не только обеспечивал ему расположение начальства, но и позволял хорошо зарабатывать.

   Когда началась война, Зыгин проявил себя образцовым командиром. Немецкий генерал Гот, бывший невысокого мнения о советских командирах, отметил, что "лишь в Полоцке находится способный руководитель", имея ввиду комбрига. Даже попав в окружение, Зыгин смог вывести из него не только свои войска, но и всю армию. Он вникал во все тонкости управления войсками, всегда лично изучал обстановку на местности и очень бережно относился к бойцам. В историю вошла фраза, которую комдив сказал командиру подразделения, пожалевшему усталых солдат, и разрешившему им спать вместо того чтобы окапываться. - Запомните, дорогой, солдата не жалеть, а беречь надо.

   Было ясно, что такой отличный командующий сделает хорошую карьеру, и под его начало скоро дадут армию. В этом случае Филипикова тоже ждало повышение. И в военное время Зыгин считал своей обязанностью хорошо кормить командный состав, для чего даже держал профессионального повара, работавшего до войны в "Гранд-отеле". В общем, должность начтыла армии была не за горами.

   Но майор сделал другой выбор. Когда вермахт стал захватывать один город за другим, он убедил себя в том, что Советский Союз проиграет войну так же быстро, как и Франция. При первой же возможности Филипиков сдался в плен и стал добровольно сотрудничать с оккупантами. Сначала его назначили начальником полиции в лагере для военнопленных, где он успешно выявлял коммунистов и евреев. Его способности не остались незамеченными, и бывшего майора перевели сюда на новую должность.

   Начальник полевой жандармерии встретил его на редкость любезно, и даже вышел навстречу.

   - Присаживайтесь, герр майор, попробуйте коньяк. Настоящий французский. Сейчас такой трудно достать. - И без переводчика можно было понять, что Кайзеру нужно что-то очень важное, раз он так распинается. Но вот, наконец, заговорили и о деле.

  -- У вас Елизар Романович есть честные, смышленые люди, которые готовые пойти на риск, лишь бы принести пользу своей новой родине. - Это было утверждение, а не вопрос.

  -- Да, герр офицер, у меня много таких людей.

  -- Тогда прямо сейчас приведите ко мне несколько человек. Особые требования к ним будут следующие...

   Через полчаса обер-лейтенант уже беседовал с первым кандидатом.

   - Вас мы хотим послать нашим агентом за линию фронта. Мы можем не опасаться, что вы добровольно перейдете к большевикам, ведь есть много свидетелей, видевших как вы заживо бросали еврейских детей в могилу.

   - Не бросал, а аккуратно клал, герр офицер - возразил полицейский.

[3]

   - Это не важно - Пауль с трудом сдерживал раздражение. С каким материалом ему приходится работать. Пусть среди русских и очень мало умных, но они все-таки есть. А все разумные люди должны понимать, на чьей стороне будет победа, и поскорее перебежать на сторону победителя. Почему же тогда в полиции служат в основном одни идиоты?

   Но все-таки двух подходящих людей, бывших офицеров, отобрать удалось. Поразмыслив, начальник жандармерии решил только одного из них полностью посветить в свои планы, а второго оставить у первого на подхвате. Остальные участники операции вообще ничего не должны были знать. Их задачей было просто подтвердить легенды основных агентов.

   Командир полицейского взвода Валуев роман Уэллса тоже читал, поэтому идею перемещения во времени уловил на лету. Он сидел перед обер-лейтенантом, и внимательно выслушивал инструкции. В отличии от него, переводчица жандармерии фрау Карляйтис была потрясена. Она бледнела и держалось за столешницу, чтобы не свалиться со стула, так что беседу время от времени приходилось прерывать. Когда начальник первый раз ввел ее в курс дела, она ему тут же безоговорочно поверила, как и положено дисциплинированному подчиненному. А поверив, сразу упала в обморок. Вот и сейчас ее глаза подозрительно начинали закатываться. В очередной раз дав понюхать фрау нашатырный спирт, Кайзер продолжал.

   - Вы Олег Семенович, человек образованный, почти инженер, и сможете убедительно рассказать о технике будущего. Кое-какие идеи я вам подскажу. Но конечно, обмануть его нам не удастся, ведь мы ничего не знаем о будущих политических событиях. Поэтому я предлагаю вот что...

   Следователь с большим стажем работы, Пауль привык мыслить логически, анализируя всевозможные факторы, и строя различные версии. То, что дело было необычным, его нисколько не смущало. В его работе часто приходилось выбирать между несколькими версиями событий, а теперь оказалось, что несколько различных вариантов мировой истории могли существовать одновременно. К этому выводу он пришел довольно легко. Если человек из будущего прибыл сюда и помог уничтожить целую дивизию, то ход истории изменился. Неважно насколько именно, но изменился. Даже если больше ему ничего сделать не удастся, а сюда оперативно пришлют войска из резерва, то все равно судьба нескольких тысяч солдат будет уже совсем другой. Кто-то погиб или попал в плен, кто-то тяжело ранен. Через семьдесят лет эти изменения коснуться уже миллионов людей. В любом случае, в 2010-м году мир будет существенно отличаться от первоначального варианта. А если там опять кто-нибудь изобретет машину времени и отправиться в прошлое, то он добавит новые изменения.

   - Разведчик из будущего должен все это понимать. Поэтому он поверит в то, что в вашем мире история пошла совсем по-другому, - подытожил Кайзер свои размышления. - Так что не бойтесь импровизировать. Связь с вами мы осуществлять не сможем, поэтому для нас крайне важно, чтобы вы вернулись. Теперь давайте проработает план внедрения, времени у нас очень мало.

***

   На этот раз утром нас не бомбили, что и не удивительно. Всю отлаженную немецкую систему управления войсками в этом районе мы нарушили. Поэтому всем удалось хорошо выспаться. Как и положено в армии, я распорядился выводить личный состав на утреннюю зарядку, хотя судя по времени правильно было бы назвать ее дневной.

   Бойцы, уже отвыкшие от строго распорядка дня даже немного поворчали, видимо считая, что физических упражнений по рытью окопов и ночных "прогулок" более чем достаточно. Поэтому все с восторгом встретили приезд полевой кухни, прервавший зарядку. Ели мы не спеша, наслаждаясь отдыхом, а потом с наслаждением пили горячий чай. На сладкое у нас были шоколадные конфеты, входившие в немецкий боевой паек. Фрицам он уже ни к чему, а для нас это законный трофей, и довольно вкусный.

   После обеда всем раздали трофейные карабины и пулеметы, а так же передали приказ как можно быстрее освоить немецкое оружие. Пока у нас хватало мосинок, но в ходе ожесточенных боев боеприпасы быстро заканчиваются, да и пополнение нам могут прислать безоружным. Так что иметь запас никогда не помешает. А что касается пулеметов, то их никогда мало не бывает. Жаль только, что регулярных поставок боеприпасов калибра 7,92 ожидать не приходится.

   Так как никому из нас раньше не приходилось пользоваться Маузерами 98к, то мы немного потренировались вынимать из них затвор, заряжать и разряжать. В качестве инструктора нам выделили Смирнова, как специалиста по всему немецкому.

   - Запомните самое главное: наши патроны к немецкой винтовке не подходят. Далее, если штык примкнут, то вести огонь нельзя, поэтому штык нужно носить в ножнах. Заряжается карабин рукояткой затвора так же, как и на наших винтовках. После израсходования последнего патрона затвор не закрывается, чтобы стрелок не забыл зарядить новую обойму. Сзади затвора есть предохранитель. Если его повернуть вправо, то стрелять нельзя. Положение влево позволяет вести огонь.

   Шустрый Стрелин тут же попробовал поставить флажок предохранителя вертикально, и довольно пощелкал затвором. - Товарищ командир, в среднем положении затвор двигается, но стрелять нельзя.

   Маркировку немецких патронов разведчик не знал, но я немного помнил, хотя и довольно смутно. Правда, я не понимаю, почему для 98к существует так много видов пуль. Кроме легких и бронебойных еще есть и тяжелые. Описывать всю эту классификацию я не стал, и объяснил коротко. - Если вокруг капсюля красное кольцо, то оно обозначает бронебойные, зажигательные и бронебойно-трассирующие пули. Отложите все такие патроны, мы их будем использовать для стрельбы по бронетехнике.

   Иванов, по доброте душевной, из четырех станковых пулеметов три раздал другим ротам и пулеметному взводу, но один все-таки остался нам, и сейчас пулеметный расчет увлеченно обучался на нем зенитной стрельбе.

   Зато при распределении ручных пулеметов, я совершенно честно объяснил комбату, что чешские ZB-30 более старые, чем германские МГ-34, и емкость магазина у него маленькая. Одним словом, никуда негодный хлам. Но так как мы легко добудем себе новые трофеи, то пока готовы забрать этот хлам себе.

   О такой маленькой детали как вес, а он у чешского пулемета в полтора раза меньше, я упоминать не стал. В конце концов, Иванов сам держал пулеметы в руках, и видел, какие они легкие. Хотя по современным меркам и 8 килограмм для ручника многовато, но в эту войну вообще нормальным считалось 12 - столько весили и "Дегтярев пехотный", и МГ.

   Теперь на сорок человек у нас было шесть пулеметов, и еще несколько капитан пообещал выделить из новых трофеев, захваченных этой ночью за рекой. И действительно, вскоре к нам подъехала повозка, привезшая немецкие автоматы, пулеметы, пистолеты и большое количество боеприпасов. Учитывая то, что в роте еще было два миномета, стрелков с винтовками у нас уже почти не оставалось. Особенно туго приходилось расчету Максима. По-хорошему, в нем должно быть пять бойцов: наводчик со своим помощником, заряжающий, и два подносчика лент. Два человека, конечно могли стрелять из пулемета. Но когда его перевозили, то им уже требовалась помощь. А если придется переносить Максим на руках, то меньше, чем впятером с ним не справиться: его четырехпудовая тушка разбирается на три части, а еще нужно тащить ящики с патронами.

   У меня даже появилась мысль поменяться пулеметами с каким-нибудь подразделением, но опытные солдаты отговорили. Пусть перевозить эту древнюю конструкцию и неудобно, но зато по надежности и точности стрельбы ей нет равных. Нужно только запастись глицерином для охлаждения, а если его нет, то вовремя менять воду в кожухе, и тогда ствол станкового пулемета никогда не перегреется. Так что при наличии достаточного количества патронов, можно вести огонь длинными очередями. Тяжелый щиток, на который сыпалось множество проклятий во время походов, тем не менее, спас немало жизней. После боев пулеметчики часто находили на нем отметки от вражеских пуль.

   После изучения карабинов настала очередь трофейных гранат. Колотушками М-24 мы уже пользовались, но Смирнов стал разъяснять нам все тонкости, которые бойцы могли и не знать.

   - Первая ошибка бывает, когда при снаряжении гранаты боец вставляет детонатор не той стороной. - Объясняя, он тут же все наглядно показывал. - После того, как детонатор вставлен в гнездо, ручку следует вкручивать плавно и очень осторожно. Перед броском гранаты надо открутить колпачок, взять левой рукой шарик, и очень быстро выдернуть. Теперь считайте.

   Сержант бросил гранату, улетевшую метров на шестьдесят, где она вскоре взорвалась.

   - По инструкции время замедления взрыва не больше пяти секунд. Но на практике, обычно проходит не меньше восьми. Поэтому всегда считайте до трех, и только после этого бросайте, иначе враги успеют или отбежать от места взрыва, или даже швырнуть гранату обратно.

   - А если она взорвется, не успев упасть на землю? - спросил кто-то из молодых.

   - Это очень хорошо. Тогда осколки, летящие вниз, не уйдут бесполезно в землю, а найдут цель. Теперь посмотрим, что будет, если запальный шнур выдергивать медленно.

   Смирнов снарядил следующую колотушку, неспеша вытянул шарик, и тут же бросил гранату.

  -- Принцип действия запала здесь точно такой же, как у обычных спичек, - продолжал он пояснять. - Если чиркать спичкой медленно, то она не загорится. Поэтому при недостаточно энергичном выдергивании шнура, воспламенения терочного состава не происходит, и взрыва не последует.

   Проводя учебу, мы с тревогой прислушивались к канонаде на юго-западе. Редкие разрывы постепенно перешли в непрерывный грохот, и было непонятно, кто кого атакует. Поэтому, как только на наших позициях нарисовался комбат, я тут же пристал к нему с расспросами.

  -- Как там дела? - я кивнул в сторону западного берега, где постепенно нарастал гул артподготовки.

  -- Утром 243-я дивизия подошла к селу Ерохино, куда сбежали остатки немцев с плацдарма. Помощи им ждать особо неоткуда. Дорогу на север к Фомино, и дальше на Андреаполь наша дивизия перекрыла. С юго-запада немцы еще удерживают село Ваулино, но за ними, в Данилово, уже несколько дней находятся наши войска, и они блокируют дорогу на юг. Прямо на запад дорог практически нет, там сплошные болота, речки и леса. Вчера, после того, как плацдарм освободили, наши пытались подойти к Ерохино поближе, но были остановлены сильным огнем, и форсировать реку не смогли. А теперь, после захвата Синичино, появилась возможность выйти к селу по правому берегу, через лес. Атаковать их наши еще не начинали. Ждут, пока артиллерия не сровняют все их укрепления с землей. Кстати, две трофейные гаубицы активно используются. Снарядов к ним столько, что можно не экономить. Немцы пытаются огрызаться, но где расположены наши войска в лесу, не знают. Подвоза боеприпасов к ним теперь не ожидается, так что шансов у фрицев нет. Я слышал, им тоже предложат сдаться, как гарнизону Синичино. Для этого хотят использовать несколько пленных офицеров. Они должны будут объяснить немцам, что в плену их никто убивать и мучить не будет.

  -- Только начальника штаба пусть не дергают. Он раненый, ему в госпиталь надо, - тихо сказал я, опустив глаза. Из-за моей несдержанности, пусть и тысячу раз оправданной, будет затруднительно использовать полковника для переговоров.

  -- А этого вонючку - Сергей сморщил нос, - его сразу из медсанбата в штаб армии увезли. Лучше расскажи, как твои орлы трофейное оружие осваивают.

  -- Заряжать и собирать-разбирать научились, теперь надо пристрелять. Мы можем потратить часть патронов на пристрелку?

  -- Да сколько угодно. В селе мы этих патронов целый склад захватили.

  -- Нас на правый берег пока не переводят?

  -- Нет, там будут другие подразделения. А мы, получается, теперь находимся на второй линии обороны.

   Я отправил бойцов расставить на берегу реки ящики, которые будут служить нам мишенями для пулеметчиков. Для автоматчиков мишени расставили поближе - на ложной линии окопов в ста пятидесяти метров отсюда.

   - Кстати, Сергей, у нас должно быть много трофейных пистолетов. Хорошо бы их раздать всем пулеметчикам и минометчикам. Это удобнее, чем таскать винтовку.

   - Наш комполка уже распорядился, чтобы отобрали девятимиллиметровые пистолеты, и желательно однотипные - Люггер или Вальтер-38. Вам, естественно, их выдадут в первую очередь. А ты уверен, что тебе нужно много немецких карабинов, если у всех бойцов в роте будут или автоматы, или пистолеты? Может все винтовки сдашь на склад?

   - Ну вот сам подсчитай. Ты здесь уже три недели. Все это время шли бои, было много раненых и убитых. Отступать нашему полку не приходилось, и все оружие выбывших бойцов осталось здесь. А что мы видим по факту? На сорок бойцов роты только полсотни исправных мосинок. Почему?

   - Потому что в бою даже опытным бойцам винтовки чистить некогда, а в окопах же постоянно пыль, грязь. От вражеских обстрелов оружие тоже постоянно засыпает землей. Часто бывает, что возьмешь винтовку в руки, а затвор не работает. Но это еще полбеды, в этом случае мосинку можно после боя разобрать и почистить. А вот если грязь попала в ствол, то после выстрела винтовка выходит из строя уже навсегда.

   - Вот видишь, а ведь в следующем пополнении к нам придут совсем неопытные бойцы, не умеющие следить за оружием. Но ведь не все винтовки новые, я обратил внимание, что на некоторых штыки не игольчатые, как положено, а широкие. Это значит, что со складов изымают дореволюционные запасы. Скоро бойцам станут выдавать совсем древние раритеты, которых только на один бой и хватит.

   - А у нас уже есть эти самые ро-ре-теты. У некоторых старых винтовок нарезы до того сточены, что пуля не вращается, а летит кувыркаясь с громким тарахтением. Прицельная стрельба из такого оружия практически невозможна, и его сразу можно списывать.

   - По крайней мере, это мосинка. А на складах еще есть Ли-Энфельды и прочее старье, которое будут раздавать ополченцам. В общем, ситуация с вооружением у нас критическая. Вот ты можешь сказать, почему нам мало людей дают?

  -- Ясно почему, в армии людей не хватает.

  -- Нет, людей как раз хватает, не хватает оружия. До войны в нашей армии было почти пять миллионов человек. В июле было мобилизовано еще четыре с половиной, не считая восьмисот тысяч призванных на сборы еще до войны. В августе еще пять миллионов. Почти все призывники уже должны пройти курс молодого бойца, но сюда их почти не присылают. На всем Западном и Брянском фронтах, вместе взятых, едва насчитывается миллион бойцов против двух миллионов немецких солдат.

   - Ну, наверно, они строят укрепления. Пока мы сюда ехали, то видели, что во многих местах строят линии обороны. Там конечно в основном гражданские, но много людей в военной форме.

   - Это хорошо, что строят, но здесь они тоже нужны. Вот только без оружия им тут делать нечего, а где его взять? К началу войны у нас было меньше восемь миллионов винтовок, если считать и совсем старые, уже прошедшие две войны. Но это в теории, а на самом деле половину из этого числа мы уже потеряли. Только на Украине немцы захватили на окружных складах больше миллиона винтовок, которые не успели эвакуировать. В других приграничных округах положение было не лучше. Потом, ты знаешь, что большинство дивизий хотя бы по одному разу успели побывать в окружении, и очень много бойцов там погибло или было взято в плен.

   Я перевел дух после своей тирады. Даже в победном 45-м году за четыре месяца выбыло из строя около миллиона единиц стрелкового оружия, хотя наши войска все время наступали, что уж говорить о 41-м.

   - К тому же не забывай, что японские самураи уже два раза на нас нападали, а сейчас только и ждут нашего поражения, чтобы захватить Дальний Восток и даже всю Сибирь.

   - Мы уже накостыляли им как следует, особенно последний раз при Халхин-Голе. Неужели они не сделали из этого выводов?

   - Выводы японцы как раз сделали, но не те, что надо. Они поняли, что с нами им не справится, и решили подождать, пока немцы захватят Москву, и уже тогда нападать. Когда им станет ясно, что Германия войну не выиграет, вот тогда они пойдут искать противника себе по силам. А пока нам приходится держать большую группировку войск для защиты от них. Вот и получается, что войск у нас вроде бы много, но бойцов с оружием на самом деле мало. Поэтому я предлагаю трофейные карабины оставить в подразделении. Пришлют маршевое пополнение с мосинками - тогда оставим их про запас, все равно потом пригодятся. И еще, хорошо бы подкинуть идею командованию дивизии - во всех тыловых подразделениях советские винтовки изъять и отдать на передовую, а взамен им выдать немецкие карабины с двумя-тремя боекомплектами.

   - Командир полка уже говорил об этом. Он хочет предложить эту идею комдиву. Кстати, я слышал, что сегодня нам наконец-то назначили нового командующего дивизией, и скоро он к нам приедет.

   - Ну Серега, такие новости, а ты молчал. Давай, рассказывай, кого назначили, как его зовут.

   - Комбриг Кончиц. Зовут Николай Иванович. С утра он принимает дела в штабе, а потом сразу отправиться посмотреть наш героический полк.

   - Фамилия редкая, и я ее где то слышал. Если не ошибаюсь, то Кончиц был военным советником в Китае. Раз он еще комбриг и не прошел переаттестацию, значит пришел из запаса. Скорее всего, преподавал в какой-нибудь военной академии. Ты не знаешь, он уже успел повоевать на этой войне?

   - И не только в этой. Капитан рассказывал, что он из кадровых царских офицеров. В Империалистическую командовал батальоном. Был тяжело ранен и попал в плен. Там он начал бунтовать, и немцы посадили его в тюрьму. Вернувшись из плена, товарищ Кончиц сразу вступил в Красную армию и воевал в Туркестане. В Китае он действительно пробыл несколько лет. В эту войну успешно воевал под Ельней. Ты же знаешь, что две недели назад наши войска освободили город. Ну ладно, продолжай занятия, а мне еще надо посмотреть, как дела в других ротах.

   Предупредив штаб батальона, что рота начинает пристрелку оружия, а не ведет бой, мы начали стрелять по мишеням. Постепенно бойцы вошли в раж, и расколошматили все ящики в щепки. Я пристрелял свой автомат, а потом на правах командира попробовал пострелять и из пулемета. Но увлекательное занятие прервал посыльный из штаба полка, приехавший на повозке. Капитан срочно вызывал меня к себе, чтобы познакомить с новым комдивом. Я уселся на козлы рядом с посыльным, и трясясь на кочках, наша колымага через пятнадцать минут доставила меня к знакомому подвалу.

   В штабе уже толпилось много народа, но как только я вошел внутрь, адъютант сразу же подвел меня к командующему, сидевшему за столом с разложенной картой. Командир дивизии оказался высоким, подтянутым мужчиной лет пятидесяти, с орденом Боевого Красного Знамени. Его взгляд был полон уверенности, и заражал всех своим оптимизмом. Надо признать, что после разгрома превосходящих сил противника на нашем участке фронта все основания для оптимизма у нас были. Сам комдив тоже недавно внес свой вклад в пусть маленькую, но все-таки победу.

   Наступление советских войск под Ельню, в котором участвовал Кончиц, правда, не привело к выполнению главной задачи - перерезать коммуникации 2-й танковой группы Гудериана. Но все-таки оно показало, что при более-менее хорошей организации наступать мы можем. Вполне вероятно, что если бы с Ельнского направления не сняли самые лучшие дивизии, и не отозвали Жукова, то успехи могли быть более значительными. Нет, я прекрасно понимаю, что три дивизии погоды бы не сделали, и что будущие выдающиеся военачальники Конев, Жуков, и многие другие в 41-м еще не были такими опытными, какими станут через два-три года. Опыта наступления не было также ни у командиров среднего звена, ни у младшего командного состава. В конце концов, немцы просто перебросили бы войска с соседних участков фронта, но не дали бы перерезать дорогу Смоленск-Рославль.

   В военном отношении освобождение крошечного участка земли двадцать на двадцать километров было незначительным, но в моральном плане разгром врага в хорошо укрепленном Ельнинском выступе было большой победой.

   - Вот это и есть Соколов, о котором вам столько рассказывали - Представил меня капитан Козлов новому комдиву.

   Пока я соображал, как правильно обратится к командующему - комдив или комбриг, он сам с юношеской легкостью вскочил с табуретки, и стал трясти мою руку.

  -- Ну, Соколов, молодец. Я напишу на тебя представление на героя советского союза.

   Мы с комполка переглянулись. Очевидно, у него появились те же мысли, что и у меня, потому что он тут же возразил.

  -- Нет, Николай Иванович, на героя не надо. Достаточно ордена, и лучше "Красного Знамени" чем "Ленина". Чем выше награда, тем больше вероятность, что наградной лист в Верховном Совете не утвердят, а "Знаменем" уполномочен награждать командующий фронта.

  -- Ладно, напишу ходатайство на "Знамя", и сегодня же отправлю в штаб фронта. Я тоже слышал, что представления на "героя" долго рассматривают, и дают далеко не всем.

   - Это после финской войны ввели новый порядок, - опять решил я продемонстрировать свою эрудированность. - Тогда один ушлый журналюга написал статью, где расписал свои же якобы совершенные подвиги. Ему дали звание героя. Конечно, махинацию скоро раскрыли и жулика поставили к стенке. Но с тех пор, всех кого представляют к высшему званию, тщательно и долго проверяют.

   Все присутствующие как-то странно на меня посмотрели, а я мысленно отругал себя за беспечность. Находясь в прошлом надо обдумывать каждое слово, а я ляпаю то, что в голову придет.

   Похвалив еще несколько отличившихся командиров, комдив отправился осматривать позиции других полков, не забыв пообещать утвердить все наградные списки, которые мы напишем.

   Вернувшись в свою роту, я вместе со Свиридовым начал проводить полную инвентаризацию имевшихся у нас боеприпасов. Старшина с удовольствием занимался привычным делом. Мы пересчитывали и откладывали отдельно ящики с девятимиллиметровыми патронами под немецкие автоматы и пистолеты, патроны калибра 7,92мм и 7,62. Трофейных карабинов у нас было достаточно, чтобы вооружить целую роту полного состава, поэтому большую часть мы решили законсервировать, и отправить на склад полка. Группа бойцов под руководством Стрелина тщательно чистила оружие, и покрывала карабины толстым слоем смазки.

   Доставая очередной ящик из большой груды выделенной нам комбатом доли трофеев, Свиридов не мог удержаться от радостного возгласа, напоминая моряка Пенкрофта из "Таинственного острова". Но, в отличие от несчастного Пенкрофта, не нашедшего в ящике с сокровищами ни крошки табака, нам досталось несколько коробок сигарет. Отложив по три пачки каждому бойцу роты, остальные старшина приказал отнести в мой блиндаж, где они будут в наибольшей сохранности. На мой вопрос, почему бы ни раздать сразу все, он объяснил, что сигареты мне нужно использовать в качестве поощрения отличившихся красноармейцев.

   Закончив с оружием, мы отправились инвентаризировать гужевой транспорт. После раздела трофеев у нас осталось несколько телег. Хотя по штату они нам не полагалось, но для перевозки нашего многочисленного оружия без них было не обойтись. Найденной в немецком имуществе краской старшина на каждой повозке вывел номер части и инвентарный номер, который затем записал в тетрадку. Лошадей мы нашли на полянке за лесочком, где они паслись под присмотром легкораненого бойца. По тому, как он ласково обращался с животными, было видно, что он или всю жизнь прослужил в кавалерии, или потомственный казак.

   В лошадях я хотя и не разбирался, но заметил, что ночью видел и более крупных, чем те, что достались нам. Ездовой, действительно оказавшийся донским казаком, объяснил, что выбрал только наших лошадок, которые понимают русский язык.

  -- Вот смотрите, товарищ командир. Зорька!

   Сразу две лошадки перестали пастись, подняли головы и подошли к нам. Они смотрели на нас так трогательно, что мы со старшиной тут же начали шарить по карманам в поисках сухаря, которым можно было бы их угостить.

  -- А как они так быстро привыкли к новому имени?

  -- А это их настоящие имена, товарищ командир.

  -- У немцев что, на каждую лошадь документ имелся?

  -- Да я просто перебирал все лошадиные имена, и смотрел, какая кобылка отзовется. К тому же лошадей часто называют так, как они выглядят. Вон у той цвет буланый, эта вот корноухая, у другой звездочка на лбу. Вот так я почти для всех и угадал.

   Клички наших четвероногих старательный старшина тоже внес в свою тетрадку. Осмотрев лошадей, мы вернулись к окопам, и стали вытаскивать из землянки трофейную форму, чтобы отобрать более-менее целую и отсортировать ее по размеру. Но вскоре наше занятие было прервано появлением столба пыли, быстро приближающегося со стороны штаба полка. В бинокль я разглядел легковую "Эмку" в сопровождении грузовика с солдатами. Они свернули явно направлялись к нам.

   Неужели Кончиц решил заехать к нам? - Недоуменно спросил старшина. Не доезжая до наших окопов метров триста, машины остановились. Солдаты выскочили из машины, и стало видно, что это не охрана комдива. Тех было больше, и вооружены они были автоматами, а этих только шесть человек, и почти все с винтовками. Бойцы осталась у машин, и только три человека, вышедшие из эмки, пошли в мою сторону. Свиридов вопросительно посмотрел на меня, но я только пожал плечами - кто это мог к нам пожаловать, мне было непонятно.

   Вместе с Стрелиным и еще одним бойцом, вооружившись на всякий случай автоматами, мы вышли навстречу гостям. Еще издали я узнал нашего особиста. Он держался немного сзади, и вел себя подчеркнуто уважительно по отношению к командиру, вышагивающему впереди. И не удивительно, когда он подошли поближе, то стали видны три шпалы на петлицах, соответствующие армейскому званию подполковника

[4]. Танин указал на меня, и капитан ГБ, одернув китель, подошел ко мне четким строевым шагом, отдал честь, и отчеканил:

   - Товарищ Соколов, разрешите представиться, капитан госбезопасности Куликов. Направлен к вам для выяснения некоторых обстоятельств. Разрешите поговорить с вами наедине.

   - Да, конечно, пройдемте. - Я, как и все присутствующие был ошарашен, и напрочь забыл о приветствии, предусмотренном уставом. Танин тоже явно не ожидал такого, и был удивлен не меньше моего. Он подозвал Стрелина, и распорядился выставить часового недалеко от входа в мой блиндаж, и никого не впускать.

   Спустившись с гостем в землянку, я зажег керосиновую лампу, и плотно прикрыл дверь.

  -- Разрешите присесть, товарищ старший лейтенант, разговор у нас, похоже, будет долгим.

  -- Конечно, товарищ Куликов, присаживайтесь.

   Тянуть время мне не хотелось, да и самому было интересно узнать, за кого меня принимают. Поэтому я сразу взял быка за рога, и спросил. - Что вам обо мне известно?

  -- Вы не из нашего времени.

Глава 5

20 сентября. День.

   Капитан сразу понял по моему лицу, что он не ошибся, и добавил - Кстати, можно узнать, если это конечно не секрет, из какого века вы сюда прибыли.

   Я перевел дыхание, и наконец выдавил из себя - Из двадцать первого.

   Теперь была очередь Куликова удивляться.

  -- Простите, а по нашему летоисчислению?

  -- Из две тысячи десятого года нашей эры. А вы как полагали?

  -- Странно, мы считали, что вы из семнадцатого века. Вон, и кольчуга у вас была. Хотя разница во времени составляет 69 лет, значит, все сходится. Теперь понятно, что означала цифра "-69" на экране. Заметив, что я не понимаю, о чем он говорит, Куликов вкратце рассказал мне историю артефакта.

   - Вот чертова машинка. Я конечно сделаю все, что смогу, но почему этот долбанный артефакт не перенес сюда еще опытного спецназовца, профессора истории и какого-нибудь талантливого генерала.

   - Но вы же увлекаетесь историей, верно? Значит, про войну кое-что знаете.

   - Это так, но все мои знания всего лишь на уровне любителя.

   Я минуту помолчал, размышляя, с чего начать. Жаль, что мне не повезло попасть в прошлое хотя бы на один год раньше. Тогда можно было бы так много успеть сделать. Даже не год, а один единственный месяц до начала войны позволил бы стране лучше подготовится, и избежать многих ошибок. Впрочем, жалеть будем потом, а сейчас нужно вспомнить все предстоящие подробности октябрьского наступления немцев.

  -- Товарищ капитан госбезопасности, вы можете связаться напрямую с Москвой?

  -- Да, у меня в машине есть рация, и я могу послать сообщение, которое сразу же принесут наркому. В любое время дня и ночи, даже если он находится на совещании в кремле.

  -- Меркулову?

  -- Нет, еще в июле НКГБ и НКВД снова объединились, и я подчиняюсь непосредственно товарищу Берии.

  -- Это очень хорошо. Если вы доложите о предстоящем германском наступлении, то как быстро отреагирует ставка верховного командования?

  -- Сразу, как только расшифруют мое сообщение, товарищ Сталин соберет ставку на совещание.

  -- Значит, вы мне доверяете?

  -- Да, я лично изучал это предмет, и даже пытался поцарапать его алмазом. Провокация со стороны спецслужбы любой страны здесь полностью исключена. Поэтому мы вам верим.

   - Тогда предлагаю следующий порядок действий: Сначала я вкратце рассказываю о направлениях главных ударов вермахта в предстоящем наступлении. Вы готовите шифровку, и отсылаете командованию. Времени осталось мало - чуть больше недели, и каждый час очень дорог. Пока вы шифруете сообщение, я набросаю план того, что вам нужно рассказывать в первую очередь.

   Куликов разложил несколько карт европейской части СССР с обозначенными на них линиями фронта и номерами армий. Убедившись, что он приготовился стенографировать мои слова в блокнот, я начал рассказывать.

  -- 6 сентября Гитлер издал директиву, в которой приказал разгромить советские войска на московском направлении. Через десять дней командование группы армий "Центр" разработало операцию "Тайфун" по захвату Москвы. Для этого будет использовано три танковые группы, в которые входят четырнадцать танковых дивизии. В них сейчас насчитывается две с половиной тысячи танков. Половина из них пока находятся в ремонте, но к началу наступления боеготовых танков будет не меньше тысячи семисот, возможно, что и две тысячи.

  -- Насколько мне известно, самоходные артиллерийские орудия немцы за танки не считают. Они в это число не входят?

  -- Совершенно верно, не входят, и это очень удобная система подсчета. Например, на плацдарме на днях было подбито четыре самоходки. Броня и пушка у них как у Pz-4, но немцы честно могут сказать, что никаких танков они здесь не теряли. Позже они изобретут новые хитрости для подтасовки статистики. Так, например, наши танки Т-34 они называют тяжелыми, КВ - сверхтяжелыми. Зато свой новый танк "Пантера", его выпустят в следующем году, который весит даже больше КВ, скромно будут называть средненьким. Впрочем, мы отвлеклись.

   Я нарисовал на карте овал, обозначающий район сосредоточения немецких войск, и стал пояснять.

  -- Вторая танковая группа Гудериана сейчас начинает собираться километрах в пятидесяти севернее Конотопа. Часть его дивизий уже находится в районе Новгород-Северского, а другие, принявшие участие в окружении наших войск на юге, начнут передислокацию через несколько дней. Наступление быстроногий Гейнц начнет 30 сентября, на два дня раньше остальных групп, чтобы успеть продвинуться как можно дальше до начала распутицы. И действительно, первую неделю его войска смогли продвигаться по сухим дорогам.

  -- Кроме этого, начав наступление раньше других армий, он сможет еще и получить поддержку всей авиации.

  -- Действительно, он на это рассчитывал. Но из-за плохой погоды пикировщики ему в первый день не дали. Общее направление наступления группы на северо-восток. Из пяти танковых дивизий, две направят через Севск на Орел, и дальше на Тулу. За первый день его танки продвинутся на шестьдесят километров и войдут в Севск, а оставшиеся полторы сотни километров до Орла немцы пройдут всего за два дня. Город будет захвачен без боя. У Мценска советские войска успеют организовать оборону, и задержат врага примерно на неделю, но окончательно остановить его удастся только под Тулой.

  -- Двести километров за три дня - переспросил потрясенный Куликов - неужели мы еще не научились воевать?

  -- Пока командиры всех уровней, от взводного до главнокомандующего, не имеют достаточного опыта современной войны. Да и разведка у нас еще не налажена, особенно авиационная, поэтому она не умет правильно определять направления ударов. Но уже через год мы сможем успешно проводить масштабные операции. А к лету сорок четвертого темп наступления наших войск будет не ниже, чем у немцев в июне этого года, хотя противостоять нам будет опытный противник, занявший сильно укрепленные позиции.

   Нарисовав на карте очередную синею стрелочку, я продолжил - еще две танковые дивизии устремятся к Брянску. Им для этого потребуется всего неделя, и две наших армии окажутся в окружении. Обратите внимание, охват наших войск будет асимметричным. Навстречу танкам движутся пехотные дивизии, и им нужно пройти к Брянску всего километров пятьдесят.

  -- Куда направят еще одну танковую дивизию?

  -- Пока она находится в резерве, а в дальнейшем будет использована в наступлении на Курск. Теперь смотрим дальше. Севернее Брянска захлопнуть котел немцам не удастся, просто потому что у них там мало войск. Вообще, Брянскому фронту будет противостоять сравнительно небольшая группировка противника, и без ударной группы Гудериана они мало что смогли бы сделать. А вот в полосе центрального фронта немецкие дивизии понатыканы буквально через каждые несколько километров. В район Рославля вот-вот начнут перебрасывать четвертую танковую группу Геппнера, в которую также включили две свежие танковые дивизии из резерва.

  -- Очевидно, вторая и пятая, которые до сих пор еще не участвовали в боях.

   - Да, они сейчас полностью укомплектованы, и в них насчитывается почти по двести танков. Это вдвое больше, чем в тех, которые уже понесли потери. Поэтому группа Геппнера сейчас самая многочисленная из всех трех, участвующих в наступлении. Ее задача нанести удар вдоль шоссе Рославль-Москва, выйти к Вязьме и соединиться с 3-й танковой группой наступающей с севера через стык 16-й и 30-й армий. После того, как три наших армии окажутся в котле под Вязьмой, станет возможным дальнейшее наступлении на Москву. Наша 22-я и соседняя 29-я армии будут вынуждены отойти назад, что бы избегнуть окружения.

   - В вашей истории все так и произошло?

  -- К сожалению, да. Немцев удалось остановить буквально в тридцати километрах от столицы.

  -- Но почему же так получилось?

  -- Наше командование сейчас готовится к отражению нападения в районе Ярцево и Ельни. Там сейчас сосредотачиваются противотанковые и зенитные орудия, снятые с других участков фронта. Другие предполагаемые направления ударов: через Нелидово или Белый на Ржев, тоже на самом деле являются второстепенными. Ошибка объясняется тем, что свои планы штаб фронта основывает на предположении, что наступление будет вестись только одним танковым соединением. В этом случае ему придется наносить прямой удар вдоль одной из дорог, ведущей на Москву, или же отрезать правое крыло Западного фронта. А располагая тремя танковыми группами, германское командование может запланировать глубокие охваты наших войск, как это и произошло. Поэтому хотя мы и знали о предстоящем наступлении, но готовились к обороне против танков совсем не там, где они появились в действительности. Например, у 19-й армии в наличии имеется около пятисот орудий. Если бы танковые дивизии вермахта наступали в полосе этой армии, то их бы остановили. Но, к сожалению, они пройдут севернее.

   - Насколько мне известно, начальник штаба Западного фронта генерал Соколовский как раз сегодня должен был составить план оборонительных операций. Так что мероприятия согласно этого плана еще не начинались. А как проявил себя командующий фронта?

  -- Хорошо, что напомнили. Конев неплохой полководец, но Жуков все-таки более талантливый. В нашей истории примерно в середине октября его отозвали из Ленинграда, и назначили командующим Западным фронтом. Жукова вообще постоянно перебрасывали на самые важные участки фронта. Он был для армии, говоря современным языком, кризис-менеджером, хотя в наше время было сделано очень многое для его очернения. Лживые писатели называют его мясником и обвиняют в том, что он толпами отправлял солдат на убой.

  -- Но как возможно доказать эту ложь? - потрясенно спросил Куликов. - Ведь есть документы, которые можно прочитать. Я знаю, как Жуков командовал на Халхин-Голе, и могу по памяти процитировать его приказы: "атаку следует начинать после тщательной разведки и после подавления огневых точек огнем артиллерии и минометов. Вводить в бой танковые части против закрепившегося противника без серьезной артподготовки запрещаю. С вводом в бой эти части должны быть надежно прикрыты огнем артиллерии во избежание излишних потерь".

  -- Читателей мало интересуют скучные приказы, им нравятся увлекательные книги с ужасными разоблачениями. Естественно, в этих книгах не приводятся правдивые факты. Например, когда штурмовали Берлин, то Жуков отдавл строгий приказ "Беречь людей. Патронов и снарядов не жалеть". Но лже-историки приписали ему слова одного Российского императора о том, что "чего их жалеть, бабы еще мужиков понарожают". Если сравнить результаты действия фронтов, проводивших аналогичные операции, то у Жукова процент потерь всегда неизменно оказывался меньше. Но вернемся к Ленинграду. Без двух танковых дивизий четвертой танковой группы, которых перебросят сюда, фон Лееб не сможет завершить окружение города. Через несколько дней он официально сообщит об этом в штаб сухопутных войск. В октябре группа армий "Север" начнет наступление, но уже в направлении Волхова. Наш фронт будет прорван, и через месяц немцы дойдут до Тихвина. Но больше у них сил не останется, и еще до конца года их отбросят назад. Теперь по ситуации на юге. В нашей истории приказ об эвакуации войск из Одессы был издан только в конце сентября. Необходимо начать переброску войск из Одессы в Крым уже сейчас, иначе будет поздно.

   - Еще один очень важный вопрос, который товарищ Сталин просил у вас узнать. Когда и где закончится война?

   - 9 мая 1945 года в Берлине. Но это в нашей истории, а здесь, я надеюсь, все завершится гораздо раньше. Несмотря на все свои победы в начале войны, фашисты никогда не смогут победить наш народ. В воспоминаниях Гудериана упоминается его разговор с бывшим царским генералом, который сказал, что "мы боремся за Россию, и в этом мы все едины".

   Мы с капитаном расселись по разные столоны стола, и стали заниматься каждый своим делом. Куликов сосредоточенно листал шифровальный блокнот, и что-то черкал в своих записях, видимо пытаясь заархивировать текст сообщения, чтобы оно заняло меньше места. Я наточил карандаш своей острой как бритва финкой, и разложив несколько листов перед собою стал набрасывать план, описывая отдельно ход боевых действий, политическую обстановку в ближайшее время и изменения в вооружении противоборствующих сторон.

   Закончив шифровку, Куликов вызвал своего радиста, и отдал ему текст радиограммы, которую требовалось отправить в Москву. Я уже приготовил план своего выступления, и разложив карту Европы начал вкратце описывать ход войны, основные послевоенные события, перестройку, распад страны, погрязшей в диком капитализме и однополярный мир.

   - Почему же Советский Союз распался, ведь наш строй самый лучший? Победа в войне это доказала.

   - Причина краха социалистической системы в низком уровне жизни. Низкий он, разумеется, относительно западных стран. Если сравнивать СССР в тридцатых и восьмидесятых годах, то разница будет огромной. Социалистический строй действительно самый передовой, и капиталистические страны постепенно приближаются к нему. Но это в теории, а на практике ситуация в Союзе была совсем не идеальной. Кстати, в Китае социализм не только сохранился, несмотря на крайне низкий уровень жизни, но и скоро выведет эту страну на первое место в мире по производству. Китайская система больше напоминает наш НЭП - ряд заводов находятся в частной собственности, но под сильным контролем государства.

   - Ясно, - кивнул капитан, - если несколько поколений строили социализм, а люди живут хуже, чем при капиталистах, то они сделают логичный вывод о том, что их строй неправильный. Значит надо выяснить, почему не удалось поднять уровень жизни.

   - Первая причина в больших потерях во время войны. Прежде всего, это потери людей. Двадцать шесть миллионов человек, большинство из них трудоспособного возраста или дети. Это сильнейший удар по стране. Кроме того, в первую очередь погибали самые ответственные. Они первыми бросались в атаку, отстреливались до последнего патрона в обороне, организовывали партизанские отряды в тылу у немцев. А находясь в плену, эти люди отказывались служить врагу. А вот трусы и шкурники старались отсидеться в тылу, используя для этого всевозможные способы. На фронте они дезертировали, или сами сдавались в плен. Находясь на оккупированной территории, или в плену эти трусы добровольно начинали служить немцам в качестве полицаев или вспомогательных войск. Самое обидное, что вопреки всем советским и международным законам, большинство этих предателей, перешедших на сторону врага, и служивших ему с оружием в руках, не только не расстреляют, но даже не посадят. Рядовые полицаи и власовцы, не участвовавшие в карательных операциях, будут лишь сосланы на шесть лет в спецпоселения, после чего судимость с них будет снята.

   - После больших потерь в стране будет большая нехватка людей, так что решение товарища Сталина не расстреливать предателей, хотя оно несправедливо и незаконно, но вполне правильное.

   - Еще повезет полумиллиону человек, эвакуированных из западных районов страны. Это немцы и неблагонадежные элементы, которые могли сотрудничать с оккупантами. Не будут участвовать в боях уголовники, сидящие в тюрьмах. Хотя в наше время снимают фильмы о том, как рецидивисты и политические участвуют в боях и спасают страну.

   - Довольно глупый сюжет для комедии.

   - Это не комедии, а фильмы, формирующие общественное мнение. Все это утверждается на полном серьезе.

   - Ни один нормальный человек не поверит, что убийцам и грабителям могут дать в руки оружие. И уж тем более, ни одно правительство не пойдет на такой шаг. Когда началась война, много людей, виновных в незначительных преступлениях, были амнистированы и вернулись на работу или же были мобилизованы. Но рецидивисты и осужденные за тяжкие преступления, из мест заключения теперь вообще не выпускаются, даже после окончания срока. Под политическими вы, вероятно, подразумеваете осужденных по 58-й статье. Это не совсем верно, так как сюда входят укравшие государственную собственность. То есть обыкновенные воры. Давать оружие врагам народа тоже не менее глупо. Правда, при Ежове было осуждено много невинных людей, но их дела нужно рассматривать индивидуально, и реабилитировать только действительно невиновных, а не всем скопом.

   - Ну ладно, продолжим. Помимо людских потерь в стране разрушено множество городов и поселков. Дома, заводы, мосты, дороги. Все это надо восстанавливать. Фашисты дочиста разграбили оккупированную территорию, вывезя все, вплоть до пеленок из детских садиков. После войны мы, правда, забрали у них в качестве репараций станки и оборудование. Но золото нацистское руководство в основном уже успело вывезти. Грабить мирное население наши солдаты, естественно, не стали. Наоборот, нам пришлось еще и кормить их. Так что компенсировать все материальные потери от войны мы никак не могли. А ведь нам еще нужно было расплачиваться за поставки по ленд-лизу. Теперь вторая причина. Это гонка вооружений. Еще не успела закончиться вторая мировая война, как западные державы уже начали составлять планы по нападению на СССР. Наша армия в это время была очень сильной, а население Америки и Англии уже устало от войны, и к тому же было настроено к нам дружелюбно. Поэтому США, занявшее лидирующее положение среди капиталистических стран, решило начать войну холодную. Они копили атомные бомбы, и составляли планы по их применению против советских городов. Нашей стране пришлось напрячь все силы, чтобы создать ядерный потенциал, не уступающий американскому, и это потребовало огромных расходов. Если бы мы этого не сделали, то они уничтожили бы всю нашу страну так же хладнокровно, как разрушили атомными бомбами Хиросиму и Нагасаки.

   Для наглядности я набросал рисунок огромного гриба, накрывшего город, и рассказал некоторые подробности.

   - Это были самые примитивные бомбы, мощность не больше двадцати тысяч тонн тротила. Но вскоре появится термоядерное оружие с мощностью, равной миллионам тонн в тротиловом эквиваленте. После распада СССР только ядерное оружие, оставшееся у России, удерживает Америку от того, чтобы захватить нашу страну. Почти во всех бывших республиках Союза американцы поставили своих ставленников.

   - Но все-таки, я не понимаю, почему нам не удалось подняться до уровня западных стран.

   - Есть еще и третья причина. Как вы знаете, до Первой Мировой войны Америка была должником. Пока европейские страны дрались между собой, США заработала на поставках воюющим странам огромные деньги, и из должника превратилась в кредитора. Вторая Мировая война превзошла первую по всем показателям, в том числе и по объему военных поставок, которые обогатили американцев. Но США на этом не остановилось. Они полностью подчинили страны Западной Европы, и смогли диктовать им свои условия. Американский доллар стал мировой валютой, и его печатают в неограниченных количествах.

   - А что же Британская Империя?

   - По итогам войны Англия потеряла свое ведущее значение, а когда ее колонии получили независимость, то перешла на вторые роли в политике и экономике. Самостоятельной внешней политики она теперь не имеет. Если, к примеру, Франция или Германия могут не соглашаться с позицией США по многим вопросам, то для Англии такое невозможно в принципе. Ее даже иронично называют пятьдесят первым штатом Америки. Ну так вот, что касается доллара, то его Америка выпускает столько, сколько хочет, и тем не менее он не теряет своей стоимости. В Западноевропейских странах военный бюджет не очень большой, ведь им приходится получать на него средства за счет налогов, которые в мирное время сильно повысить нельзя. К тому же европейские страны еще помнят о своих поражениях в войне, и о том, что они находятся с нами на одном континенте. Они знают, что в случае войны наши танки снова могут до них доехать. Поэтому останься мы с западноевропейскими странами один на один, то быстро пришли бы к согласию о всеобщем сокращении вооружений. А если учесть, что у них сравнительно мало ядерного оружия, то ни у кого бы ни возникло и мысли о том, что надо готовить нападение на СССР. Совсем другое дело США. Огромная страна, с мощной, не пострадавшей от войны промышленностью. В случае войны мы, не имея большого флота, не смогли бы высадится на ее территории. Поэтому нас Америка нас не боится, и устраивает гонку вооружений, в которой мы вынуждены участвовать.

   - Очень странно. Если мы ничем не угрожаем этой стране, то зачем же ей такие огромные затраты на вооружение?

   - Очень важную роль в этом сыграл возникший в годы Второй мировой огромный военно-промышленный комплекс. После окончания войны он не захотел терять прибыли, и его владельцы все время подталкивают правительство страны к раздуванию военных расходов. Им выгодно вести войны. Холодная война с Советским Союзом также приносит им огромный доход, так как позволяет под предлогом "красной угрозы" выбивать все новые средства для военного бюджета. Когда налогов не хватает, то правительство просто выпускает еще пару триллионов ничем не обеспеченных долларов, которые, тем не менее, являются полноценным платежным средством во всем мире. И все довольны: население США получает рабочие места на военных заводах, промышленники получают сверхприбыль, а сенаторы и президент - огромные взятки. Ясно, что гонку вооружения со страной, производящей деньги, выиграть невозможно в принципе, и она закончится разорением соперника.

   - Значит, американский ВПК совершил ошибку, когда Америка "помогла" Союзу развалиться.

   - Ну, они очень быстро нашли выход. Действуют американцы так: Нападают на маленькую страну, быстро ее захватывают, своими жестокими действиями побуждают население начать против них партизанскую войну, которую и ведут потихоньку много лет. Это блестяще продуманная схема. Хотя широкомасштабных военных действий нет, затраты все равно огромные. Сейчас на каждого солдата в Афганистане и Ираке в год тратится миллион долларов. Потери людей небольшие, буквально несколько сот человек в год, поэтому население США особого недовольства не проявляет. Ну а когда все же большинство американцев потребует войну прекратить, то ее действительно прекращают, а войска перебрасывают в следующую страну. Сейчас, несмотря на то, что Советского Союза нет, а российская армия находится в плачевном положении, военный бюджет США больше, чем у всех стран в мире, вместе взятых.

   Куликов повертел в руках карандаш, а потом стал что-то отмечать в своем блокноте. - Значит, для нас крайне важно не дать САСШ после войны ввести свою валютную систему. Может быть, нам стоит объединить усилия с Британией, и вместе противостоять возрастанию роли Америки в мире.

   - С британцами вряд ли получится. В нашей истории они противились послевоенному разделению сфер влияния, когда нам досталась Восточная Европа. А вот Рузвельт нас, наоборот, поддерживал.

   - Хм, совершенно логичный шаг. Тем самым уменьшилась роль оставшихся капиталистических стран в Европе, и в тоже время, усилилась гипотетическая "советская угроза". То, что было выгодно для нас в сорок пятом году, было выгодно и для Америки. - Капитан уже вполне освоился с временными парадоксами, и запросто упоминал будущие события в прошедшем времени. - Да, задача не из простых. Великобритания живет в мире иллюзий, и отказывается понять, что ее империю уже не спасти. Можете сказать, как после войны к нам будет относиться Черчилль?

   - Хотя он принципиальный антикоммунист и даже русофоб, но все-таки в первую очередь прагматичный политик. Уже весной 39-го года Черчилль призывал объединиться с нами против Германии.

   - Да, я помню. К сожалению, тогда он был в оппозиции, и ничего сделать не смог.

   - Когда война будет подходить к концу, Черчилль охотно поддержит агрессивные планы США против нашей страны. Естественно, население Англии не захочет новой войны, и его отправят в отставку, несмотря на все заслуги. Но через несколько лет, когда США начнет сколачивать свой агрессивный блок НАТО, заслуженный антикоммунист снова понадобится.

   - Теперь обсудим Японию. Надо будет подумать, как заставить ее раньше начать войну с САСШ. Это позволит перебросить дальневосточные дивизии на западный фронт.

   - Полагаю, надо устроить провокации и тем, и другим. И еще. Не знаю, случайность это или нет, но атака Перл-Харбора при всей своей внешней эффектности оказалась не слишком эффективной. Нефтехранилища и портовые сооружения остались целыми, авианосцы не пострадали. Хорошо бы японцам не повторить здесь ту же ошибку, что и в нашем мире. На острове Оаху находится почти пять миллионов баррелей горючего, в основном, в наземных хранилищах. Правда, еще с прошлого года ведется сооружение огромных, хорошо защищенных подземных резервуаров, но их еще будут долго достраивать. А ведь если уничтожить запасы топлива, то это на несколько месяцев затруднит действия американского флота и авиации в регионе, пока не построят новые хранилища. К тому же, поредевший тихоокеанский флот США не сможет надежно прикрывать конвои с танкерами, и новое топливо будет не так легко привезти. Но японские шпионы принципиально интересовались только кораблями, а нефтехранилища игнорировали. И они даже просмотрели на Оаху целый аэродром.

   - Так, мы это учтем.

   - Еще один промах, это то, что японцы не попытались повредить сооружения Панамского канала. По этому поводу есть хорошая идея, которую я почерпнул у популярного в наше время писателя - псевдоисторика Резуна. Это перебежчик, который живет в Англии, и пишет довольно увлекательные книги с измышлениями о том, что Сталин собирался напасть на Германию, и прочим бредом. Я и сам когда-то считал его доводы довольно убедительными, но получив доступ к любой информации с помощью Интернета, быстро убедился в их полной несостоятельности. Так вот, в одной из книг он описывает, как Советский Союз будет готовиться к войне с НАТО. Конечно, Резун был в разведке лишь маленьким чиновником, и никаких планов знать не мог, но вот одна идея мне кажется довольно здравой. В преддверии войны СССР посылает танкер одной из дружественных держав, чтобы он как бы случайно протаранил шлюзовые ворота Панамского канала, и тем самым вывел его из строя.

   - Одним танкером вывести из строя канал? - весело спросил капитан.

   - Ну да, одним.

   Куликов некоторое время пытался сдерживать смех, рвущийся наружу, но не выдержал, и откровенно расхохотался. - Да этот ваш Резун, если перефразировать слова Портоса, врет просто потому что врет.

   Наконец, отсмеявшись, капитан объяснил мне причину своего веселья - Теперь мне понятно, почему этому предателю у вас до сих пор верят. Даже имея доступ во всемирный информаторий, никто не будет лазить туда, чтобы проверить каждую строчку его измышлений. Что же касается Панамского канала, то на самом деле все шлюзы у него двойные, и вывод из строя одного из них лишь уменьшит его пропускную способность в два раза. И, естественно, ни по злому умыслу, ни по халатности, никто ворота протаранить не сможет. Через шлюзы корабли передвигаются локомотивами, а по каналу движутся с помощью буксиров. Но в принципе, вывести его из строя теоретически возможно. Если к тому же еще взорвать дамбы водохранилищ, - капитан мечтательно улыбнулся - то на восстановление потребуется очень много времени, может быть, даже год. Значит, к концу войны их позиции будут не такими твердыми.

   - Все-таки слишком сильно нам обольщаться не следует. Пусть весь 42-й год американцы будут сидеть тише воды, и копить силы, но с их промышленностью они быстро построят огромный флот. В нашей истории, в 44-м году США уже аннулировало заказы на двадцатьпять авианосцев, шесть линкоров и несколько сотен кораблей поменьше. Самолетов у Америки тоже хватает, их за войну было выпущено триста тысяч штук. Так что самое позднее к концу 45-го они все равно смогут захватить Окинаву. На высадку в Нормандии японская война тоже почти не повлияет. Ведь в Европе у американцев будут действовать сухопутные войска, а против Японии воюет флот.

   Обсуждение прервал звонок полевого телефона. Новости, которые сообщил комбат, были отличные. Немецкий гарнизон в Ерохино капитулировал. В нем находились остатки полков, выбитых с левого берега, и число пленных превысило полторы тысячи. Только несколько сот человек смогло с боем прорваться в Ваулино, но там не было укрепленных позиций, а все дороги вокруг были блокированы нашими частями. Поэтому долго там держаться немцы не смогут. А после падения последнего оплота 102-й дивизии вермахта, которым теперь является Ваулино, на этом участке фронта останутся только небольшие гарнизоны в Фомино и Соболево, численностью не больше роты, и разрозненные тыловые части. Если выбить врага и из этих населенных пунктов, то мы получим на правом берегу большой плацдарм, хорошо прикрытый с запада болотами.

   Получив подтверждение, что наш батальон продолжает занимать прежние позиции, и никуда не выступает, я вернулся к прерванному разговору.

   - Давайте пройдем по нашему фронту, начиная с южной части. Киев мы вчера оставили, командующий фронта генерал Кирпонос погиб в бою на следующий день, то есть сегодня. После того, как немцы уничтожат окруженные войска, они снова продолжат наступление. Поэтому необходимо срочно перебрасывать резервы. В августе мы ввели три армии в Иран. Англичане поступили также, хотя, в отличие от нас, у них не было соответствующего договора с иранским правительством. Ситуация там сейчас стабильная. Турция хотя и планирует напасть на нас через Иранское нагорье, но собирается сделать это только после падения Москвы. Так что уже сейчас можно перебросить несколько дивизий на южный фронт, а то в нашей истории прошло почти два месяца после начала операции, пока мы начали отводить войска обратно. После эвакуации войск из Одессы в Крым, полуостров нам наверняка удастся удержать, но все-таки надо подготовить линии обороны за перекопским перешейком. Удерживая Крым, мы не только сохраняем базу нашего флота и стратегически важные аэродромы, но тем самым также связываем руки 11-й армии Манштейна. А вот севернее дела обстоят очень плохо.

   - После разгрома наших войск под Киевом, это не удивительно. Да еще степная местность, ровная как стол, не помогает нам удерживать рубежи.

   - Итак, Запорожье и Мелитополь пока еще наши, но насколько я помню, фашисты их заняли уже в начале октября. При этом несколько наших дивизий будет окружено. После Мелитополя немцы, не встречая препятствий ворвутся в Мариуполь. Затем захватят Сталино, Таганрог, и Харьков. Ростов-на-Дону будет ненадолго оставлен нами в ноябре, но вскоре освобожден. Особенно важна в этом регионе роль Харькова, в который немцы войдут 25 октября. На него наступает 6-я армия, не имеющая большого количества танков. Необходимо укрепить город, а если все-таки придется его оставить, то заранее организовать эвакуацию. А то получилось так, что немцам достались чертежи нашего 120-и мм миномета, по которым они стали его выпускать. Что касается первой танковой группы, то если я правильно помню, наступает она через Донбасс.

   Нарисовав на карте стрелочку с ромбиком, ведущую от Днепропетровска на Ростов, я продолжил:

   - Дальше у нас Брянский фронт. При достаточной подготовке, до Орла первая танковая группа может вообще не дойти, и во всяком случае, она его не захватит. На Курск Гудериан бросит мехкорпус в составе одной танковой и двух механизированных дивизий. В городе танки уязвимы, и немцы стараются укрепленные населенные пункты обходить, а не штурмовать в лоб. Поэтому, пока не возникнет угроза полного окружения Курска, его вполне возможно удержать.

   Несколько минут я рассматривал карту, стараясь вспомнить расположение немецких войск.

   - К северу от танковой группы части вермахта очень растянуты. На одну дивизию будет приходится участок пятьдесят километров, а где то в районе Трубчевска будет находится кавалерийская дивизия, у которой тяжелого вооружения меньше, чем у пехотной. Я не призываю начать здесь полномасштабное наступление, так как танковая армада легко может окружить наши войска. Но вот прорвать фронт в нескольких местах и разгромить тыловые части вполне возможно. Это нарушит врагу все планы. В рейд по тылам противника лучше посылать кавалерийские части. Если вы изучали опыт этой войны, то заметили, что выходить из окружения гораздо легче, если у бойцов есть лошади. В сорок втором году конная группа генерала Белова смогла ходить по немецким тылам с февраля по июнь, и вернулась оттуда, только получив соответствующий приказ. Причем все свои пехотные подразделения Белов в рейд посылать не стал, отправив в наступление лишь кавалерийские части.

   - Севернее Брянска начинается расположение четвертой танковой группы, а за Смоленском - третьей. Преимущество немцев в технике и личном составе здесь очень большое, и отходить в любом случае придется. Но отходить нужно только задержав насколько возможно продвижение танковых клиньев. На укрепленном рубеже Ржев-Сычевка-Вязьма-Киров удержаться, скорее всего, тоже не удастся. Но если три наших армии не попадут в котел под Вязьмой, то ситуация будет оставаться под контролем. У нас есть еще две недели, чтобы закончить укрепления на направлении главных ударов.

   Красным карандашом я добавил еще несколько линий к обозначенным на карте оборонительным рубежам, поясняя.

   - Прорвав укрепленную линию в одном месте, танковая дивизия поворачивает, и идет вдоль нее, громя наши тылы. Затем замыкает в кольцо окружения части, занимающие оборону. Поэтому мы добавим еще несколько небольших рубежей, которые смогут задержать прорвавшиеся танки. Вязьму укрепляем и севера, и с юга, так как фашисты будут к ней рваться с обеих сторон. Это город является железнодорожным узлом, и нам крайне важно его удержать. Если остановим 2-ю танковую армию, то нам не придется отступать на участке фронта от Брянска до Кирова, чтобы избегнуть окружения. Особое внимание нужно уделить направлению на Юхнов. Здесь имеется шоссе с твердым покрытием, ведущее прямо на Москву. Сам Юхнов необходимо подготовить к обороне, и удерживать во чтобы то ни стало. Железная дорога, которую он прикрывает, поможет снабжать Вязьму.

   - В таком случае, части резервного фронта, которые расположены севернее, должны создать ряд оборонительных узлов на дороге Вязьма-Можайск, - продолжил мою мысль капитан. - К тому же, там идут параллельно и шоссейная, и железная дороги. Тогда даже в случае прорыва, немцы не смогут быстро по ней продвигаться.

   Мы отогнули нижний край карты, и стали рассматривать следующий участок фронта.

   - Другие ключевые места - это города Белый, Сычевка, и Ржев. В Белом у вас на карте обозначена мотострелковая дивизия, а насколько я помню, его обороняла только тысяча человек. К тому же не пехотинцев, а кавалеристов. Сразу захватить город немцы не смогли, так как артиллерию первой танковой дивизии не успели вовремя перебросить из-под Ленинграда.

   - Еще какие-нибудь номера немецких танковых частей помните?

   - Нет, их постоянно перебрасывали, и переподчиняли разным корпусам, даже в ходе операций. Поэтому могу только сказать, что состав танковых групп за три месяца совершенно изменился. А первую панцердивизию я запомнил, потому что номер у нее самый простой. В ходе наступления она захватила Сычевку, и через две недели вошла в Калинин. Что касается Ржева, то это важнейший транспортный узел, и его нельзя отдавать ни в коем случае. Даже если город будет окружен, гарнизон должен удерживать его, и ждать помощи. В нашей истории немцам удалось продержаться в нем до сорок четвертого года. Правда, если нам два года не удавалась ликвидировать Ржевский выступ, то мы все-таки смогли сорвать наступление с него на Москву. В сорок втором году Гитлер держал здесь значительные силы, но операция "Океан" по захвату нашей столицы так и не состоялась. Смотрим дальше. Если немцы повернут танковые группы прямо на север, то нам придется оставить Белый, и отойти железной дороге Нелидово-Оленино-Ржев.

   - Теперь рассмотрим полосу наступления 23-го корпуса вермахта, который за последние дни мы хорошенько потрепали не без вашей помощи.

   - Здесь ситуация складывается весьма благоприятная. На правом берегу мы удерживаем в качестве опорных пунктов города Андреаполь и Западня Двина. После фактического уничтожения 102-й дивизии вермахта здесь образуется большой разрыв в линии фронта, который нам необходимо как можно скорее занять. Вариантов у немцев немного. Если они растянут боевые порядки соседних дивизий, то мы сможем прорваться в других местах. Резервы находятся далеко, и снимать их придется с направления главного удара. Вот это и должно стать целью 22-й и 29-й армий на этом участке - отвлечь на себя как можно больше резервов. Причем угрозу немцам надо создать достаточно серьезную, чтобы они перебросили сюда не пехотную дивизию, которых у них много, а танковую. А еще лучше две. Это сильно ослабит давление на московском направлении.

   - Товарищ Соколов, вы не опасаетесь, что в этом случае танки могут прорвать здесь фронт?

   - Здесь очень много болот, озер и лесов. Возможных направлений для продвижения бронетехники мало, а дорог еще меньше. Так что быстрого наступления у немцев здесь не получится. Мы сможем постепенно пятиться назад, не боясь окружения. В самом худшем случае, просто придется повторить отход наших армий к Волге, как в моем варианте истории. Но лучше, если северный фас выступа группы армии Центр останется на линии Жарковский-Белый-Сычевка. Сил, чтобы самостоятельно наступать, у 23-го корпуса все равно нет, а третья ТГ будет занята нашей вяземской группировкой.

   Куликов достал подробную карту Калининской области, и отметив на ней расположение частей мы стали изучать возможные направления отвлекающего наступления.

   - Километрах в семи отсюда село Новотихвинское. Вряд ли там может быть большой гарнизон. Захватив его, мы перережем железную дорогу, по которой идет снабжение 251-й дивизии вермахта, штурмующей Андреаполь. Если на наше направление передать хотя бы одну полнокровную дивизию, то можно будет продвинуться на запад километров на двадцать-тридцать и выйти на рубеж озер Бросно-Лобно-Кудинское-Заликовское-Жижицкое. Город Торопец лежит между озерами, и защищать его немцам очень удобно. Но мы и не собираемся его захватывать. Впрочем, в случае угрозы обхода, немцы оставят город без боя, так как удобная позиция может превратиться в ловушку. Еще можно имитировать атаку станции Старая Торопа, которая является хоть маленьким, но все-таки узлом железных дорог. Но главная наша цель это обозначить угрозу флангового удара против армий "Центр", и возможный выход им в тыл через Великие Луки. Тогда фон Бок может не выдержать, и послать в эти болота танковую дивизию.

   - Но все-таки я не уверен в вашем плане. Ведь им гораздо проще совершить глубокий охват через Ржев, и дальше к северу, как это и запланировано в Тайфуне. В этом случае наши две армии или попадут в окружение, или отойдут назад, как в вашей истории. Правда, теперь немцы до Калинина точно не дойдут, но этого они пока не знают. А когда передовые части вермахта остановятся у подготовленных рубежей обороны, то вражеские резервы бросят именно туда.

   - Что я и пытаюсь предотвратить. Для этого нам понадобиться помощь вашего ведомства. Сил для глубокого продвижения у нас все равно не хватит, да это и не нужно. Для выполнения моего замысла будет достаточно, если здесь появится виртуальная армия. Например, 4-я, которая сейчас заново формируется, или любая другая. Неважно, вымышленная или реально существующая. Вам надо будет создать видимость наличия на Торопецком плацдарме, который мы захватим, наличия крупных соединений. Для этого нужно просто посадить здесь несколько радистов, имитирующих переговоры штабов несуществующей армии. Кроме этого, наша контрразведка должна сфабриковать липовые планы наступления на Великие Луки, а также на юг, в сторону Велижа, с целью ударить в тыл 9-й немецкой армии. Эти планы надо подкинуть немцам самым естественным путем, не вызывающим подозрения. Помниться, англичане однажды подбросили немцам тело якобы офицера, утонувшего в море, и имеющего при себе секретные планы. Врачи подтвердили, что этот человек действительно утонул, и немцы клюнули на приманку.

  -- Интересная идея, я думаю, главнокомандованию она понравиться.

   - Кстати, немцы уже сейчас играют с нами в эту игру. Под Ленинградом они оставили радиста 4-й танковой группы, почерк которого нам хорошо известен. Поэтому появление этой группы на Центральном фронте оказалось полной неожиданностью. И это еще что, вот те же англичане создали даже целое подразделение, занимающееся только написанием фальшивых сообщений, и трансляцией их в эфир. Таким образом, им удалось убедить Гитлера в том, что в Шотландии собирается огромная армия, предназначенная для вторжения в Норвегию. Правда, это будет еще не скоро. Японцы тоже оставят всех корабельных радистов на базе, когда отправятся к Перл-Харбору. Так что такой способ дезинформации очень распространен.

   Пока я говорил, Куликов пометил на карте возможные пути наступления в северо-западном направлении.

   - Мы можем заодно продвинуться и сюда. Что вы скажете о наступлении к северу от Андреаполя?

   - Ни в коем случае. Здесь начинается полоса ответственности группы армии "Север" фон Лееба. Он занят наступлением на Ленинград, и если мы не будем создавать ему проблем, то он просто не станет обращать на нас внимания. В противном случае, если мы вынудим прислать сюда резервы, то нас зажмут с двух сторон. Или еще хуже, фон Бок решит, что с нами можно справиться и без танков, и цель нашего наступления не будет достигнута.

   - Вы уверены, что группа Север не станет помогать своим соседям?

   - Мало того, фон Лееб даже не станет участвовать в наступлении на Москву. Этого сейчас не знает никто, и германский генштаб планирует наступление армий "Север" на Валдай, и далее на соединение с танковой группой Гота, который должен захватить Калинин. Поэтому отсюда и до озера Ильмень серьезных сил сосредоточено не будет. Теперь рассмотрим ситуацию под Ленинградом.

   Отвернув верхнею часть карты с обозначенными позициями Северного и Ленинградского фронтов, я добавил на ней расположение 4-й армии, которой в нашей истории предстояло провести зимнее наступление.

   - Вот здесь собираются силы для деблокирования Ленинграда. После Вяземской катастрофы часть дивизий отсюда перебросили на защиту Можайска. В результате Москву они отстояли, но Ленинград надолго остался в блокаде, так как немцы успели укрепиться на южном берегу Ладожского озера. Как поступить командованию в этом случае, я точно не знаю. Но учитывая то, что нам удастся избежать катастрофы на Западном фронте, лучше оставить все войска здесь, поручив им снимать блокаду города. К тому же, пока фон Лееб будет перегруппировывать свои силы, они будут относительно уязвимы. Дальше на Карельском фронте ситуация будет стабильной. Хотя нет, Петрозаводск еще наш, а это значит, что Финляндия скоро должна начать на него наступление. Я помню, что к началу вяземской операции город уже был в руках у финнов. Его захват, конечно, не станет критичным, так как мы уже должны построить новую ветку железной дороги, связывающей Архангельск напрямую с Мурманском. Но все-таки надо лучше подготовить Петрозаводск к обороне.

   - Как вы оценивается положение дел с резервами на западном направлении?

   - К сожалению, в нашей истории резервы стали собирать уже после начала наступления. Будут переброшены дивизии из Средней Азии и Забайкальского округа. Сколько это заняло времени, я не знаю, но помниться, для перевозки трех бомбардировочных полков понадобилось десять дней. Мы как раз можем успеть к началу сражения. Еще из частей противовоздушной обороны надо сформировать двадцать или тридцать противотанковых полков, причем большинство из них будут готовы в течении недели.

  -- Но противовоздушная защита Москвы от этого не пострадает?

  -- Отправлять зенитки на фронт придется в любом случае, но на ПВО это сильно не отразится. Фашисты уже поняли, что наша столица им не по зубам, и постепенно снижают интенсивность налетов.

  -- Еще какие-нибудь ошибки советского командования вы можете вспомнить?

  -- Думаю, правильно обороняться за три месяца войны мы научились. Вот только разведка у нас не налажена как следует. Немцы собирают для наступления огромные силы, а мы об этом ничего не знаем. Отсюда и неожиданные прорывы вражеских войск там где их не ждали. Кстати, что касается разведки, то мы затрудним немцам ее проведение, если введем красноармейские книжки. У нас весь рядовой и сержантский состав не имеет документов. Как в таких условиях можно отлавливать шпионов, я даже не представляю.

  -- Это действительно наша большая недоработка, но такой приказ уже готовится.

  -- Тогда пусть поторопятся. Да, еще в бланках красноармейских книжек была допущена опечатка. На одной из страниц вместо точки была поставлена запятая. Когда немцы стали изготавливать фальшивые книжки для своих диверсантов, то там они исправили ошибку, и поставили точку. По этому признаку можно было выявлять вражеских агентов.

  -- Значит, думаете, ошибка? - весело спросил Куликов. - Конечно, это большая тайна, но вам можно об этом сказать. В других документах тоже есть такие вот ошибочки, и немцы неизменно клюют на эту нехитрую уловку, со всей своей педантичностью печатая в поддельных бланках "правильный" текст.

[5]

   Начав разговор о диверсантах, я не мог не упомянуть о батальоне "Бранденбург 800".Но о его существовании НКВД уже было известно.

   - Подготовленных диверсантов не так уж и много. К нам чаще засылают обычных солдат вермахта, переодетых в нашу форму. Причем карабины и автоматы у них свои, русским языком мало кто владеет, так что выявить их не так уж и сложно. Когда я сюда ехал, в особом отделе дивизии меня предупреждали, чтобы я был осторожнее. Недавно они обезвредили такой вот отряд. Судя по соотношению потерь - десять к одному

[6], и это несмотря на то что немцы первые открыли огонь, диверсанты явно не проходили спецподготовку.

  -- Так вот, - вернулся я к обсуждению тактики и стратегии - если налаживать систему обороны мы уже кое-как научились, то с умением наступать дела у нас обстоят очень плохо. После того, как мы остановим фашистов, то наши фронты перейдут в контрнаступление, и к этому времени надо подготовить новую теорию наступательных операций.

  -- Чем же плоха старая теория?

  -- В первую очередь надо значительно сузить полосу наступления, и сосредотачивать на ней как можно больше артиллерии. Даже в конце войны, когда у нас будет много пушек, их будут устанавливать на очень узком участке прорыва. Плотность артогня достигнет сто-двести орудий на один километр фронта.

  -- Вот это да - по-детски восхитился капитан. - Так наступать милое дело. Но сейчас у нас столько артиллерии нет.

  -- Но зато и враг пока не успел создать сплошную линию укреплений. В ближайшие месяцы их оборона будет носить в основном очаговый характер. Это значит, что нужно по возможности просачиваться между узлами обороны, и перерезать пути снабжения немецких гарнизонов. Кстати, необходимо пересмотреть взгляды на ведение боя в темное время суток. Нужно проводить тренировки по ночному просачиванию через передний край обороны с последующей атакой противника. Следующий момент. Пока у врагов нет мощной линии обороны, а мы не можем достигнуть значительного численного преимущества даже на небольшом участке фронта. Поэтому глубокое эшелонирование боевых порядков, предусмотренный довоенным уставом, теряет смысл. Части и подразделения должны идти в атаку одним эшелоном, развернувшись цепью, чтобы использовать в наступлении все имеющееся оружие. Участок прорыва для одной дивизии должен быть не больше двух-трех километров.

  -- Но по уставу так и есть.

  -- Вот как? Значит, наступления на широких участках фронта, которые будут практиковаться в первый год войны, не соответствуют требованиям устава. Конечно, есть и исключения, но достаточно мало.

  -- А глубина наступления?

  -- Пока у нашего командования всех уровней - от взводных до командармов нет достаточного опыта организации наступательных действий, ее нужно устанавливать по минимуму.

   Закончив обсуждение ситуации на фронтах, мы перешли к технике и начали естественно с атомной бомбы.

Глава 6

20 сентября. Вечер.

   Ядерную программу мы, недолго думая, решили назвать просто проект "А". Устройство атомного оружия всегда вызывало большой интерес. Поэтому, как только у меня впервые появился доступ к интернету, я прочитал все, что только смог найти по этому вопросу, и теперь мог вспомнить достаточно подробностей. Куликов сразу же понял принципы ядерного деления, и мы перешли к технологическим подробностям.

  -- Атомную бомбу теоретически можно делать из тория, но на практике его не используют, и все ядерное оружие изготавливают из урана или полученного искуственно плутония.

  -- А в чем проблема?

  -- Честно говоря, не знаю. Это считается само собой разумеющимся.

   - Возможно ли взять под контроль все основные месторождения урана в мире?

   - Ну, для этого придется сначала завоевать всю Землю, так как месторождения есть во многих странах. На первом месте по запасам находится Австралия, затем идут ЮАР, США, Канада. Россия где-то на пятом месте, а за ней с небольшим отрывом идут Казахстан, Украина, Узбекистан, Нигерия, Бразилия. Да вообще, в любой стране средних размеров можно накопать урана хотя бы на несколько бомб.

  -- А если сложить запасы РСФСР и других союзных республик, то получиться, что они у нас самые большие в мире?

  -- Черт, совсем забыл. Простите, но за два десятилетия я уже привык к тому, что Россия теперь отдельное государство. А СССР тогда действительно занимает первое место.

  -- Значит, у нас должно быть очень много месторождений, и мы сможем выбирать те, в которых стоимость добычи будет дешевле.

  -- Да, вот только их еще надо найти. Более-менее точно я помню расположение только пары из них: недалеко от Челябинска и в Казахстане. В Забайкальском крае очень хорошая руда. Еще есть месторождения в Оренбургской области, в Бурятии, да еще много где. По крайней мере, искать их будет не трудно. Достаточно разместить в самолете оборудование, измеряющее радиоактивный фон, и облететь нужные районы.

  -- А где в основном добывают уран в вашем времени?

  -- Попробую вспомнить. Большая часть добычи ведется в Аргунском месторождении, километрах в пятистах к юго-востоку от Читы. Но там недалеко граница.

   Куликов развернул карту, и нашел нужное место.

  -- Действительно, совсем рядом находится Маньчжоу-Го, и там стоят японские войска.

  -- Ничего страшного, поиск хороших залежей руды это сейчас второстепенная проблема. В конце концов, в нашей истории кое-какие месторождения все-таки нашли, хотя и далеко в горах. Руду оттуда приходилось вывозить на ослах. Пока требуемые объемы небольшие, уран можно добывать и из бедных залежей. Гораздо сложнее его извлечь, обогатить и сконструировать атомную бомбу.

   То, что производство ядерного оружия - удовольствие не из дешевых, капитан уже знал. Но когда я начал расписывать подробности всего процесса, он понял, сколько трудностей нас ожидает.

  -- Сама добыча руды, ее обогащение и извлечение урана ничем принципиально не отличается от любой другой, только нужно принимать меры для защиты от радиации. Руду дробят, измельчают, помещают в раствор щелочи или сильной кислоты - в зависимости от породы. Из раствора извлекают концентрат оксида урана, который еще нужно отчистить от примесей - бора, кадмия и других веществ, хорошо улавливающих нейтроны. Оксид восстанавливают аммиаком, а потом с помощью какой-то кислоты превращают в гексафторид.

  -- Наверно, плавиковой.

  -- Кажется, да. Но на этом основная часть процесса только начинается.

  -- А почему нельзя работать с металлическим ураном?

  -- Дело в том, что гексафторид легко испаряется и вся дальнейшая работа по обогащению ведется с газом. К сожалению, он как и все соединения фтора, очень едкий и ядовитый, так что работать с ним будет нелегко.

  -- Понятно. Все емкости для его хранения нужно делать из алюминия или покрывать никелем. Нельзя допускать, чтобы эта радиоактивная и ядовитая гадость вырвалась наружу. Так что мы делаем с гексафторидм дальше?

  -- Для ядерного оружия нужен 235-й изотоп, который легко делиться, но его в природном уране содержится очень мало, только 0,7%. Все остальное - это уран с атомным весом 238. Он стабильный и непригоден для наших целей. Как ученым уже известно, чтобы запустить цепную реакцию в ядерном реакторе, минимальная доля урана-235 должна составлять 1,5%, но для нормальной работы требуется от 5 до 20%. Чтобы создать ядерное оружие, степень обогащения доводят минимум до 80%, но лучше 90-93%. Вот в этом и состоит основная трудность.

  -- Я хотя и не ученый, но догадываюсь почему. Химические свойства изотопов полностью идентичны, и с помощью химических реакций разделить их нельзя.

  -- Совершенно верно. Для разделения урана-235 и урана-238 в настоящее время существуют три метода: газодиффузионный, центробежный и электромагнитный.

  -- Полагаю, нет смысла использовать сразу все способы.

  -- Согласен. Американцы собираются испробовать все, но мы выберем самый оптимальный. Теперь подробно по каждому методу. Как я уже сказал, гексафторид легко переходит в газообразное состояние. Насколько я помню, Гровс, это руководитель проекта, в своей книге писал, что...

   Когда я закончил описывать методы, капитан сокрушенно покачал головой.

  -- Как все-таки сложно добывать этот уран.

  -- Ну, технология его получения хотя и очень трудоемкая, но по крайней мере сравнительно простая.

  -- Даже так? - удивился Куликов - а что же тогда сложно?

  -- Сложно это превратить уран-238 в плутоний-239. Для этого придется строить реактор.

   Тут уже записной книжкой не обошлось, и мне пришлось чертить различные схемы реакторов на обратной стороне карт.

  -- Но это еще не все. Получив нужное количества материала, мы сталкиваемся со следующей проблемой. Для урановой бомбы применяют простейшую конструкцию пушечного типа. Ее американцы даже не испытывали, так как она очень надежна. В этой схеме критическая масса в атомном заряде создается сталкиванием двух частей суб-критической массы. Но эффективность в этом случае очень низкая. Другой способ - это имплозивная схема, так называемый "еж", в которой заряд равномерно сжимается синхронными взрывами со всех сторон. Но и эта конструкция далека от идеальной...

   С каждой новой схемой, которую я чертил, капитан все больше ужасался. Трудности создания Бомбы превосходили воображение.

  -- Одно утешает - то, что противнику придется еще труднее. Как вы полагаете, есть ли у Гитлера возможность сделать атомное оружие до конца войны?

  -- К счастью, у немцев исследования пойдут по тупиковому пути, и они даже не смогут запустить реактор. Гораздо важнее контролировать аналогичные исследования в США. Хронология примерно такая. В настоящее время ведутся исследования в лабораториях и университетах, финансируемые национальным комитетом по оборонным исследованиям. Суммы пока выделяются небольшие, всего лишь сотни тысяч долларов.

  -- Ничего себе небольшие. А сколько же будут тратить потом, когда проект полностью развернется?

  -- На создание первых трех бомб уйдет около двух миллиардов долларов. Так вот, до сих пор только рассматривался вопрос о том, можно ли будет использовать атомную энергию в военных целях. Окончательное решение о создании ядерного оружия было принято 6 декабря, когда точно стало известно, что Япония начнет войну.

  -- Подождите, это очень важный момент. Если в САСШ знали о нападении, то почему произошел такой разгром в Перл-Харборе?

  -- Ну во-первых, просто никто не ожидал, что такой большой базе, находящейся очень далеко от Японии может что-нибудь угрожать. А во-вторых, сообщение о начале войны просто не успело дойти вовремя. Предыстория была следующей. Американцы расшифровали японские коды, и легко читали все сообщения. Еще 25 ноября Рузвельт предупредил своих военных советников, что война начнется очень скоро. На следующий день японскому послу вручили ноту о том, что снятие эмбарго возможно только после вывода войск из Китая и Индокитая. После этого военные действия стала неизбежными. Авианосное соединение Нагумо тут же снялось с якоря и отправилось к Гавайям, а всем американским соединениям был разослан сигнал боевой готовности.

  -- Подождите, так где тут причина, а где следствие? Кто же виноват в развязывании войны?

  -- Войну, разумеется, начали японцы. Сначала они вторглись в Китай, потом в Индокитай, а затем стали претендовать на Индонезию и Филиппины. А Рузвельт виноват в том, что заигрался с японским хищником, помогая ему в войне с Китаем. Оказывая китайцам небольшую помощь, Америка в то же время продавала японцам на порядок больше стратегических товаров. В результате императорская армия росла, захватывала все новые территории. Увеличивался и ее аппетит. Очнулась Америка только тогда, когда уже попала в патовую ситуацию. Если и дальше снабжать Японию нефтью и металлами, то она продолжит агрессию. А если ввести эмбарго, то ее армия и флот уже стали достаточно сильными, чтобы захватить источники нефти. Собственно говоря, так оно и получилось.

  -- Точно также европейские державы поощряли Гитлера ко все новым захватам территорий, надеясь подтолкнуть его к нападению на СССР, - заметил Куликов. А САСШ и в Русско-Японскую войну финансировали японцев, чтобы ослабить нашу страну.

  -- Здесь немного другая ситуация. Для Рузвельта Япония просто хороший торговый партнер. Как у нас любят говорить в таких случаях: ничего личного, просто бизнес.

  -- Ладно, пусть бизнес. Но вы товарищ Андреев только что говорили, что предупреждение о войне не успело дойти вовремя, а потом сказали, что оно было разослано еще за десять дней до ее начала.

  -- Уточняю. Меры безопасности в Перл-Харборе усилили, но считая что до Гавайев противник не доберется, сделали это весьма своеобразно. По воскресеньям и личный состав, и командиры по-прежнему отдыхали. А как мы, к сожалению уже знаем, агрессоры предпочитают нападать именно по выходным дням. В субботу 6 декабря была расшифрована телеграмма японскому послу, и стало окончательно ясно, что война неизбежна, но дата и время в ней еще не назывались. Утром пришла новая шифровка, где указывалось время вручения меморандума госсекретарю США - 13 часов по Вашингтонскому времени. То, что нападение планируется через полчаса после этого, там конечно написано не было. Но это было совершенно очевидно. После того, как сообщение прочитали, до атаки Перл-Харбора оставалось еще больше шести часов. Казалось бы времени достаточно, чтобы объявить тревогу, но дальше начинается самое интересное. Командующему ВМС Старку посоветовали сразу позвонить на Оаху по прямому телефону с кодирующим устройством, но он ничего не захотел предпринимать, не посоветовавшись с президентом. Но Рузвельт в это время еще спит, а когда просыпается, то врач начинает с ним медицинские процедуры. И вообще, его запрещено беспокоить в выходной день.

  -- Он конечно инвалид, но когда на страну готовится нападение, тут уж не до лечения, - неодобрительно покачал головой Куликов.

  -- Затем генералы и адмиралы посоветовались друг с другом, и решив что на сытый желудок думается лучше, ушли кушать.

  -- Но послать сообщение командующему Тихоокеанским флотом они могли бы? Пусть даже на пустой желудок и без совещания с президентом.

  -- В это время начальник штаба армии США генерал Маршалл катался на лошадке, и естественно, не захотел прерывать столь важное занятие из-за каких-то пустяков. Накатавшись вдоволь, и не спеша приняв душ, он все-таки приходит на работу и по телефону обсуждает со Старком ситуацию. Они все-таки мудро решают, что надо предупредить гарнизоны тихоокеанских островов, в том числе и Оаху. Оставалось еще целых полтора часа. У Маршалла тоже есть телефон с защищенной линией, и он тоже не пытается им воспользоваться, а приказывает послать шифровку в Перл-Харбор по рации. Но хотя в распоряжении военно-морских сил есть мощные радиостанции, которыми Старк и предлагает воспользоваться, Маршалл решил передать телеграмму через радиостанцию армии. К сожалению, на Гавайях в это время были сильные радиопомехи, и по слабенькой армейской рации связаться с Оаху не удалось. Угадайте, что было дальше.

  -- Отнесли письмо на почту?

  -- Почти. Сообщение отправили обычным телеграфом. Совершенно случайно, военные забыли указать, что телеграмма срочная. Поэтому до Гонолулу она дошла не сразу, а после прибытия на остров еще долго лежала, дожидаясь пока ее заберет посыльный-японец, развозивший почту.

  -- Слишком много совпадений.

  -- Это еще что, вот в сражении у Медуэя было просто огромное количество случайностей, благоприятных для американцев. Такое впечатление, что кто-то специально подыгрывал сначала одной стороне, а потом другой.

  -- Все боевые действия состоят из цепочки случайностей. - философски заметил капитан. - Хорошо, с этим вопросом понятно. Продолжайте, пожалуйста, по ядерной программе САСШ.

  -- Ближайшей целью исследований стало запустить цепную реакцию. Для этого, в свою очередь, сначала надо выделить необходимое количество урана. Благодаря щедрому финансированию и наличию теоретических разработок, уже в июне 1942г ученым во главе с Ферми удалось получить коэффициент размножения нейтронов больше единицы. Получив экспериментальное подтверждение того, что создание атомного оружия вполне возможно, американцы уже могли приступать к широкомасштабному строительству. Для этого необходимо построить уже не опытный, а промышленный реактор, а также заводы по переработке урана. Размер средств, отпускаемых для проекта, был практически неограничен. Поэтому США могло позволить себе финансировать строительство одновременно несколько заводов, получающих уран различными методами разделения. Технологии еще не были окончательно разработаны, и было неизвестно, какие из них окажутся лучше. Также, на всякий случай велись работы по созданию двух типов реакторов: графитового и тяжеловодного.

   Куликов заметил, что если атомный проект продолжает расширяться, и туда набирают много людей, то внедрить своего агентов нам будет несложно. Надо только узнать, какие лаборатории занимаются данной проблемой. Из американских ученых-ядерщиков я смог припомнить только Ферми, Оппенгеймера и Лоуренса. Зато смог много рассказать о генерале Гровсе, который был талантливым администратором, и сыграл в атомном проекте не меньшую роль, чем у нас Берия. С этим капитан не согласился, и мы с ним крепко поспорили.

  -- Хороших администраторов можно найти тысячи, а вот подходящих ученых можно пересчитать по пальцам.

   - Без правильного руководства ученым потребовалось бы намного больше времени.

   Обсудив "Манхэттен", мы перешли к перспективам проекта в нашей стране. Я сразу предупредил, что нам нельзя рассчитывать обогнать американцев в ядерной гонке.

   - Помимо того, что они уже давно начали исследования, и у них много ведущих ученых, у нас просто нет достаточного количества свободных ресурсов. Пока идет война, все идет на оборонные предприятия: электроэнергия, станки, сталь, цветные металлы, цемент, и многое другое. Для претворения проекта в жизнь надо создавать с нуля целую индустрию, а мы пока не можем себе этого позволить. Разумеется, исследования нужно начинать немедленно, но масштабы пока будут скромными.

   - Какие минимальные требования к объему производства?

   - Давайте прикинем. Допустим, мы запустим десять тысяч центрифуг, и за год они выработают тонну урана-235, обогащенного до 20%. Загружаем его в реактор, и через год получим четыре килограмма оружейного плутония. Маловато для бомбы. Если конструкция будет самой простой, то понадобится килограмм 5-6.

   Закончив с проектом "А", мы устроили небольшой перерыв, чтобы собраться с силами. После всех этих сложных схем голова у нас просто шла кругом, а тем для обсуждения еще было очень много. Хорошо еще, что Куликов специализировался на военной технике, курируя разработку новых видов вооружений, и был в курсе текущего состояния дел. Именно поэтому ему, как доверенному лицу Берии и знатоку техники, доверили исследовать Артефакт. А потом, чтобы не увеличивать число посвященных в тайну, его же отправили устанавливать контакт со мной.

   Наконец, немного передохнув, я смог продолжать. Про ахиллесову пяту наших войск - низкий уровень радиофицированности, уже можно было не рассказывать.

   - Три месяца войны уже показали, что нужно оснащать рациями все самолеты, танки, артилерийские батареи, а также пехотные подразделения вплоть до уровня роты. Единственное, что могу посоветовать, это увеличить закупки радиостанция в США, если придется, то даже за счет других поставок. Лучше иметь два танка или самолета с рациями, чем три-четыре без них. Так же крайне важно ускорить разработку более совершенных радаров, чем те, которые у нас имеются.

   - Радар? А, это новая английская аббревиатура, обозначающая радиолокационную станцию.

   Следующей важнейшей проблемой для нас был транспорт. Наша страна перед войной успела выйти на второе место в мире по выпуску грузовиков. Но к сожалению, сейчас наши автозаводы перешли на выпуск бронетехники, и главным источником транспорта теперь становится импорт. Ленд-лизовские автомобили в основном будут собирать в Иране и Ираке. Качество сборки первоначально было очень низким, так что нужно заранее принять меры: построить местным рабочим жилье, улучшить им условия труда, платить в зависимости от качества сборки.

   Если машины нам будут поставлять союзники, то с авиацией было сложнее, тут нам надо было рассчитывать только на себя.

   - Тенденции развития авиационного оружия ведут к постоянному увеличению калибра. Насколько я помню статистику, то уже во втором квартале сорок второго года авиация окончательно откажется от пулеметов винтовочного калибра. Это касается и истребителей, и бомбардировщиков. Что касается крупнокалиберных пулеметов, то новые модели нам не нужны. Еще перед войной Березин модифицировал свой БС, он сейчас называется УБ, и лучше него ничего не придумают. Теперь все усилия оружейников должны быть направлены на создание крупнокалиберных пушек. И здесь я могу кое-что подсказать. На замену 20-мм пушки ШВАК должна прийти Березинская Б-20, созданная на базе его же пулемета. Насколько я помню, он только заменил ствол, а вся остальная конструкция осталась без изменений. В результате, его Б-20 весила чуть ли ни в два раза меньше ШВАКа. Вот только в нашей истории он начал ее разрабатывать только года через два, так что как можно скорее поставьте перед ним эту задачу.

   - Обязательно поставим. Но вы еще хотели рассказать про мощные пушки.

   - Так вот, хотя 20мм калибр пока еще не стал обязательным для всех истребителей, но уже сейчас очевидно, что его недостаточно, и вскоре придется перейти на 23мм. Разница в 3 миллиметра дает увеличение веса снаряда в два раза, и соответственно возрастает его поражающая способность. Пока у нас на вооружении есть только ВЯ, которую устанавливают на штурмовиках ИЛ-2. Обладая большой скоростью пули, она идеально подходит для борьбы с бронетехникой, но из-за большой отдачи совершенно непригодна для истребителей.

  -- Так значит, нужен новый патрон с меньшим количеством пороха.

  -- Совершенно верно. Изобретать его не требуется, достаточно взять готовую гильзу от противотанкового ружья калибра 14,5мм и переобжать под 23мм снаряд. Скорость пули упадет метров на двести в секунду, что для стрельбы по самолетам некритично, а сила отдачи станет приемлемой. Поручить создание новой пушки нужно конструктору Нудельману. В отличии от остальных конструкторов, он разработает автоматику, работающую на отдаче ствола, а не на принципе отвода пороховых газов. Не знаю, почему именно, но эта система оптимальна для крупного калибра. Нудельмановские пушки станут основными на ближайшие десятилетия. Только я не помню, где он сейчас работает.

  -- Я знаю - в ОКБ-16. Мне приходилось с ним общаться.

  -- Замечательно. А когда он закончит с этим изделием, то пусть сразу разрабатывает 37мм орудие.

  -- А он его уже сделал, и скоро должны начаться госиспытания. Но для самолетов действительно нужен такой крупный калибр?

  -- Крупный это 45 или 57 миллиметров. Он нужен для борьбы: во-первых, с танками, а во-вторых, с тяжелыми бомбардировщиками. Не забывайте, что в ходе войны танки будут выпускать со все более толстой броней. В самолетах также все жизненно важные узлы начинают бронировать. Но вот только непонятно, почему он уже закончил свою пушку НС-37. Я точно знаю, что ее примут на вооружение только года через два. А, теперь припоминаю. Когда пушка была готова и испытана, ее приказали переделать под новый патрон, без бурта.

  -- Скажите, авиационная сорокапятка тоже его детище?

  -- Да, он сделал ее на основе 37мм, и с тем же патроном. Другое конструкторское бюро N15 свою конструкцию доделать не смогло. Но вообще-то, современные Яки для нее слишком легкие. - Я вспомнил, как стрелял из сорокапятки, и представил себе, что такая махина будет установлена на хрупком самолете. - Вести огонь из нее можно только одиночными выстрелами. Но все равно, от отдачи скорость сразу падает, все трубопроводы начинают течь. Да, еще разрешите задать вопрос про конструктора Таубина. Он еще жив, или его уже расстреляли? В наше время о нем мало известно, но считается, что разработанные им автоматический гранатомет и авиационная пушка опередили свое время.

  -- То есть все, кого репрессировали, это непризнанные гении, как Тухачевский? Впрочем, Таубин действительно был хорошим конструктором, и мне жаль, что так получилось. Но вот с авиационной пушкой он подвел и себя, и страну. Дело в том, что Таубин легкомысленно заявил такие параметры своего будущего изделия, какие были в принципе недостижимы: вес, габариты, и самое главное - силу отдачи. Так как у него уже был изготовлен опытный образец, и он имел репутацию хорошего конструктора, то все, включая товарища Сталина поверили его обещаниям. Однако, несмотря на все старания, добиться заявленных показателей он не смог. Правда, другим КБ это тоже пока не удалось, но ведь они и не гарантировали недостижимых результатов. Между тем новые истребители проектировались исходя из заявленных параметров, и когда началось их производство, оказалось, что сила отдачи пушки совершенно неприемлема. То есть самолет уже готов, а вооружения к нему нет. Возможно, все закончилось бы хорошо, так как было принято решение о передаче изделия на доработку заводским конструкторам. Но кто-то написал донос, и Таубина арестовали. Дальше все пошло по спирали: изделия его КБ были признаны вредительскими и сняты с производства. А после того, как от его систем отказались, то вина конструктора тем самым еще больше увеличилась. Честно говоря, его коллеги, например Шпитальный, тоже приложили руку к тому, чтобы избавиться от конкурента. Поэтому Нудельману будет непросто предлагать свои пушки, после того, как его бывшего начальника осудили.

  -- Так он работал в Таубинском КБ, и все, что Нудельман сделал, базируется именно на разработках Таубина? Значит он действительно был гениальным конструктором.

  -- Очевидно, что так. Вот только доработок потребуется еще много.

  -- Но все-таки его гранатомет значительно опередил свое время. Пройдет еще несколько десятилетий, пока станет очевидной необходимость в таком оружии.

  -- Хорошо, мы проведем испытания автоматического гранатомета. Надеюсь, что хотя бы это изделие будет работоспособно, и его можно будет пустить в производство.

  -- Ну что же, теперь давайте обсудим авиабомбы. В первую очередь, это кассетные боеприпасы, которые идеально подходят для борьбы с танками. Самое интересное, что у нас уже давно разработана такая система, только ее почему-то не стали внедрять. Для штурмовиков это как раз то, что нужно. Да, пока не забыл. Надо ускорить возвращение к двухместному варианту ИЛ-2, ведь без стрелков они несут большие потери. Еще мало внимания уделялось осветительным бомбам. Даже в условиях превосходства в воздухе, до которого нам еще далеко, все важнейшие объекты противника будут прикрыты зенитками, и бомбить их лучше всего ночью. А для этого нужно увеличить выпуск светящихся бомб.

  -- Хорошо, мы поднимем этот вопрос.

  -- При изготовлении фугасных бомб перед нами постоянно будет стоять проблема дефицита тротила и стали. Я читал, что корпуса авиабомб изготавливали из железобетона.

  -- Верно, их разработал профессор Гальперин еще перед войной.

  -- Еще придумали полностью отливать корпус из чугуна. Очень экономичная технология. Почти все резьбовые соединения получаются в процессе отливки.

  -- Но наверно, стабилизаторы все-таки изготовлялись отдельно. А какие есть заменители взрывчатки, вместо тротила и амматола?

  -- Использовали следующую смесь: пятьдесят процентов тротила, десять алюминия, и сорок гексогена или селитры. Кроме этого еще была жидкая смесь, вот только состав сложный, и я его не помню. А вот фамилия конструктора в памяти отложилась. Уж очень она необычная для создателя оружия - Добрый или Добрин.

  -- Добрыш. Он действительно разрабатывал жидкую смесь.

  -- Еще, если немцы подойдут близко к Москве, то можно будет заряжать бомбы жидким кислородом. Но это и без меня знают. По вооружению я больше ничего не припомню, и теперь можно перейти к самолетам. Производство трех типов истребителей для войны слишком большая роскошь, придется оставить только ЯК. Он очень легкий, быстрый, маневренный. При равной мощности моторов, Мессер 109-E явно ему уступает.

  -- К сожалению, сейчас на вооружении Люфтваффе стоят 109-F с двигателем 1350 л.с.

  -- Но это от Яковлева не зависит. Его задача - продолжать улучшать аэродинамику, усилить вооружение. Очень важно также повысить эргономичность управления.

  -- А что это такое?

  -- Это когда ручки и тумблеры управления расположены в удобном порядке, и сгруппированы по назначению. Летчик не должен тратить лишнее время на то, что бы шарить по всей кабине. Еще желательно автоматизировать управление самолетом. Сейчас, чтобы изменить скорость летчик сначала двигает рычаг газа, потом меняет шаг винта, а затем снова подправляет газ. Даже у опытного пилота на это уходит много времени.

  -- Это трудно, но такую задачу разработчикам мы поставим. Еще какие замечания по самолетам?

  -- Очень важно улучшить обзор пилота. Сейчас все конструкторы, не только наши, но и зарубежные, стараются делать высокий гаргрот, то есть кабина пилота сзади сливается с фюзеляжем. Это дает небольшую прибавку к скорости, но сильно уменьшает обзор из кабины. Но вы же знаете, что основной прием истребителей - это сесть на хвост противнику. А если летчик не видит, что у него сзади, то его легко могут сбить. Опыт войны показывает, что кабина должна выступать из фюзеляжа. Да и зеркала на самолетах сейчас не всегда не ставят. Конечно, пилоту все равно придется крутить головой на триста шестьдесят градусов, но с зеркалами заднего вида все-таки удобнее.

  -- Черт, возьми - выругался капитан - вроде бы очевидные вещи, а так сразу до них и не додумаешься. А почему нельзя оставить в производстве МИГ-3? Ведь его начали выпускать намного раньше ЯКов, а значит, все детские болезни уже устранили.

  -- МИГ конечно машина замечательная, но это высотный истребитель, а воздушные бои сейчас идут в основном на средних и нижних высотах. Конечно, для системы ПВО он необходим, но на него устанавливают микулинский двигатель АМ-35, который нужен для штурмовиков ИЛ-2. Как скажет товарищ Сталин, "нам нужны не МИГи, а ИЛы". Да, кстати, эта фраза мне напомнила, что московский авиационный завод скоро будет эвакуирован. Но теперь мы точно знаем, что столицу враг не захватит, а московская система ПВО эффективно отражает все налеты противника. Так что тратить время на эвакуацию оборудования и строительство нового завода не нужно.

  -- Да уж, вздохнул Куликов - если бы еще точно знать, куда немцы не смогут дойти. Например, в Калинине есть немало заводов, но даже с вашей информацией мы не можем гарантировать, что фашисты к нему не прорвутся. Но вернемся к самолетам.

  -- Вообще, надо признать, что выпуск перед войной трех разноцелевых истребителей был оптимальным решением, ведь заранее нельзя сказать, какой будет характер боевых действий. В текущей ситуации, дальний и высотный истребители нам не нужны. Позже, когда мы начнем наступать, нам понадобятся машины с большим радиусом действия, но ими станут обычные Яки с дополнительными бензобаками.

  -- Честно говоря, жаль что конструкторские бюро останутся без работы. У них есть опыт и хорошие наработки.

  -- Не останутся. Микоян и Гуревич пусть сразу занимаются реактивными самолетам. Истребители, разработанные в их КБ будут лучшими в мире, начиная с пятидесятого года и вплоть до нашего времени. Ну конечно еще есть истребитель-перехватчик СУ, но у него немного другие задачи.

  -- А Лавочкин?

  -- Ему предстоит модифицировать ЛАГГ, установив на него двигатель воздушного охлаждения Швецова.

  -- АШ-82? Но я думал, что он пригоден только для бомбардировщиков.

  -- Да, сейчас существует такая тенденция в конструировании истребителей - ставить моторы исключительно жидкостного охлаждения. Но Лавочкин вовремя понял все преимущества мотора с воздушным охлаждением - большая мощность и живучесть в бою. Это позволит отказаться от дельта-древесины, смолу для которой приходится импортировать, и перейти на тяжелую но дешевую фанеру. Заодно усилится вооружение. На ЛА-5 уже никаких пулеметов не будет, только пушки, установленные в центроплане. Вот только я не знаю, сделал ли уже Швецов модификацию своего двигателя с укороченными цилиндрами. Если сделал, то Лавочкин может приступать к проектированию.

  -- Полагаю, другие конструкторы тоже должны обратиться к моторам воздушного охлаждения?

  -- У нас это сделает "король истребителей" Поликарпов. Вот только дождаться выпуска своего детища ему не суждено. Производство ЛАГГ уже налажено, и переход на его дальнейшую модификацию ЛА-5 много времени не займет. Осваивать же производство совершенно нового самолета в условиях войны - непозволительная роскошь.

  -- А в Германии?

  -- Там налаживается серийное производство Фоке-Вульф 190, который наши летчики прозвали Фоккерами. То есть получится, что у каждой стороны скоро будет стоять на вооружении по два основных типа истребителей - с жидкостным мотором, и с воздушным.

  -- А какие-нибудь изменения в тактике воздушного боя вы можете посоветовать?

  -- В принципе, с начала войны все уже стало очевидным. Переход с троек на пары, эшелонирование по вертикали, ножницы. В отличии от довоенной подготовки пилотов, нужно обучать личный состав активному пилотированию, воздушной стрельбе, технике тарана. Что касается последнего, то тут главное разъяснить пилотам, что он является крайним средством, к которому нужно прибегать лишь в исключительных ситуациях. Как сказал Покрышкин, таран теперь вышел из моды. Да, вспомнил. Я очень рекомендую вам найти на Южном фронте старшего лейтенанта Александра Покрышкина, будущего трижды Героя Советского союза. Он еще до войны работал над теорией воздушного боя, и расскажет все это лучше меня. И еще, не забывайте знакомить летчиков с новыми типами самолетов. А то с тем же Покрышкиным получился казус, когда в начале войны он по неведению сбил СУ-2. Да, еще чтобы натренировать летчиков хорошо переносить перегрузки, можно сконструировать специальные центрифуги. Такие у нас использовались для подготовки космонавтов. И еще нужно разработать противоперегрузочные костюмы.

  -- Очень интересно. И какой же у них принцип действия?

  -- Я могу описать только приблизительно. В состав костюма входят несколько камер, наполняемых воздухом. Во время перегрузок давление в камерах автоматически повышается, и они обжимают живот, бедра и голени пилота, препятствуют оттоку туда крови из верхней части тела. Заодно фиксируются внутренние органы брюшной полости, предотвращая их смещение. В итоге костюм помогает летчику выдержать дополнительно 2-3 Жэ перегрузки.

  -- В принципе, ничего сложного, а эффект от применения должен быть значительным. А что вы скажете по общей стратегии применения авиации?

  -- Тут конечно нам надо поучиться у Германии. Они очень оперативно перебрасывают авиационные части с фронта на фронт, что позволяет им завоевывать господство в воздухе на нужных направлениях.

  -- Насколько мне известно, перед наступлением на Ельню Жуков смог собрать достаточно самолетов с других участков, чтобы добиться превосходства в воздухе.

  -- Это так, но он мог распоряжаться только авиацией своего фронта. А у нас даже через два года будет такая ситуация, что на одном участке авиация отдыхает, а на другом в это время идут тяжелые бои. Еще необходимо создать единый командный центр авиации фронта. В каждом подразделении должен сидеть представитель летчиков с рацией, который мог бы непосредственно корректировать работу бомбардировщиков.

  -- Для этого нужно внести большие изменения в структуру управления войсками. Это не так уж и просто.

  -- Еще скоро начнутся дожди, и понадобятся переносные металлические сетки для грунтовых аэродромов. Я видел такие в старой кинохронике. Пластины примерно два с половиной метра в длину, и полметра в ширину, с пробитыми большими дырами. Они достаточно легкие, и обслуживающий персонал может быстро выложить из таких плит взлетную полосу.

  -- Кстати о погоде. Как я понимаю, она готовит немало неприятных сюрпризов. Вы упоминали, что через неделю после начала наступления начнется распутица.

  -- По крайней мере, на участке Гудериана. 7 октября выпадет первый снег, и сразу растает, превратив дорогу в месиво. Он писал об этом в своих воспоминаниях. В районе наступления его танковой группы до самого Орла нет ни одной дороги с твердым покрытием. Поэтому если бы он не успел к этому времени овладеть шоссе Брянск-Орел, то снабжение его армии было бы сильно затруднено.

  -- Армии?

  -- Ну да, его группу скоро переименуют во 2-ю танковую армию. А наиболее сильная распутица начнется во второй половине октября, и она нанесет огромный ущерб нашим войскам. Ведь в это время мы отступали. Если немцы имели возможность вытаскивать свои грузовики из грязи, и теряли только время, то нам при отступлении приходилось бросать технику, которая не могла проехать по бездорожью. Хорошей строительной техники, в отличии от вермахта, у нас не было, и в результате потери транспорта и орудий были катастрофическими.

  -- Можете вспомнить, какая зима будет в этом году? Если первый снег выпал так рано то, видимо, очень холодной?

  -- Очень ранней и очень холодной. Уже в октябре начнутся вьюги и снегопады, но снег еще будет таять. В начале ноября сильно похолодает, и температура упадет до минус двадцати градусов, а в декабре даже минус сорок. В восточной группировке вермахта теплой одеждой успеют снабдить только одна треть солдат. Дело в том, что Гитлер рассчитывал закончить войну к зиме, и оставить в России только оккупационные части. Штабные генералы, никогда не видевшие фронта, его в этом убеждали. Только Геринг позаботился о том, чтобы в его авиационных частях все было готово к зиме. Войскам Гудериана зимнее обмундирование в этом году вообще не выдали, и его солдаты одевались в советские шинели и шапки. Не были получены также зимние масла, мазь от запотевания оптики, шипы для гусениц танков, окопные печки, и прочее. Кстати, в наших войсках окопных печек тоже нет. Да и вообще, нареканий очень много. Рукавицы солдатам часто выдавали тонкие, рукам в них зимой холодно. Для ряда военных специальностей - связистов там, водителей, механиков, надо предусмотреть рукавицы не с двумя пальцами, как у стрелков, а с пятью, чтобы им не пришлось ковыряться на морозе в своей технике голыми руками.

   Куликов размял уставшие пальцы руки, которой он все это время строчил в своем блокноте. - Вот ведь парадокс. Вроде живем в России, а к морозам не подготовились. Так, теперь перейдем к бронетехника.

  -- Тут у нас были допущены большие просчеты. Техники выпускалось много, а запчастей к ней мало. С учетом низкого ресурса моторов и ходовой части, получилось, что к началу войны большинство танков были неисправны. Радиофицированных машин очень мало, а ведь обзор из них очень плохой, и что там машут флажками, не видно. Еще одна большая недоработка - отсутствие нормальной ремонтно-эвакуационной службы. Как показывает пример немецкой армии, в ходе наступления большинство танков по крайней мере ежемесячно выходят из строя и снова ремонтируются. Нам надо наладить своевременную эвакуацию подбитой бронетехники с поля боя, и организовать походные мастерские, которые могут исправлять небольшие повреждения.

   Подождав, пока капитан все запишет, я продолжил.

  -- Еще один крупный недочет в наших танковых соединениях - это недооценка роли пехоты, сопровождающей бронетехнику. Бытовало мнение, что танк - это универсальное оружие, способное выполнять любые задачи. Но на самом деле, в городе танки без прикрытия пехоты очень уязвимы. Защищать захваченные позиции танки также самостоятельно не способны. А если им ставят задачу идти дальше в наступление, то кто же будет охранять их тыл. Любое наступление танков должно обязательно сопровождаться достаточным количеством пехоты.

  -- Но у нас нет столько грузовиков. К тому же, что бы не отставать от танков на пересеченной местности, часть мотопехоты должна ехать на гусеничных вездеходах, как в германской армии. К сожалению, таких вездеходов у нас очень мало.

  -- Как временное решение, нужно разрешить перевозить десант на броне. У всех танков надо приварить к корпусу скобы, чтобы пехотинцам было удобно залазить и держаться. Помимо этого, танковым частям нужно передать больше артиллерии. Если легким танкам встречается дот или замаскированное противотанковое орудие, то они должны отойти назад, и двигаться дальше должны только после того, как артиллерия уничтожит препятствие.

  -- Наши командиры постепенно учатся всему этому. Недавно товарищ Жуков издал приказ о недопустимости безграмотного использования в бою танковых соединений. В нем он требует обязательного взаимодействия командиров танковых частей, стрелковых батальонов и артиллерийских батарей.

  -- Помимо сопровождения пехоты, нашим танковым частям не хватает артиллерийской поддержки. Средние и легкие танки должны идти прорыв только после того, как орудия врага уничтожены. Для этого им нужно придать гаубичные батареи, и организовать с ними надежную связь.

  -- Но по бездорожью артиллерия не всегда сможет угнаться за гусеничными машинами.

  -- Для этого надо создавать самоходные артиллерийские установки. И кстати, не только для этого. К сожалению, в нашей стране созданию самоходных орудий достаточного внимания не уделялось. Сейчас у нас на вооружении только несколько старых экспериментальных образцов, и самодвижущаяся ЗИС-30. В нашей истории решение о создании самоходок будет - Тут я запнулся. Как правильнее сказать, было или будет? - принято только через год. Настоятельно порекомендуйте Государственному Комитету обороны издать постановление о разработке САУ. К ноябрю уже необходимо изготовить опытный образец, и провести его госиспытания. Серийное производство надо начинать сразу же, а недостатки устранять постепенно, по мере их выявления.

  -- Полагаете, это возможно за такой короткий срок?

  -- Безусловно. Принцип проектирования САУ состоит в том, что ходовая часть берется от существующего танка. Все агрегаты орудия: противооткатные устройства, механизмы наведения, и прочее, первоначально также будут использоваться без изменения. Для гаубиц, конечно, желательно доработать конструкцию, чтобы уменьшить откат ствола, но это можно сделать и потом.

  -- Какие танки брались за основу САУ?

  -- Легкие, до 76мм, делались на базе Т-70.

  -- Таких танков у нас пока нет. Есть Т-60, но первые серийные машины были выпущены буквально на этой недели. Интересно, а чем они различаются?

  -- В Т-70 установлены такие же двигатели, но не один, как в Т-60, а целых два. Поэтому бронирование усилено и пушка ставится помощнее. У легких САУ бронирование противопульное, только передний лист делают потолще и устанавливают с большим наклоном. Так как рубка в СУ-76 маленькая и тесная, то от крыши пришлось совсем отказаться. Средние самоходки создавали на базе Т-34. Противотанковые, с калибром 85мм, понадобятся только в сорок третьем году, так что срочной необходимости в них пока нет. А вот гаубичная СУ-122 нам очень нужна. Позже самоходки с крупным калибром начнут делать на базе тяжелого танка ИС. Но он появится только года через два, так что придется экспериментировать с КВ. Сразу могу сказать, что гаубицы в самоходках надо устанавливать не на тумбе, как сначала пытались делать, а в маске.

  -- И насколько эффективно они себя показали?

  -- Разработать самоходные орудия несложно, самое главное научиться их правильно применять. Дело в том, что военные относятся к ним как к эрзац-танкам. Отчасти, это верно. Ведь у них те же гусеницы и тот же корпус, что и на обычном танке. Но по большому счету, это просто обычные орудия, только самодвижущиеся, с высокой проходимостью и защищенные тонкой броней. Когда конструктор Грабин сказал, что танк - это всего лишь повозка для пушки, он конечно преувеличивал. Но вот САУ это как раз и есть самая настоящая пушечная повозка, и относится к ней надо соответственно. Тактика применения следующая: самоходки движутся за танками на расстоянии полкилометра, входят в прорванную ими полосу обороны противника, уничтожают оставшиеся огневые точки и расчищают путь пехоте.

  -- Надеюсь, будет несложно внести соответствующие рекомендации.

  -- Еще один крупный недостаток в наших бронетанковых частях, это недостаточное зенитное прикрытие. Совершенно необходимо ввести обязательное требование, чтобы колонны техники, не имеющие зенитных установок, в светлое время суток не передвигались. Даже во время Курской битвы были случаи, когда немецкая авиация уничтожала колонну танков. Только к сорок четвертому году мы научились тщательной маскировке. Скорострельные зенитные орудия можно монтировать на шасси устаревших легких танков. У всех тяжелых, а потом и средних танков нужно устанавливать на башне крупнокалиберный зенитный пулемет. Он к тому же очень пригодиться в городских боях, когда противник будет прятаться на верхних этажах домов.

  -- А вот по крупнокалиберным пулеметам у нас план производства даже перед войной не выполнялся. Их сейчас очень мало.

  -- Поэтому я и советую оснащать ими сначала только тяжелые танки. Да, еще хотелось бы упомянуть об одной большой загадке танкостроения. Еще перед войной ставились опыты по созданию железобетонных танков. Кстати говоря, в других странах такие эксперименты тоже проводились. Брали две пластины толщиной в пятнадцать миллиметров, и промежуток между ними шириной миллиметров тридцать заливали бетоном. Результаты были впечатляющими. Получившийся бутерброд показывал на испытаниях такую же бронестойкость, как у монолитной плиты такой же толщины. А ведь помимо экономии специальной броневой стали, мы получим на порядок меньшие трудозатраты. Ведь обрабатывать пластину толщиной 15 мм гораздо легче, чем 50-60 мм. Но почему-то нигде в мире такие танки не производились.

  -- Я читал отчеты об этом. К сожалению, технология изготовления такой многослойной брони довольно сложная, поэтому от нее отказались. Да и держит бетон только первое попадание, а потом происходит выкрашивание.

  -- Но у самоходок форма корпуса очень простая, и башни нет. А бронирование на них все равно ставят противоосколочное. Предлагаю сделать хотя бы несколько опытных экземпляров, и отправить их на войсковые испытания вместе с обычными САУ. Насколько мне известно, были проекты и по созданию полностью бетонных танков.

   Недостатки существующей техники капитан в принципе знал, но хотел услышать мое мнение. Тут мне было что рассказать, в первую очередь, конечно, по Т-34, которому предстоит стать лучшим танком этой войны.

   - Начнем с двигателя. Дизель хороший и мощный, но все портит воздухоочиститель. Он мало того, что не улавливает пыль, так еще и ограничивает приток воздуха, так что из-за падения компрессии мощность двигателя падает. Башню надо сдвинуть назад и увеличить ее размер. Большая башня сможет вместить пятого члена экипажа - заряжающего, и заодно сделает возможным установку 85мм пушки, созданной на основе зенитного орудия. В будущем нужно немного уменьшить высоту двигателя и установить его поперек корпуса. Для этого требуется перенести воздухоочиститель из развала цилиндров в другое место. В результате боевое отделение увеличится, а высота корпуса уменьшится сантиметров на тридцать.

  -- Это затруднит ремонт и обслуживание двигателя.

  -- Всегда чем-то приходится пожертвовать. Уменьшение высоты танка принципиально важно. Во-первых, уменьшается вес корпуса, а во-вторых, низкий силуэт машины легче спрятать за неровностями рельефа, а значит, в него реже будут попадать снаряды.

   Свои рассуждения я сопровождал карандашными эскизами, иллюстрирующими возможные варианты модернизации. Разумеется, не мог я обойти вниманием и излюбленную фишку попаданцев - командирскую башенку. Польза от нее несомненная, а менять технологический процесс почти не придется. К тому же, башенку можно наваривать на уже изготовленные танки, например, во время их ремонта.

   От бронетехники мы перешли к артиллерии. Хотя Куликов курировал производство военной техники, но я смог его удивить сообщением, что самая лучшая пушка Второй Мировой войны пока производится подпольно.

  -- ЗИС-3 - удивленно переспросил он - никогда о такой не слышал.

  -- И неудивительно. Когда конструктор Грабин продемонстрировал новинку маршалу Кулику, тот не захотел начинать ее производство. А ведь идея замечательная. Трехдюймовый ствол устанавливается на лафет пушки ЗИС-2. В результате такой стандартизации производство упрощается, и выпуск орудий увеличивается.

  -- Но почему же Грабин не обратился напрямую к товарищу Сталину? Я уверен, что он разрешил бы выпуск новой пушки.

  -- Все правильно, когда Грабин попросит верховного провести демонстрацию ЗИС-3, тот согласится, и даст добро на ее выпуск. Вот только, к сожалению, произойдет это лишь через несколько месяцев. Дело в том, что сейчас Грабин поставил перед собой задачу - к концу декабря увеличить выпуск орудий на заводе в пять раз, причем на том же оборудовании. Для этого ему предстоит проделать огромную работу по упрощению конструкции, улучшению технологии и организации производства. Разрабатывать новые методы всегда непросто, а ведь внедрять их приходится без остановки производства. Выпуск пушек не должен прекращаться.

  -- Неужели Грабину удалось это сделать? Меньше чем за полгода увеличить производство в пять раз, это просто фантастика.

  -- Конечно удалось. Конструктор он гениальный, коллектив завода и КБ тоже подобрался замечательный. Но ему постоянно приходится отстаивать свои идеи по внедрению новых технологий перед начальством всех уровней, а это очень непросто. Поэтому сейчас не самый лучший момент, чтобы повторно предлагать новую пушку, которую один раз уже отвергли. Вот когда подведут итоги за год, и все увидят, что Грабин слов на ветер не бросает, тогда и представиться удобный случай провести презентацию ЗИС-3. Сталину пушка очень понравится, он только попросит увеличить высоту щита на несколько сантиметров. А пока этот шедевр конструкторской мысли производят самовольно, без всякого разрешения. На самом заводе об этом сейчас мало кто знает. Единственная деталь, которая выбивается из общей номенклатуры производства - это дульный тормоз. Но он изготавливается в опытном цеху.

  -- Но как же военная приемка?

  -- Ну, тут все продумали. Главное Артиллерийское управление поставили перед фактом наличия готовых изделий, по всем показателям превосходящих Ф-22, и естественно, их приняли и отправили на фронт. Грабин правильно рассчитал, что если по ленд-лизу мы получаем то, что дают, то от хорошего орудия тем более отказываться не будут.

  -- Что вы можете рассказать по стрелковому оружию?

  -- В ближайшее время основным оружием пехоты останется Мосинка. Сейчас все делается для увеличения ее производства: конструкция максимально упрощается, убираются лишние выступы и антабки, ложе больше не покрывается лаком, и материал для него берется подешевле. Но вот почему-то почти всю войну наша промышленность не могла перейти на выпуск укороченного варианта винтовки. Эту ошибку надо исправить. Ведь разве Мосинке нужен такой длинный ствол? Прицельная дальность в два километра явно излишняя. Даже с оптическим прицелом трудно попасть в цель на расстоянии свыше километра. Вот в немецкой армии уже давно перешли на карабины, которые гораздо удобнее. С длинной винтовкой трудно развернуться и в окопе, и в тесной городской застройке. Она мешает при движении по лесу, демаскирует замаскировавшегося бойца, затрудняет посадку в транспортное средство.

  -- Хорошо, я поставлю этот вопрос в первую очередь. Очень нужное нововведение, не требующее больших затрат, не снижающее боевые качества и к тому же дающее экономию в производстве. А автоматические винтовки мы разве не будем производить?

  -- Ну почему же, в ближайший год будет выпущено достаточно много АВТ. Но эта мера вынужденная и временная. Хотя конструкция Токарева в целом неплохая, но у автоматических винтовок низкая кучность. К тому же винтовочный патрон имеет избыточную мощность, что приводит к быстрому износу деталей, а повысить их прочность без значительного увеличения веса затруднительно. Поэтому, когда эвакуированная промышленность развернет производство ручных пулеметов и автоматов, то выпуск АВТ будет свернут. Теперь пройдемся по пистолетам-пулеметам. Они позволяют достичь высокой плотности огня, что крайне важно в условиях современной войны. Сейчас основным автоматом у нас является ППШ. Конструкция у него в целом удачная. Вот только желательно заменить круглый барабанный магазин коробчатым "рожком".

  -- Но у него маленькая емкость.

  -- Зато куча других достоинств, вот считайте: Стоимость производства рожка на порядок меньше, чем у диска. Его легче менять, так что экономится время на перезарядке. Рожок очень удобно носить в карманах, за голенищами сапог, в подсумках и в разгрузке. Он не гремит при ходьбе. И наконец, вес автомата с барабаном слишком большой, чтобы с ним можно было удобно управляться.

  -- А ведь вы правы, вставлять диск в автомат действительно неудобно, и конструкция у него достаточно сложная. Какие еще недостатки у ППШ?

  -- Прицел следует заменить. По-моему, у первых автоматов он был рассчитан на дальность пятьсот метров, но на таком расстоянии попасть фактически невозможно. Надо установить предельную дальность метров двести. Скорострельность у него слишком большая. Не помню точно...

  -- Тысяча выстрелов в минуту - быстро подсказал Куликов.

  -- А оптимальной является десять выстрелов в секунду. Я не знаю, возможно ли модернизировать ППШ, но скорострельность желательно снизить. В начале следующего года будет объявлен конкурс на новый легкий автомат. Победит конструкция Судаева. Вот только он не сам ее придумал, а ему поручили доработать проект, разработанный каким-то простым лейтенантом

[7]. ППС и стал в итоге лучшим автоматом Второй Мировой войны.

  -- Вы говорили, что в ваше время самым популярным в мире стал автомат Калашникова. Как нам найти этого конструктора?

   Я задумался, вспоминая биографию сержанта, ставшего генералом.

   - Надо спросить у Жукова. Когда он перед войной командовал Киевским военным округом, то лично вручал именные часы одному сообразительному танкист с конструкторской жилкой. Калашников тогда изобретал различные приспособления для танка. Жуков его заметил, наградил, и послал на сержантские курсы. Еще примерно помню, когда у него день рождения. В ноябре прошлого года он как раз отмечал юбилей - девяносто лет. Так что найти его будет нетрудно. Вот только в ближайшее время рассчитывать на него не стоит. В нашей истории Калашникову понадобилось несколько лет, чтобы научиться профессионально конструировать. К тому же, создать эффективный автомат можно будет только после того, как мы перейдем на промежуточный патрон, а это достаточно сложно.

  -- Что еще за патрон такой?

  -- Как я уже сказал, винтовочный патрон длинной 54мм для ручного автоматического оружия неприемлем из-за своей избыточной мощности. В свою очередь, 25мм пистолетный патрон малоэффективен. Выходом станет создание новой гильзы с промежуточной длиной 39мм. Автоматы и ручные пулеметы, использующие его, будут обладать одновременно и небольшим весом, и большой эффективной дальностью. Заодно, при его разработке можно будет избавиться от большой шляпки Мосинского патрона, которую так не любят оружейники.

   Капитан что-то почеркал у себя в блокноте.

  -- Наверно, тогда удастся снизить вес ручного пулемета раза в два. - поделился он результатами вычисления. - ДП-27 весит двенадцать килограмм, и носить его очень неудобно.

  -- Дегтярев сможет и без замены патрона снизить вес пулемета в полтора раза.

  -- Так, так, так. И что же он изменил в своей конструкции?

  -- Ничего. Он просто все создавал заново. Ствол у его нового оружия, насколько я помню, не съемный.

  -- Но он же будет перегреваться.

  -- Нет, если стрелять короткими очередями, то не будет. От тяжелого диска отказались, как и в ППШ, питание теперь ленточное. По внутреннему устройству ничего сказать не могу, кроме того, что пружина теперь находится в прикладе.

   После ручного оружия подошла очередь гранат.

  -- Для борьбы с бронетехникой существующих РПГ фугасного действия явно недостаточно, нужно разработать кумулятивные. Основное требование для них, впрочем как и для противопехотных - производство с использованием холодной штамповки. Тогда можно будет выпускать их в достаточном количестве.

  -- Насколько я понимаю, при столкновении с броней кумулятивная граната должна всегда быть направлена донышком вперед. Как этого лучше добиться?

  -- Нужны хорошая балансировка и стабилизаторы, сделанные из матерчатых лент.

  -- Мы начнем их разрабатывать, но все-таки дальность броска гранат небольшая. Что можно улучшить в противотанковых ружьях?

  -- Уже все улучшено, остается лишь как можно скорее наладить их выпуск. Дегтярев и Симонов еще летом разработали отличные системы - эффективные, простые в обслуживании и технологичные в производстве. До 43-го года они будут с успехом использоваться для борьбы с легкими и отчасти даже средними танками. А потом насыщение наших войск артиллерией сделает их ненужными.

  -- Ну что же, рад это слышать. А то мы уже пытались наладить выпуск копий немецких PzB-39, но у них слишком много недостатков. Так значит, в производство будут запущены обе модели?

  -- Да, обе. Конечно, более дешевое в производстве ПТР Дегтярева будет выпускаться в больших количествах, чем ПТР Симонова. Зато последнее имеет высокую скорострельность. А вот с пулей для этого ружья надо еще поработать. Новая, с вольфрамовым сердечником, броню пробивает хорошо, но вот заброневое действие у нее слабое. Хорошо бы еще создать под данный патрон осколочный снаряд, чтобы можно было подавлять огневые точки противника. В танк из этих ружей попасть еще можно, а вот в пулемет практически нереально. Ну и конечно, желательно добавить оптический прицел, пусть самый плохенький. Но самое главное, это продумать тактику применения ПТР.

  -- А в чем тут проблема?

  -- Пробития брони еще не достаточно, что бы вывести танк из строя. Чтобы его подбить, требуется пятнадцать, а то и двадцать пробоин.

  -- Значит, надо настаивать, чтобы все противотанковые ружья батальона вели сосредоточенный огонь по одной цели. - Куликов тяжело вздохнул. - Придется побороться за внесение изменений в наставления. А ведь еще перед войной проводились эксперименты по обстрелу танков трофейными польскими ружьями, и там получалась похожая статистика.

  -- Еще есть много экспериментальных разработок, не пошедших в серию. Например, легкая противотанковая пушка ЛПП-25, которую возможно, уже начали разрабатывать. Вес у нее очень маленький. В походном положении килограмм двести, а в боевом вообще сто пятьдесят. Там даже предусмотрены ручки, чтобы расчет из трех человек мог переносить ее через препятствия.

  -- Но эффективность снаряда наверно не очень большая?

  -- Да нет, он пробивает сто миллиметров брони. Это достигается применением гильзы от 37-мм зенитки, позволяющей разогнать подкалиберный снаряд до скорости тысяча семьсот метров в секунду. А еще для борьбы с бронетехникой хорошо бы начать выпуск ручных противотанковых гранатометов, пусть даже с небольшой дальностью выстрела. Но, боюсь, на это потребуется очень много времени. Помимо разработки реактивного двигателя, еще понадобиться создать кумулятивный заряд.

   Закончили разговор мы только за полночь. Я пообещал записать все, что еще удастся вспомнить, но тех сведений, которые Куликов уже получил, было достаточно для того, чтобы поспешить скорее передать их руководству страны. Капитан не стал ужинать, а сразу распорядился готовиться к отъезду.

   - Сейчас вы сообщение отправлять не станете?

  -- Меня ждет самолет, и я быстрее доставлю все сведения сам, чем, если тратить время на шифровку, передачу и дешифровку. А вы, товарищ Андреев, точно не хотите лететь со мной?

   Мысль о том, что можно будет жить в нормальных условиях, в квартире с горячей водой и с туалетом, питаться в наркомовской столовой, была очень соблазнительной. Но все это сейчас отступало на второй план. Поэтому, тяжело вздохнув, пришлось отказаться.

  -- В генштабе я ничем помочь не смогу. Сколько бы я не прочел воспоминаний наших полководцев, и сколько бы не играл на компьютере, великим стратегом меня это не сделало. Все, что я еще вспомню по современной технике и военному делу, я вам передам. Кстати, много людей информированы о моей персоне?

  -- Кроме товарищей Сталина и Берии, только два человека.

  -- А как вы объясните остальным происхождение информации?

   - Для вас мы придумаем следующую легенду: Девятнадцать лет назад вы по заданию партии были направлены за границу, где и жили все это время. - Капитан усмехнулся, ведь как раз девятнадцать лет назад Советский Союз распался, и я действительно оказался в другой стране - Это объяснит и вашу осведомленность по планам вермахта, и незнание многих нюансов советской жизни, и непривычные речевые обороты, которыми пользуется товарищ Соколов. С началом войны вы смогли получить важные сведения, и недавно перешли линию фронта в районе Андреаполя. Ваше командование я соответствующим образом проинструктирую. Начальника особого отдела дивизии мы заменим.

   - А что, прежнему доверять нельзя?

   - Нет, почему же. Сейчас на этой должности находится капитан госбезопасности Дружинин. Он старый большевик, верный и надежный. Но в этом деле чем меньше людей будет в курсе, тем лучше. Поэтому особистом назначим человека, который уже знает о вас. Правда, он работал по другому профилю, и звание у него небольшое. Но ничего, справится. Все новые данные будете передавать ему. Сами понимаете, держать на передовой мощную радиостанцию неразумно. Ему же мы отдадим ваше удостоверение сотрудника ГУГБ НКВД с настоящей фамилией и очередным званием лейтенанта госбезопасности, которое мы вам присвоим. Строго говоря, после почти двадцати лет выслуги вам положено более высокое звание. Но сами понимаете, бюрократические проволочки. Ведь на самом деле вы у нас никогда не числились.

   - А Танин?

  -- Оставим на прежней должности, и объявим благодарность, но в курс дела вводить не будем. Не его уровень. Чтобы помочь адаптироваться в новом мире, предоставлю в ваше распоряжение сержанта госбезопасности Авдеева. Можете задавать ему любые вопросы. Для человека, который два десятка лет не был на родине, это будет вполне естественно. Официально он будет числиться вашим ординарцем. У вас его кстати нет, а по должности положено. Через него также сможете передавать особисту дивизии письменные и устные сообщения, если не будет времени сделать это лично. У вас есть какие-нибудь просьбы?

  -- Есть, и очень большая. Надо эвакуировать как можно больше людей из прифронтовой полосы. Я конечно понимаю, что вывезти все населени будет затруднительно, но по крайней мере, надо спасти всех детей.

  -- Я займусь этим вопросом. Ситуация с транспортом очень тяжелая, но мы сделаем все, что только можно. Если бы мы знали, что будут вытворять фашисты на оккупированной территории, и как долго продлиться война, то приложили бы больше усилий для эвакуации населения.

   Отдав мне печать для запечатывания конвертов с секретными данными и, на всякий случай, маленький шифровальный блокнот с перечнем позывных и частот, капитан быстро попрощался, и поспешил к ожидавшей его эмке. При этом он машинально похлопывая себя по карману, в котором лежала стенограмма нашего разговора.

   Авдеев, попросив разрешения, тут же поменял свою форму энкавэдэшника с лейтенантским кубиком на обычную полевую, и теперь выглядел как обычный боец РККА.

   - Присаживайтесь, товарищ Авдеев. - пригласил я его - у меня к вам серьезный разговор. Как я понимаю, вам отдали приказ быть моим телохранителем. - Осторожный кивок в ответ. - А в случае угрозы взятия меня в плен, вы должны не допустить этого любыми способами. Вплоть до ликвидации секретоносителя.

   - Никак нет, товарищ лейтенант госбезопасности. В случае взятия в плен я должен держаться с вами рядом, и помочь вам бежать.

  -- Ну а если я буду тяжело ранен?

  -- Тогда я должен сообщить об этом в центр, чтобы за вами прислали группу.

   - Очень странно. Хотя, если учесть, что немцам обо мне ничего не известно, то это выглядит вполне логичным. Ну ладно, настаивать не буду. - Легкая улыбка показала, что чекист не лишен чувства юмора. - А теперь, раз вы назначены моим ординарцем, то покажите мне, как бриться опасной бритвой. Я знаете ли, до недавних пор пользовался услугами цирюльника.

   Авдеев достал из вещмешка бритвенные принадлежности, и начал учить меня, как ими пользоваться, пообещав, что через недельку я смогу бриться самостоятельно. При этом он не забыл пояснить, что слово цирюльник устарело, и его уже не употребляют.

Глава 7

21 сентября. 01-00

Ставка верховного главного командования.

   На этот раз, кроме военных на совещание присутствовал нарком внутренних дел. Он положил на стол перед Сталиным листок с разведанными, переданными Куликовым. В распечатке, предназначенной для совещания, убрали только первую строчку сообщения, в которой приводились сведения, не относящиеся к делу: "Адрес объекта - 2010. Дата завершения операции 09.05.1945"

   - Товарищ Берия, обратился верховный к наркому - скажите нам, эти данные полностью достоверны?

   - Я полностью доверяю нашему источнику в плане преданности нашей стране. Его дезинформация иностранными спецслужбами также совершенно исключена. Что касается деталей плана, то они будут лишь незначительно отличаться от тех, что изложены здесь.

   Сталин удовлетворенно кивнул, и подошел к Жукову, который уже успел пробежать глазами сообщение, в котором коротко описывались планы осеннего наступления вермахта

  -- Вас, товарищ Жюков, - не спеша растягивая слова начал главнокомандующий, сопровождая свою речь легким помахиванием своей трубкой, - мы вызвали из Ленинграда, чтобы передать вам командование Западным фронтом. Если под Ленинградом танковых сил у Германии скоро не останется, то это направление становится второстепенным, и вы теперь нужнее нам здесь. Когда вы сможете выехать в войска?

   - Мне нужно два часа, чтобы ознакомиться с обстановкой.

   - Товарищ Берия, когда мы получим более подробные сведения по операции Тайфун?

   - Куликов полчаса назад сообщил, что выезжает, и часа через три-четыре его уже можно ждать.

  -- В таком случае, вы товарищ Жуков задержитесь еще ненадолго. Я думаю, что новые сведения вам будет необходимо обсудить с товарищем Шапошниковым. Борис Михайлович - верховный повернулся к начальнику генштаба - доложите о проделанной работе.

   Шапошников оторвался от огромной карты лежащей на столе, на которой он вместе со своим замом Василевским намечал новые оборонительные позиции, и взяв указку, начал объяснять Жукову.

   - Итак, танковые группы Гудериана и Геппнера перебрасываются на Московское и Орловское направления. Пока германское командование само не знает, успеют ли перевести и подготовить к наступлению всю технику, но наша разведка докладывает, что передислокация идет по графику. - Берия едва заметно переглянулcя с хозяином. Если наступление состоялось в первом варианте истории, то сейчас оно тоже должно начаться вовремя - Мы надеемся, что бомбардировка станций Рославль, Конотоп и Шостка, которые мы запланировали на следующую ночь, затруднит подготовку к наступлению, но вряд ли сроки операции перенесут. Немцы хотят воспользоваться последними днями до начала распутицы. Мы уже телефонировали в штабы 30-й, 16-й, 43-й, 33-й и 13-й армий, находящихся в полосе будущего наступления, дав им указание готовить новые рубежи обороны на танкоопасных направлениях. Сейчас мы обсуждаем передислокацию резервов для отражения удара. Хотелось бы выслушать ваше мнение о том, какие части можно снять с Ленинградского направления.

   Ко времени прибытия капитана Куликова, Жуков и Шапошников согласовали все аспекты обороны на западном направлении, но камнем преткновения стал переброс дивизий Волховского фронта. Жуков, который ожидал продолжения наступления немцев на Ленинград, настаивал на том, что оборону города ослаблять нельзя. Шапошников же считал Московское направление более приоритетным, тем более что танковую группу Геппнера тоже перебрасывают сюда. Поэтому первый вопрос, который задали Куликову, был по Ленинграду.

   Капитан был немного смущен тем, что явился на совещание ставки в измятой и запыленной форме. Но увидев, что Жуков выглядит точно также, немного успокоился, и начал спокойно докладывать.

   - Товарищ Андреев рекомендует начать операцию по деблокированию Ленинграда. Если это возможно, то перейти в наступление нужно в конце сентября, когда Лееб начнет перегруппировку сил.

   - Мы не успеем сосредоточить войска, - мрачно возразил Жуков - а части, находящиеся в городе не имеют достаточного количества боеприпасов.

   - В этом случае придется ждать, пока группа армий "Север" введет свои основные силы в прорыв вдоль Волхова, и ударить ей во фланг. Что касается переброски войск с Волховского фронта на Западный, то начать его можно только после деблокирования города. Иначе противник успеет хорошо закрепиться на южном берегу Ладожского озера, и мы очень долго не сможем его оттуда выбить. А удерживая эту позицию, немцы сравнительно небольшими силами будут сковывать всю ленинградскую группировку наших войск, тем самым препятствую им проводить активные действия. Помимо этого, военная промышленность блокированного города не сможет работать на полную мощность.

   Число погибших жителей блокадного города Куликов оглашать вслух не стал, и написав его карандашом на листке, показал только Сталину. Тот сразу вздрогнул, и вопросительно посмотрел на капитана.

   - Возможно, еще больше, - тихо произнес Куликов. - Это только официальные данные.

   Глубоко задумавшись, Сталин неторопливо прошелся по кабинету, и только побелевшие пальцы, сжимавшие чубук трубки, выдавали волнение верховного главнокомандующего.

   - Борис Михайлович, можете забрать только одну дивизию из 4-й армии. Например, 316-ю генерала Панфилова, и до конца октября на большее не рассчитывайте. Вполне возможно, что нам даже придется посылать подкрепления на Волховский фронт. Товарищ Куликов, зачитайте нам рекомендации нашего агента.

   Доклад, в котором были опущены многие детали, предназначенные только для верховного, капитан прочитал в полной тишине, но когда он закончил, все снова закрутилось. Жуков сразу же отбыл в штаб Западного фронта готовить подробные планы обороны, предварительно позвонив туда, и отдав некоторые распоряжения. Василевский добавлял на карту новые подробности предстоящего наступления. Шапошников спешно согласовывал с начальником тыла РККА Хрулевом планы материально-технического обеспечения предстоящих операций. Нужно было успеть к началу заседания ГКО, которое было назначено на шесть часов утра, и все очень спешили.

   Сталин поморщился, и отвернувшись от присутствующих, потер глаза руками. С середины июня он почти не спал, но выспаться в ближайшие дни ему точно не придется. Сейчас перед ним на столе лежал отчет советского посла в Иране о беседе с министром иностранных дел Сохейли. Новости были нерадостными. Еще 16 числа иранское правительство обещало разорвать отношения со странами "оси", но официальное объявление о разрыве опять откладывалось на несколько дней. Это значило, что вывод из Ирана нескольких дивизий пока придется отложить.

   - Товарищ майор госбезопасности, - позвал он Куликова, сразу дав понять, что его за заслуги повысили в звании, - пойдемте в другой кабинет. У вас еще много сведений, которые вы хотите мне сообщить.

***

   Утро началось со звонка. Я стал искать ненавистный будильник, и только нащупав в темноте трубку полевого телефона, вспомнил, где и когда нахожусь.

   Звонил комбат. Против обыкновения, сегодня Сергей был короток - Сашка, давай скорее ко мне, - и все. Видимо, ему действительно некогда.

   Гадая, что же такого могло случиться, я быстро собрался, умылся холодной водой, и отправился к командиру, взяв с собой одного сопровождающего.

   Около блиндажа, носившего гордое наименование штаба батальона, толпилось на редкость много людей.

   - Получай пополнение - приветствовал меня комбат. - каждой роте по десять человек, но так как из твоей забрали двух водителей, то бери себе двенадцать. И поторопись, тебе я первому предоставил право выбирать. Остальные ротные ждут, а нам еще надо обсудить план сегодняшнего наступления.

   Большинство бойцов пополнения недавно вернулось из госпиталя, и лишь небольшая часть были новобранцами, правда, успевшими пройти курс молодого бойца.

   Быстренько отобрав себе солдат, я передал очередь второму ротному в звании лейтенанта. У третьего ротного, который был всего лишь младлеем, выбора уже не было, и мы вошли в блиндаж штаба батальона, в котором уже находилось несколько командиров.

   Карта комбата, в отличии от моей, была напечатана типографским способом, хотя многие отметки были добавлены от руки. На ней было нарисовано несколько стрелок, ведущих от наших позиций в сторону железной дороги. Убедившись, что все вошли, Иванов начал зачитывать приказ.

   - Нашему батальону вместе с приданной нам минометной батареей и артвзводом поставлена задача - голос Сергея сейчас был жестким и не терпящим возражений - Переправиться через реку Западная Двина, и наступать из района Фомино вдоль речки Грустенька в направлении станции "198 км". Исходные позиции для атаки - лес в 800 метрах юго-восточней станции. Здесь же находятся огневые позиции артиллерии. Задача артиллерии - подавить огневые позиции в районе станции и сопровождать атаку. Готовность к атаке - 10-00. Задача пехоты - во взаимодействии с артиллерией захватить станцию, и удерживать ее, обеспечивая свой левый фланг. Не допускать контратак противника с направления Сысоево.

   Строго оглядев нас, и убедившись, что мы прониклись сказанным, комбат продолжал уже обычным человеческим голосом.

   - По данным разведки, численность противника на станции не больше полуроты, хотя туда могут подходить эшелоны с подкреплениями, так что расслабляться не стоит. Другие батальоны нашего полка должны будут выбить противника из Соболева, продвинуться по дороге в двух километрах справа от нас, перейди железную дорогу, и овладеть селом Клюкуново. Слева от нас части 186-я дивизия выходят на рубеж Ново-Тихвинское

[8]. Как вы видите на карте, до линии железной дороги они не дойдут, и с этой стороны враг сможет нас контратаковать. Но это маловероятно. К счастью для нас, с этой стороны дорога проходит между двумя болотами, и позиция для обороны очень удобная. Вопросы есть?

   - Товарищ командир, - обратился я - раз мы продвигаемся днем и без зенитного прикрытия, то надо все станковые МГ установить на грузовики или повозки, и приготовить к стрельбе по воздушным целям.

   - Сделаем, кивнул Сергей. А передвигаться днем без авиационного и зенитного прикрытия приходится потому, что ситуация на нашем участке фронта быстро меняется, а чтобы начать наступление нужно согласование штабов всех уровней. Да, вы же еще не в курсе. Сегодня ночью, вернее уже утром, новым командующим фронта назначен товарищ Жуков. Он позвонил нашему командарму, и приказал выдвигаться на правый берег и овладеть населенными пунктами, занятыми небольшими гарнизонами противника. Командарм поставил задачу нашему комдиву, а товарищ Кончиц прибыл в штаб полка, и лично объяснял нам план операции. Все, можете идти, времени мало.

   Сегодня нашей роте пришлось идти в арьергарде наступающего батальона. Впрочем, наступающего, это громко сказано. По данным полковой разведки до самой станции противника не было, и пока это был обычный переход, немногим больший, чем учебный шестикилометровый марш-бросок.

   Так как мы выходили последними, то наша рота смогла спокойно позавтракать, и все бойцы наполнили фляги крепко заваренным чаем. Солдаты тщательно готовились к походу, перематывая портянки, и заменяя износившуюся обувь на новые немецкие сапоги, которых у старшины было в достатке. По настоянию Авдеева и под его чутким руководством я тоже обмотал ноги портянками, за что был потом ему очень благодарен. Противогазы и лишнее снаряжение, которое могло нам не понадобиться, мы оставили. И так приходилось тащить с собой много боеприпасов.

   Пока мы собирались, к переправе подошли минометная батарея и две сорокапятки, а вслед за ними наступила наша очередь. Из-за малочисленности батальона было невозможно поддерживать стандартный порядок построения походной колонны. Но это было нестрашно, так как большие болота, между которыми мы проходили, затрудняли возможность внезапного нападения противника. Поэтому я ограничился тем, что послал в тыловой дозор взвод Стрелина, и по пять человек в боковые дозоры.

   Наше пополнение, которое я постарался набрать из опытных бойцов, комфортно расположилось на телегах с боеприпасами. После госпиталя раненые еще до конца не вылечились, и лишний раз утруждать их не стоило.

   Впервые оказавшись на правом берегу реки днем, я остановился, и оглянулся назад. Наши старые позиции уже кто-то занимал. У моста взвод солдат уже усердно копали окопы, готовясь защищать переправу, связывающую теперь нас с большой землей.

   Через час с небольшим мы добрались до Фомино, где и устроили короткий привал. Я подсел в повозку к комбату, и подробно перерисовал в свою карту дальнейший участок пути, так как утром на это времени не было. Большой ручей, который здесь тек, оказался той самой речкой с грустным названием, вдоль которого нам и нужно было продвигаться.

   Дальше идти стало труднее. Здесь начиналось болото, и мы перешли по хлипкому мостику на другой берег, где нам пришлось продираться через кусты и перелески. Через пару километров лес тоже сменился болотом. Идти стало невозможно, и мы опять вернулись на левый берег. Моста здесь, конечно же, не было, но зато был брод, а на топких берегах саперы разложили доски и хворост. Так что переправа прошла без проблем. Проблемы начались дальше, где густые перелески и болота поочередно сменяли друг друга. Нам как арьергарду было легче всего. Идущие впереди бойцы уже натоптали в зарослях целую дорогу, а в топких местах уложили жерди и вязанки хвороста. Но все-таки мы вздохнули с облегчением, когда отряд вышел на большую ровную и сухую поляну, за которой находился лесок - место сосредоточивания для атаки.

   Нашу немногочисленную артиллерию и минометную батарею Сергей оставил на полянке. Управлять стрельбой должны были два корректировщик, благо, что наличие средств связи позволяло.

   На западной стороне рощицы, которая оказалась совсем небольшой, сейчас готовили себе позиции пулеметчики и бойцы с винтовками, пришедшие сюда раньше нас. Автоматчики, которых у нас было довольно много, держались в резерве, так как дальность стрельбы у них была не больше двухсот метров.

   Распределив своих бойцов, я присоединился к Иванову, рассматривающему в бинокль расположение противника. Станция была совсем крошечной. Всего лишь несколько деревянных строений, и стоящий отдельно большой сарай, выстроенный недавно, так как доски еще не успели потемнеть. Цепочка людей в порванной советской форме передавала в этот сарай ящики, сгружаемые из стоящего на станции эшелона. Вокруг них ходило десятка два немцев с карабинами, и возможно, столько же находилось в зданиях.

   Перед началом атаки комбат отправил один взвод, усиленный пулеметами, через насыпь, чтобы прикрывать нас с северной стороны. Естественно, это не осталось незамеченным, но мы на это и не рассчитывали. Как только часовые нас заметили и подняли тревогу, батальон сразу же открыл огонь.

   После начала стрельбы немцы повыскакивали из всех строений. Как нам и обещали, их оказалось не меньше пятидесяти человек. Повели они себя довольно странно. Вместо того, чтобы спрятаться среди домов, солдаты дружно побежали нам навстречу, и залегли только метров через двести. Не иначе, в вагонах находилось нечто взрывоопасное, и фашисты старались держаться оттуда подальше.

   Несмотря на сильнейший пулеметный огонь, косивший ряды фрицев, они и не думали отступать. Но как только раздались хлопки минометных мин и взрывы небольших снарядиков наших сорокапяток, почти все враги, оставшиеся в живых, встали и подняли руки. Человек пять рвануло к железной дороге, и успело перелезть на другую сторону. Но там их ждало три пулемета, стрелявших вдоль насыпи, так что шансов добежать до ближайших зарослей у них почти не было.

   Сергей пока не спешил отдавать команду выходить из рощи. Он внимательно оглядывал окрестности станции, так как там мог спрятаться вражеский пулеметчик. Но вот началось какое то движение. Присмотревшись, я разглядел в бинокль, что несколько наших пленных солдат подобрали трофейные винтовки, и теперь сгоняли немцев в кучу, не забывая при этом собирать брошенное теми оружие.

   Убедившись, что опасности нет, комбат послал наших автоматчиков на зачистку местности. Вскоре всех обезоруженных фрицев уложили на землю, а бывших пленных вытащили из закоулков, куда они попрятались во время боя, и собрали на площади. Оглядев собранную толпу численностью человек в восемьдесят, иначе и не назовешь это сборище оборванных и изможденных людей, Иванов поручил мне разобраться с ними, а сам с недовольным видом побежал подсчитывать трофеи и немногочисленных пленных. К хорошему быстро привыкаешь, и то, что еще неделю назад он назвал бы большой удачей, теперь было незначительным успехом.

   Пока Стрелин и Свиридов строили освобожденных красноармейцев в какое-то подобие строя, я предвкушал, как пополню свою роту тремя десятками опытных бойцов, причем выберу себе самых лучших. Наконец все построились и рассчитались. Я на секунду задумался, как же к ним обратиться.

  -- Сводная рота из бывших военнопленных, слушай мою команду. Смирно! Командирам выйти из строя.

   Человек шесть подошли ко мне. Хотя они и старались держать строевой шаг, но все шестеро прихрамывали или слегка пошатывались. Видно пребывание в плену не было похоже на курорт. Офицеров среди них не оказалось, только один старшина и пять человек сержантского состава. Блиц-опрос сильно понизил мое настроение. Только два сержанта было из боевых частей, о чем сразу можно было догадаться, так как они держали в руках трофейное оружие, подобранное во время боя, а остальные были тыловиками. Еще хуже то, что из двух боевых командиров один носил сразу несколько повязок из покрытой бурыми пятнам материи неизвестного происхождения. Второй, хотя и не был перебинтован, но зато весь покрыт ссадинами, и сильно прихрамывает. Видимо, перед взятием в плен, ребята действительно сражались до последнего, в отличии от тыловиков, составляющих большую часть пленных.

   Не знаю, почему всем попаданцам так везет освобождать из плена красноармейцев и командиров, имеющих боевой опыт. В реальной жизни, в случае окружения, солдаты из боевых частей несли значительные потери убитыми и ранеными. Причем все тяжелораненые добивались немцами, или же без медицинской помощи быстро умирали.

   После сортировки новых бойцов, мое настроение упало еще сильнее. Лишь человек двадцать бывали на передовой, и почти все они легко ранены. Из последних сил удерживая в руках ускользающее счастье в виде заветного пополнения моей роты, я с пылом произнес перед строем речь о том, как мы бьем фашистских гадов, и будем их бить дальше. Со снизошедшим на меня вдохновением, я описывал толпы бредущих на восток понурых немцев, взятых нами в плен и горы фашистских трупов, оставленных нашей ротой на своем пути. Живописал все ужасы, которым подвергается население на оккупированных территориях. Призывал отомстить за погибших товарищей. В конце я честно признался, что мобилизация советских войск еще не закончена, и осенью немцы из последних сил предпримут отчаянную попытку наступления на Москву. И только после этого мы уже будем гнать их до самого Берлина.

   Когда я попросил выйти добровольцев, желающих остаться служить в нашем доблестном батальоне, почти все вышли вперед. Осталось чуть больше десятка человек, которые и в самом деле выглядели так, что их скорее нужно было отвезти в госпиталь. Не знаю, что больше подействовало: моя "вдохновенная" речь, желание отомстить за гибель друзей и за все страдания, которые они претерпели в плену, или просто нежелание попасть в лапы энкавэдэшников в фильтрационном лагере, через который должны проходить бывшие военнопленные.

   Военфельдшер, командир нашего медвзвода, уже погрузил всех немцев, раненых во время обстрела, в грузовик и в сопровождении санитаров принялся осматривать наших новичков. После выбраковки по состоянию здоровья он разрешил оставить только человек шестьдесят, а остальных потребовал отправить в медсанбат. Ну, и то хлеб.

   Разделив бойцов на три неравные группы, я передал две из них, которые поменьше, в распоряжение комбата, а оставшихся распределил по своим взводам. Теперь в роте было семьдесят пять человек - примерно половина штатной численности.

   Комиссованные по здоровью бойцы стояли в сторонке, ожидая отправки в тыл, и виновато смотрели на нас. Один из них о чем-то спорил с военфельдшером, размахивая рукам. Потом, развернувшись, он решительно отправился в мою сторону. Это был тот самый забинтованный сержант, только повязки у него теперь были белые и чистые. Его фамилию я запомнил - Михеев.

   - Товарищ старший лейтенант, разрешите присоединиться к вашей роте. У меня все ранения легкие, и я не стану для вас обузой.

   - Вам бы товарищ младший сержант, немножко в госпитале подлечиться.

   - Вы в наступление идете, а я буду в тылу отсиживаться? У вас, тащ старший лейтенант, в роте личного состава прибавилось, а сержантов мало.

   - Надо же, какой вы наблюдательный. Ладно, оставайтесь. Займетесь хозяйством, а то мой старшина и взводом командует, и меня замещает, а на вещевое имущество времени не остается.

   Закончив составлять список новичков, я отправился искать комбата, чтобы узнать, нужно ли нам готовить оборонительные позиции. Узкий перешеек между болотами к западу от станции, который нам надо было защищать, уже был перекопан линией траншей, скорее всего, оставшейся здесь с августа, когда 22-й армии приходилось отступать. Места в них хватило бы только на одну роту, и кто из нас где должен располагаться, я не знал. Найти командира мне удалось без труда по громкому голосу, шумевшему на всю округу. Иванов сидел за рацией, и вел переговоры с дивизионным штабом. Связь была не очень хорошая, и Сергею приходилось кричать так, что в штабе его наверно могли услышать и без рации. Закончив сеанс связи, комбат с раздражением бросил наушники, и повернулся ко мне.

   - У меня новости. - буркнул он.

   - Что одна хорошая, а другая плохая? Тогда начинай с хорошей.

   - Нам приказано оборонять станцию до утра, а здесь находится эшелон с боеприпасами, и все склады забиты ящиками со снарядами. Отправить эшелон в Андреаполь мы не можем, так как дорога туда все еще блокирована немцами.

  -- Вот значит как. Один артобстрел, или авианалет, и взрыв будет слышно в Москве.

   Сергей кинул на меня сердитый взгляд. Ему сейчас явно было не до шуток.

  -- Ладно, давай лучше подсчитаем, сколько грузовиков и подвод нам смогут выделить.

   Навскидку получалось, что до следующего утра мы все это добро вывезти за реку не успеваем. Да, это вам не "задача коммивояжера". Если мы не успеем, то можем запросто все погибнуть. Конечно, можно пересидеть аваианалет в кустах, а потом вернуться сюда на развалины станции. Но боеприпасы очень нужны нашей армии, они смогут сохранить жизни многих солдат. Да и железная дорога необходима для быстрого снабжения наших войск, наступающих в сторону Торопца.

   - Вот что Сергей, нам главное рассредоточить боеприпасы в разных местах, и подальше от станции, иначе от батальона ничего не останется. Пусть все машины займутся вывозом боеприпасов к нам в тыл, а подводы мы задействуем для перевозки и складирования снарядов в лесу, откуда мы атаковали. Рассредоточь все трофейные станковые пулеметы вокруг станции для ведения зенитного огня. Можно добавить к ним несколько хороших пулеметчиков с ручниками. Выставь посты с биноклями наблюдать за небом по всем направлениям. После того, как транспорт нагрузим, и он уйдет в первый рейс, всем быстро копать. Нужно использовать все имеющиеся в округе ямы, воронки, и прочие углубления в земле. Нам надо не сплошную линию обороны сооружать, а всего лишь выкопать щели и укрытия от обстрела. А я пока возьму один взвод, и кое-что приготовлю.

   - Я здесь, товарищ командир, - оказывается, Стрелин все это время стоял у меня за спиной, и ждал дальнейших распоряжений.

   - Значит так, сержант. Сейчас собираем ветошь, хворост, и вообще, все что горит. Еще берем все ведра, какие найдем на станции, и вычерпываем бензин и солярку вон из тех цистерн. Ветер сейчас постоянный, и дует с северо-запада. Поэтому наветренная сторона будет за железнодорожной насыпью. Ваша задача приготовить костры так, чтобы они легко разгорались, и сильно дымили.

   Получив инструкции, Стрелин погнал своих бойцов собирать горючие материалы, а мы со старшиной распределяли фронт погрузочных работ между остальным отделениям. Две роты нашего батальона разгружали эшелон, а нам достались склады, если так можно назвать возведенные на скорую руку сооружения. Эта маленькая станция была самой ближней к линии фронта, поэтому здесь немцы устроили промежуточное хранилище боеприпасов, которые сгружались с поездов на маленькой ветке, где сейчас и стоял эшелон. Правда, здесь рядом не было нормальной дороги, но пока в сентябре стояла сухая погода, грузовики без проблем могли сюда добираться. Поэтому немецкое командование предпочитало разгружать составы здесь, а не на следующей станции Сысоево, дорога к которой хотя и хорошая, но делает лишний крюк километров в пятнадцать.

   Чтобы не таскать лишний раз тяжелые ящики, мы просто разобрали одну из стенок склада, сделанную чуть ли не из фанеры. Теперь грузовик просто въезжал сюда задним ходом, и ящики сразу ставили в кузов, что значительно ускоряло погрузку. Чтобы солдаты не мешали друг другу в тесном помещении, я отослал половину из них копать укрытия. Оставшихся было достаточно, чтобы быстро загрузить весь выделенный нам транспорт. Неожиданно громкие крики, доносившиеся с улицы, заставили всех схватиться за оружие, сложенное вдоль стен. Приказав не прекращать работу, я выскочил посмотреть, в чем дело. Оказывается, в одном из вагонов вместо снарядов находились ящики с консервами и другой едой. С самого утра бойцы еще ничего не ели, и поэтому просили разрешения перекусить, мотивируя это тем, что у них прибавится сил для работы. Иванов вместе со вторым ротным матюками разогнали всех особо голодных, популярно объяснив, что сначала надо загрузить все повозки, а уже потом отдыхать. Получив исчерпывающее разъяснение, бойцы послушно продолжили погрузку с удвоенными силами.

   Загрузившись, машины медленно поехали среди болот на юг вдоль Грустеньки. В каждом грузовике, кроме водителя находилось еще двое бойцов с лопатами и топорами, но все равно, автомобили преодолевали четыре километра чуть ли не полчаса. После этого начиналась дорога, ведущая на северо-восток. Но она проходила через Соболево, откуда немцев до конца не выбили, поэтому еще четыре километра до нашей переправы приходилось преодолевать по едва наезженной колее грунтовки. Вместе с разгрузкой на дорогу уходило не меньше двух часов, но это не значило, что все это время нам приходилось скучать. Помимо копания щелей и сооружения гигантских костров бойцы нагружали повозки снарядами, которые потом приходилось сгружать в небольшом лесочке, примерно в километре отсюда.

   Время шло, но пока все было тихо. Машины уже сделали по два рейса, и я уже всерьез начал надеяться, что все обойдется, как вдруг раздался резкий крик наблюдателя - Воздух.

   Со стороны солнца на нас заходило несколько черных точек. Они еще были далеко, и разглядеть что это такое, без бинокля было нельзя. Случайно ли так получилось, или опытные пилоты специально выбирали время для бомбежки, но солнце сейчас стояло на юго-западе, то есть точно над железной дорогой. Таким образом, фашистские летчики убивали сразу двух зайцев: Во-первых, они шли над железной дорогой, и с таким ориентиром гарантировано не могли пройти мимо цели. Во-вторых, самолеты зашли на нас от солнца, что не позволяло наблюдателям вовремя их обнаружить, а зенитчикам мешало стрелять.

   Все бросились по укрытиям, а я помчался через насыпь к Стрелину, который уже разжигал костры. Политые соляркой дрова, тряпки, и охапки сырых листьев, разложенные вдоль железной дороги, быстро разгорелись и сильно дымили. Клубы дыма относились ветром в сторону станции, прикрывая эшелон от глаз вражеских пилотов. Еще несколько минут, и поезд уже нельзя будет разглядеть, но в уши уже ударил вой от сирены, сопровождающий атаку первого Лаптежника. Навстречу ему протянулись нити трассирующих пуль. Но вместо того, чтобы поставить непроницаемую завесу перед самолетом, большинство пулеметчиков пытались попасть прямого в него, что было почти невозможно. В двух словах объяснив Стрелину, куда ему нужно бежать, я со всех ног помчался к дальнему концу станции, где в маленьком окопе стояло два станковых МГ других рот нашего батальона, изготовленных для зенитной стрельбы. Тем временем, сержант побежал к другой огневой позиции. Он присутствовал на тренировках наших пулеметчиков, когда я объяснял принцип заградительного зенитного огня, и знал что делать.

   Но вот к вою сирены еще добавился противный свист падающей бомбы. Ноги опередили скорость мысли, и я с размаху плюхнулся лицом в траву, закрыв уши рукам. Я еще не успел осознать, почему лежу, а не бегу, как землю тряхнуло, и грохот проникнул в уши даже сквозь прижатые ладони.

   Так как вой и свист прекратились, то я рывком поднялся, и продолжил кросс, думая только о том, чтобы успеть добежать до захода следующего стервятника. Упав с разбегу в окопчик пулеметных расчетов, я стал орать, надеясь, что бойцы не совсем оглохли от близкого взрыва бомбы.

   - Не кричите так, товарищ командир, мы хорошо слышим. Бомба вон аж где рванула.

   - Ну раз так, то слушайте мою команду. Не пытайтесь попасть в самолет, он пикирует слишком быстро. Ведите заградительный огонь, как мои пулеметчики.

   Покивав, бойцы согласились, что так больше шансов если не попасть, то хотя бы испугать вражеского пилота и заставить его сойти с боевого курса. Конечно, расход патронов в этом случае высокий, но экономить нам никакого смысла не было.

   Тем временем наблюдатель, внимательно следивший в бинокль за самолетами, объявил о новом заходе. Увидев дым, пилоты Юнкерсов сделали круг, чтобы лучше разглядеть объект атаки, а теперь возвращались на второй заход. Теперь солнце уже было на нашей стороне, и прямом, и переносном смысле. Всего бомберов было семь и, скорее всего, это была наша знакомая эскадрилья.

   Пока немцы разворачивались, эшелон еще сильнее накрыло клубами дыма, но они все-таки решили бомбить. Все пулеметные гнезда я не зря предложил разместить по периметру станции, и теперь дым почти не мешал пулеметчикам целиться.

   Теперь дело пошло веселее. Увидев тянущиеся вверх линии трассеров, скрестившиеся прямо у них на пути, пилоты предпочитали сойти с боевого курса, или сбросить бомбы раньше. То, что объект атаки было плохо видно, являлось для них прекрасным оправданием. И действительно, два самых стойких самолета, без колебаний прошедших через огневую завесу, не смогли поразить цель. Судя по взметнувшимся к небу столбам земли, бомбы упали не ближе, чем в пятидесяти метрах от вагонов. Последний самолет не стал пикировать на станцию, а догадался отбомбиться по повозкам, которые стояли на полпути к лесочку. Вот тут летчик показал высший класс. Имея хорошо видимую цель без зенитного прикрытия, он с большой точностью высыпал на нее горсть маленьких бомб, со всех сторон накрывших повозку фонтанами взрывов, которые тут же перекрыл огромный черный столб от сдетонировавших снарядов. Я поневоле глубже забился в окоп, но тут же вспомнил о своих обязанностях.

   - Наблюдатель, доложите обстановку.

   Боец с биноклем, хладнокровно продолжающий следить за улетающими юнкерсами, тут же отозвался.

   - Самолеты уходят. Два подбито. Вижу шлейфы дыма, тянущиеся от двигателей.

   И действительно, эскадрилья шла вразнобой, и за двумя отставшими лаптежниками, шедшими со снижением, виднелись черные полосы дыма.

   Напомнив пулеметчикам поменять стволы на трофейных МГ, я поспешил к своим. Пожарники, как я мысленно окрестил взвод Стрелина, по аналогии с пожарниками из "451 градус по фаренгейту" Брэдбери, успели попрятаться до начала бомбардировки, и отделались царапинами, которые военное время за ранения не считались. Они уже вовсю бегали, запасаясь новыми горючими материалами. Я уже успел сильно пожалеть, что мы не захватили противогазы, сейчас они могли пригодиться ребятам.

   Пострадавших во всем батальоне было не очень много. Единственной серьезной потерей стала гибель шести солдат из числа недавно освобожденных пленных. Тыловики, никогда не копавшие раньше окопы, они решили схалтурить и выбрали большую воронку слишком близко от станции. В результате, от близкого взрыва двое из них погибли на месте, а четверо было так тяжело ранено, что их могли даже не довести до медсанбата.

   Остальные бойцы отсиделись в надежных укрытиях, которые они успели выкопать, а теперь, в ожидании грузовиков, углубляли с удвоенной скоростью.

   Окончательно я перестал волноваться, когда увидел нашего коновода Семенова, идущего между двумя упряжками, и подгонявшего по очереди лошадок то слева, то справа. На вопросы бойцов, кто погиб от бомбы, он всех успокоил:

   - Да все живы. Там на телеге парнишка молодой был. Как самолеты налетели, он дурак сначала лошадей стал распрягать, а уже потом с ними к лесу побежал. Но все-таки успел. Зря рисковал, надо было коней оставить.

   - А вы не оставили?

   - Казак лошадь никогда не бросит, - обиделся он. - Я постромки просто обрезал, и с ними к овражку.

   И действительно, но одной из упряжек кожаные ремешки упряжки были завязаны узелками. Пока бойцы загружали телегу, Семенов объяснил, что один из погонщиков подвернул ногу, спеша в укрытие, и теперь ему приходится управлять сразу двумя повозками.

   Радостная эйфория, овладевшая всеми нами после отражения авианалета, еще сильней возросла после прибытия зенитной 37-мм пушки. Младший лейтенант Максимов - командир орудийного расчета тут же раскритиковал расположение наших зенитных пулеметов. Он посоветовал разместить все средства ПВО вместе, для упрощения командования ими. Естественно, комбат согласился, что при наличии опытного командира-зенитчика, способного правильно оценить параметры полета воздушной цели, так будет правильнее.

   К моему удивлению, место для расположения зенитных расчетов младлей выбрал метрах в двухстах к западу от насыпи, за позициями "пожарников". Я тонко намекнул, что лаптежники будут выходить на цель вдоль железной дороги, и размещение средств ПВО на этой же линии упростит прицеливание.

   - Немцам тоже упростит. А так мы сразу заметим, если бомберы станут пикировать на нас, и успеем укрыться. К тому же, рассеивание бомб сильнее в продольном направлении бомбометания. Расположись мы у насыпи рядом со станцией, и нам могут достаться шальные осколки. А далеко пулеметы ставить нельзя, а то от них толку не будет.

   Так как пехота уже успела вырыть себе окопчики, то комбат отрядил полсотни человек готовить позиции зенитчикам. По мнению артиллериста, немцы постараются повторить налет как можно раньше. И действительно, прошло только полтора часа, как потрепанная эскадрилья юнкерсов вернулась обратно. На этот раз к крику "Воздух" наблюдатели еще добавили радостные возгласы - Шесть, их только шесть осталось.

   - Ну надо же, - удивился Максимов, - видать вы действительно одного хорошенько зацепили.

   Сергею очень хотелось посмотреть, как нужно правильно руководить огнем по самолетам, но я скорее потащил его подальше от зенитных позиций, напоминая, что они скоро станут приоритетной мишенью для бомберов.

   Команда Стрелина уже разожгла цепочку костров, от которых поднимались густые клубы черного дыма, и моего контроля там не требовалось. Хотя ветер сменил направление, и относил дым немного в сторону, но с этим мы ничего поделать уже не могли. Поэтому, проследив, что мой командир укрылся в глубоком окопе, я быстро спрятался в другом - нельзя допустить, чтобы случайная бомба убила сразу двух командиров в батальоне.

   Высовываться из укрытия лишний раз не стоило, но пока не было слышно свиста падающих бомб, я успел посмотреть на работу зенитчиков. Заградительный заслон из десятка пулеметных трассеров, к которым иногда присоединялся орудийный, был поставлен отлично, так что я спокойно уселся на дне глубокой щели, и закрыв уши рукам, стал дожидаться взрывов бомб. Как только вой сирены затихал, я снова осторожно выглядывал, чтобы посмотреть на результаты стрельбы.

   Появление скорострельного зенитного орудия не осталось незамеченным немецкими пилотами, и лаптежники стали выходить из пике раньше, стараясь уйти от обстрела. Уже после боя Максимов пояснил мне, что первые два самолета отбомбились метров с восьмисот, не дойдя до завесы заградительного огня. В результате получилось ни вашим, ни нашим - Юнкерсы ушли неповрежденные, но и бомбы не достигли цели. А вот следующие пилоты решили идти до конца. Не знаю, что ими руководило. То ли они разглядели, что зенитка всего одна, то ли боялись, что их опять пошлют на эту цель, если они не закончат с ней сейчас, но самолеты отважно проходили сквозь тянущиеся к ним с земли пулеметные трассы.

   Вообще-то говоря, 37-мм зенитка меня немного разочаровала. По меркам двадцать первого века ее скорострельность два выстрела в секунду была совершенно недостаточной для стрельбы по воздушным целям. Тем сильнее было мое удивление, когда снаряд все-таки попал в самолет. Четвертому лаптежнику сначала повезло. Он стал пикировать в тот момент, когда заряжающий слишком поторопился вставить обойму в магазин, и из-за перекоса патрона стрельба остановилась. Пока орудие торопливо перезаряжали, пилот Юнкерса сбросил бомбы точно на нужной высоте, и стал выходить из пикирования, когда очередь зенитки все-таки достала его. Я увидел, как посланный вдогонку снаряд задел крыло, от которого взрывом сразу же оторвало больше половины. Самолет беспорядочно закувыркался. От перегрузок, превышающих предельно допустимую для конструкции, от него стали отваливаться куски обшивки, и дальше лаптежник падал подобно комете, сопровождаемой роем мелких метеоритов. Само падение я уже не видел, так как поспешил спрятаться от очередного взрыва бомбы. Но снова высунувшись из укрытия, успел застать красивую вспышку, поставившую конец карьере очередного аса Люфтваффе.

   Несмотря на гибель товарищей, следующие пилоты продолжали заходить на цель не сворачивая с боевого курса, и их усилия, в конце концов, были вознаграждены. Ветер продолжал относить нашу дымовую завесу в сторону, открывая вагоны, которые теперь стали отличной мишенью. В отличии от первых самолетов, несших большие бомбы, последние высыпали россыпь пятидесятикилограммовых фугасок, и несколько из них легло рядом с эшелоном, в щепки разметав вагоны, и раскидав колесные пары на несколько метров в сторону.

   Результаты налета оказались не такими плохими, как наверно, доложили своему командованию вражеские пилоты. Снарядов в поезде почти не оставалось, и единственной значимой потерей стало продовольствие, выгружать которое мы собирались в последнюю очередь. Множество консервных банок разной степени помятости разлетелось по окрестностям, и теперь бойцы собирали их, отсортировывая по степени повреждения.

   Пробитых банок, не подлежащих дальнейшему хранению, набралось несколько тысяч. Зимой мы могли бы просто спрятать их под снегом, но сейчас, в разгар бабьего лета было слишком тепло, чтобы долго хранить продукты. Поэтому Иванов поставил батальону боевую задачу до вечера спасти продовольствие от порчи злостными микроорганизмами. Честно говоря, это задание стало для нас непосильным. Даже освобожденные из плена, с жадностью набросившиеся на еду, постепенно наелись, и уже не могли проглотить ни кусочка. Пришлось воззвать к сознательности и солидарности соседние батальоны, куда мы отправили несколько повозок, груженных съедобными трофеями.

   Хотя до вечера было еще далеко, но командир разрешил батальону отдыхать и не перегружать в машины боеприпасы, спрятанные в роще. После трудного дня, закончившегося сбором "подарков" и пирушкой, все кроме часовых улеглись в окопчиках и задремали.

   Но, оказалось, день для нас еще не закончился.

Глава 8

21 сентября. Вечер.

   Мой честно заслуженный отдых прервал приезд целой делегации, прибывшей на нескольких машинах. Из трофейного псевдо-внедорожника вышел командир полка, который выслушав короткий доклад комбата, вместе с ним направился в мою сторону, оставив всех сопровождающих у машины.

   - Товарищ Соколов, командир дивизии попросил кое-что у вас спросить. - сразу начал он, разворачивая карту. - Вот линия фронта на текущий момент. Как видите, южнее Андреаполя со стороны немцев почти никаких частей нет. Каково ваше мнение, что предпримет командование германского корпуса?

   - Полагаю, что смыкать фланги двух дивизий, стоящих сейчас напротив городов Андреаполя и Западная Двина, смысла нет. Слишком растянутые порядки войск мы сможем прорвать. Оставлять большую дыру в линии фронта тоже нельзя. Поэтому оптимальным с точки зрения и командира 23-го корпуса, и командования всей группы армий "Центр", будет приказ для 251-й дивизии отходить на юг. Таким образом, у фон Бока исчезнет брешь в войсках. А то, что теперь огромный промежуток появиться между группами армий "Центр" и "Север", его не сильно волнует. Возможно даже, что три оставшиеся дивизии уплотнят построение и даже развернуться к северу, чтобы лучше защитить левый фланг всей группы армий. В этом случае разрыв еще сильнее увеличиться.

   Комполка довольно покивал. - Командующий того же мнения. Если немцы тоже так решат, то они выступят этой же ночью, ведь завтра мы можем отрезать им все пути к отступлению. Теперь смотрите, товарищ Иванов. Самый короткий путь для отступления фашистов ведет через Сысоево. Пойдут ли они по хорошей дороге в двух километрах отсюда, или по проселочной, до которой чуть больше километра, но в любом случае мы сможем обстреливать колонну из орудий и даже минометов. Именно поэтому наши части, занявшие Клюкуново и Ново-Тихвинское, не продвигаются дальше. Мы хотим застать противника врасплох во время марша и атаковать его. Для этого сюда пришлют дивизион гаубиц и батарею трофейных орудий. Поэтому я вам и приказал оставить в этой роще боеприпасы. К двум гаубицам, которые захватили вы, уже прибавилось еще три штуки, и у нас теперь имеется полноценная 105-мм батарея.

   - Хорошо, если немцы пойдут здесь - задумчиво произнес Сергей, - но на их месте я бы выбрал длинный обходной путь.

   - В этом случае 186-я дивизия, которая расположена слева от нас, пройдет вперед, и попробует блокировать вот этот перекресток дорог, создав там пробку. Ваш батальон сейчас находится в самом центре болот, и посылать вас куда-нибудь ночью смысла нет. Вместо этого мы отправим разведчиков с рацией, и они смогут корректировать огонь гаубиц. Вот только, к сожалению, минометы и трофейные 75-мм пушки так далеко не стреляют.

   - А куда мы пошлем корректировщиков? - поинтересовался я. - Если они расположатся близко от дороги, то их нужно будет прикрывать.

   - Да, к сожалению, местность здесь низинная, холмов почти нет. Поэтому, чтобы получить хороший обзор им придется подойти к дороге хотя бы на километр.

   - Если по дороге будет проходить целая дивизия, - опять вмешался я, - то для прикрытия корректировщиков надо выделить не меньше роты.

   - Ясно - сразу уловил мою мысль Сергей, - твоя рота самая большая, самая опытная, и лучше всех вооружена. В общем, опять идти тебе.

   Капитан задумчиво посмотрел на нас, но возражать не стал. Позвав двух офицеров-артиллеристов, ожидавших у машины, одним из которых оказался мой знакомый Гусев, он стал обсуждать с ними возможные маршруты движения и пути отхода. Окончательный вариант выглядел так: сначала вдоль железной дороги на запад до пересечения речки Шамара. Перейдя речку по железнодорожному полотну, сразу поворачиваем на север. Пересекаем грунтовку, проходим еще километр, и останавливаемся в лесу примерно посередине между двумя дорогами. С собой у нас будет две рации. Получив сообщение о том, каким путем движется колонна, мы подберемся к ней поближе и начнем корректировать огонь артиллерии.

   Времени до темноты оставалось немного, и я начал собирать бойцов. Нам нужно было успеть проверить оружие и пополнить боеприпасы. С десяток человек, у которых еще не до конца зажили легкие ранения, я оставил. Если нам придется в темпе убегать, они могут стать для отряда обузой. Станок для пулемета тоже решили не брать. Таскать его ночью по лесам и болотам довольно затруднительно. Несмотря на протесты солдат, каждому пришлось взять несколько банок консервов и сухари. Хотя все дружно уверяли меня, что по крайней мере еще сутки не захотят есть, но кто знает, когда мы вернемся. Могут же немцы заблокировать нас в лесу на несколько дней.

   Пока все перематывали портянки, а старшина лично проверял снаряжение у каждого бойца, я отправился к артиллеристам кое-что уточнить. Больше всего меня беспокоила связь. Если придется также громко орать, как при работе на нашей новой батальонной рации, то ночью немцы услышат нас издалека. Выслушав мои опасения, Гусев с гордость продемонстрировал небольшую трофейную радиостанцию Torn.Fu.d2, которую можно было удобно переносить на спине. Как он пояснил, это название как раз и означает сокращение от слова Tornister - "рюкзак". К ней уже успели приклеить несколько бумажек с переведенными названиями ручек настройки. По очереди с подоспевшим Сергеем мы надевали наушники и проверяли качество связи. Слышимость действительно была отличная, как будто говоришь по телефону с соседним кабинетом. Правда, дивизион, с которым мы переговаривались, находился меньше, чем в километре от нас. Но все-таки, было чем восхищаться.

   - Вот всегда так - сокрушался комбат - одни добывают трофеи, а другие ими пользуются. - Я был с ним полностью согласен. Если трофейное оружие, бинокли и продовольствие нам оставляли, то за радиостанциями туже выстраивалась целая очередь тех, кому они были нужнее.

   - Ничего, с нашими темпами скоро в каждой роте такая игрушка будет - утешил я его. - Да и зачем тебе маленькая рация. Несолидно для командира батальона. Вот твою 5-АК приходится на повозке возить, и сразу видно, что ее обладатель большой человек. Ведь она только командирам полка положена.

   Восторженный осмотр чуда враждебной техники на службе у социализма прервал запыхавшийся Михеев.

   - Товарищи командиры, разрешите обратиться. - и не успев дождаться ответа, сержант сразу продолжил - там особист приехал, и требует всех бывших пленных отправить в фильтрационный лагерь.

  -- Лейтенант Танин? - удивился Сергей - он был в курсе, и не возражал.

  -- Никак нет, там капитан НКВД Соловьев.

   - Странно, не знаю такого. - Нахмурился комбат - И чем же он мотивировал свое требование?

   - Да уж материл он так, что любой боцман позавидует.

   - Так, сейчас с ним разберемся - Сергей сжал кулаки, и было видно, что в этот момент с ним лучше не связываться. - На прежнего особиста все жаловались, что он на подчиненных кричит, но вот это уже ни в какие рамки не вписывается.

   Капитан-особист, так напугавший нашего сержанта, уже шел к нам, в сопровождении двух автоматчиков. Было видно, что он тоже собрался рвать и метать. И действительно, еще метрах в тридцати от нас энкавэдэшник заорал так, что все вокруг тут же притихли.

   - Это кто, мать -бип- -бип- -бип- разрешил. Да я этого -бип- сейчас -бип- -бип- и -бип- -бип- -бип- через -бип- -бип-. Кто тут командир этого -бип- -бип- батальона?

   - Старший лейтенант Иванов. Ваши документы.

   - Да я -бип- тебя самого -бип- -бип- с этими документами. - не совсем по уставу ответил особист, но все-таки достал удостоверение, так как все ближайшие красноармейцы по знаку комбата уже подняли оружие, и взяли пришельцев на мушку.

   Сергей покрутил документ, потер скрепки, внимательно рассмотрел печать, и когда Соловьев уже начал нервничать, вернул обратно.

   - Прошу, товарищ капитан. Сами понимаете, вокруг диверсантов полно, а о вашем назначении нас не предупредили. Да и звание у вас, скажем так, не очень соответствует этой должности. Ваши предшественники были капитанами госбезопасности. Так что вы хотели мне сказать?

   Особист уже не ругался, и смотрел только на меня.

   - Старший лейтенант Соколов - представился я. - По моей инициативе бывшие пленные зачислены в состав батальона, и им предоставлена возможность кровью искупить свою вину. Моя рота скоро отправляется на выполнение боевого задания, и попрошу нас не задерживать.

   - Списки составлены, товарищ лейтенант? - уже совершенно нормальным тоном спросил капитан.

   - Так точно. Товарищ Иванов, предоставьте, пожалуйста, начальнику особого отдела списки пополнения, ему необходимо их проверить. Много времени это не займет. У вас, товарищ капитан, есть пятнадцать минут, чтобы переговорить с моими бойцами, а потом мы выступаем.

   Забрав у комбата листки с перечнем фамилий и званий бывших пленных, мы спокойно направились к моим бойцам, уже готовым к походу. Автоматчики, повинуясь взмаху руки, отстали от своего командира метров на двадцать, так что теперь нам можно было спокойно поговорить. Я не начинал первым, так как не знал, какой тон выбрать для разговора. Формально звания у нас были одинаковые, так капитан НКВД официально равен лейтенанту ГУГБ НКВД, но должность у него была намного выше моей. Однако то, что его специально прислали сюда, чтобы работать у меня на побегушках, автоматически ставило Соловьева в подчиненное положение.

   - Товарищ лейтенант госбезопасности, - наконец не выдержал особист, - я же из-за вас так стараюсь. Среди пленных могут быть предатели и шпионы Их нужно хорошенько проверить.

   - А вы товарищ капитан, наверно недавно на флоте служили?

  -- Так точно, недавно с Балтфлота.

   Значит, не ошибся Михеев, правильно сравнил его с боцманом.

   - Тогда вы знаете, что моряки своих никогда не оставляют. Почему вы думаете, что у нас будет по-другому? Если докажете вину кого-нибудь из них, тогда пожалуйста, отправляйте под трибунал, но в фильтрационный лагерь я ни кого не отпущу.

   - Как скажете, но что касается наличия шпионов, то это вполне вероятно. Посмотрите на карте, - продолжал Соловьев - У немцев на фронте огромный разрыв, уничтожена целая дивизия. Советские войска вот-вот могут перейти в наступление. А что делают немцы? Вместо того чтобы разгрузить состав в тылу, они подгоняют его чуть ли не к передовой, и посылают туда военнопленных.

   - Германское командование спешило подвезти боеприпасы, чтобы остановить наше наступление. А пленных они часто используют, тем более, что в этом районе людей у них почти не осталось.

   - Ну не знаю, но факт в том, что была очень высокая вероятность захвата станции. Немецкие спецслужбы могли попробовать закинуть удочку, и подсунуть к пленным несколько своих агентов. Как я заметил, там собрались люди из разных частей, и даже из разных армий. Друг друга мало кто знает. Так что условия для шпионов просто идеальные.

   - Хорошо, можете опросить мое пополнение, только не долго. Времени у нас действительно нет.

   Опрос много времени не занял. Авдеев по очереди вызывал бывших пленных, а особист расспрашивал, где раньше служили, когда и при каких обстоятельствах попали в плен, кого еще знаете. Задавал несколько вопросов о городе или поселке, в котором солдат жил раньше, просил показать раны. Все это он делал с нарочито равнодушным видом, как будто выполнял ненужные формальности, и ничего не записывал. После каждого опроса Авдеев с Соловьевым что-то коротко обсуждали.

   Закончив с проверкой, капитан снова отозвал меня в сторонку.

   - Больше вас не задерживаю. С вашими бойцами все в порядке, вот только за красноармейцем Лариным присматривайте.

   - И чем же он вам не понравился? Он такой же тощий, как и остальные пленные, да к тому же еще был недавно ранен.

  -- Рану ему недавно лечили, и лечили тщательно. Рубец ровный, воспалений нет. Первый раз слышу, чтобы немцы оказывали помощь нашим бойцам. Да вы сами гляньте, в каком состоянии остальные красноармейцы. Дальше, еще один подозрительный момент - стрижка. Он не успел обрасти, и прическа у него довольно аккуратная. Жил якобы в Горьком, но когда я наугад спросил его кое-что о планировке города, то он сразу согласился, что улица Каховская выходит к реке. Естественно, эту улицу я только что придумал. Ну, и еще несколько мелочей. После возвращения побеседую с ним поподробнее. А пока - особист хищно улыбнулся - пообщаюсь с его однополчанами, тем более что один их них отправлен в госпиталь, и там нам никто не помешает.

  -- Возможно, он просто струсил, и сдался в плен, а теперь запутывает следы, придумывая себе легенду.

  -- Хорошо, если так, но я в этом очень сомневаюсь.

   - Тогда я вас не понимаю. То вы хотели забрать всех бывших пленных на проверку, а теперь согласны отпустить этого подозрительного типа вместе со мной в тыл врага.

   - Он вам ничего не сделает, немцы же о вас не знают. Если Ларин шпион, то для него сейчас главное, это втереться к нам в доверие. О цели операции вы бойцам не говорили?

   - Нет, только взводным.

   - Вот и хорошо. Держите его на всякий случай подальше от рации, и он себя никак не проявит.

   Мое удостоверение гэбэшника Соловьев привез, но уговорил с собой не брать. Все-таки я иду за линию фронта. И вообще, на передовой мне с ним лучше не ходить. Вот если нужно будет общаться с высоким начальством, то тогда этот документ может пригодиться.

   С последними лучами солнца отряд забрался на насыпь, и зашагал по шпалам. Метрах в пятистах впереди нас шло десять бойцов боевого охранения. Когда болото, подходившее вплотную к железнодорожному полотну, сменилось кустами, а затем и деревьями, несколько человек разошлись в стороны в качестве бокового дозора.

   Этой ночью звезды были частично закрыты облаками, и было совсем темно. Речку не было видно, о ее присутствии мы догадались только по журчанию воды. Помогая друг другу, бойцы спустились с насыпи, которая в этом месте была очень высокой. Отсюда нам предстояло двигаться на север. Земля была твердой, и идти было легко, даже в такую безлунную ночь, но мы не спешили, ожидая возвращения разведки. Слабое журчание речки справа от нас позволяло выдерживать направление даже без компаса. Вскоре вернувшийся дозорный доложил, что на проселочной дороге движения нет, и постов не видно. Вот теперь нам пришлось бежать, торопясь пересечь дорогу, пока по ней никто не движется. Так называемая дорога оказалась просто наезженной колеей, показывающей направление движения между болотами. Перебравшись через нее, мы не снижая темпа поторопились отбежать подальше - в любую минуту могли показаться мотоциклы разведбата немецкой дивизии. Дальше наши действия напоминали поиск пиратского клада. Нам надо было двигаться по компасу строго на северо-запад, и отсчитать тысячу шагов. Вскоре тропинка пошла в гору, и вокруг стали чаще попадаться деревья.

   Небольшой холмик, который был целью нашего путешествия, представлял собой идеальную позицию для наблюдения. Он возвышался над низменной местностью, и весь был покрыт густой растительностью, так что обнаружить нас, да еще в темноте было очень трудно.

   Подгоняемые сержантами, бойцы тут же начали быстро окапываться, стараясь издавать как можно меньше шума. Каждому предстояло вырыть по два окопа для стрельбы лежа, ведь неизвестно, придется ли нам занимать круговую оборону, или же мы будем отражать атаку только с одной стороны холма. Хорошо, что тучи успели разойтись, и свет звезд немного освещал землю. Грунт была достаточно мягким, поэтому я дал на окапывание только тридцать минут. Следовало спешить, с стороны Андреаполя уже доносился какой-то гул, как от соет работающих машин. К моему удивлению, большинство солдат мой жесткий норматив выполнили, и тут же принялись помогать своим менее опытным товарищам.

   Что касается меня, то я тоже ковырял землю саперкой наравне со всеми, и даже уложился в полчаса. Вот только вырыл я за это время не два окопчика как все, а только один. А что вы хотите? Последний раз мне приходилось окапываться еще на военной кафедре, лет пятнадцать назад.

   Артиллеристы устроили себе позиции на противоположных сторонах холма. Вполне возможно, что немцы решат идти сразу по двум дорогам, поэтому нужно было наблюдать одновременно за обеими. Именно на этот случай командование расщедрилось сразу на две трофейных рации.

   Пока мы работали, гул все нарастал. Я посматривал в бинокль на север, но за островками леса в темноте ничего не было видно. Пока приходилось ориентироваться только по звуку. В любом случае, сначала эвакуируемые части должны были двигаться от Андреаполя на запад. Неясным пока оставалось то, какую дорогу выберут немцы: первый путь ведет на юг проселками вдоль речки Грустенька; второй, более удобный, это хорошее шоссе вдоль восточного берега речки Лососна. Обе дороги постепенно сближаются и обходят наш холмик с двух сторон. Третий вариант - ехать дальше на запад, был для фашистов хотя более безопасным, но и более трудным.

   Естественно, мне хотелось, чтобы немцы выбрали путь на юг. В этом случае обстрел колонны был бы более эффективным. К счастью, немецкое командование тоже решило двигаться коротким путем, хотя конечно по другим соображениям.

   Еще слышалось пыхтение бойцов, докапывающих свои ячейки, как на шоссейной дороге к западу от нас появились отблески фар и из общего гула выделилось тарахтенье мотоциклетных двигателей. Мотоциклы немецкого разведбата двигались по обеим сторонам дороги, но не удалялись от нее слишком далеко. На другом берегу Лососны тоже ехало несколько мотоциклистов, переправившихся через нее выше по течению.

   Сразу вслед за разведчиками, не соблюдая необходимого интервала, двигались грузовики, тракторы и повозки. Вся дорога была занята техникой, и пехотинцы была вынуждена брести по обочине. Светомаскировка почти не соблюдалась, многие машины ехали со включенными фарами. К моему удивлению, несколько открытых грузовиков везли бревна и доски, хотя местность была лесистой, и везде можно было найти деревья.

   Постепенно колонна подъехала к мосту. Сначала через него проехали мотоциклисты. Несколько серых фигурок с включенными фонариками спустились под мост, проверяя, не заминированы ли опоры. Не дожидаясь окончания проверки, несколько машин осмелились перебраться на ту сторону. За ними потянулись конные упряжки и двинулась пехота. Все движение было четко организовано. Регулировкой занималось подразделение фельджандармов, расположившееся перед мостом. Свет фар отражался на больших серебряных бляхах, висевших у них на груди.

   Я в очередной раз посмотрел на артиллериста. Он спокойно описывал происходящее в микрофон рации, и не проявлял никакого волнения.

   Неожиданно слева от цепочки машин, стоявших в ожидании своей очереди, вспыхнул ослепительно-яркий цветок. Через несколько секунд донесся и грохот взрыва, тут же дополненный звук выстрела, прозвучавшим сзади и левее нас. Проморгавшись, я снова поднес к глазам бинокль, и успел заметить столб воды, взметнувшийся рядом с мостом, и сбросивший с него несколько серых фигурок, не успевших вовремя убежать. Орудие захватило цель в вилку, и было ясно, что третий выстрел попадет в яблочко. И действительно, следующий снаряд поднял в воздух настил моста, машины, телеги вместе с лошадьми, и разметал их во все стороны.

   Переправа была разрушена, и я стал ожидать, что будет дальше. Невидимая гаубица выплюнула еще два снаряда, один из которых удачно попал в мост у противоположного берега, и больше выстрелов не было.

   Убедившись, что обстрел прекратился, немцы, лежащие ничком, снова повставали, а фельджандармы начали наводить порядок.

   Вскоре с машин стали сгружать бревна, видимо приготовленные как раз на такой случай, причем пара грузовиков с досками успела проехать на ту сторону. В наведении переправы участвовали все солдаты, находившиеся поблизости, и хотя саперы начали строить сразу три моста, но работа продвигалась прямо на глазах. Задача у них была несложная, если учесть, что и без того небольшая Лососна после засушливого лета превратилась в обычный ручей. Если бы не топкое дно, ее можно было бы пересечь вброд.

   Между тем, колонна транспорта не остановила свое движение, и на поляне слева от дороги скапливалось все больше техники и солдат. Фельджандармы сбились с ног, стараясь разместить всех так, чтобы не создавать пробки. Несколько регулировщиков командовали подъезжавшими машинами, объясняя, где им остановиться.

   Что немцы собираются делать, если отремонтированный мост опять обстреляют, было в общем-то, понятно. Несмотря на все достоинства нашей артиллерии, немецкая была гораздо лучше подготовлена к контрбатарейной борьбе. Вот с большака съехали тягачи, тянувшие шесть уже знакомых мне 105-мм гаубиц, которые тут же стали приводить в боевое положение. На помощь артиллеристам сразу же поспешила целая толпа пехотинцев, начавших копать землю своими лопатками. В полукилометре от них стала готовить себе позиции вторая батарея.

   Наверняка где-то дальше в темноте сейчас готовились к стрельбе еще несколько десятков орудий. Конечно, немцы не попались на простенькую уловку и догадывались, что обстреливать их приготовилась не одна пушка, а как минимум, батарея. И у них были хорошие шансы подавить эту батарею своим огнем.

   Пока я глазел на основную дорогу, то не заметил, что по грунтовке позади нас уже началось движение, хотя и не такое интенсивное. Транспорт с проселочной дороги тоже не доезжал до моста, и сворачивал в сторону.

   Мы с тревогой наблюдали, как шевелящийся ковер из машин, людей и повозок постепенно покрывал поляну, все ближе подбираясь к нашему холмику. До ближайших немцев было уже всего метров пятьсот. Хорошо еще, что дальше дорогу им преграждал овражек, хотя и неглубокий, но непроходимый для транспорта.

   Вот уже на первую готовую переправу съехал пустой грузовик, и медленно проехал по ней, проверяя на прочность. Скоро вся эта орда немцев сможет двинуться дальше.

   - Пора уже, - мысленно прошептал я. И как будто услышав мои слова, начался обстрел. Что именно стреляло, кроме меня наверно знали только артиллеристы. Тот самый, знакомый по кадрам кинохроники жуткий вой ракет, выпущенных "Катюшами", заставил прижаться к земле не только немцев, и наших бойцов. Но в отличии от кинохроники, здесь к вою еще прибавились взрывы, которые как мне показалось, гремели совсем рядом. Все-таки рассеивание у систем залпового огня довольно большое.

   Присмотревшись внимательнее, я понял, что на самом деле разрывы ракет накрывают фашистов не ближе, чем в восьмистах метров от нас. Успокоившись, я попытался определить, где находятся позиции гвардейских минометов. Насколько можно было сориентироваться в темноте, катюши стреляли километрах в пяти-шести к югу отсюда. То, что обстрел начали именно они, давало нам сразу два преимущества. Отстрелявшись, машины сразу покинут позиции и уедут, так что вражеская артиллерия, если она уцелеет, будет им не страшна. Немаловажным был и психологический фактор. К обычному обстрелу немецкие солдаты более-менее привыкли, а вот вид огненных стрел, в большом количестве и со страшным шумом несущихся к ним, вызывает настоящий ужас и панику.

   Наши бойцы, убедившись, что грозное оружие им не угрожает, осмелели и подняли головы, наблюдая картину ужасного разгрома.

   Как только вой ракет стих, среди скоплений вражеской техники выросло сразу восемь разрывов. Грохот от них слился в один громоподобный рокот, и больно ударил по перепонкам, даже сквозь ладони, которыми я зажимал уши. Это начала работать дивизионная артиллерия.

   Через несколько секунд, за которые корректировщик должен был успеть скороговоркой доложить о результатах стрельбы, еще шесть снарядов легло прямо посреди немецких пушек, изготовившихся к стрельбе. Немногочисленная прислуга орудий, копошащаяся рядом с ними, сразу повалились на землю - кто погиб, а кто прячется от обстрела.

   Что-то грохнуло позади нас. Это к обстрелу присоединилась очередная батарея, взявшая на себя грунтовку. Постепенно в общий концерт втянулось не меньше сорока орудий, в основном бивших по главной дороге и большой поляне. Я не мог сказать точно, какие калибры сейчас ведут артподготовку, но судя по всему, в ней участвуют все орудия, имеющиеся в нашей дивизии. Даже за рекой немцам не было покоя. Там вспухали разрывы поменьше - работа полковой артиллерии или 82-мм минометов.

   Точность стрельбы у пушек намного выше, чем у систем залпового огня, и артиллеристы могли спокойно бить по ближайшим к нам немцам, прятавшимся в овражке всего в пятистах метрах отсюда, не боясь при этом задеть нас.

   Не понимаю, как Гусев успевал их всех корректировать. Скорее всего, он просто распределял квадраты между дивизионами. Вспомнив про артиллериста, я посмотрел, что он там делает. Не обращая внимания на большой праздник бога войны, Гусев смотрел в бинокль куда-то на север, где были видны только маленькие вспышечки. Похоже, что в игру включились немецкие батареи. Это не удивительно. В пределах видимости было не больше двух десятков вражеских орудий всех калибров, а во всей пехотной дивизии их должно быть в несколько раз больше, даже с учетом потерь последних дней.

   Я тоже поднял бинокль, и держа его одной рукой попытался рассмотреть, где еще могут находиться немецкие пушки и сколько их. Левой рукой я продолжал зажимать ухо, так как с этой стороны грохотало сильнее всего. Время от времени недалеко от мерцающих вспышек, еле видных за деревьями, вставал столб огня. Наверно большая часть нашей артиллерии занята, и в контрбатарейную борьбу включилось только одно орудие. Но нет, оказывается, это был только пристрелочный огонь, и у наших артиллеристов еще осталась в запасе целая батарея, в чем фрицам пришлось тут же убедиться.

   Тем временем Авдеев покинул свою ячейку и подполз ко мне. Что он говорил, я почти не слышал, но сержант достал кусок хлеба, и показал мне знаками, чтобы я пожевал его и мякишем залепил себе уши. Пока я занимался спасением барабанных перепонок, Гусев снова повернулся к главным силам противника. Очевидно, вражеские орудия были уже подавлены.

   Постепенно канонада стихала, но восемь орудий продолжали методично бить по вражеским позициям, перемешивая их с землей. Как и следовало ожидать, больше всего боеприпасов у нас имеется для трофейных гаубиц, и теперь, если понадобится, они могли отправить обратно немцам хоть несколько вагонов снарядов, если понадобится. Я правда не ожидал, что 105-мм орудий будет так много. Но за последние дни не только наша рота разжилась трофеями, а сообразительные артиллеристы не зря всегда считались самыми умными среди всех родов войск. Они за несколько дней смогли освоить сложную технику, и теперь были готовы применить свои знания на практике.

   Но хотя восемь пушек с большим запасом снарядов и представляют собой грозную силу, но держать под контролем участок длинной несколько километров им достаточно трудно. Уцелевшие немцы это скоро поняли, и стали потихоньку подниматься из своих укрытий. Несмотря на безлунную ночь все поле, усеянное искореженной техникой, было хорошо освещено. Все что только могло гореть, пылало, и в отблесках пламени все движения немцев были как на ладони.

   Где-то в направлении Андреаполя ухнуло, и небо с той стороны озарилось красным заревом. После того, как мы надежно закупорили дорогу, соседняя дивизия могла спокойно обстреливать вражескую колонну, которой теперь некуда было деться.

   Хотя большинство фашистов, выживших после обстрела, благоразумно решило отходить на запад, но часть все-таки предпочла направиться в нашу сторону. Организованной атаки не было, просто разрозненные группы шли кто куда, и некоторые случайно выбрали неудачное направление. Впрочем, пройти через дорогу, заставленную остовами горящей техники, было непросто. Там то и дело рвались боеприпасы, лежащие в грузовиках, или врывались топливные баки машин. Поэтому обойти поляну, подвергнувшуюся обстрелу, представлялось довольно логичным.

   Я передал по цепочке стрелять только по моей команде, и положив перед собой автомат стал внимательно рассматривать в бинокль подходивших немцев. Нас враги видеть в темноте не могли, поэтому шли спокойно, не ожидая засады. Некоторые тащили на себе раненых товарищей или какое-то ценное имущество.

   Одна из групп мне очень сильно не понравилась. Около полусотни человек двигалось слажено, развернувшись в цепи, и держа оружие на изготовку. Метрах в тридцати перед ними шел передовой дозор. Ни одного раненого в этой группе видно не было. То ли они их бросили, решив уйти налегке, то ли вовремя успели спрятаться в овражке, и не попали под огонь. Скорее всего, первое. И действительно, когда один из солдат, не поспевавший за своими товарищами, неожиданно остановился и осел на землю, никто не остановился помочь ему. Жестоко, но надо признать, командир этого отряда действует правильно. Если он займется эвакуацией раненых, то может потерять всех солдат.

   К счастью для нас, позиция для обороны была очень удачной. Наступающие цепи подсвечивались заревом пожара, а мы находились в темноте. Бойцы лежал тихо, боясь пошевелиться, но несколько человек клацнуло затворами. Я мысленно выругался в адрес салаг, не догадавшихся приготовиться к стрельбе заранее, как вдруг сообразил, что забыл откинуть приклад у автомата. Как я не старался все сделать тихо, но скоба с плечевым упором встала на место с громким щелчком. Впрочем, все немцы должны быть полуоглохшими, и на фоне постоянного грохота ничего не услышали бы даже в десяти шагах. Теперь мне уже можно было начинать целиться, но неожиданно длинный магазин МП-40 уперся в землю, задирая ствол вверх. Вот что значит не заниматься практическими занятиями по рытью окопов. Бруствер, который я приготовил, был без приямка, и годился только для винтовки. До противника оставалось уже чуть больше двухсот метров, и времени, чтобы возиться с ямкой для магазина уже не было. Пришлось немножко сдвинуться назад, и держать оружие почти на весу.

   Заранее наметив себе деревце примерно в ста метрах от нас, я ждал, пока немецкий дозор поравняется с ним. К сожалению, несмотря на все старания, мне не удалось обнаружить среди наступавших фашистов офицера. Возможно, этим отрядом командовал какой-нибудь фельдфебель, но кто именно, понять было нельзя. А так хотелось, чтобы его подстрелили в начале боя.

   Мой крик "огонь" совпал с очередным взрывом, прогремевшим совсем не вовремя, и вместо стройного залпа получилась разрозненная стрельба. Немцы сразу же залегли, но спрятаться им было негде, к тому же стреляли мы сверху вниз. Большое количество пулеметов и автоматов не оставляло противнику шансов, и уцелевшие стали торопливо отползать назад. Впрочем, таких было немного, большинство противников было сразу же выведено из строя. В начале боя не меньше пятнадцати немцев попыталось отстреливаться, но уже через полминуты ответный огонь полностью прекратился.

   Если кто-то из врагов и остался жив, то он лежал тихо, притворившись мертвым. Меня больше волновало то, что теперь наша позиция известна немцам, и они начнут нас обстреливать. К счастью, все опасения оказались напрасными. Выжившие в огненном аду фашисты были озабочены только спасением своих драгоценных шкур. Если у кого-то из них и была мысль идти к нашему холмику, то они благоразумно от нее отказались.

   В нескольких километрах к северу от нас, где дорога не просматривалась нашими наблюдателями и не подверглась обстрелу, управление войсками должно было сохраниться. Но им не было никакого смысла лезть на простреливаемое советской артиллерией поле.

   Еще некоторое время гаубицы и минометы вяло работали, пытаясь достать фашистов на переправе через речку, но вскоре стрельба окончательно стихла. Все кто еще мог двигаться ушли на запад, и только раненые ползали по выжженной земле среди догорающих обломков техники.

   Итоги скоротечного боя оказались, к сожалению нерадостными. Два человека погибло, и еще двое было ранено. Пользуясь тем, что к нам больше никто не приближался, я прополз по позициям, чтобы проверить в каком состоянии раненые. Их уже перевязали и отвели в небольшую ложбинку посередине холмика. Срочной эвакуации не требовалось, так как у обоих были сквозные ранения в руку.

   Погибших можно было не осматривать. Прямое попадание в голову не оставляло им никаких шансов. Очень тяжело было вот так терять своих боевых товарищей, тем более что один из них был в роте с первого дня. Конечно, у немцев потери были в десять раз больше, но все равно, приятного мало. А ведь враги даже не смогли воспользоваться пулеметом, расчет которого мы сняли в первую очередь. Видимо очень опытные сволочи нам попались - за несколько секунд смогли сориентироваться и открыть ответный огонь по вспышкам.

   После короткого боя ночь тянулась необычайно медленно. Мы всматривались в темноту, выглядывая приближающихся врагов, стараясь не кашлять от едкого дыма, который ветер нес в нашу сторону. Тошнотворный запах взрывчатки смешивался с гарью от сгоревших повозок и машин. Еще раз мне пришлось пожалеть об оставленных противогазах. Дышать без них сейчас было трудно.

   Перестрелок больше не было. То и дело мы видели тени, мелькавшие среди догоравших обломков техники, но к нам никто не приближался. Только несколько лошадей, которым повезло вырваться из постромок и убежать из огненного ада, проскакали через наши позиции.

   Когда рассвело, Гусев подозвал меня к рации - вызывал комбат. Иванов разрешил нам возвращаться, так как нас вскоре должны были заменить. Но как не хотелось мне отдохнуть, я все-таки предпочел дождаться, пока не подойдет другая рота, чтобы даже на короткое время не оставлять артиллеристов одних.

   Корректировщикам замену пока не прислали и они, зевая, остались на своем посту. Где-нибудь в лесах еще могли прятаться сотни фашистов, и помощь артиллерии могла скоро понадобиться. Подошедшие красноармейцы не стали отсиживаться в наших окопах, а взяв оружие на изготовку, начали прочесывать поляну, разыскивая выживших немцев. Ну что же, они всю ночь отдыхали, пусть теперь займутся делом. А нам уже и на боковую пора.

Глава 9

22 сентября. День.

   Когда мы вернулись к станции, старшина не дал бойцам ни минуты отдыха, пока они не почистят оружие. По окрестным лесам бродили тысячи врагов, и хотя большинство из них сейчас изо всех сил бежало подальше отсюда, но расслабляться не стоило.

   Не успел я присесть, как передо мной появился наш особист полка, опасливо держащий небольшой пакет, предназначенный лично мне. Авдеев тут же протиснулся ко мне, и вежливо попросил разрешения осмотреть конверт на предмет целостности. Он крутил его так и эдак, рассматривая со всех сторон через лупу, и наконец вернул мне с не меньшим благоговением, чем до этого Танин. Пока сержант изучал печати, Танин доложил о результатах проверки личного состава. Еще два подозрительных субъекта было выявлено во второй роте, но их тоже решили пока не брать.

   Мне очень хотелось отдохнуть и поесть, поэтому неожиданная задержка меня немного расстроила. Тем более, что послание было отправлено не Берией, а "всего-навсего" его замом Меркуловым, а значит, было не очень важным.

   Подавив раздражение - все-таки это война, а не турпоход, я забрался в палатку и вскрыл конверт. К моему радостному удивлению, там был список зарубежных физиков-атомщиков. Ну вот, я ломал голову, пытаясь вспомнить какие-нибудь фамилии участников "Манхэттена", а запросить список всех известных ученых не догадался. Хорошо, что в НКВД нашлась светлая голова, которая это сделала.

   Я вчитывался в имена, и подчеркивал карандашом те, которые казались мне знакомыми: Лео Сциллард, Нильс Бор, Эдвард Теллер, Джон фон Нейман. Скорее всего, эти люди теперь проживут недолго. Простите, товарищи ученые, то я не хочу, чтобы ваши атомные бомбы сбросили на наши города. А вот Фредерик Жолио Кюри сейчас находится в оккупированном Париже, и делает гранаты для французского Сопротивления. Он вроде бы даже коммунист, и его нужно попробовать вывезти в Советский Союз.

   Положив исправленный список обратно в пакет, я позвал "ординарца", и спросил, как можно запечатать конверт. Сержант подбежал через минуту, держа немецкий штык, разогретый в пламени костра, которым тут же нагрел сургуч до мягкого состояния. Мне оставалось только приложить свою персональную печать, и посильнее надавать. То ли дело в 21-м веке: пикнул таблеткой с цифровой подписью, и все.

   Авдеев проникнулся важностью момента, и получше спрятав сокровище, помчался к Танину, чтобы потребовать у него машину. Ему не терпелось доставить такую ценность по назначению. Мне не было слышно, о чем они говорят, но особист позвал несколько бойцов и усадил их в кузов грузовика, вдобавок к своим подчиненным, которые там уже сидели.

   Разрешив всем, кроме часовых, отдыхать я направился к комбату узнать итоги ночного обстрела, которые разведчики уже должны были подсчитать. Предварительные результаты не могли не радовать. Только убитых гитлеровцев уже насчитали свыше восьмисот, и три сотни было взято в плен. Скорее всего, не меньше двух тысяч раненых должно быть среди фашистов, успевших удрать. А самым главным было то, что немцам пришлось бросить почти всю технику. Дорога до Андреаполя была забита грузовиками, пушками и повозками с разным снаряжением. Многие фашисты бросили даже личное оружие, когда переправлялись через речку, и теперь на берегу Лососны валялись сотни винтовок и десятки пулеметов.

   Пока бойцы нехотя ковырялись в консервах, подъехала полевая кухня, привезшая горячую еду, и завтрак плавно превратился в обед. После первой кружки разведенного спирта пить мне больше не хотелось, но когда мимо провели колонну из полсотни пленных немцев, мы все дружно выпили за победу.

   Когда рота наконец поела, все стали укладываться спать, а я уединился в палатке и достал блокнот чтобы записать все, что еще удастся вспомнить по военной технике. Но мне не удалось написать ни одного слова, так как сразу же снаружи раздался оклик. - Стой, кто идет - и затем лязг передергиваемого затвора. Затем послышались тихие голоса рядом с палаткой. После короткого разговора, содержание которого мне было не слышно, часовой уже громким голосом позвал меня. Я вылез из палатки, и увидел Ларина. Предполагаемый шпион стоял с самым невинным видом, и без оружия. Стрелин, ни на секунду не забывавший следить за подозрительным солдатом, уже стоял у него за спиной с автоматом наготове.

   - Товарищ командир, разрешите обратиться.

   - Что вы хотели спросить?

   - Разрешите переговорить с вами наедине.

   - Хорошо, давайте отойдем, чтобы нас не услышали.

   Дальше, чем метров на тридцать, я отойти не решался. Хотя оружия у него и не было видно, но он мог его спрятать. Да и вообще, матерый диверсант может убивать и без оружия.

   - Вот ведь сволочь, - мелькнула мысль - выбрал момент, когда Авдеева не будет.

   Взглянув, как сержант расставил насколько бойцов с автоматами, я немного успокоился, но все-таки, ближе чем на два метра к потенциальному шпиону не приближался. Я положил руку на расстегнутую кобуру, и коротко бросил Ларину:

   - Можете говорить.

   - Товарищ командир, я сразу понял, что вы не отсюда, еще когда вы после захвата станции нас агитировали.

   - Интересно, и откуда же я по-вашему?

   - Как и я, из будущего.

   От волнения я выпустил рукоятку пистолета, которую судорожно сжимал все время. Но для меня это было уже второй раз, и я смог быстро овладел собой.

   - Продолжайте.

   - Я из 2005-го года. Только тут все немного по-другому, чем в моей истории. У нас Киев немцы взяли еще в августе, а тут только недавно. Зато у нас Смоленск долго держался. Наверно потому, что еще до войны командующим Западным округом был назначен Кулик вместо Павлова.

   От волнения у меня снова перехватило дыхание.

   - Тогда у вас война окончилась раньше. В моей истории Берлин мы захватили в 45-м.

   Ларин не смог сдержать изумленного возгласа, но тут же пояснил причину своего удивления:

   - А у нас война закончилась в 44-м, но только в Польше. После взятия Варшавы Германия сразу капитулировала.

   - А когда вы в космос полетели?

   - В 56-м году первая ракета полетела на Луну.

   - Тоже на год раньше - обрадовался я, стараясь не показывать появившиеся сомнения. В 30-х годах было принято считать, что первый полет в космос состоится непременно на Луну, хотя это на порядок труднее, чем просто выход на околоземную орбиту. - Ну, расскажи, кто у вас главный конструктор, как выглядит ракета.

   Из дальнейшего рассказа выяснилось, что о многоступенчатых ракетах Ларин никогда не слышал. О вычислительной технике он тоже имел весьма смутное представление. Зато с гордостью рассказал о миниатюрных радиолампах, позволяющих собирать компактные рации. Тоже крайне подозрительно, ведь твердотельные аналоги радиоламп изобретут уже в 1947 году, причем на первенство в открытии транзисторов претендовало сразу несколько стран. Кстати, как хорошо, что он мне о них напомнил, а то в своих рекомендациях я этот момент упустил.

   Чем больше шпион рассказывал о "своем варианте истории", тем яснее становилось, что он врет. Ларин увлеченно живописал прекрасный мир будущего, при этом эмоционально размахивая руками. Слов нет, рассказ был интересным и хорошо продуманным, но не имел ничего общего с действительностью. Разумеется, в чужой вероятности мир мог развиваться совсем по-другому, но основные научные открытия все равно должны были состояться, и самые крупные месторождения нефти в любом случае должны были найти. Напоследок я расспросил его об оружии 21-го века. Ну, разумеется, там были электрические ружья, многобашенные танки, огромные линкоры километровой длины, с соответствующего размера орудиями. Что меня удивило, так это наличие реактивных самолетов, ведь даже в конце сороковых годов фантасты, незнакомые с секретной техникой, продолжали писать о винтовых истребителях. Но вот боевых ракет не было. На мой осторожный вопрос о самых мощных бомбах, Ларин ответил, что у них есть пятитонные бомбы со взрывчаткой, в десять раз мощнее тротила. Ну что же, ни малейших сомнений уже не оставалось.

   - Не двигаться, руки в стороны, - заорал я, вот только вместо того, чтобы направить на врага пистолет, рука по привычке схватилась за рукоятку штыка, висевшего у меня на поясе. Сделав один быстрый шаг и слегка наклонившись, я выбросил руку вперед, поднеся лезвие к прямо к горлу противника. От неожиданности Ларин замер, и не помышлял о сопротивлении. Все-таки лезвие ножа, поднесенного к самому лицу, пугает гораздо сильнее, чем вид огнестрельного оружия, даже нацеленного на тебя в упор. А впрочем, что ему еще оставалось, ведь вокруг было много бойцов, и живым он бы не ушел.

   Какое то мгновение мы смотрели в глаза друг другу, но подоспевшие бойцы уже валили шпиона на землю, и вязали ему руки.

  -- Срочно вызывайте особистов полка и дивизии. Стрелин, подойдите сюда.

   Отведя сержанта в сторонку, я приказал ему бежать к командиру второй роты, и передать, чтобы он арестовал подозрительных бойцов, про которого ему должен был сказать особист.

   Увидев, что солдаты нашей роты забегали туда-сюда, все тоже стали вскакивать и подбегать к нам с вопросами. Когда суматоха постепенно улеглась, к нам подъехала машина комполка, но вместо капитана Козлова в ней сидел Танин с двумя автоматчиками. Я сразу же предупредил его, что никаких вопросов задержанным шпионам задавать нельзя.

   - Извините, но как мне сказали, это не ваш уровень. Допрашивать их сможет только Соловьев.

   Особист тут же развел бурную деятельность. Убедившись, что шпионов хорошо охраняют, он собрал командиров рот, и распорядился, чтобы мы проверили, весь ли личный состав на месте. И как в воду глядел. В третьей роте не хватало бойца Львова, и тоже из числа освобожденных на станции. Танин открыл свой блокнот и посмотрел, что на него есть.

   - Мы с Соловьевым подозревали, что это бывший командир, из трусости переодевшийся рядовым бойцом. Я решил, что пока не придет ответ на запрос, пусть Львов повоюет в качестве красноармейца. А он оказывается тоже шпион. Ну ничего, погоню за ним уже послали, и далеко ему не уйти. Свою винтовку Львов оставил, когда уходил в кусты, чтобы не вызывать подозрений, так что деваться ему некуда.

   Разведчики, которых отправили ловить шпиона, вернулись очень скоро, неся на самодельных носилках своего раненого товарища. Им легко удалось обнаружить следы беглеца на влажной земле, и они стали его настигать. Но вместо того, чтобы бежать, Львов устроил засаду и начал стрелять по преследователям, причем с большой точностью. Судя по сверкнувшему солнечному блику, винтовка у него была с оптическим прицелом. Разведчики стали заходить с двух сторон, чтобы взять его на прицел, взять диверсанта живым они уже не пытались. Но тут их ждал новый сюрприз. Неожиданно раздалось громкое тарахтенье двигателя, отчетливо слышимое в лесной тишине, и Львов умчался на мотоцикле по ровной утоптанной тропинке, позволявшей ему развить большую скорость. На месте засады был обнаружен большой тайник, в котором очевидно и было все спрятано. В нем осталось несколько гранат, автомат и снайперская винтовка, из которой недавно стреляли.

   Судя по всему, тайник был рассчитан для спасения только двоих человек. Мотоцикл был без коляски, комплектов немецкой формы, в которую Львов так не успел переодеться, было тоже два. В кармане кителей были обнаружены пропуски, обладатели которых могли беспрепятственно пройти через немецкие посты.

   Все это говорило о том, что операция была подготовлена серьезно. Опрос бойцов показал, что во время моего разговора с Лариным красноармеец, похожий на Львова, подошел близко и внимательно наблюдал за нами. Что еще хуже, все бойцы стоявшие в оцеплении, дружно отметили необычную жестикуляцию шпиона, которой он сопровождал свои слова. Когда я с ним разговаривал, то смотрел прямо в глаза и не обращал внимания на его руки. Но теперь, припоминая все обстоятельства беседы, я решил, что он жестами передавал своему сообщнику полученную информацию.

   Танин, горевший желанием хорошенько пораспрашивать шпионов, предложил мне самому начать допрос, не дожидаясь приезда дивизионного особиста.

  -- Нет, этим должен заниматься профессионал.

  -- Но у нас могут быть еще другие шпионы.

  -- Если бы были, то давно бы уже удрали. А если я начну допрашивать задержанного, то мне он все равно правду не скажет, и только запутает следствие.

   Наши препирательства закончились с приездом Соловьева. Вместе с ним прибыли команда следователей и отделение пограничников, занимавшихся в особом отделе ловлей диверсантов.

   Выслушав мой короткий рассказ, капитан поручил своему заместителю расспросить бойцов, пограничников отправил осмотреть окрестности и тайник, а сам уединился со шпионом в одном из сараев.

   Когда заместитель особиста подошел к бойцам, те сначала отпрянули от грозного лейтенанта госбезопасности, но потом наоборот, обступили его тесной толпой. Заинтересовавшись, я тоже подошел поближе. В отличии от своего начальника, лейтенант Петров вел себя спокойно и интеллигентно, поэтому народ от него не шарахался. Старая медаль на его гимнастерке говорила о том, что трусом он тоже не был.

   Между тем особист уже вышел из сарая, где проводил опрос пленного. Криков и ударов оттуда слышно не было, но судя по виду капитана, результаты допроса его вполне устраивали. Он подозвал моих бойцов и показал несколько жестов.

  -- Так шпион делал?

  -- Да товарищ капитан, - отозвался Стрелин - я хорошо рассмотрел, так он и делал. Только вы показываете одной рукой, а он обеими руками размахивал.

  -- Ларин подтвердил, что с ним было еще трое. Двое, которых мы уже взяли, и сбежавший Львов. Кстати, его настоящая фамилия Козлов.

  -- Вот сволочь, - зашумели бойцы - а еще однофамилиц нашего комполка. Так испоганить хорошую фамилию.

   Приказав своим подчиненным хорошенько охранять шпиона, Соловьев предложил мне отойти подальше, чтобы посекретничать.

   Я последовал за ним с понурой головой, в ожидании справедливого разноса. Еще бы, надо же было додуматься рассказать о себе первому встречному. Конечно, по-хорошему мне следовало не откровенничать перед ним, а сразу вызвать особиста. Но кто же мог знать, что немцам все известно. Успокоив себя таким образом, я посмотрел на капитана, который спокойно стоял, ожидая, пока я соберусь с мыслями.

   - Вы, товарищ Соколов, когда часового снимали, какой-нибудь документ ему показывали?

   Я смог только кивнуть. Вся моя стратегия защиты рушилась, и тут уже никакие оправдания не помогут.

   - Это была квитанция? - Каждое слово как молот обрушивалось на мою голову - Из вашего времени?

   Опять кивок. В эти дни было столько событий, что я ни разу не вспоминал об этой злосчастной бумажке. Видимо поняв мое состояние, или же просто не имея полномочий ругать меня, особист вместо того, чтобы устраивать разнос, наоборот начал утешать.

   - Ничего страшного, товарищ Соколов. Ну узнали они, что войну проиграют, ну поняли, что с вашей помощью мы победим еще быстрее, и что они теперь могут сделать? Только капитулировать от безысходности. Да Гитлер и не поверит этому, для него все выглядит как грубо сфабрикованная провокация. Да, еще хочу похвалить вас. Вы очень правильно поступили, когда при аресте шпиона, его настоящая фамилия Валуев, достали не пистолет, а штык. Предатель служил в полиции командиром взвода и на нем висит столько преступлений, что живым он в плен сдаваться не собирался.

[9] Однако, увидев перед глазами лезвие, умирать сразу раздумал. Так что благодаря вам, мы теперь имеем ценный источник информации.

  -- Но товарищ капитан, ведь теперь они могут изменить план своего наступления, и ударить в другом месте.

  -- Во-первых, немецкой разведке пока не с чем идти к генштабу. Что у них есть? Обычная бумажка, грубо сфабрикованная любителями фантастики. Ну видел вас агент, кстати даже не немец. Но что он может знать? То, что это вы появились недавно на фронте и подбросили квитанцию. Так все это, а также те сведения, которые вы наплели агенту, хорошо укладываются в общую картину дезинформации. Во-вторых, менять планы для них опасно, так как очень скоро начнется распутица. Вы же сами говорили, что Гудериан начнет наступление раньше остальных, чтобы получить два лишних дня хорошей погоды.

  -- Так вы полностью в курсе всего?

  -- Да, мне в общих чертах описали ход дальнейших событий, чтобы я мог продуктивнее с вами работать. В третьих, даже если командование вермахта поставят в известность, и они поверят такой ерунде, и все-таки решат поменять планы, то мы все равно окажемся в выигрыше. Наши войска успеют получить больше пополнений, которые, к примеру, смогут занять Ржевско-Сычевскую линию обороны. Полки противотанковой артиллерии, сформированные из зенитных орудий, будут полностью укомплектованы и переброшены на угрожаемые участки обороны. Наступать немцам теперь придется по грязи, и проходить шестьдесят километров в день они по любому уже никак не смогут. Да и мы уже в курсе, что на Москву двинут целых три танковых группы, а значит, будем готовы отходить в случае угрозы охвата.

   Слова капитана лились как бальзам на рану, возвращая меня к жизни. Надо же, особист не только искусно материться умеет, но и на добрые слова способен. Все мои промахи сразу превратились в успехи. Но долго радоваться Соловьев мне не дал. Увидев, что я снова могу мыслить адекватно, он сразу сменил тон на деловой.

   - Я понимаю, что у вас не было времени отдохнуть, но нам надо обсудить операцию "Гавайи".

   Вернувшись к сарайчику, в котором проводился допрос шпиона, капитан приказал освободить помещение, для чего пришлось вынести оттуда шпиона, связанного по рукам и ногам.

   На пустых ящиках, служивших нам столом, Соловьев расстелил большую карту Оаху, с надписями на испанском языке. У него были и английские карты, только поменьше размером. Я начал рассматривать план острова, но потом решительно отодвинул и попросил достать карту всего Тихого океана.

  -- Давайте начнем с самого начала. Да, раз уж мы заговорили о Японии, то нужно спасти нашего разведчика Рихарда Зорге, позывной Рамзай. Не помню точно, когда его арестовали, но если он еще на свободе, то пусть скорее уезжает из страны. Хотя нет, подождите. Он еще должен прислать сообщение, что в этом году Япония на нас не нападет. Вот после этого присваивайте ему звание Героя, которое Зорге вполне заслужил, и эвакуируйте сюда.

   Капитан стенографировал заметно медленнее, чем Куликов, и мне приходилось постоянно прерывать свой рассказ и ждать, пока он допишет свои крючочки. В наше время тема нападения на Перл-Харбор была очень популярной. Ей посвящалось множество книг и статей, в которых разбирались как ошибки, так и правильные действия обеих сторон. Так что я наверно даже смог бы по памяти нарисовать карту острова Оаху, и указать на ней расположение американских войск. Но начал я не с этого, а с анализа политической обстановки в Японии и США.

   - Скоро премьер-министр Японии получит от Рузвельта официальный отказ от встречи, и таким образом, вся его политика окажется несостоятельной. Насколько я помню, это случится как раз в день начала операции Тайфун.

   - Ну как же все-таки интересно узнавать будущее, - не удержался от комментария особист.

   После того, как Соловьев выжал из меня все, что я помнил по Перл-Харбору, я стал ему рассказывать основные принципы устройства транзисторов, о которых мне так кстати напомнил Ларин. Перспектива замены громоздких, хрупких и дорогих радиоламп новыми устройствами вдохновила капитана, и он уже собрался мчаться в Москву, но я охладил его пыл. Даже если бы мне была хорошо известна вся технология производства транзисторов, на их создание потребовалось не меньше года. Поэтому мы перешли к другим темам. Особист пытался у меня узнать, как поступят главы ведущих государств в различных ситуациях, и как изменится их политика после наших первых побед. Отпустил он меня только к вечеру, и я наконец-то завалился спать, бормоча проклятия "кровавой гэбне", не дающей мне отдохнуть.

22 сентября. Вечер.

   Заместитель начальника полевой жандармерии в Великих Луках капитан Мевес уже полчаса сидел неподвижно, подперев рукой подбородок. Времени оставалось все меньше, а он еще не сделал самый главный выбор в своей жизни.

   В вариант пришельца из будущего Мевес с самого начала не поверил, и считал это просто одной из рабочих версий, которые надо проверять. Точно так же, как в случае убийства надо подозревать всех находящихся в доме - от детей до стариков.

   Вернувшийся агент смог рассказать немного, но те данные, которые Валуев успел передать жестами были крайне важными. Соколов действительно был из будущего, до конца войны осталось три или четыре года, и самое главное, победили в ней почему-то Советы. Агент смог выяснить, что этот таинственный старлей появился всего четыре дня назад, причем фамилия у него тогда была совсем другая.

   Как ни странно, но и Кайзер и Мевес, до сих пор искренне верившие в победу великой Германии, ничуть не усомнились в правдивости этих сведений. И самом деле, уже конец сентября, а вермахт все еще далеко от Москвы. Линия фронта последние несколько недель почти не менялась. Мало того, еще до появления пришельца генерал Масленников смог перейти в наступление и выбить германские части с восточного берега Западной Двины. Если дела так пойдут и дальше, то войскам придется зимовать здесь в окопах, так и не достигнув намеченных целей. А рано или поздно англичане осмелятся высадиться на континенте, и тогда начнется война на два фронта.

   Естественно, сотрудники полевой жандармерии не были информированы об операции Тайфун. Сосредоточение войск для предстоящего наступления проходило намного южнее, и по железной дороге, проходящей через Великие Луки, поток военных грузов был сравнительно небольшим. Зато с фронта постоянно привозили много раненых, а сегодня их прибыло столько, что из госпиталей вывели толпу легкораненых, способных самостоятельно передвигаться, и отвели на вокзал. Военный комендант города и начальник вокзала ругались с врачами, объясняя, что до вечера не смогут подать ни одного вагона, но те были непреклонны. Места в госпитале нужны вновь поступившим раненым, которых нужно срочно оперировать, поэтому всех ходячих больных приходится вывозить куда-нибудь в другой город.

   Ночная канонада, которую было слышно даже отсюда, говорила о том, что за этот участок фронта русские взялись всерьез, и теперь следует ожидать новых неприятностей.

   Тем не менее, даже поверив в то, что Германия проиграет, Кайзер считал, что все еще можно исправить. Достаточно только проинформировать руководство страны, и оно сможет исправить ситуацию. Конечно, еще лучше поймать человека из будущего и вытрясти из него все сведения, однако сделать это было не так то просто. Но, по крайней мере, имея доказательства можно проинформировать обо всем адмирала Канариса, возглавлявшего разведку, и пусть он ломает голову, что делать дальше.

   Сопровождать вещественное доказательство и свидетеля Кайзер поручил своему заместителю, который с самого начала был в курсе всей операции. Начальник фельджандармерии смог выбить для своих людей место в транспортном самолете, направлявшемся в Смоленск. Он должен был взлететь сразу после наступления темноты - русские истребители все чаще появлялись над городом, и напрасно рисковать летчики не собирались.

   Капитан Мевес поглядывал на часы со стремительно движущимися стрелками, и никак не мог решить, что же ему делать. Он уже искренне жалел, что его начальник не захотел проинформировать обо всем представителей гестапо, и тем самым оставил ему выбор.

   Карьера Мевеса явно не складывалась. Из-за небольшого проступка его направили сюда, в эту дыру, да еще назначили в заместители офицеру, который был младше его по званию. Поездка в Берлин тоже ничего хорошего не сулила. Даже если вся информация, которую они добыли, покажется Канарису ценной, хотя вряд он ли даст себя легко убедить, то все лавры пожнет Кайзер. А если адмирал решит, что все это чепуха, то все шишки посыпятся на капитана. А вот если шепнуть главе гестапо Мюллеру о том, что у разведки есть ценные сведения, которыми они не хотят делиться, то он этого не забудет.

   Наконец, капитан придумал маленькую уловку, которая помогла ему избавиться от мук совести. Он взял несколько дел, которыми занимался последние дни, и войдя в кабинет Кайзера спросил у него разрешения передать их в ГФП

[10]. В этом не было ничего необычного. Функции тайной полевой полиции и фельджандармерии пересекались, командование у них было общим, и они постоянно тесно сотрудничали.

   Кайзер как раз с довольным видом клал трубку телефона,

  -- Хорошо, Мевель. Неизвестно сколько ты пробудешь в Берлине, а лейтенант Бартауэр сейчас очень занят. Пусть ГФП получит себе все лавры от поимки коммунистов, а у нас и так дел по горло. Да, я только что разговаривал со Смоленском, завтра утром будет самолет в Германию, и там найдется одно место для тебя.

  -- Только одно? А как же Козлов?

  -- Посидит среди багажа, ничего с ним не случиться.

   По улице двигался сплошной поток раненых, которые брели в сторону госпиталя. Больниц не хватало, и медпункты устраивали в школах, одна из которых как раз располагалась неподалеку. Кое-как обмотанные бинтами солдаты в основном шли сами, только немногих несли на носилках или везли на повозках. Заметив, что тяжелораненых почти нет, и сообразив что это означает, капитан вздрогнул и невольно взглянул на стену дома, из которого он вышел. Ему на мгновение показалось, что туда опять вернулась табличка с надписью "пл. Ленина", как было до прихода фашистов.

   - Возможно, пока я буду в Берлине, - удрученно подумал Мевель, - здесь уже появятся русские. А почему бы и нет? В июле большевики уже смогли отбить город обратно, и удерживали его почти месяц. Что помешает им снова вернуться сюда. Если мы начали бросать своих раненых, значит дело плохо.

   Здание бывшего горотдела НКВД, в котором теперь располагалась Гехайме фельдполицай, было недалеко, и капитан отправился туда пешком. Его план основывался на том, что начальник ГФП, как и многие из его руководства, раньше работал в гестапо, и сохранил связи со старыми сослуживцами.

   И действительно, достаточно было намека, что имеется важная информация, которой Канарис не хочет поделиться с конкурирующим ведомством, и Мевель получил номер телефона, по которым можно позвонить в Берлине, чтобы организовать встречу с Мюллером.

   Вылет чуть было не отменили, так как в сумерках к городу подлетела эскадрилья русских бомбардировщиков. Но маленький аэродром их не интересовал, главной целью налета был железнодорожный узел. Самолеты отбомбились по вокзалу, уничтожив стоящие там поезда. Особенно эффектными были взрывы нескольких вагонов со снарядами, осколки которых разлетелись по городу больше чем на километр.

   Легкораненые солдаты, занявшие все здание вокзала, с началом налета поспешили укрыться в подвале, служившим бомбоубежищем. Места для всех не хватало, так как здесь были сложенные какие-то ящики. До этого раненые с тревогой обсуждали, что с ними будет: отправят в другой госпиталь, или сразу на фронт. После разгрома железнодорожных путей шансы эвакуироваться куда-нибудь в ближайшее время у них сильно упали. Но как выяснилось, это было еще не самое плохое. Бомба, пробившая крышу и удачно упавшая рядом с открытым входом в подвал, уничтожила несколько десятков солдат: как тех, кто стоял недалеко от входа, так и тех, кому места в бомбоубежище не хватило.

   В сумерках было не видно, сопровождаются ли русские бомбардировщики истребителями. Поэтому только когда они улетели, транспортному Юнкерсу разрешили взлетать. Пилоту, как и всем его пассажирам, очень хотелось осмотреть последствия налета. Но в темноте его могли сбить свои же зенитки, готовые стрелять во все, что летает. Поэтому транспортник ограничился одним кругом вокруг города, не пытаясь пройти над его центром.

   С высоты Мевелю была хорошо видна станция, охваченная огнем. Грохот снарядов, все еще продолжавшихся взрываться, доносился даже сквозь рев самолетных двигателей.

   - Какой же молодец у меня шеф, с теплотой подумал он о человеке, которого собирался предть. - Все-таки постарался выбить для меня самолет, а то был бы я сейчас там, в этом аду.

Глава 10

24 сентября.

   Вилли Леман

[11], гауптштурмфюрер СС и начальник подотдела 4-E-1 гестапо, занимающегося общими вопросами контрразведки, был одним из прообразов литературного героя Штирлица. Советский разведчик Максим Исаев никогда не смог бы стать штандартенфюрером, так как у всех офицеров СС обязательно проверялась родословная за двести лет. А вот Вилли был чистокровным немцем, и такую проверку легко прошел. Вторым, более важным отличием от киношного образа было то, что у Лемана не было радистки Кэт, как не было и рации с шифрами и кодами. Съездить в Швейцарию, как это запросто делал Штирлиц, чтобы связаться хотя бы через советское посольство, он тоже не мог. Поэтому после начала войны у Лемана не было никакой возможности передавать свои сообщения в Центр, и приходилось ждать, пока советская разведка сможет прислать связных. Но сведения, которые он сегодня узнал, были настолько важными, что их обязательно нужно было передать в Москву. Любым путем и любой ценой.

   Сегодня рано утром, скорее даже ночью, гауптштурмфюрера срочно вызвали на совещание к Мюллеру. В этом не было ничего необычного, ему часто приходилось общаться даже с Гейдрихом, возглавлявшим главное управление имперской безопасности, а срочные вызовы были нормой в работе гестапо. Но вот то, что он услышал, было настолько невероятным, что все присутствующие на совещании сначала не хотели в это верить. А когда поверили, то сидели ошарашенные несколько минут, и не могли вымолвить ни слова. Бывалые сотрудники имперской безопасности, знающие множество тайн, о которых не докладывали даже Гитлеру, были потрясены тем, что Советы смогли прислать агента из будущего.

   Сейчас Вилли стоял в своем кабинете у окна, держа в руке незажженную сигарету, о которой он давно забыл, и напевал песню, наиболее подходящую в данной ситуации. Пел он про себя. Хотя его кабинет и не прослушивался, но привычки контрразведчика настолько въелись в подсознание, что ему не нужно было себя контролировать. Поэтому Вилли мог не опасаться, что кто-то случайно услышит его пение, что могло бы закончиться для него большими неприятностями. Дело в том, что песня была на русском языке.

   Наверх вы товарищи, все по местам,

   Последний парад наступает,

   Врагу не сдается наш гордый Варяг,

   Пощады никто не желает.

   Русский язык Леман не знал, но эту песню выучил, и смысл каждого слова понимал. Причем, не только понимал, но и очень хорошо себе представлял. В тот зимний день, тридцать семь лет назад, он стоял на палубе германского корабля, находившегося в порту Чемульпо, и своими глазами видел, как героические моряки Варяга готовились вступить в неравный бой. Из гавани русский крейсер выходил под звуки оркестров, игравших на всех иностранных кораблях, находившихся в порту. Наблюдать сам ход сражения Вилли не мог, так как был простым матросом, и бинокля у него не было. Но когда "Варяг" вернулся, он смог хорошо рассмотреть повреждения, полученные крейсером, прежде чем команда затопила его. "Кореец", который почти не пострадал, взорвали, чтобы враги не смогли поднять его и отремонтировать. Та отвага, которую продемонстрировали русские даже в заведомо безвыходной ситуации, оказала сильнейшее впечатление на юного Вилли, и стала одной из причин, по которой он сделался убежденным противником войны с Россией. Позже ему также пришлось стать свидетелем Цусимского сражения.

   Пропев песню до конца, Леман начал снова, но уже по-немецки:

   Auf Deck, Kameraden, all auf Deck!

   Heraus zur letzten Parade!

   Der stolze 'Warjag' ergibt sich nicht,

   Wir brauchen keine Gnade!

   Напевая, гауптштурмфюрер одновременно мысленно прокручивал в уме сегодняшние события. Когда на утреннем совещании начальники отделов гестапо стали возмущаться самим предположением о том, что Германия может проиграть войну, он один протестовал неискренне. Хотя с формальной точки зрения ход войны для Вермахта был очень успешным, но до победы было также далеко, как и три месяца назад. Несмотря на все поражения и большие потери, Красная Армия не была сломлена, и продолжала яростное сопротивление. Вот в Японии и Турции ситуацию оценивали объективно, и вступать в войну с СССР эти страны пока не спешили.

   Положив в пепельницу сигарету, которую он так и не закурил, Леман сел за стол, и начал набрасывать различные схемы: как лучше передать информацию в НКВД, какие варианты действия есть у Мюллера, и как он может этому противодействовать, не вызывая подозрения. Исписав очередной лист, Вилли внимательно просматривал его и сжигал в пепельнице. Отвлекшись на одну минуту, он нарисовал силуэт тонущего крейсера с Андреевским флагом на мачте, но тут же снова принялся за работу.

***

   Так получилось, что примерно в это же самое время о Цусимском сражении вспоминал его участник, находившийся на другом конце света.

   В маленьком кафе на окраине Токио сидело два человека и беседовало о Русско-японской войне. Посетителей в это время еще не было, и они были здесь одни. Несколько полицейских и людей в штатском, маячивших у входа, гарантировали, что их никто не побеспокоит. Оба посетителя спокойно пили чай, заваренный в полном соответствии с местными традициями, и не спеша беседовали на английском языке, хотя ни для кого из них он не был родным. Несмотря на то, что оба были очень занятыми людьми, но никто не высказывал нетерпения.

   Один из собеседников - пожилой низкорослый японец в адмиральском мундире, крепкий на вид и с широкими плечами, говорил на хорошем английском с заметным Гарвардским произношением. Он рассказывал о Цусимском сражении, в котором потерял два пальца на левой руке. Впрочем, это не помешало ему сделать военную карьеру, боевое увечье даже помогало в продвижении по службе.

   Второй посетитель, одетый в форму полковника РККА, в основном слушал. Его английский был намного хуже, поэтому, когда он говорил, то старался проговаривать слова медленно и отчетливо.

   Адмирал легко согласился с полковником, что у России были хорошие шансы победить в этом сражении, но в том, что итоги войны могли быть другими, он сомневался.

   Допив чай, полковник достал несколько карт и схем, и перешел к тому, зачем они здесь встретились.

   - Господин Ямамото, наша страна не боится Японии, так как в сухопутной войне на континенте вам нас не одолеть, а ваши острова вполне доступны для современной авиации. Но вот если в Азию придут САСШ и построят здесь свои базы, то они станут представлять сильнейшую угрозу для нашей страны. Поэтому мы считаем, что пусть лучше здесь будете вы, чем американцы.

   Предварив таким образом свое выступление, полковник Гущенко, который был атташе посольства СССР в Японии, отодвинул пустые чашки на край стола и стал раскладывать карты. При этом он рассуждал, как бы сам с собой:

   - В вашем правительстве большинство людей уже понимает, что воевать вам придется не с нами, а с Америкой. Допустим, три дня назад у вас прошла штабная игра, имитирующая атаку на Оаху, - адмирал смотрел на полковника не моргая, но его губы плотно сжались. Сам факт игры, а тем более, ее содержание, было большой тайной. - Скорее всего, по итогам операции посредники засчитают вам потерю двух авианосцев и не менее половины самолетов. Но это перестраховка, так как американцы абсолютно уверены, что их база неуязвима, и не готовятся к обороне. Давайте с вами обсудим, можно ли повысить эффективность данного мероприятия. Разумеется, чисто теоретически.

   Гущенко протянул один из рисунков.

   - Посмотрите господин адмирал, чтобы использовать торпеды в мелководной гавани Перл-Харбора достаточно приделать вот такие деревянные стабилизаторы. Эта идея очевидна, но вам пришлось бы потратить несколько недель, что бы довести ее до ума.

   Ямамото с интересом посмотрел на чертеж деревянных плавников и предполагаемую траекторию движения торпеды в воде. - Очень любопытно, господин полковник. Надо будет это проверить. Разумеется, из чисто академического интереса.

   - На проверку потребуется не больше пары дней. Другая идея, также лежащая на поверхности, это использовать вместо бомб 406-мм снаряды с приваренными авиационными стабилизаторами. Что касается маленьких подводных лодок типа I-24, то несомненно, вас будут настойчиво уговаривать разрешить им принять участие в атаке на гавань. Но ни в коем случае нельзя поддаваться таким уговорам. Вы прекрасно понимаете, что пользу эти "трубы" принести не смогут, зато их вполне вероятно смогут обнаружить, ведь им нужно подойти к острову заблаговременно. А в этом случае исчезнет фактор внезапности, что поставит под угрозу всю операцию.

  -- Господин полковник, если бы мне действительно пришлось планировать атаку на Оаху, и если бы у меня были такие мини-субмарины, то я разумеется не стал бы их использовать.

[12]

  -- Теперь рассмотрим фактор времени - продолжал Гущенко - Разумеется, нападение должно произойти в воскресенье. Но хочу обратить ваше внимание господин адмирал, что вы запланируете атаку на раннее утро, не так ли?

  -- Если бы я планировал подобную операцию, то конечно же да. Если авианосцы пройдут последнюю часть пути ночью, а самолеты вылетят затемно, то будет меньше вероятность, что нас обнаружат. К тому же перед утренним построением американцы откроют все водонепроницаемые двери и люки.

  -- К северу от Оаху американские самолеты патрулировать акваторию не будут, так что обнаружения противником можно не опасаться, а тем более по выходным. И еще один момент. Большинство офицеров покинет свои корабли и казармы еще с вечера, но простых солдат и моряков отпустят в увольнительную только с утра, после построения. Поэтому надо дать им время, чтобы покинуть расположение своих частей и уехать в Гонолулу. Тогда они не успеют вовремя добежать до боевых постов.

  -- Возможно, вы правы, полковник, но это трудная дилемма, и ее надо тщательно обдумать.

  -- Еще обратите внимание на то, что большинство бомбардировщиков у вас не радиофицировано. Мы сталкиваемся с такой же проблемой, поэтому могу вам кое-что посоветовать.

  -- Я весь внимание.

  -- Лично проконтролируйте, какие сигналы предусмотрены для самолетов. В противном случае может получиться так, что к примеру, одна ракета черного цвета обозначает "действуем по плану N1", а две точно таких же ракеты означают "действуем по плану N2". Часть летчиков заметит только один сигнал, часть увидит обе ракеты, и в результате получится полный хаос.

  -- Вы опять правы, такое вполне возможно.

  -- Теперь давайте посмотрим, какие приоритетные цели есть на острове. Хотя на Оаху живет несколько десятков тысяч подданных Японии, и у вас нет недостатка в информаторах, но перед ними ставят задачи по разведке флота и портовых сооружений. Между тем, нужно еще обратить внимание на топливные хранилища и аэродромы. Вот посмотрите на карте: у американцев есть новый аэродром Халеива, у северной оконечности острова, а ваша разведка о нем, возможно, еще не знает.

   Гущенко высказал еще несколько соображений по распределению приоритетов целей, и ответил на осторожные вопросы, высказанные в завуалированной форме. Затем, отодвинув карту Гавайев, полковник достал другую и развернул ее перед адмиралом.

  -- Чтобы усилить эффект от разгрома на Тихом океане, желательно дополнить его выводом из строя Панамского канала.

  -- Я думал об этом, но у нас нет такой возможности. Даже до Гавайского архипелага авианосцам будет нелегко добраться незамеченными.

  -- Разумеется, движение в этом районе оживленное, да и расстояние от ваших баз очень большое. Единственный вариант, это применить гражданские суда, начиненные взрывчаткой, и использовать местных патриотов, готовых совершить диверсию против САСШ.

  -- Но если бы мы и приняли такое решение, то на это уйдет много времени. Вряд ли у нас есть много агентов в Панаме, а внедряться туда японцам значительно сложнее, чем вам, европейцам.

  -- Зато у нас там есть много друзей и просто сочувствующих. Подготовить операцию за пару месяцев не составит труда. Проблема в том, что сразу после начала войны американцы усилят бдительность. Поэтому давайте представим себе, что какая-нибудь японская радиостанция передает определенный сигнал. Свершено случайно, после этого сигнала будет произведено несколько диверсий на канале. Естественно, вся вина будет возложена на Японию, но после атаки Оаху это вас уже не будет волновать. Если операции на Гавайях и в Панаме совпадут по времени, то это даст вам сразу два козыря - военный и политический.

  -- Хорошо, господин полковник. - Адмирал достал записную книжку, чиркнул в ней карандашом, и вырвав листок, протянул его Гущеву.

  -- Кстати, о радиопереговорах. Германия вас уже информировала, что американцы читают многие ваши шифры, в том числе дипломатический, который они называют "пурпурным". Самое плохое то, что они их не украли, а расшифровали самостоятельно. Поэтому в случае замены шифра на аналогичный по структуре, на его раскодировку уйдет не больше нескольких недель. Вы можете мне не верить, но все-таки, если придется посылать вашему послу в Вашингтоне сообщение о начале войны, то делайте это курьером. А еще лучше, пришлите ему несколько конвертов с разными вариантами, и просто сообщайте, какой из них вскрыть.

  -- Весьма разумный совет. Даже если в министерстве иностранных дел к нему не прислушаются, то мы сможем настоять на своем.

   - А теперь самое главное. Я не сомневаюсь, что у вас все получиться, но есть одно обстоятельство, которое может поставить под угрозу все достигнутые вами результаты.

   Ямамото вопросительно поднял брови.

   - Честно говоря, полковник, я думал, что вы уже не сможете меня удивить.

  -- Как вы уже понимаете, основой флота в современной войне будут являться не линкоры, а авианосцы. Разработка вашей операции, где они являются главной ударной силой, только подтверждает это. Естественно, целью атаки Перл-Харбора в первую очередь также должны стать авианосцы. Но в конце ноября - начале декабря "Энтерпрайз" и "Лексингтон" будут направлены на спецзадания. Им предстоит доставить истребители для поддержки гарнизонов на удаленных островах. Последнее воскресенье, когда они оба еще будут в гавани, это 23 ноября. Опоздание на две недели означает, что авианосцы уцелеют.

  -- Значит только два месяца? - Задумчиво произнес Ямамото. - Этого времени может не хватить для подготовки.

  -- Хватит, господин адмирал. Мы все просчитали. Поймите, дело вовсе не в том, чтобы втянуть вас в войну чуть раньше. Ваша армейская разведка уже должна знать, что мы начали перебрасывать дивизии из Сибири. До весны Квантунская армия против нас уже не выступит из-за распутицы, и нам все равно, начнете вы войну в ноябре или декабре.

  -- Есть один человек, который может воспрепятствовать подготовке.

  -- Принц Коноэ. - полковник не спрашивал, а утверждал - Только вам вовсе не нужно его убивать, а то я слышал, на него готовится покушение. Через неделю Рузвельт официально отклонит предложение Коноэ о встрече. Это покажет несостоятельность политики его кабинета, и военный министр Тодзио сможет вынудить премьер-министра уйти в отставку. Больше препятствий на вашем пути не останется.

   Когда все вопросы были обсуждены, советский атташе еще раз смог удивить адмирала.

  -- Если Япония все-таки проиграет войну, то на суде вы сможете заявить, что передавали через меня предупреждение о начале войны.

  -- Но они же об этом не узнают?

  -- Разумеется. Мы туманно намекнем им о японской угрозе, но сделаем это так, что нам не поверят.

***

   Два дня наш батальон отдыхал и приводил себя в порядок. Все три роты и штаб расположились в окрестных рощицах, где можно было не опасаться бомбежек.

   Дел у нас хватало. Теперь личный состав почти наполовину состоял из новичков, прибывших перед наступлением и освобожденных из плена. Командирам взводов нужно было успеть познакомиться со всеми, оценить их умения и научить пользоваться трофейными пулеметами, которых у нас было очень много. По моему требованию каждый боец должен был уметь стрелять из пулемета, чтобы даже после выхода из строя большинства солдат огневая мощь роты оставалась высокой. Боеприпасов у нас хватало с избытком, так что старшина щедрой рукой выделил всем по сотне немецких патронов для боевой подготовки.

   Все чувствовали, что спокойная жизнь продлиться недолго, и спешили овладеть новым оружием. По этой же причине я категорически отказался отпустить бойцов собирать трофеи, оставшиеся после ночного обстрела немецкой дивизии. Впрочем, вскоре мне пришло в голову, что вид многочисленных трупов фашистских солдат должен сильно подбодрить наших бойцов. К тому же я сам недавно обещал освобожденным пленным, что их ждут горы трофеев.

   И действительно, когда новички вернулись, вид у них был самый победный. Повозки, которые рачительный Свиридов выделил для сбора трофеев, были нагружены так, что колеса жалобно скрипели, грозя сломаться. А ведь они еще не проверяли содержимое уцелевших машин, так как по инструкции их сначала должны были исследовать саперы.

   К моему удивлению, наша трофейная команда проигнорировала золотые и серебряные вещи, которых наверняка было много у погибших немцев, и помимо оружия собирала только то, что представляло ценность на войне: часы, бинокли, зажигалки, фляжки, котелки.

   К 24 сентября начальное обучение закончилось. Рота уже представляла собой сплоченное подразделение, спаянное общими победами. Каждый боец знал, кто должен принять командование, если с командиром взвода или отделения что-нибудь случиться.

   С раннего утра сержанты в очередной раз гоняли бойцов, заставляя по много раз заряжать и разряжать МГ. Стрелять из него, пусть и не очень метко, уже могли все, а вот умение вставлять ленту так, чтобы ее не перекосило, было большим искусством.

   По сравнению с предыдущими днями сегодня еще сравнительно тихо. Хотя конечно на западе часто раздавалась канонада, но она была далеко, и постепенно удалялась все дальше. Так что мы уже начинали чувствовать себя как в тылу. Поезда, сначала ходившие мимо станции только ночью, теперь осмеливались захватывать и утренние часы.

   Было ясно, что нас вскоре снова пошлют на передовую, чтобы заменить части, ведущие бои. И действительно, солнце еще не успело подняться, как часовой, удобно устроившийся на дереве, крикнул мне что видит машину комполка.

   Я зашагал к лесочку, в котором находился наш штаб батальона. Охрана, как и положено, спросила у меня пароль, прежде чем пропустить. Вид у бойцов, как стоявших на посту, так и приехавших с Козловым, был растерянный. И было отчего. Из штабной палатки слышались громкие крики ругающихся комбата и комполка, так что заходить туда я не спешил. Капитан ругался более интеллигентно, а стралей не стесняясь в выражениях. Прислушавшись, я понял, что ругают они не друг друга, а неведомое командование, отличающееся отменной тупостью и зловредностью.

   Наконец, крики прекратились, капитан Козлов выскочил наружу, и быстро ответив на мое приветствие, запрыгнул в машину, тут же умчавшую его обратно. Подождав минутку, чтобы комбат остыл, я осмелился зайти внутрь.

  -- Ты знаешь, что они там еще придумали - сразу закричал он мне, не дав поздороваться. - Нам опять пришлют пополнение перед самым началом операции.

  -- Даже так? - только и смог я ответить.

  -- Да, ни одного дня не дали, ну разве ж так делается. Ведь второй раз подряд такая петрушка получается. Командиры и красноармейцы даже познакомится не успевают, а их уже вместе в бой посылают.

   Остановившись на секунду, чтобы перевести дыхание, Иванов положил руку мне на плечо, и доверительным шепотом прошептал. - Сашка, сделай доброе дело, попроси особиста дивизии найти разгильдяев, которые ничего не могут толком спланировать.

   - Сергей, ты же знаешь, что ни у командира дивизии, ни даже у командарма резервов нет. Все маршевые роты, которые сюда присылают, сразу же распределяют по полкам, без задержки. Если так совпало, что пополнение пришло перед началом новой операции, то у нас есть выбор - принять его сейчас или потом.

   - Ну как же потом, обиделся Иванов, у нас людей некомплект. Уж лучше такое пополнение, чем никакого.

  -- Ну вот видишь, так оно и получается. Слушай Сергей, а нам командиров не добавят? У меня в роте взводы почти на две трети укомплектованы, по нашим временам считай, роскошь, так хотя бы одного младшего лейтенанта дали.

  -- А может еще лучше лейтенанта, и с опытом боевых действий?

  -- Конечно лучше. - обрадовался я, не сообразив сразу что это такая ирония. - Заодно он помог бы мне ротой командовать, а то сам знаешь, опыта у меня нет.

   - А я только два года назад взводом командовал, а сейчас у меня батальон - взорвался Сергей. - У меня что ли опыт есть? Пока мы в обороне стояли, а людей в батальоне было только на одну роту, я кое-как еще справлялся. А теперь что мне делать?

  -- Выпить с горя, и продолжать работать, - настала моя очередь иронизировать.

  -- Ну что же, не я это предложил. - Настроение комбата сразу повысилось. - И не все так уж плохо, - добавил Сергей, налив в кружки спирта на два пальца, и против обыкновения, щедро разбавив водой. - На самом деле младлей у тебя будет, я его уже в списки занес. И двадцать человек пополнения. Но самое главное, у меня теперь есть целая батарея сорокапяток с полным штатом обслуги. Ну, за Победу.

  -- За нее, долгожданную. - Закусив корочкой темного хлеба, я поинтересовался - А откуда пополнение?

  -- Как обычно, с бору по сосенке. Кто-то из госпиталя, кто-то из новобранцев. - С сожалением убрав со стола флягу, Сергей заменил ее картой. - А теперь ставлю боевую задачу. Пока мы тут прохлаждались, наши войска прошли вперед на двадцать пять - тридцать километров. Нам надо передислоцироваться в поселок Мартисово, получить там пополнение, и в течении суток овладеть городом Торопец.

   Я прикинул расстояние на карте.

  -- До него тридцать пять километров по прямой, а дороги так петляют, что и пятьдесят наберется. Грузовики то нам не дадут?

  -- Нет, их забрали для эвакуации населения. Но повозок будет достаточно, чтобы посадить половину личного состава. Бойцы будут ехать по очереди, так что сильно не устанут. Ничего страшного, здесь все знают, что такое прошагать пешком полсотни километров в день, да еще по грязи и под дождем. А тут с телегами и по хорошей погоде. Кстати, лично для тебя я даже выделил верховую лошадь.

  -- Все равно, подойдем к городу только к вечеру. А нам еще надо разведать местность. С какой стороны мы должны наступать?

  -- Пока неизвестно.

  -- То есть как это неизвестно? Нам же должны указать исходные позиции и направление наступления. Разведку хотя бы там провели? Сколько там врагов, где огневые точки, есть ли у противника резервы?

  -- Дело в том, что по плану наши войска выйдут к Торопцу только к середине дня. Они проведут разведку боем, и выяснят организацию обороны противника. А на штурм предстоит идти уже свежим частям, то есть нам.

  -- Все-таки хотелось бы знать заранее. Мест, где можно идти в наступление, очень мало, вокруг города сплошные озера и болота. Ведь говорил же заранее, что Торопец пока атаковать не стоит. - То, что это говорилось представителю Ставки, я уточнять не стал.

   Наш диалог прервал приход командиров остальных рот, и Сергей вкратце стал обрисовывать ситуацию, на этот раз удержавшись от эмоциональных высказываний.

   Моей роте предстояло выступать первой, не дожидаясь остальных. Поэтому я поспешил к своим, готовиться к походу.

   Путь прошел на редкость спокойно. Несколько раз мы видели вдалеке вражеские самолеты, и даже прятались в придорожных кустах, не забыв направить в небо все стволы, которые у нас были. Но на этот раз они летели куда то в другое место, и для нас все обошлось.

   Для обучения верховой езде время было не самое подходящее, и лошадку я передал тем, кто умеет ею пользоваться.

   Попетляв по дороге, к одиннадцати утра мы уже въезжали в Мартисово. У въезда в поселок стояла пушечка, открыто торчавшая на виду. Рядом с ней никого не было, кроме степенно расхаживающего часового. Естественно, я поинтересовался, кто распорядился так открыто расположить артиллерийские позиции. Но в ответ на мою резкую критику, боец ответил, что орудие неисправно и его выставили, чтобы ввести противника в заблуждение. Присмотревшись, я действительно заметил среди фруктовых деревьев характерный тонкий ствол противотанковой пушки. А чуть подальше, еще один.

   Место встречи с нашим пополнением было назначено у станции. Здание вокзала было видно издалека, так что искать его нам не пришлось. Опасаясь авианалетов, я приказал солдатам рассредоточиться по окрестным садам, а повозки направил обратно, навстречу другим ротам. Пусть ребята из нашего батальона немножко проедут с комфортом. Ноги то не казенные, а путь им предстоит еще неблизкий.

   Искать пополнение мне не пришлось, так как младший лейтенант нашел меня первым.

   - Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться. Младший лейтенант Кукушкин для выполнения боевого задания прибыл.

   Я оценивающе оглядел его. Форма новая, возраст - не больше девятнадцати лет. Видимо только что из училища. Но решительное выражение лица и значок Ворошиловского стрелка говорили в его пользу.

  -- Ну что же, добро пожаловать к нам в роту.

   Младлей скосил глаза в сторону, и наклонившись ко мне, заговорщицки прошептал - Товарищ командир, я знаю вашего ординарца. Он никакой не красноармеец, а сержант госбезопасности.

  -- Благодарю вас за наблюдательность. А кто он такой, я конечно же в курсе.

   Задумавшись на минуту, как это лучше объяснить, я решил, что все можно свалить на происки диверсантов.

  -- Видите ли, лейтенант, наше наступление очень не нравиться немцам. Они еще к такому не привыкли. Сил у них здесь маловато чтобы нас остановить, поэтому фрицы пытаются пакостить нам разными способами. Догадываетесь какими?

  -- Забрасывают к нам диверсантов и шпионов. - Отчеканил лейтенант.

  -- Совершенно верно. Расспросите сегодня бойцов, они расскажут вам, что пару дней назад мы поймали несколько шпионов. Вернее, поймали не всех, один ушел. Так что для госбезопасности работы тут еще хватит. О том, кто такой Авдеев, знают только особисты, даже комбат не в курсе, так что никому ни слова. Теперь давайте подумаем, назначить вас моим замом или командиром взвода.

  -- У меня еще опыта нет, товарищ старший лейтенант. Я только взводом могу командовать.

  -- Ладно, согласен. Вы своих бойцов давно знаете?

  -- Никак нет, нас только сегодня утром выгрузили на станции, и распределили по полкам.

  -- Очень хорошо, тогда нет необходимости формировать отдельный взвод. Стройте своих орлов.

   Вызвав взводных, я познакомил их друг с другом.

  -- Командир первого взвода, и по совместительству ИО моего зама - старшина Свиридов. Командир второго взвода - младший сержант Стрелин. А это теперь командир третьего взвода - младший лейтенант Кукушкин. Распределяйте пополнение, кому кто нравится. Кто начнет?

   Все трое смущенно молчали. Старшина и сержант не хотели лезть вперед старшего по званию, а младлей чувствовал себя новичком среди опытных фронтовиков.

  -- Ну тогда начинайте вы, лейтенант. А оружие красноармейцам еще не выдали?

  -- Нам объяснили, что в той части, куда нас направили, оружия достаточно.

  -- Вот жуки, - не выдержал старшина. - Положено, значит надо выдать, вон как тем - и Свиридов махнул рукой в сторону грузовика, с которого раздавали винтовки солдатам.

   Винтовок и автоматов у нас действительно хватало, так что скоро все новобранцы были вооружены и обеспечены боеприпасами.

   Комбат еще не прибыл в село, поэтому прихватив ординарца, я отправился в комендатуру, что бы узнать, как обстоят дела. Узнав, из какой я дивизии, военный комендант поселка подсказал мне, где находится наш штаб. В указанном доме Кончица еще не было, только суетились хозяйственный взвод и связисты. Но вскоре прибежал взмыленный адъютант комдива. Он сразу узнал меня, хотя до этого видел только один раз, и отложив все дела начал разъяснять мне текущую обстановку.

   Капитан Колесов, так звали адъютанта, отмел мои сомнения по поводу целесообразности штурма Торопца. В городе находятся товарная станция и большое количество складов с продовольствием и оружием. Кроме того, там сходится несколько важных дорог. Поэтому, если Торопец не захватить, то он станет для немцев очень важной базой, опираясь на которую они смогут ударить нам в тыл. Условия для наступления здесь действительно достаточно тяжелые, но противник не ожидал нападения с этой стороны, поэтому сил у него здесь немного. Отсюда следует вывод о том, что городом нужно овладеть как можно скорее, чтобы противник не перебросил сюда подкрепления.

   На мои рекомендации перерезать железную дорогу к западу от Торопца, Колесов заверил, что совершенно случайно командарм тоже до этого додумался. В этом районе действует несколько отрядов партизан, сформированных из работников НКВД. С ними удалось связаться и передать взрывчатку. Этой ночью партизаны смогли взорвать несколько мостиков через небольшие речушки, которых тут было в изобилии. В результате, движение по железной дороге и по шоссе остановлено, по крайней мере, на сутки.

   Капитан, скорее всего, получил особые указания на мой счет, так как терпеливо мне все разжевывал, хотя у него и своих дел было по горло. В конце концов мне пришлось согласиться, что Торопец нужно штурмовать сегодня же.

   Ситуация на фронте в настоящий момент была такая: Те части, которые уже подошли к городу, больших потерь пока не понесли, но нуждаются в отдыхе и пополнении боеприпасов. Поэтому основная роль отводится нашей дивизии, последние два дня стоявшей на второй линии. Наш 215-й полк должен будет овладеть северной окраиной Торопца и захватить станцию. Распределение позиций по батальонам еще не закончено. Штаб полка сейчас должен находиться в селе Василево, это примерно в шести километрах к северо-востоку от города. Когда мы туда прибудем, то получим точные указания.

   Пользуясь расположением адъютанта, я решил выяснить у него, нельзя ли выбить рацию для каждой роты. Но тут меня ждало разочарование. Хотя за последние дни в руки наших трофейщиков попало немало исправных немецких радиостанций, но большую часть из них без всяких объяснений забрал особый отдел.

   Зачем они могли понадобиться, я догадывался - чтобы имитировать радиопереговоры фиктивной армии. Было бы странно, если бы ее "бумажные" дивизии вдруг появились из ниоткуда. Виртуальные части и подразделения должны постепенно продвигаться от одного населенного пункта к другому, не спеша накапливаясь у места сосредоточивания. Разведка у немцев после недавнего разгрома ничего толком выяснить не сможет, и ложные сообщения, передаваемые по рациям, заставят ее поверить в существование новой армии. Правда еще остается авиация, но сейчас все наши войска находится в постоянном движении. По дорогом все время идут колонны техники и людей, так что с воздуха невозможно разобрать, где какие части у нас находятся. К тому же, пока не опала листва с деревьев, в здешних лесах можно легко спрятать хоть десять дивизий. Так что даже если немецкие летчики не найдут наши виртуальные войска, это не должно их удивлять.

   Увидев, что я задумался, добрейший капитан решил, что это от огорчения, и для утешения подкинул мне маленький бонус.

   - У нас здесь в хозчасти хранится много трофеев, если хотите, возьмете все, что нужно.

   После долгого похода бойцам полагался минимум часовой отдых, так что время у меня пока было. К тому же, какой же мужчина откажется покопаться в груде разнообразного оружия. Схватив пропуск, который мне выписал адъютант, я послал Авдеева за бойцами, а сам бегом направился в указанном направлении.

   Хозчасть находилась в большом подвале под каким то административным зданием. Войдя туда, я сразу остановился, как вкопанный. У меня просто глаза разбегались от лежащих на стеллажах и небрежно сваленных в кучи образцов всевозможного оружия, длинных рядов ящиков, и каких то непонятных коробочек.

   В моей роте автоматического оружия было пока достаточно, но у соседей ситуация была похуже. Поэтому я отобрал для них немного пулеметов и автоматов. Пока солдаты, обслуживающие склад, с трудом перетаскивали это "немного" к выходу, я зарылся в сокровища, как Али-Баба в пещере разбойников.

   В принципе, мне ничего особенно было не нужно. Боеприпасов у нас и так столько, сколько могут увезти повозки. Но покопаться все равно стоило. И действительно, время от времени мне попадались действительно полезные вещи. Очень ценной находкой оказались несколько винтовок с оптическим прицелом. Маскировочная сеть тоже лишней никогда не будет. Стереотруба нужна для измерения дальности. Сначала я предложу ее нашим артиллеристам, а если у них такой прибор уже есть, то оставлю ее себе. Вот несколько коробков с осветительными ракетами. Берем их все, уж слишком часто приходится вести бой ночью. Рядом лежат какие-то непонятные кастрюли, которые меня сразу заинтересовали. Сняв с одной из них крышку, я обнаружил под ней промежуточная крышечку с отверстиями, и торчащую посередине трубку. Это устройство похоже на дымовую шашку. Немцам она не понадобилась, а вот нам очень даже может пригодиться.

   А вот в темном углу лежит какой-то ящик. Заглянув внутрь, я обнаружил в нем странное устройство, имевшее кнопки как у печатной машинки, только тут их было целых два комплекта. Заметив, что боковая крышка тоже открывается, я откинул ее, и увидел непонятные разъемы и провода. Недоуменно рассматривая этот артефакт, я задумался, что же это такое может быть. Но после осмотра на свету стало ясно, что это "Энигма". Та самая шифровальная машинка, которую так стараются добыть американцы в своих фильмах.

   Интересно, откуда она взялась? Вроде бы "Энигмы" полагались только шифровальным отделам дивизионного уровня. Но когда наша артиллерия уничтожила штаб 102-й дивизии, там ничего похожего не было. Взрывы снарядов или уничтожили ее, или засыпали землей. Скорее всего, машинка находилась в штабном автобусе, попавшем под обстрел.

   Вызвав старшину, заведовавшего всем этим богатством, я страшным шепотом приказал ему сейчас же спрятать от посторонних глаз это секретное устройство, и отдать его только лично в руки особисту дивизии.

   Дальнейший осмотр склада выявил наличие немецких противотанковых ружей. Прикинув, сколько к ним имеется патронов, я решил взять для батальона штук семь.

   Старшина, после того как узнал, что за ценную находку ему светит как минимум медаль, проникнулся ко мне глубокой симпатией. Он достал свой гроссбух, и объяснил мне, какие ружья как называются, и где изготовлены.

   Наиболее многочисленные ПТР, как я и предполагал, были немецкими. Они назывались PZB-39. Конечно, это ружьишко дрянное, и для борьбы с танками оно не годится. Слишком маленький калибр позволяет пробивать броню только у легкой бронетехники, да и то на небольшом расстоянии. Даже прицельная дальность у него составляет всего четыреста метров. Но советские ПТР только начинают производить, и когда нам их пришлют, неизвестно. А на безрыбье, как говориться, и рак рыба.

   Еще в наличии были польские UR. Хитрые ляхи обозвали их так, чтобы создать впечатление о том, что они предназначены исключительно на экспорт в Уругвай. Но габариты у этого ружья слишком большие, к тому же я был не уверен в том, что немецкие патроны к нему подойдут. А вот чешскую MSS я забрал с удовольствием. Сделанная по схеме Булл-Ап, она выглядела футуристично, а главное, была короче немецкой сантиметров на сорок.

   Нагрузив своих бойцов оружием, я без особой надежды поинтересовался у старшины, можно ли где-нибудь раздобыть зимнюю одежду на сотню человек. У меня была кое-какая задумка, которую хотелось испробовать. Оказалось, что этой ночью пришел эшелон с различной амуницией, и среди комплектов обмундирования, были и теплые вещи. За ними мне пришлось идти в другой подвал. Бумажка, написанная адъютантом комдива, и здесь оказала волшебное действие. Я взял сто штук телогреек, ватных штанов и недавно появившиеся в армии шапки-ушанки. Кладовщик заодно хотел мне всучить валенки и шерстяные носки, но это в мои планы пока не входило.

   Бойцы, увидев, что я для них взял, немножко оторопели. Даже без прогнозов погоды было очевидно, что как минимум пару недель будет достаточно тепло.

  -- Неужели нас отправляют в партизаны - недоуменно спросил кто-то из молодых бойцов.

  -- Куда надо, туда и отправят, сердито перебил его сержант. - Бери, запас карман не тянет. Скоро по ночам холодать будет, а на передовой вещевых складов не будет.

   Запасшись всем необходимым, я отправился искать комбата, который уже должен был подъехать. Хотя у него и имелась рация, но секретные сведения по ней вряд ли сообщали, так что я смогу первым рассказать ему последние новости.

   Выслушав мой доклад, Сергей приказал поднимать бойцов, и выдвигать к селу Василево, не дожидаясь, пока другие роты отдохнут. Я был с ним полностью согласен. Действительно, сейчас каждый час на счету.

   Уже выходя из поселка, я вспомнил, что хорошо бы иметь при себе немного бензина или солярки. И костер можно быстро развести, и дымовую завесу устроить, а если понадобится, то и вражеский дзот запалить. Но волновался я напрасно. Сержант Стрелин, к которому я обратился с такой просьбой, заявил, что у его "пожарной команды" теперь всегда наготове заполненные канистры.

   Еще меня волновал вопрос о распределении снайперских винтовок. Всех лучших стрелков мы назначили пулеметчиками, а давать снайперку новичкам не очень хотелось. В конце концов, я взвалил проблему на взводных. Они должны были лучше меня знать способности своих подчиненных. Раздав им по одной винтовке, четвертую я вручил Авдееву. Правда, у него уже есть автомат, но ничего страшного. Чем больше у него оружия, тем лучше он сможет выполнить приказ по охране бесценного объекта, то есть, меня.

   В Василево нас встретил комполка. Личному составу, уставшему после трехчасового перехода, он дал полчаса отдыха, а меня повел в свой штаб, по пути объясняя цели предстоящего наступления. Атаковать Торопец в лоб было нежелательно, так как немцы успели укрепиться на мостах через реку Торопа. Поэтому нам придется обойти с севера озеро Яссы, пройти через Лужи, где по данным нашей разведки врагов уже не было, и занять Городок. Когда мы дошли до штаба, и я смог рассмотреть карту, оказалось что "Лужи" и "Городок" это названия местных сел.

   Батарея сорокапяток, которую нам обещали в поддержку, уже ждала здесь, и была готова выступать. К ней прилагался корректировщик вместе с рацией, так что теперь мы сможем поддерживать связь и с комбатом, и со штабом полка. Как я и надеялся, представителем артиллерии был Гусев, с которым мы уже успели сдружиться.

   Рука лейтенанта была перевязана, зато на груди сверкали новенькие орден "Красной Звезды" и медаль "За отвагу", которых раньше не было. Радиостанцию, которой он так гордился, заменила новая - тоже Torn, но другой модели. Поговорить с ним я смог только когда рота опять двинулась в путь. Расположившись с комфортом в небольшой бричке, мы поделились последними новостями.

   Как я и предполагал, орден Гусеву дали за уничтожение вражеского штаба дивизии, а медаль за разгром колонны. Такая оперативность нас немного удивляла, но если учесть, что подобные успехи на фронте сейчас большая редкость, то понятно внимание, которое уделили герою этих операций.

   Когда я выразил обеспокоенность за судьбы наградных списков на мою роту, лейтенант меня успокоил. Комбриг Кончиц, который лично награждал артиллеристов, рассказал им по секрету, что у пехотинцев наградных листов очень много, поэтому им придется подождать, пока их все оформят.

   В Лужах нас уже ждало несколько разведчиков, следивших за ситуацией. По их словам, в Городке немцев было всего человек тридцать-сорок, и одно орудие.

   Изучив обстановку, Гусев заявил, что такую позицию лучше обстрелять гаубицами, и прихватив рацию отправился с разведчиками в поисках высокого дерева, где-нибудь в километре от вражеских позиция. Как он меня заверил, маленькая царапина на руке не помешает ему опять залезть на самую вершину, откуда все будет видно.

   Я тем временем составлял план атаки. Особо мудрствовать тут не приходилось. Слева от нам берег озера, справа большое болото. Промежуток между ними был примерно метров пятьсот. Отойти далеко от дороги в этой заболоченной местности было нельзя. Приходилось атаковать прямо в лоб, а значит, вся надежда возлагалась на огневую мощь.

   Исходный рубеж для атаки я назначил у бутылочного горлышка, начинавшегося между двумя болотами. Бойцам заранее приказал натянуть ватники, а под каски надеть шапки, и теперь даже стоя на месте, они обливались потом. Что будет, если придется бежать, лучше даже не думать. Но зато толстая ватная одежда может останавливать маленькие осколки, пули МП-40 на большом расстоянии, а также помогает смягчать ударную волну от взрывов мин и гранат. Так что действительно лучше семь раз покрыться потом, чем один раз инеем.

   Я надеялся, что наши передвижения останутся незамеченными, так как мы старались двигаться среди кустов и деревьев. Густые заросли заканчивались метрах в пятистах от села. Там, среди крайних деревьев, я и решил установить пулеметы и ротные минометы. Конечно, нежелательно устанавливать минометы прямо на передовой, но стрелять из них в лесу нельзя, так как мина может попасть в ветку и сдетонировать прямо над головой расчета. Оставить их на открытой местности позади нас не позволяла дальность выстрела, составлявшая восемьсот метров.

   По договоренности с Гусевым, артиллеристы начнут огонь через пять минут после того, как мы подойдем к выбранной позиции. Как он и обещал, гаубичный полк помог нам, сделав пару шестиорудийных залпов. Я уже довольно уверенно мог сказать, что работали 105мм трофейные гаубицы. Свою задачу они выполнили. После первого залпа, разметавшего всю маскировку, стала видна немецкая пушечка, до этого тщательно укрытая ветками. Второй залп подбросил ее в воздух. В бинокль было видно, как от нее отлетели колесо и какие-то детали.

   Чтобы раскрыть позиции немцев, я приказал начать обстрел из минометов и нескольких пулеметов. Немцы клюнули на эту нехитрую уловку, и начали палить в ответ. Как только вражеские стрелки обнаружили себя, я разрешил стрелять всем, кто видит цель.

   Сорокапятки из батареи поддержки тоже не оставили немцев без своего внимания. Я уже имел возможность убедиться в профессионализме Гусева, и сейчас он тоже не подкачал. Артиллерийский огонь, который корректировал лейтенант, был точным и очень эффективным.

   Настало время для наступления. Как правильно нужно действовать, если немцы не захотят покинуть деревню, я не знал, но в принципе ситуация не оставляла мне выбора. Сидя в зарослях можно спокойно обстреливать окраину села, но чтобы занять его целиком, нам все же придется идти в атаку. Для этого я выделил два взвода. Они должны были идти вперед справа и слева от дороги, а затем, обогнув село с двух сторон, взять врага в кольцо. Третий взвод и все тяжелое вооружение оставались со мной в качестве резерва. Имея большое количество автоматов и несколько легких чешских пулеметов, атакующие вполне могли выполнить поставленную задачу. А после того, как фашисты оставят окраину села, мы сможем подтянуть туда основные силы, и окончательно вытеснить их из Городка.

   Чтобы не подставляться под вражеские пули, и заодно не перекрывать сектор обстрела наших пулеметов, все расстояние до ближайших строений бойцам предстояло преодолеть ползком. Наиболее трудный участок достался младшему лейтенанту Кукушкину. Он представлял собой узкую полоску земли между болотом и дорогой, упиравшуюся прямо в крайние дома. Тянувшиеся справа низины с жидкой грязью, а местами и с открытой водой, не позволяли провести обходной маневр, и солдатам пришлось залечь. Дальше они смогли двинуться только после интенсивного обстрела немецких позиций из всех видов оружия. Хотя вражеский огонь был достаточно редким, но один из бойцов отстал от остальных. В бинокль я рассмотрел как, прикрывшись от возможного обстрела небольшой кочкой, он одной рукой неуклюже перебинтовывал себе плечо.

   Более успешными были дела у взвода Стрелина, наступавшего на левом фланге. Имея место для маневра, он смог зайти в тыл обороняющимся, и огнем полутора десятков автоматов вынудил их оставить свои позиции.

   Хотя немцы видели, что на нашей стороне полное преимущество, как численное, так и в вооружении, но будучи очень дисциплинированным солдатами, отступать без приказа не спешили. Они отошли в глубь села, и из-за укрытий обстреливали наступающих. Когда я убедился, что все огневые точки с нашей стороны были подавлены, то поднял последний взвод и бойцов с ручными пулеметами. Короткими перебежками мы стали передвигаться к Городку. Наше маленькое наступление прикрывали станковые пулеметы и минометчики. К счастью, стрелять нам больше не пришлось.

   Поняв, что окружение неизбежно, немногочисленные враги, оставшиеся в живых, поспешно ретировались, бросив своих раненых. Впрочем, они физически не могли забрать с собой своих товарищей, так как невредимых солдат осталось очень мало. Забравшись на крышу сарая, к которому была приставлена лестница, я рассмотрел в бинокль семь-восемь фигурок, поспешно бегущих по направлению на юг. Рядом грохнул выстрел, заложив мне ухо, и через секунду одна из фигурок споткнулась, и упав, больше не встала. Остальные бросились врассыпную, не остановившись, чтобы помочь раненому. Опустив бинокль, я увидел, что стрелял ординарец, все время следовавший за мной.

  -- Унтер. - Коротко пояснил он, продолжая внимательно рассматривать окрестности через оптический прицел.

  -- Как же вы это определили на таком расстоянии?

  -- Он постоянно рукой размахивал, и подгонял остальных. Теперь оставшиеся в живых фрицы разбредутся, и не станут устраивать нам засаду.

   Убедившись, что опасности нет, я стал принимать доклады и подводить итоги боя. Потери, если говорить циничным казенным языком, мы понесли вполне приемлемые. Было ранено два бойца, шедших в атаку, и минометчик. Один из раненых, попавший в засаду в самом конце боя, умер еще до того, как мы смогли донести его до ближайшей избы. Но состояние двух других не внушало опасений. Они были наскоро перевязаны, а дальше ими займется медвзвод, который скоро должен подойти. Убитых и раненых врагов мы нашли больше трех десятков, и это не считая тех, которых разметало прямыми попаданиями снарядов.

   Местные жители, вышедшие на улицу, когда стало ясно, что вернулись свои, теперь с интересом рассматривали мое утепленное воинство. Видимо потом родится легенда о некой Сибирской дивизии, красноармейцы которой спешно прибыли сюда из заснеженной тайги прямо в ватниках и зимних шапках.

   Признав командира, ко мне подошел шустрый старичок, несший на плече трофейный карабин, который он успел приватизировать.

  -- Вы сынок, надолго сюда пришли, а то может нам в леса надо уходить?

   Обманывать не хотелось, но и секретную информацию о планах командования раскрывать было нельзя, поэтому я ограничился полуправдой.

  -- Скоро немец перебросит сюда резервы, и здесь будут идти тяжелые бои. Поэтому вас всех постараются эвакуировать.

  -- А куда, не знаешь ли?

  -- Наверно, в Горьковскую область. Вот отгоним фашистов подальше на запад, тогда и вернетесь обратно.

  -- А есть у наших войск чем воевать то? Вон у вас все винтовки трофейные. - Старичок то наверно не одну войну прошел, в оружии разбирается .

  -- Не бойся, дидку. Мы всю военную промышленность из западных областей смогли эвакуировать. Теперь эти заводы заново построили за Уралом и они штампуют оружие в огромных количествах. Так что общее наступление не за горами.

  -- Ох скорей бы. Ты видел, что тут эти изверги творят?

  -- Видел. А вы пока готовьтесь встречать гостей, скоро еще наши подойдут.

   После боя я разрешил бойцам снять ватники. Пока моя задумка себя не оправдали, но ведь нам не пришлось попасть под минометный или артиллерийский обстрел. До гранат дело тоже не дошло. Так что я твердо вознамерился и дальше изнурять солдат ненужными, на их взгляд, теплыми вещами.

   Связавшись по гусевской рации с комбатом, я доложил ему о выполнении приказа, и попросил разрешения продвигаться дальше на юг. Пока немцы не успели подготовиться к обороне, нужно пройти как можно дальше. Основные силы батальона уже были на подходе к Лужам, и должны были появиться здесь не позже, чем через полчаса, но на всякий случай я оставил в селе один взвод. Мало ли, вдруг из леса неожиданно выскочат немцы и опять займут Городок, пока там никого не будет.

   Послав вперед группу разведчиков усиленную тремя пулеметами, я поручил им разузнать обстановку в Федьково - следующем селе, лежащем по пути в Торопец. Оно лежало немного в стороне от дороги. Поэтому, в принципе, если войск там много, то можно попробовать просто пройти мимо и двигаться дальше к мостам, которые являются основной целью для нашего батальона. Если гарнизон села попробует атаковать нас, то огневой силы роты вполне хватит, чтобы справиться с ними в открытом поле. Но все таки желательно немцев из Федьково выбить.

   Выслав вперед головной дозор, рота выстроившись в походную колонну, двинулась на юг. Артиллерийскую батарею мы с Гусевым, посоветовавшись, решили взять с собой. При стрельбе прямой наводкой от маленьких сорокапяток пользы будет намного больше, чем если они будут работать с закрытых позиций. Пройдя половину пути, рота остановилась, не доходя до поворота дороги. Небольшой лесок, росший здесь, должен был закрывать нас от вражеских наблюдателей, и мы могли спокойно дождаться разведданных. Кое-какие сведения у меня уже были. Дальше к югу озеро Яссы суживалось, постепенно переходя в реку, и с восточного берега можно было нетрудно рассмотреть укрепления, которые спешно возводились весь день. На карте, которую мне дал комполка, были обозначены обнаруженные пулеметные точки. Почти все они были направлены на восток, и для нас опасности не представляли.

   Информация, принесенная разведчиками, обнадеживала. Правда, село было больше по размерам, чем предыдущее, и гарнизон, который в нем успели расположить немцы, составлял не меньше полсотни солдат. Но зато артиллерии не было видно. Как и следовало ожидать, узкий проход между двумя болотцами, прикрывавшими подходы к селу, охранялся блокпостом с пулеметом. Но для нас он особой опасности не представлял.

   Получив примерное представление о системе обороны села, уже можно было составить план наступления. Одно отделение с двумя пулеметами я послал в обход болота, находящегося на левом фланге. Оно должно было подойти к Федьково с севера, и своим огнем отвлечь немцев от направления главного удара. За судьбу бойцов можно было не волноваться. Хотя дальше деревья редели, но для десятка человек укрытий было более чем достаточно. Прикрытое с одной стороны озером, а с другой непроходимым болотом с открытой водой, отделение при необходимости сможет выдержать атаку всего немецкого гарнизона.

   Тем временем, основные силы начнут обстрел с западной стороны. Имея за спиной озеро, и атакуемые с двух сторон, немцы обязательно догадаются, что им лучше свалить из села подальше, пока мы не замкнули кольцо окружения. Для этого я любезно оставлю им проход. Конечно, было бы лучше не выдавливать противника, а окружить и полностью уничтожить, если он не захочет сдаваться. Но сейчас для нас главным было выиграть время. Мы не можем позволить себе тратить его на осаду небольшого гарнизона. Это все-таки не Троя, и нас ждут дела поважнее.

   Бой был достаточно скоротечным. Немцы на блок-посту, получив несколько подарков от минометчиков и артиллеристов, артачиться не стали, и тут же слиняли, бросив исправный МГ. Дальше для немцев начался настоящий праздник. Откуда-то издалека били наши гаубицы, обрабатывая заранее разведанные дзоты. Отделение, завершившее обход, стреляло не жалея патронов, пытаясь сымитировать атаку как минимум роты. Батарея сорокапяток и часть пулеметов, которые я оставил рядом с ней, не давали немцам поднять головы. Так как боеприпасы у нас все-таки не резиновые, и должны были когда-нибудь закончиться, то мы не стали ждать окончания артподготовки. Бойцы спустились в придорожную канаву, и пригнувшись, гуськом побежали на юг вдоль насыпи, которая здесь достаточно высокая, чтобы за ней можно было укрыться.

   На этот раз я шел вместе со всеми, так как обстановка была сложной, и требовалось мое непосредственное участие в руководстве операцией. Через полкилометра мы поравнялись с центром села и здесь нам пришлось вылезти из канавы. Рассыпавшись цепью, рота короткими перебежками постепенно приближались к Федьково. Я заранее приказал, чтобы метров за четыреста от возможных оборонительных позиций все перешли на передвижение ползком.

   Противник вяло постреливал в нашу сторону, и я уже настроился на оптимистичный лад, но тут раздался один из самых неприятных звуков, который только можно услышать на войне. Это вой летящих мин. Когда смерть падает на тебя сверху, от нее нельзя спрятаться ни в яме, ни в окопе, и для ползущей в открытом поле пехоты минометный обстрел зачастую опаснее пулеметного.

   Видимо, минометы были где то хорошо спрятаны, и разведка не смогла их своевременно обнаружить. Время, проведенное под обстрелом, показалось мне часами. Между грохотом взрывов были слышны крики сержантов, подгонявших бойцов. Я на автомате тоже кричал, что бы никто не останавливался, это все равно не поможет. Пристрелявшись, минометчики легко накроют неподвижно лежащих солдат, а так у нас будет хоть какой то шанс.

   Еще сильнее, чем свист падающих мин, меня раздражал противный запах тола. До сих пор я относился к едкой вони сгоревшей взрывчатки равнодушно, считая его само собой разумеющимся фоном войны, как например зарево пожарищ или вездесущие воронки. Но сейчас, когда несущиеся с неба смертоносные кусочки металла старательно искали меня, а я их не видел, именно тяжелый запах, оставшийся после взрывов, был напоминанием о том, что смерть где-то рядом, что она никуда не делась. Мы изо всех сил ползли вперед, стремясь уйти из под обстрела, при этом еле сдерживаясь, чтобы не вскочить, и не перейти на бег. Если бы впереди были видны хоть какие-нибудь цели, мы могли бы открыть по ним огонь, и выплеснуть напряжение и злость, не имевшее выхода.

   Несколько оглушительных громовых раскатов, раздавшихся со стороны домов в полукилометре от нас, заставили всех замереть на несколько секунд. Когда они стихли, зловещий свист больше не повторялся. Как я потом понял, по нам было выпущено не больше двух десятков мин. Едва только Гусев заметил, откуда они летят, гаубичная батарея, которая уже пристрелялась по селу, мгновенно среагировала на его просьбу и сделала удачный залп, заставивший минометы замолчать.

   Убедившись, что на нас больше ничего не падает, я оглянулся назад, и с облегчением увидел, что пострадало только два человека, и оба они еще живы. Отправив ближайших бойцов на помощь раненым, я осмотрел село. Там начиналось какое-то движение - забегали фигурки в серой форме, проскакала пара всадников, громко затарахтел мотоциклетный двигатель. Общее направление движения немцев было на юг, так что на организацию контратаки это было не похоже. Скорее, на неорганизованное бегство.

   Очевидно, что мой план все-таки сработал. Потерявшим свой последний козырь и прижатым к берегу озера фашистом ничего не оставалось, как отходить. Несколько человек смогли спрятаться от своих командиров, и теперь, бросив оружие и достав какую-нибудь белую тряпку, выходили с поднятыми руками.

   Довольные успешно завершенной операцией, бойцы весело переговаривались, и смеялись, оглашая окрестности громовыми криками "Ура".

   Младлей Кукушкин, который сегодня первый раз был в бою, прямо светился от счастья. Он подошел ко мне, и робко спросил. - Мы теперь всегда будем так наступать, товарищ старший лейтенант?

  -- Только если сможем застать противник врасплох, и будем обладать преимуществом в огневой мощи. Вот в начале войны немцы именно так и наступали.

  -- Ну, теперь настала наша очередь.

  -- Настанет лейтенант, обязательно настанет. И не только для нашей части, но и для всей Красной Армии. Но только не прямо сейчас, а чуть попозже. А пока нас ждет серьезное контрнаступление немцев, к которому они хорошо подготовились.

   Обстрел, под который мы попали, сослужил хорошую службу. Теперь бойцы на личном опыте убедились, что ватная одежда защищает от ударной волны и мелких осколков, даже когда 50-мм мина взрывается всего в нескольких метрах.

   Дальше на юг я наступать не собирался. Там находились хорошо охраняемые автомобильный и железнодорожный мосты, и соваться туда одной ротой было неразумно. К тому же, все нуждались в отдыхе. Помимо участия в двух боях, бойцы еще проделали с утра путь в полсотни километров, причем половину из них пешком, а другую половину - на обычных телегах, трясущихся на каждой кочке. Поэтому, выставив посты, и снова выслав вперед разведку, я разрешил всем отдыхать. Повалившись на землю прямо там, где стояли, солдаты сразу уснули, сжимая во сне оружие.

   Наш батальон, подошедший сразу после боя, промаршировал дальше по дороге, не заходя в село. Прибывший посыльный от старшины Свиридова, которого я оставил в Городке, рассказал, что помощь немного задержалась из-за авианалета, под который им не повезло попасть. Особых потерь не было. Два Мессера, которые случайно заметили колонну, сбросили по бомбе, и улетели. Но пришлось тратить время на сталкивание с насыпи останков разбитого грузовика и закапывание воронок, так как объехать их не было никакой возможности.

   Весь вечер и большую часть ночи мы отдыхали, даже не утруждая себя сбором трофеев. Собрали только бинокли, чтобы они были не только у командиров отделений, но еще у всех снайперов и в пулеметных расчетах. Бойцы потихоньку переместились на сеновалы и в дома местных жителей, и теперь удобно лежали на сене, а то и на кроватях. Просыпались они только для того, чтобы открыть очередную консервную банку из сухпайка, и не успев доесть, засыпали снова. На грохот боя, доносившийся до нас со стороны Торопца, никто не обращал внимания.

Глава 11

25 сентября

   Еще затемно нас подняли по тревоге. Посыльный из штаба батальона, которого прислал Иванов, требовал выступать немедленно. Несмотря на трудности предыдущего дня, все были достаточно борыми, так что через десять минут рота уже выходила на дорогу. На перекрестке нас уже ожидал взвод Свиридова, к которому приказ пришел еще раньше.

   По дороге посыльный в двух словах разъяснил обстановку. Вчера наш батальон зашел в тыл немецкой роте, охранявшей автомобильный мост, и при поддержке артиллерийской батареи и гаубичного дивизиона, стрелявшего с той стороны реки, вынудил врагов отступить. Охрана следующего моста, по которому проходила железная дорога, связываться с ними не стала, так как в этом уже не было смысла - на этот берег уже переходили другие подразделения нашего полка. Сколько там фрицев погибло, сколько хэндехохнуло, никто не считал, так как нашим было не до этого.

   Полк направился дальше, и засветло вышел к железнодорожной станции Торопца, находившейся на северной окраине города, которая и являлась целью нашего наступления. Особого сопротивления пока не было. По дороге попался немецкий взвод, спешивший на защиту мостов, но его обстреляли из пулеметов, и не останавливаясь, прошли дальше. На самой станции пришлось уже применить артиллерию, но и здесь бой продолжался недолго. В самом городе немцы успели оборудовать огневые точки, и штурмовать его было бы непросто. Но к счастью, приказ был только блокировать железнодорожные пути, чтобы сделать невозможным выгрузку эшелонов с подкреплением.

   В этом болотистом крае насыпь железной дороги очень высокая, и разгружать технику немцы смогут только на следующей станции километрах в пятнадцати отсюда. Разумеется, только когда мосты будут отремонтированы.

   Таким образом, наш полк свою боевую задачу выполнил. Но вот другим двум полкам нашей дивизии повезло меньше. Им пришлось наступать с юго-востока, через перешеек между озером Соломенным и болотом. Немцы успели заминировать этот узкий проход и сосредоточить здесь все резервы, которые только смогли наскрести. Именно это позволило нашему батальону так быстро прорваться к городу с минимальными потерями. Чтобы выполнить задачу, комдив распорядился бросить в наступление и наш полк.

   До города было километра четыре, и уже через час мы подошли к Ремзаводу, расположенному на северной окраине, где сосредотачивался перед атакой наш батальон.

   Комбат вкратце описал нам задачу предстоящего наступления. Пока основные силы фашистов находятся на другом конце города, у нас есть возможность неожиданном ударом прорваться в глубину обороны немцев, и ударить им в спину. Если нам удастся захватить мосты через реку Торопец, то тем самым мы перережем последнюю линию снабжения, которая осталась у противника. После этого уничтожение или сдача в плен вражеского гарнизона будет неизбежным.

   В настоящее время от немцев очищено несколько зданий к югу от железной дороги, а дальше начинается территория, контролируемая противником. По ней нам предстоит пройти почти два километра. Правда, высотной застройки здесь не было, дома в основном одно-двух этажные. Но зато все здания кирпичные, с толстыми стенами, и выбивать из них немцев будет очень непросто.

   Типографских карт у нас естественно не было. Те что раздали, были самодельными, начерченными от руки, причем по моему впечатлению, это были как минимум десятые копии оригинала. Ни о каких точных масштабах и пропорциях на них и речи не могло идти. Но, по крайней мере, там были указаны названия улиц, как старые, так и придуманные оккупантами. Предусмотрительный комполка нашел жителей города, которые знали все эти новые названия. Старшина достал из своих запасов несколько листов разного размера и цвета, на которые командиры взводов и отделений стали лично перерисовать план города.

   Моей роте достался квартал на самом краю города, расположенный между улицами Кутузова и Широко-Северной. Он включал в себя четыре длинных домов, выходящих торцами на проспект Калинина. Слева от меня будет наступать вторая рота, а справа - третья, которой предстоит обойти город с запада. Разведку боем нам предстоит провести самим, и если численность противника окажется небольшой, то атаковать сходу. Для огневой поддержки роте придали взвод противотанковой артиллерии, состоящий из двух сорокапяток. В случае необходимости можно затребовать помощь батальонных минометов или полковой артиллерии, но для этого сначала нужно будет протянуть линию связи, чтобы скорректировать огонь. Конечно, артиллеристы посадили наблюдателя на водокачку, но до нее от места не меньше двух километров. Пока делегат связи туда добежит, ситуация успеет десять раз поменяться. Да и неизвестно, сможет ли корректировщик разглядеть что-нибудь сквозь дым от пожаров, который уже начал заволакивать город.

   После захвата первой цели комбат поставит новую задачу в зависимости от обстановки. Резервов у него почти не оставалось, и в случае, если мы столкнемся с сильным сопротивлением, надо будет провести перегруппировку сил, и ударить одной-двумя ротами по уязвимому месту противника. Хотя Сергей держал себя в руках, но я видел, что его немного трясло. Все-таки, одно дело занимать оборону или захватывать небольшие деревни, а другое вести наступление в городе со множеством каменных строений, где каждое здание может служить дотом. Рядом с Ивановым все время держался незнакомый лейтенант, назначенный начальником штаба батальона. Он внимательно слушал командира, и записывал все, что он говорил, но сам все время молчал.

   Поймав наши заинтересованные взгляды, направленные в сторону начштаба, комбат пояснил - Только вчера назначили, еще неопытный. Так что к нему пока обращайтесь лишь по вопросам снабжения.

   Оговорив места сбора раненых и пункты боепитания, которые будут меняться по мере продвижения батальона вперед, мы стали готовиться к выдвижению на рубеж атаки, так как уже начинало светать.

   Пока мы совещались, красноармейцам раздали патроны, которыми они успели снарядить пустые магазины и пулеметные ленты. Достав из подсумков запалы, аккуратно завернутые в холстины, бойцы снарядили гранаты. Те, кто вчера поленился их разрядить, теперь получали заслуженный нагоняй от командиров.

   Я еще раз напомнил всем командирам отделений основные принципы войны в городе. Конечно, реального опыта боев в городе, кроме пейнтбольных игр и компьютерных стрелялок, у меня тоже не было. Но некоторые теоретические знания все-таки имелись.

   - Перемещаться от укрытия к укрытию только бегом, с максимально возможной скоростью, и обязательно пригнувшись. Прежде чем куда-нибудь бежать, сначала отметьте для себя места возможных укрытий на маршруте. На улицах и в помещениях старайтесь держаться спиной к стене. Не забывайте выставлять на крыши и верхние этажи зданий пулеметы и своих лучших стрелков. Бой вам придется вести маневренный, и без радиостанций оперативно управлять взводами я не смогу. Поэтому командирам взводов и отделений часто придется принимать решения самим, по обстановке. При передвижении обязательно прикрывайте друг друга. Если видите, что нельзя наступать в лоб, попробуйте обойти дом с другой стороны, или пройти по крыше. Фрицев здесь мало, и обороняться сразу по всем направлениям они не смогут. Пользуйтесь тем преимуществом, что у нас высокая насыщенность автоматическим оружием. Но чтобы эффективно его использовать, стройте боевые порядки так, чтобы в бою принимали участие одновременно все ваши огневые средства. По возможности, применяйте залповый огонь всем взводом, чтобы противник запаниковал и отступил.

   Все это я им уже рассказывал, но у нас не было времени потренироваться, поэтому нелишним было повторить свои наставления еще раз.

   - Гранаты не экономьте, если даже немца не убьет осколками, то оглушит взрывом, и это даст вам время для продвижения вперед. Поддерживайте контакт с артвзводом, он нам очень пригодится. Активно пользуйтесь дымовыми завесами. Стреляйте во все, что движется, но с подвалами повнимательнее, там сейчас прячутся наши мирные жители.

   Закончив с инструктажем, я выслал вперед одно отделение в качестве разведки, и вслед за ними двинулись все остальные. У противника наверняка было много наблюдателей, сидевших на колокольнях церквей, которых в Торопце было не меньше десятка. Чтобы остаться незамеченными для них, наша рота прошла примерно километр вдоль железнодорожной насыпи, и перебралась через нее в том месте, где ее закрывали высокие стены какого-то склада.

   Ближайшие к железной дороге строения простреливались нашей артиллерией, и немцев там не было. Если в них и сидели наблюдатели, то они поспешили скрыться, когда заметили наше продвижение. Несколько бойцов проверили эти дома, и подали сигнал, что все чисто. Одно из этих зданий, выходящее на Широко-Северную улицу, я наметил для себя как командный пункт. В нем, а также в доме справа, были установили все станковые пулеметы, имевшиеся в наличии, и находился один взвод, который я оставил в качестве резерва. Здесь же расположилось одно отделение соседей, которое держало под прицелом свой участок прорыва.

   В первом эшелоне шли два взвода, разбившись по отделениям. Наступление вели сразу по трем улицам. Бойцы шли вдоль домов, держа под прицелом противоположное здание, и таким образом группы прикрывали друг друга.

   Вскоре забухали гранаты, которые солдаты кидали в окно или в дверь подъезда, прежде чем туда зайти. По моим подсчетам, гранат в роте имелось не меньше пятисот штук, и еще несколько сотен нам могут выделить, если понадобится.

   Бойцы попробовали сунуться на крыши домов, но оттуда их быстро согнал вражеский пулеметчик, засевший на колокольни церкви в центре города. Видя такое безобразие, Авдеев взял свою снайперку, и полез на чердак. Вернулся он минут через десять довольный, несмотря на то, что лицо и руки у него были исцарапаны кирпичной крошкой, выбитой немецкими пулями из стены дома.

   Мои резервы, которые я оставил на крайний случай, быстро таяли. По мере того, как группы бойцов продвигались все дальше, их боевые порядки растягивались. Каждый раз, когда им удавалось подавить вражеский огонь, они сразу пользовались этим для очередного броска вперед. Но занятые дома нужно было тщательно зачистить, проверив каждую комнату. Поэтому приходилось выделять все новых и новых бойцов. Соседи справа, которым предстояло совершить глубокий охват противника, также просили помочь им, чем можно. Появились и первые раненые, которых надо было перевязывать и отправлять дальше в тыл. Пулеметные расчеты один за другим также перемещались ближе к месту боя. Последним разобрал свою машинку и побежал за остальными расчет Максима. Телефон нам наконец-то провели, но оказалось, что пока тянули провод, его уже успело где-то перебить. Пока связисту перематывали раны, полученные от осколков шальной мины, он рассказал, что хотя у нас много трофейного телефонного кабеля, пришлось искать наш. Многие бойцы, видя в захваченном фашистами городе немецкий провод, спешат его перерезать, не разбираясь, откуда и куда он тянется. Телефонисту я тоже выделил автоматчика для охраны, и они побежали искать разрыв на линии.

   Так и получилось, что не успел я оглянуться, как вскоре со мной осталось только три человека. Даже Авдеев заявил, что принесет мне больше пользы, отстреливая вражеских командиров и пулеметчиков, чем сидя на командном пункте. Он уже успел прославиться среди наших бойцов как отличный снайпер, сняв с двухсот метров фрица, прикрывавшегося двумя женщинами, которых эта мразь использовала как живой щит.

   В общем, начало наступления было вполне обнадеживающим. Не ожидая с нашей стороны подвоха, немцы оставили с северной стороны города только небольшое прикрытие. Поэтому захват квартала прошел сравнительно легко, и без больших потерь. Примерно через час все кварталы к северу от улицы Калинина уже были зачищены от противника. Лишь кое-где фашисты еще продолжали прятаться в подвалах, не представляя для нас особой опасности. Но вот продвигаться дальше уже было трудно, так как на перекрестках появились немецкие танки. Планировка улиц в следующих кварталах была прямолинейной, и это позволяло фашистам простреливать их насквозь. В полосе наступления нашего батальона ближайшим таким перекрестком было пересечение улиц Богдановича и Ленинградской

[13], на котором стояли уже знакомая мне самоходка STUG-3, и немецкая полковая пушка, укрытая мешками с песком. Метрах в трехстах дальше, на улице Октябрьской, виднелся легкий Pz-2. Рядом с ним также была огневая точка, укрытая небольшой баррикадой.

   Если бы танки пошли в наступление, то в городе они были бы обречены - наши бойцы легко забросали бы их гранатами из окон. Но немцы все сделали тактически грамотно. Ближайшие к ним дома занимала пехота, не давая противнику подойти на расстояние броска гранаты. Танки и орудия, в свою очередь, контролировали подступы к домам, препятствуя нашей артиллерии выдвинуться на прямую наводку, о чем свидетельствовали разбитые пушечки, лежащие на перекрестке. Со своего наблюдательного пункта я видел, как артиллеристы выкатывали свои сорокапятки под прикрытием дымовой завесы, которую устроили мои пехотинцы. Едва только клубы дыма немного рассеялись, как самоходка своими трехдюймовыми снарядами сразу расстреляла наши пушки, успевшие сделать только один выстрел, и похоже, безрезультатно.

   Если бы у нас были средние или тяжелые танки, то было бы намного проще. Но те две тридцатьчетверки, которые участвовали в наступлении, сейчас находились на противоположном конце города, и ничем нам помочь не могли. Трехлинейные противотанковые ружья, которые у нас имелись, против брони Штуги были бесполезны, как и ротные минометы, а от огня полковой артиллерии ее закрывали стены домов.

   Постаравшись успокоиться, я попробовал логично обдумать ситуацию. Сидя в захваченных домах, рота сможет продержаться достаточно долго. Оттянув на себя часть вражеских сил, мы тем самым отчасти поможем своим войскам, штурмующим город с другой стороны. Но все равно, наступление по узкому, насквозь простреливаемому открытому участку местности будет стоить им больших потерь. Если мы не захватим мосты через реку сегодня, то к немцам подойдут подкрепления, и они сами перейдут в наступление. Поэтому нужно продолжать продвижение вперед, и желательно, прямо сейчас. Вражеские солдаты уже начали перегораживать улицы баррикадами из бревен и камней. Если дать им время укрепиться, то нам придется очень туго.

   Значит, мне нужно оставить свой КП, собрать вместе хотя бы половину бойцов, и выбрать направление главного удара, чтобы попробовать выйти к мосту. Если нельзя продолжать вести наступление широким фронтом, то пусть туда прорвется хотя бы небольшая группа бойцов. Заняв круговую оборону в каком-нибудь здании, она сможет держать под контролем Базарную площадь, пока не подойдут наши основные силы. План трудноосуществимый, но ничего другого не придумывается. К счастью, проверить, возможно ли его выполнение, мне не пришлось, так как примчался запыхавшийся посыльный.

   - Товарищ командир, лейтенант Гусев просит прислать несколько бойцов, пушку передвинуть. Артиллеристы придумали, как танк подбить.

  -- А они разве уцелели? Вон же обе сорокапятки на перекрестке лежат.

  -- Так там только одна наша, а другая из второй роты.

   Оставив одного солдата на телефоне, ждать пока починят провод, я взял последних бойцов и мы, пригнувшись, побежали к Гусеву. Я все равно собирался переносить свой командный пункт ближе к месту боя. Чтобы прикрывать друг друга, мы разбились на две группы. Впереди бежали трое бойцов, а метрах в тридцати сзади мы с артиллеристом. По дороге нам то и дело приходилось падать на землю, когда слышались выстрелы, поэтому триста метров пришлось преодолевать минут десять.

   План, который предложил лейтенант, был простой. Надо только снять с сорокапятки все ненужное, затащить ее на второй этаж дома, и оттуда подбить самоходку. Вдвоем с оставшимся артиллеристом он откручивал гайки и отцеплял крепления. Снятый орудийный щит уже лежал в сторонке, но для дальнейшей разборки, а тем более для переноса пушки, требовалась помощь.

   Подоткнув чурбачки под нижний станок и под ствол, артиллеристы стали снимать колеса. В скорости им могли позавидовать даже механики формулы-1. Ловкими движениями Гусев вынул проволочное кольцо, снял колпак ступицы, и вытащил шплинт. Еще несколько движений, и он потянув колесо на себя, аккуратно снял его с оси.

   Как только отцепили первую станину, трое бойцов схватили ее и потащили к дому. Дверь подъезда была завалена, поэтому им пришлось сначала пропихнуть двухметровую трубу в окно, а уже затем искать проход внутрь дома. Когда троица вернулась, их уже ожидала вторая станина. Тем временем, мы с Гусевым подхватили колеса, второй артиллерист взял знакомые мне лотки со снарядами, и мы стали затаскивать все хозяйство в окно.

   Закончив с мелочевкой, вшестером подхватили саму пушку, вернее то, что от нее осталось. Хотя артиллерист уверял нас, что она весит всего килограмм триста с гаком, но мне казалось, что этот гаг тянет еще килограмм на сто. Перевалив орудие через подоконник, мы перелезли туда сами и потащили дальше. Особо мучиться нам не пришлось. Длина ствола у сорокапятки только два метра. Без станин, со снятыми колесами и щитом ее можно было развернуть в самом узком коридоре.

   Затащив разукомплектованную пушечку по лестнице на второй этаж, и не успев отдышаться, мы стали прикреплять все обратно, старательно пригибаясь, чтобы немцы не заметили нас через окно. Ствол маленькой сорокапятки располагался ниже уровня подоконника, поэтому под колеса подсунули доски и кирпичи, чтобы можно было стрелять. Размеры большой комнаты, из которой артиллеристы собирались стрелять, позволяли прикрепить станины, не высовывая ствол пушки в окно. Лучи солнца сюда еще не попадали, и у нас были хорошие шансы на то, что немцы не заметят наших приготовлений.

   Надо сказать, позиция для стрельбы была отличной. Со второго этажа можно было простреливать всю улицу, причем танк на дальнем перекрестке был как на ладони, его ничего не загораживало. А если нам придется идти в атаку по этой улице, то пушка сможет стрелять по врагам поверх наших голов.

   Приготовившись к стрельбе, Гусев прогнал из комнаты всю пехоту, резонно мотивировав свою просьбу тем, что скоро по этому окну немцы могут начать ураганный огонь.

   Один из бойцов вызвался показать отличную позицию для наблюдения, и повел меня на чердак. В крыше зияло несколько отверстий, пробитых осколками, и под одним из них лежал мешок с песком. Это место недавно занимал командир первого взвода, который теперь ушел дальше, а теперь оно идеально подходило для меня в качестве наблюдательного пункта.

   Результат первого выстрела я посмотреть не успел. Под полом, немного в стороне, бухнула пушка, и через пару секунд дуплетом раздался второй выстрел. Кода я поднял бинокль и нашел перекресток, раздался третий выстрел. Огненный трассер протянулся в сторону перекрестка, но не к самоходке, а к пушке. Из мешков, прикрывавших вражеское орудие, взметнулся фонтан песка, и кто-то из орудийной прислуги отлетел в сторону. Взрыва не было, вероятно заряжающий готовил бронебойный снаряд для самоходки. Сквозь полуоглохшие уши, которые как мне казалось, были забиты ватой, донесся крик Гусева.

   - Осколочный. Не телься, щас как ...

   Емкая фраза, которая в нескольких словах объясняла, почему нужно торопиться заряжать орудие в условиях огневого контакта с противником, была прервана выстрелом, на этот раз более тихим. Я уже мог не глядя, только по звуку определить, что теперь стреляли осколочным. Результат выстрела получился красивым. В мешочной баррикаде, окружавшей огневую точку, взметнулся огненный фонтан. Не успел он опасть, как снова расцвел сполохами багрового пламени, поднявшимися выше соседнего дома. Плохо немцы укрыли боекомплект к своей пушке. Куски метала, камни, бревна, человеческие тела, сначала подняло в воздух, затем разметало по всей улице или забросило на крыши домов. Когда все тяжелые предметы, вдруг научившиеся летать, наконец упали, в воздухе продолжала висеть густая завеса из смеси дыма и пыли. Что твориться за ней, было не видно, но артиллеристов это не смущало, и снова рявкнул выстрел. После предыдущего громоподобного взрыва, уши звенели так, будто в них звонят колокола, и пушечный выстрел донесся до меня как из под земли. Трассер, сопровождавший полет снаряда, говорил о том, что стреляют бронебойным. Затем еще выстрел, уже без огненного следа - это опять осколочный.

   Видеть танк наводчик орудия не мог, но назвать стрельбу бессмысленной нельзя. Цели находились примерно на одной линии, дальность Гусев знает, так что стреляет не наугад. Даже если не попадет, то напугает "двоечку" так, что она сама поспешит отсюда уползти, чтобы освободить нам проход. Но наконец-то мне повезло уловить момент уничтожения вражеского танка. Западный ветер отнес дым в сторону, и я успел заметить, как после очередного попадания танк вздрогнул, и резко осел вниз, как будто придавленный огромный тяжестью. В тот же миг его маленькая, как будто игрушечная, башенка с такой же игрушечной пушечкой, резко приподнялась и сползла с танка, упершись стволом в землю. Видимо, сдетонировал боекомплект, но мощности 20мм снарядов не хватило для эффектного взрыва.

   Успокоившись насчет Pz-2, я перевел бинокль на самоходку. Хотя "штуга" стояла неподвижно, но пламя из нее не вырывалась, и дымила она несильно. Не знаю, может ее повреждения были и небольшими, но после серии взрывов экипажу точно должно быть несладко.

   Легкие на помине, немецкие танкисты откинули люки и стали выползать наружу. Только двоим из экипажа подбитой машины посчастливилось остаться живых, но и то ненадолго. Одна из фигурок в черном танковом комбинезоне изогнулась и повисла, свесившись из люка. Второй немец оказался проворнее и попытался откатиться в сторону, но спрятаться не успел и растянулся на дороге рядом со своей боевой машиной.

   После уничтожения вражеских узлов обороны дело пошло веселее, и следующие два квартала мы захватили сравнительно легко. Увидев расправу над танками, немецкие солдаты, которые еще продолжали кучковаться в этом районе, предпочли отойти. Разрозненные группки фрицев, о которых докладывали бойцы, хаотично двигались в разных направлениях. Одни отступали к центру на соединение с основными силами, другие наоборот, пытались вырваться из города. Чувствовалось, что единого командование у них уже нет.

   На перекрестках теперь уже стояли наши орудия и пулеметы, пресекая попытки фашистов перебежать через улицу. Я видел, что некоторым это даже удавалось. Но большинство немцев, попытавшихся это сделать, остались лежать на дороге, срезанные пулеметной очередью. В связи с нашими успешными действиями появилась новая проблема. Сообразив, что Торопец окружен нашими войсками, и видя наше полное преимущество и в численности, и в вооружении, самые расторопные немцы стали бросать оружие и поднимать руки. Если раненых врагов мы просто добивали, что бы они не могли выстрелить нам в спину, то с добровольно сдавшимися так поступить не могли.

   Неожиданная помощь пришла со стороны местных жителей. Наблюдая из подвалов за ходом боевых действий, они заметили, что на улицах валяется немало бесхозного оружия, и поспешили подобрать его. Те, которым не досталось винтовок, подходили к нам и спрашивали, чем можно помочь. Отобрав несколько мужчин покрепче и поставив их под командование легкораненого бойца, мы поручили им отконвоировать пленных в тыл. Немцы чувствовали, что местное население, над которым они еще недавно издевались, не питает к ним никаких добрых чувств, и вели себя как паиньки.

   Других добровольных помощников мы отправили таскать боеприпасы и помогать раненым. Несколько девушек-комсомолок заявили, что они умеют стрелять из винтовки, и на этом основании потребовали дать им оружие. Одна даже предъявила значок Ворошиловского стрелка. Не выдержав настойчивого напора, я разрешил снайперше прикрывать второстепенное направление, выделив сектор для стрельбы, а ее разочарованным подругам пришлось довольствоваться должностью санитарок.

   Несмотря на то, что полоса наступления сузилась, бойцов почему-то все равно не хватало. Рядом со мной находилось одновременно не больше двух-трех человек. Это едва не стоило мне жизни, когда я в очередной раз менял позицию. В качестве следующего наблюдательного пункта была выбрана угловая квартира на втором этаже, где окна уже были заложены мешками с землей и заставлены мебелью.

   Подкрадываясь между заборами и деревьями к нужному дому, мы не замечали ничего подозрительного, как вдруг короткая очередь заставила споткнуться бойца, идущего первым. Машинально выхватив из подсумка гранату, я бросил ее в ближайшее окно, не заложенное баррикадой, рассчитывая что оно выходит в ту же комнату, где находится невидимый стрелок. За полсекунды до этого туда влетела лимонка, брошенная вторым бойцом. Дикий, полный боли крик, последовавший за сдвоенным взрывом, подтвердил правильность наших расчетов.

   Сколько врагов еще могло скрываться в здании, было неизвестно. По-хорошему, нам следовало вернуться назад и позвать кого-нибудь на помощь. Но если мы отойдем от дома, то немцы, находящиеся в нем, легко смогут нас перестрелять. Поэтому ничего не оставалось, как попробовать ворваться внутрь. Мы с Серышевым, так звали уцелевшего бойца, не стали подходить к раненому, который уже успел откатиться к стене, а решили обогнуть дом с другой стороны. Оставалось надеяться, что многочисленная группа фрицев просочиться сюда не смогла бы, а нескольких человек было недостаточно, чтобы занять круговую оборону.

   Низко пригибаясь, чтобы нас не было видно из окон, и стараясь ступать как можно тише, мы обогнули угол и вышли к входной двери. Для большей эффективности желательно было ворваться внутрь сразу в двух местах. Бойцу я кивнул в сторону окна, оставив дверь себе. Вытащив гранаты, мы не вставая, синхронно закинули их внутрь и зажали уши в ожидании близкого взрыва. Сразу, как только над головой пролетели какие-то обломки и последние осколки стекол, еще остававшиеся в раме, красноармеец запрыгнул внутрь, воспользовавшись моим плечо в качестве ступеньки.

   Не желая отставать от него, я вбежал внутрь, щедро поливая все углы из автомата. С Серышевым мы встретились в коридоре, заваленном обломками мебели. Никого не обнаружив, в смысле живых, мы начали осматривать все комнаты, которых на первом этаже было только четыре. На этот осмотр нам понадобилось еще две гранаты и по одному магазину патронов.

   Теперь оставалось проверить второй этаж. Выходить на лестницу, которая туда вела, было опасно, но другого выхода не оставалось. На мои способности гранатометчика надеяться на приходилось, поэтому роль швырятеля колотушки досталось Серышеву. Встав под лестничным проемом, он выдернул запальный шнур и досчитав до трех, выскочил вперед. Зашвырнув гранату на второй этаж, боец быстро юркнул обратно. Как только наверху грохнуло, наступила моя очередь выскакивать на лестницу. Я выпустил большую часть магазина в облако пыли и дыма, появившееся на месте взрыва, и стараясь ступать как можно тише, прошел вперед.

   Пыль стояла столбом, сильно ограничивая видимость, но планировка дома была достаточно простой. Здесь должен быть угловой зал с окнами, выходящими на дорогу. Он представлялся наиболее подходящим местом для организации засады, устроенной немцами, поэтому поиски нужно было начинать с него. Глухой взрыв, донесшийся видимо, с улицы, подтолкнул нас к дальнейшим действиям. После оживленного, но бесшумного диалога, состоявшего из размахивания руками и мотания головой, мы с Серышевым распределили обязанности. Мне предстоит закинуть гранату в помещение, а ему прикрывать меня сзади.

   К счастью, дверь была приоткрыта, и подкравшись к ней поближе, я зашвырнул туда последнюю оставшуюся лимонку, после чего тут же отскочил за угол, чтобы переждать взрыв в безопасности. Теперь следовало ворваться в комнату, стреляя во все стороны из автомата, но что-то меня останавливало. Я нерешительно остановился на месте, прислушиваясь к доносящимся из-за дверного проема шорохам, и раздумывая, как лучше поступить. Конец моим сомнениям положил хлопок гранаты, раздавшийся из комнаты. Он заставил меня ринуться вперед раньше, чем я задумался, кто же это пришел мне на помощь.

   Два тела гитлеровцев, валявшихся на полу, еще подавали признаки жизни, но сопротивляться уже не могли. Судя по всему, один из солдат выдернул запальный шнур из своей колотушки, но бросить ее уже успел. Большое время сгорание запала немецкой гранаты, и колпачок, на отвинчивание которого нужно было тратить время, подвели своих владельцев. Швырни они ее сразу, то я успел бы отскочить за угол. Поэтому им пришлось выждать перед броском несколько секунд. А в бою эти секунды решали, кто погибнет, а кто останется жить.

   Пока мы исследовали здание, раненый боец оставшийся во дворе, лежал зажимая рукой рану на бедре, свободной рукой держа наготове автомат. Когда на землю рядом с ним упала брошенная из окна граната, он подполз к ней, и с трудом дотянувшись, отбросил ее подальше. Этот взрыв и привлек наше внимание.

   Тем временем подошла группа бойцов из Стрелинского взвода. Сержант послал их проверить, что за стрельба началась у него в тылу. Теперь ситуация окончательно стабилизировалась, и можно было занимать выбранную позицию.

   Устроившись, наконец, в наблюдательном пункте, доставшемся с таким трудом, я стал оценивать обстановку. Хотя для меня казалось, что к этому дому мы подошли очень давно, но на самом деле стычка заняла всего несколько минут. За это время существенных изменений произойти не успело.

   И тут в привычные звуки боя - треск пулеметов, хлопанье пушек, разрывы гранат и буханье снарядов, вплелся очень неприятный гул. Он был еле слышим, но почему-то грохот сражения его не заглушал. Я никак не мог сообразить, что это такое, но тут громкий крик "воздух" разрешил этот вопрос. Вскоре стало ясно, что к городу подлетает не меньше двадцати Юнкерсов. Но на этот раз фашистские стервятники припозднились. Наши войска слишком далеко ушли от места сосредоточения перед атакой, куда сейчас вываливались бомбы. Похоже, что корректировщика с рацией у врага не осталось, а самостоятельно определить с воздуха, кто есть кто, в этой мешанине было невозможно.

   Заметив, что бомбы взрываются на пустом месте без всякого толка, немецкие пилоты попробовали найти цели самостоятельно. Конечно, это было логичное решение. Вот только отличить своих от чужих по вспышкам выстрелов довольно проблематично. Ситуацию усугубляло то, что наши бойцы перестали стрелять до окончания авианалета Немецкие же солдаты, приободренные внезапной помощью, наоборот, принялись палить из всех стволов с удвоенным старанием. Наверно, их забыли предупредить об отсутствии авиационного наводчика. То, что иногда нужно сначала думать, а уже потом стрелять, немцы убедились, когда на них посыпались бомбы. Постепенно по всему городу наступило затишье. Обе стороны усердно прятались по укрытием, чтобы не давать повода к бомбежке.

   Но сюрпризы в воздухе еще не закончились. До сих пор мне не приходилось видеть нашу авиацию, а теперь, когда она была не очень то и нужна, появилось сразу три истребителя. Обернувшись на радостный крик наблюдателя к другому окну, я поднял бинокль, гадая смогу ли отличить на большом расстоянии МИГ от ЯКа. То, что это ни то и не другое, стало ясно сразу. Древние бипланы с изогнутыми крыльями могли быть только "Чайками". Интересно, как они смогли уцелеть в горниле войны. Скорее всего, находились во внутренних округах, и участия в боевых действиях летом не принимали.

   Несмотря на маленькую скорость и слабенькое вооружение, И-153 смогли задать немцам жару. Закрутив крутые виражи, они стали расстреливать немцев с разных сторон, не давая им времени опомниться. Сразу после начала стремительной атаки, всполошившиеся лаптежники бросились врассыпную. Несколько особо упрямых попытались построиться в круг, за что тут же были наказаны. Не обращая внимания на удирающих бомберов, истребители дружно навалились на оставшихся, и совместным огнем сбили одного из них. После этого у немцев героев уже не осталось, и через минуту над Торопцом не видно было ни одного вражеского самолета. Затихшее ненадолго сражение возобновилось с прежней силой.

   В то время, как мы выкуривали немцев на своем участке, наши соседи справа прошли через Вознесенское кладбище, и заняли западную окраину, застроенную в основном деревянными домами. Там они соединились с партизанским отрядом, который наше командование привлекло к штурму города. Теперь направление наступления изменилось, и мы развернулись фронтом на восток, чтобы освободить центр города. Прямо перед нами находилась церковь, если верить карте, Казанская. Она возвышалась над окрестными домами, и естественно, немцы сделали ее своим опорным пунктом. Выбить их оттуда сходу не представлялось возможным. Древнее здание, очевидно построенное еще в допетровское время, хотя и было украшено красивым декором, но своим видом больше напоминала крепость. О его церковной принадлежности говорила только маленькая главка с луковкой, венчающая крышу. Массивно-тяжелая, квадратная в сечении башня и толстые стены как будто специально планировались для обороны. Вполне возможно, что при его постройке действительно учитывалась такая возможность. Тогда недалеко отсюда проходил рубеж русских земель, и над городом постоянно висела угроза нападения поляков или шведов.

   Собрав командиров взводов, я стал разрабатывать с ними план атаки.

   - Может запросить артподдержку - предложил Кукушкин. - Здание высокое, корректировщику батареи оно должно быть видно, так пусть накроют его гаубицами.

   Разрушать памятник архитектуры, переживший недавнюю борьбу с религией, очень не хотелось. Кстати, в этом небольшом городе, с населением всего пятнадцать тысяч человек, было с десяток каменных церквей, хотя наверняка большинство из них было закрыто.

   - Нет, эти стены 105-мм снаряды не возьмут. Придется брать штурмом. В принципе, ничего сложного. Согласно донесениям, там засело не больше пяти-шести фрицев. Установим пулеметы в ближайших зданиях, и не дадим им даже нос высунуть оттуда.

   Исправных пулеметов, относительно свободных и снабженных боекомплектом, нашлось целых шесть штук. Остальные были очень нужны на других участках, и снимать их оттуда не стоило, да и полдюжины было достаточно. Из тыла к нам все время приносили новые ящики с боеприпасами, так что патроны можно было не экономить. Пулеметчики держали под прицелом окна храма и придела, стреляя, как только замечали малейшее шевеление. Два ротных миномета засыпали минами подходы к храму. Вряд ли они могли нанести какой-нибудь ущерб немцам, но такая задача им и не ставилась. Дымом от взрывов мин заволокло окна, ограничивая фрицам обзор, а большего и не требовалось.

   Под таким прикрытием десяток красноармейцев смогли подбежать к церкви. Минометный обстрел прекратился, но пулеметы продолжали строчить, перейдя на огонь длинными очередями. Окна были закрыты решетками, но подойдя к ним вплотную бойцы смогли забросить в них гранаты. Сержант, руководивший штурмом, помахал над головой руками, подавая знак пулеметчикам, чтобы они перестали стрелять. Примерно полминуты ничего не происходило, но судя по всему, сержант вел переговоры с оставшимися в живых немцами. Скорее всего, его лексикон ограничивался простейшими фразами, но этого оказалось достаточно. Сначала медленно открылась дверь придела, и оттуда на четвереньках выползла серая фигура немца. В бинокль мне было видно, что он весь вымазан в крови, и наверняка не только в чужой. Затем из другой двери, ведущей уже в основное здание церкви, вывалилась тушка второго немца, тоже явно непохожего на целого и невредимого.

   Заходить внутрь сержант пока не спешил. Сначала внутрь полетела очередная партия гранат, а уже потом туда ворвались бойцы с автоматами. К счастью, никаких сюрпризов там не лсталось, и вскоре в этом важном опорном пункте расположились наши пулеметчики.

   Между тем, наладилась ситуация и на левом фланге. Второй роте пришлось атаковать площадь, на которой находилось сразу два храма, чьи ступенчатые силуэты возвышались над домами метрах в трехстах от нас. Однако, после того, как артиллерия подавило последний вражеский пулемет, немцы не стали там задерживаться и отошли.

   Третьей роте, продвигавшейся справа от нас, пока еще не удалось завладеть мостом, но зато она могла держать под прицелом все подходы к нему. Так что фрицы не могли ни получить подкрепления с того берега, ни отступить.

   Безысходность ситуации стала для противника очевидной, и постепенно перестрелка стала затихать. Бросая оружие, немцы выходили с белыми флагами и поднятыми руками. Мост через Торопу противник взорвать не успел, и наши разведчики спокойно перешли на южный берег реки. Согласно их донесениям, в заречной части города врагов уже не осталось, так что сражение можно было считать законченным.

***

   После боя ординарец подвел ко мне интеллигентного вида человека средних лет, с висящим на плече трофейным карабином и держащим в руках старую мосинку.

   - Это товарищ Коробов. - Представил он мне его - Участник партизанского движения, кандидат в члены ВКПб, и к тому же очень образованный человек. Рекомендую взять его к нам на должность политического руководителя.

   - Подождите, пожалуйста, в сторонке пару минут - обратился я вежливо к новичку, а Авдееву яростно зашептал.

  -- Я не против того, чтобы взять его в отряд, но зачем нам политрук, мы же раньше обходились без него.

  -- Вы там за границей были не совсем в курсе происходящего - терпеливо начал объяснять сержант, - и наверно привыкли к распространенному клише о злобных комиссарах. Политруки заботятся о личном составе, а в бою вдохновляют бойцов своим примером. Пока рота была маленькая, и командного состава не хватало, на отсутствие политрука внимания не обращали. Но теперь вам не отвертеться.

  -- А как же в других странах? Вот англичане обходятся без политработников, и ничего.

  -- Действительно, ничего, - фыркнул сержант. - После первых же сражений они пошли сдаваться или бросились бежать домой, хотя вместе с французами их было гораздо больше, чем немцев. Только представьте себе, всего за несколько недель полтора миллиона этих союзничков сдалось в плен. Вояки хреновы. И в Африке Роммель своими немногочисленными частями гоняет их в хвост и в гриву. Мы хотя и отступаем, но от превосходящих сил противника, в отличии от британцев.

  -- Ладно, пусть зачисляют Коробова в роту. Кстати, а почему именно его? Ведь мой замполит должен быть хорошо проверенным человеком.

  -- Есть целых три причины. Товарищ Коробов воевал в партизанском отряде и показал себя очень хорошо. Кроме того, как я уже сказал, он кандидат в члены ВКПб. Вот его кандидатская карточка, которую он хранил даже в оккупации. Ну и наконец, товарищ Коробов по матери еврей. Так что в случае, если он попадет в плен, немцы почти стопроцентно не будут пытаться с ним сотрудничать и выпытывать секретные сведения, а сразу расстреляют. Мы - это слово гэбэшник выделил - стараемся по возможности ограничить ваш круг общения. Особенно с командирами, которые в случае попадания в плен будут тщательно допрашиваться врагом. Так что такой надежный человек как раз подходит на эту должность.

   Значит, они стараются, чтобы я поменьше контактировал с нашими офицерами. Так вот почему из всех артиллеристов, я все время сталкиваюсь именно с Гусевым. Действительно, мог бы и раньше сообразить, что это не случайность.

  -- Ну ладно, зачисляйте его в штат, но сразу предупреждаю, пусть в мои дела не вмешивается, и всякими там политинформациями красноармейцев не загружает.

   Коробов вкратце рассказал нам, что творилось в захваченном фашистами городе. Пять дней назад немецкий комендант приказал переселить всех евреев в один квартал и заставить их носить нарукавные знаки. Что должно было последовать дальше, мы все прекрасно понимали. Там, где у немцев было достаточно времени, все еврейское население уничтожалось полностью. На самого Коробова никто не настучал, хотя он проходил у фашистов сразу по двум статьям - и как еврей, и как партиец. Отчасти это произошло, потому что он работал учителем и пользовался большим уважением А отчасти из-за того, что внешность и фамилия у него были самые что ни на есть обычные. Свою национальность, которая значилась в паспорте, и соответственно, во всех списках, он указывал по отцу - "русский".

  -- А как же немцы тогда узнают что вы еврей, и что с вами сотрудничать нельзя?

   Политрук с чекистом смущенно переглянулись.

  -- Ну, как бы вам это сказать поприличнее, - замялся Авдеев. - Для этого фашисты проводят так сказать медосмотр пленных.

  -- И что?

   Коробов слегка покраснел, и быстро затараторил. - Это еще до революции было. И моего согласия не спрашивали. Да я вообще тогда еще младенцем был.

   Только теперь я наконец додумался, в чем тут дело. Если человеку делали обрезание, то с точки зрения фашистов его надо уничтожить, и никакие документы тут ничего не докажут.

   Охрану города возложили на другие части, а нам предоставили право отдохнуть. Пасмурная погода, стоявшая сейчас, авианалетам не способствовала. Поэтому вместо того чтобы спрятаться в подвале, мы заняли спортивный зал школы, и собрались предаться любимому занятию солдат всех времен и народов, то есть вздремнуть. Отсутствие стекол в окнах нам не только не мешало, но даже успокаивало, так как позволяло держать под прицелом окрестности.

   Проверив наличие личного состава и наскоро слопав содержимое консервы, на этикетку которой даже не взглянул, я наконец-то растянулся на спортивном мате, который нашел для меня Авдеев. Сначала пытался проанализировать сегодняшний бой, и попробовать понять, что было сделано неправильно, и как нужно действовать в следующий раз. Теоретических знаний для анализа явно не хватало. Вскоре усталость взяла свое, и я задремал. Но очень скоро заслуженный отдых прервал крик - Рота, встать, смир...

   Выскочив в коридор, я увидел комбата, отчитывающего часового. - Ты зачем орешь, не видишь что ли, все отдыхают. - После этого Иванов прошелся по залу, приговаривая - Вставайте ребята, готовьтесь, сейчас к нам гости придут.

   Авдеев быстро среагировал на происходящее, и потребовал отдать ему мою гимнастерку, а самому идти умываться. Наскоро приведя себя в порядок, я подошел к комбату, весело шутившему с сержантами.

  -- Сашка, ты чего такой недовольный? Город освобожден, потери небольшие, нас сейчас награждать будут.

  -- В том то и дело, - тяжело вздохнул я - что потерь много.

  -- Ты что, в твоей роте сегодня только десять погибших и тяжелораненых, а ведь штурмовать пришлось город с каменными домами. Тут обороняющимся и доты не нужны.

  -- Одиннадцать. - машинально поправил я. - Ну да, немцев мы выбили. Но ведь тут были только тыловые части. Орудий, танков и пулеметов у них было мало, и нам удалось застать их врасплох. Опять-таки, численное преимущество было за нами.

   Тут не выдержал Кукушкин, который очень гордился свей первой большой победой, и поспешил вступиться за нее. - Так, товарищ командир, воинская наука как раз и сводится к тому, что бы застать противника врасплох, и сосредоточить силы так, чтобы получить численное преимущество над обороняющимися. - После двух дней боев младлей уже чувствовал себя бывалым фронтовиком, и не стеснялся высказывать свое мнение.

  -- Здесь то мы победили. А что мы будем делать, когда натолкнемся на подготовленную оборону?

   Комбат заинтересовался, что скажет наш новый взводный, и кивнув Кукушкину, разрешил тому говорить. Мне тоже было интересно оценить уровень подготовки наспех обученного комсостава.

  -- Во-первых, оборона не может быть везде одинаково сильной. Всегда есть слабые участки, которые и нужно найти. Во-вторых, мы сосредоточим в одном месте большую часть артиллерии дивизии, а то и армии. Только нужно это сделать очень скрытно. А после прорыва обороны мы введем туда подвижные соединения и окружим врага.

  -- Все так и будет, - примирительно ответил я, - вот только нам надо немножко набраться опыта.

  -- В том-то и дело, Сашка, что у нас у всех опыта не хватает. Да, мы наверняка сегодня сделали много ошибок. И их можно было бы легко избежать, если бы все бойцы были хорошо подготовлены, а командный состав укомплектован так, как положено. Нужно чтобы батальоном командовал какой-нибудь майор, прошедший одну-две войны, а ротой, соответственно, капитан. Я как стралей - взводом, а Кукушкина мы бы вообще отправили назад в училище доучиваться по полной программе. Вот тогда бы мы воевали так как надо. Да только нет в стране столько подготовленного комсостава. Когда два года назад численность армии пришлось сильно увеличивать, опытных командиров из воздуха сделать никак не получилось. Тогда мне, зеленому лейтенанту, сразу роту доверили. А с начала войны вон сколько было мобилизовано. Где же на всех бойцов командиров с боевым опытом взять. Так что, считай, что ты оказался на своем месте, иначе сегодня командовал бы ротой старшина или вот младший лейтенант. И ведь не только у нас нехватка кадров. Вот, например, в 259-м полку, с которым мы Синичино захватили, командир батальона Морозов тоже старший лейтенант, только не кадровый как я, а из призыва.

   Перепалку прервал вестовой, доложивший о прибытии начальства. Приехали к нам не кто-нибудь, а сам комдив и даже командующий соседней 29-й армией генерал Масленников. Кроме ордена Красного Знамени у комбрига Кончица еще появился новенький орден Ленина, а коробочки, которые держал в руках его адъютант, говорили о том, что он пришел к нам не с пустыми руками. У нашего комполка тоже сиял на груди новый орден. Хотя шпал на петлицах Козлова пока не прибавилось, но судя по тому что его назвали майором, начальство не забыло присвоить командиру очередное звание. Для освещения такого важного события, к нам даже прислали корреспондента газеты "Правда", который представился как Кампов Борис Николаевич. Эта фамилия мне ни о чем не говорила, и я принялся рассматривать Масленникова. Прибыв для налаживания взаимодействия в расположение другой армии, он вел себя в гостях скромно, хотя его звание генерал-лейтенанта с тремя звездами в петлицах было на две ступени выше чем у комбрига, носившего только один ромбик. Бросалось в глаза, что в отличие от Кончица, у генерала на шапке вместо кокарды сияла алая звезда. Мне было интересно узнать, кто из них нарушает форму одежды, но спросить у кого-нибудь я постеснялся.

   Тем временем комдив поблагодарил нас всех за хорошую службу, и начал "раздачу плюшек". Комбат получил звание капитана, и перешел в разряд старшего командного состава. За выдающиеся успехи в деле уничтожения врага ему вручили орден Боевого Красного Знамени. В ответ на возмущенный рокот, разнесшийся по залу, комдив улыбнулся и с хитринкой в глазах оглядел наши недовольные лица.

   - Что товарищи бойцы, считаете, что ваш командир заслуживает большего? И вы совершенно правы. Президиум Верховного Совета СССР разделяет ваше мнение, и своим указом награждает капитана Иванова орденом Ленина, - после чего забрав у адъютанта награду, приколол ее к гимнастерке обалдевшего Сергея, который даже забыл ответить, что служит трудовому народу. Приезжий корреспондент сразу вцепился в него, и отведя в сторонку, принялся расспрашивать, быстро чиркая карандашом в блокноте. Видимо, рассказ героя ему понравился, и он пару раз сфотографировал довольного Иванова.

   В наградные листы я всегда старался щедро вписывать всех отличившихся. А так как трусов у нас не было, то практически все, с кем я начинал службу неделю назад, получили медали или даже ордена. То, что ходатайства рассмотрели так быстро, и списки не урезали, объяснялось не только моим особым положением, но и результатом всей операции. При успешном наступлении награды всегда раздавались не скупясь. Вот во время обороны, а тем более, отступления, очень много подвигов к сожалению оставалось без награды.

   Больше всего досталось Свиридову и Стрелину. Они получили "Знамя" вместе с внеочередным званием, соответственно лейтенанта и старшего сержанта. Возможно дело в том, что помимо официальной аттестации на очередное звание, которое комбат оформил в обычном порядке, я еще попросил Соловьева пробить это решение по своим каналам. В результате их повысили в звании сразу дважды.

   Теперь, вместе с политруком, в роте было четыре офицера. Конечно, это еще не полный комплект, но неделю назад не было вообще ни одного. Бывший старшина протиснулся к моему ординарцу, и шепотом стал просить у него наставление по тактике стрелковой роты с боевыми примерами. Эту книгу Авдеев просматривал в свободное время, что не ускользнуло от наблюдательного Свиридова.

   Когда под конец церемонии вызвали меня, то Кончиц прозрачно намекнул всем, что мой случай рассматривается особо. А пока, чтобы не отставать от своих бойцов, старший лейтенант Соколов награждается медалью За Боевые Заслуги. Не все из присутствующих были в курсе того, что у меня две фамилии, а о моей ведомственной принадлежности здесь знало человека три-четыре, не больше. Поэтому большинство присутствующих решило, что речь идет о высшей награде страны, которую мне скоро должны присвоить. Дивизионный особист по секрету шепнул мне, что лейтенанту госбезопасности Андрееву обязательно дадут орден, когда все документы утрясутся.

   Напомнив нам о необходимости обмыть награды, чтобы были не последними, начальство отправилось дальше. Иванов быстро хлопнул с нами по кружке, и побежал во вторую роту. Она находилась далеко от нас, и по дороге к ней делегация должна была посетить другие подразделения. Корреспондент тоже отправился вместе с ним, чтобы посмотреть на очередных героев. Соловьев проводил его взглядом, и довольно улыбнулся.

  -- Этот напишет как надо, он сам воевал в Финской войне. Хорошо, что именно его прислали. Полевой, слышали о таком?

  -- Кто? - Я так резко повернулся, что капитан схватился за пистолет и приготовился бежать вдогонку за корреспондентом.

  -- Полевой. А что он натворил?

  -- Не натворил, а написал. Вернее напишет. "Повесть о настоящем человеке". Хотя, наверное, этой книги уже не будет.

   Вытянув из меня подробности, Куликов загорелся этой идеей, и пообещал, что хотя бы одному летчику с ампутированной ногой разрешат летать.

   Посмотрев на гордые лица орденоносцев и восхищенные взгляды новичков, я отказался от мысли выспаться, и начал составлять список отличившихся за последние два дня. Чем раньше отправлю, тем быстрее награды найдут достойных.

   Солдатам тоже уже было не до сна. Настроение у всех было не то что приподнятое, а даже праздничное. Освобожденный нами город, торжественная церемония, очень редкие в 41-м году награды. И наконец, не меньшая радость - нам пообещали к утру устроить баню и дать время на отдых.

Глава 12

26 сентября

   Сталин уже несколько минут перечитывал короткое сообщение, состоявшее всего из двух строчек, пытаясь оценить все последствия того, что он только что узнал.

   "Гестапо и фельджандармерии известно о ст.л. Соколове, 179сд. Гейдрих пока не знает.

   Начало - 2010. Завершение - через 3 или 4".

   Наконец он поднял глаза, и спросил Берию, стоявшего перед ним навытяжку в ожидании разноса:

  -- Лаврентий, откуда эта информация?

  -- Из Швейцарии. К нашему военному атташе обратилась дама, представившаяся женой агента А-201, Вилли Лемана, занимающего достаточно высокий пост в гестапо. У нас есть ее фотография, и под описание она подходит. По ее рассказу, она заучила текст сообщения и написала его собственноручно, уже находясь в Берне. На отдельном листе Леман написал, что сообщение, переданное его женой, настоящее. Я считаю, что агенту доверять можно, вот только у нас нет каналов связи с ним. Мы попробуем подготовить и послать к нему связных, но на это потребуется время.

   От волнения Сталин поднялся со стула, и начал вышагивать по кабинету, заложив руки за спину.

   - Ну что же Лаврентий. В любом случае, информация то верная, а значит, в гестапо действительно все знают. Вряд ли им имеет смысл затевать такую сложную игру. Андреев ничего не рассказывал об этом агенте?

  -- Нет, но особист дивизии побеседует с ним. Может он чего-нибудь и вспомнит.

  -- Ладно, успокойся, пока ничего страшного не произошло. Подготовка наступления германской армии продолжается на направлениях, указанным Андреевым, хотя им уже должно быть ясно, что мы знали об их планах. Пусть генштаб подумает, какую дезинформацию лучше подкинуть немцам. А ты должен придумать, как ее передать этим фельджандармам в Великие Луки, которые сумели пронюхать о нашем секрете.

   Сталин наконец успокоился, и начал закуривать трубку.

  -- Ох, как я не любил царских жандармов, Лаврентий. А эти, немецкие, намного хуже.

  -- Наши бойцы их в плен не берут, - пояснил Берия. - Эсэсовцев еще могут взять, а этих и фельдполицаев сразу расстреливают.

   Вождь выдохнул ароматный дым, и усмехнулся.

  -- Жаль только, что пленных мы взяли пока очень мало. Ну ничего, еще до конца года у нас их будет столько, что немцы начнут выдавать своим полицаям и жандармам по два комплекта документов. Ну все, можешь идти.

   Нарком НКВД поспешно ушел, обрадованный, что все так хорошо закончилось.

***

   Когда Гущенко заявил, что в Панаме у Советского Союза много друзей, которые без труда проведут операцию, он конечно немного преувеличивал.

   В СССР жило немало испанцев, эмигрировавших из своей страны после победы франкистов. Нескольких из них, имевших опыт подрывного дела, планировалось доставить на самолете в Мексику, откуда они сменив паспорта должны были переправиться в Панаму. Зона вокруг канала входила в юрисдикцию США, и охранялось американскими войсками. Но там постоянно требовались рабочие, и за небольшую взятку вполне можно было устроиться на работу. Еще несколько надежных человек было найдено по линии коминтерна. Но все-таки для полномасштабной операции этого было маловато. Если бы в запасе был хотя бы год, то можно было бы планировать любую акцию, а так все приходилось делать в спешке.

   Разработать план всей операцией поручили большому специалисту по диверсионной работе полковнику Старинову Илье Григорьевичу, прославившемуся в Испании под именем товарища Рудольфио. Ему пришлось внимательно просмотреть отчеты российских инженеров Тимонова и Ляхнитского, присутствовавших при строительстве канала, и подробнейшим образом все описавших. Черновики их записей, в которых тоже могло содержаться что-нибудь важное, не вошедшее в основой отчет, были срочно доставлены на самолете из Ленинграда.

   Идея взорвать шлюзовые ворота во время прохождения через них судна, начиненного взрывчаткой, была Стариновым отклонена. Даже если в оставшееся до операции время удастся зафрахтовать корабль, начинить его взрывчаткой, которую еще надо где-то найти и доставить, то продолжительного эффекта это не даст. Все, на что можно рассчитывать, это повредить ударной волной сразу обе пары ворот в шлюзе. В этом случае ремонт много времени не займет. Имея готовые чертежи шлюзовых ворот и механизмов, американским инженерам удастся очень быстро изготовить новые и установить их на место. Рассчитывать на то, что вода из озера выльется через открытый шлюз, также нельзя. На этот случай построены запасные запруды, закрываемые предохранительными затворами, перегораживающими поток воды.

   Что еще хуже, невозможно согласовать по времени проход корабля по каналу и начало основной операции, проводимой японцами. Они вполне могут не известить заранее о времени атаки. Если американские солдаты, охраняющие канал узнают о начале войны, то они усилят бдительность и могут тщательно обыскивать все проходящие суда.

   Но даже точно зная о времени нападения, нельзя заранее угадать, когда корабль подойдет к нужному месту. Движение по каналу осуществляется в порядке очереди, причем, хотя двойные шлюзы позволяют пропускать суда одновременно в обоих направлениях, но на практике так не делается. Поэтому точность прогноза составляет плюс-минус несколько часов. Опоздание опасно, но и взрывать раньше ни в коем случае нельзя, так как в генштабе США сразу поймут, что против них начали войну. По всем гарнизонам объявят боевую тревогу, и "основная" операция будет сорвана.

   Чтобы вывести канал из строя надолго, нужно взорвать плотины, тем самым сделав несудоходным фарватер канала, проходящий по искусственным озерам. Всего в зоне канала находится три плотины: Гатун, Мирафлорес и Мадден, построенная совсем недавно. Учитывая сжатые сроки операции, придется ограничится только самой важной из них - Гатунской. Эта плотина, перегородившая русло реки Чагрес, наполняет водой озеро Гатун, через которое проходит основной участок пути. Если ее взорвать, то можно будет остановить судоходство почти на год.

   Неважно сколько времени будет ремонтировать плотину - месяц или полгода. В декабре начинается сухой сезон, который продлиться до мая. Чтобы набралось достаточно воды для того, чтобы озеро стало судоходным для больших кораблей, нужно будет ждать до осени. Правда, когда озеро наполнялось первый раз, понадобилось четыреста дней. Но тогда был очень засушливый год, да и часть воды сейчас наверняка останется. Американцы не будут сидеть сложа руки, а сразу же начнут заделывать пробоину чем только можно - камнями, бетонными блоками, мешками с песком или цементом. К тому же выше по течению реки Чагрес есть достаточно большое водохранилище Мадден, вода из которого тоже будет использована.

   Вот только здесь есть одна маленькая проблема, над которой Старинов и ломал голову последние сутки. Ширина плотины у основания составляла больше трехсот метров, у среза воды - сто метров. Правда в верхней части она суживалась "всего лишь" до тридцати, но ведь задача состоит не в том, что бы прервать движение по гребню плотины. Необходимо спустить воду из водохранилища, а значит пробивать отверстие нужно именно в нижней части дамбы. Но это лишь половина проблемы. Площадь озера Чагрес примерно 430 квадратных километров, и запасы воды в нем очень большие. По самым скромным расчетам, требуется спустить в океан минимум два миллиарда кубометров воды, а значит, ширина отверстия в плотине должна быть не меньше ста метров.

   При современном уровне взрывчатого дела такая задача просто невыполнима. Нет, конечно, если завезти тысячу тонн взрывчатки и заложить ее в вырытые шурфы, то проблем не будет. Но для небольшого диверсионного отряда такой вариант совершенно не подходит.

   Размышляя, полковник снова вернулся к идее подрыва корабля начиненного взрывчаткой. Гатунский шлюз проходит вдоль края плотины. Если погрузить в корабль несколько тысяч тонн селитры, и продумать расположение зарядов взрывчатки, то взрыв будет достаточно мощным. Однако разрушить плотину он все равно не сможет. Разумеется, вода хлынет через разрушенные стенки канала, но поток будет недостаточно большим, чтобы слить все озеро за несколько дней.

   Еще один вариант - заложить динамит на склоне высокого холма, возвышающегося над Кулебрской выемкой, и устроить обвал, также нельзя назвать перспективным. Взрывчатки понадобится много, а расчистят завал максимум за неделю.

   Единственным относительно уязвимым местом оставалась система водослива. Его двухсотметровая плотина содержала четырнадцать огромных ворот, предназначенных для сброса излишка воды во время дождливого сезона.

   Илья Григорьевич расстелил на столе очередную схему, и начал чиркать на ней пометки. Самый простой вариант - это захватить управление воротами, опустить их полностью, а затем уничтожить всю систему управления. Но в этом случае и результат будет достаточно скромным. Уровень озера упадет до девяти метров, вместо минимально необходимых двенадцати. Но ведь еще останется водохранилище Мадден, спуск которого позволит поднять уровень воды в Гатуне. Даже с учетом того, что много воды тратиться для работы шлюзов, движение судов среднего тоннажа будет вполне возможно. А если канал закроют для гражданских судов, то в ближайшие месяц-два по нему сможет пройти даже линкор. Правда потом из-за испарения и утечки воды он опять станет непроходимым для крупных судов, до тех пор, пока в дождливый сезон уровень воды снова не поднимется.

   Старинов со вздохом затушил очередной окурок, и снова зарылся в чертежи и схемы, надеясь найти ахиллесову пяту проклятого канала.

***

   Свое обещание командование выполнило. Были у нас и парилка, и отдых, вот только очень короткий.

   После боев в городе осталась одна уцелевшая баня с запасом угля и даже с работающим водопроводом. По меркам войны, роскошь просто немыслимая. Поэтому распределением очереди туда занимались на дивизионном уровне.

   Организовать процесс гигиенические процедур для личного состава, естественно, поручили Свиридову, и он взялся за это дело по-хозяйски. Сразу вспомнив все свои старшинские навыки и умения, он пока мы спали, достал где-то коробку мыла, чистое белье, и даже березовые веники. Подозревая, что мой ординарец не простой человек, а персона, с которой считается даже особист дивизии, лейтенант безжалостно растолкал Авдеева, и послал к Соловьеву, чтобы через него выбить нам льготные условия помывки. Как результат его титанических усилий, рота вместо одного часа банного времени получила целых полтора. Сложная задача, запускать личный состав в два приема, чтобы каждому досталось больше времени в парилке, или в три, чтобы было не так тесно, была решена им просто. Логика подсказала умудренному жизнью солдату, что лучше растянуть удовольствие, а к тесноте нашим людям не привыкать.

   К счастью, командному составу полагался отдельный закуток, так что толпиться вместе со всеми мне не пришлось. Горячая вода, настоящее мыло и мочалка сделали жизнь неописуемо прекрасной. Радостный гомон довольных бойцов по своим децибелам наверно не уступал артиллерийской канонаде, и если бы меня не обязывало положение, я бы тоже кричал от радости. Дело было не только в том, что нам приходилось много пачкаться и мало мыться. В книжках про попаданцев об этом обычно не пишут, но за неделю пребывания на фронте любой человек многократно подвергается нападениям мелких кусачих насекомых, от которых невозможно спрятаться. До сих пор меня выручала только вонючая жидкость, которую Авдеев выдавал без ограничений. Но запах от нее был такой, что аппетит он мне отбил основательно. Так что порой меня одолевали сомнения, не тот ли это случай, когда лекарство хуже болезни. Впрочем, через несколько дней я принюхался, и перестал обращать внимание на ставшие привычными ароматы.

   Освежившись, надев все чистое, и приняв свои законные фронтовые сто грамм, которые нам задолжали еще со вчерашнего дня, народ решил культурно отдохнуть. Как нам сообщили, за ночь фронт отодвинулся еще на десяток километров, и больших сил у врага нигде не наблюдалось. Так что многих солдат, которые изъявили такое желание, отпустили в самое настоящее увольнительное, правда, очень короткое, всего на несколько часов. Сразу с десяток бойцов помоложе, прихватив гармонику, направилось в медсанбат, который за ночь успел развернуться на новом месте. Повод для визита был вполне приличный. Нужно было проверить, как там устроили наших комсомолок, которые за вчерашний день успели стать для нас боевыми товарищами. Одна из них даже успела поймать шальной осколок, и из разряда санитарок перешла в раненые, за что комбат пообещал ей медаль.

   Оставив Стрелина за командира, так как Свиридов был занят решением вопросов снабжения, я в компании Кукушкина, политрука и ординарца отправился побродить по Торопцу. Это был первый город в прошлом, который мне довелось осмотреть, и для меня все было страшно интересно. Вчера, в горячке боя, времени чтобы любоваться архитектурой 18-го века, великолепные образчики который здесь были повсюду, естественно не было.

   Не спеша, мы бродили по улицам. Разрушений было сравнительно мало, так как массированным бомбардировкам и артобстрелам город не подвергался. На улицах появились жители. Некоторые начинали ремонтировать свои дома, другие стояли возле полевых кухонь, которые командование выделило для местного населения.

   Кукушкин, который, как я понял, вырос в таком же маленьком городке, восхищенно охал, рассматривая многочисленные каменные дома. Коробов, прекрасно знавший свой город, взял на себя роль экскурсовода, и пояснил, что в Торопце раньше жило очень много богатых купцов. Местные легенды даже гласят, что именно по настоянию торопчан императрица Елизавета отказала английским купцам в их просьбе торговать с Востоком через Россию. Пользуясь удобным расположением города, жители богатели, и на месте своих старых деревянных домишек выстраивали новые кирпичные. Поэтому здесь есть целые улицы, почти сплошь состоящие из каменных построек восемнадцатого века. Некоторые купцы возводили даже двухэтажные хоромы. Иногда, если денег не хватало, то второй этаж строили из дерева. Часто заказчики отличались хорошим вкусом, и украшали фасады домов великолепным декором, узор которого мог быть скопирован с оформления какой-нибудь церкви.

   В один из таких домов нас позвали местные жители, которые радовались возвращению своих. Нас даже пытались чем-то угостить, но мы конечно, отказались. Младлей достал из подсумка консервы и шоколадку, и вручил их детишкам, донельзя обрадованным такому подарку. Мне стало очень досадно, что я сам не догадался прихватить что-нибудь вкусное. На вопросы, долго ли еще будем воевать, я привычно отвечал короткими фразами о том, что придется еще потерпеть.

   На улицах все чаще попадались энкавэдэшники, которые вместе с представителями общественности составляли списки жителей и определяя порядок эвакуации. В первую очередь вывозить будут тех, кто подвергался наибольшей опасности в случае повторной оккупации города: сирот, семьи военнослужащих, интеллигенцию, евреев. На станции уже развернули эвакуационный пункт, но погрузка в эшелоны начнется только ночью.

   Во время обеда мы начали строить планы на ближайшее будущее, гадая, оставят ли нас здесь, или отведут в тыл. Но оказалось, что ни то, и не другое. Батальон срочно построили, и отправили на новые позиции готовить себе линию обороны.

   Несколько дней мы занимались тем, что копали, копали и копали. Окопы, блиндажи, ходы сообщений, противотанковые рвы, ямы для дзотов. Чтобы однообразные занятия не надоедали бойцам, нас еще развлекали заготовлением бревен. Пилами и топорами красноармейцы валили деревья, обрубали на них ветки, и не снимая коры, подтаскивали получившиеся корявые бревна к строящимся укреплениям. На узких лесных тропинках делали самую настоящую засеку, сваливая деревья крест-накрест.

   Все уже твердо знали, что скоро на нас пойдут танки, поэтому, несмотря на смертельную усталость, отдыхать никто не просился. Перерывы делали только чтобы поесть. Учитывая, что все занимались тяжелой работой, командование расщедрилось, и досрочно перевело нас на зимнюю норму питания, которая нам полагалась только с первого октября. Правда, каша в полевых кухнях по-прежнему была только двух видов - пшенная и овсянка. Но я не обращал внимания на скудность меню, а из моих сослуживцев никому и в голову не приходило привередничать. Главное, что кормят пока досыта. Даже не обладая моими знаниями о будущем, все понимали, после потери западной части страны, где остались большие продовольственные запасы, нам скоро придется подтянуть пояса потуже.

   По самым оптимистичным расчетам, немцы начнут здесь наступление не позже 5 октября. Наши небольшие подразделения не смогли бы приготовить фортификационные сооружения за такой короткий срок, но местность была очень удобной для обороны. Многочисленные озера, болота и леса оставляли проходимыми для техники только узкие участки, которые мы и перегораживали своими наспех возведенными укреплениями.

   Соловьев регулярно докладывал мне о пополнениях, которые мы получали. Нашей армии добавили два противотанковых артполка, сформированных из зенитных орудий московской ПВО. На самом деле они еще не были укомплектованы даже наполовину. Полки, созданные в первую очередь, отправляли на те участки фронта, где наступление начнется раньше. Но оставлять нас без противотанковой артиллерии было нельзя, поэтому нам и достались недоукомплектованные части.

   Ситуация на нашем участке фронта в это время была следующей: После разгрома двух немецких дивизий и угрозы выхода в тыл германским войскам, командование 23-го армейского корпуса приказало 256-й дивизии оставить свои позиции, и отойти к железной дороге, развернувшись фронтом на север. Пока они организованно отходили, наши войска просто шли вслед за ними, не имея достаточно сил, чтобы атаковать. Но в тот же день, когда мы штурмовали Торопец, несколько наших батальонов вместе с партизанами смогли незаметно пройти лесами, и внезапным ударом захватить городок Старая Торопа. Всю ночь к нему перебрасывались резервы, и когда утром немцы попытались его отбить, их встретило сильное сопротивление. После этого удержание участка железной дороги потеряло для немцев всякий смысл - снабжаться по ней они не могли, а в наш гарнизон припасы доставлялись через Торопец. Поэтому противник предпочел отступить еще на десяток километров к югу, к расположенной там цепочке озер, закрепившись на которых можно было легко обороняться.

   К западу от Торопца и Старой Торопы немцев практически не оставалось, так как все их резервы и тыловые части были брошены на защиту Великих Лук. Поэтому буквально за один день наши войска прошли еще километров на пятнадцать на запад. Дальше продвигаться не стали, так как наши порядки были сильно растянуты. Основная задача наступления была выполнена. За Западной Двиной образовался огромный плацдарм, с основанием шириной километров шестьдесят, и глубиной сорок. К западу он постепенно суживался и наклонялся к югу, и его острие было направлено прямо на Великие Луки. Мифическая армия, которая якобы готовилась к дальнейшему наступлению, должна была располагаться в Торопце и его окрестностях, достаточно далеко от линии фронта, чтобы разведка противника не могла ее обнаружить. Учитывая, что в этой "Торопецкой дуге" еще находились дивизии 22-й и 29-й армий, вполне логично было ожидать от противника коварных ударов с флангов, которые должны были сомкнуть кольцо вокруг них. Ни один генерал не откажется от возможности окружить такую большую группировку войск, которая сама залезла в ловушку. Для того, чтобы наши армии не успели ускользнуть из приготовленного мешка, противник обязательно постарается использовать механизированные части.

   Но зная ход войны в моей истории, я мог точно сказать, что удар будет только один - с юга. Нам повезло, что наше наступление пришлось как раз на стык групп армий "Центр" и "Север". Если внутри армейской группы взаимодействие было очень хорошо налажено, то ожидать помощи от Лееба, который занят выполнением свей задачи, фон Боку не приходилось. Самая крайняя дивизия группы "Север" - 253-я пехотная, отошла назад и развернулась к югу, сильно растянув свои порядки, чтобы образовать фронт против наших прорвавшихся войск. С этой стороны подлянки можно не ожидать до тех пор, пока немцы не возьмут Ленинград чего, естественно, никогда не произойдет. Ведь у Лееба сравнительно мало механизированных соединений, местность для наступления неудобная, а ясно обозначенное направление нашего прорыва ему ничем не угрожало.

   Вопрос был лишь в том, в каком направлении будет развиваться наступление. Самый очевидный вариант - это ударить в северном направлении, чтобы срезать основание Торопецкого выступа. Другое возможное направление - сначала на северо-восток, а затем развернувшись на северо-запад завершить глубокий охват наших войск. В этом случае наступающим немецким частям предстоит пройти большой путь. Но для этого варианта требуется больше войск, а в преддверие "Тайфуна" немецкое командование вряд ли сможет выделить много дивизий для этой операции. К тому же, даже успешное продвижение по такому длинному маршруту займет не меньше недели, а за это время советское командование успеет вывести свои войска из наметившегося котла. Но на всякий случай, оборонительные рубежи на этом направлении тоже готовились.

   Нашей дивизии предстояло защищать участок между городами Старая Торопа и Западная Двина, примерно в десяти километрах к югу от железной дороги. Нам было бы гораздо удобнее обороняться, если бы мы смогли продвинуться еще километров на двадцать дальше на юг. Там река Западная Двина делает крутой поворот, образуя полуостров, ограниченный с запада большими озерами. Но этот участок охраняет полнокровная немецкая дивизия, а наши немногочисленные войска и так размазаны по большому фронту. До сих пор нам приходилось сталкиваться только с разрозненными очагами сопротивления, слабыми и зачастую не имевшими общего командования. Там где возможно, наши соединения просачивались в промежутки между опорными пунктами противника, стараясь без необходимости не атаковать их в лоб. Но здесь пришлось бы столкнуться с организованным сопротивлением и подготовленной огневой системой.

   Даже если допустить, что мы сможем сосредоточить здесь побольше сил, и выдавить врага на южный берег реки, то это будет стоить нам больших потерь. Кроме того, на эту операцию уйдет много времени, и к началу "Тайфуна" мы не успеем подготовить линии обороны. Поэтому, наткнувшись на упорное сопротивление километрах в десяти от железной дороги, советское командование решило дальнейшее наступление в этом направлении прекратить.

   Еще перед началом строительства оборонительных сооружений, комдив предупредил, что раньше, чем в начале октября, цемент нам выделить не смогут, но тогда он уже станет нам не нужен. На броневые колпаки для ДОТов рассчитывать тем более не следует. Так что планировать можно только деревянно-земляные укрепления.

   Когда командир полка обсуждал совместно с нами план оборонительных линий, я предложил сооружать для всего личного состава блиндажи, выдерживающие прямое попадание 150мм снаряда, или в крайнем случае, 105мм.

   В ответ на мои наивные пожелания майор объяснил, что он желает сберечь личный состав не меньше чем я, и предпочел бы сделать каждому персональный бункер, непробиваемый любым оружием.

  -- Но давайте посчитаем, - продолжал он терпеливо, как учитель, объясняющий школьникам теорию относительности. - Чтобы перекрытие выдержало попадание снаряда 105мм гаубицы, его нужно сложить из бревен общей толщиной полтора метров. Допустим, мы успеем за оставшиеся дни заготовить нужное количество бревен и сложить из них укрытия, хотя столько времени германцы нам и не дадут. Но ведь мы планируем не одну оборонительную линию, а как минимум, несколько. То есть к началу немецкого наступления работы не только не будут закончены, а только едва начаты. Так что придется ограничиться крытыми щелями с противоосколочным покрытием толщиной примерно полметра. Не забудьте, что нам еще предстоит большой объем земляных работ, а также установка маскировки.

   Я прикинул, что начав работу двадцать шестого сентября, мы можем рассчитывать максимум на восемь дней, включая сегодняшний.

  -- А сколько мы сможем сделать за одну неделю?

  -- По нормативам как раз неделя требуется, чтобы создать одну полноценную линию укреплений - хорошо замаскированную, с блиндажами, с ложными сооружениями, отсечными позициями, и всем прочим.

   Увидев мое вытянувшееся лицо, майор меня успокоил. - Но это при нормированном рабочем дне, а мы будем работать все светлое время суток. Опять же, тщательной отделки окопов не будет. Сооружать в них настил, копать водоотводящие канавки, и прочие второстепенные работы мы делать не станем. Если на нас бросят танки, то долго нам здесь все равно не продержаться, и придется отойти на следующую линию. А если наступление отложат, то мы спокойно все доделаем. Еще один положительный момент, это то, что в этой местности не нужно создавать сплошную линию фронта, а достаточно оборонять проходы между озерами и болотами. В густых лесах, непроходимых для техники, будем ставить небольшие заслоны. Поэтому плотность обороны будет высокой, и каждому подразделению придется копать намного меньше окопов, чем обычно.

   - Сашка, не волнуйся, - успокоил меня комбат - все успеем выкопать, а леса здесь сколько угодно.

  -- К тому же без помощи нас не оставят. Нашей дивизии выделяют одну саперную бригаду из состава второй саперной армии.

  -- Какой армии? - переспросил я.

  -- Саперной, - повторил комполка. Их только начали формировать, поэтому ни грузовики, ни тракторы им еще не дали, только немного гужевого транспорта. Но зато у них имеется много топоров, кирок, лопат, пил, ломов, рукавиц и даже фортификационной проволоки, необходимой для скрепления бревен. Всем этим они поделились с нами, и эта помощь пришлась очень кстати. Ведь полковые запасы имущества были брошены во время августовского отступления, осталось только то, что было на дивизионных складах. Так что своего шанцевого инструмента нам бы не хватило.

  -- Это хорошо, - послышались одобрительные возгласы, - маленькой лопаткой много не накопаешь.

  -- Всего в бригаде насчитывается десять тысяч человек, - продолжал майор, - в основном нестроевые, или не попавшие в действующую армию по возрасту. Вместе с ними мы за неделю перекроем здесь все проходы своими укреплениями, а после начала немецкого наступления они будут готовить нам запасные рубежи.

   Это уже обнадеживает. Помниться, в нашей истории саперные армии сформировали уже ближе к зиме, когда немецкое наступление уже выдохлось.

   - С нас взамен потребовали обеспечить их личный состав оружием, - продолжал Козлов. - Им нужно только пятьсот винтовок для боевой подготовки и охраны, а мы дали им вдвое больше, чтобы отдариться.

   Пояснив ситуацию, майор наметил план инженерной разведки, которая должна была предшествовать работам по созданию оборонительной полосы. Конфигурация местности не давала противнику особого выбора, и вероятных путей движения у него было немного. Все они должны были перекрываться нашими фортификационными сооружениями. На танкоопасных направлениях наши оборонительные полосы должны были состоять из нескольких рубежей, позволяющих задержать наступление. Планировалось также создание ложных сооружений, которые должны были принять на себя огонь вражеской артиллерии.

   Первое, что комполка нам поручил, кроме разбивки линии окопов, это найти подходящие места для заготовки лесоматериалов. Деревьев тут хватает, но из-за многочисленных болот и топей вывезти бревна не всегда возможно. Поэтому для каждого рубежа придется искать свой источник бревен.

   Еще одна проблема, которая требовала безотлагательного решения, это наметить сеть подъездных путей. Болотисто-лесистая местность имела неоспоримые преимущества при обороне, но они же оборачивались недостатками при организации снабжения. Немногочисленные дороги, существующие здесь, не позволяли обеспечить подвоз боеприпасов ко всем местам наших будущих позиций. Поэтому нужно будет наводить гати в болотистых местах, а кое-где в лесах прорубать просеки.

   Честно говоря, первое время пользы от меня было мало. Распределять бойцов по разным видам работ и заведовать инструментом я поручил Свиридову. Бывший старшина имеет в этих делах хороший опыт, и справится с организацией работ лучше меня. Все, что от меня требовалось сделать, это показать, откуда и куда копать. Дальше командиры взводов уже сами наметили конфигурацию траншеи, помечая колышками все повороты и места для стрелковых ячеек. Закончив с разбивкой окопа, приступили к трассировке, обозначив границы будущей траншеи неглубокими бороздками. Теперь уже можно было переходить к первоочередным работам.

   Самой важной задачей, естественно, было сооружение туалетов, по одному на каждое отделение. Конструкция отхожего места была крайне простой, и состояла из глубокой канавы, прорытой на дне траншеи, и двух жердей, укрепленных над ней. На одну нужно садиться, а на другую опираться спиной. Может быть, я придираясь, но это сооружение не внушало мне доверия, и по моей просьбе на командном пункте возвели более привычный, классический вариант окопного туалета.

   Тем временем бойцы снимали дерн, чтобы потом сложить из него бруствер и использовать для маскировки. Обычно его нарезали кусками, и складывали в сторонке стопками. Там, где земля была помягче, дернину снимали широким пластом и сворачивали рулоном.

   Дальше по порядку отрывали ячейки и щели, соединяли их между собой и выкапывали ход сообщения в тыл. Свиридов внимательно следил за тем, чтобы солдаты сильно не утомлялись, и чередовали копание с более легкими работами, например утаптыванием брустверов. Впрочем, этот вид работы тоже был не самым простым. Внутреннюю часть бруствера желательно было делать максимально крутой. Поэтому, чтобы она не осыпалась, ее складывали из дернин и укрепляли жердями.

   Когда глубокие щели и блиндажи были выкопаны, уже привезли бревна. Для перекрытия узких щелей отпиливали короткие куски, а для блиндажей их обычно использовали целиком. Стволы толщиной меньше семнадцати сантиметров, так называемый накатник, шел на перекрытие ходов сообщения.

   Узнав, что поблизости находится небольшой песчаный карьер, бывший старшина страшно обрадовался такой находке, хотя лично я не понимал, какой нам от этого прок, если цемента у нас все равно нет. Но оказалось, что польза есть, и немаленькая. Мешки с песком служат гораздо лучшей защитой, чем те же мешки, но наполненные землей. Поэтому, если появилась такая возможность, ею обязательно нужно воспользоваться.

   Опасаясь, что несмотря на облачность, немцы вышлют авиаразведку, которая сможет заметить наши земляные работы, мы натягивали над окопами маскировочные сети, которых у нас было в избытке. Ими же накрывали повозки с бревнами. Впрочем, пасмурная погода с постоянно висевшими над головой тучами, активным полетам не способствовала.

   Чтобы заранее провести телефонную связь между всеми строящимися объектами, наши связисты добывали провод, где только могли. Например, они снимали со столбов линий электропередач медный канатик, и расплетали его, используя полученную проволоку на менее ответственных участках.

   Несмотря на завал работы, Свиридов воспользовался затишьем, и заставил весь личный состав роты пройти медобследование. Это было далеко не лишним. Царапины и легкие ранения, на которых солдаты обычно не обращали внимания, могли загнаиваться, поэтому их желательно было тщательно обработать. Вечером после работы бывший старшина собрал бойцов, у которых были проблемы с зубами, и отвел к зубному врачу из соседнего полка. В качестве компенсации за беспокойство Свиридов приготовил ему новенький Вальтер, благо трофеев у нас было предостаточно. Однако доктор и слышать не хотел о подарках, и несмотря на внеурочное время и то, что пациенты были не из его части, до утра ставил пломбы и выдирал зубы.

   Конечно, пока все работали, я сидеть без дела тоже не собирался. Авдеев вручил мне несколько книг по фортификации, в том числе "Наставление по инженерному делу для пехоты РККА", а наглядных примеров для лучшего усвоения материала вокруг было предостаточно. Постепенно теоретические знания, которые хранились где-то в дальних закоулках памяти, всплывали наружу, и я даже пытался искать недостатки в довоенных наставлениях.

   Что меня удивило, так это предусмотренные довоенными уставами маскировочные костюмы, с вплетенными в ткань пучками мочала, наподобие современных мне "кикимор". Значит, не такие уж и темные были наши предки. А ведь судя по книгам, увидев "лохматку" они должны открывать рот и выпучивать глаза от удивления. Может быть, к рядовому составу это и относится, но кадровые военные наставления должны были читать, и все иллюстрации в них просматривали.

   Несколько странным мне показался зимний маскхалат. Я хорошо помнил, как по воспоминаниям фронтовиков, так и по кадрам кинохроники, что в наших войсках использовался раздельный зимний маскировочный костюм. Он состоял из штанов и куртки, и был более удобным, чем длиннополый немецкий халат. Своими сомнениями я поделился с Авдеевым, конечно не раскрывая источника информации. Сержант был специалистом по охране, а не по тонкостям современного боя. Но он высказал предположение, что эти изменения ввели после Зимний войны с Финляндией, которая произошла как раз после выпуска данного наставления.

   - И еще смотрите, товарищ старший лейтенант, вот на этой иллюстрации изображен другой зимний костюм. На вид он не выглядит раздельным, и в описании ничего не написано о его устройстве. Но возможно это он и есть, просто авторы наставления сами точно о нем не знали.

   В книге было еще много чего интересного. Например, там рассказывалось о маске-веере, представляющей из себя проволочный каркас, к которому крепилась веревочная сеть с маскирующем материалом. В разложенном состоянии веер выглядел в зависимости от цвета, как зеленый куст или кучка земли. Предназначалась эта штуковина для маскировки снайперов и разведчиков. Предусматривалась наставлением также и самая обыкновенная маскировочная сетка на одного человека, которую бойцы должны постоянно носить собой, и в случае необходимости, вплетать в нее подручный материал.

   Специально для станкового пулемета существовал маска-чехол. Устроен он был весьма мудрено. К проволочному каркасу, изогнутому специальным образом, пришита зеленая ткань, и конечно же, окрашенное мочало. Судя по иллюстрации, результат такой маскировки должен быть впечатляющим.

   Просматривая описания различных видов маскировочных сетей, ковров и бахромы, я все больше проникался уважением к нашим военным инженерам, которые все это разрабатывали. Но окончательно меня добило другое наставление - "Пособие для бойца-танкиста", которое Авдеев подсунул мне для расширения кругозора. Полистав новенькую книгу, еще пахнущую типографской краской и со склеенными страницами, я первым делом обратил внимание на цветные иллюстрации. Для данного периода это само по себе было большой редкостью. Но то, что там было изображено, меня просто поразило. На картинках были показаны различные виды деформирующей окраски, призванной скрывать контуры машины. До сих пор я пребывал в уверенности, что такие способы камуфляжа появятся еще не скоро. Но если искусство маскировки уже достигло такого высокого уровня, то почему же все танки у нас имеют одноцветную окраску. Надо будет сообщить Куликову, чтобы занялся этим вопросом.

   Через пару дней мне уже удалось вполне самостоятельно разработать план следующей линии окопов, и даже составить его в двух вариантах: с большим объемом работ, и упрощенный. Комбат, осмотрев мой проект, довольно хмыкнул, и хлопнул меня по плечу.

   - Если бы ты не просидел в штабе всю свою службу в армии, а занимался делом, то из тебя мог бы получиться толковый командир. Возьми часть бойцов, и попробуй сделать ложные позиции. Если получится, то сможешь переходить и к более сложным задачам. А тут пока Свиридов покомандует. Сможешь к завтрашнему дню управиться?

   - Сделаем две линии траншей до вечера. Естественно, со всеми ходами сообщения.

   - Слушай, сейчас не до шуток.

   - Ну как знаешь. Если вторая линия не нужна, то так и скажи.

   Конечно, я бы не стал хвалиться, если бы не секретные сведения, поведанные мне дивизионным особистом. Не знаю, какие ксивы предъявлял Соловьев в штабе армии, и куда звонил, может быть даже в Москву, но он смог выбить для саперной бригады несколько плугов-канавокопателей. Тракторы в настоящее были не менее дефицитными, но их можно было выпросить в штабе дивизии. Поэтому я и рассчитывал перевыполнить данное мне задание.

   Результаты механизации земляных работ всех впечатлили. Трактор волочил за собой канавокопатель, за один час отрывая целый километр неглубокого хода сообщения. После этого нам оставалось только местами углубить его, и небрежно замаскировать получившийся окоп.

   Эта задача оказалась мне по силам. Кроме боевого охранения здесь никто не будет сидеть, да и оно покинет позиции сразу после начала вражеской артподготовки. Поэтому окоп получался сильно упрощенным. Глубина траншеи небольшая, стрелковых ячеек и щелей для укрытия мало, ниш для боеприпасов и раненых нет. Главное, что нужно было сделать, это выкопать глубокий ход сообщения для безопасного отхода. Его мы на протяжении сотни метров от окопа, то есть в зоне возможного обстрела, закрыли сверху накатником и замаскировали дерном. Оставшийся большой участок накрыли масксетью, под которую подкладывали жерди, чтобы она не провисала.

   Вечером, критически осмотрев результаты нашей бурной деятельности, Иванов все равно нашел, к чему придраться.

   - А где чучела и макеты пулеметов? Когда фрицы попруться, времени на их изготовление уже не будет.

   Обидевшись до глубины души за несправедливую критику, я пообещал все доделать завтра.

   Несмотря на загруженность строительными работами мне, по единогласному решению всех командиров роты, пришлось еще заняться обучением верховой езде. Этот вопрос был очень актуальным не только потому, что автомобилей в армии было недостаточно. Проходимость лошади намного выше, чем у машины, а зимой, когда все покрыто снегом, или в распутицу она станет самым скоростным видом транспорта.

   Для начала мне дали самую смирную кобылку, которая только нашлась во всем полку. Но почувствовав, что седок ее боится, и она начала проявлять характер. Как я слышал, для того, чтобы хорошо научиться ездить на лошади, надо хотя бы раз с нее упасть. Якобы после этого человек убедиться, что в этом нет ничего страшного, и перестав бояться падения, легко обучиться верховой езде. Но проверять эту теорию мне совсем не хотелось. Хотя в качестве манежа использовался луг покрытый густой травой и с мягким грунтом, но все равно, свалившись на землю, можно запросто что-нибудь себе сломать. Так что, сидя в седле, я продолжал судорожно сжимать поводья, и для верности еще придерживался за луку седла. Поэтому добровольные инструкторы, руководившие моим обучением, разрешали мне ехать только на первой скорости, то есть шагом.

   Чтобы получше подружиться с живым транспортом, я угощал его кусочками хлеба, щедро посыпанного солью. Заметив это, добрый Стрелин подсказал мне, что тут недалеко есть стог с какой-то особо вкусной травой, которую лошади очень любят.

   Послушавшись хорошего совета, я подъехал к указанной куче растительности, и взяв пучок побольше, протянул его лошадке, приговаривая. - На, попробуй. Эта солома тебе очень понравиться.

   Не знаю почему, но все бойцы, которые меня слышали, вдруг побросали свой шанцевый инструмент и стали не просто смеяться, а просто ржать. Ну да, как лошади. Вездесущий политрук, который бегал по окопам, следя одновременно за тем, чтобы солдаты копали побольше, и при этом умудрялись сильно не уставать, тут же примчался узнать причины веселья. Спросив у ближайшего красноармейца, что случилось, он выронил свой планшет, и схватившись рукой за живот тоже начал хохотать.

   Впрочем, Коробов быстро сделал серьезное лицо, и старательно сдерживая смех, подошел ко мне.

   - Это не солома, товарищ командир, это сено. А солома, это то, что лежит в телегах, которые нам боеприпасы привозят.

   Какая разница между ними я все равно не понял, и тут и там засохшие стебли растений, но решил при случае выяснить у Авдеева. Уж он-то точно смеяться не станет.

   Пока мы строили оборонительные позиции, я обдумывал, как можно заставить немцев ударить именно здесь. То, что мы нависли над левым флангом группы армий "Центр", и обозначили намерение захватить Великие Луки, конечно немаловажно. Но хорошо бы еще чем-нибудь поддеть противника, чтобы он отвлек на нас свои резервы. Но если все возможности для дезинформации противника уже исчерпаны, то у меня еще осталось последнее средство - это я сам.

   Если немецкая разведка будет точно знать, что я нахожусь здесь, то она начнет подталкивать армейцев к полномасштабной операции, с целью меня захватить, или хотя бы убить. К тому же они уже убедились, что там где я - там и наступление, а значит, окончательно уверуют в наши наступательные планы. Следовательно, осталось только оповестить немцев о моем присутствии, и сосредоточивание здесь крупной вражеской группировки будет почти гарантированным. Конечно, рискованно, но в этой местности немцы смогут атаковать наши линии обороны только в лоб, и стремительных охватов танковыми клиньями можно не опасаться.

   Приняв решение, я тут же принялся за реализацию своего плана. Вернее, я только связался с капитаном Соловьевым, а осуществлять самую трудную часть замысла предстояло уже ему.

   Через несколько часов мне уже доставили испуганного пленного офицера с искалеченной кистью руки. Он шел в сопровождении полкового особиста, не понимая, зачем его сюда привезли, и явно не ожидая ничего хорошего. Но все что я попросили его сделать, это предложить германскому командованию прислать офицера, желательно говорящего на русском или английском, для переговоров о передачи пленных немецких солдат. Растолковав немцу через переводчика, что от него требуется, мы с Таниным проводили его к передовым позициям, и вручив большую белую тряпку, привязанную к палке, показали куда идти. Не веря в свое освобождение, пленный еле передвигал ноги, поминутно оглядываясь. Наконец, убедившись что красные не собираются стрелять ему в спину, он быстро зашагал, сжимая белый флаг здоровой рукой. До леса, где начинались окопы противника, было километра два, но идти весь путь пешком ему не пришлось. Заметив своего офицера, немцы выслали ему навстречу мотоцикл, и быстро довезли к своим позициям.

   Ответного визита долго ждать не пришлось. Через пару часов из леса выехал тот же самый мотоцикл, в люльке которого сидел другой офицер, держащий белый флаг на высоком древке. Не доезжая до нас метров триста, мотоцикл остановился, и парламентер потопал к нам, настороженно озираясь.

   Прежде чем допустить немца ко мне, Танин лично обыскал его, и только убедившись в отсутствии оружия, пропустил дальше.

  -- Я лейтенант Браун. У нас не нашлось владеющих русским языком, но я хорошо говорю на английском - обратился он к нам - Что вы хотите нам сказать?

  -- Я предлагаю вам принять раненых, находящихся у нас в плену.

  -- Сколько вы хотите передать, и на каких условиях?

  -- Человек двести, в основном с ампутированными конечностями. Их состояние стабильное, но требуется хороший уход, а главное, достаточное питание и много лекарств. Как вы понимаете, мы даже свои красноармейцам не можем предоставить таких условий.

  -- Как я полагаю, вы хотите спихнуть нам инвалидов, не способных работать на ваших рудниках, а сами раструбите на весь мир о своем гуманизме.

  -- Знаете что, - вспылил я - вы захватили почти всю Европу которую заставляете работать на себя, вы сжигаете у нас целые деревни вместе с жителями, и еще осмеливаетесь говорить о гуманизме. Если же вас волнует реклама этой операции, то я гарантирую, что все ограничится вот такусенькой заметкой в газете - я показал сложенные щепоткой пальцы. - Причем все будет мотивировано исключительно нехваткой медикаментов в наших госпиталях.

  -- Разумеется, мы согласны, - поспешно ответил Браун, - я просто высказал свое личное мнение. А что вы хотите взамен?

  -- Сэкономить на лекарствах и питании для пленных. Я знаю, что наших раненных вы никогда не лечите, и сразу добиваете тех, кто не может сам идти. Так что двести инвалидов из числа наших пленных вы при всем желании найти не смогли бы. А менять здоровых на раненых здравый смысл вам не позволит. Так ведь?

  -- Я попробую что-нибудь сделать, но не обещаю.

  -- Ну, если вы согласны, то к вечеру подгоняйте сюда грузовик. Мы выставим флаг с красным крестом - это будет сигналом о том, что раненых привезли.

   Соловьев свое обещание выполнил, и к нам действительно привезли почти сотню пленных. Где особист смог их найти, и какие полномочия он предъявлял, чтобы их забрать, меня не интересовало. Раз капитан обещал сделать то, что я прошу, значит, власти на это у него хватит.

   Хотя среди раненых были и лежачие, но большинство все же передвигалось самостоятельно. Были и с целыми конечностями. Я даже немного встревожился, вдруг эти фрицы вылечатся, и снова вернуться на фронт. Но Танин заверил меня, что врачи отбирали только непригодных к военной службе.

   Едва бойцы развернули полотнище с намалеванным красным крестом, как из леса выехал грузовик. Первым рейсом забрали унтеров и офицеров, которых было не так уж и мало. Одни шли к машине сами, других несли на носилках. Санитары, сопровождавшие пленных, помогали им поудобнее устроиться в кузове, который предусмотрительно был выложен матрасами. Выглядели немцы ошарашено, так как водитель и приехавший с ним врач уже сообщили им об освобождении из плена. Когда грузовик вернулся из рейса, рядовые солдаты уже чуть ли не дрались за место в очереди. Все спешили вернуться домой, и боялись, что красные вдруг передумают отпускать их.

   Когда я утром снова приехал на передовую, здесь толпилось уже больше двух сотен немцев, перемотанных бинтами. Они сидели и лежали на повозках, оживленно переговариваясь. Даже лежачие больные, которые не могли встать, пытались приподняться и посмотреть, не едут ли за ними. Переводчик расхаживал среди них, и охрипшим голосом что-то повторял по-немецки.

   Видимо, разглядев в бинокль, что клиентов стало еще больше, немцы теперь прислали сразу три машины. Вместе с водителями приехал и лейтенант Браун. На этот раз он видимо получил особые указания и теперь сверлил меня глазами, стараясь хорошенько запомнить, только что не фотографировал. И действительно, немного помявшись, офицер предложил мне сделать совместную фотографию. Мой вежливый отказ он воспринял как должное. Все время, пока шла перевозка, Браун топтался поблизости, а когда в кузов погрузили последних солдат, он подошел ко мне с заговорщицким видом.

  -- Герр офицер, вы честно выполнили свои обещания, хотя мы ничего не гарантировали вам взамен. Но я могу вас порадовать. Мое командование с удовольствием пошло мне навстречу и распорядилось передать вам взамен ваших людей. Правда, советских пленных мы успели собрать немного, зато можем предоставить вам тысячу мирных жителей. Я полагаю, что несколько крестьянок и детей стоят одного нашего солдата, пусть даже искалеченного.

  -- Надеюсь, вы отбирали их только на добровольной основе.

  -- Честно говоря, мы просто отдадим вам жителей сел, лежащих в прифронтовой полосе. Их все равно приходится выгонять из своих домов, чтобы разместить наших солдат, так что они будут только рады. К тому же, - офицер наклонился поближе, якобы чтобы доверительно прошептать мне в ухо, а на самом деле, с целью еще лучше разглядеть меня - здесь нам с самого начала были не рады, в отличии от ваших западных областей. А за месяц оккупации нас стали ненавидеть все, даже полицейские, которые нам служат.

   Возить наших людей на машинах немцы, конечно, не стали, и погнали их своим ходом. Люди несли с собой большие узлы, в которых теперь заключалось все их имущество. Несколько счастливчиков везло свой скарб и детей на телегах, влекомых старыми клячами, не реквизированными немцами из-за своего почтенного возраста.

   Неожиданное появление тысячной толпы беженцев внесло такое замешательство, что я всерьез опасался, что противник воспользуется этим и неожиданно нападет. Но к счастью, немцы пока еще не подготовились к наступлению.

   Освобождение советских граждан повлекло за собой одну маленькую проблему. К нам приехал начальник политотдела дивизии Евдокимов, которого я до этого видел только один раз - во время награждения. Сначала он поблагодарил меня за все хорошее, что я сделал, а потом прозрачно намекнул, что готов принять мое заявление о приеме в партию.

   - Я готов дать вам свою рекомендацию. А вторую напишет товарищ Абрамавичюс. Это наш инструктор по агитации.

   Евдокимов ждал моего ответа, а я рассматривал инструктора и пытался сообразить, похож ли он на будущего олигарха, которому вполне мог приходится дедушкой. Хотя вряд ли. Кажется, дед будущего начальника Чукотки был не комиссаром, а совсем наоборот - политзаключенным, и сразу после присоединения Литвы его сослали в Сибирь.

   Наконец, вернувшись к вопросу, я придумал хитрую уловку, как мне избежать партийности. Со школы не люблю все эти собрания и тягомотину, которыми мучили пионеров и комсомольцев.

   - Не могу, товарищ полковой комиссар. А по какой причине, вам объяснит начальник особого отдела дивизии.

   Замполит помрачнел, но выразил надежду, что среди комсомольцев и беспартийных моей роты найдется много достойных людей, которые хотят вступить в партию. Разумеется, я с ним согласился. Да и не возвращаться же ему назад без добычи.

   К моему удивлению, желающих нашлось предостаточно. А узнав, что заявления принимает целый полковник, к нему ринулись все, кто провел на фронте хотя бы пару недель. Даже несколько бойцов, побывавших в плену, но отличившихся в последнем бою, набрались смелости и пристроились к хвосту очереди.

***

   Больше всего меня тревожило, что германское командование может поменять свои планы. Хотя я и понимал, что причин для беспокойства, в общем-то нет, но весь день 30 сентября провел как на иголках. К вечеру Соловьев привез мне хорошие новости. Наступление танковых дивизий на Севск началось там, где и планировалось, и наткнулось на подготовленную линию оборону. Вместо шестидесяти километров немцам удалось пройти за день только десять, и то лишь потому, что так было запланировано нашим командованием. Теперь вместо стремительного рывка танковой группе Гудериана предстоит медленно пробивать оборону наших войск, насыщенную противотанковыми орудиями. Выигрыш во времени, который получил Брянский фронт, будет использован для создания новых оборонительных рубежей.

   Помимо тех сведений, которые я смог вспомнить, также активно использовались разведданные, сообщавшие о номерах и расположении немецких частей. Они говорили о том, что группы Гота и Геппнера продолжают развертываться для наступления на Вязьму согласно прежнему плану.

   Обо всех важных событиях дивизионный особист извещал меня лично. После начала "Тайфуна" он заезжал ко мне с донесениями по несколько раз в день. Если насчет группы Гудериана я уже был спокоен, то в отношении нашего направления меня постоянно мучила неопределенность. Поэтому когда наконец что-то стало проясняться, у меня просто камень с души свалился.

   - Есть новости и о нашем участке фронта - еще с порога закричал Соловьев, и достав солдатскую книжечку, протянул ее мне. - Вот, смотрите, что наша разведка раздобыла. Даже языка не пришлось тащить, достаточно "зольдбуха".

  -- "89-й пионеер батальон, 5-я панцер-дивизия". - С трудом прочитал я немецкие слова. - Это что еще за пионэры такие, разведчики?

  -- Нет, так немцы называют саперов. Это значит, что 5-я танковая дивизия, которая до сих пор находилась в резерве, будет переброшена сюда. А саперы прибыли первыми, чтобы подготовить полосу наступления.

   Теперь оставалось ждать известий с Центрального фронта. Весь день второго октября я провел как на иголках. Новости запаздывали, да и приходили ко мне через множество инстанций. Но к вечеру уже можно было констатировать, что план операции "Тайфун" не изменился. 4-я и 3-я танковые группы вермахта ударили там же, где и нашей истории, но на этот раз их уже ждали. Наткнувшись на сильную оборону, подвижные немецкие части пытались маневрировать в поисках слабых участков, где можно было бы прорваться вперед. Но на направлении главных ударов их везде ждала подготовленная противотанковая оборона, и приходилось выбирать: или прорываться вперед, неся тяжелые потери, или планировать наступление в другом месте и тратить на это время.

Глава 13

3 октября

   Немцы умудрились начать атаку уже третьего октября, всего на один день отстав от наступления основных сил группы армии Центр. Хотя участок фронта, выделенный нашей дивизией для обороны, был достаточно протяженным и составлял километров пятнадцать, но только четверть из него была проходима для техники. Все остальное место занимали небольшие озера, болотца и густые леса. Численность дивизии к этому времени достигла девять тысяч человек - очень неплохо для осени 41-го года, и это не считая отдельные артдивизионы, приданные нам для усиления. Поэтому нашим войскам не пришлось растягивать свои порядки тонкой ниточкой. Наоборот, батальону выделили такой узкий участок, что комбат посчитал возможным выстроить оборону в три линии, причем позади нас находились полковые резервы, а еще дальше - дивизионные.

   Расположение оборонительных позиций диктовалось условиями местности, поэтому промежуток между первой и второй линиями окопов составляла метров пятьсот, а третья начиналась только через километр.

   Первый день боев принес нашему командованию две новости. Хорошая новость - это то, что немцы действительно клюнули на приманку, и вместо того чтобы направить танковую дивизию на Москву, загнали ее в эти болота. Правда, в конце августа как раз в этих местах успешно прошла на север третья танковая группа. Но тогда 22-я и 29-я армии были обескровлены, и поэтому просто отошли за реку Западная Двина, чтобы избежать окружения. А сейчас наши войска к встрече врага хорошо подготовились. Да и распутица в этих местах - вещь страшная, а ждать ее долго не придется.

   А плохая новость состояла в том, что наш батальон выбили с занимаемых позиций, и отбросили на пять километров. Самое смешное, что ни одного танка в этот день мы так и не увидели. Только в примитивных фильмах или книгах фашистская бронетехника тупо ломится на артиллерийские батареи, которые и сводят их под ноль. Надо признаться, что как раз советские танковые части так и наступали в начале войны. На самом же деле немецкая танковая дивизия очень насыщена артиллерией, которая и должна утюжить укрепления противника. А танки, конечно, если это не тяжелые танки прорыва, пускают уже в прорванную оборону. Вот когда они выходят на оперативный простор, то идут по тылам противника, сметая маленькие гарнизоны и легко проходя через наспех возведенные укрепления.

   Разумеется, за несколько дней немцы успели собрать достаточно разведанных, чтобы определить расположение наших войск на переднем крае обороны, и уничтожить их мощной артподготовкой. И конечно, мы это предвидели. С самого утра весь личный состав, кроме наблюдателей, находился в блиндажах и закрытых щелях. Поэтому, несмотря на значительные разрушения, причиненные нашим траншеям и дзотам, потери оказались небольшими.

   Моей роте досталась вторая линия окопов. Вообще-то, на самом деле она была третьей, но первая траншей была ложной, и мы ее не считали. Едва стихла канонада, как почти все бойцы из передовой линии перебежали по глубокому ходу сообщения к нам. Провода телефонной связи со штабом были перебиты, но комбат это предвидел, и заранее обговорил с ротными различные варианты действий. Если наступление начнется небольшими силами, то можно будет принимать бой, а если за нас возьмутся всерьез, то сразу связываться с таким врагом не стоит. Сначала его нужно заманить вглубь нашей обороны, где он увязнет и в прямом, и в переносном смысле.

   Поэтому после мощной артподготовки командир соседней роты, занимавшей первую траншею, отдал приказ на отход, а личный состав, уже ожидавший такого решения, провел отступление спокойно и без всякой паники. Эвакуировать артиллерию не пришлось, так как на передовой ее и не размещали. Две 37мм зенитки были замаскированы в лесу чуть дальше наших окопов.

   После артобстрела немцы стали осторожно выходить из леса. Наблюдатели доложили, что танков в боевых порядках противника не обнаружено, следовательно, это была просто разведка боем. Около сотни пехотинцев в сопровождении восьмиколесных бронеавтомобилей решили подойти посмотреть, остался ли у нас кто-нибудь в живых. Сначала они подкатили к ложной траншее. Даже после того, как гаубицы вывалили на нее полтысячи снарядов, все еще было видно, что изначально здесь была только неглубокая канавка, без всяких следов укреплений.

   Огорченные до невозможности напрасной тратой боеприпасов, фрицы направились дальше, подозревая что и со второй траншеей их тоже надули. Но их опасения были напрасны. Чтобы снова не расстраивать немцев, там осталось несколько пулеметчиков и автоматчиков. Перебегая от одной огневой позиции к другой, они обозначили активное сопротивление, вынудив немцев еще раз запросить помощь у артиллерии.

   Залегшая было вражеская пехота снова поднялась, и под прикрытием огневого вала подобралась к траншеи метров на тридцать. После этого метнув гранаты, германские солдаты ринулись вперед, и выбили из траншеи противника. Во всяком случае, это я полагаю, что они доложили своему командованию о яростном, но коротком бое. Еще минут десять там громыхали взрывы, и трещали автоматные очереди. С кем именно воевали немцы, осталось тайной. Все красноармейцы покинули позиции, как только там стали ложиться первые снаряды.

   Апофеозом сражения стал подбитый бронетранспортер, который не вовремя наехал на какую-то мину. Как он умудрился это сделать, ума не приложу, ведь после чудовищного артобстрела все мины должны были сдетонировать, да и было их установлено очень мало. Возможно, это просто была одна из немецких гранат-колотушек, запалы которых имели тенденцию к замедленному срабатыванию. Так или иначе, но взрыв раскурочил броневику колесо, и кое-как проехав несколько метров, оно отвалилось. Впрочем, это нисколько не помешало теперь уже семиколесной боевой машине двигаться дальше. Коварное нападение заставило нападавших снова залечь, и вызвало очередной шквал огня из всех стволов, которые у них были в наличии.

   Наконец, закончив зачистку траншеи, немцы ненадолго остановились, чтобы подсчитать потери свои и противника. Атака обошлась им по крайней мере в полтора десятка убитых. Именно столько тел, которые никто не собирался перевязывать, они сложили рядками. Сколько они в отчете указали наших потерь, не знаю, но вряд ли меньше, чем своих. Иначе начальство их по головке не погладит. Впрочем, из десяти наших героев, которые пусть и ненадолго, но приостановили продвижение врага, действительно не все вернулись невредимыми. Троих принесли на плащ-палатках, причем один из них уже не дышал.

   Фрицы тоже суетились со своими ранеными, оказывая им первую помощь. Потом, у них видимо, начался обед. В бинокль было видно, что они что-то достают из вещмешков и жуют. Это действо было для них чуть ли не священным, и переносить его из-за боя никто не собирался. К тому же, по нормам вермахта в обед съедалась половина суточного рациона солдата, а следовательно, после него еще полагался и отдых. Оттащив своих пострадавших в тыл, подкрепившись, и пополнившись еще одним взводом, немцы наконец-то решили продолжить разведку.

   Как только противник начал выдвижение, мы приготовились к бою, но пока не стреляли, чтобы подпустить его поближе. Однако, как это часто бывает в бою, получилось не совсем так, как мы планировали. Артиллеристы, обслуживающие зенитки, никогда раньше не видели врага так близко. Нервы у них не выдержали, и они без приказа открыли огонь, решив, что основное наступление уже началось.

   Результат был вполне ожидаемым. Скорострельные 37мм пушки прошили броневики целой очередью снарядов, заставив их вспыхнуть огненными шарами. А потом немецкие гаубицы разворотили наши артиллерийские позиции настолько быстро, что обслуга орудий еле успела попрятаться в щелях. Закончив с зенитками, немцы принялись утюжить наши окопы гаубичным огнем, сожалея, что в прошлый раз не уделили им достаточно внимания. Но обстрел мы пересидели в блиндажах, способных выдержать прямое попадание 105мм снаряда, так что потерь почти не было.

   Посмотрев, что стало с нашей системой укреплений, я решил что продолжать обороняться здесь уже не стоит. И линия окопов и запасные позиции была изрыты воронками. Комбат был того же мнения, так как вскоре ко мне примчался посыльный, принесший пакет с приказом об отходе.

   Для удобства отступления мы приготовили целых два хода сообщения, которые примерно в километре от нас спускались в небольшую балочку, по которой можно было скрытно передвигаться. Пока не началась очередная атака, бойцы спешили перевязать раненых и отнести их в тыл. Тем временем поступили доклады от командиров взводов обеих рот. Прямым попаданием снаряда накрыло одно из укрытий, где находилось человек пять. Еще насчитывалось около десяти раненых, но всех их уже отправили в медсанчасть. Плохо конечно, но учитывая, какой обстрел нам сегодня пришлось выдержать, потери были небольшими. По моим подсчетам, немецкая дивизия, наступавшая на широком участке фронта, должна была потратить за день не меньше пятисот тонн снарядов. Это больше одного эшелона с боеприпасами. А достигнутые при этом результаты были минимальны.

   Следующая оборонительная линия находилась в трех с половиной километров дальше. Она располагалась на небольшой возвышенности, ограниченной с одной стороны небольшим озерцом с топкими берегами, а с другой глубоким оврагом с несущимся по его дну стремительным ручейком. Здесь ширина района, который нам предстояло защищать, была значительно больше, чем на предыдущих позициях. Поэтому оборона батальона была построена классическим способом - двумя эшелонами.

   Ночью немцы нас не беспокоили, занимаясь ремонтом мостиков и дорожного покрытия, а на следующее утро повторили разведку боем. И опять их ожидал маленький сюрприз.

   Примерно на полпути к нашим траншеям находились ложные, расположенные между лесочком и болотом. Их занимало боевое охранение в составе одного взвода, и прикрывало небольшое минное поле. Внешне этот участок выглядел вполне подходящим для устойчивой обороны, и встреченные огнем нескольких пулеметов, немцы легко поверили, что здесь находятся наши настоящие позиции.

   На самом деле грунтовые воды, подходившие здесь близко к поверхности земли, не позволяли вырыть глубокие убежища. Поэтому, несмотря на кажущееся удобство, этот участок для обороны не годился. Хотя окопы были не полного профиля, а всего лишь основного, но на их дне хлюпала вода, постепенно поднимавшаяся все выше. Не помогала и заполненная хворостом водоотводная канавка, проложенная по дну траншеи. Если бы мы решили укрепиться именно здесь, то нам пришлось бы насыпать брустверы метровой высоты. Возвышаясь над равниной, они стали бы идеальной целью для вражеских артиллеристов.

   После массированного обстрела, которым немцы проутюжили ложные позиции, они потратили несколько часов, чтобы снять мины. Проволочное заграждение здесь было жиденьким, и состояло только из одной спирали Бруно. Ее преимущество состоит в скорости и бесшумности установки. Еще вчера здесь ничего не было, а ночью бойцы за полчаса растянули и закрепили проволочные цилиндры.

   Проходы в заграждении немецкие саперы проделали с помощью подрывных зарядов, прикрепленных к длинным шестам. Так было быстрее и безопаснее, чем резать проволоку ножницами. Нам приходилось только сожалеть, что все смертоносные ловушки, запрятанные в спирали, пропали впустую.

   Все это время противник вел беспокоящий огонь из гаубиц, который должен был помешать обороняющимся поднять голову. Маскировка, которую мы делали нарочито небрежно, была сорвана первыми же снарядами. Взрывы превращали ровные линии окопов в неровную цепочку воронок, раскидывая бревна, которыми были перекрыты блиндажи. Вскоре уже нельзя было разобрать, где что раньше находились, но снаряды продолжали старательно перемешивать землю. Даже бывалым солдатам становилось жутковато от такого зрелища, и нам оставалось только радоваться, что в этом море огня нет наших бойцов. Конечно, очередь дойдет и до нас. Но здесь перекрытия щелей, в которых мы будем укрываться от артналета, были сделаны в четыре наката и тщательно замаскированы.

   Наконец, все было готово к наступлению. Выдвинув минометы поближе к нашим окопам, немцы забросали их минами, а сами под прикрытием огня подползли поближе. Где-то в километре позади них маячили приземистые силуэты "Штуг", прикрывавших атаку. Как только обстрел прекратился, солдаты слаженно бросили гранаты, и стреляя на ходу ринулись вперед. Ворвавшись в окопы, они с удивлением увидели, что и тут никого нет.

   Это представление мы наблюдали в бинокли из своих замаскированных позиций. Благодаря трофеям весь командный состав был обеспечен оптикой, и теперь сержанты устроили для своих бойцов ликбез по наступательной тактике противника, смачно комментируя действия немцев.

   Сообразив, что до сих пор они имели дело всего лишь с предпольем нашей обороны, а теперь их могут ждать большие неприятности, немцы послали вперед саперов. Поползав по полю туда-сюда и убедившись, что мин больше нет, они радостно доложили об этом командованию. Снова вперед покатили восьмиколесные броневики, отдаленно напоминающие БТРы, но с большой башней и длинным стволом пушечки. Разрешить им кататься по нашим позициям мы конечно не могли. Разъяснить это немцам было поручено противотанковой сорокапятке. Из точно такой же я стрелял в свой первый день появления в этом мире. Это было всего две недели назад, а казалось, что прошло полжизни.

   В отличии от меня, артиллеристы вели огонь гораздо точнее и намного быстрее. Выбрав своей целью два ближайших бронетранспортера, они с молниеносной скоростью начали их обрабатывать. Буквально за десять секунд было выпущено четыре снаряда. Четыре попадания - по два на каждый, и броневики горят, весело разбрасывая снопы искр. Уцелевшая техника развернулась, и резво поколесила обратно, спеша пожаловаться своим большим братьям.

   Молниеносность обстрела и хорошая маскировка орудия не позволили врагу заметить местонахождение артиллерийской позиции, поэтому и гаубицы, и пушки самоходок молчали. Солнце уже давно перевалило через зенит, поэтому, пользуясь передышкой, мы начали обедать. Бойцы торопливо глотали кашу, понимая что долго затишье продолжаться не может. И действительно, тишина, внезапно повисшая после ухода вражеских войск, вскоре была нарушена гулом моторов. Немецкое командование сообразило, что нашло главную полосу обороны, и решило, что настал черед тяжелой техники.

   На этот раз я наконец-то увидел танки. До сих пор мне попадались только самоходные орудия, да и те в сгоревшем виде, а теперь на поле перед нашей позицией выползло сразу полтора десятка "троек" и "четверок". На расстоянии свыше километра небольшие снаряды сорокапяток не могли причинить им вреда, поэтому в дело вступили более мощные орудия, до сих пор дожидавшиеся своего часа. Сначала открыла огонь 85мм зенитка, а когда враги приблизились на расстояние километра, подключилась ЗИС-2. Сделав несколько выстрелов, артиллеристы быстро ставили пушку в походное положение и меняли позицию.

   Вспышка выстрела у этих орудий была намного сильнее, чем у маленькой сорокапятки, и немецкие наблюдатели быстро засекали, откуда по ним бьют. Очень скоро в ответ начинали стрелять трехдюймовые пушки самоходок и даже гаубицы, расположенные где-то за дальним лесом. Каждый раз в течении этой своеобразной дуэли мы с замиранием сердца гадали, успеют наши артиллеристы сменить позицию, или нет.

   Быстро потеряв несколько машин, танкисты поняли, что прорваться к нам будет весьма затруднительно, и стали пятиться назад, опасаясь поворачиваться к нам боком. Пару танков, подбитых самыми первыми, и стоявшими дальше всего от нас, они зацепили тросами и потащили за собой. Но четыре машины все же осталась на поле боя.

   Как только стемнело, несколько бойцов, вызвавшихся добровольцами, вооружились гранатами и бутылками с КЗ, и отправилось к подбитым танкам с целью сделать их ремонтонепригодными.

   Тем временем другие красноармейцы помогали саперам тащить тяжелые противотанковые мины. Если немцы не станут повторно проводить разминирование, то хоть один танк, да подорвется.

   Мин у нас слишком мало, поэтому приходится расходовать их очень экономно. Комполка логично рассудил, что перед первой атакой вражеские саперы обязательно проверят наличие минного поля, а вот во второй раз могут этого и не сделать. Поэтому наши небольшие запасы противотанковых мин мы используем именно сейчас. Так от них будет больше пользы.

   Рассвет пятого октября встретил нас непривычной тишиной. На нашем участке не было ни артподготовки, ни бомбардировок. Просто самый обычный восход солнца на фоне лесного пейзажа. Зато по контрасту со спокойствием, царившим на нашем рубеже, отчетливей стала слышна канонада слева от нас.

   Расположившись на узенькой доске, прибитой разведчиками между ветками высокого дерева, я с тревогой рассматривал в бинокль позиции 259-го полка, державшего оборону восточнее нас. То, что я видел, мне очень не нравилось. На наших соседей лезло сразу около сорока танков и с десяток броневиков, а вспышки орудий, поддерживавших немецкое наступление, были многочисленны как огоньки на новогодней елке. Разумеется, боевые порядки немцев постоянно накрывало меткими залпами нашей артиллерии, и свой путь они устилали трупами. Позади продвигающихся цепей оставались островки горящей техники. Но все-таки натиск оказался слишком силен, чтобы его можно было легко сдержать. Было похоже, что враги решили пробиться вперед несмотря ни на какие потери. Постепенно немцы выбили наши войска с двух позиций, остановившись лишь для того, чтобы навести переправу через ручей, на илистых берегах которого могли увязнуть даже танки. Здесь им пришлось задержаться, ожидая, пока саперы разминируют берег и наведут мостики, способные выдержать тяжелую технику.

   К этому времени наши артиллеристы уже должны были получить подкрепления. Воспользовавшись заминкой противника, гаубичные дивизионы открыли ураганный огонь, сметая с берега ручья вражескую пехоту. Тяжелые снаряды повредили даже несколько танков, которым повезло оказаться близко от места взрыва. Первый сегодняшний натиск был отбит со значительным уроном. Полтора десятка единиц бронетехники осталось дымиться на месте битвы или было оттащено в тыл на буксире. Убитых и раненых, многих из которых бросили на поле боя, как мне показалось, насчитывалось не меньше четырехсот. Если учесть, что численность батальона, державшего оборону, была ненамного больше, то результат был однозначно в нашу пользу.

   Поерзав на неудобном сиденье, я повернулся в другую сторону и попытался рассмотреть, что происходит на правом фланге. Там шло сразу два боя. Один, километрах в трех отсюда, а другой еще дальше. Что там происходит, с моего наблюдательного пункта было видно плохо, но если судить по интенсивности перестрелки, то схватка там была жаркая. Немцам надоело топтаться на одном месте, и они твердо вознамерились прорвать нашу оборону, и по возможности, сразу в нескольких местах.

   Весь день канонада гремела со всех сторон, то приближаясь, то удаляясь, но не замолкая ни на минуту. Советские войска пятились назад, постепенно сдавая траншею за траншеей, и я начал опасаться, что так мы скоро попадем в окружение. К вечеру наступательный порыв фашистов казалось бы, совсем утих, но перед заходом солнца снова вспыхнули яростные перестрелки.

   Спать командный состав роты не ложился. Мы ждали у телефона, выслушивая сообщения и отмечая на карте изменения линии фронта. Меня все время не отпускало напряжение. Казалось, что сейчас на нас выкатится танковая лавина, и в темноте артиллерия не сможет ничем помочь.

   Однако время шло, а нас никто не атаковал. Осветительных ракет мы не жалели. Разведчики, выдвинувшиеся далеко за передний край обороны, где они лежали замаскировавшись, внимательно следили за перемещениями врага, но ничего подозрительного не видели. Я решил пока подремать, строго настрого предупредив всех разбудить меня, если случиться что-нибудь важное. Похоже, что сегодняшний длинный день наконец закончился. Но настырные немцы имели свое мнение на этот счет. Пользуясь темнотой, им удалось подползти к одной из траншей и ворваться в нее. Пока там шел рукопашный бой, подоспели танки и гусеничные бронетранспортеры, которые не задерживаясь прошли дальше. Оставив уже ненужный окоп, нашим пехотинцам пришлось отойти. Только не назад, где пустая траншея следующей линии обороны уже была захвачена, а на соседний рубеж.

   Остановить врага удалось только на запасных позициях у железной дороги, где размещались хозвзвод и некоторые тыловые службы. Встретив неожиданный отпор, подкрепленный гаубичным огнем вызванной на помощь артиллерии, немцы ослабили свой натиск. Конечно, они быстро поняли, что перед ними лишь несколько десятков солдат без пулеметов, а артогонь никем не корректируется. Но за это время успел подойти полковой резерв. Две роты с полным вооружением и взводом противотанковой артиллерии заняли подготовленные позиции, лишив фашистов возможности проскочить вперед наскоком. Продвинуться дальше они могли только после тяжелого боя. Окончательно склонил на нашу сторону чашу весов артиллерийский наводчик с рацией. Заметив, что снаряды стали ложиться прицельно, немцам не осталось ничего другого, как прекратить неудачную атаку.

   Все эти подробности я узнал уже под утро, а ночью мы просто получили приказ отойти назад, оставив свои позиции без боя. Опасаясь окружения, батальоны справа и слева от места прорыва оттягивались назад, и постепенно вся дивизия оказалась прижатой к насыпи железной дороги.

   Как только мы заняли запасные позиции, я сразу принялся выяснять обстановку. Телефонный провод к командному пункту был проведен заранее, оставалось только подключить к нему аппарат. Разговор с комбатом прояснил ситуацию, но настроения не улучшил. Помимо угрозы прорыва, утром нас еще ожидало улучшение погоды, что почти автоматически влекло за собой авианалет. Бороться с самолетами мы могли только с помощью обычных пулеметов. В подразделении имелось некоторое количество скорострельных 37-мм зенитных орудий, но они предназначались для борьбы с бронетехникой. Так как маленький калибр мог пробить танковую броню лишь на небольшом расстоянии, то эти зенитки располагались практически на переднем крае, и демаскировать их позиции категорически запрещалось.

   Представив себе Юнкерсы, пикирующие на наши окопы и несущие с собой смерть, я поежился. Как было бы хорошо, если бы они так и продолжили падать, пока не врезались в землю. И тут мне вспомнилась история про маленький английский паровозик, который успешно боролся с пикировщиками. Британцы подошли к созданию противовоздушной обороны с некоторой долей своего знаменитого юмора. Они построили поезд, который был уменьшенной копией обычного, и пустили его по узкоколейке. Пилоты Юнкерсов, пытавшиеся бомбить состав, видя его маленькие размеры считали, что земля еще далеко. Поэтому самолеты выходили из пикирования слишком поздно и врезались в землю.

   Времени, чтобы построить паровоз у нас не было, но к счастью это и не требовалось. Вместе со Свиридовым, с которым я поделился со своей идеей, мы составили список материалов, которые нам необходимы для сооружения макетов. Мы решили сделать в масштабе один к двум повозки, пушки, чучела людей и даже лошадей. Особого сходства не требовалось, фашистские летчики будут смотреть на нашу самодеятельность с высоты несколько сот метров. С ложными пушками и пулеметами было еще проще, так как для пущей достоверности они будут частично закрыты маскировкой.

   Комбат от нашей выдумки пришел в настоящий восторг. Сооружение ложных конструкций современным уставом предусмотрено, но без изменения масштаба, а делать что-то новое всегда особенно приятно. Поэтому он пообещал тут же прислать нам все необходимое и предложить нашу идею другим подразделениям.

   В моделировании приняли участие все свободные красноармейцы. Проще всего было сделать маленькие фигурки солдат. Их сшивали из кусков брезента или старой формы и набивали землей. Пушки с пулеметами сколотили из снарядных ящиков и кусков бревен. Раскрашенные зеленой краской, издали они выглядели весьма правдоподобно.

   К рассвету наши макеты были расставлены и разложены по своим местам. Выглядело все очень натурально: Пара телег, сломанная пушка, лежащая на боку. Еще две, якобы целых, спрятаны под кустом. Фигурки людей валяющиеся на земле или прячущиеся в укрытиях.

   Пока самолетов не было, бойцы спешно доделали чучело лошади и положили его рядом с повозкой. Вокруг уже было намечено несколько ям, имитирующих воронки. Ложные орудия в натуральную величину, которые были здесь установлены еще при сооружении позиций, спрятали подальше под деревьями.

   Услышав характерный гул, все разбежались по укрытиям. Сколько летит самолетов, за облаками было не видно, но армада явно была немаленькая.

   Еще на подлете фашистские стервятники разделились на несколько групп, и одна из них направилась к позициям нашего батальона. Это означило, что сегодня настала наша очередь отражать нападение. Не сумев сходу прорваться на одном участке, немцы тут же бросали все силы на другой, надеясь, что там никаких резервов уже не осталось.

   Низкие облака, висящие над нами, вынуждали фашистских пилотов сбрасывать бомбы очень низко, так как иначе у них не осталось бы времени для прицеливания. Поэтому условия для проведения эксперимента были самые подходящие. Никаких ориентиров искусственного происхождения, видимых с воздуха, в радиусе километра отсюда не было. Пилот первой "шутки", вывалившейся из облаков, заметил на свою беду плохо укрытые мини-пушки, и выбрал их в качестве цели. Для полной реалистичности к Юнкерсу с земли потянулись черточки пулеметных трассеров. Надо было убедить фашистов, что здесь действительно располагаются наши войска.

   Как и планировалось, летчик сбросил бомбы на небольшой высоте, и напрасно пытаясь выровнять самолет, упал в лесу недалеко от наших позиций. Соседнему батальону повезло еще больше. Там один за другим сразу два стервятника задели верхушки деревьев, и рухнули на землю, взорвавшись с ласкающим слух грохотом. Можно было констатировать, что опыт по снижению эффективности авиаударов противника с помощью оптического обмана прошел успешно.

   Впечатленные гибелью своих товарищей, от которых теперь остались только столбы черного дыма, немцы бросились врассыпную. Строй сразу распался, теперь каждый был сам за себя. Некоторые пилоты решили уйти на бреющем полете, но большинство предпочло скрыться за спасительной пеленой облаков.

   Натолкнувшись на невиданную точность зенитного огня, уничтожившего сразу три машины, немцы предпочли больше не рисковать. Гул моторов удалился в сторону юга, а беспорядочно сброшенные бомбы взрывались уже далеко от наших позиций. Возможно, некоторые из них даже достались самим фрицам.

   Больше в этот день самолеты нас не беспокоили. Вечером комбат рассказал мне, что всего из трех десятков бомбардировщиков, участвующих в налете, немцы потеряли четыре. Одна из "штук", пилотируемая неопытным пилотом, после стремительного бегства заблудилась в облаках и приземлилась на нашем аэродроме. После допроса летчика выяснилось, кто его так напугал, и на счет нашего полка записали еще один Юнкерс.

   Тем временем противник явно стягивал в нашу сторону свои резервы. Было слышно, как за рощей урчат моторы десятков танков. Приходилось только надеяться, что не все из них попрутся на наш батальон. В противном случае нам придется очень и очень плохо.

   Потратив несколько часов на доразведку местности и подтягивание своих сил, немцы ринулись в яростную атаку. У них были все основания предполагать, что здесь заканчивается главная полоса нашей обороны, и прорвав ее, они смогут двигаться дальше без остановки. И в самом деле, глубина обороны, которую наша некомплектная дивизия наспех построила, не могла превышать десяти километров. Учитывая, что нам было желательно удержать железную дорогу, с точки зрения военной науки она естественным образом становилась нашим последним рубежом. Так что в этот бой фашисты шли, решительно настроившись выбить нас отсюда.

   Надо сказать, что укрепления здесь действительно готовились как для последнего боя. Блиндажи перекрывали бревнами не в три-четыре наката, как обычно, а в пять. Почти у каждого отделения был пусть небольшой, но дзот. В полукилометре от передовой было приготовлено несколько крошечных минных полей, главной целью которых было выиграть немного времени. Еще один ряд мин был установлен в сотне метрах от окопов. Все окрестные леса были буквально нашпигованы ложными орудиями. Было даже сложено из земли два танка. После окончания налета с них сбросили ветки и воткнули обратно жерди, игравшие роль пушек. Рядом были заложены несколько небольших зарядов, приводимых в действие с помощью бикфордова шнура. Они должны были имитировать выстрелы пушек.

   Первый натиск, который был скорее разведкой боем, пришелся на позиции наших соседей. Что у них происходило, мне было не видно, но судя по яростной перестрелке, там было совсем не скучно.

   После короткого затишья из леса выползло сразу штук сорок танков в сопровождении не меньше чем двух батальонов пехоты. Врагов было так много, что на этот раз досталось не только соседнему батальону, но и нам. Хотя, наверно, будет правильнее сказать, что досталось фрицам. Совместным огнем две 85-мм зенитки и батарея ЗИС-2 сразу подбили пару танков, заставив остальных попятиться. Какой-то шибко умный водитель Pz-3 решил сманеврировать, чтобы скрыться от обстрела за холмиком, и ненадолго повернул свой танк боком к нашим орудиям, за что тут же поплатился.

   Но это было только начало. Выяснив, пусть и ценой больших потерь, расположение наших орудий, противник сосредоточил на них огонь своей артиллерии, а затем, под прикрытием огненного вала, повторил атаку.

   Несмотря на яростный обстрел, наши батарейцы, успевшие поменять позиции, снова начали отстреливать одну за другой вражеские машины, не забывая и о пехоте. Вместе с минометчиками они тоже устроили огненный вал, который с большой эффективностью косил находящуюся на открытом месте пехоту и заодно мешал вражеским наблюдателям корректировать стрельбу. Но все-таки теперь плотность нашего огня явно уменьшилось, а значит, без потерь у артиллеристов не обошлось. Если бы у немцев хватило духу довести атаку до конца, то ее последствия для нас были бы непредсказуемыми. Даже в укрытиях были раненые и погибшие. Примерно одна треть дзотов была разрушена. Немцы на всякий случай обстреляли всю глубину позиций, и близким разрывом снаряда засыпало землей мой наблюдательный пункт. К счастью, запасной остался вполне целым, но пока я до него добежал, пару раз приходилось выбираться на поверхность, так как ход сообщения был завален.

   В общем, если говорить откровенно, дело было плохо. Стоило немцам подойти чуть ближе, и наша артиллерия уже не смогла бы нам помочь, опасаясь задеть своих. Но к счастью, возмущенные невиданными потерями, враги решили отойти. Сначала танки, которые могли поддерживать связь с командованием по рации, остановились, и пальнув пару раз для профилактики, поползли назад. За ними потянулась и пехота, потерявшая почти весь офицерский состав. При том количестве пулеметов и снайперских винтовок, которые у нас были, подойти ближе чем метров на триста вражеским командирам не удавалось.

   В этом бою я первый раз увидел, как из противотанкового ружья смогли подбить танк. Засевший на фланге опытный боец с крепкими нервами подпустил врага поближе, и с расстояния всего сотни метров смог попасть в ведущее колесо. Немецкий мехвод быстро успел остановить машину, не давая ей развернуться, но для нашего противотанкиста это было только на руку. Он выпустил несколько пуль прямо по бензобаку, и красивые всполохи огня сразу же накрыли вражескую машину.

   Чтобы не расстраивать немцев, которым скорее всего, и так оставалось недолго жить, комбат приказал оставить окопы. Раз уж вражеская артиллерия успела по ним пристреляться, то лучше отойти на запасные позиции. Следующая траншея располагалась в километре отсюда, и была вырыта уже перед самой линией железной дороги. Долго держаться там мы тоже не собирались. Главное дотянуть до вечера, чтобы можно было спокойно переправить всю технику на ту сторону насыпи. В узкий туннель, который был под ней прорыт, можно было протиснуть лишь маленькие сорокапятки. А ближайший переезд находился километрах в двух отсюда, и наверняка обстреливался.

   До ночи мы дотянуть смогли. Захватив с боем опустевшую траншею, немцы тут же начали окапываться, и явно не спешили наступать дальше. Я вполне разделял их желание не ввязываться в бой с превосходящим противником, каковым мы друг друга считали. Но к сожалению, нашего мнения никто не спрашивал. Вместо того, чтобы подождать до утра, ретивое немецкое командование решило ковать железо, пока оно горячо, и добить убегающих русских, то есть нас.

   Но тут их ждал маленький сюрприз. До сих пор дивизионная артиллерия находилась в пяти-шести километрах от передовой, что позволяло ей эффективно обрабатывать вражеские позиции и в тоже время находиться за пределами досягаемости полковой артиллерии немцев. Во время ночной суматохи, когда было неясно, где находится враг, и куда он сможет продвинуться, гаубичный дивизион, находящийся у нас за спиной, эвакуировать не успели. Но как говориться, не было бы счастья, да несчастье помогло. Тяжелые орудия изготовили для стрельбы прямой наводкой и тщательно замаскировали.

   Хотя для расчетов, почти не защищенных маленьким орудийным щитом это было очень опасно, но артиллеристы искренне радовались, что наконец-то своими глазами увидят результаты своей работы. Для чистоты эксперимента решили открыть огонь с максимальной прицельной дистанции. Нам надо было на практике выяснить эффективную дальность огня по бронированным целям, и заодно попытаться отпугнуть фрицев. Отойти назад в самом начале атаки для них было безопаснее, чем когда они втянутся в огневой мешок.

   Первые же результаты нас порадовали. Снаряд, выпущенный 122мм гаубицей, сбросил башню с ехавшей впереди троечки. Корпус танка еще продолжал по инерции двигаться, а в дело уже вступили следующие орудия. Шедшей рядом с ней четверке немножко повезло. Осколочно-фугасная граната, выпущенная ей прямо в лоб, пробить броню не смогла. Следующему снаряду лобовая броня панцера, усиленная дополнительной плитой, тоже оказалась не под силу. Но мощный удар вызвал детонацию боекомплекта, и танк вскрыло изнутри как консервную банку. В общем, наш расчет оказался верным. Встретив серьезный отпор, и еще не втянув в бой основные силы, немцы предпочли отойти.

   Как только стемнело, все наши машины и орудия, остававшиеся по эту сторону насыпи, стали подтягиваться к переезду. У нас еще было время, и в ожидании нашей очереди бывалые солдаты успели вздремнуть несколько часов. Затем мы тоже получили приказ оставить позиции. Часть пехотинцев налегке перебралось через насыпь, а остальные сопровождали повозки с нашим имуществом. Немножко поплутав в темноте, наши разрозненные отряды снова встретились, и заняли предназначенные для них траншеи. К нашему приходу все уже было готово. Тыловые службы даже растопили в блиндажах печки, что было очень кстати, ведь ночи были уже очень холодными.

   Помимо стандартного набора оборонительных сооружений, здесь было еще и кое-что новенькое. В качестве сюрприза для фрицев была приготовлена ложная дорога через болото. Саперы выкопали колею и уложили в нее жерди и вязанки хвороста. Не поленились они и покатать по ним запасное колесо, одолженное у одной из полуторок, чтобы оставить вполне правдоподобные следы. В прямой видимости оттуда наших позиций видно не было, и можно было надеяться что сюда заедет какой-нибудь грузовик или даже целая колонна техники. На большую добычу рассчитывать конечно не приходилось, но смысл был в другом. Во-первых, столкнувшись один раз с таким коварством, немецкие саперы теперь тщательнее станут все проверять. Теперь уже не только на предмет мин, но и проверяя само наличие дороги. А во-вторых, они должны будут сообразить, что теперь мы возлагаем все надежды только на хитрости и уловки, а значит, серьезных укреплений у нас здесь больше нет.

Глава 14

7 октября 1941г.

   Утром наступление продолжилось, но как-то вяло, совсем не похоже на яростный натиск, который мы отбивали в предыдущие дни. Вражеские гаубицы почти не работали, атаку поддерживали в основном минометы и полевая артиллерия, которую подтянули к переднему краю. Опасаясь орудий ПТО, немецкие танки остановились далеко от наших позиций, чтобы подавлять наши огневые точки с безопасного расстояния, и дальше шла только пехота. Казалась, что единственной целью фашистов было убедиться в том, что мы здесь, на месте, и никуда уходить не собираемся. Подпустив противника на четыреста метров, начали стрелять наши пулеметы, которыми сразу было уничтожено до взвода пехоты. Попав под плотный огонь, немцы тут же залегли и стали отходить. После этого фрицы оставили нас в покое, вернувшись к исходному рубежу. Пару танков они по уже сложившейся традиции оставили дымиться на поле боя.

   Хотя результаты короткой стычки в целом можно было назвать успешными, но немцы смогли уничтожить два наших орудия. Еще одна пушка была исправной, но ее расчет посекло осколками от близкого разрыва снаряда. Учитывая немногочисленность нашей артиллерии это было серьезной потерей. Для пополнения поредевших расчетов сводной батареи ПТО, куда теперь входило четыре разных типа орудий, мы выделили человек десять пехотинцев. Подносчиков снарядов и заряжающих теперь было достаточно, но вот опытных наводчиков, которые играют главную роль при стрельбе прямой наводкой, не хватало. Пришлось к орудийным прицелам становиться уцелевшим командирам артиллерийских взводов.

   Мы ждали следующего визита фрицев после обеда, который немецким солдатам пропускать не положено. Но новая атака почему-то не начиналась. Очень похоже на то, что в пылу наступательного порыва фашисты растратили все боеприпасы, и теперь не знают, что делать.

   К вечеру полковые разведчики притащили языка, который подтвердил наши предположения о том, что снаряды у немцев на исходе, и они ждут пока привезут новые. Эта информация получила подтверждение еще от нескольких источников, притащенных на других участках фронта. Один из пленных, служивший в полковой артиллерии, и поэтому более информированный, поведал интересные подробности, которые Соловьев тут же пересказал мне.

   Оказывается, в артиллерии танковой и пехотной дивизий, которые вели здесь наступление, был истрачен весь лимит снарядов, отпущенный для проведения операции. Поэтому нужно было не просто подвезти боеприпасы, но сначала выпросить их у командования. Учитывая, что все немецкие танковые группы должны были натолкнуться на подготовленную оборону, запасов снарядов у фон Бока оставалось очень мало.

   Эта задержка нам на руку. Небо уже не просто хмурилось, а время от времени проливалось дождиком. Пусть пока коротким и реденьким, но скоро зарядят затяжные осенние ливни, и эта местность покроется непролазной грязью.

   Но вообще-то, трудно сказать, какая погода для нас лучше. Сейчас, пока деревья и кусты покрыты листвой, нам удобно маскировать оборонительные позиции, но зато немцы могут быстро передвигаться по сухим дорогам. Когда начнется распутицы, вражеской технике придется плохо, но опадет листва, и наша маскировка ухудшиться. Первые холода однозначно будут благоприятствовать немецкому наступлению, так как вся грязь замерзнет, и дороги станут проходимыми для машин. А к тому времени, когда начнутся настоящие морозы, наступательный порыв вермахта уже выдохнется, и он перейдет к обороне, так что страдать от холода придется уже нашим войскам, перешедшим в контрнаступление. Получается, что чаще всего погода, будет против нас.

   На следующий день, восьмого октября, мне позвонил дежурный из штаба полка.

   - Товарищ командир, вам танки прислали. Танкисты просят вас подойти.

   Удивившись, почему прислали именно мне, а не командиру полка, я отправился в расположение штаба. Там меня ожидало несколько человек в танкистской форме, возглавляемых лейтенантом.

   Внимательно проверив мои документы, командир танкистов попросил предъявить мое удостоверение сотрудника ГУГБ НКВД. Ничуть не удивившись тому, что фамилия во втором документе была другой, лейтенант достал блокнот, и тщательно сверил номер удостоверения со своими записями. Наконец, убедившись в моей личности, он вытянулся, подал команду "смирно" своим танкистам и доложил по форме.

   - Товарищ лейтенант госбезопасности, - после маленькой заминки он поправился - Товарищ старший лейтенант, танковый взвод прибыл в ваше распоряжение согласно предписания для проведения войсковых испытаний. Командир взвода лейтенант Яковлев.

   - Вольно, лейтенант. Приступим к осмотру вашей чудо-техники.

   Меня провели в рощицу, где под маскировочной сетью угадывались очертания двух тридцатьчетверок.

  -- Маловато у вас танков для взвода, лейтенант.

  -- Так точно, только два танка в наличии. Но зато новейшие образцы. Сам товарищ Малышев осматривал новую технику.

  -- Это который Малышев?

  -- Нарком танковой промышленности. Наркомат только недавно образовали, и вы о нем наверно еще не знаете.

  -- Действительно, мы тут на фронте не успеваем следить за всеми событиями.

   Тем временем сеть с танков сняли, и можно было их осмотреть. Увиденное меня приятно удивило. Первое, что бросалось в глаза - это командирские башенки, которые должны были появиться в массовом производстве только через пару лет. Мне приходилось видеть разные варианты таких башенок, но в этих сразу бросалось в глаза наличие не только горизонтальных обзорных щелей, но и вертикальных. Вряд ли это добавляло прочности, но хороший обзор в бою очень важен. Следующее отличие от современной техники - наличие многочисленных поручней для пехотинцев, которые должны будут ехать на броне. Еще к ним очень удобно привязывать ветки и прочую маскировку. Лобовой лист танка был усилен наспех приваренной плитой толщиной сантиметра полтора.

   Вообще, новшеств было много, но все они были достаточно несложными. Вносились только те изменения, которые можно было сделать без остановки всего производства, но в то же время приносили существенную пользу. Так, например, было приварено сцепное буксирное устройство, и танк теперь мог перевозить прицеп или орудие. Скорее всего, постепенно будут исправляться и другие недостатки, присущие новой машине.

  -- А это кто приказал сделать? - Я указал на надпись, выведенную белой краской на башне: "На Великие Луки".

  -- Так товарищ Малышев, когда узнал, куда эту технику направляют, очень обрадовался, и рассказал нам, что Великие Луки это его родной город. Он очень надеется, что его скоро освободят.

  -- Очень хорошо, пусть надпись остается.

   Еще бы не хорошо, ведь надо обманывать противника любым способом. Вполне возможно, что немецкий наблюдатель или разведчик прочитает надпись и добавит свою лепту в компанию дезинформации, которую мы развернули.

  -- Ну что же, товарищи - обратился я к танкистам - техника у вас хорошая, вы как я понял уже опытные бойцы. Осталось только поставить перед вами боевую задачу. Я смотрю, вы чем-то расстроены. Говорите, не стесняйтесь.

  -- Ну, - танкист не знал, как начать, - наши товарищи отправились дальше на запад, они будут гнать врага и освобождать нашу землю, а нам пришлось остаться здесь. Мы не спорим, при наступлении обязательно нужно защищать основания выступа от вражеских контратак. Вот только не совсем понятно, почему на оборону поставили наши тридцатьчетверки, а не легкие Т-60.

   А это хорошая новость. Значит, несколько танков отправили на запад, где они будут имитировать наличие крупных бронетанковых соединений. Если танкисты как следует подсуетятся, то смогут обозначить передвижение целого танкового полка. Для немцев это будет дополнительным стимулом, чтобы продолжать здесь наступление.

  -- Обещаю, что здесь скучно тоже не будет. Я вижу, что вам не терпится идти в атаку, но на этом участке фронта сейчас наступают немцы, которых нам нужно измотать упорной обороной. Против нас вермахт бросил 5-ю танковую дивизию. Как вы можете судить по номеру, она одна из первых, сформированных в Германии, и успела повоевать в Польше и Франции. До сих пор ее держали в резерве, и в боях против нас она не участвовала. В этом есть и хорошая сторона, и плохая. Можете сказать, какие именно?

  -- Так точно, - сразу отозвался Яковлев. - Плохо то, что эта дивизия полнокровная, и полностью обеспечена техникой и личным составом по штатному расписанию.

  -- Ну, не совсем полностью. Как мне сказали, она участвовала в захвате Балкан весной этого года, и понесла некоторые потери. А какой у них недостаток?

  -- Они еще не знают, что такое настоящая война. То, что было во Франции, это детская прогулка. Конечно, немцы в курсе, что здесь встретят упорное сопротивление, но еще не понимают, какое. Также у них мало опыта в преодолении лесисто-болотистой местности.

  -- Разрешите, товарищ командир, - попросил сержант. - Есть еще один момент. В этой дивизии должен быть большой процент легких танков. В тех соединениях, которые постоянно участвовали в боях, подбитая техника постоянно ремонтируется, и в основном, снова возвращается в строй. Но старая бронетехника с тонкой броней чаще несет безвозвратные потери, не подлежащие восстановлению. Поэтому в потрепанных частях сейчас превалируют средние и тяжелые танки, а против нас будет воевать много Т-1 и Т-2.

  -- Молодцы, вижу мы с вами сработаемся. Итак, вашему взводу предстоит уничтожать вражескую бронетехнику из засады. То есть вам отводится роль подвижного дота. Только в крайнем случае, если немецкие танки прорвут нашу оборону, вы должны будете начинать контратаку. В общем, будете играть роль самоходной артиллерии. Современный бой очень маневренный, и обстановка часто требует смены огневых позиций. Как для того, что бы прикрыть свои части на угрожаемом участке, так и с целью избежать ответного огня противника. Вы же знаете, что у немцев контрбатарейная борьба поставлена на очень высоком уровне. А наша обычная артиллерия достаточной маневренностью не обладает. В этом болотистом крае также актуально то преимущество гусеничных машин, что они могут выдвигаться на позиции, недоступные для колесной артиллерии.

   Обговорив с танкистами порядок взаимодействия, я отправился улаживать другие дела, которые у меня накопились. В тот же день меня ждал еще один сюрприз. Когда я заглянул в штаб батальона, поделиться радостью о появлении танкового подразделения, комбат огорошил меня заявлением о том, что здесь есть мой земляк. От особиста Сергей уже знал, что я родом из Сталинграда, хотя последние годы провел в заграничной командировке.

   - Вот, знакомьтесь, ваш земляк - лейтенант Глазков. Прибыл из соседнего батальона для налаживания взаимодействия.

   Когда формальности закончились, мы с лейтенантом разговорились.

   - Я вообще-то не коренной горожанин, и раньше жил в Трехостровской. - Объяснил он.

   - Вот здорово. У меня дед тоже из этой станицы. Правда, он оттуда еще до войны перебрался в Сталинград. - До какой именно войны, я уточнять не стал. - Постойте, а это не ваш родственник раньше был станичным атаманом в Трех-Островянской? Урядник Глазков, так его кажется звали.

   Жаль что у нас было мало времени, и я не успели поговорить с ним обо всем, о чем хотел. Мне так хотелось побольше расспросить его о станице, в которой жили мои предки, и где я ни разу не был.

   Несколько дней передышки, которые мы честно заслужили, были использованы с максимальной эффективность. Первые сутки весь личный состав отсыпался. Нам уже было все равно, хорошая ли здесь система обороны, и сколько танков на нас пойдет в следующий раз. Помимо отдыха, всех обрадовала возможность выйти из укрытий и вдоволь подышать чистым воздухом. Казалось бы несколько дней, проведенных под землей, это не очень много. И в первую мировую войну, и во вторую, солдатам приходилось годами жить в блиндажах и крытых траншеях. Однако кому же понравиться сидеть в темных, сырых и душных укрытиях.

   Постепенно силы и бодрость духа возвращали к бойцам. Сначала самые выносливые из них начали улучшать свои стрелковые ячейки и углублять щели. Потом сержанты набрали добровольцев для заготовки леса. И вот уже все красноармейцы без исключения занимались улучшением оборонительной системы. Копались новые ходы сообщения, готовились дополнительные огневые точки. Бывалые солдаты проводили обучение немногочисленного пополнения, на которое расщедрилось командование.

   На весь батальон выделили только полсотни человек, что лишь частично могло компенсировать потери предыдущей недели. В основном, это были добровольцы из саперной бригады, хотя попадались и опытные бойцы, вернувшиеся из госпиталя. Впрочем, время от времени к нам еще приходили маленькие группки и даже одиночные бойцы, которых Иванов распределял между ротами.

   Хорошей новостью было то, что командование армии смогло пополнить нашу противотанковую артиллерию, сильно поредевшую за время боев, батареей 37-мм зенитных орудий. Кроме этого, дивизии выделили еще 26-й горно-артиллерийский полк. В августе он участвовал в Иранской операции, а когда в сентябре часть войск оттуда перебросили на южное направление, то полк передали Западному фронту. Командование логично рассудило, что горную артиллерию будет оптимальнее использовать не в степи, а в лесу. 76-мм горная пушка разбиралась на девять частей, и ее можно было перевести на лошадях через любые заросли, непроходимые для повозок. Это пополнение пришлась очень кстати, так как здесь было много густых лесов. Командовал полком молодой, ему было только тридцать лет, но опытный артиллерист майор Головченко Михаил Васильевич

[14]. Из состава полка за нашим батальоном закрепили четвертую батарею второго дивизиона. Окопный телеграф тут же выяснил, что командует этой батареи немец - старший лейтенант с необычной фамилией Генрих.

   Немного встревожило всех то, что гаубичные дивизионы неожиданно снялись с места, и скрылись в неизвестном направлении. Но комполка успокоил нас, что к началу следующих боев орудия нам вернут.

   Как мне пояснил Соловьев, они были временно отправлены на Велико-Лукское направление. Нужно было поддерживать у противника уверенность в том, что мы по-прежнему готовим там крупное наступление. Для полной убедительности наши войска даже провели штурм пары укрепленных селений. Для этого туда стянули три артиллерийских полка. Пусть каждое орудие сделало всего несколько выстрелов, но немцы должны были заметить, что по ним стреляло одновременно столько стволов. Для этой инсценировки также удалось привлечь авиацию. Внесли свою лепту в кампанию дезинформации четыре танка, которым так завидовал лейтенант Яковлев. Они все время крутились у занятых немцами сел, каждый раз выводя на башнях новые номера, так что создали видимость целого танкового батальона.

   Между тем фрицы смогли решить свои проблемы с боеприпасами, и через три дня наступление снова продолжилось. Потоптавшись пару дней у наших позиций, и немного продвинувшись вперед, немцы снова притихли, но мы понимали, что это не надолго. Как смогла выяснить наша разведка, для пополнения изрядно поредевшей пехоты им из последних резервов группы "Центр" прислали один полк. Естественно можно было предположить, что долго немцы тянуть не станут, и атака может начаться в любой момент.

   Но на этот раз мы не собирались пассивно ждать нападения, и решили сами нанести упреждающий удар. В глубь вражеских позиций глубоко вдавался большой лесной массив, перерезанный овражками и болотцами. Для любой техники он был совершенно непроходим, и немцы держали там лишь редкие посты. Туда комбат и направил батарею легких пушек, разобранных и размещенных по вьюкам. Охранять его было поручено взводу Стрелина. Намеченное для ведения огня место находилось на берегу небольшого озера, за которым сосредотачивалась для наступления немецкая пехота.

   Дерзкий рейд прошел очень успешно. Расположение вражеских секретов было выявлено заранее, и наши разведчики без проблем вырезали всех часовых. Правда, без стрельбы не обошлось, но немцы не обратили на нее внимания, или же просто не успели среагировать. Так как батарея выходила еще затемно, то пара лошадей повредила ноги в ночном лесу, но их поклажу дальше понесли на себе сами бойцы.

   Быстро собранные орудия были установлены для стрельбы прямой наводкой. Тем временем на другом берегу фрицы повыползали из своих землянок. Дождавшись, пока немцы займутся утренним построением, батарея начала работать по ним осколочными снарядами. Эффект был потрясающий. Попав под прицельный обстрел, да еще практически со стороны своего тыла, немцы запаниковали. Служба радиоперехвата дивизии засекла в эфире истеричные сообщения прямым текстом, говорящие о прорвавшихся русских танках.

   Ответный огонь был открыт далеко не сразу, и батарейцы выпустили весь возимый боекомплект по отлично видимой цели. Сообразив, что в таком густом лесу танков быть не может, кто-то из вражеских офицеров смог организовать преследование дерзких артиллеристов, которое естественно наткнулась на хорошо замаскированную засаду.

   Оставленное в заслоне отделение, которым командовал сержант Михеев, имело автоматы и несколько пулеметов, поэтому несмотря на свою малочисленность, представляло собой грозную силу. Заняв позицию у овражка, перелезть через который незаметно было нельзя, наши красноармейцы легко отбили натиск целого взвода. Уже можно было уходить, но желая дать батарее больше времени на отход, бойцы решили продержаться еще немного. После очередной атаки, также стоявшей фашистам больших потерь, они перешли к другой тактике, пытаясь провести глубокий охват обороняющихся. Это им удалось, но когда ловушка захлопнулась, в ней уже никого не оказалось.

   С утра я находился на командном пункте комбата. Узнав от вышестоящего штаба сообщения радиоперехвата, мы поняли, что на сегодня немецкое наступление отменяется. В лучшем случае, навести порядок и собрать достаточно сил им удастся только к завтрашнему дню. Правда, это не значило, что не будет обычного артобстрела. Но все наши позиции были замаскированы, и попасть в них снаряды могли только случайно.

   Время шло, а наши артиллеристы все не возвращались. Наконец, ближе к вечеру, нам наконец сообщили, куда подевалась батарея. Уходя от преследования, артиллеристы пошли обратно другим путем, и вышли в расположение соседнего полка. Доведя их до своих, Стрелин с двумя отделениями вернулся обратно. Ждать, пока вернутся бойцы, оставленные в заслоне, пришлось еще дольше. Им пришлось не только петлять по лесу, уходя от преследования, но и несколько часов прятаться в зарослях, скрываясь от рыщущих врагов. К счастью, собак у преследователей не было, поэтому им пришлось вернуться восвояси.

   Отделению Михеева, можно сказать, повезло. Несмотря на несколько перестрелок, в которых оно участвовало, все были живы, и даже ранения у красноармейцев оказались не очень тяжелыми.

   Вместе с нашими пехотинцами пришел и артиллерист, несший ручной пулемет. Представив его как сержанта Денисова

[15], Михеев пояснил.

   - У нас в самом начале пулеметчика осколком ранило, и товарищ сержант стал стрелять вместо него. Да так у него здорово получалось, что его командир разрешил Денисову остаться с нами прикрывать отход.

   Посылать артиллериста на ночь глядя искать свою батарею мы естественно, не стали, и разместили его в блиндаже отделения, вместе с которым он воевал.

   Узнав о подвигах Михеева, политрук решил, что он полностью искупил свое пребывание в плену, и предложил ему должность своего заместителя. Разумеется, сержант не мог отказаться от четырех треугольников в петлицах, соответствующих званию старшины и от комиссарской звезды на рукавах. А там, глядишь, еще один подвиг, и он станет средним командиром.

***

   Еще до рассвета вражеская артиллерия немного постреляла по нашим окопам. Но это была не артподготовка перед атакой, а просто беспокоящий огонь. Разыгравшаяся за ночь непогода мешала наступательным планам немцев. Полное отсутствие дорог на нашем участке и низинная местность позволяли даже небольшому дождю создать непреодолимые препятствия для техники.

   По сведениям, переданным комбатом, нас ожидали как минимум несколько спокойных часов, а если не прояснится, то и весь день. Данные разведки и текущую метеосводку я озвучил на совещании с командирами роты. Так как разрушений в траншеях, которые нужно было бы ремонтировать, практически не было, то мы решили выделить бойцам время для дополнительного отдыха.

   - Товарищ командир, если личный состав свободен,... - осторожно начал Коробов, но на него тут же все зашикали.

   - Нет, нет, - тут же замахал политрук руками, - я вовсе не предлагаю проводить политзанятия.

   - А что же тогда? - с недоверием спросил Свиридов.

   - В расположении части находится сержант-артиллерист Денисов. Он был в составе Закавказского фронта во время героического похода, в ходе которого были освобождены трудящиеся Ирана. Я полагаю, нашим красноармейцам захочется послушать об этой операции.

   Хотя Коробов мог разговаривать нормальным человеческим языком, но иногда его заносило на плакатно-пафосный слог. Но тема заграничного похода действительно была интересной, и заодно должна была подбодрить наших солдат, привыкших к постоянным отступлениям. А хитрый политрук мог поставить себе галочку за проведенное мероприятие.

   Когда мы подошли к блиндажу, где временно разместили Денисова, то увидели, что там стоит кучка солдат, что-то оживленно обсуждающих.

   - Дальше опасно идти, товарищи командиры, - обратился ко мне один из красноармейцев. - Здесь много снарядов неразорвавшихся. Утром, когда обстрел был, они тут шлепались, но не взрывались. Лучше не подходить, мало ли что.

   Сержант находился недалеко отсюда, помогая бойцам ремонтировать трофейные автоматы. За последние дни оружие приходилось часто использовать. Оно постоянно загрязнялось, пылилось, а чистить его вовремя удавалось не всегда. Понаблюдав за ловкими движениями Денисова, перебиравшего детали, я с любопытством спросил его. - Вы еще и оружейным мастером можете работать?

  -- Так тут ничего сложного нет. По сравнению с пушкой в пистолет-пулемете на порядок меньше деталей.

   Коробов тут же встрял со своим вопросом. - Скажите, товарищ Денисов. Вы как артиллерист можете объяснить, почему снаряды не взорвались?

  -- Или фрицы что-то напутали со взрывателями, или скорее, снаряды бракованные. Чтобы сказать точно, надо их осмотреть, но я не советую к ним приближаться.

  -- Вот видите товарищи, - политрук чуть ли не кричал от радости - это наши товарищи антифашисты, которых немцы заставили работать на своих заводах, саботируют производство.

   - Да нет, просто сержант везучий - вполголоса произнес кто-то из бойцов - он из любой переделки живым выходит.

   Кто это сказал, я не разглядел, так как Коробов тут же высказался насчет суеверий и несознательности некоторых красноармейцев, заставив говорившего тут же юркнуть за спины товарищей.

   Выслушав нашу просьбу, Денисов искренне удивился. - Да мы же в Иране ничего такого героического не делали, - ответил он, но отказываться не стал.

   Весть о том, что здесь появился красноармеец, который не просто побывал за границей, а участвовал в освобождении целой страны от феодалов, мгновенно облетела все подразделение. Как только наступило затишье, к нам под разными предлогами пришли даже несколько человек из соседних рот. Все желающие послушать об успешной, но малоизвестной операции не могли уместиться в блиндаже, и перешли на лесную полянку.

   Политрук, для которого наконец появилась возможность провести политинформацию, не мог этим не воспользоваться, и выступил первым. Очень кратко он изложил ход событий, делая упор на то, что Советский Союз поступил так на основании договора, заключенного двадцать лет назад. Кроме того, иранский шах сам начал враждебные действия против нас, поддерживая Германию.

   Насчет последнего у меня были серьезные сомнения, но это уже не имело значения. Интересно, как Коробов успел собрать всю эту информацию. Весь сентябрь он просидел в партизанском отряде, где свежие газеты появляются не каждый день. А когда попал к нам, то вместе со всеми бойцами строил укрепления и участвовал в боях, в полном соответствии со своими обязанностями, требующими вдохновлять красноармейцев личным примером. К сожалению, среди этих обязанностей было и требование регулярно проводить политзанятия, к котором у меня еще с советских времен была стойкая аллергия. Нет, в принципе жаловаться на нашего политрука было нельзя. Коробов быстро сообразил, что ему нужно делать, а что не обязательно. Например, как парторг он был обязан проверять оружие личного состава, и следить, чтобы его вовремя чистили. Но наши комвзводов прекрасно наладили несение службы, и лишний контроль здесь был не нужен, о чем ему тактично и намекнули.

   Закончив короткий доклад, политрук спросил аудиторию, не желает ли она так же прослушать лекцию о международном положении. Но в данный момент слушателей больше интересовали подробности операции "Согласие", - так ее назвали англичане. Впрочем, об этом пока никто из красноармейцев не знал. Своего названия наше командование придумывать не стало, такая традиция появится только в следующем году.

   Денисов успел почистить свою гимнастерку и даже облачился в хранившиеся у него в вещмешке парадные кавалерийские шаровары с алыми лампасами, положенные донским казакам. Конечно, с формальной точки зрения, раз он служил в артиллерии, то должен был носить только соответствующую форму. Но на такие мелкие нарушения начальство обычно закрывало глаза.

   Спокойным голосом, но так, что всем было хорошо слышно, сержант начал рассказывать о подготовке операции и о начале заграничного похода. Ранним утром 25 августа передовые части нейтрализовали пограничные заставы и захватили мосты. После этого наши войска безостановочно продвигались на юг.

  -- Тяжелых боев не было. Пока мы продвигались, сопротивление иранской армии было очень слабым, и потерь было мало.

  -- А авиация вас не доставала?

   - Иранских самолетов мы не видели. Их в основном, еще в первый день уничтожили прямо на аэродромах. Нам рассказывали, что английские истребители умудрились провести бой со своими же самолетами, и даже кого-то сбили. Основные трудности выпали на долю саперов. Уж на что у нас тут бездорожье, но там было намного хуже. Саперам пришлось чуть ли не всю дорогу заново ремонтировать. Но поход организовали достаточно хорошо, так что продвигались мы практически без задержек. Хотя, - Денисов покосился на политрука, - не все было совсем гладко. Полевая кухня от нас отстала, а сухпаек выдали только на один день. В селения заходить нам запрещали, так что три дня мы шли по горам без еды. Но потом все наладилось. Остановились мы в городе Хой.

   - Как, как? - солдаты тихонько засмеялись.

   - Хой, а не то, что вы подумали - пояснил Коробов. Это недалеко от турецкой границы. Как вы знаете, Турция склоняется к союзу с Германией. Поэтому, чтобы исключить возможность ее нападения на Советский Союз через Иранское нагорье, нам пришлось ввести туда войска.

   Вот это объяснение уже было ближе к истине, чем предыдущее.

   - Когда мы вошли в город, - продолжал Денисов, - все жители нас радостно встречали. Иранцы выносили нам фрукты и овощи, хотя было видно, что они сами голодают.

  -- Что, плохо живут за границей? - выкрикнул кто-то из бойцов.

  -- Очень плохо. Все ходят в отрепьях и босиком. В ларьках весы из соломы, вместо гирь - камни. Хой только и название, что город. Там нет ни заводов, ни фабрик, ни железной дороги. Машин на улицах не видно. Все ездят на тарантасах. Когда батарея оттуда уезжала, то все старые лохмотья, которые мы выбросили, местные жители тут же расхватали.

  -- А в деревнях у них что?

  -- В селах живут еще хуже, чем в городе. Земля у них каменистая, и воды мало.

   Бойцы, в недавнем прошлом сами крестьяне, слушая рассказ, сочувственно кивали. А для политрука его слова были как бальзам на душу.

  -- Вот видите, в каких условиях приходится жить трудящимся в других странах, - завел он свою пластинку. Коробов залез на пенек, который должен был стать импровизированной трибуной, и вдохновенно начал свою речь. - Но мы не должны просто гордиться своими достижениями. Наша обязанность помочь им построить социализм, и тогда... - Но его уже никто не слушал.

   У всех сразу появились неотложные дела, и бойцы стали играть в игру - кто первым убежит от замполита. Мне очень хотелось заметить ему, что некорректно сравнивать нашу державу с бедной, отсталой страной. А точнее, с еще более бедной ее отдаленной окраиной. Но благоразумие подсказало, что спорить с линией партии не стоит, и буркнув про необходимость проверить посты и про написание отчета, я поспешил вслед за остальными.

   Отчет мне действительно надо было сделать, раз уж появилось свободное время. Помимо воспоминаний о будущем, еще требовалось оценить эффективность наших новых танков. Хотя тридцатьчетверки, которые были нашим мобильным резервом, мы старались держать подальше от передовой, но за пару дней боев они умудрились нащелкать шесть вражеских танков. И это лишь полностью уничтоженные. Те, которые немцы потом смогли отбуксировать в тыл, мы считали отдельно. Нет, конечно, вывести вражеский танк из строя даже на полчаса, а тем более на несколько дней, это очень большое достижение. В бою важна каждая минута. Поэтому, даже просто сбив гусеницу, и тем самым обездвижив вражескую машину, можно было решить исход боя в свою пользу. Однако, после небольших поломок танки быстро ремонтируются и снова идут в бой.

   Всего с начала наступления число подбитых нами танков давно превысило их количество в немецкой танковой дивизии. Это не удивительно, так как в большинстве случаев их удается починить за несколько дней. Но безвозвратно утерянных, которые годились только на металлолом, или же были нами захвачены, было только полсотни. Вести такой раздельный учет начали по моей просьбе, чтобы можно было реально оценить потенциал противника.

   Несмотря на успехи своего взвода, лейтенант Яковлев с каждым днем все сильнее мрачнел. Проведенные бои, когда тридцатьчетверки из засады отстреливали вражескую технику, убеждали его в превосходстве наших машин. Душа танкиста хотела атаки, чтобы "мчались танки, ветер поднимая", и протестовала против лисьей тактики, хотя никаких сомнений в ее эффективности не было. То, что вести танк в атаку ему еще придется, и наверно очень скоро, было совершенно ясно. Но вот того, что мчаться им придется по темноте, я не ожидал.

   Немцам уже удалось один раз прорвать нашу оборону ночью, и они решили повторить удачный эксперимент. Как назло, для этого был выбран участок, где располагался наш батальон. С правого фланга нас прикрывала длинная топкая низина, переходящая в большой овраг, и ничего плохого с этой стороны мы не ждали. Разумеется, пулеметы держали всю местность под прицелом, ведь пехота везде сможет проползти. Но устанавливать орудия с этой стороны не стали, так как было очевидно, что непролазная грязь никакую технику не пропустит. Однако коварные фрицы почему-то засомневались в непроходимости этого участка. Ночью вражеские саперы проложили по низинке гать, так что там могли проехать легкие танки. Боевое охранение заметило немцев, когда они подобрались совсем близко, и всю работу уже фактически доделали.

   Выпустив осветительные ракеты, дозорные отогнали немецких саперов пулеметным огнем. Но через несколько минут подошли танки, и теперь отходить пришлось уже нашим солдатам.

   Удар с фланга вызвал переполох во всем батальоне. С этой стороны укреплений у нас не было, только ход сообщения. Хорошо еще, что он оказался глубоким, и его можно было использовать в качестве окопа. Хуже дела обстояли с артиллерией. Противотанковые пушки были установлены недалеко от передовой, а складки местности и островки леса ограничивали сектор обстрела. Чтобы отбиться от вражеской техники, их пришлось срочно рукам перекатывать назад, к месту намечавшегося прорыва. Тем временем тягач подвез 85-мм зенитку, которую мы установили там же для стрельбы прямой наводкой. Как только немцы попробуют высунуться из своей низинки, где под прикрытием деревьев они были в относительной безопасности, им придется иметь дело уже с целой батареей разнокалиберных орудий.

   Но оказалось, это только начало. Пока все суетились, готовясь к отражению нападения на правом фланге, основные силы немцев навалились на нас по фронту. А что еще хуже, больше всего их было как раз там, откуда мы убрали артиллерию. Когда наблюдатели доложили об этом, я схватил телефон, соединявший меня со штабом батальона.

   - Посылай танки на правый фланг. - закричал я комбату, как только он снял трубку.

   - Уже идут. - Против обыкновения, Иванов был очень лаконичен.

   Хорошо, что сейчас еще не зима, и долга разогревать двигатели танкистам не пришлось. Еще заслышав выстрелы, они стали готовиться к бою. Поэтому когда был получен приказ, танки сразу рванули вперед, рискуя налететь в темноте на препятствие.

   Чтобы не быть обнаруженными раньше времени, тридцатьчетверки ехали по краю низины, стараясь держаться подальше от ее дна, где они наверняка бы застряли. На легкие немецкие танкетки, которые там суетились, Яковлев внимания почти не обращали. Только одну "двоечку", не успевшую вовремя убраться с дороги, пришлось уничтожить, потратив несколько секунд на остановку и прицеливание.

   В чем нам повезло, так это в том, что машины были радиофицированными. С батальонного наблюдательного пункта, расположенного на пригорке, комбат мог обозревать все поле боя, освещенное ракетами, и давать указания танкистам. Поэтому тридцатьчетверка Яковлева выскочила из лощины как раз в том месте, откуда можно было стрелять в борт наступающим танкам. Правда, вторая машина все-таки застряла, но и одной было достаточно, чтобы навести шороху.

   Увидев, как тридцатьчетверка выскакивает из балки, я напрягся, ожидая что сейчас она ворвется в гущу врагов, где ее быстро уничтожат. Но опыт стрельбы из засады не прошел для танкистов даром. Остановившись на краю лощины, танк сделал пару выстрелов и задним ходом сдал назад, чтобы через минуту выскочить в другом месте. Видимого результата его стрельбы я пока не заметил, но наступление немцев приостановилось. У вражеских танкистов появилась дилемма. Надо подставлять бок или нашей артиллерии, или одному единственному, но зато хорошо бронированному и спрятанному за укрытием танку. Решить проблему могла бы пехота, но сосредоточенным огнем пулеметов ее удалось отсечь от низины. Правда, несколько немцев все же смогли подползти к ней и бросить гранаты. Но наша тридцатьчетверка как ни в чем не бывало снова выскочила, как чертик из табакерки, и пальнув по ближайшему танку также резво вернулся обратно. Я заметил, как из ее башни вылетели искры, высеченные попаданием бронебойного снаряда, но похоже особого вреда это не принесло. С каждым разом танк продвигался все дальше, и уже находился ближе к вражеским позициям, чем к нашим, так что я начал нервничать. Но впрочем, куда больше нервов он потрепал немцам, чем мне.

   Пока Яковлев таким образом развлекался с фрицами, все наши противотанковые пушки успели вернуться обратно. Расчет одного из них чтобы не терять времени не стал возвращаться к прежней позиции, а остановился на пригорке рядом с моим командным пунктом. Сержант, командующий орудием, сразу же скороговоркой отдал команду:

   - По танкам, ориентир два, вправо пять. По головному. Бронебойным. Прицел ноль. Упреждение ноль. Огонь! - Последнее слово заглушил грохот выстрела.

   Теперь, когда по фашистам работала вся артиллерия нашего батальона, шансов прорваться у них уже не оставалось. Потеряв внезапность и оказавшись под фланговым огнем, они предпочли отойти, поставив за собой дымовую завесу. На поле боя осталось шесть панцеров, в том числе два, подбитых экипажем нашего танка. К "двоечке", которую они походя уничтожили в балке, добавились "тройка" и "четверка". Для полного комплекта не хватало Pz-1, но представителей этого вымирающего вида в вермахте уже практически не осталось.

   Подсчитав потери немцев, я заметил, что тридцатьчетверка из оврага не выезжает. Правда, черного дыма с той стороны не видно, но все-таки нехорошее предчувствие у меня появилось. Не успел я связаться с комбатом, как он сам позвонил мне, и взволнованным голосом сообщил, что экипаж Яковлева на вызовы не отвечает.

   Вместе со Свиридовым мы стали раздавать бойцам задания. Одни должны были проверить, что случилось с танком Яковлева, другие поджечь вражеские машины, оставшиеся на поле, пока немецкие тягачи не уволокли их на ремонт. К застрявшему в грязи танку, находившемуся неподалеку, наши артиллеристы уже направили трактор, так что хотя бы за него можно было не волноваться.

   Я с нетерпением дождался, пока вернуться разведчики. Двоих раненых танкистов они привели с собой, а остальные двое, в том числе сам Яковлев, остались чинить машину. Как мне доложили, лейтенант отделался потерей слуха, а так он был почти невредим.

   Остаток ночи я почти не спал, беспокойно ворочась и все время прислушиваясь. Прочная дверь блиндажа звуков почти не пропускала, но они все равно проникали через вентиляционное отверстие. Отдаленные выстрелы орудий, редкие пулеметные очереди, рычание моторов. На бой не похоже, да мне бы сразу сообщили, если бы что-нибудь случилось. Для восстановления сил сон был совершенно необходим моему организму, но после неожиданного ночного нападения уснуть было трудно.

   Утром я первым делом поинтересовался у Авдеева, что с танкистами. Не говоря ни слова, он улыбнулся, и махнул рукой. Прогулявшись в указанном направлении, я понял, почему ординарец ничего мне не сказал. На большой поляне, где уже собралось много людей, меня ждал самый настоящий сюрприз.

   Тридцатьчетверка со знакомым номером не только смогла вернуться в целости и сохранности, но и притащила за собой на буксире исправный немецкий танк. Значит, танкистам удалось округлить свой счет до десяти. Только теперь Авдеев, призвав на помощь одного из раненых танкистов, соизволил рассказать, что с ними случилось.

   Несколько попаданий, которые получил танк, не прошли для него даром. Башню заклинило, механизм наводки пушки не работал, но главное, заглох двигатель. Помимо сотрясений от ударов снарядами, свою лепту внесла быстрая езда по болотистой местности, во время которой в танк попали вода и грязь. Приказав раненым наводчику и радисту возвращаться назад, командир экипажа вместе с мехводом начали копаться в двигателе. Искать возможную неисправность в темноте, да еще в непосредственной близости от противника, дело почти безнадежное. Но бросать свою любимую машину танкисты не хотели. Они поменяли фильтр, пошаманили с соединениями электропроводки, проверили наличие утечки топлива. В общем, сделали все, что нужно, и были почти уверенны, что двигатель заработает.

   И тут они замечают, что к ним подъезжает вражеский танк. Яковлев со своим водителем и двумя бойцами, которые остались их охранять, достают гранаты и готовятся к последнему бою. Но пока не кидают, и ждут, что будет дальше. Ведь немцы не знают, что в танке кто-то остался. И действительно, фрицы спокойно подъехали вплотную, развернулись кормой, и зацепили тридцатьчетверку тросами. Хотели, значит получить в качестве трофея образец новейшей советской техники.

   Но как только танк дернулся, то двигатель сразу завелся, и боевые машины начали друг друга тащить, каждая в свою сторону. Но у нашей машины мощность пятьсот лошадиных сил, а у немецкой только триста. Естественно тридцатьчетверка их перетянула. Фрицы из всех люков повыскакивали, и почесали. Никто даже выстрелить не успел. А в принципе, что им еще оставалось. Пушка у них была направлена в другую сторону, и если бы они начали ее разворачивать назад, то наш танк разнес бы их на куски. То, что стрелять мы не могли, они может быть и догадывались, но проверять не захотели.

   Весь рассказ сопровождался смачными эпитетами в адрес противника и активной жестикуляцией. Видимо только я был до сих пор в неведении о приключениях танкистов, так как помимо зрителей здесь уже присутствовали корреспонденты. Как раз сейчас кинооператор установил камеру, чтобы вживую заснять процесс танко-реслинга.

   Сам Яковлев в это время распекал корреспондента "Красной звезды". Полностью слух к танкисту еще не вернулся, но он размахивал блокнотом, в котором журналист набросал черновик своей статьи, и негодовал.

   - Что значит, "гусеницы лязгали, и моторы выли на предельных оборотах"? Что это за ерунда? Пока танки стояли на месте, двигатели работали на низких оборотах. Низких! Поэтому наш дизель имел полное преимущество перед немецким бензиновым движком.

   Комбат тоже стоял здесь в окружении папарацци, и старательно делал вид, что такие успехи для нас самое обычное дело.

   Тем временем, закончив съемку тяни-толкая, оператор решил снять крупным планом клип, как фашистский танк надвигается на наши окопы, а красноармейцы забрасывают его гранатами. Желающих поучаствовать в съемке сразу нашлось предостаточно, и бойцы бросились выгружать из башни боекомплект, который мог сдетонировать от слишком уж реалистичных спецэффектов. Но мы с комбатом решительно прервали эту самодеятельность, заявив несостоявшимся актерам, что не позволим портить ценное имущество. Команда журналистов хором принялась нас убеждать, что для искусства ничего не жалко, а тем более для кинохроники. Но мы были непреклонны. Пусть снимут танк в движении, если хотят, а швырять гранаты можно и в подбитую технику, которой по окрестным лесам разбросано предостаточно.

   Иметь три танка всегда лучше, чем два. Мы с Сергеем стали подбирать кандидатуры на роль танкистов, и решать, как лучше использовать увеличение наших бронетанковых войск на пятьдесят процентов. А ведь если не закрашивать кресты на немецком панцере, то он еще может пригодиться для дезинформации противника. В общем, планов было громадье. Но как это всегда бывает, умные мысли приходят разным людям одновременно. Не успели мы порадоваться трофею, как к нам прикатил грузовик с хмурыми энкавэдэшниками, которые тут же наложили лапу на нашу добычу. Манипуляции с волшебными корочками, которые предъявил мой адъютант, сделали их вежливыми и разговорчивыми, и они разъяснили ситуацию. Оказалось, командующий нашей армией генерал Юшкевич приказал собирать всю вражескую технику, которая несильно повреждена, и ремонтировать ее. В отдельной танковой роте, вооруженной трофейной техникой, уже есть штук шесть танков и несколько бронемашин. Еще несколько единиц бронетехники будет отремонтировано в ближайшее время. Так что наш новенький панцер там ждут с распростертыми объятиями.

   Возразить было нечего, и пришлось скребя сердце расстаться с нашим сокровищем. Как именно будут применять трофеи, нам не сказали. Впрочем, энкавэдэшники сами вряд ли это знали. Все-таки военная тайна. Если наверху сочтут нужным, то меня проинформируют.

   Пока мы беседовали с командиром группы, ушлые трофейщики спустились в балку, откуда ночью на нас лезли легкие танки, и тщательно их обследовали. Радостные вопли, которые были слышны издалека, возвестили, что там тоже есть чем поживиться. Видимо, когда наша танковая армада в составе двух машин ворвалась туда, немцы так перепугались, что уцелевшие двоечки разбежались во все стороны, не разбирая дороги. Одна из них забуксовала в грязи, и была брошена экипажем.

   Потерпев неудачу в ночной атаке, немцы на нашем участке ненадолго притихли, хотя было ясно, что они готовят новую пакость. Но как они не старались, следующие дни все шло по прежнему плану. Части дивизии стойко держали оборону, и лишь в случае угрозы окружения отходили назад. К этому времени нас оттеснили от железной дороги километров на десять-двенадцать, но никакой пользы немцы от этого не получили. Здесь рубеж обороны лежал между двумя большими водоемами. С правой стороны протянулось с запада на восток узкое, но очень длинное озеро Сельское, а слева нас прикрывало другое озеро - Грядецкое.

   Пока мы отбивались от немцев, саперная бригада успела сделать очень много. К нашему удивлению здесь были сооружены даже доты, построенные из бетонных блоков. Правда, их еще не засыпали землей, чтобы дать бетону хорошо просохнуть, так что обсыпку нам пришлось взять на себя. Зато пулеметные колпаки были замаскированы настолько хорошо, что некоторые из них мы не заметили, пока нам не указали на карте их расположение. Правда, деревянная обшивка внутри них была не доделана, но этим можно было заняться и позднее. Почти все колпаки были железобетонными, хотя у соседей нашлось и два металлических. Я специально ходил туда, чтобы изучить устройство оборонительных сооружений. Один из колпаков был сварным, и судя по размерам, рассчитан только на одного человека. Зато второй, собранный на заклепках, достигал двух метров в диаметре. Не были забыты и противотанковые рвы. Правда, их было сравнительно мало, но зато они выкапывались в узких промежутках между естественными препятствиями. Естественно, эти рвы простреливались с флангов артиллерией и были хорошо замаскированы масксетью.

   В целом, вся система обороны была превосходной. Конечно, будь у фашистов полнокровная дивизия, нас бы выбили и отсюда, но предыдущие бои обошлись им слишком дорого. И танков и пехоты у врага оставалось очень мало. Правда, немецкая артиллерия понесла не очень большие потери, но было видно, что от дефицита снарядов им избавиться не удалось.

   Впрочем, у нас дела со снабжением тяжелой артиллерии обстояли не лучше. К 122мм гаубицам боеприпасов поставлялось очень мало, и значительную часть работы выполняли трофейные 105мм орудия. Но как не велики были запасы снарядов, захваченных у немцев, они все-таки иссякали. А новых нам естественно, взять было негде. К тому же, выяснилось, что часть снарядов этого калибра оказались "не той системы". Они предназначались для пушек, и использовать их на гаубицах было нельзя.

   Последний бой на нашем участке был восемнадцатого октября. Наступление немцев, сопровождаемое жиденькой артподготовкой, захлебнулось в самом прямом смысле слова, когда начался сильнейший ливень. Низина, по которой продвигался противник, сразу покрылась непролазной грязью, а пелена дождя мешала управлять огнем.

   На следующий день непогодой накрыло уже весь Западный фронт, который на полмесяца попал под власть распутицы. Само по себе это было не критично для немецкого наступления. Да, снабжение войск сильно затруднилось, но налаженная саперная служба вермахта, имевшая достаточное количество техники, могла быстро ремонтировать дороги. Гораздо важнее было то, что прорывая подготовленную оборону, фашисты понесли огромные потери, как в живой силе, так и в технике. Советские же войска, в отличие от нашей истории почти не попадали в окружение, и вовремя пополнялись резервами. Поэтому соотношение сил сторон, которое в начале октября составляло 1,4 к 1, постепенно сравнялось. У немцев теперь нет значительного численного превосходства, большая часть танков и самолетов потеряна, а запасы боеприпасов израсходованы. Поэтому фон Бок вполне возможно предпочтет воспользоваться благовидным предлогом, чтобы объяснить невозможность дальнейшего наступления банальной распутицей.

Глава 15

19 октября

   Чтобы получить свежую информацию, я решил съездить в особый отдел дивизии. Ординарец обсуждал что-то очень важное с полковыми разведчиками, и так как я ехал в тыл, то брать его с собой не стал, ограничившись только одним автоматчиком. Соловьева на месте не было, и мне пришлось ждать полдня. Наконец капитан вернулся. Хотя он был грязный, промокший и продрогший, но выглядел вполне довольным. Во всяком случае, на подчиненных не только не кричал, но даже нахваливал. Приведя себя в порядок, и вооружившись большой кружкой горячего чая, он наконец смог поговорить со мной.

  -- Извините, что вам пришлось долго ждать. Я сегодня проверял секретные партизанские базы, которые мы готовим на случай отступления.

   Пояснив причину своего долгого отсутствия, особист торопливо выпил всю кружку, чтобы поскорее согреться, и налил себе новую. При всех своих недостатках, по крайней мере любовью к спиртному он не страдал, впрочем, как и многие в его отделе. Не знаю, может быть это профессиональная привычка, чтобы спьяну не разболтать важных секретов.

  -- Так ваш отдел еще и партизан готовит? - не удержался я от вопроса.

  -- Разумеется. - Соловьев был искренне удивлен. - Для этого НКВД и существует. А вы полагали, что мы должны строчить липовые дела на своих бойцов и пытать арестованных? Конечно, всякое бывает. После того как Ежова хлопнули, и основная волна репрессий пошла на убыль, все равно такая практика в органах повсеместно осталась. И особые отделы тоже не исключение, тут я иллюзий не испытываю. Но это в мирное время. Во время войны у особистов в армии главная задача - помогать воевать с врагом. Мы ловим диверсантов, выявляем шпионов, расследуем преступления. Так что на придумывание фальшивых дел у нас просто не хватает времени. Да и смысла в этом нет никакого. Настоящие дела не успеваем расследовать, так зачем же нам еще липовые? Даже при полном штате оперативники и следователи с ног валятся от усталости. А бить задержанных у нас официально запрещено. Да и сами подумайте. Если какой-нибудь особо ретивый сотрудник ударит красноармейца - героя войны, то его самого могут арестовать. К тому же на должности следователей, которые нам положены только по штатам военного времени, пришлось набирать не профессионалов, которых не хватает, а просто партийных активистов. А у них и в мыслях нет нарушать закон.

  -- Как же они справляются? Ведь это не ЧК времен Гражданской войны. Тут же надо знать все законы, которые юристы изучают по несколько лет.

  -- Это в мирное время. Сейчас всех подготавливают ускоренно - и бойцов, и командиров, и даже летчиков. Так что новоиспеченным следователям дают только два дня на чтение кодексов, а остальное они постигают на практике.

  -- Ничего себе ускоренная подготовочка. А в других дивизиях тоже вот так готовят территорию к возможной оккупации противником? - вернулся я к прежней теме.

  -- Это повсеместная практика. Вы же не думаете, что "зверская гэбня"...

  -- Не "зверская", а "кровавая".

  -- Ну да, что "кровавая гэбня" расстреливает всякого, кто только заикнется о возможном отступлении. Предыдущий начальник отдела - Дружинин, вышколил своих сотрудников, и они имеют большой опыт по подготовке таких баз. Быстро нашли местных жителей, которым можно доверять, устроили тайники в укромных местах. Туда сотрудники отдела на руках перетаскали ящики с припасами. Никого из посторонних привлекать нельзя, поэтому пришлось им поработать грузчиками. Правда, я сам в этом не участвовал, только проверил, когда все уже было готово. Как видите, для этого пришлось вдоволь полазить по болотам.

   Прервав монолог, капитан допил вторую кружку, и наконец, стал делиться новостями.

   - Мы тут подвели итоги. Получается, что наша дивизия гарантированно уничтожила штук восемьдесят танков. Это полностью сгоревшие и те, в которых сдетонировал боекомплект Всего подбитых, конечно, намного больше, но оценить степень повреждения вражеских машин, оставшихся на поле боя затруднительно. На других участках фронта результаты сражения тоже неплохие. Правда, в окружении оказалось две дивизии, но это было намного меньше, чем в той, вашей истории. Наши войска отходили организованно, и закрепились на Ржевско-Вяземском оборонительном рубеже. Есть и неудачи. Курск, к сожалению, пришлось оставить. На юге немцы заняли Запорожье. Мелитополь пока еще держится, но вот-вот город падет.

   - Плохо конечно, но в моей истории в это время фронт проходил километров на двести восточнее.

   Как бы невзначай, Соловьев спросил, что мне известно о судьбе старшего сына Сталина - Якова, попавшего в плен в начале войны. Этого вопроса я ждал давно, и рассказал об отказе верховного обменять лейтенанта на фельдмаршала.

   - В этом же году Яков попытался бежать, и фашисты его застрелили. В конце войны американцы захватили немецкие документы, которые свидетельствовали об этом, но советской стороне ничего не сообщать не стали. А вообще удивительно, что в ваше время дети руководства страны воюют на фронте наравне со всеми. Вот, например, сын Хрущева - обычный летчик, и он тоже погиб на войне.

   - Ну, насколько мне известно, он сейчас в госпитале, и постепенно выздоравливает.

   Заметив мой удивленный взгляд, капитан объяснил. - Его авиаполк был придан нашей 22-й армии, а армейские особисты мне все по секрету рассказывают. - Соловьев кивнул на свои петлицы, и усмехнулся. - Хотя мое звание и невысокое, да и в госбезопасность меня пока не перевели, но зато я теперь личный порученец наркома. Так что со мной все стараются дружить.

   Приятно было слышать, что даже высокопоставленные гэбэшники кого-то бояться.

   - Да, раз уж мы вспомнили о Хрущеве, то скажите, что о нем думают в ваше время знатоки истории?

   - Большинство считает, что его надо убить.

   - И тогда все станет замечательно? Но ведь после того, как его сняли, ничего принципиально не изменилось. Да и вообще, откуда у ваших современников такая наивная вера в то, что убрав одного человека, можно сразу все улучшить. Вы знаете фразу товарища Ленина "мы пойдем другим путем"?

  -- Да, я же учился в школе еще в советское время.

  -- Так вот, он правильно понял, что ликвидации одного правителя, даже такого, как самодержавный император, недостаточно чтобы изменить всю Систему. А ведь этот ваш Никитка далеко не самодержавец. Его выбирали, на него возлагали надежды, а когда правление Хрущева стало многим не нравиться, то был выбран новый правитель. То, что по-настоящему в выборах принимала участие лишь верхушка руководства страны, сути не меняет. Будущий правитель должен будет учитывать мнение и интересы различных группировок этой верхушки. Кто бы ни оказался на его месте, будет вынужден действовать точно также.

  -- Но ведь он лицемер и лгун. Хрущев подделал много документов, чтобы обвинить предыдущее руководство страны в том, чего они не совершали. Например, он так грубо подделал протокол заседания политбюро с якобы принятым решением о расстреле поляков в 1940 году, что поставил на него печать КПСС.

  -- А что такое КПСС?

  -- Так лет через десять переименуют ВКПб. Или, например он состряпал поддельные копии телеграмм о том, что якобы ЦК партии разрешает применение физического воздействия, проще говоря, пыток в НКВД.

  -- Я таких телеграмм не видел, - нахмурился капитан. Когда она была направлена?

  -- Самого оригинала, естественно, не сохранилось. Что касается так называемых "копий", то сначала их датировали июлем 39-го года.

  -- Дайте-ка вспомню, - нахмурился Соколов. - Так ведь сам Кукурузник к этому времени уже был членом политбюро.

  -- Совершенно верно, поэтому он сделал новую копию, и там уже указан январь месяц. А вообще-то там по тексту много ляпов, делали эту фальшивку кое-как. А ведь во время волны репрессий сам Хрущев старался перевыполнять план по расстрелам.

  -- Этого мы не забыли, - хищно улыбнулся капитан, напоминая при этом изготовившегося к прыжку тигра. - Вот, посмотрите, меня просили показать вам его письмо Сталину. - "Украина ежемесячно посылает 17-18 тысяч репрессированных, а Москва утверждает не более 2-3 тысяч. Прошу Вас принять срочные меры".

  -- Ну да, как раз поэтому он и заслуживает смерти. И что теперь с ним будет?

  -- Это письмо мы опубликуем, а Никитку примерно накажем, ... понизив его в должности.

  -- И все?

  -- Ну если мы берем курс на смягчение внутренней политики, то почему должны делать исключения? С 39-го года количество высших мер наказаний неуклонно снижалось. Правда, из-за войны совсем отменить смертную казнь удалось только в 47-м году - вы сами это рассказывали. Все-таки пусть Хрущев и не справился с управлением государства, но для работы на среднем уровне его способностей хватит. Да и по большому счету, что он делал неверно? Сажал кукурузу и осваивал целину? Исполнение никудышное, но сама идея вполне здравая. Зарезал программу по авианосцам и самолетам? Но у нас и так военные расходы были огромные. Строил маленькие квартирки? Зато расселил коммуналки. Не захотел совместно с американцами осваивать Луну? Так ведь в это время мы были лидерами в космической гонке. Согласись он на предложение Кеннеди, то его бы за это еще сто лет грязью обливали, потому что, дескать, добровольно уступил первенство в ракетостроении. И так во многих его делах. Хотелось-то как лучше, а если получилось как всегда, то не только из-за его скудоумия. Дураком-то он никогда не был. У него же были наркомы, то есть министры, помощники, и прочие советчики и исполнители.

  -- Да, но он сделал партийный органы неподконтрольными госбезопасности.

  -- А разве ему это было нужно? Он же глава государства, у которого все спецслужбы в подчинении. Нет, это было выгодно всем остальным партийным деятелям, которые хотели безопасности. Кто-то знал за собой грешки, кто-то просто боялся ложных обвинений. А значит, любой, севший на его место, будет обязан сделать то же самое. Поэтому, хотя Хрущева в ЦК уже и не будет, но проблема-то останется. Вот кто по-вашему должен занять это место в 53-м? Если кто-нибудь из его соратников, вроде Маленкова, то это значит, что ничего не изменится. Генерал Жуков? Да, этот умеет держать подчиненных в узде. Но не хотелось бы, чтобы такой человек стал правителем страны. Его самого надо постоянно контролировать, чтобы жесткость не переросла в жестокость.

  -- Может быть, кто-нибудь из молодых? - робко предложил я.

  -- Ладно, допустим, выдвинем Устинова или Громыко. Они умные, честные и перспективные. Так ведь в вашей истории именно эти люди стояли у руля власти, когда страна начала распадаться. Так что как бы они не развалили ее еще раньше.

  -- У меня уже голова кругом идет. Может тогда и не надо Никиту Сергеевича убирать? А то как ни крути, но может получиться только хуже.

  -- А что, время еще есть. До конца войны мы компромат на него публиковать не будем. Он все-таки единственный из всего ЦК несколько лет провел на фронте. Конечно не на самой передовой, но бомбы и мины на него сыпались.

  -- Ладно, пусть он не трус, и не такой уж глупый, как у нас принято считать. Но списки репрессированных-то он подписывал, и ему все было мало.

  -- Хорошо, попробую объяснить вам на пальцах. Допустим, вы поймали отряд немцев, которые сожгли деревню вместе с жителями. Ваши действия?

  -- Всех расстрелять.

  -- То есть никакого расследования? Но ведь у них есть тыловики, которые в убийствах не участвовали.

  -- Они пособники террористов, в смысле, преступников, и не попытались помешать им. Да уже за то, что они на нас напали, их можно было бы без суда и следствия расстреливать. Если мы этого не делали, то лишь для того, чтобы другие немцы не боялись сдаваться в плен.

  -- Ладно, расстреляли. А среди них еще были наши граждане - полицаи. Они-то к нам не вторгались.

  -- Этих повесить. Предатели, участвующие в убийстве своих сограждан, еще хуже оккупантов.

  -- Как я понял, следствие здесь тоже проводить не будем? А вот если нам надо узнать, куда направились остальные полицаи. Вдруг, еще одну деревню жечь? Как будем допрашивать задержанных, в смысле пытать их можно?

  -- Разумеется.

  -- Ну вот вы и попались. Вы же знаете, что многие старосты и полицаи добровольно вызвались на эти должности по предварительному поручению наших органов. Так сказать, наши агенты. И вообще, лишь несколько процентов из них после войны были осуждены. Сами все это рассказывали. Так зачем же их сразу пытать и казнить? Сначала надо все тщательно выяснить. Вот такие же горячие головы как вы, и взялись с энтузиазмом за репрессии в 37-м. Они тоже были уверены, что предателей жалеть нельзя, и нужно казнить. А перед этим долго пытать, чтобы узнать о всех членах их преступной организации. И когда они несли своему руководству списки признавшихся в преступлениях, то искренне недоумевали, почему их не утверждают. А сам Хрущов ведь никого не бил, не арестовывал. Ему говорили, что нашли преступников, и он верил. Заметьте, не карьеру делал, а искренне верил. И чтобы их наказать даже готов был пойти на конфликт со Сталиным. И точно также, как вы сейчас, приказывал пытать предателей, чтобы раскрыть все нити заговора.

  -- Ну ладно, допустим он верил следователям. Но этих изуверов действительно нужно наказать. От первого до последнего.

  -- Всех ли? Вот расстреляли Ежова, и вместе с ним было осуждено порядка тысячи следователей. Я постараюсь сделать все, чтобы посадили еще столько же. Чувствуете вы от этого радость?

  -- Честно говоря, не очень. Да и цифры не впечатляют

  -- Уж извиняйте, мильена следователей у нас нема. Но в своем большинстве они просто выполняли приказания. А вот обычные граждане, которые строчили доносы, действовали так по своей инициативе. Помните наш разговор про Таубина? Другие конструкторы если и не были в этом замешаны, то по крайней мере не захотели ему помочь. Или наш космический гений Королев. Те кто его избивал, уже наказаны, но вот что делать с его коллегами, писавшими доносы? Вдруг кто-нибудь в будущем станет академиком, очень полезным для страны.

  -- Так это что, выходит по большому счету, почти никто наказан не будет?

  -- Увы, но это так. Иначе придется поднимать новую, еще более сильную волну репрессий. Считайте, что это была гражданская война, и все ее участники получили амнистию.

  -- Стоп, но среди осужденных по пятьдесят восьмой статье массовой амнистии не было.

  -- По ним начали работу, но на это потребуется время. Ведь придется вдумчиво и кропотливо пересмотреть свыше полумиллиона дел. А когда закончат с живыми, начнут пересматривать дела расстрелянных. Чтобы все это раскопать, потребуется не один год. К тому же вы предложили всех старых следователей расстрелять. Или уже передумали?

  -- Ох, товарищ капитан, распорядитесь, пусть мне тоже нальют чая, - несколько неуклюже попытался я вывернуться из трудной ситуации.

  -- Или вот вам другой пример. Мы проанализировали все сведения по генералу Власову, и решили, что при определенных условиях его можно оставить даже в действующей армии. Все-таки способности у него выше среднего, и послужной список хороший. До сих пор за ним числилось только одно небольшое прегрешение. Когда он командовал вашим 215-м полком...

  -- Пффф, кхаа кхаа.

   Соколов растерянно помахал обожженной рукой, чтобы охладить ее. Сам виноват, зачем такое говорить, когда я пью горячий чай.

   - Когда это он нашим полком командовал? - Наконец, с возмущением спросил я.

   - В тридцать седьмом году. А что вы удивляетесь, все генералы когда-то были полковниками, и из-за системы ротации кадров командование частей менялось довольно часто.

   Беседа затянулась допоздна, и возвращаться обратно пришлось уже в сумерках. Хотя я уже нашел с моей лошадкой общий язык, но все же предпочитал не спеша трусить, и не пытался пустить ее рысью. Рядом со мной ехал сопровождающий боец, внимательно поглядывающий по сторонам. Погрузившись в свои мысли, я проехал уже половину пути, как вдруг тишину нарушили выстрелы, раздавшиеся со стороны села Плицино, где как я знал, располагались склады нашей дивизии.

   - Зенитки 37мм - машинально отметил я - и пулеметы. Наверное, "Раму" шугают.

   - Вряд ли, товарищ старший лейтенант, - отозвался красноармеец, "Рамы" высоко летают. Из пулеметы их не достанешь. Наверно, какой-нибудь шальной бомбер решил вылететь, пока погода позволяет.

   - Нет, - покачал я головой, - облака там плотные, через них ничего не видно. Так что корректировщик все равно должен опуститься низко. А был бы бомбардировщик, мы бы уже услышали взрывы.

   Рассуждая таким образом, мы тронули поводья, и собрались снова ехать дальше, как вдруг гудение самолета, до этого еле слышное, стало приближаться. Расчехлив бинокль, я нашел быстро растущую точку, которая целенаправленно летела вдоль дороги.

   - Это "Мессеры". Похоже, что, летят прямо сю... Воздух!

   Местность, по которой мы ехали, была безлесной, поэтому прятаться, кроме как в канаве, было негде. Бросив лошадей на произвол судьбы, мы попрыгали в кювет по разные стороны от дороги. После прошедших дождей канава была наполовину заполнена, и мне пришлось высунуть голову из воды, чтобы вдохнуть побольше воздуха.

   Дальше слились вместе самолетный гул, тарахтение скорострельной пушки, разрывы малокалиберных снарядов и взрыв бомбы. Когда стихло все, кроме звона в ушах, который казалось, становился все громче, я поднял голову чтобы проверить, не возвращаются ли стервятники обратно. "Мессеров" уже не было видно, и можно было выбираться из канавы. Вода, которая ее наполняла, волшебным образом превратилась в землю, и мне стоило немало сил стряхнуть ее себя. Я кое-как выполз на дорогу, но тяжесть, которая на меня давила, почему-то не исчезала. Очень хотелось отдохнуть, прикрыть на минутку глаза и полежать.

   Очнулся я от того, что меня кто-то тормошил.

   - Товарищ командир, вы живы?

   Посмотрев, кто это меня так бесцеремонно толкает, я увидел склонившегося надо мной красноармейца, чье лицо мне было смутно знакомо. Судя по разгоравшемуся закату, я пролежал тут не меньше получаса. Наверно, контузия.

   - Федоров я. Вы меня месяц назад перебинтовывали, только тогда вы были в гражданском.

   - А, теперь вспомнил. Так вы уже выздоровели?

   - Да, я и так столько времени в госпитале прохлаждался, хотя кость у меня была почти не задета. А теперь возвращаюсь в свою роту. Мне уже сказали, что вместо старшины Свиридова теперь вы командуете.

   Разговаривая, Федоров взвалил меня на спину, и потащил на себе, покряхтывая.

   - Ох и тяжелые же вы, товарищ старший лейтенант. Ну ничего, нам бы только до лошади дойти, вон она, метрах в двухстах, а дальше поедите с комфортом.

   - Подожди. В другом кювете должен быть красноармеец.

   - Нет там уже никого, я посмотрел, только воронка осталась.

   В глазах постепенно темнело, и последнее, что я помнил перед тем, как потерял сознание, это как меня подсаживали в седло.

   Дальше события слились в сплошной калейдоскоп: постоянные перевязки, капельницы, горькие лекарства, бульон, который кто-то давал мне из ложечки. Когда я наконец окончательно пришел в себя и смог оглядеться вокруг, то увидел, что нахожусь в больничной палате. Кроме меня, раненых здесь больше не было, хотя судя по размерам комнаты, она легко могла вместить четверых.

   Сидевшая рядом медсестра, у которой белый халат был накинут поверх военной формы, потрогала мой лоб, и спросила, болит ли у меня что-нибудь. Боли я не чувствовал, но вот кожа под бинтами зудела так, что хотелось ее почесать. И еще у меня был зверский аппетит. Слушая мой ответ, девушка довольно улыбалась, как будто я был ее близким родственником. Она подняла трубку телефона, стоявшего на прикраватной тумбочке, и счастливым голосом защебетала о том, что больной пришел в себя. Через несколько секунд в палату ворвалась, как мне показалась, целая толпа медперсонала. Впрочем, присмотревшись, я понял что врачей было только трое, просто они двигались так быстро, что создавали эффект присутствия большого числа людей.

   Мне одновременно ставили градусник, меняли повязки, шпыняли шприцами и давали какие-то лекарства. Добреньким голосом, как будто разговаривал с ребенком, врач уговаривал меня выпить сиропчик со сладким медом, хотя я вроде и так не отказывался. Закончив процедуры, доктор с довольным видом потер руки, и повернулся к сиделке.

  -- Ну все, товарищ сержант госбезопасности. Можете докладывать, что пациент пошел на поправку.

   Врачи исчезли так же внезапно, как и появились, а я прикрыл глаза, чтобы немного отдохнуть. Через минуту слегка скрипнула дверь, и по звуку шагов я определил, что в палату кто-то вошел. Смотреть, кто это, мне было лень. Если врачи, то пусть думают, что я сплю. Сержант-медсестра обратилась к вошедшему. - Товарищ майор, вы пока последите за раненым, а мне надо начальству сообщить. - После этого по полу быстро зацокали каблучки.

   - Беги, беги, - добродушно усмехнулся я про себя. - Ты еще не знаешь, что скоро тебе дадут орден за выхаживание ценного больного. И всему медперсоналу тоже.

  -- Мне сказали, что вы не спите, - тихо произнес знакомый голос, который должен был принадлежать командиру полка.

   Я тут же открыл глаза. Майор Козлов был в больничном халате, и слегка опирался на тросточку.

   - Ну здравствуйте, Александр Иванович. Сейчас такое пожелание как нельзя более кстати.

  -- Какое сейчас число? Что на фронте? Где дивизия? Как вас ранило?

   Воспользовавшись секундной паузой в моей тираде, командир начал последовательно отвечать на все вопросы.

   - Сегодня двадцать девятое октября. Все это время вы в основном были в бреду, и лишь иногда приходили в сознание. На всем фронте в основном пока затишье. У немцев уже не осталось сил, чтобы продолжать наступать, а мы, как мне кажется, пока концентрируем силы. Нашу дивизию отвели в тыл на отдых и переформирование. А ранило меня также, как и вас - обстрелял самолет на дороге. Лежите-лежите, вам пока нельзя вставать. Так вот, вы наверно слышали, что когда человек погибает, у него перед глазами проносится вся жизнь? У меня все было по-другому. Я увидел небольшую речку, которую пытались форсировать немцы. Ее название само собой всплыло у меня в памяти - Большая Коша. Откуда-то мне стало известно, что три дня назад наш полк держал оборону на левом берегу Волги, но фашистам удалось просочиться к нам в тыл, и мы получили приказ отойти сюда, и удерживать село Черногубово. Наш полк постепенно редел, но позиции удерживал, и ни на шаг не отступал. Дальше я как наяву увидел, что во время одной из атак большой осколок снаряда попал мне прямо в грудь, и стал для меня смертельным. И знаете, что самое интересное? В этом сне я был совершенно уверен, что дальше немцы уже не пройдут.

  -- А что же было потом?

  -- Потом я открыл глаза, и увидел, что прошло не больше секунды. Немецкий самолет как раз пролетал у меня над головой. Ранение, которое я получил, оказалось нетяжелым, и так как полк уже перевели в тыл, то врачи уговорили меня подлечиться в госпитале. Но это еще не все. Уже лежа в госпитале я попросил принести мне карту Калининской области, и действительно нашел на ней те самые речку и село из моего сна.

  -- Ну, в этом нет ничего удивительного. Вы много раз рассматривали карты, и наверняка видели на них эту местность раньше, хотя бы краем глаза. А в момент отключения сознания мозг вспомнил о них, и составил вот такой ассоциативный ряд. Так что не берите в голову, это всего лишь сон. Ведь уже совершенно ясно, что немцы не только за Волгу, но даже за Западную Двину не пройдут. - Уверенный в своих словах, я довольно откинулся на подушке, и сразу же уснул.

29 октября.

Москва.

   В Кремле шло секретное совещание по ядерное программе САСШ. Приглашенных было немного. Кроме Сталина присутствовали только нарком НКВД и майор ГУГБ Куликов.

  -- Докладывай, Лаврентий.

  -- За месяц нашими геологами, инженерами и физиками была проделана огромная работа: Произведена предварительная разведка нескольких месторождений, начинаются мероприятия по началу опытной добычи. Удалось найти небольшой выход очень богатой руды, с содержанием урана не менее десяти процентов. Запущено в эксплуатацию двадцать центрифуг, и уже получены первые образцы урана-235, обогащенного до пяти процентов Конечно пока немного, буквально доли грамма и неочищенного от примесей. Но, - нарком так и светился от гордости за советскую науку - это позволило рассчитать коэффициент выхода обогащенного урана и эффективность производства. Теперь мы можем достаточно точно подсчитать, сколько центрифуг нам нужно построить, а также назвать их примерную стоимость и необходимые затраты электричества.

  -- Ты уже можешь сказать, когда мы испытаем изделие?

  -- Это зависит от материала для активного вещества, который мы выберем. Если создавать только урановую бомбу, то к концу 45-го года. Но этот путь очень затратный, и пока не закончится война, просто нереальный. К тому же, на производство второго заряда уйдет не меньше года. Гораздо дешевле построить реактор, в котором будет вырабатываться оружейный плутоний. Себестоимость изделия, изготавливаемого из него, будет в несколько раз меньше, чем из урана. Когда реактор начнет стабильно работать, мы сможем делать по несколько зарядов в год, но сколько времени потребуется для его наладки точно сказать пока невозможно. В лучшем случае первые пять килограммов плутония мы получим только к лету 45-го года, когда у американцев уже будет три бомбы. Правда, конструкция плутониевой бомбы более сложная, но эта проблема решаема.

  -- Сколько материалов нам потребуется в течении ближайшего года?

  -- Вот два варианта расчета, товарищ Сталин. С максимально возможным темпом производства, и с более низким. Во втором случае затраты в полтора раза меньше, и выпуск изделия планируется в 47-м году.

   Сталин посмотрел колонки цифр, и недовольно нахмурился.

  -- Даже по второму варианту получается очень большой расход материалов. А что вы выяснили по американской программе?

  -- По будущему проекту Манхэттен ситуация следующая: Нам известны его основные фигуранты, и в принципе, возможно устранение большинства из них. В прошлой истории решение о создании атомного оружия было принято Рузвельтом в начале декабря, когда он точно узнал о готовящемся нападении японцев. Наша разведка полагает, что начало войны возможно уже 23 ноября, а значит, и атомная программа начнется на две недели раньше.

  -- Какие-нибудь приготовления к войне войска САСШ уже начали?

  -- Нет, японцы все-таки поверили, что их дипломатический код читается американцами, и теперь кормят их дезинформацией. Мы конечно несколько раз предупреждали Рузвельта о предстоящем нападении, - все присутствующие улыбнулись, - но очень осторожно, чтобы он принял это за провокацию. В своих предупреждениях мы не называли конкретной даты, и разумеется, не упоминали об атаке Перл-Харбора. Пусть в нашей истории она тоже станет неожиданностью. В качестве главных целей предстоящей войны на Тихом океане для японцев мы определили захват Филиппин, Индонезии, Индокитая, и уничтожение части американского флота. Якобы, по мнению японцев, это должно вынудить САСШ заключить мир и отказаться от вмешательства в войну Японии с Англией и Китаем. В качестве основной силы, противостоящей линкорам, должны стать авианосцы. Причем они не будут ждать прихода американской эскадры, а сами выйдут ей навстречу чтобы уничтожить ее вдали от основного театра боевых действий. Не забыли так же упомянуть о том, что несколько эсминцев обстреляют Мидуэй, чтобы отвлечь основные силы американцев. Таким образом, мы действительно раскрыли Рузвельту большую часть планов Японии, и всегда сможем сказать, что предупредили Америку.

  -- Хорошо, продолжай по Манхэттену.

  -- Внедрение наших агентов в научные центры проходит успешно. Один из них уже устроился в лабораторию, еще двое в ближайшее приступят к работе. Скоро они смогут начать саботировать исследования.

   Сталин усмехнулся, предвкушая реакцию собеседников на его слова.

   - Пока не надо саботировать и устранять североамериканских ученых. Есть мнение, что нам с Рузвельтом нужно объединить усилия по ядерной программе.

   Берия с майором удивленно переглянулись, и снова уставились на верховного.

  -- И не смотрите так, товарищ Сталин еще не сошел с ума. Вот вы товарищ Куликов, можете сформулировать основные причины создания атомной бомбы?

  -- Предотвратить нападение на СССР с применением ядерного оружия.

  -- Вот именно. А приняв участие в совместном проекте, мы сможем создать его не с отставанием в четыре года, как это имело место в той истории, а практически одновременно. Конечно, у нас будет намного меньше радиоактивного материала, и по количеству созданных зарядов мы все равно будем отставать. Но это не принципиально. Важен сам факт наличия у нас Бомбы, чтобы предотвратить разработку планов агрессии против нас. Самостоятельно мы все равно бы не смогли завершить проект раньше САСШ, ведь вложения требуются огромные, а у нас идет война. Огромный дефицит материалов и электроэнергии, которые нужны оборонной промышленности, нехватка рабочих рук. Да и сама стоимость. Даже если мы купим нужные материалы в кредит, то чем будем потом расплачиваться? Пусть уж лучше основную часть работы проделают капиталисты.

   Берия быстро прикинул последствия такой кооперации.

  -- С нашими теоретическими знаниями американцы смогут провести испытания объекта намного раньше, возможно уже в конце 44-го года.

  -- Так, мы это учтем. Надо будет сразу обговорить, чтобы в Европе оружие массового поражения не применялось. Они ведь и так раструбят, что Гитлера победили западные союзники, а мы выходит, ни причем.

  -- Но, товарищ Сталин, - продолжал возражать Берия - война САСШ с Японией будет не очень успешной, и они непременно начнут настаивать на ядерной бомбардировке. К тому же военным захочется провести испытания на реальных объектах. Нам будет трудно их отговорить.

  -- И не нужно отговаривать. Весь мир должен увидеть последствия применения атомного оружия. Это поможет заключить соглашение по его ограничению. К тому же, - Сталин вместо указательного пальца поднял свою трубку - варварское уничтожение мирных городов снизит престиж Америки в глазах всего мира. Мы позаботимся о том, чтобы мировая пресса подробно напечатала об этом, сколько бы денег нам не пришлось заплатить издательствам.

  -- Возможно, что американцы и не будут использовать Бомбу - высказал свое мнение Куликов - Андреев сомневался в том, что Рузвельт санкционировал бы ее применение, разве что против военных объектов.

  -- Это не исторический факт, а всего лишь его личное мнение. - покачал головой нарком, - если союзники убили миллионы мирных жителей в Германии, то что им помешает уничтожить еще сотню-другую тысяч каких-то там азиатов. Впрочем, Трумэну долго ждать своего президентства не придется. Жаль, что мы не сможем вылечить Рузвельта. Кроме пенициллина, никаких новых лекарств Андреев не знает.

  -- Да, жаль, - согласился Сталин - но мы можем заранее избавиться от Трумэна. Лаврентий, заранее подготовь на него разоблачающий материал. Только надо выбрать удачный момент, чтобы вместо Трумэна не пришел еще более одиозный политик. А пока нужно решить, когда стоит обратиться к американскому президенту с предложением о сотрудничестве.

  -- Хорошо бы подождать хотя бы несколько месяцев, пока у нас не появится больше радиоактивного материала и не накопятся экспериментальные данные, - высказал свое мнение майор. - К тому же после гибели флота в Перл-Харборе и потери Филиппин, американцы станут более сговорчивыми.

  -- Подождем, согласился верховный. Нам надо собрать первую тысячу центрифуг и выработать на них хотя бы несколько килограмм пятипроцентного урана, чтобы прийти на переговоры не с пустыми руками. Мы сможем экспортировать в САСШ обогащенную руду, или гексафторид если захотят. Все, что угодно, лишь бы обойтись небольшими затратами. Пусть американские деньги работают на нас.

Глава дополнительная

23 ноября 1941г.

Тихий океан.

   В то время как немецкие солдаты мерзли в Восточной Европе, японские военные моряки замерзали на своих кораблях, плывущих к Гавайям. Адмиралы, занимавшиеся подготовкой к походу, открыли для себя, что легче победить самый сильный флот в мире, чем преодолеть бюрократические препоны тыловых крыс. Все войска официально снаряжались для действия на юге, и интенданты не понимали, зачем в тропиках нужно зимнее обмундирование. В конце концов, теплую одежду удалось выбить, но к началу похода заявка была выполнена не больше, чем на треть.

   Пока в Европе шла война, в Японии продолжались дебаты, как воспользоваться сложившейся ситуацией с наибольшей пользой для империи. Особого выбора не было. Первый вариант - вывести войска из всех захваченных стран, и перейти от военной экспансии к экспансии экономической, был совершенно неприемлемым. Хотя этот путь был не только самым простым, но и единственно верным, но в руководстве страны этого никто еще не знал. А если бы и знал, то все равно бы не согласился.

   Второй вариант - захват Дальнего Востока, а впоследствии и всей Сибири. Сторонниками этой операции, получившей название "Кан-То-Куэн", были министр иностранных дел Японии Мацуока и командующий Квантунской армией генерал Умэдзу. Дату нападения на СССР назначили на 10 августа. Квантунская армия была приведена в боевую готовность. Ее численность после прошедшей мобилизации достигла 850 тыс. человек. Для высадки десанта были мобилизованы суда общим тоннажем 800 тысяч тонн, которые направили в порты Кореи, Маньчжурии и Курильских островов. Однако расчет на то, что советские дальневосточные дивизии еще летом перебросят на западный фронт, что было обязательным условием для начала операции, не оправдался. Вторжение было отложено до падения Москвы, но скоро стало окончательно ясно, что немецкая военная машина забуксовала, и быстрой победы вермахта не получится. Кроме того, после Номонганского инциднта

[16] армейское руководство стало осторожнее, и на новой войне с таким опасным противником сильно не настаивало. Весомым аргументом против войны с Советами также было отсутствие больших запасов ресурсов, захват которых мог бы окупить войну. В Сибири еще не были найдены и разведаны большие месторождения нефти, и нельзя было надеяться пополнить там запасы горючего, которого в империи оставалось очень мало. Последний аргумент против северного направления экспансии добавила начавшаяся осенняя распутица.

   В итоге, 3 сентября японское правительство пришло к выводу, что нападение на СССР придется отложить, по крайней мере, до следующего года.

   Третий вариант был самым очевидным - продолжить экспансию в Юго-восточную Азию. Хотя Америка и другие западные державы на словах осуждали японскую агрессию, и даже оказывали небольшую помощь Китаю, но намного больше стратегических товаров они продавали Японии. Пока США помогала Хирохито, советские военные специалисты и летчики вели активную борьбу против японских захватчиков. На счету наших пилотов числятся первые потопленные во Второй Мировой войне

[17] крейсер и авианосец, но и сами они несли большие потери.

   Перелом в отношениях Японии с западными державами начался летом 1940 года, когда поражение союзников в Европе автоматически ослабило их позиции в Азии. В Токио поняли, что для них открываются новые возможности. Как и в случае с Гитлером, западные страны, откармливающие хищника на погибель Советского Союза, спохватились слишком поздно.

   Пробным шаром новой политики было требование к французской администрации в Индокитае закрыть дорогу, по которой в Китай доставлялись военные грузы. Когда французы подчинились, настала очередь Великобритании, которой был предъявлен пусть неофициальный, но все-таки самый настоящий ультиматум. Военному атташе в Токио было заявлено, что в случае отказа Япония захватит Гонконг. Черчиллю пришлось подчиниться, чтобы не начинать еще одну войну.

   Окончательно отношения с ведущими державами испортились после оккупации французского Индокитая. На эту территорию Япония имела полное право, хотя и с чисто формальной точки зрения. Но это была европейская колония, и ее оккупацию Японии не простили. А что еще хуже, правительство Коноэ уже не скрывало, что посягает и на другие колонии западных держав. 1 августа 1940г. был опубликован документ "Об основных принципах национальной политики". В нем говорилось о создании Великой Восточноазиатской сферы сопроцветания, в которую кроме Индокитая должны войти Филипины, Индонезия, Таиланд, Бирма, и другие страны Юго-Восточной Азии. Так как с Советским Союзом Германия пока еще дружила, то территории Сибири в данный перечень не вошли.

   24 июля 1941г. японские военные корабли вошли в бухту Камрань и направили военные транспорты с целью полной оккупации Южного Индокитая. В ответ правительство США объявило о замораживании всех японских финансовых активов в Соединенных Штатах. Хотя экспорт в Японию некоторых видов нефтепродуктов формально еще был разрешен, но с заблокированных счетов оплачивать поставки было нельзя.

   6 сентября была принята программа по захвату колониальных владений западных держав на юге. Теперь большая война становилась неизбежной. Все приготовления к ней предполагалось закончить к концу октября.

***

   Еще в начале ноября в заливе Хитокапу (Танкан) на острове Иторуф (Итуруп) было сосредоточено авианосное соединение в составе сорока кораблей. Помимо авианосцев, крейсеров, подводных лодок и танкеров, к нему еще присоединилось несколько транспортов, перевозивших пехоту.

   Командовал соединением все тот же адмирал Тюити Нагумо, что и в нашей истории. Командующий японским флотом Ямамото проигнорировал все предостережения о нерешительности Нагумо. Он не без оснований считал, что адмирал выполнит все, что ему прикажут, нужно только точно указать цели операции. Шифры для радиопереговоров менять тоже не стали, но теперь все депеши дипломатической переписки согласовывались с командованием флота. В Вашингтоне довольно потирали руки, читая сообщения, предназначенные японскому послу Номуро. В них говорилось о том, что ситуация с нефтью становится катастрофической. От посла требовалось как можно скорее договориться с Халлом и Рузвельтом, в противном случае придется оставить завоеванные территории. В следующих посланиях Намуро предлагалось прозондировать почву, с целью узнать, достаточно ли будет вывода войск из Индокитая для отмены нефтяного эмбарго.

   В результате такой дезинформации нота с требованием вывести войска из Индокитая и Китая была вручена японскому представителю уже 18 ноября, на неделю раньше, чем в нашей истории. Эту ноту в Токио посчитали ультиматумом, который с большой натяжкой может являться поводом для войны. Правда, особой необходимости в нем уже не было, так как эскадра снялась с якоря еще шесть дней назад, и теперь шла на восток в режиме полного радиомолчания. Всех прежних радистов оставили в метрополии, где они продолжали вести ложный радиообмен, как будто корабли никуда не уходили из Внутреннего Японского моря. В тыловых службах флота отправили в отпуск всех, кого только можно, чтобы вид толпы праздношатающихся моряков успокаивал вражеских агентов. Для полной имитации пребывания всех подразделений на прежнем месте, на аэродромы рядом с Кагосимой перебросили самолеты 12-го авиационного корпуса, которые тоже летали над городом, как и их предшественники, вызывая постоянные жалобы местных жителей.

   В походном ордере не хватало только авианосца Кага, который задержался в порту Нагасаки. Ему нужно было забрать модернизированные торпеды Mk91, предназначенные для использования на мелководье. Управляющему местным отделением Мицубиси Юкиро Фукуда пришлось сделать все возможное и невозможное, что выполнить заказ в срок. После погрузки новых торпед Фукда, едва держащийся на ногах от усталости и недосыпания, пожелал офицерам успешной атаки в мелкой гавани Владивостока.

   Из Нагасаки Кага взял курс на северо-восток. Он должен был встретиться со своим соединением в восьмистах милях восточнее Итурупа. Хотя корабли не могли связываться друг с другом по рации, но взлетавшие с авианосцев разведчики быстро помогли им обнаружить друг друга. Часть торпед перегрузили на авианосцы Акаги, Сорю и Хирю, после чего эскадра отправилась дальше.

   Переход был тяжелым, так как маршрут шел через ревущие сороковые, знаменитые своими штормами. Но зато здесь была меньше вероятность встретить какое-нибудь случайное судно. Приказ на этот случай был однозначным - топить, и как можно скорее, чтобы жертва не успела послать сигнал SOS. Через неделю пути соединение повернуло на юго-восток, а оказавшись на одном меридиане с Гавайями, авианосцы последний раз дозаправились, и развернулось прямо на юг. До цели оставалось чуть больше пятисот миль.

   К этому времени погода улучшилась, что сослужило плохую службу японцам. Пользуясь затишьем, в море вышел канадский корабль "Телон", ожидавший затишья в порту Гонолулу. О его приближении японцы узнали заранее, так как им удалось засечь радиопереговоры капитана корабля со своим судовладельцем. "Телон" шел на Аляску, и его курс вскоре должен был пересечься с эскадрой.

   У Нагумо оставалось мало времени для принятия решения. Можно развернуть корабли на северо-запад, а когда канадец пройдет мимо за пределами видимости, вернуться на прежний курс. Но из-за этого маневра будет потеряно несколько часов, и выполнение операции будет под угрозой. Помимо его эскадры, к целям сейчас шло еще полтора десятка оперативных соединений, и время всех операций было согласовано буквально по минутам. Поэтому адмирал долго не раздумывал, и приказал торпедировать так некстати оказавшееся здесь судно.

   Сигнальщики флажками передали приказ на ближайшую подводную лодку, идущую в километре по правому борту от флагмана, которая тут же отправилась на перехват по указанному курсу. Все остальные корабли сбавили ход, ожидая результатов атаки.

   Подойдя к цели на расстояние прямой видимости, субмарина ушла под воду, и дальше шла на перископной глубине. Подойдя на дистанцию выстрела, подлодка легла на боевой курс, и капитан скомандовал пуск. Вслед за первой торпедой тут же отправилась вторая.

   Только в героических фильмах подводная лодка может каждой торпедой поражать цель. В реальных морских сражениях часто могло быть так, что вероятность попадания составляла менее десяти процентов. Но это во время боевых действий, когда субмарины вынуждены пускать торпеды с максимальной дистанции, а корабли постоянно совершают противоторпедные маневры.

   Команда мирного сухогруза не знала о том, что скоро начнется война, и не ожидала торпедной атаки. Поэтому если кто-нибудь и заметил пенящийся след, шедший наперерез кораблю, то не обратил на него внимания. Судно продолжало идти прежним курсом, с постоянной скоростью, поэтому двухторпедного залпа было достаточно для гарантированного поражения цели.

   В полном соответствии с теорией вероятности, первая торпеда прошла мимо, но вторая смогла поразить цель, оторвав "Телону" носовую часть. Часть команды была ранена или контужена, но оставшиеся тут же начали борьбу за живучесть корабля, положение которого было тяжелым, но отнюдь не безнадежным. Соседний с поврежденной частью отсек быстро затопило. От сотрясений при взрыве в некоторых переборках появились трещины, сквозь которые в трюм стала поступать вода. Но все это было поправимо. При правильных действиях экипажа судно смогло бы оставаться на плаву. Двигатели были исправны, до ближайшей земли было не очень далеко. Капитан корабля, не обращая внимания на рану - его задел залетевший в рубку осколок, быстро отдал необходимые распоряжения, как будто делал это каждый день. Убедившись, что все матросы поняли свою задачу, он доковылял до аптечки и наконец достал бинт. Перевязывая себя, капитан одновременно в замысловатых выражениях проклиная мину, на которую ему не посчастливилось наткнуться.

   Молодой помощник капитана, недавно назначенный на эту должность, первым догадался подбежать к корабельной радиостанции. К его облегчению передатчик работал, и в эфир тут же был отправлен сигнал "May day". Если бы причиной взрыва действительно была старая морская мина, то все закончилось бы хорошо. Экипаж был бы спасен, владельцу судна выплатили бы страховку, а шустрые журналисты Гонолулу получили горячий материал.

   Но субмарина уже разворачивалась для повторной атаки. Неподвижный корабль представлял собой идеальную мишень, и третья торпеда вошла точно в центр левого борта, положив конец невезучему "Телону".

   То, что тонущий корабль мог успеть послать сигнал о помощи, было предусмотрено в планах операции. По иронии судьбы радист, назначенный для подобных случаев, говорил на английском языке с заметным французским акцентом, и должен был имитировать переговоры канадского судна. Он тут же послал в эфир сообщение, что "Конкордия" находится рядом, и спешит на помощь своим землякам. Чуть позже, когда линкор действительно подошел ближе к месту трагедии, радист сообщил, что видит тонущий корабль, а затем отчитался о спасении экипажа.

   Естественно, никто на Гавайях не стал посылать спасательное судно или самолет к тонущему кораблю. Зачем, если помощь уже пришла. К тому же уже темнело.

***

   У гарнизона Оаху уже были новые радиолокационные станции, которые легко могли обнаружить самолеты на дистанции несколько сот километров. Одна из таких передвижных станций SCR-270 находилась на горе Опана, у самой северной оконечности острова, и могла бы заблаговременно засечь приближение бомбардировочных армад. К сожалению для гарнизона острова, радиолокаторы использовались только в учебных целях. В будние дни они работали с 7 до 16 часов, а по выходным совсем отключались. Даже если бы Вашингтон заранее отдал приказ усилить бдительность, как это было в нашей истории, то все равно, по воскресеньям локаторы работали бы только с 4 до 7 утра.

   Из трех авианосцев Тихоокеанского флота в Перл-Харборе находились только два: "Энтерпрайз" и "Лексингтон". Третий, "Саратога", в это время ремонтировался в Сан-Диего на западном побережье Америки. Эти два корабля и стали первоочередной целью для японских летчиков. В остальном же подробности налета были очень похожи на происходившее в нашей истории, только организованно все было чуть лучше. Заранее распределившие цели пилоты уничтожали истребители, стоявшие на аэродромах, средства ПВО, командные пункты.

   В общем, отличия были небольшими. Точно так же падали торпеды, летели бомбы, тянулись к земле пулеметные трассы. Некоторые корабли долго боролись за живучесть, а кому-то не повезло, и бомба попала прямо артиллерийский погреб. Примерно так же в момент атаки на одном из линкоров работало одновременно два котла, только на этот раз это была не "Невада", а "Калифорния". Ей не пришлось выбрасываться на мелководье, и пользуясь тем, что вражеские самолеты увлеклись авианосцами, капитан сделал отчаянную попытку уйти. Разумеется, особого смысла в этом не было. Оказавшись в одиночестве и вдали от зенитных батарей гавани, "Калифорния" тем самым только уменьшила свои шансы на спасение. Но по крайней мере линкор погиб в открытом море, с развевающимися флагами, как и полагается боевому кораблю.

   Вскоре в Перл-Харборе из воды отовсюду торчали трубы и мачты. Мелководная гавань не давала судам полностью затонуть, и в течении нескольких месяцев многие из них будут подняты, отремонтированы, и встанут в строй. А вот в составе чьего именно флота - императорского, или американского, им придется воевать, пока еще никто не знал.

   Когда в 10 часов на авианосцах приземлились самолеты первой волны, их тут же стали заправлять и готовить к вылету. Но только на этот раз Нагумо имел четкий однозначный приказ, и летчики все-таки дождались разрешения на второй вылет. Это стало для гарнизона острова неприятным сюрпризом. Хотя растерянность и паника, появившиеся после первой атаки, уже ушли, но истребителей у защитников острова почти не осталось, а расчеты зениток повыбивало во время предыдущих налетов.

   Возвращаться последним самолетам пришлось уже в сумерках, но было все еще достаточно светло, чтобы они могли благополучно сесть на палубу. После трудного дня выжившие японские летчики наконец-то смогли отдохнуть, но для американцев все только начиналось.

   Всю ночь на острове шли бои. Различные подразделения принимали друг друга за японцев, и начинали перестрелку. Два полка из 24-й и 25-й дивизий устроили между собой настоящее полномасштабное сражение с применением артиллерии.

   К утру генерал Шорт, командующий гарнизоном Оаху, доложил в штаб армии США об успешно отраженной высадке десанта. Правда, очень скоро стало ясно, что кроме летчиков с подбитых самолетов, ни одного японца на острове не было. Но зато они появились там, где их совсем не ждали.

   С рассветом японские транспортные корабли, прикрываемые пушками линкоров, подошли к островам Мауи и Гавайи, и не спеша высадили на берег пять тысяч солдат.

24 ноября 1941г.

   На следующий день после нападения на Перл-Харбор Гитлер поспешил объявить войну США. Тем самым он надеялся сильнее привязать к себе союзника, и полагал, что Япония ответит ему любезностью и объявит войну Советскому Союзу. Следовательно, исчезнет угроза переброски советских дальневосточных дивизий на германский фронт, где ситуация для вермахта и без того была далеко не блестящей. Как и в нашей истории, после войны немецкие генералы в своих мемуарах станут искренне удивляться, почему Япония этого не сделала.

   Зато Великобритания объявила войну Японии, а США, соответственно, Италии.

   Так совпало, что еще 23 ноября Сталин в своем послании Черчиллю просил объявить войну Финляндии, если та откажется прекратить военные действия, а если возможно, то еще Венгрии и Румынии. Так как налицо были значительные успехи советской армии, то Англия стала действовать более решительно, чем в нашей истории. Британские доминионы, послушно шедшие в фарватере внешней политики метрополии, послушно повторяли все ее действия.

   После поражения в Перл-Харборе, гораздо более опасного, чем в нашей истории, США, испугавшись потери своего влияния на Тихом океане, применяли все рычаги давления на страны Латинской Америки, чтобы сделать их своими союзниками. Угрозами и обещаниями их вынуждали разрывать отношения со странами оси и начинать военные действия.

   Таким образом, последняя неделя осени побила все мыслимые рекорды по количеству объявлений войны. К мозаике антигитлеровской коалиции присоединялись все новые страны, железным кольцом охватывая весь мир.

7 декабря 1941г.

Чили. Провинция Мегальянес

   На пустынном берегу Магелланова пролива еще несколько недель назад высадился небольшой отряд немецких солдат. Со стороны их лагерь выглядел как обычное стойбище пастухов. Наспех сложенные шалаши, покрытые накинутыми кусками ткани, пасущиеся овцы, чернявые люди в пончо. Хотя в Южной Америке было немало светловолосых людей, но чтобы не выделяться, для командировки отбирали только брюнетов. Большинство солдат было испанцами, воевавшими до этого в "Голубой" дивизии, а остальные члены отряда хотя бы немного говорили по-испански. Сколько еще придется ждать, было не известно, но никто не выказывал нетерпения. Запасов продуктов хватало на несколько месяцев, а если припасы и закончатся, то их нетрудно будет пополнить.

   Немецкие агенты в Аргентине смогли обеспечить солдат местной одеждой, и кроме овечьей отары еще пригнали табун лошадей, которые могли понадобиться не только в качестве маскировки, но и для эвакуации. За время вынужденного безделья минометные расчеты немного научились ездить верхом, и вполне могли доехать до ближайшего города.

   Радиопередатчик у отряда был, но его включали только на прием, чтобы не быть запеленгованными. Вчера наконец-то пришло короткое кодированное сообщение, извещавшее что цель на подходе. Приближалась желанная добыча - американский авианосец, имевший порядковый индекс CV-5, но чаще называемый по имени - "Йорктаун". В открытом океане он представлял собой грозную силу, способную справиться с линкором, а то и двумя. Самолеты, базирующиеся на нем, могли обнаружить и разбомбить любой вражеский корабль прежде, чем тот подойдут на расстояние выстрела главного калибра. Но здесь, в узком двухкилометровом проливе, авианосец лишался своего преимущества. Одна хорошо замаскированная батарея гаубиц или крупнокалиберных минометов могла как минимум повредить взлетную палубу, тем самым превратив его в бесполезный хлам.

   К началу войны у Германии еще не было минометов с калибром больше 81мм, и прошлось использовать трофейные 120мм, захваченные на Восточном фронте. К каждому прилагалось сорок мин, которые можно было выпустить буквально за три минуты. В том, что эти минуты у них будут, не было никакого сомнения. Хотя в эскадре, которую они поджидают, помимо всякой плавучей мелочи находятся два линкора, но их огромные пушки никакой опасности не представляли. Замаскированные позиции батареи расположились за прибрежными скалами и с моря не просматривались. Достать их там можно было только бомбами. Но чтобы завести двигатели, взлететь, найти цель и отбомбиться, самолетам потребуется слишком много времени. Обстрел к тому времени уже закончится.

   Командир отряда гауптман Альбрехт Хайнц с самого начала не питал никаких иллюзий насчет своей судьбы. После того, как минометы выпустят по кораблю весь боезапас, успевшие взлететь самолеты легко смогут их накрыть. Но здесь были только добровольцы, знавшие на что идут. Потопить авианосец конечно не получится, но вот вывести его из строя на несколько месяцев вполне возможно. И ради этого стоило отдать жизни двух десятков человек.

   Хайнц просматривал справочник военных кораблей мира, и так зачитанный им до дыр. Номинальная вместимость "Йорктауна" составляла 96 самолетов, но с момента его проектирования прошло много времени, размеры бомбардировщиков увеличились, и сейчас в нем помещалось не больше восьмидесяти штук.

   Поднимающееся над горизонтом солнце осветило верхушки мачт, увенчанные антеннами. Сами махины огромных кораблей пока были скрыты за скалами, поэтому их было не видно.

   Как и следовало ожидать, эскадра шла медленно, осторожно пробираясь среди отмелей и подводных скал, которыми изобиловал пролив. Естественно, Хайнц постарался выбрать позицию недалеко от особо опасного рифа, при подходе к которому корабли будут вынуждены еще сильнее снизить скорость.

   Несколько раз пролетали самолеты, но пилоты были заняты только поиском безопасного фарватера, и не обращали внимания на безобидных пастухов. Возможность наличия подводных лодок, немецких или японских, капитанами кораблей учитывалась, и соответствующие меры были приняты. А вот опасности с берега никто не ожидал, и напрасно. Дальность выстрела большого полкового миномета составляла шесть километров, а его точность вполне позволяла накрыть огромную махину авианосца, длиной четверть километра и шириной тридцать метров.

   После разговора с советским военным атташе Ямамото сделал соответствующие выводы. Независимо от результатов атаки Перл-Харбора американцы обязательно решат перебросить один или два авианосца с Атлантики на Тихий океан, это очевидно. Но если Панамский канал действительно удастся вывести из строя, то кораблям придется идти через пролив Магеллана. А там авианосец можно будет обстрелять прямо с берега. Нужно только доставить туда и спрятать достаточно мощное, но в то же время компактное орудие или миномет. Как раз такие были у Советского Союза, и многие из них достались немцам в качестве трофеев, так что не составило никакого труда найти несколько штук вместе с боекомплектом.

   Во время перевозки минометов на испанском судне их даже не прятали. Англичане следили, чтобы никто не ввозил оружие в Германию. А что плохого в том, что Испания продает оружие в Южную Америку.

   Когда долгожданная цель приблизилась на расстояние выстрела, был уже полдень. В южном полушарии солнце находится на северной стороне неба, и сейчас оно помогало немцам, освещая цель. В тщательно приготовленных укрытиях, разнесенных на большое расстояние друг от друга, расположились три корректировщика, командир, и оператор с кинокамерой. К каждому из них был протянут кабель полевого телефона, соединявший их с батареей. Вполне возможно, что американцы начнут беспорядочный огонь из всех орудий по прибрежным скалам, которыми могут вывести из строя немецких наблюдателей. Тогда оставшиеся в живых будут продолжать корректировать огонь. Ничего сложного в этом не было. Опыты, проведенные еще в Германии, подтвердили, что взрыватель мин срабатывает при ударе об воду также хорошо, как и при попадании в твердую поверхность. Поэтому в случае промаха место падения мины будет хорошо видно по фонтану воды, взметнувшемуся вверх

   Расчет на внезапность оправдался полностью. Шум работающих двигателей заглушил свист падающей мины, и когда у борта поднялся столб воды, моряки бросились высматривать подводную лодку. Недолет был небольшим, поэтому второй раз отстрелялась уже вся батарея, успешно накрыв цель. После этого для команды корабля начался настоящий ад. Каждые несколько секунд на авианосце раздавалось два-три взрыва. 37-мм сталь взлетной палубы была достаточно прочной, но все же иногда не выдерживала взрыва тяжелой мины, мало уступавшей гаубичному снаряду, особенно если попадание приходилось рядом со сварным швом. Еще больше ущерба грозили нанести горящие самолеты, стоявшие на палубе с полным боекомплектом. К концу обстрела в авианосце зияло больше двадцати отверстий, к которым все время прибавлялись новые пробоины от сдетонировавших боеприпасов.

   Все самолеты, находившиеся на палубе, были повреждены, и многие из них горели. Рвались бомбы, заранее сложенные наверху на случай встречи с вражеской подлодкой. Когда огонь добирался до бензобаков, предусмотрительно заправленных, происходил взрыв, раскидывающий пылающие обломки во все стороны. Горящий бензин стекал на нижнюю палубу через пробоины или люки, и стоявшие там бомбардировщики тоже пылали.

   Некоторые смельчаки отваживались сталкивать горящие машины в воду. Но вскоре огненный фонтан, взметнувшийся из обреченного самолета, поглотил несколько человек, заставив остальных отступить.

   Немецкий кинооператор Ганс Вильдт, поставив камеру на треногу, с восторгом снимал горящий "Йорктаун". На войне корабли часто горят и тонут, но снять вблизи сцену пылающего вражеского судна удается достаточно редко, так что кадры будут просто бесценными. Все было как по заказу: огненные вспышки взрывов, черный столб дыма над кораблем, пылающие самолеты, охваченные огнем люди, прыгающие в море. Время от времени оператор делал фотографии своей "Лейкой", а потом снова поворачивал кинокамеру, чтобы продолжающий плыть авианосец не вышел из кадра. Войдя в раж, Вильдт ни на что больше не обращал внимания, и его пришлось уводить чуть ли не силой.

   С помощью команд других кораблей удалось заставить огонь отступить, но окончательно пожар потушили только к утру. На ангарной и верхней палубах было уничтожено все, что могло гореть и взрываться. Больше двухсот членов экипажа погибло от огня, взрывов или задохнулось от дыма. Но все же для авианосца эти потери не были фатальными. Имевшие хорошую защиту погреб боезапаса, хранилище топлива и машинный отсек не пострадали. Боевая рубка, покрытая десятисантиметровой броней, была неуязвима для мин, а очаги возгорания, появившиеся от горящего бензина протекшего из ангара, быстро удалось ликвидировать. "Йорктаун" своим ходом смог дойти до ближайшего порта, где его немного подлатали, прежде чем он отправился на капитальный ремонт в Сан-Диего.

   Через несколько дней после обстрела авианосца все крупнейшие газеты Аргентины, а позже и всего мира опубликовали сенсационные снимки взрывающегося и горящего "Йорктауна". Катушка с кинопленкой прибыла из Буэнос-Айреса в Берлин дипломатической почтой, и вскоре была растиражирована в огромном количестве. После поражения на востоке Гитлеру требовался хоть какой-то успех, которым можно подбодрить армию, и горящий авианосец пришелся весьма кстати. Всем участникам операции, включая оператора, были вручены железные кресты. Японию попросили прислать списки причастных к взрыву Панамского канала, чтобы наградить и их тоже. Таковые естественно нашлись, в основном в руководстве разведслужбы. Сами же непосредственные исполнители панамской операции якобы находились на нелегальном положении где то за рубежом, и рассекречивать их имена японское руководство посчитало преждевременно.

9 декабря 1941г.

САСШ. Сан-Диего.

   В небольшом доме на окраине Сан-Диего, принадлежавшем Вильяму Лэнджеру, одному из лидеров профсоюза судостроительной верфи, происходила сцена, очень похожая на описанную Ильфом и Петровым. Если бы Вильям читал "Золотого теленка", то заметил бы сходство ситуации. Но эту книгу на английский еще не перевели, поэтому он спокойно продолжал раскладывать деньги на три стопки разного размера, стараясь поделить их как можно справедливее.

   Началось все неделю назад. К нему подошел один из офицеров, служивший на "Саратоге", и предложил кое-что обсудить после работы. Если бы Вильям знал лейтенанта

[18] Пикнета немного получше, то он был бы несколько удивлен тем, что офицер, известный своими карточными долгами и посещениями нелегальных игровых клубов, щедро угощает его дорогой выпивкой.

   После пары рюмок Пикнет сообщил по секрету то, что сейчас волнует экипаж. Как считали офицера корабля, главное, чтобы в походе к Гавайям приняло участие не меньше двух авианосцев, иначе японская авиация поставит крест на всей операции. Высказав свои соображения, лейтенант поинтересовался точкой зрения собеседника.

   Польщенный тем, что его мнением интересуются, Лэнджер выдал неплохой анализ внешнеполитической ситуации, почерпнутый им из газет, и свое виденье современной стратегии. Собеседники пришли к согласию, что после сдачи Филиппин и больших потерь в Перл-Харборе, рисковать остатками флота нельзя. Для обоих не было секретом, что "Саратога" давно готова к выходу в море. На ней ведутся только профилактические работы, которые можно прервать в любой момент. Но если руководство флота не пришлет дополнительную помощь, то в освобождении Гавайев примут участие самолеты лишь с одного авианосца, а этого явно недостаточно.

   Выпив еще раз за победу своей великой страны, собеседники разошлись, очень довольные содержательной беседой.

   После коварного нападения на "Йорктаун", произошедшего вопреки всем международным соглашениям в чужих территориальных водах, американская пресса сообщила о незначительных повреждениях, полученных авианосцем. Но на верфи многие уже были в курсе того, что именно им скоро придется ремонтировать, и сколько времени это займет. Получалось, что до января корабль останется на приколе. Однако "Саратогу" готовили к отплытию по прежнему графику. Сопоставив факты и придя к неутешительному выводу, профсоюзный деятель сам подошел к офицеру, который совершенно случайно оказался поблизости, и взволнованно спросил его, что теперь будет. Обсудив ситуацию, Лэнджер с Пикнетом пришли к единому мнению, что выход есть. Достаточно после отплытия корабля обнаружить небольшое повреждение в двигателе, и авианосец вернут обратно вместе со всем флотом. А это значит, что тогда волей-неволей придется дождаться починки "Йорктауна", и в этом случае операция точно пройдет успешно.

   Оставалось только уговорить пару механиков выполнить задуманное, но здесь Пикнет не видел ни каких сложностей. У него есть знакомый менеджер, работающий в фирме, поставлявшей оборудование для кораблей. Он настоящий патриот Америки, и наверняка сможет выделить профсоюзу часть прибыли от предстоящего ремонта. Эти деньги должны достаться тем, кто ради своей родины готов пойти на риск быть обвиненным в халатности а то и саботаже.

   К счастью, представитель компании вечером был дома, и его не пришлось разыскивать. Выслушав веские доводы, о необходимости задержать поход, он глубоко задумался. Наконец, когда Вильям уже всерьез забеспокоился, менеджер торжественно заявил, что придумал, по какой статье можно списать расходы.

   Утром Лэнджер получил пакет с деньгами вместе с наставлениями о том, как их лучше распределять. Семьдесят тысяч долларов, на которые расщедрилась компания, были огромной суммой, в десять раз превышавшей годовую зарплату рабочего, но сразу выплачивать ее исполнителям не рекомендовалось. Поэтому Вильям отсчитал только пять тысяч для материального стимулирования механиков, тысячу на нужды профсоюза, а остальное пока отложил. Никакого отчета от него не требовалось, и если все пройдет удачно, то эти деньги можно будет оставить себе.

   В принципе, Лэнджер был совсем неглупым человеком, но ему и в голову не пришло что-то выяснять и наводить справки. Зачем сомневаться, ведь он же имеет дело не со шпионами, а с настоящими американцам. Почему-то всегда бывает очень легко убедить человека в том, во что ему самому хочется поверить. Раскладывая купюры, профсоюзный лидер размечтался о том, как во время сражения один из двух авианосцев будет потоплен, а второй тяжело поврежден. Тогда всем станет ясно, что отправлять "Саратогу" не дождавшись "Йорктауна", было неразумно.

24 декабря.

Гавайи.

   Известие о том, что из-за поломки авианосца оперативное соединение кораблей не придет к ним на помощь, еще сильнее подорвало боевой дух защитников Оаху. Уже месяц японский флот блокировал их остров, выпуская корабли с гражданским населением, но не пропуская транспорты с припасами и подкреплением. У японских самолетов, базирующихся на аэродроме Мауи и на оставшихся близ архипелага авианосцах, оставалось не так уж много боеприпасов. В отличии от бензина, который можно было реквизировать на месте, бомбы взять было негде. Но американцы этого не знали, и опасались подводить корабли к Гавайям без прикрытия авианосцев.

   Когда в середине декабря из Японии пришел большой караван транспортов, генерал Шорт совсем пал духом. Всю ночь никто на Оаху не спал, готовясь к нападению, и уже желая, чтобы оно поскорее началось. Так всем надоело бесконечно ожидание. Но как ни хотелось самим японцам поскорее начать штурм главной военно-морской базы США на Тихом океане, они делали все строго по науке. Привезенные боеприпасы позволили бомбардировщикам продолжить методичную бомбежку острова. Уничтожались зенитные установки, уцелевшие самолеты и корабли, казармы, штабы, орудия береговой обороны.

   Так как американского флота здесь уже можно было не опасаться, то корабли, подвозившие подкрепления, могли идти напрямую и почти без сопровождения конвоя. Постепенно на Гавайях сосредоточилось три пехотные дивизии, в основном, из состава Квантунской армии, которая сейчас все равно пребывала без дела.

   Как ни странно, но жизнь на осажденном острове не сильно отличалась от довоенной поры. Конечно, солдаты вместе гражданскими копали траншеи и возводили на берегу защитные сооружения. Повсюду строго соблюдалась светомаскировка. Но при этом все усердно делали вид, что это лишь временно, и оккупанты на соседних островах скоро будут изгнаны. По-прежнему выходили газеты, продолжали работать рестораны и даже один кинотеатр, владелец которого предусмотрительно запасся дизель-генератором. Для подпольных игорных клубов началась золотая пора. Полиция была занята исключительно поиском шпионов среди местных японцев. А учитывая, что они составляли не меньше трети от всего населения, конца этой работе не предвиделось.

   Солдаты, как и до войны, хорошо питались, меняли белье два раза в день, спали сколько положено. Отличившихся даже продолжали отпускать в увольнительные в город, где они могли потолкаться в барах, освещаемых свечами, как в прошлом веке. В этом был свой резон. Все должны быть уверенны в том, что неудачи сугубо временны, и победа над злом неизбежна. В принципе, так оно и было. Обладая самой большой промышленностью в мире, США могли быстро построить огромный флот и сотни тысяч самолетов. Вот только пока все это появиться, гарнизонам нескольких удаленных баз придется капитулировать.

   В сочельник все было почти как обычно. Офицеры разошлись по домам, чтобы встреть праздник в кругу семьи. Настроение у всех было достаточно приподнятое. Из метрополии поступило ободряющее сообщение, обещавшие помощь в начале января. После месяца, проведенного в осаде, подождать еще неделю было нетрудно.

   Почему-то никому из американцев не пришло в голову, что можно ожидать нападения в праздник.

Калмыков Александр Владимирович

На пути "Тайфуна" 2-3

Аннотация:

Завершение тома. Следующие главы получат название Тайфун-4

Пролог

   Лейтенант Эрих Браун не без оснований считал себя очень везучим человеком. Удача сопутствовала ему с самого рождения, так как мальчику повезло появиться на свет в обеспеченной семье. Очень тяжелые для Германии двадцатые годы пролетели для Эриха весело и беззаботно, а среднее образование он смог получить очень даже неплохое. Потом, когда его призвали на военную службу, Браун вызвался добровольцем в соискатели звания офицера резерва. Срок службы от этого почти не увеличился, зато Браун занимал командную должность, достойную отпрыска из хорошей семьи.

   Когда в 39-м году Гитлер без труда проглотил Польшу, западные страны забились в норы как мыши, и возмущенно пищали оттуда, не смея высунуть носа. Стало ясно, что нарождается новая великая империя, лучшие места в которой займут те, кто ее создавал. Сообразив, куда дует ветер, Браун бросил университет, в котором успел проучиться только два курса, и поступил на военную службу. Его расчет оказался верным. Германская армия провела ряд молниеносных и очень успешных войн, и офицеры, участвовавшие в них с самого начала, могли рассчитывать на повышение. Ну а всем остальным от военной службы все равно было не увильнуть.

   Все так и получилось, как он и рассчитывал. Правда, молодой лейтенант попал в 256-ю дивизию, сформированную из подразделений дополнительного призыва. Она была укомплектована солдатами старшего возраста - от тридцати до сорока лет, и предназначалась для гарнизонной службы. Но тем не менее, даже воинское соединение с великовозрастными призывниками оказалось очень скоро востребовано. В 1940-м году Браун вместе со своей дивизией совершил увлекательное путешествие по Голландии и Франции. Ну, а получивших боевой опыт солдат уже гарантированно посылали на фронт в первых рядах, где для храбрых всегда имелась возможность отличиться.

   Впрочем, подвиги Брауна не очень привлекали. Хотя трусом он не был, но ему было важнее дожить до окончательной победы, чтобы насладиться ее плодами. Поэтому, получив предложение стать заместителем адъютанта батальона, он ни секунды не колебался. Это не должность, а мечта для молодого карьериста. Командир, который может по достоинству оценить твое старание, всегда рядом, а в атаку ходить не нужно. Время от времени приходится немного рисковать, выполняя поручения на передовой, но начальство своевременно узнает об этом, и мысленно ставит исполнительному и отважному подчиненному еще один плюсик. Уже через год командующий дивизией перевел подающего надежды лейтенанта в свою штабную роту.

   Так что можно сказать, что жизнь удалась. А останься он в университете, то студента Эриха все равно бы призвали, не дав ему доучиться. Только пришлось бы тогда Брауну довольствоваться вторыми ролями. Впрочем, это еще не самое плохое. Гораздо хуже, если бы он попал в несчастную 102-ю дивизию, которая была сформирована как раз в его родном Бреслау.

   Что там с ней случилось, достоверно было неизвестно. Из всего штаба удалось спастись только картографическому отделению и паре человек из взвода военной полиции, которым повезло оказаться далеко от места прорыва русских. Насколько удалось выяснить, часть штабного персонала погибла во время артобстрела, после которого никто не уцелел. Другие служащие штабной роты отправились подготавливать новый командный пункт, но попали в окружение и, скорее всего, были взяты в плен. Еще неизвестно, чья судьба была страшнее.

   Еще раз судьба улыбнулась Эриху, когда в штаб дивизии пришел запрос о наличии офицеров, владеющих английским языком. Приняв решение о проведении переговоров, командующий не стал тратить время на поиски хорошего лингвиста, и послал лейтенанта, который был у него под рукой.

   После освобождения трехсот пленных, которые были в основном из недавно разгромленной 251-й дивизии, лейтенанта вызвали к командующему корпусом генералу Шуберту для вручения награды. Особой заслуги в том, что он сделал, Браун не видел, и решил, что речь идет о кресте "За военные заслуги" 2-го класса, который в Германии раздавали буквально кому попало - от маленьких детей до пожилых старушек. Максимум же, на что переводчик мог рассчитывать, это на получение ордена "За военные заслуги" с мечами 1-го класса. Он полагался тыловикам, проявившим похвальное служебное мужество и рвение. Однако генерал торжественно вручил обалдевшему лейтенанту "Железный крест". Эта награда была боевой, за храбрость и героизм, и просто так ее не давали.

   В чем тут дело, сослуживцы долго не гадали. Наверняка среди спасенных пленных был родственник какой-нибудь высокопоставленной "шишки", донельзя обрадованной тем, что его чадо остался в живых. Ведь вполне вероятно, что он мог погибнуть в ужасной Сибири, куда как известно ссылают пленных. Впрочем, самого лейтенанта никто не упрекал. Да и какие могут быть претензии, ведь чтобы отправиться прямо в пасть к комиссарам, надо иметь немалое мужество.

   Впрочем, большинство выживших офицеров дивизии тоже получили награды. В отличие от других участков фронта, где соединения вермахта преследовали неудачи, здесь дела обстояли более-менее успешно. По крайней мере, была выполнена задача-минимум, а именно, сорвано наступление большевиков на Великие Луки. О том, что вражескую группировку требовалось окружить, уже не вспоминали. Да, такой приказ был, но там было ясно сказано, что наступление проводить во взаимодействии с соединениями группы армий "Север". А раз фон Лееб не смог предоставить для операции ни одного полка, то тут уже ничего не поделаешь. То, что от него требовалось продвинуться на юг всего на десять километров, а остальные сорок километров навстречу ему должны были пройти дивизии группы "Центр", было мелочью, не стоившей обсуждения. Да и сами посудите, ведь в торопецком выступе находилось три армии красных. Только подумайте, целых три армии. Ну пусть не целые, но во всяком случае половина 29-й, большая часть 22-й, и вновь сформированная 4-я. Неудивительно, что они смогли остановить наступление, ведь против них бросили только две германские дивизии. Впрочем, в последнее время начальник штаба начинал морщиться, когда в его присутствии упоминали о 4-й армии русских, и почему-то переводил разговор на другую тему.

   Еще одна удача, выпавшая Эриху, это то, что несмотря на канун наступления, он получил двухнедельный отпуск. Сполна оценить свое везение Браун смог когда вернулся обратно уже после окончания боев.

   Потери дивизии по меркам вермахта, избалованного легкой прогулкой по Европе, были не просто большими, а просто жуткими. В основном, конечно, их несли боевые подразделения, но и тыловикам тоже доставалось от советской артиллерии. Хорошо еще, что основную тяжесть боев приняла на себя 5-я танковая дивизия, там количество убитых и раненых составляло больше половины личного состава. О том, что происходило в его отсутствие, Брауну круглыми от ужаса глазами рассказывали сослуживцы. Впрочем, проезжая по местам недавних сражений он и сам видел многочисленные линии окопов, доведенные до состояния лунного пейзажа. Почти у каждой такой изуродованной траншеи находилось кладбище, усеянное свежими крестами с нахлобученными на них немецкими шлемами. Другие захоронения, поменьше, располагались там, где тыловые части были внезапно застигнуты артиллерийским огнем. К счастью, таких было не очень много. Разведка и служба корректировки у русских были налажены из рук вон плохо, а немногочисленные бомбардировщики появлялись редко. Но все-таки, каждый раз проезжая мимо свежих могил, лейтенант вспоминал о своем везении. Если бы его тогда не послали на переговоры, то вполне возможно он получил бы не железный крест, а березовый.

   Жаль правда, что домой лейтенанту попасть так и не удалось. Но это еще как посмотреть. Чтобы совместить приятное с полезным, Брауну поручили передать пакет с документами в Берлин, а затем оставаться в городе до конца отпуска.

   Единственное, что несколько омрачало пребывание в блистательной столице рейха, это частые "беседы" в абвере. Разговаривал с ним каждый раз один и тот же майор - очень вежливый, но с неизменной злой улыбкой, не сходившей с лица. Тема для беседы была всегда одна и та же, а именно, как выглядел тот русский офицер, каким тоном он говорил, и что именно. Это сначала удивляло Брауна, ведь он уже обо всем рассказывал, а теперь, спустя несколько дней, воспоминания уже поблекли. Но допрос велся в высшей степени профессионально, и лейтенант смог припомнить столько подробностей, что даже сам удивлялся своей необычной памяти.

   За плодотворное сотрудничество и в качестве компенсации за потерянное время Брауну вручили великолепные подарки, которыми он сейчас щедро делился с сослуживцами. Эрих привез из столицы не только приятно позвякивающий портфель с ароматной продукцией французских виноделов, но и кое-что поценнее. Натуральный кофе, то ли из довоенных запасов, то ли контрабандный, котировался сейчас гораздо выше любых напитков.

   Вернувшись к месту службы и узнав, какой ценой досталось продвижение на два десятка километров, Эрих пребывал в шоке. В газетах происходящее на фронте описывалось в самых радужных тонах - враг бежит, русские толпами сдаются в плен, а трофеи не успевают подсчитывать. А тут оказывается, была настоящая бойня. Заходившие по служебным делам или просто на чашечку кофе офицеры, а также унтеры, с которыми демократичный Браун не чурался общаться на равных, поведали душераздирающие подробности кошмарного наступления.

   Больше всего выжившие в этом аду любили рассказывать об ужасном танковом прорыве, к тому же случившемся в "пятницу тринадцатого". Когда лейтенант вежливо указывал на календарь, где 13 сентября значилось субботой, доморощенные нумерологи, вдруг ставшие на этой неправильной войне очень суеверными, снисходительно объясняли, что это еще хуже. В ту страшную ночь русские начали контратаку как раз в полночь, когда пятницу сменяет тринадцатое число. Сначала все шло хорошо, но потом из оврага, заполненного непроходимой грязью, вдруг вынырнуло не меньше десятка новейших советских танков, которые стали обстреливать наступающих с фланга. Хорошо еще, что успели вовремя выставить дымовую завесу, только это и спасло остатки атакующих. Но и потом самые неугомонные русские, пользуясь темнотой, подъезжали к немецким позициям, и зацепив тросами уцелевшие панцеры, утаскивали их к себе в тыл вместе со всем экипажем. Самое ужасное, что броня у вражеских машин была совершенно неуязвимой, и ее не могли пробить даже гаубичные снаряды.

   Впрочем, один из собеседников Брауна - лейтенант Эйзель, служивший в артиллерийском полку, снисходительно посмеялся над этими сказками.

   - Уже давно замечено, что при прорыве русских танков их количество преувеличивают раза в два или три. Так что максимум, что там было - это четыре панцера. Да сами посудите, будь у советов на этом участке десяток новейших машин, они бы раскатали нас в тонкую лепешку. Ну, во всяком случае постарались бы это сделать, и тогда у наших окопов осталось бы гореть несколько вражеских танков.

   Уважительно кивая собеседнику, Браун спросил, правда ли, что броню т-34 не берет даже гаубичный снаряд.

   - Конечно, не берет. Ведь чтобы пробить броню, надо сначала в нее попасть. А из гаубицы, стреляющей с закрытой позиции, сделать это практически невозможно. Вот если бы танки прорвались через передовую, и подъехали к ним поближе, то прямой наводкой тяжелые орудия разметали бы их в клочья. Кстати, русские это несколько раз продемонстрировали. Их гаубицы, лупившие по танкам, показали неплохую результативность. В том числе и трофейные 105мм.

   - Откуда они их взяли? - ужаснулся Браун.

   - То есть, как откуда? - удивился артиллерист. От 102-й пехотной ничего не осталось, да и 251-я дивизия бежала сверкая пятками. Как вы думаете, куда подевалось все их вооружение?

   - Но как же..., но ведь нам же объявили, что наши солдаты держались до последнего, пока не были эвакуированы раненые и вся техника.

   - Ну, скажем, раненых вы сами и эвакуировали из советского плена. Нетрудно догадаться, что если там не смогли вовремя вывезти в тыл людей, то что уж говорить о тяжелой артиллерии.

   Еще одной любимой темой для разговоров была "дорога в бездну". Якобы самый обычный на вид асфальт оказался коварной ловушкой, и заехавшая на него автоколонна вдруг рухнула в бездонную трясину. Правда, никто из собеседников не был очевидцем этого события, но Брауна ознакомили с циркуляром, предписывающим на всех незнакомых дорогах проверять прочность дорожного полотна. Однажды он даже увидел как саперы, идущие перед колонной тягачей с орудиями, не только обшаривают дорогу миноискателями, но и старательно подпрыгивают, чтобы убедиться в отсутствии трясины. Вид у них при этом был виноватый - мол, сами понимаем абсурдность приказа, но приходится его выполнять.

   Подробности другой таинственной истории, о зенитном сверхоружии русских, Брауну поведал знакомый из роты обеспечения, которому приходилось взаимодействовать со службой снабжения авиационного полка. Продукты питания поставлялись всем централизованно, но ведь одно дело всякие там консервы, и совсем другое свежие яйца, молоко и мясо, которые можно было реквизировать у местного населения. Снабженцы авиаторов, которых перебросили сюда недавно, еще не освоились в этой местности, и командир дивизии приказал подкормить летчиков, от которых в значительной степени зависело выполнение боевой задачи.

   - Ну что, вы выяснили, чем русские смогли подбить наши самолеты? - любопытствовал Браун, подливая собеседнику ароматный кофе.

   - На самом деле их никто не сбивал.

   - Как же так, я сам там проезжал, и видел разбросанные обломки Юнкерсов.

   - Дело в том, что они сами упали.

   - Как это сами? Все три сразу?

   - Ну, честно говоря, русские им немного помогли. После того, как мы заняли эту территорию, представители авиаполка внимательно осмотрели место падения, и обнаружили довольно необычные макеты. Там были повозки и пушки, только сделанные не в натуральную величину, а уменьшенные раза в два. Даже был тряпичный пони, издалека похожий на настоящую лошадь.

   - Но на современных самолетах есть уйма всяких приборов. Я слышал, что "штуки" вообще должны выходить из пикирования автоматически, без участия пилотов.

   - Хм, приборы у них действительно есть, и при снижении до высоты пятисот метров раздается предупредительный гудок. Да только ведь опытный летчик больше верит своим глазам, чем ненадежным механизмам. Погода в тот день была ненастная. Видя, что все небо в тучах, летчики уже заранее настроились на то, что давление может упасть, а значит высотомер будет показывать неправильное значение.

   - Ну хорошо, пилоты были обмануты оптической иллюзией. А почему же все-таки не сработал автомат вывода самолета из пикирования?

   - Там есть один маленький нюанс. Во-первых, когда самолеты шли к цели в условиях облачности, то летчики могли заранее и не знать, с какой высоты им придется бомбить, и вообще не включить автомат. Ну а самое главное, даже если он включен, то чтобы его активировать, нужно сначала сбросить бомбы.

   - Интересно, и почему же погибшие летчики их не сбросили? Я полагал, что реакция у них должна быть мгновенная. Да и к тому же, насколько я понимаю, освободившись от груза самолет сможет быстрее подняться.

   - С реакцией у них все в порядке, но у пилотов уже выработан рефлекс - сбрасывать бомбы только тщательно прицелившись. Это только артиллеристам хорошо. Если что не так, они разряжают свое орудие выстрелом. Им то все равно еще сотни снарядов привезут. А вот Юнкерсам за новой партией бомб приходится лететь обратно на аэродром, а потом снова проходить сквозь зенитный огонь противника. Чтобы действовать вопреки этой устоявшейся привычки, нужно время, ну хотя бы несколько секунд, для принятия логичного решения. А когда в запасе остались только доли секунды, то тело действует само, по годами отработанной схеме. Но слишком много нужно сделать, чтобы вручную вывести самолет из пикирования - управлять рулем высоты, регулировать сектор газа, открыть шторки радиатора, переключать шаг винта. - Видно было, что общение с авиаторами обогатило лексикон снабженца новыми словами, и теперь он старался блеснуть своей эрудицией. - И заметьте, все это при огромной пятикратной перегрузке. Так что не стоит удивляться, что не имея запаса высоты, несколько самолетов все-таки врезалось в землю.

   Но помимо познавательных бесед у Брауна еще было много других обязанностей. Вот и сейчас содержательный разговор неожиданно пришлось прервать. Лейтенанта попросили сопроводить ящик с важными документами, который требовалось доставить в штаб корпуса. В ту сторону как раз направлялся попутный грузовик.

   Поездка была довольно неприятной. Мало того, что они ехали вдвоем по лесу, где могли скрываться партизаны, так еще все вокруг было покрыто снегом. В нормальных странах снежок появляется только к рождеству, а здесь, в дикой России, он выпал уже в октябре. Еще сильнее Эриха раздражал водитель. Какой-то солдат, а смотрит на лейтенанта с наглой ухмылкой, как фельдфебель на новобранца.

   Издалека заметив какие-то фигуры, лейтенант, которому было неуютно в этом лесу, достал пистолет. Уж больно густые заросли были по сторонам от дороги, место для засады просто идеальное. Но к счастью, это оказался пост фельджандармерии.

   - Вот уж не думал, что так обрадуюсь цепным псам - смущенно пробормотал лейтенант. - И как они не боятся стоять тут втроем. - Впрочем, патруль был усиленным. Вместо положенных карабинов все жандармы были вооружены автоматами.

   Остановив грузовик, унтер вежливо попросил лейтенанта выйти из машины и предъявить документы.

   Пока он рассматривал удостоверение, Браун пытался понять, почему широкое лицо унтера напоминает ему того дотошного майора-разведчика в Берлине. Вроде никакого внешнего сходства между ними нет. Но когда фельджандарм захлопнул зольдбух*, и довольно растянул губы в злобной ухмылке, Браун понял, в чем тут дело. Точно такая же злая, гаденькая улыбка была у офицера абвера, который беседовал с лейтенантом в Берлине.

   Тщательно рассмотрев и самого Брауна, унтер наконец протянул удостоверение владельцу.

   - Можете проезжать. Только будьте внимательнее вон за тем поворотом.

   Эрих послушно посмотрел в указанную сторону, и вдруг заметил, что водитель отодвинулся от него на несколько шагов. Задуматься о таком странном поведении солдата Браун не успел, так как в бок его что-то толкнуло, и внезапно ослабевшие ноги вдруг подогнулись. Уже рухнув на землю, лейтенант удивленно посмотрел на жандармов, и поймав ответный взгляд, понял что это не ошибка. Они действительно целились именно в него.

   Спокойно смотревший на экзекуцию водитель, вытянул в сторону левую руку, растопырил пальцы и зажмурился, ожидая выстрела. Но вместо ладони пуля вошла ему прямо в грудь. Вздрогнув, он успел открыть глаза и посмотреть на стрелявшего. Ответом ему стала такая же гаденькая улыбочка, но любоваться ею ему не пришлось. После десятка пуль, выпущенных в упор, долго не живут.

   Закончив расправу, фельджандармы без команды занялись делом. Один из них залез в кузов и открыл ящик, в котором оказалась обычная чистая бумага. Там же лежали бутылка с бензином и даже полностью заправленная и проверенная зажигалка - немецкие аккуратисты не могли допустить, чтобы выполнение операции зависело от какой-нибудь случайности. Были свидетели, знавшие, что погибший лейтенант сопровождал ящик с якобы секретными документами, и его требовалось уничтожить. Возить ящик с собой в мотоцикле было глупо, а прятать в лесу бессмысленно - все равно найдут.

   Тем временем второй солдат работал с трупами погибших. Их телам придали боевые позы, как будто они перед смертью отстреливались от партизан. Из карабина водителя и пистолета Брауна сделали несколько выстрелов в сторону леса, после чего оружие сунули в руки своим владельцам. В качестве последнего штриха унтер немножко поправил физиономии погибших. Он делал это с видимым отвращением, но уж очень удивленными были выражения лиц у погибших. Вряд ли они смотрели бы так на обычных партизан. Прострелив на прощанье радиатор и скаты грузовика, все трое погрузились в мотоцикл, и поспешно уехали.

***

   Когда псевдожандармы завершили свою кровавую работу и укатили на мотоцикле, тело невезучего лейтенанта Брауна недолго оставалось лежать у машины. Место для засады здесь действительно было очень удобным, и за разыгравшейся драмой внимательно наблюдало несколько человек. Убедившись, что на дороге никого нет, двое из них осторожно подошли к погибшим, и забрали оружие вместе с документами.

   - Слушай, Василич, ну здорово, - сказал тот, что постарше. - Теперь у нас есть повод вернуться на базу. Раз уж тут такой случай, то надо срочно сообщить об этом на Большую землю.

   - Вернемся, Иваныч. Но все-таки, хотелось бы знать, что тут у немцев за ерунда твориться, - отозвался Василич, которому на вид было двадцать два - двадцать три года. - То ли они уже с ума посходили, то ли это все-таки наши диверсанты. Пусть скорее выяснят, а то мы уже боимся в них стрелять. А ну, как ненароком своего убьешь.

   Бегло осмотрев кузов грузовика, и не обнаружив там ничего интересного, Василич, который тут очевидно командовал, решил что будет нелишним запутать немцев, спрятав труп офицера.

   - Ну какого черта его так далеко тащить, - тяжело пыхтя бормотал Иваныч, который забросив немца на плечи, нес его к речке. Как партизанам было известно, лед там еще оставался довольно тонким, и они собирались бросить вражеского офицера в воду.

   - Ты Иваныч, когда тяжесть несешь, дыхание береги и поменьше разговаривай, - назидательно ответил командир.

   - А все-таки, почему мы его там на дороге не оставили? - Спросил третий член маленькой группы, до этого все время молчавший.

   - Ну, во-первых, чтобы фрицев запутать. Кто там кого убивает, и зачем, мы не знаем. Но если стреляют в немцев, то дело это полезное. Вот мы им и поможем следы замести. А самое главное, отвлечем погоню, которая непременно скоро прибудет сюда. Пока они своего утопленника будут искать, а потом из воды вылавливать, уже и стемнеет.

   Подойдя к речке, отряд остановился. Командир повесил свой автомат на сучок, снял с плеча трофейный карабин, и осторожно ступая по обледеневшим камням, отошел метров на десять от берега. Здесь была быстрина, которая могла отнести труп далеко вниз по течению. Несколькими ударами приклада Василич разбил хрупкий, еще не успевший окрепнуть лед, проделав в нем большую полынью, и с явной неохотой отправил туда немецкую винтовку. Оба его товарища с сожалением посмотрели, как карабин исчез под водой. Но путь им предстоял трудный, и тащить с собой лишние четыре килограмма они не могли.

   Вернувшись на берег, партизан перехватил немца за ноги, и вдвоем с Иванычем они осторожно потащили Брауна к месту подледного захоронения.

   Обратно партизаны возвращались по своим старым следам, старательно ставя ногу след в след. Вскоре их путь пересекла утоптанная тропинка, свернув на которую они уже смогли идти быстрее. Еще примерно через километр был приготовлен тайник со всеми припасами и снаряжением. Здесь каждому партизану пришлось взвалить на плечи немаленький тюк, но зато они смогли встать на лыжи. Отдыхать не стали, так как путь им предстоял долгий. Отмахать тридцать километров по вражеским тылам, да еще ночью, задача не из простых. Но что поделаешь, ведь в этих местах проходило наступление немецких дивизий, и шли ожесточенные бои. Поэтому подготовленная сеть партизанских баз была уничтожена, и ее пока еще не восстановили. Вот и приходилось посылать для разведки людей из уцелевших отрядов торопецкого района.

   За ночь группа Василича вернуться, конечно, не успела. Ей пришлось снова ждать до темноты, и уже потом совершить последний рывок до своей базы.

   В очередной сводке разведданных в Центр была передана информация о странных убийствах, вместе с фамилиями пострадавших. Ответ пришел в ближайшее резервное время связи. Все участники операции награждались орденами, а зольдбух Брауна вместе с одним из очевидцев требовалось срочно доставить на Большую землю. Там, в штабе партизанского движения, уже были данные по еще нескольким аналогичным случаям. Что это означает, никто не понимал, но согласно недавно присланной из госбезопасности инструкции, вся подобная информация отсылалась напрямую наркому.

   Те сведения, которые были собраны у Берии, целостной картины происходящего пока не давали, но тенденция была налицо. Шло устранение всех потенциальных секретоносителей. Что из этого следовало, пока было не ясно. Но скорее всего, после неудачного начала "Тайфуна" высокопоставленные лица из руководства вермахта и абвера решили не допустить утечки информации наверх. И без того рассерженный Гитлер очень недоволен делами на Восточном фронте. А если он еще узнает о том, что противник знал все планы еще до начала наступления, а ему об этом не доложили, то полетят головы.

***

   Лишиться головы немецкое командование не хотело. Поэтому за короткое время были ликвидированы не только все двадцать пять человек личного состав великолукской полевой жандармерии, но заодно и весь аппарат тайной полевой полиции. Разумеется, их ни в чем не обвиняли и не допрашивали. Это была просто профилактическая мера во избежание утечки информации.

   Методы для "дезинфекции" применялись в основном одни и те же. Несколько человек из подлежащих ликвидации посылалось на машине в какой-нибудь отдаленный район, и в лесу на них неожиданно нападали партизаны.

   Еще проще было с бывшей учительницей великолукской школы, а ныне переводчицей полевой жандармерии фрау Карляйтис. Ей было уже почти шестьдесят, поэтому никого не удивило, что у нее внезапно остановилось сердце.

   Начальник городской комендатуры генерал Шредер ничуть не был удивлен ни возросшей активностью партизан, ни ее удивительной избирательностью. Никто из лиц, ответственных за безопасность, не понес наказания. Мало того, руководитель отдела по борьбе с партизанами подполковник Штиккель был даже награжден и переведен с повышением на новое место службы. Правда, куда именно, никто не знал.

   Единственным, кто еще остался в живых из фигурантов этого дела, был капитан Мевес, так и не вернувшийся из Берлина. Но у него уже были документы на другую фамилию, а формально он тоже числился погибшим. По официальной версии, самолет, на котором капитан возвращался в Смоленск, был внезапно сбит русскими истребителями, и все пассажиры погибли.

   * У офицеров вермахта удостоверение личности тоже называлось Soldbuch, как и у рядового состава.

Глава 1

   В госпитале мне первое время очень даже нравилось. Не надо было постоянно мотаться туда-сюда, спать можно было вволю, еда всегда горячая. Ответственность за судьбу сотни человек на меня пока не давила, и самое главное, никто в меня не стрелял. Даже слух, немного притупившийся после постоянного гула артобстрела, да еще поврежденный последним взрывом, кажется, восстановился.

   О том, что со мной случилось после ранения, вкратце рассказала девушка-сержант, которая меня охраняла. От близкого разрыва бомбы меня контузило, да еще сверху упало несколько осколков. В общем, ничего страшного, так как жизненно важные органы повреждены не были. Но, к сожалению, мой организм был сильно ослаблен хроническим стрессом и постоянным недосыпанием. К тому же после лежания в холодной воде я сильно простыл. Вскоре меня подобрали бойцы и отвезли в ближайшую санроту, которая относилась к соседнему полку. Там врачи оценили мое состояние как тяжелое, хотя и стабильное, и отправили сразу в армейский госпиталь, минуя дивизионный медсанбат. Из-за этого меня сразу и не смогли найти, тем более что раненых зачастую отправляют в тыл без всякой системы. В армейский госпиталь их присылают не только из полковых медпунктов своей армии, но и из соседних. По профилю, то есть по характеру ранения, пациентов тоже не разделяют. Но, в конце концов, меня отыскали, после чего потребовали выделить отдельную палату и приставили охрану в лице сержанта госбезопасности.

   Сейчас я нахожусь в хирургическом полевом подвижном госпитале N571, расположенном в селе Селижарово. Это примерно километрах в семидесяти к востоку от Андреаполя. Сам госпиталь развернут в нескольких зданиях, включая обычные избы местных жителей. Начальник госпиталя предлагал выделить мне отдельный домик, но представители госбезопасности потребовали, чтобы я находился поближе к врачам, поэтому медперсоналу пришлось потесниться. Помещение, в котором меня разместили, использовалось раньше в качестве склада, и не успело пропахнуть неприятными запахами, характерными для палат военного госпиталя.

   Рацион питания по фронтовым меркам был просто роскошным. Кроме супчика, который приносили два раза в день, и наваристой каши, еще полагались компот, печенье, яблоки и даже несколько ранних мандаринов, которые я тут совершенно не ожидал увидеть. Причем, прохаживаясь по коридору, и заглядывая в командирские палаты, которые размещались в этом крыле, я заметил, что цитрусовыми баловали не только меня, но и других офицеров.

   Поначалу я немного опасался, что раненые начнут на меня косо смотреть за то, что мне одному выделили целую комнату. Насколько я помнил, в начале войны еще не было практики отдельных "гвардейских" или "геройских" палат. Но к счастью, все восприняли это как должное, тем более, что после окончания немецкого наступления поток раненых уже схлынул. Многих из них уже отправили в тыловые госпитали, и места здесь хватало. Вопросов "почему" и "зачем" никто не задавал. Раз ко мне приставили сержанта госбезопасности, неотлучно следовавшую за мной везде, за исключением разве что туалета, значит, имеют место секреты, которые посторонним знать не положено.

   С сержантом, которую звали Наташа Ландышева, мы быстро подружились. Называть ее по имени я, правда, не решался, все-таки она была при исполнении, и предпочитал говорить "товарищ Ландышева", тем более что фамилия у нее такая красивая. Раньше я и не задумывался, сколько новых оттенков в общении помогает выразить воинское звание, присвоенное девушке-военнослужащему. Если сказать "товарищ сержант госбезопасности", это будет звучать очень официально, и даже грозно. А вот если с ней поругаться, то можно назвать ее "товарищ сержант", или даже просто "сержант", чтобы дать понять свое неудовольствие.

   К счастью, мне с ней ссориться ни разу не пришлось. Мы только однажды немного поспорили, когда я попросил принести полевой устав "ПУ-41". До сих пор, пока я находился в действующей армии, меня больше интересовали наставления по фортификации. Но теперь, когда появилось свободное время, можно было приступить и к тщательному изучению уставов. Все необходимые книги Ландышева обычно быстро доставала, но на этот раз вернулась ни с чем, заявив, что такого устава не существует. Но я точно знал, что после обобщения опыта, полученного в Финской войне, а также по итогам военных действий в Западной Европе, был разработан новый устав. И случилось это как раз в сорок первом году. Отчаявшись убедить упрямую сержантшу, я уже засомневался, в ту ли реальность попал, пока наконец она не получила от своего руководства подробные разъяснения. Оказывается, я был прав, но не совсем. Перед самой войной была подготовлена новая редакция устава, которую назвали "ПУ-39 в ред. 41". Ее должны были утвердить двадцать пятого июня, но естественно, после начала войны уже было не до этого, хотя все-таки было отпечатано и отправлено в войска небольшое количество экземпляров.

   Впрочем, кое-кого сержант Ландышева все-таки доводила до белого каления. Если я сидел с карандашом и листком бумаги, то прежде чем впустить в палату лечащий персонал, она сначала ждала, пока я спрячу все записи в сейф, а потом отмечала вошедших в журнале посещений. Исключения при этом не делались даже для ординатора, что постоянно вызывало вполне законно брюзжание со стороны врачей. Впрочем, кроме как вести свой журнал, делать Ландышевой было решительно нечего, так что ее тоже можно было понять. Все ее обязанности сводились к тому, чтобы весь день сидеть рядом со мной. Вечером она ставила в коридоре кушетку поперек двери, ведущей в мою палату, и даже во сне продолжая свой нелегкий труд по охране секретного объекта. Когда ей нужно было отправить ежедневный отчет, или что-нибудь достать для меня, то она просто запирала меня в комнате, повесив снаружи висячий замок. Я уже выздоравливал, и поэтому мог смело обойтись некоторое время без врачебной помощи.

   Вообще, будь моя воля, то я бы уже покинул госпиталь. Но хотя жар у меня спал, а небольшие раны на плечах и спине уже зарубцевались, врачи меня пока не отпускали. Ну что же, по крайней мере, появилось время для размышлений. Жаль только, что подходящих собеседников у меня не было. Майора Козлова врачи, несмотря на все усилия, удержать не смогли. Он заявил им, что почувствовал себя лучше, и долечится дальше в своей медсанчасти. Уже на следующее утро после нашего разговора майор поспешно уехал. На прощание он попытался пошутить, чтобы подбодрить меня.

   - Возвращайтесь скорее, товарищ Соколов. Тем более что во время обстрела, когда меня ранили, ваш подарок сгорел. Так что теперь вы должны достать мне новый автомобиль. Кстати, а что означает его название? Теперь наши водители все трофейные машины обзывают "Жыпами".

   Я проводил своего командира до выхода и с завистью посмотрел ему вслед. Несмотря на то, что дивизию вывели в тыл, дел для командиров всех уровней сейчас очень много. Надо приводить в порядок все имущество, ремонтировать оружие, выбивать из тыловиков новое обмундирование и обувь. Не сомневаюсь, что прибыв в часть, комполка не останется в медпункте, а займется своими обязанностями.

   Еще мне очень не хватало Авдеева, хотя бы для того, чтобы помогать мне одеваться или бриться. Хотя я мог свободно двигать руками, но все-таки старался не делать резких движений, так как швы могли разойтись. Вот тут-то ординарец был мне очень нужен, но его нигде не было. В первый же день, когда я очнулся, то попросил сержанта прислать ко мне Авдеева, однако в больнице его не оказалось. Полистав журнал посещений, Ландышева подтвердила, что мой ординарец здесь ни разу не появлялся. Подсмотрев через ее плечо списки посетителей, я заметил слово "генерал", но фамилию разглядеть не успел.

   - Интересно, это Кончиц приходил, - подумал я вслух. - Но он же пока еще комбриг.

   - Кто это был, я вам сказать не могу, так как на этот счет у меня нет соответствующей инструкции. Но вашему начдиву действительно недавно присвоили звание генерал-майора.

   Ну что же, можно за него порадоваться. В новой системе званий не было предусмотрено звание бригадного генерала, которое соответствовало бы комбригу. Поэтому после переаттестации большинство комбригов становилось полковниками. Сделано это было, вероятно, чтобы уменьшить количество генералов. Цель, безусловно, правильная, но много хороших командиров были этим очень обижены.

   Прояснив ситуацию со своим местонахождением, и выяснив все текущие вопросы, я потребовал рассказать о ситуации на фронте. Умница Ландышева уже приготовила мне сводки информбюро за последние дни, и даже все отметила на карте.

   Обстановка на фронте оставалась стабильной, что не могло не радовать. А то, что я к этому очень даже причастен, радовало меня вдвойне. Значит, не зря артефакт выбрал именно меня из миллионов людей.

   Вспомнив о причине своего появления в этом мире, я выписал в блокнот все, что мне когда-то рассказывал об артефакте Куликов, и попытался проанализировать информацию. Весь предыдущий месяц все мысли у меня были заняты только войной. Свободное время, которого у меня и так было немного, я посвящал попыткам вспомнить еще какие-нибудь важные сведения, а загадка моего появления в прошлом отступила на второй план.

   И вот, внимательно просмотрев записи, я заметил один странный момент, на который раньше не обращал внимание. А собственно говоря, почему этот предмет не выбрал себе попаданца где-нибудь в Москве? Ведь его же активировали именно там. Неважно, прямо в центре города - в Кремле или в подземном измайловском бункере. В таком большом городе легко можно было найти и профессоров истории, и военных теоретиков, и вообще, специалистов широкого профиля.

   Значит, приходим к выводу, что маленькая коробочка, которая попала в руки к Сталину, это лишь своеобразный пульт дистанционного управления, а основной агрегат остался совсем в другом месте, а именно там, где я совершил переход. Может даже в той самой церкви, где он хранился после Смуты, но это маловероятно. Как Куликов мне объяснял, изначально шкатулка Велеса была найдена где-то здесь, в древнем языческом капище. Но про второй артефакт в летописях ничего не говорилось, а значит, в четырнадцатом веке его или не нашли, или оставили без внимания, и он лежит себе где-нибудь в болоте.

   В любом случае, напрашивается неприятный для меня вывод. Радиус действия у таинственного аппарата ограниченный, и в него попадает только небольшой малонаселенный район. Это значит, что выбирать ему пришлось максимум среди нескольких десятков тысяч человек. На первый взгляд, эта цифра тоже не маленькая, но сколько среди этих людей бывших офицеров, да еще интересующихся историей и военной техникой? Вряд ли очень много. Так, а какие еще критерии обязательны для кандидата в попаданцы?

   Мои друзья, которые успели обзавестись детьми, уверяли меня, что семейный человек для изменения хода истории не подходит. Во-первых, он будет очень расстроен тем, что никогда больше не увидит своих родных, а значит, эффективных действий от него ждать не приходиться. А во-вторых, он начнет сомневаться, стоит ли вообще менять историю, если в этом случае его дети больше никогда не родятся. Даже если он в этом случае решится на перемены, то будет действовать весьма неадекватно.

   Еще один немаловажный фактор - это то, что "переход" желательно осуществить по возможности без свидетелей. Таким образом, вариант появления "желтого тумана", в котором исчезают люди, прямо в центре города, полностью исключается. Это значит, что остаются только случайные путники, вроде меня, которые в одиночку передвигаются по пустынной дороге.

   Выходит, моя персона вовсе не такая уж эксклюзивная. Если смотреть правде в глаза, то я просто первый попавшийся человек, который более-менее подходит по основным параметрам. Знаю немножко того, немножко другого, а так ничего выдающегося из себя не представляю. Это конечно, несколько обидно, но обижаться на бездушное электронное устройство смысла нет, лучше сделать соответствующие выводы.

   Главный вывод - это то, что я вовсе не пророк, и могу ошибаться. Если так, то нужно скорее сообщить руководству страны о том, что все мои советы надо тщательно анализировать. Я даже принялся писать соответствующую докладную, но потом сообразил, что командованию и в голову не приходило слепо подчиняться моим рекомендациям. Помнится, я советовал не захватывать Торопец, но нас все-таки бросили на его штурм. Или, к примеру, я вовсю рекламировал самолет Лавочкина, но как мне сказал Куликов, проектирование истребителя И-185, являвшегося прямым конкурентом будущего Ла-5, и не думали приостанавливать.

   Немного подувшись и на артефакт, и на верховное командование, которые вовсе не считают меня суперменом, я стал продолжать логическую цепочку. Еще один интересный момент, который бросается в глаза, это то, что дата активации агрегата - 18 сентября, совпала с датой моего исчезновения в 2011-м году. Время, насколько я могу судить, тоже совпадает. Если так, то получается, что артефакт не просматривал все будущее на сто лет вперед, а просто сканировал окрестности с интервалом в один год. Это значит, что возможности его компьютера довольно ограничены, а может, просто аккумуляторы уже садятся. Какую из этого можно извлечь практическую пользу, сказать пока трудно, но на заметку этот факт возьмем.

   Закончив с глобальными проблемами, я перешел к более мелким. В первую очередь, надо было внести предложения по тактике и стратегии предстоящего наступления. Практикующееся первый год войны наступление сразу по всему фронту было нерациональным использованием сил, и с этим я намерен решительно бороться. Отдельно стоило рассмотреть вопрос по штурмовым отрядам. Пока наши войска отступали, они использовали крайне редко, но скоро их нужно будет создавать в большом количестве, и здесь мне было что посоветовать. Например, в прежней истории очень мало уделялось внимания саперным группам, которые обязательно должны входить в состав штурмовых отрядов. Да и тренировкам достаточного внимания не уделяли.

   Вечером, сразу после ужина, меня ожидал маленький сюрприз. Оказывается, когда майор Козлов вернулся в полк, он тут же развил бурную деятельность, и в качестве одного из итогов его деятельности ко мне приехал мой взводный Кукушкин.

   - Переводят меня, товарищ командир, - виновато развел он руками, как только мы поздоровались. - Во втором батальоне одного ротного не хватает, его еще в конце наступления тяжело ранило. Комполка, когда вернулся из госпиталя, сказал нам, что вы скоро выздоровеете, а значит можно одного из взводных забрать и перевести туда на повышение. Я вот, воспользовался оказией, и смог к вам заехать, чтобы попрощаться.

   - Да уж, недолго я радовался тому, что у нас в подразделении столько лейтенантов. Но раз майор приказал, ничего не поделаешь. А эта не та рота, которая врукопашную с танками сражалась?

   - Она самая, - гордо ответил новоиспеченный ротный.

   А это очень интересно. Нам раз семь приходилось отбивать танковую атаку, но каждый раз выручала артиллерия. И это не считая тех случаев, когда немецкие танки останавливали на дальних подступах. До гранат же, к счастью, дело ни разу не доходило. - Расскажи мне, что там было, а то я лишь краем уха слышал.

   - Когда мы отошли к Грядецкому озеру и заняли линию с дотами, немцы сообразили, что дальше они продвинуться уже не смогут. Поэтому им пришлось пойти на крайние меры. Они как обычно перед атакой, устроили артобстрел. Потом забросали передний край обороны дымовыми снарядами, и стали выдвигаться. Но оказалось, что они решили применить новую хитрость. Обстреливали они один участок, а когда наши стянули к нему артиллерию, атаковали совсем другой, где их не ждали.

   - Ничего необычного в этом нет, в немецком уставе все эти хитрости прописаны.

   - Так вот, место для атаки они выбрали заранее, и дымовые снаряды клали так, что ветер гнал дым прямо на нас. - Кукушкин не заметил, как сбился на пересказ от первого лица. - Гул моторов мы слышали, но были уверены, что к нам они точно не пойдут. И вдруг неожиданно из этого дыма выскакивают танки. Да так тесно идут, интервал между ними всего метров двадцать. Видимо, вражины заранее разведали, что здесь удобный участок, проходимый для техники, шириной не больше сотни метров. Ну, вот танковый клин именно в этом месте прокатился через траншею, и ходу. Дальше опушка леса, и там танки разошлись в стороны веером. Случись это в начале октября, остались бы от роты только рожки да ножки. Она бы им была только на один зуб. Но немец уже был не тот. От всего танкового батальона у них оставалось только двенадцать машин. Пять сразу прошли дальше, давить наши пушки. Бойцы немного растерялись, и почти ни один гранату им в след не бросил. Еще один танк, видимо командирский, остановился в сторонке, а остальные шесть машин стали утюжить окопы. За ними выскочили грузовики и три Ганомага, из которых сразу повысыпала пехота. Если бы они смогли подойти к окопу, то свели бы всю роту под ноль. Но спасибо нашим саперам. На отсечной позиции находились пулеметные доты, и фланкирующим огнем они заставили всех немцев залечь. Замаскированы они были отменно, и огонь раньше времени не открывали, вот фрицы их и не заметили. Тут нам очень кстати дымовая завеса помогла. Вражеским артиллеристам наши позиции не видны, а если стрелять наобум, так своих бы задели. И еще нам очень повезло, что немецкого корректировщика, который сидел в броневике, сразу убили. У нас оставалось только одно противотанковое ружье, трофейное, и патронов к нему всего кот наплакал. Но зато наш бронебойщик был уже опытный. Он приготовил себе позицию на фланге, и тихонько сидел в ней, пока Ганомаги не развернулись к нему боком. И тут уж он один из них поджег. Уже потом, после боя, нашли в подбитом бронетранспортере рацию, а рядом валялся труп наблюдателя с артиллерийскими погонами.

   - Это не везение. Стрелок увидел, что из броневика торчат рога стереотрубы, и естественно, стал стрелять именно по нему.

   - Ну да, он молодец. Его к ордену представили. Так вот, когда немцы залегли, часть танков повернули к дотам, и стали их расстреливать, но без особого успеха. Маленькие пушечки, которые стоят на "троичках", повредить их не могли, а "четверка", у которой ствол 75мм осталась только одна. Где-то вдали на правом фланге виднелась немецкая самоходка, но близко она не подъезжала, и из-за дыма вести огонь не могла.

   - А развернуть танки первой волны обратно, чтобы подавить оборону, немцы не пробовали?

   - К счастью, нет. Ну так вот, ситуация пока патовая, но вот-вот все изменится. Вопрос только в том, что произойдет раньше. Наши орудия ПТО когда еще выкатят на позицию, да и разбираться им придется сначала с прорвавшимся танковым взводом. А вот если немецкие гранатометчики подберутся поближе к дотам, то они подавят пулеметные точки а потом и всем кранты. Там же не меньше батальона, да еще с бронемашинами. Пока танки не дают нам высунуть голову, немцы легко ворвутся в траншею. Но наши быстро оклемались, приготовили гранаты, бутылки с КС, и попытались забрасывать ими танки. Но оказалось, не так-то все просто. Чтобы сбить гусеницу, эрпэгэшку надо метнуть точно под нее, иначе ничего не получится. Можно забросить на моторный отсек, но это же надо постараться сзади подобраться, да и то не факт, что граната оттуда не скатиться. Вот горючая смесь КС к танковой броне хорошо прилипала. Вот только опять-таки, куда попало ее бросать нельзя, а то толку не будет. Уже почти все танки горели, но все равно продолжали ехать. У кого гусеница в огне, у кого лобовая броня, но им хоть бы что. Один сержант молодец, когда увидел, что танк прямо на него прется, схватил ручной пулемет, присел в окопе, и давай поливать из него по смотровой щели. Фрицы из своих пулеметов достать его не могут, он же в мертвой зоне. Ну и повезло парню, убил он механика-водителя раньше, чем тот успел подъехать. А с обездвиженной машиной уже легко справились. Этому сержанту тоже орден дадут.

   Переживая происшедшее так, как будто видел все это собственными глазами, Кукушкин замолчал, но потом, опомнившись, опять продолжил.

   - Сколько времени прошло, было непонятно. Может полминуты, а может и пять. И вдруг хлоп, от одного из танков полетели искры, а потом он запылал. Затем другой танк как будто споткнулся, и закрутился на месте. Немцы раньше нас сообразили, что это наша артиллерия подошла, и давай драпать. Ну, убежать удалось не всем. Пять танков осталось гореть, и из них три на счету нашей роты. А из тех машин, что ушли в прорыв, ни одна не вернулась, всех артиллеристы остановили.

   - Да, молодцы твои орлы.

   - Это так, они все герои. Вот только убитых и раненых у нас много. И я как раз хотел у вас попросить совета. Так как рота понесла значительные потери, то ей передали много бойцов из нового пополнения. У меня теперь большинство красноармейцев еще необстрелянные, и их всему учить надо.

   - Ну и чего ты вдруг испугался? В бою ни разу не боялся, а тут надо всего лишь салаг обучать.

   Кукшкин опасливо огляделся, не подслушивает ли нас сержант, и наклонившись к самому уху, прошептал мне. - Строевая.

   О, тут я с ним полностью солидарен. Я всегда старался утешить себя тем, что мои тонкая натура и рациональный склад ума просто не совместимы с шагистикой.

   - Слушай, Василий, - теперь, когда он не был моим подчиненным, я решил звать его просто по имени, - а чего тебе волноваться? Насколько я помню, ты говорил, что у тебя по всем предметам отлично.

   - Это так, товарищ командир. Но строевой подготовки у нас не было.

   - Приехали. Как же так, ведь это на войне самое главное.

   - Главное? - Испуганно переспросил младлей. Похоже, он мою тонкую иронию не уловил.

   - Ну и чем же вы там занимались, если не строевой?

   - Так у нас количество дисциплин по сравнению с довоенной программой сократили в три раза, и оставили только пять самых важных предметов.

   - Давай попробую угадать. Естественно, стрелковое дело, ты же в оружии разбираешься. Затем топография с тактикой. Основы фортификации ты знаешь, значит, инженерное дело тоже проходил, ну и наверняка химическое. Так?

   - Все верно.

   - А почему вас не гоняли по плацу во внеучебное время?

   - Товарищ командир, - взмолился бедный Кукушкин, как будто я действительно сейчас погоню его на плац, - у нас занятия и так продолжались по шестнадцать часов в сутки. Ну, были конечно построения, и в столовую строем шагали. Вот и все мои занятия по строевой.

   - Но вас хотя бы выводили на занятия по тактике?

   - Не выводили, а выбегали. Ну, в смысле, выдвигали марш-броском. С полной выкладкой в сорок килограммов, а сложение у меня, как видите, не самое богатырское.

   - Да уж, не сладко тебе пришлось эти три месяца.

   - Не три месяца, а один. Я же все-таки со средним образованием.

   - Вот как, а если бы был с высшим, то весь курс за неделю прошел?

   - Нет, для них обучение длится тоже один месяц.

   - Ясно. Ну, насчет строевой ты в голову не бери, для этого взводные с отделенными и существуют. А у тебя есть более важные задачи. Ты сначала на командирской подготовке всех взводных и сержантов проверь, кто что умеет, и хорошенько подучи. А дальше они уже сами обучат красноармейцев. Кстати, у тебя есть хороший опыт по использованию автоматического оружия. Учитывая, что у него малая прицельная дальность, но высокая интенсивность огня, секторы для стрельбы будут распределять совсем по-другому. Если вашему батальону подкинут пистолет-пулеметы, то твой опыт там очень пригодится.

   Получив от меня наставления, Кукушкин прибодрился. Теперь он уже не так опасался своих новобранцев. Быстренько попрощавшись, он отправился к дороге ловить попутку.

   Похоже, что сегодня у меня был день посещений. Только мой бывший взводный ушел, как приехал майор госбезопасности Куликов. С момента нашей последней встречи у него на кителе прибавилось два ордена, а самое главное, блестела новенькая медаль "Серп и Молот".

   Ландышева, которая, как оказалось, была с ним знакома, тут же с возмущенным видом накинула ему на плечи белый халат. Если медперсонал не отважился сделать замечание чекисту, то это еще не значит, что правила больничного распорядка можно нарушать.

   Взяв мои записи, майор быстро просмотрел их, благо что исписанных листов было немного.

   - Ну что же, это даже больше, чем я ожидал. Да, а почему вы ни разу не упоминали конструктора Таирова? Я считаю, что его самолеты очень даже неплохие.

   - Таиров, Таиров, - задумчиво произнес я фамилию, которую, кажется, уже слышал раньше. - А, вспомнил. Когда немцы подошли к Москве, его КБ в спешке эвакуировали, и он погиб в авиакатастрофе во время перелета.

   - Ну, сейчас эвакуации уже не будет, а значит, его Та-3 вполне возможно пойдет в серию в качестве штурмовика.

   Заметив, что я смотрю на золотую звезду, майор виновато улыбнулся.

   - Извините, но вас мы пока наградить не можем, чтобы не привлекать лишнее внимание. Я честно говоря, не считаю, что заслужил звание героя социалистического труда, ведь моей заслуги тут нет. Но когда мне в очередной раз пришлось встречаться с товарищем Сталиным, то он сделал мне выговор, почему я не надел награду, которую мне вручила страна.

   Значит, майору ничто человеческое не чуждо, если он с удовольствием хвастается встречей с верховным. Ну еще бы, если бы я встретился с главой государства, и разговаривал с ним, то тоже старался бы упоминать об этом случае эдак ненароком.

   - И как же вы выкрутились?

   - Я ответил ему, что он тоже не носит звезду героя, хотя действительно заслужил ее, в отличие от меня.

   - Ну да, - мелькнула у меня мысль, - сам придумал новую награду, и сам же получил звезду под номером один. - Однако говорить это кому бы то ни было, даже Куликову, я конечно не стал. Впрочем, если сравнивать с Брежневым, то это действительно образец скромности.

   - На это он ответил мне, - продолжал майор, - что мои доводы неправильны. Буквально товарищ Сталин сказал следующее: То, что нам предлагает товарищ, Соколов, нашим инженерам часто сразу не понять и по достоинству не оценить. Ваша заслуга в том, что вы убеждаете их в необходимости вносимых изменений. Вы уже заработали себе непререкаемый авторитет по конструкторским вопросам, и должны пользоваться им, чтобы продавливать новые решения. Мало передать докладную записку руководству наркома вооружения и издать распоряжение. Нужно, чтобы конструкторы сами поняли необходимость этих новшеств. Так вот, за эту нужную работу мы вас и наградили. К тому же, это звание поможет еще больше повысить ваш авторитет перед оружейниками, и они охотнее будут прислушиваться к вашим словам.

   Услышав, что майор неоднократно беседовал с самим верховным, Ландышева вся просто затрепетала от избытка чувств. Не спрашивая разрешения, она обратилась к Куликову со своими наивными вопросами.

   - А как он выглядит?

   - Скажу честно, на свои портреты совсем не похож. Лицо все в морщинах и оспинах. Носит старый серый китель, кое-где заштопанный.

   - А он действительно курит только трубку, как на картинах? - Похоже, Ландышева настоящая фанатка Сталина.

   - Действительно трубку. Он набивает ее табаком из папирос, а иногда вставляет в нее раскуренную сигару.

   - А как же рекомендации о вреде курения, - подключился я к обсуждению личности вождя.

   - Подействовали. Теперь товарищ Сталин глубоко не затягивается.

   - А как выглядит кабинет? Зеленое сукно, зеленый абажур на лампе?

   - Зеленого абажура там, правда, не было, но я был не в кремлевском кабинете, а в бункере.

   Вопросы посыпались на бедного Куликова с двух сторон, так что он еле успевал на них отвечать.

   - Коньяк товарищ Сталин действительно любит, но сейчас пьет его редко. Так что бутылка на столе была, но ее не открывали.

   - А что же вы пили?

   - Ну, товарищ верховный сделал смесь вина и лимонада, и угощал меня ею.

   - Да раз уж заговорили о выпивке, то предлагаю обмыть вашу награду. - В другом случае подобное предложение было бы нарушением субординации, но мы с Куликовым с самого начала сработались, и он никогда не общался со мной как с младшим по званию. Да и само звание майора было получено им не без моей помощи.

   Сержант заявила, что пятьдесят грамм на сытый желудок вреда мне не принесут, и достала из тумбочки подозрительную флягу. Еще одну фляжку извлек из своего кармана майор.

   - Я свою звезду уже раз пятнадцать обмывал, - подмигнул он, откручивая колпачок. - В каждом конструкторском бюро, с которым мне приходится работать, уверены, что это за внедрение их техники меня наградили.

   Увы, но попробовать привезенный майором коньяк мне не удалось. Дверь распахнулась без стука, и на ее пороге остановился высокий грузный мужчина с самодовольным лицом. Он явно не ожидал увидеть здесь энкавэдэшников, да еще сразу двоих. Впрочем, Куликов сидел спиной к двери, и когда он обернулся посмотреть на вошедшего, его петлицы не было видно, а нарукавные знаки различия были скрыты под халатом. О его ведомственной принадлежности говорила только фуражка. Не поняв, что перед ним находится целый майор госбезопасности, пришедший попытался изгнать сотрудников НКВД из палаты.

   - Я военврач первого ранга Мушкин. Попрошу посторонних покинуть помещение и дать мне осмотреть раненого.

   Ландышева уперлась руками в бока, точь-в-точь жена, встречающая мужа, вернувшегося за полночь, и попросила сначала предъявить документы. Требование было вполне законным, поэтому Мушкин послушно отдернул воротник халата и полез во внутренний карман за удостоверением. Однако достать он его не успел. Видимо, поза руки-в-боки была выбрана сержантом совсем не случайно, так как она за какую-то секунду успела не только достать револьвер, но и взвести его.

   - Не двигаться! Руки вверх! - произнесла она негромко, но таким зловещим тоном, что мне самому захотелось поднять руки.

   Военврач замер, боясь пошевелиться. Правая рука его застыла, не успев юркнуть за пазуху. На боку под халатом у него выступала маленькая кобура, но залезть туда он бы не успел. Я смотрел на происходящее, ничего не понимая, а рука уже машинально шарила на поясе в поисках гранаты. Очень хорошо, что лимонки у меня не было, иначе выработанный у меня рефлекс заставил бы не задумываясь бросить ее в проем двери.

   Между тем Куликов поскреб по кобуре, но убедившись что быстро достать пистолет ему не удастся, неожиданно вскочил и ринулся вперед. Он был ниже противника и легче его килограммов на двадцать, но толчок с разгона и ловко подставленная подножка позволили ему сбить Мушкина с ног. Как только лжеврач упал на пол, майор заломил ему руку за спину и зажал рот ладонью.

   - Видимо самбо он все-таки знает, - мелькнула у меня ехидная мысль, - а вот тактике захвата преступников его явно не учили. Сначала закрыл собой линию огня, а потом вместо правой руки заломил противнику левую. Впрочем, ничего смешного, ведь его специализация - конструирование, а не антитеррор.

   Пока я мысленно упражнялся в остроумии, Ландышева схватила перевязочные материалы, все время лежавшие наготове на тумбочке, и подскочила к упавшему. Аккуратно наступив на ладонь правой руки Мушкина, чтобы он не вздумал делать глупости, она запихала ему в рот огромный кусок ваты, и только после этого засунула наган в кобуру. Вдвоем с Куликовым они связали руки шпиона бинтами, а потом за ноги отволокли его в мою палату. На все это ушло не больше полминуты.

   Куликов схватил лист бумаги, оторвал от него небольшой кусочек, и что-то начеркал на нем карандашом. Раньше меня сообразив, что он хочет сделать, сержант выбрала из прибежавшего на шум персонала санитарку и жестом подозвала к нам. Закончив писать, майор сунул ей бумажку, и кратко проинструктировал.

   - На дворе стоит грузовик, спрятанный под маскировочной сетью. Возьмите что-нибудь для отвода глаз - котелок, чайник, или просто бинты, подойдите с ними к машине, и незаметно отдайте бойцам эту записку.

   Несколько минут после этого прошли в напряженном ожидании. Майор наконец-то достал из кобуры пистолет, и повинуясь кивку сержанта, завладевшей инициативой, встал за дверью, которую оставили приоткрытой. Медперсонал, вышколенный Ландышевой, по ее приказу разбежался, и коридор опустел. Керосинку потушили, и теперь все было готово к приему незваных гостей.

   Мне не хотелось встречать врага без оружия, и покрутив головой по сторонам в поисках оного, я наконец-то догадался позаимствовать пистолет у шпиона. В маленькой кобуре хранился небольшой Вальтер ПП, вполне соответствующий имиджу врача, для которого пистолет лишняя обуза, положенная по уставу, но мешающая в повседневной жизни. С пистолетом в руке я спрятался за тумбочкой. В темном углу меня было не видно, зато я мог держать под прицелом входную дверь.

   Выстрелов со двора было не слышно, и у нас постепенно нарастала уверенность в удачном завершении операции по захвату сообщников шпиона. Но вот, наконец, по коридору прогрохотали сапоги.

   - Товарищ майор госбезопасности, разрешите войти, - гаркнул громкий голос, и в дверном проеме возник сержант-пограничник.

   - Войдите, - отозвался Куликов, вынырнувший из-за двери.

   - Разрешите доложить, - спросил сержант, покосившись в сторону посторонних, то есть меня.

   Доклад был коротким. Как мы и надеялись, захват произошел без сучка и задоринки. Приехал мнимый военврач на эмке, в которой остались водитель и адъютант. Пограничники подошли к машине, благо повязки патрульных у них с собой были, и потребовали предъявить документы. Дальше скрутить подозрительных лиц было делом техники. Арестованных сейчас тщательно обыскивают, а весь багаж, имеющийся в машине, досматривают. Из оружия найден только пистолет адъютанта, но зато у него имелось целых три различных удостоверения.

   Теперь можно было заняться и главным шпионом. Пограничника Куликов выставил в коридор, приказав никого не впускать, и плотно прикрыл за ним дверь. Задумчиво посмотрев на Ландышеву, видимо прикидывая, нужно ли ее посвящать в тайны, которые сейчас могут раскрыться, майор наконец принял решение. Перевернув арестованного на спину, он коротко бросил сержанту. - Обыскать.

   Ландышева сначала быстро обхлопала задержанного в поисках оружия, а затем извлекла из карманов все их содержимое. Немножко подумав, она принялась ощупывать подкладку одежды в поисках шелковки. Мушкина похоже нисколько не радовало то, что его тискает симпатичная девушка. Он стонал от боли в скрученных руках, и пытался повернуться поудобнее.

   Мы все трое по очереди просмотрели найденные документы, стараясь найти в них что-нибудь подозрительное. Впрочем, это было необязательно, так как помимо удостоверения военврача, у Мушкин было и другое, где он именовался уже полковым комиссаром. Имелось и предписание, требующее доставить старшего лейтенанта Соколова в Москву.

   Когда с обыском закончили, я наконец поздравил майора с молниеносным обезвреживанием врага.

   - Я то что, - скромно ответил Куликов. - А как товарищ Ландышева револьвер быстро выхватила, видели? Мы для вас самого лучшего сотрудника подобрали. Я сначала сомневался, стоит ли доверять такую ответственную работу девушке, но когда она продемонстрировала мне свои умения, то решил, что лучшего кандидата не найти.

   - А как вы определили, что это диверсант?

   Майор с сержантом удивленно переглянулись. Ландышева укоризненно взглянула на меня, а Куликов ехидно усмехнулся.

   - Когда он неожиданно появился, я немного удивилась, - пояснила Наташа, - ведь меня о нем не предупреждали. Но увидев его петлицы, сразу все поняла.

   - И что же у него такого необычного на петлицах?

   - А вы не обратили внимания?

   - Ну почему же, я заметил, что там четыре шпалы.

   - Вот именно, четыре, - торжественно произнесла Ландышева, - а их больше трех не бывает.

   - То есть, как это не бывает, - возмутился я. - Их еще прошлым летом ввели. Да вот же у нашего майора госбезопасности тоже четыре прямоугольника на петлицах.

   - Ввели, да не у всех, - парировала сержант. - Военврач первого ранга остался с тремя шпалами, и теперь он приравнивается к подполковнику.

   - Вот как? Действительно, век живи, век учись. Да как же его пропустили, такого неправильного?

   - Вот кто бы говорил. Боевой командир и то в званиях не разбирается, а тут часовыми санитарки стоят. Можно подумать, они все эти тонкости знают.

   - А это немецкий шпион? - поспешил я перевести разговор на более актуальную тему.

   - Нет, конечно, - ответил Куликов, внимательно рассматривающий документы арестованного. - Германия своих диверсантов готовит тщательно, и таких откровенных ляпов не допускает. - Он отложил бумаги, и обратился к Мушкину. - Кто именно вас послал, мы выясним уже сегодня. Но может быть, вы голубчик сразу расскажите, чтобы напрасно не тратить чужое время и заодно свое здоровье.

   - Скажу, все скажу. - Пользуясь моментом, Мушкин перевернулся на бок, так как лежать на скрученных за спиной руках, которые он придавливал всей своей тушей, ему было очень больно. - Это Молотов. Он часто бывал за границей, и его там завербовали.

   - Врешь сука, - возмущенно воскликнул я, и в качестве аргумента, подтверждающего свою правоту, пнул оппонента в бок. - Я точно знаю, что Молотов никогда не интриговал, - это уже майору.

   - Меня послал Хрущев, - завопил Мушкин, стараясь придать своему голосу побольше искренности. - Он связан с украинскими националистами, и хочет свергнуть советскую власть.

   - Врешь, сволочь, - пнула его с другой стороны Ландышева, поддержав кровавое реноме своего ведомства. - Хрущев сейчас на Юго-Западном фронте, а у тебя документы выданы в Москве. Говори, кто?

   - Это Берия, Берия. Он хочет захватить власть и убить товарища Сталина.

   Мы все, включая съежившегося Мушкина, посмотрели на майора, так как теперь была его очередь пинать лежачего. Однако он задумчиво посмотрел на неправильные петлицы незадачливого шпиона, и покачал головой.

   - Вы лжете. Товарищ Берия прекрасный организатор, и все делает на совесть. - О том, что нарком лично курирует этот проект, упоминать, конечно же, не стоило. Затем, обернувшись ко мне, Куликов добавил. - Здесь нужен профессиональный следователь, так что разрешите откланяться.

   Вызванный пограничник рывком поставил Мушкина на ноги, засунул обратно кляп, и вывел его из палаты. Майор забрал свою фляжку, содержимое которой, к сожалению, вылилось на пол, и ушел, не забыв реквизировать у меня Вальтер, так как он мог понадобиться для следствия.

   Резкие движения, которые мне пришлось делать во время этого происшествия, не прошли для меня даром, и швы на плечах разошлись. Впрочем, оказалось, это и к лучшему, так как рентген показывал, что один осколок у меня остался неизвлеченным, и его желательно было удалить. Операцию решили сделать сразу же, потому что в любой момент могли привезти раненых, которым требуется неотложная помощь.

   Правда, врачи предупредили, что мне не нельзя делать общий наркоз, и придется ограничиться местным. Это означало, что будет немножко больно. Но Ландышева заверила, что будет все время находиться рядом, и веселить меня разными историями.

   Проводить операцию должен был сам начальник отделения, и он же ведущий хирург госпиталя Мультановский.

   Верная своему обещанию, Ландышева вполголоса, чтобы не мешать врачам, стала рассказывать забавные истории. Случаи из практики ее ведомства были секретными, и поэтому она ограничилась тем что услышала здесь же в госпитале.

   - Вот недавно был случай. Одному бойцу требовалось немедленное переливание крови, а у всех медработников кровь уже взяли.

   - А что, консервированной крови не было?

   - Она тогда еще не поступала. И вот товарищ Мультановский, который, кстати, вас сейчас и оперирует, приказал взять у него пятьсот миллилитров, после чего продолжал операцию. При этом он еще и шутил, что работать стало легче. Это был первый случай переливания крови от хирурга прямо у стола.

   - Так вот почему тут ведро с водой стоит, - догадалась я. - После сдачи крови работающей бригаде врачей все время пить хочется.

   - А вот еще история. Одну из санитарок поставили часовым. И тут какой-то старшина решил девушку попугать, хотя его и предупреждали, что этого делать не стоит. Он залез в кусты и начал рычать. Часовой услышала и кричит: "Стой! Кто идет?" А он все равно не останавливается, идет в темноте и рычит. Она сделала предупредительный выстрел в воздух, а второй уже в него. Да так метко. Стреляла на звук, и попала прямо в рот. Хоть в осназ ее бери.

   - Дурак старшина, - отозвался я. - И сам по-глупому погиб, и девчонку под трибунал подвел. Чем расследование закончилось?

   - Конечно, ее оправдали. Но весь госпиталь очень плакал. - Медсестры, которым напомнили эту грустную историю, всхлипнули. Да, что-то не очень получилось у сержанта меня развеселить. Тем не менее, я мужественно выдержал всю процедуру, ни разу не застонав. Впрочем, на самом деле я почти ничего и не чувствовал.

   Наутро после операции мое состояние уже пришло в норму, хотя я и старался двигаться поменьше. Впрочем, мне не приходилось даже писать, так как умные мысли по тактике и военной технике у меня закончились. В конце концов, моя голова это не кладезь премудрости. Поэтому я стал размышлять, что еще могу сделать полезного. Среди классических задач попаданцев, первую - убить Хрущева, я честно пытался выполнить, и не моя вина, что его не расстреляют. Вторая - убить Гудериана, тоже невыполнима, ведь для этого надо сначала забраться к немцам в тыл. Да и вообще, он сейчас находится далеко отсюда. Зато еще одна миссия человека из будущего, а именно записать новые песни, была мне вполне по силам.

   Как я и предполагал, Ландышева стенографировать умела. Правда, ей пришлось послать запрос, имеет ли на это право, но после получения положительного ответа с радостью принялась мне помогать.

   Хорошо помня, что житель двадцать первого века легко может засыпаться на текстах песен, содержащей анахронизмы, я сначала проговаривал их про себя, и только потом начинал диктовать. К вечеру сержант уже устала писать, но отказывалась останавливать такую интересную работу. Ее легко понять, ведь не каждый день услышишь одновременно столько хороших стихов. Особенно Ландышевой понравилась песенка военных корреспондентов. Застенографировав ее, она заявила, что мне уже пора отдохнуть, но сама продолжала что-то писать.

   - Тут только надо кое-что исправить, и будет как надо, - довольно говорила она при этом сама с собой.

   - Да, там действительно слова "Так давай по маленькой хлебнем" можно заменить на фразу "Так давай за дружеским столом".

   - И это тоже поменяем, - согласилась Ландышева, продолжая черкать карандашом.

   Я закрыл глаза, и стал потихоньку засыпать.

   - Еще упоминание о "Лейке" выкинем. - донеслось до меня сквозь сон. Видимо, редактировать стихи было для сержанта внове, и она повторяла свои мысли вслух.

   - А зачем "Лейку" выкидывать? - спросил я. - Как же корреспондентам без фотоаппарата?

   - Вы спите, спите, товарищ Соколов, а я пойду в коридоре поработаю.

   Когда Ландышева выходила, я расслышал, как она бормотала себе под нос:

   - Ну как же, корреспонденты. Они же там все литераторы. Поэты, видите ли. Вот пусть сами про себя стихи и сочиняют.

Глава 2

   [Author ID0: at ]

   Старинов задрал голову вверх, сдвинув панамку на лоб, и удивленно спросил. - Это еще что такое?

   В коротких шортах и в панамке полковник походил на обычного туриста, прибывшего в тропическую страну на отдых. Но сейчас маска беззаботного путешественника, которую полковник все время носил, исчезла, и он снова превратился в грозного диверсанта.

   Из группы подрывников, которым было поручено минирование плотины гатунского водослива*, вышел самый старший из них - знаменитый революционер, и не менее знаменитый художник Давид Альфаро Сикейрос.

   - Бутылка, товарищ Рудольфе, - пояснил он, хотя это было и так очевидно. Огромный, двенадцатиметровый плакат с профессионально нарисованной запотевшей бутылкой и призывом пить только это пиво.

   - Вижу, что не статуя Мухиной. Что это, мать твою, за художественная самодеятельность? - Негодующий Старинов перешел на родной "богатый и могучий", чтобы полнее выразить обуревавшие его чувства.

   Обескураженный его негодованием, Сикейрос смутился и попытался возразить - Ну зачем же сразу ругаться, товарищ Рудольфе. К тому же вы все-таки разговариваете с равным по званию.

   - Ну да, неудивительно, что имея таких вот полковников, республиканская Испания проиграла войну. Ну ничего нельзя вам доверить. В Троцкого вы с вашей группой стреляли практически в упор, и то не смогли попасть.

   - Это так, но ребята были неопытные и немножко выпили текилы для храбрости,

   - А вы, товарищ Фелипе, куда смотрели, - повернулся Старинов к Григулявичусу - очень смуглому человеку лет тридцати, совершенно не похожему на прибалта, спокойно смотревшему на происходящее холодными глазами.

   - Я в тот день водку не пил, только вино.

   - Тьфу ты, Иосиф, я говорю вот об этой мазне.

   - Но мое дело диверсии и саботаж, товарищ Рудольфио, а по рисованию у нас специалисты это Сикейрос и его шурин Ареналь.

   Еще один несостоявшийся убийца Троцкого - Луис Ареналь Бастар, выступил вперед и начал расхваливать плакат, который по его словам был настоящим произведением искусства.

   - Вы просто не разбираетесь в живописи, товарищ Рудольфе. Мы все нарисовали очень тщательно, что учитывая размеры полотна, было непросто. Только посмотрите на капельки воды, выступившие на заиндевевшей бутылке. Если вы взглянете на нее с расстояния, чтобы можно было охватить глазом весь плакат, то держу пари, вам самому захочется ее выпить.

   - Но вас прислали сюда не для того, чтобы пропагандировать иностранцам нетрезвый образ жизни.

   - Это не агитация, а реклама. И если повезет, мы даже сможем окупить часть расходов на операцию. Заказы на нашу фирму так и сыпятся. Мы уже заключили контракты по аренде площади рекламных плакатов на год вперед.

   - Да ты совсем обалдел, коммерсант хренов. Какой еще следующий год, если операция завершится максимум через месяц.

   - Но мы не должны выбиваться из образа. Ни один капиталист не откажется, если ему предложат выгодный контракт.

   - Так, ладно с ней, с этой рекламой. Докладывайте, что у вас с выполнением графика.

   - Идем с опережением. - Григулявичус подтянулся, и стал четко докладывать - Радиовзрыватели у нас качественные. Мы проверяли, они срабатывают даже в трехстах километрах от передатчика. Хотя все-таки желательно их активировать на расстоянии не больше ста пятидесяти, мы же не знаем, какие будут метеоусловия в день операции.

   - Антенны?

   - Подняты максимально высоко и тщательно замаскированы. Еще мы закрепили дополнительную антенну на рекламном плакате, что должно увеличить дальность подачи сигнала на взрыв. Но из тринадцати быков плакаты мы пока установили только на четырех.

   - Поставьте на восьми. Не будет заказов - неважно. Напишите крупными буквами, что место свободно для рекламы. Минноподрывного имущества хватит?

   - Взрывателей достаточно. Мы закупили их с двойным запасом, и все уже провезли сюда в стройматериалах. Вот со взрывчаткой пока сложнее, ведь ее требуется десятки тонн.

   - Тогда можно изменить схему минирования, и продублировать детонаторы в каждой закладке. На каждый заряд устанавливайте шесть радиоустройств. Вы их проверяли?

   - Выборочно. Отказов в работе не было, и тестировать все не стали. Фирма надежная и дает гарантию.

   - Что там производитель обещает, значения не имеет. Если среди устройств есть неисправные, то нужно это выяснить заранее. Тем более что с началом войны производство этих игрушек резко выросло, а значит, возросла вероятность брака. - Старинов невольно усмехнулся, представив себе иск в суд на недоброкачественного производителя, из-за которого сооружения панамского канала уцелеют. - Аккумуляторы уже подключали?

   - Да, ведь для нас главное скрытность. Мы соединяем всю цепь и сразу же тщательно маскируем, чтобы снаружи не было видно никаких следов установки.

   - Рабочая частота?

   - 607 килогерц.

   - Какой режим таймера выставили? - Старинову приходилось работать в основном с отечественными устройствами, но в импортных, закупленных Григулявичусом, принцип работы был таким же. Для экономии электроэнергии приемник почти все время находится в выключенном состоянии, а часовой механизм периодически включает его на короткое время,

   - Режим самый экономичный, емкости аккумулятора должно хватить на сорок суток. А мы их начали подсоединять седьмого ноября - за месяц до крайнего срока.

   Задав еще несколько вопросов, полковник проникся осторожным оптимизмом. В целом работа группы Старинова устраивала. До сих пор он опасался, что ничего не получится, но пока все шло как по маслу.

   Идея операции принадлежала одному старому работнику внешторга, который так же являлся не менее старым сотрудником госбезопасности. Когда лучшие диверсанты страны опустили руки, и признали невозможность закладки десятков тонн взрывчатки под носом у противника, Меркулов решил проконсультироваться у специалистов по торговле. Его расчет оправдался - торговцы оказались великими специалистами по человеческим душам. Смысл рекомендаций сводился к тому, что в капиталистических странах все люди работают исключительно за деньги. Следовательно, если удастся убедить капиталистического чиновника в том, что о взятке никто не узнает, то он ее охотно примет и выполнит требуемое.

   Сначала нужно уговорить инженера, следящего за гидротехническими сооружениями Панамского канала, вынести вердикт о плохом состоянии плотины водослива. Каким бы принципиальным он ни был, но получив сумму, превышающую его зарплату за десять лет, подпишет все, что угодно. Следующая задача более сложная - необходимо, чтобы подряд на ремонт плотины выдали никому неизвестной организации.

   Пока внешторговец раздавал взятки чиновникам, шла подготовительная работа. В кратчайшие сроки была выкуплена у владельцев маленькая строительная фирма. Вполне официально закупалось водолазное оборудование, стройматериалы, взрывчатка. Радиомины обычным строителям были ни к чему, и их доставали через подставные лица. К тому времени, как контракт был подписан, все необходимое для ведения работ уже имелось в наличии, и диверсанты начали бурную деятельность. Так как им разрешили действовать по обстоятельствам, то они дали волю своей фантазии. Совершенно вошедший в образ "акулы капитала", внешторговец не забыл выбить право размещать рекламу на ремонтируемом объекте. Узнав об этом, Григулявичус руководивший операцией, решил что ее действительно стоит разместить. Когда американцы увидят такие знакомые с детства плакаты, то они воспримут строителей как нечто родное, и не будут искать здесь шпионов.

   Разрабатывая план операции, ее организаторы не забыли сделать все возможное, чтобы перевести стрелки на Японию. На всех официальных переговорах, которое вело новое руководство фирмы, обязательно присутствовало несколько китайцев. Они держались в сторонке, ни во что не вмешивались, и только слушали, что им говорят переводчики. Этого было вполне достаточно. В случае расследования все свидетели честно подтвердят, что главными в этой фирме были японцы. Разумеется, были приготовлены обрывки японских газет, и записки с иероглифами, в которых подробно перечислялись используемые стройматериалы и подсчитывалась смета расходов.

   Закончив инспекцию, Старинов тут же заторопился в обратный путь. Дел на фронте у него было много, и задерживаться не стоило. Да и рука, дважды простреленная финским снайпером, в таком влажном климате начинала болеть. Ее бы подлечить, но совершенно нет времени, чтобы ложиться в госпиталь.

***

   Жизнь в полевом госпитале постепенно налаживалась. Здесь даже стали включать электричество - сначала изредка, а потом постоянно. Теперь ночью врачи могли оперировать при свете настоящих светильников, а не сделанных из плошек с салом.

   В моей палате установили немыслимую роскошь - радиоприемник, на котором Ландышева разрешила старшим командирам прослушивать передачи "От Советского Информбюро". Остальные узнавали новости с фронтов от санитарок, которые записывали сводки, а потом переписывали и читали во всех палатах раненым. Своей радиоточки в госпитале не было, и раньше санитаркам приходилось бегать за сводками в соседние части. Разумеется, Ландышева не могла их не пожалеть, и открыла постоянный доступ к приемнику, лишь отгородив мой письменный стол ширмой для соблюдения секретности.

   В сводках все чаще упоминались освобожденные населенные пункты - в основном села, но иногда даже небольшие города. Какой-либо системы в продвижении войск видно не было. Удары наносились в разных местах, и на первый взгляд казались хаотичными. Но зная, что верховное командование уже изучило опыт "той" войны, я мог точно сказать, для чего это делается - чтобы немцы не могли определить направление главного удара. Руководство Вермахта не знает, где ему ждать наступления противника, и ему придется распылить свои силы. Опять-таки, небольшие удары могли послужить разведкой боем, чтобы выявить уязвимые места в немецкой обороне.

   В начале ноября наиболее ожесточенные бои шли под Харьковым, где немец не оставил попыток продвинуться вперед. Именно с них обычно начинались сводки Совинформбюро. Судя по количеству уничтоженных в воздушных боях и на аэродромах самолетов противника, туда были стянуты значительные силы авиации с обеих сторон. Чем там закончится дело, пока было неясно, но харьковский паровозостроительный завод не эвакуировался и продолжал выпускать танки. Видимо, руководство страны полностью уверено в том, что город удастся отстоять.

   В районе Брянска наш фронт постепенно выгибался в сторону противника. Здесь медленно, но упорно войска продвигались на юго-запад, угрожая окружить Курск, в котором застрял Гудериан с остатками своей танковой армии. Положение быстроходного Гейнца осложнялось тем, что железная дорога, по которой немцы могли бы снабжаться, находилась на южном берегу Сейма и прочно удерживалась нашими войсками.

   Когда была снята блокада Ленинграда, из сводок было непонятно. Просто сначала сообщали о том, что все атаки фашистов успешно отбиваются, а потом врагов отбросили от города, и с каждым днем отбрасывали все дальше и дальше.

   Что касается нашей 22-й армии, то ей без особых усилий удалось расширить торопецкий выступ километров на тридцать к северу. Дело в том, что на правом фланге нам противостояла 281-я охранная дивизия вермахта. До этого им доверяли только небольшой участок, прикрытый озером Лучанское. Но после нашего сентябрьского наступления, в котором мне пришлось участвовать, линия фронта сильно растянулась и дивизия, предназначенная для охраны тыла, стала лакомой целью для советского командования. Было достаточно небольшого нажима, и немцы предпочли отойти на два десятка километров к западу, оставив большой поселок Бологово. После этого отхода наши войска почти вплотную приблизились к границам Новгородской области, которая, впрочем, пока входила в состав Ленинградской области. По этому поводу в "Красной Звезде" появилась ехидная заметка о том, что германское командование мотивировало данный отход исключительно целью выровнять линию фронта. Однако, после такого "выравнивания" Демянск, занятый немцами, оказался в глубоком мешке.

   Каждое утро я, как и большинство раненых, начинал с того, что спускался в холл, где висела большая карта, на которой была обозначена линия фронта. Все чаще кусочки цветной бумаги, пришпиленные булавками, сдвигались в сторону запада. Пусть немножко и лишь в некоторых местах, но все-таки это был успех. В воздухе висело предчувствие генерального наступления. По госпиталю даже пошли разговоры о том, что надо перебираться ближе к линии фронта. Каждый раз, когда из моей палаты выходила санитарка или медсестра со свежими новостями, ее тут же окружали раненые с требованиями сообщить, какие населенные пункты еще освободили.

   Чаще всего записями сводок занималась старшая операционная сестра Нина Иванцова**. Не знаю, как она все успевала делать. Помимо прямых служебных обязанностей ей приходилось и бинты стирать, и снег убирать. Не удивлюсь, если она вместе с местными жителями еще и окопы копала. Грозную энкавэдэшницу она ничуть не боялась, и даже осмеливалась с ней спорить. Например, однажды Ландышева, гордившаяся своим ростом метр семьдесят, считавшимся в это время очень высоким, пошутила о том какой маленький в госпитале начальник. Он действительно доставал сержантше лишь до плеча, но Нина тут же с негодованием встала на его защиту.

   - Вы зря так говорите, товарищ сержант госбезопасности. Низкий человек или нет, надо мерить по его душе и поступкам, а не по телу. Вот до этого у нас начальником госпиталя был Малых. Когда мы размещались в Торопце, немцы однажды начали бомбить эшелоны с ранеными, и тут же на станции стоял состав с боеприпасами. Мы бросились относить раненых в безопасное место, и наша медсестра Аня спросила Малых, где взять носилки. Так он просто взбесился и схватился за наган. Хорошо, рядом с ним стоял наш комиссар Цинман, который успел схватить его за руку и не дал застрелить Аню.

   - Какой-то Малых неадекватный. Вместо того чтобы организовать эвакуацию, стреляет в подчиненных. Где он сейчас? Я сообщу в органы, чтобы с ним разобрались.

   - Да уже разобрались. Как раз после этого нам Иванова и прислали.

   Чтобы разрядить обстановку, я спросил о том, когда госпиталь располагался в Торопце.

   - В начале августа. Но там мы пробыли меньше месяца. Потом немцы прорвались, и госпиталь пришлось срочно эвакуировать. Мы его свернули, когда фронт был уже в четырех километрах. Еще немного, и опоздали бы. Страшно подумать, что было бы, если бы мы не успели.

   - Что фашисты делают в таких случаях, мне уже рассказывали. У нас в полку есть ребята, которые участвовали в освобождении Великих Лук. Там немцы успели пробыть только два дня, но им этого времени хватило. В нашем госпитале, который не успели эвакуировать, они убили всех. Не только раненых, но и врачей с медсестрами. А еще для фашистских летчиков госпитали это любимая цель.

   - Да уж знаем, - кивнула Нина. - Они как-то сбрасывали листовки, в которых предупреждали, чтобы медицинские учреждения вывесили белые полотнища с красными крестами. А потом прилетело множество самолетов, и начало колотить по всем госпиталям, которые это сделали.

   - Одним словом - фашисты. А где вы в Торопце находились?

   - В школе. Нам город понравился. Красивые старинные дома, приветливые люди. Спасибо вам, и всем остальным, кто его освобождал. Вы знаете, мы ожидали, что после штурма Торопца к нам хлынет поток раненых, и очень обрадовались, что их оказалось сравнительно мало. И не думайте, вовсе не потому, что нам меньше работы.

   - Город действительно красивый. К счастью, он не сильно разрушен. Только мы там недолго оставались, всего один день. Кстати, наша рота тоже размещалась в школе, в физкультурном зале.

   - А у нас там перевязочная была. Вот видите, все время наши пути пересекаются, но вы все же попадайте к нам пореже.

   Следя за обстановкой на фронте, я не забывал писать свои рекомендации по тактике и военной технике. Пребывание на фронте весьма способствовало освежению памяти, и все, когда-либо прочитанное по этим темам само собой вспоминалось. Когда умные мысли все же закончились, я решил, что раз кроме армии еще существуют партизанские отряды, то можно написать отдельные рекомендации и для них. Упор при этом делал не на диверсионные операции, так как в стране имеется много специалистов, разбирающихся в этом вопросе лучше меня, а на идеологию. Я хорошо знал, что у жителей оккупированных территорий нет никакой информации о положении дел на фронте, и они начинают верить тому, что Москва и Ленинград пали. Кроме того, нужно не просто уничтожать пособников оккупантов, а разъяснять им, что для них еще не все потеряно. За правильное поведение их потом простят и не будут считать предателями, а за неправильное казнят. Если это не сделают партизаны, то после освобождения данной территории нашими войсками наказания все равно не избежать. В общем, все примерно также, как в сорок четвертом году нашей истории. Главное, информировать о действительном положении дел, а там люди сами поймут, что поражение Германии неизбежно.

   Запечатав конверт, я адресовал его Центральному штабу партизанского движения, и отдав Ландышевой, с чувством выполненного долга отправился на боковую. Но у сержантши понятие о долге сильно отличалось от моего. Вскоре после полуночи она растолкала меня и вручила конверт с ответом. Насколько я понимаю, Ландышева сама не занималась шифровкой сообщений, а передавала их особистам какого-то соединения. А может, мои послания отвозили специально выделенным для этого самолетом.

   Похлопав спросонья глазами, я все-таки смог уловить смысл написанного - такого адресата не существует. В настоящее время штаб партизанского движения создан лишь в Ленинградской области. Правда, он еще руководит действиями партизан на оккупированных территориях Новгородской и Калининской областей, но все равно, этого мало.

   Я не отношусь к тем людям, которых ночью разбуди, и они сразу дадут ответ на любой вопрос. Лишь через несколько часов мне удалось припомнить, что центральный штаб действительно был создан только через год после начала войны, когда стало понятно, что немец еще силен и продолжает наступать.

   Теперь мне пришлось писать новую рекомендацию, теперь уже по созданию центрального штаба партизан. За этими трудами прошла вся ночь, а утром меня уже потащили на банкет. В связи с октябрьским праздником выходило все больше указов о награждениях и присвоении частям и соединениям званий гвардейских. Ни одного дня не обходилось без того, чтобы кто-нибудь не устраивал маленькое торжество. Вот и сейчас объявили, что 29-й истребительный полк, который прикрывает нашу армию, преобразовывается в 1-й гвардейский.*** В госпитале нашлось два летчика из состава полка, и естественно, они решили отпраздновать свое звание гвардейцев, а заодно еще и ордена.

   По случаю такого повода медперсоналу пришлось закрыть глаза на некоторые нарушения режима, и принести именинникам канистру с требуемой жидкостью. После второй кружки разведенного в жуткой пропорции спирта, кто-то из гостей поинтересовался у гвардейцев, почему их так редко видели в небе.

   - А нас трудно увидеть, мы птицы редкие. Сами посудите, к началу октября в полку оставалось только семь машин - три "чайки" и четыре "ишачка". А нам надо сопровождать полк штурмовиков, полк бомберов, да еще прикрывать наземные войска. Мы конечно, не единственная истребительная часть на фронте, но в других дела обстоят не лучше.

   - Ну, так за вас тем более надо выпить - раздались возгласы. - Вы у нас действительно герои.

   От очередной порции горючего меня избавила санитарка, передавшая приглашение начальника госпиталя зайти к нему.

   Ничуть не смущаясь того, что от меня пахнет спиртом, мало ли, может меня им растирали, я постучался в нужный кабинет. К моему удивлению Иванова там не оказалось, зато был незнакомый энкавэдэшник.

   - Уполномоченный особого отдела 178-й дивизии лейтенант НКВД Климов - тут же представился незнакомец.

   Вот это я попал. Опять кто-то хочет меня забрать, а моя охранница где-то шляется, и как раз тогда, когда нужна больше всего.

   - Вы наверно путаете, я из 179-й дивизии.

   - Вот вас-то мы и искали. Вы были 24 сентября в Мартисово?

   - Так, сейчас подсчитаю. Если Торопец мы взяли 25-го, то да был.

   - Вы подсказали старшине, заведующему складом с трофеями, что у него имеется очень важная шифровальная машинка. - Это был не вопрос, а утверждение. - Так как особый отдел его дивизии еще не переехал, то он обратился к первому же найденному им особисту, то есть ко мне. А с вас теперь надо взять подписку о неразглашении. Кстати, поздравляю. Старшине дали орден, а вам положена медаль "За Боевые Заслуги"

   Ну, это уже другое дело. Кажется, никто меня похищать не собирается. Окончательно меня успокоило появление Ландышевой в компании Куликова и уже знакомого великана-пограничника, причем все трое держали в руках оружие.

   - Что здесь происходит? - спросили одновременно майор и особист.

   В двух словах я разъяснил ситуацию, тем более что подписку о не разглашении еще не давал.

   - А почему я не слышал об этой машинке?

   - Ну так мы же в тот день шли в наступление, а потом уже было не до этого. Да и завсклада обещал передать ее куда надо.

   - Ну хорошо, - повернулся Куликов к особисту. - Будет вам расписка, только напишите текст сами, а товарищ Соколов подпишет.

   В чем тут дело, догадаться было нетрудно. Составлять важный документ карандашом было нельзя, и писать чернилами я не умел. Впрочем, накарябать перьевой ручкой даже всего лишь свою фамилию тоже оказалось непросто. С первой же попытки я заляпал листок чернилами, и лейтенанту пришлось писать новый экземпляр текста.

   - Меня недавно контузило, - смущенно пояснил я, - да еще кучу осколков из плеч вытащили.

   - Понимаю, - сочувственно кивнул Климов. Он набрался терпения, и быстро строчил листок за листком, так как несмотря на все мои старания, я ставил огромные кляксы на место подписи.

   Наконец, получив с шестой попытки требуемое, он собирался попрощаться, но не тут-то было. Теперь уже Куликов потребовал с особиста расписку о неразглашении всего, что он тут узнал. Однако и после этого Климова никто отпускать не собирался.

   - Сначала мы должны удостовериться, что вас сюда действительно послали.

   - Но вот же мои документы, а сержант Варенко неоднократно меня видел в особом отделе армии.

   - Действительно, видел - подтвердил пограничник, продолжая держать в руках автомат.

   - Кто вы такой, я не сомневаюсь. Но надо выяснить, действительно ли вам давали такой приказ, и кто давал. А пока не придет подтверждение из вашей дивизии, будете сидеть здесь.

   Оставив особиста скучать в компании двух пограничников, Куликов прошел со мной в палату и разъяснил цель своего приезда.

   - Предлагаю вам сегодня съездить посмотреть на экспериментальные самолеты. Если вы увидите их так сказать, вживую, то может быть, вспомните еще что-нибудь. Заодно познакомитесь с летчиками 31-й авиадивизии, которые работают на вашем участке фронта. Раз новые самолеты проходят фронтовые испытания недалеко отсюда, а именно в 198-м штурмовом авиаполку, но нам надо этим воспользоваться. Интересно, они случайно прислали их именно сюда?

   - Возможно и случайно. Я помню, что КБ Поликарпова посылало свой И-185 как раз на Калининский фронт.

   Куликов бросил на Ландышеву многозначительный взгляд, и поспешил пояснить - Это условное название резервного фронта.

   Тут я понял свою промашку. Немцы находились в двухстах километрах от Калинина, как в это время называлась Тверь, и Калининский фронт в этом мире уже никогда не появиться.

   На аэродром мы сразу не поехали, так как несмотря на наличие гэбэшных корочек и кучи важных бумаг, нам сначала желательно было получить пропуск в штабе 31-й смешанной авиадивизии, куда входил нужный нам полк. Оказалось, что мы не зря решили действовать по правилам, так как штурмовики недавно передислоцировались, и без сопровождающего мы бы их быстро не нашли. Хотя командира дивизии Руденко, недавно получившего генеральское звание, на месте не оказалось, но его зам, заранее извещенный о приезде Куликова, тут же организовал нам сопровождение.

   Как раз в ту сторону отправлялся воентехник Филиппов из звена управления дивизии. Где-то там недавно приземлился на брюхо истребитель, а Филиппов как раз занимался поискам и восстановлением подбитых самолетов.

   Воентехника мы усадили в нашу эмку, которую майор на время реквизировали у местных особистов, а за нами ехала целая колонна. Машины авиаторов бежали резво, а вот старенький грузовичок, набитый пограничниками, которых нам выделил особый отдел армии, постоянно отставал. Иногда он совсем останавливался, и нам приходилось ждать, пока водитель снова уговорит свой драндулет завестись.

   - Повезло вам, - заметил Куликов во время очередной остановки, - новую технику выдали.

   - Нет, не выдали, это мой трофей.

   - А, так это вы тот самый техник, который из речки сейфы выловил?

   - Он самый, - подтвердил наш шофер-энкавэдэшник, который возил высокое начальство и знал некоторые секреты. - Ему потом благодарность за это объявили.

   - Что еще за история? - Заинтересовался я. - Секретная?

   - Ну, раз уже все знают, то и вам можно рассказать. Я изложу версию случившегося согласно рассказу здешних особистов, а если что не так, то товарищ Филиппов меня поправит. Авиационные техники, как обычно, узнали об очередном подбитом самолете и отправили техническую команду на его поиски. Пока нашли, пока подняли в кузов, уже стемнело. Ночью ехать нельзя - дорога сильно размокла, и они решили переночевать в копнах сена. Вокруг все было тихо и спокойно, и вдруг подбегает военный в командирском плаще, но без знаков различия, и начинает кричать что сюда идут танки противника. Филиппов отвечает, что связывался со штабом дивизии и угрозы пока нет. Военный с предусмотрительно споротыми петлицами махнул на него рукой, и скомандовал своим людям спустить в реку два грузовика и эмку. Кроме машин они бросили в воду еще что-то. Наутро авиаторы подошли к реке и увидели затопленные у самого берега автомобили. Оставлять их было жалко, поэтому технику прицепили тросом к своим грузовикам и вытащили.

   - Ну да, - подтвердил Филиппов, - вот эти самые грузовики, которые едут за нами. Еще была эмка, но ее нам не оставили.

   - Но там в воде оставалось еще что-то, - продолжал свой рассказ майор. - Обогревшись немного у костра, техники снова полезли в ледяную воду. Оказалось, что на дне лежат сейфы. Все встревожились, ведь там могли быть важные документы. Их тоже достали и привезли на аэродром. И действительно, когда сейфы вскрыли, то в них оказались планы наших оборонительных сооружений. Все бумаги тут же доставили в штаб Западного фронта. Естественно, паникеров нашли и наказали, а машины оставили авиаторам, которые их честно заслужили.

   Пока я слушал рассказ, злосчастный грузовик наконец завели, и он снова пополз вперед, то и дело застревая в грязи. Другие автомобили явно были полностью исправными, но и им приходилось несладко. Иногда топкие места удавалось объехать по обочине, хотя и засыпанной снежком, но более проходимой, чем размочаленная колесами дорожная колея. Я с интересом наблюдал битву машин с грязью, так как все время, пока была распутица, пролежал в госпитале, и эта сторона здешней жизни от меня ускользнула.

   - Сейчас еще хорошо, - заметил Куликов, - земля подмерзла и дороги стали более-менее проезжими. А вот еще неделю назад этот путь занял бы раза в три больше времени, и то если не забыли захватить шанцевый инструмент. А теперь здесь можно сказать автодром.

   - Да уж, действительно автодром. Только для испытания вездеходов в экстремальных условиях.

   Майор невольно улыбнулся, вспомнив, что в моем мире я ездил только по асфальту. Для него эта дорога была самой обычной.

   - А ведь это гражданская техника, - кивнул я в сторону нашей небольшой колонны.

   - Ну да, - согласился Куликов, еще не понявший, к чему я клоню, - мобилизованная из народного хозяйства.

   - Но для армии наши заводы продолжают выпускать такие же машины. Да и американские, которые нам должны поставлять союзники, на самом деле ненамного лучше.

   - А что тут поделаешь, - грустно пожал плечами Куликов. - Конечно, хотелось бы насытить армию полноприводными грузовиками с шинами регулируемого давления, но пока это из области фантастики.

   - Но кое-что сделать все-таки можно. Раньше я об этом не задумывался, да и вообще мы с вами больше обсуждали танки и истребители.

   - Остановите.- Приказал майор водителю. - Идите, пока покурите.

   - Так вот, - начал я, когда нас оставили вдвоем.- У нас в будущем военную технику делают с односкатными колесами. Это касается не только бронетранспортеров, но и грузовиков. Также очень важно максимально возможно увеличить диаметр шин. Двухскатные задние оси с маленькими колесами, очень распространенные в гражданских моделях, сильно снижают проходимость машин по бездорожью. Полагаю, надо попросить американцев внести изменения в ленд-лизовские грузовики. Вряд ли они откажутся, ведь конструкция не усложняется. Можно предложить еще одно нововведение - широкие шины низкого давления. Правда, для них требуются эластичные и прочные боковин, которые у нас в стране наверно еще не разработаны. Но их можно заказывать за рубежом.

   - Интересная идея. Я потребую устроить сравнительные испытания, и по их итогам внести изменения в военные заказы.

   Пока машина медленно ехала по лесной дороге, Филиппов объяснил, почему пришлось срочно передислоцировать полк. Немцы недавно обнаружили аэродром, причем по вине самих летчиков, которые возвращаясь с задания, привели за собой вражеского разведчика. Фашист спокойно сделал круг над аэродромом, а наши зенитчики гадали, свой самолет, или чужой. Наконец придя к выводу, что это свой, с соседнего аэродрома, они отошли от орудий. Начальник штаба скомандовал по телефону открыть огонь, но на зенитной батарее никто не брал трубку. Все вышли из блиндажа поглазеть на заблудившийся самолет. Так он и ушел безнаказанно.

   После этого командир полка решил, что надо как можно скорее перелетать на запасной аэродром, однако к тому времени его еще не успели подготовить. Дело в том, что на том месте полк находился недавно. Для нового аэродрома еще нужно было найти большую площадку, пригодную для летного поля, и дело усложнялось тем, что подходящих мест здесь очень мало. То местность слишком открытая, так что негде укрыться от бомбежки, и к тому же болотистая. То сплошной лес, выкорчевывать который пришлось бы очень долго.

   К счастью, авиаразведке удалось обнаружить в лесном массиве большую поляну, не обозначенную на карте. Она образовалась недавно от пожара, и по размерам как раз подходила для полевого аэродрома. Километрах в трех от нее есть большая деревня, в которой легко можно было разместить весь полк.

   После изучения находки сразу же принялись за работу. Готовил площадку весь личный состав, включая техников и летчиков. Вместе с жителями окрестных деревень они корчевали пни, вырубали кустарник, возили грунт. Работали посменно днем и ночью, и уже через три дня взлетно-посадочная полоса уже была готова.

   - Теперь осталось только сделать сносную дорогу, - добавил лейтенант, когда машина подпрыгнула на очередной колдобине. - А то пока летчиков до аэродрома довезут, растрясут так, что они в воздух подняться не смогут.

   Тем временем, пока готовили запасной аэродром, непогода держала фашистские самолеты на земле, не давая им взлететь. Но вот наконец все было готово, и можно перелетать. К рассвету моторы уже прогрели, и самолеты начали выруливать. И как раз в это время появляется девятка юнкерсов. Зенитчики начали стрелять, но безрезультатно. Истребители мы вызвать уже не успеваем. Первое звено бомбардировщиков высыпало бомбы на краю аэродрома, но следующие сделают нужную поправку, и не промахнутся.

   Филиппов сделал эффектную паузу, достал беломорину, и не спеша затянулся.

   - Наш комполка не растерялся, и повел самолет на взлет, - продолжил рассказчик, вдоволь насладившись нашим нетерпением. - Прямо от капониров, под углом к взлетной полосе. Остальные летчики за ним. Ну ничего, все взлетели. Фрицы отбомбились по нашему аэродрому точно, но особых потерь не нанесли, если не считать несколько десятков сгоревших макетов самолетов. Ну вот, и теперь летчики базируются здесь. За теми деревьями уже будет видно поле.

   Подъезжая к аэродрому, мы заметили самолет, словно вынырнувший из леса и пронесшийся над самыми верхушками деревьев. Он тут же пошел на посадку, не делая круг над полем. Сразу же за ним выскочила вторая машина, и также не давая круга, поспешно приземлилась. Севшие машины тут же подрулили к краю поля и скрылись под ветвями деревьев.

   Часовой, которого мы спросили, где найти командира полка, указал в сторону высокой сосны, на которой была оборудована площадка для наблюдателя. Под ней и находилась землянка командного пункта. Дежурный, увидев майора, вытянулся и доложил что комполка сейчас на поле, встречает пилотов вернувшихся с задания.

   Машину нам пришлось спрятать в зарослях, так как выезжать на поле категорически запрещалось, и дальше мы пошли пешком.

   Оказывается, к нашей встрече уже успели подготовится. К счастью для нас над немецкими аэродромами сегодня шел снег, и вражеских налетов можно было не опасаться. Поэтому специально к приезду высокого начальства в лице Куликова, экспериментальные самолеты выкатили из капониров и установили среди деревьев на краю летного поля. Натянутая над ними масксеть позволяла не опасаться обстрела какого-нибудь шального немца, все же осмелившегося вылететь в непогоду.

   Я не специалист по авиации, но основные модели военной техники, используемой в это время, узнать могу. Однако самолеты, собранные здесь, были какие-то странные, одновременно похожие и не похожие на известные мне по фотографиям. Только два из них, стоявших в сторонке, я мог более-менее уверенно опознать. Это были ИЛ-2, характерный горбатый профиль которого трудно было спутать с чем либо. Вот только нос у них был не заостренный, а тупой, будто обрубленный. Что интересно, в отличие от выпускаемых сейчас штурмовиков, у этих экземпляров кабина была двухместной, правда без установленного пулемета воздушного стрелка.

   Похоже, это были те самые самолеты, только что вернувшиеся с задания, так как вокруг каждого толпилось не меньше десятка человек. Одни занимались послеполетным осмотром, выискивая повреждения, полученные машинами, и контролируя исправность различных механизмов. Другие внимательно слушали пилотов, которые оживленно жестикулировали. Когда мы подошли поближе, стало ясно, что в полете произошло нечто экстраординарное.

   - Под трибунал надо их отдавать, что за безалаберность такая, - слышались возмущенные возгласы.

   Увидев Куликова, командир полка подполковник Горлаченко, облаченный в такой же комбинезон, как и механики, и отличавшийся от них только фуражкой, тут же отдал команду строится и представил нам пилотов, вернувшихся из вылета.

   - Это наши лучшие летчики - капитан Туровцев и лейтенант Бондаренко****. Хорошая пара, они еще в Финскую вместе летали.

   Все присутствующие на минуту оторвались от своих дел и вытянулись по стойке смирно. Лишь двое механиков, отличающиеся от остальных цветом спецовок, не спеша вытерли ладони ветошью и спокойно поздоровались с Куликовым за руку, по старой привычке назвав его капитаном.

   - Вот, товарищи из Москвы прибыли, - повернулся Горлаченко к летчикам. - Расскажите им, что сегодня случилось.

   Туровцев начал свой рассказ сначала.

   - Вылетели на задание, цель обнаружили, а к штурмовке приступить не можем. Нет обозначения переднего края нашей пехоты. А ведь был строгий приказ всем частям иметь опознавательные полотнища, которые нужно выкладывать впереди своих боевых порядков. Их же предупредили, что сейчас будет действовать наша авиация. Но мало того, что передний края наших войск ничем не обозначен, так они еще и нас обстреляли. Хорошо, что у меня был запас ракет. Повторяю сигнал - красная ракета и выпущенное шасси. Никакой реакции. Ладно, подаю вчерашний сигнал - зеленая ракета и несколько левых кренов. Все равно стреляют.

   - Наверно эту часть только недавно перебросили с резервного фронта - предположил Куликов. - В ней наверняка батальонами командуют старлеи из начсостава запаса.

   - Там действительно новая дивизия, они только-только здесь обосновались. Но если ее командиры не поумнеют, то командовать им долго не придется. Или под суд пойдут, или свои же по ним отбомбятся. Ведь там на самом деле не разберешь, где наши, а где немцы. Несколько линий траншей перерытых воронками - как старыми, засыпанными снегом, так и свежими. И из каждого окопа по мне стреляют.

   - Вот как раз специально для таких разгильдяев и ввели штрафбаты. Повоюют месяц-другой обычными красноармейцами, и научатся беречь чужие жизни. Так что было дальше?

   - Ну что тут поделаешь, ведь если наносить удары на линии боевого соприкосновения, то на самом деле можно угодить в своих. Хорошо что мы на свободной охоте. Махнули на них рукой, и полетели к резервной цели - железной дороге. Там нам повезло - застали в пути эшелон. До станции, где сильное зенитное прикрытие, он дойти так и не успел. Мы и отработали его по полной программе. После двух заходов все вагоны уже горели.

   - А что вез состав?

   - Сено.

   - Это хорошо. Считай, целую дивизию корма лишили. А что вы скажите по новому самолету?

   - Двигатель слабоват, товарищ капитан госбезопасности. Хотя на моей машине особых дефектов нет, но по летным характеристикам она все-таки не дотягивает до стандартной модели. Вот если бы мотор форсировать. Еще разочарован, что прицел ПБП-1 не поменяли. При аварийных посадках летчики часто травмируются, когда ударяются об него головой.

   - А его еще используют? - Удивился я. - Насколько мне известно, вместо него собирались нанести визирную сетку прямо на лобовое бронестекло. И обзор улучшится, и целиться будет удобнее.

   Куликов быстро записал мои слова в блокнот, и попросил всех высказать свои замечания не только по экспериментальным образцам, но и по серийным машинам. Было видно, что он все эти жалобы уже не раз слышал, но хотел, чтобы я вспомнил что-нибудь полезное.

   - Зима начинается, товарищ майор госбезопасности. Может быть, поставить самолет на лыжи?

   - Ну, я понимаю, что батальону обслуживания лень снег расчищать, однако это не выход. Пробег при посадке на лыжи значительно возрастет.

   - Фонарь часто заклинивает при обстреле.

   - Это действительно надо исправить, - вмешался я. - После попадания снарядов в бронекорпус он часто коробится и заклинивает сдвижную часть фонаря. Это стоило жизни многим летчиков, не сумевшим выпрыгнуть с парашютом, или пострадавшим при аварийной посадке. На штурмовике фонарь должен открываться вбок.

   - С колесами надо что-то делать, - заметил техник, осматривающий шасси. - Если во время вылета шину прострелят, то при посадке машина опрокидывается.

   - По вашим авиационным дутикам я не специалист, но знаю, что у боевой техники шины должны быть не пневматическими, а заполняться пористой резиной. Ну как например, у сорокапятки. Вес при этом возрастает незначительно, а аварийность при посадке снизится.

   После колес перешли к двухместной кабине. К моему удивлению летчики вовсе не горели желанием сажать заднего стрелка. Им было ясно, что с теми двигателями, которые сейчас стоят на штурмовиках, забронировать вторую кабину невозможно. А без бронезащиты стрелки будут очень быстро погибать. Поэтому опытные летчики предпочитали вылетать без стрелков, чтобы не снижать маневренность.

   - Вот для молодых летчиков двухместные самолеты очень нужны. - Подытожил свои размышления Горлаченко. - Маневрировать они все равно не умеют, а так, хоть какая-то, да защита. Вот только тяжело им будет почти из каждого вылета привозить с собой погибшего товарища.

   - По э... расчетам - я чуть не сказал "по статистике" - количество потерь должно снизиться в полтора-два раза, но конечно, с условием установки более мощного двигателя и изменения тактики.

   - Вот-вот, - согласился комполка. - Подождем, когда появится мощный двигатель, а пока придется летать на одноместных машинах. Товарищи механики, не стесняйтесь, высказывайте свои замечания.

   - Недавно прислали с завода новую машину, а у нее хвост деревянный. Что это за улучшение, - возмутился еще один техник, видимо специализирующийся на латании пробоин.

   - Так и должно быть, - огорошил Куликов летчиков.- Еще на стадии проектирования предусматривалось, что полностью дюралюминиевый фюзеляж будут делать лишь в мирное время. А во время войны неизбежно возникает дефицит алюминия, и его приходится экономить.

   Вот тут уже я достал блокнот, и сделал себе пометку. В наше время апологеты ленд-лиза с пеной у рта доказывали, что именно ему мы обязаны своими победам. Однако в начале войны поставки были мизерными. Основной поток материалов начался только в сорок третьем году, уже после коренного перелома в войне. Значит, надо надавать на Рузвельта, чтобы он честно выполнял договоренности по объемам поставок. Вот только сделать это можно будет лишь в следующем году, когда после потерь Филиппин и большей части Тихого океана американцы поймут, что война для них началась по-настоящему. Можно будет пригрозить, что если союзники не выполнят своих обязательств, то это им аукнется при разделе сфер влияния после войны. Учитывая, что ход боевых действий в этой истории более благоприятный, американцы действительно могут не успеть к разделу пирога. Конечно, они высадятся в Европе, как только мы выйдем к западным границам нашей страны, но так это нам как раз на пользу.

   Тем временем летчики и механики затронули тему эрэсов, и разгорелся жаркий спор. Применять их или нет, вопроса не было, хотя все были согласны, что неопытные пилоты не умеют пользоваться новым оружием и их надо дополнительно учить технике ракетного залпа. Проблема была в другом - по какому пути повышать их эффективность. Все присутствующие разделились на две группировки. Одна из них, возглавленная Туровцевым, настаивала на увеличении числа направляющих для реактивных снарядов. Другие же, в том числе лейтенант Бондаренко, считали что надо увеличивать не количество ракет, а их калибр.

   Не зря все-таки майор привез меня сюда. Выслушивая мнение опытных пользователей, занимающихся эксплуатацией боевых систем, я время от времени вспоминал что-нибудь ценное. Отозвав Куликова в сторонку, я стал торопливо ему надиктовывать.

   - Значительно увеличить количество ракет пока не получиться. Для этого они должны располагаться в специальном контейнере, но нынешние эрэсы для этого не подходят. Надо разрабатывать новые реактивные снаряды, стабилизируемые вращением, или в крайнем случае со складными стабилизаторами. В любом случае на их создание уйдет много времени. А вот перевооружить штурмовик большими РС-132 пожалуй можно. Немцы скоро выпустят сотни тяжелых танков, и против них нынешнее оружие будет малоэффективным. Дело в том, что уничтожить танк можно только прямым попаданием ракеты в моторный отсек, что очень трудно сделать. Кстати, обратите внимание. Залп реактивных снарядов выглядит очень эффектно - вражескую технику окружают взрывы и летчики честно докладывают, что цель уничтожена. Исходя из этих докладов, командование считает, что у врага танков не осталось. А ведь на самом деле большинство из них остается неповрежденными.

   - Учтем, - кивнул Куликов.

   - И еще, объясните мне, почему штурмовики отправляют без истребительного прикрытия?

   - Сколько в этой дивизии истребителей, вы в курсе? Так им надо два авиаполка сопровождать да еще пехоту прикрывать.

   - Но ведь у нас много самолетов. Я точно знаю, что истребителей намного больше, чем "Илюшиных"

   - Это верно, много. Но значительная часть из них задействована в ПВО столицы и снять их оттуда нет никакой возможности, они же прикрывают военные заводы. Достаточно одной единственной немецкой эскадрильи прорваться к Москве, и какой-нибудь завод будет выведен из строя на многие месяцы. Эвакуировать всю промышленность нельзя, ведь тогда выпуск военной продукции тоже будет надолго прекращен. Впрочем, в этом случае ослаблять столичную систему ПВО все равно будет нельзя, так как Гитлер пытается разбомбить город, а там много мирных жителей. Да и к Харькову сейчас стягивают все резервы. В сводках передают, что там постоянно идут тяжелые бои.

   - Нам бы еще немного продержаться, - вздохнул я. - Наступление немцев мы уже остановили, и подойти к Москве им не дали. Так что авиационные заводы и КБ эвакуировать не пришлось. Выпуск самолетов все время увеличивается, и можно не сомневаться, что теперь все будет лучше.

   - Будет, очень скоро будет. Сейчас многие полки переучивают на новую технику, и на фронте ее скоро появится много.

   Тем временем механики все проверили и доложили, что смогут быстро устранить все повреждения. Еще до вечера самолеты подготовят к вылету.

   - Сегодня вы уже не полетите, - охладил комполка обрадованных летчиков. Вам надо писать подробный отчет о тренировочном полете

   - То есть как это тренировочном? - изумился я.

   - В самом прямом, - пояснил Горлаченко. - Приказано не упоминать в документации, кроме секретной конечно, о том что экспериментальная техника используется на фронте.

   - Это что же, воюют они по настоящему, и пробоины от осколков в самолетах привозят, а в летных книжках боевой вылет у них отмечен не будет?

   - Жаловаться бесполезно, - пожал плечами Куликов. - Мне на самом высоком уровне пояснили, что секретность превыше всего.

   - Не переживайте за нас, мы же не за ордена воюем, - утешил меня Бондаренко.

   - А награды от нас никуда не денутся, командование на них в последнее время не скупится, - добавил Туровцев.

   Насмотревшись на Илы, мы с Куликовым перешли к другим экспериментальным самолетам. Все они были истребителям, и имели одну общую черту, а именно мотор воздушного охлаждения.

   - Вот это весьма перспективная разработка, которая у вас не пошла в серию, И-185, - начал майор свои пояснения с повидавшей виды машины, на которой насчитывался не один десяток заплаток. - Среди наших истребителей у нее самое мощное вооружение - три пушки ШВАК. Хотя ее госиспытание еще не закончено, но тем не менее было решено перейти к войсковым испытаниям. Швецов скоро доведет до ума свой двигатель, и уже сейчас нужно выбирать, на какой истребитель его ставить.

   - А это что за сладкая парочка, - указал я на два новых самолета, на которых не было видно пробоин. - Похоже на недостающее звено эволюции между самолетами ЛАГГ и ЛА.

   - Вы почти угадали, это Гу-82.

   - Что еще за Гу? Подождите-ка, кто там у нас входил в тройку мушкетеров - создателей ЛАГГа? Кажется Горбунов и Гудков.

   - Верно. Правда, на Гу вооружение еще слабовато, только пулеметы, хотя и целых четыре штуки. Но скоро на них установят две пушки, и тогда можно будет рискнуть отправить их в бой. Вон там еще есть Го-82, который Горбунов соорудил буквально за полтора месяца. Мы специально собрали здесь все эти самолеты, чтобы летчики могли объективно сравнить их. К тому же сюда прикомандировали лучших специалистов с завода для наблюдения за работой двигателя. К сожалению, карбюраторы пока часто разрегулируются, и их постоянно приходится настраивать.

   Обойдя эту удивительную выставку, и осмотрев экспонаты со всех сторон, я попробовал угадать название еще одного самолета. Так как все они стояли в ряд, то бросалось в глаза, что у этого истребителя был самый короткий фюзеляж и одновременно, самый большой размах крыльев. Сильно сдвинутая к хвосту кабина не оставляла сомнений, и я уверенно ткнул в него пальцем - Это Миг-3.

   - Ну, уже не третий, а девятый. Именно такой номер присвоили модификации самолета с двигателем М-82. Конструкторов предупредили, что от их высотного истребителя скоро откажутся в пользу Яка, и они поспешили создать новую конструкцию.

   - А таировский Та-3 тоже будут испытывать?

   - Будут, но по двухмоторным штурмовикам не все так однозначно. Несомненное преимущество - это возросшая полезная нагрузка и теоретически большая живучесть самолета, который может лететь на одном двигателе. Обзор улучшается, расположение пушек, которые можно установить в центроплане, более выгодное. Однако есть и серьезные минусы. На ИЛ-2 бронирование выполнено в виде единой оболочки, защищающей моторный отсек, бак и кабину пилота. А если установить два двигателя на крыльях, то площадь бронированной поверхности, а следовательно и вес всей конструкции, значительно вырастут. Из-за этого, а также из-за двигателей, расположенных в крыльях, маневренность хуже. Еще один важный недостаток - это дефицит моторов, который сейчас испытывает наша промышленность. Нет никакой уверенности, что один двухмоторный штурмовик будет настолько же результативным как два одномоторных. Но конечно, это все в теории. Чтобы это проверить, надо проводить полномасштабные войсковые испытания.

   - А почему истребители передали для испытаний штурмовому полку? Ведь летчики не умеют ими управлять.

   - Еще как умеют. Этот полк не простой, весь летный состав в нем набран из бывших истребителей. В первый день войны мы потеряли очень много самолетов на аэродромах, и из пилотов, оставшихся безлошадными, стали формировать штурмовые авиачасти. Им дали всего неделю на переобучение. Сначала сделали по три вылета на СУ-2, потом научились пилотировать и сам штурмовик. Ну, а сбрасывать бомбы и пускать ракеты учились уже в боевых условиях.

   Вернувшись вечером в госпиталь, я сначала завалился спать, но то и дело вскакивал, чтобы записать очередное воспоминание, касавшееся авиации. То, что я раньше видел на фронте, и новая информация, полученная сегодня, соединившись дали обильную пищу для размышлений. Как лучше построить взаимодействие родов войск, как организовать авиацию фронта, что можно улучшить в системе производства. Затронув очередную тему, я мысленно распутывал за ниточку весь клубок смежных проблем. Например, задумавшись о производстве, я вспомнил о проблемах быта рабочих, и в первую очередь, об их питании. Чтобы выделить передовикам порцию мяса директорам завода приходилось согласовывать это буквально на уровне наркомата.

   Было еще много вопросов, в том числе те, по которым меня Куликов никогда не спрашивал. Только под утро, исписав и изрисовав кучу листов, я наконец-то смог успокоиться и снова прилечь. После двух бессонных ночей организму хотелось провалиться в сон, что он и сделал еще до того, как я упал на кровать.

   * Статью с подробным описанием Панамского канала можно прочитать вот здесь, на страничке Ольги Тониной:

   ** Шеланова (Иванцова) Нина Григорьевна. Написала воспоминания "Записки хирургической медсестры Полевого Подвижного Хирургического Госпиталя Первой линии".

   *** На месяц раньше, чем в РИ.

   **** Бондаренко Михаил Захарович - будущий дважды герой Советского Союза. Первый раз звание присвоено 6.06.1942г. за 112 боевых вылетов. Второй раз

24.08.1943 г. за 106 последующих боевых вылетов.

Глава 3

   В глубоком подвале, который еще при строительстве здания планировался как бомбоубежище, вторые сутки безвылазно сидел командующий второй танковой армией вермахта.

   То, что здесь не было окон, его не волновало. Все равно смотреть в них было не на что, от Курска ничего не осталось. Сначала его покинули все жители, а потом были уничтожена большая часть домов. Пока русские обороняли город, его усиленно бомбили и обстреливали немцы. Затем, когда Курск был захвачен, по нему работала уже советская артиллерия. Правда, обстрелы были редкими, но Гудериан подозревал, что это вовсе не от нехватки боеприпасов, просто русские быстро учатся. Теперь они стреляют только по достоверно известным и разведанным целям. Во всяком случае, когда им стало известно расположение штаба девятой танковой дивизии, то они сразу же обрушили на него ураганный огонь, не жалея снарядов, так что уничтожили целый квартал.

   Свой дневник генерал не доставал уже давно. Неординарные события, которые начались больше месяца назад, не оставляли ни минуты свободного времени. Собственно говоря, времени не было и сейчас, но ведение дневника было способом прийти в себя и успокоить нервы. А нервничать было из-за чего. До сих пор его танковая группа хотя и встречала стойкую оборону, но всегда находила возможность обойти окопавшегося противника и взять его в клещи. А вот в операции "Тайфун" все пошло неправильно с самого начала. На пути наступающих войск вдруг оказались прекрасно организованные оборонительные линии, насыщенные противотанковым оружием. Единственным крупным успехом было взятие Курска его танковой группой. Что же касается окружения двух советских дивизий третьей и четвертой группами, то успехом это можно было назвать только в насмешку, особенно если учесть цену, которую пришлось за это заплатить.

   Естественно, безупречные действия командующего второй танковой, выделявшиеся на фоне безуспешных попыток наступления его коллег, не остались незамеченными. Гудериана вызвали в ставку, где на прошедшем совещании главком сухопутными силами фон Браухич предложил сосредоточить все оставшиеся танковые дивизии в одну группу. Ее следовало отдать под командование Гудериана для удара в сторону Харькова. Сюрприз был неожиданным, но очень приятным. Старый фельдмаршал, до сих пор выступавший его оппонентом, наконец-то взялся за ум, и понял на кого надо делать ставку в этой игре.

   На вопрос фюрера о возможности такой операции, Быстроногий Гейнц ответил утвердительно. Как же иначе, не отказываться же от такой чести. Напоследок Гитлер предупредил Гудериана. - Перед началом наступления вы должны успеть овладеть южным берегом Сейма. Ваши войска в состоянии выполнить эту задачу?

   - Так точно, мой фюрер, - отрапортовал в ответ бравый генерал, ничуть не сомневаясь в том, что действительно сможет все сделать в лучшем виде.

   Тщательно припомнив недавние события, Гудериан начал записывать:

   "Итак, как я и предупреждал, отказ от наступления на Москву в августе привел к тому, что на решающем направлении противник успел укрепиться, и тем самым избежал разгрома своих главных сил.

   Чтобы спасти Германию от надвигающейся катастрофы, я предложил начальнику генерального штаба генерал-полковнику Гальдеру еще раз вместе с ним отравиться в ставку к фюреру. В прошлый раз Гитлер к моим словам не прислушался, но теперь происходящие события заставят его это сделать.

   На совещании я сразу высказал свою точку зрения о том, что нужно восстановить положение и закрепиться до наступления весны. Для этого, по моему мнению, следует собрать остатки всех танковых соединений, и нанести еще один удар по противнику. Курский плацдарм подходит для этого как нельзя лучше. Отсюда я смогу захватить с севера Харьков, а с началом весенней кампании можно будет продолжить наступление и на Москву, и на юго-запад, в сторону Кавказа.

   Все присутствующие были против моего плана, но Гитлера мне убедить удалось.

   В целом, я остался доволен результатами своей поездки, хотя имел все основания полагать, что Гитлера еще могут переубедить. Полагаю, это несложно, ведь он не всегда адекватно оценивает ситуацию. Например, фюрер высказал пожелание, чтобы я в ближайшее время захватил своими подвижными батальонами мосты через Сейм западнее Курска. Но подвижных батальонов уже давно не было, ведь именно об этом я и рассказывал в своем докладе. Но Гитлер живет в мире иллюзий."

***

   После праздника весь госпиталь гудел, как сумасшедший улей. Все раненые, у кого была хотя бы небольшая надежда на скорое выздоровление, требовали немедленного прохождения медкомиссии, чтобы их признали пригодными к службе. Каждый считал, что предстоящее наступление начнется без него, и спешил поскорее выписаться. И без того взбудораженные, обитатели госпиталя пришли в состояние крайнего волнения после трансляции парада. Медикам даже пришлось усилить посты охраны, отлавливающие нетерпеливых раненых, сбегающих в свои части.

   Жаль, что телевидения еще не было, мне очень хотелось бы увидеть парад вживую. А так пришлось ограничиться радиорепортажем и огромными, во весь разворот, фотографиями в газетах. Вот только изображения парадных колонн, дошедшие до нас на страницах "Правды", отстали от репортажа на сутки. А так, посмотреть там было на что. Помимо наших войск, по улицам столицы провели тысячи пленных, наверняка собранных со всех фронтов. Жаль, что сильные морозы пока не начались, и немцы еще не выглядели такими жалкими, как после Сталинграда. Впрочем, некоторые из них, видимо взятые в плен недавно, были укутаны в женские платки и всякое тряпье. Надо думать, конвоиры специально отобрали таких фрицев и поставили их с краю, поближе к зрителям.

   Сразу за пленными ехали новенькие танки, что должно было подчеркнуть контраст между поверженным Вермахтом и доблестной Красной Армией. После прохода наших тридцатьчетверок проехала внушительная колонна трофейной техники. Комментатор пояснил, что множество подбитых немецких танков было восстановлено, и здесь на параде присутствует только небольшая их часть. Конечно, преувеличение, но небольшое. В газетной фотографии я даже смог разглядеть на башне одного из танков "птичку" - опознавательный знак, популярный в бывшей пятой танковой дивизии вермахта. Вполне возможно, что это был трофей нашего полка.

   Что очень странно, среди немецких машин не было ни одной переделки в САУ. Впрочем, среди нашей бронетехники самоходки тоже отсутствовали, хотя за два месяца их могли выпустить достаточно, чтобы вооружить несколько дивизионов. Скорее всего, эти новинки пока засекречены, и должны стать неприятным сюрпризом для немцев.

   Мне, благодаря особому положению, не приходилось толкаться в очереди к начальнику госпиталя. Он сам осмотрел меня и вынес вердикт о том, что раны затягиваются очень быстро.

   - Скоро вас можно будет выписать, однако еще нужно получить согласие соответствующих органов.

   Теперь я принялся теребить Ландышеву, чтобы она по несколько раз в день отправляла запросы. Требуемые послания, написанные каждый раз во все более возмущенном тоне, уходили, но ответа пока не было. Не знаю, чтобы я еще придумал, но тут в очередной раз прибыл Куликов. Первыми словами, которыми я его встретил, был вопрос, когда же я вернусь в свою дивизию.

   - Вопрос непростой. Вы уже почти выздоровели, и сможете вернуться в свое подразделение. Вот только с вашей дивизией вам скоро придется временно расстаться. Нет, нет, пока не перебивайте. Сейчас все поясню. - Куликов шутливо поднял руки, видя что я собираюсь ринуться в атаку со своими расспросами, и продолжил. - Надо полагать, что абвер тщательно отслеживает все перемещения 179-й стрелковой. Мы этим воспользуемся, и перебросим ее на второстепенный участок фронта, чтобы немцы узнали об этом, и начали стягивать туда резервы для отражения нашего наступления. Кстати, именно поэтому вашей дивизии до сих пор и не присвоили звание гвардейской, чтобы немцы не запутались. Жаль конечно, ведь вы все заслужили и гвардейский значок на гимнастерке, и двойной оклад. Поверьте, тут я ничего не могу сделать. Ну, а ваш батальон на всякий случай перебрасывается вместе с вами на другой фронт. Естественно, тоже на спокойный участок. Если немцы начнут стягивать войска поближе к вам, то это опять-таки принесет пользу. В этом случае мы узнаем, что германская разведка хорошо работает и имеет источники в наших штабах. Ну, и заодно, они опять начнут перемещать свои резервы.

   Ландышева, даже не пытавшаяся скрывать, что внимательно все слушает, заварила и подала нам чай, приготовленный по моему рецепту - с большущей долькой лимона и огромным количеством сахара. Отогревшись, майор пришел в хорошее расположение духа, и рассказал, как встретил на церемонии награждения генерала Масленникова, которому нашу дивизию иногда отдавали во временное подчинение.

   - Он командир талантливый, и в то же время храбрый. Лет в двадцать уже командовал полком и бригадой. Опытный пограничник, много лет гонял басмачей. На его счету несколько так называемых ханов. За чужими спинами не отсиживается, его уже раз десять ранили. Вот он действительно достоин звания героя. Кстати, скажу по секрету, он на вашу часть глаз положил, и упрашивал товарища Берию отдать полк ему. Очень уж вы лихо в Торопце действовали. Да и не только там.

   - Почему это он просил именно Берию? Он что, в курсе того, кто меня курирует?

   - А, вы наверно не знаете. Масленников является заместителем наркома, и с его назначением командующим армии старую должность никто не отменял.

   - Понятно. Ему предстоит перейти в наступление, а мое предназначение, как и прежде, ловить немцев на живца. Ну что же, теперь задавайте вопросы, вы же не для того сюда из Москвы прилетели, чтобы извиняться.

   - Сначала расскажу еще кое-что. Наташа, вы тоже слушайте внимательно. За последние недели немцы методично устранили всех, кто хоть что-то знает о вас. В Великих Луках постепенно уничтожен весь личный состав фельджандармерии, а за компанию и других служб, к которым могла поступить соответствующая информация. Ваш знакомый лейтенант Эрих Браун естественно, тоже попал под раздачу. Его расстреляли, а труп сунули под лед. Тело так и не смогли выловить из реки.

   - А вот его мне жалко. Он хоть и немец, но человек неплохой. Браун ведь сам предложил отдать взамен на пленных наших мирных жителей, я его об этом не просил. Но свидетели свидетелями, а немцы же обо мне не забыли?

   - Разумеется, нет. Все эти устранения вовсе не означают, что вами больше не интересуются. Командование германских войск помнит о том, кто доставил им столько неприятностей. Так что будьте начеку. Ну, а теперь приступим к делу, ради которого я сюда и прилетел.

   Дождавшись, пока Ландышева, понявшая намек, выйдет из палаты, Куликов стал пояснять. - Видите ли, вы человек начитанный, и знаете много сведений по истории, но при получении от вас информации есть одно затруднение. Мы не всегда знаем, о чем надо спрашивать, а вы не в курсе, какие еще вопросы для нас актуальны. Поэтому вам и разрешают находиться в действующих войсках, чтобы прочувствовать нынешние проблемы. Вот конкретно сейчас нас интересуют способы дезинформации противника. Помните, как вы пугали немцев урчащими тракторами?

   - Ну да, в нашей истории такие фокусы проделывали с румынами. Но если позволяют обстоятельства, то обмануть можно и немцев. Хотя для них лучше применять специальные устройства. Помнится к концу войны, когда США наконец то решило повоевать, у них было наготовлено много бронетранспортеров с громкоговорителями и звукозаписывающей аппаратурой. Обратите внимание - громкоговорители могли складываться, и в походном положении машины ничем не отличались от обычной техники. Кроме воспроизведения готовых записей, также можно было транслировать многократно усиленный и наложенный сам на себя звук двигателя машины.

   - Шикуют американцы, - завистливо произнес Куликов, - броневики у них. У нас для таких целей пока используется грузовик с рупорами. Обыкновенная агитмашина армейского политотдела. А так как их не хватает, то еще будем применять ОГУ - окопные говорящие установки, которые переносят в заплечных ранцах.

   - А еще делали просто, - вспомнилась мне одна нехитрая уловка, - под грузовиками подвешивали шарики на цепочке, которые лязгали почти как настоящая гусеница.

   - Вот ведь казалось бы, очевидная вещь, но пока в той истории до этого додумались и разъяснили командованию необходимость данных мер, прошло много времени.

   Задав еще пару вопросов, майор оставил мне папку с долгожданным приказом, и мы с ним умчались в разные стороны. Он в Москву, а я к главврачу.

   Начальник госпиталя не скрывал, что очень рад моему выздоровлению. Нет, конечно от меня тоже была польза. Он был в курсе, что именно сотрудники НКВД выбили для госпиталя большую квоту наград - все врачи получили ордена, а медсестры и санитары постоянного состава - медали. Но непонятные шпионские игры и подозрительные личности, кружившиеся вокруг меня, выбивали всех из колеи и мешали нормальной работе учреждения. Поэтому, получив на руки необходимое разрешение, Иванов тут же вручил мне заранее приготовленную справку о том, что я находился в госпитале на излечении. Это на случай, если меня остановит придирчивый патруль. Он также предупредил меня о том, что все мои аттестаты: вещевой, продовольственный и денежный, остались в части.

   Получив указания все разузнать, Ландышева быстро вернулась, и предложила выезжать прямо сейчас. Она пояснила, что если я не хочу терять время, то мы можем сразу отравиться своим ходом до Андреаполя, а там вопросом моей транспортировки займется уже особый отдел армии.

   - - Как мы поедем, на поезде? - Рокадную одноколейку до Осташкова уже протянули, сократив тем самым путь по железной дороге к фронту. До этого поезда отсюда ходили только на восток, в сторону Торжка.

   - Ага, тратить столько времени, да еще ехать в телячем вагоне. Нет уж, раз я получила такие полномочия, то грех было бы ими не воспользоваться. Зашла в ближайшую часть, и раскулачила их на машину.

   - Что, на полуторку расщедрились?

   - Берите выше, самая настоящая легковушка.

   - Не иначе, как сломанную подсунули.

   - Не-а, все в порядке. Просто тамошний особист пытался от меня отделаться и заявил, что Эмка имеется, а вот водителей ни одного нет. Думал меня этим отвадить. Естественно, я поймала его на слове, села в машину и уехала.

   - Значит, можно собирать вещи?

   Пораженная отсутствием адекватной реакции, Ландышева медленно повторила для контуженных. - Понимаете, я сама завела, вырулила из бокса задним ходом и подъехала к госпиталю.

   - Ну и славно, теперь сможете быстро отвезти меня.

   - Хм, конечно смогу, - смущенно протянула Наташа, потупив глаза. - Вот только, боюсь, мы так до темна не успеем. Да и как я вас буду охранять, если руки будут заняты.

   Ясно, намек понят. Большого опыта вождения у сержанта нет. - А давайте поведу я, а вы будете за картой следить.

   На этом мы и порешили. Дальнейшие сборы были недолгими, так как вещей у меня было мало. Ландышева добавила к ним немного продуктов в дорогу и толстую брезентовую сумку с красным крестом, чтобы если что, оказать мне первую медицинскую помощь.

   Когда мы выезжали из поселка, Наташа попросила притормозить у перекрестка, где небольшая группка солдат ожидая попутного транспорта. В старых шинельках, потрепанных шапках или даже в выцветших пилотках они терпеливо стояли, опершись на изгородь, или сидели на корточках.

   Ландышева опять смогла меня удивить. Она вышла из машины и направилась прямо к бойцам, чтобы спросить, есть ли желающие ехать в нужном нам направлении. Вопреки моим ожиданиям, никто не бросился врассыпную, услышав предложение подвезти в расположение особого отдела. Впрочем, сержант оказалась намного хитрее, чем я предполагал. Поехали мы вовсе не в Андреаполь, а прямо на юг, в Гришкино.

   Высадив пассажиров в пункте назначения, Наташа объяснила мне суть своего замысла.

   - Если за нами следят, что вполне возможно, учитывая последние события, то шпионы не смогут установить, в какую сторону мы едем.

   - Ага, они решат, что мы направляемся не в особый отдел армии, а сразу в расположение нашей дивизии. Только не коротким путем, а в объезд, по менее загруженной дороге.

   Такая простая мысль ей в голову не приходила, однако, опытного сотрудника госбезопасности было не так-то легко переспорить. Ландышева пару секунд подумала, и тут же выкрутилась - Э, ну по крайней мере если кто-то собирается устроить засаду, то мы в нее теперь не попадем.

   Недовольная тем, что я нашел слабое место в ее хитроумном плане, Наташа быстро нашла способ реабилитироваться и доказать, что она обладает логическим мышлением. Когда я в очередной раз ругнулся на наши дороги, после того как Эмка чуть не застряла в глубокой колее, Ландышева ехидно прокомментировала. - Это вам не в роскошных американских машинах по Нью-Йорку разъезжать, товарищ Андреев.

   - А почему вы сделали такое интересное заключение о деталях моей биографии, товарищ сержант госбезопасности?

   - Ну, это очень просто. В какой стране вы находились все эти годы, догадаться совсем не трудно. Немецкий и французский вы не знаете, зато вам часто присылали газеты и журналы на английском языке.

   - Хорошо, это понятно, но ведь я мог жить в Британии или в ее колониях. При вас я на английском языке не разговаривал, и вы не могли определить мой акцент - американский или оксфордский. - Действительно не смогла бы. Понять мой английский возможно только когда я говорю очень медленно, а акцент у меня отнюдь не оксфордский, а скорее "рязанский".

   - А вот вы дорогу переходили, и машинально посмотрели сначала налево, значит, привыкли к правостороннему движению. То есть Англия исключается. Тот факт, что вы остановились прежде, чем пересечь проезжую часть, говорит о том, что жили вы в огромном городе. Согласитесь, что когда машин на улицах мало, то вертеть головой по сторонам нет смысла. Автомобили - устройства весьма шумные, и их слышно издалека.

   - Да, вы меня убедили. Вот только почему я ездил именно в роскошных автомобилях?

   - Роскошных конечно по нашим меркам, а не по заокеанским. Ну, там Форды новых моделей или Чевролеты, рядом с которыми М-1 и рядом не стояла. Например, вы ворчали, что у Эмки коробка передач всего лишь трехскоростная. Но любому понятно, что для легковой машины этого вполне достаточно. И еще вы пытались отрегулировать сиденье под свой рост. Назад оно, правда, отодвигается, но наклон спинки не меняется, что вас очень изумило. Ну, и всякие мелочи, которым, вернее отсутствию которых, вы удивлялись.

   Жаль, что она не знает, в каком детище отечественного автопрома мне раньше приходилось рассекать. Но действительно, по сравнению с М-1 даже "Самара" кажется верхом совершенства.

   - Но может, у меня там, в Америке, был Крайслер или даже переднеприводный Корд?

   - Ой, а я помню такую машину. Читала про нее в "Одноэтажной Америке". Там еще фары выдвигаются кнопочкой. А дальше рассказывается, как американочки мечтают купить эти машины, только там текст уже неприличный.

   Я слегка улыбнулся таким рассуждениям. Наивное дите не понимает, что все хоть отдаленно напоминающее неприличное, советские редакции печатать не будут.

   - Но такие дорогие авто их владельцы сами не водят, - продолжила Наташа размышлять - для этого есть личные шоферы. А вот вы привыкли водить автомобиль сами - вон как ваши движения машинальны.

   - Все очень логично, - признал я со вздохом ее правоту. - Только начальству о своих догадках не докладывайте.

   Что-то зацепило меня в ее словах. Поразмышляв минутку, не забывая при этом следить за дорогой, я понял, что именно меня так взволновало - американские машины. Пусть в нашей истории первые два года войны поставки по ленд-лизу были мизерными, и мы больше получали трофейных машин, чем союзных. Но в этой войне Сталин наверняка заранее поставит Рузвельту условие - честно выполняйте все договоренности, иначе при разделе мира после победы ваши интересы учтены не будут. Это значит, что свои обязательства США придется выполнять ну хотя бы на половину, и в СССР скоро начнут поставляться американские грузовики. А вот тут нас ждут проблемы. Тендер на поставку техники выиграют те фирмы, у которых будет ниже цена, что отнюдь не равнозначно высокому качеству. В конце концов, знаменитый грузовик Студебеккер сами американцы не использовали, считая его второсортными и спихивая союзникам. Следовательно, к этому делу надо заранее привлечь наших инженеров, и как можно скорее. Перл-Харбор, который расшевелит Америку и заставит ее отнестись к войне всерьез, уже не за горами.

   - Товарищ Ландышева, а вы гений.

   Услышав такой комплимент, Наташа расцвела, довольная как мисс Марпл после проведенного расследования. Но ей тут же пришлось спуститься обратно на землю и застенографировать мои мысли, что было настоящим подвигом. Машина подпрыгивала и моталась из стороны в сторону, так что даже просто попасть карандашом в блокнот было сложно.

   - Записывайте. В первую очередь учитывать требования техники к качеству горюче-смазочных материалов. Оценить совместимость различных узлов с отечественными двигателями. Крайне важным является ремонтопригодность в полевых условиях, особенно с учетом того, что квалификация персонала армейских мастерских будет очень низкой. Техническая оснащенность тоже не на уровне. Проще говоря, это не пишите, самыми тонкими инструментами будут лом и кувалда.

   Жаль, что я не специалист по машинам, а тем более по допотопным. Нет, устройство автомобиля я в общих чертах знаю, изучал его еще в УПК двадцать лет назад. Но американские грузовики сороковых годов - это для меня темный лес. Пришлось вспоминать сложные споры, касающиеся автотехники, которые я иногда читал на форумах, хотя их смысл до меня не всегда доходил. Но ничего, эксперты по автомобилям у нас найдутся, главное чтобы им дали соответствующее указание. Другой вопрос, сможем ли мы заставить американцев поставлять нам только качественные машины, но это уже забота другого ведомства.

   Одновременно с работой ума мне приходилось выискивать взглядом особенно огромные рытвины, замаскированные грязным снегом, и пытаться объезжать хотя бы их. Вот так, совмещая полезное с полезным, я доехал до Андреаполя. Моих мудростей хватило на несколько страничек в блокноте, и для начала этого было достаточно. Осталось только перевести то, что я изложил своими словами, на нормальный бюрократический язык, и получится отличная рекомендация, на основании которой можно будет начинать работать с союзниками.

   Предупрежденные заранее армейские особисты подловили нас на въезде в город, и завернули в сторону. Наше маленькое, но очень ценное имущество перегрузили в другой транспорт, который в зимних условиях был самым скоростным для нашей местности. Это были обыкновенные санные упряжки, которые в количестве четырех штук приготовили для нас и для сопровождающей охраны.

   Первый раз в жизни мне приходилось ехать в санях, и к моему изумлению это оказалось великолепным развлечением. Только теперь я полностью понял знаменитую фразу о том, что "какой же русский не любит быстрой езды". Хорошо откормленные и застоявшиеся без дела кони сразу рванули вперед по наезженной колее, норовя перейти в галоп. В санях человек сидит очень близко к земле, и поэтому появляется впечатление огромной скорости, которую не чувствуешь, находясь в салоне автомобиля. Добавляют острых ощущений ледяной ветер и летящие в лицо снежинки. Возницы старались дистанцию, так что ошметки грязи, вылетающие из-под копыт лошади и полозьев едущих впереди саней, нам не грозили.

   Это путешествие доставило мне самое настоящее удовольствие, и я расстроился, что оно так быстро закончилось. Впрочем, настроение сразу же поднялось, когда я вошел в штаб батальона и встретился с комбатом. Иванов мне тоже обрадовался, и сразу же всучил какие то бумаги. Оказалось, что я должен ехать на полковые склады выбивать у тыловиков необходимое имущество. Видя, что от этой боевой задачи я не в восторге, Иванов стал разъяснять мне важность стоящей перед нами проблемы.

   - Ты понимаешь, что нам недолго оставаться в тылу. Вот-вот должно начаться большое наступление, а мы к нему не готовы. Теплой одежды не хватает, зимней смазки пока нет. С боеприпасами для трофейного оружия вообще дело швах. Мы уже половину пулеметов сдали на склад, потому что стрелять из них нечем. Впрочем, твою роту пока не разоружали, но патронов то не прибавилось. Для пистолет-пулеметов осталась только половина боекомплекта. Белых маскхалатов тоже дали - кот наплакал. Сухпайками мы полностью не обеспечены, понимаешь, что это значит, когда нас начнут перебрасывать?

   Вспомнив рассказ сержанта Денисова о том, как они три дня шли по горам без еды, я согласно кивнул.

   - Да и всяких мелочей тоже требуется немало. Мы вот когда трофейные МГ брали, то не обратили внимания, что к ним прилагаются асбестовые рукавицы. А как в бою стволы менять стали, то только тогда сообразили. В общем, вот тебе два грузовика, и постарайся вернуть их не пустыми. Вслед за ними я еще пошлю несколько повозок. Если имущество не поместится, останешься у склада и дождешься, пока все не вывезете.

   - Ну ты и оптимист. Значит, еще и не поместиться, десять рейсов делать придется, так? Да если бы на полковом складе все это было, то батальону все бы уже давно выдали. А если ничего нет, то и не дадут.

   - Тебе дадут, - с невероятным оптимизмом возразил комбат. - А чего нет в полку, найдешь на дивизионных складах.

   Делать нечего, приказ командира нужно выполнять немедленно, даже не повидавшись со своей ротой, располагавшейся в соседнем селе. Ландышеву мы решили по складам не гонять. Ее вместе с сейфом, хранившем мои бесценные записи, отправили обживать помещение, выделенное для ротного. Свиридова, временно исполнявшего должность командира роты в мое отсутствие, предупредили об этом по телефону.

   - Значит, обменял Авдеева на нового ординарца, - заметил Сергей, бесцеремонно разглядывая Ландышеву, как только она отошла от нас. - Молодец, одобряю твой выбор. Барышня хоть куда.

   - Ничего я не менял, барышня, как ты выражаешься, мой охранник и личный секретарь.

   - Вот как, - спросил комбат озадаченно. - А куда же тогда ты своего ординарца дел?

   - А он разве не здесь, - в свою очередь удивился я. - А кто же стережет мои вещи? Там среди них есть очень важный блокнот.

   - Про блокнот-то я в курсе. Авдеев в моем присутствии сдал его по акту в особый отдел. А вот что с твоим ординарцем стало потом, даже не знаю. Как-то был уверен в том, что он в госпитале вместе с тобой.

   - Очень странно. Письмо от него я получил только один раз, и то там была лишь пара строк. Дескать, выздоравливайте скорее, с ротой все в порядке, ее отвели на отдых и пополнение.

   - Про отдых, это конечно, преувеличение. Ну, да скоро сам уведешь, как твои орлы разомлели от безделья.

   Обещанные машины были уже готовы, и мне пришлось заняться непривычной работой снабженца, так и не повидавшись со своими однополчанами. Впрочем, я рассчитывал до вечера успеть вернуться обратно.

   Как ни странно, в штабе полка меня уже ждали. Майору Козлову успели доложить о моем возвращении, и он сразу же перешел к делу, опустив формальности. В тех же выражениях, что и комбат, только в более завуалированной форме, он разъяснил мне плачевное состояние дел в сфере снабжения.

   - Моя разведка донесла, что в расположение дивизии прибыло значительное количество транспорта с имуществом. Но нам его почему-то отпускают крайне мало. Так что езжайте, и попробуйте надавить на снабженцев. Применяйте все средства - звоните в особый отдел дивизии, предъявляйте свои полномочия, насколько это возможно. Вам по линии госбезопасности очередное звание еще не присвоили? Жаль, но все равно у вас имеются рычаги для давления.

   Теперь мой караван вырос до десяти машин, и я был переадресован к заместителю командира дивизии по тылу Кончюнасу. Его фамилия напомнила мне о том, что дивизия изначально была литовского формирования. Во время летних боев командный состав из боевых частей понес значительные потери, и был почти полностью заменен. Хотя раненых в основном успевали вовремя эвакуировать, но после излечения их направляли в другие части. Поэтому теперь литовцев у нас можно было встретить только в тыловых частях - среди снабженцев, особистов и политработников. Насколько я помнил, в нашей истории литовцев потом снова соберут вместе из разных дивизий и заново сформируют национальные литовские части.

   Узнав фамилию посетителя, зампотыл, носивший звание батальонного комиссара, улыбнулся и позвал меня в избу, в которой он квартировался. Пока грелся чайник, он начал перечислять, в чем нуждается дивизия. Закончил Кончюнас вполне ожидаемым выводом. - Мы знаем, что у вас в штабе армии есть родственник, заботящийся о том, чтобы нашей дивизии выдавали все положенное.

   Услышав это, я испугался, что скоро меня таким образом отфутболят до самого Сталина, дав в сопровождение огромный обоз. Ну да, такая колонна, составленная из транспорта всего фронта, как раз протянется отсюда и до Москвы. Но к счастью, зампотыл оказался опытным снабженцем, понимающим, что так быстро дела не делаются. Поэтому вместо категорического требования привезти все и немедленно, я услышал от него лишь вежливую просьбу. - Вы, товарищ старший лейтенант, сможете донести до сведения командования ситуацию, сложившуюся со снабжением?

   - Помочь не обещаю, запасы имущества и боеприпасов у страны не бездонные, но сообщить куда надо сообщу. Пишите список, товарищ батальонный комиссар, и я его передам.

   - Вот и замечательно, - на столе передо мной волшебным образом появилось несколько листов с отпечатанным на машинке перечнем недостающего имущества. - Еще обратите внимание, что форму надо присылать в достаточном ассортименте. А то вот всучили нам полушубки одного размера, и не знаешь, плакать или смеяться - у одних бойцов руки по локоть из рукавов выглядывают, а другим они велики. С обувью еще хуже. А про лыжи и лыжные палки наверно никто и не вспомнит, что их тоже желательно выбирать по росту. Вот например у нас самые длинные лыжи двухметровые. А для вас, - Кончюнас бросил оценивающий взгляд на мою фигуру, - нужны длинною два десять.

   Как ни странно, но перечисление таких проблем меня радовало. Пусть далеко не все было гладко, но самое главное, что наша армия начала серьезно готовиться к зимнему наступлению. В наше время много говорили о том, что вермахт не подготовился к зиме. Это конечно, так, но на самом деле и в РККА положение было ненамного лучше. Теперь же, не без моего вмешательства, лыжников будет гораздо больше, чем в прошлой истории, и учить их начали заранее.

   Убедившись, что я проникся всей глубиной проблемы, зампотыл уступил место начпроду дивизии Смирнову. К счастью, он тоже заготовил список заранее, и просто вручил его мне без всяких нотаций.

   К этому времени уже все было готово для чаепития. Увидев аппетитные плюшки, я вспомнил, что весь день ничего не ел, и решительно придвинул блюдо поближе к себе. Раз меня тут решили использовать, то надо хоть что-то с этого получить. К тому же мне стало интересно, где пекут лучше - в госпитале или у снабженцев. Но к сожалению, сравнительная дегустация хлебобулочных изделий сорвалась в самом начале. Смирнов, недавно вышедший от нас в самом приподнятом расположении духа, внезапно вернулся, сжимая в руке маленький Вальтер, такой же, какой был у лжеврача.

   - Юозас, - закричал он с порога, - немцы прорвались.

   - Что? Где? - Спросили мы одновременно.

   - В Зуево. Мне только что сообщил об этом Гольдас, особист из 137-го противотанкового дивизиона

   Реакция возмущенного Кончюнас была бурной. Тоже вытащив из кобуры пистолет, он выскочил на улицу, возмущенно крича. - Где этот паникер Гольдас? Как же могут быть в Зуево немцы? Ведь там пекут хлеб для всей дивизии!

   Из оружия у меня с собой был только бинокль, и я решил им воспользоваться, чтобы прояснить обстановку. Взобравшись на чердак, я осмотрел окрестности, ожидая, что вот сейчас крышу прошьет пулеметная очередь, засыпав меня щепками. Но ни выстрелов, ни взрывов пока не было, что меня немного успокоило. Раз непосредственная опасность нам пока не грозит, то мы успеем подготовиться к встрече.

   Как старший по званию, Кончюнас уже энергично приступил к организации обороны силами своих тыловиков. Все автомобили и повозки, с которыми я сюда прибыл, тут же были реквизированы. Одни использовались для связи, другие для разведки, третьи послали за помощью в ближайшие гарнизоны.

   Меня, как знатока трофейного оружия назначили инструктором по обучению стрельбы из немецких карабинов. На расположенном здесь складе было множество трофейных маузеров и даже была парочка МГ. Патронов, правда, было мало, но для короткого боя вполне хватало. После краткого курса обучения вверенный под мое начало хозвзвод принялся окапываться на окраине села. Конечно, бойцы из них были аховые. Половина взвода оружия в руках раньше не держали, а остальные, хотя и имели винтовки, но не знали толком, как ими пользоваться. Пулемет же я никому доверить не мог, и поэтому назначил себя первым номером расчета.

   Всю ночь наша грозная команда не смыкала глаз, но наконец, с рассветом была получена команда отбой. Оставив усиленные патрули охранять село, всех остальных бойцов отпустили отдыхать. Меня вызвали к Кончюнасу, который несмотря на тревожную ночь выглядел довольным, хотя и усталым. Он весело отчитывался по телефону перед командующим дивизии, и судя по его тону все закончилось хорошо.

   - Уж извините, - обратился он ко мне, когда положил трубку - вашу автоколонну мы раздергали по всем направлениям, и быстро собрать всех обратно не сможем. В штаб вашего полка я позвонил, и ситуацию обрисовал. Так что никто вас обвинять в происшедшем не будет.

   Теперь, когда все утряслось, Кончюнас смог сообщить собравшимся у него командирам полную информацию о прорыве.

   - Немцы смогли просочиться в наши тылы силами одной роты, воспользовавшись тем, что реки и болота покрылись льдом. Своей целью они ставили уничтожить штаб нашей дивизии. Но к счастью, хваленая германская разведка на этот раз подвела, или же наши контрразведчики хорошо сработали. Вместо штаба немцы наткнулись на обычное тыловое подразделение. Когда они поняли свою ошибку, уходить им уже было поздно. С нашей стороны их блокировало один инженерно-минометный и два стрелковых батальона. А со стороны дивизии первой линии, проглядевшей прорыв, перебросили почти целый полк. Вот, товарищи особисты только что прибыли оттуда.

   Кончюнас представил нам Рукавишникова, который находился в минометном батальоне в течении всей операции, и Яцовскис*, конвоировавшего пленного диверсанта и внезапного застигнутого огнем прорвавшихся немцев. Похоже, что последний выжил просто чудом - от кобуры у него остались одни лохмотья, у рукоятки нагана, заткнутого за пояс, отбита правая щечка. Но, тем не менее, пленного он все-таки доставил, и даже не считал, что сделал что-то особенное. Сейчас особисту принесли сухую одежду, а Рукавишников, который оказался его старым другом, уговаривал Яцовскис выпить водки. Тот сначала пытался возражать. - Ты ведь знаешь, Анатолий, я убежденный абстинент и не пью.

   - Ну да, - усмехнулся я про себя, - как раз знаю одного такого же непьющего.

   Рукавишников считал также, и продолжал настаивать. - Пей, черт побери. Это для тебя не водка, а лекарство от воспаления легких! Пей, говорю!

   Разумеется, такой аргумент подействовал. Против лекарства возразить было нечего.

   Вернувшись к прерванному разговору, Кончюнас пообещал мне, что большую часть требуемого он нашему полку выделит в течении двух дней. Одну из реквизированных машину мне вернули сразу, да еще загруженную вещами, и наконец то я мог отправиться обратно.

   Сдав выбитое таким трудом имущество комбату, я поспешил к своим. Селения в этих местах были небольшие, и чтобы разместить бойцов с удобствами, каждую роту расквартировали в отдельной деревне.

   При въезде в расположение роты, на первый взгляд, все было прекрасно, придраться было не к чему. Бойцы не просиживали без дела, а занимались лыжной подготовкой. Оседлав холмик, первый взвод разучивал подъем разными способами - елочкой, лесенкой, зигзагом. Взобравшись наверх, бойцы осваивали торможение при спуске.

   Второй взвод топтался на месте, пытаясь научиться различным способам поворотов - упором, ножницами и переступанием. Ну а последний взвод, судя по звукам стрельбы, занимался огневой подготовкой. Увидев меня, бойцы не стали останавливаться, а наоборот, быстрее затопали, чтобы показать, как они стараются.

   Мой блудный ординарец, как ни в чем не бывало, сидел в доме, выделенном для меня, и чистил свой наган. Радость от встречи он высказал, но немного рассеянно, как будто отсутствовал всего пару дней.

   - Вот, - кивнул он на разобранное оружие, - товарищ Ландышева посоветовала убрать подальше немецкий пистолет и вернуться к табельному оружию. Ведь револьвер гораздо надежнее магазинного оружия. Да и патронов к трофейному оружию у нас маловато.

   - Ну что же, тебе лучше знать. А где она сама?

   - Отправилась ругаться с полковым особистом, чтобы он вернул ваше имущество.

   - Так вы с Наташей уже познакомились? Ты уже знаешь, что она твой коллега?

   - Да, и прехорошенькая. А еще спортивная и очень высокая.

   - Ну не знаю. С другой стороны, приятно, когда девушка тебе по плечо - сразу чувствуешь себя большим и сильным. А Наташа, если каблуки наденет, то будет почти с меня ростом. Ну а с вами так вообще сравняется.

   - А вы видели, какие у нее глаза?

   - Глаза? Как-то не обратил внимания. Девушка не в моем вкусе, и к тому же мой подчиненный. Вот ее наган я хорошо рассмотрел. Причем заметил, что кобура у нее черного цвета, а ремешок, которым револьвер крепится, коричневый. Непорядок. Еще ножик у нее есть обалденный. Хотя складной, но сделанный на заказ - оснащенный надежным фиксатором и с толстым лезвием из отличной стали. Думаю таким можно гвозди рубить. Правда, Ландышева почему-то не позволили мне провести такой эксперимент, как я ее не уговаривал.

   - Эх, тоже мне беда. Вот если бы что другое не позволила. А вы знаете, что она кандидат в мастера спорта по стрельбе?

   - Ну и что, вот если бы она умела фехтовать, тогда другое дело. Может, показать ей основные позиции?

   Внезапно Авдеев нахмурился и бросил на меня взгляд из подлобья. - А ей это нужно? - нарочито равнодушным голосом произнес он. В современном бою важнее плотность огня, точность и темп стрельбы. Ну и еще диверсантам надо уметь заколоть часового.

   - Согласен, фехтование - это развлечение для мирного времени.

   - А что за основные позиции? - Снова оживился Авдеев.

   - В классическом фехтовании существует шесть основных стоек: две нижних, две средних, и две высоких. По две, потому что клинок можно держать или справа от себя или слева.

   - А, понятно. Тоже, что и в фехтовании штыком, только там их всего четыре. А ведь можно еще держать оружие не справа или слева, а посередине.

   - Нет, нельзя ни в коем случае. Ведь тогда фехтовальщик не будет знать, с какой стороны ему отбивать клинок противника. Еще есть свои нюансы в случае боя парным оружием, но это не для новичков. А самое интересное, когда противник левша, только мне такие редко встречались.

   - Да, а Наташа умеет неплохо стрелять и левой рукой. Наверно она ею и фехтовать смогла бы.

   Заметив вспыхнувший у меня в глазах интерес, Авдеев тут же постарался его погасить.

   - Впрочем, нет, не смогла бы. Насколько я понимаю, тут потребуются месяцы тренировки.

   Тут неожиданно Авдеев вспомнил волнующий его важный вопрос, и осторожно спросил меня. - Товарищ командир, вот у нас в роте очень многих награждали. Как вы полагаете, мне медаль положена, я ведь тоже участвовал в боевых действиях?

   - А ведь вы правы, если вас до сих пор не наградили, то это непорядок. Сейчас же позвоню Соловьеву.

   С особистом дивизии меня соединили быстро, и он объяснил, что Авдеева уже ждут орден Красного Знамени, медаль За Отвагу, и приказ о представлении очередного звания. Если бы мой ординарец не пропадал неизвестно где, то давно бы все это уже получил.

   Мы решили, что как только Ландышева сменит его на посту, он тут же поедет к Соловьеву. А пока, закончив с чисткой оружия, Авдеев решил привести себя в порядок, тем более что меня уже давно терпеливо дожидался ротный писарь с огромной кипой бумаг.

   Навалившиеся на меня дела сразу заставили забыть и о Ландышевой и об ординарце, где-то отдыхавшем так долго.

   Но вот Авдеев, закончивший прихорашиваться, предстал передо мной, и заявил, что готов ехать. Результат меня просто поразил, таким нарядным я его еще ни разу не видел. Каждая складочка одежды была отглажена, волосы тщательно причесаны. Как завершающий жест, Авдеев достал флакончик одеколона, который я никогда у него прежде не видел, и надушился. В общем, в таком виде можно ехать не то что в дивизию, но и в Кремль. Общее впечатление портила только оставшаяся невыбритой полоска щетины над верхней губой. На мой взгляд, это его нисколько не украшало, о чем я тут же и высказался.

   - Да мне это тоже не очень по душе, - пожал плечами ординарец, рассеянно взлохмачивая волосы на макушке, которые он перед этим тщательно зачесывал. - Но Ландышевой нравятся усы, вот я и решил их отпустить.

   Ах, вот в чем дело. Ну, все пора мне с ней поговорить. До этого сержант зарекомендовала себя как девушка здравомыслящая и порядочная. Иногда даже слишком порядочная. То, что она не давала мне поболтать с хорошенькими медсестрами, мотивирую это соблюдением режима секретности, я ей прощать не собирался.

   Ждать Авдееву долго не пришлось, у крыльца уже стояла полуторка, привезшая его сменщицу. Но вместе с ней прибыл не Танин, а незнакомый пухленький энкавэдэшник, которого я раньше не видел. Он представился как лейтенант НКВД Кругликов. Как только Авдеев помчался искать ротного ездового, чтобы уехать в дивизию, я попросил Ландышеву на пару слов.

   - Да ничего я такого не говорила, - изумилась сержант. - Просто он замучил меня расспросами о том, что я предпочитаю, и что мне больше нравиться. Ну я и поддакнула ему, чтобы он отстал. Дескать, да усы мужчину украшают.

   Ну вот, теперь все становится на свои места. Ландышева уже вдоволь насмотрелась на военных, и мой ординарец ее ничем не привлекал. А вот Авдеев, наоборот, совсем потерял голову. Это не удивительно, ведь в лице Наташи он встретил свой идеал.

   Процедура передачи "ценных" предметов надолго не затянулась, хотя кроме блокнота перестраховщики из органов взяли на хранение все мои вещи, включая оружие. Какую особую ценность они могли представлять, непонятно, но порядок есть порядок. Желая поскорее закончить с формальностями, я быстро кивал, подтверждая идентичность предметов, а Ландышева расписывалась в ведомости напротив каждой позиции. Наконец, привезенный особистом баул опустел, и я было вздохнул с облегчением, но тут всплыла новая проблема.

   - А где "кольчуга полуторная, из блестящего металла, одна штука" - грозным голосом вопросила сержант госбезопасности.

   - Здесь, - довольно похлопал себя по животу Кругликов. - Лично берег ее, а то мало ли, опять немецкий прорыв будет.

   Ага, как же. Он ее берег, а не наоборот. Вот это лейтенант сделал напрасно. Никогда, ни при каких обстоятельствах я не позволял надевать свои доспехи тем, кто не умеет с ними обращаться. А если этот Кругликов вспотеет, и его едкий пот пропитает кольчугу? Она хоть и сделана из никелированной проволоки, но заржаветь может запросто. В уме я стал мысленно перебирать угрозы, которые сейчас обрушу на голову незадачливого лейтенанта. Сослать в Сибирь? Разжаловать и отправить на фронт? Пригрозить, что заставлю его разобрать кольчугу, протереть каждое колечко, и собрать обратно? Однако мои кровожадные планы уступили место голосу разума, и мне стало ясно, как лучше всего отомстить.

   Я миролюбиво улыбнулся Кругликову, и совершенно ровным голосом заявил, что никаких претензий не имею. - Снимайте ее и сдайте сержанту госбезопасности, а мне надо работать. Всего хорошего.

   Крайне довольный своей местью, я направился в комнату, где размещался мой штаб, и начал перебирать бумаги, довольно улыбаясь. Писарь смотрел на меня с недоумением, не понимая, почему командир так ехидно хихикает. Наконец, я сжалился над ним, и пояснил. - А вы пройдите в зал, как будто между делом, и посмотрите.

   Когда он вернулся, работа окончательно застопорилась. Теперь мы оба посмеивались, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться во весь голос. Бойцу было смешно оттого, что он увидел, ну а я, даже не глядя, хорошо представлял себе, как сейчас мучается Кругликов. Надеть кольчугу, даже меньшего размера, очень легко. То, что пузо у энкавэдэшника было сантиметров на тридцать больше моего, значения не имело. А вот снять ее, не зная, как это правильно делается, очень трудно. Ну а если она еще мала, то процесс превратиться в самое настоящее мучение.

   Примерно через полчаса после начала экзекуций вошла Ландышева, и спросила, можно ли помочь страдальцу. Мы в это время сидели с надутыми щеками, изо всех сил удерживая рвущийся наружу смех, и держа для вида какой-то приказ.

   - Учите писаря читать вверх ногами, товарищ командир? Полезный навык.

   Действительно, бумажки, которые я и писарь второпях схватили, как только она вошла, мы держали в руках вверх ногами. Но вот напрасно сержантша ехидничает над своим начальством. В качестве урока я приказал ей лично оказать товарищу Кругликову содействие.

   Между тем писарь решил, что было бы нечестно лишать сослуживцев такого зрелища, и отправил посыльного за Стрелиным, под предлогом того, что в списке его взвода есть неточность. Старший сержант тоже быстро сообразил, что развлечениями надо делиться, тем более что у красноармейцев их так мало бывает, и ко мне скоро повалил поток посетителей. В принципе, хотя их еще не вызвали, но они имели полное право зайти к командиру, тем более после его долгого отсутствия. Лишь когда все взводные и отделенные командиры полюбовались на несчастного энкавэдэшника, я наконец то сжалился.

   Зрелище оказалось еще сногосшибательнее, чем я мог предполагать. Кругликов стоял на коленях, задрав руки вверх, а возвышавшаяся над ним Ландышева изо всех сил тянула кольчугу за ворот. Рядом за столом расположились Свиридов и Коробов, которые с каменными лицами, достойными индейских вождей, рассматривали большую карту местности. Сидели они, естественно, спиной к стене, так что могли хорошо видеть происходящее.

   Я постарался изобразить крайнее изумление, и сделал подчиненной выговор за то, что она так долго возится.

   - Ай яй яй, товарищ Кругликов, что же это Ландышева так над вами издевается. Почему она не объяснила, что снимать кольчугу надо стоя, низко нагнувшись.

   Применив правильную методику, мы совместными усилиями быстро справились с задачей, и с извинениями отравили измученного энкавэдэшника обратно. При этом Наташа глазами метала в меня молнии, но говорить ничего не осмеливалась.

   - Вот же Авдеев выбрал себе избранницу, - подумал я раздраженно. - Намучается он с ней.

   Но долго размышлять над чужими амурными проблемами мне не дали, так как предстояло принимать дела и знакомиться с текущей обстановкой. Списки имущества и личного состава, отчеты о проведении учений, различные инструкции и приказы, которым начальство нас просто заваливает. Присев за стол, я несколько часов не поднимал голову, пока меня не потревожил вернувшийся ординарец.

   - Беда, товарищ Соколов, - произнес он, ввалившись в комнату, и тяжело прислонившись к косяку двери.

   Я сразу же подскочил к полевому телефону, стоявшему на столе, и быстро спросил. - Где немцы прорвались? Какими силами?

   - Да нету немцев, я говорю про Ландышеву.

   - А с ней то, что случилось?

   - Представляете, товарищ командир, она старше меня, - и понизив голос до трагического шепота добавил. - Причем намного, почти на год.

   - Вот черт, - я в сердцах швырнул телефонную трубку, которую до сих пор держал в руке. - Не надо со мной так шутить, я после вчерашнего немецкого прорыва стал очень нервным.

   - Да какие шутки. Я был у особиста дивизии, - тут Авдеев запнулся и взглянул на ротного писаря так, что тот пулей вылетел из дома, не спросив у меня разрешения. - Ну так вот. Он вручил награды, очень меня хвалил, поздравил с очередным званием, и я осмелился спросить его про Наташу. Соловьев решил, что раз мне с ней вместе работать по охране такого важного объекта, то я должен все про нее знать. Таким образом, я и узнал об этом.

   Вот ведь детский сад. С моей точки зрения проблема не стоила выеденного яйца. Ну и что такого, если его пассии уже исполнилось двадцать три. У меня множество знакомых женились на девушках старше себя. В одной паре разница вообще составили двенадцать лет, однако жениха это не остановило.

   Все эти соображения, только с добавлением эмоционально окрашенных идиом, характеризующих моего ординарца, я и высказал Авдееву. Наконец, поддавшись уговорам старшего товарища, он согласился с логическими доводами.

   - Ну ладно, черт с ним, с возрастом.

   - Вот, другое дело. Главное что у вас звание выше, чем у нее. Устроите вечером праздник, наденете орден. Ну а я буду рассказывать ей про ваши подвиги.

   Праздник у Авдеев не очень то получился. Правда, стол он накрыл отменный. Сразу нашлась и колбаса, и фрукты, и даже конфеты. Вместо спирта или водки на стол выставили вино, так как предлагать что-нибудь покрепче поборнице здорового образа жизни мы не решились.

   Однако на протяжении всего застолья молодежь молчала. Ландышева, как работница органов не имела права рассказать нам детали своей биографии, и в свою очередь не могла задавать вопросы нам. Авдеев же сидел с каменным лицом, и в течении часа не проронил ни звука.

   Наконец, мне надоело отдуваться за других. Не хочет сладкая парочка беседовать в тесном кругу, ну и ладно. Выглянув в соседнюю комнату, я нарочито громко крикнул связисту. - Ну где там весь командный состав, уже устал их ждать. Пусть все бросают, и приходят орден обмывать.

   Звать два раза никого не пришлось. Через минуту политрук роты и все командиры взводов уже сидели за столом и поднимали здравицы за лучшего снайпера фронта. Веселей от этого виновник торжества не стал, но по крайней мере мне больше не приходилось чесать языком.

   Перед отбоем, когда все уже разошлись спать, я решил поговорить с ординарцем начистоту.

   - Послушайте Авдеев, раз вы влюбились, то найдите в себе мужество, и признайтесь ей во всем. Откажет, ну и ладно. По крайней мере, будет какая-то определенность.

   - Не могу я, товарищ командир. Хоть приказывайте, но не могу.

   - Ну хорошо. Меня вроде как назначили личным порученцем Меркулова, не так ли? Так вот, если вы с ней не поговорите, то я выпишу справку о том, что вы с Ландышевой являетесь законными супругами. - Я вовсе не был уверен в том, что у меня есть такие полномочия, но судя по реакции Авдеева, они у меня действительно были. Хотя, возможно у него, как и у всех влюбленных просто отключилось логическое мышление. Знаю, сам бывал в таком состоянии.

   - Нет, прошу вас, не надо. Но говорить с ней о любви я боюсь.

   - В чем дело? Вы же под огнем никогда не боялись, и хладнокровно отстреливали вражеских пулеметчиков и офицеров. Что страшнее - немецкие танки или Ландышева?

   - Конечно, она. То есть, нет. Она совсем не страшная, а даже наоборот, но я боюсь.

   Так мы и не продвинулись с ним в этом вопросе. Уже засыпая, я вспомнил, что из-за всей этой канители так и не узнал, что делал Авдеев, пока я был в госпитале.

   Проснувшись до рассвета, я заставил себя опять сесть за стол разбирать накопившиеся документы. Закончив наконец-то тягомотину с самыми неотложными бумагами, я полюбопытствовал у Свиридова с Коробовым, что они чертят на карте.

   - Готовимся к учебному походу, - ответил мой зам. - Сегодня нам надо будет пройти на лыжах двадцать километров.

   - Восемнадцать, - поправил политрук. - Вы, товарищ командир, не беспокойтесь, мы все организовали, да и лыжный марш у нас уже не первый. Я опытный охотник и знаю все про выживание в лесу. Да и Свиридов родом с Урала - практически сибиряк. Вы, если хотите, можете остаться и разбираться с канцелярщиной. Сразу после госпиталя длительные марши вам наверно, противопоказаны.

   - Ничего, дойду.

   - Тогда пусть ваш ординарец получит у старшины лыжные комплекты для себя и для вас. Выход через сорок минут.

   В назначенное время мы с ординарцем, облаченные в зимнее обмундирование, стояли, пристроившись к хвосту колонны. Здесь я мог наблюдать за бойцами, а они в свою очередь, не заметят, что их командир не очень то умело обращается с лыжами.

   На лыжах я последний раз ходил в детстве, то есть больше двадцати лет назад, и хотя основные навыки у меня остались, но нужно еще много тренироваться.

   Как оказалось, маршрут был тщательно продуман. Сначала он пролегал по ровному полю и даже захватывал накатанный проселок. Легкий участок должен помочь неопытным лыжникам приспособиться и войти в ритм. И только потом отряд перешел на снежную целину.

   Организовано все было, как положено. Далеко по сторонам мелькают походные охранения, составленные из самых опытных солдат, прикрывающих нас от немецких диверсантов. Хотя вряд ли они тут водятся, но порядок есть порядок.

   На открытых участках мне хорошо видна вся колонна. Чтобы она сильно не растягивалась, мы двигались по двум параллельным лыжням. Передовые бойцы, торящие лыжню, быстро выбивались из сил, хотя для этой работы назначили самых крепких и выносливых. Поэтому через каждые километр-полтора их заменяли. Заметив, что мой ординарец дышит спокойно, будто гуляет по бульвару, политрук махнул ему палкой и крикнул, - Авдеев, вперед, на лыжню.

   Через пятнадцать минут взмокший и тяжело дышащий гэбэшник вернулся ко мне и теперь уже я замедлял шаг, чтобы он не отставал от меня. Впрочем, к Авдееву быстро пришло второе дыхание, и он опять легко заскользил широкими шагами. Видно было, что нагрузка для него небольшая, и поход доставляет моему ординарцу удовольствие. Я о себе того же сказать не мог. Хорошо еще, что все лето не забывал ежедневно пробегать по три километра, так что совсем растренированным меня назвать нельзя. Еще у меня есть большое преимущество перед другими красноармейцами - это длинные ноги, дающие огромную фору на больших дистанциях.

   Но постепенно я начинаю уставать, да и автомат все время мешался, как бы я его не вешал. Ну почему конструкторы не додумаются прицепить к оружию два ремня, как на колчанах. Один ремень перекидывается через плечо, а другой прицепляется к поясу. Стрелять тогда конечно не получится, но в походе самое то, что нужно.

   Вскоре путь стал проходить через густые заросли. Говоря языком двадцать первого века, мы перешли на третий, самый сложный уровень. Уворачиваясь от веток и смотря под ноги, чтобы не налететь на корень, я начал проклинать этот тяжелый марш. И тут вспомнилось, как в фильме "В зоне особого внимания" разведгруппа десантников также бежит по лесу, и кто-то из них напевает песенку Винни-Пуха. Уцепившись за эту идею, я решил, что хуже все равно не будет, а так можно будет отвлечься от трудностей пути. Все так и вышло. Вот только вместо безобидной песенки я машинально стал напевать пародию, написанную остроумными кавээнщиками из команды РУДН. В ней они показали, что получилось бы, если бы саунд-трек к мультфильму составляла группа "Ария".

   Медведь - с поросенком - за медом - идут,

   О жизни - и смерти - беседу - ведут.

   Раскатами - грома - по лесу - летит

   Тяжелая - поступь - свинячих - копыт.

   Ритм как раз был подходящий для бега, на каждом выдохе я произносил одно слово. Заинтересовавшись моим вокалом, Авдеев переместился поближе, с интересом прислушиваясь.

   Коварные речи, а в лапах ружье,

   Вселенское зло забирает свое.

   С рассветом мишутка отправится в бой,

   За мед он заплатит бессмертной душой.

   Шары над медведем - два дивных крыла,

   Но смерть улыбнулась ему из дупла.

   И понял герой, что попал на крючок,

   И голос с небес прокричал: Стреляй, Пятачек!

   Узнать о том, попал ли Пятачок в цель, Авдееву не пришлось. Сновавший вдоль колонны Михеев услышал неправильные стихи и, пользуясь своим правом заместителя политрука, тут же сделал мне замечание.

   - Так, что это тут у нас? Декаденствующая поэзия упаднической эмигрантской культуры? Если бы товарищ Коробов это услышал, ему бы точно не понравилось.

   Мудреные слова, которые мы не ожидали услышать от простого сельского парня, просто ошеломили нас. Усилило комический эффект то, что замполитрука при этом еще неодобрительно покачивал головой. Это движение, совершаемое синхронно с ритмичными взмахами рук, переставляющими лыжные палки, окончательно нас добило, и мы с ординарцем повалились в снег, давясь от хохота. Хорошо, что мы шли замыкающими, а то бы устроили кучу-малу.

   Замполитрука, недовольный нашей несерьезной реакцией, решил продолжить свою нотацию - Вам, товарищ Соколов, следует поменьше афишировать свое не совсем безупречное происхождение, а вы товарищ Авдеев приставлены к командиру, чтобы отучить его от вредных заграничных привычек.

   - В смысле, от трезвости? Какие у меня еще были вредные привычки?

   - Не шутите так. Хорошо еще, что вы не из дворян, а из белоказаков.

   Вот это да, еще один мисс Марпл нарисовался. Я никогда не скрывал, что мои родственники живут на Дону, в Сталинградской области, и можно догадаться, что большинство из них действительно воевали на стороне белых. Но тут он уже перегнул палку.

   - А что вы имеете против дворян? Ленин был потомственным дворянином, Алексей Толстой вообще граф и был в эмиграции. А он, между прочим, лауреат Сталинской премии.

   Однако переспорить даже начинающего политрука было непросто. Загнанный в угол он тут же сумел выкрутиться. - Советская власть оценивает людей не по их предкам, а по делам. Вот вы оба пока даже не кандидаты в члены партии. А значит, вам над собой нужно еще много работать.

   С высоты своего рабоче-крестьянского происхождения, ну если честно, то просто крестьянского, Михеев чувствовал себя неизмеримо выше всяких там графьев. Однако для серьезного спора одних чувств было недостаточно. Необдуманно начав перепалку, он явно переоценил свои силы. Авдеев, как и знакомые мне фээсбэшники, изучал прикладную психологию, и сразу нашел, чем уколоть собеседника.

   - Вам прекрасно известно, что за границей командир выполнял задание советского правительства. А вот чье задание выполняли вы, находясь в плену и помогая немцам разгружать боеприпасы? Что вам мешало залезть в ящик со взрывателями и разнести всю станцию к чертовой матери?

   Упреки, безусловно, были несправедливыми, но помощник политрука сам виноват. Получив удар ниже пояса, он тут же ретировался с поля брани.

   - Вот будут просить характеристику для приема Михеева в партию, напишу что он еще не готов, - злорадно прокомментировал я его отступление.

   - А особист подтвердит, - поддержал меня Авдеев. - Мы его из плена вытащили, откормили, дали шанс реабилитироваться, а он нас же и упрекает.

   - Соловьев говорит про таких людей, что их нужно списывать на берег. Вот только куда нам списать этого выскочку, если мы уже на берегу.

   Искренне негодую, мы тем не менее вовсе не собирались выполнять свои угрозы. Пусть к своим обязанностям Михеев относился слишком серьезно, но в бою на него всегда можно было положиться. Любой из нас без колебания пошел бы с ним в разведку.

   Между тем марш продолжался, и с каждым километром идти мне становилось все труднее. Впрочем, не только мне. К усталости добавился новый фактор, мудро предусмотренный организатором тренировки. Теперь отряд двигался по густому лесу, что стало для многих начинающих лыжников настоящим испытанием. В другом случае мы бы постарались обогнуть самые буреломные места и пройти через елани - так называются открытые промежутки между рощами. Но в реальных боевых условиях выходить на открытую местность будет опасно.

   И вот мы уже на самом сложном уровне. Лыжи ломаются, крепления рвутся. В густых зарослях неопытным бойцам приходится спешиваться и нести свой транспорт на плече. Привалы по всеобщему мнению слишком редкие и слишком короткие. Как ни уверял Коробов, что все делает строго по наставлениям, но ему почему то никто не верил. Мы с Авдеевым совершенно точно установили, что на привале все наши часы начинают безбожно спешить, а во время марша, наоборот практически останавливаются.

   К счастью для неопытных лыжников, нас сопровождала санная упряжка, на которой везли запасные лыжи. Туда же мы уложили неловкого бойца, подвернувшего ногу.

   Как я прошел последние километры, не помню, но кажется, от всех не отстал. На поляне, где остановилась рота, все бойцы повалились и замерли без движения, благо теплые полушубки и ватные брюки позволяли лежать прямо на снегу.

   Несмотря на нывшие мышцы, привыкшие в госпитале к безделью, настроение у меня сразу приподнялось. Шутка ли, совершить такой марш, да еще и уложиться в нормативы времени. Улыбаясь во весь рот, я стал помогать бойцам, таскавшим хворост для костра - несмотря на усталость, командир должен подавать всем подчиненным пример бодрости и выносливости. К своему удивлению я обнаружил, что все бойцы почему-то хмурые и невеселые. Тут явно кроется какой-то подвох, о котором мне ничего не известно. Почуяв неладное, я подозвал Свиридова, и спросил, что у нас дальше по плану.

   - Сегодня политрук научит нас строить большие утепленные шалаши.

   - А потом?

   - Ну, а потом бойцы проверят, насколько качественно они их соорудили.

   - То есть как проверят, ночевать что ли в них будут?

   - Разумеется, - удивленно пожал плечами бывший старшина, - надо же учиться всему заранее. Как говорил товарищ Суворов, "Тяжело в учении, легко в походе". Но сегодня у нас можно сказать, праздник, потому что нам разрешили разводить костры. В непосредственной близости от фронта такой роскоши уже не будет.

   Впрочем, роскошь оказалась относительной. Прежде, чем развести огонь, сначала над кострищами следовало устроить маскировочные навесы. То есть надо было наготовить жерди, вкопать их в мерзлую землю, приделать перекрытия и закидать сверху еловыми ветками.

   Как только бойцы отогрелись у костров, они начинали разбивать лагерь, планировку которого командиры обговорили заранее. В центре размещался мой штаб, а вокруг него располагались три взвода, к которым в снегу протоптали дорожки. Взводные и отделенные командиры, которых политрук уже обучал этому нехитрому искусству, принялись показывать солдатам порядок сооружения больших шалашей. Как мне объяснили, в прошлый раз шалашики строились маленькие, на одного - двух человек, а на этот раз предстояло сложить из еловых ветвей большие шатры, вмещающие целое отделение. В центре такого сооружения оставляли место для маленького костерка, обогревающего помещения.

   Параллельно с постройкой ночлега бойцы готовили себе на кострах ужин, радуясь, что не придется довольствоваться сухпайком. Без горячей каши и чая в холодном лесу было бы совсем плохо. Тут всплыла еще одна проблема - поблизости не было ни реки, ни озера, а маленькие ручейки уже успели промерзнуть насквозь. Пришлось растапливать в котелках снег, но полученная пресная, пахнущая дымом жидкость была довольно неприятна на вкус. Как оказалось, это тоже был урок, который политрук хотел преподнести бойцам и командирам. Он специально выбрал такое неподходящее место для ночевки. Впрочем, самые выносливые бойцы вырубили топорами лед из замерзшего ручья, не забыв поделиться и со своим любимым ротным.

   Хотя почти все красноармейцы владели плотницким инструментом, но при сооружении лагеря не обошлось без несчастного случая. Один из бойцов поскользнулся на снегу, и топор вместо ветки угодил по ноге. Валенок смягчил удар, позволив неумехе отделаться разрубленным до кости большим пальцем, но пострадавшего следовало скорее увезти в санчасть. Упряжка давно уже уехала, и политрук спросил, есть ли добровольцы, готовые помочь своему товарищу. Естественно, желающие тут же нашлись. Они переложили раненого сослуживца на волокуши, сооруженные из лыж, и бодрым шагом направились в сторону села. Оставшиеся сопроводили ушедших завистливыми взглядами, но расстановка сил кардинально переменилась, когда политрук крикнул вслед бойцам, чтобы они успели возвратиться засветло.

   Не знаю, как рота справилась с устройством лагеря в прошлый раз, но сегодня все было готово еще до сумерек. Все устали до невозможности, и команду отбой объявили раньше времени, как только стемнело. Признаться, к ночлегу в снежном лесу я отнесся с опаской. Когда-то в юности мне пришлось пережить холодную ночевку в горах. Возвращаясь с вершины, наша альпинистская группа попала в туман и заблудилась. Пришлось спуститься вниз, до тех мест, где росла трава и было относительно тепло. Страха я тогда не испытывал, а вот холодно было, и даже очень. Я вообще существо теплолюбивое. Этим летом у нас в Волгограде целый месяц стояла сорокаградусная жара, и никакого дискомфорта я при этом не чувствовал. А вот холод не люблю, и даже очень.

   К счастью, мои опасения оказались напрасными, и уснуть мне удалось. Чистейший воздух, какой бывает только в еловом лесу, приятно потрескивающий костер, набитый желудок, теплая одежда - в общем, было все, что нужно для полноценного отдыха. Только под утро стало прохладно, и пришлось проснуться.

   Дневальные уже разожгли приготовленные накануне дрова, и вскоре от котелков потянулся ароматный запах мясной каши. Политрук разрешил употребить для аппетита сто грамм, полагая что после сытного завтрака и пробежки по утреннему морозцу спирт из нас быстро выветриться.

   Из командирского шалаша был извлечен ящик с двумя десятками бутылок, которые Свиридов предусмотрительно прихватил вместе с остальными запасами. Пока ездовой вез сей драгоценный артефакт, он выслушал от бойцов массу советов и рекомендаций, что с ним делать. И вот теперь драгоценная жидкость, и не какой-то разбавленный спирт, а самая настоящая гостовская водка, была быстро распределена повзводно и поотделенно. На самом деле получилось чуть меньше ста грамм на человека, но ненамного, так как командирам решили не наливать.

   Возвращение было радостным. Услышав команду "На лыжи", бойцы быстро отмахали два километра, отделявшие нас от села, и разошлись по избам, в которых они жили. Сразу же по всей деревне застучали топоры, готовящие дрова на растопку, и вскоре из всех имеющихся здесь банек повалил дым.

   Похоже, один я был невесел. Мне тоже хотелось попариться, а потом попить холодного кваску, но пока пришлось ограничиться только вторым пунктом. Пока все отдыхали, их командиру предстояло писать отчет, и трудность заключалась в том, что никаких конструктивных предложений у меня не было. Ясно, что недостатков у современного лыжного обмундирования предостаточно. Оно слишком теплое, и в походе бойцы в нем быстро покрываются потом. В случае ночевки без костров это чревато воспалением легких. Но какой выход можно предложить? Если носить легкие костюмы, то мы в них просто замерзнем, особенно когда начнутся сильные морозы. Поэтому и без того нагруженным бойцам приходится таскать с собой шинель и дополнительные комплекты нательного белья, но последних требуется много, ведь сушить его затруднительно. Возить за собой конные обозы батальон также не всегда сможет, ведь я сам и отстаивал тактику просачивания. Вместо того чтобы брать в лоб населенные пункты, которые немцы успеют хорошо укрепить, следует обходить их по бездорожью. Естественно, при движении по лесу санные упряжки не всегда смогут пройти за лыжниками, и рассчитывать на них не следовало.

   Что в таком случае нужно делать, непонятно. Без технологий будущего задача явно была неразрешимой. Но, по крайней мере, можно закупить для лыжников солнцезащитные очки, чтобы сияние снега не слепило глаза. Помимо этого, ничего больше не придумывалось.

   Я решил, что честно выполнил свой долг, и теперь, наконец, могу встретиться с березовым веником. Но тут свалилась новая напасть в виде звонка от комбата. Неунывающим, как всегда, голосом, Иванов радостно прокричал мне в трубку. - Уже вернулся с прогулки? Все, хватит пикники устраивать, дуй скорей сюда, у меня хорошие новости.

   - Это надо же, как быстро иностранные слова проникают в наш язык, - успел я подумать, пока собирался. - Еще недавно, если кто-нибудь во время застолья вспоминал о предвоенной жизни, то выезды на природу называл "маевками". Я может, только разок и упомянул, что в Америке это называется "пикник", а все уже переняли новое слово.

   В штабе батальона уже собрались все ротные командиры, и комбат торжественно достал какой-то приказ, ради которого нас и позвали. Мы тут же сгрудились вокруг стола, и начали читать.

   - Батальон номер, так, это мы, 215-го полка 179-й стрелковой дивизии переформировать в отдельный лыжный батальон. Отдельному лыжному батальону присвоить порядковый номер 179.

   Любопытно, неужели уже столько батальонов успели сформировать? То, что данный номер зарезервирован специально для нас, это понятно. Но в нашей истории такое количество лыжбатов появилось лишь в следующем году. Значит, готовимся к зимней войне заранее. Хорошо готовимся, на шаг а то и на два опережая темпы из прошлой истории.

   Иванов весь так и светился от счастья, и не скрывая радости принимал наши поздравления. Теперь он стал командиром войсковой части, которую с натяжкой можно приравнять к полку. Впрочем, оказалось, что это еще не все сюрпризы. Подождав, пока ротные успокоятся, Сергей жестом фокусника извлек еще один приказ, и торжественно помахал им в воздухе.

   - Нас отправляют на фронт, - и выдержав паузу, добавил, - завтра. Дивизия дает нам транспорт, так что в двенадцать ноль ноль уже начинаем погрузку в эшелон.

   * Яцовскис Е. Я. Служил оперативным уполномоченным особого отдела в 179-й СД. Написал книгу воспоминаний "Забвению не подлежит".

Глава 4

Ставка верховного главного командования.

   Совещание ставки на этот раз было немного необычным. К радостной и приподнятой атмосфере, которая здесь царила, наверно, даже подошло бы слово праздничная. Впервые с начала войны планировалось большое наступление, результатом которого должно стать окружение германских войск. Те резервы, которые тщательно копились последние месяцы, теперь наконец то будут брошены на фронт, чтобы переломить ход войны. Началось совещание с доклада первого заместителя начальника Генштаба генерала Василевского о положении дел на фронтах.

   - В настоящее время на всем театре военных действий создалась благоприятная обстановка. Гитлеровские войска понесли значительные потери, и временно утратили свои наступательные возможности. Все что германское командование могло использовать на фронте, уже в значительной степени обескровлено и измотано. Армейских резервов у противника мало, в основном это недостаточно боеспособные войска охранных дивизий. Кроме того, согласно данным разведки немецкое командование уверено в том, что русские в ходе последних боев серьезно ослаблены, и поэтому оборонительные работы у противника ведутся не слишком активно. Дезориентации противника способствуют мелкие наступательные операции наших войск на всех направлениях, призванные уточнить его систему обороны. Благодаря тому, что нам удалось сдержать последнее немецкое наступление, и с конца октября наступило временное затишье, мы смогли закончить подготовку крупных стратегических резервов. Теперь у нас имеются необходимые силы и средства для контрнаступления. Проводить наступление сразу по всему фронту, как этого требуют некоторые товарищи, мы не будем, и сосредоточим наши наступательные группировки в трех местах. Операция по окружению Демянской группировки противника началась успешно, и как я уже докладывал, пока идет согласно плану.

   (Как и в нашей истории, командующий войсками Северо-Западного фронта Курочкин еще 22 сентября 1941г. предложил план по окружению войск противника между озерами Ильмень и Селигер. Однако на этот раз верховный главнокомандующий уже знал о предстоящем немецком наступлении, и не стал напрасно распылять силы. Но теперь время для наступления настало.)

   - Вторая, гораздо более трудная операция нам предстоит вот здесь. - Василевский подошел к другой карте, и начал объяснять подробности предстоящего наступления.

   Верховный уже утвердил карту-план наступления, но доклад слушал внимательно. Когда генерал закончил, Сталин огорошил Василевского неожиданным заявлением. - Ставка решила назначить командующим фронтом вас. Вы не возражаете? - Никто из состава Ставки о таком решении еще не слышал, но возражающих не нашлось. - Приказ мною уже подписан. Берите скорее все в свои руки и действуйте. По Курской операции мы выслушаем доклад товарища Жукова.

   - Запланированная операция, - начал знаменитый еще со времен Халхин-Гола полководец, - предполагает нанесение мощного удара по оперативному тылу группировки противника, действующей в районе Курска. Перед началом основного наступления будут нанесены ложные удары восточнее от места прорыва, что должно отвлечь силы противника. С целью сковывания резервов противника на остальном фронте и недопущения переброски их в район Курска, 40-я и 50-я армии переходят в наступление с ограниченными задачами.

   Все присутствующие сосредоточенно ловили каждое слово выступающего, и следили за указкой, которой он показывал направления ударов. Следующий этап операции включал в себя прорыв обороны одновременно с севера, от Навля, и с юга, из района западнее Льгова. Два встречных удара в общем направлении на Севск должны будут нанести недавно сформированные Вторая и Четвертая Ударные армии. Обеспечение наступления ударной группировки и образование внешнего фронта окружения возлагалось на 1-ю гвардейскую армию и изрядно потрепанную в октябрьских боях, но подкрепленную свежими дивизиями 3-ю армию.

   На последнем этапе предполагалось уничтожить остатки немецкой группировки, сосредоточенной в районе Курска.

   Закончил Жуков свое выступление словами: - Прошу вас отдать приказ о начале операции, иначе можно запоздать с подготовкой

   - Как вы полагаете, товарищ Жуков, сможем ли мы обеспечить скрытность подготовки к операции?

   - Для этого я запланировал следующие мероприятия: Выгрузка войск будет производиться на широком фронте и вдали от районов сосредоточения. Для всех пребывающих частей следует заранее разработать маршруты движения, и направить к ним представителей штаба для организации приема. Сосредоточение войск проводить не ближе, чем в тридцати километрах от линии фронта, и обязательно прикрыть данные районы сильной ПВО. Чтобы раньше времени не обнаруживать приготовления к атаке, мой план предусматривает проведение разведки боем вечером перед началом операции.

   - Изменить ваш план надо. Разведку боем силами передовых батальонов проведите за несколько часов до наступления, - блеснул своим знанием военного дела Верховный. Начитавшись отчетов попаданца о тактике во второй половине войны, он теперь щедро делился своими знаниями. - Следует также заранее приготовить отряды закрепления, предназначенные для удержания опорных пунктов после их захвата. Как вы полагаете, операция будет успешной?

   Жуков немного помялся, но все-таки решил поделиться своими сомнениями. - Я считаю, что у противника в районе Курска достаточно войск и техники, чтобы организовать прорыв и выйти из окружения.

   - Не беспокойтесь, товарищ Жуков. Гудериан не получит на это разрешения. Гитлер категорически запретит свои генералам отводить свои войска назад, даже для того, чтобы занять оборону на выгодном и заранее подготовленном рубеже. Поэтому для прорыва окружения германское командование сможет выделить лишь небольшую часть этой группировки.

   - Сведения, полученные нашей разведкой, достоверные? - Осторожно спросил Василевский, который на время болезни Шапошникова руководил Генштабом, и должен был быть в курсе всех разведдонесений.

   - Таких данных от разведки у нас пока нет, но я точно знаю, то Гитлер сделает в такой ситуации.

   - В таком случае, - продолжал упрямиться Жуков, - вызывает серьезные сомнения предложение Ставки не штурмовать Курск, а вынудить врага сдаться путем нанесения воздушных ударов и проведения артиллерийского обстрела города. Если окруженная группировка не будет быстро уничтожена, немцы соберут со всего фронта транспортную авиацию, чтобы снабжать свои войска, запертые в мешке.

   - Это мы предусмотрели, и наша авиация поможет. К этому времени вам перебросят достаточно истребительных полков, в том числе ночных, из состава ПВО Москвы, чтобы блокировать поставки в Курск.

   Много позже, находясь в почетной ссылке на должности полномочного посла и военного советника в Маньчжурии, Жуков напишет об этом разговоре:

   "Это было удивительно, говорить о будущих событиях так, как будто они уже произошли. Не имея никаких достоверных сведения о планах гитлеровского командования, товарищ Сталин все-таки смог точно просчитать все его действия."

   - А что выскажете об операции, порученной товарищу Василевскому? - продолжал свои расспросы Верховный.

   - У нас пока нет опыта проведения глубоких наступательных действий. Под Курском ударным армиям предстоит пройти всего сорок-пятьдесят километров, а здесь глубина операции в четыре раза больше. К тому же местность на этом участке крайне невыгодна для наступления. В случае такого прорыва наши войска могут увязнуть, быть отрезаны и окружены. Это все равно, что попытаться кулаком пробить толстый слой песка. Вместо этого следует брать песок понемногу, горстями, и так постепенно вырыть могилу врагу. - Для наглядности Жуков растопырил пальцы, и продемонстрировал, как правильно надо бороться с таким сильным противником. - Я считаю, что время наносить глубокие удары еще не пришло.

   - Хорошо, товарищ Жуков. Не теряйте времени, и вылетайте обратно в войска Юго-Западного фронта.

   После того, как совещание закончилось, Сталин провел другое, в крайне узком кругу. Ни представители штаба, ни стенографисты, ни адъютанты при этом не присутствовали. В кабинете были только сам Верховный и генерал Рокоссовский.

   - Как вы оцениваете мнение товарища Жукова?

   - С точки зрения сегодняшнего опыта он прав. Впрочем, с учетом послезнаний тоже, ведь первый год войны успешно окружить противника нам не удавалось.

   Рокоссовского только недавно посвятили в самый главный секрет страны, и ему еще было непривычно думать о будущем в категории прошлого. Сталин долго колебался, не решаясь увеличивать число посвященных сверх необходимого минимума. Но в этот самый минимум кроме Шапошникова следовало ввести еще какого-нибудь хорошего фронтового генерала. Когда немецкое наступление остановилось, и началась подготовка к планомерному, хорошо продуманному контрнаступлению, вопрос встал особенно остро. Нужно было советоваться с опытным командующим, который в состоянии проанализировать все факторы с учетом опыта той войны, сравнивая прошлые операции с текущем положением на фронте, чтобы предвидеть ход событий.

   - Однако, и это крайне важно, надо учесть ряд новых факторов. На этот раз наши потери в октябре и ноябре в живой силе намного меньше, причем, что особенно важно, тогда безвозвратные потери затронули опытных бойцов и командиров. А сейчас они остались живы, и продолжат воевать. Далее, в прошлой войне соединения, попавшие в окружение, потеряли всю технику. Даже те из них, кто смог пробиться к своим, вынуждены были оставить орудия и машины. Также много техники было брошено во время распутицы, когда нашим войскам приходилось отступать, и у них не было времени вытаскивать грузовики и повозки из грязи. Очень важно то, что ряд московских и других заводов не были эвакуированы, а значит, не останавливали производство. Территория, которую немцы тогда смогли занять, осталась у нас вместе с промышленными, сельскохозяйственными и людскими ресурсами. Мы так же под влиянием новых знаний несколько пересмотрели свои взгляды на тактику наступательного боя, что должно принести несомненную пользу. Не в последнюю очередь влияет на ход боевых действий наша успешная оборона и локальные успехи, имевшие место в последнее время. Это значительно подняло моральное состояние наших бойцов. Они теперь твердо уверены в том, что фашистов удалось остановить, а значит, они вовсе не такие уж непобедимые.

   Верховный согласно кивнул, подтверждая сказанное. Каждая незначительная победа получала широкое освещение и преподносилась как доказательство безусловного превосходство Красной Армии над Вермахтом, который может воевать только при условии внезапного и коварного нападения. Теперь же, когда внезапности больше не было, никаких шансов у Германии не осталось.

   - Теперь рассмотрим операцию Василевского. Полагаю, что введя в бой хорошо подготовленные ударные армии, мы сможем с ходу захватить ряд населенных пунктов, и пока немцы не подтянули резервы и не создали сплошную линию фронта, успешно развивать наступление. Считаю, что основания для оптимизма у нас есть. Даже если Первой Ударной армии не удастся полностью овладеть городом, то свою основную цель она все равно выполнит. Основная трудность для нее не прорваться, а удержать позиции, чтобы не повторить судьбу, - Рокоссовский на мгновение заглянул в свои записи, - армии Власова в прежней истории, которая попала в мешок где-то под Ленинградом.

   При этих словах Сталин едва заметно усмехнулся. Несостоявшийся, теперь в этом можно быть уверенным, главный предатель страны был очень неплохим генералом, а такими кадрами разбрасываться не следовало. Его все-таки повторно назначили командующим ударной армией, которой Верховный присвоил тот же самый второй номер, как и в прошлый раз. Правда, лишь несколько человек в стране могли оценить эту маленькую шутку. Практический же смысл запутанной нумерации заключался в том, чтобы сбить с толку противника. У немцев в начале войны танковые группы нумеровались по порядку, начиная с юга, а вот у нас такой закономерности нет. Узнав, что под Курском они имеют дело со 2-й и 4-й ударными армиями, немцы не смогут экстраполировать эти данные, и догадаться, с какой стороны ждать следующего наступления.

   - У Третьей Ударной полоса наступления более сложная, но зато ей легче удерживать свои позиции, так как один фланг будет прикрыт. Как я понимаю, мы должны уделять внимание не только самому прорыву, но и закреплению захваченных в ходе наступления позиций, а также непрерывному снабжению войск. Тылы ни в коем случае не должны отрываться надолго. Далее, пока есть немного времени, нужно проверить подготовку и укомплектованность штурмовых батальонов. В настоящее время в каждой дивизии ударных армий имеется не менее одного такого батальона, а в соединениях первого эшелона - не меньше двух, что для настоящего времени уже неплохо. Но вот уровень подготовки у них разный. Есть также случаи нарушения приказа о выделении каждому штурмовому батальону саперной роты и необходимого количества минометов. Не всегда проводились учения для слаженности действий с артиллеристами и танкистами. У многих красноармейцев до сих пор нет полного боекомплекта гранат. Еще хуже ситуация с дымовыми шашками, ножницами, кирасами, саперными инструментами.

   - Ну а в целом, как вы оцениваете исход операции, не далеко ли мы замахнулись ударными группировками?

   - Я никогда не планировали операции такого масштаба, но полагаю, что глубокий прорыв возможен. Правда, у меня есть сомнение, нужно ли вести наступление по расходящимся направлениям. Но с другой стороны, противник не сможет сразу связать между собой эти удары, а когда поймет свою ошибку, уже будет поздно.

   Выслушав собеседника, Сталин не говоря ни слова, разложил карту с расположением резервов, и начал внимательно ее рассматривать. Пользуясь паузой, Рокоссовский достал драгоценные записи, и принялся в очередной раз их внимательно перечитывать. При этом у него раз появлялись те же мысли, что и у остальных посвященных. И в самом деле, почему Артефакт не забросил к ним ну хотя бы выпускника военной академии. Все, что надиктовал пришелец, конечно очень важно, но сведения по тактике и стратегии у него были весьма неполные. В его знаниях военной теории и истории зияли огромные прорехи, и он не имел понятия о многих элементарных вещах. Даже такой казалось бы простой вопрос, на какую глубину артиллерия поддерживала атаку пехоты методом последовательного сосредоточения огня в разные периоды войны, ставил попаданца в тупик.

   Не поднимая головы, Верховный неожиданно спросил. - В прошлый раз с Демянском не вышло дело, надо ли сейчас затягивать наступление в этом направлении?

   Вопрос был отнюдь не риторическим, и прежде чем отвечать, Рокоссовский еще раз взвесил все обстоятельства.

   - Итак, мы обозначим окружение Демянска, - начал пояснять Рокоссовский, как бы рассуждая сам с собой, - но наступление будем вести не спеша, чтобы противник успел перебросить на данный участок все возможные резервы. На северном направлении для нас важнее оттянуть от Ленинграда как можно больше немецких сил, чтобы отбросить врага подальше от города. Демянск же в любом случае никуда от нас не денется, теперь я в этом полностью уверен.

   - Если это верно, это хорошо. Кольцо замыкать пока не будем.

   Еще немного повозившись с картами, Сталин перешел к следующему вопросу. - Где вы предлагаете использовать дивизию товарища Андреева-Соколова?

   - На южном фасе Демянского выступа. 179-я как раз находится недалеко оттуда, и ее участие в наступлении на Холм будет выглядеть вполне естественно. Соответствующий приказ я подготовил. А сам товарищ Андреев вместе со своим батальоном будет переброшен на Старо-Русское направление. Мы потребуем от командарма, чтобы этот батальон в наступлении не использовали, и держали в резерве на случай вражеского прорыва, которого я уверен, не будет. По данным разведки там крупных сил противника нет.

   - Вот и хорошо. Мне кажется, на фронте ему будет безопаснее, чем у нас в Москве. Как бы мы не пытались засекретить наличие нашего гостя, но вряд ли сможем долго скрывать его от тех, кому это знать не нужно.

   А скрывать с каждым днем действительно становилось все труднее. Вот недавно один из ответственных товарищей, курирующих авиационную промышленность, очень сильно заинтересовался вопросом, откуда берутся новые сведения по авиатехнике. Причем, сведения эти настолько важные, что на их основе принимаются решения о начале или прекращении выпуска различных моделей самолетов. Выяснить, кто является источником информации, ему особого труда не стоило, и Андреева-Соколова чуть было не забрали прямо из госпиталя. Конечно, охрана тут же вмешалась и арестовала похитителя, которого отправили на допрос не куда-нибудь, а прямо к Меркулову. Увидев, кто его будет допрашивать, лжеврач отпираться не стал, и выложил все, что знал. В тот же день любознательного товарища, оказавшегося секретарем ЦК, вызвали на ковер к Верховному для обстоятельного разговора. К стенке его ставить никто не собирался, ведь интерес шефа авиационной промышленности, был в общем-то, вполне закономерным. Ведь тот, на ком лежит ответственность за выпуск самолетов, должен быть уверен, что все делается правильно. После беседы с Верховным, пояснившим, что не будучи наркомом внутренних дел, лезть в эти самые секретные дела не стоит, этот товарищ сделал соответствующие выводы. Правда, понял он все хотя и верно, но несколько превратно. Вернувшись домой, секретарь написал заявление с просьбой освободить его от занимаемых должностей по состоянию здоровья, не забыв для пущей убедительности наглотаться таблеток.

   Удовлетворять его просьбу Сталин не стал, хотя и хотелось сделать приятное Лаврентию. Берия знал всех организаторов своего убийства, и забывать не собирался. Если его застрелили один раз, то вполне могут снова сделать то же самое. Тем более не собирался он прощать того, кто был ему обязан возвращением из опалы. Да и сам Верховный не мог долго терпеть таких людей. Но время сведения счетов пока не наступило. К тому же молодой, еще не отметивший свое сорокалетие, энергичный хозяйственник был слишком неоднозначной личностью, чтобы списывать его со счетов. С одной стороны активный участник репрессий, лично занимавшийся допросами, и вместе с Ежовым объезжавший страну в поисках врагов народа. Он так преуспел в этом деле, что в тридцать восьмом нарком НКВД просил Сталина сделать своим замом именно его, а не Берию. И он же после смерти Сталина первым заявил о борьбе с культом личности. Но с другой стороны, получив власть, Георгий Максимилианович запланировал проведение масштабных реформ для облегчения жизни народа.

   - Да уж, выбрал я себе преемничка, нечего сказать. И винить-то некого, сам так решил. Обвел меня вокруг пальца хитрый македонец. А теперь к списку моих "ужасных преступлений" еще добавиться подрыв авиационной мощи страны путем единоличного принятия немотивированных и неоправданных решений по выпуску самолетов с воздушным двигателем. Что там в будущем эти, ли-бе-раз-ты, скажут? Дескать, идиотская затея. У немцев были лучшие в мире истребители, а у них моторы все с водяным охлаждением. Ну да, именно так и заявят. Вот же несправедлива эта тетка история - люди, занимавшиеся репрессиями, обвинят в них тех, кто эти самые репрессии прекратил, и выльют на них ушат грязи.

   Высказывая доверие к Рокоссовскому, Сталин рассуждал вслух, показывая, что никаких секретов от него нет. - Как там пришелец цитировал, "Пришел Маленков, наелись блинков"? Интересно, что это было, обычный популизм или целенаправленная политика? Если второе, то чего он добивался, по какому пути хотел повести страну? К сожалению, ответов мы уже никогда не узнаем, слишком мало времени он провел у власти, чтобы сделать выводы. А сам Маленков не скажет, даже если бы знал. Ладно, пусть пока поработает. Он товарищ ответственный и образованный, так что пока находится на своем месте.

   Действительно, мало кто еще из ЦК мог похвастать техническим образованием, а Георгий Максимилианович несколько лет учился в институте, и не абы в каком, а в престижной Баумановке.

   - Теперь еще один вопрос. - Верховный тяжело вздохнул. Ему нужен был совет компетентного специалиста, но среди посвященных в тайну таких всего двое, и один из них - Шапошников, сейчас болеет. - Как вы полагаете товарищ Рокоссовский, надо ли начинать эвакуацию предприятий Харькова?

   - Учитывая опыт прошлой войны нельзя быть уверенными, что город удастся отстоять. И тем более, невозможно гарантировать нормальную работу предприятий, подвергающихся постоянным бомбежкам. Поэтому предлагаю начать поэтапный перевод Харьковского тракторного завода в Сталинград.

   - Я разделяю вашу точку зрения. - Сталин облегченно затянулся трубкой, которую до этого теребил в руках. Эта дилемма - подвергать заводы риску, или же все-таки эвакуировать их, тем самым временно снижая производство, была очень сложной. - И помните, все что мы здесь обсуждали, никто кроме нас и товарища Шапошникова не должен знать.

***

   Узнав о предстоящей передислокации, я первым делом под шумок забрал свое донесение о потерях, которое положил на стол, когда пришел в штаб. Раз нам вскоре предстоит переезжать, то нечего позориться своими огромными небоевыми потерями. Пусть пострадавшие пока побудут в обозе, а там быстро вернутся в строй. К счастью, на фоне всеобщего аврала мое хищение осталось незамеченным.

   То, что творилось в нашем батальоне за сутки перед отправкой, иначе как сабантуем в квадрате не назовешь. Хотя "Теркина" еще никто, кроме меня, не читал, но это словечко на фронте уже прижилось. Что там наступление, оборона, или немецкие прорывы по сравнению с реорганизацией совершаемой одновременно с передачей имущества, переездом и подготовкой к визиту высокого начальства.

   До сих пор формирование отдельных лыжных батальонов происходило с нуля, и подобных прецедентов еще не случалось. Времени у нас в обрез, а успеть нужно было многое. В первую очередь следовало решить вопрос об укомплектовании нового подразделения. Количество личного состава до штатной численности не дотягивало, но тут вопрос с бывшим начальством был решен полюбовно. Боевой состав батальона, правда, остался без изменений, но санитаров и хозяйственников нам все-таки немножко добавили. Еще сложнее была проблема дележки имущества. С одной стороны, командование приказало снабдить нас всем необходимым, но у полка тоже был некомплект вооружения. Сошлись на том, что две сорокапятки нам выделили из дивизионного артполка. Что же касается минометов и пулеметов, то мы остались при своем, а отечественные противотанковые ружья, которых мы до сих пор ни разу не видели, нам подарят из армейских запасов.

   Но хотя насчет оружия дивизионное начальство и торговалось, то прочее имущество нам выдали без разговоров и в полном объеме. Я немножко обалдел, когда узнал, сколько вещей положено иметь каждому лыжбатовцу. Мы должны были таскать с собой одновременно шинель и полушубок, валенки и сапоги, ватные штаны, свитера, кучу носков и портянок, кальсоны трикотажные и фланелевые, прочее белье. Еще набор рукавиц и меховых варежек, шапку-ушанку, теплый подшлемник и пилотку. Разумеется, еще требовался белый маскхалат. Лопатки, противогазы, и все прочее снаряжение, которое мы за время боев подрастеряли или поломали. Еще естественно, лыжи, но они у нас уже имелись в нужном количестве.

   Так как наша рота имела первый номер, то с нас раздача и началась, чему я был несказанно рад. Мы и так еле успели получить все до вечера. К тому же полушубков на всех не хватило, и большая часть третей роты, которою экипировали в последнюю очередь, осталась щеголять в ватниках. Особое внимание комбат уделил рукавицам, следя, чтобы они были вязанные и теплые. Самое неприятное для солдат зимой, это отморозить пальцы, так как тогда они не смогут стрелять. Но рукавицы нам понадобятся только во время боя или для проведения каких-нибудь работ, где требуется задействовать все пальцы. Все остальное время мы будем носить меховые овчинные варежки, мохнатые и очень теплые. Когда началась раздача кальсон, которые на складе имелись разных цветов, то я попросил выбрать для нашей роты сиреневые. Кладовщик предлагал взять голубые, которые на его взгляд красивее, но воспитанный на ассоциациях 21-го века, я твердо настоял на своем.

   Больше всего бойцы обрадовались сапогам. Довоенные запасы кожаных сапог уже заканчивались, и новое пополнение, прибывавшее на фронт, было в основном обуто в ботинки с обмотками. Эти "обмоточники" постоянно задерживали остальных - они всегда заканчивают обуваться последними, а во время марша обмотки норовят разматываться. Так что хотя мы уже чаще ходим в валенках, известие о переобувании все встретили с ликованием. Конечно, отечественной обуви на складе почти не было, но зато в нашей дивизии имелись приличные запасы трофейных сапог, которые и выдали всем, кто в них нуждался.

   Когда дошло до раздачи котелков, то кладовщики были поражены. Нам предложили новенькие, только что присланные с завода, однако комбат наотрез отказался их брать, тем самым вгоняя хозяйственников в ступор. Тыловики смотрели на него как на сумасшедшего, ибо кто же в своем уме будет отказываться от новенького имущества. Однако у нас все бойцы уже давно перешли на трофейную посуду, не мучаясь при этом неуместным ура-патриотизмом. Конструкция у немецких котелков тщательно продуманная, а их полувогнутая форма была очень удобной. Еще одно преимущество заключалось в крышке, выполненной в форме тарелки. Например, в нижнюю часть наливалось первое, а в верхнею накладывалось второе. В отличии от немецкого, изделие нашей промышленности было сделано просто до невозможности. Округлая форма котелка не позволяла удобно его приладить, а крышка просто-напросто отсутствовала. Помимо неудобства во время приема пищи, когда в котелок попадала пыль, грязь и опавшие листья, это было чревато и демаскировкой - с незакрытой крышкой котелок гудел как маленький колокол от каждого случайного удара. Конечно, такое "чудо" было нам даром не нужно. Вот если бы предложили довоенные котелки, которые ничуть не уступали немецким, тогда другое дело. Но к сожалению все старые запасы давно закончились.

   После получения вещевого имущества старую форму бойцы сдали на склад. Ее потом тщательно отстирают, заштопают, и отправят в какие-нибудь тыловые части, где она будет принята как подарок небес. Вернули также и все ящики, в которых нам передали имущество и гранаты. Не оттого, что хозяйственники такие жадные, просто у них есть строгий приказ возвращать всю дефицитную спецукупорку в целости и сохранности.

   Тем временем в канцелярии нашего, теперь уже отдельного, батальона кипела невиданная прежде работа. Для передачи документов личного состава были задействованы все имеющиеся в наличии писари, включая Наташу, которую я формально зачислил на такую должность. Ну в самом деле, не назначать же мне ее вторым ординарцем. За день Ландышева наслушалась от моего настоящего писаря Макарова столько нелестных эпитетов, что мне даже пришлось ее утешать, чтобы у нее не развился комплекс неполноценности.

   Когда ближе к полуночи эпопея передачи имущества в основном закончилась, и я смог вернуться в расположение своей роты, меня там уже ждали. В моем штабе сидел молодцеватого вида командир со знаками различия госбезопасности и с капитанской шпалой в петлицах. Соловьев предупреждал по телефону, что прислал мне пополнение, но закруженный важными делами, я об этом совсем забыл.

   Так как связист был занят важными делами и не вскочил при моем появлении, а свои новенькие полушубки мы надеть еще не успели, то новичок не сразу сообразил, кто это ввалился в избу. Одеты и вооружены мы были примерно одинаково, а воротники гимнастерок с нашитыми на них петлицами были вопреки уставу спрятаны под ватниками, так что наши звания для посторонних оставались загадкой. Пока я топтался у порога, с трудом вспоминая, кто это ко мне явился, ротный писарь успел шмыгнуть к столу и высыпать на него из планшетки кучу бумаг.

   Дезориентированный нашим поведением, лейтенант госбезопасности вскочил со скамьи, одернул гимнастерку, и четким строевым шагом подошел к Макарову. Привыкнув видеть здесь куда более высоких чинов, и не испытывая страха перед органами, особенно после глумления над Кругликовым, писарь небрежно махнул ему рукой в мою сторону.

   - Вон наш ротный. Он не пьяный, просто день у нас был тяжелый.

   Еще бы не тяжелый. Только мои современники, избалованные компьютерами, могут понять, как трудно разбираться в бумагах, да еще написанных от руки, и заниматься подсчетами без калькулятора.

   Изучив его удостоверение, и убедившись, что он тот самый лейтенант госбезопасности Леонов, которого мне прислали, я протянул свою руку и представился. - Александр.

   - Алексей, - улыбнулся в ответ лейтенант, внимательно рассматривая меня. Видимо, он ожидал увидеть сурового разведчика с каменным лицом и квадратным подбородком, проведшего всю жизнь среди стрельбы и опасностей.

   На этот раз мне предусмотрительно передали в запечатанном конверте анкету новичка, так что я сразу узнал о нем все сведения. Родом с Поволжья, жил рядом с немцами, поэтому хорошо знает немецкий язык. Службу проходил в погранвойсках. После армии поступил в институт, на факультет иностранных языков, но доучиться до конца не успел, так как началась война. В первый же день ушел добровольцем. Его направили в действующею армию переводчиком, сразу присвоив командирское звание. На фронте попал в окружение, с боем выходил из него вместе со своей дивизией. Осенью его соединение успешно оборонялось, а сам Леонов успел несколько раз отличиться. Так как языков, которых нужно было допрашивать, всегда не хватало, то переводчик лично участвовал в их добыче. Зная в совершенстве немецкий язык, и обладая боевым опытом, бывший пограничник без труда захватывал вражеских офицеров, которых обычно там же, во вражеском тылу и допрашивал. Если пленный был особо важным, то разведгруппа волочила его на нашу сторону.

   Естественно, командование ценило Леонова, не забывая его награждать и присваивать новое звание. А недавно Алексея неожиданно вызвали в управление госбезопасности, поздравили с вступлением в доблестные ряды органов, и направили сюда.

   Теперь, когда наша компания сотрудников госбезопасности значительно выросла, а я в некотором роде должен был координировать ее работу, перед нами встал вопрос о форме общения. Чтобы не запутаться, кто кому должен выкать, а кого называть по имени, мы решили просто все вместе выпить на брудершафт, и тем самым упростить процедуру общения.

   Эта идея всем понравилась, и мы тут же претворили ее в жизнь. Ландышева была такая измотанная, что у нее даже не было сил ехидничать, что она в обычном состоянии не преминула бы сделать. Полусонная Наташа послушно поднимала рюмку, не интересуясь ее содержимым, но потом все-таки не забыла, что обращаясь к командиру ей теперь можно нарушать субординацию.

   - Ну все, Сашка? А то я уже с ног валюсь.

   Закончив ритуал, я мысленно вычеркнул этот вопрос из списка проблем. Теперь мы уже могли просто называть друг друга по имени, конечно, наедине или в тесном кругу сослуживцев. В самом деле, после того как мы с Авдеевым прошли вместе огонь и воду, меня несколько напрягает продолжать общаться с ним официально. С Леоновым совместных приключений еще не было, но за ними дело не станет. К тому же нас всех объединяет причастность к величайшей тайне Земли, хотя в полной мере они этого и не понимают.

   Никаких дел на сегодня больше не предвиделось, и дав разведчику задание забрать у старшины полный комплект вещевого довольствия, я приступил к допросу Авдеева. Спать, конечно, хотелось жутко, но на этот раз любопытство пересилило.

   Павел отпираться не стал, и сразу рассказал, что он возглавлял научную экспедицию по поиску чего-то непонятного.

   - А что, ученые тебе не говорили, чем именно они занимаются?

   - Да нет, - усмехнулся новоиспеченный научный работник, - это я им не говорил, что надо искать. Мне в наркомате объяснили, что нужно искать какой-то замаскированный прибор номер один, и что ты его тоже пытался найти, но не смог.

   - А, ну вот теперь кое-что проясняется.

   - Сначала мы смотрели в разрушенной церкви, рядом с тем местом, где находилась наша рота в сентябре. Так вот, там мы обнаружили тайник, и судя по его размерам, он был предназначен для прибора номер ноль.

   Павел подмигнул, и наклонившись ко мне, таинственным шепотом поделился своими мыслями. - Ясно ведь, что если габариты этой коробки известны, то значит, ее уже разыскали. И даже понятно, кто это сделал.

   Ого, какого он мнения о моей скромной персоне. То я крутой Джеймс Бонд, живущий в тылу врага, то занимаюсь поиском таинственных артефактов.

   - Вот только интересно, кто это придумал начинать нумерацию с нуля, - продолжал Авдеев уже обычным голосом. - Я никогда о таком чудачестве не слышал. Хотя, если это означает приоритет важности, то тогда понятно.

   Вот это да. Выходит, я по старой программистской привычке, машинально нумеровал свои важные записи с нуля, а гэбня решила, что так и надо. Теперь нужно просмотреть всю ротную документацию, вдруг я там тоже чего-то напортачил. Спешно пролистав бумаги, я немного успокоился. Кроме перечеркнутых кое-где ноликов, ничего противоестественного не обнаружилось, и я вернулся к Авдееву.

   - Затем мы начали выполнять более сложную задачу, - продолжил он свой рассказ. - Судя по приблизительной схеме, которую мне вручил Меркулов, зона поиска составляла овал размером от ста до двухсот километров. Начиналась она как раз от церкви, и в основном находилась на оккупированной территории. Мы обследовали только ту ее часть, что находилась на нашей территории, а за линию фронта не лезли. Но все равно, площадь поиска была довольно большой, и поэтому мы проводили замеры с самолета, а все подозрительные аномалии уже исследовали на земле. Как мне пояснили, прибор номер один должен быть сравнительно большого размера, и возможно, излучает в различных диапазонах. Мне выделили кукурузник, в котором мы вместе со специалистом летали на низкой высоте и проверяли с помощью, эээ, ну в общем, газоразрядного прибора для измерения ионизирующего излучения.

   - Счетчик Гейгера, что ли?

   - Ага, он самый. Все время забываю это название.

   - Но разве в кукурузнике не два места? Переднее занимает пилот, а как вы вдвоем поместились на одном сиденье, да еще с аппаратурой?

   Авдеев смущенно пожал плечам, потом махнул рукой, и заявил, что кое-как втиснулись.

   - Но мы все равно ничего не нашли, только зря время потратили. Все, отбой, завтра рано вставать.

   Наутро еще больше суматохи добавила новость о приезде представителей штаба армии, которые собирались посмотреть, как выглядит настоящий образцовый лыжбат. Что такое проверяющие из высоких инстанций, мы уже знали. Явится, к примеру, такая комиссия, и начинает шастать по окопам, высматривая недостатки. Естественно, за последними дело не станет. Один будет тыкать пальцем в окоп, и критиковать все, что видит. - Не жалеете вы бойцов, брустверы слишком низкие, от пуль почти не защищают. А окоп надо сделать шире, чтобы носилки с раненными можно было легко проносить. Исправьте сегодня же.

   Другой проверяющий не менее категоричен:

   - Не бережете вы личный состав, товарищи командиры. Брустверы надо совсем убрать, чтобы не демаскировать позиции. А окопы делайте поуже, чтобы осколки не залетали.

   Исправить все естественно, тоже надо сегодня.

   Взбудораженные внезапным приездом проверяющих, все командиры батальона отставили свои дела и принялись за осмотр внешнего вида подчиненных. Боже упаси, если у кого-нибудь не хватает пуговицы, или треугольничек на петлице прикреплен криво. Еще хуже, если гости вдруг решат проверить, знают ли бойцы номер своей винтовки или автомата, а те не смогут ответить.

   Всем взводным я наказал в присутствии высокого начальства делать озабоченное лицо, и постоянно держать в руках какие-нибудь бумаги, чтобы показать свою занятость. Авось, тогда их трогать не станут. Воспользовавшись моим советом, Свиридов достал из планшетки блокнотик и отрепетировал, как будет с умным видом черкать в нем карандашом. Ни одного листика там правда, уже не оставалось, так как лейтенант раздал их бойцам на самокрутки, а командирский блокнот одолжил своему заместителю.

   Окинув взглядом бойцов нашей роты, комбат остался доволен, придраться было не к чему, а заметив рослую фигуру Леонова, он весело хмыкнул:

  -- Ты бы сформировал из своего гэбэшного воинства отдельный взвод, или сразу роту, а то к тебе пополнение каждый день шлют, уже зачислять их некуда.

   При посадке в машину возникла маленькая заминка. Погрузку личного состава в грузовики мы отрабатывали, но без лыж. Поэтому когда красноармейцы стали залезать в кузов и рассаживаться, все застопорилось. Постепенно сержанты навели относительный порядок, и всем удалось рассесться. Вот только алгоритм укладки лыж везде был разным. В одних машинах бойцы держали их вертикально, в других положили вдоль кузова, а где-то лыжи лежали поперек и далеко высовывались наружу.

   По плану, нас должны довезти до Андреаполя на грузовиках, но в километре от станции придется спешится и дальше идти на лыжах, чтобы мы смогли продемонстрировать все свои умения. Для нас ничего сложного в этом не было, а вот хозвзводу пришлось нелегко. Имущество-то они получили по штатному расписанию, а людей в батальоне был некомплект. В результате большое количество снаряжения, оказавшееся невостребованным, в санные упряжки, положенные лыжбату, просто не помещались.

   Впрочем, Иванов ничуть не смутился, и приказал водителям, которые везли наши сокровища, ехать дальше и делать вид, что они к нам отношения не имеют.

   Между тем наш бравый батальон выстроился, как на смотр, и комбат еще прошел мимо нас, придирчивым взглядом выискивая недостатки. Выглядели мы немого экзотично. Так как везти наши личные вещи было некому, то все напялили на себя как можно больше одежды, и теперь мы были похожи на армию белых колобков. Для пущей маскировки некоторые бойцы даже выкрасили в белый цвет свои автоматы, кроме ствола, естественно, и теперь их оружие выглядело так причудливо, что сразу и не сообразишь, что это такое у них в руках.

   А потом начался марш, и мне захотелось провалиться от стыда сквозь землю. Моя рота должна была выступить первый, а ее командиру следовало возглавить колонну. Вот только не опозорю ли я свой батальон, ведь тренироваться правильно ходить на лыжах мне почти не пришлось. Давешний поход был не в счет, тогда я думал только о том, чтобы не упасть. Впрочем, все обошлось. Мы буквально на рысях проскочили мимо группки командиров, в которой, кстати, мелькнула генеральская папаха, без равнения направо и без положенных приветствий. Как-никак руки у нас заняты палками, а идя на лыжах, головой особо не покрутишь, так и упасть не долго. Впрочем, командование как раз и хотело посмотреть, как мы шустро бежим, и батальон не обманул их ожиданий. Дистанция в километр была для нас шутейной и мы, разогнавшись, легко промчались до станции, не снижая скорости.

   Оглянувшись, я увидел, вереницу саней, замыкавших нашу колонну. Интересно, как они смогут двигаться за нами в боевых условиях, когда придется продираться через заросли. Ну что же, поживем, увидим.

   До начала погрузки еще оставалось время, и нам предстояло провести его с пользой. В тупичке на запасных путях стоял вагон-теплушка, который нам отдали для тренировок. Командир каждого взвода распределил места в вагоне среди своих подчиненных, и несколько раз отрепетировал посадку и выгрузку. Свободного пространства в теплушке так мало, что все бойцы одновременно не помещаются, поэтому крайне важно соблюдать порядок посадки.

   Для меня такой вид транспорта был настоящей экзотикой, и пока бойцы прыгали туда-сюда, я с любопытством все рассматривал. Привычные для нашего времени длинные четырехосные товарные вагоны появились только недавно, и еще были редкостью. Основным видом транспорта сейчас являлась двухосная теплушка, вместимостью на сорок человек. Концепция этого без сомнения, чуда техники, была придумана еще в Русско-Турецкую войну. Не знаю, кто изобретатель этой идеи, но она быстро распространилась по всем странам. С тех пор конструкция всех грузовых вагонов предусматривает быстрое переоборудование для перевозки людей: стенки и сдвижная дверь утепляются дополнительными щитами, грузовые люки заменяются окнами, приделываются нары, а посередине устанавливается жестяная печка.

   Мне естественно, отдельного вагона не полагалось, но так как численность взводов не дотягивала до штатной, то я вместе с канцелярией втиснулся к свиридовскому взводу, нагло заняв лучшее место у окна. Мои гэбэшные сопровождающие расположились здесь же, кроме Ландышевой, которую пришлось отправить в пульмановский вагон, где вольготно разместился медвзвод. Находиться в маленькой теплушке среди толпы мужчин, где из так называемых удобств имелось только одно ведро в углу, ей было бы не очень удобно.

   Отрепетировав посадку заранее, мы смогли быстро разместить личный состав по вагонам, но сначала солдаты помогли с погрузкой нашего имущества. Грузовики, в которых оно хранилось, подъезжали задним ходом к высокой деревянной платформе, и бойцы вытаскивали из них многочисленные мешки, ящики с боеприпасами и консервами, тюки с сеном, и прочие очень нужные на войне припасы. На открытые платформы закатывали пушки и затаскивали сани. Лошадей заводили в стойла, размещенные в точно таких же вагонах, что и наш. Это напомнило мне песню бравого солдата Швейка про "сорок человеков или восемь лошадей". Действительно, одна лошадь занимало место пяти человек.

   Вскоре все было загружено, и мы расселись по местам. В эшелоне, кроме нашего батальона еще было много вагонов, в которых переезжало какое-то подразделение. Кто были наши соседи, нам расспрашивать было запрещено, впрочем, как и им тоже. Все, что мы должны знать, это номер эшелона и временные номера, которые присвоили всем командирам. Если к примеру, на станции нас должны будут кормить, то никто не кричит, чтобы 179-й лыжбат выгружался. Сначала дежурный подбегает к комбатовскому вагону и объявляет, что тринадцатый должен явиться к первому. Иванов мчится к начальнику эшелона, узнает все у него, а потом уже объявляет нам, каким номерам вести свои роты в питательный пункт.

   Обговорили также порядок выгрузки в случае бомбежки. По тревоге все бойцы выскакивают с оружием и боеприпасами, оставив личные вещи. Дневальные заливают огонь в печке, и от каждого взвода выделяют часовых, которые должны отгонять от состава местное население и тыловиков.

   Не поняв последнее требование, я отвел комбата в сторонку, и стал у него выпытывать, на кой ляд кто-то должен лезть к эшелону, который бомбят. Помня, что я далек от реалий современной жизни, Иванов не стал сердиться на мою тупость и спокойно все объяснил. Когда в поезд попадают бомбы, то продукты, хранящиеся в вагонах, разлетаются, и служат желанной добычей для изголодавшегося населения. А если во время налета погибает лошадь, то ее буквально за минуту могут разделать так, что ни кусочка не останется. Потому то часовые и нужны.

   Ждать отправления долго не пришлось. Вскоре шумный гам, царивший на станции, перекрыл зычный крик начальника эшелона. Хотя мегафона у него не было, и ему приходилось пользоваться рупором, но слышно его было прекрасно. - По вагонам.

   И тут раздался такой громкий гудок, что я сразу же вскочил, и потянулся к оружию. Но увидев, что все сидят спокойно, быстро сообразил, что это был отнюдь не сигнал тревоги, а обыкновенный паровозный гудок. Здесь, в сорок первом, я его уже слышал, но только издалека.

   Как только поезд тронулся, Свиридов, верный своим старшинским привычкам, занялся жизненно-важными вопросами. Он покопался в своих припасах, а потом громко спросил, обращаясь ко всем. - Сколько у нас запасов?

   В ответ посыпались отчеты отделенных.

   - У меня пять

   - Девять

   - Четыре.

   Моему ординарцу не надо было объяснять, о чем идет речь, и он с гордостью выкрикнул цифру восемь.

   Эти сведения Свиридову пришлись по душе, и он начал что-то подсчитывать, рассуждая вслух - Так, это в НЗ, четверо у нас непьющих, спирт пока не трогаем. Ого, да мы богачи. Если выдавать как на фронте, по сто грамм, то там хватит надолго.

   Так как бойцы вполне заслужили отдых, и срочных дел у них не было, то я дал добро на употребление драгоценных запасов по их прямому назначению. Сразу расслабившись, бойцы принялись напевать песни, или же захрапели, пользуясь представленной возможностью. Во всем батальоне сейчас только недавно сформированное отделение противотанкистов было занято делом, изучая свои новенькие ружья, сразу прозванные удочками. Но нашей роты это не касалось, и бойцы просто наслаждались жизнью. Конечно, мы ехали не в мягком вагоне, но все равно, это намного лучше, чем ползать по-пластунски по снегу и бегать на лыжах с полной выкладкой. Еда есть, в вагоне тепло, что еще надо для счастья. После того, как печку растопили, а щели в стенах забили ватой, надерганной из запасного ватника, здесь стало так жарко, что даже пришлось приоткрыть дверь.

   Правда, на первой же остановке Михеев, который мысленно уже видел себя политруком роты, пытался помешать нашему законному отдыху и провести очередное политзанятие. Но Свиридов, как старший по званию, сразу же отшил его, нагло заявив, что сейчас у них по плану вокал, и красноармейцы занимаются спевкой голосов.

   Бойцы действительно в этот момент пели песню, которой их научил ротный, но она была отнюдь не из тех, что я надиктовывал Ландышевой для последующего исполнения на всесоюзном радио:

   А поезд чух, чух, чух, огни мерцали,

   Огни мерцали, когда поезд уходил.

   Поморщившись от такой несознательности, помощник политрук все же осознал свою ошибку и отправился искать себе добычу по зубам, благо что остальными взводами командовали всего лишь сержанты.

   В начале пути вид из окна был удручающим. Вдоль дороги то и дело попадались сброшенные под откос разбитые вагоны, оставшиеся здесь после бомбежек. Села, мимо которых мы проезжали, были пустыми. В прифронтовой полосе большинство жителей эвакуировали, и поэтому дома выглядели заброшенными. Но, по крайней мере, все они были целыми, а не сожженными немцами, как в нашей истории. Так что жителям будет куда вернуться.

   Станции мы обычно объезжаем по обходным путям. Их специально построили, чтобы не допускать излишних простоев, а главное, чтобы избегать скопления эшелонов, которые будут подвергаться налетам авиации противника.

   Но объехать Осташково было нельзя, так как здесь находился мост через узкую протоку Селигера. Прикрывая такую важную станцию, в воздухе постоянно висела дежурная пара истребителей, а на окраинах поселка виднелись стволы зениток.

   Судя по большому количеству дымных столбов, здесь было тесно от многочисленных эшелонов, заполнивших все запасные пути, и ждавших своей очереди на проезд через мост. Порядок проезда регулирует диспетчер, руководящийся приоритетами важности военных составов. В первую очередь пропускают поезда с ранеными, а на эту строну эшелоны с боеприпасами, которые не только очень важны для фронта, но и опасны для станции. Без задержек прогромыхал через Осташково тяжелый бронепоезд. Увидев его, я поспешил записать очередное гениальное озарение. Если боевые действия идут недалеко от железной дороги, то можно установить на прочные четырехосные платформы тяжелые морские орудия. Дальность выстрела у них большая, снаряды тяжелые, но вот перевозить их иначе, как на поезде, довольно затруднительно.

   Пользуясь случаем, машинисты подвели поезд к дровяному пункту, чтобы заправиться горючим. Везла наш эшелон знаменитая "Овечка", как в народе прозвали паровоз серии "Ов". Она была очень древняя, возможно сделанная еще в прошлом веке, и работала на дровах. Воспользовавшись тем поводом, что мне приказали выделить людей для погрузки дров, я подошел поближе к раритету и стал с восхищением его рассматривать. Чудо техники фыркало паром, пускало из трубы дым, и от него нестерпимо несло зловонным техническим салом, применяемым для смазки механизмов. В общем, это было восхитительно. Впрочем, мои восторги сразу поубавились, когда мимо величественно проехал паровоз, как будто сошедший с экрана фильма о Диком Западе.

   - Что, нравиться, командир? - весело спросил чумазый машинист, руководивший погрузкой дров. - Это "Прери", первая красавица на наших линиях, не чета нашей древней старушке.

   Работали бойцы быстро, спеша поскорее уехать со станции, которую могли атаковать немецкие самолеты. Воздушного нападения к счастью не случилось, но зато поезд был атакован сотнями беженцев, спешившими уехать подальше в тыл. Видимо, здесь обязательная эвакуация уже не была предусмотрена, и люди, решившие переехать, должны были добираться самостоятельно.

   Начальник нашего эшелона был тоже живой человек, и своей властью разрешил нам подсаживать пассажиров, в разумных пределах, конечно. Ни военный комендант станции, ни хмурые энкавэдэшники, переругивающиеся с машинистами, против провоза зайцев не возражали. Они только предупредили, что на ближайшей узловой станции всем гражданским придется сойти, но там ими займется эвакуационный пункт.

   Когда мы отъезжали от станции, все платформы были завалены большими тюками и узлами, на которых сидели женщины и старики. Детей мы постарались распределить по вагонам, иначе они просто могли замерзнуть. Самых маленьких посадили в пульманы, а тех, кто постарше, впустили в теплушки.

   Хотя у нас в вагоне было тесновато, и всего пара мест оставалась свободной, но десяток человек мы у себя разместили. Так как самый свободный угол оставался у моего штаба, то естественным образом стайка ребятишек притиснулась ко мне. Они расселись по нарам, и тихонько стали оглядываться по сторонам.

   Для начала мы разогрели на печурке все самое вкусное, что у нас было из консервов, и предложили деткам. Отказы мы не принимали, впрочем, их и не последовало. Когда дети наелись так, что сидели как хомячки с надутыми щеками, не в силах больше проглотить ни кусочка, я задумался, чем бы их еще развлечь. Сказок, которые мне приходилось читал племянникам, я знаю много, но не все из них можно здесь рассказывать. Если взять, к примеру, историю про Изумрудный город, то как бы потом хуже не стало. Детишки могут потом пересказать кому-нибудь историю про людей с нерусскими именами из американского Канзаса, и бдительные органы затаскают их по допросам. Про колобка и репку? Но они уже вышли из этого возраста. Хотя, пожалуй, с репки можно начать.

   - Вы в школе учились? - Утвердительный кивок, говорить они не могли. - Тогда вы знаете, что слово состоит из слогов, верно? Подумайте что получиться, если мы возьмем сказку про репку, но из каждого слова будем произносить только первый слог. Вместо "посадил дед репку" говорим "по де ре". Понятно? Итак, по де ре. Вы ре бо пре бо. Тя де ре, тя по тя, тя по тя, а вы не мо.

   Детишки окончательно оттаяли, проглотил все что у них было припрятано за щеками, и стали хором повторять - Тя по тя, тя по тя, а вы не мо.

   Эта шутка им понравилась, и они стали требовать еще что-нибудь сократить по такой же системе. Но я уже вспомнил рассказ моей мамы, о том что у нее в детстве любимой книжкой была "Сказки дядюшки Римуса". Значит, эту книжку советская цензура разрешила, и истории про кролика можно рассказывать детям, не опасаясь последствий. И вот, сделав необходимое вступление о том, что это сказку рассказывал негр Римус, я начал повествование о хитром и храбром Кролике, находившим выход из любых безвыходных ситуаций.

   Когда последний из слушателей заснул, сжимая в руке рисунок зайчика, сделанный мной на блокнотном листочке, я задумался, почему так получилось, что своих детей у меня еще нет. Вроде бы я никогда не был против того, чтобы завести семью, и детей в общем-то люблю, но что-то не складывалось.

   Наверно дело в том, что у меня слишком высокие требования к будущей избраннице. Мне всегда хотелось, чтобы она разделяла все мои увлечения: лазила по горам, фехтовала, любила историю и фантастику, фильмы с гоблински переводом, и конечно, разбиралась в компьютерах. Ах да, и еще не курила.

   Таким сверхразборчивым можно быть в двадцать лет, ну в тридцать. Однако в моем возрасте уже пора понять, что если я свой идеал до сих пор не нашел, то значит, неправильно сформулировал граничные условия для его поиска.

   В эту ночь я твердо пообещал себе, что если встречу умную, добрую и честную девушку, с которой мы будем испытывать взаимную симпатию, то обязательно на ней женюсь. Пускай далеко не во всем наши интересы будут совпадать. У мужчин есть свои увлечения, а у женщин свои, и ничего страшного в этом нет. Пусть девушка любит смотреть сериалы, сидеть в "Однокласниках" и читать журналы мод, это наверно неотъемлемое свойство женской природы. Впрочем, сейчас этих напастей кажется, еще нет, что не может не радовать.

   Приняв решение и достигнув полной гармонии с самим собой, я достал свои медали и с довольной улыбкой принялся их начищать, чтобы если что, предстать перед будущей избраннице во всей красе. Спеша поделиться своей радостью, я тихонько растолкал Авдеева, и шепотом рассказал ему анекдот про нас ним.

   - Приходим мы с тобой к комбату, и просим дать нам отпуск, чтобы устроить свадьбу. Ты говоришь, что тебе нужен один день, а я прошу себе два дня.

   - А почему тебе два?

   - Вот и комбат спрашивает, почему два дня. А я ему отвечаю: "Так у него невеста уже есть, а мне ее еще надо найти".

   - Ну, ну. Значит, любовное состояние бывает заразным. Ладно, давай свои медали сюда, я же как-никак твой ординарец, а ты отдыхай.

   Несмотря на забитые дороги, мчали нас сравнительно быстро, и еще до полуночи мы прибыли в Бологое. Дальше отсюда было два основных направления. Налево, в сторону Ленинграда, и направо, к Москве. Так как никаких достоверных сведений о нашем маршруте не было даже у комбата, то все принялись обсуждать, куда теперь повернет эшелон.

   Прежде чем остановиться, мы долго плутали по запасным разъездам. На станции было много путей, на которых стояли десятки эшелонов, но после сложного маневрирования по какой-то хитроумной схеме, мы остановились в тупичке за оборотным депо.

   Здесь нам пришлось расстаться с маленькими пассажирами, которым на прощанье напихали в руки кучу съедобных подарков.

   Несмотря на темноту, было ясно, что движение здесь очень интенсивное. В Бологое пересекались основные магистрали, и она была крупной узловой станцией. То, что творилось на железной дороге, напоминало мне центр города в час пик. Эшелоны двигались через станцию непрерывной чередой. За четыре часа, пока наш поезд здесь стоял, мы насчитали пятьдесят составов, идущих к Ленинграду. Со всех сторон неслись перестуки колес и лязг буферов, а их, в свою очередь, заглушали гудки паровозов и команды диспетчера, который умудрялся без компьютера управлять этим сложным хозяйством. Впрочем, комбат мимоходом заметил, что по сравнению с августом на железной дороге успели навести строгий порядок.

   По словам Иванова, здесь еще должна быть огромная роскошная столовая, в которой могут накормить сразу целый батальон, но нас туда не повели. По утрам немцы обычно устраивали налет на станцию, и несмотря довольно мощное ПВО им иногда удавалась сбросить бомбы на цель. Поэтому большую часть составов старались отправить затемно.

   Дальше нам опять повезло. Везли нас быстро и под бомбежку мы ни разу не попали. Когда рассвело, стало ясно, что мы направляемся не к Ленинграду, а прямо на запад, в сторону Старой Руссы. На первой же остановке я вызвал политрука, который обязан был следить за новостями, и он разъяснил нам текущую ситуацию на фронте.

   Наши войска еще три дня назад смогли быстро окружить Старую Руссу, и не захватывая город, продвинуться дальше. Судя по названиям освобожденных населенных пунктов, армия, номер которой мы так и не знаем, вела наступление сразу по трем направлениям: Первое направление на запад, в стороны Сольцы. Второе на север, в обход Ильменя. И третье, скорее всего основное, на юг, чтобы отрезать большой Демянский выступ. Вполне возможно, что наша родная дивизия тоже примет участие в предстоящем окружении немцев, и нанесет удар с юга. Тогда мы вполне можем с ней встретиться где-нибудь у Холма.

   Как оказалось, в Старой Руссе все еще шли бои, поэтому нас довезли только до поселка Парфино, километрах в пятнадцать от города. Здесь дежурный по составу отдал последнюю команду. - Срочная полная выгрузка. Всем собраться справа по ходу эшелона.

   Как только мы закончили с выгрузкой имущества, в наши освободившиеся вагоны стали сажать изможденных людей, которые как будто побывали в концлагере.

   Оказалось, что это действительно так. Для ремонта дорог, заготовки дров, и прочих повинностей, фашисты периодически сгоняли население в так называемые трудовые лагеря, являвшиеся настоящей каторгой. Там от тяжелой работы, ужасной кормежки и постоянных избиений люди быстро умирали. На замену погибшим немцы постоянно мобилизовали новых рабов из тех сел, жители которых не ушли в леса. Те двести человек, которые сейчас грузились в эшелон, были узниками в лагерях Большое Орехово и Алексино. После освобождения большая часть из них разошлась по домам, а те, кому идти было некуда, согласились на эвакуацию. После увиденного все бойцы еще сильнее рвались в бой, но как вскоре оказалось, нас ожидало совсем другое предназначение.

   Сначала мы нанесли приятный визит в питательный пункт, где изголодавшихся солдат ждал чудесный обед из двух горячих блюд. Затем батальон погрузили в машины и отправили к конечной точке путешествия. Там комбат оставил нас обживаться, а сам помчался на доклад к генералу Масленникову, который, как оказалось, недавно принял командование 39-й армией, к которой мы теперь относились.

   Вернувшись, Иванов собрал в штабе ротных на совещание, и вкратце обрисовал ситуацию. Наступление нашей новой армии ведется сразу по нескольким направлениям, и подвижных резервов, а именно так можно назвать лыжников, уже практически не осталось. Направив сюда наш лыжбат, командование потребовало, чтобы его оставили в резерве, и использовали только в случае прорывов нашей обороны и для отражения вражеских десантов.

   Сказав это, комбат как-то подозрительно покосился на меня, и я без труда прочел его мысли. - Ну да, станет командующий Фронтом просто так интересоваться судьбой какого-то батальона. Ясно, что во всем виноват этот весьма странный субъект, постоянно сопровождаемый толпой гэбэшников.

   Но оказалось, что на этом новости не закончились. Хотя нам и отвели роль заградотряда, но командарм считал наше подразделение самым лучшим из всех что у него были, и попросил Иванова выделить ему роту-другую. Остановившись на этих словах, комбат с гордостью нас оглядел. Имея под командованием целую армию, Масленников тем не менее считал нас значительным подспорьем, было от чего загордиться.

   Впрочем, если отбросить эмоции и рассуждать логично, то так оно и было. Зимой нет ничего ценнее подготовленных лыжников, а сколько их в армии? Наверно, штук пять лыжбатов, от силы десять, и большинство из них наверняка необстрелянные. А о нас генерал еще со времен взятия Торопца очень высокого мнения.

   Как и следовало ожидать, мою роту трогать не стали, а на фронт отправили вторую и третью. Одна из них направилась на запад, а другая к Ильменю. Вместе с ними ушла часть санитаров и хозяйственников. Своего начальника штаба, которому, как он считал, не хватает боевого опыта, Сергей также отправил воевать.

   Хотя Иванов не подавал вида, но было ясно, что ему не по себе. Мало того, что до фронта он так и не добрался, так еще и большую часть батальона отобрали. Но это был для него еще не последний удар. Буквально на следующий день его опять вызвали штаб армии, и оттуда Сергей вернулся мрачнее тучи.

   Он собрал оставшихся командиров, мрачно оглядел наши весьма поредевшие ряды, и выложил все, что узнал.

   - По плану операции от армии требовалось только немного продвинуться на юг, и там закрепиться, но похоже Масленников слишком увлекся наступлением, проходящим как по маслу, извините за каламбур. Генерал решил проявить инициативу, и продолжить натиск, чтоб отрезать Демянскую группировку противника. В результате, несколько его частей зашли слишком далеко, и немцы смогли отрезать их от основных сил. Самое плохое то, что подвижных резервов уже не осталось - все брошено в наступление, которое велось сразу по трем направлениям. К счастью, командующий соседней одиннадцатой армии вошел в наше положение, и одолжил десяток танков. Теперь нужно посадить на них двадцать саперов и восемьдесят автоматчиков, желательно опытных и хорошо подготовленных. Естественно, с этой просьбой, заметь, не приказом, а именно просьбой, Масленников опять обратились ко мне. Разумеется, я согласился выделить два взвода из твоей роты. Сам-то ты как, с ними пойдешь?

   Вопрос был чисто риторическим. Если роту вынужденно делят на две части, то командиру желательно остаться с большей из них.

   - Формально никакого запрета на мое участие в боевых действия не было, так что пойду.

   Комбат в ответ кивнул, не сомневаясь в моем решении. - Приказ я подписал, так что начинай тренировать личный состав к совместным действиям с танковыми экипажами. Потом пусть все хорошенько выспятся, выступать придется ночью. Да, еще учти, что главным в вашем тандеме будет командир танкистов. Наверху решили, что так будет правильнее.

   Ясно, что правильнее, зря что ли я настойчиво давал рекомендацию, чтобы пехота придавалась танкистам, а не наоборот. Поэтому вполне естественно, что танковый десант подчиняется танковому командиру.

   Видя, что я не собираюсь расстраиваться, комбат выдал еще одну шпильку. - А знаешь, кто у них командир? Тот самый Яковлев, который раньше под твоим началом был. А теперь он тобой покомандует.

   - Наш киногерой вернулся? Это очень даже неплохо, лейтенант парень толковый.

   Яковлева я нашел в лесочке, где как мне сказали, разместилась танковая рота. Когда я спросил, где ротный, мне показали на закиданный ветками и укрытый масксетью танк, из под которого торчали чьи-то ноги. Вторая машина угадывалась в полусотне метров отсюда, а остальные вообще не было видно. Ну что же, первое впечатление благоприятное.

   Выбравшись из-под танка, Яковлев немножко оторопел, увидев меня здесь, а потом восторженно захлопал меня по плечам.

   - Тезка, ты здесь! Значит твоя рота поедет с нами? Здорово, не думал, что мне так повезет.

   В новенькой форме, в черных перчатках с большими крагами, Яковлев выглядел молодцевато, хоть сейчас на первую полосу газет. А когда я узнал, что он уже получил старлея, то наступила моя очередь хлопать его по плечам, и радостно кричать.

   Но времени на поздравления и ностальгические воспоминания у нас не было, поэтому танкист сразу достал карту и показал маршрут движения. Прорвавшись через линию фронта, мы должны будем, не дожидаясь подхода своих частей двигаться дальше, повернув прямо на юг. Пройти нам необходимо больше тридцати километров, но это по прямой. А если считать изгибы дороги, то получится все сорок.

   - Сейчас окруженные части оттесняют к болоту Ястребец в районе села Глухая Горушка. Но пока мы туда дойдем, они уже могут быть в другом месте. Теперь давай спланируем, что мы должны сегодня успеть. Тебе надо вместе со мной тщательно изучить маршрут и район действий, а десантники распределятся по танкам и выучат основные команды. Это "к машинам", "по местам", ну и прочие. Времени на боевое слаживание и долгие тренировки у нас нет, так что командование правильно сделало, выделив для десанта опытных бойцов. Пока твои хлопцы подтянутся, давай осмотрим нашу технику, а то мне не терпится похвастаться.

   Все тридцатьчетверки были новенькими, выпущенными на Сталинградском Тракторном, и согласно правилам маскировки, покрашены в белый цвет. Я обошел вокруг ближайшей машины, осматривая ее как лошадь на ярмарке, и восхищенно цокая языком.

   Как и следовало ожидать, броня на машине была усилена. Еще до войны было принято постановление о том, чтобы экранировать все выпущенные тридцатьчетверки. В нашей истории оно так и не было выполнено, но здесь благодаря работе заводчан, и под влиянием моих настойчивых рекомендаций, все новые танки оснащались дополнительными листами брони.

   Бросались в глаза непривычные дополнительные топливные баки. Они были выполнены не в форме классических цилиндрических бочонков, а в виде прямоугольных ящиков. Все горючее из них сольют, и затем наполнят песком для дополнительной защиты десанта.

   Поколупав ногтем поверхность танка, я повернулся к Яковлеву - Чем красили?

   - Известкой, ясное дело.

   - До весны не сотрется?

   - Оптимист ты, Алекся. За это время любая машина успеет три раза сгореть, так что хотя бы этой проблемы у нас точно не будет. А ты еще залезь наверх, и посмотри внимательно. Там мы след колеса изобразили.

   - Ну хитрецы, видимо война научила вас маскироваться.

   - Ага, нас научила, а командование пока не очень. В комплект инструментов пилы не входят, и никто их нам до сих пор не выдал. Вот смотри - Яковлев показал свои ладони, покрытые ссадинами. - Пришлось ветки руками ломать. А ведь нас уже бомбили один раз, хорошо, что машины стояли в лесу, и фашисты их почти не видели. Только с одного танка взрывной волной сбросило маскировку, и все лаптежники переключились на него. Но обошлось. Прямых попаданий не было, а осколки танку не страшны. Ну да ладно, перед рейдом нас всем необходимым снабдят. Лекся, ты в башню залезь, посмотри все.

   Забравшись внутрь, я включил лампочку, и с любопытством огляделся. До сих пор сидеть внутри тридцатьчетверки мне еще не приходилось. Яковлев вскарабкался на танк, и заглядывая внутрь, пояснял мне назначение различных устройств.

   - Как-то здесь у тебя мрачновато.

   - А что ты хочешь, машины военного выпуска, сейчас экономят на всем. Вот раньше все внутри красили светлыми тонами, а пол серым цветом. И сиденья обещали устанавливать мягкие да с подлокотниками. А сейчас в танках чего только нету. Фар не хватает, резиновые бандажы для колес на заводе заканчиваются, вместо раций на половине машин стоят только приемники, хотя на счет этого были строгие указания.

   Общее впечатление от танка было скорее отрицательным. Внутри оказалось тесно и неудобно, хотя я и разместился в башне один. По сравнению с тридцатьчетверкой, БМП в которой мне когда-то приходилось сидеть, была просторным лимузином. Да и приборы наблюдения тоже не шли ни в какое сравнение. Единственное, что немного выручало танкистов, это командирская башенка. Без нее видимость из башни такая, что без нецензурных слов и не описать. Убедившись в этом воочию, я понял, что за внедрение столь нужного приспособления мне нужно вручить как минимум звезду героя соцтруда.

   - Плохо тут, тесно - со вздохом высказал я свое мнение.

   - Да ты еще в старых машинах не сидел. Только представь, раньше пушку просто наводили руками, как ружье. Но в общем, я с тобой согласен. Тут конструкторам есть над чем поработать. Кстати, у нас как раз есть новая разработка, идем, продемонстрирую.

   Александр повел меня куда-то в глубь леса, рассуждая на ходу о том, где лучше служить. - С одной стороны, сейчас создаются крупные танковые соединения, и хотелось бы принять участие в больших делах. Но с другой стороны, пока наши там в тылу прохлаждаются, мы успеем тут такого наворотить, что им завидно станет.

   Таинственной машиной, которую нам дали для усиления, оказалась самоходная гаубица, очень похожую на тот эскиз СУ-122, который я набросал для Куликова. В ней даже имелся спаренный пулемет, как и на моем рисунке, хотя потом я и вспомнил, что на самоходках пулеметы не устанавливали. Быстро же конструкторы подсуетились, только недавно им дали задание, а теперь саушка уже здесь, и готова к бою. Впрочем, в нашей истории прошло всего полтора месяца между принятием решения о создании самоходных артиллерийских установок и началом их серийного производства. Так что ничего удивительного в появлении САУ на фронте для меня не было.

   Когда мы подошли к самоходке, вокруг нее валялись пустые ящики, а экипаж был занят погрузкой боеприпасов в машину.

   - Сколько теперь у вас снарядов? - сходу спросил Яковлев у командира экипажа.

   - Тридцать шесть, почти один бэка.

   - Маловато, - задумчиво протянул старлей, и почесав подбородок, повернулся к младшему воентехнику, который только что появился тут как из под земли. - Значит так. Бери грузовик, дуй в гаубичный дивизион, разыщи там начальника боепитания и выбей еще один боекомплект. Если он согласится, то проси еще хотя бы половину. Ну а если откажет, то пригрози, что мы прицепим его гаубицы к танкам, и пусть артиллеристы едут с нами.

   Воентехник побежал выполнять приказание, а Яковлев поделился со мной своей проблемой. - Вот видишь, какая неразбериха творится. Секретную машину нам дали, а вот боеприпасов к ней в достаточном количестве выделить не хотят.

   - Слушай, а вон там разве не еще одна самоходка стоит? - показал я в сторону зарослей.

   - А, это еще одна странность. Саушка почти такая же, но за линию фронта ее посылать запрещено. Она только поддержит нас огнем во время прорыва. Казалось бы, какая разница, - горячился танкист. - И та машина секретная, и эта. Обе сделаны на основе тридцатьчетверок, и собраны на одном заводе. Раз уж одну из них отправляют в прорыв, то почему нельзя выделить и вторую.

   - Кажется, разница в пушках.

   - Это ты точно подметил. На нашей секретной машине стоит М-30 калибра 122 миллиметра, а на сверхсекретной 107мм. Я такую никогда не видел.

   - Наверно, экспериментальная ЗИС-6.

   - Да нет, мне сказали, что на ней испытывается Ф-42.

   - Ну вот, теперь понятно. Это орудие новое, и немцам о нем знать не положено. Слушай, а экипаж успел освоиться с новой машиной, у них время на подготовку было?

   - Да что там готовиться, их только научили стрелять с закрытых позиций, а так ничего принципиально нового в самоходке для танкистов нет.

   - Ну что же, тогда САУ нам очень даже поможет, с таким-то калибром. Кстати, а ты знаешь, как бойцы прозвали эту машину?

   - Да нет, я вообще только сегодня о них узнал.

   - Это, - я торжественно похлопал по машине, и внезапно запнулся. Зверобоем ее называть пока рано, ведь ни тигров ни пантер у немцев еще нет. - Это "Громобой", вот.

   Яковлев окинул взглядом мощный ствол, выглядывающий из рубки самоходки, и одобрительно улыбнулся. - Меткое название, такой как жахнет, мало не покажется. - После чего торжественно продекламировал:

   Над пенистым Днепром-рекой,

   Над страшною пучиной,

   В глухую полночь Громобой,

   Сидел один с кручиной.

   - Название подходящее, - поддержал нас командир экипажа самоходки. - Что сидите, бегом к старшине за краской. - Это уже экипажу.

   - А твоя тридцатьчетверка "На Великие Луки" тоже здесь? - Вспомнил я героический танк, прославленный на всю страну кадрами кинохроники.

   - Не, забрали для исследований, это же был опытный экземпляр. Ее конструкторы по винтику разобрали. Хочется на новой машине тоже что-нибудь эдакое написать, но ничего в голову не приходит.

   - Действительно, - согласился я. - Лозунг "На Глухую Горушку" или "Даешь болото Ястребец" как-то не очень звучит. А ты просто дай танку имя.

   - Эээ, а какие бывают имена у бронетехники?

   - Обычно в таких случаях на башне рисуют голову тигра, и дают соответствующее название. К примеру, "Саблезубый" или "Рыжий".

   - Это хорошо. Только пока мы на этой машине никаких подвигов не совершили, будем скромнее и назовем ее просто "Мурзик".

   - Почему именно так?

   - А ты послушай, как мотор работает. Он так приятно урчит, будто кот на печке. Ладно, пойдем дальше, ты еще не всю нашу технику видел.

   Еще одним приятным подарком для нашего отряда оказалась самоходная зенитная установка. Она представляла собой легкий танк Т-60, у которого вместо обычной башни поставили новую, увеличенного размера, но с открытым верхом. В качестве грозного оружия, долженствующего отогнать стаи пикировщиков от нашей колонны, в ЗСУ запихнули аж целый пулемет. Хорошо еще, что крупнокалиберный ДШК, а не обычный Максим. Умеет же наше руководство выкручиваться из трудных ситуаций. Спустили с самого верха требование - сопровождать танковые колонны зенитными установками, и в ответ какие-то умники сразу же отрапортовали о выполнении. А что, с формальной стороны не придерешься - у этой самоходной установки и гусеницы наличествуют, и танковая броня. Да и калибр пуль не винтовочный.

   Для полноты картины нашему сводному подразделению еще подарили трофейный Ганомаг, чтобы возить в нем боеприпасы. Силы у нас теперь немалые. Тринадцать гусеничных машин, и пара пушек, которые повезут на прицепе - старенькая сорокапятка из нашего батальона и ЗИС-2 неизвестной принадлежности. Чья она была раньше, никто не знал, а наводчика нам тоже выделил комбат.

   Показывая все это богатство, Яковлев посетовал, что приказ пришел неожиданно, когда подразделение еще не закончилось формироваться.

   - У нас даже несколько человек, из тех, что с июня воюют, отправили в дивизионный дом отдыха на десять дней. Да вот пришлось их раньше срока выдернуть.

   - Повезло вам, однако. Настоящий дом отдыха имеется.

   - Да какой там настоящий, просто обычные медицинские палатки. Но зато первый раз за последние месяцы бойцы спали на мягких матрасах, с постельным бельем, без обуви, и каждый на отдельной кровати, а не вповалку, как обычно. А главное, утром никто не будил. В столовой хлеб без нормы, да вообще, можно все есть сколько хочешь. Сто грамм, опять-таки, присутствуют. Вернулись ребята оттуда, как в раю побывали, мы сначала не могли им поверить.

   Рассказывая, танкист вел меня к очередным сокровищам, которые он с гордостью и продемонстрировал. Чудесные конструкции оказалось невиданными мною доселе бронированными волокушами. Одна из них видимо был собрана наспех, из склепанных стальных листов, и выглядела довольно корявой. Но зато вторая была посолиднее. Ее более толстая броня была собрана из тщательно подогнанных плит, а сварные швы были аккуратными. Закрывалась она сверху не брезентовым пологом, как первая, а металлической крышей с большими люками.

   - В них мы запихаем боеприпасы, а продукты, лыжи и прочее разместим в обычных волокушках.

   Тем временем прибыли два моих взвода - Стрелина и Свиридова. Они оставили тех бойцов, кто еще окончательно не выздоровел после ранения, и добрали недостающий личный состав из последнего взвода.

   Пока солдаты обучались посадке на танк, мы с Яковлевым и его зампотехом отправились к месту будущего прорыва, чтобы все рассмотреть на месте. Погода стояла чудесная, в смысле, висели низкие тучи, и вражеской авиации не ожидалось.

   В общих чертах план прорыва был следующим. На этом участке извилистая линия фронта проходила вдоль речки Снежа, причем кое-где немцы были далеко отброшены от берега. Для атаки нам выбрали место, где поблизости целых мостов не осталось, а следовательно у немцев не должно быть средств ПТО. Чтобы отвлечь все вражеские резервы и тем самым расчистить нам путь, сегодня вечером начнется имитация атаки далеко в стороне от настоящего места прорыва. Там уже приготовили громкоговорители с записями громыхания гусениц, а маскировочная рота собрала макеты танков и выставили их практически на виду. С наступлением сумерек включат имитацию гусеничного лязга, а потом начнется настоящая артподготовка. Ближе к утру почти все немцы в округе должны будут стянуться туда для отражения нападения, и тогда наступит наш черед. Выступать лучше перед рассветом, потому что в темноте можно запросто потерять гусеницу.

   Естественно, тогда появляется вопрос, как же перебросить танки на тот берег. Правда, река еще в конце октября покрылась льдом, так что не только пехота, но и грузовики по ней проезжать уже могли. Но вот тридцатьчетверки были слишком тяжелыми, чтобы можно было надеяться провести колонну по льду. Если сооружать прочную переправу, то ее заметит немецкая разведка. На свой страх и риск саперы решили пойти по другому пути. Три ночи они таскали в ведрах воду и готовили зимник, стараясь наморозить слой льда потолще. Для ускорения процесса намораживания в качестве арматуры подкладывали ветви, вмерзавшие в лед. Сегодня, как только стемнеет, ледовую дорогу дополнительно выложат самыми длинными и толстыми досками, какие только смогут найти.

   Изначально ледовая переправа планировалась для прохода тягачей с тяжелыми орудиями, но теоретически, если верить расчетам нагрузки на лед, танки пройти смогут. В крайнем случае, даже если какая-нибудь машина провалится, ее нетрудно будет вытащить. Из-за аномального понижения уровня воды в этом году, глубина речки подо льдом не превышала одного метра.

   Мне эта затея не очень нравилось. Понятно, что многие довоенные рекомендации, в том числе по определению грузоподъемности льда, сейчас пересматриваются, но если менять уставы можно как угодно, то с законами природы такой фокус не пройдет. Впрочем, сегодня уже двадцатое ноября, и примерно в это же время в нашей истории началось движение по Ладожскому озеру. А тут у нас вместо огромного озера маленькая речка, которая у берегов промерзает до дна. Ночи здесь заметно холоднее, чем под Ленинградом, а саперы свое дело знают. По их заверениям, щитовой настил эквивалентен дополнительным двадцати сантиметрам льда, так что беспокоиться незачем.

   Внимательно осмотрев местность на участке прорыва, и получив обещание саперов, что все будет готово вовремя, мы вернулись в расположение танковой роты, проверить, как идет подготовка.

   - Так, похоже наша пехота залазить и держаться за поручни научилась, - констатировал Яковлев, - а на практике мы все проверим завтра. Скучно вам не будет, обещаю. Тебе самому когда-нибудь приходилось ехать в составе колонны танков по бездорожью?

   - Не, я только раз ездил на учения в Прудбой, но на колесной технике и в основном по асфальту.

   - А, знакомое место. Мы как раз недавно оттуда. Когда получили матчасть со Сталинградского тракторного, то тоже обучали пополнение в Прудбойском лагере. Но я бы не сказал, что дорога туда очень уж хорошая.

   Опять прокололся. Естественно, за полвека, прошедших после войны, многое изменилось.

   - Так что, Алекся, - продолжал танкист, не заметив моего смущения, - ждут тебя незабываемые впечатления. Но сильно не огорчайся, сейчас не лето и, по крайней мере, пыль не будет стоять столбом. Да и горючку нам залили самую лучшую, так что сильно дымить не будет.

   Отработав взаимодействие, насколько это было возможно сделать за несколько часов, рота отправилась спать, чтобы ночью все были бодрые и свежие. Политрук был этим немало расстроен, так как собирался прочесть лекцию о том, какой великой чести мы удостоились, как лучшая рота в армии.

   - Мы действительно рекордсмены? - вяло поинтересовался я. - И по какому же критерию?

   - То есть как по какому, - возмутился Коробов моим невежеством. - По самому важному. Восемьдесят девять процентов личного состава - комсомольцы, коммунисты и кандидаты в члены партии. Как мне сказали в политотделе, столько ни у кого нет.

   Я отмахнулся от политрука, опасаясь что он опять начнет меня уговаривать писать заявление в партию, и ввалился в штаб батальона, которому суждено скоро совсем опустеть.

   Все детали операции уже были обговорены, и осталось только попрощаться. Расторопные Авдеев с Ивановым успели хлопнуть по сто грамм, и теперь изливали друг другу свои горести.

   Глядя на них, я удивлялся, насколько два очень похожих человека одновременно могут настолько отличаться. Они одинаково подтянутые, спортивные, в бою отважные без напускного геройства. Возраст и звание также почти одинаково.

   Но один импульсивный и предпочитающий быстрые решения, хотя ответственность за батальон и заставляла его сдерживать свои порывы, а другой рассудительный, тщательно обдумывающий свои действия. Разница проявлялась также в отношениях с девушками. Капитан в таких случаях действовал просто - он подходил к понравившейся ему связистке или медсестричке, и спрашивал, когда она сможет освободиться, чтобы составить ему компанию. В случае отказа Сергей брал под козырек, извинялся, и тут же забывал об инциденте. Впрочем, такой случаи были крайне редкими, ибо бравый капитан, да еще с орденами, мог вскружить голову любой барышне. Гэбэшник же, пытаясь что то сказать своей любимой, зачастую терялся и становился косноязычным.

   Сейчас обоих командиров роднила горечь расставания, которую они испытывали. Иванов прощался со своим батальоном, и было неизвестно, сможет ли он собрать его снова, а Авдеев оставлял по эту сторону линии фронта свою любовь.

   Впрочем, вешать нос раньше времени они не собирались. Оставшись без личного состава, комбат тем не менее не терял надежду возродить свой лыжбат. Он тщательно вел список всех выбывших по ранению, и внимательно следил за тем, чтобы его красноармейцев после выписки направляли обратно в батальон. Сейчас, после переформирования, ситуация несколько усложнилась, но Иванов не собирался сдаваться и рассылал телеграммы по госпиталям и тыловым военкоматам. Не ограничиваясь этим, он подкинул командованию идею выделить ему сотню-другую человек, чтобы научить их хождению на лыжах и прочим воинским премудростям. Его замысел был полнее прозрачным - переманить затем лучших бойцов из учебных рот в свое подразделение. Но выгода была обоюдной - вернувшиеся после обучения бойцы станут костяком лыжных подразделений.

   Увидев меня, Иванов грустно улыбнулся. - Ты уже слышал, нам наконец то знамя прислали. Хотели устроить торжество, а тут, сам понимаешь.

   Знамя отдельного лыжного батальона было новеньким, рисунок еще не успел поблекнуть. Кроме названия подразделения, на полотнище был изображен красноармеец в зимней форме, валенках и лыжах. Левой рукой он сжимал винтовку, а правой поднимал над головой гранату, хотя художник нарисовал ее так, что она больше походила на бутылку. На мой взгляд, наше знамя было самым прекрасным в мире, и я осторожно поцеловал его в самый краешек.

   - Ух ты, у нас есть настоящее знамя, - раздался у меня за спиной голос Леонова. - Мне тоже хочется к нему прикоснуться, только в этой форме нельзя.

   Я удивленно обернулся, не понимая, почему гэбэшник брезгует формой, и замер. Передо мной стоял немецкий обер-лейтенант. Под распахнутой шинелью виднелся офицерский китель каким-то крестом.

   - Ну, ты настоящий немец.

   - Это мне подарок от разведотдела, как никак направляемся в тыл врага. Документик тоже имеется. Мне подобрали удостоверение, где рожа на фотографии похожа на меня. Так что, имей ввиду.

   - А фуражку тебе дали?

   - Зачем?

   - Мало ли какая ситуация возникнет. Если тебе придется изображать из себя тыловика, то в пилотке ты будешь смотреться неестественно.

   Не спрашивая меня, откуда такие сведения, Леонов метнулся к двери, чтобы затребовать недостающую часть гардероба, но мы его вовремя схватили за руки. Расхаживать в таком виде было бы весьма небезопасно для здоровья. Накинув полушубок, и заменив холодную немецкую пилотку на зимнюю шапку, лейтенант снова сбегал к разведчикам, и принес фуражку. Еще раз покрасовавшись перед нами в таком виде, он с ненавистью стащил вражеский мундир.

   - Каждый раз, как надеваю фашистскую форму, так потом не могу отмыться, - произнес он с ненавистью. - Если бы вы только знали, что я чувствую при этом. Но зато языков в нем брать - милое дело. Да, послушайте письмо, которое я нашел в кармане кителя. Этот обер пишет: "Мы становимся помещиками, приобретаем славянских рабов и делаем с ними все, что хотим." Дальше описывается, как он устраивал порку крестьян в своей деревне Борок.

   - Сволочь! - Воскликнули мы одновременно с Авдеевым. Ландышева же выразилась еще более эмоционально и несдержанно.

   - Не беспокойтесь, этот мундир сняли с трупа. - Вот смотрите, здесь пятно до конца не отмылось.

   С комбатом уже все было обговорено, так что оставшиеся пару часов мы прикорнули, чтобы потом не клевать носом. Только Авдеев решил было последние часы перед расставанием провести за разговором с Наташой, но так как дар речи ему при этом решительно изменял, то из этой затеи ничего не вышло.

   Но вот час икс настал, и остатки нашего батальона, погрузившись в машины, отправились к рубежу атаки. Все, что было у комбата из боевого состава - разведвзвод и остатки моей роты, должны были подстраховать нас на случай неудачи. Даже маленькую сорокапятку Сергей не забыл прихватить, хотя атаку будет поддерживать целый гаубичный дивизион.

   Не доезжая до Снежи, мы спешились, и перебрались на тот берег. Два десятка саперов, выделенных для десанта, уже ждали нас здесь. Чтобы они не страдали от холода и не демаскировали отряд, комбат щедрой рукой сделав роскошный подарок, экипировав саперов из своих запасов. Так что теперь они выглядели такими же толстыми белыми медведями, как и мы.

   Времени у нас было достаточно, и бойцам разрешили перекусить. Но пока мы добирались, каша в котелках замерзла, поэтому пришлось довольствоваться хлебом с сахаром.

   Сумерки стремительно сгущались в непроглядную тьму, и вскоре, как нам показалось, с северо-востока послышался гул танковых двигателей. Ветер периодически относил все звуки в сторону, так что я не мог точно сказать, действительно ли это слышу, или мне просто почудилось.

   Дальше по плану должна была начаться артподготовка, но вместо этого послышался такой родной, и радующий сердце вой.

   - Раисы работают, - радостно воскликнул Иванов, угадав источник звуков.

   - Почему не Наташи, - возмутилась на такую дискриминацию Ландышева, - так же гораздо красивее?

   - Эрэс, значит реактивные снаряды, - с видом знатока пояснил ей Авдеев. - Но если хочешь, когда вернусь, напишу заметку в Красную Звезду, и там назовем реактивные минометы Наташами.

   - А чего ждать, я сама завтра и напишу. А то придумали тоже нелепое название.

   - Вообще то, их называют "Катюша", а еще "Андрюша", - попытался я остановить зарвавшуюся сержантшу.

   - Слишком много имен, надо оставить только одно. А мне все равно в ближайшие дни делать будет нечего, так что я закончу заметку о подвигах Леонова, и вставлю туда упоминание о гвардейских минометах "Наташах".

   - А как же мои подвиги, - воскликнул возмущенный Авдеев.

   - Извини Паша, но о нашей роте публиковать информацию запрещено.

   - А кто займется литературной обработкой твоей писанины? - поинтересовался я.

   - Конечно, Симонов. Ты же сам говорил, что он лучший фронтовой журналист. Я уже посылала через руководство ГБ требование, чтобы именно ему поручили отредактировать "Песенку фронтового жур..., то есть особиста".

   Пока шли наши препирательства, заработала артиллерия. Залпы гаубичных батарей, располагавшихся неподалеку, должны были заглушить рокот нашей танковой колонны, и вскоре на том берегу проступил еле различимый силуэт тридцатьчетверки.

   Вскоре появилось несколько разноцветных пятен трофейных фонариков, которые покачиваясь, направились в нашу сторону. Прежде, чем начинать рискованную переправу, танкисты проверяли состояние льда.

   Убедившись, что трещин нет, Яковлев сел за рычаги легкой ЗСУ, и медленно провел ее по замерзшей реке. Так как ничего страшного не произошло, то он попробовал переправиться на тридцатьчетверке. Включать фару было нельзя, и ориентироваться приходилось при тусклом синем свете ручных фонариков. Машина двигалась медленно, чтобы волновые колебания льда, проседавшего под огромной тяжестью, не привели к образований трещин. На всякий случай, к ней был прицеплен трос, а рядом шагали саперы, держащие наготове доски.

   Когда тридцатьчетверка приблизилась, стало слышно, как под гусеницами трещит деревянное покрытие переправы. Но еще более зловещим был хруст льда. Впечатление такое, будто танк ехал по стеклу.

   Не знаю, скольких седых волос эта коротенькая поездка стоила Александру, но я весь издергался, и вспотел так, будто пробежал марш-бросок. Даже Ландышева против обыкновения молчала, и пристально вглядывалась в происходящее. Когда машина заехала на пологий берег, для предотвращения пробуксовки засыпанный хворостом, раздался дружный выдох, а Наташа с горечью бросила, - какой сюжет пропадает. Хотя, может, и разрешат написать об этом.

   Не обращая внимания на наши поздравления, Яковлев прошел обратно, внимательно все осматривая. Хотя один танк и прошел, но усталостная нагрузка льда вещь загадочная. Нельзя предсказать заранее, сколько еще машин смогут здесь переправиться, одна или пять. Впрочем, для подстраховки ледовых маршрутов было сделано два, и по второму из них поехал помпотех ротного. На этот раз мы переживали не так сильно, и ничуть не удивились благополучному исходу. Еще несколько раз Яковлеву пришлось вести машины, причем в последнюю поездку вокруг танка появилась вода, просочившаяся из-подо льда. Но и в этот раз все пронесло.

   Самая трудная часть операции была завершена, и нам осталось ждать. Мы дали немцам шесть часов, предполагая, что за это время они уберутся с нашего пути.

   Наконец, ожидание закончилось, и прозвучала команда "по местам". Комбат крепко пожал мне руку, и напутствовал нас словами. - Ну танкисты, давайте. Если что случиться, мы примчимся к вам на помощь.

   Бойцы были готовы, они только и ждали приказа. Почти все вооружены немецкими автоматами, и на каждом танке поедет по одному пулеметному расчету. У всех в карманах, подсумках, за поясом, и в валенках распихана куча гранат - как наши, так и колотушки. У каждого красноармейца по две фляжки, причем естественно, во второй вовсе не вода, а дезинфицирующее средство на случай ранения в виде раствора спирта.

   Десант на броне! Звучит очень романтично, и со стороны выглядит весьма колоритно: покрашенные в белый цвет танки мчаться, не разбирая дороги, а на них восседают одетые в красивые маскхалаты бойцы, все до одного вооруженные автоматическим оружием. За этой грозной, несущей смерть армадой, остаются только покореженные немецкие пушки и разбросанные там и сям трупы фашистов, с навечно застывшим выражением ужаса на лице.

   Наверно, так оно и есть, но начало экспедиции было еще менее романтичным, чем поездка на дачу в час пик по загруженной трассе.

   Хотя я расположился на самом престижном месте, сразу за башней, да еще на подстеленном ватнике, но уже через минуту такого сидения мне стало неудобно. К тому же бойцы, оседлавшие мой танк, все время ерзали, и постоянно пихали меня своим оружием. Хорошо, что мудрые люди догадались приделать поручни для десанта, иначе нам осталось бы только цепляться друг за друга.

   Но вот двигатели, до сих пор тихо урчавшие, взревели, и колонна тронулась. Перед нами лежит темнота, которую нарушают только красные стоп-сигналы впереди идущих машин. Сразу за речкой начинается лес, но там нас уже ждут, и помигиванием фонариков направляют по извилистому пути среди деревьев.

   Впечатлений от этой поездки у меня появилась много, и все они весьма неприятные.

   Начну с того, что тряска не просто сильная, а совершенно невероятная. Подстеленный ватник и толстые штаны помогали мало, и вся нижняя часть моего тела наверно превратилась в сплошной синяк. Однако не меньше неприятностей доставили копоть и гарь из впереди идущих машин. Казалось, весь воздух насыщен снежной пылью, сажей и смрадным выхлопом. Теперь я понял, почему Яковлев радовался хорошему горючему и отсутствию пыли. Ситуации хуже, чем сейчас, я просто не представлял.

   Хотя, к примеру, немецкие конструкторы как-то додумались направить на своих Тиграх выхлопную трубу вверх. Из-за этого поездки фрицев на танках становились лотереей, в которой невезучим выпадала судьба отравиться угарным газом. Конечно, в техзадании на тяжелый танк вряд ли указывалось, что он будет использоваться для перевозки пехоты. Но ведь было же ясно, что бронетранспортеров на всех не хватает, и солдат придется сажать на броню, по примеру советских войск.

   Зажмуриваясь от летящих мне прямо в лицо ошметков снега, и боясь отпустить поручень, чтобы закрыться от них рукой, я все же заметил, что лесок уже заканчивается.

   Дальше идет открытое пространство, освещаемое лениво висящими в небе немецкими ракетами. Теперь все зависит от наших артиллеристов. Ближайшие километры мы будем идти под прикрытием огненного вала, и если наша разведка не подвела, то особых трудностей здесь не возникнет.

   Вражеские позиции уже были пристреляны, так что первый же гаубичный залп накрыл их с ювелирной точностью. Сразу же, не дожидаясь, пока немцы прочухаются, танковая рота рванула вперед. Не опасаясь минных полей, которых здесь быть не могло, мехводы выжали полный газ, развив предельно возможную скорость, и направили машины на боевой курс.

   В немецких окопах кроме часовых и дежурных расчетов пулеметов никого не было, да и тех в основном уничтожили артобстрелом. Наше нападение действительно оказалось для фрицев сюрпризом, как мы и рассчитывали. Поэтому, пролетев через вражеские траншеи, никто из десантников не сделал ни одного выстрела. Впрочем, даже если бы мы заметили врагов, то прицельный огонь был бы совершенно невозможен. Танк вообще устройство, не предназначенное для комфортной езды, а что касается тридцатьчетверок, то с их подвеской трясет просто неимоверно. Теперь только я полностью осознал, почему танковый десант желательно вооружать автоматическим оружием - целиться на ходу все равно не получится.

   Орудийные залпы стихли, едва мы подъехали к переднему краю противника, и кроме рокота моторов и лязга гусениц тишину нарушал только скрежет немецких пушек, которые давили наши танки.

   Проскочив окопы, мы еще минут десять мчались по хорошо наезженной снежной дороге. Водители выжимали из танков, все, что только можно, и вскоре колонна рассредоточивается в роще, не доезжая до села. Мы пока не выдаем своего присутствия, хотя трудно надеяться, что в немецком гарнизоне не подняли тревогу.

   Собрав взводных, я быстро их опрашиваю, есть ли раненые и убитые. Оказалось, что несмотря на быстрое подавление вражеской обороны, у нас все же убило одного сапера, и еще один десантник свалился с машины. Жив ли он, и где сейчас находится, никто не знает. Первый убитый, которого я увидел за последний месяц, произвел на меня тягостное впечатление. Пусть я никогда раньше его не видел, но все-таки терять боевых товарищей тяжело. Похоронить бойца мы сейчас не можем, и пришлось оставить тело у дороги, рассчитывая, что его вскоре подберут наши.

   Остановка была недолгой. Артиллеристы уже начали обстрел деревни, причем Яковлев лично корректировал огонь. Под таким надежным прикрытием два взвода танков ринулись вперед, а третий начал обходной маневр справа. Мурзик с Громобоем остались в роще, и прицельным огнем выбивали замеченные огневые точки. Здесь же находились расчеты наших минометов, но их очередь еще не настала.

   На главную улицу села танки выскочили без помех. Пехотинцы сразу попрыгали с них на землю и начали зачистку домов, а броневые машины прошли дальше, вслед за огневым валом рвущихся снарядов. Дальше они разделились. Три танка вместе с ЗСУ остановились на центральной площади, развернувшись в разные стороны, а остальные выехали на околицу, и там повернули пушки назад, держа крайние дома под прицелом.

   Бой затих также быстро, как и разгорелся. Взошедшее солнце осветило развалины домов, в которых фрицы пытались держать оборону. Наблюдая за ходом боя в бинокль, мне показалось, что бойцы гонят пленных, но когда мы въехали в село, выяснилось что у немцев никого в живых не осталось. Уточнять этот вопрос я не стал, впрочем, другого выхода у нас и не было. Ждать подхода наших частей мы все равно не собирались.

   Яковлев озабоченно осмотрел танк с разбитой подвеской, и констатировав, что его придется оставить, обратился ко мне. - Потери подсчитал?

   - Восемь человек, из них трое убитых.

   - Потери десять процентов в живой силе и технике, - нахмурился командир, - а ведь нам еще сорок километров нужно пройти, да еще без артиллерийского прикрытия.

   - Ему хорошо, - мелькнула у меня раздраженная мысль, - его танкисты все целы, а у меня с самого начала столько погибших.

   Теперь у меня появилось сомнение в том, что мы можем дойти до цели. Но еще больше сомнения вызывал вопрос, сможем ли мы вернуться обратно.

Глава 5

   - Сможем, - уверенно ответил Леонов. Похоже, я высказал свои мысли вслух. - В крайнем случае, прорвемся к партизанам. У них есть и связь с большой землей, и самолеты они на своих лесных аэродромах принимают.

   Так как ждать подхода своих мы не собирались, то раненых пришлось оставить в селе, выбрав для них хорошо натопленное помещение. Двое из них могли держать оружие, и были в состоянии самостоятельно отбиться от небольших шаек немцев, которые еще могли оставаться здесь.

   Доверив проблему отлова спрятавшихся немцев тем, кто придет после нас, мы расселись по местам. Танки завелись, снова окутавшись густым дымом, смешавшимся с еще не рассеявшимся утренним туманом, и походная колонна тронулась дальше. Начавшийся небольшой снежок ухудшил видимость, и машины ехали с открытыми люками. Хотя во время стоянки смотровые приборы тщательно очистили, по уже после нескольких минут движения по грунтовой дороге, они забились до полной потери видимости. Сначала такая судьба постигла замыкающие танки, на которые грязи летело больше всего, но потом досталось и головным. Поэтому все командиры машин сидели на башнях, не обращая внимания на то, что внутрь танков сыпется снег. Случись что с танком, отвечать придется в первую очередь командиру экипажа.

   Впереди нас ждало несколько километров свободной дороги, где не было ни одного немца, но дальше была река Полисть, через которую нам как-то следовало перебраться. Конечно, у нас собой есть саперы, которые могут наладить переправу в любом месте. Они взорвут лед, соорудят мостик, постелят на скользкий берег ветки или доски, и все. В смысле, и наш поход завершится в самом начале. Пока мы будем возиться с переправой, немцы подтянут противотанковую артиллерию, и нам останется лишь вернуться обратно. Хотя может, нас успеют окружить, и отступить мы тоже не сможем. Единственное, что может нам помочь выполнить задачу, это найти какой-нибудь мост, и прорваться через него на правый берег.

   Но вот и Полисть. Засыпанная снегом, она не очень выделяется на фоне зимнего пейзажа, разве что отсутствием растительности, и я не сразу ее заметил. Река течет в общем направлении на север, но при этом выделывает замысловатые петли, поворачивая и на восток, и на запад, и даже обратно на юг.

   Сама река нас пока не интересует, без длительной подготовки ее не преодолеть. Но вот и наша ближайшая цель: Хорошо видимое с пригорка, на котором мы остановились, перед нами раскинулось село, за которым находился столь нужный нам мост. Танки, шедшие до сих пор колонной, уже начали перестраиваться в боевой порядок, съезжая с дороги и расходясь в стороны. Один взвод взял правее, чтобы зайти в село с юга, а два других пошли прямо. На северной окраине села тянулись густые сады, и туда машинам соваться не стоило.

   Я с удовольствием любовался слаженными действиями танкистов, готовящихся выбить немцев из села. Правда, согласно разведсводкам, гарнизона здесь не было, только одно отделение, охранявшее мост. Но лишняя осторожность никогда не помешает. От немцев следует ожидать любых неожиданностей. И действительно, сюрпризы вскоре появились. Из глубины села, с той стороны, куда направлялись танки, неожиданно рявкнул выстрел. Очень громкий, стреляло явно не трехдюймовое орудие тридцатьчетверки. Я повернул бинокль в том направлении, стараясь высмотреть противника, как тут же последовал новый выстрел. На этот раз немцы оказались точнее, и попали в башню. Мы, конечно, не могли видеть, как летит снаряд, просто вдруг у головного танка, въехавшего в село, с правой стороны башни вылетел сноп искр, и она резко сползла набок. Работал явно крупный калибр, дверным колотушкам такое не под силу. Значит, даже усиленная лобовая броня не сможет спасти танки в случае попадания снаряда.

   - Чертова разведка. Убеждали нас в том, что в селе гарнизона нет, - выругался я сквозь зубы, и добавил еще одно выражение, жалея о том, что разведчики меня сейчас не слышат.

   Яковлев тут же приказал машинам отойти и спрятаться за домами. Скорострельность у гаубиц небольшая, и прежде чем они снова приготовились к стрельбе, машины отъехали назад и оказались в мертвой зоне, где могли оставаться в относительной безопасности.

   Пока мы размышляли, что же делать, второй сюрприз тоже не заставил себя ждать. Когда Яковлев выглянул из люка с перекошенным лицом, стало ясно, что дела наши идут все хуже и хуже.

   - Там гранатометчики, - махнул он рукой в сторону правого фланга. - Пытались забросать машины гранатами. Десантники их отогнали, но танкам пришлось остановиться.

   Ловушка была устроена превосходно. Установи немцы свои пушки на краю села, мы бы их издалека расстреляли нашей самоходкой. А так они прячутся где-то среди домов, и мы даже не видим, где у них огневая позиция. Без корректировщика их там не достать.

   Въехать в село танки теперь не могут, остается только пустить вперед пехоту. Однако это будет нам стоить больших потерь, и займет много времени.

   - Сема, - прокричал Яковлев по внутренней связи своему водителю, - давай в башню. Он уступил свое командирское место заряжающему, который тут же приник к панораме, проверяя установку прицела, а сам полез на место мехвода.

   - Держитесь крепче, - кинул он десантникам, перед тем, как скрыться в люке. - Прокачу с ветерком.

   Моего мнения командир не спросил, но обстановка не оставляла ему другого выбора. Мурзик со своим десантом оставался нашим последним резервом. Если он зайдет с левого фланга, где нас не ждут, прямо в тыл к немцам, то сможет обстрелять батарею тяжелых орудий, мешающею нашему продвижению.

   Яковлев повел машину напрямик по садам, уворачиваясь от крупных деревьев, которые могли своими ветками стряхнуть десантников на землю. Пробив с ходу забор, танк выскочил на какой-то переулок, где суетилось несколько немцев. Увидев нас, они тут же юркнули в ближайшую избу и стали отстреливаться. Расстрелять этот дом из танковой пушки мы не могли, уж больно извилистой была улочка, на которой он стоял. Чтобы его уничтожить, тридцатьчетверке пришлось бы подъехать к нему метров на двадцать, но тогда бы танк сам сделался уязвимым для немецких гранат. Засевших в доме фрицев следовало окружить пехотинцами, забросать гранатами и расстрелять из автоматов.

   Но Яковлев не собирался ждать, пока мы будем возиться с немцами, и направил машину прямо на избу. Я заметил, что он таранил дом не наобум, а сбил только угол, стараясь не задеть печь.

   Расчистив себе дорогу и в прямом, и в переносном смысле слова, танкист остановил машину, и подождал, пока мы снова на нее залезем. Не доезжая до конца переулка, мы снова свернули, проехали через какой-то дворик, и помчались по огородам. Еще один резкий поворот, да такой, что мы чуть не слетели с брони, потом еще один, и машина уже поехала по улице, отбросив в сторону оказавшуюся на пути легковушку вместе с ее пассажирами.

   Я уже давно потерял направление, и усиленно крутил головой по сторонам, пытаясь сориентироваться на местности. Но неожиданное зрелище, открывшееся после очередного поворота, заставило меня отвлечься от этого занятия. Впереди были знакомые мне 105мм гаубицы, изготовившиеся к стрельбе.

   Напрасно я ругал нашу разведку, эта гаубичная батарея появилась здесь только недавно. Половина пушек все еще была в походном положении, и только две успели перевести в боевое и замаскировать среди деревьев. То ли они приехали раньше остальных, или же причиной была элементарная нехватка боеприпасов, но остальные немцы поставили в сторонку и не пытались ими воспользоваться.

   Когда мы так внезапно появились, эти орудия держали на прицеле улицу, по которой пытались проехать наши основные силы. Хотя в задачу гаубицы и входила борьба с вражеской бронетехникой, но большой вес и длинный ствол не позволял быстро развернуть орудие в нашу сторону. Пока бронетехника противника находится в отдалении, 10см гаубица, как ее называли немцы, была эффективным противотанковым оружием. Но, когда, как в нашем случае, противнику удавалось обойти батарею с флангов, орудийные расчеты просто не успевали довернуть пушки в нужном направлении.

   Ошарашенные нашим внезапным появлением артиллеристы тоже были в курсе о возможностях своей техники, и врассыпную бросились в стороны, как мыши от кота.

   Выучив к этому времени уставы и ознакомившись со штатных расписанием немецких подразделений, я уже точно знал, сколько врагов и с каким вооружением нам противостоят. Одна гаубичная батарея - это ровно сто сорок человек. Казалось бы, вдесятером кидаться на такого противника, это полное безумие. Но вся эта орава состояла в основном из тыловых команд и служб поддержки. Наверняка оба имевшихся в батарее пулемета уже выдвинули на передовой рубеж, и теперь противник может противопоставить нам только карабины и пистолеты. Даже если враги вдруг опомнятся и мгновенно организуют оборону, то все равно плотность нашего огня будет намного выше. Ну а наличие танка, и не где-нибудь в отдалении, а прямо здесь, на этой улице, делало сопротивление бессмысленным.

   Должно быть, все эти рассуждения пришли в голову не только мне. Проанализировав сложившуюся ситуацию и трезво оценив свои шансы, орудийные расчеты мгновенно испарились. Только что здесь суетилось полсотни человек, как вдруг все они исчезли, оставив только пару трупов наименее расторопных. Не зря же всегда считалось, что в артиллерию берут самых умных.

   Спешившись и рассредоточившись, бойцы осторожно прошли вперед, внимательно оглядывая каждый закоулок. Хотя мы никого не видели, но это не значит, что фрицев здесь совсем не осталось. Самые отважные из них могли спрятаться и начать стрелять нам в спину. Несомненно, если бы в такую ситуацию попали немецкие пехотинцы, то они именно так бы и поступили. Но у артиллеристов были другие навыки, бесполезные для ближнего боя, и они предпочли просто отойти.

   Распределив между собой сектора обстрела, десантники залегли вокруг Мурзика, дожидаясь подкрепления. Убедившись, что все чисто, командир танкистов передал по рации приказ двум первым взводам, и танки осторожно подъехали к центру села, соединившись с нами. Оставалась только проблема гранатометчиков, засевших на южной окраине, но она решилась сама собой. Поняв, что враг уже зашел к ним с тыла, фрицы быстро ретировались.

   Больше опасностей пока не предвиделось, по крайней мере, на ближайшее время. Танки стояли, заглушив моторы, и в наступившей тишине вдруг послышался визг стартера, сменившийся негромким гудением работающего двигателя. Хотя звук начал от нас отдаляться, но я не на шутку перепугался. Кто знает, что там фрицы злоумышляют? По команде Яковлева сразу два танка двинулись вперед, повернув орудия в разные стороны, и прикрывая друг друга от возможного нападения. Однако предосторожность была напрасной, немцы вовсе не собирались атаковать. Иметь с нами дело фашисты больше не желали. Наоборот, они решили удалиться от нас наиболее быстрым способом, то есть на машине. Тентованный грузовик, до сих пор прятавшийся где то в подворотне, неожиданно выскочил на дорогу и помчался к мосту. Немцам нужно было только несколько секунд, чтобы пересечь реку и скрыться за деревьями на том берегу. Но сегодня был явно не их день. После первой же пулеметной очереди лопнули пробитые скаты и? скользнув по обледенелой дороге в сторону, грузовик на полной скорости пробил перила моста и рухнул вниз.

   Теперь нам нужно было только подождать самоходку, чтобы продолжить путь. Полностью проводить зачистку села мы естественно не собирались. Расчистили себе дорогу, и можно ехать дальше. Осталось только перевязать раненых и подобрать трофеи. Приказав это сделать, наш командир, конечно, имел ввиду только пулеметы и автоматы. Но у Стрелина и Свиридова уже были свои устоявшиеся взгляды на то, какими должны быть трофеи. Яковлев, потеряв дар речи, наблюдал за тем, как быстро десантники привели в походное положение немецкие гаубицы. Несколько лошадей, которые должны были их тащить, было ранено во время боя, но их заменили другими, выпряженных из немецких же повозок.

   Обследовав два орудия, стоявших в сторонке, Стрелин подбежал к нам и с озабоченным видом отрапортовал. - Товарищи командиры, одна гаубица неисправна, затвора у нее нет. Как, взрывать?

   С трудом придя в себя, Яковлев покачал головой, и с трудом сдерживая смех, произнес, стараясь сохранять серьезное выражение лица. - Я, конечно, слышал рассказы о том, что твоя рота захватила у немцев целый гаубичный полк. Но, признаюсь, думал что это так, обычные фронтовые байки.

   - Ну, может и не полк, - скромно возразил я, - а от дивизиона другого мы никогда не отказывались.

   - Ладно, неисправную гаубицу взрывайте. С собой мы все это богатство конечно не возьмем, но переправить к своим успеем. С той стороны особой стрельбы слышно не было, а значит, наши войска сейчас успешно продвигаются вперед вслед за нами. Пусть орудия повезут два красноармейца из числа легкораненых, и подберите им в помощники четыре человека из местных жителей.

   - С остальными ранеными что делать? - поднял я еще один важный вопрос. - В селе слишком опасно, немцы могут вернуться.

   - Согласен, оставлять их здесь нельзя. Мы не знаем, кто первым войдет в село, наши или немцы. Так что освободите место в Ганомаге, и устройте их там поудобнее.

   Никакого движения на дороге не было, и мы спокойно ехали вперед, прислушиваясь к тихому рокоту далекой канонады, который доносился откуда то издалека, так что нельзя было точно определить направление. Через пару километров такой спокойной езды с передового танка сообщили, что натолкнулись на остатки разгромленной колонны. Когда мы к ней приблизились, у нас отлегло от сердца. Техника была явно немецкой.

   Обугленные остовы машин еще дымились, так что это не могло быть работой группы Масленникова, да и в прорыв они шли не здесь. Огневой налет артиллерии тоже не мог накрыть колонну с такой точностью.

   - Штурмовики постарались, - заметил Яковлев, любуясь на картину разгрома, - но мало их было, не больше двух.

   - Только один, - возразил я с видом знатока. Еще бы, побывал на аэродроме штурмовиков, пообщался с летчиками. - В такую погоду ведомого потерять - раз плюнуть, вот и вылетают в одиночку.

   - А ведь фрицы то нас встречать шли. Кто знает, если бы они успели окопаться и замаскировать пушки, то мы бы еще пару-тройку танков потеряли. Вовремя наши летчики их обнаружили.

   - Так и должно быть, - присоединился к обсуждению Леонов. - Надо уничтожать колонны противника на марше и не допускать их подхода к переднему краю. Так в наставлениях написано.

   - Эх Лешка, в уставах много мудрых мыслей записано, да только штурмовиков у нас на весь фронт только раз два и обчелся. Так что надеемся только на себя, и внимательно смотрим по сторонам.

   Но смотреть по сторонам именно в этот момент было не слишком приятно. Неведомый мне летчик явно был снайпером, и снаряды не экономил. Так что сейчас вокруг нас в обилии встречались образчики различных видов смерти. Тут были немцы иссеченные осколками, разорванные на части, сгоревшие в кузове грузовика, в котором взорвался бензобак. Естественно, попадались и самые разнообразные комбинации.

   - Широкий выбор у немцев, - прокомментировал жутковатую картину Леонов. - Если они непременно хотят умереть, то могли бы это сделать и дома. Нечего было так далеко переться.

   Мы ехали в хвосте колонны, поэтому не видели всего, что было на дороге. Под гусеницы нашего танка ложилось какое то серое месиво, состоящее из снега, пепла, обрывков одежды, и еще чего-то бурого. По сторонам же разворачивалась картина, запечатлевшая последние минуты жизни немецких солдат. Многие машины стояли накренившись в кювете. Водители отчаянно пытались вырваться с дороги, ставшей смертельной ловушкой, и уйти от обстрела, но в такой болотистой местности придорожные канавы роют глубокими, и шансов у них не было. А вот валяется помятая пушечка, видимо сдетонировал передок, наполненный снарядами. Дальше огромная воронка, которую даже танкам пришлось объезжать - здесь закончил свой опасный путь грузовик с боеприпасами. Вдруг с одного из танков спрыгнула фигурка в белом маскхалате.

   - Это он что, помародерствовать решил, - недовольно нахмурился Яковлев. - Не время сейчас.

   - Это сержант Стрелин. Раз он что то задумал, значит дело стоящее, - заступился я за своего подчиненного.

   Ну точно, так и есть. Когда мы поравнялись с ним, то увидели, что сержант возится с уцелевшей немецкой пушкой. Выжившие в этой бойне фрицы скорее всего занялись своими ранеными, и только поэтому не успели забрать технику. Но скоро они сюда ввернуться, и начнут искать уцелевшее оружие.

   Что именно там сделал Стрелин, я не разглядел. Калибр у пушки был слишком маленьким, чтобы в ствол можно было засунуть гранату. Однако, поколдовав над казенником, Стрелин бросился к самоходке, замыкавшей колонну, а громыхнувший за ним взрыв показал, что эксперимент оказался удачным.

   Еще находясь под впечатлением от увиденного, я прозевал появление самолета, заметив его только после того, как услышал команду "воздух". Танки продолжали двигаться, только задние машины притормозили, увеличивая дистанцию. Оглядев колонну, я заметил, что пулемет на Ганомаге сняли с переднего станка, и переставили на вертлюг, позволяющий вести зенитный огонь. Пулеметчики установили свои машингеверы на башни, но без команды пока не стреляли.

   Немецкий разведчик сделал над нами круг, но не заметив ничего подозрительного, покачал крыльями, и спокойно полетел дальше. Ну подумаешь, едут какие-то солдаты в белых маскхалатах на белых танках. Ясно ведь, что не русские, фронт ведь вон где.

   - Говорил я не рисовать красные звезды, - похвастал Яковлев, помахав рукой летчику. - А замполит еще возражал, как же это советские танки без звезд будут в бой идти. Но комполка объяснил ему, что если немцы хотя бы на пару мгновений задумаются, чьи же это машины, то мы получим большое преимущество. Каждая такая секунда приближает нас к победе.

   Когда самолет скрылся из виду, старлей вытащил из башни планшет и, удерживая карту, которую ветер вырывал у него из рук, показал мне дальнейший маршрут.

   - Сейчас проедем низинку, а потом у холмика остановимся и вышлем вперед разведку. Твои лыжники пройдут до следующего села и все там проверят.

   Перевалив через гребень, за которым должна была начаться низина, мы столкнулись со странной процессией. С десяток немцев тянули вверх по обледенелому склону маленькую легковушку. Один из них, обрадовавшись неожиданной помощи, радостно замахал нам руками, призывая помочь бурлакам в их нелегком деле. Остальные, не такие доверчивые, заподозрили подвох и, бросив трос, попытались убежать. Особо доверчивый немец, приглядевшись, понял свою ошибку, и тоже дал деру. До ближайшего перелеска, где немцы могли бы спрятаться, было всего метров сто. Но мехводы вовремя остановили танки, дав возможность нашим пулеметчикам спокойно выцеливать бегущих фрицев. Через полминуты стрельба стихла. Врагов уже не осталось, только разбросанные тела в серых шинелях и длинные красные полосы на снегу.

   Дно ложбинки, которую нам предстояло преодолеть, было занесено снегом, и танкисты старались вести машины осторожно, внимательно рассматривая дорогу, скрытую под сугробами. Но все-таки одному из них не повезло, и его тридцатьчетверка провалилась гусеницей в глубокую канаву. Пытаясь объехать остановившийся танк, мехвод следующей машины слишком резко свернул в сторону, чего на спуске, конечно, делать не следовало, и порвал гусеницу.

   Пришлось устраивать привал раньше, чем мы рассчитывали. Пока танкисты лазили вокруг своих пострадавших тридцатьчетверок, я отправил вперед разведчиков и расставил посты, после чего поинтересовался у Яковлева, быстро ли продвигается ремонт. Как он объяснил, дело было плохо. Слетевшую гусеницу быстро поставят обратно, но вот у другого танка поврежден ленивец, а это гораздо серьезнее. Без мастерской починить машину было нельзя, и ее придется бросить. Из танка уже начали выгружать боеприпасы и снимать все, что только можно.

   Пришлось утешиться тем, что потеря танка отчасти компенсировалась полезной находкой в виде командирской машины "KdF Typ 82", проще говоря "Фольксваген". Это тот самый народный автомобиль, который Гитлер обещал каждой немецкой семье, но который немцы так и не получили, потому что все машины отправлялись в армию.

   Наш Фольксваген был сравнительно новеньким, и из неисправностей у него оказалось только отсутствие бензина, почему немцы и впряглись в него бурлаками. Когда они бросили трос, машина плавно скатилась вниз и застряла в снегу. С горючим нас выручила зенитная самоходка. Из всей имевшейся бронетехники только она была с бензиновым двигателем.

   Трофейную машинку отдали одному из безлошадных мехводов. Обрадованный тем, что у него снова появилась своя техника, танкист со счастливым выражением на лице прогревал двигатель и во все горло весело распевал частушки:

   Скоро Гитлеру могила,

   Скоро Гитлеру капут.

   Скоро русские машины

   По Германии пройдут.

   - Вот, посмотрите до чего немцы дошли, - с сарказмом кивнул Леонов в сторону Фольксвагена. - В качестве командирской машины используют это убожество. Крошечная, со слабеньким двигателем, который даже не имеет водяного охлаждения.

   - И мотор у него, извините, в заднице, - добавил со смехом Авдеев.

   - Напрасно смеетесь, - возразил я гэбэшникам. - Практика показала, что такая компоновка оказалась крайне удачной. Небольшая масса и загруженность ведущих задних колес позволили достичь очень высокой проходимости. Такая машина легко преодолеет любую грязь. И радиатор у нее не забивается, потому что его просто нет. Так что не случайно Фольксваген стал командирско - разведывательной машиной.

   - Ну тогда эта машинка как раз то, что нужно для наших дорог, - согласился с моими доводами Авдеев, - они у нас в таком ужасном состоянии.

   - Да, не готовы наши дороги к встрече незваных гостей, - протянул я задумчиво. - Пока немцы продвигаются вперед или фронт не движется, то они еще выкручиваются. Вся застрявшая техника постепенно вытаскивается из грязи, сломанная - отправляется в ремонт. Машины, стоящие с пустыми баками, рано или поздно дожидаются подвоза горючего. Но вот стоит только нашим войскам перейти в наступление, как фашистам приходится бросать технику, потому что запчасти или бензин вовремя не завезли. Хотя и скорость продвижения наших войск обычно небольшая, и в котлы немцы еще не попадали, но потери транспорта у них при этом огромные.

   - Перемудрили фрицы. Как же им вовремя доставить запчасти, если у них так много типов машин.

   - Ну, нельзя сказать, что они не пытались решить эту проблему, - начал я лекцию, не упуская случая похвастать своими знаниями. - Еще перед началом войны некий полковник фон Шелл составил план по стандартизации автопарка Вермахта. Он предложил Гитлеру сократить количество типов машин сразу на сотню, и оставить лишь четырнадцать. Естественно, это значительно упростило бы снабжение запчастями и ускорило ремонт. Еще Шелл предлагал наладить серийное производство по американскому образцу. Он специально ездил в США, и изучал там вопросы моторизации. Но к счастью для нас, в капиталистической стране эти идеи встретили упорное сопротивление промышленников.

   - И все-то ты знаешь, - восхищенно посмотрел на меня Авдеев, - и откуда только?

   - Читал об этом у Гудериана, - брякнул я не подумавши, поддавшись на грубую лесть, и тут же поспешил поправиться. - Видел копии его ... писем, ну ... кое-где.

   - Эх, - задумчиво протянул Леонов - вот бы тебе еще немецкий подучить, тогда бы цены не было такому разведчику.

   - Да я и так, пока лежал в госпитале, по двадцать новых слов в день зазубривал, и это не считая военных терминов.

   - Давай, когда будет время, я тебе произношение поставлю. Вот Пашка в два счета научился правильно выговаривать немецкие команды, да еще с южногерманским акцентом. Даю слово, что фрицы примут его за своего.

   - Да, навык полезный, - согласился я. Перед глазами сразу встала картина, как мне пришлось изображать немого, чтобы снять часового. Если бы я тогда мог сказать пару слов без акцента, все было бы намного проще.

   - Что еще Гудериан интересного писал, из несекретного, конечно? - продолжал любопытствовать Авдеев.

   - Быстроногий Гейнц, так его прозвали, расписывал, что он весь такой белый и пушистый как ангел, наше мирное население любит, никого не убивает, и вообще что у него на танке даже нет вооружения.

   - Сука он, а не ангел, - с яростью перебил меня Леонов. - Наша дивизия попадала под удар его танков, и в окружении была. Так вот, гудериановские солдаты убивали всех пленных. Причем не только тяжелораненых, как и остальные фрицы делают, но вообще всех без разбору.

   - Еще он оказывается очень геройский парень, - продолжал я пересказывать "Воспоминания солдата". - Например, целая немецкая батарея и куча мотоциклистов не могли захватить наши позиции. И тут подъехал великий и ужасный Гейнц на своем командирском танке, и лично огнем из пулемета разогнал всех русских.

   - Если там были мотоциклы разведки, то на каждом имелись пулеметы и МП-40, - рассудительно возразил Авдеев. - Еще один пулемет тут погоды не сделает.

   - Ага, - подхватил его мысль Леонов, - особенно тот, которого на командирской машине якобы вообще не существует.

   - Ну и конечно, - продолжал я делиться познаниями, - он знает все лучше, чем германское командование, и подолгу объясняет Гитлеру, какой фюрер идиот. Но в общем, Гейнц хотя от скромности и не помрет, но действительно является одним из лучших немецких генералов.

   - Это да, - согласился Алексей. - И Курск он смог захватить. Все-таки жаль, что ты только читал письма Гудериана, вместо того чтобы просто убить его.

   - Не было у меня такого задания, - сразу воспротивился я напоминанию о главных задачах попаданцев. Сначала Гудериана им убей, потом автомат Калашникова изобрети. Фигушки, кто умеет, тот пусть сам и делает. - Да и вообще, мне близко к нему никогда не приходилось подходить. Я же инженер, и мое дело собирать информацию, а не совершать диверсии.

   - Да, а теперь мы с ним и не сможем поквитаться, - согласился Леонов. - Он в Курске, чуть ли не в тысячи километров отсюда, и у нас нет никаких шансов на встречу с ним.

   Закончив с ремонтом, поредевшая колонна двинулась дальше. Настроение у всех сразу упало. Только этим можно объяснить то, что в ближайшей деревне мы опять понесли потери. Сначала все складывалось хорошо. Как нам доложили дозорные, испугавшись стрельбы и увидев танки, все немцы попрыгали в машину и покинули населенный пункт.

   Правда, как оказалось, кое-кто все-таки остался, чтобы прикрыть отступление. Бой был очень коротким, в нем участвовали только передовые машины. Остальные даже не успели подъехать, как все было кончено. Сопротивление оказали буквально пара солдат, но как ни странно, они успели подбить танк.

   - Сколько в предыдущем бою гранат кидали, и ничего, - сокрушенно оправдывался экипаж пострадавшей машины. А тут одна единственная, и как нарочно, прямо под ведущую звездочку.

   Я из любопытства подошел и посмотрел на немца, сделавшего роковой бросок. Странно, на гренадера совсем не похож. Маленький и щуплый, он скорее походил на штабного писаря. Офицеры сунули ему в руки оружие и пихнули - воюй мол, а нам надо срочно ехать.

   Теперь у нас оставалось только шесть тридцатьчетверок, но это была грозная сила, и мы почти не сомневались, что выполним свою задачу. К тому же с нами еще была самоходка со своим мощным орудием, так что основания для оптимизма у нас имелись. Правда, десантником стало очень тесно, машин на всех уже не хватало. Но пять человек принял на свою броню Громобой, отчасти решив проблему.

   Следующим селом, куда вел нас зимник, было Соколово. Если нам удастся его проскочить, то дальше поедем уже по большаку. Там дорога должна быть ровной, и колонна сможет ехать с большой скоростью. Однако сначала надо прорваться через это село, что оказалась не таким уж и простым делом. То, что мы в нем увидели, нам очень не понравилось. Судя по количеству машин, в деревне находилось не меньше батальона противника. Однако не все уж плохо. Немцы не стояли здесь постоянным гарнизоном, а находились проездом. Никаких укреплений, постоянных огневых точек и изготовившихся к стрельбе противотанковых орудий видно не было. Только пара часовых с пулеметом маячили на въезде в село. Ехать в объезд значило потерять много времени, и мы решили идти на прорыв здесь.

   На этот раз Яковлев сменил тактику и пустил вперед наименее защищенные машины - Ганомаг и Фольксваген, в расчете на то, что немцы примут нашу колонну за свою. Командирский танк вместе с самоходкой поставили в середину.

   План командира, хотя и был довольно рискованным, но вполне удался. Не видя на машинах никаких опознавательных знаков, часовые разумеется, решили, что в тылу их армии никакой техники, кроме как германской, быть не может. Так как поднимать тревогу никто не спешил, то наш Ганомаг спокойно поравнялся с немцами, после чего автоматчики короткими очередями сняли обоих часовых. Шум выстрелов потонул в грохоте танков, и мы беспрепятственно въехали в село.

   По всей улице стояли многочисленные грузовики, и открытые, и тентованные. Многие были с прицепами, некоторые везли пушки. Сами же фрицы, как и следовало ожидать, сидели по избам и грелись. Заслышав шум моторов, самые любопытные вышли на улицу посмотреть на танки, и даже махали нам руками. Кто-то, особенно добродушный, или скорее, самый пьяный, показал нам бутылки, приглашая принять участие в попойке.

   Огонь мы еще не открывали, дожидаясь, пока вся колонна не втянется в село. Когда замыкающий танк поравнялся с крайними домами, по команде Яковлева все машины начали поворачивать орудия. Пока немцы не успели сообразить, что к чему, десантники открыли огонь. Больше полусотни пулеметных и автоматных стволов выплюнули огонь на стоявших немцев, сразу очистив улицу от оккупантов. После этого в сторону грузовиков полетели гранаты. Не дожидаясь ответного огня, танки рванули вперед, рискуя потерять гусеницы. Самим танкистам, скорее всего, ничего не угрожало, но вот десантники были очень уязвимы для ответного огня противника. Достаточно было какому-нибудь автоматчику, притаившемуся за окошком, хорошо прицелиться, и очередь, выпущенная почти в упор, стоила бы нам больших потерь. Но внезапность дала нам большое преимущество, и мы использовали его на все сто процентов.

   Не жалея патронов, бойцы стреляли по каждому подозрительному движению, чтобы противник не осмелился высунуться и оказать сопротивление. Казалось, тридцатьчетверки были охвачены огнем, такую интенсивную стрельбу вели десантники. Стрелянные гильзы, разлетавшиеся во все стороны, дождем сыпались на землю, отмечая наш путь. То и дело раздавалось буханье от взрывов гранат. Заранее мы не это спланировали, но по молчаливому уговору бойцы с передних танков взрывали машины, припаркованные во дворах, а на долю десантников последних танков достались грузовики, стоящие у самого края дороги.

   Мне даже стало немножко их жалко, столько имущества, которое могло бы нам пригодиться, в них пропадало. Я почти почувствовал, как Свиридов смотрит жадными глазами на свою мечту - немецкую полевую кухню с огромными колесами и высокой трубой. Возможно, он бы даже решился остановить танк и прицепить ее к волокуше, но к счастью, кухня стояла в кузове грузовика, откуда ее пришлось бы долго снимать.

   Проезжая центр села, мы увидели здание сельсовета. Несколько легковых машин, припаркованных рядом с ним, говорили о том, что здесь располагается немецкий штаб. По команде Яковлева, Громобой и еще пара танков съехали с дороги и отсалютовали немецким офицерам орудийными залпами, после чего бросились вдогонку остальным.

   Как грозный ураган пронеслась наша колонна по селу. Танки мчались на полной скорости, гремели взрывы гранат, трещали пулеметные очереди, пылали подорванные гранатами грузовики. Замыкающая тридцатьчетверка развернула пушку назад и добивала уцелевшие машины. Хотя во время движения сильные колебания танка не дают точно прицелиться, но на небольшом расстоянии, да еще по таким крупным мишеням промахнуться было трудно.

   В таких условиях немцам было нелегко отважиться на ответный огонь, а тем более метнуть гранату, поэтому убитых и раненых у нас оказалось мало, в основном это были пострадавшие от взрыва грузовика, груженого боеприпасами.

   Вот уже почти вся колонна миновала село, но радоваться пока рано. Последний танк ехал медленно, чтобы забрать раненых, упавших с брони во время этой отчаянной гонки по улице. Даже на хорошей дороге тормозной путь разогнавшейся тяжелой машины составляет метров сорок, а на скользкой, покрытой снегом, еще больше. Поэтому задача подбирать упавших была возложена на замыкающую машину.

   С каждым мгновением вероятность того, что фрицы придут в себя, возрастала, и я нетерпеливо отсчитывал секунды. Хотя несколько пулеметов держали улицу под прицелом, пресекая всякие попытки шевеления, но все равно я был весь на взводе. Но вот, наконец-то, последний танк покинул село, где мы оставили после себя полсотни горящих машин, и колонна устремилась вперед.

   Скорее всего, убитыми немцы потеряли не так и много людей, но зато лишились всей своей техники и припасов. Так что теперь это не боеспособное подразделение, готовое в любой момент двинуться на фронт, а скопище дезорганизованных солдат. На то, чтобы привести батальон в порядок, назначить новое командование, обеспечить транспортом и боеприпасами, потребуется много времени.

   Теперь мы едем прямо на юг, где нас ждут окруженцы. Больше половины пути пройдено, и еще километров пять никаких населенных пунктов у нас на пути не будет. Идиллия, да и только.

   Нарушая идиллию, с головного танка сообщили, что видят впереди колонну машин. Подъехав поближе, мы насчитали больше двадцати крытых грузовиков. Готовиться к бою никто из немцев явно не собирался. Ну кому в голову может прийти что здесь, глубоко в тылу они могут встретить советские танки. Совершенно очевидно, что выкрашенная в белый цвет бронетехника без опознавательных знаков была своей. Да и Ганомаг, возглавлявший нашу колонну, подтверждал это.

   Уступить нам дорогу немцы не могли, поэтому грузовики остановились, ожидая пока мы не объедим их по снежной целине. Ну что же, мы ребята покладистые. Как хотят, так мы и сделаем. Притормозив, передние танки развернулись на месте, и осторожно переехали через глубокий кювет. Пользуясь моментом, водители грузовиков вышли из машин, и устроили перекур. Только когда башни стали синхронно поворачиваться влево, кто-то посообразительнее догадался броситься наутек.

   Танки остановились, и бойцы занялись привычным делом. Боем это назвать было нельзя, скорее избиением беззащитной техники и отстрелом бегущих. На этот раз у нас была возможность уделить внимание каждому грузовику, и от вражеской колонны не осталось ровным счетом ничего.

   Собрав взводных, я начал выслушивать доклад об отсутствии потерь и собранных трофеях, как вдруг Яковлев прервал такое приятное занятие.

   - Сашка, пойдем, я не знаю что делать.

   Проблема, вставшая перед нами, действительно была очень серьезная. Около полутора десятка немцев сдались в плен, и теперь робко жались друг к другу, старательно задирая руки повыше.

   Одно дело, когда убивают в горячке боя, тут уж ничего не попишешь. Могу я закрыть глаза и на то, что в отсутствии командира бойцы потихоньку пустили в расход пленных. Но отдать приказ на расстрел безоружных мы, разумеется, не могли. Однако и везти немцев с собой никакой возможности не было, их просто некуда посадить. Если бы мы вели обычное наступление, и за нами следовали части второй волны, можно было бы просто оставить для охраны пленных пару легкораненых красноармейцев. Но у нас то рейд в тыл врага.

   Выход из ситуации не придумывался, и пришлось позвали политруков, предоставив им право решать, что делать. В конце концов, моральные проблемы - это их работа.

   Взглянув на пленных, Коробов не стал долго рассуждать, и достал пистолет. Перед тем, как мы покинули нашу дивизию, ее политработники сделали нашему политруку роскошный подарок, вручив на память трофейный Маузер 712, чтобы он больше походил на классического комиссара.

   Увидев, как политрук вытаскивает оружие, немцы сразу оживились. Кто-то упал в обморок, кто-то встал на колени. Но некоторые опустили руки и решительно выступили вперед, выкрикивая что-то на своем языке, и вряд ли это были слова благодарности.

   Кивнув Леонову, чтобы он подошел, Коробов выбрал из кучки немцев унтера, и стал ему что-то втолковывать. Судя по тому, как фрицы сразу расслабились, а некоторые даже заулыбались, компромисс был все-таки найден. Наконец политрук вручил свой Маузер немцу, которому в спину тут же уперся ствол автомата, и отошел в сторону.

   Унтер начал вызывать по одному своих солдат, расспрашивал их, а потом, тщательно прицелившись, стрелял в руку или ногу. Раненого тут же оттаскивали в сторону, и отдавали на перевязку нашим санитарам.

   - Немец заявил, что он хороший стрелок, - пояснил Коробов, - и сможет ранить каждого солдата туда, куда он пожелает. Например, кто-то хочет закончить для себя эту войну, и просит прострелить ему локоть или ступню. А другие наоборот спешит вернуться на фронт, и требуют, чтобы он попал в бедро, так чтобы не задел кость.

   - По мне, так лучше чтобы не вернулись, ну да ладно, главное проблема решена к взаимному согласию.

   Отстрелявшись, немец вернул оружие, и дал связать себе руки. Обратно к своим ему уже нельзя, сразу к стенке поставят, а для одного пленного у нас местечко в волокушке найдется. Правда, его вскоре пришлось пересадить, так как наш раненый, рядом с которым пристроили унтера, тут же полез с ним в драку. Не имея возможности лупить немца своими перебинтованными руками, боец попытался бить его ногами, на что пленный стал отвечать аналогичным образом.

   После бескровной победы над вражеской колонной настроение у всех сразу приподнялось, и бойцы смотрели в будущее с оптимизмом. Но мы с Яковлевым знали больше других, поэтому постепенно погружались в уныние. Дальше к югу лежат два крупных села - Горбовастица и Теремово, в которых по сообщениям разведданных, переданных нам перед рейдом, находится постоянный гарнизон противника. Наша разведка, высланная вперед на Фольксвагене, доложила о том, что села укреплены, немцев там много, и имеется батарея противотанковых пушек. Конечно, с нашей самоходной гаубицей мы можем попробовать подавить огневые точки и прорваться, но потери, несомненно, все равно будут недопустимыми.

   Лезть вперед пожалуй не стоит, и колонна останавливается. Все ждут, что решит мудрое командование, которое, как известно, никогда не ошибается.

   Придав лицу выражение всезнания и всепонимания, чтобы успокоить подчиненных, мы с Яковлевым рассматриваем карту, прислушиваясь к доносящейся на юге канонаде. Видимо там немцы дожимают окруженцев. Выход видится только один - придется повернуть к западу и возвращаться к Полисти. Конечно, мы потратим время на обходной маневр, объезжая многочисленные болота, но это лучше, чем потерять людей и технику, и не выполнить задачу.

   Через очередное село - Трухново, танки, повторив прежний маневр, пронеслись на полной скорости. Немцев здесь, кажется, нет, но лучше поберечься. Дальше к югу находится сразу несколько деревень, и наверняка где-то там есть и гарнизоны. Поэтому я облегченно вздохнул, когда дорога отвернула в сторону и снова повела на восток, через безлюдную местность. Но, как оказалось, радоваться было рано. С западного берега реки, которая делает здесь большую петлю, нас внезапно обстреляли из пушек. Идущая впереди машина вдруг резко качнулась вправо, при этом опасно накренившись, и стало видно, что она объезжает подбитый танк. Судя по эффективности огня, стреляли 50-мм Pak38, для которых бортовая броня тридцатьчетверки на дистанции полкилометра это не помеха.

   - Куда ты прешься, - завопил я, забыв что меня не услышат. - Влево давай.

   Сообразив, что действую неправильно, я наклонился к открытому люку и крикнул Яковлеву, что стреляют справа. Но хотя обзор из башни у него и был плохим, но он уже и сам догадался, что огонь ведется со стороны села, и наш Мурзик уже объезжал подбитую машину с левой стороны, чтобы прикрыться ее корпусом от обстрела. Если бы мы были в чистом поле, то единственным выходом было бы развернуть танки к вражеской позиции, понадеявшись на толстую лобовую броню. Но тут совсем рядом начинался лес, и было больше шансов сохранить машины, проскочив обстреливаемый участок на большой скорости.

   Оглянувшись назад, я заметил, что ЗСУшка остановилась и ведет прицельный огонь из своего пулемета по вражеской батарее, стараясь выбить расчеты пушек. Кажется, это подействовало, так как выстрелы орудий ненадолго стихли. За это время машины набрали скорость и на полном ходу въехали в лес, где они были в безопасности. Впрочем, не все. За какую-то минуту мы успели потерять не только тридцатьчетверку, но и нашу единственную ЗСУ, которая теперь вовсю пылала. Раздраженные ее неожиданным сопротивлением, немцы перенесли на нее весь огонь и быстро подбили.

   Теперь мы можем ехать дальше, однако у подбитой машины осталась волокуша, в которой лежат ящики с патронами и гранатами. Оставлять такое сокровище жалко, ведь в тылу врага разжиться боеприпасами будет проблематично. Надо только придумать, как нейтрализовать вражескую батарею, вернее артвзвод. После внимательного осмотра немецких позиций выяснилось, что пушек у них только две.

   Можно вывести танки на прямую наводку и уничтожить орудия. Теоретически, усиленная лобовая броня тридцатьчетверок пятидесятимиллиметровым пушкам не по зубам. Но когда машин осталось так мало, рисковать не стоит, тем более что ходовая часть и люк механика-водителя удара снаряда точно не выдержат. Поэтому мы с Яковлевым решили положиться на минометчиков.

   Полевого телефона и катушки с проводом у нас с собой не было, но вопрос, как корректировать огонь, не стоял. Младший сержант, командующий минометчиками, залез с биноклем на дерево, и оттуда начал подавать команды голосом, точнее, криком. Уже после нескольких залпов мины легли рядом с пушками, которые даже не были замаскированы. Видимо, времени на подготовку встречи с нами у немцев было мало. Подавлены орудия полностью или нет, сказать трудно, но стрелять немцы больше не пытались, а именно это нам и нужно.

   Время от времени минометчики посылали немцы гостинцы, напоминая о том, что подходить к пушкам не стоит. Немцы намек прекрасно поняли, и сидели тихо, так что наш танк, посланный за волокушей, благополучно вернулся обратно. Привез он и экипаж зенитной самоходки, который дал остальным возможность спастись. Танкисты отделались только легкими ранениями, и их посадили на Громобоя, где еще оставались свободные места для десантников. Их коллега - командир самоходки, принял гостей и начал нахваливать свою машину.

   - Места тут много, сидеть удобно. А гаубицы не опасайтесь, тут все сделано по уму. Мы когда проводили испытания самоходки, то вместе с нами была еще одна. С таким же калибром, но вот только у нее еще дульный тормоз был. Как только орудие стреляет, так дульные газы назад отбрасываются. И мало того, что все смотровые приборы сразу снегом засыпает, так ведь еще и расчет может отравиться, и все кто на броне сидит. А у нас не так. Шумновато конечно, но вам танкистам не привыкать.

   Недовольные тем, что немцы остались почти безнаказанными, бойцы заняли свои места, и колонна ушла от негостеприимного села. Ага, вот еще одна жертва попалась под горячую руку разгневанных десантников - большой грузовик, который как зайцы лодку деда Мазая, облепили фрицы. Не хватает на всех немцев транспорта, а уехать всем хочется. Сзади двигаются два мотоцикла, выглядевших не менее экзотично из-за огромных тюков, над которыми торчит только голова мотоциклиста. Тут мы даже не стали останавливаться. Выстрел головного танка, несколько коротких очередей, и все дела.

   Дальше мы ехали практически без приключений, если не считать встречи с полицаями, которые выбрали не самый удачный день для поездки. Полицаев без лишних разговоров пристрелили, а их кошевка присоединяется к нашему отряду. В нее перегрузили раненых из волокуш. Хотя они и лежали в закрытой броневолокуше, но все равно им порядком доставалось от выхлопных газов танковых двигателей.

   С востока до нас доносилась нечастая канонада и заглушенный расстоянием треск выстрелов, заставляя прибавить ходу. Где-то, не так далеко отсюда, окруженные части ведут бой, и наверняка боеприпасы у них на исходе. Но, несмотря на спешку, приходится делать еще одну остановку. Тяжелые машины не могут долго ехать без поломки, а тридцатьчетверки, машины все еще сыроватые.

   На привале больше всего хлопот достается Яковлеву. Вместо того чтобы как подобает командиру, чинно сидеть с картой и рисовать в ней стрелочки, он поспешил на помощь своему экипажу. Дел у танкистов хватало. Они подтягивали гусеницу, мерили уровень масла, копошились в моторе, так что еще одна пара рук была совсем не лишней. Вынырнув из люка, ротный танкистов смачно выругался в адрес тыловых служб и в сердцах сплюнул.

   - Тяга фрикциона, будь она неладна, - пояснил старлей, доставая промасленными рукам папиросы. - Уже второй раз сегодня меняем. Запасной то нет, приходится проволокой прикручивать, а она долго не держит. Хорошо еще во время марша не лопнула.

   Пока танкисты возились с техникой, махра, так прозвали пехоту, чистила оружие.

   Здесь же, в большой воронке мы похоронили наших погибших, которых до сих пор везли с собой, не решаясь оставить на занятой врагом территории. Короткая речь, простые слова, сказанные командирами, тихий залп из пистолетов, вот и вся прощальная церемония.

   Но на войне жизнь и смерть всегда ходят рядом. Похоронив товарищей, мы успели и немного перекусить, заодно помянув погибших.

   Прокрутив мысленно все сегодняшние события, я начал потихоньку подозревать, что мне это что-то напоминает. Ну конечно, теперь вспомнил. Давным-давно, еще в детстве, я читал книгу про танкистов *, и в ней рассказывалось о таком же рейде на помощь нашей окруженной группировке. Все было как и здесь. Там тоже дело происходило зимой, в походе участвовало десять танков, и даже окруженные части тоже были из армии генерала Масленникова. Я хорошо запомнил эту фамилию, которая тогда показалась мне смешной. Вот только чем там все закончилось? Но как раз самого главного я и не помню. Впрочем, если рассуждать логически, то автор книги должен был выжить, раз смог потом написать мемуары.

   Нам пора бы уже двигаться в путь, но мы никак не можем связаться с окруженной группой. Как радисты не выкрикивали свои позывные на разных частотах, но никто им не отвечал. Ладно, мы знаем, что окруженцев следует искать в районе села Глухая Горушка, туда мы и направимся. К тому же прямой путь на восток, откуда доносятся звуки боя, перекрыт болотом.

   Теперь конечная цель нашего похода была совсем близкой. Хотя дорога замысловато петляла, старательно удлиняя нам путь, но через полчаса мы были на месте. Как оказалось, название село получило совсем не случайно. Здесь, среди болот, везде были ровные открытые пространства, покрытые редколесьем. А небольшая возвышенность, на которой располагалось село, была со всех сторон окружена густым лесом.

   - Вот она Глухая Горушка, - удовлетворенно произнес я, когда за деревьями показались крыши домов. - Наконец то мы у цели.

   - Раньше сюда ссылали опальных опричников Ивана Грозного, - заметил Леонов. Выходит, он тоже тщательно подготовился к походу и старательно изучил театр военных действий, раз привел такую историческую справку.

   Яковлев приказал вывесить на головном танке красный флаг, чтобы сразу было видно, что едут свои, и мы торжественно въехали в село. Местные жители радостно высыпали нам навстречу, но вот военных что-то было очень мало. Мы ожидали, что тут будет как минимум полк, но увидели только с десяток красноармейцев. Один из них и показал нам дорогу к штабу.

   Пока мы туда добирались, я старательно отворачивался, чтобы не видеть счастливые лица сельчан. Встречая наши танки, они искренне радовались тому, что Красная армия вернулась уже насовсем. Но нам-то скоро придется отсюда уйти, опять оставив жителей на произвол фашистам.

   Мы с Яковлевым пошли выяснять ситуацию, а бойцам разрешили отдохнуть. Помня, что лучший отдых - это смена вида деятельности, взводные тут же принялись раздавать указания. Сначала всех раненых, измученных тяжелой дорогой, вытащили из волокуш и отдали на попечение врачей полевого госпиталя. Танкисты уже суетились с масленками вокруг своих машин и с помощью "добровольцев", назначенных отделенными, перегружали снаряды из волокуш в башни. Все оставшиеся гранаты поделили с местными бойцами, а вот немецкие патроны им не подошли. Только несколько красноармейцев-окруженцев владело трофейными автоматами. Получив боеприпасы, десантники принялись торопливо набивать магазины и пулеметные ленты. Кто знает, когда опять выпадет свободная минута.

   В штабе нам обрадовались до невозможности, и прояснили ситуацию. Еще утром в окрестностях села действительно находились остатки нескольких наших полков. Вчера вечером командование сообщило по рации, что к ним идет помощь, и вскоре на севере загремела далекая канонада. Когда утром оказалось, что немцы сняли большую часть войск, блокирующих окруженцев, то все боеспособные красноармейцы ушли на прорыв. Часть раненых они забрали с собой, но весь госпиталь, а это несколько сот человек, предполагалось эвакуировать во втором эшелоне. Прорыв оказался довольно успешным. Небольшие немецкие заслоны, которые тут остались, были сметены, и наши части ушли на север. Но вот полевой госпиталь за ними не успел, потому что немцы снова замкнули кольцо окружения.

   В настоящее время с основной группировкой поддерживается связь по радио. Сейчас они остановились у села Теремово, того самого, которое мы решили обойти стороной. Если бы имелись снаряды к артиллерии, а еще лучше танки, то его удалось бы захватить без труда. Но сейчас у окруженцев даже патронов маловато, так что возможно их ждут большие потери.

   - Ну что же, танки у нас как раз есть, и с полным боекомплектом. Пошлите радиограмму, чтобы пехота без нас не атаковала. Вас мы ждать не сможем, сами понимаете, так что поторопитесь, чтобы на этот раз не отстали. Не промедлите?

   - У нас на всех раненых саней не хватает, придется делать хотя бы два рейса. К тому же местные жители тоже просятся идти с нами.

   - Что, неужели все уходят?

   - Да, все решили идти, никто не останется, - вздохнул капитан Егоршин. Он оказался самым старшим по званию среди раненых, и поэтому на него автоматически взвалили командование местным "гарнизоном". - Для нас это обуза, но что делать, не хотят они тут оставаться и ждать окончательного освобождения. Да вот, как раз перед нашим приходом был случай. У немецкого офицера, который тут жил, пропала рубашка с металлической застежкой-молнией. Как вы понимаете, колхозникам она абсолютно не нужна, но обер пригрозил им расправой, если его тряпку не найдут. Жители села осмотрели тут все - и дома, и сараи, и погреба. Облазили все крыши, заглядывали в трубы, но пропажи нигде не было. Вечером офицер снова собрал жителей, и начал орать на них, угрожая всех перепороть, а дома сжечь. Видя, что сейчас немец приведет свои угрозы в действие, Мария Михалкина, в доме которой жил этот сволочь-обер, вышла вперед и взяла вину на себя. Ее тут же избили плетью и ногами. Она была еще живая, когда к фрицу подъехал мотоциклист и передал ему сверток с той самой рубахой. Как и следовало ожидать, ее украл денщик офицера и продал скупщику за шнапс.

   - А Михалкину удалось спасти? Она же совершила настоящий подвиг.

   - Нет, этот фашистский нелюдь все равно ее застрелил. Тщательно прицелился в голову, а потом еще и проверил, что она мертва. И такие случаи здесь происходили постоянно. Видел на холме повешенных немцев?

   - Ну да, заметил.

   - Когда наши сюда входили, все фрицы удрали, а эти не успели, хотели избы поджечь, и женщины их поймали. Юристы оперативно провели следствие, благо свидетелей здесь и в окрестных деревнях хватало, только успевай слушать. Фашистов уличали в расстреле военнопленных, сожжении домов, многочисленных изнасилованиях, избиениях, реквизиции имущества. Вот военный трибунал и приговорил их к смертной казни

   Наш импровизированный штаб, состоящий кроме нас с Яковлевым из начальника медслужбы Мелешко и капитана Егоршина, начал обсуждение ситуации. Изучив карту с обозначенными на ней позициями противника, и задав Егоршину несколько вопросов, Яковлев нахмурившись повернулся ко мне.

   - Вся техника пойдет в прорыв. Ты отбери себе двадцать человек, и охраняй раненых. Остальные десантники поедут с нами. Здесь способных держать оружие наберется человек тридцать, так что полсотни бойцов у тебя будет. Хватит, чтобы отбиться от мелких отрядов противника. Тут какая-то немецкая техника осталась, посмотри, вдруг что-то возможно использовать.

   - Я иду с тобой.

   - Остаешься. И это приказ.

   - Да, а ты это видел? - я раздраженно полез во внутренний карман за удостоверением гэбэшника, но спокойный голос Яковлева меня остановил.

   - Видел, и мне все равно, пусть у тебя хоть ромб будет, но по приказу твоя рота подчиняется мне.

   Поняв, что на испуг его взять не удастся, я раздраженно повернулся и направился к своим бойцам, выбирать кто останется со мной, а кто поедет на броне.

   Боевая задача моей роты, вернее ее остатков, довольно простая - организовать боевое охранение. Часовые уже были расставлены, а когда начнется эвакуация, мы должны будем организовать походные заставы и дозоры. На первый взгляд ничего сложного, и никаких подвохов не предвидеться.

   Сидя в штабной избе вместе с Егоршиным, мы прикидывали, сколько времени нам еще ждать. Почти половину раненых мы отправили сразу вслед за танками, и по нашим расчетам они вот-вот должны были соединиться с основными силами. Потом сани вернуться обратно, и в них погрузят оставшихся. Нам здесь пока ничего не грозит. Хотя по окрестностям бродя шайки немцев, но главная дорога перекрыта. Еще утром группе разведчиков удалось взорвать мост в Векшино, и с той стороны транспорт проехать не сможет.

   Если все пойдет хорошо, рассуждали мы, то из Теремово фашистов сегодня выбьют, а дальше продвигаться уже будет легче. Но наши радужные мечты разрушились в один миг. С улицы послышался приближающийся топот - наверняка мчался посыльный с важным донесением. Всадник остановился, вздыбив лошадь, только перед самым крыльцом. Примчавшийся боец вихрем ворвался в избу, принеся с собой с улицы волну холода, и отрапортовал.

   - Товарищи командиры, разрешите доложить, - гаркгул он всем сразу, не зная, к кому из нас теперь надо обращаться.

   - А, Тарасов, - узнал его капитан, - докладывайте сержант.

   - Танки, - понизив голос, доложил дозорный. - Целых два, и не позже чем через час будут здесь.

   Всех нас как молотом оглушило. У нас нет не только пушки, но даже противотанкового ружья, так что подбить машины противника нечем. Конечно, в наличии много гранат, но на это я бы рассчитывать не стал. Мы же находимся не в укрепленной обороне, а в селе, полном раненых. Если немцы введут танки на улицы, то исключительно под прикрытием пехоты, и достать их гранатами будет проблематично. Небольшой шанс, что мы отобьем первую атаку, конечно есть, но после боя все дома превратятся в развалины, и потери будут огромными.

   Еще можно по радио связаться с Яковлевым и попросить его вернуться. Но это означало бы остановить всю операцию. Промедление в этом случае может привести к гибели уже тысяч людей.

   Егоршин, лучше знакомый с местностью, подозвал дозорного к карте и потребовал показать точно, где он их видел.

   - За болотом, вот здесь, - ткнул Тарасов давно не мытым пальцем в западный край болота Ястребец. - Я с дерева наблюдал, там далеко видно. Точно не скажу, но кажется это "тройки".

   - Судя по карте, их гонят из ближайшей МТС, видимо после ремонта. Пехотное прикрытие у них есть?

   - Нет, никакого сопровождения не видел.

   - Хм, это уже лучше, гораздо лучше, - разулыбался Егоршина, обрадовавшись такой новости. - Вот смотрите, товарищ Соколов. Напрямую через болото им не проехать, хотя оно и подмерзло, но соваться туда немцы не станут, поэтому сейчас они движутся на север. У Рукаты танки повернут к востоку, и подъедут к Горушкам той же дорогой, что и вы. Время у нас еще есть, но вот только устроить засаду у дороги, чтобы закидать их гранатами, будет трудновато, место там открытое. До ближайших деревьев метров триста. Издалека заметят и пулеметами посекут. Знали фрицы, какой дорогой ехать. Вот встретить бы их поближе к селу, где деревья погуще, но там они наверняка успеют соединиться с пехотинцами. Вот что старлей, десантники твои, так что тебе и решать, держать оборону здесь, в селе, или выходить им навстречу и устраивать засаду.

   - У вас на площади у церкви Ганомаг стоит, он на вид вполне целый.

   - Ну да, немцы его бросили, а наши только бензин с него слили и пулемет сняли.

   - Пулеметы у нас есть, так что с вас только горючее.

   - Найдем пару канистр, но какого черта, старлей, вы же без пушек против танков ничего не сделаете.

   - Знаю, поэтому с вас еще десять, нет только девять комплектов немецкого обмундирования. Гимнастерки не нужно, верхней одежды будет достаточно.

   Капитан поднял было руку, чтобы покрутить пальцем у виска, но тут же одумался, и прихватив наших ординарцев, лично помчался раздавать распоряжения.

   - Ваша машина с бортовым номером двадцать два, - бросил он мне, выбегая из избы.

   Вот остряк, можно подумать, тут все заставлено бесхозной бронетехникой.

   У Леонова уже все было наготовлено для маскарада, так что он переоделся первым. Нахлобучив на себя пилотку, гэбэшник встал перед зеркалом и внимательно осмотрел снаряжение. Когда он снова повернулся к нам, все просто охнули, такой презрительный и полный ненависти взгляд был у него.

   - Ты прям настоящий немец, - повторил военврач комплимент, который Леонов вероятно уже много раз слышал.

   - Ну что же, - прервал я поток восхвалений. - Язык ты знаешь, мундир нацепил. Боевая задача ясна?

   - Так точно. Если по дороге встречаем немецкий дозор или отряд, я объясняю, что нам дали важное задание, и убеждаю их нас не задерживать.

   - Да, и только в случае высказанного недоверия с их стороны мы вступаем в бой. А при встрече с танками ты...

   - останавливаю их под предлогом наличия впереди минированного поля или партизанской засады, или концерта самодеятельности, в общем, чего угодно. А пока я отвлекаю танкистов светской беседой, пара бойцов подбирается к ним поближе и забрасывает гранаты на моторный отсек.

   Вслед за Леоновым начали переодеваться и мы. Немецкие каски сняли с замерзших трупов, сваленных за околицей. Шинели с них сдирать к счастью не пришлось, так как в селе имелся небольшой вещевой склад. Белых халатов нашлось всего несколько штук, но ничего страшного, обойдемся и своими. Переодеваться немцами нам уже доводилось, но только без шинели, и теперь, впервые надев это барахло, мы тихонько ругались. Пояс к шинели не полагался, можно было только немного подтянуть хлястик, и это нас сильно раздражало.

   У Леонова офицерская шинелька утепленная, с меховой подкладкой. Второй такой мы не нашли, но местные бойцы, посоветовавшись, куда-то сбегали и принесли две короткие дубленки, которые, как легко догадаться, я распределили между мной и Авдеевым.

   Переобуваться мы не стали. Хотя у фрицев и должны иметься специальные зимние сапоги, утепленные фетром, но искать их долго, а в валенках нам комфортнее.

   Как я узнал, немецкие сапоги делаются из некрашеной кожи, а радикальный черный цвет они приобретают уже после нанесения на них немыслимого количества обувного крема. После такой прожировки крем пропитывает все поры кожи, делая их эластичными и надежными в носке. Но сейчас в них холодно, и несмотря на шипы и подковку на каблуке, они скользкие. Все это железо собирает на себя снег, быстро затвердевающий и превращающийся в прочнейший лед, который потом трудно отколоть. Для коротеньких бесснежных зим Западной Европы такая обувь наверно, как раз то, что нужно, но для нашего климата не подходит.

   Порывшись в горке зольдбухов, которую мы успели собрать, Леонов выбрал те, в которых описание внешности подходили для наших бойцов. Конечно, еще оставалось несоответствие нашего снаряжения указанному в книжке, но если кто-нибудь станет всерьез до нас докапываться, то все равно раскусит в два счета. Нам главное только подобраться ближе к танкам. Неважно, пешком или на бронетранспортере, лишь бы на расстояние броска гранаты.

   Под конец бывалый разведчик немножко посетовал, что наши прически совсем не похожи на немецкие. Для полноты картины хорошо бы еще выбрить нам головы по бокам, но раз под головными уборами волосы не видны, то можно оставить и так.

   Облачившись в трофейную форму, и обмотав головы пуховыми платками, мы пошли осматривать свой броневик. Капот у него прикрыт запасным колесом, который торчал посередине как гигантская фара. У нашего прежнего броневичка на капоте вместо этого безобразия было два запасных опорных катка, но и так сойдет. Какая никакая, а дополнительная защита. По бокам пулеметного щитка лежат мешки с песком, предосторожность отнюдь не лишняя.

   Что меня обрадовало, так это свежая белая краска, сиявшая на бортах Ганомага. Насколько я помню историю, лишь во второй половине ноября в Вермахте издали приказ о перекрашивании военной техники в зимний цвет. Здесь, в северных районах страны, уже почти месяц лежит снег, и темные силуэты немецких машин хорошо выделялись на его фоне, представляя собой отличную мишень. Лишь теперь немцы спохватились, и стали приводить окраску в соответствие с сезоном.

   Надо сказать, полугусеничный Ганомаг не был полноценной вездеходной машиной. По грунтовке, а тем более по местности, он мог нормально передвигаться только летом и в сухую погоду. При езде по раскисшим дорогам передние колеса глубоко погружались в грунт, и даже если не застревали, то создавали сильное сопротивление движению. В результате или пробуксовывали гусеницы, или глох двигатель. Еще сильнее ухудшало ситуацию то, что опорные катки у этого автострадного вездехода располагались в четыре ряда. Когда между ними набивались снег и грязь, то обледенев за ночь, они напрочь блокировали ходовую часть. К счастью для нас, попавший к нам в руки экземпляр был чистеньким и готовым к движению.

   После короткого исследования агрегата, бойцы доложили, что на вид комплектность машины полная, маслом и охлаждающей жидкостью она заправлена. Неведомый немецкий шофер, который как я надеюсь, погиб, а не обслуживает сейчас другой Ганомаг, даже позаботился об утеплении капота и обрубил с вентилятора лишние лопасти. Не забыл он и занести аккумулятор в теплое помещение, чтобы он не разрядился на морозе.

   Пока одни бойцы возились с мотором, другие занялись салоном машины. Чтобы брезентовый тент, закрывающий боевое отделение от непогоды, не загораживал обзор, десантники свернули его вместе с одеялами и старыми шинелями, которыми утеплили бронетранспортер мерзлявые немцы. Нам тут конечно тоже не жарко, но в бою обзор важнее сомнительного комфорта.

   Пулеметы расставили по своим местам - один МГ устанавливается на переднюю турель, прикрытую щитком, а второй на шкворень в задней части боевого отделения. Сами немцы обычно так не шикуют, ограничиваясь одним пулеметом на машину, но надеюсь, никого наше богатство особо не удивит.

   Убедившись, что все готово, я отдал команду:

   - По местам.

   Пока бойцы рассаживались, я еще раз прикинул все возможные варианты. Но как не крути, другого выхода действительно не было. Ну что же, тогда вперед. Подбадриваемый этой мыслью я забрался в броневик и приготовился ехать, но к своему удивлению вдруг заметил, что все, кроме "офицера", занявшего переднее сиденье, сидят на скамьях в десантном отсеке. Водительское место почему-то пустовало.

   - А кто же поведет машину?

   Ответом на мой риторический вопрос, повисший в воздухе, были только недоуменные взгляды бойцов. Действительно, кто же, если не я. Гэбэшники теоретически должны уметь управлять транспортными средствами. Но Леонову самому рулить нельзя, его дело будет вести переговоры. А Авдееву в моем плане отведена роль снайпера, и никто в отряде его в полной мере заменить не сможет. В конце концов, снайперскую винтовку нужно тщательно пристрелять. Выходит, шофером придется стать мне, но никакой радости я от этого не испытывал. Если водить колесные машины мне доводилось, а о гусеничных кое-что знаю, то об управлении техники полугусеничной я никакого представления не имел.

   Продираясь к кабине через перегороженный ногами бойцов десантный отсек, я пару раз споткнулся. Тут все-таки довольно тесно. Хотя мест здесь было десять, а людей сидело только восемь, но утепленные и, соответственно, утолщенные бойцы занимали много места, помещаясь с трудом.

   Усевшись на водительское сиденье, я запихнул свой МП-40 в крепление для оружия, и начал методично исследовать приборы управления, укоряя себя за то, что не удосужился поинтересоваться управлением трофейного броневика, пока он был в нашем отряде. В целом, несмотря на некоторые различия, этот Ганомаг мало чем отличался от того, который шел с нами в колонне.

   Впрочем, "Ханомаг" - это не название модели, а лишь наименование одной из фирм, которая серийно выпускала эти бронетранспортеры. Сами немцы его так не называли. На металлической табличке, спрятавшейся в правом углу, значилось, что правильно этот образчик техники называется "Sd Kfz 251/1 Ausf C", заводской номер 322122. Все эти непонятные числа и аббревиатуры мне ничего не говорили, кроме того, что немцы почему-то очень любят цифру "2".

   Итак, смотрим, что тут у нас есть. Руль находится слева, как и положено, а вот приборы справа, и совершенно напрасно. Водитель что, должен все время спрашивать их показания у командира? А если он везет офицера, вот как в нашем случае?

   Прямо перед глазами маленькое окошко, вернее, смотровая щель. Над ней находится удобный упор для головы, позволяющий не стукаться лбом об железную плиту. Внизу, где-то на уровне живота - руль, а слева от него спидометр. Несмотря не серьезность обстановки, я хмыкнул, увидев, что его шкала оптимистично размечена до ста километров в час. Если, как известно, легендарный Запорожец до такой скорости можно разогнать, столкнув с горы Арарат, то полугусеничной машине даже такой фокус не поможет.

   Тут же ниже табличка с порядком переключения скоростей. Это хорошо, а то бы я их долго искал.

   Педалей три, как и положено - сцепление, тормоз и газ. Хотя бы здесь немцы ничего не перемудрили. А вот с рычагами сложнее, так как их много. Ручной тормоз я определил сразу, тут никаких сомнений нет. Самый здоровенный рычаг, это конечно переключатель скоростей, табличку к которому я уже видел. А вот для чего нужен третий рычаг, можно только догадываться. Скорее всего, это демультипликатор, включающий понижающию передачу. Ничего хитрого в нем нет, на той же табличке нарисовано, что у него имеется два положения - переднее и заднее.

   Но на этом набор рычагов не исчерпывается. Еще есть два маленьких рычажка справа от руля. Надпись под правым из них гласит, что это Handgas, то есть рукоятка ручной подачи топлива.

   Теперь займемся контрольными индикаторами и приборами. Они все надписаны, и к тому же в кабине нашлась инструкция, так что, пользуясь знанием языка одного из нас и здравым смыслом обоих, мы быстро установили назначение всех приборов.

   - Посмотри на это чудо, - ткнул Леонов пальцем посередине приборной панели, показав на огромный циферблат с яркими цветными пятнами.

   - Это тахометр.

   - Понятно, что тахометр. Зеленым цветом показаны эксплуатационные обороты, а красным максимальные. Но почему он такой странный?

   И действительно, циферблат у этого плода раздумий сумрачного германского гения был размечен в неправильном направлении - против часовой стрелки.

   - Чтобы запутать возможного противника, который завладел броневиком и пытается им управлять, - выдвинул свою версию Авдеев, не желающий оставаться в стороне.

   Справа от огромного тахометра находились еще три прибора, на этот раз вполне вменяемого размера. Вот термометр, измеряющий температуру воды, манометр для определения давления масла и, наконец амперметр. Как раз последний нам и нужен. Включим питание контрольной панели и посмотрим, что у нас с батареей. Плохо, заряда почти не осталось. Однако я уже видел, что в таких случаях делал водитель нашего старого Ганомага, - он заводил машину вручную. Впрочем, не удивлюсь, если окажется, что в это время даже танки заводятся рукояткой.

   - Пошарьте в инструментах на надгусеничных полках, - попросил я бойцов, - там должен быть ручной стартер.

   Искомое быстро нашлось, и наш почти-политрук Михеев лично принялся вертеть рукоятку, раскручивая инерционный стартер. Задача у него непростая - завести четырехлитровый двигатель после того, как машина долго простояла на морозе. Правда, с сегодняшнего дня началась оттепель, но это всего лишь означает, что днем воздух прогрелся аж до минус пяти градусов. Как я слышал от наших танкистов, при температуре ниже плюс пяти, мотор на тридцатьчетверке надо обязательно прогревать перед пуском. Очевидно, что детище изнеженных теплой погодой немцев должно быть еще менее морозостойким, но искать предпусковой подогреватель двигателя на Ганомаге было бесполезно.

   Впрочем, и без предварительного прогрева двигатель завелся практически сразу, вызвав тем самым всеобщий вздох облегчения. Видимо, опытный немецкий водитель не поленился с наступлением холодов разбавить моторное масло топливом.

   Пока мотор прогревался, я подогнал сиденье мехвода под свою фигуру, а Леонов попытался, и не без успеха, включить рацию. Дальность связи у нее так себе, дальше чем на три километра не берет но, по крайней мере, связаться со штабом Егоршина мы сможем.

   Время поджимает и, выждав несколько минут, пока в соответствии с инструкцией температура и давление масла не поднялись до приемлемого уровня, я решительно включил первую передачу.

   С рычагами нам все более-менее понятно, но остается вопрос, как этим чудом рулить. Одно дело, если бы техника была полностью гусеничной, но вот как быть с этим гибридом, если у него и руль есть, и гусеницы.

   Но Леонов уже разобрался в инструкции и пояснил мне, что тут все автоматизировано. При повороте на маленький угол машина разворачивается только за счет рулевых колес, как обычный автомобиль. При более крутых поворотах внутренняя, отстающая гусеница автоматически отключалась, а на внешнюю, забегающую гусеницу переключилась вся мощность мотора.

   Я для практики выехал на площадь и попробовал слегка покачать рулем вправо-влево. Ганомаг послушно следовал моим выкрутасам, хотя конечно, реагировал намного медленнее обычного автомобиля. Попробовал сделать полный разворот. Машина слушается и идет куда надо. Теперь нас больше ничего не задерживает и, постепенно разгоняясь, мы поехали на запад по некоему подобию дороги. Сразу за селом начинался лес, но ближе к болоту он редеет, и переходит в рощицы и перелески.

   - Подальше бы отъехать, товарищ командир, - взволнованно прошептал Михеев, сидящий у меня за спиной. - Чем дальше мы их встретим, тем больше шансов, что нас не примут за нас.

   Танков пока нет, немецких пехотинцев тоже нигде не видно, и я старательно жму на газ, стремясь отъехать подальше.

   - Ну, кажется, успели, - облегченно прошептал Леонов. - Этот поворот для нас как раз подходит.

   Действительно, лучшего места для выполнения задуманного мы отыскать уже не успеем, но нельзя же сразу соглашаться с подчиненным. Еще раз с озабоченным видом осмотрев местность в бинокль, я благосклонно кивнул, разрешая провести операцию здесь. Ждать долго нам не пришлось. Как только мы остановились, то сразу услышали неторопливый гул моторов.

   По нашему замыслу, бронетранспортер встал на обочине перед поворотом. Первый танк мы пропустили и, как только он скрылся из вида, Леонов побежал навстречу второму. Не пытаясь кричать, из танка все равно не услышат, он размахивал над головой руками, привлекая к себе внимание. Его маневры не остались незамеченными, и троечка послушно остановилась. Сбоку башни открылся люк, откуда высунулся раздраженный танкист, вступивший с незнакомым офицером в дискуссию.

   - Как же он успеет выстрелить, - взволнованно прошептал кто-то у меня за спиной. Действительно, если Леонов схватится за кобуру и достанет пистолет, фашист может заподозрить его в противоестественных намерениях, и захлопнет люк.

   Но будучи достаточно опытным ветераном, Алексей действовал хладнокровно. Он медленно опустил руку, сунув ее в карман, а потом резким движением отшатнулся в сторону, уходя с нашей линии огня. Авдеевская снайперка коротко грохнула, и танкист исчез из поля зрения. Сразу за ним в нутро танка полетела граната, а Леонов уже мчался в нашу сторону, стараясь поставить рекорд скорости. Начнут ли стрелять товарищи погибшего, или сдетонирует боекомплект, в любом случае ему стоило держаться от танка подальше. Через несколько секунд в башне приглушенно грохнуло, и из люков повалил дым.

   Все прошло очень быстро, и головной танк даже не успел остановиться. Но через минуту танкисты наверняка заметят, что остались одни, и к этому времени мы должны быть рядом. Подобрав Леонова, и оставив пару человек для добивания раненых я, выжав полный газ, помчался по обочине вдогонку первой троечке.

   Как мы и предполагали, она остановилась, не проехав и пары сотен метров. Когда мы поравнялись с ней, Леонов высунулся из машины, и начал во все горло орать на немцев. Выглянувший из башни танкист смущенно пытался возражать, но подавленный авторитетом офицера, пристыжено умолк. Насколько я понял, наш фальшивый обер раскритиковал горе-водителей, неосмотрительно ездящих по заминированной дороге, и привел в пример нас, благоразумно следующих по обочине. Тут наружу высунулся еще один танкист, и они вдвоем побежали оказывать первую помощь пострадавшим. Именно этого мы и ждали. Не успев отбежать далеко, немцы споткнулись и больше уже не встали. В танк полетели гранаты, но тут вышла заминочка. Похоже, что их взрывы не причинили бронированной машине особого вреда. Зазвенел стартер, взревел двигатель, и тяжелая машина, громыхая, ринулась вперед. Но не успел танк разогнаться, как бойцы буквально засыпали его гранатами, и из моторного отсека взметнулись языки пламени.

   Все-таки сработал наш план, и очень вовремя. Вдалеке уже показалась немецкая пехота. Направляются с севера, следовательно, они из тех частей, что должны были загородить нашим путь к отступлению. Ну что же, это хорошо. Значит, раненым будет легче соединиться с основными силами, если на пути у них будет меньше врагов. Ну а лично для нас это означает большую проблему. Вернуться незамеченными мы уже не сможем.

   Пришлось отъехать подальше от дороги и, пробираясь по глубокому снегу, углубиться в рощицу, где как мы надеялись, нас никто не заметит. Эх, почему сейчас не лето. И листьев нет, и следы на снегу остаются. Плохо зимой прятаться. Но, по крайней мере, в нашу сторону пока никто не идет.

   Подошедший отряд остановился в километре от села, и входить в него не спешил. Хорошо, и мы тоже подождем. Расположившийся на высокой сосне наблюдатель периодически докладывает нам о ходе эвакуации. Вот из села вышли санные упряжки, успевшие вернуться и сделать второй рейс, вот выходят ходячие раненые. Скоро в Глухой Горушке уже никого не останется, а немцы все еще не решаются атаковать, хотя их тут накопилось уже больше двух сотен. Но из артиллерии мы заметили только пару ротных минометов, а что еще важнее, не было здесь уже привычного нам немецкого порядка. Те фрицы, которых мы раньше видели на Западном фронте, так себя не вели. Они бы уже давно рассредоточились, провели разведку, охватили село с флангов и, обладая численным преимуществом, заняли бы его в два счета.

   Среди уходивших последними, наблюдатель заметил несколько человек в маскхалатах. Если это наши десантники, значит, ушли все. Еще пара часов, и они соединяться со своими. То, что скоро стемнеет, даже хорошо. Ночь немцы за ними не сунуться.

   Нет, все-таки замечательно, что мы устроили в тылу у немцев такой кавардак. Сначала ложная атака в одном месте, потом настоящий прорыв в другом. Затем танковый рейд, причем наши танки видели то в одном месте, то в другом. Опять-таки, по нашим следам армия Масленникова должна была продвинуться ну хотя бы на несколько километров. Но это в худшем случае, а скорее на все десять-пятнадцать. А тут еще окруженцы эти зашевелились. Как же тут немцам, только-только восстановившим систему обороны, было не запаниковать. Русские наступают буквально отовсюду, резервов мало, и их раздергивают сразу всем направлениям.

   Солнце уже задевало краем горизонт, когда к фрицам прибыло настоящее боевое пополнение. Пусть там было всего-то два десятка солдат, но за ними упряжки везли "дверную колотушку" - маленькую противотанковую пушку Pak-36, которая, тем не менее представляла огромную опасность для нашего броневичка. Вновь прибывший офицер, недовольный царившим беспорядком, вставил всем ярицам пистонов, и те сразу зашевелились, отрядив половину личного состава для разведки боем. Колотушка тут же принялась за работу, методично обстреливая окраинные дома.

   Смотреть на это представление смысла не было, и мы поспешили ретироваться. Путь назад у нас был закрыт, на север тоже, оставалось только дорога на юго-запад, где мы надеялись спрятаться среди больших лесных массивов.

   Ближайшая явка, где по сведениям Леонова мы могли встретиться с партизанами, находилась в селе Белебелка. По самой короткой дороге до него километров тридцать, но учитывая, что оживленную трассу нам желательно избегать, то получится значительно больше. Горючего в принципе должно хватить, а если повезет, то заправимся где-нибудь по дороге.

   Вариантов действий на сегодняшнюю ночь у нас довольно много. Можно ехать дальше по темноте, что наверняка закончится аварией и поломкой нашего транспортного средства. Уж легче сразу его бросить и идти пешком. Еще один вариант - сделать где-нибудь здесь большой шалаш с костерком, и проспать половину ночи в тепле и уюте. Вот только сначала полночи придется его сооружать, и то вопрос, справимся ли мы с таким трудным делом в темноте, работая чуть ли не на ощупь. Конечно, можно рискнуть заночевать в машине, но мы и так уже закоченели, хотя все время ерзаем на сиденьях, а если уснем, то рискуем серьезно заболеть. Как выход из трудной ситуации можно предложить пройтись пешочком - очень согревающее занятие, но довольно утомительное.

   Но нам повезло, и мы получили от судьбы маленький подарочек, в виде маленького домика, стоявшего на опушке. Какое никакое, а жилище, да еще и с очагом. Наломав веток на дрова, и кое-как перекусив, все разлеглись на полу и мгновенно уснули.

   Под утро дневальный погасил огонь в печке, чтобы вьющийся над трубой дымок не выдал наше расположение. Если все знают, что хутор нежилой, то и партизаны, и немцы могут сначала обстрелять дом, а потом уже выяснять, кто тут поселился.

   Я еще раз подумал, стоит ли возвращаться, но снова отмел эту мысль. Вокруг наших окруженцев постоянно крутятся большие отряды немцев, находящихся в боевой готовности, и за ночь их наверняка прибавилось. Пройти мимо них никак не получиться, а даже малейшей проверки наши ряженные солдаты не выдержат. А вот на пути к партизанам нам будут встречаться только небольшие тыловые гарнизончики, пребывающие в безмятежной неге, и никто на нас внимания обращать не станет.

   Леонов вежливо намекнул, что немцы, то есть мы, должны быть бритыми, поэтому неплохо бы всем поскоблить свою щетину. Закончив с гигиеническими процедурами, бойцы поспешили натянуть на Ганомаг брезентовый полог. Немецкие шинельки для зимы все-таки не годятся, а мы и так вчера весь день мерзли. Мне еще повезло, что в Ганомаге я сижу в отделении управления, но все равно дует и сзади и из окошек. Конечно, можно опустить бронестекла, но они запотеют, и через них ничего не будет видно.

   Наш экипаж, хотя и немного подмерзший, но весьма бодрый, был полон энтузиазма. Все проблемы казались мелкими, и не стоящими внимания. Если тут и есть немцы, то их немного, да и переводчик у нас замечательный, сможет навешать им лапшу на уши. Ну, а дойдет дело до перестрелки, так фашисты пожалеют, что с нами связались. Партизан здесь по заверениям Леонова нет, что конечно плохо, но в данный момент для нас хорошо. Еще не хватало получить пулю от своих.

   После весьма неприятных блужданий по некоему подобию дороги, стало ясно, что напрямую к Белебелке нам не проехать. Все-таки придется поворачивать на трассу, идущую по левому берегу Полисти.

   - Ну ребята, готовьтесь, - проинструктировал я бойцов, перед тем как выводить их в свет, то есть в занятые немцами села. - В фрицев без команды не стрелять, агрессию всем своим видом не выражать. На мирных жителей смотрите с презрением и отвращением. А ну, потренируйтесь.

   Посмотрев, как экипаж старательно корчит рожи, я досадливо махнул на них рукой, и скомандовал - Заводи, - чем тут же вызвал приступ смеха. Запускать стартер, кроме как мне самому, было некому.

   Через Шелудково, где находился нужный нам мост, мы проезжали не спеша. Всем своим видом бойцы старательно показывали, что мы настоящие немцы, и имеем право свободно разъезжать по тылам вермахта. Леонов поймал волну с каким-то бравурным немецким маршем, и теперь бодро помахивал рукой, настраивая себя на роль немецкого офицера. Чтобы придать заключительный штрих нашей внешности, он раздал бойцам немецкие сигареты, наказав курить теперь только их.

   У моста через реку нас остановил бдительный часовой, который хриплым прокуренным голосом принялся канючить "папиры", то есть документы.

   В этот момент я проклял изобретателя этого дурацкого броневика. Вот как командир, сидящий в кабине, должен разговаривать с часовыми, если дверца тут не предусмотрена. Но Леонов ничуть не смутился несовершенством техники. Он сунул в боковую смотровую щель свои липовые бумаги, слегка отдернул полог, служивший крышей в десантном отделении, и высунувшись наружу, начал перебранку с немцем.

   Пока они обменивались не очень понятными для меня фразами, я подвинулся на командирское сиденье, и оглядел часового. Документы он уже вернул, и теперь зябко сжимал руки, затянутые в тоненькие перчатки, не решаясь при офицере сунуть их в карманы. Винтовка у него висела на спине, так что к бою он явно готовиться не собирался. Прильнув еще ближе к смотровой щели, я заметил примечательную деталь его облачения - соломенные лапти. Мне уже приходилось видеть такие в музее и на фотографиях. Непропорционально огромного размера, они обычно выдавались часовым, вынужденным стоять неподвижно, и надевались поверх обычных сапог. Этот вид обуви стал непременным атрибутом классического образа "немца под Сталинградом", но тут был, похоже, в новинку, причем и для наших солдат, и для германских.

   Когда часовой, закончив разговор с Леоновым, обошел Ганомаг сзади и заглянул внутрь, кто-то не удержавшись хихикнул. Я потянулся к автомату, опасаясь, что нас разоблачили, и тут уже несколько человек не скрываясь, залилось хохотом. Авдееву этого было мало, и он что-то насмешливо спросил немца, заставив того уковылять обратно в будку, при этом сердито бурча.

   Я не понимал, ехать нам дальше или начинать стрелять, пока Леонов, вошедший в роль, не пихнул меня в бок, и не рявкнул - Вперед.

   - Вы что так долго разговаривали? - спросил я его, когда мы переехали через мост, и отъехали подальше.

   - Про горючее спрашивал, - надменно бросил мне Алексей, отвернувшись в сторону.

   - Ну и?

   Леонов недоуменно покосился на меня, не понимая, что это водитель так настойчиво лезет с расспросами к офицеру, но тут же опомнился. - Нет у них бензина, товарищ командир, у самих машина второй день на приколе стоит. Говорит, заправщики все отослали куда-то на фронт. Плохо конечно, но до Белебелки все равно доедем.

   - А вы что, изверги делаете? - сердито зашипел я на бойцов. - Находитесь в тылу у врага, и начинаете над ним смеяться.

   - Виноват, товарищ командир, - не стал оправдываться замполитрука. - Готов в качестве наказания провести внеплановую политинформацию.

   - Ну а ты, полиглот, - обратился я персонально к Авдееву, - что ты ему сказал?

   - Просто спросил, не холодно ли ему. Ну, он почему то сразу обиделся, обозвал меня альпийцем, и сказал что я то уже привык к морозам в своих горах.

   Бойцы еще тихонько посмеялись над эдаким чучелом. Для них еще странно то, как немцы боятся холодов. Но зима сама по себе это ерунда, ее можно перетерпеть в теплых домах, укутавшись в груды тряпья. Однако то, что с начала зимы немцам пришлось отступать под ударами наших войск, их очень расстраивало. Не зря любой немецкий солдат, две недели участвовавший в боях этой зимой, автоматически награждался медалью "Зимняя кампания на Востоке 1941-1942гг", или как ее прозвали, "Мороженное мясо".

   Проехав с километр, я непроизвольно начал сбавлять скорость. Скоро нам предстоит выехать на большую трассу, где идет регулярное движение, и вполне возможно, нас еще несколько раз остановят. Если наш маскарад вдруг разоблачат, то лучше подготовиться к бою заранее. Резко остановившись, так что из кузова послышались приглушенные ругательства, я приказал снимать брезент, не обращая внимания на молчаливое возмущение бойцов.

   Дальше дорога вела нас через довольно густой лес, и там я с изумлением заметил, что повсюду под деревьями разбросаны какие-то вещи. Скорее всего, тут когда-то стоял заградотряд, который конфисковывал проходящий транспорт, вытряхивая из грузовиков и повозок все ненужное. Повсюду валяются какие-то мешки, ящики, стопки книг, рулоны, толстые стопки портретов. Сейф с распахнутой дверцей, вероятно когда-то хранивший секретные бумаги и бутылки с коньяком, различная мебель, и даже целый рояль, который пытался увести с собой какой-нибудь ответственный работник, большой любитель музыки. Под снегом угадывались еще какие-то предметы, выделявшиеся своими прямыми линиями и ровными углами,

   Заглядевшись на раскиданные вокруг вещи, ставшие во время войны никому ненужным хламом, я не сразу заметил стоящий впереди мотоцикл и двоих фельджандармов, нетерпеливо притоптывающих на холоде.

   Что-то их маловато для блок-поста. Правда, у них есть автоматы, а в коляске мотоцикла установлен пулемет, но все равно, стоять в лесу вдвоем не очень разумно.

   - А номер-то на мотоцикле у них не местный, - задумчиво протянул Леонов. - Он принадлежит группе армий Центр. Что они могут здесь делать?

   - Да и расположились они как-то странно. Позади нас село и мост, впереди перекресток с большаком, вот там бы им самое место, а не здесь, в глухомани.

   Фельджандарм со знаками различия унтера повелительно махнул рукой. Подчиняясь жесту немецкого гаишника, я остановился в нескольких метрах от него, даже по привычке съехав на обочину. Леонов быстро подвигал рукой, похоже, перекрестившись, нахлобучил шлем и полез к выходу, на ходу застегивая ремешок каски.

   Конечно, не годиться офицеру выходить из машины для разговора с нижними чинами, но у нас не тот случай, чтобы демонстрировать свою заносчивость. Толстенький фельджандарм с идеально круглым лицом тоже был о себе высокого мнения. Он только в последний момент сделал символический шажок навстречу старшему по званию, и лишь нехотя поднял руку, отдавая честь. Странно, до этого я был лучшего мнения о соблюдении субординации в вермахте. Или, может быть, эти "цепные псы" всегда так себя ведут, пользуясь своей безнаказанностью.

   Разговор мне было слышно хорошо, и хотя я понимал только с пятого на десятое, но по отдельным словам примерно мог догадываться, о чем идет речь.

   - И куда же это мы такие смелые направляемся, одни и без охраны? - ехидным тоном начал допрос унтер.

   - На станцию Дно.

   - А зачем?

   - Щас прям, так и скажу. Мы каждому встречному унтеру секретные тайны разбалтывать не собираемся.

   - Да, а вы в курсе, что здесь в лесах, - взмах рукой, - бандитов полно?

   - У нас куча автоматов и два пулемета.

   Странно, что немцы нас пугают, а сами спокойно стоят тут посреди леса. Наверняка где-то здесь затаился целый отряд солдат. Как бы в подтверждение моих мыслей, унтер показал на свою тонкую шинель, потом на утепленную леоновскую, в которой слабенькие морозы были не страшны, и одобрительно закивал. - Холодно... долго сидеть... засада, - удалось мне разобрать из его бормотания.

   Что это еще за панибратство такое, - мелькнула несвоевременная мысль, - надо его начальству пожаловаться на неуставные отношения. Впрочем, Алексей, который встал так, чтобы мы видели его лицо, пока совершенно спокоен. Но где же эта проклятая засада может быть, где она? С моего места мне ничего подозрительного не видно. Повернувшись к бойцам, я вопросительно взглянул на них. Опасаясь говорить вслух, они только отрицательно помотали головой.

   Развернув документы, на которые он до сих пор еще не смотрел, унтер сочувственно покачал головой. - Опаздываете, до вечера можете не успеть. У вас в предписании написано, что должны явиться сегодня.

   - У нас тут война, знаете ли. Не успели одних русских окружить, как тут же другие полезли. Все дороги перекрыли, негодяи.

   - Значит, ваше начальство сегодня вас не ждет, - с полувопросительной интонацией произнес унтер, возвращая документы. Это очень хорошо.

   Вернув Леонову документы, и оставив его недоумевать, что же тут хорошего, унтер не спеша подошел к Ганомагу, обошел вокруг и заглянул внутрь десантного отделения через любезно распахнутые бойцами дверцы. Увиденное ему явно понравилось, и он что-то весело спросил. Из его тирады я уловил только "офицеры". Не знаю, понял ли Авдеев смысл вопроса, но в ответ раздалось его бодрое - Яволь, унд комиссарен.

   Видимо, унтер заметил на снайперской винтовке Авдеева, сидящего с краю, многочисленные зарубки, и поинтересовался, кого это он столько настрелял. Ну что же, с офицерами немец угадал совершенно точно, как раз их мой ординарец и отстреливал. А вот насчет комиссаров он приврал, правильнее было бы сказать фюрюнгсофицире, кажется, именно так немцы называли своих политработников.

   Также не торопясь, жандарм продолжил обход, и поравнявшись с кабиной, посмотрел в открытую смотровую щель. Встретившись со мной глазами, он медленно растянул губы в хищном оскале, и я вздрогнул. Конечно не от вида его толстых щек, растянутых в гаденькой улыбке. Зрелище это хотя и весьма неприятное, но само по себе могло вызвать только брезгливость, а не испуг. Вздрогнул я оттого, что побывав на фронте, прекрасно знал значение такой ухмылки. Так улыбаются, когда собираются кого-нибудь убить.

   * Вовченко И.А. "Танкисты".

Глава 6

22 ноября 1941г.

о. Оаху.

   - Эй, Билли оторви свою задницу и прыгай в машину.

   Высокий рыжий солдат, который умудрился задремать, сидя на перилах моста, вздрогнул и огляделся.

   - Тим, ну нельзя же так неожиданно будить, - возмущенно ответил он. - Я же мог в воду свалиться.

   - Нечего на посту спать, - отрезал капрал Вэнс, привезший смену. Особыми церемониями при смене караула здесь себя не утруждали, обычно солдаты самостоятельно топали на свой пост и оставались там, сменив предыдущего часового. Но недавно было приказано расставить дополнительные посты вдали от базы, и капрал подвозил к ним солдат на Виллисе, в некотором роде исполняя функции разводящего.

   Билл наклонил вперед лобовое стекло, плюхнулся на переднее сиденье, водрузил ноги на капот и с наслаждением откинулся назад. Как рядовой первого класса Билл Фармер имел некоторые привилегии перед остальными, и не забывал ими пользоваться.

   - Курево есть, а то я кажется, всю пачку в ручей уронил? - спросил он сидевших сзади.

   - Держи соня, потом вернешь.

   Затянувшись, Билл посмотрел на синее небо, на тропические пейзажи, и парой редкоиспользуемых слов, которые можно найти только в словаре нецензурной лексики, выразил свое отношение к жизни, которая так прекрасна. - Вот если бы ты еще не опаздывал Тим, было бы совсем здорово. Сейчас докурю, подремаю, а когда приедем, залягу за складом и наконец-то высплюсь.

   - Ага, опоздал я, - возмутился Тимоти. - Думаешь, вас раздолбаев развозить так просто? Да мы этого рекрута пять минут искали, а он в кустах прятался.

   - Здешний рацион немного непривычен для меня, - смущенно пояснил Гарри, рядовой-рекрут, еще и недели не прослуживший в гарнизоне. - Ну вот мне и поплохело.

   - А чего не отзывался, когда звали? Мы уже решили, что его диверсанты убили, -пояснил капрал Биллу, увлеченно пыхтевшему сигаретой.

   - Ага, хотели взорвать стратегически важный мост через Змеиный ручеек, - развеселился Фармер. - Зачем только эти посты придумали, поспать человеку не дают.

   - Не выспался он, - фыркнул капрал. - А нечего было по ночам шастать. Не мог до воскресенья один день потерпеть. Сцапал бы тебя патруль, а виноват я, что не доглядел. Как мне надоело с вами несмышленышами возиться.

   Двадцатипятилетний Вэнс был на несколько лет старше своих друзей, и искренне считал их зелеными юнцами.

   - Что, нельзя было в казарме напиться? - поинтересовался Гарри, еще не вникший во все нюансы местной жизни. Его недоуменный вопрос вызвал дружный хохот.

   - Вообще-то в самоволку я бегал не для того чтобы выпить, а с целью посетить бордель. Знаешь, сколько я за ночь успел? Вот! - И рыжий здоровяк гордо растопырил пятерню. Немножко подумав, он честно загнул один палец, и пояснил. - Четыре!

   - Значит, завтра с нами в город не пойдешь?

   - Неа, устал.

   - Не верь ему, Гарри, - подал голос рядовой Фрэнк, до сих пор молчавший. - Он так всегда утром говорит, а завтра увидишь, побежит в злачные места впереди всех.

   - Вам лишь бы развлекаться. Вот если бы началась война, - мечтательно протянул капрал. - Медали, нашивки, повышение по службе. И статья в газете. - Последнюю фразу Тимоти произнес про себя, о своей тайной мечте он никому не рассказывал.

   Капралом Вэнс был несколько необычным, так как кожа у него была редкостного для американской армии темного цвета. Нет, среди рядовых негров хватало, но вот командный состав, даже самый младший, комплектовался почти исключительно белыми. Хотя совсем недавно в армии САСШ появился первый негритянский генерал, Бенджамин Дэвис, но это исключение лишь подтверждало правило - цветные должны знать свое место.

   Тиму пришлось чертовски потрудиться, чтобы сначала получить свое звание, на что ушло семь лет безупречной службы, а потом чтобы удержать его. Возмущенные вопиющей несправедливостью сослуживцы несколько раз пытались отлупить его. Конечно не в казармах, а в увольнительной, ведь драки в барах большим преступлением не считаются. Но и через это испытание новоиспеченный капрал прошел стойко, отстояв свое право командовать белокожими рядовыми.

   Медали и слава были нужны Вэнсу вовсе не для того, чтобы хвастать перед девочками. Его цель была гораздо серьезнее - заслужить уважение отца. Так получилось, что родителями Тимоти были черная женщина и белый мужчина, разумеется, не состоящие в браке. В общем-то, с отцом ему повезло. Будучи очень порядочным по американским меркам человекам, он был не против, чтобы сын-мулат носил его фамилию, и немного, но регулярно помогал деньгами. Их хватало, чтобы Тиму не приходилось подрабатывал на жизнь, и он мог больше времени тратить времени на учебу. Даже жилье они с матерью снимали в сравнительно приличном районе, где их соседи, пусть и цветные, были добропорядочными банковскими клерками и управляющими магазинами.

   Будучи с детства весьма разумным мальчиком, Тим всегда понимал, что никогда ему не придется гулять вместе с отцом, посещать с ним зоопарк или ходить в кинотеатры. Но вот заслужить его уважение теоретически было возможно. В пятнадцать лет, тщательно перебрав все варианты, юный Вэнс остановился на военной карьере, как наиболее подходящей для его цели. К подготовке Тимоти отнесся весьма серьезно, и два года усиленно занимался спортом: бегом, борьбой, стрельбой в тире. Он также старательно зубрил устав, читал военные мемуары, и даже устроился помощником слесаря в автомастерскую мастерскую, чтобы научиться разбираться в механизмах. Чем больше рекрут знает, тем больше шансов на повышение будет у него в армии. Конечно, в случае войны даже обычный рядовой может совершить подвиг, но у младших командиров возможностей больше, да и офицеры относятся к ним благожелательней. Тим даже распланировал заранее, что он будет делать, когда отделению поручат подавить огневую точку или организовать оборону на важной высоте. Вот тогда Вэнса наградят, а его отец соберет гостей и невзначай достав газету, зачитает статью о его подвиге.

   - А не плохо воюет мой сын. - За эти слова Тимоти готов даже погибнуть, хотя конечно, лучше остаться в живых и насладиться счастьем.

   - Весь в тебя, - согласятся гости, - хотя и мулат, но весь в отца.

   Ну что же, первая часть его плана выполнена, он в армии и на командной должности, дело осталось только за войной.

   - Война, это хорошо, - согласился Билл. Он был одним из тех, кто не так давно лупил свежеиспеченного капрала, но все разногласия остались в прошлом. - Мне здесь все уже порядком осточертело. Все те же самые бары Гонолулу, одни и те же шлюшки. Пора бы уже попробовать новых. А если где-нибудь в Азии начнется заварушка, то нас точно перебросят в какой-нибудь новый гарнизон.

   За очередным поворотом Вэнс невольно притормозил, рассматривая открывшееся ему зрелище. Несколько солдат под руководством офицера тянули к дороге 37мм зенитное орудие системы Браунинг. Положение зенитчиков было отчаянным. Сзади на них наседал разъяренный японец, грозивший полицией и судом, а впереди путь преграждала канава, преодолеть которую было непросто. Орудийный расчет приготовил несколько хлипких на вид досок, с помощью которых надеялся преодолеть препятствие, но вид у артиллеристов был не очень уверенный.

   Повелительно махнув рукой, лейтенант остановил машину и спросил, не могут ли столь бравые парни помочь за небольшое вознаграждение своим товарищам. Хорошо накормленные и постоянно скучающие солдаты охотно согласились. Медленно и очень осторожно трехтонное орудие покатили по досочкам через канаву. Переднике колеса уже оказались на дороге, но когда очередь дошла до задних, импровизированный мостик рухнул. Убедившись в первую очередь, что пострадавших нет, лейтенант организовал спасательные работы, и совместными усилиями уже через пять минут зенитку удалось выпихнуть из кювета.

   - Спасибо ребята, выручили. Вот, возьмите. - Демонстративно проигнорировав черного капрала, офицер сунул две пачки сигарет Биллу. Тот хотя и не WASP, а самый классический ирландец, но зато такой белый, что белее некуда, даже веснушки есть. - Эта дрянь узкоглазая, -кивнул зенитчик в сторону удаляющегося японца, - обещал на нас собак спустить. И ладно бы был хозяином этого луга, а то какой-то сторож. Мразь. Пусть бы он только попробовал, я бы вышел на дорогу, и отсюда пристрелил и его самого, и его чертовых собак. А ребята потом бы подтвердили, что мы только оборонялись.

   Задумчиво посмотрев на свое спасенное орудие, и поразмышляв, что теперь с ним делать, лейтенант все-таки соизволил обраться к Вэнсу.

   - Капрал, возьмите с собой моего человека, пожалуйста. - Последнее слово офицер выдавил из себя с большим трудом, и произнес очень тихо. Даже разговаривать с цветным, а тем более просить его о чем-либо стоило ему больших усилий. Но что поделаешь, у него нет полномочий приказать командиру, находящемуся при исполнении, да еще из другого вида войск. 53-я артбригада береговой обороны, в которой служили зенитчики, относилась к военно-морскому округу, а пехотинцами из гарнизона Оаху командовал армейский генерал.*

   - Вилли, найти командира батареи и объясни, что надо прислать грузовик. На этой узкой дороге чертово орудие оставлять нельзя.

   Вилли, тоже капрал, уселся рядом с Тимом, так что Биллу пришлось устраиваться на тесном заднем сиденье. Ничего не поделаешь, субординацию приходится соблюдать.

   - Уже третий раз нас гонят, - пожаловался зенитчик. - Рядом с городом везде частные владения, и никто не хочет нас пускать. Пусть даже земли бесхозные, ни пастбищ, ни посевов, а все равно проганяют. Остается только оборудовать позиции прямо на дороге.

   - Ну и поставили бы свои батареи в резервации, - удивленно пожал плечами Вэнс. - Если кому-то захотелось провести учения, то там в глубине острова места много.

   - Да ты что, туда нас тем более не пустят. Служба парков с пеной у рта отстаивает каждый клочок земли. Уже дошло до того, что генерал Маршалл лично просил министерства внутренних дел, но и ему дали от ворот поворот. И ладно там орудия, так ведь попытались построить новейшую радиостанцию на вершине горы. Это штуковина должна ловить радиоволны от самолетов, даже когда на них вообще радиопередатчиков нет.

   - Да такое разве возможно? Как работает рация, я разбираюсь. Нет передатчика, нет и волн.

   - Точно говорю. Вражеские самолеты можно будет обнаружить даже за сто миль, во как. Эти штуковины еще полгода назад завезли, только поставить никак не могут.

   - Наверно сложно настроить? - предположил Тим.

   - Да нет, я же говорю, установить. Подпорки для них прислать забыли. Спасибо нашей безупречной интендантской службе. Впрочем, снабженцам я им действительно благодарен. У нас в батарее сейчас всего две зенитки, и вы видели, сколько с ними хлопот, а хотели прислать еще шесть. А кому с новыми орудиями возиться? Мне, капралу. И это только полбеды. Офицеры говорили, что орудий пришлют столько, что количество батарей удвоится. Но ведь личного состава не прибавится. Лейтенанту хорошо, его сразу поставят на должность комбата, а мне одному за всех придется отдуваться. К счастью, этого не случилось. Знать бы еще, кому за это спасибо сказать, выпил бы за его здоровье.

   - Ты прав, - серьезно кивнул Тим. - Какой-то мудрый генерал догадался, что у бедного капрала дел и так выше крыши, и приказал приостановить поставки.

   Солдаты на заднем сиденье весело рассмеялись, а громче всех хохотал Билли, который затаил обиду на зенитчика, занявшего его место.

   - Интересно, а для чего все эти ухищрения, - задумчиво произнес капрал, проигнорировавший беззлобные подтрунивания над его особой. - Часовых везде понатыкали, зенитки вот пытаются устанавливать. Ведь приказа об усиления бдительности не было.

   - Газеты надо читать, - наставительным тоном ответил Вэнс. - Ультиматум мы япошкам вручили, а ну как они не захотят возвращать захваченное и начнут войну. Уж больно воинственная нация.

   - Кто, япошки? - изумился капрал. - Насмотрелся я на них и дома, и здесь на острове. Они же извини, везде вместо негров работают.

   - Ну это крестьяне, - ничуть не смутился Тим. - А все офицеры и генералы у них са-му-раи, а это такой народец, похлеще гангстеров. Спят и видят, как бы кого-нибудь убить. Они до сих пор в атаку с саблями ходят, потому как любят убивать и смотреть как течет кровь. А если убивать некого, то они от горя разрезают себе живот.

   - Вот идиоты, они ж так умереть могут.

   - Так для этого и режут. Если нет войны, то и жизнь им не мила. Я же говорю, чикагские гангстеры им в подметки не годятся.

   - Да не буду спорить, напасть то они могут. Но согласись, после объявления войны пройдет уйма времени, пока они подготовят флот, потом пока их корабли подойдут к Филиппинам. Да и нас это никаким боком не касается. База неприступна, флот у нас огромный.

   Аргументы действительно были железными, и спорить никто не стал. К тому же все знают, что на острове базируется три сотни самолетов. Осмелься какой-нибудь сумасшедший японский адмирал подвести флот к острову, и война превратится даже не в избиение япошек, а в веселое соревнование между флотскими и моряками, кто больше потопит вражеских кораблей.

   - Вилли, а ты уверен, что это у вас действительно обычные учения?

   - Э, не волнуйся. Было бы что серьезное, нам бы боеприпасы выдали, а так мы даже не знаем, на каком складе они находятся.

   - Значит, нападения с воздуха не опасаются, и напрасно, - покачал головой Тим. - У японцев есть авианосцы.

   - Близко к острову они не подойдут, ты же видишь, что в сторону моря все время летают на разведку наши самолеты.

   - Уж слишком большую территорию они патрулируют, чтобы поиск мог быть эффективным.

   - Большую, это да. Им приходится проверять и южный сектор, и западный, и северо-западный. Но я думаю, в штабе все рассчитали и держат ситуацию под контролем. Правда, чья-то дурная голова даже предлагала патрулировать и северный сектор тоже, но умника быстро поставили на место. Незачем распылять силы на неопасное направление.

   - Верно, - согласился с собеседником Вэнс. - Ожидать нападения с севера не приходится.

   Разумеется, доморощенные стратеги-капралы не сами до всего додумались, они просто пересказывали мнение своих офицеров. Карт полетов никто из их командиров конечно тоже не видел, но зато все могли наблюдать, в каком направлении улетают самолеты, и откуда они возвращаются. Так что зона полетов секретом не являлась, особенно для зенитчиков, смотревших на небо профессиональным взглядом. Поэтому если бы на Оаху находился вражеский шпион, он подтвердил бы, что лучшего всего на остров нападать с севера.

***

   Подвал, или вернее, погреб, куда нас с Авдеевым поместили, был довольно тесным - примерно два на два метра. Никакого намека на комфорт здесь и в помине не было, и пол и стены в нем были земляные. На полу валялись капустные листья, какие-то веточки и доски. К тому же ватерклозет был не предусмотрен, а так как мы тут явно были не первые, то запахи здесь были, скажем так, неаппетитные.

   В комнате над нами постоянно находилось сразу два часовых. Когда солдатам надоедало стоять на месте, они начинали ходить у нас над головой, бухая своими сапогами и мешая думать.

   - Эх, поесть бы сейчас, - вздохнул Авдеев, - почитай уже сутки ничего не жевали.

   Тут я был с ним полностью согласен. Хотя подземные ароматы и перебивали аппетит, но желудок все равно требовал еды. Вчера, а скорее, уже сегодня, так как дело было за полночь, нас впихнули сюда, забыв накормить. Напоминать о себе часовым лишний раз не стоило, так как можно было запросто получить прикладом по голове вместо завтрака. Интересно, что им сказали про нас. Представили как шпионов, дезертиров, или же просто подозрительных лиц, которых следует проверить перед тем, как выпустить? Вид у нас действительно несколько необычный: валенки, теплые штаны и гимнастерки советского образца, а пилотки, дубленки и амуниция - немецкие. Документов при нас куча, но в данном случае это плохо - попробуй докажи, которые из них настоящие, а какие липовые.

   Так как заняться было нечем, то я потихоньку начал вспоминать события вчерашнего дня, начиная со встречи с фельджандармами.

   Осмотрев наш небольшой отряд, унтер не скрывая своей радости улыбался во весь рот и едва не подпрыгивал от счастья. Он снова подошел к Леонову и предложил ему отойти подальше, чтобы мы не подслушивали. Там, повернувшись к нам спиной, немец что-то вытащил из кармана и продемонстрировал нашему "офицеру". Впечатлившись увиденным, Леонов тут же вытянулся по стойке смирно, и посмотрел на своего визави с подобострастием. Унтер, хотя уже было ясно, что он не тот, за кого себя выдает, снисходительно похлопал собеседника по руке и угостил сигаретой, которую извлек из красивой блестящей коробочки. Такие штуки называются портсигарами, и сделанные из серебра, являются в этом времени атрибутом старшего командного состава. Во всяком случае, у простых лейтенантов я таких дорогих вещей еще не видел.

   Выпуская струю дыма вверх, тем самым невербально сообщая нам о том, что пока все в порядке, Леонов слушал собеседника и время от времени кивал в знак согласия. Только один раз идиллия чем-то была нарушена, и разгневавшись на немца Алексей отбросил сигарету в снег. Однако фельджандарм тут же снова достал портсигар, и картинно приложив руку к сердцу, вымолил прощение. Позволив себя уговорить, наглый гэбэшник соизволил взять еще одну сигарету, и беседа снова потекла в мирном русле.

   Когда мое любопытство достигло высшего предела, собеседники наконец закончили обсуждение. Придя к согласию, они не снимая перчаток пожали друг другу руки и разошлись к своим машинам. Немец махнул рукой подчиненному, переминающемуся с ноги на ногу у мотоцикла, и тот быстро заведя свой БМВ, укатил на нем в сторону моста, откуда мы приехали.

   Задумчиво проводив его взглядом, Леонов не спеша залез в Ганомаг. Усевшись на свое место, он так загадочно улыбался, что мне захотелось треснуть его по макушке. Если бы не стальной шлем, который он предусмотрительно не торопился снимать, я возможно так бы и сделал. Заметив, наконец, что общественность интересуется содержимым беседы, Алексей соизволил заговорить. Но вместо подробного доклада вышестоящему начальству, то есть мне, он решил проэкзаменовать меня на сообразительность.

   - Внимательно смотрел?

   - Во все глаза, даже моргнуть боялся.

   - И какой же вывод следует из твоего наблюдения? - продолжал Алексей опрос.

   - Немец наверняка офицер контрразведки.

   Моя проницательность Леонова не удивила, и он спокойно продолжал тянуть резину. - Ну а как ты думаешь, чего ему от нас понадобилось?

   Чтобы не начинать ссору, я просто показал кулак своему подчиненному, кем он там у меня числиться, а ну да, ездовым, и выразительно пощелкал пальцем по часам.

   Правильно поняв намек, Алексей перестал корчить из себя важную птицу, и отрапортовал.

   - На самом деле он оберлейтенат Лютце. Абверкоманда "3-Митте", контрразведка. У него якобы срочное задание. По его словам, здесь скоро проедет грузовик с переодетыми диверсантами и партизанами. Информация поступила недавно, и ему не успели выделить группу для ликвидации. Все, что у него осталось от группы, это два солдата, оба легкораненых. Остальных убили партизаны во время недавних стычек.

   - Как-то все шито белыми нитками. Заехал бы в ближайшее село и попросил коменданта выделить ему солдат.

   - Он пояснил, что во всех местных гарнизонах у русских есть сообщники. В основном из обслуживающего персонала, но они успевают предупредить своих. Да и мало тут немцев осталось, всех кого можно, спешно бросили на фронт. К тому же вояки из них никудышные. Ни автоматического оружия, ни боевого опыта нет.

   - Это все так. У Горушки как раз такие тыловики долго топтались, не могли организовать атаку.

   Мы потребовали рассказать все слово в слово, и Леонов не опуская ни одной подробности, пересказал весь разговор. Миссия, которую выполнял Лютце, была крайне важной. Русские успели опомниться от поражений первых месяцев войны, и сумели внедрить своих многочисленных агентов в германские штабы всех уровней. Только этим объяснялся тот странный факт, что несмотря на разгром своих кадровых дивизий, советам все-таки удалось окончательно остановить продвижение вермахта. А в последнее время русские даже перешли в наступление. То, что твориться в последние дни на старорусском направлении, наглядное тому подтверждение. Разумеется, контрразведке удалось выявить большую часть причастных к утечке конфиденциальной информации. При других обстоятельствах этих шпионов и предателей просто арестовали бы, но сейчас на это нет времени. Ведь речь идет о работниках штабов и доверенных лицах командования, а что еще хуже, даже сотрудников спецслужб. Таких важных персон нельзя схватить просто так. Сначала необходимо собрать уйму доказательств, а потом еще долго согласовывать с командованием. Но это только цветочки. Стоит только арестовать одного из этой шайки, то остальные шпионы сразу заметут следы. Вот и приходится действовать методами жесткими и незаконными. Вместо ареста русских агентов просто убивают, стараясь конечно, чтобы не пострадали невиновные, и инсценируют это как дело рук партизан. Конечно, так делают только с теми, о ком уже все известно. Если есть подозрение, что клиент может рассказать нечто важное, то его сначала захватывают живым, допрашивают, и только потом действуют по предыдущему варианту.

   В этой нелегкой работе героя невидимого фронта Лютце ждало много трудностей, и одна из них это нехватка сотрудников. При таких неспокойных клиентах текучесть кадров в группе была просто немыслимая. Из тех, кто был с ним месяц назад, остался только один человек, да и тот ранен в руку. Его бы на лечение отправить, а приходится брать с собой на операцию, да еще заставлять водить мотоцикл и стрелять из пулемета. До сих пор Лютце как-то удавалось решать кадровую проблему, но вот сейчас его направили в командировку в группу армий "Север". Доверять здесь почти никому нельзя, везде шпион на шпионе сидит, так что даже попросить помощи он ни у кого не может. Сегодня ему должны были выделить пять надежных человек, но в назначенное время деловая встреча не состоялась, и пришлось ехать на операцию втроем. Время поджимает, а персонала, достаточно многочисленного, чтобы выполнить заказ, нет. И тут появляемся мы, такие красивые и увешанные оружием.

   - О нашем экипаже он хорошо отозвался, - похвастал Леонов. - Говорит, сразу видно, что солдаты бывалые. Все сидят настороженные, внимательно рассматривают лес, причем каждый свой сектор. Оружие держат наготове, никто не разговаривает, не перешептывается и даже не курит. В общем, такие бравые вояки как мы, для него подарок судьбы.

   - Про подарок я сомневаюсь. А вот он для нас действительно ценная находка. Сдается мне, что этот обер знает кое-что важное, и не только про мифических шпионов.

   - Так может взять его тепленьким, - предложил мой ординарец, - пока он один, и смотаться в лес. Такой язык нам не помешает.

   - Нет, сначала надо убедиться, что те, кого мы встречаем, это не наши. Правда, у меня есть серьезные основания подозревать, что Лютце хочет порешить своих.

   - Коли так, то дело хорошее, - оживился Алексей. - Поддержим фрицев в этом начинании.

   - А скажи-ка, немец ты наш всамделишный, что ты там за истерику закатил, прямо по Станиславскому? Ну, когда сигарету бросил. Ты сделал вид, что он тебя оскорбил своим предложением стрелять в своих?

   - Нет, - помотал головой Алексей, - не так все было. Я обиделся, когда он меня Гансом назвал.

   - И что в этом ужасного? Фриц хочет с тобой подружиться с целью совместного времяпрепровождения в этом лесу, вот и зовет тебя по имени.

   - Но по документам я же Ханс.

   - Эээ, ясно. То есть, честно говоря, я ничего не понял.

   - Ну как же, по бумагам я Ханс Рауш, пишется через "х". А он обозвал меня Гансом, что значит "гусь".

   - Думаешь, проверка?

   - Да нет, вряд ли. Просто выговор у него немного неправильный.

   - Ну конечно, тебе-то лучше знать, как правильно говорить по-немецки. Гостей он когда ожидает?

   - Минут через сорок, может быть, через час.

   - А что он собирается делать, если на дороге появятся посторонние?

   - Никаких посторонних не будет. Ты думаешь, зачем мотоциклист к мосту поехал? Он установит там знак, что проезд запрещен. Также они сделали и на перекрестке, да еще оставили своего человека. Как только фельджандарм увидит в бинокль, что едет нужный грузовик, то знак уберет, а когда он проедет, поставит на место.

   - Хитро придумано. Теперь выкладывай детали операции.

   - Унтер, то есть обер, предложил сразу расстрелять машину из пулеметов, но я его отговорил.

   - Правильно, молодец. Прежде чем зачистку устраивать, надо бы документики сначала проверить. А как он потом сматываться собирался?

   - Тут тоже все продумано. Дальше на юг лес довольно редкий, болот почти нет. Ганомаг пройти сможет, а дальше начинается лесная дорога на Сидорово. Он знает это точно, потому что сюда они именно этим путем и ехали. Еще он подсказал удобный маршрут к станции Дно, куда мы согласно предписанию якобы и направляемся. Напрямую туда нам никак не проехать, потому что на пути лежит огромное болото Фекинский Мох. Зимой там правда есть зимник, ведущий через Глухую Горушку.

   - Как, еще одну? - невольно вырвалось у меня.

   - Ага, тут много сел с одинаковыми названиями. Но ехать по болоту довольно опасно по разным причинам. Можно взять севернее, но там дороги сейчас должны быть забиты войсками. Железную дорогу русские перерезали, так что все снабжение ведется по узеньким, неприспособленным для этого проселкам. Туда нам действительно лучше не соваться. Лучший вариант, это ехать вдоль реки на юго-запад до Переезда, там немного по зимнику, а потом по хорошей, хм, относительно хорошей дороге к Дедовичам. Ну, а дальше можно и на поезде. Путь относительно удобный, но пускаться по нему в одиночку могут только отважные духом и смелые сердцем, потому что в тех местах начинается партизанский край. Я его попросил показать все на карте, потому что нам как раз в этом направлении и надо двигаться.

   - А нас самих партизаны того, не прихлопнут? - высказал всеобщую озабоченность Авдеев.

   - Опасность конечно есть, но небольшая. В последнее время на лесном фронте наступило затишье. Немцы своих карателей спешно перебрасывают, чтобы затыкать прорехи в обороне, а партизаны этим не пользуются и никакой активности не проявляют. Как я понимаю, партизанская бригада, базирующаяся в Серболовском лесу, ушла ближе к линии фронта, чтобы помочь нашим наступающим войскам. В здешних краях остались только дозорные и отряды самообороны в селах, которые не станут нападать на броневик. Только поэтому Лютц нам и посоветовал этот маршрут. Вот ближе к Дедовичам другое дело. Там чтобы выжить, лучше пристать к какой-нибудь колонне. Впрочем, так далеко мы забираться не собираемся. Встретим связного в Белебелке, а дальше нас проводят к своим. Немец, кстати, попросился с нами. Мы отпугиваем партизан, а он защищает нас от своих собратьев-фельджандармов. Вот такой вот взаимовыгодный симбиоз.

   - Если он тот, о ком я думаю, то мы в любом случае прихватим его с собою, хочет он этого или нет.

   - Разумеется возьмем, - поддакнул Авдеев, - офицеры контрразведки на дороге не валяются.

   - Ну ладно, Алексей. Назвался офицером, расставляй солдат.

   Организовывать оборону и скрытую засаду мы умеем, но на время о наших знаниях нам пришлось забыть. Чтобы все выглядело естественно, маскироваться нам нельзя. Кормовой МГ сняли со шкворня, и поставили справа от дороги. Еще один пулемет нам отдал Лютц, кода вернулся мотоциклист. Леонов предположил, что Тедеру, так звали недолечившегося раненого, будет сложно управляться с оружием, и выдвинул идею передать МГ нам во временное пользование. Просьба была весьма разумная, и нам не отказали.

   Обещанный час еще не прошел, когда долгожданные гости наконец то пожаловали. Вопреки ожиданиям, ехали они не на одной машине, а на двух. Жандарм повернулся к нам и показал два пальца, подтверждая, что клиентов будет немного больше, чем планировалось. Мы с Авдеевым тревожно переглянулись. Два трехосных грузовика - это, считай, почти целый взвод. По-хорошему надо стрелять сразу, не дожидаясь пока противник рассредоточится. Но пока мы не уверены, кто там на самом деле, огонь открывать нельзя.

   Первый этап операции прошел, как и планировалось. Грузовики послушно притормозили, и после коротких препирательств командир взвода согласился выстроить личный состав для проверки документов. Солдаты сноровисто высыпали из кузова, не забывая прихватить винтовки. При виде их оружия меня начали терзать смутные сомнения. Вместо родных маузеровских карабинов доблестные солдаты вермахта сжимали озябшими руками советские трехлинейки и автоматические винтовки Токарева. Это конечно еще ни о чем не говорило. В начале войны немцам удалось захватить много складов, и советским оружием сейчас вооружены многие тыловые части вермахта.

   Привыкнув пользоваться в армии любой свободной минутой, немцы сразу засуетились. Одни разминали затекшие ноги, заодно согреваясь, другие сошли с дороги и занялись маленьким, но неотложным делом - видимо до этого долго ехали без остановок, и случая отойти в кусты не было.

   Было очень интересно смотреть на фрицев, заранее зная, что скоро все они умрут. Сейчас у них есть какие-то мысли, мелкие желания, надежды, а через пять минут не останется ничего. В какой то момент я даже подумал о фашистах как о людях, хотя тут же устыдился таких мыслей.

   Размявшись и освежившись, немцы защелкали зажигалками, спеша согреться теплым табачным дымом, и только после этого начали сбиваться в кучу. На этот балаган Лютце снисходительно взирал с доброй дедморозовской улыбкой, терпеливо дожидаясь, пока все закончат свои дела и построятся.

   В наличии у нас имелось два отделения, водители и взводный со своим замом. Пока комвзвода выяснял у фельджандармов, что от него требуется, отделенные выстраивали свои десятки. Фрицев оказалось двадцать четыре - ровно вдвое больше, чем нас вместе с жандармами.

   Леонов вместе со своим немецким коллегой-контрразведчиком просмотрел несколько предъявленных к проверке зольдбухов, перекинулся парой слов с солдатами, и подал нам условный знак, поправив на голове шлем. Если бы он сделал это правой рукой, то это означало бы, что перед нами свои. Но немцы оказались настоящими.

   Лютце продолжал ломать комедию с проверкой документов, предусмотрительно встав в сторонке, ожидая что Ханс Рауш сейчас скомандует огонь. Но к его несказанному удивлению, подойдя к броневику и прикрывшись его корпусом, наш "офицер" громко приказал никому не двигаться, в том числе и фельджандармам.

   Пораженные таким неожиданным требованием, подкрепленным тремя пулеметами, фрицы застыли неподвижно, не понимая чего от нас ожидать. Впрочем, Леонов, как мы с ним заранее договаривались, тут же пояснил всем заинтересованным слушателям, что хочет убедиться в их национальной принадлежности. Уж больно часто стали встречаться русские диверсанты в немецкой форме и с поддельными документами.

   Не на шутку испугавшись, фрицы разом загалдели, стараясь перекричать друг друга. Чтобы понять их, не нужно было быть лингвистом. - Мы...есть...настоящие...немцы.

   Водители, стоявшие отдельно, с недоверием покосились на пехотинцев, отодвинувшись на всякий случай от подозрительных личностей.

   Единственными, кто проявил хладнокровие в этой ситуации, были немецкие офицеры, спокойно ожидавшие, чем все это закончится. Ждать долго им не пришлось. Сомнений у меня больше не оставалось, и высунувшись из броневика, чтобы расчеты пулеметов могли хорошо меня слышать, я прокричал им - этих двоих не трогать. Огонь!

   Услышав русскую речь, Лютце тут же плюхнулся на снег, не забыв дернуть за руку своего напарника, и в дальнейшем развлечении участия не принимал. Впрочем, мы прекрасно обошлись и без него, фланговый огонь из пулеметов мгновенно уложил на землю всех. Зная не только из фильмов, но и по своему опыту, что большинство фрицев не погибло, а просто залегли, мы начали стрелять по ним длинными очередями.

   Ответного огня практически не было, только немецкий офицер успел отреагировать вовремя. Как только он услышал мою команду, то сразу сорвал с плеча ближайшего солдата эсвэтэшку, и юркнув за спины свои подчиненных, упал на землю, откуда открыл беглый огонь. Понимая, что у него остались считанные мгновения, лейтенант постарался потрать их на то, чтобы отомстить фельджандармам, которых он не без основания считал организаторами этого коварного нападения. Впрочем, особого выбора у него и не было. Прикрытый баррикадой из раненых и убитых, офицер имел некоторую защиту от нашего огня, но и сектор обстрела у него был ограничен. Как ни странно, но немец успел разрядить всю обойму, хотя лупили мы практически из десяти стволов.

   Но все когда-нибудь кончается, закончились и немцы. Только машинально вынув из автомата пустой магазин, и потянувшись за новым, я заметил, что тоже стрелял вместе со всеми. Бойцы подбежали к лежащим на земле телам, а я вернулся к своим прямым обязанностям, то есть к управлению Ганомагом. Не успевший сильно остыть мотор завелся сразу, и я медленно подвел машину к грузовикам. Отпустив педаль газа, я не глуша двигатель, поспешил выскочить наружу, прихватив пустую канистру. Однако канистру мне пришлось тут же бросить и пуститься в погоню за непослушным Ганомагом, который проявил самостоятельность и поехал дальше по дороге. Явление вполне обычное - рассеянный водитель забыл выключить рычаг ручного газа, и поленился воспользоваться ручным тормозом.

   Пока я бегал за строптивой машиной, гэбэшники занялись пленными. Оба фельджандарма к счастью, оказались живы, только невезучий Тедер умудрился второй раз поймать пулю в уже простреленную до этого руку.

   Трофейщиков ждать не пришлось. Они управились быстро, так как особо поживиться было нечем. Улов состоял только из трех десятков гранат. Какая жалость, что нельзя пополнить боеприпасы, но увы, все немецкое оружие было советского образца, а у нас наоборот, немецкого, и добытые тяжким трудом патроны нам не подходили. Даже пистолет у офицера оказался никудышным Вальтером ПП. Неудивительно, что в бою он предпочел схватиться за винтовку.

   Единственное, что радовало, это две полные канистры, найденные в кузове, так что не пришлось тратить время на переливание бензина из баков грузовиков.

   Быстро загрузившись, мы помчались по предложенному Лютцем маршруту на юг, где была меньше вероятность встретить кого-нибудь. Леонов уже собрался начать задушевный разговор с немцем прямо в пути, но я его пыл охладил. У меня были все основания для того, чтобы без меня допрос не начинали, а участвовать в нем, одновременно ведя машину через лес было невозможно.

   Остановившись в полукилометре от села, мы направили в сторону дороги разведчиков, а сами отошли от машины, чтобы посовещаться.

   - Как вы полагаете, они наш язык знают?

   - Унтер, то есть обер, все понимает. Когда ты крикнул, он сразу спрятался за мотоциклом с нашей стороны.

   - Замечательно. Значит так, в допросе участвуем только мы с Леоновым, остальные молча наблюдают. Я буду играть роль злого следователя, а ты Алексей, доброго. И еще, когда будем общаться с этим, представь себе что я старше тебя по званию ну хотя бы на две шпалы. Мне кажется, мы можем узнать кое-что интересное, и будет лучше, если я сыграю роль большой шишки.

   - Представить не трудно. Когда меня инструктировали, то велели на твое звание внимания не обращать, и охранять тебя как генерала.

   - О как? Что-то я не заметил с твоей стороны особого низкопоклонства. Ну ладно, теперь подожди пару минут. Мне надо обдумать разговор.

   Пока я вел броневик через лес, то управление машиной занимало все мое внимание, и теперь мне следовало поскорее собраться с мыслями. Вопросов к Лютцу конечно было много, и нужно выбрать, с чего начать разговор.

   А интересно, сколько может существовать таких команд ликвидаторов? Наверняка, немного. Уж больно деликатное это дело, да и не простое. То, что две - три группы всех потенциальных свидетелей быстро не укокошат, даже удобнее. Если бы случился массовый падеж сотрудников спецслужб, на это обратили бы внимание, а так все выглядит просто как обычные зверства партизан. Досадное, но вполне обыденное явление. Кстати, вполне возможно, что именно Лютце причастен к устранению моего знакомца лейтенанта Брауна. Надо его и об этом спросить.

   Тут мои мысли перескочили на другое. А почему бы не повторить старый фокус, и не убедить немецкое командование в серьезности наших намерений на этом направлении. Пусть вся наша тридцать девятая армия уверена в том, что нам поручено важное наступление. Но мне то сообщили прямым текстом, что здешний фронт второстепенный, и было бы очень неплохо убедить противника в обратном. Ну в самом же деле, как удалось выяснить комбату, Масленников не получал приказа устраивать такие глубоки прорывы. Да и танков в армии что то маловато, пришлось у соседей занимать. Большие наступления, конечно, где-то готовятся, но только не здесь. Будет очень хорошо, если немцы перебросят сюда несколько танковых дивизий с Курского направления, где они всерьез угрожают Харькову. Болот здесь просто немерено, на всех хватит.

   Тогда план действий следующий. Надо очень тонко намекнуть псевдоунтеру, кто мы такие, устроить ему побег в стиле "Джентльменов удачи", и он тут же выложит бесценные сведения своему руководству. Там сразу поймут, с кем Лютцу пришлось столкнуться, и доложат наверх. На мой взгляд, план был хоть куда. Это сейчас, сидя в темой зловонной яме, я кардинально переменил свое мнение. Но вчера все виделось в ином свете. Переполнившая меня радость от такой хитроумной задумки требовала выхода, и махнув бойцам рукой, чтобы вели пленного, я начал весело напевать:

   Вот солнышко печет, Косой с мешком идет,

   А Хмырь с Доцентом едут на верблюде.

   Доцент у них пижон, находку спрятал он,

   А вскоре взяли их в погонах люди.

   Другой московский кент, ну вылитый доцент,

   По жизни он заведовал детсадом.

   Чтоб следствию помочь, ушел из дома прочь,

   И за решеткой всех развел как надо.

   Заинтересовавшись странной песенкой настолько, что забыл о предстоящем допросе, Леонов вытащил блокнот и быстро застрочил карандашом, рисуя крючочки стенограммы. Но к его вящему неудовольствию я прервал вокал, едва немца выпихнули из Ганомага. Нечего ему раньше времени слышать про побег.

   Прежде чем подойти к нам, обер повертел головой, разглядывая окрестности. Увидев знакомую местность, Лютц улыбнулся. Чем он так доволен, я не понимал. Мы же ехали не к фронту, а в противоположную сторону, а значит, рассуждая логически, вряд ли будем тащить с собой пленников. Может быть, он думает, что мы таки возьмем его в свое путешествие, как и договаривались, чтобы он нас охранял.

   Как только обера подвели, я попытался прочитать по его улыбающемуся лицу о чем он думает. Но психолог из меня тот еще. Контрразведчик нам попался матерый, и вполне владел своими эмоциями. Ну ладно, попробуем его сразу огорошить.

   - Спроси, зачем он утопил Эриха Брауна.

   Услышав знакомую фамилию, обер не переставая улыбаться попытался развести руки в стороны, но веревка, стягивающая запястья, позволила только растопырить локти.

   - Да, я получал приказ от командования на устранение лейтенанта Брауна, - начал переводить Леонов, - и этот приказ успешно выполнил. Но по плану следовало оставить его тело на дороге, чтобы свалить все на партизан. Думаю, как раз настоящие партизаны и бросили его в реку.

   - А вот этого я тебе не прощу, - играл я роль злого полицейского, чтобы сильней надавить на допрашиваемого. - Он хотя и немец, но человек хороший. Если бы у вас все в армии были такими, то и войны между нами могло не быть.

   - Была бы война, - покачал головой Лютце. - Я же читал его дело перед выполнением, эээ... задания. Лейтенант человек сентиментальный и честный, это да. Но еще честолюбивый и исполнительный. Куда его страна посылала, там он и воевал без всякой тени сомнений.

   - Да понимаю я все, - хотелось мне ответить, - но надо же играть свою роль и изображать праведный гнев. Пусть Эрих даже после смерти поможет мне еще раз.

   - Что же касается моей ценности для вас, - продолжал аргументировать свою позицию Лютце, - то я знаю очень много о работе контрразведки. Правда, не здесь, а в группе армий "Центр". Но вас это тоже должно сильно интересовать.

   Видимо, моя хмурая физиономия не выражала никакой заинтересованности, и обер поспешил выложить убойный аргумент в защиту своей тушки.

   - Это далеко не все, герр офицер. У меня есть сведения высшей категории секретности. Я ничего от вас утаивать не собираюсь, но поверьте, это не ваш уровень. Если в течение суток, или хотя бы двух, вы доставите меня к своим командирам, то я выложу им такое, что они просто ахнут.

   А вот тут я действительно не поверил. Какие - такие суперсведения могут быть у мелкого офицера? Ясно, что он врет, лишь бы его сейчас не убивали. Но зато есть повод, чтобы показать свою корочку.

   - Уровень говоришь не тот, - спросил я как можно более развязно, и сделав, как мне казалось, наглое и самодовольно лицо, достал удостоверение старшего командира госбезопасности.

   Увидев, что его просьбу об эвакуации мы можем и не исполнить, Лютце слегка сник, хотя улыбаться не переставал. Чтобы замаскировать свои коварные намерения, я тщательно прикрыл пальцами фамилию и звание, продемонстрировав фрицу только свою ведомственную принадлежность. Продолжаю игру, я кивком приказал Леонову достать и свою корочку, на что он четко ответил - Есть, командир, - демонстрируя, что он здесь всего лишь мелкая сошка.

   Увидев, что мой подчиненный не кто ни будь, а целый шпалоносец, (ведь он не мог не знать, что звание лейтенанта ГБ соответствует общевойсковому капитану), Лютце уставился на меня с неподдельным интересом. Чтобы окончательно добить немца, еще следовало рассекретить Авдеева. Скосив глаза вниз, я посмотрел на тени бойцов, толпившихся у меня за спиной, благо что солнце висело как раз с той стороны. У тени слева от меня явственно различалась какая-то длинная палка, а единственная винтовка в нашем отряде имеется только у моего ординарца. Небрежно протянув в ту сторону руку, как будто мне все равно, кто попадется, я выхватил из воздуха еще одну корочку. С неожиданно появившейся ловкостью фокусника, как будто всю жизнь тренировался, я почти не глядя на удостоверение так искусно прикрыл пальцами фамилию Авдеева, что первые буквы можно было при желании прочитать. А желание узнать как можно больше у Лютце явно было. Он бросил на корочку мимолетный взгляд, лишь на долю мгновения остановившийся на фамилии, но этого было достаточно. Конечно, он всего не знает, но зато знает его начальство, и оно быстро сложит два плюс два. У Эриха Брауна знакомых в советских войсках отнюдь не вагон, и нетрудно догадаться, у кого ординарцем может быть офицер госбезопасности с фамилией на "Ав".

   - Вы меня убедили - перевел Леонов. Впрочем, что немцу еще остается, отмазок то у него больше нет. Приходиться согласиться с тем очевидным фактом, что информацию придется выложить здесь и сейчас. Даже будь мы обычными разведчиками, а не кровавой гэбней, то за одну минуты вынудили бы его сказать все. Но, впрочем, попробовать все равно стоило.

   - Значит, информация следующая. - Для пущей убедительности Лютце даже сделал серьезное лицо, показывая, что шутки закончились. - Через несколько дней начнется генеральное наступление из Курска в направлении на юг.

   Слова его были встречены неприкрытым скепсисом. Откуда такие сведенья у мелкого офицера, обитающего в глухих дебрях, да еще так далеко от места событий. Заметив вспыхнувшее в наших глазах недоверие, Лютце поспешил пояснить.

   - Я не все время сидел здесь в лесах, а находился в контрразведке группы армий "Центр", так что по долгу службы знаю очень многое. Для подготовки наступления завтра в штаб ГА "Север" приедет Гудериан, чтобы выбить у фон Лееба все мехчасти, который тот не желает отдавать. Хотя фюрер и приказал отправить всю бронетехнику в Курск, но фон Лееб саботирует его распоряжение. Он утверждает, что у него и так почти ничего не осталось, а то что есть, надо срочно отправить в Сольцы и на старорусское направление, иначе не избежать разгрома.

   А это уже интересно. Если бы еще знать, где этот штаб находится, хотя бы приблизительно. Соответствующие структуры конечно в курсе, но до нас эту информацию естественно не донесли. Вот как бы так половчее выведать, чтобы не показать свою неосведомленность? Но пока я размышлял, Леонов меня опередил.

   - Штаб на месте, никуда не переехал? - спросил он сначала по-русски, чтобы мы поняли вопрос.

   - Да нет, все там же, в городе Дно, - пожал плечами обер. - Ну а я как раз прибыл сюда под предлогом обеспечения безопасности своего командующего. Это проще и быстрее, чем официально переводить меня в местные подразделения фельджандармерии или делать липовые документы. Я видел, что у вас в машине только штатная рация, значит для передачи разведданных придется вам возвращаться назад. Какое бы задание у вас ни было, но сведения крайне важны.

   - Вот же глазастый, - возмутился Авдеев, однако в его голосе было больше восхищения наблюдательностью профессионала. - Все успел заметить.

   Итак, быстроногий Гейнц едет в Дно, а по документам Леонова мы должны направляться как раз туда. Это совпадение мне на руку. Выберемся отсюда живыми, буду должен ему целую канистру спирта. Впрочем, по справедливости ее заслужили те ребята из разведотдела армии, которые эти бумаги состряпали.

   - Спроси, в связи с приездом начальства пропускной режим не ужесточили, успеем ли мы прибыть вовремя.

   - Да что там ужесточать. И не велика разница - одним генералом в городе больше, одним меньше.

   - Это верно, - кивнул Павел. - Да и долго быстроногий Гейнц там сидеть не станет. Его дела ждут.

   - Итак, - подытожил я, когда связанного обера опять впихнули в Ганомаг и уложили на пол, - у нас следующие задачи. Первое, доставить информацию о наступлении. Второе, вернуть наши драгоценные особы обратно за линию фронта, или хотя бы попасть к партизанам.

   - С Курском и так все ясно, - отмахнулся Леонов от моих рассуждений. - В генштабе чай не дураки сидят и видят что к чему. Впрочем, я не предлагаю утаивать сведения. Вот передадим тебя и пленных на руки партизанам, и отпраимся к станции Дно. Я готов нашей лаборатории, где фиктивные документы готовят, ящик водки выставить. С таким предписанием, которое они нам сделали, мы туда можем ехать на совершенно законных основаниях.

   Упоминание о ящике невольно заставило меня улыбнуться. Неведомому сотруднику разведки уже всерьез угрожала смерть от цирроза печени.

   - Насчет пленных у меня свои планы.

   - Так ты их собираешься отпустить? - удивленно спросил Авдеев, смерив меня тяжелым взглядом.

   - Да не обязательно обоих. Достаточно если убежит только Тедер. Он правда ничего не знает, но не беда. Мы оставим их наедине и без кляпов, чтобы они могли поделиться впечатлениями. Потом подстраиваем солдату побег, и дело в шляпе. Фрицы бросают все дела и мчаться сюда, спеша остановить наступление, которое я тут якобы готовлю.

   - Если для дела надо, то пусть партизаны устроят ему побег. Но ... денька через два или три. К этому времени мы или погибнем, или успеем скрыться. Но это второстепенный вопрос. Ты лучше скажи, как мы будем Гудериана убивать.

   Как, как. В книгах ему обычно откручивают голову голыми руками. Хотя, например товарищ Букварь просто разрезал его пополам. Не специально, а просто влепил двадцатимиллиметровый снаряд прямо в живот. Но все это случалось, когда командующий танковой группой неосторожно заезжал в темный лес, а тут он намерен сидеть в штабе, где его будет охранять как минимум полк.

   Ну ничего, раз старые проверенные способы не годятся, попробуем новый. Зря, что ли я столько книг прочитал.

***

   С надеждой, что их командир придумает что-нибудь гениальное, Леонов с Авдеевым смотрели на меня и ждали, что я изреку.

   - Итак, - обратился я к гэбэшникам, - попробуйте представить себе, что немцы о нас подумают?

   - А мы разве что-то неприличное делаем?

   - Да нет, давайте порассуждаем. По их тылам свободно, не скрываясь, разъезжает советский отряд. Сразу появляется вопрос - а зачем? И ладно, если бы мы были обычными диверсантами. Так ведь у нас целых три офицера госбезопасности. Может быть даже больше трех, хотя вряд ли. Ведь нас сразу можно отличить по верхней одежде, у остальных солдат обычные шинели. Но самое главное, это наша ведомственная принадлежность. Не разведка, не осназ, а именно госбезопасность. Один чекист это еще можно понять, опытных людей не хватает, и на фронт посылают всех. Но что нам тут делать втроем? Взрывать какой-нибудь мостик через ручей или разведать, сколько полевых кухонь проехало по дороге? Дело нужное, это да, но не настолько сложное, чтобы комплектовать отряд из старшего и среднего комсостава. Значит очевидный вывод такой - мы готовим какую-то очень большую пакость. А какую? Здесь вывод тоже совершенно ясен, ведь по счастливому совпадению мы едем туда же, куда и Гудериан, да еще умудрились сделать это практически одновременно.

   - Хотим его убить?

   - Хуже, намного хуже. Во-первых, десяти человек для атаки на штаб ГА явно недостаточно. Во-вторых, вместо того, чтобы выбросить группу на парашютах, нам приказали проехаться на машине по всем немецким тылам. Это значит, что проезд нам обеспечен, и вполне вероятно, что обратно мы тоже собрались ехать тем же путем. Значит, с Гейнцом хотим только поговорить по душам.

   - Все-таки версия сговора выглядит довольно сомнительно.

   - Согласен. Но когда станет известно, кто едет, все сомнения отпадут. Ну не станут же меня посылать в глубокий тыл врага для самоубийственной операции. Станет ясно, что едем мы на мирные переговоры. Слышал ли вообще Гудериан про меня или нет, не важно. Теоретически, информация могла к нему просочиться.

   - Не понял, - вопросительно поднял брови Леонов. - Что именно он мог узнать?

   - Так, тебе что на инструктаже говорили? Не задавать мне никаких вопросов. Я вам уже рассказывал, что они ухлопали Брауна только за то, что тот немного контактировал со мной. Это обычный лейтенант, и он выполнял приказ. Да и разговаривал со мной в присутствии кучи свидетелей, так что никакого криминала. Так нет же, контрразведка организовали целую операцию по его ликвидации. А если окажется, что со мной искал встречи генерал, то ему не жить.

   Судя по просветленным лицам товарищей, идея им понравилась. Авдеев задумчиво почесал макушку шлема, и предложил. - Ты бы это, с Гитлером поговорил, что ли. Тогда немцы и его тоже прикончат.

   - А что, - поддержал я идею. - В каждой шутке есть доля правды. Может, мне невзначай упомянуть чью-нибудь фамилию. Вот только кого я знаю из сотрудников Абвера или Гестапо?

   Увы, но мои знания в этой области ограничивались только фильмами, и ничего полезного из них я не усвоил. Вот, к примеру, сериал про Штирлица: Там есть Борман, но он относится к правящей верхушке рейха. Еще есть Мюллер и какой-то Шеленберг. Оба они вроде бы персонажи реальные, но тоже шишки немаленькие. Уничтожить их клеветой вряд ли удастся. Ладно, возьмем другой хороший фильм - "Операция "Омега". О, да это как раз то, что нужно.

   - Кажется, я знаю одного сотрудника Абвера, - радостно проинформировал я своих коллег, - майора фон Шлоссера. А его отец, барон Шлоссер, генерал вермахта. Информация немного сомнительная, но думаю, доверять ей можно.

   - Интересная фамилия, - с нажимом произнес Леонов, насмешливо блеснув глазами.

   - Ты его знаешь?

   - Нет, никогда о нем не слышал, и вряд ли услышу.

   Авдеев, до сих пор старательно что-то вспоминавший, вдруг тоже сообразил в чем дело, и ехидно спросил. - А скажи-ка, Лекся, ты случайно про этого майора не из английских детективчиков узнал?

   - Верно, из них самых.

   - Мы так и поняли. Ну почему ты в школе и институте немецкий не учил?

   - Так ведь я же учился в другое время и в другом месте. У нас считалось, что воевать с Германией больше не придется.

   К счастью Леонов не понял, что я имел в виду, и понял мои слова совершенно правильно. - Вы, американцы, зря так считаете, - поучительным тоном ответил он. - Воевать вам, то есть, извини, им все равно придется. И наверняка уже в ближайшие год-два. Сначала с оборзевшей Японией, а потом заодно и с Гитлером.

   - Хватит мне лекции читать, объясните же наконец, что не так с этим майором?

   - "Шлоссер" - назидательно произнес Алексей, - по-немецки значит "слесарь". Так что никакого барона фон Слесаря в природе не существует. Это просто такой тонкий английский юмор.

   - Ну давайте тогда попробуем хотя бы Мюллера, - не сдавался я. - Бросьте мимоходом фразу о том, что "как бы Мюллер-собака нас не обманул. Дескать, доверять ему полностью нельзя".

   Удостоверившись, что мы действительно взяли его с собой, Лютце едва дождавшись, когда я займу свое место, начал тараторить секретные сведения с такой скоростью, что Леонов не успевал переводить. Уловив знакомое по многочисленным книгам слово "Бранденбург", очевидно упомянутое не в смысле "населенный пункт", а "секретное подразделение", я только презрительно хмыкнул.

   - Про Бранденбург мы и так все знаем, это - черт, а в самом деле, что он сейчас собой представляет. Сначала это был отдельный батальон, потом полк, а затем полк развернули в дивизию. А вот на какой стадии он был в конце сорок первого, не знаю. Однако кое-как я смог выкрутиться, и даже рассказал о "соловьях", продемонстрировав свою осведомленность.

   - Ну хорошо, - продолжал сыпать информацией Лютце, на этот раз чуть медленнее, чтобы переводчик мог за ним угнаться - вот новость, о которой вы точно не знаете. Сейчас начали формирование гренадерской дивизии СС из уголовников, сидящих в лагерях. В ней только офицеры кадровые.

   - Уже? - удивился я. В нашей истории на такой отчаянный шаг немцы решились только в конце войны. И с чего бы это делать в 41-м? Вроде бы серьезных поражений у Вермахта еще не было. Скорее всего, та часть германского командования, которая в курсе неизбежного поражения, уже поняла что оно произойдет раньше 45-го года и занервничала.

   - Уголовники никогда сражаться за Родину не станут, - презрительно скривился Авдеев. - Они же заклятые враги своих сограждан, и никогда не захотят умирать за них.

   - А еще я знаю все спецшколы для подготовки подростков-диверсантов. В Бобруйске, Орше, Телешево, - затараторил Лютце. Он продолжал без остановки сыпать секретными сведениями, и все вздохнули с облегчением, когда впереди показался немецкий пост и пользуясь этим поводом, оберу заткнули рот.

   Чтобы предотвратить нежелательные вопросы немцев, которые могут захотеть осмотреть наш транспорт, мы при первой же возможности переодели наших фельджандармов. Лютце облачили в советскую шинель, которую мы прихватили с собой для утепления Ганомага, а специально для Тедера реквизировали в первом же селе дырявую фуфайку и такую же рваную шапку-ушанку.

   Для этого Авдеев разыграл целую комедию. Попросив остановить машину у дома, где во дворе стояло несколько человек, он приставил ладони к ушам, изображая Чебурашку, и закричал. - Щапка, ущи, старый, грязный, дай.

   Удивленные неслыханно скромным требованием оккупанта, сельчане притащили из подвала сразу две замызганные шапки, которые когда-то были покрыты заячьим мехом, а теперь только пылью и паутиной. Отнятое у колхозников имущество Павел презентовал своим немецким коллегам-контрразведчикам, и для полноты картины еще обмотал им подбородки их же шарфами. Уж очень раскормленные физиономии лжежандармов не вязались с образом голодного и небритого партизана. Теперь из немецкой формы на виду оставались только брюки и сапоги, но это было не существенно. В конце концов, почему бы партизанам не надевать иногда трофейные шмотки.

   Десять километров до Белебелки мы проехали без приключений. Начиная от поселка Сидорово, лес отступил далеко от реки, и путь стал сравнительно безопасным. На открытой местности и партизанам устроить засаду труднее, и немецкие посты видно издалека. Но местами дорога все-таки проходила через густые дебри, где я снижал скорость и мы внимательно смотрели по сторонам. Хотя численность партизан в этих краях поубавилась в последнее время, и больших отрядов здесь попадаться не должно, но оставалась опасность со стороны "охотников". Для свободной охоты на немцев выделяли самых лучших стрелков, хорошо знающих местность, которые парами или тройками устраивали засады у основных дорог и отстреливали водителей машин. Попадись нам такие снайперы, они смогли бы влепить нам пулю в смотровую щель, что могло негативно сказаться на выполнении нашей миссии. Поэтому на опасных участках мы опускали бронестекла, и мчались с максимальной скоростью.

   Движение по шоссе было на удивление редким. Мне было интересно, почему немцы им не пользуются, если оно ведет прямо к фронту, и я попросил Леонова расспросить об этом немца.

   - Да я и сам могу объяснить. Мне в разведотделе армии все рассказали.

   - Молодец, старлей. - похвалил я мысленно хитрого гэбэшника, умело играющего на публику. - Пусть Лютце знает, что мы даже в штабе армии дверь пинками открываем.

   - Шестнадцатая немецкая армия сейчас ведет тяжелые бои, - начал Алексей читать лекцию по состоянию дел на лесном фронте. - Состояние со снабжением у нее крайне напряженное, а дорога через Псков и Дно с перевозками не справляется, даже если бы там не было диверсий. Поэтому немцы решили часть грузов перевозить по Витебской железной дороге, а перевалочную базу устроить на станции Чихачево. Это южнее Дедовичей. С точки зрения географии решение разумное, отсюда идет шоссе прямо к Старой Руссе, позволяя быстро перебрасывать и припасы и пополнение. Правда, оставалась закавыка в виде партизан, угрожавших коммуникациям, но с ними предполагалось быстро покончить. Немцы знают, что численность бригады не превышает одной, максимум двух тысяч. Однако все оказалось не так уж и просто. На границах Партизанского края мы успели создать неплохую линию обороны с дзотами, блиндажами и ходами сообщения. А самое главное, в каждом даже самом маленьком селе у нас есть свои люди, и напасть на партизан неожиданно просто невозможно. И вот наши подпольщики доложил, что со станции Волотово выехал отборный батальон, сформированный из эсэсовцев. Он должен был наступать с севера по шоссе Старая Русса-Чихачево. Но не успел он начать свое наступление, как сам был атакован. Сначала партизаны захватили в плен несколько фрицев и узнали у них пароль. С его помощью ударная группа легко проникли в село, где ночевали каратели, забросала гранатами избы в которых они спали и штаб, а потом подоспевший основной отряд уничтожил весь батальон. Численное преимущество эсэсовцам не помогло. Другой батальон, который должен был наступать по шоссе с юга, попал в огневой мешок и тоже был почти полностью уничтожен. Как мне сказали, партизанский отдел Северо-Западного фронта доложил о том, что шоссейные дороги от Чихачево и Дедовичей перерезаны полностью. Это кстати одна из причин, почему наше наступление было таким быстрым и сравнительно успешным. Вот этот участок дороги, по которому мы едем, еще сравнительно безопасный. А вот дальше можно будет проехать только в обход Партизанского края по зимникам.

   Полисть постоянно петляла, то приближаясь к дороге, то уходя далеко в сторону. Река здесь стала совсем узкой, не превышая в ширину двадцати метров, но зато овраг, который она себе вымыла, был очень глубоким. Растительность заметно изменилась. Сосны окончательно исчезли, ольха сменились березами и осинами. Селений по пути практически не было, а те что встречались, лежали в стороне от дороги, что нас весьма порадовало. Меньше постов - меньше проверок - меньше вероятность провала.

   Но вот, наконец, и цель нашего путешествия. Белебелко село очень крупное, и в это время имеет статус районного центра. Партизанский отряд, который в нем создали, тоже не маленький, и за ним числится много славных дел. Где-то здесь принимал присягу и юный партизан Леня Голиков. Вот только освободить само село от фашистов пока не удалось. В нашей истории расширение Партизанского края началось только ближе к весне, после зимнего наступления Красной армии. Когда это произойдет в этом мире, сказать трудно. Фронт подходит все ближе, и наиболее боеспособные отряды стали привлекаться для диверсий и штурма населенных пунктов в ближайшем немецком тылу. Фашисты в свою очередь спешно посылают тыловые части на фронт, и напряженность боев в этих лесах временно спала.

   Через пост при въезде в Белебелку я решил проехать не останавливаясь. Стоящий у дороги часовой, облаченный в меховую безрукавку, натянутую на шинель прямо поверх подсумков, сосредоточенно топтался на месте, безуспешно пытаясь согреться. Тем же самым был занят и пулеметчик, который по идее должен был не прыгать, а спокойно сидеть за баррикадой из мешков. Его второго номера не было видно, наверно прятался в ближайшей избе. Нашими личностями тут никто и не думал интересоваться. Будь на их месте фельджандармы, они бы начал искать, к чему придраться, а так и дураку ясно, что партизаны в Ганомагах не разъезжают, так чего же ерундой маяться и проверять нас.

   При виде такого безобразия, Леонов, вжившийся в роль немецкого обер-лейтенанта Рауша, естественно, не выдержал. Откинув полог брезента, и высунувшись наружу, он пропесочил незадачливых фрицев, нарушивших положения караульной службы.

   - Интересно, - задумчиво произнес он, усевшись обратно на свое место. - Здесь должен быть большой гарнизон, а немцы утверждают, что их осталось совсем мало. Даже на постах стоять некому. Наверно, это все из-за нашего прорыва. Перепугались, вот и бросили туда всех, кого только можно. Ну и замечательно. Меньше фрицев, меньше у нас проблем будет.

   Не доезжая до центра села, мы свернули налево, к высокому, примерно с трехэтажный дом зданию. Хотя подобные строения я раньше никогда и не видел, но не трудно было догадаться, что это за сооружение, возведенное на берегу реки так, что с одной стороны оно опиралось на толстые, позеленевшие сваи, и с большущим, неторопливо вращающимся колесом. Из верхнего окна высовывалась лебедка, с помощью которой затаскивали наверх мешки. Несмотря на погоду, мельница все еще работала. Как мне пояснили, ее остановят только когда ударят сильные морозы.

   Клиентов на мельнице было немного, что и неудивительно. Большую часть припасов у колхозников отобрали немцы, что-то они передали партизанам, а оставшееся зерно крестьяне прячут надежнее, чем страны свой золотой запас. В хорошие времена крестьянам, привозившим зерно, приходилось ждать долго, как современным дальнобойщикам в очереди на таможне. Специально для них рядом с мельницей находится "дом завозника", где можно отдохнуть, согреться, а если надо, то и переночевать. Но сейчас вся очередь на помол состояла из одной единственной телеги. Свидетели нам были нежелательны, и мы честно ждали, пока подойдет наша очередь, не пытаясь лезть вперед. Впрочем, жернова работали быстро. Клиенты, двое мужичков пенсионного возраста, только успевали поднимать наверх, к входному лотку, мешки с зерном и выносить из мельницы мешки с мукой, заметно меньшие по размеру чем те, которые попадали внутрь.

   Крестьяне наверняка доложили обслуживающему персоналу о появлении незваных гостей, но мельник вышел только тогда, когда закончил работу. Белый с головы до ног, в кожаном фартуке и нарукавниках, в древнем картузе, он выглядел как персонаж средневековой сказки. Правда широкой окладистой бороды у него не было, но наличествовала небольшая аккуратная бородка, вполне подходящая под образ. Стоявшая тут же допотопная телега дополняла старинный антураж, и только мы со своим Ганомагом грубо нарушали идиллию.

   Колхозники, взвалив последний мешок на телегу, с опаской посмотрели на нас, и убедившись, что мукой мы не интересуемся, начали прощаться с мельником.

   - Благодарствуем, Василич, долгие тебе лета, - затараторили они на перебой. В порыве искренней благодарности мужики даже поклонились, как будто на дворе стоял девятнадцатый век.

   На все их тирады и поклоны мельник, смотревший суровым взглядом из-под насупленных бровей, ответил только сдержанным кивком. Как и положено настоящему представителю его уважаемой профессии, он все время молчал, и только во время работы от него можно было услышать команды "засыпай" и "отгортывай". Определить его возраст было трудновато. Лицо вроде совсем молодое, но нахмуренный вид и седые от муки волосы делали его намного старше.

   Показав вопросительно глянувшему на нас мельнику в сторону двери, Леонов вошел внутрь, где нас никто не мог подслушать. Повесив на шею автомат, я увязался вслед за ним, уж очень интересно было послушать разговор про "славянский шкаф". Если пароль и отзыв все еще такие простые, как и в начале войны, например "ствол-Сталинград" или "мушка-Мурманск", то надо будет дать еще пару "умных" советов руководству страны.

   Внутри помещения все было таким же белым, как и снаружи, только уже не от снега, а от муки, и мы шагали осторожно, чтобы не выпачкаться. По краям зала, в которой мы очутились, стояли огромные сундуки для зерна и большие круглые емкости. Как я понял, это были те самые ступы, которые, если верить сказкам, служат транспортным средством ведьм. Только вместо Бабы Яги из них торчали здоровенные палки, предназначенные для ручного размельчения семян растений. Как они называются, я не помнил, а спросить стеснялся. На стенах висели веревки, видимо для завязывания мешков, и засохшие пучки травы, заменяющие здесь фумигатор. Дополняла этот интерьер висящая воздухе мелкая мучная пыль, издававшая аппетитный запах.

   Пока я глазел по сторонам, Леонов завязал разговор. С комичным акцентом, изумительно коверкая слова, и помогая себе жестами, Алексей объяснил мельнику, что ему надо.

   - Вамь вчера унтерь Редер оставлять пять мешка зерна пшеница.

   - Так забрали же, херр офицер. Все перемололи, и пшеничную муку херр Редер сегодня и увез.

   - Еще рожь будет, сегодня.

   - Десять мешков, херр офицер?

   - Двенадцать, и обязательно сегодня.

   С последними словами акцент у гэбэшника полностью исчез. Вопросительно посмотрев на "офицера", мельник тщательно, хотя и довольно безуспешно, отряхнул ладони от въевшейся в них муки.

   - Алексей, - первым протянул руку Леонов. Такие сведения, как звание и фамилию он оглашать не стал.

   - Виктор - представился партизан, внимательно рассматривая нас.

   - Познакомьтесь, - позвал меня Алексей. - Это Кабанов Виктор Васильевич, командир партизанского взвода. Он тоже воевал под Торопцом, так что вы могли раньше встречаться.

   - Вряд ли, - покачал головой партизан. - В штурме города я не участвовал. В основном занимался разведкой и засадами на дорогах. Так что вам требуется?

   - У нас крайне важная информация, а мощной радиостанции нет. Поэтому надо срочно прибыть в расположение вашей бригад. Численность нашего отряда десять человек и имеются двое пленных. Вторая задача, это эвакуировать самолетом минимум трех человек на Большую землю.

   - В лес вас провожу, это не трудно, и самолеты к нам регулярно прилетают. А вот с пленниками сложнее. Здесь в ближайших селах все еще стоят немецкие гарнизоны, как бы они чего не заподозрили.

   - Ничего, мы фрицев партизанами нарядили. Вот только возни с пленными предстоит много. Нужно как можно скорее устроить одному из них побег, да еще так, чтобы он не заподозрил подвоха.

   Не теряя времени, Леонов достал из планшетки трофейную карту, на которой очень кстати были обозначены расположения немецких гарнизонов, и Виктор показал нам маршрут, по которому легче всего проехать.

   - Несколько километров шоссе южнее Белебелки контролируют немцы, там мы едем открыто. Дальше - ничейная территория, после которой начинается Партизанский край. Тут я пошлю вперед своего человека, который предупредит секреты, чтобы не стреляли, и мы спокойно сможем двигаться дальше.

   - А вот здесь, в Серболовском лесу у вас штаб - показал Алексей неприметное пятно на карте, подписанное как "Wald Less Urochische Serbolovo". - Он на правом берегу реки, и нам надо где-то переправиться.

   - В Бычково. Вашей колымаге нужен мост, а ближайший есть только в этом селе. От него по правому берегу идет проселочная дорога к Вязовке.

   - Это самый центр партизанского края, где находится основная база, - пояснил мне Леонов. - Ну что же, Вязовка нас вполне устраивает. Если в штабе к нам вдруг появятся вопросы, то от села к нему идет прямая просека. Много времени дорога не займет. Ну а если все согласования сразу утрясутся, то мы рванем прямо к ближайшему аэродрому, и утром ты будешь дома.

   Естественно, я не поверил, что все будет так просто, и начал выпытывал у проводника, сможет ли наш броневик везде проехать.

   - По этой части маршрута я не ездил, потому что мой отряд находится в пуще на другом берегу Полисти, но я знаю, что дорога там в хорошем состоянии.

   Лес, на который указал Виктор, был обозначен по-немецки как "Wald Less Urochische Puscha". Удивившись такому странному названию, я поинтересовался, как это урочище называется по-русски.

   - Да никак, просто "Пуща".

   - А, так это лес без имени. Тогда ясно, почему на немецкой карте у него название такое коротенькое.

   Долго иронизировать над нелепым немецким языком мне не дали. Согласовав с нами план действий, Кабанов быстро переоделся и залез к нам в Ганомаг, пристроившись у пулеметного щитка, где он мог наблюдать за дорогой. В десантном отсеке стало совсем тесно, но попробовав несколько вариантов, мы наконец выбрали оптимальный способ посадки пассажиров. Рядового Тедера посадили на скамью, пристроив с краю, чтобы его раненую руку никто не толкал, а более упитанного Лютце уложили на пол, подстелив его же шинель.

   Хорошо еще, что у партизана было мало вещей. С собой он прихватил только сверток с красной рубашкой, которая послужит нам флагом при движении по Партизанскому края. Рассмотрев пленников, Кабанов высказал предположение, что это фельджандармы.

   - Рожи у них очень уж наглые, как будто это они нас в плен взяли, - пояснил он ход своих мыслей. - А у немцев самые наглые, это как раз жандармы. Они даже в своих стреляют, если им что-то не понравилось. Сам видел.

   Наконец, рассевшись по местам, мы смогли тронуться в путь. Проскочив центр села, я прибавил скорость, спеша удалилиться, пока нами никто не заинтересовался. При таком дефиците войск, как сейчас, местный комендант мог попробовать приватизировать наш броневичек, да еще и вместе с нами.

   Миновав еще несколько сел, оккупированных фашистами, мы попали в самую опасную зону, где немецких блокпостов больше не было, но ездить с красным флагом еще было рановато. Здесь нас могли обстрелять и те и другие. Вскоре, не доезжая до небольшой деревушки, проводник нас тормознул.

   - Там дальше село какое-то подозрительное. Жители его покинули, а дымок над ним виднеется, значит, в одном из домов топится печь. Кто там может быть, совершенно непонятно.

   Высланные вперед разведчики картину не прояснили. Они доложили, что постов не видно, в одном из домов явно кто-то есть, но кто, не видно. Из леса этот двор не просматривается.

   - День сейчас короткий, а путь не близкий, - выдал я своим подчиненным новое откровение. - Надо побыстрее разведать и двигать дальше. Скажи, Василич, как думаешь, могут там быть партизаны?

   - Да, пожалуй, они могли занять село. Но они тогда выставили бы везде дозоры. Вот что, идти на разведку лучше мне. Если там наши, то они меня знают. Ну а если фрицы, то я просто мирный житель, да еще и хорошо известный. Зря что ли я несколько недель на мельнице работал. Оружие с собой брать не буду. Если фрицы с ним поймают, расстреляют на месте.

   Отпускать проводника не хотелось, но аргументы он привел железные. Лучше чем Кабанов, с заданием действительно никто бы не справился.

   - И еще. - Василич хитро подмигнул. - Возможно, придется вступить в бой, и ваших фрицев лучше заранее высадить, чтобы не мешали. Тут недалече отсюда есть будочка у колхозного поля, вот там их и заприте. Оставите там бойца, он будет и за сторожкой приглядывать, чтобы не утекли, и за дорогой следить.

   Выбранная Леоновым пара бойцов выпихнула немцев, и повела в указанном направлении, а он сам задержался поговорить с Василичем.

   - У задней стены сторожки есть лаз, прикрытый соломой, - пояснил партизан, когда немцы отошли подальше. - Место для наблюдения очень удобное, наши им часто пользовались, вот и сделали там потайной выход.

   Больше Леонову ничего объяснять было не нужно, и он побежал выбирать место для наблюдения.

   После того, как партизан растворился в лесу, мы его больше нигде не видели, но это хорошо. Значит те, в селе, тоже его не заметят. На часы я не смотрел, так как по опыту уже знал, что в таких случаях стрелки, даже секундная, практически останавливаются. Хорошо, что мудрый Авдеев вспомнил, что надо перекусить, и открыв люк в капоте, достал горячие консервы, нагретые жаром двигателя.

   Словно почуяв, что началась кормежка, из ниоткуда появился Леонов с одним из бойцов. Я махнул рукой, прерывая его доклад, и позволил накинуться на еду. Слегка утолив голод, он все-таки рассказал о подготовке к побегу. Связали Тедера не сильно, под предлогом того, что он ранен, и терять ценного пленника нежелательно. Место для секрета было подобрано очень тщательно. Красноармеец Белов, оставшийся в засаде, боец опытный и хороший стрелок. Когда фриц побежит, он увидит, один там немец или двое, и если бегут оба, то сможет подстрелить их. Каждые пять минут часовой должен окликать пленных, и те обязаны тут же отвечать, под угрозой наказания. В общем, предусмотрено было все, и беспокоиться совершенно не о чем.

   Но вот мы поели, и время опять потянулось медленно, пока совсем не остановилось, словно облака в безветренную погоду. Однако все когда-нибудь кончается, закончилось и наше ожидание. Как мы морально не готовились к возможным неприятностям со стороны непонятных типов, сидевших в селе, но первый выстрел, прозвучавший оттуда, был совершенно неожиданным.

   Все сразу же кинулись к машине. Капризная допотопная техника завелась с полпинка, и вскоре мы мчались, подпрыгивая на кочках, с ужасающей скоростью двадцать километров в час, не остановившись даже для того, чтобы подобрать нашего дозорного, следившего за селом. Как мы не торопились, но когда я подрулил к нужной избе, бой уже закончился. Во дворе валялось несколько немецких трупов, лежащих на темно-буром от крови снегу. Лишь одна из фигур шевелилась подавая признаки жизни. Бедная лошадь, пострадавшая от шальной пули, взбесилась от боли и становилась на дыбы, пытаясь копытами убить невидимого обидчика, причинявшего ей сильнейшую боль.

   Наш Василич сидел на земле, осторожно придерживая правую руку, но выглядел он живым и практически здоровым.

   Опытные бойцы в приказах практически не нуждались, и быстро разбежались во все стороны. Убедившись, что все чисто, они начали потрошить немцев и оказывать первую помощь Кабанову. Смертельно раненого немца прикончили штыком, чтобы не тратить зря патроны, но подходить к лошади было слишком опасно, и ее пристрелили.

   К обычному набору трофеев - патронам, мылу, сигаретам и сухпайкам, на этот раз добавили лошадиную ногу, чему мы были несказанно рады. Сейчас даже конина считается вкуснейшим и полезнейшим деликатесом - как никак свежее мясо. Жаль только, что Ганомаг не резиновый. Хотелось бы забрать всю тушу, но класть ее некуда, да и времени на разделку нет.

   Посадив за руль ординарца, я пристроился в десантном отсеке, чтобы спокойно выслушать рассказ партизана. Дождавшись, пока ему протянут раскуренную сигарету, он начал свое повествование.

   - Пробрался я по околицам. Постов не видно, но кто их знает. Мест, где можно спрятаться, здесь ой много. Поэтому крадусь осторожно, с оглядкой. Ну, подошел уже к той самой избе, у которой из тубы дымок идет. Во дворе стоит повозка, но не германского образца, а обычная крестьянская. Немцы много таких реквизировали, и по ней принадлежность ее хозяев не определить. Если подождать часок-другой, то все выясниться. Лошадь не распрягли и оставили на улице, она овес из торбы жует, значит собираются скоро уехать. Да и по нужде кто-нибудь да выйдет.

   - Это не факт, - заметил Авдеев, который участвовал в зачистке избы от трофеев. - Когда немцы занимают дом только временно, то при таком морозе они себя лишней ходьбой на улицу не утруждают.

   - Верно, говоришь, - согласился партизан, знающий о быте немцев гораздо больше, чем мы. - А ждать целый час мы не можем. Я уже стал прикидывать, как бы к окошку подобраться, и тут послышались крики. Думаю, часовой делал обход и заметил свежие следы на снегу. Ну точно, вот он прибежал и орет про "партизанен". Итак, задача выполнена, кто в селе я установил, да вот только вернуться обратно затруднительно. Фрицы вон какие нервные попались - сначала стрельнут, а уже потом будут обыскивать и допрашивать. Ну, мое счастье, во дворе снег вытоптан, и я шмыгнул в большой сарай. Думаю, увидят, что следы обрываются, и решат что я убежал. Оглядел свое укрытие. Там раньше видимо телега стояла, и сено хранилось, но сейчас пусто. Ворота изнутри закрыты на засов, но дверца не заперта. Что хорошо, и щели в стенах имеются. Маленькие, но часть двора видно. Я успел увидеть, как прибежал часовой. К нему из дома еще несколько человек выскочило, и все с винтовками. Покричали немного, походили вокруг, но быстро успокоились и вернулись в избу. Успел примерно подсчитать их. Фрицев штук пять и все с оружием, а у меня только нож. Выходить драться глупо, бежать опасно, сразу заметят. И вот сижу я в сарае, и думаю, как вы без меня в расположение бригады попадете, если меня поймают. Немчура-то уезжать не спешит, у них там обед варится. Мне даже в сарае слышно, как вкусно пахнет. Сижу, стараясь не шевелиться, и слышу как сердце бьется. Кажется, каждый удар длится целую минуту.

   Но вот немцы поели, и похоже, начали собираться. Мне видно в щель, как они заходили туда-сюда. Я уже начал надеяться, что пронесло, и тут как назло, один немец все-таки решил проверить, что находится в сарае. Что тут может быть интересного, право не знаю. Только сено, но они явно не его ищут. Но, слава ... эээ, - Виктор покосился на нас, - но к счастью и не меня. Карабин фриц закинул за плечо, видно не планировал ни с кем встретиться. Дальше просто. Он обо мне не знает, и глаза к темноте не привыкли. Только немец вошел в сарай и шагнул поглубже в тень, как я ему заткнул рот и ножом по горлу. Закричать он не успел. Тихонько, чтобы ничего не звякнуло, положил его на землю, осторожно снял карабин и опять прильнул к смотровой щели. Вроде, не заметили. Теперь у меня была винтовка, а значит, можно принимать бой. Правда, когда я немца обыскал, то оказалось что патроны у него только те, что в магазине. Ни одного подсумка нет, в карманах лишь сигареты. Дальше думаю: ждать, пока немца хватятся, смысла нет. Лучше стрелять в них сразу, пока они не настороже. Я так вот аккуратно пристроился у двери и жду, пока кто-нибудь появится. Только приготовился, а фриц уже тут как тут - стоит напротив меня, и как будто специально ждет. Ну, с такого расстояний промахнуться невозможно. Маузером я пользоваться умею, и ... бумс. Одна пуля - один труп.

   - Вот после этого выстрела мы и поехали к тебе на выручку.

   - Ну да, я сразу подумал, что броневик скоро подъедет, надо только это время как-то продержаться. Укрылся за трупом и жду, что дальше будет. А дальше стены сарая начали дырявить со всех сторон. Но это мне сначала показалось, с перепугу. А когда пригляделся, то понял, что не со всех. Выстрелы гремели слева, а дырки на стенах появляются и слева и справа. Хорошо, что на улице светло и их все хорошо видно. Прикинул я траекторию, пришел к выводу, что стрелок на одном месте стоит, и примерно в ту сторону выстрелил. И сразу же еще раз. Удача и тут на моей стороне. Такой дикий вой, какой я услышал, специально не подделаешь. - Пыхая сигаретой, Виктор старался говорить короткими фразами, и меня так и подмывало отнять у него курево, чтобы он быстрее все рассказал. - Можно вычеркивать еще одного. Правда и мне досталось. Сначала, в горячке я ничего и не заметил, только как будто меня слегка под руку толкнуло. А потом она потихоньку начала тяжелеть, и двигаться стал медленнее, как будто отеркла. Ну ничего, двигается и ладно. Жду, что дальше будет. А тут как раз все как-то стихло. Но я понимаю, они не ушли, а начали думать, как меня выкурить. А сделать это совсем и не трудно. Если граната есть, швырнуть, да и дело с концом. А нет, так сарай поджечь.

   - Гранаты у них были, - удивился Авдеев, - а твой сарай целый.

   - Были, вот только опыта применения видно и не было. Только я о гранате подумал, как сразу послышался такой звук, как будто большой спичкой чиркают. Вы его наверняка не раз слышали.

   - Терочный запал немецкой колотушки?

   - Ага, он самый. В голове только одна мысль - лишь бы немец оказался неопытным, и быстрее бросил. Дверь приоткрылась на долю секунды, и снова захлопнулась, так что мой выстрел был потрачен зря, а после этого на пол плюхнулась граната. Все-таки мне повезло, фриц бросил ее сразу. Он оказался даже не зеленым, а просто салагой. Я заметил, что на корпус гранаты надета металлическая рубашка, то есть она в оборонительном варианте. Взорвись такая игрушка в сарае, мне конечно сразу крышка, но и немцев осколками посекло бы. Пока я об этом думал, руки уже сами открутили рукоятку и вытряхнули из корпуса детонатор. Я успел увидеть, как горит огонек в запале, и отпрыгнул подальше. Теперь между мной и взрывателем лежал дохлый немец. Все сделал быстро, еще секунды полторы осталось. Лежу, отдыхаю, пока по мне не стреляют. Взрыв запала был сравнительно слабым. По сравнению с гранатой просто пшик. Немцы видимо не поняли, что случилось, и решили что я весь израненный, если вообще живой. На этот раз дверь открывалась медленно, так что я спокойно прицелился и всадил пулю прямо в лицо. Еще один!

   - Только патронов у тебя больше не было.

   - Верно, - кивнул Василич. - Вот если бы добраться до второй винтовки. Я видел ее приклад в нескольких метрах от себя, но достать не мог, так же как и луну. Оставшийся в живых немец только и ждет, чтобы я выскочил за дверь. Стоит только мне это сделать, как он подстрелит меня в упор, я и схватить оружие не успею. Да еще тот фриц, которого я грохнул, очень неудачно упал, повернувшись в сторону и накрыв своим телом винтовку. Вот ведь незадача. С четырьмя немцами справился, а с одним не могу. Что мне остается делать? Только одно.

   - Это что же? - загалдели заинтересованные слушатели.

   - Считать. Последний фриц продолжал постреливать по сараю, а я загибал пальцы после каждого выстрела. Когда магазин у него опустеет, у меня будет несколько секунд, чтобы выбежать отсюда. Надо только решить, идти ли в рукопашную, или попытаться поднять заряженную винтовку. Где засел немец, я уже догадался. Пули летят справа, а в той стороне сложена большая поленица, за которой так удобно прятаться. Наверняка фриц и выбрал ее в качестве позиции. Если он встал на колено, то за дровами видны только его голова и руки. В таких условиях мне придется прицеливаться, чтобы не промахнуться. Уйдет пуля чуть ниже, и все, пропал выстрел. Дрова-то сложены в два ряда, и его только щепками поцарапает. А вот он сможет стрелять в меня навскидку. Да и сомнительно, что я успею винтовку из под трупа достать. Ну а раз шансов в перестрелке у меня мало, то придется подходить вплотную. Жаль, штыка нет, но убить и прикладом можно.

   Сделав большую паузу, Кабанов бросил окурок и достал кисет, но ему тут же снова всучили трофейную сигарету.

   - Не тяни, Василич, - не выдержал один из бойцов. - Дальше что было?

   - Ну как что, - усмехнулся партизан. - Как видишь, я здесь, живой и сравнительно невредимый. Это рассказывать долго, а так, пока все это продумал, лежа на земле, считанные мгновенья прошли. После третьего выстрела перехватил карабин за ствол левой рукой, после четвертого подтянул ноги, чтобы можно было рывком вскочить. Ну а как пятый раз грохнуло, я тут же вылетел наружу и помчался к поленице. Еще успел порадоваться, что ранен не в ногу. Сейчас то я уже понимаю, что фриц мог успел перезарядить карабин. Надо было только отбежать от меня, на ходу передергивая рукоятку. Но видите, сразу я до этого не додумался, и он тоже. Как увидел меня, так и застыл с обоймой в руке, и пока так стоял, я три-четыре шага успел пробежать. Однако, это для него еще не капут. У него две руки, а у меня только одна, да и харчи, сами понимаете, несравнимы. Немец, зараза, откормленный как боров. В общем, с одинаковым оружием я бы с ним не сладил. Но видно, сегодня моя звезда светит. Не принято у немцев носить штык примкнутым к стволу, вот и у этого он висел на поясе. Так что вы думаете? Фашист винтовку бросил, и за штык схватился.

   - Подсознательное убеждение, что заточенное оружие лучше дубины, - пояснил я.

   - Ну вот он и убедился. При равной длине оружия это все правильно, но тут он со своим ножиком достать меня не мог. Оно, конечно неудобно, одной рукой махать таким тяжелым дрыном, но на несколько ударов у меня сил хватало. Сначала я вот так вот крутанул винтовкой, чтобы он не понял, с какой стороны ударю.

   - Это называется финт, - опять невежливо прервал я его повествование.

   - Точно, финт. Я слышал об этом раньше, только применять пока не приходилось. И вот я финтю, и бью его снизу в голову. Правда, по черепу приклад лишь скользнул, несподручно одной левой бить, да еще без сноровки. Но зато каску напрочь снесло. Ну а потом я приладился, и сбоку по виску. Хруст почти не слышно, но чувствую, винтовка назад не отскочила, значит кость проломлена. Вот на этом моя битва и закончилась.

   Я только завистливо покачал головой. Это надо же, в таких неравных условиях, и выйти победителем из схватки. Интересно, смог бы я так же, при всем моем фехтовальном опыте. Наверняка нет.

   Пока мы слушали Кабанова, успели подъехать к сторожке. Издалека заметив нас, красноармеец Белов вышел из своего укрытия и помахал нам руками. По его довольному виду можно было сразу догадаться, что все прошло так, как и планировалось. Пока он сидел в секрете, со стороны сторожки послышался скрип, а потом в сторону лесу пополз один человек.

   - Точно один? - недоверчиво уточнил Павел, с подозрением посмотрев в сторону леса.

   - Один, тащ старший лейтенант. - Называть Авдеева младшим лейтенантом госбезопасности слишком длинно, да и слово "старший" звучит гораздо приятнее, чем "младший". - Что там в зарослях твориться, видно плохо, но ошибиться я не мог.

   - Сколько времени прошло?

   - Да минут двадцать, не меньше. Уже далеко ушел.

   - Ну хорошо, - подытожил Леонов. - Теперь забираем офицера, и снова по коням.

   Мы с Алексеем тоже направились к сторожке, уж очень хотелось посмотреть на выражение лица обера. Интересно, будет ли он сиять, как начищенная пуговица, или наоборот, состроит сокрушенную мину - дескать, я не виноват, не бейте меня дяденьки.

   Но оказалось, смотреть надо было на наши физиономии, да еще желательно сфотографировать их и записать все возгласы.

   - Виноват, товарищи командиры. - Это красноармеец Белов, над которым повисла угроза трибунала. Вопреки своей фамилии он не побледнел, а густо покраснел.

   - Мать вашу бип бип! - Вырвалось у Леонова.

   - Вот черт! - Интеллигентно выразил свои чувства Авдеев.

   - Упс. - Это уже возглас человека из будущего, напичканного американизмами.

   Впрочем, учитывая то, что произошло, свои чувства мы высказали достаточно сдержанно. А случилось следующее: Вопреки всем ожиданиям Тедер никуда не делся. Руки его были развязаны, но он по-прежнему лежал на соломе. Правда, мертвый. А вот обер-лейтенант Лютце исчез.

   - Понятно, - подытожил Леонов, оглядев место убийства. - Благородный дурак Тедер освободил своего командира, а тот возьми и придуши его, чтобы значит, не болтал о том, как Лютце вел себя в плену. Он же все секреты врагам выдал. С дважды раненой рукой, и не ожидая нападения, солдат оказать сопротивления не смог.

   - А ты у этой сволочи даже не изъял удостоверение?

   - Виноват, - теперь уже побагровел Алексей. - Я же рассчитывал, что мы приволочем всю его тушку вместе с бумагами. А теперь, доказав ближайшему коменданту, что он офицер контрразведки, Лютце поднимет на уши все окрестные гарнизоны.

   - А Белов значит убедился, что убежал только один из фрицев, - добавил я свои соображения, - и перестал их окликать, сосредоточив все внимание на дороге.

   - И что теперь будем делать? - невинно поинтересовался Авдеев, как будто у нас была масса вариантов, только знай себе выбирай.

   - Ну как что, - пожал я плечами. - Скажу вам только одно. Не нужно паниковать, нужно просто удирать отсюда и как можно скорее.

***

   Несясь с максимально возможной скоростью по так называемому шоссе, которое на этом участке уже давно никто не ремонтировал, я пребывал в расстроенных чувствах и угрюмо молчал, чувствую себя виноватым. До сих пор все мои авантюры заканчивались удачно, но есть же всему предел. Наверно пора завязывать с моей самодеятельностью и перебираться в тыл, как мне неоднократно предлагали. Руководство страны наверно только об этом и мечтает. Если бы не то обстоятельство, что мою персону прислал сам Артефакт по личной просьбе Сталина, то моего мнения никто бы не стал спрашивать.

   Оглядывая белые поля и рощи, засыпанные снегом, я незаметно для себя начал напевать "Русскую песню", хорошо подходящую и под окрестный пейзаж, и под мое грустное настроение:

   Лед в глазах, а в небе свечка.

   Отогрей мне душу, ласковый огонь,

   А вокруг белым бело, и снегу намело,

   Кто-то из ребят начал подыгрывать мне на трофейной губной гармошке, и я запел громче.

   Песню мне метет пороша,

   Я бесцельно еду в даль.

   Не сказать, чтоб я хороший,

   Но мне себя ни чуточки не жаль.

   - Хватит грустить, - толкнул меня в спину Авдеев. - Лучше давай споем что-нибудь веселое. А ну, напомни нам песню про "семь загибов на версту". Те из бойцов, кто уже знал слова, начали хором напевать:

   Воевать здесь веселей, чем плакать,

   А скрываться легче, чем ловить.

   Хитрый расчет ординарца вполне оправдался, и мои мысли приняли другую направленность. В самом деле, ничего же страшного не случилось. Немцы далеко, и им нас не догнать. А упустили языка, так особист нас за это под трибунал не подведет, потому как в моей лояльности к стране никто не сомневается. И чего мне взбрело в голову сидеть в тылу, что я там буду делать? Рассматривать с умным видом новые модели бронетехники и самолетов? Так я в их устройстве все равно не разбираюсь. Ну помню, к примеру, что фильтры в танках были плохие. Это и без меня знают. А почему плохие, и как это поправить, я понятия не имею. А на фронте хотя бы приманкой поработаю, и то хлеб.

   Вскоре оккупированная территория закончилась. О том, что здесь начинается Партизанский край, заранее предупреждал большой плакат с надпись по-немецки: "ACHTUNG! NIMM DICH IN ACHT PARTISANEN!". Здесь мы остановились, и стали ждать, пока Кабанов сбегает в поселок, предупредить о том, что едут свои. Переговоры закончились успешно, о чем партизан подал сигнал, помахав нам красным флагом.

   Уже непосредственно при въезде в село к дереву был прибит другой плакат, очевидно написанный самими партизанами: "Ahtung! Partisane urfahr. Halt! Фашистам и их холуям вход запрещен!". Хотя немецкие слова были написаны в нем с ошибками, но смысл предупреждения вполне понятен.

   Комендантский пост села все же проверил наши документы и спросил о цели приезда. Пока Леонов с важным видом предъявлял свои бумаги, я осмотрел блок-пост. В качестве основного оружия в нем был установлен старый-престарый Максим, переживший наверно не одну войну. На кожухе пулемета виднелось немало пробоин, говоривших о его славном боевом прошлом, но все они были тщательно заделаны. Все говорило о том, что за оружием тщательно следят. Рядом были аккуратно разложены инструменты, ящики с патронами, машинка для набивки лент, канистра с глицерином. Правда колеса отсутствовали напрочь, но зимой можно было обойтись и без них, все равно пулемет перевозили на санках.

   - А боеприпасов у вас хватает, - заметил я Кабанову, когда мы снова тронулись в путь.

   - Нашей бригаде с самого начала повезло. Еще когда ее формировали, местные колхозники нашли замаскированный склад боеприпасов, и перевезли его в наш лагерь. Всего там было триста пятьдесят тысяч патронов и много снарядов. Но как только мы стали вести активные бои, то конечно потребности в боеприпасах выросли. Вот недавно, когда немцы пытались начать на нас наступление, Северо-Западный фронт переслал нам полмиллиона патронов, так их за три дня потратили.

   В Вязовку наш отряд успел добраться до темноты. Хотя мы уже находились в самом центре края, но партизан здесь было немного, да и те видимо готовились к выступлению, так как укладывали на сани боеприпасы и пулеметы. К нашему удивлению, кроме стрелкового оружия у партизан оказалась самая настоящая пушка. Заметив свою любимую сорокапятку, я не выдержал, и подбежал к ней, забыв что людей в немецкой форме тут не любят. Но красный флаг на Ганомаге и сопровождение партизан не оставляли сомнений в нашей принадлежности.

   Леонов, считающий себя знатоком Партизанского края, тоже подошел и удивленно уставился на орудие. - У вас и своя артиллерия есть?

   - Как видите, - довольно отозвался Василич, гордый за свою бригаду.

   - И она стреляет?

   - Спрашиваете. А вот и наш канонир. Товарищ Подорский, можно вас? Вот товарищи разведчики не верят, что из нашего орудия можно стрелять.

   - Ну почему же, на его счету уже не один десяток фрицев. А что прицела нет, так его отсутствие мне и не мешает, потому что я все равно им пользоваться не умею.

   - Со мной то же самое было, - вспомнил я свой первый день на фронте. - А вот тут я смотрю маховик самодельный, сам делал?

   - И не только его. - Леонид, так звали партизана, с увлечением начал показывать, каких деталей не хватало, и что он соорудил взамен в деревенской кузнице.

   - Штурвал это еще ладно, тут были проблемы посерьезнее. Когда наши отступающие войска пушку бросили, то вместе с прицелом сняли и стреляющее приспособление.

   - Чего? - переспросил я.

   - Ну вот эту штуку, в затворе.

   - Ударник. А где тебе удалось новый раздобыть?

   - Сделал, - пожал плечами партизанский Кулибин. - Нашел отрезок трубы, вмонтировал в него боек с двумя пружинами, взятыми из немецких винтовок, и готово.

   - Так ты оружейный мастер?

   - Да нет, стал им только здесь, в отряде. Сначала у командира сломались часы, а ему кто-то возьми и скажи, что я их могу починить. Если конечно окончательно не сломаю. Это мне удалось, и командир сделал логичный вывод, что я и пулеметы ремонтировать умею. Ничего, посмотрел, покумекал, понял как их разбирать и взялся за дело. Ну а там и до сорокапятки дело дошло. А орудие до войны я только один раз и видел, когда был с экскурсией на Авроре.

   - Ого! - восхищенно протянул я. Вот так вот, ни разу в жизни не ремонтировав оружие, и вдруг взять и буквально на коленке починить орудийный затвор. Богата умельцами русская земля. - Я то, по крайней мере, изучал, гм, танковое орудие. На гм, броневике. - Ну да, БМП хотя и даст фору многим нынешним танкам, но по своему назначению относится к бронетранспортерам. - Вот только стрелять до войны не приходилось.

   Моему экипажу с трудом удалось оттащить меня от полусамодельной пушки, и снова усадить за руль. Времени до вечера оставалось не так уж и много, и всем хотелось поскорее приехать на аэродром, благо, что нас не стали задерживать. Чтобы лишний раз не шокировать народ, нам вместо немецкой формы выдали партизанскую, то есть разномастную одежду в состоянии сильной потрепанности. Показав направление к хозяйству Антоненко, который занимался приемом самолетов, нам пожелали доброго пути, и позавидовали, что мы ездим с таким шиком - на сиденьях, да еще и под навесом.

   Доехать с шиком, правда, не получилось, и последние километры мы добирались на санях.

   - Ну как такое может быть? - недоумевал Авдеев. - Чистое поле, и посреди него столб. И надо же именно в этот столб въехать.

   - Я между прочим тут самый старший по званию, а вожу вас всех с утра до вечера, - сердито огрызнулся я. - На пять минут попрошу подменить меня за рулем, и то уже стонете. Что же удивляетесь, если уставший и сонный водитель сделал крохотную ошибочку и слегка задел столбик, стоящий не там, где надо.

   На ровной площадке, спрятанной среди болот, предназначенной для приема самолетов, нас встретил сам командир взвода аэродромного обслуживания. В руках он держал любопытное оружие - обрез крупнокалиберного охотничьего ружья. Увидев наши округлившиеся глаза, Антоненко рассмеялась так, что его густая борода затряслась.

   - Это ракетница самодельная. Немецких ракет у нас много, вот мы гильзы ими и зарядили. Если вдруг что случится, можно будет самолету сигнал подать. А вы что, всем гуртом решили лететь?

   - Нам хотя бы двух человек отправить.

   - Это можно. Раненых мало...осталось. Так что вы двое пойдете первым рейсом, ну а остальных, как получится.

   - А что, у вас за ночь по несколько самолетов садится?

   - Ночи сейчас длинные, летчики успевают по два раза слетать. А когда нужно, присылают сразу несколько машин. Так что не дрейфите, улетите.

   Антоненко поспешил еще раз проверить, все ли готово к приему самолета, а Леонов, который знал не только явки и пароли, но и все, связанное с эвакуацией из Партизанского края, пояснил:

   - Обычно Второй бригаде выделяют самолеты третьего авиаполка гражданской авиации, которая относится к нашему Северо-Западному фронту. Но бывает, и Дугласы из четвертого полка прилетают, а это уже Ленинградский фронт.

   В ожидании самолета партизаны достали свой нехитрый ужин и перекусили. Нам с Авдеевым тоже предложили по бутерброду, сделанному из сухаря, намазанного жиром, однако мы вежливо, но непреклонно отказались. Нас с ним скоро накормят от пуза, а партизаны всегда сидят на голодном пайке, зачем же их объедать. То, что полет в современных самолетиках не каждый желудок может выдержать, я понял только после полета, похвалив себя за то, что отказался от угощения.

   После того, как ночная темнота окончательно сгустилась, послышался шум мотора Вскоре долгожданный самолет, приземлившись, остановился как раз напротив нашей компании. Видимо, пилот уже летал сюда, и знал, где находится местный аэропорт.

   Вместо "здравствуйте", начальник аэродрома встретил летчика сердитым ворчанием.

   - Почему вчера не прилетел, ночью погода была что надо, хоть звезды считай. У нас из-за этого раненый умер. Почти сутки тянул. Если бы его вчера эвакуировали, наверняка бы выкарабкался. Мы ждали, надеялись, а вы, блин не спешили.

   - Слишком поспешили, - досадливо поморщился летчик от упреков партизана. Винить его и в самом деле не за что. Приказ на вылет дает командир, а выслушивать приходится ему. Он встал в сторонке, чтобы не мешать разгрузке самолета, и закурил, чтобы успокоить нервы. Глубоко затянувшись, (меня в этом времени всегда удивляло, почему курят все, даже разведчики и летчики), и выпустив дым сквозь зубы, пилот начал рассказывать.

   - Весь день вчера смотрели на небо, ждали что проясниться. Уже сумерки начались, а погоды нема. Ну, время поджимает, и комэск насел на синоптика. Выписывай, говорит разрешение на разведку. Метеоролог у нас лейтенантик зеленый, но все-таки пытался настоять на своем. Туман же, говорит, нафиг. Как взлетать, дайте еще хоть десять минут. Но с комэском особо не поспоришь. Ему же потом еще заново инструктаж проводить, вот он и торопит. Летчик тоже пытался возражать, но куда там, командир его и слушать не хочет. Нечего ждать, говорит, давай скорей на рулежку, туман скоро растает. Ладно, кружок-другой дадим. Ну, разведчик погоды взлетел кое-как, все-таки свою полосу знает, хоть с закрытыми глазами по ней проедет. А видимость не больше ста метров. Покружил, покружил, а лучше не становится. Пытался сесть, чуть стартовый домик не задел. У нас он низенький такой, из бомботары собрали, так его самолетом едва не снес. Успел снова подняться и улетел на запасной аэродром.

   Заметив, что все его внимательно слушают, летчик продолжил рассказ.

   - Комэска сразу к особисту, а тот ему сразу две статьи предъявляет: предпосылка к летному происшествию по погоде и срыв боевого задания. Потом-то уже распогодилось, но никто отдать приказ не может. Командир с ветродуем в особом отделе, а зам комэска ответственность на себя брать не хочет. Пошли он нас в ночь без разведки, так его самого привлекут. Правда, проинструктировал нас на всякий случай, чтобы перешли на другой режим, согласно плановой таблице полетов. Но комэска отпустили только утром, так что никто в ту ночь так и не вылетел.

   Пока мы слушали, раненых уже погрузили, и быстро попрощавшись с товарищами, я с Авдеевым направился к самолету. Автоматы мы оставили в отряде, согласившись, что здесь оно нужнее, и безоружные, чувствовали себя немного неуютно.

   Перед взлетом пилот поинтересовался метеоусловиями.

   - Ветер девяносто, - кивнул Антоненко на самодельную полотняную колбасу, указывающую направление ветра. - Метров десять в секунду.

   - Устойчивый? - озабоченно спросил летчик.

   - Весь день так дует.

   - Ну хорошо, легче взлетать будет.

   Зная, что современные самолеты комфортом не отличаются, я приготовился к худшему, но оказалось, что лететь вовсе не так уж и страшно. Укутанный в теплую одежду как полярник, я не чувствовал сквозняков, а ватные штаны гасили все толчки, которыми сопровождался полет допотопного аэроплана. До линии фронта было не так уж и далеко, поэтому лететь нам предстояло не долго, однако когда самолет начал снижаться, Авдеев подозрительно посмотрел на часы.

   - Рановато садиться, - прокричал он мне в ухо. - Похоже на вынужденную пошли. Слышишь, как двигатель с перебоями работает.

   Я старательно прислушался, но ничего не заметил, гудение как гудение. И вдруг в уши, уже привыкшие к шуму, буквально ударила тишина. Она только изредка прерывалась чиханием мотора, которое было отдаленно похоже на звук неисправной машины, работающей с перебоями, только намного громче и зловещей. Заглохший автомобиль, конечно, может доставить массу неудобств, но они кажутся пустяками по сравнению с падением с огромной высоты, которым чревата неисправность самолетного двигателя.

   Но вот гудение возобновилось, и мы вместе с ранеными не сговариваясь, закричали "Ура". Однако снижение самолета продолжалось, и даже моему непривычному уху было понятно, что движок барахлит.

   - Готовься к посадке, - взволнованно проорал ординарец, и показал, чтобы я крепче держался за что-нибудь. Как бы я не волновался за свою драгоценную тушку, но мне стало жаль Авдеева. Ему то приходилось переживать еще и за меня. Мало того, что его приставили охранять такой непредсказуемый объект, так еще и от авиакатастрофы его нужно спасать.

   Раненые были привязаны, а вот мы в случае жесткой посадки могли себе чего-нибудь сломать. Ухватившись рукой за какую-то стойку, я наклонился, и уткнувшись лицом в колени, еще прикрылся сверху свободной рукой. Голова - самая ценная часть человека, и ее нужно хорошенько беречь.

   Сели мы, в общем-то, без проблем. Я отделался только расквашенным носом, а Павел, не захотевший последовать моему примеру, - слегка ушибленным затылком. Выпрыгнув наружу, мы сразу огляделись по сторонам.

   - Дотянули, вон линия фронта, - восторженно махнул Авдеев в сторону хвоста самолета. Судя по вспышкам и отдаленному, сравнительно негромкому рокоту, до передовой было не меньше двух километров. Ну что же, значит можно ликовать. Сядь мы по ту сторону фронта, то нам даже нечем было бы отбиться от немцев, ведь оружия у нас нет.

   - Ящики несите, - бросил нам летчик, уже приготовивший инструменты для ремонта двигателя. - Починим, тут делов на полчаса-час, - сразу опередил он наш вопрос.

   Взобравшись на ящики, видимо содержащие секретную документацию, коль скоро их эвакуировали на большую землю, летчик закрепил фонарь и начал ковыряться в железках. На наше предложение помочь, он скептически усмехнулся.

   - А вам моторы ремонтировать приходилось, хотя бы в автомобилях?

   - Нет, только фильтр менять, - честно признался я. Авдеев же не мог похвастаться даже таким достижением.

   - Ну тогда просто не мешайте, а еще лучше присмотрите за ранеными.

   Оказывать первую помощь, к счастью, ни кому не пришлось, и мы разделили обязанности. Я вызвался быть часовым, а ординарца соответственно назначил сиделкой. Долго караулить мне не пришлось, так как буквально через пять минут к нам примчался грузовик, из кузова которого легко спрыгнуло двое бойцов с автоматами. По плавным, кошачьим движениям в них легко можно было признать бывших пограничников, теперь очевидно, работающих в особом отделе. Командир особистов прыгать не стал, он степенно вышел из кабины, и осмотрев технику, внезапно свалившуюся к нему на голову, подошел к пилоту. Развернув карту - десятикилометровку, летчик стал уточнять с ним свое местоположение и расспрашивать о состоянии поля, на которое нам пришлось сесть.

   Осмотрев самолет, и лишь мельком взглянув на наши документы, автоматчики вернулись к машине и помогли выбраться из кузова девушке с санитарной сумкой, которая тут же помчалась к раненым.

   Что нам следует делать дальше, я долго не размышлял. Аэродром нам все равно понадобится, чтобы быстрее вернуться в расположение своей армии. Как я понял из подслушанного разговора, не долетели мы до него километров тридцать. Поэтому искать другой транспорт смысла не было, и лучше лететь дальше.

   Расторопный ординарец уже притащил еще один ящик, и мы уселись на него, поглядывая на ремонтные работы и неспешно разговаривая о всяких пустяках. Первый раз за последние дни можно было посидеть вот так вот спокойно, и ни о чем не беспокоиться.

   Тем временем особист успел поговорить с летчиком, выставил у самолета охрану, и начал расспрашивать санитарку, закончившую осмотр. Когда она вышла из самолета и остановилась недалеко от нас, мы с Авдеевым прервали разговор и дружно уставились на девушку, что-то сердито втолковывающую особисту. Невысокая, в огромных, не по росту, ватных штанах и телогрейке, она тем не менее казалась нам воплощением красоты и изящества.

   - Слушай, Павел, - задумчиво спросил я ординарца, любуясь на маленький вздернутый носик санитарки и на ее ушко, выглядывающее из-под шапки. - А почему у нас в роте нет девушек-санинструкторов?

   - Во второй роте была, я видел.

   - А вот в нашей до сих пор не было. Надо будет обязательно исправить этот недочет. Присутствие девушек в подразделении подбадривает бойцов, приучает их к подтянутости и аккуратности. И вообще, присутствие женщин всегда благотворно влияет на коллектив.

   - А ничего, что мы лыжбат?

   - Тогда пусть санитарок набирают спортсменок-лыжниц.

   - А еще связисток надо, - развил мою мысль дальше Авдеев. - Думаю, при наших возможностях это будет нетрудно. А то в батальоне и полку их вон сколько, а у нас ни одной. Несправедливо это.

   - А твоя Ландышева возражать не будет?

   - Так я же не для себя стараюсь, - возмущенно воскликнул Павел, - а для коллектива. Какие могут быть возражения? Представь себе, весь день бойцы смогут смотреть на девушек, а вечером, если повезет, даже посидеть с ними под луной.

   - Ага, - согласился я, подняв глаза к яркому диску ночного светила, выплывшему из-за тучки. И вдруг подскочил как ужаленный, вспомнив, что упустил очень важный момент, который совсем вылетел у меня из головы. В нашей истории японцы специально подгадали нападение на Перл-Харбор так, чтобы оно пришлось на новолуние. А если они по моему совету атакуют на две недели раньше, как раз в полнолуние, то вероятность их обнаружения противником значительно увеличится.

   - Что случилось? - беспокойно спросил перепуганный Авдеев.

   - Да так, не обращай внимания. Просто упустил из виду одну мелочь, но надеюсь, это неважно.

   Пока мы рассуждали о важных и насущных вопросах, особист с санитаркой пришли к консенсусу о том, что раненых лучше оставить в самолете, чтобы их быстрее доставили в тыловой госпиталь. Теперь лейтенант НКВД Пелевин, так представился уполномоченный, обратил свое внимание и на наши персоны. Присев на корточки напротив нас, он осветил подозрительных партизан фонариком и внимательно осмотрел. Мы приветливо улыбнулись, а Павел достал трофейный портсигар, на крышке которого раньше был изображен орел со свастикой, ныне полностью соскобленный ножом, а на его месте теперь была нацарапана звезда.

   - Трофейные.

   Достав сразу пару сигарет, старлей их понюхал, но курить не стал и спрятал за отворот шапки.

   - Из пушки стрелять приходилось?

   - А тож, - скромно, но с гордостью ответил я, удивляясь, как неуклюже особист пытается завязать разговор. - Даже попадать приходилось.

   - Тогда следуйте за мной. - Упруго вскочив на ноги, Пелевин направился к машине, не сомневаясь, что мы пойдем следом.

   - У нас задание, - решительно возразил Авдеев. - Нам надо лететь.

   - Я без них не улечу, - тут же откликнулся пилот, возившийся с двигателем. - Если по дороге потеряю пассажиров, то одним трибуналом не отделаюсь. - Он подробно уточнил, что именно его может ожидать, и санитарка, покрасневшая так, что даже в темноте было видно, тихо пискнув, скрылась внутри самолета.

   - Успеете. Я вас даже на машине подвезу, - кивнул особист в сторону грузовика. - Постреляете немного и вернетесь. Еще и ждать придется.

   - Так разве артобстрел не утром начнут? - засомневался я.

   - В том то и дело, что нет. Ну давайте, прыгайте в кузов, я по дороге все объясню.

   Мы забрались в кузов полуторки, набитый ящиками с пустыми гильзами, и с трудом нашли местечко, где можно пристроиться. Шофер не стал ждать, пока пассажиры усядутся, и сразу рванул с места. Вскоре ровное поле, на котором посчастливилось сесть нашему самолету, закончилось, сменившись другим, изрытым воронками так, что по нему кажется не смог бы проехать даже танк. Но водителя это не смущало, и он лихо вел свою развалюху прямо по рытвинам, только иногда огибая самые большие ямы.

   - Наша разведка доложила о скоплении сил противника, - начал обещанное объяснение особист, - и было решено сразу же накрыть его артогнем. Дивизион у нас есть. Пушки новенькие, только с завода, и боеприпасов хватает. Да вот беда, орудия наклепать успели, а обучить артиллеристов - нет. Срочно привлекли минометчиков, разыскали среди пехотинцев бывших артиллеристов, но расчеты все равно неполные. А командование торопит - "Скорее, скорее. Пора открывать огонь." Так что сейчас немного поработаете, а потом вас отвезу обратно.

   Ехать действительно долго не пришлось, и вскоре мы уже были на позициях батареи. Заметив нашего старлея, кто-то из особо ретивых молодых бойцов закричал "смирно", за что тут же получил пару замечаний - и от своего сержанта и от особиста.

   - Да, с дисциплиной здесь не очень-то, - пробормотал Авдеев, но тихо, чтобы не услышали посторонние.

   Пушки оказались новенькими ЗИС-3. Хотя я в них не очень-то разбираюсь, но рассматривая ближайшее орудие, освещенное фонариками, мне показалось, что в нем что-то не так. Кажется, щит немного ниже, чем у тех, что выставлены в музеях.

   Подойдя к первому же командиру, которого удалось найти, особист с гордостью продемонстрировал ему новобранцев.

   - Вот принимайте, привез вам временное пополнение.

   - Что это еще за партизаны? - поморщился лейтенант, и с легкой усмешкой оглядел полувоенную форму, в которую нас обрядили бойцы лесного фронта.

   - Так они и есть самые настоящие партизаны. Говорят, с пушками знакомы.

   - Ну хорошо, все равно у меня во взводе людей не хватает. Вы вместе воевали? - поинтересовался комвзвода. - Тогда пойдете в один расчет. Ступайте к левому орудию.

   - Есть, идти к орудию, - мгновенно отреагировал Авдеев, и четко козырнув, развернулся в указанном направлении.

   Едва увидев нас, сержант, командовавший орудием, радостно подбежал и, не дав доложить, схватил за руки.

   - Ну, наконец то, теперь расчет практически полный. Правда, несколоченный, но не беда, справимся.

   - А сколько должно быть в расчете? - тихонько спросил меня Авдеев,

   - Вести огонь может и один человек, но желательно, чтобы было хотя бы четверо. А по штату от шести до восьми, включая командира.

   - Вы двое будете снарядными, - осчастливил нас новым назначением артиллерист. - Ты, - ткнул он пальцем в плечистого Авдеева, - пятый номер. А ты шестой. Ну, давайте, скорей за работу.

   - Нам скорее и надо, - согласился Авдеев. - Если будем долго тянуть, немцы нас самих успеют накрыть.

   - Не дрейфь, - уверенно возразил я, - в нашей артиллерии для трехдюймовок есть специальные беспламенные снаряды.

   - Нету ночных, - возразил сержант. - Мы взвод боепитания на уши поставили, мол так и так, ищите. Но они говорят, нашли на складе только четыре ящика ПГ, будете брать? А зачем нам так мало, только начнем стрелять, и сразу же придется менять настройки прицела.

   Наш бравый расчет оказался не только несколоченным, но еще и совершенно необученным, так как кроме наводчика профильных специалистов больше не было. Видимо, орудие наше оказалось крайним во всех смыслах слова, и сюда набирали тех, от кого отказались другие командиры. Помимо всего прочего, земляные работы еще не были закончены, и наши коллеги сейчас как раз занимались тем, что долбили мерзлую землю, пытаясь приготовить ровную площадку.

   Это безусловно важное, но довольно нудное дело было еще далеко от завершения, но его пришлось срочно прервать, так как комбат не стесняясь в выражениях прозрачно намекнул о том, что время вышло. Пойдя навстречу его пожеланию, наш взводный махнул командиру расчета, а тот в свою очередь прокричал нам. - Перекатить орудие.

   Команда сержанта была встречена с радостью, видимо работа на морозе хоть и согревала бойцов, но особого удовольствия им не доставляла. Побросав инструменты, все ринулись к пушке и покатили ее к орудийному окопу. Как я подозреваю, для подобных процедур должен существовать строго установленный порядок, чтобы у каждого номера расчета было свое место. Но мы таких тонкостей не знали и толкались как школьники на перемене, то хватаясь втроем за одно колесо, то задирая станину так высоко, что ствол едва не упирался в землю. Видя такие безобразия, сержант схватился за голову и начал расставлять нас по порядку.

   Подкатить орудие было мало, еще следовало подготовить его к стрельбе. Наш расчет опять начал кучу-малу, но подгоняемые тычками чуткого и заботливого командира, объяснившего, кому снимать чехлы, а кому заниматься станинами, все-таки управились и с этой трудной задачей. Пока мы возились, наводчик с удивлением рассматривал панораму, крутя ее в руках, и соображая, как пользоваться этим устройством. Не знаю, каким прицелом ему раньше приходилось пользоваться, но он быстро во всем разобрался, водрузил панораму на место и с нашей помощью начал выравнивать орудие.

   - Так, наклон влево, - давал первый номер указания, - да что же вы черти делаете!

   - Подсыпаем грунт под левое колесо, - недоуменно ответил Авдеев, не понимающий, почему тут на него все время кричат.

   - Господи, ну кого мне дали в помощники, - взмолился наводчик. - Нельзя подсыпать, надо под правым колесом подрыть.

   - Вот попадешь к нам в пехоту, - недовольно пробурчал мой ординарец, - так там мы тоже на тебя покричим.

   Первое орудие батареи уже начало пристрелку, а мы все еще копались, в прямом и переносном смысле. Но к счастью для нас, что-то там у них не ладилось. То ли с привязкой огневой позиции намудрили, то ли репер перепутали. Мало ли ошибок может возникнуть, когда готовиться к стрельбе приходится ночью и впопыхах.

   Но вот нашу пушку привели в относительный порядок и доложили о готовности. Надо сказать, как раз вовремя. Наводчик уже получил команды и начал колдовать с прицелом, выставляя угломер и уровень.

   Свободные номера тем временем притащили четыре ящиков со снарядами. Больше было нельзя, так как складировать боеприпасы у орудия слишком опасно. Носить ящики приходилось вдвоем, ведь снаряженные патроны у трехдюймовок весили по девять килограмм каждый, а в укупорке таких "патрончиков" три штуки.

   Спотыкаясь о брошенные впопыхах лопаты и ломики, невидимые под снегом, мы с Авдеевым притащили последний ящик и, открыв его, начали ветошью протирать патроны. Еще их следовало проверить, но мы толком не знали, какое здесь допустимое положение капсюля и как правильно осмотреть взрыватель, так что эта работа досталась установщику. В любом случае, он обязан повторно проверять снаряды, а после него это делает еще и заряжающий.

   Увлекшись работой, я не заметил, как батарея начала стрелять. Сначала грохнуло правое орудие, а за ним и все остальные, не исключая и наше.

   - Очередь, - раздался в наступившей тишине крик телефониста.

   Последовали новые поправки, и вскоре батарея перешла на беглый огонь, выпустив еще по три снаряда. Запас боеприпасов у пушки пока имелся, но мы с пятым номером, то есть, с Авдеевым, поспешили принести еще пару ящиков. Потом на это может просто не хватить времени.

   Орудие уже стреляло, не переставая, и, торопясь, мы начали делать ошибки.

   - Смотри, что суешь, - заорал установщик. - Ты что, не видишь, что носик у снаряда острый, и нет блямбы взрывателя. Это бронебойный!

   Только отыскали правильный ящик, как вдруг новая незадача.

   - Копир заело! - пояснил второй номер причину задержки.

   - Ну так отсканируйте и распечатайте на принтере, - машинально ответил я, и только потом понял, что копиром должно быть называется какая-то деталь в затворе.

   Как будто нам было мало своих трудностей, еще и фрицы опомнились. Не желая давать в обиду свои войска, немецкие артиллеристы решили вступиться за них и начали контрбатарейную борьбу. Как только недалеко от наших позиций появились первые пристрелочные разрывы снарядов, пришлось перейти на движение ползком, что было весьма неудобно. Мало того, что рука все время то натыкается на кирко-мотыгу, то запутывается в трассировочном тросике, так еще приходится тащить за собой тяжеленный ящик.

   Хотя позицию для батареи наверняка выбрали так, чтобы глубина укрытия была достаточной, и противник не мог видеть вспышки выстрелов, но ночью нас было совсем нетрудно обнаружить. В темноте над орудиями, ведущими огонь, появляются зарницы от отблеска выстрелов, которые видно издалека. Хорошо еще, что батареи дивизиона были удачно расставлены, так что их грохот заглушал друг друга и затруднял работу звуковой разведке противника.

   Не задумываясь о таких сложных вещах, я мечтал только о том, чтобы побыстрее доползти и доставить снаряды. От ровика до пушки всего двадцать метров, но когда передвигаешься ползком, кажется что все сто. Отталкиваясь от земли одной рукой, а другой волоча за собой увесистый ящик, я полз вперед, боясь, что не успею, и из-за меня орудие остановит свою работу.

   Постепенно работа расчета наладилась, но вот после особенно близкого взрыва все опять застопорилось. Очередной снаряд никто не принял и живой конвейер остановился. Наводчик, которому приходилось выше всех подниматься над землей, поймал осколок, и теперь безвольно откинулся назад. Не падал он только потому, что продолжал держаться за рукоятки. Его аккуратно опустили на землю и попытались привести в чувство.

   - Черт, меня тоже кажется зацепило, - ругнулся заряжающий, - что-то липкое по спине течет.

   Взводный уже примчался выяснять, почему орудие не стреляет, и теперь склонился над раненым. - Сергеев, ты живой, живой? - теребил он его. - Куда тебя ранило?

   Не выдержав такого обращения, наводчик заругался матом, а потом открыл глаза.

   - Жив, - облегченно выдохнул комвзвода, и сразу отвернулся от него, чтобы заняться расчетом. Командир орудия, не дожидаясь приказа, уже занял место наводчика. Осталось только решить, кого поставить заряжающим.

   Упускать такой шанс мой расторопный ординарец не собирался. Он рассудил, что приближаться к ровику, в котором хранилась масса взрывчатки, во время обстрела очень опасно, и лучше переместить своего подопечного поближе к орудию. Конечно, можно попытаться достать удостоверение и доказать, что мы имеем право покинуть огневую позицию, но это ему в голову не пришло.

   - Товарищ лейтенант, - закричал Авдеев, - этот боец уже стрелял из пушки.

   - Только из сорокапятки, - поспешно предупредил я, - и не...

   - К орудию, - перебил меня взводный, - четверым номером.

   Ну ладно, заряжающим, так заряжающим. Эх, если бы еще днем, чтобы казенник хорошо было видно. Так, что сейчас для меня главное? В первую очередь, это ровно подать снаряд, потом увернуться от вылетающей гильзы, и еще... Бумс! А вот и третье. Если бы замковый вовремя меня не отпихнул, то мне отшибло бы руку. Значит, еще нужно учитывать откат орудия.

   Но, не смотря на временные трудности, освоение новой воинской специальности далось мне без особого труда, так что я даже расстроился, что мне не дали потренироваться еще немножко. Глядишь, тогда бы припомнил какое-нибудь устройство для автоматического заряжания. Но снаряды у нас закончились, или же командование решило, что враг уже подавлен.

   - В укрытия - раздалась громкая команда, и все с удовольствием бросились ее выполнять. Правда это оказалось не так то и просто. Щель артиллеристы вырыли глубокую, тут ничего не скажешь. Но вот только на всю батарею она была одна-единственная, больше просто не успели подготовить. И рассчитано укрытие было всего лишь на пять человек, а набилось туда чуть ли не в трое больше. Так что располагаться нам пришлось в два слоя - верхние буквально стояли на плечах у нижних. Хорошо еще, что многие батарейцы спрятались в опустевших снарядных ровиках, а то нам тут пришлось бы хуже, чем обитателям Теремка. Я уже решил, что мне суждено задохнуться здесь, как артиллеристы стали выбираться обратно.

   Обрадовавшись, что все хорошо закончилось, Авдеев начал меня подначивать. - Какая блестящая карьера. За полчаса поднялся от шестого номера до четвертого. Может, останешься здесь? Глядишь, скоро сержантом станешь.

   - А что, и станет, - поддержал его взводный. - Оставайтесь у нас. Раз стреляли из сорокапятки, то и тут справитесь. А нас сейчас переформировывают в противотанковый дивизион, и все наводчики получат треугольники. Да и оклады теперь будут повышенными.

   От этого лестного предложения нам пришлось отказаться, и получив официальное разрешение, мы покинули позицию.

   Особист с водителем в общей давке не участвовали, отсидевшись в какой-то воронке, и сейчас недоуменно стояли, синхронно почесывая затылки, на том месте, где оставили машину. Теперь ее дымящиеся останки годились только на металлолом, как и пустые гильзы, лежащие раньше у нее в кузове, а теперь разбросанные на десятки метров вокруг. Похоже, что несчастную полуторку накрыло буквально в самом конце обстрела, чуть ли не последним снарядом.

   - Прогуляемся, - попытался подбодрить нас особист, - тут всего-то километр. - Водителя, уныло поплетшегося за нами следом, он утешать и не пытался.

   Успели мы как раз вовремя. Все уже было готово к взлету, и ждали только нас.

   - Ветер восточный, машинально отметил Авдеев. - Взлетать будет удобнее.

   Действительно, я только сейчас обратил внимание, что ветер, который последние месяцы дул в основном с запада, теперь сменился на восточный. Теперь сама природа будет помогать нам, дуя прямо в лицо захватчикам.

***

   Вопреки опасениям Авдеева, ожидавшего от судьбы новых каверз, долетели мы благополучно.

   - Ну вот, и приехали домой, зря ты боялся. - Я поймал себя на мысли, что теперь для меня "дом" это не моя уютная квартира в двадцать первом веке, за которую мне кстати еще лет десять нужно расплачиваться по ипотеке, а любая землянка или избушка, лишь бы там были наши.

   Хотя сели мы и не на том аэродроме, где базировалась транспортная эскадрилья, но встретили нас приветливо, сразу дав хлебнуть почти неразведенного спирта и сунув мне новые рукавицы, потому что на мои прежние было страшно смотреть.

   Правда, среди дружелюбно настроенных встречающих выделялась своей хмуростью физиономия оперативного уполномоченного Кирюхина, сверлившего нас и наши документы подозрительным взглядом. Сначала я не придал этому никакого значения. Сотрудники особых отделов народ конечно специфический, и все относятся к ним, мягко говоря, настороженно, но у них работа такая - искать, кто и в чем виноват. Но столь любимые в наше время страшилки об злобных особистах, которые только и думают, как бы осудить невиновных, немного преувеличены. Если документы в порядке, и есть кому подтвердить наши личности, то бояться совершенно нечего. К тому же ко мне, как к "попаданцу", а вернее сказать, "вызыванцу", ведь Сталин сам меня вызвал, представители органов до сих пор относились исключительно дружелюбно, что в общем-то им было несвойственно.

   С усмешкой глядя на уполномоченного, поднесшего наши корочки к самому лицу, так как батарейки в его фонарике почти сели, мы с Авдеевым только снисходительно посмеивались. Но мое благодушное настроение мгновенно улетучилось, когда я обратил внимание на его знаки различия. Поняв, что передо мной политрук, я похолодел, а сердце неприятно екнуло. Память тут же услужливо подсказала, почему в общем-то безобидное звание особиста вызвало у меня неприятную ассоциацию: В своих воспоминаниях Константин Симонов описывал встречу с психованным уполномоченным-политруком. Он тогда не только без всяких разговоров арестовал писателя, но даже не стал смотреть его документы. Дальше история была еще драматичнее. Когда полуторка, в которой везли арестованных журналистов, прыгала по кочкам, Симонов просил бойца, упиравшего ему в живот дуло ППШ и державшего палец на спусковом крючке, поставить автомат на предохранитель. Услышав это, политрук напротив потребовал от своего подчиненного, что бы тот перевел предохранитель на автоматический огонь. Теперь достаточно было сильного толчка, и мир лишился бы замечательного писателя, потому что очередь в живот стопроцентно оказалась бы для него смертельной. Когда каким-то чудом его все-таки довезли до штаба дивизии живым, то ненормальный уполномоченный придумал целую историю. Согласно его версии, коварные диверсанты во главе с Симоновым пытался освободить пленных немцев, а еще с ними был другой диверсант, в звании полковника, которому удалось сбежать.

   Весь этот эпизод мигом промелькнул у меня в голове, и я уже ничуть не удивился, когда нас арестовали.

   Первые два час с нами обращались сравнительно хорошо, хотя и не кормили, и мы не сомневались в благополучном исходе проверки. Особист, надо отдать ему должное, несмотря на глубокую ночь, развел бурную деятельность, спешно рассылая запросы. Уже через пару часов он, довольно улыбаясь, помахал перед нами листком с телефонограммой.

   - Пришел ответ из вашей дивизии. - Дружный вздох облегчения. - И...вас там знать не знают.

   - Не может быть! - воскликнули мы хором. Как это Соловьев нас не знает?

   - Что еще за Соловьев?

   - Начальник особого отдела 179-й дивизии капитан НКВД Соловьев.

   - Путаетесь в показаниях, граждане задержанные. По документам вы числитесь в 179-м "ОЛБ", а не "сд". И я выяснил, что ваш батальон, если он действительно ваш, относится к триста шестьдесят девятой дивизии. Старший лейтенант Соколов и его ординарец красноармеец Авдеев там действительно служат. Но, разумеется, к госбезопасности они никакого отношения не имеют. Ну у вас там в абвере и выдумщики. Младший лейтенант госбезопасности, и вдруг простой ординарец у ротного. Так что граждане, лучше вам сразу все рассказать.

   - Да это вы все путаете. Еще двадцатого числа наш лыжбат подчинялся напрямую командующему 39-й армии Масленникову.

   - Верно, как раз двадцать первого его и передали 369-ой. А так как по совершенно случайному совпадению в вашем отдельном батальоне почему-то нет своего уполномоченного, то на запрос мне ответил особый отдел этой дивизии.

   - Наш ОЛБ только сформировали, даже знамени еще не было.

   - Все правильно, - понимающе кивнул Кирюхин. - Вот такой с позволения сказать отдельный батальон, в котором царит бардак, нет ни знамени ни даже особиста, и привлек внимание абвера. Там рассудили, что в документах этой части сам черт ногу сломит, и решили этим воспользоваться.

   После этого разговора мы превратились из подозрительных лиц, подлежащих проверке, в потенциальных диверсантов, и нас соответственно посадили в погреб. Естественно, ни о каком праве на адвоката и на телефонный звонок не было и речи. Единственная поблажка, которую нам сделали - это оставили теплые ватники, но конечно отнюдь не из гуманных соображений. Без них мы могли замерзнуть до смерти, и бдительный особист лишился бы ценной добычи.

   По нашим прикидкам прошло часов десять, когда люк наверху открылся и нам спустили лестницу. Обращались теперь с нами уже гораздо вежливее, что внушало некоторую надежу. Авдеева посадили за стол, поставив перед ним миску супа, а меня попросили пройти на узел связи. Оглянувшись в дверях на Павла, я увидел что его тарелка уже опустела, и он тщательно вытирает ее ломтем хлеба.

   - Может, сначала покормите, - высказал я вслух настойчивое требование своего бурчащего желудка.

   - Прошу вас, пройдемте, - настойчиво потянул меня за руку сопровождающий, даже не пытаясь угрожать пистолетом. - Это срочно.

   С трудом отведя взгляд от накрытого стола, я послушно зашагал в указанном направлении.

   - Что еще такое? - недовольно буркнул я, когда меня привели к Кирюхину. - Мало того, что не кормят, так еще и поспать спокойно не дают.

   Конечно, я обманывал. Последнюю ночь, я правда, провел бессонную, но уснуть сейчас все равно бы не смог. Мало того, что меня первый раз в жизни арестовывают, так еще держат в антигуманных и антисанитарных условиях. Уснешь тут, как же.

   Не обращая внимания на мое ворчание, Кирюхин подскочил к телефонному аппарату и подобострастным голосом доложил. - Привели. Что? ПО-2? Есть, спросить.

   Недоуменно похлопав глазами, переваривая услышанное, особист обратился ко мне. - Как зовут кукурузник? - По его виду было понятно, что это самый идиотский пароль, который он только слышал в своей жизни.

   - Никита.

   Выслушав ответ, и еще сильнее растерявшись, он протянул трубку мне. - Вас к аппарату. - И добавил страшным шепотом. - Из штаба фронта.

   При современной связи, не усложненной всякими там цифровыми системами, слышимость была отвратительной, так что я мог только догадываться, что со мной говорит Куликов, так как собеседник не представился. Естественно, он тоже не знал, чей голос слышит в трубке, и продолжил интервью:

   - Пятьдесят седьмой. Где?

   - Байконур.

   - Восемьдесят пятый. Кто?

   - Михаил Сергеевич.

   - Как зовут вашу собаку?

   - Не имею.

   - Кошку?

   - Дина.

   - А полностью?

   - Динара Васильевна. - Про такие мелочи Куликов меня, конечно, не расспрашивал, но зато он читал отчеты моих гэбэшных ординарцев, с которыми я не раз разговаривал по душам о славном довоенном времени. Как-то в свободную минуту мы с ними поспорили, у кого из нас кошки больше и пушистее, и сколько кильки они могут слопать за один раз. Эх, сейчас бы мне эту рыбку. Я бы тоже поставил рекорд по ее поеданию.

   Во время разговора Кирюхин стоял неподвижно, но выражение и цвет его лица непрерывно менялись. По тому, как я бегло отвечал на вопросы, он уже понял, что я именно тот, о ком так беспокоятся в штабе фронта.

   - Да, встретили, накормили. - В подтверждение своих слов я запустил свою руку в тарелку, на которой лежала нарезанная колбаска, и схватив пару кусочков своей немытой пятерней, тут же отправил их в рот, довольно зачавкав.

   Мир снова предстал передо мной в розовом цвете, и я даже почти не сердился на ретивого уполномоченного. Подумаешь, подержал в погребе, зато не нас не били и не пытали. А что он переусердствовал, так и тут есть плюс - попадись ему настоящий диверсант, он от него не уйдет.

   - Вас, товарищ Кирюхин.

   С опаской взяв двумя пальцами трубку, особист даже зажмурился, боясь того, что ему сейчас скажут. Но уже через секунду он воспрял духом, а его вытянутое лицо снова округлилось.

   - Есть крутить дырочку, товарищ майор госбезопасности.

   Закончив разговор, политрук встал по стойке смирно, и одернув гимнастерку, торжественно обратился ко мне.

   - Товарищ лейтенант госбезопасности, приношу вам свои извинения. Готов искупить вину и обмыть ваше удачное возвращение из тыла врага.

   * Кроме этого в Перл-Харборе базировался Тихоокеанский флот со своим адмиралом. В результате на острове было три различных структуры и трое командующих, которым приходилось согласовывать между собой организацию обороны.

Глава 7

***

23 ноября 1941г.

Тихий океан.

(*** Данный эпизод взят из главы Дополнительной первой части ***)

   В то время как немецкие солдаты мерзли в Восточной Европе, японские военные моряки замерзали на своих кораблях, плывущих к Гавайям. Адмиралы, занимавшиеся подготовкой к походу, открыли для себя, что легче победить самый сильный флот в мире, чем преодолеть бюрократические препоны тыловых крыс. Все войска официально снаряжались для действия на юге, и интенданты не понимали, зачем в тропиках нужно зимнее обмундирование. В конце концов, теплую одежду удалось выбить, но к началу похода заявка была выполнена не больше, чем на треть.

   Пока в Европе шла война, в Японии продолжались дебаты, как воспользоваться сложившейся ситуацией с наибольшей пользой для империи. Особого выбора не было. Первый вариант - вывести войска из всех захваченных стран, и перейти от военной экспансии к экспансии экономической, был совершенно неприемлемым. Хотя этот путь был не только самым простым, но и единственно верным, но в руководстве страны этого никто еще не знал. А если бы и знал, то все равно бы не согласился.

   Второй вариант - захват Дальнего Востока, а впоследствии и всей Сибири. Сторонниками этой операции, получившей название "Кан-То-Куэн", были министр иностранных дел Японии Мацуока и командующий Квантунской армией генерал Умэдзу. Дату нападения на СССР назначили на 10 августа. Квантунская армия была приведена в боевую готовность. Ее численность после прошедшей мобилизации достигла 850 тыс. человек. Для высадки десанта были мобилизованы суда общим тоннажем 800 тысяч тонн, которые направили в порты Кореи, Маньчжурии и Курильских островов. Однако расчет на то, что советские дальневосточные дивизии еще летом перебросят на западный фронт, что было обязательным условием для начала операции, не оправдался. Вторжение было отложено до падения Москвы, но скоро стало окончательно ясно, что немецкая военная машина забуксовала, и быстрой победы вермахта не получится. Кроме того, после Номонганского инцидента армейское руководство стало осторожнее, и на новой войне с таким опасным противником сильно не настаивало. Весомым аргументом против войны с Советами также было отсутствие больших запасов ресурсов, захват которых мог бы окупить войну. В Сибири еще не были найдены и разведаны большие месторождения нефти, и нельзя было надеяться пополнить там запасы горючего, которого в империи оставалось очень мало. Последний аргумент против северного направления экспансии добавила начавшаяся осенняя распутица.

   В итоге, 3 сентября японское правительство пришло к выводу, что нападение на СССР придется отложить, по крайней мере, до следующего года.

   Третий вариант был самым очевидным - продолжить экспансию в Юго-восточную Азию. Хотя Америка и другие западные державы на словах осуждали японскую агрессию, и даже оказывали небольшую помощь Китаю, но намного больше стратегических товаров они продавали Японии. Пока США помогала Хирохито, советские военные специалисты и летчики вели активную борьбу против японских захватчиков. На счету наших пилотов числятся первые потопленные во Второй Мировой войне крейсер и авианосец, но и сами они несли большие потери.

   Перелом в отношениях Японии с западными державами начался летом 1940 года, когда поражение союзников в Европе автоматически ослабило их позиции в Азии. В Токио поняли, что для них открываются новые возможности. Как и в случае с Гитлером, западные страны, откармливающие хищника на погибель Советского Союза, спохватились слишком поздно.

   Пробным шаром новой политики было требование к французской администрации в Индокитае закрыть дорогу, по которой в Китай доставлялись военные грузы. Когда французы подчинились, настала очередь Великобритании, которой был предъявлен пусть неофициальный, но все-таки самый настоящий ультиматум. Военному атташе в Токио было заявлено, что в случае отказа Япония захватит Гонконг. Черчиллю пришлось подчиниться, чтобы не начинать еще одну войну.

   Окончательно отношения с ведущими державами испортились после оккупации французского Индокитая. На эту территорию Япония имела полное право, хотя и с чисто формальной точки зрения. Но это была европейская колония, и ее оккупацию Японии не простили. А что еще хуже, правительство Коноэ уже не скрывало, что посягает и на другие колонии западных держав. 1 августа 1940г. был опубликован документ "Об основных принципах национальной политики". В нем говорилось о создании Великой Восточноазиатской сферы сопроцветания, в которую кроме Индокитая должны войти Филипины, Индонезия, Таиланд, Бирма, и другие страны Юго-Восточной Азии. Так как с Советским Союзом Германия пока еще дружила, то территории Сибири в данный перечень не вошли.

   24 июля 1941г. японские военные корабли вошли в бухту Камрань и направили военные транспорты с целью полной оккупации Южного Индокитая. В ответ правительство США объявило о замораживании всех японских финансовых активов в Соединенных Штатах. Хотя экспорт в Японию некоторых видов нефтепродуктов формально еще был разрешен, но с заблокированных счетов оплачивать поставки было нельзя.

   6 сентября была принята программа по захвату колониальных владений западных держав на юге. Теперь большая война становилась неизбежной. Все приготовления к ней предполагалось закончить к концу октября.

***

   Еще в начале ноября в заливе Хитокапу (Танкан) на острове Иторуф (Итуруп) было сосредоточено авианосное соединение в составе сорока кораблей. Помимо авианосцев, крейсеров, подводных лодок и танкеров, к нему еще присоединилось несколько транспортов, перевозивших пехоту.

   Командовал соединением все тот же адмирал Тюити Нагумо, что и в нашей истории. Командующий японским флотом Ямомото проигнорировал все предостережения о нерешительности Нагумо. Он не без оснований считал, что адмирал выполнит все, что ему прикажут, нужно только точно указать цели операции. Шифры для радиопереговоров менять тоже не стали, но теперь все депеши дипломатической переписки согласовывались с командованием флота. В Вашингтоне довольно потирали руки, читая сообщения, предназначенные японскому послу Номуро. В них говорилось о том, что ситуация с нефтью становится катастрофической. От посла требовалось как можно скорее договориться с Халлом и Рузвельтом, в противном случае придется оставить завоеванные территории. В следующих посланиях Намуро предлагалось прозондировать почву, с целью узнать, достаточно ли будет вывода войск из Индокитая для отмены нефтяного эмбарго.

   В результате такой дезинформации нота с требованием вывести войска из Индокитая и Китая была вручена японскому представителю уже 18 ноября, на неделю раньше, чем в нашей истории. Эту ноту в Токио посчитали ультиматумом, который с большой натяжкой может являться поводом для войны. Правда, особой необходимости в нем уже не было, так как эскадра снялась с якоря еще шесть дней назад, и теперь шла на восток в режиме полного радиомолчания. Всех прежних радистов оставили в метрополии, где они продолжали вести ложный радиообмен, как будто корабли никуда не уходили из Внутреннего Японского моря. В тыловых службах флота отправили в отпуск всех, кого только можно, чтобы вид толпы праздношатающихся моряков успокаивал вражеских агентов. Для полной имитации пребывания всех подразделений на прежнем месте, на аэродромы рядом с Кагосимой перебросили самолеты 12-го авиационного корпуса, которые тоже летали над городом, как и их предшественники, вызывая постоянные жалобы местных жителей.

   В походном ордере не хватало только авианосца Кага, который задержался в порту Нагасаки. Ему нужно было забрать модернизированные торпеды Mk91, предназначенные для использования на мелководье. Управляющему местным отделением Мицубиси Юкиро Фукуда пришлось сделать все возможное и невозможное, что выполнить заказ в срок. После погрузки новых торпед Фукда, едва держащийся на ногах от усталости и недосыпания, пожелал офицерам успешной атаки в мелкой гавани Владивостока.

   Из Нагасаки Кага взял курс на северо-восток. Он должен был встретиться со своим соединением в восьмистах милях восточнее Итурупа. Хотя корабли не могли связываться друг с другом по рации, но взлетавшие с авианосцев разведчики быстро помогли им обнаружить друг друга. Часть торпед перегрузили на авианосцы Акаги, Сорю и Хирю, после чего эскадра отправилась дальше.

   Переход был тяжелым, так как маршрут шел через ревущие сороковые, знаменитые своими штормами. Но зато здесь была меньше вероятность встретить какое-нибудь случайное судно. Приказ на этот случай был однозначным - топить, и как можно скорее, чтобы жертва не успела послать сигнал SOS. Через неделю пути соединение повернуло на юго-восток, а оказавшись на одном меридиане с Гавайями, авианосцы последний раз дозаправились, и развернулось прямо на юг. До цели оставалось чуть больше пятисот миль.

   К этому времени погода улучшилась, что сослужило плохую службу японцам. Пользуясь затишьем, в море вышел канадский корабль "Телон", ожидавший затишья в порту Гонолулу. О его приближении японцы узнали заранее, так как им удалось засечь радиопереговоры капитана корабля со своим судовладельцем. "Телон" шел на Аляску, и его курс вскоре должен был пересечься с эскадрой.

   У Нагумо оставалось мало времени для принятия решения. Можно развернуть корабли на северо-запад, а когда канадец пройдет мимо за пределами видимости, вернуться на прежний курс. Но из-за этого маневра будет потеряно несколько часов, и выполнение операции окажется под угрозой. Помимо его эскадры, к целям сейчас шло еще полтора десятка оперативных соединений, и время всех операций было согласовано буквально по минутам. Поэтому адмирал долго не раздумывал, и приказал торпедировать так некстати оказавшееся здесь судно.

   Сигнальщики флажками передали приказ на ближайшую подводную лодку, идущую в километре по правому борту от флагмана, которая тут же отправилась на перехват по указанному курсу. Все остальные корабли сбавили ход, ожидая результатов атаки.

   Подойдя к цели на расстояние прямой видимости, субмарина ушла под воду, и дальше шла на перископной глубине. Подойдя на дистанцию выстрела, подлодка легла на боевой курс, и капитан скомандовал пуск. Вслед за первой торпедой тут же отправилась вторая.

   Только в героических фильмах подводная лодка может каждой торпедой поражать цель. В реальных морских сражениях часто могло быть так, что вероятность попадания составляла менее десяти процентов. Но это во время боевых действий, когда субмарины вынуждены пускать торпеды с максимальной дистанции, а корабли постоянно совершают противоторпедные маневры.

   Команда мирного сухогруза не знала о том, что скоро начнется война, и не ожидала торпедной атаки. Поэтому если кто-нибудь и заметил пенящийся след, шедший наперерез кораблю, то не обратил на него внимания. Судно продолжало идти прежним курсом, с постоянной скоростью, поэтому двухторпедного залпа было достаточно для гарантированного поражения цели.

   В полном соответствии с теорией вероятности, первая торпеда прошла мимо, но вторая смогла поразить цель, оторвав "Телону" носовую часть. Часть команды была ранена или контужена, но уцелевщие моряки тут же начали борьбу за живучесть корабля, положение которого было тяжелым, но отнюдь не безнадежным. Соседний с поврежденной частью отсек быстро затопило. От сотрясений при взрыве в некоторых переборках появились трещины, сквозь которые в трюм стала поступать вода. Но все это было поправимо. При правильных действиях экипажа судно смогло бы оставаться на плаву. Двигатели были исправны, а до ближайшей земли не очень далеко. Капитан корабля, не обращая внимания на рану - его задел залетевший в рубку осколок, быстро отдал необходимые распоряжения, как будто делал это каждый день. Убедившись, что все матросы поняли свою задачу, он доковылял до аптечки и наконец достал бинт. Перевязывая себя, капитан одновременно в замысловатых выражениях проклиная мину, на которую ему не посчастливилось наткнуться.

   Молодой помощник капитана, недавно назначенный на эту должность, первым догадался подбежать к корабельной радиостанции. К его облегчению передатчик работал, и в эфир тут же был отправлен сигнал "May day". Если бы причиной взрыва действительно была старая морская мина, то все закончилось бы хорошо. Экипаж был бы спасен, владельцу судна выплатили бы страховку, а шустрые журналисты Гонолулу получили горячий материал.

   Но субмарина уже разворачивалась для повторной атаки. Неподвижный корабль представлял собой идеальную мишень, и третья торпеда вошла точно в центр левого борта, положив конец невезучему "Телону".

   То, что тонущий корабль мог успеть послать сигнал о помощи, было предусмотрено в планах операции. По иронии судьбы радист, назначенный для подобных случаев, говорил на английском языке с заметным французским акцентом, и должен был имитировать переговоры канадского судна. Он тут же послал в эфир сообщение, что "Конкордия" находится рядом, и спешит на помощь своим землякам. Чуть позже, когда линкор действительно подошел ближе к месту трагедии, радист сообщил, что видит тонущий корабль, а затем отчитался о спасении экипажа.

   Естественно, никто на Гавайях не стал посылать спасательное судно или самолет к тонущему кораблю. Зачем, если помощь уже пришла. К тому же уже темнело.

***

   У гарнизона Оаху уже имелись новые радиолокационные станции, которые легко могли обнаружить самолеты на дистанции несколько сот километров. Одна из таких передвижных станций SCR-270 находилась на горе Опана, у самой северной оконечности острова, и могла заблаговременно засечь приближение бомбардировочных армад. К сожалению для гарнизона острова, радиолокаторы использовались только в учебных целях. В будние дни они работали с 7 до 16 часов, а по выходным совсем отключались. Даже если бы Вашингтон заранее отдал приказ усилить бдительность, как это было в нашей истории, то все равно, по воскресеньям локаторы работали бы только с 4 до 7 утра.

   Из трех авианосцев Тихоокеанского флота в Перл-Харборе находились только два: "Энтерпрайз" и "Лексингтон". Третий, "Саратога", в это время ремонтировался в Сан-Диего на западном побережье Америки. Эти два корабля и стали первоочередной целью для японских летчиков. В остальном же подробности налета оказались очень похожи на происходившее в нашей истории, только организованно все было чуть лучше. Заранее распределившие цели пилоты уничтожали истребители, стоявшие на аэродромах, средства ПВО, командные пункты.

   В общем, отличия были небольшими. Точно так же падали торпеды, летели бомбы, тянулись к земле пулеметные трассы. Некоторые корабли долго боролись за живучесть, а кому-то не повезло, и бомба попала прямо артиллерийский погреб. Примерно так же в момент атаки на одном из линкоров работало одновременно два котла, только на этот раз это была не "Невада", а "Калифорния". Ей не пришлось выбрасываться на мелководье и, пользуясь тем, что вражеские самолеты увлеклись авианосцами, капитан сделал отчаянную попытку уйти. Разумеется, особого смысла в этом не было. Оказавшись в одиночестве и вдали от зенитных батарей гавани, "Калифорния" тем самым только уменьшила свои шансы на спасение. Но, по крайней мере, линкор погиб в открытом море, с развевающимися флагами, как и полагается боевому кораблю.

   Вскоре в Перл-Харборе из воды отовсюду торчали трубы и мачты. Мелководная гавань не давала судам полностью затонуть, и в течение нескольких месяцев многие из них будут подняты, отремонтированы, и встанут в строй. А вот в составе чьего именно флота - императорского, или американского, им придется воевать, пока еще никто не знал.

   Когда в 10 часов на авианосцах приземлились самолеты первой волны, их тут же начали заправлять и готовить к вылету. Но только на этот раз Нагумо имел четкий однозначный приказ, и летчики все-таки дождались разрешения на второй вылет. Это стало для гарнизона острова неприятным сюрпризом. Хотя растерянность и паника, появившиеся после первой атаки, уже ушли, но истребителей у защитников острова почти не осталось, а расчеты зениток повыбивало во время предыдущих налетов.

   Возвращаться последним самолетам пришлось уже в сумерках, но было все еще достаточно светло, чтобы они могли благополучно сесть на палубу. После трудного дня выжившие японские летчики наконец-то смогли отдохнуть, но для американцев все только начиналось.

   Всю ночь на острове шли бои. Различные подразделения принимали друг друга за японцев, и начинали перестрелку. Два полка из 24-й и 25-й дивизий устроили между собой настоящее полномасштабное сражение с применением артиллерии.

   К утру генерал Шорт, командующий гарнизоном Оаху, доложил в штаб армии США об успешно отраженной высадке десанта. Правда, очень скоро стало ясно, что кроме летчиков с подбитых самолетов, ни одного японца на острове не было. Но зато они появились там, где их совсем не ждали.

   С рассветом японские транспортные корабли, прикрываемые пушками линкоров, подошли к островам Мауи и Гавайи, и не спеша высадили на берег пять тысяч солдат.

***

23 ноября 1941г.

о. Оаху.

   В увольнительную капрал Тимоти Вэнс выехал еще в сумерках, использовав в качестве предлога пакет, который нужно было передать офицеру, живущему в Гонолулу. Гарри, Фрэнк и, конечно же, Билл, ехали вместе с ним, но вопреки обыкновению, все четверо молчали. Впереди солдат ждали веселые развлечения, однако после раннего подъема они еще до конца не проснулись, и потихоньку зевали.

   О развлечениях Вэнс в эту минуту не думал. Конечно, он вроде бы ждал увольнительной целую неделю, но его все время не покидало тревожное чувство. Чем дальше он ехал, тем сильнее холодело в животе от ощущения приближающейся катастрофы. Так наверно бывает, когда смотришь фильм, заранее зная исход битвы. Войска бодро маршируют, знамена развеваются, солдаты веселы, бодры и храбры, но ты знаешь, что скоро враг будет шагать по их окровавленным телам, добивая раненых. Это чувство было тем более непонятно, что казалось бы, никаких оснований для тревоги нет. Наоборот, все говорило о том, что к войне усиленно готовятся, и бдительность как никогда на высоте. Вот тянущаяся справа от дороги взлетная полоса армейского аэродрома Уэллер, на котором базируются истребители. Недавно их выкатили из ангаров, собрали вместе, и сейчас все они тесно сгрудились крылом к крылу, освещенные прожекторами. Теперь ни один диверсант не сможет незаметно подобраться к самолетам. Та же благостная картина наблюдалась и на Хикэме - выстроенные ровными рядами бомбардировщики, охраняемые бдительными часовыми. Наверняка на других аэродромах острова сейчас все организовано не хуже, так что волноваться не о чем.

   Клевавший носом Гарри Симэн, для которого это была первая увольнительная в жизни, спросонья недовольно ворчал. - Если вам так хочется напиться, то чем плох гарнизонный бар в Вахиава?

   - А как же девушки, Гарри? - От возмущения Билл сразу проснулся. - Черт побери, ты что, не мечтаешь о девушках?

   - Нет, ну почему же. Только зачем надо переться именно в такую рань?

   - В другой день можно выехать и попозже, но только не сегодня, - начал пояснять новичку Фрэнк. - Сейчас тот редкий случай, когда в гавани собрался почти весь флот. Два авианосца, штук шесть линкоров, и без счета всякой мелочи. Так вот, смотри. Бордели открываются в семь часов. В восемь на кораблях построение и поднятие флага, а потом многотысячные толпы морячков ринутся в Гонолулу. Чуть позже подоспеют автобусы из наших Шофилдских казарм, и тогда все, в очереди придется ждать полдня.

   - Да ты что, правда?

   - Таак и есть. По воскресеньям очередь к Ривер-Стрит обычно тянется по всему Чайнатауну, - подтвердил Тимоти. - Сотни изголодавшихся по женской ласке моряков. Жуткое зрелище.

   - Вот-вот, а если прийти до восьми, то можно будет даже выбрать себе девушку по вкусу, - как великий знаток данного вопроса, заметил Билл. - В нашем любимом борделе, куда мы направляемся, кого только нет - местные туземки, японки, филиппинки, китаянки, пуэрториканки, португалки.

   - А белые? - разочарованно протянул Гарри, видимо мечтавший о блондинках, похожих на голливудских звезд.

   - Сколько угодно, - вдохновлено воскликнул Фармер. - Там есть одна цыпочка - Джин О'Хара. Рыжая красавица, и кстати, моя землячка из Иллинойса.

   - Ей уже двадцать восемь, - иронично заметил капрал, не упускавший случая подтрунить над молодежью. - Старовата для вас.

   - Чтобы ты понимал, - обиделся Билл за свою протеже. - В ее профессии это самый лучший возраст, когда девушки еще находятся в форме, но уже все знают и умеют.

   - А она дорого не возьмет? - засомневался Гарри. - Если двадцатку, то я не потяну. Уж лучше подобрать кого-нибудь на улице.

   - Ха, всего три доллара. Любому по карману.

   Видя, что на лице Гарри остались какие-то сомнения, неуемный ирландец поинтересовался, чего он еще опасается. - Может быть наш мистер Симэн все еще мальчик, а?

   - Да нет, что ты. Я просто думаю, почему так подозрительно дешево для такого приличного места.

   - А секрет вот в чем. Она, эта самая Джин, организовала бизнес конвейером, также как и Форд. Заходишь в первую комнату, там раздеваешься. Во второй работает девушка, а в третей одеваешься. Экономится время, и на каждого клиента уходит всего пять минут. Бордель успевает обслужить больше посетителей, и за счет этого снизить расценки. В итоге получается, что и работницы не в накладе и клиенты довольны ценой.

   - Действительно, три бакса, это немного.

   - Лишь бы только не повысили тарифы, - рассудительно добавил Фрэнк. - При таком обилии клиентов этого следует ожидать.

   Та же самая мысль, - как бы работницы веселых заведений не подняли плату до пяти долларов, терзала и начальника полиции Фрэнка Стира, не давая ему уснуть всю ночь. В городе работало всего две сотни представительниц древней профессии, а клиентов у них, после того, как в Перл-Харбор перевели весь флот, стало очень много. Так что все основания для повышения цены за свои услуги они действительно имели. В случае отказа эти девушки без комплексов пообещали устроить забастовку и начать пикетировать резиденцию губернатора.

   Однако если поднять плату, то это не понравиться флотскому командованию, заботящемуся о своих подчиненных. Выход был только один, как можно быстрее расширить сеть борделей и привезти с континента еще несколько сотен девушек для услуг. Однако Стиру, противнику проституции, такой выход весьма претил, и он мечтал о том, чтобы все моряки, заполонившие остров, куда-нибудь исчезли.

   - Гарри, ты ведь еще ни разу не был в Гонолулу? - поинтересовался Билл, когда впереди открылась сияющая огнями панорама города. - Ну что же, добро пожаловать в самый длинный город планеты.

   - Это как? - удивился новобранец, не понимая, в чем здесь подковырка.

   - Дело в том, - начал пояснять Фрэнк, - что лет эдак тридцать назад был принят закон, по которому и город и округ Гонолулу являются одним муниципальным образованием. А в этот самый округ входит не только весь Оаху, но и другие острова архипелага. Вот и получается, что Гонолулу тянется на тысячу миль с лишним.

   - Вот, видишь какой у нас Фрэнки умный, - похвастал ирландец. Сам Фармер не читал ничего, кроме комиксов, но испытывал неподдельное восхищение к образованным людям. - В следующем году он поступит в университет, а потом станет почтенным профессором Брэдли, так что мы все будем гордиться знакомством с ним. Но сегодня Гарри, тебе предстоит постигнуть такую науку, в которой любой студент преуспеет лучше, чем мудрые старые профессора. Гы-гы-гы.

   - О смотрите ребята, - воскликнул будущий ученый. - Это же наш зенитчик.

   Действительно, у обочины их поджидал вчерашний знакомец - капрал Вилли.

   - Ну как дела? Нашли место для своих зениток?

   - Эх, лучше не спрашивайте, - мрачно отозвался Вилли, втискиваясь на заднее сиденье. - Батарея то установлена, да только мне пришлось всю ночь дежурить на позициях, пока остальные дрыхли в казарме. Видишь ли, какому-то умнику пришла в голову идея, что половина расчетов должна постоянно находиться возле орудий. И разумеется, в этой половине оказался я. Хорошо еще, что в воскресенье нам дали послабление и разрешили оставить только охрану. Да сами посудите, все равно в выходной день нет офицеров, а без них никто разрешения на вскрытие ящиков со снарядами не даст. Нас должны были забрать через час, но я услышал знакомый гогот, и подумал, что лучше поеду с вами, чем еще торчать здесь.

   Город показался Гарри маленьким, и в тоже время чересчур сильно забитым различными развлекательными заведениями. Помимо многочисленных кафешек, ресторанов и кабачков, здесь были игральные автоматы, кинотеатры, различные аттракционы, магазины сувениров, и все, что только может привлекать туристов. Но из всего этого многообразия солдат интересовали в первую очередь заведения с красотками.

   Конечно, еще следовало выполнить задание и передать пакет, но было слишком рано, чтобы будить офицера. Так что пока можно было с чистой совестью заниматься своими делами.

   - Алоха! - радушно встретили первых клиентов улыбчивые девушки-гавайки, и взяв солдат под руки, повели внутрь. Выбор, как и обещал ирландец, действительно был шикарным, так что жаловаться никому бы не пришло в голову.

   Когда довольная компания вышла из борделя, причем восторженный Гарри уже не делал вид, что для него это был не первый раз, на улице уже появились военнослужащие из ближайших гарнизонов. Сопровождаемые прощанием на гавайском языке "A hui hou!", которое в русской транскрипции лучше не приводить, довольные друзья погрузились в свой транспорт и покатили на пляж. Даже Тим забыл о своих тревогах, и снова радовался жизни вообще, и предстоящему купанию в волнах прибоя, в частности

   Осень, впрочем как и зима, на Гавайях мало чем отличается от лета. В ноябре обычно стоит тридцатиградусная жара, а вода не охлаждается ниже двадцати четырех. Конечно, утром было сравнительно прохладно, но зато океан был теплым, и плавать в нем было одно удовольствие.

   Искупавшись и наскоро обсохнув, довольный жизнью Билл начал планировать дальнейшую программу времяпрепровождения. - Сначала надо сходить в церковь, я лично там уже месяц не был. Но только, - Фармер грозно посмотрел на компанию, - в католический собор.

   Спорить никто не стал. Единственный, кто был против, так это Гарри, но как новичок и младший по званию, он не имел права голоса. Вилли был полностью солидарен с ирландцем в этом вопросе, Фрэнк к религии относился с полнейшим равнодушием. Ну а у Тимоти были более важные проблемы, чем вникать в различия между религиозными конфессиями. Если к нему будут относиться как к равному, и не станут попрекать цветом кожи, то он пойдет и в православный храм.

   Закончив с обсуждением одного вопроса, Билл тут же переключился на другой - где лучше всего позавтракать.

   - Есть тут одно местечко, так там не только цены не задирают, но еще и готовят из здешней говядины.

   - А в остальных забегаловках из чего готовят? - удивленно поднял брови Гарри.

   - Из привозного. Здесь многие не едят местное мясо, предпочитая завезенное с континента.

   - Почему это?

   - Дело в том, - начал лекцию Фрэнк, знавший все на свете, - что мясо быков, откормленных в стойле зерном, получается мягче и сочнее. Не буду спорить, это так. Но зато при вольном выпасе на лугу говядина получается гораздо вкуснее, так что...смотрите!

   Все вскочили на ноги, отвлекшись от кулинарного спора, и посмотрели в сторону океана. Несколько десятков самолетов, шедших с юга, летели на предельно низкой высоте в сторону Перл-Харбора. С большого расстояния казалось, что они вот-вот коснутся воды.

   - Ну дают флотские, - насмешливо процедил зенитчик. - Кто же это додумался проводить учения в воскресное утро.

   - Видишь Гарри, - назидательно произнес Билл, - а ты хотел идти во флот. Мало ли что фамилия у тебя такая морская. Зато там даже в выходной отдохнуть не дают.

   В подтверждение его слов над морской базой полыхнуло зарево, и через некоторое время донеслись приглушенные раскаты.

   - Сколько денег потрачено, - неодобрительно покачал головой Вэнс. - А нам лишний раз не дадут пострелять боевыми патронами.

   - Раз у моряков сегодня учения, то нам же лучше, - обрадовался Фармер - Меньше народа будет толпиться в городе.

   За первым взрывом последовала целая серия новых, еще более мощных. С пляжа не было видно, что делается в гавани, но появившиеся столбы дыма и невероятный грохот говорили о том, что учебное сражение разыгралось не на шутку.

   Это сразу испортило Тиму настроение. - Похоже, они взялись за тренировки всерьез. Видать действительно война на носу.

   - Идиоты, - пренебрежительно отозвался об организаторах мероприятия Фрэнк Брэдли. - О чем они думали, там же все стекла наверняка повылетали.

   - О, еще летят, - махнул Гарри рукой в сторону Гонолулу. - На этот раз похоже истребители. Ой, это что, русские? Там красные круги.

   - Да нет, это они на время учений нарисовали, - пояснил Билл. - Изображают условного противника.

   Вилли, до сих пор пристально всматривающийся вдаль, вдруг заорал так, что все вздрогнули - Это "Зике"! Ложись!

   И действительно, пролетавшие над городом истребители были японскими Мицубиси А6М2, вскоре получившими прозвище Зеро, но пока что более известные как Зике. Опытный глаз зенитчика правильно распознал силуэты самолетов вероятного противника.

   Как только первое оцепенение прошло, и стало ясно, что пляж пока никто бомбить и обстреливать не собирается, все пятеро дружно запрыгнули в машину, одеваясь на бегу. Тим рванул вперед сразу на второй скорости, но заметив, что чьи-то брюки остались лежать на песке, притормозил, вежливо попросив неряху забрать потерянный предмет гардероба. Растеряша-Гарри пулей метнулся назад, подгоняемый увещеваниями капрала, который, как друзья с удивлением узнали, мог ругаться не только на английском и испанском, но еще и на каких-то незнакомых языках. Новобранец подхватил свои злосчастные штаны, и головой вперед влетел в джип, всерьез опасаясь, что тот может уехать без него.

   Весь город, до сих пор мирно дремавший, мгновенно проснулся. И семьи военных, и гражданские сразу высыпали на улицу прямо в пижамах, наблюдая за всполохами света и клубами черного дыма, виднеющимися над гаванью. Смотреть им пришлось недолго. Так как на этот раз японское командование всерьез планировало высадку на острове, то в первый же налет решено было разбомбить важнейшие городские объекты - телеграф, радиостанции, полицейский участок, пожарное депо. Все это должно было добавить неразберихи и затруднить организацию обороны. Ни одна из бомб не попала в предназначенный ей объект, и взрывы обрушились на жилые дома, посеяв панику среди горожан.

   На проезжей части царил полнейший хаос. Казалось что весь транспорт, существующий в городе, одновременно ринулся по дороге к военно-морской базе. Все частные машины, такси и грузовички, развозившие продукты в местные магазины, были мгновенно арендованы или даже конфискованы моряками, и теперь спешили выехать из города. На сигналы светофоров никто не обращал внимания, и от многочисленных аварий спасало лишь то, что весь транспортный поток двигался в одном направлении - к Перл Харбору.

   Но если по улицам Гонолулу еще можно было проехать, то на дороге, ведущей на северо-запад, движение сразу застопорилось. Хотя машины и заняли встречную полосу, но все равно на шоссе мгновенно образовалась пробка.

   Тут, как ни странно, спасение пришло со стороны полицейских, всегда находившиеся в состоянии перманентного конфликта с моряками, специально созданными природой, чтобы нарушать порядок в городе. Впервые в жизни копы вошли в состояние гармонии со своими извечными врагами, и пришли им на помощь. По просьбе флотских, полицейские скидывали в кювет все машины, не имевшие пропуска на военную базу, освобождая путь тем, кто имел на это право. Вовремя принятые меры позволили пусть медленно, но все же продвигаться вперед.

   На минуту все опять остановились, когда увидели взметнувшийся к небу полукилометровый столб пламени. Одна из бронебойных бомб все-таки добралась до боевого погреба линкора, вызвав невиданный по силе взрыв. Но потом пестрая лента, состоящая из сотен автомобилей, снова упрямо поползла вперед.

   Капралу с его джипом повезло. Полноприводная машина не нуждалась в дороге, и могла ехать прямо по полю. В конце концов, именно на такое ее применение и рассчитывали конструкторы Виллиса. Ведь далеко не всегда на войне в распоряжении военных будут хорошие автобаны.

   Вэнсу уже не верилось, что утром, когда они здесь проезжали, все вокруг было тихо и спокойно. За какой то час пейзаж совершенно изменился. Высоченные огненные языки, казалось, лизали небо, покрытое множеством черных оспин от разорвавшихся зенитных снарядов. Столбы дыма от горящих кораблей и хранилищ с топливом поднимались вверх, постепенно расширяясь и соединяясь наверху в одну большую тучу, грозящую накрыть всю гавань сплошным черным покрывалом. Как будто было мало больших целей, некоторые японские истребители, пролетая над медленно плетущейся колонной, обстреливали ее из пушек, усиливая панику и добавляя неразберихи.

   Резкий переход от мирного времени к ужасной войне мог свести с ума кого угодно. Вэнс не потерял голову наверно только потому, что сосредоточился на управлении машиной, не обращая внимания на хаос, творившийся вокруг. Вскоре они миновали поворот, ведущий к Жемчужной гавани, дорога более-менее освободилась, и Тим снова вернулся на шоссе.

   Как Вэнс не спешил, но по просьбе зенитчика он сделал небольшой крюк, подъехав к маленькому складу, который и охраняла батарея Вилли. Короткий яростный крик, которым капрал приветствовал своих солдат, не имел вопросительных интонаций, однако те поняли его совершенно правильно. - Почему вы не открываете огонь?

   Развернутый подробный ответ, состоящий как из малоизвестных слов, так и из широко распространенных, но используемых в новом контексте, можно было свести к короткой фразе. - Приказа нет, ключей тоже нет.

   Однако события сегодняшнего утра сильно изменили мировоззрение капрала Вилли, и теперь подобными пустяками он пренебрегал. Дверь склада, на котором как раз и хранились снаряды, была тут же выбита, и через минуту расчеты зенитных орудий, состоящие всего из двух человек каждый, вели огонь быстрее, чем это было предусмотрено нормативами.

   До казарм солдаты добраться не успели. Из ехавшего навстречу грузовика выскочил офицер, и яростно замахал руками, требуя остановиться. Вэнс смутно припомнил, что это вроде бы новенький лейтенант Микс из другого батальона. А вот офицер хорошо запомнил, что единственный на острове мулат-капрал служит в его полку, и предъявив письменный приказ, который впрочем, Тим не успел прочитать, забрал солдат в свое распоряжение.

   Задание, которое им поручили, оказалось не очень героическим, однако крайне трудным и нелегким, - требовалось эвакуировать семьи военнослужащих. Хотя американцы очень мобильная нация, и у них нет пословицы, что два переезда равны одному пожару, но в данном случае было именно так.

   Стечение обстоятельств тому виной, бОльшие потери, чем в нашей истории, или скорее всего бомбардировка городских объектов, но эвакуацию семей военнослужащих на этот раз начали прямо с утра. Еще одно отличие - теперь Гонолулу не считался надежным убежищем для мирного населения, и вместо сравнительно комфортабельных школ, беженцев свозили за город, устроив сборный пункт прямо в поле.

   В небольшой колонне, возглавляемой лейтенантом Миксом, было два автобуса и два грузовика, предназначенные для вещей. Следую по заранее составленному списку, машины проезжали по улицам, объявляя через громкоговоритель приказ всем семьям военнослужащих немедленно эвакуироваться. Уговаривать, конечно, почти никого не пришлось, но вот плача, истерик и криков хватало. Кто-то пытался взять с собой слишком много вещей, и их приходилось силой отнимать и бросать на землю. Другие женщины, наоборот, в панике даже забывали документы, и с перепугу не могли вспомнить, куда они их положили.

   Но по крайней мере, никто не отказывался уезжать, поэтому Вилли очень удивился, когда жена одного армейского майора заявила, что не покинет свой дом, пока ее муж не скажет об этом лично.

   Поставив на место "цветного", мадам майорша демонстративно отвернулась от него, и уселась музицировать за какой-то клавишный инструмент. То ли фортепьяно, то ли рояль. Капрал не особенно разбирался в музыке. Пожав плечами, он кивнул свои ребятам, и те не тратя время на уговоры, принялись за дело. Билл, как самый сильный из них, и к тому же лучше всех разбирающийся в женщинах, взвалил майоршу на плечо и унес в автобус, причем она от возмущения не смогла вымолвить ни слова.

   Фрэнк, тем временем искал документы и ценности, чтобы не оставлять их мародерам, падким на брошенные дома, а Гарри, разыскав чемодан, засунул туда плед и горсть женского белья, найденного в ящике. Все эти сокровища они и вручили обалдевшей мадам, которая забилась в самый дальний угол автобуса, и неверящими глазами смотрела на происходящее в салоне.

   Как ни странно, но дети плакали намного меньше взрослых. Они еще полностью не понимали, что случилось, и считали все забавным приключением. Больше хлопот доставляли перепуганные женщины, боящиеся одновременно за себя, за своих детей, за мужей, а также за свою страну. Не у всех хватало стойкости и хладнокровия, многие женщины впали в истерику, крича и плача громче детей. Более мужественные сохранили силу духа, как и подобает женам военных, и были вынуждены утешать своих перепуганных товарок, обещая им, что все обойдется.

   Как оказалось, сборный пункт представлял собой чистое поле, вернее большую поляну, со сваленными там и сям грудами палаток, одеял и ящиков. Лагерь еще только предстояло обустроить, и заняться этим предстояло, разумеется, солдатам. Команде капрала Вэнса тоже вручили лопаты и указали участок работы. К очередному поручению Тим отнесся весьма серьезно, и подошел к делу творчески. Ему не нравилась мысль размещать беженцев на открытом месте, поэтому он приказал разломать заборчик, огораживающий чьи то владения, и поставить палатки под пальмами. С этой задачей солдаты справились без труда, но вместо того, чтобы по примеру остальных завалиться в тенек и отдохнуть, были вынуждены выкапывать укрытия. Перерыв сделали только для того, чтобы получить оружие и продукты, когда их привезли, но даже поесть Вэнс не разрешал, пока щель не будет выкопана.

   Солдаты вздыхали, утирая со лба пот, но упорно копали, стараясь не смотреть на счастливчиков, попивавших пиво. Как оказалось, старались они не зря. Никто из их подопечных, в отличии от обитателей основного лагеря, в этот день не погиб.

   Когда японские летчики вылетели второй раз, целей для них осталось сравнительно немного. Если бомбардировщикам работы хватало с избытком, то истребителям уже приходилось выискать себе объекты для атаки, достаточно важные, чтобы тратить на них боезапас, и в то же время слабо защищенные.

   Шестерка Зеро, которой поручили повторную штурмовку аэродрома Беллоуз, без толку покружила над ним, безуспешно высматривая уцелевшие машины. Убедившись, что после предыдущей бомбежки от американских самолетов остались только обгоревшие моторы, японские пилоты повернули обратно, выискивая по пути какую-нибудь цель, чтобы не возвращаться с полным боекомплектом. Заметив армейские палатки, расставленные прямо на открытом месте и выглядевшие очень заманчиво, истребители легла на боевой курс. В первом заходе они сбросили шестидесятикилограммовые бомбы, и вместо стройных рядов палаток на земле образовалась мешанина из земли, вещей и человеческих останков.

   Зенитных средств в лагере беженцев не было, но когда Вэнс получал винтовку, он заметил, что в грузовике, привезшем оружие, была пара ручных пулеметов Браунинг М1918 BAR. Они могли бы сейчас очень пригодиться, но у машины никого из солдат не осталось. Сержант, занимавшийся выдачей оружия, был тяжело ранен осколком, а его подчиненные предпочли укрыться за деревьями. Выскочив из укрытия, Тим рванул изо всех сил, молясь про себя, чтобы к Браунингам прилагались снаряженные магазины. Когда чего-нибудь очень хочешь, оно иногда может сбыться. Так и на этот раз, в жадные до оружия руки капрала попал целый пулемет вместе с магазином, набитым к тому же патронами с трассирующими пулями. Еще одно маленькое чудо, это входивший в комплект зенитный прицел, но возиться с ним было уже некогда.

   Перепрыгнув через лежащего без сознания сержанта, Тимоти выскочил на открытое место, чтобы иметь возможность хорошенько прицелиться. Поставив двадцатифунтовое оружие на большой ящик, капрал упал на колено и начал ловить в прицел возвращающиеся истребители.

   - Где второй пулемет, и почему он не стреляет, - промелькнула у него в голове мысль, пока руки уже сами наводили пулемет. Впрочем, пулеметом это устройство можно было назвать весьма условно. Скорее автоматическая винтовка, уж слишком мал был боезапас. Магазин Браунинга вмещал только двадцать патронов, и этого хватало ровно на три секунды огня.

   Впрочем, если распорядиться оружием с толком, то можно достигнуть больших результатов, каким бы плохим оно ни было. Тим постарался выжать из Браунинга все, что только можно, и ему это удалось. Правда, из тридцати пуль только одна задела японский самолет, да и то, не нанеся ему при этом никакого вреда, и трудно было бы ожидать лучшего результата. Но зато трассеры, внезапно появившиеся на пути, заставили японского пилота отвернуть в сторону. Однако за долю секунды до этого его ведомый, не отпуская гашетки, также решил не искушать судьбу и немножко довернуть вправо, чтобы уйти с линии огня. Они бы не сделали этого, если бы к примеру висели на хвосте у вражеского истребителя, или пикировали на аэродром противника. Но тут цель была большой, и не имело значения, куда стрелять, так что можно было немножко и сманеврировать. В результате очередь двадцатимиллиметровых снарядов ведомого самолета срезала крыло ведущего, и Зеро кувыркаясь, влетел в густую рощу, застряв среди деревьев.

   Капрал в восторге поднял сжатую в кулак руку, и потряс ею, празднуя победу. Конечно, его немного огорчал тот факт, что запасных магазинов к пулемету не было, а набить патронами старый он не успевал. Но японцы больше не возвращались, решив про себя, что атакованный объект оказался не совсем военным, так что не очень то и хотелось его обстреливать.

   Именно в такой позе, с пулеметом в руках и на фоне обломков самолета, Тима сфотографировал корреспондент, который приехал делать репортаж о лагере беженцев, а когда самолет рухнул, бросился снимать сенсационные кадры. В тот же день эти фотографии попали в гавайские газеты, а затем и в центральную прессу.

   Ужасный факт жестокого убийства сотен мирных жителей был настолько вопиющим, что вознес эту новость на первые полосы газет, потеснив описание горящих и перевернутых линкоров. Естественно, журналисты не забывали упомянуть о том, что лишь благодаря беззаветному мужеству простого капрала удалось отогнать воздушных пиратов, иначе жертв было бы намного больше. На том маленьком факте, что герой не совсем белый, внимание не акцентировали. Если кто-нибудь из журналистов и упоминал о нем, то исключительно применяя эпитет "отважный мулат", или даже "доблестный сын американского народа".

   Впрочем, снимок действительно получился отличным, и позднее вошел во все книги о войне на Тихом океане. Мало кто знал, что хотя на фотографии у Вэнса был грозный вид бывалого вояки, с суровым взглядом, внимательно смотрящим вдаль, но на самом деле он в этот момент просто впал в ступор. Когда его растормошили, Тимоти сразу же активно занялся срочными делами, но делал все на автомате, как лунатик. Солдаты искали выживших, перевязывали тех, кого еще можно спасти, утешали детей, матери которых погибли, прикрыв их собой. Тела погибших складывали рядами, чтобы их могли опознать родные, конечно, если они сами остались в живых.

   Сбитый истребитель, который участвовал в этой бойне, очень удачно застрял среди деревьев, так что кабина пилота осталась целой. Летчик еще подавал признаки жизни, когда его вытащили из самолета, к несказанной радости "спасателей". Убедившись, что японец еще дышит, солдаты закололи его штыками и ножами, вымещая на нем злость за убитых детей, и за свой страх. Тоже самое произошло в тот день еще с несколькими пилотами, спустившимися на парашютах. Одного из них, правда, похоронили с воинскими почестями, не забыв заснять церемонию на кинокамеру. Весь мир должен знать, что Америка страна цивилизованная, и соблюдает обычаи войны.

   День уже заканчивался, когда прислали смену. Капрал отвез свою команду в казармы, где они наконец то смогли ненадолго прикорнуть, а когда Вэнса разбудили, он уже был сержантом. Правда, никаких эмоций по этому поводу Тим не высказывал. Он равнодушно принимал поздравления с присвоением звания, методично чистил кольт, который ему выдали, а потом спокойно стоял полночи на посту, не реагируя на отдаленные звуки боя и артиллерийские залпы. На вверенном ему участке все было спокойно, только несколько раз пришлось открывать огонь по подозрительным шорохам в темноте.

   Со стороны казалось, что Тимоти просто стал более серьезен, чем обычно, но на самом деле он все это время напряженно думал. Хотя Вэнс и готовился к войне почти всю свою сознательную жизнь, но она оказалась какой-то неправильной. Конечно, Тим отдавал себе отчет, что в бою ранят и убивают, и был готов к тому, что может быть придется хоронить своих друзей. Знал он и то, что возможно и его самого зароют в какую-нибудь воронку за тысячи миль от родного дома. Но на то они и солдаты, чтобы рисковать. Однако реальная война в первый же день обернулась настоящим кошмаром. Это все равно, как если бы на соревнованиях по стрельбе стрелки вдруг открыли огонь по зрителям, сидящим на трибунах. Конечно, вполне очевидно, что этот случай был скорее всего недоразумением. Хотя бы по той простой причине, что вдали от своих баз джапы должны расходовать боеприпасы как можно экономнее, и не тратить их на гражданских. Пугает другое. Если противник сможет захватить Перл-Харбор и прочно обосноваться на Гавайях, то он дотянется и до западного побережья. Все прочитанные газетные статьи о бомбардировках английских городов разом всплыли из памяти, и Вэнс вдруг ясно представил, как россыпь стофунтовых бомб накрывает его родной квартал, оставив от домов только кучи обломков.

   - Не должно быть так! Это неправильно! - На возглас капрала никто не обратил внимания. Повсюду были слышны крики, стоны, плач, и даже здоровые мужики впадали в истерику.

   Что же именно неправильного в данной гипотетической ситуации, Вэнс до конца не понимал, но чувствовал, что вот-вот докопается до сути. Конечно, причина не в том, что американский народ богоизбранный и самый великий на свете. Относясь к презираемому слою общества, Тим имел на счет американской нации устойчивое мнение, и оно не было очень уж лестным. Но вот то, что мощная промышленная держава должна дать отпор полуотсталой стране, было несомненно.

   С рассветом роту погнали на пляж Нанакули готовить укрепления, но Вэнса от копания траншей освободили, поручив натаскивать новобранцев.

   - Далеко остановился, - покрикивал он на усердного, но бестолкового Симэна, - до мишени должно быть пять футов. Вернись на исходную и подойди снова. Смотри на цель, а не под ноги. Пятку у задней ноги поднимай. Так Гарри, уже лучше.

   Вопреки обыкновению, отлынивавших от тренировки не было. Все сразу забыли об обычных хитростях и уловках, помогающих увильнуть от занятий. Наоборот, даже получив настоящий вывих, пострадавшие спешили вернуться, а не отсиживаться в санчасти. У молодых парней, только недавно попавших в армию, при мысли о том, что скоро придется воевать по-настоящему, неприятно шевелились волосы на голове, и подгонять их не приходилось. Руки и ноги уже отказывались повиноваться, пот лил градом, хотя рубашки и майки все давно сняли, но солдаты упорно продолжали колоть размочаленные мишени так, как будто от этого зависела их жизнь.

   - Все парни, перекур, - остановил разошедшихся новобранцев сержант. - Вытирайтесь насухо, и пойдем на стрельбище.

   - Тим, мне бы еще потренироваться, - подскочил Гарри к своему приятелю.

   - Рядовой, выполнять приказ, - осадил Вэнс неуместную инициативу.

   - Но Тим, то есть сэр, у меня еще не получается правильно выдергивать винтовку. А что, если вот в этих самых зарослях я натолкнусь на двух джапов? Одного заколю, а второго не смогу.

   - Если это случиться, рядовой, - сержант повысил голос, чтобы его слышали все, - то ты труп. Вас, ребята, учат работе штыком не для того, чтобы вы применяли это умение на практике, ведь современный бой ведется на расстоянии. А для того, чтобы выработать у вас злость, ярость, боевой настрой, и конечно, уверенность в своих силах. Поэтому больше учить вас не нужно, вы и так дрожите от нетерпения, мечтая порвать врага голыми руками.

   На стрельбище еще не отдохнувшим новобранцам пришлось сначала выкопать себе укрытия, благо что земля была мягкой. Хотя эта задержка ломала установленный график, но офицеры, заметив самоуправство сержанта, только одобрительно кивнули. Все опасались повторных налетов, и основания для этого были самые серьезные. Вражеские авианосцы никуда не ушли, а вот американских истребителей практически не осталось.

   Потери авиации на этот раз были больше, чем в нашей истории, так как японцы не ограничились двумя налетами. К тому же под удар попал и небольшой аэродром Халейва, который без советов зловредного попаданца остался бы вполне целым, а в этом мире был тщательно изучен японскими шпионами. Кстати говоря, разведывать военные объекты было не так уж и трудно. Гавайи - курорт современный и очень цивилизованный. Здесь легко можно взять напрокат самолет, и не только осмотреть с высоты здешние достопримечательности, но и фотографировать их сколько душе угодно. Ну и вполне естественно, что одними из главных достопримечательностей Оаху являются огромные военные корабли в Перл-Харборе и военные аэродромы. Конечно у пилотов частных авиакомпаний не мог не вызвать подозрений тот факт, что в последние месяцы появилось много богатых туристов японского происхождения, вооруженных самой современной фототехникой. Но бизнес есть бизнес, и щедро платившие японцы целыми днями летали над Оаху и соседними островами, без устали снимая местные красоты. Конечно, вкусы у каждого свои. Не удивительно, что потомкам самураев нравится суровая красота боевых кораблей и самолетов, а также выстроенных в строгую линию казарм и военных складов.

   Загодя проведенная работа, более тщательная, чем в нашей истории, и смена приоритетов принесли свои плоды. Было выявлено местоположение армейских штабов, и они стали важнейшей целью. Уже в первой волне самолетов несколько пикирующих бомбардировщиков было выделено для уничтожения командных пунктов. Потерь среди командного состава было немного, так как в выходной день офицеры в основном отдыхали, но вот координации действий между различными частями это сильно помешало, добавив хаоса и неразберихи.

24 ноября 1941г.

   На следующий день после нападения на Перл-Харбор Гитлер поспешил объявить войну США. Тем самым он надеялся сильнее привязать к себе союзника, и полагал, что Япония ответит ему любезностью и объявит войну Советскому Союзу. Следовательно, исчезнет угроза переброски советских дальневосточных дивизий на германский фронт, где ситуация для вермахта и без того была далеко не блестящей. Как и в нашей истории, после войны немецкие генералы в своих мемуарах станут искренне удивляться, почему Япония этого не сделала.

   Зато Великобритания и ее сателлиты объявила войну Японии, а США, соответственно, Италии.

   Так совпало, что еще 23 ноября Сталин в своем послании Черчиллю просил объявить войну Финляндии, если та откажется прекратить военные действия, а если возможно, то еще Венгрии и Румынии. Так как налицо были значительные успехи советской армии, то Англия стала действовать более решительно, чем в нашей истории. Британские доминионы, послушно шедшие в фарватере внешней политики метрополии, послушно повторяли все ее действия.

   После поражения в Перл-Харборе, гораздо более опасного, чем в нашей истории, США, испугавшись потери своего влияния на Тихом океане, применяли все рычаги давления на страны Латинской Америки, чтобы сделать их своими союзниками. Угрозами и обещаниями их вынуждали разрывать отношения со странами оси и начинать военные действия.

   Китай, ведущий боевые действия уже пятый год, также последовал всеобщему примеру, формально объявив войну Японии и ее союзникам. Ранее китайское правительство избегало этого шага, чтобы не дать Японии повода блокировать китайские порты и препятствовать международной помощи.

   Таким образом, последняя неделя осени побила все мыслимые рекорды по количеству объявлений войны. К мозаике антигитлеровской коалиции присоединялись все новые страны, железным кольцом охватывая весь мир. Война стала мировой.

***

25 ноября 1941г.

Окрестности с.Сопки, четырнадцать километров юго-западнее г.Холм.

   Лежа на самом краю леса в холодном сугробе, Виктор Кабанов оглядывал лежащее перед ним небольшое поле, за которым начиналась березовая рощица. Кроме пританцовывающих от холода немцев в пулеметном гнезде, сооруженном из мешков с песком, вокруг не было заметно никакого движения. Только птицы нарушали безмятежный покой зимней природы. Покой этот, конечно относительный, он то и дело нарушался отдаленным грохотом боя, идущего в городе.

   Холм был ключевым узлом сопротивления, на котором держался весь правый фланг группы армий "Север". Захвати его советские войска, и немногочисленные в этих краях дороги, снабжающие Демянскую группировку немцев, будут блокированы. Германское командование это прекрасно понимало и укрепило город, превратив его в неприступную крепость. Атакующих здесь ждали обширные минные поля, опутанные колючей проволокой, множество дотов и дзотов, несколько линий окопов. Для защиты этих укреплений была выделена хорошо вооруженная кадровая часть, численностью тысяча триста человек. Если этого окажется недостаточно, на помощь могли быстро подойти подкрепления из ближайших гарнизонов.

   Взять город в лоб было трудно, и основную роль в предстоящей операции Ставка отвела второй партизанской бригаде, которая должна была атаковать с тыла. На первый взгляд, задача абсолютно невыполнимая. Даже собрав вместе все свои отряды, бригада сможет выставить не больше тысячи человек, причем большинство из них впервые взяли в руки оружие только недавно. Расчет была сделан на то, что немцы не ожидают удара с этой стороны, и внезапность нападения сможет компенсировать численный перевес противника.

   Этим утром партизаны смогли незаметно для врага охватить город полукольцом и сосредоточиться для атаки. Позади у них был тяжелейший восьмидесятикилометровый марш, проходивший к тому же не по дорогам, а по лесам и болотам. Постоянно приходилось прятаться от немецких патрулей и авиаразведки, скрытность была единственным козырем, от которой зависел успех предстоящего боя. Но несмотря на все трудности, операция прошла точно по графику. По разработанному плану предполагалось осуществить одновременную атаку с нескольких направлений. При численном преимуществе противника наступать широким фронтом, конечно, смысла не было, и сводные отряды должны были пробить бреши на узких участках.

   Хотя город и подготовили к круговой обороне, но с запада он был укреплен значительно слабее. К тому же основные силы противника находились в домах, что было и неудивительно. Нападения никто не ждал, и весь личный состав еще спал. В траншеях сидели только наблюдатели и дежурные пулеметчики, которые в считанные минуты были перебиты нашими разведчиками, отобранными из числа лучших бойцов. После этого ворвавшиеся в город партизаны рассредоточились на небольшие группы, каждой из которой заранее были поставлены боевые задачи, и начали уничтожать огневые точки с тыла.

   Внезапное нападение застигло немцев врасплох, и партизаны успешно продвигались к центру города, отбивая неорганизованные контратаки противника. Когда командование гарнизона сосредоточило все внимание на партизанах, восточную окраину Холма внезапно захватили подошедшие ночью части 179-й и 252-й дивизий, развернувшихся для атаки прямо с марша. Для достижения полной внезапности, наступление начали без артподготовки. Немногочисленные уцелевшие дзоты подавляли одновременным огнем батальонных минометов и трехдюймовых орудий, выставленных для стрельбы прямой наводкой.

   Пока шел основной бой за город, небольшие заслоны партизан, выставленные на всех дорогах, должны были не дать немцам подтянуть подкрепления. Самым опасным направлением было шоссе через поселок Сопки, которое вело к станции Локня. Оттуда на помощь обреченному гарнизону Холма уже спешили два батальона, усиленные танками и бронемашинами. На пути у них возле Сопки стоял лишь небольшой отряд из восьмидесяти человек с одной единственной сорокапяткой без прицела и небольшим запасом снарядов. Хотя густой лес с кустарником и завалами, а также глубокий снег по краям дороги затрудняли обходной маневр, но силы были абсолютно неравными.

   Небольшой проселок, за которым сейчас наблюдал Виктор, лежал в стороне от основного сражения, и сегодня до него никому не было дела. Если бы фашисты решили провести по этому зимнику подкрепления, то очевидно уже давно бы это сделали. Однако в любом случае нужно было проверить, какие здесь силы у противника, и можно ли ожидать нападения с этой стороны. Выяснить это командир отряда и приказали одному из своих лучших разведчиков Кабанову. Вместе с Виктором в дозор уходил еще один партизан, но он повредил ногу, наступив в невидимую под снегом яму, и дальше проводить разведку пришлось одному.

   В трофейном маскхалате и с белой повязкой на лице, партизан, притаившийся в большом сугробе у подножия дерева, был практически незаметен. Конечно, сидеть в снегу не очень приятно, но на такую мелочь Виктор внимания не обращал. Чтобы согреться, он как его научили инструкторы, постоянно напрягал все мышцы тела, не давая им замерзнуть. Это позволяло даже в сильный мороз лежать на снегу без риска заболеть, ну конечно, в ватной одежде и на сытый желудок. Беспокоило молодого партизана другое. Время шло, и следовало поскорее возвращаться с донесением, но очень уж соблазнительными мишенями были фигуры пулеметчиков, по пояс высовывающиеся из укрытия. Автоматического оружия в отряде было маловато, и лишний МГ пришелся бы очень даже кстати. Конечно, завладеть им не так-то просто. В поединке винтовки против пулемета у первой шансы очень малы, но на войне не всегда сильнее тот, у кого ствол больше.

   Слегка отодвинув в сторонку кустик, которым он прикрывался, Виктор медленно потянул вперед свою мосинку, замотанную белыми тряпками, и положив ее на толстый корень, тщательно прицелился.

   Немцам на месте не сиделось. Пользуясь моментом, пока вокруг все было тихо, они спасаясь от холода, стояли в полный рост и пританцовывали, проклиная эту дикую Сибирь куда их заслали. Еще месяц назад их часть находилась во Франции, где солдаты пили сладкое молодое вино, ходили по зеленой траве, любовались на лазурное небо и прелестных девушек, которым не терпелось познакомиться с такими бравыми вояками, как они. А здесь повсюду мрачный лес полный партизан, вместо теплой осени почему то стоит холоднейшая зима, а девушки ходят укутанные в какие-то несуразные одежды и смотрят на германских солдат волком. Кажется, только-только они начали приспосабливаться к этим диким условиям, и тут новая напасть - ночное нападение на город, из-за которого их уже несколько часов не сменяют.

   Конечно, волноваться особо не из-за чего. Фронт проходит километрах в тридцати от Холма, следовательно, нападавшие не могут быть слишком многочисленными, и быстро сломают себе зубы об надежные укрепления, созданные опытными инженерами. И действительно, канонада начала постепенно стихать, видимо теперь только добивают последних русских, не успевших отступить в лес. Правда, выстрелы были слышны не только со стороны города, но ничего страшного в этом не было. Сколько бы диверсантов и партизан не бродило сейчас по округе, надолго они тут не задержаться. Стоит только всем окрестным гарнизонам выслать помощь, и враг окажется в ловушке. Пулеметчикам уже было слышно, как урчит моторами большая колонна, идущая от станции, и этого вызвало едкие шуточки в адрес тыловых крыс. Конечно, всем не терпится примазаться к чужой славе, и показать, что они тоже причастны к разгрому диверсантов. Даже придя к шапочному разбору, опоздавшие потом напишут в отчете, что разгромили целые дивизии русских. Упражняясь в остроумии и таким образом коротая время, часовые все же не забывали внимательно посматривать по сторонам. Вдруг мимо будет пробегать какой-нибудь бандит или диверсант, убегающий с места боя, и им тоже удастся отличиться, заслужив небольшой отпуск. Лишь бы только этот партизан не бросил оружие, и у него была с собой винтовка, а то награды за него не дадут.

   Двести метров не очень большая дистанция, когда винтовка хорошо пристреляна, но непоседливые фрицы мало того, что постоянно дергались, так еще и стояли боком к стрелку. Затаив дыхание, Виктор поймал в прицел ближайшего пулеметчика, и терпеливо ждал, пока тот замрет хотя бы на секунду. Два раза ему пришлось переводить дыхание, и снова выцеливать беспокойную мишень. Однако его терпение было вознаграждено. Повернувшись к своему напарнику, пулеметчик подставил партизану свою спину, и в нее тут же ударила пуля, пробив немца насквозь. Уцелевший фриц в панике бросился к машинггеверу и прочертил пулеметной очередью широкий полукруг, намереваясь выкосить ряды атакующих партизан.

   Немец не собирался экономить патроны, и повсюду взметались вверх поднятые пулями снежные фонтаны, а сверху навстречу им осыпался снег с веток. В считанные секунды по лесу будто бы пронесся буран, таким был эффект обстрела заснеженных деревьев и кустов. По-хорошему пулеметчику следовало остановиться и внимательно оглядеться в поисках противника. Но мельтешившие повсюду ветки, сбитые его же пулями, и клубившийся снежный вихрь создавали иллюзию присутствия в лесу большего отряда, поэтому он продолжал палить без остановки.

   Убедившись, что стрельба ведется наобум, Виктор осторожно приподнял голову. Яркие вспышки выстрелов служили отличной мишенью, но фриц почти полностью был прикрыт мешками с песком, так что лишь с третьей попытки удалось заставить пулемет замолчать. Опасаясь возможной ловушки, партизан осторожно пополз вперед, поминутно замирая, стараясь слиться с сугробами. Вскоре он выбрался из леса, преодолел половину расстояния до пулемета, подполз еще ближе, но в него так никто и не стрелял. Остановившись, Виктор прикинул, как действовать дальше. Фрицы не шевелятся, но кто их знает. Лучше, конечно закинуть им гранату, но осколками может посечь пулемет, и тогда вся затея потеряет смысл. Поэтому карманную артиллерию на этот раз использовать не придется. Ползти дальше смысла не было, и остаток пути разведчик преодолел бегом, жалея что у него нет с собой пистолета, с которым в ближнем бою было бы гораздо удобнее.

   Боя, как и следовало ожидать, не было. Убитый наповал немец бессильно склонился над своим пулеметом, даже после смерти не желая расставаться со своим оружием. Из-под пробитого шлема медленно стекали темные густые капли, падая на кожух ствола, и с шипением испаряясь. Другой фриц был еще жив, но потеряв много крови, вытекшей из сквозной раны, никакой опасности не представлял. Он скорее всего мог бы выжить, если бы его напарник оказал ему первую помощь. Но пулеметчик был слишком занят боем, а самостоятельно сделать такую перевязку раненый не смог.

   Лишь теперь Виктор обратил внимание на то, что бой у Сопок уже начался, и поспешил собрать трофеи. Ревизия боеприпасов его немного разочаровал, партизан рассчитывал на большее, но слишком много было истрачено фрицем на истеричную стрельбу по лесу. В коробке нашлось только две сцепленные ленты, на пятьдесят патронов каждая, и еще штук тридцать не успел дострелять пугливый пулеметчик.

   Кроме патронов, было нелишним прихватить большой подсумок для пулеметных принадлежностей. Что тут еще стоит брать? Футляр с запасными стволами, пустые ленты и коробка с инструментами пока не нужны. А вот гранаты скоро понадобятся, и их стоит положить в мешок. Определившись с трофеями, Виктор пристегнул брезентовую лямку к пулемету, и осторожно, чтобы не обжечься, повесил его на плечо. Свою верную винтовку он прислонил к брустверу, чтобы не оставлять ее лежать в снегу, и мысленно пообещал вернуться, если только сможет.

   Помня, что чем сильнее спешишь, тем осторожнее следует идти, Виктор двигался медленно, и постоянно крутил головой на триста шестьдесят градусов. Впрочем, быстро шагать по такой местности все равно не получилось бы. Партизан то и дело проваливался в снег, проклиная про себя буреломы, из-за которых нельзя было пользоваться лыжами.

   До села было еще далеко, когда метрах в пятистах от Кабанова замелькали в кустарнике серые фигуры. Сколько их, посчитать было трудно, но явно не меньше полуроты. Не спуская с них глаз, Виктор нащупал на дне подсумка застежку, откинул ремень, удерживающий крышку, и достал сошки. Повозившись немного с их установкой, он пристроил МГ поудобнее, и щедро выпустил одной длинной очередью весь остаток ленты, заставив фрицев залечь, а потом и попятиться, оставив на снегу несколько убитых. Такая неслыханная расточительность, несвойственная для партизан, была вызвана хитрым расчетом, и расчет этот оказался верным. Наткнувшись на огневую точку, и поняв, что противник экономить патроны не собирается, немцы крепко задумались. Думали они очень долго, минут пять, что для скоротечного боя успех очень даже немаленький. Наступать дальше под обстрелом никому не хотелось, но все-таки приказ есть приказ, и немецкие пехотинцы снова пошли вперед, только на этот раз медленно, перебежками или ползком. И двигались они не напрямую, а стараясь охватить вредный пулемет с флангов.

   Ничего хорошего Виктору такая тактика не сулила. Даже не учитывая тот малозначительный факт, что на каждого фрица у него было лишь полтора патрона, через десять, максимум пятнадцать минут его зажмут с двух сторон, не оставив ни одного шанса. Можно было попробовать уйти, бросив тяжелый пулемет, но партизан решил сделать по-другому. Хотя с большого расстояния нельзя рассмотреть ни знаки различия, ни даже жесты, но Кабанов уже понял, где командир этого подразделения. Ротного немцев он определил по его расположению в боевых порядках и по тому, куда чаще всего подбегали посыльные.

   На этот раз Виктор стрелял короткими очередями, выстреливая за раз не больше десятка патронов, заново прицеливался и снова стрелял, не обращая внимания на пули, барабанившие по дереву, под которым он устроил себе позицию. Закончив с одним офицером, Кабанов перенес огонь на следующего. Дорвавшись до пулемета, о чем он втайне давно мечтал, Виктор с удовольствием поливал фрицев смертельным дождем, даже скаламбурив про себя, что для такой цели и целой ленты не жалко.

   Уже отстреляв все патроны, и приготовив гранаты для последнего боя, Кабанов услышал два длинных свистка. Потеряв офицеров, немецкие унтеры решили, что теперь имеют полное моральное право отступить, и подали команду на отход.

   Между тем, несмотря на неудачу обходного маневра, чаша весов в бою под Сопками постепенно клонилась на сторону фашистов. Небольшой заслон, имевший лишь легкое стрелковое оружие, долго держаться против многочисленных хорошо вооруженных врагов не мог.

   До сих пор партизан выручала только сорокапятка Леонида Подорского, из которой он расстреливал вражескую колонну, сгрудившуюся на дороге. Кашляя от дыма и скрючившись в неудобной позе, Леонид наводил свою пушку через ствол, пытаясь определить наиболее приоритетную мишень. Снаряды сейчас были на вес золота, и тратить их попусту не хотелось. Ага, вот пятитонный грузовик, и наверняка там внутри лежат боеприпасы.

   - Е ханэ бабай, - эмоционально прокомментировал результат выстрела пожилой татарин, подносивший снаряды. - Прямо на куски разнесло.

   - Заряжай, - отрывисто скомандовал ему Подорский, наведя орудие на броневик, огрызающийся огнем.

   - Все, командир, кончились снаряды. Слышь, кончились.

   Разогнув занемевшую спину, командир расчета партизанской пушки, он же по совместительству и наводчик, с трудом выпрямился и оглядел поле боя. На дороге, ведущей к деревне, застыла длинная вереница пылающих и покореженных взрывом грузовиков, вокруг которых валялись многочисленные трупы фашистов.

   - Много мы уничтожили?

   - Шестнадцать машин, командир (* столько же, сколько и в РИ).

   - Да, хорошо погуляли. Но теперь, похоже, нам придется...что это?

   Лес слева от дороги полыхнул огнем, выпустив в сторону наступавших целый ливень пуль, мин и снарядов. Те немцы, что были поближе, погибли сразу, а счастливчики, прятавшиеся в кювете по другую сторону дороги, спешено поползли назад. Через минуту бой уже затих. Партизаны экономили патроны и впустую стрелять не собирались, а немцы отступали в такой панике, так что вопреки обыкновению даже не забрали своих раненых.

   Разузнать, кто это такой хороший неожиданно пришел на помощь, послали небольшую группу кадровых бойцов, примкнувших к отряду три дня назад, буквально перед самым выходом с базы. Фрицевские шмотки, из-за которых можно было попасть под дружественный огонь, они давно сняли, и сейчас красноармейцы были одеты по последней партизанской моде.

   Как и следовало ожидать, из леса навстречу им вышли хорошо экипированные бойцы регулярной армии. Разглядев их, партизан Белов, который командовал бывшими десантниками, радостно воскликнул.

   - Ребята, смотрите, это же наш полк.

   - Точно, наш.

   Красноармейцам узнать своих бывших сослуживцев, одетых не по форме, было сложнее, но они их тоже быстро признали. Действительно, численность боевого состава 215-го полка была сравнительно небольшой, и многие бойцы даже из разных батальонов знали друг друга в лицо. Бывших однополчан тут же потащили к командиру, радостно хлопая по плечам, и расспрашивая, как они тут очутились.

   Увидев посыльных от партизан, ротный тут же поспешил им навстречу, чтобы не терять времени. Когда он подошел поближе, бойцы хором ахнули, - Это же наш лейтенант Кукушкин, - и вытянулись по струнке, стараясь изобразить подтянутость и молодцеватость.

   - Товарищ лейтенант, сводный взвод первой роты...

   - Белов, черт, ты откуда взялся? - прервал доклад пораженный младлей, недоумевая, почему вдруг партизаны превратились в бойцов его старой роты. Не боясь уронить чувство собственного достоинства, он бросился обнимать своих боевых товарищей, перемежая объятия с восклицаниями. - Как я рад тебя видеть. И Еремин тоже здесь. Да не ешьте меня так глазами, я вам уже давно не командир. А это никак Филатов из первого взвода, и Резников из второго. Эти лица я тоже хорошо помню, хотя фамилии и не знаю. А вас товарищ боец, когда мы на формировку вышли, Свиридов обещал сделать вечным дневальным, помните? Так где ваши командиры и весь батальон?

   - Раздергали наш лыжбат по частям, тащ лейтенант. Мы же, как командир говорит, э-лит-ные бойцы, вот все и просят помочь им. Сначала одну роту бросили затыкать дыры, потом другую, а там и до нас очередь дошла. Но уж погуляли мы по немецким тылам всласть. Потом по старой привычке переоделись немцами и ротный нас на броневике катал, пока партизан не встретили. Ротного самолетом эвакуировали на большую землю, нас тоже хотели, но мы решили пойти вместе с партизанами. Тут каждый штык на счету, а у нас два готовых пулеметных расчета.

   - Патронов много? - сразу озаботился текущей проблемой Кукушкин.

   - Да где там, - нахмурился Белов. - Едва ли по сотне на ствол наберется. А немцев на нас не меньше батальона наступало. Очень вы вовремя ударили, товарищ лейтенант. Если бы ваша рота нас не поддержала, пришлось бы отходить.

   - Не батальон, а два. С танками и бронемашинами. А что патронов мало, это ничего, вон там, - Кукушкин показал в сторону дороги, - еще насобираете. Да и вряд ли немец снова сунется, в городе бой практически закончился, так что спешить туда на помощь уже поздно. Я полагаю, именно поэтому фрицы и отступили, не моей же грозной роты испужались.

   Вечером бывшие бойцы 179-го ОЛБ сидели в теплой избе, оборудованной в полковой штаб, и докладывали, вернее сказать, рассказывали командиру полка о своих приключениях. Майор Козлов слушал о похождениях своего блудного батальона, и улыбался. День выдался на редкость удачным. Свою задачу войска выполнили, захватив Холм и его окрестности, потери были небольшими, загадочный ротный, который на самом деле вовсе никакой не старлей и над которым так трясутся особисты, опять вышел живым из очередной переделки. О невероятных похождениях лыжбата хотелось бы расспросить поподробнее, но майора уже дожидался начальник особого отдела дивизии.

   Когда командование полка наконец собралось в полном составе, капитан НКВД Соловьев предложил сначала выпить за победу фронтовые сто грамм, сразу дав понять, что разговор будет полуофициальным.

   - Товарищи командиры, - начал он, едва запив водку крепким чаем, - вы уже в курсе, что через несколько дней нашу дивизию направляют на переформирование.

   - Неисповедимы пути твои, о командование, - недовольно отозвался начштаба, хорошо знающий, что с этим особистом откровенничать не только можно но и нужно. - Где тут логика? Сначала посылают на передовую полк двухбатальонного состава, а теперь, хотя потери дивизии минимальны, вдруг отравляют на формировку. К чему это, если личный состав укомплектован, оружия и снаряжения достаточно, лошади недавно перекованы?

   - Зачем и к чему, мы можем только догадываться. Про себя, конечно. А вот о том, что нас отсюда снимают, приказано рассказывать всем подряд, в том числе и местным жителям. Если о каком либо колхознике есть подозрение, что он сотрудничал с фашистами, то ему нужно это узнать в первую очередь. И конечно, не мешать, если вдруг этот предатель решит сбежать к немцам. И еще сообщите всем по секрету, что нас не просто выводят в тыл, а отвезут аж в Подмосковье. Кстати, это действительно правда.

   При этих словах у комполка загорелись глаза, и он машинально достал из кармана маленький треугольник. Что радовало майора не меньше, чем захват крупного опорного пункта, так это письмо, первая весточка, полученная им от родных за пять месяцев. Этот небольшой листочек бумаги нес в себе столько счастья, и одновременно столько горя, что майор не знал, стоит ли его еще раз перечитывать. С одной стороны, из письма ему наконец стало известно, что его жена и младшая дочь живы. Когда началась война, капитан Козлов находился в Белоруссии, где был вскоре переведен в 179-ю дивизию, отступавшую из Литвы. Тогда еще никто не знал, что немцам удастся продвинуться так далеко на восток, и его жена Шурочка, забрав детей, направилась вслед за мужем. Встретиться им не пришлось. Александра с девочками успели доехать до Смоленска, где они и попали в окружение вместе с нашими войсками. Пережить там им пришлось многое, но самое страшное, что во время бомбежки погибла старшая дочь Рая. Козлов перечитывал письмо десятки раз, надеясь, что он просто неправильно понял, и дочка лишь потерялась, а не убита, но ошибки быть не могло. Его милая Раечка, умная, красивая, еще полгода назад советовавшаяся с родителями, в какой институт будет поступать, теперь похоронена где-то под мостом, и он никогда ее больше не увидит.

   Несмотря на страшное горе, Александра, как и подобает жене военного, не пала духом, и сделала все, чтобы спасти младшую дочь Валю, которой едва исполнилось пятнадцать лет. Она присоединилась к боеспособной части, сумевшей сохранить танки, справедливо полагая, что с ними они смогут выйти из окружения. Это им действительно удалось, и семья вернулась домой в город Рубежное (* Ворошиловградская область, теперь Луганская). Письма Шурочка конечно писала, но ни одно из них так и не дошло до адресата, затерявшись где-то по пути. Затем семьям комсостава приказали эвакуироваться, опасаясь возможного прорыва немцев, и они переехали в Подольск, где жили дальние родственники мужа. Об этом Александра написала в очередном письме, которое полевая почта наконец то сумела доставить по адресу.

   Подольск это тоже Подмосковье, максимум несколько десятков километров от места их новой дислокации, а может еще меньше. Поэтому, хотя комполка весьма огорчало то обстоятельство, что вполне боеспособное соединение отводят в тыл, но перспектива встречи с родными не могла не радовать.

***

   В Москву нас отправили сразу же, как только ретивый особист Кирюхин установил мою личность. Но конечно, "сразу же" вовсе не подразумевало, что мне подали персональный самолет. Сначала мы долго тряслись в древней полуторке, везшей нас на другой аэродром, где базировались транспортные самолеты. Потом мы ждали подходящего рейса. В общем, сутки спустя я едва только преодолел половину расстояния до Москвы, застряв где-то под Ржевом. Не знаю, виной ли тому невезение, или холодная погода, выводившая из строя технику, а может мне просто подсовывали то, что похуже. Так или иначе, но сначала самолет, перевозящий важного пассажира, пошел на вынужденную, а затем вышел из строя грузовик, на котором нам все-таки посчастливилось проехать еще полсотни километров.

   Уже вечерело, и пришлось устраиваться на ночлег в маленьком городке Зубцов, идти до которого нам было ближе всего. Войск здесь находилось много, но для старшего лейтенанта с ординарцем местечко нашлось, благо, что Кирюхин снабдил меня новенькой формой. Найдя себе пристанище, мы определись, кто чем займется. Один из нас лег подремать, а Авдеев принялся бегать по штабам расквартированных здесь подразделений, ругаясь с особистами и командирами. Ругань и корочка помогали мало, и через час Павел вернулся ни с чем. Обиженный тем, что нам не могут выделить транспорт, он недовольно принялся костерить коменданта и прочее местное начальство, не жалея для них эпитетов. Покивав на его путаные объяснения, я поинтересовался, какие новости ему удалось узнать.

   - Самая главная, - буркнул он, - машину нам пока не дают. Придется ждать до утра.

   - А еще какие?

   - Наши войска Холм освободили. Похоже, что большое наступление началось. А еще Курск окружили, и вместе с ним не то восемь, не то десять немецких дивизий.

   - И ты молчишь! - воскликнул я возмущенно. - Я тебе что, прекрасная маркиза, что приходится все новости по крохе вытягивать. Еще что-нибудь слышал?

   - Да, союзники наконец то расшевелились.

   - Что, неужто второй фронт решили открыть?

   - Да где там. Просто японцы вчера разбомбили какую-то базу, вроде бы американскую. Потопили пару линкоров и четыре авианосца

   - А не наоборот?

   - Может и наоборот, - равнодушно пожал плечами ординарец. - У нас тут своих проблем хватает, еще и чужие корабли считать.

   Сонное настроение у меня сразу улетучилось, и я попробовал выбить у Павла какие-нибудь сведения, но он и так уже рассказал все что знает. Впрочем, подробности мы скоро узнаем. Самое главное то, что Перл-Харбор (это название теперь не имя собственное, а нарицательное), случился на две недели раньше. Ну что же, хорошо. Теперь будет легче выбивать из американцев хотя бы те крохи помощи, которые они обязались нам поставлять. Спать мне расхотелось, и я попытался вспомнить ход войны на Тихом океане. Однако условия для вдумчивого анализа были не совсем подходящими.

   Во-первых, раздражал чад от буржуйки, проникавший через щели и неплотно прикрытую дверцу. Еще больше мне мешало густое облако табачного дыма, не оставившее без внимания ни один угол помещения, так что скрыться от него было невозможно. Надо сказать, что если запах давно не стираных вещей на меня уже не действовал, то привыкнуть к местному табаку мне пока не удалось. К тому же здесь курили не трофейные сигареты или командирские папиросы, а самокрутки из махорки. Ну, и само собой, как можно было думать в таком гаме. Хотя в комнате находилось всего одно отделение солдат, но по шуму они могли дать фору целому студенческому общежитию. Кто-то храпел как Илья Муромец, кто-то так тихо и интеллигентно беседовал, что я удивлялся, почему сюда еще не вбежал патруль, дабы пресечь наметившуюся драку. Седоусый боец в углу что-то мастерил, вжикая напильником и время от времени бухая молотком. Вовсю пиликала трофейная губная гармошка, а плясавший под ее музыку молоденький парнишка был уверен, что в танце главное изо всех сил стучать каблуками. Сержант, руководивший этим бедламом, читал вслух "Руководство для бойца пехоты", то ли стараясь выучить его наизусть, то ли полагая, что он отложится у всех в памяти, если только читать его погромче. Остальные солдаты с таким азартом играли в домино, что каждый удар костяшкой об стол мог потягаться с выстрелом противотанкового ружья.

   Наконец, устав бороться с непреодолимыми трудностями и признав полное поражение, я решил выйти на свежий воздух, и поразмышлять там, в тишине и покое. Хотя было не очень холодно, примерно минус десять, мой ординарец настоял на том, чтобы я натянул на лицо шарф с прорезанным в нем отверстием для рта. Сил возражать у меня уже не было, и я только вяло поинтересовался, не нужно ли еще напялить женский платок и соломенные боты, а-ля фрицы.

   Морозный воздух освежал, и возвращаться в задымленное жилище совсем не хотелось, так что я предпочел оставаться здесь, пока совсем не замерзну. Послонявшись без дела по улицам, мы с Авдеевым вскоре вышли на окраину, где наше внимание привлекло интересное зрелище: целый взвод красноармейцев, вместо того, чтобы сидеть в тепле и уюте, отрабатывал приемы штыкового и рукопашного боя.

   Часть красноармейцев ожесточенно атаковала чучела, поражая их всевозможными способами - штыками, прикладами, ножами, саперными лопатками, киркомотыгами, топориками. Другие бойцы, вооруженные вырезанными из досок макетами винтовок, занимались парным фехтованием, пытаясь парировать удары. Руководил этой потасовкой не лейтенант и даже не сержант, а рядовой красноармеец, примерно моего возраста. Среднего роста, но широкоплечий, он показывая, как правильно действовать штыком или лопаткой, бил с такой силой, что после его демонстрации манекен приходилось заменять новым.

   Хотя прошло уже два месяца после моего попадания в это время, но обучение штыковому бою мне видеть еще не приходилось. Так получилось, что постоянные бои, походы и окапывание не оставляли времени для тренировки. Нет, конечно, когда часть вывели на формировку, моя рота отнюдь не бездельничала. Взводные гоняли своих подчиненных как сидоровых коз, не давая им отдыха и покоя. Но я то все это время провалялся в госпитале, и все эти увлекательнейшие занятия прошли мимо меня. Поэтому сейчас я заворожено смотрел, как бойцы лупят по манекенам, подбадриваемые инструктором, успевавшим одновременно следить за всеми.

   - Прикладом бить в голову, - разъяснял он тонкости военной науки. - Немец сейчас укутанный, и ребра ему сломать трудно. Так, Губин, приседай, и по ногам фрица. Хорошо.

   Не сказать, что все было выполнено безупречно. Но скажем так, для новобранцев бойцы действовали довольно сносно. К тому же недостаток опыта компенсировался неподдельным рвением.

   От индивидуальных занятий взвод вскоре перешел к групповым. Для начала бойцам предстояло просто наступать в одной шеренге. Рассыпавшись цепью, красноармейцы несколько раз продефилировали туда-сюда, стараясь не задеть винтовкой соседа. Держать строй им было нелегко, так как под ногами был скользкий ледяной наст, а на пути постоянно попадались то воронки, то окопы.

   Это испытание бойцы выдержали с честью, и по сигналу инструктора они перешли к следующему упражнению, атаковав траншею, занятую неприятелем. Бойцы спрыгивали в нее, держа оружие штыком вниз, дабы сразу заколоть фрица, который может там прятаться. Ворвавшись в окоп, солдаты начали его планомерную зачистку. Хотя противник был учебным и неподвижным, но справиться с ним было отнюдь не просто. Передвигаться по траншее бойцам следовало только пригнувшись, и колоть штыком также приходилось из полусогнутого положения. К тому же вредные чучела норовили спрятаться за поворотом, где достать их длинной винтовкой было очень даже трудно. Когда же вражеские позиции были окончательно захвачены, началась новая тренировка по правильному выпрыгиванию из окопа.

   Смотреть на подобные занятия я был готов бесконечно, но долго любоваться выполнением приемов фехтования мне не пришлось. Новобранцы до того вошли в раж, что постепенно переломали все реквизиты, да и устали они изрядно, так что пришлось им наконец отдохнуть. Правда, отдых тоже был несколько своеобразным. Бойцы просто повесили винтовки за спину и занялись сооружением носилок и наложением шин на "сломанные" конечности. Дальше любознательных солдат ждала игра "донеси раненого товарища в целости и сохранности".

   Отправив своих подопечных катать друг друга на носилках, инструктор штыкового боя остался один, и я смог получше рассмотреть его. Петлицы, торчавшие поверх воротника ватника, были чистые, без знаков различия, но что-то мне подсказывало, что боец может командовать не только взводом. То, как он командовал, ни на мгновение не задумываясь, и ничуть не сомневаясь в том, что его приказ будет беспрекословно выполнен, говорило о многом. Такому за срочную службу не обучишься. Да и выправка была настолько безупречной, так что даже неуклюжий ватник сидел на нем аккуратно, как парадный китель.

   Я мысленно представил его в офицерской форме российской армии, и наконец-то вспомнил, кого он мне напоминает. Боец был точной копией Сысоева, старого офицера, с которым мне посчастливилось общаться лет пятнадцать назад. Он как-то рассказывал мне о своем отце, который в разгар предвоенных репрессий успел скрыться до того, как его арестовали, и уехал на другой конец страны. Потом он всю войну так и прошел рядовым солдатом.

   Наконец, отбросив сомнения, я взял у ординарца его портсигар, и подошел поближе, чтобы удостовериться в своей правоте.

   - Курите?

   - Благодарю, товарищ старший лейтенант, - кивнул боец, без стеснения взяв пару сигарет. Его манера держаться без натянутости, но не развязно, подтверждала, что для него не впервой общаться с командным составом.

   - Не темновато для тренировки?

   - То что надо, ведь именно в ночных атаках штыковой бой применяется чаще всего.

   - Штык есть главное оружие ночного боя, - машинально отчеканил Авдеев вызубренные слова наставлений.

   В принципе это я и сам знал, но надо же завязать разговор.

   - Вы, если не ошибаюсь, Сысоев Михаил э...?

   Красноармеец вынул изо рта сигарету, которую уже собирался закурить, и спокойно ответил. - Так точно, тащ старший лейтенант. Сысоев Михаил Петрович.

   - Так вот, Михаил Петрович, а вы не хотите вернуться в свою часть? Ваш батальон наверняка был не из последних, когда вы им командовали.

   Не глядя на меня, боец спокойно затянулся, пробуя на вкус трофейный табак, и собираясь с мыслями.

   - Думаете, это возможно? - На этот раз он обращался ко мне не по уставу.

   - За вас есть кому поручиться.

   - Так вы что, не осуждаете меня за то, что я бросил свой батальон?

   - Если бы дело было на войне, тогда конечно. А так, я вас прекрасно понимаю. Время было такое. Тридцать седьмой год.

   - Тридцать восьмой, - поправил Сысоев. - Еще бы полгода переждал, и все. Но доносов на меня скопилось уже столько, что хоть стреляйся, и это только те, о которых я знал. Вот и пришлось все бросить и уехать куда подальше.

   - Так что вы ответите на мое предложение? Сейчас грамотных командиров очень не хватает.

   - Значит, говорите, все можно устроить?

   - Конечно, можно. Вон, Рокоссовский сидел, и ничего, теперь армией командует, а потом может... - Упс, чуть не проговорился. Фронт ему конечно скоро дадут, но нечего лишний раз показывать свою информированность. Ну что же, раз комбат согласен, надо его забрать, пока он не передумал. - Паша, сбегай к местному начальству, и скажи, что забираешь бойца. Пусть все оформят.

   - Вон там, - показал бывший майор, кивнув в сторону большого здания, - находится наш штаб, и там же сидит кадровик.

   Авдеев умчался выполнять поручение, а я коротко объяснил, кто мы такие, и куда направляемся. Сысоев внимательно окинул меня взглядом, и вынес вердикт. - Не похожи вы на кадрового военного, товарищ Соколов. Впрочем, я не собираюсь расспрашивать, кто вы такие на самом деле.

   Между тем вопрос о переводе бойца решился быстро, буквально за пару минут. Авдеев наверняка успел здесь побывать, а значит, его здесь уже знали и горели неподдельным желанием помочь. Капитан, видимо начальник штаба, лично вышел на крыльцо проводить дорогого гостя, и на прощание козырнул ему. Было видно, что он рад отделаться от гэбэшника такой небольшой ценой, пусть даже отдавая своего лучшего бойца.

   Заметив, что начштаба стоит навытяжку перед простым ординарцем, Сысоев сделал соответствующий вывод, и снова внимательно посмотрел на меня. Уж не знаю, что он подумал, но уважение, промелькнувшее в глазах бывшего майора, мне очень польстило.

26 ноября 1941г.

Ставка верховного главного командования.

   Обычно итоговый доклад за прошедшие сутки верховный главнокомандующий принимал в специально отведенном для этого помещении недалеко от Кировских ворот. Но стоявшая несколько дней нелетная погода позволяла не опасаться бомбежки, к тому же, согласно предварительному докладу, ситуация на всех фронтах значительно улучшилась. Поэтому Сталин решил принять представителей генштаба в своем кремлевском кабинете, сразу после совещания Политбюро, члены которого также должны были остаться на заседание Ставки. Начальники направлений оперативного управления раскладывали на большом столе карты, и быстро докладывали обстановку на своем фронте. Записями при этом старались не пользоваться. Если кто-то не мог удержать в памяти все сведения, необходимые для работы, то у руководства возникали справедливые сомнения в компетентности такого командира.

   Самой свежей новостью было взятие города Холм силами Западного фронта. Начальник западного направления, заслуженно гордившийся образцово выполненной операцией, докладывая о действиях наших войск, даже перешел на торжественный тон, невольно подражая голосу Левитана.

   - Успешная операция по освобождению города позволила решить сразу несколько задач. Во-первых, захватив его, мы перерезали коммуникации шестнадцатой армии. Во-вторых, опасаясь новых налетов партизан, фашистское командование снимает с фронта часть войск, чтобы пополнить гарнизоны всех крупных населенных пунктов. Ну и третье, мы ясно дали понять противнику, что хотим замкнуть кольцо окружения вокруг Демянска. Чтобы не допустить этого, немцы скоро перебросят к городу свои последние резервы, тем самым облегчив нам проведение основной наступательной операции. В частности, по поступившим к нам сведениям, в район Демянска решено перевести 5-ю егерскую дивизию, которая находится на пути во Францию, где она должна была остаться на отдыхе ближайшие три месяца.

   Не менее обнадеживающими были и новости из-под Курска, и об этом Василевский докладывал лично. Он старался говорить ровно, но в его голосе то и дело проскакивали торжествующие нотки, что впрочем, было понятно.

   - Неудачей закончилась попытка противника прорвать кольцо окружения. По показаниям пленных, Гудериан прилетел в Курск сразу же, как только получил известия о начале наступления. Вопреки приказу своего командования он собрал все боеспособные части, имевшиеся в наличии, чтобы попытаться прорвать нашу оборону. Однако его действия, несогласованные с руководством, вызвали недовольство Гитлера. Это в частности, объясняется следующей причиной: Непосредственно накануне наступления нашей разведке удалось дезинформировать противника и уверить его в том, что Гудериан специально направляется на станцию Дно для встречи с нашим агентом. Поэтому явное невыполнение приказа командования было расценено Гитлером как подтверждение факта измены. Гудериана немедленно вызвали в Берлин, и в тот же день казнили.

   - Серьезно? - усмехнулся Сталин, почти не сердясь на то, что эту приятную новость немножко придержали, чтобы выложить ее на вечернем совещании. - Все-таки подлец Гудериан получил по заслугам.

   - Кроме него, еще полетели головы в разведке и контрразведке, хотя Канарис и Мюллер все же сумели выкрутиться, подставив своих подчиненных. Был смещен со своего поста и в тот же день приговорен к смерти начальник контрразведки Шеленберг. Его место теперь занял Вилли Леман, возглавлявший до этого подотдел 4-E-1 гестапо, занимающийся общими вопросами контрразведки. Он, кстати говоря, лично вел расследование об измене Гудериана. За это ему присвоили звание штурмбанфюрера СС, а Гитлер лично вручил Леману железный крест.

   Большинству присутствующих это имя ничего не говорило, равно как и его псевдоним, под которым он числился в советской разведке - "Брайтенбах", но Берия, который сегодня тоже присутствовал на заседании, торжествовал. Именно его усилиями была восстановлена постоянная связь со столь ценным агентом, и теперь, с новым назначением, новоиспеченный штурмбанфюрер принесет не меньше пользы, чем целая армия.

   Сталин также не скрывал свой радости. Пустой трубкой, которую он по привычке носил с собой, хотя уже почти не курил, Верховный поправил себе усы, и с довольным видом улыбнулся Берии. - Отметьте, чтобы наградили командира разведгруппы, которая так удачно сработала, и конечно, нашего агента, передающего ценную информацию.

   Взяв со стола зеленую папку, в которой ему обычно приносили представления к званиям и наградам, Верховный пролистал бумаги, лежавшие в ней, и укоризненно посмотрел на Василевского, исполняющего обязанности начальника генштаба.

   - Плохо работаете, где списки награжденных за операцию на Курской дуге?

   - Очень много отличившихся, товарищ Сталин, - нашелся Василевский, не понимавший, как можно быстро подготовить столько наградных листов, - со всех фронтов идут представления. Но скоро все сделаем, а в первую очередь, на разведчиков. Они у нас молодцы.

   Между тем начальник этих лихих молодцов, генерал Панфилов, однофамилец знаменитого комдива, пораженно слушал похвальбу в адрес своих людей, подложивших фашистам такую свинью. Хотя он только недавно сменил Голикова на должности начальника разведуправления, но прекрасно понимал, что к чему. Все подобные сведения должны приходить в первую очередь к нему, а раз их почему то не предоставили, значит вмешалась госбезопасность. Панфилов уже привстал, чтобы с гневом обрушить критику в адрес коварных Берии с Меркуловым, но Сталин, положив руку на плечо генералу, удержал его на месте.

   - После отзыва Гудериана с фронта, - продолжил доклад начальник оперативного управления, - противнику уже было поздно предпринимать какие-либо меры. Благодаря своевременным действиям командования фронта, на месте предполагаемого прорыва успели занять оборону два противотанковых дивизиона, сдерживавшие натиск до подхода резервов. В артдивизионе, оказавшемся на направлении основного удара, после боя осталось только одно орудие, но свою задачу он выполнил, остановив вражеские танки.

   Сталин потянулся к карандашу, и Василевский прервал доклад, дожидаясь, пока вождь сделает пометку в блокноте. Так как генерал стоял за спиной Сталина, то бросив мимолетный взгляд, он смог прочитать, что написал Верховный: "Курск, немцы и кино".

   - Так как Гитлер продолжал упрямиться, и не разрешал своим войскам оставлять город, то германское командование приняло решение снабжать окруженную группировку по воздуху. Для этого помимо фронтовой авиации дополнительно привлекут несколько авиагрупп транспортной авиации. Насколько нам известно, в их составе будет KGrzbV 500, в настоящее время занимающаяся снабжением Роммеля в Африке.

   Рассмотрев поочередно положение дел на всех фронтах, под конец затронули также и итоги японского налета на Перл-Харбор.

   - Сравнив сообщения, опубликованные в североамериканской и японской прессе, можно прийти к выводу, что флот, базирующийся в Перл-Харборе, потерпел сокрушительное поражение. Уничтожены или надолго выведены из строя два авианосца, и как минимум, четыре линкора.

   - Полагаю, почти все самолеты на острове также уничтожены, - полувопросительно, полуутвердительно произнес Сталин. - И теперь база тихоокеанского флота практически беззащитна перед авиацией противника.

   - Здесь очень трудно выяснить точные цифры, но скорее всего неповрежденными остались не больше двадцати-тридцати машин, - согласился Василевский. - Пока имперские войска не предпринимали попыток высадиться на Оаху, но заняв соседние острова, они получили возможность постепенно накапливать свои силы. Очень скоро японские транспортные суда вернуться с подкреплением, а вот американцам проводить свои конвои по Тихому океану без авиационного прикрытия будет очень трудно. К тому же вывод из строя Панамского канала лишил Америку возможности быстро перебрасывать корабли с Атлантики.

   О том, что взрыв Гатунского водослива это дело рук советских диверсантов, в Ставке почти никто не знал, и Верховный, у которого за последние дни настроение значительно улучшилось, не удержался от ехидного сарказма. - Неплохо бы нашим военным поучиться у японцев организовывать диверсии. Непросто взорвать такой большой и хорошо охраняемый объект под носом у противника. В японских газетах этой операцией гордятся чуть ли не меньше, чем уничтожением флота.

   Главный разведчик страны слегка покраснел от вполне справедливой критики, и опять начал вставать, но Сталин повторно усадил его обратно, и даже немного утешил. - У вас тоже есть хорошие специалисты, например, такие как товарищ Старинов, - Верховный показал трубкой в сторону подозрительно сильно загоревшего полковника, скромненько сидевшего в углу. - Мы очень высоко оценили его заслуги в организации эффективной партизанской войны и представили к званию героя Советского Союза, но согласитесь, наши диверсанты пока еще не достигли такого уровня, как японские.

   Вопрос был риторическим, и Панфилов просто изобразил всем своим видом полнейшее согласие, не забыв все-таки метнуть недовольный взгляд в сторону наркома внутренних дел. Почему Старинов больше месяца болтался неизвестно где, то ли в Иране то ли в Китае, а вернувшись, отправился докладывать Берии, а не в разведуправление. Наверняка сделал что-то важное, а все лавры от операции загребет Лаврентий.

   Через десять минут после окончания совещания Сталин начал заседание государственного комитета обороны. Часть военных покинула кабинет, а вместо них зашло человек пятнадцать, которых пригласили с докладами. Среди них был и неприметный майор госбезопасности, который впрочем, появлялся здесь чаще, чем некоторые наркомы.

   Последний час он сидел в комнате ожидания, расположенной рядом с секретариатом, и чтобы успокоиться, пил один стакан боржоми за другим. Выпив одну бутылку, Куликов подвинул к себе еще один поднос, но потом передумал. Обычно заседание ГКО длилось недолго, но могло затянуться и на несколько часов, вон сколько людей собралось, так что лучше много не пить. Да и к тому же пользоваться ванной комнатой вождя простому майору госбезопасности было бы не удобно.

   Отставив стакан, Куликов начал выстукивать пальцами по столу. Хотя его уже не раз вызывали на самый верх, но привыкнуть к этому было нельзя. Хотя он спокойно, не отводя взгляд смотрел в глаза и наркомам, и даже Самому, но когда на совещании собиралось сразу все руководство страны, майор все-таки чувствовал себя неуютно. К тому же там могли задать такой вопрос, на который у него не было ответа, а Соколов-Андреев опять куда-то пропал. Не попаданец, а какой-то пропаданец.

   Получив приглашение, майор одернул китель, поправил кобуру с пистолетом, сползшую вперед, и через секретариат направился в комнату Поскребышева, где пришлось подождать еще минуту, чтобы пропустить всех гостей более высокого ранга. Затем Куликов спокойно прошел через помещение охраны, козырнув генералу Власику, и наконец зашел в святая святых Кремля - кабинет Верховного.

   Вопросов на заседании было поднято много, и все они были крайне важными, требовавшими безотлагательного обсуждения. В первую очередь было решено в связи с изменением ситуации на фронте приостановить эвакуацию хлеба, промышленных товаров и сырья. Также комитет постановил начать разминирование предприятий столицы, которой уже ничего не угрожало.

   Затем обсудили приоритеты оборонной промышленности. Первое крупное наступление выявило нарекания со стороны военных и их жалобы о нехватке тяжелого вооружения. Проанализировав ситуацию, комитет обороны принял решение об организации производства 120мм полковых минометов на предприятиях Москвы, и увеличения выпуска батальонных, калибра 82мм. Но мало было произвести больше минометов, нужно еще правильно выбрать тактику их применения, что вызвало серьезную дискуссию. Очевидно, что лучше всего придавать минометы непосредственно стрелковым ротам, с этим все были согласны. Однако в условиях нехватки транспорта возникает проблема с боепитанием. Проще всего решить ее можно сведением минометов в минометные полки, где их будут снабжать боеприпасами централизованно. К этому варианту, в конце концов и пришли, сразу оговорив, что решение это вынужденное и временное.

   Дольше всего заняли споры о формировании новых соединений. В отличие от нашей истории здесь во время осеннего сражения уцелело гораздо больше дивизий, и не требовалось создавать так много новых. Первоначально планировалось создать пятьдесят дивизий, однако Сталин предпочел направить личный состав и вооружение для пополнения уже существующих соединений, и ограничить число новых тридцатью.

   Не менее важным был и вопрос о строительстве новой железной дороги от Кизляра до Астрахани. Основной поток грузов, поставляемых союзниками, должен будет идти через Иран, и требовалось обеспечить его поставку. Заодно по этой дороге можно будет перевозить и сырьевые ресурсы Кавказа. К тому же новая линия могла пригодиться в качестве рокадной дороги, если весной немцы смогут прорваться за Дон.

   Под конец заседания выступил с докладом нарком иностранных дел Молотов, который во время войны курировал все вопросы, связанные с ленд-лизом и открытием второго фронта.

   - Итак, товарищи, Америка официально вступила в войну и с Японией, и с Германией. Несомненно, теперь наши союзники не смогут больше манкировать взятыми на себя обязанностями, и явным образом срывать отправку грузов в Советский Союз. К сожалению, как вы знаете, несмотря на решающее значение советско-германского фронта, материальная помощь Советскому Союзу со стороны США и Англии не соответствует возможностям этих стран. Насколько нам известно, общие поставки Соединенных Штатов странам антигитлеровской коалиции по программе займа в этом году составят семьсот - восемьсот миллионов долларов. Из них Советскому Союзу достанется товаров в лучшем случае на полмиллиона. Товарищ Микоян регулярно информирует нас о выполнении обязательств, принятых на Московской конференции, и предоставленные им цифры совсем не радуют. Объемы поставок вооружения, оборудования и сырья составляет по большинству позиций не больше десяти-двадцати процентов, или же поставки не производятся вовсе. Даже те товары, которые мы готовы оплачивать золотом, отгружаются далеко не в полном объеме, и в основном это второстепенные грузы. Исполнение заказов по тем станкам и машинам, которые представляют интерес для нашей авиационной промышленности, всячески затягивается. И мы не видим никаких усилий со стороны правительства США по исправлению это тенденции. До сих пор Морская комиссия придумывала всевозможные отговорки, то ссылаясь на мнимое отсутствие пароходов, то заявляя о невозможности посылать корабли в Архангельск в зимнее время. Те пароходы, которые все-таки выделяются, выбираются из числа наиболее плохих из них. Немало случается и откровенно диверсионных актов, причем только с кораблями, следующими из американских портов.

   Молотов открыл папку, и достав наугад листок, зачитал его содержимое. - На пароходе "Файер Рок", который вышел из Нью-Йоркского порта двадцать первого октября с военными грузами (танки, автомашины и др.), произошла течь в трюмах без каких либо видимых причин. Пароход должен был вернуться, разгрузиться и встать на ремонт. В результате отправка грузов была задержана на две недели. Или вот другой случай. Пароход "Африкандер", вышедший восемнадцатого ноября из Бостона с грузами самолетов, танков, автомашин, при подходе к Сиднею сел на мель и получил пробоину. Задержка с отправкой этого парохода составит не менее полутора месяцев. Заметьте, товарищи, с английскими и советскими судами, следующими из портов Англии, подобных происшествий не было. Можно подытожить, что американское правительство щедро дает обещания, но бесцеремонно нарушает свои обязательства. Наши неоднократные сообщения о всех фактах срыва поставок до сих пор не привели к улучшению положения.

   Отпив из стакана глоток минералки, чтобы промочить горло, Молотов продолжил. - Единственное, что было поставлено в полном объеме, это двести тысяч тонн нефтепродуктов. Однако это поставки по ранее имевшейся договоренности, а обязательства по протоколу Конференции не выполнены. Но в то же время Америка продает нефтепродукты Германии через нейтральные страны, или даже напрямую. Немецкие подводные лодки не только не торпедируют танкеры концерна "Стандард ойл", везущие немцам горючее, но и даже сами заправляются с них. И я сомневаюсь, что Рузвельту неизвестно об этом факте.

   - Очень хорошо известно, - подтвердил Сталин. - Как раз от нашего источника в военной разведке США мы об этом и узнали.

   - Совершенно очевидно, что отсутствие поставок вызвано вовсе не отсутствием требуемых материалов транспорта. Мы не можем дождаться американских грузовиков, а заводы Форда во Франции собирают их для Германии. Также не меньше трети автопокрышек, производимых на фордовских заводов в Америке, продается фашистам через нейтральные страны. Я надеюсь что теперь, после вступления Америки в войну, ей придется в полном объеме выполнять все свои обязательства, тем более, что они не такие уж большие по сравнению с объемами производства. Единственное, в чем действительно могли бы быть затруднения, так это в поставке нам самолетов, которые нужны Америке для войны с Японией. Однако, в телеграмме товарища Литвинова, которую я уже зачитывал, говорится о заверении Рузвельта в том, что война нисколько не отразится на поставках. Еще одна проблема, по которой мы надеемся на улучшение, это недружественные по отношению к СССР публикации в американской прессе.

   - Верно, верно, - усмехнулся про себя Верховный, вспомнив упомянутый попаданцем вариант событий, описанный в рассказе известного писателя - альтернативщика. В нем полушутя полусерьезно говорилось о том, что Америка проиграла бы войну, если бы в ней существовала свобода прессы. (*Гарри Тертлдав. "Новости с фронта.") Естественно, Рузвельт никогда бы не допустил, чтобы в преддверии войны военная цензура ослабила свою хватку и разрешила редакциям печатать все, что они пожелают. Уцепившись за эту мысль, Сталин пометил себе открыть независимый журнал, якобы издаваемый профсоюзами. Не относясь к официальной советской прессе, он сможет печатать любые критические статьи и свободно ругать западных союзников за срыв военных поставок или затягивание открытия второго фронта. В этом случае Черчиллю и Рузвельту придется все протесты направлять не советскому правительству, а профсоюзам.

   - Другой важный вопрос, - продолжал Молотов, - по которому мы сейчас зондируем почву, это возможность открытия второго фронта. Пока в Германии не началась тотальная мобилизация, союзникам достаточно оттянуть на себя двадцать-тридцать немецких дивизий, и соотношение сил резко изменится в нашу пользу.

   - Этого, к сожалению, не будет, - неожиданно прервал выступление Сталин. - Американцы давно изучают возможность высадки своих войск во Франции, и прекрасно понимают, что этим сильно нам помогут. Но сделать это они, равно как и англичане, готовы только в двух случаях.

   Все присутствующие замерли, пытаясь понять, что стоит за словами Верховного - простое раздражение, или точные разведданные.

   - Первое, если положение Советского Союза станет отчаянным, чего, конечно же, не случиться. Или, если критическим станет положение немцев. Только тогда наши союзники заявятся в Европу. - Строго говоря, Сталин немного опережал события, генерал Маршалл пока еще не закончил свой план вторжения во Францию. Однако это было непринципиально. - Но и после высадки они будут воевать спустя рукава, хотя на западном фронте им будут противостоять сравнительно немногочисленные войска противника. Как нас уже информировала разведка, в сентябре военное министерство подготовило для Рузвельта так называемую "Программу победы". По подсчетам американских военных, для войны им потребуется свыше двухсот дивизий сухопутных войск. Но мы точно знаем, что они не станут формировать столько. Восемьдесят - девяносто, или в лучшем случае сто дивизий, не больше. Вот и выходит, что даже когда союзники высадятся в Европу, война будет вестись ими в полсилы.

   Эти откровения Верховный приберег до того времени, когда станет совершенно ясно, что немецкое наступление выдохлось, и советское командование поверит в свои силы. Иначе оно могло впасть в пессимизм, раньше времени узнав, что драться с Германий и ее сателлитами придется один на один.

   - Также нет никакой надежды на то, что удастся достигнуть договоренности о присылке британских войск на восточный фронт. Все те обещания, которые раздает Черчилль, просто чепуха. Он пытается водить нас за нос. Хотя Идеен откровенно признался, что численность английской армии уже превысила четыре миллиона человек, из которых больше половины в сухопутных войсках, но задействовать их в Европе не предполагается.

   - Англичане постоянно ссылаются на объективнее трудности, - попробовал возразить Молотов, - а прекращать войну они не собираются. Британский премьер-министр клятвенно заверял, что желает помочь нам.

   В ответ Сталин только хмыкнул, выразив свое отношение к Черчиллю презрительным взмахом руки. В той истории союзнички ловко провели его, надолго затянув открытие второго фронта, но здесь этот фокус у них уже не пройдет. Оценив реакцию собравшихся на неприятные новости, а здесь были и скептицизм, и растерянность, и неприкрытая ненависть к любителям загребать жар чужими руками, Верховный твердо произнес. - Мы должны смотреть в глаза действительности, как бы она ни была неприятной, и не бояться высказать правду, как бы она ни была нежелательной. Мне шестьдесят два года, и у меня есть жизненный опыт, который подсказывает, что если у страны есть армия и эта армия хочет драться, то она дерется. Мы за совместную борьбу с Германией, но Англия воевать не хочет, хотя армия у нее имеется. Немцы знают об этом, они игнорируют английскую опасность на западе и считают ее блефом. Потому-то они так уверенно и снимают с запада все сколько-нибудь годные дивизии. Откуда у немцев такая уверенность в пассивности англичан? Мало того, британцы уже отошли от потрясения, в котором пребывали после поражения во Франции, и поняли что благодаря Красной Армии им теперь ничего не угрожает. Они считают, что помогать нам теперь вовсе не нужно. Можно с уверенность говорить о том, что в ближайшие месяцы Черчилль свернет свои поставки военных материалов.

   - Мы и без них справимся, - подыграл вождю Василевский, чтобы подбодрить генералов. - Не хотят англичане посылать помощь, пусть не посылают. Они сами ее предложили, мы не навязывались. Все равно такая символическая помощь не сможет внести серьезных изменений на фронте.

   - Верно, - кивнул Сталин, - но делать это они должны открыто. А Черчилль не скажет прямо, что не хочет помогать, он будет извиняться и ссылаться на разные надуманные причины, в первую очередь на якобы готовящуюся подготовку второго фронта. Уже разработан план, как это все лучше состряпать. Просто отдадут приказ военным кораблям бросить конвой и уйти. А после того, как немецкие самолеты и подлодки уничтожат все пароходы, Черчилль скажет, что морской путь слишком опасен, и пользоваться им нельзя. Вот и вся дипломатия. Может быть, окажется искренним поступившее сегодня предложение де Голля о присылке одной французской дивизии. Но хотя совместные военные действия очень важны для улучшения дружественных отношений с французским народом, вы понимаете, что реальной помощи от одной дивизии будет немного. Пусть даже она и имеет боевой опыт. Продолжайте, товарищ Молотов. Расскажите нам об организации польской армии.

   Окончание доклада, прерванного сенсационными заявлениями, получилось скомканным. Нарком просто без всяких эмоций зачитал отчет. - Совершив поездку в районы формирования польской армии, Кот (* посол Польши в СССР) вынес о ней самое благоприятное впечатление. Кот поблагодарил за оказание помощи польским гражданам в СССР, и заверил, что она укрепит поляков в их борьбе с Германией...

   Закончив выступление, Вячеслав Михайлович встретился глазами со Сталиным и замер. Очень уж оценивающим был взгляд Верховного, направленный в сторону наркома. Он откровенно говорил о том, что Коба сейчас решает, что делать со своим старым товарищем, который позволил союзникам обвести себя вокруг пальца.

   На самом деле Сталин думал вовсе не о степени компетентности своего наркома, а о посвящении его в тайну. Ситуация стала слишком сложной, и все больше отличалась от прежнего развития событий. Теперь уже нельзя обойтись одними инструкциями, наркоминдел должен понимать, что и зачем ему следует делать.

   После совещания Сталин заказал чай для себя и коньяк для Молотова, которого он попросил задержаться. Перейдя в маленькую комнатку для отдыха, (большая была не нужна, так как квартира Сталина находилась здесь же в Кремле) они принялись за поздний ужин. Сам Верховный на работе предпочитал не пить, а после наставлений попаданца о здоровом образе жизни, которые совпадали с тем, что в один голос твердили врачи, вообще подумывал о полном отказе от курения и алкоголя. Но вот своему наркому он полстакана приказал налить. Последствия темпорального шока непредсказуемы, а потому для его нейтрализации требуется универсальное лекарство. Заметив, что Молотов перестал есть, и вопросительно смотрит на него, Верховный кивнул ему на тарелку.

   - Вячеслав, ты же сегодня не обедал? Тогда кушай больше, беседа будет длинной.

Глава 8

   Послушно съев еще пару бутербродов и допив коньяк, Молотов вытер губы салфеткой, показывая, что готов к разговору. Сталин снова указал на бутылку антитемпошокового средства, и только после того, как нарком принял вторую дозу, наконец заговорил, начав издалека.

   - Вячеслав, ты помнишь, что в сентябре мы готовились к обороне совсем не там, где немцы собирались наступать.

   Удивленно подняв брови, Молотов молча кивнул. Он еще не понял, к чему клонит Сталин, но как старый подпольщик и опытный дипломат, лишних вопросов привык не задавать.

   - Мы вообще считали, что немец сможет собрать только одну танковую группу. Так нас информировали. - В раздражении Сталин сжал пальцы здоровой руки и резко взмахнул ею, едва не ударив кулаком об стол. - Разведка называется. В общем, остановили бы мы противника не под Вязьмой, а под Москвой. А к нынешней линии фронта смогли бы вернуться лишь к весне, после зимнего наступления.

   - Насколько я помню, с нами тогда вышел на связь очень информированный человек из германского штаба или даже руководства страны?

   - Вышел, только не из Германии. И кроме планов "Тайфуна" он еще много чего нам полезного рассказал. О том, что сейчас происходит в мире, что случится через год, и через пятьдесят лет, да и еще позже. Кстати, помнишь Вячеслав, лет двадцать назад к нам в Москву приезжал английский писатель Уэллс. Он много беседовал с товарищем Лениным, и я тоже его принимал в своем кабинете. Мы тогда спорили с ним о будущем. Ты читал его книги?

   - Так значит, этот товарищ построил такую машину, как в книге Уэллса, - промелькнуло понимание в глазах изумленного наркома. - Наверняка он может многое подсказать нам по механизмам будущего.

   - Правильно, узнали мы от него очень много, и не только о военной технике, но и о международной политике. Вячеслав, не обижайся, что сразу тебе все не сказал. Ты же старый большевик, еще в реальном (*реальном училище) занимался подпольной работой. Так что правила конспирации тебе напоминать не надо.

   - Понимаю, количество информированных товарищей в таком вопросе нужно ограничивать. А почему сейчас рассказываешь?

   - До сих пор в мире все шло так, как и должно быть, хотя и с некоторым преимуществом для нас. А вот после вступления в войну Америки началась би-фур-ка-ция. Это значит, что историю можно повернуть по новому пути. Так что теперь тебе тоже пора браться за работу. Ознакомься вот с этими документами. То, что по технике, пока пропусти, кроме ядерного оружия. Все, что касается танков, самолетов и кораблей, тебе завтра разъяснит товарищ Куликов. Ты у нас тоже технарь, так что разберешься и выскажешь свое мнение.

   Просмотрев стопку листов с неровными строчками текста, напечатанного на машинке неопытной рукой, Молотов хмыкнул, дойдя описания талантов товарища Сталина. - Коба, надо же, какую глупость он пишет. Ты якобы плохо разбираешься в оперативном искусстве, а твои знания, основанные на опыте гражданской войны, полностью устарели.

   - Тут он прав, - с несвойственной ему самокритичностью возразил Верховный. - Я считал, что могу разобраться в управлени и войсками, и такая неприятная оценка сначала показалась мне неправильной. Но обсудив все с Шапошниковым и Василевским, я все-таки понял этот свой недостаток. Там в бумагах дальше написано, что в той истории я осознал это лишь через год.

   - Да что он понимает, - искренне вспылил Молотов, действительно считавший своего вождя великим теоретиком. - Ведь ты каждый день у меня на моих глазах с военными общаешься. Может некоторых знаний у тебя пока и не достает, но главное, это вкус к военному делу иметь. А у тебя этот вкус есть.

   Перелистав еще пару страниц, нарком снова не удержался от комментария. - Не зря я этому Литвинову не доверяю. Все историки в будущем пишут, что он предатель, даже те, кто его защищает. Да, у него есть заслуги, но надо сразу его снять, а не тянуть.

   Когда нарком дошел до характеристики на самого себя, то не выдержав, рассмеялся, и процитировал: "Молотов всю жизнь оставался убежденным сталинистом, хотя и считал Сталина слабым экономистом. На его взгляд, Сталин является несравненным организатором, прирожденным лидером, а также хорошо разбирается в военной технике. М. оставался принципиальным противникам Хрущева по основным вопросам...". Дойдя до этого места, он сразу погрустнел. Веселье сразу куда-то испарилось.

   - По-послушай, Коба. - Молотов начал заикаться, что бывало с ним только в минуты сильнейшего волнения. - Н-не пора ли расстрелять Никиту, а то как бы поздно не было. Или устроить несчастный случай. В-война.

   - Да что вы все прицепились, расстрелять, расстрелять. Всех расстрелять, кто тогда работать будет? Меня вот больше Маленков волнует, но кто его сможет заменить? Читай, давай, Молотошвили.

   С недовольным видом Молотова быстро просматривал записи, но когда он дошел до страницы с сомнительными фактами, почерпнутыми из либеральной прессы будущего, его снова начал разбирать смех.

   - Что тебя так развеселило Вячеслав, слухи про Берию?

   - Да нет, я чего-то в таком роде и ожидал, но вот как они над бедным Поскребышевым изгаляются. Ну ладно, тихий и незаметный секретарь оказывается, всех наркомов матом кроет. Ладно, ты его избиваешь, хотя я не могу взять в толк, зачем. Но почему надо было выдумывать такой идиотский способ избиения - хватать его за волосы и головой об стол?

   Переглянувшись, Сталин с Молотовым расхохотались, представив себе такую картину. Поскребышев уже двадцать лет работал в аппарате ЦК, и все это время он был лысым. Эта самая лысина секретаря давно стала таким же непременным атрибутом Кремля, как трубка Верховного или пенсне Берии.

   Отсмеявшись, Молотов дочитал всю информацию про начальника особого сектора, и покачал головой. - А тут еще Бажанов в своих якобы воспоминаниях добавляет, что его жену в тридцать седьмом арестовали. А ведь она от туберкулеза умерла.

   - Да, Борис много разной чепухи напридумывал, не понимаю, почему серьезные люди будут ему верить. Да и другим лжеисторикам тоже. Знаешь, а мне даже немного обидно, почему это Лаврентию каждый день должны дэвушек привозить, а мне нет. Я же вроде кровавый тиран? Выходит, либеразады хотят меня унизить, дескать раз за девочками не охочусь, значит я не мужчина. Так выходит? Да и в отличие от меня у Лаврентия жена есть. Попробовал бы он только привести кого ни будь домой, Ноно бы ему такой скандал закатила, что и охрана не помогла.

   Посмеявшись над грубоватыми шутками вождя, нарком снова углубился в изучение документов, а дочитав их до конца, долго рассматривал разрисованную от руки контурную карту мира.

   - У меня к товарищу Андрееву есть вопросы, - задумчиво произнес он, делая пометки в блокноте.

   - Запиши, мы их передадим, как только сможем. А теперь, Вячеслав, поговорим о наших ближайших целях в международной политике. Выскажи свое мнение.

   - Как я понял, Британию можно в расчет не брать, ее позиция фактически уже ничего не значит. Об этом правда, еще никто не догадывается, но это так. Значит, решать все проблемы будущих границ нам придется лишь с Америкой. Кроме, разве что, территорий бывших британских колоний.

   - Пока еще британских, - поправил с усмешкой Сталин.

   - Верно, - согласился Молотов, - пока еще. Из них нас больше всего интересуют Ирак и Аравийский полуостров. Конечно не весь, а только нефтеносные районы. Необходимо добиться разрешения Черчилля на ввод туда наших войск.

   - Существует ли такая возможность?

   - Несомненно. Наш опыт сотрудничества с Англией по персидскому вопросу показывает, что договориться можно. Ну а повод долго искать не придется. Американский флот на Тихом океане разгромлен, и его главная база Перл-Харбор находится под угрозой. Значит, не сегодня-завтра, японцы развяжут себе руки на западе. Так сейчас думает Черчилль, и также считают его лорды адмиралтейства. Британские силы терпят одно поражение за другим, и наше беспокойство за судьбу Персидского залива вполне обоснованно. Через пару месяцев весь японский флот может войти в Индийский океан, опять-таки, по мнению англичан, высадить десант в британских владениях и закрыть Ормузский пролив.

   - Правильно, Черчиллю надо принимать меры, чтобы отстоять восточные колонии. Там потребуется много войск, и наша помощь в заливе будет нелишней.

   - Она будет просто неоценимой, - ехидно усмехнулся Молотов. - Да, в Индии формируется полуторамиллионная армия, из которых восемьсот тысяч человек уже имеются налицо. Наша страна подобных резервов выделить естественно не может, это так. Но зато мы не находимся в состоянии войны с Японией, и если на юге Ирана и Ирака будут базироваться наши самолеты и корабли, то эти территории окажутся в полной безопасности. Начинать войну еще и с Советским Союзом император не захочет. Поэтому, если мы предложим Черчиллю перебросить на юг пару наших авиаполков, он будет только рад.

   - Помимо самолетов, также отметим в договоре наше право на отправку туда пяти-шести стрелковых дивизий. Лишних у нас конечно нет, но это неважно. Главное, добиться такого разрешения.

   - Согласен, нам надо застолбить право на размещение в нефтеносных районах наших войск, - понимающе улыбнулся Вячеслав Михайлович. - А что мы не сможем их сразу перебросить, так ведь путь в Аравию неблизкий. Сначала туда прибудут саперные части, потом хозяйственники. Постепенно организуем базы, подтянем личный состав, правда, без артиллерии. А вот к концу войны уже будем иметь в заливе полноценную армию. Вот только авиацию, в соответствии с договором, придется перебазировать сразу. Где только ее взять?

   Где взять истребители, Сталин уже продумал заранее. - Англия нам и поможет. Те самолеты, которые она шлет - устаревшие, с пулеметным вооружением, и часто некомплектные. Толку на фронте от них нет, только проблемы с ремонтом. А раз они могут быть пущены в дело не скоро, то следует английские истребители в Ирак и отправить. Да и недоразумений в воздухе меньше будет, если наша авиация станет однотипной с союзной, а заодно мы сможем пользоваться помощью британских механиков.

   - Тогда техническая сторона вопроса вполне осуществима. Ну а в дальнейшем, когда Черчилль не выполнит своих обязательств по открытию второго фронта, мы в качестве компенсации потребуем пересмотра всех договоренностей. Хорошо подготовимся, воспользуемся моментом, и Залив будет в наших руках. Англичане сами его отдадут.

   - Верно, не хотят воевать, пусть за это платят. Еще надо потихоньку провести переговоры с правительствами Норвегии, Дании и Бельгии.

   - Насчет чего?

   - Нам нужны Гренландия и Шпицберген. Это дело несрочное, но нужно начинать заранее. Мы готовы заплатить за эти территории, с рассрочкой платежа на несколько десятилетий, и с согласием на любые условия. Гарантируем отказ от национализации всех местных предприятий, обязательство не строить на островах военные базы, сохранение права рыболовства в прибрежных территориях и добычи угля на островах. В общем, оставим им все права, кроме одного - добывать полезные ископаемые со дна океана. Сейчас Арктика никому не нужна, но вот лет через сто... - Сталин мечтательно задумался, глядя на карту мира. Превратить Северно-Ледовитый океан со всеми его богатствами в Русское море, это значит сделать бесценный подарок стране.

   - Будет непросто, - досадливо поморщился Молотов, - ведь мы сами разорвали с этими странами дипотношения. Но сделаю все, что смогу. Глядишь, в двадцать первом веке мне на Шпицбергене памятник воздвигнут.

   - На Груманте, Вячеслав. Так он должен называться. И главное, когда начнем составлять с Америкой договор о разрешении послевоенных проблем, надо будет хорошенько проработать этот вопрос. Там обязательно должны быть учтены все наши интересы в Арктике.

   - Над этим я поработаю, может еще и с Канадой договоримся насчет ее островов. А для чего нам Бельгия?

   - В бельгийском Конго очень богатые залежи урана. Нам они, в общем-то, и ни к чему, своих хватает. Но американцам там делать нечего. Чем меньше у них будет руды, тем лучше. Постарайся придумать что-нибудь, чтобы поставить урановые запасы под наш контроль. Не обязательно вводить войска, можно просто приобрести концессию хотя бы лет на десять, но лучше на двадцать. Не согласятся бельгийцы, им же хуже. Развернем партизанское движение против колонизаторов.

   - Что-нибудь придумаем. Бельгийское правительство в изгнании сейчас не в том положении, чтобы торговаться. Если мы четко обговорим сроки нашего пребывания в Конго, то опасаться им нечего. И еще, Коба. Раз мы заглядываем далеко в будущее, то мне кажется, Китай для нас не менее важен, чем Америка.

   - Правильно, но тут наш вызыванец мало что смог рассказать. Жаль, что он не востоковед. А по Китаю я пока я решил так. Хотя подожди, я думаю нам надо позвать товарища Берию.

   Через пару минут, когда к ним присоединился нарком внутренних дел, Сталин продолжил. - Мы с тобой, Вячеслав уже не раз обсуждали склонность Мао Цзэдуна к национализму. Пора его сменить. Во главе КПК должен стать Ван Мин, согласен? Но Цзэдун это даже не половина проблемы, а лишь небольшая часть. Правители приходят и уходят. Важнее то, что скоро у границ СССР появится промышленно развитая держава с огромным населением. Как бы мы не дружили с Китаем и не помогали ему, но это не гарантирует отсутствие конфликтов в будущем.

   - Увы, история повторяется, - согласился Молотов. - Вот взять ту же Болгарию. Без России ее просто не существовало бы, а она сейчас союзник Гитлера. Хорошо еще, что кроме одного санитарного поезда ничего на фронт не послала. А Финляндия? Только товарищ Ленин объявил о ее независимости, как она умудрилась два раза подряд на нас напасть.

   - Поэтому Китай надо расчленить. Я в этом вопросе пока не разбирался, не до того было. Ты что думаешь?

   - Во-первых, нельзя допустить возвращения Синьцзяна. Если Уйгурия добьется независимости, то она станет буферной страной, прикрывающей нас на участке от Монголии до Афганистана. Желательно также присоединить территорию Внутренней Монголии к Монгольской республике. Таким образом, от будущего КНР отторгается территория почти три миллиона квадратных километров, вместе со всеми природными ресурсами.

   - Еще важный вопрос. Можно ли добиться согласия от Чан Кайши на признание Маньчжоу-Го? Если коммунисты Китая подтвердят, что не претендуют на Маньчжурию, и мы дадим соответствующие гарантии, то наверно Гоминьдан согласиться считать Маньчжоу-Го отдельной страной. Разумеется, с одновременным признанием ее воюющей стороной. А после войны это будет мирная нейтральная страна, в которой нет иностранных войск. Вот для нее лучший выход. Это решение подойдет всем, кроме конечно Америки. Но тут мы сумеем настоять на своем.

   Молотов почесал подбородок, размышляя, и покачал головой.

   - Думаю нет, Коба, все не так просто. Там нет предпосылки в виде сепаратистских движений. Дело в том, что основное население Маньчжоу-Го, это ханьцы, а собственно маньчжуров там очень мало. Поэтому всегда будет остро стоять вопрос воссоединения с Китаем. В долгосрочной перспективе так обязательно и случиться. Включать Маньчжурию в состав Союза тоже нельзя. Это совершенно невозможно, потому что противоречит нашей политике. К тому же в этом случае китайцы составят не меньше четверти населения нашей страны. А учитывая, что ограничивать их рождаемость мы не сможем, то со временем достигнет даже трети. Представьте, китайцы освоят весь Дальний Восток, создав там сначала автономную республику, потом союзную, а затем и...

   - Шени деда, - выругался Берия, но тут же осекся. Вождь запрещал ему говорить по-грузински при русских.

   - Так, так, - Сталин задумчиво постучал чубуком трубки по карте. - Если и в Маньчжурии и в Китае начнут строить социализм, то они объединяться. А если одна из этих стран будет буржуазной, ирредентистскому движению это конечно помешает, но для нас ситуация станет еще хуже. Вячеслав, есть ли решение у этой задачи? Существует ли оно? Должно существовать.

   - Разберемся, Коба. Мы, вятские, ребята хватские. Семеро на одного не боимся никого.

   - Тут нам надо серьезно подумать, - не поддержал шутки Сталин. - Вот еще Югославия меня беспокоит. Небольшая страна, а столько неприятностей. Тито после войны готов ссориться со всеми, и со мной, и с Хрущевым. Видно я плохо тогда Попиводу поддержал. Да и по другим балканским странам у нас еще много работы. - Верховный тяжело вздохнул, и как бы между прочем добавил. - Зря, Лаврентий, ты отсоветовал мне наркоминдела сразу в курс дела вводить.

   Наркомы искоса переглянулись. Неприязнь между Берией и Молотовым не была для вождя секретом, да и Куликов был приставлен к попаданцу не за красивые глаза, а за высокий интеллект. Разобравшись в ситуации, он часть информации, касающейся высшего руководства страны, записывать не стал, поведав сверхсекретные сведения только Сталину при личной встрече. Берии не стоило знать, что хотя Молотов и признавал организаторские способности наркома, но при этом считал его редкостной сволочью. На взгляд Верховного, некоторая натянутость в отношении наркомов была только на пользу дела. Работа им предстоит очень сложная, ошибки в ней просто неизбежны, а дружеские отношения между соратниками могут привести к соблазну эти ошибки скрыть. Поэтому он не упустил случая лишний раз столкнуть их лбами.

   Выдержав испытующий взгляд своего недруга, Берия спокойно возразил. - У нас тогда еще не было полной уверенности в правдивости всей информации. Но сразу после атаки на Перл-Харбор я согласился на то, чтобы поставить вас в известность.

   - Товарищ Берия, когда можно будет передать список вопросов товарищу Андрееву? - невинно поинтересовался Молотов, не пропустивший мимо ушей сталинскую фразу "как только сможем".

   - Он пока в пути, - сухо ответил нарком. - Погода нелетная, вот вылет самолета и задержался.

   - Да погода сейчас не ахти, - с вежливой улыбкой, отрепетированной на дипломатических приемах, согласился Молотов. - А поездом добираться долго. Кстати, а товарищ Андреев сейчас где находится?

***

   Пусть и не очень быстро, но вперед мы все же потихоньку продвигались. Меня даже радовало, что вместо ненадежного самолета нам досталась видавшая виды трехтонка. Правда, лишнего места в кабине помятого жизнью грузовичка не оказалось. Рядом с шофером сидел надменный интендант, и меняться со мной местами он конечно не собирался. Впрочем, оно и к лучшему, зато можно было спокойно пообщаться со своими спутниками. Когда разбитая тяжелой техникой дорога становилась чуть ровнее, и можно было разговаривать, не опасаясь прикусить себе язык, я начинал расспрашивать майора Сысоева. Бывший комбат отвечал охотно, и обстоятельно рассказывал о тонкостях командования подразделениями, что было для меня очень интересно. Мало ли как сложится, вдруг придется занять должность комбата, а я в управлении батальоном ничего не смыслю. В нашем штабе мне приходилось бывать редко, и то лишь для того, чтобы получить очередную задачу или доложить о выполнении. В будущем же, я хотя и сидел ближе к командованию, но занимался лишь техническими вопросами, обслуживая компьютер.

   И вот под непрерывное тарахтение двигателя и свист ветра, я впитывал в себя воинские премудрости. У меня и раньше возникали подозрения, что планирование боевой операцией на карте, это лишь верхушка айсберга. В первую очередь следует выбить у вышестоящего командования как можно больше припасов и вооружения, а потом еще придумать, как все это богачество перевозить. И вот тут в ход идут разные хитрости, потому что зампотыла, начпроды и начсклада никогда просто так ничего не отдадут. Общение с тыловыми хомяками, это великое искусство, и освоить его непросто.

   С этим я был полностью согласен. Еще когда в девяносто пятом прибыл на место службы, меня удивило, что на складе лежит новенький ксерокс, а все формуляры и бланки размножаются ручным копировальным аппаратом. То есть сажают за стол всех военнослужащих, кого только можно, дают линейки, и ... благословляют на нелегкий труд. А ведь выписывали копир специально для нас, но из-за каких-то непонятных формальностей, выдавать его не собирались. Зато у соседей ушлый прапорщик смог совершить то, что оказалось невозможным для нашего подполковника, и достать ксерокс. Правда, мне удалось проторить к нему дорожку, и получить разрешение на пользование аппаратом. А всего-то делов было объяснить прапору, что для заправки копира не обязательно вести его целиком, рискуя разбить хрупкий механизм на наших дорогах. Достаточно просто открыть дверцу и извлечь оттуда пластиковую емкость, именуемую картридж. Сначала он конечно не поверил. Все равно, как если бы я заявил, что у Козлика бензобак можно спокойно вытащить, заправить, и засунуть обратно в машину. Но зато убедившись, проникся неимоверным уважением к "студенту".

   - Когда же склады выжаты досуха, - не спеша продолжал лекцию мой новый наставник, - а тыловики сняли с себя последнюю рубашку, уже можно прикидывать, как распределить ресурсы между ротами. Дилемма это нешуточная. Всегда получается так, что опытных бойцов, пушек, минометов, боеприпасов к ним, а теперь еще и противотанковых ружей на всех не хватает. Делить их можно тысячью способов. Например, раздать поровну, но тогда все подразделения будут одинаково слабыми, а гужевой транспорт просто не будут успевать развозить боеприпасы. Повозок то всегда меньше, чем по штату положено. Еще вариант - свести все тяжелое вооружение вместе и отдать одной роте, но тогда другие останутся голыми. Можно противотанковый взвод и минометную батарею оставить у комбата в качестве резерва, посылая на нужный участок по мере необходимости. Но в этом случае пока минометы или сорокапятки дотащат, может быть уже поздно.

   - Ну хорошо, распределили мы тяжелое вооружение, - нетерпеливо подгонял я, - теперь перейдем к тактике.

   - Понимаете, - втолковывал мне майор, - нарисовать на карте стрелочки, и сказать ротным выдвигаться туда и туда, это просто. Любой лейтенант умеет держать в руках карандаш. Но ведь надо, чтобы они действительно смогли дойти, выбили немца, да еще и сохранили столько людей, чтобы продолжить наступление. Поэтому сначала надо разобраться со снабжением.

   Незаметно я поймал себя на мысли, что мы обсуждаем в основном только наступление, как будто оборона для нас уже неактуальна. Вернее, обсуждал майор, с высоты своего опыта, а мне оставалось только мотать себе на ус. А мотать пришлось много. Как лучше расположить наблюдательный пункт, где развернуть батальонный медпункт, какой вариант размещения пункта боепитания наиболее оптимален при наступлении. В уставах прописано далеко не все, да и многие довоенные предписания уже явно устарели. Сколько войск оставлять в резерве, и где этот резерв лучше всего держать. На флангах, чтобы отразить внезапный удар противника, или в центре, чтобы развивать успех наступающих войск.

   У меня в голове уже все перемешалось, но Сысоев все продолжал объяснять. - А если не дай бог, батальону дадут танки...

   - И что же в этом плохого, - переспросил я, думая что ослышался, - разве бронетехника бывает лишней?

   - Такое впечатление, что бывает. Не умеют наши командиры взаимодействовать с другими родами войск. Они даже толком не знают, когда пехота должна идти впереди танков, а когда сзади. Я уже видел такое на фронте. Нашим сколько машин не дай, все потеряют, и самое обидное, обычно без пользы.

   Хотя беседовали мы много, но о том, кто я на самом деле, куда и зачем еду, майор выспрашивать не пытался. И так было ясно, что мы важные птицы, и дела у нас тоже должны быть весьма важные. Достаточно было видеть круглые глаза командиров и особистов, которым Авдеев предъявлял свое удостоверение. Когда даже шпалоносцы вытягивались перед простым ординарцем, это наводило на размышления. Впрочем, надо сказать, что при жутком дефиците транспорта, который все здесь испытывали, даже самые толстые и красные корочки помогали мало.

   Единственное замечание о моей персоне, которое все же позволил себе майор, касалось внешнего вида.

   - Что же вы прямо так к своему начальству заявитесь? - покачал он неодобрительно головой, когда мы приводили себя в порядок после преодоления очередного участка пути. Парадной формы у вас ведь нет, верно? И даже вот эта гимнастерка, что сейчас надета, вам великовата.

   Да, вид у меня действительно был не самый бравый. Зато бывший майор выглядел собранно и подтянуто, хоть сейчас на плакат: снаряжение идеально подогнано, лицо чисто выбрито и даже ногти аккуратно подстрижены.

   - Если вы, товарищ Соколов останетесь в Москве хоть на несколько дней, - продолжал Сысоев, - то вам обязательно следует пошить форму на заказ. Но не абы у кого. У нас в стране только трое портных шьют костюмы так, что если в них заявиться на прием к британской королеве, то все лорды ахнут от зависти. Один живет в Одессе, надеюсь он успел эвакуироваться, другой в Тбилиси, а третий здесь в Москве. По моей рекомендации он пошьет вам форму без очереди и очень быстро.

   Эта мысль мне понравилась. Ясно ведь, что меня вызовут в Кремль, и туда надо явиться в лучшем виде, чтобы не уронить честь будущего. Ведь по мне будут судить обо всех людях двадцать первого века.

   Так, за приятными мыслями, я не заметил как мы подъехали к Внуково. Именно здесь нас должны были ждать встречающие, наивно полагающие, что мы прилетим на самолете, а связаться с ними и предупредить, что мы поменяем маршрут, не было возможности.

   Аэродром встретил нас невероятной суетой. Зенитные орудия были в полной боевой готовности, бойцы батальона охраны метались туда-сюда, всерьез готовясь к отражению нападения. Над полем гудело несколько самолетов, невидимых в ночном небе, и судя по звуку, нарезали круги. На посадку их почему то не пускали, хотя полосы были свободными. Выяснить, где нас ждут, и что тут вообще случилось, при таком аврале не удалось. Все местное командование было страшно занято, и нас просили пока подождать.

   В этой сутолоке даже Авдеев растерялся, и предложил просто посидеть на лавочке, пока все не успокоятся. Неизвестно, долго ли нам пришлось бы рассиживаться, гадая, что здесь произошло, но буквально через минуту мы сцапали Леонова, мчащегося куда-то сломя голову, ничего не замечая вокруг. Надо же, оказывается, он умудрился вернуться с фронта раньше нас. Впрочем, сам Алексей удивился еще больше.

   - Вы как здесь очутились, если мы самолеты не принимаем? - изумился он, и ткнул пальцем в небо, где все время не смолкало гудение. Вид у Алексея был просто ошарашенный. Думаю, если бы я заявили ему, что мы телепортировались, он бы легко поверил.

   - Да вот кое-кто ломает любую технику, какую ему не доверь, - с серьезным видом разъяснил Авдеев. - Хоть броневик, хоть самолет. Так что мы решили, что по земле передвигаться безопаснее, чем лететь. А у вас тут что за столпотворение?

   - Да связь пропала, мать ее разтак. Самолеты сюда летят, а чьи, неизвестно. Может, немецкие, и сейчас нас бомбить будут или десант высадят. А тут еще очень важных персон ждут, ну вы поняли, о ком я. И вот все связистов матом кроют, подгоняют, чтобы быстрее рацию чинили, но когда начальство над душой стоит, получается обычно еще медленнее. Ну вот паника и началась, никто не знает что делать. Может это вы там летите, а вам сесть не дают. А может это диверсанты, которые за вами охотятся. Сейчас доложу, что все в порядке, и тогда вас примут и накормят.

   Смотреть в глаза начальнику аэродрома после того, что здесь произошло, пусть и не совсем по моей вине, я не хотел. Поэтому, удостоверившись, что машина у Леонова имеется, предложил поскорее отсюда убраться. Алексей тоже спешил, хотя и по другой причине. Как он пояснил по дороге, после двенадцати ночи передвигаться по городу запрещено даже военным. Разумеется, у него был специальный пропуск, подписанный комендантом Москвы, но бдительные патрули, вооруженные пистолет-пулеметами, могли открыть огонь раньше, чем им успеют предъявить документы. Так что надо или ждать утра, или выезжать немедленно.

   Посмотреть на старую Москву в эту ночь мне не довелось. Светомаскировка соблюдалась строго, и повсюду было темно, как и положено в военном городе. Движение в вечернее время было не очень активным, и попетляв всего полчаса по улицам, мы наконец прибыли. С майором нам, к сожалению, пришлось расстаться, передав его из рук в руки пожилому лейтенанту госбезопасности, с наказом беречь, холить и лелеять.

   Как оказалось, жить мне предстояло не в казарме, и не в гостинице, а в отдельной квартире современного восьмиэтажного дома, да еще трехкомнатной, что по нынешним временам было роскошью немыслимой. Однако большая жилплощадь была выделена отнюдь не для удобства меня бесценного, а для размещения охраны и обеспечения мне условий работы.

   Благодаря нашему опозданию, квартиру успели оборудовать так, как и полагалось для попаданца. Внешнюю дверь заменили на стальную, отделанную снаружи под дерево, чтобы не вызывать любопытства. Еще одну дверь соорудили в кабинете, где, как предполагалось, я буду записывать свои мудрые воспоминания о будущем. Для хранения моих откровений уже был наготовлен внушительного вида сейф, судя по табличке, еще дореволюционный.

   По прибытию Алексей коротко нас проинструктировал. Первое, что он нам разъяснил, это местонахождение бомбоубежища, оно было оборудовано прямо в подвале, и спуститься к нему можно было не выходя на улицу. Подниматься во время воздушной тревоги на крышу и тушить зажигательные бомбы, как это должны делать обычные жильцы, мне категорически запрещалось. К счастью для нас троих, пока мы жили в этом доме, авианалетов ни разу не случалось. Вернее, пару раз тревогу объявляли, но мы в это время находились или за городом, или в другом здании. Не представляю, как бы мы сидели в убежище среди женщин и детей, вместо того, чтобы дежурить на крыше с ведром песка. Наверно, просто сгорели бы от стыда.

   Леонов также продемонстрировал сейф с тремя ППШ и десятком разнокалиберных пистолетов. Впрочем, в случае нападения мы должны были не отстреливаться, а сидеть не высовываясь за бронированной дверью и ждать подкрепления. Телефонов в квартире было аж три штуки, правда ни одного, связанного с напрямую кабинетом Берии или Сталина, как я втайне надеялся, не было. Один аппарат, без диска, был для связи с соседней квартирой, где постоянно дежурило шесть энкавэдэшников, а еще два были обычными городскими. Провода от них уходили в разные стороны, и если диверсанты перережут одну линию, другая продолжит работать.

   Еще Алексей пояснил, что даже днем нельзя снимать светомаскировку, так что красивый ли вид за окном, я так и не узнал. Впрочем, в данный момент меня больше интересовал источник аппетитного запаха, доносившийся из кухни. Хотя ужин сварили не меньше часа назад, но завернутые в байковое одеяло кастрюли были еще горячими.

   Две тарелки наваристого борща с большими кусками сала сделали жизнь приятной и радостной. Потом мы умяли пшенную кашу с рыбными котлетами, тоже по две порции, а затем запили все это компотом, покончив с трехлитровой кастрюлей за пять минут.

   Убедившись, что дальнейшие попытки запихнуть в себя еще что-нибудь съедобное совершенно безнадежны, я переключился на обследование нового жилища. Еще когда мы мыли руки на кухне, меня удивило, что водопровод работает. Но еще большим чудом оказалась горячая вода, лившаяся из крана в ванной. Уж не знаю о ведомственной принадлежности этого дома, но котельная, к которой он подключен, работала на совесть. До этого я часто мечтал, что заполучив когда-нибудь настоящую ванну с горячей водой, буду отмокать в ней часа три как минимум. Но поздний час и набитый живот перевесили, и я предпочел сразу лечь спать, едва помывшись, тем более что наутро меня ждали важные дела.

   Проснувшись спозаранку, я начал инспектировать одежду, прикидывая, как лучше привести ее в порядок. Совершенно очевидно, что раз персона попаданца соизволила приехать в Москву, то ее, эту персону пожелает видеть руководство страны, так что вид у меня должен быть максимально презентабельным. Вызов мог последовать в любую минуту, и надо было что-нибудь придумать, чтобы выглядеть соответствующе. Заметив мои затруднения, ординарец, позевывая, продемонстрировал шкаф, заполненный готовым обмундированием, сшитым как ни странно, точно по нашим размерам.

   Успокоившись на счет своего внешнего вида, я тщательно причесал волосы, успевшие немного отрасти, и с наслаждением побрился настоящей электробритвой. Агрегат этот, а по другому данное громоздкое и увесистое устройство не назовешь, был уже потертым и явно не новым. Это не удивительно, наверняка с началом войны производство электробритв прекратилось, но работал допотопный PhiliShave исправно. Конечно, бреющая головка у этого аппаратика была всего одна-единственная, но так и на дворе всего лишь сорок первый год. Более совершенные конструкции пока не разработали

   Наконец, приведя себя в порядок, надев парадную форму, и прицепив к ней медали, я покрутился перед зеркалом, тщательно выискивая недостатки. Еще не хватало опозориться в Кремле из-за какого-нибудь пустяка. Придраться было не к чему, но увы, в этот день меня никуда не вызвали. Зато явился майор госбезопасности Куликов, притащивший мне материалы для работы. С собой он привел такой отряд сопровождающих, что места для всех не хватало, и часть пришлось разместить в соседней квартире. Да еще, судя по обрывкам разговоров, человек десять караулило на улице.

   Воспользовавшись моментом, пока охраны было более, чем достаточно, Авдеев умчался по срочным делам, пообещав мне заодно выбить в финансовой части зарплату. Мой денежный аттестат, который я до сих пор и в глаза не видел, уже переслали куда надо, и теперь пора было им воспользоваться. Деньги лишними не будут, но я засомневался, что получить их так просто.

   - Мне что, даже доверенность на тебя писать не надо? Скажешь на словах, что ты мой ординарец, и все отдадут?

   - Доверенность конечно нужна, но не в этом случае, - усмехнулся Авдеев. - Ты, если помнишь, вообще живешь под чужой фамилией.

   Куликов осмотрел квартиру, проверил связь, и убедившись в звуконепроницаемости двери, ведущей в кабинет, вывалил на меня кучу вопросов.

   - Подождите, подождите, - воспротивился я такому напору. - Сначала ответьте, что с нашим батальоном?

   - Да что с ним случится, собрали его снова и перевозят сюда в Подмосковье. Честно, скажу, потери у вас большие, но зато пользы вы принесли немало. А вот генерала Масленникова за неуместную инициативу собирались наказать, и на мой взгляд, справедливо. Поступил приказ прекратить наступление, значит надо было остановиться. Если бы не очередное ранение, которое он получил, могли бы и в звании понизить, а так считай, легко отделался.

   - А что с нашим полком?

   - Тоже сюда скоро перебросят, а возможно, и всю дивизию. Ну, теперь моя очередь задавать вопросы?

   - Я весь внимание.

   - Вчера на заседании комитета обороны мы приняли решение о вооружении истребителей Як тридцатисемимиллиметровыми пушками Шпитального.

   - Вы? - я чуть не подпрыгнул от изумления.

   - Кхы, кхы, - смущенно прокашлял Куликов. - Нет, не я конечно. Оговорился, знаете ли. Моя роль ограничивалась сидением в углу и записью вопросов. Так вот, вы ни разу не упоминали о МПШ-37. Что-нибудь можете сказать о ее боевом применении?

   - Честно говоря, вообще никогда о ней не слышал, наверно она выпускалась небольшой серией.

   - Жаль, так хорошо знать заранее, перспективная это разработка или не стоит тратить на нее средства.

   После уже привычных уточнений, касающихся военной техники, гэбэшник неожиданно перешел к международным вопросам. Причем к таким, что я буквально раскрыл рот.

   - Наше руководство беспокоит происходящее в Урумчи. До недавнего времени Шэн Шицай был другом советского народа, но сейчас пошел на конфликт. Как он себя поведет в дальнейшем?

   - Шэн кто?

   Списав мое непонимание на усталость с дороги, Куликов пояснил. - Шицай, дубань Синьцзяна. Как вы знаете, мы очень много сделали для него: посылали войска, снабжали оружием, построили авиазавод по сборке истребителей. Даже валюта Синьцзяна обеспечивается советским Госбанком. И в ВКПб дубань вступил, правда партбилет ему выдали втайне. Но с началом войны помощь его стране пришлось свернуть, и уверившись в поражении Советского Союза, Шицай постепенно перешел от сотрудничества к конфронтации. Правда после наших побед дубань повернул на попятную, и даже предложил включить Синьцзян в состав СССР восемнадцатой республикой. Как он поступил в вашей истории, проводил независимую политику, или же примкнул к Чунцину (* столица гоминьдановского Китая)? И на кого опирался, в частности удалась ли его политика замирения дунган?

   Внимательно посмотрев на Куликова, я не заметил признаков того, что он шутит, да и сегодня не первое апреля. Но все эти имена и термины были абсолютно непонятными. Покопавшись в памяти, я извлек оттуда Шао Линь, шаньюя гуннов, город Дубай, дунланцев из Средиземья, но ничего похожего на перечисленные майором незнакомые слова не обнаружил. Пришлось признать свою полную некомпетентность. - Это вообще что за страна?

   Изумленно округлив глаза, майор едва не выронил карандаш, которым готовился записывать ценные сведения. - Китай, какая же еще.

   - А разве там правителя зовут не Гоминьдан, то есть этот, Чан Кайши?

   Куликов посмотрел на меня жалостливым взглядом, как будто я заявили, что Париж столица Рима. - Господи, чему вас только в школе учили.

   - Ну так объясните невежде.

   - Синьцзян формально относится к Китаю, хотя на самом деле Уйгурия практически независима.

   - Ах, Уйгурия, - чуть не задохнулся я от возмущения. - Так бы и сказали, а то какие-то сизяни-масяни. Эта территория, надо сказать, весьма беспокойное место, к тому же после войны китайцы стали усиленно ее заселять, вытесняя коренное население. Там постоянно случались какие-то восстания, перевороты и волнения. Но все-таки, несмотря на беспокойную обстановку, мы смогли развернуть там добычу бериллия, весьма редкого и ценного металла.

   - Бериллий! - радостно воскликнул Куликов, не скрывая эмоций, - Меня атомщики уже озадачили этой проблемой, у нас же нет своих месторождений.

   - А скажите, тащ майор, - попробовал я вызнать еще одну тайну, - почему Синьцзян собирался стать восемнадцатой ССР, разве их не шестнадцать?

   - Ах, вот что вас удивляет. Конечно шестнадцать, а семнадцатой полуофициально считают Монголию. Жаль, что вы так мало знаете о государствах Азии, но не вините себя. Я понимаю, для вас этот период истории то же самое, что для меня эпоха русско-турецкой войны. Давайте перейдем к более близким к вам событиям, и начнем с Китая.

   Наконец то пригодилось и мое второе экономическое образование. Конечно, в моей прежней работе знание международной финансовой политики не требовалось, и профессионалом в этой области я не был. Но зато регулярно следил за экономическими новостями, и имел четкое представление как о курсовой политике Китая, так и о проблемах размещения его огромных валютных запасов.

   Майор внимательно слушал, записывал, и постоянно уточнял. - Я бы сказал, что это своеобразный симбиоз нашего НЭПа и индустриализации, - прокомментировал он услышанное. - Александр Иванович, так если КНР у вас выходит на первое место в мире по промышленному производству, то значит, социализм все-таки победил?

   В растерянности от такого вывода, я только похлопал глазами, но быстро нашелся. - Вовсе нет. Дело в том, что товарная экспансия удалась китайцам лишь благодаря низкой себестоимости. Да, они завалили своей продукцией весь мир, но она конкурентоспособна лишь до тех пор, пока рабочим платят гроши. А крестьяне, так те живут просто в нищете.

   Задав еще пару десятков вопросов, Куликов потянулся, подвигал затекшими плечами, и достал очередную папку.

   - Решать будущую судьбу Индии и Китая, с их миллиардами жителей, конечно очень важно. Но вот другое дело, которое нам с вами поручили, будет намного сложнее. Давайте-ка сначала перекусим, а уже потом приступим к работе.

***

   Важным заданием, которое мне предстояло свершить, было как ни странно написание киносценария. Весь мой литературный опыт до этого исчерпывался лишь парой небольших рассказиков на одном популярном сайте альтернативной истории, так что я ужаснулся от подобного поручения. Но к счастью, задача оказалась не такой невыполнимой, как мне сначала показалось. Оказывается, фильм уже снимается, и нужно лишь немного подправить сюжет, чтобы приурочить к реальным событиям, произошедшим недавно под Курском.

   Разобравшись в этом, и поняв, что задание Верховного мне по плечу, я повеселел. - Справимся, товарищ Куликов. А снимать фильмы, дело полезное. Как сказал Ленин, кино это важнейшее из искусств.

   - Неправильная цитата, - назидательно поднял палец майор. - Полностью фраза звучит так: "Пока народ безграмотен, важнейшим из искусств является кино".

   Просмотрев все бумаги, касающиеся подвига противотанкового дивизиона, я вынес вердикт. - Придумывать ничего не надо, все написано до меня и даже снято. Бондарчук, то есть, тьфу ты, Бондарев. "Горячий снег".

   Следовало только немного подогнать сюжет фильма под реалии сорок первого года, и сократить, насколько можно. У нас то будет не полнометражная картина, а в сущности, военная хроника. Ну, ломать не строить, всегда мечтал поработать редактором, выкидывающим целые главы из книги. Эпизод с лошадками на скользком спуске оставим, он очень характерен. Вредного комбат батареи, как там его, Дроздовский кажется, у нас не будет, да и все равно военная цензура бы не пропустила. Комбат должен быть личностью исключительно положительной. Бойца с гранатами против самоходки он тоже посылать не станет, тот сам вызовется.

   Дело споро двигалось, Куликов только успевал записывать. На все мои рацпредложения он согласно кивал, пропустив без комментариев даже сцену обмывания орденов. Единственно, в чем гэбэшник засомневался, это в способности санитарки легко заряжать орудие, однако я настоял на своем.

   - Если даже изнеженный человек из будущего справился, в смысле я, то современная девушка тем более сможет. Да и что там делать, хватай патрон и отправляй в ствол, затвор то полуавтоматический. Тут главное требуется внимание, чтобы направлять снаряд ровно и до щелчка. Все это конечно до первой неисправности. Если, к примеру, затвор заклинит, или капсюль попадется недовинченый, то санитарка сама не справится. Да, кстати, тут же нигде не написано, какие орудия были у нас под Курском.

   - ЗИС-3, но я сомневаюсь, что их разрешат показывать. Для съемок приготовили сорокапятки и списанные гаубицы.

   - Да что тут секретность разводить, - возмутился я, - можно подумать, немцы новые пушки еще не видели. Мы же не технологию производства раскрываем. Наоборот, нужно показать в фильме, что вот такие замечательные орудия сделали нам наши рабочие и конструкторы. Прорекламируем так сказать.

   В общем можно констатировать, что мой первый опыт в качестве сценариста оказался успешным. Куликов был явно доволен произведением Бондарева в моем пересказе, но спрятав все наброски в портфель, он не спешил уходить, а мялся, пытаясь что то сказать. В таком странном состоянии мне его видеть еще не приходилось, было ясно, что случилась какая то крупная неприятность. Наконец, гэбэшник собрался с духом, и выпалил. - Вы знаете, но вашего деда мы найти так и не смогли.

   - Он что, погиб?

   - Нет, не в этом дело. Просто мы так и не смогли узнать, в какую часть его направили.

   - Странно, я понимаю, что у вас компьютерных баз данных нет, но ведь его военкомат находится не на оккупированной территории, все архивы доступны.

   Нельзя, что меня это новость озадачила. Вовсе нет, просто ошарашила и поразила до глубины души. Майор молодец, что приберег ее под конец, иначе я бы не на один вопрос внятно не смог бы ответить.

   Когда голова стала кружиться чуть медленнее, я попробовал собраться с мыслями. Не могло ли получиться так, что хронопотоки компенсировали привнесенные мной изменения, и мой дедушка просто исчез. А может постарался Маленков со товарищи, или же всеми горячо любимый Никита Сергеевич? Мысленно перебрав самые экзотические причины, я мысленно стукнул себя по лбу. А потом, для острастки еще раз, уже по настоящему.

   - Послушайте, кажется я понял, в чем дело. В Книге памяти нашей области и в списках потерь, хранящихся в центральном архиве, его возраст указан с ошибкой на десять лет. Год рождения в документах написан 1912-й, а где-то 1913-й.

   - Странная опечатка.

   - Еще бы не странная, ведь в том же Новоанинском военкомате зарегистрирован его старший сын, мой дядя, двадцать четвертого года рождения, которого кстати в следующем году в армию заберут. Понятно же, что в одиннадцать лет сына родить нельзя.

   Куликов просветлел лицом, найдя объяснение мистическому исчезновению. - Любопытная история, а ведь если бы возраст был указан правильно, то вашего деда могли бы направить в тыловые части, и ему не пришлось бы ходить в атаку. Почему же так произошло? (* Действительно, почему?). А у вашего дяди как судьба сложилась?

   - Воевал связистом, соединял разорванные провода под огнем противника, за что награжден орденом и медалями. В своем последнем бою, уже в апреле сорок пятого, поднял солдат, которые залегли под пулеметным огнем.

   - В атаку?

   - Да нет, немец прижал все его отделение пулеметным и минометным огнем. Не знаю, что их командир делал, но мой дядя вывел бойцов из-под огня. В общем, всех спас, но сам получил смертельные раны. Его за этот подвиг приставили к ордену. А похоронка как раз к дню Победы пришла (* Вот такая вот история.)

   - Ясно, - вздохнул майор, - а другой ваш дед, который сейчас на Баррикадах работает?

   - Он бы наверно так и остался на заводе до конца войны, но когда немцы подошли к Сталинграду, предприятие закрыли. В трудовой книжке у него написана дата увольнения 23 августа 1942 года в связи с эвакуацией завода.

   - И последний вопрос, а то вы уже вымотались. Расскажите мне о вашем майоре Сысоеве. Это дело я тоже ни на кого свалить не могу.

   - Ну, как вы понимаете, самого майора я знаю лишь недавно, но зато могу судить по его сыну.

   - Понятно, - кивнул гэбэшник, - каков он сам, так и детей воспитал.

   - Так вот, лишь только мы ввели армию в Афганистан, Сысоев - старший тут же позвонил сыну, который в то время служил в Германии, и поинтересовался, почему это он еще не на войне.

   Куликов рассмеялся, - Сразу видно потомственного офицера. Я своему старшему тоже помог с Дальнего Востока сюда перебраться. Он у меня теперь в артиллерии РГК служит. Считай, практически на фронте.

   - Ну вот, вскоре у них офицеров собрали, а надо сказать, что в ГДР у нас стояли самые элитные части, в которые обычно направляли лучших командиров, и стали спрашивать, у кого какие достижения. Все тут же с готовностью начали перечислять свои недочеты, выговоры и замечания. Ну а Михаил Петрович, он тогда наверно капитаном был, с гордостью отрапортовал, что у него батарея в образцовом порядке. Вот его одного из всего дивизиона в Афган и отправили.

   - Уже впечатляет. Про войну он что-нибудь рассказывал?

   - Рассказывал, да еще сколько, но я же не артиллерист, и мало что тогда понял. В общем он придумал новый метод ведения огня, чтобы эффективнее поддерживать огнем наши колонны. Дело в том, что местность там горная, дорог мало, душманы постоянно устраивают засады, а в начале войны новую тактику еще толком не выработали. Так что проводка автоколонн и ее защита артогнем была сложнейшей проблемой. Да и обычной задачей артиллерии, как вы понимаете, является борьба с традиционным противником на равнинной местности.

   - Конечно, - кивнул майор, - под это все ее нормативы и подготовлены.

   - Подробных карт, которые позволяли бы артиллеристам стрелять по координатам целей, тоже не было. Кстати, даже когда к концу войны составили пятидесятки, их разрешали держать только в штабах, чтобы ни в коем случае не попали в руки врагам. Впрочем, даже с картами пехотные офицеры толком корректировать огонь не умели. В общем, приходилось вести стрельбу с неполными данными, в незнакомых условиях горной местности, и без адекватных огневых таблиц. Для этого Сысоеву и пришлось разрабатывать свою методику. Я в артиллерии не разбираюсь, да и рассказывал он мне это давно, так что могу чего-нибудь переврать. Сначала батарея тщательно пристреляла все ключевые точки на отведенном ей участке, так чтобы можно было накрывать цель практически первым выстрелом. Когда приходилось прикрывать автоколонну, по мере ее продвижения батарея заранее обстреливала вероятные места засады. В узких местах, там где к примеру ущелье, осуществлялось огневое окаймление дороги заградительным огнем.

   - На месте душманов я бы догадался занимать позиции поближе к дороге, чтобы артиллеристы боялись задеть своих.

   - А то они не додумались. Как никак, у них было полно штатовских инструкторов. Но в этом случае артиллеристы поступали просто. Первым залпом укладывали снаряды в полукилометре от своих, а потом с каждым выстрелом вносили поправку, постепенно приближая разрывы к противнику.

   - В общем, вы полагаете, что его отец тоже толковый командир?

   - Абсолютно уверен, тем более после того, как я с ним долго беседовал в дороге. И еще, самое главное, что мне понравилось в Сысоеве-младшем, это его гордость за то, что он не потерял ни одного подчиненного. Раненые конечно были, зато ни один человек у него на батарее не погиб.

   - Хорошо, я уже написал рекомендацию вашему бывшему майору, чтобы его восстановили в звании и направили командиром батальона ополчения. И заодно позаботился, чтобы вопросов к нему ни у кого не появилось. А война в горной местности с мобильными группами противника, это очень интересное тема. Боюсь, в будущем она может стать для нас очень даже актуальной.

   Проводив Куликова до двери, я завалился на диван, и предался мрачным размышлениям. Ну что это за безобразие. Первый в новейшей истории попаданец из будущего пребывает в Москву, а никто из информированных лиц не желает на него взглянуть. Даже немного обидно. Ладно, чай с плюшками в Кремле мне совсем не нужен, но вот посмотреть на правителей страны вживую очень хотелось бы. А вот они мною похоже, совсем не интересуются. Почему же они все такие нелюбопытные?

   Когда неожиданно зазвенел звонок, я бросился в прихожую, поверив, что меня наконец-то зовут на прием к вождям. Немного пораженный моей прытью, Леонов мягко оттер меня от двери, и попросил подождать в комнате. Порядок есть порядок, и пока открывалась дверь, я не высовывал носа в коридор. Мало ли кто за мной охотится, и во второй раз могут прислать профессионалов. Но это были не похитители, и не посыльные из Кремля, а всего лишь вернулся ординарец, вручивший мне толстую пачку купюр.

   - Тут сколько? - поинтересовался я, с любопытством разглядывая бумажные деньги, непривычно большого размера.

   - Пять тысяч ровно. Набежало еще больше, но я подумал, что этого пока хватит.

   - А какой у меня оклад?

   - Так, старший лейтенант на должности командира роты, это будет, так, ну примерно девятьсот с лишним в месяц. Тот, настоящий Соколов, вечная ему память, особо не тратился, так что денег у тебя накопилось порядочно, я даже все забирать не стал.

   Много это пять тысяч или нет, я не представлял, поэтому поинтересовался, какая средняя зарплата по стране.

   - До войны была примерно триста пятьдесят. А лейтенант - комвзвода получает восемьсот, с полевыми конечно.

   - Ничего себе, все-таки заботятся о военных. - У нас если офицерам и поднимут зарплату, то только перед выборами.

   - Еще бы, - довольно улыбнулся Авдеев. - Девять девушек из десяти предпочтут военного любому другому кавалеру

   - А десятая?

   - Ну, это естественно та, у которой есть жених-инженер, - заметил Леонов, спешно одеваясь. Его тоже куда-то вызвали, но куда он не говорил, а мы любопытствовать не стали. Корпоративная этика госбезопасности - не суй свой нос в чужие дела. Когда понадобится, тебе все скажут.

   Кроме денег Авдеев еще принес стопку газет за последние дни, в которую я тут же и вцепился, спеша узнать последние известия. Новости с фронта, вопреки моим опасениям, были только хорошие. Крым пока еще держится, хотя когда Сиваш замерзнет, немцы наверняка попытаются по нему пройти. Под Харьковом относительно спокойно, противник растратил все свои силы в бесплодных атаках и теперь отдыхает. Правда южнее немцы попытались прорваться к Мариуполю, но не дошли. Курск, если верить карте, приведенной в газете, блокирован надежно, и фрицам из окружения уже не вырваться. Начало наступлению положено хорошее, и я был уверен, что это еще только цветочки. Зря что ли мы всю осень резервы копили, и московские заводы не эвакуировали.

   Достав старую карту, где мы помечали линию фронта, я начал вносить в ней изменения, в соответствии со сводками совинформбюро, и прикидывать, где наши вскоре должны ударить. В предвкушении немалых результатов будущего зимнего наступления, я начал напевать, но чтобы не отвлекать свой могучий интеллект от анализа стратегической ситуации, завел бессмысленную "Рамамба хара мамба рум"

   - Хе-хе, - ехидно усмехнулся Авдеев, точивший мне карандаш, - значит в Индии ты все-таки тоже побывал. Опять у тебя индийские словечки проскакивают.

   - Что значит опять? Разве уже были? Какие? - затараторил я.

   - Ну, например, "масаракш".

   Не ожидал я от себя такого, честно не ожидал. - И когда же я это говорил?

   - Да когда Ганомаг разбил. Ты за одну минуту больше ругательств выдал, чем до этого за целый месяц. А я помню из Маугли, что по-индийски "ракшас" это демон. Ты лучше спой что-нибудь по-ихнему, я слышал у индусов песни очень красивые.

   Ну, эту просьбу выполнить трудновато. Вот чем-чем, а индийским кино никогда не увлекался. Впрочем, зато я знаю одну афганскую песню. Какая разница, Афганистан тоже британская колония. Не то чтобы я полиглот, но еще когда в детстве смотрел мультфильм "Полигон", то запомнил красивую мелодию, которая в нем звучала, а много позже узнал, что там еще и слова есть. - Танха шодам танха, асуда аз гавха...

   - Хорошая песня, - одобрил Паша, закончив записывать слова в блокнот, - даже если петь твоим голосом. У вас наверно она страшно популярна?

   - Да нет, мягко говоря не очень, а почему, не знаю. - Ну не буду же я рассказывать, что после выхода на экран "Полицейской академии", эта мелодия стала ассоциироваться исключительно с баром "Голубая устрица". Да, тогда американское общество еще не страдало от излишней политкорректности и толерантности, и все вещи назывались своими именами. Плохие парни в кино обязательно попадали туда, где по мнению сценариста им самое место, и никто из-за этого не возмущался. Ну ладно, черт с ней, с иностранной поэзией, лучше напевать отечественных бардов.

   Вот море молодых колышат супербасы.

   Мне триста лет, я выполз из тьмы.

   - Подожди, - прервал Авдеев, доставая другой блокнот, поменьше. - Сейчас запишу. Где тут у меня страничка о смутном времени...

   - Постой, постой, ты что имеешь в виду, - запротестовал я, не понимая о каком таком времени он говорит.

   - Все, что ты рассказываешь о семнадцатом веке, смутном времени, и вообще о прошлом, я записываю отдельно.

   Это что у нас получается, в песне есть слова "Мне триста лет", а сейчас первая половина двадцатого века. Значит, вычитаем три века, и попадаем в семнадцатый. Ну да, примерно так и есть. Вот черт, что он может обо мне подумать, надо скорее оправдаться. - Да это не я, это "Машина времени"...

   - Да ты что, - округлил глаза Авдеев, - как в романе Уэллса?

   - А, ну просто к этой книге придумали песенки, и я вот одну вспомнил. - Уф, кажется опять вывернулся. Уж лучше Высоцкого петь, в конце концов, попаданец я или нет.

   Продолжая увлеченно рисовать на карте линию фронта, я промурлыкал балладу о Робин Гуде. Слова этой великолепной песни, даже напетой вполголоса человеком, не имеющим музыкального слуха, и без гитара, настолько потрясли Павла, что он тут же попросил еще что-нибудь этого же автора. Уговаривать меня не пришлось, всегда приятно, когда нахваливают, и я поразил Авдеева "Балладой о времени"

   Расчувствовавшийся Авдеев подозрительно громко зашмыгал носом и протер платком глаза.

   - Вот это поэт, - выдавил он из себя изменившемся голосом. - Как песни за душу берет. Я только не понял, вот эти слова: "Даже там, в светлом будущем вашем", это он что имеет ввиду?

   Мысленно застонав, я поклялся про себя не петь больше ни Высоцкого, ни других современных авторов. Закончив вскоре разбирать персу, я удалился в рабочий кабинет, плотно прикрыв дверь, но даже там до самого вечера не открывал рта, сосредоточившись на стопке листов и пишущей машинке.

   После шести часов усердной работы, я довольно окинул взором свой труд, спрятал все в сейф, и поинтересовался у ординарца, когда подадут обед или ужин.

   - Уже принесли, просто ты из своего кабинета не слышал. Можем садиться есть, но вот только Лешка до сих пор не вернулся. Наверняка придет голодный.

   - Ладно, ждем полчаса, и начинаем без него.

   Легкий на помине, Леонов появился буквально через минуту, и вид у него был отнюдь не голодный. Даже, если честно сказать, не очень и трезвый.

   - Мы тут понимаешь ли ждем его черти сколько, за стол не садимся, а он где-то шляется, - сразу с порога высказали мы радость боевому товарищу. - Давай скорее на кухню.

   - Не, - мотнул головой Алексей, - Нас в Кремле уже угощали. Давали бутерброды с семгой, с сыром, даже с икрой были.

   - Что, и водкой поили?

   - Да нет, это мы уже с награжденными потом сами зашли в ресторанчик и отметили немножко.

   - Награжденными? - ахнули мы хором с Авдеевым. - Так вот зачем тебя вызывали. Какой орден, говори быстрее, не томи.

   Загадочно улыбаясь, Леонов распахнув полушубок и продемонстрировал ни много, ни мало Золотую Звезду.

   - Это мне сам товарищ Калинин вручил. Лично, и руку пожал.

   - Вот значит как, - пробормотал Авдеев с нескрываемой завистью, чего раньше я за ним не замечал. - А мы, выходит ни при чем. Наташа скоро приедет, скажет что я не с немцами воевал, а баклуши бил. А мне ничего, ни медали, ни благодарности.

   Внезапно проснувшаяся у ординарца зависть меня позабавила. Вот ведь до чего человека любовь довела, сразу хочется побольше орденов, чтобы предстать перед любимой во всей красе. С моей точки зрения, все было весьма справедливо. Леонов со своим знанием немецкого смог спасти драгоценную тушку единственного в мире вызыванца, и свою награду заслужил.

   - Ну что ты, в самом деле, как школьник, Паша - утешающее похлопал я по плечу ординарца. - Мы действовали все вместе, все молодцы, а что отметили только одного, ну так всех и не получится. Согласись, нельзя же награждать орденами всю роту.

   - Дайте же хоть слово сказать, - нетерпеливо прервал меня Леонов. - Я же еще не рассказал, за что мне "героя" дали.

   - И за что же, - вяло отозвался Авдеев из своего угла, куда он удалился переживать обиду.

   - Ага, интересно? Ну так слушайте. Вы помните, что я немецкому контрразведчику всякую лапшу на уши вешал. Так вот, он всю эту липу своему начальству пересказал, те покумекали, и решили что Гудериан на нас работает. Естественно, его не долго думая, к стенке. Так что выходит, я сам того не зная, убил немецкого генерала.

   - Как это, убил Гудериана? - не то прошептал, не то прокричал я. Все затуманилось, как будто у меня на глазах выступили слезы. Разве ж можно отнимать у попаданца его любимую мечту. Да лучше бы он придумал песню про Як-истребитель, или изобрел промежуточный патрон. - Это моя мечта, ты не должен был так поступать!

   Не осознавая всей серьезности ситуации, Леонов попробовал отшутиться. - Ты Лекся в следующий заранее предупреждай, мол этого генерала не трогай, он мой.

   Хорошо еще, Алексей не успел снять полушубок, а то бы в состоянии аффекта я мог ему и бока намять. Он хотя и самбист, но сопротивляться бы не стал, чтобы охраняемому объекту руку не сломать, а то и головой нечаянно об стенку ударить.

   Теперь уже Авдееву пришлось оттаскивать меня от несчастной жертвы и успокаивать. Нет, если бы он завалил к примеру Гитлера или Гиммлера, я был бы за него страшно рад. Но вот Гудериана простить не могу. Глупо конечно, но ничего не могу с собой поделать.

   Наверно я бы еще долго куксился, но Павел сообразил, чем меня можно утешить, и намекнул что мы с Алесем на отдыхе, жен и невест у нас нет, так что вполне имеем право на фривольные развлечения. Сам то я уже подумывал, как об этом лучше намекнуть, но спрашивать было как-то неудобно. Ну а раз все согласны, то оставалось только найти таких дамочек, чтобы уламывать долго не пришлось.

   Мне было любопытно, как наша госбезопасность сей процесс организует. Борделей тут точно не было, стоять в подворотне зимой, да еще в военном городе, полном патрулей, шлюшки явно не решаться. Но все оказалось весьма прозаично, снимать жриц любви следовало в ресторане. Опекавшие нас сотрудники госбезопасности, которым заранее позвонил ординарец, решили не пускать дело на самотек. Так что мы просто культурно зашли в ресторан, уселись на забронированные за Я кушал, а за столик напротив нас время от времени садились энкавэдашники, сопровождаемые накрашенными девицами. Удивительно, но хотя уже полгода шла война, местные ночные бабочки все как один были весьма упитанными особами. Наверно, очень хорошо зарабатывают, что могут позволить себе покупать еду на черном рынке или в коммерческих магазинах. Хотя, может просто еще не успели похудеть. В любом случае, на мой взгляд, работницам постели следовало получше соблюдать диету, и я каждый раз отрицательно мотал головой.

   Печальный Алексей, чье счастье зависело от моего каприза, все больше мрачнел, не понимая, почему я так придираюсь к таким красавицам. Но терпение у было безграничным, и в конце концов попалась вполне приличная на вид парочка. Девицы скромно уселись за столик, представились какими-то красивыми именами, кажется Аэлита и Изабелла, а затем взяли бокалы с шампанским, жеманно отставив в сторону мизинчик. Мне уже казалось, что вечер удался, однако после пары бокалов они решили порадовать нас исполнением "Мурки".

   Что ж тебя заставило полюбить лягавого,

   И пойти работать на ЧэКа!?

   Голос у обеих был приятный, а пели они негромко, так что посетители на нас не оглядывались. Но мы то с Алексеем все же работники органов, и выслушивать подобную песню нам не годиться. Девушки были отправлены куда подальше, а я вновь продолжил кастинг. Мне уже казалось, что сегодня ничего не выйдет, но наконец-то чудо свершилось. к нам подошел полузнакомый капитан с неприметным лицом, которого я несколько раз видел за последние дни, причем каждый раз в новой форме, и подвел двух миловидных барышень.

   - Позвольте представить, мои боевые друзья. Отдыхают после фронта. Очень соскучились по женскому обществу.

   На этот раз было то, что нужно, и вся наша компания отправилась домой. Дальше все было просто, благо комнат в квартире хватало. Мой кабинет конечно при посторонних не открывали, но оставались свободными зал и спальня. Авдеев, как порядочный будущий семьянин, устроился на маленьком диванчике в кухне, и до утра бдил. Мало ли, стащут девахи чего-нибудь ценное.

   Хотя получил я в эту ночь все, чего можно было пожелать, и вспоминать об этом было приятно, но на душе было пусто. Да, девчонка была хороша во всех отношениях, но чего-то явно не хватало, как в безалкогольном пиве.

   - Ну что, вечером опять позвать тебе барышню? - улыбнулся Леонов. По его виду было ясно, что сам только за, но я его порыв не поддержал.

   - Ну их, - сердито ответил я. - Хочется душевных отношений, чтобы рядом был родной человек. Ну, пусть не всегда рядом, война как-никак, но мне надо знать, что в этом мире есть тот, кто меня ждет.

   Улыбка Алексей потускнела, зато Павел хранивший верность своей Наташе, меня поддержал.

   - Акей, сходим вечером в клуб. Там будут танцы, и ничего кроме танцев и блеска красивых глаз. Под чудесную музыку. Танха шодам танха... Ой, ты чего так странно смотришь?

Неприметный кабинетик в здании комиссариата внутренних дел.

   - Садитесь, товарищ Куликов, пейте чай, - приветствовал нарком своего подчиненного, и подавая пример, рассчитывали.

   Майор, не скрывая захрустел бубликом. - Никаких замечаний у нас к вам нет, наоборот, мы узнали гораздо больше, чем облегчения вздохнул, и расслабившись взял красивый серебряный подстаканник. Полное отсутствие прогноза по МПШ-37, и а также еще по нескольким важным вопросам, не давали ему покоя, так что он не спал всю ночь.

   - Как ваш подопечный, на фронт не рвался?

   - Нет, товарищ нарком, он как только узнал, что его полк отводят на переформирование, сразу успокоился и начал обживаться на новом месте.

   - Ну что же, бытовые удобства мы ему подготовили по максимуму, жаловаться не на что. Думаю, после окопного быта он это оценит. Даже механическую бритву достали. Эту идею, кстати товарищ Молотов придумал. Толковый человек и ответственный, ничего не скажешь, хотя меня и недолюбливает.

   Намек был весьма прозрачным, но Куликов давно ждал подобного вопроса, и не собирался избегать скользкой темы. Наморщив лоб и подумав для вида пару секунд, он выдвинул свою версию. - Полагаю, ревнует вас к товарищу Сталину. Вячеслав Михайлович у нас старый партиец, работал вместе с Кобой еще тогда, когда вы в школу ходили. Вот и считает вас карьеристом, недостойным доверия вождя. - Майор весь просто светился искренностью и спокойно выдержал долгий взгляд наркома. Попаданец в свое время предложил ему заныкать часть материалов, касающихся внутрипартийных склок, и никому, кроме Самого в руки не давать. Догадывался ли Берия об этой маленькой хитрости, или нет, но Молотов в число его убийц не входил, а личную неприязнь можно было и проигнорировать. Поэтому данной темы в разговоре больше не касались.

   - Нам с вами, товарищ Куликов повезло. Как-то само собой получилось, что вызыванец согласился ехать в Москву, от чего он раньше категорически отказывался. Теперь ваша задача задержать его здесь как можно дольше. Заваливайте работай, пусть поймет, как он нужен нам здесь. Нечего ему с винтовкой бегать, человеку, владеющими такими сведениями, надо держаться от фронта подальше. Не забывайте постоянно его нахваливать, передавать благодарности и хвалебные отзывы.

   - Это нетрудно, рацпредложений на десять Сталинских премий хватит.

   - А что, премию мы действительно попробуем выбить. К наградам товарищ Андреев равнодушен, и к тому же считает, что ничего особенного не совершил, а вот деньги человек из капстраны должен любить, чтобы он там не говорил.

   - У меня сложилось впечатление, что он не корыстолюбив.

   - Верю, но просто у него раньше не было случая проявить свои старые привычки. А когда ему дали получку, он так и вцепился в деньги. Машину еще можно подарить, согласны? На нервы ценному сотруднику не капать, не ругать, и встречи с наркомами не устраивать, кроме самых экстренных случаев. Да и мнение у него о нынешнем руководстве страны далеко не лестное. Ну, и конечно, старайтесь улавливать малейшие желания своего подопечного. Чем больше ему тут нравиться, тем дольше он просидит в тылу.

   - Полагаю, молодому парню, а состояние здоровья у него хорошее, нужны... - майор замялся, ища подходящее слово, - в общем, девушки.

   - Это конечно. - Нарком снял пенсне, тщательно протер, и не глядя на собеседника, пояснил. - Девиц легкого поведения ему приготовили. Вы знаете, что как мы не боремся с древнейшей профессией, но в городе таких вот особей еще много. Так вот, там такая интересная история произошла. - Берия водрузил пенсне на место, но по-прежнему смотрел в сторону. - Мои люди заранее отобрали среди них лучших красавиц, которым долго объясняли, что от них требуется. Но попаданец каким то шестым чувством понимал, что они подставные, и всех проигнорировал. Лишь когда завербованные дамы полусвета закончились, и к нему подвели первых встречных девиц, которых даже не успели проинструктировать, то он сразу повел их домой. Понимаю, мистики не бывает, но вот ведь факт налицо.

   - Разрешите, я выскажу свои соображения. У будущенцев все понятия вывернуты на изнанку, и красивыми там почему то считаются самые тощие женщины.

   - Да вы что? - изумился Берия, полагавший что уже ничего не сможет его удивить. - Я конечно достаточно знаю о диком мире будущего. Страна распалась, население вымирает, наши заводы, которые строили тысячи людей, достались жуликам. Но кто бы мог подумать, что у людей там больше нет чувства прекрасного.

   Потрясенный нарком еще несколько минут сидел неподвижно, уставившись в одну точку, но потом снова взял себя в руки.

   - Нам ведь с ним еще много лет работать, если только где-нибудь голову не сложит по глупости, так? - Куликов молча кивнул. - Мы вот все о железках думаем, изобретениях, политике, экономических моделях, а вот о мотивах субъекта не задумываемся. Да, разумеется, Александр патриот нашей страны, хочет чтобы погибло меньше людей, а уровень жизни поднялся выше, чем на западе. Но каким он видит будущее нашей страны, к чему стремиться, вот что важно. Он же сознательно или бессознательно начнет подталкивать нас в нужную сторону, доказывая что так вот хорошо, так плохо, а по-другому пути вообще ничего не получится. В общем, надо начать прививать ему советские идеалы, и в первую очередь следует заняться повышением культурного уровня нашего гостя. Он в театр или музей давно ходил?

   - Если не считать выставок оружия, то наверно давненько.

   - Хорошо, пусть ему устраивают экскурсии по городу, показывают кинофильмы и знакомят с культурной жизнью столицы. Пусть знает, как живет наша страна, чем дышит и к чему стремится.

   - Это вы правильно придумали, - согласился майор.

   - Ну тогда набросайте примерный график культмероприятий.

   - Уже составил на ближайший месяц, а там посмотрим. Это такой человек, у которого эм...

   - Заноза в одном месте, - подсказал нарком. - И где он будет через месяц, никто не знает.

Глава 9

   Правильно говориться, что утро вечера мудренее. Проблемы хотя и не решаются за ночь сами собой, но зато выспавшись, смотришь на них более философски. Пусть Гудериана записали не на мой счет, пускай с песнями постоянно какие-то казусы, а Хрущов пока живой, но все еще впереди. Может быть, в качестве компенсации мне убить еще какого-нибудь будущего правителя, из тех, кто нанесет много вреда нашей стране? Хотя нет, пожалуй и пытаться не стоит. Наверняка этим уже занимаются соответствующие органы, и мое дилетантское вмешательство в таком деликатном деле совершенно не требуется. Ясно ведь, что Берия уже прошелся по списку, и потыкав пальчиком в особо злостных вредителей, дал указание их убрать. Ну ладно, поживем, увидим.

   Перед завтраком я наскоро просмотрел прессу, но ничего неожиданного там не нашел. В сводках с фронта вскользь упоминалось о боях местного значения, без уточнения конкретного места, и описывались подвиги некоторых батальонов или полков. Такие сведения, вернее, их отсутствие, могли означать что угодно, и я не стал ломать голову, переключившись на тихоокеанский ТВД. В моем распоряжении были не только новости британских и американских информационных агентств, но и переводы японских газет, сделанные наркоминделом. Не хватало только телеграмм от наших послов и резидентов, однако на документы такого уровня секретности я и не рассчитывал.

   Изрисовав кучей стрелок и кружков большую карту Тихого океана, предусмотрительно кем-то оставленную в моем столе, я окинул ее взглядам и задумался. Хотя говорить о результатах еще слишком рано, но похоже что фактор неожиданности сработал также, как и в той истории, дав нападающим огромную фору. Японцы заняли Таиланд, продвигались в Малайзии и высаживались на Филиппинах. Обе воюющие стороны заявляли о невероятном количестве уничтоженных врагов, но сходились в одном - союзники отступали, постепенно теряя территории.

   Единственная битва, где американцы все-таки смогли надрать задницы японцам, в иностранной прессе ни разу не упоминалась, зато обстоятельно, со всеми подробностями и фотографиями описывалась в советских газетах. Это и неудивительно, ибо данное эпическое сражение произошло не на просторах Тихого океана, и не в джунглях Юго-Восточной Азии, а в ресторане московского Гранд Отеля. Как только до американских журналистов, аккредитованных в Москве, дошла весть о нападении на Перл-Харбор, они тут же отправились искать своих японских коллег. Найдя их мирно сидящими на своих аэродромах, то есть тьфу ты, за своими столиками, импульсивные американцы высказали свое негодование коварным агрессорам, и тут же перешли от слов к делу. Эта драка была самой массовой за всю историю гостиницы, и ее даже удалось запечатлеть на пленку. Просматривая фотографии, я испытывал законное чувство гордости, так как без моей подсказки бесценные кадры вряд ли бы засняли, и они были бы утеряны для истории. Посмотреть было на что. Клубки тел, катающиеся по полу; не меньше трех-четырех стульев в каждом кадре, летящих по воздуху; осколки посуды, разлетающиеся во все стороны подобно взрывам зенитных снарядов; опрокинутые столы и парящие над дерущимися белоснежные скатерти. Ну и под занавес, работники милиции, выводящие из зала арестованных, измазанных икрой и салатами до такой степени, что нельзя было отличить японца от американца. Впрочем, иностранные миссии оперативно возместили ресторану все убытки, и всех задержанных отпустили.

   Сочувствовать одной из сторон здесь было очень трудно. Японцы действительно были провинившейся стороной, зато у американцев все еще впереди. К тому же, большинство присутствующих в Москве иностранных журналистов были или кадровыми, или внештатными сотрудниками разведок, поэтому их то и дело высылали из страны. Особенно усердствовали британская МИ-6, журналисты которой вели себя очень назойливо, исследуя советские оборонные предприятия. Перещеголять их в наглости смогли только поляки, находившиеся на полном содержании англичан, и выполнявшие для них самую грязную работу. Пшеки не стеснялись даже раздавать нашим бойцам листовки с призывами сдаваться в плен и подрывную литературу. Впрочем, об этом в газетах не писали, и трудно сказать, насколько в этом времени ситуация отличалась от нашей.

   Закончив обзор новостей, я уже собрался приступить к текущей работе, но Леонов сунул мне под нос малюсенькую заметку, на которую я до этого не обратил внимания. Ну подумаешь, нарком индел принял какого-то временного поверенного в делах маленькой, оккупированной немцами страны. Однако после повторного прочтения заголовка мне удалось уловить скрытый смысл сообщения. С такими мелкими дипломатами обычно встречается только заведующий отделом наркомата, а тут с ним беседовал сам Молотов. Не иначе, как намечается серьезный прорыв в отношении наших стран. Довольный своим выводом, я углубился в чтение, приготовившись выискивать тончайшие нюансы политики, однако ни символическая логика, ни криптоанализ, которыми я в прочем и не владел, не понадобились. Содержание беседы было передано четко и недвусмысленно.

   Молотов заверил Люнде, что Советский Союз полностью поддерживает право Норвегии на Гренландию, которой Дания владеет совершенно незаконно. Коль скоро датские претензии на этот остров были обоснованы унией между Данией и Норвегией, то после отделения последней, датский король автоматически потерял все права на эту заморскую территорию. Разумеется, Молотов подчеркнул, что все спорные моменты должны решаться исключительно дипломатическим путем и лишь после окончания войны. Выдвинул он также идею о полной демилитаризации острова. Норвежский поверенный в свою очередь заверил о том, что после возвращения спорной территории нам разрешат установить там метеостанции и радиолокаторы для обеспечения безопасности судоходства и полетов самолетов.

   Так вот оно что, если на острове будут установлены системы раннего обнаружения ракет, то мы получим большой козырь в холодной войне. А ликвидация американских баз позволит нашим кораблям беспрепятственно проходить в Атлантику.

   Увидев мое просветленное лицо, Алексей покровительственно кивнул. - Ну что понял смысл переговоров?

   - Честно говоря, не сразу, но все-таки додумался. Там будут наши метеостанции.

   - Эх ты, стратег, - досадливо махнул рукой Леонов, и посмеиваясь протянул мне географический справочник. - Слона то и не приметил. Там же в Ивит-ту-у-те расположено самое большое месторождение криолита в мире, и если мы поможем норвежцам отобрать остров, они с нами поделятся.

***

   Очередной рабочий день прошел с вдохновением. Хотя мне Калинин ничего и не вручал, как некоторым, но зато, как объяснил зашедший с утра Куликов, руководство страны прочитало киносценарий и очень его одобрило. Фильм вскоре будет снят и еще до конца года выпущен на экраны, где его увидят миллионы людей. Это вам не провальные "творения" Нахалкова. Впрочем, неудивительно, что мой дебют в качестве сценариста оказался удачным, ведь за мной стоял великий писатель, которого я нагло передрал. Вернее, говоря по современному, проремейкал. За эти неслыханные достижения в области искусства, правительство поручило молодому дарованию, то есть мне, заняться разработкой космического направления научной фантастики. Задел, так сказать, на будущее.

   - Дело в том, - начал объяснять майор, - что на днях было принято "Постановление о начале работ по освоению космоса".

   - Не рановато ли, - усомнился я. - Впрочем, с учетом разработки Бомбы, ракетную отрасль тоже нужно развивать.

   - Это конечно, основная причина, - не стал отрицать очевидного Куликов. - Но целью программы все-таки является вывод в комическое пространство рукотворного аппарата. Королеву отвели на выполнение программы двенадцать-пятнадцать лет, плюс еще три-четыре года для подготовки пилотируемого полета. Затем восемь-десять лет, и на Луну. Писатели же, со своей стороны, должны заранее подготавливать общественность к этому событию,

   Но мне не нужно было объяснять, насколько важно данное направлении литературы. До этого я и сам уже додумался, поэтому смог сильно удивить майора, с гордостью продемонстрировав набросок "Страны багровых туч", над которым кропел вчера полдня. Так как воспроизвести всю книгу невозможно в принципе, даже если бы прочитал ее только вчера, то я решил действовать следующим образом: Сначала наметил общий сюжет, затем максимально подробно описал технику будущего, такую как скафандр, вездеход, устройство космодрома, и наконец, сам космический корабль. Где можно, я пытался рисовать иллюстрации, хотя из моих эскизов трудно было что-нибудь понять. К этому скелету будущего произведения прилеплялось несколько диалогов и подробно расписанных эпизодов, чтобы литературные негры понимали, в каком стиле и в какой тональности им следует творить.

   До сих пор мне приходилось писать лишь коротенькие рассказы, которые я выкладывал на одном популярном сайте альтернативной истории, но на неизбалованного читателя даже мой опус произвел сильное впечатление. Читая его, гэбэшник охал и восхищенно округлял глаза. Наконец, прослезившись над картинкой, где был изображен воздвигнутый на пьедестал "Мальчик", он выдал рецензию. - Сильно. Представляю, каково было читать книгу в оригинале.

   - Это только проба пера у Стругацких, - скромно заметил я, стараясь придать лицу невозмутимое выражение, хотя сам чуть не лопался от восторга. Еще бы, облагодетельствовал человечество таким шедевром. - А вот потом они развернутся.

   - Послушайте, такое произведение надо как можно скорее дописать и издать. Только представьте: раненные бойцы в госпиталях будут читать о том, как наша страна в будущем осваивает космос. Война еще в самом разгаре, а тут в книге такие перспективы разворачиваются.

   А что, и в самом деле. Война-войной, но надо показать людям, что это лишь временные трудности. И что может быть лучшей темой, чем космические приключения. Но едва я размечтался, как майор вернул меня обратно на землю.

   - Нет, в ближайшие годы, к сожалению, книгу издать не получиться. В ней же фигурируют урановая Голконда и радиоактивное излучение. Вот когда мы официально объявим об испытаниях своей Бомбы, тогда пожалуйста. Ну ничего, вы нам еще и не такие романы приготовите.

   Еще немного полистав распечатки, майор наконец успокоился, и мы с ним начали обсуждать насущные вопросы литературы. Беседовали долго - и о будущем вообще, и о том, какие направления фантастики следует развивать, в частности. Всякие там немнущиеся брюки, автоматические тракторы и солнечные электростанции вещи, безусловно, полезные, но второстепенные. Главное, чем стоило заняться нашим писателям, это популяризацией межпланетных и межзвездных путешествий. Нужно заразить молодежь романтикой космоса, чтобы лет через двадцать весь мир не только грезил о космических путешествиях, но и искренне считал их вполне возможными.

   Фокус в том, что технически это так и есть. Если хотя бы часть расходов на вооружение в нашей истории были потрачены на космическую программу, то уже году к восьмидесятому можно было бы высадить экспедицию на Марс. Или построить постоянную лунную станцию, а то и две - нашу и американскую. Хотя американской станции на Луне не будет. Увы, но капитализм не позволит разбрасывать деньги на научные проекты. Прибыльные направления космонавтики, такие как связь, безусловно, будут развиваться, но выделять на бесполезную науку много средств никто не станет. Да и те с оглядкой на военное применение. Например, в нашем мире телескоп Хаббл отдается в распоряжение ученых лишь тогда, когда американская армия не проводит крупные военные операции, а все остальное время он повернут к Земле, нацелившись на место боевых действий.

   Обсудив темы будущих шедевров и кандидатуры наших писателей, способных их создать, я осторожно закинул удочку насчет зарубежных мастеров фантастики. Куликов мою мысль уловил мгновенно. Постоянная работа с конструкторскими бюро приучила его относиться к идее о превосходства советской науки над зарубежной довольно скептически. Да, у нас есть хорошая техника, а в будущем будет еще лучше. Обильна русская земля талантами. Но и за рубежом способные самородки встречаются отнюдь не реже, чем у нас. Естественно, в творчестве дела обстоят таким же образом, как и в науке. Увидев, что по этому вопросу мы достигли консенсуса, я достал из стола список зарубежных фантастов, составленный еще с вечера.

   Куликов задумчиво глянул на задвинутый ящик, откуда я извлек листок, прикидывая, что интересного там еще прячется, и начал читать. К его нескрываемому облегчению, большинство будущих талантов писать еще не начал. Даже один из великой тройки писателей, Артур Кларк пока выбывает, его время придет не скоро. А вот творчество Хайнлайна и Азимова уже начинает потихоньку набирать обороты.

   - Самый знаменитый из фантастов всех времен и народов, - начал я лекцию по литературоведению, - это конечно, Озимов Исаак Юдович. Его серия "Основание" считается самым лучшим произведением всех времен и народов. Но проблема в том, что его еще в детстве увезли в Америку, он даже русский язык не знает. Вот если бы удалось уговорить его вернуться.

   - Попробуем. А зарабатывать здесь он будут лучше, чем сейчас на родине. Вы же сами говорили, что товарищ Сталин считает неприемлемым тот факт, что у нас так мало писателей-миллионеров, и хочет, чтобы их было больше. Родственники у Азимова тут остались?

   - Да, кажется, живут в Ленинграде.

   - Мы их найдем, и попробуем воздействовать через них.

   - Это в каком смысле воздействовать?

   - Не пугайтесь, в самом хорошем. Ну ладно, на сегодня мы все вопросы решили. Вы отдохните хорошенько, Александр Иванович. Вечерком на танцы сходите. Для вас местные гэбэшники один клуб подобрали. Хороший такой, спокойный, где много людей из нашего ведомства. И там даже отопление работает. А вашу "Страну багровых туч" я покажу на самом верху. Уверен, она очень понравиться. А что книга пока не увидит свет, то оно даже к лучшему, ведь за несколько лет текст очень тщательно обработают и отшлифуют. Это как самолет - чем дольше над ним работают, тем безупречнее получается конструкция.

   Получив одобрение своей работе, я подбодрился и решил, что действительно вечером стоит развеяться, раз уж все это так настойчиво советуют. Парадная форма у нас есть, с простым вальсом я кое-как справлюсь, так что вперед, на танцы.

   Леонова, правда, ждал небольшой облом. Героев Советского Союза в сорок первом было еще очень мало, поэтому, чтобы лишний раз не обращать на себя внимания, Золотую Звезду ему надевать не разрешили.

Интерлюдия. Зеленоглазая.

   Ой, даже не помню, сколько месяцев не танцевала. Сначала экзамены, потом война началась, затем фронт. Вернулись в Москву, но и тут не сладко - после работы с ног валимся, часто прямо в госпитале и ночевали. Но сегодня с сестрой решили, что хватит. Немцев гонят, и нечего грустить. Пора и нам веселиться. А тут как раз один командир, зашедший в госпиталь навестить однополчан, агитировал медперсонал идти в клуб, где все прямо как до войны. И действительно, здесь повсюду веселые лица, взрывы смеха, кружащиеся в стремительном ритме пары. Кавалеров, конечно, не хватает, да и выбирать они стараются гражданских, так что девушки танцуют в основном друг с другом, ну да неважно. Меня правда, разок пытались пригласить, но я лишь покачала головой. Больше не подходили, но ничего страшного, мне просто приятно здесь вот так вот постоять, слушая музыку и смотря на танцующие пары. Почти как в мирное время, только недостаток мужской части населения слишком заметен, и очень много одетых в военную форму. Старшеклассницы и недавние выпускницы выделяются короткими платьицами, из которых они успели вырасти. Новых купить негде, вот некоторые и щеголяют почти не прикрытыми коленками. Вот не верю, что они не могли одолжить одежду по росту у своих подруг или родственниц. Просто сообразили, что голыми ногами можно на себя внимание обращать. Нет, мы с сестрой так делать не будем, да и начальство если узнает, то накажет за такое бесстыдство.

   Так бы я наверно и простояла весь вечер, но вот вошли сразу трое военных. Да не просто красноармейцы, а комсостав. Вернее двое из них были командирами. Все очень высокие, под метр восемьдесят, в новенькой форме. У красноармейца почему-то, как и у командиров, на боку кобура с револьвером. Ну а самое главное, у всех на груди блестят награды. Это не тыловики, которых в военной Москве пруд пруди, нет, они недавно с фронта.

   Больше всего понравился самый старший из них, хотя ему было, пожалуй, уже под тридцать. Другой, который со шпалой, тоже очень даже ничего, но вот его взгляд... Нет, вовсе не холодный или цепкий, но всех присутствующих он рассматривал как то свысока и с легким недоверием. Так директор школы смотрит на класс первоклассников, подозреваемых в шалости. Осмотрев все, капитан повернулся к своим друзьям, и приглашающее махнул им рукой в сторону танцующих.

   Третий, тот что с чистыми петлицами, держался с товарищами наравне, ничуть не смущаясь разницы в положении. Скорее всего, разжаловали за какую-нибудь провинность. Не за трусость, вон сколько наград. Конечно же из-за любовной истории, может быть даже с женой генерала, мордашка то у него симпатичная. Вот он и стал рядовым бойцом. Хотя, возможно, все прозаичнее, и этот парень просто не успел доучиться на командирских курсах, и весь его выпуск досрочно отправили на фронт, в суматохе даже не успев присвоить сержантское звание.

   Рассмотрев всю троицу, я снова начала глазеть на старлея. Хотя он и был самым старшим из них, но рассматривал помещение с нескрываемым любопытством, как будто видел подобную обстановку первый раз в жизни. Господи, в какой же глуши он жил, что у них там даже нет нормального клуба? Наверно первый раз за много лет в городе побывал, да и то потому, что в армию призвали. Наверняка работал где-нибудь на гражданке. Не было в нем подтянутости, свойственной военным. Просто один из тех гражданский, надевший форму в начале войны, и смотревшийся в ней несколько неуклюже. Но странное дело, смеяться над удивленно пялившимся вокруг командиром мне совсем не хотелось, наоборот, появилось желание подойти, все показать и объяснить. Чем-то привлекал меня этот сибирский увалень, сразу вызвав к себе полное доверие. Поняв это, я удивленно моргнула, и как будто на занятии в институте, попробовала разобраться в причинах своего чувства, разложив все по полочкам. Красивый? Ну так, в меру. Да уже и не юноша. Широкоплечий? Вовсе нет, ничего выдающегося. Ладони тоже не размером с лопату. Наоборот, пальцы длинные и тонкие, такими хорошо по клавишам пианино стучать. Нет, привлекало меня в первую очередь его лицо - такое ответственное, как будто от него зависит судьба страны. А еще то, как он с симпатией оглядывал людей. Ну прямо как родных, которых давно не видел.

   Пока я обдумывала и анализировала, он посмотрел в нашу сторону, и довольно улыбнулся. Ой, он идет сюда. Ну точно, к нам идет. Мамочки, только бы не передумал.

***

   Вечером, как и было обещано, меня повели на танцы. Обстановка была скажем так, простенькая, напоминающая скорее какой-нибудь сельский клуб, или самое большее, второразрядный дом культуры. Да и на дискотеку обстановка нисколько не походила. Ни цветомузыки, ни зеркального шара, ни даже громкой ритмичной музыки. Вернее, музыка была, но как и следовало ожидать, медленная и плавная. Так же неспешно и грациозно скользили по паркету танцующие пары, причем половина из них были в варианте "девушка с девушкой". Я удивленно похлопал глазами, но к счастью, чисто мужских пар не было, что меня успокоило.

   Помещение действительно отапливалось, поэтому верхнюю одежду все оставляли в гардеробе. Девушки снимали безразмерные ватники, пуховые платки, стаскивали огромные валенки, под которыми оказывались изящные туфельки, и превращались из золушек в прекрасных принцесс, одетых в нарядных платья. Те самые платья в горошек, которые обычно показывают в старых фильмах. Вот только, к моему изумлению, были они не черно-белые, а в основном, цветные. Синие, зеленые, красные, желтые, ну и белые конечно тоже. В зале для танцев все так и пестрело разными цветами.

   До сих пор мне приходилось сталкиваться с тяжелым окопным бытом и суровыми прифронтовыми городами, к которым можно отнести и нынешнюю Москву, перекрытую баррикадами и ощетинившуюся стволами зенитных орудий. Но теперь я воочию увидел и мирную Москву, беззаботную, радостную и танцующую, где лишь половина людей была одета в военную форму, да и то парадную. Именно вот за такую счастливую мирную жизнь и сражалась наша дивизия, неся тяжелые потери, но никогда не отступая без приказа. Да разве же только наша. Пока мы тут отдыхаем, где-то по-прежнему идут бои...

   Заметный толчок в бок прервал мои философские размышления, и напомнил, зачем я сюда пришел. Как только мы вошли, свободные девушки, увидев бравых военных, начали бочком-бочком придвигаться к нам поближе. Еще немного, и нас бы полностью окружили. Это в мои планы не входило, партнершу для танцев я собирался выбирать сам. Еще раньше, оглядывая зал, я заметил скромно стоящих в углу двух девушек в военной форме, правда без знаков различия, но зато с медалями на груди, и одна из них сразу привлекла мое внимание. Они тоже смотрели на меня с интересом, поэтому я ни секунды не колебался, и решил подойти именно к ним. Вблизи благоприятное впечатление только усилилось. И та девушка, которая мне больше понравилась, и ее подруга, были просто идеальными. Честные открытые лица, скромный, и в то же время решительный взгляд, нашивки за ранение. Девушки походили друг на друга как сестры, только у одной были голубые глаза, а у другой зеленые.

   Сначала я предполагал сразу пригласить свою избранницу на танец, но потом немного заробел и решил сначала познакомиться.

   - Ррр-азрешите представиться, - сделав серьезное лицо, как можно более твердым голосом произнес я. - Александр.

   - Зоя. Аня. - девчонки ответили хором, и переглянувшись, звонко рассмеялись, как колокольчики. Ну все, знакомство состоялось, и можно приступать к следующему этапу.

   - Ррр-азрешите вас пригласить, - рыкнул я, и подал руку Зое. Упс, кажется с командирским голосом немного перестарался. - Но предупреждаю, - продолжил я уже нормальным тоном, - что танцую плохо.

   - А я хорошо, так что научу вас, если что.

   Уф, прямо камень с души свалился. Даже если не попаду в такт и наступлю на ногу, Зоя смеяться надо мной точно не станет. Мысленно похвалив себя за прекрасный выбор, я вывел девушку к центру зала, где была меньше вероятность сбить кого-нибудь с ног. Предыдущий танец еще не закончился, но не дожидаясь следующего, мы начали неспешно кружиться, особо и не пытаясь попадать в такт музыке. Алексей, не теряя времени, подхватил Аню, и старался держаться поближе ко мне.

   Не зная, как лучше завести разговор, я смущенно улыбался, но девушка оказалась не промах, и догадалась, с чего начать.

   - А вы давно воюете?

   - Да нет, всего пару месяцев, и то как-то все больше по госпиталям, - честно ответил я.

   - Понимаю, - серьезно кивнула Зоя. - Я заметила, у вас левое плечо зажило недавно. Двигаете вы им осторожно, будто боитесь, что швы разойдутся.

   - Так вы военврач, я по вашей форме сразу не определил?

   - Пока еще нет. В июне как раз практику проходила после четвертого курса. Пришла двадцать третьего в военкомат, а меня не взяли. Говорят, доучивайтесь. Но через месяц все-таки добилась своего. Тогда много медицинских соединений формировалось, персонала не хватало, и мы с Анютой устроились в передвижной госпиталь. Я медсестрой, а она санитаркой. А форма у нас старая, вся в заплатах и застиранная, вот мы временно новую выпросили, чистую.

   Ее бесхитростный рассказ про госпитальные будни так увлек меня, что следующий танец мы пропустили, и простояли в уголочке, держась за руки, как первокласники. Хотя мне уже довелось насмотреться на ужасы войны, но все равно было жутковато слышать про госпитали и набитые ранеными поезда, попадавшие под бомбежку.

   - Ну а в октябре нас с сестрой ранило, когда наш госпиталь бомбили. Не сильно, но пришлось направиться на лечение в тыл, а потом нас оставили при московском госпитале. Мне сказали - учись давай, врачей у нас мало. Вот я учусь дальше во втором медицинском, и одновременно работаю. Мы с Аней так подгадали, что смены у нас совпадают. А сегодня вот решили выбраться на танцы.

   - А медаль у вас за что? - спросил я, когда Зоя закончила рассказ. - Вы об этом ничего не сказали.

   - Честно не знаю. Я же к передовой не приближалась. Вот Аня, та бывала. Ее пару раз направляли в медсанроту, где все время личного состава не хватало. Ей приходилось раненых под огнем вытаскивать, а однажды даже в бою участвовать. Сидела в воронке и из винтовки стреляла. Очень она тогда бойцов воодушевила, и ей за это медаль "За отвагу" дали. Александр, а вы до войны кем работали?

   Простой вопрос сразу поставил меня в тупик, но немного помявшись я все таки сказал чистую правду, хотя и не всю. - Инженером. - Наградой за мою искренность был немыслимый восторг, вспыхнувший в глазах девушки. В те времена это было очень престижной и хорошо оплачиваемой специальностью, вроде нынешнего управляющего банком. - Но название организации сказать не могу, ассортимент нашей выпускаемой продукции тем более.

   - Я понимаю, - тихо прошептала Зоя. Важными секретами здесь интересоваться не принято, и дополнительных вопросов не последовало.

   Довольный произведенным эффектом, я не выдержал, и выдал очередную тайну. - А еще я экономист. Очень, знаете ли, в работе помогает, когда вместе с инженерными расчетами одновременно можно высчитывать и рентабельность производства.

   - Ой, правда? Сразу два высших образования? - У Зои лицо прямо таки горело любопытством, и было видно, как ей страшно хочется узнать, что же такого я проектировал и рассчитывал. Но эту тему она благоразумна не затронула. - А на фронте вы чем занимались?

   - В основном стояли в обороне, хотя иногда даже отбрасывали немцев. Строили укрепленные линии и опять держали оборону. Ну а после боев нас отводили на формировку.

   - Ох, скромничаете вы, Александр. У вас же у всех троих есть награды. К тому же вы Саша долго были в госпитале, значит, целых две медали успели заработать всего за месяц. И кобура у вашего товарища, который с Аней танцует, трофейная. Видать здорово вы немцам всыпали.

   - Зоя, вы прямо Шерлок Холмс. А еще что заметили?

   - Вы не кадровый военный, - оценила она мою нестроевую выправку. Вот же напасть, почему-то на фронте никто не интересуется, из запаса ты, или к примеру только окончил командирские курсы. Задачи всем ставят одинаковые. А в тылу мне уже второй раз об этом напоминают.

   - Впрочем, как и большинство нынешних командиров, - добавила девушка, заметив мое смущение.

   Так мы и простояли весь вечер в сторонке, лишь пару раз повальсировав, когда окружающие бросали на Зою с Аней особо сердитые взгляды. Дескать, сами не танцуют со своими кавалерами, и другим не дают. Зоина сестра оказалась студентом-историком, причем очень эрудированным, так что нам было о чем поговорить. Училась Аня, правда, не в МГУ, а в каком-то ИФЛИ, что расшифровывалось как "институт истории, философии и литературы". Но по ее уверениям, этот вуз был самым лучшим в стране, и очень богат на таланты. Например, один из студентов, Твардовский, прославился своей поэмой "Страна Муравия", за которую он получил орден Ленина. Как уверяла Аня, на выпускном экзамене Твардовскому даже достался билет с вопросом о его поэме.

   Но как ни приятно было нам общаться, вскоре глаза девушек начали то и дело закрываться, видимо сказывались бессонные ночи в госпитале. Поэтому мне пришлось предложить проводить сестер домой. Идти пришлось далековато, но подвозить девушек в грузовике мне показалось дурным тоном, не привык я еще к реалиям сороковых годов.

   В этом году в Москве было очень холодно, и как только мы вышли на улицу, сон сразу слетел с девушек, и мы опять принялись весело беседовать, правда машинально ускоряя шаг, чтобы согреться. У самого подъезда, прежде чем попрощаться с сестрами, я пихнул Алексея, и сделав страшное лицо, начал показывать глазами на его планшетку. Наконец, он понял намек и догадался достать трофейные шоколадки, которые мы специально прихватили с собой для такого случая.

   Зоя сначала попыталась сопротивляться. - Ну что вы, товарищи. Вам доппаек дают, чтобы у вас силы были воевать, а нам он не к чему.

   - Да это трофейные, - сразу снял все возражения Паша, и с многозначительном видом добавил. - Нашли в захваченном немецком броневике.

   - А, ну тогда давайте, - сразу согласились сестры. Развернув бумагу, в которую были обернуты шоколадки, Зоя удивленно пискнула. - Ой, они круглые, надо же. Никогда таких не видела.

   Уточнив последний раз, во сколько завтра вечером встречаемся, девушки хором воскликнули - Ну, пока! - и скорее побежали домой отогреваться.

   - Завтра мы пойдем в театр. Билеты будут, - крикнул им вдогонку Алексей, прежде чем они скрылись в подъезде. Вот ведь жук, а меня поставить в известность даже не потрудился. Мне может быть посмотреть кино гораздо интереснее, чем спектакль.

   Едва утром я протер глаза, а еще позавтракал, принял ванну, послушал сводку Информбюро и просмотрел газеты, как сразу же придумал новую хорошую идею, которую и выложил гэбэшнику, когда он пришел.

   - Товарищ Куликов, здесь в городе полно оборонных предприятий. Мне бы сходить туда на экскурсию посмотреть, вдруг незамыленым глазом что-нибудь замечу.

   - Уже все организовали. Сначала я хотел отвести вас на вагоноремонтный завод, но потом решил, что лучше посетить "Компрессор". Хотя туда и дальше ехать, но там и производство масштабнее, и КБ разработало больше новых конструкций. Сам я с вами не пойду, но о вашем визите мы предупредили, так что вам все покажут. Пусть товарищ Леонов наденет для солидности Золотую Звезду. Полагаю, такому фронтовику инженеры будут полностью доверять, и выложат все свои претензии. Поэтому мне с вами лучше и не идти.

   А ведь темнит что-то товарищ майор. Не похож он на грозного служителя правосудий, которого все боятся. Когда мы были на аэродроме, заводские механики с ним запросто за руку здоровались. После короткого допроса Куликов наконец сдался, и раскрыл причину компрессоробоязни.

   - Да там такая история некрасивая вышла, - начал он, смущенно потупив глаза. Пришел я недавно на завод, а пока главного инженера вызывали, прямо сидя в приемной и уснул. Как только они не пытались меня разбудить, разве что из пистолета над ухом не стреляли, но я спал как убитый до утра. Неудобно вышло.

   Мне кажется, проще всего разбудить человека, просто назвав его по имени. Но кто же отважится сказать "Вася" офицеру госбезопасности, у которого шпал больше, чем на железной дороге. Ну и ладно, не хочет идти, сами справимся.

   Во дворе нас уже ждала почти новенькая Эмка, которую мне передали в бессрочное пользование, а чуть поодаль стоял крытый грузовик, куда торопливо залазили охранники, спеша спрятаться за тентом от ледяного ветра. Смахнув варежками снежок со стекол, мы забрались внутрь, и не спеша поехали по городу, сделав большой крюк, чтобы посмотреть Красную площадь.

   Военная Москва выглядела очень необычно. Дороги перекрыты баррикадами, сложенными из мешков с песком или из деревянных брусьев, так что для проезда оставалась лишь середина улицы. Перед ними грозно топорщились противотанковые ежи, стоявшие в несколько рядов. Покрытые снегом, они выглядели зловеще. В ближайшем сквере среди деревьев прятался аэростат заграждения. Огромная колбаса, метра четыре в диаметре, уже перекрашенная в белый цвет, еле помещалась на небольшой полянке, и я не выдержав, удивленно воскликнул.

   - Ух ты, вот это аэростат.

   - Это баллон для заправки газом, - снисходительно пояснил Алексей, - а сам аэростат намного больше.

   Чем дальше мы ехали, тем больше было примет войны. Хотя троллейбусы все еще ходили, но они оставались единственным реликтом мирной жизни столицы. Витрины продуктовых магазинов были заставлены мешками с песком. На площадях, у госучреждений и рядом с заводами торчали из земли стволы 85мм зенитных орудий. На крышах, если приглядеться, можно было заметить зенитки калибром поменьше и счетверенные Максимы, возле которых дежурили расчеты.

   Сами здания также сильно изменились. Если где-то имелись колонны, то на них обязательно были нарисованы фальшивые окна. На некоторых домах надстраивались дополнительные этажи из фанеры, а на других нарисованы развалины. В общем, преображение города было полным, и сориентироваться над ним фашистским летчикам было весьма затруднительно. Даже Красная площадь была заставлена какими-то домиками, имитирующими городскую застройку, и тоже не походила сама на себя. Впрочем, еще больше меня удивила излучина Москвы-реки. Заставленная баржами, разрисованными под дома, она издалека выглядела самой обычной улицей.

   Покатавшись по городу, мы наконец доехали до завода "Компрессор", куда нас пустили без долгих проволочек. В цехах и помещениях КБ было, так скажем, прохладно, но Леонов смело распахнул полушубок, выставив на всеобщее обозрение "награду за Гудериана". Расчет оказался точным. Увидев настоящего героя, инженеры просто горели от нетерпения, желая все показать и объяснить.

   Мне говорить почти не пришлось. Конечно, я и раньше догадывался, что для охраны попаданца дурака не выделят, но все же не ожидал, что Леонов вдруг начнет рассуждать о преимуществах и недостатках кольцевых и перьевых стабилизаторов.

   - Проще поставить оперение косо, под углом в пару градусов, - недовольно отозвался я, слушая его разглогольствования. Сердился я конечно же на самого себя, потому что ни разу не упоминал о таком простом техническом решении, хотя оно было мне хорошо известно.

  -- Мне кажется, это неэффективно - с сомнением в голосе возразил Авдеев. - Скорость вращения будет намного меньше, чем у обычного снаряда, и не сможет стабилизировать ракету.

   Леонов наморщил лоб, но сразу же сообразил, в чем тут загвоздка. - Дело тут вовсе не в скорости, - объяснил он. - Маленькая кучность ракет объясняется эксцентриситетом односоплового двигателя. Его вектор тяги обычно направлен немного под углом от оси снаряда, отклоняя ракету в сторону от направления полета, а вращение, вызванное косыми крыльями, позволит компенсировать этот недостаток.

   Про эксцентриситет реактивных снарядов Алексей первый раз услышал пять минут назад, но инженеры смотрели на него с благоговением. Они тут же уселись писать рацпредложение в Ракетный институт, требуя срочно оснастить ракеты косопоставленными стабилизаторами "системы Леонова".

   Пока они составляли послание, я все вызнал про установки для стрельбы прямой наводкой одиночными снарядами, которые месяц назад просил разработать. Конструкция у подобных устройств очень простая, и на заводе их без труда сделали больше сотни штук, вот только никто пока эдакую невидаль не забирал.

   Поэтому, улучив момент, я шепнул Алексею на ухо. - Надо взять парочку.

   Мысленно прикинув эффект от применения "ручных" снарядов в бою, Леонов безаппеляционным тоном заявил, что забирает десяток установок для войсковых испытаний. Как ни странно, но подобные полномочия у нас были, и быстренько оформив накладные, мои вожделенные устройства отнесли в грузовик. Осталось только раздобыть к ним ракеты, и дрожите немцы. В городском бою таким установкам цены не было. Одно дело затаскивать пыхтя на верхний этаж сорокапятку, и совсем другое - небольшую раму. Точность у ракет конечно не ахти, но при стрельбе на минимальной дистанции ее вполне хватает.

   Жаль только, что взрывчатого вещества в каждом реактивном снаряде маловато. Но как раз эту проблему решить гораздо легче, чем разработать новый двигатель. Достаточно просто увеличить головную часть ракеты - в длину или в толщину. Конечно, дальность полета при этом снизится, но для стрельбы прямой наводкой это несущественно.

   На заводе мы провели весь день, и домой решили не заезжать, чтобы успеть к госпиталю вовремя. В ожидании Зои я сидел в теплой машине, и вяло прислушивался к разговору. Паша с Алексеем обсуждали театральную жизнь столицы, а меня она волновало очень мало, точнее совсем никак.

  -- Сейчас в городе идут спектакли по военной тематике, - перечислял Леонов, - "Олеко Дундич" в Московском театре драмы. А еще "Надежда Дурова" и "Давным-давно".

  -- Лучше бы конечно "Ромео и Джульетта" посмотреть, - ворчливо возразил я. - Там, по крайней мере, на шпагах дерутся. А еще лучше, "Чума на оба ваших дома" Горина, но чего нет, того нет.

  -- О Горине сказать не могу, но "Давным-давно" это веселая комедия про партизанский отряд Дениса Давыдова. Будь спокоен, там все время саблями машут, да еще и весело поют.

   Когда девушки появились на крыльце госпиталя, мы даже их сразу не признали. Вместо валенок на ногах у них были изящные ботиночки, пуховые платки сменились яркими цветными, повязанными поверх шапок-ушанок. Хотя было очень даже холодно, но сестры предпочли надеть пальтишки вместо теплых стеганок.

   Когда Зоя с Аней подошли, Павел распахнул заднюю дверцу эмки, и сделал приглашающий жест рукой.

  -- У вас машина? - хором спросили сестры, чем вызвали наш дружный смех. Ну что поделаешь, мне их привычка говорить хором кажется очень даже забавной.

   В ответ мы скромно кивнули, подумаешь, эмка. Не так давно и на танке разъезжали.

   Усевшись на сиденье поудобнее, Зоя смущенно спросила. - Ребята, время у нас еще есть, можем мы заехать в горком комсомола?

  -- Конечно, живо домчим. Куда ехать?

  -- Колпачный переулок, дом пять.

   Ну что же, в горком, так в горком. Мне, в общем-то, все равно, где с Зоей гулять.

   В горком мы пошли все вместе, для придания солидности делегации. Там мы девушки отстояли небольшую очередь ко второму секретарю горкома Морозову и отдали пачку заявлений.

   Увидев стопку разноцветных листков, Морозов добродушно спросил. - Так, что тут у нас, товарищ Жмыхова. Ага, работницы госпиталя требуют немедленно отправить их на фронт, или хотя бы в батальон местной противовоздушной обороны.

   Было видно, что к подобным просьбам секретарь привык. Просмотрев бумаги, он на автомате повторил дежурную фразу о том, что все заявления будут тщательно рассмотрены в ближайшее время.

   Выполнив важное поручение, наша компания направилась к выходу, весело обсуждая достоинства артистов, которых нам предстояло сегодня увидеть. Аня даже напела отрывок песни из спектакля, и тут до меня вдруг дошло, что именно по этой пьесе был снят фильм "Гусарская баллада". Это уже совсем другое дело, такой спектакль я посмотрю с большим удовольствием. Но едва только я настроился на просмотр "Давным-давно", как коварная судьба, как это часто бывает, решила перепутать мне все планы.

   Уже у самого выхода из здания нам пришлось задержаться на минуту, чтобы пропустить группу комсомольцев, тащивших взрывные машинки и охапки винтовок всевозможных моделей. Один из них, по виду комсомольский вожак - в желтой кожаной куртке и с маузером в деревянной кобуре, неожиданно остановился рядом с нами и глуховатым голосом поздоровался с Аней.

***

   Заметив своего старого знакомого, Аня обрадовалась, и протянула ему руку.

  -- Здравствуйте, Саша, с начала войны не виделись.

   Бросив на нас беглый взгляд, комсомолец-Александр выбор Жмыховых одобрил. - А хороших вы себе кавалеров нашли. Видно, что уже побывали на фронте.

  -- Не только на фронте, - не удержавшись, похвастала Аня, - но и за ним тоже. Алексей вот фашистских офицеров пачками в плен таскал, и по немецким тылам они так погуляли, что хоть книгу о них пиши.

   Разрекламированный Алексей уже с интересом рассматривал арсенал, который тащили комсомольцы, и поинтересовался. - Вы набираете добровольцев в диверсионные отряды?

  -- Вообще-то набор уже закончен, но от желающих отбоя нет, и мы решили провести обучение своими силами. Рано или поздно ребята все равно попадут на фронт, и им такая учеба пригодиться. Вот что Аня, я понимаю, что у вас свободное время выпадает не часто, но разрешите мне попросить ваших друзей на полчасика поделиться опытом.

   - Ой, вы же незнакомы. Это Александр, бывший комсорг нашего института. Он сначала был старше на два курса, но в Финскую ушел добровольцем, и пропустил учебу. А потом стал инструктором нашего горкома комсомола.

   Леонов уже крутил в руках подрывную машинку, и только покивал в ответ. Ему явно было скучно бездельничать, а тут вдруг появилось что-то интересное. Вдруг спохватившись, он посмотрел на меня таким жалобным взглядом, что мне осталось только подтвердить согласие.

   Занятия проходили в подвале этого же здания. Там и места много, и в случае тревоги не надо никуда уходить. Обычная буржуйка, коптевшая в углу, кое-как обогревала помещение, и мы сняли полушубки, повесив их на вешалку, где уже теснились всевозможные тулупы, пальто и шубы. Всего здесь собралось около полусотни человек, причем не меньше трети из них было представительницами прекрасной половины человечества. Увидев Золотую Звезду, комсомольцы взволнованно загудели, но инструктор вместо того, чтобы выразить свое восхищение, тихонечко попросил его показать документы. Повернувшись к залу спиной, Алексей требуемый документ достал, чем вогнал Александра в краску.

   - Мы вас действительно не отвлекаем? - извиняющимся тоном спросил он, поняв кто на самом деле стоит перед ним.

   - Ничего страшного, мы сейчас действительно свободны. Давайте приступим.

   Хотя Леонов заранее не готовился к выступлению, но лекция об операциях в тылу врага получилось у него наверно не хуже, чем у самого Старинова. Во всяком случае, мне так казалось. Будущие диверсанты, большинство из которых вряд ли доживет до победы, с благоговением внимали ему, старательно переписывая все рекомендации и зарисовывая схемы. Алексей не только штудировал немецкие уставы и наставления об организации охранной службы, но и проверял на практике, как немцы их выполняют, так что советы его действительно были бесценны. Время от времени комсомольцы поднимали руку, и уточняли непонятные моменты, причем вопросов было море. Пособий то у них было кот наплакал, и "Спутник партизана" еще не издали.

   Занятие заняло часа два, и все это время девушки тихонько сидели, не высказывая нетерпения. Меня к счастью, выступать не просили. Все известные мне будущенские наработки диверсионной тактики я Леонову уже рассказывал, и теперь он щедро делился ими с добровольцами. Больше всего вопросов задавал сам инструктор горокома. Было заметно, что Александр уже побывал на войне. Конечно, профессиональных навыков диверсанта у него не хватало, но зато энтузиазма и ответственности было хоть отбавляй. Под конец Леонов посоветовал хорошенько выучить язык противника, и тогда его окружили студенты-переводчики, после чего разговор пошел на немецком. Мне оставалось только догадываться о содержании беседы, но судя по пантомиме, Алексей показывал, как правильно подходить к военнослужащим Вермахта, как докладывать, и как потом отходить от офицера, не поворачиваясь к нему спиной.

   Один из переводчиков, худенький и невзрачный, вступил с Леоновым в ожесточенную перепалку, что-то яростно доказывая.

  -- Нет, нет, - замотал головой Алексей, - снова перейдя на русский. У вас произношение такое, что немцы хотя и поймут, но за своего точно не примут. Вот возглавлять разведгруппу вы сможете. Конечно, когда свои курсы закончите.

   - А вы знаете, кто это? - взволнованным шепотом спросила у нас Аня, показывая на настойчивого паренька. - Наш ифлийский поэт Павел Коган.

   - Автор "Бригантины"? - так изумленно воскликнула Зоя, что на нее даже стали оглядываться.

   - Автор "Бригантины"? - эхом повторил я. Так хотелось бы, что бы хоть в этой истории он выжил и написал еще больше шедевров.

   - Да да, он самый, - подтвердила Аня. - Его в армию по здоровью не взяли, из-за бронхита, так он решил пойти на курсы военных переводчиков.

   Оглядев зал, я попытался угадать, какие еще гении скрываются среди этих студентов и просто школьников, с нетерпением рвущихся в бой. Потом меня что-то торкнуло, и я подозрительно спросил. - Как фамилия Александра?

  -- Шелепин, наш инструктор комсомола.

  -- Он уже не инструктор, - поправила строгая девушка в залатанной гимнастерке, сидевшая с нами рядом, - а секретарь городского комитета комсомола и заведующий военным отделом.

   Так вот с кем мне пришлось поручкаться - с самим будущим председателем КГБ "железным Шуриком". Личность он очень даже известная. При нем грозный Комитет поменял свои приоритеты, и почти полностью переключился на международные дела, оставив внутренние МВД. Да и саму работу госбезопасности он реорганизовал, создав централизованное управление. Так, вспомним, чем еще отличился нынешний юный комсомолец: Попытался освободить из тюрьмы Судоплатова, других разведчиков, а заодно и Василия Сталина. Создал "группу Шелепина". Она в частности протежировала знаменитому писателю Иванову, которому в далеком будущем предстоит написать культовую "Русь изначальную". Еще уламывал политбюро, чтобы больше производили товары народного потребления, правда, безрезультатно. Ну все, мальчик, ты попался.

   Не подозревая, какую участь я ему готовлю, секретарь горкома уже с силой тряс нам руки. - Благодарю вас, товарищи. Если позволите, нам хотелось бы еще раз пригласить вас на встречу. Как вас можно будет найти?

   - Полагаю, нам с вами скоро еще предстоит встретиться, - загадочно ответил я, сделав многозначительное лицо.

***

  -- Что это вы за цирк вчера устроили на заводе?

  -- Простите, Василий Николаевич, а в чем проблема, - искренне удивился я. - Все заслуги принял на себя Леонов, а на меня никто внимания не обратил. Скрытность и конспирация прежде всего.

  -- Но зачем же вы там обсуждали устройство ракет? Я еще понимаю, на электромеханическом заводе, где они и делаются. Но на "Компрессоре" собирают гвардейские минометы "Наташи", а вы выставили конструкторов идиотами. Сейчас все только и говорят о том, что простой пехотинец, приехавший с фронта, сразу придумал то, до чего конструкторское бюро не могло додуматься.

  -- Если так заботитесь о конструкторах, - обозлился я, - то почему держали их в туполевской шарашке?

  -- Ну почему же, Туполева еще в июле освободили и восстановили в правах, и все тридцать человек его группы тоже. Остальных позже, когда они закончили свои самолеты.

  -- Да нет, я имею в виду, что конструкторов три-четыре года держали в заключении, причем почти всех.

  -- Ну, про всех вы ошибаетесь. Заметьте, что например, у Ильюшина практически никого не арестовали. Но в общем, вы конечно правы. Вот того же Королева совершенно напрасно осудили, и я это не одобряю. Но вы знаете, что многие люди давали на него показания, и в том числе Глушко.

  -- Их заставили.

  -- Увы, да. Ежовские следователи ни с кем не миндальничали. Я с Туполевым разговаривал, бить его правда не били, но почти год в тюрьме сидеть это не сахар. Да и следователи заставляли конструктора подолгу стоять, а ведь он уже не молодой и здоровьем похвастать не может. А потом и вовсе сказали, что посадят его жену, и действительно арестовали ее для дознания. Так что в конце концов Туполев не выдержал, и тоже подписал показания. Но все же, я считаю что он получил по заслугам.

  -- Это из-за холодильника?

  -- Что? А, вы имеете ввиду холодильники, плащи и шубы, которые конструкторы привезли из Америки. Нет, как раз в этом их никогда не обвиняли. Контейнер с вещами привезли совершенно официально, и тут никаких претензий к ним нет. Но вот относится Туполев к советской власти не очень лояльно. Он не таясь, расхваливал западный образ жизни, и даже в партию отказывается вступать. Мое мнение, что как раз он то и заслужил наказание.

  -- Все равно, нельзя так поступать с конструкторами, - продолжал я упрямо гнуть свою линию.

  -- Ну ладно, оставим в покое прошлое, его все равно нельзя изменить, - примирительно предложил майор, не желая продолжать дискуссию. - Так вот, товарищ Сталин поручил мне узнать...

   Назвав это имя, Куликов даже сделал движение, собираясь привстать, и посмотрел на портрет, висящим над моим рабочим столом. Заметив мой ироничный взгляд, он нахмурился, и начал читать нотацию. - Высшую власть надо уважать. Без лизоблюдства, конечно, а так, как вы например уважаете своего комполка Козлова.

  -- Я-то уважаю, а вот почему ему очередное звание не присвоят? Ведь есть за что.

   Куликов озадаченно посмотрел на меня, недоумевая, почему я сегодня такой ершистый. - Так ему же дали майора, разве нет?

  -- Но командует то он полком.

  -- Вот черт, - гэбэшник с досадой поискал вокруг, чем бы хлопнуть об стол, и в итоге выбрал своей жертвой блокнот. - Кто тут минуту назад толковал о скрытности и непривлечении внимания. Если капитану сразу присвоят звание полковника, то кое-кто этим очень сильно заинтересуется. Но не сбивайте меня с мысли.

  -- Мы говорили об уважении к власти.

  -- Да, верно. Надеюсь вам еще придется посетить Кремль, встретиться с руководством страны, и там вы почувствуете такое волнение и трепет...

  -- Мне уже приходилось бывать в кабинете Сталина, - пожал я плечами, - и даже сидеть на его стуле. Но что-то особого трепета не чувствовалось.

  -- Это когда? А, в будущем.

  -- Да, в Самаре. Там сохранился правительственный бункер, куда водят экскурсии.

  -- Нет, это не то. Да там Сталина никогда и не было, правильно? Он же всю войну оставался в Москве. Но вернемся к главному. Из ваших рассказов товарищ Шапошников сделал вывод, что в течение войны количество фронтов увеличивалось, хотя управление войсками уже было хорошо налажено.

  -- Да, присутствовала такая тенденция, и думаю, совершенно правильная. Было сформировано четыре Украинских, три Белорусских и три Прибалтийских фронта.

  -- Значит, вы поддерживаете идею разделения фронтов и их разукрупнения?

   С важным видом, еще бы, маршалы советуются со мной, как им управлять фронтами, я солидно ответил, медленно роняя слова. - Да, считаю это целесообразным в нынешней обстановке.

   Услышав долгожданный ответ, майор спешно удалился, оставив мне конверт с новыми заданиями. Наверно собирался выступить на очередном совещании Ставки.

   Ближайшие дни пролетели незаметно. Батальон наш еще не прибыл, работа была нетяжелая, и каждый вечер я проводил с сестрами Жмыховыми, искренне радуясь возможности поболтать с Зоей. Аня тоже была приятной в общении, и к тому же оказалась очень начитанной, так что с ней мы также подружились. Я решил свести ее поближе с Леоновым, но он не спешил завязывать серьезных отношений, тем более что при его регалиях выбор у него был обширный.

   В театр меня конечно все же затащили, и я послушно отсидел до конца представления, глазея больше по сторонам, чем на сцену. Хотя публика собралась солидная и достаточно интеллигентная, но сидели все в головных уборах и верхней одежде, уж слишком холодно было в зале. Хуже всего пришлось актером. Много свитеров и кофточек под сценический костюм не засунешь, и я не знал, смеяться или плакать, когда актриса обмахивалась озябшими руками, заявляя "Как жарко тут у вас", хотя у самой пар шел изо рта.

   Видимо мое равнодушие к Мельпомене, или как там зовут театральную музу, не осталось незамеченным, и меня переключили на кинематограф. Первый же поход в кино удивил нас всех. Мы естественно, ожидали что-нибудь патриотическое, вроде "Суворова", но когда увидели афишу, то встали столбом, изумленно рассматривая ее.

  -- Комедия! - совсем по-детски взвизгнула от восторга Зоя, и от счастья с восторгом захлопала в ладоши.

   Фильм назывался "Сердца четырех", и был снят в этом году, но из-за войны его положили на полку. Предполагалось, что до конца боевых действий комедий в прокате не будет, но теперь правительство решило иначе.

   Понятно, что очередь не только за билетами, но и к администратору была немаленькая, но контрмарочки, извлеченные Леоновым, оказались волшебными, и мы заняли самые удобные места в середине зала. Не знаю, может быть сюжет и не был смешным и оригинальным, но у истосковавшихся по мирной жизни зрителей, фильм пошел на ура. Несколько раз киномеханику даже пришлось отматывать пленку назад и повторять интересные сцены заново. Правда, Леонов, слишком привыкший высматривать своим цепким чекистским взором малейшие мелочи, время от времени ворчал. - Почему у троллейбуса четвертый номер, если на остановке написано 33? Почему это у полковника только три шпалы? Фильм же начали в прошлом году снимать.

   Не отставала от него и Аня, замечавшая недочеты уже с точки зрения студента, и тоже недовольно бурчавшая. - Странно, Галина же заявила, что диссертацию она только пишет, а на обложке ее книги написано "доцент". И задачу как-то странно решили. Надо же хотя бы уточнить, что решение правильно лишь при положительных значениях переменных.

   Меня все эти киноляпы не волновали. Единственное, что не давало покоя, это тайна отсутствия портретов и бюстов Сталина. Когда-то мне пришлось посмотреть по телевизору этот фильм, но в то время меня больше волновала история вообще, и культ личности в частности. И вместо того, чтобы следить за перипетиями сюжета, я высматривал признаки того самого культа, и с удивлением их не находил. Теперь же загадка разрешилась. В моем времени безжалостная цензура вырезала все лишние кадры, которые здесь сохранились в первозданном виде. Портреты вождей были на своем законном месте, также как в наше время в правительственных учреждениях висят портреты Президента нынешнего и Президента бывше-будущего.

   Воздушные тревоги сеанс ни разу не прерывали, и впечатление от картины не испортили, так что вышли мы из кинотеатра полные эмоций, положительных конечно. Правда, между нами разгорелся спор, правильно ли поступили герои картины, поменявшись девушками. Честно говоря, я таких поворотов событий от советского фильма не ожидал. Сначала герои влюблены в одних героинь, потом целуются уже с другими. Но в конце концов, они же все неженатые и незамужние, и могут делать что хотят.

   Видимо окультуривать попаданца решили по полной программе, и на следующий день с утра меня повели смотреть мультфильмы. Чтобы оправдать присутствие взрослых дяденек на детском сеансе, нам вручили каких-то детей, скорее всего отпрысков работников органов, наказав им вести себя в кинотеатре хорошо. Однако оказалось, что внушения надо было мне, а не им.

   Первым показывали мультфильм про Деда Мороза и Серого волка. Это мультик я не раз видел не только детстве, но и позже, проводя время со своими племянниками. Но как же он разительно отличался по сюжету от нынешнего, черно-белого. Примерно как Ветхий завет с его кровавыми войнами не похож на Новый, призывающий к всеобщей любви. В том мультике, который я помнил, растроганный волк даже пожалел бедную зайчишку, но здесь жалости места не было.

   Начало было вполне ожидаемым. Злой волк переоделся Дедом Морозом, схватил зайку, сунул в мешок и унес. А вот дальше начались сюрпризы. Мороз-настоящий призвал оставшихся зайцев на помощь и они бросились в погоню. После яростной схватки лжемороза схватили, поставили на колени и связали. Но не успели ушастые отпраздновать победу, как оказалось что пленник никакой не волк, а настоящий Дед Мороз, о чем он и сообщил им в грубой форме, не стесняясь в выражениях.

   Конечно, потом Серого осадили в его избушке, и заставили сдаться, причем сцена очень напоминала арест бандита. Впрочем, страна в лице доброго Мороза простила преступника, и разрешила ему искупить свою вину работой на лесоповале, после чего волк был отпущен, ограничившись одной срубленной елочкой. Все правильно, дети с младых ногтей должны понимать, что за преступление положено наказание. Но мораль мультика заключалась не только в этом, но еще и в том, что закоренелым преступникам верить нельзя. Не успев отправиться на свободу с чистой совестью, враг зверей снова совершил покушение на убийство, и на этот раз приговор был суров. Рецидивиста убили на месте путем криогенной эвтаназии.

   Видимо некоторые комментарии я проговаривал вслух, потому что ординарец очень настойчиво попросил меня выйти из зала, и больше мультфильмы не смотреть. Оставалось только порадоваться, что Зоя моей выходки не видела.

   Вечером мы вполне чинно и мирно просмотрели боевую кинохронику в этом же кинотеатре, а потом, пользуясь небольшой оттепелью, допоздна гуляли по городу. Руководство госбезопасности против свиданий не возражало, и мне даже разрешили озвучить Жмыховым свою легенду про длительные загранкомандировки, чтобы они не удивлялись моим оговоркам. Узнав, что я долгое время жил в Америке, да еще на нелегальном положении, девушки стали выпытывать, кем я там работал, если не секрет.

  -- Много где, а в последнее время в банке.

  -- Ух ты, а чем там занимался?

  -- Ну, в последнее время, жилищными кредитам.

  -- Это называется гипотека, верно? - блеснула своей эрудицией Аня.

  -- Какая ты умная, - восхитился Алексей. - Но откуда тебе это известно, ты же не на экономиста учишься.

  -- Но зато я решила специализироваться на новейшей истории, и даже ходила на лекции по зарубежной экономике. Не верите? Вот слушайте, в чем суть гипотеки: Когда у покупателя не хватает денег для покупки дома, то на недостающую сумму он гипотекирует дом в банке, и потом выплачивает ссуду по частям вместе с процентами. Ну а если человек не может вернуть долг, то его дом продают, потому что он является обеспечением залога.

   Желая избежать скользкой темы, я в свою очередь стал расспрашивать девушек об их работе. Как оказалось, помимо госпиталя, Аня еще успевала заниматься со школьниками. Конечно, много детей было эвакуировано, а оставшиеся, особенно старшеклассники, ушли на заводы или дежурили в госпиталях. Но даже работая, некоторые школьники продолжали учиться самостоятельно, и для них открыли консультационные пункты. Здесь учеников консультировали и давали задания, чтобы они могли подготовиться к сдаче экзаменов. Вот как раз в одном из таких пунктов Аня и работала. Она достала из сумки самодельные тетрадки из газет, которые ей сдавали для проверки, и показала, какие темы она преподает по истории.

   Тот факт, что Аня была не только историком, но еще и учителем, натолкнул меня на мысль заняться новым направлением, и я начал расспрашивать ее о педагогике, причем узнал много полезного. Так, например, она рассказала о планах ввести раздельное обучение мальчиков и девочек. Этот эксперимент конечно лучше было вообще не начинать, ведь никаких преимуществ в организации учебного процесса он не дает, а для процесса воспитания совместное обучение гораздо полезнее.

   Вообще, оказалось, что в школьном образовании еще нужно многое поменять. Дети до сих пор ходят в школу с восьми лет, а не с семи. Золотые медали особо отличившимся пока не дают. Да что там медали, даже аттестаты зрелости еще не ввели. Куликов, получив от меня подобные непрофильные предложения, только изумленно округлил глаза. Но на другой день он удивленно поведал мне, что все эти рацпредложения уже выносились на обсуждения, просто их пока еще не утвердили. Теперь же, с моей рекомендацией, они будут введены уже с нового учебного года.

   Неожиданным сюрпризом на следующий день стало возвращением "крестной матери гвардейских минометов", как я дразнил Ландышеву. Она явилась без предупреждения, как раз в тот момент, когда мы собирались на очередную экскурсию по заводам. Наташа по очереди обняла всех, чмокнув в щечку, а Павла даже в губы, и набросилась с расспросами. Наши приключения и Золотая Звезда Леонова не давала ей покоя, но нам уже пора было уходить, и все рассказы пришлось отложить.

   Не только Авдеев обрадовался приезду Наташи. Теперь, когда в нашей компании была девушка, я мог не нарушая приличий пригласить сестер к нам домой, что тут же и сделал, позвонив в госпиталь. Пообещав все рассказать вечером, мы удалились, оставив Ландышеву обживать помещение.

   Вечером у нас получился настоящий праздник. Приятное женское общество, красное молодое вино в умеренных количествах, гитара, на которой умели играть все, кроме меня, и конечно, рассказы об похождениях отважного лейтенанта госбезопасности Леонова. Мою роль по вполне понятным причинам старались не выпячивать, и все охи и ахи достались Алексею. Это было правильно, но немножко обидно, причем это чувство усугублялось выпитым спиртным. Впрочем, план мести быстро созрел, и я немедленно приступил к его выполнению. Взяв гитару, я начал бренчать по струнам одним пальцем, пытаясь изобразить мелодию, и запел одну очень кстати вспомнившуюся песню, слегка ее перековеркав.

   Мы идем по Уругваю,

Ночь - хоть выколи глаза.

Слышны крики попугаев,

Приближается гроза.

   Крупный дождь стучит по листьям,

В ранцах хлюпает вода.

Этот трудный путь скалистый,

Не забудем никогда.

Попугаев пестрых перья,

Океана мерный гул,

Но линкор немецкий "Шпее"

Здесь на рейде затонул.

И напомнит, уж не страшен,

Бывшей мачты черный крест,

Что на шарике на нашем,

Не бывает дальних мест.

   Большая часть присутствующих правильно поняли намек, и на меня смотрели округлившимися глазами. Не люблю хвастаться, а тем более незаслуженно, но ситуация этого требовала.

   - Так это ты сделал, - восхищенно улыбнулась мне Зоя. - А англичане заявляли, что это их разведка.

   - Ну скажем так, - загадочно улыбнулся я, - пусть и дальше так думают. Главное, уничтожить врага, а уж слава это дело десятое.

   Восстановив статус-кво, я уже продолжал веселиться вместе со всеми. С Наташей сестры кажется, сразу сдружились, но вредный характер гэбэшницы и тут дал о себе знать. Когда гостьи ушли, она не удержалась от саркастического комментария. - Ну что это за фамилия у них такая, Жмыховы. То ли дело...

   - Авдеева - подсказал я.

   Видимо об этом аспекте будущего замужества Наташа еще не задумывалась, и лицо у нее сразу вытянулось. Но немного подумав, она все же решила, что быть Авдеевой вовсе не плохо, и снова принялась ехидничать. В общем, все вошло в нормальную колею.

   Наш полк Ландышева опередила ненамного, и вскоре мы получили известие о том, что он полностью перебазировался в Подольск. Хотя Леонов настойчиво уверял, что меня временно прикомандировали к московскому "чему-то там", и мое присутствие не требуется, но я твердо решил проведать свою часть.

   В отделе кадров полка за меня уже все что надо оформили, вот что значит привилегии попаданца, комполка с замом уехали в Москву, и я помчался сразу в штаб батальона.

   Комбат сидел с мрачным видом, машинально раскладывая бумаги в несколько стопок, как будто готовился передавать дела. Понять его было нетрудно. Только недавно был командиром отдельной части, а теперь его снова понизили в статусе. На мой невысказанный вопрос, он коротко буркнул. - Ухожу я от вас. В штрафбат.

  -- Как это, ты что натворил?

  -- Не натворил, а совсем наоборот, - обиженно вскинул голову Сергей. - Ты же знаешь, что фронты сейчас начали делить на более мелкие, в курсе, да? Так вот одним из них, Новгородским, теперь командует генерал Масленников.

  -- Вот дела, - тихонько присвистнул я. - То его наказывают, то повышают.

  -- Для нового фронта, как и положено, сформировали штрафной батальон для отбывающего наказание среднего и старшего комсостава. Вот как раз туда Масленников меня и позвал.

  -- И что там хорошего?

  -- Ну как что, смотри сам. Должность у меня будет полковничья, а так как подчиняюсь я непосредственно штабу фронта, то после первой же операции к соответствующему званию меня и подтянут. Переменного состава пока мало - всего полсотни человек. Постоянного лишь вдвое больше, так что хлопотной должность не назовешь. Скучать в тылу не придется, штрафбат все время должен проводить на передовой. Как видишь, кругом одни плюсы.

  -- А как же мы?

  -- Ты не бойся, я о вас не забыл. Ты пойдешь ротным на майорскую должность. Под твоим началом будут старшие командиры, научишься от них чему-нибудь. Оклад опять-таки повышенный.

  -- Спасибо, очень польщен, - выдавил я из себя, кусая губы, чтобы сдержать улыбку. - Но открою тебе маленькую тайну. - Ординарец с Леоновым насторожились, но я продолжил. - Мне тут пришлось в Москве кое с кем пообщаться, и выяснилось, что командование тебя очень ценит и никому не отдаст. Так что никуда ты отсюда не денешься.

   Услышав мое откровение, Иванов озадаченно помолчал. Приятно, что тебя ценят, но неприятно, что не отпускают. Наконец, вспомнив кое-что, он снова упрямо посмотрел на нас. - У Масленникова знаешь, кто начальник, ну помимо армейского? Берия, вот так то. Уж ему-то никто не сможет отказать.

   Увидев, что я пытаюсь возразить, Сергей досадливо поморщился, и злорадно прошептал. - Думаешь, тебя тоже ценят? Ну так иди и посмотри на свое подразделение.

   Оставив комбата лелеять свою мечту, и задумавшись над его таинственными словами, мы отправились в расположение нашей роты, но оказалось, что ее не было. В смысле, казарма стояла на месте, но вот личного состава присутствовало только пять душ, причем никого из начсостава не было. Вся рота состояла только из писаря Макарова, ездового Семенова, смотревшего на меня из-под повязки, постоянно спадавшей на глаза, и еще троих бойцов, всех без исключения перемотанных бинтами. Когда мы явились, они занимались приведением в порядок оружия - перебирали ленты для трофейных МГ, разбирали и протирали диски к ним, проверяли гранаты. Надежду на то, что все остальные красноармейцы на учениях, сразу развеяли. Оказалась что всех до последнего рядового, кроме совсем уж некомбатантов, временно отправили инструкторами по различным полкам местного гарнизона. Как лучшие из лучших, они должны были обучить других премудростям воинской науки, постигнутым ими на практике. Все это конечно было очень лестно, но немного неожиданно и слега подозрительно.

   На мое предложение заняться текущей писаниной, Макаров, отведя меня за угол, скромно пояснил, что по просьбе комбата избавил меня от всех мучений передачи имущества, расписавшись в формулярах и ведомостях моей закорючкой.

   Поинтересовавшись, хорошо ли кормят бойцов, достаточно ли обмундирования и оружия, я почесал в затылке шапку и понял, что никаких дел у меня тут пока нет. Можно с чистой совестью возвращаться в Москву.

***

Лос-Анжелес, Калифорния.

   Джимми Фратьянно с участием посмотрел на странного клиента, и сочувственно покивал ему головой. Такая неприятность, когда жена изменяет, и совсем беда, если не можешь отомстить обидчику.

  -- Не повезло вам, мистер. Был бы обычный человек, а то известный киноактер.

  -- Не то чтобы известный, - поспешил возразить посетитель, державшийся, несмотря на постигшее его несчастье уверенно и спокойно. - Скорее второразрядный, пригодный лишь для малобюджетных картин. Далеко не все знают, в каких фильмах он снимался.

  -- А я вот помню, он играл Джорджа Гиппера. - Немного помусолив сигарету, Фратьянно подытожил. - Значит довольно известный актер, да еще и офицер ВВС, так? Да уж, дело вдвойне трудное. Убрать его будет нелегко, а замести концы в воду, когда вся полиция встанет на ноги, еще сложнее.

  -- Поэтому мне и порекомендовали обратиться к Джимми Проныре. (*Jimmy the Weasel. Джимми "ласка").

  -- Верно посоветовали, мистер, хм, Смит. Вы пришли по адресу. А жена у вас красивая? - Как бы между прочим поинтересовался Фратьянно. Свое настоящее имя клиент говорить не стал, и Проныре было интересно вытянуть о нем как можно больше сведений.

  -- Вот, смотрите. - Смит с готовностью открыл бумажник, и показал маленькую, меньше двух дюймов, черно-белую фотографию. Хотя карточка была изрядно потрепана, но можно было различить прелестное личико и белые локоны.

  -- Хороша. Ради такой вам действительно стоит рискнуть. Но не уверен, что это касается моей персоны. Вы понимаете, что боссы будут недовольны поднявшейся шумихой.

  -- Джек Драгна? - Презрительно растянул губы Смит. - Да вы ведь даже не входите в его семью, и не обязаны считаться с мнением этого недотепы. Пока такие вот лихие парни как вы не вступят в его банду и не наведут в ней порядок, она так и останется мафией Микки Мауса.

   Улыбнувшись старой шутке, а над Микки-Маусной мафией действительно смеялся весь город, Фратьянно покачал головой. - Нет конечно, я говорю о не о Драгне. Ему даже букмекеры не платят дань, и никто ни в грош не ставит всю эту шайку, по недоразумению именуемую бандой. Но Голливуд это вотчина Багси Сигела, лишь ему разрешается вымогать у актеров и продюсеров деньги. Ну и, соответственно, убивать.

  -- И еще он является правой рукой Лански Мейера, - вздохнул клиент, - босса боссов мафии, которого слушался даже Аль Капоне.

  -- Ага, вы в курсе. Представьте, каким человеком надо быть, чтобы подчинить себе всю Коза Ностру, да еще не сицилийцу, и даже не итальянцу, а еврею. С Лански шутки плохи.

   А ведь у посетителя такой же едва заметный акцент, как у Сигела и других еврейских подручных Мейера, - вдруг понял Джимми. - Уж не из Синдиката ли он? Судя по его ухваткам, вполне может быть. Наверно, этот тип решил, что лучше не позориться перед своими, а заказать киллера на стороне.

   Обеспокоенный молчанием бандита, и истолковав его как нежелание взяться за работу, Смит энергично принялся убеждать. - Боссу боссов сейчас нет дела до такой мелочи. С началом войны у мафии своих проблем до черта, например, освобождать своих людей от призыва. Я слышал, даже некоторых боссов забирают в армию. Правда, некоторые сами уходят добровольцами, чтобы избежать тюрьмы. И потом, многие товары сейчас в дефиците и продаются только по карточкам. Это значит, скоро появится огромный черный рынок, а чтобы организовывать его в каждом городе, нужно задействовать уйму людей. Опять-таки, старые пути поступления наркотиков перекрыты, и нужно срочно искать новые. Но товар из воздуха не возьмется, а следовательно еще надо создать сырьевую базу где-нибудь в Мексике. Производство спирта из-за войны тоже снижается, вынуждая расконсервировать старые заводы по производству патоки. Так что мистер Фратьянно, у Синдиката сейчас дел по горло, и вешать себе на шею еще одну проблему он не станет.

  -- Умеете вы убеждать, мистер Смит. А пять тысяч на дороге не валяются.

  -- Четыре с половиной, - развел руками клиент. - Как я уже объяснял, больше мне собрать не получится, не привлекая к себе особого внимания. Так как вы планируете провести операцию?

  -- Где служит ваш офицер?

  -- На восемнадцатой военной авиабазе в Калвер-Сити. Сейчас, правда, лейтенант в командировке, но через два дня вернется.

  -- Значит, будет возвращаться домой ночевать, или хотя бы на выходные.

  -- Полагаю, что он предпочтет ездить домой каждый день, ведь его ждут жена и маленький ребенок, которых он обожает. Вот, взгляните на фотографию.

   Посмотрев красивое цветное фото голливудской звезды, Фратьянно удовлетворенно хмыкнул. - Это же Джейн Уайман. Красотка что надо. Тогда по дороге домой он непременно заскочит в магазин купить что-нибудь. Я с напарником подкараулю лейтенанта у его машины, и когда он к ней вернется, расстреляем его в упор из автоматов.

   Смит одобрительно покивал, выказывая свое полное согласие. - Мне очень нравиться ваш замечательный план. Сразу видно опытного профессионала. И я даже знаю, где объект любит останавливаться. Но давайте внесем небольшое изменение. Вы наймете симпатичную проститутку с приличной внешностью, и она под чужим именем арендует недалеко домик. Подсадная утка будет караулить актера, а когда он появиться, подойдет к нему, расскажет как любит его фильмы и попросит расписаться на своем портрете, который хранится у нее дома. Конечно, никто не сможет отказать девушке в такой трогательной и невинной просьбе. Ну а там будете вы, вооруженный револьвером с глушителем. Если объект успеет выбежать, то не преследуйте. Никакой стрельбы на улице, понятно? Но осечек быть не должно. Когда он входит, то никого видеть не должен. Как только окажется внутри, заходите со стороны двери, отрезая путь отхода. Если в доме два выхода, то у обоих должно стоять по человеку, чтобы ему некуда было деться. И еще, рядом с телом оставите вот эту записку. Тут сказано, что покойного наказали за соблазнение чужой жены.

   Джимми мельком взглянул на текст, составленный из вырезанных из журнала слов, и коротко уточнил. - Девица?

  -- Естественно, вы устраните ее совсем в другом месте, так что убийство еще одной шлюшки никак не свяжут с нашим делом. Если согласны, то вот номер камеры хранения, где храниться аванс.

  -- Да сэр, - почти подобострастно закивал Фратьянно. - А ведь клиент, вернее заказчик, черт бы побрал эти термины, мог бы и лично все прекрасно провернуть, - подумал он, уточняя последние детали. - И о клиенте все уже разведал, и план подготовил.

   Тут Пройдоха попал в самую точку. Загадочный Эвард Смит, так он значился в фальшивых документах, несколько недель готовил несчастный случай на съемочной площадке. Но так получилось, что высадка японского десанта на Гавайях очень сильно встревожила Рузвельта, и он взялся за подготовку к войне, в том числе информационную, еще активнее, чем в нашей истории. Актера мобилизовали, весь так хорошо продуманный план полетел к чертям, а готовить новую операцию одному было долго и трудно. Так что пришлось "Смиту" обратиться к местному бандиту.

***

о. Оаху, Гавайи.

   Тимоти Вэнс с удивлением рассматривал суматоху, царившую в гарнизоне, куда его срочно вызвали без объяснения причины. Что случилось, было совершенно непонятно. Кроме обычных усиленных постов, всюду еще мелькали белые каски военной полиции. На плацу топилось множество не только пехотных, и флотских офицеров. Казалось, здесь собралась половина всего командного состава острова. Тиму еще никогда не приходилось видеть столько больших чинов сразу.

   Заметив знакомого солдата, Вэнс схватил его за рукав и спросил, что там за тип, из-за которого поднялась такая суматоха. Посмотрев на Тима ошалелыми глазами, пойманный рядовой обреченно махнул рукой. - Там Первая Леди.

  -- В каком смысле?

  -- В смысле, миссис Рузвельт.

   Как ни старался Вэнс обойти толкучку стороной, но его уже заметили и потащили прямо к Элеоноре Рузвельт. Жена президента, отважившаяся на полет в осажденный гарнизон, ласково улыбнулась ставшему знаменитым сержанту, и пожав ему руку, продержала ее достаточно долго, чтобы фотографы тщательно запечатлели сей исторический момент.

   После фотосессии Тима без лишних слов осчастливили новым назначением. - Поступаешь в распоряжение лейтенанта из первого кинопроизводственного отдела.

   Второй лейтенант, которому отдали Тима, был высоким, хорошо сложенным красавцем с голливудской улыбкой. Форма у него была странной - кавалерийские ботинки, бриджы и широкополая шляпа дополнялись значком в виде крылышек, указывающим на принадлежность к авиации. Но в первые дни войны, когда из запаса призвали множество офицеров, подобные несоответствия были в порядке вещей.

   Вглядевшись в лицо своего нового командира, Вэнс даже присвистнул от изумления, и не удержался от реплики - ты "Гиппер", - но тут же поспешил поправиться. - Счастлив служить под вашим командованием, сэр.

  -- Значит так, сержант. Пока работаете с моей съемочной группой, никаких званий. Вы Тимоти, а я Ронни. Согласны?

  -- Но вы же не просто офицер, вы же звезда.

  -- Забудь об этом, я же в отличии от тебя не настоящий герой, а киношный.

  -- Разве? А я слышал, что когда ты в юности работал спасателем, то вытащил из воды семьдесят семь человек.

  -- Верно, но в меня же при этом не стреляли. Так, Тим. Я перед полетом ничего не ел, а молодой организм требует пищи. Пойдем поищем, чем бы нам перекусить, а то на голодный желудок плохо работается.

  -- Тогда у меня предложение. Здесь, в гарнизоне суета страшная, так что лучше отправиться прямо к нам в учебный лагерь. Это недалеко, и заодно есть что поснимать.

   Ронни не возражал, и вся съемочная группа, побросав оборудование в грузовик, отправилась завтракать в более спокойное место.

   Часовой у въезда в лагерь сидел на стуле, но не дремал - на войне нельзя расслабляться. Окинув строгим взглядом приезжих, и убедившись, что джапов среди них, он спросил у странного офицера.

  -- Ты куда?

  -- А куда может стремиться военный? - весело ответил Ронни. - Конечно же, поближе к кухне.

  -- А, ну давай. Тим тебя проводит.

   Временная столовая временного лагеря представляла собой несколько столов, накрытых навесом. Мест на всех не хватало, и Тим потащил командира, вернее, продюсера, к штабелям ящиков, лежавшим неподалеку. Снаряды к зенитным орудиям еще вчера выгрузили где придется, и до сих пор не могли придумать, куда их теперь переместить.

   Вольготно расположившись на ящиках, которые служили и столами, и стульями, Тим стал ждать, пока им принесут завтрак. Ронни без колебаний последовал его примеру, но кивнув на солдат, которые как ни в чем не бывало завтракали рядом с ними, поинтересовался. - Не боятся они сидеть на снарядах?

  -- Там же взрывателей нет.

  -- А если налет японцев?

  -- Ну, этого можно не беспокоиться. Джапы берегут боеприпасы для кораблей, и на нас их больше не тратят. Ведь скоро подойдет наш флот с авианосцами, и тогда у них каждый снаряд будет на счету.

   Вскоре принесли еду, и Тимоти смущенно улыбнулся. - Извини, Рон, у нас тут не ресторан, и фарфоровой посуды тоже нет. - Тарелки действительно были металлические, хотя и эмалированные. Богатым ресторанным ассортиментом повара тоже не могли порадовать. Завтрак можно было бы принять за скромный пикник, если бы не зеленый цвет салфеток и скатерти.

   Впрочем, спартанские условия ничуть не смутили звезду, и он как ни в чем не бывало уплетал яичницу и запивая ее холодным пивом прямо из котелка.

  -- Как тут у вас дела? - спросил он, немного утолив голод, и перейдя к следующему блюду. - В газетах трубят о победах, но вы так вкопались в землю, как будто ждете нападения.

  -- Победы? - фыркнул сержант, вяло ковыряя вилкой в салате. - Когда джапы высадились на островах, их удалось выпихнуть с Мауи, вот и все успехи. Вот только потом оказалось, что эта высадка была отвлекающей, а все основные силы десанта были брошены на Кауаи. Гарнизон там немногочисленный, так что шансов у него, сам понимаешь. По ночам корабли еще вывозят жителей и раненых из Порта Алена, но не факт, что наши смогут там продержаться еще хотя бы несколько дней.

  -- Да у вас же на Оаху больше двух дивизий.

  -- Остров большой, - рассудительно возразил Тим. - Когда японцы привезут подкрепления, нам будет очень трудно его оборонять, а ведь здесь наша главная база. Да и сам посуди. Вот пошлют на Кауаи к примеру полк. Отбить остров обратно он все равно не в силах, и сможет только удерживать ключевые позиции. А противник тем временем высадится еще где-нибудь, к примеру, на Большом острове. И что же тогда делать, раздергать весь гарнизон на защиту архипелага?

   Вопрос был явно риторическим, и Ронни ничего не ответив, продолжал жевать. Закончив с консервированной индюшатиной, он накинулся на сладкую рисовую кашу.

   Сержант отодвинул тарелки, видимо потеряв аппетит, и только продолжал потягивать компот через соломинку. Немного помолчав, он полюбопытствовал. - Я думал, ты должен служить в кавалерии, командовать эскадроном как в фильме "Дорога на Санта-Фе".

  -- Ха, мы же не с индейцами сражаемся. Да и зрение не позволяет служить в действующей армии, вот и поручили снимать учебные фильмы для ВВС. Правда, в первый же день решили вдруг послать сюда на съемки кинохроники. Как видишь, даже обмундирование не успел получить. Кстати, как тебе моя роль в "Санта-Фе"?

  -- Честно?

  -- По возможности.

  -- С точки зрения солдата, ты меня разочаровал. Тебе поручили играть Джорджа Кастера, нашего национального героя, но получился он каким то вялым и безынициативным. Конечно, в фильме будущий генерал был еще юным лейтенантом, но все же не мог герой Гражданской войны быть таким рохлей.

  -- Все понимаю, - пожал плечами Ронни, - но так решили сценарист и продюсер. Думаешь, я не знаю, как он бросился в безнадежную атаку на полчища индейцев, поведя свой отряд на верную гибель.

  -- С его последним сражением не все так просто, - не согласился Вэнс. - Мне приходилось изучать военную историю, в том числе и сражение при Литтл-Бигхорне. Так вот, если бы зыбучий песок не помешал кавалерии форсировать реку, Кастер смог бы захватить в плен женщин и детей, принудив дикарей к миру. Он раньше уже проделывал такой фокус, и весьма успешно.

  -- Надо же, а мне на военных курсах это не рассказывали. Знаешь Тим, в чем-то я тебе даже завидую. Ты на своем месте, все знаешь о своей профессии, и уже успел отличиться. Наверно благодаря войне тебя даже в офицеры произведут. Предрассудки предрассудками, но как ни крути, все люди созданы равными. И не смотри так недоверчиво, большая война многое изменит.

  -- Может быть, может быть, - задумчиво ответил сержант. Так далеко его мечты еще не заходили, но почему бы и нет. - Если вся страна увидит в кинохронике, как жена президента жмет мне руку, то глядишь, к черным станут относиться чуточку лучше. Кстати, а вот в России негров очень уважают.

  -- Честно говоря, что-то не верится.

  -- Нет, правда. Если ты зайдешь в негритянскй клуб, то среди портретов великих негров увидишь Пушкина. В России он знаменитый поэт, и его там очень любят.

  -- Пусть приезжает к нам и ведет агитацию за равные права.

  -- Да нет, он давно умер. Русские как раз недавно праздновали столетие со дня его убийства.

  -- Ага, все-таки расисты убили негра.

  -- Но это сделали не сами русские, а французы. И все же белым быть лучше, да еще актером или офицером. Вот ты Ронни, скоро вернешься домой к семье, будешь жить в своем большом доме в престижном районе, где в окно видно надпись "_OLLYWOODLAND". Или буквы уже починили?

   - Да какое там, - махнул рукой лейтенант. - Пока губернатором Калифорнии не станет актер, порядок в штате никто не наведет.

   Негры, работающие на кухне, не сводили глаз со звезды, и восхищенно перешептывались.

  -- Ты смотри, как ни в чем ни бывало, завтракает вместе с мулатом.

  -- Я вам говорю, он будущая надежда Демократической партии. Вот увидите, мистер Рейган еще многого добьется.

   Ввиду отсутствия боевых действий на острове, пришлось ограничится съемками учений. В качестве главного актера привлекли рослого Билла Фармер. Ирландцу нравилось позировать, и он с суровым видом то сидел в окопе, то выскакивал и бежал с винтовкой наперевес на невидимого врага. Помимо съемок крупным планом, были и батальные сцены в масштабе целой роты. Не забыли и заснять хорошо подготовленные укрепления, чтобы уверить зрителей в несокрушимости обороны.

   Но не все отснятые кадры были такими же воодушевляющими. На берегу, густо усеянном минами, со вчерашнего дня лежали тела моряков с потопленного джапами корабля. Пока командование спорило, стоит ли снимать мины, чтобы похоронить погибших, они так и оставались там, где их выбросил прибой. Ужасный пейзаж вряд ли покажут в кинохронике, но ситуация может так сложиться, что для поднятия боевого духа придется пойти и на это.

   Отсняв за два дня все, что нужно, съемочная группа собиралась возвращаться, но ее позвали в госпиталь, чтобы взять интервью у раненой медсестры. История, которую она поведала, была просто жуткой. Захватив на Кауаи госпиталь, расположенный на берегу океана, дикие джапы сначала вывели из него весь врачебный персонал, после чего из здания послышались крики и выстрелы. Затем всем врачам и медсестрам приказали войти в воду и повернуться спиной, после чего их расстрелял из автоматов. Спастись удалось лишь одной медсестре, которая с пулей в спине смогла выжить, затаившись среди трупов. Ночью ее подобрали разведчики, приплывшие на катере, и оказавшие первую помощь.

   Эта задержка спасла жизнь всей съемочной команде, не успевшей на вечерний рейс. Когда тяжелый бомбардировщик, так и не дождавшийся пассажиров, взлетел в сумерках и повернул в сторону континента, его пилоты были совершенно спокойны, не ожидая нападения. Ночью японцы не летали, ведь посадка на авианосец в темноте дело крайне рискованное, а восстановить разрушенные аэродромы на захваченном острове они не позаботились. Поэтому когда к самолету приблизились две еле заметные в темноте тени, никто не ждал беды. Только после того, как трассирующая очередь, выпущенная с дистанции полсотни ярдов, подожгла двигатель, бортстрелки засуетились. Но было уже поздно. Так и не успев набрать высоту, бомбардировщик рухнул в море вместе со всем экипажем. Убедившись в его гибели, японские пилоты с чувством глубокого удовлетворения повернули к своему аэродрому. Сесть ночью на авианосец действительно очень трудно, но на Кауаи их ждал большой оборудованный аэродром. А что он выглядит с воздуха как полуразрушенный, так это неудивительно. Японцы большие мастера по маскировке, а постоянные войны в Азии их многому научили.

***

Вашингтон, округ Колумбия.

   С началом войны совещания в ФБР шли непрерывно, не оставляю Эдгару Гуверу времени даже на скачки, и дело было не только в немецких шпионах. Те подозрительные элементы, сочувствующие красным, за которыми раньше просто наблюдали, теперь требовали повышенного внимания, как например, Хемингуэй.

  -- Вы только посмотрите, что пишет наш агент на Кубе в своем донесении, - неистовствовал Гувер, тыча пальцем в доклад. - "М-р Хемингуэй находится в дружеских отношениях с консулом Кеннетом Поттером с весны 1941 год". С весны, понимаете, сколько времени уже прошло, а мы узнаем об этом только сейчас. А теперь он еще организовывает свое Антифашистское контрразведывательное агентство, и у нас нет повода в этом отказать. Чем будет заниматься это агентство, на кого будет работать?

  -- Очевидно, выслеживать фашистских и франкистских шпионов, - робко предложил кто-то, и тут же вжался в кресло под строгим взглядом директора Бюро.

  -- Ага, одних выслеживать, а других плодить. Вы не должны спускать с него глаз.

  -- У нас слишком мало людей, просто невозможно уследить за всем.

   - Вы же знаете, что я с трудом выделяю для борьбы с красными не больше четверти своих агентов, да и то тайком. Правительство почему-то не считает борьбу с "подрывными элементами" приоритетной. Оно не понимает, что главная угроза для страны это коммунисты, которые хотят свергнуть наш строй. Так что обходитесь имеющимися силами, и работайте за троих. Все с этим вопросом.

   Глава криминального следственного отдела тяжело поднялся со своего места, и протянул Гуверу еще одно дело. - Теперь по убийству нашего агента Т-10.

   На стол легла новая, еще не потрепанная папка под номером 100-382196. Досье на Рейгана открыли в 1941 году, когда его назначили членом правления Гильдии киноактеров. Правда, запасным, но этого было вполне достаточно, чтобы заинтересовать Бюро. Второй раз за него взялись буквально месяц назад. Тогда, после остановки немецкого наступления под Брянском и Вязьмой стало ясно, что Советы войну как минимум не проиграют, что вызвало среди американцев всплеск симпатий к русским, отважно борющимися с фашистами. Ну а ФБР в свою очередь, начало ответные действия, вербуя все больше доносчиков. (* В нашей истории Рейгана завербовали только в 1943 году). И вот буквально через неделю после привлечения нового ценного информатора, его вдруг убивают.

  -- Официально, в расследование мы не вмешиваемся, - начал докладчик, - но внимательно изучаем все материалы следствия. Первая и основная версия, что это сделали ребята Сигела.

   Услышав знаменитую кличку, большинство присутствующих поморщились. Бенджамин Сигельбаум, больше известный как Багси Сигел, был уполномоченным Лански Мейера в Лос-Анжелесе. А сравниться с Лански по могуществу мог только Лаки Лучано, даже в тюрьме продолжавший руководить итальянской мафией. Когда-то в юности, эти никому не известные парни не раз дрались, обзывая друг друга "грязным итальяшкой" и "жиденком". Но потом, объединившись, они постепенно создали Преступный Синдикат, контролировавший всю страну. Лучано сейчас сидел в "Сибири", как мафиози называли Даннеморскую тюрьму, что впрочем, не сильно мешало ему править своей подпольной империей. А вот справиться с Лански ФБР было не в состоянии. Впрочем, было понятно, что и Счастливчику недолго осталось отдыхать на нарах, уж очень он стал нужен правительству. Когда США начали поставлять Британии помощь по программе Ленд-Лиза, немцы в ответ заполонили американские порты своими агентами, занимающимися саботажем. После официального объявления войны количество диверсий естественно резко возросло, и спецслужбы ничего не могли с этим поделать. Двести доков на восточном побережье вместе с прилегающими складами невозможно было контролировать без помощи мафии, поэтому германские и итальянские агенты творили там все что хотели. По настоянию контрразведки, Нью-Йоркский прокурор уже начал прощупывать почву для переговоров с местными мафиозными боссами Костелло и Ланцем, но Лански твердо дал властям понять, что без Лаки Лучано дело не выгорит.

   Услышав имя подозреваемого, Гувер едва слышно прошептал. - Только не он, только не Мейер.

  -- Чертов Сухо-млан-ский, - отозвался эхом Клайд Толсон, бессменный помощник Гувера. - Почему его родители не остались в своей России. - Он переглянулся с шефом, спрашивая взглядом, что делать. Конечно, время от времени Лански приходилось отдавать полиции своих подчиненных, если улики были неопровержимы, но все же старался делать это пореже. А уж арестовать самого босса боссов было невозможно в принципе, уж очень значительным влиянием в стране он обладал. Когда Мейер заявлял, что его Синдикат могущественнее, чем Юнайтед стил компании, то он ничуть не преувеличивал. Очень многие политики были на содержании мафии, не гнушаясь получать деньги от такого вполне респектабельного вида бизнеса, как игровая индустрия, на котором Лански как раз и специализировался.

   Кроме "пряников", босс боссов не забывал и о компромате, на всякий случай храня у себя в сейфе нехорошие фотографии. Это в наше "просвещенное" время фото главы ФБР и его заместителя, наряженных в женские платья, не вызовут скандала, но тогда это грозило отставкой. Сам же Мейер отличался несвойственной для гангстеров того времени строгостью нравов, и даже принципиально не занимался проституцией. Будучи одним из богатейших людей в стране, он жил в сравнительно небольшом доме и ездил на арендованной машине, подавая пример скромности.

   Неудивительно, что все попытки свалить "гения финансового мира", как величали Лански, заканчивались полным провалом. Так, полгода назад некий Эйб Рилз, которому грозила смертная казнь, решил дать показания полиции. Обладая абсолютной памятью, он две недели подряд рассказывал о преступном мире, надиктовав двадцать пять томов компромата на всех главарей мафии. Итог следствия был вполне ожидаемым. Опасный свидетель, сидевший в номере гостиницы под надежной охраной полиции, не сводившей с него глаз, каким-то образом выбросился в окно, и упав с шестого этажа, разбился насмерть. Все двадцать пять томов, где были перечислены сотни имен, таинственным образом исчезли.

   Так что связываться с большим боссом даже для ФБР было себе дороже, и все присутствующие на совещании это хорошо понимали. Встревоженный произведенным эффектом, докладчик не стал затягивать паузу, и быстро уточнил. - Сигел связался с нами, и заверил, что он тут не причем. Да и Нил Рейган в своих отчетах никогда не упоминал о том, что у его брата есть проблемы с мафией.

  -- Вторая версия, - предположил Толсон, - как я понимаю, что опять напортачил Джек Драгна.

  -- Совершенно верно. От этого придурка всего можно ожидать. Но и там вроде все чисто. Мафия Микки Мауса никогда не осмелится лезть в чужую епархию.

  -- Слушайте, может и правда здесь все дело в женщине, - возбужденно воскликнул Толсон. Обычно хладнокровный, он мог выйти из себя, когда дело касалось противоположного пола. - Эти твари на все способны, ведь так? - Он оглядел собравшихся, но спорить с женоненавистником никто не стал.

  -- По последним данным получены показания шестидесяти двух женщин, что это их мужья из ревности совершили убийство актера - самостоятельно, или же наняв киллера. Большинство из подозреваемых уже допрошены, и восемнадцать из них не смогли предоставить надежное алиби. Трое дали признательные показания.

  -- Вот и славно, - обрадовался Гувер. - Пусть одного из них посадят, а дело закроют.

  -- Но в газетах уже высказывают предположение, что в убийстве замешана мафия.

  -- Ну и что, - пожал плечами директор ФБР. - Как обычно заявите, что организованная преступность - это плод воображения журналистов, и никакой мафии не существует.

***

   В этот вечер мы решили провести чаепитие у сестер Жмыховых, для чего взяли все необходимое. Пачка чая, естественно листового, ведь пакетики у нас пока еще не делают, печенье и масло из командирского рациона, половинка хлеба, и дорогой подарок - связка чеснока.

   Квартира была, как и следовало ожидать, коммунальная, примерно такая, как их и показывают в фильмах. Большой коридор, заставленный мебелью, висящий на гвоздях, вбитых в стену, велосипед, горы старой обуви которую жалко выбрасывать. Но хотя отдельную квартиру семье Жмыховых и не дали, зато у них было целых две комнаты немаленького размера, как-никак отец врач.

   Вот что огорчало, так это холод. Неудивительно, что девушки предпочитали ночевать в госпитале. Хотя они пришли с работы еще полчаса назад и сразу же растопили буржуйку, но все еще было прохладно.

   В комнате сестер в глаза сразу бросались книжные шкафы, заваленные литературой на всевозможные темы. Была и коллекция пластинок, но сама радиола отсутствовала - ее в начале войны, как и положено, сдали на почту. Пока я осматривался, уже накрыли стол и заварили чай, которым мы дружно и принялись отогреваться. Дверь в комнату принципиально не захлопывали, чтобы не дать соседям пищи для пересуд, чем они вскоре и воспользовались. Зайдя под благовидным предлогом, милая пожилая соседка Георгиевна предложила "юношам" не стесняться, и ходить курить на кухню или в коридор, чтобы не дымить в комнате. На возражения, что мы не курим, она только недоуменно похлопала глазами, решив что ее разыгрывают, и обиженно ушла.

   Так как все мы были люди более или менее военные, то главной темой стало направление будущего наступления, и тут сколько было человек, столько и мнений. Сводки новостей ничем помочь не могли, они были стандартными и не менялись изо дня в день: "Наши войска вели бои с противником западнее Харькова, в районе Курска и Ленинграда. На других фронтах никаких изменений не произошло".

   Конечно, я помнил, что когда наш лыжбат везли на север, то в том же направлении двигалось множество поездов с людьми и техникой. Но, во-первых, мне неизвестно, посылали эти подкрепления для обороны Ленинграда, или все-таки готовили наступление. А во-вторых, делиться секретными сведеньями с посторонними нельзя.

   Не добившись от нас толковых предсказаний, Зоя завела разговор о Тихоокеанском фронте.

  -- Поражаюсь я самоуверенности американцев. У них вот-вот острова могут отнять, а они больше озабочены убийством какого-то актера.

  -- Ты откуда знаешь?

  -- В Известиях заметка была, в разделе Культурная жизнь. Кстати, Саша, а ты не смотрел американский фильм "Дорога на Санта-Фе"?

  -- А как же, смотрел. - Удивительное совпадение, но из сотен старых черно-белых фильмов, снятых в Голливуде, именно этот мне посмотреть довелось. Просто так получилось, что интересуясь историей и предысторией гражданской войны в США, я просмотрел все, что нашел на эту тему. А ведь не такая уж хорошая легенда у меня. Спросят девчата что-нибудь о другом фильме или, к примеру, известной певице, и я поплыву. Надо потом шепнуть ребятам, чтобы тонко намекнули сестрам, о каких темах меня расспрашивать не рекомендуется. А то ведь вопросами засыплют. - Сюжет в основном про Джона Брауна и его борьбу с властями.

  -- Я же как раз курсовую про него писала. Выкладывай все подробно. - Аня от восторга даже дернула меня за руку. - Ну, расскажи, расскажи.

  -- Хорошо, слушай. Этот Браун организовал огромную банду, которая похищает афроамериканцев. Черных завлекали обманом, обещая в будущем освободить. Впрочем, когда армия на них насела, Браун действительно освободил своих чернокожих рабов. Но афроамериканцы и сами не рады своей свободе, не зная, на что им теперь жить.

  -- Как ты смешно говоришь, - прыснула Зоя. - А что, еще есть евроамериканцы, азиамериканцы и конечно индейцы - амероамериканцы? Вот "негр" это коротко и понятно.

  -- Ты что, - возмутился я такой безграмотности, - это же оскорбление. Говорить "негр" не политкорректно, правильнее сказать "чернокожий".

  -- Так ведь "негр" это и значит "черный", - недоуменно пожал плечами Алексей. - Вроде испанское слово. Как же тогда в Южной Америке должны говорить?

  -- А там такой проблемы нет, потому что почти все цветные. Ну ладно, не перебивайте. Когда злобный Джон Браун узнал, что его сын застрелил одного белого, который пытался вернуть похищенного раба, то из мести приказал сжечь целый поселок.

  -- Потаватоми, - уточнила Аня, слушавшая мой рассказ буквально с открытым ртом.

  -- Ага, его. В конце концов, банда Брауна решила поднять всеобщее восстание, и для этого захватить арсенал где-то рядом с Вашингтоном. Но помощи от черных они так и не дождались, а может, те и не хотели восставать.

   Тут уж Аня не выдержала, и уточнила, что из отряда в двадцать два человека пятеро был неграми.

  -- Странно, а в фильме во время захвата арсенала не показали ни одного. Я еще удивился - почему они не сражаются за свою свободу.

  -- Так, так, и что же было дальше? - сквозь зубы процедила Аня, метая глазами молнии в сторону карты на стене, где была изображена Америка.

  -- Потом Браун убил заложника...

  -- Как, еще и это?

  -- И истребил защитников городка. Но тут прискакала армия и быстро захватила здание штурмом.

  -- А как же длительная осада пожарного сарая стократно превосходящими силами?

   Я только развел руками. - Так было в "Дороге на Санта-Фе". Вы же просили меня рассказать, не как было на самом деле, а что показали в фильме.

   Тут Аню прорвало, и она высказала все, что думает о зарубежном кинематографе.

  -- Нет, ну такая несусветная чушь. Всю историю просто вывернули наизнанку. Ведь поймите, это не мое личное мнение, а официальная история США, подтвержденная документами, а Джон Браун их национальный герой. И вдруг его изобразили как кровавого бандита.

  -- Да уж, девочка, - мысленно отозвался я. - Это только цветочки, ты еще "Штрафбред" не видела.

  -- Послушайте, я теперь не удивляюсь, что этого актера убили. Так все опорочить.

   Праведное возмущение негодующей Ани было неожиданно прервано стуком распахнутой двери, это была давешняя соседка. Не обращая внимания на пистолеты у нас в руках, мальчики и девочки только с фронта, нервные все, Георгиевна закричала благим матом - Скорее на кухню, сводку передают.

   Голос Левитана изменился, да еще как. Если раньше его слова равномерно падали, то теперь они просто взмывали ввысь. - На днях наши войска, расположенные на подступах Ленинграда, перешли в наступление против немецко-фашистских войск. На Ленинградском фронте наши войска в результате решительного штурма овладели городом Нарва. Ввиду отказа сложить оружие немецкий гарнизон города истреблен. Враг поспешно отходит, бросая технику, вооружение и неся огромные потери.

   Войска нашего Новгородского фронта, измотав противника в боях, заняли Сольцы и окружили город Новгород...

   Проанализировав все сказанное диктором, и также то, что умалчивалось, я составил примерное представление об операции. В общем, наступление, которое, как оказалось, шло уже три дня, получилось вполне грандиозным. Во-первых, Демянск все-таки отрезали. Во-вторых, окружили Новгород. Он подготовлен к обороне, так что штурмовали его неспешно. От Холма войска Северо-Западного фронта сначала прорвались к Чихачево, а потом ударами с двух сторон - с юга и с востока, захватили станцию Дно. Дальше уже шли сравнительно незащищенные тылы, и наши войска смогли быстро продвинуться к Пскову, сходу занять город и даже подойти к Псковскому озеру. Тем временем с севера Ленинградский фронт наступал вдоль Балтийского моря, пытаясь выйти к Чудскому озеру. Если это удастся, то остатки группы армий Север окажутся в полуокружении, получая снабжение только по льду озер. Железных дорог у немцев не останется. На транспортную авиацию надежды тоже нет, на три новых кольца самолетов не напасешься. В этой ситуации им лучше всего бросить тяжелую технику и эвакуировать войска по льду но, скорее всего, Гитлер прикажет держаться до последнего и не отступать. Но ведь удерживать сильно растянувшийся фронт, к тому же не имея подготовленных позиций, очень трудно. Скорее всего, Ленинградский и Северо-Западный фронты продолжат наступление вдоль восточного берега озер, соответственно Чудского и Псковского и, не встречая на своем пути значительных сил, соединятся уже через несколько дней.

   Вспомнив, что девушкам завтра рано вставать, я намекнул, что уже пора откланяться. Потрясенным новостью Алексею с Павлом тоже не терпелось добраться до нашей карты с отмеченной линией фронта, и уговаривать их не пришлось.

   Дома нас уже поджидал Куликов. Не дав мне раздеться, он сразу же затащил меня в кабинет, подергал дверь, проверив что она заперта, и бережно развернул на столе карту.

  -- Скажите, у вас когда-нибудь рассматривались похожие варианты?

  -- В альтернативной истории подобные замыслы встречались, но только по-другому - вот так. Но вообще-то, мне не верится, что подобное можно осуществить.

  -- Это уже не нам решать. И пожалуйста, никому ни слова, ни намека на то, что сейчас видели.

   Только майор ушел, как Леонов всучил мне какую-то бумажку.

  -- Вот рапорт.

  -- На фронт хочешь, верно? По театрам ходить совесть не позволяет, да? - Ругая Алексея, я распалился не на шутку, и не мог остановиться. - Поэты-студенты на фронт рвутся, а ты отдыхаешь. А вот спроси у Наташи, как она меня от покушения спасла.

  -- Мне рассказывали. А что с ним потом стало?

  -- С этим полковником липовым? Отпустили, конечно. Он просто исполнитель, и думал, что делает нужное дело.

  -- Но при мне покушений пока не было. В смысле, в Москве.

  -- Да замечательно, что пока не было! А ты случайно не в курсе, когда следующее, а? Через неделю, а может завтра? Да и сам подумай. Если тебя отпустить, то взамен нужно будет найти и вызвать с фронта такого же опытного профессионала, как ты. Да еще и допустить к государственной тайне. Так что, забираешь рапорт?

   Что то пробормотав под нос, Леонов смущенно забрал свое заявление.

  -- Ты в общем, не беспокойся, - продолжал я его утешать. - Наша дивизия пока в резерве, но скоро она понадобится, и ее вновь отправят на фронт.

  -- Ладно, можешь не агитировать, - вздохнул Алексей. Все понимаю.

  -- Между прочим, я тоже тут не ради вкусной еды и горячей ванны сижу, и на фронт не меньше твоего рвусь. Воевать конечно страшно, но я чувствую, что должен. А здесь остаюсь, потому что так надо.

   Вот тут я отвел глаза, потому что немного слукавил. Все что я говорил, было чистой правдой, но только несколько дней назад. А теперь меня сдерживал еще один фактор.

  -- Да, еще честно говоря, думаю предложение девушке сделать.

  -- Ну и женись, в чем проблема.

  -- Так прежде еще надо получить разрешение в госбезопасности, а я что-то, ну как бы сказать, э...

  -- Если тебя смущает обращаться с такой просьбой к руководству, давай я пошлю запрос. Разрешат, ну и хорошо. Ответят нет, по крайней мере, будешь точно знать.

  -- Будь добр, выручи, - обрадовался я. - А кстати, что у вас говорят девушкам в подобных случаях?

  -- Ну, что "один старший лейтенант хотел бы с вами расписаться." А она уже, если согласна, ответит да.

   Весь вечер мы повели как на иголках, ежеминутно заходя на кухню, где висела тарелка радиорупора и прислушиваясь, нет ли новых известий. Я пытался что-то писать, но не закрывал дверь в кабинет, чтобы вдруг не пропустить внеочередную сводку. Леонов с Авдеевым, казалось, исчертили карту уже до дыр, но все равно продолжали с ней возиться. Прислуживаясь краем уха к их разговору, я вдруг услышал странную фразу. - А что, если засланцы...

   Такое знакомое слово заставило меня тут же подскочить с выпученными глазами, и поинтересоваться, о чем это они говорят.

  -- Ну, мы считаем, что теперь наши войска планируют овладеть городом Сланцы, - смущенно пояснил Павел, не понимавший, что со мной произошло, - и двигаться дальше на юго-восток.

  -- А понятно, за Сланцы, - растерянно протянул я, и снова вернулся в свою комнату.

   Так мы и прослонялись до полуночи, когда телефонный звонок заставил всех вскочить. Ординарец первым схватил трубку. Выслушав с каменным лицом, он растерянно повернулся к нам.

  -- Нужно выезжать. Машину с охраной уже прислали.

  -- Времени сколько, уже комендантский час давно. Что случилось то?

  -- Тебя вызывает товарищ Берия.

Глава 10

   - Что еще за напасть такая, - раздраженно думал я, пока мы колесили по городу, объезжая баррикады. - Две недели здесь торчу, и никому из руководства страны в голову не приходило встретиться со мной. А тут вдруг ночью приспичило. Может немцы прорвались, или еще какая напасть приключилась, но я то тут причем? История теперь пишется заново, да и фронтом занимается Шапошников а не Берия. Чего от меня понадобилось НКВД такого, так что даже полковнику, ну в смысле, майору госбезопасности не могли доверить? А, ну конечно, они поняли, что толку от меня уже мало, и решили спрятать куда подальше.

   Алексей, сидевший за рулем, всю дорогу оживленно, но шепотом, переговаривался Павлом. Наивные, думают что со мной сейчас будут обсуждать планы большого наступления. Ко мне ребята с вопросами не обращались, трактуя мое молчание как напряженную работу мозга, разрабатывающего очередной грандиозный замысел.

   Когда эмка притормозила, вместо кремлевских башен, которые я ожидал увидеть, перед нами появился небольшой особняк. Улица, на которой мы остановились, похоже, была Садовым Кольцом. Ну точно к Берии приехали. В отличие от других наркомов, он живет в не Кремле, а за его стенами, и здесь же часто работает.

   Сдавая полушубки в гардеробе, здесь хотя топят помещение вполсилы, но без верхней одежды вполне терпимо, я заметил, что на вешалке висят два женских пальтишка. Самые обычные, в таких же ходят и Аня с Зоей. Неужели оказались правдивы либерастные сказки о бедных девушках, насильно затаскиваемых в логово злодея? Да нет, наверно просто обслуживающий персонал.

   Майор-энкавэдэшник, сидевший в приемной, или вернее в прихожей, записал меня в журнал и вежливо передал другому дежурному. - Проходите товарищ Соколов. А вы, товарищи, подождите здесь.

   Пройдя по короткому коридору, мы остановились перед обычной дверью, на которой не было никаких надписей. Лейтенант госбезопасности, сопровождавший меня, еле заметно кивнул, и тихо произнес, - вам сюда. - Сам он заходить не собирался, впрочем, я тоже не спешил. Сначала вздохнул поглубже и попробовал успокоиться, переключившись на второстепенную проблему, а именно, как правильно обращаться к Берии - по фамилии, по должности, или по званию. Последнее, впрочем, отметалось, так как я его не помнил. Энкавэдэшник не торопил, привыкнув к тому, что перед посещением наркома людям свойственно слегка волноваться. Наконец, заметив что клиент готов, он распахнул дверь, и я шагнул в неизвестность.

   Вот это да! За длинным столом кроме Берии еще сидели сестры Жмыховы. Вид у девушек был весьма озадаченный, но отнюдь не испуганный. Они держали руках чашки, какие-то печеньки, и разглядывали фотоальбом.

  -- Вот это мы с семьей на море, - голосом доброго дядюшки пояснял нарком. - А вот мы с товарищем Сталиным сажаем деревья на аэродроме под Смоленском. Заходите, товарищ Соколов, присаживайтесь. Вы что будете, чай или кофе?

  -- Нет, нет, спасибо. - Сразу вспомнилась либерастная легенда о том, что в тридцать седьмом выражение "пить кофе с Берией" означало попасть в тюрьму. И пусть он тогда никакого отношения к НКВД не имел, но осадочек от этой басни остался.

   Впрочем, впечатление нарком производил самое благоприятное. Интеллигентное лицо, пенсне. Смотрел я на него наверно слишком пристально, к чему нарком явно не привык, но он вежливо перевел все в шутку. - Вы так смотрите внимательно, я разве отличаюсь от портретов?

  -- Извините, просто засмотрелся на пенсне ваше знаменитое.

   Лаврентий Павлович уже знал, что попаданцы существа несколько необычные и до крайности любопытные, так что шокирован он не был. Наоборот, нарком с хитрой миной снял свое пенсне и протянул мне. - Желаете взглянуть, пожалуйста.

   Ну вот, одна загадка истории разгадана - стекла то у него простые. Может, просто с возрастом близорукость постепенно прошла, как это обычно бывает, а привычка носить пенсне осталась. Или он с самого начала надевал его для солидности, ведь Лаврентий Павлович занял высокие посты в весьма юном возрасте.

   Увидев наркома без его постоянного атрибута, так что он стал не похож на самого себя, я не выдержав, издал тихий смешок, да и девушки заулыбались. Напряжение со всех сразу спало. Психолог, мать его. Вызвал-то зачем? Тот же вопрос буквально светился в глазах у всех, и Берия, не теряя времени, перешел к делу.

  -- У руководства нашей страны есть к вам большая просьба. Принудить вас мы конечно не можем...

  -- Какие могут быть вопросы, - изумилась Зоя. - Если нужно для страны, то конечно сделаем все.

  -- Вы, товарищи уже в курсе, что Александру приходилось работать за границей и, скорее всего снова придется там побывать в будущем. Из-за работы у него еще не было семьи, но мы совершенно не возражаем против того, что бы он женился. - Ага, только придется ввести жену в курс дела, я же и во сне могу проговориться. Для обычного энкавэдэшника это не так опасно, но мой секрет это совершенно другое дело. - Вы обе девушки положительные, комсомолки, фронтовички. Лучшего и желать нельзя. Но супруга у, хм сотрудника внешней разведки, должна быть помощником во всех делах, а значит прекрасно разбираться в международной обстановке, и самое главное, в причинах событий. Ее задача будет не только понять, что там происходит, но и разобраться почему так происходит, и какие варианты развитий событий возможны в будущем, - понравилась ему эта фраза, "в будущем".

   У Зои глаза стали влажными, и быстро захлопав ресницами, чтобы не выдать себя, она печально взглянув на меня, неожиданно твердо произнесла. - Студентка-историк лучше всего подойдет на роль жены разведчика, чем медик. А то, что Аня влюбилась с первого взгляда, я давно поняла, хотя она и молчала об этом.

   Берия вопросительно посмотрел на Аню, но та только этого и ждала, быстро ответив "Да", как будто Берия мог передумать.

  -- Ну вот, все согласны, - удовлетворенно подытожил нарком, и водрузил на место пенсне, которое до этого крутил в руках. Да он, оказывается, тоже нервничал. Не каждый день приходится проводить такую специфическую операцию, и теперь Берия выглядел очень довольным.

   Интересно, а меня что, спрашивать не будут? Сейчас нарком скажет "Объявляю вас мужем и женой", и все? Можно было тогда вообще меня сюда не звать, а сразу поставить перед фактом. Странно, а почему я не возражаю? Мне действительно Аня нравится не меньше Зои, а общих интересов у нас с ней даже больше. Да и честно говоря, влюбиться по-настоящему я еще не успел. А ладно, поживем, увидим. Постепенно разберусь в своих чувствах.

   Тем временем Зоя, по просьбе наркома отправилась ждать за дверью. Правильно, сейчас начнется посвящение в тайный орден "знающих-обо-мне-все".

   - Знакомьтесь, - Андреев Александр Иванович.

   Аня сдержано кивнула. Она, кажется, даже слегка удивилась, что имя и отчество у меня были настоящие.

  -- Вас, товарищ Жмыхова, переводят на работу в наркоминдел, где дадут на изучение документацию по международным вопросам. Конечно, первое время выполнять задания вы не сможете, а будете усиленно заниматься как общим развитием, так и специальным образованием. Но вот в будущем, - заладил одно и тоже, - мы ждем от вас результатов. Впрочем, уверяю вас, вы будете в восторге от своей работы. - Я усердно кивнул, подтверждая сказанное. Вот бы мне дали почитать историю двадцать первого века, я бы просто прыгал от счастья. - Обсуждать переданный вам материал будете только с нами, товарищем Молотовым, майором госбезопасности Куликовым, и еще с несколькими товарищами, включая Сталина.

   Аня машинально продолжала окунать баранку в чай, не заметив, что та уже развалилась, но держалась, в общем-то, хладнокровно, и даже пыталась спорить. - Лаврентий Павлович, но мне еще надо доучиться в институте.

  -- Полностью с вами согласен. Сам в свое время обивал пороги и писал заявления, упрашивая разрешить мне учиться и стать инженером. Не дали.

   Будущий профессиональный историк тут же навострила ушки, и посмотрела с таким любопытством, что Берия не выдержал, и пояснил. - Это было в двадцать третьем, когда я работал зампредседателя ЧК Грузии, и мы завершили ликвидацию бандитизма. Меня тогда не отпустили в институт, а вот вы доучитесь. Правда тема вашей дипломной работы, а в будущем - задолбал уже этой фразой, - и диссертации, будет закрыта.

  -- Так в каком направлении мне придется работать, разведка в западных странах?

  -- Не совсем. Разведка конечно, но интеллектуальная. Собирать сведения и анализировать у нас умеют, нужные специалисты для этого имеются. А вот конкретно вам предстоит составлять прогнозы, в том числе долгосрочные, на десятилетия вперед. И сразу предупрежу, других подобных специалистов еще не было, так что методику придется разрабатывать вам.

  -- А на основе чего я буду формировать эти прогнозы?

  -- Скажем так, у нас уже имеются подробные наработки одного из вероятных вариантов развития событий в будущем. - Ух, опять. - Зная о нем, наша страна попробует заранее подготовиться к возможным кризисным ситуациям, или вовсе устранить их в зародыше. Кстати, тема вашей дипломной работы - "Международные отношения второй половины двадцатого века".

   Глаза у Ани разгорелись, как у кошки, увидевшую залетевшую в комнату летучею мышь. Ей еще непонятно, что за странное создание тут порхает, но уже совершенно ясно, что это желанная добыча, на которую очень интересно охотится.

   Ну что же, мечты сбываются. Сначала девушка получила мужа, которого хотела, а теперь оказывается, у нее будет сверхинтересная работа и исследования. Однако, радость радостью, но Аня не забывала и о практической стороне вопроса. - Простите, товарищ Берия, а на основе чего был рассчитан тот вариант, о котором вы говорите, если специалистов еще не было?

  -- Откровенно говоря, Аня, это вовсе не прогноз.

Зеленоглазая

   Осознание того, что я стану единственным в мире историком будущего, переполняло гордостью. Даже не переполняло, а просто распирало, тут даже сравнить не с чем. Взять, например конструктора самолетов, или того же наркома внудел. Люди они уникальные, но таких инженеров или министров на Земле много. А вот проводить исследования времени буду я одна.

   Тем временем товарищ Берия молча потягивал чаек, давая мне время осознать, но я расхрабрилась и начала сыпать вопросами.

  -- Как технически осуществляется сбор данных из будущего? Посылают разведчика времени? Моего мужа, да? - Спросив, я покосилась на Сашу, но тот сидел с невозмутимым видом. Наверно для него тоже все оказалось неожиданным, и он не знал, что можно говорить, а что нет. - К сожалению, источник данных только один, вот он сидит рядом с нами. Есть подозрения, что перенос совершил некий аппарат, но мы его так и не нашли. Правда, остается вероятность, что он находится в районе Демянского котла и еще найдется, но я считаю, что шансы на обнаружение крайне малы. Да и управлять артефактом мы не умеем. Так что сильно рассчитывать на повторение подобного чуда не стоит.

   Самое удивительное, что после всех чудес, свалившихся на мою голову, я еще смогла спокойно выйти из кабинета. Зоя, сидевшая на стуле в приемной, сразу поднялась, и как можно ласковее улыбнулась. - Свадьба когда будет?

  -- Что, свадьба? Да мы об этом не говорили.

  -- Анна Николаевна назначается помощником наркома иностранных дел по проблемам США, - быстро пояснил нарком, вышедший проводить меня. - Правда, пока еще не в ранге советника, сначала ей нужно многому научиться. Больше она вам ничего рассказать не может.

   Только дома, когда мы остались одни, Зоя тихо спросила. - Сашу опять в Америку пошлют?

  -- В ближайшее время вряд ли, он и так много разведданных собрал. А мне их теперь надо разбирать и анализировать.

  -- Удивительно, что он себе жену где-нибудь в наркомате не подобрал.

  -- Не так все просто. Надо не просто узнать о том, что произошло в США, и что тамошние правители сейчас собираются сделать. Нужно точно предсказать, что будет через пять лет, через десять, через пятьдесят, и здесь без помощи историка не обойтись. Вот, например, ты понимаешь, что после войны капстраны снова станут нашими врагами? Как только наши войска выбьют немцев за пределы страны, англичане и американцы высадятся во Франции. Когда мы войдем в Германию, союзники начнут тайные переговоры и перестанут разоружать фашистов, формирую из них армию. Это не разведданные, это результат анализа, основанный на общем знании исторических законов.

  -- Ну а допустим, мы выбьем фрицев к весне? Ты сама говорила, что ни Англия, ни Америка к этому времени открыть второй фронт не успеют.

  -- Нет, к весне не сможем. Только ты конечно об этом не распространяйся.

  -- Ну а если бы? Как бы все пошло?

  -- Да все равно точно так же. В этом случае Гитлер перебросит на восточный фронт все войска с запада, оголив Францию, и ее можно будет брать голыми руками. И опять-таки он предпочтет договориться с западными державами без драки.

  -- Ух, все-то ты знаешь. Но ты не волнуйся, я никому-никому.

   Утром я сладко спала, пока Зоя готовила мне завтрак и наглаживала гимнастерку. Свою, кстати, моя была совсем уже ветхой. Заметив, что я встала, она радостно сунула мне под нос какие-то книги.

  -- Посмотри, я тебе учебники английского принесла. У соседки взяла.

  -- Ты что? - Сон с меня сразу как рукой сняло.

  -- Не беспокойся, я сказала, что это на растопку. О твоей работе никто не узнает.

  -- Эх, Зоя, Зоя, не быть тебе разведчицей. - Впрочем, последние слова я вслух не произнесла.

   Хотя проснулась я вовремя, но работу все же опоздала минут на пятнадцать. Мне сказали в десять, вот я из дома в десять и вышла. Впрочем, водитель, ожидавший меня у подъезда, никаких претензий не высказал. Он вообще сладко спал, положив голову на руль, и пришлось его тормошить.

   Куда мы должны ехать, я не знала, но полагала, что к Кузнецком мосту, где находилось здание Наркоминдела. Поэтому, когда мы въехали прямо на Красную площадь, я немного заволновалась, вдруг нас не пустят в Кремль? Ничего, водитель предъявил документы, и машину пропустили. Потом он показал что-то дежурному у входа в Совнарком, и тот, вручив мне временный пропуск, вежливо объяснил, куда идти.

   Хотя меня уже ждали, но оказалось, что мой кабинет еще не освободили, так как выселение из него предыдущих владельцев займет не меньше часа. Пока сидела в секретариате своего наркомата, ну да своего, уже второй день в нем работаю, ой нет, первый, успела ознакомиться со структурой "отдела США". Почему меня определили именно на американское направление, кажется, поняла - эта страна уже играет ведущую роль в мире. Да и "отдел двадцать первого века" тут пока еще не создан. Заодно набросала примерный список нужных мне книг, и передала референту. Сразу после этого, наконец, состоялось торжественное вселение. Мне вручили под роспись связку ключей, наказав один из них, самый маленький, все время носить с собой, а остальные сдавать на охрану, и подвели к моей комнате. Заходить внутрь всем, кроме меня, было категорически запрещено, и мало того, мне еще следует запираться изнутри. Такая вот девица в темнице. Успела заметить, что на углу в конце коридора появился дежурный энкавэдэшник, хотя утром тут никого не было. Тааак, понятно.

   Комната мне досталась небольшая, тут до революции ютилась прислуга, но все необходимое для работы здесь поместилось. Небольшой стеллаж, набитый книгами, письменный стол, покрытый зеленым сукном, маленький диванчик, как раз на мой рост, на нем можно прикорнуть, когда заработаюсь допоздна. Больше всего места занимал огромный, еще дореволюционный сейф, открывающийся двумя ключами. Его содержимое манило как магнитом, но сначала я, верная своему правилу делать все по порядку, осмотрела этажерку. Тут были учебники по истории разных стран, очерки по современной политике, технические и военные справочники.

   А вот теперь заберемся в сейф. Ого, да тут вся дипломатическая переписка. Послания президента США и британского премьера, письма наших дипломатов, ноты, справки, памятные записки, разведдонесения и уйма других документов. Это за что же на мою бедную голову столько всего свалилось-то? Одна опись двадцать страниц занимает. Этим бумажным морем целый наркомат занимается, а я должна одна во всем разобраться. А ведь еще недавно я и мечтать не могла о том, что проникну во все тайны современной политики. Но это еще цветочки, а вот притаившийся внутри большого сейфа второй, маленький, таит в себе немыслимые сокровища.

   Дрожащими руками достала из него папку, открыла, и сразу ухнула в пропасть. Первая страница - "Причины распада Советского Союза". Только пришла в себя, новая стопка листов - "Влияние атомного оружия на международную политику". Чтение так засосало, что даже урчащий от голода живот не отвлекал. Только когда в пять вечера деликатно постучали в дверь и напомнили, что скоро обеденный перерыв, я заставила себя прерваться. Очень хотелось пролистать всю папку до конца, и посмотреть какие сюрпризы там еще хранятся, но титаническим усилием воли принудила себя отдохнуть. Да уж, первый раз с начала войны меня надо уговаривать пойти покушать. Запихав драгоценность в сейф, и заглянув под стол, не упала ли какая-нибудь бумажка на пол, я заперла кабинет и побрела вместе со всеми в столовую кремлевских курсантов.

   Сослуживцы, а некоторых я уже знала в лицо, посматривали на мою военную форму и медаль уважительно. Только завотдела Царапкин бросал на меня искоса недовольные взгляды. Еще бы, толку от меня пока не было, а вот хлопот наверно выше крыши. Ну ничего, я к нему приставать со своими проблемами не собираюсь, у меня кроме него еще куча начальников имеется. Сам нарком, чьим полуофициальным помощником я являюсь, его зам Вышинский, который наш отдел курирует, Козырев - главный помощник Молотова, Валентин Бережков, ведущий американскую референтуру. Правда, из них я видела только последнего. Ну и конечно, я могу обращаться с просьбами к любому сотруднику отдела, да и вообще всего наркомата. Большинство из них, правда, сидит в другом здании, что не очень удобно.

   Быстро покушав, я чуть ли не бегом ринулась обратно, сталкиваясь со всеми встречными, и снова погрузилась в изучение дикого мира будущего. Читая, даже забыла о том, что меня должны сегодня представить наркому, как вдруг он пришел сам. Открыв дверь с недовольным бурчанием, я тут же замолчала, так как с первого взгляда узнала Молотова. Мне его хотели представить, но увидев, как я вытянулась по стойке смирно, поняли, что в этом нет необходимости.

   Вячеслав Михайлович сразу произвел впечатление человека вдумчивого и ответственного. Высокий лоб, очень умное лицо как у профессора или шахматиста, пенсне. А верхняя губа у него оказывается раздвоенная, такую называют заячья, вот зачем Молотов усы носит. Пока я невежливо рассматривала наркома, он прикрыл дверь, и сразу же взял быка за рога.

  -- Аня, у вас уже есть какие-нибудь мысли о нашем политическом курсе в будущем?

  -- Конечно, товарищ Молотов. Нам не нужно ядерное оружие.

  -- Вот как? - Его губы не растянулись в улыбке, но живые глаза весело блеснули.

  -- В смысле, его надо запретить во всем мире, - тут же поправилась я.

  -- Согласен, а как это сделать?

  -- Пока не знаю, тут главное Америку уломать.

  -- Хорошо, об этом пока рано говорить. По материалам вопросы есть?

  -- Да, товарищ Молотов, и очень много. Начнем с итогов войны. Почему Рузвельт отказал сицилийцам в признании независимости острова? Почему союзники оставили в покое фашистскую Испанию? Почему мы не помогли греческим коммунистам?...

  -- Хватит, хватит, - теперь Молотов уже рассмеялся. - Трясите своего благоверного, если кто-то и знает причины, так это он. Документации у вас достаточно?

  -- Нет, товарищ Молотов, но я разделила все запросы по группам: Что надо выяснить, что еще уточнить, каких материалов и статистических сведений мне не хватает. И еще я приготовила несколько рацпредложений.

  -- Интересно, покажите. "Внести изменения в школьную программу." Так, отдадим в Наркомпрос. Это вероятно по истории?

  -- Не только по истории. Во-первых, теперь школьников надо учить английскому языку, а не немецкому. Кроме этого, добавить основы семейной жизни в старших классах и вузах. Еще, как я поняла, у нас мало грамотных экономистов, а ведь все руководители должны в экономике разбираться. И вот еще заявление - срочно нужно начать раскопки в Новгороде, там же тысячи берестяных грамот.

  -- Да вы хотя бы до весны подождите, зима на дворе. Да и немцев оттуда пока не выбили.

  -- А вы товарищ Молотов, сначала прочитайте, а потом критикуйте. Вот примерный график работ, как раз весной и начнут.

   У меня были еще сотни "почему", но сначала требовалось прочитать как можно больше документов, чтобы составить общую картину происходящего в мире, а уже потом беспокоить наркомов. Так что на этот раз Молотов от меня легко отделался.

   На следующий день, едва только я разложила карты и бумаги, как снова нагрянул нарком. Его сопровождал молодой помощник, тащивший две коробки из под обуви. Выложив таинственные подарки на стол, паренек убежал, а товарищ Молотов, пояснив в двух словах, что же это он приволок, тоже удалился, оставив меня разбираться с новым имуществом.

   Хорошо, посмотрим. В первой коробке, самой маленькой, лежит толстенная стопка документов: Заграничный паспорт, ой я теперь самый настоящий дипломат. Красивое удостоверение сотрудника НКИД, его мне нужно все время носить с собой. Одноразовый пропуск в приемную Сталина, неужели и туда придется попасть? Еще один пропуск - для поездок по Москве во время комендантского часа. Так, а это что? Удостоверение сотрудника госбезопасности, с вложенной запиской, в которой рекомендуется пользоваться им только в крайнем случае. А почему у меня звание сержанта ГБ, соответствующее лейтенанту, я же не отношусь к командному составу? Ну что же, пороемся в уставах и наставлениях, полистаем. Ого, просто в ГУГБ "сержант" это самое маленькое звание. С этим понятно, смотрим дальше. Вот другое удостоверение, военфельдшера. Значит, кубики мне все же носить придется. А что, хорошо придумано, ведь никто обратит внимания на военного врача. Я буду такая же незаметная, как обслуживающий персонал. Правда немного перед Зоей неудобно. Она же выполняет обязанности старшей медсестры в госпитале, и по-хорошему ей давно должны были присвоить звание военфельдшера. Ну вот, опять я перед ней виновата.

   Смотрим дальше. Еще тут лежит профсоюзный билет, талоны на пошив одежды. Ой здорово, здесь мальчики в таких великолепных костюмах ходят, вот и мне что-нибудь из красивой ткани сошьют. Вещевой аттестат, продовольственный. Что такое, финансового нет. Наверно, еще не решили, сколько мне будут платить, ну да ладно. А что тут на дне коробочки? Новенький студенческий билет. Ого, теперь я учусь в институте по подготовке дипломатических и консульских работников. Знать бы еще, где он находится.

   Тааак, а почему это у меня во всех документах лицо такое красивое? Я вчера, когда фотографировалась, была как выжатый лимон. Чего-то спецы с моей карточкой наколдовали, не иначе.

   Все, документы закончились, теперь откроем вторую коробочку. Здесь оружие, и даже не одно. Наган с кобурой, и еще ТК для скрытого ношения. Такой я уже видела у наших врачей - он небольшой и очень легкий. Интересно, а меня с ними случайно не арестуют, что там в командирских удостоверениях написано? Ага, пистолеты в документы вписать не забыли. Ну все, с "подарками" разобрались, а теперь за работу. Только позвоню, чтобы в пять часов меня ждала машина, вместо обеда поеду в наркомат. А хорошо все-таки иметь такие привилегии. Никакой беготни по чиновникам, заполнения анкет, подписывания документов. Раз, и принесли все на блюдечке.

   День опять пролетело незаметно, но мне опять напомнили о времени. А у водителя, интересно, обед когда? Он же из-за меня голодным останется. Усевшись по начальственному на заднее сиденье, причем шофер мне даже дверцу открыл, я скомандовала, - на Кузнецкий мост, - и только отъезжая, вспомнила, что не сдала ключи. Ох и влетит же мне наверно.

   При входе в наркомат дежурный окинул меня подозрительным взглядом, разве что к оружию не потянулся, но увидев синюю книжку, служившую заодно и пропуском, тут же стал приветливым. Едва я только зашла, как из секретариата сразу примчался сопровождающий, показавший дорогу. И очень кстати, иначе я могла заблудится. Здание было просто огромным, оно фактически состояла из десятка домов, слепленных друг с другом. Здесь даже имелось два внутренних дворика, и еще третий, открытый с одной стороны.

   Ох, как будто попала в другой мир. У нас на улице зима, а тут попадаются сотрудники загорелые настолько, что наверно недавно на экваторе были. Другие наоборот, только собираются туда отправиться, вон сачки для ловли бабочек тащут. Иностранцев много - китайцы, смуглые испанцы, креолы, мулаты. Кто они такие, сотрудники ли иностранных посольств, эмигранты, или наши агенты, я даже не представляю. Хотя, к примеру, из Испании после тамошней войны к нам много народа приехало.

   Конечно, к портному меня сразу не пустили, а отправили сначала в отдел кадров, где уже давно горели желанием увидеть нового сотрудника. Зря я все-таки радовалась своей исключительности, и размечталась, что бумажной волокитой заниматься не придется. Поплутав по многочисленным коридорам наркомата, и подписав штук двадцать бумажек, я все-таки через полчаса вырвалась отсюда, но сразу же попала в цепкие руки деканата дипинститута. Хотя меня и зачислили сразу на третий курс, но мне еще требовалось досдать уйму экзаменов, причем до лета. Хорошо еще, что часть предметов мне перезачли, все-таки не зря в ИФЛИ училась.

   Только разобравшись со всеми бюрократами, я вприпрыжку и с приподнятым настроением побежала в пошивочную мастерскую, опасаясь, что портной уйдет домой. Но товарищ Журавский, как мне его представили, работал как и все допоздна, сразу приняв меня без возражений. Но только я набрала побольше воздуха, чтобы озвучить свой потрясающий заказ, как он меня буквально убил своей новостью.

   - Вам, товарищ Жмыхова, на работу следует ходить исключительно в военной форме.

   Пытаясь спасти ситуацию, я что-то пролепетала про заграничные командировки, но портной только сочувственно покачал головой, и добил меня короткой фразой. - Распоряжение наркома.

   Ну вот, зачем работать в наркомате иностранных дел, если даже нарядиться нельзя. Настроение было испорчено, казалось, надолго. Однако, стоило мне вернуться к своим любимым документам, как душа снова запела. Все сведения были мной классифицированы, отсортированы и записаны в картотеку. Как оказалось, ознакомление было закончено вовремя, так как на следующий день Молотов уже дал мне первое задание, щедро отведя шесть часов на его выполнение. Вопросик для начинающего сотрудника был непростым - как могут развиваться события во Франции и Северной Африке в ближайшие годы.

   Документов и телеграмм на эту тему у меня просто гора, печку топить можно. Но все равно этого мало, так что я опять затребовала автомобиль. Машина уже была готова и стояла под парами, так что через три минуты я уже мчалась к Саше, заодно радуясь поводу встретится с ним снова. Вчера же вернулась домой за полночь, на свидание времени не хватило.

   К попаданцу сначала пришлось отстоять очередь, так как майор Куликов пришел первым. Ну, мне теперь все можно знать, и пристроившись в уголочке, я терпеливо ждала, пока они обсуждали какие-то секретные железки. Проблема видимо была серьезная. На последнем заседании ГКО Маленков высказался против производства какого-то "плохо-форсированного воздушника", а без него и новые истребители выпускать в серию нельзя. О каком самолете идет речь, я толком не поняла. Вроде устраивался большой конкурс, отправляли на фронт машины с таинственными названиями ГО и ГУ, там боевые летчики на них смотрели и выбирали лучшие. А выбрали, в конце концов, самый обычный ЛАГГ.

   По этому поводу Саша рассказал забавную историю про нового русского. Этот загадочный тип выбирая себе невесту, раздал трем девушкам деньги, посмотрел на что они их потратили, а женился в конце концов на той, у которой самые большие э..., ну ясно что. Куликов посмеялся, но возразил, что все же были получены отличные наработки, рассмотрены варианты установки двигателя и размещения оружия. А что МИГ-9 жалко, то у него шансов почти и не было. Тем более летчики сейчас пошли неопытные, что для мига совершенно неприемлемо, и вот однажды даже такой случай был... Так, они тут анекдоты рассказывают, а меня дела ждут. И еще нарком.

   А молодцы мужчины, сразу намек поняли. Куликов помчался форсировать свой АШ-какие-то-цифры, а Саша, обхватив голову рукам, начал вспоминать про Францию и Магриб. Ничего, вспомнил. Хотя сначала, когда он заявил, что Францией правит генерал Виши, я чуть в обморок не упала. Но оказалось, что он так шутит.

   Записав все, что хотела, чмокнула жениха в щечку, на большее пока не решилась, и скорее на работу. Хорошо все-таки с машиной, десять минут и на месте, можно продолжать писанину. Ох ты, пока меня не было, принесли новенькую форму. Бедный портной, видимо, всю ночь работал. Жаль, некогда ее рассматривать, надо спешить.

   Ну все, в срок уложилась, можно докладывать о выполнении. Вот незадача, прямой телефон к Молотову мне не провели, приходится сначала звонить секретарю. Впрочем, чего я хотела, отрывать наркома от важных дел?

   Наконец-то ответный звонок, голос Вячеслава Михайловича я сразу узнала, но не дав мне сказать ни слова, он коротко бросил. - Бери свою сводку, и бегом к товарищу Сталину.

   Вот это да. Позавчера к Берии, сегодня к Сталину, что же завтра будет? Второпях я вскочила, сунула листки в планшет, потом передумала, вытащила и переложила в красивую кожаную папку. Так, а форма? Надо бы одеть парадный китель, но он помялся, ведь повесить мне его некуда. Ладно, сойдет и мятый. Теперь оружие, без него мне ходить запрещено. Ой, а что это я пойду на совещание с револьвером на боку, так не годится. Наган вытащила, а в папку засунула ТК. Нет, тоже не ахти. Представила себе, как на совещании открываю перед Сталиным папку, а там лежит пистолет, и меня передернуло. А ладно, что со мной в Кремле случится, пойду безоружной.

   Наконец собралась, и действительно помчалась бегом, остановившись только у дежурного охранника. Он едва взглянул на пропуск, и разрешил пройти в секретариат. Не сразу, но нашла, куда мне нужно идти. Сидевший за столом в приемной невысокий человек с блестящей лысиной, писавший что-то в обычную тетрадку, на меня внимания не обратил. Заглянув в таинственную тетрадь, а работа учителем предполагает умение читать текст вверх ногами, я ужаснулась. Шапошников, Меркулов, Берия, Мехлис, Вышинский, Молотов, ого полный состав. Еще какой-то Панфилов, не знаю такого. Вернее знаю одного, командующего 316-й дивизией, но он героически погиб под Вязьмой еще в ноябре.

   Услышав мою фамилию, секретарь внимательно всмотрелся мне в лицо, но документы не попросил и разрешил входить. Ну, вперед. Ох, тут еще не зал заседаний, здесь охранник сидит. А вот следующая дверь ведет уже к Нему. Людей много, но почему то не накурено, и похоже что совещаться не начали. Меня что ли ждали? Кто-то стоит у карты, занимавшей всю стену, остальные рассматривают бумаги на столе или разговаривают друг с другом.

  -- Смотрите Аня, - неожиданно прошептал у меня за спиной Куликов, заставив вздрогнуть. Откуда он появился, прямо настоящий человек-невидимка. А, его за графином с водой послали, как младшего по званию, вот он и вышел из одной из дверей. - Второй слева, это генерал Панфилов Алексей Павлович, начальник главного разведуправления, и он о наших делах не информирован. Вышинский, кстати, тоже.

   Проигнорировав мое возмущение, майор в двух словах объяснил, в чем тут дело. С одной стороны, попаданец не помнит, чтобы разведупр возглавлял некий Панфилов. Зато Саша припоминает, что генерал с такой фамилией командовал танковыми армиями. Следовательно, Алексей Павлович на посту главного разведчика ничем не отличился, и его снова направили работать по специальности. Но с другой стороны, пока что его заменить некем - ведь он был замом предыдущего начальника, и лучше всех осведомлен о текущих делах. Вот и выходит, что Панфилова держат на должности, но полностью не доверяют. Ну а Вышинскому скормили байку про хитроумную жену отважного разведчика.

   Показав, где мне присесть, майор госбезопасности устроился рядом, и наклонившись к столу, мы начали изучать содержимое моей папочки. Никто не был удивлен появлением военфельдшера, как будто так всегда было заведено. Только сдержанно кивнули мне, и продолжали свои занятия. Лишь начальник разведки, которому вроде бы по должности положено знать все, смотрел на меня с нескрываемым изумлением. А уж когда я развернула на столе свою карту с многочисленными пометками, он вообще оторопел.

   Меня, между прочим, тоже не обрадовало, что в нашем тесном кругу затесался непосвященный. Теперь из-за него мы не сможем говорить открыто, и придется прибегать к полунамекам и иносказаниям. Вот только эзопового языка мне не хватало. Недовольно отведя от генерала взгляд, я успела заметить, как товарищи Сталин и Берия следят за нашей молчаливой перепалкой. Вот хитрые, тоже мне цирк нашли, а мне теперь надо на ходу свой доклад переделать, чтобы случайно не проговориться. Ох, не так я представляла себе встречу с Вождем.

   Впрочем, он тоже немножко озадачен тем, что к нему относятся без должного пиетета. Вместо того, чтобы восторженно взирать на вождя, закатывая глаза и млея от восторга, сразу уткнулась в бумаги. Но я же историк! В истории было много великих людей, например, Цезарь. Нет, это сравнение не подходит, Гай Гаевич был прирожденным полководцем. А вот Август и отчасти, Петр Великий, как раз личности сравнимые по своим делам со Сталиным. Но я же не собираюсь восхищенно ахать перед статуями этих людей, так почему же нужно умиляться встречей с нынешним председателем СНК, секретарем ЦК, и прочее?

   Наконец, все уселись за стол, кроме Верховного, расхаживающего по залу, и Шапошников, коротко меня представив, попросил повторить донесение для вновь вошедших. Недовольно сверкнув на меня глазами, Панфилов тем не менее послушно доложил. - По сообщению нашего агента Брайтенбаха, Гитлер намерен завтра выехать на переговоры с Петэном. Встреча произойдет в Сен-Флорантен-Вержиньи, маленьком городке к северу от Парижа. О содержимом беседы ничего не известно. Это все.

   Ну вот, теперь все встало на свои места, и можно высказать свои мысли. Только сначала надо взять инициативу в свои руки, чтобы начальник разведупра не мешал. Представив себе, что передо мной нерадивый школьник, я с видом строгой учительницы спросила генерала, уверен ли он в своем источнике. Тот нахмурился, еще бы, какая-то пигалица его допрашивает, но ответил спокойно. - Для товарища Жмыховой поясню, что источник очень надежный, и информация, которую передает агент Брайтенбах, всегда подтверждается.

   Заметив мой скепсис, Берия наклонился и тихо шепнул - Брайтенбах, это начальник германской контрразведки Вилли Леман.

   Слов нет, с каких это пор вражеская контрразведка поставляет нам надежные сведения? Видимо глаза у меня стали по пять копеек, и Лаврентий Павлович поспешил пояснить. - Аня, за него поручился сам Майлмэн.

   - Так бы сразу и сказали, с этого надо было начинать. - Услышав этот псевдоним, я не выдержала, и заулыбалась шутке госбезопасности. Из записей я уже знала, что поскольку Саша появился в нашем времени в кольчуге, то ему дали кодовое имя "Mailman". Но в английском языке это слово еще означает "почтальон", что в применении к попаданцу звучит очень точно, ведь он принес нам сведения.

   Увидев, как я смеюсь ему прямо в лицо, а наверно это так и выглядело со стороны, Панфилов занервничал, и вежливо поинтересовался, на каком факультете мединститута обучают таких кхм, специалистов?

   Честность никогда не мешает, если конечно ответ тщательно продуман. Так что невинно похлопав глазками, я с безмятежным видом пояснила. - Да не училась я никогда в медицинском, это мне звание военфельдшера для конспирации присвоили.

   На лице главного разведчика было просто написано "Я так и знал", но вслух он больше ничего не сказал.

   Следующим из выступающих оказалась я, с докладом о политики Германии в отношении Франции и ее африканских колоний. Ну что же, материал у меня готов, и теперь я его спокойно все перескажу. Надо только представить себе, что стою в аудитории. Ничего страшного, это не диплом и даже не экзамен, а всего-навсего реферат. А что его будет слушать не старший преподаватель, и даже не декан, а маршалы с наркомами наркомами, и даже кое-кто повыше, то особой разницы нет.

  -- Итак, по предварительному плану, разработанному Германией еще до войны, предполагалось после разгрома Советского Союза провести ряд операций на Средиземном море. Сначала планировалось провести несколько дивизий через североафриканские французские колонии в испанскую зону Марокко. Одновременно с помощью Франко наносится удар по британской базе в Гибралтаре. Данная операция получила название "Феликс". После ее успешного завершения, уже легко можно захватить Египет, овладеть Суэцким каналом, и с трех сторон вторгнуться на Ближний Восток: из Палестины; с территории Болгарии через Турцию; и со стороны Закавказья на юг. Таким образом, в короткие сроки предполагалось овладеть нефтеносными районами Ирака.

  -- Простите, уважаемая, - опять этот несносный начальник разведупра, - но разве согласия самой Турции при этом не требуется?

  -- В случае ее отказа немецкие войска, сосредоточенные в Болгарии, будут использованы также и для оккупации Турции. Соответствующая директива была подготовлена. Как видим, товарищи, если бы Гитлер не напал на нас, а бросил все войска против Британии, то сейчас они бы уже маршировали по Афганистану в сторону Индии. В этом случае британская империя обречена на гибель. Ну а через год Германия напала бы нас не только с запада, но и с юга, и ситуация стал бы критической.

   Ага, задумались. Конечно, им и в голову не приходило поинтересоваться несбывшимися вариантами. Впрочем, это интересно только историкам, и никакой практической ценности данное знание не представляет. Так что продолжим.

  -- Что касается материковой части Франции, то намерения Гитлера на этот счет совершенно однозначны - ее рано или поздно все равно оккупируют. Соответствующий план, весьма символично названный фашистскими варварами "Аттила", разработан еще в сороковом году. Вопрос только в том, когда это произойдет. Сначала предполагалось, что оккупацию южной части Франции проведут после победы над нашей страной и завоевания Ближнего Востока, но теперь с этим придется повременить. Операция будет осуществлена лишь в том случае, когда угроза высадки союзников во французском Средиземноморье станет реальной.

  -- Как поведут себя при этом вишистские войска? - Отвлеклась, не заметила, кто это спросил.

  -- Сопротивляться они особого смысла не видят, ввиду неравенства сил, поэтому все ограничится вялыми протестами. Но вот оставшиеся военные корабли французы постараются затопить.

  -- Сколько времени понадобится германской армии для захвата южной зоны оккупации? - тихо спросил еще кто-то, видимо Шапошников. Выглядел он неважно, наверно сильно болеет. Услышав его вопрос, начальник разведупра заерзал на стуле. Он все больше приходил в негодование, не понимая, почему с подобными вопросами обращаются не к нему, а к выпускникам детсада.

  -- Учитывая полную боеготовность германских частей и отсутствие сопротивления, достаточно пары дней с момента получения приказа. Впрочем, для окончательной оккупации страны Гитлеру вовсе не нужно лично встречаться со своим марионеткой, а значит, речь пойдет не о самой Франции, а скорее, о ее африканских колониях. Как известно, французские войска в Северной Африке немногочисленны, и никакого сопротивления немцам оказать не смогут. Но для Гитлера желательно провести оккупацию с формального согласия Петэна, иначе все французские колонии немедленно встанут на сторону де Голля.

  -- Существует ли вероятность пропуска германских войск через территорию Испании к Гибралтару? - снова превозмогая боль, едва слышно произнес Шапошников.

  -- Исчезающее малая. Пока СССР успешно противостоит Германии, Франко не захочет начинать с Англией войну, а Гитлер не решится на оккупацию своего несговорчивого союзника. Как вы знаете, испанцам есть чего опасаться. Британия без труда может блокировать поставки продовольствия из Аргентины, захватить Канарские острова, обстреливать побережье Испании, и доставить еще кучу неприятностей. Единственной причиной для вступления Франко в войну может послужить передача ему французских колоний, а именно, части Алжира, Марокко и Мавритании. Но понятно, что это пока это невозможно. Уступить их Петэн готов лишь получив компенсацию за счет британских владений, но до них фашистам пока как до Луны.

  -- Товарищ лейтенант, - вот вреднючий генерал, когда же он к своим танкам вернется, - удастся ли немцам остановить англичан в Ливии?

   Вопрос архисложный. До сих пор Гитлер легкомысленно не уделял этому направлению должного внимания, выделяя Роммелю совершенно незначительные силы. В прежней истории он все-таки перебросил этой зимой подкрепления, и англичан снова потеснили. - Весьма вероятно следует ожидать отправки в Ливию некоторой помощи механизированными войсками и самолетами, переброшенными из западной Европы. Даже небольшое усиление немецкой авиации в регионе сведет к минимуму потери германского и итальянского флотов, и позволит наладить снабжение экспедиционных войск. Тогда германские сухопутные силы снова могут вернуться в Египет. Но все-таки, это направление для немцев сейчас не главное. Итак, если больше нет вопросов, я продолжу. Из-за неожиданно упорного сопротивления нашей страны, все планы Гитлера пошли крахом, и выделить сколько-нибудь значимые силы в Средиземноморье он не может. Поэтому самый простой путь для изменения ситуации в регионе в свою пользу, впрочем, он же и единственный, это блокировать Гибралтарский пролив с юга. Сначала немцы с разрешения Петэна закрепятся в северо-западной Африке, а затем займут полоску испанского Марокко и построят там свои аэродромы и батареи. Согласие или несогласие Франко при этом значения иметь не будет. Ширина Гибралтара в самой узкой части всего четырнадцать километров, так что разместив дальнобойные орудия на его южном берегу, можно даже в нелетную погоду держать пролив под контролем. Таким образом, очень скоро он будет фактически блокирован для англичан. Закрытие Средиземноморья с запада вынудит их покинуть Мальту, потому что снабжать ее гарнизон будет чрезвычайно сложно. Использование Средиземного моря союзниками для транспортных целей крайне затруднится, потому что они потеряют над ним контроль. А вот коммуникации фашистов наоборот, станут безопасными. Падение Египта после этого практически неизбежно.

   Панфилов, вдруг ставший вдруг очень серьезным, похоже шутки закончились, согласно покивал мне. - Да, от одной маленькой мароккской провинции, имеющей стратегическое значение, теперь зависит ход войны. Как она кстати называется?

   Вот хитрюга, а я уж было поверила, что он перестал на меня дуться. И что теперь делать? Все на меня смотрят, ожидая, что я отвечу, но вот хоть убей, никогда не отважусь произнести это вслух. Надо же было арабам умудриться назвать стратегически важную провинцию таким словом - Ye-bala. Выручил меня Куликов, быстро нашедший на карте нужное место, и почти не скрывая улыбки, прочитавший вслух название территории. - Убала.

   Сталин, на секунду остановившись, тоже посмотрел, но ему было не до смеха. Он продолжал размеренно вышагивать от одной стены к другой, о чем-то напряженно размышляя. Неожиданно остановившись за спиной у Молотова, Верховный спросил, ни к кому конкретно не обращаясь, и нарочито медленно растягивая слова, наверно, пытаясь скрыть волнение.

  -- Возможно, и не стоит доводить до сведения Черчилля. Немцы и так снимают со Средиземного моря все, что можно, для Восточного фронта. Они уже эвакуировали аэродромы, служащие для охраны итало-германских конвоев. А тут хотя бы три-четыре дивизии и сотню самолетов отправит в Африку. - Так как никто не спешил с ответом, то Сталин уточнил персонально у наркоминдела. - Прав я, Вячеслав?

  -- Думаю, нет. Ведь тогда соотношение сил на Ближнем Востоке изменится к худшему, и появится угроза выхода немцев к нашему Кавказу. Отношения с Турцией в этом случае тоже осложнятся. К тому же полагаю, что если англичане высадятся в Африке, Гитлер все равно не откажется от своих планов касательно Магриба, и начнет переброску войск.

   Умом понимая, что нарком скорее всего прав, я вся похолодела, недоумевая, как это можно спорить с Самим. Но ничего страшного не произошло, и не изменив выражения лица, товарищ Сталин согласно кивнул, продолжая посасывать свою трубочку.

  -- Хорошо, подготовьте послание союзникам, но без указания источника этого сообщения. Но все же мне непонятны причины нерешительности Черчилля. Он же полностью осознает всю опасность и понимает необходимость быстрого действия. Пусть раньше Британия сражалась с врагом в одиночку и старалась не спровоцировать Францию, конечно, если не считать уничтожение французского флота в операции "Катапульта", провальную дакарскую авантюру и недавний захват Сирии. Но сейчас у нее есть надежные союзники в нашем лице, и Англия может действовать активнее. Почему же операция высадки в Африке планируется лишь через год, разве этот вопрос не является аксиоматическим? - Ого, вот это словечко ввернул. - Войск и вооружения для этого достаточно. Вы, товарищ Жмыхова, можете объяснить, почему англичане до сих пор не заняли Алжир и Марокко?

  -- Да, я выяснила подробности. На самом деле союзники сейчас как раз и собираются это сделать. Серьезный десант в Северной Африке - первое, что они начали обсуждать после объявления Гитлером войны США. Но если начнется зимнее контрнаступление Роммеля, то оно заставит отложить все наступательные планы англичан.

  -- С союзниками понятно, они все же собираются перейти от разговоров к делу, а встреча Гитлера и Петэна внесет новый элемент в общую ситуацию. Но вот почему Гитлер до сих пор пренебрегал Марокко, отчего его оккупация не произошла раньше?

  -- Во-первых, Германии не хватало свободных войск, - бодро отрапортовал Панфилов, вскочив на ноги. - Второе, Рузвельт предупреждал, что посягательство на французские колонии в Африке будет рассматриваться как прямая угроза Америке. В ответ на подобные действия США немедленно пошлют отряд военных кораблей. В-третьих, Рузвельт обещал Франции, что сотрудничество с Германией приведет к потери всех ее заморских владений после войны. Ну а без контроля прилегающих территорий, удержать узкую полоску испанского Марокко просто невозможно.

  -- Все это правильно, но не верно, - снова ринулась я в полемику со своим оппонентом. - До сих пор Гитлер слепо верил докладам своих генералов, которые по их словам уже трижды уничтожали все наши войска. Поэтому он ждал окончания восточной кампании, чтобы уже потом спокойно разделаться с англичанами. Но теперь даже слепому стало ясно, что разгрома СССР не предвидится, а значит надо попытаться взять реванш на другом направлении, чтобы ослабить одного из противников.

  -- Хорошо, - согласно кивнул Сталин, глядя на меня, - но ведь на Марокко фашисты не остановятся.

   Не успела я рот открыть, как Панфилов снова меня опередил. - Выгнав англичан из средиземноморья, немцы без помех займут всю Западную Африку. Франция уже приступила к строительству Транссахарской железной дороги, которая должна будет соединить Алжир и Сенегал. Это позволит вывозить из Западной Африки рис и хлопок для нужд Германии. - Ох, ну чего он лезет, не его же спрашивают.

   Выслушав генерала, Верховный опять обратился ко мне. - Ну а вы, товарищ младший лейтенант госбезопасности, что думаете?

   Быстро меня в звании повысили, надо отрабатывать. Но у меня уже все готово, и разложив с важным видом карту Атлантики, где уже были отмечены все французские опорные пункты на западном побережье Африки, я снова начала пророчествовать. - Превратив даккарский порт в свою базу, Германия создает угрозу для движения кораблей в Южной Атлантике. Действуя отсюда, немецкие флот и авиация перекроют караванные пути и прервут атлантические коммуникации, окончательно отрезав Британию от своих колоний. Хозяин Дакара сможет оказывать давление на Бразилию и всю Латинскую Америку, а в перспективе и на США.

  -- Товарищ Жмыхова, - это опять Шапошников, - как вы считаете, с Франко Гитлер тоже будет встречаться?

  -- Не думаю, ведь добровольное предоставление Испанией своей территории для базирования авиации вызовет предсказуемую реакцию, и означает фактическое объявление войны Англии. Поэтому оккупация северного Марокко, скорее всего, произойдет полуофициально. - Даже не ожидала от себя такого бойкого ответа, молодец я. Однако, триумф мой был тут же испорчен Сталиным, нашедшим серьезное возражение.

  -- Не обязательно, мы же разрешим американцам садиться на наших аэродромах без риска начать войну с Японией. - Ух ты, а откуда он это знает? В смысле сейчас да, послезнание помогло, но в той истории мы это как-то просчитали и знали наверняка. - Но тут я с вами согласен.

   На этом вопросы закончились, и забрав мои карты, Сталин поизучал их несколько минут вместе с маршалом. Ничего неизвестного для них там не было, но просто раньше над подобной перспективой особо не задумывались. Все это время я молча наслаждалась ситуацией, мысленно рисуя картину "Аня Жмыхова пишет учебник истории будущего, и вручает его товарищу Сталину". Но все хорошее рано или поздно кончается, и увы Сталин перешел к следующей теме.

  -- Товарищ Молотов, какие у вас новости по иранскому вопросу?

  -- Есть обнадеживающие сведения. Шах утверждает, что у него имелось не больше тысячи тяжелых пулеметов, да и те порастерялись. Однако наш посол сообщил о наличии в Иране восьми тысяч Максимов.

  -- Их надо найти. А что со строительством пулеметного завода?

  -- Оборудование и инструменты англичане пообещали вернуть. Еще часть станков и материалы будут доставлены нашей стороной. Что же касается вопроса прочего иранского вооружения, то англичане предложили компромисс, который удовлетворит обе стороны. Они возьмут себе все самолеты и танки, а мы легкое вооружение.

  -- По оплате пришли к договоренности?

  -- Половину оплатим Ирану наличными, а остальные 50% по окончании войны.

  -- Так-так, - задумчиво протянул Сталин, пытаясь по привычке выбить трубку, которая почему-то была пустой. Даже знаю почему, в газетах писали о борьбе с курением, в которой Верховный сам подавал пример.

  -- Теперь нужно окончательно определиться, что делать с польской армией. К нам через два дня прилетает Сикорский, будет просить увеличить свое воинство до ста тысяч человек.

  -- Это не трудно, - поспешно отозвался генерал Панфилов. - Значительных проблем при формировании армии нет, и призывного контингента среди бывших граждан Польши вполне достаточно.

  -- Хорошо, если так. Кто еще хочет высказаться?

   Не думая о последствиях, впрочем, честного говоря подумала, но уже было поздно, я выпалила. - Гнать их поганой метлой, раз не хотят воевать. Нечего кормить дармоедов, пусть все отправляются в Иран к своим союзничкам, и те уже сами с ними цацкаются. Останется тысяч десять, и ладно. А то им провиант и вооружение подавай, дома строй, а они только и знают что сидеть на пятой точке и песни о своих мифических подвигах сочинять. - Эх, опозорила я свое дипломатическое ведомство. Разве же девушка должна так выражаться.

  -- Антисоветские настроения в армии Андерса довольны сильные, - тут же поддержал меня Берия. - Хотя наиболее нежелательные элементы были отсеяны еще при формировании, но там по-хорошему отсеивать нужно большинство. Не хотят они воевать вместе с нами, и я полагаю, что все усилия в этом направлении будут безуспешными.

   Панфилов, выслушивая критику, все больше мрачнел, и гневно сжимал побагровевшимии руками кожаную папку. Было видно, что он с трудом удерживался от того, чтобы немедленно вступить с нами в рукопашную схватку. Наконец, сформулировав возражение, он резким тоном напомнил о недопустимости нарушения заключенных соглашений. А лично мне генерал объяснил, что пока я не окончу школу и не вступлю в комсомол, в политику мне лезть не следует. Про школу, это безусловно комплимент, что я так юно выгляжу. А комсомольский значок у меня действительно остался на гимнастерке, тут моя вина. Между тем, наркомвнудел в долгу не остался, и наизусть процитировал высказывания некоторых польских офицеров, добавив, что таких антисоветчиков там две трети.

   Товарищ Сталин нахмурившись смотрел на перепалку, пока все не замолчали, и наконец перевел взгляд на Молотова. Тот понял вопрос без слов, и не высказывая эмоций, спокойно, будто на дипломатических переговорах, ответил сухой казенной фразой. - Английское правительство будет полностью удовлетворено, заполучив несколько дивизий. Так что выдворение польской армии в Иран не повлечет к осложнению.

  -- Армия называется, - недовольно буркнул Верховный. - Продолжать дальше формирование такой армии смысла нет. Обойдемся и без них, так что...

  -- Пусть идут ко всем чертям - подхватил Молотов, понимавший Кобу с полуслова. А ведь может ругаться, когда захочет.

  -- Скажи Вячеслав, в связи с наметившимся серьезным поражением немцев англичане не пересмотрят свою позицию?

   И опять Вячеслав Михайлович мгновенно догадался, о чем его спрашивают, ответив без запинки. - Посылка английских войск на восточный фронт не осуществится в любом случае. Союзники готовы прислать войска на территорию СССР, но только на Кавказ, подальше от войны.

   Пожав плечами, мол кто бы сомневался, Сталин повернулся спиной и прошелся по кабинету. Интересно, он вообще когда-нибудь сидит? Пользуясь паузой, к наркому обратился Шапошников со своим вопросом. - Товарищ Молотов, с начала войны около полутора миллиона наших бойцов попали в плен. Возможно, половина из них еще живы. Понятно, что после систематического нарушения Гитлером всех международных договоров ему верить нельзя, и соблюдение Гаагской Конвенции здесь не исключение. Но в итоге нашего наступления мы можем получить большое число пленных немецких солдат. Как вы полагаете, сможет ли это изменить отношение фашистов к военнопленным?

   Молотов помрачнел, и немного подумав, медленно ответил. - С начала войны наше правительство уже несколько раз направляло Германии ноту (*через нейтральные страны) с заявлением о выполнении принципов Гаагской конвенции по отношению к германским военнопленным. Мы также извещали Международный комитет Красного Креста о готовности осуществлять обмен списками военнопленных. Последний раз подобную ноту мы отправили Германии 25 ноября, заодно разослав послание всем странам, с которыми СССР имеет дипотношения. Однако руководство Германии оставило все наши обращения без внимания. - Похоже, все это маршал прекрасно знал, и хотел услышать прогноз на будущее. - Сейчас трудно предвидеть конкретную ситуацию, как она сложится, но полагаю, что до конца войны очень больших изменений не будет.

   Совещались наверно часа два, так что когда мы стали выходить, голова у меня кружилась, и я плелась обратно держась поближе к стене, чтобы не упасть. Но странно, когда вернулась в свой кабинет и бросила взгляд на часы, то увидела, что прошло всего минут тридцать. Это они машину времени включали, чтобы больше дел успеть сделать, или же просто я такая впечатлительная? Если рассуждать логически, то скорее второе. Да уж, лучше две смены в госпитале отработать, чем в кабинете Верховного на мягком стуле полчаса отсидеть.

***

о. Оаху, Гавайи.

  -- Вот так вот и выполняй свою работу хорошо, - сокрушенно вздохнул сержант Вэнс, узнав о новом назначении. Последнюю неделю он добросовестно натаскивал новобранцев своего полка, причем делал это настолько старательно, что был замечен командованием. И ведь уже не в первый раз Тиму приходилось нечаянно нарушать древнюю солдатскую заповедь "не попадаться на глаза начальству". Теперь, в наказание за свое головотяпство, он был направлен тренером в новое подразделение, спешно формируемое из добровольцев. Впрочем, не он один. Из его роты выбрали еще трех человек, причем близких товарищей Вэнса, справедливо считая, что слаженный коллектив принесет больше пользы. Однако, несмотря на логичность и обоснованность такого решения, перевод в другую часть друзья встретили с унынием. Только два месяца назад их перебросили из 24-й дивизии во вновь созданную 25-ю, и вот опять новое назначение.

   Опасаясь высадки японского десанта, на Гавайях решили сформировать еще одно пехотное соединение для обороны островов. В новорожденной дивизии, не получившей пока номера, имелось пока только два небольших отряда, гордо именуемых батальонами. Один из них базировался в роще недалеко от Шофилдских казарм, а другой в учебном центре Похакулоа на Большом острове. Набраны они были из местных жителей возрастом от восемнадцати до сорока пяти лет, изъявивших желание пойти в ополчение, а на вооружении имелись лишь винтовки. Предполагалось, что большую часть личного состава и все тяжелое оружие привезут с континента, но пока приходилось довольствоваться тем, что было под рукой.

   Новобранцы, с которыми пришлось служить сержанту, пылали рвением воевать, а Тим, в свою очередь, горел желанием оказаться во время боя как можно дальше от новоиспеченных вояк. Даже Гарри Симэн, окончивший обучение и получивший звание рядового лишь месяц назад, казался по сравнению с ними образцовым солдатом. Добровольцы, еще не успевшие сменить гражданскую одежду на военную форму, не то что строем шагать не умели, а даже не могли правильно приветствовать своего командира. Их бы еще учить и учить, но надеяться, что японцы окажут любезность и дадут хотя бы месяц отсрочки, не приходится.

   Под стать рекрутам были и наставники. Понятно, что взять из ниоткуда столько сержантов и капралов разом было невозможно и, как обычно во время войны, прошло массовое повышение в званиях. Получивший свои сержантские нашивки лишь неделю назад, Вэнс уже без преувеличения считался ветераном. У прочих же сержантов и капралов шевроны на рукавах были пока просто приколоты булавками, и грозили отвалиться в любой момент. Билл свой шеврон уже успел разок потерять, но стараниями своих усердных подчиненных, облазивших все заросли в округе, все-таки вернул пропажу.

   Новая дивизия, куда должен войти их батальон, находилась еще в зачаточном состоянии, и своей эмблемой пока не обзавелась. Поэтому весь командный состав продолжал щеголять своими старыми значками - листиками таро, являющимися заодно символом Гавайев, или электрическими клубничками как у Вэнса и его несчастных товарищей, которые не переставали грустить. В другое время новые звания вызвали бы восторги, но перспектива идти в бой вместе с молокососами никого не прельщала. Впрочем, жизнерадостный Билл уже подсчитал, на что он потратит лишнюю десятку, положенную за капрала и должность инструктора, и воспрянул духом.

   Приняв под свое командование учебный взвод - полсотни парней, в которых гражданских можно было узнать, даже не глядя - по нестройному топоту, которым сопровождались все их перемещения, Тим взялся за дело всерьез. Он сразу решил выжать из бойцов все соки, чтобы слабые отсеялись, а оставшиеся превратились в машину для убийства. Но из ополченцев не ушел ни один. Они пришли сражаться, и без малейших нареканий терпели все неудобства, понимая, что это лишь тренировка, чтобы закалить их и сделать сильнее. Новобранцев не могли сломить ни однообразная пища, ни суровые условия, а у некоторых в палатках даже не было деревянного пола, ни отсутствие увольнительных. Конечно, вечером после ужина никому не возбранялось отправиться в ближайшую деревушку, где можно было найти кое-какие развлечения. Но к концу дня у ребят не было сил не то что на прогулку, но даже на то, чтобы открыть пиво. Они так и засыпали, держа в руках банки и бутылки.

   После недели изнурительных тренировок новобранцам устроили день отдыха, но лишь для того, чтобы вколоть каждому уйму прививок. Получив лошадиную дозу уколов, ополченцы лежали на траве, витиеватыми выражениями описывая свои ощущения, или склонившись к земле, издавали немелодичные звуки. Именно в таком неприглядном виде их и застал бывший командир Вэнса капитан Коди, как бы случайно заехавший в гости к своим подчиненным. Бросив взгляд на палатки, стоявшие не ровными рядами, как в мирное время, а вразброс, он одобрительно кивнул - сержант как всегда на высоте. Но когда капитан перевел взгляд на новобранцев, его лицо печально вытянулось.

  -- Как тебе они? - со вздохом спросил он Вэнса, протягивая ему пачку сигарет.

  -- Лучше, чем я ожидал, сэр. Стрелять из винтовки могут, и даже неплохо, но вот пулемет им доверять пока рано. Штыком тоже работать не умеют. Им еще хотя бы месяц тренировок...

  -- Ни месяца, ни недели у тебя не будет. - Незаметно оглянувшись по сторонам, Коди наклонился к самому уху сержанта, и тихо спросил. - Из них можно выбрать хоть одного, с которым не страшно пойти в бой?

   Вэнс ответил не задумываясь, своих подопечных он уже успел достаточно изучить. - Есть пара прирожденных снайперов, сэр, стреляют не хуже индейцев. Еще найдутся три-четыре молодца, способных понимать некоторые команды, правда, из винтовки они на милю промахиваются. Механик есть из автомастерской, он с любым устройством на ты. Староват правда, но вынослив.

   Щелчком отбросив сигарету, капитан взглянул на эмблему полка на плече сержанта

  -- Сохранил? Молодец. Собирай всех наших, прихвати лучших ребят из этих ковбоев, составь список и бегом к штабу. Там я уже обо всем договорился. Оружие кстати у всех новое?

  -- Конечно, сам на складе получал.

  -- Отлично. Впишешь номера винтовок и отдашь нашему ротному клерку, пусть за меня все подпишет, а я к генералу.

  -- Чего уж там, капитан, - хищно оскалился Вэнс, поняв что настало время отомстить за убитых японцами детей, - договаривай.

  -- Нас ждет работенка, Тимоти, и генерал Муррей добился разрешения пополнить батальон толковыми парнями. Вот так-то, серж, кончились мирные дни.

   То, что последние две недели были не слишком-то мирными, Вэнс напоминать не стал, его больше беспокоила другая проблема. - Сэр, разумеется, никто из наших не откажется, но парни уже успели привыкнуть к новым...

  -- Не беспокойся сержант, ни у кого капральские нашивки не отнимут, у нас все равно до полного штата еще далеко. Все ясно?

  -- Больше вопросов нет, сэр.

   Отобрав лучших новобранцев, сержант построил свою семерку неопытных, но отважных, и как положено великим полководцам, обратился к ним с прочувственной речью. - Орлы, вам повезло быть зачисленными в славный своими традициями первый батальон двадцать седьмого пехотного полка. Но если увижу, что вы отлыниваете или трусите, то тут же отправлю вас обратно.

   Вялые бойцы мгновенно воспрянули духом, и вместе с Фармером, Симэном и Брэдли рявкнули во всю глотку "Ура". Личные вещи были тут же упакованы, и маленький отряд трусцой отправился вперед.

   Увидев старые милые Шофилдские казармы, Вэнс ностальгически всхлипнул. Столько лет они были его родным домом, и вот он снова вернулся сюда после двухнедельного отсутствия, правда, ненадолго. Всем прибывшим немедленно выдали на складе матрасы, одеяла и прочие принадлежности, а рекрутам еще и форму почти правильного размера. Так как каждый из них уже тащил пару объемистых вещмешков, да еще и оружие, то пришлось сделать два рейса, чтобы затащить все имущество на второй этаж, где находилась их спальня.

   Теперь койка Тима располагалась не в общем зале, а в комнате для сержантов, но увы, это только на один день. Прежде чем предаться заслуженному отдыху, вновьприбывшие осмотрели свои винтовки и аккуратно сложили оружие в пирамиды. Только после этого они повалились на койки, и лишь самые неугомонные спустились в комнату отдыха, погонять шары на бильярде.

   Вэнс не стал никуда ходить, хотя лейтенант дал ему целых полчаса отдыха, а уселся у окна и задумчиво смотрел на горы. Безделье стало для него непривычным занятием, и он машинально выискивал глазами вражеские самолеты и прикидывал расстояние до возможных ориентиров.

   После обеда пришедшие в себя новички начали готовить снаряжение. Хотя почти все личные вещи пришлось оставить, но вещмешки раздулись, как воздушные шары. С собой приходилось брать по несколько комплектов нижнего белья - прачечных там не будет; побольше пива, ведь баров и магазинов тоже не ожидается. Чтобы сержант не реквизировал все спиртное, наиболее смышленые прятали несколько банок на дно рюкзака, а одну оставляли наверху, практически на виду. Еще нужно было не забыть боеприпасы, колья для палаток, канистры с водой, консервы, сахар, кофе.

   После пятой безуспешной попытки запихнуть все необходимое, рядовой Симэн осторожно поинтересовался у Вэнса, зачем тащить столько продовольствия, если есть походные кухни.

  -- Видишь ли Гарри, открою тебе страшную тайну, - таинственно прошептал Тим. - Все припасы нам будут доставлять по морю. А как ты считаешь, сколько транспортов с продовольствием дойдет до нас, не затонув по дороге?

  -- Эээ, половина?

  -- О, пятьдесят процентов провианта, это конечно, хорошо. Но ведь нам же нельзя питаться через день, верно?

  -- Конечно, но..., э..., я просто хотел положить еще одну ленту для пулемета.

  -- Да не проблема, Гарри. Вытащи ее из коробки, и обмотай вокруг пояса, а еще лучше две.

  -- Тим, а больше нету.

  -- Не беда, сейчас принесу.

   Носимый боезапас лейтенант приготовил заранее, но после настойчивой просьбы сержанта поменял боекомплект, убрав почти все патроны с трассирующими пулями. Даже одного боя, проведенного в ночь после японской атаки, было достаточно, чтобы извлечь урок. Из рассказов очевидцев, участвовавших в междоусобном сражении и едва не погибших от дружественного огня, Тим усвоил одну истину: Как бы ты не маскировался, но росчерки трассирующих пуль выдадут твое расположение противнику, даже если вспышек от твоих выстрелов не видно. Поэтому решили трассирующие патроны не брать, оставив лишь небольшой запас для целеуказания.

   Спокойную деловую обстановку, которой сопровождались сборы, нарушил вернувшийся Билл, внесший сумятицу в процесс. Он бросил на пол мешок, стукнувшийся с глухим звуком, и радостно объявил на всю казарму. - Смотрите, что я достал - деревянные чашки. Выкиньте свои тарелки, и разбирайте. Тут на весь взвод хватит.

   Новобранцы, которым уже надоел металлический привкус еды, тут же радостно устроили кучу малу, разбирая деревянные плошки.

   Несмотря на некоторые заминки, вскоре все были готовы, и до самого вечера солдатам опять было нечего делать. Кто-то решил еще раз выспаться перед ночным походом, кто-то снова чистил винтовку, но большинство вяло переговаривались, гадая, что их ждет. Пессимисты считали, что джапы завладели Кауаи, и им придется становиться в оборону где-нибудь здесь на побережье. Оптимисты же уверяли, что остров еще держится, и батальон высадят именно там.

   За час до заката роту погрузили на грузовики, и колонна, соблюдая большие интервалы между машинами, покатила к берегу. Самолетов в воздухе не наблюдалось но, тем не менее, все внимательно смотрели по сторонам. Так, в наблюдении за небом и прошло их путешествие. Оказалось, что оптимисты были правы в своих предположениях, и конечной точкой поездки оказался порт, где их ждала целая флотилия. Припасы и тяжелое вооружение погрузили заранее, а личный состав в целях маскировки подвезли только в сумерках.

   Корабли, которым предстояло доставить десант к месту высадки, военными транспортами нельзя было назвать даже в насмешку. Прогулочные кораблики для туристов, сухогрузы, рыбацкие сейнеры. В общем, все, что не было потоплено, не ушло к континенту, и не было задействовано в других местах. Теперь эти мобилизованные гражданские посудины стали вспомогательными судами ВМФ, хотя военного на них были разве что зенитные пулеметы.

   Едва оказавшись на палубе, Тим приказал установить ротный пулемет на треногу, тем самым удвоив вооружение корабля. Даже новобранцу понятно, что ни от самолета, ни от вражеских батарей их Браунинг не защитит. Однако когда солдаты посматривали на пулеметное дуло, грозно поворачивающееся то вправо, то влево, им становилось спокойнее на душе.

   Полночи весь взвод, которому посчастливилось разместиться на палубе, всматривался в темноту. Иногда какому-нибудь солдату становилось плохо от качки, и он шел, наступая на своих товарищей, к борту, расталкивая там других таких же бедолаг, не любивших море. Самое лучшее место, откуда было удобнее всего тош... наблюдать за морем, заранее занял рядовой Симэн. Однако, предусмотрительно отказавшись от обеда, он избавил себя от лишних мучений, и теперь Гарри чувствовал себя почти хорошо.

   Вскоре показались смутные очертания гор, заслонявшие звезды. Высокие берега острова постепенно надвигались из темноты и уже можно было различить белую полоску пены у берега. В мирное время на острове всегда горели огоньки, но теперь везде было темно, и лишь в нескольких милях правее вспыхивали редкие искорки - там велась вялая перестрелка.

   Зрелище темного острова было мрачным и жутковатым, даже если не знать, что там ждут враги, и настраивало Вэнса на мечтательный лад. - Здесь бы после войны фильмы снимать, - мелькнула у Тима несвоевременная мысль. - Например, про динозавров из мелового периода, которых нашли ученые. Или переснять на цветную пленку фильм про Кинг-Конга. А еще можно про разных инопланетных тварей. Эх, доживу ли я только до этого "после войны"?

   У большинства пехотинцев мысли были куда более приземленные. Все думали только о том, потопят ли их суденышко, или удастся добраться до берега.

  -- Они не стреляют, - прошептал кто-то из "молодых". - Почему?

  -- Подпускают нас поближе, - "обнадежил" новичков капрал Брэдли. - Чтобы ударить наверняка.

   Найдя его в темноте по голосу, Вэнс подошел поближе и вполголоса спросил. - Фрэнк, ты серьезно так думаешь?

  -- Нет, конечно. Если бы джапы нас заметили, они не стали бы терять время. Но поторопить молодежь все-таки стоит. Чем сильнее напугаются, тем резвее будут высаживаться.

   Как будто дожидаясь этих слов, раздалась команда лейтенанта. - Все на высадку!

   Сержанты сразу же принялись за дело, подгоняя солдат. - Вставайте, вставайте, за борт по одному!

   Моряки уже сбросили за борт канаты и сети, по которым пехотинцам предстояло спускаться к ожидавшим внизу лодкам и катерам. Сначала пропустили вперед пулеметчиков и минометчиков, а за ними отправились вниз и все остальные. Карабкались осторожно, страхуя друг друга. Когда на тебе снаряжения на восемьдесят, а то и на сто фунтов, даже самый лучший пловец мгновенно пойдет ко дну, если промахнется мимо лодки.

   Последний взвод еще не покинул корабль, а первый уже выходил на берег, растянувшись цепочкой и не зная, что делать дальше. Не дожидаясь команды, большинство солдат схватилось за лопатки и без всякого порядка начали копать себе стрелковые ячейки под прикрытием деревьев. Командиры их не осаживали. Приказа к дальнейшему выдвижению все еще не было, так почему бы не укрепиться. Но вот по берегу забегали вестовые, которых в темноте только чудом не пристрелили, приняв за японских разведчиков, и рота двинулась вглубь острова, постепенно заворачивая влево. Гул и треск редких выстрелов остался за спиной, а впереди было тихо и темно, как будто там никого не было. Или же наоборот, как будто там ждала засада.

  -- Эй, лейтенант, - вполголоса окликнул Тим своего командира, когда тот оказался поблизости, - куда мы направляемся?

  -- К старой русской крепости на реке Ваимеа.

  -- А что тут делали русские? - поразился Гарри, услышавший разговор.

  -- Так ведь раньше остров принадлежал им, - объяснил Фрэнк, - и лишь после войны мы смогли его получить.

  -- Ты что-то путаешь, - новоиспеченный капрал был рад отвлечься от тревожных мыслей и ухватился за возможность поспорить. - Гавайи у нас уже лет сто, а с Россией мы воевали только двадцать лет назад, да и то, на континенте.

  -- Верно, эта война и была лет сто назад. А точнее, в тысяча восемьсот семнадцатом году. Тогда местные короли попросились под власть российского императора, и он согласился. Русские построили здесь три форта, и даже местную реку переименовали по-своему - Дон.

  -- Как это по-своему, капрал? - воскликнул один из солдат. - Дон - это река в Англии, я географию хорошо знаю.

  -- Так, тише, а то всех япошек распугаешь, - осадил Вэнс не в меру ретивого рядового. - Отставить разговорчики и смотреть под ноги.

7 декабря 1941г.

Чили. Провинция Мегальянес

(*** Данный эпизод взят из главы Дополнительной первой части ***)

   На пустынном берегу Магелланова пролива еще несколько недель назад высадился небольшой отряд немецких солдат. Со стороны их лагерь выглядел как обычное стойбище пастухов. Наспех сложенные шалаши, покрытые накинутыми кусками ткани, пасущиеся овцы, чернявые люди в пончо. Хотя в Южной Америке было немало светловолосых людей, но чтобы не выделяться, для командировки отбирали только брюнетов. Большинство солдат было испанцами, воевавшими до этого в "Голубой" дивизии, а остальные члены отряда хотя бы немного говорили по-испански. Сколько еще придется ждать, было не известно, но никто не выказывал нетерпения. Запасов продуктов хватало на несколько месяцев, а если припасы и закончатся, то их нетрудно будет пополнить.

   Немецкие агенты в Аргентине смогли обеспечить солдат местной одеждой, и кроме овечьей отары еще пригнали табун лошадей, которые могли понадобиться не только в качестве маскировки, но и для эвакуации. За время вынужденного безделья минометные расчеты немного научились ездить верхом, и вполне могли доехать до ближайшего города.

   Радиопередатчик у отряда был, но его включали только на прием, чтобы не быть запеленгованными. Вчера наконец-то пришло короткое кодированное сообщение, извещавшее что цель на подходе. Приближалась желанная добыча - американский авианосец, имевший порядковый индекс CV-5, но чаще называемый по имени - "Йорктаун". В открытом океане он представлял собой грозную силу, способную справиться с линкором, а то и двумя. Самолеты, базирующиеся на нем, могли обнаружить и разбомбить любой вражеский корабль прежде, чем тот подойдут на расстояние выстрела главного калибра. Но здесь, в узком двухкилометровом проливе, авианосец лишался своего преимущества. Одна хорошо замаскированная батарея гаубиц или крупнокалиберных минометов могла как минимум повредить взлетную палубу, тем самым превратив его в бесполезный хлам.

   К началу войны у Германии еще не было минометов с калибром больше 81мм, и прошлось использовать трофейные 120мм, захваченные на Восточном фронте. К каждому прилагалось сорок мин, которые можно было выпустить буквально за три минуты. В том, что эти минуты у них будут, не было никакого сомнения. Хотя в эскадре, которую они поджидают, помимо всякой плавучей мелочи находятся два линкора, но их огромные пушки никакой опасности не представляли. Замаскированные позиции батареи расположились за прибрежными скалами и с моря не просматривались. Достать их там можно было только бомбами. Но чтобы завести двигатели, взлететь, найти цель и отбомбиться, самолетам потребуется слишком много времени. Обстрел к тому времени уже закончится.

   Командир отряда гауптман Альбрехт Хайнц с самого начала не питал никаких иллюзий насчет своей судьбы. После того, как минометы выпустят по кораблю весь боезапас, успевшие взлететь самолеты легко смогут их накрыть. Но здесь были только добровольцы, знавшие на что идут. Потопить авианосец конечно не получится, но вот вывести его из строя на несколько месяцев вполне возможно. И ради этого стоило отдать жизни двух десятков человек.

   Хайнц просматривал справочник военных кораблей мира, и так зачитанный им до дыр. Номинальная вместимость "Йорктауна" составляла 96 самолетов, но с момента его проектирования прошло много времени, размеры бомбардировщиков увеличились, и сейчас в нем помещалось не больше восьмидесяти штук.

   Поднимающееся над горизонтом солнце осветило верхушки мачт, увенчанные антеннами. Сами махины огромных кораблей пока были скрыты за скалами, поэтому их было не видно.

   Как и следовало ожидать, эскадра шла медленно, осторожно пробираясь среди отмелей и подводных скал, которыми изобиловал пролив. Естественно, Хайнц постарался выбрать позицию недалеко от особо опасного рифа, при подходе к которому корабли будут вынуждены еще сильнее снизить скорость.

   Несколько раз пролетали самолеты, но пилоты были заняты только поиском безопасного фарватера, и не обращали внимания на безобидных пастухов. Возможность наличия подводных лодок, немецких или японских, капитанами кораблей учитывалась, и соответствующие меры были приняты. А вот опасности с берега никто не ожидал, и напрасно. Дальность выстрела большого полкового миномета составляла шесть километров, а его точность вполне позволяла накрыть огромную махину авианосца, длиной четверть километра и шириной тридцать метров.

   После разговора с советским военным атташе Ямомото сделал соответствующие выводы. Независимо от результатов атаки Перл-Харбора американцы обязательно решат перебросить один или два авианосца с Атлантики на Тихий океан, это очевидно. Но если Панамский канал действительно удастся вывести из строя, то кораблям придется идти через пролив Магеллана. А там авианосец можно будет обстрелять прямо с берега. Нужно только доставить туда и спрятать достаточно мощное, но в то же время компактное орудие или миномет. Как раз такие были у Советского Союза, и многие из них достались немцам в качестве трофеев, так что не составило никакого труда найти несколько штук вместе с боекомплектом.

   Во время перевозки минометов на испанском судне их даже не прятали. Англичане следили, чтобы никто не ввозил оружие в Германию. А что плохого в том, что Испания продает оружие в Южную Америку.

   Когда долгожданная цель приблизилась на расстояние выстрела, был уже полдень. В южном полушарии солнце находится на северной стороне неба, и сейчас оно помогало немцам, освещая цель. В тщательно приготовленных укрытиях, разнесенных на большое расстояние друг от друга, расположились три корректировщика, командир, и оператор с кинокамерой. К каждому из них был протянут кабель полевого телефона, соединявший их с батареей. Вполне возможно, что американцы начнут беспорядочный огонь из всех орудий по прибрежным скалам, которыми могут вывести из строя немецких наблюдателей. Тогда оставшиеся в живых будут продолжать корректировать огонь. Ничего сложного в этом не было. Опыты, проведенные еще в Германии, подтвердили, что взрыватель мин срабатывает при ударе об воду также хорошо, как и при попадании в твердую поверхность. Поэтому в случае промаха место падения мины будет хорошо видно по фонтану воды, взметнувшемуся вверх

   Расчет на внезапность оправдался полностью. Шум работающих двигателей заглушил свист падающей мины, и когда у борта поднялся столб воды, моряки бросились высматривать подводную лодку. Недолет был небольшим, поэтому второй раз отстрелялась уже вся батарея, успешно накрыв цель. После этого для команды корабля начался настоящий ад. Каждые несколько секунд на авианосце раздавалось два-три взрыва. 37-мм сталь взлетной палубы была достаточно прочной, но все же иногда не выдерживала взрыва тяжелой мины, мало уступавшей гаубичному снаряду, особенно если попадание приходилось рядом со сварным швом. Еще больше ущерба грозили нанести горящие самолеты, стоявшие на палубе с полным боекомплектом. К концу обстрела в авианосце зияло больше двадцати отверстий, к которым все время прибавлялись новые пробоины от сдетонировавших боеприпасов.

   Все самолеты, находившиеся на палубе, были повреждены, и многие из них горели. Рвались бомбы, заранее сложенные наверху на случай встречи с вражеской подлодкой. Когда огонь добирался до бензобаков, предусмотрительно заправленных, происходил взрыв, раскидывающий пылающие обломки во все стороны. Горящий бензин стекал на нижнюю палубу через пробоины или люки, и стоявшие там бомбардировщики тоже пылали.

   Некоторые смельчаки отваживались сталкивать горящие машины в воду. Но вскоре огненный фонтан, взметнувшийся из обреченного самолета, поглотил несколько человек, заставив остальных отступить.

   Немецкий кинооператор Ганс Вильдт, поставив камеру на треногу, с восторгом снимал горящий "Йорктаун". На войне корабли часто горят и тонут, но снять вблизи сцену пылающего вражеского судна удается достаточно редко, так что кадры будут просто бесценными. Все было как по заказу: огненные вспышки взрывов, черный столб дыма над кораблем, пылающие самолеты, охваченные огнем люди, прыгающие в море. Время от времени оператор делал фотографии своей "Лейкой", а потом снова поворачивал кинокамеру, чтобы продолжающий плыть авианосец не вышел из кадра. Войдя в раж, Вильдт ни на что больше не обращал внимания, и его пришлось уводить чуть ли не силой.

   С помощью команд других кораблей удалось заставить огонь отступить, но окончательно пожар потушили только к утру. На ангарной и верхней палубах было уничтожено все, что могло гореть и взрываться. Больше двухсот членов экипажа погибло от огня, взрывов или задохнулось от дыма. Но все же для авианосца эти потери не были фатальными. Имевшие хорошую защиту погреб боезапаса, хранилище топлива и машинный отсек не пострадали. Боевая рубка, покрытая десятисантиметровой броней, была неуязвима для мин, а очаги возгорания, появившиеся от горящего бензина протекшего из ангара, быстро удалось ликвидировать. "Йорктаун" своим ходом смог дойти до ближайшего порта, где его немного подлатали, прежде чем он отправился на капитальный ремонт в Сан-Диего.

   Через несколько дней после обстрела авианосца все крупнейшие газеты Аргентины, а позже и всего мира опубликовали сенсационные снимки взрывающегося и горящего "Йорктауна". Катушка с кинопленкой прибыла из Буэнос-Айреса в Берлин дипломатической почтой, и вскоре была растиражирована в огромном количестве. После поражения на востоке Гитлеру требовался хоть какой-то успех, которым можно подбодрить армию, и горящий авианосец пришелся весьма кстати. Всем участникам операции, включая оператора, были вручены железные кресты. Японию попросили прислать списки причастных к взрыву Панамского канала, чтобы наградить и их тоже. Таковые естественно нашлись, в основном в руководстве разведслужбы. Сами же непосредственные исполнители панамской операции якобы находились на нелегальном положении где то за рубежом, и рассекречивать их имена японское руководство посчитало преждевременным.

9 декабря 1941г.

САСШ. Сан-Диего.

(*** Данный эпизод взят из главы Дополнительной первой части ***)

   В небольшом доме на окраине Сан-Диего, принадлежавшем Вильяму Лэнджеру, одному из лидеров профсоюза судостроительной верфи, происходила сцена, очень похожая на описанную Ильфом и Петровым. Если бы Вильям читал "Золотого теленка", то заметил бы сходство ситуации. Но эту книгу на английский еще не перевели, поэтому он спокойно продолжал раскладывать деньги на три стопки разного размера, стараясь поделить их как можно справедливее.

   Началось все неделю назад. К нему подошел один из офицеров, служивший на "Саратоге", и предложил кое-что обсудить после работы. Если бы Вильям знал лейтенанта* Пикнета немного получше, то он был бы несколько удивлен тем, что офицер, известный своими карточными долгами и посещениями нелегальных игровых клубов, щедро угощает его дорогой выпивкой.

   После пары рюмок Пикнет сообщил по секрету то, что сейчас волнует экипаж. Как считали офицера корабля, главное, чтобы в походе к Гавайям приняло участие не меньше двух авианосцев, иначе японская авиация поставит крест на всей операции. Высказав свои соображения, лейтенант поинтересовался точкой зрения собеседника.

   Польщенный тем, что его мнением интересуются, Лэнджер выдал неплохой анализ внешнеполитической ситуации, почерпнутый им из газет, и свое виденье современной стратегии. Собеседники пришли к согласию, что после сдачи Филиппин и больших потерь в Перл-Харборе, рисковать остатками флота нельзя. Для обоих не было секретом, что "Саратога" давно готова к выходу в море. На ней ведутся только профилактические работы, которые можно прервать в любой момент. Но если руководство флота не пришлет дополнительную помощь, то в освобождении Гавайев примут участие самолеты лишь с одного авианосца, а этого явно недостаточно.

   Выпив еще раз за победу своей великой страны, собеседники разошлись, очень довольные содержательной беседой.

   После коварного нападения на "Йорктаун", произошедшего вопреки всем международным соглашениям в чужих территориальных водах, американская пресса сообщила о незначительных повреждениях, полученных авианосцем. Но на верфи многие уже были в курсе того, что именно им скоро придется ремонтировать, и сколько времени это займет. Получалось, что до января корабль останется на приколе. Однако "Саратогу" готовили к отплытию по прежнему графику. Сопоставив факты и придя к неутешительному выводу, профсоюзный деятель сам подошел к офицеру, который совершенно случайно оказался поблизости, и взволнованно спросил его, что теперь будет. Обсудив ситуацию, Лэнджер с Пикнетом пришли к единому мнению, что выход есть. Достаточно после отплытия корабля обнаружить небольшое повреждение в двигателе, и авианосец вернут обратно вместе со всем флотом. А это значит, что тогда волей-неволей придется дождаться починки "Йорктауна", и в этом случае операция точно пройдет успешно.

   Оставалось только уговорить пару механиков выполнить задуманное, но здесь Пикнет не видел ни каких сложностей. У него есть знакомый менеджер, работающий в фирме, поставлявшей оборудование для кораблей. Он настоящий патриот Америки, и наверняка сможет выделить профсоюзу часть прибыли от предстоящего ремонта. Эти деньги должны достаться тем, кто ради своей родины готов пойти на риск быть обвиненным в халатности а то и в саботаже.

   К счастью, представитель компании вечером был дома, и его не пришлось разыскивать. Выслушав веские доводы о необходимости задержать поход, он глубоко задумался. Наконец, когда Вильям уже всерьез забеспокоился, менеджер торжественно заявил, что придумал, по какой статье можно списать расходы.

   Утром Лэнджер получил пакет с деньгами вместе с наставлениями о том, как их лучше распределять. Семьдесят тысяч долларов, на которые расщедрилась компания, были огромной суммой, в десятки раз превышавшей годовую зарплату рабочего, но сразу выплачивать ее исполнителям не рекомендовалось. Поэтому Вильям отсчитал только пять тысяч для материального стимулирования механиков, тысячу на нужды профсоюза, а остальное пока отложил. Никакого отчета от него не требовалось, и если все пройдет удачно, то эти деньги можно будет оставить себе.

   В принципе, Лэнджер был совсем неглупым человеком, но ему и в голову не пришло что-то выяснять и наводить справки. Зачем сомневаться, ведь он же имеет дело не со шпионами, а с настоящими американцам. Почему-то всегда бывает очень легко убедить человека в том, во что ему самому хочется поверить. Раскладывая купюры, профсоюзный лидер размечтался о том, как во время сражения один из двух авианосцев будет потоплен, а второй тяжело поврежден. Тогда всем станет ясно, что отправлять "Саратогу" не дождавшись "Йорктауна", было неразумно.

   * Звание лейтенанта ВМС США соответствует капитан-лейтенанту ВМС СССР.

Глава 11

   - Так, Наташа, пиши дальше. Когда Хью увидев мьюта, он отскочил в сторону, и на лету достал большой нож... Стоп, нет. Длинных ножей тогда еще не было. Они появятся только после того, как ГГ сходит к четырехрукой кузничихе, эээ... к кузненецу-женщине, ну в общем к оружейнице, которая согласиться их выковать. Правда, для этого пришлось пригрозить, что в случае отказа кузничиху засунут в ее же собственную печь.

   Написание романа "Пасынки вселенной", которым мне пришло в голову осчастливить человечество, продвигалось на удивление быстро. Читать книгу мне приходилось не один раз, так что я бегло диктовал текст, по ходу дела внося свои коррективы. Первым строить межзвездный корабль "Авангард" начнет, разумеется, Советский Союз, великодушно поделившийся своими технологиями со всеми странами, и предложивший им участие в проекте. Однако хитрые капиталисты, заполучив чертежи фотонного двигателя, сотрудничать не спешили. Они решили первыми достичь Проксимы Центавра, где по данным астрономов имелась планета земного типа, и на правах первооткрывателей наложить лапу на все ее богатства. Чтобы ускорить создание корабля, которому я не долго думая, присвоил имя "Набукко" они строили его сикось-накось, так что все постоянно ломалось. Впрочем, предполагалось, что полет совершится лишь в один конец. Корпорация Джордана планировала застолбить планету, чтобы потом продать СССР право на ее использование, или же самим добывать полезные ископаемые. Экипаж в этот самоубийственный рейс набирали с бору по сосенки, зачисляя туда штрафников, преступников и всякий сброд. Неудивительно, что в самом начале полета начались мятежи, а многочисленные поломки оборудования усугубили ситуацию. Разгон корабля прекратился, и вместо восьми лет полет длился несколько поколений. Правда, в оригинале говорилось о шестидесяти годах, но мне этот срок показался слишком большим. В эпилоге чудом долетевших до цели потомков взбунтовавшегося экипажа должны были встретить советские колонисты, живущие на цветущей планете, покрытой яблоневыми садами. Крррасота!

   Для членов несчастного экипажа я даже придумал "Марш космических негодяев". Ну как придумал, вспомнил конечно. Песни Высоцкого еще будут звучать в десятках кинофильмов и книг, уж я то об этом позабочусь.

   Мое графоманство нравилось мне все больше и больше. Да, о такой работе можно только мечтать. Неважно, будет ли мое имя на обложке книг, но зато я несу людям культуру и просвещение.

   - Звонят в дверь, - радостно завопила Наташа, бросая ручку. - Ей лишь бы отлынивать, всего-то полчаса стенографирует, а уже делает вид, что устала. Эх, лентяйка.

   Пришла, как я и ожидал, Аня, сразу вручившая мне увесистый сверток. Я помог ей снять новенький полушубок, в котором она теперь щеголяла, и потащил в кабинет хвастать своим творением. Отношения между нами оставались чуть натянутыми, но к счастью, мы были слишком загружены работой, чтобы предаваться самоанализу. Собственно, нагружали больше всего Жмыхову - она была единственным помощником Молотова во всем наркомате, кто был в курсе будущих дел, и он щедро делился с ней своими проблемами. Разумеется, перед любым сотрудником наркоминдела можно было поставить задачу, введя как предположение, что в будущем случится то-то и то-то. Но весь вопрос в том, кто будет эти задачи формулировать. Сам Молотов и без того загружен делами, и когда ему дали настоящего историка, то есть специалиста, по определению разбирающегося в политике, социологии, международной экономике, стратегии и прочих нужных премудростях, он был страшно рад. Жаль, что мне не удастся подключиться к этому мозговому штурму. Хотя в движущих силах истории я немного разбираюсь, но кроме общих правил нужно еще знать текущую обстановку, а тут я пас. Хотя у меня и были некоторые сведения о нынешней истории, порой ключевые, но в общем, о современной жизни я знал до обидного мало. Мне не было известно не только о большинстве политиков современности и целях, которые они ставят, но я даже не подозревал о существовании некоторых стран. Простейшие вопросы, вроде того, каков сейчас статус Синьцзяна, Хайдарабада или Тувы, вгонял меня в ступор, заставляя шестеренки в голове крутиться без остановки. Так что остается мне довольствоваться только ролью консультанта по очень немногим вопросам, а все остальное время приходится уделять графомании.

   В свертке оказался подарок - толстенькая стопка журналов "Astounding Science Fiction", которые переправили из Америки диппочтой. Отправив Ландышеву отдыхать, к ее несказанной радости, я усадил Жмыхову на диван, а сам пробежал глазами оглавления, выискивая фамилию Хайнлайна. Надо же узнать, на какой начальной стадии творчества находится этот начинающий и никому пока не известный писатель. Впрочем, оказалось, что его уже печатают, и в последнем номере журнала был размещен большой рассказ "Здравый смысл". Такое название я не помнил, и подгоняемый любопытством, спешно пролистал страницы, сгорая от нетерпения.

   Чем больше я читал, тем сильнее закипал во мне гнев. Нет, ну не подло ли с его стороны нарушить все законы и справедливости и истории. Мне же точно известно, что "Пасынки вселенной" будут написаны только в шестидесятых годах, а здесь вот черным по белому описаны приключения моего Хью Хойланда.

   Не знаю, долго бы я еще ходил по комнате, гневно размахивая журналом, если бы не тактичная Аня, которая робко поинтересовалась причиной моего негодования. Бросив проклятый "Science Fiction" на пол, я открыл ей причину своей печали. - Да вот, Хайнлайн оказывается, уже создал мой роман. Теперь я боюсь передирать другие его книги, а вдруг он их тоже напишет раньше.

   - Не напишет, вот смотри, - успокоила меня девушка и достала из черной кожаной папки сверхсекретное донесение. - Фашистские агенты, скорее всего, итальянцы, устроили диверсию в научно-исследовательской лаборатории ВМФ в Филадельфии. При взрыве в числе прочих погибли Хайнлайн и Азимов.

   - Сволочи итальяшки, - возопил я, снова что-то швыряя на пол. - Такие таланты загубили. Да ведь они уже практически согласились переехать после войны в СССР, где им обещали все условия для творчества. И кто теперь вместо них напишет все их шедевры? - Вопрос был риторическим, придется мне напрягать память и писать хотя бы сюжеты в общих чертах.

   Чтобы отвлечь меня от очередного горюшка, Аня дипломатично перевела разговор на нейтральную тему. - Ты вчера по телефону говорил, что твои вещи привезли, и кольчуга наконец то вернулась. Покажешь?

   Против ее ожидания, я только еще сильнее расстроился. - Понимаешь Анюшка, с ней такая неприятность вышла. Не знаю что за сволочи так с ней обращались, но... В общем туда вода попала, и часть колец заржавела.

  -- Много? - огорченно ахнула Аня, сочувственно погладив меня по руке.

   - Да нет, не очень, всего процентов десять. Но вид у нее теперь испорчен. Пойдем, покажу мою ржавую железяку.

   Ух ты, какая красота, - еле слышно выдохнула Аня, увидев разложенную на столе стальную страдалицу, которую пытался чистить Авдеев. Мой ординарец старательно орудовал железной щеткой, но если его труд не механизировать, то он и за неделю не справится. Однако большинство колечек оставались блестящими и гладкими, и были способны радовать взор даже закоренелых пацифистов.

  -- А вот так посмотри, - с гордостью произнес я, и повернул кольчужку к лампе, так что она засияла тысячами бликов.

  -- Ууууух, - только и смогла ответить восхищенная девушка. - Тоже хочу себе такую.

   Ага, проняло Жмыхову. А теперь мы ее вот так потрясем, в смысле кольчугу, а не Аню, чтобы волны света забегали по ней во все стороны. Нет, все-таки ничего более красивого человечество пока не изобрело. Одно никелированное колечко блестит на свету не хуже драгоценного камня, а когда их тысячи и они собраны ровными рядками, то зрелище получается неописуемое.

   Вдоволь наохавшись и навосхищавшись, Аня с комсомольской прямотой перешла к конструктивной критике.

   - Мне конечно понравилось, однако данное изделие сделано исторически неверно: Все кольца, кроме воротника, не плющенные. Ну это еще ладно, в раннем средневековье таких было больше половины. А вот то, что колечки не склепаны, это совершенно недопустимо.

   - Так это же не для защиты от боевого оружия, - возмутился я. - Для исторических реконструкций сведенка вполне подходит. Да и в городской квартире стучать молотком все вечера и выходные нельзя, соседи с ума сойдут. Так что она очень даже сойдет. Ладно Ань, не будем спорить, пойдем чай попьем.

   К чаю Аня притащила колбасы из своего наркомовского доппайка. Правда, мороженую, но пока грелся чайник, она ее быстренько пожарила. Меня удивляет, как в этом мире люди умеют так жарить на обычной сковородке, что ничего не пригорает. Увы, но у нас это умение, похоже, безвозвратно утеряно, о чем я ей тут же тихонько и признался.

   - Ага, я в курсе, что там у вас, - также шепотом ответила Аня, - урановые сковородки с тефлоновым покрытием. И жарят они не только без масла, но и без огня.

   Позвав всех к столу, работница дипломатического ведомства начала светскую беседу, ни о чем меня больше не спрашивая, чтобы ненароком опять не расстроить. - Ребята, слушайте новость. Встретила вчера однокашников с литфака, и они рассказали, что Долматовский, считавшийся погибшим, вышел из окружения.

  -- Это такой известный поэт, - пояснил мне Алексей. - Он написал много стихов и песен. Вот кстати, например песню для фильма "Сердца четырех", который мы смотрели. Ну где сестры друг у друга женихов, гм... - Потупившись под укоризненным Аниным взглядом, Леонов скомкано закончил мысль. - Хорошо, что он выжил.

  -- Можно подумать, я такой темный, что не знаю знаменитых поэтов. Да мне даже известно, где Долматовский воевал, вот слушайте, - и я начал вкратце рассказывать о тех далеких событиях. Впрочем нет, вовсе не далеких. Для моих собеседников это произошло всего лишь четыре месяца назад. - Бои под Уманью были тяжелейшими. Боеприпасов не было. Когда шестая армия пыталась прорваться из окружения, у них было около десятка танков, но без снарядов. Тогда командование решило добавить к ним все имевшиеся тракторы, а их было около сотни, и ночью пустить на гитлеровцев. Те, услышав рев моторов и лязг гусениц, сначала в панике разбежались.

  -- Точно, - подтвердил Леонов. - Вся наша рота до сих пор байки рассказывает, как одним трактором, замаскированным под танк, немцев до уср..., ой, в общем, до смерти напугали. А тут их сотня. Эффект должно быть, был потрясающим.

  -- Да, вот только тракторы едут медленно, а светает в начале августа рано. Когда фрицы увидели, что их провели, они напали на растянувшуюся колонну, и разгромили ее. На следующую ночь штаб армии еще раз организовал прорыв, и снова безрезультатно. Еще две недели наши бойцы скрывались в лесах и отбивались от немцев, но без припасов и патронов постепенно все погибли или попали в плен. Выйти из окружения смогли только тысяч десять или двенадцать бойцов. Самую большую группу вывел полковник, э... с такой хищной фамилией, ну как же его, а Ласкин.

  -- Это же ласковая фамилия, а никакая не хищная, - недоверчиво возразила Наташа, решившая, что ее разыгрывают.

  -- Да что ты, ласка очень опасный зверек, - просветил ее Паша. - Сам маленький, а не боится на большую дичь нападать - птиц, кротов, белок.

   Вспомнив о героическом полковнике, я задумался. А ведь в том сорок третьем году Ласкин, уже будучи генералом, лично принял капитуляцию фельдмаршала Паулюса, и взял его в плен. Возможно, и здесь ему предстоит сделать тоже самое, только не в Сталинграде, а где-нибудь в Германии. Правда, с белками, вернее с Белкиным, ему крупно не повезло.

   Поднявшись, я поманил за собой Аню, пообещав остальным, что вернусь через минуту.

  -- А потом он стал маршалом?

  -- Мог бы стать, но встретился ему на пути фронтовой особист Белкин. Жадный до наград и не отягощенный совестью. Ласкин отказал ему в ордене, за что вскоре и поплатился. Его арестовали и надолго заточили в тюрьму. Правда, Белкина в конце концов самого посадили, а Ласкина, соответственно, выпустили. Но бывшему особисту можно сказать повезло. Вскоре умер Сталин, и Белкин вышел на свободу. Правда такой вот кляузник был не нужен даже Хрущеву, и его лишили генеральского звания. Однако, надо отдать Белкину должное. Изгнанный с позором из армии, он начал новую жизнь, устроившись на завод обычным рабочим. Видимо там ему удалось найти свое призвание, так как даже когда Белкину вернули звание, правда не генерал-лейтенанта, а лишь полковника, он не ушел на заслуженный отдых, а до восьмидесяти лет работал слесарем, создавая и испытывая новые автомобили.

  -- Грустная история. Кстати, могу поспорить, что Белкина реабилитировали уже при Брежневе. Каждый раз при смене правителя происходит пересмотр дел "жертв прежнего режима".

  -- Этого я не помню. Ну в общем, Ласкина надо продвигать, а Белкина наоборот, оправить в тыл. Куликов где то шляется, как обычно, а ты в Кремле каждый день бываешь, так что похлопочи.

  -- Второй пункт уже выполнен. Да не смотри так удивленно, просто Молотов просил усилить разведдеятельность в Китае, а Белкин уже работал нашими резидентом на востоке - то в Синьцзяне, то в Урянхае. (* Аня привела устаревшее название Тувы. Историк, что с нее возьмешь).

   Без нас компания не скучала. Будучи на службе, пить водку с утра пораньше никто не собирался, но и без того веселье не утихало. Все трое моих охранников пели "По долинам и по взгорьям", размахивая в такт пистолетами, и едва не стреляя в потолок. Бедненькие, скучно им, вот и развлекаются, как могут.

   У меня в памяти что-то всколыхнулось, и я поднял руку, призывая к вниманию. - Аня, пометь себе. Кажется, под Ленинградом недавно взяли в плен немецкого генерала Даниэлса, так?

   - Верно, два дня назад сообщали в сводках, - подтвердил Леонов, - а вчера напечатали фотографию в газетах. Правда, генеральской формы у фон Дэниэльса еще нет, он просто не успел пошить. Я так понял, после осенних поражений Гитлер решил старых генералов сместить, а на их место назначить новых, вот в том числе и этого, новоиспеченного.

   Значит, фон Дэниэльс. Да, вроде бы тот самый. Пока мысль еще держалась в голове, я схватил Аню за руку, и снова потащил в кабинет.

  -- Ну, что ты вспомнил?

  -- Надо этому генералу с Долматовским встречу устроить и заснять ее на кинокамеру.

  -- А они что, знакомы?

  -- Когда Долматовский был в плену, этот фон барон собрал наших командиров и уговаривал их перейти на сторону фашистов, обещая скорую победу. Вот наш поэт ему это и напомнит, гы гы. А вспомнил я, потому что Долматовский с другими командирами пел эту песню немцам, когда те пытались их агитировать. По крайней мере, так в мемуарах написано.

   Аня кивнула, но мысли ее кажется, были далеки от пропаганды и боевых действий. - Интересно, - задумчиво произнесла она, - что все подумали о том, что мы так зачастили оставаться наедине?

  -- Да пусть себе думают, что хотим то и делаем, - раздраженно махнул я рукой, и наклонился к ней, ласково поправив челку. Давно хотел так сделать, но почему-то стеснялся, да и перед Зоей было немного совестно. А чего стесняться своих чувств, я же хотел чистой искренней любви, а это она похоже и есть, причем взаимная.

   Аня все поняла без слов, и закрыла глаза, замерев от счастья. Только пушистые ресницы слегка подрагивали, и губы слегка приоткрылись, дожидаясь самого главного момента в жизни - первого поцелуя.

   Положив руки ей на плечи, я секунду помедлил, за что тут же обругал себя. Чего ждать, вот же она, моя судьба. Голова отчего-то закружилась - наверно от запаха нежной кожи, юности, весны, хотя на дворе вроде бы зима, и конечно любви. Очень бережно, как будто передо мной хрупкий цветок, я поцеловал Аню, и подавив желание продлить чудесное мгновение, тут же отстранился, испугавшись, что ей не понравится. Все-таки она еще нецелованная и невинная девочка, мало ли, вдруг засмущается. Что до меня, то мне не просто понравилось, могу даже сказать, что подобных ощущений я еще не испытывал. Один поцелуй, а эмоций больше, чем за десять лет жизни, надо же. Возможно, в юности было также, но с тех пор прошло столько лет, и воспоминания о первой любви потускнели.

   Длинные ресницы снова всколыхнулись, и вскинув голову, Аня посмотрела на меня своими изумрудными глазами, счастливо улыбаясь. Говорить не хотелось, да и нет таких емких слов, способных выразить тот сумбур, что творился у меня в голове. Только глаза могут разговаривать на языке любви, а еще улыбки, нежное пожатие рук и прикосновение к волосам любимой девушки. Невербальное общение... тьфу ты, могу я хотя бы на минуту забыть свои псевдонаучные термины.

   То, что мы вернулись, нежно держась за ручки, и слегка перемазанные помадой, никто и не заметил. Все продолжали увлеченно петь, на этот раз "Пуговку" Долматовского, да еще усердно изображали ее в лицах. Наташа играла роль бдительного пионера, Авдеев был диверсантом, а Леонов, естественно, пограничником. Я слов не знал, но Аня тут же подключилась к хору, который на разные голоса и немного не в лад распевал песню:

   Четыре дня искали, четыре дня скакали

   Бойцы по всем дорогам, забыв еду и сон,

   В дороге повстречали чужого незнакомца,

   И сразу окружили его со всех сторон.

   А пуговки-то нету от левого кармана

   А сшиты не по-нашему короткие штаны,

   А в глубине кармана -- патроны от нагана

   И карта укреплений с советской стороны.

   Вот так шпион был пойман у самой у границы.

   Никто на нашу землю не ступит, не пройдет.

   В Алешкиной коллекции та пуговка хранится,

   За маленькую пуговку -- ему большой почет!

  -- Какие планы на сегодня? - на правах невесты и "посвященцы" поинтересовалась Аня, когда пение закончилось.

   - Сейчас в нашу дивизию поедим, а то там дел накопилось тьма, а комбата нет.

   - Как нет, - удивленно вскинула брови Аня. - Иванов же дней пять назад сюда заезжал, и говорил, что в батальоне все в порядке.

  -- А, ну я же тебе не сказал. Комбата направили на курсы "Выстрел" в Солнечногорск, повышать квалификацию. И эта тягомотина, к сожалению, продлится полгода.

  -- Это в лучшем случае, - огорченно уточнил Леонов. - Учитывая рекомендацию генерала Масленникова, который Иванову отличнейшую характеристику дал, его потом наверняка оставят учиться на комполка. Так что до конца войны он не вернется.

   - Вот дела, - задумчиво протянула Аня, переживая за мое подразделение как за родное. - А кто же теперь командует вашим батальоном, его заместитель?

  -- Вот в том то и дело, Ань! Замов у комбата фактически не было, и теперь всем заправляет начштаба лейтенант Климов, так что считай никто. Он хотя формально и кадровый командир, аж год в военном училище отучился, но еще зеленый юнец.

  -- Получше никого не могли найти?

  -- Эх Аня, ты же сама на фронте была. Видела где-нибудь полную комплектность кадров? Да еще дивизию грабят все кому не лень. Наш дивизионный особист весточку мне передал, просит меня пособить. Представь себе, двух лучших снайперов дивизии - Николаева в нашем полку и Охлопкова в 234-м демобилизуют.

  -- За что, если они лучшие?

   Я пожал плечами. - Вышел какой-то указ, чтобы представителей малочисленных народов в армию не брали. Но они же якуты, и к малочисленным не относятся. Да еще Семенова, нашего ротного коновода хотят забрать. Говорят, создали еще несколько казачьих дивизий, вот и ищут для них донцов. Но и это не все. Командование начало формировать литовскую дивизию, и в нее набирают отовсюду, кого только найдут. У нас в 179-й с начала войны состав практически полностью сменился, но еще осталось немного жителей Литвы, в основном, конечно евреи. Например, Абрамавичюс из политуправления, еще некоторые. Если не вмешаться, их скоро всех заберут.

   Вообще, надо заметить, что хотя у многих фронтовиков сложилось предубеждение, что на передовой евреев не бывает, но это далеко не так. Просто среди них очень высокий процент образованных людей, которых и назначают на тыловые должности. А в литовской дивизии представителей этой национальности было не меньше четверти личного состава, причем именно в боевых частях. Я в свое время собирал всевозможную информацию по дивизии своего деда, поэтому и в курсе этих нюансов.

   Убедившись, что Аня вникла в проблемы, и прочувствовала их, я продолжал грузить ее дальше. - Это еще не все. Пока мы глубоком тылу, нас снабжают из рук вон плохо, а ведь не сегодня-завтра, дивизию на фронт пошлют. Например, Водянов, это наш начальник ПФС полка (* ПФС - продовольственно фуражное снабжение) жаловался, что сухпайки выдали просроченные, да и то недостаточно. Да и много чего еще не хватает. Дошло до того, что бойцы ходят по домам и выпрашивают белые простыни и скатерти на маскхалаты. Наши особисты в курсе, что я порученец Меркулова, вот и просили посодействовать.

  -- Так значит, ты имеешь право не только браки заключать, - притворно удивилась Наташа, - но еще и полезные дела делать? - Вот ведь язва, припомню ей когда-нибудь.

  -- Единственно, чего у нас хватает, - продолжал я, игнорируя Ландышевские подколки - это оружие, но и тут большая загвоздка. Тыловые крысы требуют учитывать все немецкое оружие, иначе его если и не отберут у дивизии, то по крайней мере боеприпасами снабжать не станут. Только представь, сначала заполнять горы бумажек с формулярами и описями, а потом еще и отчитываться за сломанное и утерянное оружие. А как его чинить, если запчасти никто не даст? В принципе, понять штабных интендантов можно, мы же не партизаны, а регулярная армия. Так что попытаюсь попробовать договориться пятьдесят на пятьдесят - ну, половину трофеев учесть, а половину нет.

  -- Ну да, попытайся попробовать попытаться, - передразнила Наташа. - Аня, а ты чейный порученец, Молотова или Берии?

  -- Обоих, - слегка приврала Жмыхова, и даже достала какую-то бумагу из планшета. - И если надо, распишу тебя с Куликовым. Он к тебе очень даже неравнодушен.

   Ландышева в ужасе распахнула глаза, и сначала не знала, что возразить. - Так он же, он же женат.

  -- Ничего страшного, разведем. Товарищ Берия весьма демократично относится к маленьким слабостям подчиненных. - Вдохновенно фантазируя, Аня одновременно с самым наивным видом хлопала ресницами. Огромные изумрудные глаза смотрели честно-честно, ну как тут не поверить.

   Наташа действительно поверила, и растерянно замолчала, придвинув табурет поближе к Паше, ища у него защиты. То, что Берия лично выбирал для меня жену, она знала, и разделять Зоину участь ей совсем не хотелось.

  -- Когда отправляетесь? - как ни в чем не бывало, вернулась Аня к прежней теме.

  -- Мы еще вчера собирались поехать, но случилась закавыка с нашей машиной.

  -- Авария?

  -- Да нет, просто кое-кто, - я выразительно посмотрел на Павла, - не только умудрился найти зимой огромную лужу, но еще и решил форсировать водную преграду на полной скорости.

   - А что умудрился, - заворчал Авдеев, - где-то трубу прорвало, вот лужа и натекла.

   - Так что, ваша эмка утонула в луже?

  -- Да нет, всего-навсего вода залила карбюратор и попала в цилиндры. Ну и понятно, что потом поршень попытался эту воду сжать, а аш-два-о, как известно, вещество практически несжимаемое. Поэтому сжаться пришлось штоку в цилиндре, и в результате машину отправили на капремонт.

   Не желая сдаваться, Павел выдвинул контраргумент. - Зато нам теперь дали ЗИС-101. Практически правительственный лимузин.

   Ландышева тут же саркастически хмыкнула, заставив нас потупиться, но так как Аня была не в курсе, Наташа ей пояснила. - Эти вот джентльмены не придумали ничего лучше, как послать в гараж за автомобилем бедную девушку.

   Ну а что тут поделаешь, если нам срочно нужно было на завод ехать, а Ландышева все равно оставалась охранять квартиру. Ей делов то было выбрать машину, и отогнать ее в гараж госбезопасности, где тамошние механики за ней присмотрят. Вернулась Наташа вечером не сильно уставшая, а вот руки у нее были подозрительно измазаны чем-то черным, и она потом долго их отмывала горячей водой на кухне.

   Неловкую паузу прервал телефонный звонок. Нам сообщили, что ЗИС-6 с отделением охраны ждет во дворе, и можно выезжать. Быстренько собравшись, мы гурьбой высыпали из квартиры но, выйдя из подъезда, тут же замерли на месте. "Правительственный лимузин", в котором нам предстояло путешествовать, оказался желтым, как цыпленок.

  -- Так это выходит, ты нам машину из таксопарка взяла, - вполголоса зашипел Леонов, обвиняющее показывая на желтое чудо.

  -- По крайней мере, я выбрала не Эмку, а самый лучший автомобиль. На таких даже наркомы ездят.

   Да уж, на таких они точно не ездят. Хотя и так сойдет, нам же на ней не на фронт ехать. Да и на фоне снега желтый цвет менее заметен, чем черный. Кстати, есть еще один большой плюс. В черном ЗИС-6 разъезжают генералы, и для вражеских шпионов они цель номер один. А таксомотор никого особо не заинтересует, так что Ландышева поступила очень даже правильно.

   Когда мы обошли это чудо вокруг, то поняли, чем это Наталья вчера вымазалась. На капоте был намалеван маленький аккуратный значок радиации. Делая его эскиз, я без задней мысли оставлял рисунок на видном месте, не считая секретным, и мстительная Наташа этим воспользовалась. Ну да ладно, до создания ядреной бомбы еще далеко, и желто-черный трилистник ни у кого никаких ассоциаций не вызовет.

  -- И что это означает? - осуждающе спросил свою подругу Авдеев, ткнув пальцем в капот.

  -- Это тактический значок одного отряда особого назначения, - вдохновенно соврал я. Надо же сделать вид, что никакого секрета я не выдал. - Он сейчас никем не используется, так что можно его занять.

  -- Все верно, - подтвердила Наташа. - И этот знак говорит об особой опасности его обладателей. Вот в природе желто-черная окраска есть у пчел, ос, некоторых змей, тигров. - А логика у девушки работает, сразу ухватила всю суть.

  -- Это нам подходит, - согласился Леонов. - Для немцев мы очень даже опасные, не меньше, чем осназ.

   Долго стоять на морозе не хотелось, да и мотор мог остыть, поэтому мы поспешили забраться в машину. Девушки помахали нам на прощанье, и Леонов рванул вперед, так что грузовик еле за нами поспевал. Впервые оказавшись за рулем элитной машины, Алексей был от нее в полнейшем восторге, и готов был врубить третью передачу и мчаться на полной скорости. Если бы не преграждавшие улицы баррикады, которые только недавно начали разбирать, он бы так и сделал. Ну вот, накаркал. На Варшавском шоссе никаких препятствий движению не было, и Леонов разогнался километров до пятидесяти, не обращая внимания на отставший грузовик. Зря он так мчится. Ну хотя бы сначала прочувствовал габариты машины, она же шире эмки и на метр длиннее. То, что на дороге попадается снег, а шины у нас не шипованные, его тоже не очень смущает. Верно говорят, какой же русский не любит быстрой езды. В восторге от новой игрушки и переполнявших его чувств, Алексей запел очередную песню, и естественно, на все ту же диверсионную тематику:

   В глухую ночь, в холодный мрак

   Посланцем белых банд

   Переходил границу враг -

   Шпион и диверсант.

   Он полз ужом на животе,

   Он раздвигал кусты,

   Он шел на ощупь в темноте

   И обошел посты.

   Впрочем, как только мы выехали за город, восторги поутихли. Местами дорогу перекрывали снежные заносы, и там где эмка сравнительно легко могла пройти, наша сто первая буксовала. Хорошо, что ехать было недалеко, и уже минут через сорок показались пригороды Подольска. Несмотря на морозец, тут было очень оживленно. Отцы командиры не давали бойцам и курсантам, расквартированным в городе, отсиживаться по теплым казармам, а организовывали им полевые учения. Одни бегали на лыжах, другие пытались утрамбовать из снега пуленепробиваемый бруствер, третьи занимались более интеллектуальным занятием - исследованием траекторий полета пули. Для этого вдоль дороги тянулись колья разной высоты, на которые было натянуто несколько веревок, одна под другой, имитирующих траектории для разных установок прицела. Группка красноармейцев шла вдоль этого самодельного макета, и проверяла на наглядном примере, как выбор точки прицеливания влияет на попадание в цель.

   На въезде в Подольск нас остановили для проверки документов, причем в отличие от прошлого визита, проверяли очень тщательно, изучая буквально каждую строчку удостоверения. Прикинув, что на энкавэдэшников сопровождения уйдет не меньше десяти минут, мы решили их не ждать, тем более что впереди нас поджидает еще один пост перед мостом. Да и что может случиться в тыловом городе, полном войск? Здесь находятся два военных училища, в которых обучается несколько тысяч курсантов; штук тридцать госпиталей; части нашей родной дивизии; какой-то запасной полк, куда постоянно прибывает пополнение; и вдобавок разные ускоренные курсы пулеметчиков, саперов, еще кого-то. Плюс к этому охрана железной дороги и многочисленных оборонных предприятий, которые в этой истории никуда не эвакуировались.

   Поэтому мы с чистой совестью бросили охрану и покатили вперед, однако не успел наш желтый авто доехать до речки, как возникло новое препятствие. Одинокий всадник в красной энкавэдэшнлй фуражке, спокойно стоявший на обочине, при нашем приближении поднял руку, требуя остановиться. Когда мы сбавив ход, подъехали ближе, он дернул правый повод и, встав поперек дороги, преградил нам путь.

   Мгновенно среагировав, Алексей остановил машину и распахнул дверцу, одновременно доставая автомат. Пашка тоже извлек пистолет и нацелил его на подозрительную личность поверх двери.

   Устало посмотрев на нас сонными глазами, энкавэдэшник вяло взмахнул рукой в сторону виска, изобразив приветствие, и официально представился. - Старший оперативный уполномоченный особого отдела по Подольскому гарнизону капитан НКВД Колодин. - И примирительным тоном добавил, - попрошу предъявить документы.

   Не опуская оружия, и настороженно озираясь вокруг, мы вышли из машины и, пойдя ближе, показали удостоверения. Армейские, разумеется. Когда понадобится, тогда и заявим, что мы из госбезопасности. А пока светится незачем, ведь мы находимся в том же городе, где расположен наш полк. Ну а что на машине катаемся, так это же не лимузин, а всего лишь реквизированное такси, да и командировочное предписание у меня имеется самое настоящее.

   Наклонившись с седла, капитан внимательно прочел наши корочки, и никаких попыток арестовать нас не предпринимал. А смелый этот Колодин. Ведь не зря же вышел приказ о том, чтобы особисты в одиночку не расхаживали. Если оперуполномоченный человек честный и порядочный, то воры, уклонисты, растратчики и прочая шушера его сильно невзлюбят. Ну а если он, что бывает нередко, мерзавец, то охрана ему нужна вдвойне. Однако этот спокойно разгуливает без охраны.

   - Товарищ Соколов, - наконец обратился он ко мне, - с вами хочет побеседовать руководство. Прошу вас проследовать за мной, разумеется, вместе с вашей охраной. Это недалеко, метрах в трехстах отсюда. Надолго вас не задержат.

   Какое такое руководство, да еще на окраине маленького города? Может шпион? Да нет, на немца Колодин совершенно не похож. Снаряжение и знаки различия правильные, все чин по чину. А то немцы хоть и аккуратисты, но постоянно на какой-нибудь мелочи попадаются. То начинают платить за проезд в трамвае, то четыре кубика в петлицах нацепят, чего даже Мушкин, которого мы в госпитале арестовали, не сделал бы. А откуда он узнал о моем приезде? Ждет уже явно давно - весь замерз, несмотря на теплую одежду, и у лошади ноздри уже обледенели.

   Но вроде бы опасаться нечего, он же только один, хотя как-то уж все это подозрительно. Я бросил взгляд на ребят, но Алексей с Павлом смотрели не на капитана, а на его лошадь. Какой все же я ненаблюдательный, особиста рассматривал, а на его транспортное средство внимания не обратил, и как оказалось, зря. Хотя уздечка у лошадки была абсолютно новая и можно сказать щегольская, но вот о самой коняге этого сказать было нельзя. Обычная рабочая лошадка беспородной пегой масти, да и подкована в круг, то есть совсем недавно таскала телегу или сани. Наверняка под седлом оказалась впервые за свою долгую лошадиную жизнь лишь на войне. Дать такую захудалую лошаденку заезжему энкавэдэшнику вполне могут, но для своего постоянного особиста нашли бы что-нибудь получше. Сейчас, конечно, война идет, но Подольск все-таки в тылу, и фронтовой неразберихи тут нет. Если говорить привычными терминами, это все равно, как если бы начальнику госбезопасности города выделили Запорожец или мусоровозку. Не то, чтобы я разбирался во всех нюансах иппологии, но пока жил здесь, кое-что усвоил. А все-таки жаль, что в наше время не учат ездить на лошадях, общение с живой природой идет только на пользу.

   Пока я размышлял о недостатках современного образования, Авдеев вскинул автомат, нацелив его на предполагаемого диверсанта. Леонов тоже ворон не считал, и неожиданно проскользнув под брюхом лошади, завладел револьвером вероятного противника.

   К нашим метаниям особист отнесся совершенно спокойно, и хотя его держали под прицелом с трех сторон, он и вида не подал, что чем-то огорчен.

  -- С вами действительно хотят поговорить, - мягко повторил Колодин. - Руководство.

  -- Кто конкретно?

   Отпираться капитан не стал и, пожав плечами, признался. - Там вас ждет член Политбюро.

   Авантюрная жилка во мне снова проснулась, и я решительно скомандовал. - Идемте, посмотрим, что тут за политбюро заседает.

   За руль я уселся сам, а Леонов с ППШ наперевес шел за особистом, тихонько трусившим на своей лошаденке. Не думаю, что это пегое чудо сможет скакать галопом, а если вдруг Колодин и попробует удрать, то попасть в такую большую мишень, как лошадь, легче, чем в человека. Вскоре провожатый указал нам на цель нашего путешествия. - Вон в том белом доме.

   Никакой охраны у дома не было, если не считать водителя, копавшегося под капотом сто первого ЗИСа, на этот раз черного. Быстро осмотревшись, мы составили план действий. Я остался в машине, Алексей сторожил энкавэдэшника, а Пашка открыл дверь и, пригнувшись, скрылся в темноте. Обратно он вышел, пятясь спиной вперед, а пистолет уже был в кобуре.

  -- Это и в самом деле он, - растерянно сообщил ординарец, уже настроившийся на битву с диверсантами. - Не соврал особист.

  -- С охраной?

  -- Да нет, один.

   Ну, тогда опасаться мне нечего. Не станет же какой-нибудь старичок лично убивать меня, да и вряд ли он справится в поединке с опытным пейнтболистом. Почему бы и в самом деле не поговорить.

   - Ждите здесь, - бросил я телохранителям и, не выпуская на всякий случай оружия, вошел внутрь.

***

Зеленоглазая

   Проводив Сашу, я села в свою машину и отправилась в Кремль. Новая работа нравилась мне все больше и больше, тем более что темы для исследований я могла выбирать вполне самостоятельно. Распорядок работы мне тоже никто не навязывал, и авралы не устраивал. Чего еще надо для счастья ученого?

   Так, сначала разберем почту и посмотрим, что нам сегодня пришло. Ага, вот очень интересная новость - Немецкое консульство в Дакаре организовало просмотр фильмов местному населению. Тематика, как и следовало ожидать, весьма односторонняя: "Крещение огнем", "Кампания в Польше", "Победа на западе". Все картины как бы документальные, и рассказывают о победах фашистов в Европе. Понятно, подоплека тут вполне очевидная - скоро даккарцам ждать гостей.

   Хорошо, новости почитала, и можно достать мою любимую папочку. Тема увлекательнейшая, я даже название для нее красивое придумала: "Энергетическая безопасность страны". В Сашиных записях очень много говорилось о добыче нефти в разных странах, нефтезависмости и скачках цен. Я даже заподозрила, что Андреев работал в нефтяной компании, уж очень много он знает по этой тематике. Впрочем, попаданец мои подозрения решительно отверг. Один раз, правда, он собирался устроиться в Лукойл, но чего-то не вышло. Кстати, потом я глянула в словаре, и оказалось, что "Look Oil" переводится с английского как "Смотри, нефть!". Чудное название, право слово. Ну так вот, как Саша утверждает, последние сорок лет вся политика так или иначе крутится вокруг энергоносителей и путях их транспортировки. Поэтому тот, кто интересуется международным положением и историей, волей-неволей все узнает об углеводородах.

   Самым лучшим энергоносителем является природный газ, так как его очень удобно транспортировать по трубам. А основным поставщиком газа в Западную Европу в будущем станет Норвегия, которая нас и так уже очень интересует. Второе место по поставкам в 21-м веке занимала Россия, ну а третье Алжир. Эти страны поставляли, в смысле, будут поставлять, три четверти всего газа, потребляемого в ЕС. Очевидно, что для их общего блага им просто необходимо объединиться в газовый картель. И пусть тогда капиталисты попробуют напасть на нас или на наших союзников. Мы сразу же перекроем трубу и вынудим агрессоров отступить. Такой проект мне очень понравился - защищать страну не оружием, а торговлей. И расходов на оборону меньше, и прибыль будем получать. Но конечно, сначала надо заручиться поддержкой правительств этих стран, а еще лучше, поставить там своих людей.

   Еще не знаю, включать ли социалистическое королевство Норвегию в состав СССР, или оставить ее просто нашим вечным союзником. Ну, там видно будет. С Алжиром полегче. Ввиду удаленности от наших границ, как сегодняшних, так и предполагаемых послевоенных, быть ему страной независимой. Вот какой госстрой мы там установим, пока сказать трудно. Вообще-то теория предполагает, что социализм следует строить лишь в промышленно развитых странах. Конечно, гигантские скачки из феодализма прямо в коммунизм возможны, но очень уж они дорого обходятся, причем дорого во всех смыслах. Так что повального социализирования разных там африканских и азиатских стран нам следует старательно избегать. Для тех, у кого найдутся природные ресурсы, можно и исключение сделать, ведь они сами себя будут финансировать. Но это не обязательно. В принципе, насколько левым будет правительство в нефтеносных и газоносных странах, дело десятое, лишь бы они были нам верны. Понимаю, это звучит странно, однако зная судьбу большинства соцстран, начинаешь относиться к ним с недоверием. Но это мы обсудим чуть позже, а пока вернемся к газу, а вернее, к тем участком суши, ну и моря конечно, откуда он берется.

   Итак, Алжир. Пока идет война, наши союзнички терпят национальное движение в Африке, но лишь до определенного момента. Когда он наступит, совершенно ясно и без послезнания. В прежней истории колониалисты начали повальные аресты оппозиционеров весной сорок пятого, а 8 мая, сразу после подписания предварительной капитуляции Германией, начали бойню. Возмущенные тем, что им не дали свободу, алжирцы массово восставали, но неорганизованные повстанцы ничего не могли сделать против регулярной армии и авиации. Совершенно неподготовленное стихийное выступление батраков и хаммасов не имело ни малейших шансов на успех. За считанные дни было убито не меньше сорока тысяч человек, и конечно, большинство из них не имело никакого отношения к повстанцам. Целые поселки алжирцев были вырезаны лишь по простому подозрению. Однако, такой финал вовсе не предрешен. Если национальное движение чуть-чуть организовать, то дело пойдет на лад. Так что алжирцы это наши потенциальные союзники.

   Теперь Норвегия. Страна потенциально богатая, правда, есть одна закавыка. Все ее богатство лежит на дне моря, и добывать его оттуда очень дорого. Рентабельной продажа подводного газа стала лишь после нефтяного кризиса семидесятых, когда арабы ввели нефтяное эмбарго. Но мы, конечно, так долго ждать не собираемся, и постараемся ускорить естественный процесс, хе-хе. Ведь и в самом деле природные ресурсы следует беречь и добывать их не варварским способом, и а рачительно и экономно, к тому же сберегая экологию. Так что предложение за спросом поспевать не будет. А если капиталисты хотят потреблять нефти больше, чем мы успеваем добывать, то это их проблема. Вот только прежде следует разобраться с Персидским заливом, а этот вопрос архисложный и труднопрогнозируемый. Например, что следует делать с Курдистаном? Вот к слову, в том мире вышла некрасивая история, когда Сталин войска из Ирана вывел, а обещанные концессии от иранцев не получил. Если знать точно, что и здесь такая же ерунда случится, то нужно требовать от шаха дать независимость Мехабадской республике курдов. Ну а вдруг потом Иран станет просоветским? Тогда, выходит, мы сами себе навредим. Ну да ладно, выкрутимся. Мы и месторождения получим, и нефтяной кризис устроим как можно раньше.

   А вот тут вырисовывается еще одна замечательная перспектива. Во время кризиса все стремится к распаду, будь то транснациональная корпорация, большая страна или объединение стран. Корпорациям легче, они просто продают часть своих предприятий, особенно те, что приносят мало доходов, и ждут лучших времен. Но вот распад страны дело не такое простое. С одной стороны, отдельные регионы стремятся отделиться, чтобы не делить свои доходы с бедными провинциями, и в этом им помогают местные лидеры, жаждущие власти. Но с другой стороны, центральное правительство упорно этому сопротивляется.

   Вот интересно, что произойдет в Америке, если годах эдак в шестидесятых поставки нефти неожиданно снизятся? Кризис начнется такой, что Великая Депрессия покажется процветанием. Нефтедобывающие штаты вполне могут решить, что пребывание в США является для них обузой. Особенно Техас - самый большой по территории, (* В 1941 году Аляска еще не являлась штатом), один из самых населенных и самых богатых, и заодно, самый гордый и выпендрежный. Там даже в двадцать первом веке носят шляпы, что для цивилизованного мира уже давно является дикостью. Техас стоит особняком среди всех штатов - он единственный был раньше независимой, всеми признанной страной. А в случае нефтяного кризиса техасцы вполне возможно захотят пуститься в свободное плаванье.

   Кстати, Саша упоминал, что незадолго до его хм, путешествия, губернатор Техаса на полном серьезе заявлял о праве штата на отделение. (* Пока я это писал, последователи проигравшего Ромни затеяли клоунаду с выходом из США, и начали собирать подписи). Строго говоря, вопрос этот очень темный и запутанный. В конституции нет никакого запрета на выход субъектов из состава страны. Там говорится, что местные правительства могут принимать любые законы, не противоречащие федеральным. Правда, есть такая штука, как решение Верховного суда по делу "Техас против Уайта". Это конечно не закон, но прецедент в Америке, это краеугольный камень правосудия, и с юридической точки зрения штаты отделяться от страны права не имеют. Ну что же, тем лучше. Не захотят США добровольно отпустить Техас, пусть начинают вооруженную борьбу, а мы с Великобританией будем хм, "морально" поддерживать свободолюбивый народ прерий. Да, и почему же только их. Еще следует оказать юридическую помощь коренному населению страны. Как ни крути, но все до единого договора с индейцами правительство Штатов нарушило. Наш долг помочь бедным индоамериканцам. Да, и пометить себе, чтобы потом разработать стратегию борьбы афроамериканцев за свои права. А если заглянуть в двадцать первый век, когда Европу заполонят жители бывших колоний, то и учесть противостояние афроевропейцев с евроевропейцами. Тьфу ты, с этой политкорректностью, короче справедливую борьбу негров против бледнолицых.

   Само собой, еще надо подумать, как не допустить создания международных альянсов, вроде ЕС и НАТО. Не то что бы Молотов и Сталин об этом не думают, но вдруг я какую-нибудь оригинальную идею, да подам. Как говориться, две головы хорошо, а... что еще за громовой стук? Да что же такое, на самом интересном месте прерывают полет фантазии.

   Несколько минут я готовилась к приему посетителей, пряча бумаги по сейфам, а на нетерпеливый оклик, - Ну что вы там? - сердито буркнула. - Бумаги сжигаю. Инструкция у меня такая.

   Наконец, собрав в кучу все листочки, до этого аккуратно разложенные по столу, и запихав их куда подальше, я открыла дверь и посмотрела, кто так настойчиво ко мне ломится. Обычный старший политрук, представившийся Лопатиным, хотя судя по внимательному взгляду, он мой коллега из ГУ ГБ. Там сотрудники часто для маскировки носят чужие петлицы, и в основном как раз политуправления.

   Подозрительно потянув носом воздух, не горит ли чего, и придирчиво осмотрев мое удостоверение, он без лишних слов выдал мне другое, с новым званием младшего лейтенанта госбезопасности, а старое приказал лично сдать в отдел кадров. Внимательно проследил, как я расписалась в бланках, сверил подпись, ну и педант, а под занавес вручил пропуск в приемную Сталина. Вот бюрократия, ну почему же их делают одноразовыми? На прощанье таинственный политрук, да и Лопатин ли он на самом деле, заявил как бы между прочим, что меня вызывают "к самому" в тринадцать сорок.

   Кто должен был явиться на совещание, кроме нас с Верховным конечно, и какие вопросы значатся в повестке дня, мне никто объяснить не соизволил. На всякий пожарный взяла несколько папок и карт, мало ли что спросят, и завалилась в приемную пораньше. Впрочем, Поскребышев меня пригласил сразу, и оказалось, что в кабинете Верховного уже собралась целая толпа.

   По составу участников это было скорее расширенное заседание Комитета обороны, на которое еще пригласили военных из генштаба и руководство некоторых фронтов. Шапошников тоже присутствовал, хотя вид у него был явно нездоровый, зато Василевского нигде не было видно. Обсуждали в первую очередь "котлы", в которые угодили фашистские войска, и перспективы их скорейшей ликвидации. Курский котел уже удалось сжать до размеров города, но на этом продвижение остановились. Штурм каменных зданий, хотя и полуразрушенных, означал большие потери в людях и огромный расход боеприпасов. Кстати, военные пояснили, что как раз развалины оборонять легче, чем целые дома. В конце концов решили, что черт с ними, с паразитами. Пускай немцы сидят в Курске, пока не замерзнут.

   Рядом с Демянском фашистов тоже потеснили, и теперь они прячутся в лесах практически без снабжения. Однако лезть к ним через заминированные буреломы пока рановато, тут тоже следует обождать. В Новгороде часть гарнизона уже сдалась, но оставшиеся фрицы к чему то готовятся, скорее всего, к прорыву в сторону Луги, и этого ни в коем случае допустить нельзя. В смысле, выпустить фашистов из города можно и нужно, но дальше они должны попасть в мешок. Тут главное не ошибиться с направлением прорыва и вовремя выставить заслоны.

   Самой трудной задачей сейчас является удержать немецкую армию в огромном ленинградском котле, постепенно сжимая его и рассекая на части. Самое оптимальное направление для удара, (это не я решила, а маршалы) от Нарвы на юго-восток, вдоль западного берега реки Луга, и навстречу ему от города Сольцы. Если новое наступление окажется успешным, то в западной части котла окажутся сравнительно небольшие части противника, которые можно быстро уничтожить. Тогда восточнокотелцы окажутся больше чем в ста километрах от линии фронта, и в двух шагах от плена. Ну а если основные силы окруженцев вдруг попрут на запад, то мы начнем выполнять запасной план.

   Судя по всему, перелом в войне уже намечается, уже есть случаи добровольной сдачи в плен целых батальонов еще до того, как у них закончились боеприпасы и продовольствие. Но большинство фашистов, конечно, пока упрямо держаться, надеясь на чудо в виде решительного удара своих войск. Надеются они напрасно. Насколько нам известно, прорывать внешнее кольцо окружения немцам просто нечем. Зато наши армии готовы продолжать наступать и дальше. Под данное мероприятие зарезервированы практически все пополнения и боеприпасы, имеющиеся в наличии. От успехов сражения в "Большом кольце", как его назвали журналисты, зависит весь ход войны, поэтому чтобы достичь успеха, резервы исчерпали до дна. Все боеприпасы, производимые военными заводами, сразу доставляются на фронт и немедленно выпускаются по врагу. Попытки накопить более-менее значительные запасы на будущее, сурово пресекались, таких генералов-хомяков Сталин нещадно критиковал.

   - Вы даете передышку побитому противнику, - медленно, с расстановкой, чтобы дошло до всех, пояснял Сталин. - Этим вы его укрепляете и затрудняете в ближайшее время свое продвижение вперед. Это очень плохо. Давайте поскорее ваш план дальнейшего наступления с обозначением сроков продвижения. - В ответ на укоры хомяки бледнели, и обещали больше передышки врагу не давать. Надеюсь, так оно и будет. Пока противник не успел окопаться и прочно закрепиться, его надо гнать дальше. Чуть остановишься, и все, он зароется в землю, и тогда порывать оборону придется с большим трудом.

   А вот послышалось странное слово - "Алькор". Что такое, почему я об этом ничего не знаю? Навострим уши, ага, теперь понятно. Когда Саша ввел новый обычай давать название операциям, это очень понравилась командованию, и оно раздало имена всем мало-мальски значимым планам. Планеты быстро закончились, и теперь перешли к звездам. Знать бы еще, где и когда этот таинственный Алькор будет проходить. Так, внимание, опять выступает Верховный.

  -- Как мне доложили, операцию лучше всего начинать через десять дней, максимум через две недели. Однако вы говорите, что резервов нет, и на все сил не хватает. Но вы поймите, товарищи, что другого такого большого шанса не будет. Поэтому вам надо - короткая пауза, - надо собрать достаточное количество сил.

  -- Четвертый воздушно-десантный корпус понес сравнительно небольшие потери, - сразу отозвался кто-то из генералов, - и за пару недель его можно подготовить к боевым действиям.

   - Сто семьдесят девятая стрелковая сидит здесь в тылу, а она вполне боеспособна. К тому же у нее гаубичный полк оснащен трофейной артиллерией, снарядов к которой мы выделим с избытком. Ее, правда, хотели перебросить к Демянску, но там и без нее справятся.

   Сразу посыпались предложения о соединениях, частях и подразделениях, плоть до батальонов, которые можно снять, перебросить, ускоренно доформировать. Потом также легко нашлись паровозы из резерва правительства. Нарком путей сообщения заверил, что он и члены политбюро, курирующие транспорт, лично контролируют выделение поездов для переброски войск. Пообещали также изыскать недостающее вооружение, запланированное количество боеприпасов и продовольствия.

   Все это конечно, страшно интересно, но вот что на этом совещании делаю я, вот в чем вопрос. Слова мне не давали и ни о чем не спрашивали. Могли бы тогда просто вручить протокол и сэкономить мне кучу времени. Единственный плюс от моего сидения это то, что некоторые командующие, любящие крепко выражаться, теперь старались себя сдерживать. Даже Ворошилов, который и при Сталине не затруднял себя автоцензурой, теперь перешел с матерно-командного на обычный русский язык. Да, вот так надо с ними, построже. Вместо того, чтобы бросаться стандартными заученными фразами, пусть предварительно думают и тщательно формулируют свои предложения.

   Ладно, пока обдумаю новый замечательный план - уже пора всерьез вести с пленными немцами агитработу. Мы уже захватили несколько генералов, а скоро их прибавится еще десяток-другой. Особенно радует, что партизаны поймали самого Зейдлица-Курцбаха, и самое приятное, Гитлер успел присвоить ему звание генерал-лейтенанта буквально за день до пленения. Вот нам и готовый глава будущего комитета "Свободная Германия". Жаль, что Саша больше ничего о его членах не помнит. Тогда, в той истории, немцы ждали коренного перелома в войне, чтобы запеть по-другому. А тут перелом похоже не за горами, и нужно ловить момент, поскорее вербуя добровольцев среди пленных. Вопрос только в том, как именно использовать фрицев, которые согласятся перейти на нашу сторону. А что, если действительно сформировать из немцев, настроенных против Гитлера, отдельный корпус. В прошлый раз до этого дело не дошло, и ограничились лишь небольшими отрядами, да и то буквально в последние дни войны. Но сейчас все может пойти по-другому. Вот только на какой фронт их послать? Против своих воевать они будут неохотно. Против румын? Ага, сейчас. Эти вояки будут служить тренировочным полигоном для нас. Идея, а что если экипировать фрицев теплой одеждой и натравить на Финляндию? Вот смеху то будет. Финны призвали Германию на помощь, чтобы захватить у нас Карелию и Ленинград, а теперь немцы сами будут изгонять оттуда финских захватчиков.

   Понятно, что не я первая об этом подумала, но вряд ли кто-нибудь уже составлял подробные планы на этот счет. Не обращая внимания на нудные перечисления вагонов, боеприпасов и ватников, я тут же написала свои предложения и передала записку Сталину, слегка удивляясь своей наглости. Прочитав мое послание, Верховный в мою сторону не посмотрел, но довольно улыбнулся и протянул листок Берии. Тот тоже отчего-то заулыбался, и положил рацпредложение перед Шапошниковым. Борис Михайлович в свою очередь кивнул мне, и показал на часы, дескать, когда освобожусь, поговорим.

   Подумать только, а ведь раньше генералов видела вблизи только один-единственный раз. Это случилось, еще когда нас впервые привезли на фронт. В тот день устроили показательный расстрел дезертира, и какой-то генерал по этому случаю выступал перед нами. А теперь вот сижу бок о бок с маршалами, и ничего, от обилия звезд на петлицах голова кругом не идет.

   Едва закончились баталии по распределению немногочисленных резервов, сразу попросил слова Тимошенко. К моему удивлению, заговорил он не о боевых действиях, а витиевато и околичностями завел речь о моральном состоянии армии. Это было довольно странно, ведь после остановки вражеского наступления в октябре с боевым духом у нас стало все в порядке. Ну а после большого наступления никто и не сомневался, что война закончится уже в следующем году (* Такие же настроения царили в РИ после успешного наступления).

   Но маршал нашел таки коварного внутреннего врага, подрывающего боеспособность Красной Армии, и им оказался не кто иной, как журналист Корнейчук, написавший пьесу "Фронт". В чем заключалась его вина, я сразу не поняла, так как Тимошенко к моему удивлению оказался поэтом, и вместо конкретных обвинений прибег к образам и метафорам. Пока я пыталась догадаться, что значит фраза "Эта пьеса вредит нам целыми веками", Семен Константинович добрался до конкретных предложений - "автора привлечь, виновных разобрать". Не удивлюсь, если комфронта специально прилетел в Москву, чтобы разобрать виновных, причем в самом буквальном смысле, по косточкам.

   Верховный, слушавший гневную тираду без малейших признаков нетерпения, подержал в руке папку, переданную ему в качестве вещдока, и отбросил ее на стол.

  -- Сценарий пьесы я читал.

  -- Ну, и? - было прямо-таки написано на лица всех генералов, и даже на затылках стенографистов, сидевших к нам спиной.

  -- Написано политически грамотно, литературные достоинства также бесспорны, - отрезал Верховный, вогнав Тимошенко в ступор.

   Маршал, не ожидавший такого возражения, даже на минуту онемел, но все-таки решил гнуть свою линию до конца. - Там же клеветническая пропаганда против нашей армии, - с возмущением поделился он своим виденьем данного произведения.

   Однако главнокомандующий с этим не согласился. - Вы не правы, товарищ Тимошенко, - продолжал Сталин защищать "Фронт". - Вы думаете, Красная Армия идеальная, а она не идеальна, и все недостатки надо открыто признавать.

   Воспользовавшись тем, что все сидели остолбенев, я схватила папочку, чтобы хоть одним глазком увидеть, о чем тут толкуют. Ай, как стыдно. Пока читала повести о будущем, не удосужилась заглядывать в прессу сегодняшнюю. Правильно говорил Остап Бендер, людей, не читающих газеты, надо морально расстреливать на месте. Эту пьесу печатали в газете, но я окромя сводок с фронта и зарубежных новостей ничем не интересовалась. Тимошенко оказался более бдительным, но тут он конечно, сильно промахнулся. Если пьесу печатают не где-нибудь, а в "Правде", то понятно, что публикация была согласована на самом высшем уровне. Не удивлюсь, если Сталин сам же и попросил ее написать. Как-то трудно представить, чтобы обычный военкор по своей инициативе вдруг затеял разгромную критику командования фронтами. Хотя маршалу эта простая мысль, похоже, в голову не приходила. Эх, это про таких как он Саша цитировал "Мне бы саблю и коня, да на линию огня, а дворцовые интриги, энто все не для меня" (* Леонид Филатов.).

   Однако Верховный злиться на недогадливого маршала не стал, а воспользовался случаем, чтобы донести свою позицию до всех присутствующих. Убедившись, что все слушают внимательно, впрочем вряд ли могло быть по-другому, он начал лекцию. - Да товарищи, у нас есть генералы, которые плохо знают свое дело. Пьеса правильно отмечает недостатки Красной Армии, и было бы неправильно закрывать на них глаза. Нужно иметь мужество признать недостатки и принять меры к их ликвидации. Это единственный путь улучшения и усовершенствования Красной Армии. Поэтому пьеса будет иметь огромное воспитательное значение и для нашей армии и для ее комсостава.

   Почти все присутствующие, конечно кроме нас, "знающих" были буквально в шоке. Чтобы не демаскироваться, я вместе с другими "знатоками" попыталась тоже изобразить на лице смесь недоумения и согласия.

  -- Так это что же, всю старую гвардию снять, - недоуменно вопросил Тимошенко, обводя нас растерянным взглядом, - а кого же тогда на наше место поставить? Выходит, надо возродить старый лозунг о том, что любая кухарка сможет командовать армиями. Вот вы голубушка, - обратился маршал ко мне, видимо полагая, что я здесь только для оказания первой медицинской помощи Шапошникову. - Вы можете объяснить, почему летом в Западном ОВО наши войска э ... не смогли остановить фашистов.

   К его удивлению я вскочила и бойко принялась докладывать. - К началу войны войска Западного особого военного округа были практически не готовы к боевым действиям. Начнем с самолетов. Авиационный парк округа сильно устаревший, причем и морально, и технически. Древние Чайки и Ишачки даже в исправном состоянии не могут угнаться за немецкими самолетами, а с изношенными двигателями так тем более. Правда, в округе имелось достаточное количество машин новых типов, но переобученных пилотов для них не было. Например, из двухсот сорока истребителей МИГ только четверть была обеспечена летчиками, а на двадцать новейших Як-1 вообще не было ни одного экипажа. Причем в ряде авиаполков, перевооруженных на новую технику, осталось много безлошадных пилотов. Старых самолетов у них уже не было, а на новые по графику их должны были обучить только осенью. В итоге получилось, что формально обладая численным преимуществом над немецкой авиацией, фактически мы ничего противопоставить фашистам не могли. Из тысячи шестисот пятидесяти самолетов ВВС округа лишь девятьсот пятьдесят могли подняться в воздух, и в основном устаревшие модели. Но это в мирное время, а в первый же день войны наша авиация понесла колоссальные потери от бомбежек противником аэродромов, причем больше всего как раз в Западном ОВО. Объясняется это тем, что местность в Белоруссии лесистая и болотистая, мест пригодных для оборудования аэродромов, в отличие от соседней Украины, там немного. Причем местоположение старых польских аэродромов немцам хорошо известно, ведь они захватили в Варшаве все карты польского генштаба. Конечно, были приказы о создании новых аэродромов и их тщательной маскировке, но прежнее командование округа их не выполнило. В результате, противник сразу захватил господство в воздухе, тем самым во многом предопределив исход наземного сражения. Далее, противотанковые бригады были не полностью сформированы, да их практически вообще не было, так что остановить наступление танковых клиньев они не могли. Нужно также отметить, что даже в приграничных районах комплектность дивизий была неполной, оставаясь на уровне мирного времени. Усугубило ситуацию то, что в них служило много призывников с новых территорий, которые не все еще полностью лояльны советской власти. По-хорошему, их следовало отправить служить на восток, но это было сделано с опозданием. Также неотмобилизованным был не только личный состав соединений, но и автотранспорт. Наконец, усугубил ситуацию быстрый захват противником большого количества складов с боеприпасами, оружием, горючим и продовольствием. Но самое печальное, это ситуация со связью. Не имея налаженной связи с войсками...

   Молотов усиленно подавал мне знаки, чтобы не отвлекала людей от серьезных дел, но пока Сталин молчал, насмешливо поблескивая глазами, я продолжала строчить со скоростью пулемета, выдавая факты и цифры. Все смотрели, округлив глаза, как будто узрели невиданное чудо, хотя лично я ничего необычного не видела. Для меня это лишь урок истории, который я тщательно выучила. Конечно, пока все эти данные секретные, но только не для Жмыховой. К тому же, чтобы проверить уровень достоверности попаданческих сведений, к его рассказу о первых месяцах войны были приложены официальные отчеты. Так что я могла черпать данные сразу из двух источников и смотреть на летние событие с двух точек зрения.

   Тимошенко, сначала смотревший с иронией, а потом с ужасом, постепенно повеселел.

  -- И вы, товарищ Жмыхова, - осторожно спросил он, - полагаете, что другой командующий на моем месте смог бы наладить оборону лучше?

  -- Нет, товарищ маршал, ваши действия в данной ситуации были совершенно правильными, - бодро отчеканила я. Не знаю, так ли это на самом деле, но все сомнения следует трактовать в пользу обвиняемого. Да и ссориться с маршалами по пустякам не стоит.

  -- Товарищ лейтенант госбезопасности специализируется на армиях иностранных держав, в первую очередь США, - с самым серьезным видом пояснил Молотов. - Поэтому особых подробностей наших фронтовых операций она не знает.

   Как все-таки приятно, нарком сократил только одно-единственное слово "младший", и я уже как бы отношусь к старшему комсоставу (* лейтенант госбезопасности носил шпалу). И смотрят на меня теперь совсем по-другому. Одним словом, дипломат.

  -- Специалист по Америке, в самом деле? - почти приветливо улыбнулся Тимошенко, спеша уйти от опасной темы. - Как вы оцените возможности американского гарнизона на Гавайях? Ведь от него зависит ход войны с японцами.

  -- На архипелаге расположены две пехотные дивизии - 24я и 25я, причем последняя еще не закончила формирование. - Повезло с вопросом, это единственные американские соединения, о которых я что-либо знаю. Впрочем, остальные пока никого особо и не интересуют. А если мне вдруг зададут заковыристый вопрос, скажу, что сведения секретные и разглашению не подлежат. - Недавно началось создание еще одного добровольческого соединения, но для него пока нет ни оружия, ни личного состава. В целом я полагаю, что высадка японцев на Оаху невозможна до подхода значительных подкреплений, которые раньше двадцатого числа не ожидаются. Если американскому флоту ничего не помешает провести конвой к архипелагу в ближайшие дни, то имперской эскадре скорее всего придется уйти, эвакуировав десанты. Ну а если американские авианосцы что-то задержит, то судьба Оаху и Перл-Харбора станет очень неопределенной.

  -- Задержит, уже задержало, - скромно, но одновременно торжественно объявил Панфилов.

  -- Вот как? - Сталин произнес только два слова, но выразил ими целую гамму чувств. - И почему его не поставили в известность, и какого черта его диверсанты без спроса портят корабли союзника, нарываясь на международный скандал.

  -- Наши разведчики только наводили справки о ходе ремонта "Йорктауна", и случайно вышли на след фашистских шпионов, которые подкупом и шантажом задержали выход авианосца в море. Мешать им, - генерал невинно улыбнулся, разрядив обстановку, - естественно не стали, чтобы самим не раскрыться, да и поздно было. Сначала диверсанты испортили на авианосце самый ценный агрегат - аппарат для получения газированной воды, без которого американские моряки воевать в тропиках не смогут. К сожалению, эту неисправность быстро устранили, но зато потом была нарушена работа двигателя корабля. Шифровку я получил только сегодня, и доложить пока не успел.

   Сталин одобряюще кивнул, и повернулся к Молотову. - Раз уж мы коснулись вопроса диверсий, то почему агенты враждебных государств столь успешно действуют на территории США?

   Нарком поправил пенсне, потрогал усы, собираясь с мыслями, но я его опередила. - Дело в том, что в последнее время между преступными кланами и ФБР возникли серьезные разногласия. Это началось после убийства актера, который оказался федеральным агентом. Полиция выяснила, что покушение было организовано очень тщательно, и что замешаны в ней местные преступные элементы сицилийского происхождения. Однако главари мафии, как местные, так и национального масштаба, упорно отрицали свою причастность к преступлению и отказывались выдать виновных. Вернее, они отдали федералам мелкую рыбешку, но как выяснилось, эти пешки ничего не могли сказать о данном деле, то есть их просто подставили.

   Панфилов, который понятия не имел, зачем понадобилось устранять актера, теперь решил, что догадался о сути операции. Он с благоговением смотрел на Сталина, считая его гениальным стратегом, и разве что восхищенно не ахал. Надо же все так просчитать на несколько ходов вперед.

   - Конечно, в газетах объявили, что заказчик и киллеры найдены, - продолжала я, видя, что меня никто не останавливает. - Но Гувер прекрасно знал, что истинные виновники ушли безнаказанными, и он начал настоящую тайную войну с главарями преступного мира. Разумеется, глава ФБР продолжал придерживаться прежней позиции и отрицал сам факт существования оргпреступности. Но теперь он предпринял все меры для ее ликвидации. Конечно, результаты пока мизерные, но сотрудничество правительства с мафиози было полностью свернуто, а без него успешно бороться с фашистскими агентами власти не могут.

  -- Однако, - заметил Верховный, - несмотря на попытки саботажа со стороны германских шпионов, которые действуют столь бесцеремонно, американские поставки нашей стране теперь идут практически без задержек.

   Ну, тут уже очередь наркома отчитываться по ленд-лизу. - Парадокс сегодняшней ситуации, - сел на своего любимого конька Молотов, - объясняется просто. Случаи диверсий, устроенных фашистами, достаточно редки. А вот саботаж поставок, который имел место до вступления Америки в войну, носил постоянный и целенаправленный характер. Теперь президент Рузвельт больше не ведет по отношению к нам фальшивой линии, и все вопросы быстро разъяснились. Мало того, выделение нам сырья и материалов идет со значительным опережением графика. Можно сказать, что мы уже имеем надежную опору со стороны США. Добавлю, что в связи со значительным усилением японской угрозы, которую американцы пока не могут предотвратить, улучшилось отношение с Великобританией и некоторыми другими странами. Например, о готовности оказать нам помощь заявил правитель Хайдарабада низам Осман Али Хан. Его госбанк уже выделил сумму для покупки двух эсминцев, которые передадут нашей стране.

   О пьесе больше не вспоминали, хотя все военные, и даже Шапошников, стали вдруг очень задумчивыми, видимо оценивая свою профпригодность в свете новых веяний. Мне вопросов больше не задавали, похоже, приняв за своего - то ли кадрового разведчика, то ли специалиста по тайным и темным операциям. Не знаю, может в этом и заключается смысл моего присутствия здесь - чтобы все привыкли к тому, что я отираюсь возле руководства страны. А нет, оказывается, не только в этом. Когда отпустили не только большую часть народа, но и всех стенографистов, остались только мы - знатоки будущего, плюс неизменный начальник разведки. Панфилов обреченно вздохнул, поняв, что опять начнутся странные беседы, в которых он понимал только с пятого на десятое. Впрочем, когда слово предоставили ему, он оживился, и достав красную папочку с надписью "Особая папка", с выражением стал читать доклад. Меркулов, которому поручили стенографировать совещание, пока ничего не писал, видимо дожидаясь начала дебатов.

   - Наша разведка, - с гордость начал Панфилов, выделив слово "наша", и искоса взглянув на Берию, - внимательно отслеживает планы США в отношении металлического урана и девяносто четвертого элемента. Как удалось установить, интерес к ним со стороны американского правительства действительно резко возрос за последние недели. По нашим разведданным, девяносто четвертому элементу даже в срочном порядке придумали имя. Правда, не плутоний, как было бы логично ожидать, учитывая, что перед ним в таблице находятся уран и нептуний, а "ультимий". - Ага, как же, по разведданным. Это в научном журнале опубликовали, и еще вчера наше посольство прислало об этом телеграмму. - С одной стороны, это повод для тревоги. Однако на данную тему пока продолжаются публикации в открытой прессе, и это означает, что военные пока не видят особого прока в данных исследованиях.

   Ну что же, примерно этого мы и ждали, и пока все идет по плану. Однако внешне я свои мысли ничем не выдавала. Наоборот, округлила глаза, удивленно приоткрыла рот и кивала головой, одновременно поедая докладчика глазами. Остальные "знатоки" вели себя аналогично, дабы ничем себя не выдать, и внимали Панфилову с максимально заинтересованным видом, даже задавая вопросы об использовании ультимия в военном деле. Даже на Сталина во время его выступления никто с таким ажиотажем так не смотрел.

   Закончив с весьма довольным видом свое сообщение, Панфилов, которому мы притупили бдительность, сделал приглашающий жест Берии. Однако тот ответил ему тем же, и генерал, немного помявшись, пояснил, что следующий доклад приготовлен совместно с наркоматами индел и внудел, но он лично со всеми положениями полностью согласен. Затем Панфилов немного неуверенно заговорил об опасности, которую после войны будут представлять для нас США. - Несомненно, к концу войны империалисты будут иметь в наличии армады стратегических бомбардировщиков, а еще лет через пять они заполучат большое число ультимиевых бомб. Первоочередной целью для ядерного оружия американские генералы выберут не только наши военные объекты, но в первую очередь мирные города. Эту угрозу руководство отчетливо осознает, и поэтому дает добро на устранение наиболее опасных для нашей страны личностей. Это совершенно необходимо, чтобы разрешить проблему опасности для СССР. Отдел специальных заданий Красной Армии, диверсионный отдел, а также соответствующие службы НКВД в состоянии выполнить подобную задачу. Однако, - тут начальник разведупра еще раз переглянулся с наркомом НКВД, - американцы ни в коем случае не должны узнать, кто стоит за этими операциями. Кроме того, после первого же покушения на любое высокопоставленное лицо, меры безопасности в США значительно усилят. Поэтому мы с товарищами из наркомата внудел предлагаем ограничиться только одной э... ликвидацией. Вот кого именно выбрать, пока не решено. Именно это нам и нужно с вами обсудить.

   Ах, так вот зачем нас собрали - найти самое сильное звено в цепи наших врагов.

   Первым Сталин предложил высказать мнение самому Панфилову. Генерал, конечно решил, что с него начали, как с самого компетентного, и засиял как начищенная лампа. Достав из своей особой папки листок, он толкнул речь минут на десять, хотя весь смысл можно было выразить одним предложением: "Наиболее опасный среди американцев это Гувер, который безжалостно преследует в Америке коммунистов, и тем самым не дает оппозиции поднять голову."

   - Самый опасный враг для США, - уже в третий раз твердил Панфилов, - это внутренний. Сами американские коммунисты вполне способны вести борьбу, надо только дать им шанс выйти из подполья. Вот как вы полагаете, товарищи, Рузвельт может уволить Гувера?

   Очнувшись от дремы, в которую он нас вогнал, мы естественно единодушно покачали головами, радуясь тому, как хорошо быть провидцем. Развернутый ответ за всех дал Берия. - Нет, ни один президент не сможет отправить его в отставку, и Гувер будет занимать свой пост очень долго, скорее всего, до конца жизни. А учитывая, что директор Бюро ведет здоровый образ жизни, хм, в некотором смысле, то это еще лет тридцать.

   Мне как младшей по возрасту и по званию, дали слово следующей. За кого голосовать, у меня сомнений не было, и я туманно намекнула, что здоровье у Рузвельта не очень, а в его партии все большее влияние завоевывает Трумэн. А этот сенатор такой вредоносный тип, что став президентом сразу же начнет и холодную войну, и охоту на ведьм. И вообще, он наверняка разработает план по бомбардировке нашей страны ультимиевыми бомбами. Да и сейчас глава комитета вооружения уже является ключевой фигурой, от которой очень-очень много зависит.

   - Хорошо, товарищ лейтенант госбезопасности, - остановил меня Верховный, видя что я вхожу в раж. - Ваша позиция мне понятна.

   Меркулов сразу сделал себе пометку, и с гордостью посмотрел не меня - вот какие орлы, вернее, орлицы у него в ГБ работают - с места в карьер, от рядового сразу до старшего командира. Раз верховный сказал "лейтенант госбезопасности", значит, так тому и быть. Меня, однако, такая скорость продвижения по карьерной лестнице не очень радовала. Что же будет, когда отец приедет, и увидит в каком я звании. Рассказывать правду о своей работе мне нельзя, и он решит, что шпалы я зарабатываю, ставя клизмы членам политбюро. Ох, ох, за что мне такое наказание. Впрочем, надо везде выискивать хорошие стороны. Чем выше звание, тем быстрее я смогу получать ответы на запросы от различных служб и наркоматов. А что мне только двац..., ну в общем немного лет, так эпоха у нас такая, что даже тридцатилетние наркомы никого не удивляют. А мне до наркома еще ой как далеко. Вот только жалко бедный отдел кадров, сколько им со мной возни...

   Ну вот, пока я жалела себя, горемычную, Берия уже закончил расхваливать полковника Гровса - будущего отца атомной бомбы. Ага, рыбак рыбака... В принципе нарком прав, без правильного руководства проект "Манхэттен" будет продвигаться медленно.

   Меркулов, однако, своего начальника не поддержал, и вполне аргументировано выдвинул на место злодея номер один Эйзенхауэра. Он де и талантливый полководец, и после войны на волне своей славы наверняка станет президентом, причем республиканцем. Вот такой вот человек "два в одном" нам как раз и нужен. В смысле, наоборот, совершенно не нужен.

   Шапошников на эту тираду рассудительно возразил, что полный разгром США на германском фронте для нас совсем нежелателен, так как повлечет усиление немцев на фронте восточном. И к тому же, будучи типичным солдафоном, Эйзенхауэр совершенно не будет интересоваться мирной космической программой. Да и с маккартизмом именно он покончит, так что все эти деления на республиканцев и демократов весьма условны, и давно устарели. Вот что очень опасно, так это скорое создание Донованом объединенной разведслужбы. Этот полковник - старый лис, который помимо прочего успел поучаствовать в нашей гражданской войне, будучи советником беляков. Он уже давно на нашу страну зуб точит. Да и Даллес с ним одного поля ягодка, со своими-то планами, которых вроде и нет, но они действуют. И что хорошо для нас, Маршалл пока фигура незаметная, и несчастный случай с ним особого внимания не привлечет.

   Едва маршал сел, как тут же последовала резкая отповедь от Берии. - Что до лунной программы, то пусть уж лучше американцы занимаются ею, чем гонкой вооружения и внешней экспансией.

   Наконец высказался и Молотов, до этого лишь насмешливо выслушивающий наш детский лепет. Как истинный политик, он рассматривал ситуацию в целом, и смотрел на нее с другой точки зрения. - Если уж устранять американских главнокомандующих, - заявил нарком, - то тех, кто внесет больше вклада на Тихом Океане. Вот эти кандидатуры и стоит обсуждать.

   Как и следовало ожидать, предложение было встречено в штыки. Действительно, ну что успеют США сделать с японцами до конца войны, который уже не за горами. Пока что они только отступают, и в лучшем случае лишь через год начнут развлекаться своими "лягушачьими прыжками" от острова к острову. Когда мы войдем в Берлин, янки хорошо, если до Филиппин доберутся, а в Европе приготовятся высаживаться на Сицилии.

   Поиск сильного звена, устранив которое можно снизить угрозу для нашей страны, оказался не таким уж простым делом. Мнений было ровно столько, сколько присутствующих. Единственный, кто молчал, это сам Верховный. Ну, хоть бы намекнул, кто ему не нравится, чтобы сузить круг обсуждаемых персон. И не нужно думать, что никто не осмелится возразить Самому, ведь Молотов не стесняется с ним открыто спорить, да и Берия тоже. Но Сталин молчал как партизан. Понятно, ждет что мы сформулируем идеальное решение и тогда выскажет свои соображения, совпадающие с мнением большинства. Вот так и зарабатывают славу великого руководителя.

   Дискуссия зашла в тупик, и на минуту все замолчали. К счастью, появился еще один посвященец - Куликов. Видно, что спешил он изо всех сил, так как завалился к Верховному в повседневной форме, да еще грязной и помятой. Но главное было не форма, а содержание, и мы смотрели на майора с надеждой, что он со своим рациональным мышлением поможет нам найти выход. Выслушав задачу и наши потрясающие предложения по ее решению, майор задумался и, судя по его сосредоточенной физиономии отнюдь не о генералах и политиках. Неужели мысленно перебирает авиаконструкторов? Стало так тихо, что мне было слышно тяжелое дыхание Панфилова с другого конца стола. Наконец лицо майор просветлело, и он огласил свой приговор. - Разработчик ракет Роберт Годдард. - Почти угадала, все-таки конструктор.

  -- Нет никакой уверенности, что он долго проживет и без нашей помощи, - мгновенно парировал Меркулов.

  -- И еще ему предстоит сконструировать базуки, а они нам очень пригодятся, - поддержал своего бывшего оппонента Шапошников.

  -- Да сколько там этих базук нам поставят, - сердито огрызнулся майор, - с гулькин нос. Право же, мы быстрее сами создадим ракетный гранатомет.

   Затихшие было дебаты, вновь разгорелись с невиданной силой. Даже Панфилов, который ничего не знал о таинственных базуках и маккартизмах, увлеченно спорил со всеми. Конечно, никто не кричал и не перебивал друг друга, но когда у каждого была своя точка зрения, дискуссии не получилось. Воспользовавшись секундной паузой, я тоже встряла со своей идеей-фикс.

  -- Не в том направлении двигаемся, товарищи. Через сколько лет амеры, - и откуда я это слово узнала? - создадут ракеты и ядерные боеголовки, вопрос второстепенный. Важнее то, захочет ли президент их строить и применять.

   Меркулов с готовность меня поддержал, но сразу четверо оппонентов чуть ли не хором возразили, что если у США не будет ядерных зубов, то нам будет наплевать и на их президента, и на его желания, и на его комплексы неполноценности.

   - Неужели, - тихо произнес Сталин, и когда все замолкли, еще раз повторил. - Неужели мы так и не сможем прийти к согласию даже по одному-единственному вопросу?

   Берия первым сообразил, встрепенулся, и самокритично признал, что даже в лучшем случае отстранение от проекта Гровса - надо же, как мягко сформулировал, - приведет к отставанию работ лишь на несколько месяцев.

   Так, уже хорошо. Как только нарком примет чью-нибудь сторону, дело сдвинется с мертвой точки. Однако на самом интересном месте зазвенел телефон. Несомненно, дело было чрезвычайной важности, если Поскребышев переключил звонок во время секретного совещания. Сталин поднял трубку, и тут же передал ее Берии. Тот слушал примерно полминуты, постепенно каменея. Его глаза остановились, смотря сквозь пространство, а на лице появились капельки пота. Положив трубку, он глубоко вздохнул, и коротко доложил.

  -- Андреев исчез вместе с двумя сопровождающими. Легковой автомобиль, на котором они приехали в Подольск, остался в городе, пулевых пробоин на нем нет. Грузовик с охраной по дороге отстал. Поиски ничего не дали. Больше сведений нет.

   Сталин нахмурился, обычные его мягкость и медлительность сразу исчезли, и он резко спросил, - есть какие-нибудь соображения на этот счет?

   Хотя Верховный смотрел на наркома, но Куликов сразу вскочил и мгновенно ответил, опередив Берию. - Есть, товарищ Сталин. - Майор сначала виновато потупился, как нашкодивший курсант, но затем решительно посмотрел Верховному прямо в глаза. - Несколько дней назад я получил информацию, имеющую касательство к Андрееву, но никому еще ее не сообщал, ожидая пока все точно не выяснится.

***

г. Джефферсон-Сити, штат Миссури, США.

   В скромно обставленном, но просторном номере небольшой гостиницы, Иосиф Ромуальдович Григулявичус, или как он привык себя называть, Григулевич, занимался сразу двумя делами. Он слушал радио, одновременно наблюдал за улицей. Обзор через окно второго этажа был отличный, громкость приемника включена на максимум, так что делать и то и другое было несложно.

   Очередной выпуск новостей начался с военных сводок. Скорбно-бодрым голосом диктор поведал о том, что вчера, 10 декабря, после упорных и продолжительных боев английскому гарнизону в Гонконге пришлось капитулировать. Ну что же, досадно, но вполне ожидаемо. Ага, вот и главная новость. Главная, конечно для диверсанта.

   - Как и было запланировано, сенатор Гарри С. Трумэн прибывает сегодня в Миссури для проведения консультаций ...

***

   Две недели назад Григулевича спешно доставили самолетом в США и получили срочно разработать план по устранению влиятельного американского сенатора. Проводить подобную операцию в Вашингтоне было и затруднительно, и в высшей степени неразумно, но к счастью, этого и не требовалось. В связи с началом войны сенатор непременно должен был выехать в свой штат, чтобы на месте решить ряд вопросов, и диверсанту оставалось только дождаться этого момента. И действительно, вскоре в газетах появилось сообщение о дате предстоящей поездки Трумэна в Миссури.

   В тот же день из советского посольства была отправлена шифрованная телеграмма в Москву. В ней среди длинного перечня станков, оборудования, установок для крекинга, оружия, металлов и прочих необходимых товаров, незаметно затесалась кодовая фраза, подтверждающая готовность к устранению цели номер два.

   Проведение столь важной операции поручили опытному организатору и удачливому разведчику, который всегда доводил дело до конца. На самом деле, конечно, удача в такой работе была непричем. Точный расчет, импровизация, изобретательность, феноменальная память и умение войти в доверие к кому угодно - вот секрет его успеха. Григуревич работал столь виртуозно, что даже никогда не попадал под подозрение. Вот такой профессионал и требовался для столь деликатной работы. Конечно у него и так дел было по горло, но оторвали Иосифа от других важных заданий не зря, миссия была очень сложной. Ссориться с каким-никаким, но союзником не стоило, поэтому просто застрелить объект было мало, еще следовало отвести подозрение и свалить всю вину на мафию. Преступному синдикату все равно нет никакой разницы - одним убийством больше, одним меньше.

   Умелых снайперов, которые к тому же могут прекрасно сыграть роль мафиози, под рукой не имелось, и Григулевич решил выполнить задание лично, уж слишком важно это было для страны. Разъяснять необходимость убийства одиозного политика Иосифу было не нужно. Еще в начале войны газета "Нью-Йорк Таймс" напечатала откровения Трумэна касательно Советского Союза: "Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и таким образом, пусть они убивают как можно больше". И вот Советский Союз уже начал выигрывать, а значит, влиятельный сенатор мог привести свои угрозы в действие. Правда, Гитлер опрометчиво объявил Америке войну, но эта формальность для капиталистов не являлась проблемой. У них недавно уже была "Странная война", когда боевые действия фактически не велись, хотя их официально и объявили.

   О двуличной политике Штатов Григулевич знал лучше других. Он еще летом создал в Аргентине диверсионный отряд, названный им без выкрутасов просто "Д-группа". Эта группа, состоящая из патриотично настроенных аргентинцев и украинцев-эмигрантов, должна была организовывать диверсии на кораблях, поставляющих стратегические материалы Германии. Для этого Григулевич разработал специальную тактику - чтобы не вызывать подозрений, в трюмах кораблей следовало устраивать не взрывы, а поджоги с помощью зажигательных бомб. Но помимо технической стороны вопроса, он еще занимался исследованием потоков сырья и материалов, идущих нацистам из Южной Америки через Испанию и Португалию. И что самое интересное, среди этих товаров не последнее место занимала нефть, идущая транзитом из Северной Америки, хотя политики там громогласно вещали о помощи странам, борющимся с фашизмом.

   Что теперь предпримет далеко не последний по значимости сенатор, за которым стоят враждебные советской стране силы, даже страшно представить. Самое неприятное в этой ситуации то, что президент на Трумэна ни малейшего влияния не имеет. В прошлом году, когда его полномочия на посту сенатора истекли, Рузвельт категорически настаивал, чтобы Трумэн не шел на второй срок, уж очень сильно его связи с преступностью компрометировали Демократическую партию. Но понятно, что политическая мафия оказалась сильнее президента страны, и все увещевания оказались бесполезны. Хотя к этому времени политический и он же мафиозный босс штата Том Пендергаст оказался за решеткой вместе с начальником полиции и главой мафии Канзас-Сити, но вместо них пришли новые люди. Полновластным хозяином штата и по совместительству председателем клуба Демпартии стал Джим Пендергаст, а место выбывшего главы преступной семьи Канзас-Сити Чарли Каролло занял его тезка Бинаджо. Девиз "мафия бессмертна" был изобретен уже давно, и миссурийцы знали это намного лучше других. Особенно запомнился им кровавый тридцать четвертый год, когда выбирали сначала президента, а через несколько месяцев и сенатора. Тогда бандиты ездили по улицам в черных автомобилях, расстреливая из автоматов несговорчивых наблюдателей и вообще всех, недовольных ходом выборов. Если от беспорядочной стрельбы могли пострадать "карусельщики", которые выстраивались перед избирательными участками в длинные очереди, возмутителей спокойствия аккуратно отводили в сторонку и убивали более безопасным для окружающих способом. Впрочем, желающих возмущаться и требовать справедливости находилось не очень-то и много.

   Со временем мафиози, конечно, остепенились и перешли исключительно к цивилизованным методам борьбы за голоса избирателей. Таких, к примеру, как вброс "правильных" бюллетеней и уничтожение листков с "неправильными" протоколами; голосование за умерших; запугивание и подкуп членов избиркомов. Преступники не мелочились, и при необходимости даже похищали целые избирательные урны. Не обходилось, конечно, и без вереницы грузовиков, забитых забулдыжного вида личностями, сновавших от участка к участку. За несколько долларов они были готовы голосовать весь день, и наплевать, в своем округе, или чужом. Единственное, чего тогда не было, это мухлевания с компьютерными базами данных, но тут уж ничего не попишешь.

   Конечно, бывало и так, что полиция начинало следствие, или дело доходило даже до сенатской комиссии. Это случалось, когда большие боссы штата не могли договориться друг с другом по-хорошему и начинали войну за губернаторское кресло. Но, как не трудно догадаться, все улики из Дворца правосудия волшебным образом исчезали, а сенатская комиссия прекращала расследование, едва начав.

   Впрочем, и "цивилизованных" методов вполне хватало, чтобы Трумэн побеждал на всех своих выборах - и сенатских и президентских. Неудачливый бизнесмен, никудышный оратор и не имеющий даже высшего образования, Трумэн, будучи на посту президента, вошел в историю как самый непопулярный правитель Соединенных Штатов. Его рекордный рейтинг не смог побить даже Никсон со своим Уотергейтом, хотя нельзя сказать, что он не старался. Так что по большому счету, устранение такого политика пошло бы на пользу не только СССР, но и самим США. Впрочем, составляя план по отсрелу Трумэна, Григулевич не особо думал об осчастливливании американцев, и больше пекся о технической стороне вопроса. В первую очередь следовало определить место для проведения операции. После тщательного изучения данных и консультаций с опытным сотрудником посольства, остановились, в конце концов, на Джефферсон-Сити.

   Выбор конечно не самый оптимальный. Этот городок хоть и являлся столицей штата, но был небольшим. Его население не превышало двадцати пяти тысяч человек. Канзас-Сити, самый крупный город Миссури, на первый взгляд подходил для организации убийства куда больше. В огромном городе легче остаться незамеченным и замести следы, и к тому же населению было не привыкать к стрельбе на улицах. Даже приезжая в Нью-Йорк, который отнюдь не славился спокойствием и безопасностью, канзасситинцы стеснялись признаваться, откуда они родом, так стыдно им было славы своего города, известного как бандитский притон. Однако в Канзас-Сити королем улиц и негласным правителем города был мафиози Чарльз Бинаджо. Его люди непременно заинтересовались бы странным итальянцем, которого предстояло изображать Григулевичу. А учитывая, что в Джефферсон-Сити все без исключения служащие отелей, официанты, бармены и таксисты работали информаторами на Синдикат, остаться незамеченным было невозможно. Была еще одна веская причина, которую не стоило сбрасывать со счетов. Там где имелась преступность, там же активно действовало и ФБР. Заметив незнакомого гастролера, федеральные агенты вполне могли установить за ним слежку.

   Имелся еще один вариант - маленький городишко Индепенденс, где у сенатора имелся свой дом. Он очень кстати располагался на границе штата, что было немаловажно, когда потребуется бежать от полиции. В свое время это город, стоявший на самом краю освоенных земель, прославился тем, что в нем собирались караваны, отправлявшиеся на освоение Фронтира. Здесь начинались путь на Санта-Фе и тропа в полумифический Орегон - страну, полную мехов. Кстати говоря, слово "тропа" применялось в самом буквальном смысле, так как повозки по ней проехать не могли. Позднее, во времена золотой лихорадки, появилась Калифорнийская дорога, подтвердив заслуженный Индепенденсом титул "Королевского города Путей". Но теперь, когда по всей стране были проложены шоссейные и железные дороги, статус Индепенденс свелся к нулю. Трумэн бывал в нем редко, и мог вовсе не заехать в свой родной город.

   Так что после недолгого размышления, Григулевич счел самым подходящим местом для операции столицу штата. Там сенатор проведет больше всего времени, а значит, у него будет больше возможностей попасть на прицел.

***

   Винтовку Иосиф, которого впрочем, теперь звали Хосе Кантоньи, купил вполне легально в Канзас-Сити, зарегистрировав ее, как положено. Мало ли, вдруг полицейские заметят ружье и потребуют документы.

   В оружейном магазинчике "Фрайзер и Ко", услышав что мистер ищет оружие для охоты, предложили сразу несколько десятков образцов на выбор, так что Хосе даже растерялся. Пока он рассматривал товар, общительный продавец тараторил без умолку с потенциальным клиентом.

   - Вы впервые в нашем штате? Вам повезло, у нас поголовье оленей огромное, больше чем у нас, только в Техасе. И охотничий сезон продлится до конца зимы, так что вы успели вовремя.

   В конце концов, будущий охотник остановился на карабине Маузер, благо, что винтовок германского производства в магазине было немало. Помимо своей надежности и удобства, они пользовалось популярностью у миссурийцев по той причине, что четверть населения штата имело немецкие корни.

   Правда, новых винтовок почти не было, так как экспорт из Германии прекратился, да и стоили они значительно дороже. Но и среди бывшего в употреблении оружия имелись очень неплохие образцы. Это и неудивительно, тщательное изготовление деталей и хромирование поверхностей позволяли при минимальном уходе держать Маузер в отличном состоянии. Выбрав не сильно потрепанный карабин с оптическим прицелом, Кантоньи внимательно осмотрел его с видом знатока. Попросив патрон, он воткнул его пулей в ствол и слегка покрутил, проверяя изношенность нарезов. Результат вполне удовлетворил охотника, и он занялся оптическим прицелом. На немецкие винтовки Григулевич насмотрелся еще в Испании, но этот прицел был сравнительно новым, образца тридцать девятого года. В принципе, очень даже неплохая оптика. Четырехкратное увеличение, близкое расположение к стрелку и большой окуляр. Все продумано, поле зрение вполне достаточное, да и крепится надежно. Затем Хосе попробовал зарядить оружие и тут же чертыхнулся. - А как же вставлять обойму?

   На этот вопрос Фрайзер лишь развел руками. Увы, но ничего идеального в мире не бывает, и Zf-39 не исключение. Прицел слишком низко нависал над пазом для обоймы, и из-за этого патроны можно было вставлять только по одному. Впрочем, мистер Кантоньи лишь пожал плечами, и заметил, что для охоты на оленей много пуль не требуется.

   Однако, не желая расстраивать клиента, хозяин магазина заговорщицким шепотом поведал страшную тайну. - У нас имеются новые усовершенствованные прицелы, причем фабричного производства, сделанные по лицензии. Их спроектировали только в этом году, по опыту войны в России, но уже начали продавать.

   Лицензирован ли на самом деле товар или он вообще контрабандный, покупателя не волновало, главное чтобы был качественным. Однако хваленое новейшее устройство его горько разочаровало. Из плюсов у Zf-41 было только то, что крепился он прямо на прицельную планку, да и то для этого сначала нужно поменять колодку, остальные же качества были просто отвратительными. Чисто символическое полуторакратное увеличение и крошечный угол обзора в реальных боевых условиях скорее мешали, чем помогали целиться.

   Убрав с прилавка "улучшенный" прицел, продавец достал такое полезное для охоты приспособление, как звукоглушитель. Хосе отнесся к предложению благосклонно, и согласился подождать, пока глушитель установят. Заодно он поинтересовался, где можно пристрелять оружие.

   Пробная стрельба Иосифа более чем порадовала. После пристрелки винтовки он мог спокойно попасть в спичечный коробок со ста метров. Теперь оставалось еще приобрести массивный штатив для фотоаппарата, в чехле которого так хорошо помещается карабин, и можно начинать охоту.

   В столице штата сенатор обычно останавливался в отеле Капитоль Плаза, и диверсант снял себе комнату метрах в двухстах от него, в гостинице попроще. К счастью, угловой номер на втором этаже, откуда было прекрасно видно дорогу, оказался свободен, что весьма упростило задачу. К тому же в запасе оставалась еще почти неделя. В ожидании клиента Григулевич не терял времени даром, стараясь оставить у жителей города память о Хосе Кантоньи. При этом он делал все возможное, чтобы составить о себе впечатление как о сицилийце, притворяющемся креолом, и к тому же профессиональном преступнике.

   В щегольском габардиновом пальто, стильной шляпе, лакированных ботинках и с напомаженными волосами Хосе сразу производил впечатление человека солидного. А когда в ресторане или джазовом клубе он снимал пальто, то было видно, что его идеально выглаженный пиджак был того самого популярного у ганменов фасона, под которым можно удобно прятать пистолет. Хотя на самом деле кобуры под мышкой у Хосе не было, но для правдоподобия он иногда подергивал левым причем, как будто бы по привычке.

   Общительный без малейшей наигранности, разведчик быстро завел множество знакомств, а полные карманы денег открывали любые двери. На этот раз, вопреки обыкновению, НКВД не только полностью профинансировало операцию, но даже настаивало, чтобы агент не скупился в своих тратах. "Особая группа" при наркоме внутренних дел, недавно реорганизованная в четвертое управление, сделала все возможное, чтобы деньгами компенсировать нехватку времени и сотрудников. Остальное было за ним, и Григулевич выложился полностью, помня, что главное в этом задании не поставить под подозрение Советский Союз.

   Надо сказать, что лучшей кандидатуры для столь трудной миссии было не найти. Иосиф был асом перевоплощений и мог легко выдать себя за представителя любой нации, особенно южной. Помимо своей чернявой внешности, доставшейся ему от своих предков караимов, он обладал живым и непосредственным характером, свойственным испанцам и итальянцам, так что ему даже не нужно было притворяться. Оставалось только внести штрихи, характерные для требуемой национальности - жесты, интонации, манеры, характерные выражения и легкий, едва заметный акцент. Совершенная память позволяла разведчику мгновенно запоминать новые слова, и Григулевич без труда мог не только разговаривать, но даже думать на десяти различных языках.

   Впрочем, разговаривать на итальянском ему не понадобилось, и он ограничился лишь изредка бросаемыми ругательствами. Поддерживая свое реноме, замаскированный сицилиец не забывал в ресторанах усиленно налегать на морепродукты и ни разу не прикасался к яблокам, даже когда его угощали. Для полноты картины Хосе несколько раз невзначай проговорился, заказав официанту "паста" или "аранчини".

   Старания разведчика не прошли даром, и через неделю не меньше сотни человек могли под присягой подтвердить, что хотя мистер Кантоньи довольно умело имитирует испанский акцент, но он без сомнения чистокровный итальянец. Знатоки еще уточняли, что Хосе урожденный сицилиец. Что же касается рода его занятия, то хотя о нем можно только догадываться, но Кантоньи безусловно мобстер. Причем не какой-нибудь рядовой гангстер, а солидный бизнесмен, занимающийся контрабандой оружия или лекарств, а может быть и наркотиков.

***

   Усевшись в глубине комнаты, Григулевич в ожидании гостей из Вашингтона рассматривал улицу через ставший привычным Zf-39. Он занимался этим каждый день, стараясь свыкнуться с прицелом и научиться держать его прямо, без перекоса, так чтобы глаз все время находился точно на оптической оси. В длинном списке профессий, мирных и не очень, которыми владел диверсант, снайперская стрельба с оптикой пока не значилась, но учился он очень быстро. Владеть винтовкой Иосиф научился еще в юности, регулярно занимаясь стрельбой в аргентинском Гимнастическо-фехтовальном клубе. Позднее Григулевич получил хорошую практику в Испании, где ему пришлось и ротой покомандовать, и в комиссариате госбезопасности поработать. Так что теоретические азы снайпинга диверсант в принципе знал. Естественно, ни тщательно маскироваться на местности, ни стрелять с расстояния километра он не умел, но этого пока и не требовалось.

   Сенатор, а вернее поезд, на котором он прибыл в город, был точен, и в назначенное время к Капитоль Плаза подъехали две машины, при виде которых небольшая толпа встречающих заволновались. Мистер Кантоньи тоже слегка разволновался, сам не понимая, почему. Прицел уже давно установлен на место, три особых патрона, с надпиленными пулями, забиты в магазин, винтовка лежит на подставке. Руки уже привыкли к Маузеру, и хотя шейка приклада немного толстовата, но держать оружие в целом удобно. Что особенно радует, рукоятка затвора расположена прямо над правой рукой, так что перезаряжать оружие можно очень быстро. Высматривая Трумэна, диверсант с досадой подумал, что наверно забыл что-то важное, и в этом причина волнения. Но вот что именно? То, что у надпиленных пуль кучность снизиться, он вроде бы учел, так в чем же причина беспокойства?

   Внимание, машины уже притормаживают и теперь все сомнения побоку. Так и есть, остановились. Это он! Хосе, а он уже привык думать о себе как о мистере Кантоньи, плавно повел указательным пальцем, выбрав свободный ход спускового крючка. Все-таки чем плоха Мосинка, у нее очень тугой спуск, из-за чего можно сбить прицел. На Маузере спусковой механизм гораздо удобнее, и теперь для выстрела достаточно легкого нажатия. Надо только вовремя заметить сенатора и не упустить походящий момент.

   Трумэн наверняка сидит в передней машине, но вот справа или слева? Ага, справа, и уже открывает дверцу. Это точно он. Высокий, статный, несмотря на солидный возраст, с седыми волосами и главной приметой - огромными круглыми очками, каких никто кроме него не носит. Впрочем, даже повернись сенатор спиной, его можно легко опознать по тому, что все смотрят на него. Выйдя из машины, Трумэн нахлобучил на голову шляпу и остановился. Журналисты, или кто там его еще встречал, обступили местную знаменитость, но почтительно стояли на некотором отдалении, не загораживая цель от снайпера.

   Обзор отличный, мишень неподвижно стоит вполоборота, ветра нет, освещение прекрасное, так что можно целить в голову. Громкий "Бум!", вместо обещанного рекламой глушителя "треска ломаемой ветки" ударил по ушам, заглушая звук включенного на полную громкость радио. Впрочем, на расстоянии двести пятьдесят ярдов шум действительно вряд ли услышали, об этом волноваться не стоит. А вот результат выстрела был обескураживающим. Человек, стоявший сзади и немного правее Трумэна, резко дернул головой и рухнул на асфальт, забрызгав сенатора чем-то темным.

   Только тут Григулевич сообразил, какую ошибку допустил по неопытности. Пока он несколько дней игрался с оптикой, настройки сбились, и винтовку следовало пристрелять заново. Однако, не все так плохо. По вертикали вроде бы отклонений нет, а по горизонтали нужно просто брать левее сантиметров на тридцать. Стрелять можно.

   Мгновенная перезарядка, за время которой Григулевич все же успел мысленно выдать ругательство, составленное из славянских, тюркских, литовских и романских слов. Еще к ним была добавлена фраза, почерпнутая из великого и могучего американского языка, которую вряд ли поняли бы оксфордские знатоки английского.

   Точность винтовки теперь под вопросом, да и мишень могла передвинуться, так что второй выстрел Иосиф нацелил в грудь. Есть, дернулся. Ждать, расплывется ли кровавое пятно, снайпер естественно не стал, и тут же послал третью пулю, на этот раз в живот. Вот, точно попал. Но что же делать дальше, вдруг раны окажутся несмертельными? Однако руки бывалого диверсанта уже сами схватили патрон, лежащий в коробке, и дослали его в магазин. Плевать, что он заранее решил ограничиться лишь тремя выстрелами, дело надо довести до конца. Цель уже закрыла чья то спина, ну да черт с ней, с такого расстояния остроконечная пуля прошивает человека насквозь и еще сохраняет убойную силу.

   Ну все, после четвертого выстрела уже пора уходить. Сняв перчатки и накинув на ходу плащ, Хосе Кантоньи торопливо выскочил на улицу, лишь на секунду задержавшись у гостиничной стойки.

   - Там какой-то шум, пойду посмотрю.

   Портье меланхолично кивнул ему, не отрываясь от газеты. Похоже, ничего не заподозрил.

   На выезде из города разведчик пересел в небольшой фургончик, перевозящий радиоприемники, сразу же тронувшийся с места. Через несколько минут Хосе уже был одет в рабочий комбинезон и джинсовую куртку. Роскошные усы значительно уменьшились в размерах, прическа кардинально изменилась, и бывший мафиози превратился в обычного работягу-мексиканца Самуэля. Его легковушкой тоже уже занялись. Самым коротким путем к границе штата была дорога на Сент-Луис, и именно туда отправился в последний путь его новенький Форд. Вскоре полиция найдет машину брошенной на обочине, в нескольких милях от Джефферсон-Сити, и это даст неопровержимые свидетельства о том, куда направился преступник. Автомобиль в качестве вещдока заберет полиция, а позже фирма по прокату машин, которому он принадлежал, передаст его музею.

   Грузовичок же поехал на юг через Спригфилд. Несколько раз его обгоняли машины с включенными сиренами, набитые людьми в черных плащах. То ли агенты, то ли бандиты, а может и те и другие. Некоторые из них, не скрывая, держали в руках автоматы, готовясь пустить их в ход. Попадались на дороге и полицейские посты, где всех останавливали и внимательно осматривали. На двух улыбчивых обаятельных мексиканцев, ну совершенно не походивших на триггерменов, стражи порядка внимания не обратили, лишь махнув рукой, чтобы не загораживали проезд. Уже давно стало аксиомой, что киллеры спасаются от погони на самых быстроходных машинах, и уезжать с места преступления на медлительном грузовичке ни один гангстер, если он не выжил из ума, не станет.

   Прежде чем покинуть Миссури, Григулевич вновь совершил пересадку, на этот раз в легковушку. Для разнообразия, его спутником теперь стала симпатичная молодая особа противоположного пола. В дешевом пальтишке, простенькой шляпке и с волосами, сожженными перекисью водорода, девушка ничем не отличалась от миллионов других американок. Семейная пара тут же без проволочек отправилась в путь, стараясь ехать как можно быстрее. Чтобы пореже заезжать на заправки, Иосиф выкинул допотопные круглые канистры, занимавшие слишком много места в багажнике, и вместо них купил современные, прямоугольной формы. В сумерках им все же пришлось остановиться в мотеле, чтобы не вызвать закономерных вопросов у полиции, куда это они так спешат ночью. В стареньком "семейном" авто радио не было, и первое, что Иосиф сделал, это купил вечернюю газету. Там уже сообщалось о происшествии в соседнем штате, где ранили сенатора, но без подробностей.

   С утра пораньше, прослушав свежие новости, разведчик задумался о том, куда ехать дальше. Запасным вариантом являлся городок Санта-Фе, где он чувствовал себя как рыба в воде среди испаноговорящего населения, и где можно надолго залечь на дно. Там у Григулевича даже имелась своя аптека. (* В нашей истории она потом очень пригодилась советской разведке. Именно через нее шла связь с американскими учеными-ядерщиками).

   Однако власти страны не придали особого значения инциденту, и ни о каких особых мерах безопасности в портовых и приграничных городах не сообщалось. Лишь в Сент-Луисе объявили особое положение. И в самом деле, не перекрывать же совсем границу из-за раненого сенатора. Поэтому диверсант решил придерживаться прежнего плана и продолжать путь в Луизиану.

   Добравшись к вечеру следующего дня до Нью-Орлеана, "супруги" расстались и разошлись по разным гостиницам, чтобы никогда больше не встретиться. Всю ночь Мигель, так теперь звали Григулевича, провел за чтением газет и прослушиванием радио. Новости были отличными. Хотя врачи отчаянно боролись за жизнь сенатора, от полученных ран он все-таки скончался. Версий происшедшего выдвигалось много, но сводились они, в общем-то, к двум вариантам: То ли Трумэн не угодил своим покровителям, то ли различные кланы мафии начали междоусобную войну. Большинство журналистов обоснованно считало, что преступление совершили боевики из Сент-Луиса, чьи отношения с семьей Канзас-Сити всегда были напряженными. Впрочем, губернатор Миссури полагал, что местные здесь не причем, и настаивал, что киллеров прислали из Чикаго. В этом тоже имелся свой резон. Изначально местная организация мафии была филиалом чикагского синдиката, созданного Аль-Капоне, но она давно уже отделилась в самостоятельную семью. Между головным и дочерным предприятиями, принадлежащими разным владельцам, уже не раз происходили конфликты, сопровождаемые стрельбой и убийствами.

   Надо заметить, что возможность причастности фашистских спецслужб тоже рассматривалась, но в печать подобное предположение цензура не пропустила. Допустить, что немцы или итальянцы провели дерзкую операцию в самом центре страны, означало признать неэффективность ФБР и военной разведки. В итоге, чтобы поддержать реноме своей партии, Рузвельт сделал официальное заявление. По его словам, прозвучавшим по радио, выходило, что доблестный сенатор не поддался нажиму мафии и не захотел идти на поводу у преступников, за что те его и убили.

   В Нью-Орлеане почтенный и богатый аргентинец Мигель Морано пересел на пароход, который увез его к новым берегам. На этот раз НКВД послал своего лучшего агента на Канарские острова. В Аргентину его пока возвращать не стали. Рузвельт собирался взяться за "нейтралов" всерьез, чтобы прекратить подпитку Германии сырьем. Вполне возможно, что американские власти скоро сами начнут пресекать поставки своим врагам, и вмешательство энтузиастов больше не потребуется. (* Во время одной из операций группа Григулевича сожгла склад с сорока тысячами тонн натриевой селитры, предназначенной для отправки в Германию. Из нее могли бы изготовить огромное количество взрывчатки, эквивалентное нескольким атомным бомбам.)

   Рассматривая в своей каюте карты и технические справочники, Иосиф иногда мысленно возвращался к проделанным им операциям, чтобы еще раз все проанализировать и найти недочеты. Впрочем, это было напрасной тратой времени. Хотя коллеги его не раз подводили, но свою часть работы он всегда выполнял безупречно. В будущем Григулевичу предстоит достигнуть еще больших высот в его труднейшей и опаснейшей профессии. Например, он станет единственным разведчиком в мире, которого враждебная страна назначит своим послом и уполномочит участвовать в ассамблее ООН. (Советский министр иностранных дел так отозвался о его речи, полной зажигательного юмора: "Пришлось мне выслушать выступление одного латиноамериканского делегата. Не скрою, по части красноречия он достиг больших высот. Но как политик он - пустышка. Это просто болтун, и место ему не здесь, на этом представительном форуме, а в цирке.") Впрочем, это произошло в нашей истории, а что случится с ним в этом мире, никто не знает. Доживет ли Иосиф Ромуальдович до глубокой старости и встретит двадцать первый век, или через неделю его корабль торпедирует неизвестная подводная лодка, предсказать невозможно.

***

Отрывок из книги Грабина "Как мы ковали оружие Победы".

   Все шло по графику. Вечером 20 сентября в опытном цехе собрали несколько пушек ЗИС-3 и самодвижущихся ЗИС-30. За ночь их тщательно проверили, а утром предъявили военной приемке. Приемщики пришли в смятение и не знали, брать их или отказываться, и доложили своему начальству. Старшим военпредом на заводе в то время работал военный инженер первого ранга Телешов. Будучи опытным артиллеристом, двадцать лет прослужившим в армии и заслужившим орден за бои с белокитайцами, он сразу осознал все преимущества новой пушки. Однако, хотя никаких сомнений в полезности ЗИС-3 у Телешова не было, но принять новинку без согласования с начальником ГАУ он не имел права.

  -- Иван Федорович, позвоните Яковлеву сегодня же, как можно скорее, - попросил я его. - Это прекрасная пушка, превосходящая Ф-22 не только по весу и удобству обслуживания, в чем вы лично убедились, но еще и по экономическим показателям. ЗИС-3 менее трудоемкая в производстве, и это еще не все.

   Телешов слушал внимательно, но перечислить все достоинства пушки я не успел. Подбежавший ко мне инженер сообщил, что меня вызывает к телефону Москва. Мы с военпредом удивленно переглянулись, не понимая в чем дело. Разговор пришлось отложить.

   В кабинете директора я набрал номер Поскребышева, и тот почти сразу соединил со Сталиным. Спокойным тоном, как будто речь шла о чем-то давно решенном, он спросил, когда мы приступим к выпуску ЗИС-3. Не успев удивиться, я машинально ответил, что пробное производство запустили и сегодня как раз предъявили новые орудия военной приемке.

  -- Вот как, уже? - В голосе Сталине прозвучало неприкрытое изумление. - И как же военные представители о них отозвались?

  -- Очень положительно.

  -- Но принимать пушки без согласия начальника ГАУ не могут, так?

  -- Все верно, товарищ Сталин, не имеют права.

   Наступила томительная пауза, а последовавшая затем фраза меня опять сильно удивила.

  -- Я порекомендую товарищу Яковлеву принять вашу новую пушку на вооружение, не дожидаясь выполнения полной программы испытаний. Вот как раз первую партию своих пушек и отправите на полигон.

   Это известие меня просто ошеломило. Видимо, эмоции отразилось на моем лице, потому что директор завода Елян и главный инженер Олевский, стоявшие рядом, облегченно вздохнули. Но у меня не было времени пересказать им услышанное, так как Сталин продолжал расспросы.

  -- Товарищ Грабин, какая толщина броневого щита вашей пушки?

  -- Пять миллиметров.

  -- Этого недостаточно. Вы можете пока выпускать щит по-старому, но в ближайшее время толщину нужно довести до шести-семи миллиметров. Вы сможете?

  -- Это не потребует замены оборудования, надо лишь договориться со смежниками.

  -- Да, и высоту щитового прикрытия увеличьте сантиметров на пять.

   От неожиданности я не знал что ответить. Меня поразило даже не то, что Сталин уже знал высоту орудийного щита, а то, как глубоко он вникает в нюансы конструирования. Для пушек очень трудно подобрать подходящую высоту. Если орудийный щит сделать излишне большим, орудие станет слишком заметным, и его труднее будет маскировать. Слишком низкий щит, в свою очередь, не сможет хорошо прикрывать расчет от пуль и осколков. Позднее опыт войны показал, что Сталин оказался прав и угадал оптимальную высоту пушки. Однако в тот момент размышлять мне было некогда, так как вопросы сыпались один за другим.

  -- Товарищ Грабин, вы сможете выпускать ЗИС-3 и Ф-34 на конвейере?

   Первым моим желанием было сказать "нет", ведь в то время это казалось немыслимым. Еще никто, насколько мне известно, не применял конвейерную сборку орудий, хотя директор завода Елян и мечтал об этом. Однако стране были нужны пушки, и как можно больше, а потому завод должен был совершить невозможное. Поэтому я ответил осторожно. - Да, сможем, но пока еще не решен ряд технологических вопросов.

  -- Как вы полагаете, когда на Баррикадах смогут начать выпускать вашу ЗИС-3 вместо более трудоемкой Ф-22?

   Вопрос был сложным, на такой сходу не ответишь. Сначала нужно упростить конструкцию затвора, придумать, что делать с обработкой ствола, чтобы уменьшить время производства без потери качества, провести еще ряд доработок, наладить технологию. Лишь после этого, внеся все поправки в техническую документацию, ее можно будет окончательно оформить и передать другим заводам. Сталин не торопил с ответом, и я размышлял, наверное, несколько минут. Все это время в комнате, где кроме меня находилось еще три человека, стояла абсолютная тишина. Наконец, я был готов отвечать.

  -- Раньше, чем через полгода, товарищ Сталин, окончательная документация готова не будет.

  -- Нужно! Раньше! - В голосе Сталина отчетливо послышались стальные нотки, показывающие, что не зря вождь взял себе такую фамилию. - Со второго квартала следующего года на Баррикадах уже должны выпускать ЗИС-3. Вы лично за это отвечаете.

   Задача была совершенно невыполнимой. Хотя я и был полностью уверен в своем орудии, но требовалось отработать весь технологический процесс, а это дело не одного месяца. Но Сталин не стал слушать возражения, и попросил позвать к телефону директора завода.

   Елян осторожно взял протянутую ему трубку. Нам было слышно, как он коротко отвечал - Да. Да. Будет. Спасибо за доверие, товарищ Сталин.

   Еще подержав трубку в руках, хотя из нее уже шли гудки, он задумчиво достал папиросу, помял ее пальцами, так что она лопнула, и бросил на пол. Наконец, Амо Сергеевич посмотрел на нас уверенным взглядом, и твердо сказал. - Пушке ЗИС-3 быть.

   Нас порадовало, что Сталин заботливо и внимательно отнесся к нашей новой разработке, и что он так верит в наш коллектив. Но кроме уверенности в своих силах, еще требовалось переоснастить производство, а для этого не хватало оборудования. Заводу как воздух были нужны дополнительные станки, и тут нам очень помогли секретарь обкома партии Родионов и заместителя наркома госконтроля Ивановский. Они решили изъять у других предприятий, выпускавших не столь нужную для фронта продукцию, фрезерные и плоскошлифовальные станки, необходимые нам для производства орудий.

   Правда, полученного оборудования все равно не хватало, и директор вместе с главным инженером отправились в Тулу. В тот момент положение города было угрожающим. Немцы перешли в наступление и рвались на восток. Почти каждый день шли бомбежки. Однако заводы героической Тулы продолжали работать, выпуская оружие для фронта. Секретарь тульского обкома Жаворонков, возглавлявший городской комитет обороны, сразу откликнулся на нашу просьбу, распорядившись демонтировать часть станков и передать их нам.

   Пополнив станочный парк, Елян смог реорганизовать технологический процесс, введя специализацию цехов, которые стали выпускать только один механизм, или даже деталь. Теперь станки выполняли лишь одну-единственную операцию, и их не приходилось постоянно переналаживать, на что раньше уходило много времени. Снизились и требования по квалификации рабочих. Понятно, что хороших специалистов быстро не обучишь, а с одной или двумя операциями вполне мог справиться и выпускник ФЗУ. Все эти меры позволили сильно упростить производственный цикл, значительно поднять выпуск деталей и перейти на поточное производство. Как на удивительное чудо смотрели мы на круговой конвейер, на котором происходила окончательная сборка танковых пушек Ф-34. Это казалось немыслимым, но тем не менее было фактом - пушка собиралась на конвейере. Очень скоро на конвейере начали собирать и ЗИС-3, а общий выпуск орудий достиг пятидесяти штук в день.

   Конечно, почивать на лаврах мы не собирались, и продолжали совершенствовать орудие. Наше конструкторское бюро постоянно упрощало конструкцию. Не дремали и технологи, предлагавшие новые изменения. Огромную лепту в усовершенствование производства внес Елян, показавший себя прекрасным организатором. В результате общих усилий к маю сорок второго года ежедневный выпуск достиг ста орудий. Чтобы представить, насколько это огромная цифра, достаточно сказать, что в то время вся промышленность Германии производили меньше пушек, чем один наш завод. Об этом, правда, мы узнали только после войны, но правительство страны оценило трудовой подвиг заводчан, наградив коллектив сталинской премией. Многие сотрудники получили ордена, а директору завода присвоили звание Героя Социалистического труда. (* Этот кусочек перенес в первый том)

   Вернусь к сорок первому году, точнее, к декабрю, когда меня вызвали в Москву на заседание ГКО. Речь на совещание шла о модернизации танков, и в первую очередь Т-34. Его однозначно требовалось перевооружить на новое, более мощное орудие, так как прежнее уже не отвечало современным требованиям. На войне моральное устаревание любого оружия происходит очень быстро, и наша Ф-34 не исключение. Немцы уже проектировали сверхтяжелые танки с толстой броней, непробиваемой для снарядов трехдюймовки, к тому же впереди был прорыв мощных укреплений в Германии. Отсюда и повышенные требования для танковых орудий.

   Вместе с новой пушкой требовалось создать и более совершенные боеприпасы - подкалиберные и кумулятивные. Еще одним новшеством было решение начинать массовый выпуск безбашенных штурмовых танков. Эти самоходные артиллерийские установки, как их назвали, не только были проще и дешевле в производстве, но и давали больше возможностей конструкторам, благодаря сравнительно просторной рубке. Уже прошли боевые испытания первые грозные машины, вооруженные 122-мм гаубицей М-30 и 122-мм корпусной пушкой А-19.

   От нашего коллектива требовалось разработать танковое 85мм орудие. Сроки поставили жесткие. Через четыре месяца конструкторам надо передать в танковые КБ полноразмерные макеты своих орудий, а уже с 1 августа следующего года должно начаться валовое производства пушек. Устанавливать их решили сначала только на самоходки, так как не было уверенности в том, что Т-34 успеют модернизировать вовремя. Слишком большой объем работ нужно выполнить, чтобы усовершенствовать машину. Прежде всего, следовало уменьшить высоту двигателя, установить его поперек и изменить всю трансмиссию. Требовалось также увеличить башню, чтобы в ней могли размещаться три человека и 85мм орудие. Усложняло увязки габаритов то, что размеры новой башни были еще неизвестны, и даже саму форму пока не определили. Вариантов предлагалось немало, и конца жарким спорам не было видно. Неясным оставался и вопрос по бронированию модифицированного танка. Поэтому стало очевидным, что в 42-м году мы можем и не дождаться большебашенного Т-34у, как его пока условно называли.

   Но ведь скоро нашим войскам придется наступать в условиях плотной городской застройки на территории Германии и ее союзников. Понятно, что крупный калибр совершенно необходим. Поэтому меня нисколько не устраивало то обстоятельство, что танкистам придется довольствоваться трехдюймовой пушкой, дожидаясь, пока конструкторы не расширят башню. У меня уже имелся большой опыт создания Ф-32 и Ф-34 для тридцатьчетверки и, прикинув габариты нового орудия, я объявил, что смогу спроектировать 85мм пушку без изменения размеров башни.

   Я был глубоко убежден, что мы уложимся в сроки, и оказался абсолютно прав. С-53 создали вовремя. Хотя ее еще пришлось дорабатывать, но особых претензий к ней не было и, самое главное, она легко размещалась в боевом отделении танка. А вот канитель с трехместной башней затянулась надолго. Хотя еще весной на полигонные испытания передали несколько десятков машин разных моделей, но на выбор наилучшего варианта и отработку технологий ушли долгие месяцы. К этому же времени, в конце апреля, начались испытания С-53, выявившие некоторые недостатки, впрочем, легко устранимые.

   Тем временем в танковых КБ не прекращались споры о форме новой башни для Т-34. Заказчики настаивали, чтобы высоту танка уменьшили насколько это возможно, а броневые листы устанавливали с максимально большими углами наклона. Однако, никто еще подобных башен не делал. Неясно было и то, отдавать ли предпочтение сварке или отливке. Оба способа имели свои преимущества и недостатки, да и оборудование на разных заводах значительно отличалось. Поэтому лишь через год после упомянутого совещания все танковые заводы, производившие Т-34, перешли на новую модель с большой башней, в которую помещалось орудие наших конкурентов. К этому времени уже были выпущены тысячи ЗИС-С-53, по праву заслужившие теплые отзывы наших танкистов. Этими пушками оснащались не только новые машины, но и уже имеющиеся, которые можно было переоборудовать в ремонтных мастерских прямо на фронте. Могу сказать с гордостью, что успехи советских войск в августе и осенью сорок второго в значительной степени были и заслугой нашего завода, поставлявшего фронту новые орудия.

   Когда танкистам пришлось пересаживаться на новые, улучшенные Т-34у, то они часто просили, чтобы им выделили машины с уже зарекомендовавшими себя в бою пушками нашего завода.

   Естественно, занималось наше конструкторское бюро не только этим проектом. Помимо работы над С-53, совершенствованием противотанкового орудия ЗИС-2, производство которого было сопряжено с большими трудностями, и переводом ЗИС-3 на конвейерное производство, были и другие важные задачи. На том же декабрьском совещании комитет обороны и наркомат вооружения поставили нашему заводу задачу: разработать к осени следующего года стомиллимитровое орудие для средних танков. Уже тогда предполагалось, что вскоре даже мощности 85-мм пушек будет недостаточно для борьбы с долговременными укреплениями.

   ЗИС-100 предполагалось сначала устанавливать только на САУ, а затем, после проведения новой модификация Т-34, и на танк. Но хотя сроки были щадящими и времени на изготовление выделили много, однако и проблемы создания опытного образца ожидались огромные.

   Посовещавшись с товарищами на заводе, я решил попробовать сразу два варианта. Не дожидаясь доводки С-53, мы изготовили новое орудие на основе перестволенной ЗИС-6. В этом случае достаточно лишь изменить гильзоулавливатель и механизм вертикального наведения

   Когда С-53 доработали, то на его базе сконструировали второй вариант проекта - С-53-100, оказавшийся перспективнее. Дело в том, что это орудие по основным посадочным местам соответствовало прототипу и потому легко могло быть установлено в башне Т-34. А вот ЗИС-6-100 не очень удачно компоновалось в боевое отделение проектируемого танка, и потому ушло под копер.

   Конечно, окончательно доделать ЗИС-100 до конца 1942 года не удалось. Возросшая мощность пушки, по сравнению с предшественницей, повлекла за собой ряд трудностей и, в первую очередь, большую отдачу. Трансмиссия и ходовая часть Т-34 не были рассчитаны на такую нагрузку. После выстрелов 100-мм орудия танк раскачивался, сбивая наводку, башенный погон получал люфт, а ходовая выходила из строя.

   Коллективом конструкторского бюро была проделана огромная работа по снижению отдачи орудия, но все равно требовалась значительная переделка корпуса танка с заменой агрегатных узлов, что было невозможно сделать без остановки производства. Поэтому до конца войны Т-34-100 в серийное производство так и не пошел, а затем его уже сменил танк нового поколения. Но зато орудиями ЗИС-100 вооружались САУ-100, созданные на основе Т-34 и отличавшийся от него только неподвижной боевой рубкой.

   Забегая вперед, отмечу, что орудие ЗИС-6 прослужило недолго. К тому времени, когда Котин разработал новый тяжелый танк, получивший название ИС, конструкторское бюро Петрова уже окончательно доработало свое Д-25. Эту 122м пушку и устанавливали на ИС-1. Очень жаль, но ЗИС-6 осталась не у дел. Для среднего танка ее мощь была избыточной, а для тяжелого танка уже стала недостаточной. Ее еще некоторое время устанавливали на самоходки, но после начала серийного выпуска ЗИС-100 окончательно сняли с производства. Это было необходимо для уменьшения ассортимента производства орудий.

   ...

   Большинство танков и самоходных установок, выпускаемых советской промышленностью во время войны, были вооружены орудиями нашего конструкторского бюро, и мы по праву можем гордиться таким результатом. Рожденные в нашем КБ, созданные нашими руками 57-мм ЗИС-4, 76-мм Ф-34 и ЗИС-3, 85-мм ЗИС-С-53, 100-мм ЗИС-100 и 107-мм ЗИС-6 внесли свой огромный вклад в Победу и заслужили самые восторженные отзывы танкистов...

Глава 12

окрестности г. Тапа, Эстония.

   С началом зимы улицы прежде тихого эстонского городка стали людными и заполнились многочисленными военными. Весь центр Тапы заняли всевозможные штабы, а менее значимые тыловые службы оттеснили на окраину, где они были вынуждены ютиться в маленьких домиках или выкапывать себе землянки. Контрразведчик Генрих Лютце по своему служебному положению мог претендовать на местечко попрестижнее. Однако в случае бомбежки безопаснее было бы находиться на окраине, поэтому именно здесь он и расположился. Внешность у бравого обер-лейтенанта за последний месяц сильно изменилась. Лицо осунулось, нос покрылся пятнами после обморожения, на щеках появились тонкие, едва зажившие шрамы. Но тем не менее, вид у бывалого диверсанта, носившего теперь майорские погоны, был очень довольный. Пристроившись поближе к печурке, он не спеша писал карандашом отчет о своих деяниях, прислушиваясь краем уха, не объявят ли воздушную тревогу. Последнее, впрочем, делал лишь по привычке, так как бомбоубежище было не намного надежнее его жилища.

   Землянка, или вернее, блиндаж, в котором он пребывал, отличался, несмотря на тесноту, уютом и некоторым комфортом. Все в нем просто дышало спокойствием и безопасностью. Ровные стены обиты досками и оклеены фотографиями красоток. С первого взгляда и не скажешь, что это не казарма, а нора глубоко под землей. Меленькая фанерная перегородка отгораживала большую часть помещения с четырьмя земляными топчанами, покрытыми дощатым настилом. Вторая часть комнаты, в которой сейчас и сидел Лютце, командирская, была меблирована столиком и маленькой железной печкой. Вместо фривольных календарей на стенах красовались портреты руководства Рейха и патриотические листовки. Имелись даже цветные открытки и украшения, хотя до Рождества еще оставалось больше недели. Центр импровизированной композиции занимал красочный плакат "доблестные германские солдаты захватывают в плен штаб советской армии в Ленинграде". (* примерно такой: ) На столике, помимо письменных принадлежностей стояли настоящие кружки и чайник, а не котелок и консервные банки, как часто бывает на войне. Печка, несмотря на светлое время суток, была раскалена до предела. Здесь, вдали от линии фронта, разрешалось топить даже днем, не боясь демаскировать свои позиции дымом. Опять-таки роскошь, немыслимая на передовой.

   Кроме посуды и настоящей керосиновой лампы, в командирском блиндаже, предоставленном Лютце, имелся даже радиоприемник. Выведенная наружу и тщательно замаскированная антенна ловила передачи берлинского радио, хотя слушать особо было нечего. Генрих безрезультатно крутил ручку настройки приемника, надеясь услышать симфонии Баха или Генделя, однако немецкое радио повторяло только траурную музыку - похоронный марш Зигфрида, "Гибель богов" и прочее, соответствующее положению на фронте. Лютце уже собрался выключить бесполезный ящик, но начались новости.

   Про северный фронт почти ничего не говорилось, а вот на юге вермахту якобы удалось остановить наступления вражеских войск под Полтавой и Мелитополем.

   Услышав эти победные реляции, Лютце скептически улыбнулся. Еще недавно в сводках бодро докладывалось о полном уничтожении советских войск под Харьковом. Затем тон выступлений немного переменился, и оптимизму поубавилось. Но все равно утверждалось, что не может быть и речи о том, что русские отвоевали Красноград, как они хвастливо заявляют. А теперь вот говорят о Полтаве, а это в полутора сотнях километров к западу от Харькова. Да, конечно, в новостях не жалея красок, расписывалось, как отдельные батареи уничтожали по полсотни вражеских тридцатьчетверок, а одиночные орудия подбивали по десятку танков. Но Лютце этому, мягко говоря, не очень то и верил. Он видел, как советские танки стремительно продвигались вперед по лесам северной России, а в украинских степях остановить их намного сложнее. Если на юге русские наступают медленно, значит, там просто нет ударных армий, как здесь, под Ленинградом. В конце сообщения диктор, еще месяц назад заявлявший о полном уничтожении всех советских танков, добавил, что "подбитые" тридцатьчетверки были наипоследнейшим резервом Сталина, переброшенным из Сибири.

   Единственные приятные новости были, как ни странно, из Азии. Кто бы мог подумать, что косоглазые обезьяны, как их презрительно называли немцы, смогут так лихо расправиться с англичанами. Как оказалось, они не только китайцев способны лупить, но и европейцев тоже, хотя после войны с русскими в тридцать девятом в это никто не верил. Итак, малайский фронт англичан трещит по швам и стремительно откатывается к югу. Еще несколько недель, и у британцев останется только Сингапур, да и то ненадолго. На Филиппинах янки под яростным натиском противника отошли на маленький полуостров, бросив Манилу почти без защиты, да и на Гавайях американцев вот-вот сбросят в море. Как будто этих побед мало, вездесущие японцы еще быстро наступают на Бирму. Они уже несколько раз бомбили столицу этой британской колонии Рангун, и ни английские эскадрильи, ни наемнический американский авиаполк не смогли помешать японским летчикам. Впрочем, это еще цветочки. Наземные японские войска, рвущиеся к Рангуну, тоже никто не сможет задержать. Не ожидали гордые бритты вторжения в Бирму со стороны Таиланда, никак не ожидали. Там, видите ли, нет дорог, а значит вполне достаточно держать одну бригаду для прикрытия пятисоткилометрового участка границы. Да и вообще, по странной островной логике, раз Таиланд японцам не принадлежит, то и опасаться подвоха с этой стороны не стоило.

   Самоуверенность англичан, считающих себя господами мира, опять сыграла с ними злую шутку. Не помогли даже уроки во Франции в 1940-м году. А ведь уже давно Япония фактически сделала Таиланд своей военной базой, с которой очень удобно вторгаться в британские владения - и на юг, к Сингапуру, и на запад, к Индии. Однако высокомерные "повелители мира", коими себя считали англичане, полагали, что один британский солдат стоит десяти японских. В Сингапуре даже не захотели строить бомбоубежища или хотя бы ввести светомаскировку. А теперь, после потери своих линкоров и ежедневных бомбежек, у доблестных защитников Сингапура развилось чувство неполноценности. Может газеты и преувеличивают, но оказавшись вдруг без флота и авиации, гарнизон острова и впрямь должен чувствовать себя беззащитным. Да, у них имеются мощные укрепления и береговые батареи, но только со стороны моря. А вот с севера, откуда приближается неприятель, кроме узкого проливчика их ничего не прикрывает. Гаубиц, способных вести контрбатарейную борьбу тоже нет.

   Несомненно, оплот Британии в Индийском океане скоро падет. Малейший здравый смысл должен подсказывать англичанам, что пора начать заигрывать с бирманцами и индусами, пообещав им в далеком будущем независимость. Но почему-то даже после официального вступления Таиланда в войну на стороне Японии, колонизаторам это и в голову не приходит. Хотя Британия как бы в насмешку над угнетенными народами подписала Атлантическую хартию, подтверждающую право всех наций выбирать себе форму правления, но... Но Черчилль не забыл уточнить, что в число всех наций население британских колоний не входит. Так можно было говорить в мирное время, но в дни поражений и катастроф следует быть гибче и дипломатичнее. Поэтому теперь очевидно, что выиграет ли Англия войну, или проиграет, ее империя в любом случае распадется. И начнется этот распад с Бирмы, где положение сложилось просто безнадежное. Усугубляя ситуацию, почти все жители столицы ринулись в бега после первой же бомбежки, и теперь некому обслуживать порт, через который шли все военные поставки. Немалую роль в наметившемся разгроме сыграли жестокие преследования местной оппозиции, лишившие британцев всякой поддержки местного населения. Армия независимости Бирмы, созданная японцами, уже насчитывает несколько тысяч человек. Агрессоры легко могли бы набрать и больше, только в этом нет особого смысла, все равно АНБ скоро придется разоружать. Единственные патриоты в Бирме, кто не верит японцам, это коммунисты, но как раз их колонизаторы поголовно посажали по тюрьмам. А так большинство бирманцев горит желанием помочь японцам, ожидая, что те вот-вот подарят им свободу. Наивно конечно, учитывая, что пример Китая у всех перед глазами. Но что поделать, такова природа человека - легко верить в то, во что верить очень хочется. Вот поляки тоже почему то были уверены что союзники их не бросят. Даже после двух предательств Чехословакии, которую западные страны не моргнув глазам отдали Гитлеру, все равно ляхи верили в свою исключительность.

   Итак, похоже, что Бирма скоро падет, японцы подойдут к Индии, и тогда жемчужина британской короны окажется под угрозой. Ага, вот и индийские новости. После объявленной Индийским национальным конгрессом всеобщей кампании гражданского неповиновения, британские власти в ответ начали массовые репрессии. Ганди и Неру сразу же арестовали под смехотворным предлогом якобы готовящегося конгресситами восстания. Но ведь всему миру известно, что Ганди принципиальный пацифист, и скорее сожжет себя самого, чем прибегнет к насильственным действиям. Зато его не столь принципиальные последователи, оставшись без лидеров, не раздумывая, начали массовые акции протеста. Помимо забастовок и мирных демонстраций, сторонники независимости начали нападать на полицейские участки, громить правительственные учреждения и перерезать линии связи. Конечно, разрозненные выступления индусов, не имеющих ни единого командования, ни планов, ни вооружения, быстро подавлялись войсками. Но неприятностей островитянам они доставят немало.

   А вот что-то про награждение героев. В Риме состоялась торжественная церемония по вручению наград особо отличившемся разведчикам, задействованным в устранении главы комитета по вооружению США. Как уже сообщалось, в результате совместной операции германской и итальянской разведок, удалось уничтожить видного политического деятеля и разжигателя войны сенатора Трумэна.

   Отставив карандаш, Лютце сделал звук погромче и с профессиональным интересом прислушался, однако ничего нового из сообщения он не узнал. Его коллеги-контрразведчики еще утром поделились папкой с собранными из заграничных газет вырезками по этой теме, а также разосланной для ознакомления докладной запиской. Естественно, об участии в этой незначительной акции немцев там ничего не говорилось.

   Диктор продолжал перечислять имена награжденных, число коих уже перевалило за полсотни, и не собирался останавливаться. Лютце ехидно улыбнулся, по опыту знаю, что у спецслужб ордена получают кабинетные сидельцы, а такие, как он, полевые агенты, только выговоры. Да и не успел бы исполнитель так быстро вернуться в Италию, так что как раз самого героя дня в Риме сейчас и не было. Залег где-нибудь на дно, или же находится в пути, пытаясь пересечь Атлантику. Да и ладно с ним, не такая большая заслуга у этого пижона. Целую неделю шлялся по клубам и ресторанам, привлекая к себе внимание и изображая светского льва. Здесь в России он бы так не погеройствовал, по пояс в снегу и с обмороженными руками. Вот у него, Лютце действительно было трудное задание. Восемь человек перелетело линию фронта, да еще каких, самых отборных, а теперь осталось только четверо. И в газетах о них ничего не напишут, хотя кресты дать могут. Но это уже никого из них не волнует.

   Звания, награды, похвала начальства, полевые надбавки и прочая ерунда, раньше так ценимая, теперь кажется пустяшными детскими играми. Что интересно, командование обеих воюющих сторон, до того не баловавшее своих солдат наградами, вдруг не сговариваясь, принялось щедро раздавать ордена. Только Советы награждали за успешное наступление, а в Вермахте для поднятия боевого духа.

   Печально вздохнув, Лютце задумался. Что значат железные кресты или продвижение по службе по сравнению с тем, что они видели. По сравнению с гибелью целых батальонов, со смертью товарищей, со своим чудесным спасением, когда смерть пролетала, посвистывая, у самого виска, а потом залезала холодными щупальцами под одежду, грозя превратить живого человека в ледышку. Наконец, что значили эти кусочки металла по сравнению с судьбой всей страны, висящей на волоске, и не в последнюю очередь по сравнению с возможностью отоспаться и отогреться.

   Но все-таки, как бы трудно им не пришлось, он не только справился со своей миссией, но еще вернулся живым и сравнительно здоровым. И теперь сидит в безопасности на глубине пяти метров и больше чем в пятидесяти километрах от линии фронта, заполняя наградные листы на подчиненных. Это ли не истинная награда?

   Его предыдущее возвращение было далеко не таким триумфальным. Один, в оборванной русской шинели, снятой с трупа шапке-ушанке, с расцарапанным лицом и без оружия. Однако историей встречи обер-лейтенанта с чекистами очень заинтересовалось руководство контрразведки и армейское командование. Награждать Лютце по вполне понятным причинам не стали, но зато не расстреляли, и даже объявили благодарность. Сам Вилли Леман, новый любимчик Гитлера, недавно назначенный начальником контрразведки, лично встречался с обер-лейтенантом, и несколько часов кряду расспрашивал обо всех деталях операции. На прощанье штурмбанфюрер пообещал пристроить перспективного сотрудника в Берлине, но попросил выполнить еще пару важных заданий, с которыми никто, кроме Лютце не справиться. Большой опыт в подобного рода делах, знание местности, инициатива, способность маскироваться, и прочие бесценные способности оказались крайне нужными Рейху.

   Будь его воля, Лютце отказался бы без раздумий. Работать в этом диком крае, полном лесов и болот, где толпами бродят партизаны, притворяющиеся немцами, и немцы, похожие на партизан? Нет уж, увольте. Но беда в том, что увольнять до конца войны его никто не будет, и пришлось уверять начальство в своей преданности и безграничном желании свершать большие дела.

   Времени было в обрез, но зато в средствах не ограничивали, а сам Лютце до конца операции временно получил звание майора, что придавало ему лишний вес в глазах тех, с кем приходилось сталкиваться по служебным делам. Не теряя времени даром, новоиспеченный майор набрал себе самых лучших людей, которых только удалось быстро найти. Трое из них были прежними соратниками по невидимому фронту. Это гефрайтеры Астер и Родлер, выписанные на днях из госпиталя, и рядовой Кнапп, стоявший в тот роковой день у перекрестка, а потому избежавший плена. Еще четверых бойцов порекомендовали знакомые командиры: Фельдфебель Ричард Бонке - богатырского вида австриец, страстно мечтавший стать офицером, и потому сам вызвавшийся добровольцем. Пехотинцы Геллер и Штиглер, уже имевшие солидный послужной список, а в тылу оказавшиеся проездом, возвращаясь из отпуска. Единственный не нюхавший порох в этой компании, обергефрайтер Цингер, был отличным стрелком, и его Лютце тоже взял без раздумий.

   И вот, "были сборы не долги" как пелось в одной русской песне, и трехмоторный Юнкерс уносит маленькую группу за линию фронта, или вернее, за две линии, прямо в ленинградский котел.

   Надо заметить, что единого командования у окруженных войск практически не было. Два основных штаба - группы армий "Север" и 18-й армии, успели вовремя покинуть станцию Дно, и теперь управляли своими корпусами удаленно. Учитывая, что между ними и подчиненными соединениями даже не было постоянной радиосвязи, все руководство сводилось к запоздалым директивам, никак не отвечающим обстановке, и призывам держаться. Переместиться поближе к месту ведения боевых действий никто из командования не торопился. "Покоритель Парижа" генерал Кюхлер даже после тонких намеков начальства возвращаться в свою окруженную 18-ю армию не спешил, и спокойно возился с теми небольшими ошметками подразделений, которым повезло оказаться за пределами котла. Фон Лееб несколько раз напоминал ему, что командующему армией надлежит в этой самой армии присутствовать, но все увещевания остались без ответа. Возможно, ему все же пришлось бы отправиться на фронт, но вскоре фон Леебу, вопреки мнению Гитлера настаивавшему на отводе войск, пришлось уйти в отставку. Теперь группу армий "Север" возглавил сам Кюхлер, но особого триумфа от этой чести он не испытывал. Обе армии, составлявшие эту группу - 16-я и 18-я, находились в окружении. Наличных сил, составленных из гарнизонов, тыловых и охранных частей, а также нескольких дивизий, срочно переброшенных из групп "Центр" и "Юг", едва хватало, чтобы держать фронт. Спасти положение действительно мог только отход назад и сокращение линии фронта. Не ломая голову над проблемой, Кюхлер без долгих раздумий распорядился составить приказ от имении фон Лееба, и разослать в войска. Сам он об этом приказе, разумеется, "узнал" с опозданием, когда уже поздно было вмешиваться.

   После отхода назад фронт тянулся от Великих Лук, которые осенью так и не смогли захватить целых три армии большевиков, почти по прямой линии до Псковского озера. Затем шел замечательный участок - Псковское и Чудское озера. Хотя и покрытые льдом, они могли выдержать только легкую технику, а потому атаки с этой стороны можно не опасаться. Еще дальше к северу фронт снова шел по суше от Чудского озера до Финского залива, где благодаря заранее подготовленным оборонительным рубежам натиск красных удалось приостановить.

   Если бы не полное истощение резервов у русских, которые не смогли переварить окруженные дивизии, все могло закончиться гораздо хуже. А так глядишь, к весне подтянут резервы из Франции, заводы соберут новые танки, и все можно будет начинать сначала. Да и на окруженных армиях пока еще рано ставить крест. Правда, парка транспортной авиации катастрофически не хватало. Вот если бы советы нашли силы добить курский котел, на снабжение которого выделили столько самолетов, то ситуацию удалось бы исправить.

   Но пока люфтваффе продолжает терять самолеты над Курском, куда Сталин бросил свои лучшие истребительные полки из ПВО Москвы. Истребительное прикрытие немцам не помогало, и пришлось полностью перейти на ночные рейсы. Однако набившие руку в ночных охотах, советские асы и в темноте продолжали отлавливать несчастные транспортники. И что странно, последний оставшийся под Курском аэродром находился всего лишь в паре километров от передовых позиций русских, но те не спешили наступать.

   Не меньше трудностей было в снабжении восьми дивизий 16-й армии, окруженных под Демянском. Гитлер твердо приказал, чтобы Демянск защищали до последнего человека, однако сделать это оказалась труднее, чем сказать. Кольцо окружения быстро сжалось, и от линии до линии фронта приходилось лететь двести километров над занятой противником территорией, а потом еще двести обратно. К тому же садиться на аэродроме Демянска было возможно только днем, и потери транспортная авиация несла огромные. Хотя самолеты посылали большими группами и в сопровождении истребителей, но и русские перехватчики становилось все многочисленнее. Первые десять дней полетов над котлом уже стоили немцам пятидесяти машин, а количество советских постов ВНОС и истребительных полков, переброшенных из Москвы, все возрастало. А ведь чтобы кормить и снабжать боеприпасами сто двадцать тысяч человек, требовалось как минимум четыреста тонн в сутки, а это двести рейсов. Хотя, впрочем, имелись сильные подозрения, что все командиры дивизий преувеличивают численность своих соединений, чтобы урвать лишнюю пайку для голодных ртов. После стремительного наступления русских, сомкнувших клещи вокруг шестнадцатой армии, потери должны быть чувствительными, а по отчетам получалось, что численность дивизий нисколько не убавилась.

   Что и говорить, снабжать сразу две окруженные группировки было крайне трудно. Но когда к ним добавилась восемнадцатая армия, попавшая в ловушку под Ленинградом, положение стало просто критическим. Ситуация сразу усугубилась тем, что большие склады на станции Дно, с которых шло снабжение армии, попали в руки красных. Еще немало складов было брошено при поспешном отходе, потому что вывезти все было невозможно. Малая пропускная способность местных дорог и неожиданно активное поведение русской авиации не оставили тыловикам никаких шансов. Даже часть боевой техники пришлось оставить, что уж говорить о запасах продовольствия или боеприпасах. Единственное, в чем повезло немцам, это со сравнительно малоснежной зимой. В 41-м осадков в Ленинградской области было мало, лишь пару раз случился нормальный снегопад. Однако узеньким лесным дорогам хватило и этого. Весь убранный с дороги снег счищали на обочины, так что свернуть в сторону в случае авианалета было невозможно. Это позволяло советским штурмовикам расстреливать колонны, уничтожая машины вместе с грузом и создавая пробки на дорогах.

   Но все равно, хотя и почти без припасов, без единого командования и даже без обещания скорой помощи, окруженные войска продолжали сопротивляться. Корпуса 18-й армии цепко держались друг друга, прекрасно понимая, что если они перестанут чувствовать локоть соседа, то русские мгновенно вклиняться в оголенный стык и разрежут котел на мелкие кусочки. Но если кто-нибудь из командующих корпусами даст слабину, то общая катастрофа неизбежна.

   Примерно так рассуждал Лютце во время полета, стараясь не думать о возможных опасностях, подстерегавших его в небе. Впрочем, погода как на заказ стояла чудесная. Низкие облака, сильный ветер и туман. Нельзя сказать, что это приятно, но зато очень безопасно. Относительно, конечно, ведь нелетная погода тоже угроза нешуточная, но все лучше, чем встреча с противником. То, что лучшие истребительные полки русских, прежде охранявшие Москву, теперь переброшены в Питер и Плескау(* Псков), секретом не было.

   Всего час полета, но сколько пришлось пережить за это время. Тряска, болтанка, и просто настоящий шторм. У них раз десять была возможность грохнуться, причем бочки с бензином и ящики с гранатами, занимавшие все свободное место в самолете, не оставляли шансов даже при сравнительно мягкой посадке. Еще хуже стало, когда подлетели к аэродрому. Антенна обледенела, и связи с землей не было, так что пилоты могли с чистой совестью поворачивать обратно. Но надо отдать должное героям-летчикам, они все же рискнули пойти на посадку.

   Не успел Юнкерс остановиться, как Бонке уже открыл дверь и выглянул наружу. Потрясенный увиденным, он сразу заорал, перекрикивая рев моторов. - Скорее, выгружаемся.

   Не заставляя себя упрашивать, все бойцы маленького отряда, а также двое пассажиров, которым тоже не посчастливилось лететь в котел, схватили свои вещи и повыскакивали наружу, торопясь отбежать от самолета подальше. Успели они вовремя. Самолет уже со всех сторон окружила толпа офицеров, стремившихся занять себе место. Так как встречающих гестаповцев пока не было видно, то Лютце, устроившись на рюкзаке и натянув на лицо шерстяную маску, с любопытством принялся наблюдать за штурмом самолета.

   Солдаты наземных служб явно не справлялись с превосходящими силами противника. Их сразу оттеснили в сторону, не дав даже разгрузить Юнкерс. Покончив с охраной, офицеры, до того заключившие негласное перемирие, вновь занялись междоусобной борьбой, в полном согласии с теорией Дарвина. Те что покрепче и понаглее, вскарабкались наверх, и проникнув в чрево транспортника, заняли в нем глухую оборону.

   Ситуация резко изменилась, когда подъехал грузовик с полевой жандармерией. Эти прибыли с оружием и были готовы стрелять. Угрозами, ударами прикладов и выстрелами в воздух, по крайней мере, Лютце надеялся, что в воздух, им быстро удалось оттеснить офицеров от самолета. В салоне, наполненном взрывчатыми веществами, стрельба была весьма нежелательна, но после короткой рукопашной сватки им удалось выбить захватчиков и оттуда.

   Пока вытаскивали грузы, все на время успокоились, но как только началась погрузка раненых, толпа отпускников снова заволновалась. Офицеры, решительно настроенные на продолжение службы Рейху где-нибудь в другом месте, были непреклонны, но и фельджандармы упорно стояли на своем. Они понимали, что у раненых выбор не велик - они или умрут без медикаментов, или их придется убить при отступлении, чтобы не оставлять комиссарам.

   Не решаясь снова вступать в вооруженную схватку, офицеры начали усердно тыкать своими командировочными предписаниями и отпускными. Самый настырный обер-лейтенант, встав на четвереньки, даже смог протиснуться под ногами оцепления, но тут же был остановлен охраной.

   - Я вам устрою бессрочный отпуск, - сердито зарычал жандарм, схвативший беглеца и, выхватив бланк отпускного свидетельства, порвал его на клочки. В ответ на робкие попытки возмущения он заорал, не сдерживая своей ненависти. - Предатели, если бы вы не побежали от русских, они не смогли бы нас окружить! Вас всех надо вернуть на фронт!

   Лишенный своего билета в жизнь, разочарованный обер понуро отошел, и присел рядом с контрразведчиком. Генрих окинул его быстрым взглядом и презрительно скривился: Элегантное пальто, не рассчитанное на настоящую зиму, фуражка, легкие перчатки, а уж на обувь и смотреть страшно. Лакированные ботинки обер-лейтенанта, не предназначенные для холодной погоды, покрылись трещинами, и держались на ногах только потому, что были обмотаны какими-то веревочками.

  -- Что, на прогулку по парку собрались? - ехидно уколол лейтенанта Лютце. Собеседник сердито вскинул голову, но увидев, что перед ним майор, лишь растерянно пожал плечами.

  -- А на родине в этом году зима очень теплая, - виновато ответил он, - даже снега не ожидается.

  -- И вы полагали, что России также тепло?

  -- Нет, конечно, но очевидно же, что при таких морозах и метелях все боевые действия отложат до весны.

   С отвращением посмотрев на наивного теоретика, Лютце тяжело вздохнул, вспомнив, что уже не первый раз слышит подобные рассуждения. А ведь достаточно припомнить все войны, которая вела Россия, чтобы сообразить, что русские готовы воевать и зимой. Да взять хотя бы третью войну Советов с Финляндией. Хотя провокацию с артбострелом финны провели в конце осени, но Советы не секунды не колеблясь, вызов приняли. Правда, вскоре сообразили, что к зимней войне они подготовлены плохо. Но все равно буквально за месяц смогли реорганизовать армию, и в самые жуткие холода проломили укрепления Маннергейма.

   От скуки Генрих оглядел летное поле. После бомбежки аэродрома два дня назад его пришлось перенести на новое место. Сначала Лютце скептически отнесся к заверениям авиационного командования о том, что за пару дней удалось развернуть полноценный аэродром. Ведь это не просто большая площадка, расчищенная от снега, а еще зенитная батарея, метеостанция, куча оборудования. Добавьте еще тягачи для самолетов, ангары, ремонтную мастерскую, штаб, жилье для пилотов и механиков, средства связи. К тому же в условиях дефицита горючего расчищать снег приходилось не техникой, а людьми. Но, тем не менее, самолеты сюда уже садятся, и взлетная полоса довольно чистая.

  -- Майор Лютце со своей армией, полагаю? - вывел его из раздумий ворчливый голос. - Я лейтенант Хофер, прибыл вас встретить по поручению капитана Райха.

  -- Вы что, нам не рады? - искренне удивился Генрих, уставившись на лейтенанта, осмелившегося говорить с ним так неуважительно.

  -- Да нет, рады. Но лучше бы увидеть наши танки и еще парочку дивизий в придачу.

  -- Вы бы для начала удержали от бегства своих командиров, - не остался в долгу контрразведчик. - Глядишь, еще часть-другую из них сформируете.

  -- А, не берите в голову, - досадливо махнул рукой Хофер. - Это лишь несколько десятков человек из всей армии, а остальные офицеры остаются на боевом посту.

  -- Или же у них нет связей и денег, чтобы получить место на самолете, - ехидно заметил Бонке.

  -- Не обязательно. Некоторые командующие наоборот, пытаются спасти самых лучших подчиненных, чтобы сберечь их для будущих сражений. Ну да ладно с ними, герр майор, пойдемте греться. Капитан Райх прибудет не раньше чем через час.

   Самым теплым строением в округе оказался мобильный полевой лазарет, и Лютце охотно согласился подождать в нем, так как мороз уже начал серьезно пощипывать. Подумаешь, вонь гниющих ран и сильный запах лекарств, настоящий солдат на такие пустяки внимания не обращает. Найти госпиталь оказалось крайне простой задачей. Замерзшие трупы, которые никто не собирался хоронить в мерзлой земле, ясно показывали предназначение большого здания, служившего раньше свинофермой. Тут же валялись груды бурых бинтов с торчащими кое-где черными отмороженными пальцами и ампутированные конечности.

   Впрочем, к удивлению Лютце, запахов лекарств слышно не было, вероятно, ввиду отсутствия таковых. Пахло только дымом из печек, потом от давно немытых тел, кровью и гноем. Без электричества, воды и канализации, при почти полном отсутствии медикаментов, наваленные вповалку раненные просто медленно умирали. Впрочем, не очень то и медленно, даже по фронтовым меркам. Штабеля замерзших трупов ясно указывали на высокую смертность. Собственно говоря, именно поэтому новый аэродром соорудили рядом с госпиталем, пытаясь дать раненым шанс эвакуироваться на большую землю.

   Разместившись в отгороженном закутке, служившем комнатой отдыха медперсонала, солдаты притихли. Мрачное помещение, соседство с трупами, чадящие керосиновые лампы, прыгающие по углам жуткие тени, и страшные крики умирающих, создавали гнетущую обстановку. Без обезболивающего, ведь морфия тоже не хватало, раненые беспрерывно кричали, стонали и молили о помощи.

   Гостеприимный лейтенант Хофер быстро организовал всем горячий чай, и отсев с майором в дальний угол, завел неспешную беседу. Лютце охотно отвечал, но в тоже время отмечал про себя все мелочи. Например, предложенную майором глюкозу, Хофер взял сдержанно, но было заметно, как он обрадовался. Видно, что даже офицерский состав здесь пайками не балуют. Но с другой стороны, на улице валялась туша лошади, у которой куски мяса были срезаны не очень тщательно, а внутренности вообще не тронуты. Значит, до настоящего голода в котле еще далеко. Это не партизанские отряды русских, в которых даже мышей едят и мерзлую прошлогоднюю картошку.

  -- Зачем вы держите в госпитале так много раненых? - не очень вежливо для гостя поинтересовался Лютце. - Почему ваше гестапо их так балует? Вот мои люди долго на лечении не задерживались. Чуть раны зажили, и сразу в строй.

  -- Здесь только тяжелые, герр майор, - резко возразил Хофер. - Мы за этим очень строго следим. Отморожены пальцы? Получи укол, и возвращайся на позиции. Дизентерия или расстройство желудка? Тоже отправляйся гадить в свою землянку. С ранениями в ноги, или если пальцы на ногах уже отвалились, обратно в пехоту, конечно, не возвращают, а сажают в сани ездовыми. С педикулезом или легкой простудой сейчас вообще возиться некогда.

   Не успел обещанный час пройти, как Лютце известили о прибытии капитана Райха, в чьем ведении находились все отделения гестапо на участке восемнадцатой армии

  -- Кого я вижу, Дитрих! - воскликнул Генрих, увидев старого приятеля, и картинно раскрыл объятия.

  -- Хайнрих, да ты никак уже майор, - делано стушевался гестаповец. - Теперь прикажешь себя на вы называть.

  -- Дитрих, ну какие могут быть между нами формальности.

  -- Да, а я было обрадовался, что ты на мое место метишь. Знаешь, я за него не держусь, могу с удовольствием с тобой поменяться.

   Обменявшись дружескими колкостями, капитан Райх, прекрасно знавший, что звание у Лютце временное, и тем более осведомленный о цели его приезда, пригласил контрразведчика в свой Хорьх. Солдатам же предложили крытый фургон, в котором сидела охрана Райха, и где хотя с трудом, но все смогли поместиться.

   В машине, где кроме них находился только личный водитель гауптмана, уже можно было говорить всерьез, хотя о самой миссии, разумеется, не сказали ни слова. Начали беседу, как и положено светским людям, с погоды.

  -- Хайнрих, тебе повезло. Погода нелетная, и русские штурмовики нас не разбомбят.

  -- Ты имеешь ввиду, не расстреляют из пушек, - поправил Лютце. - Эх, если бы наша группировка "Митте" продвинулась еще хоть на сотню километров к Москве. Советы тогда бы эвакуировали заводы, на которых собирают эти проклятые Ил-2 и заодно фабрику в Калинине, где изготавливают снаряды к авиапушкам.

  -- Да нет, я как раз и имел в виду "разбомбят". Недавно беседовал с русским летчиком со сбитого штурмовика. Он был благодушно настроен, и полон уверенности, что скоро мы с ним поменяемся местами. Так вот, я его прямо спросил, почему раньше они не любили бомбить, а тут вдруг как с цепи сорвались.

  -- И он сказал, что русские долго запрягают, но быстро ездят?

  -- Слово в слово. Летчик объяснил, что выбором целей и снабжением боеприпасов занимается не командир полка, а фронтовое командование. Но недавно Сталин издал строгий приказ о запрещении выпускать Ил-2 без бомбовой нагрузки. (*На полгода раньше, чем в РИ) И вот теперь действительно, штурмовики пока не отбомбятся, назад не возвращаются. Так что просто замечательно, что сегодня их нет.

   Оба офицера невольно посмотрели в окна, опасаясь сглазить, и поспешили сменить тему.

  -- Что вы поделываете в гестапо, небось обленились совсем? - добродушно спросил старого приятеля Лютце. - Вот, нам жалуются, что вы письма перестали отправлять. Неужели цензура не успевает проверять?

  -- Уже не проверяем, а сразу сжигаем. Хайнрих, ты себе не представляешь, что солдаты пишут, причем в совершенно трезвом состоянии. А ведь письма с фронта должны подымать дух нации, а не подрывать. Я благодарю бога, что наши солдаты так зверствовали в России. Лишь только поэтому они теперь бояться сдаваться в плен, понимая, что русские горят желанием им отомстить. Но все равно, несмотря на строжайшие запреты, многие тайком читают советские листовки.

  -- Построже надо с солдатами, построже. Вот возьмем, например, госпиталь. Хофер уверил меня, что там только тяжелые раненые, но наверняка среди всех этих бездельников есть и самострельщики. Это нельзя терпеть, таких дезертиров следует расстреливать.

   - Послушай, Хайнрих, за последнюю неделю и так расстреляли несколько сотен симулянтов. Но черт возьми, если выявить самострельщиков довольно просто, то как нам узнать, отморозил себе конечности солдат специально, или нет. Вот, к примеру, послали недавно батальон на новые позиции. Целую ночь их везли в грузовиках, по сильному морозу, и к утру половина из них оказалась с обморожениями. Как узнать, может кто-то из них специально рукавицы снимал? Кстати говоря, потом выяснилось, что привезли их вовсе не туда. Или вот надевают сапоги практически на голые ноги, и поди потом разберись, кто виноват - интенданты, командиры, или же рядовые.

  -- Как испанский легион? - снова сменил тему майор. - Ребята там довольно храбрые, но они и раньше дисциплиной не отличались.

  -- Тьфу ты, легион, - недовольно скривился капитан, при напоминании о своей постоянной головной боли. - Пока фронт не рухнул, они держались, и даже неплохо. Но теперь им воевать резко расхотелось. Видите ли, в Испании объявлена мобилизация и они нужны там. Хотя война с Англией пока не началась, но ее ждут. Да еще испанцы нас, немцев во всем обвиняют.

  -- Вот как, - насмешливо вскинул брови майор, - а мы-то в чем виноваты?

  -- Мне доносили, что у них идут такие разговоры: Дескать, не высади мы, германцы свои войска в Алжире, то англичане в ответ не стали бы захватывать Испанское Марокко.

  -- Ерунда, - авторитетно заявил многоопытный майор. - Уж слишком оперативно англичане сработали. Десант они, конечно, собрали с бору по сосенке, но все-таки, приготовить его за сутки совершенно невозможно. Мы просто опередили их, как и в Норвегии. А войны Британии с Испанией не будет, это не выгодно ни Черчиллю, ни Франко.

  -- Не стану спорить. Но испанцам дай только повод побузить. Если бы не окружение, они бы уже рванули домой, а пока им волей-неволей приходится оставаться на позициях.

  -- Ну с испанцами понятно. Им лишь бы мародерствовать, хотя раньше прецеденты грабежей своих собственных складов были редкими. А как наши, не трусят?

  -- Еще месяц назад все было отлично, - тяжело вздохнул Райх, - а теперь все чаще приходится останавливать солдат от бегства угрозами и даже оружием. Но это еще полбеды. Гораздо хуже, когда не выполняют приказы и отсиживаются в тылу офицеры, вместо того, чтобы возглавить свои подразделения в бою. И что с ними прикажете делать? Расстрелять не трудно, но у нас и так некомплект личного состава. Трибуналы стараются дать им второй шанс, и направляют в штрафбат. Это теперь единственное подразделение, не испытывающее недостатка в людях. Только недавно батальон потерял семьсот человек, наткнувшись на засаду в лесу (* был такой случай в РИ), а теперь его боевой состав снова восстановился. Так что сам понимаешь, нам в гестапо скучать нам не приходиться.

  -- Ничего, все исправиться, когда Геринг наконец-то наладит воздушный мост.

  -- Геринг? - прошипел капитан таким тоном, что шофер вздрогнул, и дернул руль. Если бы в гестапо не набирали самых опытных водителей с мгновенной реакцией, то Хорьх вылетел бы с дороги. - О, да ты не знаешь, чем занят наш великий рейхсмарщал, ну так я тебе расскажу. Как ты помнишь он у нас по совместительству еще и главный охотовед рейха. Так вот, Геринг решил, что у нас тут мало проблем, и решил немного развлечь. Только представь, нам прислали приказ, требующий соблюдать все инструкции, регламентирующие охоту. Для контроля за соблюдением охотничьих правил даже приказано выделить полевую жандармерию. Не дай бог, кто-нибудь застрелит зайца, не имея охотничьего билета или нарушив еще какое-нибудь предписание имперского охотоведа. Жандармерию, естественно, никто на этот идиотизм не выделил, но официальных отчетов у нас прибавилось.

***

   В штабе 28-го корпуса, куда они прибыли, их встретили неприветливо. Если в начале войны к гестаповцам относились лишь с легкой настороженностью, признавая, что они делают хотя и грязное, но нужное дело, то теперь все изменилось. Мания величия, которой немцы были заражены почти поголовно, постепенно сошла на нет. В наступившем после поражений просветлении солдаты начали задавать друг другу вопросы - зачем нас послали сюда на смерть? Вот тут то и оказалось, что гестапо не только местных жителей умеет вешать, но очень даже не прочь разобраться и с ненадежными элементами в самом Вермахте. Поэтому не удивительно, что охрана штаба, заметив знакомую машину, сразу насторожилась и встретила пришельцев хмурыми взглядами. Зато Лютце, увидев их закутанные с ног до головы фигуры, едва не прыснул от смеха. Зимнее обмундирование болталось на отощавших фигурах как на огородных пугалах, а пилотки были натянуты на самые уши. Для утепления солдаты кутались в одеяла и шерстяные платки, а кому не хватило платков, напихивали в брюки и под шинели газеты. Когда газеты заканчивались, в ход шли листовки, причем без разницы, советские или германские. Счастливчики еще получали соломенные боты, но их было очень мало. Шерстяных масок вообще не было, зато лица часовых покрывал толстый слой желтого крема, делая их похожими на клоунов.

   Но все-таки, несмотря на неуставную форму одежды, вид у автоматчиков был грозный. Начальника гестапо армии они пропустили без разговоров, а майора притормозили, недвусмысленно уперев стволы прямо в живот. Тщательно проверив документы Лютце, они все же разрешили ему пройти в штаб вместе с капитаном Райхом, но сопровождающих не пустили, вынудив остаться на морозе.

   Чистенькое обмундирование отряда контрразведчиков, добротные полушубки, меховые жилеты, белые валенки, и наконец, откормленные физиономии, лучащиеся довольством, резко дисгармонировали с солдатами местного гарнизона. Неудивительно, что как только офицеры зашли в дом, на них тут же посыпались упреки.

  -- Чего вы не на фронте, - процедил сквозь зубы часовой, стоявший в перекошенной полосатой будке, едва майор скрылся в избе.

  -- Сам-то ты, я погляжу, в окопах сидишь, - осадил его Кнапп. - Постоял на посту, и сразу в избу греться, а мы только и делаем, что по лесам лазаем, а отдыхаем лишь в госпиталях. Если хочешь, поменяемся. - Меняться солдат не захотел, предпочитая спокойное место, но, несколько смягчившись, даже милостиво принял от Кнаппа сигарету в знак примирения.

***

   Обстановка в штабе корпуса была деловой и можно даже сказать будничной. Спокойно, без суеты и паники сотрудники оперативного отдела раскладывали стопками документы - что сжечь, а что оставить. Самое ценное и журналы боевых действий, которые предполагалось вывезти самолетом, положили отдельно. Рядом с передатчиками и шифровальными машинками уже наготовили на всякий случай топоры, а по углам стояли канистры с бензином. Стало понятно, что груды сухих веток, лежащие во дворе, приготовили не только для маскировки, а скорее для уничтожения лишнего боевого имущества.

   Через полчаса генерал Модель, недавно назначенный командующим корпусом, освободился и принял своих "дорогих гостей". Выгнав всех его адъютантов, начальник гестапо грозно приказал, чтобы их ни в коем случае не беспокоили, и прикрыл дверь.

   Дождавшись сдержанного предложения присесть, Лютце с хозяйским видом небрежно развалился в кресле, разве что не водрузил ноги на стол. Гестаповец же наклонился над столешницей, порылся немного, достал красную папку и с торжествующим видом раскрыл.

  -- Что тут у нас, - делано удивился Райх, - ага, вот: "...С собой брать только машины, перевозящие вооружение, и полевые кухни. Все остальные машины и гужевые повозки оставить. Они подлежат обязательному уничтожению. Водителей направить на фронт в качестве пехотинцев..." Что-то не похоже на переразвертывание для обороны, господин генерал, вы не находите? Скорее смахивает на спешную эвакуацию. Вы же получили недвусмысленные указания удерживать все, что только можно удержать, не так ли? - вопрос был риторическим. - Да вот же как раз приказ Гитлера: "В обороне сражаться за каждую пядь земли и до последних сил. Лишь таким образом мы сможем нанести противнику тяжелые потери, ослабить его моральный дух и добиться полного превосходства немецких солдат. Никто не имеет права отходить назад с занимаемых позиций, и всякий, кто отдаст подобный приказ, подлежит самому суровому наказанию". А вы, господин генерал, видимо запланировали не только отход, но и потерю всего тяжелого вооружения.

  -- У нас не хватает личного состава не только для обороны всей линии соприкосновения с противником, но даже для удержания ключевых позиций, - резко возразил Модель. - Часть тылов армии отрезана. Коммуникации нарушены. Наземные пути снабжения заблокированы, транспортные самолеты прилетают редко, а того, что сбрасывают на парашютах или на грузовых планерах, совершенно недостаточно. Да к тому же многие контейнеры не удается разыскать по той причине, что летчики бросают их куда попало. Причем, несмотря на все наши просьбы, люфтваффе продолжает использовать белые парашюты, а не красные. - Переведя дыхание, командующий корпуса продолжил перечислять свои аргументы. - Далее, потери лошадей вследствие недостатка фуража и воздействия противника, нехватка горючего для машин и ужасные местные дороги, занесенные снегом, осложняют питание войск. Солдат негде размещать, и они несут потери из-за погодных условий, а ведь суровая русская зима только начинается. В такой ситуации мы не можем оборудовать долговременные оборонительные позиции. Боеспособность войск упала из-за постоянных неудач на фронте, больших потерь, непогоды и жутких бытовых условий. К тому же условия местности и плохие дороги не позволяют осуществлять быстрое развертывание и своевременно блокировать вражеские прорывы. Поэтому у нас нет другого выхода, кроме отступления, иначе не избежать тяжелых потерь.

   Начальник гестапо выслушал пояснения генерала с непроницаемым выражением лица, но, в конце концов, не выдержал и взорвался. - Вы что, полагаете, что умнее Гитлера? Вам же известно, что разрешается только отход на отдельных участках, а общее отступление категорически запрещено.

  -- Боюсь, у него нет полной информации о том, что происходит здесь, - осторожно возразил Модель, помня, с кем разговаривает. - Ведь буквально все генералы армейской группировки от Лееба до командиров дивизий, были за прорыв окружения всеми наличными силами. Они же не идиоты, и лучше кого-либо знают положение на фронте. Если бы не приказ с самого верха, мы бы так и сделали. А затем организовали бы скоординированный отход за линию озер, где можно спокойно продержаться до весны, приводя войска в порядок. Но Гитлер приказал стоять на месте, а сил одного потрепанного корпуса для наступления не хватает. И скажите, я что, по-вашему, никудышный стратег? Ведь не зря же фюрер лично назначил меня командовать этим корпусом.

  -- Назначили вас сюда по одной простой причине, - резко оборвал его майор. - Вы таких зверств натворили на восточном фронте, что ни за что не сдадитесь в плен русским. - Лютце едва удержался от улыбки, уж больно ошарашенным выглядел генерал после такого откровения. - И вы что, даже после потери вашего танкового корпуса считаете себя непревзойденным полководцем? Ну ладно, не будем об этом. Лучше подумайте, разве Гитлер оставил бы вас здесь, если бы положение действительно было безнадежным. Понятно, что скоро прибудет помощь, и кольцо блокады прорвут.

   - Вы-то сами в это верите? - резко ответил генерал, пристально глядя ему прямо в глаза.

   Майор действительно верил, что резервы готовятся. Мало того, Лютце видел собственными глазами, как примерно сотня обозников, денщиков, парикмахеров, поваров и связистов училась стрелять из винтовки. Через пару-тройку недель их отправят в качестве подкрепления на передовую, если конечно, линия фронта не придет к ним сама. Под стать солдатам были и офицеры, многим из которых уже перевалило за шестьдесят. Это было бы не так страшно, будь они кадровыми командирами, однако в наличии остались только плохо подготовленные резервисты, не имеющими никакого боевого опыта. Еще имелись дивизии из Франции. Правда те, что успели прислать, уже растащили по всему фронту, а другие возможно и не пришлют, потому что зашевелились англичане. Конечно, в Германии начиналась тотальная мобилизация, однако обучение и вооружение новых частей дело долгое.

   Не дождавшись, пока майор сформулирует ответ, генерал насмешливо воскликнул. - Разве у командования есть достаточно сил, чтобы нас деблокировать? Да откуда им взяться. На фронте и так полно дыр, которые нечем закрывать. Последние резервы армии давно полностью введены в действие, а вы толкуете о наступлении. Про снабжение я и не говорю. Как хотите, но мы отходим. Помочь нам можем только мы сами, больше надеяться не на кого. И черт с ним, с тяжелым вооружением, бросим всю артиллерию, главное вывести людей. Мне вообще кажется, что горючее нам специально не присылают, чтобы не появилось соблазна уехать.

   С последним предположением Лютце в глубине души был согласен, но все равно веско возразил:

  -- Господин генерал, я что, должен читать вам лекцию по стратегии? Наши котлы отвлекают огромные силы русских, вынужденных держать для их окружения все свои армии. А весной эти территории станут отличными плацдармами, из которых можно будет продвинуться дальше вглубь России.

   - Какая весна, майор? Вы что не в курсе, что у нас лишь тыловые части сохранили кое-какую боеспособность. А боевые подразделения мало того, что понесли потери в живой силе, так еще бросили часть артиллерии и автотранспорта при поспешном отступлении. На новых позициях у нас нет никаких укреплений, а сделать их зимой очень трудно.

  -- Вот видите, из-за вашего предшественника, бросившего великолепные позиции под Ленинградом, вы и оказались в такой ситуации, - вывернулся Лютце. - Из-за малодушия одного человека сведены на нет усилия целой армии. Если и вы тоже не выполните приказ, последствия будут крайне тяжелыми. И поймите, наконец, если бы ваше положение здесь было безнадежным, генеральный штаб обязательно разрешил бы отступление. Не бросит же Гитлер на произвол судьбы целую армию, он же не заинтересован в ее гибели.

  -- Гитлер? - Модель вскипел и, отбросив осторожность, выпалил все, что думал о фюрере. - Да ведь у этого недоучки-ефрейтора отсутствует какая-либо военная подготовка. Как политик и демагог он вне всякого сравнения, но разве Гитлер что-нибудь понимает в стратегии? Ему же ровным счетом ничего не известно о командовании силами крупнее одного отделения. Как такому человеку можно доверить управлять войсками? Он кроме слов "Ни шагу назад" ничего приказать не может. Этот безумец готов погубить целую армию ради своего престижа, только затем, чтобы не признаваться в своих ошибках. Нас уже списали в расход.

  -- Допустим, вы искренне так думаете. Но присяга есть присяга, - выдвинул Лютце последний аргумент.

  -- Присяга, говорите? - Модель весь побагровел от возмущения. - Присяга вещь обоюдная. Мы сделали для фатерланда все, что в наших силах, а Гитлер вместо благодарности гонит нас на смерть. Я поступлю так, как подсказывает моя совесть, а не как приказывает сумасшедший австрияк. Продолжать стоять на месте не только бесполезно, но просто безответственно. - В исступлении Модель уже не говорил, а кричал. - Я отвечаю за корпус, и я не допущу катастрофы.

  -- Офицер не может отступать перед большевиками, - заорал в ответ гестаповец. - Он сражается до конца или умирает.

   Ошеломленный Модель замолк, в недоумении уставившись на капитана. Уж чего-чего, а обвинения в трусости он не ожидал услышать.

  -- Никто не скажет, что я трус и боюсь смерти, - нарочито медленно ответил генерал. - Но ведь погибнут еще и тысячи солдат. Взгляните на ситуацию непредвзято. Дальнейшее сопротивление не имеет ни малейшего смысла. Чтобы армия не погибла, она должна отступить.

   Спорить дальше означало только тратить напрасно время. Лютце демонстративно пожал плечами и, не глядя на генерала, нарочито спокойным тоном подытожил. - Если вы категорически отказываетесь выполнять распоряжение фюрера, то его выполнит другой.

  -- И кто же этот "герой"? - Командующий корпусом выдавил из себя улыбку, хотя ему было не до смеха.

  -- Ваш начальник штаба полковник Шилль, - любезно разъяснил Лютце. - С ним уже заранее все обговорено. Именно он проинформировал контрразведку о ваших позорных планах отступления, и Леман уполномочил меня разобраться на месте с этой проблемой. И запомните на будущее, господин генерал. Никогда и никому не удастся победить наши войска.

Глава 13

   Новость о коварстве начальника штаба, вырывшего ему яму, добила Моделя, и он тоже пришел к вводу, что дискуссия бессмысленна.

  -- Надеюсь, командование примет мою отставку, - произнес он безжизненным тоном, уставившись в пол.

  -- Не в этом случае, - покачал головой Райх. - Войска и так обескуражены чередой отставок среди высшего командования. Вы в курсе, что за последние месяцы уже сорок генералов лишились своих постов. В то время, как солдаты должны стоять до последнего, - капитан невольно перешел на язык лозунгов, - добровольный уход их командующего воспримут как предательство, причем безнаказанное. Так что выбор у вас не велик - или выполнение приказов, или военный трибунал.

  -- Я готов к расстрелу. В конце концов, здесь нас всех ожидает та же участь, а полковник дурак, если не понимает этого.

   Лютце закурил и протянул генералу открытый портсигар, на который тот впрочем, не обратил внимания. - В отличие от вас полковник Шилль понял главное. И не делайте вид, господин генерал, что не знаете, какая судьба ожидает вашу семью.

   Глаза Моделя округлились. Мысль, которую он упорно гнал прочь, оказалась ужасной правдой. Если его заклеймят как предателя, всех родных ждет концлагерь.

  -- Вы предлагаете мне выбор, - с отвращением в голосе произнес потрясенный генерал, - предать семью, или предать солдат. Это бесчестно.

  -- Нам не нужны предатели, - возразил Лютце. - Рейху нужны герои.

  -- Вот оно как, - только теперь генерал понял, зачем к нему явился этот майор с добрым лицом и глазами убийцы. Модель внимательно посмотрел на контрразведчика и тихо спросил. - Самоубийство фон Хаппиуса тоже ваших рук дело? Или ваше, капитан?

  -- Нет, что вы, он вообще страдал нервными расстройствами, - честно признался Райх. - У генерала в деле записано, что у него имеется склонность к самоубийству. Ну а после того, как по его 38-у корпусу прошелся паровой каток русской ударной армии, он не выдержал и пустил пулю в висок.

   Модель достал свой пистолет, усмехнувшись тому, как его противники напряглись и потянулись к оружию, и задумчиво покрутил Вальтер в руках. - Не думал я, что придется воспользоваться им, а тем более, вот так, - тихо пробормотал он себе под нос. - Пожалуй, стрелять себе в голову, как фон Хаппиус, не стоит, лучше в сердце. И не здесь, а то все документы запачкаю.

  -- Не спешите, господин генерал, мы вас не торопим. - Лютце, когда хотел, был сама любезность. - Вы можете закончить свои дела, а мы подождем.

   Даже не дождавшись, пока генерал выйдет, контрразведчик вызвал Шилля, и без лишних обиняков пояснил ситуацию.

  -- Господин полковник, завтра вы получите звание генерал-майора. А если ваш корпус продержится месяц, то вы станете генерал-лейтенантом.

   Шилль слегка кивнул в ответ, он уже был в курсе.

   - По распоряжению генерала Кюхлера, - продолжал Лютце, - все подразделения, находящиеся в вашем секторе, передаются под ваше командование, а вы должны любой ценой прекратить отход войск.

  -- Не беспокойтесь майор, я умру, но не отступлю, и тем более не сдамся врагу.

   Вызвав подчиненных, полковник немедля принялся раздавать указания. - Подготовить новые рубежи обороны силами 21-го инженерного батальона, местного населения и особых полевых подразделений (* штрафники, которым в начале войны оружия не давали, но направляли на самые опасные участки фронта в качестве саперов). Для последних выделить конвойные части. К месту вероятного наступления противника направить 540-й испытательный батальон (* штрафники, которым доверили оружие). Из уставного персонала батальона создать хорошо вооруженные наряды полиции, которым поставить задачу любыми средствами предотвратить попытки испытуемых скрыться с передовой.

   Приказы, распоряжения и предложения сыпались один за другим, и штабные офицеры, почувствовав уверенное командование, значительно прибодрились. Теперь уже никто отступать не собирался.

  -- Полевую дивизию Люфтваффе подчиняю своему командованию, - продолжал Шилль. - Техническому персоналу и обслуге аэродромов все равно делать нечего, так что используем их в качестве пехоты. Позади ненадежных частей для устойчивости, в смысле, для поддержания боевого духа поставить эсэсовцев. Капитан Райх, внимание, это вас касается. Органам гестапо необходимо усилить наблюдение за солдатами и офицерами.

   Пока весь штаб суетился, генерал Модель, которому дела этого мира вдруг стали глубоко безразличны, вышел на улицу и побрел, глядя себе под ноги. Он даже не подумал накинуть шинель или одеть шубу. Напоследок генералу пусть немного, но повезло. Едва он вышел из ворот, как в воздухе, будто по заказу послышалось гудение самолета. Какой-то отчаянный до безумия русский вывел свой штурмовик на разведку или свободную охоту. Пулеметная очередь, разорвавшая тишину, совпала с тихим выстрелом малокалиберного пистолета. Теперь все подтвердят, что Модель не пустил себе пулю в сердце, а погиб на боевом посту от вражеского огня.

***

   С успехом выполнив свою миссию, Лютце преисполнился гордости. Все-таки Леман не зря выбрал именно его, такого исполнительного и ответственного. Жаль, конечно, опытного генерала, но приказы фюрера надо выполнять. Сказано, держаться до весны, значит нужно стоять в обороне до последнего солдата. Да, надо признать, Ленинград оказался тяжелым урок для Вермахта. Но этот урок усвоен, и больше ошибку не повторят. А пока нужно тянуть время, изматывая противника. И как все-таки, оказывается, приятно вершить судьбы генералов и целых армий.

   Впрочем, будучи человеком практичным, Лютце недолго витал в облаках, и вернулся к делам обыденным. В первую очередь он попытался связаться со штабом авиаполка, узнать, когда следующий рейс. Удалось это далеко не сразу. Вопреки обыкновению, связь была даже хуже, чем отвратительная. В трубке что-то гудело и шумело, как будто телефон на другом конце линии был установлен прямо на самолете. В ней слышались разные голоса, перебранка и ругань. Когда же до дежурного по аэродрому все-таки удалось дозвониться, он ничем порадовать не смог - ужасная погода не позволяла принимать самолеты. Один борт все-таки попытался сесть, но разбился прямо на краю поля. Может быть, через несколько дней и распогодится, но сегодня вблизи аэродрома заметили лыжников, а значит, русские скоро пришлют бомбардировщики. Придется опять все переносить на новое место.

   Итак, воздушный мост практически рухнул, но Лютце это не удивило. Именно на этот случай он и прихватил с собой пусть небольшой, но зато отборный отряд, с которым можно попытаться перейти линию фронта. На каком участке лучше переходить к своим, Лютце узнал в штабе заблаговременно, и потому, не медля ни минуты, приказал собираться.

   Райх, которому уже было не по пути с Лютце, вытребовал у местной хозчасти грузовик для своего камрада. Машина, хотя неказистая с виду и с посеченными осколками бортами, была вполне на ходу. Сначала, правда, пришлось повозиться, пытаясь открыть заледеневшую дверцу, но зато грузовик завелся почти без капризов. Солдаты уже отогрелись в местной казарме, успели слопать в столовой двойную порцию, и теперь весело попрыгали в кузов, уступив кабину старшим по званию.

   Сунув Бонке карту с маршрутом, майор расслабился и безмятежно уставился в окно. Дело сделано, все обошлось без эксцессов, штаб корпуса принялся за работу, и теперь Лютце по праву заслужил отдых. Однако, хотя испортить Генриху настроение уже ничего не могло, но чем дальше он ехал, тем становился сосредоточеннее. То, что у встречных солдат шинели были изорваны, а лица черны от обморожений, еще не страшно. Но вот взгляд... Еще несколько месяцев назад глаза у всех немцев пылали гордостью за великие дела, которые они творят, горели бесстрашием и весельем. Они были полны уверенностью в победе, и рвались вперед, к славе. Но прошли уже те благодатные времена, когда можно было идти на войну веселиться. Теперь не видно было ни одной улыбки. Лица у всех солдат, как один были мрачные, без малейших признаков надежды на будущее. Они уже думали не о том, чтобы плясать под губную гармошку, а о том, где бы достать лишний сухарь, и как пережить еще одну жуткую холодную ночь. Немцы боялись мечтать о будущем, считая, что если они и выживут, то лишь для того, чтобы попасть в плен, где их несомненно ждет ужасное возмездие. Но человек быстро ко всему привыкает, и Лютце перестал обращать внимание на оборванных и изможденных солдат, уныло бредущих куда-то, или понуро стоящих в ожидании.

   Уже не цепляли глаз многочисленные кресты вдоль дороги, показывающие, где нашли свой конец германские солдаты. Не удивляла сломанная, взорванная, а то и целая техника, стоявшая на обочинах. Сначала автомашины уничтожали советские самолеты, потом к ним присоединились мороз и снег, а в последние дни еще и нехватка горючего, и это было самое страшное. Если со снежными заносами еще можно было бороться, то заменить бензин было нечем.

   Большую часть пути маленький отряд проделал довольно быстро, хотя местами дорога была труднопроходима из-за сильных заносов снега. Но ближе к вечеру они угодили в огромный затор. Подбежав и ближайшему фельджандарму, Бонке разузнал, что случилось. Здесь находился единственный мост через реку во всей округе, и не выдержав потока транспорта, он пришел в негодность. Хотя саперы его и подлатали, но машины приходится пускать только по одной, причем все норовят пролезть вне очереди. Недисциплинированность достигла таких размеров, что даже офицеры регулирования движения не могут навести порядок, а в результате страдают все.

   Прояснив обстановку, фельдфебель вернулся, и доложив командиру об увиденном, мрачно добавил. - Мы так до темноты не доберемся.

   Майор был с ним совершенно согласен, и приказал выгружаться. Похватав оружие, лыжи и вещмешки, подчиненные выпрыгнули наружу и довольные, начали приплясывать. В кузове, хотя и закрытом тентом, было не просто прохладно, а жутко холодно, и лишь теперь они смогли согреться.

   Перебравшись пешком через замерзшую реку, маленький отряд наткнулся на конный обоз, везший зерно из какого-то колхоза на склад дивизии. Майор своей властью реквизировал из обоза одни сани, и скинув мешки на землю, отряд поехал дальше на запад.

   Видя, что солнце клонится к закату, и не горя желанием ночевать в лесу, Лютце принялся срочно искать ночлег. Заплутать ночью в этих пущах ничего не стоило, да и партизан кругом хватало. А даже если партизаны на них не польстятся, то нападет дед Мороз. Контрразведчику уже доводилось пережить холодную ночевку, и приятного в этом было мало. Хотя, впрочем, в прошлый раз он устроился можно сказать, с комфортом. Тогда его солдаты выкопали в снегу большую яму, завели в нее лошадей, и заставив их лечь, привязали повод, чтобы они не пытались встать. Над живыми грелками положили срубленные жерди и навалили соломы, а затем накидали целую гору снега. Новичкам, не привычным к лесным похождениям, было совершенно непонятно, как снег может обогревать, но они выполнял приказания командира, хотя в глубине души и полагали, что он сошел с ума. На землю навалили сучья, еловые лапы и постелили брезент. В таком импровизированном домике Лютце спокойно проспал всю длинную зимнюю ночь, хотя надо заметить, что солдаты лежащие с краю все же часто просыпались и прыгали, чтобы отогреться.

   К счастью, на этот раз до такой крайности дело не дошло, и они засветло успели добраться до какой-то деревушки. Увидев целого майора, пожилой лейтенант, командовавший гарнизоном, лично проводил Лютце к его жилью, в котором якобы было тепло и безопасно.

   Но едва майор сунул нос в жалкое подобие землянки, как тут же с недовольным фырканьем вылез обратно. Прикрытая только жердями и без земляной насыпки, защитить от возможного налета землянка никак не могла. Зато в ней стоял могильный холод, а камрадам срочно нужно было в тепло. Поэтому, выбрав избу с самыми толстыми стенами, Лютце без лишних политесов выгнал квартировавшихся в ней тыловиков вместе с русскими хозяевами. Немного отогревшись, солдаты отстегнули котелки с замерзшими остатками супа, и напихав туда куски хлеба и колбасы, разогрели свой ужин в печке. Лютце же, не притронувшись к еде, сразу завалился на кровать и до самой побудки спал крепким сном праведника. Даже дальний гул орудийной канонады его только убаюкивал.

   Бонке, распределив часы ночного дежурства, чтобы охранять спящих солдат от крыс, тоже последовал примеру начальства. Сквозь сон фельдфебель напомнил всем, чтобы на улицу не ходили, а то партизаны любят отлавливать таких вот одиночек, и все дела делали в ведро.

   Помимо далекой канонады, всю ночь откуда-то доносились одиночные выстрелы, а иногда и пулеметные очереди. То ли партизаны, то ли вражеские лыжники, обожавшие тревожить спящих немцев, не давая им выспаться. К концу ночи Бонке несколько раз просыпался от кошмаров. Ему снились трескучие выстрелы из винтовок целящихся в него партизан, и разрывы гранат, дождем сыпавшихся с неба.

   Встав предусмотрительно затемно, чтобы прибыть на место вовремя, Лютце пересчитал свой отряд. Численность личного состава не убавилась, в лес никого не уволокли, но вот Геллер похоже, схватил воспаление легких. Это он всю ночь надрывно кашлял, не давая другим спать. Беднягу пришлось оставить на попечение местного гарнизона, выделив кое-какие лекарства.

   На улице их уже ожидали двое саней, предоставленные в комплекте с лошадьми и возничими, и вскоре контрразведчики мчались по зимнику в облаках снежной пыли, сверкающей в лучах восходящего солнца. Через час езды по наезженной дороге, отряд уже прибыл к штабу части, которая с утра должна начать прорыв русской обороны.

   Предъявив свои полномочия, Лютце потребовал немедленно показать ему план расположения сил полка и предполагаемые места дислокации войск противника. Место, выбранное для прорыва, майору понравилось. Дорог здесь практически не было, так что ожидать скоплений русских войск не приходилось, зато у немцев в руках находился узел троп. Хотя атаку планировалось провести лишь силами одного полка, но зато его заблаговременно пополнили проходящими подразделениями, доведя численность батальонов почти до штатной. Из трех батальонов, один, левофланговый, оставался в резерве, а два других предполагалось провести через лес по широким тропинкам.

   Оставив сани, Лютце со своими орлами пешком отправился к ближайшему батальону, находившемуся примерно в километре от хутора, в котором размещался штаб. Судя по количеству трофеев, подразделение, которому предстояло прорубить коридор, было опытным. Добыча, награбленная за несколько месяцев, в землянках не помещалась, и солдаты завалили барахлом все окрестности. Но если с трофеями у подразделения все было в порядке, то со снаряжением дела обстояли намного хуже. Правда, перед наступлением весь батальон удалось обеспечить лыжами, но что это был за хлам. Очевидно, что единственным источником снабжения лыжами являлись благотворительные сборы на нужды армии. Каких тут только не было - горные, беговые, всевозможных раскрасок, встречались даже розовые дамские. И наверняка половина из них были фанерными. Попадались, правда, и белые с клеймом военной приемки, но даже они были узкие и без "клювика".

   Рассмотрев экипировку Лютцевских бойцов, одетых во все новое и белоснежное, пехотинцы приуныли. На фоне лихих контрразведчиков, армейцы выглядели, мягко говоря, убого. В тоненьких пожелтевших шинельках, в коротких одеревенелых сапогах, не предназначенных для ходьбы по сугробам, и без маскировочных белых халатов, они смотрелись жалко. У кого-то сквозь прорехи на штанах даже виднелось голое тело. Правда, несмотря на изможденный вид и нищенское одеяние, солдаты все-таки старались бодриться. Если прорыв удастся, то впереди их ждет еда и новое обмундирование. Но пока они приплясывали на месте, в тщетной попытке согреться.

   Глядя на мерзнущих солдат, Лютце грустно улыбнулся. Как он смеялся перед войной, узнав, что советские разведчики напрасно ищут данные о закупке Германией овечьей шерсти. Русские всерьез полагали, что без зимнего обмундирования немцы на них не нападут, и потому не подготовились толком к войне. А теперь оказалось, что права русская пословица, не советовавшая смеяться первым.

   В ожидании наступления Лютце устроился на батальонном наблюдательном пункте. Сам комбат собирался лично вести свое подразделение, так что его НП остался свободным. Беглый осмотр данного инженерного сооружения заставил Лютце немало поволноваться. Окопчик был, прямо скажем, неглубоким. Оно понятно, вырыть траншею в грунте, промерзшем, казалось до самого центра планеты, крайне трудно. Зато поверх бруствера громоздились мешки с песком. Однако, опершись о такой мешок, Лютце нечаянно сдвинул его с места и со злости выругался. Какая тут может быть защита, если вместо песка мешки наполнили снегом. Хорошо, если русские не станут сюда стрелять, а то где тут прятаться?

   Но пока все было спокойно, и майор начал внимательно следить за происходящим. Все роты уже построились и приготовились к походу. В целях скрытности, сигнал к выдвижению подали не ракетой и не свистком, а флажками. Вытянувшись в цепочки, солдаты понуро побрели вперед, стараясь попасть лыжами в след впередиидущего. Многие тянули за собой санки и волокуши, сооруженные из лыж, на которых лежали пулеметы и боеприпасы. Но к сожалению, тяжелые орудия не могли двигаться по снегу, и их не брали. Вот первая рота вошла в лес, за ней, с минимальным промежутком, следующая.

   - Что-то их маловато, - задумчиво произнес Лютце, оценив взглядом численность войск. - Как я узнал в штабе, в атаке должно участвовать больше людей. Вот что, Бонке, возьми пулеметчика и посмотри-ка в овраге.

   Взяв пару человек, фельдфебель ринулся выполнять приказание, выгоняя из всевозможных укрытий солдат, забывших пойти в атаку. Вместе с присоединившимся к нему лейтенантом, посланным для этой же цели комбатом, он прошелся по всем окопам и воронкам, выгоняя скрывавшихся там трусов, решивших отсидеться в безопасности. Может они нашли и не всех, но человек пятнадцать набрать удалось. Поблагодарив добровольных помощников, лейтенант погнал свои находки вперед, не выпуская из рук пистолета, а Бонке с гордым видом вернулся к товарищам.

   Вот уже весь батальон втянулся в лес, и все стихло. Каждая минута тишины увеличивала шансы на успех предприятия, и Лютце уже мысленно прикинул расклад - одна минута это еще один процент к его удаче. За час батальон пройдет весь лес насквозь, а там одним ударом отбросит немногочисленных русских с их позиций. Однако на тридцатой минуте его надежды разбились, как ледышка.

   Начался бой не как обычно, с редких выстрелов, постепенно увеличивающих интенсивность. Нет, из леса сразу послышался мощный залп, как будто целой роте приказали устроить салют. В такой какофонии невозможно было вычленить отдельные звуки, хотя в обычном неторопливом бою легко можно отличить жужжание МГ от неторопливого тарахтения Максима. Стрельба шла не затихая, и было трудно определить, приближается бой, или удаляется. Не прошло и минуты, как такой же бедлам послышался и из соседнего леска, где пыталось пройти другое подразделение. Судьба пропавших батальонов не на шутку встревожила Лютце, выбив его из колеи. Он-то надеялся, что целый полк легко сметет небольшие заслоны русских, закрепится на отбитых позициях, и откроет ему дорогу к озеру. А тут происходит что-то непонятное.

   - Вот когда пожалеешь, что бросил курить, сейчас бы очень помогло, - с досадой подумал Генрих, не зная, на ком бы выместить раздражение.

  -- Кто-то бежит, - доложил Кнапп. - Наверно связной.

   Лютце поднял бинокль, и тихонько чертыхнулся. - Да их трое. Чего-то много связных для одного донесения. Пять человек, десять, двенадцать, ... Ого, да их что там, целый взвод? Родлер, если не остановятся, дать предупредительную очередь.

   До стрельбы к счастью, дело не дошло. Увидев наставленное на них дуло пулемета, бегущие солдаты приостановились, и путано объяснили ситуацию.

  -- Сначала все было хорошо, герр майор. Мы шли вперед, и никого не видели. Но русские прятались под снегом как медведи. Они пропустили нас, а потом сразу начали обстреливать со всех сторон. И спереди, и сзади, и даже сверху, с деревьев.

  -- Что с остальными?

  -- Одни бросились вперед, пытаясь убежать от засады, а мы вот смогли скрыться в дебрях и вернуться назад. - Осекшись от тяжелого взгляда незнакомого майора, солдат тут же добавил. - За подмогой.

  -- За подмогой? - ледяным тоном переспросил Лютце, так что от него ощутимо повеяло холодом. На самом деле конечно просто подул ветерок, но впечатление у беглецов сложилось именно такое. Они наперебой бросились оправдываться, перебивая друг дружку. Майор, нахмурившись, слушал путаные объяснения, все больше раздражаясь, пока вперед не вышел какой-то гефрайтер, в отличие от прочих, не потерявший голову. Он смог понятным человеческим языком объяснить, что же произошло в злополучном лесу.

  -- Час назад наш батальон выступил походной колонной. Мы продвинулись по лесу примерно на два километра, и неожиданно попали под интенсивный пулеметный обстрел противника. По-видимому, боевое охранение заблаговременно уничтожили русские разведчики. Из-за сильного вражеского огня успеха в продвижении батальон не имел, и мы залегли. Ввиду растянутости подразделения и отсутствия связи между ротами, командование батальона не сумело организовать бой. Поняв, что наступление сорвано, ротный приказал отойти всем на исходный рубеж, однако дорога назад также была перерезана. Предпринятая попытка контратаки была встречена исключительно сильным огневым сопротивлением противника, и успехом не увенчалась. Ввиду больших потерь, понесенных во время боя, командир роты отказался от попыток прорыва. Он предложил использовать против врага его же тактику, и просочиться небольшими группами. Аналогичные попытки еще раньше были предприняты другими ротами. Однако наши солдаты оказались не готовы к таким действиям, и большинство групп заблудилась в лесу. Это все, кто смог выйти в расположение наших войск.

   Окинув строгим взглядом столпившихся возле него перепуганных пехотинцев, Лютце заметил, что оружие никто не бросил, и его тон смягчился. - Гефрайтер, вас назначаю командиром сводного взвода вплоть до особых распоряжений. Займите эти окопы, и ждите.

  -- Чего ждать? - робко спросил кто-то.

  -- Дальнейших указаний, а пока обороняйте занимаемый рубеж.

   Ловить тут уже было нечего, только время зря терять, и контрразведчик повел свой отряд к штабу полка, прояснить обстановку. А обстановка уже явственно накалялась. В километре левее, где прятался резервный батальон, взвились тучи снежной пыли, под которыми мелькали яркие всполохи и черные конусы разрывов. Через несколько секунд донесся громовой гул, не предвещавший ничего хорошего. Лютце замер, и попробовал рассмотреть в бинокль происходящее. Если он правильно запомнил карту, виденную в штабе, русские били не наугад, а точно накрыли немецкие позиции.

   - Ох, ты ж, мать твою, - отчего-то майор припомнил русское ругательство, и в замешательстве добавил опять-таки на языке противника - в укрытие, быстро. - Подчиненные, лишь двое из которых сносно понимали по-русски, уже догадались, что требуется сделать, и нырнули в ближайший окоп.

   Шесть человек втиснулись в неглубокую узкую щель, и пригнулись, матеря про себя лентяев, не сумевших выкопать окоп в полный профиль. На миг у них мелькнула надежда, что все обойдется, но выкопанная на большой поляне траншея была прекрасно видна вражеским наблюдателям. Правда, русская артиллерия, не останавливаясь, продолжала обрабатывать левофланговый батальон, но специально для их позиций противник любезно припас еще несколько орудий.

   Хотя почти все в их группе уже участвовали в боях, но под мощным артобстрелом им бывать еще не приходилось. Сидя в тылу, или на тихом участке фронта, они воспринимали артналеты как нечто безобидное. Ну постреляли немножко, кого-то даже убило, но большинство спокойно переждут в укрытиях. Однако вблизи все выглядело и звучало куда страшнее. Первые снаряды легли в сотне метров - совершенно безопасная дистанция для сидящих в окопе, но земля ощутимо качнулась. После короткой пристрелки началась настоящая огненная буря. Адский грохот, сопровождавший каждый залп, пролетавшие над ними осколки вперемежку с камнями и трясущаяся как живая, земля, заставляли нервы дрожать, пробуждая дикие инстинкты. Хотя разум подсказывал, что работает только одна батарея и, скорее всего семи-с-половиной-сантиметровая, подсознание кричало, что на них обрушился огонь целого гаубичного дивизиона. Снаряды ложились все ближе, и вскоре особенно мощный взрыв оглушил на минуту всех, заодно засыпав новенькие белые маскхалаты землей.

   - Хорошо, что земля мерзлая, - заорал Лютце, подбадривая солдат, - иначе бы весь бруствер на нас обрушился. Засыпало бы к чертовой матери, и хоронить не пришлось.

   Все закивали, делая вид, что ничего страшного произошло, и даже попытались обменяться шутками. Правда, заложенные уши, в которых слышался только непрерывный звон, не дали диалогу нормально продолжиться. Только Цингер, представляющий войну совсем не так, впал в ступор. Он то зажмуривал глаза и закрывал голову руками, то наоборот, смотрел не отрываясь вверх, пытаясь разглядеть что-то в сумрачном небе. Наконец, не говоря ни слова, Цингер снял с плеча автомат, сжал его крепче ладонями, и побежал кого-то атаковать.

   - Куда, идиот! Назад! - Лютце метнулся вслед за убегающим солдатом и, несмотря на свою грузную комплекцию, почти смог его догнать. Еще секунда, и майор схватил бы спятившего солдата, но прямо впереди что-то ярко вспыхнуло, и весь мир вокруг вдруг рванулся вперед, а затем вниз. Спину не то чтобы пронзило болью, а просто парализовало. Дыхание перехватило, а организм, получивший такую встряску, забыл о природных рефлексах, и даже и не вспоминал о том, что надо заставлять легкие работать. Но вот судорога слегка отпустила, и Лютце снова задышал. Возвращение боли в ушах, ладонях, отбитой спине, да и во всем теле, он воспринял как хороший знак. Вернулись чувства, значит все в порядке. Его уже кто-то приподнял и слегка потряс.

   - Жив, я жив, - выдавил из себя Генрих, еще сам в это до конца не веря. - И не трясите меня.

   Забыв о грохочущих вокруг взрывах, впрочем, они уже несколько удалились, майор попробовал пошевелить пальцами. Убедившись, что руки целы, он сорвал с лица маску и проверил, нет ли на ней крови. Вроде голова тоже в порядке, это хорошо. Но, посмотрев дальше, Лютце чуть не стошнило. Прямо на животе у него лежал отвратительный комок, очевидно бывший недавно куском черепа несчастного Цингера. Само же тело, ставшее вдруг бесформенным, лежало впереди. Солдат принял на себя все осколки, и майор отделался лишь падением на землю, смягченным толстой одеждой и снегом.

   - И какого черта я за ним побежал, - злился на себя Лютце, ползя обратно в окоп. - Мог бы послать кого-нибудь, а еще лучше, плюнуть на него. Не нужны мне такие истеричные слабаки. Верно говорят, не доверяй своему первому порыву. Он, как правило, хороший.

   Ввалившись обратно в траншею, майор, уже не пугаясь обстрела, задумался над ситуацией. Пережитая опасность встряхнула его, и позволила превратить животный ужас, который он испытывал, в опасение. Посмотрев на часы и прикинув, сколько уже длится артобстрел, Лютце начал понимать, почему погиб батальон. Это отнюдь не обычная засада или случайное столкновение. Скорее всего, русские командиры, как и их германские коллеги, решили, что этот лес лучшее всего подходит для атаки. Вот только сосредотачиваться они начали еще затемно. Да и боеприпасов у советов куда больше, чем у лишенных снабжения окруженцев. Поэтому русские и высыпали на германские позиции уже как минимум несколько вагонов снарядов, и останавливаться пока не собираются. А это значит, что лежать тут больше нельзя. Подавив в лесу последние очаги сопротивления, красные явятся сюда, и счет идет буквально на минуты.

   Оценив обстановку, Лютце мгновенно среагировал и, не обращая внимания на канонаду, выпрыгнул из окопа. Махнув своим людям рукой, все равно в грохоте ничего не слышно, он не оглядываясь побежал вперед, к штабу полка. Схватив лыжи и рюкзак погибшего, остальные потрусили следом, пригибаясь и готовясь упасть ничком, если потребуется.

   Бывшее еще недавно белым, колхозное поле, по которому они сейчас пробирались, почернело от копоти и выброшенного взрывами грунта. Приходилось смотреть под ноги, чтобы не споткнуться об какой-нибудь труп или кучу земли. Но вот они вбежали в небольшую рощицу и перевели дыхание. Трескучий грохот от разрывов снарядов, в который, кажется, уже вплелись пулеметные очереди, постепенно остался позади. За рощей уже лежал хуторок, в котором разместился штаб полка, и там все было спокойно. Ни взрывов, ни черных столбов дыма, ни разрушенных домов не наблюдалось. Скорее всего, расположение немецких тылов русским известно не было.

   Из штаба уже бежали люди, но почему-то в основном, в противоположную от места сражения сторону. Большая часть комендантского взвода пока еще оставалась на месте, сгрудившись у околицы. Но тыловики уже оглядывались назад, примеряясь, как бы лучше отступить.

  -- О, черт, - проревел Бонке, - они что, забыли, что у них есть оружие?

   У большинства солдат винтовок действительно не было. Очевидно, что они старались держать их в теплом помещении у печки, опасаясь, что на улице маузеры быстро замерзнут. Лишь когда появился их командир, карабины срочно достали из землянок и домов, но на этом вся подготовка к бою и остановилось. Капитан, принявший командование над этой толпой, попытался отвести свой сброд на передовую, но к его удивлению, почти никто не шелохнулся. Неповиновение, абсолютно немыслимое еще осенью, и маловероятное неделю назад, достигло своего апогея. Чувствуя себя отрезанными от всего мира, и понимая, что русские уже готовятся к последнему натиску, чтобы их уничтожить, немцы больше думали о выживании, чем о дисциплине.

  -- Вот что бывает, когда командующие не выполняет приказы, - нравоучительно заметил Лютце своему фельдфебелю. - Подчиненные тоже перестают слушаться. Вот, что, Ричард. В атаку они идти не захотят, но ты хотя бы помоги им занять оборону. Штиглер, идешь с ним, остальные к штабу.

   Вместе с обергефрайтером Бонке налетел на тыловиков как коршун на цыплят, и где добрым словом, где затрещиной или даже размахиванием автоматом, разогнал всех по траншеям. Самым упертым он совершенно спокойным тоном, не вязавшимся с его грозной внешностью, разъяснил, что в окопах и подвалах, подготовленных в качестве огневых точек, им будет гораздо безопаснее, чем просто стоя на улице. Растерявшийся капитан, до сих пор командовавший только бумажками, несколько прибодрился, и даже стал отдавать вполне разумные приказы.

   Во дворе штаба и внутри было абсолютно пусто. Ни писарей, ни связистов, ни шифровальщиков, ни офицеров. Повсюду валялись забытые всеми бумаги, еще работали радиостанции, которые даже не выключили. Ужаснувшись подобной безалаберности, Лютце кивнул фельдфебелю, чтобы тот исправил ситуацию. В одну минуту шифровальные блокноты были собраны и спрятаны в мешок, рации разбиты, а бумаги собраны в кучу и подожжены. Управившись в штабе, контрразведчики ринулись к конюшне, и как родную приветствовали свою пегую лошаденку - одну из тех, что привезли их сюда. Больше средств передвижения не осталось, но им и одной лошади достаточно. Пока ее запрягали в сани, к Лютце подошел капитан, нежданно ставший начальником гарнизона этого хутора. Он явно расстроился тем, что единственное боеспособное подразделение в радиусе километра собирается свалить.

  -- А нам что делать? - растерянно спросил капитан, жалобно заглядывая Лютце в глаза.

  -- Обороняйтесь на прежних позициях и сдерживайте наступление противника, - пожал плечами майор. - Что вам еще остается. Подмога вот-вот придет.

   Накормленная и отдохнувшая лошадь довольно резво везла их на север, туда, где предусмотрительный майор запланировал запасной путь. По дороге им несколько раз встречались разрозненные группки солдат, робко выглядывающих из кустов. Убедившись, что едут свои, они выбирались на дорогу, и брели дальше, сами не понимая, куда. Как заметил натренированный глаз контрразведчика, кое у кого из беглецов были спороты погоны и знаки различия. Похоже, что некоторые офицеры уже собираются скоро попасть в плен.

   В расположении соседнего полка тоже шел бой. Санитары своевременно установили большую медицинскую палатку, но она уже была переполнена, а раненых все продолжали приносить. Их складывали на брезент прямо на улице, но и там места уже не хватало. Многие понимали, что умирают, но ни Гитлера, ни Германию перед смертью никто не прославлял. О фюрере если и вспоминали, то только с проклятиями.

   Самый высокий чин, которого удалось разыскать Лютце, майор Моль, пребывал даже не в унынии, а в полной депрессии. Он с убитым видом поведал Генриху, что с рассветом русские обрушили на его батальон такой шквал огня, что хватило бы для целой дивизии. Человек двести было сразу убито, раненых до сих пор носят, и ни в одной роте не осталось больше сорока человек, включая легкораненых.

   Кое как вытянув у майора подтверждение, что дальше по дороге никаких прорывов вроде бы не было, Лютце приказал своим продолжать движение. Не успели они совсем чуть-чуть. В воздухе послышался низкий гул и из облаков вынырнули черные силуэты самолетов.

  -- Это наши, наши бомбардировщики, - заорал кто-то.

   Действительно, самолетами, осмелившимися летать в такую погоду, оказались немецкие пикировщики. Штуки покружили в нерешительности над заснеженным лесом, пытаясь определить, где же тут линия фронта. С немецкой стороны запустили зеленые сигнальные ракеты, пытаясь обозначить свои позиции, но русские мгновенно запустили точно такие же, сбив летчиков с толку. Причем ракет у них было гораздо больше, чем у противника, так что пикировщики развернулись и начали строиться в круг. Лютце со всех ног кинулся к командиру батальона, не знавшему, что делать в такой ситуации.

  -- Опознавательные матерчатые полосы есть? - крикнул он еще издалека.

  -- Нет, в том то и дело. Нам их не выдали, - проорал в ответ Моль.

  -- Тогда пусть солдаты лягут на снег в форме креста, быстро. Быстро я сказал!

   Комбат очнулся от оцепенения и прокричал команды. Санитары, возницы, легкораненые, и вообще, все, кто мог двигаться, бросились укладываться на снегу. Успели они вовремя, Штуки уже ложились на боевой курс, и отвернули лишь в самый последний момент.

   Останавливаться здесь смысла не было, и майор поспешил дальше. Теперь они уже ехали с опаской, все время поглядывая на небо. Мало ли какой ретивый летчик примет их за русских лишь потому, что они все в маскхалатах. Потихоньку отдаленная канонада начала стихать, по мере того, как они удалялись от места боя, но пока Лютце сворачивать не спешил. По его сведениям здесь у противника была сильная оборона. Единственное большое "окно", где из-за пересеченной местности, густо поросшей лесами, русские оставили лишь редкие посты, находилось километров в двадцати.

   Лошадь, досыта накормленная ячменем, резво несли сани, позвякивая бубенцами, и Лютце, не забывая сверяться с картой, умиротворенно сидел, размышляя на отвлеченные темы. Например, о том, почему звон колокольчиков здесь называют малиновым. У звука же цветов не бывает, и в красный цвет бубенцы никогда не красят. Может это такая ассоциация с приятным малиновым запахом? Генрих пару раз спрашивал местных жителей, но никто эту смешную тайну раскрыть так и не смог.

   До места оставалось всего пара километров, когда встретилось неожиданное препятствие. Путь преграждала крошечная безымянная река, через которую, судя по карте, был проложен мост. При внимательном осмотре некоторые следы моста нашлись, но большая его часть сгорела или же обрушилась вниз и была скрыта недавним снегопадом.

   Сама речка, маленькая и узенькая, особого препятствия не представляла. Но овраг, по которому она протекала, был довольно глубоким, и туда намело много снега. После короткого совещания, майор решил, что дальше пойдут на лыжах. Лошадь же выпрягут и, нагрузив на нее снаряжение, поведут за собой.

   Все достали из рюкзаков егерские ботинки и переобулись. В валенках конечно теплее, но зато каблуки у горных ботинок имели выемку для фиксации лыжных креплений. А чтобы ноги не замерзли, ботинки брали на один размер больше, чтобы можно было надевать две пары шерстяных носок.

   Лыжи также удалось достать самые лучшие. В начале войны и у советских, и у немецких войск лыжи в основном были спортивными, то есть сравнительно узкими и непригодными для ходьбы по лесу. Промышленность еще не успела подготовиться, и приходилось довольствоваться тем, что есть. Но контрразведчикам выдали туристские, переделанные по армейским стандартам. С узкими клювиками, обитые металлическими полосками, выкрашенные, как положено в белый цвет, и даже имеющие в комплекте наносники, лыжи были бесподобны. Хорошо просмоленные, сделанные из ясеня, а некоторые даже из гикори, лыжи идеально подходили для походов в лесу. Под стать им были и белые бамбуковые палки с кожаными рукоятками и алюминиевыми кольцами. Не забыл Лютце прихватить и несколько алюминиевые наконечников для лыж, вещь для пересеченной местности очень полезная. Правда, на всех их, к сожалению, не хватило. Разумеется, взяли также набор мазей для разных температур и скребки. У предусмотрительного Бонке имелся даже талисман с Улем, богом викингов и покровителем лыжников.

   Лыжные крепления, естественно, были подогнаны под ботинки еще перед операцией. Солдатам, которым уже доводилось ходить на лыжах, выдали пружинный Кандагар, новички же довольствовались мягким креплением. Себе, драгоценному, Лютце достал для рейда норвежские Роттефелла, о которых хорошо отзывались финские камрады, испытавшие их во время предыдущей войны. Майор искренне надеялся, что уж финны знают толк в зимнем снаряжении, и Роттефелла никогда не заледенеют.

   Построив свой отряд, Лютце довольно оглядел бойцов. Белые лыжи, белые накидки, белые маски. Единственными темными пятнами были рюкзаки и ботинки, прикрытые гамашами защитного цвета. Шнурки завязаны, ремни и тросики на креплениях затянуты, ничего не звенит и гремит. Все бодры и полны сил, и с такими орлами можно идти хоть на край света.

   Шустро вышагивая на лыжах, хорошо отдохнувши бойцы быстро прошли два километра, притормаживая только у балок и оврагов. Дальше их темп замедлился. В густых первобытных лесах, чередующихся с болотами и озерами, сплошной линии фронта не было. Поэтому найти передний край здесь было крайне сложно. К тому же в лесной местности очень трудно ориентироваться из-за многочисленных деревьев и кустарников. Без подсказок немногочисленных постов, которые иногда встречались, они бы просто заблудились в этих глухих местах.

   Добравшись до искомой точки, Лютце долго, не меньше получаса осматривал в бинокль местность, обращая внимание на все: Как летят птицы, бегают ли по полянам зайцы, есть ли человеческие следы на снегу. Закончив наблюдение, майор потянул носом, проверяя, не пахнет ли дымом. Его небогатого опыта хватало на то, чтобы понять простую вещь - партизаны могут быть везде, но все-таки они не бесплотные духи, и с биологической точки зрения точно такие же люди, как и немцы. Им надо ходить по земле, питаться, прятаться от противника, где-то ночевать, согреваться, выбирать места для устройства засады. А значит, что в обжитом партизанами лесу всегда остаются следы, которые можно заметить. Посовещавшись с фельдфебелем, который тоже пристально всматривался в таинственный лес, майор все же решился. С лошади сняли поклажу, и распихав по рюкзакам самое нужное, забросили остальное поглубже в сугроб. Саму же лошадку Бонке гуманно прикончил одним ударом кинжала. Взять ее с собой никакой возможности не было, а оставлять врагу нельзя.

   Светлые сумерки превратились в глубокий полумрак, когда шесть человек цепочкой вошли в лес. То и дело приходилось снимать лыжи и перешагивать через завалы. К концу пути, когда уже забрезжил выход из леса, все невольно ускорили движение, но как оказалось, напрасно. Шедший первым Штиглер неожиданно коротко вскрикнул и завалился на бок. Обергефрайтер тут же прикусил губу, чтобы не вопить от боли, но по его перекошенному лицу было видно, как он страдает. Отщелкнув крепления, Лютце неуклюже опустился перед солдатом на колени, и задрав брючину, осмотрел лодыжку.

   - Так, что тут? Переломчик, закрытый. Ничего, бывает. Это мелочь, уж в ранах-то я разбираюсь. Врачи такое быстро вылечат.

   Майор обернулся, и встретился глазами с Бонке. Тот сразу все понял, и шагнул вперед, изобразив на лице кривоватую ухмылочку.

  -- Сейчас я тебя подержу, - продолжал утешать Лютце подчиненного, - а фельдфебель наложит на ногу шину и даст обезболивающего. Потом сделаем из лыж волокуши, и будешь отдыхать всю дорогу. Считай, повезло тебе, выспишься.

   Бонке действительно приготовил медпакет, подобрал с земли сломанную лыжную палку и достал нож, чтобы ее укоротить. Успокоенный начавшимися хлопотами, Штиглер зажмурил глаза и начал стонать, поскрипывая зубами. Он не заметил, как фельдфебель придвинулся поближе, отбросив ненужную палку...

   Вытерев нож, Бонке скользнул взглядом по своим товарищам. Те спокойно сидели на рюкзаках, равнодушно глядя на снег, и только Астер, открыв рот, смотрел на труп.

  -- Он бы замерз насмерть, - тихо буркнул Бонке. - В такой мороз можно выжить, только энергично двигаясь. Да, мы могли бы довезти его на тот берег, но только в виде ледышки. Или ты считаешь, что следовало оставить Штиглера русским?

   Астер в ответ энергично замотал головой, показывая, что он не настолько жесток, и обрадовался, когда майор приказал двигаться дальше.

   Лес действительно вскоре закончился, и сменился редким кустарником. Впереди уже показалась бескрайняя белая равнина замерзшего озера, до которого оставалось совсем чуть-чуть. Но впереди еще был спуск, пусть и не очень крутой и достаточно гладкий, но все равно, страшноватый для начинающего лыжника. Будь у них время, немцы сняли бы лыжи и спустились пешком, но в любой момент могли показаться советские патрули, и медлить не стали.

   Бонке пошел первым. Как лихой горнолыжник, выросший в Альпах, он вихрем слетел с холма, лишь немного притормозив "плугом", и выкатился на ровную ледяную гладь Чудского озера.

   Чтобы не ронять своего офицерского достоинства, Лютце пропустил всех вперед, и спускался последним. Если он и упадет, никто этого не увидит и его реноме не пострадает. Впрочем, все обошлось. Чтобы сильно не разгоняться, Генрих поехал не прямо вниз, а наискосок, наклонившись в сторону уклона и слегка присев. Пусть и не так быстро, как остальные, но он все-таки спустился вниз без всяких происшествий.

   Затем был беспримерный марш по льду озера. Свыше тридцати километров, в самый лютый мороз, ночью и под завывание ветра. Темнота играла им на руку, но она же мешала им вовремя заметить полынью или трещину. Пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, Лютце снимал противопыльные очки, но колючий ветер, бьющий прямо в лицо, тут же заставлял зажмурить глаза. Если в лесу царило относительное затишье, то на огромном открытом пространстве ледяного озера, ветер показал всю свою силу.

   Ежеминутно Бонке и Лютце сверялись с компасом. Стоит только немного ошибиться в направлении, и все, они заблудятся и замерзнут. Трупы занесет снегом, а весной, когда лед растает, останки несчастных солдат опустятся на дно, где уже давно покоятся их предки, не раз пытавшиеся покорить Псков и Новгород.

   Хотя шли они почти без привалов, но холод постепенно проникал все глубже под одежду, ясно давая понять, что он все равно одолеет. Лишь теперь Лютце смог понять, в чем заключался подвиг Адмунсена и других покорителей высоких широт. До этого он никогда не сталкивался с таким морозом. Что и говорить, зима на западном фронте два года назад тоже была не подарок. Но тогда никому и в голову не приходило, что обычной шинели недостаточно, чтобы пережить холодное время года. А теперь, даже полностью утепленные, они мерзли, как никогда в жизни.

   С рассветом стало видно полоску леса, до которой оставалось уже недалеко, а последний километр их вообще довезли в санях, устроив с максимально возможным комфортом.

   Дошли все пятеро, хотя лица у них покрылись волдырями, а кожа на руках потрескалась до такой степени, что из пальцев сочилась кровь. Но хуже всех пришлось рядовому Родлеру, потерявшему в лесу рукавицы, и оставшемуся только с легкими перчатками. Он отморозил ладони и в конце пути уже не мог держать в руках палки. Лютце, как наименее нагруженный, и Бонке, как самый выносливый, поддерживали его с двух сторон за локти, не давая упасть. Когда они попали к своим, майор доставил его в ближайший госпиталь, и проследил за тем, чтобы врачи немедленно начали операцию.

   Вспомнив о несчастном Родлере, Лютце серьезно задумался о том, сочувствовать солдату, или же завидовать. Неизвестно, что будет впереди, и куда командование его еще пошлет, или вернее, засунет. Кто знает, кто из них сумеет выжить, а для Родлера война уже закончилась. Он вернется в свой родной Гамбург, получит пенсию, и спокойно дождется конца войны.

Глава 14

   Мне казалось, что член Политбюро ЦК ВКПб должен сидеть как минимум в нормальном кабинете, с приемной и секретарями, но очутился я в полутемном пустом помещении с гулким эхом. Из мебели только обычный стол с чайником, стаканом и несколькими телефонами, к которым тянулся пучок проводов. За столом восседает средних лет человек с аккуратной прической, густыми усами и подозрительно прищуренными глазами. По виду - обычный председатель колхоза или секретарь сельского райкома. Вроде бы его видел, скорее всего, в газетах, но кто он такой, хоть убей, не вспомню. Досадно, вот зачем пропускал политинформации, если еще ни черта об этом мире не знаю? Уж хотя бы членов Политбюро мог запомнить, их же по пальцам сосчитать можно. Стыдно, однако.

   Незнакомец с любопытством и даже некоторым разочарованием рассматривал меня и, не выдержав паузы, спросил. - Кто вы?

   У меня на языке вертелся тот же самый вопрос, но как младший по возрасту и, очевидно, по званию, я решил представиться первым. - Старший лейтенант Соколов, впрочем, как вам известно, еще и младший лейтенант госбезопасности Андреев Александр Иванович. А вы, простите, кто?

   Брови "председателя" поползли вверх но, сообразив, что в нем подозревают двойника известной личности и заметив, что пистолет у меня по прежнему в руке, он все же соизволил представиться и даже достал какой-то документ.

  -- Андреев Андрей Андреевич.

   В первую секунду я решил, что надо мной изощренно издеваются, но потом вспомнил, что это действительно мой однофамилец - секретарь ЦК, глава комиссии партконтроля, еще председатель какого-то совета Верховного Совета, и многое другое. Именно он после снятия Ежова руководил комиссией по расследованию деятельности НКВД. А еще в честь Андреева называли паровозы, когда он руководил наркоматом путей сообщения. Такой вот человек-паровоз, живая легенда.

   Мановением руки я спрятал оружие и попробовал отмазаться. - Виноват, тащ нарком, в полутьме не разглядел.

   Как его правильно назвать, хоть убей, не представляю, но на "наркома" мой собеседник не обиделся и широким жестом пригласил присаживаться.

   Пока однофамилец раздумывал, с чего начать, я позволили любопытству взять вверх над учтивостью:

  -- Разрешите спросить, товарищ Андреев, как вы меня нашли.

   Вопреки опасениям, что член Политбюро не станет ничего объяснять простому лейтенанту, он ответил охотно, видимо радуясь поводу завязать разговор.

  -- Это оказалось не сложно, хотя охраняли вас тщательно. Как мне стало известно, вы числитесь в 179-й стрелковой, дислоцируемой в Подольске. И вот недавно ГКО распорядился срочно отправить вашу дивизию на фронт, а мне как зампреду Транспортного комитета, приказали проследить за выполнением. Надо заметить, что за сутки найти и подготовить подвижной состав для тридцати с лишним эшелонов и снабдить их машинистами не так уж просто, даже имея особый резерв HKПC. Да еще умудриться при этом не сломать плотный график движения по железной дороге. Поэтому требовалось решать вопросы на месте, что мне и поручили. Казалось вполне вероятным, что вы захотите навестить свою часть и тоже направитесь сюда. Так что я просто отправил запрос в госбезопасность, нет ли возможности выделить сопровождение для поездки в Подольск и обратно, или хотя бы присоединиться к какому-нибудь попутному отряду. Конечно, мотивировал необходимостью усиления безопасности. Там пошли навстречу и разрешили присоединиться к какой-то группе, нетрудно догадаться, к чьей. Правда, вчера что-то не сложилось, ваша машина сломалась, и пришлось ехать без вас. Грузовик с энкавэдэшниками я отпустил обратно, и они обещали заехать на следующий день, если к тому времени я освобожусь и мне понадобится возвращаться. И вот я уже больше суток сижу здесь без сна, координируя воинские перевозки, а мои помощники с утра караулят у моста и на дороге, пытаясь с вами встретиться.

  -- Но вы все-таки дали распоряжение задержать мою охрану у моста?

  -- Зачем? Мне ваша охрана нисколько не мешает. Просто комендант усилил меры безопасности, чтобы засекретить отправку военных эшелонов.

   Ну вот, никаких шпионских игр, все просто и буднично.

  -- А вот для чего вас искал, хм, так сразу не объяснишь. - Помолчав минуту и собравшись с мыслями, Андреев, наконец. Заговорил. - Пару месяцев назад ко мне под пустяковым предлогом завалился товарищ Маленков и как бы невзначай поинтересовался, как идут дела у моего племянника. Это он вас имел ввиду, но тогда я ничего не понял. Потом пришел Малышев и прямо спросил, не мой ли родственник взялся ломать все планы в его наркомате. Ну а затем с подобными вопросами подходили еще несколько человек, так что я начал наводить справки, опасаясь мошенника.

  -- Напрасно опасаетесь.

   Коротко, в двух словах, я поведал легенду, отработанную для непосвященных, о своих заморских похождениях в Америке, где мне удалось подсмотреть множество современных технических секретов.

   Выслушав мои побасенки, Андреев оттаял и облегченно расслабился. Вместо прожженного авантюриста он увидел скромного инженера, делающего нужную стране работу, и заявил, что не смеет больше задерживать. Но к этому времени у меня самого появились вопросы. До сих пор мои помыслы занимали только танки с самолетами и стрелочки на картах, а вот логистикой я не интересовался, и совершенно напрасно. Мало иметь дивизию, пусть даже укомплектованную и оснащенную. Воинское соединение само по себе ничего не стоит, если его вовремя не доставить в нужное место, где оно сможет выполнить свою задачу. Да впрочем, отправить дивизию - это лишь полдела. Для нее ежедневно нужно посылать эшелоны с продовольствием, сеном, горючим, стройматериалами, пополнением, не говоря уже о боеприпасах. А еще санитарные поезда, плюс снабжение тыловых подразделений. И потом, чтобы эти боеприпасы изготовить, сколько раз нужно гонять выгоны с рудой, коксом, селитрой, и много еще с чем. Так что настала моя очередь задавать вопросы.

  -- Скажите, товарищ Андреев, а почему у нас не хватает подвижного состава? Ведь с оккупированных территорий его старались полностью эвакуировать.

   Тяжело вздохнув - то ли удивляясь глупости собеседника, то ли от огорчения сложившейся ситуацией, бывший нарком отложил трубку телефона, за которую уже было взялся.

  -- С арифметической точки зрения вагонов действительно стало больше, это так, - начал он терпеливо объяснять. - Но и число поездов, находящихся в движении, возросло втрое по сравнению с предвоенным периодом. А ведь еще следует учесть потери от ударов авиации противника.

  -- Неужели втрое, - не поверил я? - Откуда такие цифры, если производство упало а, следовательно, необходимость в перевозках снизилась.

  -- Производство да, но сильно возросла воинская погрузка, причем, крайне неравномерно. Если средняя цифра - 30 процентов от перевозок, то на самых западных дорогах ее доля составляет 85 процентов. Отсюда перегрузка транспортных магистралей. И учтите, что ремонтная база сократилась. Хотя мы и смогли эвакуировать большую часть деповского хозяйства и оборудования паровозоремонтных заводов, однако все это еще нужно перебазировать и смонтировать, а потери от бомбежек просто огромные. К тому же скорость движения сильно упала из-за перенасыщения дорог подвижным составом, хотя иногда до половины эшелонов идут сдвоенными. Другая проблема - не хватает угля. Донбасс эвакуируется, подмосковный угольный бассейн после бомбежек работает вполсилы, а Кузбас и дороги на восток перегружены. Перешли на дрова, из-за чего тяговое плечо сократилось, а дровяные склады вдоль всей дороги создать еще не успели. На паровозах наращивают тендер, но на это тоже нужно время. Железнодорожники собирают кусочки угля на путях, чтобы хотя бы маневровые паровозы снабдить топливом, даже из дома приносят. Со складов угольную пыль выгребли, хотя толку от нее чуть. В ход уже идут опилки и шлакоотсев. Специалистов мало, уж очень многих призвали в армии. И не только сцепщиков и стрелочников, но и ремонтников. Бригады сами ремонтируют локомотивы

   Эх, садовая я голова, ведь читал же когда-то, что только в 43-м железнодорожников демобилизуют из армии, и ничего об этом не сказал.

   Между тем Андреев продолжал перечислять проблемы, свалившиеся на транспорт с начала войны.

  -- Нагрузки на технику выросли, а нормы пробега между промывками и подъемочным ремонтом приходится увеличивать. А тут еще постоянные наступления. Нет, вы не подумайте, наступление это замечательно, но ведь немцы перед уходом все взрывают, и дороги приходится практически строить заново. И заметьте, это притом, что поставки материалов уменьшилась, а ведь нам еще нужно устранять повреждения колеи прифронтовых дорог после бомбежек, строить обводные пути, да еще постоянно сооружать новые линии, например, Архангельск-Беломорск. Скрепления и рельсы с второстепенных путей давно поснимали, и в ход уже идут короткие обрубки, но этого совершенно недостаточно.

   Бывший нарком еще долго перечислял проблемы, и меня от этого разговора как ушатом холодной воды облили. Выйдя на улицу, я в задумчивости остановился, вперив невидящий взор в небо. Есть о чем подумать, например, как упростить систему перевозок. Как программист, мог бы придумать какой-нибудь алгоритм, но уж очень я далек от этой специфики. Надо попробовать что-нибудь вспомнить, но в голову ничего не идет. Первое и, пожалуй, единственное, что всплыло из памяти, это устранить дублирование функций управления дорогой. Лишь в сорок втором правительство решило создать Центральное управление и передать ему руководство движением поездов. Значит, внедрив данную инновацию сейчас, мы получим положительный эффект на несколько месяцев раньше. Но как бороться с большим количеством переадресовок, ведь не всегда же возможно формировать составы с прямыми маршрутами. И как оптимально регулировать поезда по степени их важности? Вопросы, вопросы. Что же я раньше ими не задавался?

***

   Очередное собрание в кабинете Сталина трудно было назвать официальным словом "совещание", скорее, сборище заговорщиков. Никакого названия узкий кружок посвященных пока не получал. В случае необходимости Поскребышеву просто говорили обзвонить товарищей из "того списка". Зачем и почему нужно собирать людей из разных ведомств, секретарь Верховного, естественно, не спрашивал.

   Атмосфера на собрании посвященцев была сугубо неформальной, подобно конспиративным сходкам революционеров. Никто не объявлял заседание открытым, не назначал порядок выступления докладчиков и не стенографировал, и все, у кого были мысли, просто делились своими мнениями. На этот раз собирались обсудить международную обстановку, и ждали Молотова, который должен был скорее подойти.

   Пошуршав бумагами, нарком внудел встал и, откашлявшись, попросил слова.

  -- Пока докладчика нет я, пользуясь паузой, скажу пару слов по одному вопросу. Как вы помните, мне поручили разыскать Резуна-старшего, чтобы попробовать выяснить, какие ошибки мы допустили в воспитании следующего поколения, почему перспективный офицер, в смысле, его сын, становится на путь предательства.

   Незначительный в настоящее время, вопрос о Резуне станет очень важным в будущем, и посвященцы слушали Берию очень внимательно. Только Рокосовский не выдержал, спросив, что же дали исследования психологов.

  -- Дело в том, - смущенно улыбнулся Лаврентий Павлович, - что поиски несколько затянулись. Задача сначала представлялась крайне легкой. Этот самый Виктор Богданович пози-ци-о-ни-ровал, - ввернул новомодное словечко нарком, - себя как полного знатока всех дивизий, а уж про соединение своего отца должен был знать все. Как нам сообщил попаданец, отец Резуна воевал летом сорок первого в пятой армии. Номер дивизии и корпуса Андреев к сожалению не помнит, то где-то рядом находилась двухсотая дивизия Людникова. Согласно данным перебежчика, за несколько дней до начала войны дивизия его отца начала выдвижение к границе, и уже двадцать третьего приняла бой.

  -- Так почему же вы не смогли найти, - удивился Куликов. - Армия известна, и фамилия редкая.

  -- К сожалению, привычка Резуна-младшего лгать всегда и во всем и тут не дала сбоев. Он даже своего родного отца не пожалел и все переврал, а скорее, просто действительно не знал. Разумеется, никакого доступа к Центральному архиву у него быть не могло, да и времени для исследований у простого курсанта не найдется. Поэтому, основываясь на вышеуказанных сведениях, мы ничего не нашли. Тогда решили расширить круг поиска. Двухсотая дивизия - это 31-й корпус. Ближайшие его соседи - девятый и двадцать второй мехкорпуса. И там ничего. Наконец, разослали запросы во все действующие армии, и вот что выяснили: Резун Богдан Васильевич служил в 140-й дивизии 36-го корпуса шестой армии, а вовсе не пятой. На войне с 28 июня. 20 сентября переведен на западный фронт, хм, почти одновременно с попаданцем, а в ноябре его дивизион перебросили на северо-западный. Отзывы командования и подчиненных исключительно положительные.

  -- И что же получается, - задумчиво и почти растеряно вопросил Сталин, - гора родила мышь? Можно понять, когда к врагу сознательно переходят бывшие нэпманы, дворяне и кулаки. Понятно, что многие, оказавшись в плену, просто хотят спасти свою жизнь. Но почему вот так, в мирное время, человек с очень перспективным будущим бросает все и бежит за кордон?

  -- Привык к сладкой жизни за границей, - пожал плечами Берия, - а тут подходит к концу срок пребывания в посольстве.

   Сталин разнервничался настолько, что за отсутствием любимой трубки начал грызть карандаш. То, что его младший сын Василий вырос избалованным, он уже и сам видел, тут никакие послезнания не нужны. Как же тут не волноваться.

   Неловкую паузу очень вовремя прервал появившийся Молотов. Он немного удивился, когда Верховный попросил у него сигарету и даже закурил, но дипломатично не подал виду.

   Уточнив, что никого больше ждать не следует, наркоминдел перешел к освещению будущих событий в Азии, а точнее, в жемчужине британской короны.

   - Пока Индия японцам не по зубам, - начал Молотов, отступая при этом от сухого официального стиля. - Но за зиму они разгромят колониальные войска в Бирме, а весной полностью очистят страну от англичан.

   Сталин нетерпеливо махнул рукой, это он и так знал. Не обращая внимания, нарком невозмутимо продолжал. - После оккупации Бирмы коммуникации японцев сильно растянутся, войскам потребуется пополнение, так что подготовить наступление на Индию быстро не получиться. Но вот что мы уточнили у попаданца, незадолго до того, как он свалил в неизвестном направлении: С одной стороны японцы понимают, что неподготовленное наступление при плохо организованном снабжении это самоубийство. Волнения индусов, конечно, несколько сковывают англичан, но японское командование не слишком полагается на этот фактор. Но с другой стороны, им совершенно ясно, что обладая всеми ресурсами Индии, англичане рано или поздно соберут новые силы, которым японцам нечего будет противопоставить.

  -- Так что же изменилось по сравнению с той историей, кроме того, что война в Азии началась на две недели раньше?

  -- Во-первых, после остановки октябрьского наступления немцев и последовавшими за этим окружениями фашистских войск, японцы больше не рассматривают варианты нападения на Советский Союз. Войска из Манчжурии и резервы из метрополии постепенно перебрасываются в Юго-Восточную Азию. Во-вторых, после вторжения японцев на Гавайи и разгрома англичан на всех фронтах, Ганди решил, что поражение колонизаторов неизбежно. Он начал требовать независимости гораздо раньше, чем предполагалось, и индийский национальный конгресс его тут же поддержал.

  -- Но вы сами сказали, что на этот фактор не очень значимый.

  -- Был незначительным но, похоже, все изменилось. Поясню подробнее. - Молотов достал из папки листок, чтобы не ошибиться в цифрах, и зачитал. - Пятая часть риса, потребляемого в Бенгалии, импортировалась из Бирмы, а ее захватят значительно раньше, учитывая две недели форы и маньчжурские дивизии. Добавлю, что в данном регионе семьдесят процентов риса приходится на зимний урожай, и как раз его бирманцы соберут, уже находясь под оккупацией Японии. Далее, весь водный транспорт Бенгалии, а это примерно 65-70 тысяч лодок, британцы конфискуют, впрочем, как и наземный - телеги, автомобили, слоны. Это значит, что местные жители не смогут ловить рыбу и доставлять зерно на рынки. Помимо этого, опасаясь вторжения, англичане прогонят от 150 до 200 тысяч человек, проживающих на границе с Бирмой, чтобы построить свои укрепления. Опять-таки, это произойдет еще до сбора урожая. Также будут форсированы меры по созданию стратегического запаса продовольствия для британских войск.

  -- И все же, изменения по сравнению с прежней историей не очень существенны. Их недостаточно, чтобы изменить ход войны.

  -- Подождите, я подошел к самому главному. В 43-м году, во время массового голода в Индии, урожай риса был лишь чуть меньше среднего. Да, представьте себе, такой вот парадокс. Урожай нормальный, а люди умирают от голода. Андреев припомнил цифру - даже в этот голодный год в Бенгалии собрали на миллион тонн риса больше, чем в 41-м. И действительно, по предварительным оценкам в этом году урожай составит 6 миллионов 770 тысяч тонн при среднем значении восемь - восемь с половиной, то есть почти на двадцать процентов меньше.

  -- Вот оно что, - Меркулов даже привстал и нагнулся над картой Азии, рассматривая место будущей трагедии. - Это значит, что уже принятых британским правительством мер более чем достаточно, чтобы началась катастрофа. А что же премьер станет делать в такой ситуации?

  -- Нет никаких сомнений, что снижать экспорт зерна в Великобританию Черчилль не станет. Мало того, велика вероятность, что в ответ на массовые выступления индусов, колониальная администрация намеренно усугубит ситуацию на продовольственном рынке.

  -- То есть жертвами голода в Бенгалии станут не три-четыре миллиона человек, - помрачнел Куликов, - а...

  -- Десятки миллионов. Не исключено, что после такого геноцида Ганди действительно удастся прогнать англичан, или же обессиленная колония, лишенная продовольствия, падет под ударами извне.

  -- Но не выступит ли ИНК на стороне японцев, - осторожно спросил Берия? - Они конечно, колонизаторы еще похлеще британцев, но индусы им пока верят.

  -- И какой позиции придерживается низам Хайдарабада? - добавил Куликов.

  -- Национальный конгресс новых колонизаторов однозначно не хочет. А что касается Хайдарабада, то мои сотрудники провели консультацию с низамом Осман Али Ханом, и пришли к выводу, что с Ганди ему не по пути.

  -- Так за кого же он? - невольно воскликнул Куликов. - К нам-то он относится хорошо, даже эсминцы подарил.

  -- Да, хорошо, потому что Советский Союз не претендует на его территории. Англичан он терпит, поскольку они сохраняют статус-кво, японцев боится, но больше всего не хочет единой и независимой Индии. Его идеал - это Индия, расчлененная на много уделов, в которой он сможет править своей страной, как ему заблагорассудится.

  -- А вот как выгодно нам? - Тихо спросил Рокоссовский. - Не слишком ли мы много тратили... будем тратить на братскую помощь? И нужна ли нам мощная держава с огромным населением, пусть и сравнительно дружеская, у нас под боком? И так не знаем, что с Китаем делать.

  -- Вот для совместного обсуждения мы и собрались, - устало опустился на стул Молотов. - Вы все примерно представляете себе события будущего, так что можете предложить?

***

   Задумчиво поковыряв валенком снег я, наконец, заметил, что охранники уже извелись от нетерпения и, очнувшись от тяжких дум, коротко обрисовал ситуацию.

  -- Наши все уже уехали. Остались лишь тыловые службы, но и они сегодня снимаются с места. Так что тут нам больше делать нечего.

   Ребята растерянно переглянулись и посмотрели с каким-то еле скрытым недовольством. Понять их не трудно, могли бы нас предупредить, а то почитай, полдня напрасно потратили.

  -- Давайте хоть письма заберем, - предложил Паша, - ППС не так уж далеко.

   Одобрительно кивнув, я сел в машину, но что-то не давало мне покоя. Не проехав и десяти метров, я хлопнул Алексей по плечу.

   - Тормози. Лучше пройдусь пешком, что-то голова гудит.

   Идя по утоптанной тропинке вдоль дороги, я пытался понять, что же делаю не так, но мысль ускользала и давалась в руки. Досадно, конечно, что поговорить со своими не успел. Но ничего не поделаешь, поезд уже ушел. Ну да ладно, заберем почту и как можно скорее поедем в Москву. А то я уже проголодался и чуток продрог, а дома ждет вкусный ужин и горячая ванна. Ну а потом работа, хотя и не совсем вразумительная, но зато необременительная и интересная. И, конечно же, мое зеленоглазое чудо. Кстати, кажется, скоро будем обмывать новое звание товарища Жмыховой. Все-таки, ее должность, в отличие от моей, публичная, и придется ей носить шпалы для поддержания престижа службы.

   Шестьсот девятая полевая почтовая станция для удобства располагалась в здании городского почтамта, и там уже начинали паковать имущество. Однако нашу корреспонденцию нашли быстро, зная, что весточки из дома или от друзей - это одно из самых больших ценностей на войне. Писем была сразу целая пачка и, забравшись в машину, в которой было чуть теплее, чем в почтамте, мы сразу же начали читать. Пока Леонов перебирал послания от родных из Саратовской области, выбирая, с чего начать, Авдеев уже открыл письмо и радостно завопил. Оказывается, нашелся его двоюродный брат Евгений, пропавший еще в июне. Его еще в марте направили в составе отдельного саперного батальона на границу с Пруссией для строительства укреплений, и о его судьбе с начала войны ничего не было известно. И вот теперь он нашелся живой, хотя и не совсем здоровый, и переживший множество приключений. История Евгения Авдеева довольна обычная. Сначала он вместе с другими бойцами шел на восток, надеясь, что на старой границе фашистов остановят. Три недели группа пробиралась лесами, пока не наткнулась на отряд поляков, которые взяли их в плен и передали немцам. Затем Авдеева переводили из лагеря в лагерь и, наконец, отправили в северную Норвегию. Оттуда Евгений вскоре смог бежать вместе с несколькими советскими и норвежскими товарищами но, добравшись до Швеции, бывшие военнопленные столкнулись с новой напастью. Так как они не желали оставаться в Швеции или переезжать в Англию, то их поместили в тюрьму, а потом отправили на лесоповал. К счастью, поражения германской армии на восточном фронте вразумили шведское правительство и подвигли на сотрудничество с Советским Союзом. И хотя перевезти отпущенных на свободу солдат было весьма непросто но, в конце концов, Авдеев оказался на родине.

   Затем настала моя очередь делиться новостями. Вот как раз письмо от одного из раненых бойцов второго взвода, Ветютнева, отправленного до выздоровления домой в Сталинград. Ни для кого не было секретом, что я вроде как родом из Сталинградской области, и боец спешил поделиться с земляком вестями из родного края. Развернув желтый треугольник из оберточной бумаги, видно, писали на том, что было под рукой, я пробежал глазами строчки, кратко пересказывая и добавляя свои комментарии.

   - Дома Ветютнева сразу взяли на завод, людей там не хватает. Хотя население города уже выросло раза в два за счет эвакуированных, но мужчин мало. А паек неплохой дают. В сентябре ввели карточки, так что прибавок для семьи нелишний. Правда, приходится ездить в командировки по всей области - от Астрахани до Урюпинска. Еще пишет, что осенью начали копать оборонительные линии со стороны Дона, но потом перестали. В общем, у него все хорошо. Скоро выздоровеет и вернется в строй.

   Второе письмо тоже из Сталинградской области, только из военкомата. Ох ты, да это же ответ на мой запрос про деда. Руки как-то вдруг задрожали и с трудом справились с конвертом. Глаза тоже неожиданно закапризничали и долго не могли прочитать строчки, хотя буквы ровные, отпечатанные на пишущей машинке. Но, наконец, пропустив вводную часть, я все-таки добрался до главного - "Погиб под Вязьмой."

   С недоверием прочитав страшные слова, я несколько раз проверил, о том ли бойце здесь говориться. Но все точно - Андреев Александр Иванович. Место призыва тоже совпадает, год рождения - 1902-й. Но почему такое могло случиться? В той истории он, правда, тоже погиб, но только в 42-м. Да к тому же на этот раз место захоронения неизвестно. И вроде я столько всего наулучшал, а вот самое главное, спасти своего родственника, сделать и не смог. Но почему? За что мне так? Я даже не успел встретиться со своим дедом. Это не-спра-вед-ли-во!

   А Куликов-то хорош. Обещал узнать в главном управлении кадров НКО, и ничего не выяснил. Или выяснил, но не хотел говорить? Другой вопрос - почему мой дед очутился в другой дивизии? Хотя это довольно просто объяснить. К наступлению "Тайфуна" советское командование готовилось совсем по-другому, и маршевые роты направлялись к местам возможных ударов. Вот его и направили к Вязьме. Выходит, погиб он из-за меня, от всего этого прогрессорства.

   Бессильная злоба перехватила дыхание, а рядом даже не было врагов, чтобы стрелять в них или колоть ножом. Хотелось плакать, и заплакал бы, но понимал, что этим ничего не исправишь. И еще появилось дикое желание рвать фашистов руками, всаживать в них штык и стрелять, стрелять, пока ни одного не останется. Война вдруг превратилась из абстрактных книг по истории, таблиц и цветных карт в суровую реальность. Но как же так вышло? Вроде и осколки в меня настоящие попадали, и глаза погибшим товарищам закрывал, и в окружении был, мерз, голодал, а все-таки смотрел на этот мир со стороны, как будто на компьютере играю. Там тоже к персонажам привыкаешь и терять их жалко, особенно когда долго с ними возился. Но вот тут умер не боец, с которым только неделю как познакомился и ничего толком о нем не успел узнать, а родной человек.

  -- Погиб кто-то, да? - участливо спросил Паша тихим голосом.

   В ответ я лишь коротко кивнул, поджав губы. Разговаривать о потери не хотелось, да и объяснить, кем мне приходится погибший, было затруднительно. Алексей с Павлом смущенно молчали, не зная что сказать, а я вдруг посмотрел на них со злостью. Молодые парни, здоровые, как лошади, стрелять и гранаты кидать умеют, военное ремесло знают, а торчат в тылу. И не у станка на оборонном предприятии, а так, в теплой квартире чаи гоняют. Да и я тоже хорош. Только и забочусь о том, чтобы сладко есть, мягко спать и свадебку сыграть.

   Досчитав до десяти и немного поостыв, все-таки зря на них окрысился, я процедил, почти не разжимая губ.

  -- Ребята, а не засиделись ли мы в тылу?

   Вопреки опасениям, лица у моих охранщиков не вытянулись, а наоборот, просветлели.

  -- Да я уже боюсь на заводы и КБ заходить, - с жаром воскликнул Леонов, так что прохожие пугливо оглянулись на наше такси. - На меня смотрят, как на профессора, и ждут откровений свыше.

  -- К черту Москву, - поддержал общий порыв Авдеев. - После войны наотдыхаемся.

  -- Искать же будут, - попробовал я вразумить неразумную молодежь, - сначала надо поставить в известность руководство.

  -- Нехай ищут, мы же не в тыл сбежали.

  -- Ну, раз все за, - подытожил я результаты голосования, то идем к зампотылу дивизии. Если он еще здесь, то поможет разыскать наших.

   Заместитель командира дивизии по тылу Кончюнас, недавно получивший звание старшего батальонного комиссара, несмотря на сверхзанятость, нашел минуту, чтобы помочь сослуживцам. Узрев знакомые физиономии он, не отрываясь от телефонной трубки, сделал приглашающий жест рукой.

  -- Товарищи командиры, посидите вот здесь в уголочке и чай с сиропом попейте.

   Пить чай мы не собирались, но сидели тихо, дожидаясь, когда у зампотыла высвободится минута.

  -- Так значит, не успели со своими уехать? - сразу вник он в нашу проблему. - Вот что, товарищи, сейчас грузится дивизионный артполк, можете с ним отправиться, а там уже найдете свой полк. Только подождите секундочку, я найду номер вашего эшелона. Так, двести пятнадцатый полк, первый батальон, верно? Записывайте, 45013.

   Я уже поднялся и собрался бежать, но Леонов напоследок уточнил:

  -- Юозас Альгирдович, поезда в какую сторону идут?

  -- На север.

  -- Как полагаете, если мы на машине рванем, то сможем догнать?

  -- Не получиться, - покачал головой подполковник. - В Москве эшелоны задерживать не станут, а куда их направят дальше, не знает даже комдив. Лучше идите на вокзал, пока там артиллеристы грузятся. Покажите им свои бумаги, которые особист написал, и вас возьмут с собой.

   На выходе мы столкнулись с пожилым железнодорожником, спешащим к Кончюнасу по какому-то важному вопросу. Он еще от дверей закричал что-то зампотылу, но впопыхах не смог выговорить непривычное имя. - Ёу.., Юоо...

   Наконец, оставив попытки справиться с литовским языком, он переиначил имя на свой манер. - Иосиф Александрович, в "45021" трех вагонов не хватает, а через полчаса эшелон должен отправляться!

   Кончюнас грозно нахмурил брови и, придвинув телефон без диска, решительно снял трубку.

  -- Товарищ Андреев? Да, опять. Три вагона не подали, а нам еще грузиться.

   Подходы к станции были забиты повозками и машинами, так что желтое такси пришлось бросить, впрочем, необходимость в нем уже отпала. Предварительно мы провели ревизию своих запасов: Аттестатов, ни продовольственных, ни вещевых, у нас с собой не было, но наш пыл это не охладило. Из продуктов имелось несколько плиток шоколада и рыбных консервов, и на первое время этого хватит. Еще завалялся синенький кубик куриного бульона. Из средств гигиены нашлась круглая коробочка зубного порошка "Гигиена" и опять-таки круглое мыло "Рекорд". Нелишними оказались и сигары, которые мы возили для раздачи презентов, их можно будет обменять на продукты. Зато, чего хватало с избытком, так это оружия. На три человека приходилось аж четыре пистолета, причем, разных моделей, и два автомата. Даже лимонка имелась, которую Алексей таскал по старой привычке. Наличных, правда, сравнительно мало. Большую часть денег мы сдали в фонд обороны, а цены сейчас просто немыслимые. Но ничего, как только доберемся до своего полка, нас снова поставят на довольствие, так что особо голодать не придется.

   Двойное оцепление, стоявшее вокруг станции и состоящее из военных и курсантов, пройти удалось без труда, хотя документы требовали и рассматривали внимательно. Узнав на вокзале, где находится грузовая платформа, мы свернули направо и метров через триста нашли нужный эшелон. Как и обещал Кончюнас, 619-й гаубичный артполк еще грузился. Командир полка майора Колесник стоял тут же и руководил процессом. Кадровый военный, он привык запоминать лица и еще издали узнал меня, хотя виделись мы давно и только один раз. Это произошло в сентябре, когда наша рота преподнесла дивизии подарочек в виде немецких гаубиц. Пусть трофейных орудий было только два, но зато с тройным боекомплектом снарядов. Для артполка даже такой мизер стал подарком с небес. Ведь летом дивизия потеряла много техники, а в августе все оставшиеся в наличии пушки пришлось бросить, чтобы выйти из окружения. В сентябре два артполка объединили в один, но орудий у него не хватило бы и на батарею. Поэтому гаубицы артиллеристы были готовы буквально носить на руках.

   Времени предаваться ностальгическим воспоминаниям не было, и сразу сообразив, зачем мы тут околачиваемся, майор просто показал нам в сторону первого вагона. Впрочем, что тут спрашивать, приказ о погрузке дивизии пришел внезапно, и отстала от своих не только наша компания.

   Спешка на платформе царила невероятная. По новым, ужатым нормативам, артполк должен грузиться за полтора часа, но график поджимал, заставляя и железнодорожников и солдат ставить немыслимые рекорды. Маневровый паровоз носился как сумасшедший, то заскакивая на поворотный круг, то вылетая оттуда и несясь за очередным вагоном. Формируя эшелон впопыхах, к нему даже не успели прицепить пассажирский вагон, и командование дивизионом разместилось в такой же теплушке, как и у рядовых бойцов, только большой, четырехосной. Впрочем, хоть и назывался наш вагон теплушкой, но печку растопить было нечем. Хорошо еще, что для защиты то холода выдал огромный термос с горячей водой.

   Хозяин вагона, лейтенант Панченко, ничуть не смутился нежданным гостям, хотя один из них был целым капитаном, и гостеприимно предложил выбирать любые места. Хозяйство лейтенанта уже загрузили, и он стоял рядом с вагоном, наблюдая за невиданным процессом скоростной погрузки поезда. Между тем эпопея формирования состава успешно близилась к завершению. Нужное количество вагонов прицепили, лошадей уже завели, пушки закатили на открытые платформы, туда же, не дожидаясь, пока освободится козловый кран, затащили лебедками восстановительного поезда какие-то завернутые в брезент устройства. Вскоре эшелон был готов к отправке, и не хватало только тепловоза.

   - Да где же наш локомотив? - нетерпеливо повторял я, вглядываясь в закутанную дымом даль. Уж очень раздражала подобная задержка.

   Как бы в ответ на мой вопрос появилась сплотка из шести паровозов, осторожно пробирающаяся через забитую людьми станцию.

  -- Это наши? - спросил я Леонова, показывая на поезд.

  -- Да нет, что ты. Они холодные, кроме головного, конечно. Видишь, дым из труб не идет. Перегоняют куда-то.

   Но вскоре прибыла и наша "Эрка", судя по бронированной будке, курсировавшая недавно в прифронтовой зоне. Она подцепила эшелон артиллеристов и спешно увезла в неизвестность.

   Промерзший вагон и пустые желудки, и у нас, и пушкарей, не располагали к особому общению, и ехали мы первое время молча, лишь обменявшись стандартными фразами о мерзкой погоде и пытаясь задремать. Как и предсказывал Кончюнас, в столице мы останавливать не стали, объехав город вокруг. Первая остановка, уже ночью, была только в Калинине. Нам наконец-то выдали дрова для буржуйки и повели на пункт питания. Наголодавшись в дороге, а пообедать не удалось не только нам, весь личный состав батареи торопливо набросился на еду. От вида и запаха горячего кулеша с кусочками сала я непроизвольно сглотнул слюнки и облизнулся. Однако не успел проглотить ни кусочка, как молодецкий удар по плечу заставил меня выронить ложку.

о. Кауаи.

   Уставшие солдаты, не получившие ни минуты отдыха, тяжело топали в гору, вполголоса поругиваясь, когда спотыкались в темноте об камни или торчащие корни. Дорога, а вернее, совершенно неразличимая в темноте тропка, шла в основном по зарослям, лишь иногда пересекая пастбища или плантации тростника. Наконец, после двухчасового изнуряющего марша роту остановили у небольшого ручья. Фляжки практически у всех уже опустели и, получив разрешение сержанта, солдаты дружно бросились к воде. Напившись, все повалились на траву, закрыв глаза и бессильно раскинув руки в стороны. Даже самые выносливые тяжело дышали, утомленные трудным переходом. Но минуты отдыха пролетели, как одно мгновение и последовал последний бросок, только теперь уже не в походном порядке, а в боевом. Примкнув штыки, солдаты развернулись цепью и потопали сквозь густой лес, поминутно чертыхаясь, ибо продираться впотьмах через тропические заросли занятие не из приятных.

   Это передвижение - не то атака, не то прочесывание местности, закончилось вполне успешно. Никто не обстрелял американцев, ни один солдат не сломал ногу и даже не потерял оружие. Еще затемно первый батальон двадцать седьмого пехотного полка, завершив глубокий обход противника, занял рубеж на левом берегу Мауэли, притока Ваимеа. Река сама по себе небольшая, но зато прорезанный ею широкий каньон отлично прикрывал фланг американцев. Едва небо посветлело, комбат распределил район обороны между своим подразделениями. Роте "Си" капитана Коди не повезло, ей достался промежуток между двумя холмами - не самая удобная позиция для обороны. Да еще в трехстах ярдах перед позициями выгон заканчивался и сменялся рощей. Но жаловаться бесполезно и офицеры начали ставить задачи взводам, определяя полосы обстрела. Нужно успеть закрепиться до подхода неприятеля, а явиться он может в любой момент.

   Вырыв одиночные окопы и установив палатки, солдаты, наконец, услышали долгожданный сигнал к завтраку. Батальонной столовой, естественно, пока не было, и голодные пехотинцы сгрудились вокруг маленьких полевых кухонь. После приема пищи все прибодрились и приготовились почесать языками, обсудив текущее положение. Но какие подразделения держат фронт рядом, сколько им противостоит японцев, и что вообще происходит вокруг, никто не знал, даже сержанты. Старшие офицеры просто показали, где нужно закапываться в землю, не вдаваясь в подробности. Однако непостижимым образом, ведь никто не отлучался от своего взвода, вдруг разнесся слух, что неподалеку обнаружен японский продовольственный склад. Его персонал ретировался без боя, позволив американцам одержать бескровную победу. Кроме моральной стороны успеха, то есть наглядного триумфа американской военной мощи, всех заинтересовала материальная составляющая захвата склада. После короткого совещания с ротным на разведку трофеев послали капрала Фармера с парой ребят. Через полчаса фуражиры вернулись, волоча ящики, содержащие в себе оплетенные рисовой соломой бутылки. Вручив добычу начальству, Билл пренебрежительно пожал плечами.

  -- Ничего интересного не нашлось. Все пиво стащила чертова рота "Би", а это саке слишком противное на вкус, да и цвет у него подозрительно зеленоватый.

   Лица у солдат недовольно вытянулись. Капрал всегда отвечал за свои слова, и если он заявил про неприятный вкус, значит, действительно тщательно его проверил.

   Глядя на разочарованного любителя выпивки, Фрэнк, обычно серьезный, не удержался от соблазна подшутить над другом.

  -- Билл, а ты в курсе, как это о-сакэ готовят? Сначала долго пережевывают рис и сплевывают полученный результат в миску...

   Лицо Фармера позеленело, как раз под цвет упомянутого напитка, и лишь присутствие офицеров удерживало его от того, чтобы скрыться за кустиком.

   Недовольно покосившись на ящики со спиртным, второй лейтенант Пайпер уточнил результаты экспедиции:

  -- А съестное вы нашли?

  -- Только рис и какие-то ужасные консервы из рыбьих голов. Совершенно нечем поживиться.

   Посетовав на столь пренебрежительное отношение капрала к продуктам, не проходящим по категории мясного или высокоградусного, Вэнс отправил Фармера обратно за мешками с рисом. Как там дело повернется дальше, неизвестно. Может и вареный рис покажется деликатесом. Билл недовольно буркнул, "незаметно" взял одну бутыль и послушно потопал за новой добычей.

   Кажется, после бессонной ночи, нелегкого марша и тяжелой работы человек может только без сил свалится на землю и уснуть. Однако, пока капрал вкушал, вернее, выпивал плоды победы, солдаты продолжали углублять окопы и даже начали рыть ходы сообщений. Старались все на совесть, но в любом деле одних стараний мало, нужны еще умение и навык, а новобранцам их катастрофически не хватало. Так, например, многие новички перед выемкой грунта забывали аккуратно снять дерн, и теперь, чтобы не демаскировать позиции, сержанты гоняли нерадивых подчиненных нарезать куски дернины где-нибудь подальше от линии траншей.

   Между тем отдаленный грохот на северо-востоке становился постепенно привычным фоном, вроде шума улиц или ритмичного плеска прибоя. Канонада то стихала, так что становились различимы отдельные выстрелы, то снова перестала в яростный гул, но полностью не прекращалась ни на минуту. Поэтому спокойствию, царившему на позициях батальона, никто не верил. Обливаясь потом, молодые ребята вгрызались в рыхлый грунт, каждую минуту ожидая выстрела в свою сторону.

   И обстрел действительно не замедлил себя долго ждать. Но японцы немного опоздали, дав своим противникам время укрепиться. В ответ на робкие выстрелы американцы обрушили на лес целый шквал огня, от которого во все стороны разлетались сломанные ветки, щепки и куски коры. За этими фонтанами невозможно было различить, притаился ли кто-нибудь за деревьями, или там уже давно никого нет.

   Сержанты и офицеры напрасно взывали к подчиненным с призывом беречь боеприпасы. Солдаты игнорировали все увещевания об экономии патронов и продолжали палить почем зря. Сражение закончилось минут через пять после того, как прекратилась стрельба с вражеской стороны и последний живой японец скрылся из виду.

   Потери подразделения в первом бою оказались на удивление маленькими. Батальон отделался несколькими легкоранеными и лишь в роте "Би" погиб рядовой Браун. Большая часть личного состава никогда раньше не видела героической смерти в бою, разве что в кино, и все сбежались к палатке санитаров посмотреть на первого убитого. Одни зрители стояли растерянно, неожиданно поняв, что они тоже могут разделить участь несчастного Брауна. Другие бесцеремонно тормошили тело погибшего, удивляясь, что входное отверстие от пули такое маленькое, а выходное такое большое, размером с ладонь.

   После битвы офицеры и сержанты роты "Си" собрались на командном пункте - получить похвалу, что маловероятно; взыскания, что совершенно очевидно; ну и конечно ценные указания. Лейтенант Пайпер светился от гордости, и если что омрачало его чело, то лишь тяжелый выбор - открывать шампанское или виски.

  -- Ну, за первую победу, - торжественно предложил он тост, остановившись, наконец, на более благородном напитке.

  -- Не похоже, что все закончилось, - задумчиво ответил капитан, пытаясь высмотреть в бинокль признаки японцев. - Скорее, разведка боем.

   Вэнс был того же мнения и скрывать свою точку зрения не собирался.

  -- Пулеметы бы перенести, - прозрачно намекнул сержант. - Чертовы "чарли" их заметили, а огневую точку все равно доделать до конца не успели.

   С сожалением посмотрев на недостроенное пулеметное гнездо, так и не накрытое бревнами, Коди согласно кивнул и снова приник к биноклю.

   Заручившись согласием ротного, Тимоти пулей метнулся к большой яме, так и не ставшей дзотом. Капралу-пулеметчику санитар перевязывал предплечье, задетое осколком, и Вэнс сам аккуратно открутил винт крепления и вытащил пулемет из треноги. Через пять минут все хозяйство уже перетащили но новое место, разложили ящики с патронами, ровно установили треногу и вставили в нее пулемет.

   Тим предполагал, что сначала джапы, дождавшись ночи, обстреляют противника, а затем попытаются обойти с флангов. Но все вышло по-другому. Еще не успели сгуститься сумерки, как из леса молча выскользнули серые тени и, прежде чем командиры американцев успели среагировать, японцы приблизились на полсотни метров. Но, не дожидаясь команды, пулеметчики поприветствовали гостей длинной очередью и одновременно со всех сторон захлопали винтовки. Чуть больше времени понадобилось на подготовку к стрельбе минометным расчетам. Но когда они взяли верный прицел и немного пристрелялись, то выжали максимальную скорострельность из своих минометов, бросая в ствол следующую мину едва ли не раньше, чем вылетала предыдущая.

   Несмотря на столь горячий прием, японцы продолжали бежать вперед, стремясь быстрее преодолеть опасную зону, но огненный дождь неотвратимо следовал за ними. В пылу битвы минометчики вошли в раж и иногда клали мины чуть ли не на брустверы окопов, заставляя своих же солдат вжиматься в землю. Но зато враги так и не смогли преодолеть смертельную завесу.

   Впрочем, и без минометов батальону было чем встретить противника. Про советы экономить патроны никто не вспоминал, считая что ради такого дела их жалеть нечего. Правда, зачастую солдаты просто высовывали винтовку из окопа и стреляли не глядя, внося свою лепту в общее веселье. Но плотность огня была очень высокой, поэтому неудивительно, что уже через минуту натиск противника вдруг разом ослаб. Вскоре даже самые робкие отважились выглянуть из траншеи и прицельно обстреливали отступающего врага. Спастись удалось немногим. Минометчики вовремя перенесли огонь вперед, к кромке леса, и японцам уже некуда было деваться. Сзади их хлестали пулеметные очереди, а впереди ждали разрывы мин. Вскоре живых врагов в пределах видимости уже не осталось.

   Когда залпы стихли и всполохи от выстрелов потухли, стало заметно, что уже окончательно стемнело. Лишь редкие ракеты освещали поле боя, усыпанное темными бугорками. Глядя на распростертые тела, усеявшее все поле, Билл отхлебнул из бутылки, припасенной загодя, глоток виски, и потрясенно воскликнул.

  -- Да их там не меньше тысячи!

   Тим оценивал потери противника более сдержано, считая что их примерно на порядок меньше, чем насчитал Фармер, но счел целесообразным своими соображениями с солдатами не делиться.

   Сбор трофеев отложили на утро, и правильно сделали. Большинство лежащих "трупов" ночью неожиданно ожило и ретировалось вместе с оружием. Правда, некоторые так и не доползли до леса и истекли кровью, оставив после себя лишь бурый след на траве, отмечавший последний путь японских солдат, позарившихся на чужую землю.

   Оценив итоги сражения, Коди немного повеселел. Стало ясно, что подобных попыток японцы больше повторять не станут. Чтобы выкурить янки, джапам требовалось кое-что помощнее простых винтовок. Но их артиллерия работали на восточной оконечности острова, да и то не слишком успешно. Американцы неплохо вели контрбатарейную борьбу, накрывая орудия чарли залпами своих пушек и минометов. Правда, у японцев оставалось абсолютное преимущество в воздухе, но летчиков совершенно не интересовал батальон, занявший позиции у реки. Пилоты старательно экономили патроны и, даже когда американцы перестали прятаться от каждого самолета, пролетавшего над ними, не делали попыток обстрелять столь ничтожную цель. У батальона ни одного зенитного орудия не имелось, так что американцы любезно отвечали самолетам взаимностью, просто перестав обращать на них внимание.

   Ночь - время спокойствия и законного отдыха для всех, кроме дежурных и часовых. Намаявшись за последние сутки, почти все солдаты, не занятые в карауле, и даже сам капитан, спали как убитые, не сомневаясь, что новой атаки не последует. И действительно, ничего страшного за ночь не произошло. Лишь периодически постреливали часовые, которым впотьмах за каждым кустом виднелся враг, да патрули наткнулись на японских разведчиков, видимо заблудившихся в темноте. Вэнс, правда, толком не выспался. Он все время то бегал проверять посты, расставленные по периметру, то лез на передовую, убедиться, что чарли не начали ночную атаку. Лейтенант Пайпер также дергался на каждый шорох и тоже совершенно напрасно.

   Утро порадовало батальон тишиной и красивым рассветом, внушая оптимизм и пробуждая любовь к жизни. Но, как оказалось, радоваться было рано. Ни один корабль ночью так и не пристал к берегу. Хорошо, если транспорты не потопили в море или прямо в порту и снабжение еще удастся наладить. Однако что-то подсказывало Вэнсу, что ситуация имеет тенденцию со временем скорее ухудшиться.

   Отоспавшись немного днем, сержант опять бодрствовал всю ночь, не веря до конца, что японцы не готовят какой-нибудь пакости. И на этот раз он, к сожалению, оказался прав. Неожиданно над головой что-то просвистело и впереди, далеко за линией окоп, прогремели мощные взрывы. Ступнями ног Вэнс почувствовал, как прочная, такая надежная земля задрожала, будто готовясь перевернуться вверх тормашками. Дыхание у Тимоти перехватило от радости - вот она, помощь! Япошек мочат из всех орудий. Но следующий залп лег гораздо ближе и Тим понял, что стреляют по ним, просто наводчики еще не успели пристреляться. А затем все вокруг заполнилось сплошным грохотом, всполохами огня и пылью.

   Сначала никто не понимал, почему снаряды летят с тыла, но потом стало ясно, что огонь ведется с японских крейсеров. Сравнительно короткий обстрел закончился для роты Вэнса, отделавшейся буквально испугом, вполне благополучно, словно сама судьба берегла ее для грядущих сражений. Но зато роте "Би" досталось по полной. Обратный скат холма, который она занимала, казалось, сам притягивал тяжелые снаряды и они перепахали все позиции, оставив очень мало живого. С рассветом японцы повторили опыт. Видимо уже больше не опасались ни американского флота, ни авиации, раз их военные корабли осмелились показаться днем. Впрочем, из низины море не было видно, и состав неприятельского флота остался для Вэнса загадкой.

   Наученные опытом, солдаты без команды укрылись на дне траншей, молясь о том, чтобы снаряды упали где-нибудь в другом месте. Укрытая складками местности лощина, занятая ротой, огневой налет пережила благополучно и все шишки снова посыпались на возвышенность, повторно перепахав многострадальный холм. А затем началась атака. О том, что она идет, можно было догадаться по тому, как стих обстрел сзади, но начался с фронта.

   Основной напор шел, как и следовало предположить, на изрытые воронками позиции роты "Би". Но, поддаваясь общему порыву, некоторые пехотинцы роты "Си" тоже начали стрелять, даже не видя, в кого. Сержанты крыли нерадивых не самыми ласковыми словами, но нервы у ребят не выдерживали и они опять начинали палить в белый свет. Однако, вскоре впереди действительно что-то зашевелилось, и теперь уже командиры официально отдали команду открыть огонь.

   Вялое наступление на позиции роты опасений не вызывало. Солдатам капитана Коди из рощи отвечал лишь жиденький огонь винтовок и редкое тявканье легких минометов. А вот возможность обхода с фланга Вэнса беспокоила всерьез. И, как оказалось, не его одного. Капрал Фрэнк, хотя и не участвовавший раньше в сражениях, но соображавший в тактике, не говоря ни слова, показал Тиму на холм, защищаемый остатками несчастной "Би". Те яростно огрызались от невидимых отсюда нападавших, но на долго их явно не хватит. Уловив мысль, Вэнс помчался к пулемету и через пять минут Браунинг уже гордо стоял на вершине, щедро поливая япошек свинцовым дождем.

   Эту атаку батальон выдержал, но особой радости у командиров не наблюдалось, а подсчитав припасы и связавшись с соседями, они совсем приуныли. Патроны на исходе, связи между отдаленными подразделениями не было, резервов тоже. Оставалась только маленькая надежда, что противник также растратил все свои ресурсы. Так оно, в общем-то и было. Только за последние три дня японцы потеряли на острове не меньше пятисот человек убитыми и свыше тысячи ранеными, а снарядов у них почти не осталось. Но зато к ним из метрополии подошел конвой из полутора десятка кораблей. Не опасаясь американского флота, транспортники смогли открыто пересечь океан напрямую, с максимально возможной скоростью, доставив бомбы, снаряды, патроны, продовольствие и подкрепление.

Глава 15

  -- Алекся, - прогремел над ухом радостный голос, - ты что чертяка, в артиллеристы что ли подался?

  -- Да кто ж меня в артиллерию возьмет, для этого ж нужно все цифры знать и в уме считать, - машинально ответил я, оборачиваясь к нашему комбату, который, как мне казалось, должен быть далеко отсюда, в Солнечногорске.

   Вид у Иванова был непривычный. В простой шинели без знаков различия и в разнокалиберных валенках с чужой ноги. Лишь командирский ремень и дерматиновая сумка напоминали о принадлежности капитана к начсоставу. Лицо у Иванова хоть и веселое, но чувствовалось, что его что-то гнетет. Сразу закрались сомнения, отпустили ли его с "Выстрела", или же он дал оттуда деру.

   Потеснившись на скамье, мы пустили своего комбата за стол и торопливо покончили с едой, пока она не успела остыть. С расспросами пока не спешили, и лишь выйдя на улицу и остановившись в сторонке, мы стали спрашивать Иванова, как он тут очутился. Серега отнекиваться не стал, и честно выложил историю своих приключений:

   Недолго он продержался на своих курсах. Угнетали его, конечно, не трудности обучения. Подумаешь, всего лишь по двенадцать часов в сутки учиться руководить батальоном, изучать тактику войск противника и практиковаться в стрельбе из всех видов оружия. Прямо скажем, по сравнению с фронтом это просто курорт. Но вынести пребывание в тылу, когда наши войска дерутся с врагом, да еще и наступают по всем направлениям, комбат, конечно, не мог. Да еще капитана, обладающего неплохим опытом, пообещали потом перевести на курсы командиров стрелкового полка. Надо признать, некоторым офицерам такая ситуация нравилось, и они были готовы до конца войны проходить обучение, но большинство все-таки тяготилось сидением в тылу. Иногда случались и побеги. В сторону фронта, разумеется.

   Пока родной батальон стоял в Подольске, Иванов терпел, хотя и звонил в свою часть почти каждый день, узнать, как там дела. Но когда ему сказали, что полк снимается с места, он не выдержал. Утек прямо с полевых занятий и удрал на станцию, правильно угадав, что именно в сторону Калинина и пойдут составы, везущие дивизию на фронт. Долго бы Сергей, конечно, по Солнечногорску не погулял, тем более что эшелоны шли мимо почти без остановки. Но настойчивому Иванову, высматривающему штабные вагоны, посчастливилось заметить знакомое лицо. Лейтенант Бочкарев, тоже комбат (* кадровый офицер, служащий аж с 1939-го года, почему его и назначили на такую должность), только из 259-го полка, правильно понял, чего хочет орущий и размахивающий руками коллега, и блудного командира втащили в теплушку. К особисту его вести, конечно, никто не собирался, даже наоборот. - В Калинине Иванова заметил командир 259-го сп капитан Ушаков и тут же попробовал завербовать к себе на должность начштаба. Хорошо, что настаивать не стал и с пониманием отнесся к желанию комбата вернуться в родную часть. Ну а дальше все просто - Серега занял пост у столовой, рассчитывая, что мимо такого места никто не пройдет, и еще издалека заметил наши долговязые фигуры.

   Закончив рассказ о своих похождениях, комбат схватил меня за пуговицу и мрачно спросил:

  -- Слушай, что со мной будет-то?

  -- Забудь, - добродушно усмехнулся Леонов. - Думаешь ты первый такой? Так многие поступали, и если они смогли вернуться в свою часть и проявить себя в бою, то ... победителей не судят. Если, конечно, до этого патруль не схватит.

   Задерживать воинский эшелон надолго железнодорожники не стали. Батарея еще топала из столовой, а локомотив уже заменили и стрелочники торопливо бежали готовить маршрут. После длинного гудка паровоз осторожно тронулся и покатил вперед, утаскивая за собой поскрипывающие вагоны. Вскоре мы выбрались на основной путь и снова ехали куда-то на северо-запад, в сторону Ленинграда. Печку наконец-то растопили и заиндевевшая теплушка через несколько часов хорошенько прогрелась, наконец-то начав соответствовать своему названию. Хлипкий деревянный вагон ритмично покачивался, грозя развалиться, но постепенно набирал ход.

   По своему обыкновению, я занимал место у окошка, которое обычно пустовало. С точки зрения местных жителей, абсолютно ничего интересного тут увидеть нельзя, только однообразные белые поля и леса. Зато сквозит у окна порядочно. Но лично мне все равно нравилось рассматривать пейзажи другого мира. Правда, сейчас в темноте ничего не видно. Даже огни семафоров нельзя было разглядеть, потому что в целях светомаскировки их почти полностью закрывали, оставляя лишь узенькую щель.

   Артиллеристы, сытно поевшие и разомлевшие от тепла, вскоре уснули, убаюканные равномерным перестуком колес. Все бойцы, кроме дежурных по взводу, старались наверстать упущенное и заодно отоспаться про запас. На фронте солдаты быстро учатся засыпать при любых обстоятельствах. Они могут сладко спать в сыром окопе, не вздрагивая от взрывов, даже если гаубичные снаряды рвутся всего в нескольких километрах. Иванов, усталый после побегов и поисков, тоже спал без задних ног. Бодрствовала только наша троица, отнюдь не переутомленная безмятежным времяпрепровождением в столице. Положив голову на вещмешки, мы лишь слегка подремывали, думая каждый о своем, да машинально прислушивались к разговору дневальных, следящих за печкой.

  -- Вот ведь беда, - печально вздыхал пожилой по местным меркам, лет сорока, ефрейтор, ловко раскалывая поленья на маленькие куски. - Только лет семь как зажили по-новому. Карточки отменили, еды в магазинах навалом и все без очередей. Ешь, не хочу. А тут снова здрастье, приехали. Война. Даже хлеб просто так не купишь. Разве что на базаре, а он там стоит дороже, чем раньше мясо. Скорей бы война эта закончилась и снова все стало, как раньше.

  -- Это у вас в большом городе мяса навалом было, да ты на своем заводе получал длинный рубль, которого на все хватало, - тихо, чтобы не услышал командир, заспорил его напарник. - А у нас в деревне - что сам вырастил, то и съел. Да еще налог плати. И работа не как у вас - под крышей, да еще и выходной по воскресеньям. Нет, у нас если пахота, то пока светло и поле видно, паши без устали. Трактор железный, ему то что, а нам каково?

  -- Трактором недоволен, - насмешливо фыркнул ефрейтор. - Может, на лошадях лучше пахать, а? Скажи мне, Петр, легче с плугом ходить, чем ездить? - Тракторист отмалчивался, но заводчанин продолжал его допытывать. - Думаешь, я не знаю, что значит на тракторе работать? Четыре года на МТС трудился, так что понимаю, что там в селе к чему.

  -- Это верно, - признал, наконец, очевидный факт колхозник. - С трактором полегче. Но вот сейчас всех мужиков в армию призвали. Даже меня вот забрали. В военкомате заявили, что артиллеристы позарез нужны, так что мою бригадирскую бронь побоку. И в поле теперь только девушки работают, а у них сил не хватает трактор завести, каждый раз приходится бригадира звать. Война, понятно, скоро закончится, но что бабы будут делать, если мы с фронта не вернемся?

  -- Вы, товарищи бойцы, себя раньше времени хоронить не торопитесь, - приказным полушепотом пресек кто-то пессимистичный разговор. - Вы стране живыми нужны.

   Новым собеседником, встрявшим в беседу, оказался сам командир батареи. Успевший выспаться лейтенант Панченко, заметив, что мы тоже не спим, подсел рядом, чтобы скоротать время за беседой.

  -- Недавно призванные, - кивнул комбат в сторону дневальных. - Батарею формировали заново, а из старого дивизиона только несколько человек выделили, хотя новая батарея усиленная. Вместо четырех минометов дали целых шесть.

  -- Стодвадцатимиллиметровые? - Уточнил наблюдательный Леонов. - Я видел их на платформе. Они хоть и под брезентом, но эти громадины ни с чем не спутаешь.

   Верно, - кивнул лейтенант. - Серьезный калибр, надо сказать. Фактически заменитель гаубиц. У нас, кстати, в каждом полку дивизии формируют батареи крупнокалиберных минометов. Правда, где вы расчеты будете брать, не знаю. Мне-то проще, начальник артиллерии разрешил собрать образованных бойцов из всех подразделений дивизии. Все-таки наводчики и командиры расчетов должны быть людьми грамотными, с определенным образовательным цензом. С ездовыми проще, набрали из нестроевых. Времени бы еще побольше, но мы все же успели немного обучить личный состав стрельбе. Теперь вот скоро проверим в деле, на что они способны.

   По мере удаления от Калинина стало чувствоваться приближение фронта. Редкие остановки становились все более частыми, а через каждый километр, или даже меньше, стоял сигналист с фонарем. Вскоре мы вообще застряли на каком-то перегоне часа на три, дожидаясь проходного сигнала. Что там творилось впереди, было не разобрать. Лишь сверкали искры из трубы паровоза, и иногда мелькал синий лучик фонарика путевого обходчика. Вдруг, как будто включили кино, вдали поднялись светящиеся колонны, начавшие шарить по небу, словно пальцы великана. Вот теперь понятно. Там, в нескольких километрах, должно быть находится Бологовский жэдэ узел. Через него идет снабжение сразу нескольких фронтов, и хотя до немецких аэродромов теперь далековато, но фрицы все еще пытаются бомбить узловую станцию. Правда, в этот раз никаких взрывов мы не услышали. То ли отогнали стервятников, то ли они прилетали лишь на разведку. Хотя, что тут разведывать. Сама станция с места не сдвинулась, и эшелоны через нее продолжают идти. Причем, пока мы стояли, поезда шли лишь в направлении фронта, а значит, ситуация там сейчас очень даже напряженная.

   Лишь засветло состав потихоньку втянулся на станцию и, пропетляв по многочисленным стрелкам, занял свое место среди десятков поездов. Похоже, в Бологом мы застряли надолго, так что есть время найти своих.

   Даже не дожидаясь остановки поезда, я подергал примерзшую дверь и, рывком открыв ее, выскочил на платформу и огляделся. Поездов вокруг просто тьма, причем наспех сформированные эшелоны были составлены на диво разномастными. Теплушки двух- и четырехосные без всякого порядка перемешаны с платформами, а также с грузовыми и пассажирскими вагонами. Тут попадаются и ветераны, не сохранившие не одного целого стекла, зато "украшенные" рваными дырами от осколков, и совсем новые вагончики, еще вчера курсировавшие в глубоком тылу. На платформах вперемешку с укрытой брезентом техникой свалены мешки, ящики, лыжи, огромные тюки и прочее войсковое имущество, среди которого сидели, прячась от холодного ветра, часовые. Кто-то даже умудрился натянуть палатку. Правда, сейчас, пока светло, постовые торчат на виду. Кое-где повара сварили кашу в походных кухнях прямо на платформе и уже раздавали порции своей роте. Счастливчики, получившие горячую пищу, бегом несли котелки в свои вагоны с таким довольным видом, как будто взяли в плен немецкого генерала. Но и оставшиеся голодными бойцы не унывали. Практически из каждого вагона доносились звуки гармони, а то и целого оркестра из баяна, гитары и трофейной губной гармошки. Можно было подумать, что на дворе не 41-й год, а 45-й, уж слишком весело бойцы проводят время, распевая лихие частушки. Песни, смешиваясь с фырканьем лошадей, гудками паровозов, стуком колес, лязгом буферов, невнятными сообщениями громкоговорителей и криками командиров, создавали чудесный колорит прифронтовой станции, где все подчинено одной цели, и все объединено в стремлении скорее разгромить врага.

   Искать среди десятков составов нужный нам поезд слишком долго, и мы отправились прямиком к военному коменданту станции. Услышав номер эшелона, он, не задумываясь, ткнул пальцем на карте, добавив, что отправление через два часа пятьдесят пять минут. Не люди, а компьютеры. Отвыкли мы в будущем держать в памяти такую уйму информации.

   Обходя составы, а кое-где и подлезая под ними, мы вскоре добрались до нашего эшелона. Штаб батальона, скорее всего, в голове поезда. Именно тут перед дверью стоит часовой, вытянувшийся по струнке. За ним личный состав хозвзвода с санитарами, а еще дальше теплушка с бойцами. Доносящийся из нее знакомый хрипловатый басок лейтенанта Свиридова подсказал, что тут обитает наша рота. Предвкушая радость от встречи с однополчанами, я сдвинул дверь и запрыгнул внутрь, вызвав легкую панику у обитателей вагона.

   Ого, повезло командиру роты, ему отдельный вагончик предоставили. Кроме него, здесь постоянно квартировались лишь старшина, связист, санинструктор и замполитрука Михеев. Еще тут, правда, лежит кое-какое имущество, но все равно просторно. Обязанности дневальных и ординарцев исполняли связные от взводов.

   Пропустив неуставные приветствия, Свиридов сразу начал с доклада, который, в общем, меня порадовал. В настоящее время в строевом списке роты числится немногим больше шестидесяти бойцов, то есть по тридцать штыков в каждом взводе. Не густо, но бывало и меньше, когда в строю оставалось человек сорок. Командование собиралось со временем снова сформировать третий взвод, когда вернутся раненые из госпиталей и поступит пополнение. Но до тех пор роты решили оставить пусть двухсоставными, но зато с полнокомплектными взводами. Тем более, что средних командиров в батальоне практически не осталось. В нашей роте из офицеров в наличии только лейтенант Свиридов. На должность политрука роты назначен замполитрука Михеев, прошедший все бои без единой царапины. (* Есть должность "политрук", а есть звания "политрук" и "замполитрука". Можно запутаться.) В других подразделениях ситуация с начсоставом еще хуже. Во второй роте командиром поставили нашего Коробова, и старше сержантов у него под началом никого не было. В третей же ротным назначили старшину Сверчкова, но надо сказать, этот старшина стоит любого офицера. Когда во время боев Сверчкову поручили вести солдат в атаку, он первым подполз к вражескому доту и забросал немцев гранатами, после чего захватил пулемет и поливал из него фашистов. О таком командире бойцам можно только мечтать. (* Неудивительно, что в реальной истории он уже через полтора года станет капитаном).

   Доложив обстановку, Свиридов уже собрался объявить ротное построение, но я его отговорил, решив осмотреть состояние дел на месте. Благо, что далеко ходить не нужно, все рядом. Две теплушки с бойцами, половина вагона с лошадьми, половина платформы с повозками и ящиками. Вот, пожалуй, и все что относится к нашей роте.

   Не откладывая дело в долгий ящик, я тут же направился в теплушку первого взвода. На секунду остановился перед дверью и прислушался. - Смех, песни и радостный гомон, а значит, все в порядке. Отодвинув дверь, я тут же невольно отшатнулся обратно. В лицо сразу ударил такой резкий запах, что глаза защипало. Густой табачный дым, да еще не от обычной махорки, а от самого ядерного самосада, соревновался с едким чадом, просачивающимся из щелей буржуйки. Музыка и песни тут же прекратились, и бойцы настороженно посмотрели на пришельцев, но узнав нас, довольно загудели.

   Проморгавшись, я быстро осмотрел вагон и провел блиц-опрос подчиненных. Жаловаться не на что: Чугунная печка раскалена, пол утеплен войлоком, сухпаек в наличии, правда, в несколько урезанном виде - без сахара и почти без консервов. Ватники есть у всех, винтовки каждого отделения аккуратно стоят в козлах, и их количество соответствует числу людей. Взяв один из Маузеров, я поднес карабин к свету и мельком осмотрел - все начищено и смазано. Просто идиллия.

  -- Замечательно, ребята, - довольно подытожил я. - Похоже, начальство о вас не забывало. Кстати, забыл спросить, кто сейчас батальоном командует?

  -- Лейтенант Климов.

   Не лучший вариант, надо сказать, но другого я и не ожидал. Увы, только в теории у комбата имеются замы и три офицера в штабе. По факту же, из командования батальона в наличии остались только лейтенант Климов, исполняющий обязанности сразу и начштаба, и комбата и его зама, плюс младлей, чью фамилию я еще не удосужился узнать.

  -- Значит, Климов, говорите? - Тип он, конечно, тот еще. Представления лейтенанта о правах и обязанностях командира весьма своеобразны, а характер далек от совершенства. - Но порядок у вас, надо отдать ему должное, присутствует, и дисциплина железная.

  -- Да он к нам в вагон ни разу и не заглядывал, - пренебрежительно заметил боец с верней полки. Кто-то из старожилов роты. Мои глаза еще не привыкли к полумраку, но, кажется, это Белов, с которым мы по немецким тылам на Ганомаге разъезжали. - Командир называется, - негодующе добавил солдат, несмотря на кулак, показываемый взводным. Ну да, Белов фашистов не пугался, чего ему начальства бояться.

  -- Разговорчики, - с напускной суровостью оборвал красноармейца Стрелин, но чувствовалось, что его мнение старший сержант разделят.

   Ну что же, когда я убедился, что рота, разбросанная было по разным фронтам, снова собрана вместе, от сердца отлегло. Теперь очередь бумажных формальностей и бюрократической волокиты. Нам же и на довольствие нужно себя поставить, и в полку о себе доложиться. А там уже и Климова поставим перед фактом - мол, вы не ждали нас, а мы приперлися. Свиридов объяснил, где найти поезд со штабом полка и канцелярией, и мы гурьбой отправились искать отдел кадров. В отличие от нашего, полковой эшелон состоял в основном из пассажирских вагонов, так что узнать его в скоплении разномастных составов было несложно.

   К штабному поезду часовые пропустили без вопросов, благо что наши физиономии давно примелькались. Правда, в канцелярии, переделанной из вагона-ресторана, почти никого не было, но это понятно. Дивизия первый раз после того, как ее подняли по тревоге, собралась на станции, и командованию нужно было решать множество вопросов. Лишь одинокий сержант сидел за столиком и разбирал кипу бланков. Услышав наш топот, он повернулся и, увидев начальство, вскочил, слегка припав на одну ногу. Молодой невысокий паренек, которому едва можно было дать восемнадцать лет, походил скорее на студента и, тем не менее, уже обладал нашивкой за ранение и медалью "За отвагу". Не помню, из какой он роты, но в памяти отложилось, что на войне этот сержант с первого дня, а в наш полк его перевели в сентябре, во время боев на Западной Двине. Узнав знакомое лицо, Иванов удивленно присвистнул.

  -- Сержант Кононов? Ты не знаешь, куда подевался делопроизводитель штаба?

  -- Теперь я завделопроизводством полка, товарищ капитан. Меня назначили после выписки из госпиталя. Уже и представление на среднего командира написали.

  -- Вот черт, - выплескивая эмоции, Иванов даже стукнул кулаком по стенке вагона. - Самого лучшего сержанта в батальоне забрали. А мне, ммм, все бумаги надо заново выписать.

  -- Утеряны? - понимающе понял брови Кононов. - Ничего, новые документы мы вам сегодня же оформим. Куда вас, товарищ капитан, направят, на старую должность, или в резервную группу при штабе, пока сказать не могу. Майор сейчас на совещании у комдива, когда вернется, будет решать. А пока, - сержант деликатно кашлянул, - я напишу распоряжение начальнику ОВС (*обозно-вещевого снабжения), чтобы выдал вам комсоставовскую форму.

  -- А еще, - Иванов смущенно потупил глаза, что было для него совершенно нехарактерно, - надо послать на курсы "Выстрел" подтверждение, что я снова зачислен в штат полка.

  -- Само собой, - кивнул сержант. О том, куда отправили учиться комбата, и сколько времени должна занимать учеба, он был в курсе, но вопросов не задавал. - Выписку пошлем, не беспокойтесь.

   Получив новенькие аттестаты и смотавшись в АХЧ за всем необходимым, мы уже с полным правом завалились в Свиридовский вагон и заняли лучшие места. Гэбэшники вновь привели себя в соответствие своей легенде, и Леонов, спрятав свои награды и командирскую форму, снова превратился в обыкновенного красноармейца. Усевшись по своему обыкновению, у окна, я заспорил с Ивановым, идти ли нам сразу в штаб батальона, или лучше сначала дождаться комполка, который расставит всех по своим местам. Задачу решил сам Климов, вызвавший на срочное совещание всех командиров рот и взводов. Тесниться всему начсоставу батальона в маленькой теплушке было неудобно, поэтому нас собрали прямо у штабного вагона, благо, что ничего сверхсекретного обсуждать не планировали.

   Климов, чтобы компенсировать свой, скажем так, средний рост, встал на подножку и, сурово прокашлявшись, начал оттуда свою речь, взирая при этом на подчиненных сверху, как орел на цыплят. Наше с Ивановым появление он, конечно, заметил, но видимо, пока не решил, как на это реагировать.

  -- Значит так, товарищи командиры. Пока я исполняющий обязанности комбата и заодно начальник эшелона, я буду требовать от вас, чтобы во всех подразделениях соблюдался полный порядок. Во-первых, проследите, чтобы на станции бойцы пользовались ведрами или стационарными отхожими местами, и отходы через отверстие в полу на пути не сбрасывали.

   Мы с Ивановым синхронно подняли глаза к небу и вздохнули, гадая, напомнит ли Климов вытирать нос платком.

  -- Далее, старшинам осмотреть личный состав и составить список обмундирования, подлежащего замене, особенно зимнего - теплое белье, ватные куртки, шапки, валенки и маскхалаты. Что можно, бойцы пусть заштопают. Понимаю, что одежда изношена и порвана, но заменить все пока возможности нет. Так же проверить наличие саперных лопат и индивидуальных медицинских перевязочных пакетов. А, вспомнил. После совещания выделите несколько человек, забрать на складе уголь для печек и сено, из расчета один тюк на лошадь.

  -- Еще раз получать, или это касается тех, кто не успел? - недоуменно переспросил Свиридов.

  -- Как, уже получили? А, ну тогда не надо. Теперь плохая новость. Заменять оружие на отечественное нам пока не будут, а добавят трофейное. Правда, обещают, что отремонтированное и пристрелянное. - В голосе Климова явно сквозило неподдельное разочарование. Чувствовалось, что немецкой технике он не доверяет. Конечно, у Маузера по сравнению с трехлинейкой есть не только достоинства, но и явные минусы, а скорострельность машингеверов можно считать и изъяном. Все-таки высокий расход патронов и быстрый перегрев ствола в боевых условиях недостаток существенный. - Но это не значит, - строго предупредил Климов, - что за оружием не надо ухаживать. Тут некоторые полагают, что раз винтовка трофейная, то можно обращаться с ней абы как - в списки не заносить, огневую карточку не заводить, не пристреливать, и вообще не заботиться об оружии. Как я выяснил, не у всех пулеметов даже имеется карточка с учетом настрела.

   К кому обращаться, чтобы узнать настрел трофейного оружия, Климов не уточнил, и продолжил разглагольствовать:

  -- Кроме того, с целью унификации следует привести к единообразию личное оружие командиров. Наганов у нас имеется достаточно, а вот ТТ мало, поэтому их следует сдать и обменять на револьверы. Это касается всех без исключения. Всем понятно? А у вас, Соколов, - соизволил, наконец, комбат обратить на меня внимание, - почему ординарец с пистолетом ходит? Винтовку ему дайте. А этот дылда с автоматом за вашей спиной прячется, не помню его фамилии, это кто? Почему его при погрузке не видел?

  -- Наш ездовой Леонов. Отвозил меня в командировку по требованию командования.

  -- Знаю ваши командировки, - презрительно пождал губы временный комбат. Раз у вас в штабе фронта дядя сидит, так можно когда хочешь домой ездить.

   Я задохнулся от возмущения, а Климов не унимался и сыпал ценными указаниями:

  -- Все оружие надлежит разобрать и почистить. Особенно внимательно проверить все механизмы в автоматическом оружии, я немецким изделиям не доверяю. У пулеметов обратить внимание на газовые камеры, поршни и сальники.

   Вопрос, знает ли лейтенант устройство трофейных пулеметов, и не путает ли их с Максимами и ДП, Климов проигнорировал, но уточнил:

  -- У пулеметов хорошенько смазать затворные рамы и, эммм... другие трущиеся детали. Привести в порядок диски и полностью зарядить. Когда бойцы приведут оружие в порядок, пусть без дела не сидят и учат Боевой устав. Чтобы в каждом вагоне имелись плакаты с описанием немецких танков и их уязвимых мест. Вы не на отдыхе, а в боевом походе.

   Глухой ропот собравшихся командиров ясно дал понять, что тиранические замашки ИО комбата не встречают одобрения.

  -- Послушай, лейтенант, - попытался Иванов приструнить своего бывшего зама. - У нас в батальоне народ боевой и службу знает. Вот ты, к примеру, сколько времени в армии служишь?

   Климов неожиданно смутился и наклонил голову, рассматривая сапоги.

  -- Ну, сначала пятимесячные сборы, потом год на курсах. Правда, по всем предметам мне ставили только "хорошо" и "очень хорошо". И с вами на фронте два месяца.

   Не впечатляет. Почти все сержанты воюют с июля или даже с июня, и примерно половина из них служили в нашем полку с самого начала. Климов это знал, так что его самоуверенность несколько поблекла. Пытаясь перехватить инициативу, Иванов продолжил натиск, чтобы поставить зарвавшегося лейтенанта на место:

  -- Ты бы лучше хоть раз прошелся по вагонам да лично проверил, как бойцы одеты и накормлены.

  -- А ротные и взводные для чего? - Изумился временный комбат. - Мне что, за них всю работу выполнять? Если что нужно, пусть докладывают.

  -- Но как же...

  -- И вообще, - разозлился Климов. - Если здесь, на территории подразделения находятся посторонние, да еще дезертиры...

  -- Ка-какие еще дезертиры? - чуть не онемел от возмущения Иванов, не ожидавший такой подлости от своего подчиненного.

  -- Вы товарищ комб... капитан у нас в списках официально не значитесь. В штабе полка лежит выписка о вашем зачислении на курсы. И лишь по старой дружбе я не докладываю о вас в соответствующие органы. Но если начнете мутить воду среди личного состава, пеняйте на себя.

  -- Да я уже все оформил в штабе, - растерянно развел руками Сергей, смущенный тем, что его страхи начали оправдываться. - Осталось только комполка дождаться. Наверно, майор Козлов вернет меня на прежнюю должность

  -- Может и вернет, - согласился Климов, - или старлея Андреева поставит комбатом. Но начальник эшелона я, и до самой разгрузки мне отвечать за все, что тут твориться! - Сдвинув брови, что должно было выражать суровость и непреклонность, лейтенант вперил в Иванова грозный взгляд и вполголоса посоветовал не мешать совещанию и сесть в вагон. Капитан, явно чувствуя себя не в своей тарелке, отошел к нашей теплушке и, всем своим видом выражая независимость, остановился у двери. Климов проводил его настороженным взглядом и горделиво вздернул голову. - Дисциплина и строгое соблюдение устава, вот что на войне главное! Всем понятно?

   Все всё поняли и насупились, придумывая, как бы поддеть зловредного командира, не нарушая при этом субординации. Первым сообразил Михеев. Ехидный замполитрука повернулся ко мне и с самым серьезным выражением лица твердо отчеканил:

  -- Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться к лейтенанту.

  -- Разрешаю, - машинально кивнул я, и политрук снова развернулся к Климову.

  -- Так точно, тащ лейтенант, все понятно.

   Младшие командиры оживились и наперебой начали заваливать меня, как старшего по званию, просьбой обратиться к лейтенанту. Начальник эшелона прикусил губу, стараясь не сорваться в крик, и бегал глазами, пытаясь выкрутиться их этой ситуации. Но на первый взгляд все соответствовало букве устава, а достаточным опытом, чтобы приструнить подчиненных, молодой командир пока не обладал. Наконец, придумав компромиссное решение, Климов буркнул, что все свободны, и побрел вдоль эшелона, решив таки проинспектировать вверенный ему батальон. Начать он, правда, предпочел с конца, подальше от гурьбы командиров, не торопившихся расходиться.

   Часть командиров, у которых не было спешных дел, остались стоять на месте, кроя на чем свет стоит "начальника штаба и эшелона", и заодно, выдвигая версии о маршруте нашего путешествия. Иванов извлек из полевой сумки карту и убежденно начал доказывать Коробову, что Великие Луки пока не самое приоритетное направление, и в первую очередь следует закончить с Демьянском. Свиридов же обсмеял обоих, пояснив, что главное - это ликвидировать Ленинградские котлы.

   Между тем, время стоянки заканчивалось, и скоро уже отправление поезда. Эшелоны нашей дивизии один за другим начали выходить со станции. Вот уже и к соседнему составу медленно подъехало белое облако пара, скрывающее невидимый локомотив. Лишь густая струя темного дыма, уходившего вверх, и короткие свистки говорили о том, что внутри облака прячется паровоз. Вдруг из этого таинственного тумана выскочил Климов и, торопливо скользя на заледеневшем снегу, спотыкаясь, подбежал к Иванову.

  -- Товарищ комбат, товарищ комбат, - запыхавшись и глотая ртом воздух, затараторил лейтенант, теребя Иванова за рукав. - Там, там - смотрите...

   Я демонстративно отвернулся от начштаба, благо, что он не ко мне обращался, а Иванов, нехотя повернув голову, начал всматриваться в указанном направлении. Вдруг он сдавленно ахнул и выронил карту, которую Авдеев подхватил у самой земли.

  -- Этого еще не хватало, - потрясенно пробормотал Сергей, изумленно прикрыв рот ладонью. - Приехали.

***

Середина декабря1941г.

Норвегия. Вогсьфьорд.

   Хотя история уже покатилась в сторону от предначертанного ей пути, многое в мире все еще шло по-прежнему. Одним из событий, почти не претерпевшиv изменений, была операция "Стрельба из лука".

   Не имея особых сил, а главное, желания для полномасштабных операций, британское командование сосредоточилось на тактике булавочных уколов - молниеносных диверсионных акциях в Норвегии. Смысл был в том, чтобы малыми силами нанести существенный урон, и что гораздо важнее, отвлечь силы противника с фронта.

   Подстегиваемый советскими успехами в восточной Европе, Черчилль приказал ускорить проведение рейдов, начав операцию "Энклет" на неделю раньше. Впрочем, спешка нисколько не отразилась на успешности действий британцев, и высадка на Лофотены прошла удачно.

   Раньше, чем в нашей истории, началась и "Стрельба из лука", целью которой был остров Вогсёй. Он находится в самой западной части Норвегии, там, где огромный Нурфьорд при впадении в море разделяется островом Бремангер на два маленьких рукава - Вогсфьорд и Фофьорд. К северу от Вогсфьорда и располагался Вогсёй, с востока отделенный от материка узким проливом. Вот в этот пролив и должны вскоре войти десантные суда, но лишь после того, как корабли сопровождения - крейсер и четыре эсминца, подавят немецкую батарею.

   Справа высятся кручи, слева виднеется двуглавая гора, заслоняющая звезды, у подножия которой притаился невидимый из-за мыса поселок Молёй, занявший единственное в округе более-менее ровное место, пригодное для проживания. Берега постепенно сходятся, оставляя лишь узкий пролив, посередине которого горбится Остров, готовый огрызнуться артиллерийским огнем. Строго говоря, у острова есть название, и даже не одно, так что даже что неясно, как его правильно называть.

   Как его именовали в дописьменную эпоху, сведений не сохранилось, хотя достоверно известно, что норвежцы на этом острове жили давно, имея веские причины предпочесть малюсенький остров другим, более удобным местам. Дело в том, что во времена раннего средневековья население Норвегии постоянно пребывало в страхе. Хотя местные викинги не раз совершали набеги на Шетландские и Гебридские острова, а также на Шотландию, (* во Франции и Англии хозяйничали даны) но с не меньшим удовольствием разбойничьи шайки грабили и самих норвежцев. А небольшой островок был удобным для обороны местом, к которому невозможно подойти пешком и нельзя подплыть незаметно на ладье.

   После объединения Норвегии под властью одного короля в стране стало поспокойнее. Независимые ярлы были изгнаны и постоянные набеги прекратились. Но зато периодически вспыхивали ссоры между королями и подданными, и часто шла борьба за власть между разными претендентами на трон. Один из таких соискателей короны и вошел в историю острова, дав ему свое имя.

   Началось все с того что, потерпев поражение в междоусобной войне, норвежский король Олаф Святой бежал в Новгород к тамошнему князю Ярославу. Собравшись с силами, бывший король снова ринулся в Норвегию возвращать трон, но его сына Мангуса Ярослав предложил оставить у себя, что было весьма предусмотрительно, ибо Олаф вскоре погиб в битве.

   Один из величайших и образованнейших правителей своего времени, Ярослав Мудрый не только усыновил Магнуса, приходившегося родным племянником его жене, но и дал ему наилучшее образование и воспитание, о каком тогда только могли мечтать принцы. Вскоре, при поддержке Ярослава, Магнус стал королем Норвегии и Дании. Получить корону мало, нужно уметь ее отстоять, но юный король сумел прочно утвердить свое положение, регулярно нанося противникам поражения и на суше и на море. Он также умудрился заслужить прозвище Добрый. Правда, не сразу, а лишь после того, как расправился со всеми своими врагами, и мстить уже было некому.

   Среди боев и походов Магнус не забывал и налаживать отношение с населением. Враждовать с собственными подданными новый король не собирался, ограничиваясь уничтожением оппозиционной аристократии. В 1035 году он, если верить легенде, посетил Нурфьорд, жители которого, простые бонды, гордились своей независимостью и не так давно, крепко поссорились с Олафом Святым. Созвав тинг Нурфьорда, Магнус пообещал его жителям справедливые законы и неограниченную свободу, что очень импонировало здешним фермерам и рыбакам. Выполнил ли монарх свое обещание, предания умалчивают. Но, по крайней мере, нуфьордцы назвали в честь своего короля островок, расположенный между Вогсёем и материком, и именуемый с тех пор Малстефна. Со временем название трансформировалось в Мольдёй.

   Позже, в новое время, благодаря успешной торговле поселение Мольдёй разрослось, места на маленьком клочке земли ему уже не хватало, и поселок переместился на Вогсёй, поглотив деревушку Скрам и сохранив старое название. Островок же, чтобы не путаться называли то Молден, то Маленький Молёй, то просто Остров. Жилых домов на нем практически не осталось, лишь причалы и склады.

   В девятнадцатом веке новый толчок развитию городка дали рыбные промыслы. Вокруг Вогсёя в изобилии водились треска, сельдь и палтус, которую вылавливали и отправляли на экспорт. Естественно, после оккупации Норвегии фашисты не могли не обратить внимания на Молёй, ведь рыбий жир - ценнейшее военное сырье, из которого изготовляют взрывчатку. В свою очередь, и британское командование, выбирая цели для москитных укусов своих коммандос, остановило выбор на Вогсёй, рассчитывая меньшими силами нанести как можно больший вред Германии.

   Операцию в британском штабе тщательно продумали. Пятистам десантников, в число которых входили и норвежцы, противостоит лишь полторы сотни немцев. Поэтому, с учетом внезапности нападения и удаленности крупных германских гарнизонов, шансы на успех очень велики. Правда, как уже говорилось, есть маленькая закавыка - на островке, запирающим вход в пролив, установлена четырехорудийная батарея. Немцы еще в прошлом году забетонировали площадки кругового обстрела, разместили поворотные станки на рельсах, и привезли французские шестидюймовые гаубицы. Немецкие артиллеристы определили и частично пристреляны ориентиры по всем секторам, и были готовы встретить нападающих шквалом огня. Однако им не под силу было тягаться с двенадцатью орудиями главного калибра крейсера, тем более, что норвежцы загодя передали британцам схему немецких огневых точек.

   В 8:48 легкий крейсер Кения дал залп осветительными снарядами, а затем вместе с эсминцами накрыл островок огнем. Уточнив пристрелку, британские корабли десять минут засыпали батарею смертоносным дождем но, тем не менее, одна пушка все еще продолжала огрызаться. Немецкому расчету даже удалось попасть в крейсер, что впрочем, нисколько не сказалось на эффективности его стрельбы. Огонь, британцы, правда прекратили, но лишь по той причине, что десантники уже приблизились к берегу и шансов у выживших артиллеристов не оставалось. Через считанные минуты коммандос вырежут или, смотря по обстоятельствам, возьмут в плен защитников острова. Немцы, видя превосходство нападающих, предпочли второе, однако среди них нашелся смельчак, не устоявший перед искушением выстрелить в командира норвежцев капитана Линге. В новой истории ему опять не повезло погибнуть в той же самой операции. Но, по крайней мере, в честь Линге благодарные соотечественники станут называть улицы и будут устанавливать героическому капитану памятники по всей Норвегии. Других героев у норвежцев маловато. При захвате страны фашистами норвежская армия потеряла меньше двух тысяч погибшими при шестидесяти тысяч пленных, так что героев столь высоко звания, как капитан, в Норвегии почти нет.

   Еще до окончания артиллерийской дуэли мимо островка на север устремились эсминцы Орибис и Онслоу, сопровождавшие десантные корабли с пятой группой, спешившей перерезать дорогу, ведущую от Молёя на север. Еще одна группа, первая, к этому времени уже ворвалась в деревушку Хольвик на южной оконечности Вогсёя. Захват населенного пункта прошел без единого выстрела, так как все восемь солдат гарнизона деревушки в это время завтракали в городе. На острове коммандос завершили зачистку и начали минировать склады боеприпасов и нефтяные резервуары. Но основная игра начиналась только теперь. Под прикрытием дымовой завесы к Вагсёю устремились десантные суда, и первым с десантной баржи на крупную неровную гальку спрыгнул высокий худощавый офицер. Кроме табельного оружия он был вооружен еще луком со стрелами и палашом, и в бой капитан шел, играя на своей волынке "Марш камеронцев".

Норвежское море,

подводная лодка U-584

   Пока события развивались своим чередом, но судьба уже внесла свои незначительные коррективы в ход операции. Одним из них была подводная лодка U-584, осторожно идущая мимо норвежских берегов на север.

   Проснувшись, капитан-лейтенант Иоахим Деке (* Joachim Deecke) на миг испугался, что опять лежит в госпитале на больничной койке но, прислушавшись, облегченно вздохнул. Сдержанный гул дизелей, работавших на средних оборотах, и легкое покачивание кровати недвусмысленно доказывали, что он находится на корабле. О том, что это не просто судно, а подводная лодка, уже сутки находящаяся в море, указывал тяжелый дух немытых тел вперемешку с резким запахом лука и ароматом копченой колбасы. Что поделаешь, "семерка" самая маленькая из всех подлодок океанского класса, и условия обитания на ней наименее комфортабельные. Вернее, совершенно не комфортабельные. Так что скученность и отсутствие душа очень скоро дают о себе знать, и их можно почувствовать в буквальном смысле слова. Даже обильное использование моряками французских духов почти не помогает. К счастью, через несколько дней обоняние притупляется, и сопутствующие боевому походу запахи уже почти не чувствуются, но поначалу не заметить их невозможно.

   Снова прикрыв глаза, капитан прислушался, хотя и так ясно, что все в порядке, иначе его бы сразу разбудили. Все как обычно - низкое, глухое гудение двигателей, усиливающееся, когда открывалась дверь в дизельный отсек, топот ног, отдаленные переговоры, запах выхлопных газов, шум насосов, капанье воды где-то в трюме. Даже находясь в полусне, Деке тем не менее определил на слух, что это не маленькая U-9, которой он прежде командовал, а новенькая "семерка", предназначенная для дальних рейдов. Это значит, что его наконец-то ждет настоящее дело. Давно бы так, а то Иоахим уже извелся от ожиданий, боясь, что на его долю не достанется славы подводника-аса. Скорей бы добраться до вражеских вод и начать топить суда.

   Белую капитанскую фуражку Деке впервые примерил еще год назад, а ни одного даже самого маленького суденышка, потопленного лодкой под его командованием, за ним пока не числилось. Он, конечно, не первый год в море, и пару боевых наград заслужил по праву. Но когда в торпедную атаку выходит твоя лодка, это совершенно другое дело. Хорошо бы пустить ко дну свою первую жертву еще до дня рождения, вот был бы подарочек к юбилею! Что может быть приятнее для офицера-подводника, чем вымпел на перископе, а то и два, когда лодка будет возвращаться на базу. Возраст у него уже солидный, давно пора бы уже совершить что-нибудь значительное. Но так неудачно сложилось, что первая субмарина, доверенная ему под командование, была слишком маленькой, чтобы крейсировать в океане. Правда, после начала войны с Советами командование стало раздумывать, не переправить ли U-9 на Черное море. Но решили, что война на востоке и так скоро закончится. К счастью, на стапелях активно строились новые корабли и Деке доверили настоящую боевую лодку U-584. После короткой трехмесячной подготовки новый экипаж уже был готов к службе, и 27 ноября субмарина вышла из Киля, отправившись к новому месту назначения - Киркенасу. Через несколько дней еще две подлодки, U-134 и U-454 послали на север. Там, за полярным кругом, рядом с советской границей, в Нейден-фьорде начали создавать флотилию для перехвата британских конвоев.

   Назначение на север это хорошо. Хуже, если посылают ближе к экватору, там продукты от жары портятся очень быстро. Конечно, в Арктике тоже не сахар. Мало приятного, когда центральный пост постоянно окатывает сверху волной арктического холода, но ведь от мороза можно укутаться потеплее, а как укрыться от жары? Правда, Иоахиму немного не повезло, и он все же простыл, из-за чего подлодке пришлось на две неделе застрять в Бергене. Но болезнь уже позади и Деке снова готов выполнять свой долг.

   Спать уже не хотелось. Хотя в походе капитану подлодки вряд ли удастся прикорнуть больше, чем на пять часов в сутки, но пока усталость еще не успела накопится, и хочется заняться делом. Тем более, что U-бот идет не в открытом море, а вблизи берега, изобилующего островками и рифами. Тут капитану постоянно нужно отслеживать свой курс и быть начеку на случай встречи с противником ... или со своими кораблями. Даже в своих водах немецкие суда ночью ходят без ходовых огней, и при встрече с ними нужно быть осторожнее. Так, неделю назад идущая этим же маршрутом U-134 наткнулась у Тана-фьорда на немецкий конвой и без тени сомнения атаковала его, потопив один пароход. Конечно, в темноте трудно разобрать принадлежность судов, но даже фенрих сообразил бы, что англичане не стали бы жаться к чужому берегу. Однако командиру той лодки Рудольфу Шенделю такая очевидная мысль в голову не пришла. Ну что же, бывает. Война есть война. За этот потопленный пароход Шенделя хоть и не наградят, но и не накажут. А вот Деке уже по секрету сообщили, что в Киркенасе его уже ждет голубой конверт с нагрудным знаком подводника. Хотя его вручают только за два боевых похода или, как минимум, за один, но успешный, а этот переход патрулированием вообще-то не считается, но ведь целый год службы на учебной подлодке тоже кое-чего стоит. А вот Шенделю "знак подводника" теперь точно не дадут, разве что он совершит нечто особенное.

   Наконец, стряхнув с себя остатки сна, Деке бодро вскочил с диванчика, больно ударившись коленом об откидной столик. Вчера перед сном изучал карты с предстоящим районом боевых действий, и спросонья забыл о том, что столик не сложен.

   Отодвинув шторку, Иоахим обвел взглядом отсек. Собственно говоря, рассматривать тут особо нечего: Узкий проход, заставленный ящиками с продуктами. Напротив капитанской ниши, гордо именуемой каютой, крохотная радиорубка. Левее нее такая же маленькая рубка гидроакустика. Справа открытый люк, ведущий в центральный пост. К слову сказать, планировка хорошо продумана - сидя в своем закутке, составляя донесения, или заполняя журнал боевых действий, капитан находится в курсе всех событий.

   Торопливо умывшись, благо, что в начале похода пресной воды хватало даже на мытье рук, капитан начал рабочий день с изучения поступивших сообщений.

   Хут Фесслер, корабельный радист, спокойно дремал на своем посту, не снимая наушников и подперев подбородок руками. Не хочет уходить с вахты даже ненадолго, хотя его прекрасно может подменить акустик. Впрочем, уж лучше сидеть в своей крошечной рубке, чем пытаться уснуть в торпедном отсеке. Радист - единственный унтер-офицер на лодке, которому приходится спать среди рядового состава, а это то еще удовольствие: Грязные, залитые супом постели, в которые моряки ложатся прямо в сапогах и верхней одежде, постоянный гам, спертый воздухе, пропитанный запахами пота и мазута. Да уж, действительно лучше спать за столом, даже постоянно просыпаясь, чтобы записать какое-то ненужное донесение.

   Протянув руку к радиожурналу, Иоахим вдруг передумал, решив, что распишется в нем позже, и слегка толкнул Фесслера:

  -- Что там на Лофотенах?

   Чуть приоткрыв глаза, радист бодро, как будто и не спал, отрапортовал:

  -- Томми по-прежнему разбойничают и, похоже, убираться с наших островов не торопятся.

   Да, в северных морях становится жарковато. Сначала западные союзнички русских начали посылать им конвои один за другим, а теперь уже и у берегов Норвегии неспокойно. Буквально вчера англичане повторно устроили налет на Лофотенские острова, хотя полгода до этого сидели тише воды. Из-за этого субмарина задержалась с выходом из порта на целый день, пока уточняли обстановку. К счастью, первые страхи оказались беспочвенными - налет на острова, это всего лишь рейд, а не полномасштабное вторжение, и под вечер U-584 отпустили в поход.

   Пока лодка подойдет к островам, овсянники уже удерут. Но этот рейд явно не последний. Вопрос только в том, когда и где островитяне нанесут следующий удар. А куда бы он совершил налет, будь на месте британского адмирала? Пожалуй, поближе к Шотландии, но в то же время подальше от Бергена и Тронхейма. То есть... То есть где-нибудь в районе Северного фьорда. А мы сейчас должны находиться чуть южнее него, где-то у Фёрде-фьорда. Так-так, становится интересно. С этой мыслью капитан, пригнувшись, пролез в центральный пост. Тот, кто представляет себе командный пункт корабля, как просторное помещение, в котором вахтенные флегматично наблюдают за приборами, никогда не был в подводной лодке. Неподготовленный человек, случайно оказавшийся здесь, решил бы, что ему снится бредовый сон. Помещение центрального поста кажется, создано исключительно для размещения как можно большего числа вентилей и маховиков. Их тут собрана просто огромная коллекция. Разного цвета и размера, расположенные в беспорядке на стенах, свисающие с потолка, прячущиеся по углам, кучкующиеся в небольшие группки или собранные в стройные ряды. Однако, обилие маховиков не подлодке это дизайнерский изыск, а вполне объяснимая необходимость, учитывая, сколько на субмарине различных цистерн - балластовых, дифферентных, уравнительных. Все эти емкости оснащены клапанами и кингстонами, чтобы впускать и выпускать воду и воздух. Некоторые еще и соединены друг с другом, чтобы перекачкой воды уравновешивать лодку, или могут использоваться в качестве запасного топливного бака. Вот чтобы управлять всем этим хозяйством, на центральном посту и разместили такое обилие вентилей. К ним, естественно, еще прилагались многочисленные трубы и манометры, между которыми пролегают разноцветные скрутки проводов. Как будто этого мало, тут же громоздились ящики с консервами и фруктами, лежали мешки с овощами, коробки с яичным порошком, висели связки сосисок и покачивались гамаки с буханками хлеба. Но для подводников это, в общем, обычная картина. Лодка типа VIIC проектировалась, исходя из рационального размещения механизмов. Спальные места для экипажа при этом выделялись по остаточному принципу и даже унтер-офицеры постоянных кроватей не имели. Кладовка же для продуктов и вовсе не предусматривалась. И пусть до Киркенаса лодке идти всего дней пять, максимум неделю, но мало ли что может случиться в море и какие задачи ей могут поставить. Поэтому U-584 готовили к выходу в автономное плаванье как положено, с максимальной загрузкой.

   За центральным постом через круглый люк виднелся жилой четвертый отсек. Самое беспокойное место для сна, в насмешку прозванное моряками "Потсдамерплац". Этот отсек был самым настоящим проходным двором. С одной стороны от него располагались центральный пост и спальный торпедный отсек, а с другой стороны дизели, электромоторы и камбуз. Каждый раз при смене вахты в проходах возникала маленькая давка, а когда наступало время приема пищи, стюарды начинали таскать свои кастрюли, тарелки и чайники. Опять-таки, кормовой гальюн в первые дни похода забит продуктами, так что дизелистам и мотористам приходится постоянно бегать к носовому.

   Но пока на лодке все тихо, и даже в центральном отсеке народу не очень много. Когда лодка идет в надводном положении, рулевые горизонтальных рулей внизу не нужны, и несут верхнюю вахту в качестве наблюдателей. Там же на мостике находится вахтенный офицер. Внизу остался боцман с одним матросом, инженер лодки, а также первый помощник, который вообще-то сейчас должен отдыхать. Штурман тоже успел проснуться и стоял за своим столиком, проверяя курс, проложенный ночью на карте вахтенным офицером, и прикидывая дальнейший маршрут. Сняв с карты целлулоидную пленку, он задумчиво что-то отмерял циркулем и сверялся с записями. Занятый ответственным делом, штурман поприветствовал командира не поднимая головы, и ткнул карандашом в большой остров, мимо которого они сейчас проходили:

   - Фройсьён.

   Деке наклонился над картой и замер с задумчивым видом. Его молчание и нахмуренный лоб красноречиво говорили о возможных проблемах, и тревога быстро передалась офицерам. Старший инженер, рассеянно почесав щетинистый подбородок, бросил взгляд на приборы и поспешил на корму. Вскоре после его ухода замолчал правый дизель, через пару минут снова ожил, а потом тоже повторилось и с левым двигателем. Судя по всему, инженер решил еще раз очистить от нагара заслонки выхлопной системы. Хотя эту процедуру уже проделывали пару часов назад, но лишняя профилактика не помешает. Если лодке придется срочно погружаться, через неплотно прикрытые заслонки в выхлопную трубу хлынет вода, так что лучше поберечься.

   Старший помощник тоже ощутил потребность в действиях:

  -- Кэп, думаю, пора осмотреть торпеды. Сразу же после смены вахты начнем.

  -- Подожди, Хельмут, - остановил ненужную инициативу Деке. - Не сегодня.

   Торпеды проверялись позавчера, перед выходом в море, так что очередной осмотр действительно может немного подождать. Ведь если им придется столкнуться с противником во время профилактики торпед, то это значит, что враг застанет их фактически безоружными. А с торпедами наверняка все в порядке. Все-таки перед походом рули, моторы и подшипники торпед тщательно осмотрели, все емкости для масла и сжатого воздуха наполнили, а приборы проверили.

   Еще немножко подумав и придя к какому-то выводу, Деке все так же молча, не делясь ни с кем своими соображениями, накинул прорезиненный плащ и, завязав тесемки зюйдвестки, выбрался в башенную рубку. Дозорные на мостике, совсем еще молодые парни, у которых бородка только начинала пробиваться, громко галдели, радуясь первому в жизни большому приключению. Но при этом они не забывали внимательно осматривать окрестности, и вахтенный офицер не обращал внимания на веселый гвалт. Пусть радуются, погоревать еще успеют.

   Капитан на секунду остановился, прислушавшись к разговору молодежи, благо, в спокойную погоду и в своих водах, верхний рубочный люк не задраивался. Как ни странно, но юнцы говорили не о девушках, вернее, не только о них, а о предстоящем Рождестве. Хотя на лодке имелась складная искусственная елка, но всем хотелось бы встретить праздник на берегу, с большой настоящей елью, и желательно в компании с милыми норвежками. Ведь местные девушки, в сущности, те же немки, только говорят нас странном диалекте. Мальчишки уже начали подробно расписывать, как именно встретят рождественский вечер, но с появлением капитана разом замолкли.

   Следующий час капитан провел на мостике, вглядываясь на север, откуда ожидал неприятностей. Завтрак он проигнорировал, полагая, что если Томми решат высадиться где-нибудь в этих краях, то сделают это перед рассветом. Почти все время наверху торчал и штурман, проверяя ориентиры. Лишь несколько раз он бесшумно исчезал в недрах лодки и, сверив что-то на карте, снова поднимался наверх.

   Минуты и часы шли, небо на востоке заметно посерело, сменилась верхняя вахта, но ничего подозрительного вокруг не происходило. Заступившие на дежурство наблюдатели, еще не успевшие устать, зорко осматривали свои сектора, но ничего интересного не замечали. Тем не менее, капитан упрямо продолжал сжимать тяжелый бинокль, не отрывая от него глаз. Мелькнувшую за горами слабую вспышку Деке, тем не менее, пропустил, но через секунду из-за дальних вершин разлилось сияние, как будто там над горами вставало солнце. Правда, не красное, как обычно на заре, а белое.

   Иоахим пождал губы, поняв, что его опасения, к сожалению, сбываются. Если в западной Норвегии стреляют крупным калибром, то означать это может только одно - морской десант противника. Еще не успел докатиться невнятный, многократно отраженный от скал грохот, как Деке уже машинально, не задумываясь, начал отдавать команды:

  -- Очистить мостик. Занесите в журнал. На сорока градусах замечены отблески огня.

   Отщелкнув карабины страховочных поясов, наблюдатели четкими, отработанными на учениях движениями быстро разрядили зенитные пулеметы, расторопно спустили машингеверы в боевую рубку, закрыли люк, и снова подняли бинокли, обозревая горизонт. И снова на северо-востоке появились яркие всполохи, сопровождаемые отдаленной канонадой. Теперь никаких сомнений нет. Это не случайная пальба по теням, померещившимся дозорным, а настоящий бой. Еще несколько минут капитан ждал, пока лодка приблизиться к мысу, за которым уже должно виднеться устье Вогсьфьорда, и только тогда опустил бинокль. Вход в фиорд глубоководный, и заходить в него лучше в подводном положении.

  -- Все вниз.

   Вся верхняя вахта горохом посыпались вниз, торопясь занять свои места по боевому расписанию. Последним торопливо спустился капитан. Еще не успев задраить рубочный люк, Иоахим дал команду приготовиться к погружению. В ту же секунду вахтенный офицер и корабельный инженер начали отдавать распоряжения и принимать доклады, подготавливая лодку к погружению.

  -- Обе машины стоп!

   Услышав по внутренней связи приказ, дизелисты проворно бросились закручивать вентили на потолке, перекрывая шахту подачи воздуха и закрывая выхлопные клапаны. Заглушив моторы, они отсоединили дизели от винтов и замерли. Теперь до самого всплытия за движение лодки будет отвечать машинная команда электромоторов, а мотористы, за исключением одного дежурного, смогут отдохнуть.

   Также слажено работали и другие матросы. Через считанные секунды контроль-ные приборы показывали, что все люки и заслонки закрыты, а клапаны в норме. Получив ответы из всех отсеков о полной готовности, Деке немедля скомандовал погружение.

  -- Есть погружение, - откликнулся инженер-механик. - Все на нос!

   После этой команды на субмарине началось столпотворение. Все подводники, свободные от вахты и обслуживания торпед, гурьбой ринулись в носовой отсек, чтобы своим весом еще сильнее наклонить лодку вперед. По центральному отсеку будто промчалось стадо буйволов, заставив офицеров прижаться к переборкам. И без того узкие коридоры в первые дни похода были завалены продуктами, что серьезно усложняли задачу, и количество споткнувшихся моряков значительно увеличилось против обычного. Но, несмотря на трудности, слаженный экипаж действовал четко и быстро, и ровно через тридцать секунд U-584 полностью скрылась под водой.

   С погружением субмарины работы на центральном посту не убавилось. Наоборот, начиналось самое трудное. Вести лодку на заданной глубине и выравнивать её по заданному дифференту, это целое искусство. Поэтому постоянные доклады, корректировка рулей глубины и бешеное откручивание-закручивание вентилей не прекращалось ни на секунду. Посреди всеобщей суматохи только Деке стоял спокойно, с непритворно равнодушным видом. На учебной лодке ему сотни раз приходилось отрабатывать погружение и всплытие, так что этот процесс был доведен до автоматизма. Погружение он мог бы контролировать, даже не глядя на глубиномеры, креномер и указатели дифферента, а только прислушиваясь к реву воздуха, выходящему из цистерн, и доверяя своему вестибулярному аппарату. Вот стих шум волн, бьющихся о рубку, значит, лодка погрузилась полностью. Затем лязгнули тяги, ведущие к клапанам, и воздух перестал выходить из балластных цистерн.

   Бросив взгляд на трубку прибора Папенберга, Деке убедился, что лодка находится на перископной глубине. Дальше осталось только выдерживать заданные направление и скорость движения. Поднимать лишний раз перископ, чтобы осмотреться, не стоило.

   Следующие полчаса, пройденные в подводном положении в стеснённых условиях, стоили немецким подводникам, наверно, десяти лет жизни. Впрочем, последнее неважно, ибо даже в нашей истории мало кому из них удалось дожить до конца войны. Однако, в любом случае, маневрировать в проливах между островками и скалами, да еще под водой, весьма непросто. Тут повсюду подстерегают навигационные опасности - подводные скалы, рифы, мели. С концевых отсеков постоянно докладывали о глубине, а у запасных приводов управления гидроплана дежурили матросы, готовясь перехватить управление, если откажет электрика.

   Лихорадка первых минут боевой тревоги прошла, и экипаж на посту подавленно молчал. Почти для всех это была первая боевая атака, а тут еще неизвестно, где враг, и какой. Поэтому возглас штурмана - Заходим в Вогсьфьорд, - вызвал дружный вздох облегчения. Хотя самое трудное теперь только начиналось но, по крайней мере, можно будет узнать, кто им противостоит.

   До сих пор прослушивать горизонт было бесполезно. Многократно отраженные от островков шумы сливались в один сплошной гул, в котором ничего нельзя было разобрать. Но в фьорде, в непосредственной близости от предполагаемого противника, его можно легко обнаружить.

   Электромоторы сбавили обороты, и все, находящиеся в центральном посту, повернули голову в сторону акустика, чью рубку можно было видеть через распахнутый люк. Тот пока молчал и медленно, по миллиметру поворачивал ручку гидрофона. Наконец, он крикнул:

  -- Повышенный уровень шума. Есть контакт!

   Деке поспешно подошел к рубке акустика, не дыша от волнения, но даже капитан не торопили подчиненного, ожидая пока тот классифицирует контакт. По застывшим, остекленевшим глазам акустика ничего нельзя было понять, и оставалось только ждать.

  -- Множественные шумы.

  -- Пеленг шумов? - откликнулся Деке.

  -- Пять румбов справа по борту.

   Еще несколько томительных секунд на уточнение информации, и новый доклад:

  -- Работа турбин на холостом. Вероятно крейсер! Предположительно, типа "Колония". Еще эсминцы и транспортники.

  -- Уходить или атаковать? - откровенно читалось на лицах офицеров, но перед командиром лодки такой вопрос не стоял. Подловить жирную дичь, пока она связана боем, и как можно скорее, вот как нужно действовать в подобной ситуации.

  -- Поднять перископ.

   Первый помощник щелкнул тумблером и яркий свет в центральном посту сменился тусклым красным, не слепящим глаза и помогающим адаптировать зрение к темноте.

   Забравшись в рубку, Деке плюхнулся на маленькое сиденье, похожее на велосипедное, и осушив командирский перископ сухим воздухом, припал к окуляру, высматривая англичан. Перископ подняли из воды едва лишь на метр, и волны периодически заливали объектив, но кое-что разглядеть было можно. Уже начало светать, и огромный силуэт крейсера виднелся отчетливо. Рядом с ним маячил эсминец, а правее виднелся транспорт, набитый людьми. Одна десантная баржа пристала к острову в пределах видимости, а остальные, вероятно, причалили за мысом, ближе к поселку.

   Деке довольно ухмыльнулся и пробормотал про себя, любуясь на крейсер, который должен открыть список его побед:

  -- Вот они, Томми. Прямо как на ладони, да еще так удобно встали.

   Капитан даже не стал отображать надводную обстановку на грифельной доске. Цель находится без движения, противник противодействия не оказывает, так что промахнуться невозможно.

   Опустив перископ, Деке приказал увеличить скорость, и субмарина осторожно начала приближаться к вражескому отряду, стараясь держаться ближе к фарватеру. Время от времени лодка стопорила ход, чтобы англичане не заметили бурун, и Деке буквально на несколько секунд поднимал перископ, чтобы быстренько осмотреться. Он торопливо крутил педали, вращая перископ, и снова опускал его. К счастью, маневрировать практически не приходилось, и вскоре U-584 вышли на позицию для атаки.

  -- Приготовить торпеды к пуску!

   Пока капитан сидел в боевой рубке, внизу в центральном посту первый помощник передавал его распоряжения торпедистам:

  -- Затопить установки с первой по четвертую. Открыть торпедные люки. Подключить аппараты.

   Торпедисты еще загодя очистили место у люков, сдвинув ящики с провизией и посуду в сторонку, и теперь расторопно выполняли все приказы. Получив доклад из носового отсека и проверив сигнальные лампочки текущего состояния торпедных аппаратов, первый помощник задрал голову к люку и отчитался:

  -- Аппараты к пуску готовы.

   Капитан спокойно, как будто ему не впервой водить лодку в атаку, диктовал вводные для стрельбы: скорость, угол, дальность, глубину. Второй вахтенный офицер тут же заносил все данные в счетно-решающий прибор "форхальтерехнер". Курс самой подлодки и ее скорость поступали в прибор автоматически, как и направление. Через несколько секунд счетная машинка автоматически рассчитала данные и ввела их в торпеды, установив нужное положение рулей и гироскопа. Даже если лодка изменит курс, автомат тут же введет изменения в рулевой механизм торпед, и они все равно пойдут прямо к цели. Все, что нужно, это лишь удерживать вражеские корабли в перекрестии прицела.

   Уже можно стрелять, но все же лучше подобраться поближе. Еще ближе, еще немножко, вот еще чуть-чуть... В эти секунды не только сам Деке, но и половина его экипажа буквально не дышали. А вдруг Томми заметят? Тогда подводникам конец. Если не накроют снарядами, то забросают глубинными бомбами, и тогда все. Даже если кто и выплывет, то в ледяной воде зимнего Норвежского моря умрет за считанные минуты. Скорей бы команда "Пуск". В носовом отсеке сгрудившиеся подводники не отрывали глаз от торпедной команды, замершей у резервной стойки управления стрельбой и у рычагов аварийного пуска. Если в центральном отсеке вдруг случится неполадка, торпедисты сами произведут пуск.

   На дистанции тысячи метров (* немецкие моряки измеряли расстояние не в кабельтовых, а метрах) Деке, наконец, последний раз сверив параметры, приказал пускать торпеды, и U-584 произвела полный зал. Веером, с углом растворения 3 градуса, чтобы наверняка поразить цель, лодка выпустила четыре торпеды, увернуться от которых крейсер уже никак не мог.

  -- Торпеды выпущены! - торжественно завопил старший помощник.

  -- Слышу все торпеды, - подтвердил гидроакустик.

  -- Овсянникам каюк, - вставил реплику кто-то из рулевых, но на него тут же шикнули. Сначала надо дождаться результатов атаки, а уж потом радоваться.

***

   Вслед за капитаном, вооруженным средневековым оружием и играющим на волынке, на берег устремились его коммандос. Британские солдаты отважно спрыгивали в ледяную воду, держа в руках оружие и штурмовые лестницы. Темная вода у самого берега белела, ударяясь о камни, вздымалась и превращалась в пыль, мгновенное пропитывая одежду. Но отважных десантников столь ничтожное препятствие остановить не могло, и они спешили за своим командиром.

   Если в обычной пехоте старшие офицеры сидят далеко за передовой и лишь по мере передвижения линии фронта переносят свои наблюдательные пункты вслед за наступающей пехотой, то у коммандос все иначе. Заместитель командующего операцией капитан Джек Черчилль сам возглавил основную группу, которой предстояло штурмовать городок, и лично повел её в атаку. Помимо безумной храбрости капитан также отличался неистовой любовью к холодному оружию. Он не раз заявлял, что офицер, идущий в бой без меча, вооружен недостаточно. Кроме того, Черчилль прославиться тем, что стал первым англичанином в этой войне, застрелившим противника из лука. Командование настолько впечатлилось этим фактом, что даже назвало эту операцию "Стрельбой из лука", хотя лучник во всем отряде имелся только один.

   В предрассветном сумраке трудно было что-то рассмотреть, но основной ориентир - остроконечный конус с крутым склоном, вздымавшийся на несколько сот футов, хорошо виднелся на фоне неба. Прямо под ним и левее раскинулся городок Молёй. Это союзный город, хотя и временно захваченный противником, и его жители поддерживали англичан против захватчиков. Они загодя выяснили систему огня, подсчитали численность гарнизона, и проверили, что минные поля на острове не устанавливались. Воевать на своей земле всегда легче, к тому же автоматического оружия у бойцов достаточно, а боевой дух на высшем уровне. Единственное, что удручало - экипировка солдат не предназначалась для действий в высоких широтах - ни шапок, ни теплых масок им не выдали. Лишь некоторым бойцам повезло получить вязаный подшлемник, а остальным приходилось самостоятельно добавлять такую деталь экипировки, как шерстяной платок. Одни завязывали его по-бабьи, закрывая шею, затылок и уши от холода, а другие спереди на манер разбойников, прячущих свое лицо. Те, кто пренебрег утеплением и ходил по холоду с открытым горлом, рисковали серьезно простыть.

   Китель или куртка десантников, единственным достоинством которых являлась дешевизна в производстве, также не грели, и под них поддевали теплый свитер. Не выдали бойцам и зимние маскировочные костюмы, хотя в Норвегии уже лежал снег. Ситуация с обувью у коммандос обстояла еще хуже - кто-то ходил в легких ботиночках, другие в кожаных полусапожках, а некоторые даже щеголяли в резиновых сапогах.

   К поселку десантники шли небольшими группами, чтобы при обстреле не накрыло всех сразу, но предосторожность оказалась излишней. Кроме одиночных постов на окраине городка никого из немцев не было. Часовые, неуклюжие в своих огромных тулупах и тяжелых сапогах на толстой деревянной подошве, даже не пытались оказать сопротивление, а старались сразу же скрыться. Один из них, не успев убежать, спрятался за маленьким сарайчиком, в надежде, что противник пройдет мимо. Но его месторасположение выдало легкое облачко пара, и коммандос получили своего первого пленного. Не останавливаясь, чтобы осмотреть живого немца, как это сделали бы обычные солдаты, все быстро шли вперед, настороженно озираясь по сторонам. Лишь юный связист Мерфи, переведенный в батальон буквально перед началом операции, постоянно отставал. В одной руке он держал винтовку, а в другой тяжелую катушку с проводом. Большая сумка с противогазом, неудобно подвешенная, хлопала по бедру, лямки брезентового рюкзака постоянно сползали, да и прочая амуниция изрядно мешала. Было видно, что парнишку лишь недавно призвали в армию, и если бы не его специальность, Мерфи не стали бы зачислять в такую элитную часть.

   Первый отряд, неожиданно повстречавшийся британцам, оказался совершенно не готов к бою. Фрицы несли винтовки за спиной, многие шли без шлемов, а кто-то вообще без оружия. Опытные автоматчики, заметив противника, среагировали мгновенно и обрушили на него огненный шквал. Пули срезали кусты и ветки деревьев, поднимали с дороги фонтанчики снега и пыли, а самое главное, вонзались в тела, разрывая мышцы, пробивая головы и ломая кости. Немцы не ожидали встретить такого плотного огня в упор, и даже не успели сообразить, куда им лучше бежать. Практически никто из них не сделал ответного выстрела, и через несколько секунд лишь десять распростертых на земле тел остались от полных жизни молодых парней, даже не подозревавших, что им не придется дожить до ближайшего Рождества.

   Следующая встреча с противником оказалась для англичан не столь успешной. Отделение немцев благоразумно не стало переть на рожон и попыталось устроить засаду, затаившись в кустах. Не очень успешно, впрочем. Может быть, затея и удалась бы, но нечаянный выстрел неловкого солдата сразу открыл противнику место засады. Упав на землю или спрятавшись за сараями, коммандос тут же обстреляли подозрительные заросли, но неприцельный огонь был не очень эффективен. В ответ захлопали винтовочные выстрелы и затарахтел короткими очередями пулемет, мешая британцам хорошо прицелиться. Появился и первый раненый, к счастью, легко, и почти сразу за ним второй.

   Нежданная заминка в наступлении отнюдь не обескуражила капитана. Война была его профессией, и он хорошо её освоил, особенно наступление. Сражение было его стихией, и десяток фрицев, с его точки зрения, не являлись сколь либо значительной помехой. Прикинув расстояние до кустов, Черчилль взял у сержанта мину от трехдюймового миномета с уже установленным взрывателем. Поднатужившись, капитан взмахнул своей длинной рукой и забросил импровизированную гранату как можно дальше. Вторая не понадобилась. Десятифунтовая мина, упавшая за спиной немцев, мгновенно убила и серьезно ранила почти всех из них. Только один солдат остался невредим но, ошалев от взрыва и мгновенной гибели товарищей, он бросил оружие и, сорвав каску, пустился наутек.

   Пользуясь преимуществами неожиданности, численного превосходства и лучшей подготовки, отряд сходу вытеснил немцев с окраины, однако самое трудное было впереди. Самое тяжелое на войне, это бой в городе. Когда стрелять в упор означает не выцеливать врага с дистанции сотни ярдов, а действительно сталкиваться с ним лоб в лоб, колоть штыком и палить не целясь, торопясь, чтобы противника тебя не опередил. Поэтому, несмотря на успешное начало, капитан и его команда не расслаблялись, продвигаясь вперед осторожно. Стены у большинства домов были деревянные и легко прошивались пулям, поэтому по возможности коммандос пригибались, прячась за каменными фундаментами. Но, хотя и с предосторожностями, десантники продвигались довольно быстро. Огневой мощи автоматов для ближнего боя хватало, а в серьезных случаях поддержку окажут артиллеристы, с которыми наступающие коммандос поддерживали связь по рации.

   Заметив, что немцы начали постепенно накапливаться за складом, Черчилль запросил помощи у моряков, указав направление дымовой ракетой. Привыкшие стрелять на дистанции многих миль, близкую цель морские канониры поразили одним выстрелом. Там, где только что стояла группа солдат, полыхнуло пламя и поднялся вихрь. Из тучи пыли вылетела винтовка, рухнув на камни - все, что осталось от немецкого подразделения. Когда дым отнесло ветром, на месте взрыва шестидюймового снаряда не осталось ни одного тела.

   Переулок за переулком британский отряд продвигался вперед, зачищая территорию и постепенно охватывая городок полукольцом. Сопротивление случалось, но спорадическое, неуклюжее и недолгое. Немцы больше теряли пленными, чем убитыми, так что капитан даже немного расстроился. Он рассчитывал на грандиозное веселье, а получилась нудная зачистка поселка от бестолкового противника. Ну кто же так оборону держит? Одним словом - тыловое подразделение, да еще и третьесортное. Как докладывали норвежские агенты, всех годных к строевой службе недавно отправили на сборный пункт и дальше на фронт. А в эту дыру спровадили пополнение из молодых белобилетников и отсрочников. Выучка личного состава у вермахта, правда, неплохая, но численное преимущество атакующих не оставляла обороняющимся никаких шансов. К тому же охранное подразделение, недавно сформированное заново, не прошло еще полного курса обучения и не успело получить навыков в обращении с оружием и в тактических приемах.

   Конечно, не только противник нес потери. Вот перед наступающими разорвалась мина, и буквально через несколько секунд упала следующая. Шедший рядом с командиром солдат вздрогнул, выронив оружие и схватившись за грудь, а изо рта у него хлынула кровь. Его товарищ, недавно хвалившийся тем, что не боится смерти, но впервые увидевший всю её неприглядность, в ужасе остановился, теребя друга, как будто его можно оживить. Капитан, слегка контуженный после взрыва, немного пошатывался, голова у него кружилась, а в ушах звенело. Но, быстро придя в себя, Черчилль схватил за руку рядового, у которого начиналась истерика, и оттащил за угол.

   Оглядевшись, капитан заметил, что на улице остался лейтенант О'Флахерти. Он не успел спрятаться и теперь катался по земле, сжимая лицо руками. Никто не спешил на помощь раненому, и Черчилль пошел на выручку сам. Поручить подчиненным лезть под огонь, самому оставаясь в безопасности, ему в голову не пришло.

   Снова грохнуло, над головой прошуршали комья земли и обломки досок, однако Черчилль благополучно добежал до пострадавшего, поднял лейтенанта на руки и бегом вернулся с ним за укрытие.

  -- Ты можешь на ногах стоять? - тревожно спросил капитан, пытаясь разглядеть характер ранения.

  -- Могу, - простонал лейтенант, не отрывая рук от лица. - Только ничего не вижу.

   И действительно, вся голова О'Флахерти была покрыта копотью, песком и кровью, представляя собой жуткое зрелище. Но когда санитар протер лейтенанту лицо, оказалось, что правый глаз уцелел. Как ни странно, но молодой офицер не столько обрадовался возвращению зрения, сколько сокрушался о предстоящем увольнении с военной службы.

  -- Черт, меня же теперь отправят в отставку, - жалобно причитал раненый, пока его перевязывали.

  -- Да ты сдурел лейтенант, - как мог, подбодрил своего подчиненного Черчилль. - Пока у Британии столько врагов, боевого офицера не станут списывать со счетов из-за пустяковой болячки. Подожди, ты еще до генерала дослужишься, вот увидишь. (* Действительно, О'Флахерти дослужился до бригадного генерала.)

   Вскоре отряд изготовился к атаке и снова попробовал преодолеть улицу. Озлобившись на потери, солдаты рвались вперед, пренебрегая осторожностью, за что тут же поплатились, потеряв несколько человек убитыми и ранеными. Дальнейшее продвижение коммандос застопорилось. Стрельба со стороны немцев вдруг стала не только удивительно меткой, но и организованной. Противник уверенно блокировали все попытки британцев пройти вперед или обойти с флангов, а сам при этом постоянно менял позиции минометов и пулеметов. Черчилль даже восхитился такому умелому построению системы огня, хотя и не понимал, как немцы так быстро наладили взаимодействие.

   В ближайшем доме капитан организовал временный штаб, куда поступали доклады от его подразделений. Тут же установили рацию для связи с крейсером. Связист Мерфи, постоянно следовавший за капитаном и тащивший тяжелую катушку с проводом, с облегчением положил оборудование на пол и быстро подключил телефон. Вспомнив, что его еще надо заземлить, телефонист воткнул штырь заземления в цветочный горшок, но к его удивлению аппарат все равно не заработал. Связь с наблюдательным пунктом находилась под угрозой, но радист, наблюдавший за действиями Мерфи с нескрываемым изумлением, снял наушники, коротко что-то буркнул, и быстренько все наладил.

   Поступившие сообщения капитана не радовали. Потери значительно возросли, а успехи были мизерными, да и те благодаря корабельной артиллерии. Это плохо, северный зимний день очень короток, и если так пойдет и дальше, отряд не успеет выполнить все задачи. Пора запрашивать подкрепление. Но как фрицы смогли столь блестяще организовать оборону? Черчилль отнюдь не недооценивал противника, но тыловики есть тыловики. Их подготовка недостаточна, а опыт отсутствует вовсе. Немного растерявшись, капитан рассеянно оглядел комнату, в которой до него, очевидно, квартировались немецкие солдаты, и начал понимать, что здесь что-то не так. Какая-то странная форма - теплая куртка, подбитая фланелью, такие же теплые брюки и капюшон. Странные короткие обмотки.  Баночка кофеинового шоколада - откуда она у рядовых солдат? Меховые камусы, необходимые для подъема на лыжах в гору. Подозрительно большие фляги. А что в холщевом мешочке? Да тут комплект запасных триконей-крылышек (* стальные зубчатые набойки для горных ботинок). А вот под кроватью виднеются и сами горные ботинки, для подошв которых и предназначались трикони. Открыв дверцу платяного шкафа, Джек даже удивленно присвистнул, увидев китель с наградной колодкой.

  -- Черт побери, да здесь находятся горные стрелки! Ну, наконец-то встретился достойный противник.

   И действительно, в Молёй недавно прислали горных стрелков, которых отпустили с фронта на рождественские каникулы, убив тем самым сразу двух зайцев - дать ветеранам отдохнуть в уютной домашней обстановке и одновременно усилить оборону важного пункта. Их, правда, всего полсотни, но зато это были опытные бойцы, хорошо подготовленные и полгода проведшие на восточном фронте, так что каждый из них стоил целого отделения простых пехотинцев.

   Поняв, в чем тут дело, Черчилль прибодрился. Раз тут не пахнет мистикой, и он просто имеет дело с опытными вояками, то и действовать нужно соответствующе. В ближний бой с егерями лучше не вступать. Нужно засекать их огневые точки и сразу же корректировать огонь артиллерии и пулеметов.

   Неожиданно огонь противника разом стих, и почти сразу капитан почувствовал содрогание земли, как будто там внизу прошел огромный поезд метрополитена. Через долю секунды по ушам хлопнул резкий, смешанный со скрежетом гул, и если бы в комнате остались целые стекла, они бы все вылетели.

   Дома загораживали обзор, не давая разглядеть пролив, но два огромных дымных гриба, выросших на том месте, где находился крейсер, не сулили ничего хорошего. Темные столбы еще не успело отнести ветром, как один из них вспыхнул желтым светом - рванул артпогреб.

   Радист растерянно доложил, перекрикивая грохот взрывов, что связь с крейсером пропала, и попытался связаться с эсминцами.

  -- Сволочи! Они взорвали Кению! - Завопил Мерфи, как будто капитан сам еще не понял.

   Остальные солдаты, поняв, что произошло, подхватили его крик:

  -- Ублюдки! Они потопили Кению! (* Этот полный негодования возглас, отлично воспроизведенный в снятом после войны фильме, потом стал нарицательным.)

   И действительно, половина выпущенных торпед точно попали в Кению. Правда, одна не взорвалась, но зато другая пробила борт и полностью разрушила машинное отделение. Третья угодила в подводную скалу, никому не причинив вреда, а четвертая попала в эсминец, что тоже надо считать успехом немецких подводников. Сравнительно небольшой корабль сразу разломился на две части, не оставив экипажу времени для эвакуации.

  -- Черта с два потопили, - перекрикивая хор голосов, заорал Черчилль. - Это всего лишь одна торпеда. Она крейсеру не страшна.

   Но, хотя остановить панику ему и удалось, о дальнейшем наступлении не могло быть и речи. Какое уж тут продолжение операции, лишь бы отход организовать. И также, как до этого капитан Черчилль шел во главе атакующих, теперь он возглавил арьергард.

   Несмотря на потерю Кении, итог операции получался неплохим. Коммандос выполнили почти все поставленные цели, взорвав склады рыбьего жира, запасы топлива, фабрики, маяк и электростанцию. Сотня немцев взята в плен, а еще полторы сотни убито (* возможно, в эти цифры вошли немецкие рабочие, а может, это просто преувеличение). Так что британские экспедиционные силы покидали поле боя с чувством выполненного долга, оставляя за собой пылающий поселок. После битвы большая часть Молёя была охвачена пожаром, но всех жителей, решивших эвакуироваться, англичане смогли взять с собой.

***

   На U-584 после пуска торпед царило тревожное ожидание. У одних моряков лица были искажены волнением, у других, наоборот, демонстративно бесстрастны, и лишь поджатые губы выдавали тревогу. Вся жизнь подводников на войне подчинена только одной цели - искать и топить вражеские корабли, а тут сразу такая роскошная цель, как крейсер. Поэтому долгие секунды ожидания, пока торпеды шли к цели, казались годами. В эти мгновения последний матрос чувствовал себя причастным к великому событию не меньше, чем капитан, и считал себя равным с офицерами. Все делали одно общее дело, и все одинаково ответственны и за возможный триумф, и за неудачу.

   Деке в волнении снял капитанскую фуражку и, вытерев ею пот с лица, уронил в люк. Вахтенные то смотрели друг на друга, то поворачивали голову в сторону рубки акустика, хотя взрыв торпеды услышат все.

   Акустик громко отсчитывал секунды, но всем казалось, что он специально говорит медленно, растягивает паузу между словами.

  -- Да сколько ж они будут идти, - яростно прошептал рулевой, - вечно, что ли?

   Как бы в ответ на его слова акустик высунул голову из своего закутка и прокричал, что первая торпеда не взорвалась. Ненадежный дистанционный детонатор, предназначенный для взрыва прямо под корпусом корабля, на этот раз не сработал. Это как лотерея - если сложный механизм отработает нормально то, получив пробоину в днище, даже крупный корабль будет обречен. Но такое мудреное устройство частенько отказывает, как например, на этот раз.

   Тихий сдавленный стон экипажа, аханье и ругань грозили перерасти в крики, но наконец-то по корпусу ударил грохот взрыва, эхом пробежавший по лодке. Через несколько секунд последовал второй, и чуть позже и третий, вызвав перемену в настроении экипажа. Злые и раздраженные моряки мгновенно превратились в счастливейших людей на свете.

   Подняв ненадолго перископ, капитан немного охладил восторги экипажа, заявив, что крейсеру досталась лишь одна торпеда, но зато в придачу, уничтожен эсминец. Подводники выразили свое ликование по поводу двойной победы восторженными воплями, но еще один гул, донесшийся до лодки, заставил всех настороженно замереть.

  -- Это опять крейсер, - крикнул Деке из своей рубки. - Очевидно, котлы взорвались. У него сильный крен на левый борт.

   Добивать противника или просто любоваться зрелищем тонущего корабля капитан не решился. Акустик докладывал о наличии нескольких эсминцев, да и здравый смысл подсказывал, что пора уходить из района атаки и идти на базу. Спрыгнув вниз, Иоахим тут же скомандовал разворот:

   -- Руль влево до упора. Правый двигатель - полный вперед. Дифферент на нос.

   Лодка развернулась, судовые двигатели потихоньку набирали обороты, уводя субмарину подальше от опасности. На борту царила полная тишина, моторы работали в экономичном режиме, а все лишнее оборудование, включая вентиляторы, отключили. Но уйти от британцев оказалось непросто. Хотя Онслоу и Ориби ушли к северу, а Чиддингфолд Деке потопил, но еще оставался четвертый эсминец - Оффа. Его капитан Юинг здраво рассудил, что демаскировавшая себя немецкая подлодка сейчас пытается покинуть Вогсфьорд, и решил перекрыть ей путь, не дав уйти в море. Промчавшись к западу три мили, Оффа замедлил ход и пошел переменными галсами, прослушивая воды фьорда. Деваться из узкого пролива между Бременгаром и Вогсёем субмарине было некуда, разве что затаиться и подождать, пока англичане уйдут.

Глава 16

   Ужас, перед которым так трепетал лейтенант Климов, оказался миниатюрной девушкой в военной форме. Невысокая, с короткой стрижкой, так что волосы не выглядывали из-под шапки, и худенькая, несмотря на объемистую фуфайку. Её можно было бы назвать школьницей, если бы не серьезный взгляд человека, повидавшего смерть.

  -- Это дочка комполка Валя, - шепнул мне Иванов. - Ох, и влетит Климову за то, что он провез её зайцем.

  -- Сам виноват, - пожал плечами Стрелин. - Почему лично все вагоны вовремя не проверял? Начальник эшелона называется, тьфу ты. Да еще, к тому же, исполняющий обязанности комбата.

   Мне хотелось рассмеяться над забавной ситуацией, в которую влип Климов, но когда я разглядел, кто шел за Валентиной, то настала моя очередь открывать в изумлении рот. Там была моя Аня. В белой шубке, подпоясанная портупеей, и с наганом на боку! Прямо-таки, прекрасная богиня войны.

   Обняв её, я тут же принялся ругать свою драгоценную, правда, вполголоса:

  -- Аня, ну как же так можно! Тебе поручили столь ответственный участок работы, который, кроме тебя, никому доверить нельзя. А ты проявляешь несознательность и все бросаешь. Это несерьезно.

  -- Ты исчез, - кокетливо пожала плечиками моя ненаглядная и хитро улыбнулась. - Конечно же, я обеспокоилась и бросилась на поиски.

  -- Тут есть, кому меня охранять. Вон, смотри, целая рота. Вот скажи, Анечка, что тебе на фронте делать? Сиди, лучше в своем наркомате и читай бумаги. Тем более, - я еще сильнее понизил голос, - ты секретоноситель высшего уровня. Таких нельзя пускать на передовую, и куда только госбезопасность смотрела?

   Аня скромно потупилась, вину признала, в несознательности раскаялась, но все равно продолжала лукаво улыбаться.

   Иванов же тем временем отчитывал дочку майора:

  -- Валентина Андреевна, вы что, уже успели закончить курсы медcеcтер? - Вопрос был риторическим. - Нет, не успели! Я не понимаю подобной безответственности! Если страна отправляет вас учиться воинской специальности, так вы обязаны довести учебу до конца. Да и не возьмут вас на фронт, вам же только пятнадцать недавно исполнилось. Вот в тыловой госпиталь вас примут с удовольствием. Отправляйтесь-ка лучше домой, и устраивайтесь там в больницу. (* Напомню, до войны семья капитана Козлова проживала в г. Рубежном. В АИ он фашистами пока не захвачен.) А как наберетесь опыта, да годков вам прибавится, тогда и в медсанбат переведетесь.

  -- А я себе несколько лет уже прибавила, - радостно призналась Валя. - По документам мне уже восемнадцать.

   Комбат даже всплеснул руками, поражаясь такому легкомыслию, и привел последний довод:

  -- Ваш отец волноваться будет. Что я ему скажу?

  -- Ничего не скажите, - вмешалась Жмыхова, доставая удостоверение лейтенанта госбезопасности и бумагу, требующую оказывать её подателю всяческое содействие. - Девчонка рвется на фронт, и дома её все равно никто не удержит. (* Как и в РИ)

  -- А вы, Анна Николаевна, - возмущенно прошипел Сергей, - аферистка. И сами из своего наркомата сбежали, и школьницу сюда притащили.

  -- Зато я знаю, куда вас отправили, - примирительно ответила Аня. - Не к Демьянску, а на Псковский фронт, вот! - Это, конечно, секрет, но уже сегодня все смогут увидеть, куда повернет эшелон.

  -- Это настоящее дело. Лучше, чем зачуханных немецких окруженцев удерживать, - одобрительно кивнул Иванов, сразу сменивший гнев на милость.

  -- И ты знаешь, куда именно и с какой целью? - тихонько спросил я советницу наркомов.

   Поднявшись на цыпочки, Анечка с готовностью прошептала мне на ухо секретные сведенья, касающиеся цели нашего похода, выведанные ею в Кремле.

   Ротные и взводные, не обладающие подобным источником сведений, опять вцепились в карту, гадая, куда перебросят дивизию, и в каком направлении придется наступать. Импровизированное совещание прервал связной из штаба полка, прибежавший с распоряжением восстановить Иванова в должности комбата. Сергей уже полностью остыл от своего праведного гнева, и своей властью отправил Валентину Козлову в медсанвзвод. Там от нее и польза была, и служить придется в женском коллективе.

   Мне же следовало снова официально принимать роту. Оба взвода я уже успел осмотреть, проверив вооружение и настроение бойцов. Командирский вагон проверю в пути. Однако, помимо трех теплушек у нашей роты имелся еще целый вагон с ротным хозяйством. Половину его занимали стойла с лошадьми, верховыми и обозными, и там же обитали повозочные. Ладно, список имущества прокрыжу позже, а сейчас лучше подумаю, что мне делать с Аней? Поругать еще немножко, или расцеловать? Вернее, совершенно ясно, что следует сделать и то, и другое, а вот как её заставить вернуться в Москву?

   Пока я раздумывал, из стоящего рядом поезда грянул дружный хор солдатский голосов в сопровождении гармони, и я невольно заслушался. Песня была хорошо знакомая и, в тоже время, непривычная:

   В кейптаунском порту, с какао на борту,

   "Жанетта" доправляла такелаж.

   Но, прежде чем идти, в далекие пути,

   На берег был отпущен экипаж.

   Идут сутулятся, вздымаясь в улицы,

   Давно знакомы им и шторм, и град,

   И клеши новые, полуметровые,

   Полощет весело ночной пассат.

   Им дверь открыл портье, и несколько портьер,

   Откинулись, впуская моряков.

   И не было забот, и горе не придет -

   Здесь люди объясняются без слов!

   Здесь пунши пенятся, здесь пить не ленятся,

   Поют вполголоса, присев в кругу:

   "Мы знаем гавани далеких плаваний,

   Где жемчуг высыпан на берегу...

   Несмотря на то, что её написали только в прошлом году, песня успела обрести множество вариантов и получить новые куплеты. Ведь слова обычно запоминались на слух, часто с ошибками, и потому текст новомодного шлягера быстро мутировал. К тому же каждый, обладающий даром стихотворчества, считал своим долгом добавить что-нибудь от себя. Вот и сейчас, едва повествование дошло до схватки англичан с французами, бойцы запели вразнобой. Спор перешел в ругань, и еще немного, дело могло бы дойти до драки.

   Ситуацию спасла находчивая Жмыхова. Достав удостоверение сотрудника ГБ, она ринулась наводить порядок. Взводный сержант, не уследивший за своими солдатами, виновато откозырял ей.

  -- Товарищ лейтенант госбезопасности, не знаем, как правильно петь. Вроде, англичане наши союзники, а французики под немцами. А с другой стороны, зачем британцы их бомбили? Нехорошо как-то. Вот у нас и спор вышел. Одни бойцы считают, что в песне победили французы, а другие настаивают, что англичане. Как быть?

   Ну, тут нашим певцам повезло, они наткнулись на специалиста:

  -- Я училась в институте литературы и истории, - бойко протараторила Аня, - так что смогу рассудить вас. Там на литературном кружке нам рассказывали про современную поэзию, в том числе и про эту песню. Её сочинил в прошлом году девятиклассник ленинградской школы Паша Гандельман. В первоначальном варианте победили англичане, поэтому рекомендую вам придерживаться авторского текста.

   Пока девушка читала лекцию о поэзии, ко мне подкрался политрук Михеев и начал тихонько нашептывать:

  -- Товарищ старший лейтенант, я знаю, что не только некоторые командиры, но даже и комиссары обзаводятся полевыми женами. Но в вверенном мне подразделении, за моральным обликом которого я обязан следить, подобного разврата не допущу!

  -- Эх, Михеев, - досадливо вздохнул я. - Не о том ты думаешь. Лучше посоветуй, как уговорить Аню вернуться.

  -- А она в нашем полку числится, как, например, ваш ординарец?

  -- Увы, - развел я руками. - Тогда все было бы просто.

  -- Значит, приказать ей вы не имеете права, - огорченно поджал губы политрук. - Только уговорить.

   Тоже мне совет. Кстати, инцидент с песней мне кое-что напомнил и, вырвав из блокнота, куда я записывал стихи из будущего, один листок, я вручил его нашему политруку.

   Прочитав текст, замполитрука презрительно поморщился:

  -- Это что за ерунда такая, тащ старший лейтенант?

  -- Песня, - как можно бесстрастно пояснил я. - Будешь разучивать с бойцами и проверишь, чтобы все хорошенько выучили слова.

   Михеев, совершенно незнакомый с современной мне эстрадой, на миг лишился дара речи.

  -- Товарищ командир, может лучше про "поезд чух-чух", или как его, Винни-Пуха?

   Но я был настроен серьезно, и нелюбовь Михеева к популярной музыке проигнорировал.

  -- Политрук, это боевой приказ. Учите, и учите хорошенько.

   Тон Михеева стал просто жалобным:

  -- Ну, можно, хотя бы, мы будем петь не во весь голос?

   Это я, так и быть, разрешил. Но с Аней все-таки действительно нужно что-то делать. Конечно, нечестно отправлять свою пассию в тыл, когда другие девушки служат на фронте. Но, во-первых, она действительно ценнейший специалист, которому можно доверить любую гостайну, и которая реально способна помочь стране. А во-вторых... впрочем, и первого хватит. Только как это сделать? Хм, а один способ я знаю. Мельком взглянув на часы, я схватил Аню за руку и потащил к штабному поезду, надеясь, что он еще не уехал. Мы бежали напрямик, подныривая под вагоны и, запыхавшиеся, ворвались в вагон комполка.

   Майор Козлов сидел за столом и, разбирая донесения, загадочно улыбался. Видать, ему кто-то все же доложил о дочке. Увидав, как мы с Аней держимся за руки, он полушутя спросил, не собираемся ли мы расписаться? Не успев перевести дыхание, я только энергично замотал головой. Жмыхова до крайности удивилась, но не в силах сказать ни слова, тоже закивала.

   Майор, не мешкая, выписал справку, что мы являемся мужем и женой, а сержант Кононов проштамповал ценную бумагу печатью полка, после чего мы с Аней тем же путем ринулись назад. Счет шел на минуты, к эшелону успели прицепить локомотив и уже подъезжал второй паровоз. Поэтому действовали быстро, как в боевой обстановке. Срочно вызвали комбата, взводных и отделенных, разлили по кружкам разбавленный спирт и достали остатки снеди. В последний момент примчался адъютант полка Петров, доставший у начальника ОВС бутылку самого настоящего шампанского. Оно и в мирное-то время было редкостью. Как объяснил Иванов, являвшийся докой по подобным делам, этого шампанского в прошлом году выпустили только восемь миллионов бутылок, и мало кто его пробовал.

   Итак, жениху с невестой водку заменили на более благородный напиток и, провозгласив здравницу молодым, все дружно выпили под крики "Горько!"

   Все, формальности соблюдены и мы стали законными супругами. Теперь Аня, как образцовая жена, послушается мужа и отправится домой. Правда, мы ей фамилию не поменяли, и она временно осталась Жмыховой. Ну да ладно, ей же столько документов оформляли, к чему еще лишние хлопоты. К тому же, я пока не знаю, кем буду - Андреевым, как в прошлой жизни, или же останусь Соколовым. Ну, ничего, фамилию можно и после войны поменять. Что гораздо хуже - у нас с Аней не только медового месяца не было, но мы даже и минутки наедине не сумели побыть. Досадно-то как! Супружеские прав есть, а их реализация откладывается на неопределенное время.

   Протяжный гудок паровоза поставил точку на нашей короткой свадьбе, и Аня выскочила из вагона, печально помахав мне рукой. Поезд дернулся, вдоль него прокатился перезвон, и мы медленно тронулись вперед.

***

   По пути к фронту нам не приходилось подолгу стоять, ожидая свободного перегона. Наоборот, наш эшелон, как и другие, спешившие к передовой, пропускали как можно скорее. Питались иногда всухомятку, иногда в столовых при станциях. По возможности на стоянках старшина доставлял нам термосы с горячей кашей и борщом. С суровым видом он орудовал раздаточной ложкой, отмеряя всем строго одинаковые порции, делил хлеб, если таковой имелся, и отсыпал всем поровну сахару и махорки. Не забывали нас снабжать и дровами для печки. Что только не шло в ход - доски, промасленная ветошь, обломки шпал, кусочки угля. Но все-таки коменданты станций умудрялись доставать топливо, так что мы сильно не мерзли. Также везде, на всех станциях без исключения, исправно работали титаны, снабжая пассажиров проходящих поездов горячей водой.

   Куда мы едем, во всем полку достоверно знал только я, потому что станции выгрузки эшелонов занумеровывались, и даже комполка не ведал, что зашифровано под этой цифрой.

   Чем ближе к фронту, тем медленнее продвигался поезд и чаще стали звучать сигналы воздушной тревоги. К счастью, наш эшелон ни разу не обстреливали, но однажды пришлось задержаться у стрелочного поста, потому что разъезд впереди разбомбили. Состав остановился, и мы решили, что это надолго, но ремонтная автолетучка уже прибыла на место и железнодорожники быстро восстановила движение. Вскоре маневровый диспетчер связался по телефону межпостовой связи со станцией. Получив разрешение от поездного диспетчера на отправление, дежурный поста подлил керосина в лампу, освещавшую фонарь, и заменил красное стекло на зеленое, открыв проходной сигнал.

   Последние километры перед выгрузкой промчались с ветерком. Где-то недалеко еще прятались фашистские окруженцы, которые при случае обстреливали проходящие мимо составы. Командование, занятое наступлением сразу по нескольким направлениям и удержанием немцев в многочисленных котлах, пока не могло выделить силы для зачистки леса от недобитков. Поэтому машинистам поездов приходилось идти на хитрость. Перед опасным участком они разгоняли эшелон, так что он набирал высокую скорость, а уголь прожигался настолько, что горел без дыма. Затем закрывали регулятор пара, и состав быстро проскакивал простреливаемый участок. Не видя столба дыма и пара от локомотива, немцы не могли сориентироваться и прицелиться, так что мы доехали практически без приключений.

***

   Эсминец Оффа несколько часов искал лодку, меняя галсы и прощупывая с помощью гидроакустики пролив. Все корабли охранения уже ушли, а упрямая субмарина так и не попадалась на глаза. Она или ушла незамеченной из района морского боя, или затаилась на дне в каком-нибудь заливчике. В конце концов, Юингу пришлось, скрепя сердце, прекратить поиски.

   Субмарина выиграла и этот раунд. После успешного торпедного залпа, потопившего крейсер, Иоахим совершил маневр на уклонение и повернул не к морю, а на восток, в сторону Нурфьорда. Пока эсминец мчался к выходу из Вогсьфьорда, U-584 проползла на малом ходу в противоположном направлении и спряталась за крошечным островком. Для этого пришлось протиснуться в узенький проливчик, что само по себе являлось подвигом. Повторить подобный фокус второй раз Деке никогда бы не решился. Ему пришлось управлять субмариной почти вслепую, лишь на пару секунд подняв перископ, и не зная наверняка, какие тут глубины. Затем он положил лодку на грунт и последовали часы ожидания. К счастью, овсянники так и не засекли лодку. Шум от эсминца то становился громче, то снова затихал, хотя определить дальность и направление было невозможно, и, наконец, полностью пропал.

   Прождав еще часок для верности, Деке, наконец, распорядился всплывать на перископную глубину. Лодка оторвалась от грунта, и вскоре Иоахим поднял зенитный перископ. Он осмотрел воздух, затем горизонт и успокоил экипаж:

  -- Перископ чист! Всплытие!

   Старпом тут же распорядился:

  -- Продуть цистерны. Верхней вахте надеть плащи!

   Вскоре лодка уже покачивалась на волнах, и капитан прокричал:

  -- Лодка на поверхности! Выровнять давление!

   Избыточное давление внутри лодки понизилось, от чего уши подводников сразу заложило, а глазам стало больно, и моряки начали судорожно сглатывать, чтобы слух пришел в норму.

   Не дожидаясь, пока давление окончательно выровняется, Деке отдраил верхний рубочный люк, тут же распахнувшийся с громким хлопком, и вскарабкался на мостик.

   Матросы, стоявшие внизу, с наслаждение дышали полной грудью. Это был не просто чудесный аромат свежего морского воздуха, вдвойне приятный после затхлого смрада подлодки, это был запах победы. Подводники не только выжили, они победили многократно более сильного противника, обратив его в бегство. По крайней мере, так они потом будут рассказывать.

   В двигательном отсеке мотористы уже накачали солярку в дизели, чтобы они могли немедленно заработать, и открыли проверочные клапаны. Поэтому после приказа машинному отделению "Оба дизеля приготовить к запуску!", осталось только открыть запоры шахты подачи воздуха, клапаны вентиляции и баллоны со сжатым воздухом. Как только открыли последнюю группу вентиляции, последовала новая команда:

  -- Продуть цистерны дизелями!

   Корпус лодки вздрогнул, когда запустили двигатель, и вскоре дизель заурчал на холостых оборотах, гоня выхлопные газы в балластную цистерну.

   Экипаж надеялся, что после продувки цистерн ему разрешат покинуть посты погружения, но капитан осторожничал и оставил всех на местах. Лодка медленно, метр за метром, вышла задним ходом из-за островка, послужившего им укрытием, на фарватер, и Деке еще раз подивился, как они смогли сюда протиснуться.

   Вокруг все было спокойно, акустик подозрительных шумов не слышал, горизонт чист. Лишь деревянные обломки, спасательные жилеты и пятна мазута напоминали о недавнем присутствии здесь кораблей англичан. Рассматривая через бинокль воды фьорда, Иоахим заметил, что среди остатков кораблекрушения попадались и искореженные тела. Всех выживших британцы подобрали, но погибших не успели, так сильно они спешили.

   Ну что же, можно теперь и немцам отправляться дальше по своему маршруту. Правда, осторожность подсказывала, что лучше дождаться полной темноты. Такой, чтобы нельзя было различить даже ограждение рубки. Но овсянники давно убрались восвояси, а проходить впотьмах между скалами капитану не хотелось. Пришвартоваться в Молёе тоже не получится, со стороны поселка полыхало зарево огромного пожара. Даже если в порту не все причалы взорваны, то все равно туда лучше не соваться.

   Поколебавшись с минуту, Иоахим все же решил уходить, но подводным ходом. Еще не надышавшиеся свежим воздухом моряки с явной неохотой начали готовиться к погружению. Кого опасаться, если британцы сбежали, поджав хвост, как побитая собака?

   Однако, не все англичане ушли, не попрощавшись. Подлодка Тунец, участвовавшая в рейде, не торопилась покидать фьорд, желая поквитаться с фрицами. Она пришла к норвежскому берегу первой, чтобы послужить в качестве навигационного маяка. Скандинавские берега настолько изобилуют скалами и островками, что среди них трудно сориентироваться сходу. Поэтому к месту операции загодя послали подводную лодку. Остановившись в четырех милях от входа в Вогсьфьорд, где её скрывал от береговых наблюдателей островок Кловнинг, субмарина сыграла роль радиомаяка, по которому корабли вышли прямо к цели. Благодаря такой предусмотрительности флотилия вошла в фиорд с поистине британской точностью, отклонившись от графика не более, чем на минуту. Пока коммандос выполняли свою миссию, Тунец оставался в качестве часового, а затем подлодка должна была уйти вслед за остальными кораблями на базу. Но лейтенант (* соответствует нашему званию капитан-лейтенанта) Майкл Бьючамп, командовавший лодкой, не спешил уходить. Он занял удобную позицию на выходе из фьорда, полагая, что немецкая субмарина не минует место засады. Расчет оказался верным, и едва сгустились сумерки, из пролива донеслось тарахтение дизеля, вскоре сменившееся едва слышным жужжанием электродвигателя. По данным гидроакустика, определившего параметры движения цели, Бьючамп занял удобную позицию для атаки, а как только немцы приблизилась, англичане всплыли под перископ.

   Когда немецкий акустик услышал подозрительные шумы и, почти одновременно с ним, Деке засек очертания перископа, времени для маневра не оставалось. Торпеды уже шли к цели, и их было много.

   Сразу после постройки, Тунец, в соответствии с изначальным проектом, был способен на десятиторпедный залп. Однако позже дополнительные торпедные аппараты, расположенные по бокам от рубки, перевернули, чтобы они стреляли назад. Но даже шести торпед, выпущенных с дистанции пятисот метров, с лихвой хватило для уверенного поражения семерки.

   U-584 содрогнулась, свет погас, погрузив отсеки во тьму, и сразу же последовало новое сотрясение корпуса. Когда гул от взрыва затих, стало ясно, что двигатели замолчали. Как будто этого мало, со стороны кормовых отсеков потоком хлынула вода. Все моряки, находящиеся на центральном посту, при свете ручного фонаря быстро надели спасательные жилеты и начали эвакуацию.

   На Тунце тем временем ликовали. В перископ было видно, что над местом нахождения предполагаемой вражеской подлодки взметнулись два огромных столба, и один из них вперемешку с черным дымом. Цель поражена! Опасаться немецкой авиации ночью не стоило, как и остатков гарнизона острова, и командир британской субмарины решил всплыть, чтобы хорошенько осмотреть место потопления противника. Там, где затонула вражеская лодка, темнело огромное масляное пятно, непрерывно бурлившее от выходящего из пробитого корпуса воздуха. Никаких сомнений, фрицы уже на дне!

   Немецкие подводники не успели вовремя закрыть переборки с соседними отсеками, и гибель лодки была стремительной. Те, кто в момент взрыва не находились на центральном посту, или поблизости, были обречены. Счастливчики же забрались в боевую рубку, чтобы через верхний люк покинуть тонущий корабль. U-584 быстро скрылась под водой, и Деке, покидавшему субмарину одним из последних, пришлось всплывать с глубины двадцати метров.

   Вынырнув на поверхность, Иоахим протер глаза, залепленные маслом, и огляделся. Вокруг покачивались на волнах человек семь или восемь из его экипажа и, похоже, все они были живы. Правда, ненадолго. Вода зимнего Норвежского моря чертовски холодная, как лед, а до ближайшего берега, как минимум, метров семьсот. Дистанция небольшая, но в данных условиях почти непреодолимая. Это на суше можно согреться, активно двигаясь, а в холодной воде наоборот - чем больше шевелишься, тем быстрее теряешь тепло.

   Но, как шанс на спасение, к ним уже приблизился темный силуэт. Субмарина класса "Т", машинально отметил Деке и поплыл в сторону вражеского корабля. Краем глаза он заметил, что за ним последовали старший помощник и радист. Молодцы, быстро сообразили. Англичане будут рады привезти пленных, снятых с уничтоженной семерки. Они окажут помощь, согреют и дадут сухую одежду. Ну, а после войны, кто бы там не победил, всех пленных отпустят домой.

   Так британские моряки, конечно, и сделают, но... не в этот раз. Сотни погибших моряков с Кении и Чиддингфолда взывали к отмщению.

   К удивлению немцев, никто не спешил им на помощь, хотя на высокой рубке английской субмарины толпилось много народу. Они радостно переговаривались между собой и что-то злобно кричали немцам. Фесслер, со своим тонким слухам расслышавший английские ругательства, все понял первым. Он обреченно вздохнул и принялся расстегивать застежки спасательного жилета.

   Тонуть или замерзать насмерть Иоахиму одинаково не хотелось, особенно после того триумфа, который он сегодня испытал.

  -- Спасите, на помощь, - прокричал он по-английски.

   Никакой реакции.

  -- У меня с собой шифроблокнот, - отчаянно соврал Деке, цепляясь за соломинку.

   Ложь возымела действие. Капитана зацепили багром, вытащили, обыскали, ничего не нашли и спихнули обратно в море, не забыв любезно надеть жилет. Снова оказавшись в воде, Иоахим заметил, что Хельмута рядом уже нет. Он тоже не захотел долго мучиться и пошел на дно вслед за радистом.

   Глядя на то, как немецкие подводники один за другим замирают, окоченев в ледяной воде, командир Тунца равнодушно повернулся к помощнику:

  -- Запишите в боевой журнал. Ветер западный, 3-4 балла. Море 3 балла. Небольшая облачность.

  -- С потопленного U-бота кто-нибудь спасся? - уточнил на всякий случай старпом.

  -- Нет, никто, - огорченно покачал головой капитан. - Несколько человек всплыли уже мертвыми.

***

Аэродром Скэмтон. Линкольншир. Восточная Англия.

   Уже давно стемнело, но для пилотов бомбардировщиков рабочий день только начинался. Гай Гибсон, командир особой эскадрильи, дождался сигнальной ракеты и привычно начал запускать двигатели своего самолета. Сначала, выпустив струю сизого дыма, завелся первый двигатель, от пропеллера которого тут же поднялась туча пыли. За ним, один за другим, заработали и остальные три мотора, окутывая машину облаком выхлопных газов. Вместе с ведущим запускали моторы еще восемь самолетов. Это были серийные Галифаксы, но выглядели они странно. Там, где у обычных бомбардировщиков находится бомболюк, у этих чудных машин были подвешены огромные полутораметровые цилиндры, представлявшие собой новейшее секретное оружие. Летчики почти три месяца тренировались сбрасывать свои супербомбы, но против кого их предстоит использовать, узнали только сегодня. Лишь Гибсон и еще несколько человек во всей Англии были доселе посвящены в эту тайну.

   Задача летчикам предстояла сложнейшая. Им поручили разбомбить крайне важную цель - плотины в Руре, промышленном районе Германии. Уничтожение водохранилищ, поставлявших воду и электричество для тяжелой и металлургической промышленности, позволяло одним махом лишить противника средств ведения войны. Сей факт британское командование прекрасно понимало, но как осуществить задуманное, не знало, и даже после тщательного изучения вопроса не могло выдвинуть никаких идей. Поразить цели торпедами нельзя, они надежно защищены двойными противоторпедными сетями. Разбомбить обычными тяжелыми бомбами почти невозможно, для этого потребовались бы тысячи самолето-вылетов тяжелых бомбардировщиков. Плотины представляли собой слишком узкую цель, чтобы её можно было уверенно поразить, а попаданий для полного уничтожения дамбы требовалось очень много.

   И, тем не менее, эту задачу поставили всего-навсего одной эскадрилье из двадцати четырех Галифаксов. Операция стала возможной благодаря тому, что три месяца назад советский посол лично вручил Идену папку, в которой описывались идея скачущей бомбы, её основные параметры и концепция применения. Принцип состоял в том, что летя на низкой высоте с точно рассчитанной скоростью, самолет сбрасывал цилиндрическую бомбу, которая из-за своей формы начинала прыгать по воде, подобно плоскому камушку, которым дети "пекут блины". Прыгающая бомба без труда перескакивала через противоторпедные заграждения, а дошлепав до плотины с напорной стороны, плавно тонула и взрывалась на глубине десяти метров. Ну а дальше в дело вступали законы физики, гласившие, что вода - вещество почти не сжимаемое а, следовательно, она отразит ударную волну, направив всю её мощь в стену. Тем самым один трехтонный заряд торпекса, эквивалентный пяти тоннам тротила, нанесет дамбе огромные повреждения и пробьет в ней дыру. Ну, или как минимум, создаст трещины, которые под действием гидростатического давления начнут расширяться. Затем мощный поток воды, хлынувший в пробоину, довершит начатое и окончательно разрушит тело плотины.

   Чтобы бомба не сбивалась с курса, её раскручивали в обратном направлении, для чего под фюзеляжем устанавливали специальное устройство. Заодно, вращение цилиндрической бомбы благодаря эффекту Бернулли прижимало её к плотине, делая взрыв особенно действенным. Если же летчик опоздает со сбросом и бомба врежется в дамбу выше уровня воды, то вращение вынудит её скатиться обратно вниз.

   Для гарантированного уничтожения трех основных плотин русские предлагали выделить всего двадцать четыре самолета. Четверть неминуемо будет сбита по пути к цели, и останется по шестерке на каждую. По заверениям ученых, этого вполне достаточно.

   На уточнение всех параметров ушел всего месяц, и еще столько же потребовалось для оснащения самолетов необходимым оборудованием. Почти все это время лучшие экипажи, отобранные в спецэскадрилью, усиленно тренировались летать на малой высоте. Первый месяц летчики вели машины на высоте сто пятьдесят футов, а приспособившись к бреющим полетам, попробовали вести Галифаксы всего на шестидесяти футах от земли. Оказалось, что это вполне возможно. Правда, частенько машины возвращались на аэродром с радиаторами, забитыми ветками, но за все время тренировок разбился лишь один самолет.

   Чтобы научиться заходить на цель при низком освещении, пилоты надевали синие очки, а фонари кабин закрывались желтым оргстеклом. Освоившись с ограниченной видимостью, экипажи перешли на ночные полеты, летая над водной гладью каналов Линкольншира.

   Самым трудным для летчиков было точно выдерживать требуемую высоту полета, но решение опять-таки подсказали русские. Требовалось всего лишь закрепить на Галифаксе два прожектора. Один, в носу бомбардировщика, направленный вертикально вниз, а второй в хвосте, ставили под таким углом, чтобы лучи прожекторов пересекались на расстоянии шестидесяти футов от самолета. Штурману оставалось всего лишь следить, чтобы световые пятна сливались в одно, и подавать соответствующие указания пилоту.

   Определить дистанцию сброса бомб оказалось еще проще. На гребнях всех плотин, подлежащих уничтожению, возвышалось по две башенки, расстояние между которыми было известно. Поэтому достаточно соорудить из фанерки и гвоздиков простейший дальномер, через который бомбардир определял дистанцию. Как только башенки и гвоздики совпадали, производился сброс бомбы.

   Тем временем в авиамастерских срочно переоборудовали самолеты, предназначенные для операции. Створки бомбоотсека и часть обшивки снимали, и под фюзеляжем ставили V-образные кронштейны с устройством раскрутки. Электромотор, который с помощью ременного привода раскручивал бомбу, размещали под кабиной пилотов. В носу и на хвосте крепили прожектора с точно выверенным углом наклона. На этом модернизация не заканчивалась. Чтобы облегчить Галифаксы, с них убирали часть брони, лишнее оборудование и даже пулеметы из верхней турели. Правда, летные данные самолетов все равно заметно снизились, и управление значительно ухудшилось, но первоклассные пилоты должны были справиться с задачей.

   Кроме того, еще ряд доработок был произведен по требованию самих пилотов. Вместо обычного радиотелефона на машины поставили УКВ-станции, а у ведущих групп, на всякий случай, даже по две. А чтобы пилотам было удобнее вести машину на предельно малой высоте, им установили альтиметры прямо на лобовом стекле.

   Не забывали пилоты и практиковаться в радиопереговорах. В воздухе времени для шифрования и расшифровки сообщений у них не будет, поэтому вести переговоры предстояло открытым текстом с использованием кодовых слов. Например, сообщение об уничтожение главной цели Гибсон, не долго думая, зашифровал по имени своего щенка - черного лабрадора Ниггера, негласно ставшего талисманом эскадрильи.

   Особое внимание при планировании операции командование уделяло соблюдению секретности. Вокруг базы расставили часовых, а весь гражданский персонал тщательно проинструктировали о необходимости сохранения тайны. Но все телефоны, тем не менее, внимательно прослушивались, а письма проверялись особенно тщательно, чтобы никто не мог даже намекнуть о секретных тренировках. Как будто этого мало, по окрестностям бродили секретные агенты в штатском, подслушивая разговоры и выявляя неблагонадежных.

   К началу зимы все уже было готово, и осталось только определиться с датой операции. Хотя предполагалось, что налет должен состояться в полнолуние, но оно начнется только в конце декабря, да и погода на этот период по прогнозу ожидалась неблагоприятный. А тут еще Россия проводила крупные наступления, и англичане спрашивали, почему же их вооруженные силы все время терпят неудачи, и когда же, наконец начнутся успехи. Поэтому, получив заверения, что техника и экипажи готовы, а все пилоты успели налетать на тренировках не меньше сотни часов, премьер дал указание разбомбить германские плотины как можно скорее.

   И вот тот единственный вылет, к которому почти три месяца готовилась эскадрилья, начался. Хотя два экипажа оказались не готовы из-за болезни, но оставшихся двадцати одного должно было хватить с лихвой. Первая группа из девяти самолетов вырулила на взлетную полосу и приготовилась. Как только на сигнальной вышке дали команду на взлет, Гибсон отпустил тормоза, выжал газ до упора, и Галифакс ведущего начал разбег. За ним, один за другим, последовали ведомые. Перетяжеленные машины долго разгонялись, прежде чем оторваться от земли, но все девять самолетов взлетели успешно и, выключив огни, полетели на юго-восток.

   Командир эскадрильи вел первую волну, состоявшую из девяти самолетов, к южным дамбам Мёне и Эдер. Вслед за ним его заместитель вел вторую волну из шести машин к северным дамбам Зорпе и Энерпе. Еще шесть бомбардировщиков резервной волны взлетят через два часа и добьют уцелевшие плотины, или же, если повезет, разбомбят Листер, Швельте и Димле.

   Опасаясь быть обнаруженными радарами, самолеты шли на высоте всего сотни футов и соблюдали полное радиомолчание, передавая сообщения друг другу сигнальным фонарем. Дойдя до Ярмута, Галифаксы легли на курс 110, направившись к голландскому побережью, и спустились над морем всего до пятидесяти, а то и тридцати футов. Чем ниже самолеты летят, тем позже радары их засекут.

   Час полета над морем прошел спокойно, и Гай, для которого это был самый важный вылет в жизни, все это время вспоминал прошедшие два года войны. Хотя, какие два года, если в тридцать девятом эскадрилье удалось сделать только один боевой вылет, и то не полным составом, а лишь шестью самолетами. Впрочем, Гибсону тогда повезло, и он оказался в числе счастливчиков, отобранных для рейда.

   Но больше в тот год ничего интересного не происходило. Первый месяц войны прошел для летчиков в непрерывных пирушках и вечеринках, после которых пилоты мучились жутким похмельем. Не нарушило обычный распорядок и внезапное передислоцирование эскадрильи из Скэмптона в Рингвэй, хотя обитать там поначалу приходилось в ужасающих условиях. Подумать только, на сорок человек имелась всего одна ванна, а кроватей вообще не было. Спать приходилось на матрасах, брошенных прямо на пол.

   Но это лишь цветочки. Пилотам иногда приходилось целый день дежурить в готовности к вылету. Несчастные экипажи вынуждены были с утра и до самого вечера сидеть в комнате отдыха, мучаясь от скуки. Конечно, для вечеринок время все равно находилось, ведь даже солдатам надо иногда отдыхать. Особенно Гибсону запомнилось первое военное рождество. Его отмечали сначала в столовой рядового состава, потом в сержантской, а затем и в офицерском клубе. Праздник прошел на редкость весело, правда, на следующий день Гибсона в наказание за незначительную шалость лишили спиртного на месяц, каковое предписание он честно и выполнил.

   А зимой стало еще хуже. Сильнейшие снегопады засыпали дороги и нельзя было не только летать, но даже ездить в увольнительные. К тому же несчастные летчики вынуждены были сидеть без пива, пока им не сбросили несколько ящиков на парашюте. Скучная жизнь пилотов стала совсем невыносимой, когда эскадрилью превратили в летную школу и пилотов ежедневно заставляли выслушивать трехчасовые лекции. Этот кошмар, скрашиваемый лишь двухсуточными увольнительными, продолжался до весны.

   В общем, война, к превеликому удивлению летчиков, первые полгода была на редкость статичной. Лишь иногда командование посылало несколько самолетов бомбить немецкие корабли. Но, с другой стороны, для авиации такая ситуация обернулась на пользу. Ведь немногочисленные боевые вылеты наглядно показали, насколько британские авиаторы не готовы к войне. Так, никто из всей эскадрильи, кроме командиров, еще ни разу не взлетал с бомбами, и даже не представлял, как это делать. Летчикам также никогда раньше не приходилось садиться ночью и, возвращаясь со своего первого задания, Гибсон два часа искал аэродром. Второй боевой вылет оказался еще сложнее. Полсотни самолетов, отправленных на поиски немецкого крейсера, только чудом смогли вернуться домой. Летчики долго рыскали туда-сюда над Атлантикой в поисках Англии, пытаясь понять, то ли они уже пролетели севернее Шотландии, то ли наоборот, еще не долетели. Лишь случайно пилоты обнаружили сушу и на последних каплях горючего дотянули свои Хэмпдены до ближайшего аэродрома. А ведь случались и более страшные уроки. Так, одно звено самолетов полностью погибло, когда, не сумев отбомбиться по цели, экипажи решили избавиться от бомб, сбросив их с высоты всего пятисот футов.

   Да, британские ВВС оказались не готовы к боевым действиям, и затянувшееся начало войны пошло им на пользу. Пилоты и штурманы упорно практиковались бросать бомбы, летать по приборам и садиться в темноте. К весне летчики стали летать уверенно и уже начали выполнять простые задания вроде патрулирования над морем или сброса листовок. Но вот боевого опыта пилотам бомбардировщиков все еще не хватало, и его приходилось набираться в бою методом проб и ошибок. А бои в мае разгорелись нешуточные, как на земле, так и в воздухе.

   Не имея разработанных методик, летчики постоянно экспериментировали, выбирая, по какому маршруту лучше лететь, какие бомбы брать, и когда совершать вылет - вечером, или под утро. Самые ожесточенные споры вызывали методы бомбометания. Кто-то полагал, что бомбежка с малой высоты эффективнее. Другие резонно доказывали, что при полетах на малых высотах эскадрильи несут слишком большие потери, а значит, не смогут выполнить задачу. Третьи, как сам Гибсон, предпочитали бомбить с пикирования, одновременно достигая великолепной точности и приемлемой безопасности.

   С каждым вылетом пилоты набирались боевого опыта, совершенствовали свои навыки и все лучше умели ориентироваться в воздухе. Конечно, иногда случались казусы, когда заблудившись в облаках, летчики путали Англию с Францией, то сбрасывая бомбы на своих, то наоборот, садясь на чужой аэродром. Но, впрочем, германские пилоты грешили точно такими же ошибками.

   В общем, в мае сорокового года эскадрилья впервые начала воевать по-настоящему. Бомбардировщикам даже приходилось совершать вылеты по нескольку ночей кряду, от чего пилоты полностью выматывались. Ведь каждый вылет длился много часов, а лететь приходилось ночью, над вражеской территорией и под постоянным зенитным огнем. Чтобы дать передышку измотанному до последней степени Гибсону, командир отправил его на неделю в отпуск, что было очень кстати. И, хотя пляжи в Брайтоне были забиты под завязку, Гай сумел там хорошенько отдохнуть. В древнем курортном центре, куда англичане уже два века ездили принимать морские ванны, было спокойно и уютно. Не верилось, что совсем рядом, за проливом, царит настоящий ад. Там, на крошечном плацдарме у Дюнкерка, шли тяжелые бои, и для остатков экспедиционного корпуса каждый день мог стать последним. В воздухе свирепствовала немецкая авиация, упорно прорывшаяся к кораблям, которые из последних сил защищали английские ВВС. Летчики-истребители выбивались из сил, делая по несколько вылетов в день, чтобы спасти транспортные суда, а оставшуюся без прикрытия пехоту Люфтваффе бомбили буквально ежечасно. Английские солдаты, хотя и шокированные неожиданным переходом от сидячей войны к настоящей, держались стойко. Но, попав в окружение, пехотинцы уже ничего не могли поделать, и спешно эвакуировались, бросив всю технику.

   С этого момента основная тяжесть войны легла на авиацию и флот. Каждодневные вечеринки в эскадрилье отныне ушли в прошлое, а летчики отдыхали только тогда, когда механики чинили их изрешеченные самолеты. Однако после капитуляции Франции накал воздушных налетов несколько спал, и график полетов стабилизировался - вылет, два дня отдыха и снова вылет.

   Воздушное командование тоже набралось опыта и стало более-менее нормально организовывать рейды. Но все равно после каждого налета на территорию Германии или Франции бомбардировщики несли потери. К сентябрю из всего первоначального состава эскадрильи, начинавшего войну, Гибсон остался единственным. Но на место погибших и попавших в плен тут же приходили новые пилоты, продолжая дело своих предшественников.

   В ноябре Гибсона, ставшего к тому времени одним из самых опытных пилотов-бомбардировщиков, неожиданно перевели в истребительную авиацию командовать звеном ночных перехватчиков. Охотиться за вражескими самолетами Гаю нравилось, и коллектив в новой эскадрилье подобрался замечательный. Летчики-истребители любили небо, хорошо умели летать, и также хорошо умели пить. Однако Гибсона тянуло обратно в бомбардировочную авиацию, и в сентябре сорок первого его просьбу неожиданно выполнили. Только направили не обратно в родную часть, а во вновь сформированную тренировочную эскадрилью.

   И вот, впервые за последний год, Гибсон снова летит бомбить Германию. Вдали показался голландский берег и Гай отвлекся от посторонних мыслей, предельно внимательно ведя машину. Высота полета над землей не превышала сотни футов, лишь иногда пилоты поднимали самолеты повыше, чтобы оглядеться, и Галифаксы постоянно рисковали налететь на высокое дерево или телеграфный столб. Ориентироваться при таком бреющем полете сложно, но к счастью, над Голландией летчики могли легко определить направление по многочисленным каналам, служившими отличными ориентирами.

   Малая высота спасла британцев от ночных истребителей немцев и к тому же, как это не странно звучит, самолеты укрывались за деревьями от немецких зенитчиков. Лишь три машины из всей эскадрильи было сбито по пути к цели, и еще два Галифакса получили повреждения, заставившие их повернуть домой.

   Миновав Голландию, звено полетело вдоль Рейна, обходя по пути затемненные города, опасные не только аэростатами заграждения и зенитными батареями, но и высокими трубами. Маршрут полета долго и тщательно планировался, чтобы обойти стороной все известные позиции немецких зенитчиков и проникнуть через бреши в системе ПВО. Самолеты старательно облетали все мало-мальски важные объекты, а также баржи с зенитками.

   Гибсон привел свой самолет к плотине Мёне в назначенное время, но не спешил атаковать, поджидая отставшие машины. Из девяти самолетов первой волны, взлетевших в Англии, до цели добралось восемь. Впрочем, как потом выяснилось, второй и третьей волне повезло меньше. В каждой из них осталось лишь по четыре бомбардировщика из шести.

   Вся плотина, а также окрестные холмы были утыканы зенитками, поэтому бомбардировщики рассредоточились и баржировали среди холмов, вне видимости немецких зенитчиков, и дожидались своей очереди атаковать.

   Первым, естественно, повел машину к цели сам командир. Поднявшись повыше, Гибсон сделал круг, заходя к водохранилищу, и спикировал к воде, набирая скорость. В это время штурман, не отрывавший взгляда от световых пятен, скользивших по водной глади, подавал команды пилоту:

   - Ниже, ниже, еще чуть ниже. Так держать.

   Теперь основная роль отводилась бортинженеру, следившему за спидометром. Он должен был, колдуя с закрылками и сектором газа, удерживать машину точно на нужной скорости.

   Но вот пилот вывел самолет на боевой курс, направив точно к цели, и бомбардир поставил взрыватели на боевой взвод, заодно запустив электромотор, раскручивавший "Разрушитель дамб" до частоты пятьсот оборотов в минуту.

   Пока Галифаксы кружили у водохранилища, немецкие зенитчики приготовились к отражению налета, но они никак не ожидали, что самолеты противника вздумают бомбить на бреющем полете, ведь это верное самоубийство. А когда бомбардировщик включил прожектора и понесся, сверкая словно рождественская елка, прямо на плотину, фрицы были ошеломлены. Поэтому, хотя дамбу прикрывало целых десять зениток, но первый самолет прошел через шквальный огонь невредимым, не получив ни одной пробоины.

   Не обращая внимания на трассеры снарядов, тянувшиеся прямо к кабине, бомбометатель хладнокровно нажал кнопку спуска точно в нужный момент. В тот же миг гидравлические запоры открылись и подпружиненные стойки, удерживавшие бомбу, разошлись в стороны, выпуская "Разрушитель дамб" на волю.

  -- О'кей, - отрапортовал бомбардир. - Бомба сброшена!

   В подтверждение его слов, самолет, освобожденный от четырехтонного груза, взмыл вверх, а задний стрелок восторженно крикнул, увидев, как от упавшей в воду массивной бомбы взлетел огромный фонтан. Дамббастер допрыгал до плотины, вскочил на гребень, скатился обратно в воду и, погрузившись на десять ярдов, взорвался. Часовые и зенитчики окрестных гарнизонов стали свидетелями удивительного зрелища взметнувшегося на полкилометра столба воды и брызг. Дамбу тряхнуло, по ней пошли трещины, но плотина пятидесятиметровой толщины все же устояла. Так и должно было случиться. По расчетам одной бомбы недостаточно для разрушения столь массивного сооружения. Поэтому для рейда и подготовили столько самолетов.

   Вода у плотины бурлила и еще долго не могла успокоиться, и лишь через десять минут Гибсон разрешил следующему пилоту атаковать дамбу. На этот раз немецким зенитчикам повезло, и Галифакс загорелся, даже не долетев до цели. Летчик безуспешно пытался поднять самолет повыше, чтобы дать возможность членам экипажа выпрыгнуть с парашютом. Покореженная машина развалилась прямо в воздухе, топливные баки взорвались, и на землю упал дождь пылающих обломков. Только после войны стало известно, что пилот и бомбардир все же умудрились выжить, спрыгнув с предельно малой высоты.

   Потрясенный потерей, Гибсон, тем не менее, собрался отдать команду следующему самолету, но тут над электростанцией, построенной у подножья плотины, сверкнуло пламя. Ударный взрыватель бомбы сработал через минуту, как и положено. Теперь бомбардировщикам пришлось ждать, когда рассеется черный дым, закрывавший цель.

   Во время третей атаки Гай, чтобы отвлечь немцев, сам начал обстреливать зенитки и даже включил полетные огни. Уловка сработала, и следующие самолеты, атакующие дамбу, почти не получили повреждений. Каждый раз за ними вставал столб воды, но далеко не все бомбы ложились точно в нужное место.

   Когда на боевой курс лег шестой Галифакс, плотина вдруг начала падать. Стоярдовый участок дамбы рухнул вниз, и вслед за ним обрушился огромный водопад. Водохранилище начало мелеть прямо на глазах, а по долине Рура покатился свирепый поток, напоминающий цунами и сносящий все строения на своем пути. Там, куда добегала огромная волна, гасли все огни, а строения разом исчезали, как песочные замки, слизанные волной. Британские летчики с восторгом смотрели, как дикая стихия сметает заводы, дома и мосты, пока долину не затянуло туманом. В эфире ничего нельзя было разобрать из-за радостных воплей и криков. А когда в центр управления пришла радиограмма "Ниггер", там тоже начали прыгать и плясать в диком восторге.

   Отпустив отбомбившиеся самолеты домой, Гай повел оставшиеся три машины к Эдеру. Хотя там, к счастью, и не было зенитных батарей, но бомбить оказалось куда труднее. Водохранилище находилось в глубоком ущелье, зажатом со всех сторон высоченными холмами, больше напоминающими горы. Даже лучшим пилотам, которых отобрали для рейда, потребовалось несколько заходов, чтобы точно прицелиться. Однако две бомбы из трех легли точно, и после второго удачного взрыва из плотины вылетел огромный кусок, после чего в пробоину хлынул бурлящий поток.

   Узнав об успешной атаке, командование тут же запросило Гибсона, остались ли в первом звене бомбы, и не смогло скрыть своего разочарования, узнав что дамббастеров больше нет. Впрочем, сумасшествие, царившее в центре управления после известия о второй уничтоженной цели, и без того превысило все мыслимые пределы.

   Между тем, дела у второй волны шли не столь блестяще. Огромная земляная дамба Зорпе требовала больших усилий для своего разрушения, и двух удачно попавших бомб из четырех сброшенных не хватило для уничтожения плотины. Но на помощь пришли самолеты запасной волны, сумевшие с первого захода покончить с упрямой плотиной, а затем расправившиеся и с дамбой Листер. (* В нашей истории были уничтожены только плотины Мёне и Эдер).

   Из рейда не вернулось десять самолетов, но летчики все равно праздновали победу на самой потрясающей вечеринке за всю историю ВВС. Погибшие экипажи не зря отдали свои жизни, и понесенные потери стали приемлемой ценой за разрушение крупнейших немецких дамб. В Рурской долине залило несколько аэродромов вместе с самолетами, подземными ангарами и казармами; шахты, электростанции, свыше сотни различных предприятий. Уцелевшие заводы также остановились из-за нехватки воды и электроэнергии. В итоге производство стали в Германии заметно упало. Понятно, что одним налетом войну не выиграть, но удар, нанесенный Германии этим налетом, был равнозначен катастрофе.

Глава 17

   Прошло несколько недель с тех пор, как Москву бомбили последний раз, и переговоры с министром иностранных дел Великобритании Энтони Иденом, приехавшим с визитом в Советский Союз, Верховный проводил у себя в кабинете. Ради такого случая Сталин даже облачился в костюм с галстуком, который надевал крайне редко, и только для встреч с иностранными гостями.

   Вождь уже знал от попаданца, что многомесячные дебаты о признании Англией довоенных границ СССР окажутся бесплодны, но для виду первый день переговоров настойчиво требовал включить данный пункт в соглашение. Хуже все равно не станет, а так всегда можно будет попрекнуть союзников, что, дескать, Сталин пошел им на встречу, а они уступать не захотели. Как заранее и планировалось, долгие дебаты закончились тем, что советские переговорщики дрогнули и уже не столь энергично отстаивали свою позицию.

   На следующий день после первого заседания, точнее, в поздний вечер, состоялась вторая встреча. На этот раз фактически, тет-а-тет. Помимо Сталина с Иденом присутствовали только переводчики. Правда, с советской стороны переводил сам Майский, чрезвычайный и полномочный посол в Великобритании. Он в совершенстве владел английским языком еще с тех пор, как скрывался в Британии от царской охранки, и потому можно было обойтись без обычного переводчика.

   Едва все обменялись приветствиями и уселись, как Сталин, пропустив протокольные вежливости, заговорил о деле. Начал он, впрочем, со второстепенного вопроса:

  -- В ответ на вашу памятную записку, господин Иден, по вопросу о курдах, могу сообщить, что мы не видим с нашей стороны оснований для беспокойства Турции. На территории Ирана, где расположены советские войска, беспорядков со стороны курдских элементов не случалось. Могу вас заверить, что принимаются все меры, чтобы не допустить столкновений между курдами и иранцами. Товарищ Молотов специально говорил по телефону с Баку и спрашивал, был ли там кто-либо из курдов.

  -- Они там были, - мягко, но настойчиво заверил Идеен. - Мне это достоверно известно.

  -- Курдские деятели действительно были в Баку, но по собственной инициативе и без политических целей. Они приехали лишь для того, чтобы ознакомиться с городом и азербайджанским театром. - При этих словах Майский не без труда подавил смешок и продолжал переводить с серьезным видом. - Согласитесь, было бы неудобно отказывать им в желании посетить Баку. Никаких политических разговоров с ними никто не вел, и никаких вопросов внутреннего порядка с ними не обсуждалось. И еще, почему-то к нам по этому поводу ни иранцы, ни турки не обращались.

   Возразить было нечего, и Иден поспешил закрыть тему:

  -- Ну что же, если правительства Турции и Ирана продолжат проявляют беспокойство, то им целесообразно обратиться напрямую к советскому правительству.

   Чтобы смягчить несколько натянутую атмосферу, министр поспешил подольститься к советскому правителю:

  -- Господин Сталин, позвольте выразить вам глубокую благодарность за разрешение вывести польскую армию в Иран и за прекрасную организацию эвакуации польских солдат и членов их семей. Мне известно, какие затруднения в транспорте испытывает сейчас ваша страна, и в связи с этим приношу вам искреннюю благодарность за такую исключительную энергию и желание, проявленные в решении данного вопроса.

  -- Англия наша союзница, и ей нужны польские войска, - скромно ответил Сталин на столь длинную тираду. - Пожалуйста!

  -- Вполне возможно, - продолжал разглагольствовать британец, - что через несколько месяцев польские дивизии вернуться на русский участок фронта, да еще и вместе с английскими войсками.

  -- Это вряд ли, - с демонстративным скепсисом возразил Верховный. - Скорее, их направят в Северную Африку или Бирму.

  -- Но, вне всякого сомнения, - увещевал Иден, несколько удивленный тем, что собеседник не ответил любезными словами, - ваша позиция укрепит дружбу между Советским Союзом и Польшей и создаст базу для политического сотрудничества.

  -- Не думаю, - с абсолютно равнодушным видом пожал плечом Верховный, как будто речь шла, к примеру, об использовании опавшей листвы для строительства домов.

   Бывалый британский дипломат, а Иден, несмотря на свою относительную молодость, был очень опытен, все-таки непроизвольно сглотнул и на пару мгновения потерял дар речи.

  -- Простите? - растерянно переспросил он, все еще надеясь, что произошла ошибка перевода.

  -- К сожалению, - доброжелательным терпеливым тоном начал пояснять свою мысль советский лидер, - польское правительство совершенно не отличается благоразумием. Совершенно ясно, что белорусские и украинские земли, несправедливо захваченные Польшей два десятилетия назад, никогда снова к ней не вернуться. Полякам нечего рассчитывать на захват чужой территории и покорение чужих народов, и все честные люди должны поддержать освобождение покоренных народов западной Белоруссии и Украины. Если же Сикорский начнет упорствовать в своем стремлении, мы снова расторгнем с ним всякие отношения.

  -- Но вам же как-то надо будет договариваться с поляками после войны, - растерянно возразил Идеен.

  -- Вот с польским народом мы и будем договариваться, - едва заметно, но в то же время очень ехидно усмехнулся Сталин, - а не с беглым правительством, бросившим свою страну в минуту опасности. Вы же не станете возражать против того, что после освобождения от фашизма Польша должна выбрать себе новое правительство, не так ли? Мы же со своей стороны, поможем Польше встать на ноги, и будем активно участвовать в возрождении этой страны, независимо от ее внутреннего режима.

  -- Разумеется, но к выборам должны быть допущены все граждане Польши.

  -- Абсолютно согласен с вами, господин Иден. Мы обеспечим Польше все условия для создания демократических свобод, и никому не позволим вмешиваться в её внутренние дела. Поляки сами сделают свой выбор. И, конечно же, в этом новом правительстве будут представлены демократические силы, активно участвовавшие в освобождении своей страны. Те же люди, что предпочли отсиживаться или воевать на чужбине, вряд ли станут пользоваться популярностью.

   С выражением полной искренности на лице и с кислой миной в душе британский министр поспешил согласиться с собеседником. Андерс со своей "армией" и со своим "эмигрантским правительством" рассчитывали обхитрить Сталина и отсидеться далеко в тылу, пока им не поднесут на блюдечке освобожденную Польшу. Но вышло так, что перехитрили их самих.

  -- Однако, - продолжал убеждать Иден, - до конца войны и новых выборов еще далеко. Что мы скажем полякам, если вы опять разорвете с ними все отношения? Вы не можете себе представить, как нам сложно вести с ними переговоры.

   Министр ошибался. О том, что англичане вешают на уши полякам, советскому правительству регулярно докладывало разведуправление НКВД. Например, недавно польский посол в Союзе Станислав Кот пытался вызнать у советника английского посольства Баггалея, не собираются ли британцы удовлетворить интересы советского правительства за счет поляков. На это советник возмущенно ответил, что не понимает, как он даже мог подумать такое. С чувством оскорбленной невинности Баггалей объяснил, что Сталин никогда не просил согласия Англии в чем-либо, что затрагивало бы польскую границу.

  -- И как нам объяснить ситуацию общественному мнению в Англии, - привел Иден убойный, с его точки зрения, аргумент

  -- Вы знаете, мистер Идеен, - саркастически усмехнулся Сталин, - общественное мнение имеется не только в Англии. Если бы советский народ услышал дискуссии, которые мы вчера проводили, он бы пришел в ужас. Нам с Молотовым очень не поздоровилось бы, если бы мы отказались от границ сорок первого года.

  -- Но я же вам объяснял, что пока мы не можем признать их открыто. Для этого требуется время.

  -- Это просто нелепо, - повысил голос Верховный. - Советские войска уже подошли к Прибалтике и со дня на день могут занять её. А Великобритания, получается, начнет возражать против этого?

  -- Что вы, мистер Сталин, - в ужасе всплеснул рукам Иден. - Если ваши войска займут балтийские государства, это доставит мне величайшее удовлетворение. Но что касается вашего разногласия с Польшей по поводу границ, мы уважаем ваши интересы, но и вы должны понять нашу позицию.

  -- А ваше мнение в польском вопросе, - Сталин сделал длинную паузу, - не имеет никакого значения.

   Иден с едва скрываемой паникой глянул на переводчика, но тот и сам был на грани обморока. Так разговаривать с представителем великой империи? Это неслыханно! Но советский правитель продолжал идти напролом:

  -- Вы, британцы, ведете себя так, как будто рассчитываете и после войны остаться великой державой.

   Пораженный столь недипломатичной прямотой, Идеен буквально не знал, что и сказать, и ему осталось лишь выслушать собеседника до конца.

  -- Совершенно очевидно, что Британия будет сильно истощена войной, и США постарается занять монопольное положение в мире. Если вы не захотите проводить самостоятельную политику, а предпочтете зависеть от Америки и равнять свою политику по политике этой страны, то это будет означать конец всяких перспектив плодотворного сотрудничества с нами. Однако, - голос Сталина несколько смягчился, - в наших обоюдных интересах проводить выгодную политику тесного сотрудничества. Когда речь шла о наших границах, вы находили тысячу причин и постоянно ссылались на принципы Атлантической Хартии, хотя страны Прибалтики сами голосовали за присоединение к СССР, а Финляндия и Румыния заключили с нами договора о передачи спорных территорий. Но если так, то давайте вспомним: в Хартии сказано, что союзники будут уважать права всех народов самим выбирать желательную для них форму правления. Разве не справедливо было бы применить эти принципы к народам ваших колоний?

  -- Колоний Британской империи положения этой Хартии не касаются! - с мягкой непреклонностью произнес Иден.

  -- А разве там не живут народы? - удивился Виссарионыч. - Мне, откровенно говоря, не нравятся подобные двойные стандарты, - ввернул вождь популярное выражение из будущего. - Однако, как ваш союзник, я всячески поддерживаю своего союзника. Если бы кто-нибудь пришел ко мне и предложил выделить Индийское свободное государство из Британской Империи, я бы просто прогнал его. Так же, как я вчера упоминал, если Британия пожелает иметь базы в Бельгии, Голландии, Франции и Дании, то я, конечно, окажу ей в этом всякую помощь. Это важно как с точки зрения безопасности Англии, так и для гарантии независимости этих стран. Но обязательства должны быть взаимные. Вы тоже не должны никому помогать отнимать территории советского государства, и не должны возражать, если мы захотим содержать свои военные, воздушные и морские базы, например, в Норвегии и Южном Иране. Наши базы на берегу Персидского залива будут очень важны и после войны для обеспечения безопасности торговли Советского Союза с вашими колониями, в чем, безусловно, заинтересованы обе стороны. Ну, а в настоящее время это тем более крайне желательно. Ведь ваша страна развивает боевые действия в Африке, где фашистские захватчики заняли кроме Ливии еще и часть французской территории, а вести из Восточной Азии приходят все более тревожные. Боюсь, что ваши гарнизоны в Иране скоро придется перебросить ближе к фронту.

  -- Да, к сожалению, сообщения с Дальнего Востока с каждым днем все более обескураживающие, - печально согласился Иден, оставив без возражения прозрачные намеки насчет баз в Персидском заливе. - Гонконг и Кула-Лумпур захвачены, Малайзия почти потеряна, а боевые корабли потоплены. Впервые в своей истории Англии приходится переживать неприятное и необычное для нее положение: вести войну, не имея господства на море. А ведь наша оборона на Дальнем Востоке должна опираться на флот. У нас есть большая морская база Сингапур, но нет кораблей, которые могут в ней базироваться.

  -- Ошибаетесь, - не отказал себе в удовольствии сыграть роль пророка бывший семинарист. - Сингапур недостаточно подготовлен к обороне с севера, и японцы об этом хорошо знают. Так что не позже, чем через месяц, противник начнет планомерную осаду.

   О некоторых малозначительных подробностях предстоящего штурма Сталин, естественно, упоминать не стал. Если заранее предупредить, что вместо длительной осады японцы сразу пойдут на приступ, англичане, чего доброго, еще смогут от них отбиться. Нет уж, чем больше Британия потеряет в Азии, тем сильнее станут позиции Советского Союза.

  -- Вы уверены? - недоверчиво переспросил министр.

  -- Увы, но это факт. Поторопите своих военных проверить систему обороны Сингапура, пока не поздно. Впрочем, боюсь, что город уже ничего не спасет.

  -- Да это событие вносит совсем новый элемент в общую ситуацию, - задумчиво согласился Идеен. - Боюсь, что весной Сингапур может пасть.

   Помолчав с минуту, британский министр с надеждой спросил Верховного:

  -- Вы действительно считаете, что Япония может крахнуть уже через полгода?

  -- Если американское командование не наделает ошибок, то да. Но даже при самых неблагоприятных обстоятельств больше года японцы не продержаться, уж очень они истощены. Своей авантюрной политикой Япония поставила себя под угрозу разгрома, а если она нарушит нейтралитет и атакует Советский союз, то её конец придет еще скорее. Впрочем, - опять вернулся Сталин к послевоенному устройству мира, - в долгосрочном плане для вас это не имеет никакого значения. Доминионы поймут, за кем теперь сила, и станут союзниками США, а не вашими. А после окончания войны Америка начнет применять требования Хартии к вашим колониям, чтобы облегчить себе доступ к этому рынку.

   Но Иден не хотел рассуждать на скользкую тему и вернулся к делам текущим:

   - По крайней мере, вы понимаете, что из-за такой напряженной обстановки на наших фронтах мы не можем прислать вам обещанную помощь.

  -- Разумеется, - приветливо улыбнулся Сталин, - я совершенно не чувствую себя обиженным тем обстоятельством, что Англия не смогла создать второго фронта или отправить свои войска в СССР, как ваше правительство неоднократно обещало. Решение британского правительства употребить все ресурсы для наступления в Ливии является вполне разумным. Италия - это самое слабое звено в "оси". Если оно лопнет, развалится вся "ось".

  -- Я рад, что вы вошли в наш положение, - ответно расплылся в улыбке Иден.

   Сталин, продолжая говорить все тем же благожелательным тоном, тем не менее, не упустил случая напомнить британцу о прежних ошибках его страны:

  -- Очень жаль, что Англия не атаковала Италию еще в тридцать шестом. Тогда бы сейчас она была хозяином Средиземного моря. Постарайтесь не упустить этот шанс на этот раз. Когда вы освободите Ливию, было бы хорошо, если бы вы заодно заняли весь Тунис. (* Формально принадлежащий Франции). В этом не было бы ничего аморального или нарушающего демократические принципы. Временное занятие каких-либо стратегических пунктов или территорий во время войны вполне допустимо и разумно.

  -- Я вполне с вами согласен, - облегченно вздохнул Иден, радуясь, что снова пришел к согласию с этим непонятным правителем. - Все, что помогает борьбе демократии, морально. Мы вот расстреляли французский флот, и это было нужно для победы.

  -- Да, это было правильно, - подтвердил Сталин. Военные действия имеет свою логику, и во время войны можно не стесняться занимать нужные стратегические пункты. Но, возвращаюсь к вопросу о втором фронте. Я не склонен требовать чего-либо невозможного, но желательно, чтобы военное соглашение было подтверждено определенными практическими действиями. Мы выдвигаем вам следующее предложение - совместная англо-советская операция на севере Норвегии. СССР даст для этой операции сухопутные силы, а от вас требуется помощь флотом и авиацией. Так же вы можете направить туда норвежских волонтеров. Вместе мы освободим Петсамо, никелевый рудник которого важен для военной промышленности, и создадим очаг сопротивления германской агрессии в Северной Норвегии.

   Иден охотно ухватился за возможность реабилитироваться после всех уступок, на которые пошло советское правительство:

  -- Наша страна готова принять участие в операции в Петсамо. Было бы хорошо, если бы генерал Ней мог всерьез поговорить об этом с кем-либо из наших военных. Генерал ожидает в приемной.

   Казалось бы, рыбка клюнула, но Сталин не спешил торжествовать. Сколько Британия раздавала обещаний, и в той, и в этой истории, и почти столько же их не выполняла. Но внешне он просто сиял от радости и даже довольно потер ладони:

  -- Если британское правительство готово принять участие в северной операции, то я могу незамедлительно устроить вашему генералу свидание с начальником советского Генерального штаба маршал Шапошниковым.

   О печальных перспективах на будущее великой Британской империи Сталин больше не упоминал. Он заронил в душу Идена сомнения, и осталось только дождаться, когда они дадут всходы.

***

   Эшелон выгружался в спешке. Едва связной крикнул, что можно приступать к разгрузке, как бойцы похватали свои вещмешки и попрыгали на землю. Состав остановился прямо в поле, где не имелось никаких платформ но, по крайней мере, были наготовлены настилы. Солдаты приставили их к вагонам и расторопно начали выводить лошадей, скатывать повозки и вытаскивать имущество батальона.

   Разгрузившись, батальон без промедления отправился куда-то по проселочной дороге, вилявшей между сосен. Кругом лежали снежные сугробы, и лишь по утоптанной дорожной колее, вымощенной валежником, можно было нормально передвигаться. Уже на ходу комбат, у которого имелся маршрут движения, собрал ротных и вкратце объяснил, что от нас требуется:

  -- Батальон имеет задачу совершить марш протяженностью восемь километров, к четырнадцать ноль ноль сосредоточиться в районе западной опушки леса и там занять оборону на подготовленной позиции.

   На вопросы, стоит ли ожидать нападения, что за части будут стоять рядом с нами, и где вся наша дивизия, Иванов ответить не смог, потому что и сам пока не знал.

   Батальон шел неспешно, построившись плотной походной колонной, и было видно, что никаких боевых действия прямо сейчас не ожидается. О том, что война на этом участке закончилась, говорили закоченевшие трупы фрицев, кое-где валяющиеся на обочинах, и сломанные немецкие телеги с обглоданными подчистую лошадиными скелетами.

   А вот и еще одно напоминание о разгроме фашистских войск - колонна из двух сотен пленных, бредущих навстречу нам. Примечательно, что конвоировали такую толпу не больше десятка солдат. Чтобы освободить нам путь, они остановили фрицев и согнали на обочину. Но батальон проходить мимо не спешил. Всем было интересно посмотреть на пленников, а мне, к тому же, еще и на конвойных.

   Молодые толсторожие энкавэдэшники, гонящие на убой бедных политзеков, бывают только в фильмах, а в реальности весь боеспособный личный состав давно отправили на фронт, сменив женщинами, семнадцатилетними мальчишками и пожилыми вохравцами, непригодными к строевой службе. Ну а пресловутой толсторожести не способствовала голодная тыловая норма. Однако были среди конвойных и ветераны, прошедшие огонь и воду, посеченные пулями и осколками, пережившие отступления, окружения и а иногда плен. По здоровью они уже были непригодны к фронту, и поэтому их направили в НКВД.

   Немцы, что удивительно, почти все обросли недельной щетиной, хотя в плен их захватили только недавно. Видать, дисциплина у окруженцев совсем на нуле, раз они дошли до такого. Да и вид у фрицев ну такой жалкий, сразу и не поверишь, что это те самые доблестные солдаты, покорившие Европу: Одеты в какое-то старое тряпье, сапоги обмотаны тряпками, а подошвы привязаны бинтом или проволокой. Тонкие немецкие шинелишки не грели зимой, и фрицевские вояки старались завернуться в одеяла и даже напяливали на себя женские платья для дополнительного обогрева. Они стояли понуро, как от физической усталости, так и от моральной подавленности. Однако, наиболее разумные из немцев понимали, что теперь их положение улучшилось. По крайней мере, появится хоть какое-то питание, и в них перестанут стрелять.

   Какой-то фриц, воспользовавшись остановкой, хрипловатым от простуды голосом громко запел под аккомпанемент губной гармошки. Немецкий язык я все еще знал очень плохо, и Леонов перевел мне слова песни:

   Если в окопах от страха не умру,

   Если русский снайпер мне не сделает дыру,

   Если я сам не сдамся в плен,

   То будем вновь крутить любовь

   Под фонарем, с тобой вдвоем,

   Моя Лили Марлен.

   Лупят ураганным, Боже, помоги!

   Я отдам Иванам шлем и сапоги,

   Лишь бы разрешили мне взамен

   Под фонарем стоять вдвоем

   С тобой, Лили Марлен.

  -- Ты что, на ходу можешь перевод рифмовать?- изумился я неожиданному таланту.

  -- Могу, - скромно ответил Алексей. - Но в данном случае я просто процитировал перевод Бродского.

   Позиции батальона, которые нам указали, находились на берегу Чудского озера, и с ними была связана забавная история. Внешний фронт здесь достаточно редкий, а в одном месте в нашей обороне даже образовался разрыв между подразделениями, и эту дыру закрыли было армейским заградотрядом. Но вдруг командующий соседней армии решил, что нападения со стороны озера можно не опасаться, и забрал весь заградотряд себе, чтобы укомплектовать свои поредевшие дивизии. Комфронта генерал Масленников, конечно, вмешался и запретил самовольно растаскивать чужие части. (* Бывало такое в реальной истории) Но пока суд да дело, брешь решили временно заткнуть нашим батальоном, вот мы и заняли этот рубеж. Как нам обещали, всего на пару дней.

   Наши предшественники успели отрыть конусные ячейки, тянувшиеся ровной цепочкой вдоль края леса. Окопчики были весьма надежно замаскированы кустарником и присыпаны снежком, так что бойцам не пришлось мучиться и долбить промерзшую землю. Не забыли здесь также соорудить дзоты и выносные пулеметные окопы. Правда, ходов сообщения почти не было, но за этот участок на берегу широкой водной преграды, пусть и замерзшей, особо беспокоиться не стоило.

   До темноты мы успели освоить новый рубеж обороны и распределить участки. Двух рот вполне хватало, чтобы сомкнуть фланги с соседями, а третья рота осталась в резерве и заняла вторую линию траншей.

   Нашлось и наше соединение. За ночь мы установили связь со штабом полка, который, как оказалось, расположился в нескольких километрах, и разыскали взвод боепитания. Дивизия явно прибыла в полном составе, потому что к утру нам даже привезли свежий формовой хлеб, выпеченный полевой дивизионной пекарней.

   Еще до рассвета, ведь световой день сейчас очень короткий, рота начала подготовку. Взводы, оставив несколько человек в охранении, отрабатывали ведение наступательного боя, используя тактику отвлечения обороняющихся ложной фронтальной атакой, пока основные силы совершают фланговый обход. При этом особый упор на тренировках делался на технику переползания и метание гранат.

   Между тем ротные, батальонные и полковые командиры, штабисты и хозяйственники носились со списками, выбивая друг у друга оружие, боеприпасы, фураж, продовольствие и обмундирование. Впрочем, армейское командование старалось обеспечить дивизию, готовящуюся к наступлению, всем необходимым. Конечно, одежду и валенки старались подсунуть бэушные и залатанные, а лыжи, которых нам привезли аж целый грузовик, оказались восстановленными после поломки. Впрочем, ремонтировали лыжи на совесть. Осмотрев несколько пар, я даже не смог найти место склейки, и служить они будут не хуже новых. Но самое главное, трофейных патронов для нас не жалели. Другим соединениям они все равно не нужны, калибр не тот. Поэтому даже на пассивную винтовку, то есть хозяйственникам, давали девяносто патронов, а на активную все полторы сотни.

   Закончив со списками, командиры части всех уровней приступили к планированию. По предварительным сведениям, нашему 215-у полку предстояло идти во втором эшелоне наступления, расширяя прорыв, и было важно не растерять личный состав во время марша в сложной обстановке. Еще труднее нам придется, когда часть начнет действовать в глубине обороны противника в предвидении встречного боя. Чтобы подразделения могли мгновенно реагировать на изменения обстановки, штабы полка и батальонов разработали несколько вариантов развертывания в боевой порядок и проведения маневра на поле боя. Если при встрече с врагом нам удастся упредить его в развертывании, то мы сможем атаковать своими главными силами с фланга или даже тыла, и добиться победы даже над превосходящим по численности противником. Поэтому командиры заранее наметили план действий для нескольких возможных рубежей.

   Зарывшись в карты и планы, комбат вместе с нами оценивал обстановку на возможном маршруте, рассчитывал время, распределял задачи подчиненным подразделениям. Определялись новые позывные радиостанций и командиров, а также сигналы оповещения и управления, как на марше, так и в бою.

   Едва я, с гудящей от перенапряжения головой, вернулся в роту, чтобы довести все эти варианты и сигналы до личного состава, как Иванов снова затребовал меня к себе.

   Если до этого вид у комбата был всего лишь усталый и замученный, то теперь он стал просто растерянный. Дождавшись, когда соберутся все ротные, он скривился, положил руку на стопку каких-то подозрительных папок, и начал официальным тоном:

  -- Как вам известно, товарищи командиры, задача нам предстоит тяжелая. В смысле, не озеро охранять, это лишь временно, а развивать наступление. И потому командование фронта, зная, что соединение нуждается в доукомплектации, расщедрилось подкинуть нам резервы. - После этих слов Иванов скривился, как от соленого огурца без водки, и добавил: - Конкретно нашему батальону, к сожалению, передали целую роту.

  -- Это ж хорошо, пополнение сейчас на вес золота, - оптимистично заметил Коробов.

  -- Даже если это гражданские, недавно призванные полевыми военкоматами, поддержал коллегу Сверчков. - А тут целая рота.

  -- Гм, штрафная рота, - уточнил комбат.

***

   Насладившись нашим озадаченным видом, Иванов поведал нам историю создания сего специального подразделения, нежданно влившегося в наши ряды: - Сначала здесь на Новгородском фронте пытались сформировать в каждой дивизии по штрафной роте, но переменного личного состава на них не хватало. Максимум, набиралось тридцать человек, а чаще еще меньше. Куда их девать? Тогда Масленников решил сократить число штрафных рот в армиях, и собрал штрафников в сводные роты. Вот такое подразделение нам и подкинули. Я решил, что будет надежнее, если штрафников распределить по ротам, за ними же постоянный пригляд нужен. Так что, ребята, принимайте по взводу.

   Упс, нет три раза упс. Двадцать восемь человек, из них всего трое постоянного состава. Прежде чем знакомиться с пополнением, я сначала потребовал передать мне личные дела осужденных и внимательно просмотрел. Что характерно, все они действительно были военнослужащими, и большинство фронтовиками. В начале войны уголовников в штрафных подразделениях было крайне мало, потому что еще летом сорок первого была проведена амнистия, по которой освободили полмиллиона человек, имевших небольшие сроки. Потом осенью последовала еще одна амнистия. Всех освобожденных направили на производство или на фронт в обычные части. В заключении остались лишь "политические" и осужденные за тяжкие преступления, которым, естественно, давать оружие никто не собирался. Вот и получилось, что роту сформировали только красноармейцами из действующих или тыловых частей фронта.

   Просмотрев последнее дело, я захлопнул папку и мысленно выругался. Лишь теперь мне стало ясно, как нам до сих пор везло с личным составом. После труднейших боев в нашей дивизии остались только стойкие, отборные бойцы, не собирающиеся ни сдаваться, ни дезертировать. Те пополнения, которые мы получали, тоже были вполне на уровне, и легко вливаясь в коллектив. А тут на тебе - самые настоящие дезертиры, трусы, ворюги, самострельщики. Как я подозревал, наверняка были и те, кто просто поссорился с начальством, но это тоже не подарок. Во-первых, такие бойцы считают себя несправедливо обиженными, и возможно, так оно и есть. Во-вторых, если у них склочный неуживчивый характер, они и со мной могут вступить в конфликт.

   Да уж, подвалило мне счастье. Помимо подготовки к наступлению еще придется заняться новыми бойцами. И ладно бы просто проверить их выучку, так самое сложное, это обязательно выявить у каждого штрафника настроение и политико-моральное состояние. Вообще-то, для подобных дел мы и держим политрука, но мне все равно надо познакомиться с пополнением, да и Михеев, в отличие от меня, не проходил тренинги по управлению персоналом. До сих пор эти знания мне особо не требовались, так как мотивированность личного состава роты была на высоте, но теперь придется вспомнить все, чему меня учили. А первое, что внушали на тренингах - у руководителя всегда должно быть время для сотрудника. У подчиненного проблемы? Так идите сюда, ведь мне платят за то, чтобы решать проблемы сотрудников!

   В общем, пришлось поговорить с каждым с глазу на глаз. Да не просто побеседовать, а согласно новейшим методикам мотивации персонала. Ни в коем случае никого не ругать, а только хвалить, подбадривать и выражать полнейшее доверие. О проступках упоминать с сожалением, подчеркивая, что не ожидал такого от фронтовика, и обязательно говорить о прегрешении не как о свершившемся факте, а "по словам свидетелей" или "по данным следствия". Зато следует нахваливать все достоинства, о которых написано в деле, а если таковых маловато, то немножко и приврать. Или даже сильно нафантазировать, им-то все равно не удастся в эти папки заглянуть. Тут годиться все - и физические качества, и положительные моральные черты, и мастерство в гражданской профессии, и самое главное, имеющийся боевой опыт. И уф, обязательно надо каждому сказать что-то свое. Они же потом будут друг друга расспрашивать, о чем с ротным беседовали, и стандартные одинаковые похвалы не годятся. Поэтому для каждого заранее наготовлю и запишу уникальную фразу: "Вы ничем не хуже наших бойцов". "У вас отличная физическая подготовка". "Вы как рабочий, в механизмах разбираетесь. Сможете управиться и с пулеметом". "Охотой баловались, значит вас хоть сейчас можно и в разведку и в снайпера". "Ого, с первого дня на фронте!". "Сталинградец? Да мы земляки! Надеюсь, не опозорите меня и наш город". "Коммунист? Не беспокойтесь, восстановим в партии". "Семья дома ждет? Если что с вами случиться, напишем, что погиб в составе обычной части. Они будут вами гордиться, и льготы пойдут, как положено". "Вы белорус? Ничего, скоро и вашу республику освободим." "Еще в Финской участвовали? Я рад, что мне повезло получить такого бойца". "Тут в вашем деле сказано, что вы лишь по пьянке такое учудили, а до тех пор были образцовым красноармейцем". "Студент? Ничего, после войны доучитесь". "Тоже в сентябре на Западной Двине стояли? А мы вашими соседями были". "Вы с Дона? Казак, выходит? Видели у нашего коновода неуставную шашку? Конечно, не только разрешу, а еще и выдам. У нас в полковом хозяйства завалялась парочка. Никому носить не положено, а отдавать трофейщикам жалко". "Артиллерист! Дай я тебя обниму. (Тут можно от восторга и на "ты" перейти.) Будешь ротным минометом заведовать". "В деле написано, что вы по неосторожности своего сослуживца застрелили. Исправить уже ничего нельзя, но теперь вы должны воевать за двоих". И так для каждого, а потом для верности добавлю еще по одной индивидуальной заготовке.

   Один за другим штрафники заходили в избушку, служившую мне штабом, и мрачно садились на табурет, не ожидая ничего хорошего. Все, как один, угрюмые, обозленные, равнодушные. И каждого надо расшевелить, чем ни будь воодушевить, чтобы солдат вышел от меня задумчивым, с надеждой в сердце и с желанием проявить себя в бою. Это, конечно, была та еще морока. Я, как мог, объяснял, что штрафников не станут использовать как пушечное мясо и мы пойдем в бой наравне с ними, что теплую одежду, обувь и питание будут распределять наравне со всеми, что они такой же взвод, как и два остальных. Говорил, что судимость будет снята, просил проявить себя, и обещал всем медали, а самым храбрым и ордена. Только двум бойцам, уже имевшим награды, нотации вообще не читал. Их я только спросил, за что наградили, уважительно покивал, напомнил, что медали вернут и отпустил.

   В принципе, все оказалось не так уж и страшно. Да, контингент был специфическим, но либерастных баек и страшилок тут пока не придумали, и штрафники прекрасно понимали, что воевать они будут на общих основаниях с обычными бойцами. У них будут такие же задачи, такое же оружие, и такое же снабжение. Что еще нужно? Стоит заметить, что главный мотиватор нашего времени - деньги, тут, как ни странно не требовался. Ведь человеку нужны не купюры сами по себе, а то, что они дают. А дают они, во-первых, пищу, одежду и кров для самого человека и для его семьи, а во-вторых, статус и уважение. Во время войны деньги сильно обесценились, и важнее стало место службы и те льготы, которое оно дает. Так что нормальные условия службы, возможность снять судимость и заработать награду значили очень и очень много.

   А это еще кого в нагрузку прислали? Красноармеец Бабаев из нашей же дивизии! Когда ж он успел в штрафники угодить, ведь нас буквально вчера привезли? А, понятно. Все с поезда отправились на фронт, а он рванул в противоположном направлении. Далеко, правда, не ушел. По лесам прятаться холодно, не май месяц, да и кушать там нечего, а в населенных пунктах повсюду бдительные патрули и недремлющие часовые. Подозрительного бойца, бредущего в тыл, сразу схватили и отправили прямиком в комиссию военного трибунала. Раньше таких беглецов зачастую расстреливали, но с появлением штрафным подразделений у них появилась альтернатива. Военюрист нашей дивизии товарищ Горин дезертира помиловал и разрешил искупить вину кровью, а тот, естественно, не возражал.

   Ну, по крайней мере, Бабаев у меня много времени не отнял. Он клялся и божился, что подобное больше не повторится, что наша дивизия лучшая в мире, и что он горит желанием вступить в бой.

   Последним из штрафников я беседовал с разжалованным по приговору трибунала интендантом.

  -- Как же так, - горячился он, доказывая свою невиновность, - я же не украл, не себе забрал. Все шинели остались на складе в полном соответствии с отчетностью. А они спрашивают, почему новое обмундирование красноармейцам не выдал? Отвечаю, им же завтра в наступление идти. Кто выживет, то получит, а погибшим уже будет все равно. Вот как выходит - я сберег народное добро, а меня к расстрелу! Это что, справедливо? Еще говорят - радуйся, что легко отделался.

   Да, в логике ему не откажешь, но все-таки интендант не прав.

  -- Вы совершили сразу две ошибки: нарушили приказ в боевой обстановке и подорвали моральный дух бойцов, решивших, будто командование о них не заботится. Вот сходите разок-другой в атаку, и сами поймете.

***

   "Знатоки" созывались на совещание регулярно, хотя им никогда не удавалось собраться в полном составе. То кто-нибудь на фронте, то в срочной командировке, или на совещании в своем наркомате. Даже Анна Жмыхова, которую никто никуда не посылал из Москвы, отсутствовала несколько дней и приехала в Кремль чуть ли не прямо с поезда. Она втиснулась за стол между обоими своими кураторами - наркомом иностранных дел Молотовым и первым заместителем наркома внудел Меркуловым, помощниками которых одновременно работала. К заседанию недоучившаяся студентка, в одночасье ставшая советником наркомов, приготовиться не успела, и вместо ценных записей держала в руках круглую баночку с леденцами, которые и уплетала с видимым наслаждением.

   Все приглашенные уже собрались, но Верховный продолжал не спеша вышагивать по кабинету, едва заметно улыбаясь, и даже, кажется, мурлыкая какую-то мелодию. Обстановка на фронтах радовала, да еще по затопленному Руру пришла подробная сводка потерь. Остановившись у карты, Сталин снова бегло осмотрел положение линии фронта, и вдруг, не оборачиваясь, негромко спросил:

  -- Вячеслав, а почему товарищ Жмыхова сегодня такая веселая? Сидит, и в кулак тихонько хихикает.

   Застигнутая врасплох Аня попыталась плотно сжать губы и сделать серьезное лицо, но получалось у неё плохо. Молотов строго погрозил подчиненной пальцем, как нашкодившей первокласснице, хотя и сам подозрительно покусывал губы, и пояснил вождю причину веселья:

  -- Сотрудники торгпредства узнали, что у моего помощника свадьба, и подарили ей "нужную" вещицу - активатор воды с радиоэлементом из урановой руды. Радий за рубежом уже несколько лет, как запретили к употреблению, а вот торий и уран все еще считаются полезными. Из них там даже косметику делают. Вот товарищи и расстарались.

  -- И как, помогает? - с настолько серьезным видом спросил Верховный, что Жмыхова снова прыснула.

  -- Померили экспериментальным дозиметром, и оказалось, что активатор поддельный. Никакой радиации в нем нет.

  -- И тут буржуи надули. - Теперь Сталин тоже не удержался и тихонько рассмеялся. - Хорошо, что у нас своего урана хватает. - С этими словами Верховный, наконец-то, повернулся к столу и ткнул пустой трубкой в сторону Меркулова. - А ваши подчиненные что подарили к свадьбе лейтенанту госбезопасности? Наверняка пистолет?

  -- Даже три, - подтвердила новобрачная. - В удостоверении уже места нет, чтобы все записать.

   Видя, что вождь в благодушном настроении, Анна осмелела и даже протянула ему коробочку с леденцами:

  -- Будете, товарищ Сталин?

  -- А что мне еще остается, - с подчеркнуто несчастным видом вздохнул вождь, - если курить мне вы все дружно запрещаете.

   Выбрав среди разноцветных леденцов парочку красных, Верховный закинул их в рот и перешел к делу:

  -- Ну, Вячеслав, твое ведомство заварило всю кашу с плотинами, так что ты и докладывай.

   Поднявшись, Молотов раскрыл карту Рура, на ходу поясняя:

  -- Как только мы в сентябре получили описание Дамббастера и схему его применения, то сразу известили союзников. Надо отдать им должное, англичане не стали откладывать дело в долгий ящик и не тратили много времени на проверку информации. Всего за три месяца они полностью подготовили самолеты, обучили экипажи и собрали необходимое количество бомб. Потеряв десять самолетов, британцы смогли разрушить дамбы, в том числе Зорпе, с которой они в иной истории справиться не смогли. А ведь это водохранилище второе по величине в Руре, и содержит тридцать процентов водных запасов региона. Прошлый раз, хотя британцам и удалось выпустить воду из Мёне, немцам хватило оставшихся ресурсов. В этот раз компенсировать потерю Германии будет намного труднее.

  -- Когда немцы смогут исправить повреждения? - поинтересовался Куликов, пролистывавший метеорологический справочник.

  -- По сообщению Брайтенбаха, до весенних дождей плотины восстановить не успеют. То есть можно с уверенностью сказать, что Рур останется без воды почти на целый год. А если союзники помешают восстановлению плотин, чего они в той истории почему-то не делали, и регулярно будут сжигать строительные леса, то восстановление затянется на неопределенный срок.

   Показав на карте водохранилища, ныне опустевшие, нарком продолжил:

  -- Возможно, что удачное уничтожение плотин, совершенное согласно нашим инструкциям, даст еще один положительный эффект. Теперь англичане будут внимательнее прислушиваться к нашим советам по ведению воздушной войны. А это особенно актуально сейчас, пока авиационный парк британцев весьма немногочисленный. Первое, что мы посоветовали - это не распылять бомбардировочные силы и выбирать приоритеты. Самой важной целью, безусловно, следует считать электростанции. Как рассказывал товарищ Соколов-Андреев, союзники почему-то считали, что у Германии имеются избыточные мощности производства электроэнергии, и поэтому электростанции не бомбили. Однако, в настоящее время немцы вынуждены ограничивать питание менее важных производств, так что после урона, нанесенного электростанциям в случае бомбардировки, часть заводов может остановиться. Кроме этого, особое внимание следует уделить химической промышленности и производству синтетического бензина.

   Спросив, имеются ли еще вопросы по плотинам, Молотов скромно похвастал:

  -- Сегодня у меня появились интересные новости из Китая.

  -- Так, - заинтересовался Шапошников, - что там с этими маргариновыми коммунистами?

  -- Как вы все знаете, товарищи, нас давно настораживали национализм и антииностранные тенденции нынешнего председателя ЦК КПК. Он хочет быть независимым от всяческих советов и рекомендаций с нашей стороны. Но когда попаданец рассказал нам, что Мао Цзэдун собирается начать борьбу с просоветски настроенными коммунистами, то стало окончательно ясно - он не тот руководитель, который подходит для Китая. По линии моего наркомата, а также по линии Коминтерна, мы предупредили китайских товарищей о планируемой чистке. В общем, - Молотов виновато развел руками, - на Мао Цзэдуна и руководителя разведки КПК Кан Шэна было совершено покушение. Оба тяжело ранены, возможно, смертельно. Как утверждают, нападение совершили японские агенты. Убийц тут же уничтожили, но имевшиеся при них документы однозначно указывают на имперскую разведку.

  -- Неплохо сработано, - одобрительно заметил Берия. - Похоже, что выпускники Коммунистического университета трудящихся Китая умеют не только агитировать.

  -- Жить захочется, еще и не тому научишься, - вполголоса проговорил Молотов и продолжил: - После консультаций с нашим послом Панюшкином, в состав ЦК КПК снова ввели главного оппозиционера Мао Цзэдуна - Ван Мина. Вполне возможно, что его даже изберут новым руководителем.

  -- Хорошо бы, - мечтательно протянул Шапошников, уже мысленно представивший дружественный Китай будущего. - Но что скажут наши "друзья" о смене политического курса КПК? - поинтересовался.

  -- Ввиду резко обострившейся обстановки на Тихом океане и Дальнем Востоке американское руководство считает целесообразным способствовать заключению союза между Гоминьданом и КПК. Поэтому никаких претензий к коммунистам у США нет, лишь бы они воевали с Японией. А вот политика Чан Кайши вызывает явное неодобрение у Рузвельта. Мало того, что китайский генералиссимус не спешит заключить коалицию с КПК, так еще и сам декларирует стратегию "пассивного сопротивления". С нашей стороны также ведется работа по сближению с левыми силами Гоминьдана. В частности, маршал Фэн Юйсян не поддерживает курс своего руководства и выступает против конфронтации с коммунистами.

  -- Весьма благоразумная точка зрения, - неожиданно встрял Куликов, обычно обсуждавший лишь технические вопросы. Но для того и собирали всех провидцев, чтобы было высказано как можно больше точек зрения. - У нас уже есть планы по замене главнокомандующего Китая?

  -- Пока нет, - покачал головой нарком индел. - Не хотелось бы лишний раз раздражать Рузвельта, вмешиваясь в дела подконтрольного ему чунцинского правительства. Но можно подтолкнуть президента к мысли, что маршал Фэн Юйсян, ратующий за активные военные действия против Японии в союзе с коммунистическими войсками, принесет США больше пользы, чем клика Чан Кайши, которая открыто разворовывает военную помощь.

  -- К тому же, - на правах помощника наркома вмешалась в разговор Жмыхова, - в прессе регулярно появляются сообщения о якобы ведущихся Чунцином переговорах о заключении мира. Эти сведения, конечно, фейковые, ой, это я у мужа анахронизмов нахваталась, то есть, провокационные. Но после падения Гонконга события на Дальнем Востоке приняли новый оборот, и Чунцин действительно может пойти на сделку с Японией. Так что Рузвельт и впрямь должен засомневаться в надежности Чан Кайши.

  -- А по Югославии намечается смена руководства? - поинтересовался Шапошников, уже имея ввиду грядущее освобождение Балкан.

  -- К сожалению, - признался Молотов, - с Титом оказалось куда сложнее, чем даже с Китаем. Эту фигуру пока заменить некем. Попивода и другие патриоты пока не имеют достаточного авторитета, чтобы возглавить партизанское движение.

  -- И не будем менять, - кивнул Сталин. - Пока он нужен, пусть воюет. Если появится необходимость, то мы ему не спасательную операцию устроим, а наоборот, дадим распоряжение Брайтенбаху ликвидировать оппортуниста. А может, и оставим все как есть.

*

   - Теперь несколько слов о политической ситуации на Средиземном море. В настоящий момент картина получается пестрая: в Египте и на Ближнем Востоке сидят англичане. В Ливии, Тунисе и Алжире - немцы. Формально Германия не аннексирует французские колонии, а защищает их от британцев, начавших свое неспешное наступление, которое, впрочем, скоро выдохнется. Кусочек Испанского Марокко успели занять, по нашему совету, британцы. Как они объявили, чтобы спасти его от аннексии Гитлером, благо, что германское вторжение в Алжир произошло на пару дней раньше. Уцепившись за этот предлог, любезно предоставленный немцами, Франко фактически не протестовал против захвата испанской территории. Ссориться с Англией, которая может блокировать морские поставки, испанцам невыгодно, так что они сделали вид, что все в порядке. А вот судьба Французского Марокко пока остается неясной. С военной точки зрения узкая полоска испанского Марокко весьма уязвима для атак с суши. Следовательно, обе стороны постараются занять все Марокко целиком, чтобы держать под контролем Гибралтарский пролив. Англичанам проще высадить морской десант, а немцам удобнее вторгнуться из Алжира. Вот только наличных сил, способных совершить задуманное, ни у тех, ни у других пока не имеется. В связи с этим важную роль в противостоянии могут сыграть местные французские гарнизоны. Если они перейдут на сторону голлистов, то союзники получат Марокко без боя. Вот только, к сожалению, настроения у вишистских войск, в основном, пронемецкие. Однако, в этой связи стоит сказать о визите в Марокко морского министра вишистов Франсуа Дарлана. Официально, он направился в колонию с инспекцией, проверить готовность гарнизонов к обороне. Но мы знаем, что в той истории Дарлан оказался в Алжире аккурат перед вторжением союзников и благосклонно принял предложение возглавить французскую администрацию в Африке. Поэтому определенно сказать о будущем Марокко пока затруднительно.

  -- Борис Михайлович, - попросил Сталин начальнику Генштаба, - выскажите и вы свою точку зрения на события в Средиземном море.

   Поднявшись, маршал на несколько секунд задумался, и начал доклад:

  -- Сначала отмечу, что ориентироваться на послезнания все труднее, ход истории меняется стремительно. Так, например, обещанное попаданцем потопление авианосца "Арк Рояля" в "пятницу тринадцатого" (* 13 ноября 1941г.) не состоялось. Похоже, британская эскадра вообще не столкнулась с роковой для неё немецкой субмариной.

  -- Может быть, Андреев перепутал год? - засомневался Вышинский.

  -- Да нет, он уверял, что это точно случилось в начале войны, незадолго до нашего наступления. Но, по крайней мере, подтвердилось его сообщение об уничтожении немцами одного линкора из состава Александрийского флота. Также итальянские боевые пловцы сработали не хуже, чем в прошлой истории, удачно разместив заряды и нанеся очень серьезные повреждения линкорам "Валиант" и "Королева Элизабет". Корабли фактически выведены из строя на несколько лет, если их вообще не спишут. А ведь мы предупреждали о диверсионной угрозе, но англичане самоуверенно заверили, что принятых мер вполне достаточно. Учитывая, что на днях немецкие субмарины потопили линкор "Малайя", а ранее в ноябре "Бархэм", английский средиземноморский флот остался практически без тяжелых кораблей. А ведь это означает усиление снабжения итальянских и немецких сил в Африке.

  -- Борис Михайлович, - прервал Шапошникова Сталин, - какой результат нам это в итоге дает - положительный, или нет?

  -- Наличных сил у фашистов в Африке недостаточно для захвата всего Ближнего Востока, - уверенно ответил маршал. - Перебросить туда резервы, предназначенные для пополнения армий восточного фронта Гитлер тоже не может. Теоретически остается возможность отправить в Ливию дивизии из Франции, но это чревато высадкой союзников на континенте. Атлантический вал Гитлера даже в сорок четвертом году был незакончен, а в настоящее время все побережье практически беззащитно. Конечно, высаживать и снабжать десант британцам будет непросто в связи с нехваткой тоннажа. Но морской путь тут короче, чем до Ближнего Востока, а близость аэродромов обеспечит поддержку с воздуха и поможет англичанам перепрыгнуть во Францию. Получается, любой вариант означает проигрыш для фашистской Германии.

   Однако, Верховного продолжали терзать сомнения:

  -- Но если Роммель захватит Египет, то не станет ли Турция на сторону Гитлера, чтобы получить британские владения?

  -- Турки и в той истории весьма неохотно склонялись к сотрудничеству с Германией, обещая вступить в войну только после падения Сталинграда. Можно уверенно сказать, что после провала осеннего немецкого наступления Турция не только останется нейтральной, но даже и подумает о союзе с нами. Возвращаясь же к вопросу об угрозе Ближнему Востоку, могу заявить: Если допустить, что немецкие войска дойдут до Ирака, то даже один наш Закавказский фронт, без поддержки англичан, сможет их остановить, если будет поставлена такая задача. Мало того, выскажу предположение, что частичный захват Ирака Германией нам скорее выгоден, так как позволит ввести в Междуречье советские войска. В противном случае для установления контроля над Ираком в будущем придется прибегать к помощи местных повстанцев, таких, как Барзани, а это не самый надежный путь.

  -- Но если Роммель захватит Суэцкий канал, - продолжал сомневаться Сталин, - то Германия сможет выйти в Индийский океан и препятствовать американским военным перевозкам через Басру. А ведь этот маршрут поставок должен стать основным, пока самый короткий довоенный путь Мурманск - Лондон находится под угрозой. И эта угроза не будет решена без вытеснения немцев из Финляндии и Норвегии.

  -- Полагаю, англичане уделят проблеме канала самое серьезное внимание и своевременно выведут его из строя. Что касается совместной операции с союзниками, то английское адмиралтейство обещает выделить необходимые корабли в январе и, похоже, сдержит свое слово. Касательно же германского флота на севере, я как раз хотел обсудить морскую авантюру Гитлера. Как доложил Брайтенбах, булавочные уколы англичан в Норвегии достигли своей цели.

  -- Постойте, - воскликнула неугомонная Аня. - А герой этой операции офицер Черчилль случайно не родственник Уинстона Черчилля?

  -- Как нас заверили англичане, они всего лишь однофамильцы, - покачал головой Вышинский.

  -- Понятно, но возникает другой вопрос: Согласитесь, что воевать с луком и мечом в двадцатом веке несколько необычно. Это я вам как историк говорю. Интересно, он не из этих попаданцев? Кстати, что с ним стало?

  -- Немцы решили, что поймали родственника британского премьера и отправили его в Берлин. Однако, - Шапошников одобрительно улыбнулся, - капитан коммандос с помощью спичек и старой газеты устроил на борту самолета пожар. Летчики довольно удачно совершили вынужденную посадку, но британского капитана больше никто не видел. Но, с вашего позволения, товарищ Жмыхова, вернусь к итогам операции. Гитлер поверил, что Англия готовит вторжение на севере и приказал брестской группе линейных кораблей прорываться через Ла-Манш на восток. Мы тотчас оповестили наших союзников и, надеюсь, они примут все надлежащие меры для уничтожения линкоров. Также наших коллег уведомили о том, что французская группа сопротивления с позывным "Кошка" находится под колпаком Абвера и поставляет ложные сведенья о кораблях, якобы не способных выйти в море.

  -- О "Кошке" и её роли в прорыве кораблей через Ла-Манш мы услышали от попаданца, - уточнил Меркулов. - Британцы нам ответили, что данная группа, именуемая "Интераллье" действительно стала вызывать некоторые подозрения, но в целом она надежна.

  -- Нашей информации пока не всегда доверяют, - печально вздохнул Молотов. - Но послу и военному атташе даны указания настойчиво подчеркивать необходимость приготовления к прорыву линкоров. И, если будет необходимо, Майский встретится по этому вопросу с премьер-министром, если Черчилль все же решит направить в Африку самолеты-торпедоносцы, столь нужные в Ла-Манше.

  -- Да нам уже пора отправить в Лондон постоянного военного советника, руководящего действием союзной авиации, - полушутя заметила Жмыхова.

   Все рассмеялись, хотя Шапошников и Молотов вдруг задумались и многозначительно переглянулись.

  -- К счастью, - продолжил маршал, - нам на руку играет поспешность немецкой операции. Прошлый раз немцы отвели на подготовку около месяца и смогли наладить четкое взаимодействие с авиационным прикрытием. А в этот раз ограничились всего несколькими днями. Так что у английской авиации имеется хорошая возможность уничтожить сразу два линкора и тяжелый крейсер противника. Если это случится, то у Черчилля будет меньше поводов бояться германского флота в северной Атлантике и задерживать отправку конвоев.

  -- А если корабли все-таки пойдут вокруг Шотландии, как и предполагали британцы? - нахмурился Мехлис. Начальника Главного политуправления армии только недавно ввели в курс дела, и на совещаниях он поначалу помалкивал. К тому же армейский комиссар тяжело переживал о своей неприглядной роли в крымском разгроме сорок второго, показавшего, что гениальным полководцем он не является. (* На самом деле попаданец сильно сгустил краски.) Но своего мнения Мехлис, будучи человеком абсолютно честным, никогда не скрывал.

  -- В таком случае у английского командования будет достаточно времени, чтобы уничтожить германские линкоры. Но, конечно, для достижения безопасной проводки полярных конвоев все-таки желательно освободить север Скандинавии.

*

  -- Значит, все упирается в выход Финляндии из войны, - подытожил Сталин. - Это вопрос не столько военный, сколько экономический, так как позволит обеспечивать пути, по которым США будут снабжать нас вооружением.

   Верховный, по своему обыкновению, прошелся по кабинету, погрузившись в размышления. Все замолчали и сидели тихо, чтобы не сбить вождя с мысли. Лишь Жмыхова снова бесцеремонно достала жестянку с леденцами и принялась уплетать конфеты, не забыв, впрочем, угостить соседей. Взглянув на голодную советницу наркомов, Сталин притворно нахмурился, но тут же улыбнулся:

  -- Я думаю, не только дети успели проголодались. Наверно, не все товарищи сегодня даже позавтракали.

   Уловив прозрачный намек, Берия проворно поднял трубку:

  -- Товарищ Поскребышев, обед готов? Пусть заносят.

   Не прошло и минуты, как сурового вида официанты внесли столовые приборы, судки с горячим, целую батарею бутылок, хлеб и закуски, после чего, не говоря ни слова, бесшумно удалились.

   Пока с большого стола сгребали карты и папки, Сталин первым подошел к судкам и полюбопытствовал, что там находится:

  -- Здесь уха. Ага, а вот тут щи. Вот их я и налью.

   Взяв из стопки тарелку, Верховный зачерпнул половником самую гущу, налил и осторожно отнес к своему месту на углу стола. За ним в порядке живой очереди выстроились наркомы и маршалы. Молодежь - Жмыхова с Шелепиным, скромно пристроились последними. "Железного Шурика", несмотря на его молодость, тоже недавно включили в ряды "прозорливцев", благодаря протекции Андреева. Попаданец так красочно расписывал достоинства комсомольского активиста, что с его слов последний представлялся чуть ли не будущим главой государства. Не забыл он также упомянуть о роли Шелепина в освобождении из тюрьмы Василия Сталина, что не могло не импонировать Виссарионычу.

   Быстро доев первое, сказалась военная привычка, Аня не мешкая поспешила за вторым. Кремлевские повара готовили отменно, и разваристая картошка с селедкой шли на ура, впрочем, еды на всех присутствующих хватало с лихвой. К тому же, на столе были соленые грибы, нарезанные ломтики сыра, красная икра и печенье. Не забыли официанты и стаканы с чаем.

   Первые минуты все ели молча и сосредоточенно. У первых лиц государства, тем более во время войны, действительно не всегда находилось время покушать, и когда выпала такая возможность, ею пренебрегать не стоило.

   Доев свою порцию, Сталин плеснул себе в маленький стаканчик "Цинандали", разбавил водой из графина, и предложил выпить за Победу. Отказаться от такого тоста никто не мог. Коньяк и водка, правда, остались нетронутыми, все-таки впереди еще предстоял долгий рабочий день, и все ограничились вином. На столе насчитывалось не меньше десятка сортов грузинского вина, но большинство присутствующих выбрали красное "Оджалеши", хотя некоторые, как Молотов, предпочли белое "Цигистави". Жмыхова, слышавшая от мужа хвалебные отзывы о настоящей Хванчкаре, которую еще делают в это время, растерянно оглядела стол:

  -- А почему "Хванчкары" нет, - шепотом спросила она у Меркулова.

  -- Это "Грузинское вино N 20". Но вам, Анна Николаевна, лучше виноградный сок пить. Вот, позвольте, я вам "Маджари" налью.

  -- Ууу, действительно сок, - согласилась Аня, рассмотрев этикетку. - Оно не крепче, чем пиво.

   Когда все чокнулись и выпили, Куликов снова завел разговор о нефти, на которой в будущем строится вся политика:

  -- Что касается энергоресурсов, то кроме стран Персидского залива для нас очень важна Венесуэла, как первый экспортер нефти в мире.

  -- Сдвиги в отношении наших стран уже есть, - обнадежил замнаркома индел Вышинский, - хотя и медленные. В этом году в Венесуэле впервые с начала века прошли настоящие выборы, и главой государства стал не диктатор, а законно избранный президент. Политические преследования прекращаются, и коммунисты начинают возвращаться из эмиграции. После Перл-Харбора Венесуэла разорвала отношения с Германией и Японией, так что теперь мы с ней как бы в одной лодке. Конечно, до объявления войны фашистам ей еще далеко. В отличие от Центральной Америки, у всех стран Южной Америки остались сильные экономические связи с Германией. Немецкие концерны добывают железную руду, нефть и селитру. Так что, лишь когда союзники захватят господство в Атлантике, а наши войска приблизятся к Берлину, тогда южноамериканские страны и поспешат объявить Гитлеру войну.

  -- Еще Андреев упоминал, - напомнил Куликов, - что в Чили в семидесятые годы был чуть ли не коммунистический режим. Правда, недолго.

  -- Да, и он считает, что все проблемы чилийских коммунистов начались с того, что они связались с радикалами. Последнее уже подтверждается. После смерти чилийского президента Педро Серда в стране началась подготовка к новым выборам, и левые партии сформировали Демократический альянс. Его стержнем является радикальная партия, представителем который являлся покойный Серда, и которая снова выдвигает своего кандидата. То есть получается, что коммунисты поддержали радикалов. Правда, в настоящее время отношения между ними вполне партнерские. Но весьма вероятно, что после войны США обратят пристальное внимание на Чили и потребуют от радикалов вообще запретить компартию. Но это в будущем. А сейчас можно отметить, что в целом по региону Латинской Америки намечаются положительные сдвиги. Мексика выходит из изоляции и начинает восстанавливать дипотношения как с нами, так и с Великобританией. На этом же пути находятся Аргентина и, как я уже говорил, Венесуэла.

  -- С Венесуэлой стоит поторопиться, - пробурчал Куликов. - После войны там откроют нефтеносный бассейн на юге страны, и лучше, если это сделаем мы.

  -- Может..., - неуверенно начала Аня, но видя, что все смотрят на неё, решительно встала. - Может, нам проще зарегистрировать нефтяную компанию в США и вести разработку от её имени? Тогда получится, что Америке самой придется защищать интересы "своей" фирмы.

  -- Это разумно, - согласно кивнул Берия. - Выручка позволит напрямую финансировать наших сторонников в Штатах. Впрочем, следует иметь ввиду возможность национализации промышленности в Венесуэле.

  -- Знать бы только, когда она произошла, - проворчал Вышинский. - Явно задолго до Уго Чавеса, но когда конкретно, мы не знаем.

  -- Все равно события уже точно не повторятся, - включился в диалог Мехлис. - И, полагаю, в новой истории процессы пойдут активнее. Боливия с Мексикой уже подали пример национализации нефтяной отрасли, и это только первые ласточки. Лишь бы США не застопорили процесс. Хорошо бы активизировать в Латинской Америке деятельность коммунистических ячеек.

   Молотов задумчиво поправил очки, и начал терпеливо объяснять принципы политэкономии:

  -- Надо помнить, товарищи, что ведущую роль в политике играет капитал, и следует исходить из того, что именно экономика диктует свои требования политикам. Да, в Южной Америке заметен рост антиамериканских настроений, связанный с грубыми методами, применяемыми США. Но дипломатия "доллара и большой дубинки", как цинично её называют сами американцы, сводит на нет любые попытки ослабить монопольные позиции США в регионе. Экономические и военные силы сторон просто несравнимы, поэтому прямые попытки добиться независимости закончатся, за редким исключением, военным переворотом или "дружественной интервенцией" северного соседа.

  -- Но с диктатом США надо что-то делать, - не выдержал Шелепин. - В конце концов, если они приберут к рукам Латинскую Америку, то лишь раздразнят свой аппетит и вскоре попробуют замахнуться на весь мир.

  -- Делать что-то надо, никто не отрицает, - согласился Молотов. - Но бороться с врагом можно и его собственными методами. Проблема региона в том, что в нем столкнулись две тенденции: С одной стороны латиноамериканские государства тесно связаны с США экономическими узами. Но с другой, постепенно укрепляются позиции местной буржуазии, тяготеющей к националистически-государственническому мировоззрению. Что это значит?

  -- Это означает, - опять вскочила с места Жмыхова, - поворот стран к политике протекционизма и, как это не странно, усилению госсектора. А еще Южная Америка не оставляет попыток сформировать свою собственную, без США, систему регионального стратегического сотрудничества и безопасности. То есть, хотя там правят точно такие же капиталисты, как и в Америке, но они пытаются править независимо и хотят всю прибыль оставлять себе, а не отдавать иностранным корпорациям.

  -- Верно, - подтвердил нарком. - И мы не должны сковывать себя предубежденностью к южноамериканским капиталистам, а наоборот, обязаны развивать с ними экономические отношения. Америка ратует за "равные возможности" в торговле? Замечательно, мы тоже "за". А если наш товарооборот с Латинской Америкой возрастет, то возрастут и симпатии к нам этих стран и, заодно, ослабнет зависимость от США. Вот такому внешнеполитическому курсу мое ведомство и собирается следовать.

  -- Правильно, - одобрил Сталин. - Такого курса нам и следует придерживаться. Тогда число наших сторонников в Южной Америке неизбежно вырастет. А скажи нам, Вячеслав, что за изменения начались в Британском правительстве?

   Молотов неторопливо дожевал бутерброд с сыром, протер губы салфеткой, и по памяти начала перечислять:

  -- Во-первых, лордом хранителем печати и лидером палаты общин стал наш старый знакомый Ричард Криппс. После полутора лет пребывания в СССР на должности посла он начал оценивать нашу страну достаточно объективно, и выступает за сотрудничество. Замечу, что назначение его на столь важный пост произведено вопреки желанию премьера, считающего Криппса сторонником открытия второго фронта. Конечно, Черчилль не хочет прислушиваться к просоветски настроенному Криппсу, и мечтает при первой же возможности заменить его Иденом. Но сейчас позиции консерваторов слишком слабы, чтобы диктовать свою волю. Из состава кабинета также удалены посол в США Галифакс, министр финансов Кингсли Вуд, государственный казначей Ханки и еще некоторые остатки чемберленовских элементов. Для нас это обстоятельство благоприятно, потому что эти деятели стояли за политику пассивного выжидания. Кроме того, министром военного производства назначен Оливер Литтлтон

  -- Кто такой? - наморщил лоб Куликов, силясь вспомнить, где он слышал эту фамилию.

  -- Исполнительный директор компании "The British Metal Corporation", - подсказала Аня. - Эта корпорация получает огромные прибыли за счет правительственных заказов, а еще благодаря разрешению не согласовывать свои экспортные цены с правительством. То есть за свои поставки в Японию Бритиш Метал получает любую цену, какую запросит.

  -- А новый казначей кто? - продолжал расспрашивать дотошный майор госбезопасности.

  -- Один из лидеров лейбористов - Уильям Джоуитт.

  -- Вот как, - удивился Куликов, недоуменно потерев лоб. - А я думал, он консерватор.

  -- Верно, - хихикнула Аня. - Он успел побывать во всех трех партиях. У него слава жулика и пройдохи, а состояние себе Джоуитт нажил участием в разных темных делишках.

  -- Да уж, - недовольно поджал губы Мехлис, - в Уайт-холле собрались явно не сливки общества.

  -- Конечно, кабинет министров в Британии формировался не из коммунистов, - вполне серьезно ответил Вышинский. - Но в целом, новые назначенцы являются сторонниками немедленной помощи, причем не только поставками, но и действиями, пусть даже и с крупным риском для Англии.

  -- И в чем же причина столь внезапных отставок консервативных министров? - недоверчиво спросил подозрительный Мехлис.

  -- В целом, изменения в британском кабинете являются своеобразным маневром, с целью успокоить общественность. Народные массы Англии ожидают активных военных действий и видимость "полевения" правительства должна смягчить недовольство. Впрочем, даже консервативные круги в Англии уже не стремятся к ослаблению СССР, как полгода назад. Тяжелая ситуация на фронте, сложившаяся в первые месяцы войны, начала угрожать и самой британской империи. Ну а после того, как в войне наметился перелом, английское правительство все больше задумывается о послевоенном периоде. Ему становится понятно, что поражение Германии состоится, скорее всего, благодаря действиям советских войск, и наша позиция на континенте станет неприступной. К тому же британцы отдают себе отчет в том, что их поведение сейчас может повлиять на решение Советского Союза объявить или не объявить войну Японии. Отсюда и вышеуказанные перемены в военном кабинете. Англичане не хотят портить отношений с нашим правительством, недовольным отсутствием действенной помощи, и стараются угодить, заменяя министров, увеличивая поставки, а также сдерживают поляков. Возьмем, к примеру, нынешнего министра снабжения Бивербрука. Это крупный капиталист, консерватор и совершенно аморальный политик. Раньше он был нашим принципиальным противником, используя свой издательский концерн для антисоветских инсинуаций. Но в данный момент он делает все возможное для увеличения военного производства и искренне стремится увеличить помощь Советскому Союзу, понимая, что без нас Британской империи не добиться решительной победы.

  -- Британцы стали думать о будущем, - удовлетворенно кивнул Сталин, - это хорошо. Америка тоже начинает понимать, что с нами лучше дружить. Кстати, что Рузвельт говорит о послевоенных границах Польши?

  -- Также, как и Черчилль, успокаивает Сикорского, - иронично усмехнулся Молотов, - уверяя, что Советы ограничатся Эстонией и Латвией, а Литву, которую поляки считают своей, не тронут. Еще президент туманно обещает, что Вильно и Львов вернутся в состав Польши.

  -- Интересно, кто же устранил Сикорского, англичане или американцы, - тихонько, как бы разговаривая сам с собой, прошептал вождь. - Впрочем, это совершенно неважно. А какие меры предпримет Германия для продолжения войны?

   Данный вопрос относился уже к епархии Меркулова, и глава госбезопасности к ответу хорошо подготовился. Отодвинув в сторону тарелки, замнаркома положил на стол таблицы, графики и разноцветные диаграммы, напоминающие компьютерные распечатки из двадцать первого века:

  -- Экономическая система Германии довольно своеобразна. Смотрите, к примеру, годовая выплавка стали у нее сейчас на уровне 20-22 миллиона тонн, а с оккупированными территориями даже 32. У нас же только восемь миллионов. И станочный парк у противника в три раза больше, чем у Советского Союза. Однако, танков в течение войны мы произвели в два раза больше. Получается парадокс: С одной стороны, в результате оккупации или присоединения многих стран Европы, возможности военной экономики Германии по производству электроэнергии, автомобилей, добыче руды и прочего, возросли более чем вдвое. С другой стороны, несмотря на увеличение военно-экономического потенциала, рост военного производства осуществлялся далеко не в полную силу. Причины сравнительно небольшого увеличения военного производства Германии в следующем: Гитлер слишком оптимистично оценивал перспективу войны с СССР, и в ожидании скорого наступления мирного периода не планировал расширения военной экономики. В результате, к примеру, производство гаубиц в Германии к концу этого года упало в пять раз и теперь производство артсистем значительно отстает от потребностей фронта. К тому же запасы боеприпасов с начала войны уменьшились на треть.

  -- Аукнулись немцам их молниеносные победы на западе, - злорадно заметила Жмыхова. - Расход боеприпасов тогда оказался столь низким, что они пересмотрели планы их производства, и теперь выпуск не обеспечивает потребностей на восточном фронте.

  -- К тому же германские монополии даже в условиях войны продолжали конкурентную борьбу, - продолжал Меркулов. - Стихийное капиталистическое хозяйство без единого планирования не позволяло создать по-настоящему эффективное управление военной экономикой. К примеру, лишь половина стального проката Германии использовалась на военные нужды. А ведь для восполнения нехватка металла немцы снимают железные ворота и даже оградки могил. Они также поднимают затонувшие корабли, чтобы пустить их на металлолом, но с трудом добытое железо используют нерационально.

   При этих слова Шелепин неловко поерзал, не решаясь прервать главу госбезопасности, но подбодренный разрешающим взглядом, встревожено спросил:

  -- Но со следующего года Германия непременно начнет использовать все имеющиеся резервы, разве не так?

  -- Не совсем так. Конечно, тотальное вооружение уже начинается, и к лету сорок второго ожидается увеличение военного производства в полтора раза. А если бы фашистская Германия дотянула до лета сорок четвертого, как в той истории, то рост выпуска составил бы три раза против нынешнего. Но, обратите внимание товарищи, это очень важно: В области использования рабочей силы все равно остались неиспользованными значительные резервы. Даже в конце войны на немецких заводах работали в одну смену, и продолжительность рабочего дня в машиностроении не увеличивалась. То есть рабочие трудились, как и в мирное время, 48 часов в неделю. Доля работающих немецких женщин оставалась крайне незначительной, не говоря уже о подростках. Да и количество прислуги в Германии только возросло, в то время, как в Англии наоборот, уменьшилось втрое. Нельзя не учитывать и тот фактор, что производительность труда подневольных работников, привлекаемых на военное производство, была невысокой, а случаи саботажа весьма частыми. И, наконец, доля производства гражданской продукции уменьшалась крайне медленно. Только после Сталинградской битвы начались робкие попытки Шпеера ограничить производства ненужных потребительских товаров, что вызвало резкий отпор как правительства, так и со стороны владельцев предприятий.

  -- Капитализм и есть капитализм, - презрительно фыркнула Аня. - Непреклонное стремление предпринимателей получать высокие прибыли не дало никаких шансов Шпееру осуществить реформы в полной мере. Да и социальная политика, обеспечивающая режиму популярность, мешала переходу на военные рельсы. Подумать только, даже после Курской битвы, когда ни у кого не осталось сомнений в исходе войны, Гитлер запретил Шпееру прекратить производство щипцов для завивки волос! Ну и конечно, огромное количество всяческих ведомств, комитетов, групп и советов с нечеткими функциями осложняло планирование. Если, к примеру, фортепьянный завод начинал производить ящики для боеприпасов, то подчинялся он по прежнему музыкальному ведомству. В общем, как историк, могу констатировать, что наша страна обладает всеми преимуществами в сфере мобилизации и использовании экономического потенциала страны. А если министр вооружения Тодт не погибнет в скором времени, как в той истории, то возможно, для германской экономики все будет еще хуже.

  -- Да, кстати, не совсем понятно, что делать с этим Тодтом, - задумался Берия. - Если его в сорок втором преднамеренно убили, то не стоит ли дать Брайтенбаху указание усилить охрану рейхминистра, или пусть все же на его место назначают архитектора Шпеера?

   На этот вопрос у Меркулова готового ответа не имелось, и ответил он неуверенно:

  -- Данные по будущему у нас весьма отрывочны. Конечно, основной рост военного производства начался при Шпеере, но с другой стороны, у Тодта больше опыта. Трудно сказать, кто принесет Германии больше вреда.

   Вопрос действительно был сложным, и даже Жмыхова, считавшая себя знатоком истории будущего, и к тому же слегка повеселевшая от выпитого "сока", вдруг стала серьезной. Аня задумчиво прикрыла глаза и попробовала представить, чем в будущем может обернуться спасение Тодта:

   Парень в странной шапке с огромным козырьком подошел к окну, украшенному разноцветными огоньками и, елозя по нему пальцем, вывел на стекле кривую строчку:

  -- Да вы что, мля, если бы Сталин не приказал своему Штирлицу охранять немецкого министра, и его бы укокошили, то мы бы войну на год раньше выиграли.

   В ответ на окне появилось сразу несколько строчек, выведенных столь же криво и безграмотно:

  -- Это верно, нафига нужно было спасть этого утырка Тодта?

  -- Угу, лучше бы наоборот его прикончили. Ведь было известно, что на его место хотели поставить какого-то архитектора. Да он бы там такого натворил, Германия бы и без войны капитулировала!

   В общий хор возмущенных посланий вклинилась только одна ровная строчка с приведенными статистическими данными, но оппоненты её тут же дружно затерли.

   Дальше Аня смотреть не стала и раздраженно помотала головой, отгоняя видение "форума альтисториков".

  -- Да пусть эти форумчане пишут в своих "окнах" что хотят, мне чихать на них, - с неожиданной для себя злостью подумала девушка, и так резко встала, что опрокинула бокал с чаем. - Мое мнение - Шпеер во главе министерства вооружений Германии нам не нужен. Ведь новые методы руководства, внедренные архитектором, позволили реорганизовать всю систему снабжения промышленности. Пусть реформы провели не до конца, и система управления осталась излишне сложной и запутанной. Но все-таки снабжение предприятий сырьем улучшилось, и продуманное распределение заказов по заводам позволило загрузить больше мощностей, а некоторая стандартизация и обмен технологиями между предприятиями упростила производство.

  -- Согласен с товарищем Жмыховой, - неожиданно поддержал Аню Сталин, тем самым ставя точку в дискуссии. - Пусть Брайтенбах попробует ликвидировать Шпеера, а на Тодта не обращает внимания. Но, допустим, рейхминистр, неважно, кто именно, все-таки получит от Гитлера указание перевести всю промышленность на военные рельсы. Насколько она будет обеспечено сырьем?

   У Меркулова уже имелась на всякий случай папка со статистикой и подробными расчетами, а основные цифры он и так помнил, поэтому замнаркома ответил не задумываясь:

  -- Перед войной сырьевая зависимость Германии от импорта была практически полной. Из тридцати четырех основных видов сырья у нее в достатке добывались лишь уголь и поташ. Ей приходилось импортировать семьдесят процентов железной руды, почти половину марганца, свыше девяносто процентов нефти, меди и никеля, весь потребляемый хром. Но после захвата ряда стран ситуация для Рейха заметно улучшилась. В Австрии и Франции добываются железная руда, в Чехословакии марганцевая, в Польше медь. Балканы дают экономике Германии нефть, бокситы, хром и медь. Не отстают и нейтралы: Турция тоже поставляет хромовую и медную руду, Испания с Португалией продают вольфрам и другие металлы. Еще серьезный бонус, - Меркулов даже не заметил произнесенного им анахронизма, - Германия получила, вывезя из оккупированных стран захваченные сырьевые ресурсы: 135 тысяч тонн меди, 9 тысяч тонн никеля, и прочее. Эти огромные запасы способствовали созданию стратегических резервов и помогли удовлетворить потребности в производстве вооружения. То есть можно подытожить, что сырья в целом хватает, и даже после трехкратного роста военной промышленности останется некоторый резерв для увеличения производства.

   Шелепин, еще не успевший ознакомиться со всем массивом секретной информации и вникнуть во все нюансы, недоуменно уставился на докладчика:

  -- Выходит, что нет смысла пытаться лишить Германию поставок сырья, если её запасы так велики?

  -- Александр, - вкрадчиво спросила Жмыхова своего бывшего комсорга, - сколько продлится война?

  -- Понятно, что не год, - пожал плечами будущий глава КГБ. - Хорошо, если два. Но, учитывая, что нам, скорее всего, придется пройти всю Германию до Рейна, а может, и в Париж заглянуть, то и все три могут набежать.

  -- Не хотелось бы до Рейна идти, - вздохнул Шапошников. - В Германии очень много крупных населенных пунктов с каменными домами, что означает большие потери для атакующих. Нам бы союзников как-нибудь привлечь. Но, к сожалению, мы не можем ждать, когда военная мощь Великобритании и США полностью развернется. Да и в любом случае, второй фронт откроется лишь тогда, когда немцам станет очень худо.

  -- То есть воевать придется до сорок третьего или сорок четвертого года, подытожила Аня. - А в Германии в настоящее время годовое поступление сырья не покрывает потребления, и если как-нибудь уменьшить поток импорта, то поставки не смогут удовлетворять действительные потребности

  -- Да, верно, - согласился Меркулов. - Конечно, уничтожить сырьевые источники Германии мы пока не в состоянии, но можно попытаться лишить её внешних источников. Например, в той истории Швеция, поставляющая высококачественную железную руду, покрывающую до сорока процентов потребностей Рейха, начала снижать поставки лишь в сорок четвертом. Сделай она это раньше, и германской экономике придется туго. Но, в конце концов, Швеции самой не хватает нефти и многих товаров первой необходимости. Чтобы вынудить её прекратить торговлю с Гитлером, надо предоставить Швеции возможность торговать с другими странами, а для этого освободить от фашистов хотя бы часть Скандинавии. Еще один стратегический партнер Германии - Финляндия, на долю которой приходится четверть импорта молибдена. Этот металл нужен для улучшения качества сварных швов, что особенно актуально при производстве танков. Кроме того, финляндская медь до войны составляла процентов десять от всего импорта Германии, но осенью тридцать девятого её доля вырастала до тридцати процентов. Еще из статей финляндского экспорта важны кобальт, повышающий качество стали, серный колченад для химической промышленности, и конечно, никель. Он спас Германию от никелевого кризиса второй половины войны.

  -- Можно на этом вопросе остановиться поподробнее? - насторожился Шапошников.

  -- Месторождения медно-никелевых руд геологи открыли еще в двадцатых годах, но тогда у Финляндии обнаружились затруднения в капиталовложениях. Маленькая страна не могла себе позволить финансовые расходы, необходимые для освоения новых месторождений. Поэтому финское правительство сдало месторождения никелевых руд Печенги в концессию британской фирме "Монд Никель компани лтд.", создавшей для этого акционерное общество "Петсамон никкели Ко". Сама же "Монд Никель" является дочерним предприятием ИНКО - Интернациональной никелевой компанией Канады. Ну а канадская компания контролируется американским капиталом, которому принадлежит 57% акций.

  -- Ничего себе матрешка, - изумленно пробормотал кто-то из слушателей.

  -- Британцы получили монопольное право на горно-эксплуатационные работы, и в тридцать пятом начали строить завод, планируя запустить его через пять лет. Сначала предполагалось, что обогащенную руду будут отправлять в Канаду на завод с полным циклом. Но летом сорокового года, уже после капитуляции Франции и начала "битвы за Англию", капиталисты заключили соглашение с финляндским правительством, разрешив последнему самому решать, куда экспортировать никель. Это соглашение было подписано 23 июля, а уже 24 Финляндия подписала договор с Германией, заранее отдавая Гитлеру 60% будущей продукции

  -- То есть Англия воюет с Германией, - поразился Шелепин, - и одновременно добывает для своего врага никель?

  -- Не совсем так, ведь конечным владельцем рудников все-таки являются американцы. Англичане даже вяло пытались выразить протест, но их мнением никто не интересовался. Итак, уже в конце сорокового года в Печенге началась добыча руды, а в середине сорок первого она вышла на полную мощность. Кроме того, через год будет завершено строительство электростанции в Янискоски, которая обеспечит плавильни электроэнергией. Это позволит отказаться от перевозок огромного количества породы и готовить полуфабрикат на месте. В итоге уровень производства вырастет до двадцати тысяч тонн ежегодно, и почти весь этот никель пойдет на военные заводы Германии.

  -- Этого допустить нельзя, - твердо отчеканил Сталин, представив, себе, насколько улучшится качество немецкой стали. Потом вождь вспомнил еще кое-что, и повернулся к Молотову. - Вячеслав, а ведь наши союзники так и не выполнили обещание поставлять нам по четыреста тонн никеля в месяц. Надави на них по своей линии.

Глава 18

   Уже третьи сутки нас держали на прежних позициях, а ожидаемое наступление все не начиналось. Конечно, дату главного удара нам, естественно, никто не докладывал. Её не знали даже в штабе дивизии. Строго говоря, и сам факт предстоящего наступления являлся секретом. Однако приготовления можно удержать в тайне лишь от противника, а задействованные в подготовке саперные батальоны, разведчики, артиллеристы и водители уже могли точно предсказать место прорыва. Да и все остальные, в общем-то, были в курсе, что в наших тылах уже скопились немалые силы, и видели, как ночами по дорогам тянутся колонны грузовиков и саней. Нашей дивизии дополнительно выделили танковый взвод, автомобильную роту, а батальонам добавили по саперному взводу. Артиллерийский полк получил еще одну батарею гаубиц, кстати трофейных. Немецких пушек, захваченных в исправном состоянии, у армии имелось уже немало, как и боеприпасов, а обычные части брать на вооружение трофеи не спешили, вот их нам и спихнули.

   Помимо наращивания сил, командование не забывало и о моральной подготовке личного состава. Политруки вдохновлено рассказывали бойцам, что дни врага сочтены, и что фашист держится из последних сил. Впрочем, особо агитировать никого не требовалось. Факт нашего успешного наступления был налицо - вот мы здесь, там, где еще недавно у немцев находился глубокий тыл, а карту фронтов центральные газеты постоянно печатали. Поэтому, ничего конкретно не зная о планах командования, солдаты все равно проникались уверенностью в своих силах и верой в мощь Красной армии.

   Конечно, о масштабах операции и её конечных целях знали только в Москве и в штабе фронта. Ну, и еще я догадывался - это был тот самый Алькор, о котором мне по секрету рассказала Аня - прорыв через реку Нарва. Тут собрали несколько дивизий, и если я все правильно понял, даже десантный корпус могут задействовать. В принципе, наступать можно было бы и через Чудское озеро, причем даже в самой широкой его части. После декабрьских холодов лед стал очень крепким. По нему к нам по ночам периодически прибегали перебежчики из карательных батальонов, враз потерявшие охоту воевать за своих хозяев. Даже введенная недавно медаль "за борьбу с партизанами" никого из карателей не вдохновляла. Один раз к нам сумела перейти группа пленных бойцов. Охрана в лагере, понятно, ослабла, ведь на фронт немцы сейчас гнали всех, кого только можно. Да и кормить пленных перестали, так что у них особого то выбора и не было - или бежать, или умирать в концлагере. В общем, даже немаленький отряд с повозками да с легкими пушками пройти по льду смог бы, но данный вариант командование исключило, и я понимал, что для этого имелись свои резоны.

   Итак, что мы имеем на сегодняшний момент? Пока я отдыхал в столице, два фронта, Василевского и Масленникова, совершили глубокий охват противника, окружив половину группы армий "Север". Первая ударная армия совершила прорыв от Ильменя к Пскову. Самим городом овладеть сходу не удалось, но зато Масленников смог продвинуться на север, вдоль восточного берега Псковского и Чудского озера. Одновременно с ним Ленинградский фронт Василевского, усиленный третей ударной армией, смял левый фланг "Севера", и как горячий уголек через сугроб, прошел вдоль берега Финского залива. Сомкнув кольцо окружения, фронты принялись методично сжимать мешок и разрезать немецкие группировки на части. С окруженцами Рокоссовский и Масленников разбирались методично - не давая передышки противнику, но и не форсируя события, так как поставки боеприпасов не поспевали за потребностями фронта. Видя, что советские войска занимаются исключительно "внутренними" делами, а на внешнем фронте активности не проявляют, немцы решили, что наши резервы уже исчерпаны, и до весны серьезного наступления не будет. Да и кто может воевать в такие жуткие морозы? Кстати, декабрь нынче выдался холодный, последние две недели в Ленинградской области даже днем температура ни разу не поднялась выше минус десяти, а ночью частенько падала до двадцати пяти градусов мороза. Но вот вчера с вечера очень кстати потянул южный ветер, обещавший потепление. Если мы собрались скоро наступать, то это нам на руку. Фрицам-то в своих землянках все равно тепло, а вот атакующим, то есть нам, придется изрядно померзнуть на свежем воздухе. Конечно, народ тут более закаленный и привычный к холодам, чем в будущем. Авдеев с Леоновым, к примеру, взяли моду спозаранку бегать к ближайшей речке и, прорубив замерзшую за ночь прорубь, умываться ледяной водой. Я же, привыкнув проводить холодное время года в теплом помещении, на подобные подвиги не соглашался, и терпеливо ждал, пока воду для умывания мне согреют.

   Как все-таки хорошо иметь ординарца - он все наготовит и принесет, а я пока могу понежиться на уютной лавке возле теплой печки, прежде, чем приступать к повседневным делам. Но как назло, дела уже явились ко мне в лице коновода Семенова, ездившего с вечера за боеприпасами. Днем движение всех видов транспорта ограничивали, чтобы воздушная разведка противника не засекла повышенную активность, и гонять обозы приходилось ночью, когда все нормальные люди спят.

  -- Что случилось, - недовольно буркнул я, досадуя, что не дали отдохнуть. - Кобыла захромала, или гранаты не дали?

  -- Товарищ старший лейтенант, к вам опять госбезопасность, - как о нечто обыденном доложил ездовой. - Товарищ чекист еле к нам добрался. У него пикап американский хороший, но по здешним кущерям машина застряла. Пришлось, значит, на перекладных добираться, так я его и подвез.

  -- Ну, зовите, - недовольный, что на меня свалилась новая забота, отозвался я, но тут же спохватился. - Документы он хоть показал?

  -- А как же, - возмутился Семенов. - Я проверил, прежде чем везти сюда. Младший лейтенант госбезопасности Куликов. Что же я каждому встречному на слово стану верить?

  -- Куликов? - поразился я нежданной опале моего куратора, еще недавно бывшего на четыре ранга старше. - Василий Николаевич?

  -- Ага, Василий. Отчество, правда, запамятовал.

  -- Ну, тогда зови скорее, - обрадовано махнул я рукой, в то же время недоумевая, почему вдруг полковника понизили до среднего командира.

   Впрочем, ввалившийся в землянку человек в ватнике, теплых брюках и зимней шапке с завязанными ушами, никак не походил на высокопоставленного офицера. Только кожаные сапоги индпошива и кобура намекали о командирском звании своего владельца. Нежданный гость дрожал от холода, и первым делом потянулся к печке. В полутьме, лампу ординарец еще не зажег, мне сначала показалось, что это действительно Василий Николаевич, но тут же стало ясно, что это не он. Хотя широкое лицо с большим подбородком и внимательными синими глазами и походило на Куликовское, но его обладатель был явно младше майора госбезопасности лет на пятнадцать.

   Сдернув с гвоздика автомат, висящий на стене, я навел оружие на подозрительную личность и грозно прикрикнул:

  -- Вы не Куликов, хотя и похожи на него. Признавайся, кто ты такой!

  -- Д-документы, - по-прежнему стуча зубами от холода, с трудом произнес самозванец, и медленно достал из внутреннего кармана удостоверение.

   Осторожно взяв у него корочку, я прочитал и смущенно хмыкнул. Ах, вот оно что. Никакой это не диверсант, а сотрудник особых поручений при командующем фронтом младший лейтенант госбезопасности Куликов Василий Петрович. Тут же была вложена записка от Куликова-настоящего, в которой тот пояснял, что очень занят на испытаниях новой техники, и потому передает мне новые вопросы через доверенного человека.

  -- Василий Николаевич мой дядя, и мы работаем в одном ведомстве, - немного отогревшись, уже нормальным голосом объяснил гость. - Он переслал мне с курьером задание, а товарищ Масленников приказал отложить прочие дела и выполнять указание Москвы. Мне стало ясно, что дело срочное, и я тут же помчался к вам.

  -- Что же вы днем-то не поехали, - мягко пожурил я Куликова. - Заблудились вон, продрогли. Так и заболеть можно.

  -- Мне, конечно, выписали пропуск на движение днем, - пожал плечами порученец, - но тут, видите ли, оказалась полоса ответственности другого фронта, и пропуск недействителен. А ночью с Виллисом случилась беда и, хотя водитель обещал, что днем сможет вытащить машину, ждать так долго я не стал.

   Ну что же, хоть и строго обошлись с порученцем самого комфронта, но справедливо. Наши войска уже усвоило горькие уроки начала войны, и без особой необходимости марши в светлое время суток старались не совершать, а тем паче накануне наступления.

   Вернувшиеся к шапочному разбору Леонов с Авдеевым тоже потыкали носом в документы, поудивлялись схожести родственников и, наготовив горячий чай, начали выпытывать новости. Василий отпираться не стал, и охотно поведал все, что мы и так могли знать, или вот-вот узнаем:

  -- Как вы уже в курсе, фронту предстоит нанести удар через перешеек между Чудским озером и Финским заливом. Севернее, на вспомогательном направлении, сейчас осуществляется имитация сосредоточения войск, а ближе к озеру разворачивается наша главная группировка. Подготовка закончена, и в ближайшее время оборону противника должна прорвать ваша дивизия, усиленная за счет армейского резерва.

   При словах о резерве мы вспомнили штрафников и дружно вздохнули с нескрываемой иронией, на что Куликов-младший виновато развел руками:

  -- Вас пополнили, чем могли. И так по всем тыловым подразделениям искали бойцов, годных к строевой службе. На сборном пункте фронта кого только нет - ездовые, кладовщики, писари, трофейщики, разные тыловые команды. Обучать их, понятно, времени уже не осталось, а не обученные владению оружием бойцы вам только мешать будут. В общем, ваш полк стоит тут последний день, поэтому я так и спешил.

   Немного отогревшись, Куликов достал запечатанный конверт и с многозначительным видом вручил мне. Бедняга, гадает, какие такие дела у комфронта и даже у Меркулова могут быть к простому ротному.

   Усевшись в уголок и поставив перед собой керосиновую лампу-пятилинейку, я уныло открыл пакет. Ну, началось! Опять вопросы, бесконечные вопросы. По странам, по технике, по полезным ископаемым, по физике, и даже по астрономии. Спасибо, что по литературе ничего нет, меня все эти "Неукротимые планеты" и "Пасынки вселенной" уже достали.

   К счастью, ответов на большую часть вопросов я не знал, и потому управился с заданием всего за полчаса. Листочки запихали обратно в конверт, и Леонов, растопив сургуч, шлепнул на него свою печать. Чтобы Куликову снова не пришлось плутать, Алексей вызвался проводить его до штаба полка, найти застрявший пикап, и как-нибудь выбить пропуск.

   Как и предсказывал порученец Масленникова, вскоре комбата вызвали в штаб дивизии, а вернувшись, Иванов собрал всех командиров своего батальона и сообщил о поставленной генералом задаче. Нашему соединению отдан приказ следовать на новый рубеж у реки Нарва, выступление назначено на семнадцать ноль ноль. Первыми идут 234-й и 259-й полки, затем совершают марш боевые подразделения нашего полка вместе с батальонными и ротными обозами, а потом тыловые подразделения. Для обеспечения марша дивизия привлекла дополнительный автомобильный транспорт, так что идти пешком никому не придется. Конечно, перевезти все имущество до рассвета не успеют но, по крайней мере, полковой боекомплект обещают доставить.

   Уяснив полученную задачу, мы в свою очередь, поспешили обрадовать подчиненных, что практические занятия на сегодня отменяются. Иванов не поленился лично провести проверку готовности своих рот к маршу, но много времени это не заняло. Винтовки и пулеметы у всех бойцов, не исключая штрафников, находятся в образцовом состоянии, патроны протерты, боевое снаряжение в порядке. Сухпаек также наличествует, фляги наполнены, зимнее обмундирование подогнано. Так что задолго до назначенного срока Климов, снова занявший привычную ему должность начштаба, с гордостью докладывал в полк о готовности батальона к маршу. Теперь бойцам осталось только хорошенько отдохнуть и выспаться, так как раньше полуночи грузовики за нами не пришлют.

   Когда около часа ночи пришли машины, все были наготове, и погрузка прошла быстро и слажено. Правда, меня немного смущала мысль о том, что на замену нам никого не прислали, и фронт оголился. Ну да командованию виднее. Тем более, тряская дорога и холодная фанерная кабина не способствовали мудрым размышлениям. Да уж, хоть и говориться, что лучше плохо ехать, чем хорошо идти, но всему должен быть предел. Однако солдатам в кузове приходилось намного хуже. Водители торопились и выжимали из своих полуторок немыслимую для проселочной трассы скорость, порой разгоняясь под сорок километров в час. О "приятных" чувствах, испытываемых при этом бойцами, трясущимися на жестких холодных скамейках, лучше не говорить. Впрочем, солдаты не унывали, и даже затянули песню, вероятно, чтобы немного согреться:

   Кружились метели, снежинки летели.

   Декабрьская вьюга позёмкой мела.

   Ах, Красная Пресня - рабочая песня

   На бой за свободу и счастье пошла.

   Хотя предполагалось, что батальонная колонна должна ехать без привалов, но остановки порой случались, хотя и сравнительно редко. На узких, запертых с двух сторон сугробами дорогах иногда возникали пробки, особенно на развилках. Но службу регулировки движения более-менее наладили, и на всех перекрестках стояли регулировщики с фонарями. Конечно, из графика мы немного выбивались, но не сильно. Нас всюду старались пропускать вперед, давая преимущество перед другими частями.

   Даже со всеми оказиями полк прибыл в район сосредоточения до рассвета, как и планировалось. Колонну загодя встретил сопровождающий офицер, указавший наши позиции. Штаб уже находился здесь, а вскоре подтянулись второй и третий батальоны. Разгруженные порожние машины тут же разворачивались, и уже по другой дороге устремлялись назад, за следующими подразделениями.

   Наша дивизия была тут явно не одна. В наступивших сумерках стало видно, что повсюду вокруг скрытно, с соблюдением всех мер предосторожности и маскировки, группировались войска. Так, совсем рядом с нами развертывалась в боевой порядок батарея гаубиц, а с другой стороны затаился в лесочке целый дивизион самоходок. Постоянно проезжали розвальни с бойцами, белые грузовики с утепленными капотами тянули за собой сорокапятки, прикрытые белыми же чехлами. Некоторые пушки маскировали, заваливая целым стогом сена, и лишь по количеству лошадей в запряжке можно было догадаться, что там спрятано что-то тяжелое.

   Постоянно мимо носились связные и посыльные, передавая приказы или кого-то разыскивая. В общем, какой-то человеческий муравейник, но хорошо организованный.

*

   Все-таки приятно было воочию наблюдать, как наше командование быстро воспользовалось опытом, наработанным в той войне. Конечно, перед наступлением боевые порядки всегда уплотнялись, но вместо широких, размашистых ударов, характерных для того сорок первого, наступление теперь велось концентрированными ударами на узких участках. Порядки наступающих войск уплотнили настолько, что участок прорыва нашей дивизии составлял меньше двух километров.

   Хотя подразделения сосредоточились в лесу очень густо, но на удивление никаких споров, где кому располагаться не было. Специально выделенные сопровождающие разводили отряды по заранее определенным местам и заодно строго следили за соблюдением маскировки.

   Чтобы личный состав не замерз, для нас заранее установили большие брезентовые шестиместные палатки. Обложенные снегом и снабженные небольшой печкой, они позволяли солдатам отдохнуть и отогреться. Правда, в каждую такую палатку набилось целое отделение, да и организация горячего питания осталась нашей проблемой, ну да ничего, хоть не на улице бойцам мерзнуть.

   Едва рота разместилась, как примчался комбат и потащил меня вместе с Коробовым и Сверчковым искать начдива, у которого уже собрались командиры полков. Задача, на первый взгляд, казалась трудной. По всему лесу толпились командиры различных подразделений, проводящие рекогносцировку и налаживающие взаимодействие друг с другом. Но найти генерала оказалось несложно. Раз дует устойчивый южный ветер, то НП командующего следует искать на левом, наветренном фланге. И верно, там, где мы и рассчитывали, народу собралось больше всего. Все, как один, с осунувшимися невыспавшимися лицами, но веселые и оживленно переговаривающиеся.

  -- Надо же, и комфронта тоже здесь, - удивленно присвистнул Авдеев, приглядевшись повнимательнее к присутствующим командирам.

   Я же, как ни старался, генеральскую папаху нигде заметить не мог. И лишь после того, как ординарец показал пальцем, понял, что два человека в обычных маскхалатах и шлемах, это и есть генералы Кончиц и Масленников.

   Охрана командующего сердито позыркивала в нашу сторону, но дивизионный особист бросил автоматчикам пару слов, и на нас перестали обращать внимания. Дескать, хочется лейтенантам глаза начальству помозолить, чтобы выслужиться, ну и черт с ними. А когда комфронта узнал комбата и приветливо кивнул, мы подошли еще ближе, так что стало слышно, о чем беседуют командующие.

  -- Ночью дивизия заняла исходное положение, - докладывал Кончиц, - передовые полки вышли на рубеж атаки. Горючее и боеприпасы подвезли, и дивизия готова вступить в бой всеми силами.

  -- С артиллеристами взаимодействие наладили?

  -- Все артбатареи скрытно развернуты в намеченных местах и задачу получили. Считаю, что огневое насыщение моей группы достаточно для наступления.

  -- Все ли огневые точки вскрыты? - это уже начальнику артиллерии фронта и, заодно, майору Колеснику, командиру артполка.

  -- Так точно. Мы тщательно изучили систему огня и расположения противника. Карты сверили, все огневые точки на них нанесены.

  -- Добро. Теперь доложите об инженерном оборудовании исходного района - это дивинженеру.

   Снова последовали отчеты и бодрые рапорты.

  -- Уверены, что минных полей нет? - уточнял Масленников. - Учтите, если немец мины поставил, то они вмерзли в землю и снимать их непросто.

   Минут через десять комдива отпустили, и он смог собрать командиров полков и батальонов. Уяснив полученную задачу, Иванов, в свою очередь, начал разъяснять её ротным: От передовых полков нашей дивизии требовалось уничтожить обороняющегося противника и наступать в направлении деревни Агусалу. Наш же 215-й сп, оставаясь в резерве, должен следовать за ними в го-товности к отражению возможных контратак фашистов.

   Поставив задачу, комбат вручил нам карты с обозначенными на них ориентирами, схемами немецких заграждений, информацией о состоянии дорог, и отправился к артиллеристам, уточнить вопросы взаимодействия.

   Тем временем командир 259-го полка капитан Ушаков закончил со своими подчиненными рекогносцировку, и они буквально бегом помчался доводить боевую задачу до личного состава. Вслед за ним потянулось и командование 234-го сп.

   Только нам пока не нужно никуда спешить, и следует дожидаться развития событий. То ли придется закреплять успех и развивать наступление, то ли, в случае неудачи, вообще останемся на месте. Хотя, в успешном выполнении поставленной задачи сомневаться трудно, как-никак, по словам Куликова, тут задействуют не меньше полусотни гаубиц. А ведь помимо крупного калибра здесь собрали немало трехдюймовок и даже прибыли системы залпового огня, то есть гвардейские минометы, как их пока называют. Так что, учитывая наши огневые возможности, вряд ли немецкие позиции за рекой останутся неподавленными. К тому же, окопы у фрицев тут вырыты не везде, и разведка обнаружила солидные бреши во вражеской обороне. В общем, если в полосе наступления кто и останется в живых после артналета, то будет сидеть тихо как мышь, или сразу поднимет руки. Ну, а когда в прорыв введут несколько полков, фашисты просто не смогут быстро собрать достаточно сил для контратаки. Для оценки сложившейся ситуации, приведения своих подразделений в порядок и подвода резервов им потребуется несколько часов, но за это время дивизия продвинется далеко вперед, а прорыв за нами успеют значительно расширить.

   В любом случае, приказ нам поступит не раньше, чем через час, и можно никуда не торопиться. Поэтому мы с Коробовым и Сверчковым спокойно рассматривали выданные нам карты и пытались сообразить, почему наступление решили провести именно здесь. Впрочем, другое место подобрать трудно. Южнее, у самого озера, с немецкой стороны много дорог, да и гарнизонов тоже побольше. Чуть севернее от нашей позиции лесов нет, одни пашни вокруг сел Загривье и Отрадное, так что спрятать такую прорву войск там трудно. Дальше к северу, правда, снова начинаются леса, но болотистые, а на противоположном эстонском берегу Нарвы раскинулось огромное болото Пухату, куда даже зимой лезть не стоит. Так что оптимальное место для прорыва действительно находится именно в этом месте.

   Между тем нас все больше одолевало беспокойство. Уже давно рассвело, но артподготовка все не начиналась. Нонсенс, однако! Ведь даже летом всегда стараются начинать атаку как можно раньше, чтобы потом оставалось время для развития успеха, а декабрьский день очень короток. Однако генералы стояли совершенно спокойно, и даже перешучивались, а смотрели почему-то все чаще на север.

   Влекомый любопытством, я выбрал высокое дерево, снабженное приколоченными ступеньками, и с трудом, цепляясь толстой фуфайкой за сучья, вскарабкался наверх. Потеснив наблюдателей и корректировщиков, рассевшихся на прибитых к дереву досках и просто на ветках, я кое-как разместился и поднял бинокль. Вот, оказывается, чего мы ждем: километрах в тридцати к северу от нас проводится серьезная артподготовка и там уже выставлена протяженная дымовая завеса. Если бы ветер не дул от нас, то мы бы уже давно услышали грохот орудий.

   Вот, теперь все стало окончательно ясно: В ходе последнего наступления фронт закрепился по реке Нарвы, и лишь севернее у наших войск имелся плацдарм на левом берегу, у одноименного города. Немцы логично ожидают удара именно оттуда, и чтобы фрицы продолжали обманываться в своих ожиданиях, там действительно вывалят им на голову несколько тысяч снарядов и мин. В основном, конечно, дымовых. Ну что же, Масленников подошел к делу серьезно и, надеюсь, Нарва сможет отвлечь на себя основные силы дезинформированного противника.

   Задумавшись, я не сразу понял, что меня зовут и, подняв глаза, увидел лейтенанта Панченко, командира минометной батареи, с которым мы ехали в поезде.

  -- А, бог войны пожаловал, - обрадовался я старому знакомому. - Ну что, артиллерия задаст жару фрицам?

  -- А почему нет? - весело отозвался минометчик. - Все цели засекли заранее, и их местоположение точно известно. Германцу теперь никуда не деться.

   Подвинувшись поближе, комбат увлеченно начал рассказывать:

  -- Мне показывали журналы наблюдений за огневой системой противника, и могу сказать, что разведка велась на совесть. На схемах помечены и огневые точки, и калибр орудий, и характер огня, да еще по каждой укреплённой точке заведен отдельный формуляр.

  -- Оно, конечно, хорошо, что все разведано, - засомневался я, - но не вспугнули ли противника таким усиленным вниманием?

  -- Да нет, разведкой боя особо не увлекались, чтобы враг ничего не заподозрил. Поэтому наши агитаторы собрали большие рамы, натянули на них холсты и намалевали карикатуры на Гитлера. Да такие, что Кукрыниксы позавидуют. Впрочем, - хохотнул лейтенант, - такие картинки в газетах печатать не станут. Германские командиры, понятно, подобного издевательства над фюрером не выдерживали и приказывали стрелять изо всех стволов. Тут уж наблюдателям оставалось только записывать.

  -- Хорошо придумано. А когда твоя батарея начинает работать?

  -- Думаю, сегодня расчехлять минометы не придется. Орудия и без нас справятся, вон их сколько. Так что пока мы будем экономить боеприпасы.

   Я удивленно глянул на лейтенанта, но тот вроде не шутил.

  -- Как это? Разве гаубичный выстрел не дороже мины? Это наоборот, снаряды надо экономить, а не мины.

   Взглянув с укоризной - взрослый человек, а простых вещей не понимает, комбат медленно, как ребенку, объяснил:

  -- Дорога ложка к обеду. Поговорку такую знаешь? Так вот, смотри - наступать вам придется с максимальной скоростью, сохраняя высокий темп, а значит, без связи с соседом и с открытыми флангами. И вот вы рванули вперед, да еще по бездорожью, и тяжелые орудия, конечно, отстала. А тут немцы! Пока артиллерию подтянут, наступление уже захлебнулось, а то и окружить вас успеют. Своих-то пушек у вас нет, и на соседей надеяться не приходиться. Вот такая картина. А мои минометы легкие, их можно в кошеву забросить и возить с собой. Так что смекай, кто важнее - гаубичная артиллерия, или минометная.

   Прочитав лекцию, Панченко достал часы, бросил на них быстрый взгляд и хлопнул меня по плечу:

  -- Смотри в оба, сейчас жахнет!

   Хоть и ожидал я артподготовки, но началась она неожиданно. Внезапно грохнуло и слева, и справа, и сзади от нас, с веток посыпался снег, да и сам я едва не свалился с дерева. Через секунду за рекой, в тех местах где, судя по схеме, должны располагаться НП противника, заклубилась дымовая завеса, ослепившая немецких наблюдателей.

   А вот нашим наблюдателям с дерева все отлично видно, тем более, что мы находимся на правом, крутом берегу реки. Здесь наши войска господствуют над противником и могут вести огонь прямой наводкой. Но чтобы точно накрыть самые дальние цели, артиллерии все-таки нужны самолеты-корректировщики, а их что-то нигде не видать, хотя погода довольно сносная.

  -- Да вот же они, наши воздушные силы, - указал Панченко куда-то назад и вбок.

   И действительно, над лесом начала подниматься громада аэростата, прежде невидимая за высокими деревьями.

  -- Это что за чудо? На нашем фронте ни разу такого не встречал.

  -- Эх, ты, деревня. Это АН-540, аэростат наблюдения, - снисходительно объяснил минометчик. - Применяется для артиллерийской разведки. Неужто раньше таких аппаратов не видел?

   Да уж, я действительно думал, что аппараты легче воздуха сейчас применяются только как аэростаты заграждения. А тут как в прошлом веке - воздушный шар для наблюдения за противником. Вроде анахронизм но, с другой стороны, здесь же нет всяких там современных беспилотников и квадракоптеров. Их еще просто не изобрели. Забыв о противнике, я с любопытством навел бинокль на дирижабль, чтобы внимательно рассмотреть это чудо техники. Хотя, нет. В дирижабле обязательно должен быть мотор с винтом, а тут его не видно. Значит, это просто привязной аэростат. Он представлял собой вытянутый баллон с тремя стабилизаторами, наполняемыми ветром, метрах в восьми под которым болтается подвешенная на тросах плетеная корзина, в которой виднеется долговязая фигура наблюдателя. Вообще-то, запускать наполненный водородом аэростат так близко от линии фронта очень опасно, но когда почти все огневые точки вскрыты заранее, то можно и рискнуть. Зато, глядишь, наблюдатель сверху заметит что-нибудь важное.

  -- Смотри, - пихнул меня в бок Панченко. - Новую цель обнаружили.

   И верно, до сих пор огонь велся по заранее разведанным целям, обозначенным и на нашей карте. А теперь, видимо, аэронавт что-то углядел и артиллеристы перенесли огонь на новые объекты. Там, куда они целились, на первый взгляд, не было ничего подозрительного, только маленький белый холмик, притаившийся в небольшой ложбинке. Но вдруг снежные стены, скрывавшие замаскированную огневую позицию, рухнули, и стало видно два орудия и их суетящиеся расчеты, готовящиеся к стрельбе. Поняв, что им уже не спрятаться, немцы решили ответить огнем, и необнаруженная ранее батарея гаубиц стала огрызаться. Но так как фрицы ничего не видели, кроме аэростата, то они начали обстреливать воздухоплавательный отряд, ориентируясь по тросу, на котором держался аппарат. Вокруг летно-подъемной части вздыбились разрывы, причем легшие довольно точно. Наверняка среди бойцов дивизиона появились погибшие и раненые. Жаль, первые потери в этой операции. Но нельзя сказать, что бойцы погибли зря. Если бы не корректировка с воздуха, спрятанная батарея могла бы натворить дел, ударив во фланг нашим наступающим полкам.

   Однако долго немцам стрелять не пришлось, наш наблюдатель сработал отлично. Он точно определил координаты цели и умело скорректировал огонь, так что всего нескольких залпов, выпущенных по батарее, оказалось достаточно, чтобы она замолкла, а затем мощный взрыв боеприпасов полностью разметал вражескую огневую позицию.

   Я помахал в сторону аэростата, хотя было понятно, что артиллерист меня не заметит, и вдруг замер. Воздушный аппарат, прежде висевший на одном месте, вдруг начал стремительно подниматься в небо, и к тому же его относило ветром к северо-западу. Видимо, осколком перебило трос, соединяющий аэростат с лебедкой, и воздушный шар унесся в свободный полет. А выпускной клапан, видимо, заело, раз он не может спуститься.

   Как я успел заметить, это происшествие взволновало не только меня. Офицеры на нашем дивизионном НП вдруг не на шутку разволновались. Некоторые из них, вместо того, чтобы наблюдать за обстановкой, принялись следить за аэростатом, весьма эмоционально размахивая при этом руками.

  -- Чего они так волнуются, у немцев тут наверняка больше сюрпризов не осталось?

  -- Так там же сын комдива летит, - воскликнул Панченко. - Ты не знал?

   Порывшись в памяти, я припомнил все, что мне рассказывали о генерале, и позволил себе усомниться:

  -- Не, не может это быть сын Кончица. Ему же только шестнадцать.

  -- Так он учился в артиллерийской спецшколе, а курсантов недавно привлекли к боевой службе, потому что артиллеристов позарез не хватает.

   Вот значит как, это действительно сын комдива.

  -- А что же он прыгает? - прошептал я, прильнув к окулярам бинокля. - Ветер же скоро отнесет его на тот берег, а там немцы.

  -- Вот именно, а на аппарате секретное оборудование, - процедил сквозь зубы комбат. - И документы.

   Корректировщик действительно не собирался ничего отдавать немцам. Он вскарабкался по корзиночным стропам к самому баллону и что-то начал там делать. В его руке на миг сверкнуло лезвие ножа, и широким взмахом артиллерист разрезал полотнище аэростата. Выпущенный на волю газ мгновенно расширил дыру, чуть на сдув отважного курсанта, и шар замедлил свой подъем, а затем начал падать. Корректировщик же, убедившись, что аэростат уже никуда не улетит, спрыгнул со своего воздушного судна и спокойно спустился на парашюте.

Из книги "Венесуэла - оплот свободы"

   Когда я прибыл в Венесуэлу в начале восемьдесят третьего года, ситуация в регионе складывалась все более опасная. Цена нефти на американском рынке выросла в два раза, а это значило, что начались её массовые закупки для армии. Также последние месяцы в США вдруг резко выросло производство  азотной кислоты. Эти, а также многие другие тревожные фактов говорили о подготовке к войне.

   Настораживал и инцидент, произошедший недавно над западным Ираном. Наши истребители подбили гонконгксий пассажирский Боинг, якобы заблудившийся и отклонившийся от курса на пятьсот километров. Примечательно, что "заблудился" самолет так точно, что пролетел как раз над нашей военной базой, и по времени это событие совпало с пролетом американского разведывательного спутника. Видимо, ради этого аэробус вылетел с большим опозданием, хотя обычно самолеты гонконгской авиакомпании летают точно по расписанию. Поднявшиеся на перехват истребители передавали радиосообщение с требованием изменить курс, но никакого ответа не последовало. Авиалайнер летел безмолвный, словно Летучий Голландец, даже иллюминаторы не светились. На предупредительную очередь из пушки трассирующими снарядами нарушители также не отреагировали, и нашим летчикам в соответствии с инструкцией пришлось выпустить ракету. Она попала в один из двигателей, выведя его из строя и, тем самым, вынудив Боинг сесть на ближайшем аэродроме.

   Пассажиров на самолете почему-то не было, зато экипаж насчитывал аж тридцать человек. Как и следовало ожидать, и командир лайнера, и его заместитель оказались сотрудниками британской разведки. Пилоты Боинга принесли извинения, заявив, что у них вышла из строя система навигации, и на том инцидент был исчерпан. Правда, несколько американских телеканалов успели сообщить в новостях, что кровожадные русские уничтожили три сотни невинных людей, но шумиха вокруг лайнера быстро улеглась.

   Эти, и другие подобные события нагнетали обстановку в мире. Зарождавшиеся конфликты грозили перерасти в большую войну, и редакция направила меня освещать события в Южной Америке. Сразу после приезда я попытался взять интервью у главного военного советника Кончица, тогда еще генерал-лейтенанта, но он отбыл в генеральный штаб, и встретить его не удалось. Между тем в столице Венесуэлы обстановка царила тревожная. Все ожидали, что американцы вот-вот начнут бомбить Каракас, но вместо этого на улицах города прогремели взрывы, устроенные террористами. Пострадали от терактов, в основном, обычные жители, и лишь несколько бомб взорвалось близ военных объектов. Но в тот же день к вечеру появилось сообщение, что генерал погиб. К счастью, эта информация оказалось ложной, и вскоре выяснилось, что с Кончицем ничего не случилось.

   Вскоре кризис в регионе закончился и ситуация нормализовалась. Американские наймиты, устроившие теракты, были переловлены или же спешно удрали, а развязать большую войну США так и не решились. Наконец, жирную точку в конфликте поставила Объединенная Нефтяная Экологическая Комиссия, регулирующая добычу нефти. ОНЭК объявила эмбарго на продажу нефтепродуктов США и всем их союзникам, так что американский президент быстро свернул все военные приготовления, что, впрочем, не помогло ему избежать импичмента. Запрет отменили только после выборов нового президента.

   Когда я все же смог взять у генерала долгожданное интервью, то первым делом достал газетную вырезку с сообщением о его смерти:

  -- Смотрите, Владимир Николаевич, тут пишут, что вы погибли. Значит, жить будете долго, это примета такая.

   Кончиц, донельзя усталый после всех этих тревожных дней, все-таки рассмеялся и достал из ящика стола старую, еще черно-белую, фотокарточку обелиска.

  -- Мне уже не впервой так погибать, - протягивая мне фотографию, весело улыбнулся военный советник.

   Вглядевшись в снимок внимательно, я действительно нашел среди фамилий, высеченных на обелиске, надпись "Кончиц В.Н.".

  -- Это еще в сорок первом случилось, - пояснил генерал, - когда нас, курсантов второй спецартшколы, бросили на передовую. Тогда мне довелось воевать в летно-подъемной части дивизиона аэростатов артиллерийского наблюдения. И вот однажды, когда мне пришлось лазить по стропам аэростата а потом прыгать с парашютом, я потерял свой смертный медальон, а похоронная команда его нашла и меня причислила к убитым.

   Генерал задумчиво помолчал, вспоминая свою боевую юность.

  -- Потом меня еще не раз "хоронили". В Катаре, Конго, Чили, Алжире. В Китае даже памятник успели поставить, правда, потом надпись поменяли. Высекли благодарность и мне, и моему отцу. - Уловив невысказанный вопрос, генерал кивнул. - Да, он тоже когда-то служил военным советником в Китае.

   Вот такая, оказывается, у Кончицев славная военная династия

***

  -- Товарищ Берия, желаете взять слово? - выжимая в чай половинку лимона, между делом поинтересовался Сталин. Собрания "посвященных" предпочитали проводить в неформальной обстановке, что не только нивелировало разницу в должностях и званиях участников, но и создавало атмосферу непринужденности, когда никто не стеснялся высказывать свое мнение.

   Нарком внудел согласно кивнул и отодвинул недопитый стакан.

  -- Ну что же, давайте с вас и начнем. Что у вас?

  -- Алмазы, - скромно улыбнулся Берия, - и в больших количествах. Наш попаданец твердил, что где-то на западе Якутии должно располагаться коренное месторождение, так называемая "алмазная труба". Правда, точного места он назвать не мог, потому что Мирный построили уже после начала разработок, и в настоящее время этого города пока не существует. Но, покопавшись в картах, доставленных товарищем Куликовым, он кое-что вспомнил и уверенно назвал реку - Большая Ботуобуя. Несколько Уральских экспедиций немедленно самолетами отправили в Якутию, искать алмазоносный район. Правда, на Большой Ботуобуя карбонатных пород найти так и не удалось. - Лаврентий Павлович замолчал и обвел взглядом собравшихся, не на шутку заинтригованных.

   Первой не выдержала Аня:

  -- Товарищ нарком, так нашли или не нашли алмазы, я что-то совсем запуталась?

  -- К счастью, - невозмутимо продолжил Берия, - мы на всякий случай направили одну партию на Малую Ботуобуя, полагая, что информатор мог немного ошибиться. Вот как раз в бассейне этой реки и было совершено открытие. Геолог Одинцов, промывая в лотках шлиховые пробы, взятые на речке Ирелях, нашёл крупный алмаз, а после дальнейших изысканиях на этом участке было обнаружено множество кристаллов. Геологи за всю жизнь не видели столько алмазов, сколько нашли там всего за один день. Они продолжали исследования даже после начала снегопадов, и теперь можно уверенно сказать, что кимберлитовая трубка найдена! Причем, что очень важно, разрабатывать месторождение кимберлитовой руды в Якутии можно открытым способом. Понятно, что полномасштабная добыча начнется не раньше, чем в сорок четвертом году, но несколько миллионов в инвалюте мы заработаем сразу, а после войны наша страна получит этот бонус на полтора десятилетия раньше. А это сотни миллионов долларов ежегодно. И еще, попаданец сокрушался, что большинство алмазов, добытых в СССР, продавались необработанными, и на этом терялись огромные деньги. То есть следует подготовить обрабатывающую промышленность для огранки такого количества сырья.

   Подождав, не добавит ли докладчик еще что-нибудь, Молотов тоже взял слово и обрисовал свое виденье проблемы.

  -- На самом деле ситуация на мировом рынке алмазов весьма непростая. Стоит только увеличить поставки камней, как цены тут же обвалятся, а предложение будет значительно превышать спрос. В настоящее время алмазным монополистом является южноафриканская компания De Beers и, возможно, Советский Союз поступил правильно, вынудив её принять обязательство покупать все наши неограненные алмазы. Ведь когда спрос падает, перекупщики терпят неминуемые убытки. Тот же Дебирс в таких случаях вынужден был останавливать работу на рудниках, но советские алмазы продолжал покупать в полном объеме. Конечно, лучше всего нам самим создать картель добытчиков и огранщиков, способный регулировать предложение на рынке и поддерживать приемлемый уровень цен, но подмять всех конкурентов весьма непросто.

  -- Я так понимаю, - поднялся было Куликов но, вспомнив, что совещание у них неформальное, снова уселся на стул, - перекупить южноафриканцев мы пока не сможем. Даже если Оппенгеймеры согласятся продать свое дело, у нашей страны просто не хватит для этого валюты. С другой стороны, продавать неограненные камни действительно жалко, но, ювелирная промышленность справиться с таким объемом сырья просто не в состоянии. - Майор госбезопасности, курирующий технические разработки, и бывший когда-то военинженером, покрутил в руках бублик, представив себе, будто держит на планшайбе огромный кристалл. - Ведь для этого требуется, ... я точно не знаю, наверно десятки тысяч опытных огранщиков, учить которых нужно очень и очень долго. Это же не заготовку на токарном станке выточить, тут масса нюансов.

   Аня, готовая минуту назад пищать от восторга, притихла и, подперев рукой подбородок, задумалась. Ну кто бы мог подумать, что находка алмазов принесет столько проблем? Однако долго грустить Сталин ей не дал, не для того здесь собрались очень занятые люди, чтобы просто посидеть и помолчать.

  -- Товарищ Жмыхова, какие у вас новые предложения по "Антираспаду"?

   Услышав название своего любимого проекта, Аня вскочила и, как к доске, вышла к большой карте Союза, висящей на стене.

  -- Итак, мы обсуждали меры, которые следует предпринять по двум направлениям. Во-первых, предотвратить саму возможность распада страны, а во-вторых, предусмотреть меры для смягчения последствий, если деструктивный процесс все-таки станет неизбежным. Вводить вышеуказанные меры следует постепенно, не привлекая внимания, но и не мешкая. Тем более, что во время войны у нас имеется карт-бланш - любые чрезвычайные меры выглядят естественными. Так вот, очередной шаг - в совнаркоме уже готовится постановление о переносе административной границы Казахстана. В северо-восточной части республики она отныне пройдет по реке Иртыш, отступив к юго-западу, в среднем, километров на сто. Местами, например, в районе Павлодара и Усть-Каменогорска, границу даже отодвинут за реку километров на пятьдесят. Это делается, официально, для улучшения..., - Жмыхова внезапно запнулась и наморщила носик, тщетно пытаясь вспомнить точную формулировку. - Для облегчения... для оптимизации... управления... Простите, канцелярским языком владею плохо.

  -- Формальное обоснование не так уж и важно, - пришел на помощь наркоминдел, - а что конкретно это нам даст? - Молотов уже полгода, как ушел с поста председателя совнаркома, и потому докладные из аппарата приходили к нему с некоторым запозданием.

  -- Во-первых, мы получим водные ресурсы. Ну, я имею в виду, в случае отделения Казахстана. Как вам всем известно, сельское хозяйство в данном регионе требует орошения. В двадцать первом веке Китай и Казахстан активно используют ресурсы Иртыша, и может случиться так, что до Омска река просто не дойдет, как Амударья и Сырдарья не доходят до Аральского моря.

  -- Как не доходят? - не поверил Шелепин и на всякий случай принялся листать атлас СССР.

  -- Это мы двадцать первый век имеем ввиду, - напомнил юному комсомольцу Меркулов.

  -- Ага, - подтвердила Аня, - это я говорю о будущем. Так вот, во-вторых, водная артерия решит часть транспортных проблем в регионе. В-третьих, в плюсе мы имеем приращение территории с русскоговорящим населением размером с хорошую область. И, конечно, в результате повысится безопасность, ведь теперь треть российско-казахской границы пройдет по крупной реке. Конечно, в будущем Андреева до вооруженного конфликта с Казахстаном не доходило, и даже таких предпосылок не было. Но поберечься не помешает.

  -- Кроме того, - добавил нарком НКВД, - это сильно упростит техническое обеспечение пограничного контроля и усложнит проникновение на нашу территорию контрабанды.

  -- А также воспрепятствует незаконной миграции, - напомнил Молотов о головной боли властей двадцать первого века. - Полагаю, что из этих соображений также следует сдвинуть границы Челябинской области, отдав ей левобережье Тобола, а Астраханскую, соответственно, расширить к востоку до реки Урал.

  -- Граница по Тоболу и пройдет, - кивнул Сталин, - Аня просто не успела об этом сказать, а вот с Уралом ты явно переборщил. Мы еще подумаем, но торопиться не станем. Что еще можно добавить по данному вопросу?

  -- Саша еще рассказывал, что после распада Cоюза очень много русских людей вынуждены были эмигрировать из Казахстана в Россию, в том числе в его родной Волгоград. То есть страна, находящаяся в состоянии кризиса, получила еще и проблему с беженцами, у которых тут не было ни жилья, ни работы. А так, если вдруг и начнется распад, то нашим гражданам не придется никуда уезжать с насиженных мест.

  -- Товарищи, - встрепенулся Шелепин, внимательно рассматривающий атлас, - но как же остальная часть северного Казахстана? Уральск, Петропавловск? Там тоже очень высока доля русскоязычного населения.

  -- А через пятьдесят лет будет еще выше, причем намного, - заметил Вышинский, не упустивший ничего важного из "воспоминаний о будущем". - И полагаю, что если в нашей истории освоение целины пойдет согласно разработанному плану, а не авральным методом, как при Хрущеве, то плотность населения в целинной зоне значительно возрастет. Поэтому, чтобы десять раз не перекраивать границу, предварительно следует точно установить, где она в будущем пройдет. Так что второй этап административной реформы отложим на полгода или год.

   При напоминании о ненавистном всеми Кукурузнике Молотов едва не выругался:

  -- Нет, ну как же ему могло прийти в голову отправить столько народа на восток, не дождавшись завершения подготовительных работ? Если в тридцать девятом мы издали постановление о переселении людей из малоземельных колхозов в многоземельные районы Поволжья, Алтая, Дальнего Востока и Казахстана, то это было необходимой мерой. Но после войны из-за убыли населения избытка колхозников уже не имелось, и на выполнение сталинского плана освоения целины отводилось целых пятнадцать лет.

  -- Отсюда какой вывод? - тактично направил разговор в конструктивное русло Верховный.

  -- Не начинать масштабное освоение целины в зоне рискового земледелия без должной и тщательно спланированной подготовки, - машинально, как будто все еще возглавлял совнарком, отчеканил Молотов. - А то, что же получается, в неурожайные годы в Казахстане не могли даже собрать посевной фонд, а из-за эрозии почв, не защищенных лесополосами, там начались пыльные бури. В общем, расширение посевных площадей нужно начинать в первую очередь на территориях с устойчивым типом земледелия. Только тогда мы сможем существенно увеличить сдачу хлеба государству. К примеру, в Прибалтике, находящейся в зоне устойчивого земледелия, мы имеем десять миллиона гектаров используемых пахотных земель и еще десять, пригодных для освоения. С внедрением механизации, чему помешала война, мы сможем увеличить урожайность на этих территориях втрое, а то и вчетверо.

  -- Да, вот как раз по Прибалтийским республикам я хочу высказаться, - снова вскочила Аня.

  -- А не занимались бы вы товарищ Жмыхова своими личными делами, - ворчливо прервал Мехлис, - то присутствовали бы на нашем совещании, когда обсуждался прибалтийский вопрос.

  -- Анна Николаевна ездила не с целью выйти замуж, - по-рыцарски вступился за девушку Берия, - а по делу, искать попаданца. И следует признать, что она нашла пропажу раньше госбезопасности и НКВД.

  -- Серьезно? - притворно удивился Сталин. Он, конечно, был в курсе всех перипетий розыска попаданца, но не упустил случая повысить авторитет юной сотрудницы.

  -- Так и есть, наши сотрудники оплошали, а товарищ Жмыхова всех опередила, - подтвердил Меркулов. - Когда Соколов-Андреев оформил все бумаги в штабе своего полка, делопроизводитель, согласно инструкции, отправил посыльного к особисту с извещением об изменении в кадрах. Однако, прежде чем его нашли, эшелон уже тронулся, так что первым сообщение в Москву удалось отправить Анне Николаевне.

  -- Прошу прощения, - примирительно поднял руки Мехлис. - Но так как протоколы на наших тайных совещаниях мы не ведем, то для тех товарищей, которые не смогли присутствовать на том заседании, напомню, о чем шла речь. Если коротко, Прибалтику надо спасать. В прошлом варианте истории мы провели индустриализацию этих республик, но когда в девяностых годах они снова получили независимость, то все пошло прахом и промышленность развалилась. Следствием независимости в этих лимитрофах стала жуткая депопуляция. Без всякой войны население уменьшилось, за счет эмиграции, падения рождаемости и увеличения смертности, на одну пятую, а то и на четверть. Как бы мы не относились к националистам, но людей по-человечески жалко. За что им достались все неприятности, которые они пережили?

  -- Или не пережили, - едва слышно прошептал кто-то.

  -- Да и вообще, какой смысл вкладывать столько средств и людских ресурсов в поднятие экономики прибалтов, если они могут все порушить? Поэтому поступило предложение реорганизовать политическое устройство Прибалтики. Основных вариантов три: Первое, объединить три маленькие республики в одну, без преобладания какой-либо нации. Второе, поменять статус союзных республик на автономные, включив их в состав РСФСР. И третье, к чему склоняется большинство, просто преобразовать в обычные области.

   Комиссар госконтроля кивнул Ане, показывая, что закончил, и девушка, взяв карандаш вместо указки, прошла к большой карте.

   - Итак, - начала она, - в любом случае, даже если бы нам было все равно, что с ними произойдет через полвека, сейчас просто экономически нецелесообразно содержать лишний бюрократический аппарат, да еще на уровне союзных республик, для таких крошечных территорий. Эстонцев у нас перед войной проживало меньше миллиона, латышей чуть больше, а литовцев порядка двух миллиона. Еще там было много евреев, но... сейчас литовцы их старательно истребляют. То есть держать для прибалтов полный штат республиканских наркоматов и управлений, это явный перебор. Кроме того, мы не должны создавать условий для возрождения национализма. Мы знаем, что национальная политика, проводившаяся в СССР, в итоге вылилась в национализм маленьких народов, страдающих комплексом неполноценности, и возрождению фашизма. Вот только новых парадов эсесовцев нам не хватало! Поэтому, сразу же после освобождения Прибалтики местное население подаст в Верховный Совет заявку о включении своих территорий в состав РСФСР. Эстонию лучше присоединить к Ленинградской области, а большую часть Латвии к Псковской, которую мы выделим из Калининской области. Для предотвращения рецидивов национализма значительную часть населения следует переместить. Естественно, всех членов семей карателей и коллаборационистов отправят в ссылку. Также следует переместить и жителей разрушенных войной населенных пунктов, причем, без возврата. Рабочих и служащих в военное время также без проблем можно раскидать по всей стране. Рыбаков желательно отправлять на Дальний Восток, там рыбы достаточно, и заработки высокие, а людей не хватает. В дальнейшем всех выпускников училищ и институтов необходимо в обязательном порядке направлять по распределению в другие регионы, желательно с хорошим климатом и достаточно благоустроенные. Например, в Краснодарский край или Украину. В этом случае у них не только появится желание остаться на новом месте, но они и своих родителей могут перетянуть. Все-таки инженеры и агрономы люди достаточно влиятельные, чтобы без труда пристроить своих родственников и друзей. В итоге уже через одно поколение в эстонских и латышских городах население полностью ассимилируется. В селах, конечно, процесс пойдет медленнее, но это уже не критично.

  -- А с Литвой как же? - напомнил Мехлис.

  -- С ней ситуация намного сложнее. Напомню, что в отличие от эстонцев и латышей, охотно служивших карателями, но не осмелившихся после войны оказывать вооруженное сопротивление, литовцы еще долго устраивали теракты. Число литовских боевиков достигало десятков тысяч, а в Латвии и Эстонии счет шел только на сотни непримиримых. И еще у литовцев сильны реваншистские настроения. Они помнят, что когда-то владели многими русскими землями, в том числе всей территорией нынешней Белоруссии. Поэтому предлагаю большую часть Литвы воссоединить с Белоруссией, добавив также латышскую Селию, это левобережье Даугавы.

   Сталин, стоявший у окна и, казалось, слушавший вполуха, стремительно повернулся.

  -- Опять Литбел создавать?

  -- Нет, не Литбел, Белоруссия останется Белоруссией. То есть формально мы исполним давнюю литовскую мечту, вот только официальными языками в республике останутся лишь русский и белорусский. А что поделать, - Аня картинно развела руки, - народов там проживает много. Поляки, к примеру, евреи. Но мы еще пять лет назад отменили официальный статус идиша и польского, и ничего страшного не произошло, никто не жаловался. Что же касается Мемеля то, разумеется, снова предавать его литовцам незачем. Ни малейшей благодарности от них мы все равно не дождемся. Зато с Мемелем Россия получит сухопутный коридор в Калининградскую область. Кстати, почему она такая маленькая?

   Молотов, проводивший переговоры с англичанами о будущем разделе Восточной Пруссии, неожиданно закашлялся, и за него ответил Верховный. - Благодарю за замечание, товарищ Жмыхова. Но в этот раз мы не оплошаем, и оставим себе не меньше половины Пруссии.

   Как только Аня уселась на место, Сталин, по привычке посасывая старую трубку, как бы между прочим спросил:

  -- А почему никто не поднимает вопрос о реформировании Грузинской ССР?

   Вот тут и сказалась неформальная обстановка. Никто не впал в ступор, и сразу несколько человек захотело ответить. Быстро переглянувшись, по молчаливому согласию дали слово Молотову.

  -- Мы этим вопросом особо не интересовались, полагая его второстепенным.

  -- Напрасно, - покачал головой Верховный. - Поинтересуйтесь подробнее. Ведь Андреев сетовал, что после войны Грузия сильно распухла сверх своих естественных границ. Например, Карачай, ей нужен?

  -- Карачай отдавать незачем, однако, одну территорию все-таки можно отдать, - решительно возразил Мехлис. Главный комиссар страны всегда говорил только то, что думал, и никогда не скрывал своих мыслей. - Южную горную часть ЧИАССР действительно можно предать Грузии.

  -- Вы не совсем правы, - покачал головой Сталин. - Раздел Чечни произошел после выселения вайнахов, когда территория опустела. Но история показала, что массовое переселение народов неэффективно. Чуть правительство даст слабину, и переселенцы возвращаются обратно.

  -- Но мы не можем допустить повторения геноцида, - вскочил со своего места Шелепин и, не смутившись, твердо посмотрел в глаза Верховному.

  -- Верно, не можем, - кивнул Вождь. - Просто надо действовать строго по закону. К примеру, возьмем крымских татар. У них во время депортации было изъято десять тысяч винтовок и тысяча единиц автоматического оружия. Всех, у кого было найдено оружие, полагалось по законам военного времени расстрелять за измену, членов их семей отправить в ссылку, а детей отдать в детдом. Правда, тогда крымско-татарский народ фактически перестал бы существовать, но зато все строго по закону.

  -- Но теперь Крым вряд ли захватят, - не понял Мехлис. - Ишуньские позиции мы удержали, потому что все резервы немцам пришлось срочно перебросить на другой фронт, и ситуация на полуострове стабилизировалась. Да и до Кавказа немцы уже не дойдут, а значит, массовой антисоветской деятельности уже не будет.

  -- Но это же хорошо, что не будет, - не удержался от улыбки Меркулов. - А если в горах Чечни развелись банды, то им обязательно помогает местное население, а значит, нужно судить всех пособников. То есть все село, откуда бандиты получают продовольствие, можно отправлять в Сибирь. Вот тогда, рано или поздно, бандитизм сведется к нулю. Но, конечно, северную часть Чечено-Ингушетии, населенную русскими, обязательно нужно России вернуть. И не только левобережье Терека, но и Грозный.

  -- Верно, - подхватила Аня. - Конечно, гнать оттуда чеченцев никто не будет, но и создавать им особые условия тоже. Учебная программа для школ общая. Язык общения - один. А все преступления, совершенные против лиц других национальностей, должны рассматриваться как национализм, с соответствующими последствиями и для преступника, и для его родных, считающихся пособниками. Наверно, уголовный кодекс надо доработать, но главное, это не тяжесть наказания, а его неотвратимость.

   Не успели перейти к следующему вопросу, как Железный Шурик поднял руку, желая высказаться:

  -- Вот сегодня товарищ Берия рассказывал о кимберлитовой трубке, - начал комсомолец, - и у меня появился вопрос по алмазам. Мы недавно обсуждали проблемы германской промышленности и скорую нехватку сырья у Рейха. Но, насколько мне известно, за последние годы в машиностроении резко возрос спрос на технические алмазы. Абразивы для шлифовки, инструменты для заточки сверхтвердых резцов, и прочее, без чего производство качественных деталей просто невозможно. Но дефицита алмазов в Германии не наблюдается, так откуда немцы их берут? Может быть, после захвата в Амстердаме значительного количества ювелирных алмазов их перетерли и использовали в промышленности?

  -- Нет, это было бы очень невыгодно. Поэтому голландские алмазы огранили и в виде бриллиантов продали в США, чтобы выручить валюту для покупки нефти и прочего сырья, - объяснил наркоминдел. - А поступают алмазы, в основном, из бельгийского Конго.

  -- Постойте, но ведь этот Де Бирс контролирует все алмазные рудники, а его владелец Эрнест Оппенгеймер - гражданин Великобритании.

  -- Все верно, - подтвердил Молотов. - Вот как раз через британский Каир их и везут, под видом посылок Красного Креста.

  -- Но...- запнулся, Шелепин, - разве Оппенгеймер не понимает, что это опасно? Конечно, Карл Маркс говорил, что при трехстах процентах прибыли нет такого преступления, на которое не рискнул бы пойти капиталист. Но ведь рано или поздно информация всплывет, и тогда владелец Де Бирса получит по заслугам.

   Ничего он получит, - мрачно возразил Куликов, - Англичане покрывают его делишки, а у США нет сил или желания приструнить монополию. А вот от Германии Оппенгеймер получает сверхприбыль. Гитлер, по некоторым данным, платит Де Бирсу в тридцать раз выше рыночной стоимости, а это уже не триста, а три тысячи процентов.

Глава 19

   Уши болели, но канонада, казалось, не утихала, а только усиливалась. Ничего подобного до сих пор мне ни видеть, ни слышать не доводилось. Мало того, что сюда стянули чуть ли не всю армейскую артиллерию фронта, так еще и добавилось не меньше целой артдивизии резерва главного командования. Судя по мощному гуканью, работал очень серьезный калибр, не меньше восьми дюймов. От такого грохота дерево, служившее мне наблюдательным пунктом, непрерывно дрожало и грозило рассыпаться в щепки. Если залпы на миг стихали, то гул продолжал доноситься с левого берега, где рвались снаряды. Ни одна вражеская позиция, ни один дзот или блиндаж не остались без внимания. Жаль, правда, что для полного счастья не хватало ракетных залпов гвардейских минометов, прозванных с легкой руки Ландышевой "Наташами". Однако, оказалось, что про них тоже не забыли. С приятным, греющим душу воем, потому что знаешь, что ракеты летят в противника, а не в тебя, огненные стрелы взмывали над рекой и устремлялись куда-то на юго-запад.

   В бинокль я видел, как вдоль всей Нарвы и в поле за ней взметались темные разрывы, пылали костры и поднимался к небу черный дым. Постепенно с первого рубежа огневой вал сняли, перенеся огонь в глубину обороны, и по наспех возведенным переправам через Нарву потянулась техника. Лед в конце декабря уже достаточно прочный, да и саперы наверняка ночами ползали по замерзшей реке, проводя инженерную разведку. Но на всякий случай, пока шла артподготовка, они положили доски вдоль ледового маршрута.

   В прорыв шло не меньше танкового батальона тридцать четверок, за ними следовали трехдюймовые самоходки, которые недавно стояли по соседству с нашим батальоном, а затем ехали легкие танкетки. Пехотинцы шагали по льду пешком, а добравшись до левого берега, залезали на броню и дальше мчались с ветерком. Картина была непривычной. Снега на немецком переднем крае совсем не осталось, и белые танки с десантниками в белых маскхалатах проезжали по совершенно черной, развороченной земле. Впрочем, дальше от берега поле осталось белым, лишь изредка запятнанным темными воронками, но зато танки от покрывшей их копоти становились черными.

   Все, пора уже возвращаться. Спустившись с дерева, я пихнул Авдеева, увлеченно рассматривающего в бинокль процесс проламывания укрепленной обороны противника, и отправился в расположение батальона. Однако на полпути я снова остановился, заметив нечто интересное. Ого, оказывается, те танки, которые уже бросили в прорыв, это еще далеко не все. Позади меня послышался мощный гул моторов, без труда доносившийся даже через непрекращающуюся канонаду и, оглянувшись, я увидел, как в соседней роще над кустарником поднимаются подозрительные сизые дымки. Экипажи этих "кустов" расторопно скинули маскировку со своих машин, и они, одна за другой, неспешно поползли к переправе. Когда первая массивная туша тяжелой стосемимиллимитровой самоходки прокатила всего в нескольких метрах, мне на миг стало не по себе. Пока боевая машина спокойно стоит на месте, она выглядит не особо грозно. Но стоим ей, лязгая гусеницами, приблизиться к наблюдателю, то становится понятно, что эта махина даже просто своим весом способна проломить любую преграду, и её ничем не остановить. А если она еще и жахнет из своего орудия, то никакой дзот не устоит. Поэтому на войне при появлении боевой машины в животе сразу что-то непроизвольно ёкает, а по телу бегут мурашки. Не зря танки служат оружием не только боевым, но и психологическим. Одного крика "вражеские танки в тылу" часто бывает достаточно, чтобы противник потерял голову от испуга.

   У развилки проселочной дороги висел указатель, показывающий объезд для танков, и самоходки поворачивали направо. Спустившись к берегу, они медленно, по одному, проезжали по настилу. В сотне метров левее от них переправлялась пехота. Если первый батальон форсировал реку с опаской, высматривая затаившегося противника, то теперь бойцы просто шли походными колоннами, как на марше. С вражеской стороны ни одного выстрела так и раздалось. Еще дальше метрах в трехстах уже начали переправляться грузовики.

   Тем временем часть артиллеристов уже снималась с огневой, и сразу вслед за саушками потянулась полковая и дивизионная артиллерия. Перед переправой ездовые, сидевшие до этого верхом, спешились и по льду вели коней под уздцы. Выйдя на берег, они снова прыгали в седла и, торопливо подгоняя лошадей, спешили вслед за полками первого эшелона.

   Ну вот, наконец, объявили общее построение и отдали приказ выступать немедленно. Собирались бойцы недолго - похватали оружие с вещмешки, и все. Правда, новички рассчитывали на фронтовые сто грамм, но Иванов, как опытный командир, приказал раздать их после боя, к немалому разочарованию новобранцев.

   Неширокую реку, не сравнить с Волгой, пересекли быстро, а вот дальше идти было трудно. Вокруг все продолжало дымиться, а в воздухе носилась сажа. Из черных воронок несло вонью сгоревшего тротила. От снега остались лишь мокрые лужи, как будто на всем берегу внезапно началась оттепель. Только оттепель эта была особенной, потому что вместе со снегом заодно растаяли и фортификационные сооружения. Вся земля вокруг, насколько было видно, перерыта и перемешана с закопченными бревнами. Еще недавно накрытые несколькими накатами блиндажи и землянки теперь зияли открытыми ямами. Повсюду валялись обрывки одежды, амуниция, поломанное оружие, бутылки, консервные банки, бумаги, и прочий мусор, оставшийся от немцев. Порой попадались обгорелые и разорванные на куски трупы, но сравнительно немого. В основном, они, должно быть, погребены под развалинами блиндажей или засыпаны в своих окопах. К тому же, введенный в заблуждение противник отвел с переднего края основные силы, бросив их к северу, и тем самым любезно ослабил оборону.

   Хотя зрелище полного разрушения, царившего на левобережье Нарвы, было не очень приятным, но если мыслить на стратегическом уровне, то царивший здесь хаос означает, что наши войска смогли почти без потерь вклиниться во вражескую оборону. Настоящий укрепленный рубеж из нескольких полос немцы построить не успели, да и защищать его особо некому. Немецкие дивизии перемолоты по пути к Москве, утонули в болотах, остались навечно лежать в лесах, или доживают свои последние дни в котлах. Переброшенные из Франции части размазаны по всему фронту, а на эстонские батальоны надежды мало.

   Пробравшись через полосу разрушений, мы погрузились в ожидавшие нас машины, сразу тронувшиеся в путь. Дым, пыль и копоть еще не успели рассеяться, и водители осторожно вели грузовики по развороченной земле, объезжая обломки деревьев и воронки, пока не выехали на ровное поле. К Агусалу напрямик было не проехать, поэтому мы сначала повернули на юго-запад и, обогнув деревушку с непроизносимым эстонским названием, впрочем, помеченную на карте как "Верхнее село", выехали на наезженный зимник. По нему грузовики могли без труда разогнаться километров до тридцати в час, благо, что танков с нами не было, лишь гремел гусеницами старенький Ганомаг, а из ротных и батальонных кошевок все заранее перегрузили в машины. Повозочные нагонят позже, а пока для нас главное скорость.

   Километров через семь батальонная колонна вышли к шоссе, и у перекрестка дорог остановилась, в ожидании приказа следовать дальше. Задержка раздражала и, страдая от безделья, мы начали осматриваться вокруг. Из "достопримечательностей" тут имелся только недавно построенный лагерь, представлявший собой пару бараков, обнесенных колючей проволокой. Интересно, что он тут делает? Концлагерь для евреев? Вряд ли, их в Эстонии жило не так уж и много, к тому же республика находилась дальше от границы, чем Латвия с Литвой, и большинство евреев успели эвакуироваться. Осталось меньше тысячи, и почти всех их немцы уничтожили уже в сорок первом, еще до Ванзейской конференции. Так что эстонцы могут похвастать тем, что они первыми решили еврейский вопрос, и Эстония стала первой территорией "Юдинфрей". Правда, надо заметить, что в отличие от той же Литвы, еврейских погромов в республике не было, эстонцы за двадцать лет независимости еще не успели полностью проникнуться шовинизмом. Однако без дела каратели не сидели, продолжая "воевать" с мирными жителями и военнопленными. Заодно фашисты стали отправлять им эшелоны с литовскими, латвийскими и чешскими евреями. Каратели принимали их с радостью, потому что палачи получали всю одежду и вещи расстрелянных, и постоянно просили прислать еще, на что немцы охотно соглашались. Но что касается вот этого лагеря, то вряд ли жертвы повезут для казни так близко к фронту. Тогда, может, это трудовой лагерь для добычи горючего сланца? Но сланцедобычей немцы озаботились только в середине войны. А, теперь понятно, здесь рубили деревья для строительства укрепрайона, вон и штабеля бревен виднеются. К счастью, работы начались лишь недавно, и соорудить неприступную линию обороны, как в той истории, фрицы не успели. Ага, вот как раз бойцы, выставленные в охранение, кого-то поймали и ведут сюда для допроса. Сейчас все узнаем.

   Я выскочили из машины, все равно в фанерной кабине не теплее, чем на улице, и присмотрелся внимательнее. Так это, оказывается, не пленного привели, а наоборот, узника. Вернее, узницу. Полковые разведчики Осипов и Смирнов осторожно вели под руки изможденную женщину, спотыкавшуюся на каждом шагу, на лице которой не отражалось никаких чувств, кроме обреченности и безмерной усталости. Хотя на ней не было полосатой робы, как у заключенных концлагерей, но судя по изодранной одежке, она наверняка была заключенной в этом лагере и валила лес, пока совсем не обессилила. Определить возраст я затруднялся, ведь после пережитого в концлагере даже молодые могли казаться стариками, но под лохмотьями платка у освобожденной виднелись коротенькие, в стиле "ежик", седые волосы.

   Кто-то из водителей сочувственно присвистнул:

  -- Надо же до чего фрицы женщину довели, сволочи. А зачем ей волосы обрили?

   Замполитрука Михеев укоризненно покачал головой.

  -- Боец, в вашей автомобильной роте что, политзанятия не проводят? Так сходите к нам на политинформацию и послушайте. Немцы собирают у заключенных волосы, чтобы набивать ими матрасы и отправлять в Германию для своих фрау.

   Сам не так давно побывавший в плену, Михеев отнесся к узнице с сочувствием. Он развязал тесемки своей ушанки, собственноручно надел женщине на голову и усадил её на свое место в кабину грузовика.

   Пока несчастную кутали в теплые вещи и кормили шоколадом, подаренным разведчиками, Осипов подошел к комбату и, указав на штабеля бревен, лежавшие на краю леса, тихо доложил:

  -- Там расстрелянные. Видно, фрицы убили тех заключенных, что послабее, чтобы не мешали им быстрее удирать. И, похоже, что трупы собирались сжечь. Их положили на бревна и сверху еще дрова накидали. А женщина то ли спряталась, то ли её забыли. Она сама ничего не говорит.

   Впрочем, политрук не терял надежды разговорить освобожденную узницу:

  -- Вас за что в лагерь посадили, вы партизанка?

   Та лишь помотала головой, однако, её глаза, поначалу пустые и потухшие, уже начинали светиться жизнью.

  -- Может, вы подпольщик или коммунист?

  -- Да нет, - наконец, произнесла она первое слово. - Просто обычный учитель Каростельской школы.

  -- А за что тогда вас фашисты судили? - продолжал расспрашивать Михеев.

   Женщина подняла на него глаза и тихо ответила:

  -- Да суда-то и не было. Эстонцы из Политической полиции назначили мне приговор - отправить в трудовой лагерь, а немцы его утвердили.

   Михеев, вытащив из своего вещмешка сухпаек и, прикидывая, что из этого можно дать покушать истощенной узнице, одновременно продолжал расспрашивать.

  -- Так в чем же вас обвинили?

  -- Обвинений предъявляли много, - вздохнула учительница, - фашисты мне все припомнили. И то, что стояла за равноправие женщин, и что утверждала, будто в эстонское время угнетали и преследовали русских. А самое главное, что выражала симпатии Советскому Союзу и на митингах радовалась освобождению. Как немцы пришли, так сразу допросы начались, каждый день ждала ареста. Белоповязочники запугивали, грозили убить, мы боялись на улицу выходить. Потом осенью все же арестовали, а мой дом сожгли. Хорошо, семью сразу не схватили, и она успела скрыться. Знать бы, где они сейчас.

  -- И многих у вас за сочувствие советской власти арестовали?

  -- К счастью, за митинги особо не наказывали, потому что тогда пришлось бы всех русских посадить, и работать было бы некому. Меня-то посадили, потому что я не просто участвовала в собраниях, а еще восхваляла советский строй. Но вот тех, кого считали родственниками партизан или сочувствующими, немцы расстреливали сразу.

  -- А колхозных активистов эстонцы преследовали?

  -- Да у нас в Принаровье колхозов еще мало, - пожала плечами репрессированная, - коллективизация же едва только успела начаться. Помещичью землю раздали, и крестьяне, получив наделы, кто единоличником стал, а кто в ТОЗы объединился. Но если где остались бывшие хозяева, то они при немцах зверствовали страшно, и новоземельцев не щадили.

   Вспомнив о пережитом, бывшая узница поникла и печально прикрыла глаза

  -- Все оккупационное время прожила в страхе, - делилась она грустными воспоминаниями. - Прошло полгода, а кажется, что уже много лет минуло, столько за это время натерпелась. Еще школу жалко. Ее сразу не закрыли, и она еще продолжала работать. Вот только как осенью морозы ударили, так там стало холодно заниматься, дров-то не было. Директор, он тоже в мой лагерь попал, рассказал, что дрова потом нашли, вот только они уже не понадобились.

  -- Закрыли школу?

  -- Сожгли.

  -- Зачем? - не понял Михеев.

  -- Так вместе со всей деревней и сожгли, - удивленно подняла на него глаза учительница. Когда немцы отступали, то приказали эстонским белоповязочникам все сжечь. Людей - кого насильно на левый берег отправили, кого на принудительные работы в Германию, а директора вот сразу в лагерь. Вы бы, товарищи командиры, поспешили, чтобы немцы не успели наши деревни сжечь.

   Иванов мрачно слушал рассказ учительницы, и вдруг буквально подпрыгнул, радостно потирая ладони:

  -- Ха, легок черт на помине.

   И точно, бойцы первого взвода, посланные обыскать барак, выволокли оттуда за ноги какого-то человека и, подтащив к нам, бросили прямо в снег.

  -- Вот, тащ комбат, поймали коллаборациониста, - ни разу не спотыкнувшись на трудном слове, довольно доложил красноармеец Белов. - Видать, фашиста при обстреле зацепило, или же партизаны подстрелили, а фрицы не стали эвакуировать раненого и бросили подыхать.

   Мы с удивлением уставились на пленного. Форма совершенно незнакомая, возможно, довоенная эстонская. Однако, белая повязка, на которой по-немецки было написано, что этот субъект служит германской армии, не оставляла никаких сомнений - это действительно фашист.

  -- Да он дохлый, - поморщился комбат. - Весь кровью залит и не шевелится

   Белов, не говоря ни слова, перевернул карателя на спину, и от души врезал ему ногой под ребро. Белоповязочник тут же охнул и открыл глаза, перестав притворяться мертвым.

   Учительница, узнав палача, тоже охнула и машинально закрылась рукой, как бы ожидая удара.

  -- Это Юксаар из нашей лагерной охраны, - прошептала она. - Этот мерзавец еще похвалялся, как расстреливал родственников партизан, и как отличился на облавах в Польше.

  -- Зачем местных карателей в Польшу-то отправлять? - не поняв, переспросил Свиридов.

  -- Так ведь эстонцы своих евреев давно переловили, вот их и направляли в Варшаву для обмена опытом, - растолковал я. - Но, конечно, карателей еще и в Белоруссию, и в Россию посылали. Они много где отличились. Кстати, бойцы, зря вы его притащили. Если у него и были какие-нибудь сведения о расположении частей, то они уже устарели.

   Белов тут же признал свою ошибку, вытащил из ножен штык-нож и прищелкнул к Маузеру, намереваясь заколоть недобитка, но Михеев его остановил:

  -- Вы что же, боец, вот так просто его убьете?

   Солдаты растерянно переглянулись, а полицай, решив, что у него появился шанс, вдруг заверещал на вполне понятном русском языке, заверяя всех в своей невиновности:

  -- Я не никого не сжигал и не расстреливал, - хныкал "отважный" борец с мирными жителями. - Я неблагонадежный, мне расстреливать не доверяли! Я только охранял и проводил экзекуции! Меня свои же бросили! Я больше не буду!

   Но бойцы все его аргументы проигнорировали и, уловив, на что намекает замполитрука, споро взялись за дело. Из машин достали толстые веревки, которые ловко накинули на ветки двух березок, стоявших рядом. За каждую схватилось по десятку солдат, и с дружным уханьем они пригнули деревья к самой земле. Предателя привязали за ноги, после чего по команде Белова канаты разом отпустили.

   Фашист успел издать только короткий крик, тут же прерванный жутким хрустом, поставившим точку в его карьере карателя. Как бы история не повернула в будущем, но этому белоповязочнику уже никогда не маршировать на параде эсесовцев, и не хвастать своими "подвигами".

   Однако, время поджимало. За нами уже остановилась колонна второго батальона, а команды продолжать движение все не было. Ситуация не из приятных. Достаточно атаки эскадрильи "Штук", или артналета, чтобы уничтожить большую часть машин. Да и просто в случае прорыва какой-нибудь танковой роты, просочившейся мимо наших передовых полков, нам нечем их будет встретить. Пушек у нас нет, а из бронетехники у батальона имеется только Ганомаг, и еще один в составе походной заставы укатил вперед.

   Мысленно я уже представил картину, как целая танковая дивизия СС утюжит нашу колонну в открытом поле, и начал размышлять о том, что произошло с двумя полками, ушедшими вперед, но долгожданный приказ все-таки поступил. Как нам сообщили по рации, в соприкосновение с противником передовые части до сих пор не входили, потому что немцы оставляли населенные пункты без боя. Оно и немудрено. Как доложила авиаразведка, большую часть гарнизонов германское командование бросило на помощь к городу Нарва. К тому же, грохот мощной артподготовки и вид несущихся по дороге танков не позволяли поредевшим гарнизонам даже думать об организованном отступлении, не говоря уже об обороне. Поэтому они и не пытались организовать бой, а сразу начинали драпать.

   И вот комбат подал сигнал продолжать движение, передовой броневик ринулся вперед, вздымая гусеницами снежную пыль, а за ним начал движение на северо-запад и весь батальон. Через несколько километров мы проскочили маленькое селение Соска, а почти сразу же за ним располагалась еще одна деревушка, небольшая, всего в несколько десятков дворов. На небольшой площади перед каменной часовенкой уже собралось с десяток сельчан, настроенных явно доброжелательно к освободителям.

   Ганомаг остановился поодаль, а перед делегацией встречающих затормозила полуторка комбата. Торопливо выскочив из машины, Иванов обратился к старшему по возрасту селянину:

  -- Отец, что это за населенный пункт?

  -- Овсово, - степенно поглаживая бороду, ответствовал старик.

   Капитан озадаченно потеребил в руках карту и, сдвинув вперед шапку, почесал затылок.

  -- Но где же тогда Агусалу, вроде тут должно быть?

  -- А, так это оккупанты его так переиначили. Тут-то, в Принаровье, всегда русские жили, а как эстонцы власть захватили, так вдруг стали все названия по-своему коверкать. Мы-то село как раньше, Овсово зовем, а по документам оно теперь Агусалу.

  -- Вот оно что, - облегченно вздохнул комбат, - проклятая эстонизация, все запутала.

   Жители тоже явно испытывали облегчение и, увидев, что машины не следуют дальше, а останавливаются, пожилой овсовец взволнованно предложил:

  -- Ты, товарищ командир, давай своих солдатиков на постой разводи, мы их радушно примем.

  -- Благодарствую, батя, но вряд ли мы надолго задержимся, нам надо врага дальше гнать.

   И верно, мудрое командование уже прислало новую радиограмму, в которой чуть ли не прямым текстом потребовало быстрого продвижения вперед, к Куремяэ. Вот так всегда на войне. То стоим битый час, то вдруг гонят в страшной спешке.

   Батальон опять свернулся в колонну, и на максимально возможной скорости покатил вперед. Резоны спешить у нас были, и очень серьезные, потому что мы проезжали по узкому дефиле между огромными болотами Пухату и Агусалу. Если мы их проскочим, то вырвемся на оперативный простор, и дальше грузовики уже смогут двигаться в любом направлении.

   Пятнадцать километров по шоссе мы пролетели всего минут за сорок. Куремяэ встретило нас тишиной. Ни местных жителей, что не удивительно, ведь тут уже начинались эстонские земли, ни вражеских засад. Следов боев нигде не наблюдалось, только в одном месте валялись раскиданные снаряды. Видать, фрицы пытались взорвать артиллерийский склад, но в спешке не успели подорвать как следует, и снаряды лишь разбросало.

   В село мы въезжали осторожно, но фрицев, естественно, не осталось, а жители прятались в подвалах. Надо заметить, Куремяэ очень повезло, что немцы не стали держать в нем оборону, и оно удачно избежало обстрелов. Лишь одно здание в центре села пылало, хотя ни воронок вокруг, ни разрушений, вызванных взрывами, вокруг я не заметил. Тушить пожар было бесполезно, но несколько эстонцев спешно растаскивали заборы, чтобы не дать пламени перекинуться на соседние дома.

   Когда порыв ветра дунул в нашу сторону, я резко выдохнул и закрыл нос рукавицей, пытаясь спастись от страшного запаха, однако любопытство взяло свое и, попросив водителя притормозить, я попробовал понять, что тут произошло. Груда потемневших бинтов на задворках ясно говорила о том, что здесь располагался госпиталь. Не успев вывезти своих раненых, немцы решили не оставлять их врагу и подожгли здание. Фрицы думали, что с ними поступят также, как они обычно поступали с нашими ранеными. Ну что же, урок для фашистов на будущее - нельзя судить о других по себе.

   Дальше Куремяэ мы сегодня уже не поедем. Передовые части расположились на ночь километрах в пяти отсюда, в Иллука, а нашему 215-му полку приказано занимать оборону здесь. Вскоре подтянулись остальные батальоны, вслед за ними в поселок въехали артиллеристы и все тыловые части дивизии, вплоть до походной типографии. Видно, комфронта настроен весьма оптимистично, раз так поспешил подтянуть тылы.

   Зимний день короток, и уже смеркалось, когда комбат определил места для создания ротных опорных пунктов. Осмотрев позиции на окраине села, я в целом остался доволен, кое-какие работы до нас здесь уже велись. Немцы явно готовили населенный пункт к круговой обороне, и отрыли ровной цепочкой окопы, кое-где уже соединенные траншеей, впрочем, довольно мелкой. Значит, основательно зарыться в землю фрицам помешали. Ну, вот и славно. Бойцам не придется всю ночь мерзлую землю долбить.

   Осматривая окрестности, я разглядывал дома, определяя наиболее крепкие, пригодные к обороне. Каменных домов в селе немного, если не считать величественный пятиглавый собор и первый этаж монастыря, но вдруг я заметил древние крепостные башенки, приземистые и крепкие на вид. Увы, стоило подойти поближе, как "башни" оказались своеобразными поленницами, сложенными из поленьев. Для обороны они явно не годились.

   Перед закатом небо нахмурилось, и почти сразу повалил снег. Спать в такую ночь ни мне, ни взводным почти не пришлось, да и комбат постоянно носился туда-сюда, проверяя готовность к обороне. Мы очень боялись, что в такую метель немцы смогут незаметно подползти поближе, забросать гранатами часовых и ворваться в село. По крайней мере, именно так мы бы и поступили на их месте. Но вот снегопад уже заканчивался, а вокруг все тихо. Да, противник уже не тот, что в начале войны. Выходит, зря я мучил себя и сержантов.

   Правда, пока я бдел ночью, проверяя посты, мне пришла в голову великолепная идея. Когда я учился в вузе, то к технологии обработки металлов относился как ненужному предмету, полгая, что работать на заводе мне все равно не придется. В общем, так оно и было, и тщательно вызубренные лекции за два десятилетия благополучно выветрились из памяти. Однако, в эту морозную ночь, мысли о горячей печке, у которой я мечтал согреться, незаметно перекинулись на тугоплавкие металлы, и меня вдруг осенило. Ведь вольфрам, вернее, его карбид, входит в состав победита, который, судя по названию, придумали только после войны. А ведь я даже точно вспомнил состав сплава - десять процентов кобальта, и девяносто карбида вольфрама. Это сколько ж теперь миллионов трудочасов можно сэкономить с победитовыми резцами! Вот только вопрос, умеют ли в нашей стране изготовлять вольфрамовые сплавы и, кстати, как их изготавливать? У кого бы спросить? Так, вроде, Леонов в ФЗУ учился.

  -- Алексей, дело есть, - отзывав его в сторонку, - заговорщицким шепотом спросил я. - Какие у нас в промышленности используются вольфрамовые сплавы?

   Не высказав удивления, все-таки сколько мы с ним в Москве по заводам ездили, и внедряли различные "системы Леонова", гэбэшник, не задумываясь, ответил:

  -- К примеру, победит. Он изготавливается из порошка какого-нибудь тугоплавкого карбида и кобальта или никеля для связки.

  -- Э, кхм, кхэ, - не нашелся я сразу, что сказать, - а когда его изобрели?

  -- Год не скажу, - задумался Леонов, - но во время первой пятилетки он уже точно использовался.

  -- А, понятно, - разочарованно протянул я. - Просто хотел уточнить.

   Между тем, суровый арктический ветер нес похолодание, да еще какое. По субъективным ощущениям температура упала далеко за минус двадцать, что, учитывая скорость ветра, было равнозначно сорока градусам мороза. Это очень плохо, ведь вряд ли батальону снова удастся обстроиться в натопленных избах. А немцы сегодня просто не успели в себя прийти, и второй раз подобный подарок они нам не преподнесут. Впредь теплые дома нам придется занимать с боем.

*

   Батальон подняли задолго до рассвета, чтобы успеть добраться до поселка Иллука еще затемно, причем нашей роте "посчастливилось" выступить первой, в качестве походного охранения. Учитывая, что по прогнозам надвигался арктический антициклон, и небо скоро очистится от туч, предосторожность не лишняя. До сих пор непогода спасала наши войска от налетов вражеской авиации, но теперь немецким стервятникам ничто не помешает обнаружить и разбомбить походные колонны. Несмотря на все положительные изменения, произошедшие в этой истории, истребителей у нас все еще маловато, и постоянно дежурить в воздухе над наступающими частями они не могут. Поэтому и отправили нас вперед ни свет ни заря. К тому же Куремяэ требовалось освободить для частей, идущих в следующей волне наступления. Проходя через "бутылочное горлышко" между двумя обширными болотами, войска волей-неволей скучивались и обязательно проследовали через этот поселок, причем всем некогда и надо спешить выполнять свою задачу. Вот дальше пути подразделений разойдутся от полосы главного наступления в разные стороны. Кто-то расширит плацдарм на западном краю болота. Кто-то просто должен сковать противника активными действиями, и не дать ему провести перегруппировку. Поэтому, хотя в наступлении участвует не одна дивизия, но не все они пойдут за нами вперед. К тому же, кому-то ведь придется и ликвидацией разбе-жавшихся мелких групп противника заниматься. Ох ты, а вот и одна такая группа. Видать, фрицы в спешке повыскакивать из домов прямо, в чем были, даже не успев толком одеться и, не решившись зайти в какое-нибудь селение, заночевали в поле. Еще пару дней назад, когда держалась ростепель, у них был бы шанс дотянуть до утра, но тут очень некстати ударили морозы. Им бы зайти в какую-нибудь деревушку, чтобы не окоченеть от холода, но побоялись, что их поймают наши солдаты и сошлют в Сибирь. Да уж, теперь их ловить уже не придется.

   Некоторые немцы до последнего пытались согреться, прыгая и притаптывая, да так и остались стоять, по колено в сугробе. Бр-р, жуткая картина. А когда мы подъехали ближе, можно было даже рассмотреть выражение безмерного ужаса и отчаянья, оставшееся на лицах фашистов. Надо же, как их пропагандисты запугали, если они, вместо того, чтобы пойти и сдаться, предпочли такую мучительную смерть. И где тут логика, спрашивается, испугались сибирских морозов, и в результате замерзли насмерть. Ну подумали бы хоть немножко, какого черта они нужны в Сибири, если все разрушенные города, восстанавливать которые пошлют пленных, находятся в европейской части страны. Эх, плохо еще наша пропаганда работает.

   Иллука, как я и ожидал, был очень слабо оборудован фортификационными укреплениями. Нигде не было заметно никаких окопов, дзотов и заграждений, лишь пулеметное гнездо из мешков с песком на въезде в село, и все. Поэтому бой тут был скоротечный, почти не оставивший следов. О нем напоминали лишь одиноко стоявший Ганомаг со сбитой гусеницей, весь порыжевший от пламени, да раскиданные на дороге гильзы. Фрицы рванули отсюда столь стремительно, что даже госпиталь не успели сжечь. Вот и хорошо, нам как раз надо куда-нибудь простывшего бойца пристроить, а то он в пути до того кашлем зашелся, что даже шум моторов заглушал.

   Конечно, ни санитаров, ни врачей немцы оставить не позаботились, поэтому оказывать помощь раненым и организовать питание пришлось уже нашим медслужбам. Зайдя в здание бывшей управы, лишь на днях наспех переоборудованное в госпиталь, я огляделся и остался доволен. Все чисто, аккуратно, санитары грели воду, ординатор осматривал пациентов - дюжину немцев и несколько красноармейцев, спокойно лежащих на матрацах бок о бок. Поняв, что убивать их не собираются, немчуры повеселели, и как заведенные повторяли любимую фразу - Гитлер капут.

   Едва в Иллука успел подтянуться весь полк, как поступил новый приказ - следовать дальше на северо-запад в направлении Ахтме. Это уже не просто поселок, а пригород большого уездного центра Кохтла-Ярве. Сам город, как и расположенный рядом с ним Йыхви, мы благоразумно обошли стороной, помня, что сейчас важнее скорость продвижения, а не победные реляции о взятых населенных пунктах.

   В Ахтме немцы гостей не ждали и окопаться не успели, а вот дальше, в Кохтла-Нымме, все-таки сумели организовать оборону и оттуда слышались раскаты артиллерийской канонады. Вот оно, началось! На ближайшем привале комбат немедля собрал ротных и мы, развернув карты, попытались прикинуть, в каком направлении командование решит развивать наступление. Если Кохтла-Нымме не взять в лоб, то можно совершить обходной маневр и обойти с запада, а там еще немного, и будет Нарвский залив. Таким образом, город можно легко окружить, а учитывая, что снежный покров и лесисто-болотистая местность затрудняли движение техники, фронт окружения сможет удерживать всего один полк. Например, наш. Однако, вопреки ожиданиям, посылать нас в атаку командование не спешило. То ли передовые части и сами смогут легко разгромить противника, то ли, наоборот, оборона настолько прочная, что нет смысла пытаться её взломать. В общем, генералы предпочли развивать успех в другом направлении - на юго-запад, о чем вскоре и поставили нас в известность.

   В общем-то, все правильно. Сейчас важно поддерживать темп, двигаясь по пути наименьшего сопротивления и обходя сильные опорные пункты. Но, в глубине души, все-таки становилось не по себе от полнейшей неизвестности. Ведь еще недавно мне были ведомы секреты большой политики и планы командования ведущих держав мира, а сейчас я ничего не знаю даже о планах комдива. Все накрыл туман войны, и совершенно непонятно, где противник, где соседи, где наш штаб дивизии, где развернут медсанбат, если его вообще разворачивали.

   Получив очередную задачу, я донес её до подчиненных, мрачно добавив от себя:

  -- Да уж, не наступление, а турпоход какой-то. Опять прошел почти целый день, а вступить в бой нам так и не пришлось.

  -- Накаркаете, товарищ командир, - вполголоса проворчал и.о. политрука Михеев. - Вы же сами говорили, что восточная мудрость гласит - "избегнутый бой - выигранный бой".

   Верно, говорил. Но когда неделями сидишь в тылу и слушаешь сводки об успешных наступлениях Красной армии, то душа просто рвется в битву.

   Собирались недолго. Личный состав погрузился в машины, сержанты быстренько обежали место стоянки, проверяя, не оставили ли кто невзначай какое-нибудь письмо, документ, или дивизионную газету, из которых враг сможет узнать о нашем подразделении, и вперед.

   Проплутав еще пару часов по безлюдным проселкам, батальон, наконец, добрался до назначенного ему района обороны. Никаких особо важных стратегически пунктов тут, правда, не имелось, лишь развила проселочных дорог и несколько одиноких хуторов, но оно и к лучшему. Ведь в противном случае здесь бы уже засели немцы. Собственно, вся задача заключалась в том, чтобы переждать ночь, а там уже действовать по обстановке - или снова незаметно просачиваться в тыл врага, или же держать оборону.

   Нашей первой роте Иванов доверил защищать участок зимника, тянущийся с северо-восток на запад, по которому мы и приехали. Ввиду важности задачи нам даже выделили целое артиллерийское подразделение, а именно, взвод сорокопяток, под командованием сержанта Валикова.

   Другую дорогу, идущую на юг, обороняла вторая рота, а третья защищала штаб батальона вместе со всеми тылами и грузовиками.

   Так как никто не мог предсказать, сколько нас тут продержат, то к оборудованию позиций, на всякий случай, стоило подготовиться серьезно. Выставив охранение, мы с командирами взводов сразу же провели рекогносцировку, чтобы оценить обстановку. Правда, переднего края противника нигде не наблюдалось, но враг мог появиться с любой стороны, и нам следовало занять круговую оборону. Но основное внимание, конечно, уделялось западному и северо-восточному направлениям, потому что оттуда вели дороги. Совместно с артиллеристами мы наметили позиции огневых точек, позволяющие контролировать все подходы, выбрали ориентиры и определили расстояние до них. Конечно, хорошо бы еще провести пристрелку, но пока немцы еще не знают, что мы здесь, лучше не привлекать их внимание лишней пальбой.

   Комбат предложенную систему огня утвердил, и бойцы споро принялись за работу. Устройство огневых позиций много времени не заняло. Долбить твердый, как камень, промерзший грунт смысла не было, и потому окапываться не стали, ограничившись лишь маскировкой. Не было необходимости и в строительстве шалашей, так как в полукилометре находился большой хутор, где можно было расположиться на ночлег.

   Условия для работы, учитывая зимнее время года, конечно, были просто идеальные. Противник не мешал, ветер притих, почти полная луна ярко светила с безоблачного неба, инструментов хватало. Впрочем, не мешало бы сгонять в усадьбу в поисках подручного материала, пригодного для маскировки. Взяв пару кошевок, грузовики-то у нас забрали, чтобы не тарахтели ночью на весь лес, но упряжки оставили, я с Михеевым и с десятком красноармейцев отправился искать стройматериалы. От дороги к хутору вела почти прямая наезженная колея, и до цели мы домчались в считанные минуты. Политрук отправился проинспектировать дом, а я, не ожидая подвоха, принялся копаться в сарае, выбирая жердины, куски мешковины, веревки и прочий хлам, пригодный для дела. Однако уже через минуту дикий крик, раздавшийся из дома, заставил меня подпрыгнуть, уронив фонарик.

   Чертыхнувшись, ведь судя по крикам, вопил Михеев, распекавший нерадивых подчиненных, я помчался разбираться в конфликтной ситуации. Авдеев с Леоновым, правда, проскользнули в дверь вперед меня, но предосторожность оказалась напрасной. Весь сыр-бор разгорелся из-за стопки пластинок и почти неношеного пиджака, которые, походя, решили приватизировать красноармейцы

  -- Бойцы, мать вашу, вы что творите? - от души орал на них замполитрука. - Это вам не Германия!

  -- Как же так, товарищ политрук - изумился молоденький боец. - Тут все надписи не по-нашему, и морды эти по-русски не шпрехают. - Большинство обитателей хутора сбежали, осталась лишь пара стариков, возмущенно что-то лопочущих на своем языке, и показывающих на мародеров.

  -- Это Эс-то-ния - медленно, по слогам произнес Михеев. - Наша, советская республика! Быстро вернуть все на место, а то вас под трибунал немедля отправят.

   Вещи мгновенно вернулись к хозяевам, а политрук, немного подумав, напомнил на будущее, что и за границей без разрешения командира ничего из частных домов брать не дозволяется.

   Тем временем пушки и пулеметы расставили на краю опушек, там, где растительность погуще, и хорошенько замаскировали. Над сорокапятками стянули верхушки деревьев к которым, в добавок, подвесили веревку с привязанными хвойными лапками. Кусты, загораживающие ствол, ломать не стали. Вместо этого ветки обвязали веревками, чтобы перед стрельбой можно было быстро отогнуть их в сторону. В довершение маскировки к орудийному щиту привязали пару толстых веток, так что в результате пушку нельзя было заметить, пока она не откроет огонь.

   Закончив с маскировкой боевого порядка артиллерии, пушкари с помощью наших бойцов начали готовить ложные позиции. К счастью, макеты устанавливали в расчете на воздушное наблюдение или же дальнее наблюдение с земли, а потому особая деталировка не требовалась. Толстая жердина для ствола, кусок плетня вместо щита, тележные колеса, вот и все, что требовалось для работы. Ну, разве что в качестве бонуса, а это слово уже разошлось по всему полку, добавили найденные на хуторе осколки зеркала и кусочки блестящей жести, отблеск от которых могли заметить вражеские наблюдатели. Конечно, для виду деревянные орудия укрыли, но маскировку соорудили нарочито небрежно.

   В отличие от настоящих пушек, стрелять из которых мы не решились, ложным никто не мешал провести пристрелку подступов, и потому артиллерийские расчеты намели перед стволами "орудий" вполне реалистичные задульные конусы, имитирующие следы от выстрела. Не забыли также хорошенько вырубить кустарник в "секторе огня", чтобы подозрительное место сразу бросалось в глаза.

   Конечно, макеты, как бы хорошо их не сделали, не должны стоять в гордом одиночестве. Не потому, что им, как снежной бабе из детского стишка, будет скучно. Просто выглядит это совершенно неестественно, и потому к ним обязательно должны прилагаться вспомогательные макеты - гильзы, ящики, штабеля снарядов, мешки, чучела бойцов и подъездной путь от дороги.

   Вокруг ненастоящей огневой позиции соорудили такие же фальшивые окопы, благо, что зимой отрыть ложные траншеи не составляет труда. Достаточно просто расчистить снег, накидать веток для утемнения дна, и "окоп" готов. Ну, вот так уже гораздо лучше. Меня все время не покидало чувство, что прогулка окончилась, и завтра к нам в гости нагрянут лаптежники. Сколько бы немцам не дурили голову, но они уже должны сообразить, где главное наступление, а где отвлекающий маневр.

   Трудились красноармейцы быстро. И потому, что понимали значимость работы, и чтобы не замерзнуть, и для того, чтобы поскорее завалиться на заслуженный отдых.

   Казалось бы, ничего не упустили, но получившаяся "оборона", хотя и выглядела правдоподобной, все равно казалась мне жидковатой. Без долговременных огневых точек ей как-то не хватало солидности. Ну, хочется, так сделаем, благо как раз с западной стороны имеется замечательный заснеженный бугорок. Специально обрабатывать его не требуется, достаточно вырезать кусок брезента в форме амбразуры и уложить на скате холмика. С противоположной стороны будет вход, тут отроем в снегу выемку побольше, с расчетом, чтобы в получившийся "лаз" мог протиснуться боец в зимнем обмундировании. Вот и все, наш ДОТ готов. С северо-востока подходящего холмика нет, но зато присутствует стожок сена, который можно немного примять и закидать снегом.

   Естественно, между всеми ложными сооружениями бойцы старательно натоптали тропинки в снегу, и достаточно наследили, чтобы ни у кого не возникли сомнения, что тут все по-настоящему, а следы у настоящих позиций тщательно замели.

   Результаты работы меня порадовали. Из ложных объектов уже наметилась настоящая система обороны с окопами, пушками и дотами. Однако, я вошел в раж, и решил, что пока луна еще не зашла, можно заняться продолжением стройки. Теперь мне понадобился не больше, не меньше, чем танк.

   Хотя в животе у меня уже давно урчало, глаза слипались, а ноги подкашивались, но я твердо решил соорудить свой ледяной танк. Пусть самый простенький, без особой отделки, но чтобы обязательно усиливал нашу оборону, внушая противнику страх и заставляя его менять свои планы.

   Так как ни времени, ни материалов у нас в избытке не имелось, то макет сделали по упрощенной технологии, без особых изысков. Сперва бойцы отодрали плотный наст с тропинок и проселочных дорог, выложив из получившихся "кирпичиков" стены высотой с метр. Дальше в ход пошли доски, жерди и хворост. Положив поперек "гусениц" настил, на нем разложили куски наста, а сверху водрузили большую плетеную корзину, изображавшую башню. Затем снеговые части макета подправили, подрезав, где надо, а деревянные части затерли сырым снегом.

   И, наконец, как завершающий штрих - маскировочная окраска танка. Для покраски понадобились три ведра воды - одно с известью, дающей желтоватый оттенок, другое с золой, а третье просто с грязью. "Краску" с помощью веников наносили на поверхность танка, создавая контрастные пятна, как указано в довоенных наставлениях по маскировке. Ну все, танк готов и теперь можно с чистой совестью отправляться на заслуженный отдых.

   Утром еще до рассвета меня разбудил приятный, ласкающий душу гул. Это шли с востока наши бомбардировщики, спеша воспользоваться хорошей погодой и отбомбиться по противнику. Но летная погода - вещь обоюдная, она помогает не только нашим летчикам, но и немецким, и поэтому наблюдение за воздухом усилили. Впрочем, появление "штук" мы все равно прошляпили. Дело в том, что возвращались наши бомбардировщики поврозь, небольшими группами, и потому часовые не сразу поняли, что идущая в том же направлении восьмерка самолетов - немецкая, и летит по нашу душу. Мать честная, они же сейчас не только ложные дзоты с пушками, но и хутор утюжить начнут, а личный состав еще спит и просто не успеет рассредоточиться по лесу, как это планировалось на случай авианалета. Сейчас всю роту разом накроет!

г. Тапа, Эстония.

  -- Ну как, майор, продержитесь? Ваши солдаты не побегут в панике от комиссаров? - Генерал сверлил Лютце взглядом, как бы пытаясь проникнуть в закоулки его души, а контрразведчик пытался сохранить невозмутимое выражение лица.

   Солдаты? Две роты, недавно сформированные из обозников и писарей, плюс эстонский охранный отряд, на высокое звание солдат Вермахта как-то не тянут. Хотя формально оборону в Эстонии занимает целая армия, но от её прежнего состава ничего не осталось, кроме тылов и штабов. К тому же, помимо строевых частей в котлах остались почти все склады и основной парк машин, а железную дорогу русские начали усиленно бомбить, так что подвоз нарушился. Неудивительно, что автоматического оружия и артиллерии у гарнизона Тапы почти нет, как и боеприпасов и даже обмундирования. Из теплой одежды у солдат в лучшем случае советские шинели с обрезанными, для отличия от русских, рукавами. Вместо удобных вместительных ранцев личному составу выдали простые рюкзаки. Про обувь и говорить нечего. Пищевой рацион - слезы. В общем, в наличии не имеется ни нормальных солдат, ни теплой одежды, ни достаточного количества оружия и боеприпасов, и если к Тапа подойдет даже не полк, а полнокровный батальон красных, то город не устоит.

   Однако вслух Лютце произнес совсем другое:

  -- Паники пока нет, господин генерал, но состояние личного состава нервозное.

   О да, это самое мягкое слово, которое можно подобрать. Возможно, единственная причина, по которой ни один немецкий солдат еще не дезертировал, это огромное болото, простирающееся к западу от города, и страшные партизаны, которыми майор до смерти запугал своих подчиненных. Эстонцев, впрочем, ни то, ни другое не пугало. Они точно знали, что партизаны в этих местах не водятся, да и болото зимой вполне себе проходимо, так что почти каждый день батальон недосчитывался двух-трех карателей, рискнувших отправиться в бега.

   Затем генерал что-то вещал о величии Германии, о недопустимости отступления и о превращении Тапы в неприступную крепость. Смешно, он даже сулил Лютце внеочередное звание, если тот продержится хотя бы три дня против русских, и грозил трибуналом, если его солдаты дрогнут. Лютце еле удержался от того, чтобы не рассмеяться. Внеочередное звание майора он и так недавно получил, его лично утвердил штурмбанфюрер Леман. А самолично расстреливать виновных в поражении Генриху не впервой, даже генералов приходилось в расход пускать. Собственно, именно для этого начальник контрразведки и попросил своего ценного сотрудника остаться в Эстонии. Ну, а так как по легенде он был обычным пехотным офицером, то заодно временно принял под свое командование сводный батальон, оборонявший Тапу. При том кадровом голоде, что сейчас царил в группе армий "Север", каждый офицер ценился на вес золота, а Лютце по возможности старался честно выполнять свой долг. К тому же речь шла вовсе не о заштатном поселке, не имеющем никакого стратегического значения. Тапа являлась важным железнодорожным узлом, в котором сходились пути, ведущие на восток, к Нарве; на запад, в Таллинн; и на юг, в сторону Тарту и дальше до самой Германии. Поэтому оборонять её стоило, вот только все более-менее боеспособные подразделения, или хотя бы похожие на таковые, командование бросило затыкать дыры, рассудив, что в сотне километрах от фронта можно обойтись и третьесортными силами. Кто же знал, что советы так быстро возобновят наступление. Правда, это же командование вдруг расщедрилось и выдало Лютце разрешение получить со склада грузы, предназначенные для окруженных войск. В связи с некоторыми временными трудностями их пока невозможно доставить по месту назначения, так что майор может забрать для своего батальона все, что угодно.

   Проводив генерала, Генрих в задумчивости прошелся по окраине городка, осматривая оборонительные сооружения - окопы, дзоты, а на заболоченной северной окраине, где копать траншеи нежелательно, ограждения из бревен с земляными валами. Почти все укрепления закончены, еще буквально полдня, и все намеченные работы будут выполнены, об этом беспокоиться не стоит. А вот кто будет держать оборону, вопрос риторический. Еще недавно оставалась призрачная надежда на французские дивизии, но на восточный фронт их прибыло слишком мало, а после того, как англичане вдруг зашевелились, подкреплений и вовсе ждать не стоило. Так что, если честно, от прочной обороны не будет никакого толку. Русские просто обойдут город с флангов, отрежут от своих, и все, можно сдаваться в плен. Помощь не придет, ведь резервов у армии не осталось.

   Тяжело вздохнув, Лютце все же еще некоторое время понаблюдал, как особое подразделение, состоящее из солдат, осужденных за трусость, вело оборонительные работы. Надо признать, идея привлекать предателей к труду, вместо того, чтобы казнить, весьма здравая. Ну зачем же сразу расстреливать изменников родины, если они еще могут принести пользу. Конечно, речь идет только о рядовом составе, с командиров спрос намного больше.

   Вдруг, все зеки по команде побросали инструменты и вылезли из траншеи. Все правильно, ровно пять часов. Присматривать за дисциплиной у штрафников Лютце поручил своему испытанному фельдфебелю Бонке, и тот выполнял свои обязанности строго, не давая подчиненным ни одной секунды отдыха сверх положенного. До семнадцати ноль ноль они даже минутного перекура не могли устроить.

   Собравшись в колонну, отряд штрафников, сопровождаемый несколькими конвойными, уныло проследовал мимо Лютце к казарме. Зрелище, которое они собой представляли, было весьма неприглядное. Понурые взгляды, ссутулившиеся плечи, дрожащие руки. Они не шли строем, а брели, как стадо заключенных, которыми, в общем-то, и являлись, под презрительными взглядами местных жителей. Если экипировка у солдат батальона Лютце оставляла желать лучшего, то эти и вовсе выглядели, как бродяги самого низшего пошиба. На ногах соломенные боты, на головы накинуты старые одеяла, руки в порванных перчатках обморожены и покрыты волдырями. Новые перчатки штрафникам Лютце принципиально не выдавал. Не от жадности, нет, просто это входит в наказание, а то, получается, предатели, отказавшиеся идти в бой, слишком легко отделались, оказавшись в безопасном тылу.

   Один из солдат, не имевший рукавиц, безуспешно растирал покрасневшие ладони и тщетно дул на пальцы, пытаясь их отогреть. Он был настолько жалок, что пожилая женщина, проходившая мимо немцев, не выдержала, и украдкой сунула ему пару вязаных варежек.

   Лютце нахмурился, но конвоир уже заметил нарушение порядка и резким криком остановил колонну. Бонке мгновенно оказался на месте происшествия и, быстро разобравшись, приказал нарушителю выйти из строя. Неторопливо вытащив пистолет, фельдфебель пролаял обвинение, и тут же, на месте, застрелил виновного, упавшего прямо у ног сострадательной старушки. (* реальный случай, только произошедший в русском селе)

   Ладно, надо все-таки сходить на склад. У майора на миг шевельнулась надежда, что если не оружие и боеприпасы, то хотя бы амуниция и продовольствие там найдутся. Как там генерал сказал, для окруженных войск мы приготовили все необходимое? Да уж, действительно все! Листовки, плакаты, ящики презервативов, шнурки для ботинок, защитные пакеты для гранат. Продукты тоже имелись, но вызвали лишь горькую ухмылку майора - весь ассортимент состоял из леденцов и нескольких тонн специй. Осматривая грузы, предназначенные для окруженных войск, Лютце потихоньку зверел, и уже искал глазами, кого бы пристрелить. Увы, но виновные в этом бардаке находились далеко в тылу, и их не достать.

  -- Где теплые вещи?

   Лучше бы он не спрашивал. Когда кладовщик подвел его к стеллажам с вещами, майор тихонько заматерился, причем сразу на нескольких языках.

   Одежды, правда, было много. Под угрозой лишения продовольственных карточек жители германских городов охотно сдавали теплые вещи для своей армии, но... только те, что не нужны ни им, ни, тем более, солдатам. Причем, мужская одежда по пути к фронту куда-то исчезала, и почти все вещи, дошедшие до передовой, были женскими: Элегантные дамские перчатки и пальто, чепчики с длинными лентами, меховые муфты, вязанные кофты, желтые пуловеры, разноцветные шали, розовые носки, белые полусапожки. Ах, нет, вот попались и мужские вещи - домашние тапочки и туфли. Единственное, более-менее приличное, что нашлось, это английское обмундирование, конфискованное у военнопленных. Вот только для русской зимы оно явно не годилось.

Интерлюдия. Валентина Козлова. Бологое

   Казалось, все так хорошо устроилось - Аня Жмыхова помогла разыскать эшелоны отцовского полка, а комбат, хоть и прочитав нотации, разрешил остаться в медвзводе. Но едва только все наладилось и Козлову официально оформили в части, как в вагон медичек заглянул начштаба полка и после краткого, но жесткого разговора на повышенных тонах, Вале пришлось остаться на перроне.

   Подавленная пережитой неудачей, Козлова рассеянно брела по станции, изредка останавливаясь, чтобы предъявить документы патрулям, и размышляя, как быть дальше. Жмыхова уже уехала, а больше ждать помощи не от кого. Трудно сказать, на какую авантюру она пустилась бы на этот раз, чтобы попасть на фронт, если бы случайно не заметила на станционном междупутье одинокий состав. На тормозной площадке головного вагона стоял парнишка явно не призывного возраста, от силы, лет шестнадцати, но в полной военной форме и с винтовкой за плечами.

   Задумавшись, почему в военизированную службу берут таких молокососов, Валя остановилась и с легкой завистью спросила солдатика:

  -- Вы с этого поезда, да?

  -- Ага, - важно кивнул парнишка, - старший кондуктор. А вы что ищете?

  -- Я от своего эшелона отстала. Мне бы догнать его.

  -- Пассажиров и зайцев не берем, - с сожалением развел руки юный кондуктор. - У нас с этим строго. Обратитесь к коменданту станции, он поможет.

   Ну конечно, диспетчер отправит телеграмму на следующую станцию с запросом, а ему ответят, что такая-то из рядов РККА уволена, и на фронте её не ждут. Эх, если бы Аня осталась здесь, она со своими полномочиями добилась бы чего угодно, хот целый вагон могла бы потребовать. Но Жмыхова вернулась в Москву с первым же попутным поездом.

   Убедившись, что опять не вышло, Валя от бессильной злости чуть не заплакала, и лишь присутствие ровесника удержало ее от слез. Но тут снова вмешался счастливый случай. Стоявшие у паровоза женщина в промасленном ватнике и пожилой железнодорожник, до сих пор спокойно беседовавшие, вдруг начали повышать голос, так что их стало хорошо слышно:

  -- Я дежурный по отделению, а не волшебник, ну где я тебе паровозников возьму, сама подумай?

  -- Да хоть из движенцев, или из ремонтной бригады берите! А то что же, на полторы сотни осей я одна, да и в кондукторской бригаде нехватка.

  -- Ловка, однако! Твою машину, значит, починили, а остальные паровозы можно не ремонтировать, так, да?

   Прислушавшись к перебранке, Валя вдруг уловила суть спора и поняла, как извлечь из ситуации выгоду для себя.

  -- Так у вас нехватка персонала, - с неприкрытой радостью вскрикнула девушка. - Товарищ старший кондуктор, так меня и возьмите на эшелон. Кем угодно, хоть кочегаром.

   Сдвинув на лоб ушанку, парнишка скептически оглядел Валю, даже для своих пятнадцати лет не отличавшуюся ростом, но не возразил и все-таки позвал начальство:

  -- Елена Мироновна, - гаркнул он еще не окрепшим, ломким, голосом. - Можно вас на минутку?

   Мироновна оказалась совсем еще молоденькой девушкой, возрастом, примерно, как Аня. Видно, она не привыкла, чтобы её величали по отчеству, и потому удивленно обернулась:

  -- Костя, ты чего так официально?

  -- Да тут к вам в бригаду просятся, - без малейшей насмешки кивнул старший кондуктор в сторону добровольца. - Кочегаром.

   Бригадир, в свою очередь, тоже оценивающе посмотрела на Валю, не насмешливо, а скорее задумчиво:

  -- У нас с начала войны немало женщин пошли в кочегары, но, красавица, ты хоть семилетку закончила?

  -- Конечно, закончила, и еще медицинские курсы, .... эм, почти.

   Торопясь, что ей не поверят, Валя вытащила все документы, которые имела при себе, спасибо Ане, помогла выписать, и даже достала фотокарточку, на которой была заснята вместе с отцом:

  -- Вот, это я с папой еще до войны, а сейчас он майор и командир полка. Вот в его полку я и служу медсестрой. Мой эшелон номер 45013, он недавно ушел.

  -- Так я тебя сегодня видел, - вспомнил дежурный. - Ты с хм..., товарищем из госбезопасности искала этот состав.

  -- Да, мы его разыскали, но пока я оформлялась в канцелярии, поезд опять ушел.

   Елена бегло просмотрела документы и остановилась на потрепанной фотографии:

  -- Что же ты так неаккуратно с ней обращалась?

  -- Прятала карточку, когда из окружения выходила, - помрачнела Козлова от неприятных воспоминаний, - а все остальные фотографии пришлось уничтожить.

  -- Понятно, - бригадир уже совсем по-другому смотрела на девочку. - Лет то тебе сколько... на самом деле?

   Валя задумалась, как лучше сказать - шестнадцать, или семнадцать, но так как врать не умела в принципе, то промолчала.

  -- Понятно, - повторила Мироновна. - Что умеешь?

  -- Все, - не задумываясь, заверила Валя. - Вы не думайте, я хоть и маленькая, но ГТО сдавала, и не лентяйка. С любой работой справлюсь.

  -- Трудно у нас будет, - предупредила Елена, но по её тону чувствовалось, что решение она уже приняла.

  -- И пункт назначения у поезда другой, чем у твоего эшелона, - добавил железнодорожник.

  -- Это неважно, - честно ответила Валя. - Я и в другой части могу служить. Какая разница, где, лишь бы на фронте.

   Дежурный по отделению коротко переглянулся с машинистом. Все стороны согласны, но остались формальности, которые никто не отменял:

  -- Положено сначала у руководителя смены договор заключить на поездку, но времени в обрез, и...

   Елена согласно кивнула:

  -- Времени совсем нет. Может пусть так едет?

  -- Пускай, - обрадовался путеец. - А ты и так за кочегара зарплату получишь. Так что сочтетесь.

   Валя лишь досадливо передернула плечами, удивляясь, как можно в это время вспоминать о деньгах, а дежурный, уже на правах начальника, нетерпеливо скомандовал:

  -- Тогда быстрей на перегон!

   Получив неожиданно долгожданного кочегара, Елена Мироновна наспех представилась Вале:

  -- Я старший машинист и командир первого взвода третьей роты колонны паровозов особого резерва НКПС N 4. На время рейса ты зачисляешься в мой взвод. Все, теперь бросай вещи в турный вагон и лезь на тендер за дровами, надо пар поднимать.

  -- Что за вагон? - переспросила новоиспеченная железнодорожница.

  -- Теплушка, сразу за паровозом. Там подменная бригада должна находиться, да вот только подменять нас некому.

   Натянув на варежки выданные ей рукавицы, и сменив ботиночки на сапоги, Козлова притащила в будку дрова и начала подкидывать их в топку.

  -- Плотнее укладывай, без зазоров, - поучала её машинист, - и дверцу долго открытой не держи. Эх, недолго нам еще с дровами мыкаться. Пожалуй, последний рейс. Видела, составы с донецким углем пришли? Фашистов от Донбасса уже далеко отогнали, и разбомбленные шахты восстановили, так что скоро заживем.

   Проверив давление, Елена открыла регулятор, а едва паровоз тронулся, подтянула реверс к центру и еще больше увеличила отсечку пара. Состав медленно вышел со станции, а затем быстро начал набирать скорость.

   Работой кочегара - наблюдением за пламенем, чисткой песочницы, проверкой буксов, и прочими делами, роль Вали не ограничивалась, потому что ей одновременно приходилось быть помощником машиниста. В пути Елена показывала ей паровозные премудрости, рассказывала назначение каждого вентиля и каждой ручки. Валя все схватывала на лету, и бригадир даже разрешала ей становиться за реверс, подменяя машиниста. Конечно, им пришлось трудно, работая вдвоем вместо двух паровозных бригад, но к счастью, эшелону дали прямой ход, и его всюду пропускали без задержки. Уже через сутки состав прибыл на последнюю большую станцию перед прифронтовой полосой.

   Остановив состава, Елена Мироновна, перед тем, как идти в диспетчерскую, дала последние наставления помощнику:

   - Валя, проверяй топку, чтобы была в готовности, и давление держи не меньше десяти атмосфер, а я пойду выясню, какая на линии обстановка.

   Переговорив с диспетчером, Елена собрала паровозную и кондукторскую бригады, и кратко обрисовала ситуацию:

   - Днем поезда не пропускают, слишком опасно, так что идем ночью. Хорошо еще, впереди успели вторую колею восстановить, а то раньше полночи эшелоны шли к фронту, а полночи в обратном направлении. График движения был такой плотный, что поезда шли с интервалом прямой видимости, и даже светомаскировку хвостовых сигналов отменяли. Сейчас стало полегче, но немцы все равно досаждают, поэтому бдительности не теряйте. И учтите, если на нас навалятся, без моего сигнала вагоны не расцеплять. Если фрицы начнут бросать зажигалки, Костя с Валей бегут по вагонам и сбрасывают их крыши. Валя, ты с зажигательными бомбами дело имела?

  -- Тушить зажигалки пока не приходилось, но как с ними обращаться, нам на курсах медсестер рассказывали. Мы в Москве даже пару раз дежурили на крышах.

  -- Хорошо, - подытожила бригадир. - Теперь становимся под экипировку, чтобы взять на борт максимальную загрузку. Вблизи фронта все гидроколонки и водокачки разрушены, ремонтных баз тоже нет, так что, ребята, держитесь. Если дров не хватит, будем добывать в лесу. Закончиться вода - надо носить из ближайшей речки. Ну и, конечно, все ремонтные работы придется проводить самим.

   Заправив паровоз, бригада даже успела несколько часов поспать, а вечером все уже снова стояли наготове, ожидая разрешения на отправление.

   Хотя они были первыми на очереди, но приоритет диспетчера отдали подошедшему эшелону с горючим. Чтобы не тратить время на заправку паровоза, путейцы просто отцепили его, прицепив к хвосту другой, уже полностью заправленный и, не теряя ни минуты, отправили на перегон.

   Проводив его удивленным взглядом, Валя поинтересовалась у машиниста:

  -- Лен, а почему локомотив прицепили к концу поезда, да еще задом наперед?

  -- Так там же горючее - самая приоритетная цель для стервятников.

  -- И что? - недоуменно переспросила Валя. - Я повидала много поездов, но еще ни разу не замечала, чтобы по трассе их вели таким вот странным образом.

   - Так ведь цистерны только к фронту везут загруженными, - хихикнула Елена, - а обратным рейсом они пойдут порожними, и бомбить их особого смысла нет. Ну, разве что, фашисту совсем бомбы девать некуда. Поэтому, если появятся самолеты, машинист просто остановит поезд и даст задний ход, притворяясь, что возвращается порожняком.

   Но наконец, подошла и их очередь трогаться в путь. Прифронтовой участок пути оказался самым трудным. Даже когда совсем стемнело, над трассой все равно иногда пролетали немецкие самолеты, и поезду приходилось укрываться в лесу.

   Когда фрицы, наконец, перестали мельтешить в воздухе, бригада прибавила ход, пытаясь наверстывать упущенное время. Но, как назло, начался затяжной подъем. Елена открыла регулятор до конца, перевел реверс на пятый зуб и поезд резво пошел вперед, натужливо пыхтя паром и лязгая металлическими соединениями. Все было бы хорошо, однако из-за форсировки котла из трубы паровоза вылетали целые фонтаны искр, в темноте заметные за много километров. К несчастью, в это время еще какой-то одиночный самолет начал рыскать вдоль путей, выискивая груженные эшелоны, идущие к фронту. Высматривая добычу, фриц заметил подозрительные отблески и направился к поезду.

   Елена среагировала мгновенно, крикнув помощнику:

  -- Быстро, закрывай регулятор!

   Потеряв ход, эшелон остановился, а затем, слегка притормаживая, покатился обратно под уклон. Хитрость удалась, и вернувшийся после разворота немец, не обнаружив поезд, полетел вперед, разыскивая пропажу.

  -- Все, дальше едем совсем тихо, на малом клапане, - вполголоса, как бы опасаясь, чтобы фашисты не услышали, приказала Елена.

   Еще минут двадцать паровоз медленно полз, не решаясь увеличить скорость, но график поджимал, и скоро состав снова мчался на всех парах. Однако к месту выгрузки дойти затемно все же не успели. На востоке уже забрезжил рассвет, а вместе с солнцем появилась целая эскадрилья бомбардировщиков, к сожалению, немецких. При свете дня пилоты сразу заметили состав и немного отклонились от курса, чтобы мимоходом разбомбить паровоз.

   Увидев опасность, Елена побледнела. Если даже пикировщики не взорвут локомотив, то так изворотят его бомбами, что полученные повреждения невозможно будет починить. Однако, не зря её в столь юном возрасте назначили старшим машинистом. Немцы только нацеливались на эшелон, а Лена уже придумала план спасения:

  -- Валя, как только рванут бомбы, сразу разверни винт предохранительного клапана. Все поняла?

   Козлова, прикусив до боли губу, молча кивнула и приготовилась, смотря на небо. Девушки не отрывали глаз от самолета, легшего на боевой курс. Вот он уже ринулся в пике, вот от него отделились темные пятнышки, летевшие точно к железной дороге. Ожидавшая этого момента Елена резко затормозила поезд, и бомбы легли впереди. С обеих сторон от насыпи ухнуло подряд несколько взрывов и по локомотиву застучали осколки. Но паровозницы не покинули свой пост, и сразу привели свой план в действие. С первым же взрывом машинист открутила вентили инжекторов, а Валя повернула регулировочный винт, выпустив из котла пар. За считанные секунды паровоз утонул в клубах пара, расползшегося большим облаком и накрывшего не только локомотив, но и ближайшие вагоны. Все выглядело так, как будто у паровоза разорвало котел и, довольные победой, Юнкерсы улетели прочь.

   Когда ветер немного развеял облако, а пыль осела, Елена, пошатываясь, поднялась с сиденья и устало скомандовала:

  -- Все, закрывай клапан и подбрось дрова. Надо давление поднимать.

   Несмотря ни на что, эшелон продолжал идти к фронту.

Глава 20

  -- Вячеслав, докладывай, что за новость узнал, - наркоминдел только-только вернулся со встречи с японским послом и отчет о беседе пока не предоставил, так что даже Сталин еще не был в курсе, о чем они там разговаривали. Конечно, эта информация проходила под грифом "секретно", но для людей, которые знают сверхтайну, все эти разговоры с послами представлялись обыденной рутиной.

   Окинув собравшихся взглядом - все свои, "посвященцы", даже Панфилова нет, Молотов наклонился над расстеленной картой и постучал пальцем по Лусону:

  -- Как вы знаете, товарищи, на Филиппинах после захвата Манилы бои временно стихли. С военной точки зрения никаких развилок истории тут пока не наблюдается. Также, как и в том мире, последние предвоенные месяцы американцы спешно перебрасывали на острова части усиления, но, все равно, оборона оказалась непрочной. Однако, с точки зрения политической, имеется один интересный момент. По нашему неофициальному совету Япония все же согласилась провозгласить независимость Филиппин, хотя в прошлый раз она пошла на такой шаг лишь после серьезных военных неудач. Мало того, японцы готовы формально "освободить" и другие колонии, в первую очередь, Малайю. Напомню, что с самого начала боевых действий в Малакке англичане постоянно отступали к югу, и все их попытки закрепиться на каком-нибудь рубеже не увенчались успехом. Если японцы наталкивались на хорошо укрепленные позиции, то просто обходили их с флангов. Как вам всем уже известно, вчера ночью японские танки снова прорвали английскую оборону, на этот раз на реке Слим, окружив индийскую 11-ю дивизию. После очередного разгрома британское командование снова вынуждено отводить свои войска в страшной спешке, вместо планомерного отхода, и в ближайшие дни оставит Куала-Лумпур врагу. Так вот, мы ожидаем, что после овладения столицей колонии, захватчики тут же объявят независимость Малайи.

  -- Но что это им даст? - дождавшись паузы в докладе, скептически вопросил Шелепин. - Полагаю, что в долгосрочном плане абсолютно ничего. Вообще, никакие действия японцев не смогут привести их к победе, учитывая десятикратное превосходство экономики США. Рост производства вооружения в Америке настолько велик, что у Японии нет никаких шансов выиграть войну заводов.

  -- Все верно, но в краткосрочной перспективе такой вот демагогической политикой империя получит значительную поддержку населения британских колоний. В первую очередь, конечно, Бирмы. Как нас предупредил попаданец, англичане и так совершили ряд ошибок при организации обороны этой колонии. Во-первых, они почему-то уверились, что японцы не станут начинать операцию протии Бирмы, пока не завершат кампанию в Малайе. Во-вторых, вторжения ожидают с севера, из Лаоса, куда британское командование и стянуло почти наличные силы. Но противник, естественно, посчитает логичным атаковать там, где его не ждут - из южного Сиама. Горная местность, густые леса и отсутствие дорог японцев не остановят. Причем, их продвижению немало поспособствуют сами бирманцы, ненавидящие англичан. И вот тут весьма поспособствуют прецеденты с объявлением Японией независимости британских колоний.

  -- Тут кроется некоторая опасность для Японии, - заметил Мехлис. - Поняв, к чему клонят японцы, британцы заранее попытаются подавить все антиколониальные выступления.

  -- Да, они активно пытаются подавить оппозицию, - согласился Молотов, - но этими действиями лишь усиливают недовольство населения. И еще нам известно то, чего англичане не знают. Бирманский премьер, которого война застала в Америке, едва узнав о нападении Японии на Гавайи, бросился в ближайшую нейтральную страну и там заверил японского посла в своей преданности. В прошлый раз союзники читали дипломатический шифр, и его вскоре арестовали. Теперь же У Со спокойно вернется домой и, пользуясь доверием хозяев, организует сопротивление. В итоге японцы еще быстрее овладеют Бирмой, выполнив тем самым сразу несколько стратегических задач - отрежут китайцев от маршрута снабжения союзниками, захватят нефтепромыслы и рисовые поля, а также создадут бастион для защиты своих южных владений от англичан, который, возможно, послужит и плацдармом для нападения на Индию. И последнее весьма возможно, учитывая, что пленников-индусов японцы сразу отделяют от белых, хорошо с ними обращаются и агитируют воевать против англичан. Кроме того, один из вождей индийских националистов, Субхас Бос, уже прибыл в Малайю, где, судя по всему, намерен сформировать так называемую индийскую национальную армию. Да и голод в Бенгалии уже начинается, что отнюдь не облегчает колонизаторам задачу обороны Индии. Кстати, там уже активно распространяются японские листовки, призывающие вместе бороться с британскими угнетателями.

  -- Да и разведка говорит, что Квантунская армия продолжает отправлять свои дивизии в Юго-Западную Азию, перенацелив их с наших границ на британский фронт, - добавил Шапошников. - И, что интересно, в той истории даже после успешного наступления под Москвой японцы решились провести активную фоторазведку Камчатки. А сейчас они, вместо этого, ослабили свой 5-й флот, патрулирующий Курильские острова, и увели часть кораблей на восток.

  -- Ну, допустим, - упрямо продолжал спорить Шелепин, - что Бирма быстро пала, Чан Кайши остался без снабжения, англо-японский фронт пройдет по Брахмапутре, а по всей Индии начнутся восстания. И что дальше?

   На нарочито грубовато сформулированный вопрос юного комсомольца Молотов не обиделся. Случайных и глупых людей здесь нет, только проверенные товарищи, причем проверенные временем. И собирались посвященцы как раз для того, чтобы обсудить вопрос "что дальше?".

  -- Для ответа на вопрос, что будет дальше с Японией, надо осветить всю ситуацию в целом. Итак, первоочередная цель империи - достижение экономической независимости. Благодаря успехам начала войны, как уже свершившимся, так и предстоящим в ближайшие месяцы, выполнение данной задачи можно считать реализованным. Но для сохранения захваченных владений им еще предстоит воплотить в жизнь следующий шаг - расширение пояса обороны империи. В общем-то, даже после головокружительных успехов японское командование вполне отдает себе отчет в том, что рано или поздно война на Тихом океане неминуемо должна превратиться в оборонительную. Вот только мнение о том, где эти рубежи должны проходить, сильно расходятся. С одной стороны успешная высадка десанта на Кауаи открывает большие возможности на Гавайях. Учитывая, что японская авиация с авианосцев и островного аэродрома Кауаи господствует в воздухе, японцам фактически удалось взять Оаху в блокаду. Сил для штурма у них пока нет, но они планомерно их наращивают, чему, кстати, поспособствовал быстрый захват атолла Уэйк, куда американцы так и не успели доставить эскадрилью самолетов. В связи с этим появится соблазнительная возможность после падения Гавайев начать набеги на западное побережье США.

  -- Но захватить Оаху не так-то и легко, - заметил Мехлис. - Там же большой гарнизон численность сорок тысяч солдат.

  -- Что касается Гавайских островов, - оседлала своего любимого конька Жмыхова, - то должна отметить недостаточную подготовку гарнизона к обороне. Даже в преддверии войны американское командование не позаботилось провести оперативную рекогносцировку и инженерную разведку Оаху. Оборонительные работы велись вяло, и лишь силами саперных подразделений, а пехотные подразделения в них не участвовали. Это было бы еще не столь критично, если бы американцы не начали раздергивать свои дивизии по разным островам. Причем, самые боеспособные части направили на защиту Кауаи, откуда им уже вряд ли удастся вернуться.

  -- Возможен ли прорыв сильного конвоя с континента к Перл-Харбору? - невежливо перебил девушку Мехлис.

  -- Чем прорывать-то? - столь же нарочито невежливо ответила Аня. Мехлис, конечно, человек кристально честный, но работать с ним не всегда комфортно, и это еще мягко сказано. - После уничтожения Энтерпрайза и Лексингтона у американцев в Тихом океане остались только два авианосца - Йорктаун и Саратога. Нам, конечно, точно неизвестны силы японской авиационной группировки на Гавайях, но, как минимум три авианосца и самолеты наземного базирования делают прорыв маловероятным.

  -- А еще три авианосца в Атлантике? - напомнил Шелепин.

  -- Уосп задействован для обеспечения операций в европейских водах, - по памяти начала перечислять Аня. - Рейнджер по своим характеристикам просто не подходит для обширного тихоокеанского региона, а Хорнет пока еще не боеспособен. Таким образом, у японцев имеются неплохие шансы подавить сопротивление гарнизона Оаху, особенно, если судить по действиям японских морпехов в Кауаи. Высадка, надо признать, была проведена ими просто образцово. Кстати, замечу, что в отличие от других стран, японцы уделяли большое внимание проведению морских десантных операций, и они считались одним из основных видов деятельности флота.

  -- Да, японское "Наставление по ведению десантных операций" весьма продумано и тщательно проработано, - подтвердил Шапошников, - и японцы ежегодно проводили учения по высадке крупных десантов. Причем, упор делался на внезапность операции в сочетании с ложным десантом.

  -- Вот-вот, - закивала Аня. - И в Гавайской операции они тоже не просто высадились на острове, а организовали ряд демонстративных десантов, сбив с толку американское командование. Конечно, у них сказывалась нехватка живой силы, артиллерии и боеприпасов, но захваченное господство на море позволило нивелировать разницу в вооружении. Боеприпасы у американцев на Кауаи уже заканчиваются, а подвезти подкрепления им не удается. А вот японцам подошедший недавно из метрополии конвой привез горючее для самолетов, бомбы, артбоеприпасы и пехотное подкрепление. Еще несколько таких конвоев, и японцы смогут если не уничтожить гарнизон Оаху, то надежно блокировать.

  -- Однако, возвратимся к набегам на западное побережье США, - напомнил нарком. - Реальной пользы они не принесут, и лишь оттянут на себя значительные ресурсы. У Японии и так не хватает транспортного флота, чтобы обеспечивать столь растянутые коммуникации. А ведь им еще предстоит расширять свой оборонительный периметр.

*

  -- Итак, на востоке японцам пришлось удлинить свои коммуникации, - подытожил Шелепин, - зато они весьма усложнили жизнь американцам и перерезали линии снабжения Филиппин. Значит, расширение стратегической зоны в данном направлении оправдано. А что на северном конце оборонительного пояса, я имею ввиду Алеутские острова и Аляску? Стоят ли они распыления сил, ведь периметр обороны и так слишком растянут, чтобы его можно было удержать. Каково их стратегическое значение?

  -- Значение, скорее, не стратегическое, а моральное, - уточнил наркоминдел. - Когда на островах сидели японцы, то американцы опасались вторжения на Аляску, а когда Алеутскую гряду США отбили, то японцы испугались американского десанта с этого направления. Из-за этого им пришлось усилить оборону Курил, перебросив туда часть гарнизона острова Хоккайдо и развернув вдоль островов дополнительную авиацию, которую сняли оттуда лишь в конце войны, когда стало очевидно, что основной угрозы стоит ждать с юга. И, конечно, захват или освобождение Алеут крайне важны для пропаганды обоих воюющих сторон. В Японии символическая оккупация хотя бы парочки самых крайних островов преподносится как безусловное доказательство военной мощи империи, могущей без труда вторгнуться непосредственно на территорию США. В Америке же, наоборот, появившаяся непосредственная угроза Аляске лишь увеличивает решимость населения бороться до конца. Полагаю, с точки зрения японских интересов, им лучше держать гарнизоны на Курилах, чем на Алеутах, в силу территориальной близости. В авантюрной алеутской операции японцы только напрасно потратили технику и живую силу. Да, не очень много, но при тотальном дефиците всего, даже несколько тысяч солдат и несколько кораблей имеют значение. Правда, они сковывали на порядок большие силы противника.

  -- Кстати, - Жмыхова подняла руку, привлекая внимание слушателей. - Сами же американцы и обратили внимание противника к алеутскому архипелагу, когда Дулиттл устроил свой знаменитый, в том мире, налет. Впрочем, надо признать, эта одиночная акция вовсе не являлась обычным пиаром... в смысле, рейд имел такое же важное значение, как и бомбардировка Берлина нашими самолетами в начале войны. Этим мы показали противнику, что если он попробует использовать отравляющие вещества, то его столица не избежит возмездия.

  -- Понятно, но не будем пока отдаляться от темы, - комсомолец взял на себя роль спикера. - Товарищи, скажите кратко, какие цели японцы ставили при атаке на Алеуты, добились ли их, какие ошибки допустили, и что можно изменить в этом направлении.

   Отвечать своему будущему преемнику взялся Берия:

  -- Первоначально самураи действительно не планировали так далеко отодвигать внешний периметр, но выдающиеся успехи начала войны побудили японских командующих изменить планы. Они решили овладеть новыми передовыми пунктами для укрепления обороны, а резервы, предназначенные для защиты сырьевых районов, предпочли использовать для усиления новых позиций. В результате, при весьма ограниченных силах и слабой экономике, вместо усиления обороны результат получился прямо противоположным. Удержать слишком растянутый морской рубеж оказалось невозможно. Что же касается восточных Алеутских островов, то они нужны для базирования разведывательной авиации, могущей заранее заметить американский флот, надвигающийся с северного направления на Мидуэй или на метрополию. И замечу, что в нашей истории захватить Мидуэй у японцев почти наверняка получится.

  -- Так, с целью все понятно, - кивнул Железный Шурик, - а вот что из этого намерения получилось?

  -- Если коротко, японцев подвела разведка. Они думали, что на Алеутах у американцев имеется лишь военно-морская база - Датч-Харбор на Уналяске, а ближайший военный аэродром ВВС США находится только в тысяче километров оттуда к востоку, на острове Кадьяк. Впрочем, о базе Датч-Харбор они тоже были весьма незначительного мнения, хотя в последнее время военная инфраструктура на севере строилась ударными темпами. Сделаю небольшой экскурс в истории. - При слове "история" у Жмыховой сразу же загорелись глаза, и она приготовилась записывать исторические хроники.

  -- После Первой Мировой, по итогам Вашингтонской конференции строительство военных баз на Алеутских островах было запрещено. Но срок действий соглашений истек, а угроза со стороны Японии становилась нешуточной, и с конца тридцатых годов началась серьезная подготовка к войне. Хотя в планах военного командования США Аляске отводилась второстепенная роль, но строительство аэродромов и военных баз там началось еще два года назад, а после прибытия в регион генерала Бакнера за дело взялись всерьез. Сейчас близ Датч-Харбора, на острове Умнак, начали скрытно сооружать два аэродрома. Причем, несмотря на суровые погодные условия, стройка ведется ударными темпами, и к весне они будут готовы. Этому поспособствовал тот факт, что оборудование, предназначенное для строительства аэродромов на севере Аляски, прибыло слишком поздно, когда земля там уже замерзла, и всю технику отправили на острова. Все работы ведутся в строжайшей тайне, технику и строительные конструкции доставляют через подставные компании, оформляя как оборудование для консервных заводов. Но, спасибо Андрееву, мы знали что и где искать, и отправив пару человек наняться на стройку, даже при условиях полнейшей секретности, без труда разузнали подробности. Насколько нам удалось выяснить, в марте закончат строительство взлетно-посадочной полосы при обеспечении минимальных потребностей авиации, а вот к маю уже полностью будут готовы все наземные сооружения - электростанция, дороги, склады топлива, хранилища боеприпасов, ангары, авиаремонтные мастерские, жилые дома, командно-строевая группа, метеооборудование, радиолокаторы, и все прочее, необходимое для обслуживания авиации любого типа.

  -- Как они зимой, в условиях холодного климата смогли соорудить асфальтобетонную взлетную полосу, - изумился Мехлис. - Или же американцы предпочли устроить нежесткое покрытие летного поля?

  -- Нет, просто собирали его из перфорированных стальных полос. Правда, потребовалось их довольно много. Учитывая, что длина каждой ВПП полторы тысячи метров, то всего понадобится порядка восьмидесяти тысяч таких полосок. Их зачастую кладут прямо на мох, поэтому темпы строительства столь высокие.

  -- На мох, серьезно - хохотнул секретарь горкома комсомола. - Я встречал заросли мха в Карелии, и даже спать на нем приходилось, и мне кажется, что если самолет приземлится на такую полосу, то мох так спружинит, что подбросит машину обратно в воздух.

  -- Тем не менее, американские инженеры считают, что класть полосы на мох допустимо. И, да, трудностей у авиаторов там хватает. Обслуживать технику в мороз механики пока не умеют, погодные условия для полетов крайне неблагоприятны - ясных дней там практически не бывает, а летчики, в основном, недавние выпускники училищ и слепому полету по приборам не обучены. Вообще, проблем у вооруженных сил США сейчас хоть отбавляй. Тут и растерянность в первый период войны, и разногласия между армией и флотом, и отсутствие боевого опыта. Кстати, тот же штурм Кыски вошел в анналы военных курьезов, да и на Атту американцы тоже не блеснули предусмотрительностью. Если кто не в курсе, напомню, что там случилось. Полагая, что остров обороняет только один батальон джапов, янки направили против них целых три линкора с соответствующим количеством эсминцев и крейсеров, две или три сотни самолетов и целую дивизию. Казалось бы, сил вполне достаточно, вот только эта дивизия готовилась для боевых действий в Африке и, хотя по календарю уже близилось лето, но холод на островах, по американским меркам, стоял просто жуткий. Техника работать в условиях крайнего севера отказывалась, да еще в гористой местности, а личный состав потерял обмороженными больше, чем убитыми и раненными. Но в целом, все эти проблемы решаемые, так что когда японцы высадят на островах десант, их ждет большой сюрприз. Американская авиация сможет постоянно отслеживать перемещения противника и бомбить как наземные сооружения, так и корабли.

  -- Однако, - Шелепин честно отрабатывал взятую на себя роль оппонента, - от Умнака до западных Алеут порядка полутора тысячи километров, что само по себе мешает эффективно использовать авиацию против японцев.

  -- С этой проблемой американцы, надо отдать им должное, справятся без труда, используя свою надежную тактику лягушачьих прыжков. Они строят, э..., будут строить, аэродромы один за другим, все ближе продвигаясь на запад, благо, что техники и опыта строительства им хватало, а противодействие противника минимально. Попаданец уверяет, что летом им удавалось сооружать посадочную полосу за считанные недели, а то и вовсе за десять дней. После продвижения авиации интенсивность налетов на оккупированные острова многократно возрастет, а воздушная разведка сможет загодя обнаруживать транспорты противника. А вот японцы за год пребывания на Алеутах построить аэродром так и не сумели, потому что противник перетопил все их транспорты со стройматериалами.

  -- Раз так, то и нечего японцам там делать, - решительно отрезала Жмыхова. - Стратегия войны на Тихом океане сводится к одному - продвигать свою авиацию на новые рубежи. Так что если японцы неспособны разместить на Ближних островах Зероузы, чтобы защитить свои базы, то вся затея теряет смысл. А если они боятся вторжения американцев с севера, то было бы логично вернуть Курильские острова нам. Конечно, с условием, что никакие военные самолеты, а тем более, штатовские, на них базироваться не будут.

  -- Да, действительно логично, - чуть заметно улыбнулся Молотов. - Но вся политика империи носит авантюрный характер, редко базирующийся на логике. Вот смотрите, когда в апреле я вел переговоры с Мацуоки, то предлагал заключить пакт о ненападении с условием территориального урегулирования. Наша страна добивалась от Японии эвакуации Южного Сахалина и передачи Курильских островов, но Япония договариваться не захотела, хотя испытывала большие трудности как в экономическом, так и финансовом положении, а война с Америкой казалась почти неизбежной. Поэтому вместо пакта пришлось ограничиться менее обязывающим договором о нейтралитете. Полагаю, после того, как победы на Тихом океане вскружили японцам головы, они тем более не захотят идти на уступки. Касаемо же опасений японской стороны насчет того, что построив базы на Алеутах, американцы используют их как исходный пункт для высадки на Курилы и Хоккайдо, то они совершенно напрасны. Необычайно тяжелые метеоусловия в этом регионе не позволяют планировать масштабные операции, и я попробую донести до японцев эту простую мысль.

  -- Наверно, не стоит их отговаривать - неожиданно возразил Мехлис. - Полагаю, ничем серьезным оккупация Алеутов японцами нам не грозит. Да, и должен заметить, что мы могли бы получить от неё значительную выгоду.

  -- Это какую выгоду, Лев Захарыч? - неподдельно удивился Железный Шурик.

  -- Конечно, вероятность успеха очень маленькая, но все же, все же... - Против обыкновения начальник политуправления не торопился осчастливить окружающих своими идеями, продолжая ходить вокруг да около. - В общем, продержись японцы до вступления в войну СССР, и мы могли бы освободить острова сами.

   Шапошнков поморщился, услышав такой "гениальный" план, и хотел возразить, но потом вдруг задумался. Остальные посвященцы также призадумались, и даже Сталин вдруг перестал вышагивать по кабинету.

  -- Представьте, каков будет пропагандистский эффект, - приободренный всеобщим молчанием Мехлис даже повысил голос, словно выступал на митинге. - Советский Союз освобождает американскую территорию, которую сами США отвоевать неспособны!

  -- Звучит заманчиво, - с некоторой надеждой произнес Верховный. - Но есть ли такая возможность, может ли существовать?

   - Не выйдет, наверно, - поделился своими сомнениями Куликов. - Сколько они там продержались в реале? Источник докладывал, что год, но год понятие растяжимое. Они могли сидеть на Кыске и восемь месяцев, и восемнадцать, он точно не помнит. Хотя, скорее всего, японцы высадились в мае-июне сорок второго, а американцы, хорошенько подготовившись, освободили острова на следующее лето, в сорок третьем. А нам еще нужно хотя бы полгода на подготовку к войне. Вы, товарищ Мехлис, можете поручиться, что к январю сорок третьего мы возьмем Берлин?

  -- Но ведь в прошлый раз для переброски войск на восток хватило ровно трех месяцев, - напомнил Мехлис.

  -- Хватило, но тогда мы готовились в страшной спешка, да и операция ограничивалась лишь Манчжурией и половиной Кореи, а теперь, возможно, придется занять часть Китая.

   При напоминании о Китае Василевский, до сих пор слушавший спорщиков вполуха, встрепенулся. Комфронта прибыл в Москву буквально на один день, обсудить в Ставке вопросы материального обеспечения войск и перспективы дальнейшего наступления. Поэтому озабоченный лишь проблемами своего фронта, генерал не вникал в проблемы далеких, никому не нужных островов. Однако, когда речь зашла о Манчжурии, Василевский оживился. Он уже догадывался, что в будущей Японской войне ему придется командовать, как минимум, одним из фронтов, и потому сразу начал задавать конкретные вопросы:

  -- Какова пропускная способность проводящих линий на Владивостокском направлении?

  -- Совершенно недостаточная, - помрачнел Молотов, вспомнив, сколько внимания уделялось этой проблеме в его бытность председателя совнаркома. - Если заранее пополнить дальневосточный паровозный парк, подкрепить дороги кадрами и усилить путевое хозяйство, то можно обеспечить пропуск двадцати пяти пар поездов в сутки. Максимум, тридцать, но это зависит от погодных условий.

  -- А ведь чтобы отправить на Дальний Восток войска и доставить в нужном количестве технику и снаряжение, потребуется, - Василевский на миг задумался, - примерно, полтораста тысяч вагонов. Понятно, что часть штабов и некоторые запасы продовольствия перевезут еще до окончания войны. Но три месяца, это действительно предельный срок для сосредоточения необходимого количества войск и припасов. Однако, если Берлин падет в сорок третьем, некоторый шанс на удержание японскими войсками позиций на Ближних островах к моменту начала войны имеется.

  -- Борис Михайлович, - подвел черту в споре Верховный, - планы по освобождению Курил у вас были. Добавьте план по Алеутам, а весной, если обстановка сложится благоприятной, мы к этому вопросу еще вернемся.

  -- Далее, - Шелепин снова указал карандашом на карту, - что касается Юго-Восточной Азии, Филиппин и важнейших островов Голландской Индии, то с ними, в общем, все ясно. За исключением Сингапура, там не имеется достаточных сил для обороны, расстояние от японских баз сравнительно небольшое, и в результате японцы в короткие сроки завладеют богатейшими запасами сырья. Не так ли, товарищи?

  -- Совершенно верно, - охотно согласился Молотов. - Приобретение значительных ресурсов в английских, американских и голландских владениях поможет Империи стать экономически самодовлеющим целым. Жаль, правда, - нарком на минуту нахмурился, - что мы лишимся сахара, который Рузвельт обещал доставлять из Голландской Индии и Филиппин, но американцы уверяют, что найдут другой источник. Тем более, что наступление японцев в этом регионе в любом случае будет развиваться успешно, с нашими подсказками, или без оных.

  -- А вот с южной частью Тихого океана, - Железный Шурик очертил широкий круг вокруг Кораллового моря - имеются сомнения. Нужно ли японской империи быстрое расширение в данном направлении? Природных ресурсов там мало, и прибыли от этих островов ожидать не приходится. А зачем империи колонии, не приносящие дохода? - При этом вопросе в глазах комсомольца блеснула лукавая искорка. Конечно, Шелепин прекрасно понимал, что желательно остановить продвижение американцев на как можно более дальних рубежах, но он хотел, чтобы были высказаны все мнения и взвешены все обстоятельства.

  -- Эта часть Тихого океана нужна не для получения ресурсов, - поспешил возразить Меркулов, - она очень важна в стратегическом плане. - При первой попытке, в той версии истории, японцы, несмотря на численное преимущество, не смогли замкнуть оборонительный периметр в южных морях. Они не сумели захватить Порт-Морсби и не успели построить аэродром на Гуадалканале. Полагаю, что на этот раз, когда преобладание японцев на море еще более значительно, они все же захватят побережье Новой Гвинеи, Соломоновы острова, Самоа, Фиджи и Новую Каледонию. Тем самым им удастся полностью перерезать коммуникации между США и Австралией. В противном случае союзники смогут перехватывать японские конвои и бомбить японские базы.

  -- Но у США недостаточно авианосцев, о чем Аня подробно доложила, и их не хватит для наступления, разве не так? - по простодушному виду Шелепина было неясно, действительно ли он так считает, или просто провоцирует собеседников, заставляя их активнее участвовать в дискуссии.

  -- Двух авианосцев уже достаточно, чтобы сформировать оперативное соединение, а куда именно оно направится, японцы, скорее всего, узнают уже постфактум. Может, к Гавайям, а может и к пресловутому Гуадалканалу, хотя без промежуточной базы Перл-Харбора это весьма затруднительно.

  -- Хорошо, пусть район Южных морей джапы, в смысле, японцы, захватили, обезопасив тем самым запасы стратегического сырья, и заодно изолировав австралийцев. А что, если японцы двинутся и на саму Австралию? Насколько она важна для них? Ведь для оккупации целого континента требуется такая прорва войск, что это подорвет боеспособность японской армии на остальных фронтах.

  -- Допустим, десяток-полтора дивизий они наскрести смогут, - снова очнулся от своих дум Василевский, - в основном, за счет ослабления маньчжурской группировки. Хотя для такой огромной территории со слабо развитыми наземными путями сообщения этого возможно недостаточно и потребуется больше. Но вот имеющихся у Японии судов явно не хватит для материального обеспечения столь большой группировки в четырех тысячах милях от метрополии. И без того временная мобилизация торгового флота привела к уменьшению производственных возможностей, в частности, производства сталематериалов, что скажется на гражданском судостроении. Получается замкнутый круг - чем больше армия фрахтует гражданских судов, тем больше материальные трудности, испытываемые страной и тем сложнее восполнять потери в судах а, следовательно, число зафрахтованных судов уменьшается. В итоге тоннаж торгового флота постоянно падает.

  -- И сколько у Японии времени на исправление ситуации?

  -- Как минимум год, - прикинул Шапошников. - По предварительным оценкам, если не будет серьезных изменений обстановки, то до сорок третьего японский торговый флот даже без конвоирования будет нести лишь незначительные потери. За это время Япония должна закрепить достигнутые успехи, впрочем, еще не совсем достигнутые, обеспечить империю материальными ресурсами и принять меры для защиты надводного судоходства. Что же касается Австралии, оккупировать её целиком, конечно, не удастся. Товарищ Василевский прав, это выходит за пределы возможностей Японии, хотя укрепиться в ключевых точках им не мешало бы. А вот полная блокада континента необходима. Тем самым японцы не допустят использования противником Австралии в качестве плацдарма для контрнаступления.

  -- И еще Австралия важна тем, - добавила Аня, - что будет снабжать продовольствием армию США на Тихоокеанском театре военных действий.

  -- То есть после войны австралийцы смогут похвастать, что Америка победила Японию лишь благодаря их поставкам, - пошутил Шелепин, и задумчиво добавил. - Да, этот кусок японцам не проглотить, и никакая сверхмобилизация не поможет. Но, подытожим, что у нас получилось. Империя получит источники сырья и продовольствия и создаст барьер в Тихом океане, охраняющий от американцев линии снабжения. Как вы считаете, не слишком ли мы переборщили, США после этого не капитулируют?

   Отвечать на столь каверзный вопрос взялся сам Верховный:

  -- Такой оборот дел невероятен, как говорит опыт. Для монополистического капитала США война только нажива, и он охотно пойдет на продолжение войны даже при ничтожных шансах на успех. К тому же японцы затронули жизненные американские интересы на Тихом океане. Да, Вячеслав, - Сталин повернулся к Молотову, - ты сегодня уже встречался с японским послом? Что-нибудь важное он рассказывал?

  -- Нет, просто обсуждали вопросы о продлении рыболовной конвенции. Из года в год её удается согласовать только под новый год, и Татекава торопил меня, чтобы соглашение подписали пораньше. Да, еще посол спрашивал, - наркоминдел тихонько рассмеялся, - правда ли, что сейчас в Москве готовится конференция между СССР, США, Англией и Китаем, как это пишут в советских газетах. Когда я пояснил, что ничего подобного в газете нет, а заявление Черчилля, на которое Татекава ссылается, процитировано неправильно, он не стал настаивать. Посол оправдался тем, что наверно, ошибся его секретарь, а сам он русского языка не знает.

   Аня вздохнула, замечтавшись о том, как она тоже будет принимать послов, а тем временем самозваный спикер, воспользовавшись паузой, снова направил ход дискуссии в нужном направлении:

  -- Интересно, а как шансы на успешное окончание войны оценивают в самой Японии?

  -- Как утверждает попаданец... - начал было Меркулов, но главу госбезопасности вдруг не очень вежливо перебила его собственная подчиненная:

  -- Да что за слово такое дурацкое, - не выдержала Аня. - Предлагаю называть как-нибудь по-другому, например, "наш гость".

  -- Хорошо, - серьезно кивнул замнаркома. - Как уверяет наш... консультант, даже во время Сталинградской битвы, а этот период истории он знает неплохо, в императорской ставке довольно реалистично оценивали грядущий рост военного потенциала США. Японские генералы также не сомневались высоком боевом духе армии и народа в нашей стране. Но, при всем при этом империя все еще надеялась на победу в войне. Несомненно, после еще более впечатляющих успехов в нашей реальности, японцы проникнутся уверенностью, что способны разгромить боевые силы противника. К тому же они планируют форсированное продвижение в сторону Индии, и считают, что смогут оторвать Индию от Англии, тем самым поколебав решимость последней вести войну. Заодно, лишат Китай материального снабжения и одновременно нанесут ему удар в моральном отношении. В общем, я опасаюсь, что такая излишняя самоуверенность и недооценка могущества международных сил приведет к досрочному поражению Японии.

  -- Однако, людские резервы у них все же имеются, - напомнил Вышинский. - Японцы вполне могут поставить себе на службу азиатский национализм. В бывших европейских колониях местные национальные силы колеблются, и часть их готова поддержать Японию при условии удовлетворения требований о национальном самоопределении. Филиппины и Малайя, это только первые ласточки. К тому же, королевство Таи хоть и не являлось колонией, но уже заключило альянс с Японией, надеясь с помощью империи вернуть утраченные территории. Теперь достаточно лишь повода, например бомбежки английскими самолетами Бангкока, и Сиам объявит войну союзникам. Бирма и Голландская Ост-Индия также ненавидят колонизаторов, и после изгнания последних будут готовы к военному сотрудничеству с Японией. Также японцы могут привлечь в свою армию немало индусов, особенно учитывая неправильную политику индийского правительства. Англичан в Индии народ и так ненавидит, а тут еще начинаются голод и репрессии, причем даже Ганди арестовали, как нацистского саботажника. Конечно, японцы могут показать себя даже худшими колонизаторами, чем англичане. Но размеры Индии и численность ее населения не позволят Японии успешно контролировать такую огромную колонию. Правда, дальнейшая политика империи в других странах Азии пока под вопросом.

  -- Ну а если все-таки, японцы поведут себя по отношению к местному населению достаточно благоразумно, - предположил комсомолец. - Допустим, на тех же Филиппинах, где к японцам относятся враждебно, Япония предоставит аборигенам пусть не полную, но максимальную независимость и создаст армию из местных жителей?

  -- Шурик, ты же историк, - укоризненно покачала головой Жмыхова. - Колонии не для того захватывают, чтобы давать им свободу.

  -- Их захватывают ради ресурсов, и тут главное получение сырья, а не формальный статус колонии, - парировал бывший ифлиец. Возьмем, к примеру, Голландскую Ост-Индию. Япония долго вела переговоры с голландскими колониальными властями, добиваясь разрешения импорта нефтепродуктов. Заключи японцы выгодное соглашение, и им не пришлось бы с Голландией воевать. Так что, при желании, людских ресурсов японцы найдут достаточно, проблема тут в другом. В Японии и на свою армию винтовок не хватает, и вооружать филиппинцев с индусами просто нечем, разве что трофейным оружием. Ну, скажем, наскребут сто тысяч ружей, так ведь американцы в году, эдак, сорок пятом все равно на Филиппины высадятся, а потом без труда расправятся с любой оппозицией.

  -- Но все-таки, политический момент несколько изменится, - не согласился Вышинский. - Изгонять агрессора, это одно. А воевать с восставшей колонией, совсем другое. Тем более, если за три года японцы смогут хорошо обучить рекрутов.

  -- Да, для формирования послевоенного мира создание мощного антиколониального движения совершенно необходимо, - признал очевидный факт Шелепин. - Но пока на повестке стоит более важный вопрос. Товарищи, давайте попробуем сверить реальности: в первой Второй мировой, хм, полагаю, вы поняли, что я имею ввиду, джапы и близко не подошли к Оаху. На Алеутских островах они побывали, но недолго. В Австралии высадиться не пытались, в Индию не продвинулись, дальше Соломоновых островов не прошли. Таким образом, территория, контролируемая империей, была намного меньше, чем намеченные нами рубежи, однако транспортных проблем и проблем питания хватало. Спрашивается, откуда они теперь возьмут транспорты и танкеры, чтобы снабжать еще более растянувшиеся коммуникации, и так натянутые до предела? - Вопрос был риторическим. - С армией дела также обстоят не лучшим образом. Войска вооружены откровенно плохо, особенно по сравнению с прекрасно оснащенной американской армией. Некоторый боевой опыт, правда, имеется, но лишь полученный в сражениях с китайцами, а такой опыт скорее, вреден, потому что создает ложные иллюзии и ведет к переоценке собственного могущества. Туземные дивизии набрать можно, но их еще надо обучать и опять-таки вооружать. В итоге получится, что через полгода Япония утратит способность ведения наступательных действий и перейдет к оборонительной стратегии, которая при ведении затяжной войны очень невыгодна. Долгосрочное снабжение отдаленных передовых пунктов уже сегодня является тяжелой проблемой, а через полгода проблема снабжения станет еще серьезней. Ну а когда для перевозок грузов потребуется формировать конвои, и военный флот будет занят конвоированием, то ситуация станет критической. Я очень опасаюсь, что все опять может закончиться американскими базами в Корее и Японии. Товарищ Меркулов, когда США смогут начать мощное контрнаступление в океане?

   Меркулов достал из папки несколько листов с описаниями различных типов новейших кораблей, раздал присутствующим, и начал докладывать:

  -- В этом году на стапелях США заложили несколько тяжелых авианосцев Эссекс. Строят их довольно быстро, но все равно, вступления в строй следует ожидать лишь в сорок третьем году. Также решено перестроить в авианосцы незаконченные легкие крейсера типа "Кливленд". Однако, ждать их первую партию опять-таки стоит лишь в 43-м. Плюс, выпустят огромное количество эскортных авианосцев. Получается, что с конца сорок третьего года США неизбежно начнут сжимать кольцо вокруг тихоокеанских владений Японии. Правда, в случае превращения Гавайев в мощную японскую базу, движение с самого начала застопорится. Но даже при самом неблагоприятном сценарии, в сорок четвертом году японский морской рубеж обязательно рухнет.

  -- Но и в этом случае мы могли бы получить достаточно времени для подготовки войны с Японией, а также выторговать себе некоторые преференции, - заметил нарком индел. - Ведь до континентальной базы японской экономики американцы без нас не дотянутся. И еще, в случае крайней необходимости, мы можем порекомендовать японскому правительству провести рассредоточение и укрытие под землю промышленных предприятий на островах, что позволит уменьшить потери от американских воздушных ударов. Это поможет продлить сопротивление японцев еще на несколько месяцев.

  -- Но все-таки этого мало, - погрустнел Шурик. - Пока мы дойдем до Парижа, пока подготовимся к войне на востоке, пока освободим половину Китая, американцы уже захватят Окинаву. И ничего сделать мы не сможем.

  -- Товарищи, давайте проработаем проблему и попробуем сузить её, - не собиралась сдаваться Аня. - Раз нельзя увеличить количество вооружения, то нужно повысить эффективность его использования. У японцев в начале войны имелось превосходство на море и в небе, но реализовать свое преимущество они толком не смогли, быстро растратив весь потенциал. А не смогли потому, что дело ведь не только в количестве кораблей, но и в технической оснащенности. У американцев быстрыми темпами идет внедрение радиообнаружителей и постоянно создаются новые, более совершенные системы. Все, что японцы могут им противопоставить, это оборудование для ночных боев - парашютные осветительные ракеты, ночные бинокли, мощные прожекторы, позволяющие осветить цель на расстоянии в четыре мили, и прочая архаика. Все это вчерашний день, и против радиолучей мало чем поможет. Лишь один раз за всю войну, и то в самом начале, японцы смогли провести удачную ночную атаку у Соломоновых островов, потопив несколько крейсеров.

  -- Тогда сформулирую проблему так, - оживился Шелепин: как нам, вернее, японцам, противодействовать радиообнаружителями?

  -- Радарам, - поправил Куликов. - Так их называет по... эхм, - майор госбезопасности покосился на Аню, сердито насупившуюся, и поправился - наш гость из будущего, и этот термин уже прижился в научных кругах. Так вот, при отсутствии собственных РЛС, или невозможности их использования, можно применять пеленгаторы, то есть приемники для обнаружения вражеских кораблей и самолетов по излучениям их собственных радаров. Таким образом, посылая сигнал радиолокатора, противник сам выдает свое местоположение. Другой метод противодействия - устраивать помехи, активные или пассивные. Активные эффективнее но, во-первых, для их создания надо точно знать характеристики радиоволн противника. Данная задача, в принципе, достижима, но для этого требуется разработать разведывательные приемники. Другой недостаток умышленных помех - их использование достижимо только на отдельных участках фронта, а массовое применение таких средств невозможно. К примеру, было подсчитано, что для защиты всей Германии потребуется несколько сотен тысяч мешающих передатчиков. Второй способ создания умышленных помех, кстати, весьма подходящий для прикрытия авиации, это пассивный. Он заключается в применении металлизированных лент, рассеянных в воздухе. При определенной концентрации таких лент отраженный сигнал от них на порядок превосходит сигнал от самолета. Так вот, для создания лжеобъектов нужна всего-навсего бумага с подклеенной к ней фольгой, размером, равным половине длине волны радара, причем Андреев подсказал и конкретные габариты. Если взять обычный листок бумаги формата А4, четыре раза согнуть его пополам, а потом разрезать, то получившиеся полоски будут как раз оптимальной формы для обмана немецких радиолокаторов. Как видите, технология проста, но против примитивных радаров начала войны вполне действенная. Облако таких отражателей, разбросанных с самолетов, легко собьет операторов с толку. Да, и помимо лент, отражающих излучение станции, можно также использовать ленты поглощающие.

  -- Если все так просто, то почему же англичане до сих пор не используют отражатели и поглощатели? - буквально возопил Мехлис, пораженный такой нерасторопностью союзников. - Прыгающие бомбы и то соорудили, хотя для этого пришлось переоборудовать целую эскадрилью, а листики с фольгой нарезать не смогли!

  -- Да нет, дипольных отражателей они приготовили достаточно, - пожал плечами нарком индел. - А не применяют их, потому что боятся, что в Германии узнают этот секрет и, в свою очередь, начнут использовать данное средство для бомбежек Лондона.

  -- А немцы что, сами до такого нехитрого средства не додумались? - снова поразился Мехлис.

  -- Додумались, конечно, но они тоже боятся, что англичане, узнав эту тайну, начнут применять аналогичное средство для борьбы с радарами.

   Главный политутуправленец в раздражении сжал кулаки и едва не стукнул ими по столу:

  -- Пора этот замкнутый круг разрывать, чтобы воздушные силы Англии начали действовать эффективнее. Предлагаю сообщить Брайтенбаху о наличии в Британии отражателей и об угрозе их массового применения. Пусть Германия пускает свои ленточки в дело!

  -- Но воздушные налеты на Великобританию практически прекратились, - напомнила Аня, - так что немцам это не очень-то и нужно.

  -- Значит, еще следует предупредить Лондон о наличии в Германии отражателей и поторопить уже англичан использовать свои ленточки. Надеюсь, после этого союзники, наконец, станут посмелее и активизируют воздушное наступление на Германию.

  -- Хорошо бы, - согласился Вышинский, - а то до сих пор английские бомбардировки не заставили немцев снять ни одной эскадрильи с нашего фронта. И, надеюсь, англичане, вооруженные облаком отражателей, наконец-то отважатся разбомбить основные электростанции Германии, а также химические заводы, что резко снизит выпуск военной продукции.

   Однако, коварный Шелепин уже приготовил наркомам очередной каверзный вопрос:

  -- Ну а если в ответ люфтваффе возобновит бомбежки Лондона?

   Бывший главный прокурор Советского Союза раздраженно поджал губы, из-за чего его усы встопорщились как у сердитого кота, и сверкнул глазами из-под очков.

  -- Если люфтваффе отважится на это, то потеряет немало самолетов, - отрезал Вышинский, - а население Англии начнет активнее выступать за открытие второго фронта.

  -- И что из того, что начнет выступать население, - иронично заметил Шурик, - если не выступит армия? Разве есть шансы на скорое появление английской армии на Европейском континенте? Сам Гитлер считает английскую опасность блефом, и продолжает перебрасывать силы на восток.

   Замнаркома не нашелся сразу, что ответить, и его опередил сам Верховный:

  -- Опыт научил меня смотреть в глаза действительности, какой бы она ни была неприятной. Мы еще можем рассчитывать на усилении воздушных налетов на Германию и оккупированную часть Франции, а также десант в районе Петсамо, но... - Сталин сделал паузу, вытащил изо рта пустую трубку, выбил её по привычке в пепельницу и, наконец, продолжил. - Но десантов на побережье северного берега Франции в следующем году не будет.

  -- Значит, получается следующая картина, - Шелепин начал считать, загибая пальцы. - Первое, войск у англичан "не хватает".

  -- Конечно, - пробурчала Аня. - Два года воюют, а армии до сих пор нет. Впрочем, они наконец-то сообразили принять новый закон о воинской повинности, снижающий возраст призывников и даже переводящий женщин в категорию военнообязанных. Похоже, англы все-таки планируют когда-нибудь начать воевать всерьез.

  -- Второе, - продолжил спикер, - тоннажа для обеспечения десанта тоже "не хватает".

  -- Угу, - поддакнула Жмыхова, - везти снабжение в Каир, за много тысяч километров, хватает, а перевезти войска и припасы через узенький пролив не могут.

  -- Третье, основной фронт для Британии сейчас Азиатский, и именно он сейчас беспокоит Лондон больше всего.

  -- Еще как беспокоит, - с неприкрытым сарказмом заметил Молотов. - Судя по беседам, ведущимся в Лондоне, там идут горячие дискуссии о том, на кого свалить вину в поражениях - на правительство или на военное командование. Еще, правда, имеется африканский фронт, на котором англичане начали проявлять кое-какую активность. Но, к сожалению, операции в Ливии, это всего лишь одна из подсобных задач в нынешней войне, и одним из главных мотивов активизации военной кампании в Африке является желание британского правительства отвлечь внимание своего народа от Восточного фронта.

   Итак, - подытожил Шелепин, - по ряду ну очень "объективных" причин в обозримом будущем английские армии на Европейском континенте не появятся. Это досадно, ведь им достаточно просто оттянуть на себя хотя бы тридцать-сорок немецких дивизий, чтобы мы могли закончить разгром Германии уже в следующем году. К тому же оружия в сколько-нибудь серьезных количествах Англия нам также не поставляет, хотя было бы логично перебросить свои военные ресурсы на тот участок антигерманского фронта, который находится в состоянии максимальной активности. Поэтому, единственным способом военной помощи со стороны Великобритании может стать усиление действий её авиации против Германии, и для этого все средства хороши.

  -- И, в конце концов, добавила Аня, - продление войны наносит вред самой империи но, к сожалению, не все в британском правительстве это понимают. Черчилль ограничился лишь видимостью мер, проведя некоторое полевение своего кабинета и пообещав нам военно-морскую помощь на севере. Значит, надо его вынудить начать хотя бы воздушную войну.

   Сталин медленно покивал, задумчиво глядя на молодежь. Перед ним сидели отнюдь не ресторанные стратеги (* так тогда именовали диванных стратегов), выдумывающих некие планы и приписывающие их воюющим сторонам, а настоящие историки, не только разбирающиеся в своем периоде, но и мыслящие глобально, в масштабах целой эпохи. Конечно, почти все вопросы, поднимаемые на секретных сборищах, уже обсуждались и в ГКО, и в штабах, но мнение людей, не только знающих будущее, но и оперирующих совсем другими категориями, очень ценно.

  -- Товарищи, вернемся к техническим вопросам, - напомнил Мехлис. - У нас на фронте недавно стали эффективно использовать средствах радиоборьбы. Можно подробнее рассказать о них?

  -- Можно, - с готовностью согласился Берия. - Перед войной нашими инженерами были разработаны опытные станции радиопомех но, к сожалению, в серийное производство они не пошли. Между тем, успешный опыт применения станции помех в сентябрьском наступлении под Ельней показал высокую эффективность средств РЭБ. О необходимости широкого использования радиоразведки и радиоподавления, как с помощью специальных станций, так и штатными радиостанциями, настаивал и по... наш информатор. Поэтому в конце сентября я предложил Государственному Комитету Обороны организовать специальную службу по забивке немецких радиостанций на поле боя, опередив самого себя больше, чем на год. Конечно, Андреев не помнит точно, когда это произошло в той истории, но организованное, а не эпизодическое использование РЭБ началось только после Сталинградской битвы. Он вообще все мерит "до" или "после" Сталинграда. Так вот, как вспомнил Андреев, в той истории я спохватился лишь после Сталинградской битвы, а в нашей реальности Генштаб сформировал службу радиомешания уже этой осенью, что принесло немедленный результат. Так, к примеру, радиоблокада немецких войск, запертых в Курске, сыграла немалую роль в уничтожении окруженной группировки.

  -- Да, все это замечательно, - согласился Куликов, - но японцам такие секреты, пожалуй, выдавать не стоит.

  -- Совершенно верно, - подтвердил Лаврентий Павлович. - Хотя секретность эта весьма условна, но японской стороне мы пока никаких сведений по данной теме не сообщали, нам с ними еще воевать. Другое дело, противокорабельные локаторы.

  -- Так, вопрос о противостоянии вражеским РЛС мы осветили, а вот какова ситуация с радарами в самой Японии? - напомнил Шелепин.

   Отвечать на вопрос взялся Куликов:

  -- Ситуация самая неприглядная, они отстают от наших союзников на несколько лет. Год назад японская делегация посетила Германию, и после ознакомления с немецкими, а также с трофейными английскими радарами, была начата разработка собственных радиолокаторов. Но вместо того, чтобы попросить у немцев образцы и техдокументацию, они начали разработки с нуля. Лишь после Перл-Харбора, поняв, что начали большую войну без современных средств обнаружения, японцы попросили своего европейского союзника прислать оборудование и инструкции. Но в тот раз немецким подводным лодкам порваться в Японию так и не удалось, а самостоятельные исследования продвигались крайне медленно. Правда, в Сингапуре японцам повезло заполучить весьма ценный трофей. Англичане так спешили сдаться, что не позаботились уничтожить секретную технику, и она попала в руки противника вместе со всей документацией. Позже, на Филиппинах, коллекция трофеев пополнилась американским локатором. Все бы хорошо, но вот только реверс-инжиниринг штатовского радара оказался непосильной задачей для японских ученых. Они попытались упростить конструкцию, но получившаяся в результате система работала крайне ненадежно, и проект, в конце концов, закрыли. Пришлось им заняться копированием более простого британского радара, но и такой подход тоже требовал времени. Ко времени битвы при Мидуэе японцы еще не имели на вооружении радиолокаторов, и это сражение наглядно показало, что в современной войне корабли и самолеты без радаров имеют мало шансов на победу. Правда, как уже упоминалось, джапам удалось разок застать американцев врасплох и в ночном бою у Соломоновых островов уничтожить целую эскадру крейсеров. Но тут, помимо выучки и смелости, сыграли роль субъективные факторы и простое везение. Поэтому в той истории японцы, даже имея неплохой флот, терпели поражения.

  -- А на этот раз?

  -- На этот раз они, выслушав наши дельные рекомендации, сделали правильные выводы. Мы напомнили им, что американцы уже приняли на вооружение новейшие системы и наладили их массовый выпуск. Летом радары установили в зоне Панамского канала, а к декабрю планировали запустить и на Гавайях. Реально оценив свои шансы на самостоятельное разработки обнаружителей, как весьма мизерные, японцы все-таки заранее, еще до начала боевых действий, обратились за помощью к Германии. Через Испанию они получили небольшую партию новейших радаров, в частности, наземные "Вюрцбург Д" и корабельные "ФуМО". Конечно, даже имея подробное описание технологии, производство можно будет развернуть не раньше, чем через год. Но, по крайней мере, прикрыть свои оперативные корабельные соединения и основные плацдармы в океане японцы смогут уже сейчас. Конечно, надо заметить, что в области радиолокации союзники далеко опередили Германию, хотя по некоторым направлениям немецкие радиотехники все же вырвались вперед. Так, они достигли значительных успехов в изготовлении термостойких стекол. Если американские лампы не могут работать при температуре свыше 180 градусов, то германские выдерживают и триста. Это позволяет уменьшить габариты и увеличить механическую прочность ламп. Также они применяют такие технологии, как метало-керамический спай и плоскую штамповку ножек. Однако, в целом, Германия отстает по всем основным типам радаров, и сантиметровый диапазон им пока недоступен. Уж лишком поздно они взялись за создание радиолокационных систем, и слишком мало средств выделяли на их разработку. Но, в общем, для поддержания баланса сил в Тихоокеанском бассейне японцам пока хватит и таких наработок.

*

   Заседание прервали на пару минут, пока официанты разносили чай с печеньем, а как только посторонние удалились, возникшей паузой воспользовался Мехлис, задав давно волнующий его вопрос:

  -- Раз уж мы заговорили о технических новинках, то хотелось бы узнать, как в мире продвигаются работы по проблеме N 1. И еще, ведь список ведущих ученых хорошо известен, даже наш ... эээ, темпоральный гость некоторых из них припомнил. Ведутся ли какие-нибудь ... мероприятия по их выводу из игры?

  -- Хорошо, я поясню ситуацию, - охотно отозвался на просьбу главного комиссара нарком внутренних дел. - Начну с Германии. Касательно состояния работ в Рейхе нам волноваться не о чем. Конечно, там много трудились над атомной проблемой и провели значительное количество экспериментальных работ, да и руды, захваченной в Бельгии, вполне достаточно для запуска реактора. Специалистов, даже после всех гонений на расово неполноценных ученых, тоже наберется порядка сотни. Однако, однозначно можно сказать, что проблема решена не будет. Во-первых, до сих пор финансирование атомного проекта в Германии было совершенно недостаточным. После победы над Францией Гитлер решил, что сможет сэкономить на военных расходах, особенно на долгосрочных проектах. Ну, а после нашего успешного осеннего наступления все средства будут брошены на перспективные направления, обещающие скорую реализацию. Если в США над проектом будет трудиться сотни тысяч человек, и на него потратят два миллиарда долларов, то в Германии речь идет о сотнях людей и, в пересчете на американскую валюту, миллионах долларов. Второй важный момент - немецкие ученые пошли по ложному пути, решив создать тяжеловодный реактор.

  -- Почему этот путь тупиковый? - заинтересовался Вышинский - Я внимательно просмотрел все записи по данной теме, но какой котел лучше, "уран-тяжелая вода", или "уран-графит" определить так и не смог. Они оба неплохи, и я не вижу препятствий для строительства водного реактора. Он может выполнять задачу по выработке плутония-ультимия не хуже, чем графитовый.

  -- Дело в том, что вам предоставили лишь воспоминания хм, хрононавта, субъекта, безусловно, весьма любознательного, но не являющегося профессиональным физиком, - пояснил нарком. - Без комментариев ученых в данном вопросе разобраться действительно трудно. Так вот, если коротко, то в перспективе водный котел действительно намного лучше, потому что у тяжеловодного замедлителя имеются значительные потенциальные преимущества. Такой реактор может работать на необогащенном природном уране и, как вы понимаете, гораздо проще отделить изотопы водорода, чем урана. Впрочем, немецкие физики вообще не посчитали возможным выделение урана-235 из урана-238 в промышленных масштабах. К тому же, тяжеловодные реакторы имеют на порядок меньшую загрузку ураном, что очень важно при дефиците ядерных материалов, к тому же, превращение урана-235 в плутоний в них идет намного быстрее. Помимо этого, реакторы с тяжелой водой теоретически можно создавать меньшего размера, чем графитовые, при той же мощности.

  -- Однако, и у нас, и в Штатах, уран-графитовый реактор создали намного раньше водного - напомнил Шелепин. - Почему же так случилось, в чем тут подвох?

  -- Подвох действительно существует, - улыбнулся Берия своему будущему приемнику, - а немцы просто не обратили на него внимания. - Товарищ Курчатов объяснил мне, что хотя тяжеловодный реактор более надежен по физическим данным, но для создания и эксплуатации такого котла должны соблюдаться очень жесткие требования для аппаратуры и оборудования. По его оценке, осуществить подобный проект в ближайшие пять лет нам не удастся. Это, конечно не значит, что мы не начнем добычу тяжелой воды, но лишь в опытном производстве. Форсировать тяжеловодный проект станет возможно лишь после окончания войны. Конечно, по составленному в Наркомхимпроме плану, производство дейтерия будет рассредоточено с целью максимального использования свободных мощностей электростанций и утилизации отходящего водорода на азотно-туковых заводах. Это позволит снизить стоимость тонны тяжелой воды с 25 до 3 миллионов рублей. Для сравнения, в США стоимость одной тонны оценивается в 8 миллионов долларов.

  -- Если тяжелая вода получается сравнительно недорогой, - подключился к обсуждению атомной тематики Василевский, вдруг вспомнивший о "Царь-бомбе" - то зачем откладывать реализацию проекта? Почему нельзя начать прямо сейчас, учитывая, что дейтерий используется еще и в термоядерном оружии?

  -- Потому что сначала надо закупить оборудования на миллиард рублей, - повысив голос, немного раздраженно пояснил Берия. - Потом нужно строить заводы и дополнительные электростанции. Проект очень энергоемкий, требующий по расчетам свыше девятисот мегаватт, и реализовать его в условиях военного времени невозможно. Мы еще даже не знаем, как обеспечить энергией все обогатительные фабрики с тысячами сепараторов, планируемые к постройке. К чему нам дейтерий для водородной бомбы, если еще не наработан плутоний в достаточных количествах? К тому же, некоторые азотно-туковые заводы, на которых планируется производство гидроксилина, например, в Горловке, находится вблизи линии фронта.

  -- Однако, метод электролиза не единственно возможный для получения дейтерия, - упрямо продолжал защищать свою супербомбу генерал. - Существует же еще низкотемпературная технология обогащения тяжелой воды.

  -- Верно, еще известен метод ректификации жидкого водорода, но он технически труднее, и реализовать водородный холод в промышленном масштабе весьма непросто. Однако, товарищи, вернемся к нашим баранам, то есть нацистским ученым. Мы пришли к выводу, что графитовый замедлитель для реактора проще и дешевле, однако немецкие ученые от него отказались. А если и передумают, то у них не хватит средств для создания атомной промышленности. Значит, можно гарантировать, что планы Германии по созданию урановой машины, планируемой Гитлером к использованию в качестве двигателя для ракет и подводных лодок, а главное, для разработки атомной бомбы, не осуществим. Запустить цепную реакцию, а тем более, поддерживать её на нужном уровне немцы не смогут.

  -- Вот и хорошо, - довольно подытожил Мехлис. - Значит, с германским атомным проектом ничего делать не надо, его и так сорвут. Но в США картина с созданием атомных приборов отнюдь не такая радужная, не так ли?

  -- К сожалению, да. Там картина полностью противоположна. К исследованиям будет привлечено такое количество докторов наук, включая многих нобелевских лауреатов, что отстранить их всех от проекта не представляется возможным. Единственное исключение мы сделали для милитариста Теллера, всячески поддерживавшего военное применение атомного оружия и разработку водородной бомбы. Личность эта в настоящее время малозначительная, он даже американское гражданство получил лишь недавно, так что его гибелью никто не заинтересуется.

   Мехлису, однако, этого было мало. Он не присутствовал на совещании, на котором обсуждались кандидатуры в "сильное звено" с целью скорейшей ликвидации "победителя", и не знал о решении ограничиться всего лишь одной известной личностью. Поэтому армейский комиссар без обиняков высказал свои претензии госбезопасности:

  -- Почему же, устранив Теллера, оставили в живых Оппенгеймера, проявившего себя хорошим руководителем проекта?

  -- Убивать такого человека никакой необходимости нет, - заверил Меркулов. - Хотя Гровс весьма ловко играл на его тщеславии ученого, одновременно шантажируя прежним сотрудничеством с коммунистами, но Оппенгеймер позже активно выступал против милитаризма. Поэтому мы ограничились тем, что подкинули ему подрывную литературу, донеся при этом в ФБР. Ну, и еще кое-что по мелочи. Если его теперь и возьмут в проект, то максимум, рядовым исполнителем, но никак не организатором.

   Между тем Жмыхова, мало разбиравшаяся как в радиотехнике, так и в ядерной физике, уже десять минут как не участвовала в дискуссии, что её весьма удручало. Однако, Аня уже нашла, о чем высказаться:

  -- Товарищи, касательно проекта "Манхэттен" напомню, что согласно отчету нашего консультанта на складе в Нью-Йорке хранится свыше тысячи тонн отличной урановой руды, и наличие такого количества сырья ускорило запуск реактора на несколько месяцев.

  -- У нас имелось в запасе достаточно времени, чтобы принять меры, - нарочито скромно улыбнулся Берия. - Конечно, Эдгар Сенжье, управляющий урановыми рудникам, ни за что не согласился бы продать руду нашей стране. Однако в Нью-Йоркских доках хозяйничает мафия, во всяком случае, так было до убийства Рейгана и Трумэна, и за небольшое вознаграждение портовые боссы охотно согласились украсть никому не нужный товар, уже больше года лежащий без дела. Так что теперь в пакгаузе на острове Статен-Айленд остались лишь пустые контейнеры, копии тех, в которых хранилась урановая смолка.

  -- А где же руда? - чуть ли не хором одновременно спросило сразу несколько человек.

  -- Её вывезли на бразильском судне, задекларировав как груз смолы для фармацевтической промышленности. Затем перегрузили на аргентинский сухогруз, который сейчас кружным путем идет в Советский Союз.

  -- Товарищи, - от волнения Мехлис даже вскочил с места, - теперь у нас уйма ядерных материалов, и позор нам, если мы не запустим реактор раньше иностранцев!

   Берия скептически поднял брови, Сталин, наоборот, брови нахмурил, и главный пропагандист, видя, что его не поняли, начал подробно излагать свою мысль:

  -- Да, страна поставлена в чрезвычайно тяжелые материальные условия, и у нас все еще архиплохо обстоит дело с научными кадрами, а техническая база совершенно нетерпима. И цифра в тысячу тонн руды хотя довольно внушительная, но не должна вводить вас в заблуждение. Для создания действующего ядерного оружия это капля в море. К нашему стыду надо признаться, что техника не позволяет разрешить главную задачу - создать атомную бомбу первыми. Но я хочу сказать, что не обязательно доводить дело до бомбы. Работающий в Советском Союзе атомный котел поможет прочистить мозги американцам, чтобы они поняли, что пора перестроиться и начать жить по-новому. Нельзя по отношению к нашей стране проводить политику с позиции силы и пытаться давить на нас, это бесполезно. Ведь, как мы знаем, еще до окончания войны с фашистами союзники уже планировали войну с нами. Но если они посчитают, что наша техника позволяет в скором времени создать а-бомбу, то открыто выступить против нас никто не осмелится.

  -- Значит, вы предлагаете рассекретить проект сразу после успешного запуска реактора, верно? - уточнил Берия.

  -- Частично, разумеется, и тщательно скрывая недостаточный уровень производственных мощностей. Надеюсь, это поможет обуздать гонку вооружений в самом зародыше.

  -- А может, это только подстегнет её, - предположил Вышинский, - ведь у капиталистов появится повод требовать у правительства новых расходов на достижение паритета в ядерной области.

   Однако, Берия уже обсуждал подобный сценарий с Верховным и, в целом, придерживался той же точки зрения, что и Мехлис:

  -- Пока Америкой еще руководит Рузвельт, - напомнил нарком, - а он политик трезвомыслящий. Узнав, что мы так близки к созданию атомного оружия, президент охотно согласится считать его отравляющим а, следовательно, запрещенным. Так что, если нам не удастся сорвать пуск реактора в Чикаго, то мы действительно можем продемонстрировать свой урановый котел союзниками. И желательно успеть это сделать, пока еще жив Рузвельт. Конечно, Трумэна уже не изберут, но кто знает, чего ожидать от нового президента.

  -- Да, раз уж мы о вспомнили о Трумэне, - встряла Жмыхова, - то я хотела бы проанализировать последствия его досрочной гибели. К концу сорок первого этот человек уже превратился из обычного "мальчика на побегушках у больших боссов Миссури", как о нем еще недавно презрительно отзывались, в настоящего политика, прославившегося борьбой с коррупцией и махинациями. Он хоть и был изначально ставленником местечковой мафии, но там, где не затрагивались интересы его патронов, свою работу выполнял очень старательно. Правда, национальная известность к Трумэну должна была прийти лишь после начала войны, когда его сенатский комитет по исследованию программы вооружения получит очень важное значение. Достаточно сказать, что эта комиссия помогла сэкономить США целых пятнадцать миллиардов долларов. Для сравнения напомню, что поставки в нашу страну по закону о займе-аренде составили десять миллиардов. Большая часть пришлась, конечно, на конец войны...

  -- Может, в конце войны американцев и расщедрятся, но пока обязательства по "Ленд-лиз биллю" резко недовыполнены, - недовольно перебил Шапошников. На его лице так и читалось - "Доживу ли я до того счастливого времени, когда ленд-лиз потечет к нам щедрым потоком." (* В АИ Шапошников знал, что ему предстоит умереть в начале 1945 года) - Вы уже, наверно, видели последнюю справку из наркомата внешней торговли: Так, США обязались, начиная с октября, поставлять по 250 танков ежемесячно, а фактически поставили только сто восемьдесят, из которых лишь десять завезено в Советский Союз. Из двадцати тысяч грузовых машин поставили семь тысяч, и лишь триста завезли. Из трех тысяч станков поставлено триста восемьдесят, но только семьдесят отгружено и тридцать доставлено. И вообще, за отчетный период по большинству товаров поставок из США не было вовсе.

  -- Да, конечно, сейчас поставки намного меньше принятых обязательств, - поспешно согласилась Аня. - Но все-таки, вооружение и стратегическое сырье пусть и медленно, но поступает, а по алюминию американцы план даже перевыполнили. И, в конце концов, Рузвельту было нелегко выбить дополнительные ассигнования у сената. Оппозиция изоляционистов вообще не хочет лишних расходов, а тем более, если займы используются для помощи нашей стране, ведь антисоветские настроения у некоторых депутатов весьма сильны.

  -- Расходы тут не причем, - безаппеляционно, как он это часто делал, заявил Мехлис. - Если каждый год войны стоит правительству США около ста миллиардов долларов, а поставки Советскому Союзу могут сократить войну, как минимум, на полгода, то выгода для американцев очевидна, и сенаторы должны это понимать.

   - Большинство поняли, и отвергли все поправки изоляционистов, - напомнила Аня, - хотя без драки в сенате и не обошлось (* в переносном смысле, разумеется). Однако вернусь к сенатской комиссии. Она занималась не только тем, что экономила средства бюджета, но и ускоряла, по возможности, производство вооружений. Вот, например, возьмем Мустанг, неплохой, в общем-то, самолет.

  -- Очень даже неплохой, лучше Эйркобры - заверил Куликов.

  -- Хороший-то он хороший, но запускать Мустанг в серию американцы не торопились, а все потому, что его создатели решили сэкономить и не захотели давать мзду чиновникам. Руководители концерна наивно решили, что раз их истребитель нужен армии, то его и так примут на вооружение, но не тут-то было.

  -- Да уж, - презрительно скривился Мехлис, - военные ведомства в США настолько лишены надзора и руководства, что они просто скупаются частными компаниями. Подкуп в капстранах - основа бизнеса.

   Жмыхова терпеливо дослушала ценные замечания Льва Захаровича и продолжила:

  -- И вот с такими делами комиссия Трумэна тоже разбиралась. Сажать казнокрадов, взяточников и саботажников, конечно, не сажала, но ускоряла внедрение и производство новых систем. Даже проект Манхэттен они мониторили. Хотя считается, что об атомной бомбе Трумэн узнал лишь будучи президентом, но на самом деле его комитет обладал такими полномочиями, что контролировал и сверхсекретные исследования. Разумеется, после смерти Трумэна комитет закрывать не станут, но работать без такого руководителя он будет вхолостую. Так что в случае затяжной войны с Японией отсутствие такого фактора может сыграть немалую роль. Но комиссия, это только начало его деятельности, а главное началось, когда он возглавил страну. Поначалу все складывалось хорошо. Трумэн, как истинный фермер, человек, безусловно, экономный и даже прижимистый, что немаловажно для послевоенной экономики, когда необходимо значительно сокращать военные расходы. Итак, став президентом, Трумэн поставил перед собой цель сократить военный бюджет со ста миллиардов до минимума - десяти, а лучше, до пяти-шести миллиардов. Но для ВПК, вошедшего во вкус, такая ситуация была абсолютно неприемлемой, и военные концерны постоянно искали повод для увеличения военных расходов.

  -- И когда СССР взорвал свою Бомбу, они такой повод получили, не так ли? - предположил Шелепин.

  -- Да, как раз в сорок девятом году американские военные развернули воздушную сеть датчиков, способных обнаружить в воздухе следы радиоактивности, появляющейся после взрыва атомной бомбы. Поэтому первое испытание ядерного оружия, проведенное в нашей стране, было сразу же замечено в Америке. В это время Трумэн как раз собирался провести очередное сокращение военного бюджета, и он попробовал замять дело, заявив, что причиной повышенной радиоактивности является обычный взрыв в лаборатории. Ну, так, во всяком случае, рассказывает Саша. Но, как и следовало ожидать, Пентагон и военные концерны со своим лобби разом насели на президента, требуя денег. Еще бы, ведь теперь появилась возможность выбить из бюджета колоссальные суммы на строительство новых стратегических бомбардировщиков, производство атомных бомб и разработку новых, водородных боеприпасов. Трумэну не хватило стойкости, и вместо урезания военных расходов ему пришлось выделить дополнительные ассигнования на увеличение ядерного арсенала. Ну, а в нашей истории, я надеюсь, ядерной гонки не случится. Или Америка резко сокращает армию и возвращается к изоляционизму, занимаясь лишь делами западного полушария, или же, в крайнем случае, гробит свою экономику военными расходами, но без создания ядерных боеприпасов. Оба варианта для нас вполне приемлемы.

   Тут даже Шелепину нечего было возразить, однако комсомолец все же умудрился найти, к чему придраться:

  -- Аня, а не может случиться так, что без такого популярного кандидата от демократов, каким Трумэн стал бы к сорок пятому году, следующим президентом выберут республиканца? Скажем, Тафта, или кто там у них еще среди лидеров партии.

  -- Конечно, могут и республиканца выбрать - признала очевидный факт Жмыхова, - но от этого ничего не изменится.

   Железный Шурик на минуту задумался, вспоминая политинформации о международном положении, которые он проводил в институте, и уточнил вопрос:

  -- Я понимаю, что демократы от республиканцев не сильно отличаются, но какая-то разница есть? Все же демократы относятся к нашей стране более дружелюбно, чем республиканцы. Хотя, надо признать, что к Трумэну это не относится.

  -- Безусловно, - кивнула девушка, - имеются политиканы, плетущие антисоветские интриги и педалирующие красную угрозу исключительно по идеологическим соображениям, но основные интересы сенаторов лежат все-таки в экономической сфере. Все определяется тем, кого данный конгрессмен или сенатор лоббирует. Возьмем, к примеру, самые актуальные внешнеполитические проблемы США в послевоенном мире: план Маршалла и размещение войск в Европе, и на этих примерах проиллюстрируем поведение депутатов. Что касается плана Маршалла, предусматривающего экономическую помощь странам западной Европы, то очень многие конгрессмены были против. Рассуждали они так - зачем давать кому-то деньги, если у страны и своих проблем хватает? Взваливать дополнительное бремя на налогоплательщиков, не имея никаких гарантий возврата кредита лишь для того, чтобы профинансировать британский империализм, народным избранникам не хотелось. Но представители штатов-экспортеров, то есть республиканцы аграрного юга и демократы промышленного региона Новой Англии, вне зависимости от партийной принадлежности, активно лоббировали предоставление кредита, и оказались правы. Ведь вся эта ссуда в конечном итоге оказалась в руках американских финансовых и промышленных групп и, к тому же, выполнение плана Маршалла значительно укрепило позиции США в Европе.

  -- Хорошо, данный план для американцев действительно полезный, тут не поспоришь, - согласился Шурик. - И потомство не вынесет нам благодарности, если мы допустим его выполнение. Ну а для чего Трумэн создал новые базы за рубежом? Ведь это означало увеличение числа призывников и рост военных расходов, но никаких признаков перевода советской экономики на военные рельсы американцы не замечали, а значит, и причины для военного присутствия не было.

  -- А для того, чтобы увеличить военные расходы, сенаторам часто и не требуется особого повода, - хихикнула Жмыхова. - Ведь расходы государства означают доходы магнатов и депутатов. Возьмем, допустим, Роберта Тафта. Это самый типичный республиканец-консерватор. Он видный политик, сын президента, сенатор и, полагаю, его дети и внуки тоже будут заседать в Конгрессе или сенате. По своим убеждениям Тафт ярый антикоммунист, но одновременно еще и изоляционист. То есть он выступал не только против помощи нашей стране в войне с Гитлером, но и против создания НАТО в послевоенном мире, потому что не видел никакой угрозы от нас, а создание военного блока могло лишь наоборот, эту угрозу создать. Однако, для размещения американских самолетов в Европе Тафт делал исключение, доказывая, что стратегическая авиация вполне может защитить от любой потенциальной угрозы. И как вы думаете, откуда у него такая любовь к самолетам?

   Первым, как специалист по военной технике, о причинах аэрофилии сенатора догадался Куликов:

  -- Предположу, что Тафт является депутатом от штата, имеющего авиационные производства или базы, например, Огайо.

   - В точку, он действительно сенатор от Огайо! - Аня от восторга даже хлопнула в ладоши, а потом, смутившись, уже более спокойным тоном продолжила. - В общем, если идеология не совпадает с экономическими интересами, она отходит на второй план, а потому нет разницы, кто станет президентом, демократ или республиканец, лишь бы этот человек избегал конфронтаций с Советским Союзом и твердо проводил свой курс на пользу своей страны.

Глава 21

Военврач 3 ранга Жмыхов В.С.

84 ОМСБ

   Вот она, настоящая война. И что из того, что я не бегу в атаку с винтовкой в руках и не строчу из пулемета. Мое оружие - скальпель, и им я веду битву за жизнь. А ведь еще недавно казалось, что так и останусь до конца войны ординатором в районной больнице что, в общем-то довольно удивительно. Ведь из всех врачебных специальностей моя во время боевых действий самая дефицитная, и почти всех хирургов области призвали на фронт еще летом. Не направили меня и в эвакогоспиталь, хотя в области их развернули несколько десятков, причем ближайший находился совсем рядом, в Измайлово. Госпитали, в основном, не создавались на месте, а формировались из эвакуированных медучреждений, поэтому их было так много. Конечно, действующих клиник, гражданских и окружных, не хватало, но еще до войны был составлен список зданий, в которых намечалось оборудовать госпитали. Их размещали в гостиницах, школах, общежитиях и техникумах. За считанные недели в выделенных помещениях оборудовали палаты для раненных, операционные блоки, лаборатории и физиотерапевтические кабинеты. Медицинские кадры пополняли, в том числе, эвакуированной профессурой и, по крайней мере, терапевтические госпитали очень уж острого кадрового голода не испытывали. Впрочем, и терапевтам приходилось работать сутками без сна и отдыха.

   Но, с другой стороны, лишать тружеников тыла единственного хирурга тоже не дело. И без того количество операций, которые мне пришлось проводить, выросло втрое против довоенного. Но в облздраве быстро придумали, как решить проблему, и отдел эвакогоспиталей своевременно организовал курсы повышения квалификации для подготовки медперсонала - врачей и медсестер. За несколько месяцев удалось подготовить смену, и первого ноября меня призвали в армию. Прямо как в песне - прислали повестку мне спозаранку, шпалу в петлицы, назначение в руки, и вот я военврач третьего ранга.

   Назначение я получил в Чердаклы, где начала формироваться восемьдесят четвертая морская стрелковая бригада, в которой меня назначили сперва командиром медвзвода, а затем, почти сразу же, командиром медико-санитарной роты.

   Бригада, хоть и называлась морской, но частично комплектовалась и мобилизованными, хотя её костяком все равно являлись моряки - курсанты военно-морских училищ и матросы Тихоокеанского флота. Мне, как медику пришлось заниматься сразу несколькими задачами - формировать свою медсанроту, решать вопросы медснабжения и проводить санобработку пополнения бригады. Бани в поселке имелись, а жарокамеры для дезинфекции и дезинсекции обмундирования мы соорудили из бочек, поставив их подальше от жилых помещений. Поначалу, конечно, не обходилось без казусов, когда вместе с насекомыми сжигали солдатское белье, но потом мы научились регулировать температуру самодельных камер.

   Пока принимали пополнение и формировали бригаду, активной хирургической работы вести не приходилось, но зато меня буквально завалили всяческими ведомостями, актами и реестрами. И ладно бы, если бы все ограничивалось получением медикаментов и перевязочных средств, так и вещевое довольствие всей роты тоже на мне висело, вплоть до пересчитывания кальсон и измерения портяночного полотна. Кроме того, я решил организовать бригадный дом отдыха при медсанроте, ведь пополнение зачастую прибывало с марша усталое и обмороженное. Так, например, учебный отряд подплава, направлявшийся к нам с Каспия, перевозили по Волге на пароходе, но когда судно вмерзло в лед, морякам пришлось идти пешком, в мороз и без теплой одежды. Впрочем, зимнего обмундирования для всего личного состава мы так и не дождались. Формировку бригады еще не закончили, как её в конце ноября срочно перебросили к Демянску, чтобы перехватить прорыв немцев из котла.

   И вот, начались первые фронтовые операции. Случаи встречались тяжелейшие, а что самое неприятное, из батальонных медпунктов зачастую подвозили сразу целую группу пациентов. И у всех в медкарте передового района красные отрезки - всем требовалась срочная операция! Позже узнал, что бои шли чуть больше суток, но из операционной мы не выходили несколько дней. Как хирургическое отделение выдержало столько времени на ногах, лишь иногда позволяя себе прикорнуть на пару часов, даже не представляю.

   Но первое сражение закончилось, и моряки, передав свои позиции армейцам, вернулись на формировку, на этот раз в Подольск. Всем наконец-то раздали теплые вещи, медслужбу обеспечили достаточным количеством перевязочного и шовного материала, а за медикаментами меня направили не на какой-нибудь окружной склад, а почему-то прямо в Москву, на химико-фармацевтические заводы.

   Все-таки хорошо, что заводы из столицы не эвакуировали, а ведь, как мне там рассказывали, в октябре москвичи уже всерьез готовились вывозить оборудование. Достаточно и того, что фармацевтические предприятия Киева и Курска увезли за Урал, и теперь их запустят, наверно, лишь в следующем году. Конечно, довоенные запасы медикаментов позволят продержаться достаточно долго, но многих жизненно важных для военно-полевой хирургии препаратов, например, лекарств сульфамидного ряда - стрептоцида и сульфазола, и до войны производилось не очень много. А эфир вообще хранится не более четырех месяцев, и запасти его впрок не представляется возможным.

   В Москве я целый день мотался по заводам, пересчитывая и проверяя препараты, сверяя полученное с заявками, а когда к вечеру освободился, решил отправиться в гости к брату, благо, в части меня ждали только назавтра. Конечно, имелись серьезные основания полагать, что Николая с домочадцами дома я не застану, ведь вся его семья, не исключая даже Ани, работала в различных госпиталях. Но когда Георгиевна открыла дверь, старушка сразу развеяла мои сомнения:

  -- Всеволод Георгиевич, заходите, - расплылась братова соседка в улыбке. - Ваши, наверное, скоро придут, уж дождитесь их. Сейчас, минуточку, ключ от Колиной комнаты достану.

  -- Ольга Георгиевна, - крикнул я вслед старушке, когда та юркнула в свою комнатку. - Так кто из моих в городе?

  -- Брат ваш на побывку прибыл, - отозвалась Георгиевна, громыхая ящиком стола, - а Анечка теперь постоянно в Москве работает. Её в наркомат индел взяли, вот так-то! - Соседка даже не пыталась скрыть торжествующие нотки в голосе. - А вы еще сердились, что она историком захотела стать.

   Действительно, было дело. Впрочем, когда Аня объявила, что собирается идти на истфак, не только я, но и вся семья пребывала в растерянности. Вот лично у меня никогда не возникало сомнения в выборе профессии. Еще когда в первый класс пошел, мой старший брат Николай уже учился в медицинском, и я совершенно точно знал, что тоже стану врачом, и не каким-нибудь терапевтом, а хирургом. И когда я уже работал в больнице, и девочка приезжала на каникулы ко мне в Барышевск, то я с радостью помогал Ане зубрить латынь, полагая, что она готовится к поступлению на медицинский. Поэтому когда племянница вдруг огласила свое решение, то я искренне недоумевал, как так случилось - ведь родители у Анечки медики, да и старшая сестра другой судьбы не представляла, а она вдруг решила идти в какой-то ИФЛИ. Понятно, что и мне, и Коле это поначалу показалось блажью. Хочет девочка заниматься наукой, так ради бога, ведь есть такие нужные прикладные предметы, как математика, география, химия и, конечно, самая важная из наук - биология. Не то чтобы я не люблю художественную литературу, историю там, или даже фантастику, вовсе нет. Вон даже "Пылающий остров" Казанцева в подшивке "Пионерской правды" как-то прочел. Но, честно говоря, я считаю все, чему учат в ИФЛИ, чем-то легкомысленным и несерьезным.

   Ну да ладно, пусть Аня учится на кого хочет, тем более, если её профессия оказалась так востребована.

   Между тем Георгиевна вручила мне ключи и, уже убегая на кухню, приготовить мне что-нибудь горячее, внезапно обернулась и пустила парфянскую стрелу:

  -- Да, и еще Анечка успела замуж выйти.

  -- За кого? Когда? И кто её жених, то есть муж? А где он служит? Он дипломат?

   Я немедленно проследовал на кухню, засыпая Георгиевну вопросами, но та молча и сосредоточенно разжигала огонь на плитке, поэтому я на время приостановил свой натиск. Все-таки пламя газовых конфорок на кухне было очень слабым, а спички после начала войны стали редкостью, и поэтому лучше не мешать человеку, занятому столь ответственным делом. Но когда соседка, наконец, поставила чайник, она с готовностью начала отвечать на все вопросы сразу:

  -- Её муж инженер, хотя звание почему-то маленькое - только старший лейтенант. Наверно, у них в институте не было военной кафедры. Он командир стрелковой роты, и уже успел получить две медали.

  -- Ого, две награды меньше, чем за полгода! - уважительно присвистнул я. (* Напомню, что в начале войны награды раздавались очень скупо.)

  -- Да, - горделиво подтвердила Георгиевна. - И еще он был ранен, а потом его откомандировали в Москву на заводы, потому что на фронте он занимался испытанием нового оружия в боевых условиях. Тут в городе он и познакомился с Аней и Зоей. Ему обе девушки нравились, но он выбрал ту, что начитаннее.

  -- Кхм, - смущенно опустил я глаза. Когда же меня наконец перестанут корить за то, что сразу не одобрил этот литературно-исторический институт?

   Между тем Георгиевна извлекла кастрюльку из самодельного термоса, представлявшего собой обычный деревянный ящик с двойными стенками, промежутки между которыми были заполнены опилками и ватой, и налила мне супа, не забыв также вручить большой ломоть хлеба. Я начал торопливо работать ложкой, спеша доесть суп, пока он не остыл, а хозяйка продолжила повествование о романтической любви:

  -- А потом его полк вдруг срочно погрузили в состав и отправили на фронт. Но как только Аня об этом узнала, она догнала эшелон и комполка их тут же, прямо в вагоне, на ходу и расписал.

   Да, огонь-девка. Поезд на ходу остановит. И, зная Аньку, ни за что не поверю, что она расписалась только ради командирского аттестата. Нет, только по стремлению души, прямо как в романах. Доев первое, я поставил тарелку в раковину, а Георгиевна вновь открыла свой термосный сундучок и извлекла из него второе блюдо - картошку, жареную на рыбьем жиру, еще пару ломтей хлеба и маленький кусочек колбаски.

  -- У Анечки-то в наркомате паек солидный, командирский. Она и со мной делится, хотя мне-то много не надо, ну а я ей с готовкой помогаю. А то она, бедная, когда приходит, или отсыпается, или читает что-нибудь по работе.

  -- А ваш-то сын дома бывает? - спросил я, разжевывая картошку, стараясь не вдыхать неприятный запах. Да, аромат от рыбьего жира благоуханным не назовешь, но зато этот продукт очень полезный, и я, как врач, это хорошо понимаю.

  -- Какое там, - горестно вздохнула соседка. - Как война началась, в Мосэнерго выходные и отпуска отменили, и даже если Леня в городе, а не в командировке, то освобождается поздно, когда метрополитен уже закрыт.

  -- Да уж, представляю, сколько у энергетиков сейчас работы. От эвакуации предприятий отказались, да еще заводы на круглосуточный график перешли, а значит, электричества на всех не хватает. Наверняка каждый киловатт сейчас распределяют по строжайшей разнарядке.

  -- Так и есть, так и есть, - покивала Георгиевна. - Донбасс фашисты бомбили, и донецкого антрацита стало меньше, так что наши ТЭЦ пришлось срочно на подмосковный уголь переводить, а у него теплотворность ниже. Торфяные электростанции, конечно, выручают, но их мало, поэтому осенью пришлось очень и очень туго.

  -- Однако на улице освещение работает, хотя и тусклое, - заметил я, - трамваи ходят, а у вас в подъезде висит график включения света. Выходит, все наладилось?

  -- Верно, наладилось, после того, как в ноябре Рыбинскую ГЭС досрочно запустили. Корпус электростанции, конечно, достроить не успели, и вместо крыши над турбинами брезент повесили. Но гидрогенераторы работают и ток дают, а это главное.

  -- Значит, уже и провода через Волгу перекинули? - уточнил я.

  -- Да, линию на двести двадцать киловольт, и Леня тоже участвовал в её монтаже, - с гордостью подтвердила мать энергетика. - Фашисты переход через реку бомбить пытались, и даже диверсантов засылали, но ток идет. А теперь, как фрицев отогнали к самому Пскову, немецкие самолеты к нам уже давно не летают. Мы уж и забыли, когда последний раз в газобомбоубежище бегали. Так что работа энергосистемы города теперь начала восстанавливаться.

  -- Да, хорошо, конечно, что Мосэнерго работает стабильно, - вздохнул я, вспомнив разруху прифронтовых поселков. - А вот там, где немцы побывали, электростанций совсем не осталось.

  -- Поэтому для освобожденных территорий готовят передвижные электростанции, чтобы вести восстановительные работы.

  -- Передвижные? - Заинтересовался я. - Это как они передвигаются? Я не технарь, но знаю, что электростанция, это большое здание, и с места его не сдвинешь.

  -- Так они на железнодорожном ходу, - пояснила Георгиевна. - Все оборудование размещают на платформах или в вагонах, а пар берут от паровоза. Такой энергопоезд дает тысячу киловатт, и на первое время его хватает, чтобы обеспечить основные службы небольшого города.

   Допив чай, и аккуратно доев последнюю крошку, я поблагодарил хозяюшку и, наконец, открыл дверь в комнату брата. Включив керосинку, я осмотрелся. В комнате все осталось прибрано и чисто, прямо как до войны, когда я последний раз приезжал в отпуск в Москву. Только прибавились светомаскировка на окне и самодельная печка-буржуйка, рядом с которой высилась маленькая поленица и стоял ящик с углем. Вот и хорошо, прогрею комнату, и можно будет спать даже без ватника.

   Разведя огонь, я вспомнил про соседку, наверное, мерзнущей в холодной комнате.

  -- Ольга Георгиевна, - окликнул я её. - Вы там не мерзнете?

  -- Всеволод Георгиевич, а у нас железная печка тоже есть - отозвалась из кухни старушка. - По ордеру в домоуправлении выдали. А уголь в котельной берем, там его еще с прошлого года много осталось.

   Ну и славно, тогда волноваться не о чем. А вот, кстати, кто-то входную дверь открывает.

   Это же Анка, полтора года её не видел! А ведь почти не изменилась. Не сказать, что сильно похудела, несмотря на войну, да и вид хоть и усталый, но весьма довольный. Зеленые глаза все такие же веселые, вот только взгляд стал очень ответственным, впрочем, как и у многих молодых людей, внезапно повзрослевших в этом году.

  -- Аня, Анечка, - обнял я дорогую племянницу. - Как же я тебе рад. Давай, топай в родительскую комнату, там согреешься.

   Когда девочка сняла полушубок, я чуть не задохнулся от радости и удивления, увидев на петлицах военфельдшерские кубики. Как это она успела, ведь даже Зоя военфельдшером еще не стала, потому что не захотела доучиваться на ускоренных курсах и отправилась на фронт обычной медсестрой. За что же студентке-историку такое счастье?

   Наверно вид у меня был настолько изумленный, что Аня звонко, совсем как в детстве рассмеялась:

  -- Дядя, не удивляйся, - разница в возрасте у нас не такая уж и большая, так что с Аней мы на ты. - Это для маскировки. Мне по работе с разными ведомствами приходится контактировать, донесениями там обмениваться, и прочее. Но не всем сотрудникам положено знать, чем я занимаюсь, а на врача никто внимания не обратит.

  -- Ах, вот как. - Надеюсь, я не подал виду, что несколько разочарован. Ну да ладно, она хоть и не врач, но тоже полезным делом занимается, хотя о подробностях лучше не спрашивать. Понято ведь, что наркоминдел все полученные донесения наверняка в разведуправление пересылает, а генштаб, в свою очередь, иногда своими сведениями с наркоматом делится. Ох, а ведь дите-то, наверно, некормленое. - Анечка, ты кушать-то будешь?

  -- Нет, я уже в наркомовской столовой пообедала.

  -- Тогда садись, и скорее рассказывай про мужа. Сколько лет моему племяннику, и вообще, он старше меня, или младше?

   Вспомнив о своем супруге, Аня восторженно закатила глазки и уже было глубоко вдохнула, приготовившись рассказывать, но вдруг осеклась и, потупив взор, тихо сказала:

  -- Не знаю точно. Как-то, эммм, не пришло в голову спрашивать.

   Эх, Анка, Анка. Я же тебя с детства знаю, и хорошо помню, что когда ты не хочешь сказать правду, то начинаешь говорить очень тихо, почти шепотом. Ну ладно, со временем узнаю, что там за тайна.

  -- Тогда расскажи, чем он до войны занимался, - попросил я. - Меня уже поставили в известность, что зять инженер, а вот какого профиля? Что он проектировал, мосты, электровозы, дома? Или на заводе технологом работал? На каком, Тракторном, Баррикадах, не помню, какие еще в Сталинграде предприятия есть.

   Анка задумалась и, судя по тому, что молчала девочка секунд пять, ответ явно придумывала тут же:

  -- Это информация только для служебного пользования. Но в общих чертах, он изучал новые иностранные разработки, и для этого Саше приходилось выезжать за границу по чужим документам. И прежде, чем мы поженились, мне пришлось дать кучу подписок о неразглашении, вот.

   Ах, вот теперь понятно. Ну, можно подумать, мне до сих пор хранить секреты не приходилось. Да от тех же раненых такого, бывало, наслышишься. Эфир-то у нас на фронте быстро закончился, и вместо наркоза давали спирт. И, конечно, захмелев, пациенты то о новой технике сболтнут, или же контуженный командир похвастает, что с каким-то генералом недавно беседовал. В общем, кругом одна сплошная военная тайна, так что меня этим не удивишь. А однажды раненый разведчик вообще шептал в бреду про счетчик ионирующего излучения, и рвался искать какой-то прибор номер один, потерянный где-то под Демянском.

   О, снова дверь открывают. Надеюсь, это Николай. Ну точно, Колька пришел! Похлопав меня по плечам, он горделиво оглядел своего младшего брата, остановившись взглядом на "шпалах" и, хотя в глазах у него мелькало множество вопросов, он лишь кратко спросил:

  -- Надолго?

  -- До утра.

   Не оценив лаконичность нашей речи, Аня, привыкшая в своем литературном институте к цветастым словесам, ехидно хмыкнула. Но стоило её папке строго взглянуть на свое чадо, как она тут же притворилась паинькой и захлопотала вокруг отца:

  -- Папа, давайте тулуп. Папа, вы кушать будете?

   Николай, в отличие от своей дочки, был голоден, и мы переместились на кухню, откуда Георгиевна деликатно удалилась, чтобы не мешать встрече родственников. Пока Коля торопливо жевал, я постарался подобрать нейтральную тему для беседы:

  -- Аня, расскажи-ка, что у нас нового в дипломатическом ведомстве?

  -- Дядя, не поверишь! Зарубежные дипломаты совсем заелись, в самом буквальном смысле слова, и им решили норму сократить. Ну сам посуди, десять литров водки на человека в месяц, куда это годиться!

  -- Десять поллитровок, - машинально поправил я.

  -- Нет! Литров!

  -- И куда им столько девать?

  -- Поди, спекулируют, - предположил Николай. - На базаре, говорят, за бутылку тысячу рублей дают.

  -- Вот-вот, - подтвердила дипломатическая советница. - Нашим-то зарубежным дипломатам кое-где лишь по триста граммов хлеба в день выдают, а в Японию так вообще продукты диппочтьй завозить приходится, чтобы с голоду не умерли.

  -- Да, "любят" нас японцы, - пробурчал братец, - мало им Халхин-Гола было, все никак не угомонятся. Когда же поймут, что им с нами не сладить?

  -- Угу, папа, представляете, как только немец напал, японцы в своей главной газете "Ниппон" сразу напечатали план своей войны с нами. И там они мечтали, что граница пройдет по Уралу, Каспию и Кавказу. А когда в конце осени фрицев в Демянске окружали, японская газета "Асахи" расписывала, что это немцы окружили Москву и вот-вот захватят. А еще они летом...

   Проговорили мы до утра, боясь, что до конца войны снова не увидимся. А ведь после победы над германцами еще наверняка будет война с Японией, и врачам снова найдется много работы на фронте, так что кто знает, надолго ли мы расстаемся.

   С рассветом за нами почти одновременно заехали машины. Меня полуторка повезла в Подольск, брата забрал другой грузовик, а за Аней прислали эмку. Да уж, видно она в наркомате не простым курьером работает, и вовсе не депеши разносит.

   Оказалось, не зря начальник санитарной службы бригады так спешил укомплектовать медсанчасть медикаментами. Буквально в тот же вечер нас отправили на фронт, и вскоре высадили у города Нарва, недалеко от Балтийского моря.

   Часть еще не успела вступить в бой, а у медсанроты уже начались фронтовые будни. С наступлением холодов число терапевтических больных неминуемо возрастет и мы должны быть к этому готовы. Кроме того, как показал наш боевой опыт, не всегда возможно организовать быструю эвакуацию из батальонных медпунктов в нашу санроту, а если бригада пойдет в прорыв, то задача оказания экстренной помощи станет архисложной. К тому же, при повреждениях костей, весьма часто встречающихся на поле боя, пациентам необходимо обеспечить неподвижность пострадавших конечностей, и их крайне нежелательно перевозить по фронтовым кочкам. Приняв во внимание все вышесказанное, командование приказало создать передовые отряды медиков и выдвигать их прямо к полю боя. Для каждого такого отряда, состоявшего из хирургов, военфельдшеров, медсестер и санитаров, выделяли машину, чтобы он мог двигаться сразу за наступающими частями, принимая раненых. Одних предполагалось оперировать на месте, других отправлять в медсанбат, или же сразу в армейский госпиталь.

   Едва мы успели организовать такие летучки, как наступление началось. Вернее, первый день все было спокойно. В смысле, артиллерия грохотала без умолку, самолеты летали, но раненых нам пока не везли. Вскоре стало понятно, что артподготовка под Нарвой была лишь отвлекающим маневром, а настоящий удар наши войска нанесли южнее. Но потом, когда немцы перебросили свои силы на юг, наступление началось и у нас, благо, что бойцам не приходилось форсировать реку. Но все равно бои шли серьезные, и очень скоро нам привезли сразу четыре машины с ранеными. К счастью, грузовики оказались полупустыми. Просто, согласно распоряжению командующего, весь порожний транспорт, возвращавшийся с передовой, обязательно предоставлялся в распоряжение медслужб. Встретив транспорт, врачи нашей санроты вместе с санитарами быстро разгрузили раненых, перенесли в госпиталь и тут же начались операции.

   Надо заметить, что фронтовые операции с "мирными" не сравнить. Никакой долгой подготовки и спокойной работы, а просто бесконечный изматывающий конвейер. Вокруг стоны раненых, повсюду кровь и гной. Руки уже отваливаются, но все равно приходится держать скальпель и иглу, то рассекая гангренозные конечности, то накладывая швы, или прочищая рану. Медсестры порой не выдерживали и падали в обморок или засыпали прямо у операционного стола, и их оттаскивали в сторону, оставляя отлеживаться, но хирургов не хватало, и приходилось держаться из последних сил.

   Линия фронта отодвигалась стремительно, и вскоре мне в составе военно-санитарной летучки пришлось перебазироваться ближе к передовой. Остановились в каком-то селе, заняв большую избу, превращенную на время в операционную палату. Хозяйка, обрадованная приходом своих, натопила печь и сварила нам щи, угощая, чем могла. Долго мы здесь не задержались. Фронт продолжал катиться к западу, и на следующий день нам снова пришлось трогаться с места. На этот раз остановились в открытом поле, и долго возились, устанавливая палатки. Промерзшая земля не поддавалась, и мы с санитарами долго забивал продрогшими руками анкерные колья. Но первый же сильный порыв ветра надул полотнище палатки, словно парус, и мгновенно унес его вдаль. Когда колья, наконец, укрепили и капризная палатка прочно заняла свое место, начали растапливать жестяную печку. Грела, она правда, плохо. Максимум, на что её хватало, это чуть-чуть отогреть руки, или нагреть ампулу. Поэтому мы не снимали ватников, и все, что можно, делали в теплых рукавицах, но держать инструменты все равно приходилось в одних резиновых перчатках.

   Да уж, фронтовые "будни" скучными не назовешь. В каких только условиях не приходилось устраивать операционно-перевязочные пункты. Одно хорошо, мне не пришлось узнать, что такое бомбежки госпиталей, о которых с ужасом вспоминали Аня с Николаем. Да, для медсанчасти это, пожалуй, самое страшное. Если здоровые бойцы могут скрыться или спрятаться от обстрела, то лежачим больным деваться некуда. Но в этот раз, хотя наша авиация еще и не господствовала в небе, но немецким стервятникам было не до госпиталей. Они занимались более важными, с военной точки зрения, делами, и пытались остановить наступление. Впрочем, безуспешно. Красная армия настойчиво шла вперед, а мы продвигалась вслед за наступавшими войсками.

   Особо на карту смотреть было некогда, но общее направление вполне угадывалось. Бригада шла к западу вдоль моря, и только у Кохтла-Ярве сделала крюк, обойдя город с юга и снова вернувшись к Нарвскому заливу. После этого поток раненых почти прекратился, зато среди пациентов начали появляться германские офицеры. Как мне рассказали, наши ребята устроили засаду в лесу на проселочной дороге, рассчитывая, что по ней фрицы попытаются сбежать из города. И верно, все их командование оставило солдат обороняться, а само ринулось в бега, рассчитывая проехать незаметно по лесу. После первых же выстрелов немецкие штабисты выскочили из машин и подняли руки, но кое-кого все же подстрелить успели, и вот этих подранков привезли нам. Когда я слушал эту историю, то у меня возникло какое-то чувство дежавю. Только, не уже виденное, а наоборот, как будто это должно случиться в будущем, через год или два.

   Воспользовавшись передышкой, я решил написать весточку новообретенному племяннику, благо не забыл спросить у Аннушки адрес его военно-полевой почты. Треугольник письма передал с первой же проезжавшей машиной, ехавшей к железнодорожной станции за боеприпасами. Водитель старенькой полуторки со странным тактическим значком в виде черно-желтого круга, намалеванным на капоте, торопливо взял треугольник письма и пообещал не забыть отдать его на почту. Ну что же, может Александр воюет где-то на этом же фронте, и скоро сможет мне ответить.

   Передышка оказалась недолгой, и нашу летучку снова двинули, только на этот раз не вперед, а назад, туда, где окруженные немцы сдавались в плен. Было приказано оказать раненым фрицам медпомощь и помочь организовать эвакуацию в тыл. Вот это задание мне нравится. Не оттого, что фашистов очень жаль, а потому что наша бригада перестала нести потери. Впрочем, это, к сожалению, ненадолго, и до Берлина нам еще ох как далеко.

***

   Восьмерка немецких самолетов неумолимо приближалась, а сонные бойцы, второпях выскакивающие из дома, явно не успевали разбежаться. Мне казалось, что бегут они медленно, слишком медленно, чтобы успеть скрыться в лесу. Впрочем, мне тоже стоит подумать об укрытии. Сунув бинокль за пазуху, я помчался по дороге подальше от хутора, ставшего очень опасным, и остановился, только когда увидел, что Юнкерсы явно нацелились не на жилые строения, а на оборонительный рубеж. Они не стали становиться в круг, и торопливо, без особого старания начали вываливать свой груз на наши ложные позиции.

   Достав бинокль я, затаив дыхание, наблюдал, как от первого самолета отделились бомбы, кувыркаясь, начали падать, а потом, выровнявшись и все ускоряясь, ринулись к земле.

   Бббуууух, и на месте "дзота" словно извергнулся вулкан. Из взметнувшегося ввысь пыльно-дымового столба вылетали бревна, палки, разные камни и, крутясь, падали вниз, а столб дыма тем временем все продолжал расти.

   Бах! Еще один взрыв накрыл наши "окопы", а бомбы все продолжали сыпаться, превращая с таким старанием возведенные макеты в ледяное крошево.

   Так, а это что? Пара бомбардировщиков все-таки решила проутюжить хутор, уж очень целенаправленно они повернули в нашу сторону. Время меня побери! Боюсь, что теперь никогда не смогу летать на пассажирских самолетах, если выживу, конечно. Уж очень сильная неприязнь к аэропланам у меня появилась сегодня.

   Ординарец, появление которого я и не заметил, уже схватил было меня за руку, намереваясь оттащить подальше, но обстановка в воздухе неожиданно поменялась.

  -- Наши! - облегченно выдохнул я, но, наведя в небо оптику, тут же осекся. Истребители оказались Мессерами. Однако, они явно были полны решимости защитить нас от посягательства пикировщиков. На крыльях истребителей засверкали вспышки, и тут же до нас донеслось тарахтенье пушек. Все ясно, пилоты Мессеров предупредительными выстрелами дали понять тупым бомберам, что так далеко от линии фронта могут находиться только свои, в смысле, германские, позиции. Не знаю, поверили Юнкерсы или нет, но лезть на рожон не стали, и послушно отвернули, тем более, что и так разнесли в клочья оборонительный рубеж возможного противника.

   Авдеев потрясенно смотрел вслед улетающим самолетам, да и не только он был ошарашен, но меня после прочтения множества книг по военной истории удивить было непросто. Подумаешь, мало ли что на войне бывает. В Сталинградской битве, когда позиции противника постоянно перемещались и перемешивались друг с другом, еще и не такое случалось.

   Когда бомбардировщики удалились, у меня прямо от сердца отлегло, и я быстро успокоился, даже пообещав себе когда-нибудь полетать самолетами Аэрофлота.

   Никакого серьезного урона немцы нанести не успели, и рота отделалась всего двумя ранеными, которых тут же направили в ротный пост медпомощи, находившийся в чудом уцелевшем хуторе, а после на санитарной подводе отправили в тыл. Правда, еще пропал один боец из штрафного взвода, но он наверняка просто далеко убежал, испугавшись бомбежки, и потом найдется. Искать его времени не было, потому что командование опять все переиграло, и вместо обороны батальон вновь получил приказ наступать. Сыграл ли тут свою роль авианалет, который вскоре мог повториться, или же иные обстоятельства, нас конечно проинформировать не позаботились.

   Так как продвигаться дальше предстояло в западном направлении, то наша рота, охранявшая как раз западную дорогу, естественным образом оказалась в авангарде. Поэтому вместо приема горячей пищи ей пришлось заняться подготовкой к выступлению.

   Честно говоря, порученная нам роль походной заставы меня не вдохновляла. Если кое-какие сведения о дорогах и мостах у нас имелись, то информация о месте нахождения противника практически отсутствовала. Перед наступлением хорошо была разведана только обстановка непосредственно за рекой Нарвой, а дальше к западу все покрывал пресловутый туман войны. Неясным оставалось даже расположение соседних частей. Иванов только сообщил, что севернее, параллельно нашему маршруту, выдвигается 259-й полк Ушакова, а южнее идет другая дивизия, и они нас вроде бы уже должны обогнать, так как, опять же предположительно, шли всю ночь.

   Точный маршрут движения нашему батальону также не указывался, потому что от нас требовалось не задерживаться у отдельных населенных пунктов, а обходить их, не втягиваясь в затяжные бои, лишь примерно придерживаясь общего направления на запад, пока через полсотни километров мы не упремся в огромное болото.

   О, как же проще было участвовать в реконструкциях сражений, когда весь сценарий известен заранее, или играть в компьютерные стратегии, передвигая юниты по своему усмотрению. А тут я сам оказался в роли юнита, который просто движется, куда укажут, не имея ни малейшего понятия, для чего это нужно. Возможно, от нас требовалось отвлечь внимание противника и оттянуть на себя как можно больше его сил, чтобы обеспечить действия основной ударной группировки. А может, наоборот, это нас кто-то прикрыл, и потому мы так успешно продвигаемся. Еще есть вариант, что командование прощупывает оборону противника, выискивая слабину, и на ходу меняя планы, производя сложные перегруппировки и маневры. Обо всем это приходилось лишь догадываться, впрочем, немцы тоже не понимают, где происходят крупные события, а где производятся отвлекающие маневры.

   Невыспавшиеся, потому что допоздна лепили снежные макеты, издерганные бомбежкой и, в придачу, голодные, бойцы начали грузить ротное имущество и усаживаться в машины. Ну что поделаешь, декабрьский день короткий, дорожные условия тяжелые, а по прогнозу скоро начнутся суровые морозы, и потому на счету каждая минута. И вообще, хорошо, что нам пока еще не приходится идти на своих двоих, волоча на плечах пулеметы, патроны и продовольствие. А имущества, надо сказать, у подразделения изрядно прибавилось. Наши тылы очень сильно растянулись и потому, чтобы обеспечивать потребности батальона и роты в походе, возимые запасы продфуража и боеприпасов значительно выросли.

   Построив колонну, я лично проверил, все ли мы взяли, хорошо ли закреплены грузы, и, самое главное, в порядке ли анодное питание радиостанции. Без постоянно действующей радиосвязи с комбатом головной заставе никак нельзя. Конечно, по-хорошему, Иванов со своим штабом должны были бы ехать вместе с нами, в голове колонны. Но в связи с внезапностью выступления они не успевали организовать движение всего батальона, и обещали нагнать нас позже.

   И вот, мы медленно поехали по маршруту, постоянно сверяя карту с местностью. Собственно, заблудиться было мудрено, ибо бездорожье и глубокий снег не оставляли иного выбора, как двигаться по одному-единственному зимнику.

   Вообще, нельзя сказать, что продвижение происходило с большими трудностями. Основную глубину тактической зоны немецкой обороны мы уже давно преодолели, сломив сопротивление противника. Конечно, между нашими наступающими частями оставались значительные промежутки, но и у немцев сплошной обороны не имелось. Фрицы быстро сообразили, что обстановка для них создалась весьма сложная и, опасаясь фланговых ударов и окружения, начали полуорганизованный отход.

   В принципе, ничего иного им и не оставалось. Все основные силы немцев попали в Ленинградский котел, а то, что удалось собрать с бору по сосенки и выставить на волховский рубеж, уже или разгромили, или тоже окружили. Наверно, не ошибусь, если скажу, что сейчас на всем фронте в полсотни километров от Балтики до Чудского озера противник не имеет в обороне и половины расчетной дивизии. Так что не удивительно, что операция по овладению указанным батальону районом проходила столь гладко. Правда, большие селения мы на всякий случай объезжали стороной, а в маленьких хуторах ни гарнизонов, ни даже эстонской полиции не имелось. Поэтому живые немцы нам пока не попадались, зато иногда встречались следы их недавнего присутствия: Выброшенное на обочину ненужное имущество, еще не заметенное снегом; съехавший в кювет грузовик с еще теплым, как я лично убедился, мотором; и даже вполне исправный Ганомаг, брошенный лишь потому, что в нем закончилось топливо, все это свидетельствовало о том, что по дороге кто-то недавно проезжал в большой спешке. И, надо сказать, это очень хорошо. Если авиация противника заметит продвижение нашей колонны, то немцы будут долго выяснять - свои ли это отступают, или русские наступают, а пока они разберутся, нас уже и след простыл.

   В общем, боевая операция для всех красноармейцев роты, даже назначенных наблюдателями, пока сводилась к любованию заснеженным пейзажем. Правда, оружие бойцы все равно держали наготове, но шутили, что едут, словно на маевку (* пикник). Вот только водительскому составу не позавидуешь. Шоферам-то приходится водить машины без сменщика - весь день за баранкой, вечером нужно проводить техобслуживние, а ночью прогревать, чтобы утром мотор завелся без проблем. Однако ж тоже не сравнить - одно дело прокладывать колонные пути по целине, прямо через занесенные снегом лесные массивы, и совсем другое дело мчаться с ветерком по наезженному тракту, как мы сейчас. Лишь в одном месте возникло незначительное препятствие - мостик через речку оказался сломан. Однако пологие берега и крепкий лед позволили подразделению легко преодолеть речную преграду и с гордостью послать командованию победный доклад. Такие сообщения мы отправляли по рации каждый раз при достижении очередной контрольной точки - поселка, к примеру, моста или развилки дороги, для каждой из которой имелся условный номер. Например, для переправы через Кунду, которую мы только что не без трудностей преодолели, был присвоен код "22". Поэтому не было необходимости в зашифровке и расшифровке сообщений, и комбат, а может, комполка, или даже комдив, сразу видели на карте, куда добрался их передовой отряд.

   Почти весь день прошел в неторопливом движении. Сначала четыре-пять километров сравнительно быстрой езды по зимнику, а потом долгое ожидание разведдозора, исследующего подозрительное место - перекресток дорог или деревушку, где было бы логично установить блокпост.

   Но, хоть и продвигались мы сравнительно неспешно, однако немцы посчитали наше наступление чересчур стремительным и, наконец, озаботились выставить заслон, усиленный танком. К счастью, замаскировать его не успели, и дозорный бронетранспортер вовремя заметил опасность. О своей находке разведчики тут же сообщили по рации, поставив всех на уши, а вернувшись, подробно доложили об увиденном. Ого, дело осложняется. Все-таки немецкий танк не снежный, как наш, а самый что ни на есть настоящий, да еще не какая-нибудь танкетка, а грозная "троечка".

   Ну, ничего. Действия на этот случай мы уже отрепетировали. Сразу за передовым отрядом, то есть за нашей ротой, двигался артвзвод, и к артиллеристам немедля отправили посыльного. Одновременно два отделения первого взвода были посланы обойти очаг сопротивления с севера и с юга, чтобы затем, смотря по обстоятельствам, или блокировать его, или атаковать с тыла. Ну, а если своими силами с немецким заслоном не справимся, то подождем помощи. Радист сразу же отстучал в штаб секретный код, означающий встречу с противником, и основные силы батальона скоро подойдут.

   Впрочем, командовавший нашей немногочисленной артиллерией сержант Валиков никого поджидать не собирался. Услышав сообщение о танке, прячущемся в засаде, он лишь злорадно ухмыльнулся в предвкушении настоящего дела:

  -- Танк, говорите? Сейчас мы ему гусеницы-то размотаем.

   Пошушукавшись с разведчиками, уточняя, где стоит танк, и с какой стороны его лучше достать, артиллеристы отцепили от передка свою сорокапятку, пристегнули к станинам лямки, развернули пушку к лесу, и с помощью наших бойцов покатили в рощицу, чтобы занять удобную для стрельбы позицию. Второе орудие осталось у дороги, охранять автоколонну на случай атаки противника.

   Тем временем я осторожно пробрался вперед, чтобы на основе личного наблюдения оценить обстановку на поле боя. После короткой рекогносцировки картина вырисовывалась такая: Лес дальше редеет, начинаются поля, а за ними на небольшой возвышенности теснится несколько жилых строений, у которых суетятся фрицы. Никакой полосы заграждения фрицы оборудовать не успели, да наверно и не планировали, однако танк действительно присутствует, и он явно настроен не допустить выхода нашей роты из леса. Так, а что тут еще интересного? Вот очень странная поленица, по форме больше напоминающая пулеметное гнездо. Уверен, там действительно прячется пулеметчик. Но других огневых точек что-то не заметно. Ладно, разведка боем поможет их выявить. Главное, чтобы "бог войны" управился с танком. Насколько я помнил, толщина бортовой брони самой распространенной модификации "троечки" составляет тридцать миллиметров. От нашей пушки до цели будет, навскидку, метров шестьсот, и к тому же, к орудию танк стоит не боком, а несколько под углом. Если верить табличным данным сорокапятки, то шансов на пробитие брони у её снарядов где-то процентов пятьдесят. Однако, как же я все-таки "точно" подсчитал - или пробьет, или нет. Ну что же, посмотрим на практике, как Валиков выполнит поставленную задачу.

   Артиллеристы зря времени не теряли, и вскоре со стороны огневой позиции противотанкистов послышались удары кувалды о лом. Если ветер подует в сторону немцев, те могут услышать подозрительные звуки, но иначе нельзя. За промерзлый грунт сошки не зацепятся, и если их не зафиксировать стальными клиньями, вбитыми в землю, орудие будет отскакивать назад после каждого выстрела.

   Но Валиков не зря выбрал для позиции подветренную сторону. На фашистском блокпосту ничего не услышали, и обстрел стал для них сюрпризом. Первый, пристрелочный, выстрел артиллеристы произвели осколочным снарядом, чтобы хорошо видеть место попадания. Благодаря точному расчету, для пристрелки наводчику хватило всего одного выстрела. Не успел улечься снежный вихрь, поднятый разрывом снаряда рядом с целью, как пушка снова грохнула, и на борту танка блеснула искра. Пробита броня или нет, и какие повреждения нанесены бронетехнике противника, было неясно, и артиллеристы продолжали с энтузиазмом молотить по танку. Видимого эффекта пока не наблюдалось но, с другой стороны, грозная машина оставалась без движения и никак не отвечала на посягательства отважной сорокапятки. Наверно, её все-таки вывели из строя.

   Я с надеждой ожидал появления вокруг танка красивого огненного шара, сопровождаемого зрелищем взлетевшей к небу башни, но все оказалось куда прозаичнее. Просто вдруг изо всех щелей машины, и даже из пушки повалил черный дым. Вот теперь танку точно конец.

   Только теперь вдруг запоздало ожило пулеметное гнездо, пытаясь достать маленькую пушку, прячущуюся в лесу. Поздно ребята вы спохватились! Артиллеристы переключились на пулеметчиков и буквально разнесли на полешки их не очень-то укрепленную позицию. На этом огневое сопротивление фрицев прекратилось, и почти сразу же два наших отделения на флангах, посланные в обход, подали сигналы зелеными ракетами, означающими, что противник отошел. Броневик снова укатил вперед, посмотреть, что там да как, и разведчики подтвердили, что враг не обнаружен.

   Из боевых трофеев кроме танка, наконец-то вспыхнувшего и весело горевшего, обнаружился забытый в сарае грузовик с открытым капотом. Судя по аккуратно разложенным инструментам и стоящему рядом фонарю, машину пытались отремонтировать, да не успели. Уже сколько брошенных автомобилей мы сегодня видели, вот уж трофейщикам будет раздолье.

   Пока колонна подтягивалась, у меня было время хорошенько оглядеться с пригорка и посмотреть, что происходит в мире: Где-то на юго-западе, со стороны Тамсалу, ярко полыхали пожары, там шли бои. На севере, если верить карте, должен находится город Раквере. Про него я раньше слышал, это именно там в тринадцатом веке произошла знаменитая Раковорская битва с тевтонцами. Но пока признаков сражений с той стороны не наблюдалось. К западу находится железнодорожный узел местного значения Тапа, к которому сходятся дороги, позволяющие немцам подбросить подкрепления. Ну, а посередине, словно богатырь на распутье, находится наш батальон.

   Впрочем, богатырей, собственно говоря, было три - в смысле, три стрелковых роты. Но вместе мы держались недолго, потому что батальон снова начал выдвигаться к западу. Теперь вперед пошла рота Сверчкова, а нашу Иванов поставил в хвост колонны, охранять обоз.

   Ехали мы поначалу все так же споро, не встречая препятствий, но все понимали, что такие благоприятные условия движения продлятся недолго. И верно, от третьей роты, идущей в охранении, донесли, что впереди левее дороги идет бой. Полуторки и трехтонки поднажали всеми своими немногочисленными лошадиными силами, и передовые роты сначала устремились вперед, а потом начали разворачиваться для широкой атаки с охватом противника.

   Наш арьергард должен был защищать батальонное имущество, но на всякий случай мы свернули по полевой дороге налево, чтобы в зависимости от обстоятельств или перехватить бегущих немцев, или же самим совершить решающий удар во фланг противнику. Ехали мы недолго. Боковой дозор, двигавшийся на полуторке по проселку, параллельно нашей дороги, обнаружил противника прямо за ближайшей рощей. Водитель, оставив отделение разведчиков для наблюдения, тотчас же примчался к нам, доложить об увиденном, и я немедля отправился туда, чтобы оценить обстановку.

   По результатам моих недолгих наблюдений картина складывалась следующая: За лесочком начиналось небольшое поле и на нем сиротливо стояла одинокая тридцатьчетверка. Отстал ли танк от своих, или наоборот, вырвался вперед и оторвался от сопровождения, было неясно. Но фактом являлось то, что машина потеряла ход и теперь к ней со всех сторон подползали немцы, старательно держась в мертвой зоне. Гранаты они не бросали, явно намереваясь захватить новейший экземпляр советской бронетехники. Черт, как же помочь танкистам? Можно попробовать срезать фрицев из пулемета, но они смогут скрыться за танком, а главное, подорвут его, чтобы машина не досталась никому. Однако Леонов, как оказалось, не зря мотался по военным заводам и он мгновенно сообразил, что можно сделать в такой ситуации:

   - Секретное оружие, быстро! - рявкнул бойцам лейтенант госбезопасности, и вместе с ними побежал к грузовикам.

   Все были в курсе, что в одной из машин с боеприпасами среди обычных патронных ящиков притаились спецбоеприпасы, так называемые "ящики 8". На самом деле ничего сложного и удивительного они из себя не представляли - просто деревянные укупорки, обитые изнутри деревянными полосками. Каждый такой ящик был снаряжен четырьмя 82-мм реактивными снарядами М-8 и, по сути, являлся пусковой установкой. Но для того, чтобы стрельба была более-менее прицельной, к ящикам еще прилагалась металлическая рамка, служившая пусковым станком.

   У нас таких станков имелось целых два, и бойцы поставили их на землю, направив в сторону танка и отрегулировав наклон по вертикали с помощью регулируемой опоры. Закончив настройку рамок, солдаты установили на них деревянные укупорки, закрепив стяжками, потом убрали съемное дно, и к каждому снаряду подсоединили электропровод.

   Леонов тем временем достал подрывную машинку и быстро подключил к распределительному устройству, в которое входили провода от ракет. По сигналу Алексея все разбежались по укрытиям, причем, очень вовремя. Рядом с пусковой уже начали подниматься фонтанчики снега, выбиваемые пулями. Видимо, немцы наше шевеление заметили. Однако, фрицы опоздали, и Леонов успел активировать машинку. Тотчас жахнуло, и в сторону танка с громким ревом устремился огненный шар, а за ним, один за другим, взлетали следующие ракеты.

   Первый эрэс лег с недолетом, и перед тридцатьчетверкой блеснула ослепительная вспышка, закрывшая собой машину, а едва она успела погаснуть, как тут же полыхнуло прямо на башне. Боюсь даже представить, что чувствовали танкисты, когда вокруг танка, а иногда и прямо на броне, взрывались эрэсы. Однако, немцам пришлось намного хуже. Некоторых отшвыривало ударной волной в сторону, наверняка при этом ломая кости и сминая внутренности, других же буквально разрывало на части.

   Конечно, рассеивание реактивных снарядов, выпущенных с коротеньких направляющих, оставляло желать лучшего, но в нашем случае как раз и требовалось накрыть залпом как можно больше пространства.

   Пока не взлетела последняя ракета, я все боялся, что новая технологий даст сбой, и тогда рванет прямо на пусковой установке, убив при этом Леонова, или же эрэс застрянет в укупорке и улетит весте с ящиком.

   Когда стихнул последний, восьмой, взрыв, на месте танка осталось лишь черное облако, постепенно белевшее и поднимавшееся к небу гигантским грибом. Однако, когда дым отнесло ветром, тридцатьчетверка предстала перед нами целая и невредимая, но ни одного живого фашиста возле нее уже не оставалось. В бинокль я смог разглядеть, что у танка всего лишь разбит один из катков да слетела гусеница. Но никаких фатальных повреждений, по крайней мере, при попадании в боковую проекцию, небольшие фугасные заряда нанести тридцатьчетверке не могли. И верно, башня танка вдруг повернулась и начала поливать убегающих немцев длинными очередями из спаренного пулемета. Мои стрелки тоже не отставали и наподдали противнику, так что он не мог оправиться от внезапной атаки.

   В общем, наше вмешательство существенно изменило обстановку на поле боя, и буквально через минуту в небе замелькали цветные ракеты, подававшие фрицам сигнал на отход. Пытаться закрепиться на ближайших рубежах фашисты не стали, предпочтя ретироваться, и, развернув роту в боевой порядок углом назад, я отправил бойцов прочесывать местность.

   Взводы разошлись в стороны и растянувшиеся редкой цепочкой красноармейцы прошли через поле, а затем проследовали дальше, к видневшемуся невдалеке селению - то ли большему хутору, то ли маленькой деревушке. Я же, немного поотстав, подошел к танку, чтобы оценить воздействие залповой установки на противника. Вблизи стало видно, что фрицам, попавшим под ракетный залп, досталось изрядно. Кое-где у воронок трупы лежали буквально один на другом. Засмотревшись на результаты огневого воздействия, я даже чуть не споткнулся о недвижимое фашистское тело, а когда посмотрел на него, мне вдруг поплохело - труп был почти целый, но на месте горла у него зияла огромная дыра, словно гротескный ненасытный рот, нарисованный сумасшедшим художником.

   Экипаж тридцатьчетверки уже деловито ставил запасной каток на место сломанного, расколошмаченного эрэсом, и менял траки на гусенице. Да уж, хорошо, что огромные ракеты М-30 мы оставили на дивизионном складе, захватив с собой лишь компактные М-8. Устанавливать громоздкие трехсотмиллиметровые снаряды очень долго, а попади такая здоровенная дура в танк, экипажу бы не поздоровилось.

   Уже почти совсем стемнело, когда разведчики закончили осмотр селения. Кроме эстонцев, в домах никого не осталось, но несколько нерасторопных фрицев, видимо, не услышавших приказа, осталось сидеть в большом погребе, переоборудованном в дзот. К счастью, его амбразура была обращена к востоку, а подступы не были заминированы, так что нам не составляло никакого труда зайти с тыла.

   Первым естественным желанием у бойцов было закинуть в вентиляционное отверстие гранаты, или залить туда бензинчику. Однако Стрелин растолковал своим подчиненным, что кому-то же надо восстанавливать разрушенное и работать на стройках, пока мы воюем на фронте. Поэтому красноармейцы ограничились тем, что пустили в амбразуру дымовые ракеты. Этого оказалось достаточно, чтобы фрицы сразу запросили пардону и попросились к нам в плен.

***

Интерлюдия. Валентина Козлова.

   Валя уже битый час сидела в приемной военной комендатуры станции, если так можно назвать обычную избушку, стоявшую возле наскоро сколоченной деревянной платформы. Девушка терпеливо ждала, пока двое молодых, едва за тридцать, летчиков с майорскими шпалами уделят ей минутку своего времени.

   Авиаторы с разрешения военного коменданта заняли его стол и беспрерывно названивали по телефону, постоянно что-то спрашивая, узнавая, требуя и убеждая кого-то на другом конце провода, порой так повышая голос, что его было слышно из сеней, где ожидала Валентина. Вернее, звонил один, представлявшийся собеседникам майором Гарбко, командиром бомбардировочного полка, а второй только записывал и составлял какие-то схемы.

   Наконец, Козлову все-таки позвали, и она, пулей влетев в помещение, встала по стойке смирно, чуть заметно приподнявшись на цыпочках, чтобы казаться выше.

  -- Медсестра, говоришь? - молодой комполка, даже измученный грузом проблем, все-таки слегка улыбнулся, глядя на маленькую пигалицу, просившую о зачислении в часть.

  -- Так точно, товарищ майор, - бодро отрапортовала Валя, - прошла медицинские курсы.

  -- Как нам доложили, вы и под бомбами не струхнули, - одобрительно поинтересовался второй летчик.

  -- Было дело, товарищ батальонный комиссар, - слегка покраснела Валя.

  -- Вот как, - обрадовался политрук. - Так вы и в званиях разбираетесь?

  -- Выросла в семье военного, - снова смутилась девушка, - как же тут не разбираться.

  -- Ну что же, Валентина, - подытожил комиссар. - Командир паровозного взвода дала вам такую отличную характеристику, что хоть в разведку вместе с вами иди. Конечно, как вы понимаете, на передовую вас все равно вряд ли возьмут, а вот работа в каком-нибудь тыловом медсанбате, вроде аэродромного лазарета, вам будет в самый раз. Думаю, вы нам подойдете. Если, конечно, командир не против.

  -- Ладно, - устало согласился майор. - Валя, как прибудет управление БАО, тебя официально зачислят, а пока...

  -- А пока, - перебил командира его замполит, - не отправить ли нам ее и в самом деле в разведку?

   Увидев, как у девочки от восторга перехватило дыхание и загорелись глаза, военком уточнил:

  -- В санитарно-тактическую разведку.

   В разведку девушке предстояло отправиться вместе с врачом третьего ранга Макаровой - сухощавой, небольшого росточка, едва выше самой Вали, женщиной лет пятидесяти. Лицо у Анастасии Павловны, так звали Макарову, было очень строгим, а вот голос, наоборот, доброжелательным и ласковым:

  -- Итак, Валя, ты уже в курсе, что с Брянского фронта к нам перебрасывают бомбардировочный авиаполк?

  -- Да, слышала, - кивнула Козлова. - И как скоро должно осуществиться перебазирование?

   Макарова печально улыбнулась:

  -- Полк должен был убыть уже вчера, но вот только приказ его командиру вручили лишь сегодня. Он прилетел сюда на У-2 со своим замом, а прочий личный состав доставят железнодорожным транспортом.

  -- Это долго, - нахмурилась Валя. - Пока подвезут к станции всю матчасть, погрузят, а потом эшелоны будут медленно пробираться по забитым дорогам. Трасса сейчас перегружена, и прямой ход дают лишь составам с боеприпасами и горючим.

  -- Что поделаешь, - вздохнула Макарова, - заявки авиачастям на выделение автотранспорта никогда полностью не выполняются, это я по своему опыту знаю. Поэтому командование Ленинградского фронта, которое выпросило себе самолеты, обеспечит подготовку летного поля своими силами. Здесь недалеко остался большой немецкий аэродром, вот его-то командование и планирует ввести в строй и отдать бомбардировщикам. Аэродромно-строительная рота, насколько я знаю, уже в пути. Строители подготовят стоянки, общежития, склады и прочие сооружения. А моя задача - изучить санитарное состояние местности для расквартирования личного состава.

   Разложив на коленях бумаги, военврач показала их своей помощнице:

  -- Смотри деточка, сначала мы изучаем район разведки по карте и по данным аэрофотосъемки. Еще было бы хорошо допросить пленных, ранее работавших на аэродроме, но все германцы отсюда успели сбежать. Поэтому приступим к осмотру на месте и сбору данных, а затем перейдем к лабораторным исследованиям. Схемы и рабочий план я уже набросала, машину скоро подадут, вот только одной мне было бы трудно управиться.

  -- Анастасия Павловна, а что именно нам нужно исследовать?

   - Ох, многое. Но в первую очередь, конечно, водоснабжение. Нам надлежит обследовать все находящиеся в районе аэродрома питьевые колодцы и взять пробы воды. На лабораторный анализ мы их отправим в ближайший медсанбат, и там определят, пригодна ли вода для питья. Посуда для проб у меня с собой, а правила отбора проб, если ты их не знаешь, я тебе разъясню. Ну, поехали.

   Пока медицинская рекогносцировочная группа занимались санитарно-эпидемиологической разведкой, военные строители тоже времени зря не теряли, благо, взлетная полоса оказалась исправной, практически без ям. Правда, модернизировать ее все равно пришлось, изобразив ложные воронки, могущие убедить немецких наблюдателей в непригодности аэродрома к использованию.

   Конечно, одной строительной роте было бы невозможно провести требуемый объем работ за короткий срок, но на помощь пришел саперный батальон, и работа закипела. К аэродрому прокладывались подъездные дороги, во все стороны тянулись линии связи, копались землянки и щели для личного состава, оборудовались командный пункт и штабные подразделения. Рядом с летным полем устроили большую техстоянку для проведения ремонтных работ, а рядом с ней соорудили склады техимущества и ремонтные мастерские.

   Так как расположение старых самолетных стоянок фашистам было известно, для бомбардировщиков пришлось сооружать новые, тщательно замаскированные, капониры. Одновременно строились склады боеприпасов - основное хранилище, подальше от аэродрома, и временное, в полусотне метров от стоянки. Боеприпасы и емкости с горючим начали завозить сразу же, не дожидаясь окончательной готовности сооружения. Приготовили и продукты, как для летного состава, так и для авиаспециалистов. Не забыли даже снабдить казармы постельными принадлежностями. В общем, все было готово к тому, чтобы летчики, едва прилетев, могли практически сразу же отправляться на задание.

   Еще не все строительные работы саперы успели завершить, еще рубили кустарник, выкорчевывали пни и тянули провода, и даже мероприятия по маскировке не были выполнены до конца, когда самолеты начали садиться на аэродром. Впрочем, они могли прилететь еще раньше, но последние два дня метеоусловия были неблагоприятные. Однако, едва лишь позволила метеорологическая обстановка, 24-й Краснознаменный ближне-бомбардировочный авиаполк начал перебазирование.

   Пе-2 прилетали поэскадрильно, с небольшим интервалом, и строители, ставшие на время техперсоналом, торопливо затаскивали самолеты в капониры, тут же завешивая входы в укрытия елочками, привязанными к натянутой проволоке.

   Не все бомбардировщики приземлились благополучно. У одной из "Пешек" сломался компрессор, или же треснула трубка подачи сжатого воздуха, и машина, не сумев выпустить шасси, села на "брюхо". К пострадавшему самолету тут же устремилась команда саперов, начавших долбить промерзлый грунт под мотогондолами. Когда бойцы выкопали большие канавы, достаточно глубокие, чтобы в них могли поместиться ноги шасси, летчики осторожно выпустили шасси аварийной помпой. После того, как стойки полностью вышли и слегка коснулись колесами земли, хвост "Петлякова" подцепил тросом и тихонько вытащили трактором из траншей.

   Но на этом происшествия закончились, и вскоре все бомбардировщики стояли на своих стоянках. Не намного отстал от самолетов и весь инженерно-технический состав полка, загодя отправленный по железной дороге. Батальон аэродромного обеспечения со всей своей техникой также прибыл из прежнего района базирования, потому что в новом районе лишних БАО не имелось.

   Едва прибыв на место, все подразделения аэродромного обеспечения сходу приступали к своим обязанностям. Техники бросились проводить регламентные работы, предусмотренные летными нормами. Продовольственный отдел сумел в тот же день обеспечить младших авиаспециалистов хлебом и консервами, а летный состав даже накормили супом и перловой кашей. Комендант расставил посты аэродромной охраны. Зенитный взвод установил орудия, накрыв их маскировочными сетями.

   Вскоре суета, сопровождавшая переселение, несколько улеглась, а саперы со строителями покинули достроенный аэродром, отправившись сооружать запасной. Убыла по месту основной службы и военврач Макарова. Однако, перед этим она из рук в руки передала Валю своему коллеге - старшему врачу батальона обслуживания. Девочку, не мешкая, зачислили на довольствие, без разговоров вписав ей 1923-й год рождения, и лишь придравшись к графе "Оборонный значок". Ни билета физкультурника, ни значка ГТО у девушки при себе не оказалось, что и не удивительно, учитывая все пережитое Валей за последние месяцы, и потому ей просто поставили прочерк. Но, хотя зачислить Козлову в батальон и зачислили, однако с вещевым довольствие вышла заминка. Ее старенькие ботиночки не годились для суровой зимы, к тому же совсем истрепались, но валенок такого крошечного размера на складе не нашлось. Выручили знакомые девчата с ближайшего поста наблюдения ВНОС. Узнав, что склад не смог обеспечить девочку обувью, они притащили со своего ротного поста маленькие, как раз для подростка, валеночки, пришедшие ей впору.

   Больных и раненых при перебазировании на новое место брать не стали, и лазарет БАО пока пустовал. Поэтому, едва медики закончили распаковывать и раскладывать свое имущество, Валя побежала к капонирам посмотреть вблизи на боевые машины.

   Несколько самолетов готовили к вылету - комполка и командиры эскадрилий торопились ознакомиться с районом базирования. Но на остальных машинах, стоявших в укрытиях и на открытых площадках под деревьями, техники занимались наладкой двигателей.

   Первое впечатление у Вали от увиденных самолетов, стоявших частично без обшивки, было потрясением. Раньше самолеты казались ей цельными и монолитными, а теперь стало видно, что под кожухом у них скрывается множество устройств, деталей, трубок и проводов.

  -- В механизмах разбираешься? - заметив девчушку, полушутя-полусерьезно спросил один из мотористов.

  -- Только в паровозных, да и то немного, - пожала плечиками Валя, впрочем, под ее объемной фуфайкой жест остался незамеченным. - За машиниста я стояла разок у реверса, но до ремонта дело не доходило.

   Оглядев темные от угольной пыли фуфайку и шапку, техник одобрительно кивнул:

   - Ну, смотри, смотри, пигалица, может, научишься чему, - и снова вернулся к своим механизмам.

   Закончив осмотр двигателя, мотористы решили запустить его, чтобы проверить в работе. Фыркнув пару раз, мотор ровно заурчал, раскручивая винт, а когда газ прибавили, вдруг сердито загудел, а пропеллер превратился в прозрачный круг.

   Валя, зачарованно смотревшая на священнодействия ремонтников, вдруг отпрянула, испуганно ойкнув. Когда-то в далеком детстве отец взял дочку на аэродром, и пока он беседовал с авиаторами, она подошла к самолету с работающим двигателем и с любопытством рассматривала прозрачный блестящий круг, прилепленный к носу машины. Девочку так тянуло потрогать этот кружок, но в то же время какое-то смутное беспокойство останавливало от того, чтобы погладить загадочный диск. Несколько раз Валя осторожно протягивала к "стеклянному" кругу указательный пальчик, но так и не осмелилась его потрогать, о чем потом немного жалела. Лишь когда она стала взрослее, то поняла, что могла запросто остаться без пальца, и с тех пор Валя невольно поеживалась, а внутри у нее все холодело, при воспоминаниях о крутящемся пропеллере. Вот и сейчас она машинально отступила на шаг назад, но ее вдруг остановила тяжелая рука, легшая девушке на плечо.

  -- Не бойся, видишь под колесами колодки, машина никуда не укатится - заверил Валю спокойный уверенный голос.

   Обернувшись, девушка уперлась взглядом в меховой комбинезон а, задрав голову, увидела веселые задорные глаза.

  -- Младший лейтенант Хребтов, штурман экипажа, - представился незнакомец.

   Валя машинально поправила ремень, одернул ватник, сдвинула шапку и попробовала официально доложить:

  -- Медсестра амбулатории Валентина Козлова.

   Штурман дружелюбно улыбнулся в ответ:

  -- Рад знакомству. А ты, никак, в стрелки-радисты пришла проситься?

  -- А что можно? - не поверила девушка. - И у вас разве бортстрелков не хватает?

  -- Хватает, - заверил Хребтов. - Конечно, потери у стрелков очень высокие - и бронеспинки у них нет, и холод в кабине радиста стоит лютый, так что обморожения зимой очень часты. Но желающих заменить их всегда имеется в достатке - большинство механиков и оружейников постоянно пишут рапорты и просятся в полет. Девушек, правда, у нас в летном составе пока не было, но в некоторых полках, как я слышал, радистка иногда все же добиваются назначения в экипаж.

  -- Но я-то не связистка, - огорчилась Валя. - Не то, что на рации, даже на телеграфе или коммутаторе работать не умею.

   Девушка с сожалением посмотрела на люковую пулеметную установку, стрелять из которой ей не суждено, и снова перевела взгляд на штурмана. В свои пятнадцать лет Валя на парней еще не заглядывалась, однако в этом младшем лейтенанте угадывалось что-то родное и близкое. Да и сам Хребтов, за время учебы в штурманском училище постоянной подругой обзавестись не успевший, смотрел на маленькую худенькую девочку с нескрываемой симпатией.

   - Шумно тут, - вдруг смутился младлей, искоса бросив взгляд на мотористов. - Давай отойдем.

   Парочка отошла подальше от самолета, продолжавшего гудеть левым двигателем, и остановилась под деревом. Штурман потянулся было за портсигаром но, вспомнив, что малышке курить еще рано, с сожалением положил папиросы обратно в карман.

   Валя на раз встречала военных и в своем доме, и у отца на службе, и примерно представляла, на какие темы они любят беседовать, но сейчас девушка растерянно молчала, не зная о чем говорить с летчиком. Но вдруг она вспомнила, что пришла на аэродром поглазеть на самолеты, и её растерянность сразу исчезла:

  -- А бомбардировщик-то у вас новый, ни одной латки нет, - заметила Валя.

  -- Верно, только неделю, как с завода перегнали - подтвердил штурман. - На "Петляковы" наш полк перевооружили еще в сентябре, заменив устаревшие СБ, но из первоначального состава авиапарка осталось меньше половины машин. К счастью, промышленность постепенно наращивает темпы производства и потери своевременно восполняются. А ведь осенью ходили слухи, что московские авиазаводы хотят эвакуировать. Как бы тогда упало производство самолетов, даже подумать страшно.

  -- Согласна, - тихо подтвердила Валя, вспомнив ужасы эвакуации. - Даже для одного человека эвакуация - это катастрофа, а для целого завода и подавно. Ведь это значит демонтировать горы оборудования, вывезти опытные и полусобранные машины, а потом заново налаживать производство! Это сколько же времени уйдет? Опять-таки, семьи рабочих тоже нужно перевозить в другой город, и там их где-то расселять. К тому же при очень плотном подселении получится не житье, а одна маета. Да и все равно, рядом с заводом всех поселить не сумеют, и придется авиасборщикам ходить на работу за десяток километров, да еще по морозу. Ну какое может быть производство в таких условиях?

  -- Вот-вот, - подтвердил Хребтов. - Если бы авиационные предприятия эвакуировали, то не было бы у меня в кабине крупнокалиберного пулемета Березина, а стоял бы, как на старых моделях "Пешек", ШКАС винтовочного калибра. "Гуманное оружие", так у нас его называют. Против бронированного Мессера он откровенно слабоват. Да и вообще, я чувствую, что не только бы пулемета не увидел, но и самолета тоже. Ведь благодаря тому, что заводы остались в Москве, самолетный парк к зиме значительно вырос, а значит, возникла необходимость укомплектовать экипажи летчиками и штурманами. В противном случае я бы так и остался в запасном полку, а в строевую часть попал бы не скоро. Но к счастью, как видишь, полк укомплектован машинами полностью.

  -- Как это полностью, - округлила глаза девушка. - Извините, товарищ Хребтов, но я выросла семье военного и с детства привыкла читать армейские газеты. В бомбардировочном полку положено иметь шестьдесят самолетов, а у вас прилетело двадцать три машины, не считая связного У-2.

  -- Шестьдесят бомберов по штату еще до войны было, - беззлобно рассмеялся Хребтов. - А с июля вышел приказ формировать по три эскадрильи.

  -- Все равно не хватает, - упрямо нахмурилась Козлова.

  -- А с августа, - назидательным тоном продолжал штурман, - приказано укомплектовывать полки двадцатью самолетами - две эскадрильи по девять машин плюс звено управления. Так что у нас полный комплект, и еще три пешки остались в резерве.

  -- Понятно, - кивнула Валя. - А почему у вас самолет белый, а остальные зеленые? Отчего не перекрасите, краски нет?

  -- Побелить известкой нетрудно, но скорость машины снизится - с видом бывалого летчика покровительственно разъяснил очевидную вещь мдалдлей.

  -- А еще я слышала, что одни самолеты легко взорвать, а другие трудно поджечь, хоть сотню пуль в них всади. А ваши Пе-2 как? Легко горят?

  -- Конечно, тут есть, чему гореть, но что касается баков, то ребята, летавшие на задание, говорят, что они надежные. Пробоины от пуль и осколков протектор затягивает. А чтобы пары бензина в баках не взорвались, в них и в соседний отсек накачивают азот. Это...

  -- Я что, по-твоему, химию в школе не учила? - возмутилась Валя, надув губки. - Восьмой класс успела закончить, и неорганическую химию мы проходили. Азот - это нейтральный газ, и горение в его среде невозможно. Только я не пойму, как вы его тут производите.

  -- А никак, - развел руками штурман, а потом, сообразив, что собеседница перешла на "ты", поспешил назвать свое имя. - Борис.

  -- Валя, то есть Валентина, - растерянно ответила девушка, но из-за морозного румянца, покрывавшего ее щеки, было незаметно, покраснела она или нет. Несколько секунд длилось неловкое молчание но, наконец, набравшись духу, Козлова протянула штурману руку.

   Борис тоже немного смутился, но снял меховую рукавицу и осторожно, словно боясь раздавить, пожал своей лапищей маленькую ладошку.

  -- Так вот, регулярно доставлять на полевой аэродром азот несколько затруднительно, - продолжил он лекцию. - Поэтому к нам приехала выездная бригада с завода и смонтировала систему "нейтрального газа". Вместо азота в бак теперь закачиваются выхлопные газы. Охлажденные, конечно.

  -- Это хорошо, - обрадовалась Валя. Было видно, что пожаробезопасность баков ее серьезно волнует. - А почему на твоей машине тянется два антенных провода, а на некоторых самолетах только по одной?

  -- Одна антенна от передатчика, а вторая от радиокомпаса. Раньше радиополукомпас ставили на всех "Пешках", но потом из экономии начали устанавливать только на каждой третьей машине, с расчетом, что на ней будет летать командир звена. Но у моего звеньевого он и так есть, вот мне командирскую машину и выделили.

  -- А сложно управлять бомбардировщиком? Там же целых два двигателя? - вопросы так и сыпались один за другим, но штурман отвечал с удовольствием. Роль экскурсовода ему понравилась.

  -- С одной стороны, машина в полете очень устойчивая. И еще большой плюс - самолет полностью электрифицирован, а значит, усилия для управления требуются небольшие и потому на рули "Пешка" реагирует мгновенно. Но вот ошибок Пе-2 не прощает. Взлет и, особенно, посадка на нем намного сложнее, чем на СБ.

   Механики, наконец, выключили двигатель и, недовольные его работой, побежали за техником звена, чтобы тот помог им разобраться с неисправностью. Но молодые люди не спешили возвращаться к машине и продолжали стоять в тени деревьев. Штурман увлеченно рассказывал о своем самолете, найдя в Вале благодарного слушателя, и не замечал, что так и продолжает сжимать ее руку.

   - И что приятно, - объяснял Хребтов, заворожено глядя на девушку, - твои глаза такие большие, то есть, - торопливо поправился штурман, - в Пе-2 кабина сравнительно большая. В ней даже в зимнем комбинезоне можно поместиться. Конечно, на штурманском сиденье не так просторно, как у летчика, но все равно достаточно удобно.

   Девушка, не удержавшись, тихонько прыснула, представив, как тесно было такому здоровяку, как Борис, в старых СБ. Неудивительно, что габариты кабины для такого богатыря, это один из важнейших показателей самолета. Вслух, правда, она спросила о другом:

   - А Пе-2, как я тут слышала, пикировщик. Значит, вы на нем прямо вот так в штопор срываетесь и несетесь к земле, - удивленно распахнув глаза, взволнованно прошептала Валя.

   - До этого нашему экипажу еще далеко, - честно признался Борис. - Чтобы обучиться пикированию, пилотам требуется налетать много часов, а у нас и горючего не так уж много выделяют, и моторесурс ограничен. Их едва хватает, чтобы ввести в строй молодое пополнение и переучить летчиков на новую машину, весьма строгую в управлении. В общем-то, тренировки по курсу боевой подготовки у нас проводятся довольно интенсивные, и учебных вылетов мы совершили немало. Но для полноценного овладения техникой пилотирования на Пе-2, да и для развития штурманских качеств, их требуется еще больше. А если говорить о бомбометании с пикирования, то даже на старых самолетах оно доступно пока только бывалым летчикам.

   - Я что-то не пойму, - нахмурилась Валентина. - Разве старые машины лучше?

   - На новых Пешках перестали ставить автомат пикирования, - вздохнул штурман, - и теперь триммером рулей высоты надо управлять вручную. А в ручном режиме ввод в пикирование и выход из него представляет особую сложность.

   - То есть что получается, - недоуменно переспросила Валя, - если завтра вас пошлют на задание, то лишь меньше половины летчиков смогут бомбить с пикирования?

   - Вряд ли кто-нибудь сможет, - поглядев на небо, возразил Хребтов. - Погода не позволит. Посмотри, как облака низко висят. Если с горизонтального полета можно бомбить на любой высоте, лишь бы бомбы своими осколками самолет не достали, то пикирование можно начинать только с высоты три тысячи, не меньше.

   Между тем экипажи самолетов один за другим потянулись на командный пункт, однако к ним на стоянку посыльный пока не прибегал. Заметив сей вопиющий факт, Валя немедля высказала свое возмущение:

   - Борис, почему всех отправляют в полет, а ваше звено игнорируют?

   - Сегодня полеты уже не состоятся, слишком поздно, так что скоро разойдемся по казармам. А боевой вылет у нашего экипажа, - с горечью добавил помрачневший штурман, - обязательно будет.

   - Но вон на той машине бомбы подвешивают, - заметила глазастая девушка, - только они какие-то мелкие.

   - Верно, маленькие. Это ФОТАБ-35 - осветительные бомбы. Их применяют для ночных разведывательных полетов. Кажется, это машина Калинина - военкома нашего полка.

   - Я его знаю, - радостно вскликнула Козлова. - Он вместе с Гарбко разрешил зачислить меня в часть.

   - Однако, - с сожалением выпустил Валину руку Борис, - вон идет наш командир звена. Наверно, сейчас инструктаж начнет.

   Заметив командира, все члены экипажей быстро построились и замерли в предвкушении боевого задания. Стало видно, что звено почти сплошь состоит из "молодняка". И Хребтову, и его пилоту Карпову, и членам второго ведомого экипажа было лет по двадцать, а их ведущий - лейтенант Ухтомский был всего лишь на пару лет старше. Правда, как Валя успела узнать, лейтенант воевал с самого начала войны и уже успел получить боевой орден.

  -- Завтра планируется боевой вылет, - торжественно начал свою речь Ухтомский, но, видя, что летчики собрались радостно зашуметь, поспешил уточнить. - Но эскадрилья вылетит бомбить станцию не в полном составе. Комэск поведет на бомбежку шестерку самолетов, а наше звено с эскадрильей не полетит, у нас другая задача. Карту местности изучили? - Пилоты и штурманы согласно закивали, и командир сам же себе ответил. - Изучали. Наше звено приказано выделить для очистки железнодорожных перегонов. Экипаж Карпова отвечает за перегон от Тапы до Йыгевы. Ваша главная задача - провести разведку железной дороги и, при обнаружении вражеского эшелона, атаковать его. К самим станциям не приближайтесь, там сильное ПВО. Прикрытие одиночным самолетам, - лейтенант извиняющее развел руками, - разумеется, выделять не станут. Но, к счастью, ожидаемая погода на завтра благоприятная для выполнения задачи - облачность 50 баллов средних форм, местами до полных прояснений. Ветер западного направления. Младший лейтенант Карпов, вам задача ясна? Тогда идите, рассчитайте со своим штурманом маршрут.

   Козырнув, Карпов с Хребтовым тут же поспешили в казарму прокладывать маршрут своего первого боевого вылета.

   Подготовку к вылету техники начали задолго до рассвета, готовя самолеты при свете ламп от аккумуляторов. Все наладочные работы были проведены накануне, и мотористам осталось только расчехлить самолет, залить в радиаторы масло, слитое с вечера, заправить баки бензином по пробку и хорошенько прогреть двигатели. Специалисты по вооружению повторно проверяли пулеметы и проводили отстрел оружия, а грузовики, осторожно трясясь на ухабах, развозили бомбы. В общем, пока летчики спали, шла обычная рутинная работа тружеников фронтового аэродрома.

   Козлову начальник санитарной службы назначил в дежурную бригаду, так что с утра она уже была на аэродроме. За ночь заметно похолодало, и медсестры санчасти, тоже в основном, молоденькие девчонки, предложили ей помаду, уверяя, что она защитит губы от холода. Однако Валя, поколебавшись, отказалась. Мало того, что она не так воспитана, чтобы уже в пятнадцать лет краситься, так еще и Борис может о ней черте что подумать.

   Первый самолет пошел на взлет еще затемно. Как сказали бывалые санитары, давно служившие в части, это заместитель комполка отправился давать погоду. Выпускать самолеты без метеорологического обеспечения слишком опасно, тем более, что на занятой немцами территории метеостанций не было.

   Летчики, хорошо выспавшиеся и сытно позавтракавшие, уже появились на аэродроме, и тревожно ожидали вердикта Калинина. Если погоды нет, то не будет и полетов. Но минут через пятнадцать на командном пункте расшифровали сообщение о погоде над целью и по маршруту, и тотчас над аэродромом взлетела ракета, разрешая вылет.

   Шестерка "Пешечек", получивших основное задание, немедля вырулила на старт. Адъютант эскадрильи торопливо расставил самолеты и, взмахнув белым флагом, разрешил взлет первому звену. Тройка самолетов одновременно начала разгоняться по широкой взлетной полосе, а на ее место уже двинулось второе звено. Делать круг над аэродромом эскадрилья не стала, и сразу устремилась на встречу с истребителями сопровождения.

   Проводив первые звенья, Валя выпросила разрешение у военфельдшера и помчалась к знакомому бомбардировщику, вылет которого был назначен на пятнадцать минут позже основной группы. Техники "Пешки" уже доложили о готовности самолета, а на случай вынужденной посадки погрузили в кабину стрелка консервы, пистолет-пулемет, несколько гранат и ящик с инструментами. Осталось только дождаться сигнала на взлет.

   Экипаж перед своим первым боевым вылетом откровенно нервничал. То бортстрелок заново подгонял парашютные лямки, то штурман доставал из планшета аэронавигационную линейку и что-то пересчитывал, то пилот в который раз рассматривал карту, хотя уже досконально изучил район. Летчики нетерпеливо топтались, как бы от холода, хотя на всех были надеты теплые комбинезоны и унты, постукивали по ларингофонам, закуривали и тут же тушили папиросы.

   Когда взлетела первая ракета, экипаж сноровисто расселся по местам. Первым полез в люк Карпов. Вале было видно сквозь прозрачное оргстекло фонаря, как он откинул в сторону бронеспинку и уселся на свое место. Вслед за ним в кабину забрался штурман. Борис проверил, легко ли поворачивается пулеметная турель и, махнув Валентине, уселся на свое сиденье в углу кабины. Радист к этому времени уже влез в свой люк и первым делом удостоверился, что "Березин" стоит на предохранителе. Если оружейник перетянул трос электроспуска, то при взлете от сильной тряски пулемет мог самопроизвольно выстрелить и разнести в клочья дутик, что чревато аварией.

   Когда взлетела третье звено, взяв курс на северо-запад, на аэродроме наступила непривычная тишина. Теперь уже нервничали оставшиеся на земле. Среди ожидающих было немало девушек - официанток, парашютоукладчиц и прибористок, многие из которых с замиранием сердца ждали возвращения любимого человека.

   В ожидании улетевших товарищей мужчины дымили самокрутками и папиросами, так что Валя на секунду даже пожалела, что не курит. Те авиаторы, у кого имелись часы, то и дело поглядывали на циферблат и едва ли не подносили часы к уху, когда им казалось, что стрелки остановились.

   Говорили мало, в основном лишь молча стояли, глядя на небо. Лишь адъютант эскадрильи старший лейтенант Хаман бесцельно слонялся по стоянке, вполголоса жалуясь на ранение, из-за которого опытного летчика не привлекают к боевой работе. Уже его родную Эстонию начали освобождать, а он все еще протирает штаны на штабной должности.

   Валя никогда не думала, что время способно настолько замедлить свой ход, что, казалось, вот-вот повернет вспять. Поэтому она сразу не поверила, когда кто-то крикнул, что "Пешки" летят.

   Возвращалась эскадрилья не так красиво, как взлетала. Самолеты шли вразнобой, растянутым пеленгом. Первым на посадку пустили машину с дымившимся хвостом. Рули высоты и поворота, обтянутые перкалевой обшивкой, являлись ахиллесовой пятой "Пешек". Ткань легко повреждалась пулями и осколками, и часто загорались, как например, случилось и сегодня.

   Поврежденный самолет шел с креном, забирая вправо, но, умело меняя режим работы двигателей, летчик сумел выровнять машин и сел ровно. Подкатившись к концу полосы, пилот увеличил обороты моторов и свернул к стоянке, освобождая место для посадки, и только у капониров выключил зажигание.

   Дежурная бригада врачей уже подъезжала в крытой полуторке к поврежденной "Пешечке", но экипажу помощь не понадобилась. А вот о машине этого сказать было нельзя. Если вчера Валя удивилась отсутствию заплат на новых самолетах, то теперь она поразилась количеству пробоин, зиявших в фюзеляже и крыльях бомбардировщика.

   - Настоящее решето, - потрясенно прошептала девушка, лелея про себя надежду, что машина Бориса вернется не такой покалеченной. Когда Валя подошла к покореженной "Пешке" поближе, то поняла, что ошиблась - многочисленные отверстия в крыльях с вывернутыми наружу острыми краями делали плоскости самолета больше похожими на терку, чем на решето.

   Вслед за бесхвостой машиной развернулись на посадочный курс еще четыре. Они находились куда в лучшем состоянии, чем первая "Пешка", хотя один из самолетов все-таки заглох, едва успев сесть, и его торопливо оттащили с полосы.

   Техники, еще недавно пребывающие в апатии, активно занялись ремонтом. Даже на невредимых самолетах требовалось отладить двигатели, почистить свечи, проверить системы питания, отрегулировать тяги. Но на большинстве самолетов дело этим не ограничивалось, и помимо проведения обычных регламентных работ механики латали трубы охлаждения, запаивали баки, ставили перкалевые латки, приклеивая их аэролаком. Поврежденные механизмы снимали, чтобы починить в мастерской или заменить новыми.

   Шестую машину не ждали. Она села на аэродроме истребителей и, как радировали коллеги, раньше завтрашнего дня ее подлатать не успеют.

   Сравнительно успешное возвращение первой группы самолетов Валю почему-то не сильно успокоило. Она представила себе, как Борис летит на бомбардировщике сквозь разрывы зенитных снарядов, а со всех сторон его атакуют Мессеры, и девушке вдруг стало жарко, хотя морозец в этот день стоял довольно чувствительный.

   Но вот над лесом показался знакомый силуэт Пе-2, и через несколько минут бомбардировщик, выполнив последний разворот, пошел на посадку, выпустив шасси. Весь техсостав звена ринулся к машине, но Валя, кажется, опередила всех и оказалась у самолета раньше, чем штурман успел распахнуть люк. Когда Хребтов, измученный напряженным полетом, но целый и невредимый, устало спрыгнул на землю, Валентина радостно вскрикнула, но тут же тревожно принюхалась:

  -- Боря, кажется, из кабины дымом несет.

  -- Все в порядке, - успокаивающе махнул рукой Хребтов. - Мы не горим, просто пришлось из курсового пулемета пострелять, вот в кабине и надымили.

  -- Ах, вот оно что, - немного успокоилась Валя. - А какой-нибудь эшелон вы нашли? А то наши-то составы немцы бомбят, пора им и сдачи получить.

  -- А что его искать, - чуточку рисуясь перед девушкой, пожал плечами штурман. - Нашли и разбомбили. Делов-то.

  -- Ну так расскажи, расскажи, - восторженно захлопав ладошками, попросила Валентина.

   Штурман поначалу отнекивался, дескать, обычный вылет, никаких приключений, пока за Валю не заступился Степанов - механик авиазвена:

   - Что девчонку дразнишь, - добродушно проворчал авиатехник, на минуту оторвавшись от придирчивого осмотра самолета. - Она ждала, как Ассоль, когда же ты, наконец, на своем двухмоторном галиоте прилетишь, а из тебя теперь слова не вытянешь.

   По своему воинскому званию воентехник первого ранга соответствовал старшему лейтенанту, и кубиков на петлицах Степанова насчитывалось больше, чем у всего экипажа "Пешки", вместе взятого, так что волей-неволей Борису пришлось подчиниться приказу:

   - Вылетели звеном, - начал он своей нехитрый рассказ, - а после разошлись каждый по своему маршруту. Наш самый ближний. Курс мы рассчитали заранее, а потом еще со штурманом эскадрильи подкорректировали, чтобы обойти районы с возможным наличием ПВО. Ну а разыскать нитку железной дороги нетрудно. Прошли половину перегона, а тут поезд. Мы еще издали заметили, что паровозов два - значит, везет что-то тяжелое. Когда ближе подлетели, разглядели платформы с какой-то техникой под брезентом. Итак, эшелон обнаружили, а дальше все зависит от выучки. Как ты понимаешь, чтобы точно отбомбиться, надо сперва обязательно учесть поправку на ветер, который сносит в сторону и сам самолет, и бомбу. Ветер я померил...

   - Чем померил, - не поверила Валентина, - если на самолете ни конуса, ни флюгера нет?

   - Ветрочетом, конечно, - с видом бывалого воздухоплавателя снисходительно пояснил вчерашней школьнице Борис. - Это прибор для геометрического вычисления силы и направления ветра по величине сноса машины с курса. Так вот, замерив ветер, можно определить, под каким углом следует довернуть самолет на боевом курсе. И вот устанавливаю боевой угол разворота прицела и говорю Виктору, на сколько ему нужно повернуть...

   - А у тебя тоже прицел есть, да? - изумилась Валя. - Я думала, прицеливается пилот.

   - При горизонтальном бомбометании обычно целится штурман, - подтвердил Карпов, - и для этого у него имеется бомбардировочный прицел.

   - Затем, - продолжал Борис, - я еще устанавливаю на нем угол прицеливания, который определяю по баллистическим таблицам. Ну, а когда прицел правильно выставлен, полдела уже сделано. Осталось только пилоту выдерживать курс, а мне поймать в прицел паровоз. У нас с собой было шесть бомб, и в первом заходе мы сбросили две "сотки".

   Хребтов прервал свой рассказ, достал пачку "Мотора", вытащил папиросу и неторопливо закурил, выдерживая театральную паузу. Между тем не только Валентина изнывала от нетерпения узнать, что было дальше. Мотористы, склонившиеся было над капотами, тоже подняли головы, а техники, обрезавшие рваные края вокруг пробоин, опустили ножницы.

   - И? - первой не выдержала Валя.

   - Обе мимо, - рассмеялся Виктор. - Легли справа от полотна, метрах в пяти. В общем-то, неплохой результат при горизонтальном бомбометании, но поезд как шел, так и идет себе дальше.

   - Мы тогда на второй заход, - продолжал повествование штурман. - Снова бросаем две бомбы, и снова мимо. А на эшелоне зенитка без дела не стоит и лупит в нашу сторону. Правда, Родион, - Борис кивнул в сторону стрелка-радиста, скинувшего стальной шлем, так мешавший в полете, и тоже закурившего, - в ответ поливает немцев огнем из нижней установки, так что на третьем заходе зенитка уже молчала. На третий раз мы решили сбросить только одну "сотку", и угодили прямо в яблочко - один паровоз разорвало на куски, второй свалился с пути, а за ним под откос пошла пара вагонов. Затем мы еще разок прошлись над составом, не вести же обратно последнюю бомбу.

  -- А Месcеры-то, Мессеры были? - неторопливо спросила Валя.

   Борис снова затянулся папиросиной, выдерживая паузу, и на вопрос ответил стрелок-радист:

  -- Мессер был, но только один. Едва мы разделались с эшелоном и я начал передавать сообщение о выполнении полетного задания, как вдруг из облаков вынырнул фриц. Я только две цифры отстучал, а третью не успел, пришлось бросить ключ и хвататься за пулемет. Представляю, что на КП в это время творилось, и как они мое сообщение расшифровали, -хохотнул сержант.

   - И Мессершмитт вас преследовал? - испуганно ахнула Валя. - Одиночному бомбардировщику, наверно, нелегко справиться с истребителем?

  -- Фриц зашел было нам в хвост, - презрительно улыбнулся Борис, - но я от него гранатами отбился.

   От такого ответа Валя опешила. Как так, ведь самолет не танк, чтобы в него гранаты кидать? От обиды Валентина надула губки, а глаза девушки вдруг заблестели, хотя ледяной ветер, выбивающий слезы, в это утро не дул.

  -- Гранаты не обычные, а авиационные, - рассмеялся Хребтов. После своего первого успешного боевого вылета настроение у него стало превосходным, хотелось шутить и смеяться. - Вот иди сюда.

   Штурман легонько подтолкнул девчушку к самолету и показал на маленькие створки люка внизу фюзеляжа.

  -- Помнишь, я тебе рассказывал, что у нас в полку работал заводская бригада, дорабатывавшая самолеты и устанавливавшая новое оборудование? - напомнил Борис о вчерашнем разговоре. - Так вот, московские специалисты еще смонтировали на нашей "Пешке" держатели гранат. Посмотри сюда, тут находится коробка с двумя кассетами, а в каждой размещается по пять оборонительных парашютных гранат. Если я вижу, что немец зашел сзади и лег на боевой курс, мне достаточно нажать на кнопку, и из гранатомета сразу вылетает серия из десяти гранат. У них тут же открываются парашютики, а через несколько секунд срабатывают взрыватели, и Мессеру остается лишь быстренько свалить в сторону. Да и Родион ему наподдал, так что только мы фрица и видели.

   Валентина восторженно внимала Борису, не отрывая от него глаз, и лишь изредка помахивая длинными ресницами. Она так бы слушала и слушала, но вдруг дежурный военфельдшер своим скрипучим голосом выдернул ее в суровую реальность и направил медсестру в амбулаторию, где Валю ждало важное задание.

   После успешно проведенной разведки Козлова заработала себе репутацию настоящего аса санитарно-гигиенического обеспечения, и старший врач авиаполка совместно с главным врачом БАО решили взять ее с собой на станцию, помочь им получить медикаменты.

   "Станция" за несколько дней успела расшириться. Параллельно железной дороги проложили еще один запасной путь, рядом с которым соорудили деревянные платформы и пару сарайчиков, служивших складами. Чуть дальше под укрытием деревьев были выкопаны землянки, а в глубине леса виднелись хранилища для боеприпасов.

   Несмотря на светлое время суток, составы проходили один за другим, не боясь вражеской авиации, как будто недалеко базировался целый полк истребителей. Одни поезда останавливались на разгрузку, другие следовали еще дальше, вслед за отодвигающимся фронтом. От знакомого вида пыхтящего паровоза, запаха креозота и стука колес на Валю вдруг накатила волна ностальгии, как будто она всю жизнь работала машинистом в локомотивной бригаде. Если подумать, то романтика железных дорог ничуть не хуже авиационной. Тут тоже имеет место ветер дальних странствий, а опасностей и трудностей хоть отбавляй.

   Проводив взглядом состав, девушка грустно вздохнула. На свете существует много хороших, интересных и почетных профессий. Можно стать учителем, или летчицей, или инженером. Аня Жмыхова, наверно, доучится на историка, если ее дядя Сева все-таки не уговорит племянницу пойти на медицинский. Как Анка рассказывала, он вообще всем своим знакомым, к кому хорошо относится, советовал переучиться на врача, уверяя, что любой человек до тридцати пять лет еще имеет шанс стать доктором, и этим шансом следует воспользоваться. Но выбор профессии и учеба, это все после победы, а пока нужно заниматься той работой, которой ты можешь помочь стране победить в этой войне. И работать медсестрой или санитаркой - выбор для девушки очень правильный. Конечно, тяжело бессменно ассистировать на операциях, перевязывать раны, а если понадобится, то, извините, и парашу выносить, но кто-то же должен все это делать. Ну а бумажная рутина и оформление документов, это далеко не самое страшное.

   Самую трудную часть дела - выбить у интендантов имущество, взяли на себя врачи, а девушке осталось "всего лишь" пересчитать коробки с лекарством, заодно проверяя срок годности, и сверить списки с ведомостями. Пересчитывать и переписывать медикаменты Валентина закончила лишь к вечеру. Она отложила последний лист описи и устало потянулась, выпрямляя затекшую спину, как вдруг, услышав очередной паровозный гудок, девушка вздрогнула.

  -- Это мой паровоз! - одновременно радостно и удивленно воскликнула Валя, немало пораженная тем, что среди множества поездов смогла узнать "голос" своего родного локомотива.

   Она тут же выскочила на улицу и побежала к приближающемуся эшелону. Выглядел ее паровоз неважно. Он весь ощетинился, наподобие дикобраза, длинными чопиками, которыми затыкали пробоины в тендерном баке, да и вмятин на нем заметно прибавилось. Видимо, фрицевским летчикам все же удалось прорваться к железной дороге.

   Едва дождавшись остановки состава, Валентина запрыгнула в кабину, волнуясь, не случилось ли что с ее напарницей. Она-то, в отличие от паровоза, не железная. Ее и ранить, и убить могут. Но опасения оказались напрасны. Елена Мироновна по-прежнему стояла за реверсом, снова доведя эшелон до места назначения, несмотря на все препоны.

***

г. Тапа, Эстония.

   Ночью майор Лютце спал плохо. В последнее время его начала одолевать бессонница, и было от чего. Жизнь стала довольно скучной и однообразной - ни тебе дальних походов, ни ночевок в лесу, ни перестрелок с партизанами, ни увлекательных расследований. Печально вздохнув, майор надел теплую куртку и отправился побродить по улицам городка, совершить ночной моцион, а заодно попугать часовых и поддержать легенду о недремлющем командире, неусыпно следящим за обстановкой.

   Поразмыслив немножко, Генрих решил отправиться в сторону вокзала. От окраины, где майор оборудовал себе штаб, туда по прямой было километра полтора - вполне достаточно для прогулки, и не настолько далеко, чтобы он успел сильно замерзнуть. Однако, не успел Лютце начать свой променад, как услышал отчетливо различимый в ночной тиши гул. Он раздавался с запада, но майор занервничал, и причиной тому было не мифическое шестое чувство, а опыт и трезвый расчет. Если немецкие самолеты и шли ночью на восток, в сторону позиций красных, то свою станцию непременно обходили стороной, чтобы не попасть под дружественный огонь. Зенитчики люди нервные, стреляют по любой тени. А этот гул все нарастал и становился громче. Вот незадача, кажется, у авиации красных дошли руки и до Тапы. Неужели сейчас начнут бомбить? Хотя, вряд ли. Маленькие русские бипланы, как Лютце слышал, охотились ночью, но большие бомбардировщики в темноте не летали, разве что на разведку. Видимо и этот самолет собирается просто сфотографировать станцию, а с запада зашел, чтобы усыпить бдительность.

   Догадываясь, что сейчас произойдет, майор прикрыл глаза руками, и вовремя - даже сквозь закрытые веки, прикрытые сверху перчатками, он увидел свет. А вот зенитчики, видимо, не сообразили зажмуриться, потому что оба орудия молчали.

   Открыв глаза, Лютце заметил над станцией маленькую тусклую молнию горящей тормозной ленты - все, что осталось от осветительной бомбы, а еще через несколько секунд донесся раскатистый грохот. На всякий случай майор снова закрыл глаза, и вновь оказался прав - самолет сбросил вторую световую бомбу.

   Наконец-то, с большим запозданием, загрохотали зенитки, непонятно куда целясь. потому что прожекторы так и не смогли нащупать цель. Русский разведчик заснял все, что хотел, и улетел домой.

   Все ясно - теперь жди налета. Но это будет днем, а пока можно и нужно отдохнуть. Отдав необходимые распоряжения, Генрих завалился на лежанку в хорошо прогретом блиндаже, и с чистой совестью задремал. Правда, вскоре он проснулся от шума. Кто-то настойчиво просился к господину коменданту, но верный Бонке, взявший на себя функции адъютанта, никого не пустил.

   Когда фельдфебель выдворил непрошенных гостей, Лютце сквозь сон поинтересовался у Ричарда:

  -- Кому там приспичило?

  -- Зенитчики просят подтвердить два сбитых бомбардировщиков.

  -- А обломки они предъявили? - вяло пошутил майор. - И почему два, если летал всего один разведчик?

   Фельдфебель лишь саркастически улыбнулся в ответ на риторический вопрос и пожал плечами, что должно было означать:

   - Не могу знать, господин майор.

   - Ладно, запишем им один, - все-таки смилостивился Лютце. - Завтра этих артиллеристов, быть может, уже и в живых не останется.

   Утром весь личный состав, не занятый в караулах, уже прятался в убежищах, и сирена воздушной тревоги, смешанная с гудками паровозов, никого не застала врасплох.

   За налетом Лютце наблюдал издалека - с самого дальнего взводного опорного пункта. На этот раз русские самолеты не стали совершать обходной маневр, и зашли прямо с юго-востока. Сначала из облаков вынырнула пара истребителя прикрытия, а за ними показалось две тройки бомберов, силуэты которых очень походили на пикировщик Пе-2. Впрочем, пикировать на станцию никакого смысла не было - это не точечная цель, и ее следовало капитально проутюжить, разбросав бомбы по площадям. Так оно и случилось - на железнодорожный узел обрушился дождь из сорока с лишним "соток". Как майор успел заметить, ведущие групп сбросили по восемь бомб, а некоторые ведомые, очевидно, новички, лишь по шесть.

   - Значит, бетонной полосы у русских там нет, иначе Пе-2 могли бы взять и тонну бомбовой нагрузки, - логично заключил Лютце, и тут над станцией ярко полыхнуло, затем вздыбилось пыльное облако, сквозь которое снова и снова начали проблескивать огненные зарницы.

   Когда громыхание взрывов стихло, стало слышно, как зенитки рассерженно затявкали вслед удаляющейся эскадрильи. Но видимого урона они не нанесли, хотя Генриху показалось, что один из бомбардировщиков вывалился из строя и начал снижаться.

   Опустив бинокль, Лютце побрел по своим позициям, решив еще разок хорошенько осмотреть их. На станцию он идти не стал. Пожарные расчеты уже приступили к выполнению своих обязанностей, а гореть там особо и нечему. Во всяком случае, почти ничего ценного на станции уже не осталось, лишь пустые вагоны и простаивающие паровозы. Поставки гарнизону практически прекратились, а германские локомотивы этой зимой чаще простаивали, чем работали. Железнодорожники, как обычно, все сваливают на местные условия - дескать, теплоизоляция паровых котлов совершенно никудышная и абсолютно непригодна для суровых морозов; крошечные топки не могут работать на низкокачественном угле; а тяговое плечо местных линий слишком большое, и германские паровозы с маленьким тендером, а то и вовсе без оного, просто не в состоянии доехать до конца перегона.

   Выкинув из головы бомбежку станции, Лютце вытащил из планшета карту местности с обозначенной на ней схемой огня. В дополнение к изначальному плану инженерных работ по укреплению обороны, майор решил дополнительно построить еще несколько небольших оборонительных сооружений. Хотя он уже прекрасно понимал, что в усилении обороны нет никакой необходимости, но надо же довести дело до конца. Да, русские непременно обойдут Тапа и возьмут ее в кольцо, но солдаты Вермахта оттянут на себя часть сил наступавших, и ценой своих жизней задержат их, пусть и ненадолго. Сам Лютце, конечно, оставаться в окружении не собирается. Он очень нужен Германии, да и посвящен в такие тайны, что в плен ему попадать никак нельзя. А вот гарнизон абсолютно никакой ценности не представляет. Все лучшие войска остались в ленинградском котле, а второсортные части бросили на Нарвский рубеж, где они навсегда и остались.

   Нет, конечно, военных специалистов следовало бы спасти, но без пушек и минометов никакой обороны не получится, так что артиллеристы останутся здесь до конца. Орудий и без того - кот наплакал, как говорят русские, и страшно подумать, что будет, если красные бросят в атаку десяток танков. О да, конечно, на этот счет имеется новая инструкция по борьбе с бронетехникой противника. Там на полном серьезе советуют не бросать гранату в танк, а сначала забраться на него, взломать топором решетку моторного отсека и положить гранату прямо на двигатель. Да, смешно, но когда из леса выскочат белые тридцатьчетверки, станет не до смеха, и вся надежда останется на противотанковую артиллерию. Для нее майор делал все, что можно. Собирал буквально по сусекам керосин, потому что в сильный мороз чистить стволы обычными средствами было нельзя. Выделил лучшие помещения и даже обеспечил расчеты орудий теплой одеждой. Им не приходилось кутаться в полотенца и женские платки, а ноги обвязывать рогожей, как обычной пехоте, похожей на шайку оборванцев.

   Вот спрашивается, как в таких условиях мотивировать солдат на выполнение своего долга? Ведь, если говорить начистоту, никто кроме самого Лютце не думает о Великой Германии. Наградные кресты сейчас ценности тоже не представляют, о трофеях также никто больше не думает. Единственная награда, могущая прельстить солдат или офицеров - это ватники, тулупы и теплые набрюшники. Даже рождество встречают без елок, немцам уже нет дела до символов мирной жизни. Правда, все надеются, что хотя бы к празднику им преподнесут какие-нибудь подарки. Но что им подарить? Особо отличившимся раздали самодельные валенки, сооруженные из толстой деревянной подошвы и кое-как прикрепленного к ней войлочного верха. Но на всех таких ценных подарков не хватит. Показать личному составу бодрую кинохронику, в которой демонстрируют горы меховых жилетов, отправленных на фронт? Но их видом не согреешься, а самих жилетов на складе как не было, так и нет. Правда, взамен теплого обмундирования прислали "12 заповедей зимней кампании", в которых солдат уверяют, что лучшим зимним снаряжением является газетная бумага. Якобы для сохранения тепла достаточно напихать газеты в брюки и под френч, и тогда зимний ледяной ветер будет не страшен. Ну, а для ладоней можно самостоятельно изготовить рукавицы из лоскутков.

   Тряхнув головой, отгоняя грустные мысли, майор достал карту мелкого масштаба, на которой отмечал продвижение противника на эстонском фронте. Эх, если бы знать, что замышляет противник. Но увы, как Лютце узнал по своим каналам, а он в контрразведке уже стал знаменитостью и обзавелся связями в самом Берлине, недавно в Люфтваффе были расформированы полтора десятка разведывательных эскадрилий. Для них не хватало ни матчасти, ни летного состава, и в результате сведения о наступлении противника поступали с большой задержкой и, зачастую, слишком поздно. Но из того, что было известно о текущей обстановке, можно было сделать тревожный вывод: Хотя силы русских уже сильно растянулись в глубину, но они еще не понесли значительных потерь и не устали, да и связать их боями надолго не удастся. А это значит, что сравнительно свежие войска Красной Армии, не утратившие наступательного потенциала, могут нанести, и обязательно нанесут, еще один сокрушительный удар. Вопрос лишь, в каком направлении. И если это выяснить заранее, то можно изменить ход войны.

***

   Вести с фронта весь день приходили одна другой хуже. Русских видели то там, то здесь, причем каждый раз все дальше к западу. Порой командование просто сообщало, что связь с таким-то населенным пунктом потеряна, и Лютце, все более мрачнея, переставлял очередную булавку на карте.

   Дальняя канонада слышалась все отчетливее, причем вместо непрерывно гула, характерного для крупных сражений, доносились лишь отдельные выстрелы, что намекало о хрупкости наспех возведенной немецкой обороны, которую не требовалось долго проламывать.

   Ночью стало потише, но к утру ломаная линия булавок все равно заметно продвинулась, а на горизонте стали отчетливо видны дымные столбы. Стало ясно, что счет времени пошел на часы. Не прибавлял майору оптимизма и еще один факт. Хотя армейская разведка в последнее время работала не ахти, но в перечне наступающих частей красных числился и 259-й полк, относящийся, как Лютце хорошо помнил, к 179-й дивизии, которую так боялось руководство контрразведки.

   Все работы на сегодня майор отменил, да и делать ничего особо не требовалось. Немногочисленные мины, имевшиеся на складе, давно спрятаны под снег, и на минные поля, которые правильнее было бы назвать полянками, составлены формуляры. Артиллеристы давно определили расстояния до выбранных ориентиров и тщательно пристреляли реперы. С какой бы стороны не появился противник, батарея сумеет уверенно накрыть его. Правда, если враги одновременно попрут со всех сторон, то придется туго. Солдаты маскировку своих позиций тоже уже завершили, а связисты аккуратно провели провода, так, чтобы они и проходу не мешали, и противник их не видел.

   В общем, сегодня для рядового состава выдался день отдыха, правда, передышка оказалась короткой. После обеда, когда задымила деревушка в нескольких километрах от города, майор приказал привести все подразделения в боевую готовность. Последнее известие с востока Лютце получил уже из рук отступившего с боем взвода, чудом прорвавшегося мимо целого полка русских.

   Оглядев хмурых оборванных солдат, явно не имевших ни сил, ни желания снова попасть в окопы, майор распорядился:

  -- Поставить на довольствие и определить в резерв.

   Может быть, немного поев и отогревшись, они повеселеют, а пока пусть отдыхают. В конце-концов, его две роты немцев, собранных с бору по сосенки из тыловиков, держались вполне бодро. Солдаты быстро и без суеты заняли свои места в траншее и внимательно высматривали противника, твердо вознамерившись дать ему отпор. Правда, об эстонцах этого сказать было нельзя. Белоповязочники больше зыркали по сторонам, явно примеряясь, как бы дать деру, и не горя желанием воевать с вооруженным противником. Это, все-таки, опаснее, чем проводить облавы в варшавском гетто, или расстреливать учителей. Свое оружие эстонцы беспечно побросали прямо на брустверы, хотя при первом же обстреле винтовки может засыпать землею. Бонке, заметив такое безобразие, привычно начал раздавать затрещины бестолковым карателям. Метелил он их молча, потому что ругательства на полицаев уже не действовали. Они понимали исключительно только силу, а не сбежали лишь потому, что эстонские взводы расставляли между немецкими.

   Гарнизон приготовился к обороне вовремя. Вскоре наблюдатели доложили, что в лесу началось странное шевеление, а немного погодя на окраине Тапа взорвался первый снаряд. Увидев, как из стены ближайшего дома выбило осколком пыль, майор поспешил укрыться в своем наблюдательном пункте.

   Артналет был сравнительно коротким и особого вреда не причинил, разве что один рог у стереотрубы Лютце отломило осколком. Скорее всего, целью обстрела было вызвать ответный огонь, но майор приказа стрелять не отдавал, экономя снаряды и патроны. Все равно вражескую батарею было не видно.

   В атаку русские не шли, но зато спокойно и методично охватывали город полукольцом. Сначала порезали автомобильную трассу, идущую на север к Раквере, потом железную дорогу, ведущую туда же, а затем выставили заслоны на южных дорогах. И все, больше никаких активных действий противник не предпринимал, хотя явно догадывался, в каком плачевном состоянии сейчас находится немецкий гарнизон. Ему не хватило бы ни численности, ни боеприпасов для обороны целого города.

   Но в этот день все ограничилось небольшими обстрелами, и потому потери сводного батальона были мизерными. Ни одного погибшего солдата! Лишь несколько человек получили легкие ранения, да убило пару бестолковых белоповязочников, не вовремя высунувшихся из укрытия.

   Под вечер, спустившись в свой блиндаж, Лютце вдруг почувствовал, как начали дрожать его руки. Как-никак, это был его первый бой на должности командира целого гарнизона. Столько переживаний, столько потраченных нервов. Контрразведчик решил, что не мешало бы опрокинуть рюмку-другую для успокоения, но тут из дальнего угла, в котором сидел телефонист, раздался встревоженный голос:

  -- Герр майор, генерал на проводе.

  -- Который? - устало уточнил Лютце.

  -- Кюхлер.

   Меньше всего в этот момент майору хотелось что-то там докладывать, но не посылать же генерала подальше. Небрежно взяв трубку, Лютце коротко отчитался, что все атаки красных отбиты с большими потерями для последних, и противник больше не пытается штурмовать город. Обрадованный Кюхлер спросил о потерях русских, и Лютце охотно перечислил: около роты пехоты, несколько танков, батарея гаубиц, а вчера еще зенитчиками были сбиты три самолета - один ночью, и два во время дневного налета.

   Несколько удивленный столь небольшими потерями красных, Кюхлер, привыкший к куда более потрясающим донесениям, все же тепло поблагодарил майора и пообещал подписать представление к новому званию. Он еще немного потрындел, и Лютце еле дождался конца его разглагольствований, с трудом удержавшись от того, чтобы не плюнуть в трубку. "Герой Парижа" не так давно доблестно слинял из своей окруженной 18-й армии, и его спасло лишь то, что других кандидатур занять место фон Лееба, просто не имелось в наличии. И вот теперь он командует группой армий "Север", которой больше не существует. У майор Лютце, по крайней мере, имеется три подобия роты, а у генерала нет ничего, что оправдывало бы его существование.

   Дождавшись, наконец, когда его оставят в покое, майор разложил на столике карты и уперся в них взглядом.

   Чудес не бывает. Красные не захватили Тапа лишь потому, что не захотели. Но они пока не стали и окружать город, хотя могли бы взять его в кольцо и идти дальше. Без подвоза гарнизон вскоре сам капитулирует. Может быть, они просто еще не подтянули все силы, и завершат начатое завтра? А может, западное направление их пока не интересует, и они устремятся на юг или на север? Так в каком же направлении Советы будут развивать успех? Ах, как плохо ничего не знать, особенно для человека, профессия которого собирать информацию. Этот клаузевицский "туман неизвестности" просто бесит. Пока Лютце был занят делом, подготавливая оборону, еще куда ни шло. Но дальше пребывать в неизвестности просто мочи нет. Ради информации можно рискнуть, даже... даже своими лучшими людьми.

   Приняв решение, Лютце тут же вызвал Бонке:

  -- Ричард, ты лучший лыжник в нашем... - на это месте майор запнулся. Слова "подразделение", "батальон", "гарнизон" или "боевая часть" к сборной солянке, оказавшейся под его командованием, решительно не подходили.

  -- Понимаю, - серьезно кивнул фельдфебель. - Нужно разузнать обстановку. Будет исполнено.

   Лютце даже восхитился своим подчиненным. Никакого фанфаронства или показанной храбрости, просто спокойная готовность хорошо выполнить смертельно опасную работу.

  -- Возьми Астера с Кнаппом и еще какого-нибудь эстонца, который лучше тебя говорит по-русски, и попробуйте привести языка.

   Проводив разведчиков, Лютце не стал возвращаться в свой штаб, и принялся внимательно наблюдать за темнеющей полоской леса.

   Чудеса бывают. Не успел маленький отряд раствориться в сумерках, как вскоре вернулся с добычей.

  -- Перебежчик, - грустно доложил фельдфебель. Кажется, бравый австриец был недоволен тем, что ему не удалось показать себя в деле. - Говорит, что штрафник из 215-го полка 179-й дивизии.

  -- А рота какая? - неожиданно охрипшим голосом прошептал с надеждой майор.

  -- Рота старшего лейтенанта Соколова.

*

   Пленный, вернее, перебежчик, был обычным мужичком лет сорока, не слишком приятной внешности и с нагловатым взглядом. Даже в присутствии офицера он держал себя несколько развязно, как будто тут ему все были обязаны за героический побег от красных.

  -- Кто такой, звание, фамилия, часть? - скучающим голосом начал формальную часть допроса Бонке. Его знание русского языка оставляло желать лучшего, но понять фельдфебеля было нетрудно. Все слова он проговаривал медленно и четко, как механизм.

  -- Говорил уже, - возмутился перебежчик, - красноармеец Бабаев Федор Иванович, 179-я стрелковая дивизия.

  -- Полк?

  -- Сперва числился в 234-м полку. - Даже фельдфебель уловил разницу. Все солдаты говорят "служил" или "воевал" в такой-то части, а этот тип лишь "числился".

  -- Что потом?

  -- Политрук Китайцев, собака...

  -- Какая еще китайская собака? - перебил майор.

  -- А? - допрашиваемый сначала не понял, о чем его спрашивают, но потом до него все же дошло. - Не китайская, господин офицер. Китайцев - это фамилия. А собака, потому что он придирался почем зря. Старшине выдали полный термос спирта на всю роту, а той роты с... гулькин нос, и больше половины спирту осталось. Так я лишь чуток хлебнул, а политрук мне выволочку устроил. Ну, и так, по мелочи - то неправильно оружие чищу, то не в ногу шагаю. А в бою еще хуже. Китайцев ходит по окопам и следит, не спрятался ли кто. Ну, а когда в атаку идти, так он все время оглядывается на меня, не отстаю ли, и револьвером грозит. Житья от него нет. А потом направили в штрафную роту.

  -- За какие прегрешения?

   Бабаев нервно сглотнул, но потом взял себя в руки и, округлив глаза, с самым честным видом поведал немцам:

  -- Просто вовремя в строй не встал.

   Бонке чуть скосил глаза на командира, и камрады обменялись быстрыми взглядами. Оба понимали, что "не вовремя" означало опоздание часа эдак на двадцать четыре, или даже на семьдесят два. Да и то не факт, что Бабаев вернулся сам, а не был пойман армейской жандармерией красных.

  -- Что потом? - ровным безжизненным голосом продолжал допрос фельдфебель.

  -- Роту передали в распоряжение 215- полка.

  -- Кто командует полком?

  -- Майор Козлов.

  -- Каких еще командиров знаешь?

   Память у Бабаева была хорошая, и он начал сыпал фамилиями, никого не пропуская, так что Лютце еле успевал записывать.

  -- В твоем новом полку потери большие?

  -- Да нет, пока все обошлось. За весь полк, правда, не скажу, но как Нарву пересекли, во всей роте считай только несколько раненых, да один из штрафников потерялся, когда под утро ваши самолеты налетели, и все деру в лес дали.

  -- А что же ты тогда к нам подался? - на этот раз голос австрийца, удивленного такой глупостью, дрогнул.

  -- Ну так ясно же, что не выиграть нам войны, - воскликнул перебежчик. - Киев ваш, Минск тоже, Ленинград вы чуть не взяли. А у нас оружия нет, вся дивизия перешла на трофейные винтовки. Вот я нутром чую, что загонят нас в какое-нибудь болото, где все и сгинут.

   Заметив, что клиент перешел на эмоции, майор подал знак, и Бонке тут же жестом фокусника поставил на стол стакан и бутылку. Да не шнапса или разведенного спирта, а настоящую фабричную бутылку водки, запаянную сургучом. Налив ровно половину стакана, Ричард сделал знак, что можно пить и перебежчик, буркнув, "ваше здоровье", одним махом выпил всю водку, при этом даже не закашлявшись.

  -- Вы откуда родом, Федор Иванович, - вкрадчиво спросил майор, любивший брать на себя роль "доброго следователя".

  -- Из-под Курска, хутор Первомайский.

  -- Бои там осенью шли? - сочувственно поинтересовался Лютце.

  -- Бог миловал, фронт до наших мест не дошел.

  -- Это хорошо, очень хорошо, - покивал майор. - Скажите, а Советы вас раскулачивали?

  -- Какое там, я из бедняков.

  -- Ну может, у вас отца посадили, или брата?

  -- Нет, слава те хосподи, - помотал головой Бабаев, при этом не отрывая внимательного взгляда от бутылки.

   На лице следователя так и читался вопрос - за что же ты тогда так свою страну не любишь, но Лютце спросил другое:

  -- И как вы думаете, Федор Иванович, куда ваш полк дальше направят?

  -- Этого наверно, даже в штабах еще никто не знает, - виновато пожал плечами Бабаев. - У нас командиры постоянно связывались с начальством и запрашивали, куда дальше двигать.

   Разговор зашел в тупик. Язык был склонен к сотрудничеству, но планов командования он действительно не знал. Подперев рукой подбородок, в позе Роденовского "Мыслителя", майор задумался о там, какую бы еще пользу извлечь из отвратительного человеческого материала, попавшего ему в руки. И тут взгляд Лютце упал на радиоприемник и майора осенило. Можно сколь угодно тщательно скрывать секретные приказы, но с пьяных глаз командиры иногда поют, а их пение может невзначай выдать намерения начальства. Мало того, в военное время песни как раз и могут указать на цели предстоящего наступления. Например, когда два года назад Советы начинали войну с Финляндией, то в Красной Армии разучивали "Принимай нас Суоми-красавица". А когда в ноябре русские захватили город Холм, тут же появилась новая песня:

   С боем взяли город Холм, город весь прошли,

   И последней улицы название прочли,

   А название такое, право, слово боевое:

   Псковская улица по городу идёт -

   Значит, нам туда дорога,

   Значит, нам туда дорога

   Псковская улица на запад нас ведёт.

   И действительно, вскоре Красной армии удалось занять Псков. А старший лейтенант Соколов отнюдь не простой ротный, и не зря всем контрразведчикам предписывалось сразу информировать Берлин, как только о нем появятся новые сведенья.

  -- Скажи-ка, гражданин Бабаев, - от такого обращения перебежчик сразу съежился, хотя майор вовсе не собирался разыгрывать злого следователя. Просто употреблять слово "товарищ" было неуместно, а на "господина" собеседник ну никак не тянул. - В твоей новой роте какие песни распевали?

  -- Чаще, всякую ерунду космическую, - презрительно поморщился Бабаев. - "А кругом космическая тьма", "Земля в иллюминаторе", "В далеком созвездии Тау Кита", "Тесный кубрик звездолета...", "Мы к планете приближались, нас ловили на прицел...", "Летим на звездолете, на киберопилоте"...

  -- А кроме космических?

  -- Еще пиратские. "Был развеселый розовый восход...", "Чёрный парус - гроза морей", " Горделивый форштевень взрывает волну".

  -- Хорошо, хорошо, - прервал словоохотливого пленного майор. - А политрук с вами какие песни разучивал?

  -- Да вообще ахинею полную зубрили, я даже не понимаю, зачем нам это. Политруки - они же все двинутые. - Штрафник даже покрутил пальцем у виска, показывая, что он думает о политработниках.

   Бонке, не дожидаясь команды, вновь налил половину стакана и, в добавок, положил на стол пару кусочков темного хлеба. На этот раз Бабаев, не торопясь, покрошил хлеб в водку и, облизнувшись, опрокинул спиртоносную тюрю в свою утробу.

  -- Благодарствую, - искренне улыбнулся он фельдфебелю, вытер губы рукавом, солидно откашлялся и запел совершенно немелодичным голосом.

   Лютце даже непроизвольно подался вперед, почувствовав, что нащупал ниточку, но поначалу путеводная нить от него ускользала.

  -- Бабаев, ты это, не пытайся петь, - сердито прикрикнул майор. - Просто четко произнеси слова.

   Бывший красноармеец престал распевать и громко продекламировал старательно вызубренный текст, но ясности это не прибавило.

  -- Чтобы это значило? - начал размышлять вслух майор. - Я чего-то там непонятное... Хотя, что-то подобное я уже слышал, и даже не раз. Вспомнил!

   Разложив большую трофейную карту европейской части СССР, майор поводил по ней курвиметром и задумчиво потер лоб. Мысли в голове Лютце стремительно забегали, как электроны в компьютере и, прошерстив мысленно личные дела всех подчиненных, он распорядился вызвать Астера.

   Гефрайтер тут же явился и, прослушав всего лишь один куплет в немузыкальном исполнении Бабаева, уверенно ткнул пальцем в карту.

  -- Уверен? - с надеждой поднял глаза майор.

  -- Безусловно, герр обер... герр майор, - отчеканил бравый контрразведчик.

   Вот теперь все окончательно стало на свои места. Лютце приказал Бонке немедля выгнать из блиндажа пленных, посыльных и ординарцев, оставив лишь связиста. Когда фельдфебель управился с поручением, он увидел, что все бумаги со стола безжалостно сброшены на пол, и там остался лишь шифровальный блокнот и листок бумаги. Австриец ожидал, что его тоже отправят прогуляться, но майор знаком приказал ему сесть рядом.

  -- Ричард, камрад, считай, что ты уже лейтенант, - заговорщицки прошептал майор. - Но главное, мы с тобой совершили большое дело. Теперь я знаю, куда русские нанесут следующий удар.

Продолжение следует и получит название Тайфун-4…

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg