Анатолий Логинов Блицкриг Берии. СССР наносит ответный удар
© Логинов А.А., 2015
© ООО «Издательство «Яуза», 2015
© ООО «Издательство «Эксмо», 2015
Часть 1. Мистерия войны
Глава 1. Когда суровый час войны настанет
(Июнь – август 1941 г.)
21 июня 1941 г. Граница Восточной Пруссии, рядом с городом Сувалки
С утра стояла великолепная солнечная погода. Суббота, 21 июня, для 12-й противотанковой роты[1] началась, как обычно, необременительными учениями и закончилась соревнованием взводов в хоровом пении с награждением отличившегося взвода бочонком пива. Офицеры строили планы на воскресенье, которое, по упорно бродившим слухам, все-таки должно было стать выходным днем. Первым выходным за прошедший месяц, в течение которого офицерские разведывательные группы обследовали границу и дороги. Для этого группы офицеров в часы вечерних сумерек подъезжали к границе до пределов видимости и слышимости, а затем пешком прокрадывались дальше. Но все надежды были грубо попраны прозой жизни – связной из штаба полка доставил вызов на вечернее совещание командиров рот у командира полка.
Все вызванные прибыли почти одновременно и недоуменно рассуждали о том, что бы это могло значить. Совещания у командира полка происходили всегда днем, в обычные служебные часы, а на вечер обычно присылались приглашения на пирушки.
Обстановка совещания была странной – командир потребовал полной тишины и говорил чуть ли не шепотом, при том что ближайшие дозоры русских пограничников не смогли бы подслушать их, ори он хоть во весь голос: их застава стояла в километре от штаба полка, за березовой рощицей. Полковник огласил приказ: немедленно поднять роты по тревоге и, соблюдая максимум осторожности, выдвинуться на приграничные исходные рубежи. Командирам рот вручили под расписку по толстому конверту из плотной коричневой бумаги, с указанием вскрыть ровно в ноль часов на своем командном пункте. Совещание завершилось не менее странно: в комнату вошел вестовой с подносом, уставленным рюмочками с коньяком. Притихшие офицеры с нарастающим тревожным ожиданием, молча, выпили и разошлись по подразделениям. Кое у кого перед мысленным взором вставал призрак Наполеона.
Двенадцатая рота, поднятая по тревоге, машина за машиной, повзводно, с погашенными фарами, выдвигалась к заданному участку. Ничего не подозревающие солдаты, зевая и пуская ветры, втихомолку костерили назойливых восточнопрусских комаров и командование, придумавшее столь изощренную форму издевательства – учения в ночь на воскресенье. Это как дать заядлому курильщику сигарету и не дать прикурить.
Установив орудия на назначенных позициях и замаскировав машины, солдаты заворачивались в плащ-палатки, пристраиваясь вздремнуть, кто где, благо ночь теплая и дождь не собирался – лето… Собрав командиров взводов, Бруно выслушал доклады и, приказав вестовому достать серебряные, с выгравированной датой, стопки, подаренные командиром полка на тридцатилетие, наполнил их из пузатой бутылки. Покуривая трофейные английские сигареты, офицеры и фельдфебели смаковали отличный французский коньяк и болтали на отвлеченные темы. Вокруг храпели солдаты, назойливый писк комаров лез в уши. В воздухе смешивались запахи бензина, прогретой земли, кожаной амуниции и оружейной смазки.
Ровно в полночь роту подняли, построили в каре и обер-лейтенант зачитал воззвание фюрера. Солдаты украдкой переглядывались, никто не произнес ни звука.
Проследив за выдачей боевых патронов, изучив с командирами взводов подробный боевой приказ с задачей на день, также лежавший в конверте, и сам, еще раз проверив готовность, Винцер, подобно большинству солдат, нервно закурил, пряча огонек сигареты в кулак и время от времени поглядывая на часы и на русскую территорию.
Оставался час до назначенного времени, когда вдруг ЭТО произошло. Непонятный звукосвет, режущий глаза, или светозвук, бьющий по ушам, заставил всех резко вздрогнуть. Кто-то начал тереть глаза, кто-то схватился за уши, а некоторые попытались одновременно сделать и то, и другое. Со стороны границы вдруг вспыхнуло все. Словно выросла из земли огненная стена. Выросла – и растворилась, разлетелась в невесомые клочки под напором ветра. Резко испортилась погода.
– Доннер… етте… крайцхаг… ноханмайль. – Внезапный, резкий и по-зимнему холодный ветер донес до обер-лейтенанта обрывки чьей-то ругани.
Усмехнувшись, Бруно поднес к глазам бинокль и… «Майн Готт!» – вырвалось у него. Вместо темной лесистой равнины с небольшой деревней слева и засеянным полем почти у самого горизонта он увидел голую равнину, покрытую снегом, с огнями в районе бывшей деревни, определенно напоминающими огни… города?
«Откуда город? И куда делись вышки пограничников? Что вообще произошло? Какой-то хитрый трюк русских?» – метались мысли в голове Бруно, пока он приказывал одному связному собрать командиров взводов и отправлял второго к командиру полка на мотоцикле со срочным донесением.
Интерлюдия
Мир изменился, и первыми это осознали немецкие солдаты передовых частей. Изменившийся ландшафт, потеря многих ориентиров и целей – все это вызвало шквал панических докладов наверх и не менее панических запросов сверху. Еще больше непонятного добавилось, когда вернулись самолеты, наносившие первый удар. Из более шести сотен бомбардировщиков и двух сотен истребителей возвратилась едва ли половина, причем части экипажей требовалась срочная психиатрическая помощь. Бившиеся в истерике «белокурые бестии» кричали об адских летающих привидениях, о внезапной гибели друзей, о неотвратимой гибели… Летчики, сохранившие голову на плечах, докладывали о летающих «трубах» со стреловидными крыльями, с огромной скоростью атаковавших их самолеты и открывших мощный пушечный огонь, новых «Ратах»[2] с пушками, летавших со скоростью «Фридриха»[3], и необычайно точном зенитном огне.
В общем, разбор полетов занял около двух часов, и второй ударный эшелон взлетел уже тогда, когда по плану должен был возвращаться назад. Хотя это уже было неважно, так как и на земле наступление было приостановлено.
Но инерция предвоенного планирования, как всегда, одержала верх. С задержкой, после кратковременной рекогносцировки изменившейся местности, уже при светлеющем небе, а не ночью, но немецкая артиллерия открыла огонь. Войска получили приказ наступать и, вспоминая черта, командование, свиней и… (сами можете представить, о чем говорят в таком случае далекие от политеса солдаты и офицеры фронтовых частей), приступили к его выполнению. Среди них был и командир противотанковой роты обер-лейтенант Бруно Винцер. Да-да, тот самый Бруно Винцер, автор знаменитой книги «Солдат трех армий», уцелевший в боях Восточного фронта, успевший эвакуироваться в Великобританию, а при бегстве оттуда чудом переплывший Ла-Манш и дослужившийся до генерала новой Национальной народной армии Германской Демократической Республики.
Командование решило разобраться с отсутствием связи и непонятными докладами из Пруссии параллельно с выполнением планов, начав на всякий случай передислокацию резервов к северному флангу Восточного фронта. Но уже к концу дня большинство информированных об обстановке лиц считало, что лучшим решением была бы отмена плана «Барбаросса». Однако пока наступление продолжалось, преодолевая усиливавшееся с каждым днем сопротивление русских.
Граница Восточной Пруссии, рядом с городом Сувалки
Несмотря на плотный огонь артиллерии, бьющей через границу, пусть и позднее намеченного срока, Бруно приказал головному взводу спешиться и продвигаться вперед в полной боевой готовности. Только орудие по-прежнему тянули машиной, а не катили солдаты. Группы деревьев, напоминавшие о прежней роще, хотя и голые, могли укрывать замаскировавшихся пограничников, а то и солдат, и обер-лейтенант не хотел слишком рисковать своими подчиненными. Мысль оказалась удачной, поскольку только успевшая пересечь границу цепь была встречена огнем нескольких ручных пулеметов, хорошо укрытых в группе безлиственных, но создающих неплохое прикрытие деревьев. Одна очередь повредила и тягач. Пригибаясь под огнем, солдаты пытались отцепить 3,7-сантиметровую[4] пушку и развернуть ее для стрельбы. Несколько человек упали, убитые или раненые, и Винцер приказал спешиться второму и третьему взводам. Развернувшись в цепь, завязая в начавшем уже интенсивно таять неизвестно откуда появившемся глубоком снегу, немецкие противотанкисты пытались обойти замаскированную огневую точку русских, но были встречены огнем еще нескольких пулеметных точек. Обстрел из противотанковых пушек осколочными снарядами подавил некоторые из них. Другие постепенно замолкали сами, подавленные или покинутые оборонявшимися русскими. Немцы видели и даже обстреляли несколько отступавших русских – явно отходивший пограничный дозор, – но тем удалось скрыться. Впрочем, это мало помогло роте…
Кроме сопротивления русских, продвижение немцев задерживала и неизвестно откуда взявшаяся распутица. Машины с орудиями вязли в раскисшей грязи, отнюдь не напоминавшей шоссе, которое было обозначено на карте. Немного позже дорога нашлась, но она шла совсем не так, как показывала карта, и была покрыта щебнем и смесью тающего снега с грязью, что не сильно повышало скорость передвижения машин.
Не добравшись до городка, они были вновь остановлены, на этот раз приказом командования, и расположились на отдых в чистом поле, среди снега и грязи. Установив несколько палаток, ворча и дрожа от холода в своем летнем обмундировании, солдаты стали приводить в порядок снаряжение.
На оставленном пограничниками поле боя дозором второго взвода был найден лишь один убитый русский в незнакомого покроя форме, а самое интересное – вооруженный неизвестным, но явно автоматическим карабином. Подсчитали потери роты – трое раненых, двое убитых и разбитый тягач первого взвода. Подъехала кухня, подтянулись похоронщики, санитары и трофейщики. Только карабин так и остался у Винцера. Ему было интересно посмотреть на незнакомое оружие, внешне напоминающее виденный им мельком на полигоне автоматический карабин, испытывавшийся в 1935 году.
– Интересная конструкция, – заметил лейтенант Штейнберг, раненный в руку, но после перевязки оставшийся в роте и теперь вместе с Винцером, ротным фельдфебелем Кемпке и командиром второго взвода Плейшнером пытавшийся разобраться в трофее. Предохранитель – переводчик огня оригинальной конструкции они раскусили сразу, а вот разборка карабина заняла у них довольно много времени, пока Кемпке не нажал на защелку и не отделил крышку сложной формы, закрывающую затвор. Простая и элегантная конструкция затвора, разбирающегося без всяких инструментов, восхитила всех. Понравился и емкий секторный магазин, судя по виду вмещающий не меньше тридцати патронов. Заинтересовали всех и патроны с короткими, сантиметра четыре в длину, гильзами. Сам патрон на фоне винтовочного смотрелся коротышкой, но был несколько больше и мощнее пистолетного. Обсуждение карабина затянулось допоздна и прервалось только после артиллерийского обстрела, мощного, но, к облегчению присутствующих, неточного, и наступления ночи.
Утром же пришел новый приказ: обойти город справа, занять оборону и приготовиться к отражению возможной танковой атаки русских.
Поднятые по тревоге солдаты, разгоняя накопившуюся за ночь стылость, собирали палатки. Торопливо подкатывали и цепляли пушки к тягачам, запускали и прогревали двигатели автомобилей. Сам же Винцер с несколькими солдатами и лейтенантом Штейнбергом отправился на рекогносцировку позиции. Увиденное отнюдь не придавало оптимизма. Ровное поле с несколькими небольшими рядами деревьев и оврагом, полностью залитым водой, считать подходящим для размещения роты можно было только условно. Но положение, вернее, приказ обязывал, и, тяжело вздохнув, Винцер принялся распределять позиции взводов, чьи машины уже приближались.
– Заметили, господа, а ведь поле-то вспаханное? И похоже, что деревья посажены специально, – заметил лейтенант Штейнберг. – Но для нас это хорошо. Вряд ли танки смогут пройти по центру этой грязевой равнины.
– Точно, – подтвердил Винцер. – Делаем так… КП оставляем здесь, на пригорке. Двумя взводами перекрываем дорогу, а твой взвод, Рудольф, поставим за оврагом, пусть на всякий случай следит за полем. И поспешите, бой приближается. Калибр, судя по звуку, немаленький. Неужели тяжелые танки?
Действительно, грохот тяжелых орудий накатывался все ближе и ближе.
– Свяжи-ка меня со штабом, – обратился он к радисту.
– Попросим поддержки дивизионной артиллерии? – спросил Штейнберг.
– Если удастся. А еще бы лучше авиации. Только что-то ни одного из этих асов не видно уже второй день.
– Да уж. Как пиво пить – так они первые, а в бою их не дождешься. Ладно, побежал к взводу. – Штейнберг повернулся и, торопясь, пошел к машинам своего взвода.
Гремевшая канонада вдруг резко смолкла. Видимо, кто-то кого-то прищучил. Русские передовой отряд, или отряд их. Понимая, что времени остается все меньше, противотанкисты спешно готовили позиции, укрывая маленькие приземистые пушечки среди голых деревьев, роя окопчики, устанавливая пулеметы. То один, то другой солдат украдкой бросал взгляд на прикрытое следующей группой деревьев поле и дорогу. Вдруг что-то громко загудело в небе, и все дружно подняли головы. Над равниной с ревом быстро пронеслась тройка странных, крестообразных в плане самолетов. Исчезнув из виду, они неожиданно появились сзади, уже на меньшей высоте, и обрушили на еще плохо замаскированные пушки и солдат град бомб. Близкий взрыв приподнял Винцера над землей. Он успел еще заметить, как приближается к нему смесь грязи и камней, как горит его машина и падает радист, пытаясь руками достать вонзившийся в спину осколок… Удар о землю выбил остатки воздуха из легких Бруно, и на этом бой для него закончился.
Уже в госпитале он узнал, что даже без авиационного удара его рота была обречена, так как противотанковые 3,7-сантиметровые пушки вообще не пробивали броню новых русских танков. Его вывезли на машине первого взвода, оказавшегося в стороне от удара русских благодаря оврагу. Остальные же два взвода, понесших потери от русских бомб, были буквально раскатаны в блин подошедшим танковым батальоном русских. Самое главное, что, покончив с ротой, танки русских, сопровождаемые еще и пехотой на бронетранспортерах, отошли. Похоже, они всего лишь проводили разведку боем…
5 марта 1953 г. Подмосковье, «Ближняя дача»
Булганин с Хрущевым в очередной раз дежурили на даче больного Сталина. Если не считать каких-то непонятных световых эффектов среди ночи, все прошло спокойно. Немного поговорив о необычных ощущениях, но так и не разобравшись, что же произошло, они продолжили разговоры об ожидавшихся изменениях из-за тяжелой болезни Хозяина.
В это время охранники вызвали Булганина к телефону. Вернувшись, взволнованный Булганин сообщил о налете по всей западной границе самолетов неизвестного противника и пропаже связи с группами войск и посольствами за границей. Поэтому он вынужден ехать в Военное министерство, а на дачу собираются Маленков, Берия, Молотов, Каганович и Ворошилов.
В этот же момент дежурный врач вбежал в комнату и сказал, что товарищу Сталину стало хуже. Булганин не стал уезжать, перезвонил в Военное министерство и, дав указание действовать по обстановке, остался ждать остальных. Пока все собрались, Иосифу Виссарионовичу стало еще хуже. Медики сказали, что началась агония. Прекратилось дыхание, попытки искусственного дыхания и стимуляции сердца не помогали. Хрущев, уверявший всех, что ему жалко Сталина, попросил:
– Послушайте, бросьте это, пожалуйста. Умер же человек. Чего вы хотите? К жизни его не вернуть.
Как только стало окончательно ясно, что Сталин умер, Берия и Булганин сели в машины и уехали в Москву. Оставшиеся, обсудив ситуацию, решили собрать всех членов Бюро.
Тем временем Хрущев попробовал поговорить с Маленковым:
– Егор, надо побеседовать.
– О чем? – холодно спросил Маленков.
– Хозяин умер. Опять началась война. Как дальше будем жить?
– А что сейчас говорить? Съедутся все, и будем решать. Для этого и собираемся.
– Ну ладно, – ответил Хрущев, мысленно занося Маленкова в список сторонников Берии. – Поговорим потом.
Хрущев исподволь, с момента болезни Сталина пытался собрать команду сторонников, чтобы не допустить прихода к власти Л. П. Берии, которого он ненавидел и боялся. А заодно, естественно, и самому занять вершину властной пирамиды. Эх, как же он тогда отомстит всем, кто видел его унижение перед Сталиным, за страх перед арестом, за постоянное нервное напряжение…
Необычная обстановка, ожидаемое, но все равно внезапное известие о смерти Сталина, слухи о новой войне заставили всех членов Бюро поспешить. Встретив и проводив Светлану, быстро простившись с покойным, они собрались в столовой дачи для заседания. Инициативу взял в руки Берия, предложивший назначить председателем заседания Бюро Маленкова, который сразу же снова передал слово Лаврентию Павловичу. Берия тут же выступил с предложением назначить Маленкова председателем Совета Министров СССР с одновременным назначением его председателем воссозданного Государственного комитета обороны и с освобождением от обязанностей секретаря ЦК партии. После единогласного утверждения Маленков выдвинул два предложения: утвердить первым заместителем в обоих случаях Л. П. Берию, назначив его же министром государственной безопасности. Берия сразу внес предложение из-за сложившейся чрезвычайной ситуации объединить МВД и МГБ. Все эти предложения прошли единогласно. Хрущев и Булганин молча переглядывались, чувствуя, что власть буквально ускользает между пальцев. Дальше дележка портфелей пошла еще быстрее. Молотова назначили первым замом предсовмина и министром иностранных дел. Кагановича – просто заместителем. Ворошилова предложили избрать председателем Президиума Верховного Совета СССР, освободив от этой должности Шверника, которого, как сказал Берия, никто в стране не знает. В ГКО вошли Берия, Булганин, Ворошилов, Маленков, Молотов, Микоян, Хрущев. Хрущев же стал одним из секретарей ЦК, а вот должность секретаря Московского ЦК ему не оставили.
В конце заседания рассмотрели порядок извещения о происшедшем. Было решено, что с сообщением о смерти Сталина и о нападении выступит председатель Совета Министров Маленков, а похороны будут проведены позднее. Берия предложил вернуться в Москву и провести заседание ГКО, вызвав на него дополнительно начальника Генштаба маршала Соколовского и начальника ГРУ генерала Шалина.
Оставив ответственным за подготовку к похоронам Хрущева, члены ГКО уехали в Москву. Перед этим Берия, собрав свободных охранников, провел с ними инструктаж.
Несколькими днями позднее. Берлин. Кабинет Гитлера
Поправив монокль, Кейтель, высокий и стройный, безукоризненно выбритый и в отлично сидящем мундире, выглядящий настоящим воплощением армейского «орднунга»[5], продолжил доклад:
– Выяснилось, что ранее установленные разведкой места расположения аэродромов, войск и погранзастав русскими изменены. Неожиданным оказалось также упорное сопротивление русских с применением неизвестных видов оружия. Из войск приходят донесения о пехоте, поголовно вооруженной ручными пулеметами, о легких ручных противотанковых гранатометах, пробивающих любую броню панцеров, о мощных орудиях в составе передовых отрядов русских, о неуязвимых скоростных танках с пушками калибра не менее девяти сантиметров. Кроме того, отнюдь не оправдались предвоенные прогнозы о низкой тактической подготовке русских. Согласно докладам, они действуют весьма умело, а некоторые офицеры даже отмечают наличие у командования противника боевого опыта, не уступающего немецкому. Еще одним фактором, снижающим продвижение войск, является внезапная метеорологическая аномалия в виде распутицы на всей территории, атакованной нами. Продвижение войск из-за всех этих причин минимально и намного уступает планируемому. Особенно тяжелая ситуация складывается на северном участке фронта. Нет связи с группой армий «Север», за исключением некоторых резервных дивизий. Не отвечают также части флота и авиации, дислоцированные в том районе. Посланные офицеры связи и разведчики, сумевшие вернуться, докладывают невероятное – они встретили пограничников и войска в не виданной ранее, но, несомненно, русской форме. А воздушная разведка вообще не смогла пробиться в тот район из-за противодействия авиации русских. По радио доложили только о внезапно налетевших истребителях со стреловидными крыльями. Положительный фактор только один: русские пока ничего не предпринимают и можно спокойно перебрасывать наши резервы. Есть предложение также перенацелить в этот район часть корпусов Девятой армии. Плохие новости и от генерала Диттля. Выдвигаясь по плану в район Петсамо для дальнейшего наступления на Мурманск, его егеря вместо дружественных финских войск встретили опять же вездесущих русских пограничников. – Кейтель замялся, не торопясь продолжать свой доклад.
– Продолжайте, генерал, – голосом, в котором явно чувствовались признаки надвигающейся грозы, поторопил его Гитлер.
– Поступили первые донесения о полученных от пленных сведениях. Отмечается, что все пленные одеты в неизвестный вариант русской формы. Но самое главное, – было видно, что Кейтель тянет время, – самое парадоксальное… все они считают, что идет не сорок первый, а пятьдесят третий год и что Германия была разбита в сорок пятом году.
– Что еще? Больше вы ничего не хотите добавить? – спросил уже откровенно злым голосом Гитлер.
Кейтель замялся, и это окончательно вывело Гитлера из себя. Он буквально взорвался. Такого не видел еще ни один из присутствующих на совещании. «Фюрер и рейхсканцлер германской нации» орал, как простой солдафон. Многие употребленные им эпитеты были в новинку даже генералу Гальдеру. Если перевести все сказанное на язык родных осин, то Гитлер называл идиотами, полными дебилами и вообще свинскими собаками Гиммлера, Геринга, Удета, Кейтеля, а заодно Гальдера, а затем и всех, кто попался ему на глаза. Канариса он и вовсе приказал немедленно арестовать и повесить на рояльной струне за систематическую дезинформацию, поступавшую от абвера. Герингу досталось за неспособность люфтваффе что-нибудь сделать против новых истребителей и бомбардировщиков русских, Удету – за недооценку работ по реактивным истребителям, а остальным просто за компанию и за неправильную оценку русских сил…
– Вы что, принимаете меня за полного идиота? Почему скрываются факты, почему показания пленных доложены не полностью? Надеетесь, что я ничего не узнаю? – кричал Гитлер.
Кейтель успел заметить промелькнувшую на губах Гиммлера усмешку. Теперь он понял, что этот хитрец уже успел все доложить фюреру. Внезапно наступила тишина, слышно было только, как под кем-то поскрипывает стул. Гитлер, спокойный, словно ничего не случилось, продолжил:
– Необходимо срочно установить связь с англичанами и американцами. Пусть выдвигают свои требования, пусть торгуются. Я согласен пойти даже на переговоры с еврейскими плутократами, лишь бы создать единый фронт против большевистской угрозы. Потому что из всего, что тут наплели нам военные, следует только одно – долго против большевиков мы не устоим. Затем они разберутся и с остальными… Риббентроп, вам все ясно? Срочно ищите контакты! Впрочем, пусть, кроме вас, этим займутся и люди Гиммлера. Обещайте все что угодно, потом разберемся… Да, и пригласите ко мне после совещания японского посла.
Затем началось обсуждение текущих военных вопросов: какие части куда перебросить, что можно снять с оккупированных территорий в Европе, какие требуются изменения в планах выпуска вооружений…
Совещание, к большой радости присутствующих, закончилось на вполне спокойной, деловой волне. Вот только Канарис не мог этому радоваться, так как Гиммлер, ловко воспользовавшись словами Гитлера, немедленно приказал его арестовать. Поэтому теперь на Принц-Альбрехт-штрассе дюжие следователи уже выбивали у него признание в шпионаже и подрывной работе на пользу мирового еврейства, жидомасонских большевиков, а заодно и английской разведки. Выбили бы и признание, что он гондурасский шпион, но Гондурас пока никого в мире не беспокоил.
Генерал-губернаторство (Польша). Анабазис госпиталя
В госпитале было неплохо, только вот долго побыть на одном месте не удалось. Из-за опасности прорыва большевиков госпиталь эвакуировали под Варшаву. Бруно, хотя последствия контузии еще сказывались, от чего он несколько раз даже терял сознание, пытался вернуться в строй. Но главный врач госпиталя доказал ему как дважды два, что в нынешнем его состоянии в бою он будет скорее обузой. Пришлось Винцеру погрузиться вместе с другими ранеными в эшелон и под свист паровоза отправиться на запад, в то время как его боевые товарищи продолжали биться на востоке с накатывающими азиатскими ордами большевиков. Госпитальный состав шел медленно, часто останавливаясь на полустанках, пропуская эшелоны войск с запада и пережидая восстановление путей после русских бомбежек. Частенько станции, на которых он останавливался, напоминали руины – здесь побывали русские бомбардировщики, уже прозванные солдатами «Фляйшер»[6]. Именно такие бомбили и его роту. По госпиталю ходили о них разные слухи. Поговаривали, что двигатели на них без винтов, что вооружены они какими-то суперпушками, а главное, несут огромную бомбовую нагрузку и практически неуязвимы как для истребителей, так и для зениток. Говорили, что за один сбитый бомбардировщик такого типа обещано три тысячи марок, которые пока так никто и не получил.
Еще более страшные слухи ходили о новых русских танках. Подбить их удавалось только из «ахт-ахт»[7] или тяжелых корпусных пушек. Причем русские воевали весьма хитро, действуя обычно из засад, применяя контратаки накоротке, передвигаясь на больших скоростях и умудряясь вести точный огонь на ходу. Лежавший в одном купе с Бруно раненый офицер-танкист Гюнтер Кюбель уверял, что пушки этих танков калибром не менее 88 мм и, по-видимому, стабилизированы. Он рассказывал, что немецкие конструкторы тоже пытались создать такие приборы, но пока ничего путного не получается.
Последствия контузии уже почти исчезли, а вялое передвижение поезда до того надоело Бруно, что он уговорил начальника госпиталя выписать его. Получив документы и распрощавшись с Кюбелем, Винцер вышел на первой же станции.
Опять судьба хранила его, потому что прибывший в Варшаву госпитальный поезд попал под грандиозную ночную бомбежку. Русские тяжелые бомбардировщики подошли к Варшаве на почти недосягаемой для истребителей и зениток высоте в двенадцать километров и сбросили фугасные и зажигательные бомбы, стремясь разрушить Варшавский железнодорожный узел. Согласно подсчетам экспертов, их было не менее шести сотен, и прилетали они несколькими волнами. Сброшенные бомбы разлетелись на большой площади, но в основном накрыли районы маневрирования поездов, и на путях воцарился огненный филиал ада. Несколько эшелонов с боеприпасами и горючим, вагоны с солдатами и лошадьми, паровозы и пристанционные постройки – огонь не пощадил ничего.
Хорошо, что пока обер-лейтенант Винцер ничего не знал о будущем и, с легкой душой простившись с госпиталем, отправился на поиски своей дивизии.
Прибалтика. Район обороны 12-й пехотной дивизии. «Лифляндский котел»
До дивизии Винцер добирался довольно долго. Оказалось, что она вместе с несколькими другими дивизиями Девятой армии и Третьей танковой группы обороняет так называемый Лифляндский котел. Полуотрезанная группировка немецких войск сдерживала атаки русских из северной части Восточной Пруссии и Прибалтики. По рассказам попутчиков Бруно узнал, что командует русскими какой-то маршал Баграмян, кавказец по национальности, и что воюют они грамотно и упорно. А вот группировка с правого фланга воевала тактически слабее и была вооружена вполне сопоставимым с немецким оружием. Поэтому немцам удалось ее полуокружить.
Прибыв в дивизию, Бруно получил под командование противотанковый батальон, состоявший всего из двух рот, созданных на базе остатков его роты и рот 6-й пехотной дивизии, уцелевших во время катаклизма 22 июня. Вооружение батальона было очень сильным, обе роты имели по двенадцать 5-сантиметровых противотанковых пушек. Командовавший первой ротой лейтенант Штейнберг рассказал, что часть пушек была из 6-й дивизии, а часть из разбитого авианалетом русских эшелона с пополнением для 26-й дивизии.
Рассказал Штейнберг и о русских танках. Большинство из них имели пушку в 8,5 сантиметра и броню корпуса в пять сантиметров, расположенную под рациональным углом наклона. Но самыми опасными были тяжелые танки двух образцов – одни имели 12-сантиметровую пушку и броню до двадцати сантиметров, но их скорость была ниже, чем у немецких «троек». Другие, встречающиеся в небольших количествах, вооруженные пушкой калибром не менее десяти сантиметров в плоской, хорошо защищенной башне, имели еще и большую скорость. В ответ на рассказ Винцера о сверхточной стрельбе русских танкистов и стабилизированных орудиях Штейнберг только рассмеялся и объяснил, что все это ерунда и никаких стабилизированных орудий у русских нет. У страха глаза велики, поэтому и появились такие рассказы. Он лично вместе с несколькими офицерами осматривал подбитый зениткой русский танк и слышал допрос русского танкиста. Тот назвал марку танка – Т-34-85 и свое подразделение, а затем замолчал. Штейнбергу он напомнил англичан, взятых в плен в Бельгии, высокомерных, молчаливых и уверенных в своей грядущей победе. Но в отличие от последних русский отнюдь не был спокоен, а наоборот, смотрел на всех с ненавистью и, только когда имитировали его расстрел, выкрикнул, что один раз они фашистов разбили и второй раз разобьют.
Дольше всего они обсуждали русскую авиацию. Вездесущие русские бомбардировщики «Фляйшер» гонялись за целями в тылу и сильно досаждали на фронте. Даже без сопровождения они не боялись немецких истребителей, впрочем, весьма немногочисленных и убывающих с каждым днем. Единственной защитой от них был огонь зениток. Винцер пересказал разговор с офицером люфтваффе, которого повстречал в дороге. Оказывается, русские неустанно и целеустремленно бомбили аэродромы, уничтожая самолеты и повреждая взлетные полосы. В итоге потери люфтваффе на земле превосходили потери в воздухе. Штейнберг, в свою очередь, рассказал о русских штурмовиках «Айзерне Густав»[8], поддерживающих каждое наступление русских. Бронированные одномоторные самолеты засыпали позиции артиллерии мелкими бомбами и реактивными снарядами, нанося большие потери. В конце разговора оба согласились, что русские оказались неожиданно трудным противником и война наверняка затянется.
Заснули они под грохот дежурной русской бомбардировки – пролетавшие над линией обороны «Фляйшеры» сбросили несколько десятков мелких бомб на какую-то цель.
«Лифляндский котел». Польское генерал-губернаторство
После начала наступления русских от батальона Винцера осталось чуть больше роты. 5-сантиметровые пушки оказались не намного эффективнее против танков русских, чем прозванные «колотушками» 3,7-сантиметровые.
Снабжение оказавшихся в котле войск пытались наладить с помощью «воздушного моста» люфтваффе, но русские регулярно охотились за транспортными самолетами и лишь отдельные счастливчики проскакивали их заслоны. Становилось ясно, что долго окруженные не продержатся. В то же время в Берлине началась заварушка, связанная с гибелью фюрера. Дравшимся между собой не на жизнь, а на смерть за власть заговорщикам стало не до войск, тем более таких, которые вместо поддержки сами требуют помощи. Осознав ситуацию, командующий окруженной группировкой генерал Гот приказал прорываться на Запад. Пока русские еще недостаточно укрепили внутреннее кольцо окружения, из котла сумели вырваться посаженные на автомобили и танки, заправленные остатками горючего, небольшие части немецких войск. Среди них оказались и остатки противотанкового батальона Винцера.
Бруно, оценив обстановку, приказал двигаться проселками, избегая населенных пунктов. Это решение спасло батальон и присоединившиеся к нему две пехотные роты. Имея три бензозаправщика, которые они прихватили на разгромленном русскими аэродроме, и несколько десятков грузовиков, они сумели проскочить в промежутке между первым и вторым эшелоном наступающих русских войск и через разрыв в их построении выйти ночью к своим. Во время марша группа Винцера потеряла несколько машин, разбомбленных и расстрелянных с воздуха русскими штурмовиками, и еще несколько – во время столкновения с отрядом вооруженных польских партизан и во время прорыва через разрыв в русском фронте.
Радостные и довольные солдаты группы Винцера, вышедшие к своим, обнаружили, что на наспех оборудованных позициях оборону держит прибывшая из Бельгии 227-я пехотная дивизия. Часть противотанковых рот дивизии была перевооружена вновь поступившими 7,5-сантиметровыми противотанковыми орудиями, имелись «противотанковые» самоходные установки – 4,7-сантиметровые бельгийские легкие установки с незначительным боезапасом и противопульной броней. Минометное вооружение представляло собой набор из бельгийских и французских образцов. На вооружении артиллерийского полка, по словам офицеров, состояли польские, чешские и немецкие гаубицы.
Пехотинцев командир полка сразу же определил в строй, а оставшихся артиллеристов Винцера направил в штаб дивизии. Небольшая колонна с единственным уцелевшим 5-сантиметровым орудием отправилась в тыл под прикрытием пары броневиков «Пежо-178». На вопрос Бруно, зачем им еще и броневики, командир полка Отто фон Кнобельсдорф ответил, что впереди наступающих русских войск действуют группы диверсантов. Оказывается, в каждой русской армии имелась специальная рота, предназначенная для разведки и диверсионных действий в тылу противника. Вооруженные автоматическими карабинами, ручными пулеметами, гранатометами, снайперскими винтовками, минами и бесшумным оружием, они наводили авиацию на штабы и склады, минировали дороги, уничтожали небольшие колонны немецких войск. Обычно они действовали в глубоком тылу, но, поскольку сейчас все перемешалось, вполне можно было наткнуться на них и вблизи передовой. Поэтому командир дивизии приказал сопровождать все колонны броней, благо в дивизии был целый отряд голландских и французских броневиков.
Итак, небольшая колонна в сопровождении броневиков добралась к утру до штаба дивизии, благополучно избежав налетов и русской авиации, и русских диверсантов. Командир дивизии, высокий сухощавый пруссак, генерал принял Винцера радушно и предложил ему должность заместителя командира противотанкового дивизиона. Генерал заметил, что ему как раз очень не хватает опытных артиллеристов-противотанкистов и прибытие Винцера с пополнением весьма кстати. Дивизион в его дивизии был усилен по опыту войны и включал: две роты самоходок – одну 4,7-сантиметровых бельгийских и одну 4,7-сантиметровую на базе Pz-I, две роты 7,5-сантиметровых и 4,7-сантиметровых противотанковых орудий и роту 8,8-сантиметровых зениток. Такой пестрый, но мощный состав, заметил командир дивизии, позволит успешно бороться с русскими Т-34. Бруно промолчал, не желая разубеждать оптимистически настроенного генерала.
Получив завтрак, показавшийся Бруно и его солдатам после лишений окружения райским, они отправились в расположение штаба противотанкового дивизиона. Дорога проходила через густой лес, и, несмотря на сопровождение броневика, русские диверсанты все же напали на них. Подбив идущий впереди бронеавтомобиль из противотанкового гранатомета, они обстреляли сгрудившиеся автомобили из установленных в лесу немецких же пулеметов МГ-34. Как только немцы открыли ответный огонь, они скрылись в чаще, бросив пулеметы. Потери были велики – бронеавтомобиль, несколько сгоревших автомобилей, убитые и раненые. Поймал две пули и Бруно Винцер. И опять война сменилась для него белыми стенами госпиталей, которые к тому же эвакуировались все дальше и дальше на запад. В результате Бруно оказался в Бельгии как раз в тот момент, когда командовавший войсками в Бельгии генерал фон Фалькенгаузен, присоединившись к заговорщикам, объявил о перемирии с англичанами и призвал их «помочь в построении новой, подлинно дружественной Германии, борющейся против мирового коммунизма». По приказу генерала Фалькенгаузена все военнослужащие, находящиеся в Бельгии, сводились в армейскую группу вермахта «Запад». Переброшенные в Бельгию войска армии резерва, выздоравливающие из госпиталей и командированные в Бельгию армейцы также должны были подчиняться командованию армейской группы.
Глава 2. На всякий ультиматум воздушный флот сумеет дать ответ
(Март/июнь 1953/41 г.)
5 марта. Аэродром «Береза», 927-й истребительный авиаполк
Старший лейтенант Петр Логичев любил летать, но хорошо выспаться любил не меньше. Именно поэтому он был страшно зол, когда в половине третьего утра его разбудило нечто непонятное. Неужели опять что-то сотворил хозяин квартиры? Но до Петра быстро дошло, что вокруг, если не считать шепота за стенкой, где спали хозяева, все тихо и обыденно. Он уже собирался уснуть снова, когда расслышал отдаленный рев сирены. Дом, в котором Петр снимал комнату, стоял практически на окраине городка, недалеко от гарнизона и аэродрома, поэтому ночью, когда звуки разносятся далеко, тревожные гудки сирены слышались вполне отчетливо. Еще раз выругавшись, Петр вскочил с кровати, плеснул в ладони воды из кувшина на столе, ополоснул лицо. Умываться некогда, сирена гудит уже, наверное, больше минуты, а такой гудок означает, что тревога боевая. Боевая… Петр приостановился.
«Неужели опять война? Всего-то восемь лет прошло с той, страшной и тяжелой, только начали жить по-человечески, и снова». Мысли приходили и уходили, а руки между тем продолжали делать привычную, доведенную до автоматизма, работу: одеться, нацепить портупею, кобуру, пистолет проверить, тревожный чемоданчик в руку, фуражку на голову. Все, посыльного ждать некогда, пора бежать. В коридор из соседней комнатушки выглянули полуодетые испуганные хозяева.
– Что-то случилось, Петр Петрович? Что-то сирена долго гудит, а перед ней что-то грохнуло, – переполошился хозяин.
– Да что вы, обычная учебная тревога, – соврал Петр. – Нас предупреждали.
Хозяева, по лицам видно, не убежденные, но слегка успокоенные, покивали, соглашаясь.
– Счастливо! Побежал, – сказал Петр, просачиваясь в дверь.
Он бежал к месту сбора, приветствуя знакомых летчиков и техников, бежавших в одном с ним направлении и на ходу пытавшихся разобраться, что случилось. Никто ничего не знал. Большинство, так же как и Петр, проснулись от непонятных ощущений за несколько минут до тревоги и теперь были готовы ко всему. Понятно, что империалисты никак не успокоятся, война в Корее полыхает вовсю, возрождается западногерманская армия, американцы грозят атомной бомбой. Но все это уже успело стать привычным, и никак не верилось, что кровавая, но победоносная война никого ничему не научила.
Трясясь в битком набитом офицерами автобусе, Петр вспоминал чью-то фразу о том, что история повторяется дважды – сначала как трагедия, а потом как фарс. «На что надеется агрессор? Атомное оружие есть и у нас, наши сухопутные войска сильны и могут дойти до Ла-Манша. Надеются отсидеться за океаном? Нет уж, не получится. Рассказывают, у нас теперь появились и проходят испытания сверхдальние и сверхтяжелые бомбардировщики, ничуть не хуже их «Миротворцев» Б-36».
Автобус подъехал к высотке, прервав размышления Петра. Вместе с другими летчиками он побежал переодеваться в летный комбинезон и получать кислородную маску. Но только оказавшись в кабине, Петр окончательно успокоился. Как всегда, стоило закрыть фонарь и подключиться к радиостанции, время замедлило свой бег. По полученным указаниям выходило, что через границу на высоте восемь-девять тысяч метров пытались пролететь винтовые бомбардировщики в сопровождении таких же истребителей. Теперь первые из них атакованы летчиками дежурного звена, несколько сбито, а первая эскадрилья должна добить наглого агрессора. Интересно, что бомбардировщики летят с очень малой скоростью, а их оборонительное вооружение, кажется, состоит только из пулеметов. Ничего, взлетим, увидим, разберемся…
В полку всего лишь треть летчиков имела достаточный налет для ночного боя и почти все они служили в первой эскадрилье. Именно поэтому командир полка, полковник Нестеренко, опытный летчик, успевший хлебнуть боев конца Великой Отечественной, поднял в воздух только ее.
Заняв свое место в строю эскадрильи, Петр и его ведомый, лейтенант Звягинцев, услышали привычный голос «бати», необычно злой и отрывистый. Командир, оставшийся на КП, передал, что сбит старший лейтенант Кулаков, самолет капитана Мисюркина поврежден, и он был вынужден выброситься с парашютом.
– Поэтому приказываю в бой на горизонталях не ввязываться, нанести «соколиный удар» и действовать строго по схеме три, – закончил командир.
Несколько томительных минут полета, и вот на фоне земли стали видны подсвеченные луной силуэты огрызающихся огнем вражеских бомбардировщиков. Засмотревшись, Петр чуть было не пропустил команду на атаку.
Первый бой – он трудный самый. Может, это и так, но для Логичева в происходящем не оказалось практически ничего нового. Спикировав на отворачивавшие назад самолеты врага, он привычно, как на тренировках, дождался совпадения метки прицела с целью – силуэтом бомбардировщика и слегка нажал на гашетку. Короткая очередь из двадцатитрех– и тридцатисемимиллиметровых снарядов, выдавая себя мелькнувшими огоньками трассеров, воткнулась в цель, вызвав вспышку взрыва. Все это очень напоминало привычные стрельбы по буксируемой мишени, разве что мишень была большего размера и пыталась огрызаться пулеметным огнем. Впрочем, рассмотреть все подробнее он уже не успел, услышав в рации крик ведомого: «Слева!» Спасла его небольшая ошибка и выполненный выход из пике. Так как двигатель стоял на крейсерском режиме, Петр для набора высоты вынужден был резко перевести его на максимум, самолет просел, и очередь противника проскочила впереди и чуть выше «мига». Тут же свалив самолет влево, Петр чуть не напоролся на очередь ведомого. Почти невидимый в темноте силуэт вражеского винтового истребителя скрылся в огненном шаре взрыва – видимо, в него попал тридцатисемимиллиметровый снаряд, а может, и не один. «Миг» Петра вздрогнул от столкновения с несколькими обломками, но продолжал слушаться рулей, да и движок, несколько раз чихнув, продолжил свой ровный гул. Перейдя в набор высоты и дождавшись тишины в рации, Петр передал напарнику:
– Спасибо.
А в рации то и дело слышны были короткие возгласы:
– Справа!.. Прикрой, атакую!.. Семь, семь, семь!
Последнее означало, что кого-то подбили и он пытается выйти из боя и выброситься с парашютом. Да, уроки «бати», жестко требовавшего в мирное время соблюдать радиомолчание и дисциплину переговоров, на что часто обижались молодые лейтенанты, здорово выручало сейчас.
Набрав высоту и сориентировавшись, Логичев с напарником устремились вслед медленно отходящему на запад остатку эскадрильи противника. Догнав ее, они снова спикировали, обстреляв и сбив еще один бомбардировщик. Перейдя в набор высоты, Петр услышал команду на прекращение боя и развернулся в сторону аэродрома.
Краткость боя и стремительное отступление противника удивили Петра, но только позднее он узнал причины. Для первого удара по аэродромам немцы выделили всего 639 бомбардировщиков и 231 истребитель, которые должны были на большой высоте, незаметно для средств наблюдения 41-го года перелететь границу и нанести внезапный удар по спящим аэродромам. Внезапное же столкновение с истребителями и большие потери вынудили немцев беспорядочно сбросить бомбы и возвращаться. В то же время советское командование, понимая трудности ведения боя ночью, при первых же признаках отступления атакующих вернуло истребители на аэродромы.
Только зарулив свой «бортовой пятнадцать» на стоянку, Петр понял, как он устал. С трудом выбравшись из кабины с помощью техника, Логичев, дождавшись ведомого, едва переставляя ноги, отправился к поджидающему летчиков тягачу. Там их уже ждали летчики, севшие раньше комэска, и несколько летчиков второго звена. Все были усталые и в то же время возбужденные закончившимся боем. Подобрав летчиков, автобус отъехал к высотке, а на стоянке остались техники, поспешно готовившие самолеты к новому вылету, перезаряжая пушки, ремонтируя и заправляя самолеты. Полк готовился к любым неожиданностям войны…
Повторный налет, уже днем, полк встретил во всеоружии. Одна за другой эскадрильи по сигналу поднимались в небо и занимали место в строю. Вторая – ударная, третья – прикрытия, первая – резерв. Четвертая, самолеты которой стояли в дежурном звене, сегодня играла роль главного резерва, оставаясь пока на аэродроме. С противником ясности так и не прибавилось. Многие летчики успели засечь знакомые по фильмам кресты, самолеты напоминали те, что они с детства видели на рисунках, в кино, а многие и вживую: «хейнкели», «мессеры» и «юнкерсы». Но откуда они взялись сейчас, да еще в таком количестве? Впрочем, особо над этим никто не задумывался – есть коварный враг, неведомым путем прорвавшийся через группы войск и союзников, и его надо бить.
Во второй вылет Петр пошел уже на другом самолете. Выяснилось, что двигатель, чудом донесший «пятнадцатый» до аэродрома, наглотался обломков, и сейчас бригада техников меняла его на новый. Вообще потери были на удивление малы: несколько самолетов и два погибших летчика. Первым погиб летчик дежурного звена, старший лейтенант Кулаков, уравнявший скорости в попытке идентифицировать вражеские самолеты. Поэтому командир еще раз напомнил, что винтовые самолеты имеют лучшую маневренность и бить их надо только на вертикалях.
Над равнинами Белоруссии развернулись ожесточенные воздушные схватки. Неведомый враг, которого уже многие начали называть привычно фрицами, стремился прорваться к аэродромам, городам и военным городкам. Ему противостояли истребители военно-воздушных сил и войск противовоздушной обороны страны, а также зенитчики.
927-й истребительный столкнулся с вражескими самолетами практически над Кобрином. Шедшие строем троек бомбардировщики и не менее эскадрильи истребителей. Теперь, при дневном свете, было ясно видно, что летят именно «мессеры» и «юнкерсы». Характерные силуэты и замеченные позднее опознавательные кресты не оставляли места для сомнений.
Атака второй эскадрильи, фрицы пытаются прикрыть бомбардировщики своими истребителями, и тут на них обрушивается третья… Пришлось принять участие в бою и первой, так как фрицы вызвали подмогу и со стороны Кобрина появилась новая эскадрилья истребителей. С ней и столкнулась первая эскадрилья. Петр уже привычно свалил «миг» в пике, атакуя пару «мессеров» с тыла. Те попытались ускользнуть и попали под огонь второй пары звена. Один самолет сразу развалился в воздухе, второй, поврежденный, задымил и ушел куда-то вниз. Опять набор высоты, новая атака. Промах. «Черт, сколько же можно?» Эти летчики, сразу видно, поопытней, маневрируют вовсю, стараясь ускользнуть от «мига». Впрочем, это им не помогло. Все-таки летящий на скорости 700–800 километров в час «МиГ» и пытающийся маневром уйти от него на скорости всего 350–400 километров «мессер» – огромная разница. Вот сейчас, спикировав третий раз, Петр смог спрогнозировать, куда рванет фриц, и нанес ему точный удар. Огненное облако – и… патроны кончились. Увлекшись атаками, Петр не заметил, как расстрелял весь боекомплект. Пришлось выходить из боя, причем второй истребитель, который ускользнул от него, получил очередь ведомого. Так что и второй бой закончился для пары Логичева с прибавлением в счете. Впрочем, Петр с напарниками, вернувшись на аэродром, отнеслись к этому довольно равнодушно. Второй боевой вылет, физические нагрузки, потери друзей съели столько психических и физических сил, что летчики почти не реагировали даже на налет тройки вражеских бомбардировщиков, на малой высоте прорвавшихся к аэродрому и попытавшихся бомбить полосу и стоянки эскадрилий. Один был сразу же сбит зенитчиками прикрытия, остальные сбросили бомбы неточно, повредив пару самолетов, и были сбиты поднявшимися летчиками дежурного звена, когда уходили от аэродрома.
Интерлюдия
В общем, все складывалось для Германии очень плохо. Пропавшая группа армий «Север» создавала такую брешь на левом фланге, едва прикрытую уцелевшими остатками резервов, что пришлось остановить наступление Третьей танковой группы и Девятой армии, поспешно перебрасывая часть их сил на левый фланг. Хуже всего сложились дела в воздухе: понесшие огромные потери люфтваффе ничем не могли помочь сухопутным войскам. Самое скверное, что начали появляться случаи отказа от полетов. Летчики говорили, что полет против русских – это хуже, чем «русская рулетка». «Русская рулетка» еще давала шанс выжить, а вот встреча с новыми истребителями русских, получившими прозвище «Флигендесрор»[9] – почти никаких шансов. Кроме того, Первый воздушный флот потерял четыреста самолетов, расквартированных в Восточной Пруссии. Геринг вынужден был приказать перебрасывать самолеты ПВО рейха на восток, но и эта мера не могла переломить ситуацию.
Москва, Кремль
Заседание ГКО под председательством Маленкова собрали в бывшем кабинете Сталина. Известное всему миру по фотографиям и фильмам помещение предназначалось именно для такого рода заседаний. Военный министр СССР Булганин и начальник Генерального штаба Соколовский сидели в соседней комнате, пытаясь с помощью операторов Генштаба собрать и отразить имеющиеся данные. Булганин, бывший отнюдь не военным, а политиком, старательно делал вид, что все понимает, и помалкивал, пока Соколовский с несколькими офицерами готовили докладную записку и карты.
А в это время Берия, Маленков, Молотов и Ворошилов пытались осознать все, что им было известно. Набор фактов отнюдь не радовал. Неведомый враг, которого Ворошилов сразу назвал англо-американскими империалистами, сумел уничтожить группы войск за границей, продвинуться до границ страны и неведомым путем прервать связи с заграницей. Согласно полученным от Министерства государственной безопасности данным, в иностранных посольствах также царила тихая паника из-за пропажи связи. Отмечено также невероятное потепление воздуха над всей территорией СССР, в результате чего началось резкое таяние снегов, а в некоторых районах появилась угроза наводнения. Пропали все советские самолеты, находившиеся ночью в воздухе, как совершавшие пассажирские рейсы, так и военные.
В общем, «туман войны» был так густ, что руководители СССР не видели в нем даже кончика носа. Своего, ибо враг сунул свой через границу и, естественно, получил по нему хороший удар.
Наконец-то подготовив доклад, вошел Соколовский. Он начал с того, что ночью противник силами от пятисот до восьмисот винтовых бомбардировщиков под прикрытием не менее двух сотен винтовых истребителей попытался бомбить наши приграничные аэродромы и города, но был встречен истребителями ВВС и ПВО округов и, потеряв до полутысячи самолетов, ретировался за границу. Реактивных бомбардировщиков и истребителей не замечено, ядерные удары не наносились. И это уже радовало, но в то же время заставляло задуматься: что за коварный ход придумал противник?
– Дальнейшие действия противника представлялись еще менее логичными. На большей части западной границы он повторил авианалет большими силами бомбардировщиков и истребителей, одновременно начав обстреливать артиллерией приграничные районы с последующей атакой сухопутными силами. При этом почему-то не наносился удар по границе от Гродно до Бреста и от Равы-Русской до Дрогобыча. Пограничники же на этих участках задержали уже несколько неустановленных лиц, называющих себя делегатами связи, причем одеты они были в нашу предвоенную форму. При задержании они пытались применять оружие. Спокойно также в Прибалтике. Кроме нескольких попыток перелета границы и задержания нарушителей границы в униформе вермахта никаких других инцидентов не отмечено. На севере, в районе Петсамо границу попытались пересечь в походных порядках воинские части в форме горных стрелков вермахта. Они явно не ожидали сопротивления и были отогнаны огнем пограничников. Имеются пленные. По получении результатов допросов обобщенные данные будут доложены. На финской границе пока все спокойно, но пограничники отмечают признаки сосредоточения войск. Командующие Северным и Ленинградским военными округами запросили разрешение на проведение воздушной разведки за линией границы. Потеряна связь с военными базами в Поркалла-Удд и Ханко, туда отправлены самолеты связи. Непонятна обстановка на Дальнем Востоке. Также потеряна связь с Порт-Артуром и 64-м авиакорпусом в Китае. Отмечено присутствие на границе вместо китайских пограничников японских воинских частей. Одновременно произошли столкновения на японо-советской границе в районе Курильских островов и Сахалина. Самолеты и катера с японскими опознавательными знаками пытались пересечь границу, но были отогнаны или сбиты советскими пограничниками и частями ПВО. Обобщая сказанное, можно утверждать, что вероятный противник сумел уничтожить наши группы войск за рубежом и захватить территорию союзных стран Восточной Европы за одну ночь. При этом атакующие войска используют технику и форму немецко-фашистского вермахта. На Дальнем Востоке им проведена аналогичная операция силами японских войск в форме и с техникой начала Великой Отечественной войны. Одновременно он полностью прервал все линии связи между СССР и другими странами, а попытки радиосвязи и радиоперехваты дают абсурдную картину – используемые диапазоны частот и содержание передач относятся к сорок первому году, – закончил Соколовский.
Невероятные события требовали дополнительного и длительного изучения, но шла война и долго раздумывать – значило ее проиграть. Поэтому решено было собрать для тщательного изучения межведомственную комиссию при ЦК с привлечением ведущих ученых. А пока объявить мобилизацию войск и промышленности, начать усиленную разведку ситуации и связаться с посольствами и разведывательной сетью за рубежом.
Уже перед концом заседания Л. П. Берия неожиданно спросил Соколовского:
– Как вы считаете, кто из наших командующих мог бы стать военным министром?
Все, кроме Маленкова, с недоумением посмотрели на Берию, который, еще раз посмотрев на Булганина, добавил:
– Есть мнение, что товарищ Булганин, не будучи профессиональным военным, вряд ли справится с управлением вооруженными силами в ходе войны. А вот заняться военной промышленностью и снабжением войск в качестве представителя ГКО он может.
– Поддерживаю, – сказали одновременно Молотов и Ворошилов.
– Надо подумать, – дипломатично ответил Соколовский.
– Хорошо. Думайте до завтрашнего утра. Передадите свои соображения товарищу Маленкову и мне к 9.00 завтра, – жестко закончил Берия.
На этом заседание закончилось, все разошлись. И только оставшиеся вдвоем Маленков с Берией перешли в соседнюю комнату.
Интерлюдия
В Вашингтоне всю неделю, начиная с 23 июня, ситуация, по меткому определению адмирала Хелси, напоминала «пожар в бардаке во время наводнения». Мало того что полностью прервалась связь с посольством в СССР, так еще и сообщения разведки, нейтралов и журналистов становились все невероятнее и невероятнее. Гарри Гопкинс, приходя утром к Рузвельту, начинал свои доклады присловьем из «Алисы в стране чудес» – «Все чудесатее и чудесатее…»
При попытке анализа и выстраивания непротиворечивой картины происходящего несколько аналитиков Госдепа, Военного и Военно-морского министерств получили сильнейшие психологические травмы, а некоторым даже пришлось вызывать врача.
Картина складывалась парадоксальная. Русские в очередной раз удивили весь мир. Их войска сумели одним ударом овладеть Восточной Пруссией и районом Петсамо (Печенги), Южным Сахалином и, по некоторым данным, даже Курильскими островами, причем с невиданной скоростью, практически за одну ночь. Они сумели в полной тайне перевооружить свою военную авиацию на невиданные ранее самолеты. Их армия в боях показала такой уровень боевой эффективности, который никто не мог даже предвидеть, особенно если учитывать опыт сравнительно недавней финской войны. А еще они зачем-то прервали связь со всем миром, причем именно в день нападения немцев, и так эффективно, что, по имеющимся сведениям, даже их посольства не могли связаться с Москвой практически всю неделю.
Но самые парадоксальные факты давали радиоперехваты. Пойманные передачи от посольств США, Англии, Японии и Франции были подписаны неизвестными лицами, именовавшими себя послами. Открытым текстом в них сообщалось об отсутствии связи, о смерти Сталина, а самое главное – они были датированы мартом 1953 года. По мнению многих компетентных лиц, это была явная и неуклюжая провокация русского ГПУ. Непонятно было одно – для чего она была нужна. Неужели они считали всех полными недоумками?
И вся эта головоломка никак не хотела складываться…
Аэродром «Береза», 927-й истребительный авиаполк
За несколько дней войны Петр Логичев понял одно: спокойно поспать – это огромная радость. Увы, спать-то как раз и приходилось урывками. Немцы (теперь уже никто не сомневался в национальности противника), беспощадно избиваемые днем, перешли преимущественно на ночные налеты на малых высотах. Трудности обнаружения низко летящих самолетов радарами заставляли постоянно держать в воздухе дежурные звенья, патрулирующие в районах вероятных налетов.
Интересное происшествие случилось на второй день войны: в воздухе был перехвачен и посажен на аэродроме самолет с советскими опознавательными знаками, оказавшийся довоенным разведчиком Як-4. Экипаж его, в советском же довоенном обмундировании, безропотно сдал оружие и в сопровождении начальника особого отдела убыл в Минск. Перехватившие самолет летчики получили личную благодарность от командующего ВВС фронта. Да, уже на третий день войны все округа были преобразованы во фронты, из тыла в сторону передовой начали выдвигаться колонны войск, что тоже добавило работы истребителям. Правда, было одно весьма существенное отличие от «той» войны: колонны двигались днем под прикрытием зениток и истребителей, а на ночь рассредоточивались для уменьшения потерь от налетов фрицев. Война, можно сказать, перешла в нормальное русло, если это слово вообще применимо к войне.
Девятого марта было объявлено постановление ГКО о назначении военным министром А. М. Василевского вместо Булганина. А членам партии на собрании зачитали секретное письмо о смерти товарища И. В. Сталина и происках империалистов Запада, в результате действий которых произошла временная катастрофа и СССР снова придется оборонять свои рубежи от войск немецко-фашистских агрессоров.
Еще через несколько дней по радио выступил с речью председатель Совета Министров. К сожалению, Петр не мог ее услышать, так как вместе со всей эскадрильей был в небе, расчищая воздух для пролета советских тяжелых бомбардировщиков. Несколько полков бомбардировщиков Ту-4 и Ил-28 в сопровождении истребителей Ла-11 нанесли удар по крупнейшему транспортному узлу – Варшаве. Для того чтобы немцы не могли перехватить их на маршруте (что, впрочем, казалось уже повоевавшим советским летчикам практически невероятным), и были подняты истребители всех прифронтовых полков.
Кроме воздушных боев, летчикам полка пришлось вспоминать и бомбометание по земле. Несколько раз полк вылетал вместе с «Илами» на штурмовку немецких войск и аэродромов. В одном из боев над линией фронта зенитки подбили самолет Петра и сбили самолет лейтенанта Звягинцева. Петру повезло, он сумел перелететь фронт и выброситься с парашютом уже над нашими войсками. Навсегда запомнилось ему это чувство бессилия, когда грозная боевая машина перестает тебя слушаться, мотор глохнет и самолет, изредка выбрасывая клубы дыма и струйки пламени, топором падает вниз…
На земле его встретили пехотинцы из 48-й гвардейской стрелковой дивизии. После короткого застолья у командира полка, полковника Иванюты, его посадили в «козлик» и отвезли до аэродрома. По дороге старший машины лейтенант Петров рассказывал ему, что белорусы, узнав о повторном появлении фашистов, толпами осаждают все штабы, прося зачислить их в войска. Никто из них еще не забыл ни Хатыни, ни айнзатцгрупп. Несколько не выявленных ранее немецких пособников были приведены соседями в особый отдел полка, а один так и вовсе был забит насмерть, когда не смог скрыть радости при известии о новом нападении. И совсем уже тихим голосом, почти шепотом, он сообщил о том, что налажена связь с войсками на той стороне границы. Оказывается, за границей, от Гродно почти до Бреста, существует довоенный Белостокский выступ и в нем дерутся с немцами части войск бывшей РККА. Теперь наше командование планирует использовать их для контрудара по врагу, и из дивизии уже несколько офицеров получили назначения и отправились туда для передачи боевого опыта. В ответ Логичев рассказал лейтенанту о самолете, посаженном в «Березе», и его экипаже. Оба они сошлись на том, что в таком случае фрицам остается только сдаваться.
Интерлюдия
Генеральный штаб, Кремль, да и все правительственные учреждения в эти дни напоминали растревоженный муравейник. Многочисленные курьеры, звонки, пакеты и просто устные распоряжения отнюдь не добавляли порядка в этот хаос. Все было абсолютно непонятно – ни сам агрессор, ни его действия, ни международное положение.
Несомненно, в мирных условиях попытки проанализировать и понять произошедшее потребовали бы очень долгого времени, но в условиях войны пришлось воспринимать все как данность. Конечно, пришлось списать со счетов все группы войск за границей, вооруженные большим количеством современной техники, но она была и во внутренних округах, хотя и в меньшем количестве. Например, освоение танков Т-54 начиналось именно в Белорусском военном округе, и теперь все танковые дивизии Пятой механизированной армии были оснащены именно этими новейшими машинами, с броней, не уязвимой даже для хваленых немецких зениток, и стомиллиметровой пушкой. Кроме того, немцы столкнулись отнюдь не с РККА образца сорок первого года, а с Советской Армией – победительницей в закончившейся всего лишь восемь лет назад войне, еще не растерявшей опыт, имевшей среди командиров и запасников множество обстрелянных ветеранов. Еще бо́льшим плюсом ситуации была постоянная готовность к ядерной войне – напряженная международная обстановка заставляла держать порох сухим и быть готовым к любым неожиданностям. В те времена Руст был бы сбит уже при пересечении границы, попытка захватить остров на Амуре закончилась бы, едва начавшись, после огневого налета и атаки ближайшей войсковой части…
К концу недели удалось связаться и с войсками в Белостокском и Закарпатском выступах и принять их под свое командование. Немцы и их союзники затормозили на расстоянии от двадцати до восьмидесяти километров от границы. Особенно неудачно для нас шли бои на южном направлении. Слишком уж большим был перевес в силах над войсками Одесского военного округа, в котором базировалось всего три стрелковых корпуса, по две стрелковые и по одной механизированной дивизии в каждом. Дальнейшее продвижение немецких войск остановилось как из-за удара советских войск из Прибалтики и Прикарпатья, так и из-за упорного сопротивления войск и пограничников на остальных направлениях, да и начавшаяся распутица отнюдь не добавляла им скорости.
Из речи председателя Совета Министров СССР товарища Г. М. Маленкова:
«Граждане и гражданки Советского Союза! Дорогие товарищи, к вам обращаюсь я, друзья мои! Весь советский народ, партия и правительство СССР, все прогрессивное человечество понесло тягчайшую утрату – после продолжительной болезни вчера скончался секретарь ЦК КПСС, вождь и учитель советского народа товарищ Иосиф Виссарионович Сталин…
Пользуясь смертью товарища Сталина, западные империалисты развязали новую войну против нашей страны. В результате наша Родина снова вынуждена отбивать нападение империалистических орд…
Но ни империалисты, ни немецкие реваншисты, ни примкнувшие к ним японские милитаристы не смогли учесть главного – величия духа советского народа, его готовности отдать все без исключения, даже жизнь, для защиты своей Советской Родины, для защиты завоеваний Октября.
Закончу свое выступление бессмертными словами Великого Вождя советского народа товарища Сталина, уже однажды предсказавшего закономерный итог любой агрессии против свободы нашей Советской Родины. Наше дело правое! Враг будет разбит, победа будет за нами!»
Из выступления по радио Патриарха Московского и всея Руси Алексия Первого:
«Помните же, братия и сестры, не в силе Бог, а в правде! Выступим же дружно на защиту Родины, против сатанинского, человеконенавистнического агрессора! Несть больше счастия, чем душу положить за други своя, за свободу своей Родины!»
Аэродром «Береза», 927-й истребительный авиаполк
Петр Логичев с его счетом в семь сбитых самолетов считался теперь одним из асов полка. Поэтому, когда командир четвертой эскадрильи был ранен во время очередной штурмовки немецких войск, других кандидатов у командира полка не нашлось. Документы на повышение и на внеочередное звание ушли наверх одновременно. Понятно, что Петр радовался, но радость эта была с печалью пополам. Он-то жив, идет на повышение, а Лева Звягинцев как был, так и останется навечно лейтенантом. Да и не он один… Хотя, надо заметить, времени на рефлексию у летчика на войне не так уж и много. Два или три вылета в день выматывают не только физически, но и психологически до последней степени, оставляя только простейшие желания. Летать же приходилось все больше и больше, в том числе и на прикрытие войск в Белостокском выступе. В отличие от войск 53-го года, войска 41-го практически не имели зенитного «зонтика», и их приходилось непрерывно прикрывать истребителями до перебазирования к ним современных частей зенитной артиллерии.
Линия фронта постепенно, медленно, но неумолимо сдвигалась на восток. Наши войска, имея качественное превосходство, уступали немцам в численности, а подошедшие резервы были небольшими, так как мобилизация только разворачивалась. Распутица и климатические пертурбации в виде внезапных похолоданий и потеплений, сменявших друг друга, внезапный паводок на реках – все это затрудняло ведение боев как авиации, так и наземным войскам, но не могло остановить боев. Летчики радовались периодам такого ненастья, приковавшим немецкую, а часто и нашу авиацию к аэродромам, как радуются люди, несущие тяжелый груз, возможности немного передохнуть.
В конце месяца Логичев вместе с несколькими опытными пилотами погрузился в старенький Ли-2, который отвез их на тыловой аэродром. Там они получили новые, прямо с завода, МиГ-15бис. В отличие от старых машин эти самолеты сразу шли в камуфляжной окраске. Более мощный двигатель и возможность установки подвесных баков сразу понравились Петру. А после выполнения облета он влюбился в свою «ласточку» крепче, чем в любую из девушек, за которыми ухаживал за всю свою жизнь. По прилете в полк из этих самолетов была сформирована новая 4-я эскадрилья. Летали они над аэродромом, в бои их пока не пускали, но несколько раз заставили ночью летать всей эскадрильей на полную дальность с подвесными баками. В одном из ночных тренировочных полетов Петр опять пополнил свой счет. Привычно осматривая пространство, он на грани восприятия заметил летящую на малой высоте пару «новейших» немецких истребителей «фоккер» и, спикировав с левого полупереворота на них вместе с ведомым, сбил один. Ведомый догнал и расстрелял пытавшийся уйти второй. Вместо благодарности за сбитых Логичев получил выговор от командира дивизии за срыв учебного полета. При атаке он и ведомый, конечно же, сбросили подвесные баки и выработали топливо быстрее всех остальных самолетов, поэтому эскадрилье пришлось прервать полет и вернуться на аэродром.
Вскоре особое положение для четвертой эскадрильи отменили, и Логичев с друзьями окунулся в уже привычный ритм боевых вылетов.
Москва. Кремль. Зал совещаний
Совместное заседание ГКО и Государственной комиссии по чрезвычайной ситуации (ГКЧС) при ЦК КПСС началось с доклада академика Курчатова. Сведенные воедино факты и гипотезы, приведенные в докладе, выглядели абсолютно абсурдно и не раз вызывали недоверчивые перешептывания присутствующих. Наконец академик начал зачитывать заключительную часть доклада:
– Кроме прочего, при исследовании имеющейся англоязычной литературы был обнаружен небольшой рассказ о создании машины, перебрасывающей в прошлое как отдельных лиц, так и участки местности. Возможно, это была утечка информации, аналогичная вышеприведенному примеру, с описанием атомной бомбы в художественном рассказе. Следовательно, можно сделать вывод о причастности иностранных, вероятнее всего англо-американских, ученых к созданию данной ситуации. Исходя из анализа имеющихся данных и соответствия их приведенным выше гипотезам следует считать установленным факт о хронологической катастрофе или опыте, перенесшем территорию Советского Союза из тысяча девятьсот пятьдесят третьего в тысяча девятьсот сорок первый год.
После этих слов в зале наступила оглушительная тишина. Затем поднялся Маленков и спросил:
– Есть вопросы? Нет? Тогда будем считать, что выводы ГКЧС верны, и будем исходить из них при дальнейшем планировании. Благодарю вас, товарищ Курчатов. Сделаем перерыв.
Через пятнадцать минут члены ГКО, включая военного министра Василевского, опять собрались в душном от летней жары зале. Вопросов было много, все они были срочными, и практически по всем высказывались разные, порой прямо противоположные мнения. Серьезный спор разгорелся о применении атомных бомб. Соколовский, Булганин, Хрущев, Молотов были за бомбардировки. Первым выступил Булганин:
– Слишком большими были наши потери в Великой Отечественной войне. Теперь, после Катаклизма, мы можем ответить. Нам выпал второй шанс переиграть все. У нас появился единственный шанс стать сверхдержавой, а то и просто – единственной сверхдержавой. За такое дерутся до последнего. Имея полсотни боеприпасов старого типа и учитывая поступление до нового года еще не менее двадцати штук нового типа, можно решиться на расход как минимум десяти изделий.
На его выступление откликнулся Берия:
– Давайте проанализируем возможные последствия такого решения. По-моему, в результате мы откроем всему миру секрет возможности создания такого оружия, ускорим принятие американцами решения о начале Манхэттенского проекта, немцы тоже пересмотрят отношение к своему проекту. Считаю невозможным применение спецбоеприпасов до решения вопросов с американцами и немцами. МВД совместно с ГРУ уже разрабатывает план мероприятий по данному вопросу. До его завершения применение данного оружия нецелесообразно. А к тому же мы получаем много проблем с последствиями применения оружия, с остаточным заражением местности.
Тогда эстафету переняли Молотов и Хрущев.
– Мы не выдержим второй Отечественной войны. Народное хозяйство с трудом оправилось от последствий первой, внезапный переход от весны к лету оставляет нас в этом году без сельхоззаготовок. Результатом может быть нехватка продовольствия и резкое падение производства. Необходимо закончить войну в короткий срок, – сказал Молотов.
– Мы не готовы, мы многое потеряли в первой войне. К тому же у нас нет поддержки США, Англии, нет никаких союзников, кроме Монголии. А ведь мы можем показать кузькину мать Гитлеру и его присным, причем в кратчайшие сроки, ограничив потери наших людей, – добавил Хрущев.
Маленков предложил выслушать начальника Генштаба.
– Применение спецбоеприпасов позволит нанести поражение противнику с наименьшими потерями для своих войск. Вполне логичным представляется план нанесения ударов по наиболее важным точкам противника и скоплениям его войск на фронте. Согласно докладу главнокомандующего ВВС главного маршала авиации Жигарева, кроме полков Ту-4, имеющих всего десять специальных носителей, мы можем нанести удары еще несколькими современными бомбардировщиками: двумя Ту-85, двумя Ту-16, двумя М-4, одним Ту-95. Все они проходят испытания, но вполне могут быть привлечены для ведения боевых действий. Их характеристики позволяют не опасаться существующих средств ПВО противника. Зная историю развития средств ПВО противника, Генштаб считает неприемлемым затягивание с применением, уменьшающее неуязвимость наших бомбардировщиков. План нанесения ударов разработан, он включает несколько первоочередных целей: Цоссен, Пенемюнде, Бертехсгаден, Берлин, города Рура, группы немецких войск на левом фланге и в центре фронта, – доложил Соколовский.
– А ракеты? Мы можем их применить? – спросил Хрущев. – Насколько я помню, они вообще неуязвимы и позволят нанести внезапный и неотразимый удар.
– В настоящее время ни одна из ракет не приспособлена для несения спецбоеприпасов. Разработка специальных ракет-носителей еще не закончена. Формируемые сейчас две первые инженерные бригады РГК могут применять только неэффективные изделия Р-1 и Р-2, которые не могут нести спецзаряд. Поэтому их применение на фронте нецелесообразно, – ответил Соколовский.
Микоян, внимательно слушавший все эти выступления, попросил слова и предложил компромиссное решение:
– Подготовку к нанесению ударов спецсредствами провести в полном объеме, но пока не наносить. Применение спецсредств – только по личному разрешению товарища Маленкова и его заместителя, товарища Берии. Мое мнение – применять только в самом крайнем случае. Цоссен и Пенемюнде разбомбить необходимо, но обычными бомбами.
– А применять спецзаряды на своей территории не вижу вообще никакой необходимости. Не забудьте, что при этом пострадают и наши советские люди, – добавил Берия.
Маленков поставил вопрос на голосование. Неожиданно на сторону Берии встал Василевский.
– Считаю, что необходимо сохранить в тайне наличие у нас спецбоеприпасов. Вспомните, как вели себя англо-американцы после победы. Вот для них и надо подготовить сюрприз, – сказал он.
Эти слова оказались решающими. С тем, что атомное оружие применять не следует, в итоге согласились все. Сразу обсудили вопросы о продолжении работ по созданию водородной бомбы и новых носителей оружия. С учетом возможности получения решающего превосходства было решено ускорить создание более мощной, чем урановые, водородной бомбы, а также новых бомбардировщиков и ракет. Особое внимание планировалось уделить бомбардировщикам межконтинентального радиуса действия, способным при необходимости достичь Америки.
Затем обсудили положение на южном участке советско-германского фронта. По предложению Хрущева на Второй Украинский фронт назначили Г. К. Жукова.
Не меньше времени заняло и обсуждение дальневосточных вопросов. Решено было поставить главнокомандующим войсками Дальнего Востока Р. Я. Малиновского. Как заметил при этом Маленков:
– Опыт действий на этом участке и с этим противником у него есть. Вот пусть и использует его.
На этом заседание ГКО закончилось.
Аэродром «Жуковский». Главный летно-испытательный центр
Генерал Молодчий был счастлив. Знаменитый летчик Дальней авиации, прошедший всю войну, получил в свое распоряжение группу таких самолетов, о которых раньше мог только мечтать. В его распоряжение перевели лучших летчиков из тяжелых бомбардировочных полков, и теперь они осваивали сверхновые, сверхскоростные и сверхдальние машины. А еще ему было обещано пополнение из спешно достраиваемых нескольких бомбардировщиков Туполева Ту-85, заканчивающего испытания туполевского же изделия «95» и нового варианта мясищевского реактивного сверхбомбовоза. Радости добавлял и самостоятельный полет, выполненный на Ту-85. Огромная серебристая машина, способная долететь до Америки со скоростью, превосходящей максимальную для самолетов военного времени, на недосягаемой ранее высоте, способная нести до цели вагон бомб и защищенная пушечными установками, была «лебединой песней» советских тяжелых бомбардировщиков с поршневыми двигателями. Именно это и стало причиной прекращения выпуска вполне готового к серийному производству бомбардировщика, по опыту войны в Корее устаревшего с появлением реактивных истребителей. В нынешней же ситуации он оказался вполне востребован, и на заводе в Казани поспешно восстанавливали его производство.
Тем временем летчиков переучивали по ускоренной программе, изучая самолеты и инструкции по их эксплуатации. Порой казалось, что летчики ночуют прямо в самолетах, столько времени проводили они в кабинах, «насиживая» и осваивая их. Прошло немного времени, и начались полеты над советской территорией на предельной высоте, тренировки в ночных и дневных сверхдальних перелетах.
Большой потерей для всех стала авария новейшего «девяносто пятого»[10], разбившегося в очередном испытательном полете из-за отказа двигателей. Несколько дней лихорадило весь ГЛИЦ и даже группу Молодчего. Представители МВД, армейские комиссии, представители КБ и заводов изучали, осматривали и едва ли не вынюхивали все бумаги, состояние всех самолетов и двигателей, опрашивали всех причастных и непричастных. Происшествие оказалась для Александра Молодчего вдвойне печальным: вместе с летчиками и испытателями ГЛИЦ погиб и его старый друг, полковник Журавлев. Он должен был получить этот самолет после испытаний и с разрешения командования знакомился с особенностями пилотирования, летая вместе с бригадой испытателей.
Это печальное событие ненадолго задержало подготовку, и уже к концу месяца специальная авиагруппа Молодчего вылетела на разведку и бомбежку целей в Германию. Боевые полеты оказались не сложнее тренировочных. Огонь зенитной артиллерии практически не доставал до самолетов, летевших на большой высоте, а истребители, если и поднимались до них, на практическом потолке маневрировали, как сонные мухи. Да и вооружение их не могло сравниться с оборонительным вооружением «туполевых». А уж мясищевские реактивные «эм-четвертые» вообще никого не боялись, уходя от немцев как от стоячих, даже на крейсерской скорости.
Увы, авария опытного «девяносто пятого» привела к замедлению программы его строительства – решено было сначала довести двигатели. Молодчий был за этот самолет, понравившийся ему своей дальностью и высотностью. К тому же привычные винты, хотя и вращаемые не поршневым, а турбовинтовым двигателем, казались надежнее. Но его мнение было всего лишь «принято во внимание». Впрочем, возможно, оно вместе с мнением Хрущева и оказалось решающим при изучении вопроса о закрытии программы «девяносто пятого». Решено было продолжать постройку второго опытного экземпляра, но уже во вторую очередь работ завода. Первоочередным стал запуск в серию Ту-85.
Группа Молодчего тем временем провела тренировочные полеты на сброс специзделий и испытания системы дозаправки в воздухе для самолетов Ту-85. Адаптированная для них система дозаправки, спроектированная изначально для Ту-4, давала «восемьдесят пятым» возможность достичь практически любой точки на земном шаре. И летчики группы активно готовились к этому.
Глава 3. Наша служба и опасна и трудна…
(Июнь – август 1941/53 г.)
Москва. Территория Выставки достижений сельского хозяйства
Резидент ЦРУ, начинавший службу еще в УСС, Роберт (Боб) Гарри Поттер-младший уже пятую минуту торчал в кабинке общественного туалета, ожидая связи с представителем посольства. Да, разведка США не могла пока похвастаться большими успехами в СССР, и Боб Гарри был, пожалуй, самым большим ее достижением. Под видом армянина-репатрианта Роберта Мерзосяна он сумел не только проникнуть в Советский Союз, но даже устроиться на работу в редакцию газеты «Советский железнодорожник». Ему удалось найти несколько источников информации, от одного из которых, студента Михаила Гробачева, жившего в одной комнате с американскими студентами, он получил интересную информацию о происходящем.
Вот наконец-то в соседней кабинке стукнула дверца, и рука из-под перегородки вручила ему сверток, забрав у него другой. Вообще-то такой неудобный способ связи, конечно же, не был основным. Но в последнее время из-за непонятных происшествий нормальные каналы стали опасными, так как вокруг иностранных посольств прямо-таки кишели агенты ГБ в штатском, а всех иностранцев при передвижении по Москве сопровождал как минимум один такой агент. Однако нынешний, такой экстравагантный способ связи наверняка был отброшен русскими как невероятный. Поэтому Боб уже третий раз посещал ВДСХ, якобы собирая данные для очерка о достижениях строительства советских железных дорог. Впрочем, он опасался, что скоро будет писать не о достижениях строительства, а о результатах боев. Хотя официально он числился ограниченно годным к воинской службе, Боб подозревал, что его могут отправить в какую-нибудь фронтовую газету. Теперь же следовало немедленно передать бесценные сведения, полученные от студента Михаила. Будучи вхож в академические круги, тот сумел достать данные о создании в СССР новой сверхмощной атомной бомбы и о планировании ее испытания в августе – сентябре. Кроме того, удалось получить кое-какие сведения о нападении непонятных агрессоров на западной границе, чрезвычайно интересные и невероятные. Все это и вынудило Боба передать в посольство сигнал об экстренной встрече.
Впрочем, это было, конечно же, не главным, признавал в глубине души Боб. Главным был полностью изменившийся характер радиопередач, которые ловил его приемник, и полное отсутствие шифровок с родины. Впервые с тех пор как он, потомок армянских эмигрантов, приехал в эту загадочную страну, ему стало страшно.
«Ладно, передача прошла удачно, скоро узнаем, что же произошло», – думал Боб Гарри, выходя из здания туалета. Но тут он увидел несколько внимательно разглядывавших его глаз. Взявшие его в полукольцо люди были, несомненно, чекистами. Боб попытался рвануться в сторону, но холодный вежливый голос остановил его порыв:
– Не дергайтесь. Бегство бессмысленно, гражданин. Прошу пройти с нами.
Повернувшись, Боб Гарри увидел невысокого плотного крепыша, который показывал ему удостоверение в красной сафьяновой обложке. Оглядевшись, Боб Гарри криво усмехнулся – справа от здания несколько человек сажали в машину работника американского посольства.
– МВД. Майор Пронин. Вы задержаны по подозрению в шпионской деятельности против СССР.
Москва. Заседание коллегии Министерства внутренних дел
Заседание коллегии объединенного с Министерством госбезопасности Министерства внутренних дел было посвящено решению вопроса утечки информации о необычной ситуации в Советском Союзе за границу. На нем присутствовали, кроме самого Л. П. Берии и его заместителей С. Н. Круглова и Б. З. Кобулова, также начальник Третьего (разведывательного) управления МВД С. А. Гоглидзе и его подчиненные.
– Всего из балтийских портов успело уйти четыре судна: голландское, датское, польское и гэдээровское. Судьба последнего уже установлена: нашими торпедными катерами подобрана шлюпка с двумя уцелевшими членами команды, судно потоплено подводной лодкой. Об остальных никаких сообщений нет. На Дальнем Востоке в течение первого дня ушло восемь кораблей, из них два американских, одно английское, четыре китайских и одно наше. Последнее вернулось вчера во Владивосток, – докладывал генерал Джуга.
– Какова вероятность захвата этих судов немецкими и японскими кораблями? – спросил Берия.
– Считаю, что на Балтике все суда, вероятно, потоплены немцами. Вряд ли они позволят судам под флагом противника спокойно пройти мимо. Возможно, ими захвачены уцелевшие члены команд. На мой взгляд, это несущественно, поскольку немцы могут уже иметь информацию с фронта, – ответил Джуга. – Сложнее на Дальнем Востоке. Японцы обязательно пропустят американские и английские суда и постараются захватить или потопить китайские. Раз боевые действия еще не начаты, японцы получат или уже получили сведения о положении в СССР от их команд, – добавил он.
– Плохо работаем, товарищи. Почему не смогли удержать корабли под любыми предлогами? Ждали указаний? – спросил Берия.
– Не было никаких оснований для задержания. Обстановка была неясной, но неугрожающей. Можно было спровоцировать международный скандал, – заметил заместитель Берии Круглов.
– Ладно. С этим понятно. Что с посольствами? И с агентурой империалистических разведок? Докладывайте, товарищ Гоглидзе, – продолжал Берия.
Из доклада Гоглидзе стало ясно, что английская резидентура известна МВД из нелегальных источников и может быть практически нейтрализована в течение нескольких дней. Сложнее с американской разведкой. Точных данных по ней не было, хотя те же нелегальные источники имели сведения, что она весьма малочисленна и не имеет серьезного значения. Данных по остальным разведкам было намного меньше, но можно было предположить, что разведка западных немцев практически не имеет своих агентов в СССР, как и японская, после недавних чисток. Турецкая разведка оценивалась также весьма низко, но на всякий случай приняты дополнительные меры безопасности на советско-турецкой границе и на Кавказе.
– Посольства и консульства в течение нескольких дней после Катаклизма взяты под усиленное наблюдение, консульства в других городах закрыты. Слежка за посольствами дала некоторые результаты – задержаны два шпиона, пытавшихся выйти на связь с американским и норвежским посольствами. В настоящее время глушатся помехами все радиопередачи из посольств. На предъявляемые протесты заявлено, что это результат какого-то не установленного пока природного явления, – докладывал Круглов.
– Хорошо. Возможно, через несколько дней будет принято решение о временном интернировании всех посольств империалистических государств. Необходимо подготовить специальные отряды для этой цели. Важно суметь захватить секретные документы и шифры. Есть мнение, что будут найдены документы, которые смогут пролить свет на происхождение и природу Катаклизма, – сказал Берия. – Но учтите, вся подготовка должна быть проведена в тайне, поскольку окончательного решения не принято. Возможно, будет решено, что выгоднее признать уже имеющиеся посольства, запретив въезд новым дипломатам.
Интерлюдия
В эту ночь самураи решили… Нет, отнюдь не перейти границу у известной всем реки, а решили они, что русские вот-вот нападут. Непонятные явления, случившиеся днем, очень подозрительно напоминали описания из русских же книг о будущей войне. Поэтому все войска Квантунской армии вдоль границы Маньчжоу-Го были подняты по тревоге и приведены в состояние боевой готовности. Еще больше японцев удивила попытка русских связаться с пограничным постом в районе Хасана и обратиться с просьбой пропустить делегата связи к советским войскам в Порт-Артуре. Впрочем, последнее было принято за попытку оскорбительно подшутить над армией Ямато. Свежие воспоминания о том же Хасане и Халхин-Голе заставили молча стерпеть обиду и запомнить это оскорбление на будущее. Аналогично пришлось поступить и по отношению к транспортному самолету, нагло пытавшемуся приземлиться на аэродроме около Порт-Артура. Его всего-навсего отогнали зенитным огнем, не сбивая и не препятствуя обратному возвращению во Владивосток.
Но самое непонятное творилось на Курилах и Сахалине – связи с ними не было. Попытка отправить делегатов закончилась неудачей – они просто не возвратились. Повторные и более осторожные попытки закончились возвращением посланного катера с известием о столкновении с русским пограничным кораблем.
Претензии к русским росли, и только невозможность связаться с посольством в Москве не давала Токио предъявить их русскому правительству, несмотря на ропот сторонников конфронтации с СССР, а также немедленного завершения разработки и ввода в действие плана «Кан Току Эн». Впрочем, по мере поступления новостей из Европы этот ропот сменился задумчивостью, поскольку становилось ясно, что хваленый вермахт, в пару недель захватывающий любую европейскую страну, завяз и его хребет трещит в лапах русского медведя.
Берлин. Запись переговоров фельдмаршала фон Бломберга, оберста фон Трескова и нескольких неустановленных лиц
(Архив Штази[11] [гестапо]. Обозначения: Т. – фон Тресков, Б. – фон Бломберг, А., Ц. и Г. – неустановленные лица.)
«Т. – Итак, англичане согласны вступить с нами в союз только при аресте Гитлера, Геринга и Гиммлера. Геббельс, естественно, будет держаться за Гитлера до последнего. Поэтому предлагаю устранить этих господ и немедленно объявить о союзе с Великобританией.
Б. – Конечно, я за союз с англичанами, но в данной ситуации не вижу от него никакой пользы. Как союзники, они ничем не смогут нам помочь в борьбе с большевиками.
А. – Я тоже не склонен высоко оценивать возможности англичан как союзников. Но приходится признать, что других вариантов я пока не вижу. Вчерашняя бомбардировка Берлина показала наличие у русских таких самолетов, бороться с которыми наши противовоздушные войска просто не в состоянии. Население начинает паниковать. А тут еще эти нехорошие вести с фронта.
Ц. – Да, нас пока спасает мобилизация русских. При их огромных расстояниях они не могут быстро мобилизоваться. Но я считаю, что решение необходимо принимать немедленно. Каждый день задержки может привести к катастрофе. Гитлер не способен осознать данный факт, он вообще не слушает нас, военных профессионалов. Считаю, что его надо отстранить от власти. И немедленно решить вопрос о прекращении конфликта с русскими.
Т. – Но все же, раз уж мы согласны в данном вопросе, надо решиться и на следующий шаг – на союз с англичанами. В принципе, я бы согласился и на переговоры с русскими, но считаю, что в настоящее время это бессмысленно. Они не простят нам разрыва договора, к тому же, если верить имеющимся сведениям, они переживают это уже второй раз.
Г. – Я считаю, что наилучшим решением будут все же переговоры с русскими. Уход из жизни Сталина, который, конечно же, не простил бы нам разрыва договора, дает шанс договориться с его преемниками. Исходя из анализа русских радиопередач, на вершине власти у них сейчас находится триумвират из Маленкова, Берии и Хрущева. Первые два, по мнению наших дипломатов, были одними из сторонников договора с Германией, о позиции третьего серьезных данных нет.
Б. – Договариваться с большевиками? Нет уж, увольте.
Г. – А они уже и не большевики. По последним сведениям, их партия теперь называется КПСС – Коммунистическая партия Советского Союза, вместо наркоматов у них министерства, а самое интересное – вроде бы недавно расследовалось антиеврейское «дело врачей» и шла активная борьба с «космополитами»-евреями.
А. – То есть вы хотите сказать, что они сближаются с нашей позицией в этом вопросе?
Г. – Не уверен. Сведения очень противоречивы и добыты в основном из захваченных подшивок газет и допросов немногочисленных пленных. Но все же я считаю, что с русскими договориться будет надежнее, чем с англичанами.
Б. – Если все, что вы сказали, правда, то, возможно, ваша позиция может привести к успеху. Но я сделал бы ставку на англичан.
Т. – Господа, я считаю, что этот спор все же второстепенен. Если удастся захватить власть, мы можем пытаться договориться и с русскими, и с англичанами или даже с американцами. Без устранения клики Гитлера от власти ничего не может быть решено.
Б. – Согласен.
А. – Согласен.
Ц. – Согласен. Но все же я – за переговоры с русскими.
Г. – Согласен.
Т. – Тогда я предлагаю приступить к конкретным действиям…»
Лондон. Посольство СССР
После речи Черчилля в поддержку СССР полпред (посол) Майский ожидал оживления в отношениях с британским МИДом. Но вместо этого уже несколько дней посольство существовало в каком-то вакууме, англичане как будто забыли о существовании представительства СССР. Хуже всего, что, похоже, и на родине стало не до посла и его забот, потому что Наркомат иностранных дел тоже хранил загадочное молчание. А передачи советского радио, ловившиеся в посольстве, вообще были необъяснимы: в них присутствовало множество незнакомых имен, фактов и названий. Встречи на приемах в других посольствах тоже не прибавляли оптимизма. Почти все дипломаты расспрашивали о причинах прекращения связи между СССР и остальным миром. Приходилось все сводить к шутке или отмалчиваться. Особенно неприятным был разговор в японском посольстве, куда Майский был приглашен лично. Японский посол встретил его холодно, а в разговоре упомянул, что Япония недовольна несоблюдением СССР договора о взаимном ненападении и враждебными действиями со стороны Союза. Пришлось отговариваться отсутствием каких-либо инструкций и новостей из Москвы.
Поэтому посол был даже рад, когда из Министерства иностранных дел пришел запрос на встречу с неким Робертом Блейком. Судя по тому, что посол не слышал о нем ранее, это был чиновник не очень крупного ранга, но даже такая встреча все же лучше, чем ничего. Прибывший Блейк удивил Майского своей молодостью, незначительностью должности и непривычно прямолинейной манерой разговора. Вместо обычных протокольных вежливостей он сразу заявил протест в отношении действий советского правительства, нарушившего все нормы международного права прекращением связи с посольством Его Величества в Москве.
Майский вызвал шифровальщика и приказал срочно передать сообщение в Москву, а сам вызвал на совещание первого и третьего секретарей посольства. Совещание закончилось за полночь, но ничего конкретного решено не было. Разве что третий секретарь был необычно оживлен и несколько раз уточнял детали разговора с чиновником. Утром он отправился в город, где и пробыл несколько часов. Вернувшись, он зашел к послу и сказал, что ввиду чрезвычайности ситуации может сообщить послу имеющиеся у него сведения о том, что советская разведывательная сеть в Великобритании также потеряла связь с СССР. Поэтому, похоже, ситуация не просто катастрофическая, а сверхкатастрофическая. Но в этот момент в кабинет посла вбежал запыхавшийся шифровальщик, который нес, словно величайшую драгоценность, расшифрованную телеграмму с Родины. Выпроводив всех, посол внимательно изучил полученную телеграмму. В ней за подписью Молотова, известного ему как нарком иностранных дел СССР, сообщалось о смерти Сталина и о других новостях, часть из которых он уже знал из пойманных радиопередач. В принципе, несмотря на некоторые непонятные моменты, телеграмма все же была первой достоверной вестью о последних событиях вокруг и внутри СССР. Получены были и инструкции по действиям посольства в сложившейся ситуации. Особый упор в них делался на доведение до британского правительства единства целей обеих стран и необходимости создания антигитлеровской коалиции. Требовалось также довести до англичан, что неизвестная природная катастрофа препятствует установлению связи с посольством Великобритании в Москве, но правительство СССР принимает все меры для восстановления ее нормального функционирования.
Собрав коллектив посольства, Майский сообщил полученные сведения и наметил предстоящие дела. Первым делом требовалось договориться о встрече с министром иностранных дел Иденом.
Второй важнейшей задачей стало налаживание тесных контактов с де Голлем. Посол должен был сделать все возможное, чтобы де Голль осознал – единственной серьезной силой, способной освободить Европу от гитлеровских орд, является Советский Союз. А он очень заинтересован в помощи «Свободной Франции» и установлении дружественного правительства в послевоенной Франции. При этом следовало осторожно намекнуть, что во главе правительства освобожденной Франции Москва видит именно Шарля де Голля.
Отправляя через некоторое время в Москву отчет о проделанной работе, посол отметил, что де Голль, несмотря на всю перспективность его как лидера свободной Франции, больше склонен к союзу с Великобританией и САСШ. Поэтому Майский предлагал поискать другую кандидатуру на пост главы свободной и демократической Франции, если, конечно, не будет принято решение о помощи в продвижении к власти Коммунистической партии.
Об отношениях с Великобританией посол докладывал, что в связи с неожиданными успехами СССР в борьбе с Германией в высших кругах Британии начинают побеждать антикоммунистические настроения из-за того, что многие высокопоставленные деятели боятся усиления влияния СССР в послевоенной Европе.
Лондон. Резиденция премьер-министра
Собравшиеся в кабинете Черчилля министры и военные были олицетворением власти и силы Британской империи. Империи, над которой солнце никогда не заходило и которая, несмотря на потери в Первой мировой, пыталась остаться в ранге ведущей державы и в ходе начавшейся Второй мировой войны. А это требовало умения использовать малейший шанс, умения реально оценивать любые, самые невероятные возможности и извлекать из них выгоду для своей страны. Которая «права или не права, но это моя страна» и у которой «нет ни друзей, ни союзников, есть только постоянные интересы».
Поэтому-то и ломали головы джентльмены, сидящие за столом в уютной гостиной на Даунинг-стрит, пока Черчилль, расхаживая по периметру ковра и поддерживая беседу, одновременно занимался своеобразной гимнастикой, подбирая с пола кусочки разбросанной бумаги.
Между тем имеющиеся сведения отнюдь не радовали. Вместо ожидавшейся длительной войны между Советской Россией и Германией немецкие войска топтались у самой границы. Кроме того, русские сумели крепко побить люфтваффе и разбомбить Варшавский, Краковский, Люблинский, Лодзинский и несколько более мелких железнодорожных узлов; бомбили Берлин, Цоссен и города Рура. При этом они показали такой уровень развития авиации, который не мог привидеться в самом жутком, кошмарном сне.
К тому же вчера из Гонконга были получены не менее невероятные сведения. Прочитав донесение, Черчилль сказал одну из своих знаменитых фраз:
– Или я, или мир – но кто-то явно сошел с ума.
Губернатор и военные власти Гонконга сообщали о прибытии из Владивостока английского судна «Корнуолл», не включенного ни в один реестр торгового флота Великобритании. Команда его состояла из англичан и пребывала в полной уверенности, что она вышла из Владивостока 5 марта 1953 года. Другие рассказанные ими факты были не менее невероятны. Оказывается, война закончится в 1945 году, послевоенным премьер-министром будет Эттли, а Черчилль произнесет речь в Фултоне, призывающую к борьбе с коммунистической Россией. Россия же по итогам войны захватит всю Восточную Европу и, установив на границах «железный занавес», начнет строительство «мировой системы социализма». Кроме того, она захватит половину Кореи и развяжет Корейскую войну, в которой англичане будут всего лишь одними из союзников САСШ. А самое главное, они утверждали, что сверхсекретный проект создания атомной бомбы, о котором во всей империи знали всего несколько человек, увенчается успехом, но… в Соединенных Штатах и в России. Которая, если верить «пришельцам», уже имеет огромное количество этих «атомных бомб».
– Во-первых, если верить этим сведениям, – заявил Черчилль, – Советская Россия стала смертельной угрозой для свободного мира; во-вторых, надо немедленно создать новый фронт против ее стремительного продвижения; в-третьих, этот фронт в Европе должен уходить как можно дальше на восток. Разница между военными силами, которые могут выставить на континенте русские и Англия, слишком велика. В нынешних условиях ее не может устранить даже союз Англии с Америкой. Поэтому необходимо срочно договариваться с антигитлеровскими заговорщиками, а после устранения господина Гитлера высаживать наши армии на континенте и организовывать единый антикоммунистический фронт европейских стран.
– Но как мы объясним народу столь резкий поворот в нашей политике? – спросил Первый морской лорд Дадли Паунд.
– Думаю, это будет несложно, но, конечно, потребует времени. Необходимо срочно начать публикации статей о полученных сведениях, доказывающих, что не немцы, а русские напали первыми. И что новости о немецком нападении – пропагандистская кампания русских, – заметил Энтони Иден, министр иностранных дел. – Кроме того, надо будет передать журналистам и сведения об отсутствии связи с посольствами в Москве, объяснив это происками русских.
– Хорошо. Но насколько достоверно мы знаем о происшедшем? Что сможет сказать нам наш уважаемый адмирал? – обратился Черчилль к скромно сидевшему чуть в сторонке человеку.
Широко известной этой персоне предстояло стать только после войны, когда будут опубликованы произведения одного из его подчиненных. Это был начальник Секретной службы империи адмирал Стюарт Мензис.
– К сожалению, после последних событий потеряна связь не только с посольствами, но и с нашей сетью в России. Сохранившиеся источники в Германии, европейских странах и нейтральных государствах во многом подтверждают сведения, полученные из Гонконга. Кроме этого, получены сведения из Японии, косвенным образом подтверждающие все вышесказанное, – ответил адмирал. – В настоящее время русский отдел собирает дополнительные сведения. Проверка в русском посольстве показала, что им тоже ничего не известно. Решено попробовать отправить несколько «корреспондентов» для освещения героической борьбы русских против немецкого вторжения и сбора необходимой информации.
– Согласен. Однако у русских огромное преимущество в воздухе. Что мы можем противопоставить авиации русских? – спросил Черчилль лорда Бивербрука.
– В настоящее время проводятся работы по двум проектам скоростных истребителей: «Тандерболт» и «Спайдер-Краб». Фирма «Глостер» достраивает двенадцать экземпляров опытных истребителей «Тандерболт». Планировалось к концу года закончить испытания и при получении положительных результатов начать серийное производство. Фирма «Де Хэвиленд» приступила к разработке реактивного двигателя и истребителя под него в январе. Результаты планировалось получить к началу сорок третьего года. В связи с полученными сведениями финансирование проектов увеличено, работы ведутся ускоренными темпами, – ответил Бивербрук. – Предположительно к началу сорок четвертого года мы будем иметь освоенные истребители того же класса, что и у русских.
– Плохо. Очень плохо. Необходимо насколько возможно ускорить производство новой техники. По сообщениям с русско-германского фронта, именно русская авиация стала основной ударной силой, противостоять которой не могут даже новейшие немецкие самолеты. Привлекайте все возможные силы, финансирование будет увеличено. Также надо увеличить финансирование проекта «Тьюб аллой»[12]. Если русские действительно имеют бомбу, мы должны их догнать, – сказал Черчилль.
– Тогда придется уменьшать финансирование в других областях, – заметил министр финансов.
– Что ж, значит надо провести анализ всех наших расходов и изыскать средства, – вздохнул Черчилль.
– Признаться, мне кажется, что без помощи американцев нам не обойтись, – заметил Иден.
– Нет. Попробуем справиться сами. Разве вы не заметили, что в показаниях команды судна прямо говорится, что Британия станет младшим партнером САСШ. Необходимо избежать этого любым путем. Не думаю, что мы, несмотря на переживаемые трудности, должны становиться их вассалами, – сказал Черчилль.
– Значит, сейчас самым важным для нас становится успех немецких заговорщиков, – подвел итоги Иден.
– Да. И наших ученых, работающих над проектом «Тьюб аллой». Иначе у свободного мира не останется никаких шансов, – добавил Черчилль.
Москва. Зал заседаний ГКО
Очередное заседание ГКО началось с неожиданного заявления Маленкова. Признав, что многочисленные катастрофические последствия Катаклизма, стихийные бедствия в различных районах Союза, возможные перебои в снабжении продовольствием и проблемы внешней политики требуют постоянного его внимания как председателя Совета Министров СССР, в результате чего заседания ГКО чаще всего проходят под управлением Берии, он предложил назначить последнего председателем, а сам Маленков стал бы его заместителем. Таким образом, они взаимно дополняли бы друг друга, при этом получив возможность более глубоко заниматься неотложными делами в сфере своей компетенции. На возражения Булганина и Хрущева, что ГКО именно и задумывался как единственный центральный орган управления, Маленков заметил, что это было справедливо в условиях Великой Отечественной, когда страной управлял товарищ Сталин. В нынешних же условиях необходимо именно сосредоточение усилий каждого управляющего органа в своей области, при координации усилий с помощью ГКО. После длительных и бурных обсуждений предложение Маленкова было принято при двух голосах «против» и одном воздержавшемся.
Затем Берия довел полученные из Англии сведения об утечке информации по атомному оружию. Из нескольких ушедших из портов СССР иностранных судов дошли до портов назначения один английский и два американских.
– Так что меры по засекречиванию наличия спецбоеприпасов потеряли смысл, – заметил Берия.
– В таком случае возможно их применение? – спросил Булганин. – Напоминаю, что я предлагал такой вариант с самого начала. Мои оппоненты уверяли, что нельзя выдавать наличие этого оружия у нас. И что? В результате утечка все равно произошла, а мы понесли потери, которых могли избежать.
– Полностью поддерживаю товарища Булганина. Если бы мы вовремя применили спецзаряды, я полагаю, сейчас мы бы уже принимали капитуляцию Германии, – добавил Хрущев.
– Не уверен, что Германия сразу бы капитулировала. А вот озлобление населения, международный резонанс и будущие проблемы в отношениях с Германией мы бы получили точно. Поэтому я против применения спецзарядов без крайней необходимости, – заявил Микоян.
– Ну, про международный отзыв могу сказать сразу – применим мы бомбу или нет, мы все равно окажемся виноваты. Применим – из-за того, что применили, не применим – потому что собирались применить. Поэтому это возражение считаю неправомерным, – сказал Булганин.
– Я считаю неправильным вновь поднимать уже решенный вопрос, – заметил Берия. – Поэтому предлагаю перейти к вопросам по операциям «Кольцо», «Лес» и «Степь».
Доклад Василевского по планам операций и их обсуждение затянулись надолго. Закончилось заседание поздно ночью, хотя после смерти Сталина старая традиция ночной работы понемногу отмирала.
Едва заседание закончилось, Булганин и Хрущев сели в одну машину и уехали на квартиру Хрущева. Вслед за ними на своей машине поехал и Молотов.
Согласно полученному генералом Кобуловым донесению, все трое пробыли на квартире Хрущева почти до четырех часов утра. Кобулов передал эти сведения Берии, но тот быстро, без всякого интереса просмотрев бумагу, предложил заняться более важными военными вопросами.
Северо-Американские Соединенные Штаты. Нью-Йорк
Художник и корреспондент нескольких нью-йоркских газет Руди Абель (он же лейтенант советского НКВД Рудольф Абель[13]) с терпением, присущим художникам и рыбакам, ждал восстановления связи с Центром.
Автор уже видит, как читатель в этом месте предвкушает погони и перестрелки, слежку и рестораны, красивых агентесс и коварных контрразведчиков. И напрасно. На самом деле работа разведчика сильно отличается от того, что пишет Флеминг. Фактически это нудное и кропотливое вживание в абсолютно чуждую тебе среду, с попытками выхода на значимые источники информации, поиском и анализом мельчайших фактов из газет и наблюдаемой действительности. И к тому же вместо красивой жизни непрерывный стресс из-за возможности разоблачения и ареста.
Но Абель связи все же дождался. Правда, самым неожиданным образом. Однажды вечером в дверь его квартиры позвонил незнакомый крепкий брюнет. После обмена чрезвычайными паролями, он сообщил о последних новостях, о которых газеты писали туманно и непонятно. Самым большим потрясением для Абеля стал даже не перенос его страны, а то, что он, оказывается, и в пятьдесят третьем году был в САСШ. Он-то рассчитывал, что вернется домой намного раньше. Но это были эмоции, а впереди предстояла, как выяснилось, довольно опасная и напряженная работа. Используя свои связи в журналистских кругах, он должен был проследить за несколькими физиками, подробно разузнать о месте их работы, привычках и повседневном распорядке. Для успешного выполнения работы в его распоряжение были отданы еще два человека.
Так вот, под предлогом написания статьи для газеты «Нью-Йорк геральд» он поехал в Нью-Йорк, а затем в Калифорнию, в Беркли. Оказалось, что найти нужных людей проще, чем он думал. У прикомандированных оказался список практически всех разыскиваемых с адресами работы, а в некоторых случаях и проживания.
Все прошло быстро, и скоро он читал в газете о таинственных происшествиях с физиками Хансом Бете и фон Нойманом, а также внезапном отъезде в Швецию Роберта Оппенгеймера с супругой. Чуть позже в газетах промелькнуло известие об ученом Понтекорво, уехавшем в СССР.
Единственным трудным вопросом оказалось налаживание контактов с полковником Гровсом. Отсутствие общих знакомых затрудняло подход к нему, и Абель вынужден был запросить у Центра помощи. Тогда резидент в США «Максим» перенацелил его на другой участок – следить за сенатором Труменом. Абель был в полном недоумении. Этот недавно появившийся в Вашингтоне сенатор был незначительной фигурой, не имевшей практически никакого веса[14]. Но приказ был и его требовалось выполнить – найти на Трумена компрометирующие материалы, способные прервать его карьеру или поставить его в полную зависимость от советской разведки. После длительных поисков Абелю удалось раскопать незначительные, не подтвержденные документами и свидетелями данные о связях Трумена с итальянской мафией, от которой он получил деньги на выборы. Параллельно Абель нашел множество сведений об антисоветских взглядах и высказываниях Трумена. Передав эти сведения резиденту, Абель вернулся назад в Нью-Йорк. Через несколько дней ему пришлось писать некролог на безвременно ушедшего из жизни сенатора, попавшего под машину. Поговаривали, что и водитель, и сенатор были изрядно навеселе, хотя официально сообщалось о несчастном случае.
По возвращении в Нью-Йорк его ждало новое задание: поддерживать связь с физиком Ферми. Подвижный и разговорчивый, типичный итальянец Энрико Ферми быстро подружился с Рудольфом. Он категорически отказывался уезжать из САСШ, но согласился сотрудничать с Абелем и передавать ему сведения о работе, ведущейся в области атомной физики.
Уже на третьей встрече Ферми заметил, что в последнее время ассигнования на исследования увеличены в меньших размерах, чем ожидалось. Ходили слухи, что правительство собирается начать какой-то новый большой исследовательский проект, который и получит максимальное финансирование. Для участия в проекте уже приглашены А. Эйнштейн и несколько ученых из Колумбийского и Чикагского университетов, в том числе Э. Теллер из Чикаго. Все попытки Ферми узнать подробнее о теме проекта закончились неудачей. Кроме того, его вызвали в местное отделение Федерального бюро расследований и попросили заниматься своими, весьма важными для США исследованиями, а не соваться в чужие дела.
Полученные сведения оказались настолько важными, что Абелю пришлось организовывать встречу Ферми с новым резидентом советской разведки в САСШ.
Конечно, Абель не знал его истинного имени и места работы. А между тем это был недавно приехавший в посольство на должность третьего секретаря из СССР Василий Зарубин. Естественно, Абель и не подозревал, что Зарубин только недавно, в начале пятьдесят третьего года вернулся из США, где был резидентом разведки с октября сорок первого года, в СССР.
Средних лет, явно имевший большой опыт разведывательной работы в САСШ, «Максим» в короткие сроки активизировал работу сети разведки. Абель заметил это по увеличивавшемуся количеству заданий и по конкретизации поставленных задач.
Встреча Энрико и «Максима» (представленного Ферми в качестве одного из друзей СССР в Штатах) прошла в небольшом итальянском ресторанчике неподалеку от Бродвея. Во время разговора «Максим» сумел заставить Ферми вспомнить несколько мелких подробностей, оказавшихся весьма важными. Вспомнив их, Ферми вдруг понял, что наиболее вероятным направлением проекта может быть исследование природы времени, и сказал об этом «Максиму».
А уже дома, анализируя разговор, Абель пришел к выводу, что возможным местом расположения лабораторий проекта могут быть окрестности Санта-Фе. Конечно, он сразу же рассказал о своей догадке резиденту, надеясь, что его (Абеля) отправят проверить ее правильность. Но увы, он получил благодарность и приказ продолжать сотрудничать с Ферми.
Позднее стало известно, что выбор места для проекта поручили Сцилларду. А тот неожиданно вспомнил о разговоре с Р. Оппенгеймером, описавшим ему пребывание в изолированном пансионе для мальчиков в Лос-Аламосе. Причудливы пути судьбы! Самым смешным было то, что аптека в городе Санта-Фе (неподалеку от Лос-Аламоса) была прикрытием для агента советской разведки[15]. Имея сведения о беспрецедентных мерах безопасности при разработке атомной бомбы в прошлой реальности, советская разведка получила великолепный подарок для проникновения в секреты действующего проекта.
Штутгарт. Дом советника концерна «Бош А. Г.» Гёрделера
Собравшиеся в доме Гёрделера господа были настроены очень серьезно. Впервые после прихода Гитлера к власти множеству людей стало абсолютно ясно, что проводимая им политика привела Германию к краю пропасти. Начавшееся наступление русских и налеты их неуязвимых для ПВО Германии бомбардировщиков наглядно подтверждали этот тезис. Именно этот факт объединил всех – правых и левых, сторонников договора с Англией и сторонников договора с СССР, желающих уничтожить национал-социалистическую партию, желающих вернуться к Веймарской республике и желающих сохранить все то полезное, что, по их мнению, было создано наци. Шло тщательное и серьезное обсуждение конкретных планов захвата власти. Но, несмотря на объединение, разногласия все же сохранялись. Меры по отстранению Гитлера предлагались разные. Наиболее радикальная партия стояла за убийство, другие предлагали всего лишь арест. В конце концов победили все же сторонники крайних мер, получив большинство голосов. Решающим стало эмоциональное выступление Хеннинга фон Трескова, в котором он заявил:
– Покушение должно произойти любой ценой. Даже если мы потерпим неудачу – надо действовать. Ведь практическая сторона дела уже ничего не значит; важно то, что германское сопротивление пошло на решительный шаг перед глазами всего мира и истории. По сравнению с этим все остальное значения не имеет.
Выполнение акции было поручено полковнику фон Трескову и его адъютанту Ф. фон Шлабендорфу. Планировалось взорвать Гитлера, когда тот прибудет в штаб группы армий «Центр». На всякий случай были подготовлены два запасных варианта. Согласно одному из них, бомбу должен был установить Фрайхер фон Герсдорф на выставке трофейного вооружения из России. Согласно другому – захватить или убить Гитлера должна была группа егерей из подготовленного для Норвегии пополнения под командой обер-лейтенанта Вернера фон Хафтена во время поездки фюрера в Цоссен.
Большие споры вызывал также состав правительства. «Правые» предлагали выбрать президентом Бека, канцлером – Гёрделера, а верховным главнокомандующим – Браухича. Новое правительство, по их мнению, должно было попытаться заключить мир с Великобританией при посредничестве США. Таким образом появится возможность избежать наихудшего, по их мнению, варианта исхода войны – вторжения на территорию Германии армии СССР.
«Левые» же предлагали на место канцлера вместо антикоммунистически настроенного Гёрделера социал-демократа Юлиуса Лебера, согласного на сотрудничество с коммунистами и ведение переговоров в первую очередь с СССР. Однако они оказались в меньшинстве и были вынуждены согласиться с доводами «правых» о том, что после заключения мира с Великобританией можно будет начать и соответствующие переговоры с русскими с более сильных позиций. Несмотря на соглашение, представитель «левого» крыла Шахт все же заявил, что считает кандидатуру Гёрделера приемлемой только на переходный период.
Уже позднее выяснилось, что сторонники мира с СССР все же подстраховались. Действуя через Риббентропа и Мюллера, они во время переворота тайно освободили Тельмана из берлинской тюрьмы Плетцензее и переправили в Швецию. Там он провел от их имени переговоры с послом СССР в Швеции Коллонтай.
Вот так, под грохот русских бомб и реактивных бомбардировщиков, под гром русской артиллерии, во время наступления на всем протяжении Восточного фронта началась самая волнующая в мире охота – охота на человека. А то, что фамилия этого человека Гитлер, только придавала ей еще больше азарта и легитимности в глазах большинства населения земного шара…
На 20 июля в Цоссене было назначено очередное совещание о положении дел на фронтах. Адольф Гитлер выехал туда из рейхсканцелярии в сопровождении обычной небольшой охраны из «Лейбштандарта». Недалеко от деревни Вюнсдорф кортеж Гитлера попал в засаду, но командовавший егерями обер-лейтенант фон Хафен допустил одну принципиальную ошибку. Стремясь прежде всего захватить Гитлера, он приказал не открывать огонь, а просто остановить кортеж. Эсэсовцы из «Лейбштандарта» оказались подготовлены не хуже егерей «папаши Диттля», разбавленных, кроме того, новобранцами. Они среагировали правильно, и машине Гитлера удалось прорваться. Оставшиеся охранники были уничтожены группой фон Хафена, но понесшие в бою потери и потерявшие время егеря уже не успевали догнать прорвавшийся автомобиль. Самое же обидное, что пулями была повреждена радиостанция группы, и они не могли сообщить о своей неудаче.
Ворвавшийся на территорию командного пункта в Цоссене автомобиль Гитлера производил страшное впечатление. Весь в отметинах от пуль, с остатками резины на заднем правом колесе, с трудом поддающийся управлению, он едва не снес шлагбаум КПП.
Как только автомобиль остановился и адъютант помог Гитлеру выбраться из машины, к нему устремились Кейтель, Браухич, Бок и… фон Тресков. Последний приостановился, неожиданно выхватил у стоявшего рядом солдата охраны МР.38, быстро передернув затвор, выпустил очередь в Гитлера и окружающих. Повезло Кейтелю и Боку – из-за слишком длинной очереди пистолет-пулемет задрался вверх и пули лишь слегка зацепили их. Гитлер же и его адъютант Г. Николаус фон Белов, Браухич и двое подбежавших ефрейторов охраны получили по нескольку пуль каждый. Срикошетировавшими от кузова автомобиля пулями ранило нескольких офицеров и солдат. Подскочившие солдаты охраны штаба расстреляли фон Трескова в упор, не обращая внимания на приказ Бока, запрещающий стрельбу.
Неудачи прямо-таки преследовали заговорщиков в этот день. С запозданием узнав о смерти Гитлера, они не успели арестовать Гиммлера и Бормана. Геббельс, когда его пришли арестовать, покончил с собой, приняв яд. К тому же выяснилось, что многие из высшего командного состава армии отнюдь не одобряют убийства Гитлера. Воспользовавшись этим, группа «левых» во главе с Юлиусом Лебером выступила с воззванием. Их поддержала часть армии во главе с фон Боком, не принявшая убийство Гитлера, но не поддержавшая и его преемника Гиммлера. Выяснилось, что главнокомандующий войсками во Франции генерал-фельдмаршал Витцлебен и главнокомандующий войсками в Бельгии генерал фон Фалькенгаузен также принадлежали к заговорщикам. Ими были арестованы все крупные чины СС и люфтваффе, способные поддержать Гиммлера и Геринга. Флот же во всеуслышание заявил о своем нейтралитете и готовности поддержать любое «правительство, выражающее волю народа Германии».
Интерлюдия
Да, такого сенсационного времени, как то неожиданно холодное лето 1941 года, не было давно. Сначала поступили новости о давно ожидаемом нападении Германии на СССР. Зато потом началось нечто невообразимое и весьма приятное для любого журналиста, редактора газеты или радиовещательной корпорации, а также для всех любителей новостей.
Первыми появились сведения о внезапном захвате русскими части территории Восточной Пруссии, Финляндии и самое сенсационное – Японии. Последнее было труднообъяснимо, так как если в Европе большевики захватили сравнительно «небольшие» территории, то захват протянувшихся на несколько тысяч километров Курильских островов требовал больших десантных сил. Мало того, эти силы должны были иметь невиданный ранее уровень координации. Новости же об огромных реактивных бомбардировщиках русских, безнаказанно бомбящих немецкие и бывшие польские города, об ордах большевистских танков с огромными пушками, сверхпрочной броней и огромной скоростью, непринужденно «закусывающих» хвалеными немецкими панцерами, еще недавно победно прошедшими через всю Европу, – это была настоящая сенсация!
Во всем мире резко выросли тиражи газет, а также взлетели продажи карт, глобусов и атласов. Букмекеры во многих странах, как нейтральных, так и воюющих, резко переквалифицировались и принимали ставки уже не на скачки, теннис и тому подобную ерунду, а на время, за которое большевики выйдут к Ла-Маншу. Самые оптимистично настроенные предсказатели давали Германии не более полугода, а пессимисты вообще ставили на тот день августа, когда русский Иван помоет сапоги в Английском канале. Наиболее популярной почему-то была дата 8 августа…
С не меньшим интересом весь мир следил за тем, как будут изворачиваться самураи. Потеря северных территорий грозила Японии потерей лица, но уроки Номонгана и Хасана показывали истинное соотношение сил двух стран. Завязшая в Китае, абсолютно уступающая технически и материально своему противнику Япония, по общему мнению, не имела шансов на успех, но все же большинство считало, что простыми стычками на границе захваченных территорий дело не закончится. Все помнили, как японцы отомстили русским за захват Порт-Артура.
Потом стало еще интереснее. В Германии, прежде единодушно поддерживающей своего фюрера, вдруг произошел военный переворот. Гитлер был убит, к власти попытались прийти вдохновители его убийства, а против них выступили уцелевшие сторонники прежнего режима во главе с Гиммлером и часть армии, выступающей против заговорщиков и против гитлеровцев. И все это происходило под аккомпанемент русского наступления.
Еще было несколько, правда впоследствии вроде бы не подтвердившихся, сообщений о прибытии в Сан-Франциско и Гонконг, Шанхай и Манилу кораблей, команды которых якобы уверяли, что они приплыли из СССР, но 1953 года…
Да, поистине холодное лето 41-го стало горячим для журналистов и политиков.
Вашингтон. Белый дом
В Овальном кабинете Белого дома происходило одно из тех судьбоносных совещаний, которые в это время проходили во многих странах мира. Президент Рузвельт, его советник Гарри Гопкинс, госсекретарь Корделл Хэлл, вице-президент Уоллес, военный министр Стимсон, морской министр Нокс, глава вновь созданного Управления стратегических служб У. Донован, начальник ФБР Г. Гувер, адмирал Гарольд Старк, начальник штаба ВМФ и генерал Маршалл, начальник штаба армии, определяли курс корабля под названием Соединенные Штаты в бурном и, главное, резко изменившемся мировом политическом океане. Казалось, уже предопределенный порядок вещей нарушился, вновь полученные сведения были невероятны и требовали серьезного осмысления.
– Итак, господа, мы имеем следующее, – докладывал Донован. – Корабли «Си Мью» и «Мартлет» действительно прибыли из СССР 1953 года. Это подтверждают судовые документы, найденные газеты и журналы. ФБР разыскало всех членов экипажей в нынешнем, так сказать, состоянии. Полученные сведения полностью совпадают с установленными в ходе допросов «гостей из будущего». Да, предлагается называть их «дупликантами»…
– То есть данные по Перл-Харбору, атомному проекту и Корейской войне можно считать достоверными? – перебил Донована Гарри Гопкинс.
– Исходя из имеющихся сведений – полностью, – ответил тот.
– Гарри, подождите, послушаем Билла, – заметил Рузвельт.
– Итак, исходя из подлинности полученных сведений, созданное под моим началом Управление стратегических служб планирует вести работу в четырех основных направлениях. Первое – исследование проблемы темпорального переноса. Данный проект курирует Управление стратегических проблем, кодовое наименование проекта «Геттисберг». Второе – создание супероружия на основе полученных данных от пришельцев и имеющихся наработок по данному вопросу. Этот проект относится к ведению Управления стратегических исследований, кодовое название оставлено тем же, которое называют дупликанты: «Манхэттен». Кроме создания атомной бомбы, данный проект будет служить и маскировкой для проекта «Геттисберг». Третье – продолжение работ по исследованию дупликантов и полученных от них сведений, разработка рекомендаций по преодолению выявленных проблем. Данный проект носит название «Соломон» и также относится к ведению Управления стратегических исследований. Четвертое направление – координация действий и анализ данных всех разведывательных управлений всех ведомств, самостоятельный сбор необходимых разведывательных данных. По полученным сведениям такую задачу в будущем получит так называемое Центральное разведывательное управление. Такое управление создается в рамках УСС и получает ту же область деятельности. Название проекта «Юдифь».
– Что же, я считаю, неплохо… Но хотелось бы иметь цельную картинку того, что нам известно, – сказал Рузвельт.
– На основе имеющихся сведений мы можем сказать, что начавшееся нападение Германии на СССР должно было привести к союзу между нами, Великобританией и СССР. Союзники должны были победить Германию в мае 1945 года, но затем между Россией и нами начинается так называемая «холодная война». Дядюшка Джо получил бы всю Восточную Европу, оградил ее «железным занавесом» и начал строить «мировую систему социализма». Германия была бы разделена на две зоны – западную и восточную, в которых будут созданы отдельные государства, – начал Донован.
– А Тихий океан? Япония? – перебил его Стимсон.
– Япония внезапно нападет на нас, затопив авианосной авиацией наш флот в Перл-Харборе, – продолжил Донован.
– Что!.. Но как? – Потеряв свою невозмутимость, адмирал Старк смотрел на Донована, как удав на кролика. – Объясните, сэр.
Внешне никак не отреагировав на выпад, Донован невозмутимо продолжил:
– По рассказам дупликантов, они торпедируют все линкоры, уничтожат авиацию и разбомбят все военные объекты на Оаху. Правда, по некоторым рассказам, наши авианосцы окажутся в море и уцелеют. Но японцы смогут захватить почти все острова на Тихом океане, Филиппины, Бирму, Сингапур, Голландскую Индию. Нам, Британии и Голландии, придется воевать с ними тоже до 1945 года. В августе 45-го года мы сбросим на Японию атомную бомбу, а русские нападут на Квантунскую армию. Японцы капитулируют, но русские при этом захватят Северную Корею, помогут установить власть коммунистов во главе с Мао Цзэдуном в Китае. Позднее их марионетки в Северной Корее развяжут войну против Южной Кореи, где мы будем помогать строить демократическое государство. Война начнется в 1951 году и будет продолжаться до 1953 года, причем китайцы помогут северным корейцам.
– Подождите, а почему японцы нападут на нас? Ясно, что у нас с ними много противоречий, но до сих пор они не привели к войне. Да и должны же они соображать, что наши силы, особенно в союзе с Британией, намного превосходят их? – забросал вопросами Донована государственный секретарь Корделл Хэлл.
– Вот тут сведения менее точны. Похоже, что японцы захватят вначале французские, голландские и английские владения. Мы в ответ на это введем эмбарго, и тогда они нападут, – ответил Донован.
– А Россия? Они и не собираются на нее нападать? Даже воспользовавшись нападением немцев? – спросил Гопкинс.
– Вроде бы они собирались напасть на Россию, но по примеру немцев предпочли вначале захватить дополнительные ресурсы, в результате чего начали воевать с нами, – ответил Донован.
– Объясните, как японцы могли применить авиаторпеды в Перл-Харборе? Вы уверены в точности этих сведений? Это практически невозможно! – перебил их окончательно потерявший терпение адмирал Старк.
– Полностью мы уверены только в одном – что эти люди действительно из будущего. Но по Перл-Харбору сведения точны. Вроде бы японцы доработали торпеды, кажется, установили дополнительные деревянные стабилизаторы, – ответил Донован. – Мы продолжаем собирать сведения, но сами понимаете, что это всего лишь рассказы неспециалистов, хотя несколько дупликантов и служили на флоте.
– Все ясно. Полученные сведения весьма важны, но уже не актуальны. По моему мнению, война с Японией в нынешней ситуации нам невыгодна. А при такой России – тем более. Наилучшим решением была бы война между Японией и Россией при нашем нейтралитете. Как и в начале Первой мировой, мы могли бы получать выгодные заказы для промышленности и понемногу развивать свои вооруженные силы, чтобы в подходящий момент бросить их на чашу весов. Выход Германии из войны и антирусская политика Черчилля также позволяют нам действовать на ситуацию в Европе опосредствованно, помогая Британии. Конфликт Британии с Россией неминуемо приведет к ослаблению и той и другой стороны. Это даст нам возможность укрепить свои позиции и в районах, контролируемых англичанами, – сказал Гарри Гопкинс.
– Не уверен, что Япония решится на войну с Россией. Они еще не забыли уроков Номонгана, а если учесть сообщения с русско-германского фронта о невероятных успехах русских… – заметил Дж. Маршалл.
– Вот поэтому мы должны заключить с ней соглашение о ленд-лизе и подтолкнуть к борьбе за возвращение утерянных территорий, – перебил его Корделл Хэлл.
– Не спешите, господа. Вы предлагаете союз с нашим соперником на Тихом океане, тоталитарным государством, союзником нацистов, готовящимся к войне с нами? – спросил Стимсон.
– Ну, во-первых, они всего лишь входили в Антикоминтерновский пакт. Во-вторых, они имеют возможность напасть не на нас, а на большевистскую Россию, которая несет угрозу одинаково и нам и им, – ответил Гарри Гопкинс и, покосившись на президента, продолжил: – А в-третьих, я бы попросил господина Гувера, если господин президент не возражает, поделиться результатами расследования по Особому списку.
Дождавшись утвердительного кивка Рузвельта, Герберт Гувер, глава Федерального бюро расследований, открыл свою папку и начал доклад:
– Согласно полученному от УСС списку, нами были проведены мероприятия по негласному розыску и проверке лиц, в нем указанных. Выяснилось, что несколько человек погибли в результате несчастных случаев или нападения грабителей. Среди последних – сенатор Трумен, который, по данным дупликантов, должен был стать президентом после войны. Кроме того, некоторые из этих людей выехали из страны. Например, в Швецию выехал физик Оппенгеймер, упоминавшийся дупликантами в связи с проектом «Манхэттен», а физик Понтекорво – в СССР.
– То есть кто-то, имеющий сведения о будущем, подобные нашим… – заметил Уоллес.
– Единственный возможный вариант – русские, – прервал его Гувер.
– Что ж, в свете полученных сведений, предложения Гарри должны быть приняты за основу нашей политики, – сказал Рузвельт. – Необходимо тщательно поработать с поддерживающими нас сенаторами и конгрессменами. Может, даже допустить утечку информации о полученных ФБР фактах. Также предлагаю скоординировать нашу позицию по европейским делам с англичанами. Как мне известно, они планируют высадку своих войск на континент с целью оказания помощи антигитлеровским прозападным силам. Необходимо оказать им всю возможную поддержку. Мне кажется, можно даже передать им часть вооружения со складов армии. Обязательно отменить эмбарго на поставки металлолома в Японию. Но за все эти преференции мы должны получить четкие гарантии неприменения этих вооружений в Китае, а лучше всего заключения перемирия между Токио и Чунцином. Сразу после начала боевых действий надо будет нажать на Токио для недопущения оккупации Южного Вьетнама.
– Кроме того, с учетом сведений о нападении на Филиппины и довольно длительном сопротивлении наших войск необходимо усилить там оборону. Предлагаю срочно отправить туда наиболее подготовленные пехотные дивизии, например четвертую, седьмую и восьмую, а также танковую бригаду и части береговой обороны. Таким путем мы подстрахуемся от возможного удара японцев, – предложил Маршалл.
– Может быть, вообще договориться с японцами о разделе Вьетнама на зоны влияния и добиться от французской администрации разрешения на ввод на юг часть наших войск с Филиппин? – предложил Корделл Хэлл.
– Вы представляете, что со мной сделает конгресс? Да и пойдут ли на это французы? Хотя идеи, конечно, хороши, проработайте конкретнее, – закончил разговор Рузвельт. – Итак, господа, приступаем к делу. И да поможет нам Бог!
Глава 4. Слышу голос из прекрасного далека…
(Июль – август 1941/53 г.)
Франция. Тюйес-ле-Бен– Пор-Вандр – Виши
Высланное из Виши полпредство (посольство) СССР во Франции обосновалось в небольшом курортном местечке Тюйес-ле-Бен на испанской границе. Живописный ландшафт горной долины, поросшей сосновым лесом, опрятные корпуса водолечебницы, стоящей на берегу бурлящей горной речки, вся феерическая красота этого места отнюдь не успокаивала ни посла Богомолова Александра Федоровича, ни сотрудников посольства. Все они переживали чувства беспокойства и заброшенности. От тяжелых мыслей и неизвестности немного отвлекали только занятия, организованные по решению посла для всех сотрудников посольства, а также их детей. Сам посол читал лекции по истории и философии. Несмотря на постоянную слежку жандармов и шпиков в штатском, правительство Петена, похоже, забыло о советском представительстве, даже сопровождающий их протокольщик давно уже не получал никаких распоряжений от Министерства иностранных дел.
Скудное питание, неизвестное будущее, отсутствие вестей с Родины не мешало трем сорванцам из посольства, среди которых был и сын посла Сергей, вести себя как все мальчишки во все времена – играть в лесу, гонять на велосипедах по городу и берегу реки, купаться и часами следить за форелью, выпрыгивающей из воды. Конечно, они не были совсем уж беззаботными, но детство есть детство. В то же время они внимательно присматривались ко всему происходящему вокруг, пытались общаться с местными подростками, узнавать новости. Правда, мешал этому и языковый барьер, и жандармы. Но, несмотря ни на что, мальчишки сумели подружиться со своими сверстниками. Так им удалось первым узнать о том, что в России происходит что-то странное, а позднее один из живших в Тюйесе испанцев (бывших республиканцев, бежавших во Францию после победы Франко) сумел незаметно для жандармов рассказать на ломаном русском о крупных победах Красной Армии в боях с немцами. Прибежав к отцу, Сергей рассказал новость, которую все встретили с радостью и некоторым недоверием.
Впрочем, косвенное подтверждение этому они получили довольно скоро – появившийся в доме, где разместили посольство, протокольщик де Арк, полноватый человек с баронским титулом и кислым выражением лица, сообщил послу, что получены новые инструкции и посольство снова переедет в Пор-Вандр. Богомолов заметил, что трехдневное пребывание в вагонах на станции этого городка отнюдь не самое приятное воспоминание. Барон ответил, что приняты все меры и для них уже выделено специальное здание в городе, а для переезда будет прислан специальный состав. Кроме того, в Пор-Вандр ожидается приезд советского дипкурьера, который должен прилететь в Виши на самолете.
Новости были неожиданные, но приятные. Понятно было, что дела немцев очень плохи, раз Петен согласился на прилет советского самолета и перебазирует посольство поближе к своей «столице». Правда, не совсем понятно было, зачем для прилета всего лишь курьера наши используют какой-то новейший самолет, способный преодолеть огромные расстояния над захваченной врагом территорией. После краткого совещания сошлись на мнении, что случилось нечто действительно важное.
На следующий день на станцию был подан состав из относительно новых, сравнительно удобных вагонов так называемого международного класса. Таких вагонов в Виши было очень мало, и этот состав, а также резко изменившееся отношение жандармов еще раз подтвердили полученные новости. В пути предупредительные проводники чуть ли не бегом выполняли любую просьбу, а на одной остановке в вагон посла принесли ворох газет – французских, а также (о, чудо!) швейцарских и даже несколько более старых американских. Особенно поражали сведения из Германии о гибели Гитлера, крупном наступлении русских и борьбе между различными группировками немецких войск. Чтение газет настолько всех увлекло, что никто не заметил, как поезд прибыл в Пор-Вандр. Там их ждало еще несколько сенсационных новостей: ожидавший их специальный представитель Министерства иностранных дел сообщил о том, что они возвращаются в Виши и что прибыл курьер советского министерства. Вскоре подъехал и он сам с напарником. Вышедший из машины курьер заставил побледнеть и зашептаться почти весь женский состав посольства, да и многих мужчин. Из машины вышел человек, до неприличия похожий на сына посла, повзрослевшего лет на пятнадцать.
Посол, казавшийся абсолютно спокойным, встретил его у своего вагона. Но и он, как и окружающие его сотрудники, не смог удержать изумленного возгласа, когда курьер представился:
– Богомолов Сергей Александрович, специальный дипломатический курьер Министерства иностранных дел СССР.
Разговор продолжился уже в купе посла, где два Сергея практически неотрывно смотрели друг на друга. Полученные от курьера сведения были настолько фантастическими, а само потрясение от встречи с точной копией сына, повзрослевшего на двенадцать лет, настолько сильным, что послу пришлось пить успокоительное. Но еще большим потрясением для него было узнать о будущем, которого уже не будет, и о себе самом, занимавшем важный пост в МИДе.
Дополнительная проверка, проведенная по приказу Берии, удалась на славу…
Прибыв в Виши, посольство СССР разместилось уже не в маленьком тесном здании (из-за чего прежде совещания часто приходилось проводить на квартире посла), а в специально освобожденном для них комплексе одного из санаториев. По всему было видно, что Петен и его окружение, просчитав все возможные варианты, решили сделать ставку на немецких сторонников восточного направления и СССР. Первые же встречи с новым министром иностранных дел Виши генералом Антуаном Бетуаром, сменившим адмирала Дарлана, полностью подтвердили эти догадки. Он сказал, что в правительство приглашен Жорж Бидо, популярный французский левокатолический политик, после освобождения из плена проживавший на оккупированной территории, а также знаменитый журналист д’Астьер де ла Вижери. Оба они были известны послу как противники мира с Германией.
Еще одним потрясением для посла и его сопровождающих стал огромный четырехмоторный самолет Ту-70, с трудом размещенный на считавшемся первоклассным военном аэродроме неподалеку от Тулона. Богомолов поехал туда, чтобы проводить улетавших в Советский Союз курьеров, везущих ответ посла, часть персонала посольства и всех детей. Кроме советских граждан, с этим же самолетом улетали трое поляков-коминтерновцев, пожилая пара и молодой человек, которых посол сумел при отъезде из Виши внести в списки сотрудников посольства.
В послании, отправленном А. Богомоловым на родину, сообщалось, что правительство Виши, напуганное изменениями обстановки в мире, отнюдь не горит желанием восстанавливать отношения с англичанами, помня об операции «Катапульта». Конечно, вишисты предпочли бы сговориться с САСШ, но они великолепно понимают, что американцы ничем им помочь не успеют. К тому же практически очевидная победа просоветских сил в Германии, с которой вишисты наиболее сильно связаны, также подталкивает их в этом направлении. Исходя из анализа обстановки во Франции и в мире, а также полученных инструкций, посольство СССР во Франции будет оказывать влияние на правительство Виши с целью создания на его базе правительства «народного фронта», с удалением наиболее реакционных элементов и постепенной заменой их прогрессивными силами.
Берлин. Дом генерала Паулюса. Принц-Альбрехт-штрассе, 8
Первый обер-квартирмейстер Генерального штаба генерал-лейтенант Паулюс, только что приехавший домой со службы и планировавший немного отдохнуть вместе с семьей, был раздосадован раздавшимся в прихожей звонком. Горничная, отправившаяся открывать дверь, что-то задерживалась, и Паулюс, раздраженно ворча, стал подниматься из-за стола. В этот момент в кабинет ворвались несколько эсэсовцев с пистолетами и автоматами на изготовку. Вслед за ними вошел оберштурмбаннфюрер СС.
– Генерал Паулюс? Согласно распоряжению бригаденфюрера Шелленберга, вы арестованы за сотрудничество с коммунистами и пораженческие настроения. Вот ордер, – сказал он, даже не представившись.
– Что?! Какое сотрудничество, что за выдумки! – крикнул Паулюс, пытаясь подойти к телефону. Однако эсэсовцы были настороже и схватили его раньше. На глазах у заплаканной жены генерала вывели из дома и, усадив в одну из прибывших машин, увезли на Принц-Альбрехт-штрассе.
Там генерала ждали камера в подвале и долгие допросы у следователя. На них Паулюс узнал, что он, оказывается, выступает по большевистскому радио в Москве, рассказывает о поражении Германии в войне с Россией, о полном разгроме вермахта, об установлении в Германии социалистического строя и о хорошем отношении русских к пленным, чему он якобы является наглядным примером. На все возражения, что он никак не может быть в России и что это какая-то провокация русских, следователь либо смеялся, либо грязно ругался. Правда, санкции на третью степень допроса у него, похоже, не было и никаких пыток к Паулюсу не применяли, но по поведению следователя было понятно, что такие меры уже на подходе.
А однажды, еще раз получив в ответ на все вопросы очередную порцию заверений в полной невиновности, следователь вызвал кого-то из коридора. В кабинет втолкнули страшно изуродованного человека. Следователь объяснил, что это – матрос из экипажа судна «Ганс Вольф», коммунист, свидетель по его делу. Обреченно глядя на Паулюса, человек, кривясь от боли и пришепетывая из-за выбитых зубов, рассказал, что, попав в плен к русским, генерал-фельдмаршал Паулюс стал сотрудничать с ними и с Комитетом освобождения Германии, а также преподавать в русской академии Генштаба.
Паулюс попытался возражать, но следователь приказал увести свидетеля и, повернувшись к Паулюсу, заорал:
– Ты свинская собака! Не виноват, да?! Ты и все такие, как ты, ухитрились проиграть войну, предать Германию и фюрера, перейти на сторону врага! Ты сдал русским под Сталинградом трехсоттысячную армию и вместо того, чтобы застрелиться, трусливо сдался сам. Пусть этого еще не произошло, но нам уже известна твоя гнилая требуха! Не может быть, чтобы такое произошло внезапно. Наверняка с тобой связаны еще многие предатели! И ты о них нам выложишь всё! Или добровольно, или после обработки, как и этот «герой». А иначе мы не только изуродуем и расстреляем тебя, но и отправим в концлагерь всю твою семью! Ты… жид затаившийся… понял или нет?! – Затем следователь вызвал конвой и приказал увести Паулюса в камеру, добавив, что даст ему подумать несколько дней.
Видимо, у следователя было множество иных дел, потому что несколько дней растянулись надолго. И это стало спасением для Паулюса, хотя он, сидя на нарах и переживая за семью, об этом еще не знал. Время, разбиваемое на части только подъемом-завтраком-обедом-ужином-отбоем, тянулось очень медленно. Кормили отвратительно, но терзаемый кошмарными мыслями Паулюс не замечал, что он ест, и почти не спал ночами.
Все переменилось одним прекрасным вечером. У дверей камеры послышались звонкие шаги подбитых гвоздями армейских сапог, и в открытую дверь вошли двое старых знакомых – генерал Фромм и майор Отто Ремер в сопровождении нескольких солдат из части армии резерва, вооруженных чешскими винтовками. Генерал Фромм рассказал Паулюсу последние новости об убийстве Гитлера, о раздорах среди заговорщиков и о создании в Берлине правительства национального спасения во главе с президентом Беком и канцлером Лебером. Это правительство объявило амнистию всем «левым» партиям, а также призвало к сотрудничеству всех «настоящих национал-социалистов, не забывших, что вторым в названии партии стоит слово социализм». Одновременно ими были опубликованы несколько брошюр, в которых доказывалась социалистическая направленность как самой партии, так и раннего Гитлера, и признавалось, что его обманули ближайшие соратники. Этот гениальный ход позволил «левым» не только захватить власть в Берлине, но и получить поддержку армии и чиновников. Гиммлер, сохранивший верность старым принципам, и его «правительство» держались пока в Мюнхене, а сторонники союза с Британией – в Бельгии и частично в Генерал-губернаторстве, Греции и Югославии, но в трех последних местах они были заняты выживанием, борясь против Советской Армии и местных партизан. Правда, ходили слухи, что англичане все же высадили в Греции какие-то войска, скорее всего немногочисленные, так как итальянцы пока на мирные переговоры не соглашались.
Северо-Американские Соединенные Штаты. Нью-Йорк
Сэм Браун, клерк «Бэнк оф Нью-Йорк», хороший специалист и семьянин, высоко ценимый начальством, имел только одну слабость, которая не нравилась, однако, лишь его жене. Нет, он не был бабником и не пьянствовал в свободное время. Он был радиолюбителем. На мансарде его дома была оборудована радиостанция, которой могли позавидовать самые продвинутые радиолюбители того времени. А его гордостью были подтвержденные связи с экспедицией Папанина, радиолюбителями в Австралии и особенно с радиостанцией в русском городке на Волге с почти непроизносимым названием Чебоксары. Развитие Чебоксар началось лишь во время войны, после того как туда было эвакуировано несколько заводов. До войны же это был маленький городок, который часто сравнивали с Кушкой. Так что такой сеанс радиосвязи был экзотикой похлеще связи с радиостанцией в джунглях Африки. Его старинный друг и соперник по этому хобби, Лайонелл Крэбс из Чикаго, завидовал Сэму черной завистью, но никак не мог добиться подобного.
Зато после 22 июня связь с радиолюбителями в России стала весьма затруднительной. Похоже, что после нападения немцев им запретила выходить в эфир их политическая полиция, как ее, «гэпэу», кажется. К тому же связь с Чебоксарами всегда была неустойчивой, потому что у тамошнего радиолюбителя был очень слабый передатчик. Но в одну прекрасную ночь, когда проходимость радиоволн была великолепной и Сэму удалось связаться с Веллингтоном, неожиданно в несколько ином диапазоне он поймал сильный и устойчивый сигнал с незнакомыми позывными, передававшийся очень знакомым почерком. Это был, как оказалось, старый знакомец из Чебоксар. Небольшой сеанс, разговор ни о чем… Но окончание сеанса связи заставило Сэма вновь связаться с корреспондентом. Отмечая время разговора, тот поставил дату – 1953 год! Дальнейший разговор походил на театр абсурда. Радиолюбитель из Чебоксар рассказал, что в России сейчас весна 1953 года, недавно умер их вождь Сталин, и они были очень удивлены новым нападением немцев, разбитых союзниками – СССР, США и Англией – еще в 1945 году.
Не удержавшись, Сэм поделился свалившейся на него сенсацией с Лайонеллом. Он же не знал, что тот был одним из пишущих редакторов «Чикаго трибюн» и очень интересовался неподтвержденными сообщениями о прибытии американских кораблей из СССР 1953 года…
На следующий день газета «Чикаго трибюн» вышла с сенсационными заголовками на первой странице:
«СССР перебросило к нам из будущего. Божья воля или дьявольский расчет?»
«Что скрывает Рузвельт?»
«Почему общественность ничего не знает о судьбе экипажа «Си Мью»?
Газета расходилась «на ура», и к полудню пришлось допечатывать дополнительный тираж. Прибыль от продажи сенсационного номера превзошла все мыслимые ожидания.
Возможно, ФБР удалось бы вовремя пресечь утечку информации, но, как впоследствии докладывал Гувер президенту, совпало сразу несколько взаимосвязанных причин. Начальник отделения и его заместитель были в разъездах, а офицера, имевшего допуск к теме темпорального переноса, неожиданно положили в больницу с приступом аппендицита.
Поэтому газета разошлась беспрепятственно, вызвав море откликов, в том числе и по радио. Сенсационная новость разошлась по всей стране, оттеснив на время все остальные. Не растерявшись, команда Рузвельта сумела воспользоваться вроде бы неудобным для нее обстоятельством, организовав сброс информации о переносе во времени, будущей конфронтации с СССР и предотвратив возможность утечки сведений о возможной войне с Японией.
В результате поправка к закону о ленд-лизе, распространяющая его действие на Японию, прошла через палату представителей и сенат большинством голосов. Ее поддержали и сторонники, и противники президента, объединенные ненавистью к проклятым русским большевикам, которым, как оказалось, Америка помогала в войне с немцами и которые после победы, предрешенной высадкой англо-американцев в Европе, так неблагодарно выступили против своих союзников.
Расследование же обстоятельств, вызвавших утечку информации, привело к принятию закона о контроле над радиостанциями и другими средствами связи, потенциально способными использоваться в шпионских целях. Так что радиостанции мистеров Сэма Брауна и Лайонелла Крэбса в числе других были опечатаны, из них были изъяты лампы выходного каскада усилителя, и теперь ни один из них не мог уже предаваться своему опасному для будущего Америки занятию.
Интерлюдия
Да, это была сенсация из сенсаций, на время оттеснившая с передовиц газет даже новости о вспыхнувшей второй русско-японской войне и о положении на русско-германском фронте. Очередной выкинутый русскими фортель поистине не лез ни в какие ворота. Суметь перенестись всей страной из будущего прямо в день начала войны, да еще и незаметно для всего мира! Американцы считали, что на это способен либо Бог, либо его извечный антагонист. Такое потрясение не выдержали многие человеческие умы, особенно из числа глубоко религиозных.
В Калифорнии (САСШ) некий Иеремия Джозеф Мэйдмен стал называть себя Джозефом Стиллманом и объявил, что ему открылась истина: «Ленин и Сталин суть новые воплощения Мессии, а коммунисты строят царство Божие на Земле. Все непокорные и неуверовавшие будут стерты с лица земли оружием, способным уничтожать миллионы людей и разрушать города». Первоначальный снисходительный тон сообщений о новоявленном пророке быстро сменился на нейтрально-уважительный, а число приверженцев новой секты стало исчисляться сотнями тысяч в Америке и в других странах после сообщений о применении русскими сверхмощных бомб, уничтоживших немецкие войска на балтийском острове и японский десант на Курилах. Новая церковь получила название Адептус Коммунизмус.
Исчадиями ада и пособниками сатаны объявила всех русских, попущением Божьим и вмешательством темных сил, перенесенных из будущего, Церковь адвентистов седьмого дня. В некоторых городах САСШ полиции пришлось разгонять многолюдные столкновения между адвентистами и сторонниками Адептус Коммунизмус.
На этом фоне почти незамеченными прошли сообщения о мирных советско-германских переговорах и о заключении перемирия на Дальнем Востоке. Впрочем, несмотря на переговоры, русские продолжали продвигаться по Европе, и лишь англичане в попытке спасти все, что удастся, высадили войска в Бельгии, Норвегии и Греции.
Муссолини в одной из своих очередных исторических речей заявил, что между итальянским фашизмом и русским коммунизмом нет непримиримых противоречий. Он подчеркнул, что Италия в тридцатые годы плодотворно сотрудничала с большевистской Россией и никакие идеологические противоречия им не препятствовали. Поэтому он призвал к переговорам с русскими и к заключению взаимовыгодных торговых и политических договоров.
Папа римский пока хранил молчание, но представитель римской курии при итальянском правительстве кардинал Споллето неофициально заявил, что курия не находит в данном явлении ни дьявольского, ни Божественного вмешательства. Это просто необычное природное явление, случившееся попущением Божьим, отметил кардинал, разговаривая с корреспондентами газет «Оссерваторе Романо» и «Нью-Йорк таймс».
Польша. Полевой аэродром 927-го истребительного полка
Наступление Советской Армии продолжалось, и 927-й истребительный полк перебазировался вслед за наступающими войсками на новый аэродром. Несколько раньше на этот же аэродром был переброшен из Белостокского выступа 126-й истребительный полк на самолетах И-16.
«Эти практически безнадежно устаревшие истребители временно использовались как штурмовики и легкие бомбардировщики. Благо часть из них была вооружена двадцатимиллиметровыми пушками, а в подготовку истребителей советских ВВС всегда входило и обучение атакам наземных целей. Впрочем, часто эти машины использовались и в качестве приманки для уцелевших истребителей люфтваффе. При этом И-16 сковывали «мессеров» боем, а реактивные «МиГи» атаковали немецев с пикирования. Жаль, что такие возможности были все более и более редкими, после выхода из войны Румынии и разгрома основных сил люфтваффе в приграничных сражениях немецкие истребители появлялись в воздухе реже, чем бабочки в начале весны. К тому же исправных И-16 осталось не так много: для вооружения одного полка по полному штату пришлось собирать машины со всей Девятой смешанной авиадивизии».
Эти воспоминания, кружившие в голове Петра Логичева, совсем не мешали ему проделывать привычную, выполняемую на рефлексах работу при посадке «МиГа». Правда, садиться в этот раз приходилось не на привычный бетон, а на выложенную БАО[16] взлетно-посадочную полосу из железных плит. Хорошо, что погода стояла холодная и сухая, поэтому плиты лежали прочно и никаких осложнений при посадке не возникло.
К зарулившим на стоянку «МиГам» уже сбегались летчики и техники 126-го истребительного полка. Конечно, они уже видели эти серебристые скоростные машины в воздухе, а некоторые и на земле. Но какой же авиатор откажется от удовольствия посмотреть, а то и потрогать новый, невиданный ранее самолет. Тем более такой, который для людей 41-го года представляет собой не меньшую фантастику, чем приземлившаяся на аэродроме XXI века летающая тарелка.
И вот когда уже большинство летчиков приземлившихся «МиГов» покинули свои машины, один из летчиков 126-го полка вдруг бросился к командиру второй эскадрильи с криком:
– Колька, ты?!
А тот, побледнев, смотрел на подбегавшего, как на привидение.
– Колька, ё, Колька, вырос, чертяка! – обнимая все еще не пришедшего в себя капитана Буланова, приговаривал летчик из 41-го.
– Михаил, ты… вот так встреча, – наконец смог выговорить Буланов.
Из последовавшего разговора выяснилось, что этот летчик – старший брат Николая Буланова, пропавший без вести в «прошлом 41-м» году. Вечером по этому поводу командиры 927-го и 126-го полков устроили совместный праздничный ужин всего личного состава, за исключением летчиков и техников дежурных эскадрилий.
А через две недели в квартиру Булановых в старинном русском городе Вологде пришло сразу два письма. Поседевшая и постаревшая Надежда Ивановна Буланова наконец-то дождалась долгожданного письма от своего первенца. В глубине души, несмотря ни на что, она ждала от него весточки, не веря в его гибель. Дождалась, и радость со слезами пополам поселилась в еще одной семье. Много таких семей было по Союзу. И много было таких, горе которых стало еще глубже. Ибо стало понятно, что своих, потерявшихся в войну, им уже не увидеть, а война шла снова, требуя новых и новых жертв…
Теперь два полка взаимодействовали не просто как две части одной армии, а как два побратима. Командование же, словно поняв эту истину, почти постоянно использовало их совместно. И летели наземь пытавшиеся сопротивляться фашисты от напора дружбы и огня. Петр Логичев тоже подружился со своим ровесником из 41-го – командиром звена лейтенантом Муравьевым. Молодой, но уже седой лейтенант, как и Логичев, имел в жизни только одну главную страсть – полеты. Он, спокойный и даже несколько заторможенный на земле, в небе преображался, принимая мгновенные решения. Ювелирный пилотаж, великолепное знание самолета и отличная реакция помогли ему выжить в первых боях, и теперь он считался, как и Петр, одним из лучших летчиков полка.
Польская Народная Республика. Краков
Освобожденный советскими войсками Краков ликовал. С восторгом, хотя и настороженно, встречали поляки русские войска. А при известии о решении открыть в мало пострадавшем замке Вавель съезд всех польских политических сил для организации правительства освобожденной Польши, восторг перешел в ликование. Жаль, конечно, что Варшаву пока освободить не удалось, но зато жителям древней столицы Польши было приятно возвращение, пусть временно, прежнего статуса. Несколько недель ушло на согласование организационных вопросов, сбор делегатов и перелет представителей лондонского правительства в изгнании.
К началу съезда русские преподнесли сюрприз, доставив из Москвы нескольких сотрудников посольства Польской Народной Республики. Собравшиеся на заседание съезда представители польских антифашистских сил были в приподнято-изумленном настроении, разглядывая представителей польского посольства из Москвы и нескольких коммунистов-подпольщиков, похожих друг на друга, как две капли воды. Правда, прибывшие из Москвы товарищи были старше своих дублей на двенадцать лет, но тяжелые условия жизни, как известно, отнюдь не омолаживают, а, наоборот, внешне старят человека. Так что и подпольщики, и поляки «из 53-го» выглядели очень похожими.
У некоторых делегатов заседания, настроенных отнюдь не прокоммунистически, мелькали и другие мысли. Слишком уж явным было сходство и слишком большое преимущество оно давало созданной недавно коммунистической Польской объединенной рабочей партии. Все предложения по организации власти, по составу правительства, по Конституции освобожденной Польши и даже предложенное ими название «Польская Народная Республика» проходили на ура. Большинство делегатов считали, что раз эти люди действительно прибыли из будущего, то они уже знают наилучшие решения вопросов для блага польского народа. Ведь они-то уже пережили все эти события – и поражение в войне с Германией, и освобождение Польши русскими, и послевоенное восстановление. Конечно, представители из Лондона и многие аковцы были отнюдь не в восторге, но часто были вынуждены идти вслед за большинством, которое с восторгом внимало каждому слову «гостей из будущего».
Нет, этот съезд был разыгран русскими как по нотам. Что отнюдь не прибавляло радости представителю Коммунистической партии и Советского правительства на съезде товарищу Хрущеву. Он великолепно понимал, что этот успех, полученный в результате предложения Берии и вопреки его и Булганина предложениям о созыве чисто коммунистического съезда, работает на авторитет Лаврентия Павловича. Осознание этого еще больше злило Никиту Сергеевича, чувствовавшего, как, словно вода сквозь пальцы, утекает из его рук власть. Все, что он делал для продвижения к заветной цели, уничтожалось какой-то неведомой силой. Все его предложения, казалось бы, логичные и направленные не только на повышение его авторитета, но и на усиление роли партии, на построение по-настоящему коммунистического общества, опирающегося на незыблемый авторитет классиков марксизма, не принимались товарищами или проваливались при выполнении. Зато все, что выдумывал этот «обер-палач», этот паршивый интеллигент в пенсне, проходило без сучка и задоринки. Поэтому власть, та власть, которую Хрущев уже видел своей, понемногу ускользала. А ведь поначалу все было так хорошо.
Как и Сталин в двадцатые, Никита Сергеевич занял вроде бы незначительную, этакую техническую должность – секретаря ЦК КПСС, которая давала множество невидимых остальным рычагов влияния, самое главное – на подбор и расстановку кадров. «А этот змей ухитрился вырвать из рук самый важный инструмент воздействия – под предлогом войны и Катаклизма назначением на должности стали заниматься ГКО и Совет Министров, а ЦК лишь подтверждал их выбор задним числом. Тем временем Лаврентий договорился до того, что вообще предложил оставить за партией только идеологическое воспитание. Нет, он точно не коммунист и даже не марксист…»
Мрачные мысли Никиты Сергеевича, несостоявшегося «Генерального» и «кукурузника», прервал гром аплодисментов. Так делегаты отреагировали на оглашение результатов голосования по составу переходного правительства ПНР. Большую часть постов в нем заняли члены ПОРП и их союзники. Правда, попал в правительство и Миколайчик, и даже Бур-Коморовский. Вот это уже Хрущеву понравилось, так как давало повод для критики предложений «обер-палача», как ведущих к захвату власти в Польше контрреволюционными силами. Конечно, аргумент был слабоват, все главные посты в правительстве достались коммунистам, но все же «с паршивой овцы хоть шерсти клок».
Через несколько дней после завершения съезда для высокого гостя из Москвы устроили экскурсию по Кракову. Сопровождавший Хрущева в качестве гида переводчик польского посольства Марек Бжесский не столько рассказывал о различных достопримечательностях, сколько удивлялся небольшим разрушениям в городе по сравнению с тем, что запомнились ему. Впрочем, Хрущев, сохраняя приветливый вид, практически и не слушал добровольного гида, погруженный в свои расчеты.
Вечером, на устроенном в честь окончания съезда банкете Никита Сергеевич попытался прощупать отношение к возможной смене Берии. К своему большому недовольству, он узнал, что поляки в восторге от придуманного Берией хода с включением аковцев и лондонской делегатуры в правительство, что позволило нейтрализовать сопротивление отрядов АК, которые в прошлой жизни попортили немало крови правительству ПОРП.
В общем, несмотря на успешное завершение миссии, улетал Никита Сергеевич из Кракова в очень скверном настроении.
Москва. Кремль. Зал заседаний ГКО
Назначенное на этот день заседание ГКО должно было решить ряд «технических» вопросов. Планировалось обсудить протокол завершения испытаний «Системы-25» и принятие ее на вооружение, заслушать речь министра авиационной промышленности о ходе развертывания производства самолетов Ту-85 и главного конструктора – о работах по доводке самолетов Ту-16 и Ту-95. Кроме того, должны были обсуждаться программы создания бронетанкового и артиллерийского вооружения. К началу заседания все были извещены, что дополнительно будут рассмотрены работы по проектам СКБ Королева. Конечно, все эти вопросы были важными, но, так сказать, текущими, и поэтому большое удивление вызвало приглашение на заседание всех членов Политбюро.
Будничное начало и спокойное, неторопливое, обстоятельное обсуждение положения дел с испытаниями зенитно-ракетного комплекса С-25, работами в артиллерийской, танкостроительной и авиационной промышленности неожиданно сменилось бурными дебатами о перспективах развития ракетной техники. Каганович и Булганин после доклада Королева выступили с предложениями о закрытии этих проектов, так как они требуют слишком больших ресурсов при недостаточно понятных результатах. Как заявил Каганович, при сложившемся превосходстве СССР нет необходимости в сомнительных экспериментах. Достаточно увеличить производство существующих вооружений и не позволить вероятным противникам развивать свои. Булганин же отметил, что превосходство СССР в авиационной технике настолько велико, что нет необходимости тратить деньги на непонятные ракетные проекты. Надо просто перебросить сэкономленные средства на увеличение производства реактивных стратегических бомбардировщиков. Это по опыту «былых» сороковых – начала пятидесятых годов вместе с превосходством в сухопутных войсках позволит достичь необходимой степени безопасности СССР от внешних угроз.
С возражениями выступили Хрущев и Берия. Первый заметил, что опыт Великой Отечественной войны показывает, что ракеты являются абсолютно неуязвимым оружием, необходимым для оснащения вооруженных сил. Берия же начал свои возражения с того, что без развития ракетной техники невозможно освоение космоса, которое в перспективе имеет большое военное, народно-хозяйственное и научное значение. Тут уже на него обрушились сразу трое: Хрущев, Булганин и Каганович. Все они считали, что непредсказуемые будущие перспективы освоения космоса не оправдывают крупных расходов, которые страна должна нести сейчас, в период новой войны.
Маленков, кажется, начал уже склоняться на сторону этой тройки и даже предложил Берии поставить на голосование два возможных решения – либо о полном прекращении финансирования разработок ракетной техники, либо о завершении разработки ракет Р-5 с дальнейшим прекращением финансирования разработок ракет.
И тут Лаврентий Павлович бросил в бой «тяжелую артиллерию». Он напомнил, что создание перспективной тяжелой ракеты – это в первую очередь возможность нанесения внезапных неотразимых ударов спецбоеприпасами по вероятному противнику практически в любой точке Земли. Кроме того, Берия вызвал Королева и задал ему несколько вопросов о возможностях перспективной ракетной и космической техники. Королев заметил, что после незначительной доработки ракеты возможен запуск на околоземную орбиту обитаемой космической орбитальной станции. А с ее помощью возможно проведение разведки, в том числе фотографической, из космоса и точного сброса с орбиты спецбоеприпасов. И ответы генерального конструктора перевесили все доводы оппонентов. Возможность разведки и нанесения ударов по любой территории на Земле из космоса стала решающим аргументом в пользу выделения дополнительных средств на ракетную программу.
После окончания заседания ГКО в зале остались только члены Политбюро. Председательствующий на нем секретарь ЦК Хрущев объявил, что, по мнению некоторых товарищей, необходимо решить два вопроса: о повышении роли КПСС и о возможности объединения должностей председателя Совмина и председателя ГКО.
По первому вопросу слово взял Булганин. Он отметил, что последнее время с легкой руки некоторых товарищей заметно снизилась организующая и направляющая роль Коммунистической партии. Это недопустимо, особенно в условиях после Катаклизма. Именно партийное руководство стало фундаментом всех побед Советского государства и народа, в том числе и в Великой Отечественной войне. Поэтому ослабление роли партии, особенно в деле подбора и расстановки кадров, ведет страну в пропасть. Необходимо восстановить в полном объеме действие положения о номенклатуре ЦК и ввести изменения в Конституцию, законодательно подтвердив руководящую роль КПСС.
Похоже, что заседание было хорошо подготовлено, потому что сразу после выступления Булганина в его поддержку выступили Каганович, Ворошилов, Хрущев и Суслов. Казалось бы, положительное решение вопроса было у «оппозиции» в кармане. Но неожиданно против выступил Молотов. Он отметил, что никто не отрицает решающей роли КПСС в руководстве Советским Союзом, но никакой необходимости закреплять это законодательно он не видит. По его мнению, вместо непосредственного управления, которым занимается правительство и в военное время ГКО, партии необходимо сосредоточиться на идеологическом воспитании, на мобилизации нравственных сил советского народа на решение стоящих перед страной трудных проблем. Молотова поддержали Берия, Маленков и внезапно передумавший Ворошилов. В результате было решено, что КПСС будет заниматься только идеологией и контролем над работой партийцев в государственном аппарате (как полушутя-полусерьезно сказал Берия, следить, чтобы не занимались приписками).
Второй вопрос занял еще меньше времени – против слияния постов выступили почти все. При этом Микоян заметил, что раз при нынешнем положении вещей все идет нормально, то незачем затевать никаких реорганизаций.
Разъехались члены Бюро после заседания поздно. И опять Хрущев уехал в одной машине с Булганиным. Неожиданно сегодня вместе с ними уехал Маленков. Несмотря на всю скрытность опытного аппаратчика, можно было заметить, что принятое решение второго вопроса было ему не по душе.
Германия, Берлин. СССР, Москва
Настроение берлинцев, живущих в полуокруженном русскими городе, было ничуть не лучше настроения вышеупомянутого советского партийного деятеля. Несмотря на активно идущие в Стокгольме переговоры, русские продолжали продвигаться на Запад. Бронетанковые клинья русских давно уже вошли в Германию, как нож в масло, а теперь к ним добавились и выбрасываемые с неба десанты. Территория Европы напоминала слоеный пирог из русских, немецких, польских, французских, английских и прочих войск. По последним сведениям, русским уже сдались Румыния и Болгария. Еще сильно пугали обывателей отряды «вервольфа», в которые объединились эсэсовцы, чины армии и люфтваффе. Эти отряды боролись с новыми властями, стремясь восстановить старый порядок, попутно грабя добропорядочных бюргеров.
Справедливости ради надо заметить, что подобные настроения разделялись далеко не всеми. Уцелевшие коммунисты и социал-демократы были куда как в лучшем настроении, хотя и у них полной уверенности в благоприятном исходе дел не было. Все великолепно помнили события тридцатых годов и не могли предсказать – не повторят ли русские все, что проделали в своей стране, и в Германии. Несмотря на безусловную важность, эти вопросы обычно всплывали только в свободное от забот время, которого, правда, почти не оставалось, ибо забот у людей было предостаточно. Вот и сейчас минуты отдыха для рядового Отто Гронера из первой роты батальона майора Ремера, охранявшей аэропорт Темпельхоф, были безжалостно прерваны сигналом тревоги. Солдаты дежурного взвода лейтенанта Шмундта вместе с легким пулеметным броневиком были брошены на прочесывание близлежащего леса, в котором были замечены неизвестные вооруженные люди. Тем, кто смотрит на немецкий лес со стороны, кажется, что он полностью просматривается от опушки до опушки. Но, несмотря на несхожесть с тайгой или джунглями, это тоже лес и в нем всегда можно укрыться или найти место для засады. Вот в такую засаду и попал взвод Шмундта. Грамотно организованная засада и дисциплина огня показывали наличие в составе банды опытных солдат, возможно, фронтовиков. Против них в бой вступил взвод, принадлежащий к армии резерва и состоявший из призывников и всего лишь нескольких фронтовиков, попавших в него после госпиталя. Поэтому бой начался для них неблагоприятно. Пропустив броневик, «вервольфовцы» выстрелили ему в корму из винтовочного гранатомета. Тридцатимиллиметровая противотанковая кумулятивная граната большой мощности огненной струей легко пробила противопульную броню, тело одного из членов экипажа и двигатель. Раздался громкий взрыв и треск горящего бензина, заглушивший крик стрелка, не успевшего покинуть машину. Явно это были не простые бандиты, ведь выпуск таких гранат только начинался и даже фронтовики их еще не получали.
Потеряв броневик и несколько человек, Шмундт запросил по рации подкрепление, одновременно развертывая взвод и пытаясь охватить засаду с флангов. Второе отделение он оставил на месте и приказал связать засаду огнем и имитацией атаки в лоб. Прикрывая друг друга огнем винтовок и пулемета, солдаты пытались продвигаться по подлеску, но сильный и меткий огонь противника быстро заставил их залечь. Не повезло при этом и Отто Гронеру. Он успел почувствовать сильную и резкую боль в груди, словно что-то пыталось вырваться из тела наружу, увидел вдруг наклонившееся небо, рассеченное ветвями деревьев, и его затопила всепоглощающая темнота…
Шифровальщик представительства Восточной оккупационной зоны Германии, член СЕПГ с 1946 года, Отто Гронер с утра чувствовал непонятное недомогание. Время от времени кружилась голова, перед глазами вставали лица его друзей по армии резерва, о которых он раньше почти не вспоминал. Порой ему казалось, что его руки сжимают старый, испытанный карабин, прошедший с ним всю войну. Осмотревший его доктор представительства нашел только повышенное давление, но на всякий случай посоветовал прилечь и дал выпить какой-то резко пахнущей настойки. После нее Отто стало лучше, но все равно временами появлялись прежние непонятные ощущения.
Внезапно он резко вскочил с кровати, напугав сидящую рядом медсестру. Перед его глазами стояла четкая картина ухоженного, явно немецкого леса, горящего на дороге броневика и бегущих рядом с ним солдат в форме вермахта с эмблемой, на которой изображен одноглавый орел со свастикой в лапах на груди. Кто-то командовал, но слов Отто практически не слышал. Прибежавшие по вызову доктор и шофер вместе с медсестрой пытались успокоить Гронера, порывающегося куда-то бежать и в бреду кричащего о бое. Отто никак не успокаивался, но вдруг резко обмяк, схватившись за грудь, и потерял сознание. Очнулся он уже в приемном покое больницы Склифосовского, чувствуя себя абсолютно здоровым, и даже засобирался уходить. Русским медсестрам, которые останавливали его, он по-немецки пытался объяснить, что здоров. Появившийся немецкий доктор разрешил недоразумение, но Гронеру все равно пришлось пройти полное обследование, занявшее остаток дня, да еще и весь следующий день. Несмотря на то что никаких заболеваний обнаружено не было, доктор продолжал регулярно проверять состояние Отто еще целую неделю.
Польша. Полевой аэродром 927-го истребительного полка СССР. Город Липецк. Центр переучивания
Петр Логичев прощался со своим другом лейтенантом Муравьевым, как и весь 927-й полк – с друзьями из 126-го полка. 126-й полк по приказу министра Василевского выводился из Польши и, после передислокации в Белоруссию, переформировывался в штурмовой. Часть же летчиков, среди них и Муравьев, подавших рапорта и годных для службы в реактивной авиации, улетала переучиваться на реактивные истребители.
Прощание происходило в столовой, где собрался весь личный состав полка, за исключением дежурного звена. Веселье продолжалось допоздна, но наутро истребители 927-го были, как всегда, готовы к полетам. И боевая тревога не заставила себя ждать. На перехват появившихся в воздухе немецких самолетов вылетела пара Петра Логичева, только что заступившая на боевое дежурство.
Набрав высоту и выйдя на цель, Логичев от изумления даже выругался. Навстречу «МиГам» летели незнакомые двухмоторные реактивные самолеты[17], судя по размерам и небольшой кабине – истребители. Восемь самолетов шли на высоте шесть тысяч метров, строем клина. Подвесок на них не было, поэтому, вероятнее всего, летели они на разведку или свободную охоту.
Заметив русские самолеты, немцы попытались перестроиться. Практически сразу у пары самолетов отказали двигатели. Выбросив черные выхлопы, двигатели одного из самолетов встали и, кажется, совсем не собирались запускаться вновь, судя по тому, что самолет резко снижался, не пытаясь маневрировать. На втором самолете вдруг вспыхнул двигатель на правой консоли крыла, и пилот резко бросил самолет в пике, видимо, надеясь сбить пламя. Остальные самолеты расходились двумя группами, форсируя моторы в стремлении набрать высоту и скорость. Похоже, они собирались взять пару Логичева в клещи, но скороподъемность немецких самолетов была на глаз вдвое ниже «МиГа». Поэтому «МиГи» Логичева и напарника на максимальном режиме двигателя, в наборе высоты, снизу вверх прорвали строй звена из четырех немецких самолетов, обстреляв их короткими очередями из пушек. Один, получив повреждения, задымил и, беспорядочно кувыркаясь, устремился к земле. Второму достался, по-видимому, 37-миллиметровый снаряд, мгновенно превративший его в облако раскаленных осколков. Пара оставшихся самолетов резко вильнула в сторону, и еще у одного, кажется, отказал двигатель. Он начал снижаться, и пилот выбрался из него с парашютом.
Логичев с напарником боевым разворотом устремились ко второй паре немцев, но опоздали. Их уже атаковала вторая пара дежурного звена. Еще один немец резко просел, выбросил пламя, и из него вывалился пилот. Увы, спастись ему было не суждено – раскрывшийся было парашют мгновенно вспыхнул.
Зажав оставшийся самолет и диктуя ему направление трассами очередей, дежурное звено повело неизвестный реактивный истребитель немцев на аэродром. При посадке и у этого самолета отказал левый двигатель, самолет вынесло вбок от полосы. Хорошо, что везение этого пилота пока не кончилось, самолет попал в противопожарную канаву, сломал шасси, но не загорелся. Приземляясь, Логичев видел, как со всего аэродрома к севшему немцу бегут технари и солдаты роты охраны.
Позднее командир полка сообщил, что посаженный немецкий самолет – опытный реактивный истребитель Хейнкеля Хе-280. Оказывается, такой самолет взлетел в Германии еще в апреле 41-го и только ненадежность двигателей помешала немцам запустить его в производство. Про ненадежность его движков Логичев мог многое сказать по личным наблюдениям, но то, насколько немцы обгоняли Советский Союз в сороковых годах, его здорово потрясло. А победу Петру так и не засчитали. Сбитый самолет упал на нашей территории, однако он оказался снят на ФКП[18] ведомого, который и получил эту победу. Второй же, взорвавшийся, на снимок не попал и на счет Логичева не был записан. Впрочем, долго переживать по этому поводу ему не пришлось, через неделю он рассчитывался с полком и прощался с друзьями, получив назначение в Центр переучивания летного состава в Липецке.
Несмотря на войну, железные дороги Союза работали как часы, что было и понятно – никаких угроз с воздуха, перевозки войск минимальны, только снабжение. Поэтому дорога заняла не слишком много времени, и Петр очень скоро прибыл в Липецк.
Здесь его ждал сюрприз. Оказалось, что Логичев попал на тот же курс подготовки, что и его друг из 41-го лейтенант Муравьев. Пока он и еще несколько человек из 41-го проходили дополнительную подготовку и вывозные полеты на реактивных истребителях. Приехавшие позже них Логичев и другие летчики из 53-го года приступили к теоретическому курсу переучивания на новый самолет – дальний всепогодный истребитель сопровождения Ла-200Б[19]. Самолет предназначался для длительных полетов в любых метеоусловиях и на огромные дальности для сопровождения стратегических бомбардировщиков. Кроме того, на нем планировалось установить новейшую прицельную радиолокационную систему, а в дальнейшем и систему дозаправки в воздухе.
Занятия и жизнь в мирном, гостеприимном Липецке нравились Петру, но временами он тосковал по своему полку и своим боевым товарищам, сожалея, что учеба не проходит как обычно, всей частью. Инструкторы Центра, которых он спрашивал о такой возможности, объяснили, что выбор обучаемых шел по медицинским показаниям. Выбирались летчики-истребители, по медицинским обследованиям способные переносить длительные полеты в тесной кабине.
Самолеты поступали в Центр прямо с завода. Новенькие, блестящие дюралем, огромные по сравнению с привычными «МиГами», они все же больше напоминали Логичеву легкие бомбардировщики, а не истребители. Он даже подумал, что надо бы написать рапорт о переводе назад в полк, но решил все же дождаться первого полета. И не разочаровался. Несмотря на бомбардировочный внешний вид, самолеты ничуть не уступали в маневренности привычным «МиГам».
Глава 5. Гремя огнем, сверкая блеском стали, пойдут машины в яростный поход
(Июнь – август 1941/53 г.)
Белоруссия и Белостокский выступ
Командир 261-го танкосамоходного полка 27-й гвардейской механизированной дивизии Седьмой механизированной армии полковник Иван Васильевич Котляров прошел всю Великую Отечественную, как говорится, «от звонка до звонка», начав ее младшим лейтенантом в 7-м танковом полку 4-й танковой дивизии. Дважды горел в танке, выходил из окружений и сам окружал, закончил войну майором, командиром гвардейского тяжелого танкового полка. Сейчас он командовал одним из лучших полков Седьмой армии, но, увы, сокращенного состава, как и вся армия. Поэтому главной заботой Котлярова была приемка пополнения и сколачивание подразделений. Повторное нападение немецко-фашистских войск не стало для Ивана Васильевича сильным потрясением, с начала Корейской войны он жил в постоянном ожидании какой-нибудь очередной пакости со стороны американцев и их союзников. Война обострила его интуицию на всякие неприятности. Как он иногда говорил:
– Болванка еще и полметра до танка не долетела, а я, старый сталинский танкист, уже в канаве.
Поэтому он был вдвойне зол, получив предписание оставить полк на заместителя и прибыть в штаб армии. Всякий, кому приходилось оставлять на полдороге начатое весьма важное дело, передав его в чужие руки, легко его поймет. Да еще и интуиция его дала осечку, вот Иван Васильевич и сердился. Нет, его заместитель был неплох, других в 261-м не держали, но бросать свой полк в разгар подготовки к решающему наступлению ужасно не хотелось. Боевого опыта у заместителя не было, а Котляров хорошо помнил, как резко меняются люди под огнем. Жалко было людей, с которыми сросся, как с родными, ведь Котляров со своим опытом, добытым кровью, мог бы помочь им обстреляться, пережить первые, самые трудные бои, предотвратить ошибки, совершаемые от недостатка реального боевого опыта. Но приказ есть приказ, и вот уже «козлик» комполка повез его в сторону штаба армии, расположенного недалеко от Борисова. Части Седьмой механизированной армии пока продолжали оставаться в районах расквартирования.
В пути машину несколько раз останавливали и проверяли войска охраны тыла фронта, а перед самым штабом они выехали на пост охраны. Видимая часть поста включала двух солдат и сержанта, экипированных по-боевому, и лишь опытный глаз с небольшого расстояния обнаружил бы хорошо замаскированные окопы и две пулеметные огневые точки в дзосах. Настроение полковника заметно повысилось, когда он все это обнаружил. Это вам не 41-й, когда штаб Западного фронта располагался, как в мирное время, в бывшем поместье, охранялся выставленными в открытую патрулями, блистал свежепосыпанными песчаными дорожками и свежесрубленными грибками для часовых. Говорят, немцы несколько дней не могли поверить результатам воздушной разведки, подозревая хитрую ловушку, и только потом разбомбили штаб.
Котлярова и еще нескольких прибывших в штаб офицеров приняли заместитель командующего армией генерал Горбатов. Когда офицеры расселись в небольшом тесноватом кабинете, он рассказал, что после Катаклизма в районе предвоенного Белостокского выступа остались части предвоенной РККА. Недавно вышестоящее командование установило связь с ними, и теперь они полностью подчиняются командованию Белорусского фронта. Но как сами офицеры помнят, в 41-м ни командный, ни личный состав, ни подготовка армии не соответствовали требованиям современной войны. Поэтому командующий Белорусским фронтом маршал Тимошенко приказал перевести часть офицеров Белорусского военного округа, имеющих опыт войны, и назначить их на командные должности вместо отозванных в тыл командиров.
После инструктажа, получения документов и обеда в столовой штаба фронта их всех отвезли на аэродром, где уже ждал готовый к полету Ил-12. После продолжительного и изматывающего полета в сопровождении звена Як-9У самолет приземлился на полевом аэродроме. Здесь их уже ждали несколько «эмок» и полуторок с охраной. Все прилетевшие с Котляровым офицеры были назначены в полки 4-й танковой, а его назначили командиром этой дивизии. «Интересно, – подумал Иван, – при назначении наверняка внимательно смотрели мое личное дело. Надо будет спросить у Сергея». Приятель Котлярова, Сергей Юрченко, имел звание майора и служил в отделе кадров округа. Подружились они еще во время войны, когда сержант Юрченко служил в дивизионной строевой части и вместе с Иваном выходил из окружения под Смоленском.
Части дивизии, как и помнил Котляров, понесли большие потери от бомбежек в первые дни войны, но в отличие от прошлого выступ отрезан не был, в безнадежные атаки на последних каплях горючего никто не ходил. Отведенные в тыл части дивизии восстанавливали боеспособность, кроме того, им по возможности подвозилась танковая техника россыпью – снятые с хранения «тридцатьчетверки». На машинах 41-го года демонтировались двигатели В-2 первых выпусков и заменялись новыми, с большим ресурсом и более надежными. Только часть танковых рот, имевших старую технику, в том числе и танки Т-26, все же передали для усиления оборонявшихся стрелковых дивизий.
Знакомство с дивизией после принятия дел Котляров начал с 3-го батальона 7-го танкового полка. Собранные на поляне, оборудованной под столовую, офицеры внимательно и сосредоточенно смотрели на нового командира дивизии. Некоторые при этом оглядывались на сидевшего сбоку младшего лейтенанта с перевязанной головой, похожего на полковника, как брат-близнец. Полковника Котлярова представил начштаба дивизии, вызвав еще большее оживление среди офицеров. Дождавшись, пока гул голосов утихнет, Котляров сказал:
– Ну, здравствуйте, товарищи. Здравствуйте, мои боевые друзья. Разрешите еще раз представиться – бывший младший лейтенант 3-го батальона 7-го танкового полка, полковник Иван Васильевич Котляров. Будем продолжать совместную службу…
Калининградская область и Польша
Командующий Прибалтийским военным округом маршал Баграмян был в отличие от Булганина «старым солдатом, не знавшим слов любви», к тому же очень хитрым (впрочем, фамилия обязывала). Поэтому сразу после Катаклизма он, не дожидаясь директив из Центра, вывел на боевые позиции войска Одиннадцатой армии. На все запросы и директивы из Центра он посылал спокойные донесения о неясности обстановки, о стычках разведчиков и пограничников, о попытках налетов немецких ВВС. Особенно интересным стало донесение о нескольких десятках истребителей и бомбардировщиков люфтваффе, приземлившихся ночью 5 марта на некоторых аэродромах Калининградской области.
Пока разведчики Ил-28Р и Ту-4Р пытались вскрыть систему обороны противника, маршал не спеша, но и не затягивая, провел доукомплектование и развертывание войск. Конечно, его войскам было немного проще, чем остальным: кроме крупной группировки на левом фланге, включавшей танковые и пехотные части, перед ними стояли лишь несколько отдельных групп войск противника силой до дивизии. Однако разведчики засекли эшелоны с резервами, подтягивающиеся к фронту. По ним несколько раз с успехом отработали бомбардировщики Ил-28 14-й воздушной армии. Одновременно бомбоштурмовые удары «Илов», как «двадцать восьмых», так и штурмовых «десяток», обрушились на наступающую левофланговую группировку немцев.
Но через несколько дней на жидкий фронт левого фланга немецких войск обрушился мощный огневой удар. Стреляло все – от 76-миллиметровых самоходок, 45-, 57– и 85-миллиметровых пушек до 152-миллиметровых корпусных пушек-гаубиц и самоходок, тяжелых 203-миллиметровых гаубиц, 240-миллиметровых минометов и «катюш». Огненный шквал пронесся по немецким войскам, уничтожая узлы сопротивления, окопы, пулеметы, солдат и укрытия, в которых они прятались. Не успел он затихнуть, как над передовой появились уже виденные немцами ранее, но не в таком количестве, русские штурмовики «Айзерне Густав», увешанные ракетами и бомбами, ощетинившиеся пушками и практически неуязвимые в своей броне. За ними сплошным потоком (так, по крайней мере, казалось уцелевшим немецким наблюдателям) шли неуязвимые для 37-миллиметровых «колотушек» русские тяжелые и средние танки. Их огромные орудия выплевывали снопы огня, подавляя всякую мысль о сопротивлении у выживших немецких солдат. К концу дня от обороны, спешно созданной подтянутыми ближайшими резервными дивизиями, остались только небольшие островки, омываемые половодьем русского наступления, как застрявшие весной на реке куски льдин. И так же, как эти льдины, быстро тающие…
А в глубь польских земель устремились введенные в прорыв танковые и механизированные дивизии, прикрытые сверху истребителями, сопровождаемые штурмовиками Ильюшина и высылающие впереди себя смертоносные стаи его же бомбардировщиков. Эти маневренные, крестообразные в плане машины со скоростью, почти не уступающей скорости русских реактивных истребителей, вооруженные носовыми пушками и подвижной пушечной установкой в хвосте, оказались практически неуязвимы для люфтваффе. И неудивительно, эти бомбардировщики вплоть до снятия их с вооружения считались самой трудной целью для реактивных истребителей, не имеющих ракетного управляемого оружия.
Русские показывали немцам свой «блицкриг». Впереди шли танки, за ними пехота на бронетранспортерах и грузовиках повышенной проходимости, легкие и тяжелые самоходки, – все это прикрыто с воздуха и зенитками разных калибров. За передовым эшелоном также в основном на автомобилях и частично пешком двигались стрелковые дивизии, со своими танками и самоходками. Артиллерию русских тянули отнюдь не лошади и наскоро приспособленные грузовые автомобили, а специальные тягачи, в том числе и бронированные.
Большим сюрпризом для немцев стала высаженная неподалеку от города Млава 104-я воздушно-десантная дивизия с легкими самоходками[20] и безоткатными противотанковыми пушками, перехватившая сразу две железные дороги, по которым к немецким войскам поступали снабжение и подкрепления. Атака поспешно брошенной на уничтожение десанта 286-й охранной дивизии, усиленной батальоном трофейных французских танков «Рено» R.35, была отбита русскими с потрясающей воображение легкостью. Они словно отмахнулись от комара. Группы из четырех десантников с автоматами и пулеметами, используя как транспорт маленькие, практически прижимающиеся к земле противотанковые самоходки, быстро выдвинулись на незащищенные участки. Умело организовав взаимодействие между пехотой и броней, русские остановили и уничтожили атакующих. Мощные пушки авиадесантных самоходок пробивали корпуса «Рено» насквозь, как картонные, а высаженная вместе с десантниками артиллерия и минометы внесли посильный вклад в бой, добив все, что пыталось стрелять, в том числе и дивизион 105-миллиметровых гаубиц. В результате спешившие к незащищенному участку фронта войска, снимаемые с Западной Европы и других участков фронта, вынуждены были под ударами авиации высаживаться в чистом поле.
Отметился и русский Балтийский флот. Уничтожив огнем корабельной артиллерии несколько торпедных катеров и потопив устаревший линкор «Шлезвиг-Гольштейн» атаками реактивных торпедоносцев с реактивными же торпедами, русские высадили в Эльбинге десант морской пехоты. Высадку десанта поддерживали огнем броненосец береговой обороны «Выборг» и крейсер «Чкалов». Десантники выбили оборонявшиеся части немцев из города.
Навстречу наступающим с севера войскам 11-й и вновь создаваемой в ходе наступления 12-й армий нанесли удар и части 10-й армии из Белостокского выступа. Немецкая танковая группа генерала Гота смогла не только отразить их удар, но первоначально даже продвинуться дальше на восток. Все же советские войска образца 41-го, даже с частично измененным составом офицеров, сильно уступали войскам 53-го. Впрочем, успех немцев был недолог, им пришлось ослабить наступающие войска для отражения наступления с севера.
Прибалтийский фронт неукротимо двигался по польским землям на Познань…
Белостокский выступ
Иван Васильевич Котляров, что бы ни говорили про него молодые офицеры, отнюдь не был сухарем. Он тоже любил, но только службу и танки. Ему на всю жизнь запомнились первые дни войны и чувство собственного бессилия переломить сложившуюся ситуацию. Он помнил горящие избы и расстрелянных с самолетов беженцев, повешенных партизан и подпольщиков. И стремился всегда сделать все, чтобы такое не повторилось. Кроме того, ему нравились эти многотонные машины – это сочетание брони, огня и мощи двигателей, – с помощью экипажа становившиеся единым разумным существом, бьющимся с противником. Ему нравился даже тот коктейль из воздуха, паров топлива, выхлопных и пороховых газов, которым приходилось дышать танкистам во время боя. И он злился, когда сталкивался с офицерами, спустя рукава или пассивно относившимися к своим обязанностям. Помнилось ему, что в 41-м таких безынициативных, ждущих указаний и боящихся принять самостоятельное решение было много. Приняв дивизию, он внезапно обнаружил, что его полустершиеся воспоминания не отражали полностью того, с чем ему пришлось столкнуться. Он мотался по частям дивизии, которой уже пришлось отойти на восток, не зная ни сна, ни отдыха. Приходилось лично контролировать, исправлять и подгонять, приходилось материться и грозить расстрелом, приходилось снимать с должности и срочно искать замену из тех, кто запомнился как более подготовленный. Иногда воспоминаний не хватало, и тогда Иван Васильевич действовал по наитию.
Обучение шло ускоренными темпами, днем и ночью. Поэтому к моменту наступления из Прибалтики дивизия, насколько возможно, была поготовлена к боям. Но и эта подготовка оказалась слабоватой. Бои между брошенными в наступление частями 7-й дивизии и немецкой 10-й дивизии, к сожалению, часто заканчивались успехом германцев. Новые отличные танки в руках недостаточно опытных экипажей не всегда справлялись с многократно уступавшими им немецкими «Панцеркампфвагенами-3» и «-4». Иван Васильевич, наблюдая за боем с КП, просто физически ощущал эту разницу. Как-то неуклюже и медленно передвигающиеся «тридцатьчетверки», надолго останавливающиеся перед каждым выстрелом, и почти мгновенно реагирующие на любое изменение обстановки, вкладывающие чуть ли не снаряд в снаряд «трешки». От больших потерь дивизию спасали встречный характер боя, пошедшего не по немецкому канону «танки с танками не воюют», и слабое вооружение немецких танков. Оснащенные короткоствольной «пятидесятимиллиметровкой» «тройки» могли подбить Т-34 только при очень благоприятных условиях, а при удачном попадании от 85-миллиметровых снарядов не спасала ни боковая, ни лобовая броня. Все больше и больше танков с крестами на башнях замирало на поле, вспыхивая чадящим дымом. Но напор немцев не ослабевал.
Пришлось использовать последний шанс и вводить резервный полк раньше намеченного времени. Котляров лично возглавил атаку, находясь на острие удара. Как и один из противостоящих ему немецких генералов, Иван Васильевич считал, что место танкового командира – впереди своих подразделений. Ввод резерва переломил обстановку, и немногочисленные уцелевшие немецкие танки, продолжая огрызаться огнем, стали отходить, стараясь не подставлять бока огню советских танков.
Осматривая позднее поле боя, Иван Васильевич отметил часто посещающее его ощущение дежавю. Некоторые участки боя и стоящие на них подбитые немецкие танки казались ему знакомыми, хотя он точно здесь не был. Позднее, осмотрев карту, он обнаружил, что в этих местах прошла рота под командованием младшего лейтенанта Котлярова (Котлярова из 41-го года).
Наступление 10-й армии, в которую входил и 6-й механизированный корпус, немцам первоначально удалось остановить. Но тяжелое положение на левом фланге вынудило немцев перебросить часть войск против частей 11-й армии, и войскам 10-й армии удалось прорвать фронт. Механизированный корпус, в том числе и 7-я танковая под командованием теперь уже генерал-майора Котлярова, вошел в прорыв и двинулся в направлении Млавы. И опять под прикрытием авиационного зонтика двинулись, перемалывая в пыль землю своими гусеницами, советские «тридцатьчетверки». Сопровождали их небольшие части пехоты на автомобилях, которые удалось вывезти из тыла, и конники 6-й кавалерийской дивизии. Конечно, эти войска выглядели не так внушительно, как наступающие с севера, но и им немцам противопоставить было нечего. А в тылу у немцев вовсю стреляли польские партизаны. Как призраки, словно ниоткуда, внезапно появлялись части советского спецназа. С неба же на немецкие войска и обозы сыпались бомбы и ракеты советских самолетов.
Поэтому Котляров не особенно удивился, узнав о заговоре в рейхе и убийстве Гитлера. Теперь продвижение войск ускорилось, так как немцы отступали, не принимая боя. Наши войска преследовали отступающих. По поступающим из штаба армии сведениям, такая обстановка складывалась практически по всему фронту. И тем более неожиданным стало упорное сопротивление варшавской группировки немцев.
Генерал-губернаторство (Польша)
Части 2-й танковой дивизии, находившейся в резерве, получали новую технику. Неожиданное превосходство русских заставило немецких конструкторов ударно поработать над усовершенствованием немецких танков. Героические усилия конструкторов, рабочих, а главное, железнодорожников и тыловиков, протолкнувших эшелон с первой опытной партией бронетехники, позволили 2-й дивизии получить около девяноста новейших танков и самоходок.
Гауптман Вилли Хенске, командир роты средних танков 2-го батальона 3-го танкового полка, с радостью рассматривал новые, с длинной 75-миллиметровой пушкой «Панцеры-4» и оснащенные той же пушкой противотанковые самоходки. Его друг гауптман Ганс-Ульрих Нисовски получил танки «типа три» с длинноствольной 50-миллиметровой пушкой. Теперь они могли посчитаться с этими обнаглевшими русскими большевиками!
Командир дивизии, генерал-лейтенант Рудольф Файель, был скорее недоволен получением модернизированных танков. Ведь, кроме новых пушек да наваренных дополнительных листов брони, они ничем не отличались от старых, которые никак не могли справиться с русскими монстрами. Незначительное улучшение характеристик отнюдь не могло, по мнению Файеля, помочь в решении этой задачи. В то же время перевооружение его дивизии наверняка натолкнет кого-нибудь из штабистов на «гениальное» решение бросить ее в самое пекло. И действительно, вскоре оказалось, что генерал был прав. При первом же известии о наступлении русских его дивизия была брошена на север. Так как русские бомбардировщики бомбили железные дороги, Рудольф Файель решил продвигаться по-походному, под прикрытием зенитной артиллерии и преимущественно ночами. Но он и не подозревал, что за его дивизией из окружающих лесов и развалин следят зоркие глаза разведывательной группы из роты спецназа 5-й механизированной армии. Поэтому первая же колонна танков наткнулась на взорванный мост. Пока поспешно вызванные саперы пытались любым путем восстановить мост, а собравшиеся вместе командиры обсуждали возможные пути объезда, наступило утро. Тем временем собравшихся на дороге войск становилось все больше. Танки и автомобили пытались рассредоточиться, но было уже поздно. С характерным свистом над колонной пронеслись первые «фляйшеры», и не успели они скрыться, как на танках, грузовиках и просто на земле расцвели огненные кусты разрывов. Небольшие, полуторакилограммовые кумулятивные и стокилограммовые фугасные бомбы проредили колонну, как пулеметный огонь прореживает пехотный строй. При попадании кумулятивных бомб танки загорались. В некоторых взрывался боекомплект и пары бензина, разлетающиеся горячие осколки уничтожали окружающих солдат и поджигали автомобили. Взрыв всего боекомплекта одного из танков «Панцер-4» отбросил его башню на несколько метров в сторону. Летящая над колонной башня с болтающейся пушкой стала незабываемым зрелищем для всех уцелевших немцев.
Зенитные орудия, стоявшие на позициях, попытались открыть огонь, но практически сразу были атакованы новой группой «фляйшеров» и «флигендесроров». А затем над колонной внезапно появились винтовые «айзерне густавы». Прицельным огнем из пушек и реактивными снарядами они дополнительно обстреляли позиции зенитных орудий, а пролетая над колонной, высыпали дождь кумулятивных и мелких осколочных бомб. Каждый штурмовик нес до сотни таких бомбочек, внесших свой вклад в царящий на земле ад.
Грохот взрывов, оглушительный рев пламени, крики раненых и умирающих людей сливались в единой симфонии разрушения. Первый батальон танкового полка дивизии практически перестал существовать.
Генерал Файель приказал оставшимся частям дивизии двигаться вперед ротными колоннами. Но русская авиация не прекращала своих атак. Каждый лес, способный служить укрытием для войск, бомбили «фляйшеры». При этом они, кажется, использовали радиолокационные прицелы, так как маскировка не всегда спасала. К тому же дороги на пути колонн часто оказывались заминированы, а партизаны при любом удобном случае обстреливали автомобили и уничтожали отставших бойцов.
Поэтому и генерал, и все оставшиеся в живых его подчиненные с огромным облегчением узнали о заключении негласного перемирия с русскими. Часть войск, попав под удар 7-й механизированной армии русских, сдалась в плен, часть рассеялась, а остальные без сопротивления отступили в Германию, сопровождаемые шедшими за ними без единого выстрела танковыми и механизированными колоннами русских.
Офицеры арьергарда с завистью рассматривали в бинокль танки русских с приплюснутыми, зализанными башнями и мощными длинноствольными орудиями, механизированную пехоту, полностью посаженную на колесные бронетранспортеры, и двигающиеся в их порядках тяжелые самоходки с орудиями калибра как минимум 150 мм.
Германия. Остров Узедом
На тихом малонаселенном острове, в довоенные времена – курортном, а позднее ставшем знаменитым благодаря местечку Пенемюнде, шли упорные бои. Высадившиеся в районе Крослина и Мелдекопфа и продвигающиеся в сторону полигона Пенемюнде десантники 234-го и 237-го полков 76-й гвардейской парашютно-десантной дивизии еще не успели получить новое вооружение, поэтому у них были только противотанковые «сорокапятки» и 82-миллиметровые минометы. Противостоящие им эсэсовские части были оснащены куда лучше, имея не менее дивизиона 10,5-сантиметровых гаубиц, противотанковые и полевые 7,5-сантиметровые пушки и даже роту танков. Правда, танки оказались всего лишь легкими «двоечками», но и они изрядно досаждали десантникам, пока один за другим не получили в ответ кумулятивные гранаты РПГ-2 или 45-миллиметровые бронебойные снаряды. Разведка в очередной раз проморгала крупные силы противника. Увы, на войне такое бывает чаще, чем думают читатели шпионских приключенческих романов. После нескольких неудачных атак стало ясно, что десантники ничего не могут сделать с заранее подготовленной обороной немцев.
Морской десант мог подойти лишь на следующее утро, к тому же главная его ударная сила – крейсер «Максим Горький» – поймал торпеду, выпущенную немецкой подлодкой, и вернулся в Лиепаю. Ночью же главные немецкие специалисты вполне могли эвакуироваться на подводной лодке, чему пока противодействовали патрулировавшие побережье в районе Пенемюнде противолодочные самолеты с эскортом истребителей Ла-11.
Командир полка, полковник Пономаренко, только матерился, наблюдая за очередной неудачной атакой своих солдат. Повернувшись к радисту, он потребовал передать для авиации условную фразу: «Бабушка сильно больна».
Затем всем частям приказали прекратить атаки и укрыться. Удивленные этим обстоятельством немцы постепенно перестали стрелять, пытаясь понять, какую же пакость приготовили им русские на этот раз. В это время круживший на большой высоте в стороне от острова бомбардировщик Ту-4А, получив условный сигнал, развернулся на боевой курс. Его командир, внимательно поглядывая на приборы, перевел самолет в пологое снижение, стараясь точнейшим образом вывести машину в заданную точку.
Одновременно с тем самолеты, патрулировавшие прибрежную зону, словно стая испуганных птиц, устремились на восток. А на поверхность моря в районе, называемом немцами Хафен Ейн, то есть «Гавань один», всплыла подводная лодка. С нее в сторону гавани был подан световой сигнал. Стоящим на мостике лодки было видно, что на пристани началось движение. Конечно, лодка могла и причалить, но ее командир, ежеминутно ожидающий возвращения русских самолетов, счел это недопустимым риском. Крик наблюдателя, увидевшего одиночный русский самолет, и рокот мотора катера донеслись до капитана цур зее[21] Приста одновременно. Самолет, большой русский бомбардировщик, пролетел на значительной высоте, и от него отделилась одна единственная бомба, над которой раскрылся парашют. Капитан, несколько мгновений проследив за ее снижением, перевел бинокль на приближающийся катер… и в этот миг яркий свет, затмивший солнце, залил все вокруг.
Оглушенные ударной волной, потрясенные видом поднявшегося в районе завода и полигона гриба, немцы еще не собирались сдаваться. Нет, они уже понимали, что их оборона напрасна, но все они были эсэсовцами и имели свою корпоративную гордость. Поэтому на переданный русскими приказ сдаваться они ответили огнем. Не желая терять своих бойцов в напрасных атаках, командовавший сводной группой полковник Пономаренко снова вызвал авиацию. На этот раз вид и шум подлетающих реактивных «Илов» вызвал вполне понятную реакцию немцев. По всей длине обороны, даже там, где самолеты еще не были видны, начали появляться белые флаги. Правда, в некоторых местах они сопровождались взаимной перестрелкой у немцев, кое-где самых упорных все же пришлось добивать десантникам. Но большинство все же не выдержало и сдалось, не желая становиться жертвой дьявольского оружия русских.
Допросы пленных проводили прилетевшие одновременно с десантниками сотрудники особой группы МВД и ГРУ. Из полученных сведений стало ясно, что главного конструктора Вернера фон Брауна в Пенемюнде не было. Незадолго до покушения на Гитлера он был вызван в Берлин, и теперь никто не знал, где он находится. В Пенемюнде находились только конструктор ракет Вальтер Ридель, генерал Дорнбергер и еще несколько ученых и инженеров. Все они планировали эвакуироваться вместе с документацией в Англию. Войска же получили приказ держаться до прихода боевых кораблей, которые должны были вывезти их на остров Борнхольм.
Теперь вся разведывательная сеть ГРУ и МВД в Европе получила указание разыскивать фон Брауна. Советское руководство отнюдь не горело желанием дать вероятным противникам шанс на быстрое создание столь грозного оружия, как ракетное.
Радиоактивные осадки после взрыва бомбы ветром отнесло в сторону моря, и лишь незначительная часть их достигла острова Борнхольм. Десантный конвой Балтийского флота, после сброса бомбы перенацеленный на Борнхольм, не успел высадиться до выпадения осадков. Ни о чем не подозревавшие жители и немецкие солдаты в районах выпадения осадков получили дозы облучения, и после высадки советских войск на острове был развернут специальный госпиталь. Прибывшие вместе с моряками врачи и части химзащиты объехали весь остров и проводили дезактивацию в пораженных районах. Все претензии местных жителей записывались, представители советского командования обещали выплатить компенсации всем пострадавшим.
Интерлюдия
Советская Армия, обходя узлы сопротивления, обгоняя отступающие без боя пехотные части немцев, устремилась на Запад. Впереди наступающих войск мчались на легких БТР-40 разведчики, за ними сплошным потоком текли колонны танков и мотострелков, за ними под охраной БТР и танков пылили грузовики снабжения и дальше не торопясь двигались на автомобилях и изредка пешком стрелковые дивизии. Они создавали вокруг продолжавших сопротивляться немецких частей кольцо окружения, подтягивали артиллерию усиления, и «сталинские кувалды»[22] вместе со «сталинскими орга́нами»[23] показывали немцам, что такое современный бог войны.
Англичане, поскребя по сусекам, высадили в Бельгии три пехотные дивизии, бригаду морской пехоты, две танковые бригады и теперь поспешно устремились навстречу русским. Попытка высадки во Франции была отбита немцами и добровольцами из французов, еще не забывшими и не простившими коварному Альбиону операцию «Катапульта». Впрочем, англичанам и войскам «Свободной Франции» удалось закрепиться в Кале.
В Греции, где также высадились три английские дивизии, началась народная греческая забава – кто кого. Забыв об отступающих немцах, горячие греческие парни из Национального фронта освобождения начали резать таких же парней из прокоммунистического Фронта национального освобождения. Последние не преминули ответить той же монетой, но, поскольку первых поддерживали англичане, а вторых было больше, стало ясно, что заварушка затянется надолго. Немцам, надо признать, это помогло мало, так как в соседней Югославии их с нетерпением поджидали партизаны Тито и мигом перекрасившиеся в антифашистов усташи. В Румынию и Болгарию в это время уже входили части Второго Украинского фронта под командованием маршала Жукова, от которых немцы тоже не могли ждать ничего хорошего.
Маршал Петен тем временем думал горькую думу, стремясь выбрать наиболее правильный дуб, к которому ему следовало прислониться, как березе из русской народной песни. Впрочем, об этой песне он не знал, а решения принимал, изрядно подумав и, кажется, даже глотнув для храбрости национальный, пахнущий клопами напиток из провинции Коньяк.
В Норвегии же образовался слоеный пирог. Бравые егеря генерала Диттля, продолжая бессмысленное сопротивление, отступали под натиском стрелковых дивизий Северного фронта, а на юге уже высадились части королевской норвежской армии, усиленные английскими и польскими частями. Они начали очищать от сопротивлявшихся и сдававшихся в плен немцев территорию Норвегии, продвигаясь на север.
В Финляндии, горячо молясь на мудрого Маннергейма, сумевшего удержаться на грани вступления в войну, и простив русским захваченный ими район Петсамо, народ с нетерпением ждал русской официальной делегации. Часть деловых людей, уже дождавшись выгодных предложений, поспешно закупала через свои конторы в Канаде и Аргентине зерно и грузила его на пароходы. Увы, получить свои прибыли им не удалось – пришло известие о введенном на поставки зерна англо-американском эмбарго.
Франция. Виши. Район Кале
Маршал Петен внешне выглядел невозмутимо. И только бросаемые им время от времени взгляды в сторону раскрытой на столе газеты «Матен» и лежащих рядом с ней бумаг выдавали его внутреннее состояние. Все шло абсолютно наперекосяк, все его расчеты оказались неверны, и теперь оставалось только торговаться за приемлемые условия. Даже неудачи немцев на востоке и смерть Гитлера не так напугали маршала, как полученные сегодня известия. Все предыдущее вполне укладывалось в старую поговорку «На войне, как на войне» и не могло особо взволновать старого вояку, не дрогнувшего в период огромных потерь под Верденом в Первую мировую и твердой рукой взявшего власть после поражения армии, но сведения о применении русскими невиданного по мощности оружия сломали старого бойца. Он хорошо знал силу современного огня, однако одна бомба, уничтожившая целый район, не укладывалась в его представление. Это было нечто запредельное, нечто адское, и страна, владевшая таким оружием, могла делать в мире все, что хочет. Именно эта беспредельная сила, не имеющая преград, приближалась сейчас к границам его милой, его родной Франции. Что бы ни говорили и ни писали его противники, маршал был патриотом. Просто он считал, что Франция может сохраниться и процветать только под его руководством, двигаясь по намеченному им пути. И важнейшими принципами его политики была дружба с Германией и борьба с коммунизмом. Теперь эти принципы рухнули, теперь рухнуло дело всей его жизни, так как коммунисты попущением Божьим стали всемогущи. И он, человек, начинающий все документы, подобно французским королям, словами: «Мы, Филипп Петен, маршал Франции…», он, считавший себя равным Наполеону, сейчас с нетерпением ждет русского посла, чтобы узнать определенную для него кем-то в далекой варварской стране судьбу.
Прибывший в сопровождении министра иностранных дел А. Бетуара советский посол А. Ф. Богомолов был немногословен и сух. После обмена приветствиями и небольшого вводного разговора он вручил Петену меморандум правительства СССР с предложением об оказании помощи Франции в борьбе с незаконным вторжением английских империалистов и в обеспечении вывода германских войск. Петен, давно ожидавший чего-то подобного, сразу согласился.
Через несколько дней по всей территории Франции на военных аэродромах и посадочных площадках начали высаживаться десантники 105-й, 106-й и 11-й парашютно-десантных дивизий. Передовые отряды высаживались или посадочным способом, или на парашютах, а вслед за ними садились транспортные самолеты Ил-12, Ил-14, Ту-4Т, Ту-4Д и Ту-75, а также буксируемые ими транспортные планеры Як-14. Из них на французскую землю выползали легкие самоходные установки с длинноствольными пушками, автомобили с прицепленными к ним пушками и минометами. Для усиления огневой мощи 38-му воздушно-десантному корпусу придали два минометных полка, один со 160-миллиметровыми минометами, а второй – смешанный, с дивизионом новых 240-миллиметровых минометов. Встречающие русских немецкие и французские солдаты с изумлением рассматривали незнакомые крупнокалиберные минометы, похожие на мортиры, буксируемые автомобилями, и небольшие, низкие, но маневренные самоходки. Десантники частью прямо на самоходках, частью на своих, немецких и французских автомобилях выезжали в предписанные районы. Около Кале, занятого англичанами, высадилось два полка 11-й гвардейской воздушно-десантной дивизии – 51-й и 137-й. Они начали менять на позициях только немецкие части, оставив на фронте части 16-й французской дивизии. Кстати, командир корпуса потребовал немедленно освободить из-под домашнего ареста генерала Латра де Тассиньи, бывшего командира 16-й дивизии, отказавшегося воевать вместе с немцами против войск «Свободной Франции». Сначала Латр де Тассиньи не собирался возвращаться на должность, но после длительной беседы с генералом Г. И. Хетагуровым, закончившейся распитием нескольких бутылок шампанского, снял все свои возражения. О чем они беседовали, никто никогда так и не узнал, на все вопросы журналистов и коллег генерал отвечал усмешкой и невнятными отговорками.
Первоначально англичане и солдаты бригады «Свободной Франции» не обращали внимания на перемещения на той стороне фронта. Их радовало прекращение обстрелов и возможность без помех усовершенствовать оборону, пока немцы заняты своими делами. Но неожиданно над Кале появились русские реактивные самолеты, а место немецких войск в окопах заняли русские десантники и французские пехотинцы. К тому же на позиции англичан и их союзников обрушились тонны… листовок. В них французам напоминалось об операции «Катапульта», о фактическом предательстве англичан, эвакуировавших свою армию из-под Дюнкерка, вместо того чтобы поддержать французские войска, и сообщалось о заключении договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи с СССР. В листовках, адресованных англичанам, кроме сокращенного варианта этого текста, шли рассуждения о трудностях эвакуации армии морем и сообщалось, что СССР, заключив договор с Францией, уже освободил ее от немецкой оккупации.
Несколько дней ничего не происходило, затем командующий 38-м воздушно-десантным корпусом генерал Г. И. Хетагуров связался с генералом Леонардом Мак-Дауэллом, командовавшим британскими войсками в Кале, и в ультимативной форме потребовал в недельный срок эвакуировать войска с территории Франции. Иначе, говорилось в послании, советские и французские войска будут вынуждены силой выдворить британские войска с захваченной ими французской территории.
Англичанам пришлось эвакуировать войска из Кале. Эвакуация проходила под неусыпным контролем русских. Каждый корабль, приходивший в порт, обязательно облетали русские реактивные бомбардировщики, часть из которых несла подвешенные торпеды. После окончания эвакуации выяснилось, что в бригаде «Свободной Франции» не хватает половины личного состава.
Норвегия. Район города Нарвик
Понесшие большие потери, но еще не разбитые части немецких горнострелковых дивизий 2-й, 3-й и «Норд», а также 169-й пехотной дивизии поспешно окапывались в районе города Нарвик, ожидая очередного удара Северного фронта маршала Конева.
После первоначального замешательства из-за непонятных атмосферных явлений армия «Север» начала наступление и даже смогла захватить окраину Петсамо. Оказывавшие сильное сопротивление русские изрядно уступали наступающим в численности. Но немецкие успехи были непродолжительными. Первоначально авиация русских затруднила снабжение и передвижения немецких войск, затем к ним подошли подкрепления, и, используя превосходство в технике, они отбросили упорно оборонявшихся горных стрелков на исходные позиции. Позднее же положение стало резко ухудшаться. Снабжение становилось все хуже, финны вместо обещанной поддержки объявили нейтралитет, а русские становились все сильнее и сильнее. Их реактивная авиация захватила полное господство в воздухе, флот обстреливал немецкую оборону в прибрежных районах, а армия, уничтожая узлы немецкой обороны артиллерийскими обстрелами, при поддержке танков и самоходок постепенно оттесняла армию «Север» в глубь норвежской территории. Потом русские, подтянув дополнительные силы, провели наступательную операцию, захватив Киркенес и Вадсё, а остатки немецких войск вынуждены были отступить к Сейде. Попытки немецкого флота обстрелять русских пресекались противодействием той же авиации и неожиданно сильной береговой артиллерией. Оказалось, у русских имелись специально разработанные 100– и 130-миллиметровые подвижные береговые орудия, которые следовали за передовыми частями.
Затем русские, подтянув дополнительные силы армии и авиации, нанесли еще один страшный удар по практически не получающим снабжения немецким войскам. Прикрываясь с воздуха реактивными торпедоносцами, используя катера в извилистых, не дающих преимущества крупным кораблям фьордах, русские высаживали морские десанты в ключевых точках побережья, рассекая на части оборону немцев. Последние попытки флота противодействовать русским были прекращены после потопления эсминца Z-24 русскими управляемыми ракетами, запущенными с двух тяжелых бомбардировщиков. Две попавшие в него ракеты (еще одна прошла мимо, а одну зенитчики эсминца все же сбили) отправили его на дно вместе с большей частью экипажа и представителем ОКМ адмиралом Гроссом, бывшим на борту.
А теперь остатки немецких войск и флота окапывались в районах Нарвика и Тронхейма, собираясь подороже продать свои жизни. Странно, но ни русские, ни англо-норвежские войска не спешили с наступлением, как будто чего-то выжидая. А затем внезапно пришло известие о подписании мирного договора между СССР и Германией. Генерал фон Фалькенхорст, подписав приказ о капитуляции своих войск, застрелился. Часть немцев сдалась англо-норвежцам, часть – русским. Среди сдавшихся русским был и знаменитый «папаша Диттль», командовавший 4-й горноегерской дивизией.
Медленно продвигавшиеся на север норвежцы из двух недавно сформированных бригад встретились с советскими войсками неподалеку от Нарвика. Оказывается, заняв его и приняв капитуляцию немцев, русские дальше не двинулись. Настороженные норвежцы были удивлены дружеским отношением русских, подозревая какую-то ловушку. Как оказалось, подозревали они зря, потому что после установления контактов в передовые части приехал лично маршал Конев и в Нарвике состоялись переговоры между ним и представителем норвежского королевского правительства.
Конев с военной прямотой потребовал, чтобы Королевское норвежское правительство выдворило со своей территории войска англичан и подписало с СССР договор о дружбе и взаимопомощи. Норвежец, старый опытный дипломат, настолько опешил, что даже не сразу нашелся, что сказать. Ситуацию удалось разрулить специальному посланнику советского МИДа А. Ф. Богомолову. В результате долгих и трудных переговоров было решено, что английские и русские войска будут выведены из Норвегии одновременно. До завершения вывода они останутся на тех позициях, которые занимают сейчас, при этом они не могут вмешиваться во внутренние дела Норвежского королевства, не могут увеличивать численность более, чем было согласовано сторонами в данном соглашении. После завершения вывода войск Норвегия обязуется принять на себя статус нейтрального государства, гарантами чего выступят СССР, Швеция и Великобритания. Договоренность по этому поводу с Великобританией норвежское правительство берет на себя. В результате в Бергене, Ставангере и Лиллехамере появились английские гарнизоны численностью по пехотной бригаде каждый, а в Нарвике, Тромсё и Вадсё гарнизонами встали полки 77-й гвардейской стрелковой дивизии.
САСШ. Канада. Бухта Арджентия
Третьего августа 1941 года, в воскресенье, поезд президента САСШ покинул Вашингтон и отправился в сторону Нью-Лондона. Согласно официальным сообщениям в газетах, президент вместе с группой друзей отправился на рыбалку. Пересев в Нью-Лондоне на яхту «Потомак», президент вышел в море. Полученное сообщение о начале русско-японской войны не повлияло на его планы. На следующее утро у Саут-Дартмута на борт яхты приняли норвежскую принцессу Марту с двумя дочерьми и шведского принца Карла со свитой. Оттуда под приветственные крики собравшихся на берегу зевак яхта отправилась в залив Баззардс. Там президент и его гости весело проводили время, удя рыбу с кормы яхты. Вечером яхта вернулась в Саут-Дартмут, президент, лично управляя лодкой, отвез своих гостей к яхт-клубу. На следующий день зеваки, следящие за яхтой, видели, как она с президентом на борту ушла на север. Они были бы очень удивлены, узнав правду. На самом деле президента на борту яхты не было. Он и его советники еще вчера вечером, пока яхта крейсировала у берегов острова Мартас-Виньяра, пересели на борт тяжелого крейсера «Августа», который в сопровождении шести эсминцев на всех парах спешил к побережью Ньюфаундленда. Через два дня отряд кораблей вошел в небольшую бухту Арджентия, где на борту линкора «Принс оф Уэллс» Рузвельта ожидал Уинстон Черчилль.
Секретность, на которой настаивал Рузвельт, привела к тому, что подготовка к встрече была скомкана и настолько поспешна, что не была даже согласована повестка дня. Военных известили в последний момент, даже секретарша президента Грейс Талли не имела никаких сведений о предстоящей встрече.
Ранним утром сэр Уинстон поднялся на борт крейсера, где его уже ждал Рузвельт, а оркестр играл гимн «Боже, храни короля».
– Наконец-то мы встретились, – первое, что сказал Рузвельт.
– Я не менее вашего счастлив встретиться, – ответил Черчилль, вручая Рузвельту послание от короля. После обмена приветствиями и взаимного представления участников, проведения ряда протокольных мероприятий, в числе которых было и торжественное богослужение на борту линкора «Принс оф Уэллс», участники приступили к делу.
Обсуждения и беседы в течение трех дней велись как непосредственно между первыми лицами, так и между военными делегациями параллельно.
Новости с полей русско-японской войны не радовали. Становилось понятно, что русские настолько сильны, что могли громить одновременно и Германию и Японию. А такой расклад сил требовал дополнительного осмысления, особенно учитывая невозможность для Рузвельта проявить инициативу в развязывании войны. Усиление сторонников изоляционизма и пацифизма в САСШ требовало от него очень осторожной политики в этом вопросе. Хотя недавно ему и удалось провести через конгресс и сенат законы об усилении вооруженных сил и разрешение на ввод войск в Южный Вьетнам, но дальнейшая эскалация военных действий могла быть заблокирована его противниками. Черчилль же настаивал на ведении жесткого курса по отношению к России. Он предлагал президенту подписать совместную декларацию с предупреждением Москве, что дальнейшие территориальные притязания России и продвижение ее войск в Европе и Азии приведут к ситуации, когда Англия и САСШ будут вынуждены принять ответные меры, даже чреватые осложнениями между ними и СССР. Было заметно, что Черчилль опасается серьезного конфликта, в котором ослабленная предыдущей войной Англия останется один на один с русскими, захватившими Европу. Рузвельт отнесся к этому сдержанно. Он отметил большое военное превосходство Советов и внутриполитические причины, затрудняющие его действия. Он не меньше, чем Черчилль, желал ограничения влияния русских, но если премьер-министр предлагал простой и эффектный способ конфронтации, то президент предпочитал тактику затягивания времени, переговоров, сдерживания русских. Рузвельт предполагал отодвинуть любой прямой конфликт до момента, когда армия и флот САСШ станут сильнее, а общественное мнение – более восприимчивым к его аргументам.
В поисках непрямого воздействия на СССР в расчет было принято мнение экспертов о том, что при переносе СССР должен понести серьезные потери в сельском хозяйстве, так как для него лето сильно сократилось, а также к значительным трудностям должен был привести разрыв налаженных экономических связей. Тогда по предложению Черчилля было принято решение о введении экономического эмбарго для принуждения СССР к принятию англо-американских предложений.
После споров и дебатов по поводу декларации, возможного пути развития мировых отношений и возможности создания международной организации обе стороны пришли к соглашению и 11 августа подписали Атлантическую хартию о целях англо-американского сотрудничества, а также обращение к правительству СССР о прекращении агрессивных действий. Кроме того, было подписано соглашение о введении «экономического эмбарго агрессивных стран». Соглашением устанавливалась зона действия обеспечивающих эмбарго сил: район Атлантического океана, включая прилегающие моря и заливы, Средиземное море, районы Индийского океана, районы Тихого океана, а также зоны ответственности ВМС САСШ и Англии.
Перечень стран, попавших под эмбарго, был длинным, кроме СССР, Германии и Италии в списке присутствовали их союзники, включая Финляндию, оккупированные страны, африканские колонии Франции, Италии и всех оккупированных стран. Судам прочих стран, следующим через районы действия эмбарго, независимо от порта назначения, предписывалось заходить для проверки наличия контрабанды. Прилагался список этих портов и список контрабандных товаров, в первую очередь продовольственных. Отмечалось, что суда, уклоняющиеся от проверки, могут быть конфискованы вместе с грузом или потоплены. Предупреждалось, что любое нападение на корабли ВМС САСШ, участвующие в обеспечении эмбарго, будет считаться актом агрессии.
Как сама Атлантическая хартия, так и остальные документы, принятые на встрече, вызвали неоднозначную реакцию в мире. Особенно резкие протесты правительствам Великобритании и САСШ по поводу эмбарго вручили советские послы, после чего отбыли для дальнейших консультаций в Москву.
Польская Народная Республика. Район города Варшава
Преобразованный в Восьмую механизированную армию бывший 6-й механизированный корпус составлял резерв войск, осаждавших Варшаву. В районах города Вышкув части 7-й и 4-й танковых дивизий и приданных им для усиления пехоты 2-й стрелковой и 29-й механизированной дивизий отрабатывали действия штурмовыми группами из одного-двух танков, самоходного орудия, минометного или орудийного расчета и пары стрелковых отделений.
Тем временем части 4-й и 28-й армий укрепляли кольцо окружения вокруг варшавской группировки немецких войск. По железнодорожной колее, спешно перешиваемой на русский стандарт, подтягивались орудия резерва Главного командования – сверхтяжелые пушки, мортиры и гаубицы.
Иван Васильевич Котляров, организовывая учебу, не забывал об охране и обороне частей дивизии и приходящих к нему эшелонов. Очень уж неприветливо и настороженно встречали советские войска поляки. Конечно, и в ту войну не все из них хорошо относились к русским, но такого неприкрытого отторжения не было. Видимо, немцы еще недостаточно их научили «русских любить» всего за два года оккупации. Иван Васильевич старался лично присутствовать на большинстве занятий. Он помнил о больших потерях танков в городских боях в «ту» войну и знал, что они резко снижались при слаженных действиях в составе штурмовых групп. Признаться честно, ему ужасно не хотелось бы бросать своих солдат в такие бои. Об этом он прямо сказал командующему Прибалтийским фронтом маршалу Баграмяну, приехавшему вместе с новым командующим Восьмой механизированной армией генералом П. П. Полубояровым. Баграмян ответил, что он вполне разделяет точку зрения Котлярова, и отправил в Москву предложение взять немцев в осаду и просто дождаться, пока они сдадутся. Так как снабжением группировки никто из берлинского правительства заботиться не будет, то максимум через пару месяцев немцам наверняка будет нечем стрелять и нечего есть. Но, возможно, будет принято решение взять противника штурмом, так как обрекать на голод мирное население Варшавы никто не хочет. Конечно, при штурме возможны некоторые потери среди мирных жителей, но, вероятнее всего, они будут намного меньше. Короче, куда ни кинь – всюду клин. Остается надеяться на благоразумие немецко-фашистского командования, впрочем, об отсутствии такового у этого командования Иван Васильевич наверняка знает по собственному опыту.
После отъезда начальства Иван Васильевич с еще большей энергией принялся муштровать подчиненных, не давая ни им, ни себе ни малейшей поблажки. Он-то твердо усвоил на опыте безусловную верность старого солдатского правила: «Тяжело в ученье, легко в бою». Как всегда, в процессе подготовки выявились и пробелы в системе вооружения армии. Несколько штурмовых групп в качестве орудия сопровождения получили трофейные 75-миллиметровые пехотные пушки. В ходе пробных стрельб в полуразрушенном и потому ненаселенном квартале Вышкува выяснилось, что в городском бою они намного эффективнее как 76-миллиметровых полковых пушек, так и минометов. Имея свойства пушки, гаубицы и мортиры, вдвое легче советской полковой пушки образца 27-го года, они позволяли обстреливать практически любые цели. Иван Васильевич для себя отметил этот факт и решил подать наверх записку по этому вопросу. Его поддержал и командир артиллерийского полка дивизии полковник Артамонов, с которым они обсуждали возможные улучшения в оснащении штурмовых групп.
Через несколько дней Котляров в составе рекогносцировочной группы армии приехал на участок фронта 7-й стрелковой дивизии. По дороге они проехали позиции артиллерийского полка резерва Главного командования и артиллерийской дивизии прорыва. Огромные 210-миллиметровые пушки, установленные на бетонированных площадках, сменялись стоящими чуть ли не колесо к колесу 152-миллиметровыми пушками-гаубицами и 203-миллиметровыми гаубицами, а затем «катюшами». На одной из позиций «катюш» группа задержалась, и офицеры осмотрели новые, только что с завода, установки БМ-24. Эти машины стреляли 240-миллиметровыми турбореактивными снарядами с увеличенной мощностью заряда по сравнению с обычными установками. Вся эта мощь должна была обрушиться на передовые части окруженной группировки, не давая им ни минуты покоя.
Осматривая с наблюдательного пункта оборону немцев, Иван Васильевич отметил, что организована она грамотно и, по всему видно, занята опытными и фанатичными солдатами, готовыми сражаться до последнего. И еще раз подумал, что разгром этой группировки будет стоить большой крови.
Несколько дней наша артиллерия вела пристрелочный и беспокоящий огонь, а на позиции обороняющихся с самолетов вместо бомб летели листовки. Немцы вяло отвечали, стараясь сберечь боеприпасы и не демаскировать систему обороны. Затем это относительное спокойствие сменилось грохотом почти непрерывного и беспощадного артиллерийского обстрела. Несколько дней такого обстрела – и немцам пришлось покинуть передовую линию обороны, превратившуюся в лунный ландшафт.
Казалось, что и дальше все будет происходить по этому сценарию, но внезапно советские войска получили приказ приготовиться к наступлению. Выяснилось, что командование вражеской группировки, состоящее в основном из эсэсовцев, приказало не только прекратить снабжение варшавского гетто продовольствием, но и, окружив его кольцом дозоров, полностью прервать любые связи между гетто и городом. Пытавшихся прорваться в город евреев расстреливали на месте, расположенные рядом дома взрывали или сжигали вместе с жителями. Отчаявшиеся жители гетто подняли восстание, но, слабо вооруженные и организованные, не смогли противостоять атакам карателей. Польские подпольщики, на помощь которых надеялись восставшие, помогать «этим евреям» отнюдь не спешили. Нескольким посыльным восставших удалось все же прорваться сквозь немецкие войска с просьбой о помощи, и советское командование приняло решение о начале наступления.
После сокрушительной артподготовки, завершившейся залпом реактивных систем залпового огня, в атаку под прикрытием танков Т-34 и ИС-3 пошла советская пехота. Уцелевшие немцы в некоторых местах отбили атаку, но в остальных пехотинцы ворвались в окопы и после непродолжительной рукопашной устремились дальше. Как точно заметил один из советских военных классиков: «При двухстах орудиях на километр фронта о противнике не докладывают. Докладывают о достижении намеченных рубежей и запрашивают о дальнейших задачах».
Увы, столь благоприятные условия для пехоты продолжались не слишком долго, немцы дрались изобретательно и упорно. Танки натыкались на фугасы, обстреливались из зенитных и полевых пушек, в том числе польских 75-миллиметровок, забрасывались гранатами. Конечно, потери противника были очень велики, но затормозить наступление первых эшелонов атакующих ему удалось. Тогда советское командование ввело в бой второй эшелон, в том числе и Восьмую механизированную армию.
Взвод лейтенанта Ивана Котлярова прорвался на улицу Варшавы, не потеряв ни одного танка. Несколько оставшихся по дороге пехотинцев, убитых или раненых, вполне укладывались в армейское выражение «незначительные потери». Выйдя на окраину города, взвод разделился на две штурмовые группы. В первую вошли танк самого лейтенанта Котлярова и приданный БТР-152А, оснащенный счетверенной установкой зенитных пулеметов Владимирова, два неполных отделения пехотинцев, группа саперов, огнеметчик с помощником и 75-миллиметровая немецкая пехотная пушка с расчетом, буксировавшаяся тем же бронетранспортером. Вторая группа из двух оставшихся танков, отделения пехотинцев, саперов, минометчиков и огнеметчика, сразу выдвинулась вперед, перейдя затем на параллельную улицу. В самом городе немцев было меньше, чем на передовых позициях. В основном небольшие группы пехотинцев с гранатами и пулеметами, занимая оборону в каменных домах, пытались создать опорные пункты с круговой обороной и огневыми мешками для атакующих. Штурмовая группа Котлярова выглядела так: впереди пехотный дозор, за ним посередине улицы танк, настороженно поводящий из стороны в сторону громадным орудием, пехотинцы с двух сторон улицы вдоль домов и за танком, последним шел также контролирующий стволами своих пулеметов верхние этажи бронетранспортер с прицепленным орудием. Почти квартал группа без боя прошла. Внезапно с верхнего этажа каменного дома на перекрестке двух улиц по штурмгруппе начал стрелять пулемет, а в сторону танка и бронетранспортера полетели ручные и винтовочные гранаты, с оглушительным грохотом рванувшие на броне «тридцатьчетверки» и перед резко тормознувшим бронетранспортером. С бронетранспортера в ответ не менее оглушительно загремела крупнокалиберная счетверенка. Нити трассеров потянулись к окнам, из которых вырвались огоньки выстрелов. Одновременно рявкнула 85-миллиметровая пушка танка, разнеся окно второго этажа. Но угол возвышения танковой пушки был маловат для обстрела верхних этажей здания, из которого в дополнение к первому открыл огонь второй пулемет. Поэтому, прикрываясь огнем зенитного бронетранспортера и его броней, артиллеристы лихорадочно развертывали 75-миллиметровую пушку. Пара минут, два упавших артиллериста – и в окне верхнего этажа вырос первый огненный куст. За ним второй, третий. Под прикрытием огня пушки уцелевшие пехотинцы ворвались в подъезд. Из здания глухо доносились резкие выстрелы мосинок и маузеров, стрекот очередей пистолетов-пулеметов, разрывы ручных гранат. Пару раз с шипением сработал огнемет, из двух окон верхнего этажа вырвалось ничем не сдерживаемое пламя. Пока шла зачистка здания, к штурмовой группе подошли пехотинцы из 7-й стрелковой дивизии. Судя по количеству, этот взвод почти не понес потерь. Однако из разговора с командиром выяснилось, что это остатки роты. Присоединив их к своей группе, Котляров двинулся вперед. Соединившись со второй штурмовой группой на перекрестке, потерявшей по дороге танк, он остановил продвижение и переформировал группы в одну. Увы, бронетранспортер под охраной экипажа пришлось оставить на месте – одна из гранат все же повредила двигатель. Теперь обстреливать верхние этажи могла лишь 75-миллиметровая пушка, которую тащил второй танк, дополнительно нагруженный ящиками со снарядами и зарядами к ней. Двигаясь прежним порядком, штурмовой отряд разбил еще три точки обороны немцев. Как оказалось позднее, одна из них была командным пунктом сектора обороны и при ее захвате в плен попал штандартенфюрер СС Виктор Брак, руководитель строительства лагерей смерти в Польше.
Котлярову, можно сказать, повезло, его танк получил повреждение пушечного ствола только в последней стычке перед встречей с двигающимися навстречу войсками 28-й армии. Второй танк был поврежден незадолго до этого, получив несколько гранат в моторный отсек.
Взятие Варшавы, потери, понесенные в этой операции, вызвали неоднозначную реакцию среди руководства как СССР, так и Польши. Если первые спорили о необходимости наступления, которое сопровождается такими потерями, то в руководстве ПНР возник серьезный кризис. Пролондонские круги много говорили о необоснованных разрушениях столицы, потребовали выплаты денежных компенсаций, полного разоружения всех отрядов, кроме Армии Крайовой, переброски из Англии польских вооруженных сил и передачи всей полноты власти в Польше «законному» правительству из Лондона.
Лейтенант Котляров после операции был вызван в штаб дивизии, где второй раз встретился со своим двойником-генералом.
Введенный в кабинет генерал-майора начальником строевого отдела дивизии, он увидел сидящего за столом двойника и расположившихся сбоку двух офицеров в форме ГБ. «Неужели арест?» – промелькнула и исчезла непрошеная мысль. Но тут генерал поднялся с улыбкой и, жестом отпустив начстроя, познакомил его с капитаном и лейтенанатом ГБ, а затем предложил Ивану сесть и доложить о действиях его взвода в Варшавской операции.
Докладывая, лейтенант все время пытался понять, что же нужно этим гэбэшникам и почему они его так внимательно слушают. Причем пару раз генерал по еле заметному кивку капитана ГБ просил подробнее рассказать о том, что думал и чувствовал Иван в самые опасные моменты боя. После почти получасового доклада генерал поздравил Ивана с награждением и сообщил, что по новому закону о двойниках они считаются родственниками. Поэтому лейтенант Котляров переводится в 4-ю танковую дивизию командиром роты.
Так и осталось тайной для недоумевающего лейтенанта, почему его лично принимал командир дивизии, да еще в присутствии особистов.
Румыния. Район города Плоешти
Недалеко от еще горящих после налетов советских бомбардировщиков нефтяных приисков в районе Плоешти, в расположенной вдали от центральных магистралей деревне Нет-Найтешь располагался зенитный взвод локотенента Вальтера Марочиняну – две 75-миллиметровые зенитки Бофорса, два тяжелых пулемета «Гочкис», четыре десятка солдат и унтер-офицеров и два офицера. Один из тех разбросанных вокруг основного богатства Румынии батарей и взводов, которые, по мысли умников из Генштаба, должны были прикрыть этот район от налетов русской авиации. Судя по результатам, «прикрыли». Неуязвимые скоростные русские бомбардировщики так пропахали все, что Марочиняну, первоначально беспокоившийся из-за того, что его взвод загнали в эту чертову дыру, начал молить Бога, чтобы командование о нем не вспоминало. И, похоже, молитвы таки сработали. Про взвод забыли. Забыли так крепко, что, когда недавно прервалась связь по полевому телефонному кабелю, никто даже не позаботился ее восстановить.
Надо признать, что связь прерывалась довольно часто, так как эти темные крестьяне ну никак не могли не урвать себе кусочек такой необходимой в хозяйстве вещи, как стальная проволока, брошенная военными без присмотра прямо в лесу. Но обычно ее сразу же восстанавливали, а сейчас, видимо, произошло что-то очень серьезное и очень нехорошее.
Поэтому Вальтер и его суб-локотенент Влад Цепеску, которого еще в училище за глаза называли «вурдалаком», причем не только из-за имени и фамилии, а еще и из-за внешнего вида (худой как скелет, с впавшими глазами, торчащими в разные стороны зубами), сидели в самой богатой хижине деревни, ибо другого слова этот домишко не заслуживал, и пили местный отвратный самогон.
Последние новости недельной давности глухо сообщали о каких-то затруднениях с первоначально победным наступлением в Россию. Не надо было быть сильно умным, особенно после наглядных уроков русских бомбардировщиков, чтобы понять, что «затруднения» добрались уже и до Румынии. В горницу неожиданно вбежал аджюдан-шеф авиации Стефанеску и, вытянувшись, доложил о появлении на дороге русских танков и бронемашин.
Спотыкаясь о неожиданно неровный пол, офицеры неторопливо вышли во двор и сразу уткнулись взглядом в остановившийся напротив заборчика громадный русский танк с такой крупной пушкой, что от одного взгляда на уставившийся на них срез ствола оба офицера моментально протрезвели. Из-за танка вывернули и остановились напротив замерших офицеров штабной автомобиль и бронетранспортер со счетверенной установкой крупнокалиберных пулеметов. Из автомобиля не торопясь вышел крупный, грозного вида русский офицер высокого генеральского чина, судя по количеству сопровождающих офицеров и охраны. Оглядевшись, он жестом подозвал одного из адъютантов и, что-то сказав, послал его в сторону офицеров. Подойдя поближе, русский улыбнулся и на отличном румынском спросил офицеров, кто они и что это за деревня.
Локотенент Марочиняну, от неожиданности икнув, ответил. Русский офицер, представившийся лейтенантом Молдаванеску, осведомился, неужели господа офицеры не слышали о заключенном между Румынией и СССР перемирии и вводе в нее советских войск. Далее он попросил выделить проводника для сопровождения их заблудившейся колонны, добавив, что они спешат в Бухарест. Тут внимание всех присутствующих привлек непонятный звук, похожий на стрекотание мотора легкого самолета, но сопровождающийся странным свистящим звуком. Внезапно из-за крыши ближайшей хаты появился странный летающий аппарат, с вращающимся над корпусом винтом и вторым – на хвосте. Аппарат застыл в воздухе, и из открывшейся сбоку дверцы вывалилась веревочная лестница. По ней спустился офицер, придерживавший правой рукой фуражку. Пригибаясь, он подбежал к русскому генералу и начал что-то докладывать. До румынских офицеров донеслось громкое слово, похожее на «маршал».
Влад, от всего свалившегося на них, видимо, слегка растерявшийся и забывший о субординации, спросил русского переводчика, что это за летающая кофемолка и неужели они видят русского маршала. Улыбнувшись, русский лейтенант объяснил, что зависший над деревней летающий аппарат по-русски называется вертолетом, а маршал, которого они видят, – командующий Вторым Украинским фронтом знаменитый советский полководец Жуков.
Может быть, он и был знаменит у себя в СССР, но румынам его фамилия ничего не говорила, а вот звание… Оба офицера, переглянувшись, решили удалиться. Но лейтенант напомнил им о проводнике. Тогда Вальтер приказал аджюдан-шефу привести знающего местность унтер-офицера. Тот, козырнув, рысью побежал к позиции зениток, а румынские офицеры, предупредив лейтенанта, пошли в хату. Не успели они сделать пару шагов, как раздался рык русского маршала. Русский лейтенант криком попросил их вернуться, а сам стремительно пошел к маршалу. Вернувшись, он пояснил, что маршал никуда их не отпускает, пока не появится проводник. К счастью для офицеров, подошел аджюдан-шеф с капралом Романешту. Последний и был представлен русским как проводник. Русские снова быстро сформировали колонну и отправились в сторону большой дороги. А офицеры, облегченно вздохнув, позвали с собой третьим аджюдан-шефа и продолжили пьянку.
Маршал Жуков, прибывший в Бухарест с большим опозданием, был ужасно зол. Если бы это было в ту войну, то начальник колонны комендант штаба капитан Жмуриков уже рассматривал бы направленные на него стволы винтовок. Увы, попытки таких действий были на корню пресечены членом Военного совета фронта Георгадзе, ставшим вдруг таким истовым законником, словно и не был он раньше сотрудником НКВД, бериевским жандармом. Как можно командовать войсками, не имея возможности расстрелять труса и паникера, неудачника и дурака, более вредного своим войскам, чем противнику? Мысли Жукова были написаны на его лице крупными мазками, и комендант постарался сразу скрыться с глаз разгневанного шефа. Ему это не слишком помогло, и уже через два часа он собирал вещи, получив назначение в передовой отряд фронта.
Германия. Берлин
Собравшиеся на Унтер-ден-Линден берлинцы молча и внимательно следили за проходящими по улице частями Советской Армии. Только вчера был окончательно подписан мирный договор, и, согласно его условиям, в Берлин входили части Пятой механизированной армии Белорусского фронта. Впереди проехали несколько легких бронетранспортеров с разведчиками, затем подъехали и заняли свои места русские регулировщики. За ними проследовала длинная колонна танков и бронетранспортеров. Впереди каждого подразделения двигалось несколько легковых вездеходов с солдатами и офицерами. После, казалось, нескончаемых колонн танков и мотопехоты появились автомобили и тягачи с орудиями. Зрители, видевшие ранее на парадах части вермахта, были поражены порядком и четкостью прохождения колонн русских войск. За несколько часов прохождения ни одна машина не отказала, ни один танк не остановился из-за технических неполадок. Но больше всего поразили немцев русские танки. Огромные, со сплюснутыми гладкими башнями, из которых торчали длинные крупнокалиберные орудия, непередаваемо мощные даже на вид, танки шли на расстоянии не более полуметра борт от борта. Это шла сила, равной которой немцы никогда не видели, шла красиво и грозно, напоминая, что бороться против нее бесполезно.
Зрители стояли молча или совсем негромко перешептываясь, пока не прошел последний автомобиль. А в здании рейхстага тем временем русскую делегацию встречали представители немецкого правительства и привезенные из санатория, куда их поместили после освобождения из тюрьмы, сотрудники советского посольства. Вместе с командующим Белорусским фронтом маршалом Тимошенко, другими генералами и представителем Советского правительства министром иностранных дел Молотовым в Берлин из Москвы прибыл Эрнст Тельман. Немалую сенсацию вызвал приехавший вместе с ним Паулюс, постаревший на двенадцать лет и в мундире генерал-фельдмаршала. Он тотчас же занял должность военного министра переходного правительства.
Через несколько дней в Берлине же состоялся учредительный съезд новой Социалистической единой партии Германии. В ней объединились коммунисты и большая часть социал-демократов, а также большинство членов распущенной национал-социалистической партии. Отколовшаяся часть бывших социал-демократов воссоздала Социал-демократическую партию. Вообще в течение нескольких месяцев число партий в Германии достигло десятка, но реальной силой стали всего лишь три – СЕПГ, Христианско-демократический союз и Социал-демократическая национальная рабочая партия. Временное правительство обещало, что после окончательного решения вопроса с «Мюнхенскими изгнанниками», как стали называть правительство Гиммлера, и «вервольфами» в стране пройдут демократические всеобщие выборы.
Однако внезапно образовался еще один кризис…
Германия. Рур
Англичане, усилив высаженную в Бельгии и Голландии группировку еще пятью пехотными и одной танковой дивизией, перешли границу и начали наступление на Рур. Дезорганизованные немецкие войска, к тому же часто находившиеся под командованием сторонников нацистов и англичан, оказывали слабое сопротивление.
Из советских войск только один 104-й полк 76-й воздушно-десантной дивизии, разбросанный отдельными группами почти по всей территории Рура, мог попытаться задержать наступление англо-немецких войск до подхода подкреплений. 11-я рота полка успела занять позиции в городе Дюрен, через который проходили железнодорожная и автомобильная дороги на Кёльн, пересекавшие в этом месте Маас. Усиленная тремя самоходками АСУ-57 и полувзводом немецких горных егерей из армии резерва с двумя 75-миллиметровыми горно-пехотными пушками рота должна была контролировать пограничный с Бельгией район и двигалась в сторону Ахена. Согласно полученным ориентировкам, в Бельгии высадились англичане с подчиненными им бельгийскими войсками, немецкие оккупационные войска перешли на их сторону. Поэтому командир роты капитан Верещагин не очень удивился, получив от беженцев сведения о занятии Ахена и деревни Ламмерсдорф частями англо-немецких войск.
Как часто бывало в это необычно холодное лето, погода быстро портилась и скоро вообще могла стать нелетной. Но все равно, связавшись со штабом полка, капитан запросил авиаподдержку и подкрепление, учитывая возможность боя. Как ему сообщили из штаба полка, авиаторы поддержку обещали, одновременно подняв в воздух разведчик Ил-28Р. Но подкреплений у командира полка не было, хотя он и обнадежил Верещагина возможным прибытием в течение суток передовых эшелонов 28-й общевойсковой армии на вокзалы Кёльна. Поэтому он просил задержать продвижение англо-германцев на сутки, не начиная первым боевых действий.
Задачка была еще та. Особенно учитывая, что, по сведениям разведки, на Дюрен наступала как минимум английская дивизия. Что ж, цели ясны, задачи поставлены, за работу, товарищи.
Первый взвод, усиленный немецкими егерями и пушками, занял оборону на тет-де-поне[24], второй несколькими отделениями прикрыл его фланги за мостом на окраинах города. Третий, вместе с самоходками оставленный в резерве, предусмотрительно создавал опорные пункты для круговой обороны. На всякий случай немцев распределили отделениями по позициям взвода, а немецкий командир остался вместе с Верещагиным. Десантники и егеря трудились как проклятые, роя окопы, маскируя огневые точки, приспосабливая дома к обороне. Обывателей просили укрыться в бомбоубежищах или по возможности эвакуироваться. К счастью, противник двигался неторопливо, поэтому почти все было готово, когда на дороге появились несколько английских и немецких броневиков и мотоциклисты.
Их встретил лейтенант Зорич, командовавший первым взводом, с двумя солдатами, стоя на дороге. Броневики притормозили, затем из одного из них вышли английский офицер и солдат. Неся белый флаг на штыке винтовки, они подошли к группе десантников. Английский офицер с удивлением осмотрел советских солдат и по-немецки заявил, что он от имени командующего Союзными силами генерала Монтгомери и командира 3-й пехотной дивизии генерала Демпси требует капитуляции всех войск, находящихся в городе. На это Зорич через ефрейтора Шмидта, поволжского немца, ответил, что советские войска, занявшие город по договору с законным немецким правительством, не находятся в состоянии войны с британскими войсками и никоим образом капитулировать не собираются. Ошеломленный англичанин сумел только сказать, что должен проконсультироваться с командованием.
Через час англичанин появился снова и заявил Зоричу, что командование Союзных сил считает, что:
– Русские войска не должны вмешиваться в действия союзных войск, находящихся в состоянии войны с немцами, обязаны пропустить эти войска для оккупации ими территории и в качестве гарантии обязаны разрядить оружие и сдать союзникам боеприпасы и тяжелое оружие под охрану.
Зорич ответил, что его командование, в свою очередь, считает их требования абсолютно неправомерными, оккупация немецкой территории уже произведена советскими войсками, а требование сдачи боеприпасов и разряжения оружия вообще беспрецедентно и не может быть принято. В ответ англичанин заявил, что в случае отклонения требований командования Союзных сил они будут вынуждены применить силу. На размышление дается еще полчаса, потом будет открыт огонь. Вина же в этом случае падет на некоторых упрямых командиров, не желающих видеть очевидного.
Через полчаса на позиции десантников обрушился огневой налет двадцатипятифунтовых пушек-гаубиц. Под его прикрытием в атаку устремились несколько броневиков, пара немецких «троек» и цепи английской пехоты. Подпустив их поближе, десантники открыли плотный автоматно-пулеметный огонь, в треск которого вплелись более громкие выстрелы германских винтовок 33/40 и резкие хлопки стреляющих РПГ. Через несколько мгновений один танк уже пылал, два броневика замерли, и тела убитых и раненых устилали землю перед позициями. Англичане опять повторили огневой налет, была предпринята новая атака, и опять десантники отбили ее.
Постепенно из-за потерь огонь обороняющихся ослабевал, и они вынуждены были оставить разбитые артиллерийским огнем передовые окопы. Оба орудия оказались подбиты, потери среди егерей были не меньше, чем среди десантников.
Верещагин перебросил через мост еще два отделения и одну самоходку. Одновременно англичане попытались форсировать реку правее позиций, но их лодки были потоплены огнем авиадесантных самоходных установок.
К вечеру к разгорающемуся побоищу англичане подтянули полную 185-ю пехотную бригаду и еще один дивизион полевой артиллерии, но в короткий период летной погоды русские вызвали бомбардировщики, которые сумели нанести атакующим англичанам и особенно их артиллерии большой урон. Попытки английских «Спитфайров» прикрыть свои войска закончились полной неудачей. Бомбардировщики легко ушли от них, даже не форсируя моторов, да еще и сбили несколько самолетов противника своими пушками. Мощное пушечное вооружение и маневренность русских бомбардировщиков не дали английским истребителям, вооруженным только пулеметами, никаких шансов.
Ночь прошла под грохот английских орудий, а с утра опять пошла в атаку английская пехота. Бои шли за каждую улицу, за каждый дом. Англичане несколько раз отступали и смогли полностью овладеть городом после ввода резервного батальона Королевского Норфолкского полка. Командир батальона, майор Питер Барклай, был вынужден лично подгонять идущих в атаку пехотинцев, так подействовало на англичан открывшееся им кровавое зрелище.
Среди горящих домов, валяющихся трупов и взрывов гранат семеро оставшихся в живых десантников и последняя самоходка с экипажем, состоящим из наводчика и заряжающего, выстояли против атаки англичан целый час. Но вот у них кончились патроны, самоходка была подбита из ПТР «Бойс», и атакующие английские солдаты столкнулись с четырьмя выжившими десантниками. Недолгая рукопашная схватка, пара взрывов гранат… и гордые англичане тащат своему командиру последнего оставшегося в живых израненного русского парашютиста.
А с восточной дороги в это время донесся глухой рокот движущихся танков…
Глава 6. В эту ночь решили самураи перейти границу у реки
(Июнь – август 1941/53 г.)
Япония. Токио
Конец июня и начало июля для полпреда (посла) СССР в Японии К. А. Сметанина были самыми сложными во всей его дипломатической жизни. Не имея связи с Москвой и никаких точных данных о произошедших событиях, он вынужден был почти ежедневно встречаться с министром иностранных дел Японии Ёсуки Мацуокой или с советником министерства Мамори Сигемицу, а то и советником кабинета министров Коки Хирота. Все они хотели получить ответ всего лишь на два вопроса:
– Почему СССР в нарушение договора о ненападении захватил часть территорий Японской империи? Планирует ли правительство СССР прекращение нарушения международного права и возвращение захваченных территорий?
Первые несколько дней ему удавалось отговариваться отсутствием связи и незнанием обстоятельств дела. Но с каждым днем вопросы становились все менее вежливыми и более настойчивыми. Приходилось лавировать, высказывать частные мнения, указывать на нарушения международного права, допускаемые правительством Японии. Несколько легче стало после прибытия самолета с курьером из Москвы. Были доставлены новые верительные грамоты и инструкции нового министра иностранных дел Молотова («министра!» – черт возьми, на родине все действительно резко поменялось!), которые пролили некоторый свет на происшедшее, но ничем не могли помочь послу. Поскольку права на северные территории для СССР в этих материалах подкреплялись лишь победой (еще не одержанной!) в войне (еще не начатой!) и решениями Потсдамской конференции (еще не прошедшей!), то инструкции предлагали послу упирать на приоритет освоения данных территорий русскими в период, когда японцы проводили политику изоляции. Аргументы казались послу более чем сомнительными и вряд ли способными повлиять на точку зрения японцев. Дополнительно предлагалось заключить торговые соглашения на поставки нефти, леса, металлолома и военной техники. Эти предложения вызвали некоторый интерес у японцев, но все застыло на требовании вернуть принадлежащие им по праву северные территории.
Заседание Генро и правительства в присутствии императора было бурным. Конечно, с европейской точки зрения, все выглядело очень спокойно. Сидевшие в зале пэры Японской империи использовали самые вежливые обороты речи, тщательно дозируя тон и содержание, но за внешней невозмутимой оболочкой скрывалось бурлящее море противоречий. Если перевести все эти «гири» и «гиму»[25] на более простой и понятный язык, то сразу становилось понятно, что столкнулись две почти непримиримые точки зрения. Представители первой стояли за войну с Россией, нагло нарушившей все международные договора, захватившей северные территории в виде Южного Сахалина и Курил, уничтожив при этом гарнизоны и население этих районов, да еще и предъявлявшей претензии на Рендзюн (Порт-Артур). Вторые резонно указывали, что недавние инциденты – Хасан и Номонган – доказывают, что императорской армии не справиться с сухопутными войсками русских и что более заманчивыми целями будут богатые ресурсами страны Юго-Восточной Азии, особенно практически бесхозные колонии Голландии и Франции, разбитых немцами. При этом они упирали на новости из Европы, свидетельствовавшие о крупных неудачах немецких войск в борьбе с русскими.
Но сторонников «северного» варианта оказалось больше, к тому же чашу весов в их пользу склонили два неожиданных сообщения. Министр иностранных дел Ёсуке Мацуока сообщил о предложении американцев включить Японию как страну, подвергшуюся агрессии, в программу ленд-лиза. Но с самым неожиданным сообщением выступил военный министр империи Х. Тодзио. Он сообщил о задержании в Китае судна, прибывшего из Владивостока… Но из Владивостока 1953 года. Экипаж судна состоял из китайцев-коммунистов и был передан береговой охраной в кемпейтай. Из материалов допросов выяснилось, что война с САСШ привела к полному военному краху империи, причем в конце войны русские коварно разорвали договор о ненападении и разбили Квантунскую армию. Для этого они использовали войска, освободившиеся после разгрома Германии. Следовательно, можно было сделать вывод, что в настоящее время русские войска на Востоке должны быть ослаблены. Поэтому необходимо срочно усилить Квантунскую армию и принять разработанный Коку Томбу[26] план «Кан Току Эн»[27].
После завершения заседания морской министр адмирал К. Оикава вроде бы случайно встретился на узкой дорожке дворцового парка с генералом Х. Тодзио. Вежливо, но с явным намеком на иронию, поклонившись, Оикава спросил Тодзио:
– Не скажет ли уважаемый Хидэки-сан, как получилось, что экипаж китайского корабля оказался вместо военно-морской разведки в кемпейтай?[28] Полагаю, совершенно случайно?
– О, что вы, уважаемый Касиро-сан, просто командир корабля береговой охраны высоко оценил профессионализм и компетентность кемпейтай в борьбе с коммунистической заразой в Китае. Поэтому он и передал задержанных в местное отделение кемпейтай, – ответил Тодзио.
– Да, конечно, сотрудники кемпейтай весьма компетентны в борьбе с китайскими бунтовщиками, но распространяется ли их высокий профессионализм на столь нелегкий вопрос, как оценка сил и способностей русских на Дальнем Востоке, – снова поклонившись, продолжал Оикава, причем тон его высказываний был весьма близок к оскорбительному. – Уверен ли высокоуважаемый министр в точности полученных им сведений? До меня, например, дошли сведения о высокой боеготовности русских из-за идущей в их времени войны в Корее.
– Ну что вы, Касиро-сан, эти сведения весьма преувеличены. Русские, по полученным сведениям, не только не укрепляли армию и флот на Востоке, а уделяли больше внимания Европе. Эти сведения выдали сразу несколько допрашиваемых. А про их флот они прямо сказали, что он практически не усиливался с довоенных времен, – с намеком ответил Тодзио.
– О, русский флот меня волнует меньше всего. Меня больше интересует, что получит империя от этого предприятия. Кроме леса и незначительного количества нефти на Северном Сахалине, конечно, – проигнорировать полностью намек Оикава не смог, и тон его стал ледяным.
– Что вы, что вы, согласно полученным сведениям, русские нашли на Дальнем Востоке множество полезных ископаемых. И их добыча попадет в наши руки, послужив усилению мощи империи, – ответил не менее ледяным тоном Тодзио.
– В таком случае да поможет нам Аматерасу Оми-ками! – резко, на грани оскорбления, прервал разговор Оикава.
Советник премьер-министра принца Коноэ г-н Одзаки встретился с германским журналистом и лучшим другом немецкого посла Рихардом Зорге (он же лучший советский разведчик на Дальнем Востоке – «Рамзай») в небольшом, но солидном ресторанчике в районе Гиндза. Наслаждаясь великолепной едой и напитками, два солидных господина вели, судя по внешнему виду, неторопливую деловую беседу. Вечером же «Рамзай» вне графика посетил своего радиста и передал в Москву срочное сообщение. Он и не надеялся получить ответ и был очень удивлен, когда при следующей встрече с радистом получил не только подтверждение полученного сообщения, но и новые инструкции по организации работы резидентуры.
В Японии прошла скрытая мобилизация. Более полумиллиона человек, призванных по всей стране, отправились в гарнизоны Хоккайдо и Маньчжурии. На советско-маньчжурской границе поспешно разворачивались новые дивизии, в порты Японии один за другим приходили американские суда с пушками, пулеметами, минометами, иногда даже с танками и самолетами. Одновременно было отменено эмбарго на ввоз металлолома и вовсю задымили японские металлургические и военные заводы. Флот, также призвав резервистов, проводил большие маневры в районе Южно-Китайского моря.
Японское море. СССР. Район города Владивосток
По старой русской традиции зима и война в России всегда начинаются внезапно, особенно в местностях, удаленных от центра и слабо контролируемых начальством. Пока главнокомандующий Дальневосточным направлением Р. Я. Малиновский находился во Владивостоке, бдительность подчиненных ему войск была на высоте, но его отъезд в Читу привел к всеобщему расслаблению. Даже сведения, полученные от патрулировавшей в Японском море летающей лодки ГСТ, обнаружившей прошлым вечером неизвестный конвой, не вызвали особой тревоги. Посланные проверить эти сведения два самолета Ту-14 вернулись из-за отказа радиолокатора на одном и проблем с двигателем на втором самолете. Командующий ТОФ адмирал Пантелеев решил перепроверить эти сведения несколько позже, отправив днем в этот квадрат еще два Ту-14.
На командном пункте 76-й дивизии ПВО царила предутренняя сонливость. Бесконечные накачки по поводу угрозы японского нападения, как в известной поговорке про волка, привели к обратному результату. Первоначальная бдительность сменилась усталостью и апатией, а отсутствие явных признаков нападения подводило всех к мысли, что японцы никогда не атакуют. Все утешали себя мыслью, что, получив сведения о разгроме немецко-фашистских войск, японцы не станут и думать о нападении. Поэтому на крейсере «Калинин» начали ремонт системы управления зенитным огнем, а крейсер «Лазарь Каганович» вообще планировали на следующий день ставить в сухой док.
Вот и на КП царило обычное предвкушение конца дежурства, так как дежурные смены сменялись в семь утра. Уставший после бессонной ночи дежурный по связи капитан Василий Мелешко предвкушал, как вернется домой и завалится спать на весь день, благо жена сегодня не на работе по случаю выходного и даже завтрак греть самому не придется. Внезапно помещения КП заполнил рев сирены. Боевая тревога! Радиолокационный пост обнаружил приближающиеся многочисленные воздушные цели. С КП немедленно ушел приказ на подъем по тревоге истребительных полков. Загудели сирены в домиках дежурных звеньев, побежали к самолетам летчики и механики.
Адмирал Тюити Нагумо, стоя на мостике авианосца «Акаги», молча смотрел на разворачивающуюся в предрассветном сумраке, слегка подсвеченном палубными огнями, суету на полетной палубе. Поднятые из ангара торпедоносцы и бомбардировщики, облепленные суетящимися, как муравьи, людьми, один за другим занимали предписанные места, готовясь к взлету. Авианосец плавно завершил разворот на курс, идущий против ветра, увеличил скорость хода, и первый бомбардировщик, ревя мотором, тяжело оторвался от палубы. Один за другим тяжелогруженные одномоторные самолеты типов 97 и 99 отрывались от палубы, становясь в круг над авианосцем, сбивались в стаю, готовую обрушить на этих северных варваров, вероломно нарушивших недавно заключенный договор о ненападении, стальной дождь возмездия. Тенно хейка банзай! Один раз японцы уже проучили их, но им мало, и теперь они вынуждают дать им еще один урок. Но в глубине души адмирала не покидала тщательно скрываемая от всех уверенность, что все это неправильно. Не буди северного медведя, лучше накажи хитрых заморских гайдзинов, держащих Ниппон за горло своими ресурсами. Особенно беспокоили адмирала сообщения от истребителей, полученные накануне вечером, об ускользнувшей от них неизвестной гигантской летающей лодке. Ведь если русские их обнаружили, внезапного удара не получится. Но сигнал «Восходите на гору Ниитака 1238», принятый недавно, требовал выполнения плана.
Шесть тяжелых авианосцев «Акаги», «Кага», «Хирю», «Сорю», «Дзуйкаку» и «Секаку» подняли для удара по Владивостоку сто девяносто три самолета первой волны под командованием капитана второго ранга Мицуо Футида. Впереди шли группы истребителей Мицубиси типа «Ноль», предназначенные для доразведки целей, за ними клиньями, подобно птичьим стаям, летели пикирующие бомбардировщики и бомбардировщики-торпедоносцы, часть из которых несла торпеды.
Ускользнув от поднятых в воздух самолетов дежурного звена и 1-й эскадрильи, на аэродром «Сухая речка» неподалеку от Владивостока, сумела прорваться часть вражеских самолетов, идущих на малой высоте. Аэродром закрывали после конфуза с атаковавшими его во время Корейской войны американцами, но сейчас на нем снова базировался развернутый резервный истребительный полк на самолетах Як-9У.
Вынырнув из-за сопок, маленькие маневренные истребители сразу начали обстреливать аэродром и позиции охраняющих его зенитчиков. Вслед за ними появились одномоторные легкие бомбардировщики, свалившиеся в пикирование на стоянки самолетов. Но зенитчики встретили их ливнем свинца из счетверенных зенитных пулеметов, навстречу налетчикам потянулись частые трассеры 37-миллиметровых зениток, а по взлетке, огибая воронки, один за другим выруливали и поднимались в воздух остальные самолеты полка. И все, только что намечавшийся успех закончился практически разгромом. Набирая высоту, истребители русских успевали нагнать и обстрелять противника. 15-я ударная эскадрилья с авианосца «Секаку», возглавляемая капитаном третьего ранга Какуичи Такахаси, придумавшего этот неожиданный и почти удавшийся маневр, пыталась избежать полного разгрома, но истребители русских атаковали их с пикирования, набирали высоту и опять атаковали. 5-я истребительная эскадрилья капитан-лейтенанта Тадаши Канеко безуспешно пыталась противостоять русским – все шесть ее самолетов один за другим были сбиты. Не помогла отвлекающая атака 16-й эскадрильи с «Дзуйкаку», зря капитан-лейтенант Акира Сакамото повел ее на верную смерть.
Атака на Владивостокский порт эскадрилий под командой капитана второго ранга Футида прервалась, так и не начавшись. Советские истребители безнаказанно расстреливали пытающиеся ускользнуть на полной скорости бомбардировщики и торпедоносцы. Легкие и маневренные истребители типа «Ноль», известные в нашем мире под названием «Зеро», ничего не могли поделать против неожиданно атакующих пушечным огнем с большой дистанции и мгновенно уходящих от огня вертикальным маневром «Летающих труб». Понесшие большие потери японцы спаслись только потому, что русские внезапно вышли из боя. Японцы не знали, что боекомплект советского «МиГа» составлял всего лишь сорок 37-миллиметровых и сто шестьдесят (по восемьдесят на каждую) 23-миллиметровых снарядов для пушек. Неопытные летчики стреляли слишком длинными очередями, боекомплект закончился относительно быстро, и офицеры управления приказали летчикам выходить из боя.
А с аэродрома «Воздвиженка» уже спешили тяжелые крылья возмездия. Отряд самолетов Ту-4КС, переброшенных на Дальний Восток после получения известий о возможности японской агрессии, впереди которого летели несколько дальних разведчиков Ту-4Р, нес под крыльями сюрприз ничего не подозревающим японцам. Для поддержки их атаки морские авиаторы подняли еще и 567-й минно-торпедный авиаполк. Тридцать восемь его «тушек» несли по две торпеды, часть из которых были реактивными.
СССР. Граница в районе города Хабаровск
Повышенная боеготовность, введенная после получения информации о возможности японского нападения, не могла поддерживаться долго. Вот и в расквартированных под Хабаровском, в Волочаевске, 35-й стрелковой и 3-й гвардейской механизированной дивизиях жизнь постепенно входила в прежнее спокойное русло, когда командующий 5-м гвардейским стрелковым корпусом получил от пограничников сведения о непонятных движениях по ту сторону границы. Одновременно из штаба округа в Хабаровске прибыл начальник политотдела с проверкой готовности корпуса. Поэтому, не дожидаясь дополнительных указаний, генерал-полковник Павловский тихо поднял дивизии по тревоге и вывел в районы рассредоточения. Вот так и получилось, что на участке отвлекающего наступления 24-й пехотной дивизии на Хабаровск ее уже ждали готовые, накачанные до потери пульса и заинструктированные до потери сознания войска, только и ждущие возможности пострелять по «коварному врагу».
Лейтенант Игорь Шимский, к собственному удивлению, был совершенно спокоен. Обычно накануне и во время любого учебного боя его буквально трясло от волнения, а сейчас, перед реальным, грозящим гибелью сражением, он оставался абсолютно невозмутимым. Его взвод, усиленный расчетом ротного пулемета, занял позиции в тайге. В 35-й дивизии практически все взводы имели современное вооружение, но взвод Шимского пока перевооружили не полностью. Поэтому вместе с современными СКС и РПД у него во взводе еще имелся ДПМ и пистолеты-пулеметы ППС взамен положенных по штату АК-47. Признаться, лейтенант был даже рад этому, поскольку АК считались секретными, и бумажная возня с оформлением их приемки-выдачи была ужасной. А если, не дай бог, потеря или захват противником – это вообще полный беспредел. В лесу же ППС почти не уступал АК, несмотря на более слабый патрон.
Начало наступления было стандартным для японской армии на лесистой труднопроходимой местности. Пока артиллерия огнем пыталась подавить оборону противника на участке сковывающего наступления, небольшие группы пехотинцев и кавалеристов из разведывательного полка просачивались через тайгу, стремясь проникнуть в глубь обороны русских. Пробирающиеся через густые заросли кустарника, переплетенного лианами лимонника, среди высоких кедровых стволов, по густой чаще дальневосточной тайги, по проходимости немногим отличающейся от джунглей, японские отряды внезапно наткнулись на сокрушительный пулеметный огонь русских засад. Казалось, каждый русский имел на вооружении ручной пулемет, такой была плотность огня. Любые попытки пойти врукопашную пресекались русским огневым шквалом и гранатами. Иногда пехотинцы пытались использовать свои легкие 50-миллиметровые минометы типа «11» и «98», но среди деревьев их мины часто взрывались, задевая ветки и не долетев до цели, представляя опасность для самих стреляющих.
Взвод Шимского, расположенный, казалось бы, на местности, не слишком подходящей для наступления, оказался как раз на пути одного из подбирающихся взводов японской пехоты. Пока часть японцев огнем пытались обнаружить и сковать позиции Шимского, несколько их отделений устремились в обход. Но не на тех напали! Левый фланг взвода прикрывал практически непроходимый овраг, и попытавшиеся пройти по нему японцы были легко расстреляны секретом из снайпера с винтовкой Мосина и двух солдат с СКС. На правом же фланге все подходы перекрывали грамотно расположенные засады из нештатных, организованных лейтенантом троек. Обычно тройку составлял автоматчик и два стрелка с СКС. Кроме того, в некоторых местах обороняющиеся успели установить противопехотные мины, которые лейтенанту удалось получить по блату на складе артвооружения полка.
Сковывающая атака, проводимая 89-м пехотным полком на более открытой местности севернее, ближе к железной дороге, тоже не привела к успеху. Несколько танкеток типа «94», пытавшихся поддержать наступающую пехоту, с трудом преодолев тяжелую таежную местность, подорвались, наткнувшись на противотанковое минное поле, или были подбиты огнем русских противотанковых пушек. Атакующая пехота залегла под огнем множества пулеметов, в том числе и крупнокалиберных, и артиллерии. Японский же 42-й полевой артполк, имевший на вооружении только 75-миллиметровые пушки, был быстро подавлен огнем превосходящей русской артиллерии. Еще бы, по его позициям стреляли 85-миллиметровые и 100-миллиметровые пушки, 122-миллиметровые гаубицы двух дивизионных артполков и 152-миллиметровые пушки-гаубицы корпусного артполка.
Довершил дело налет штурмовиков Ил-10М из 26-го гвардейского полка. Проштурмовав тылы и артиллерию дивизии, они случайно накрыли и переместившийся ближе к боевой линии штаб дивизии. Большинство штабных офицеров так и остались среди горящих машин «Куроган», в том числе и командир дивизии генерал-лейтенант Наяши Гицу. Он получил свое почетное место в храме Ясукуни.
Лишенная управления, понесшая большие потери дивизия не смогла противостоять контратаке русских и была рассечена на десятки мелких групп. Но каждая группа дралась до последнего. Солдаты и офицеры доблестной Квантунской армии точно следовали духу бусидо, предпочитая почетную смерть в бою презренному плену. Приходилось буквально выковыривать их с позиций, применяя огнеметы и огонь прямой наводкой танков и самоходок. Неплохо показали себя и трофейные 70-миллиметровые батальонные пушки. Их применяли для стрельбы прямой наводкой на недоступной для танков местности. Одну из таких пушечек с боезапасом захватили и солдаты лейтенанта Шимского. Лейтенант лично и еще один сержант стали расчетом пушки, с успехом расстреляв из нее не одну пулеметную точку, замаскированную в тайге.
Бои продолжались, даже когда основные силы русской армии уже дошли до Пекина. Некоторые группы японцев сдались уже после капитуляции всей Квантунской армии.
Японское море
Развернувшиеся для встречи возвращающихся самолетов против ветра авианосцы шли курсом на север, приближаясь к цели нападения. Так облегчались обратный путь и посадка самолетов. В данном случае адмирал Нагумо не был уверен в правильности этого маневра, но и не отдавал приказа о смене курса. Судя по радиодонесениям, летчикам сильно досталось над целью, поэтому, несмотря на возможность неожиданных действий русских, Тюити Нагумо приказал всего лишь усилить наблюдение за морем и воздухом, поднял в воздух дополнительные группы истребителей из неотправленного второго эшелона и продолжил движение ударной группировки. Конечно, у этих русских могли оказаться еще какие-нибудь непредвиденные козыри в рукаве, но спасти элиту морской авиации сейчас было важнее. Остатки первого эшелона уже садились на авианосцы, пропуская вперед поврежденные или имеющие малый остаток топлива самолеты, когда всплывшие подводные лодки завесы доложили об обнаруженных скоростных воздушных целях.
Барражирующие на удалении двадцать миль истребители Мицубиси «Ноль» обнаружили приблизившегося противника слишком поздно.
– Это воздушные торпеды![29] Перехват невозможен – слишком велика скорость! – успел доложить командир четвертой эскадрильи капитан-лейтенант Сумио Ноно.
В тот же момент в корабли начали попадать маленькие скоростные летающие бомбы, а тяжелые четырехмоторные бомбардировщики русских начали отворачивать, одновременно увеличивая скорость и высоту.
Первая эскадра и седьмой дивизион эсминцев открыли зенитный огонь в сторону приближающихся воздушных торпед, стремясь создать барраж на их пути и прикрыть авианосцы и линкоры «Хийей» и «Киришима». Авианосцы пытались рассредоточиться. Оказавшийся прямо на пути полета воздушных торпед легкий крейсер «Абукума» пробовал увернуться, развивая зенитный огонь максимальной плотности, но, к несчастью, было уже поздно. Одна из воздушных торпед, словно притянутая кораблем, отмечая свой след видимым факелом ракетного двигателя, спикировала прямо в центр его корпуса. Через секунду в районе кормовой надстройки вырос столб взрыва от попадания еще одной воздушной торпеды. Другая воздушная торпеда взорвалась в море неподалеку от эсминца «Татикадзе», похоже, поврежденная его зенитками. Еще несколько воздушных торпед прошли мимо целей или были сбиты и повреждены зенитным огнем. Но и оставшихся было достаточно. Сразу несколько торпед вошли под разными углами в борт и в палубу авианосца «Кага», вызвав пожары, детонацию топлива и боеприпасов подготовленных самолетов второго эшелона и возгорание севших на палубу и даже убранных в ангары самолетов первого эшелона. Еще одна повредила авианосец «Сорю», вызвав пожар в хранилище авиатоплива. Две или три торпеды, сколько точно, никто так и не успел заметить, воткнулись в эсминец командира седьмого дивизиона капитан-лейтенанта Канаме Ониши «Акебоно», превратив его в груду быстро тонущего железа. Но эта жертва оказалась не напрасной – эсминец прикрыл собой флагманский авианосец «Акаги».
Казалось, что расстояние, скорость и высота русских бомбардировщиков были достаточны для перехвата истребителями «Зеро». Но атакующие японцы обнаружили, что вооружение этих гигантских четырехмоторных бомбардировщиков куда лучше, чем у их истребителей. Русские открыли плотный пушечный огонь на такой дистанции, что у японцев не осталось никаких шансов не то что подбить, но даже попасть в эти огромные мишени. Те несколько истребителей, которые прорвались вплотную к русским самолетам, сумели всего лишь нанести им незначительные повреждения, прежде чем были сбиты.
Отражая русские бомбардировщики, истребители пропустили другую опасность – с противоположных курсовых углов на небольшой высоте к японцам стремительно приближались несколько десятков скоростных ракетных торпедоносцев. Пока японские истребители пытались вернуться, а японские корабли – открыть огонь по внезапно появившейся новой опасности, русские снизились и группами на разной скорости и высоте устремились в атаку на авианосцы и тяжелые крейсера. Скорость летящих на малой высоте самолетов была достаточна для систем управления даже первой половины сороковых годов, поэтому атакующие самолеты шли сквозь огонь буквально как сорок восемь самураев, заслужив несколько одобрительных восклицаний японских офицеров. Но и зенитный огонь предельной плотности не мог остановить атакующие торпедоносцы. Потеряв несколько машин, они сбросили свои торпеды и с ревом пронеслись над палубами японцев, поливая их очередями снарядов из 23-миллиметровых курсовых и кормовых пушек. Один самолет, получив повреждение в последний момент, не смог выйти из атаки и врезался в борт линкора «Хийей». Поспешно перекладывающие рули японские корабли имели шансы увернуться от обычных торпед, но русские и тут применили очередную новинку. Судя по сумасшедшей скорости, часть их торпед тоже имела реактивные двигатели. От этих торпед, после приводнения мчащихся на невероятной скорости, увернуться у громадных целей типа авианосцев не было никаких шансов. Получив в борт не менее шести таких торпед, обреченно завалился тяжелый крейсер «Тикума». Поврежденный ранее «Сорю» тоже не смог увернуться и, получив порцию торпед, начал тонуть. Попадания получили и оба крейсера. И только «Акаги», как заколдованный, оставался практически невредим, получив лишь легкие повреждения от попадания примерно полусотни 23-миллиметровых снарядов.
Русские торпедоносцы развили полную скорость, молниеносно уходя в высоту от приближающихся истребителей. И лишь некоторым из них не повезло. Один из самолетов с двигателем, кажется, поврежденным зенитным огнем, не смог подняться быстро. Успев поймать его в прицел, командир первой эскадрильи с авианосца «Кага» капитан-лейтенант Ясуши Никейдо сумел отомстить за свой авианосец, поразив русского длинной, почти на весь боекомплект, очередью из всего бортового оружия.
Разгром был потрясающий. Адмирал Нагумо, чье истинное состояние можно было определить лишь по чуть более высокому тону голоса, которым он отдавал команды, и побелевшим костяшкам вцепившихся в ограждение мостика пальцев рук, обдумывал наиболее удобный момент для совершения сэппуку. Конечно, он всегда был против данной операции, но его честь не позволяла поступить иначе после такого сокрушительного поражения. Недоверие к донесениям из Европы и данным разведки, проявленное военно-морским министерством, стоило японскому флоту лучших летчиков и кораблей. Но сейчас более неотложным было спасение того, что осталось. А ведь менее чем через сутки метеорологи обещали сильный шторм, который в случае успеха стал бы дополнительным прикрытием отходящей группировки. Теперь же надо было успеть спрятать от него поврежденные корабли…
СССР. Южный Сахалин
В самом удобном для высадки десанта районе, между городками Анива и Корсаков, сразу после Катаклизма 23-я пулеметно-артиллерийская дивизия развернула в дополнение к уже имеющимся несколько позиций подвижных стомиллиметровых береговых орудий и множество пулеметных точек. Для усиления противодесантной обороны были заминированы удобные пляжи. Готовясь к боям, командование выселило в глубь острова мирное население. В том, что бои будут, сомнений почти не было, особенно после сообщения о переносе в сорок первый год. Никому не надо было объяснять, что будут делать самураи, потеряв Южный Сахалин сразу после заключения договора о ненападении. Поддержанию высокой бдительности помогали частые попытки японских самолетов и кораблей прорваться к острову. Их отгоняли наши дежурные силы. Поскольку часть кораблей, находившихся в море, при Катаклизме исчезла, на патрулирование отправляли все, что возможно. Так среди этих кораблей оказались и спешно мобилизованные сейнеры с установленными на них пушками и пулеметами. Большинство из них не имело даже сонаров. Зато доклад командованию о наличии патрульных сил выглядел внушительно. Вот и сейнер типа РТ-57, старой, еще довоенной постройки, получивший при мобилизации имя «Буря», тоже бороздил просторы залива Анива. По планам предполагалось, что он составляет второй эшелон патрулирования. Но на корабле не знали, что патрульный корабль первого эшелона из-за внезапной поломки в машинах вынужден был вернуться в Корсаков, поэтому из-за увеличенного района патрулирования остальных кораблей японская подводная лодка И-10 прорвалась в залив. А сообщить об изменениях на «Бурю» почему-то никто не удосужился. Наблюдатели на кораблике, следившие в основном за воздухом, пропустили в предутренней дымке мелькнувший бурун от перископа. Позже один из них заметил и перископ, и след торпеды, но было уже поздно.
Капитан И-10, Ясушика Кашихара, был доволен, обнаружив шедший на небольшой скорости русский корабль явно гражданских очертаний с военно-морским флагом. Подлодка уже выполнила свою задачу, разведав состояние гаваней Корсакова и Анивы, и сейчас должна была всплыть, чтобы передать их по радио.
– Приготовиться к торпедной атаке. Первый, второй, третий аппараты, готовсь! – скомандовал он, получив сведения о завершении расчета торпедного треугольника. – Стреляем носовыми, угол растворения один градус, интервал между выпуском шесть секунд, последовательность: первый, третий, второй… Пуск!
Из трех торпед в цель попала одна. Старенькому сейнеру вполне хватило мощности взрыва ее боеголовки, рассчитанной на поражение крупного военного корабля. Напрасно всплывшие подводники обшаривали взглядом морскую даль, стремясь заметить хотя бы какие-то признаки выживших русских – спасшихся не было.
Потеря связи с патрулировавшей «Бурей» не успела еще привлечь внимание командования, как от патрулировавшей летающей лодки ГСТ, а затем от СКР «230» пришли сообщения о конвое, направлявшемся в сторону Сахалина. Судя по донесению ГСТ, сбитой японскими истребителями, в конвое имелся как минимум один легкий авианосец и два-три тяжелых крейсера. СКР же донес об охранении из трех эсминцев и легкого крейсера. Противник превосходил СКР по скорости и вооружению, но советский корабль принял неравный бой. Примерно через полчаса радисты на Сахалине приняли сообщение:
«Погибаю, но не сдаюсь».
Подошедший к берегам Сахалина конвой под командованием вице-адмирала Набутакэ Кондо, включавший авианосец «Рюдзё», линкоры «Конго» и «Харуна», тяжелые крейсера «Могами» и «Микума», легкий крейсер «Юбари» и эсминцы охранения, должен был высадить на берег 25-ю армию из двух дивизий под командованием одного из лучших японских генералов Ямасита Томоюки. Линкоры и крейсера предполагалось использовать для обстрела береговой обороны русских, авианосец нес группу истребителей для воздушного прикрытия. Для поддержки с воздуха были выделены два армейских бомбардировочных полка на новейших скоростных бомбардировщиках Накадзима «Донрю».
Но, как обычно бывает во время войны, планы резко отличались от того, что получилось в итоге. Как отметил герой одного популярного фильма: «Это не факт. Это больше чем факт. Так оно и было на самом деле». «На самом деле» подходивший к берегу конвой был атакован реактивными бомбардировщиками. Конечно, бомбардировка движущихся кораблей не слишком эффективна, но и тут русские устроили еще один сюрприз. Их бомбардировщики (это были Ил-28) сбросили бомбы на небольшой высоте и скорости не на сами корабли и суда, а неподалеку от их борта. Срикошетировавшие от воды бомбы летели прямо в борт корабля. Этот прием, известный под названием «топмачтовое бомбометание», для 41-го года оказался неожиданной новинкой. Два судна и один миноносец, в которые попали бомбы, затонули. Повреждение получил и линкор «Конго». Истребители с «Рюдзё» тщетно пытались перехватить атакующие бомбардировщики русских. Один из летчиков, командир звена Сабуро Сакаи, невзирая на огонь, подобрался к бомбардировщику на прицельную дальность и повредил его. Ответным огнем был сбит ведомый, а на самолете Сакаи было разнесено вдребезги остекление фонаря. Осколками Сакаи тяжело ранило, практически ослепило. Однако летчик сумел почти вслепую удержать свой «Ноль» в воздухе, вернуться и совершить посадку на авианосец[30].
Корабли, развив максимальный темп зенитного огня, сумели подбить и повредить несколько русских бомбардировщиков, которым приходилось для выполнения своего приема лететь на небольшой высоте и скорости.
Попытка налета японских бомбардировщиков закончилась очередной неудачей – русские истребители отбили их атаку. Максимальной скорости в 450 километров в час и вооружения из одной 20-миллиметровой пушки и шести пулеметов оказалось недостаточно, для того чтобы на равных противостоять русским реактивным истребителям. Потеряв почти половину самолетов, бомбардировщики вернулись на базу, не выполнив задания.
Приблизившиеся к берегу на сто кабельтов тяжелые крейсера, линкоры «Харуна» и поврежденный, но не потерявший боевых возможностей «Конго» открыли огонь главным калибром по берегу, стремясь подавить огонь береговых батарей русских. Русские практически не отвечали. После непродолжительного обстрела корабли подошли на более близкое расстояние и сразу же были обстреляны русской береговой батареей. Четыре стомиллиметровые пушки не могли долго противостоять сосредоточенному огню четырех тяжелых кораблей и замолчали. Когда же первая волна десантных лодок устремилась к берегу, батарея вновь ожила и вместе с открывшими огонь замаскированными русскими полевыми батареями изрядно проредила атакующих. Лодки с десантом повернули назад. В это время над японцами вновь появились русские истребители и бомбардировщики, добавившие хаоса и разрушений. Стало ясно, что операция не удалась, к тому же погода в точном соответствии с прогнозом начала портиться, и генерал Ямасира решился на отступление.
Еще несколько судов было потоплено русскими бомбардировщиками, получил повреждение крейсер «Юбари», и только установившаяся нелетная погода спасла конвой от полного разгрома. Пробираясь сквозь шторм, конвой с трудом добрался до Хакодате.
СССР. Остров Полонского
На этом близком к Японии острове дислоцировались всего рота и батарея из состава 9-й пулеметно-артиллерийской дивизии, а также пограничная застава численностью до отделения пограничников. Большие силы держать на острове считали нецелесообразным, ибо он не представлял особой стратегической ценности в отличие от более крупного, расположенного рядом Шикотана.
Японцы же, планируя вернуть себе Курилы, решили создать на этом острове опорную базу. Таким образом они убивали сразу двух зайцев – рассекали оборону Южных Курил на два изолированных участка и получали великолепный аэродром подскока и военно-морскую базу прямо в сердце русских позиций. Кроме того, на этом острове еще в начале сороковых годов был создан скрытый подземный аэродром. Имелась надежда, что русским обнаружить его не удалось.
Для захвата не слишком большого острова был выделен десантный отряд флота и усиленный полк из состава 7-й пехотной дивизии. Конвой в составе тяжелых крейсеров «Кинугаса», «Како», «Аоба» и «Фурутака», минного заградителя «Цугару» и двух транспортов в охранении четырех эсминцев подошел к острову в то же время, когда началась атака авиации на остальные острова Южных Курил. Поэтому над островом не оказалось ни одного русского самолета, и эскадрилья японских бомбардировщиков беспрепятственно бомбила русские позиции. Но русские сумели хорошо замаскировать свою артиллерию, и шесть 85-миллиметровых пушек открыли огонь по приблизившимся к берегу кораблям. Они даже смогли нанести серьезные повреждения крейсеру «Аоба», добившись попадания в кормовую башню главного калибра и уничтожив катапульту. Конечно, долго продержаться против 22 8-дюймовок и 16 120-миллиметровок крейсеров батарея не могла. Но одобрительный кивок от вице-адмирала Сигэёси Иноуэ героические русские артиллеристы заслужили.
После подавления сопротивления батареи к берегу устремилась первая волна десантных катеров «Дайхатцу» с моряками Специальных десантных морских частей. Одно из орудий ожило и успело потопить один и повредить пару катеров, прежде чем было обезврежено сосредоточенным огнем крейсеров «Како» и «Фурутака».
Высаживающиеся моряки попали под внезапный и мощный огонь русских пулеметов и залегли прямо у кромки прибоя. Стоявшие на катерах крупнокалиберные пулеметы и 25-миллиметровые пушки пытались подавить огонь русских, но создавалось впечатление, что пулеметами вооружены все русские солдаты. Поэтому десантники вызвали огонь крейсеров и минного заградителя. Подойдя насколько возможно ближе к берегу и став на якорь, японцы открыли прицельный орудийный огонь. Понятно, что такая стрельба увеличивала возможности потерь от «дружественного огня», но иначе русских было не подавить. При поддержке артогня десантники сумели захватить несколько клочков берега, на них высадились дополнительные силы, в том числе пехотинцы и 70-миллиметровые батальонные пушки. Силы атакующих росли, русские продолжали сопротивление, постепенно слабевшее из-за потерь. Медленно и методично высаживающиеся японцы овладели всем побережьем, а уцелевшие русские отошли в глубину острова. Их преследовали вновь высадившиеся роты, так как первый и второй эшелоны десанта понесли огромные потери. К концу дня практически все русские были убиты или ранены. Раненых, взятых в плен и молчавших во время допросов, из уважения к их мужеству, предали смерти офицеры морской пехоты и армии – зарубили катанами.
Трофеями японцев стали несколько десятков исправных пистолетов-пулеметов, самозарядных карабинов и пулеметов оригинальной конструкции. По одному образцу захваченного оружия и найденных боеприпасов отправили на десантном судне «Акитсу-мару», на который загрузили раненых, в метрополию.
Всю ночь пехотные патрули прочесывали остров. Несколько раз в полной темноте разгорались короткие, но жестокие перестрелки с уцелевшими русскими солдатами. Некоторые были убиты, двое подорвали себя гранатами, а трое были захвачены в плен. Один русский попытался сдаться в плен, но был зарублен обозленным его трусостью унтер-офицером Кобаяси. Допрос и казнь пленных отложили на утро.
Утром погода испортилась, и стало ясно, что ни самолетов, ни транспорта из метрополии ждать не стоит. Под штормовым ливнем японцы поспешно обустраивались, разворачивая палатки и раскапывая разрушенные землянки на линии обороны. Легче было тем подразделениям, которые ушли в глубь острова. Они смогли с комфортом расположиться в небольшом военном городке, оставшемся после русских. Корабли, которые должны были вернуться на базу, из-за шторма задержались около острова, укрываясь в его бухтах.
Утром третьего дня саперный отряд армейцев нашел-таки изрядно заросший вход в подземный аэродром. Оказалось, что вход был разрушен подземным взрывом, и саперы начали тяжелые раскопки. Для ускорения работ им прислали две пехотные роты. Шторм затих, и предполагалось, что на следующий день самолеты уже смогут летать, поэтому часть саперов вместо раскопок приступили к расчистке посадочной площадки на равнине в центре острова.
Погода немного улучшилась, и корабли поддержки уже могли отправляться в путь, но полученный приказ задерживал их у острова до прибытия транспорта с зенитными и береговыми орудиями. Общеизвестная слабость русского флота не могла помешать русским под прикрытием авиации, чью силу испытали на себе уже все остальные группы японских войск, попробовать отбить остров, высадив морской или даже, чем не шутят западные демоны, воздушный десант. Поэтому группа кораблей должна была временно усилить оборону острова. Работы на острове были в самом разгаре, когда над ним пролетело два русских скоростных и высотных самолета, очевидно разведчика. Однако больше никаких действий русские не предпринимали. Вскоре к острову подошел долгожданный транспорт с подкреплением.
А вечером, перед заходом солнца, над островом появился огромный четырехмоторный реактивный бомбардировщик, сбросивший всего-навсего одну бомбу. Открывшие огонь 75-миллиметровые зенитки не успели даже прицелиться, так велика была его скорость. С уходивших от острова кораблей наблюдатели увидели вспышку ярче тысячи солнц, внезапно возникшую в небе, настолько яркую, что все, кто смотрел на нее, временно ослепли. Затем в том же районе вырос светящийся, напоминающий гриб столб, а до кораблей долетели страшный, ураганной силы ветер и грохот, кажется, совсем не ослабленный расстоянием. С земли к грибу тянулся черный на фоне закатного неба столб, а наверху, вокруг шляпки гриба появилось белое кольцевидное облако. Через некоторое время гриб начал терять форму и медленно опускаться.
Временно пропала радиосвязь, по всем каналам радисты прослушивали только скрежет и писк. После восстановления связи вице-адмирал Сигэёси Иноуэ приказал узнать, что произошло на острове, но радисты так и не получили ни одного ответа ни от доставленных на остров, ни от установленных на транспортах радиостанций. Доложив о происшествии командованию, он получил приказ немедленно уходить от острова. Может быть, и поздно, но полученная от китайцев информация о ядерном оружии была принята во внимание японским командованием. Они вспомнили о характерных признаках взрыва и о невидимой смерти, разносимой после него ветром. К несчастью для адмирала, он узнал об этом лишь по возвращении на базу. Он отправил эсминец «Кикуцуки» к острову для спасения уцелевших. Команде эсминца удалось подобрать около сотни человек, в основном из команд подошедших судов. Все они, как и команда эсминца, попали в госпиталь.
Интерлюдия
Война и Катаклизм, внезапно свалившиеся на СССР, кажется, заканчивались благополучно. Советская Армия за счет своего технического превосходства могла разбить и била всех агрессоров. Германия уже подписала прелиминарный мирный договор, война с Японией протекала успешно. С Италией велись переговоры, Румыния была оккупирована войсками Советской Армии. В Болгарии вспыхнуло очередное коммунистическое восстание, на помощь которому в страну вошли войска Второго Украинского фронта под командованием маршала Жукова. После «бойни в Дюрене» на Великобританию оказали силовой нажим, и англичане эвакуировали свои войска из Бельгии, Голландии и Норвегии. Вместе с ними в Англию эвакуировалась часть бельгийской бригады генерала ван Страдена и немецкие части под командой генерала Александра фон Фалькенгаузена, бывшего командующего оккупационными войсками в Бельгии.
Зато положение внутри страны было намного хуже. Вторая война, меньше чем через восемь лет после окончания первой, короткое лето, нехватка рабочих рук в связи с мобилизацией на фронт и новое переключение экономики на военное производство привели к недостатку продовольствия и нанесли очередной удар по сельскому хозяйству. В стране опять ввели карточки на хлеб и хлебопродукты, приходилось забивать часть скота, хотя кормов было в изобилии. Правительство приняло решение использовать часть государственных резервов, созданных в пятидесятом году. Но даже этих запасов могло не хватить. Поэтому решено было закупить зерно в Аргентине и Канаде через шведских и финских посредников, но неожиданно препятствием стало американо-английское эмбарго. Несколько судов было задержано американцами, которые конфисковали груз зерна. Оставалось брать зерно в побежденной Германии в счет репараций. Еще планировалось после освобождения Маньчжурии получить зерновые и бобовые оттуда. После подсчета всех возможностей стало ясно, что до следующего урожая страна пусть и с трудом, но дотянет. Хуже будет с поголовьем скота, восстановление которого займет несколько лет при самых благоприятных условиях. Пока приемлемых решений найдено не было.
Еще одним, малозаметным со стороны кризисом стал подспудный конфликт в руководстве СССР. Первоначальный триумвират из Берии, Маленкова и Хрущева быстро превратился в дуумвират из Берии и Маленкова. Естественно, снижение роли КПСС и собственной роли в руководстве страны Хрущеву не понравилось, и он любыми средствами пытался вернуть себе прежнее место в триумвирате, и даже, используя опыт Сталина, – стать первым лицом в стране. Исподволь он пытался расколоть дуумвират, перетянув на свою сторону Маленкова и запугав всех остальных членов вновь созданного Президиума Политбюро возможностью установления единовластной диктатуры Берии. Маленков, рассчитывая, что Берия, возглавив ГКО, займется чисто военными делами, не учел особенностей военного времени, когда практически любая деятельность прямо или косвенно касалась обороноспособности. Поэтому все больше и больше рычагов власти переходило к ГКО, оттесняя на второй план правительство и соответственно самого Маленкова. Его это раздражало, заставляя прислушиваться к словам Хрущева и Булганина. Переходу этого противостояния в открытый конфликт мешала война. Кроме того, военные, до этого настроенные критически к представителю «карательных органов», так же как ранее задействованные в атомном проекте ученые, оценили организаторские способности Берии. Умелое управление войной, способность опираться на компетентных и инициативных подчиненных, решительность – в общем, все то, что называется талантом управленца, – импонировало военным, прекрасно знавшим, на что способны остальные вожди.
Отсутствие поддержки военных удерживало группу Хрущева от решительных действий. Но тайная непрерывная борьба понемногу разгоралась, и постепенно Лаврентий Павлович, ранее считавший Никиту Сергеевича своим другом, начинал понимать истинный расклад сил.
А жизнь КБ, заводов и полигонов текла своим неизменным потоком.
15 марта, или «по-новому» 2 июля, состоялся первый запуск ракеты Р-5 на дальность 270 километров, а 6 июля – пуск на предельную дальность 1200 км. Позднее производилось еще несколько успешных и не очень успешных пусков.
Велась работа над сверхдальней и сверхтяжелой Р-7, рассчитанной на доставку термоядерных зарядов.
Прошли успешные боевые испытания сахаровской «слойки» – термоядерной бомбы мощностью 300 кТ, сброшенной с бомбардировщика М-4 на один из Курильских островов, а также велась разработка новой схемы бомбы, предложенной им же на заседании ГКО.
Были проведены первые стрельбы танка Т-54 с системой стабилизации орудия.
Отпускались дополнительные средства на достройку линейных крейсеров «Сталинград» и «Москва».
Продолжались испытания сверхзвукового истребителя СМ-2, и создавался на его базе истребитель МиГ-19.
Это лишь часть того, что незаметно для всего остального мира ковалось в недрах советского военно-промышленного комплекса.
На сопках Маньчжурии
Если говорить честно, то Родиону Яковлевичу Малиновскому было скучно. Повторять уже выполненную один раз, причем в куда более неблагоприятных условиях, операцию, хотя и очень красивую, – ничего интересного. Конечно, войска, которые он мог двинуть в бой сейчас, были меньше численностью, чем в первый раз, но и противник был почти вдвое слабее. А если учесть, что укрепленные районы, которые в 45-м у японцев были полностью построены и готовы к бою, сейчас либо строились, либо намечались к постройке, то самым сложным вопросом, которым задавался штаб главнокомандующего вооруженными силами на Дальнем Востоке, были вопросы снабжения. Конечно, эти вопросы и так занимают большую часть планирования, но теперь они были почти единственными. Решать эти вопросы было намного труднее, ведь практически никакого усиления транспортной авиации и автомобильных войск с европейской части страны дальневосточные войска получить не могли, приходилось опираться на собственные силы. Но развитие народного хозяйства за последние восемь лет, позволявшее мобилизовать множество автомобилей на месте, более сильная группировка военно-транспортной и гражданской авиации, новые, более грузоподъемные типы транспортных самолетов разрешили все транспортно-снабженческие проблемы. Теперь дело оставалось за исполнением. Малиновскому же вместо решения новых, неожиданных задач предстояла рутинная работа по контролю за выполнением плана. Так думал маршал и ошибался. Все же к 45-му году моральный настрой японцев был хуже, чем в 41-м. Еще не сильно битые, считающие Хасан и Номонган лишь временными неудачными эпизодами, японские генералы изо всех сил старались переломить обстановку в свою пользу. Они даже попытались перейти в наступление на наиболее уязвимом участке Транссиба, около Хабаровска. 5-й гвардейский стрелковый корпус отбил атаку и сразу перешел в контрнаступление, которое развивалось медленно из-за тяжелой местности.
В остальном наступление развивалось точно так, как в 45-м. Даже переход в наступление, начавшийся внезапно, без артподготовки, на Дальневосточном фронте проходил, как и в предыдущем варианте, под начавшимся ливневым дождем.
Созданные во всех дивизиях по прошлому опыту передовые отряды в первые же часы наступления преодолели полосу прикрытия противника. Проникая между обнаруженными узлами сопротивления, отряды нарушили систему обороны японцев. Обойденные узлы сопротивления блокировались и уничтожались огнем артиллерии и минометов.
Решительные действия и техническое превосходство передовых отрядов вызвали отход японцев на тыловые оборонительные рубежи, что позволило главным силам наших войск двигаться в колоннах, значительно повышая темпы наступления.
Первоначально из-за упорного сопротивления и тяжелой таежной местности медленно продвигались войска Дальневосточного фронта. Но и здесь им удалось прорвать оборону противника и создать условия для продвижения в глубину. Войска двигались сквозь тайгу, выдвинув вперед инженерную разведку, обозначавшую трассу пути. За ней шли танки передовых отрядов, ломая деревья. Двигаясь уступом, танки прокладывали широкие колонные пути, а шедшая за ними пехота и саперы передовых отрядов растаскивали поваленный лес, расчищая дорогу.
В разгар наступления пришлось применить специальные боеприпасы, когда выяснилось, что захватившие остров Полонского японцы спешно готовят там укрепления. Решение было тяжелым, ведь на острове могли остаться наши солдаты, но необходимым. Из-за большой площади острова была применена только что изготовленная термоядерная бомба. Результат превзошел ожидания – авиаразведка показала, что на острове не осталось никаких войск и укреплений, только у берега приткнулись несколько полузатонувших поврежденных судов.
Как и в прошлый раз, упорное сопротивление японцы оказали на подступах к реке Мулинхэ и городу Муданьцзян. Получив разрешение ГКО, Малиновский приказал отправить к оборонявшимся парламентера с требованием сдачи. Ни одному парламентеру до японского командования добраться не удалось – несмотря на белый флаг, японцы открывали огонь на поражение. Тогда с бомбардировщиков были сброшены листовки на японском и китайском языках с предупреждением, что в случае продолжения сопротивления на оборону будут сброшены сверхмощные бомбы. После их применения местность будет заражена, поэтому предлагается всем жителям покинуть город. Одновременно такие же предупреждения передали по радио и через громкоговорители. Через сутки на укрепленный пункт перед рекой Мулинхэ с Ту-4А сбросили бомбу РДС-1 (из тех пяти, что хранились в районе Арзамаса-16). В целом ее применение было признано неудачным – переменившийся ветер отнес радиоактивные осадки в сторону советских войск и Приморья, морально-психологическое воздействие на японцев оказалось ниже ожидаемого, а мощность взрыва – недостаточной для полного подавления обороны. Бои за Муданьцзян и после атомного удара продолжались двое суток. Но с каждым днем становилось все яснее, что, несмотря на все попытки сопротивления, Квантунская армия обречена. Теперь оставалось только добивать ее, неся новые потери, или ждать разрешения на капитуляцию армии из Токио. Но императорское правительство молчало…
Похоже, самурайский дух никак не давал японскому правительству возможности трезво оценить обстановку.
Япония. Токио
Заседание Генро происходило в атмосфере воинственного недоумения. Намечающийся разгром Квантунской армии, уничтожение сверхмощными бомбами двух полков, угроза применения этого оружия по островам Ниппон не давали повода даже для капли оптимизма, но гордость не позволяла отступать. Негромкими приглушенными голосами члены Совета предлагали практически одно и то же – временно признать поражение и вступить в переговоры с Советами, но готовиться к реваншу. Тяжесть обстановки подчеркивалась оглушающим грохотом, с которым время от времени над районом Императорского дворца проносились русские бомбардировщики. Не сбрасывая бомб и даже листовок, несколько русских реактивных бомбардировщиков патрулировали над городом, изредка переходя в пологое снижение на огромной скорости. Снижаясь, они глушили все звуки города ревом своих двигателей. Японские истребители с еле слышным писком моторов кружили над столицей, не открывая огня и лишь пытаясь затруднить пролет русских на малой высоте. Наблюдатели сразу замечали, насколько русские дальние бомбардировщики превосходят по скорости японские и насколько они огромны. Во время пролета русских все невольно замолкали, вслушиваясь в нарастание и удаление шума их двигателей. При этом члены Генро старательно делали вид, что ничего особенного не происходит. Все ждали приглашенного на заседание Генро министра иностранных дел, бывшего на встрече с советским послом Сметаниным. Вот, наконец, появился слуга, неслышно проскользнувший к императору. Тот одобрительно склонил голову, и через мгновение в зал вошел Ёсуке Мацуока. Министр, выглядевший крайне озабоченным, пошептался со старейшиной Генро, последний с поклонами передал какой-то документ императору. Прочитав, император вернул документ старейшине и кивком головы разрешил Мацуоке начать выступление.
Ёсуке Мацуока начал слегка срывающимся голосом зачитывать требования русского ультиматума. Советы требовали капитуляции Квантунской армии, увольнения лиц, виновных в агрессии, и подписания мирного договора на русских условиях. В число этих условий входило признание Сахалина и Курил территорией СССР, сдача Порт-Артура вместе с тяжелым вооружением Квантунской армии, вывод японских войск из Китая под наблюдением советских войск. При этом русские предлагали заключение договора о мире и торговых соглашениях, по которым обещали поставить необходимые империи нефтепродукты и ресурсы в обмен на рис и запасы продовольствия, накопленные в Маньчжурии. В случае заключения договора эти условия могли быть обговорены на дополнительных переговорах.
Продолжительное обсуждение русских предложений закончилось принятием половинчатого решения. Было решено снова отправить Мацуоку в Москву для прямых переговоров с Советским правительством. Ему давался карт-бланш на переговоры с русскими и подписание мирного договора. При этом он должен выторговать у русских как можно больше уступок по Китаю и Маньчжурии. Вместо капитуляции Квантунской армии предлагалось всего лишь прекращение боевых действий и последующая ее эвакуация в Корею и Японию.
На следующий день самолет с послом СССР Сметаниным и министром иностранных дел Японской империи Мацуокой в сопровождении звена армейских истребителей «Хаябуса» вылетел из Токио во Владивосток. Японцы торопились навстречу своей судьбе. Оставалась надежда, что русские будут достаточно сговорчивы, ведь им еще предстояло решать немалые проблемы в Европе.
«Тайная вечеря»
Несмотря на поздний час, верхний свет в кабинете был выключен и горела только одна настольная лампа, скупо освещая лица собравшихся и лежащие на столе документы.
– Можно считать доказанным, что подобного Катаклизма больше не повторится, – задумчиво заметил один из присутствующих, Лаврентий Берия, – что позволяет принимать решения исходя из текущей обстановки.
– Победа в новых условиях поставила перед нами множество новых, необычных проблем. С такими не сталкивалось ни одно государство мира за всю историю человечества. Нам надо определить генеральный курс развития не только нашей страны, но и всего мира на много лет вперед, – с пафосом произнес другой, Анастас Микоян.
– Да, мы выиграли вторую большую войну за двенадцать лет. Выиграли со сравнительно небольшими потерями. Теперь нам надо выиграть мир, – прервал его Лаврентий Берия, блеснув в свете лампы стеклышками пенсне.
– Так давайте думать и решать, что мы должны делать, – откликнулся третий, Егор Маленков.
Такая вот «тайная вечеря» происходила 22 сентября 1941(прим) года в кабинете председателя Совета Министров СССР в Кремле. И действительно, все только начиналось…
Часть 2. Холодный мир
Глава 1. Этот День Победы порохом пропах
Германия. Гейленкирхен. Великобритания. Лондон
На одном из лучших аэродромов Германии царило оживление. Люди в непривычной для здешних мест форме на незнакомой технике явно готовились к встрече самолетов. Наконец раздался резкий, отличный от привычного для немецкого персонала аэродрома шума грохот и, пролетев над городом, на посадку стали один за другим заходить реактивные бомбардировщики необычных очертаний. Вслед за ними прилетели и несколько огромных винтовых самолетов, а также пестрый отряд из разнообразных самолетов поменьше.
Прямо с курсов по переучиванию старший лейтенант Логичев был вызван в Главный штаб ВВС. Там он получил одно важное и совершенно секретное задание, а вернувшись в Липецк – приказ приступить к его выполнению. Его группа из шести дальних истребителей Ла-200Б вылетела на заранее подготовленный аэродром на западе Германии, где приземлилась и отдохнула, пока передовая команда, сформированная из техников Липецкого центра, готовила самолеты. На следующее утро Логичев и старшие пар – его друг лейтенант Муравьев и капитан Иванов, собравшись в кабинете ангара на краю аэродрома, временно занятого под нужды особой группы, вскрыли конверт с полетным заданием и картами на всю группу. Задание было не очень сложным, хотя и не совсем обычным. Звену Логичева приказано было сопровождать в полете до Лондона и обратно бомбардировщики. Огонь по английским самолетам можно было открывать только в случае прямой опасности поражения охраняемых самолетов.
Для тренировок и знакомства с маршрутом всех летчиков и штурманов-операторов несколько раз вывозили на самолетах Ил-28, летавших практически до английской береговой черты. Кроме того, на самом аэродроме всем готовившимся к операции «НИ» (сокращение от слов «на испуг») щедро разрешили полетать целые три смены, из них одну ночью. Как понял Логичев, командование планировало проверить в обстановке, близкой к боевой, новые самолеты и методы применения стратегической авиации, одновременно оказав на англичан психологическое давление. На аэродроме собрали все имевшиеся в группе Молодчего бомбардировщики Ту-4 с системами дозаправки, тройку Ту-85, группу Логичева на новейших Ла-200Б, звено переделанных в дальний истребитель сопровождения Ил-28И и пару «МиГов» с системами дозаправки в воздухе. Охраняла все это сборище расположившаяся вокруг аэродрома целая зенитная дивизия.
В это утро поздно заснувший после вечернего совещания премьер-министр Великобритании был разбужен уже почти забытой сиреной воздушной тревоги. Непрерывно ворча себе под нос, он собрался и отправился в правительственное бомбоубежище. Первым, кого он встретил, был главнокомандующий Силами метрополии генерал Алан Брук.
– Что происходит? И как вы здесь оказались? – спросил Черчилль.
– Согласно докладу командования ПВО, к Лондону приближается большая группа самолетов. Судя по скорости и высоте полета – это русские. А я с группой офицеров ехал в Военное министерство, поэтому вынужденно свернул сюда, – доложил Брук.
– Понятно. Но почему налет? Неужели они все же решили начать войну? До этого дня они не пересекали береговую черту… – сказал Черчилль, проходя вслед за Бруком в убежище.
– Где сейчас Иден? – спросил он у клерка, раскладывающего на боковом столике документы на подпись.
– Министр иностранных дел принимает русского посла, – ответил клерк.
– Так посол Майский вернулся? Почему мне никто не доложил? – раздраженно бросил Черчилль, подойдя к большой карте Великобритании, разложенной на столе. Около карты происходило непрерывное коловращение офицеров, отмечающих на ней изменения в обстановке, получающих от Брука указания и приносящих новые известия. Здесь же, за отдельным столом, сидели прибывшие члены правительства.
– Похоже на демонстрацию, сэр, – ответил Брук на вопрос Черчилля, одновременно выслушивая доклад одного из офицеров. – По моему мнению, русские не отправили бы посла в город, обреченный на уничтожение от их сверхбомбы. Да еще с какими-то требованиями. Кроме того, атакующие силы невелики. Как доложил сейчас воздушный патруль – до десятка тяжелых бомбардировщиков и столько же самолетов поменьше, видимо, истребителей сопровождения.
– Если сведения о сверхбомбе правильны, то русским не нужны большие силы, хватит и одного бомбардировщика, – заметил Черчилль.
В это время отряд Логичева из восьми истребителей, сопровождающих девятку Ту-85 и Ту-4, пересек береговую черту Великобритании. Сквозь облака изредка внизу мелькали еле различимые кусочки суши. Судя по счислению, они уже приближались к Лондону. По команде Логичева звенья, разойдясь на пары, начали снижение сквозь облачность на высоту семь тысяч метров. Пробив облака, они вывалились прямо на кружащую внизу эскадрилью «Спитфайров». Те, реагируя на неожиданное появление нескольких групп стремительно пикирующих, похожих на бомбардировщики машин, рассыпались, потеряв четкий строй. Несколько английских истребителей открыли огонь. Игнорируя англичан и их стрельбу, советские самолеты вдруг резко стали набирать высоту. Одновременно прекратившие стрельбу «Спитфайры», видимо получив команду, потянулись вверх, сквозь облака, вслед за русскими. Но они явно и неотвратимо отставали от самолетов Логичева, уже пронзивших облака и прикрывавших строй бомбардировщиков «ножницами». Несколько минут «Спитфайры», с трудом маневрируя на высоте двенадцати тысяч метров, сопровождали русские самолеты, затем внезапно снизились и ушли в сторону. В этот момент в разрыве облаков внизу, приглядевшись, при достаточно остром зрении можно стало различить большое пятно Лондона. Разделившись на две группы, бомбардировщики снизились до девяти тысяч и начали неторопливое, завораживающее кружение над английской столицей. Время от времени один из бомбардировщиков открывал бомболюки и вниз падали агитационные бомбы, разлетаясь на малой высоте на тысячи листовок. Затем появилась тройка стремительных гигантов М-4, которая пронеслась над английской столицей на полной скорости на небольшой высоте и, набрав высоту, удалилась на восток. Пара «МиГов», израсходовав топливо, ушла в сторону моря, где дозаправилась от Ту-4. Отказал мотор на одном из Ла-200Б, и он, сопровождаемый напарником и все той же парой «МиГов», отвернул в сторону моря. Наконец группы соединились и повернули на материк.
Собравшиеся в бомбоубежище члены правительства с нетерпением и страхом следили за докладами Черчиллю о маневрах русских самолетов. С облегчением узнав, что русские огня не открывают и бомб не сбрасывают, Черчилль открыл заседание кабинета министров. В этот момент в бомбоубежище появился Иден. Мрачно и неторопливо он подошел к Черчиллю, поздоровался и попросил разрешения доложить о требованиях русских. Черчилль разрешил, и Иден, достав из папки бумаги, начал зачитывать ноту Советского правительства, полученную от посла Майского.
В ноте русские требовали выхода Великобритании из англо-американского режима эмбарго Европы, официальных извинений за агрессию против советских войск в Дюрене, отказа от признания и поддержки антисоветских акций эмигрантских правительств, полной эвакуации британских войск с континента, интернирования германских военнослужащих с выдачей военных преступников правительству СССР и его союзников. В противном случае Советское правительство оставляло за собой право на репрессалии по отношению к Британскому правительству, адекватные его действиям.
С каждым зачитанным пунктом лицо Черчилля все больше мрачнело. Как только Иден закончил читать, Черчилль экспрессивно поднялся с места и, повернувшись к членам правительства, заявил:
– Это программа полной капитуляции, черт побери! Но пока мы не имеем сил ответить на вызов коммунистов. Поэтому необходимо искать компромисс, продолжая подготовку к активному противостоянию.
Отряд Логичева собрался в Гейленкирхене без происшествий. Только на обратном пути в Липецк у одного из Ла-200Б отказала выработка подвесных баков, из-за чего пришлось его сажать на запасной аэродром. Долетев до границы СССР, он приземлился под Ужгородом, а позднее перелетел в Липецк, где его уже ждали остальные летчики и самолеты.
Москва. Кремль
Заседание Бюро Центрального Комитета посвящалось весьма важному вопросу – заключению мирных договоров с Японией, Германией и Италией. Трудные переговоры между министром иностранных дел СССР Молотовым и министром иностранных дел Японской империи закончились вполне приемлемыми условиями. Переговоры с Германией прошли еще раньше, а итальянцы в принципе согласились на советские условия мира, впрочем, весьма легкие. Первоначально Маленков, Молотов и Берия хотели просто утвердить тексты договоров на заседании правительства. Но тут вмешался Хрущев. Заявив, что важный политический вопрос не может решаться в обход центральных партийных органов, он потребовал обсуждения на Бюро Центрального Комитета.
Заседание открыл Маленков. Кратко оповестив повестку дня, он дал слово Молотову:
– Товарищи, как вам известно, в течение последних дней представители Министерства иностранных дел под моим руководством, консультируясь с председателем Совета Министров товарищем Маленковым и председателем ГКО товарищем Берией, вели переговоры с японской делегацией. В результате продолжительной и кропотливой работы нами выработаны взаимоприемлемые условия. Надеюсь, все ознакомились с ними? Предлагаю принять данный текст мирного договора без изменений.
Тут же слово потребовал Хрущев:
– Товарищ Молотов не прав. Как можно, практически не рассмотрев политический документ такой важности, сразу принимать его? Необходимо рассмотреть каждую статью мирного договора и внести при необходимости поправки. Иначе получается какая-то келейность. Несколько человек решили, что все в этом документе в порядке, и без обсуждения предлагают его принимать. Нет, необходимо обязательное обсуждение.
Хрущева поддержали Булганин и Ворошилов. Поколебавшись, их сторону принял и Микоян. При голосовании за это предложение высказался и Маленков. Берия несколько раз бросал в его сторону взгляды, проследить направление которых можно было по отбрасываемым стеклышками пенсне зайчикам.
Молотову пришлось зачитывать текст договора полностью. Но если пункты о заключении мира, признании советскими территориями Южного Сахалина и Курил, прекращении огня, сдачи части вооружения (в том числе всего тяжелого оружия) на склады под совместным контролем Советской и Квантунской армий, о постепенной демобилизации и эвакуации Квантунской армии в Японию особых споров не вызвали, то остальные стали предлогом для серьезной критики. Особенно Хрущев и Булганин критиковали пункт о признании Южной Кореи областью японских интересов. Булганин утверждал, что такие пункты делают договор империалистическим, что братский корейский народ должен стать свободным. Хрущев сравнил этот пункт с передачей в Мюнхене Судетской области гитлеровской Германии. Еще больший шум поднялся, когда выяснилось, что японские войска временно остаются в Китае и Северном Вьетнаме, что японцы получат поставки нефти и металлолома из СССР. Хрущев, Булганин и Суслов почти кричали о империалистическом характере договора, забвении интересов социализма и интернационализма. Но в этом вопросе на сторону Молотова и Берии перешел и Маленков, сообразивший, что эти обвинения в первую очередь могут подорвать именно его позицию, как председателя Совета Министров.
– Товарищи. Все мы являемся сторонниками освобождения рабочего класса и торжества коммунизма во всем мире. Но мы должны реально смотреть на сложившуюся ситуацию и учитывать соотношение сил. Наша страна переживает очень трудный момент – после Катаклизма и новой войны одновременно на два фронта мы столкнулись с большими трудностями в народном хозяйстве, в обеспечении повседневной жизни народа. Еще одну большую войну нам не перенести. Да, мы можем, уподобившись американским империалистам, забросать Японию атомными бомбами. Но даже и в этом случае мы не сможем воспользоваться плодами наших побед, не говоря уже о гибели миллионов тех самых тружеников, о которых так заботятся наши товарищи. При сложившейся ситуации, по выводам Генерального штаба, САСШ продолжат поддержку японцев и, весьма вероятно, смогут захватить большую часть оккупированных ими земель.
– Несомненно. По данным разведки, в настоящее время американцы развернули одну пехотную дивизию в Южном Вьетнаме, не менее четырех на Филиппинах и две на Гавайях. Кроме того, они продолжают наращивать силы Тихоокеанского флота, в том числе и за счет сил Атлантического флота. А в Китае японские войска, сковывая силы Гоминьдана, объективно способствуют приходу к власти коммунистических сил под руководством товарища Мао Цзэдуна, – добавил Берия.
– Необходимость поставок нефти и металла в Японию следует также рассматривать в русле японо-американских отношений. К тому же мне не дали озвучить приложение к договору, в котором говорится об удалении из правительства антисоветски настроенных милитаристов, разрешении свободной деятельности политических партий, в том числе и Коммунистической, – добавил Молотов.
Маленкова, Молотова и Берию поддержали Василевский, Микоян и Каганович.
Обсуждение договоров с Германией и Италией прошло уже без накала, практически автоматом. Получившие неожиданный отпор «хрущевцы» уже старались помалкивать, не задавая острых вопросов. В принципе и договора с этими странами заключались на более выгодных для СССР условиях. Так, в Германии к власти пришло правительство во главе с коммунистами, правда, создавшими вместе с бывшими социал-демократами новую партию под другим названием. Италия, в которой у власти оставались фашисты во главе с Муссолини, по новому договору становилась фактической союзницей СССР. Если вспомнить, что до этого был заключен договор о дружбе и взаимной помощи с Францией, то становилось ясно, что СССР удалось практически создать континентальный европейский блок.
По опыту «прошлых» послевоенных лет создание коалиционных правительств во главе с коммунистами в странах Восточной Европы вполне оправдывало себя при отсутствии противодействия империалистических держав, заметил в конце обсуждения Маленков.
Но заседание Бюро на этом не закончилось. Слово для выступления попросил Берия. Зловеще посверкивая стеклами пенсне, он начал:
– Товарищи! Стоящие перед нами проблемы, конечно, не имеют однозначного решения. Но это не значит, что каждая проблема должна вызывать долговременные дискуссии и расколы в партии. Товарищ Сталин указывал нам, как важна единая позиция партии перед лицом империалистического окружения и как бесплодная болтовня вместо решения проблем мешает работе партии и правительства по построению нового социалистического общества. Таким путем стремились направить нас троцкисты. Мы отвергли этот путь и во многом благодаря этому сумели достичь высоких результатов. Но теперь, после смерти товарища Сталина, отдельные члены Политбюро создали группировку, которая снова пытается свернуть на уже отвергнутый здоровыми силами партии путь. Сегодняшнее заседание еще раз показало, что эти люди затягивают решение неотложных проблем, разводя бесплодные обсуждения. Кроме того, подчиненные мне органы МВД обнаружили факты перерождения этих людей, их низкопоклонства перед империалистическими западными кругами. Поэтому я прошу у Политбюро исключения этих людей из партии и разрешения на проведение следственных мероприятий в отношении их.
Смертельно побледневший Хрущев вскочил, пытаясь что-то сказать, но в этот момент поднялся Молотов и начал зачитывать список «антипартийной группы Хрущева, Булганина, Ворошилова и примкнувшего к ним Суслова». После зачтения каждой фамилии он приводил данные, по которым они были включены в этот список. Так, Хрущев обвинялся в создании антипартийной группы, попытках дискредитации политики Советского правительства и партии во время пребывания в Польше, преклонении перед Западом, выражавшемся в преувеличении роли ленд-лиза в победе СССР и преуменьшении возможностей советской науки. Например, в разговоре он указывал, что в СССР не было радиолокационных станций и только получение их от САСШ позволило нам создать современную систему ПВО.
Почти такой же набор обвинений выдвигался и против остальных «хрущевцев».
После быстрого голосования в зал вошли сержанты и офицеры госбезопасности и увели арестованных.
Интерлюдия
«Этот день стал для меня самым тяжелым. Я всегда считал Хрущева своим другом, хорошим коммунистом и неплохим руководителем. Да, меня, как и многих товарищей, смущало его пресмыкательство и бутафория перед лицом Иосифа Виссарионовича, но такое поведение вполне находило объяснение в непростой обстановке тех дней. Я не сразу осознал, что такое поведение стало второй натурой Хрущева. Видимо, такое самоунижение, необходимость маскировать свои истинные взгляды и намерения породили в его душе желание достичь власти любым путем.
Начиная с июля 1941(прим) года на мой стол ложились постоянные донесения от управления внутренней безопасности МВД о непонятной, практически заговорщицкой деятельности Хрущева и Булганина. При любых контактах с местными руководителями они вели разговоры, дискредитирующие решения ГКО и правительства, преувеличивали возможные трудности, критиковали любые предложения, поступившие от меня и других товарищей, не входивших в их группировку. Первое время я не доверял этой информации. Мне казалось, что ее поставляют и интерпретируют соответствующим образом лица, пытающиеся сделать карьеру в объединенном МВД. Кроме того, нельзя было исключать инициативы других лиц в руководстве, пытавшихся интриговать против сложившейся системы руководства после смерти товарища Сталина и сбросить со своих постов меня, товарища Маленкова или даже Хрущева. Да, приходится признать, что пережитки капитализма еще довлели в то время над многими товарищами, в том числе и в среде высших органов власти.
Но сведения постепенно накапливались, а кроме того, поступили и подтверждения со стороны наших польских товарищей. Во время пребывания в Кракове во главе делегации КПСС Хрущев неоднократно вел разговоры, направленные на вербовку сторонников среди польских товарищей, требовал от них вопреки разработанной линии партии и правительства конфронтации с союзниками по правительственной коалиции. Кроме того, подтверждение об антипартийной, антисоветской деятельности группы Хрущева я получил во время разговора с товарищем Молотовым, которого заговорщики пытались втянуть в свою деятельность. Товарищ Молотов честно рассказал мне о сборищах на квартире Хрущева, в которых участвуют Хрущев, Булганин и Ворошилов.
Окончательное подтверждение антипартийной деятельности Хрущева и его группы заставило меня пойти с полученными материалами к товарищу Маленкову. Сначала он тоже не поверил в серьезность обвинений, но бурная деятельность группировки при подготовке заседания Бюро по разбору уже одобренных всеми договоров, чьи положения уже были обсуждены и доведены до наших иностранных партнеров, убедила и его…»
Полное собрание сочинений Л. П. Берии.
Германская Демократическая Республика. Мюнхен. Берлин
По проспектам и улицам Мюнхена не торопясь, в полной готовности к открытию огня медленно продвигались патрули новой германской Национальной народной армии. Новой в этой армии было в основном название и штаты, почти полностью копирующие штаты аналогичных дивизий Советской Армии и часть командного состава. Конечно, полностью все войска пока на новые штаты не перешли, да и демобилизацию еще не закончили, но войска, входившие в город, были уже из «новых», в город входили части 1-й и 2-й пехотных дивизий и 3-й механизированной дивизии ННА. Вооружение войск было смешанным, по улицам вместе шли и «четверки» с короткими 7,5-сантиметровыми пушками, и бывшие русские «тридцатьчетверки» с их длинными 85-миллиметровыми орудиями. Пехота и панцергренадеры механизированной дивизии передвигались в сопровождении полугусеничных немецких и русских бронетранспортеров[31], стрелки которых настороженно следили за верхними окнами домов, припав к стволам пулеметов. Мундиры привычного цвета и покроя отличались только отсутствием орла над правым карманом. Место орла занимала нашивка со званием и фамилией военнослужащего. Таким остроумным путем была решена проблема замены униформы.
Войска входили в последний оплот нацистов, пытавшихся вернуть старые порядки, но потерпевших неудачу. Боев практически не было, район Мюнхена просто окружили, прервав поставки продовольствия. Атаки отбивались немецкими и русскими войсками, затем следовал налет русских и немецких бомбардировщиков, и потрепанные нацисты вынужденно оставляли передовую линию обороны. Район обороны все больше и больше сжимался, постепенно становясь небольшим участком вокруг Мюнхена. Все чаще по ночам раздавались очереди вслед перебежчикам, все яснее и яснее становилась обреченность остающихся. Когда же Геринг, пытавшийся ночью улететь из города на самолете, был сбит ночными истребителями русских, а Борман загадочно исчез прямо из своего кабинета, командовавший войсками генерал Манштейн капитулировал. Теперь война в Германии действительно закончилась.
В здании Рейхстага собрались представители всех новых партий Германии, члены правительства и толпа журналистов. С речью о конце войны и назначении выборов выступил президент Временного правительства Германии фон Бок. После него выступали канцлер социал-демократ Юлиус Вебер и коммунист, ныне председатель СЕПГ, Эрнст Тельман. Пламенная, восторженная речь о преимуществах нового строя, о выдающихся победах союзника Германии – первого в мире государства рабочих и крестьян – сопровождалась аплодисментами многочисленных сторонников.
На следующий день в Германии началась избирательная кампания в новый парламент, который и должен был ввести новую Конституцию. Пока же считались действующими Конституция Веймарской республики и прежний кодекс законов, за исключением принятых после 1933 года.
Фирмы, главы которых поддерживали нацистское правительство, использовали труд заключенных и незаконно захватывали иностранные заводы, временно переходили под контроль правительства. Предполагалось, что после выборов будет принят закон о национализации таких корпораций.
Немалую проблему для правительства представляло устройство на новых местах переселенцев из областей, отходящих по договору с СССР к Чехословакии и Польше. Под контролем частей германских, польских и советских войск немецкое население переселялось из Судет, Данцига и Восточной Пруссии. В отличие от 45-го года восточная граница Германии не менялась, и желающие переехать поляки из этих районов могли перебраться на новые польские земли.
Ну а в войсках, уже получивших название Национальной народной армии, шла чистка, демобилизация и реорганизация. На базе частей старого вермахта формировались новые дивизии. Их комплектование должно было проводиться по новым, организуемым по границам вновь создаваемых земель военным округам. К настоящему времени уже имелись практически сформированные семь новых пехотных дивизий, три механизированные и одна горнострелковая. Формировались еще четыре танковые и четыре механизированные дивизии. Из части прошедших чистку парашютистов 7-й дивизии люфтваффе и посадочных частей вермахта формировалась новая 7-я воздушно-десантная дивизия. Планировалось развернуть еще две горнострелковые и две артиллерийские дивизии. Таким образом, реорганизованная германская армия имела бы всего 24 дивизии и примерно 500 тысяч личного состава мирного времени. Часть офицеров и генералов просто увольнялись из армии, некоторые выдавались СССР как военные преступники, но таких было немного и их аресты не афишировались.
Самая большая чистка прошла в люфтваффе, где было много фанатичных нацистов. Впрочем, гибкая политика СЕПГ, провозгласившая, что начальное учение НСДАП было аналогично социал-демократическим и лишь под влиянием ошибок Гитлера и его окружения эволюционировало в нацизм, примирила с переменами многих. Всего в люфтваффе осталось не более 200 тысяч человек и 1,5 тысячи самолетов.
Флот оказался в наилучшем положении из всех родов войск. Так как большинство морских офицеров сразу поддержало новое правительство, а демобилизацию провели частично из-за возможного продолжения войны с Великобританией, то изменения ограничились увольнением части адмиралов. Единственной потерей флота оказался недостроенный авианосец «Граф Цеппелин», переданный в счет репараций Краснознаменному Балтийскому флоту как легкий учебный авианосец. Авианосец получил название «Чкалов». Одновременно одноименный легкий крейсер Балтийского флота переименовали в «Комсомолец».
Италия. Таранто
На базе итальянского флота царило праздничное оживление, вызванное ожиданием официального визита отряда кораблей Черноморского флота.
Заключенное с англичанами перемирие сделало плавание по Средиземному морю безопасным, и советское командование решило показать флаг, а заодно и обжить новый морской театр. Договор с итальянцами позволял базировать боевые корабли на их военно-морских базах, поэтому в Советском Союзе было решено создать оперативную группу кораблей Черноморского флота. Для начала договорились о визитах кораблей в Таранто, Неаполь и во французский Марсель. По пути корабли должны были зайти в Дуррес, чтобы своим присутствием поддержать партизан, борющихся с греческими антикоммунистическими отрядами. Турция «с полным пониманием» отнеслась к просьбе Советского правительства пропустить отряд кораблей, включающий «учебный артиллерийский корабль», легкий крейсер, несколько эсминцев и подводных лодок.
Отряд из линейного корабля «Новороссийск», легкого крейсера «Адмирал Нахимов», эсминцев «Озорной», «Бдительный», «Безудержный», «Буйный» и двух подводных лодок под командованием вице-адмирала С. Г. Горшкова появился на рейде Таранто в середине дня. Корабли встречал командующий эскадрой адмирал Бруто Бривонезе на линкоре «Джулио Чезаре». Стоящие рядом линкоры поражали зрителей своим сходством, а многие моряки клялись, что это абсолютные двойники. Не меньшее потрясение ожидало адмирала Бривонезе на борту русского флагманского корабля. Поднявшись по парадному трапу, он оказался на палубе «Новороссийска», но если бы не встречающие его русские офицеры и построенная команда в русской морской форме, то было бы полное ощущение возвращения на «Джулио Чезаре». Надстройки, башни, размещение люков до малейших подробностей совпадали с таковым на только что покинутом адмиралом итальянском линкоре. Приостановившийся от неожиданности, он успел заметить, как переглянулись встречающие его русские адмиралы и офицеры.
Наконец, разместившись в кают-компании, адмирал и его свита смогли немного прийти в себя от впечатлений и обменяться мнениями. Большинство считало, что они находятся на двойнике «Джулио Чезаре». И первый вопрос, который адмирал задал через переводчика адмиралу Горшкову, был именно об этом:
– Извините, господин адмирал, я в недоумении. Подскажите, мне кажется или на самом деле ваш линкор похож на «Джулио Чезаре»?
– Вы правы, господин адмирал. Это действительно бывший линкор «Джулио Чезаре», доставшийся Советскому Союзу по репарациям после окончания войны. Вы же знаете, что из-за какой-то природной катастрофы нашу страну перенесло из 1953 года в настоящее время? Так вот, в нашем времени… – начал свой рассказ, прерываемый восклицаниями темпераментных итальянцев, адмирал Горшков.
Он рассказал, что в результате войны 1941–1945 годов Италия и Германия потерпели поражение. Италию оккупировали англо-американские войска, которые устанавливали в ней свои порядки. Проигравшие державы должны были выплатить репарации, в счет которых СССР и получил линкор и легкий крейсер итальянской постройки. Крейсер остался в Севастополе, а линкор решено было сделать флагманским кораблем Средиземноморского отряда.
Потрясенный услышанным и увиденным (еще бы, одно дело читать в газетах и в сообщениях разведки, что русские перенеслись из будущего, а другое – увидеть воочию) адмирал во время торжественного обеда был задумчив и рассеян.
Пребывание советского отряда в Таранто не затянулось, и через несколько дней его корабли уже стояли на рейде Неаполя. Здесь их встретил командующий флотом адмирал Иакино. Он был там вместе со своим флагманским кораблем, линкором «Витторио Венето», все еще ремонтировавшимся после боя у Матапана, и второй эскадрой эсминцев. Кроме Иакино, на берегу советскую делегацию встречали и более высокие чины – начальник итальянского Морского генерального штаба адмирал Риккарди и его заместитель адмирал Кампиони. После торжественной встречи, праздничного обеда и небольшого парада русских моряков, прошедших по улицам Неаполя под восторженные крики толпы, адмирал Горшков и офицеры его штаба были приглашены на обсуждение вопросов по базированию Средиземноморского отряда в Италии. Не имевший на это полномочий адмирал первоначально хотел отказаться, но неожиданно ему принесли радиограмму с указанием о начале переговоров. Оказалось, что итальянцы отправили запрос о возможности таких консультаций в Москву, справедливо рассудив, что утечка о таковых усилит их позиции на мирных переговорах с англичанами. В полученной радиограмме министр ВМФ адмирал Кузнецов предлагал Горшкову начать переговоры, продолжить которые должна была специальная делегация, члены которой должны были прибыть в Рим через два дня. После приезда делегации Горшков оставался в ее составе, а командование дальнейшим плаванием передавалось адмиралу Преображенскому.
Немного позднее, чем ожидалось, отряд посетил Марсель и после визита, длившегося несколько дней, отплыл в Дуррес.
САСШ. Вашингтон. Белый дом
Собравшиеся в Овальном кабинете Белого дома внимательно слушали государственного секретаря Хэлла, описывающего обстановку в мире, прямо скажем, очень непростую для САСШ:
– Государства Скандинавского полуострова объявили о своем полном нейтралитете. Заканчивается эвакуация английских и русских войск из Норвегии. Дания оккупирована коммунистическими войсками, но пока остается королевством. Можно предсказать, что ближайшие выборы принесут победу социал-демократам, которые и до этого были весьма влиятельны. Германия должна однозначно расцениваться как сателлит Советов. Полученные от дипломатов сведения показывают подавляющее влияние СЕПГ и высокую вероятность, что коммунисты получат в результате начинающейся избирательной кампании должности президента и канцлера. Франция также находится под контролем СССР. Несмотря на то что во главе правительства еще остается Петен, присутствие русских войск, наличие авторитетной Коммунистической партии дают однозначный ответ на дальнейшее развитие событий. Наиболее вероятно, что в течение ближайших лет коммунисты одержат полную победу и захватят власть в свои руки. Голландия пока сохраняет нейтралитет, но вероятнее всего преобладание в ней русского влияния. В Бельгию после «бойни в Дюрене» русские ввели одну свою армию. Сейчас в ней установлен оккупационный режим, возможно, через некоторое время в ней будет создано просоветское правительство. Италия пока может рассматриваться как возможное поле противоборства между нами и Советами. Правда, Муссолини пошел на заключение договора с Советским правительством о взаимопомощи, но в итальянской элите имеются круги, настроенные проамерикански. Препятствием могут стать только наши отношения с англичанами. Как вы знаете, они, заключив по настоянию русских перемирие с итальянцами, продолжают накапливать понемногу силы в Африке и на переговорах о мире твердо отвергают все предложения по его заключению на основе «статус кво анте беллум»[32]. Наши позиции усиливаются в Испании и Португалии, которые после разгрома Германии начали искать новых союзников. Возможно, им следует оказать экономическую и военную помощь для усиления нашего влияния. Из балканских стран сохраняется влияние англичан в Греции. Продолжающаяся там гражданская война с нашей и английской помощью может закончиться победой антикоммунистических сил. Такая победа позволила бы создать плацдарм нашего влияния на ситуацию в балканских странах и Турции. Положение в Югославии остается неясным. Там идет война всех против всех.
– Подождите, Корделл. Про Югославию можно немного подробнее? – спросил Гарри Гопкинс, ближайший друг и советник президента.
– Можно. Уточните только, что вас интересует? – ответил Хэлл.
– Помнится, англичане поддерживали там популярного прокоммунистического вожака, Тито, кажется? Каковы его шансы сейчас? И чьи шансы на победу вы оцениваете наиболее высоко? – продолжал Гопкинс.
– Шансы Тито и его сторонников резко упали. Во-первых, уходящие из Греции и Румынии немецкие войска столкнулись сначала именно с войсками его сторонников. Так что теперь число сторонников Тито резко сократилось в результате боев. Во-вторых, русские потребовали от англичан не вмешиваться «во внутренние дела суверенных государств Европы», и помощь Тито резко сократилась. В-третьих, русские усиленно накачивают вооружением отряды сторонников Ранковича – сербского прокоммунистического политика, соперника Тито. Пожалуй, в настоящее время я поставил бы на эту фигуру, – кратко проанализировал состояние дел в своем ответе Хэлл.
– А как же монархические силы? – спросил Гопкинс.
– Вы говорите о «чэтниках» Михайловича? Они полностью потеряли поддержку народа и удерживаются в нескольких небольших анклавах, отбиваясь и от немцев, и от прокоммунистических сил, – ответил Хэлл.
– Что ж, я бы поддержал ваше предложение и начал поиски подходов к этому… Рэнковитсу. По моему мнению, Югославия – пока единственная страна на Балканах, которую мы можем перетянуть на свою сторону. Вы, Корделл, упустили в своих выводах, что русские уже знают об окончании греческой гражданской войны не в их пользу и наверняка постараются противодействовать. А вот с Югославией, точнее с Тито, они враждовали, – сказал Гопкинс.
– Меморандум посла в Москве я тоже читал. Но тогда во главе русских стоял Сталин. Новое руководство может поступить и по-другому, – ворчливо ответил Хэлл.
– Господа, давайте дадим Корделлу закончить сообщение, – остановил Рузвельт разгорающийся на глазах спор. – Продолжайте, пожалуйста.
– Великобритания переживает отнюдь не лучший момент в истории. Пожалуй, я оценил бы ситуацию, складывающуюся для нее, как наихудшую со времен Дюнкерка. Русские в отличие от немцев вполне способны подавить ее авиацию и флот своей авиацией и высадить десант, даже не прибегая к супербомбам. А угроза применения русских супербомб заставит замолчать любых антирусских политиков. Поэтому, несмотря на попытки Черчилля остаться у власти, можно предположить падение его правительства при первом же неудовольствии русских. Хорошо еще, что силы русских не полностью восстановлены после предыдущей войны и они, по оценкам моих специалистов, не собираются начинать войну с Британией. Но уже одно то, что британцев заставили пойти на переговоры с итальянцами и французами, эвакуировать войска из Норвегии, Франции, Бельгии, Голландии, Сирии, что русские дополнительно требуют вывода войск из Греции и Палестины, доказывает серьезность обстановки, – продолжил Хэлл.
– Подождите, Корделл. Вы сказали – из Палестины? Чем русские мотивируют это требование? – на этот раз госсекретаря прервал сам Рузвельт.
– Мотивировка простая – невыполнение договоренностей по созданию еврейского государства, препятствие эвакуации евреев из Европы в Палестину, что позволило экстремистским нацистским силам уничтожать евреев в концлагерях. Поэтому англичане должны уйти, а в Палестине будет создано, как утверждают русские, «единое еврейско-арабское государство», – отвечая, Хэлл всячески подчеркивал свое недоверие к такой мотивировке.
– Что же, декларируемые цели весьма человеколюбивы и справедливы. И вполне могут понравиться нашим избирателям еврейского происхождения. Но вы, я вижу, испытываете сомнения в соответствии их действительности? – заметил Рузвельт.
– Конечно. Я думаю, что русские таким путем пытаются создать вассальное государство, с помощью которого будут контролировать ситуацию вокруг Ближнего Востока и Суэцкого канала, – ответил Хэлл.
– Да, это весьма возможно. Таким путем они смогут уменьшить влияние европейских стран, да и наше тоже в арабских регионах, богатых нефтью, – сказал Гарри Гопкинс.
– Что же, нам нужно учесть и эту возможность. Необходимо поддержать создание еврейского государства и помочь проамериканским сионистам в повышении их влияния, – заметил Рузвельт.
– Полагаю, мы сможем это сделать. Но я продолжу, с вашего разрешения. В колониях всех европейских стран, захваченных Советами, продолжает оставаться прежняя администрация. Кажется, ее постепенно начинают очищать и заменять новыми людьми, особенно в колониях Франции, но никаких шагов к предоставлению колониям независимости не предпринимается. По сведениям посольства в Италии, русские предложили создать федерации из метрополии и колоний по примеру СССР. То есть колонии войдут в будущие государства на правах союзных республик. Ход, надо признать, неожиданный и довольно успешный… В Японии произошла смена правительства. По нашим сведениям, началось восстановление политических партий, впервые разрешена деятельность Коммунистической партии. Плохой новостью является начало поставок русской нефти и стали. Поставки осуществляются по ценам ниже, чем наши. Уже отмечены случаи отказа от контрактов с нашими фирмами. Таким образом, русские привязывают Японию к себе не только политически, но и экономически, поэтому она для нас практически потеряна. Кроме того, потеря Японии ведет к потере Китая по принципу падающих костяшек домино. Остающиеся в Китае японские войска продолжают борьбу против Гоминьдана, но поддерживают коммунистические силы. А в завоеванной Советами Маньчжурии коммунисты повсеместно захватывают власть, – закончил Хэлл.
– Вспомните, что в меморандуме посла отмечено наличие у Советов бомбардировщиков межконтинентального радиуса, которые мы только собираемся проектировать. Следовательно, они могут угрожать супербомбой и нам, – добавил Билл Донован, глава УСС.
– Итак, джентльмены, какие мы можем предпринять меры с учетом всего вышесказанного? – спросил помрачневший Рузвельт.
СССР. Прикарпатье
В СССР было голодновато. Нет, конечно, с голоду никто не умирал, мяса, овощей и фруктов было пока достаточно, но короткое холодное лето и не менее холодная осень не дали собрать ни хлеба, ни картошки. То, что успело вырасти, годилось разве что на корм скоту, который все равно приходилось резать, чтобы восполнить нехватку продуктов хотя бы мясом. Мяса было достаточно, однако без хлеба и картошки все равно казалось, что продуктов не хватает. Хлеб, крупу, в том числе и из гаоляна, рис, муку, сушеный картофель выдавали по карточкам, привозили откуда-то из-за границы и из таинственных «госрезервов». Особые уполномоченные по продовольствию следили за правильностью расходования и выдачи пайков, но все равно возник и развивался «черный рынок». На нем можно было купить все, но за такие деньги, что большинство населения одобряло расстрелы пойманных спекулянтов по вновь принятому указу 10/6-41.
Голодно было в городах и деревнях, хотя особо голодно было в уцелевших схронах УНС. Вот и в схроне, притаившемся на склоне Карпат, сидели злые от постоянного недоедания двенадцать «борцов за незалежну Украйну» во главе с «паном куренным», по прозвищу Крутивус. Неоднократно битые и чудом уцелевшие во время облав внутренних войск, они уже понимали, что ничего хорошего их не ждет. Но сдаваться они не собирались, слишком много висело на них крови и слишком велика была их ненависть к «клятым москалям – коммунякам». Неплохая сеть осведомителей и проведение диверсий вдали от места базирования пока позволяли им выжить. Но без продовольствия и поддержки жителей долго не протянуть, а реквизиции продуктов могут быстро лишить их этой поддержки. Вот и сидели, понурив головы, «щирые козаки» да думали горькую думу.
Внезапно послышался троекратный стук по дереву – условный сигнал о приходе связника. Встрепенувшийся Крутивус послал Ирко узнать, в чем дело. Прихватив немецкий пистолет-пулемет, тот полез в лаз, ведущий к одному из выходов. Вернулся он не один, а с местным осведомителем Кроликом. Расстроенный до заикания Кролик рассказал, что новый милиционер его «расколол» и дольше оставаться в селе ему стало опасно. Пришлось все бросать и уходить в горы. Да еще и местные активисты-коммуняки объявились, похоже, УНС уже не боятся. Ведь везде сообщают, что «с активными действиями националистических банд покончено». Повесили на сельсовете радио, так оно целыми днями так и передает. А когда о делах в мире сообщает, так вообще сплошную ерунду. Вроде бы коммуняки всю Европу под себя загребли, и Германию, и Францию. Да и американцы, кажется, против них боятся выступить, так как москали ухитрились перебросить всю страну на двенадцать лет назад и теперь у американцев нет ни бомбы, ни войск по эту сторону океана.
Новости эти заставили нахмуриться всех боевиков. Заметив это, пан куренной приказал Кролику заткнуться и говорить по делу. Обиженно замолчав, Кролик осмотрелся, утер внезапно появившийся на лице пот и продолжал. Оказывается, ему удалось узнать, что завтра через село проедет колонна из шести машин с продовольствием, причем с минимальной охраной – всего по милиционеру в каждом автомобиле. Колонна наверняка некоторое время простоит в селе, так как одна машина везет продукты для сельпо[33].
Лица всех присутствующих просветлели. Еще больше все обрадовались, когда, подумав, Крутивус высказал принятое им решение. Отметив, что продержаться в схроне еще зиму они не смогут, он предложил захватить продуктов на всех, сколько каждый сможет унести, и, захватив кассу отряда, уходить в Венгрию. А там уж будет ясно, что делать дальше.
Хмурым осенним днем по грунтовой дороге пылили шесть стареньких, но еще вполне прилично выглядевших «Студебеккеров». Машины, которые должны были бы вернуться американцам, переданные из армии, продолжали трудиться на мирном поприще. В кабинах спокойно сидели водители и вооруженные ППШ милиционеры. О нападениях банд не слышали уже давно, и охрана больше следила, чтобы продукты доехали в целости, чем готовилась к бою. Ближе к середине дня, преодолев крутой подъем, колонна спустилась в долинку и въехала на главную улицу села. Встреченная местным милиционером и бригадой грузчиков, колонна остановилась у сельпо. Обрадованные возможностью размять ноги, все вышли из машин. Пока грузовик с продуктами для села подгоняли к складу, водители и милиционеры сгрудились у головного автомобиля и закурили. Вот тут и ударили по ним выстрелы коварного врага. Первым же залпом бандеровцы положили несколько человек. Успеху нападения способствовало и то, что большинство милиционеров оставили свои автоматы в кабинах и теперь могли только пытаться отстреливаться из пистолетов. Один из них пытался под огнем пробраться в кабину, но получил сразу несколько пуль, и теперь его тело тряпичной куклой болталось, зацепившись за подножку автомобиля и вздрагивая от случайных попаданий.
Все закончилось быстро. Попытки открыть огонь из автоматов были подавлены пулеметным огнем, одного упорного и умело отстреливающегося милиционера закидали гранатами. Загоревшуюся машину заставили тушить уцелевших водителей, в то время как бандиты рылись в машинах и достреливали раненых. От склада пригнали бригаду грузчиков вместе с председателем сельсовета и секретарем местной партячейки. Крутивус приказал согнать народ, и несколько бандитов пошли по домам, выгоняя всех на улицу.
Ирко, Кролик и Богун отправились в школу, прервали занятия и выгнали оттуда всех учеников, причем Ирко и Богун задержались в школе. Через некоторое время из здания школы донесся выстрел винтовки, и на улицу вышли бандиты, один из которых прятал в заплечный мешок красивые бусы, которые обычно носила учительница.
Согнав людей, бандиты быстро соорудили виселицу, привязав веревку к самой толстой ветви растущего напротив магазина старого дуба. Крутивус зачитал приговор, и на веревке повис председатель сельсовета. В это время к основной группе бандитов подошли Ирко с Богуном. Они о чем-то пошептались с Крутивусом, и несколько бандитов быстро притащили козлы и пилу. Ирко в это время разговаривал с секретарем партячейки. Как впоследствии стало известно из опроса грузчиков, бандит был племянником секретаря. Они поспорили несколько минут, потом секретарю заткнули рот, привязали к козлам и распилили заживо. Многие селяне падали в обморок, матери старались прикрывать глаза детям, но бандиты заставляли всех смотреть до конца.
Далеко банда не ушла. Недалеко от границы она была замечена с самолета (трофейного «Фокке-Вульф-189»), обстреляна, а затем окружена оперативной группой внутренних войск МВД и уничтожена в бою. Руководил операцией по уничтожению банды и расследованием ее деятельности майор Пронин, присланный из Москвы для укрепления руководства местного МВД.
Великобритания. Район Дувра
«Меловые скалы Дувра, меловые скалы Дувра» – Бруно уже насмотрелся на эти некогда вожделенные для вермахта скалы и на исторические поля Гастингса до полного отвращения. И с каждым днем они нравились ему все меньше и меньше. Еще ему надоело местное население, половина которого откровенно ненавидела немцев, а другая половина была к ним абсолютно равнодушна, пожалуй, кроме военного командования. Но последнее явно приготовило для частей вермахта в Британии роль пушечного мяса на случай вторжения русских. Поэтому ездил майор Винцер, командир «ягдпанцерабтейлунг»[34] 246-й пехотной дивизии, вместе с остальными офицерами в сопровождении надменных английских офицеров и солдат, то ли сопровождающих, то ли конвоя, рекогносцируя возможные оборонительные позиции.
К тому же англичане собрали все эвакуировавшиеся части в одном большом лагере. И теперь французские, бельгийские и польские солдаты по вечерам занимались «русской народной забавой», кулаками пытаясь доказать свою неизмеримую «любовь» к немцам. Бруно признавал, что их претензии были весьма справедливы, но ему уже надоело разбираться с драчунами и вызволять своих с гауптвахты. Почему-то английская военная полиция всегда считала виновными немцев, даже не пытаясь разобраться, кто первым начал ссору. От большой драки спасало только то, что немцев было больше.
Да и в офицерском пабе офицеры других наций старательно избегали общения с немцами. Вот и сейчас, как только Бруно Винцер и его друг Эггерд фон Фосс вошли в зал, из-за стола поднялись и вышли вон несколько человек: то ли чехи, то ли поляки. Лишь французы, сидевшие в дальнем углу, продолжали не торопясь потягивать из больших бокалов местный сидр, похоже, пытаясь заменить им отсутствующие здесь любимые маленькие рюмочки крепчайшего абсента, и с вызовом поглядывали на двух немцев. Однако Винцер с другом осторожно разместились в самом дальнем уголке паба и, заказав по пинте «Гиннеса», тихонько сидели, словно стараясь стать невидимыми. Через некоторое время французы о них забыли, продолжив свои разговоры. Тут в паб так же тихо и осторожно вошел еще один француз и, стараясь остаться незамеченным, прошел прямо к Винцеру и Эггерду. Он уже сел, когда кто-то из французов его все же заметил. По знаку этого француза все, сидевшие за столиком, посмотрели в сторону столика немцев, помолчали, а затем загомонили еще громче.
– Меня зовут Жюль, – представился французский лейтенант на неплохом немецком Винцеру и поздоровался с Эггердом. Заказав подскочившему халдею кружку сидра, он внимательно осмотрелся и, сделав первый глоток, продолжал:
– Ну что, господа, вы хотите покинуть этот гостеприимный остров?
– Однако! Не слишком ли вы открыто высказываетесь? – ответил Винцер.
– А чего опасаться? Те, за столиком, сейчас слишком заняты осуждением предательской сущности эльзас-лотарингцев, хозяин за стойкой и слуга обсуждают свои дела. Тем более, если вы согласитесь, через четверть часа нас уже здесь не будет, – сказал, усмехаясь, Жюль.
– Конечно, мы хотим покинуть остров и вернуться туда, откуда уехали не по своей воле. И что же, вы можете нам помочь? – спросил Винцер.
– Да. Вам повезло, что Эггерд оказался хорошим приятелем моего старого знакомого и что я его узнал при прошлой встрече. В тяжелые двадцатые чем я только не занимался, а происхождение – я эльзасец, к вашему сведению, сильно мне мешало. Пришлось войти в одну компанию, которая контрабандно провозила кое-какие товары из Альбиона к нам и обратно. Очутившись здесь, я не стал докладывать о своих полезных знакомствах начальству и недавно возобновил их. За смешную сумму в сто фунтов нас готовы отвезти к берегам Франции сегодня же ночью. У вас, я так понимаю, эти деньги есть. Но ребята поставили еще одно условие.
– Какое? – недовольно спросил Винцер.
– Карточки. Они у вас с собой? Оставьте их здесь и отдайте вместе с деньгами. Там они вам не понадобятся. Впрочем, как и фунты. С валютой там строго, я уже узнавал. Поэтому можете осчастливить наших друзей, подкинув им на молочишко, – ответил француз.
– Мы согласны. И деньги, и карточки у нас с собой. Удачно, что мы их прихватили, как и все необходимые вещи. У нас здесь неподалеку машина, можем ехать прямо сейчас, – сказал Бруно.
– Нет, вашу машину оставим здесь. Моя сейчас подъедет, на ней и уедем, – ответил Жюль.
Практически сразу за окном раздался гудок.
– Вот и машина. Берите вещи, идем, – распорядился он.
Выйдя из паба, немцы увидели старенький полугрузовичок, стоящий рядом с их штабным «Кюбельвагеном». Забрав вещи, они загрузились в кузов и после получаса изнурительной дороги, уже в темноте, высадились в глухом кустарнике недалеко от моря. В полной темноте, спотыкаясь и сдерживая ругательства, они спустились по извилистой тропинке к бухте и стоящему у берега баркасу. Отдав проводнику деньги и карточки, все трое по мелкой воде добрались до баркаса, загрузились, и, подняв якорь, баркас отправился в море.
Великобритания. Даунинг-стрит
Разъяренный и погруженный в свои мысли Черчилль шел, как атакующий носорог, ничего не замечая вокруг. Все рухнуло. Распад коалиции, который ему удалось отсрочить на год, фактически свершился. Лейбористы объявили о выходе из коалиционного правительства. Да, основная цель, ради которой это правительство было создано, вроде бы была достигнута: Германия повержена, Италия подписала мир, Япония отстранила от власти милитаристов. Но все это было достигнуто Советами и использовано ими для беспрецедентного расширения зоны своего влияния. Теперь они фактически владеют половиной мира, а наличие у них супербомбы не позволяет надеяться на военное решение проблемы. Сейчас, как никогда, необходима координация всех усилий нации для выживания империи, для ослабления влияния русских внутри ИХ зоны. И он надеялся, что сумел довести свои соображения до всех членов коалиции. Но эти… Придется, пожалуй, подать в отставку. Тут Черчилль остановился, обнаружив, что стоит перед входом в здание резиденции премьер-министра.
В тот же день посол СССР в Великобритании Майский составлял донесение в Москву, описывая сложившуюся в Англии ситуацию:
«Собравшаяся в Блэкпуле конференция Лейбористской партии приняла решение о выходе из коалиции. По полученным посольством отчетам, большую роль в принятии этого решения сыграли Моррисон, Синклер и Эрнест Браун. Бевин пытался бороться за сохранение коалиции до последнего, но большинство членов конференции его не поддержали. Эттли, по некоторым сведениям, колебался, но в конце концов принял сторону большинства. В целом ситуация напоминает переданное мне описание ситуации сорок пятого года и Потсдамской конференции. В стране назревает недовольство линией, направленной на конфронтацию с нами, проталкиваемой Черчиллем. Большинство населения довольно прекращением войны и устранением угрозы фашизма, достигнутыми с нашей помощью. Конечно, большинство правящего класса не удовлетворены сложившейся ситуацией в Европе, но они не надеются на успех прямой конфронтации при сложившемся соотношении сил. К тому же многочисленные внутренние проблемы империи, по мнению многих политиков, требуют урегулирования советско-английских отношений с тем, чтобы переключить ресурсы на решение внутренних проблем. Имеются также многочисленные сведения, что значительная часть политической элиты считает непрочной образованную нами ОВД и предрекает постепенный ее распад из-за трудностей функционирования столь громоздкого образования, состоящего из многочисленных государств, имеющих самые разнообразные интересы.
Учитывая полученные инструкции и стремясь избежать возможной компрометации нашей политики, посольство не предпринимало никаких действий для изменения политической ситуации в нашу пользу. Считаю, что необходимо продолжать действовать в том же направлении, так как ситуация сама складывается благоприятно для нас».
Диктуя стенографистке текст донесения, Майский медленно расхаживал по кабинету, иногда бросая взгляд на настенные часы. Закончив диктовку и отправив стенографистку с готовым посланием в шифровальную, он вызвал секретаря и спросил:
– Как Иванов? Прибыл?
– Да, все в порядке. Дожидается вашего вызова, – ответил секретарь.
– Вызывайте.
Через пару минут в кабинет посла вошел третий секретарь. Одетый прилично, но неброско, он напоминал типичного англичанина. Причем, несмотря на вполне респектабельный вид, третий секретарь имел такую неброскую внешность, что уже через пару мгновений никто не смог бы точно описать ее. Понятно, что такая особенность была одним из слагаемых назначения его на должность – третий секретарь традиционно являлся резидентом внешней разведки в стране пребывания.
– И чем порадуете? – спросил Майский.
– Мы имеем тексты двух писем Черчилля к Эттли и план проведения избирательной кампании лейбористов. Сведения подтверждают, что главой правительства в случае победы будет все же Эттли. В целом ситуация полностью соответствует описанной Москвой, – доложил Иванов.
– Великолепно. То есть к началу заседания организационной конференции ООН в Стокгольме ситуация будет такой, как предсказывает Москва, – заметил Майский.
– С большой долей вероятности – да. Вряд ли различия будут большими. Может быть, персональный состав правительства будет немного другим, – ответил Иванов.
На следующий день газеты сообщили сенсационные известия об отставке премьер-министра Черчилля, о поручении короля создать переходное правительство ему же, о назначении всеобщих парламентских выборов на 5 июля. Ирония судьбы или упругость времени, но даты полностью совпадали с теми, что были в прошлой реальности 45-го года. Да и расклад политических сил был почти тем же. Поэтому, встречая прибывшую на организационную конференцию ООН в Стокгольме английскую делегацию во главе с премьер-министром Черчиллем, глава советской делегации, председатель Совета Министров СССР товарищ Маленков загадочно и иронически улыбался. Заметившие эту улыбку журналисты долго и бесплодно гадали о ее причинах, высасывая из пальца огромные «аналитические» статьи.
Глава 2. Значит, с ними нам вести незримый бой…
(1941–1942 гг.)
Голландия. Граница Королевства Нидерландов и ГДР. Недалеко от города Венло
Несмотря на все пережитые Европой и миром события, Голландия вновь выглядела той же спокойной, довольной жизнью страной, что и в предвоенное время. Единственным серьезным изменением стало ужесточение пограничного контроля. Но даже это не мешало оживлению приграничной жизни и торговли. Многочисленные посредники, легальные и контрабандные торговцы и спекулянты делали свой гешефт, пользуясь относительно либеральным режимом пересечения границы, установленным немцами. Туда и обратно шныряли многочисленные группы заинтересованных туристов и рядящихся под них шпионов. Но сегодня, в воскресенье, торговцев не было, да и туристов было немного, отчего на контрольно-пропускных пунктах границы царила тишина. Впрочем, если вдуматься, тревожная, так как тишина на границе обычно заканчивается каким-нибудь шумным инцидентом.
Попивая кофе, Ричард Блейк и Сэм Браун спокойно и умиротворенно разглядывали утренний пейзаж и расположенный неподалеку, напротив их столика, шлагбаум пограничного КПП с нарядом голландских пограничников. С противоположной стороны виден был такой же наряд пограничников ГДР. На него и Ричард, резидент МИ5, и Сэм, резидент УСС, старались не глядеть, но напряжение давало о себе знать, поэтому время от времени то один, то другой бросали быстрые и, как им казалось, неприметные взгляды в ту сторону. Их волнение было вполне понятно: давнему агенту МИ5 среди немцев удалось встретиться с одной из самых разыскиваемых фигур в современной Европе – инженером фон Брауном. Оба резидента знали, что фон Браун был одним из важнейших людей в разработке нового супероружия немцев. Причем оба догадывались какого, так как получали ориентировки по этому оружию, называвшемуся дальнобойной ракетой. Но оба держали свои догадки при себе. В разведке нельзя показывать всем, что ты слишком умный. На могилах многих разведчиков вполне можно написать следующую эпитафию: «Он слишком много знал. И не смог удержаться, чтобы не рассказать о своем знании». Или даже проще: «Молчание – золото».
Поэтому и сидели оба резидента, попивали с внешне невозмутимым видом прекрасный натуральный кофе и осматривали пейзаж, заодно уточняя обстановку и расположение своих агентов, готовых прийти на помощь. Учитывая важность дела и требование фон Брауна вывезти его в САСШ, на Англию он не соглашался категорически, к делу привлекли лучших агентов. Конечно, УСС не могла похвастаться таким же уровнем подготовки, как англичане, поэтому Блейк сразу определил их группу. Четверо якобы английских туристов, но ведут себя слишком развязно. И вообще, для туристов одеты бедновато, сейчас только очень обеспеченные англичане могут позволить себе съездить посмотреть Европу.
Додумать Ричард не успел. На дороге перед немецким КПП показалась известная по описаниям машина с агентом МИ5 и фон Брауном. Присмотревшись, Блейк заметил, что в «Опель Кадете» действительно сидят двое. Машина остановилась, из нее вышли два человека. Немецкие пограничники, подойдя к машине, проверяли паспорта, затем стали осматривать машину. Внезапно все переменилось. К наблюдающим за проверкой пассажирам подошли еще несколько пограничников, и, переговорив, повели их в здание пограничного пункта. Сэм тихо сказал, стараясь сдерживать прорывающееся в голосе волнение:
– Похоже, провал?
Блейк, который выглядел более невозмутимо, чем обычно, отрицательно покачал головой и добавил:
– Необязательно. Иногда они проводят полный обыск пассажиров и машины. Просто для профилактики и выявления контрабандистов.
Но тут на пороге домика появился офицер в форме, отличающейся от пограничной, и один из пассажиров, попытавшийся рвануться в сторону границы, был схвачен пограничниками. Все стало ясно, и Блейк с Сэмом вскочили одновременно с восьмеркой агентов, на бегу достающих из сумок и из-под плащей пистолеты-пулеметы «стэн». Заранее предупрежденные голландские пограничники как горох посыпались в отрытые недалеко от КПП окопчики. Немецкие с не меньшей скоростью рванули к окопам и небольшому бетонному дзоту около своего КПП. Раздались первые очереди из пистолетов-пулеметов, кто-то из немцев упал. Агенты уже перескочили границу и приближались к домику заставы, обстреливая скрывающихся немцев и окрестности короткими очередями, как вдруг с неба раздался незнакомый свистяще-воющий грохот и на бегущих обрушился ливень пулеметного огня. Мгновенно сориентировавшийся Ричард Блейк рухнул на землю и перекатом укрылся за «Опель Кадетом». Брауну повезло меньше: он поймал пулю в плечо и свалился недалеко от срезанных пулеметной очередью агентов МИ5. Двое уцелевших англичан и трое американцев еще пытались сопротивляться, когда на площадку недалеко от дороги приземлились два вертолета. Из каждого выскочили по нескольку солдат в немецкой и советской форме. Грамотно передвигаясь под огнем и подавляя ответными выстрелами сопротивление агентов, они окружили группу. Неторопливыми перебежками под прикрытием огня остальных солдат они начали сближаться с окруженными агентами.
Ричард, поняв, что все провалилось, резко вскочил и, нырнув в открытую дверцу автомобиля, который так и стоял с работающим на малом газу мотором, свалился на место водителя. Чуть приподняв голову и сориентировавшись, он резко дал газ и, сбив кинувшегося наперерез пограничника, рванул в объезд шлагбаума, прекрасно понимая, что сбить его простой машиной невозможно. Тут нужен был по крайней мере легкий танк. Вслед раздалось несколько выстрелов, заднее стекло разбилось и осыпало его осколками, но он уже мчался по голландской земле. Выскочив на шоссе, узкое и без кювета, он на полной скорости устремился прочь от границы, не обращая внимания на то, что осталось позади.
Русские и немецкие солдаты тем временем схватили двоих оставшихся в живых и даже не получивших ранений агентов. Солдаты и пограничники осматривались на поле боя, ища своих и чужих раненых и подбирая оружие. Обнаружив раненого Брауна, они подозвали вышедшего из домика офицера и начали его перевязывать. Офицер, бегло оглядев пришедшего в сознание Брауна, улыбнулся и сказал на неплохом английском со славянским акцентом:
– Рад видеть вас, мистер Браун. Надеюсь, вы не сильно пострадали?
Браун резко дернулся, выругался и потерял от боли в плече сознание.
Палестина. Хайфа
Высаживающиеся с немецкой быстроходной десантной баржи (БДБ) танки несли, к удивлению стороннего наблюдателя, советские красные звезды. Всмотревшись внимательнее, можно было бы узнать в них новейшие на 1953 год плавающие танки ПТ-76. Они высаживались на песчаный пляж неподалеку от города Хайфа и немедленно устремлялись вместе с плавающими автомобилями, набитыми морской пехотой, на позиции вокруг города. В это же время в городской гавани с нескольких больших судов медленно и неторопливо выгружались основные силы русско-немецкого «Ближневосточного корпуса». В его составе на берег высадилась и танковая рота старшего лейтенанта Ивана Котлярова. Всего в корпус входили две дивизии (советская механизированная и немецкая пехотная), батальон морской пехоты Черноморского флота и парашютно-десантный полк. Поддержку с воздуха осуществляли несколько эскадрилий бомбардировщиков Ту-4 и Ил-28 с аэродромов Кавказского военного округа. Турки с готовностью предоставили русским воздушные коридоры.
Высадка войск производилась под прикрытием орудий Средиземноморского отряда кораблей. Стоящие на рейде Хайфы эсминцы, а у берега – линкор и крейсер с советскими флагами внимательно следили за несколькими английскими эсминцами и транспортами. Эвакуировавшиеся из Палестины остатки английских войск неторопливо грузились на пару транспортов, готовясь к отплытию в Египет.
Англичане уходили, но посеянные ими «зубы дракона» уже дали свои всходы. В Акко, Хайфе, Иерусалиме и других городах прошли первые столкновения между еврейскими переселенцами и арабами. По данным советских наблюдателей, англичане оставляли «своим» арабам тяжелое вооружение, минометы, стрелковое оружие.
«Обеспокоенные возможным обострением обстановки Советское и Германское правительства после консультаций между товарищами Берией, Кагановичем, Тельманом и Лебером решили принять адекватные меры и отправить в Палестину совместные силы по поддержанию мира», – сообщал ТАСС.
В короткие сроки в ГДР и СССР были сформированы две легкие дивизии, механизированная и пехотная, которые сейчас и высаживались в Хайфе. Одновременно на аэродром у Иерусалима приземлились самолеты с воздушно-десантными частями СА[35], а со стороны Ливана выдвигались части французских Специальных сил Леванта.
Рота старшего лейтенанта Котлярова имела необычную для Советской Армии организацию, включая два танковых и два мотострелковых взвода, а кроме того, отделение минометов и автомобильно-хозяйственное отделение. Имея почти все необходимое в своем составе, она могла действовать вполне самостоятельно против почти любого противника на этом ТВД[36]. Высадившись в Хайфе, рота после отдыха и непродолжительной подготовки совершила марш к монастырю Латрун. Там она разместилась в старой британской крепости, создав крепкую оборону для контроля этого дорожного узла. По всем направлениям Котляров выслал усиленные дозоры с танками Т-54 и бронетранспортерами БТР-40. Отделение минометов оборудовало позиции внутри крепости. Несколько танков, разместившись в окопах, усиливали оборону на подступах к крепости. По всему периметру монастыря и на дорогах были развешаны листовки, извещавшие о введении комендантского часа и запрещении скоплений народа, за исключением территории базара. Постепенно в этот район прибывали все новые и новые колонны с переселенцами из Европы. Латрун служил перевалочной базой, где переселенцы отдыхали, распределялись по основным местам поселения и уезжали дальше. Возрастающее значение дорожного узла заставило командование корпуса усилить войска в его районе. К роте Котлярова добавились еще одна мотострелковая рота и батарея артиллерии. Так Котляров стал командовать отрядом, равным по силе батальону.
Новое государство постепенно обретало свои очертания. Евреи и арабы, несмотря на трения, на косые взгляды и изредка вспыхивавшие беспорядки, под контролем войск притирались друг к другу. В Иерусалиме на съезде представителей всех общин было выбрано переходное правительство. В его состав вошли представители и евреев, и арабов, а главой правительства неожиданно для всех стал Лазарь Каганович. Энергичный и предприимчивый государственный деятель, которого, говорят, ценил Иосиф Виссарионович, Каганович взялся за организацию государственного аппарата и налаживание хозяйственной жизни. Во многих местах возникали еврейские сельскохозяйственные коммуны – кибуцы. Арабы, не желающие жить в новом государстве, получали ссуду на переселение. Но таких было не очень много, большинство хотело остаться в родных местах. Кроме того, полученные от Германии и СССР кредиты и развернувшееся на них строительство новых домов, поселков и фабрик требовали много рабочих рук и позволяли неплохо заработать, не то что в соседних арабских странах.
Только ортодоксальные евреи не были вполне довольны новыми порядками, но на них почти никто не обращал внимания.
Более внимательно переходное правительство и командование корпуса следили за происходящим в соседних странах, где новоявленные «Лоуренсы Аравийские» тратили сотни и тысячи столь необходимых самим англичанам фунтов для подогрева недовольства. Огромное количество оставленного англичанами военного имущества перешло в руки Арабского легиона, египетской, ливанской и иракской армий. Но если в 1948 году нашей реальности слабо вооруженные еврейские войска воевали против сильнее вооруженных, но тоже полурегулярных арабских армий, то теперь арабы рисковали наткнуться на регулярные, имеющие боевой опыт и отлично вооруженные советско-германо-французские войска. Против них у арабских армий, не имевших реального боевого опыта, вооруженных устаревшим английским оружием, не было никаких шансов. Единственное, на что могли надеяться арабы, так это на то, что эти войска не будут стоять здесь вечно и что рано или поздно новое государство окажется один на один против них. Пока же понемногу велись «тайные» переговоры и сколачивались «прочные» союзы.
Новое государство, уже получившее название Федеративная Республика Израиль (Палестина), тем временем понемногу крепло. Переселение шести миллионов евреев не могло, конечно, закончиться в короткие сроки. Пароходы с переселенцами продолжали прибывать в Палестину уже после провозглашения государства.
После прибытия первых нескольких миллионов началось создание полиции и первых частей армии. Из состава советских войск в эту армию откомандировывались офицеры, солдаты и сержанты еврейской национальности. В Хайфе в торжественной обстановке открылось военно-морское училище, а в Яффе общевойсковое и авиационное. В училища принимались как арабы, так и евреи, которые после трех-пяти лет обучения становились офицерами Армии обороны Республики. Для вооружения армии на судах привезли немецкие танки и советское стрелковое оружие, самолеты Яковлева, Мессершмитта, Туполева и Юнкерса, пушки и гаубицы советского и немецкого производства. В течение года были сформированы две пехотные и танковая дивизии, артиллерийская бригада и полк спецназначения, три арабские бригады, два истребительных, истребительно-бомбардировочный и штурмовой авиаполки, зенитно-артиллерийская дивизия, два отряда торпедных и сторожевых катеров.
А в пустыне рыли каналы, высаживали деревья и строили все новые и новые поселения. Несколько уже построенных фабрик начали сборку первых автомобилей и сельскохозяйственных тракторов из деталей, поставляемых из СССР, Германии и Франции. Жизнь кипела…
США. Вашингтон
Чего у американцев не отнимешь – это умения сделать из любого события красочный спектакль, или, как они это называют, «шоу». Вот и инаугурация тридцать третьего президента САСШ превратилась в такой спектакль. По улицам Вашингтона и других городов проходили оркестры и оркестрики, возглавляемые красивыми девушками-тамбурмажорами в коротеньких юбочках, веселые группы костюмированных артистов и просто веселящихся горожан, на время пытающихся забыть о проблемах экономики, войне во Вьетнаме, тревожных новостях из других стран мира и повышении цен. Впрочем, новый президент обещал решить большинство этих проблем, и многие надеялись, что ему это удастся. Вообще-то новый президент победил на выборах в основном благодаря своей жесткой линии по отношению к странам Старого Света, входящим в ОВД. Везде, на плакатах и в газетах, по радио и в кинотеатрах, американцы видели и слышали сказанные им в Филадельфии на предвыборном митинге слова:
– Я буду биться здесь и сейчас, буду биться сегодня и везде, буду биться сам и с помощью граждан моей страны, но больше никогда и никому не уступлю ни клочка свободного мира!
Да, Джордж Маршалл, бывший генерал и новоиспеченный политик, начинал жестко, но это было вполне объяснимо. Экономика САСШ в годы после События работала в основном на внутренний рынок и на незначительные рынки латиноамериканских стран. Правда, удалось проникнуть на закрытые прежде рынки колоний Британской империи, но даже и это не компенсировало потерю европейских и множества азиатских потребителей. Тем более что и на, казалось бы, надежно защищенном от внешних влияний латиноамериканском пространстве и даже, страшно сказать, в британских колониях американские товары были вынуждены конкурировать с товарами стран ОВД. Объединенные в Совет Экономической Взаимопомощи экономики самых развитых стран Евразии, тем более при резко упавших военных расходах, заработали намного эффективнее. И пришлось американцам, независимо от желания, начать милитаризацию экономики. А для милитаризации нужен враг, который, конечно же, не заставил себя ждать. Боевые действия в Южном Вьетнаме, обострение обстановки в Бразилии, где обнаглевшие партизаны уже не просто отсиживались в джунглях, а атаковали небольшие гарнизоны, полностью захваченный красными Китай, отколовшаяся Аргентина… Вот и пришел к власти на волне патриотизма и уязвленной американской гордости бывший генерал, заявляющий, что сделает все для возвращения естественного мирового порядка, в котором только США должны править миром. Новый президент еще не заступил на пост, а результаты его избрания уже ощущались по всей стране в ужесточении контроля за передвижениями иностранцев, в активизации ФБР, начавшего аресты «подозреваемых в шпионаже в пользу коммунистических режимов», в атмосфере нагнетавшейся антикоммунистической пропаганды. Несколько дней назад в конгрессе выступил сенатор Чарлз Макнари. Он заявил, что правительство и многие учреждения США пронизаны сетью коммунистических шпионов, которые, используя либерализм и попустительство нынешнего правительства США, стремятся захватить власть в Америке, чтобы подчинить ее господству коммунистов. Он потребовал принятия специального комплекса законов для борьбы с этим явлением. Журналисты уже окрестили эту политику «макнаризмом». Причем большинство журналов и газет вполне ее одобряло.
Виталий Зарубин, третий секретарь советского посольства, смотрел на проходившее мимо красочное шествие, на этот раз впервые включающее не только празднично разряженные оркестры и делегации граждан, но и парадные коробки пехоты, танкистов, артиллеристов, авиаторов, моряков и морской пехоты. Вот в воздухе пронеслись несколько эскадрилий новейших самолетов. Из-за грохота авиационных моторов Виталий не сразу расслышал условную фразу. Наконец-то долгожданная встреча состоялась. Делясь мнениями о параде и новом президенте, Виталий и агент незаметно обменялись газетами.
Через несколько минут, когда агент уже растворился в праздничной толпе, мимо Зарубина проехал открытый лимузин со стоящим в нем новым президентом САСШ. Дождавшись, когда толпа начнет редеть, Виталий выбрался на соседнюю улицу, нашел свой автомобиль и поехал в посольство. Спустя пару часов в Москве принимали очередную радиограмму из американского посольства. После расшифровки на столе начальника ГРУ оказался полный список заводов, готовящихся выпускать новейшие танки М4, истребители и бомбардировщики с реактивными двигателями и многое другое, столь необходимое генералам и адмиралам, а также владельцам заводов и в принципе абсолютно ненужное простым гражданам. Судя по полученным данным, САСШ брали на вооружение опыт Третьего рейха…
Аргентина. Буэнос-Айрес
Полковник Хуан Доминго Перрон заинтригованно молчал, рассматривая неожиданного собеседника, подсевшего к его столику и представившегося Рамоном Меркадером из Испании. Ничуть не смущенный молчанием собеседника, Меркадер подозвал официанта, сделал заказ и, в ожидании заказанных блюд попивая аперитив, настойчиво пытался разговорить Перрона. Из вежливости Перрон отвечал, всем видом стараясь показать незваному гостю свое нерасположение. Однако гость, похоже, попался «толстокожий», плохо воспитанный и не обращал внимания на намеки, поэтому полковник уже собирался встать и откланяться. Он ожидал только куда-то запропастившегося официанта. Но тут освободился последний из соседних столиков, и Рамона словно подменили. Теперь вместо шутника и плейбоя перед Перроном сидел сосредоточенный деловой человек, явно желавший сказать что-то серьезное. Перрон напрягся, пытаясь просчитать ситуацию и решить, что делать дальше. Охраны с ним не было, водителя автомобиля он только что отпустил. Кому может быть интересен работник Министерства обороны? Англичане и американцы великолепно осведомлены о его взглядах и вряд ли станут посылать к нему своего человека. Немцы? Могли бы, но, судя по вестям из Европы, им сейчас не до Латинской Америки вообще. Неужели тайная полиция пронюхала что-то о создаваемой организации?
Рамон, пару секунд помолчав, начал с неожиданного для Перрона вопроса:
– Вы верите в то, что русские перенеслись к нам из будущего?
Удивленный Перрон ответил:
– Возможно. Но я небольшой поклонник Герберта Уэллса и Жюля Верна. Предпочитаю что-нибудь более реалистичное.
Меркадер, улыбнувшись, продолжил:
– Но это действительно так. И они действительно имеют сведения о том, что должно было произойти, но, увы, уже не случится вплоть до 1953 года. У меня была возможность получить от своих друзей из России некоторые сведения по будущему Аргентины и некоторых из ее жителей. Так вот, – Меркадер достал из лежащего рядом портфеля толстую кожаную папку, – здесь выдержки из документов, которые вас должны заинтересовать. Просмотрите, можете взять с собой, но прошу вас не распространять полученные сведения. И еще – это не провокация тайной полиции, не надо хвататься за пистолет. Я – сотрудник испанского консульства в Кордове, вот мои документы. Можете проверить через своих друзей в Министерстве внутренних дел. Если же позднее захотите связаться со мной – встреча через два дня в этом же кафе. А теперь разрешите откланяться. – С этими словами Меркадер встал и, не торопясь, удалился, оставив на столике несколько купюр, по сумме явно превышающих стоимость заказа.
Перрон, внимательно и напряженно глядя по сторонам, дождался официанта, рассчитался и, также стараясь двигаться неторопливо, покинул кафе. По дороге домой он ожидал всякого, в том числе неожиданного ареста или даже засады на квартире. Но, как ни странно, все было как обычно. Поцеловав Эвиту и переодевшись, Хуан под предлогом срочной работы заперся в кабинете и, достав папку, начал читать вложенные в нее фотокопии газет, распечатанные донесения и другие документы.
Через два часа он с трудом оторвался от содержимого папки и закурил очередную сигару. В кабинете плавало облачко от ранее выкуренных сигар, в голове неприятно звенело. Он всегда считал себя трезвым человеком, настоящим католиком и не верил ни в какую мистику. Но то, что он прочел… И главное – все точно ложилось на его затаенные мысли, которыми он не делился ни с кем из знакомых и сослуживцев.
А какие перспективы! Боже мой, это же готовая программа действий. И в одной из бумаг даже состав исполнителей указан. Остается только привести ее в действие. Оставалось непонятным только, на кого работает Меркадер. Русские или немцы? Хотя неважно. Интереснее другое – что он потребует за все это. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Такими сведениями просто так не разбрасываются, а тут ему их подарили. Почему? Если он вдруг сдаст Меркадера тайной полиции под любым предлогом, а документами воспользуется сам или вообще откажется разговаривать с этим шпионом, а себе оставит необходимые выписки… Стоп, стоп. А ведь ясно. Американцы усиленно тянут все государства под свою опеку в эту новую Организацию американских государств, якобы для защиты от коммунистического проникновения. А он, Хуан Доминго Перрон, считает, что его страна должна сама решать свою судьбу. То есть, как бы он ни поступил, неведомый наниматель Меркадера остается в выигрыше – он не сможет не действовать так, как ему подсказывают его совесть и Господь Бог. А этот путь неминуемо выводит его на ту дорогу, которая описана в папке. Но, мадре кон диос, ведь он и сам приходил к таким же мыслям!
Через два дня в кафе Меркадер и Перрон просидели около получаса, обсуждая что-то очень важное.
Через несколько месяцев газеты вышли со статьями об очередном военном перевороте в Аргентине. «Таймс» в посвященной этим событиям аналитической статье сообщала: «Президент Роберто Марселино Ортис до самой своей смерти, произошедшей в прошлом году, хотя и не принимал участия в управлении государством из-за состояния здоровья, пользовался поддержкой населения. Правящий от его имени вице-президент Рамон Кастильо, по нашим сведениям, несмотря на провозглашенную им политику нейтралитета, неоднократно публично восхищался политикой Бенито Муссолини и Франсиско Франко и поддерживал пронемецки настроенные силы в правящей коалиции. Став президентом, он пытался изменить политику, переориентировавшись на САСШ. Но в политических кругах последних это изменение было встречено с недоверием. Многие американские политики считали правительство Кастильо ненадежным, профашистским и способным пойти на переговоры с коммунистами по примеру Муссолини.
Однако приход к власти военной хунты полковника Перрона рассматривается ими как еще более худший вариант. Хунта сразу же объявила о широкой программе реформ в коммунистическом духе. Кроме того, в стране введены антидемократические меры в виде запрета на свободу слова, роспуска всех оппозиционных партий и создания вместо них двух проправительственных партий. Несогласные с режимом политические и профсоюзные деятели заключены в тюрьмы, отправлены в концентрационные лагеря или высланы из страны. Людей хватали прямо в домах, не давая им времени даже на сборы, и увозили в неизвестном направлении.
По указу хунты в государственных школах введено обязательное религиозное воспитание. Впрочем, эта мера рассматривается многими как тактический ход, который должен обеспечить хунте поддержку со стороны Католической церкви».
Ирак. Иордания. Египет
«Представитель английских деловых кругов», сэр Йен Флеминг спустился по трапу пассажирского самолета «Галифакс» на поле багдадского аэропорта, где его уже ждали представители иракского правительства. Поздоровавшись, они пригласили высокого гостя в лимузин, и кортеж из четырех автомобилей, пробираясь среди беспорядочного движения на забитых людьми и повозками улицах, направился к комплексу правительственных зданий. Там его уже ждали премьер-министр Нури аль-Саид, министр иностранных дел Садик Шаншал и военный министр маршал Абдель Карим Кассим. Переговоры шли недолго, стороны легко нашли общий язык, чему немало способствовало наличие общего врага. Созданное с помощью стран ОВД государство Израиль стояло поперек горла и иракцам, и англичанам. К тому же и те, и другие активно помогали арабским патриотам, создавая Сирийскую Автономную Республику в составе Французского Содружества. Англичане поставляли подпольщикам оружие, финансировали их тайные организации. Правительство Эттли, хотя и не так активно, как при Черчилле, но пыталось тайно мешать русским коммунистам, где только можно. Тем более что в обмен на открытие рынков империи для американских товаров САСШ «подкачали тонущий плот Британского правительства», дав кредит на сравнительно легких условиях и не требуя возврата поставленного по ленд-лизу.
Вот и договаривались эмиссар английской спецслужбы и правители Ирака о более тесной координации действий, о новых поставках оружия и присылке новых военных советников. Армия Ирака активно готовилась к решению «еврейского вопроса» вместе с союзниками, при поддержке Англии и САСШ. Единственное, что пока сдерживало арабов, это присутствие в Израиле советско-германских сухопутных войск. Но как стало известно английской разведке, по договоренности с ОВД эти войска должны покинуть Палестину в течение ближайшего года. На территории Израиля остается только пункт базирования Средиземноморского флота ОВД в Хайфе, но там будет лишь несколько тыловых подразделений, рота охраны, а также зенитные и береговые батареи. Вполне можно предположить, что при быстром, «молниеносном» разгроме Израиля ОВД не успеет вмешаться и будет вынуждено примириться с результатом войны.
После успешного окончания переговоров Флеминг попал на неофициальный прием к королю Ирака Фейсалу. Король был очень любезен и просил Йена передать пославшим его, что иракцы всегда будут добрыми друзьями англичан. «Еще бы, – подумал про себя Флеминг, улыбаясь и в ответ заверяя в наилучшем отношении Великобритании к Ираку, – ведь без английских штыков и особенно бомбардировщиков этой страны и на свете не было бы!»
После приема, ознакомившись с английской базой в Хаббании, осмотрев перебазированные туда в этом году новейшие четырехмоторные бомбардировщики «Флаинг Фортресс» Мк.2[37], поставленные из Америки, Й. Флеминг отправился на своем «Галифаксе» в Трансиорданию.
Прибытие в Трансиорданию совпало со знаменательным для страны днем, и вполне возможно, что осталось не замеченным враждебными наблюдателями на фоне торжеств и прилета множества других гостей. Трансиордания, бывшая Восточная Палестина, стала независимым Хашимитским Королевством Иордания. Наконец-то официально занявший трон Абдулла устроил пышные торжества по всей стране. В столице новоиспеченного королевства, Аммане, прошел военный парад. Сформированные год назад части Арабского легиона, наиболее боеспособные, по английской оценке, войска на Ближнем Востоке, в идеальном порядке прошли по центральным улицам столицы. Вслед за шедшими в пешем строю солдатами в традиционных бедуинских галабиях, возглавляемыми офицерами в форме английского покроя и со стеками, по улицам прогрохотали танки «Кромвелл» и «Черчилль», броневики «Даймлер» и «Грейхаунд», самоходки «Секстон», грузовики «Бедфорд» с пехотой и прицепленными легкими пушками-гаубицами или противотанковыми пушками. А в конце парада над улицами и площадями столицы пронеслись несколько десятков реактивных истребителей «Тандерболт»[38] и колонна более медленных винтовых «Спитфайров», «Москито» и «Вендженсов».
После торжеств король и его министр обороны генерал Хуссейн-бей (он же бывший полковник германского Генштаба Крибль) встретились с Йеном Флемингом. Неофициальный прием проходил в одном из флигелей королевского дворца, подальше от любопытных взглядов. И здесь переговоры прошли быстро и успешно. Как король, так и его министр полностью поддерживали стремление англичан уничтожить новое еврейское государство и вернуть Палестину под благословенное Аллахом управление арабов. Возникли, правда, небольшие споры по разделу пока еще не убитого медведя, но Флемингу удалось ловко отложить их обсуждение до завершения войны.
И вот уставший, но довольный Флеминг опять сел в кресло салона «Галифакса». Несколько часов полета, и вот уже конечная цель вояжа – Египет. Узкие улочки Каира, как всегда забитые непонятно куда спешащим народом, повозками, пробирающимися сквозь это столпотворение гудящими автомобилями на первый взгляд практически не отличались от недавно покинутых стран. Впрочем, и на второй тоже. «Восток… Традиционный и практически не меняющийся, да и не желающий меняться», – философски подумал Йен. Флеминга, как и в других странах, уже ждали. На этот раз он официально был приглашен в королевский дворец на большой прием, посвященный подписанию нового соглашения по совместному экономическому развитию Судана. Англо-египетский Судан, страна, держащая в своих руках истоки Нила, также входила в зону отдела, в котором работал Йен. Но сейчас положение в Судане или соседней Абиссинии интересовало его даже меньше, чем политическая ситуация на Луне, поскольку задачи, поставленные перед ним, были четки и недвусмысленны.
Несмотря на неблагоприятную обстановку в империи, Британия не могла себе позволить чьего-либо вторжения в зону ее экономических интересов. Нефть, нефть и еще раз нефть – вот что, перефразируя Монтекукули[39], необходимо для современной экономики. И англичане, осознав это, сразу после Первой мировой сделали все, чтобы создать на обломках Великой Порты зависимые от них государства, владеющие нефтью. Даже территория Мосула, которую первоначально планировалось отдать французской Сирии, после известий о наличии там нефти была передана Ираку. Но теперь, после создания русскими Государства Израиль и Сирийской Автономной Республики, в которых у власти оказались неугодные англичанам правительства, при активной русской пропаганде лучшей жизни в этих странах, контроль над этим районом может быть утерян. Вот и надо вернуть его, причем в наилучшей британской традиции, чужими руками.
«Ну что ж, – удовлетворенно подводил итоги Флеминг, сидя в кресле летящего над Средиземным морем «Галифакса» и потягивая виски из принесенного стюардом тяжелого стакана, – все прошло удачно. Египет, Ирак и Иордания практически готовы к войне, и, самое главное, они будут уверены, что сражаются за свои интересы. Осталось только подкинуть им еще вооружения и советников да дождаться полной эвакуации русско-германского экспедиционного корпуса. А французам будет не до Израиля, когда одновременно в нескольких гарнизонах вспыхнут тщательно подготовленные восстания «национально-освободительных арабских сил». Все будет только так и никак иначе. Если нет, то придется уходить в писатели, неудачи такого уровня ему не простят. Да уж, тогда надо будет переносить на бумагу выдумки этого говоруна из отдела «Зеро» Джеймса Эрла[40]», – мысленно посмеялся Йен Флеминг, сделав еще глоток «Уайт Хорс».
Польская Народная Республика. Ольштынское воеводство
Аковцы напали на рассвете. Утомленные тяжелой работой в поле, крепко спящие жители деревни были подняты взрывами двух ручных гранат и ответным стрекотом автоматов ППС активистов ПОРП. Проснувшиеся крестьяне, крестясь, вслушивались в резкие хлопки «маузеров», стрекот автоматов ППС и «стэн», редкие, громоподобные взрывы противотанковых и более частые, слабые взрывы осколочных гранат. В окна любопытные могли рассмотреть постепенно разгорающееся пламя пожара над фольварком. Да, похоже, приехавшим организовывать кооператив активистам не повезло, кто-то из недовольных введением коммунистических порядков явно навел на них аковский отряд, действовавший до того в соседнем районе.
В принципе особых сторонников Армии Крайовой среди переселенцев на «всходны кресы», как стали называть присоединенные к Польше территории бывшей Восточной Пруссии и вольного города Данцига, ныне города и порта Гданьск, не было. Нет, многие, конечно, ворчали, что русские могли бы вернуть и Белосток, и даже западные белорусские земли, но дальше этого почти никто не заходил. Положение изменилось после ареста Бур-Коморовского и выхода из правительства Миколайчика, недовольного принятым под давлением социалистического большинства решением правительства о создании сельскохозяйственных кооперативов. Но и тогда в деревне было сравнительно спокойно. Зато прибытие активистов и их стремление быстро и без особых уговоров заставить всех вступить в кооператив резко изменило обстановку.
Между тем бой понемногу затихал. Кажется, аковцы побеждали. «Стэны» и «маузеры» звучали все увереннее, и все реже слышался ответный стрекот ППС. Еще раз грохнула граната, и наступила тишина. Озаряемые пламенем пожара, черные на его фоне, силуэты аковцев, что-то тащивших из пылающего фольварка, мелькали туда и обратно, напоминая слетевшихся на свет стервятников.
Постепенно все затихло, и, еще раз перекрестившись напоследок, крестьяне отправлялись «на боковую». Аковцы уходили, не беспокоя деревню. Лишь пожар на месте фольварка все не затихал, но влажная весенняя земля и начавшийся мелкий дождик не давали ему разойтись по-настоящему. Да и не хотелось никому рисковать, выходя ночью в зону боя, мало ли какие сюрпризы могли оставить аковцы.
Тишина наступала, сменяя предыдущий шум. Казалось, ничего больше ее не потревожит. Но тут на дороге, ведущей к деревне, по которой уходили аковцы, снова что-то загрохотало. На этот раз перестрелка была более короткой, но и более громкой, так как в ней явно участвовали тяжелые пулеметы. Через несколько минут перестрелка затихла, а деревня опять проснулась, разбуженная шумом въезжающих военных машин. Два БТР в сопровождении польской пехоты расположились в центре деревни, а еще два и сопровождающий ее БТР с четырехствольной зенитной установкой подъехали к догорающим остаткам фольварка.
Встревоженные и растерянные крестьяне выглядывали в окно, наблюдая за солдатами. Оцепив деревню, солдаты пошли по домам. Согнав мужчин в центре деревни, командир батальона охраны страны потребовал выдачи лиц, сотрудничающих с контрреволюционерами. Иначе он пригрозил держать всех на улице до утра и весь следующий день.
Крестьяне долго отмалчивались, и, скорее всего, пришлось бы им стоять под дождем. Но их спасло прибытие начальника отдела госбезопасности района, который отчитал капитана за самоуправство и приказал распустить ни в чем не повинных людей. Все обрадованно устремились по домам, не заметив, как прибывшие с начальником оперативники ловко отделили и посадили в стоящий неподалеку фургон троих крестьян. Позднее выяснилось, что двое из них просто высказывались против создания кооператива, а вот третий как раз и был связан с аковцами. Быстрое же прибытие правительственных сил объяснялось просто: в группе активистов был радист, который успел передать сообщение о нападении.
Южный Вьетнам. База Да-Нанг
Рядовой первого класса 25-й пехотной дивизии Джексон Маккейн напряженно вглядывался в освещаемую прожектором полосу вырубленных джунглей вокруг ограждения из колючей проволоки. Чертовы джапы вместе с гуками[41] любили устраивать ночные нападения и обстрелы. Что бы ни утверждали политики там, в Вашингтоне, здесь, в Южном Вьетнаме, многие были отнюдь не в восторге ни от американцев, ни от поддерживаемого ими императорского правительства. Да и император Бао Дай и его чиновники были, пожалуй, еще теми сволочами. Такой бедности среди населения, таких откормленных чиновников, пожалуй, не найти ни в одной стране мира. А уж взяточничество было и вовсе вполне узаконенным явлением. Как слышал Джексон, любой вопрос можно было решить за десяток долларов – серебряных или золотых, бумажек чиновники не признавали. А с этим даже у американских рядовых была напряженка, впрочем, как и у всей страны. Страны, принимавшие в оплату доллары, остались только в Америке… Тут Джексону, бывшему клерку «Чейз Манхэттен Банк», завербовавшемуся в армию из-за потери места, стало не до отвлеченных размышлений. Что-то мелькнуло в густой траве внизу, на стыке секторов обзора с его вышки и соседней. «Черт возьми, на ней дежурил этот проклятый ниггер из цветного полка, недавно прибывшего на подкрепление, как же его зовут, Бункер Томсон, кажется? Спит ведь, наверняка спит. Черт, и какой идиот конструировал эти вышки, так все позакрывали, что и прожектор, и пулемет как следует не развернешь. Ага, не спит, дал-таки очередь по подозрительному шевелению в кустах. И… ах, баллшит, похоже, только этой очереди и не хватало гукам, чтобы прицелиться. Да, внушительно. Чем же они стреляли? Похоже на пушку, но как они ее через джунгли протащили и почему так ярко полыхнуло в точке выстрела? Разорвало, что ли? Черт, надо выключать прожектор, кажется, гуки решили все вышки обстрелять. Пожалуй, выключить прожектор и уносить ноги будет вернее всего».
Так начался обстрел и осада американской военной базы Дананг партизанами. Подтащив через джунгли несколько безоткатных орудий, батальонных 70-миллиметровых гаубиц и минометов, партизаны обстреляли периметр охраняемой зоны, а затем и часть аэродрома. Перерезав сухопутные дороги своими отрядами, они быстро создали довольно сильную оборону как на внешнем, так и на внутреннем фронтах, охватывающих Да-Нанг. Оборонявшие базу полк 5-й пехотной дивизии и 6-й полк цветных войск США, а также авиакрыло истребителей-бомбардировщиков «Уорхок» и транспортное авиакрыло попали в тяжелое положение, их явно не хватало для отпора партизанам. Кроме того, база служила главным пунктом снабжения американских войск во Вьетнаме, и ее осада затруднила снабжение войск в других частях Вьетнама.
Интересно, что партизаны имели хорошие сведения о положении в Да-Нанге, поскольку атаковали в момент, когда две базирующиеся на порт канонерки ушли на ремонт в Манилу на Филиппинах, а смена им ожидалась только через неделю. Успокоенное затишьем, командование флота не торопилось. Поэтому поддержка с моря подошла через несколько дней. Два эсминца типа флешдеккер, «Пол Джонс» и «Пэррот», обстреляли прибрежные районы действий партизан из 102-миллиметровых орудий, впрочем, без особого успеха. Взлететь с обстреливаемого партизанами аэродрома стало невозможно, и партизан бомбили легкие бомбардировщики Норт Америкен А-27 и истребители-бомбардировщики Брюстер «Буффало» с аэродрома Бьен-Хоа, близ Сайгона. Малокалиберные бомбы, которые несли эти самолеты, не могли нанести больших потерь укрывшимся в джунглях партизанам. Пришлось американцам перебрасывать на аэродром Бьен-Хоа с авиабазы Кларкфилд на Филиппинах все тридцать пять имевшихся там новых тяжелых бомбардировщиков Боинг Б-17. Тут и моряки наконец-то разобрались в обстановке и прислали целый отряд кораблей под командованием вице-адмирала У. Гласфорда из тяжелого крейсера «Хьюстон», двух легких крейсеров «Марлбхед» и «Бойз» в сопровождении шести эсминцев и канонерки «Чарлстон». Все эти силы и подтянутые два полка 25-й дивизии с трудом деблокировали Да-Нанг. Партизаны, умело скрываясь в джунглях, маневрируя небольшими группами, используя хорошо замаскированные пулеметные точки, сумели здорово потрепать американские войска. Осматривая один из захваченных опорных пунктов партизан, Маккейн и солдаты роты, в которой он служил, очень удивлялись умело замаскированным позициям, огромному количеству вырытых ячеек и окопов, соединенных разнообразными ходами сообщения, иногда даже подземными. Один подземный ход, по которому Маккейн с другом рискнули пролезть, тянулся, похоже, на милю, если не больше, и выводил прямо к огневым позициям, оборудованным для минометов, и большой пещере, в которой, похоже, хранили боеприпасы. Но все же под огнем корабельной артиллерии и под бомбами авиации партизаны отошли.
Джексону Маккейну повезло, он не получил даже ранения, хотя не раз участвовал в атаках на партизан, пробиваясь сквозь переплетенные кусты и лианы под обстрелом невидимых партизанских пулеметов и минометов. Вместо уничтоженной вместе с вышкой винтовки «Гаранд» он получил новый карабин М-1, уже прозванный солдатами «Беби Гарандом», легкий, всего два с половиной килограмма весом с пятнадцатизарядным магазином. Конечно, прицельная дальность была маловата, всего 300 ярдов, но для джунглей вполне хватало. Долго смеялись солдаты над инструкцией к карабину. В разделе «Разборка в полевых условиях» было записано: «Разборка в полевых условиях не рекомендуется», а в следующем разделе «Сборка в полевых условиях» – «Сборка производится в порядке, обратном разборке».
Хуже всего пришлось полку цветных войск. Их бросали в самые опасные места, часто без артиллерийской и авиационной поддержки, и к концу осады полк потерял почти половину своего состава. Как ни странно, полк продолжал сражаться, к удивлению Маккейна, всегда невысоко оценивавшего солдатские качества чернокожих.
По итогам боев в Объединенном комитете начальников штабов было принято решение отправить во Вьетнам дополнительно две пехотные дивизии, несколько артиллерийских и авиационных частей.
Глава 3. Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути
(1942–1944 гг.)
Великобритания. Аэродром «Фарнборо»
Над аэродромом стоял резкий и непривычный на слух рев, отличающийся от обычного шума авиационных двигателей. Флайт-лейтенант Боб Стэнфорд Так, ас, имевший на своем счету семнадцать сбитых «гуннов», внимательно смотрел на двухдвигательный самолет с необычным шасси с передней стойкой и двумя двигателями без винтов, напоминающими трубы большого диаметра. Присмотревшись, он увидел вырывающиеся из двигателей бледно-розовые языки пламени. Так, теперь понятно, это и есть тот самый реактивный двигатель, о котором ходило столько слухов. Да, по сравнению с изящными стреловидными машинами «советов», которые флайт-лейтенант видел над Лондоном, этот, напоминавший уменьшенный в размерах бомбардировщик, выглядел довольно-таки неуклюже.
Рев двигателей еще больше усилился, и стоявший в начале взлетно-посадочной полосы самолет устремился вперед, постепенно набирая скорость. Разбег занял меньше времени, чем на обычном винтовом истребителе, но самолет оторвался от земли лишь в самом конце полосы.
– Взлетел новый реактивный истребитель Г-41 «Тандерболт» фирмы «Глостер» с двумя двигателями Роллс-Ройс «Уэлленд», – объявил диктор. Продолжение его комментариев потонуло в реве пронесшегося практически над головой самолета.
– Скорость у земли до четырехсот семидесяти миль в час…[42] четыре пушки «Испано» Марк Два, бомбы или реактивные снаряды…
Боб одобрительно кивнул головой, но тут же нахмурился. Хорошее вооружение, но скорость явно маловата. Русские, если верить сведениям разведки, доводимым на брифингах, летали со скоростью до шестисот узлов. Да и маневренность истребителя с разнесенными двигателями наверняка должна была быть ниже, чем маневренность самолета обычной схемы. Он вспомнил тяжеловооруженные, но такие неуклюжие в сравнении со своими однодвигательными коллегами «Мессершмитты», скоростные, но все же уступающие в маневренности «Спитфайрам» «Москито» и, достав блокнот, записал свои мысли. Как бы то ни было, он вместе с несколькими десятками лучших летчиков отобран для освоения новой, самой современной техники Британии и должен сделать это наилучшим образом. Нависшая над его страной опасность сейчас еще больше усилилась, чем раньше. Новая, неведомо откуда свалившаяся Красная Россия уже захватила всю Европу и понемногу завоевывает Азию, зловещей опасностью нависая над всеми частями света и неся угрозу цивилизации. И они, англичане, находятся на передовом фронте борьбы с этой опасностью.
В это время, прервав мысли Боба, на взлетную полосу выехал новый реактивный истребитель. Короткий каплеобразный фюзеляж, закрепленный на крыле между двумя хвостовыми балками, заканчивался выходным отверстием одного реактивного двигателя, из которого вырывалась струя газов, заставляя пригибаться траву.
«Интересная и непривычная, но, кажется, рациональная конструкция. Мне нравится», – подумал Боб.
– Самолет «Вампир» ДХ-100 фирмы «Де Хэвилленд». Оснащен одним двигателем «Гоблин». Способен развить скорость в шестьсот тридцать миль в час[43], вооружен четырьмя пушками «Испано» Марк Два…
После полета самолета «Вампир» присутствующие на аэродроме летчики собрались в конференц-зале. Там их уже ждали представители Министерства авиации и Истребительного командования. После небольшой лекции, в которой опять несколько более подробно были озвучены характеристики и особенности каждого самолета, все летчики были разбиты на две группы, одна из которых должна была осваивать «Тандерболты», а вторая – «Вампиры». К радости Боба, его отправили осваивать понравившийся ему «Вампир».
Теоретический курс обучения длился полгода, после этого им устроили вывозные полеты на учебном «Вампире» Т.1. Первые полеты разочаровали Боба, реактивный двигатель оказался недостаточно мощным и надежным. Самолет плохо взлетал, довольно медленно разгонялся в воздухе и имел совершенно отвратительную по меркам винтовых истребителей маневренность. Но пока шло переучивание, промышленность тоже не стояла на месте, и первый самостоятельный полет Боб совершил на новом варианте «Вампира» с установленным более мощным двигателем. Этот самолет, как считали большинство авиационных специалистов, мог на равных сражаться с русскими истребителями.
Пятитонный самолет с максимальной скоростью 865 километров в час очень нравился Бобу, назвавшему свой личный истребитель «Дракула».
Как считал флайт-капитан, ему очень повезло, потому что самолеты «Тандерболт» было решено переклассифицировать в истребители-бомбардировщики.
СССР. Полигон Уралмашзавода
Работы по усовершенствованию Т-54, ненадолго прерванные Катаклизмом и войной, продолжались. Наконец-то на Уралмашзавод поступили стабилизаторы пушки, разработанные в КБ Погожева. Увы, первые же проверки показали, что полученные «изделия» совсем еще «сырые» и абсолютно не способны удержать пушку в нужном направлении. Наоборот, при включенном стабилизаторе пушка вибрировала и ее казенник мотался по боевому отделению башни, заставляя танкистов уклоняться от него всеми возможными способами. Особенно доставалось заряжающему: в одном из пробегов он не успел отклониться и от удара казенника получил перелом кисти и сотрясение мозга. Кроме плохой работы, мучили постоянные утечки гидрожидкости из цилиндра. Сама жидкость отнюдь не добавляла благоухания к тяжелой атмосфере внутри танка, и так насыщенной парами топлива, масла и пороховой гарью. К тому же, как установили медики, ее пары со временем могли привести к потере сознания экипажем. Все попытки улучшить стабилизатор специально созданной бригадой заводских инженеров и рабочих результата не давали. Даже поспешно приехавшие представители от конструкторского бюро Погожева ничем помочь не смогли. А ведь по плану завод должен был уже построить полсотни усовершенствованных танков! Поэтому на завод приехала целая комиссия во главе с первым заместителем министра оборонной промышленности С. Н. Махониным, вместе с генералами А. М. Сычем и И. В. Котляровым в сопровождении представителей министерств, институтов и завода – изготовителя стабилизатора. Как всегда, приезд такой команды вызвал нервозность в работе, наказание невиновных, разносы непричастных и экстренные работы на пределе человеческих возможностей. Днем и вечером шли бесконечные совещания, заседания, рапорты, доклады и накачки. Комиссия работала на заводе целый месяц, пока наконец не были достигнуты приемлемые результаты.
Поэтому сегодня было решено провести испытания на полигоне в присутствии высоких гостей из Москвы. И теперь мощная боевая машина, «озонируя» воздух выхлопами топлива и пороховым дымом, утюжила полигон завода. Пройдя трассу, танк подъехал к стоявшей на въезде в полигон комиссии, и Иван Васильевич Котляров, решивший лично проверить состояние дел, с недовольным видом вылез из башни. Подойдя к остальным представителям, он снял шлем и, еще не совсем отойдя после грохота, заявил громким голосом:
– Не думаю, что такой результат нас устроит!
Услышав его, один из разработчиков стабилизатора – Александр Липкин решил наглядно показать его работоспособность. Подбежав к работающему на холостом ходу танку, он крикнул высунувшемуся из люка танкисту:
– Стабилизатор включен?!
Дождавшись утвердительного кивка, Липкин неожиданно подскочил и повис на стволе пушки. Ствол резко вернулся в прежнее положение, но радостный крик Липкина: «Ура! Есть момент стабилизации!» – слился с раздавшимся из танка душераздирающим воплем. Липкин поспешно отпустил пушку, а нырнувший внутрь танкист вытолкал в люк на глаза изумленной комиссии держащегося за голову заместителя главного конструктора завода – изготовителя стабилизатора Ф. Авдеева. Все обступили пострадавшего, кто-то побежал за медиками, а Махонин начал расспрашивать Авдеева. Выяснилось, что он, забравшись в танк, просунул голову между казенником пушки и башней, чтобы осмотреть цилиндр и убедиться в отсутствии течи. В это же время Липкин повис на стволе, и голова Авдеева оказалось зажатой.
Прибежавший врач осмотрел Авдеева и сказал, что все обошлось благополучно, внутренних повреждений нет. Видимо, усилие оказалось не слишком большим. И все невольно посмотрели на стоявшего рядом отнюдь не тучного Липкина.
Даже «помощь» комиссии и успешные испытания первого танка не радовали ни директора завода Окунева, ни главного конструктора Карцева. План выпуска Т-54А был фактически сорван, расчеты показывали, что завод успевает выпустить не более половины задания. Понятно, что такой результат грозил немалыми неприятностями, и надо было что-то делать. Попытка уговорить комиссию согласиться на корректировку плана и замену оставшейся части выпуском танков старого образца не удалась. Выход из положения нашел Карцев, посоветовавший директору позвонить прямо министру обороны Лаврентию Берии и объяснить ему все. Долго не решался директор на такой звонок, долго думали они с Карцевым, что и как сказать. Потом директор поднял трубку телефона ВЧ и связался с Москвой. Когда связь с Министерством обороны была установлена, директор начал разговор:
– Уважаемый Лаврентий Павлович! К вам обращается убитый горем директор Уралмашзавода Окунев…
Как ни странно, продолжительный разговор закончился вполне благополучно. Берия не только разрешил сдать в счет плана новых машин танки старого образца, но и предложил сразу начать разработку нового стабилизатора, двухплоскостного, вместо разработанного.
Уже выпущенные танки со стабилизатором были переданы в учебную часть, расположенную недалеко от завода. Там они очень широко использовались для переподготовки и обучения курсантов и резервистов, что позволяло выявить все недостатки конструкции.
Через год на том же полигоне те же лица, но уже без Липкина следили за испытательным пробегом танка Т-54Б. Поговаривали, что Погожев лично запретил Липкину выезжать на полигон, заметив:
– Испытания по вашей программе можете производить прямо в цехе.
США. Военно-морская база. Учебный авианосец «Рейнджер»
Министр ВМФ, начальник Бюро по аэронавтике и руководитель Департамента вооружений недавно созданного Министерства обороны США, а также их свита внимательно рассматривали стоящие на борту авианосца новые самолеты. Проводивший презентацию полковник Сэмуэль Дадли неторопливо рассказывал о достоинствах машин:
– …кроме того, используя свои винты, он может зависать в воздухе. Наши эксперты полагают, что такие необычные маневры, я бы даже сказал, сверхманевренность этого истребителя в сочетании с развиваемой им высокой скоростью станут неожиданностью для противника. Реактивные истребители обладают, как известно, невысокой по сравнению с винтовыми маневренностью и дальностью полета, сильно уступая данному образцу. Именно поэтому предлагается принять на вооружение этот самолет фирмы Чанс Воут.
– А вы уверены в высоких качествах именно этой модели? – спросил у Дадли начальник Бюро аэронавтики с нескрываемым скепсисом.
Пока Дадли снова описывал преимущества самолета, двое моряков с крылышками на левой стороне груди, означающими принадлежность к морской авиации, стоящие в свите, посмотрели друг на друга, и один из них, со знаками различия полковника, негромко иронично прокомментировал:
– Если этот «блинчик» взлетит, то я выиграю у генерала Реджинальда целых двадцать баксов.
– Хе, считай, что они уже у тебя в кармане, – ответил второй, в звании майора. – Я лично видел его полеты во время испытаний. А таких неверующих генералов и адмиралов наберется вагон и маленькая тележка. Жаль, что невозможно поспорить со всеми сразу. Мы бы тотчас разбогатели.
В это время полковник Дадли перешел к следующей машине, выглядевшей вполне нормально для истребителя, если не считать шасси с передним колесом и отверстия в хвостовой части фюзеляжа:
– Истребитель Райенн ИксФР-1 «Файербол» с комбинированной силовой установкой из поршневого и реактивного двигателя. На крейсерском режиме работает только поршневой двигатель, в бою возможно использование двух двигателей…
На этот раз оба собеседника смотрели на самолет без интереса, но вполне доброжелательно. Внимательно слушавшие полковника высокие чины были настроены тоже сравнительно благожелательно. Лишь один полковник ВВС, внимательно осмотрев машину вблизи, спросил у Дадли:
– Нельзя ли повысить максимальную скорость самолета? И насколько удобна эксплуатация такой силовой установки?
– На эти вопросы нам может ответить руководитель проекта Бен Салмон. Прошу вас, Бен.
– Господа, наша компания имеет опыт создания учебных самолетов, одним из основных требований к которым является именно простота обслуживания. Поэтому мы уделили максимальное внимание этим вопросам. Для осмотра поршневого двигателя необходимо открыть всего лишь четыре замка и поднять вверх створки капота. – Представитель фирмы старался произвести на слушателей самое благоприятное впечатление. – Турбореактивный двигатель менять немного сложнее, но его полная замена занимает не более четырех часов. При этом никаких дополнительных регулировок не требуется. Увеличение же скорости планируется достичь применением на новой модификации самолета более мощного турбореактивного двигателя с увеличенной тягой и разрабатываемого фирмой «Аллисон» турбовинтового двигателя. По нашим расчетам, скорость новой модификации превысит восемьсот километров, одновременно увеличится и дальность полета. Работы по модернизации идут полным ходом и сдерживаются только недоведенностью турбовинтового двигателя. По плану первый полет второй модификации самолета должен состояться через восемь месяцев.
– Неплохо, неплохо, – заметил морской министр Нокс и о чем-то попросил начальника Бюро аэронавтики.
Тот, в свою очередь, сказал что-то одному из клерков, который поспешно записал указание в блокнот.
– Итак, господа, прошу всех проследовать на мостик. Сейчас авианосец даст ход, и мы сможем увидеть представленные вам модели в полете.
Наибольшее впечатление на всех присутствующих произвели, конечно, полеты истребителя Чанс-Воут «Скиммер» с его необычными маневрами и зависанием почти над палубой авианосца. Но и представитель Райана уезжал вполне довольный жизнью. Департамент вооружений заказал целых шестьсот машин для флота и армии.
Интерлюдия
Все смешалось в мире хуже, чем в доме Облонских. Война, разгоревшаяся было на просторах Евразии, затухала. Правда, отдельные очаги еще догорали, например, в Югославии и Китае, но основные игроки уже вышли из игры. Война, которую в СССР уже называли Великой Освободительной, закончилась полной победой коммунистов. САСШ, которые уже начинали подсчитывать грядущие барыши, внезапно оказались у разбитого корыта. Их корпорации не успели развернуть производство, не успели захватить рынки Европы, не успели даже окончательно преодолеть последствия Великой депрессии. Объявленное эмбарго продержалось не слишком долго. Англичане вышли из него под нажимом русских, а в самих США росли силы, протестующие против этой меры. Противники эмбарго включали самые разные силы, от изоляционистов до Адептус Коммунизмус и части бизнесменов, заинтересованных в торговле с европейскими странами. Не успев ни развернуть свою экономику, ни подготовить свою армию, США оказались практически в одиночестве против объединенного под контролем Советского Союза Старого Света.
Большинство европейских стран, в которых расположились советские войска, одна за другой выбирали новые правительства, в которых преобладающее влияние имели коммунисты и социалисты. К удивлению всего мира, русские практически не вмешивались в этот процесс. Но одно присутствие их войск, наглядные примеры их могущества и без этого приводили к победе прорусских сил на выборах.
Великобритания, как всегда идущая своим путем, тоже стояла на пороге огромных перемен. В колониях и доминионах нарастало недовольство, Британская империя с трудом держалась, подточенная предыдущим перенапряжением сил в борьбе с нацистско-фашистской опасностью. Черчилль пытался сохранить правительственную коалицию, созданную для войны, но она уже трещала по швам. Русские, способные в любой момент не просто захватить, а уничтожить метрополию, зримой опасностью нависали по ту сторону канала. Ни флот, ни авиация не могли в сложившейся ситуации гарантировать безопасность страны. А тут еще экономика, стремительно скатывающаяся в послевоенную депрессию, пощечины престижу из-за эвакуации войск из Греции, Ближнего Востока и других регионов, продолжение кампании «Сатьяграха»[44] в Индии. Внутренние и внешние проблемы империи нарастали комом, требуя немедленного решения.
В Австрии победившие социалисты объявили о создании социалистической республики. И практически сразу после этого в Вене собрались главы правительств и министры иностранных дел большинства стран Европы, а также Японской империи, СССР и вновь образованного коммунистического правительства Китая. В качестве гостей прибыли делегации США и Британской империи. В течение недели в Шенбруннском дворце проходили заседания комиссий и комитетов, закончившиеся грандиозным всеобщим заседанием всех делегаций. На этом совещании глав правительств Евро-Азиатского региона были созданы две организации – ООН, или Организация Объединенных Наций, которая должна была стать преемницей Лиги Наций, и Оборонительный объединенный Евро-Азиатский союз, или Организация Венского договора (ОВД). Для участия в ООН приглашались все страны мира, а вот союз был чисто военной организацией стран Европы и Азии, «объединившихся для защиты мира в зоне ответственности договора».
Штаб-квартиру ООН предложено было разместить в Женеве, в нейтральной Швейцарии. Там же планировалось собрать следующее заседание делегаций стран-участниц и желающих присоединиться к организации, которое должно было принять разработанный устав ООН.
ОВД, вновь созданный военный блок, который английские и американские газеты сразу обозвали «советским военным монстром», должен был иметь объединенные политический комитет, военное командование и вооруженные силы. Все входящие в него страны обязаны были передать в объединенные вооруженные силы большую часть наземных, морских и авиационных группировок, за исключением частей внутренних войск. Малые страны, входящие в союз, могли оставить себе только внутренние войска, а свой вклад в оборону вносить денежными взносами. За оборону таких стран от внешней агрессии отвечали объединенные вооруженные силы ОВД. Планировалось со временем унифицировать вооружение, организацию и обучение всех вооруженных сил, входящих в договор. Все страны, входящие в союз, декларировали, что будут строить демократическое, основанное на подлинном участии народа в управлении государством и невмешательстве во внутренние дела друг друга и третьих стран, справедливое и миролюбивое общество.
В ОВД вошли Австрийская Социалистическая Республика, Социалистическая Народная Республика Албания, Бельгийское королевство, Болгарская Народная Республика, Венгерская Народная Республика, Германская Демократическая Республика, Датское королевство, Итальянское королевство, Китайская Народная Республика, Люксембургское герцогство, Монгольская Народная Республика, Польская Народная Республика, Румынская Народная Республика, Союз Советских Социалистических Республик, Французская Демократическая Республика, Демократическая Республика Финляндия, Чешская Народная Республика.
Японская империя еще раздумывала, пока ведя переговоры о заключении с СССР мирного договора.
СССР. Кубинка
На бетонной площадке аэродрома выстроились в ряд летательные аппараты самых разнообразных видов и размеров, начиная от огромного, четырехдвигательного восьмивинтового Ту-20, а также стоявшего рядом с ним не менее гигантского мясищевского М-4 и заканчивая стовшим на автомобильном прицепе маленьким вертолетом Ка-15. Вдоль рядов медленно, осматривая каждый из них, иногда задерживаясь дольше, иногда быстро выслушав пояснения и переходя к следующему, шла небольшая группа людей. В центре ее шагал слегка располневший человек в форме маршала, с характерной приметой – пенсне на лице. Военный министр СССР маршал Василевский и председатель ГКО товарищ Берия знакомились с авиационным вооружением.
– Самолет Ла-25 – истребитель дальнего сопровождения бомбардировщиков и барражирующий истребитель-перехватчик. Запущен в производство, в настоящее время вооружен один полк. Глубокая модернизация опытного истребителя Ла-200Б… Сверхзвуковой истребитель МиГ-19. Заканчиваются войсковые испытания, по которым должно быть принято решение о начале серийного производства… Опытный палубный истребитель Як-50. Первый самолет должен поступить на испытания, в настоящее время проведено несколько пробежек.
– Скажите, товарищ Яковлев, – прервал монолог Лаврентий Павлович, – а шасси планируется оставить такого же типа?
– Да, товарищ Берия, точно такое же – так называемое велосипедное. Оно дает огромное преимущество в весе по сравнению с обычным. Таким образом наш морской истребитель-перехватчик будет самым легким, скоростным и маневренным из всех предлагаемых.
– Спасибо, товарищ Яковлев, характеристики я уже посмотрел. – Лаврентий Павлович обратился к ведущему группу генералу: – Какие еще морские истребители создаются, напомните нам, пожалуйста.
– Кроме истребителя Яковлева в настоящее время прорабатывается создание морского истребителя на базе самолета Ла-15 и предложение товарища Микояна о создании палубного субзвукового истребителя на базе модифицированного МиГ-19. Есть еще проект ОКБ под руководством товарища Сухого, но он не вышел из стадии предварительного проектирования.
– Товарищ Покрышкин, вы, как командир авиагруппы нашего единственного учебного авианосца, рассматривали предложенные проекты? Какой из этих самолетов кажется вам наиболее перспективным и почему?
– Товарищ маршал, я считаю, что наиболее полно требования к морскому истребителю удалось воплотить в своем проекте товарищу Микояну. Его самолет отличается большей дальностью полета и наличием двух двигателей, что повышает надежность. Оба эти требования наиболее важны для морского истребителя. А в будущем самые большие надежды я возлагаю на самолет товарища Сухого.
– Я вас понял, товарищ генерал-майор. А что скажет товарищ генерал-лейтенант Сталин?
– Пока я не в полной мере изучил специфику применения морской истребительной авиации, товарищ Берия. Хотя определенный резон в словах товарища Покрышкина есть. Американцы, как мне помнится, использовали и одномоторные, и двухмоторные истребители на своих авианосцах.
– Что же, товарищи, предлагаю дать всем заинтересованным лицам три дня на более глубокое изучение вопроса и назначить заседание Военно-технической комиссии. А теперь пойдемте дальше.
– Вертолет Як-24 вагонной схемы, в настоящее время один из самых крупных транспортных вертолетов. Испытания закончены, планируется начать серийный выпуск… Вертолет Ми-4. Первый опытный образец, испытания начнутся через два дня… Вертолет Ка-15М. Морской образец. Используется в настоящее время для разведки, корректировки и поиска подводных лодок. Недостатком является низкая грузоподъемность и небольшая дальность полета.
– Раз у него есть недостатки, то при разработке нового вертолета вы должны обязательно их учесть, не так ли, товарищ Камов?
– Учтем, товарищ Берия. Сейчас заканчиваем проектирование и через полгода сможем показать вам новый вертолет. По требованию товарищей моряков он будет нести и противолодочное оружие.
– Это хорошо, товарищ Камов, но вы учтите, что такие вертолеты будут нужны нам не только на военно-морском флоте, но и в мирной жизни.
– Учли, товарищ Берия, планируем создать на одной базе несколько моделей с разными вариантами применения.
– Ну что же, мы подождем готовности вашего проекта и посмотрим. Теперь наши гостеприимные хозяева покажут нам образцы вооружения, не так ли? Куда идти, товарищи офицеры?
Интерлюдия
Человек поправил настольную лампу и, устало откинувшись в кресле, снял блеснувшее в ее свете пенсне. Протирая его кусочком мягкой фланели, он продолжал раздумывать о прочитанном. Протерев и надев привычным жестом пенсне, он встал с кресла и несколько раз прошелся по периметру кабинета. Внезапно остановившись, он усмехнулся пришедшей в голову мысли: «Как Хозяин раньше, смотри-ка».
Подойдя к столу, он еще раз внимательно прочитал заголовок документа:
«Предложения по военно-технической политике и перспективам развития вооруженных сил и вооружений Союза Советских Социалистических Республик на период… (приписка от руки: «Возможно увеличение срока»).
…Некоторые ключевые критически важные для обороноспособности страны технологии и вооружения союзникам не передавать… (сбоку была сделана приписка ручкой: «Ни при каких обстоятельствах»).
Танковые войска будут составлять основу сухопутных группировок и должны иметь на вооружении три типа танков – легкий плавающий разведывательный ПТ-76, средний основной боевой танк Т-54Б и тяжелый танк качественного усиления ИС-10. Дальнейшее развитие их планируется путем модернизации и улучшения характеристик прицельного и связного оборудования. Возможна замена Т-54Б на разрабатываемый в настоящее время на Уралмашзаводе новый танк Т-55, имеющий девяностопроцентную преемственность конструкции с танком Т-54. Для танка ИС-10 предусмотрена модернизация путем установки более мощного орудия М62 того же калибра…
Артиллерия получит новую 122-миллиметровую буксируемую гаубицу Д-30 с круговым обстрелом в боевом положении, 152-миллиметровую пушку-гаубицу Д-20. Поскольку проект 180-миллиметрового орудия до сего времени не принят, предлагается оставить на вооружении немецкие дальнобойные 172-миллиметровые орудия…
Самоходная артиллерия в настоящее время имеет на вооружении фактически только самоходно-артиллерийские установки ИСУ-152М, СУ-100. Планируется замена установок ИСУ-152 новой 152-миллиметровой САУ с башней кругового вращения, создание аналогичной САУ с гаубицей калибра 122 мм. Такие орудия позволят оперативно сопровождать танковые и механизированные дивизии, решая задачи обычной полевой артиллерии в любых условиях боя и уменьшив длину маршевых колонн, а также время свертывания и развертывания батарей. Противотанковые установки СУ-100 планируется модернизировать и после выполнения заводских доработок использовать до полной выработки ресурса.
Самоходные установки непосредственной поддержки пехоты СУ-76М как абсолютно устаревшие с вооружения снять с продажей иностранным государствам. Для их замены продолжить выпуск легких самоходных установок СУ-85…
Продолжить работы по совершенствованию автомата АК с целью облегчения и улучшения технологических характеристик. Для замены устаревших станковых пулеметов разработать новый пулемет по образцу немецкого МГ-42 с возможной проработкой выпуска его на мощностях немецких предприятий.
Автоматический гранатомет, разрабатываемый по программе «Пламя», считать ротным оружием и ввести после разработки на вооружение для замены ротных пулеметов РП-46.
Закончить испытания реактивных систем залпового огня увеличенной дальности по программе «Коршун». Начать ОКР[45] по разработке реактивных снарядов с увеличенной дальностью и точностью стрельбы для систем БМ-14 и БМ-24.
Разработанный сверхзвуковой истребитель МиГ-19 выпускать малой серией для отработки технологии и методов применения против винтовой авиации и дозвуковых реактивных самолетов. По результатам исследований предусмотреть необходимый объем доработок самолета в целях повышения живучести и маневренности.
Штурмовик Ил-40 на вооружение не принимать ввиду дороговизны. Для перевооружения штурмовой авиации разработать сухопутный вариант палубного штурмовика Ту-24 («91 м»).
Обязать ОКБ[46] Яковлева закончить разработку морского истребителя Як-50 в течение месяца.
Стратегические бомбардировщики Ту-4 с вооружения снять, переоборудовав в транспортные самолеты по мере замены их бомбардировщиками Ту-16, Ту-20 и М-4. Самолеты Ту-20 и М-4 выпустить в количестве не более двадцати четырех машин каждого типа, в дальнейшем задачи, решаемые ими, переложить на ракетно-космические войска.
Реактивное вооружение ВВС дополнить комплексами управляемых реактивных снарядов «воздух – воздух» и «воздух – земля», предназначенными для поражения малоразмерных важных целей в воздушном бою и при бомбоштурмовых ударах.
Закончить отработку ОТР[47] Р-11 для сухопутных войск, Р-5М для ракетных войск. Для замены громоздких и чрезвычайно дорогостоящих ракет Р-7 начать перспективные разработки новых ракетных комплексов с повышенной боеготовностью и эффективностью. Разработку поручить КБ Королева и КБ[48] Янгеля.
Зенитно-ракетный комплекс С-25 перевести с опытной эксплуатации на войсковую, создать ЗРК[49] С-50 для защиты Ленинграда и подвижный комплекс С-75 для войск ПВО страны и сухопутных войск.
Для сухопутных войск по примеру немецкого комплекса «Ротткепхен» создать легкий подвижный и переносной комплексы противотанковых управляемых снарядов.
На флоте создать в рассматриваемом периоде не менее пяти ударных оперативных эскадр – по две на Атлантическом и Тихом океане, одну на Северном Ледовитом океане.
В составе каждой эскадры иметь один линкор (на Тихоокеанском ТВД – дополнительно по одному линейному крейсеру), один авианосец (по мере готовности), легкие крейсера и силы охранения. В целях укомплектования флотов получить с дооснащением советским оборудованием от Японии – два линкора проекта «Я» («Ямато» и «Мусаси»), один авианосец проекта «37 Я» («Дзуйкаку»), а после достройки – еще один авианосец проекта «41 Я» («Тайхо»); от Италии – два линкора проекта «И» («Рома» и «Имперо»); от Германии – один линкор проекта «Н» («Тирпиц»). Закончить разработку авианосцев проекта «85» с последующей постройкой пяти кораблей этого типа… Достроить серию из четырнадцати легких крейсеров проекта «68-бис» с последующей модернизацией и перевооружением реактивным оружием…
Завершить работы по проекту подводной лодки «627». Для отработки специальной силовой установки закончить работы на объекте «М» в Обнинске…
Завершить формирование 124-го минно-торпедного полка дальнего действия на Черноморском флоте, начать формирование двух полков такого типа на Тихоокеанском флоте и в Атлантической эскадре Балтийского флота.
Для вооружения дальних разведывательных и противолодочных полков авиации ВМФ начать поставки самолетов Ту-20 в вариантах оснащения Ту-20МП и МР.
В области реактивного оружия флота необходимо продолжить отработку комплексов управляемого оружия КСС и П-15 для вооружения капитальных кораблей флота, «Сопка» – для береговой обороны, начать разработку управляемых самолетов-снарядов для оснащения подводных лодок, а также катеров флота…
Таким образом, к концу рассматриваемого периода флот будет иметь шесть линкоров, один броненосец береговой обороны, два линейных крейсера, один учебный артиллерийский корабль, семь авианосцев, учебный авианосец, три подводные лодки с ядерными силовыми установками, двадцать один легкий крейсер…»
Повторно пробежав глазами написанное, человек взял ручку и размашисто расписался внизу листа: «Согласен с учетом замечаний. ЛП».
Германская Демократическая Республика. Аэродром «Лехфельд»
Несколько новых, только что вышедших с завода реактивных истребителей Ла-15 стояли перед площадкой опробования двигателей. Возле них располагались несколько бригад, выполнявших какие-то работы. На взлетно-посадочной полосе в готовности к старту стоял, оглашая окрестности ревом своего двигателя, еще один Ла-15 с уже нанесенными на него опознавательными знаками Люфтштрайткрэфте/Люфтфертайдигунг (ВВС и ПВО) ННА ГДР – равносторонним черно-красно-желтым ромбом с нарисованными в нем циркулем и штангенциркулем, окруженными венком из колосьев.
Стоявший у окна кабинета высокий, моложавый немец слегка поморщился и прикрыл створку, а затем, повернувшись к сидящему за столом собеседнику, продолжил разговор:
– Так вы считаете, герр Алексеефф, что разработки братьев Хортен очень перспективны?
– Думаю, что наиболее интересными из всего, что мы с вами рассмотрели, будут именно проекты истребителя-бомбардировщика типа «летающее крыло», – ответил на немецком, но с отчетливо различимым русским акцентом человек, сидящий за столом. Несмотря на свою «истинно арийскую» внешность, это был действительно один из талантливейших, хотя и недооцененных советских конструкторов, С. М. Алексеев. Работавший в войну заместителем Лавочкина, а после нее руководивший конструкторским бюро, в котором работали немецкие авиаконструкторы, он был направлен в ГДР для помощи в организации производства, в том числе истребителя Лавочкина, во вновь организованном Народном обществе самолетостроительных заводов.
– Что же, тогда опытно-конструкторское бюро займется проработкой данного проекта, который и мне представляется наиболее перспективным. Теперь давайте рассмотрим возможности переоборудования ваших Туполефф-4 в транспортные самолеты…
Через несколько недель в ОКБ города Фридрихсроде закипела усиленная работа. Переведенные в него инженеры из нескольких, ныне вошедших в единый комбинат авиационных фирм начали работу над проектом нового истребителя-бомбардировщика с индексом «Хо-9» с двумя двигателями БМВ-4 и бомбовой нагрузкой в две тонны. Самолет выглядел совершенно непохожим на все существующие, настоящим гостем из будущего. Бесхвостое летающее крыло с выступающим фонарем кабины, с расположенными над крылом воздухозаборниками и соплами двигателей очень напоминало появившийся позже и в другой реальности стратегический бомбардировщик «Спирит».
Через полгода на том же аэродроме комиссия военных и гражданских чинов осматривала полномасштабный макет самолета.
– Доктор Танк, вы считаете, что этот, я бы сказал, чрезвычайно необычный самолет и есть то, что может быстро выпустить наш авиаконцерн? – с недоверием в голосе спросил стоящего рядом высокого, моложавого гражданского полковник Густав Рёдель.
– Да, полковник. Именно так, потому что вся его конструкция разработана нами и использует уже готовые технологии. Вы, как начальник отдела истребительной авиации, сами хорошо знаете, с какими трудностями мы столкнулись при запуске в производство лицензионного истребителя Ла-15. Двигатель мы до сих пор выпускаем с применением некоторых русских деталей.
– Что же, раз вы так уверены, я буду голосовать за выпуск этих самолетов. А как наши русские коллеги?
– Они тоже заинтересовались. Возможно, нам удастся получить от них заказ.
– Хорошо, будем ориентироваться на эту модель. Но это все же истребитель-бомбардировщик, а не чистый истребитель. Как у вас дела с истребителями?
– На базе Ла-15 прорабатываем возможность создания более тяжелого всепогодного истребителя с радиолокационным прицелом. Но эти разработки только начались.
– Что же, если русские ничего нам не поставят, будем ориентироваться на ваш проект.
– Есть возможность получения самолетов от русских? – Профессор Танк был явно озабочен.
– Да, ведем переговоры по вооружению эскадр перехватчиков их тяжелым истребителем Ла-25. Пока результаты мне неизвестны, – ответил полковник.
Ему явно понравилась озабоченность профессора. Еще со времен юнкерского училища он недолюбливал этих гражданских снобов, годных лишь для насмешек. Пусть профессор понервничает, может быть, придумает что-нибудь.
– Интересно, а что это за аппарат. – Полковник обратил внимание на стоящий в стороне вертолет.
– Это мы создали свой вариант геликоптера. Отделение концерна «Фокке-Анхелис» предложило вариант с соосными винтами, наподобие русского «Камова», но несколько иной конструкции.
– Вы считаете, что эти… «летающие мельницы» имеют серьезные перспективы?
– Конечно, не как истребители, но для разведки, корректировки, связи – вполне.
– Понятно. Но все же, по моему мнению, сейчас нам важнее истребители.
Испания. Гибралтар
Прибывающие в гавань военные корабли, даже столь новые и мощные, как эти два авианосца, почти не привлекали внимания привычных ко всему гибралтарских обывателей. Но вот взлетевшие с них самолеты…
Да, это были не привычные бипланы «Гладиатор» или современные монопланы «Спитфайр». Это было нечто новенькое. С палубы новейшего, только недавно вошедшего в строй после модернизации авианосца «Арк Роял» в небо сорвались, ревя моторами, реактивные, странной конструкции с одним каплевидным фюзеляжем и двумя хвостами, истребители и винтовые, но отличающиеся необычным шумом моторов, истребители-бомбардировщики[50].
Стоящий в группе встречающих корреспондент газеты «Балтимор таймс» Ян Дудл опустил голову и бросил взгляд на подвижного, эмоционального соседа явно южноевропейской внешности – корреспондента испанской газеты «Вердад»[51] Тестиго Онесто[52]. Тот спешно щелкал своей портативной «Лейкой», пытаясь поймать в объектив стремительные, проносящиеся по небу самолеты. Наконец он оторвался от камеры.
– Ну, Онесто, вы убедились, что демократические страны способны защитить себя от большевистского тоталитаризма? Или до сих пор сомневаетесь в необходимости Атлантического союза?
– Да, самолеты потрясающие и, на мой взгляд, способны противостоять русским. Но одни самолеты ничего не решают. Даже с помощью Североамериканских Соединенных Штатов англичане вряд ли смогут противостоять большевикам, распоряжающимся ресурсами всей Европы и Китая.
– Насчет Китая вы поторопились. Чан Кайши со счетов сбрасывать рано. Да и моя страна не столь уж беззащитна, как вам в Европе кажется.
– Да? Это интересно. Я могу рассчитывать на эксклюзивное интервью для моей газеты по поводу военной политики САСШ?
– Согласен. Давайте завтра.
– Отлично, великолепно, замечательно. Моих читателей очень интересует положение в САСШ в связи с возможным заключением Атлантического союза. Давайте только сегодня. Сразу после того, как вы отправите материал? Как, мистер Дудл?
– Ну хорошо. Сегодня в двадцать часов «У Боба». О’кей?
– Олл райт. Согласен.
И оба вновь повернулись в сторону гавани, где «Арк Роял» становился на якорь.
Швеция. Линчепинг
Выведенный из ангара самолет отличался не только необычной схемой, но и первым в Европе катапультным креслом на истребителе собственного производства, а самое главное, двигателем. Если первый прототип истребителя взлетал с помощью лицензионной копии немецкого двигателя «Даймлер-Бенц» ДБ-603, то на этом варианте стоял реактивный английский «Де Хэвилленд Гоблин». Двухбалочный цельнометаллический моноплан с торчащими «карманами» воздухозаборников и уширенной задней частью фюзеляжа стоял на трехопорном шасси с носовым колесом. Суетящиеся вокруг него техники заканчивали подготовку к полету, когда к самолету подошел, неловко ступая из-за висящего сзади парашюта, шеф-пилот фирмы СААБ Клас Смит. Осмотрев самолет и традиционно облегчившись на колесо, он залез в кабину, пристегнулся с помощью техника к сиденью, мысленно произнося молитву, закрыл фонарь и запустил двигатель. Необычный свистящий грохот привлек внимание всех находящихся на аэродроме. Множество глаз напряженно следили за необычным самолетом и провожали его взглядом вплоть до отрыва от взлетно-посадочной полосы.
Еще через год в первой перевооружаемой флотилии ударной авиации Ф-6 появились поршневые штурмовики А-21 с подвесками под неуправляемые ракеты и бомбы, а несколькими месяцами позднее первые шведские реактивные истребители И-21Р взлетели с аэродрома «Баркарбю» под Стокгольмом…
САСШ. АФБ (авиабаза ВВС) Лэнгли
Плановые полеты первого истребительного авиакрыла, интересные обычно только самим летчикам и техникам, сегодня посетило множество журналистов. Еще бы, впервые военно-воздушные силы показывают новейшие реактивные истребители, причем не опытные, а серийные, да еще во время плановых полетов. Вот и суетятся фотографы, жужжат кинокамеры кинооператоров, суетливо наговаривают что-то в микрофон радиокомментаторы, поминутно обрушивая на нескольких замотанных офицеров пресс-службы горы вопросов, по большей части дурацких. Одновременно несколько корреспондентов строчили что-то в своих блокнотах, слушая пресс-коференцию и стараясь успеть еще рассмотреть детали подготовки к полетам, чтобы написать что-нибудь сенсационно-необычное. Ведь, как известно, если собака кусает человека – это не сенсация, сенсация – если, наоборот, человек укусит собаку.
И ожидаемая сенсация произошла. Да еще какая! Как положено – с кровью и взрывами. На одном из взлетавших тройкой Ф-80 внезапно отказал двигатель, и самолет, резко перейдя в пике, взорвался, не долетев до земли. Летчик спастись не успел.
Как выяснило позже расследование комиссии конгресса, причиной аварии было некачественное изготовление и небрежная приемка из-за спешки с поставкой серийных самолетов и двигателей…
Германия. Гейленкирхен. Кёльн
Советские авиаторы хозяйственно обживали уже знакомую им базу. На этом аэродроме дислоцировался передовой отряд 13-й гвардейской дальней бомбардировочной авиадивизии в составе эскадрильи тяжелых бомбардировщиков Ту-4 (которые планировалось заменить на Ту-16) и эскадрильи дальних истребителей сопровождения Ла-200Б под командой П. П. Логичева. Получив под командование эскадрилью, да еще и откомандированный за границу, Логичев был вполне доволен. Одно огорчало молодого майора – затянувшаяся холостая жизнь. Контакты с местным населением не поощрялись командованием, и особый отдел внимательно за этим приглядывал. Нет, поездки в город, как и посещение местных гасштетов и магазинов, не запрещались, но более близкое знакомство с иностранцами вполне могло стать причиной возвращения в Союз. Впрочем, свободного времени было немного, все съедало обустройство на новом месте, организационные хлопоты, полеты – в общем, суета, знакомая каждому командиру, стремительно пожирала день за днем. С другой стороны, каждый прошедший день приближал долгожданный отпуск. Вот тогда-то и отдохнем, а пока служба, служба и еще раз служба.
Из беседы с командиром 3-го гвардейского бомбардировочного авиакорпуса генералом Молодчим Логичев знал, что эскадрилью планируют развернуть и он – один из кандидатов на командиры полка, в который должна развернуться его эскадрилья после получения от промышленности новых самолетов. Так что у него был дополнительный стимул для интенсивной работы.
Но не все же время работать, надо иногда и отдыхать. Одним прекрасным весенним днем, взяв служебную машину, Логичев с начальником штаба эскадрильи Муравьевым и его женой отправился в давно намеченную поездку. Они хотели посетить город Кёльн, посмотреть на знаменитый собор, побродить по старым улочкам, в прошлой реальности стертым с лица земли англо-американскими бомбежками, попить пива в спокойной, умиротворяющей обстановке городской «бирштубе». Короче, молодой майор хотел отвлечься от прозы жизни, не подозревая, что жизнь готовит ему очередной сюрприз.
Пройдясь по улицам Кёльна, причем жена Муравьева постоянно затаскивала их во все встречающиеся магазинчики, осмотрев достопримечательности и сфотографировавшись на фоне собора, они изрядно устали и проголодались. Пройдя от центральной площади вниз по улице, Логичев с четой Муравьевых набрели на подвальчик, в котором размещалась бирштубе с названием «Бундесбройкеллер». Войдя в маленький, уютный зал, они уселись за столик, покрытый белой скатертью, и заказали по куску жареной курицы и по паре кружек пива. Пока курица готовилось, они не торопясь потягивали пиво, осматривая обстановку и посетителей. Как ни странно, немцы практически не реагировали ни на форму, ни на русскую речь. Видимо, уже привыкли. Кажется, рядом с Кёльном была развернута большая советская военная база.
Постепенно бирштубе заполнялась посетителями, и, когда в двери вошла молодая, симпатичная девушка, свободное место оставалось только за столиком Логичева. Подойдя к столику, немка спросила, свободно ли место. Получив на ужасном немецком Логичева ответ: «Фрай»[53], она заколебалась, но, оглядевшись, убедилась, что больше свободных мест нет, присела. Заказав кельнеру легкий ужин, она с удивлением посмотрела на русских, покончивших с курицами и заказавших еще по пиву и по сто граммов шнапса под сосиску. Логичев и Муравьев, слегка подвыпив, обсуждали прошедший день и решали, сходить куда-нибудь еще или уже пора собираться и ехать домой.
Поняв, что соседи говорят по-русски, девушка немного послушала, а потом внезапно сказала на чистейшем русском:
– Извините, что вмешиваюсь в ваш разговор. Я бы посоветовала вам сходить в музей Вальрафа – Рихарца[54], там очень интересно. Много средневековой живописи кёльнской школы.
– Спасибо, – машинально ответил Логичев. – А вы что, русская? Меня зовут Петр, а это мой друг Александр и его жена Наташа.
– Меня зовут Хелен… Моя мама была русской. Как это… э… эмигранткой, а отец немцем, – ответила девушка.
– Вы неплохо говорите по-русски, – сказал Логичев, внимательно вглядываясь в глаза девушки и чувствуя непонятное волнение.
– Да, мама постоянно разговаривала со мной. Хотела, чтобы я не забывала ее родной язык.
– Так вы для нас неожиданный подарок судьбы. Мы совсем не знаем немецкого, и если бы вы помогли нам с переводом во время экскурсии по музею… – внезапно для самого себя сказал Логичев.
Так ему и присоединившимся к нему Муравьевым удалось уговорить Хелен.
Окончание вечера прошло для Логичева как в тумане. Они сходили в музей, затем проводили девушку до дома и вернулись к оставленному на окраине города автомобилю. На обратном пути Петр был то странно разговорчив, то задумчив. Муравьев с женой только переглядывались и улыбались. Жизнь продолжалась…
Вена. Шёнбруннский дворец. «Доктрина Берии»
Заседание Объединенного комитета обороны открыл главнокомандующий Вооруженными Силами СССР, председатель ГКО маршал Л. П. Берия. После непродолжительных приветствий он перешел к конкретной части доклада, посвященного организации вооруженных сил ОВД.
– Вооруженные силы СССР в настоящее время закончили демобилизацию и перешли на состав мирного времени. В них планируется оставить не более двух миллионов семисот тысяч человек личного состава. В боевом составе сухопутных войск будет не более сорока дивизий постоянной готовности, из них не менее девяти мотострелковых, три горнострелковые, до двенадцати танковых и двенадцати воздушно-десантных. Стрелковые дивизии переформируются в мотострелковые. Имеющиеся дивизии второй и третьей очереди пока планируется оставить в прежнем составе с последующим постепенным переводом на новые штаты.
ВВС будет иметь не менее семи тысяч боевых самолетов, в том числе тяжелые межконтинентальные стратегические бомбардировщики с поршневыми и турбовинтовыми двигателями, реактивные тяжелые бомбардировщики межконтинентальной и средней дальности, штурмовики, истребители сопровождения и фронтовые истребители. Планируется создание сверхдальних истребителей сопровождения и новых средств доставки ядерного оружия, способных достичь любого уголка земного шара.
Войска ПВО страны уже получили комплекс зенитных реактивных управляемых снарядов в стационарном исполнении и создают его модификации в подвижном варианте, для прикрытия сухопутных войск. Возможно развертывание стационарного варианта вокруг столиц союзных государств. В настоящее время такой вопрос прорабатывается. Кроме того, они имеют самые совершенные зенитные установки калибров от 25 до 130 миллиметров и радиолокационные средства обнаружения, сопровождения и управления стрельбой. Дополняют наземное вооружение барражирующие и легкие всепогодные истребители-перехватчики, с установленными на них радиоприцелами, способными засечь самолеты противника в любую погоду.
Военно-морской флот в настоящее время переживает коренную перестройку. Для замены устаревших кораблей и судов вводятся в строй новые эсминцы, легкие и тяжелые крейсера, подводные лодки. Закончен первый линейный крейсер «Сталинград», получен и вступил в строй учебный авианосец «Чкалов». Пока на нем базируются лишь устаревшие учебные истребители и бомбардировщики, предоставленные нам Германией и Японией, но проводится подготовка к созданию новых, реактивных истребителей и бомбардировщиков для нашего флота. Одновременно заложено два новых легких авианосца, в их строительстве учтен опыт постройки японских и германских кораблей. Пока я с сожалением вынужден отметить, что в связи со списанием устаревших судов и потерями наш флот не вполне соответствует поставленным перед ним задачам.
Все эти силы СССР передает в подчинение Главнокомандованию ОВД. В настоящее время часть сил развертывается на территориях Франции, Германии, Бельгии, Италии, Польши, Болгарии, Румынии и Венгрии, создавая передовой эшелон союзных войск совместно с войсками этих государств.
Крупным недостатком существующих ОВС является разнообразие организационно-штатных структур, вооружений и военной техники. В настоящее время разрабатываются единые штаты, учитывающие как специфику отдельных государств, так и возможности совместных боевых действий. При этом все многообразие типов соединений планируется свести к пяти-шести разновидностям. А именно: танковая дивизия или бригада, мотострелковая дивизия или бригада, артиллерийская дивизия или бригада для действий на театрах военных действий с соответствующей инфраструктурой. Воздушно-десантная дивизия или бригада – для быстрых перебросок на другие театры военных действий и вертикального охвата. Горно-стрелковая (а также пехотная или егерская) дивизия или бригада – для действий на сложной местности или слаборазвитом театре военных действий. Все эти дивизии и бригады будут сводиться в армии и корпуса. Последние будут различаться только комплектами частей усиления и количеством линейных дивизий. То есть от старой вертикали дивизия – корпус – армия решено отказаться в целях сокращения промежуточных звеньев управления. При этом корпуса создаются на оперативных направлениях малой емкости.
Развитие обычных вооруженных сил необходимо проводить таким образом, чтобы они могли вести боевые действия даже в войне с применением ядерного оружия. Ведению такого рода боевых действий должны обучаться войска всех союзных армий. Обязательно будет учтен опыт применения данного оружия в Великой Освободительной войне и проведенных ранее в СССР испытаний. Он показывает, что, несмотря на всю свою мощь, ядерная бомба не отменяет действий войск с применением обычного оружия. Да, ядерное оружие – это могучее средство обуздания агрессивных действий любого противника, но его применение эффективно прежде всего по мирному населению, по городам и промышленности.
Советское правительство, руководствуясь принципами гуманизма и уважения к правилам ведения войны, заявляет, что применит его только в крайнем случае, в положении, когда другими средствами ведения войны отразить агрессию не удастся.
Но это не значит, что, пользуясь данным заявлением, любой агрессор может безнаказанно совершать прямую или косвенную агрессию против государств ОВД. СССР оставляет за собой как право оценивать возможность применения данного оружия, так и возможность применения его первым.
Учитывая необходимость поддержания высокой боевой готовности вооруженных сил ОВД, необходимо как можно скорее добиться унификации как организационно-штатных структур, так и оперативно-тактических и стратегических взглядов и стандартов в союзных армиях. При этом должны быть диалектически рассмотрены все национальные методики и впитано все лучшее, что было создано до этого с учетом специфики каждой армии и каждого ТВД. Также необходимо проработать вопросы унификации калибров применяемого оружия и стандартизации требований к обслуживанию и снабжению вооружения и военной техники, а в перспективе и по созданию, и принятию на вооружение единых образцов вооружения и военной техники.
СССР. Москва. Здание Министерства обороны
С утра проезд по улицам, ведущим к зданию МО СССР, образованного почти год назад в рамках реорганизации госаппарата страны, был сильно затруднен. Военные регулировщики, в недавно введенной щегольской форме с повязками, в касках с белой полосой, перекрыли дороги, направляя движение в объезд и пропуская только машины с военными номерами. А они все подъезжали и подъезжали. Наконец проехала кавалькада из трех «ЗИСов» с затемненными стеклами и правительственными номерами и скрылась в воротах, ведущих во внутренний двор министерства. Тотчас оцепление было снято, и через несколько минут движение по улицам продолжалось как прежде.
Собравшиеся в зале совещаний маршалы, генералы и адмиралы составляли руководящую и направляющую вершину всей огромной и могущественной Советской Армии. Армии, недавно освободившей от гнета нацизма, империализма и капиталистического угнетения почти половину земного шара, армии, не имевшей себе равной в этом мире, армии, владевшей невиданными средствами уничтожения, способными стирать с лица земли целые города. Сияли погоны, новенькие и уже потускневшие ордена и медали, парадные позолоченные пояса и нарукавные нашивки морских офицеров. Легкий шум и перезвон орденов продолжался, пока прибывшие на совещание занимали отведенные им места.
После небольшой организационной неразберихи, сопровождающей начало любого мероприятия, в зал стремительной моложавой походкой вошел грузноватый человек в пенсне, одетый в отлично сидевшую на нем форму Маршала Советского Союза. Лаврентий Павлович занял место в центре стоявшего на сцене стола, после чего первый заместитель министра обороны маршал Василевский подал команду «вольно» и все уселись.
Первым на совещании выступил начальник Главного политического управления генерал-лейтенант Крайнюков.
– Товарищи маршалы, генералы и адмиралы! Вдохновленные Коммунистической партией Советского Союза и вооруженные единственно верным учением марксизма-ленинизма, творчески обогащенным товарищем Сталиным и его преемниками, наши вооруженные силы победоносно завершили Великую Освободительную войну и плечом к плечу с армиями других стран – участниц ОВД охраняют мирную жизнь советского народа, народов всех стран Европы, Азии и Африки, – начал он.
Берия, не терпевший переливания из пустого в порожнее, еле заметно поморщился и задумался о чем-то своем, воспринимая доклад оратора просто как шум. Но, как ни странно, генерал быстро закончил свой доклад, завершив его словами, которые достигли слуха Лаврентия Павловича:
– Руководствуясь политикой Коммунистической партии и Советского правительства, ориентированной на всемерное повышение жизненного уровня советского народа, на военный бюджет оборонительной достаточности, мы должны выработать такие решения, которые при уменьшении расходов на поддержание вооруженных сил в боевой готовности могли бы позволить решить любые задачи по обороне нашей Советской Родины, по защите мирных завоеваний советского народа и народов стран Венского договора.
Затем слово получил начальник ГРУ генерал-полковник Шалин. В своем докладе он кратко описал военно-политическое положение в мире. Пропустивший начало доклада Берия прислушался после того, как Михаил Александрович начал описывать положение в Африке:
– В Кении разгорается восстание негритянского населения мау-мау. Пока англичане не могут разбить действующие партизанскими методами отряды повстанцев.
«Молодец Иваненко», – подумал Лаврентий Павлович. Как опытный разведчик, он даже мысленно не упоминал настоящего имени того высокого тренированного мулата, который под именем Кимати в настоящее время доставлял столько хлопот английским империалистам.
– В Египте в настоящее время вспыхнули волнения в нескольких городах и воинских частях. Англичане вынуждены были потребовать от короля Фарука принятия строгих мер и даже ареста многих офицеров египетской армии.
Если кратко изложить доклад начальника ГРУ, то становилось ясно, что Британская империя с трудом сохраняет свое единство. США, терзаемые внутренними проблемами, все же используют преимущества своей развитой экономики для сохранения существующего положения в Америке, проводя ее милитаризацию, спешно увеличивая вооруженные силы и под видом помощи стремясь проникнуть в экономику Англии и ее колоний.
– …Победа коммунистических вооруженных сил в Китае и вытеснение гоминьдановских сил в Бирму, Лаос и Таиланд значительно снизили напряженность на Евро-Азиатском континенте, что позволяет сократить оборонные усилия стран ОВД, – закончил свой доклад Шалин.
После краткого перерыва начали выступать с докладами главнокомандующие. Первым выступил главком Сухопутных войск генерал Конев. В своем докладе он отметил, что в сложившейся обстановке роль сухопутных войск отнюдь не снижается, так как включение в их состав частей ВДВ позволяет расширить сферу их действия на весь земной шар. Группировки же сухопутных войск в государствах ОВД составляют главную цементирующую основу союзных войск. Поэтому, несмотря на снижение численности Сухопутных войск и процентного соотношения их в общей численности Вооруженных Сил СССР, нельзя снижать внимание к их боеспособности. Требуется полное перевооружение автоматическим стрелковым оружием – автоматами АК и АКС, ручными пулеметами РПД. Устаревшее оружие должно быть передано армиям союзных государств. По опыту войны для повышения огневой мощи пехоты в систему вооружения должны быть введены автоматический миномет или станковый гранатомет и единый пулемет. Танковые войска должны получить модернизированные образцы танка Т-54 и тяжелого танка ИС-8. Артиллерийское вооружение в целом признано удовлетворительным, но требуется разработка легкого орудия поддержки пехоты, срочное доведение и принятие на вооружение новой горной пушки, самоходной артиллерии, способной, выполняя обычные артиллерийские задачи, сопровождать танковые и мотострелковые войска.
За ним доклад о состоянии ВВС и ПВО зачитали главкомы этих родов войск главный маршал авиации Жигарев и маршал авиации Вершинин. Указывая на превосходство данных видов вооруженных сил над вероятными противниками в вооружении и технике, они требовали продолжения работ по созданию новой техники, в том числе межконтинентального бомбардировщика Туполева, всепогодных истребителей дальнего сопровождения и барражирующих истребителей-перехватчиков с радиоприцелами, подвижных ракетных зенитных управляемых систем, боевых ракет дальнего радиуса действия.
Главком ВМФ Адмирал флота Советского Союза Кузнецов отметил в своем докладе, что в изменившейся ситуации основу военно-морских сил должны составлять корабли океанского класса, в первую очередь авианосцы, линейные корабли и крейсерские подводные лодки, а также силы их охранения. Для достижения паритета с флотами союзных государств необходима постройка, по сути, нового флота. Поскольку такое решение создаст огромную нагрузку на бюджет и экономику страны, предлагается решить вопрос о достройке подходящих кораблей в союзных странах с дооснащением их современной советской техникой и комплектованием советскими экипажами. На советских верфях должны строиться только корабли, постройка которых невозможна в союзных странах.
При обсуждении докладов среди множества выступлений Берия про себя отметил выступление генерал-полковника Неделина. Неделин заявил, что развитие ракет большой дальности и возможности создания военных космических аппаратов требуют выделения этого направления под отдельным командованием и, возможно, создания отдельных Ракетно-космических стратегических войск. Хотя это выступление было раскритиковано, Берия решил, что его предложение вполне логично и заслуживает дальнейшей разработки.
В заключительном выступлении он отметил, что в течение следующих двух лет произойдет серьезная перестройка и дальнейшее сокращение Вооруженных Сил СССР.
Глава 4. Посмотри на моих бойцов, целый свет помнит их в лицо…
(1944 г.)
Сирийская Автономная Республика. Дамаск
Верховный комиссар Французской республики в Леванте генерал Картру напряженно вслушивался в доклад командующего войсками, изредка непроизвольно бросая взгляды на невозмутимого офицера связи ОВД, полковника Селина. Положение действительно складывалось, если употребить русскую идиому, «хуже губернаторского». Одновременно в нескольких городах Сирии и Ливана начались беспорядки, явно умело срежиссированные невидимой рукой и переросшие в вооруженные восстания, сопровождающиеся волнениями среди войск. Несколько рот «специальных сил Леванта», укомплектованных местными уроженцами, в полном составе перешли на сторону восставших. В других частях отмечалось массовое дезертирство местных призывников, которые составляли в некоторых полках до трети солдат. Кроме того, проникшие в муниципалитеты и предприятия связи националисты сумели заблокировать гражданские линии связи. Теперь все новости приходили только по военным радиостанциям. По ним пришли известия о падении города Эль-Камышлы, захваченного восставшими совместно с иракскими войсками, и нападении арабских стран на Израиль-Палестину.
– …Обстановка на турецкой границе по-прежнему тревожная. Обстрелы наших пограничных патрулей и проникновение с той стороны диверсионно-разведывательных групп не позволяют снять с этого направления ни одного солдата. Против инсургентов в настоящее время могут быть задействованы мобильные силы Леванта в составе 631-го и 632-го колониальных полков, 63-го и 68-го танковых батальонов на новых танках и 358-го полевого артполка, а также восемь эскадронов Специальных сил. Из состава 191-й пехотной дивизии может быть использована 10-я североафриканская полубригада. Силы незначительные, но вполне боеспособные, – продолжал доклад начальник штаба.
– Авиация может быть привлечена? – спросил полковник Селин.
– К сожалению, инсургенты занимают оборону преимущественно в жилых кварталах и захватили значительное количество зенитных средств, поэтому действия с воздуха затруднены. К тому же имеющиеся в составе нашей авиации самолеты, за исключением пяти авиагрупп бомбардировщиков «Гленн Мартин», сильно изношены и не могут применяться для бомбоштурмовых ударов. Более современная техника выведена в Центральную Африку.
– Наше командование передало мне, что для поддержки войск Французского Содружества выделены два полка – реактивных бомбардировщиков Ил-28 и штурмовиков Ил-10М, которые будут перебазированы в Ливан примерно через пять дней. Однако, если мятежники действительно расположились в жилых кварталах, их использование тоже ставится под вопрос.
– Но без поддержки с воздуха наши войска, уступающие в численности, не смогут подавить мятеж. – Генерал Картру с некоторым интересом изучал лицо русского, пытаясь обнаружить признаки внутренней борьбы. Она должна была быть, ведь коммунисты, которых, если честно признаться, Картру неизвестно почему недолюбливал, с их признанием права всяких мартышек на самоопределение и пропагандируемым гуманизмом, не могли не отреагировать на необходимость применить оружие по гражданскому населению. Но офицер связи сидел по-прежнему невозмутимый, вслушиваясь в голос торопливо шепчущего ему на ухо переводчика.
– Да, это будет нелегко, – согласился Селин. – Но кроме бомб у авиации есть и другое мощное оружие – листовки. Необходимо распечатать как можно больше уведомлений о том, что в случае продолжения мятежа власти будут вынуждены бомбить позиции мятежников. Такие листовки необходимо разбрасывать над мятежной территорией, а на линии соприкосновения войск вывести роту информации, а также передавать это предупреждение по радио.
Признаться, Картру был поражен. Советский офицер показался ему в этот момент холодной, нерассуждающей машиной, главная задача которой – выполнить приказ.
Но тут Селин продолжил:
– Мятеж, задавленный в зародыше, унесет меньше жизней. Вот если ОВД уйдет из Сирии, то здесь разразится гражданская война, которая будет стоить еще дороже. К тому же политика Французского Содружества, направленная на предоставление широкой автономии местным властям и развитие социально ориентированного государства… – Картру невольно поморщился, он понял, о чем недоговаривал русский. «Социально ориентированное», сказал бы уж сразу – социалистическое, – …пользуется полной поддержкой руководства СССР, – закончил свою работу переводчик.
– Хорошо. Раз этот вопрос мы решили положительно, предлагаю перейти к вопросам гражданского самоуправления, – подытожил Картру и жестом предложил начать поднявшемуся с места высокому арабу в галабии…
Израиль. Хайфа
Майор Котляров посмотрел на висящую в гардеробе форму и улыбнулся. Ну вот, сегодня наконец-то можно будет обойтись без нее. Вчера батальон закончил отработку действий по охране и обороне строящейся базы, и сегодня Котляров и большинство его подчиненных получили выходной распоряжением командующего базы адмирала Преображенского. Так что сегодня Иван планировал спокойно погулять по городу, а вечером посидеть в гостях у своего начштаба, уже перевезшего сюда семью, в тихой и спокойной обстановке. Немного напрягали слухи о возможных провокациях или даже войне между арабами и Израилем, но Котляров не очень-то им доверял. Восток есть Восток, такие слухи появлялись регулярно, да и разведка помалкивала.
Впрочем, далеко от базы он уезжать не собирался, да и в машине у него стояла рация. Но уж очень хотелось спокойно отдохнуть хотя бы денек, ведь считай с 22 июня 41-го вся его жизнь… хотя, что говорить о нем, жизнь всего мира неслась галопом, поражающим воображение и не дающим передохнуть.
«Ну вот, накаркал», – успел подумать Котляров, привычно переодеваясь, когда в подъезде загудел ревун боевой тревоги.
У подъезда его ждал легковой «козлик». Сидящий в нем начштаба базы подвинулся, уступая место Котлярову.
– Что произошло, товарищ полковник? – спросил Иван у начштаба.
– Арабские самолеты бомбили Иерусалим, Тель-Авив-Яффу и Наблус. На границе идут бои. Война…
– Похоже, англичане своего добились. Хайфу бомбить побоялись, кажется.
– Наверное. Правда, нашей ПВО засечен полет высотного разведчика. Поднявшиеся на перехват «МиГи» отогнали его от города.
– Понятно. Откуда сведения?
– Мне по ВЧ сообщили.
– Ясно. Остановите здесь, сразу в казармы зайду.
И до самого вечера Котлярова закрутила обычная армейская работа по подготовке к бою. К вечеру батальон был полностью подготовлен к любым неожиданностям, обе стрелковые роты заняли позиции вместе с ротой охраны морской пехоты, а танковые и мотострелковая роты сосредоточились в исходном районе в готовности к выдвижению в любом направлении.
В командном отсеке командно-штабной машины БТР-50ПУ лязгнул, открываясь, люк. Сидевшие за рабочим столом начштаба батальона Борис Каминский и Иван Котляров повернулись на лязг. В люк заглянул ефрейтор Геманов, стоявший на посту у машины.
– К вам местный офицер. Пропустить?
– Пропусти.
В люк пролез высокий худощавый человек с погонами майора и представился:
– Майор Михаэль Верман, учебный танковый батальон второй пехотной дивизии. Мой батальон вместе с четырьмя ротами ополченцев и сводной ротой полиции составляет весь гарнизон Хайфы.
– Майор Котляров, командир отдельного батальона охраны базы и мой начальник штаба.
Между офицерами двух стран завязался тот профессиональный разговор о распределительных линиях, зонах развертывания и сигналах взаимодействия, который интересен лишь военным.
В течение нескольких следующих дней батальон Котлярова и батальон Вермана стояли в полной боевой готовности, готовясь в любой момент оборонять город от нападения прорвавшихся войск арабской коалиции.
В эти дни над Хайфой несколько раз вспыхивали воздушные бои, когда арабские бомбардировщики «Флаинг Фортресс» В-17 под прикрытием реактивных истребителей «Тандерболт» и винтовых «Москито» пытались прорваться к городу. Истребители, советские МиГ-17Ф и израильские «Мессер»[55] Ме-109ФИ, сбили несколько «Летающих крепостей» и истребителей сопровождения. Израильтяне, летавшие на устаревших самолетах, понесли серьезные потери, но сражались ожесточенно. Особенно отличился Марк Чаппел, бывший австралийский летчик, сбивший один «Москито» и два «Спитфайра».
Венгерская Народная Республика. Будапешт
Жизнь в Венгрии становилась все страшнее и страшнее. Новое правительство, возглавляемое бывшим послом в СССР пятьдесят третьего года Йозефом Силкой, вело политику репрессий, стремясь очистить страну от бывших хортистов. Полиция и служба госбезопасности хватали людей по малейшему подозрению прямо на улицах, несмотря на то что множество бывших военных и государственных чиновников уже сидели в тюрьмах. В ответ тайные хортистские организации начали террористические действия.
Силка пытался договориться с СССР о возможности высылки «врагов народа» в Сибирь, но председатель Совета Министров Маленков в личном разговоре отказал, заметив, что СССР отнюдь не заинтересован в импорте чужих преступников. Тогда венгры договорились с французским правительством и всех приговоренных к ссылке стали вывозить во Французскую Гвиану.
Посол СССР в Венгрии, Николай Шаронов, в беседе с одним из членов правительства Венгрии заметил, что нельзя перегибать палку. Конечно, Советское правительство не собирается вмешиваться во внутренние дела Венгрии и защищать фашистов, но, кажется, органы безопасности Венгрии все же слишком усердствуют. Насколько известно послу, за последний месяц полиция и СБ провели восемьдесят тысяч превентивных арестов. Не вызовет ли это недовольство населения?
После такого предупреждения полиция и госбезопасность стали действовать более разборчиво, но накал взаимного террора не спадал.
Дьердь Мюнних внимательно осмотрел улицу. Прохожие шли спокойно, ни один вроде бы даже и не глядел в его сторону. Не видно было ни одного человека в крепких ярко-коричневых кожаных ботинках, которые, как известно, носили все сотрудники госбезопасности. Осторожно раздавив в портфеле ампулу химического взрывателя, он не спеша вышел из машины, с сожалением бросил взгляд на почти новенькую «Татру», которая вскоре должна была погибнуть во время взрыва, и, еще раз оглядев здание Комитета по сельскому хозяйству, нырнул в проходной двор. На параллельной улице его уже ждал другой автомобиль, немецкий «Вандерер» с соратником «Бруно». Хорошо знавшие основы подпольной работы, бывшие сотрудники тайной и обычной полиции регента создавали ячейки подполья, стремясь свести к минимуму знания их членов друг о друге. Вот и Дьердь знал о «Бруно» только то, что он бывший военный и живет где-то в Буде.
Они переглянулись, пока Дьердь садился, и, не говоря ни слова, «Бруно» тронул стоящую с запущенным мотором машину, вписываясь в движение по улице. Несмотря на то что они успели отъехать уже почти на квартал, взрыв более двух сотен килограммов взрывчатки почувствовался даже в машине. Быстро проехав еще несколько кварталов, они расстались. Бросив машину в подходящем дворе, «Бруно», как стало известно Дьердю позднее, благополучно добрался домой.
Самому же Мюнниху не повезло. Почти добравшись до дома, он наткнулся на патруль народной полиции. Проверив его документы, начальник патруля потребовал, чтобы Дьердь пошел с ними. На вопрос Дьердя, почему он задержан, начальник ответил, что об этом он узнает в управлении полиции. Воспользовавшись беспечностью патрульных, которые не ожидали от задержанного никаких сюрпризов, Мюнних ударил одного из них ногой, второго схватил за горло и прикрылся им от начальника патруля. Пока обалдевший от неожиданности сержант, скребя пальцами по кобуре, пытался ее расстегнуть, Дьердь успел достать из кобуры придушенного патрульного его «фроммер». Отбросив ослабевшее тело, Мюнних передернул затвор и дважды выстрелил в сержанта, наконец-то расстегнувшего кобуру и доставшего пистолет, а потом, слегка повернувшись, в упавшего полузадушенного патрульного и в пытавшегося выпрямиться, еще не отошедшего от удара второго. Быстро подняв пистолет начальника патруля и забрав запасные обоймы, Дьердь, великолепно знавший этот район, побежал в сторону проходного двора. Позади раздались крики и свист, которым полицейские созывали подмогу. Но Мюнних уже проскочил во двор, пробежал по следующему и через подъезд поднялся на чердак дома. Пройдя по чердаку, он выбрался на крышу соседнего дома и потом по крышам перебрался в соседний квартал.
Через час он уже отдыхал на конспиративной квартире. Ближе к вечеру на квартиру пришел старший пятерки «Аттила». Выслушав доклад Мюнниха, он одобрил его действия и рассказал, что в результате взрыва убиты несколько десятков активистов и трое сотрудников службы безопасности. К сожалению, основная цель террористического акта – коммунист с довоенным стажем, министр промышленности и сельского хозяйства Имре Надь – отделался лишь легким ранением. Силы взрыва не хватило для поражения бронированного ЗИСа. Ничего, зато страху на комми этот взрыв нагнал изрядно, они прошерстили все дома в квартале, арестовали кучу ни в чем не виновных обывателей. А в одном из домов даже была перестрелка. Один из тех, кого пытались арестовать, достал спрятанный пистолет и убил нескольких полицейских. Кто – неизвестно, дом до сих пор оцеплен бригадой сил безопасности. Говорят, всех жителей приговорили к высылке в Гвиану. На вопрос Дьердя, не зря ли они подставляют ни в чем не повинных людей, «Аттила» заметил, что иначе не получается, ведь борьба всегда требует жертв. К тому же, терроризируя власть и заставляя ее наносить удары по всем подряд, подпольщики подрывают саму ее основу – поддержку среди населения, приближая всеобщее восстание. Мюнних, подумав, согласился.
А через несколько дней, получив новые документы, он уже ехал на поезде в Сегед. Там, на границе с еще полыхающей в Югославии войной, он должен был помочь местным соратникам в организации доставки оружия. Тайные продажи английского и американского оружия начались уже давно, но сейчас подпольщикам удалось договориться о больших объемах поставок в кредит.
Израиль. Долина реки Иордан
Иракская танковая дивизия, двигавшаяся в авангарде наступающих войск, развертывалась в боевой порядок, наткнувшись на передовые отряды израильских войск. Несколько групп, вооруженных
легкими танками «Лухс»[56] и бронетранспортерами «Демаг», обстреляв разведывательные отряды иракцев, поспешно отступили ближе к городу, скрываясь за рощицами плодовых деревьев.
Командир дивизии «Тикрит» бригадный генерал Абдель Карим Кассем с недовольным видом наблюдал в бинокль за боем разведчиков и развертыванием своих батальонов. Повернувшись к высокому, светловолосому европейцу – ференги в полувоенной форме без знаков различия, он со злостью в голосе сказал:
– Ваши разведчики уверяли, сэр Джеймс, что у евреев старая немецкая техника. Только вот эти танки «Панцер 3» явно передвигаются с большей скоростью, чем вы доносили. Да и орудия у них тоже мощнее. – И он снова бросил недовольный взгляд на поле боя, где догорали шесть его легких танков «Фенек»[57] М3л, с десяток бронетранспортеров «Универсал» и всего один израильский «Лухс».
– Что вы волнуетесь, генерал, – невозмутимо ответил английский офицер, опуская бинокль. – У вас такое превосходство в силах, что вы раздавите противников, как мух. А про модернизацию наша разведка докладывала, но ваше начальство отмахнулось от этих сведений как от несущественных.
– Да? Интересно, а что еще «докладывала» ваша разведка? – Ирония в голосе генерала чувствовалась за несколько километров.
– Ну, например, о том, что русские и немцы давно ушли из Палестины и даже своих советников вывели, – с чуть заметной иронией в голосе ответил военный советник.
Кассем отвернулся, снова озирая через стекла бинокля поле предстоящего боя, лишь его губы плотно сжались, стремясь удержать рвущееся наружу замысловатое проклятие. В это время с воздуха донесся шум подлетающих самолетов. Взглянув вверх, англичанин проверил время и произнес:
– Ну, как вы и заказывали, генерал, воздушная поддержка.
В тот же миг, заглушая его голос, по позициям израильтян ударила завершившая развертывание артиллерия. Дав два залпа, она замолчала, ее сменили создававшие в воздухе круг легкие «Вендженсы». Не успели они сделать первый заход, как в небе вспыхнули облачка разрывов зенитных снарядов. Один из «Вендженсов» сразу же задымил и со снижением повернул в сторону арабов, но не прошло и пары секунд, как дым сменился яркими язычками пламени. От самолета отделились два силуэта, один из которых успел раскрыть парашют, второй же так и упал куда-то в рощу с нераскрывшимся парашютом. Самолет взорвался в воздухе, вызвав поток проклятий Кассема. Но это было только начало. Несколько прикрывавших «Вендженсы» «Спитфайров» спикировало на позиции столь удачно отстрелявшихся зенитчиков, а легкие бомбардировщики начали поспешно сбрасывать бомбы куда попало, заставив Кассема выругаться еще раз, когда обстановка резко изменилась. По развертывающимся для атаки танкам и мотопехоте с характерным ревом, напоминающим усиленный крик ишака, ударили ракетами многоствольные реактивные минометы, одновременно на засеченные позиции арабской артиллерии обрушился град снарядов израильской артиллерии, а над полем боя появились «мессеры» М-109ФИ и Як-23 израильских ВВС.
Командир танка «Шот»[58] Т-4 Олег Вайу (Воев) довернул командирскую башенку, разглядывая наступающие арабские «Тимсахи»[59] М3с и «Бакры»[60] («Кромвели»). На его роту из десятка «четверок» с длинноствольными «семидесятипятимиллиметровками» наползало не менее трех десятков иракских танков. Правда, внезапный обстрел вызвал у арабов замешательство, и их пехота отстала от атакующих танков, а приданная Олегу батарея 57-миллиметровых противотанковых пушек и два взвода пехоты практически не пострадали во время артобстрела и бомбежки и были готовы встретить противника. Ага, вот! Два танка почти одновременно дернулись и застыли, выбросив вверх столбы пламени и дыма от горящего топлива. Да, не зря в свое время поставляемые по ленд-лизу американские танки М3с наши танкисты называли «братской могилой для семерых». Еще один «Халид» застыл, так и не загоревшись.
«Молодцы артиллеристы!» – подумал Олег, одновременно по переговорному устройству приказывая наводчику целиться в крайний правый танк. Этот «Кромвель», идя чуть сзади основной части атакующих танков, часто и надолго застывал, двигая башней. Это был явно командирский танк, и почему его не замечают батарейцы, Олегу было непонятно. Наконец арабские танки, стреляя на ходу и переваливаясь на неровностях местности, подошли примерно на пятьсот метров к позиции роты, по пути потеряв от огня противотанкистов еще два «Халида» и один «Бакр».
– Огонь! – передал по рации Олег. Танк ощутимо дернулся, выбросив в сторону обреченной мишени сноп пламени. «Бакр» резко остановился, все его люки вдруг подпрыгнули, и изнутри повалил черный дым.
Меткий огонь израильтян проредил атакующие танки, те же, что подобрались к позициям поближе, получили в качестве подарка несколько десятков реактивных противотанковых гранат и бронебойных пуль из ПТР. Мотопехота, отсеченная заградительным огнем артиллерии, залегла вдали от танков, и Кассем приказал передать команду отступить. Но было уже поздно, в контратаку устремились израильские танки и пехота на бронетранспортерах.
Египет. Синайский полуостров
Египетские войска должны были начать атаку на полдня позже своих иорданских и иракских союзников. Поэтому сейчас на исходных позициях шла обычная суета перед наступлением. Туда и сюда носились взмыленные посыльные, подъезжали и уезжали прочь мотоциклы и легковушки, грузовики подвозили недопоставленные ранее боеприпасы, горючее и прочие запасы, без которых немыслима современная война. Тысячи солдат, танков и орудий, десятки самолетов на аэродромах – все готовилось обрушиться через границу на ничего не подозревающих евреев и предателей арабского дела, вставших на их сторону.
На командном пункте в крепости Эль-Ариш чувствующий себя почти Наполеоном маршал Хассан Кемаль Абаза ожидал условленного срока, чтобы произнести исторические слова о начале наступления. От мучительных размышлений о том, какую форму надеть – парадную, из-за исторической важности события, или все же полевую, чтобы подчеркнуть, что он тоже на боевом посту, его отвлек вбежавший в кабинет адъютант – капитан Анвар Садат.
– Израильские самолеты бомбят наши аэродромы на Синае и авиабазу Каир-Вест! – взволнованно доложил он.
Остолбеневший от такого известия маршал смог лишь выдавить из себя что-то вроде: «Ик!», но быстро взял себя в руки.
– Все в воле Аллаха! Что говорят наши английские друзья? – сказал он, с помощью адъютанта надевая полевую форму и портупею.
– Они тоже не ожидали подобного. Авиабаза Каир-Вест разрушена, успели взлететь всего два самолета, оба сбиты евреями.
Прибыв на командный пункт, маршал попытался наладить управление войсками, но довольно быстро выяснилось, что положение на фронте абсолютно непонятно, связь со многими частями утеряна, а отправленные самолеты связи, как правило, сбиваются охотящимися за ними израильскими «мессерами».
К вечеру стало ясно, что кампания безнадежно проиграна. Нанеся внезапный удар, израильтяне прорвали оборону пехотных дивизий первого эшелона и сейчас несколькими колоннами наступали, оттесняя египетские войска в глубь пустыни. Разведчики одной из колонн уже вступили в бой с дозорами гарнизона.
– Связь с англичанами и Каиром прервана, – доложил Анвар маршалу, – получено сообщение от англичан, они собираются выдвинуть на передовые позиции свою 7-ю бронетанковую и австралийскую пехотную дивизии. Генерал Уэйвелл…
– Крыса, – неожиданно резко прервал его маршал. – Они обещали поддержать наше наступление, а теперь только собираются. Ждут, когда будет пришита последняя пуговица к мундиру последнего солдата.
Все в штабе сделали вид, что не слышали ни одного слова, произнесенного маршалом, и только преувеличенное внимание, уделяемое своим обязанностям, доказывало обратное.
– Штабу приготовиться к эвакуации, командованию гарнизона передать приказ держаться до последнего… – Маршал, казалось, успокоился и теперь раздавал приказы с пулеметной быстротой: – Оперативная группа эвакуируется немедленно, – закончил он.
Не успели еще операторы отправить приказ по назначению, как в крепости завыли сирены воздушной тревоги.
– Капитан, едем. – Маршал не стал спускаться в бомбоубежище, в которое устремились большинство штабных, а, позвав Садата, на своем личном автомобиле поехал в порт, несмотря на опасности бомбежки.
Автомобиль маршала вместе с сопровождающим его автомобилем охраны успел добраться до причала со стоявшей наготове подводной лодкой до начала бомбежки.
Первые бомбы уже рвались в крепости, когда подводная лодка, отойдя от причала, начала срочно погружаться.
Крепость продержалась еще целых двенадцать часов под бомбами и обстрелом самоходных 152-миллиметровых орудий ИСУ-152 и морских «стопятидесятимиллиметровок» единственного израильского эсминца «Теодор Герцль»[61].
Немногим дольше сопротивлялись отдельные пехотные батальоны обороняющихся в первой линии дивизий. Рассеченные на части внезапным ударом, без связи и снабжения, продолжали держаться батальоны в Абу-Агвейле и в Рафахе. Командование батальоном и несколькими отдельными ротами, оборонявшимися в Рамахе, вместо погибшего комбата принял на себя капитан Гамаль Абдель Насер. Его знания, энергия и настойчивость, а также большое количество боеприпасов, складированных в городке для снабжения планируемого наступления, задержали атакующий израильский полк на двое суток.
После войны капитан Насер, досрочно произведенный в полковники и награжденный орденом «Асад»[62], стал одним из наиболее популярных лидеров партии «Молодой Египет».
Израиль. Пос. Беершеба. Египет. Синайский полуостров
Командир сводного полка 8-й танковой дивизии, молодой майор Абрам Зиндельс[63] крепко пожал руку полковнику Дэнниэлу Метту и почти бегом устремился к ожидавшей его машине – небольшому, покрашенному в цвет пустыни немецкому «Кюбельвагену». Взревел мотор, и машина бодро покатила к поджидавшей ее колонне. Вот легковушка заняла свое место, и колонна, неторопливо набирая скорость, двинулась вперед, в пески пустыни. Ей предстояло преодолеть «долгую дорогу», чтобы добраться до египетской крепости Шарм-аш-Шейх. Тысяча восемьсот человек и двести бронетранспортеров, бронеавтомобилей и грузовиков отправились через пустыню навстречу тяжелому бою. Контролировавшая выход из залива Акаба в Красное море крепость в последнее время дополнительно укреплялась англичанами, поставившими туда новейшие американские орудия береговой обороны.
Не менее долгий путь ждал и полковника Метта. Его десантники уже грузились в ждущие их «Ю-52». Впереди их ждал перевал Митла – единственная дорога, по которой египетские части могли получить подкрепления. По разведывательным данным, охранял перевал всего один пехотный батальон, а десантные силы израильтян насчитывали два батальона. При поддержке авиации можно было надеяться на успех, если разведка не ошиблась…
Над пустынной дорогой, вернее, караванной тропой, по ошибке названной европейским словом «дорога», висела поднимаемая более чем тысячей колес и гусениц пыль, почти не оседая. Идущий в начале колонны на бронетранспортере «Демаг» командир разведывательного взвода, лейтенант, бывший сержант Советской Армии Михаэль Лернер посмотрел назад и, лихо завернув по-русски длинное предложение, повернувшись к сидящему рядом младшему лейтенанту, бывшему унтер-офицеру английской армии, Деймонду Ратлетджу, заметил:
– А еще говорят, что только в России нет дорог, одни направления. Таки по сравнению с этим там настоящие германские автобаны.
И они оба рассмеялись, старательно прикрывая рот от пыли. В этот момент заработала рация. Головная походная застава сообщила об обстреле. До крепости, судя по карте, оставалось всего два десятка километров.
Неожиданное появление сухопутного противника застало неподготовленный гарнизон врасплох. Неоднократные предупреждения английского советника о такой возможности комендант крепости, полковник Ас-Сеид Таха Бей, всерьез не воспринимал, считая более вероятной высадку морского или воздушного десанта. Как можно всерьез говорить о наступлении по тем козьим тропам, по которым даже караваны ходят с трудом? Но полковник, старый, опытный служака, сумел остановить зарождающуюся панику и начал создавать оборону. Возможно, ему удалось бы отбить нападение израильтян и даже разбить их, если бы не действия израильского спецназа. Возглавляемая Моисеем Даяном группа отчаянных головорезов проникла в гарнизон и добралась до штаба арабов. Охрана штаба, вроде бы готовая к бою, не была готова отражать внезапное нападение диверсантов. Частью перебив, частью захватив в плен охрану и штабных, спецназовцы парализовали управление арабскими войсками. Вместо переброски резервов против атакующих внешнее кольцо обороны израильтян принявший командование майор Саад-эд-Дин Шадли бросил их на освобождение штаба. Двенадцать спецназовцев героически обороняли штаб в течение трех часов. Погибли восемь из них, другие получили ранения, лишился глаза сам Даян. Но пока арабы увлеченно молотили по собственному штабу из 94-миллиметровых пехотных гаубиц и с криками «Алла!» отбивали караулку и вход в штабной бункер, основные силы израильтян разнесли огнем 105-миллиметровых гаубиц пулеметные точки на основной позиции и, умело атакуя пехотой и броневиками, прорвали оборону крепости сразу в трех местах.
Арабы сопротивлялись недолго, лишь одна башенная батарея 152-миллиметровых пушек, обслуживаемая английским расчетом, сдалась не сразу. Отбив атаку израильтян, англичане выслали парламентера и после переговоров капитулировали. Почетную капитуляцию принимал командир разведывательного взвода лейтенант Лернер.
Десантники Даниэля Метта справились со своим заданием неожиданно легко. Оборонявший перевал Митла пехотный батальон состоял наполовину из новобранцев, а зенитная батарея была практически небоеспособна. Ее новейшие 94-миллиметровые английские зенитные пушки могли стрелять только по данным электрифицированной централизованной системы управления огнем, генератор для которой день назад сгорел из-за неправильной эксплуатации. А если быть до конца честным, то из-за врожденного раздолбайства обслуживающих его египетских механиков. Не сменили вовремя масло, залили не тот бензин, да еще разбавленный ослиной мочой, – в общем, как обычно, аллах с ним, работает и ладно. Точно так же отнеслись к порученной охране посты ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения и связи), да и часовые. Аллах с вами, какие могут быть враги так глубоко в тылу…
Поэтому и налет бомбардировщиков Ю-88, и появившиеся сразу после него транспортники, медленно и величаво рассеивающие в небе белые купола парашютов, никакого сопротивления не встретили. Высаживающиеся по-боевому парашютисты быстро собирались в группы и устремлялись к назначенным объектам. Растерявшиеся египтяне сдавались без единого выстрела.
Чтобы не отвлекать людей на охрану пленных, Метт приказал их обезоружить и, выдав по фляге воды на троих, отпустить. Спустя несколько часов печальная толпа нисколько не напоминающих военных людей побрела по дороге через пустыню.
Попытка отбить перевал атакой танкового батальона провалилась. Парашютисты с успехом использовали против них не только свои безоткатные орудия Б-82 русского производства, но и русские же гранатометы РПГ-2 и введенную в строй батарею зениток. Горящие танки, разбитые артиллерийским огнем автомобили и еще несколько десятков трупов на дороге перед перевалом стали итогом этой атаки. А еще через полдня через перевал в сторону Суэцкого канала прошли колонны израильских «Лухсов» и «Шотов».
Интерлюдия
Война, совпавшая по времени с Венгерским и Сирийским восстаниями, стала серьезным испытанием для вооруженных сил как Израиля, так и арабов. Ближневосточная война привлекла и привлекает внимание историков и журналистов, часто забывающих о двух сопутствующих ей событиях, отвлекших основные силы ОВД от Палестины. Речь идет о Сирийском восстании и венгерских событиях. Советская и французская разведки, работавшие в первую очередь на противодействие этим событиям, ничем не могли помочь молодым, еще не набравшим опыта израильским коллегам.
Израильтяне, имевшие всего две пехотные и одну танковую дивизии, артиллерийскую бригаду, полк спецназа и две палестинские бригады, столкнулись с армиями трех арабских государств, выставивших на поле боя бронетанковую иракскую дивизию, две пехотные иракские бригады и десять бригад Арабского легиона, в том числе пять мотомеханизированных, танковую и четыре пехотные дивизии, три пехотные бригады и пять батальонов «коммандос» Египта. Наличие большого количества ветеранов Второй мировой в составе Армии Обороны, грамотные действия и самоотверженность солдат позволили одержать победу израильтянам с минимальными потерями. Арабские же войска не смогли ничего противопоставить передовой тактике и стратегии, к тому же большинство личного состава их армий абсолютно не понимали целей и задач войны, не хотели воевать и при первой же возможности сдавались в плен или дезертировали. Прозванная «двухнедельной» война еще раз показала, что одно только наличие современного оружия не является гарантией победы, не менее важен дух войск и наличие грамотного командования. Разбив в трехдневных боях египетскую армию, израильтяне подошли к Суэцкому каналу, на берегах которого их пытались остановить несколько батальонов английских войск, успевших переправиться на восточный берег. Но набравшие инерцию наступления израильтяне сумели разбить и англичан. Единственным участком, где англичанам удалось отбить наступление Армии Обороны, был город Порт-Фуад. Его обороняла усиленная танками моторизованная бригада знаменитой 7-й бронетанковой дивизии «Крысы пустыни» при поддержке флота.
Израильтяне остановили свое наступление и через день заключили с Египтом перемирие. Перебросив сразу после заключения перемирия танки на восток, израильтяне добили понесшую большие потери иракскую бронетанковую дивизию, окружили прорвавшуюся к Хайфе мотомеханизированную бригаду «иорданского» бригадного генерала Готта и отбросили противника за Иордан. Разбитые арабы запросили мира, на который израильтяне согласились под давлением СССР.
Так, миром, подписанным в Бейруте, и закончилась Первая Палестинская война.
Венгрия. Будапешт. Кинотеатр «Корвин»
Дьердь Мюнних радостно улыбнулся, завидев знакомое здание кинотеатра, над которым развевалось красно-бело-зеленое знамя Венгерской Республики. Пробились, и почти без потерь, не считая двух убитых в стычке с русским дозором. Впрочем, русские не сильно упирались, немного постреляли и отошли. Наверное, у них был приказ не ввязываться в затяжной бой. О том, как русские могут драться до последнего, теперь, после двух недель боев, Мюнних знал очень хорошо. Он невольно сплюнул, вспомнив госпиталь в Веспреме. Сколько их там было, русских. Отделение, не больше, а дрались до последнего, прикрывая эвакуацию. И парней его положили немало. Трети отряда он тогда недосчитался. Но ничего, эвакуироваться-то все равно некуда было, его молодцы уже давно на всех дорогах сидели. Порезвились они тогда здорово, навек запомнят эти краснопузые, как могут мстить бравые гонведы. Да, санитарки, наверное, до сих пор так и висят на заборе вокруг госпиталя. Прости господи, приходится честному католику творить такие непотребства, иначе до этого быдла ведь не доходит. А так увидят голых, висящих вверх ногами с взрезанными животами санитарок, повешенных, обезглавленных, держащих в руках собственные головы, больных, сожженные трупы защитников госпиталя – поймут наверняка, как их здесь не любят, и уйдут к себе, оставив Венгрию жить, как жила раньше.
Из-за баррикады колонну отряда встретили приветственные возгласы. Отлично, значит, головной дозор не подкачал. Не зря Дьердь назначил в него бывших солдат, не зря. Все же этот сборный народ, все эти лавочники, богатые крестьяне, восторженные студенты воевать совсем не умеют. Да и негде было учиться, русские быстро эвакуировали самые мелкие гарнизоны, какие успели, а на крупные, которых и было-то всего три-четыре на всю страну, восставшие нападать боялись, помня неудачу с попыткой атаки штаба армии в Пеште. Там неполный батальон охраны русских продержался до подхода танков и вместе с ними закатал целый полк повстанцев в землю в буквальном смысле слова. Пленных разъяренные русские, потерявшие несколько семей, вырезанных от грудничков до женщин, не брали.
– «Дора»! Ты? – Кто же мог назвать Дьердя по старому позывному, как не «Бруно». Вот он, стоит в спокойной позе настоящего вояки, в довоенной полевой форме со знаками различия… н-да, тут-то Дьердю стало интересно, целого майора!
– Привет, «Бруно»! А я все гадаю, кто командует обороной «Корвина».
– Да, ты угадал.
– Подожди-ка, батальон Миклоша Ференци, захвативший Будапештский горком коммунистов…
– Точно, мой. Теперь, видишь, держим оборону «Корвина». Да, хорошо мы в первое время комми проредили.
– Да, жаль, русские быстро опомнились.
– Это точно. Да ничего. Заграница нам поможет. Устраивай бойцов здесь, а сам приходи в кабинет директора, поставлю тебе задачу.
Вошедшие в Будапешт части 32-й и 11-й гвардейских механизированных, а также 100-й парашютно-десантной дивизий, несмотря на упорное сопротивление повстанцев, продвигались вперед. И только 40-й гвардейский механизированный полк, усиленный ротой танков ИС-3 и самоходками, никак не мог одолеть оборону кинотеатра. Два дня шли упорные бои, повстанцы сумели подбить даже несколько «ИСов», сам кинотеатр и окружающие его здания были превращены в руины.
Представитель Министерства обороны генерал-лейтенант Иван Васильевич Котляров вместе с командиром дивизии прибыли к бывшему кинотеатру на рассвете. В свете восходящего солнца были видны еще дымящиеся развалины и догорающие танки. Два «ИСа» и Т-34 стояли прямо на площади, еще два танка догорали среди развалин. Убитых и раненых уже успели убрать, но среди развалин еще валялись винтовки, разбитые станковые и ручные пулеметы. Сопровождающие группу солдаты принесли найденный в развалинах гранатомет. Неуклюжая конструкция с лотком, мощной пружиной и рычагом взведения была хорошо знакома Котлярову.
– Английский ПИАТ, – заметил он. – А из чего подбили «ИСы»?
– Судя по повреждениям, из противотанковых пушек. Остатки двух таких найдены в развалинах, но определить по ним марку сложно, – доложил Котлярову комдив.
– Так. По характеру повреждений танков и тактическим условиям сводку жду завтра, – сказал Котляров, садясь в свой «газик»…
Несколько недель русские войска, а также введенные на западе австрийцы и немцы добивали оставшиеся очаги сопротивления. Стремясь уменьшить потери, они не жалели снарядов и ракет, обстреливая мятежников из тяжелых гаубиц, из систем залпового огня. Особенно успешно использовались новые русские «катюши» БМ-24. Тяжелые 240-миллиметровые ракеты сносили дома, ровняли с землей окопы и пулеметные точки, вызывая панику у противника.
Представитель советского Министерства обороны генерал-лейтенант Котляров приехал в городок Варпалоту, чтобы проконтролировать, как 7-я мотострелковая дивизия ННА выбьет из Секешеферхвара бригаду повстанцев. Немцы действовали грамотно, подавляя повстанцев огнем и маневром. Особенно успешно действовали самоходки «Хетцер»[64] противотанкового батальона под командованием майора Винцера. После боя прямо на площади захваченного немцами города Котляров объявил Винцеру благодарность.
Еще через несколько дней всякое организованное сопротивление повстанцев прекратилось.
Израиль. Хайфа
Иорданская мотомеханизированная бригада под командованием английского бригадного генерала Гонта с помощью иракской бригады атаковала палестинскую бригаду, державшую оборону на равнине неподалеку от Голанских высот. Неготовые к бою арабы, поняв, что атакующие превосходят их численностью и вооружением, частью разбежались, частью сдались в плен. Оставив иракцев прикрывать тыловую дорогу на сирийскую территорию, где в Голанах поспешно окапывалась еще одна бригада, Гонт собрал свои войска в две колонны и, не встречая сопротивления, устремился к Хайфе. Да, кажется, операция, в успех которой генерал не верил ни капли, несмотря на весь свой авантюризм, обещала быть успешной. Генерал, едущий сбоку основной колонны, посмотрел в бинокль на колонну машин штаба бригады. В переднем броневике, выглядывая из люка и глотая при этом пыль, ехал его начальник штаба, бывший майор «Африкакорпс» Формбахер, разработавший этот план. Генерал скривился в подобии улыбки. По крайней мере, если что, «умнику» в тылу отсидеться не удастся. Впрочем, разведка на этот раз не подвела. Действительно, оборона оказалась слабой, никаких подходящих резервов не видно, а в городе их ждут всего два батальона и несколько рот слабовооруженных ополченцев. Оборона базы, по тем же данным, еще не завершена, поэтому особых трудностей с ее уничтожением не ожидается. Нечего делать большевикам в Средиземном море, нечего! Интересно, а что придумали моряки для уничтожения русского линкора? Впрочем, какая разница, главное, что его в Хайфе не будет, так же как и русских крейсеров. А уж парочку эсминцев ждет неожиданный сюрприз в виде самоходных американских «стопятидесятипятимиллиметровок» «Кинг-Конг». Все-таки неплохо командовать полностью моторизованной частью, даже кавалерия не могла бы похвастать столь быстрым передвижением. Генерал ухватился за поручень, когда машину сильно качнуло на выбоинах, и громко выругался, чего никто не услышал из-за грохота двигателей пролетевшего над колонной на бреющем истребителя «Тандерболт». Стремительно пронесшийся над машинами самолет, покачав крыльями, перешел в набор высоты, а Гонт, негромко ругнувшись второй раз, осмотрелся в поисках позиций зениток. Ага, вот они. На небольших холмах чуть правее дороги, уставив в небо стволы эрликонов, стояли две пары самоходных зениток на базе танка «Кромвель». Видно было, что стволы пушек двигаются вслед за пролетевшим самолетом. Что же, если большевики попытаются бомбить его войска, их ждет неприятный сюрприз: в бригаду включили целый полк самоходных зенитных установок, все двадцать четыре штуки, поставленные Британией.
Майор Котляров только прилег отдохнуть, как его разбудил ефрейтор Геманов, принявший на себя обязанности денщика, которых, как известно, в Советской Армии не было и нет. Приземлившийся несколько минут назад разведчик-корректировщик Р-189 немецкого производства, традиционно называвшийся «рамой», привез пренеприятное известие. К городу двигались две механизированные колонны, прикрытые с воздуха реактивными истребителями и зенитками.
Поднятые по тревоге бойцы занимали свои места, а Котляров и Верман вместе прикидывали вероятные действия противника, когда над городом разгорелся воздушный бой. Несколько десятков легких винтовых истребителей-бомбардировщиков в сопровождении реактивных истребителей странной двухвостой схемы пытались бомбить город и порт, а некоторые истребители-бомбардировщики, несущие торпеды, – торпедировать эсминцы и катера ОВР[65], стоявшие в порту. Недолгий, как и все воздушные бои, но упорный бой закончился победой советских «МиГов» и израильских «Яков», а также зениток. На берег, в море и на улицы города упали горящие самолеты, в основном английские. Понесли потери и израильтяне, и русские. Пилоты противника принадлежали к элите британской авиации – палубным летчикам, дрались упорно и умело. Спасло положение только превосходство «МиГов» в летных характеристиках и вооружении, да мощное зенитное прикрытие. Стреляло все. Эсминцы били не только из зениток, но и орудиями главного калибра по торпедоносцам, катера расстреливали атакующие на малой высоте истребители-бомбардировщики из своих спаренных 25-миллиметровых установок.
Не успел затихнуть воздушный бой, как на город и порт обрушились тяжелые снаряды сухопутной артиллерии. Это подошли к городу армейские части противника. Вопреки ожиданиям арабы отбили даже атаку танковой и мотострелковой рот, брошенных Котляровым в разведку боем. Несвойственная обычным арабским частям стойкость быстро получила объяснение, так как среди захваченных в бою пленных оказалось несколько немцев, бывших военнослужащих Африканского корпуса Роммеля.
Неторопливо разгоравшуюся артиллерийскую дуэль между тяжелыми пушками наступавших и тяжелой береговой артиллерией базы прервал налет реактивных «Илов». Подавив на время огонь арабов, они помогли отбить их массированную атаку. Но и без этого она была обречена на неудачу. Тяжелые танки русских со стомиллиметровыми пушками и мощной броней настолько превосходили «Кромвели» атакующих, что расстреливали их, как уток. Против них оказались бессильны и новейшие противотанковые «шестифунтовки» английского производства, и только самоходные «двадцатипятифунтовки» могли подбить их своими кумулятивными снарядами.
Два дня, огрызаясь контратаками, бригада Гонта пыталась отойти назад к Голанам, но подошедшие части израильтян при поддержке русских держали ее, как собаки загнанного на охоте медведя. И как удар рогатиной в сердце стала атака танков Котлярова, дошедшая до штаба бригады. Сдаваясь, генерал Гонт повторил, как говорят, любимую фразу английских моряков:
– У короля много.
Единственное, что так и осталось непонятным в контексте этой фразы, у какого из королей – английского или иорданского…
Сирия. Эль-Камышлы
Первоначальная эйфория дня освобождения города от ненавистных ференги быстро сменилась злобой на освободителей и восставших. Иракские солдаты не стремились выйти из города для боев с подходящими войсками гяуров[66]. Нет, они предпочитали отсиживаться в тылу, грабя все, что плохо лежит, и насилуя женщин. Начали они, понятно с неверных и их пособников, но теперь перешли все границы, грабя любые более-менее богатые дома и насилуя всех женщин и девочек без разбора. Но и протестовать против этого было особо некому, самые храбрые из последних сил держали фронт против страшных, похожих на ифритов[67] сенегальских стрелков и мрачных, стремящихся отомстить за убитых соплеменников французов. Самые богатые и умные давно, еще в самом начале восстания, разбежались, прихватив наиболее ценные и малогабаритные вещи. Поэтому, как всегда, больше всего горя и лишений выпало на долю простых людей, ради счастья которых и начиналось восстание. Кроме иракских солдат не меньшую опасность представляли и налеты французской авиации. Начавшие с разбрасывания листовок на французском и арабском языках с простыми понятными картинками, живописавшими, что ждет восставших в будущем, самолеты теперь сбрасывали настоящие бомбы. Правда, в первую очередь они бомбили военные объекты – район казарм, батареи зениток, окопы, вырытые на окраинах города. Но летали они на большой высоте и бомбы сбрасывали чаще всего с горизонтального полета, а отменить рассеивание в таких условиях не способен даже Аллах, установивший законы этого мира. И падали бомбы на площади и дворцы, на хижины и сады, на восставших и на простых горожан, не сделавших ничего плохого. Все прятались в наспех вырытых щелях и укрытиях, многие скрывались в храмах, наивно полагая, что Господь спасет их от грубой материальности мира. Несколько местных дервишей после первых же налетов объявили, что настали последние дни и Аллах решил разрушить этот мир до конца с помощью безбожных иблисов – русских и их помощников, неверных франков, и призвали всех правоверных к джихаду. Погибший же мученик за веру, как известно, попадет в рай, к гуриям и сможет взять с собой еще сорок своих родственников. Вот только листовки, разбрасываемые французами, давно разъяснили, что ждет попавших в их руки, и желающих стать шахидами было совсем немного. Потому что на листовках в картинках, называемых у американцев комиксами, вполне доступно любому неграмотному крестьянину было нарисовано, что их будут вешать. Повешенный же, как известно, никогда в рай не попадет.
Тем временем французы, давя обороняющихся артиллерийским огнем и налетами авиации, при поддержке танков «Рено» R-35, устаревших, но вполне боеспособных, с толстой броней и 37-миллиметровыми пушками, неудержимо продвигались вперед. Неторопливое, грозное наступление при огневом превосходстве и постоянных налетах неуязвимых русских реактивных бомбардировщиков, получивших уже прозвище «Летающие иблисы», за налетом которых следовал бомбоштурмовой удар винтовых бронированных штурмовиков, прозванных с легкой руки кого-то из советников «Черная смерть», привело к панике среди восставших. Появилось множество дезертиров, которых пытались ловить стоявшие в тылу заградотряды из иракцев, что ничуть не добавляло признательности к ним у местного населения. Поэтому, когда французы нанесли основной удар, подтянув еще несколько батальонов из других, уже усмиренных мест, местное ополчение просто разбежалось или сдалось, подставляя под удар иракцев.
Вот тут-то иракцы и показали себя. Не вступая в бой, поспешно бросая оружие и снаряжение, они побежали еще до непосредственного соприкосновения с наступавшими французами. При этом не забывая прихватить с собой все награбленное.
Лондон. Бейкер-стрит, 990, и Даунинг-стрит
– Бэрримор, как завтрак?
Состояние у вновь испеченного отставника было скверным после вчерашней пирушки в клубе. И слуга, четко улавливавший малейшие нюансы настроения хозяина, постарался, как следует выполнить свои обязанности.
– Готово, сэр!
– Что это, Бэрримор?
– Овсянка, сэр![68]
Отвыкшему за время скитаний от национальной кухни Йену, как говорится, кусок не лез в горло, но «положение обязывало», и он с невозмутимым видом, выработанным долгой шпионской практикой, съел завтрак и, закончив, спросил у невозмутимого Бэрримора:
– Как почта?
– Вам письмо, сэр. От сэра Мак-Интайра, сэр.
Распечатав поданный конверт, Йен прочел письмо… и внимательно перечитал снова. Задумавшись, он немного походил по комнате, затем опять вызвал слугу и приказал:
– Вызовите такси и приготовьте костюм для делового визита.
После того, как хозяин уехал, Бэрримор принялся за уборку комнаты и нашел валявшуюся под столом бумагу. Осторожно подняв ее, он прочел: «…Согласны на издание вашего произведения под названием «Доктор Найн». Единственное наше условие – поменять в названии слово «найн» на английское «ноу». Усмехнувшись, слуга положил аккуратно свернутое письмо в пачку деловой переписки и продолжил уборку.
А в это время в особняке на Даунинг-стрит…
– Итак, уважаемые господа, я должен констатировать, что миллионы фунтов выброшены на ветер в буквальном смысле слова. Восстания не удались, наше влияние в Ираке и Египте пошатнулось, а наша техника…
– Прошу прощения, адмирал. Про технику поподробнее.
Докладывающий премьер-министру и его ближайшему окружению генеральный директор фирмы «Экспортно-импортные операции» слегка откашлялся и продолжил:
– Во-первых, танки. Новейшие «Кромвель» и «Черчилль» с трудом могут противодействовать модернизированным евреями немецким «четверкам» и «тройкам». Про русские супертанки я даже не упоминаю. По экспертным оценкам, необходимы танки с орудиями калибром не ниже четырех дюймов и высокой бронепробиваемостью снарядов и с броневой защитой такого же уровня. Во-вторых, самолеты. Наши новейшие реактивные истребители уступают по всем характеристикам русским. В боях выяснилось, что двухмоторные «Тадерболты» имеют худшую маневренность и скорость даже по сравнению с переданными русскими Палестине истребителями Як-23. Их можно использовать только как истребители-бомбардировщики под прикрытием истребителей. Истребители «Си Вампир» в боях с русскими «МиГами» оказались полностью неудовлетворительными. Низкая скорость, плохая маневренность, слабые двигатель и вооружение… Истребители-штурмовики «Вайверн» оказались слишком уязвимыми от зенитного огня. Самолеты же с поршневыми двигателями в качестве боевых рассматриваться вообще не могут, разве что на удаленных, вспомогательных театрах военных действий. Артиллерия также уступает в могуществе русско-немецкой. Требуется нечто аналогичное немецкой 105-миллиметровой гаубице или нашей старой 114-миллиметровке и тяжелая пушка-гаубица калибра не ниже шести дюймов, причем оба орудия должны иметь как буксируемые, так и самоходные варианты…
– Спасибо, адмирал. Итак, господа, подводя итоги, можно считать, что в данный момент ни Британская империя, ни САСШ не могут ничего противопоставить русским в военном плане.
– Разрешите, господин премьер-министр?
– Да, прошу вас, сэр.
– Как министр финансов, вынужден отметить, что Британия не имеет необходимых средств на перевооружение. Даже получение займа от САСШ не может помочь покрыть дефицит бюджета. К тому же сопровождающие заем экономические требования…
– Лучше быть американизированным, чем коммунизированным!
– Лорд Бевин, прошу вас, не столь эмоционально, сэр.
– Прошу прощения, господин премьер-министр, но я вижу только эти два выхода.
Глава 5. Другие придут, сменив уют на риск и непомерный труд
(1945 год и другие годы)
СССР, район города Горький
Моторист Альберт Савельев очень не любил данное ему родителями имя, поэтому все друзья и коллеги по работе звали его только Аликом.
Но его непосредственный начальник, постоянно называя его по имени, доводил Алика до белого каления. Правда, внешне это выражалось лишь во внезапно проступавших на лице веснушках да в чуть более замедленной, чем обычно речи, владеть собой Алик умел. Начальника он все равно тихо ненавидел и мысленно предвкушал, как после рейса подойдет и отдаст ему заявление об увольнении. Срок обязательной отработки по направлению после училища заканчивался как раз завтра, когда их речной пароход «Астрахань» должен был причалить к пристани его родного города Чебоксары. Жаль, конечно, расставаться с друзьями, команда парохода подобралась хорошая и дружная, но терпеть дальше начальника сил уже не было. Наконец-то появился сменщик. Быстро сдав вахту, Алик принял душ и, переодевшись в каюте, решил напоследок прогуляться по палубе. Когда еще будет свободное время! Несмотря на постоянный и неизменный маршрут, от Астрахани до Кинешмы и обратно, ходить по реке Алику нравилось. К тому же всякие интересные случаи в пути, происшествия во время вахт, работа на старенькой, но еще вполне работоспособной паровой машине не давали скучать, создавая то разнообразие, которое не заметно для посторонних и которое и составляет саму жизнь. Если подумать, ведь большинство людей так и живут на одном постоянном маршруте, но никто из них не скучает от этого однообразия.
– Альберт, вы уже сменились? – «Вот ведь неудача, начальник».
– Да, Николай Степанович. – «Держаться, главное не вспылить, помня о завтрашнем дне».
– Тогда у меня есть для вас одно задание… – Начальник неожиданно прервался и с изумленным видом уставился на нечто за бортом парохода, к которому Алик стоял спиной. Туда же повернулись и все стоявшие на палубе пассажиры. Одновременно Алик уловил непонятный, непохожий на обычные речные шумы звук. Обернувшись, он остолбенел.
Мимо шлепающего колесами по воде парохода неслось, оседлав волну, нечто напоминающее прогулочный теплоход, только с более современными, как бы подчеркивающими скорость очертаниями. Корпус… э-э-э, похоже что судна, как успел заметить Алик, поднятой им волны не касался, а как бы летел над ней, опираясь на воду несколькими странными… колоннами (?!) вертикальными крыльями (?!). Обойдя пароход, как стоячий, это чудо современной техники быстро скрылось вдали.
– Ну ни фига себе! Это что за корабль? Самолет или ракета? – Восхищению Алика не было пределов. Не менее изумленный начальник, забыв слова о задании, побежал куда-то на мостик.
«Узнавать рванул, – с веселой иронией подумал Алик. – Интересно, откуда же такое чудо? Неужели с горьковского завода? А что, очень даже может быть. А вот завтра придем, и узнаю точно. Теперь не то что раньше, отпустят».
Ростислав Евгеньевич Алексеев в бессильной ярости смотрел на лежащую на телефонном аппарате трубку. До чего же люди бывают слепы и упрямы! Не помогла даже ссылка на уже плавающие торпедные катера на подводных крыльях, которые так понравились черноморцам. А еще министр! Что же делать? Обращаться по государственной линии бесполезно, все опять попадет к тому же Бутоме. Министр же судостроения отчего-то никак не верил или не хотел верить в возможности разрабатываемых Алексеевым судов на подводных крыльях и всеми способами мешал его работе. Если бы не заинтересованность военных и поддержка руководства завода, министр закрыл бы эту тему. Хорошо, что во время поездки на катере А-5 в Москву удалось прокатить «с ветерком» руководителя комиссии, созданной специально для решения вопроса, что делать с неожиданно приплывшими на непонятной машине в Москву людьми.
«Нет, ну надо же, в мире творятся фантастические вещи, Катаклизм, о котором ранее даже никто из фантастов не мог и подумать, стал явью, а некоторые чиновники все равно не верят ни во что новое. Запретил работать над речным кораблем на крыльях, уже спущенным на воду и проходящим испытания. И директору уже позвонил, застращал всякими карами, тот в трубку плакался. Н-да, что-то надо делать. Придется пойти в партком. Все же с партии никто обязанности контроля не снимал. Пусть речь идет о технической политике, но все же о политике. Несмотря на двенадцатилетнее опережение перед всем остальным миром, технический прогресс необходимо развивать, иначе нас догонят, а то и перегонят…» – Размышляя подобным образом, Алексеев быстро шагал по коридорам заводоуправления. Неподалеку от дверей парткома его перехватил кадровик:
– Ростислав Евгеньевич, вы тут недавно жаловались на отсутствие в вашем КБ опытных мотористов.
– Да, Владлен Исаакович, было такое. Испытания нового корабля из-за этого задерживаются.
– Сегодня как раз пришел один на работу устраиваться. Стаж три года, правда на пароходе, но окончил Верхневолжское училище.
– Обязательно берем, обязательно.
Раздумывая, о том, что раз уже начало везти, то должно повезти снова, Алексеев зашел в кабинет парткома.
СССР, Москва. Новые Черемушки
Стройка на месте бывшей деревни, ставшей теперь окраиной города, резко отличалась от всех остальных практически полным отсутствием груд кирпича, вместо которых тяжелые транспортеры подвозили огромные железобетонные панели. Краны снимали эти панели прямо с прицепов и устанавливали на место, собирая из них дом, словно из деталей гигантского конструктора. Впрочем, иногда приходилось и разгружать панели на землю, для временного хранения. Но, как известно, нет ничего более постоянного, чем временное, особенно в нашей стране. Вот и здесь эти «временные» склады постепенно превращались в постоянный компонент пейзажа. Тем более что часть рабочих и техники была также временно переброшена на другие, более срочные объекты. То есть все было как обычно, хотя строительство микрорайона считалось одной из важнейших задач Строительного управления номер 155.
Сегодня все явно переменилось, заметно для самого ненаблюдательного свидетеля. По стройке, как ужаленные, носились рабочие, вокруг сложенных в кучи плит работала техника, краны, словно гигантские удочки, подхватывали и переносили «пойманную рыбу» – те же плиты с места на место.
Главный инженер СУ-155 в окружении нескольких инженеров и прорабов стоял у одного из домов, наблюдая за работами «по благоустройству территории». Трактор, натужно ревя, сталкивал в одно место накопившийся мусор, выравнивая площадку под газон. Внезапно к трактору подбежал кто-то, тракторист заглушил мотор, и до стоящих начальников внезапно донесся диалог, заставивший их повернуться к расположенной за спинами стройке:
– Эй, на хрена до хрена нахреначили?
– Ни хрена не до хрена, расхреначите!
Главный инженер, немолодой, ко всему, казалось, привычный строитель Илья Исаакович Лужков повернулся к прорабу бригады, работающей на этом доме:
– Это кто у вас там такие «умные»? Неужели не могут разговаривать по-человечески, обязательно ругаться надо?
Опешивший от такой подлянки прораб смог только выдавить из себя, что это они еще не ругаются, а разговаривают.
– Это бригада стажеров из Свердловска. Они еще не совсем освоились.
– Не освоились? Чтобы лучше «осваивались», их документы по окончании практики мне покажете! А сейчас сходите, предупредите, чтобы они лучше молчали. Если их товарищ Берия или сопровождающие его лица услышат…
Прораб, узнавший наконец причину аврала, побледнел и рысью устремился к дому, из которого до стоящих на прежнем месте людей через некоторое время донесся такой интересный разговор на «русском строительном», что невольно улыбнулся даже старший инженер. Прораб, вернувшись, доложил, что все будет в порядке, невинным взором честно глядя в глаза разозлившегося старшего инженера.
Ознакомительная поездка председателя Совета Министров по новостройке прошла успешно. Особенно заинтересовала высоких гостей возможность быстрой постройки дома из готовых элементов, привозимых с завода. Единственное сомнение высказал молодой, перспективный министр Фуад Якубовский, заметивший, что бетонные конструкции плохо держат тепло. Но строители заверили, что вопрос решается легко, после утепления стыков и оштукатуривания теплоизоляция помещений не уступает кирпичным аналогам. Берия, выслушав объяснения, дал указание проверить этот вопрос во время эксплуатации зданий.
В целом строители нового московского района Черемушки остались довольны прошедшим визитом. Все, кроме старшего руководителя практики от свердловского училища и одного из практикантов – комсомольского активиста, который из-за плохой характеристики с места командировки так и не попал в комитет комсомола училища, а потом вообще из-за постоянного злоупотребления спиртными напитками не поднялся выше прораба.
Позднее, выпивая с приятелями, Борис Николаевич не раз с обидой вспоминал:
– Нет, шта в Маскве за дураки. За пустяки меня обругали, панимаишь.
СССР. Станция Домна. Полигон Телемба
Здесь, посередине между Дальним Востоком и Сибирью, в военном округе, название которого шутники переводили как «Забудь Вернуться Обратно», служба всегда была тяжелее, чем в центральных округах. Но и проще, человечнее, что ли. Приезжающие карьеристы быстро получали должности и уходили, а не имеющие «волосатой руки» тянули службу, чаще всего из одного энтузиазма. Поскольку иначе выжить в этих суровых краях, где были даже места, до которых так и не добралась Советская власть, было невозможно. Необходимо заметить, что кое-что понемногу стало меняться в последние годы. Новый министр обороны, не любивший бездарей и подхалимов, используя возможности, предоставленные войной и сокращением, в меру сил чистил «авгиевы конюшни». Одним из инструментов такой чистки стали внезапные инспекторские проверки.
Вот такой подвергся в этот раз второй бомбардировочный полк, базировавшийся на аэродроме «Домна». Прозванный в народе «жемчужиной Забайкалья» небольшой гарнизон из двух кирпичных домов офицерского состава и нескольких десятков одноэтажных бараков, расположенный в трех остановках рабочего поезда от Читы, взорвался в ночи воем сирены и топотом бегущих ног.
Через полчаса на всех стоянках в полутьме, лишь изредка рассекаемой тусклым лучом фонарика или отблесками синей подсветки приборов из кабин самолетов, вовсю кипела привычная, не раз проделанная работа. Техники и механики проверяли состояние систем бомбардировщиков, настраивали необходимые параметры и дозаправляли самолеты. А по приезде тягачей, волочащих за собой привезенные со склада бомбы, и подвешивали их. Первые самолеты уже запускали двигатели, когда к особому звену первой эскадрильи подвезли на спецприцепах управляемые авиабомбы. Считающиеся секретными изделия доставлялись к самолетам зачехленными и под охраной. Тотчас же все имеющие допуск, созванные посыльным, собрались для подвески авиабомб.
Пока технический состав готовил матчасть к полету, в классе предполетных указаний командир эскадрильи майор Брагиш, невысокий плотный крепыш, бывший чемпион Республики Молдова по боксу среди юниоров, доводил до летчиков обстановку и ставил задачи на вылет:
– …Звенья Короткова и Лукашенко наносят удар по колонне РРАБами, звено Берга уничтожает своими изделиями переправу «противника», командное звено добивает внезапно возникшие цели и осуществляет контроль удара. Вопросы есть? Нет? По самолетам!
В это время на полигоне «Телемба» начальник полигона докладывал начальнику проверяющей комиссии, молодому, подтянутому генерал-полковнику. Выслушав доклад, генерал прошел в укрытие, из которого предполагалось наблюдать за действиями бомбардировщиков. Осмотревшись, он повернулся к начальнику полигона:
– Плоховато видно, особенно мишень «мост». Есть более удобное место?
– Есть укрытие, оно рядом с мишенью «мост», но я считаю его расположение опасным.
– Опасно? Неужели построено с нарушениями?
– Э-э-э, нет, просто по мосту бомбами большого калибра будут действовать, а у нас укрытие по документам не более чем на «двухсотпятидесятки» рассчитано.
– Товарищ полковник, вы забыли, что по этой цели «Чайками» бомбить будут? Так что немедленно перенести наблюдательный пункт! Чтобы к началу атаки успели, понятно?
– Есть, товарищ генерал!
Представительная комиссия с трудом успела разместиться в укрытии, когда над полем появились первые бомбардировщики, ускользнувшие от перехватов истребителей «МиГ» 833-го полка. Две тройки «Илов», неожиданно выскочив из-за сопок, нанесли удар по мишенному полю, уставленному колоннами старой и трофейной техники. Сброшенные ими кумулятивные противотанковые и стокилограммовые осколочно-фугасные бомбы «вырастили» на месте мишеней «лес» разрывов и столбов пламени. Дым от горящих мишеней на время даже заслонил «мост», над которым как раз пронеслись на большой высоте Ил-28 «особого звена», сбросившие с пятнадцатикилометровой высоты три управляемые авиабомбы УБ-2Ф «Чайка». Все присутствующие в бункере, получив сигнал сброса, прильнули к биноклям и стереотрубам. Несколько томительных секунд, и вот одна из бомб рванула точно в середине моста, а вторая, сброшенная немного позже, неожиданно сменила траекторию и упала буквально в паре десятков метров от укрытия. Взрывной волной укрытие тряхнуло так, что никто не устоял на ногах. Генерал армии и еще трое быстрее среагировавших офицеров успели упасть, а остальным достались и ударная волна, и даже несколько залетевших в бойницы осколков. Поднявшись и осматриваясь сквозь висящую в укрытии пыль, генерал-полковник зло ощерился и, повернувшись к адъютанту, приказал, срываясь на крик:
– Срочно медиков! А для представителей промышленности запиши замечание: «Чайку», вашу…! доработать, иначе придется по-другому говорить!
Генералу, в свое время воевавшему в Великую Отечественную летчиком-истребителем, было не привыкать к крови и стонам раненых.
Василий Сталин хладнокровно отряхнул шинель, достал из валяющегося неподалеку раскрытого ящика аптечки бинт и принялся ловко бинтовать раненного в голову помощника начальника полигона.
Интерлюдия
Мир, который появился после Катализма, отнюдь не стал тихой гаванью для появившегося в нем СССР. Почти вся Европа и часть Азии попали под его контроль, став зоной «строительства нового общества». При этом ставший в итоге всех перестановок главой правительства Л. П. Берия широко использовал послевоенный опыт прежнего мира, когда в странах Восточной Европы коммунисты действовали в условиях многопартийной системы, а в Румынии даже сохранялась монархия[69].
Имея военное превосходство и ядерное оружие, СССР сократил военные расходы и численность вооруженных сил. За счет репараций пополнился бюджет.
Однако угрозы все равно сохранялись. На юге Китая, где окопались гоминьдановцы, в Индии, по-прежнему находящейся под властью англичан, в Испании, в Голландии, в Португалии сохранялись отнюдь не дружественные советскому строю силы. Северо-Американские Соединенные Штаты и Британская империя, несмотря на свое трудное положение, тоже не хотели признавать новых геополитических реалий. Ответом на сложившуюся ситуацию с их стороны стало создание в 1945 году АДО – Атлантикс Дифенс Организейшн, Атлантической организации обороны. В нее вошли Британская империя, САСШ, Бразилия, Венесуэла, Португалия, Колумбия, Либерия, Южно-Африканская Республика. Противостояние АДО и ОВД (Организации Венского договора) с легкой руки Уинстона Черчилля, произнесшего эти исторические слова в интервью корреспонденту популярного американского журнала «Кольерс», назвали «холодной войной».
Война же, как известно, требует расходов на вооруженные силы и вооружения. Поэтому началась гонка вооружений, в которой страны АДО стремились догнать и перегнать ОВД по количеству и качеству военной техники и составу вооруженных сил. Но, кроме гонки вооружений, обе стороны проводили тайные операции во всех частях света, направленные на ослабление позиций противостоящих стран.
Автономная Республика Чад (Французская Экваториальная Африка). Плато Эннеди.
Отряд Ганмоли Сахулбы быстрым маршем продвигался по плато Эннеди. Разнообразно вооруженные суданцы, арабы, банту и европейцы, нагруженные снаряжением, обливаясь потом, двигались через незаселенную полупустыню к городку Фада. Уже несколько лет в бывших французских колониях, называемых теперь автономными республиками, шла необъявленная малая война. Разнообразные противоречия, раздуваемые внешними силами до вооруженных конфликтов, неожиданные и неспровоцированные выступления недовольных, при том что французы по примеру советских коммунистов широко привлекали к власти местных политиков. Например, сейчас в Автономной Республике Чад вице-председателем Совета был родившийся в семье выходцев с французских Антильских островов Габриэль Франсиско Лизетт, проживавший в этой стране с пяти лет. Правда, председателем Совета был французский губернатор, зато в Совете были и вожди северных племен, во главе с ярым сторонником независимости вождем Кумаллахом. Но часть воинов этих племен ушла в Судан, откуда совершала налеты на гарнизоны и города. В Судане, находившемся под контролем англичан, они получили современное оружие. А готвили эти отряды инструкторы, говорящие по-английски.
Поддерживаемые недовольными соплеменниками, «борцы за свободу и независимость» легко ускользали от немногочисленных французских войск, разгоняя небольшие гарнизоны местного ополчения, так называемой «национальной гвардии Чада», вооруженного устаревшим стрелковым оружием. Вот и сейчас, получив от агентов сообщение о планируемом визите в небольшой городок Фада, расположенный у западных отрогов плато, губернатора Феликса Эбуэ в сопровождении всего лишь взвода сенегальских стрелков из полка, расквартированного гарнизонами в Чаде и соседних странах Экваториальной Африки, националисты решили атаковать город. Вместе со взводом гарнизона и неполным взводом национальной гвардии отряду Сахулбы, насчитывающему триста человек, могло противостоять раза в два меньше солдат. Да и вооружение у отряда было ничуть не хуже, чем у обороняющихся. Состоящий наполовину из наемников, отряд делился на четыре группы, одна из которых была вооружена 50-миллиметровыми английскими минометами, 3,5-дюймовыми американскими гранатометами и даже одной легкой 57-миллиметровой безоткатной пушкой. Учитывая вооружение остальных групп – американские карабины М1, ручные пулеметы «Брен» и «Браунинг», несколько снайперских винтовок Ли-Энфильда, отряд по огневой мощи мог сравниться с полнокровным батальоном сенегальских стрелков.
До наступления самого жаркого времени дня оставалось совсем немного, и люди спешили изо всех сил, подгоняемые командами начальников, стремясь достичь известного местным уроженцам небольшого ущелья, сулящего укрытие как от солнца, так и от возможных глаз воздушного патруля. Правда, такие патрули на легких «Потез 25ТО», устаревших, сильно изношенных самолетах, летали редко, но иногда появлялись над пограничными территориями, прилегающими к Судану. Да и летали они, судя по данным разведки, в основном утром, по холодку.
Спешащие люди практически не смотрели на небо, за исключением нескольких, самых осторожных. Среди последних был и старший группы воинов племени Хассан Хабре. Он и заметил первым странный блеск в воздухе, над небольшой горой справа от маршрута. Приглядевшись более внимательно, он ничего не увидел, но на всякий случай подозвал своего лучшего десятника Нгакуту и приказал:
– Возьми свой десяток, проверь вон там, за горкой. Что-то там подозрительно блеснуло.
Не успел десяток Нгакуты отбежать на несколько десятков метров, как рядом с колонной разорвались первые мины. Опытные наемники и племенные воины, уже не раз бывавшие в бою, не паникуя, начали занимать оборону, несмотря на падающих вокруг раненых и убитых.
Но развернуться полностью отряд не успел, из-за горки взлетели вертикально несколько диковинных самолетов, не похожих на обычные, с вращающимися над корпусом странными кругами, и быстро понеслись на позиции отряда. Из висящих под крылышками по бокам корпусов коротких многоствольных орудий вырвались снопы пламени. На отряд обрушилось множество снарядов. Взрывы снарядов этих орудий были намного сильнее, чем взорвавшиеся до этого минометные мины, и нанесли большие потери.
После пуска неуправляемых ракет вертолеты развернулись и обстреляли укрывающихся в малейших складках местности бандитов из крупнокалиберных пулеметов. Одновременно в атаку под прикрытием минометного и гранатометного огня перешли, поливая все впереди себя из автоматов, бравые французские «пара». Первая операция с использованием вертолетов закончилась решающим успехом – разгромом крупной банды националистов.
США. Форт Мид
Генерал Эдна Р. Чаффи с нескрываемым интересом рассматривал стоящего напротив человека. Несмотря на неплохо сидящий гражданский костюм, выправка и поведение выдавали в нем военного профессионала, а взгляды, бросаемые на видневшиеся вдали танки, – скрытую тоску по своему военному прошлому.
– Приветствую вас, мистер…,
– Эрвин, просто Эрвин, сэр.
– Тогда и вы называйте меня просто Эдна. – Улыбаясь знаменитой американской улыбкой во все свои тридцать два зуба, Чаффи пожал руку эксперту Департамента вооружений, до сих пор говорившему по-английски с заметным немецким акцентом. Командующему бронетанковыми войсками Армии США было действительно интересно пообщаться со знаменитым противником англичан, «лисом пустыни» и одним из лучших, по английским же отзывам, генералов бывшего вермахта, Эрвином Роммелем. Тем более интересно, что он прибыл на презентацию новых моделей танков, с которыми не успел ознакомиться и сам Чаффи.
Бронетанковые войска переживали трудные времена. Ни опыта войны, ни опыта конструирования танков, ни знающих офицеров. В то же время пришедшие из Европы сведения прямо-таки кричали, что война на суше в нынешних условиях определяется именно состоянием бронетанковых войск и их техники. Сначала это доказывал успешный немецкий «блицкриг», а потом – еще более успешные действия этих проклятых русских комми, свалившихся из будущего на погибель всему добропорядочному и цивилизованному англосаксонскому миру.
Лихорадочно сконструированные «новейшие» танки М3, как легкие, так и средние, оказались намного уступающими даже отнюдь не новым танкам палестинцев, а уж в сравнении с русскими танками – абсолютно устаревшими. Потом на его базе пытались разработать новый средний танк, более удачный М4 «Генерал Шерман», который некоторое время состоял на вооружении стран Латинской Америки и дивизий САСШ, предназначенных для боевых действий в этом регионе. Но и этот танк не мог на равных бороться даже с устаревшими советскими «тридцатьчетверками», что выяснилось в первых же боях чилийско-аргентинского конфликта.
Поэтому сегодня Чаффи и его коллеги собирались осмотреть новые, разработанные специально для борьбы с русскими танки. Генерал, садясь в подогнанную водителем легковушку, вздохнул, вспомнив о присланных год назад новых танках – средних М4 и тяжелых М6. «Да, поневоле вспомнишь о русских методах обращения с конструкторами дурацкой техники. Если М4 был сравнительно неплох, то М6 с его спаркой из 75-миллиметровых и 37-миллиметровых орудий не заслуживал даже ругани. Зато теперь конструкторы расстарались, и на полигон прибыло сразу три модели тяжелых, новый легкий и новый авиадесантный танки. Всю эту технику планировалось обкатать на полигоне и наиболее удачные образцы принять на вооружение.
– Эрвин, как вы относитесь к тяжелым танкам? Отдел бронетанковых войск штаба армии выступает против них, считая, что размеры и вес танка должны ограничиваться габаритами и грузоподъемностью переправ и мостов, наводимых инженерами.
– Я считаю, что, несмотря на то что танки с танками не воюют, в ходе боев танковые дуэли неминуемы. И для такой ситуации танк с мощной броней и пушкой, способной поразить танк противника на максимально доступной дистанции, дает вашим войскам неоспоримое преимущество. К тому же, как верно отмечал в своей книге генерал Гудериан, мощная бронезащита позволяет танкам успешно бороться с противотанковой артиллерией противника при прорыве обороны.
– Но для борьбы с танками, по-моему, лучше подходят скоростные противотанковые самоходки. А прорыв обороны без подавления противотанковых орудий – это же самоубийство.
– Эдна, поймите, в ходе боев практически невозможно добиться присутствия необходимых вам подразделений в нужном месте в нужное время. Поэтому приходится импровизировать и обходиться тем, что есть под рукой. А слабозащищенные самоходки на поле боя будут нести очень большие потери, по моему опыту. К тому же полное уничтожение средств обороны противника – мечта, причем недостижимая.
– Я понял вас, Эрвин. Скажите, а что известно о русских тяжелых танках?
– На востоке, против Японии, они применили очень тяжелые танки, весом не менее семидесяти-восьмидесяти тонн. Но основной тяжелый танк их армии, ИС-3, несколько легче, тонн пятьдесят весом, вооружен очень мощной 12-сантиметровой пушкой и сильно бронирован. Броня его не менее двадцати сантиметров в лобовой части корпуса и башни, причем расположена под удачно выбранными рациональными углами наклона. Сильный соперник. Но даже и называемый ими средним танк, который нам известен под маркой М53, вооружен 10-сантиметровой пушкой и имеет броню почти такой же толщины при весе около сорока тонн.
– Трудный противник. – Американец невольно поморщился.
– Да, и для борьбы с ним просто необходимы мощные тяжелые танки. – Немец непроизвольно повторил гримасу собеседника.
После этого разговора и еще нескольких совещаний американцы сделали ставку на тяжелые, вооруженные 120-миллиметровыми пушками танки. Первые образцы тяжелых танков Т-29 со 105-мм пушкой, Т-30 со 155-мм и Т-34 с первым вариантом «стодвадцатимиллиметровки» получились переутяжеленными, весом в шестьдесят-семьдесят тонн и малоподвижными. Облегчив и улучшив их конструкцию, американцы создали тяжелый танк М43 «Генерал Першинг», ставший основным в армиях АДО.
Для разведки американцы разработали весьма удачный легкий танк М24 «Генерал Кастер», вооруженный первоначально 57-миллиметровой английской, а позднее – 75-миллиметровой облегченной пушкой. Вот только научить его плавать конструкторам так и не удалось. Поэтому морская пехота вынуждена была обходиться самоходкой, созданной на базе плавающего бронетранспортера.
Атлантический океан. Траверс мыса Кабу-Бранку
Четыре гигантских мотора ровно гудели, вращая восьмерку спаренных винтов. Тяжелый сверхдальний противолодочный самолет Ту-22 кружил в небе перед караваном судов, шедших из Бреста в Буэнос-Айрес. Командир воздушного корабля капитан Денис Корнуков напряженно вслушивался в доклады соседа и своих операторов. Пока ни одна система обнаружения не засекла ничего подозрительного. Но экипаж самолета и команды сторожевых кораблей бдительно обшаривали окружающий океан всеми имеющимися средствами обнаружения в поисках возможных подводных лодок. Увы, несколько пропавших без вести судов, одно из которых успело сообщить о торпедной атаке из-под воды, заставляли «держать порох сухим».
До настоящего времени никаких данных о принадлежности лодок ни одной из спецслужб ОВД добыть не удалось. Ходили слухи о несдавшихся нацистах, которые продолжают личную войну с тайных баз в латиноамериканских странах, поговаривали о тайной операции флота и УСС САСШ, но пока никто не смог ничего доказать точно. Вот и пришлось судам ОВД, да и нейтральных европейских стран, ходить в Аргентину конвоями, под охраной кораблей объединенного или аргентинского флотов. Сейчас конвой из двух десятков сухогрузов и танкеров сопровождали противолодочные корабли советского, французского и немецкого флотов, а также пара новых противолодочных самолетов Туполева, впервые допущенных к столь дальнему перелету.
Размышления командира прервал доклад одного из операторов, заметивших подозрительный сигнал. Предположительно западнее курса конвоя на расстоянии около двадцати миль локатор засек две цели, похожие на подводные лодки в надводном положении. Подав вперед РУДы, увеличив скорость с крейсерской до восьмисот километров в час, капитан приказал радисту передать предупреждения на корабли и напарнику.
Пока бомбардировщик Корнукова летел к целям, напарник сбросил завесу из противолодочных буев, чтобы можно было засечь лодки и под водой. Похоже, на неизвестных подлодках заметили приближавшийся самолет, они резко отвернули в разные стороны и начали погружение. Но это им не помогло, аппаратура «тушки» видела их и под водой. Погружение же явно доказывало их враждебные намерения. К тому же лодки приблизились к конвою почти до границы зоны безопасности, о которой Главное военно-морское командование ОВД предупредило все страны.
«Пожалуй, можно уже применять оружие. Плохо только, что вторая лодка может ускользнуть, да и взрывы, скорее всего, сорвут ее сопровождение кораблями и вторым бомбардировщиком. Возможно, однако, что атака первой подлодки отпугнет вторую».
Размышляя, капитан в то же время готовил самолет к удару. Выйдя на боевой курс и снизив скорость, он нажал на кнопку сброса, и из открытых бомболюков вниз полетели несколько противолодочных бомб. Отвернув, капитан передал управление второму пилоту и попытался оценить обстановку. Второй самолет кружил вдали, прикрывая конвой с противоположной стороны. К месту, в котором могла оказаться вторая подлодка, на полном ходу шли советский «Блестящий» и немецкий «Отто Штрассер». Место бомбардировки первой лодки сразу бросалось в глаза с высоты из-за огромного пятна топлива, расплывавшегося по поверхности моря. К нему также на полном ходу шел французский фрегат «Сюффрен». Еще три корабля шли противолодочным зигзагом в ближнем охранении конвоя. Судя по всему, контр-адмирал Руге, командовавший конвоем, оценил ситуацию как опасную.
Впрочем, капитану Корнукову снова стало не до размышлений. Хвостовой стрелок доложил, что его локатор засек две летящие со скоростью восемьсот километров в час цели сбоку от самолета. Но они быстро вышли из зоны обнаружения, а увидеть их в оптический прицел не удавалось из-за облачности. Пожалуй, следовало увеличить скорость до максимальной, решил Денис, но в этот момент заработали пушки верхней установки. Одновременно стрелок прокричал, что самолет атакуют непонятные летающие тарелки. Отвернув бомбардировщик вверх и влево, второй пилот пытался набором скорости и высоты уйти от атаки, но было уже поздно. Пушечные очереди повредили оба мотора на правой плоскости, приборная панель засверкала красными огнями. Теперь-то, взяв управление на себя, Корнуков наконец увидел атаковавших. Это было действительно невиданное зрелище.
Дымя форсированными моторами, с почти неразличимыми на глаз двумя сверкающими кругами вращающихся лопастей на основании длинных мотогондол, торчащих из круглого блинообразного крыла-корпуса с выступающей кабиной, три истребителя без опознавательных знаков виражили, пытаясь повторить атаку. Еще один, дымя и распадаясь, падал вниз и, спустя несколько секунд, взорвался, оставив вместо себя быстро тающее облако.
Снова заработали пушки, стрелки верхней и задней точек пытались отбить угрозу, еще не понимая, что поврежденные двигатели уже не дают никакого шанса на спасение и лучшим выходом остается только катапультирование. Корабли конвоя наверняка подберут всех.
Внезапно задняя установка перенесла огонь налево, и из ближайшей облачности, в которой что-то сверкнуло, вывалился еще один сбитый и горящий «блинчик». Капитан успел заметить, что пилот истребителя вывалился из открытого фонаря, когда очереди справа опять вошли в корпус бомбардировщика. Взвыл в наушниках сигнал опасности и смолк, видимо, из-за поврежденной электроники. Капитан, включив автопилот, передал всем приказ на катапультирование.
К сожалению, экипаж этого самолета был первым, который покидал самолет такой модели. Никто не подозревал, что катапультирование из этого бомбардировщика похоже на лотерею. Кресла экипажа по специальным рельсам одно за другим подтягивались к люку и выбрасывались стреляющим механизмом вниз. А в воздухе вылетающие кресла летели параллельно корпусу и… натыкались прямо на гигантский обтекатель радиолокационного прицела.
Подоспевший к месту боя «Сюффрен» подобрал несколько плавающих тел и всего лишь двоих живых членов экипажа самолета. Среди разлитого по морю пятна мазута нашли еще и кусок дерева с обрывком надписи на английском языке. Увы, прыгнувшего с парашютом пилота истребителя никто не искал, так как никто из моряков его не заметил, и только позднее из докладов уцелевших членов экипажа «тушки» командование узнало обо всем. Конечно, было уже поздно возвращаться и проводить поиски. Но адмирал отправил один из вертолетов Ка-15 обследовать район столкновения. Маленький двухвинтовой аппарат летал так долго, сколько позволял запас топлива, но ничего не обнаружил.
СССР. Баренцево море
Новейшая подводная лодка, фактически подводный крейсер, на что указывал даже буквенный индекс в номере – К-3, вышла на испытания в море. Зарываясь в волне своим не приспособленным для надводного плавания китообразным носом, лодка тем не менее быстро удалялась от берегов. Вода бурлила перед ее обтекаемым, словно у торпеды, носом.
«Быстро идем, не меньше тридцати километров в час», – подумал председатель Совета Министров, стараясь не обращать внимания на бунтующий с непривычки организм.
В это время на мостик поднялся главный конструктор лодки Владимир Николаевич Перегудов. Вид у него был измотанный, даже, пожалуй, совершенно больной. Но восхищенный новым кораблем заместитель главнокомандующего ВМФ адмирал Горшков, не замечая состояния конструктора, подхватил его под руку и потянул к фальшборту, восхищенно приговаривая:
– Ты погляди, какое ты чудо сотворил, погляди!
Перегудов молчал, словно потрясенный увиденным, но многие заметили, что он держится из последних сил. Увидел это и Берия, заметивший:
– Владимир Николаевич, у меня к вам есть небольшой разговор. Давайте спустимся в кают-компанию.
Как только Берия и Перегудов ушли с мостика, Горшков приказал командиру лодки капитану второго ранга Леониду Осипенко готовить лодку к погружению. Зазвучали команды, гости и члены экипажа уходили с мостика, а сопровождающие лодку корабли отворачивали в сторону. Планировалось одновременно с первым опытным выходом проверить возможности надводных кораблей по обнаружению подводных лодок такого типа.
Прозвучали команды, четко и слаженно сработали матросы и офицеры, и вот уже похожая на громадного кита внешним видом, так отличным от привычных дизельных, больше приспособленных для надводного плавания, лодка погрузилась в глубины моря.
На нескольких застопоривших ход сторожевиках и больших охотниках старательно вслушивались в шумы надевшие наушники гидроакустики. Причем на одном из сторожевиков все звуки еще и записывали на громоздкий аппарат с вращающимися катушками с магнитной проволокой – магнитофон.
Наконец лодка достигла заданной глубины и направилась в заданный квадрат полигона, постепенно набирая скорость. Пятнадцать, двадцать, двадцать пять узлов… Командир восхищенно посмотрел на лаг и тут же перевел взгляд на Горшкова.
– Запас мощности есть? – спросил у командира Сергей Георгиевич и, получив утвердительный ответ, приказал: – Давайте самый полный ход!
Через некоторое время подводная лодка набрала невиданную ранее скорость в тридцать узлов. Следящие за ней сторожевики отстали один за другим, лишь шедший параллельным курсом крейсер и пара эсминцев, разогнавшиеся до такой же скорости, продолжали идти с ней наравне. Но они не могли отследить местоположение лодки – шум собственных механизмов и винтов глушил их гидроакустиков.
– Да, теперь я вижу вашу правоту, Владимир Николаевич, – обратился к появившемуся в помещении командного пункта конструктору Горшков: – Вы не зря настаивали на китообразном носе для вашей красавицы. Ей действительно нечего делать на поверхности, глубины моря – вот ее стихия.
– Хорошо сказали, Сергей Григорьевич! – поддержал замглавкома председатель Совета Министров. Сняв пенсне и протирая стекла мягкой фланелью, он осмотрелся вокруг и внезапно сказал: – А ведь для такого корабля наличие только бортового номера нарушит все морские традиции. Как вы считаете, товарищи? Это же практически подводный крейсер.
– Конечно, товарищ маршал!
– Надо кораблю название дать, – поддержали его присутствующие.
– Я как раз недавно книгу одну прочел, – слегка улыбнувшись, продолжил Берия, – нашего знаменитого писателя Адамова. «Тайна двух океанов» называется. Там против вражеского флота с успехом действовала советская подводная лодка «Пионер» с автономностью, позволяющей ей перейти из Ленинграда во Владивосток под водой.
– Хорошее название, товарищ маршал, для первого советского подводного крейсера, – ответил Горшков. Перегудов и Осипенко утвердительно кивнули.
– Что же, товарищи, будем решать о присвоении наименования «Пионер» вашему кораблю, – подвел итог разговора маршал и, надев пенсне, приказал: – Продолжаем по плану.
«Учения Северного флота, продолжавшиеся несколько дней, показали возросшее мастерство советских моряков. Особенно высокие результаты показали экипажи линейного корабля «Архангельск», авианосца «Чкалов» и крейсера «Железняков», награжденные по итогам учений переходящими вымпелами министра обороны СССР», – написал в газете «Красная звезда» специальный корреспондент Симонов.
Северная Ирландия, Белфаст
В городе, разделенном невидимыми, но весьма четко улавливаемыми жителями границами на враждебные друг другу кварталы, незаметно для постороннего глаза накапливалось напряжение. Приближался день «оранжистского марша», традиционно сопровождающийся погромами в католических кварталах. Поэтому патрулирующие улицы английские солдаты были начеку, да и количество их увеличилось раза в два. Правительству Его Величества хватало хлопот в других местах разваливающейся на глазах империи, чтобы задумываться еще и над проблемами этого небольшого региона. А раз так, то принято было самое простое решение – посланы войска, чтобы задавить любое недовольство. Но давно известно, что простые решения не всегда самые правильные.
«Город словно погружается в болото. Болото ненависти…» – сержант Томми Аткинс по прозвищу «Актер» в свое время окончил театральное училище и, если бы не некоторые жизненные обстоятельства, сейчас наверняка выступал бы на сцене Ковент-Гардена. Но и в армейских рядах он выделялся своей речью и интеллигентными привычками, не потерянными за пять лет службы. Поэтому сейчас его мысли были не совсем обычными для начальника армейского патруля, продвигающегося по улицам потенциально опасного квартала. Впрочем, размышления нисколько не мешали Томми следить за окружающей обстановкой. А она явно и стремительно ухудшалась. Если в начале патрулирования прохожие лишь недобро поглядывали на дюжину ощетинившихся стволами солдат, то теперь, завидев патруль, они стремились свернуть в ближайший переулок. А дети исчезли с улицы, словно сейчас на нее должны были обрушиться тайфун и землетрясение в одном флаконе. Почувствовали неладное даже два новичка, Сэм Браун и Гарри Грей. Оба начали нервничать, сбиваясь с отработанного шага и замедляя группу. Пришлось остановить отделение, подойти к Брауну и Грею и «привести их в чувство». Воспользовавшись остановкой, прикомандированный радист Алекс Бирнс сумел связаться со штабом батальона и позвал Томми к рации. Едва сержант успел надеть наушники и начать разговор с майором Беггом, как из одного из соседних домов раздался выстрел. Пуля, просвистев у уха сержанта, ударила в камень брусчатки. Томми готов был поклясться, что он успел увидеть высеченную ударом пули о булыжник искру. В тот же момент солдаты, бросившись на землю или встав на колено, открыли шквальный огонь в направлении возможного укрытия стрелка, по окнам вторых этажей домов с той стороны улицы. Стоящие в оцепенении Браун и Грей не успели ничего понять, как раздался второй выстрел. Стрелок снова целился по радисту, но стоящие рядовые невольно прикрыли Бирнса. Пуля попала в шею Грею, брызнувшая из нее кровь залила лицо Брауна, который наконец-то среагировал. Упав на колено, он выпустил магазин своего «Энфилда» одной непрерывной очередью в сторону, откуда раздался выстрел.
– Справа подъезд, к нему! – скомандовал Томми. Сбросив наушники и пригнувшись, он вместе с Бирнсом рванул в сторону открытого подъезда, одновременно поливая очередями все новые и новые окна, из которых начинали стрелять по патрулю. Только превосходство англичан в огневой мощи, из-за вооружения новыми штурмовыми винтовками, еще спасало патруль от полного уничтожения. Но уже два неподвижных тела валялись сломанными куклами на проезжей части. Один из солдат, раненный, укрылся за бордюром и там замер, бросив винтовку.
Томми вдруг понял, что вооруженный ручным пулеметов капрал убит, причем сержант даже не успел заметить когда.
Самое обидное, что у патрульных не было даже дымовых гранат, не говоря уж о боевых. А ведь улица не так уж широка, можно было попытаться забросать окна первых этажей, из которых велся огонь, гранатами и попытаться уйти.
Но тут на улице раздался заглушивший на время стрельбу грохот работающего без глушителя двигателя. Из-за поворота выскочил броневик «Даймлер», поводя башней с двухфунтовой пушкой. Не успел он проехать и до середины фасада первого дома, как на его корпусе внезапно взорвалась кумулятивная граната. Выбросив из всех щелей густой черный дым, бронеавтомобиль загорелся еле видимым прозрачно-красноватым пламенем. Рядовой Браун позднее уверял всех, что успел заметить, как ярко-огненная кумулятивная струя пронзила броневик насквозь. Никто из ветеранов даже не улыбался, слыша его рассказ. В бою, под страхом смерти, у человека появляется множество необычных талантов.
Противотанковый гранатомет ПИАТ, который не так давно поступил на вооружение английской армии, при всех своих недостатках имел одну особенность: он легко маскировался, особенно в городе, а пламя выбрасывающего гранату заряда было малозаметно. Поэтому обнаружить, откуда прилетела роковая для экипажа «Даймлера» граната, не успел никто. Впрочем, никто из патрульных особо об этом не задумывался, опустошая магазин за магазином в сторону любой подходящей для стрельбы дыры.
Неожиданно радист прекратил стрельбу, ответил что-то в микрофон и, пригибаясь, проскользнул к Томми:
– Сержант! Просят прекратить огонь, наши атакуют их с тыла!
– Принял! – ответил он и, стараясь перекричать грохот боя, подал команду на прекращение огня.
Немного времени спустя из домов, захваченных англичанами атакой с тыла, начали выносить трупы террористов и случайно убитых мирных жителей, выводить немногочисленных пленных. Позднее сообщалось, что было убито семнадцать террористов и шестеро захвачено в плен. Потери армии составили шестеро убитых и один бронеавтомобиль.
«Нашей победе мы обязаны замечательным солдатам и непревзойденной винтовке Энфилда», – заявил в интервью газете «Дейли телеграф» командир второго батальона хайлендеров Сифорта подполковник Джеймс Камерон.
ГДР. Гейленкирхен. Французское Содружество. Дакар. Атлантика
Подполковник Логичев, командир 120-го истребительного полка дальнего действия, был расстроен. Последнее время такое его состояние было редкостью: получив недавно согласие Хелен на свадьбу, он постоянно лучился счастьем и, казалось, ничто не могло испортить ему настроение. Даже коллективная пьянка и драка в казарме, устроенная дембелями, в результате чего он получил выговор от командира дивизии, ненадолго его расстроила. Впрочем, командир авиакорпуса генерал Молодчий в личном разговоре заметил, это дело житейское, что случай этот ничуть не испортил его хорошее впечатление о Петре, и распорядился выделить взвод строителей с техникой, чтобы построить к свадьбе для командира полка новый отдельный домик в гарнизоне. Но сегодня Петр был искренне расстроен. Капитан Юрий Гагарин, веселый и компанейский летчик, в короткое время ставший любимцем всего полка, отлично овладевший техникой и великолепно отстрелявшийся по мишеням во время недавней итоговой проверки, вызван в Москву. Жаль, конечно, Логичев уже наметил его на открывающуюся вскоре вакансию командира второй эскадрильи. Но ничего не поделаешь, приходится расставаться. Вот и сейчас пытающийся скрыть свое состояние Логичев и веселый Юрий Гагарин сидели в летной столовой, где по случаю отъезда капитана вторая эскадрилья устроила небольшую вечеринку. В глубине души Логичев признавал, что его состояние вызвано не столько расставанием с Юрием, сколько завистью. Хотя никто не говорил об этом вслух, все знали, что Гагарин принят в отряд подготовки космонавтов. Документы же Логичева не прошли через командование корпуса, генерал Молодчий, говорят, сказал, что такой командир полка ему нужнее, чем неизвестно кому для решения задач, не имеющих пока никакого практического значения.
На следующий день Логичеву стало не до этих мелочей. Прилетевший Молодчий привез с собой приказ о подготовке перелета на аэродром близ Дакара. Оттуда полк должен летать на сопровождение аргентинских конвоев, вернее, сопровождающих их противолодочных самолетов. Одна из этих многотонных машин, начиненная самой современной электроникой, была на днях сбита неизвестными истребителями без опознавательных знаков во время охоты на пиратскую подводную лодку. Теперь же Ла-25 Логичева должны были прикрывать эти самолеты вместе с палубными истребителями с авианосца «Чкалов». К сожалению, немецкий авианосец «Карл Маркс», как и советский «Иосиф Сталин», еще не получили авиагрупп из-за неготовности самолетов, а французский «Беарн» поддерживал операцию против бандформирований в Сомали. Тем более, ВВС всегда доказывали, что авианосцы – ненужная роскошь, что переброска авиагрупп обходится намного дешевле даже с учетом необходимых для них авиабаз. Теперь предстояло доказать это на практике. Все завертелось в штабе и на аэродроме! В коридорах домов городка загудели сирены, побежали по своим маршрутам посыльные, навстречу им устремился поток летчиков и техников. Специальный автобус отправился собирать всех, кто уехал в Гейленкирхен по личным делам.
Пока технический состав готовил по тревоге самолеты, летчики собрались в «высотке» для получения указаний. Здесь-то они и узнали о полученной задаче. На подготовку к перелету давалось всего два дня, поэтому летчики сразу получили полетные карты и начали отрабатывать на них маршрут перелета.
Тем временем на аэродроме уже грузились передовые команды. Первая должна была встретить самолеты полка на аэродроме Алжира, а вторая летела до Дакара. На стоянке перелетающих самолетов уже стояли четыре транспортника, четырехмоторные Ту-4Т и новейшие двухмоторные турбовинтовые Ан-8. Рядом с ними с кажущимся для постороннего взгляда беспорядком суетились группы механиков, техников и инженеров, собирая и загружая внутрь все необходимое в таком случае имущество, от запасных колес до тележек с оборудованием для проверки систем самолета. В один из Ту-4, стоящий на отдельной площадке в стороне от аэродрома, в окружении красных флажков и под наблюдением вооруженных автоматами часовых из роты охраны, грузили тщательно зачехленные тележки с боеприпасами. Там суетились несколько офицеров из батальона аэродромного обслуживания, выделяющихся своей повседневной зеленой формой с погонами на фоне серых техничек.
Наконец один за другим самолеты передовых команд взлетели и в сопровождении дежурного звена отправились к месту назначения.
Вечером уставший до предела Логичев наконец-то добрался до квартиры. Выйдя из «козлика» и напомнив водителю, чтобы в шесть ноль-ноль завтра он уже был на месте, Петр поднял взгляд на дом офицерского состава (ДОС) и удивился. В окнах его квартиры горел свет. Кто же это мог быть? Или… нет, невероятно, она сегодня занята на работе, быстро поднимаясь по лестнице, успокаивал сам себя Петр. Но вот уже заветная дверь, она внезапно открывается, и на пороге Петра встречает милая и родная улыбка.
– Здравствуй, майн херц, – улыбаясь, сказала Хелен. Петр, входя в квартиру и закрывая дверь, невольно засмеялся. Это была их маленькая шутка, родившаяся после того, как Петр подарил Лене книгу А. Толстого «Петр Первый».
– Мне позвонила Натали Муравьева и намекнула, что вы надолго улетаете. По ее тону я поняла, что командировка будет опасной. Это так? – спросила Хелен, пока Петр переодевался.
– Ну, Леночка, что ты волнуешься. Обычные полеты на предельный радиус, правда в страны, где пальмы растут. Да и вообще, ты же знаешь, что таких самолетов, как у нас, больше ни у кого нет. Какая опасность, ты что? – ответил Логичев.
– А «Кельнишер цайтунг» напечатала статью, в которой пишет, что над Атлантикой сбит русский противолодочный бомбардировщик и экипаж погиб, – жалобным тоном продолжила Хелен, схватив Петра за руку и таща за собой в глубь квартиры…
Утром не совсем выспавшийся, но счастливый Петр поцеловал спящую Хелен и, стараясь не шуметь, одевшись, вышел из дома к машине.
Дакар поразил Петра смесью старого колониального и нарождающегося современного быта. Особняки европейской части города и хижины негритянской соседствовали с грандиозными стройками новых кварталов. Старые, еще довоенные чиновники, презрительно относящиеся к аборигенам и с недоверием – к советским людям, работали вместе с только что приехавшими энтузиастами из социал-демократов и коммунистов. Как ни странно, работа такого смешанного контингента шла, и даже совсем неплохо. Во всяком случае, полк снабжался всем без задержек, офицеры были расселены по коттеджам, а солдаты – в неплохую казарму.
Еще через два дня самолеты Ла-25 120-го полка кружили над Атлантикой, прикрывая сопровождающие очередной конвой на Аргентину Ту-22. Полеты истребителей дальнего сопровождения продолжались несколько месяцев, но ни одного загадочного истребителя они так и не встретили.
По возвращении полка в Гейленкирхене прошла веселая свадьба.
Тихий Океан. Острова Гилберта
Огромная серебристая птица неслась по воздуху над необозримыми просторами океана. Лейтенант Пол Тиббетс внимательно следил за слаженной работой летчиков, с гордостью думая, что из летчиков двенадцати авиакрыльев стратегических бомбардировщиков «Писмейкер»[70] именно его выбрали для столь ответственной миссии – присутствовать при первом натурном испытании серийной сверхбомбы. Внезапно Пол заметил, что командир экипажа флайт-капитан Суит оторвался от наблюдения приборной доски и показал ему большой палец, не желая, очевидно, переключаться на его линию. Все же англичане большие оригиналы и снобы, в очередной раз с неприязнью подумал Пол.
Флайт-капитан Суит снова повернулся к лобовому остеклению, еще раз осмотрел горизонт и, взглянув на часы, просчитал, что до полигона – небольшого, забытого Богом и людьми островка в океане, осталось примерно пять минут. Сейчас должна поступить коррекция от штурмана. И точно, через секунду в наушниках зазвучал голос штурмана, описывающий необходимые коррекции курса и высоты. Суит проверил, как его правый летчик, флайт-сержант Сэм Ламберт отработал эти поправки и еще раз оглянулся на сидевшего с надутым лицом американца. «При всей схожести мы с кузенами все же абсолютно разные люди», – подумал он и, привычно сосредоточившись, выбросил все посторонние мысли, готовясь принять управление на себя в момент выхода на боевой курс.
Гигантский девяностотонный бомбардировщик, гордость английского Министерства авиации и лорда Бивербрука лично, плавно довернул на доли градуса, практически незаметно со стороны наблюдающих за полетом истребителей с авианосца «Викториэс». Ни один из них не мог даже мечтать подняться на недосягаемую высоту, на которой с легкостью совершал маневры «Виндикейтор».
Четыре турбовинтовых двигателя с соосно вращающимися винтами, блистеры трех стрелковых кабин (трех, а не четырех, потому что четвертая была втянута в брюхо между длинными люками бомбоотсеков и не видна), полукруглое остекление кабины экипажа и стреловидные крылья делали его похожим на гибрид из американского Б-29 и советского Ту-95. Максимальная же скорость в 662 мили в час (840 км в час) при рабочем потолке в 60 000 футов (18 300 м) плюс оборонительное вооружение из восьми пятнадцатимиллиметровых пулеметов «БСА-Браунинг» позволяли сделать его, по мнению командования английских ВВС, малоуязвимым даже для реактивных русских истребителей. Ударная же мощь его вообще не имела аналогов среди бомбардировщиков РАФ (английских ВВС): при нормальной бомбовой нагрузке в десять тысяч фунтов (четыре с половиной тонны) бомб он мог нести одну атомную бомбу типа «Той»[71] на дальность до шести тысяч километров, а на меньшую дальность – даже две такие бомбы.
В наушниках командира снова зазвучал голос штурмана, сержанта Симона Коэна, заставив его невольно поморщиться. Нет, в отличие от ближневосточных стран и некоторых доминионов, в которых после Палестинской войны положение евреев во многом стало возвращаться к Средневековью, метрополия и САСШ подчеркнуто не давали разгореться антисемитизму. Но при приеме на работу, в назначении на должности евреев незаметно оттесняли, а на бытовом уровне в некоторых городах появилось уже нечто вроде еврейских гетто. А флайт-капитан Суит был типичным англичанином, колебавшимся вместе с «общественным мнением», и присутствие в его экипаже такого штурмана объяснялось лишь высоким профессионализмом «Кошера» Коэна. О его способностях вести самолет в эскадрилье шутили, говоря, что он может определить правильный курс по запаху. Вот и сейчас Коэн передал небольшую поправку курса и сказал:
– На боевом, – сообщив, что самолет вышел на последний отрезок своего пути, заканчивающийся сбросом многотонной «игрушки» на заранее подготовленные цели. Суит передал эти слова по общесамолетной связи, вызвав вспышку активности у сидящего в полетной неге экипажа. Все опустили на глаза темные очки, бортинженер Микки Мерфи и представитель атомщиков инженер-испытатель Лен Дейтон защелкали тумблерами, проверяя готовность приборов контроля и самолетных систем к близким испытаниям. Радист, молодой флайт-сержант Беттерсби, передал условный сигнал на полигон, на котором тоже подготовились к предстоящему. Суит перевел самолет в плавное снижение.
– Начинаю отсчет, – сказал бомбардир Дигби, к которому перешло командование самолетом, и самолет задрожал, когда створки бомболюка, раскрываясь, вышли в набегающий воздушный поток. – Один, два, три… сброс!
Самолет ощутимо тряхнуло, огромная бомба устремилась вниз, затем над ней раскрылся парашют, и она, рывком замедлившись, начала плавно снижаться над заброшенным среди обширной океанской сини островом. Но большинство экипажа этого не видело, только сидевший в кормовой стрелковой точке стрелок успел несколько раз щелкнуть фотоаппаратом. Самолет же, уходя резким снижением, набирая скорость, устремился прочь от готовящегося разверзнуться рукотворного бедствия. Инженер-испытатель высунулся в блистер, пытаясь увидеть хотя бы что-нибудь, когда над островом Тамана вспыхнуло пламя и начал расти огромный, сюрреалистический, невиданный в природе гигантский гриб, а самолет тряхнула огромная рука догнавшей его ударной волны.
Потрясенный впервые увиденным наяву результатом трудов его коллег, Дейтон процитировал строки из «Махабхараты»:
– «Один-единственный снаряд взорвался со всесокрушающей силой. Раскаленный столб дыма и пламени, такого ослепительного, как десять тысяч солнц, рванулся в небо во всем своем устрашающем величии… Это было неизвестное оружие, железная молния, гигантский посланец смерти, превративший в пепел всех людей…»
Еще через двенадцать часов в Лондон и Нью-Йорк полетели радиограммы: «Игрушки получены. Счет оплачен. Сумма двадцать тысяч», – докладывающие о полном успехе испытаний атомного авиационного комплекса.
Теперь «атлантисты» полагали, что могут уверенно разговаривать со своими соперниками из ОВД. Заводы, производящие тяжелые самолеты и атомные бомбы, перешли на трехсменную работу. Недовольным повышением налогов и ростом цен гражданам объяснили, что во всем виноваты «красные». А тех, кто пытался выяснить правдивость фактов, отлавливали ФБР, МИ5 и прочие органы «защиты свободы и демократии».
СССР. Тюра-Там
На полигоне царило предстартовое оживление. Одна из двух уже построенных площадок для ракет Р-7 готовилась к запуску.
По подъездным путям неперерывно подтягивались составы с жидким кислородом. Поступавший в теплые баки, охлажденный до сверхнизких температур кислород мгновенно начинал испаряться, и ракета стояла окутанная облаками стравливаемого из аварийных клапанов пара. Заправка шла уже почти десять часов, и оставалось еще не менее двух часов до ее завершения. Томящиеся в гостинице сотрудники комиссии, конструкторских и заводских коллективов с нетерпением ожидали момента запуска. Еще бы, впервые было дано добро на запуск спутника Земли. Когда один за другим пуски ракет с практической боеголовкой на Камчатский полигон заканчивались неудачей, когда боеголовки одна за другой при входе в атмосферу разваливалась и никак не удавалось определить причины этого, в окружении Королева родилась мысль запустить хотя бы простейший спутник вокруг Земли. Но председатель Совмина СССР Берия и министр обороны Василевский решили, что это преждевременно. И пуски, о которых нельзя было найти и намека ни в одном документе с грифом менее двух нулей, продолжались.
Зато теперь разработанный в КБ Тихомирова спутник, с небольшой жилой камерой для собаки, напичканный максимально возможным числом разнообразных приборов и датчиков, был установлен на носителе. В пункте управления стартом стоял небольшой динамик, из которого доносился слышимый всеми равномерный стук сердца Лайки. Приученная тренировками к окружающей обстановке, она нисколько не волновалась, видимо, ожидая, что скоро это заключение закончится и знакомый лаборант снова угостит ее вкусными мозговыми косточками. Если все пойдет удачно, то так и будет. Только намного позднее, когда спускаемую часть спутника найдут в районе приземления.
Наконец все было готово, и лично Королев дал команду на запуск.
Очередной раз Землю настиг шок. Эти непредсказуемые русские опять выкинули нечто невообразимое, запустив вокруг Земли не просто искусственный сателлит, да еще и сателлит с живой собакой на борту. Многие радиостанции транслировали идущие из космоса записи биения сердца собаки, летающей над планетой. Слово «спутник» в считаные дни вошло почти во все языки мира. Правда, в САСШ и Великобритании прошли немногочисленные демонстрации клубов любителей животных, на которые, естественно, почти никто не обратил внимания. Все с нетерпением ожидали, чем же закончится очередная русская авантюра. Неплохие прибыли получили продавцы биноклей и телескопов, раскупаемых, как пирожки, желающими лично проследить за пролетающей по небу искусственной звездочкой. И никто не был разочарован. Спутник благополучно кружил вокруг Земли, оборот за оборотом, но вот спуск спасательной капсулы закончился неудачно. Или не вовремя сработали тормозные двигатели, или не открылся тормозной парашют – русские сообщали, как всегда, невнятно, но аппарат сгорел в атмосфере. Газеты, особенно американские и английские, а также некоторые оппозиционные в странах ОВД, проливали крокодиловы слезы, описывая жестокость русских, отправивших несчастное животное на верную смерть.
Еще больше масла в огонь добавил запуск второго спутника, тоже с собакой на борту. На этот раз, несмотря на предсказания, полет завершился благополучно и спускаемый аппарат приземлился в казахской степи. По всему миру с неизменным аншлагом шел документальный фильм, показывающий приземление спускаемой капсулы, ее вскрытие и собаку, которая после освобождения от ремней, радостно лая, прыгает вокруг спасателей.
Но самым крупным потрясением, почти не уступающим по эффекту Катаклизму, стало происшедшее 12 апреля 1948 года. Все радиостанции мира прервали свои передачи для экстренного сообщения, все газеты выпустили в этот день дополнительный номер. Опять произошел резкий всплеск продаж биноклей, телескопов и прочих оптических приспособлений. Весь этот ажиотаж объяснялся просто. Над Землей, в холоде и мраке космического пространства, кружил корабль с человеком на борту. Сделав три витка вокруг планеты, космонавт Юрий Гагарин спустился в своей капсуле на гостеприимную землю Казахстана.
Не успели затихнуть обсуждения первого полета человека, как русские запустили в космос сразу двоих. Сначала вокруг Земли начал кружить космический корабль с Сергеем Ильюшиным на борту, а через сутки вдогонку ему взлетел второй, уже с космонавтом Поповичем.
Стало ясно, что теперь русские окончательно стали неуязвимыми. Американские газеты обсуждали возможности военного использования космоса, признавая, что никакие места на Земле теперь не могут служить укрытием от русской разведки и сбрасываемых ими из космоса бомб, кроме разве что самых глубоких пещер и подземных укрытий. Поднявшаяся паника привела к широкому строительству таких убежищ.
Небольшая фирма из Калифорнии, «Терминатор’з билдинг групп», сказочно разбогатела на продаже проектов сверхглубоких сборных бомбоубежищ.
СССР. Станция Плесецк
На небольшой северной станции Плесецк царило тщательно скрываемое оживление. Множество прибывающих по строгому графику эшелонов немедленно переводилось на недавно построенную ветку и уходило в неизвестность. Через небольшое время они возвращались пустыми, но на их место приходили нагруженные под завязку новые. Необычным для железнодорожников было то, что встречал и следил за прохождением состава лично начальник станции или начальник смены. Так как составы приходили в основном по ночам, начальники отсыпались днем. Поэтому сегодняшний эшелон, пришедший вне обычного графика, встречал и сопровождал обычный дежурный по станции, Галина Водополова. Ее внимание приковал необычный вид двух платформ состава, напоминающих демонтированные наполовину крановые конструкции. Странный бронепоезд, в который входили эти две платформы, несколько обычных на вид вагонов и бронеплощадки с зенитными орудиями, быстро проскочил станцию и ушел в сторону секретного армейского полигона. Возвращаясь в домик дежурной, Галина наткнулась на внимательно оглядывающего окрестности начальника местного Управления госбезопасности МВД старшего лейтенанта Пономарева. Увидев в ее руках свернутые флажки, он спросил:
– Вы что, встречали состав? А где начальство?
– Отдыхают. Всю ночь встречали составы, сейчас отсыпаются. Вот и пришлось самой встречать, – объяснила Галина.
– Понятно, – протянул с иронией Пономарев, потом достал блокнот и что-то записал в него.
На следующий день Галину вызвали в Управление ГБ и заставили оформить дополнительную подписку о неразглашении, запретив даже упоминать об увиденном во время дежурства.
Еще через несколько дней на расчищенный от снега аэродром на секретном объекте «Ангара» сел самолет Ил-14, оборудованный под салон для перевозки командования. Из него спустились по трапу и пошли к группе встречающих несколько человек. Впереди известной всему Советскому Союзу стремительной походкой шел Предсовмин, посверкивая на солнце стеклами пенсне. Рядом с ним шел министр обороны, словно на параде четко отмахивая рукой и отбивая шаг. Сразу за ними неторопливыми, но широкими шагами, стараясь шагать в ногу, но постоянно сбиваясь, шел высокий генерал с грубоватым, типично крестьянским лицом. Чуть отстав, за ними шла небольшая свита, среди которой выделялся своим уверенным видом полноватый молодой полковник. Приняв доклад командира ракетной дивизии генерал-майора Александра Ивановича Холопова, Лаврентий Павлович, сопровождающие его министр обороны маршал Василевский и командующий только что созданными Ракетно-космическими войсками генерал Митрофан Неделин сели в «ЗИС». Вереница машин неторопливо отправилась по бетонированному шоссе с аэродрома к расположению части. Справа от колонны на асфальтированной площадке, к которой вело поперечное ответвление дороги, показался и начал быстро вырастать в размерах многоэтажный ангар. Судя по различимым на расстоянии строительным лесам и подъемному крану, он еще достраивался. Но даже и в существующем виде размеры ангара впечатляли.
– Сборочно-испытательный цех? – спросил, кивнув в сторону здания, Берия.
– Нет, товарищ Маршал Советского Союза. Строится заправочная станция для новых изделий Янгеля. Из-за чрезвычайной агрессивности компонентов принято решение построить специальный защищенный ангар, оснащенный всей необходимой аппаратурой, – ответил генерал Неделин. Командир дивизии, сидящий впереди и повернувшийся на вопрос, кивком подтвердил сказанное.
Кавалькада пересекла железнодорожный переезд, прикрытый батареей пятидесятисемимиллиметровых зениток, настороженно выглядывающих стволами из неглубоких, дающих возможность кругового обстрела обвалований, подъехала к перекрестку и свернула направо, в сторону реки Емец. Еще раз проехали железнодорожный переезд, затем проложенная в лесу дорога еще раз разветвилась. Комдив, показав в ее сторону рукой, прокомментировал:
– Дорога на кислородно-азотный завод.
– Ого. У вас тут не воинская часть, а прямо-таки производственный комбинат, – пошутил Берия.
– Комбинат не комбинат, но одних заводов и сборочных цехов 6 штук, не считая измерительно-командного комплекса, – заметил Неделин.
– Расскажите, как с охраной и прикрытием с воздуха? – спросил Берия, повернув к нему голову и блеснув при этом стеклышками пенсне.
– Объектовое прикрытие осуществляют три дивизиона пятидесятисемимиллиметровой малокалиберной зенитной артиллерии. Охрана возложена на полк охраны и обеспечения, имеющий на вооружении легкие танки, БТР, семидесятишестимиллиметровую артиллерию и минометы. Дороги в ответственных местах прикрыты бетонными дотами. В дотах установлены крупнокалиберные пулеметы, некоторые вооружены семидесятишестимиллиметровыми капонирными пушками. Воздушную оборону на дальних рубежах осуществляют два авиаполка ПВО страны, – доложил Неделин.
– Хорошо. Товарищ Холопов, а как у вас с контрразведывательным обеспечением? – спросил Лаврентий Павлович, обращаясь уже к командиру дивизии.
– Тесно взаимодействуем с УГБ МВД. Ими приняты дополнительные меры по прикрытию окружающего района, и особенно железной дороги. На территории части вместе с особым отделом работает специальное отделение контрразведки УГБ, – доложил последний, обернувшись.
Еще раз преодолев железнодорожный переезд, машины, набрав скорость, помчались по проложенному в лесу рядом с железной дорогой практически прямому участку трассы, залитому асфальтом. Внезапно лес поредел и впереди вырос огромный земляной вал, на котором внимательный взгляд мог бы заметить несколько зенитных орудий и дотов. Дорога обогнула вал, и перед глазами присутствующих предстала грандиозная панорама сооружений пускового комплекса. Возвышающийся над землей бетонный куб со смонтированной на нем конструкцией из нескольких ферм и подъездными железнодорожными путями, на которых стоял состав из тепловоза и транспортной платформы с лежащей на ней непредставимо гигантской ракетой. Люди, изредка мелькавшие вокруг нее, напоминали муравьев, суетящихся вокруг свалившегося на муравейник ствола дерева.
Комдив доложил, что ракета подготовлена к установке на пусковую позицию, и после получения разрешения от Неделина отдал приказ начать установку. Понаблюдав за действиями расчета, дождавшись момента, когда ракета повиснет на стартовых фермах, и перекусив заранее подготовленным угощением во встроенном в обваловку укрытии для личного состава, высокие гости отправились в штаб дивизии, расположенный в военном городке Мирный в сорока километрах от стартовой позиции. На позиции из прибывшей группы остался только полковник Алексей Калашников, оказавшийся старшим офицером-испытателем с полигона Тюра-Там.
Переехав в Командно-измерительный центр, по пути проверив подготовку по тревоге полка охраны, группа гостей наблюдала за четкими, слаженными действиями командира дивизии и его штаба. Спустя семь часов, заслушав доклады начальника штаба и командира дивизии, генерал Неделин, с разрешения министра обороны, озвучил свой приказ:
– …приказываю: подготовить и провести пуски ракет по условному противнику!
На позиции полковник Калашников, вместе с остальным расчетом укрывшийся в убежище, услышал знакомый, хотя и сильно ослабленный толщей защиты и расстоянием гром работающих ракетных двигателей.
Ракета, окруженная облаком испаряющихся газов, дымом и пламенем работающих двигателей, некоторое время по-прежнему висела на фермах. Затем одна за другой фермы отошли в сторону, ракета, словно в задумчивости, постояла на струе бьющего вниз пламени, а затем медленно-медленно начала подниматься, преодолевая земное притяжение. Движение вверх непрерывно ускорялось, и вот уже где-то в облаках мелькнул и исчез факел пламени.
– Первая ракета ушла к цели без замечаний, – доложил командиру дивизии начальник расчета. Через десяток минут с полигона на Новой Земле пришло сообщение о падении головной части в пределах заданного района.
Вторая Р-7А, пущенная в сторону Камчатки, также долетела, но боеголовка в цель не попала, хотя отклонение было в пределах расчетного.
Зато пуски двух крылатых ракет «Буря» прошли отлично. Одну из них запустили под пристальным наблюдением высоких гостей прямо с железнодорожного пути. Пролетев более четырех тысяч километров, она попала точно в центр мишенного квадрата, поразив возможностями своей прицельной системы всех причастных к пускам.
Первые учения в Ракетно-космических войсках закончились успешно, а командование и личный состав 72-й гвардейской ракетной дивизии получили благодарность министра обороны и переходящий вымпел Совета Министров СССР.
А через месяц в Москве заседание собравшихся во Дворце съездов делегаций большинства стран ОВД закончилось созданием Евро-Азиатского космического агентства. Председателем ЕАКА единогласно был выбран знаменитый генеральный конструктор Сергей Королев.
СССР. Полигон Сары-Шаган. Космодром Байконур
Генералы и офицеры стран ОВД, стоящие на заранее подготовленной трибуне, внимательно смотрели в бинокли на маневрирующие в небе радиоуправляемые мишени, идущие на большой высоте. Из-за большой высоты скорость скрадывалась, и не верилось, что эта медленно ползущая в стратосфере полоса отработанных газов на самом деле означает летящую почти со скоростью звука мишень. Не успели мишени пролететь половины расстояния над полигоном, как им навстречу с еще большей скоростью устремились ракеты нового советского зенитного ракетного комплекса. Ни летящие прямо, ни пытающиеся маневрировать цели не ушли от разящих ударов: вспыхнувший цветок разрыва, перебивающий полосу движения мишени, и разлетающиеся осколки, оставшиеся от пораженной цели, – все это видели в свои бинокли высокие гости. Затем с таким же успехом ракеты поразили несколько винтовых и реактивных бомбардировщиков и истребителей, управляемых по радио, на средних высотах.
После наглядной демонстрации боевых возможностей делегации смогли осмотреть и сами комплексы. Ракеты, лежащие на пусковых установках, антенны радаров, передвижные радиолокаторы и генераторы, кабины управления – гости внимательно разглядывали сложное хозяйство нового оружия.
Заместитель командующего ВВС и ПВО ГДР генерал Каммхубер, прочитав характеристики подвижного комплекса, хладнокровно кивнул головой и подозвал своего адъютанта:
– Руди, уточни у хозяев количество и сроки возможных поставок зенитных комплексов этой системы. – Увидев недоумевающее лицо адъютанта, он снизошел до пояснения: – Это же практически непроницаемый для любых самолетов «забор», причем более дешевый, чем перехватчики, и практически всепогодный. Понимаешь?
Рудольф кивнул и с деловым видом, на ходу вытаскивая блокнот, устремился к представителю Комитета по взаимодействию армий ОВД.
Чуть позже, передохнув и подкрепившись, гости погрузились на несколько комфортабельных пассажирских самолетов Ил-18. Поднявшись в воздух, похожие на дельфинов симпатичные самолеты отправились куда-то на юг.
Полет закончился в пустынной местности. В иллюминаторы гости успели рассмотреть возвышающиеся среди пустыни циклопические сооружения и небольшой город неподалеку.
Среди встречавших самой колоритной фигурой был начальник полигона Александр Курушин – решительный в действиях, волевой и целеустремленный. Гостей проводили до двух зданий гостиницы с мраморными ступенями, расположенных на берегу реки. Внутри – чистота: солдат ходит в специальных вязаных тапочках, чтобы полы не пачкать. Тут же столовая, небольшая, уютная, в которой всех по очереди покормили. А наутро к военным из дружественных стран присоединились атташе из Великобритании, Испании и США.
Показали первый пуск. Ракета пошла удачно, и всем пояснили, что она полетела в район Камчатки. Цель, в которую она должна попасть, была расположена на расстоянии двенадцати тысяч километров, что соответствует удалению до Вашингтона, и через сорок минут станет известно, куда попадет ее головная часть. После того как доложили, что цель поражена, головная часть ракеты точно попала в установленную отметку, все отправились посмотреть на следующую площадку.
Гостям показывали все новые и новые ракеты в действии. Надо сказать, что последний запуск произвел на всех особое впечатление – были произведены залпы из подземной шахты. Это очень впечатляющее зрелище. Из шахты поочередно выползали огромные ракеты и взмывали вверх… Военный атташе Великобритании полковник Р. Файэрбрейс смотрел на это зрелище с большим вниманием, даже показалось, что он стал задумчивым. Вдруг он обратился к сопровождавшему его капитану Воронину:
– Скажите откровенно, те ракеты, что вы показали, они нацелены на Лондон?
Капитан пожал плечами, но ответил:
– Господин полковник, конечно же, нацелены. А что прикажете делать?
Файэрбрейс возразил:
– Лондон – это такой город, который принадлежит всему человечеству, и будет непростительно, если его уничтожат этими ракетами.
Капитан, улыбнувшись, с хитрецой ответил:
– В «Кольерс» недавно была статья, как атомные бомбардировщики уничтожают Москву. А чем Лондон лучше? Тем, что в нем размещено командование АДО в Европейской зоне?
Файэрбрейс возмущенно замолчал. И молчал все остальное время пребывания в Байконуре.
Французское Содружество. Народная Автономная Республика Конго
Эта богом забытая деревушка на берегу океана ни разу не видела такого количества кораблей, стоящих на рейде бухты. Несколько десятков семей рыбаков, составлявших ее население, в полном составе собрались на берегу, разглядывая непонятно что потерявших в этом месте «бвана» с их огромными самодвижущимися лодками.
Хотя год назад в деревушку, в которой до того белого человека видели не чаще раза в пять лет, заявилась целая толпа белых на нескольких катерах. Они что-то колдовали в окрестностях, осматривали берега, что-то искали в джунглях. Видимо, ничего не нашли и, свернув свои палатки, уехали. Теперь же белые пригнали множество кораблей, один из них даже военный. Что корабль военный, сказал вождь деревни, уважаемый всеми Банге Нкрума, который однажды был в городе, построенном белыми на Великой Реке Конго, называемом Браззавилем.
Немного погодя к берегу, на котором собрались жители, подошел катер с несколькими белыми и негром-переводчиком. Из разговора вождя с прибывшими гостями стало ясно, что «бвана» собираются построить в бухте порт, а в долине рядом с морем – какое-то гигантское непонятное сооружение для полетов в небо. Поэтому вечером собравшиеся мужчины, еще раз выслушав новости из уст вождя и дождавшись завершения гадания деревенского колдуна, решили, что надо уходить от непонятного белого колдовства.
Еще несколько дней ушло на переговоры с белыми и черными чиновниками, нахлынувшими в деревню одновременно с прибытием каравана кораблей. Наконец все было готово. На несколько катеров и один небольшой корабль погрузили все население деревни и их нехитрый скарб, вождь и несколько наиболее авторитетных мужчин получили от чиновника необходимые бумаги и пачку денег на устройство на новом месте, и небольшой конвой отправился в непродолжительное путешествие.
Несколькими милями южнее, на побережье океана, около небольшой бухты, вполне пригодной для размещения рыбачьих лодок, переселенцев встретили недавно построенные сборно-щитовые домики. Да, это было непривычно и неожиданно, но после того как домики обследовал переселившийся вместе с деревней колдун и не нашел в них ничего опасного, все быстро расселились по домам. Интересно, что колдуну тоже построили домик, причем в некотором отдалении от деревни, за холмиком.
И снова потянулась обычная, непохожая на привычную для европейцев, но вполне понятная жизнь. Казалось, ничего не изменилось, за исключением места и домов. Лишь все чаще и чаще в деревню приезжали соседи-строители, чтобы закупить или обменять свежую рыбу. Но больше всего удивляли рыбаков изменения в старой бухте. Иногда они решались заплыть туда, чтобы посмотреть, чего же добились белые своим колдовством. И каждый раз их безмерно удивляла увиденная картина, осознать которую полностью они не могли. Рыбаки видели созданный в глубине бухты волнолом из нескольких притопленных судов, за которым поспешно строились причалы. У уже отстроенных причалов один за другим разгружались грузовые суда, несколькими колоннами стоящие на рейде.
Грандиозное зрелище открывалось и на берегу, где множество машин и механизмов в кажущемся беспорядке перемещались и работали. Неподалеку от строящегося порта уже стояло несколько улиц таких же сборно-щитовых домиков, что и в новой деревне. А дальше, в глубь джунглей, уходила широкая просека, на которой несколько механизмов и суетящиеся вокруг них люди укладывали на уже готовых насыпях рельсы железной дороги и бетонное покрытие для автотрассы.
На берегу слышалась русская, немецкая, французская, итальянская речь. Иногда встречались японцы, и даже поляки, и венгры с болгарами. Впрочем, последние чаще всего разговаривали по-русски или по-немецки. Встречались и выполнявшие менее квалифицированную работу местные жители…
Только что прилетевший на строительство для создания современной системы связи и управления полковник Василий Мелешко усиленно потел, несмотря на ветерок с океана и надетую легкую тропическую униформу. Да, пожалуй, Тюра-Там кажется раем по сравнению с этим. Жара, духота и обычный на всяком строительстве беспорядок, в результате которого он уже полчаса не мог найти нужного ему домика, в котором размещались службы связи, сильно раздражали Василия. «А еще говорят, что у европейцев все по-другому, что немцы такие педанты, а остальные им мало уступают. Такой же беспорядок, что и у нас. Нет, пожалуй, стройка почище будет, грязи нет и стройматериалы не валяются грудами. Ага, вот и домик с номером 96». Василий вошел и, преодолев противомоскитную сетку, оказался в небольшой, но уютной комнате, уставленной несколькими столами с телефонами и селектором на одном из них. За столами сидело двое гражданских, один майор в форме ННА ГДР и девушка, или, вернее, молодая женщина. Она как раз и сидела за столом с селектором, поэтому Василий принял ее за секретаршу и, подумав, обратился к ней по-русски:
– Полковник Мелешко. Мне приказано прибыть к начальнику отдела связи и управления объекта «Сибирь».
– Вы и пришли, – с легким акцентом ответила женщина по-русски, – Мирей Матье[72], начальник ОСУ. Вы, если я правильно поняла, будете начальником отдела связи.
– Так точно, – ответил Мелешко, которому с трудом удалось удержаться от проявления удивления. «Француженка-начальник, да, это немного необычно. Все же европейские, да если подумать и советские, круги в этом отношении еще оставались довольно консервативными, и встретить женщину на таких должностях было сложно. Видимо, хороший специалист». – Василий подумал еще, что она наверняка еще та штучка, раз сумела пробиться на такой пост, и надо быть поосторожнее. Как ни странно, характер Мирей оказался легкий, да и как начальник она была на высоте. Не висела за спиной, контролируя каждый шаг, не дергала по мелочам, но никогда не забывала ни одного поручения и ни одной мелочи, способной повлиять на работу.
Удивительно, но, несмотря на симпатию, которую Василий стал со временем испытывать к своему начальнику, он почему-то не думал о ней как о женщине. Все изменилось после одного случая.
Мелешко любил вечерние прогулки по городку. Климат здесь, конечно, не дальневосточный, пожарче, и океан пахнет немного не так, как во Владике, но что-то неуловимо похожее Василий ощущал «всеми органами чувств».
Вот и сегодня он шел, наслаждаясь долетавшим с океана сравнительно прохладым ветерком, когда услышал сдавленный вскрик. Василий, конечно, не был спецназовцем, но стрелковые упражнения всегда сдавал неплохо. Поэтому пистолет в его руке оказался даже раньше, чем он успел обдумать ситуацию.
Повернув за угол домика, он увидел застывшую Мирей и что-то стремительно двигающееся по асфальту дорожки, похожее на длинный шланг серо-стального цвета. Василий передернул затвор, в это время шланг, оказавшийся змеей, приподнялся, опираясь на хвост. До укуса, как позднее понял Мелешко, оставались секунды, когда он выстрелил. Его АПС дернулся в руке, выпуская очередь, и тут же затвор пистолета застыл в крайнем положении. Все двадцать патронов вылетели одной, неуловимо быстрой очередью. Несколько пуль попало в змею, разорвав ее на части… Мирей, развернувшись, сделала шаг и, крепко обхватив Василия, зарыдала, что-то шепча по-французски.
Откуда на полигоне взялась столь опасная змея – черная мамба, ареал расселения которой лежал намного южнее этих мест, выяснить так и не удалось. На полигоне усилили меры охраны. А Мирей и Мелешко после этого случая стали часто встречаться, ходить в клуб на киносеансы, на танцы. А через год создали дружную семью…
Первые старты с нового космодрома позволили доставить спутники на геостационарную орбиту.
СССР. Новосибирск. Академгородок [73]
– Материалы, которые мы получили, доказывают, что американцы зашли в тупик с проектом «Геттисберг». – Председатель Государственного комитета по науке и технике внимательно посмотрел на собеседника, словно ожидая, что сейчас он прямо на месте решит проблему, над которой уже несколько лет бьются лучшие умы англо-американской науки.
– Ничего удивительного, Владимир Алексиевич. – Несмотря на длительное проживание в СССР, акцент у бывшего итальянского барона можно было уловить. Как и ошибки в произнесении некоторых слов. – Мы пока не знаем, что же это такое на самом деле. Потому что никто не знает. Какова его природа и почему оно течет для нас именно так, а не иначе – об этом не написано в учебниках по физике. Поэтому время надо подробно проанализировать с точки зрения философии и метафизики.
Малоизвестный широкому кругу общественности и также авиационным специалистам, Бартини был не только выдающимся конструктором и ученым, но и тайным вдохновителем советской космической программы. Сергей Павлович Королев называл Бартини своим учителем. В разное время и в разной степени с Бартини были связаны Королев, Ильюшин, Антонов, Мясищев, Яковлев и многие другие. Помимо авиации и физики, Роберт Людвигович занимался космогонией и философией. Именно поэтому ему и предложили возглавить проект «Река» – аналог американского проекта по исследованию времени. Его собеседник, Владимир Алексеевич Кириллин, физик и ученый-энергетик, закончивший в свое время МЭИ, вполне мог разговаривать с Бартини на равных. Но даже и для него заявление ученого стало неожиданным.
– Как вы себе это представляете? – спросил он.
– Моя группа, – ответил Роберт, – начала не с экпериментов, а с создания теории на основе имеющихся фактов. Мы пришли к выводу, что прошлое, настоящее и будущее – одно и то же. В этом смысле время похоже на дорогу: она не исчезает после того, как мы прошли по ней, и не возникает сию секунду, открываясь за поворотом. Именно поэтому СССР и оказался в собственном прошлом. При этом наше пространство-время скорее всего получается не четырехмерным, а шестимерным. При этом время имеет три измерения. – Посмотрев на удивленное лицо Владимира, он пояснил: – Если воспользоваться пространственной аналогией, которая сама по себе ничего не доказывает, то стрела времени – это человек, идущий по прямой в темноте с фонариком в руках. То пространство, которое лежит перед ним – будущее. Оно ему не видно, пока на него не упадет свет фонарика. То пространство, которое лежит позади, – прошлое. Пространство под светом фонарика – настоящее. Итого, для этого человека нет будущего (он его еще не достиг), нет прошлого (оно в его памяти), есть только непрерывно меняющееся настоящее – пространство под светом фонарика. Но в то же самое время и будущее и прошлое (пространство) существует, просто в силу свойств своего восприятия (света фонарика) человек его не видит. Мы идем по нему от прошлого к будущему, освещая своим сознанием только текущий момент времени – настоящее. Это не значит, что будущего нет в каждый момент времени и прошлого нет в каждый момент времени. Они есть. Просто в силу своего восприятия мы их не видим (слышим, ощущаем).
Второе временное измерение – это временная плоскость. По аналогии с пространственной, она состоит из бесконечного числа параллельных прямых – стрел времени. Наглядно это можно описать так. В каждый момент времени мы имеем возможность совершить бесконечное число выборов. Например, если я сижу за столом, я могу взять в руки ручку, могу карандаш, могу ластик, могу почесать ухо, могу поковыряться в носу. И так далее. Каждая возможность выбора рождает параллельную стрелу времени. В нашем представлении – параллельную жизнь с определенным выбором. Таким образом, плоскость – это бесконечное число параллельных стрел времени с бесконечным количеством выборов в каждый конкретный момент.
Третье временное измерение – это объем времени. Это бесконечное число параллельных временных плоскостей. Но если в одной плоскости лежит бесконечное число выборов, которые человек может совершить в каждый момент времени, то в остальных плоскостях лежат выборы, которые в данный конкретный момент времени человек совершить не может. Форма существования Вселенной является шестимерным комплексным образованием, состоящим из произведения трехмерной пространственноподобной и ортогональной к ней трехмерной времяподобной протяженности, обладающей ориентацией.
– Смело, – подумав, отметил Кириллин. – И если бы не Катаклизм – недоказуемо. А так получается, что мы переместились… – он задумался на несколько минут, – из одной плоскости в другую?
– Возможно, – ответил, подумав, Бартини.
– Кроме пока недоступных нам возможностей по наблюдению или воздействию на время, еще какие-либо доказательства вашей гипотезы могут существовать? – заинтересовался Кириллин.
– Все физические величины имеют пространственно-временную природу и могут быть выведены из двух величин: длины и времени, что прямо связано с шестимерностью пространства. – ответил Роберт Людвигович, – и сейчас наша группа начала вывод всех констант исходя из этой гипотезы.
– Ну что же. Продолжайте ваши работы, – ответил председатель Государственного комитета по науке и технике. – Раз получается, что управление временем – дело возможное…
– Но нам еще очень и очень далеко до этого, – улыбнулся, протягивая руку на прощание, Бартини.
Эпилог. Возвратившись в реальность
– Здравия желаю, товарищ генерал-майор! – Поздоровавшийся с генералом человек в форме майора госбезопасности был явно в хорошем настроении.
– Здравствуйте, Анатолий Алексеевич! Вы готовы? – Генерал тоже не скрывал своего настроения, но у него явно преобладала озабоченность.
– Так точно, Михаил Сергеевич! Готов, как говорится, как юный пионер!
– Ну, раз так, тогда не будем затягивать. Кстати, что там наши «умники» говорят? – Генерал слегка улыбнулся, но явная озабоченность пробилась даже через эту привычную маску «отца-командира».
– Уверяют, что все готово, товарищ генерал! Вчера еще раз опробовали на Хрюше. Все прошло успешно. С утра проверяют готовность энергоподстанций. Согласно последнему докладу – никаких сбоев. Резервирование по мощности трехкратное! – бодро и весело доложил стоявший рядом подполковник ГБ.
– На Хрюше, на Хрюше… – протянул генерал. – Свинья, она и есть свинья. Хоть и говорят, что к человеку близка, а все равно животное.
– Заверяю, что все готово! Майор Логунов чувствует себя великолепно, аппаратура работает без сбоев! Пора. – Подполковник был сам оптимизм в его человеческом воплощении.
– Ладно. Раз все в порядке, начинаем. – Генерал, кивнув головой с украшенной необычным родимым пятном лысиной, вошел, сопровождаемый майором и подполковником, в тяжелую, бронированную дверь лаборатории.
В огромном зале, внешне похожем на ангар сборочного цеха завода по выпуску космических ракет, царила явная предстартовая суета. В видимом беспорядке пробегали и проходили люди в синих халатах, у нескольких пультов оживленно о чем-то переговаривались несколько людей в белых, изумительной чистоты халатах и в форме ГБ. По традиции, оставшейся еще от самого Лаврентия Павловича, любое серьезное исследование проходило под управлением и контролем Управления госбезопасности МВД. В центре же ангара стояло огромное сооружение, окруженное непонятного вида приборами и приспособлениями, весьма напоминающее ворота. Присмотревшись, даже в ярком освещении ангара можно было заметить, что «ворота» окружены дымкой сиреневого сияния. К самим «воротам», стоящим на платформе, вел узкий металлический пандус, на который несколько человек в синих халатах устанавливали что-то вроде дистанционно управляемого электрокара с креслом, похожим на катапультное. Неподалеку от двери в лабораторию, на пристроенном к стене возвышении, напоминавшем внешне капитанский мостик, стояла группа людей, наблюдавших всю эту суету. Заметив вошедших, один из них отдал какие-то указания в трубку радиотелефона. Немедленно к майору подошли двое в белых халатах и повели его в небольшую комнатку, дверь которой располагалась слева от входа. В проем приоткрытой двери можно было заметить медицинскую кушетку и какие-то установки явно медицинского назначения. Генерал и подполковник поднялись на «мостик» и поздоровались с присутствующими.
– Ну, что, товарищ Мулдашев? Начнем? – спросил генерал у одного из «белых халатов».
– Да, начинаем. Все уже готово, сейчас испытателя подготовят, и можно пускать, – ответил академик, специалист по темпоральной физике патахронных состояний. – Давайте сигнал к предстартовому отсчету, – повернувшись к человеку с радиотелефоном, добавил он.
По ангару лаборатории пронесся звук зуммера, перекрывший все остальные шумы. По этому сигналу трудившиеся в ангаре люди, собрав инструмент, уходили в двери по периметру ангара. Вскоре в опустевшем ангаре остались только люди на «мостике» и сидевший в кресле испытатель. Переглянувшись и не говоря ни слова, группа начальников скрылась в двери, которая вела с «мостика» в помещение командного пункта. Там они рассредоточились вдоль гигантского бронированного стекла, внимательно рассматривая происходящее в ангаре. Академик, его ассистент с радиотелефоном и генерал сели в кресла у пульта управления. Посмотрев на наручные часы и сверив их показания с часами на пульте, генерал скомандовал слегка севшим от волнения голосом: «Начали». Из громкоговорителя в центре пульта донесся ответ испытателя на неслышный запрос академика: «Готов». Из другого динамика, включившегося после этого ответа, раздался мерный напряженный голос ассистента: «Даю отсчет. Пять, четыре, три, два, один… Пуск!»
По этому сигналу ассистент, генерал и академик одновременно нажали на большие красные кнопки на пульте. Сияние вокруг ворот начало усиливаться. Одновременно заработали системы охлаждения, управления, связи и синхронизации, наполняя ангар слышимым даже через бронестекло гулом. Из динамика донеслось традиционное и бессмертное: «Поехали!»
Через несколько минут, когда сияние стало уже совсем нестерпимым, а взгляд на него вызывал неприятное ощущение, электрокар поехал прямо в эти ворота. Едва он пересек границу сияния, как на пульте прыгнули стрелки нескольких указателей. Голос ассистента объявил в динамик: «Есть переход! Переход успешен, сигнал устойчив!»
В эту же секунду вдруг коротко и страшно взвыла сирена. На пульте загорелась россыпь красных индикаторов, сменяя горевшие до этого зеленые. Сирена завыла снова, теперь уже непрерывно. Из динамика донеслось:
«Сбой в системе охлаждения! Сбой подачи энергии шестой подстанции. Отказ системы резервирования!»
Сирена выла не переставая. Сквозь бронестекло было видно, как медленно и трагически расплывается контур ворот, как, искря и накаляясь на глазах, расплавляются части некоторых стоящих вокруг них механизмов, как по ангару рассеивается пар вырвавшейся наружу охлаждающей жидкости. Внезапно сияние скачком стало ослепительным, заставляя всех отвернуться, и с взрывообразным грохотом погасло. Одновременно взорвалось несколько блоков, наполняя ангар дымом и летящими осколками. Когда дым и пар рассеялись, ангар напоминал сцену из фильма катастроф. Вместо платформы стояло несколько отдельных кусков с оплавившимися остатками ворот. От пандуса не осталось ни кусочка. По всему ангару валялись разлетевшиеся обломки и осколки, оставшиеся на месте механизмы и приборы выглядели, как после артиллерийского обстрела. Вмиг осунувшийся Академик и внешне только слегка расстроенный Генерал молча смотрели друг на друга…
Из доклада в 7-й Отдел КГБ СССР. 198… год:
«Согласно полученным данным, объект действительно страдает выборочной амнезией… Попытки использования гипнотических и медикаментозных средств закончились неудачно… Пока нет никаких точных доказательств, позволяющих отнести этот случай к теме «НЛО», за исключением факта длительного исчезновения».
Резолюция красным карандашом:
«Тов. Иванову. Прямое наблюдение снять. Дело в текущий архив. Объект поставить на контроль».
Черно-белое фото страницы из школьной тетради. На белом поле фото размазанный штамп с инвентарным номером. На странице всего одна запись витиеватым почерком образца пятидесятых годов XX века: «15 декабря 198… г. День Рождения. Адаптация прошла успешно».
Приложения
Соотношение сил стран Оси [74] и Советской Армии на 22 июня 1941/53 г.
1
Штатная численность Советских ВС на 1 марта 1953 г. 5 396 038 человек, из них не менее 950 000 человек в группах войск в Восточной Европе и около 50 000 в Китае. Поэтому после переноса в СА и ВМФ останется до 4,3 млн человек:
Сухопутные войска: Управлений общевойсковых армий (ОА) – 18, механизированных армий (МА) – 9, стрелковых корпусов – ок. 64, стрелковых дивизий – 144, горнострелковых дивизий – 6, механизированных дивизий – 70, танковых дивизий – 29, управлений воздушно-десантных корпусов – 5, воздушно-десантных дивизий – 15, кавалерийских дивизий – 6, пулеметно-артиллерийских дивизий и бригад – 22, отд. бригад (полков) морпехоты – 4, некоторое количество (до 20) артиллерийских дивизий и бригад, неизвестное количество зенитно-артиллерийских дивизий.
Из них 5 МА и 2 ОА остались в группах войск, соответственно уменьшилась численность на 5 стрелковых корпусов, 10–15 стрелковых дивизий, 17 механизированных дивизий, 11 танковых дивизий. Всего осталось – 4 МА, 16 ОА, 18 танковых и 53 механизированные дивизии и др.
ВВС и ПВО СССР (данные на январь 1955 г.) имели не менее 17 авиакорпусов и 94 авиадивизии – 30 бомбардировочных, 19 штурмовых и 45 истребительных дивизий.
В ПВО было 7 истребительных авиакорпусов.
Всего в СССР выпущено 11 073 МиГ-15 и 7999 МиГ-17, 6316 Ил-28, более 800 Ту-4. На 1 января 1955 г. в 19 дивизиях штурмовой авиации было 1700 Ил-10М и Ил-10, 130 МиГ-15бис.
После переноса на вооружении останется около10 000 боевых самолетов ВВС и ПВО, в т. ч. до 800 Ту-4, до 1500 штурмовиков, до 2500 бомбардировщиков, до 5000 истребителей.
ВМФ – 3 линкора (2 учебных), 1 броненосец береговой обороны,14 легких крейсеров (3 в ремонте), 108 ЭМ, 18 СКР, до 200 подводных лодок.
Кроме войск из 41-го года СССР получил в войска:
– в Белостокском выступе: 10-я армия, часть 4-й и 3-й – всего 7 стрелковых, 5 танковых, 2 моторизованных дивизии и 1 кавалерийская дивизия, 1 смешанная авиадивизия;
– в Монголии: 17-я армия – всего 2 мотострелковые, 1 стрелковая, 1 танковая, 1 моторизованная, 1 смешанная авиационная дивизии, мотоброневая бригада.
2
Штатная численность Вооруженных сил Германии на 22 июня 1941 г. – 7 254 000 человек, из них на Восточном фронте – 4 600 000 человек.
Сухопутные войска: управлений групп армий – 4, управлений армий – 14, управлений танковых групп – 4, пехотных дивизий (пд) – 172, горно-стрелковых дивизий (гсд) – 6, моторизованных дивизий (мд) – 14, танковых дивизий (тд) – 21, кавалерийских дивизий – 1, отд. бригад – 7.
В результате переноса СССР, вследствие изменения границ, практически полностью исчезла группа армий «Север» и основная часть 1-го воздушного флота.
ВВС и ПВО – 5 воздушных флотов, ок. 10 000 самолетов, в том числе на Восточном фронте – 4000 боевых самолетов, 1 воздушно-десантная дивизия, части зенитной артиллерии.
ВМС – 217 боевых кораблей, в том числе 2 линкора, 2 устаревших линкора, 2 броненосца (тяжелых крейсера), 2 тяжелых крейсера, 4 легких крейсера, ок. 37 эсминцев, ок. 150 подводных лодок.
3
Штатная численность Вооруженных сил Венгрии на 22 июня 1941 г. – 200 000 человек, из них на Восточном фронте – 40 000 человек.
Сухопутные войска – отд. бригад – 34.
Предназначенный для действий на Восточном фронте вместе с германскими войсками подвижный корпус – 2 моторизованные и 2 кавалерийские бригады – потерян при переносе СССР вследствие изменения границ.
ВВС и ПВО – ок. 269 самолетов, в том числе на Восточном фронте – 48 боевых самолетов.
4
Штатная численность Вооруженных сил Румынии на 22 июня 1941 г. – 703 000 человек, из них на Восточном фронте – 360 000 человек.
Сухопутные войска: управлений армий – 2, пехотных дивизий (пд) – 21, гвардейских дивизий – 1, резервных дивизий – 6, танковых бригад – 1, кавалерийских бригад – 9, горнострелковых бригад – 4, крепостных бригад – 2, пехотных бригад – 4.
ВВС и ПВО – 11 аэрофлотилий, ок. 1050 самолетов, в том числе 700 боевых.
ВМС – 57 боевых кораблей, в том числе 4 эсминца, 3 миноносца, 1 подводная лодка, другие корабли и катера.
5
Штатная численность Вооруженных сил Финляндии на 22 июня 1941 г. – 470 000 человек.
Сухопутные войска: управлений армий – 2, управлений корпусов – 5, пехотных дивизий – 16, егерских бригад – 2, кавалерийских бригад – 1.
ВВС и ПВО – 307 самолетов, 761 зенитное орудие и 180 зенитных пулеметов.
ВМС – 52 боевых корабля, в том числе 2 броненосца береговой обороны, 3 подводные лодки.
6
Штатная численность Вооруженных сил Японии на 1941 г. – 2 621 000 человек (к августу), из них в Квантунской армии – 700 000 человек.
Сухопутные войска (армия) – 2 421 000 человек, пехотных дивизий – 51, бригад – 58, авиационных армий – 5, всего до 3000 боевых самолетов.
ВМС – 169 боевых кораблей, в том числе 10 линкоров, 10 авианосцев, 38 крейсеров, из них 18 тяжелых, 111 эсминцев, 64 подводные лодки, 1900 самолетов, в том числе до 500 палубных.
Примечания
1
В действительности дивизия Винцера стояла в Восточной Пруссии и при переносе по границам СССР 91-го года исчезла. Автор решил поменять ее подчинение и дислокацию, теперь она стоит вместо 6-й пехотной дивизии.
(обратно)2
«Рата» («Крыса») – такое прозвище получил у немецких летчиков в Испании истребитель И-16. Позднее истребитель Ла-5, все сходство которого с И-16 заключалось в использовании мотора с воздушным охлаждением, получил у немецких летчиков прозвище «Новая крыса» («Нойе рата»). В данном случае имеются в виду послевоенные истребители Ла-11 и Ла-9, использовавшиеся в авиации СССР-53 в качестве ночных истребителей и истребителей дальнего сопровождения. Вооружение – три на Ла-11 и четыре на Ла-9 23-мм пушки, скорость максимальная 674 км/ч. По имеющимся данным, в ВВС было до четверти полков, на вооружении которых сохранились винтовые истребители и перехватчики.
(обратно)3
«Фридрих» – истребитель Messerschmitt Bf-109F, имевший скорость до 630 км/ч и вооруженный одной 15-мм или 20-мм пушкой и двумя – 7,92-мм пулеметами. Маневренный, но слабовато вооруженный, он составлял основу истребительной авиации Германии, действовавшей на Восточном фронте. Более старых Bf-109E, вооруженных двумя 20-мм пушками и двумя 7,92-мм пулеметами и развивающих скорость в 570 км/час, было всего 450 штук.
(обратно)4
В Германии калибр орудий традиционно измеряется в сантиметрах.
(обратно)5
Порядок (нем.).
(обратно)6
«Фляйшер» («Мясник») – Ил-28 известен в западных военных изданиях под кодовым названием «Батчер» («Мясник»). Скорость до 900 км/ч, вооружение две 23-мм пушки в носу, спаренная подвижная установка 23-мм пушек в хвостовой части фюзеляжа, 1000–3000 кг бомб, дальность полета 2400 км.
(обратно)7
«Ахт-ахт» – знаменитые немецкие 88-мм зенитки «обр. 18». Приняты на вооружение в 1933–1934 гг., а «образцом 18» названы для успокоения западных контролеров, на запросы которых о создании новых видов вооружений немцы, формально соблюдающие ограничения Версальского договора, могли смело отвечать, что это орудия периода Первой мировой войны. Оказались весьма неплохими противотанковыми орудиями. Вот только было их на Восточном фронте в 1941 г. всего чуть больше полутораста штук. Кроме того, броня средних танков Т-54 и тяжелых ИС ее снарядами не пробивалась.
(обратно)8
«Айзерне Густав» («Железный Густав») – согласно встречающимся в немецких мемуарах сведениям, немецкое прозвище штурмовика Ил-2. В данном случае имеется в виду его улучшенный вариант Ил-10 или Ил-10М – бронированный штурмовик с бомбовой нагрузкой в 600 кг, 4 пушками 23-мм в крыле и турельной установкой 12,7-мм пулемета (или турельной пушки 20-мм на Ил-10М).
(обратно)9
«Флигендесрор» («Летающая труба») – по мнению автора, наиболее вероятное прозвище для реактивного истребителя МиГ-15/17, с точки зрения летчиков начала 40-х гг.
(обратно)10
Разрабатывавшийся бомбардировщик Туполева «95» действительно разбился во время испытательного полета в 1953 г.
(обратно)11
«Штази» – название Министерства государственной безопасности ГДР. Существовало в нашей реальности с 1952 по 1990 г.
(обратно)12
«Тьюб аллой» («Трубный сплав») – английский проект создания атомной бомбы. В начале 1940 г. немецкие ученые-эмигранты Отто Фриш и Рудольф Пайерлс представили Генри Тизарду, научному советнику Черчилля, меморандум «О создании супербомбы, основанной на ядерной реакции и уране». Английское правительство образовало сверхсекретный комитет МАУД для изучения возможности производства урановой бомбы. В конце 1940 г. Лондон принял решение о начале строительства завода по выделению урана-235 методом газовой диффузии. 16 сентября 1941 г. британский военный комитет рассмотрел специальный доклад о создании в течение двух лет урановой бомбы. Правительство выделило средства профессору Пайерлсу для развертывания работ по проекту «Трубный сплав» в Бирмингемском университете.
(обратно)13
Автор знает, как было на самом деле.
(обратно)14
По некоторым данным, Трумена можно считать схожим со скандально известным российским политиком В. Жириновским.
(обратно)15
Реальный факт. В действительности проект, над которым работали в Лос-Аламосе, был посвящен разработке атомного оружия, а не исследованию времени. Полагаю, понятно, почему автор пошел на такое изменение реальности: имея перед глазами темпоральный перенос целой страны, американцы не могли не начать таких исследований.
(обратно)16
БАО – батальон аэродромного обслуживания.
(обратно)17
«Хейнкель», Хе-280 – опытный реактивный истребитель Хейнкеля. Первый полет совершил в апреле 1941 г. Отсутствие в то время в Германии возможностей выпуска надежного двигателя не позволило довести самолет до серии. В действительности к июню их было построено всего три экземпляра и шесть было в сборке.
(обратно)18
ФКП – фотокинопулемет, по его снимкам контролируется результат атаки.
(обратно)19
Ла-200Б – реально испытывавшийся вариант истребителя дальнего сопровождения и барражирующего перехватчика Ла-200. Скорость до 1030 км/ч. Дальность полета с подвесными баками 3000 км. Вооружение – три 37-мм пушки, РЛС «Сокол». Экипаж два чел.
(обратно)20
Легкая воздушно-десантная самоходно-артиллерийская установка АСУ-57 с противотанковой 57-мм пушкой весом всего в 3,35 т и противопульной броней. Экипаж три человека, максимальная скорость 45 км/ч. Кстати, именно она привела к тому, что в советском парашютно-десантном отделении семь бойцов. При использовании АСУ на нее сажали еще четырех десантников в перегруз, и они, спешившись, создавали своеобразный штурмовой отряд, действовавший на учениях весьма успешно.
(обратно)21
Цурзее – звание в германских ВМС, соответствует капитану первого ранга.
(обратно)22
«Сталинские кувалды» – 203-мм гаубицы.
(обратно)23
«Сталинские орга́ны» — реактивные системы залпового огня.
(обратно)24
Тет-де-пон – укрепление, обороняющее въезд на мост (переправу).
(обратно)25
«Гири», «Гиму» – приставки-глаголы в японском языке, символизирующие разные степени почтительного обращения к собеседнику.
(обратно)26
Коку Томбу – Ставка Главного командования сухопутных войск.
(обратно)27
«Кан Току Эн» («Особые маневры Квантунской армии») – план нападения на СССР. Разработан в марте 1940 г., дважды переработан в 1941 г.
(обратно)28
Кемпейтай – японская военная политическая полиция.
(обратно)29
Обычное в фантастике 30-40-х гг. название управляемых крылатых ракет. В данном случае имеются в виду крылатые ракеты (по терминологии того времени – самолеты-снаряды) КС. Дальность пуска, по полигонным данным, 60–65 км, максимальная 80 км. Наводилась по лучу самолетной РЛС, при этом самолет сближался с целью на расстояние 40 км.
(обратно)30
Реальный случай, происшедший с Сабуро Сакаи в бою. Приняв в горячке боя «Даунтлесы» за «Уайлдкэты», Сакаи вместе со своим ведомым атаковал с задней полусферы восемь пикировщиков. Бортовые стрелки американских самолетов немедленно открыли ответный огонь. Пока Сакаи расстреливал один из бомбардировщиков, его самого тяжело ранило осколками в лицо, что повлекло за собой почти полное ослепление. Однако летчик сумел почти вслепую удержать свой «Зеро» в воздухе, положить его на правильный курс и совершить обратный перелет – почти 600 миль над морем.
(обратно)31
В 1953 г. в Советской Армии еще имелись переданные по ленд-лизу полугусеничные американские бронетранспортеры М.3.
(обратно)32
«Сохранение положения, существующего до войны» (лат.).
(обратно)33
Сельпо – разговорное название магазина сельской потребительской кооперации.
(обратно)34
Истребительно-противотанковый дивизион (батальон).
(обратно)35
СА – Советская Армия.
(обратно)36
ТВД – театр военных действий.
(обратно)37
Такие самолеты действительно поставлялись в Великобританию. В Хаббании с момента образования Ирака располагалась английская база ВВС, с которой английские самолеты могли держать под ударом весь Ближний Восток.
(обратно)38
Так первоначально назывались английские двухмоторные реактивные истребители «Метеор». Название в реальности было изменено после присвоения названия «Тандерболт» американскому истребителю дальнего сопровождения Рипаблик Р-47.
(обратно)39
Монтекукули – австрийский фельдмаршал, получивший известность благодаря своему высказыванию: «Для войны нужны всего три вещи: во-первых, деньги, во-вторых, деньги и, в-третьих, деньги».
(обратно)40
Эрл – феодальный титул в Англии, соответствует графу-герцогу. Бонд – свободный крестьянин.
(обратно)41
Джапы и гуки – презрительные наименования японских солдат и вьетнамских партизан в американской армии.
(обратно)42
735 км/ч.
(обратно)43
800 км/ч.
(обратно)44
«Сатьяграха» – кампания неповиновения и невооруженного протеста, провозглашенная Ганди.
(обратно)45
ОКР – опытно-конструкторские работы.
(обратно)46
ОКБ – опытно-конструкторское бюро.
(обратно)47
ОТР – оперативно-тактическая ракета.
(обратно)48
КБ – конструкторское бюро.
(обратно)49
ЗРК – зенитно-ракетный комплекс.
(обратно)50
Имеются в виду реактивные истребители «Си Вампир» и турбовинтовые истребители-торпедосцы-штурмовики «Вайверн». Первые практически ничем не отличались от сухопутных, за исключением усиленной конструкции и оборудования для посадки на палубу. Вторые представляли собой истребители-бомбардировщики с турбовинтовым двигателем и скоростью до 608 км/час, вооруженные четырьмя 20-мм пушками и до 1400 кг бомб или торпедой, или неуправляемыми ракетами.
(обратно)51
Verdad – по-испански «Правда».
(обратно)52
El Testigo Honesto – честный свидетель.
(обратно)53
Свободно.
(обратно)54
В 1851 г. кёльнский коммерсант Йоганн Генрих Рихарц пожертвовал 232 000 талеров на строительство в Кёльне музейного здания. Музей Вальрафа – Рихарца открылся 1 июля 1861 г. в здании, построенном по проекту кёльнского зодчего Эрнста Фридриха Цвирнера на территории бывшего монастыря миноритов уже после смерти Рихарца. Во время Второй мировой войны здание музея было разрушено.
(обратно)55
«Мессер» – на идиш «нож». Одновременно – сокращенное название истребителя «Мессершмитт» у советских летчиков. Вариант истребителя Bf-109F4 для Израиля, перевооруженный 20-миллиметровой пушкой Б-20 и двумя 12,7-мм УБС.
(обратно)56
Лухс – рысь (нем.). Так назывался немецкий легкий разведывательный танк времен Второй мировой войны. Автор решил, что это название вполне подойдет модернизированному для Израиля Pz-III с удлиненной 50-миллиметровой пушкой и форсированным двигателем, который в АОИ используется в разведывательных частях наряду с легкими немецкими БТР Sd.Kfz.251 «Демаг».
(обратно)57
Фенек – лиса (арабск.).
(обратно)58
Шот – кнут (иврит).
(обратно)59
Тимсах – крокодил (арабск.).
(обратно)60
Бакр – тигр (арабск.).
(обратно)61
«Теодор Герцль» – немецкий эсминец типа Z-23, имевший 150-мм артиллерию главного калибра. Намек на реально существовавший в кригсмарине эсминец «Теодор Ридель».
(обратно)62
Асад – лев (арабск.).
(обратно)63
Абрам Зиндельс— реальное лицо, Герой Советского Союза, еврей по национальности.
(обратно)64
В данной реальности из-за исчезновения группы армий «Север» чехословацких танков осталось не слишком много. Оставшиеся были сразу переделаны в штурмовые и противотанковые самоходные установки с русскими 76-мм пушками, получившие название «Хетцер» («Охотник»).
(обратно)65
ОВР – охрана водного района, так назывались в советском военно-морском флоте силы, предназначенные для охраны и обороны пунктов базирования.
(обратно)66
Гяуры – у мусульман – название для немусульманина, иноверца.
(обратно)67
Ифрит – сверхъестественное существо в арабской и мусульманской культуре. Проклятые Аллахом, служат Иблису (Сатане).
(обратно)68
Использован диалог из сериала «Шерлок Холмс и доктор Ватсон».
(обратно)69
Если бы не начало «холодной войны», эта ситуация вполне могла сохраняться в текущей реальности.
(обратно)70
«Миротворец» (англ.).
(обратно)71
«Игрушка» (англ.).
(обратно)72
Священный авторский произвол.
(обратно)73
Использованы материалы статьи «Роберт Бартини: Шестимерное пространство и Трехмерное время».
(обратно)74
Ось – военный союз Германии, Италии, Японии и других государств, которому противостояла во время Второй мировой войны антигитлеровская коалиция.
(обратно)
Комментарии к книге «Блицкриг Берии. СССР наносит ответный удар», Анатолий Анатольевич Логинов
Всего 0 комментариев