«Идущий к свету»

Памяти Е. С. Топалера

Когда предвечное цунами

Вскипало млечною рекой,

Господь простeрся над волнами,

Смирив эфир, Бог есть покой!

Во взрывах новых и сверхновых

Родилось все, что есть вокруг,

Начало мира. Бог есть слово,

В котором слитны мысль и звук!

И Он разъял своею властью

Свой первый луч и создал цвет,

В сиянье радуг Бог есть счастье!

Во тьме Вселенной Бог есть свет!

Страшась и боли, и разлуки,

Рождаясь и сходя во тьму,

Познали твари: Бог есть мука

И оправдание всему!

Творец Вселенной свыше меры

Дал волю разуму, спеша

Сокрыться сам, ведь Бог есть вера,

Коль в Бога верует душа!

И послан Дух в пространства праха,

Во прах стремящегося вновь,

Чтобы, бежав земного страха,

Познать одно: Бог есть любовь!

Западные ворота средневекового Иерусалима. Раннее утро. Крепостные стены вечного города кажутся почти черными на фоне неба, озаренного восходящим светилом. Ворота уже открыты, и в них вливается поток конных и пеших людей.

Особенно много осликов, навьюченных тюками со всяческим скарбом или запряженных в повозки, груженные овощами, фруктами, кувшинами с оливковым маслом и прочей снедью. За воротами поток из людей и животных растекается ручейками по узеньким улочкам, а слышный издалека гомон толпы уже воспринимается как отдельные звуки: цокот копыт по брусчатке, понукания возничих и их шумное, но беззлобное переругивание между собой и с зазевавшимися пешеходами.

По одной из таких улочек быстрым легким шагом идет красиво и даже изысканно одетый араб. На вид ему за сорок пять, и седина уже тронула его черные, чуть волнистые волосы, выбивающиеся из-под малахитово-зеленого тюрбана. Черное одеяние из дорогого сукна плотно облегает его плечи и торс, но, свободное внизу, не сковывает шаг. Широкие рукава до половины закрывают кисти рук; незнакомец держит четки в форме шариков одинакового размера, выточенных из эйлатского камня. Он идет размашистым шагом, едва заметно шевеля губами и перебирая четки. Его лицо бесстрастно, немигающий взор устремлен вперед и неизменен, как у слепца, следующего по давно проложенному ежедневному маршруту, на котором и каждая яма, и каждый камень известны и непреложны.