«Юнлинг»

Осознал я себя через полгода после рождения. Неприятное, помнится, было время. Начнем с того, что я никогда не любил молоко. Особенно парное, прямо из, так сказать…организма. Теплое…, бр-р-р. Прибавьте к этому проблемы со зрением, слухом, непониманием окружающего, непривычным размером окружающих и отсутствием всякой коммуникабельности. Ах да, я даже в сортир нормально сходить не мог. Срать под себя – это… м-м-мать его так, я зря вспомнил. Ко всему прочему я еще и эмоции родителей ощущал. Хорошо хоть, только их. А учитывая, что в прошлой жизни ничего подобного за собой не замечал и распознать ничего не мог, то можете себе представить всю степень моего комфорта. Я даже просто полежать и поизучать потолок толком не мог. Только ночью и успокаивался. Благо с годами эта способность… притуплялась. Что тут еще сказать? Примерно до двух-двух с половиной лет у моего нового тела было всего две эмоции – смех и плач. Зашибись я с родаками общался.

Но все плохое, как и хорошее, к слову, рано или поздно заканчивается. Просто мы не всегда этот переход замечаем. Люди, что с нас взять, как тараканы ко всему приспосабливаемся. Короче, прошли и мои грудничковые времена. Не скажу, что все стало офигенно, но то, что проще – факт. Как только тело достаточно окрепло, я начал учиться ходить. И смех, и грех. Но в целом, это как на велосипеде кататься. Только дольше.

— Ну же, малыш, — вещал отец, держа меня за руки, — ножкой раз, ножкой два.

Иди ты в жопу, громила! Какие, нахрен, ножки? Это культяпки. Куль-тяп-ки!

— Иди ко мне, мой дорогой. Иди к мамочке.

А не пошла бы лучше ты ко мне? Эх, блин, если бы не ваши эмоции, послал бы я вас далеко и надолго.

Тренироваться приходилось ночью. Эти родительские сюси-пуси кроме того, что не помогали, еще и сильно выбешивали.