«Витя Солнышкин и Иосиф Сталин»

Всё здесь было именно так, как Витя себе представлял, как помнил по фотографиям и фильмам: обшитые деревом стены, стол покрытый зелёным сукном, на столе — бронзовая лампа, хрустальная пепельница, чёрные телефонные аппараты: Витя едва не подумал «старинные телефоны», но тут же мысленно поправился. Не было в них ничего старинного, пока ещё не было.

А вот к чему Витя оказался не готов — так это к запаху трубочного табака. Не очень-то и противному, не очень резкому, но настолько устоявшемуся, что сразу понятно — тут курят. Всё время курят.

— Здравствуйте, товарищ Сталин, — сказал Витя волнуясь.

Сталин, изучавший бумаги в тоненькой папке, посмотрел на него, пыхнул трубкой, кивнул.

— Здравствуй, пионер Витя Солнышкин. Хорошая у тебя фамилия, радостная.

— Отец был беспризорником, фамилию свою не помнил, в детдоме придумали, — отбарабанил Витя. Вздохнул и добавил: — Только на самом деле это неправда. Отец фамилию помнит, она дворянская. Потому и не назвался.

— На отца доносишь? — добродушно спросил Сталин.

— Нет, товарищ Сталин, — сказал Витя. — Отец настоящий коммунист, а сын за отца не в ответе. Вы извините, я волнуюсь.

Сталин кивнул. Указал на кожаное кресло перед столом.

— Садись, пионер Солнышкин. Рассказывай, зачем пришёл.

Витя сел, поправил коротковатые школьные брюки. Перед ним оказался угол стола на котором стоял большой поднос — чайник, стаканы в мельхиоровых подстаканниках, несколько вазочек с конфетами и печеньем.

— Ешь, пионер, — добродушно сказал Сталин. — Организм молодой, сладкого хочет.

Сладкого действительно хотелось и Витя взял конфету. Развернул и сказал, отчаянно, будто прыгая вниз с парашютной вышки в парке культуры и отдыха имени великого пролетарского писателя Максима Горького:

— На самом деле, товарищ Сталин, организм-то молодой, а я сам — не очень. Я даже немного старше вас, товарищ Сталин. Мне шестьдесят четыре года.

Сказал — и замер. Что сейчас будет? Сразу выведут из кабинета? Врача вызовут?

— В каком году родился, Солнышкин? — спросил Сталин, откинулся в кресле и с насмешливо посмотрел на Витю.

— В одна тысяча девятьсот пятьдесят третьем, — сказал Витя. И с горечью добавил: — В год вашей смерти, товарищ Сталин: